Бедный дикарь, не понимая, как можно убить живое существо, не прибли-
жаясь к нему (хоть он и видел раньше, как я убил его врага), был  совер-
шенно ошеломлен. Он задрожал, зашатался, и мне даже показалось,  что  он
сейчас упадет.
   Он не заметил убитого мною козленка и, вообразив, что я  хотел  убить
его, Пятницу, принялся ощупывать себя, не идет ли где  кровь.  Потом  он
приподнял даже полу своей куртки, чтобы посмотреть, не ранен ли  он,  и,
убедившись, что остался цел и невредим, упал передо мной на колени,  об-
нял мои ноги и долго толковал мне о чем-то на своем языке.
   Речи его были непонятны, но легко можно было догадаться, что он  про-
сит меня не убивать его.
   Желая внушить ему, что я не имею намерения причинять ему зло, я  взял
его за руку, засмеялся и, указав на убитого козленка, велел ему  сбегать
за ним. Пятница исполнил мое приказание. Покуда он разглядывал козленка,
пытаясь дознаться, почему же тот оказался убитым, я снова зарядил ружье.
   Вскоре после этого я увидел на дереве, на расстоянии ружейного  выст-
рела от меня, крупную птицу, похожую на нашего ястреба. Желая  объяснить
Пятнице, что такое стрельба из ружья, я подозвал моего  дикаря  к  себе,
показал ему пальцем сперва на птицу, потом на ружье, потом на землю  под
тем деревом, на котором сидела птица, как бы говоря: "Вот смотри: сейчас
я сделаю так, что она упадет", и вслед за тем выстрелил. Птица  упала  и
оказалась не ястребом, а большим попугаем. Пятница и на этот раз  оцепе-
нел от испуга, несмотря на все мои объяснения.
   Тут только я догадался, что особенно поражало его, когда я стрелял из
ружья: он до сих пор еще ни разу не видел, как я заряжаю ружье, и, веро-
ятно, думал, что в этой железной палке сидит какая-то злая волшебная си-
ла, приносящая смерть на любом расстоянии человеку, зверю, птице, вообще
всякому живому существу, где бы оно ни находилось, вблизи или вдали.
   Впоследствии еще долгое время не мог победить в себе изумления, в ко-
торое повергал его каждый мой выстрел.
   Мне кажется, если б я только позволил ему, он стал бы поклоняться мне
и моему ружью как богам.
   Первое время он не решался дотронуться до ружья, но зато разговаривал
с ним, как с живым существом, когда думал, что я не слышу. При этом  ему
чудилось, что ружье отвечает ему. Впоследствии он признался, что  умолял
ружье, чтобы оно пощадило его.
   Когда Пятница чуть-чуть пришел в себя, я предложил ему  принести  мне
убитую дичь. Он сейчас же побежал за нею, но вернулся не сразу, так  как
ему пришлось долго отыскивать птицу: оказалось, я не убил ее,  а  только
ранил, и она отлетела довольно далеко. В конце концов он нашел ее и при-
нес; я же воспользовался его отсутствием, чтобы снова зарядить ружье.  Я
считал, что до поры до времени будет лучше не открывать ему, как это де-
лается.
   Я надеялся, что нам попадется еще какая-нибудь дичь, но больше ничего
не попадалось, и мы вернулись домой.
   В тот же вечер я снял шкуру с убитого козленка и тщательно выпотрошил
его; потом развел костер и, отрезав кусок козлятины, сварил его в глиня-
ном горшке. Получился очень хороший мясной суп. Отведав  этого  супу,  я
предложил его Пятнице. Вареная пища ему  очень  понравилась,  только  он
удивился, зачем я ее посолил. Он стал показывать мне  знаками,  что,  по
его мнению, соль - тошнотворная, противная еда. Взяв в рот щепотку соли,
он принялся сплевывать и сделал вид, будто у него  начинается  рвота,  а
потом прополоскал рот водой.
   Чтобы возразить ему, я, со своей стороны, положил в рот кусочек  мяса
без соли и начал плевать, показывая, что мне противно есть без соли.
   Но Пятница упрямо стоял на своем. Мне так и не удалось приучить его к
соли. Лишь долгое время спустя он начал приправлять ею свои кушанья,  да
и то в очень малом количестве.
   Накормив моего дикаря вареной козлятиной и бульоном, я решил угостить
его на другой день той же козлятиной в виде жаркого. Изжарил  я  ее  над
костром, как это нередко делается у нас в Англии. По бокам костра втыка-
ют в землю две жерди, сверху укрепляют между ними поперечную жердь,  ве-
шают на нее кусок мяса и поворачивают его над огнем до тех пор, пока  не
изжарится.
   Все это сооружение Пятнице очень понравилось.  Когда  же  он  отведал
жаркого, восторгу его не было границ. Самыми красноречивыми  жестами  он
дал мне понять, как полюбилась ему эта еда, и наконец заявил, что никог-
да больше не станет есть человечьего мяса, чему я, конечно,  чрезвычайно
обрадовался.
   На следующий день я поручил ему молоть и веять зерно,  предварительно
показав, как это делается. Он быстро понял, в чем  дело,  и  стал  очень
энергично работать, особенно когда узнал, ради чего  производится  такая
работа. А узнал он это в тот же день, потому что я накормил его  хлебом,
испеченным из нашей муки.
   В скором времени Пятница научился работать не хуже меня.
   Так как теперь я должен был прокормить двух человек, следовало  поду-
мать о будущем. Прежде всего необходимо было  увеличить  пашню  и  сеять
больше зерна. Я выбрал большой участок земли и принялся огораживать его.
Пятница не только старательно, но очень весело и с  явным  удовольствием
помогал мне в работе.
   Я объяснил ему, что это будет новое поле для хлебных колосьев, потому
что нас теперь двое и нужно будет запастись хлебом не только  для  меня,
но и для него. Его очень тронуло, что я так забочусь о нем: он  всячески
старался мне объяснить при помощи знаков, что он понимает, как много мне
прибавилось дела теперь, и просит, чтобы я скорее научил его всякой  по-
лезной работе, а уж он будет стараться изо всех сил.
   То был самый счастливый год моей жизни на острове.
   Пятница научился довольно хорошо говорить поанглийски: он узнал  наз-
вания почти всех предметов, окружавших его, и тех мест, куда я мог посы-
лать его, благодаря чему весьма толково исполнял все мои поручения.
   Он был общителен, любил поболтать, и я мог теперь с избытком  вознаг-
радить себя за долгие годы вынужденного молчания.
   Но Пятница нравился мне не только потому, что у меня была возможность
разговаривать с ним. С каждым днем я все больше ценил его честность, его
сердечную простоту, его искренность. Мало-помалу я привязался к нему, да
и он, со своей стороны, так полюбил меня, как, должно быть, не любил  до
сих пор никого.
   Однажды мне вздумалось расспросить его о прошлой жизни; я  хотел  уз-
нать, не тоскует ли он по родине и не хочет ли  вернуться  домой.  В  то
время я уже так хорошо научил его говорить по-английски, что он мог  от-
вечать чуть не на каждый мой вопрос.
   И вот я спросил его о родном его племени:
   - А что, Пятница, храброе это племя? Случалось ли когда-нибудь,  чтоб
оно побеждало врагов?
   Он улыбнулся и ответил:
   - О да, мы очень храбрые, мы всегда побеждаем в бою.
   - Вы всегда побеждаете в бою, говоришь ты? Как же это вышло, что тебя
взяли в плен?
   - А наши все-таки побили тех, много побили.
   - Как же ты тогда говорил, что те побили вас? Ведь  взяли  же  они  в
плен тебя и других?
   - В том месте, где я дрался, неприятелей было много больше. Они схва-
тили нас - один, два, три и меня. А наши побили их в другом  месте,  где
меня не было. В том месте наши схватили их  -  один,  два,  три,  много,
большую тысячу.
   - Отчего же ваши не пришли вам на помощь?
   - Враги схватили один, два, три и меня и увезли нас в лодке, а у  на-
ших в то время не было лодки.
   - А скажи-ка мне, Пятница, что делают ваши с темп,  кто  попадется  к
ним в плен? Тоже увозят их в какое-нибудь отдаленное место и там съедают
их, как те людоеды, которых я видел?
   - Да, наши тоже едят человека... все едят.
   - А куда они увозят их, когда собираются съесть?
   - Разные места, куда вздумают.
   - А сюда они приезжают?
   - Да, да, и сюда приезжают. И в другие разные места.
   - А ты здесь бывал с ними?
   - Да. Был. Там был...
   И он указал на северо-западную оконечность  острова,  где,  очевидно,
всегда собирались его соплеменники.
   Таким образом, оказалось, что мой друг и приятель Пятница был в числе
дикарей, посещавших дальние берега острова, и не раз уже ел людей в  тех
же местах, где потом хотели съесть его самого.
   Когда некоторое время спустя я собрался с духом и повел его на  берег
(туда, где я впервые увидел груды человеческих костей),  Пятница  тотчас
же узнал эти места. Он рассказал мне, что один раз, когда он приезжал на
мой остров со своими соплеменниками, они убили и  съели  здесь  двадцать
мужчин, двух женщин и одного ребенка. Он не знал,  как  сказать  по-анг-
лийски "двадцать", и, чтобы объяснить мне, сколько  человек  они  съели,
положил двадцать камешков один подле другого.
   Продолжая беседовать с Пятницей, я спросил у него, далеко ли от моего
острова до той земли, где живут дикари, и часто ли  погибают  их  лодки,
переплывая это расстояние. Оказалось, плавание здесь вполне  безопасное:
он, Пятница, не знает ни одного случая, чтобы кто-нибудь здесь тонул, но
неподалеку от нашего острова проходит морское течение: по утрам оно нап-
равляется в одну сторону и всегда при попутном ветре, а к вечеру и ветер
и течение поворачивают в противоположную сторону.
   Вначале мне пришло в голову, что это течение зависит от прилива и от-
лива, и лишь значительно позже я обнаружил, что оно составляет продолже-
ние могучей реки Ориноко, впадающей в море неподалеку от моего  острова,
который, таким образом, находится прямо против дельты этой реки.  Полоса
же земли на западе и на северо-западе, которую я  принимал  за  материк,
оказалась большим островом Тринидадом,  лежащим  против  северной  части
устья той же реки.
   Я задавал Пятнице тысячу всяких вопросов об этой земле и ее  обитате-
лях: спрашивал, опасны ли тамошние берега, бурно ли там море,  очень  ли
свирепы там люди и какие народы живут по соседству.  Он  охотно  отвечал
мне на каждый вопрос и без всякой утайки сообщил все, что ему  было  из-
вестно.
   Спрашивал я также, как называются различные племена дикарей,  живущих
в тех местах, но он твердил только одно: "Карибэ,  карибэ".  Конечно,  я
без труда догадался, что он говорит о карибах, которые,  судя  по  нашим
географическим картам, обитают именно в этой части Америки, занимая  всю
береговую полосу от устья реки Ориноко до Гвианы и до города  Санта-Мар-
та.
   Кроме того, он рассказал мне, что далеко "за луной", то  есть  в  той
стороне, где садится луна, или, другими словами, к западу от его родины,
живут такие же, как я, белые бородатые люди (тут он показал на мои длин-
ные усы). По его словам, эти люди "убили много, много человеков".
   Я понял, что он говорит об испанских завоевателях, которые  прослави-
лись в Америке своей жестокостью ".
   Я спросил его, не знает ли он, есть ли у меня какаянибудь возможность
переправиться через море к белым людям.
   Он отвечал:
   - Да, да, это можно: надо плыть на двух лодках.
   Я долго не понимал, что он хочет сказать, но наконец с великим трудом
догадался, что на его языке это означает большую шлюпку, по крайней мере
вдвое больше обыкновенной пироги.
   Слова Пятницы доставили мне великую радость: с этого дня у меня  яви-
лась надежда, что рано или поздно я вырвусь отсюда и что своей  свободой
я буду обязан моему дикарю.


   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
   Робинзон и Пятница строят лодку 

