Лицо у нее было очень печально.  Серые,  широко  расставленные  глаза
глядели неподвижно, словно она постоянно размышляла о чем-то  запредельном
и навсегда  утраченном.  Впалые  щеки  придавали  ей  болезненный  вид,  а
продолговатые розовые губы почти всегда были плотно сжаты.  Улыбалась  она
редко, и все же казалась прекрасной, и красота ее ранила смертельно.  Кому
это и знать, как не мне.
     Ее нельзя было назвать ни высокой, ни маленькой; она была  худенькой,
как подросток. Когда она сжимала руки, под кожей  выступали  тонкие-тонкие
косточки. Она напоминала  изящную  фарфоровую  статуэтку.  Даже  голос  ее
звучал как-то хрупко, словно замирающее эхо далекого шепота.
     Всякий раз, когда Эндикотт обнимал ее, мне делалось страшно, что  она
задохнется а его объятиях. Он был силен и могуч, как бык, но, видимо,  мог
быть и нежным, ибо его объятия явно  ей  нравились.  Это  были  те  редкие
моменты, когда слабая улыбка оживляла ее губы, и  она  крепко  обнимала  и
целовала его в ответ. Я старался не глядеть  на  них,  но  как  быстро  ни
отводил взгляд, сцена объятия неотступно и до боли ярко стояла перед  моим
взором.
     Увидев, что мы возвращаемся, она выбежала  на  крыльцо  с  непокрытой
головой и замахала нам рукой. Эндикотт длинными шагами устремился  вперед.
Я неторопливо шел позади, глядя  на  сизую  рябь  озера,  которое  еще  не
замерзло. Стоял ноябрь, и на днях выпал первый снежок.
     До меня донесся их шепот. Я догадывался, какие ласковые, нежные слова
они говорят друг другу, и старался не обращать на них внимания.
     Что с тобой, Лэдлоу? - спросил я себя. - Выкинь это из  головы.  Ведь
между вами ничего  не  было,  ни  малейшего  намека.  Вряд  ли  ее  вообще
интересует, есть ли ты на свете. К тому же она забудем,  и  он  -  славный
парень.
     Я подошел ближе, услышал ее слова: "Элрой, прошу тебя..." и  заметил,
что она чисто подмела, и смахнул снег с сапог. На юге и на западе  тяжелое
свинцовое небо нависло над бесконечным хвойным  раздольем,  которое  здесь
называют Большие Леса.
     Эндикотт сказал:
     - Заходите же в дом, Лэдлоу!
     Я вошел и затворил дверь. Эндикотт стянул с  себя  красную  охотничью
куртку, Розмари аккуратно  повесила  ее.  Его  широкая  грудь  вздымалась,
вбирая воздух.
     - У этого кофе отменный аромат! - сказал он. - Давай-ка  сюда  виски,
малышка, пропущу стаканчик!
     Я вошел в свою комнату, снял  с  плеча  винтовку,  поставил  в  угол.
Бросил куртку и шапку на кровать, и присел на край.  Не  знаю,  сколько  я
просидел эдесь, сгорбившись, уставясь в пол.
     Голос Эндикотта привел меня в чувство.
     - Идите к нам пить кофе, Лэдлоу, - позвал он из соседней комнаты.
     - Сейчас, - отозвался я.
     В одной руке он держал чашку с кофе, в другой - бутылку с виски.
     - Погодите, - сказал я. - Не надо виски!
     Он удивленно поднял брови.
     - Вы ведь всегда пили кофе с виски.
     - А сегодня не хочу.
     Он пожал плечами.
     - Как угодно.
     Я почувствовал, что Розмари  внимательно  глядит  на  меня,  но,  как
обычно, притворился, будто не замечаю ее взгляда. Она продолжала смотреть,
не отрываясь, наконец, спросила:
     - Сегодня опять не повезло, Сэм?
     Я кивнул.
     - Не знаю, печалиться этому или радоваться, - сказала она.  -  Бедные
олени никому не причиняют зла. Почему вы, мужчины, такие  жестокие?  Зачем
убиваете их?
     - Не слушайте ее, Лэдлоу, - сказал Эндикотт. - У нее  слишком  мягкое
сердце. Она скорее свернет в лужу, чем наступит на жука. - Его смех сотряс
маленькую комнату. - Нельзя быть такой трусихой, малышка.
