Глава I, в которой автор знакомит читателя с героем и в  которой  нет
ничего необычайного 

   Навигацию у нас  в  мореходном  училище  преподавал  Христофор  Бони-
фатьевич Врунгель.
   - Навигация, - сказал он на первом уроке, - это наука,  которая  учит
нас избирать наиболее безопасные и выгодные морские  пути,  прокладывать
эти пути на картах и водить по ним корабли... Навигация,  -  добавил  он
напоследок, - наука не точная. Для того чтобы вполне овладеть ею,  необ-
ходим личный опыт продолжительного практического плавания...
   Вот это ничем не замечательное вступление послужило для нас  причиной
жестоких споров и всех слушателей училища разбило на  два  лагеря.  Одни
полагали, и не без основания, что Врунгель - не иначе, как старый  морс-
кой волк на покое. Навигацию он знал блестяще, преподавал  интересно,  с
огоньком, и опыта у него, видимо, хватало. Похоже  было,  что  Христофор
Бонифатьевич и в самом деле избороздил все моря и океаны.
   Но люди, как известно, бывают разные. Одни доверчивы сверх всякой ме-
ры, другие, напротив, склонны к критике и сомнению. Нашлись и среди  нас
такие, которые утверждали, что наш профессор, в отличие от прочих  нави-
гаторов, сам никогда не выходил в море.
   В доказательство этого вздорного утверждения они приводили  внешность
Христофора Бонифатьевича. А внешность его действительно как-то не  вяза-
лась с нашим представлением о бравом моряке.
   Христофор Бонифатьевич Врунгель ходил в серой толстовке, подпоясанной
вышитым пояском, волосы гладко зачесывал с затылка на лоб, носил  пенсне
на черном шнурке без оправы, чисто брился, был тучным и низкорослым, го-
лос имел сдержанный и приятный, часто улыбался, потирал ручки, нюхал та-
бак и всем своим видом больше походил на отставного аптекаря, чем на ка-
питана дальнего плавания.
   И вот, чтобы решить спор, мы как-то попросили Врунгеля рассказать нам
о своих былых походах.
   - Ну, что вы! Не время сейчас, - возразил он с улыбкой и вместо  оче-
редной лекции устроил внеочередную контрольную по навигации.
   Когда же после звонка он вышел с пачкой  тетрадок  под  мышкой,  наши
споры прекратились. С тех пор никто уже не сомневался, что, в отличие от
прочих навигаторов, Христофор Бонифатьевич Врунгель приобрел  свой  опыт
домашним порядком, не пускаясь в дальнее плавание.
   Так бы мы и остались при этом ошибочном мнении, если  бы  мне  весьма
скоро, но совершенно неожиданно не посчастливилось  услышать  от  самого
Врунгеля рассказ о кругосветном путешествии, полном опасностей и приклю-
чений.
   Вышло это случайно. В  тот  раз  после  контрольной  Христофор  Бони-
фатьевич пропал. Дня через три мы узнали, что по дороге домой он потерял
в трамвае калоши, промочил ноги, простудился и слег в постель.  А  время
стояло горячее: весна, зачеты, экзамены... Тетради нужны были нам каждый
день... И вот меня как старосту -  курса  командировали  к  Врунгелю  на
квартиру.
   Я отправился. Без труда нашел квартиру, постучал. И тут, пока я стоял
перед дверью, мне совершенно ясно представился Врунгель, обложенный  по-
душками и укутанный одеялами, изпод которых торчит покрасневший от прос-
туды нос.
   Я постучал снова, погромче. Мне никто не ответил. Тогда я нажал двер-
ную ручку, распахнул дверь и... остолбенел от неожиданности.
   Вместо скромного отставного аптекаря за столом, углубившись в  чтение
какой-то древней книги, сидел грозный капитан в полной парадной форме, с
золотыми нашивками на рукавах.  Он  свирепо  грыз  огромную  прокуренную
трубку, о пенсне и помину не было, а седые, растрепанные волосы клочьями
торчали во все стороны. Даже нос, хотя  он  и  действительно  покраснел,
стал у Врунгеля как-то солиднее и всеми своими движениями выражал  реши-
тельность и отвагу.
   На столе перед Врунгелем в специальной стоечке стояла модель  яхты  с
высокими мачтами, с белоснежными парусами, украшенная разноцветными фла-
гами. Рядом лежал секстант. Небрежно брошенный сверток  карт  наполовину
закрывал сушеный акулий плавник. На полу вместо ковра распласталась мор-
жовая шкура с головой и с клыками, в углу валялся адмиралтейский якорь с
двумя смычками ржавой цепи, на стене висел кривой меч, а рядом с  ним  -
зверобойный гарпун. Было еще что-то, но я не успел рассмотреть.
   Дверь скрипнула. Врунгель поднял  голову,  заложил  книжку  небольшим
кинжалом, поднялся и, шатаясь как в шторм, шагнул мне навстречу.
   - Очень приятно познакомиться.  Капитан  дальнего  плавания  Врунгель
Христофор Бонифатьевич, - произнес он громовым басом, протягивая мне ру-
ку. - Чему обязан вашим посещением?
   Я, признаться, немножко струсил.
   - Да вот, Христофор Бонифатьевич, насчет тетрадок...  ребята  присла-
ли... - начал было я.
   - Виноват, - перебил он меня, - виноват, не узнал. Болезнь  проклятая
всю память отшибла. Стар стал, ничего не поделаешь... Да... так, говори-
те, за тетрадями? - переспросил Врунгель и, склонившись, стал рыться под
столом.
   Наконец он достал оттуда пачку тетрадей и хлопнул по ним своей  широ-
кой волосатой рукой, да так хлопнул, что пыль полетела во все стороны.
   - Вот, извольте, - сказал он, предварительно громко, со вкусом,  чих-
нув, - у всех "отлично"... Да-с, "отлично"! Поздравляю! С полным знанием
науки кораблевождения пойдете бороздить морские просторы под сенью  тор-
гового флага... Похвально, к тому же, знаете, и занимательно. Ах,  моло-
дой человек, сколько непередаваемых картин, сколько неизгладимых впечат-
лений ждет вас впереди! Тропики, полюса, плаванье по дуге большого  кру-
га... - прибавил он мечтательно. - Я, знаете, всем этим бредил, пока сам
не поплавал.
   - А вы разве плавали? - не подумав, воскликнул я.
   - А как же! - обиделся Врунгель. - Я-то? Я плавал. Я, батенька,  пла-
вал. Очень даже плавал. В некотором роде единственный в мире  кругосвет-
ный поход на двухместной парусной яхте. Сто сорок тысяч миль. Масса  за-
ходов, масса приключений... Конечно, теперь времена не те. И нравы изме-
нились, и положение, - добавил он,  помолчав.  -  Многое,  так  сказать,
предстает теперь в ином свете, но все же, знаете, оглянешься вот так на-
зад, в глубину прошлого, и приходится признать: много было и занятного и
поучительного в том походе. Есть что вспомнить, есть что порассказать!..
Да вы присядьте...
   С этими словами Христофор Бонифатьевич пододвинул мне китовый  позво-
нок. Я уселся на него, как на кресло, а Врунгель стал рассказывать.

   Глава II, в которой капитан Врунгель  рассказывает  о  том,  как  его
старший помощник Лом изучал английский язык, и о некоторых частных  слу-
чаях практики судовождения 

   Сидел я вот так в своей конуре, и, знаете,  надоело.  Решил  тряхнуть
стариной - и тряхнул. Так тряхнул, что по всему миру пыль пошла!.. Да-с.
Вам, простите, спешить сейчас некуда? Вот и отлично. Тогда и  начнем  по
порядку.
   Я в ту пору, конечно, был помоложе, но не так, чтобы вовсе мальчишка.
Нет. И опыт был за плечами, и годы. Стреляный, так сказать, воробей,  на
хорошем счету, с положением, и, скажу вам не хвастаясь, по заслугам. При
таких обстоятельствах я мог бы получить в командование самый большой па-
роход. Это тоже довольно интересно. Но в то время самый большой  пароход
был как раз в плавании, а я ждать не привык, плюнул и  решил:  пойду  на
яхте. Это тоже, знаете, не шутка -  пойти  в  кругосветное  плавание  на
двухместной парусной посудинке.
   Ну, стал искать судно, подходящее для выполнения  задуманного  плана,
и, представьте, нашел. Как раз то, что нужно. Точно для меня строили.
   Яхта, правда, требовала небольшого ремонта, но под личным моим наблю-
дением ее в два счета привели в порядок: покрасили, поставили новые  па-
руса, мачты, сменили обшивку, укоротили киль  на  два  фута,  надставили
борта... Словом, пришлось повозиться. Но зато вышла не яхта - игрушечка!
Сорок футов по палубе. Как, говорится: "Скорлупка во власти моря".
   Я не люблю преждевременных разговоров. Судно поставил у бережка, зак-
рыл брезентом, а сам пока занялся подготовкой к походу.
   Успех, подобного предприятия, как вы знаете,  во  многом  зависит  от
личного состава экспедиции. Поэтому я особенно тщательно выбирал  своего
спутника - единственного помощника и товарища в этом  долгом  и  трудном
пути. И, должен признаться, мне повезло: мой старший помощник  Лом  ока-
зался человеком изумительных душевных качеств. Вот,  судите  сами:  рост
семь футов шесть дюймов, голос - как у парохода, необыкновенная физичес-
кая сила, выносливость. При всем том отличное знание дела, поразительная
скромность - словом, все, что требуется первоклассному моряку. Но был  и
недостаток у Лома. Единственный, но серьезный: полное незнание иностран-
ных языков. Это, конечно, важный порок, но это  не  остановило  меня.  Я
взвесил положение, подумал, прикинул и приказал Лому в  срочном  порядке
овладеть английской разговорной речью. И, знаете. Лом  овладел.  Не  без
трудностей, но овладел за три недели.
   Для этой цели я избрал особый, дотоле неизвестный метод преподавания:
я пригласил для моего старшего помощника двух преподавателей.  При  этом
один обучал его с начала, с азбуки, а другой с конца. И, представьте,  с
азбукой-то у Лома и не заладилось, особенно с произношением. Дни и  ночи
напролет мой старший помощник Лом разучивал трудные английские буквы. И,
знаете, не обошлось без неприятностей. Вот так однажды он сидел за  сто-
лом, изучая девятую букву английского алфавита - "ай".
   - Ай... ай... ай... - твердил он на все лады, все громче и громче.
   Соседка услышала, заглянула, видит:  здоровый  детина  сидит,  кричит
"ай!". Ну, решила, что бедняге плохо, вызвала "скорую помощь". Приехали.
Накинули на парня смирительную рубашку, и я с трудом на другой день выз-
волил его из лечебницы. Впрочем, кончилось все благополучно: ровно через
три недели мой старший помощник Лом донес мне рапортом, что оба препода-
вателя доучили его до середины, и, таким образом,  задача  выполнена.  В
тот же день я назначил отход. Мы и без того задержались.
   И вот, наконец, долгожданный момент настал. Сейчас, возможно, событие
это прошло бы и незамеченным. Но в то время такие походы были в диковин-
ку. Сенсация, так сказать. И не мудрено, что с утра в тот день толпы лю-
бопытных запрудили берег. Тут, знаете, флаги, музыка, общее ликование...
Я встал в руль и скомандовал:
   - Поднять паруса, отдать носовой, руль на правую!
   Паруса взвились, распустились, как белые крылья, взяли ветер, а яхта,
понимаете, стоит. Отдали кормовой конец - все равно стоит.  Ну,  вижу  -
нужно принимать решительные меры. А тут как раз буксир шел мимо. Я схва-
тил рупор, кричу:
   - Эй, на буксире! Прими конец, черт побирай!
   Буксир потянул, пыхтит, мылит воду за кормой, только что на  дыбы  не
встает, а яхта - ни с места... Что за притча?
   Вдруг что-то ухнуло, яхта накренилась, я на мгновение потерял  созна-
ние, а когда очнулся, смотрю - конфигурация  берегов  резко  изменилась,
толпы рассеялись, вода кишит головными уборами, тут же плавает  будка  с
мороженым, верхом на ней сидит молодой человек с киноаппаратом и  крутит
ручку.
   А под бортом у нас целый зеленый остров. Я посмотрел - и  все  понял:
плотники недоглядели, поставили свежий лес. И, представьте, за лето яхта
всем бортом пустила корни и приросла. А я еще  удивлялся:  откуда  такие
красивые кустики на берегу? Да. А яхта построена крепко, буксир  добрый,
канат прочный. Как дернули, так полберега и отнесло  вместе  с  кустами.
Недаром, знаете, свежий лес не рекомендуется употреблять при  судострое-
нии... Неприятная история, что и говорить, но, к счастью, все  кончилось
благополучно, без жертв.
   В мои планы задержка не входила, понятно, но тут ничего не поделаешь.
Это, как говорится, "форсмажор" - непредвиденное  обстоятельство.  Приш-
лось встать на якорь и очистить борта. А то, понимаете, неудобно:  рыба-
ков не встретишь - рыбы засмеют. Не годится со своей усадьбой плавать.
   Я и мой старший помощник Лом весь день провозились  с  этой  работой.
Намучились, признаться, изрядно, вымокли, замерзли...  И  вот  уже  ночь
спустилась над морем, звезды высыпали на небе, на судах  бьют  полночную
склянку. Я отпустил Лома спать, а сам остался на вахте. Стою,  размышляю
о трудностях и прелестях предстоящего похода. И так это, знаете, размеч-
тался, не заметил, как и ночь прошла.
   А утром меня ждал страшный сюрприз: я не только сутки хода потерял  с
этой аварией - я потерял название корабля!
   Вы, может быть, думаете, что название роли не играет? Ошибаетесь, мо-
лодой человек! Имя для корабля - то же, что  фамилия  для  человека.  Да
вот, недалеко ходить за примером: Врунгель,  скажем,  звучная,  красивая
фамилия. А будь я какойнибудь Забодай-Бодайло, или вот ученик у меня был
- Суслик... Разве я мог бы рассчитывать на то уважение и доверие,  кото-
рым пользуюсь сейчас? Вы только представьте себе: капитан дальнего  пла-
вания Суслик... Смешно-с!
   Вот так же и судно. Назовите судно "Геркулес" или "Богатырь" -  перед
ним льды расступятся сами, а попробуйте назовите свое судно  "Корыто"  -
оно и плавать будет, как корыто, и  непременно  перевернется  где-нибудь
при самой тихой погоде.
   Вот поэтому я перебрал и взвесил десятки имен, прежде  чем  остановил
свой выбор на том, которое должна была носить моя красавица яхта. Я наз-
вал яхту "Победа". Вот славное имя для славного корабля! Вот имя,  кото-
рое не стыдно пронести по всем океанам! Я заказал медные литые  буквы  и
сам укрепил их на срезе кормы. Начищенные до блеска, они  огнем  горели.
За полмили можно было прочесть: "Победа".
   И вот в тот злополучный день, под утро, я стою один на палубе. На мо-
ре штиль, порт еще не проснулся, после бессонной ночи клонит  ко  сну...
Вдруг вижу: пыхтит портовый катерокработяга, подходит прямо ко мне  и  -
хлоп на палубу пачку газет! Честолюбие, конечно, в известной мере порок.
Но все мы люди, все человеки, как говорится, и каждому приятно, когда  в
газете пишут про него. Да-с. И вот я разворачиваю газету. Читаю:
   "Вчерашняя авария на старте кругосветного похода как нельзя лучше оп-
равдала оригинальное имя, которое капитан Врунгель дал своему судну..."
   Я несколько смутился, но, признаться, толком не понял, о  чем  разго-
вор. Хватаю другую газету, третью... Тут в одной из них мне бросается  в
глаза фотография: в левом углу я, в правом мой старший помощник  Лом,  а
посредине наша красавица яхта и подпись: "Капитан Врунгель и  яхта  "Бе-
да", на которой он отправляется... "
   Тогда я все понял. Я бросился на корму, посмотрел. Так и есть:  сбило
две буквы - "П" и "О".
   Скандал! Непоправимый скандал! Но сделать уже  ничего  невозможно:  у
газетчиков длинные языки. Врунгеля, капитана "Победы", никто  не  знает,
зато весь мир узнал уже о моей "Беде".
   Но долго горевать не пришлось. С берега потянул ветерок, паруса заше-
велились, я разбудил Лома и стал поднимать якорь.
   И пока мы шли морским каналом, нам со всех кораблей, как назло,  кри-
чали:
   - Эй, на "Беде", счастливого плавания!
   Жалко было красивого имени, но ничего не поделаешь. Так на  "Беде"  и
пошли.
   Вышли в море. Я еще не успел оправиться от огорчения. И все-таки дол-
жен сказать: хорошо в море! Недаром, знаете, еще древние греки говарива-
ли, что море все невзгоды смывает с души человека.
   Идем. Тишина, только волны шелестят вдоль бортов, мачта поскрипывает,
а берег уходит, тает за кормой. Погода свежеет, белячки пошли по волнам,
откуда-то прилетели буревестники, ветерок стал крепчать. Работает, свис-
тит в снастях настоящий морской, соленый ветер. Вот и последний маяк ос-
тался позади, берегов как не бывало, только море кругом; куда ни  взгля-
нешь - везде море.
   Я проложил курс, сдал командование Лому, постоял еще минутку на палу-
бе и пошел вниз, в каюту - вздремнуть часокдругой перед вахтой.  Недаром
у нас, у моряков, говорится: "Не выспаться всегда успеешь".
   Спустился, выпил на сон грядущий рюмочку рому, лег на койку и  заснул
как убитый.
   А через два часа, бодрый и свежий, поднимаюсь на  палубу.  Осмотрелся
кругом, глянул вперед... и в глазах у меня потемнело.
   На первый взгляд - ничего, конечно, особенного: то же море кругом, те
же чайки, и Лом в полном порядке, держит штурвал, но впереди, прямо  пе-
ред носом "Беды", - едва заметная, как серая ниточка, встает  над  гори-
зонтом полоска берега.
   А вы знаете, что это значит, когда берегу полагается  быть  слева  за
тридцать миль, а он у вас прямо по носу? Это полный скандал. Безобразие.
Стыд и позор для вас! Я был потрясен, возмущен и  напуган.  Что  делать?
Поверите ли, я решил положить судно на обратный курс и  с  позором  вер-
нуться к причалу, пока не поздно. А то ведь с таким помощником плавать -
так заедешь что и не выберешься, особенно ночью.
   Я уже собрался отдать соответствующую команду, уже и воздух  в  грудь
набрал, чтобы повнушительнее это вышло, но тут, к счастью, все  объясни-
лось. Лома выдал нос. Мой старший помощник все время сворачивал нос  на-
лево, жадно втягивал воздух и сам тянулся туда же.
   Ну, тогда я все понял: в моей каюте, по левому борту, осталась  неза-
купоренная бутылка прекрасного рому. А у Лома редкий нюх на спиртное, и,
понятно, его тянуло к бутылке. Это бывает.
   А раз так - значит, дело поправимое. В некотором роде частный  случай
практики кораблевождения. Бывают такие случаи, не  предусмотренные  нау-
кой. Я не стал даже раздумывать, спустился в каюту и  незаметно  перенес
бутылку на правый борт. Нос у Лома потянулся, как  компас  за  магнитом,
судно послушно покатилось туда же, а два часа  спустя  "Беда"  легла  на
прежний курс. Тогда я поставил бутылку впереди, у мачты, и Лом больше не
сбивался с курса. Он вел "Беду", как по ниточке, и только один раз  осо-
бенно жадно втянул воздух и спросил:
   - А что, Христофор Бонифатьевич, не прибавить ли нам парусов?
   Это было дельное предложение. Я согласился. "Беда" и до того шла неп-
лохо, а тут полетела стрелой.
   Вот таким образом и началось наше дальнее плавание.

   Глава III О том, как техника и находчивость могут возместить недоста-
ток храбрости, и о том, как в плавании  надо  использовать  все  обстоя-
тельства, вплоть до личного недомогания 

   Дальнее плавание... Слова-то какие! Вы задумайтесь, молодой  человек,
прислушайтесь к музыке этих слов.
   Дальнее... даль... простор необъятный... пространство. Не правда ли?
   А "плавание"? Плавание - это стремление вперед, движение, иными  сло-
вами.
   Значит так: движение в пространстве.
   Тут, знаете, астрономией пахнет. Чувствуешь  себя  в  некотором  роде
звездой, планетой, спутником, на худой конец.
   Вот поэтому и тянет таких людей, как я или, скажем, мой тезка Колумб,
в дальнее плавание, в открытый океан, на славные морские подвиги.
   И все же не в этом главная сила, которая заставляет нас покидать род-
ные берега.
   И если хотите знать, я вам открою секрет и поясню, в чем тут дело.
   Удовольствия дальнего  плавания  неоценимы,  что  говорить.  Но  есть
большее удовольствие: рассказать в кругу близких друзей и случайных зна-
комых о явлениях прекрасных и необычайных, свидетелями которых вы стано-
витесь в дальнем плавании, поведать о тех  положениях,  порой  забавных,
порой трагических, в которые то и дело ставит вас превратная судьба  мо-
реплавателя.
   Но в море, на большой океанской дороге, что вы можете встретить? Воду
и ветер главным образом.
   А что вы можете пережить? Штормы, штиль, блуждания в туманах,  вынуж-
денные простои на мелях... