- Ах, боже мой! - воскликнула миссис Корни. - Как это умно придумано!
   - Еще бы! Между нами говоря, сударыня, - отозвался  мистер  Бамбл,  -
это правило весьма важное: если вы заинтересуетесь теми случаями,  какие
попадают в эти дерзкие газеты, вы не преминете заметить, что нуждающиеся
семейства получают вспомоществование в виде кусочков сыру.  Такой  поря-
док, миссис Корни, установлен ныне по всей стране.  Впрочем,  -  добавил
бидл, развязывая свой узелок, - это служебные тайны, сударыня, -  о  них
толковать не полагается никому, за исключением, сказал бы я,  приходских
чиновников, вроде нас с вами... А вот портвейн, сударыня,  который  при-
ходский совет заказал для больницы: свежий, настоящий портвейн, без  об-
мана, только сегодня из бочки; чистый, как стеклышко, и никакого осадка!
   Посмотрев одну из бутылок на свет и  хорошенько  взболтав  ее,  чтобы
убедиться в превосходном качестве вина, мистер Бамбл поставил обе бутыл-
ки на комод, сложил носовой платок, в который они были завернуты, забот-
ливо сунул его в карман и взялся за шляпу с таким видом, будто собирался
уйти.
   - Придется вам идти по морозу,  мистер  Бамбл,  -  заметила  надзира-
тельница.
   - Жестокий ветер, сударыня, - отозвался мистер Бамбл, поднимая ворот-
ник шинели. - Того гляди, оторвет уши.
   Надзирательница перевела взгляд с маленького чайника на бидла, напра-
вившегося к двери, и, когда бидл кашлянул, собираясь пожелать ей спокой-
ной ночи, она застенчиво осведомилась, не угодно ли... не угодно ли  ему
выпить чашку чаю?
   Мистер Бамбл немедленно опустил воротник, положил шляпу и  трость  на
стул, а другой стул придвинул к столу. Медленно усаживаясь на свое  мес-
то, он бросил взгляд на леди. Та устремила  взор  на  маленький  чайник.
Мистер Бамбл снова кашлянул и слегка улыбнулся.
   Миссис Корни встала, чтобы достать из шкафа вторую  чашку  и  блюдце.
Когда она уселась, глаза ее снова встретились с глазами галантного  бид-
ла; она покраснела и принялась наливать ему чай. Снова мистер Бамбл каш-
лянул - на этот раз громче, чем раньше.
   - Послаще, мистер Бамбл? - спросила надзирательница, взяв сахарницу.
   - Если позволите, послаще, сударыня, - ответил мистер Бамбл. При этом
он устремил взгляд на миссис Корни; и если бидл может быть нежен, то та-
ким бидлом был в тот момент мистер Бамбл.
   Чай был налит и подан молча. Мистер Бамбл, расстелив на коленях носо-
вой платок, чтобы крошки не запачкали его великолепных коротких  штанов,
приступил к еде и питью, время от времени прерывая это приятное  занятие
глубокими вздохами, которые, однако, отнюдь не служили в ущерб его аппе-
титу, а напротив, помогали ему управляться с чаем и гренками.
   - Вижу, сударыня, что у вас есть кошка, - сказал мистер Бамбл,  глядя
на кошку, которая грелась у камина, окруженная своим  семейством.  -  Да
вдобавок еще котята!
   - Ах, как я их люблю, мистер Бамбл, вы и представить себе не  можете!
- отозвалась надзирательница. - Такие веселые, такие  шаловливые,  такие
беззаботные, право же, они составляют мне компанию!
   - Славные животные, сударыня, - одобрительно заметил мистер Бамбл.  -
Такие домашние...
   - О да! - восторженно воскликнула надзирательница. - Они так привяза-
ны к своему дому. Право же, это истинное наслаждение.
   - Миссис Корни, - медленно произнес мистер Бамбл, отбивая такт чайной
ложкой, - вот что, сударыня, намерен я вам сказать: если кошки или котя-
та живут с вами, сударыня, и не привязаны к своему дому, то, стало быть,
они ослы, сударыня.
   - Ах, мистер Бамбл! - воскликнула миссис Корни.
   - Зачем скрывать истину, сударыня! - продолжал мистер Бамбл, медленно
помахивая чайной ложкой с видом влюбленным и внушительным, что  произво-
дило особенно сильное впечатление. - Я бы с  удовольствием  собственными
руками утопил такую кошку.
   - Значит, вы злой человек! - с живостью  подхватила  надзирательница,
протягивая руку за чашкой бидла. - И вдобавок жестокосердный!
   - Жестокосердный, сударыня? - повторил мистер Бамбл.  -  Жестокосерд-
ный?
   Мистер Бамбл без лишних слов отдал свою чашку миссис Корни, сжал  при
этом ее мизинец и, дважды хлопнув себя ладонью по обшитому галуном жиле-
ту, испустил глубокий вздох и чуть-чуть отодвинул свой стул от камина.
   Стол был круглый; а так как миссис Корни и мистер Бамбл  сидели  друг
против друга на небольшом расстоянии, лицом к огню, то ясно, что  мистер
Бамбл, отодвигаясь от огня, но по-прежнему сидя  за  столом,  увеличивал
расстояние, отделявшее его от миссис Корни; к такому поступку иные  бла-
горазумные читатели несомненно отнесутся с восторгом  и  будут  почитать
его актом величайшего героизма со стороны мистера Бамбла; время, место и
благоприятные обстоятельства до известной степени побуждали  его  произ-
нести те нежные и любезные словечки, которые - как бы ни приличествовали
они устам людей легкомысленных и беззаботных - кажутся ниже  достоинства
судей сей страны, членов парламента, министров, лорд-мэров и прочих  ве-
ликих общественных деятелей, а тем более не подобает  столь  великому  и
солидному человеку, как бидл, который (как хорошо известно) долженствует
быть самым суровым и самым непоколебимым из всех этих людей.
   Однако, каковы бы ни были намерения мистера Бамбла (а они  несомненно
были наилучшими), к несчастью, случилось так, что стол - о чем уже  упо-
мянуто дважды - был круглый, вследствие этого мистер  Бамбл,  помаленьку
передвигая свой стул, вскоре начал уменьшать расстояние, отделявшее  его
от надзирательницы, и, продолжая путешествие по кругу, придвинул,  нако-
нец, свой стул к тому, на котором сидела надзирательница. В самом  деле,
оба стула соприкоснулись, а когда это произошло, Мистер Бамбл остановил-
ся.
   Если бы надзирательница подвинула теперь свой стул вправо, ее немину-
емо опалило бы огнем, а если бы подвинула влево, то упала бы  в  объятия
мистера Бамбла; итак (будучи скромной надзирательницей и несомненно пре-
дусмотрев сразу эти последствия), она осталась сидеть на своем  месте  и
протянула мистеру Бамблу вторую чашку чаю.
   - Жестокосердный, миссис Корни? - повторил  мистер  Бамбл,  помешивая
чай и заглядывая в лицо надзирательнице. - А вы не жестокосердны, миссис
Корни?
   - Ах, боже мой! - воскликнула надзирательница. - Странно слышать  та-
кой вопрос от холостяка! Зачем вам Это понадобилось знать, мистер Бамбл?
   Бидл выпил чай до последней капли, доел гренки, смахнул крошки с  ко-
лен, вытер губы и преспокойно поцеловал надзирательницу.
   - Мистер Бамбл! - шепотом воскликнула сия целомудренная леди, ибо ис-
пуг был так велик, что она лишилась голоса. - Мистер Бамбл, я закричу!
   Вместо ответа мистер Бамбл не спеша, с достоинством обвил рукой талию
надзирательницы.
   Раз сия леди выразила намерение закричать, то, конечно, она бы и зак-
ричала при этом новом дерзком поступке, если бы торопливый стук в  дверь
не сделал это излишним: как только раздался стук, мистер Бамбл с большим
проворством ринулся к винным бутылкам и с рвением принялся  смахивать  с
них пыль, а надзирательница суровым тоном спросила, кто стучит.  Следует
отметить любопытный факт: удивление оказало такое действие на крайний ее
испуг, что голос вновь обрел всю свою официальную жесткость.
   - Простите, миссис, - сказала высохшая старая  нищенка,  на  редкость
безобразная, просовывав голову в дверь, - старуха Салли отходит.
   - Ну, а мне какое до этого дело? - сердито спросила  надзирательница.
- Ведь я же не могу ее оживить.
   - Конечно, конечно, миссис, - ответила старуха, - Это никому  не  под
силу; ей уже нельзя помочь. Много раз я видела, как помирают  люди  -  и
младенцы и крепкие, сильные люди, - и уж мне ли не знать, когда приходит
смерть! Но у нее что-то тяжелое на душе, и, когда боли ее отпускают -  а
это бывает редко, потому что помирает она в муках, - она говорит, что ей
нужно что-то вам сказать. Она не помрет спокойно, пока  вы  не  придете,
миссис.
   Выслушав это сообщение, достойная  миссис  Корни  вполголоса  осыпала
всевозможными ругательствами тех старух, которые даже и умереть  не  мо-
гут, чтобы умышленно не досадить лицам, выше их стоящим. Быстро  схватив
теплую шаль и завернувшись в нее, она, не тратя лишних  слов,  попросила
мистера Бамбла подождать ее возвращения на тот случай,  если  произойдет
что-нибудь из ряда вон выходящее. Приказав посланной за ней старухе идти
быстро, а не карабкаться всю ночь по лестнице, она вышла вслед за ней из
комнаты с очень суровым видом и всю дорогу ругалась.
   Поведение мистера Бамбла, предоставленного самому себе, в сущности не
поддается объяснению. Он открыл шкаф, пересчитал чайные  ложки,  взвесил
на руке щипцы для сахара, внимательно осмотрел  серебряный  молочник  и,
удовлетворив этим свое любопытство, надел треуголку набекрень  и  весьма
солидно пустился в пляс, четыре раза обойдя  вокруг  стола.  Покончив  с
этим изумительным занятием, он снова снял  треуголку  и,  расположившись
перед камином, спиной к огню,  казалось,  принялся  мысленно  составлять
точную опись обстановки.


   ГЛАВА XXIV трактует о весьма ничтожном предмете. Но это короткая гла-
ва, и она может оказаться не лишней в этом повествовании

   Особа, нарушившая покой в комнате  надзирательницы,  была  подобающей
вестницей смерти. Преклонные годы согнули ее тело, руки и ноги  дрожали,
лицо, искаженное бессмысленной гримасой, скорее походило  на  чудовищную
маску, начертанную карандашом сумасшедшего, чем "а создание Природы.
   Увы! Как мало остается лиц, сотворенных Природой, которые не меняются
и радуют нас своей красотой! Мирские заботы, скорби и  лишения  изменяют
их так же, как изменяют сердца; и только тогда, когда страсти засыпают и
навеки теряют свою власть, рассеиваются взбаламученные облака и проясня-
ется небесная твердь. Нередко бывает так, что лица умерших, даже  напря-
женные и окоченевшие, принимают давно забытое выражение, словно у спяще-
го ребенка, напоминая младенческий лик; такими мирными, такими безмятеж-
ными становятся снова эти люди, что те, кто знал их в  пору  счастливого
детства, преклоняют колени у гроба и видят ангела, сошедшего на Землю.
   Старая карга ковыляла по коридорам и поднималась по  лестницам,  нев-
нятно бормоча что-то в ответ на ругань своей спутницы; наконец, приоста-
новившись, чтобы отдышаться, она передала ей в руки свечу и  последовала
за ней, стараясь не отставать от своей куда более проворной  начальницы,
направлявшейся в комнату больной.
   Это была жалкая каморка на чердаке. В дальнем ее углу  горел  тусклый
свет. У постели сидела другая старуха; у камина стоял ученик аптекаря  и
делал себе зубочистку из гусиного пера.
   - Вечер морозный, миссис Корни, - сказал этот молодой джентльмен  во-
шедшей надзирательнице.
   - В самом деле, очень морозный, сэр, - приседая,  ответила  та  самым
учтивым тоном.
   - Вам следовало бы получать лучший уголь от ваших поставщиков, - зая-
вил помощник аптекаря, разбивая заржавленной кочергой кусок угля в ками-
не, - такой уголь не годится для морозной ночи.
   - Совет выбирал его, сэр, - ответила надзирательница. - А  совет  мог
бы позаботиться, по крайней мере о том, чтобы мы не мерзли,  потому  что
работа у нас тяжелая.
   Тут разговор был прерван стоном больной.
   - О! - сказал молодой человек, поворачиваясь к кровати с таким видом,
будто совсем забыл о пациентке. - Ее песенка спета, миссис Корни.
   - Неужели, сэр? - спросила надзирательница.
   - Я буду очень удивлен, если она протянет еще часа два, - сказал  по-
мощник аптекаря, сосредоточив внимание на острие зубочистки. -  Организм
совершенно разрушен. Посмотрите-ка, старушка, она дремлет?
   Сиделка наклонилась к кровати и утвердительно кивнула головой.
   - Быть может, она так и умрет, если вы не будете  шуметь,  -  сказал,
молодой человек. - Поставьте свечу на пол. Там она ей не помешает.
   Сиделка исполнила приказание и в то же время покачала головой, как бы
давая понять, что женщина так легко не умрет;  затем  она  снова  заняла
свое место рядом с другой старухой, которая к тому времени возвратилась.
Надзирательница с раздражением завернулась в шаль и присела в ногах кро-
вати.
   Помощник аптекаря, покончив с отделкой зубочистки, расположился перед
камином и в течение десяти минут грелся  у  огня;  наконец,  по-видимому
соскучившись, он пожелал миссис Корни успешного завершения ее  трудов  и
на цыпочках удалился.
   Посидев несколько минут молча, обе старухи отошли от кровати и,  при-
сев на корточки у огня, стали греть иссохшие руки.  Приняв  такую  позу,
они вели тихим голосом разговор, и, когда пламя  отбрасывало  призрачный
отблеск на их сморщенные лица, их безобразие казалось ужасающим.
   - Больше она ничего не говорила, Энни, милая, пока меня  не  было?  -
спросила та, что ходила за надзирательницей.
   - Ни слова, - ответила вторая сиделка. - Сначала она щипала и  ломала
себе руки, но я их придержала, и она скоро утихомирилась. Сил у нее мало
осталось, так что мне легко было ее успокоить. Для старухи я не  так  уж
слаба, хотя и сижу на приходском пайке!
   - Она выпила подогретое вино, которое ей прописал доктор? -  спросила
первая.
   - Я пробовала влить ей в рот, - отозвалась вторая, - но  зубы  у  нее
были стиснуты, а за кружку она уцепилась так, что мне  едва  удалось  ее
вырвать; тогда я сама выпила вино, и оно пошло мне на пользу.
   Осторожно оглянувшись и убедившись, что их не подслушивают, обе  ста-
рые карги ближе придвинулись к огню в весело захихикали.
   - Было время, - снова заговорила первая, - когда она сама сделала  бы
то же самое и как бы еще потом потешалась!
   - Ну конечно! - подхватила другая. - Она была развеселая. Много, мно-
го славных покойничков она обрядила, и были они такие милые  и  аккурат-
ные, как восковые куклы. Мои старые глаза их видели, эти старые руки  их
трогали, потому что я десятки раз ей помогала.
   Вытянув дрожащие пальцы, старуха с восторгом помахала ими перед носом
собеседницы, потом, пошарив в кармане,  вытащила  старую,  выцветшую  от
времени жестяную табакерку, из которой насыпала немножко табаку ва  про-
тянутую ладонь своей приятельницы и чуть-чуть побольше себе  на  ладонь.
Пока они так развлекались, надзирательница, нетерпеливо ожидавшая, когда
же, наконец, умирающая очнется, подошла к камину и резко спросила, долго
ли ей еще ждать.
   - Недолго, миссис, - ответила вторая старуха, подняв на нее глаза.  -
Всем нам недолго ждать смерти. Потерпите, потерпите! Скоро  она  заберет
всех нас.
   - Придержите язык, старая  идиотка!..  -  строго  приказала  надзира-
тельница. - Отвечайте мне вы, Марта: впадала ли она  и  раньше  в  такое
состояние?
   - Много раз, - отозвалась первая старуха.
   - Но больше это уже не повторится - добавила вторая, -  то  есть  еще
один разок она очнется, но ненадолго, попомните мое слово, миссис!
   - Надолго или ненадолго, - с раздражением сказала надзирательница,  -
но когда она очнется, меня здесь уже не будет! И чтобы вы не смели  меня
больше беспокоить из-за пустяков! В мои обязанности не входит  смотреть,
как умирают здесь старухи, и я этого делать  не  стану.  Запомните  это,
бесстыжие старые ведьмы! Если вы опять вздумаете меня дурачить,  предуп-
реждаю - я с вами быстро расправлюсь!
   Разозлившись, она бросилась к двери, но крик обеих старух,  повернув-
шихся к кровати, заставил ее оглянуться. Больная приподнялась в  постели
и простирала к ним руки.
   - Кто это? - глухо кричала она.
   - Тише, тише! - зашипела одна из старух, наклоняясь к  ней.  -  Ложи-
тесь, ложитесь!
   - Живой я никогда уже больше не лягу!.. - отбиваясь, воскликнула жен-
щина. - Я хочу что-то сказать ей. Подойдите ко мне! Ближе! Я  буду  шеп-
тать вам на ухо.
   Она вцепилась в руку надзирательницы и, заставив ее сесть на  стул  у
кровати, хотела заговорить, но, оглянувшись, заметила двух старух, кото-
рые, вытянув шею, приготовились с жадностью слушать.
   - Прогоните их, - слабеющим голосом сказала больная. -  Скорее,  ско-
рее!
   Старые карги, завопив в - один голос, принялись жалобно  сетовать  на
то, что бедняжке очень худо и она не узнает лучших своих друзей, тверди-
ли, что ни за что ее не покинут, но надзирательница вытолкала их из ком-
наты, заперла дверь и вернулась к кровати. Очутившись За дверью,  старые
леди переменили тон и стали кричать в  замочную  скважину,  что  старуха
Салли пьяна; это было довольно правдоподобно, так  как  в  дополнение  к
умеренной дозе опиума, прописанного аптекарем, на нее подействовала пос-
ледняя порция джина с водой, которым, по доброте сердечной, тайком угос-
тили ее достойные старые леди.
   - Теперь слушайте меня! - громко сказала умирающая, напрягая все  си-
лы, чтобы раздуть последнюю искру жизни. - Когда-то в этой самой комнате
я ухаживала за молодой красоткой, лежавшей на этой самой  кровати.  Сюда
ее принесли с израненными от ходьбы ногами, покрытыми грязью  и  кровью.
Она родила мальчика и умерла. Сейчас я припомню... в каком году это  бы-
ло?..
   - Неважно, в каком году, - перебила нетерпеливая слушательница. - Ну,
дальше, что скажете о ней?
   - Дальше... - пробормотала больная, впадая  в  прежнее  полудремотное
состояние, - что еще сказать о ней, что еще... Знаю! - воскликнула  она,
быстро выпрямившись; лицо ее было багровым, глаза были выпучены. - Я  ее
ограбила. Да, вот что я сделала! Она еще не окоченела, говорю вам -  она
еще не окоченела, когда я это украла!
   - Что вы украли, да говорите же,  ради  бога?  -  вскричала  надзира-
тельница, сделав движение, словно хотела позвать на помощь.
   - Одну вещь, - ответила женщина, прикрыв ей рот рукой. - Единственную
вещь, какая у нее была. Ей нужна была одежда, чтобы не  мерзнуть,  нужна
была пища, но Эту вещь она сохраняла и прятала у себя на  груди.  Говорю
вам - вещь была золотая! Чистое золото, которое могло спасти ей жизнь!
   - Золото! - повторила надзирательница, наклонившись к упавшей на  по-
душку женщине. - Говорите же, говорите... что  дальше?  Кто  была  мать?
Когда это было?
   - Она поручила мне сохранить ее, - со стоном продолжала больная, -  и
доверилась мне, единственной женщине, которая была при ней.  Как  только
она мне показала эту вещь, висевшую у нее на шее, я  сразу  порешила  ее
украсть. Может быть, на моей душе лежит еще и  смерть  ребенка!  Они  бы
лучше с ним обращались, если бы им все было известно.
   - Что известно? - спросила надзирательница. - Да говорите же!
   - Мальчик подрос и  так  походил  на  мать,  -  бессвязно  продолжала
больная, не обращая внимания на вопрос, - что я никогда не могла об этом
забыть, стоило мне увидеть его лицо. Бедная женщина! Бедная  женщина!  И
такая молоденькая! Такая кроткая овечка! Подождите. Я должна еще  что-то
сказать. Ведь я вам еще не все рассказала?
   - Нет, нет, - ответила надзирательница, наклоняясь, чтобы лучше расс-
лышать слабеющий голос умирающей. - Скорее, не то будет поздно!
   - Мать, - сказала женщина, делая еще более отчаянное усилие, -  мать,
когда настали смертные муки, зашептала мне на ухо, что если  ее  ребенок
родится живым и вырастет, то, может быть, придет день, когда он, услыхав
о своей бедной молодой матери, не будет считать себя опозоренным. "О бо-
же милостивый! - сказала она. - Будет ли это мальчик или девочка,  пошли
ему друзей в этом мире, полном невзгод, и сжалься над  бедным,  одиноким
ребенком, брошенным на произвол судьбы!"
   - Имя мальчика? - спросила надзирательница.
   - Его назвали Оливером, - слабым голосом ответила женщина. -  Золотая
вещь, которую я украла...
   - Да, да... говорите! - крикнула надзирательница.
   Она нетерпеливо наклонилась к женщине, чтобы услышать ответ,  но  не-
вольно отшатнулась, когда та медленно, не сгибаясь, снова приподнялась и
села, потом, вцепившись обеими руками в одеяло, пробормотала что-то нев-
нятное и упала на подушки.
   - Умерла! - сказала одна из старух, врываясь в  комнату,  как  только
открылась дверь.
   - Ив конце концов ничего не сказала, - отозвалась  надзирательница  и
спокойно ушла.
   Обе старухи, готовясь к исполнению своей ужасной  обязанности,  были,
по-видимому, слишком заняты, чтобы отвечать, и, оставшись одни,  закопо-
шились около тела.