   Прошло еще несколько месяцев.
   К этому времени Пятница научился понимать почти все,  что  я  говорил
ему. Сам он изъяснялся по-английски довольно бойко,  хотя  очень  непра-
вильно. Мало-помалу я рассказал ему всю свою жизнь: как я попал  на  мой
остров, сколько лет прожил на нем и как провел эти годы.
   Еще раньше я открыл Пятнице тайну стрельбы из ружья (потому  что  для
него это  была  действительно  тайна):  я  показал  ему  пули,  объяснил
действие пороха и научил его стрелять. Я отдал в полное его распоряжение
одно из своих ружей. Я подарил ему нож и этим подарком буквально осчаст-
ливил его. Я смастерил для него портупею, вроде тех, на каких  у  нас  в
Англии носят кортики; только вместо кортика я  дал  ему  топор,  который
был, в сущности, таким же хорошим оружием и, кроме того, мог пригодиться
для всяких хозяйственных надобностей.
   Я много рассказывал Пятнице о европейских странах,  особенно  о  моей
родине. Я описал ему нашу жизнь, наши обычаи, нравы, рассказал,  как  мы
путешествуем по всем частям света  и  плаваем  на  больших  кораблях.  Я
объяснил ему устройство большого парусного судна и  рассказал  кстати  о
том, как я ездил на корабль, потерпевший крушение, и показал ему  издали
место, где корабль наскочил на подводные камни. Конечно, я мог  показать
его весьма приблизительно, так как корабль давно разбило в щепки  и  все
обломки унесло в море. Показал я ему также ту полусгнившую лодку, в  ко-
торой мы хотели спастись, когда буря пригнала нас к этому берегу.
   Увидев эту лодку, Пятница задумался и долго молчал.
   Я спросил его, о чем он думает, и он через некоторое время ответил:
   - Я видал одна такая лодка, как эта.
   Она плавала то место, где живет мой народ.
   Я долго не понимал, что он хочет сказать: то ли, что в их местах  ди-
кари плавают на таких лодках, то ли, что такая лодка прошла мимо их  бе-
регов.
   Наконец, после долгих расспросов, мне удалось выяснить, что точно та-
кую же лодку прибило к берегам той земли, где живет его племя.
   - Ее пригнала к нам злая погода, - объяснил Пятница и  снова  надолго
умолк.
   "Должно быть, - подумал я, - какой-нибудь европейский корабль  потер-
пел крушение у тех берегов. Бушующие волны могли смыть у  него  лодку  и
пригнать се туда, где живут дикари". Но, по моей недогадливости, мне и в
голову не пришло, что  в  этой  лодке  могли  быть  люди,  и,  продолжая
расспрашивать Пятницу, я думал только о лодке.
   - Расскажи мне, какова она с виду.
   Пятница описал мне ее очень подробно и  вдруг  совершенно  неожиданно
прибавил с горячим чувством:
   Белые человеки не потонули, мы их спасли!
   А разве в лодке были белые люди? - поспешил я спросить.
   - Да, - отвечал он, - полная лодка людей!
   - Сколько их было?
   Он показал мне сначала десять пальцев, потом еще семь.
   - Где же они? Что с ними сталось?
   Он отвечал:
   - Они живут. Они живут у наших.
   Тут меня осенила внезапная мысль: не с того ли  самого  корабля,  что
разбился в ту бурную ночь неподалеку от моего острова, были эти  семнад-
цать человек белых?
   Возможно, что, когда корабль наскочил на скалу и они увидели, что его
не спасти, они пересели в шлюпку, а потом их прибило  к  земле  дикарей,
среди которых им и пришлось поселиться.
   Я нахмурился и стал строгим голосом допрашивать Пятницу, где  же  эти
люди теперь. Он снова ответил с такой же горячностью:
   - Они живы! Им хорошо!
   И прибавил, что скоро четыре года, как эти белые  люди  живут  у  его
земляков, и что те не обижают, не трогают их, но предоставляют им полную
волю и дают им всякую еду.
   Я спросил его:
   - Каким образом могло случиться, что дикари не убили и не съели белых
людей?
   Он ответил:
   - Белые человеки стали нам братья. Наши едят только тех, кого  побеж-
дают в бою.
   Прошло еще несколько месяцев. Как-то, гуляя по острову, забрели мы  с
Пятницей в восточную сторону и поднялись на вершину холма.  Оттуда,  как
уже было сказано, я много лет назад увидел полосу земли, которую  принял
за материк Южной Америки.
   Впрочем, первым взошел на вершину один только Пятница,  а  я  немного
отстал, так как холм был высокий и довольно крутой.
   Как и тогда, день был необыкновенно ясный.
   Пятница долго вглядывался в даль и вдруг вскрикнул от  неожиданности,
запрыгал, заплясал как безумный и стал кричать мне, чтобы я скорее взоб-
рался на холм.
   Я с удивлением глядел на него.
   Никогда не случалось мне видеть его таким  возбужденным.  Наконец  он
прекратил свою пляску и крикнул:
   - Скорее, скорее сюда!
   Я спросил его:
   - В чем дело? Чему ты так рад?
   - Да, да, - отвечал он, - я счастлив! Вон там, смотри... отсюда  вид-
но... там моя земля, мой народ!
   Необыкновенное выражение счастья появилось  у  него  на  лице,  глаза
сверкали; казалось, всем своим существом он рвется туда, в тот край, где
его родные и близкие.
   Увидев, как он ликует и радуется, я был весьма огорчен.
   "Напрасно я отнесся к этому человеку с таким безграничным доверием, -
сказал я себе. - Он притворяется моим преданным другом, а сам  только  и
думает о том, как бы ему убежать".
   И я недоверчиво взглянул на него.
   "Теперь он покорен и кроток, - думал я, - но стоит  ему  только  очу-
титься среди других дикарей, он, конечно, сейчас же забудет, что я  спас
ему жизнь, и выдаст меня своим соплеменникам, он приведет  их  сюда,  на
мой остров. Они убьют и съедят меня, и он будет пировать вместе  с  ними
так же весело и беззаботно, как прежде, когда они приезжали сюда  празд-
новать свои победы над дикарями враждебных племен".
   Моя подозрительность с той поры все росла.
   Я стал чуждаться вчерашнего друга, мое обращение с ним стало сухим  и
холодным.
   Так продолжалось несколько недель. К счастью, я очень  скоро  обнару-
жил, что был жестоко несправедлив к этому простосердечному юноше.
   Пока я подозревал его в коварных и предательских замыслах, он продол-
жал относиться ко мне с прежней преданностью; в каждом  слове  его  было
столько беззлобия и детской доверчивости, что в конце концов  мне  стало
стыдно своих подозрений. Я вновь почувствовал в нем верного друга и  по-
пытался всячески загладить свою вину перед ним. А он даже не заметил мо-
его охлаждения к нему, и это было для меня явным свидетельством душевной
его простоты.
   Однажды, когда мы с Пятницей вновь поднимались на холм  (в  этот  раз
над морем стоял туман и противоположного берега не было видно), я  спро-
сил его:
   - А что, Пятница, хотелось бы тебе вернуться на родину, к своим?
   - Да, - отвечал он, - я был бы ох как рад воротиться туда!
   - Что бы ты там делал? - продолжал я. - Стал бы опять  кровожадным  и
принялся бы, как прежде, есть человечье мясо?
   Мои слова, видимо, взволновали его. Он покачал головой и ответил:
   - Нет, нет! Пятница сказал бы всем своим: живите  как  надо;  кушайте
хлеб из зерна, молоко, козье мясо, не кушайте человека.
   - Ну, если ты скажешь им это, они тебя убьют. Он взглянул на  меня  и
сказал:
   - Нет, не убьют. Они будут рады учиться добру.
   Затем он прибавил:
   - Они много учились от бородатых человеков, что приехали в лодке.
   - Так тебе хочется воротиться домой? - повторил я свой вопрос.
   Он усмехнулся и сказал:
   - Я не могу плыть так далеко.
   - Ну, а если бы я дал тебе лодку, - спросил я его, - ты поехал бы  на
родину, к своим?
   - Поехал бы! - ответил он пылко. - Но и ты должен поехать со мною.
   - Как же мне ехать? - возразил я. - Ведь они меня сейчас же съедят.
   - Нет-нет, не съедят! - проговорил он с жаром. - Я сделаю так, что не
съедят! Я сделаю, что они будут тебя много любить.
   Пятница хотел этим сказать, что он расскажет своим  землякам,  как  я
убил его врагов и спас ему жизнь. Он был уверен, что за это  они  крепко
полюбят меня.
   После того он рассказал мне, с какой добротой отнеслись они к семнад-
цати белым бородатым людям, которых прибило бурей к берегам его  родины.
С того времени у меня появилось страстное желание попытаться во  что  бы
то ни стало переправиться в страну дикарей и  разыскать  там  тех  белых
"бородатых человеков", о которых говорил Пятница.
   Не могло быть никакого сомнения, что это испанцы или португальцы, и я
был уверен, что, если только мне удастся увидеться и побеседовать с  ни-
ми, мы сообща придумаем способ вырваться отсюда на свободу.  "Во  всяком
случае, - думал я, - на это будет больше надежды, когда нас будет восем-
надцать человек и мы станем дружно действовать для общего блага.  А  что
могу я сделать один, без помощников, на моем островке, за сорок миль  от
их берега?"
   Этот план крепко засел у меня в голове, и через несколько дней я  за-
говорил о нем снова.
   Я сказал Пятнице, что дам ему лодку, чтобы он мог вернуться на  роди-
ну, и в тот же день повел его к той бухточке, где была моя лодка. Вычер-
пав из нее воду, я подвел ее к берегу и показал Пятнице. Мы оба  сели  в
лодку, чтобы испытать ее ход. Пятница оказался отличным гребцом и  рабо-
тал веслами не хуже меня. Лодка быстро неслась по воде. Когда мы  отошли
от берега, я сказал ему:
   - Ну что же, Пятница, поедем к твоим землякам?
   Он посмотрел на меня уныло и хмуро: очевидно, по  его  мнению,  лодка
была слишком мала для такого далекого плавания. Тогда я сказал ему,  что
у меня есть другая, побольше, и на следующий день мы с ним отправились в
лес на то место, где я оставил свою первую лодку, которую не  мог  спус-
тить на воду. Пятнице эта лодка понравилась.
   - Такая годится, годится, - твердил он. - Тут можно много класть хле-
ба, воды и всего.
   Но со дня постройки этой лодки прошло двадцать три года. Все это вре-
мя она провалялась без всякого присмотра, под открытым небом, ее  припе-
кало солнце и мочили дожди, вся она рассохлась и сгнила. Однако  это  не
поколебало моего решения предпринять поездку на материк.
   - Ничего, не горюй! - сказал я Пятнице. - Мы построим точно такую  же
лодку, и ты поедешь домой.
   Он не ответил ни слова, но стал очень печальным и  мрачным.  Когда  я
спросил, что с ним, он сказал:
   - За что Робин Крузо сердится на Пятницу? Что я сделал?
   - Откуда ты взял, что я сержусь на тебя? Я нисколько  не  сержусь,  -
сказал я.
   - "Не сержусь, не сержусь"! - повторил он раз шесть или семь. - А за-
чем отсылаешь Пятницу домой, к его землякам и родным?
   - Да ты ведь сам говорил, что тебе хочется домой, - заметил я.
   - Да, хочется, - отвечал он, - но только с тобою. Чтобы и ты и я. Ро-
бин не поедет - Пятница не поедет! Пятница не хочет без Робина!
   Он и слышать не хотел о том, чтобы покинуть меня.
   - Но, посуди сам, - сказал я, - зачем я поеду туда? Что  я  там  буду
делать?
   Он горячо возразил мне:
   - Что ты там будешь делать? Много делать, хорошо делать: учить  диких
человеков быть добрыми, умными.
   - Милый Пятница, - сказал я со вздохом, - ты сам не знаешь, о чем го-
воришь. Куда уж такому жалкому невежде, как я, учить других!
   - Неправда! - возразил он запальчиво. - Меня учил -  будешь  учить  и
других человеков.
   - Нет, Пятница, - сказал я, - поезжай без меня, а  я  останусь  здесь
один, без людей. Ведь жил же я один до сих пор!
   Эти слова, по всей видимости, показались ему очень обидными. Он поры-
висто бросился к лежавшему невдалеке топору, схватил его, принес и  про-
тянул мне.
   - Зачем ты даешь мне топор? - спросил я.
   Он отвечал:
   - Убей Пятницу!
   - Зачем же мне тебя убивать? Ты ничего мне не сделал.
   - А зачем гонишь Пятницу прочь? - страстно воскликнул он. - Убей Пят-
ницу, не гони его прочь!
   Он был потрясен до глубины души. Я заметил на глазах  у  него  слезы.
Словом, привязанность его ко мне была так сильна, что, если  бы  даже  я
хотел, я не мог бы прогнать его. Я тут же сказал ему  и  часто  повторял
потом, что никогда больше не буду говорить об его отъезде на родину, по-
ка он хочет оставаться со мной.
   Таким образом, я окончательно убедился,  что  Пятница  навеки  предан
мне.
   Если он и хотел воротиться на родину, то лишь потому,  что  от  всего
сердца любил своих соплеменников: он надеялся, что я поеду с ним и научу
их добру.
   Но я хорошо сознавал, что это мне, конечно, не под силу.
   И все же я страстно желал возможно скорее отправиться на родину  Пят-
ницы, чтобы увидеть "бородатых" людей, которые живут в той стране. Нако-
нец я решил, не откладывая долее, приступить к постройке большой  лодки,
в которой можно было бы пуститься в открытое море.
   Прежде всего надо было выбрать подходящее дерево, с достаточно  толс-
тым стволом.
   За этим не могло быть остановки: на острове росло столько  гигантских
деревьев, что из них можно было выстроить не то что лодку,  а,  пожалуй,
целый флот. Но я хорошо помнил, какую сделал ошибку, когда  строил  свою
большую пирогу в лесу, далеко от моря, и потом не мог протащить к  бере-
гу. Чтобы эта ошибка не повторилась, я решил найти такое дерево, которое
растет поближе к морю, чтобы можно было без особого труда спустить лодку
на воду.
   Но у самого берега росли по большей части чахлые и мелкие деревья.  Я
обошел почти все побережье и не отыскал ничего подходящего. Выручил меня
Пятница: оказалось, что в этом деле он понимает больше меня. Я и по  сей
день не знаю, какой породы было то дерево, из которого мы тогда построи-
ли лодку.
   Пятница настаивал, чтобы мы выжгли  огнем  внутренность  дерева,  как
поступают при постройке своих пирог дикари. Но я сказал ему,  что  лучше
выдолбить ее долотом и другими плотничьими инструментами, и, когда я по-
казал ему, как это делается, он охотно признал, что мой способ вернее  и
лучше. Пятница живо научился и этой работе.
   Мы с увлечением принялись за дело, и через месяц лодка  была  готова.
Мы потратили на нее много труда, обтесали ее снаружи топорами, и  у  нас
получилась настоящая морская лодка, с высоким килем и крепкими  бортами;
она была вполне пригодна для нашей цели, так  как  смело  могла  поднять
двадцать человек.
   После того потребовалось еще около двух недель, чтобы  сдвинуть  наше
судно в воду. Мы приспособили для этой цели деревянные катки,  но  лодка
была так тяжела, а рабочих рук было так мало, что и на катках она подви-
галась вперед страшно медленно, дюйм за дюймом.
   Когда лодка была спущена на воду, я с удивлением  увидел,  как  ловко
управляется с ней Пятница, как быстро он  заставляет  ее  поворачиваться
вправо и влево и как хорошо гребет.
   Я спросил его, безопасно ли, по его мнению, пускаться в море в  такой
лодке.
   - О да, - отвечал он, - такая лодка  не  страшно  плыть,  пусть  дует
большой ветер!
   Но, прежде чем отправляться в море, я был намерен  сделать  еще  одно
дело, о котором Пятница пока не знал, а именно: поставить в лодке  мачту
с парусом, а также смастерить якорь и корабельный канат. Изготовить мач-
ту было нетрудно: на острове росло много удивительно прямых  и  стройных
кедров. Я выбрал одно молоденькое деревцо - оно росло неподалеку от бух-
ты, где стояла наша новая лодка, - и приказал Пятнице срубить его. Затем
он под моим руководством очистил ствол от  ветвей  и  тщательно  обтесал
его. Мачта была готова.
   Над парусом мне пришлось потрудиться самому. У меня в кладовой храни-
лись старые паруса, или, лучше сказать, куски парусины. Но эта  парусина
лежала уже более двадцати шести лет. А так как я  никогда  не  надеялся,
что мне придется шить из нее паруса, я не придавал ей особой цены и нис-
колько не заботился о том, чтобы сохранить ее в целости. Я  был  уверен,
что вся эта парусина давно сгнила. Так оно и было: большая ее часть ока-
залась гнилою. Все же кое-что могло и сейчас пригодиться. Я  выбрал  два
куска покрепче и принялся за шитье.
   Много труда потратил я на эту работу: у меня даже иголок не было!  Но
в конце концов я соорудил довольно жалкое подобие большого  треугольного
паруса, вроде тех, какие употребляются в Англии (там такой парус называ-
ется "баранья нога") и, кроме  того,  маленький  парус,  так  называемый
блинд.
   Парусами этого рода я умел управлять лучше всего,  потому  что  точно
такие же паруса были на той шлюпке, на которой я когда-то  совершал  мой
побег из Африки.
   Около двух месяцев прилаживал я к лодке мачту и паруса, но  зато  вся
работа была сделана самым тщательным  образом.  Кроме  двух  парусов,  я
смастерил еще третий. Этот парус я укрепил на носу. Он должен был  помо-
гать нам поворачивать лодку при перемене галса, для того чтобы идти про-
тив ветра. А затем я сделал отличный руль и приладил его  к  корме,  что
должно было значительно облегчить управление лодкой.
   В деле постройки морских судов я был невежда и неуч, но я хорошо  по-
нимал всю пользу такого приспособления, как руль, и  потому  не  пожалел
труда на эту работу. Но она далась мне нелегко: на один этот руль у меня
ушло почти столько же времени, сколько на постройку и оснастку всей лод-
ки.
   Когда все было готово, я стал учить Пятницу  управлять  моей  лодкой,
потому что ни о руле, ни о парусе он не имел никакого понятия. В  первое
время, когда он увидел, как я поворачиваю лодку рулем и как парус  наду-
вается то с одной, то с другой стороны, он был так ошеломлен, словно ему
показали какое-то чудо.
   Тем не менее под моим руководством он скоро научился управлять лодкой
и сделался искусным моряком. Одно только дело осталось ему почти  недос-
тупным - употребление компаса. Но так как в  тех  местах  туманы  бывают
только во время дождей, компас был не особенно нужен. Днем мы могли пра-
вить на побережье, которое виднелось вдали,  а  ночью  держать  курс  по
звездам. Другое дело - в дождливый период, но тогда все равно нельзя бы-
ло путешествовать ни по морю, ни по земле.
   Наступил двадцать седьмой год моего заключения в этой  тюрьме.  Впро-
чем, три последних года можно было смело скинуть со счета, так как с по-
явлением на острове верного Пятницы моя жизнь совершенно изменилась.
   Приближался период дождей, когда большую часть дня приходится  проси-
живать дома. Необходимо было переждать это время и принять меры к  тому,
чтобы дожди не повредили нашу лодку. Мы привели ее в ту бухточку, куда я
приставал со своими плотами, и, дождавшись прилива, подтянули ее к само-
му берегу. Потом мы выкопали на том месте, где  стояла  лодка,  довольно
глубокую яму таких размеров, что лодка поместилась в ней, как в доке. От
моря мы отгородили ее крепкой плотиной, оставив для  воды  только  узкий
проход. Когда со следующим приливом наш маленький док наполнился  водой,
мы наглухо заделали плотину, так что лодка оставалась на воде, но  волны
морские не могли доплеснуть до нее и прилив не мог унести ее прочь. Что-
бы предохранить лодку от дождей, мы прикрыли ее толстым слоем  веток,  и
таким образом она очутилась под крышей.
   Теперь мы могли спокойно дожидаться хорошей погоды,  чтобы  в  ноябре
или декабре пуститься под парусом в море.


