Понтий идет в школу

     Лассе очень любит дразнить меня.
     - А все-таки собака лучше, чем ягненок! - сказал он однажды.
     Улле,  конечно,  тут  же с ним согласился: ведь  у  него собака,  а  не
ягненок.
     - Понятно, собака лучше! - сказал он.
     - Это еще почему? - обиделась я.
     - Потому что собаку можно всюду брать с собой,  - сказал Улле. - Собака
всегда ходит за человеком.
     - А твой Понтий не выходит из загона, - сказал Лассе.
     - И все равно ягненочек лучше! - сказала Анна, чтобы поддержать меня.
     Это мы говорили, когда шли из школы домой.
     Наутро я, как обычно, пошла к загону кормить Понтия. Он прибежал ко мне
такой беленький и хорошенький,  что я подумала, что не променяла бы его даже
на  тысячу собак.  А  еще  я  подумала: "Как жалко, что он бегает только  по
загону, где никто не видит, какой он хорошенький".
     Быстрый часто  провожает Улле до самой школы. Это правда:  собака всюду
следует  за человеком. Однажды учительница даже впустила Быстрого в  класс и
разрешила ему лечь возле парты Улле.
     Пока  Понтий  пил  молоко,  я  все  думала,  почему  так  несправедливо
устроено,  что  собаки бегают, где хотят, а ягнята - только по загону.  И  я
решила взять Понтия в школу, чтобы утереть Лассе нос.
     Ребята ждали меня возле калитки.
     - Скорей, Лизи, а то опоздаем! - крикнула Бритта.
     Я повернулась к Понтию и сказала:
     - Слышишь, Понтий? Скорей, а то опоздаем!
     Никогда бы не подумала,  что дети могут так изумиться, как изумились  и
Лассе, и Боссе, и Улле, и Бритта, и Анна, когда они увидели Понтия.
     - Ку... ку... куда это он? - спросил Лассе.
     - В школу! -  ответила я. - Может, вы теперь перестанете  говорить, что
только собаки всюду ходят с человеком!
     - Лизи, а ты, случайно, не заболела? - спросил Лассе.
     - А папа и мама знают об этом? - спросил Боссе.
     Я немного смутилась, потому что не подумала о папе  и маме. Но тут Анна
захлопала  в ладоши и сказала, что если Быстрому разрешили сидеть на уроках,
то уж Понтию и подавно разрешат. Как раз то, что я думала. Лассе засмеялся.
     - Ладно, пусть идет, -  сказал  он. - Учительница,  конечно, в  обморок
упадет!
     И  мы побежали  в школу,  а  Понтий -  за  нами.  Иногда  он  ненадолго
останавливался,  как  будто  удивлялся: что все это значит?  Но я звала его:
"Понтий! Понтий!", он послушно отвечал "Бе-е!" и догонял меня.
     В школу  в  этот день мы, разумеется опоздали. Звонок уже прозвенел,  и
все ребята давно ушли в класс.
     На ступеньках крыльца Понтий споткнулся, и  мне  пришлось  взять его на
руки.
     - А может, он еще слишком мал для школы? - неуверенно спросил Лассе.
     Когда сам Лассе в первый раз пришел в школу, он так вертелся за партой,
что учительница сказала, что он еще мал для школы, и велела ему прийти через
год. "Видно, он еще не наигрался", - сказала она.  Лассе этого до сих пор не
забыл. Вот почему он сказал, что Понтию еще рано ходить в школу.
     Бритта приоткрыла дверь класса.
     - Простите, пожалуйста, мы немного опоздали, - сказала она.
     Улле сразу начал хихикать. Мы молча  ждали, когда нам разрешат войти, а
Улле все хихикал, словно его щекотали.
     - Что это тебе сегодня так весело? - спросила его учительница.
     Понтий стоял у меня за спиной,  и его  никто не видел. Вдруг он высунул
голову вперед и сказал: "Бе-е!" Дети как подпрыгнут! Да и учительница тоже.
     - Боже мой! - воскликнула она. - Никак, вы привели с собой ягненка?
     - Это Лизи... -  сказал Боссе и замолчал: он испугался, что учительница
на меня рассердится.
     Я тоже этого испугалась.
     - Мы в прошлый раз читали про домашних животных, - сказала я  тихо, - и
я...
     - Что ты? - спросила учительница.
     - Я решила, что надо показать живого ягненка... - сказала я первое, что
пришло в голову.
     Учительница рассмеялась,  и  все  дети тоже. Особенно  Улле.  У него  в
животе даже что-то громко забулькало.
     Понтия подвели к учительскому столу,  и все ребята  подходили и гладили
его.  А  потом мы читали вслух про овец,  и  я  рассказывала,  как выкормила
Понтия  через  соску.  Он  всем  очень  понравился. Мы спели  ему песню  про
барашка.  Но,  по-моему, Понтий устал от  нашего шума  и  заскучал по своему
загону.  Правда,  вел он себя очень хорошо: до конца урока он спокойно стоял
возле моей парты. То есть почти спокойно. Иногда он тихонько блеял,  и тогда
Улле   начинал   смеяться.  Он  опускал  голову  на  парту  и  смеялся   так
заразительно, что вслед за ним начинали смеяться все дети.
     В хорошую погоду мы на большой перемене завтракаем на школьном крыльце.
Так было  и в этот день. У меня была с собой бутылка  молока, и  я  половину
отдала Понтию. Анна тоже отдала ему полбутылки молока. Он хотел полакомиться
еще и морковкой,  что взошла  на  грядках  у учительницы, но  я прогнала его
прочь и велела вести себя прилично.
     Когда уроки кончились и мы стали собираться домой, Лассе сказал:
     - Завтра мы будем проходить крупный рогатый  скот.  Вот будет  здорово,
если я приведу нашего быка!
     Улле от смеха начал икать.
     - Боюсь только, ему будет тесновато между партами.
     Но учительница сказала, чтобы мы больше  не приводили  в школу  никаких
животных. Даже если мы проходим их по естествознанию. Это уж слишком.
     - Да,  особенно, когда мы  начнем проходить про  крокодилов,  - сказала
Анна.
     Улле даже завыл от смеха и с трудом выговорил:
     - Ой, тогда я приведу крокодила!
     По дороге домой Понтий устал, и мы по  очереди несли его на руках вверх
по склону. Когда его выпустили в загон, он громко заблеял и галопом помчался
к другим овцам.
     - Нет, конечно, он еще слишком мал для школы, - сказал Лассе.

     Что мы делаем по дороге домой

     Нам всегда очень весело, когда мы идем из школы домой. Мы разговариваем
про  школу,  рассказываем  сказки,  мечтаем, кем мы станем,  когда вырастем,
лазим по деревьям, отдыхаем на обочине и всякое такое.
     Мама говорит, что ей непонятно, почему мы из школы идем гораздо дольше,
чем в школу. Я и сама этого не понимаю. Но уж так получается.
     Однажды, когда мы пришли чересчур поздно, мама попросила:
     - Лизи, расскажи мне, что вы сегодня делали по дороге.
     И я рассказала все по порядку.
     Сперва мы зашли  в  лавку и  купили дедушке  леденцов. Он  очень  любит
леденцы, и мы  часто  их для него  покупаем. В лавку бегала  Бритта, а мы ее
ждали. Нам  ужасно хотелось взять себе  по одной штучке, но  Бритта спрятала
кулек в портфель и сказала:
     - Если каждый возмет по штучке, дедушке достанется пустой кулек.
     - Правильно, - сказал  Лассе. - Пошли скорей, а  то мало  ли  что может
случиться!
     И мы пошли домой. А Боссе, он ведь такой сластена, сказал:
     -  Если бы  у меня  была  хоть  одна крона,  я бы  на  всю крону  купил
леденцов!
     - Откуда у тебя может быть крона! - засмеялась Анна.
     - А разве я не могу случайно найти одну крону? - спросил Боссе.
     - Случайно - не можешь, - ответила Бритта. - Кроны валяются на земле, а
ты смотришь только на небо!
     Тогда Боссе стал смотреть себе под ноги. Не успели мы пройти  несколько
шагов, как он нашел крону.
     Вот чудо, правда?
     Наверно, это гномы услыхали, о чем мы говорим, и подкинули Боссе крону.
Она лежала на  развилке  дорог. Боссе смотрел на  крону, как будто не  верил
своим глазам. Потом он схватил ее и побежал обратно  в лавку за леденцами. А
мы его ждали на развилке.
     - Я и не знал, что находить деньги так просто! - сказал он, угостив нас
леденцами. - Вы только подумайте, сколько денег мы проморгали!
     Теперь мы все стали смотреть себе под ноги. Лассе сказал:
     - Эх, бы у меня крона!
     Он думал, что гном и ему подкинет  крону. Но он  ничего не нашел. Тогда
он сказал:
     - Ну, хоть полкроны!
     Но он не нашел и полкроны.
     -  Ну,  хоть десять  эре! -  сказал  он,  так ему  хотелось  тоже найти
монетку.
     Но он не нашел и десяти эре. Лассе рассердился.
     - Вот увидите, одно эре я все-таки найду! - сказал он.
     Но никто не нашел больше ни эре.
     Мы шли и  сосали  леденцы. Но Боссе показалось,  что мы едим их слишком
быстро,  и он  предложил состязаться, кто  дольше  прососет  леденец.  Тогда
леденцы  стали исчезать не так  быстро. Мы шли и состязались.  У каждого  на
языке лежало  по леденцу,  и мы медленно-медленно сосали их. Через некоторое
время мы остановились, высунули языки  и начали сравнивать остатки леденцов.
Это было перед  домом сапожника. Он  увидел  нас в окно и закричал, что если
среди нас есть хотя бы один нормальный, пусть отнесет Агде ее туфли, которые
он только что  починил. Мы тут же спрятали  языки. Нам не хотелось, чтобы на
наше состязание глазели посторонние. (Выиграла это состязание Бритта.) Лассе
взял у сапожника туфли и положил их в свою сумку.
     Потом Улле придумал другое состязание: кто сможет дольше  не дышать.  И
мы  опять стали состязаться.  Но  на всякий случай  отошли  подальше от дома
сапожника. Ведь ему и это могло показаться ненормальным.
     Мы все не дышали  очень долго. Хотя, конечно,  не только из-за этого мы
пришли так поздно. Лассе сказал, что  теперь  выиграл он,  но Улле  с ним не
согласился.
     - Нет,  выиграл Боссе, он посинел гораздо больше, чем ты! - сказал Улле
и предложил состязаться, кто дальше плюнет. - Только без девчонок,  они  все
равно не умеют далеко плевать, - сказал он.
     Мы с Анной  и  Бриттой обиделись, потому что мы умеем плеваться не хуже
их.  Бритта  сказала, что  если  они будут  состязаться  без  нас, пусть  не
приходят  завтра к ней на день рождения. Тогда они нас  приняли. На этот раз
выиграл, конечно, Лассе. Зато Анна плюнула гораздо дальше, чем Боссе и Улле.
     Мы как раз дошли до луга,  который принадлежит сапожнику. Луг был залит
полой  водой и напоминал озеро, а плоский  камень,  что  лежал на лугу,  был
похож на островок.
     - Я иду на камень! - заявил Лассе.
     Нам  всем тоже захотелось на камень. Лассе  вынул две жерди из изгороди
сапожника и положил их концами на камень. Получились мостки. И мы по очереди
перебрались по ним на камень. Первым, конечно, Лассе.
     Светило солнце, и нам было очень хорошо на большом теплом камне.
     - Вот если бы у нас было что поесть! - сказала Анна.
     Но поесть было нечего. Леденцы уже кончились. Лассе открыл свою  сумку.
Там лежали туфли и бутерброд с сыром, который он не доел в школе.
     И мы стали играть, будто камень - это корабль, потерявший управление, а
мы - матросы, которых ждет голодная смерть. Лассе разделил свой бутерброд на
шесть одинаковых кусочков и роздал нам.
     - Дети  мои!  -  сказал он.  -  Это единственное, что  отделяет нас  от
смерти. Но берите пример со своего капитана, он не теряет мужества!
     Капитаном, конечно, был сам Лассе. Еще он сказал:
     -  Хуже всего,  что у нас нет воды. Мы умрем  не от голода, а от жажды.
Нас всех ждет страшная смерть!
     Боссе засмеялся.
     - А это разве не вода? - спросил он.
     Но Лассе ответил, что Боссе дурак.  Ведь наш корабль плывет по соленому
океану,  и  капитан  собственноручно  пристрелит  любого, кто вздумает  пить
морскую воду. Потому что от соленой воды люди сходят с ума. Он лег на камень
и сделал вид, что бредит от голода и жажды. Боссе сказал:
     - По-моему, он все-таки хлебнул соленой водички, - видите, свихнулся.
     А Лассе стал на колени, сложил руки и заорал во всю глотку:
     - Спасите! На помощь!
     Даже эхо откликнулось на его крик.
     И кто же, как вы думаете, бросился спасать Лассе?
     Конечно,  сапожник! Он  решил,  что Лассе  и  в самом  деле нуждается в
помощи, но когда понял, что мы просто играем, ужасно разозлился.
     - Как  туда  забрались, так и  выбирайтесь! - закричал  он, но все-таки
вошел в воду и по одному перетащил нас на дорогу.
     Правда,  сапожник был в  резиновых сапогах и  страшно  ругал  нас,  но,
по-моему, он  поступил  очень благородно, когда бросился нам на помощь. Ведь
он не знал, что нас не нужно спасать.
     Мы поспешили убраться  подобру-поздорову, а сапожник  кричал нам вслед,
что  ему  осточертели  дети  из Бюллербю и чтобы  в  другой раз  мы не смели
прикасаться к его изгороди.
     И мы пошли дальше. Случайно я  поглядела  на сумку Лассе и увидела, что
она пустая.
     - А где же туфли? - спросила я.
     Лассе растерялся. Он сказал, что  туфли, наверно, остались на камне. Он
выложил их, когда доставал бутерброд.
     Мы все вместе вернулись к камню и увидели завернутые в газету туфли. Но
жерди сапожник уже унес. Лассе предложил нам  разуться и идти прямо по воде.
Мы так и сделали.  Вода была не  очень холодная, и мы стали играть: камень -
это корабль,  севший на мель,  а  мы -  пираты, которые хотят снять  с этого
корабля сокровище, то есть туфли. Но и корабль  и сокровище охраняли  другие
пираты. Мы бегали вокруг корабля  и стреляли в них. Потом Лассе дал команду,
и мы полезли на корабль с ножами в зубах. Ножами служили ручки. Когда мы все
стояли на камне, Лассе заорал, размахивая туфлями над головой:
     - Ура! Добыча наша! Смерть первому, кто осмелится подойти к нам!
     Первым к нам подошел  сапожник. Кто же, кроме него, мог подойти к нам в
этом месте?  Бедный  сапожник! Мне стало по-настоящему  жаль  его,  когда он
увидел нас и понял, что спасал нас напрасно. Сперва он  онемел, а  потом как
заорет:
     - Убирайтесь отсюда! Убирайтесь, пока я вас не убил!
     Мы спрыгнули  с камня и  зашлепали  по воде к дороге. Там мы подхватили
свои чулки  с башмаками  и  бросились  наутек.  А туфли Агды так  и остались
лежать  на  камне.  Сапожник  долго  кричал нам  вслед,  что  и  в  Бюллербю
достаточно места, где можно шуметь.
     Больше  мы нигде не задерживались. Только один раз.  Боссе  показал нам
гнездо. Мы по  очереди влезали  на дерево и рассматривали гнездо, в  котором
лежали четыре  голубоватых маленьких  яйца. У Боссе есть  такие  яйца в  его
коллекции.
     Когда я закончила свой рассказ, мама сказала:
     - Вот теперь я понимаю, почему вы приходите из школы так поздно.
     А Лассе  пошел к Агде и сказал  ей, что завтра она получит  свои туфли,
которые сапожник только что починил. Они хранятся в надежном месте. Пусть не
беспокоится,  за ночь они никуда не денутся.  Они лежат на обломках корабля.
Их охраняют пираты. И злющий сапожник.