   ГЛАВА XXV, которая вновь повествует о мистере Феджине и компании

   Пока происходили эти события в провинциальном работном  доме,  мистер
Феджин сидел в старой своей берлоге - той самой,  откуда  девушка  увела
Оливера, - И размышлял о чем-то у тусклого огня в дымящем очаге. На  ко-
ленях у него лежали раздувальные мехи, с  помощью  которых  он,  видимо,
старался раздуть веселый огонек, но, задумавшись, он положил на них  ру-
ки, подпер подбородок большими пальцами и рассеянно устремил  взгляд  на
заржавленные прутья.
   У стола за его спиной сидели Ловкий Плут, юный Чарльз Бейтс и  мистер
Читлинг; все трое с увлечением играли в вист; Плут  с  "болваном"  играл
против юного Бейтса и мистера Читлинга. Физиономия первого из упомянутых
джентльменов, всегда удивительно смышленая, казалась теперь особенно ин-
тересной вследствие вдумчивого его отношения к игре и внимательного изу-
чения карт мистера Читлинга, на которые, как только представлялся  удоб-
ный случай, он бросал зоркий взгляд, мудро сообразуя  свою  игру  с  ре-
зультатами наблюдений над картами соседа. Так как  ночь  была  холодная.
Плут не снимал шляпы, что, впрочем, являлось одной из его  привычек.  Он
сжимал зубами мундштук глиняной трубки, которую вынимал изо рта  на  ко-
роткое время, когда считал нужным подкрепиться джином с водой из  кувши-
на, вместимостью в кварту, поставленного на стол для угощения всей  ком-
пании.
   Юный Бейтс также уделял большое внимание игре, но так как у него  на-
тура была более впечатлительная, чем у его талантливого друга, то  можно
было заметить, что он чаще угощался джином с водой и  вдобавок  увеселял
себя всевозможными шутками и непристойными Замечаниями, в высшей степени
неуместными при серьезной игре. Плут, на правах тесной дружбы, несколько
раз принимался торжественно журить его за такое  неприличное  поведение,
но все эти наставления юный Бейтс выслушивал с величайшим добродушием  и
предлагал своему другу отправиться к черту либо засунуть голову в  мешок
или же отвечал другими изящными остротами в том же духе, удачное пользо-
вание которыми приводило в восторг мистера Читлинга. Примечательно,  что
сей последний джентльмен и его партнер неизменно проигрывали, и это обс-
тоятельство не только не раздражало юного Бейтса, но, по-видимому,  дос-
тавляло ему огромное удовольствие, так как после каждой партии  быть,  о
своем проигрыше или о том уединенном местечке в  провинции,  которое  он
недавно покинул. Ха-ха!.. Верно, мой милый?
   - Ничуть не бывало, - возразил Плут, перебивая мистера Читлинга,  со-
биравшегося ответить. - А ты что скажешь, Чарли?
   - Скажу, - ухмыляясь, отвечал юный Бейтс, - что он без ума от  Бетси.
Смотрите, как он краснеет. Боже ты мой! Ну и умора! Томми Читлинг  влюб-
лен!.. Ох, Феджин, Феджин, вот так потеха!
   Потрясенный образом мистера Читлинга - жертвы нежной страсти, -  юный
Бейтс столь энергически откинулся на спинку стула, что потерял  равнове-
сие и полетел на пол, где и остался лежать,  вытянувшись  во  весь  рост
(это происшествие отнюдь не уменьшило его веселости), пока не нахохотал-
ся вдосталь, после чего занял прежнее место и снова захохотал.
   - Не обращайте на него внимания, мой милый, - сказал еврей, подмигнув
мистеру Даукинсу и в виде наказания ударив юного Бейтса  рыльцем  разду-
вальных мехов. - Бетси - славная девушка. Держитесь за нее, Том.  Держи-
тесь за нее.
   - Я хочу только сказать, Феджин, - отозвался  мистер  Читлинг,  густо
покраснев, - что это решительно никого не касается.
   - Разумеется, - подтвердил еврей. - Чарли так себе болтает. Не  обра-
щайте на него внимания, мой милый, не обращайте внимания. Бетси -  слав-
ная девушка. Делайте то, что она вам скажет, Том, - и вы разбогатеете.
   - Да я так и поступаю, как она велит, - ответил мистер Читлинг. - Ме-
ня бы не зацапали, если бы я не послушался ее совета. Вам-то это  оказа-
лось на руку, правда, Феджин? Ну, да ведь шесть недель ничего не  стоят.
Рано или поздно, это должно было случиться, так уж  лучше  зимой,  когда
нет охоты болтаться по улицам. Правда, Феджин?
   - Совершенно верно, мой милый, - ответил еврей.
   - Ты бы согласился еще разок посидеть, Том, - спросил Плут,  подмиги-
вая Чарли и еврею, - раз Бет дала тебе хороший совет?
   - Я хочу сказать, что я бы не отказался! - сердито ответил Том. - Ну,
хватит! Хотел бы я знать, кто, кроме меня, мог бы это сказать, Феджин?
   - Никто, мой милый, - ответил еврей, - ни один  человек,  Том.  Я  не
знаю никого, кроме вас, кто бы мог это сказать. Никого, мой милый.
   - Меня бы отпустили, если бы я ее выдал. Верно, Феджин? - с раздраже-
нием продолжал бедный, одураченный, слабоумный парень. - Для  этого  мне
нужно было сказать только слово. Верно, Феджин?
   - Разумеется, отпустили бы, мой милый, - ответил еврей.
   - Но я ничего не выболтал. Правда, Феджин? - сказал Том, стремительно
задавая один вопрос за другим.
   - Нет, нет, разумеется, ничего, - ответил еврей, - вы слишком мужест-
венны для этого. Слишком мужественны, мой милый!
   - Может быть, это и верно, - отозвался Том, озираясь. - Но коли  так,
то что тут смешного, а, Феджин?
   Еврей, видя, что мистер Читлинг не на шутку раздражен, поспешил  уве-
рить его, что никто не смеется; желая добиться серьезного отношения соб-
равшихся, он воззвал к юному Бейтсу, первому обидчику. Но, к  несчастью,
Чарли, уже раскрыв рот и собравшись ответить, что еще ни разу в жизни он
не был так серьезен, не смог удержаться и разразился таким неистовым хо-
хотом, что оскорбленный мистер Читлинг без дальнейших церемоний  кинулся
в другой конец комнаты и замахнулся на обидчика,  но  тот,  наловчившись
избегать преследователей, шмыгнул в сторону, дабы ускользнуть от него, и
столь удачно выбрал момент, что удар  попал  в  грудь  веселого  старого
джентльмена и заставил его пошатнуться и отступить к стене, где он и ос-
тановился, тяжело дыша, а мистер Читлинг взирал на него с ужасом.
   - Тише! - крикнул в эту минуту Плут. - Что-то тренькает.
   Взяв свечу, он крадучись стал подниматься по лестнице.
   Снова раздался нетерпеливый звон колокольчика. Все остальные сидели в
темноте. Вскоре вернулся Плут и с таинственным видом шепнул что-то  Фед-
жину.
   - Как? - вскричал еврей. - Один?
   Плут утвердительно кивнул головой и, заслонив рукой пламя свечи,  ук-
радкой дал понять Чарли Бейтсу с помощью пантомимы, что лучше бы ему те-
перь не смеяться. Оказав эту дружескую услугу, он устремил взгляд на ев-
рея и ждал его распоряжений.
   В течение нескольких секунд старик кусал свои желтые пальцы и  пребы-
вал в раздумье; лицо его подергивалось от волнения,  словно  он  чего-то
опасался и страшился узнать наихудшее. Наконец, он поднял голову.
   - Где он? - спросил еврей.
   Плут указал на потолок и сделал движение, будто намеревался выйти  из
комнаты.
   - Да, - сказал еврей, отвечая на безмолвный вопрос. - Приведи его сю-
да, вниз. Тес!.. Тише, Чарли! Успокойтесь, Том! Смойтесь!
   Это лаконическое приказание Чарли Бейтс и его недавний противник  ис-
полнили покорно и незамедлительно. Ни  один  звук  не  выдавал  их  при-
сутствия, когда Плут со свечой в руке спустился по лестнице, а вслед  за
ним пошел человек в грубой рабочей блузе, который, быстро окинув  взгля-
дом комнату, снял широкий шарф, скрывавший нижнюю часть лица, и  показал
усталую, немытую м небритую физиономию ловкача Тоби Крекита.
   - Как поживаете, Феги? - сказал сей достойный джентльмен,  кивая  ев-
рею. - Сунь этот шарф в мою касторовую шляпу, Плут, чтобы  я  знал,  где
его найти, когда буду удирать. Вот какие времена настали! А из тебя вый-
дет прекрасный взломщик, получше этого старою мошенника.
   С этими словами он вытянул из штанов подол блузы, обмотал  ее  вокруг
талии и, придвинув стул к огню, положил ноги на решетку.
   - Посмотрите-ка, Феги, - сказал он, печально показывая на своп сапоги
с отворотами. - Сами знаете, с какого дня они не нюхали ваксы Дэй и Мар-
тин, ей-богу ни разу не чищены!.. Нечего таращить на меня глаза, старик.
Все в свое время. Я не могу говорить о делах, пока не поем и  не  выпью.
Тащите сюда еду и дайте мне спокойно поесть в первый раз за Эти три дня!
   Еврей жестом приказал Плуту подать на стол съестные припасы и,  усев-
шись против взломщика, стал ждать.
   Суда по всему, Тоби отнюдь не спешил начать разговор.  Сначала  еврей
довольствовался тем, что терпеливо изучал его физиономию, словно надеясь
по выражению ее угадать, какие вести он принес, но это ни к чему не при-
вело. Тоби казался усталым и изнуренным, но лицо его  оставалось  благо-
душно спокойным, как всегда, и, невзирая на грязь, небритую бороду и ба-
кенбарды, на нем сияла все та же самодовольная,  глупая  улыбка  ловкача
Крекита. Тогда еврей, вне себя от нетерпения,  стал  следить  за  каждым
куском, который тот отправлял себе в рот, и, не скрывая волнения,  заша-
гал взад и вперед по комнате. Но от всего этого не было никакого  толку.
Тоби продолжал есть с величайшим хладнокровием, пока не наелся до  отва-
ла; затем, приказав Плуту выйти из комнаты, он запер дверь, налил в ста-
кан виски с водой и приступил к беседе.
   - Прежде всего, Феги... - начал Тоби.
   - Ну, ну?.. - перебил еврей, придвигая стул.
   Мистер  Крекит  приостановился,  чтобы  хлебнуть  джина  с  водой,  и
объявил, что он превосходен; затем, упершись ногами в полку  над  низким
очагом так, чтобы сапоги находились на уровне его глаз,  он  спокойно  -
продолжал.
   - Прежде всего, Феги, - сказал взломщик, - как поживает Билл?
   - Что! - взвизгнул еврей, вскакивая со стула.
   - Как, неужели вы хотите сказать?.. - бледнея, начал Тоби.
   - Хочу сказать! - завопил еврей, в бешенстве топая ногами. - Где они?
Сайкс и мальчик! Где они? Где они были? Где они  скрываются?  Почему  не
пришли сюда?
   - Кража со взломом провалилась, - тихо сказал Тоби.
   - Я это знаю, - сказал еврей, выхватив из кармана газету  и  указывая
на нее. - Что дальше?
   - Они стреляли, попали в мальчика. Мы пустились наутек вместе  с  ним
через поля позади дома, бежали вперед быстрее, чем ворона  летит...  пе-
рескакивали через изгороди и канавы. За нами погнались. Черт подери! Все
окрестные жители проснулись, на нас напустили собак...
   - А мальчик?
   - Билл тащил его на спине и мчался как вихрь. Мы остановились,  чтобы
нести его вдвоем; голова у него свесилась, и он весь похолодел. Они гна-
лись за нами по пятам. Тут уж каждый за себя и подальше от виселицы!  Мы
расстались, а мальчишку положили в канаву.  Живого  или  мертвого  -  не
знаю.
   Еврей не стал больше слушать. Громко завопив и вцепившись себе в  во-
лосы, он бросился вон из дому.