   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   Битва с дикарями. Робинзон освобождает испанца. Пятница находит отца 

   Едва прекратились дожди и опять засияло солнце, я начал с утра до но-
чи готовиться к предстоящему плаванию. Я заранее рассчитал, сколько про-
визии нам может понадобиться, и стал откладывать необходимые запасы.
   Недели через две, а то и раньше, я предполагал сломать плотину и  вы-
вести лодку из дока.
   Но нам не суждено было двинуться в путь.
   Как-то раз утром, когда я, по обыкновению, был  занят  подготовкой  к
отъезду, мне пришло в голову, что хорошо бы, кроме прочей еды, захватить
с собой небольшой запас черепашьего мяса.
   Я кликнул Пятницу, попросил его сбегать на берег и поймать  черепаху.
(Мы охотились на черепах каждую неделю, так как оба любили их мясо и яй-
ца.)
   Пятница помчался исполнять мою просьбу, но не прошло и четверти часа,
как он прибежал назад, перелетел, как на крыльях, через ограду и, прежде
чем я успел спросить его, в чем дело, закричал:
   - Горе, горе! Беда! Нехорошо!
   - Что такое? Что случилось, Пятница? - спросил я в тревоге.
   - Там, - ответил он, - около берега, одна, две, три... одна, две, три
лодки!
   Из его слов я заключил, что всех лодок было шесть, но, как потом ока-
залось, их было только три, а он повторял счет  оттого,  что  был  очень
взволнован.
   - Не нужно бояться, Пятница! Нужно быть храбрым! - сказал я, стараясь
ободрить его.
   Бедняга был страшно напуган. Он почему-то решил, будто дикари явились
за ним, будто они сейчас разрежут его на куски и съедят. Он сильно  дро-
жал. Я не знал, как успокоить его. Я говорил, что, во всяком  случае,  я
подвергаюсь такой же опасности: если съедят его, то съедят и меня вместе
с ним.
   - Но мы постоим за себя, - сказал я, - мы не дадимся им в руки  живы-
ми. Мы должны вступить с ними в бой, и ты увидишь, что мы победим!  Ведь
ты умеешь драться, не правда ли?
   - Я умею стрелять, - отвечал он, - только их пришло много, очень мно-
го.
   - Не беда, - сказал я, - одних мы убьем, а остальные испугаются наших
выстрелов и разбегутся. Я обещаю тебе, что не дам тебя в обиду.  Я  буду
храбро защищаться и защищать тебя. Но обещаешь ли ты, что будешь так  же
храбро защищать меня и исполнять все мои приказания?
   - Я умру, если ты прикажешь, Робин Крузо!
   После этого я принес из пещеры большую кружку рому и дал  ему  выпить
(я так бережно расходовал свой ром, что у меня оставался еще  порядочный
запас).
   Затем мы собрали все наши мушкеты и охотничьи ружья, привели их в по-
рядок и зарядили. Кроме того, я вооружился, как всегда, саблей  без  но-
жен, а Пятнице дал топор.
   Приготовившись таким образом к бою, я взял подзорную трубу и поднялся
для разведки на гору.
   Направив трубу на берег моря, я скоро увидел дикарей: их было человек
двадцать, да, кроме того, на берегу лежало трое связанных людей.  Лодок,
повторяю, оказалось только три, а не шесть. Было ясно, что вся эта толпа
дикарей явилась на остров с единственной целью - отпраздновать свою  по-
беду над врагом. Предстояло ужасное, кровавое пиршество.
   Я заметил также, что на этот раз они высадились не там, где высажива-
лись три года назад, в день нашей первой встречи с Пятницей,  а  гораздо
ближе к моей бухточке. Здесь берег был низкий  и  почти  к  самому  морю
спускался густой лес.
   Меня страшно взволновало злодейство, которое должно было  совершиться
сейчас. Медлить было нельзя. Я сбежал с горы и сказал Пятнице, что необ-
ходимо возможно скорее напасть на этих кровожадных людей.
   При этом я еще раз спросил его, будет ли он мне помогать.  Он  теперь
совершенно оправился от испуга (чему, быть может, отчасти  способствовал
ром) и с бодрым, даже радостным видом повторил, что готов умереть за ме-
ня.
   Все еще не остыв от гнева, я схватил  пистолеты  и  ружья  (остальное
взял Пятница), и мы тронулись в путь. На всякий случай я сунул в  карман
склянку рому и дал Пятнице нести большой мешок с запасными пулями и  по-
рохом.
   - Иди за мной, - сказал я, - не отставай ни на шаг и молчи. Не  спра-
шивай меня ни о чем. Да не смей стрелять без моей команды!
   Подойдя к опушке леса с того края, который был ближе к берегу, я  ос-
тановился, тихонько подозвал Пятницу и, указав ему высокое дерево, велел
взобраться на вершину и взглянуть, видны ли оттуда дикари и что они  де-
лают. Он, исполнив мое поручение, сейчас же спустился с дерева  и  сооб-
щил, что дикари сидят вокруг костра, поедая одного  из  привезенных  ими
пленников, а другой лежит связанный тут же на песке.
   - Потом они съедят и этого, - прибавил Пятница совершенно спокойно.
   Вся моя душа запылала яростью при этих словах.
   Пятница сказал мне, что второй пленник не индеец, а один из  тех  бе-
лых, бородатых людей, которые пристали  к  его  берегу  в  лодке.  "Надо
действовать", - решил я. Я спрятался за дерево, достал подзорную трубу и
ясно увидел на берегу белого человека. Он лежал неподвижно,  потому  что
его руки и ноги были стянуты гибкими прутьями.
   Несомненно это был европеец: на нем была одежда.
   Впереди росли кусты, и среди этих кустов стояло  дерево.  Кусты  были
довольно густые, так что можно было подкрасться туда незаметно.
   Хотя я был так сильно разгневан, что мне хотелось кинуться на  людое-
дов в тот же миг, даже не думая о возможных последствиях, я обуздал свою
ярость и пробрался тайком к дереву. Дерево стояло на пригорке.  С  этого
пригорка я видел все, что происходило на берегу.
   У костра, тесно прижавшись друг к другу, сидели дикари. Их  было  де-
вятнадцать человек. Немного поодаль, наклонившись над связанным европей-
цем, стояли еще двое. Очевидно, их только что послали за пленником.  Они
должны были убить его, разрезать на части и раздать пирующим  куски  его
мяса.
   Я повернулся к Пятнице.
   - Смотри на меня, - сказал я, - что я буду делать, то делай и ты.
   С этими словами я положил на  землю  один  из  мушкетов  и  охотничье
ружье, а из другого мушкета прицелился в дикарей. Пятница сделал  то  же
самое.
   - Ты готов? - спросил я его.
   - Да, - отвечал он.
   - Ну так стреляй! - сказал я, и мы выстрелили оба одновременно.
   Прицел Пятницы оказался вернее моего: он убил двух  человек  и  ранил
троих, я же только двоих ранил II убил одного.
   Легко себе представить, какое страшное смятение произвели наши  выст-
релы в толпе дикарей! Те, что остались в живых,  вскочили  на  ноги,  не
зная, куда кинуться, в какую сторону смотреть, так как хотя они  понима-
ли, что им грозит смерть, но не видели, откуда она.
   Пятница, исполняя мое приказание, не сводил с меня глаз.
   Не давая дикарям опомниться после первых выстрелов, я бросил на землю
мушкет, схватил ружье, взвел курок и снова прицелился. Пятница в точнос-
ти повторял каждое мое движение.
   - Ты готов, Пятница? - спросил я опять.
   - Готов! - отвечал он.
   - Стреляй! - скомандовал я.
   Два выстрела грянули почти одновременно, но так как на  этот  раз  мы
стреляли из ружей, заряженных дробью, то убитых  оказалось  только  двое
(по крайней мере, двое упали), зато раненых было очень много.
   Обливаясь кровью, бегали они по берегу с дикими воплями как безумные.
Трое получили, очевидно, тяжелые раны, потому что вскоре упали. Впрочем,
впоследствии выяснилось, что они остались в живых.
   Я взял мушкет, в котором были еще заряды, и,  крикнув:  "Пятница,  за
мной!" - выбежал из лесу на открытое место. Пятница не отставал от  меня
ни на шаг. Заметив, что враги увидели меня, я с громким криком  бросился
вперед.
   - Кричи и ты! - приказал я Пятнице.
   Он сейчас же закричал еще громче, чем я. К сожалению, мои доспехи бы-
ли так тяжелы, что мешали мне бежать. Но я словно  не  чувствовал  их  и
несся вперед со всех ног, прямо к несчастному  европейцу,  который,  как
уже сказано, лежал в стороне, на песчаном берегу, между морем и  костром
дикарей. Возле него не было ни одного человека. Те двое, что хотели  за-
резать его, убежали при первых же выстрелах. В страшном испуге они кину-
лись к морю, вскочили в лодку и стали отчаливать. В ту же  лодку  успели
вскочить еще три дикаря.
   Я повернулся к Пятнице и приказал ему расправиться с ними.  Он  мигом
понял мою мысль и, пробежав шагов сорок, приблизился к лодке и выстрелил
в них из ружья.
   Все пятеро повалились на дно лодки. Я думал, что все  они  убиты,  но
двое сейчас же поднялись. Очевидно, они упали просто со страху.
   Покуда Пятница стрелял в неприятеля, я достал свой  карманный  нож  и
перерезал путы, которыми были стянуты руки и ноги пленника. Я помог  ему
приподняться и спросил его по-португальски, кто он такой. Он отвечал:
   - Эспаньоле (испанец).
   Вскоре он немного оправился и стал выражать  мне  при  помощи  жестов
свою горячую благодарность за то, что я спас ему жизнь.
   Призвав на помощь все свои познания в испанском языке, я  сказал  ему
по-испански:
   - Сеньор, разговаривать мы будем потом, а теперь мы должны сражаться.
Если у вас осталось немного сил, вот вам сабля и пистолет.
   Испанец с благодарностью принял и то и другое и, почувствовав в руках
оружие, стал словно другим человеком. Откуда и силы взялись!  Как  буря,
он бешено налетел на злодеев и в одно мгновение изрубил двоих на куски.
   Впрочем, для такого подвига не требовалось особенной силы: несчастные
дикари, ошеломленные грохотом нашей стрельбы, были до  того  перепуганы,
что не могли ни бежать, ни защищаться. Многие падали просто  со  страху,
как те двое, что свалились на дно лодки от выстрела Пятницы,  хотя  пули
пролетели мимо них.
   Так как саблю и пистолет я отдал испанцу, у меня остался лишь мушкет.
Он был заряжен, но я приберегал свой заряд на случай крайней нужды и по-
тому не стрелял.
   В кустарнике, под тем деревом, откуда мы впервые открыли огонь, оста-
лись наши охотничьи ружья. Я подозвал Пятницу и велел ему сбегать за ни-
ми.
   Он с большой поспешностью исполнил мое приказание. Я отдал  ему  свой
мушкет, а сам стал заряжать остальные ружья, сказав испанцу  и  Пятнице,
чтобы они приходили ко мне, когда им понадобится  оружие.  Они  выразили
полную готовность подчиняться моему распоряжению.
   Пока я заряжал ружья, испанец с необыкновенным бесстрашием  напал  на
одного из дикарей, и между ними завязался яростный бой.
   В руках у дикаря был огромный деревянный меч. Дикари отлично  владеют
этим смертоносным оружием. Одним из таких мечей они и хотели  прикончить
испанца, когда тот лежал у костра. Теперь этот меч был снова занесен над
его головой. Я и не ожидал, что испанец окажется таким храбрецом:  прав-
да, он все еще был слаб после перенесенных мучений, но бился  с  большим
упорством и нанес противнику саблей два страшных удара по голове. Дикарь
был громадного роста, очень мускулистый и  сильный.  Вдруг  он  отбросил
свой меч, и они схватились врукопашную. Испанцу пришлось очень худо: ди-
карь тотчас же сбил его с ног, навалился на него и стал вырывать у  него
саблю. Увидев это, я вскочил и бросился ему на  помощь.  Но  испанец  не
растерялся: он благоразумно выпустил саблю из рук, выхватил из-за  пояса
пистолет, выстрелил в дикаря и уложил его на месте.
   Между тем Пятница с героической смелостью преследовал  бегущих  дика-
рей. В руке у него был только топор, другого оружия не было. Этим  топо-
ром он уже прикончил троих дикарей, раненных первыми нашими  выстрелами,
и теперь не щадил никого, кто попадался ему на пути.
   Испанец, одолев угрожавшего ему великана, вскочил на  ноги,  подбежал
ко мне, схватил одно из заряженных мною охотничьих ружей  и  пустился  в
погоню за двумя дикарями. Он ранил обоих, но так как  долго  бежать  ему
было не под силу, оба дикаря успели скрыться в лесу.
   За ними, размахивая топором, побежал Пятница. Несмотря на свои  раны,
один из дикарей бросился в море и пустился вплавь за лодкой: в ней  были
три дикаря, успевшие отчалить от берега.
   Трое дикарей, находившихся в лодке, работали веслами  изо  всех  сил,
стараясь поскорее уйти из-под выстрелов.
   Пятница раза два или три выстрелил им вдогонку, но, кажется,  не  по-
пал. Он стал уговаривать меня взять одну из пирог дикарей и пуститься за
беглецами, пока они не успели слишком далеко отойти от берега.
   Я и сам не хотел, чтобы они убежали. Я боялся, что, когда они расска-
жут своим землякам о нашем нападении на них, те нагрянут сюда в  несмет-
ном количестве, и тогда нам несдобровать. Правда, у нас есть ружья, а  у
них только стрелы да деревянные мечи, но, если к нашему берегу  причалит
целая флотилия вражеских лодок, мы, конечно, будем истреблены  беспощад-
но. Поэтому я уступил настояниям Пятницы. Я побежал к пирогам,  приказав
ему следовать за мной.
   Но велико было мое изумление, когда, вскочив в пирогу, я  увидел  там
человека! Это был дикарь, старик. Он лежал на дне  лодки,  связанный  по
рукам и ногам. Очевидно, его тоже должны были съесть у костра. Не  пони-
мая, что творится кругом (он не мог даже выглянуть из-за борта пироги  -
так крепко скрутили его), несчастный чуть не умер от страха.
   Я тотчас же достал нож, перерезал стягивавшие его путы и хотел помочь
ему встать. Но он не держался на ногах. Даже говорить он был не в силах,
а только жалобно стонал: несчастный, кажется, думал, что его только  за-
тем и развязали, чтобы зарезать и съесть.
   Тут подбежал Пятница.
   - Скажи этому человеку, - обратился я к Пятнице, - что  он  свободен,
что мы не сделаем ему никакого зла и что его враги уничтожены.
   Пятница заговорил со стариком, я же влил пленнику в рот несколько ка-
пель рома.
   Радостная весть о свободе оживила несчастного: он приподнялся на  дне
лодки и произнес какие-то слова.
   Невозможно представить себе, что сделалось с Пятницей! Самый черствый
человек и тот был бы тронут до слез, если бы наблюдал его в эту  минуту.
Едва он услышал голос старика дикаря и увидел его лицо, он бросился  це-
ловать и обнимать его, заплакал, засмеялся, прижал его к  груди,  закри-
чал, потом стал прыгать вокруг него, запел, заплясал, потом опять запла-
кал, замахал руками, принялся колотить себя по голове и по лицу  -  сло-
вом, вел себя как сумасшедший.
   Я спросил его, что случилось, но долго не мог добиться от него  ника-
ких объяснений. Наконец, немного придя в себя, он сказал мне,  что  этот
человек - его отец.
   Не могу выразить, до чего умилило меня такое бурное проявление сынов-
ней любви! Никогда я не думал, что грубый дикарь может быть так потрясен
и обрадован встречей с отцом.
   Но в то же время нельзя было не смеяться  над  безумными  прыжками  и
жестами, которыми он выражал свои сыновние чувства. Раз десять он выска-
кивал из лодки и снова вскакивал в нее; то  распахнет  куртку  и  крепко
прижмет отцовскую голову к своей голой груди, то примется растирать  его
одеревенелые руки и ноги.
   Увидев, что старик весь окоченел, я посоветовал растереть его  ромом,
и Пятница тотчас же принялся растирать его.
   О преследовании беглецов мы, конечно, забыли и думать;  их  лодка  за
это время ушла так далеко, что почти скрылась из виду.
   Мы даже не пытались пуститься за ними в погоню, и, как  потом  оказа-
лось, очень хорошо поступили, так как спустя часа два поднялся  жестокий
ветер, который, несомненно, опрокинул бы наше суденышко. Он дул с  севе-
ро-запада как раз навстречу беглецам. Вряд ли они могли совладать с этой
бурей; я был уверен, что они погибли в волнах, не увидев родных берегов.
   Неожиданная радость так сильно взбудоражила Пятницу, что  у  меня  не
хватило духу оторвать его от отца. "Нужно дать ему угомониться", - поду-
мал я и встал невдалеке, ожидая, когда остынет его радостный пыл.
   Это случилось не скоро. Наконец я окликнул Пятницу.  Он  подбежал  ко
мне вприпрыжку, с веселым смехом, довольный и счастливый. Я спросил его,
давал ли он отцу хлеба. Он с огорчением покачал головой:
   - Нет хлеба: гадкий пес ничего не оставил, все съел сам! - и  показал
на себя.
   Тогда я достал из своей сумки всю бывшую у меня провизию -  небольшую
лепешку и две или три ветки изюма - и отдал Пятнице. И он с той же  хло-
потливой нежностью стал кормить отца, как малого ребенка. Видя,  что  он
дрожит от волнения, я посоветовал ему подкрепить свои силы остатками ро-
ма, но и ром он отдал старику.
   Через минуту Пятница уже мчался куда-то как бешеный. Бегал он  вообще
удивительно быстро. Напрасно я кричал ему вслед, чтобы он остановился  и
сказал мне, куда он бежит, - он исчез.
   Впрочем, через четверть часа он вернулся, и  шаги  его  стали  значи-
тельно медленнее. Когда он подошел ближе, я увидел, что он что-то несет.
Это был глиняный кувшин с пресной водой, которую он раздобыл  для  отца.
Для этого он сбегал домой, в нашу крепость, а кстати прихватил  еще  две
ковриги хлеба. Хлеб он отдал мне, а воду понес  старику,  позволив  мне,
впрочем, отхлебнуть несколько глотков, так как мне очень хотелось  пить.
Вода оживила старика лучше всякого спирта: он, оказалось, умирал от жаж-
ды.
   Когда старик напился, я подозвал Пятницу и спросил, не осталось ли  в
кувшине воды. Он отвечал, что осталось, и я велел ему дать напиться бед-
ному испанцу, изнывавшему от жажды не меньше старика дикаря.  Я  отослал
испанцу также ковригу хлеба.
   Испанец все еще был очень слаб. Он сидел на  лужайке  под  деревом  в
полном изнеможении. Дикари так туго связали его, что теперь у него  рас-
пухли руки и ноги.
   Когда он утолил жажду свежей водой и поел хлеба, я подошел к  нему  и
дал ему горсть изюма. Он поднял голову и взглянул на меня  с  величайшей
признательностью, потом хотел было встать, но не мог -  так  болели  его
распухшие ноги. Глядя на этого больного человека, трудно  было  предста-
вить себе, что он при такой усталости мог только что так доблестно  сра-
жаться с сильнейшим врагом. Я посоветовал ему сидеть и  не  двигаться  и
поручил Пятнице растереть ему ноги ромом.
   Пока Пятница ухаживал за испанцем, он каждые две минуты, а может быть
и чаще, оборачивался, чтобы взглянуть, не нужно ли чего его отцу. Пятни-
це была видна только голова старика, так как тот  сидел  на  дне  лодки.
Вдруг, оглянувшись, он увидел, что голова исчезла; в тот же миг  Пятница
был на ногах. Он не бежал, а летел: казалось, ноги его не касаются  зем-
ли. Но, когда, добежав до лодки, он увидел, что отец его  прилег  отдох-
нуть и спокойно лежит на дне лодки, он сейчас же вернулся к нам.
   Тогда я сказал испанцу, что мой друг поможет ему встать и доведет его
до лодки, в которой мы доставим его в наше жилище.
   Но Пятница, рослый и дюжий, поднял его, как ребенка, взвалил  к  себе
на спину и понес. Дойдя до лодки, он осторожно  посадил  его  сперва  на
борт, а затем на дно, подле отца. Потом вышел на берег, столкнул лодку в
воду, опять вскочил в нее и взялся за весла. Я пошел пешком.
   Пятница был отличный гребец, и, несмотря на сильный ветер, лодка  так
быстро неслась вдоль берега, что я не мог за нею поспеть.
   Пятница благополучно привел лодку в нашу гавань и, оставив там отца и
испанца, побежал по берегу назад.
   - Куда же ты бежишь? - спросил пробегал мимо меня.
   - Надо привести еще одна лодка! -  мне  на  бегу  и  вихрем  помчался
дальше.
   Ни один человек, ни одна лошадь не могли бы угнаться  за  ним  -  так
быстро он бегал. Едва я дошел до бухточки, как он уже явился туда с дру-
гой лодкой.
   Выскочив на берег, он стал помогать нашим новым гостям выйти из  лод-
ки, но оба они так ослабли, что не могли держаться на ногах.
   Бедный Пятница не знал, что делать.
   Я тоже призадумался.
   - Оставь пока наших гостей на берегу, - сказал я ему, - и  ступай  за
мною.
   Мы пошли в ближайшую рощу, срубили два-три деревца и на  скорую  руку
смастерили носилки, на которых и доставили больных к наружной стене  на-
шей крепости.
   Тут уж мы совсем растерялись, не зная, как нам быть дальше.  Перетас-
кивать двух взрослых людей через такую высокую ограду было нам, конечно,
не под силу. Пришлось опять пораскинуть умом, и я  снова  придумал,  что
делать. Мы с Пятницей принялись за работу, и часа через два у  нас  была
готова очень неплохая парусиновая палатка, на которую были густо навале-
ны ветки.
   В этой палатке мы устроили две постели из рисовой  соломы  и  четырех
одеял.