     Как мы вырывали Улле зуб

     Однажды учительница спросила Улле:
     - Почему ты все время держишь палец во рту?
     Улле смутился.
     - У меня зуб качается.
     - Ты его выдерни,  когда придешь домой, - сказала учительница. - Сейчас
мы  будем заниматься арифметикой,  а  завтра  Улле покажет нам  вместо  зуба
дырку.
     Улле испугался. Он боится вырывать зубы, как бы сильно они ни качались.
Я тоже боюсь, но все-таки меньше, чем Улле.
     - Чепуха! Вырвать  молочный  зуб ни капельки не  больно,  - говорит мой
папа.
     Может  быть,  и не больно, но страшно. Мы  получаем  по десять  эре  за
каждый зуб, который папа нам вырывает. Конечно, он вырывает только  молочные
зубы,  но  их вполне  достаточно.  По-моему,  у человека  всегда  есть зубы,
которые качаются. А вот Боссе совсем не боится вырывать зубы. Он привязывает
к зубу шелковинку - раз, два, три! - и зуба как не бывало. Поэтому я считаю,
что ему не следует платить по десять эре за зуб. Но  папа все равно платит -
за храбрость.
     По  дороге  домой Улле дал нам  потрогать  свой зуб.  Зуб  очень сильно
качался.
     - Хочешь, я тебе его выбью и ты даже не заметишь? - предложил Боссе.
     - Не хочу! - ответил Улле.
     Он шел мрачный и ни с кем не разговаривал.
     -  Подумаешь, так раскиснуть  из-за какого-то молочного зуба! - сказала
я.
     Когда зуб нужно вырвать другому, а не тебе, всегда не страшно.
     - Я знаю, что нужно  сделать! - сказал Лассе. - Дома мы привяжем к зубу
нитку, а другой  ее конец привяжем к изгороди. Потом я раскалю железный прут
и суну тебе в нос. Ты отпрыгнешь, и зуб вылетит.
     - Так я и согласился, - мрачно сказал Улле.
     Ему это предложение совсем не понравилось. Но все-таки дома он привязал
к  зубу  шелковую  нитку  и  стал за нее дергать, чтобы  зуб  закачался  еще
сильнее. Ведь все равно  он  должен был его  вырвать и  завтра показать всем
дырку. Если он этого не сделает, учительница поймет, что он струсил. А этого
Улле боялся еще больше.
     Анне захотелось утешить Улле, и она сказала:
     - Вот увидишь, завтра учительница и не вспомнит про твой зуб!
     Но все мы прекрасно знали, что учительница никогда ничего не забывает.
     - У нее железная память, - часто говорит Лассе.
     Вечером  мы,  по  обыкновению,  играли на дороге  в лапту. Изо рта Улле
болталась длинная  черная нитка. Так смешно: бежит, а за  ним нитка тянется.
Когда Улле забывал про зуб, он начинал весело смеяться, потом вдруг мрачнел,
испуганно дергал за нитку и вздыхал.
     - Смотри, уже семь часов, а твой зуб все еще на месте, -  сказал Лассе.
- Давай раскалим прут!
     Боссе заглянул Улле в рот и сказал:
     - Да он у тебя еле держится!
     Улле вздрогнул - еле не еле, а все равно страшно.
     - Ну что вы ко мне пристали? - рассердился он. - Это мой зуб, а не ваш!
     -  Конечно,  твой. Вот  и скажи, когда  ты  его выдернешь, -  вмешалась
Бритта.
     Улле подергал за нитку и ответил:
     - Может быть, завтра утром! - и побежал, бедняга, домой.
     Лассе сказал:
     -  Мне его жалко. Но я знаю, как ему помочь. Когда он уснет, я влезу  к
нему и выдерну ему этот зуб!
     - Ничего у тебя не выйдет! - сказали мы.
     - Еще  как выйдет! Зубной врач Ларс Эрикссон удаляет зубы под наркозом,
- ответил он с важным видом.
     Тогда мы сказали, что полезем  вместе  с ним и  посмотрим, как он будет
удалять зуб под наркозом.
     Мы побежали в  комнату к  Лассе и Боссе и стали  ждать. Нам было слышно
все, что делает Улле. Наконец Лассе крикнул:
     - Улле, почему ты не ложишься?
     - Ложись сам, если хочешь! - ответил Улле.
     - А я уже лежу! - крикнул  Лассе, и мы засмеялись, потому  что он лежал
на полу.
     - Улле, ты спишь? - крикнул Боссе через несколько минут.
     - Какой там спишь, вы же мне не даете! - ответил Улле.
     Значит, он уже в постели!
     - Улле, погаси свет! - крикнул Лассе.
     - Сам погаси свет! - крикнул Улле.
     Лассе так и сделал. Теперь мы ждали в темноте. Вскоре Улле тоже погасил
свет.
     - Кажется, я сама сейчас усну! - сказала Анна и зевнула.
     Вдруг мы услыхали, как Улле  лезет по липе. Анна, Бритта и я спрятались
в шкаф, а Лассе и Боссе легли, не раздеваясь, в постели и натянули одеяла до
самого подбородка.
     - Боссе, ты спишь?  - Улле просунул голову в  окно. - Слушай, я, может,
завтра заболею и не пойду в школу. Вы меня не ждите.
     - С  чего это ты  вдруг заболеешь?  -  спросил Лассе. - Ложись  вовремя
спать, и тебя никакая хворь не возьмет!
     - У меня живот болит, - сказал Улле и полез обратно.
     Я уверена, что живот у него заболел от страха.
     Мы ждали долго-долго и чуть не уснули сами.
     - Ну, теперь-то он уже наверняка спит, - сказал Лассе и полез по липе.
     - Улле, ты спишь? - спросил он шепотом.
     - Сплю, - ответил Улле.
     Мы  подождали еще  немного. В  конце концов Лассе заявил, что если Улле
так и не уснул, значит, он по-настоящему болен и надо бежать за доктором. Мы
тихонько полезли вслед за Лассе. У него был с собой фонарик. Он зажег его, и
мы  увидели, что  Улле  спит, а изо рта у  него висит нитка.  Мне стало  так
жутко, точно это мне собирались выдернуть зуб.
     Лассе взялся за нитку и сказал:

    	Раз, два, три -
    	Курок возводи!
    	Четыре, пять -
    	Пора стрелять!

     При  слове  "стрелять" Лассе  дернул нитку, и мы  увидели,  что  на ней
болтается зуб. Улле даже не проснулся. Он только пробормотал во сне:
     - Ой, как у меня болит живот!
     Боссе хотел  разбудить  его,  но не смог. Лассе  сказал,  что так  даже
лучше: пусть Улле  думает, будто зуб ему вырвало привидение. А нитку с зубом
он привязал к лампе.
     Утром  Улле  был здоровехонек. Он  стоял возле  своей  калитки  и,  как
обычно,  ждал нас. И улыбался во  весь рот, чтобы мы сразу увидели у него во
рту дырку.
     - Это ты сделал? - спросил он у Лассе.
     И  мы  рассказали  Улле, как Лассе  ночью вырвал ему  зуб.  Улле ужасно
смеялся,  когда  узнал, что  он во  сне  разговаривал. Всю дорогу  он весело
подпрыгивал и поддавал ногой камешки, которые попадались ему на пути.
     - Оказывается, вырывать зубы совсем не больно! - сказал он.
     - Конечно, если под наркозом! - сказал Лассе.
     И мы решили теперь всегда вырывать друг другу зубы во сне.  Разумеется,
только молочные.
     В школе Улле подошел к учительнице и сказал:
     - Смотрите, я вырвал зуб!
     -  И  вовсе  не ты, а  я!  -  проворчал  Лассе, но учительница этого не
слыхала.

     А мы и сами не знаем, что мы делаем

     У нас с Анной есть  одно местечко за  прачечной, где распускаются самые
первые  фиалки. И еще у нас  есть местечко, где цветет первый гусиный лук. А
подснежников всюду столько, что даже в глазах  рябит. Мы собираем букеты  из
подснежников, гусиного лука и фиалок. Стоит  поднести такой букет к носу - и
сразу станет ясно, что наступила весна, даже если  у тебя закрыты глаза и ты
ничего не видишь.
     У нас с Анной  много любимых местечек, где весной особенно хорошо. Одно
из  них в глубоком  овраге. Мы даже притащили туда  два деревянных ящика. На
дне оврага журчит  ручей, но там,  где мы  играем, почти сухо. Кругом растет
густая черемуха, и нам кажется, будто мы сидим в зеленом зале.
     А  вот Бритта  этого не  понимает.  Однажды, когда мы с  Анной сидели в
овраге, к нам пришла Бритта. Она просунула голову в кусты и спросила нас:
     - Что вы тут делаете?
     Мы с Анной переглянулись.
     - А мы и сами не знаем, что мы делаем, - сказала я.
     Потому, что  мы действительно этого  не знали. Бритта сказала, что  раз
люди не  знают, что они  делают, значит, они не делают ничего и будет лучше,
если  они найдут себе какое-нибудь занятие. Но мы с Анной все равно остались
в овраге.
     Вокруг нас рос  златоцвет.  И я  вдруг сказала  Анне,  что  меня  зовут
принцесса Златоцветка.
     - А меня зовут принцесса Первоцветка, - сказала Анна.
     - Это мой Зеленый дворец! <197>сказала я.
     - Нет, это мой дворец! - возразила Анна.
     Мы чуть не поссорились из-за дворца,  но потом придумали, что принцессы
Златоцветка и Первоцветка - близнецы и живут вместе в одном дворце.
     - Ах, мой Зеленый дворец! Ах, мой журчащий ручей! - сказала  Анна таким
голосом, каким она всегда говорит, когда мы с ней в кого-нибудь играем.
     Я тоже сказала:
     - Ах, мой Зеленый дворец! Ах, мой журчащий ручей!
     Потом я воткнула  себе в волосы ветку черемухи. Анна тоже воткнула себе
в волосы ветку черемухи.
     - Ах, мои белые-белые цветы! - сказала я и ждала, что Анна повторит мои
слова.
     Но она их не повторила, она сказала:
     - Ах, мои белые-белые... кролики!
     - Какие кролики? - удивилась я.
     - Заколдованные, - ответила Анна.
     Она сказала,  что у нее  в Зеленом  дворце  в  золотой клетке живут два
заколдованных белых кролика.
     - Ха-ха-ха! - засмеялась я. - Нет у тебя никакой клетки!
     В ту же минуту я увидела лягушку и сказала:
     - Ах, моя маленькая заколдованная лягушка!
     И быстро схватила ее. Ведь каждый  знает, что большинство лягушек - это
заколдованные  принцы.  Во  всяком  случае, так  говорится в  сказках. Анна,
конечно, знала об этом, и ей стало завидно, что у меня есть лягушка, а у нее
- нет.
     - Дай мне ее подержать! - попросила она.
     - Держи своих белых кроликов! - ответила я.
     Но Анна так пристала ко мне, что я уступила и отдала ей лягушку.
     А что, если это и вправду заколдованный принц? - сказала Анна.
     - По-моему, ты одурела от черемухи, - сказала я и задумалась.
     Наверно, я  тоже одурела от  черемухи, потому  что я  думала  так: "Кто
знает,  а может, это и правда заколдованный принц? Может, в прежние  времена
его приняли за простую  лягушку и ни одни принцесса не догадалась поцеловать
его. О нем забыли, и он остался лягушкой. И с тех пор живет в этом овраге".
     Я сказала об этом Анне, и представьте себе, оказалось, что она думала о
том же!
     - Ну ладно! - сказала  я.  - Раз так,  придется поцеловать  его,  чтобы
разрушить чары.
     - Фу, гадость! - скривилась Анна.
     Но я сказала, что если бы в прежние времена все принцессы были такие же
дуры, как она, то и теперь бы в наших канавах водились заколдованные принцы.
     - Но ведь мы не настоящие принцессы, - попыталась оправдаться Анна.
     - Подумаешь, все равно надо попробовать, - сказала я.
     - Чур,  ты первая!  -  воскликнула Анна и  протянула мне заколдованного
принца.
     Я взяла  лягушку и  посмотрела  на  нее.  При мысли,  что мне  надо  ее
поцеловать, меня слегка затошнило. Но тут мне кое-что пришло в голову.
     - Послушай Анна, - сказала  я.  - Если это действительно  заколдованный
принц, не забудь, что поймала его я.
     - Ну и что? - спросила Анна.
     -   А  то,  что  принц  женится  на  принцессе  и  получит  в  приданое
полкоролевства!
     Анна рассердилась:
     - Раз ты хочешь, чтобы я тоже целовала  эту лягушку, значит, она общая!
Пусть принц сам выбирает, кто из нас ему больше нравится.
     И мы решили, что принц сам выберет принцессу.
     Я сказала:

    	Раз, два, три -
    	Курок возводи!
    	Четыре, пять -
    	Пора стрелять! -

     а потом зажмурилась и поцеловала лягушку.
     -  Наверно, этот  принц очень  сильно заколдован, - сказала Анна, когда
лягушка осталась лягушкой. - Наверно, мне даже не стоит ее целовать.
     - Это нечестно!  -  возмутилась я. - Пожалуйста, принцесса Первоцветка,
ваша очередь!
     Анна  взяла лягушку и быстро-быстро поцеловала. Но она так спешила, что
выронила ее, и лягушка ускакала прочь.
     - Растяпа! - сказала я. - Упустила заколдованного принца!
     -   Знаешь  что,  все-таки  нужно  быть   настоящей  принцессой,  чтобы
расколдовать такого урода! - сказала Анна.
     И тут в кустах раздался  хохот. Там стояли Лассе, Боссе, Улле и Бритта.
Они все видели и слышали.
     - Эти девочки и сами не знают, что они делают! - сказала Бритта.
     А Лассе закатил глаза и воскликнул:
     - Ах, мой журчащий дворец! Ах, мой белый ручей!
     - Ах, мои зеленые-зеленые кролики! - подхватил Боссе.
     - И лягушке досталось  королевство и полпринцессы в придачу! - пропищал
Улле и от смеха повалился на траву.
     Тогда Анна взяла пустую банку, зачерпнула воды и плеснула в Улле.
     - С ума сошла! - завопил Улле. - Что ты делаешь!
     - А я и сама не знаю, что я делаю! - ответила Анна.