   ГЛАВА XXVI, в которой появляется  таинственная  особа,  и  происходят
многие события, неразрывно связанные с этим повествованием

   Старик добежал до угла улицы, прежде чем успел прийти в себя от  впе-
чатления, произведенного на него сообщением Тоби Крекита. Он по-прежнему
мчался с необычайной быстротой, растерянный  и  обезумевший,  как  вдруг
пролетевший мимо экипаж и громкий крик прохожих, заметивших, какая  гро-
зила ему опасность, заставили его отступить на тротуар. Избегая по  воз-
можности людных улиц и крадучись пробираясь окольными путями и закоулка-
ми, он вышел, наконец, на Сноу-Хилл. Здесь он зашагал еще быстрее  и  не
останавливался до той поры, пока не вошел в какой-то двор,  где,  словно
почувствовав себя в родной стихии, поплелся, по своему обыкновению воло-
ча ноги, и, казалось, вздохнул свободнее.
   Неподалеку от того места, где Сноу-Хилл сливается  с  Холборн-Хиллом,
начинается справа, если идти от Сити, узкий и мрачный переулок,  ведущий
к Сафрен-Хиллу. В грязных его  лавках  выставлены  на  продажу  огромные
связки подержанных шелковых  носовых  платков  всевозможных  размеров  и
расцветок, ибо здесь проживают торговцы, скупающие эти платки у  карман-
ных воришек. Сотни носовых платков висят на гвоздях за окнами или разве-
ваются у дверных косяков, а в лавке ими завалены все полки. Как ни  узки
границы Филд-лейна, однако здесь есть свой цирюльник, своя кофейня, своя
пивная и своя лавка с жареной рыбой. Это нечто вроде коммерческой  коло-
нии, рынок мелких воров, посещаемый ранним утром и в сумерках молчаливы-
ми торговцами, которые обделывают свои делишки в темных задних  комнатах
и уходят так же таинственно, как и приходят. Здесь продавец платья,  са-
пожник и старьевщик выставляют свой товар, который  для  мелких  воришек
заменяет вывеску; здесь кучи заржавленного железа и костей, заплесневев-
шие куски шерстяной материи и полотна гниют и тлеют в мрачных подвалах.
   Вот в этот-то переулок и свернул еврей. Он был хорошо  знаком  чахлым
его обитателям, и те из них, которые оставались на  своем  посту,  чтобы
продать что-нибудь или купить, кивали ему, как старому  приятелю,  когда
он проходил мимо. На их приветствия он отвечал кивком, но ни  с  кем  не
вступал в разговор, пока не дошел до конца переулка; здесь он остановил-
ся и заговорил с одним торговцем, очень маленького роста, который, втис-
нув кое-как свою особу в детское креслице, курил трубку  у  двери  своей
лавки.
   - Стоит на вас посмотреть, мистер Феджин, - и слепоту как рукой  сни-
мет! - сказал сей почтенный торговец, отвечая на вопрос еврея о его здо-
ровье.
   - Слишком уж жарко было здесь по  соседству,  Лайвли,  -  откликнулся
Феджин, приподняв брови и скрестив руки.
   - Да, мне уже два раза приходилось выслушивать такие жалобы, -  отве-
тил торговец. - Но ведь огонь очень скоро остывает, не правда ли?
   Феджин в знак согласия кивнул головой. Указав в сторону Сафрен-Хилла,
он спросил, заглядывал ли туда ктонибудь сегодня вечером.
   - Навестить "Калек"? - спросил торговец.
   Еврей снова кивнул головой.
   - Подождите-ка, -  призадумавшись,  сказал  человек.  -  Да,  человек
пять-шесть пошли туда. Думаю, что вашего друга там нет.
   - Сайкса там нет? - спросил еврей; вид у него был  очень  встревожен-
ный.
   - Non istventus, как говорят законники, - отозвался человечек,  пока-
чав головой и скроив на редкость хитрую мину. - Нет ли у вас сегодня че-
го-нибудь по моей части?
   - Сегодня ничего нет, - сказал еврей, отходя от него.
   - Вы идете к "Калекам", Феджин? - крикнул ему вслед человечек. - Пос-
тойте! Я не прочь пропустить с вами рюмочку!
   Но так как еврей, оглянувшись, махнул рукой, давая понять, что  пред-
почитает остаться в одиночестве, и к тому же человечку не очень-то легко
было вылезти из креслица, то на этот раз трактир под  вывеской  "Калеки"
не удостоился посещения мистера Лайвли. К тому времени, когда он поднял-
ся на ноги, еврей уже скрылся из виду, и мистер Лайвли, постояв  на  цы-
почках и обманувшись в надежде его увидеть, снова втиснул свою  особу  в
креслице и, обменявшись кивком с леди из лавки напротив и  выразив  этим
свои сомнения и недоверие, вновь взялся с торжественной миной за трубку.
   "Трое калек", или, вернее, "Калеки" - ибо под этой вывеской  учрежде-
ние было известно его завсегдатаям, - был тем самым трактиром, в котором
появлялся мистер Сайкс со своей собакой. Сделав знак человеку, стоявшему
за стойкой, Феджин поднялся по лестнице, открыл дверь и, незаметно прос-
кользнув в комнату, с беспокойством стал озираться, прикрывая глаза  ру-
кой и словно кого-то разыскивая.
   Комнату освещали две газовые лампы; с улицы не видно было света  бла-
годаря закрытым ставням и плотно задернутым вылинявшим красным  занавес-
кам. Потолок был выкрашен в черный цвет, чтобы окраска его не пострадала
от коптящих ламп, и в комнате стоял такой густой табачный дым, что  сна-
чала ничего нельзя было разглядеть. Но когда мало-помалу дым ушел  через
раскрытую дверь, обнаружилось скопище людей, такое же беспорядочное, как
и гул, наполнявший комнату, и, по мере того как глаз  привыкал  к  этому
зрелищу, наблюдатель убеждался, что за длинным столом  собралось  много-
численное общество, состоявшее из мужчин и женщин; во главе стола  поме-
щался председатель с молоточком в руке, а в дальнем углу сидел за разби-
тым фортепьяно джентльмен-профессионал с багровым носом и подвязанной  -
по случаю зубной боли - щекой.
   Когда Феджин прошмыгнул в  комнату,  джентльменпрофессионал  пробежал
пальцами по клавишам, взамен прелюдии, после чего все громогласно потре-
бовали песни; как только крики затихли, молодая леди принялась услаждать
общество балладой из четырех строф, в промежутках между которыми  акком-
паниатор играл как можно громче всю мелодию с начала до конца.  Когда  с
этим было покончено, председатель произнес  свое  суждение,  после  чего
профессионалы, сидевшие по правую и левую руку от него, выразили желание
спеть дуэт и спели его с большим успехом.
   Любопытно было всматриваться в  иные  лица,  выделявшиеся  из  толпы.
Прежде всего-сам председатель (хозяин заведения),  грубый,  неотесанный,
тяжеловесный мужчина, который шнырял глазами во все стороны,  пока  про-
должалось пение, и делая вид, что принимает участие в общем веселье, ви-
дел все, что происходит, слышал все, что говорится, а зрение у него было
острое и слух чуткий. С ним рядом сидели певцы, с профессиональным  рав-
нодушием слушавшие похвалы всей компании и по очереди прикладывавшиеся к
дюжине стаканчиков виски с водой, поднесенных им  пылкими  поклонниками,
чьи физиономии, носившие печать чуть ли не всех пороков во всех  стадиях
их  развития,  неумолимо  привлекали  внимание  именно   своей   омерзи-
тельностью. Хитрость, жестокость, опьянение  были  ярко  запечатлены  на
них, а что касается женщин, то  иные  еще  сохранили  какую-то  свежесть
юности, блекнувшую, казалось, у вас на глазах;  другие  же  окончательно
утратили все признаки своего пола и олицетворяли лишь гнусное распутство
и преступность; эти девушки, Эти молодые женщины - ни одна из них не пе-
решагнула порога юности - являли собой, пожалуй, самое печальное зрелище
в этом омерзительном вертепе.
   Тем временем Феджин, отнюдь не тревожимый  серьезными  размышлениями,
жадно всматривался в лица, повидимому не находя того, кого искал.  Когда
ему удалось, наконец, поймать  взгляд  человека,  занимавшего  председа-
тельское место, он осторожно поманил его и вышел из комнаты так же тихо,
как и вошел.
   - Чем могу служить вам, мистер Феджин?  -  осведомился  председатель,
выйдя вслед за ним на площадку. - Не угодно ли присоединиться к нам? Все
будут рады, все до единого.
   Еврей нетерпеливо покачал головой и шепотом спросил:
   - Он здесь?
   - Нет, - ответил тот.
   - И никаких известий о Барни?
   - Никаких, - ответил хозяин "Калек", ибо это был он. - Барни  не  ше-
лохнется, пока все не утихнет. Будьте уверены, они там напали  на  след,
и, если бы он вздумал двинуться с места, их сразу бы  накрыли.  С  Барни
ничего плохого не случилось, не то я бы о нем услышал. Бьюсь об  заклад,
что Барни ведет себя молодцом. О нем можете не беспокоиться.
   - А тот будет здесь сегодня? - спросил еврей, снова выразительно под-
черкивая местоимение.
   - Вы говорите о Монксе? - нерешительно спросил хозяин.
   - Тес!.. - зашептал еврей. - Да.
   - Конечно, - ответил хозяин, вытаскивая из кармана Золотые часы. -  Я
ждал его раньше. Если вы подождете минут десять, он...
   - Нет, нет! - быстро сказал еврей, который как будто и  хотел  видеть
того, о ком шла речь, и был рад, что его нет. - Передайте ему, что я за-
ходил сюда повидаться с ним; пусть он придет  ко  мне  сегодня  вечером.
Нет, лучше завтра. Раз его здесь нет, то не поздно будет и завтра.
   - Ладно! - отозвался хозяин. - Еще что-нибудь?
   - Ни слова больше, - сказал еврей, спускаясь по лестнице.
   - Послушайте, - заговорил хриплым шепотом хозяин, перевешиваясь через
перила, - сейчас самое время обделать дело! У меня здесь Фил Баркер; так
пьян, что любой мальчишка может его сцапать.
   - А! Впрочем, для Фила Баркера время еще не пришло, - ответил  еврей,
подняв голову. - Фил должен еще поработать, прежде чем мы позволим  себе
расстаться с ним. Возвращайтесь-ка, мой милый, к своей компании и скажи-
те им, чтобы они веселились... пока живы! Ха-ха-ха!
   Трактирщик ответил ему смехом и вернулся к своим гостям.  Как  только
еврей остался один, на лице его снова появилось тревожное и  озабоченное
выражение. После недолгого раздумья он нанял кабриолет и приказал извоз-
чику ехать в Бетнел-Грин-роуд. За четверть мили  до  резиденции  мистера
Сайкса он отпустил извозчика и прошел это короткое расстояние пешком.
   - Ну, - пробормотал еврей, стуча в дверь, - если тут  ведут  какую-то
темную игру, то, как вы ни хитры, моя милая, а я у вас все выпытаю.
   Женщина, которую он имел в виду, находилась у себя в комнате.  Феджин
потихоньку поднялся по лестнице и без дальнейших церемоний вошел. Девуш-
ка была одна; она положила на стол голову с распущенными, сбившимися во-
лосами.
   "Напилась, - хладнокровно подумал еврей, - или,  может  быть,  просто
горюет о чем-нибудь".
   С этой мыслью он повернулся, чтобы закрыть дверь; шум заставил девуш-
ку встрепенуться. Зорко всматриваясь в его хитрое  лицо,  она  спросила,
нет ли новостей, и выслушала от него сообщение Тоби Крекита. Когда расс-
каз был закончен, она снова приняла прежнее положение, но  не  проронила
ни слова. Она терпеливо отодвинула свечу, раза  два  лихорадочно  меняла
позу, шаркала ногами по полу, но не более того.
   Пока длилось молчание, еврей с беспокойством озирался,  словно  желая
удостовериться, что нет никаких признаков, указывающих на тайное возвра-
щение Сайкса. По-видимому, удовлетворенный осмотром, он раза дватри каш-
лянул и столько же раз пытался завязать разговор, но девушка не обращала
на него никакого внимания, словно перед ней был камень. Наконец, он сде-
лал еще одну попытку и, потирая руки, спросил самым заискивающим тоном:
   - Как вы думаете, моя милая, где теперь Билл?
   Девушка невнятно простонала в ответ, что этого она  не  знает,  и  по
приглушенному всхлипыванию можно было угадать, что она плачет.
   - А мальчик? - продолжал еврей, стараясь заглянуть ей в лицо. -  Бед-
ный ребенок! Его оставили в канаве! Нэнси, подумай только!
   - Ребенку лучше там, чем у нас, - сказала девушка, неожиданно  подняв
голову. - И если только Билл не попадет из-за этого в беду,  я  надеюсь,
что мальчик лежит мертвый в канаве, и пусть там сгниют его кости.
   - Что такое?! - с изумлением воскликнул еврей.
   - Да, надеюсь! - ответила девушка, глядя ему в глаза. - Я буду  рада,
если узнаю, что он убрался с моих глаз и худшее осталось  позади.  Я  не
могу выносить его около себя. Стоит мне посмотреть на него -  и  я  сама
себе ненавистна, и вы все мне ненавистны.
   - Вздор! - презрительно сказал еврей. - Ты пьяна...
   - Вот как! - с горечью воскликнула девушка. - Не ваша вина, если я не
пьяная! Будь ваша воля, вы бы всегда меня спаивали - но только не сегод-
ня. Сейчас эта привычка вам не по нутру, да?
   - Совершенно верно! - злобно ответил еврей. - Не по нутру.
   - Ну, так измените ее! - со смехом сказала девушка.
   - Изменить! - крикнул еврей, окончательно выведенный из терпения нео-
жиданным упорством собеседницы и досадными происшествиями этой  ночи.  -