     - Я не трусиха, - возразила она. - Ты это  прекрасно  знаешь.  Просто
мне невыносима сама мысль об убийстве живого существа.
     Снова прогремел смех Эндикотта.
     - Надо бы тебе пойти со мной и посмотреть, как я подстрелю оленя. Это
тебя вылечит.
     Розмари вздрогнула.
     - Тебе известно,  что  я  этого  не  выдержу,  и  целую  неделю  буду
совершенно разбитой. Очень надеюсь, что ты никого не подстрелишь.
     Эндткотт был крупный и сильный и, как мужчины такого типа, тянулся  к
хрупким и беспомощным женщинам. Они могли бы составить превосходную  пару,
но он был намного, по-моему, лет на пятнадцать, а то и  на  все  двадцать,
старше ее.
     Опять ты за свое, Лэдлоу, - сказал я себе. -  Опять  сходишь  с  ума.
Какое тебе дело до их возраста? Только из-за того, что изредка она бросает
на тебя взгляд... Он безумно ее любит, это сразу видно.
     Они занялись обедом, причем главным поваром был Эндикотт.
     - Хоть здесь могу отвести душу, Лэдлоу, - с улыбкой подмигнул он мне.
- Дома она и на порог кухни меня не пускает.
     После обеда он принялся мыть посуду, а она стала вытирать. Я пошел  в
свою комнату, лег на неразобранную кровать с журналом в руках,  но  читать
не смог. До меня доносились обрывки  негромкого  разговора,  подтрунивания
Эндикотта, а потом шум возни, ее упреки  и  его  самодовольные  смешки.  Я
лежал, делая вид,  что  ничего  не  слышу,  и  вспоминал,  как  я  с  ними
познакомился.
     Когда Эндикотт предложил мне сто долларов за  аренду  моей  охотничей
хижины плюс оплату мне как егерю в течение девяти дней охоты на оленей,  я
понял, кто он такой: богатый собственник из южной  части  штата,  владелец
строительной фирмы  или  небольшого  завода.  Я  не  стал  проверять  свои
догадки: он  заплатил  вперед,  этого  было  вполне  достаточно.  Эндикотт
сказал, что хочет приехать с женой, и я согласился,  поскольку  представил
себе могучую пятидесятилетнюю амазонку под стать ему. Но приехала Розмари.
     Я отложил журнал в сторону и лежал, уставившись в потолок, когда  она
сначала заглянула, а затем вошла в мою комнату.
     - Я вам не помешаю? - спросила она негромко, почти робко.
     - Ничуть, - сказал я, спустил ноги на пол и сел на кровати.
     Розмари внимательно поглядела на карабин и винтовку в углу комнаты  и
указала на них своим изящным пальцем.
     - Зачем вам два ружья?
     Сердце бешенно колотилось в моей груди. Ей попросту скучно, - убеждал
я себя, - ей надоело сидеть одной, пока мы с Эндикоттом целый день  бродим
по лесу. Наскучило сидеть взаперти  в  глухом  лесу,  вдали  от  городских
развлечений.
     Я попытался отделаться шуткой.
     - Я - охотник-двухстволка. Как герой  вестернов:  в  каждой  руке  по
стволу.
     Она скользнула по мне проницательным взглядом, и я увидел  мимолетную
улыбку.
     - Вы смеетесь надо мной, - в голосе ее слышался упрек. - А  я  говорю
вполне серьезно. Есть между ними какая-нибудь разница?
     Я пошел в угол и взял оружие.
     - Это винтовка, - объяснил я. - А это карабин. Он короче и  легче,  и
поэтому с ним не так устаешь, когда ходишь по лесу целый  день.  Калибр  у
них одинаковый: три десятых дюйма.
     - Вы мне покажете, как из них стреляют?
     Я уставился на нее.
     На секунду ее милое бледное лицо вспыхнуло легким румянцем.
     - Я... я в самом деле хотела бы научиться стрелять. Из-за  Элроя.  Он
так любит охоту, а я... я хотела бы участвовать в  его  развлечениях.  Мне
хочется все делить с ним. Но он меня всерьез  не  принимает.  Он  поднимет
меня на смех, если я попрошу его об этом. Вы научите меня стрелять?