   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
   Новые обитатели острова. Прибытие англичан   

   После того как я устроил жилье для наших больных гостей,  только  что
спасенных из плена, ввел их под крышу их нового дома, где они могли  от-
дохнуть и восстановить свои силы, нужно было приготовить им еду. Я  пос-
лал Пятницу в мое маленькое стадо за годовалым козленком.  Заколов  его,
он, по моим указаниям, приготовил из козлятины жаркое и крепкий  бульон.
Этот бульон мы заправили ячменем и рисом; получился очень  вкусный  суп.
Стряпня происходила за наружной стеной, ибо как сказано выше, я  никогда
не разводил огня внутри крепости.
   Мы накрыли стол в новой палатке и пообедали на новоселье вчетвером.
   Я председательствовал за этим обедом и занимал наших гостей  разгово-
рами. Пятница служил мне переводчиком, не только когда я говорил  с  его
отцом, но и с испанцем, так как испанец довольно  хорошо  изъяснялся  на
языке дикарей.
   Когда мы пообедали, или, вернее, поужинали, я попросил Пятницу  взять
одну из пирог и съездить за нашими ружьями, которые за недосугом мы бро-
сили на месте сражения; на другой день я послал его зарыть трупы убитых,
а также ужасные остатки кровавого пиршества.
   Пятница в точности выполнил мое поручение. Он так тщательно уничтожил
все следы дикарей, что, когда я снова побывал на том месте, я  не  сразу
мог его узнать. Только по деревьям на опушке прибрежного леса я догадал-
ся, что людоеды пировали именно здесь.
   Через несколько дней, когда мои  новые  друзья  отдохнули  и  немного
пришли в себя после перенесенных ими испытаний, я начал при помощи  Пят-
ницы беседовать с ними.
   Прежде всего я спросил отца Пятницы, не боится ли он,  что  убежавшие
людоеды могут вернуться на остров с целым полчищем других дикарей, кото-
рые жестоко расправятся с нами.
   Старик отвечал, что, по его мнению, убежавшие дикари  никоим  образом
не могли добраться до родных берегов в такую сильную бурю, какая бушева-
ла в ту ночь, что, наверное, их лодку опрокинуло и все они утонули.
   - А если они остались в живых, - сказал он, - их отнесло в сторону  и
прибило к земле враждебного им племени, где их непременно съедят.
   Помолчав немного, старик продолжал:
   - Но если даже они добрались благополучно домой, то и  тогда  они  не
рискнут воротиться. Они были так страшно напуганы вашим неожиданным  на-
падением, грохотом и огнем выстрелов,  что,  вероятно,  расскажут  своим
соплеменникам, будто товарищи их погибли от грома и молнии. Вас же двоих
- тебя и Пятницу - они приняли за  разгневанных  дьяволов,  сошедших  на
землю, чтобы их истребить. Я сам слышал, как они говорили об  этом  друг
другу. Они не могут представить себе, чтобы простой смертный  мог  изры-
гать пламя, говорить громами и убивать на дальнем  расстоянии,  даже  не
поднимая руки.
   Старик был прав. Впоследствии я узнал, что даже много лет  спустя  ни
один дикарь не осмеливался показаться на моем острове. Очевидно, те бег-
лецы, которых мы считали погибшими, все же вернулись на родину и  своими
страшными рассказами напугали других дикарей. Возможно даже,  что  в  их
племени сложилось поверье, будто всякого, кто ступит на берег этого вол-
шебного острова, боги уничтожат огнем.
   Не предвидя этого, я долгое время был в  постоянной  тревоге,  ожидая
мести дикарей. Впрочем, и я и моя маленькая  армия  всегда  были  готовы
сражаться: ведь нас было теперь четверо, и, явись к нам хоть сотня  вра-
гов, мы не побоялись бы в любое время вступить с ними в бой.
   Но ведь их могло быть и двести и триста, и тогда они победили бы нас.
   Однако дни проходили, а лодки дикарей не появлялись. Вместе с  тем  я
все чаще и чаще возвращался к давнишней своей мечте о путешествии на ма-
терик. Отец Пятницы не раз уверял меня, что я могу смело рассчитывать на
радушный прием у его земляков, так как я спас его сына и его  самого  от
смерти.
   Но после одного серьезного разговора с испанцем я начал  сомневаться,
стоит ли приводить в исполнение мой план.
   Испанец сказал мне, что хотя дикари  действительно  приютили  у  себя
семнадцать испанцев и португальцев, потерпевших крушение у  их  берегов,
но все эти европейцы испытывают ныне крайнюю нужду и порою даже  голода-
ют. Дикари не притесняют их и дают им полную свободу, но сами живут  так
скудно, что не всегда могут прокормить новопришельцев.
   Я спросил испанца о подробностях их последнего плавания, и он сообщил
мне, что их корабль шел из Рио-де-ла-Платы в  Гавану,  куда  должен  был
доставить серебро и меха и нагрузиться европейскими товарами, имеющимися
там в изобилии.
   Во время бури пять человек из их корабельной команды утонуло,  а  ос-
тальные после многодневных страданий и ужасов, изнуренные жаждой и голо-
дом, наконец пристали к стране людоедов. Высадившись в этой стране,  они
испытывали отчаянный страх, так как с минуты на минуту ожидали,  что  их
съедят дикари. У них было с собой огнестрельное оружие, но  не  было  ни
пороха, ни пуль: тот порох, который они взяли с  собой  в  лодку,  почти
весь был подмочен в пути, а что осталось, они давно израсходовали, пото-
му что первое время могли добывать себе пищу только охотой.
   Я спросил у него, какая, по его мнению, участь ожидает его  товарищей
в стране дикарей и пытались ли они когда-нибудь выбраться оттуда на  во-
лю. Он отвечал, что у них было много совещаний по этому поводу,  но  все
кончалось слезами и жалобами.
   - Ведь у нас не было, - пояснил он, - ни судна, на котором можно пус-
титься в открытое море, ни инструментов для постройки  подобного  судна,
ни съестных припасов.
   Тогда я сказал ему:
   - Я буду говорить с вами прямо. Как вы думаете,  согласятся  ли  ваши
товарищи переехать на мой остров? Я охотно пригласил бы их сюда. Мне ка-
жется, что все сообща мы нашли бы способ добраться до какой-нибудь приб-
режной страны, а оттуда - на родину. Одно только пугает меня:  приглашая
их сюда, я отдаю себя в их руки. Что, если они окажутся коварными, злыми
людьми? Что, если  за  мое  гостеприимство  они  отплатят  мне  изменой?
Чувство благодарности, вообще  говоря,  некоторым  людям  совершенно  не
свойственно. Среди них могут оказаться предатели. А это было бы,  согла-
ситесь, слишком уж обидно: выручить людей из беды только для того, чтобы
очутиться их пленником в Новой Испании. Уж лучше быть съеденным  дикаря-
ми, чем попасть в беспощадные когти попов или быть сожженным  инквизито-
рами. Если бы ваши товарищи, - продолжал я, - приехали сюда, я  убежден,
что при таком количестве работников нам ничего не  стоило  бы  построить
большое судно, на котором мы могли бы пробраться на юг и дойти до Брази-
лии или направиться к северу - до испанских  владений.  Но,  разумеется,
если я вложу им в руки оружие, а они в благодарность за мою доброту  об-
ратят это оружие против меня же, если, пользуясь тем,  что  они  сильнее
меня, они отнимут у меня мою свободу, - тогда они  заставят  меня  пожа-
леть, что я сделал им столько добра.
   Испанец отвечал с полной искренностью:
   - Товарищи мои испытывают такие тяжелые бедствия и так хорошо сознают
всю безвыходность своего положения, что я не допускаю и мысли, чтобы они
могли дурно поступить с человеком, который поможет им спастись из  нево-
ли. Если хотите, - продолжал он, - я вместе с  этим  стариком  съезжу  к
ним, передам им ваше предложение и привезу вам ответ. Если они согласят-
ся на ваши условия, я возьму с них торжественную клятву, что они  после-
дуют за вами в ту землю, которую вы им сами укажете,  и  до  возвращения
домой будут беспрекословно повиноваться вам как своему командиру. Вы бу-
дете приказывать, а мы - подчиняться. Если хотите, мы составим  письмен-
ный договор, каждый из нас подпишет его, и я привезу его вам.
   Затем он сказал, что готов, не откладывая, тотчас же поклясться мне в
верности.
   - Клянусь, что я буду служить вам до гроба! - так  закончил  он  свою
пылкую речь. - Вы спасли мне жизнь, и я отдаю ее вам. Я буду зорко  сле-
дить, чтобы мои соотечественники не нарушили данной вам клятвы, и всегда
буду биться за вас до последней капли крови. Впрочем, я ручаюсь за своих
земляков: все они люди честные, очень надежные, и среди них нет ни одно-
го предателя.
   После таких искренних слов все мои сомнения исчезли, и я решил  попы-
таться выручить этих людей. Я сказал испанцу, что отправлю к ним  его  и
старика дикаря.
   Но, когда все было готово к их отплытию, испанец  вдруг  заговорил  о
том, что лучше бы отложить нашу затею на несколько  месяцев  или,  может
быть, на год.
   - Прежде чем выписывать гостей, - сказал он, -  нам  следует  позабо-
титься об их пропитании.
   Он был совершенно прав. Провизии у нас было мало. Ее еле  хватало  на
четверых, а если приедут гости, они уничтожат все наши запасы в  неделю,
и мы будем обречены на голодную смерть.
   - Поэтому, - сказал испанец, - я прошу у вас разрешения распахать но-
вый участок земли. Поручите это нам троим, мы сейчас же возьмемся за ра-
боту и высеем все зерно, какое вы можете уделить для посева. Потом  дож-
демся урожая, уберем хлеб, и, если его окажется достаточно для  прокорм-
ления новых людей, тогда я и отец Пятницы отправимся за  ними.  Если  же
они приедут на этот остров сейчас, им грозит лютый голод,  а  это  может
вызвать у них раздоры и взаимную ненависть.
   Благоразумная предусмотрительность этого  человека  пришлась  мне  по
вкусу. Я увидел, что он и в самом деле заботится о моем благе  и  предан
мне всем сердцем. Нужно было немедленно привести его совет в исполнение.
   Тотчас же мы вчетвером принялись за распашку нового поля. Мы  усердно
разрыхляли почву (насколько это возможно при деревянных орудиях), и  че-
рез месяц, когда наступило время посева, у нас был большой участок  тща-
тельно распаханной земли, на котором мы высеяли двадцать два бушеля  яч-
меня и шестнадцать бушелей риса, то есть все зерно, какое я мог выделить
на посев.
   Теперь, когда нас четверо, дикари могли быть нам страшны лишь  в  том
случае, если бы они нагрянули в очень большом количестве. Мы не  боялись
дикарей и свободно бродили по всему острову. А так как  все  мы  мечтали
только о том, как бы нам скорее уехать отсюда, каждый из нас охотно тру-
дился для осуществления этой мечты. Во время своих скитаний по острову я
отмечал деревья, пригодные для постройки корабля. Испанец  и  Пятница  с
отцом принялись рубить эти деревья.
   Я показал им, с какими неимоверными трудностями  я  вытесывал  каждую
доску из цельного древесного ствола, и мы стали все  вместе  заготовлять
новый запас досок. Мы натесали их около дюжины. То были крепкие  дубовые
доски тридцати пяти футов длины, двух футов ширины и от двух до  четырех
дюймов толщины. Всякому ясно, сколько тяжелого труда было вложено в  эту
работу.
   В то же время я старался по возможности увеличить свое маленькое ста-
до. Для этого двое из нас ежедневно ходили ловить диких козлят, так  что
вскоре у нас прибавилось до двадцати голов.
   Затем нам предстояло еще одно важное дело: надо было  позаботиться  о
заготовлении изюма, так как виноград уже начал созревать. Мы  собрали  и
насушили его в огромном количестве. Наравне с хлебом изюм составлял наше
основное питание. Мы все очень любили изюм. Право, я не знаю более вкус-
ной и питательной пищи.
   Подошло время жатвы. Урожай риса и ячменя  был  недурен.  Правда,  мы
ждали, что он будет лучше, но все же он оказался настолько  обилен,  что
теперь мы могли прокормить хоть пятьдесят человек.  Мы  получили  урожай
сам-десят. Этого количества должно было с избытком хватить не только  на
прокормление всей нашей общины до следующего урожая -  с  таким  запасом
провианта мы могли смело пуститься в плавание и добраться до любого  бе-
рега Южной Америки.
   Куда же ссыпать весь рис и ячмень? Для этого нужны были большие  кор-
зины, и мы тотчас же принялись их плести, причем испанец оказался искус-
нейшим мастером этого дела.
   Теперь, когда у меня было достаточно мяса и  хлеба  для  прокормления
ожидаемых гостей, я разрешил испанцу взять лодку  и  ехать  за  ними.  Я
строго наказал ему не привозить ни одного человека, не взяв с него клят-
венного обещания, что он не только не сделает мне никакого зла, не напа-
дет на меня с оружием в руках, но, напротив, будет защищать меня от всех
неприятностей. Эту клятву они должны были изложить на бумаге,  и  каждый
должен был подписаться под ней.
   В ту минуту я как-то забыл, что у испанцев, потерпевших крушение,  не
было ни перьев, ни чернил.
   С этими наставлениями испанец и старый дикарь отправились в  путь  на
той самой пироге, на которой они были привезены на мой остров.
   Как весело мне было снаряжать их для  этого  плавания!  Ведь  за  все
двадцать семь лет моего заключения на острове я впервые мог надеяться на
то, что вырвусь отсюда на волю. Я дал этим людям обильные запасы изюма и
хлеба, чтобы хватило для них и для наших будущих гостей.
   Наконец я усадил их в пирогу и пожелал им доброго пути.  Прощаясь,  я
условился с ними, что, когда они будут везти в  своей  пироге  испанцев,
они поднимут флаг в открытом море, чтобы я мог издали признать их  пиро-
гу.
   Отчалили они при свежем ветре в день полнолуния, в октябре. К сожале-
нию, я не могу указать более точную дату, так как, потеряв однажды  вер-
ный счет дней и недель, я уже не мог восстановить его.
   Прошло довольно много времени после отъезда моих путешественников.  Я
поджидал их со дня на день. Мне казалось, что они запаздывают,  что  уже
дней восемь назад им следовало бы вернуться на остров.  Вдруг  произошел
один непредвиденный случай, какого еще никогда не бывало за все годы мо-
его пребывания на острове.
   Как-то на рассвете, когда я еще спал крепким  сном,  вбегает  ко  мне
Пятница и громко кричит:
   - Едут! Едут!
   Я вскочил, мигом оделся, перелез через ограду и выбежал в рощу (кото-
рая, к слову сказать, так разрослась, что в ту пору ее можно было,  ско-
рее, назвать лесом).
   Я до такой степени забыл об опасности, что,  против  обыкновения,  не
захватил с собою никакого оружия. Я был твердо уверен, что это возвраща-
ется испанец со своими друзьями.
   Каково же было мое удивление, когда я увидел в море, милях в пяти  от
берега, незнакомую лодку с треугольным парусом! Лодка держала курс прямо
на остров и, подгоняемая сильным попутным ветром,  быстро  приближалась.
Шла она не со стороны материка, а от южной оконечности острова.
   Словом, это была совсем не та лодка, которую мы столько дней ожидали.
   На всякий случай надо было подготовиться к обороне.
   Я предложил Пятнице спрятаться в роще и внимательно проследить за на-
ходящимися в лодке людьми, так как нам неизвестно, враги они или друзья.
Затем я вернулся домой, захватил подзорную трубу и при  помощи  лестницы
взобрался на вершину горы, чтобы, не будучи  замеченным,  осмотреть  всю
окрестность; так поступал я всегда, когда опасался нападения врагов.
   Не успел я взобраться на гору, как тотчас же увидел корабль.
   Он стоял на якоре у юго-восточной оконечности острова, милях в восьми
от моего жилья. От берега до него было не более пяти миль.
   Корабль был, несомненно, английский, да и лодка,  как  я  теперь  мог
убедиться, оказалась английским баркасом.
   Не могу выразить, какие разнообразные чувства вызвало во мне это отк-
рытие!
   Моя радость при виде корабля, притом  английского,  радость  ожидания
близкой встречи с моими соотечественниками (значит, с друзьями) была вы-
ше всякого описания.
   Вместе с тем какая-то тайная тревога, которую  я  не  мог  объяснить,
заставляла меня быть настороже.
   Прежде всего я задал себе вопрос: ради чего английский купеческий ко-
рабль зашел в эти места, лежавшие, как мне было известно, в  стороне  от
всех торговых путей англичан? Я знал, что его не могло  пригнать  бурей,
так как за последнее время не было бурь. Если даже на  корабле  действи-
тельно находились англичане, мне все-таки не следовало до поры до време-
ни показываться им на глаза, так как было весьма вероятно, что они  яви-
лись сюда не с добром. Уж лучше мне и впредь оставаться на острове,  чем
довериться подозрительным людям и очутиться в руках каких-нибудь разбой-
ников или убийц!
   Стоя на горе, я продолжал следить за приближавшейся к острову лодкой.
   Вдруг она сделала крутой поворот и пошла вдоль берега по  направлению
к бухточке, где я когда-то приставал с  плотами.  Очевидно,  сидевшие  в
лодке высматривали, где бы лучше пристать. Они не заметили  бухточки,  а
причалили в другом месте, в полумиле от нее.
   Я был счастлив, что они высадились именно там, ибо, если бы они вошли
в бухточку, они очутились бы, так сказать, у порога моего жилья и -  кто
знает! - может быть, выгнали бы меня из моей крепости  и  разграбили  бы
все, что там было.
   Люди вышли на берег, и я мог убедиться, что это действительно  англи-
чане, по крайней мере большинство из них. Одного  или  двух  я,  правда,
принял за голландцев, но я ошибся, как оказалось потом. Всех было  один-
надцать человек.
   Трое из них были, очевидно, привезены сюда в качестве пленников,  по-
тому что я не заметил при них никакого оружия и мне  показалось,  что  у
них связаны ноги. Я видел, как пять человек, выскочившие на берег первы-
ми, вытаскивали их из лодки.
   Один из пленников, видимо, о чем-то просил: движения его рук выражали
и страдание, и мольбу, и отчаяние. Очевидно, он совсем  потерял  голову.
Двое других тоже умоляли о чем-то и тоже воздевали руки к  небу,  но,  в
общем, были как будто спокойнее и не так бурно выражали свое горе.
   Я смотрел на них и ничего не понимал. Вдруг Пятница крикнул мне:
   - О Робин Крузо! Смотри: белые человеки тоже  кушают  человеков,  как
дикие!
   - Ты с ума сошел, Пятница! - сказал я ему. - Неужели ты думаешь,  что
они их съедят?
   - Конечно, съедят, - отвечал он.
   - Нет, нет, Пятница, ты ошибаешься, - возразил я. - Боюсь, что они их
убьют, но можешь быть уверен, что есть их они не станут.
   Я все еще не понимал, что происходит перед  моими  глазами,  но  весь
дрожал от ужаса при мысли о том, что сейчас совершится кровавое дело.
   Мне даже показалось, что один из разбойников занес над головою  своей
жертвы какое-то оружие, вроде тесака или шпаги.
   Вся кровь застыла у меня в жилах: я был уверен, что  несчастный  сва-
лится мертвым. Как я жалел в ту минуту, что со мной нет испанца и стари-
ка дикаря!
   Я заметил, что ни у кого из разбойников не было с собой ружья.
   "Хорошо бы, - подумал я, - подкрасться к  ним  теперь,  выстрелить  в
упор и освободить этих пленников".
   Но обстоятельства сложились иначе.
   Разбойники, очевидно, не имели намерения убивать своих пленников.
   Застращав их и поиздевавшись над ними, злодеи разбежались по острову,
желая, вероятно, осмотреть местность, где они очутились.
   Пленников они оставили на присмотр двух своих товарищей. Но те, долж-
но быть, были пьяны: как только остальные ушли, оба они забрались в лод-
ку и мгновенно уснули.
   Таким образом, пленники остались одни.  Но  вместо  того  чтобы  вос-
пользоваться предоставленной им свободой, они сидели на песке,  озираясь
по сторонам в безысходном отчаянии.
   Это напомнило мне первый день моего пребывания на острове. Точно  так
же и я сидел тогда на берегу, дико озираясь кругом, и тоже  считал  себя
погибшим. Я был уверен тогда, что меня растерзают хищные звери, вскараб-
кался на дерево и провел там всю ночь. Вообще нет таких ужасов,  которые
не мерещились бы мне в первое время. А между тем как безмятежно прожил я
все эти годы! Но ничего этого я тогда не предвидел.
   Так точно и эти трое несчастных приходили в отчаяние,  не  зная,  что
избавление близко.