Да, я ее изменю! Слушай меня, девка! Слушай меня - мне  достаточно  ска-
зать пять слов, чтобы задушить Сайкса, вот так, как  если  бы  я  сдавил
сейчас пальцами его бычью шею. Если он вернется, а мальчишку бросит там,
если он выкрутится и не доставит мне  мальчишки,  живого  или  мертвого,
убей его сама, если не хочешь, чтобы он попал в руки Джека  Кетча!  Убей
его, как только он войдет в эту комнату, не то - попомни мои слова - бу-
дет поздно.
   - Что это значит? - невольно воскликнула девушка.
   - Что это значит? - повторил Феджин, потеряв голову от  бешенства.  -
Этот мальчик стоит сотни фунтов, так неужели я  должен  терять  то,  что
случай позволяет мне подобрать без всякого риска, - терять из-за  глупых
причуд пьяной шайки, которую я могу придушить! И вдобавок я связан с са-
мим дьяволом во плоти, которому нужно только завещание,  и  он  может...
может...
   Задыхаясь, старик запнулся, подыскивая слова, но тут же сдержал прис-
туп гнева, и поведение его совершенно изменилось. За секунду до этого он
ловил скрюченными пальцами воздух, глаза были расширены,  лицо  посинело
от ярости, а сейчас он опустился на стул, съежился и дрожал, боясь,  что
сам выдал какую-то мерзкую тайну. После короткого  молчания  он  решился
взглянуть на свою собеседницу. Казалось, он  немного  успокоился,  видя,
что та по-прежнему сидит безучастная, в той позе, в какой он ее застал.
   - Нэнси, милая! - прохрипел еврей обычным своим тоном. - Ты меня слу-
шала, милая?
   - Не приставайте ко мне сейчас, Феджин, - отозвалась девушка,  лениво
поднимая голову. - Если Билл теперь этого не сделал, так  в  другой  раз
сделает. Немало он хороших дел для вас обделал и  еще  немало  обделает,
если сможет. А не сможет, так, значит, нечего больше об этом толковать.
   - А как насчет мальчика, моя милая?.. - спросил еврей, нервически по-
тирая руки.
   - Мальчику приходится рисковать, как и всем остальным, - быстро пере-
била Нэнси. - И говорю вам: я надеюсь, что он помер и избавился от  вся-
ких бед и от вас, - надеюсь, если только  с  Биллом  ничего  плохого  не
приключится. А если Тоби выпутался, то, конечно, и Билл в  безопасности,
потому что Билл стоит двух таких, как Тоби.
   - Ну, а как насчет того, что я говорил, моя милая? -  спросил  еврей,
не спуская с нее сверкающих глаз.
   - Если вы хотите, чтобы я для вас что-то сделала, так  повторите  все
сначала, - ответила Нэнси. - А лучше бы вы подождали до завтра. Вы  меня
на минутку растормошили, но теперь я опять отупела.
   Феджин задал еще несколько вопросов все с той  же  целью  установить,
обратила ли девушка внимание на его неосторожные намеки; но она отвечала
ему с такой готовностью и так равнодушно  встречала  его  проницательные
взгляды, что его первое впечатление, будто  она  под  хмельком,  оконча-
тельно укрепилось.
   Нэнси и в самом деле была подвержена этой слабости, весьма  распрост-
раненной среди учениц еврея, которых с раннего детства не только не оту-
чали, но, скорее, поощряли к этому. Ее неопрятный  вид  и  резкий  запах
джина, стоявший в комнате, в достаточной мере подтверждали  правильность
его догадки. Когда же она после описанной вспышки сначала  впала  в  ка-
кое-то отупение, а затем пришла в возбужденное состояние,  под  влиянием
которого то проливала слезы, то восклицала на все лады: "Не унывать! - и
рассуждала о том, что хоть милые бранятся, только тешатся, - мистер Фед-
жин, имевший солидный опыт в такого рода  делах,  убедился,  к  большому
своему удовлетворению, что она очень пьяна.
   Успокоенный этим открытием, мистер Феджин, достигнув двух  целей,  то
есть сообщив девушке все, что слышал в тот вечер, и собственными глазами
удостоверившись в отсутствии Сайкса, отправился домой. Молодая его прия-
тельница заснула, положив голову на стол.
   До полуночи оставалось около часу. Вечер был темный, пронизывающе хо-
лодный, так что Феджин не имел желания мешкать. Резкий ветер,  рыскавший
по улицам, как будто смел с них пешеходов, словно пыль и грязь, - прохо-
жих было мало, и они, по-видимому, спешили домой. Впрочем, для еврея ве-
тер был попутный, и Феджин шел все вперед и вперед,  дрожа  и  сутулясь,
когда его грубо подгонял налетавший вихрь.
   Он дошел до угла своей улицы и уже нащупывал в кармане ключ от двери,
как вдруг из окутанного густой тенью подъезда вынырнула какая-то  темная
фигура и, перейдя через улицу, незаметно приблизилась к нему.
   - Феджин! - прошептал у самого его уха чей-то голос.
   - Ах! - вскрикнул еврей, быстро обернувшись. - Вы...
   - Да! - перебил незнакомец. - Вот уже два часа, как я здесь слоняюсь.
Черт подери, где вы были?
   - Ходил по вашим делам, мой милый, - ответил еврей,  с  беспокойством
посматривая на своего собеседника и замедляя шаги. - Весь вечер по вашим
делам.
   - Да, конечно! - с усмешкой сказал незнакомец. - Ну, а что же из это-
го вышло?
   - Ничего хорошего, - ответил еврей.
   - Надеюсь, и ничего плохого? - спросил незнакомец, неожиданно остано-
вившись и бросив испуганный взгляд на своего спутника.
   Еврей покачал головой и хотел было ответить, но  незнакомец,  перебив
его, указал на дом, к которому они тем временем подошли, и заметил,  что
лучше поговорить под крышей, так как кровь у  него  застыла  от  долгого
ожидания и ветер пронизывает насквозь.
   Феджин, казалось, не прочь был отговориться тем, что не может  ввести
в дом посетителя в такой поздний час, и даже пробормотал, что  камин  не
затоплен, но, когда его спутник повелительным тоном повторил свое требо-
вание, он отпер дверь и попросил его закрыть ее потихоньку, пока он при-
несет свечу.
   - Здесь темно, как в могиле, - сказал незнакомец, ощупью сделав  нес-
колько шагов. - Поторапливайтесь.
   - Закройте дверь, - шепнул Феджин с другого конца коридора.
   В эту минуту дверь с шумом захлопнулась.
   - Это не моя вина, - сказал незнакомец,  пощупывая  дорогу.  -  Ветер
закрыл ее или она сама захлопнуласьодно из двух. Скорее дайте  свет,  не
то я наткнусь на чтонибудь в этой проклятой дыре и размозжу себе голову.
   Феджин крадучись спустился по лестнице в кухню. После  недолгого  от-
сутствия он вернулся с зажженной свечой и сообщил, что Тоби Крекит  спит
в задней комнате внизу, а мальчики - в передней. Знаком предложив незна-
комцу следовать за ним, он стал подниматься по лестнице.
   - Здесь мы можем обо всем переговорить, мой милый,  -  сказал  еврей,
открывая дверь комнаты во втором Этаже. - Но так как в ставнях есть  ды-
ры, а мы не хотим, чтобы соседи видели у пас свет, то свечу  мы  оставим
на лестнице. Вот так!
   С этими словами еврей, наклонившись, поставил подсвечник  на  верхнюю
площадку лестницы как раз против двери. Затем он первый вошел в комнату,
где не было никакой мебели, кроме сломанного кресла и старой кушетки или
дивана без обивки, стоявшего за дверью. На этот диван  устало  опустился
незнакомец, а еврей подвинул кресло так, что они сидели друг против дру-
га. Здесь было не совсем темно: дверь была приотворена, а свеча на  пло-
щадке отбрасывала слабый отблеск света на противоположную стену.
   Сначала они разговаривали шепотом. Хотя из этого разговора нельзя бы-
ло разобрать ничего, кроме отдельных несвязных  слов,  однако  слушатель
мог бы легко угадать, что Феджин как будто защищается, отвечая на  заме-
чания незнакомца, а этот последний крайне раздражен. Так толковали они с
четверть часа, если не больше, а затем Монкс - этим  именем  еврей  нес-
колько раз на протяжении их беседы называл незнакомца -  сказал,  слегка
повысив голос:
   - Повторяю, этот план ни к черту не годился. Почему было не  оставить
его здесь, вместе с остальными, и не сделать из него этакого  паршивого,
сопливого карманника?
   - Вы только послушайте, что он говорит! - воскликнул  еврей,  пожимая
плечами.
   - Да неужели же вы хотите сказать, что не могли бы Этого сделать, ес-
ли бы захотели? - сердито спросил Монкс. - Разве вы этого не делали  де-
сятки раз с другими мальчишками? Если бы у вас хватило терпения на  год,
неужели вы не добились бы, чтобы его засудили и выслали из Англии,  быть
может на всю жизнь?
   - Кому бы это пошло на пользу, мой милый? - униженно спросил еврей.
   - Мне, - ответил Монкс.
   - Но не мне, - смиренно сказал еврей? - Мальчик мог оказаться мне по-
лезен. Когда в договоре участвуют две стороны, благоразумие требует счи-
таться с интересами обеих, не так ли, милый друг?
   - Что же дальше? - спросил Монкс.
   - Я понял, что нелегко будет приучить его к делу, - ответил еврей.  -
Он не похож на других мальчишек, очутившихся в таком же положении.
   - Да, не похож, будь он проклят! - пробормотал Монкс. - Иначе  он  бы
давным-давно стал вором.
   - Чтобы испортить его, мне надо было сперва забрать его хорошенько  в
руки, - продолжал еврей, с тревогой всматриваясь в лицо  собеседника.  -
Но я ничего не мог с ним поделать. Я ничем не мог его запугать, а с Это-
го мы всегда должны начинать, иначе наши труды пропадут; даром. Что  мне
было делать? Посылать его с Плутом и Чарли? Довольно с меня и одного ра-
за, мой милый; тогда я трепетал за всех нас.
   - Уж в этом-то я не виноват, - заметил Монкс.
   - Конечно, конечно, мой милый? - подхватил еврей. - Да я и  не  жалею
теперь: ведь не случись этого, вы, может быть,  никогда  бы  не  увидели
мальчишки, а значит, и не узнали бы, что как раз его-то и  разыскиваете.
Ну что ж! Я его вернул вам с помощью этой девки, а  потом  она  вздумала
жалеть его.
   - Задушить девку! - нетерпеливо сказал Монкс.
   - Сейчас мы не можем себе это позволить, мой милый, - улыбаясь, отве-
тил еврей. - И к тому же мы такими делами не занимаемся, иначе  я  бы  с
радостью это сделал в один из ближайших дней. Я этих девок хорошо  Знаю,
Монкс. Как только мальчишка закалится, она будет  интересоваться  им  не
больше, чем бревном. Вы хотите, чтобы мальчишка стал вором. Если он жив,
я могу Это сделать, а если... если... - сказал еврей, придвигаясь к сво-
ему собеседнику, - помните, это маловероятно... но если случилась беда и
он умер...
   - Не моя вина, если он умер! - с ужасом перебил Монкс, дрожащими  ру-
ками схватив руку еврея. - Запомните, Феджин! Я в этом не участвовал.  С
самого начала я вам сказал - все, только не его смерть. Я не хотел  про-
ливать кровь: в конце концов это всегда обнаруживается, и, вдобавок  че-
ловек не находит себе покоя. Если его застрелили, я тут ни при чем, слы-
шите?.. Черт бы побрал это логовище!.. Что это такое?
   - Что? - вскричал еврей, обеими  руками  обхватив  труса,  когда  тот
вскочил с места. - Где?
   - Вон там! - ответил Монкс, пристально глядя на противоположную  сте-
ну. - Тень! Я видел тень женщины в накидке и шляпе, она быстро скользну-
ла вдоль стены!
   Еврей разжал руки, и оба стремительно выбежали из комнаты. Свеча, оп-
лывшая от сквозняка, стояла там, где ее поставили. При  свете  ее  видна
была только лестница и их побелевшие лица.  Оба  напряженно  прислушива-
лись: глубокая тишина царила во всем доме.
   - Вам почудилось, - сказал еврей, беря свечу и поворачиваясь к своему
собеседнику.
   - Клянусь, что я ее видел! - дрожа, возразил  Монкс.  -  Она  стояла,
наклонившись, когда я ее увидел, а  когда  я  заговорил,  она  метнулась
прочь.
   Еврей с презрением посмотрел на бледное лицо  своего  собеседника  и,
предложив ему, если он хочет, следовать  за  ним,  стал  подниматься  по
лестнице. Они заглянули во все комнаты; в них было холодно, голо и  пус-
то. Они спустились в коридор и дальше, в подвал. Зеленая плесень  покры-
вала низкие стены; следы, оставленные улитками  и  слизняками,  блестели
при свете свечи, но кругом было тихо, как в могиле.
   - Ну, что вы теперь скажете? - спросил еврей, когда они  вернулись  в
коридор. - Не считая нас с вами, в доме  нет  никого  -  только  Тоби  и
мальчишки, а их можно не опасаться. Смотрите!
   В подтверждение этого факта еврей выдул из кармана два ключа и объяс-
нил, что, спустившись в первый раз вниз, он запер их  в  комнате,  чтобы
никто не помешал беседе.
   Это новое доказательство значительно поколебало  уверенность  мистера
Монкса. Его возражения становились все менее и менее бурными по мере то-
го, как оба продолжали поиски и ничего не обнаружили; наконец, он  начал
мрачно хохотать и признался, что всему виной только его расстроенное во-
ображение. Однако он отказался возобновить в тот вечер разговор,  вспом-
нив внезапно, что уже второй час. И любезная парочка рассталась.