     Я продолжал таращиться на нее. Она отвела  было  взгляд,  но  тут  же
снова посмотрела на меня своими  серыми  глазами,  а,  появившаяся  в  них
поволока, решила все.
     - Когда курок отведен  чуть  назад,  как  сейчас,  карабин  стоит  на
предохранителе, - сказал я. - Если вы хотите  выстрелить,  взведите  курок
большим пальцем,  вот  так.  Потом  нажмите  на  спусковой  крючок.  Чтобы
выбросить пустую гильзу и подать в  казенную  часть  новый  патрон,  нужно
отжать этот рычажок, вот так. Теперь снова  нажмите  на  собачку,  а  если
стрелять  не  будете,  отведите  курок  назад,  вот  так,   поставьте   на
предохранитель. Понятно?
     Она кивнула.
     - Держите! - сказал я. - Попробуйте сами. Он не заряжен.
     Розмари отпрянула, как будто я протянул ей гремучую змею.
     - Нет, нет, Сэм! Я не могу взять это в руки.
     - Как же вы тогда собираетесь учиться стрелять?
     - Не торопите меня. Давайте, знаете что сделаем?  Завтра  я  останусь
одна и попробую. Только не заряжайте его. Я потренируюсь, когда буду одна,
чтобы никто надо мной не смеялся. Глупо, конечно, но что поделаешь,  такой
уж я родилась. Я очень хочу научиться стрелять, - ради Элроя.  Вы  научите
меня, правда?
     Я ощутил какое-то небывалое одиночество и безнадежное желание.
     - Хорошо, м-с Эндикотт, - согласился я. - Я научу вас стрелять.
     Олень вышел из чащи и замер на мгновение. Я поймал его на  мушку,  но
стрелять не стал, прикинув, что если он поднимется по  склону,  то  выйдет
прямехонько на Эндикотта. В конце  концов,  ведь  именно  за  это  он  мне
платит. Я мог бы подстрелить для него  оленя,  но  зачем  лишать  человека
удовольствия убить дичь самому?
     Это был  самец  с  развесистыми  рогами,  но  он  стоял  на  изрядном
расстоянии, и я не смог сосчитать число отростков.  Мясо  у  него,  скорее
всего, по жесткости не уступает старой автомобильной камере,  зато  трофей
что надо. Я плотнее прижал палец к  собачке.  Если  он  не  пойдет  сейчас
вверх, я выстрелю.
     Но тут как раз олень шевельнулся и двинулся вверх по холму. Он шел не
спеша, легкой походкой. Какое-то время его силуэт выделялся на фоне серого
неба. Потом он изчез.
     Я ждал. Громкий выстрел внезапно  расколол  тишину.  Эхо  прокатилось
надо мной и смолкло где-то далеко в  вечнозеленой  чаще.  Раздался  второй
выстрел, и сразу следом  за  ним  третий.  Снова  эхо  прокатилось  вдали,
слабея, замирая...
     Странная апатия охватила меня, когда я поднимался по склону. Я не мог
понять ее причины, чуствовал лишь, как силы покидают тело.  Была  ли  тому
виной  погода,  низкие,  унылые  облака,  зимнее  безмолвие,  напоминающее
безмерную тишину могилы? И тут в моей памяти возник образ Розмари,  и  тут
до меня дошло, в чем дело.
     Я остановился на вершине холма. Эндикотт сидел на пне  внизу,  спиной
ко мне. Я стоял на вершине и глядел на него. И тут это пробудилось во мне,
зашевелилось, медленно поворачиваясь в темной глубине, и я не понимал, что
это такое, затем оно стало расти и  крепнуть,  и  я  чувствовал,  как  оно
поднимается, переполняя меня, овладевая мной, и только в последний  момент
я удержался - и отогнал это назад, в те глубины, откуда оно  поднялось.  Я
опустил винтовку с плеча и понял, что меня бьет дрожь.
     Наконец я овладел собой и спустился к  Эндикотту.  Услышав  шаги,  он
поднялся и подобрал с земли винтовку. Лицо его выражало досаду.
     - Промахнулся, - сказал он с горечью. - Три выстрела -  и  все  мимо.
Вы, конечно, слышали?
     Я ничего не ответил.