     Шкатулка Мудрецов

     Улле так дорожил своим зубом, который ему выдернул Лассе, точно это был
золотой зуб, а не молочный. Он носил его в спичечном коробке и  все время на
него любовался.
     Потом начал качаться зуб у Боссе. Раньше он  сразу же вырвал бы его, но
теперь  потребовал,  чтобы Лассе и  ему вырвал  зуб во  сне. Перед  сном  он
привязал к зубу длинную нитку, а конец  этой нитки  Лассе привязал  к двери.
Утром  Агда пришла будить мальчиков, отворила дверь  и  выдернула Боссе зуб.
Боссе тут же проснулся, его даже будить не пришлось.
     - А  мы и не знали,  как надо  вырывать  зубы! -  сказал он по дороге в
школу.
     Он тоже положил  зуб в коробок, и они с Улле без конца  сравнивали свои
зубы и хвалились ими.
     Лассе  стало  завидно, и тогда он вспомнил, что у  него  где-то спрятан
коренной зуб, который ему в прошлом году вырвал зубной врач.
     Вечером Лассе  перерыл весь  комод  и  нашел  множество  ценных  вещей,
которые  считал  пропавшими  навсегда. В сигарной  коробке лежали  несколько
каштанов, стреляные гильзы от охотничьего  ружья, сломанная свистулька, пять
сломанных  оловянных  солдатиков,  сломанное  вечное перо,  сломанные  часы,
сломанный  карманный фонарик  и его коренной зуб! Зуб тоже был сломан, иначе
бы Лассе его не выдернули.
     Лассе посмотрел  на свои сокровища  и сказал,  что он  все  их починит,
когда у него будет  время. Кроме зуба,  конечно. Зуб он  положил  отдельно в
спичечный коробок.
     Весь вечер  Лассе, Боссе и Улле гремели  своими спичечными коробками  и
так заважничали, что даже не захотели играть с нами в лапту.  Мы  с Анной  и
Бриттой прыгали в классики и не обращали на них никакого внимания.
     -  Они мне уже надоели со своими зубами, - сказала  Бритта. - Подумаешь
сокровище, как будто у нас нет зубов!
     Мальчишки подошли к нам. Они успели посекретничать в  комнате у Лассе и
Боссе и выглядели как заговорщики.
     - Только девчонкам не говорите, что у нас есть! - предложил Лассе.
     - Этого еще не хватало! - возмутился Боссе.
     - Ни за что в жизни! - сказал Улле.
     Мы  чуть  не  лопнули от любопытства, но сделали вид,  что  нам  это ни
капельки не интересно.
     - Анна, твоя очередь, - сказала я, и мы продолжали прыгать в классики.
     Лассе, Боссе и Улле сидели на обочине и посматривали в нашу сторону.
     - Ты ее надежно спрятал? - спросил Боссе.
     - Можешь не сомневаться,  - ответил Лассе. -  Шкатулку  Мудрецов прячут
только в надежное место.
     - Само собой, а то девчонки найдут, и тогда все пропало, - сказал Улле.
     Лассе изобразил на лице ужас.
     - Ты меня не пугай! - сказал он Улле. <197_Если девчонки доберутся...
     - Лизи, твоя очередь! - крикнула Бритта.
     Мы   прыгали  и  притворялись,   будто  ничего  не   слышим.  Мальчишки
посидели-посидели и ушли. Анна показала на них пальцем и засмеялась:
     - Вон идут три мудреца, ха-ха-ха!
     Мы с Бриттой тоже засмеялись. Лассе обернулся и сказал:
     - Смейтесь, смейтесь! Но я бы на вашем месте плакал, а не смеялся!
     Тогда мы решили  отыскать Шкатулку  Мудрецов,  хотя и понимали, что это
всего-навсего очередная выдумка Лассе.
     Мальчишки пошли на луг  кататься на Шведке, а  мы побежали в  комнату к
Лассе и Боссе  искать таинственную  шкатулку. Мы все перерыли, но  не так-то
просто найти  Шкатулку Мудрецов,  если даже не знаешь, как она выглядит.  Мы
обшарили комод и полки в шкафу, заглядывали под кровати и  в печку, обыскали
весь чердак, но ничего не нашли.
     В самый разгар поисков мы услыхали, что наверх поднимаются мальчишки, и
быстро спрятались за старые пальто, которые висели на чердаке.
     - Давайте достанем ее, - предложил Боссе.
     - Сперва надо проверить, где девчонки, - сказал Лассе. - Небось у  Лизи
играют со своими дурацкими куклами.
     - Нет, - сказал Улле. - Если бы они были у Лизи, мы бы их слышали. Они,
наверно, ушли к Бритте с Анной. Доставай шкатулку!
     Мы  не смели шелохнуться.  Я  ужасно боялась  чихнуть или  рассмеяться.
Лассе  шел прямо на меня. Но вдруг он  остановился,  присел  на  корточки  и
вытащил  что-то из-под  половицы, а вот  что именно, я разглядеть не успела.
Анна толкнула меня в бок, а я толкнула ее.
     -  Мудрецы,   клянитесь,  что   никогда   не  выдадите  наш  тайник!  -
торжественно сказал Лассе.
     - А как клясться? - спросил Боссе.
     Он соображает гораздо медленнее, чем мы с Лассе. Но Улле сказал:
     - Клянемся, что никогда не выдадим наш тайник!
     - Клянитесь, что  никогда  не  отдадите неверным  Шкатулку Мудрецов!  -
сказал Лассе.
     Неверными были, конечно, мы - Бритта, Анна и я. Я снова толкнула Анну в
бок. Боссе и Улле поклялись никогда не отдавать неверным Шкатулку Мудрецов.
     -  Ибо  если  неверные  прикоснутся   к  шкатулке,  она  потеряет  свою
чудодейственную силу! - сказал Лассе.
     Мне страсть  как хотелось увидеть эту шкатулку,  но мальчишки заслоняли
ее  со  всех сторон. Наконец  Лассе  спрятал  ее  обратно  в тайник, и они с
грохотом скатились с лестницы.
     Как  только дверь  на чердак захлопнулась, мы принялись  за дело. Найти
половицу было просто. Мы приподняли ее и увидели Шкатулку Мудрецов. Эта была
старая сигарная  коробка,  в которой Лассе хранил  свои сокровища. На крышке
большими буквами  было написано  "ШКАТУЛКА  МУДРЕЦОВ" и нарисован  череп  со
скрещенными костями.
     - Открывай скорей, Бритта! - попросила Анна. - Давайте посмотрим, что в
ней лежит!
     Бритта открыла шкатулку. Мы с Анной вытянули шеи,  чтобы лучше  видеть,
но увидели только три белых зуба. Два маленьких и один побольше.
     - По-моему, мальчишки сошли с ума, - сказала Бритта.
     А я предложила их проучить и придумала, как это сделать.
     У нас на чердаке стоит старый комод,  в котором Агда хранит  свои вещи.
Мама не разрешает  нам даже прикасаться к этому комоду. Но добрая  Агда сама
часто показывает мне все, что там лежит.
     В прошлом году  в Большую деревню  приезжал зубной врач. Он сделал Агде
новую  вставную челюсть. "У  красивой женщины должны быть  красивые зубы!" -
сказал врач. Но  старую челюсть Агда не выбросила.  Она хотела носить  ее по
будням, особенно в плохую погоду, а новую решила оставить на воскресные дни.
Однако  скоро ей  надоели старые зубы. Ведь она была влюблена в Оскара, и ей
хотелось быть красивой даже в будни.
     Теперь старая челюсть Агды хранилась в верхнем ящике комода, и я знала,
где она лежит.
     - Давайте спрячем в Шкатулку Мудрецов старую челюсть Агды! - предложила
я. -  Наверно, в целой челюсти больше  чудодейственной  силы, чем в каких-то
молочных зубах!
     Анна  и  Бритта  даже запрыгали  от  радости. Бритта сказала,  что  это
гораздо  лучше, чем просто стащить  шкатулку. Пусть не думают, что  мы верим
любой их глупости!
     Мы положили вставную челюсть в  Шкатулку Мудрецов  и спрятали  шкатулку
обратно в тайник. А потом пошли посмотреть, что делают  мальчики. Они играли
в чижа. Мы уселись рядом и стали смотреть, как они играют.
     - Какие же вы мудрецы, если играете в простого чижа? - сказала Бритта.
     Они промолчали. Руки у Лассе были заняты битой.
     - По-моему, этого чижа следует спрятать в Шкатулку Мудрецов!  - сказала
я.
     Они опять промолчали. Только Лассе тяжело вздохнул.
     По его  вздоху мы поняли, что сегодня  неверные кажутся ему еще глупее,
чем обычно.
     - А что это за шкатулка? - спросила Анна и толкнула Лассе в бок.
     Лассе  ответил, что  с девчонками  о таких  вещах не  говорят. Шкатулка
Мудрецов обладает тайной силой и может творить чудеса.
     -  Она хранится  в  надежном  месте,  - сказал он  и  добавил,  что  мы
никогда-никогда  не  узнаем,  в  каком.  Только  тайное  братство,  которому
принадлежит шкатулка, знает это место. Шкатулка лишится своей силы, если  ее
увидят посторонние.
     - А тайное братство - это ты, Боссе и Улле? - спросила Бритта.
     Лассе замолчал, вид у него был неприступный. Мы громко засмеялись.
     -  Что,  завидно, что не  знаете, где лежит наша короб... наша Шкатулка
Мудрецов? - спросил Боссе.
     - А мы знаем, она у вас в шкафу! - ответила Бритта.
     - Вот и неправда! - засмеялся Боссе.
     - Ну, значит, она на чердаке под половицей, - сказала Анна.
     -  Ничего подобного!  -  сказали  Лассе, Боссе и  Улле в один голос, но
очень встревожились и даже бросили играть в чижа.
     - Боссе, пойдем посмотрим твою коллекцию! - предложил Лассе.
     Словно мы  такие дурочки и  сразу поверим, что ему и вправду захотелось
посмотреть птичьи яйца, которые собрал Боссе! Конечно, мы догадались, что он
хочет проверить, где шкатулка. Но  ведь Боссе  не такой сообразительный, как
мы. Он сказал:
     - Вот еще, да  вы ее сто раз видели!.. (Лассе так взглянул на него, что
Боссе мгновенно все понял.) Ладно уж, идем, покажу, если тебе очень хочется,
- буркнул он.
     И они медленно пошли к дому, чтобы мы чего-нибудь не заподозрили. Когда
они скрылись из виду, мы побежали к тете Лизи и сказали, что нам очень нужно
взять одну вещь в комнате Улле. Она, конечно, разрешила.
     Из комнаты  Улле мы  по  липе перелезли к Лассе  и  Боссе, вышли на наш
чердак и опять спрятались за пальто. И тут же на лестнице послышались голоса
мальчишек.
     - Как вы думаете, почему Анна говорила  про  чердак? Неужели они что-то
пронюхали? - спросил Боссе.
     -  Чепуха!  -  ответил  Лассе. - Ничего  они не  пронюхали.  Просто она
брякнула первое, что пришло в голову. Но шкатулку мы все-таки перепрячем.
     Он поднял половицу. Нам видны были только их спины.
     - Открой, я хочу посмотреть на свой зуб! - сказал Улле.
     - И я тоже! - сказал Боссе.
     - Мудрецы,  помните, неверные  не должны видеть  содержимое шкатулки! -
сказал Лассе. - На него можно смотреть только нам!
     Наступила  тишина.  Мы поняли, что Лассе открывает  шкатулку.  А  потом
раздался вопль - это они увидели челюсть Агды. Тогда мы со  смехом выскочили
из своего укрытия, и я сказала:
     - Ну вот, теперь вам на целый год хватит волшебной силы!
     Лассе швырнул челюсть на пол и сказал, что девчонки всегда все портят.
     -   Милый    Лассе,   пусть    ваша    шкатулка   покажет    нам   хоть
маленькое-премаленькое чудо! - попросила Анна.
     - Смотри, ты у меня допросишься! - пригрозил Лассе.
     Но  в конце  концов  мальчишки  выбросили свои зубы, и  мы  все  вместе
побежали играть в лапту.

     Лассе ловит зубров

     Я часто завидую Бритте и Анне по двум причинам.
     Первая - это  дедушка.  У  них есть дедушка,  а у меня нет. Правда,  он
говорит, что раз нас всего шестеро, он может быть дедушкой нам всем. Но Анна
возражает:
     -  А  все-таки  это не по-настоящему! По-настоящему  ты дедушка  только
Бритте и мне!
     А  вторая причина  -  озеро.  Кроме  дедушки, у  Бритты и Анны есть еще
собственное озеро. Оно находится за их коровьим  загоном. Летом мы  всегда в
нем купаемся.
     Однажды, когда мы поссорились,  Анна сказала, чтобы я не смела купаться
в  их  озере. Но ее мама сказала,  что  я  могу купаться сколько захочу. Это
разрешено законом.  Так что теперь Анна не может запретить мне купаться в их
озере, даже если мы поссоримся. Но ссоримся мы редко.
     Противоположный берег озера не годится для  купания - он очень высокий.
Правда, Лассе говорит,  что он  не такой уж высокий и что Скалистые  горы  в
Америке  гораздо  выше. Мы иногда  играем, будто тот  берег  - это Скалистые
горы.
     Лассе говорит,  что,  наверно,  это  какой-нибудь великан  накидал  там
столько  скал  и  утесов.  Давным-давно,  когда еще  не было  ни  людей,  ни
Бюллербю. Хорошо, что нас тогда не  было, а то уж и не знаю, где бы мы тогда
жили. Лассе говорит, что не будь Бюллербю, мы  жили бы в  пещере в Скалистых
горах, там как раз есть одна подходящая пещера.
     Когда мы приплываем на тот берег, мы  всегда высаживаемся в одном и том
же  месте  и привязываем лодку к одной и  той  же  сосне,  а потом  начинаем
карабкаться наверх.  Это очень  трудно.  Если не знаешь дороги, ни за что не
вскарабкаешься.
     Сперва  надо  лезть по расселине, которая называется Коварная Царапина.
Она такая узкая, что пока по ней лезешь обязательно оцарапаешься. Но другого
пути нет. Потом надо ползти по скале, которая нависает над озером. Эта скала
называется  Носоломка.  Лассе  говорит, что однажды Боссе  свалился с  нее и
сломал себе нос. А  Боссе говорит, что  это  неправда. То есть  он, конечно,
упал и  чуть  не  сломал себе руку, но  носа он  никогда  не ломал.  Это все
выдумки Лассе. Однако скала все-таки называется Носоломкой.
     После Носоломки идет  самое  опасное место -  Рука Мертвеца. Того,  кто
оттуда свалится, домой придется везти по частям на тачке. Так говорит Лассе.
А за Рукой Мертвеца начинается скалистая терраса, на которой находится  наша
пещера. Мы называем ее Пещерой Грома.
     Мама,  наверно, никогда  в  жизни не видела ни  Коварной  Царапины,  ни
Носоломки, ни Руки Мертвеца,  а то  бы она ни за что не позволила нам лазить
по Скалистым горам.
     Как-то в воскресенье, еще до летних каникул, мы отправились в Скалистые
горы. Мы взяли с собой  корзину с едой и  сказали всем родителям, что уходим
на целый день.
     Лассе привязал лодку к сосне, и мы стали карабкаться  наверх. По дороге
мы  спорили,  что приятнее: лазить по горам или по деревьям? В конце  концов
решили, что по горам все-таки приятнее. По пути мы открыли новую расселину и
назвали  ее  Поджатое  Брюхо. Когда  по  ней лезешь, надо  поджимать  живот.
Вообще-то мы уже  много раз лазили  по  этой  расселине, но  тогда мы еще не
знали, что она называется Поджатое Брюхо.
     В Пещере  Грома мы решили первым делом позавтракать. Так всегда -  дома
есть  не  хочется, а только куда-нибудь уйдешь, и сразу оказывается, что  ты
голодный.
     У нас были с собой блинчики с вареньем. Очень много, наверно, сто штук.
А  кроме  блинчиков  - молоко,  бутерброды и  печенье. И  еще  мясной рулет,
который принес Улле. Шесть кусков мясного рулета, каждому по куску. Но после
блинчиков с вареньем никто не захотел есть холодный мясной рулет.  К тому же
у нас были крендельки,  которые  напекла  мама Бритты и  Анны.  Боссе ужасно
любит эти крендельки, и он попросил, чтобы последний кренделек отдали ему.
     Улле сидел обиженный из-за того,  что  мы  не захотели есть его  рулет,
Бритте стало его жалко, и она сказала:
     - Ладно, Боссе, если ты съешь весь рулет, кренделек - твой!
     И Боссе снова принялся за еду, хотя был уже сыт. Первый кусок он слопал
быстро. Второй - не так быстро. Третий -  совсем  медленно. Чтобы подбодрить
его, Бритта  дала ему понюхать кренделек. Боссе  вздохнул  и взял  четвертый
кусок. Он сказал.
     - Уже чечвертый!
     - Дурак, не чечвертый, а четвертый! - поправил его Лассе.
     - Если бы так объелся, ты бы тоже забыл, как правильно, - сказал Боссе.
     А Анна прыгала вокруг Боссе на одной ноге и кричала:

    	Раз, два, три -
    	Курок возводи!
    	Четыре, пять -
    	Пора стрелять!