   ГЛАВА XXVII заглаживает неучтивость одной из предыдущих глав, в кото-
рой весьма, бесцеремонно покинута некая леди

   Скромному автору не подобает, конечно, заставлять столь важную особу,
как бидл, ждать, повернувшись спиной к камину и подобрав полы шинели, до
той поры, пока автор не соблаговолит отпустить его; и еще менее подходит
автору, принимая во внимание его положение и галантность,  относиться  с
тем же пренебрежением к леди, на которую сей бидл бросил взор  нежный  и
любовный, нашептывая ласковые слова, которые,  исходя  от  такого  лица,
заставили бы затрепетать сердце любой девицы или матроны.  Историк,  чье
перо пишет эти слова, - полагая, что знает свое место и относится с  по-
добающим уважением к тем смертным, кому дарована  высшая,  непререкаемая
власть, - спешит засвидетельствовать им почтение, коего они вправе ждать
по своему положению, и соблюсти все необходимые церемонии, которых  тре-
буют от него их высокое звание, а следовательно, и великие добродетели.
   С этой целью автор намеревался даже привести здесь доводы  касательно
божественного происхождения прав бидла и его непогрешимости. Такие дово-
ды не преминули бы доставить удовольствие и пользу здравомыслящему чита-
телю, но, к сожалению, за недостатком времени и  места  автор  принужден
отложить это до более удобного и благоприятного случая; когда же таковой
представится, автор готов разъяснить, что бидл  в  точном  смысле  этого
слова - а именно: приходский бидл, состоящий при приходском работном до-
ме и прислуживающий в качестве официального лица в приходской церкви,  -
наделен по своей должности всеми добродетелями и наилучшими  качествами,
и ни на одну из этих добродетелей не имеют ни малейшего права  притязать
бидлы, состоящие при торговых, компаниях, судейский бидлы и даже бидлы в
часовнях (впрочем, последние все-таки имеют на это некоторое право, хоть
и самое ничтожное).
   Мистер Бамбл еще раз пересчитал чайные ложки, взвесил на руке щипчики
для сахара, внимательно осмотрел молочник, в точности установил, в каком
состоянии находится мебель и даже конский волос в  сиденьях  кресел,  и,
проделав каждую из этих операций не менее пятишести раз,  начал  подумы-
вать о том, что пора бы уже миссис Корни вернуться. Одна мысль порождает
другую: так как ничто не указывало на приближение миссис Корни,  мистеру
Бамблу пришло в голову, что он проведет время невинно  и  добродетельно,
если удовлетворит свое любопытство беглым осмотром комода миссис Корни.
   Прислушавшись у замочной скважины с целью удостовериться,  что  никто
не идет, мистер Бамбл начал знакомиться с содержимым трех  длинных  ящи-
ков, начиная с нижнего; эти ящики, наполненные всевозможными  принадлеж-
ностями туалета прекрасного качества,  которые  были  заботливо  уложены
между двумя листами старой газеты и посыпаны сухой лавандой,  по-видимо-
му, доставили ему чрезвычайное удовольствие. Добравшись до ящика в  пра-
вом углу (где торчал ключ) и узрев в нем шкатулочку  с  висячим  замком,
откуда, когда он ее встряхнул, донесся приятный звук, напоминающий  звон
монет, мистер Бамбл величественной поступью вернулся к камину и,  приняв
прежнюю позу, произнес с видом серьезным и решительным: "Я это  сделаю".
После сего примечательного заявления он минут  десять  игриво  покачивал
головой, как будто рассуждал сам с собой о том, какой он славный парень,
а затем с явным удовольствием и интересом стал рассматривать  свои  ноги
сбоку.
   Он все еще мирно предавался этому созерцанию,  как  вдруг  в  комнату
ворвалась миссис Корни, задыхаясь, упала в кресло у  камина  и,  прикрыв
глаза одной рукой, другую прижала к сердцу, стараясь отдышаться.
   - Миссис Корни, - сказал мистер Бамбл, наклоняясь к  надзирательнице,
- в чем дело, сударыня? Что случилось, сударыня? Прошу вас, отвечайте, я
как на... на...
   Мистер Бамбл от волнения не мог припомнить выражения "как на иголках"
и вместо этого сказал: "как на "сколках".
   - Ах, мистер Бамбл! - воскликнула леди. - Меня так ужасно расстроили.
   - Расстроили, сударыня? - повторил мистер Бамбл. -  Кто  посмел?..  Я
знаю, - произнес мистер Бамбл с присущим ему  величием,  сдерживая  свои
чувства, - эти дрянные бедняки.
   - Страшно и подумать, - содрогаясь, сказала леди.
   - В таком случае не думайте, сударыня, - ответствовал мистер Бамбл.
   - Не могу, - захныкала леди.
   - Тогда выпейте чего-нибудь, сударыня, - успокоительным тоном  сказал
мистер Бамбл. - Рюмочку вина?
   - Ни за что на свете, - ответила миссис Корни. - Не  могу...  Ох!  На
верхней полке, в правом углу... Ох!
   Произнеся эти слова, добрая леди указала в умопомрачении на  буфет  и
начала корчиться от спазм. Мистер Бамбл устремился к шкафу и, схватив  с
полки, столь туманно ему указанной, зеленую  бутылку,  вмещавшую  пинту,
наполнил ее содержимым чайную чашку и поднес к губам леди.
   - Теперь мне лучше, - сказала миссис Корни, выпив полчашки и откинув-
шись на спинку стула.
   В знак благодарности мистер Бамбл благоговейно возвел очи к  потолку,
потом опустил их на чашку и поднес ее к носу.
   - Пепперминт, - слабым голосом промолвила миссис Корни, нежно  улыба-
ясь бидлу. - Попробуйте. Там есть еще... еще кое-что.
   Мистер Бамбл с недоверчивым видом отведал лекарство, причмокнув губа-
ми, отведал еще раз и осушил чашку.
   - Это очень успокаивает, - сказала миссис Корни.
   - Чрезвычайно успокаивает, сударыня, - сказал бидл.
   С этими словами он придвинул стул к креслу надзирательницы и ласковым
голосом осведомился, что ее расстроило.
   - Ничего, - ответила миссис Корни. - Я такое глупое, слабое создание,
меня так легко взволновать...
   - Ничуть не слабое, сударыня, - возразил мистер Бамбл, придвинув бли-
же свой стул. - Разве вы слабое создание, миссис Корни?
   - Все мы слабые создания, - сказала миссис Корни, констатируя общеиз-
вестную истину.
   - Да, правда, - согласился бидл.
   Затем оба молчали минуты  две.  По  истечении  этого  времени  мистер
Бамбл, поясняя высказанную мысль, снял руку со спинки кресла миссис Кор-
ни, где эта рука раньше покоилась, и положил ее на пояс передника миссис
Корни, вокруг которого она постепенно обвилась.
   - Все мы слабые создания, - сказал мистер Бамбл.
   Миссис Корни вздохнула.
   - Не вздыхайте, миссис Корни, - сказал мистер Бамбл.
   - Не могу удержаться, - сказала миссис Корни. И снова вздохнула...
   - У вас очень уютная комната, сударыня, - осматриваясь вокруг, сказал
мистер Бамбл. - Прибавить к ней еще одну, сударыня, и будет прекрасна.
   - Слишком много для одного человека, - прошептала леди.
   - Но не для двух, сударыня, - нежным голосом возразил мистер Бамбл. -
Не так ли, миссис Корни?
   Когда бидл произнес эти слова, миссис Корни опустила голову; бидл то-
же опустил голову, чтобы заглянуть в лицо  миссис  Корни.  Миссис  Корни
весьма пристойно отвернулась и высвободила руку, чтобы  достать  носовой
платок, но, сама того не сознавая, вложила ее в руку мистера Бамбла.
   - Совет, отпускает вам уголь, не правда ли, миссис Корни?  -  спросил
бидл, нежно пожимая ей руку.
   - И свечи, - ответила миссис Корни, в свою очередь пожимая слегка его
руку.
   - Уголь, свечи и даровая квартира, - сказал мистер Бамбл. - О  миссис
Корни, вы - ангел!
   Леди не устояла перед таким взрывом чувств. Она упала в объятья  мис-
тера Бамбла, и сей джентльмен в волнении запечатлел страстный поцелуй на
ее целомудренном носу.
   - Превосходнейшее творение прихода! - восторженно  воскликнул  мистер
Бамбл. - Известно ли вам, моя очаровательница, что сегодня мистеру Скау-
ту стало хуже?
   - Да, - застенчиво отвечала миссис Корни.
   - Доктор говорит, что он и недели не  протянет,  -  продолжал  мистер
Бамбл. - Он стоит во главе этого учреждения; после его смерти освободит-
ся вакансия, эту вакансию кто-нибудь должен занять. О миссис Корни,  ка-
кая перспектива! Какой благоприятный случай, чтобы  соединить  сердца  и
завести общее хозяйство!
   Миссис Корни всхлипнула.
   - Одно словечко, - промолвил мистер Бамбл,  склоняясь  к  застенчивой
красавице. - Одно маленькое, маленькое словечко, ненаглядная моя Корни?
   - Д... д... да, - прошептала надзирательница.
   - Еще одно, дорогая, - настаивал мистер Бамбл. - Соберитесь с  силами
и произнесите еще одно словечко. Когда это совершится?
   Миссис Корни дважды пыталась заговорить и дважды  потерпела  неудачу.
Наконец, собравшись с духом, она обвила руками шею мистера Бамбла и ска-
зала, что это произойдет, когда он пожелает, и что  он  "ненаглядный  ее
птенчик".
   Когда дело было таким образом улажено, дружески и к полному  удовлет-
ворению, договор скрепили еще одной чашкой пепперминта,  которая  оказа-
лась весьма необходимой вследствие трепета и волнения, овладевших  леди.
Осушив чашку, она сообщила мистеру Бамблу о смерти старухи.
   - Прекрасно! - сказал сей джентльмен, попивая пепперминт. - По дороге
домой я загляну к Сауербери и скажу, чтобы он прислал, что нужно, завтра
утром. Так, значит, это вас и испугало, моя дорогая?
   - Ничего особенного не случилось, мой милый, - уклончиво отвечала ле-
ди.
   - Но все-таки что-то  случилось,  дорогая  моя,  -  настаивал  мистер
Бамбл. - Неужели вы не расскажете об Этом вашему Бамблу?
   - Не сейчас... - ответила леди, - в один из ближайших дней, когда  мы
сочетаемся браком, дорогой мой.
   - Когда мы сочетаемся браком! - воскликнул мистер Бамбл. - Неужели  у
кого-нибудь из этих нищих хватило наглости...
   - Нет, нет, дорогой мой! - быстро перебила леди.
   - Если бы я считал это возможным, - продолжал мистер Бамбл, - если бы
я считал возможным, что они осмелятся взирать своими гнусными глазами на
это прелестное лицо...
   - Они бы не осмелились, дорогой мой, - ответствовала леди.
   - Тем лучше для них, - сказал мистер Бамбл, сжимая руку  в  кулак.  -
Покажите мне такого человека, приходского или сверхприходского,  который
посмел бы это сделать, и я докажу ему, что второй раз он не осмелится.
   Не будь это заявление  подкреплено  энергической  жестикуляцией,  оно
могло бы показаться весьма нелестным для прелестей сей леди, но так  как
мистер Бамбл сопровождал свою угрозу воинственными  жестами,  леди  была
чрезвычайно растрогана этим доказательством его преданности и с величай-
шим восхищением объявила, что он и в самом деле ее птенчик.
   После этого птенчик поднял воротник шинели, надел треуголку и,  обме-
нявшись долгим и нежным поцелуем с будущей своей подругой  жизни,  снова
храбро зашагал навстречу холодному ночному ветру, задержавшись  лишь  на
несколько минут в палате для бедняков мужского пола,  чтобы  осыпать  их
бранью и тем самым удостовериться, что может с надлежащей суровостью ис-
полнять обязанности начальника работного дома. Убедившись в  своих  спо-
собностях, мистер Бамбл покинул заведение с легким сердцем  и  радужными
мечтами о грядущем повышении, которые занимали его, пока он не дошел  до
лавки гробовщика.
   Мистер и миссис Сауербери пили чай и ужинали в гостях, а Ноэ  Клейпол
никогда не склонен был утруждать себя физическими упражнениями, за  иск-
лючением тех, какие необходимы для принятия пищи и питья, -  вот  почему
лавка оказалась незапертой, хотя уже миновал час, когда ее обычно закры-
вали. Мистер Бамбл несколько раз ударил тростью по прилавку, но не прив-
лек к себе внимания и, видя свет за стеклянной дверью маленькой гостиной
позади лавки, решил заглянуть туда, чтобы узнать,  что  там  происходит.
Узнав же, что там происходит, он был немало удивлен.
   Стол был покрыт скатертью; на нем красовались хлеб и масло, тарелки и
стаканы, кружка портера и бутылка вина. Во главе стола, небрежно  разва-
лившись в кресле и перебросив ноги через ручку, сидел мистер  Ноэ  Клей-
пол; в одной руке у него был раскрытый складной нож, а в другой - огром-
ный кусок хлеба с маслом. Подле него стояла Шарлотт и раскрывала вынутые
из бочонка устрицы, которые мистер  Клейпол  удостаивал  проглатывать  с
удивительной жадностью. Нос молодого  джентльмена,  более  красный,  чем
обычно, и какое-то напряженное подмигивание правым глазом свидетельство-
вали, что он под хмельком; эти симптомы подтверждало и  величайшее  нас-
лаждение, с каким он поедал устрицы и которое можно было объяснить  лишь
тем, что он весьма ценил их свойство охлаждать сжигающий его  внутренний
жар.
   - Вот чудесная жирная устрица, милый Ноэ, - сказала Шарлотт.  -  Ску-
шайте ее, одну только эту.
   - Чудесная вещь - устрица, - заметил мистер Клейпол, проглотив ее.  -
Какая досада, что начинаешь плохо себя чувствовать, если  съешь  слишком
много! Правда, Шарлотт?
   - Это прямо-таки жестоко, - сказала Шарлотт.
   - Совершенно верно, - согласился мистер Клейпол. - А вы любите устри-
цы?
   - Не очень, - отвечала Шарлотт. - Мне приятнее смотреть,  как  вы  их
едите, милый Ноэ, чем самой их есть.
   - Ах, боже мой... - раздумчиво сказал Ноэ. - Как странно!
   - Еще одну! - предложила Шарлотт. - Вот эту, с такими красивыми, неж-
ными ресничками.
   - Больше не могу ни одной, - сказала Ноэ. - Очень печально...  Подой-
дите ко мне, Шарлотт, я вас поцелую.
   - Что такое? - вскричал мистер Бамбл, врываясь в комнату. -  Повтори-
те-ка это, сэр.
   Шарлотт взвизгнула и закрыла лицо передником. Мистер Клейпол, остава-
ясь в прежней позе и только спустив ноги на пол, с пьяным ужасом  взирал
на бидла.
   - Повторите-ка это, дерзкий, дрянной мальчишка, - продолжал Бамбл.  -
Как вы смеете заикаться о таких вещах, сэр?.. А вы как  смеете  подстре-
кать его, бесстыдная вертушка?..  Поцеловать  ее!  -  воскликнул  мистер
Бамбл в сильнейшем негодовании. - Тьфу!
   - Я вовсе этого не хотел, - захныкал Ноэ. - Она вечно сама меня целу-
ет, нравится мне это или не нравится.
   - О Ноэ! - с упреком воскликнула Шарлотт.
   - Да, целуешь. Сама знаешь, что целуешь, - возразил Ноэ. - Она всегда
это делает, мистер Бамбл, сэр; она меня треплет по  подбородку,  сэр,  и
всячески ухаживает.
   - Молчать!.. - строго прикрикнул мистер Бамбл. - Ступайте вниз, суда-
рыня... Ноэ, закройте лавку. Вам не поздоровится, если вы еще хоть  сло-
вечко пророните, пока не вернется ваш хозяин. А когда он  придет  домой,
передайте ему, что мистер Бамбл приказал прислать  завтра  утром,  после
завтрака, гроб для старухи. Слышите,  сэр?..  Целоваться!  -  воскликнул
мистер Бамбл, воздев руки. - Поистине ужасна  развращенность  и  грехов-
ность низших классов в этом приходе. Если парламент не обратит  внимания
на их гнусное поведение, погибла эта страна, а вместе с нею и нравствен-
ность крестьян!
   С этими словами бидл величественно и мрачно покинул владения  гробов-
щика.
   А теперь, проводив домой бидла и покончив со всеми необходимыми  при-
готовлениями для похорон старухи, справимся  о  юном  Оливере  Твисте  и
удостоверимся, лежит ли он еще в канаве, где его оставил Тоби Крекит.