     - Он спускался по этому холму, - продолжал Эндикотт, - шел  медленно,
совсем рядом. Лучшей мишени быть не могло. Но я промахнулся, и он  полетел
стрелой. Я выстрелил еще дважды, но где уж мне было  попасть  в  бегущего,
если я промахнулся, когда он был рядом?.. - Эндикотт пригляделся ко мне. -
Что с вами, Лэдлоу? Вы меня не слышите?
     Я вынырнул из черной пропасти  зла,  из  великого  темного  ужаса,  о
существовании  которого  в  себе  еще  несколько  минут  назад   даже   не
подозревал.
     - Я слышал, как вы выстрелили, - сказал я деревянным  голосом.  -  Не
повезло. Но у вас будет другой шанс. Может, тогда повезет больше.
     Он по-прежнему вглядывался в меня.
     - Вид у вас неважный.
     Я оглянулся на зеленый круг сосен,  пихт  и  лиственниц,  обрамлявших
поляну.
     - Все в порядке.
     - Вы, наверное, устали, - продолжал он. - Я ног  под  собой  не  чую.
Может быть, хватит на сегодня?
     Мне не хотелось возвращаться домой и видеть,  как  она  ходит  рядом,
слышать ее голос, то и дело чувствовать на  себе  ее  взгляд...  Очень  не
хотелось, но деваться было некуда.
     Поэтому я согласился:
     - Ладно, Эндикотт. Пошли назад...
     Этим вечером читать я даже не пытался. Лежал на постели, заложив руки
за голову, закрыв глаза, и изо всех сил отгонял  от  себя  воспоминание  о
случившемся в лесу, стараясь в то же время не прислушиваться к доносящимся
из-за занавески голосам.
     Они играли в карты, и Розмари взвизгивала от удовольствия всякий раз,
когда выигрывала, а Эндикотт ворчал при этом, но ясно было, что ворчит  он
добродушно, а на самом деле только рад, что она выигрывает.  Не  исключено
даже, что он поддавался. Ради нее он готов был на все.
     Я не слышал, как она вошла. Глаза мои были закрыты; сначала  на  меня
повеяло ее духами, а потом я ощутил ее присутствие рядом с собой. Я открыл
глаза: она стояла передо мной и глядела на меня  своими  серьезными,  чуть
печальными глазами, а свет лампы золотил ее локоны.
     Эндикотт зашевелился в соседней комнате, загрохотало радио, и, хотя я
терпеть не могу тяжелого рока, но на этот раз даже немного обрадовался.
     - Вы не заболели, Сэм? - спросила она. Мне  показалось,  что  это  не
формальный вопрос, что в голосе ее прозвучали нотки нежной заботы, но  тут
же решил, что это все - мои фантазии.
     Я сел на край кровати.
     - Нет, я здоров.
     - Вы ничего не ели за ужином.
     - Не было аппетита.
     - Могу я чем-нибудь вам помочь?
     - Все в порядке. Вы зря беспокоитесь.
     - Я могу что-нибудь приготовить.
     Чтобы сменить тему разговора, я спросил:
     - Как ваши успехи с карабином? Вы тренировались сегодня? Он легкий, в
самый раз для вас.
     Она вздрогнула.
     - Я пробовала. Честное слово, пробовала. Взяла его в руки  и  тут  же
поставила назад. Этим дело и кончилось. От оружия у меня мурашки  бегу  по
телу. Вряд ли я когда-нибудь заставлю себя выстрелить.
     - Здесь нет ничего невозможного, - возразил я. - Не  понимаю,  почему
вы так боитесь.
     - Я и  сама  не  понимаю!  -  воскликнула  она,  снова  вздрогнула  и
поежилась, словно от  холода.  Ее  глаза  расширились,  они  видели  нечто
таинственное и исполненное печали, скрытое от всех прочих. - У меня это  с
детства. Врачи назвали бы это фобией. Наверное что-то испугало меня, когда
я была ребенком, хотя я не помню, что именно. - Она коротко засмеялась, ее
губы нервно задергались. - Может быть, мне следовало пойти к психиатру? Вы
в самом деле не хотите ничего поесть?
     - Не хочу. Но большое вам спасибо за заботу.
     - Ну что ж, спокойной ночи, Сэм.
     - Спокойной ночи, м-с Эндикотт...
     Когда  я  увидел  эти  следы,  что-то  насторожило  меня  в  них,  но
задумываться над этим я не стал. Да и не до того мне было - душа моя  была
подавлена беспомощностью, крушением надежд, отвращением к себе  и  страхом
перед внезапно разверзшимся во мне глубинами зла.