     -  Сейчас  у меня  лопнет живот!  -  сказал  вдруг  Боссе  и  отказался
проглотить еще хотя бы кусочек рулета.
     - Все равно кренделек твой! - сказала Бритта.
     Но  Боссе  заявил,  что  больше  никогда  в  жизни  не  будет  есть  ни
крендельков, ни мясных рулетов.
     Потом мы пошли в пещеру. Лассе сказал, что, наверно, в каменный век тут
жили люди. Представляю себе,  как холодно им было зимой. Ведь  между камнями
большие щели и в них обязательно задувает снег.
     Бритта предложила играть в людей каменного века. Лассе это понравилось.
Он  сказал,  что  они  с Боссе и  Улле  пойдут ловить зубров, а мы с Анной и
Бриттой останемся в  пещере и будем следить, чтобы не погас огонь. Мальчишки
всегда выбирают себе что поинтереснее.
     Бритта  сказала, что мы наломаем веток,  подметем  пещеру  и украсим ее
цветами.
     - Делайте, что хотите, - сказал Лассе. - Пошли, ребята, нам надо ловить
зубров!
     Но Боссе объелся мясным рулетом, и ему было не до охоты. Он  мог только
лежать.
     -  Тогда оставайся дома,  - сказал Лассе.  -  Если хочешь, можешь  бить
женщин и детей.
     - Пусть только попробует! - пригрозила Бритта.
     Но Боссе был не в  силах  шевельнуться,  он лежал, пока  Лассе  и  Улле
охотились, а мы подметали пещеру.
     Возвращаясь с охоты, Лассе  и  Улле громко выли. Это для того, чтобы мы
заранее узнали,  что охота прошла удачно.  Мы много раз  слышали,  как  воет
Лассе, но такого  жуткого воя  никто из нас еще не слышал. Лассе сказал, что
это первобытный  вой,  именно  так выли первобытные люди, когда охотились на
зубров.
     - Охотиться на зубров очень опасно! - сказал  Лассе и  похвастался, что
он убил много зубров.
     Но мы не видели ни одного.
     Начался  дождь, и мы  спрятались  в  пещеру. Небо  так  потемнело,  что
казалось,  будто погода испортилась  на весь  день. Но неожиданно  из-за туч
выглянуло солнце. Мы выбежали из пещеры и  остановились в  изумлении - таким
красивым было озеро после дождя. Посреди озера лежал остров, а рядом с ним -
большой камень, возле которого мы любим купаться.
     - Поехали на остров купаться! - предложил Лассе.
     Два  дня назад он  спросил  у мамы, можно ли нам  уже купаться, но мама
ответила, что надо еще немного подождать.
     - По-моему, мы уже достаточно подождали, - сказал Лассе.
     Мы спустились к лодке и поплыли на остров.
     Возле камня  мы стали  раздеваться  наперегонки. Первым в воду  удалось
прыгнуть Боссе, мясной рулет у него в животе уже немного переварился.
     Вода  оказалась ледяная, и мы  тут же выскочили на берег. И нос к  носу
столкнулись с бодливым бараном,  которого зовут Ульрик. Ульрик поджидал нас,
нагнув голову  с большими  изогнутыми рогами. Ульрика нельзя пускать в загон
вместе с  овцами. Он перепрыгивает через изгородь и бросается на любого, кто
попадется ему на пути. Поэтому весной его отвозят на остров и он живет здесь
в  полном одиночестве.  Перевозить его очень трудно. Наш  папа,  дядя Эрик и
дядя Нильс, втроем, связывают барану ноги и относят его в лодку.
     Мне всегда жаль Ульрика, когда его связывают и тащат  в лодку на глазах
у его жен и детей. Ведь это очень обидно.  Наверно, он потому такой злой. Да
и жить одному на острове тоже скучно.
     - Мамочки, я совсем забыла про Ульрика! - воскликнула Анна.
     Мы  все забыли, что  Ульрика уже перевезли на остров, и  теперь страшно
испугались.
     В  этот день Ульрик  был  еще злее,  чем обычно. Он наклонил  голову  и
кинулся на нас.  Мы бросились  врассыпную. Ему удалось боднуть Улле, так что
тот кубарем покатился по берегу. Правда, Улле тут же вскочил на ноги. Боссе,
Бритта  и Анна забрались на  высокий камень. Мы  с  Улле влезли на дерево, а
Лассе спрятался за кустом.
     Я крикнула Лассе:
     - Ты говорил,  что  любишь охотиться  на  зубров!  Чем  Ульрик не зубр?
Покажи-ка нам, как ты на них охотишься!
     Анна и Бритта поддержали меня:
     - Давай, Лассе! Убей этого зубра!
     Но Лассе даже не ответил нам, он боялся, что Ульрик его увидит.
     Сперва Ульрик стоял под деревом, где сидели мы  с  Улле, и бодал ствол,
так что кора летела во все стороны. Не добравшись до нас, он отошел к камню,
на  котором  сидели  Боссе, Бритта и  Анна.  Он стоял  внизу и с  ненавистью
смотрел на них.
     - Смотри, смотри, все равно не достанешь! - сказала ему Бритта.
     Ульрик не уходил, и в конце концов мы задумались: как же  нам выбраться
с острова? Казалось, Ульрику никогда не надоест нас караулить.
     - Жалко, что у нас нет с собой мясного рулета, - сказал Боссе, и мы все
почувствовали, что опять хотим есть.
     - Эй ты, за кустом, заснул там, что ли? - крикнул Улле.
     Лассе высунул  голову  и  огляделся.  Он  решил  пробраться к камню, на
котором сидели Боссе,  Бритта и Анна. Но  этого делать не  следовало. Увидев
Лассе, Ульрик радостно подпрыгнул  и кинулся на него. Лассе бросился наутек,
а  мы  заорали во все горло.  Нам  было очень страшно.  Лассе  мчался  среди
можжевельника, а Ульрик преследовал его по пятам.
     - Быстрей, Лассе! Быстрей! Спасайся! - кричала Анна.
     - Я не могу быстрей! - отвечал Лассе.
     Ульрик сбил  Лассе с ног. Тут мы все издали  такой первобытный вой, что
Ульрик  в страхе остановился.  Лассе  вскочил и побежал дальше. Ульрик снова
припустил за ним, а мы завыли еще громче. Но Ульрик больше нас не боялся.
     На  острове есть старый сеновал. У него прохудилась крыша,  и теперь им
не пользуются. Двери сеновала были распахнуты. Лассе  влетел  внутрь, Ульрик
за ним. Я заревела:
     - Ой, Ульрик забодает Лассе насмерть!
     Но вскоре мы увидели, как целый и невредимый Лассе вылезает через дырку
на крышу. Он спрыгнул  вниз  и  быстро запер двери  сеновала. Ульрик остался
внутри. Лассе раскланялся и сказал:
     - Пожалуйста, зубр пойман!
     А  я подумала:  "Хоть бы мой  Понтий не  вырос  таким злющим,  как этот
Ульрик!"
     Мы  собрались  ехать  домой. Лассе  велел  нам  сесть  в  лодку  и быть
наготове, а  сам пошел к сеновалу выпускать  Ульрика.  Он должен был  успеть
открыть  двери,  вернуться  на  берег и сесть  в лодку,  прежде  чем  Ульрик
сообразит, что он свободен.
     - Хоть Ульрик и  зол,  как сто чертей, он непременно сдохнет от голода,
если оставить его взаперти, - сказал Лассе.
     Мы так и сделали. Мы всегда делаем все, что скажет Лассе.
     Когда  мы плыли по озеру, Ульрик стоял на  берегу и  смотрел  на нас  с
таким видом, будто очень жалел, что мы уплываем.
     - Ну как, умею я  ловить зубров  или  нет? - спросил Лассе. -  Могу еще
одного поймать, если надо.
     Но нам  больше не  хотелось  охотиться на  зубров. Мы  очень  устали  и
проголодались.
     - Надо спросить,  может,  у  нашей мамы тоже  найдется мясной  рулет, -
сказал Боссе.

     Чем мы занимаемся в ненастье

     Однажды я  проснулась в плохом  настроении. День был  очень  противный.
Хлестал дождь, дул ветер, играть на улице было нельзя. А еще я поссорилась с
Бриттой  и Анной. Накануне мы прыгали в классики, и Бритта  с Анной сказали,
что я наступила на черту, а я на нее не наступала.
     - Раз вы такие нечестные, я не желаю с вами играть! - сказала я.
     - Пожалуйста, не играй, - сказала Бритта.
     - Тебя никто и не просит, - сказала Анна.
     И  я ушла домой. А Бритта с  Анной еще долго-долго играли в классики. Я
стояла у окна и смотрела на них из-за занавески, чтобы они меня не заметили.
И думала, что больше ни за что не буду с ними играть.
     Дождь все лил и лил, мне было  скучно,  и  я не знала, куда себя  деть.
Лассе  и  Боссе были простужены и  уже три  дня  лежали  в постели.  Я пошла
поболтать  с ними,  но  они читали,  и  им было  не  до меня.  Вообще-то мне
хотелось пойти к Бритте и Анне, но я снова вспомнила, какие  они нечестные и
что я решила никогда в жизни к ним не ходить. Я спустилась к маме на кухню и
сказала:
     - Как скучно!
     - Неужели? - удивилась мама. - А ты займись чем-нибудь.
     - А чем? - спросила я.
     - Испеки, например, пирог, - сказала мама.
     - Я не умею.
     Но мама надела на меня белый фартук, повязала мне волосы белой косынкой
и стала учить меня печь пирог. Она говорила, а я делала.
     Когда мама достала пирог из духовки и выложила его на чистое полотенце,
я  даже удивилась.  Оказывается,  я умею печь  очень  красивые пироги!  Мама
сказала,  что  надо  угостить  пирогом  Лассе и Боссе. Я так и  сделала. Они
ужасно обрадовались и сперва не поверили, что я сама испекла этот пирог.
     Я подумала,  что хотя Бритта с Анной нечестные, их уже можно простить и
пригласить ко мне есть пирог.  Я написала письмо,  положила его  в  сигарную
коробку и свистнула, чтобы предупредить девочек, что я  отправляю им письмо.
В письме было написано: "Я сама испекла пирог. Приходите его есть!"
     Через  две минуты Бритта и Анна прибежали  ко  мне.  Они  тоже долго не
верили, что я сама испекла пирог, но я сказала:
     - Это же очень легко. Каждый человек может испечь такой пирог!
     Тогда Бритте с Анной тоже захотелось испечь пирог, и они убежали домой.
А мне опять стало скучно, и я снова пришла к маме.
     - Мама, мне скучно! - сказала я. - Придумай, что мне еще сделать.
     -  Я бы на твоем месте  выкрасила  стол,  который  стоит на  веранде, -
сказала мама.
     Как будто я умею красить столы!
     Но мама  развела в банке  зеленую краску, дала  мне старый комбинезон и
показала,  как  надо  красить.  В конце концов стол у меня  получился просто
замечательный.
     Тогда я побежала в комнату Лассе и Боссе и рассказала им, что выкрасила
стол.  Они  вскочили  с  постелей  и  побежали  смотреть. Конечно,  им  тоже
захотелось что-нибудь выкрасить, и они  сказали  маме, что  уже поправились.
Мама  дала Боссе красить  старый поднос, а Лассе -  табуретку. Лассе сказал,
что выкрасит еще и скамью на кухне, но мама не разрешила.
     Лассе  начал искать, что бы еще  покрасить,  и  мазнул Боссе  кистью по
носу.  Боссе хотел мазнуть Лассе, но тот  отскочил. Боссе побежал  за  ним с
кистью  и закапал весь пол. На шум прибежала мама. Боссе  чуть  не плакал от
обиды.  Чтобы  его утешить, мама сама  мазнула Лассе, а  потом отняла у  них
краску с кистями и сказала, что им ничего нельзя поручить.
     Тут Бритта  с Анной принесли свой пирог. Он был тоже очень  хороший, но
мой  все-таки чуть-чуть лучше.  Мы  пошли на чердак, и  Боссе полез по липе,
чтобы позвать Улле.
     На чердаке было тепло и уютно.  Дождь  барабанил  по  крыше и  журчал в
водостоках.  Пирог оказался очень вкусный. Но больше всего я радовалась, что
мы помирились с Бриттой и Анной.
     - Может, ты и правда не наступала на черту, - сказала Анна.
     - А может, я все-таки немножко на нее наступила, - сказала я.
     Почти под самой  крышей  наш чердак пересекают две балки.  На них можно
забраться,  хотя это и трудно. Там и стояли  мальчишки,  когда  пугали нас в
новогодний вечер.  Лассе предложил всем  залезть  туда. Мы так и сделали. Мы
даже прыгали с  одной  балки на другую. Это  было  очень страшно, но весело.
Вдруг к нам  на чердак поднялся папа.  Мы притаились на  балке,  и он нас не
заметил.
     -  Нет,  здесь  детей нету!  - крикнул он  вниз маме.  -  Они, наверно,
перелезли к Улле.
     И папа спустился вниз.
     Мы очень смеялись. Вдруг Лассе говорит:
     - Смотрите, что это за бумага тут за стропилом? На ней что-то написано!
     Мы спрыгнули с балки и  подошли к окну. Лассе протянул нам бумагу, и мы
прочли:
     "На острове спрятан  клад. Я полажил  там настоящие жемчужины.  Ищити в
серидине острова. Живший тут в прежние времена".
     - Ой, как интересно! - воскликнула Анна. - А сколько ошибок!
     - Это не ошибки, - сказал Лассе. - Так писали в прежние времена.
     -  Подумать  только, настоящие жемчужины! -  сказала я. - Их непременно
надо найти. Тогда мы станем миллионерами!
     А Бритта ничего не сказала.
     - Давайте завтра отправимся на остров! - предложил Лассе.
     - Решено! - в один голос сказали Боссе и Улле.
     Остров  в Бюллербю  был только  один  -  маленький островок, на котором
весной пасся баран Ульрик.
     Дождливый день  оказался не  таким уж и скучным. Тем более,  дождь  уже
кончился, и мы побежали к дедушке читать газету.
     Анна стала  рассказывать дедушке про клад и про настоящие жемчужины, но
Бритта перебила ее:
     -  Вот  дурочки! Неужели вы  не  понимаете, что  это очередная проделка
мальчишек?
     - Откуда ты знаешь? - удивились мы.
     -  Очень просто.  Если бы эту  записку  действительно  написал человек,
который когда-то жил в Бюллербю,  он бы так не подписался. Ведь  для него те
времени были настоящие, а не "прежние".
     А  мы  с  Анной  об этом  и не подумали! Но  Бритта  сказала, что  надо
притвориться,  будто мы  ничего  не  заметили,  поехать  искать  клад  и там
мальчишкам отомстить.