   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
   Робинзон встречается с капитаном английского судна 

   Разбойники прибыли на остров во время прилива. Покуда  они  глумились
над пленниками, которых они привезли, а  потом  бродили  по  незнакомому
острову, прошло очень много времени: начался отлив, и лодка очутилась на
мели.
   В ней, как уже сказано, оставалось два человека, которые вскоре усну-
ли.
   Через час один из них проснулся и, увидев, что лодка стоит на  земле,
попробовал протащить ее к воде по песку, но не мог. Тогда он стал  звать
остальных. Те прибежали и принялись помогать ему, но  лодка  была  такая
тяжелая, а песок был такой мокрый и рыхлый, что у них  не  хватило  силы
спустить ее на воду.
   Тогда они, как истые моряки - а моряки, как известно, самый беззабот-
ный народ во всем мире и никогда не думают о будущем, - бросили лодку  и
снова ушли гулять. Перед тем как уйти, один из них громко сказал  друго-
му:
   - Да брось ее, Джек! Охота тебе руки мозолить! Вот будет прилив,  она
и всплывет.
   Это было сказано по-английски. Значит, они и вправду были мои  земля-
ки.
   Покуда они не ушли, я то сидел, притаившись, за оградой крепости,  то
наблюдал за ними с вершины холма.
   До начала прилива оставалось не меньше десяти часов.
   Значит, все это время их лодка пролежит на песке.
   Вечером, когда станет темно, я выйду из своего тайника, подкрадусь  к
этим матросам поближе, буду следить за каждым их  поступком,  за  каждым
движением, и, может быть, мне даже удастся подслушать, о чем  они  будут
говорить.
   А пока не стемнело нужно было готовиться к бою. Теперь у меня был бо-
лее сильный и опасный противник, чем прежде, и готовиться следовало  бо-
лее тщательно.
   Я долго возился с ружьями, чистил и заряжал их, а потом приказал Пят-
нице, который к этому времени сделался под моим руководством очень  мет-
ким стрелком, вооружиться с ног до головы. Я взял  себе  два  охотничьих
ружья, а ему дал три мушкета. Остальное оружие мы тоже распределили меж-
ду собою.
   Нужно сказать, что в этих доспехах у меня был очень воинственный вид.
На мне была моя грубая куртка из козьего меха и огромная мохнатая шапка,
у бедра торчала обнаженная сабля, за поясом были два пистолета, на  каж-
дом плече по ружью.
   Как уже сказано, я решил не предпринимать ничего, пока  не  стемнеет.
Но часа в два, когда солнце стало припекать особенно сильно, я  заметил,
что матросы ушли в лес и не вернулись. Вероятно, их сморила жара, и  они
уснули в тени.
   Их пленникам было не до сна. Несчастные понуро  сидели  под  каким-то
громадным деревом, удрученные своей горькой  участью.  Расстояние  между
ними и мной было не больше четверти мили.
   Их никто не стерег, и я решил, не дожидаясь вечера, пробраться к  ним
и побеседовать с ними. Мне не терпелось узнать, что они за люди и почему
они здесь. Я отправился к ним в том диковинном наряде, который я  только
что описал. За мною по пятам шагал Пятница. Он тоже был вооружен с голо-
вы до ног, хотя и не казался таким страшилищем, как я.
   Я подошел к трем пленникам совсем близко (они сидели ко мне спиной  и
не могли видеть меня) и громко спросил их по-испански:
   - Кто вы такие, сеньоры?
   Они  вздрогнули  от  неожиданности,  но,  кажется,  перепугались  еще
больше, когда увидели, какое страшилище к ним подошло. Никто из  них  не
ответил ни слова, и мне показалось, что они собираются убежать от меня.
   Тогда я заговорил по-английски.
   - Джентльмены, - сказал я, - не пугайтесь.  Может  быть,  вы  найдете
друга там, где меньше всего ожидаете встретить его. Я англичанин и  хочу
вам помочь. Вы видите: нас только двое; у нас есть оружие и порох. Гово-
рите же прямо: чем мы можем облегчить вашу участь, какое с  вами  случи-
лось несчастье?
   - Наших несчастий так много, что описывать их было бы слишком  долго,
- ответил один пленник, - между тем наши мучители близко и каждую минуту
могут явиться сюда. Но вот вам вся наша история в коротких словах. Я ка-
питан корабля; мой экипаж взбунтовался. Я всегда любил своих матросов, и
они любили меня. Под моей командой им жилось превосходно. Но их сбила  с
толку шайка негодяев, которая завелась у меня на судне в последнее  вре-
мя. Эти негодяи убедили их стать пиратами - морскими разбойниками, чтобы
грабить и жечь корабли. Товарищи мои, которых вы видите  здесь  (один  -
мой помощник, другой - пассажир), едва упросили этих  людей  не  убивать
нас, и наконец они согласились, с тем условием, что высадят нас троих на
каком-нибудь пустынном берегу. Так они и сделали. Мы были  уверены,  что
нас ожидает здесь голодная смерть, - мы считали эту  землю  необитаемой.
Теперь же оказалось, что здесь живут люди, готовые самоотверженно спасти
нас от смерти.
   - Где эти злодеи? - спросил я. - Куда они пошли? В какую сторону?
   - Они лежат под теми деревьями, сэр, - отвечал капитан,  указывая  на
ближний лесок. - Сердце у меня замирает от страха: я боюсь, что они уви-
дели вас и слышат, о чем мы сейчас говорим. Если так,  мы  пропали!  Они
убьют нас всех, не пощадят никого.
   - Есть у них ружья? - спросил я.
   - Только два, да еще одно, которое они оставили в лодке.
   - Отлично! - сказал я. - Остальное я беру на себя. Все  они  спят,  и
нам было бы нетрудно подкрасться к ним и перебить их всех, но  не  лучше
ли захватить их живыми? Может быть, они одумаются, перестанут  разбойни-
чать и сделаются честными людьми.
   Капитан сказал, что среди них есть два опасных злодея, которые и  на-
чали бунт; едва ли нужно щадить их, но, если избавиться от  этих  двоих,
остальные, он уверен, раскаются и снова вернутся к своей прежней работе.
   Я попросил его указать мне этих двоих. Он ответил, что вряд ли узнает
их на таком большом расстоянии, но при случае, конечно, укажет.
   - Вообще я и мои товарищи, - сказал он, - готовы подчиняться  вам  во
всем. Мы отдаем себя в полное ваше распоряжение. Каждый ваш приказ будет
для нас законом.
   - Если так, - сказал я, - отойдемте подальше, чтобы  они  не  увидели
нас и не подслушали нашей беседы. Пускай себе спят, а мы  покуда  решим,
что нам делать.
   234 Все трое встали и пошли за мной. Я провел их в лесную чащу и там,
обращаясь к капитану, сказал:
   - Я попытаюсь спасти вас, но прежде поставлю вам два условия...
   Он не дал мне договорить.
   - Я принимаю любые условия, сэр, - сказал он. - Если  вам  посчастли-
вится отнять у злодеев мой корабль, распоряжайтесь мною и моим кораблем,
как вам вздумается. Если же ваш замысел вам не удастся, я  останусь  тут
вместе с вами и буду до конца моих дней вашим усердным помощником.
   Такое же обещание дали и его товарищи.
   - Хорошо, - сказал я, - вот мои два условия. Во-первых,  пока  вы  не
перейдете к себе на корабль, вы забудете,  что  вы  капитан,  и  станете
беспрекословно подчиняться каждому моему приказанию. И, если я  дам  вам
оружие, вы ни при каких обстоятельствах не направите его ни против меня,
ни против моих близких и  возвратите  его  мне  по  первому  требованию.
Во-вторых, если вам будет возвращен ваш корабль, вы доставите на  нем  в
Англию меня и моего друга.
   Капитан поклялся мне всеми клятвами, какие  только,  может  придумать
человеческий ум, что оба мои требования будут свято выполнены им  и  его
товарищами.
   - И не потому только, - прибавил он, - что я признаю  эти  требования
вполне основательными, но, главное, потому, что я обязан вам жизнью и до
самой своей смерти буду считать себя вашим должником.
   - В таком случае, не будем медлить, - сказал я. - Вот вам три  мушке-
та, вот порох и пули. А теперь говорите,  что,  по-вашему,  нам  следует
предпринять.
   - Благодарю вас, что вы обращаетесь ко мне за советом, - сказал капи-
тан, - но могу ли я советовать вам? Вы наш начальник, ваше дело приказы-
вать, наше - повиноваться.
   - Мне кажется, - сказал я, - что нам легче всего будет расправиться с
ними, если мы неслышно подкрадемся, пока они спят,  и  выстрелим  в  них
сразу из всех наших ружей. Кому суждено быть убитым, тот будет убит. Ес-
ли же те, что останутся живы, сдадутся и попросят пощады, их  можно  бу-
дет, пожалуй, помиловать.
   Капитан робко возразил, что ему не хотелось бы проливать столько кро-
ви и что, если можно, он предпочел бы воздержаться от подобной жестокос-
ти.
   - Из этих людей, - прибавил он, - только двое  неисправимые  негодяи,
они-то и подстрекали к злодейству других. Если они от нас  ускользнут  и
вернутся на корабль, мы пропали, потому что они нагрянут сюда и перебьют
нас всех.
   - Значит, нужно принять мой совет, - сказал я. - Вы сами видите,  что
мы вынуждены быть жестокими: для нас это единственное средство спастись.
   Но видно было, что капитану очень не хочется убивать и калечить такое
множество спящих людей, хотя эти люди и обрекли его на голодную смерть.
   Заметив это, я сказал ему, чтобы он с товарищами шел вперед и  распо-
ряжался как знает.
   Пока у нас шли эти переговоры, пираты начали просыпаться. Из лесу до-
неслись их голоса. Я увидел, что двое из них уже стоят на ногах, и спро-
сил капитана, не эти ли зачинщики бунта.
   - Нет, - отвечал он, - эти люди были верны своему долгу до  последней
минуты и примкнули к зачинщикам под влиянием угроз.
   - Так пусть себе уходят, - сказал я, - не будем им мешать. Видно, са-
ма судьба позаботилась о том, чтобы спасти невиновных от пули. Но пеняй-
те на себя, если вы дадите уйти остальным. Они схватят вас, и вам не бу-
дет пощады.
   Эти слова пробудили в капитане решимость. Он и его товарищи  схватили
ружья, заткнули за пояс пистолеты и ринулись вперед.
   Один из матросов обернулся на шум шагов и, увидев  в  руках  у  своих
пленников оружие, поднял тревогу.
   Но было уже поздно: в ту самую секунду, как он закричал, грянуло  два
выстрела. Стрелявшие не дали промаха: один  человек  был  убит  наповал,
другой тяжело ранен. Он, однако, вскочил на ноги и стал звать на помощь.
Но тут к нему подошел капитан.
   - Поздно! - сказал он. - Теперь уж тебя никто  не  спасет.  Вот  тебе
награда за предательство!
   С этими словами он поднял мушкет и так сильно ударил предателя  прик-
ладом по голове, что тот замолчал навеки.
   Теперь, не считая трех человек, которые,  вероятно,  зашли  в  другую
часть леса, у нас оставалось только три противника, из которых один  был
легко ранен. В это время подошли и мы с Пятницей. Враги увидели, что  им
не спастись, и стали просить пощады. Капитан ответил, что он готов пода-
рить им жизнь, если они на деле докажут ему, что  раскаиваются  в  своем
вероломстве, и поклянутся, что помогут ему овладеть кораблем. Они  упали
перед ним на колени и стали горячо уверять его  в  своем  чистосердечном
раскаянии.
   Капитан поверил их клятвам и заявил, что охотно дарует им жизнь. Я не
возражал против этого, но потребовал, чтобы пленников связали по рукам и
ногам.
   Как только переговоры закончились, я приказал Пятнице и помощнику ка-
питана сбегать к баркасу и снять с него парус и весла.
   Вскоре вернулись и те три матроса, которые бродили  по  острову.  Они
забрели далеко и теперь прибежали, услыхав наши выстрелы.
   Когда они увидели, что капитан из их пленника сделался  их  победите-
лем, они даже не пытались сопротивляться и беспрекословно дали себя свя-
зать.
   Таким образом, победа осталась за нами.