     Я оставил Эндикотта на поляне, а сам пошел по широкой  дуге,  надеясь
отыскать оленя и выгнать его на Эндикотта, но  сегодня  оленьих  следов  в
лесу не было видно. Только чаща вокруг, темно-зеленая, мрачная, спокойная,
исполненная торжественной тишины, навевающая печальные раздумья.
     Наконец я описал круг, вышел на собственный  след  и,  поднимаясь  по
знакомому холму, вспомнил вчерашний день: преступное искушение, винтовка у
плеча, спина Эндикотта  под  прицелом  -  погруженный  в  эти  мучительные
воспоминания, я и заметил эти странные следы.
     Они шли параллельно моим, но, в  отличие  от  них,  не  спускались  с
холма, а поднимались вверх по склону. Немного не  дойдя  до  вершины,  они
свернули налево, по направлению к сосновому бору.
     Эндикотт сидел внизу на том же пне, что и вчера,  и  курил  сигарету.
Ружье лежало у него на коленях. Я заставил себя не  замедлять  шага  и  не
останавливаться. Возможно, не остановись  я  вчера,  я  не  увидел  бы  ее
мысленный образ, и не возникло бы искушение...
     Я спускался намеренно шумно, чтобы  он  слышал,  как  я  подхожу.  Он
поднялся мне навстречу. Его  глаза  настороженно  оглядели  меня.  Неужели
догадался? Неужели что-то подозревает?
     Он глянул на часы.
     - Как долго вас не было, - заметил он, и в его голосе мне послышалась
искренняя озабоченность. - Я уже начал беспокоиться.
     - О чем же?
     Он снова пристально поглядел на меня.
     - Сам не  знаю.  Последние  дни  вы  на  себя  не  похожи.  Если  вам
нездоровится, мы можем отложить охоту на день-другой.
     У меня отлегло от сердца: он ни о чем не подозревает...
     - Я совершенно здоров.
     - Жаль, что я так и не добыл своего оленя. Ну, ничего, приеду за  ним
в следующем году. Посидите дома, хотя бы денек. Я могу побродить и один  -
недалеко от хижины и близ тропинок. В любом случае я  рассчитаюсь  с  вами
сполна.
     В ответ я едва сдержался. Что за праведника он из себя корчит!  Вслух
же произнес:
     - Никогда не чувствовал себя лучше. Пошли домой, выпьем.
     Она сидела между нами, сгорбившись и вцепившись пальцами в колени.  В
мерцании приборного щитка ее лицо казалось бледнее, чем  обычно.  По  лицу
пробегали  тени,  и  я  завидовал  им  -  сам  я  не  осмеливался  к   ней
прикоснуться.
     - Сверните налево, - сказал я. Это были мои первые слова с  тех  пор,
как мы покинули хижину.
     Эндикотт притормозил и  свернул  с  дороги.  Возле  ресторана  стояло
несколько машин. Я вылез и  услышал  звуки  музыкального  автомата  и  шум
голосов. В дверях я отступил в сторону, пропуская Розмари и Эндикотта.  Мы
повесили свои куртки в коридоре и вошли в зал. Я до сих пор  помню  песню,
которую играл музыкальный  автомат,  она  полностью  соответствовала  моим
переживаниям:

                        Душа лишь тобою полна,
                        Я так одинок и печален...

     Мы подошли к стойке, и Эндикотт выложил двадцать долларов. Я  заказал
виски, одним глотком осушил рюмку и тут же положил деньги за второй  круг.
Эндикотт и Розмари удивленно взглянули на меня  -  они  еще  не  успели  и
пригубить из своих рюмок. Я сидел и слушал:

                        И слезы бегут по щекам,
                        Едва твое имя услышу...

     В зале шумела веселая компания охотников.  Разговор  шел  об  оленях:
убитых оленях, раненных оленях, огромных оленях, ускользнувших от  пули...
Они добродушно шутили и хохотали. Все, даже женщины, были одеты в  свитера
грубой шерсти и красные штаны; мужчины были небриты, от них  пахло  лесом,
смолой, хвоей; все говорили разом, перекрикивая друг друга, и, не умолкая,
гремел музыкальный автомат:

                        Но сердце не может,
                        Нет, сердце не может
                        Тебя позабыть...