   ГЛАВА XXVIII занимается Оливером Теистом и повествует о его приключе-
ниях

   - Чтобы вам волки перегрызли  глотку!  -  скрежеща  зубами,  бормотал
Сайкс. - Попадись вы мне - вы бы у меня завыли.
   Бормоча эти проклятия с самой безудержной  злобой,  на  какую  только
способна была его натура. Сайкс опустил раненого мальчика на колено и на
секунду повернул голову, чтобы разглядеть своих преследователей.
   В темноте и тумане почти ничего нельзя было  увидеть,  но  он  слышал
громкие крики, и со всех сторон доносился лай собак,  разбуженных  наба-
том.
   - Стой, трусливая тварь! - крикнул разбойник вслед Тоби Крекиту,  ко-
торый, не щадя своих длинных ног, далеко опередил его. - Стой!
   После второго окрика Тоби Крекит остановился как вкопанный. Он был не
совсем уверен в том, что находится за пределами пистолетного выстрела, а
Сайкс пребывал не в таком расположении духа, чтобы с ним шутить.
   - Помоги нести мальчика! - крикнул Сайкс, злобно подзывая своего  со-
общника. - Вернись!
   Тоби сделал вид, будто возвращается, но шел медленно и тихим голосом,
прерывавшимся от одышки, осмелился выразить крайнее свое нежелание идти.
   - Поторапливайся! - крикнул Сайкс, положив мальчика в сухую канаву  у
своих ног и вытаскивая из кармана пистолет. - Меня не проведешь.
   В эту минуту шум усилился.  Сайкс,  снова  оглянувшись,  увидел,  что
гнавшиеся за ним люди уже перелезают через ворота в конце  поля,  а  две
собаки опередили их на несколько шагов.
   - Все кончено, Билл! - крикнул Тоби. - Брось мальчишку и улепетывай!
   Дав на прощание этот совет, мистер  Крекит,  предпочитая  возможность
умереть от руки своего друга уверенности в том, что он  попадет  в  руки
врагов, пустился наутек и помчался во всю прыть. Сайкс стиснул зубы, еще
раз оглянулся, накрыл распростертого Оливера плащом, в который его  вто-
ропях завернули, побежал вдоль изгороди, чтобы отвлечь внимание  пресле-
дователей от того места, где лежал мальчик, на момент приостановился пе-
ред другой изгородью, пересекавшей первую под прямым углом, и, выстрелив
из пистолета в воздух, перемахнул через нее и скрылся.
   - Хо, хо, сюда! - раздался сзади неуверенный голос. - Пинчер! Нептун!
Сюда! Сюда!
   Собаки, казалось,  испытывали  от  забавы,  которой  предавались,  не
больше удовольствия, чем их хозяева, и с готовностью вернулись  на  зов.
Трое мужчин, вышедшие к тому времени в, поле, остановились и стали сове-
щаться.
   - Мой совет, или, пожалуй, следовало бы сказать - мой приказ:  немед-
ленно возвращаться домой, - произнес самый толстый из всех трех.
   - Мне по вкусу все, что по вкусу мистеру Джайлсу,  -  сказал  другой,
пониже ростом, отнюдь не худощавый, но очень бледный и  очень  вежливый,
каким часто бывает струсивший человек.
   - Я бы не хотел оказаться невежей, джентльмены, - сказал третий, тот,
что отозвал собак. - Мистеру Джайлсу лучше знать.
   - Разумеется, - ответил низкорослый. - И  что  бы  ни  сказал  мистер
Джайлс, не нам ему перечить. Нет, нет, я свое место знаю. Слава богу,  я
свое место знаю.
   Сказать по правде, маленький человечек как будто и в самом деле  знал
свое место, и знал прекрасно, что оно отнюдь не завидно, ибо,  когда  он
говорил, зубы у него стучали.
   - Вы боитесь, Бритлс! - сказал мистер Джайлс.
   - Я не боюсь, - сказал Бритлс.
   - Вы боитесь! - сказал Джайлс.
   - Вы лжец, мистер Джайлс! - сказал Бритлс.
   - Вы лгун, Бритлс! - сказал мистер Джайлс.
   Эти четыре реплики были вызваны попреком мистера  Джайлса,  а  попрек
мистера Джайлса был вызван его негодованием, ибо под  видом  комплимента
на него возложили ответственность за возвращение домой.  Третий  мужчина
рассудительно положил конец пререканиям.
   - Вот что я вам скажу, джентльмены, - заявил он, - мы все боимся.
   - Говорите о себе, сэр, - сказал мистер Джайлс, самый бледный из всей
компании.
   - Я о себе и говорю, - ответил сей джентльмен.
   Бояться при таких обстоятельствах вполне натурально и уместно. Я  бо-
юсь.
   - Я тоже, - сказал Бритлс. - Только зачем же так грубо попрекать этим
человека!
   Эти откровенные признания смягчили мистера Джайлса, который немедлен-
но сознался, что и он боится, после чего все трое повернули назад и  бе-
жали с полным единодушием, пока мистер Джайлс (который был обременен ви-
лами и начал задыхаться раньше всех) весьма любезно не предложил остано-
виться, так как он хочет принести извинение за свои необдуманные слова.
   - Но вот что удивительно, - сказал мистер Джайлс, покончив с объясне-
ниями, - чего только не сделает человек, когда кровь у него закипает!  Я
мог бы совершить убийство - знаю, что мог бы, если бы мы поймали  одного
из этих негодяев.
   Так как другие двое чувствовали то же самое и так как кровь у них то-
же совсем остыла, то они принялись рассуждать о причине  этой  внезапной
перемены в их темпераменте.
   - Я знаю причину, - сказал мистер Джайлс. - Ворота!
   - Я бы не удивился, если б так оно и было! - воскликнул Бритлс, ухва-
тившись за эту мысль.
   - Можете не сомневаться, - сказал Джайлс, - это ворота охладили  пыл.
Перелезая через них, я почувствовал, как весь мой пыл внезапно улетучил-
ся.
   По удивительному стечению обстоятельств другие двое испытали такое же
неприятное ощущение в тот же самый момент. Итак, было совершенно очевид-
но, что всему причиной ворота; к тому же не оставалось никаких  сомнений
относительно момента, когда наступила перемена, ибо все трое припомнили,
что как раз в эту минуту они увидели разбойников.
   Этот разговор вели двое мужчин, спугнувшие взломщиков,  и  спавший  в
сарае странствующий лудильщик, которого разбудили, чтобы  он  со  своими
двумя дворнягами тоже принял участие в погоне.  Мистер  Джайлс  исполнял
обязанности дворецкого и управляющего в доме старой леди; Бритлс был  на
побегушках; поступив к ней на службу совсем ребенком, он все еще считал-
ся многообещающим юнцом, хотя ему уже шел четвертый десяток.
   Подбодряя себя такими разговорами, но тем не  менее  держась  поближе
друг к другу и пугливо озираясь, когда ветви трещали под порывами ветра,
трое мужчин бегом вернулись к дереву, позади которого оставили свой  фо-
нарь, чтобы свет его не надоумил грабителей,  куда  стрелять.  Подхватив
фонарь, они бодрой рысцой пустились к дому; и,  когда  уже  нельзя  было
различить в темноте их фигуры, фонарь долго еще мерцал и  плясал  вдали,
словно какой-то болотный огонек в сыром и нездоровом воздухе.
   По мере того как приближался день, становилось все  свежее,  и  туман
клубился над землею, подобно густым облакам  дыма.  Трава  была  мокрая,
тропинка и низины покрыты жидкой грязью; с глухим воем  лениво  налетали
порывы сырого, тлетворного ветра. Оливер по-прежнему лежал  неподвижный,
без чувств, там, где его оставил Сайкс.
   Загоралось утро. Ветер стал более резким и пронизывающим, когда  пер-
вые тусклые проблески рассвета, - скорее смерть ночи, чем рождение  дня,
- слабо забрезжили в небе. Предметы, казавшиеся расплывчатыми и страшны-
ми в темноте, постепенно вырисовывались все яснее и  яснее  и  принимали
свой обычный вид. Полил дождь, частый и сильный,  и  застучал  по  голым
кустам. Но Оливер не чувствовал, как хлестал его дождь, потому  что  все
еще лежал без сознания, беспомощный, распростертый  на  своем  глинистом
ложе.
   Наконец, болезненный стон нарушил тишину, и с Этим стоном мальчик оч-
нулся. Левая его рука, кое-как обмотанная шарфом, повисла тяжелая и бес-
сильная; повязка была пропитана кровью. Он так  ослабел,  что  ему  едва
удалось приподняться и сесть; усевшись, он с трудом огляделся  кругом  в
надежде на помощь и застонал от боли. Дрожа всем телом от холода и  сла-
бости, он сделал попытку встать, но, содрогнувшись с головы до ног,  как
подкошенный упал на землю.
   Когда он очнулся от короткого обморока, подобного тому, в который  он
был так долго погружен, Оливер,  побуждаемый  дурнотой,  подползавшей  к
сердцу и словно предупреждавшей его, что он умрет, если останется  здесь
лежать, поднялся на ноги и попытался идти. Голова у него кружилась, и он
шатался, как пьяный. Однако он удержался на ногах и, устало свесив голо-
ву на грудь, побрел, спотыкаясь, вперед, сам не зная куда.
   И тогда в его сознании возникли какие-то сбивчивые,  неясные  образы.
Ему чудилось, будто он все еще шагает между Сайксом и Крекитом,  которые
сердито переругиваются, - даже те слова, какими они обменивались, звуча-
ли у него в ушах; а  когда  он,  сделав  неимоверное  усилие,  чтобы  не
упасть, пришел в себя, то обнаружил, что он сам разговаривал с ними. По-
том он остался один с Сайксом и брел вперед, как накануне; а когда  мимо
проходили призрачные люди, он чувствовал, как Сайкс  сжимает  ему  руку.
Вдруг он отшатнулся, услышав выстрелы; раздались громкие вопли и  крики;
перед глазами Замелькали огни; вокруг был шум и грохот; чья-то невидимая
рука увлекла его прочь. В то время как быстро сменялись эти видения, его
не покидало смутное ощущение какой-то боли, которая не давала ему покоя.
   Так плелся он, шатаясь, вперед, пролезал, чуть ли не машинально, меж-
ду перекладинами ворот и в проломы изгородей, попадавшихся ему на  пути,
пока не вышел на дорогу. Тут начался такой ливень, что мальчик пришел  в
себя.
   Он осмотрелся по сторонам и неподалеку увидел дом, до которого, пожа-
луй, мог бы добраться. Быть может, там, видя  печальное  его  состояние,
сжалятся над ним, а если и не сжалятся, подумал он,  то  все-таки  лучше
умереть близ людей, чем в пустынном открытом поле. Он  собрал  все  свои
силы для этого последнего испытания и нетвердыми шагами направился к до-
му.
   Когда он подошел ближе, ему показалось, что он уже видел его  раньше.
Деталей он не помнил, но дом был ему как будто знаком.
   Стена сада! На траве, за стеной, он упал прошлой ночью  на  колени  и
молил тех, двоих, о сострадании. Это был тот самый дом, который они  хо-
тели ограбить.
   Узнав его, Оливер так испугался, что на секунду забыл  о  мучительной
ране и думал только о бегстве. Бежать! Но он едва держался на  ногах,  и
если бы даже силы не покинули его хрупкого детского тела, куда было  ему
бежать? Он толкнул калитку: она была не заперта и распахнулась. Спотыка-
ясь, он пересек лужайку, поднялся по ступеням, слабой рукой  постучал  в
дверь, но тут силы ему изменили, и он опустился на ступеньку, прислонив-
шись спиной к одной из колонн маленького портика.
   Случилось так, что в это время мистер Джайлс, Бритлс и лудильщик пос-
ле трудов и ужасов этой ночи подкреплялись в кухне чаем и всякой снедью.
Нельзя сказать, чтобы мистер Джайлс привык  терпеть  излишнюю  фамильяр-
ность со стороны простых слуг, по отношению к которым держал себя с  ве-
личественной приветливостью, каковая была им приятна, но все же не могла
не напомнить о его более высоком положении в обществе. Но смерть,  пожар
и грабеж делают всех равными; вот почему мистер  Джайлс  сидел,  вытянув
ноги перед решеткой очага и облокотившись левой рукой  на  стол,  правой
пояснял детальный и обстоятельный рассказ о грабеже, которому его слуша-
тели (в особенности же кухарка и горничная, находившиеся в  этой  компа-
нии) внимали с безграничным интересом.
   - Было это около половины третьего... - начал мистер Джайлс,  -  пок-
лясться не могу, быть может около трех... когда я проснулся и повернулся
на кровати, скажем, вот так (тут мистер Джайлс повернулся на стуле и на-
тянул на себя край  скатерти,  долженствующей  изображать  одеяло),  как
вдруг мне послышался шум...
   Когда рассказчик дошел до этого места в своем повествовании,  кухарка
побледнела и попросила горничную закрыть дверь;  та  попросила  Бритлса,
тот попросил лудильщика, а тот сделал вид, что не слышит.
   - ...послышался шум, - продолжал мистер Джайлс. -  Сначала  я  сказал
себе: "Мне почудилось", - и приготовился уже опять  заснуть,  как  вдруг
снова, на этот раз ясно, услышал шум.
   - Какой это был шум? - спросила кухарка.
   - Как будто что-то затрещало, - ответил мистер Джайлс, посматривая по
сторонам.
   - Нет, вернее, будто кто-то водил железом по терке для мускатных оре-
хов, - подсказал Бритлс.
   - Так оно и было, когда вы, сэр,  услышали  шум,  -  возразил  мистер
Джайлс, - но в ту минуту это был какойто треск. Я откинул одеяло, - про-
должал Джайлс, отвернув край скатерти, - уселся в постели и прислушался.
   Кухарка и горничная в один голос воскликнули: "Ах,  боже  мой!"  -  и
ближе придвинулись друг к другу.
   - Теперь я совершенно отчетливо  слышал  шум,  -  повествовал  мистер
Джайлс. - "Кто-то, говорю я себе, взламывает дверь или окно. Что делать?
Разбужу-ка я Этого бедного парнишку Бритлса, спасу  его,  чтобы  его  не
убили в кровати, а не то, говорю я, он и не услышит, как  ему  перережут
горло от правого уха до левого".
   Тут все взоры обратились на Бритлса, который воззрился на рассказчика
и таращил на него глаза, широко разинув рот и всей своей физиономией вы-
ражая беспредельный ужас.
   - Я отшвырнул одеяло, - продолжал Джайлс, отбрасывая край скатерти  и
очень сурово глядя на кухарку и горничную, - потихоньку спустился с кро-
вати, натянул пару...
   - Мистер Джайлс, здесь дамы, - прошептал лудильщик.
   - ...башмаков, сэр, - сказал Джайлс, поворачиваясь к - нему  и  особо
подчеркивая это слово, - схватил заряженный пистолет, который всегда от-
носят наверх вместе с корзиной со столовым серебром, и на цыпочках вышел
к нему в комнату. "Бритлс, говорю я, разбудив его, не пугайся!.."
   - Да, вы это сказали, - тихим голосом вставил Бритлс.
   - "Мне кажется, твоя песенка спета, Бритлс,  говорю  я,  -  продолжал
Джайлс, - но ты не пугайся".
   - А он испугался? - спросила кухарка.
   - Ничуть, - ответил мистер Джайлс. - Он был так же тверд... да, почти
так же тверд, как и я.
   - Право же, будь я на его месте, я бы тут же умерла, - заметила  гор-
ничная.
   - Вы - женщина, - возразил Бритлс, слегка приободрившись.
   - Бритлс прав, - сказал мистер Джайлс, одобрительно кивая головой,  -
ничего другого и ждать нельзя от женщины. Но мы, мужчины, взяли потайной
фонарь, стоявший на камине у Бритлса, и  ощупью,  в  непроглядной  тьме,
спустились по лестнице - скажем, вот так...
   Сопровождая свой  рассказ  соответствующими  жестами,  мистер  Джайлс
встал и сделал два шага с закрытыми глазами, но вдруг сильно  вздрогнул,
так же как и все остальные, и бросился назад к своему стулу.  Кухарка  и
горничная взвизгнули.
   - Кто-то постучал, - сказал  мистер  Джайлс,  притворяясь  безмятежно
спокойным. - Пусть кто-нибудь откроет дверь.
   Никто не шевельнулся.
   - Довольно странно - стук в такой ранний час, - сказал мистер Джайлс,
окинув взглядом бледные лица окружающих, да и сам он очень побледнел,  -
но дверь открыть нужно. Кто-нибудь, слышите?
   При этом мистер Джайлс посмотрел на Бритлса, но сей молодой  человек,
будучи от природы скромным, должно быть почитал себя никем  и,  следова-
тельно, полагал, что этот вопрос не имеет к нему ни малейшего отношения:
во всяком случае он ничего не ответил. Мистер Джайлс  перевел  умоляющий
взгляд на лудильщика, но тот внезапно заснул. О женщинах не могло быть и
речи.
   - Если Бритлс согласится отпереть дверь в присутствии  свидетелей,  -
сказал после короткого молчания мистер Джайлс, - я готов быть  одним  из
них.
   - Я также, - сказал лудильщик, проснувшись так  же  внезапно,  как  и
заснул.
   На этих условиях Бритлс сдался, и вся  компания,  слегка  успокоенная
открытием (сделанным, когда распахнули ставни), что уже совсем рассвело,
стала подниматься по лестнице - впереди шли собаки. Обе  женщины,  боясь
оставаться внизу, замыкали шествие. По совету мистера Джайлса, все гово-
рили очень громко, предупреждая любого находящегося снаружи  злоумышлен-
ника, что их очень много; а в прихожей, приводя в исполнение  гениальный
план, родившийся в голове того же  изобретательного  джентльмена,  собак
больно дергали за хвост, чтобы они подняли отчаянный лай.
   Когда эти меры предосторожности были приняты,  мистер  Джайлс  крепко
уцепился за руку лудильщика (чтобы тот не убежал,  как  любезно  пояснил
он) и дал приказ открыть дверь. Бритлс повиновался; остальные,  боязливо
выглядывая друг из-за друга, не увидели ничего устрашающего, кроме  бед-
ного, маленького Оливера Твиста. От слабости он не мог говорить,  только
поднял отяжелевшие веки и безмолвно молил о сострадании.
   - Мальчик! - воскликнул мистер Джайлс, храбро оттесняя на задний план
лудильщика. - Что с ним такое... а?.. Что?  Бритлс...  Взгляни-ка...  Ты
узнаешь?
   Не успел Бритлс - он отступил за дверь (чтобы открыть ее)  -  увидать
Оливера, как у него вырвался громкий крик. Мистер Джайлс, схватив Оливе-
ра за ногу и за руку (к счастью, за здоровую руку), втащил его  прямо  в
холл и положил на пол.
   - Вот он! - заорал Джайлс, в сильнейшем возбуждении поворачиваясь ли-
цом к лестнице. - Вот один из грабителей, сударыня! Вот  он,  грабитель,
мисс! Он ранен, мисс! Я его подстрелил, а Бритлс мне светил.
   - Держал фонарь, мисс! - крикнул Бритлс, приложив руку  ко  рту  так,
чтобы голос его звучал громче.
   Обе служанки бросились наверх сообщить о том, что мистер Джайлс  пой-
мал грабителя, а лудильщик старался привести в  чувство  Оливера,  чтобы
тот не умер раньше, чем его можно будет повесить. Среди этого шума и су-
матохи послышался нежный женский голос, сразу водворивший тишину.
   - Джайлс! - прошептал голос с верхней площадки лестницы.
   - Я здесь, мисс, - отозвался мистер Джайлс. - Не пугайтесь,  мисс,  я
не очень пострадал. Он не оказывал  отчаянного  сопротивления,  мисс!  Я
быстро с ним справился.
   - Тише! - сказала молодая леди. - Вы пугаете мою тетю не меньше,  чем
напугали ее воры... Бедняжка, он тяжело ранен?
   - Ужасно, мисс! - ответил Джайлс с неописуемым самодовольством.
   - Похоже на то, что он сейчас помрет, мисс, - заорал  Бритлс  тем  же
голосом. - Не угодно ли вам спуститься вниз и поглядеть на  него,  мисс,
на случай если он помрет?
   - Будьте добры, пожалуйста, потише! - сказала леди. -  Подождите  ти-
хонько одну минутку, пока я переговорю с тетей.
   И она вышла из комнаты, - поступь у нее была такая же мягкая,  как  и
голос. Вскоре она вернулась и отдала распоряжение, чтобы раненого  осто-
рожно перенесли наверх, в комнату мистера Джайлса, а Бритлс пусть  осед-
лает пони и немедленно отправляется в Чертей, откуда  должен  как  можно
скорее прислать констебля и доктора.
   - Не хотите ли взглянуть на него  сначала,  мисс?  -  спросил  мистер
Джайлс с такой гордостью, как будто Оливер был птицей с диковинным  опе-
рением, которую он ловко подстрелил. - Один разочек, мисс?
   - Нет, не сейчас, ни за что на свете, - ответила молодая леди. - Бед-
няжка! О Джайлс, обращайтесь с ним ласково, ради меня!
   Старый слуга посмотрел на говорившую, когда  она  повернулась,  чтобы
уйти, с такой гордостью и восхищением, словно она была его детищем.  По-
том, наклонившись к Оливеру, он заботливо и осторожно, как женщина,  по-
мог перенести его наверх.