     Мы ищем клад

     Наутро  мы  взяли лодку и  поплыли на  остров.  Греб  Лассе.  Мальчишки
говорили только о кладе.
     - Если мы его найдем, - сказал Лассе, - мы отдадим жемчуг девчонкам. Он
им больше подходит.
     - Ладно уж, - согласился Боссе.  - Правда, его можно продать и получить
за него кучу денег, но мне все равно, пусть он будет девчонкам.
     - Конечно, - сказал Улле. - Я не против!
     - Что-то вы сегодня больно добрые! - удивились мы.
     -  Только ищите его сами, а  мы с Боссе и Улле будем купаться, - сказал
Лассе, когда мы приплыли на остров.
     И они улеглись на камень, чтобы позагорать.
     - Не забудьте, что искать надо  в середине острова! - напомнил Лассе. -
А если найдете,  позовите нас. Мы хотим посмотреть,  как вы будете открывать
жестяную банку.
     - Откуда  ты знаешь, что жемчужины лежат в жестяной  банке?  - спросила
Бритта. 197>_В записке об этом ничего не сказано.
     Лассе немного смутился и ответил:
     - Клады всегда зарывают в жестяных банках.
     И мальчики стали купаться, а мы отправились на поиски.
     - Я им еще припомню эту жестяную банку! - сказала Бритта.
     Посреди острова есть  каменная россыпь. Сверху  на ней лежали несколько
новых камней. Мы  сразу  догадались,  зачем их  туда положили. Под ними была
спрятана ржавая жестяная банка. Мы открыли ее. В ней была записка:
     "Ха-ха-ха! Девчонки  - дуры, верят любой  чепухе! Живший тут в  прежние
времена."
     Вы помните, что на этом  острове  пасся баран  Ульрик, который чуть  не
забодал  нас? После  него  на  острове  осталось  множество  твердых  черных
орешков. Мы  взяли несколько орешков, положили их в  банку и  написали новую
записку:
     "Вот вам настоящие жемчужины! Берегите их, потому что их оставил живший
тут в прежние времена!"
     Потом мы спрятали банку под камни,  вернулись  к  мальчишкам и сказали,
что никак не можем найти клад.
     - Теперь вы его поищите, а мы искупаемся!- сказала Бритта.
     Сперва они не хотели искать без нас, но  потом все-таки пошли. Наверно,
решили перепрятать банку, чтобы  ее было легче найти. Мы  поползли вслед  за
ними, как настоящие индейцы.
     Мальчишки подошли к россыпи, и Лассе вытащил из-под камней банку.
     - Вот дурехи! Ведь она на виду лежит, - сказал он и помахал банкой.
     - Там что-то гремит! - сказал Боссе.
     Лассе открыл  крышку  и прочел вслух  нашу  записку. Потом он зашвырнул
жестянку подальше и воскликнул:
     - За это им надо отомстить!
     Тогда мы с  хохотом выскочили из кустов и, перебивая  друг друга, стали
рассказывать, что сразу догадались, что это проделки Лассе. Но Лассе сказал,
что  они  тоже  сразу  догадались,  что мы догадались, что это его проделки.
Конечно, он врал, но мы на всякий случай сказали, что мы догадались, что они
догадались,  что мы догадались, что  это  проделки Лассе.  И тогда мальчишки
сказали...
     Не знаю,  сколько  раз  мы  произнесли слово  "догадались", но  у  меня
закружилась голова, и больше я уже ничего не слышала.
     Потом мы купались возле нашего камня и брызгали друг в друга водой.
     После  купания  Лассе  предложил  играть  в  разбойников.  Мы  устроили
разбойничье  логово  на старом  сеновале, где  Лассе  спасался  от  Ульрика.
Предводителем был, разумеется, Лассе. Он сказал, что он Робин Гуд. Боссе был
его  помощником,  его  звали Ринальдо Ринальди. Лассе сказал, что  мы должны
грабить богатых и отдавать награбленное бедным. Мы задумались, но оказалось,
что мы  не знаем  ни одного богатого.  Бедных мы  тоже не  знали,  разве что
Кристин.
     По приказанию Лассе мы по очереди влезали на сосну, которая росла рядом
с  сеновалом,  и следили, чтобы к острову  не подошел вражеский флот.  Чтобы
влезть на сосну, сперва надо было забраться на дырявую крышу сеновала. Сосна
была такая высоченная, что мы с Бриттой и Анной не решались залезть на самую
верхушку. А Лассе, Боссе и Улле ничего не боялись.
     Но даже с самой вершины сосны не было видно никакого вражеского флота.
     Когда  подошло  время обеда,  Лассе  приказал нам  с Анной переплыть на
материк и награбить еды.
     - Помните, грабить можно только богатых! - сказал он  на прощание, и мы
поплыли.
     Но  мы  так и не знали,  кого же нам грабить. Поэтому я пошла к  маме и
попросила  разрешения награбить в кладовке разной еды, так как мы  с Лассе и
Боссе к  обеду  не  вернемся.  Мама,  конечно, разрешила. Я  взяла, ветчины,
колбасы и  вареной картошки. И много  бутербродов с  сыром.  А мама дала мне
горячих плюшек и большую бутылку молока.
     Я побежала к Анне. Она тоже набрала полную корзину еды.
     Когда мы вернулись в  разбойничье логово и  выложили свою добычу, Лассе
похвалил нас.
     - Прекрасно! - сказал он. - Надеюсь, вам пришлось  грабить с опасностью
для жизни?
     Мы с Анной не были уверены, что  нашей жизни угрожала опасность,  но на
всякий случай сказали, что небольшая опасность нам, конечно, угрожала.
     - Прекрасно! - повторил Лассе.
     Мы разложили еду на плоском камне и ели, лежа на животах. В разгар пира
Боссе сказал:
     - Эй, Робин  Гуд! Ты  же говорил, что мы должны все  отдавать бедным, а
сам только набиваешь себе брюхо!
     - А я и есть бедный! - ответил Лассе, беря еще кусок ветчины.
     Бутылка с молоком ходила по кругу, и каждый пил сколько хотел.
     День выдался на славу. Мы много купались, лазили по деревьям и воевали,
разделившись на  две  шайки.  Мы  с Анной  и Бриттой были в  одной шайке,  а
мальчишки - в другой. Наша шайка заняла сеновал и охраняла его от мальчишек.
Бритта  стояла  на  страже   в  дверях.  Анна  выглядывала  в  окно.  А  мой
наблюдательный пост был на дырявой крыше. Но мне было трудно долго сидеть на
крыше, я спустилась вниз и  заняла пост рядом с  Анной.  Мальчишки, конечно,
воспользовались  этим, залезли по задней  стене  сеновала на  крышу и оттуда
спрыгнули вниз. Они  взяли нас в плен  и хотели расстрелять, но  не  успели.
Лассе крикнул:
     - Вражеский флот подходит к берегу!
     Это был Оскар,  которого мама послала за нами на остров. Он сказал, что
уже девять часов,  и  спросил, неужели мы такие глупые,  что сами  не знаем,
когда нужно возвращаться домой.
     - Неужели вам даже есть не захотелось? - сердито спросил он.
     И мы почувствовали, что нам действительно хочется есть. Папа и мама уже
давно поужинали, но нас в кухне ждали молоко, бутерброды и яйца.

     Иванов день

     А  теперь я расскажу вам, как  мы праздновали день Ивана Купалы, первый
летний  праздник. На  лугу  был  установлен  высокий  купальский  шест.  Его
наряжали  сообща  все жители Бюллербю. Сперва  мы поехали на телеге далеко в
лес и  нарезали там много-много веток. Даже Черстин ездила с нами.  Улле дал
ей в руки веточку, и она размахивала ею, а Улле пел старинную песню.

    	В золотой коляске
    	По дороге тряской
    	Едет крошка Черстин.
    	Держит кнутик золотой,
    	Всем кивает головой
    	Наша крошка Черстин.

     Вообще-то пели мы все, каждый свое. Агда пела такую песню.

    	Настало лето,
    	Сверкает солнце
    	И пахнут цветы на лугу!

     А Лассе пел так:

    	Настало лето,
    	Сверкает солнце
    	И пахнет навоз на лугу!

     И он был прав. На лугу в самом деле пахло навозом, но ведь петь об этом
не обязательно.
     Потом мы с Бриттой, Анной  и Агдой наломали сирени, что растет за нашим
дровяным сараем, и  отнесли  ее  на  луг. Там уже  был приготовлен  шест. Мы
обвили его ветками и повесили на него два больших венка сирени.
     Шест установили на лугу, и вечером все танцевали вокруг него. Дядя Эрик
замечательно играет на гармошке. Он играл разные танцы, а мы танцевали. Все,
кроме дедушки и Черстин. Дедушка сидел на стуле  и слушал музыку.  Сперва он
держал Черстин на коленях, но она дергала его за бороду, и потому дядя Нильс
посадил ее к себе на плечи и  стал танцевать вместе с ней.  А дедушка не мог
танцевать, но мне показалось,  что он не  очень огорчился  из-за  этого.  Он
только сказал:
     - О-хо-хо! А ведь когда-то и я танцевал вокруг купальского шеста!
     А после танцев  мы играли  в  горелки и разные  другие игры. Нам  очень
нравится играть  вместе  с папами и мамами, но  они играют  с  нами только в
Иванов день.
     В этот вечер нам  разрешили лечь спать попозже. Агда сказала, что перед
сном надо девять раз перелезть через изгородь  и  положить себе  под подушку
девять разных цветков, и тогда тебе приснится жених.
     Нам с Бриттой и Анной очень захотелось увидеть во сне  женихов, хотя мы
и так  уже знали, кто за  кого  выйдет  замуж. Я должна  была выйти замуж за
Улле, а Бритта с Анной за Лассе и Боссе.
     -  Ты  хочешь лазить через изгородь? - спросил Лассе у  Бритты. - Лазай
себе на здоровье, но предупреждаю, я на тебе не женюсь, даже если ты увидишь
меня во сне. Я не верю в приметы!
     - Надеюсь, что я им не приснюсь! - сказал Боссе.
     - Я тоже, - сказал Улле.
     Вот дураки, не хотят жениться на нас!
     Агда  предупредила,  что лазить  через изгородь  надо молча, нельзя  ни
смеяться, ни разговаривать.
     - Тогда Лизи лучше сразу лечь спать! - сказал Лассе.
     - Это еще почему? - возмутилась я.
     - Потому что дольше двух минут ты молчала, только когда болела свинкой.
А за две минуты девять раз через изгородь не перелезть.
     Мы махнули на мальчишек рукой и полезли через изгородь.
     Сразу   за  изгородью  начинается  густой  лес.  Ночью  в  лесу  всегда
таинственно, даже если эта ночь совсем светлая. И тихо, потому что птицы уже
спят.  И сладко пахнет  деревьями  и  цветами.  Мы  в  первый  же  раз,  как
перелезли, собрали по девять разных цветочков.
     Вы, наверно, замечали, что смеяться больше всего хочется, когда нельзя.
Нам  стало смешно,  как  только мы влезли на изгородь.  А  мальчишки  еще  и
нарочно смешили нас.
     - Анна, смотри, вляпаешься в навоз! - сказал Боссе.
     - Откуда тут... - начала Анна и вспомнила, что говорить тоже нельзя.
     Мы тихонько захихикали, а мальчишки засмеялись во все горло.
     -  Ха-ха-ха!  Нам можно смеяться, а вам нельзя! - сказал Лассе.  - А то
ваше гадание не будет считаться!
     Мы  захихикали сильнее. Мальчишки  бегали  вокруг  и  щекотали нас, что
рассмешить еще пуще.
     - Убе-либу-бели-мук! - крикнул Лассе.
     Тут  уж мы не выдержали, хотя это было  ни капли не  смешно. Я сунула в
рот  носовой  платок,  но  смех вырвался  из  меня  тонким писком.  И  самое
удивительное, что  нам расхотелось смеяться, как только  мы  в последний раз
перелезли  через изгородь.  Мы  очень  рассердились  на  мальчишек,  что они
испортили нам гадание.
     Однако  цветы  под  подушку  я  все-таки  положила.  Там  были   лютик,
незабудка, подмаренник,  колокольчик,  ромашка, камнеломка, солнцецвет и еще
два цветочка, названия которых я не знаю. Но никакой жених мне не приснился.
Наверно, потому что мальчишки нас рассмешили.
     А замуж за Улле я все равно выйду!