     Довольно скоро Эндикотт присоединился к этой компании  и  ввязался  в
спор о том, с каким оружием лучше ходить на оленя. Я выпил одну за  другой
еще три рюмки, и спиртное начало действовать. По телу  разлилась  приятная
теплота. Моя печаль понемногу рассеялась, и я был бы вполне  счастлив,  не
знай я того, что она вернется как только действие виски прекратится.
     Несколько раз я ловил в зеркале на стене пристальный взгляд  Розмари,
и каждый раз первым отводил глаза. Наконец, я не  выдержал,  повернулся  и
посмотрел прямо на нее.
     В этот момент она играла  со  своей  рюмкой,  отпечатывая  на  стойке
влажные круги и с преувеличенным вниманием рассматривая их. Немного спустя
она подняла  голову,  поглядела  на  меня  -  и  мы  застыли,  прикованные
взглядами друг к другу. В ее глазах я заметил какую-то безмолвную  мольбу,
обращенную ко мне.
     - Не желаете ли потанцевать? - пробормотал я.
     Она мягко скользнула в мои объятия, и я сразу понял,  что,  пригласив
ее, совершил очередную ошибку.
     - Что случилось, Сэм? - спросила она, когда мы закружились по залу. -
А я-то думала, что поездка подбодрит  вас.  Ведь  это  я  уговорила  Элроя
съездить в ресторан. Что случилось? Признавайтесь.
     Пластинка кончилась, мы остановились. Когда  музыка  заиграла  снова,
Розмари, казалось, прочла мои мысли, и танцевать больше не стала.
     - Здесь душно, - сказала она. - Выйдем на свежий воздух.
     Иней  покрыл  стоящие  перед  входом  автомобили;  с  озера  двигался
морозный  сырой  воздух.  Розмари   повернулась   спиной,   словно   опять
погрузившись  в  неведомые  мне  раздумья.  Сначала  я  боролся  со  своим
желанием, а потом подумал: какого черта,  это  мой  последний  шанс!  Мной
двигали страсть и отчаяние - я схватил ее за плечи, повернул и крепко сжал
в объятиях.
     Сначала  она  пыталась  сопротивляться.  Во  всяком  случае  мне  так
показалось - она была такой тоненькой и  хрупкой,  а  я  забылся  в  своем
горьком порыве и, возможно, был слишком груб. Ее губы, поначалу холодные и
равнодушные, вскоре увлажнились и потеплели, и я понял, что на этот раз  я
не ошибся.
     Внезапно хлопнула дверь, и это вернуло нас на землю.  Она  опомнилась
раньше меня - и отпрянула. Я резко обернулся, ожидая увидеть Эндикотта, но
это была какая-то парочка.
     Мы вернулись в ресторан.
     День был мрачный, равно как и мои мысли. Темные снеговые тучи нависли
тяжелыми клубами, воздух - влажный и промозглый, лес застыл в предчувствии
снегопада.
     Я стоял во  дворе,  ожидая  когда  Эндикотт  наконец  распрощается  с
Розмари. Он всегда расставался с ней  очень  неохотно.  Он  все  стоял  на
крыльце, перед раскрытой дверью, мешкая,  словно  старшеклассник,  который
никак не в силах проститься со своей подружкой. На этот раз  мне  особенно
неприятно было видеть, и я просто скрежетал зубами  от  ярости,  вспоминая
вчерашний вечер и ее в моих объятиях.
     - Вы что, не слышите, Лэдлоу?
     Я опомнился и повернулся к ним.
     - Розмари спрашивает, будет ли, по-вашему, сегодня снег?
     Я поймал ее взгляд, но ничего в нем не прочел.  Впрочем,  она  стояла
слишком далеко.
     - Уверен, что будет.
     - Сильный? - спросил Эндикотт.
     - Возможно.
     Он поцеловал ее - долгим крепким поцелуем.
     - До скорого, малышка!
     - Будь осторожен в лесу, дорогой.
     Я двинулся по тропинке, не дожидаясь его.
     - До свидания, Сэм.
     На мгновение я слегка замедлил шаг.
     - До встречи, - буркнул я, не оборачиваясь.
     Мы с Эндикоттом шли молча, никто из нас не делал попытки  заговорить.