   ГЛАВА XXIX сообщает предварительные сведения об  обитателях  дома,  в
котором нашел пристанище Оливер

   В уютной комнате, хотя обстановка ее свидетельствовала скорее о  ста-
ромодном комфорте, чем о современной роскоши, сидели за изысканно серви-
рованным завтраком две леди. Им прислуживал мистер Джайлс, одетый в бла-
гопристойную черную пару. Он занимал позицию на полпути между буфетом  и
столом; выпрямившись во весь рост, откинув голову и  слегка  склонив  ее
набок, левую ногу выставив вперед, а правую руку заложив за борт жилета,
тогда как в опущенной левой руке у него был поднос, он имел вид  челове-
ка, который с большой приятностью сознает  собственные  свои  заслуги  и
значение.
   Что касается двух леди, то одна была уже пожилой, но держалась так же
прямо, как высокая спинка дубового кресла, в котором она сидела.  Одетая
очень изысканно и строго в старомодное  платье,  причудливо  допускающее
некоторые уступки последней моде, которые не только  не  вредили  общему
впечатлению, но скорее изящно подчеркивали старый стиль,  она  сидела  с
величественным видом, сложив перед собой руки на столе. Глаза ее (а годы
почти не затуманили их блеска) смотрели пристально на молодую  ее  собе-
седницу.
   Для младшей  леди  наступил  очаровательный  расцвет,  весенняя  пора
женственности - тот возраст, когда, не впадая в кощунство, можно предпо-
ложить, что в подобные создания вселяются ангелы, если бог, во имя  бла-
гих своих целей, когда-нибудь заключает их в смертную оболочку.
   Ей было не больше семнадцати лет. Облик ее был так хрупок и  безупре-
чен, так нежен и кроток, так чист и прекрасен, что казалось, земля -  не
ее стихия, а грубые земные существа - не подходящие  для  нее  спутники.
Даже ум, светившийся в ее глубоких синих глазах и запечатленный на  бла-
городном челе, казалось, не соответствовал ни возрасту ее, ни этому  ми-
ру; но мягкость и добросердечие, тысячи отблесков  света,  озарявших  ее
лицо и не оставлявших на нем тени, а главное,  улыбка,  прелестная,  ра-
достная улыбка, были созданы для семьи, для мира и счастья  у  домашнего
очага.
   Она усердно хозяйничала за столом. Случайно подняв глаза в ту минуту,
когда старая леди смотрела на нее, она весело откинула  со  лба  волосы,
скромно причесанные, и ее сияющий взор выразил столько любви и подлинной
нежности, что духи небесные улыбнулись бы, на нее глядя.
   - Уже больше часу прошло, как уехал Бритлс, не правда ли? - помолчав,
спросила старая леди.
   - Час двадцать минут, сударыня, - ответил мистер Джайлс,  справившись
по часам, которые вытащил за черную ленту.
   - Он всегда медлит, - сказала старая леди.
   - Бритлс всегда был медлительным  парнишкой,  сударыня,  -  отозвался
слуга.
   Кстати, если принять во внимание, что Бритлс был неповоротливым  пар-
нишкой вот уже тридцать лет, казалось маловероятным, чтобы он  когда-ни-
будь сделался проворным.
   - Мне кажется, что он становится не лучше, а хуже, - заметила пожилая
леди.
   - Совершенно непростительно, если он мешкает, играя с другими мальчи-
ками, - улыбаясь, сказала молодая леди.
   Мистер Джайлс, по-видимому, раздумывал, уместно ли ему позволить себе
почтительную улыбку, но в эту минуту к калитке сада подъехала  двуколка,
откуда выпрыгнул толстый джентльмен, который побежал прямо  к  двери  и,
каким-то таинственным способом мгновенно проникнув  в  дом,  ворвался  в
комнату и чуть не опрокинул и мистера Джайлса и стол, накрытый для завт-
рака.
   - Никогда еще я не слыхивал  о  такой  штуке!  -  воскликнул  толстый
джентльмен. - Дорогая моя миссис Мэйли... ах, боже мой!.. и вдобавок под
покровом ночи... никогда еще я не слыхивал о такой штуке!
   Выразив таким образом свое соболезнование, толстый  джентльмен  пожал
руку обеим леди и, придвинув стул, осведомился, как они себя чувствуют.
   - Вы могли умереть, буквально умереть от  испуга,  -  сказал  толстый
джентльмен. - Почему вы не послали за мной?  Честное  слово,  мой  слуга
явился бы через минуту, а также и я, да и мой помощник рад  был  бы  по-
мочь, как и всякий при таких обстоятельствах. Боже мой,  боже  мой!  Так
неожиданно! И вдобавок под покровом ночи.
   Казалось, доктор был особенно встревожен тем, что попытка  ограбления
была предпринята  неожиданно  и  в  ночную  пору,  словно  у  джентльме-
нов-взломщиков устанем вился обычай обделывать свои  дела  в  полдень  и
предупреждать по почте за день - за два.
   - А вы, мисс Роз, - сказал доктор, обращаясь к молодой леди, - я...
   - Да, конечно, - перебила его Роз, - но тетя хочет, чтобы вы осмотре-
ли этого беднягу, который лежит наверху.
   - Да, да, разумеется, - ответил доктор. - Совершенно верно! Насколько
я понял, это ваших рук дело, Джайлс.
   Мистер Джайлс, лихорадочно убиравший чашки, густо покраснел и сказал,
что эта честь принадлежит ему.
   - Честь, а? - переспросил доктор. - Ну, не знаю, быть может, подстре-
лить вора в кухне так же почетно, как и застрелить человека на  расстоя-
нии двенадцати шагов. Вообразите, что он выстрелил в воздух, а  вы  дра-
лись на дуэли, Джайлс.
   Мистер Джайлс, считавший такое легкомысленное отношение к делу  несп-
раведливой попыткой умалить его славу, почтительно отвечал, что  не  ему
судить об этом, однако, по его мнению, противной стороне было не до  шу-
ток.
   - Да, правда! - воскликнул доктор. - Где он? Проводите  меня.  Я  еще
загляну сюда, когда спущусь вниз, миссис Мэйли. Это то самое  оконце,  в
которое он влез, да? Ну, ни за что бы я этому не поверил!
   Болтая без умолку, он последовал за мистером Джайлсом наверх. А  пока
он поднимается по лестнице, можно поведать читателю, что мистер Лосберн,
местный лекарь, которого знали на десять миль вокруг просто как  "докто-
ра", растолстел скорее от добродушия, чем от хорошей жизни, и был  таким
милым, сердечным и к тому же чудаковатым старым  холостяком,  какого  ни
один исследователь не сыскал бы в округе и в пять раз большей.
   Доктор отсутствовал гораздо дольше, чем предполагал он сам и обе  ле-
ди. Из двуколки принесли большой плоский ящик;  в  спальне  очень  часто
звонили в колокольчик, а слуги все время сновали вверх и вниз по лестни-
це; на основании этих признаков было  сделано  справедливое  заключение,
что наверху происходит нечто очень серьезное. Наконец, доктор вернулся и
в ответ на тревожный вопрос о своем пациенте принял весьма  таинственный
вид и старательно притворил дверь.
   - Это из ряда вон выходящий случай, миссис Мэйли,  -  сказал  доктор,
прислонившись спиной к двери, словно для того, чтобы ее  не  могли  отк-
рыть.
   - Неужели он в опасности? - спросила старая леди.
   - Принимая во внимание все обстоятельства, в этом не было  бы  ничего
из ряда вон выходящего, - ответил доктор, - впрочем, полагаю, что  опас-
ности нет. Вы видели этого вора?
   - Нет, - ответила старая леди.
   - И ничего о нем не слышали?
   - Ничего.
   - Прошу прощения, сударыня, - вмешался мистер Джайлс, - я как раз со-
бирался рассказать вам о нем, когда вошел доктор Лосберн.
   Дело в том, что сначала мистер Джайлс не в силах был признаться,  что
подстрелил он всего-навсего мальчика. Таких похвал удостоилась его  доб-
лесть, что он решительно не мог не отложить объяснения хотя бы  на  нес-
колько восхитительных минут, в течение коих пребывал  на  самой  вершине
мимолетной славы, которую стяжал непоколебимым мужеством.
   - Роз не прочь была посмотреть на него, - сказала миссис Мэйли, -  но
я и слышать об этом не хотела.
   - Гм! - отозвался доктор. - На вид он совсем не страшный. Вы не  воз-
ражаете против того, чтобы взглянуть на него в моем присутствии?
   - Конечно, если это необходимо, - ответила старая леди.
   - Я считаю это необходимым, - сказал доктор. - Во  всяком  случае,  я
совершенно уверен, что вы очень пожалеете, если будете откладывать и  не
сделаете этого. Сейчас он лежит тихо и спокойно. Разрешите  мне...  мисс
Роз, вы позволите? Клянусь честью, нет никаких оснований бояться!


   ГЛАВА XXX повествует о том, что подумали об Оливере новые лица, посе-
тившие его

   Твердя о том, что они будут приятно изумлены видом преступника,  док-
тор продел руку молодой леди под свою и, предложив другую, свободную ру-
ку миссис Мэйли, повел их церемонно и торжественно наверх.
   - А теперь, - прошептал доктор, тихонько поворачивая  ручку  двери  в
спальню, - послушаем, что вы о нем скажете. Он давненько не  брился,  но
тем не менее вид у него совсем не свирепый. А впрочем, постойте! Сначала
я посмотрю, готов ли он к приему гостей.
   Опередив их, он заглянул в комнату. Потом, дав знак следовать за ним,
впустил их, закрыл за ними дверь и осторожно откинул полог  кровати.  На
ней вместо закоснелого, мрачного злодея, которого ожидали  они  увидеть,
лежал худой, измученный болью ребенок, погруженный в глубокий сои. Ране-
ная его рука в лубке лежала на груди; голова покоилась на  другой  руке,
полускрытой длинными волосами, разметавшимися по подушке.
   Достойный джентльмен придерживал полог рукой и с  минуту  смотрел  на
мальчика молча. Пока он наблюдал пациента, молодая леди  тихонько  прос-
кользнула мимо него и, опустившись на стул у кровати, откинула волосы  с
лица Оливера. Когда она наклонилась к нему, ее слезы упали ему на лоб.
   Мальчик зашевелился и улыбнулся во сне, словно эти  знаки  жалости  и
сострадания пробудили какую-то приятную мечту о любви и  ласке,  которых
он никогда не знал. Так же точно нежная мелодия, журчание воды в тишине,
Запах цветка или знакомое слово иной раз внезапно вызывают смутное  вос-
поминание о том, чего никогда не было в этой жизни, - воспоминание,  ко-
торое исчезает, как вздох, которое пробуждено какой-то мимолетной мыслью
о более счастливом существовании, давно минувшем, - воспоминание,  кото-
рое нельзя вызвать, сознательным напряжением памяти.
   - Что же это значит? - воскликнула пожилая леди. - Этот бедный  ребе-
нок не мог быть подручным грабителей.
   - Порок находит себе пристанище во многих храмах, - со вздохом сказал
врач, опуская полог, - и кто может сказать, что ему не  служит  обителью
прекрасная оболочка?
   - Но в таком юном возрасте? - возразила Роз.
   - Милая моя молодая леди, - произнес врач, горестно  покачивая  голо-
вой, - преступление, как и смерть, простирает свою власть не  только  на
старых и дряхлых. Самые юные и прекрасные слишком часто бывают повинны в
нем.
   - Но неужели... о, неужели вы  можете  допустить,  что  Этот  хрупкий
мальчик был добровольным сообщником самых отвратительных  отщепенцев?  -
сказала Роз.
   Доктор покачал головой, давая понять, что это весьма  возможно;  пре-
дупредив, чтоб они не потревожили больного, он повел их в соседнюю  ком-
нату.
   - Но даже если он развращен, - продолжала Роз, -  подумайте,  как  он
молод. Подумайте, что, быть может, он никогда  не  знал  ни  материнской
любви, ни домашнего уюта. Может быть, дурное обращение, побои или  голод
заставили его сойтись с людьми, которые принудили его пойти на  преступ-
ление... Тетя, милая тетя, ради бога, подумайте об этом, прежде чем поз-
волите бросить этого больного ребенка в тюрьму, где, конечно, будет пог-
ребена последняя надежда на его исправление! О, вы меня любите, вы знае-
те, что благодаря вашей ласке и доброте я никогда не чувствовала  своего
сиротства, но я могла бы его почувствовать, могла быть такой  же  беспо-
мощной и беззащитной, как это бедное дитя! Так сжальтесь же над ним, по-
ка еще не поздно!
   - Дорогая моя, - сказала пожилая леди, прижимая к груди плачущую  де-
вушку, - неужели ты думаешь, что я трону хоть один волосок на его  голо-
ве?
   - О нет! - с жаром воскликнула Роз.
   - Конечно, нет, - подтвердила старая леди. - Жизнь моя клонится к за-
кату, и я в надежде на милосердие ко мне стараюсь быть милосердной к лю-
дям... Что мне делать, чтобы спасти его, сэр?
   - Дайте подумать, сударыня, - сказал доктор, - дайте подумать...
   Мистер Лосберн засунул руки в карманы и несколько раз прошелся взад и
вперед по комнате, часто  останавливаясь,  приподнимаясь  на  цыпочки  и
грозно хмурясь. Многократно восклицая: "придумал!" и "нет, не то!" -  он
снова принимался ходить с нахмуренными бровями и, наконец, остановился и
произнес:
   - Мне кажется, если вы мне позволите как следует припугнуть Джайлса и
мальчугана Бритлса, я с этим делом справлюсь. Знаю, что Джайлс - предан-
ный человек и старый слуга, но у вас есть тысяча способов поладить с ним
и вдобавок наградить за меткую стрельбу. Вы против этого не возражаете?
   - Если нет другого способа спасти ребенка, - ответила миссис Мэйли.
   - Никакого другого способа нет, - сказал доктор. -  Никакого!  Можете
поверить мне на слово.
   - В таком случае тетя облекает вас неограниченной властью, - улыбаясь
сквозь слезы, сказала Роз. - Но, прошу вас, не будьте с этими  бедняками
строже, чем это необходимо.
   - Вы как будто считаете, мисс Роз, - возразил доктор, -  что  сегодня
все, кроме вас, склонны к жестокосердию. Могу лишь надеяться, ради блага
подрастающих представителей мужского пола, что первый же достойный  юно-
ша, который будет взывать к вашему состраданию, найдет вас  в  таком  же
чувствительном и мягкосердечном расположении духа. И  хотел  бы  я  быть
юношей, чтобы тут же воспользоваться таким благоприятным случаем,  какой
представляется сегодня.
   - Вы такой же взрослый ребенок, как и бедняга Бритлс,  -  зардевшись,
сказала Роз.
   - Ну что же, - от души рассмеялся доктор, - это не так уж трудно.  Но
вернемся к мальчику. Нам еще предстоит обсудить  основной  пункт  нашего
соглашения. Полагаю, он проснется через час. И хотя я сказал этому тупо-
головому констеблю там, внизу, что мальчика нельзя беспокоить  и  нельзя
разговаривать с ним без риска для его жизни, я думаю, мы можем с ним по-
беседовать, не подвергая его опасности. Я ставлю такое  условие:  я  его
расспрошу в вашем присутствии, и, если на основании его слов  мы  заклю-
чим, к полному удовлетворению трезвых умов, что он окончательно испорчен
(а это более чем вероятно), мальчик будет предоставлен своей  судьбе,  -
я, во всяком случае, больше вмешиваться не стану.
   - О нет, тетя! - взмолилась Роз.
   - О да, тетя! - перебил доктор. - Решено?
   - Он не может быть закоснелым негодяем! - сказала Роз. - Это немысли-
мо.
   - Прекрасно! - заявил доктор. - Значит, тем больше оснований  принять
мое предложение.
   В конце концов договор был заключен, и обе стороны с некоторым нетер-
пением стали ждать, когда проснется Оливер.
   Терпению обеих леди предстояло более длительное испытание, чем предс-
казал им мистер Лосберн, ибо час проходил за часом,  а  Оливер  все  еще
спал тяжелым сном. Был уже вечер, когда сердобольный  доктор  принес  им
весть, что Оливер достаточно оправился, чтобы можно было с ним говорить.
Мальчик, по словам доктора, был очень болен и ослабел от  потери  крови,
но ему так мучительно хотелось о чем-то сообщить, что  доктор  предпочел
дать ему эту возможность и не настаивал, чтобы его не беспокоили до  ут-
ра; иначе он не преминул бы настоять на этом.
   Долго тянулась беседа. Несложную историю своей жизни Оливер рассказал
им со всеми подробностями, а боль и  упадок  сил  часто  заставляли  его
умолкать. Печально звучал в затемненной комнате  слабый  голос  больного
ребенка, развертывавшего длинный список обид и бед, навлеченных на  него
жестокими людьми. О, если бы мы, угнетая и притесняя своих ближних,  за-
думались хоть однажды над ужасными уликами человеческих  заблуждений,  -
уликами, которые, подобно густым и тяжелым облакам, поднимаются  медлен-
но, но неуклонно к небу, чтобы обрушить отмщение на наши головы! О, если
бы мы хоть на миг услышали в воображении своем глухие, обличающие голоса
мертвецов, которые никакая сила не может заглушить и никакая гордыня  не
заставит молчать! Что осталось бы тогда от оскорблений и несправедливос-
ти, от страданий, нищеты, жестокости и обид, какие приносит каждый  день
жизни!
   В тот вечер подушку Оливера оправили ласковые руки, и красота и  доб-
родетель бодрствовали над ним, пока он спал. Он был спокоен и счастлив и
мог бы умереть безропотно.
   Как только закончилась знаменательная беседа и Оливер снова начал за-
сыпать, доктор, вытерев глаза и в то же время попрекнув их за  слабость,
спустился вниз, чтобы открыть действия против мистера Джайлса.
   Не найдя никого в парадных комнатах, он  подумал,  что,  может  быть,
достигнет больших успехов, если начнет кампанию в кухне; итак, он отпра-
вился в кухню.
   Здесь, в нижней палате домашнего парламента, собрались служанки, мис-
тер Бритлс, мистер Джайлс, лудильщик (который, в  награду  за  оказанные
услуги, получил специальное приглашение угощаться до конца дня) и  конс-
тебль. У сего последнего джентльмена был большой жезл,  большая  голова,
крупные черты лица и огромные башмаки, и он имел вид  человека,  который
выпивает соответствующее количество эля,  как  оно  и  было  в  действи-
тельности.
   Предметом обсуждения все еще служили приключения прошлой  ночи,  ибо,
когда доктор вошел, мистер Джайлс разглагольствовал о своем  присутствии
духа; мистер Бритлс с кружкой эля в руке подтверждал каждое слово, преж-
де чем его успевал выговорить его начальник.
   - Не вставайте, - сказал доктор, махнув им рукой.
   - Благодарю вас, сэр, - отозвался мистер Джайлс. - Хозяйка распоряди-
лась выдать нам эля, сэр, а так как я не чувствовал ни малейшего  распо-
ложения идти к себе в комнату, сэр, и хотел побыть в компании, то вот  и
распиваю здесь с ними.
   Бритлс первый, а за ним все леди и джентльмены тихим шепотом выразили
то удовлетворение, какое им доставила снисходительность мистера Джайлса.
Мистер Джайлс с покровительственным видом осмотрелся вокруг, как бы  го-
воря, что пока они будут держать себя пристойно, он их не покинет.
   - Как себя чувствует сейчас больной, сэр? - спросил Джайлс.
   - Неважно, - ответил доктор. - Боюсь, что вы попали в затруднительное
положение, мистер Джайлс.
   - Надеюсь, сэр, - задрожав, начал мистер Джайлс, - вы не хотите  этим
сказать, что он умрет? Если бы я так думал, я бы навсегда потерял покой.
Ни одного мальчика я бы не согласился погубить - даже вот этого Бритлса,
- не согласился бы за все столовое серебро в графстве, сэр.
   - Не в этом дело... - таинственно сказал доктор. - Мистер Джайлс,  вы
протестант?
   - Да, сэр, надеюсь, - заикаясь, проговорил мистер Джайлс.
   - А вы кто, молодой человек? - спросил доктор, резко поворачиваясь  к
Бритлсу.
   - Господи помилуй, сэр, - вздрогнув, сказал Бритлс. - Я...  я  то  же
самое, что и мистер Джайлс, сэр.
   - В таком случае, - продолжал доктор, - отвечайте вы  оба,  да,  оба:
готовы ли вы показать под присягой, что этот мальчик, там наверху, - тот
самый, которого просу нули прошлой ночью в окошко? Отвечайте! Ну? Мы вас
слушаем.
   Доктор, которого все считали одним из благодушнейших  людей  в  мире,
задал этот вопрос таким разгневанным тоном, что Джайлс и Бритлс, в  дос-
таточной мере возбужденные и одурманенные элем,  остолбенев,  посмотрели
друг на друга.
   - Слушайте внимательно, констебль, - сказал доктор,  весьма  торжест-
венно погрозив указательным пальцем и постучав им по  переносице,  чтобы
вызвать к жизни всю проницательность сего достойного человека. -  Сейчас
коечто должно обнаружиться.
   Констебль принял самый глубокомысленный вид, какой только мог, и взял
свой служебный жезл, который стоял без дела в углу у камина.
   - Как видите, это вопрос об установлении личности, - сказал доктор.
   - Совершенно верно, сэр, - ответил констебль,  жестоко  закашлявшись,
так как с излишней поспешностью допил свой эль, который и попал ему не в
то горло.
   - В дом вламываются воры, - продолжал - доктор, - и два человека  ви-
дят мельком в темноте, в самый разгар тревоги и сквозь пороховой дым ка-
кого-то мальчика. Наутро к этому самому дому подходит мальчик, и  только
потому, что рука у него завязана, эти люди грубо хватают его - чем  под-
вергают серьезной опасности его жизнь - и клянутся, что он вор. Возника-
ет вопрос: оправдано ли поведение этих людей, а если не оправдано, то  в
какое же положение они себя ставят?
   Констебль глубокомысленно кивнул головой. Он сказал, что если это  не
законный поступок, то хотелось бы ему знать, что же это такое?
   - Я вас спрашиваю еще раз, - громовым голосом произнес доктор, -  мо-
жете ли вы торжественно поклясться, что это тот самый мальчик?
   Бритлс нерешительно посмотрел на мистера Джайлса, мистер Джайлс нере-
шительно посмотрел на Бритлса; констебль поднял руку к уху, чтоб уловить
ответ; обе женщины и лудильщик наклонились вперед, чтобы лучше  слышать;
доктор зорко осматривался кругом, как вдруг у ворот раздался звонок и  в
то же время послышался стук колес.
   - Это полицейские сыщики! - воскликнул Бритлс, по-видимому почувство-
вав большое облегчение.
   - Что такое? - вскричал доктор, который теперь, в свою очередь,  при-
шел в ужас.
   - Агенты с Боу-стрит, сэр, - ответил Бритлс, беря свечу. - Мы с  мис-
тером Джайлсом послали за ними сегодня утром.
   - Послали, вот как! Так будь же прокляты ваши... ваши здешние  кареты
- они еле тащатся! - сказал доктор, выходя из кухни.


   ГЛАВА XXXI повествует о критическом положении

   - Кто там? - спросил Бритлс, приоткрыл дверь и, не сняв цепочки, выг-
лянул, заслоняя рукой свечу.
   - Откройте дверь, - отозвался человек, стоявший снаружи. - Это агенты
с Боу-стрит, за которыми посылали сегодня.
   Совершенно успокоенный этим ответом, Бритлс широко распахнул дверь  и
увидел перед собой осанистого человека в пальто, который вошел, не гово-
ря больше ни слова, и вытер ноги о циновку с такой невозмутимостью,  как
будто здесь жил.
   - Ну-ка, молодой человек, пошлите кого-нибудь сменить моего приятеля,
- сказал агент. - Он остался в двуколке, присматривает за лошадью.  Есть
у вас тут каретный сарай, куда бы можно было ее поставить минут на  пять
- десять?
   Когда Бритлс дал утвердительный ответ и указал им строение, осанистый
человек вернулся к воротам и помог своему  спутнику  поставить  в  сарай
двуколку, в то время как Бритлс в полном восторге светил им. Покончив  с
этим, они направились в дом и, когда их ввели в гостиную, сняли пальто и
шляпы и предстали во всей красе.
   Тот, что стучал в дверь, был человеком крепкого сложения, лет пятиде-
сяти, среднего роста, с лоснящимися черными волосами,  довольно  коротко
остриженными, с бакенами, круглой физиономией и зоркими глазами.  Второй
был рыжий, костлявый, в сапогах с отворотами; у него было некрасивое ли-
цо и вздернутый, зловещего вида нос.
   - Доложите вашему хозяину, что приехали Блетерс и  Дафф,  слышите?  -
сказал человек крепкого сложения, приглаживая волосы и кладя на стол па-
ру наручников. - А, добрый вечер, сударь! Разрешите сказать вам словечко
наедине.
   Эти слова были обращены к мистеру Лосберну, входившему в комнату; сей
джентльмен, знаком приказав Бритлсу удалиться, ввел обеих леди и  закрыл
дверь.
   - Вот хозяйка дома, - сказал мистер Лосберн, указывая на миссис  Мэй-
ли.
   Мистер Блетерс поклонился. Получив приглашение сесть, он положил шля-
пу на пол и, усевшись, дал  знак  Даффу  последовать  его  примеру.  Сей
джентльмен, который либо был менее привычен к  хорошему  обществу,  либо
чувствовал себя в нем менее свободно, уселся после ряда судорожных  дви-
жений и в замешательстве засунул в рот набалдашник своей трости.
   - Теперь займемся этим грабежом, сударь, - сказал Блетерс.  -  Каковы
обстоятельства дела?
   Мистер Лосберн, хотевший, казалось, выиграть время, рассказал  о  них
чрезвычайно подробно и с многочисленными отклонениями. Господа Блетерс и
Дафф имели весьма проницательный вид и изредка обменивались кивками.
   - Конечно, я ничего не могу утверждать, пока не  увижу  место  проис-
шествия, - сказал Блетерс, - но сейчас мое мнение, - и в этих пределах я
готов раскрыть свои карты, - мое мнение, что это сработано не  какой-ни-
будь деревенщиной. А, Дафф?
   - Разумеется, - отозвался Дафф.
   - Если перевести этим дамам слово "деревенщина", вы, насколько я  по-
нимаю, считаете, что это было совершено  не  деревенским  жителем?  -  с
улыбкой спросил мистер Лосберн.
   - Именно, сударь, - ответил Блетерс. - Больше никаких подробностей  о
грабеже?
   - Никаких, - сказал доктор.
   - А что это толкуют слуги о каком-то мальчике? - спросил Блетерс.
   - Пустяки, - сказал доктор. - Один из слуг с перепугу вбил себе в го-
лову, что мальчик имеет какое-то отношение к этим  разбойникам.  Но  это
вздор, сущая чепуха.
   - А если так, то очень легко с этим разделаться, - заметил доктор.
   - Он правильно говорит, - подтвердил Блетерс, одобрительно кивнув го-
ловой и небрежно играя наручниками, словно парой кастаньет. -  Кто  этот
мальчик? Что он о себе рассказывает? Откуда он пришел? Ведь не с неба же
он свалился, сударь?
   - Конечно, нет, - отозвался доктор, бросив беспокойный взгляд на обе-
их леди. - Вся его история мне известна, но об этом мы можем потолковать
позднее. Полагаю, вам сначала хотелось бы  увидеть,  где  воры  пытались
пробраться в дом?
   - Разумеется, - подхватил мистер Блетерс. - Лучше мы сначала осмотрим
место, а потом допросим слуг. Так принято расследовать дело.
   Принесли свет, и господа Блетерс  и  Дафф  в  сопровождении  местного
констебля, Бритлса, Джайлса и, короче говоря, всех остальных вошли в ма-
ленькую комнатку в конце коридора и выглянули из  окна,  а  после  этого
обошли вокруг дома по лужайке и заглянули в окно; затем им подали  свечу
для осмотра ставня; затем - фонарь, чтобы  освидетельствовать  следы;  а
затем вилы, чтобы обшарить кусты. Когда при  напряженном  внимании  всех
зрителей с этим делом было покончено, они  снова  вошли  в  дом,  и  тут
Джайлс и Бритлс должны были изложить свою  мелодраматическую  историю  о
приключениях минувшей ночи, которую они повторили раз пять-шесть, проти-
вореча друг другу не более чем в одном важном пункте в первый раз  и  не
более чем в десяти - в последний. Достигнув  таких  успехов,  Блетерс  и
Дафф выдворили всех из комнаты и вдвоем долго держали совет, столь  сек-
ретно и торжественно, что по сравнению с ним консилиум  великих  врачей,
разбирающих труднейший в медицине случай, показался бы детской забавой.
   Тем временем доктор, крайне озабоченный, шагал взад и вперед в сосед-
ней комнате, а миссис Мэйли и Роз с беспокойством смотрели на него.
   - Честное слово, - сказал он, пробежав по комнате  великое  множество
раз и, наконец, останавливаясь, - я не знаю, что делать.
   - Право же, - сказала Роз, - если правдиво рассказать этим людям  ис-
торию бедного мальчика, этого будет вполне достаточно,  чтобы  оправдать
его.
   - Сомневаюсь, милая моя молодая леди, - покачивая  головой,  возразил
доктор. - Полагаю, что это не оправдает его ни в их глазах, ни в  глазах
служителей правосудия, занимающих более высокое положение. В конце  кон-
цов кто он такой? - скажут они. - Беглец! Если руководствоваться  только
доводами и соображениями здравого смысла, его история в  высшей  степени
неправдоподобна...
   - Но вы-то ей верите? - перебила Роз.
   - Как ни странно, но верю, и, может быть, я старый дурак,  -  ответил
доктор. - Но тем не менее я считаю, что такой  рассказ  не  годится  для
опытного полицейского чиновника.
   - Почему? - спросила Роз.
   - А потому, прелестная моя допросчица, - ответил доктор, - что  с  их
точки зрения в этой истории много неприглядного: мальчик может  доказать
только те факты, которые производят плохое впечатление, и не докажет  ни
одного, выгодного для себя. Будь прокляты  эти  субъекты!  Они  пожелают
знать, зачем да почему, и не поверят на слово. Видите ли,  на  основании
его собственных показаний, он в течение какого-то  времени  находился  в
компании воров; его отправили в полицейское управление, обвиняя  в  том,
что он обчистил карман некоего джентльмена; из  дома  этого  джентльмена
его увели насильно в какоето место, которое он не может описать или ука-
зать и ни малейшего представления не имеет о том, где оно находится. Его
привозят в Чертей люди, которые как будто крепко связаны с ним, хочет он
того или не хочет, и его пропихивают в окно, чтобы ограбить дом,  а  за-
тем, как раз в тот момент, когда он собрался поднять на ноги  обитателей
дома и, стало быть, совершить поступок, который бы снял  с  него  всякие
обвинения, появляется эта бестолковая тварь, этот  болван  дворецкий,  и
стреляет в него. Словно умышленно хотел ему  помешать  сделать  то,  что
пошло бы ему на пользу. Теперь вам все понятно?
   - Разумеется, понятно, - ответила Роз, улыбаясь в ответ  на  взволно-
ванную речь доктора, - но все-таки я не вижу в этом ничего, что могло бы
повредить бедному мальчику.
   - Да, конечно, ничего! - отозвался доктор. - Да благословит бог  зор-
кие очи представительниц вашего пола. Они видят только одну сторону дела
- хорошую или дурную, - и всегда ту, которую заметят первой.
   Изложив таким образом результаты своего жизненного опыта, доктор  за-
сунул руки в карманы и еще проворнее зашагал по комнате.
   - Чем больше я об этом думаю, - продолжал док тор, - тем больше убеж-
даюсь, что мы не оберемся хлопот, если расскажем  этим  людям  подлинную
историю мальчика. Конечно, ей не поверят. А если даже они в конце концов
не могут ему повредить, то все же оглашение его истории, а также и  сом-
нения, какие она вызывает, существенно отразятся на вашем благом намере-
нии избавить его от страданий.
   - Ах, что же делать?! - вскричала Роз. - Боже мой,  боже  мой!  Зачем
они послали за этими людьми?
   - Совершенно верно, зачем? - воскликнула миссис Мэйли. - Я бы  ни  за
что на свете не пустила их сюда.
   - Я знаю только одно, - сказал, наконец, мистер Лосберн, усаживаясь с
видом человека, который на все решился, - надо сделать все, что можно, и
действовать надо смело. Цель благая, и пусть это послужит нам оправдани-
ем. У мальчика все симптомы сильной лихорадки, и он не в  таком  состоя-
нии, чтобы с ним можно было разговаривать; а нам это на руку. Мы  должны
извлечь из этого все выгоды. Если же получится  худо,  вина  не  наша...
Войдите!
   - Ну, сударь, - начал Блетерс, войдя  вместе  со  своим  товарищем  и
плотно притворив дверь, - дело это не состряпанное.
   - Черт подери! Что значит состряпанное дело?  -  нетерпеливо  спросил
доктор.
   - Состряпанным грабежом, миледи, - сказал Блетерс, обращаясь к  обеим
леди и как бы соболезнуя их невежеству, но презирая невежество  доктора,
- мы называем грабеж с участием слуг.
   - В данном случае никто их не подозревал, - сказала миссис Мэйли.
   - Весьма возможно, сударыня, - отвечал Блетерс, - но тем не менее они
могли быть замешаны.
   - Это тем более вероятно, что на них не падало подозрение, -  добавил
Дафф.
   - Мы обнаружили, что работали городские, - сказал Блетерс,  продолжая
доклад. - Чистая работа.
   - Да, ловко сделано, - вполголоса заметил Дафф.
   - Их было двое, - продолжал Блетерс, - и с ними мальчишка. Это  ясно,
судя по величине окна. Вот все, что мы можем сейчас сказать.  Теперь,  с
вашего разрешения, мы, не откладывая, посмотрим  на  мальчишку,  который
лежит у вас наверху.
   - А не предложить ли им сначала выпить чего-нибудь, миссис  Мэйли?  -
сказал доктор; лицо его прояснилось, словно его осенила  какая-то  новая
мысль.
   - Да, конечно! - с жаром подхватила Роз. - Если хотите, вас сейчас же
угостят.
   - Благодарю вас, мисс, - сказал Блетерс, проводя рукавом по губам.  -
Должность у нас такая, что в глотке пересыхает. Что найдется под  рукой,
мисс. Не хлопочите из-за нас.
   - Чего бы вам хотелось? - спросил доктор, подходя  вместе  с  молодой
леди к буфету.
   - Капельку спиртного, сударь, если вас не затруднит, -  ответил  Бле-
терс. - По дороге из Лондона мы промерзли, сударыня, а я всегда замечал,
что спирт лучше всего согревает.
   Это интересное сообщение было обращено к миссис Мэйли, которая выслу-
шала его очень милостиво. Пока оно  излагалось,  доктор  незаметно  выс-
кользнул из комнаты.
   - Ах! - произнес мистер Блетерс, беря рюмку не за ножку, а ежимая до-
нышко большим и указательным пальцами и держа ее на уровне груди. - Мне,
сударыня, довелось на своем веку видеть много таких дел.
   - Взять хотя бы эту кражу со взломом на проселочной дороге у Эдмонто-
на, Блетерс, - подсказал мистер Дафф своему коллеге.
   - Она напоминает здешнее дельце, правда? - подхватил мистер  Блетерс.
- Это была работа Проныры Чикуида.
   - Вы всегда приписываете это ему, - возразил Дафф. - А я вам  говорю,
что это сделал Семейный Пет. Проныра имел к этому  такое  же  отношение,
как и я.
   - Бросьте! - перебил мистер Блетерс. - Мне лучше  Знать.  А  помните,
как ограбили самого Проныру? Вот была потеха. Лучше всякого романа.
   - Как же это случилось? - спросила Роз, желая поддержать доброе  рас-
положение духа неприятных гостей.
   - Такую кражу, мисс, вряд ли кто мог бы строго осудить, - сказал Бле-
терс. - Этот самый Проныра Чикуид...


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]  [5] [6] [7]

Страница:  [4]