     Мы с Анной решаем стать нянями... Но это еще не точно

     Однажды пастор из Большой деревни устроил  праздник в  честь своего дня
рождения  и пригласил на него всех жителей Бюллербю.  Кроме детей,  конечно.
Только взрослых. И дедушку. Тетя Лизи очень расстроилась. Она думала, что не
сможет  поехать  из-за Черстин. Ведь Черстин всего  полтора года,  и  ее еще
нельзя оставлять одну. Но мы с  Анной сказали, что охотно понянчим  Черстин,
потому  что решили стать  нянями,  и чем раньше  мы начнем упражняться,  тем
лучше.
     -  А вам  обязательно упражняться на моей  сестре? - недовольно спросил
Улле.
     Он  и  сам был бы не прочь  понянчиться с  Черстин, но ему в  тот  день
предстояло доить коров и кормить кур и свиней.
     Тетя Лизи,  конечно,  обрадовалась, а мы еще больше. Я ущипнула Анну за
руку и сказала:
     - Как хорошо, правда?
     А Анна ущипнула меня и сказала:
     - Скорей бы они уехали!
     Но взрослые  копаются очень долго, когда надо ехать в гости. Все, кроме
дедушки. Дедушка  был готов уже в шесть утра, хотя они собирались выехать не
раньше десяти.  Дедушка  надел свой черный костюм и красивую рубашку.  И как
только дядя Эрик  запряг лошадь, дедушка сел в коляску, хотя тетя Грета  еще
надевала свое самое нарядное платье.
     - Дедушка, ты любишь ездить в гости? - спросила Анна.
     Дедушка ответил, что любит, но мне показалось, что не очень, так как он
вздохнул и добавил:
     - О-хо-хо! Что-то уж очень часто приходится ездить в гости!
     Тогда дядя Эрик  сказал, что последний раз  дедушка ездил в  гости пять
лет тому назад, ему грех жаловаться.
     Наконец папа, дядя Эрик и дядя Нильс тронули лошадей и взрослые уехали.
     Тетя Лизи сказала, что чем дольше  мы будем гулять с Черстин, тем лучше
она будет себя вести. В полдень мы накормим ее  обедом,  который  надо всего
лишь разогреть, а потом уложим спать.
     - Ой, как интересно! - воскликнула Анна.
     - Да, -  сказала я. - Я решила, что стану няней, когда вырасту, это уже
точно!
     - Я тоже, - сказала Анна. - Ведь ухаживать за детьми очень просто. Если
говорить с ними спокойно и ласково,  они  будут  тебя слушаться.  Я читала в
газете.
     - Само собой разумеется, что с детьми надо говорить спокойно и ласково,
- согласилась я.
     -  Я читала, что есть  люди,  которые  кричат на детей.  Но  тогда дети
становятся непослушными, - сказала Анна.
     - Кто  же  станет кричать  на  такую крошку?  -  сказала я и пощекотала
Черстин за пятку.
     Черстин сидела на одеяле, разостланном на траве, и смеялась.  Она очень
хорошенькая.  У нее выпуклый лобик и  голубые глазки.  И  уже восемь зубов -
четыре  сверху  и  четыре  снизу. Они похожи на  рисовые зернышки.  Говорить
Черстин еще не умеет. Она  говорит только "Эй! Эй!". Но,  может быть, каждый
раз это означает что-нибудь другое, мы не знаем.
     У Черстин есть коляска, на которой ее катают. Анна предложила:
     - Давай ее покатаем!
     Я согласилась.
     - Идем, моя деточка, идем,  моя Черстин, - сказала Анна и  стала сажать
Черстин в коляску. - Черстин поедет гулять!
     Анна говорила очень спокойно и  ласково, как и следует  разговаривать с
маленькими детьми.
     - Садись, вот так тебе будет хорошо!
     Но Черстин  не захотела  садиться.  Ей  хотелось  стоять, она прыгала и
говорила: "Эй! Эй!" Мы испугались, что она упадет.
     - По-моему, ее надо привязать, - сказала я.
     Мы взяли толстую  веревку  и привязали Черстин к коляске. Когда Черстин
обнаружила, что не  может  встать,  она  заревела на  всю округу.  Из  хлева
примчался Улле.
     - Что вы делаете? Зачем вы ее бьете? - закричал он.
     - Ты с  ума сошел! Никто ее не бьет! - сказала я. - Если  хочешь знать,
мы разговариваем с ней спокойно и ласково.
     -  Смотрите у  меня! - пригрозил Улле. -  Пусть делает что хочет, тогда
она не будет плакать.
     Конечно, Улле лучше знал, как  надо обращаться с Черстин. Все-таки  это
была его сестренка. Поэтому мы разрешили ей стоять. Я тащила коляску, а Анна
бежала рядом и поддерживала Черстин, чтобы она не упала. Так  мы доехали  до
канавы. Черстин увидела канаву и вылезла из коляски.
     - Подожди, давай посмотрим, что она хочет, - сказала Анна.
     И мы стали смотреть. Почему-то считается, будто маленькие дети не умеет
быстро  бегать.  Это ошибка. Маленький ребенок,  если захочет,  может бежать
быстрее  зайца.  По крайней  мере,  наша  Черстин.  Мы  и глазом  не  успели
моргнуть,  как  она оказалась возле  канавы.  Там  она  споткнулась  и упала
головой в воду.  И хотя  Улле  сказал нам, чтобы мы разрешали Черстин делать
все, что  угодно, даже лежать в канаве, мы  ее оттуда вытащили. Она была вся
мокрая, громко плакала и  сердито смотрела  на  нас, точно мы были виноваты,
что она свалилась в канаву. Но мы по-прежнему разговаривали с ней спокойно и
ласково,  посадили  ее  в коляску и повезли домой переодеваться.  Она громко
плакала. Улле ужасно рассердился, когда увидел мокрую Черстин.
     - Что вы с ней сделали?! - заорал он. - Вы хотели ее утопить?
     Тогда  Анна сказала,  что  он должен  быть терпеливым и разговаривать с
нами спокойно и ласково, потому мы тоже еще дети, хотя и большие.
     А  Черстин подошла к Улле, обхватила  его ноги  и рыдала так безутешно,
будто мы с Анной и вправду хотели ее утопить.
     Улле помог нам найти для Черстин чистое платьице и снова убежал в хлев.
     - Посадите еесначала на горшок, а потом переоденьте, - сказал  он перед
уходом.
     Хотела бы я  знать, попробовал ли  он сам хоть  раз посадить Черстин на
горшок.  Было бы  интересно посмотреть, как это у него получится. Мы с Анной
старались изо всех сил,  но у нас ничего  не  получилось. Черстин  сделалась
негнущаяся, как палка, и орала во все горло.
     - Вот  глупый ребенок! -  воскликнула я, но тут же вспомнила,  что  так
нельзя разговаривать с маленькими детьми.
     Поскольку  нам  не  удалось  посадить Черстин  на горшок,  мы начали ее
переодевать.  Я держала  ее на руках, а Анна натягивала  на нее сухое белье.
Черстин извивалась, как угорь, и  громко плакала. На это у нас ушло полчаса.
После  переодевания  мы  с Анной сели  отдохнуть. Пока  мы отдыхали, Черстин
перестала  плакать, залезла под кухонный стол и пустила там лужу.  Потом она
вылезла  оттуда  и  сдернула  со  стола  клеенку с чашками.  Чашки, конечно,
разбились.
     - Противная девчонка! - сказала Анна как можно спокойней и ласковей.
     Она  вытерла  лужу  и  собрала  осколки, а я  сняла  с  Черстин  мокрые
штанишки.  Пока я  искала  чистые штанишки,  Черстин убежала  на  улицу.  Мы
догнали ее возле хлева. Улле высунул голову и закричал:
     - Вы что спятили? Почему вы позволяете ей ходить без штанов?
     - А мы и не  позволяем! - ответила Анна. - Если хочешь знать, она у нас
разрешения не спрашивала.
     Мы втащили  Черстин  в дом и надели на нее сухие  штанишки, несмотря на
то, что она все время извивалась и орала.
     - Пожалуйста... будь...  паинькой...  - говорила  Анна почти спокойно и
ласково.
     Мы надели на Черстин самое  нарядное платьице, потому  что  другого  не
нашли. Оно было очень хорошенькое, со складочками и оборочками.
     - Смотри  не  запачкай платьице! - сказала я Черстин,  хотя она явно не
понимала, что ей говорят.
     Она тут же  подбежала к печке  и выпачкалась в золе. Мы отряхнули золу,
но  платье стало  уже  не  таким белым. Черстин очень смеялась,  пока мы  ее
чистили. Она думала, что мы с ней играем.
     - Двенадцать часов! - вдруг сказала Анна. - Пора ее кормить.
     Мы  разогрели  шпинат, который стоял в  кастрюльке  на плите,  потом  я
посадила  Черстин  на  колени,  и  Анна  начала  ее  кормить.  Черстин  сама
широко-широко раскрывала рот. Анна сказала:
     - А все-таки она очень хорошая девочка!
     В ответ на это Черстин так толкнула ложку, что шпинат полетел мне прямо
в глаза. Анна от смеха чуть не выронила тарелку. Я даже немного обиделась на
нее. Черстин  тоже смеялась, хотя она,  конечно, не понимала над чем смеется
Анна. Она-то считала, что так и надо, чтобы шпинат попадал людям в глаза.
     Когда  Черстин наелась, она стиснула зубы  и  стала отталкивать  ложку.
Остатки  шпината  вылились  ей  на  платье. Потом  она пила  компот.  Теперь
нарядное платьице Черстин было не узнать - из белого оно стало пестрым.
     - Как хорошо, что после обеда она будет спать! - сказала Анна.
     - Да, очень, - вздохнула я.
     С большим  трудом мы снова раздели  Черстин и  натянули  на  нее ночную
рубашечку. На это ушли наши последние силы.
     - Если кому и нужно сейчас поспать, так это нам, - сказала я Анне.
     Мы уложили Черстин в кроватку, которая стояла в комнате рядом с кухней,
и вышли, притворив за собой дверь. Черстин начала плакать. Сперва мы  делали
вид,  что ничего не слышим, но она плакала все громче и громче. Наконец Анна
просунула голову в дверь и крикнула:
     - Сейчас же замолчи, противная девчонка!
     Всем известно, что с детьми надо говорить спокойно и ласково, но иногда
это не получается. Хотя, конечно, газеты правы - дети становятся несносными,
если  на них  кричат. Во всяком случае,  наша Черстин. Она просто зашлась от
визга. Мы побежали к ней. Она обрадовалась и стала прыгать в кроватке.
     Мы  снова уложили ее и попытались завернуть в одеяло. Черстин мигом его
скинула.   Когда   она  скинула  одеяло  в  десятый  раз,  мы  перестали  ее
заворачивать, а сказали спокойно и ласково:
     - Надо спать, Черстин! - и вышли из комнаты.
     Черстин завопила благим матом.
     - Пусть себе кричит, - сказала Анна. - Я больше не пойду к ней.
     Мы сели за кухонный стол и попытались разговаривать. Но у нас ничего не
получилось, потому что Черстин кричала  все громче и громче. От ее крика нас
прошибал  холодный пот. Иногда  она  на  несколько секунд замолкала,  словно
собиралась с силами.
     - Может, у нее что-нибудь болит? - испугалась я.
     - Наверно, у нее болит живот! - сказала Анна. - Вдруг это аппендицит?
     Мы опять побежали  к Черстин. Она стояла в кроватке, и глаза у нее были
полна слез. Увидев нас, она запрыгала и засмеялась.
     - Ничего у нее не болит! - сердито сказала Анна. - Ни живот, ни голова!
Идем!
     Мы закрыли  дверь, уселись за стол, и от крика Черстин нас  снова начал
прошибать холодный пот. Но неожиданно в комнате Черстин воцарилась тишина.
     - Ой, как хорошо! - сказала я. - Наконец-то она уснула.
     Мы вытащили лото и стали играть
     - Детей нужно всегда держать в  постели, хоть будешь знать,  где они, -
сказала Анна.
     В ту же минуту мы услышали какие-то подозрительные звуки.
     - Ну, это уж слишком! - воскликнула я. - Неужели она еще не спит?
     Мы подкрались к  двери и  заглянули  в замочную скважину.  Кроватку  мы
увидели, но Черстин в ней не было. Мы влетели в комнату.
     Угадайте,  где мы  нашли Черстин? Она  сидела  в  камине,  который  был
недавно  вычищен  и побелен.  Но после того как в него забралась Черстин, он
был уже не белый, а черный. В  руках у нее  была банка с гуталином.  Черстин
вымазалась гуталином с головы до ног.  Волосы, лицо, руки  и ноги у нее были
черные, как у негра. Наверно, дядя Нильс забыл перед отъездом закрыть банку.
     - А что пишут в газетах, бить детей можно? - спросила я.
     - Не помню, - ответила Анна. - Мне уже наплевать, как надо обращаться с
детьми.
     Черстин вылезла из камина, подошла к нам и хотела погладить  Анну. Анна
заорала во все горло:
     - Не смей меня трогать, негодница!
     Но Черстин не желала слушаться. Она  стала хватать Анну  руками. И хотя
Анна  пыталась  увернуться,  лицо  у  нее  оказалось  все-таки  оказалось  в
гуталине. Я засмеялась так  же, как смеялась Анна, когда мне  в  глаза попал
шпинат.
     - Тетя Лизи подумает, что мы променяли Черстин на негритенка, - сказала
я, вдоволь насмеявшись.
     Мы не знали, как лучше  смыть гуталин  с  Черстин, и решили спросить  у
Бритты. Так как Анна все равно уже была грязная, она осталась с Черстин, а я
побежала к  Бритте, которая  была  простужена  и лежала  в постели.  Когда я
рассказала Бритте, что случилось, она сказала:
     - Ду и дяди!
     Она хотела сказать "Ну и няни!", но из-за насморка у нее получилось "Ду
и  дяди!". Потом Бритта отвернулась к  стене и сказала,  что она больна и не
обязана знать, как смывают гуталин.
     Тем  временем Улле пришел  из хлева и страшно разозлился, когда  увидел
черную Черстин.
     - Вы что, с ума сошли? -  закричал он. - Зачем вы ее выкрасили в черный
цвет?
     Мы пытались ему  объяснить, что мы ее не красили, он  нас  и слушать не
хотел. Он сказал, что нужно издать закон, который запрещал бы таким, как мы,
ухаживать  за  детьми. И  еще  он  сказал,  чтобы  впредь мы  упражнялись на
каком-нибудь другом ребенке.
     Но  все-таки мы втроем согрели  котел  воды и вынесли его  на  лужайку.
Потом мы вывели туда Черстин. От ее ножек на  полу остались маленькие черные
следы. Мы посадили Черстин  в лохань и намылили ее с головы  до ног. И мыло,
конечно, попало  ей в глаза. Тут же Черстин завизжала  так, что даже Лассе и
Боссе прибежали узнать, не режем ли мы поросенка.
     - Нет, - сказал Улле. - Это Лизи с Анной упражняются на нашей Черстин.
     Добела  Черстин так  и не отмылась. Когда мы  ее вытерли, она была  вся
серенькая. Но ей было весело. Серая Черстин бегала по лужайке,  кричала "Эй!
Эй!" и смеялась так, что были видны все ее зубки-рисинки. А Улле с умилением
смотрел на нее.
     Мы  решили, что  со  временем гуталин  сотрется с  Черстин и она  снова
станет розовой. Но Лассе сказал, что это будет только к зиме.
     После купания Улле сам уложил Черстин спать. Представьте себе, она даже
не пискнула, а засунула палец в рот и тут же уснула.
     -  Учитесь, как надо обращаться с детьми!  - гордо  сказал  Улле и ушел
кормить поросят.
     А мы с Анной сели на крылечко отдохнуть.
     - Бедная тетя Лизи, ведь она каждый день так мучается, - сказала я.
     -  А  по-моему, в газетах пишут неправду, - сказала  Анна. -  Маленьким
детям безразлично, как с ними разговаривают. Они все равно делают что хотят.
     Мы помолчали.
     - Анна, а ты станешь няней, когда вырастешь? - спросила я.
     -  Может  быть,  - ответила  Анна,  подумав, потом посмотрела на  крышу
сеновала и добавила: - Но это еще не точно.