   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
   Схватка с пиратами 

   Теперь, на свободе, я мог подробно рассказать капитану обо всех своих
приключениях и бедствиях и расспросить его  о  тех  печальных  событиях,
вследствие которых он потерял свой корабль.
   Я начал первый. Я рассказал ему всю историю моей жизни  за  последние
двадцать семь лет. Он слушал с жадным вниманием и во время моего расска-
за не раз выражал изумление перед моим трудолюбием и мужеством,  давшими
мне возможность избавиться от неминуемой смерти.
   Теперь, когда он узнал все подробности моей жизни на необитаемом ост-
рове, я пригласил его и его спутников к себе в крепость, куда  мы  вошли
моим обычным путем, то есть по приставной  лестнице.  Я  предложил  моим
гостям обильный ужин, а затем показал им свое домашнее хозяйство со все-
ми хитроумными приспособлениями, какие были сделаны мною за долгие, дол-
гие годы моего одиночества.
   Все, что эти люди увидели здесь, показалось  им  чудом.  Все,  что  я
рассказывал им о себе, они слушали, как волшебную сказку. Но больше все-
го поразили их построенные мною укрепления и то, как искусно было скрыто
мое жилье в чаще густого леса. Так  как  деревья  растут  здесь  гораздо
быстрее, чем в Англии, моя рощица за двадцать лет превратилась в  дрему-
чий лес. Пробраться к моему дому можно было только по  извилистой  узкой
тропе, которую я оставил при посадке деревьев.
   Я объяснил капитану, что эта крепость-главная моя резиденция, но что,
как у всех королей, у меня вдали от столицы есть летний дворец,  который
я тоже изредка удостаиваю своим посещением.
   - Я, конечно, охотно покажу вам его, - сказал  я,  -  но  теперь  нам
предстоит более важное дело: надо подумать о том, как  отнять  у  врагов
ваш корабль.
   - Ума не приложу, что нам делать, - сказал капитан. - На корабле  ос-
талось еще двадцать шесть человек. Все они замешаны в бунте, то  есть  в
таком преступлении, за которое, по нашим  законам,  полагается  смертная
казнь. Пиратам отлично известно, что, если они сдадутся нам, они  тотчас
по возвращении в Англию будут вздернуты на виселицу. Так как  им  нечего
терять, они будут защищаться отчаянно. А при таких условиях нам, с наши-
ми слабыми силами, невозможно вступать с ними в бой.
   Я призадумался. Слова капитана казались  мне  вполне  основательными.
Нужно было возможно скорее придумать какой-нибудь решительный план. Вся-
кое промедление грозило нам гибелью: с корабля могла прибыть новая шайка
пиратов и перерезать нас всех. Лучше всего было бы хитростью заманить их
в ловушку и напасть на них врасплох. Но как это сделать? Они могли с ми-
нуты на минуту пожаловать сюда.
   - Наверное, - сказал я капитану, - там, на корабле, уже стали  трево-
житься, почему так долго не возвращается лодка. Скоро они  пожелают  уз-
нать, что сталось с посланными на берег матросами, и отправят к нам дру-
гую лодку. На этот раз в лодке прибудут вооруженные люди, и тогда мы  не
справимся с ними.
   Капитан вполне согласился со мной.
   - Раньше всего, - продолжал я, - мы должны позаботиться о том,  чтобы
разбойники не могли увести свой баркас обратно, а для этого надо сделать
его непригодным для плавания, то есть продырявить его дно.
   Мы тотчас же поспешили к баркасу. Это была большая  лодка  с  крутыми
бортами. В баркасе оказалось много всякого добра. Мы нашли там кое-какое
оружие, пороховницу, две бутылки - одну с водкой, другую с  ромом,  нес-
колько сухарей, большой кусок сахару (фунтов пять или шесть), завернутый
в парусину. Все это было мне весьма кстати, особенно водка и  сахар:  ни
того, ни другого я не пробовал уже много лет.
   Сложив весь этот груз на берегу и захватив с собой весла, мачту,  па-
рус и руль, мы пробили в дне баркаса большую дыру. Таким  образом,  если
бы враги оказались сильнее нас и нам не удалось бы с ними справиться, их
баркас все же остался бы в наших руках, и, сказать по правде, на  это  я
рассчитывал больше всего.
   Признаюсь, я не слишком верил, что нам посчастливится отнять у  пира-
тов корабль. "Но пусть они оставят нам баркас, - говорил я себе. - Почи-
нить его ничего не стоит, а на таком судне я легко доберусь  до  Подвет-
ренных островов. По дороге могу даже посетить моего испанца и его сооте-
чественников, томящихся среди дикарей".
   После того как мы общими силами втащили баркас на такое высокое  мес-
то, куда не достигает прилив, мы присели отдохнуть и посоветоваться, что
же нам делать дальше.
   Вдруг с корабля мы услышали пушечный  выстрел.  На  корабле  замахали
флагом. Это был, очевидно, призывный сигнал для баркаса.
   Немного погодя грянуло еще несколько выстрелов, флагом махали не  пе-
реставая, но все эти сигналы оставались без ответа: баркас не двигался с
места. Наконец с корабля спустили шлюпку (все это нам было отлично видно
в подзорную трубу). Шлюпка направилась к берегу, и,  когда  она  подошла
ближе, мы увидели, что в  ней  не  меньше  десяти  человек,  вооруженных
ружьями.
   От корабля до берега было около шести миль, так что мы могли не торо-
пясь рассмотреть людей, сидевших в шлюпке. Нам даже были видны их  лица:
течением шлюпку отнесло немного восточнее того места, куда причалил бар-
кас, а гребцам, видимо, хотелось пристать именно к этому месту, и потому
некоторое время им пришлось идти вдоль берега, неподалеку от  нас.  Тог-
да-то мы и могли хорошо рассмотреть их. Капитан узнавал каждого из них и
о каждом сообщал мне свое мнение.
   По его словам, между ними были три очень честных матроса; он был уве-
рен, что их втянули в бунт против их воли, при помощи угроз  и  насилия,
но зато боцман и все остальные - отпетые злодеи и разбойники.
   - Боюсь, что нам с ними не справиться, - прибавил капитан. - Все  это
отчаянный народ, и теперь, когда они узнают, что мы еще  сопротивляемся,
они не дадут нам пощады. Страшно подумать, что они сделают с нами!
   Я усмехнулся и ответил ему:
   - Почему вы говорите о страхе? Разве мы имеем право бояться? Ведь что
бы ни ожидало нас в будущем, все будет лучше нашей  нынешней  жизни,  и,
следовательно, всякий выход из этого положения - даже смерть - мы должны
считать избавлением. Вспомните хотя бы о том, что я пережил здесь одино-
чество. Легко ли двадцать семь лет быть отрезанным от мира?  Неужели  вы
не находите, что мне стоит рискнуть жизнью ради свободы? Нет, -  продол-
жал я, - опасность не смущает меня. Меня смущает другое.
   - Что? - спросил он.
   - Да то, что, как вы говорите, в числе этих людей есть три или четыре
честных матроса, которых мы должны пощадить. Будь они все злодеями, я бы
ни на миг не усомнился, что имею право уничтожить их всех. А в том,  что
мы расправимся с ними, я совершенно уверен, потому что всякий, кто  сту-
пит на этот остров, окажется в нашей власти, и от  нас  будет  зависеть,
убить его или даровать ему жизнь.
   Я говорил громким голосом, с веселым лицом. Моя уверенность в  победе
передалась капитану, и мы горячо принялись за дело.
   Еще раньше, когда с корабля стали спускать шлюпку, мы позаботились  о
том, чтобы запрятать наших пленников подальше. Двоих,  которые  казались
капитану наиболее опасными, я отправил под конвоем Пятницы  и  помощника
капитана в пещеру. Из этой тюрьмы было нелегко убежать; даже если бы  им
и удалось каким-нибудь чудом перебраться через обе ограды, они  заблуди-
лись бы в дремучем лесу, окружающем крепость. Сюда  не  могли  донестись
голоса их сообщников, и отсюда было невозможно увидеть,  что  происходит
на острове. Здесь их снова связали, но Пятница все же хорошо накормил их
и зажег для них в пещере несколько наших самодельных свечей, а  помощник
капитана объявил им, что, если они будут вести себя смирно,  через  день
или два им предоставят свободу.
   - Но, - прибавил он, - если вы вздумаете бежать, вас  при  первой  же
попытке пристрелят без всякой пощады.
   Они обещали терпеливо переносить свое заключение и горячо благодарили
за то, что их не оставили без пищи и света.
   С четырьмя остальными пленниками обошлись не так строго. Правда, дво-
их мы оставили до поры до времени связанными, так как капитан не ручался
за них, но двух других я даже принял на службу  по  особой  рекомендации
капитана. Оба они дали мне клятву, что будут служить мне верой  и  прав-
дой.
   Итак, считая этих двух матросов и капитана с  двумя  его  товарищами,
нас было теперь семеро хорошо вооруженных людей, и я не сомневался,  что
мы без труда управимся с теми десятью  молодцами,  которые  должны  были
сейчас приехать. Тем более, что среди  них,  по  словам  капитана,  были
честные люди, которых, как он утверждал, нам было не  трудно  перетянуть
на свою сторону.
   Подойдя к острову в том месте, где стоял их баркас, матросы  причали-
ли, вышли из шлюпки и вытащили ее на берег, чему я был очень рад.  Приз-
наться, я боялся, что они из предосторожности станут на якорь, не доходя
до берега, и что два или три матроса останутся караулить шлюпку, -  ведь
тогда мы не могли бы ее захватить.
   Выйдя на берег, они прежде всего побежали к своему баркасу.
   Легко представить себе их изумление, когда они увидели,  что  с  него
убраны все снасти, что весь груз исчез, а в днище зияет большая дыра.
   Они столпились вокруг баркаса и долго толковали друг с другом, горячо
обсуждая, как могло случиться с их лодкой такое несчастье, а потом  при-
нялись громко кричать, созывая товарищей. Но никто не откликнулся.
   Тогда они стали в круг и по команде дали залп из  всех  своих  ружей.
Лесное эхо подхватило их выстрел и повторило его несколько раз. Но и это
ни к чему не привело: сидевшие в пещере не могли услышать  выстрела;  те
же, что были при нас, хоть и слышали, но не посмели откликнуться.
   Между тем пираты, убедившись, что все их призывы остаются без  откли-
ка, страшно перепугались и решили тотчас же вернуться к себе на  корабль
и сообщить остальным, что в баркасе продырявлено дно, а люди,  прибывшие
на остров, убиты, так как иначе они непременно откликнулись бы.
   Капитан, который до сих пор все еще надеялся, что нам удастся  захва-
тить корабль, теперь окончательно упал духом.
   - Все пропало! - сказал он тоскливо. - Как только на  корабле  станет
известно, что матросы, прибывшие на остров, исчезли, новый  капитан  от-
даст приказание сниматься с якоря, и тогда прощай мой корабль!
   Но вскоре случилось событие, которое еще сильнее испугало капитана.
   Не прошло и десяти минут, как мы увидели, что  отчалившая  от  берега
шлюпка вдруг повернула назад и  снова  направляется  к  нашему  острову.
Должно быть, по пути матросы потолковали друг с другом, и у  них  явился
какой-то новый план.
   Мы молча наблюдали за ними.
   Причалив к берегу, они оставили в шлюпке трех  человек,  а  остальные
семеро взбежали вверх по гористому берегу и отправились в глубь  острова
- очевидно, искать пропавших. Это сильно встревожило нас.
   Если нам даже удастся захватить семерых, вышедших на берег, наша  по-
беда будет совершенно бесплодна, так как мы упустим шлюпку с  тремя  ос-