Тишину нарушало только легкое поскрипывание снега под ногами.
     Дойдя до развилки, я остановился.
     - Попробуем сегодня по-другому, - предложил я, - разойдемся каждый  в
свою сторону. Вы уже неплохо знаете  местность,  и  не  заблудитесь,  если
будете идти вдоль железнодорожной насыпи.  Через  некоторое  время  насыпь
снова выйдет на просеку, и вы сможете вернуться домой -  или  по  просеке,
или назад  по  насыпи.  А  я  порыскаю  по  бору,  может  быть,  подстрелю
чего-нибудь там. Согласны?
     Он посмотрел на меня, но ничего не ответил.  Знает  ли  он?  -  снова
подумал  я.  -  Понимает  ли,  почему   я   предлагаю   разойтись?   Может
догадывается, что я боюсь самого себя, боюсь того, что могу сделать?
     Несколько снежинок медленно проплыли между нами, и  наконец  Эндикотт
произнес:
     - Хорошо, Лэдлоу. Я согласен.
     -  Ждать  меня  не  обязательно,  -  сказал  я.  -  Когда   устанете,
возвращайтесь в хижину. Только не углубляйтесь в чащу. Леса здесь дремучие
- если снег засыплет ваши следы, вам уже не выбраться.
     Он кивнул и двинулся в путь.
     Я шел по тропе, которая петляла по холмам. Когда-то здесь  пыхтели  и
грохотали трелевочные  тракторы,  медленно  одолевая  извилистый  путь  по
крутым склонам. Теперь все в прошлом, все забыто, как забудутся,  надеюсь,
и события этих дней.
     Я набрел на оленьи следы, которые вели на юг. Они были  свежие,  и  я
свернул с тропы в бор. Снег постепенно усиливался, хлопья  стали  крупнее.
Еще немного - и снег повалит вовсю.
     Вскоре оленьи  следы  пересекли  заброшенную  линию  электропередачи.
Здесь я увидел следы, недавно оставленные Эндикоттом, а  рядом  с  ними  -
вторую цепочку следов. Я остановился как  вкопанный.  Это  были  те  самые
следы, которые я видел накануне, и, приглядевшись к ним, понял, что именно
меня встревожило, и весь похолодел.
     Следы были маленькие - детские или женские. Я свернул на просеку...
     Розмари припала  к  земле,  притаившись  за  большим  пнем,  остатком
гигантской норвежской сосны, и так самозабвенно целилась, что не  услышала
моих шагов. Эндикотт стоял чуть выше, на насыпи, и закуривал сигарету. Его
красная куртка на фоне белого снега была отличной мишенью.
     В ненарушаемой тишине леса отчетливо  щелкнул  крюк.  Я  подошел  уже
совсем близко и вмешался как раз вовремя. От неожиданности она  нажала  на
собачку, но моя ладонь была на карабине, так что спущенный курок  уткнулся
в мою перчатку - и это предотвратило выстрел.
     Мое вмешательство было столь внезапным, что  я  легко  вырвал  у  нее
карабин.
     Розмари прижималась к  пню,  зажав  кулаком  себе  рот.  Единственным
звуком, нарушившим молчание леса, был ее сдавленный хрип.
     Эндикотт и не подозревал о том, что творилось у него за спиной. Когда
я глянул в его сторону, он медленно удалялся, держа ружье наперевес  и  не
оглядываясь. Вскоре он скрылся из виду.
     Я знавал душевную муку и раньше, но ее и сравнить было нельзя с  тем,
что  я  испытывал  сейчас.  Полный  крах   всех   иллюзий   причинил   мне
душераздирающую боль.
     Я посмотрел на нее. Боль мучила меня, невероятная боль, боль, которая
с годами могла разве что ослабнуть, но не исчезнуть... - но ненавидеть  ее
я не мог - слишком сильной и глубокой была моя любовь к ней.
     - Итак, вы не умеете стрелять, - сказал я. -  Вы  боитесь  ружья,  вы
заблудились бы в трех шагах от дома... - Ветер усилился,  снег  падал  уже
сплошной пеленой. Наши следы заносило. - Вы хотели действовать  наверняка,
чтобы вас не заподозрили! Вот почему вы не выстрелили  вчера  -  вы  ждали
снегопада, чтобы он замел ваши следы. А на тот случай, если  вас  все-таки
заподозрят, решили  воспользоваться  моим  карабином.  Если  бы  из  трупа
извлекли пулю и сделали баллистическую экспертизу, то убийцей признали  бы
меня. Ведь вы не умеете стрелять, не правда ли?