     Вишневое акционерное общество

     У  нас Бюллербю много  вишневых деревьев. И у нас в саду, и  у Бритты с
Анной. А вот у Улле их нет, по крайней таких, о  которых стоило бы говорить.
Зато у него есть одна груша, она поспевает уже в августе, и  еще две сливы с
очень вкусными желтыми плодами.
     А  у дедушки  под окном  растет огромная  черешня.  Наверно,  это самая
большая черешня  в мире. Мы  зовем  ее Дедушкина  Черешня.  Ветви Дедушкиной
Черешни  свисают  до самой  земли. Каждый  год она  усыпана крупными сочными
ягодами. Дедушка разрешает нам есть черешню сколько влезет. Он только просит
не рвать ягоды с самых нижних веток. Это ягоды Черстин. Дедушка хочет, чтобы
Черстин  могла сама рвать себе черешню. Черстин  так и  делает, но Улле  все
равно приходится следить, чтобы она не проглотила косточку.
     Мы никогда не трогаем ягод Черстин. Ведь нам  ничего не стоит влезть на
дерево.  Там  столько удобных  веток,  на которых  можно сидеть и объедаться
черешней, пока у тебя не заболит живот. Каждый год, когда поспевает черешня,
у нас у всех немного болят животы. Но к тому времени, когда поспевают сливы,
они уже проходят.
     У Лассе, Боссе и у меня есть по собственному вишневому дереву.
     Мама  сушит вишню  на зиму.  Она насыпает ее на  противни и ставит их в
духовку. Вишня высыхает и сморщивается. Такую вишню можно хранить всю зиму и
делать из нее компот.
     В этом году у нас был невиданный урожай вишни. Наши деревья были сплошь
усыпаны  ягодами.  Мы никак  не  могли съесть  их, хотя Бритта, Анна и  Улле
честно  помогали  нам. Лассе  тоже  решил посушить вишню.  Он насыпал полный
противень, задвинул его в духовку, а сам убежал купаться. Конечно, его вишня
сгорела.
     Вечером мы сидели у дедушки и читали ему газету. Там было написано, что
в Стокгольме банка  вишни  стоит две кроны. Лассе ужасно сокрушался, что его
дерево растет не в Стокгольме.
     -  Я  бы стал на  перекрестке  и  торговал  вишней, - сказала  он.  - И
сделался бы такой же богатый, как король.
     Мы попробовали подсчитать, сколько  денег мы могли бы получить, если  б
наши деревья росли в Стокгольме. Получилось жутко много.
     - А если бы наше озеро было в Сахаре, я могла  бы продавать там пресную
воду. Вот бы я разбогатела! - засмеялась Бритта.
     Наверно, Лассе всю ночь думал о вишне, потому что утром он объявил, что
намерен  открыть продажу  вишни на шоссе за Большой деревней. Там с утра  до
вечера ездят автомобили.
     - Кто знает,  может,  туда занесет  каких-нибудь стокгольмцев, - сказал
он.
     Нам с Боссе тоже захотелось  продавать вишню, и тогда мы втроем создали
Вишневое акционерное общество. Мы приняли в него также Бритту, Анну и  Улле,
хотя у них не было своих деревьев. За  это  они обещали  помочь нам  собрать
нашу вишню.
     На другой день мы проснулись в пять часов и побежали в сад. К восьми мы
наполнили три большие корзины. Потом мы хорошенько наелись каши, чтобы у нас
надолго хватило сил, и отправились в Большую деревню. Там мы зашли в лавку к
дяде Эмилю и купили много-много бумажных пакетов. Деньги на пакеты мы  взяли
у Боссе из копилки.
     - Зачем вам столько пакетов? - поинтересовался дядя Эмиль.
     - Мы  будем продавать  на  шоссе вишню, -  ответил Лассе. Наши  корзины
стояли на крыльце, их охранял Улле.
     -  Страсть  как люблю вишню!  - сказал  дядя  Эмиль. -  Продайте  и мне
немного.
     Лассе  принес одну  корзину, и дядя Эмиль отмерил  себе  две  банки. Он
заплатил  нам по кроне  за банку и сказал, что  столько стоит  вишня в наших
краях. Мы тут же вернули Боссе деньги, которые  взяли у него из копилки, и у
нас даже еще осталось.
     Как  всегда,  дядя  Эмиль  угостил  нас  леденцами.  Когда  Улле  через
стеклянную дверь увидел леденцы, он бросил свой пост и влетел в лавку, точно
за ним гнались собаки. Дядя Эмиль угостил и его, и Улле так же быстро убежал
обратно.
     Шоссе проходит совсем близко от Большой деревни. Осенью и зимой по нему
ездят почти  одни  грузовики. Зато летом там полно  всяких машин, потому что
дорога очень красивая.
     - Как же они увидят, что дорога красивая, если гонят как сумасшедшие! -
сказал Лассе, когда мимо промчалась первая машина.
     Мы  принесли  с  собой  плакат, на  котором  крупными  буквами написали
"ВИШНЯ". И каждый раз, когда появлялась  машина, мы высоко поднимали его. Но
ни  одна машина  не  остановилась.  Лассе  сказал, что,  наверно, этим людям
показалось, будто тут  написано не "ВИШНЯ", а "ВЫ ШЛЯПЫ",  они  обиделись  и
проехали мимо.
     Вскоре Лассе рассердился не на шутку.
     -  Сейчас я  их проучу! - сказал он и, когда вдали показалась очередная
машина,  выскочил  с  нашим плакатом  на  самую середину шоссе.  Его чуть не
задавило, но машина все-таки остановилась.
     Из  нее вылез злющий дядька, схватил Лассе  за руку  и  сказал, что его
следует высечь.
     - Смотри не вздумай проделать это еще раз! - пригрозил он.
     Лассе обещал не выскакивать  больше на  дорогу,  и тогда  злой дяденька
подобрел и купил у нас банку вишни.
     На шоссе было ужасно пыльно. Хорошо, что мы догадались прикрыть корзины
бумагой.  Но прикрыть себя  нам  было нечем. Каждая  машина поднимала густое
облако пыли, и вся пыль садилась на нас. Это было очень противно.
     - Фу, как пыльно! - сказала я.
     Лассе спросил, почему я сказала "Фу, как пыльно!", а не "Фу, как светит
солнце!"  или  "Фу,   как  щебечут  птицы!"?  Кто  постановил  считать  пыль
противной, а  солнце - приятным? И  мы  решили отныне считать пыль приятной.
Когда  нас опять окутало пылью, так что мы  едва различали друг друга, Лассе
сказал:
     - Какая приятная пыль!
     И Бритта сказала:
     - Да, здесь очень хорошо пылит!
     И Боссе сказал:
     - А по-моему, здесь еще маловато пыли!
     Но он  ошибся.  Вдали показался большой  грузовик, за которым  тянулась
целая  туча  пыли.  Она окутала  нас со  всех сторон.  Анна  подняла руки  и
воскликнула:
     - Волшебная пыль!.. - Тут она закашлялась и умолкла.
     Когда пыль  улеглась, мы оказались такими грязными, что даже не  узнали
друг  друга. Бритта высморкалась  и показала нам  платок.  Он был черный. Мы
тоже стали сморкаться, и платки у всех были одинаково черные. Только Улле не
мог  высморкаться, потому  что у него не было носового платка, но  Боссе дал
ему свой. Правда, Бритта сказала,  что это не считается, потому что платок у
Боссе был черный и до того, как они стали в него сморкаться.
     - Ну тебя! - сказал Боссе. - На тебя не угодишь!
     И хотя на шоссе так хорошо пылило, нам все-таки было обидно, что машины
не останавливаются. Наконец Лассе сообразил, что просто мы выбрали неудачное
место.  Здесь  машины  несутся  на  самой  большой  скорости,  и  им  трудно
остановиться.
     - Давайте станем на повороте, где они едут потише, - сказал Лассе.
     Мы так и сделали. Мы даже выбрали место, где  дорога делает  сразу  два
поворота, один за другим. И  еще мы решили  взяться за  руки и поднять  руки
вверх, чтобы нас скорей заметили.
     - Вот увидите, это поможет! - сказал Лассе.
     Так и было. Теперь почти все машины останавливались возле нас. В первой
сидели папа,  мама и четверо детей. И все дети кричали, что им очень хочется
вишни. Их папа купил три банки, а мама сказала:
     - Как вы удачно придумали! Нам так хотелось пить.
     Им  понравилась  моя  вишня,  не  очень  крупная,  но  почти  черная  и
сладкая-пресладкая. Их папа сказал, что они едут далеко, в чужую страну. Мне
показалось удивительным, что  моя  вишня  поедет в чужую  страну, а  я  сама
останусь в Бюллербю. Но Лассе сказал:
     -  Выдумала,  в  чужую  страну!  Да   они  ее  съедят  через  несколько
километров!
     Но я сказала, что моя вишня все равно попадет за границу, хотя бы у них
в животах.
     Торговля  у  нас  шла  полным ходом.  Один  дяденька купил  почти целую
корзину! Это была вишня Боссе.  Дяденька сказал,  что из этой вишни его жена
приготовит вишневый компот, который он очень любит.
     -  Ах,  как удивительно! -  передразнил меня  Боссе.  - Из  моей  вишни
приготовят вишневый компот, а из меня никто не приготовит вишневого компота!
     Наконец мы распродали все ягоды. В  сигарной коробке, которую мы взяли,
чтобы складывать  деньги, лежало тридцать  крон. Это была Шкатулка Мудрецов,
теперь она оправдала  свое  название.  Мы  разделили деньги поровну,  каждый
получил по пять крон.
     - Ну, раз у вас  больше не осталось вишни, можете есть ее у нас сколько
захотите, - сказала Бритта.
     - А я дам вам слив, когда они поспеют, - сказал Улле.
     Все было по справедливости.
     В  Большой  деревне  мы  зашли  в кондитерскую  и закусили пирожными  с
лимонадом.  Ведь  теперь  у  нас  были деньги. Мое  пирожное  было  украшено
зелеными марципановыми листочками.
     Когда мы вернулись домой, мама всплеснула руками и сказала, что в жизни
не видела  такого грязного акционерного общества. Она велела нам как следует
вымыться. Тут за нами прибежала Анна.
     - Идемте к нам, у нас баня истоплена! - позвала она.
     У них есть настоящая финская баня, в которой можно  париться. Она стоит
на берегу  озера. Мы взяли чистое белье и побежали  в баню.  Мы смыли с себя
всю волшебную  пыль, и вода у всех была одинаково грязная. Потом  мы полезли
на пол'ок париться и, пока  парились,  решили,  что,  когда  подойдет  срок,
создадим еще и Сливовое акционерное общество.
     На  полк'е  была такая  жарища, что у  нас чуть кожа не полопалась.  Мы
выбежали  из  бани и  плюхнулись в озеро.  Это  было  так здорово!  Мы долго
брызгались, плавали и ныряли, теперь даже в волосах ни у кого не осталось ни
одной изумительной пылинки.
     День выдался жаркий-прежаркий. Мы уселись на берегу, и Лассе сказал:
     - Фу, как светит солнце!
     - Фу, как щебечут птицы! - сказал Улле и засмеялся.

     Мы с Анной доставляем людям радость

     Однажды  учительница сказала  нам,  что  мы должны стараться доставлять
людям радость.
     - Никогда  не  делайте того, что может кого-нибудь  огорчить, - сказала
она.
     Вечером того же дня нам с Анной пришло в голову, что надо не откладывая
начать доставлять  людям радость. Но  мы  не  знали, кого выбрать  первым. В
конце концов мы решили начать с Агды и побежали на кухню. Агда мыла пол.
     - Не ходите по мокрому полу! - сказала она.
     - Агда! - обратилась я к ней. - Мы хотим доставить тебе радость. Скажи,
что нам для тебя сделать?
     - Уйти из кухни! - сказала Агда.  - Большей радости вы  не сможете  мне
доставить.
     Мы, конечно, ушли.  Но кому же  приятно доставлять людям  радость таким
образом? Учительница наверняка имела в виду что-нибудь другое.
     Мама собирала в саду яблоки, я подошла к ней.
     - Мамочка, что сделать, чтобы доставить тебе радость? - спросила я.
     - А ты уже и так доставила мне радость, - ответила мама.
     - Нет, так не считается. Я хочу что-нибудь сделать!
     -  Не надо  ничего делать,  -  сказала мама. -  Будь  доброй и  хорошей
девочкой. Этого довольно.
     Я  вернулась  к Анне и сказала ей,  что учительница, наверно, не знает,
как трудно найти человека, которому можно доставить радость.
     - Давай попробуем доставить радость дедушке, - предложила Анна.
     И мы побежали к дедушке.
     - Мои подружки пожаловали! - сказал дедушка. - Вот так радость!
     Нам стало досадно.
     - Нет, дедушка, - сказала Анна. - Ты  рано  радуешься. Сперва мы должны
что-нибудь  для  тебя  сделать.  Учительница  велела  нам  доставлять  людям
радость, но мы не знаем, как это делается.
     - Ну, если хотите, почитайте мне газету, - предложил дедушка.
     Так ведь мы и  без того каждый  день читаем дедушке газету! Нет, это не
годилось. Анна сказала:
     - Дедушка, а может, тебе будет приятно погулять с нами? Ты же все время
сидишь дома!
     Дедушка  не очень  обрадовался,  но гулять с  нами все-таки  пошел.  Мы
обошли  весь  Бюллербю и рассказывали  ему обо  всем, что попадалось нам  на
глаза.  Он шел в серединке, а мы держали  его  за руки. Поднялся ветер, стал
накрапывать дождь, но мы не обращали на это  внимания, потому что решили  во
что бы то ни стало доставить дедушке радость.
     Наконец дедушка сказал:
     - Может, мы уже нагулялись? Мне бы хотелось пойти и лечь в постель.
     Мы отвели  дедушку домой, и он сразу же лег, хотя было еще совсем рано.
Анна  подоткнула вокруг  него  одеяло.  Дедушка выглядел очень усталым. Анна
спросила:
     - Ну, дедушка, что тебя сегодня обрадовало больше всего?
     -  Да, пожалуй, самое приятное было вернуться домой и лечь в постель, -
ответил дедушка.
     После  ужина  мы с  Анной сели учить  уроки,  и  нам было  уже  некогда
доставлять  людям  радость.  К тому же мы не были уверены, что доставляем ее
именно так, как нужно.
     На другой день  мы  спросили  у учительницы,  что надо  сделать,  чтобы
доставить  человеку радость. Она сказала, что  иногда для  этого  достаточно
сущего пустяка. Можно, например, спеть песенку одинокому и больному человеку
или подарить  букет цветов  тому,  кто никогда  в жизни их  не получал,  или
дружески поболтать с очень застенчивым человеком.
     И мы решили попытаться еще раз. За обедом я услыхала, как  Агда сказала
маме, что Кристин лежит больная. Я побежала к Анне.
     - Нам повезло! - сказала я. - Заболела Кристин, бежим, споем ей.
     Кристин,  конечно,  обрадовалась,  когда  мы пришли,  но, по-моему, она
удивилась,  что  мы  не  принесли   ей   никаких  гостинцев.  "Наверно,  она
обрадуется, когда мы ей споем", - подумала я.
     - Кристин, мы хотим тебе спеть! - сказали мы.
     - Спеть? - изумилась Кристин. Это еще зачем?
     - Чтобы доставить тебе радость, - объяснила Анна.
     И мы запели громко-прегромко. Мы спели несколько песен. По виду Кристин
нельзя было сказать, что она очень радуется. Мы спели еще три песни. Кристин
не радовалась. Мы  с Анной уже осипли, но твердо  решили не уходить, пока не
доставим Кристин настоящую  радость.  Однако  Кристин  слезла  с  кровати  и
сказала:
     - Вы, детки, пойте, а я пойду посижу на крылечке.
     Тогда  мы  с Анной  догадались,  что  продолжать  пение  бесполезно,  и
распрощались с Кристин.
     - Давай лучше подарим кому-нибудь цветы, - предложила Анна.
     Мы думали-гадали, кому бы подарить цветы, как вдруг возле хлева увидели
Оскара. Он возил на тачке навоз. Мы подбежали к нему, и я спросила:
     - Оскар, тебе дарили когда-нибудь цветы?
     - Так я же еще живой! - засмеялся Оскар.
     Вот бедняга,  он думал, что  человеку дарят цветы только  на похоронах!
Анна ужасно обрадовалась:  наконец-то мы нашли человека, которому  никогда в
жизни не дарили цветов.  Мы  побежали и нарвали букет вереска.  Он получился
очень красивый, и мы отправились с ним в хлев.
     - Оскар, вот мы дарим тебе цветы! - сказали мы и протянули ему букет.
     Сперва он подумал, что мы над  ним смеемся, и ни за что не хотел  брать
букет, но мы его упросили.
     А когда мы  с  Анной, позже  вечером,  искали  убежавшего  кролика,  мы
увидели свой букет воткнутым в навозную кучу.
     - Наверно, учительница что-то перепутала насчет цветов, - сказала Анна.
     И мы решили больше никогда не доставлять людям радость.
     Когда  мы прибежали домой, мы увидели у нас в  кухне  человека, который
сидел  на  скамье с  очень  смущенным  видом.  Это был  Свенссон из  Большой
деревни. Он пришел, чтобы купить у нас поросенка. Лассе и Боссе уже побежали
за  папой. Свенссон сидел на кухне и  ждал папу. Анна отвела меня в уголок и
прошептала:
     - Смотри, какой он застенчивый! Давай попробуем еще разок?
     И  мы  решили  попробовать.  Обычно мы  болтаем без  умолку,  но  когда
потребовалось  завести разговор,  чтобы  доставить Свенссону радость,  мы не
могли придумать, с чего начать. Наконец я решилась.
     - Правда, сегодня хорошая погода? - спросила я.
     Свенссон не отвечал. Наверно, он был очень застенчив. Я повторила:
     - Сегодня хорошая погода, правда?
     - Угу, - буркнул Свенссон и снова замолк.
     Через минуту я опять сказала:
     - А какая хорошая погода была вчера!
     И взглянула на Анну, чтобы она помогла мне. Анна сказала:
     - Может, и завтра будет хорошая погода!
     - Угу, - опять буркнул Свенссон.
     Тут на  дворе появился папа, и Свенссон поднялся. Уходя, он улыбнулся и
спросил:
     - А какая погода была позавчера?
     - Может, мы все-таки доставили ему хоть маленькую радость? - неуверенно
спросила Анна.
     Но  вскоре  нам  с  Анной все же  удалось доставить  человеку настоящую
радость. Учительница сказала,  что Марта из нашего  класса тяжело заболела и
ей придется долго пролежать в постели. Перед сном я лежала и думала о Марте.
И решила подарить ей  Беллу, свою  самую красивую куклу. Потому что я знала,
что у Марты нет никаких игрушек.
     Утром  я  сказала  об этом  Анне.  И  тогда  она  принесла  свои  самые
интересные сказки. После  уроков  мы  вместе побежали к Марте. Она  лежала в
постели и была очень бледная. Марта ужасно  обрадовалась, когда  мы положили
ей на кровать  Беллу и сказки! Она обняла их  и засмеялась. А потом крикнула
своей маме, чтобы она пришла посмотреть на подарки.
     По дороге домой я сказала Анне:
     -  Ну  вот, мы и доставили человеку  радость, когда  даже не думали  об
этом!
     Анна очень удивилась.
     - Ой, а ведь и правда! - воскликнула она. - Хорошо, что мы не  стали ей
петь.  Мне кажется, что люди гораздо больше радуются, когда  им  дарят кукол
или книги.
     - Да, во всяком случае дети, - согласилась я.