тальными. А те, вернувшись на корабль, расскажут товарищам о происшедшем
несчастье, и корабль тотчас же снимется с якоря и будет потерян для  нас
навсегда.
   Что было делать? Нам не оставалось ничего больше, как терпеливо выжи-
дать, чем все это кончится. После того как семеро матросов вышли на  бе-
рег, шлюпка с тремя остальными отошла на большое расстояние от берега  и
стала на якорь, так что мы лишились возможности похитить и спрятать ее.
   Те, что высадились на берег, очевидно, решили не расходиться. Они шли
плечом к плечу, взобрались на пригорок и стали подниматься на холм,  под
которым находился мой дом. Нам было отлично их видно, но они видеть  нас
не могли. Мы были бы очень рады, если бы они подошли к нам поближе, что-
бы мы могли выстрелить в них.
   Мы надеялись, что они направятся, по крайней мере, к противоположному
берегу острова, потому что, пока они оставались на этой его стороне,  мы
не могли покинуть нашу крепость. Но, добравшись до гребня холма,  откуда
открывался вид на всю северо-восточную часть острова, на его леса и  до-
лины, они остановились и снова принялись громко кричать.
   Наконец, не дождавшись ответа и, должно быть, боясь удаляться от  бе-
рега, они уселись под деревом и стали совещаться друг с другом.
   Хорошо было бы, если бы они легли и заснули, как те, что приехали ут-
ром, тогда мы могли бы живо расправиться с ними.
   Но они и не думали спать. Они чуяли, что на острове  творится  нелад-
ное, и решили быть настороже, хоть и не знали, какая грозит им опасность
и откуда она может прийти.
   Увидев, что они совещаются, капитан высказал одно очень толковое  со-
ображение.
   - Весьма возможно, - сказал он, - что они на своем военном совете ре-
шат еще раз подать сигнал пропавшим товарищам и все сразу  выстрелят  из
ружей. Тут бы нам броситься на них, тотчас же после выстрела,  когда  их
ружья будут разряжены. Тогда им ничего больше не останется, как сдаться,
и дело обойдется без кровопролития.
   План, по-моему, был недурен, но, для того, чтобы он удался, нам  сле-
довало бы находиться сейчас на очень близком расстоянии от врагов.  Ведь
мы должны броситься на них в ту самую минуту, когда они дадут  залп.  Но
они расположились так далеко от нас, что нечего было и думать о  внезап-
ном нападении на них.
   Впрочем, они и не стали стрелять.
   Мы не знали, на что решиться.
   Наконец я сказал:
   - По-моему, нам нечего делать до наступления ночи. А ночью, если  эти
семеро не вернутся в лодку, мы можем незаметно пробраться к морю и  при-
манить какой-нибудь хитростью тех троих, что остались в лодке.
   Мы долго сидели в засаде и с нетерпением ждали, когда же пираты  тро-
нутся с места. Нам казалось, что их совещанию не будет конца.
   Вдруг они сразу вскочили и направились прямо к морю. Должно быть,  им
показалось, что оставаться на острове опасно, и они решили вернуться  на
корабль, не разыскивая своих погибших товарищей.
   "Плохо наше дело! - подумал я.  -  Очевидно,  нам  придется  навсегда
проститься с кораблем".
   Я сказал об этом капитану; он пришел в такое отчаяние,  что  чуть  не
лишился чувств.
   Но тут я придумал некую военную хитрость, которую  и  пустил  в  ход.
Хитрость немудреная, но план мой удался  превосходно.  Подозвав  к  себе
Пятницу и помощника капитана, я приказал им спуститься к  бухточке  (той
самой, через которую когда-то Пятница переправился вплавь, когда за  ним
бежали людоеды), затем, обогнув ее, свернуть за полмили к  западу,  под-
няться на пригорок и кричать что есть силы, пока не услышат возвращающи-
еся к лодке матросы. Когда же матросы откликнутся, перебежать на  другое
место и снова кричать и аукать и таким образом, постоянно  меняя  места,
заманивать врагов все дальше и дальше в глубь острова, пока они не  зап-
лутаются в лесу, а тогда окольными путями вернуться сюда, ко мне.
   Матросы уже садились в лодку и были готовы  отчалить,  как  вдруг  со
стороны бухточки послышались громкие крики: это кричал Пятница и  вместе
с ним помощник капитана.
   Чуть только пираты услышали их голоса, они сейчас же  откликнулись  и
со всех ног пустились бежать вдоль берега в ту сторону,  откуда  неслись
эти крики, но бухта преградила им путь, так как было время прилива и во-
да в бухте стояла очень высоко. Тогда они окликнули оставшихся в шлюпке,
чтобы те подъехали и перевезли их на другой берег.
   Этого-то я и ожидал.
   Они перебрались через бухту и побежали дальше, прихватив с собой  еще
одного человека. Таким образом, в шлюпке осталось только двое. Я  видел,
как они отвели ее в самый конец бухты, поближе к земле, и привязали  там
к тощему деревцу.
   Это очень обрадовало меня. Предоставив Пятнице и  помощнику  капитана
делать свое дело, я приказал остальному отряду следовать за мной.
   Прячась в густом и высоком кустарнике, мы обогнули бухту  и  внезапно
появились перед теми матросами, которые остались у берега. Один  из  них
сидел в шлюпке, другой лежал на берегу и дремал. Увидев нас в трех шагах
от себя, он хотел было вскочить и убежать, но стоявший  впереди  капитан
бросился на него и ударил его прикладом. Затем, не давая опомниться дру-
гому матросу, он крикнул ему:
   - Сдавайся - или смерть!
   Это был один из тех матросов, про которых капитан  говорил,  что  они
примкнули к бунтовщикам не по своей охоте, а подчиняясь насилию.  Матрос
не только сдался нам по первому нашему требованию, но тотчас же сам зая-
вил о своем желании вступить в наш отряд. Вскоре он доказал  нам  своими
поступками, что достоин нашего доверия.
   Тем временем Пятница с помощником капитана продолжали кричать  и  ау-
кать. Откликаясь на крики матросов, они водили их по всему  острову,  от
холма к холму, из рощи в рощу, пока не завели в  такую  дремучую  глушь,
откуда нельзя было выбраться на берег до наступления  ночи.  Можно  себе
представить, как измучили и утомили они неприятеля, если и сами  вороти-
лись к нам смертельно усталые.
   Теперь нам оставалось только подкараулить пиратов,  когда  они  будут
возвращаться к тому месту, где была оставлена шлюпка, и, ошеломив неожи-
данным нападением во тьме, заставить их сдаться нам в плен.
   Они воротились не скоро. Нам пришлось  прождать  несколько  часов,  и
только тогда мы услышали, что они медленно пробираются к берегу. Шли они
врозь, далеко друг от друга. Передние кричали задним:
   - Скорее! Скорее!
   Задние отвечали:
   - Мы не можем, мы устали, мы падаем...
   Все это было нам на руку.
   Наконец они подошли к бухте. За эти несколько часов начался отлив,  и
шлюпка, которая была привязана к дереву, очутилась теперь на суше.
   Невозможно описать, что сталось с пиратами, когда  они  увидели,  что
шлюпка на мели, а люди исчезли. С громкими воплями они метались по бере-
гу, проклиная свою судьбу; они кричали, что их занесло на  заколдованный
остров, что тут водятся либо разбойники, которые  всех  перережут,  либо
черти, которые сожрут их живьем.
   Несколько раз принимались они кликать своих товарищей, называя их  по
именам и по прозвищам, но, разумеется, не получали ответа.
   При скудном вечернем свете нам было видно, как они бегают взад и впе-
ред, ломая в отчаянии руки. Утомившись этой бесцельной беготней,  пираты
бросались в лодку, чтобы перевести дух, но не проходило  и  минуты,  как
они выскакивали на берег и снова бегали взад и вперед.
   Мои спутники упрашивали меня  позволить  им  напасть  на  врага,  как
только стемнеет. Но я не хотел проливать столько крови и  решил  распра-
виться с пиратами более мирным путем. А главное, я знал, что враг воору-
жен с головы до ног, и не хотел рисковать жизнью своих людей. Нужно было
подождать, не разделятся ли неприятельские силы на два или три отряда, а
пока я приказал своему войску наступать на врага.
   Пятницу и капитана я выслал вперед. Они должны были подкрасться к пи-
ратам на четвереньках, чтобы стрелять в упор, если это понадобится.
   Но недолго им пришлось ползти: на них почти наткнулись, случайно  от-
делившись от остальных, три пирата, и в том числе боцман,  который,  как
уже сказано, был главным зачинщиком, а теперь вел себя как самый  отъяв-
ленный трус.
   Чуть только капитан услышал голос главного виновника всех своих бед и
понял, что тот в его власти, он пришел в такое неистовство, что  вскочил
на ноги и выстрелил злодею прямо в грудь. Тогда,  конечно,  выстрелил  и
Пятница. Боцман был убит наповал, другой  пират  был  тяжело  ранен  (он
скончался часа через два), третьему же удалось убежать.
   Услышав выстрелы, я тотчас двинул вперед всю свою армию,  численность
которой достигала теперь восьми человек. Вот ее полный состав: я -  пер-
вый фельдмаршал, Пятница - генерал-лейтенант, затем капитан с двумя офи-
церами и трое рядовых - военнопленные, которым мы доверили ружья.
   Когда мы подошли к неприятелю, было уже совсем темно, так что  нельзя
было разобрать, сколько нас.
   Я подозвал к себе одного из военнопленных - того самого матроса,  ко-
торого пираты оставили в шлюпке (теперь он сражался в  наших  рядах),  и
приказал ему окликнуть по имени его бывших товарищей.
   Прежде чем стрелять, я хотел попытаться вступить с ними в  переговоры
и в случае удачи покончить дело миром.
   Моя попытка вполне удалась. Иначе, впрочем, и быть  не  могло:  враги
были доведены до отчаяния, им только и оставалось, что сдаться.
   Итак, мой матрос закричал во все горло:
   - Том Смит! Том Смит!
   Том Смит сейчас же откликнулся:
   - Кто меня зовет? Ты, Джимми Рой?
   Он, очевидно, узнал этого матроса по голосу.
   Джимми Рой отвечал:
   - Да-да, это я! Том Смит, бросай ружье и сдавайся, а не то вы  пропа-
ли! Вас в одну минуту прикончат.
   - Да кому же сдаваться? Где они там? - крикнул опять Том Смит.
   - Здесь! - отозвался Джимми Рой. - Их пятьдесят человек, и с ними наш
капитан. Вот уже два часа, как они преследуют  вас.  Боцман  убит.  Билл
Фраи ранен, а меня взяли в плен. Если вы не  сдадитесь  сию  же  минуту,
прощайтесь с жизнью - вам не будет пощады!
   Тогда Том Смит закричал:
   - Спроси у них, будем ли мы помилованы. Если да, мы сейчас же сдадим-
ся, так ты им и скажи.
   - Хорошо, я скажу, - ответил Джимми Рой.
   Но тут вступил в переговоры уже сам капитан.
   - Эй, Смит! - закричал он. - Узнаешь мой голос? Так слушай:  если  вы
немедленно положите оружие и сдадитесь, я обещаю вам пощаду, всем, кроме
Билла Аткинса.
   - Капитан, смилуйтесь надо мной, ради бога! - взмолился Билл  Аткинс.
- Чем я хуже других? Другие так же виноваты, как и я.
   Это была чистейшая ложь, потому что Билл Аткинс, закоренелый пират  и
разбойник, давно подговаривал матросов  заняться  морским  грабежом.  Он
первый бросился на капитана и связал ему руки, оскорбляя  и  ругая  его.
Поэтому капитан сказал Биллу Аткинсу, чтобы тот сдавался без всяких  ус-
ловий, а там уж пусть начальник острова решает, жить  ему  или  умереть.
(Начальник острова - это я: так меня теперь все величали.)
   Билл Аткинс был принужден сдаться.


   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
   Капитан снова становится командиром своего корабля. Робинзон покидает
остров  

   Итак, пираты сложили оружие, смиренно умоляя о  пощаде.  Тот  матрос,
который разговаривал с ними, и еще два человека,  по  моему  приказанию,
связали их всех, после чего моя грозная армия в пятьдесят человек (а  на
самом деле их было всего восемь, включая сюда и трех  пленных)  окружила
связанных пиратов и завладела их шлюпкой. Сам я, однако, не  показывался
им по некоторым соображениям высшей политики.
   Капитан мог теперь объясниться начистоту со своими матросами. Он  об-
винял их в измене и жестоко упрекал за вероломство.
   - Вы хотели отнять у меня мой корабль, чтобы сделаться пиратами и за-
няться морским разбоем, - сказал он им. - Это подло и мерзко. Вы  опозо-
рили себя на всю жизнь,  сами  вырыли  себе  яму  и  должны  благодарить
судьбу, если не попадете на виселицу.
   Преступники каялись, по-видимому, от чистого сердца и  молили  только
об одном: чтобы им оставили жизнь.
   - Это не в моей власти, - отвечал капитан. - Теперь ваша судьба зави-
сит от начальника острова. Вы думали, что высадили нас на пустынный, не-
обитаемый берег, но вы ошиблись: на этом острове много людей и управляет
ими великодушный, благородный начальник. По своему милосердию, он  поми-
ловал вас и, вероятно, отправит в Англию, где с вами будет поступлено по
закону. Но Биллу Аткинсу начальник приказал готовиться к смерти:  завтра
поутру его повесят.
   Все это капитан просто-напросто выдумал, но его выдумка произвела же-
лаемое действие: Аткинс упал на колени, умолял капитана  ходатайствовать
за него перед начальником острова; остальные тоже начали просить,  чтобы
их не отправляли в Англию.
   Видя такую покорность этих жалких людей, устрашенных угрозой  смерти,
я сказал себе:
   "Вот когда пришел ко мне час избавления! Эти несчастные так напуганы,
что, конечно, исполнят всякое наше требование: стоит  нам  приказать,  и
они помогут нам овладеть кораблем".
   И, отойдя подальше, за деревья, чтобы они не могли рассмотреть, какая
убогая наружность у грозного начальника острова, я крикнул:
   - Позвать ко мне капитана!
   Один из наших людей торжественно подошел к капитану и сказал:
   - Капитан, вас зовет начальник!
   А капитан не менее торжественно ответил:
   - Передайте его сиятельству, что я сейчас явлюсь.
   Услышав этот разговор, пираты присмирели окончательно. Они  поверили,
что неподалеку от них находится сам губернатор с отрядом в пятьдесят че-
ловек.
   Когда капитан подошел ко мне, я сообщил ему, что хочу овладеть кораб-
лем при помощи наших пленных. Капитан был в восторге. Мы  решили  завтра
же утром привести этот план в исполнение.
   - Но, чтобы действовать наверняка, - сказал я, - нам следует отделить
одних пленных от других. Аткинса с двумя такими же злодеями мы посадим в
подземелье. Пусть Пятница и ваш помощник отведут  их  туда.  А  для  ос-
тальных я найду подходящее место.
   Так мы и сделали: троих отвели в пещеру, которая и в самом деле могла
сойти за довольно-таки мрачную темницу, а остальных я отправил  на  свою
лесную дачу, туда, где стоял мой шалаш. Высокая ограда  делала  ее  тоже
достаточно надежной тюрьмой, тем более что узники были связаны и  знали,
что их судьба зависит от их поведения.
   На другой день поутру я послал к этим матросам  капитана.  Он  должен
был побеседовать с ними, узнать, каковы их подлинные  чувства,  и  потом
дать мне подробный отчет о своем разговоре.  Я  хотел  установить,  нас-
колько можно доверять этим людям и не опасно ли будет взять их  с  собой
на корабль.
   Капитан повел дело умно и решительно. Он напомнил матросам,  в  каком
плачевном положении они очутились по собственной вине, и сказал, что хо-
тя начальник острова теперь и помиловал их своей властью, но, когда  ко-
рабль придет в Англию, их будут судить как изменников и, несомненно, по-
весят.
   - Но, - прибавил он, - если вы поможете мне отобрать  у  пиратов  мой
корабль, тогда начальник острова, принимая во внимание,  что  вы  добро-
вольно послужили правому делу, постарается испросить вам прощение.
   Нетрудно догадаться, с каким восторгом приняли эти люди его предложе-
ние.
   Они упали перед капитаном на колени и клялись, что будут  драться  за
него до последней капли крови, что, если он исходатайствует им прощение,
они будут всю свою жизнь считать себя его неоплатными должниками, пойдут
за ним хоть на край света и будут чтить его, как родного отца.
   - Отлично, - сказал капитан, - обо всем этом я доложу начальнику ост-
рова и, со своей стороны, буду просить, чтобы он помиловал вас.
   Затем он вернулся ко мне, отдал мне подробный отчет о своем разговоре
с матросами и прибавил, что, по его убеждению,  мы  можем  вполне  поло-
житься на этих людей.
   Но я был того мнения, что осторожность никогда не мешает,  и  поэтому
сказал капитану:
   - Вот что мы сделаем: мы возьмем пока только пятерых. Пусть не  дума-
ют, что мы нуждаемся в людях. Подите и скажите им, что хотя  у  нас  до-
вольно людей, но, так и быть, мы возьмем пятерых на испытание; остальные
же двое вместе с теми тремя, что сидят в крепости (то есть в моем подзе-
мелье), будут оставлены начальником острова в  качестве  заложников,  и,
если товарищи их, которые примут участие в  наших  боях,  изменят  своей
клятве и присяге, все пятеро заложников будут повешены.
   Это была крайне суровая мера. Когда капитан передал пленникам мой от-
вет, они поняли, что с начальником острова шутки плохи. И,  конечно,  им
осталось одно: принять мои условия.
   Заложники к тому же стали горячо убеждать своих освобожденных товари-
щей, чтобы те не изменили капитану.
   Вот полный состав нашей армии накануне великого сражения:
   во-первых, капитан, его помощник и пассажир;
   во-вторых, двое пленных, освобожденных по ручательству капитана;
   в-третьих, еще двое - те, что сидели в моем шалаше (теперь, по насто-
янию капитана, им тоже предоставили свободу);
   в-четвертых, те пятеро из второй партии, которых мы освободили  позже
всех;
   итого двенадцать человек, кроме тех пятерых, которые оставались в мо-
ем подземелье заложниками.
   Я спросил капитана, находит ли он возможным напасть на корабль с  та-
кими малыми силами. Мне и Пятнице было невозможно отлучиться: у  нас  на
руках оставалось семь человек, которых мы должны были стеречь и кормить.
   Пятерым заложникам, посаженным в пещеру, я решил  не  давать  никаких
послаблений. Два раза в день Пятница носил им еду и питье и  сам  кормил
их, так как мы даже не развязали им рук. Остальным  же  мы  предоставили
некоторую свободу.
   Этим двоим я решил наконец показаться. Я пришел к ним вместе с  капи-
таном. Он сказал им, что я - доверенное лицо начальника острова, который
поручил мне надзор за военнопленными, поэтому они не имеют права  никуда
отлучаться без моего разрешения, и при первой же попытке к ослушанию  их
закуют в кандалы и посадят в губернаторскую крепость.
   С этого времени я ни разу не показывался пленным в качестве начальни-
ка острова, а всегда как его доверенное лицо, причем всякий раз упоминал
о начальнике, о гарнизоне, о пушках, о крепости.
   Теперь оставалось только приготовиться к  предстоящему  бою:  основа-
тельно починить обе лодки, оснастить их и назначить команду для каждой.
   Все эти хлопоты я возложил на капитана.
   Он назначил командиром шлюпки своего пассажира и дал ему четырех  че-
ловек; сам же капитан, его помощник и с ними пятеро матросов  составляли
экипаж баркаса.
   Капитан утверждал (вполне справедливо), что лучше всего подойти к ко-
раблю в темноте, и в ближайший же вечер отчалил от берега.
   Когда около полуночи на корабле услыхали плеск весел и,  по  морскому
обычаю, окликнули шлюпку, капитан приказал Джимми Рою, чтобы он один по-
дал голос, а всем остальным велел молчать.
   Джимми Рой крикнул, что он привез всех матросов, но запоздал,  потому
что пришлось долго разыскивать их, а затем стал пространно  рассказывать
разные небылицы подобного рода.
   Пока он болтал таким образом, баркас и шлюпка причалили к борту.
   Капитан и его помощник первые вскочили на палубу с оружием в руках  и
тотчас же сшибли с ног ударами прикладов двух пиратов,  которые,  ничего
не подозревая, вышли им навстречу; оказалось, что это корабельный  плот-
ник и второй помощник капитана, перешедшие на сторону пиратов.
   Весь капитанский отряд действовал дружно и храбро. Все матросы, нахо-
дившиеся на палубе, были схвачены, после чего капитан приказал  запереть
люки, чтобы всех остальных задержать внизу. Тем временем  подоспели  ко-
мандир и матросы второй шлюпки; они заняли ход  в  корабельную  кухню  и
взяли в плен еще трех человек.
   Когда на палубе и на шканцах уже не осталось ни одного врага, капитан
приказал своему помощнику взять трех человек из команды и пойти взломать
дверь главной каюты, где при первых же звуках тревоги заперся новый  ка-
питан, выбранный пиратами, и с ним два матроса да юнга.
   Они успели захватить с собой оружие, так что, когда помощник капитана
со своими людьми высадил дверь каюты, их встретили выстрелами. Помощнику
раздробили руку мушкетной пулей, два матроса тоже оказались ранеными, но
никто не был убит.
   Помощник капитана крикнул: "На помощь!" Не обращая внимания  на  свою
тяжелую рану, он ворвался в каюту с пистолетом в руке и прострелил ново-
му капитану голову. Тот свалился, не сказав ни слова: пуля угодила ему в
рот. После этого остальные сдались без боя, так что больше не было  про-
лито ни одной капли крови.
   Как только капитан стал хозяином своего корабля, он  приказал  произ-
вести семь пушечных выстрелов. Это был условный сигнал, которым  он  дал
мне знать об успешном окончании дела. В ожидании этого сигнала я  проси-
дел на берегу часа два и был несказанно рад, когда услышал его.
   С успокоенным сердцем я тотчас же вернулся домой, лег и мгновенно ус-
нул, так как был весьма утомлен тревогами этого дня.
   Меня разбудил новый выстрел. Я вскочил и услышал,  что  кто-то  зовет
меня:
   - Начальник! Начальник!
   Я сейчас же узнал голос капитана. Он стоял  над  моей  крепостью,  на
холме. Я схватил лестницу и поднялся к нему. Он  обнял  меня  и  сказал,
указывая на море:
   - Мой дорогой друг! Мой избавитель! Вот ваш корабль. Он ваш,  и  все,
что на нем, тоже ваше! И все мы, начиная с капитана, тоже ваши!
   Мой взгляд обратился в ту сторону, куда он  указывал:  корабль  стоял
уже на другом месте, меньше чем в полумиле от берега.
   Оказалось, что, покончив с пиратами, мой друг капитан тотчас же  при-
казал сняться с якоря и, пользуясь попутным ветерком подошел к той  бух-
те, где я когда-то причаливал со своими плотами; затем, дождавшись  при-
лива, он на ялике вошел в бухту и поспешил ко мне сообщить, что его  ко-
рабль находится, так сказать, у моих дверей.
   От этой нечаянной радости я едва не лишился  чувств.  Ведь  я  воочию
увидел свою долгожданную свободу! Она была здесь, у меня в руках! К моим
услугам был большой корабль, готовый везти меня, куда я захочу.
   Я до того обрадовался, что в первое мгновенье не мог ответить капита-
ну ни слова и упал бы на землю, если бы он не поддержал меня.
   Заметив, что я совсем обессилел от внезапного счастья, он вытащил  из
кармана склянку с каким-то лекарством, которое захватил для  меня.  Отх-
лебнув глоток, я тихо опустился на землю. И, хотя сознание вернулось  ко
мне, все же я долго не мог заговорить.
   Бедный капитан был взволнован не меньше меня. Чтобы вернуть  мне  мои
душевные силы, он шептал мне тысячи нежных и ласковых слов. Но грудь моя
была переполнена нахлынувшим счастьем, и я плохо понимал, что  он  гово-
рит. Наконец я заплакал от радости, и только после этого способность ре-
чи вернулась ко мне. Тут я, в свою очередь, обнял моего нового  друга  и
от всего сердца поздравил его. Мы оба ликовали и радовались.
   Когда же мы немного пришли в себя, капитан сказал мне, что привез для
меня кое-какие вещи, которые, к счастью, не успели расхитить злодеи, так
долго хозяйничавшие на его корабле.
   - Мне кажется, что эти вещи будут не совсем  бесполезны  для  вас,  -
сказал капитан.
   Он крикнул своим матросам, оставшимся в лодке:
   - Эй, тащите сюда тюки, которые мы привезли для начальника острова!
   Это был поистине богатый подарок: капитан привез мне так  много  все-
возможных вещей, как будто я собирался остаться на острове до конца сво-
ей жизни.
   В тюках оказалось: двенадцать огромных кусков солонины, шесть  окоро-
ков ветчины, мешок гороха, около ста фунтов сухарей. Он привез мне также
ящик сахару, ящик муки, мешок лимонов и две бутылки лимонного сока.
   Но, конечно, в тысячу раз нужнее была для меня  одежда.  И  потому  я
чрезвычайно обрадовался, когда оказалось, что мой  друг  капитан  привез
мне полдюжины новых, совершенно чистых рубах, шесть очень хороших шейных
платков, две пары перчаток, шляпу, башмаки, чулки и отличный, совсем но-
вый костюм со своего плеча, - словом, он одел меня с головы до ног.
   Подарок был приятный и очень полезный, но вы не можете себе  предста-
вить, какой у меня оказался неуклюжий и неотесанный вид, когда  я  надел
на себя новый костюм, и до чего мне было неловко и неудобно в нем первое
время!
   Закончив осмотр подарков, я велел отнести их в мою крепость  и  начал
совещаться с капитаном, как нам поступить с нашими пленными: взять их  с
собою или оставить здесь.
   - Брать их с собою очень опасно, - говорил капитан. -  Это  отчаянные
головорезы. Особенно ненадежны двое из них, неисправимые злодеи  и  раз-
бойники. Если бы я рискнул везти их на своем корабле, то не иначе, как в
качестве арестантов. Я заковал бы их в кандалы и отдал бы в руки  судеб-
ных властей в первой же английской колонии, в которую придется зайти.
   - В таком случае, - сказал я капитану,  -  нужно  будет  оставить  их
здесь. И я берусь устроить так, что эти два разбойника станут сами упра-
шивать нас, чтобы мы оставили их на острове.
   - Если вам это удастся, - буду чрезвычайно доволен.
   - Хорошо, - сказал я. - Я сейчас поговорю с ними от вашего имени.
   Затем я позвал к себе Пятницу и двух матросовзаложников  (которых  мы
теперь освободили, так как товарищи их сдержали данное слово) и приказал
им перевести пятерых наших пленников из пещеры в шалаш.
   Через некоторое время мы с капитаном отправились туда (я в своем  но-
вом костюме и на этот раз уже в качестве начальника острова). Подойдя  к
ограде моей дачи, я велел вывести к себе арестованных и сказал им следу-
ющее:
   - Мне известны все ваши преступления. Я знаю, что вы напали на безза-
щитных пассажиров корабля и убили их. Знаю и то, что вы собирались  сде-
латься пиратами, чтобы грабить мирные суда. Да будет вам известно,  что,
по моему распоряжению, корабль возвращен капитану. Стоит мне приказать -
и вас повесят как разбойников, пойманных на месте преступления. Поэтому,
если у вас есть что сказать в свое оправдание, говорите,  потому  что  я
намерен казнить вас как убийц и предателей.
   Один из них ответил за всех, что им нечего сказать в свое оправдание.
   - Но, когда мы были арестованы, капитан обещал нам пощаду, и мы  сми-
ренно умоляем вас оказать нам великую милость - сохранить нам жизнь.
   - Право, не знаю, какую милость я могу вам оказать, - ответил я. -  Я
намерен покинуть остров со всеми моими людьми: мы уезжаем на родину. Что
же касается вас, то, по словам капитана, он обязан заковать вас в канда-
лы и по прибытии в Англию предать суду за измену. А суд немедленно  при-
говорит вас к смерти. Иного приговора и быть не может. Смерть на висели-
це - вот что ожидает вас в Англии. Итак, едва ли вы будете рады, если мы
возьмем вас с собой. Для вас есть одно спасение - вы должны остаться  на
острове. Только при этом условии я могу помиловать вас.
   Они с радостью согласились на мое предложение и долго благодарили ме-
ня.
   - Лучше жить в пустыне, - говорили они, - чем воротиться  на  родину,
где нас ожидает виселица.
   Я велел развязать их и сказал:
   - Ступайте в лес на то самое место, где вы были схвачены, и  оставай-
тесь там, покуда за вами не пришлют. Я прикажу  оставить  вам  кое-какое
оружие, съестные припасы и дам необходимые указания на первое время.  Вы
можете отлично прожить здесь, если будете упорно трудиться.
   После этих переговоров я воротился домой и стал готовиться к далекому
плаванию. Я, впрочем, предупредил капитана, что мне потребуется  некото-
рый срок для того, чтобы собраться в дорогу, и попросил его  отправиться
на корабль без меня, а поутру прислать за мной шлюпку. Когда капитан от-
чалил, я велел позвать к себе пленников и завел с ними серьезный  разго-
вор.
   Я вновь заявил им, что, по-моему, они поступают разумно, оставаясь на
острове, так как, если бы капитан взял их с собою на родину,  их  непре-
менно повесили бы.
   Я рассказал им подробно, как попал я на этот  остров,  как  понемногу
улучшил свое хозяйство, как собирал виноград, как сеял рис и ячмень, как
научился печь хлеб.
   Я показал им свои укрепления, свои кладовые, свои  поля  и  загоны  -
словом, сделал все, чтобы жизнь на острове была для них не так тяжела.
   Я оставил им все свое оружие (то есть пять мушкетов,  три  охотничьих
ружья и три сабли), полтора бочонка пороху и дал подробные  наставления,
как ходить за козами, как доить и откармливать их, чтобы они стали  жир-
нее, как делать масло и сыр.
   Таким образом, мне пришлось рассказать этим людям всю длинную историю
моей труженической, одинокой, томительной жизни  на  острове  в  течение
двадцати восьми лет.
   Расставаясь с ними, я обещал, что попрошу капитана  оставить  им  еще
два бочонка пороху и семена овощей, и рассказал им, как трудно мне  было
без этих семян.
   Мешок гороха, который капитан привез мне, чтобы я  употреблял  его  в
пищу, я тоже отдал им и при этом посоветовал употребить  весь  горох  на
посев, чтобы его стало больше.
   После этого разговора с изгнанниками я на другой же день  рано  утром
перебрался на корабль.
   Хотя нам очень не терпелось поднять паруса Я взял с собой  на  память
большую остроконечную шапку, собственноручно сшитую мною из козьего  ме-
ха, зонтик и одного из моих попугаев и  пуститься  в  далекое  плавание,
все-таки мы оставались на якоре еще целые сутки.
   На следующий день рано утром мы увидели, что к кораблю плывут два че-
ловека. Оказалось, это двое из тех пятерых, которых мы оставили на  ост-
рове.
   - Возьмите нас с собою! - кричали они. - Уж лучше повесьте нас, но не
оставляйте на острове! Там все равно убьют нас.
   В ответ на их просьбу капитан заявил им, что не может  взять  их  без
моего разрешения. В конце концов, заставив их дать торжественную клятву,
что они исправятся и будут вести себя смирно, мы приняли их на корабль.
   Так как вскоре начался прилив, на берег была послана шлюпка с вещами,
которые я обещал поселенцам. К этим вещам капитан присоединил,  по  моей
просьбе, сундук, набитый всевозможной одеждой. Они приняли этот  подарок
с большой признательностью.
   Нужно сказать, что, прощаясь с изгнанниками, я дал им слово,  что  не
забуду о них и что, если только в каком-нибудь  порту  мы  встретим  ко-
рабль, путь которого будет лежать мимо моего острова, я попрошу капитана
того корабля зайти за ними и доставить их в родные края.
   Когда я покидал этот остров, я взял с собой на память большую  остро-
конечную шапку, собственноручно сшитую мною из козьего  меха,  зонтик  и
одного из моих попугаев.
   Не забыл я взять и деньги, но они так долго лежали у меня  без  упот-
ребления, что совсем потускнели. Только после основательной чистки можно
было увидеть, что они серебряные. Захватил я  также  и  золотые  монеты,
найденные мною на разбитом испанском корабле.
   Как я установил впоследствии по корабельному журналу, мой отъезд сос-
тоялся 19 декабря 1686 года. Таким образом, я прожил на острове двадцать
восемь лет два месяца и девятнадцать дней.
   Ветер был попутный. Корабль мчался на всех парусах. Мне было радостно
думать, что с каждой минутой я все ближе к родным берегам. Когда же  на-
конец показались в туманной дали белые скалы родины, которую я не  видел
столько лет, я чуть с ума не сошел от волнения и восторга. Я то  и  дело
подбегал к капитану и кричал ему: "Скорее! Скорее!"
   Как только мы бросили якорь, я простился со всеми моими попутчиками и
в сопровождении верного Пятницы поспешил в тот  город,  где  прошло  мое
детство. Родителей я уже не чаял видеть в живых. Ведь даже в ту  далекую
пору, когда я впервые отправлялся в чужие края, они  были  так  слабы  и
стары, а с той поры прошли десятки лет!
   Вот и наша улица, вот и старый дом, который я так  безрассудно  поки-
нул. С изумлением встретили меня обитатели этого дома, когда я, взволно-
ванный до слез, сообщил им, кто я такой. В первую минуту мне не  повери-
ли, но, когда убедились, что я действительно Робинзон Крузо,  меня  чуть
не задушили в объятиях. Особенно обрадовались мне мои сестры и их дети -
мальчики и девочки, которые прежде никогда не  видали  меня.  Все  давно
считали, что я умер, и теперь смотрели на меня, как на  чудо,  словно  я
воскрес из могилы.
   После первых родственных приветствий все стали  шумно  расспрашивать,
где я пропадал столько лет, что я видел в заморских краях, какие были  у
меня приключения, и кто такой Пятница, и откуда взялась у меня  диковин-
ная остроконечная шапка, и почему у меня такие длинные  волосы  и  такое
загорелое лицо. Когда я увидел, что их расспросам не будет конца, я уса-
дил их всех, и взрослых и детей, у камина и стал  подробно  рассказывать
им то, что написано здесь, в этой книге. Они слушали меня с большим  ув-
лечением. Рассказывал я с утра до ночи, а попугай сидел у меня на  плече
и часто прерывал мою речь восклицаниями:
   - Робин, Робин, Робин Крузо! Счастливый Робин Крузо! Куда  ты  попал,
Робин Крузо? Куда ты попал? Где ты был?


 


<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: детская литература

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу:  [1] [2] [3]

Страница:  [3]