     Две слезинки блеснули в ее глазах, помедлили на ресницах и  скатились
по щекам. Она  молча  качала  головой  из  стороны  в  сторону.  Это  было
трогательное  зрелище,  но  я  чувствовал  себя   таким   дряхлым,   таким
умудренным...
     - И вчера в ресторане, - продолжал я, - вы устроили  все  так,  чтобы
наш поцелуй увидели. Лишняя улика против меня. Мотив для убийства.  У  вас
есть сообщник?
     Наконец она заговорила. Ее губы одеревенели и двигались с трудом, они
стали белыми, как снег, падающий на ее лицо.
     - Я люблю вас, Сэм... Я люблю вас...
     - Неужели? А может быть, не меня, а кого-то другого? Не потому  ли  и
всю кашу заварили? Энди слишком стар для вас, и вы  решили  избавиться  от
него, заполучив вдобавок и его деньги?
     - Я люблю вас, Сэм. Это правда! Умоляю вас, поверьте мне.
     Она видела, что ее слова меня не трогают.
     - Что вы хотите делать?
     - Я никому об этом не скажу. Да и кто мне поверит? Пойдемте.
     - Куда?
     - Домой...
     Что значили бы мои слова?  Доказательств  у  меня  не  было.  Эндкотт
безумно любил ее, и я понимал, что говорить что-либо ему было  бесполезно.
Она все вывернула бы наизнанку, в  свою  пользу.  Уставилась  бы  на  него
своими огромными, печальными, как у лани, растерянными  глазами  -  и  он,
конечно же, поверил бы не мне, а ей, такой хрупкой, слабой, безобидной...
     А через некоторое время она снова попытается убрать его. Если не этим
способом, то как-нибудь иначе. Нет смысла его предостерегать, он все равно
мне не поверит.
     Я повернул с просеки в бор. Она заколебалась.
     - Разве нам в ту сторону? - спросила она.
     - Так короче, - ответил я.
     Она по-прежнему стояла на месте.
     - Метель  надвигается.  Надо  торопиться  домой.  Пошевеливайтесь!  -
приказал я.
     Она шагнула следом за мной. Деревья сомкнулись вокруг нас. Ветер  выл
в вершинах сосен, но внизу мы его почти не чувствовали. Внизу  был  другой
мир, первобытное лесное царство.  Деревьев  было  много  и  все  они  были
похожи,  а  все  направления  в  лесу  -  одинаковы.  Ни   солнца,   чтобы
ориентироваться, даже неба, даже верхушек  деревьев  не  было  видно,  так
плотно валил снег, так быстро он кружился...
     Я ускорил шаг.
     - Сэм, - позвала она, - пожалуйста, не спешите так. Мне не поспеть за
вами. - Она начала задыхаться.
     Я пошел еще быстрее.
     - Сэм! - пронзительно закричала она и побежала за мной.
     Я тоже перешел на бег.
     - Сэм, Сэм, Сэм... - она споткнулась и упала в снег, а я все бежал  и
бежал, не останавливаясь.
     - Сэм, Сэм...
     Быстрей, быстрей... Ветви хлестали меня по лицу,  а  сзади  доносился
замирающий крик:
     - Сэм...
     Все тише и тише, пока я не понял, наконец, что  он  звучит  только  в
моем мозгу.
     Вьюга стихла через два дня.  Мы  с  Эндикоттом  были  в  спасательной
партии, которая обнаружила Розмари. Ее нашли возле поваленного дерева. Она
мирно лежала на боку, подложив под щеку обе ладони. Шериф осторожно смел с
ее лица снег. Казалось, она спит:  глаза  были  закрыты,  губы  застыли  в
тонкую скорбную линию. Лицо ее было тихо и печально. Я отвернулся  и  едва
не заплакал. Никто не придал этому значения, потому что все чувствовали то
же самое.
     - Почему? - рыдал Эндикотт, и слезы струились по его щекам. -  Почему
она ушла в лес? Ведь она так боялась заблудиться! Кто мне ответит, почему?


 

КОНЕЦ...
Другие книги жанра: детективы
Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]