     На Лесном озере

     Далеко в лесу есть озеро, оно так и называется - Лесное. В Лесном озере
нельзя купаться, потому что в нем много тины. Зато там можно ловить раков. А
раков там видимо-невидимо! Лассе утверждает, что в Швеции нет другого озера,
в котором было бы столько же раков.
     Анна иногда говорит мне:
     - Бедненькая ты, Лизи! У тебя нет своего озера, а у меня есть!
     Но я отвечаю:
     - И у меня тоже есть озеро. Лесное!
     -  Ха-ха-ха!  -  смеется  Анна.  -  Но  ведь оно  не  только твое!  Оно
принадлежит всем в Бюллербю.  Значит, оно такое же мое,  как твое. Ха-ха-ха!
Значит, у меня целых два озера!
     Тогда я  обижаюсь на Анну,  и в этот день мы с ней больше не играем. Но
на следующий день мы договариваемся, что безразлично, кому принадлежат озера
- все  равно  мы все  купаемся в  озере Бритты и Анны  и  все ловим  раков в
Лесном.  Никто, кроме нас,  жителей Бюллербю, не смеет ловить там раков,  и,
по-моему, это очень правильно.
     Раков начинают ловить только  в  августе. Мы всегда с нетерпением  ждем
этого дня, потому что мы все, кроме Черстин,  конечно, отправляемся вместе с
папами ловить раков.  С вечера мы ставим  на озере ловушки, потом  строим  в
лесу  шалаши, ночуем  там,  а на заре  осматриваем ловушки. Ночевка в лесу -
это-то  и  есть  самое интересное!  Лесное озеро  далеко  от Бюллербю, и нет
смысла  возвращаться домой на несколько часов. Так  говорит  наш  папа.  Нам
повезло, что  Лесное  далеко  от  Бюллербю.  Иначе  мама заставляла  бы  нас
возвращаться домой и спать в кроватях.
     - Я боюсь, что дети простудятся, - говорит мама каждый год.
     - Чепуха! - отвечает папа.
     В этом году папа тоже сказал "Чепуха!", и мы отправились в путь.
     Чтобы  добраться  до озера,  нужно целых пять километров  идти лесом по
узкой, извилистой тропинке. У нас  всегда бывает  много  вещей:  ловушки для
раков, рюкзаки, одеяла и всякая еда. Но мы не жалуемся, даже когда устаем, а
то папа скажет, что нытикам нечего ходить за раками и ночевать в лесу.
     На озере мы первым делом побежали осматривать свои прошлогодние шалаши.
Но  нашли  только  засохшие ветки  можжевельника  да старую  хвою.  Шалаш, в
котором  спим мы с Бриттой  и  Анной, устраивается  под большой  разлапистой
елью.  Ветви  ее   свисают  до  самой  земли.  Папа  с  дядей  Эриком  рубят
можжевельник, и  мы обкладываем им ель. Только для входа оставляем маленькое
отверстие. А спим мы на земле, на еловых лапах.
     Когда  наш  шалаш  был  готов,  мы  пошли  посмотреть,  как  устроились
мальчики.  Они  ночуют в расселине, которую сверху  прикрывают ветками. Спят
они тоже на еловых лапах.
     - Хорошо  бы,  девчонки хоть здесь оставили нас в  покое,  - сказал нам
Лассе.
     Боссе и Улле, как попугаи, повторили его слова.
     - Пожалуйста, - сказала Бритта. - Наш-то шалаш в сто раз лучше вашего!
     Лассе, Боссе и Улле захохотали  и сказали,  что им нас жаль, потому что
мы даже представления не имеем, как выглядят настоящие шалаши. Мы не  успели
придумать  в  ответ  ничего  обидного  -  дядя  Нильс позвал  нас налаживать
ловушки.
     Ловушки для раков делают  из сетки,  и каждый год их приходится немного
чинить, чтобы раки не выползали.
     Мы сидели на берегу и  бечевкой  завязывали дырки на ловушках. Нам было
очень весело. Солнце клонилось к закату, и на озере было необычайно красиво.
И тихо. Конечно, когда мы молчали.
     - Красивое озеро! - сказал наш папа.
     Дядя Эрик вычерпывал воду из двух лодок, которые у нас  всегда стоят на
озере. А папа с дядей Нильсом клали  в ловушки приманку. Как только все было
готово, мы сели в лодки и поплыли вдоль берега ставить ловушки. У нас особые
места, где мы их ставим каждый год.
     А когда  совсем стемнело, папа  развел  на скале костер,  и мы  уселись
вокруг него ужинать. Свет от костра падал на воду, и нам казалось, что озеро
так и пылает. В лесу было темно и тихо. Лассе сказал:
     - А я слышу, как между деревьями ходят тролли!
     Мы с Анной испугались, но Анна сказал:
     - Глупости, никаких троллей нет!
     И  все-таки мы стали прислушиваться, потому что нам тоже очень хотелось
услышать,  как в лесу бродят тролли. Однако мы  ничего не услышали и сказали
Лассе, что он все выдумал.
     -  Вы их не слышите, потому что у них мохнатые лапы и они ступают очень
тихо, - сказал Лассе. - Вон они стоят за деревьями и смотрят на нас.
     -  Не-а! Никого там нет! - сказала я,  но на всякий случай придвинулась
поближе к Анне.
     - Нет, есть! - сказал Лассе. - В лесу полно троллей, и все  они смотрят
на нас. А подойти не смеют, потому что боятся огня.
     Тогда папа сказал, чтобы Лассе перестал пугать маленьких девочек своими
выдумками. Папа  подбросил в  костер веток, и костер  весело запылал.  Я  не
верю, что тролли есть на самом деле, но все-таки я залезла к папе на колени.
А  Анна залезла на колени к своему папе. И  дядя Эрик  стал нам свистеть. Он
замечательно свистит. Если захочет, он может свистеть, как любая птица.
     А  я сидела и думала, что если в лесу  действительно живут  тролли, вот
они, наверно, удивляются, зачем  это мы ночью сидим вокруг костра и слушаем,
как свистит дядя Эрик.
     Потом папа, дядя Эрик и дядя Нильс рассказывали всякие смешные истории,
и  мы очень  смеялись.  А  Лассе, Боссе и Улле  взяли карманные  фонарики  и
спустились к воде искать раков. Они нашли двадцать три штуки и  сложили их в
бидон. Лассе сказал мальчикам:
     - Если девчонки не  будут вредничать, мы пригласим их завтра на раковый
пир.
     - Сначала посмотрим, как они будут себя вести, - сказал Боссе.
     - Да, уж придется им постараться, - сказал Улле.
     Когда костер почти догорел, дядя Эрик сказал, что пора спать. Наши папы
не строят себе шалаша, они просто заворачиваются в одеяла и ложатся на землю
вокруг костра. Мы с Бриттой и  Анной залезли под нашу ель и тоже завернулись
в одеяла.  Сперва  мы  немножко поболтали,  но  ночью  в  лесу разговаривать
неприятно:  все   время   чудится,  будто   в  темноте  кто-то  притаился  и
подслушивает.
     Бритта  с  Анной заснули  раньше  меня. А  я  еще долго-долго  лежала и
слушала, как шумит лес. Он  шумел очень  тихо.  И  так же тихо  плескались о
берег волны. И странно, я вдруг перестала понимать, весело мне  или грустно.
Я все лежала и думала, весело мне  или грустно, но так и не поняла. Наверно,
человек становится чуть-чуть ненормальным, когда ночует в лесу.
     Папа  разбудил нас в четыре  часа.  От  холода  у меня  зуб  на  зуб не
попадал, но солнце светило  уже вовсю. Мы вылезли из шалаша и затеяли возню,
чтобы немного согреться.
     Над  озером лежал  легкий туман,  но  вскоре он рассеялся. Мы с  папой,
Лассе и Боссе  сели  в  одну лодку, а дядя Эрик, дядя Нильс, Улле,  Бритта и
Анна - в другую и поплыли вынимать ловушки.
     Мне  жаль тех людей, которые никогда  не плавали по озеру в четыре часа
утра и не вынимали ловушек с раками.
     Почти все  ловушки  были полны.  Лассе и Боссе  запросто хватают  раков
руками, а я боюсь.  Боссе вынул одного рака и долго смотрел на него, а потом
взял и отпустил обратно в озеро.
     -  Ты что,  спятил?  -  закричал на него  Лассе. -  Хочешь  всех  раков
выпустить?
     - У этого были такие грустные глаза, - сказал Боссе.
     - Дурак!  - возмутился Лассе. - Теперь он разболтает  про  нас по всему
озеру, и мы в этом году не поймаем больше ни одной штучки. Зачем ты отпустил
его?
     - У него были очень грустные глаза, - повторил Боссе.
     В это время к нам подплыла вторая лодка, и мы спросили у Бритты, Анны и
Улле, много ли у них раков.
     - Полная лодка! - крикнул Улле.
     Потом  мы  вернулись к нашей  стоянке  и  вытряхнули всех раков  в  две
бельевые корзины. Корзины были с крышками.  Собрав свои вещи, мы отправились
домой. На  траве  лежала роса,  а на деревьях  кое-где  висела  паутина. Она
сверкала, как бриллианты. Мне  хотелось  и  есть, и спать, и у меня промокли
ноги, и мне было очень хорошо. Что может быть лучше, чем идти друг за другом
по узкой тропинке  и нести домой две корзины раков? Дядя Эрик свистел,  а мы
пели.
     Вдруг Лассе закричал:
     - А я вижу  дым! Это в Бюллербю топят печи! И  тут мы  все увидели, как
над лесом  поднимаются  три  столбика  дыма.  Действительно, это в  Бюллербю
топили печи. Значит, наши мамы уже проснулись! А вскоре мы увидели и все три
дома. В окнах пылало солнце, и наша деревня была удивительно красива.
     - Бедные люди, которым негде жить! - сказала я Анне.
     - Бедные люди, которые живут не в Бюллербю! - сказала Анна.
     Дедушка уже проснулся и сидел на лужайке под вязом. Он услыхал,  что мы
вернулись, и крикнул:
     - Ну как, есть нынче раки в Лесном?
     Дядя  Эрик  ответил, что раков столько, что  дедушка, наверно,  никогда
столько и не видывал. Но дедушка сказал:
     - О-хо-хо! Я в былые дни вылавливал там чертовски много раков!
     Мы  уселись  на  траву возле  дедушки и рассказали  ему,  как нам  было
весело.  А  Лассе  открыл бидон,  где лежали раки, которых поймали мальчики,
чтобы дедушка послушал, как раки барахтаются. Они, когда барахтаются, издают
особый звук - "клир-клир". Этот звук не спутаешь ни  с каким другим. Дедушка
засмеялся и сказал:
     - Да, это раки, ошибки тут быть не может!
     Тогда Лассе спросил:
     - Дедушка, а можно, мы сегодня устроим у тебя в комнате раковый пир?
     - О-хо-хо! Конечно, можно! - ответил дедушка.

     Дедушкин день рождения

     В воскресенье  нашему дедушке исполнилось восемьдесят лет.  В этот день
все в  Бюллербю встали очень рано. В  восемь часов мы поднялись  к дедушке -
папа, мама, Лассе, Боссе и я, Оскар и Агда, дядя Нильс  и тетя  Лизи, Улле и
даже Черстин и, разумеется, Анна, Бритта и их мама и папа. Тетя Грета  несла
поднос, на котором  стояла чашка кофе  и  разное  угощение.  И все  принесли
дедушке цветы.
     Дедушка  уже сидел  в качалке, как всегда красивый и  добрый. Мы, дети,
спели ему песню, а дядя Эрик произнес речь. В конце речи он сказал:
     - Такого отца, как у меня, нет ни у кого!
     И тогда дедушка заплакал, и слезы капали ему на бороду. Я тоже  чуть не
заплакала.
     Весь день дедушке приносили письма, цветы и телеграммы.
     - О-хо-хо!  -  говорил дедушка. - Вы только подумайте, люди  еще помнят
такого старика!
     Я уж  и не знаю, сколько раз он в этот день сказал "О-хо-хо!". Он сидел
в качалке и время от времени произносил:
     - Восемьдесят лет, подумать только, какой я старый! О-хо-хо!
     Когда он повторил это в  пятый раз, Анна подбежала к нему, взяла его за
руку и сказала:
     - Дедушка, обещай, что ты никогда не умрешь!
     На это дедушка ничего  не ответил,  он  только  погладил Анну по щеке и
сказал:
     - Дружочек ты мой!
     Когда кончились  все письма  и телеграммы, мы прочли дедушке  газету. И
представьте себе, в газете тоже было написано о нашем дедушке!
     "В воскресенье 18 октября исполняется восемьдесят лет землевладельцу из
Бюллербю Андерсу Юхану Андерссону".
     Мы прочли это дедушке, он закивал головой и сказал:
     - Ишь ты, даже в газету попал, о-хо-хо!
     А  мне  не понравилось,  как они написали  про дедушку,  сразу даже  не
поймеешь, о ком это.  Надо было  написать  просто:  "Дедушке из  Бюллербю  в
воскресенье исполняется восемьдесят лет!"
     Мы  прочли дедушке всю газету,  но  он  то и дело просил  нас еще разок
прочесть ему о землевладельце из Бюллербю.
     А вообще-то  газета  была скучная, и  в ней  писали,  что скоро  должна
начаться война, и все только про войну.
     Нам  даже  стало страшно  за Бюллербю, ведь мы собирались жить  тут всю
жизнь.
     Мы с Бриттой и Анной  уже придумали, как мы будем жить, когда вырастем.
Лассе женится на  Бритте, и они будут  жить  в нашем  доме, Боссе женится на
Анне, и они будут  жить в Аннином доме, а Улле  женится  на мне, и мы  будем
жить у него. Тогда мы все сможем остаться в Бюллербю!
     Тут  же  у  дедушки мы  рассказали  мальчикам о нашем  плане.  Но Лассе
сказал:
     - Очень надо! Будто я не найду жены покрасивее, чем Бритта!
     А  Боссе сказал,  что, когда  он  вырастет, он уедет в Америку,  станет
вождем  индейского  племени  и  женится  на  индианке,  которую будут  звать
Смеющаяся Вода или как-нибудь в этом роде.
     - Вот будет потеха, когда ты будешь  кричать ей: "Смеющаяся Вода, свари
кофе!" или "Смеющаяся Вода, скоро картошка сварится?", - засмеялся Лассе.
     Но Боссе ответил, что он не любит картошку и они ее есть не будут.
     А  Улле  сказал,  что  он  хочет  остаться в Бюллербю и жить  вместе  с
Черстин.
     - Конечно, если  жениться обязательно, можно жениться и на Лизи. Только
я ничего не обещаю!
     Вот, дураки, правда?  Ведь все равно будет  по-нашему! Я-то точно знаю,
что выйду замуж за Улле,  хотя  он совсем  не красивый.  Но,  может,  к тому
времени он еще похорошеет.
     Дедушка услыхал наш разговор и засмеялся:
     - О-хо-хо! Хорошо, что вы еще дети! И не спешите,  взрослыми  стать  вы
всегда успеете!
     Когда дедушка  утомился, мы  пожелали  ему доброй  ночи и разошлись  по
домам. Было  уже совсем темно, и мы с Лассе и Боссе проводили Улле до самого
крыльца, чтобы ему не пришлось идти одному в такую темень.

     Ну вот,  больше я  уже не могу  рассказывать  вам  про нашу жизнь. Пора
спать. Потому что завтра утром мы все пойдем копать картошку.  Для этого нас
даже на три дня освободили от школы.
     Копать картошку  очень  весело.  Мы  надеваем  самую  старую  одежду  и
резиновые  сапоги.  Иногда на  поле  бывает  так  холодно, что у  нас сводит
пальцы.
     Только  что  Бритта и Анна прислали мне письмо в  сигарной коробке. Вот
что там написано:
     "Лизи,  мы  придумали  одну  замечательную  вещь!  Завтра  на  поле  мы
разыграем мальчишек. Ха-ха-ха, вот они разозлятся, а мы посмеемся!"
     Интересно, что же они придумали? Но это я узнаю только завтра.

 	Astrid Lindgren
	Alla vi barn i Bullerbyn, 1947
	Пер. Л. Брауде (?)


 


<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: детская литература

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2]

Страница:  [2]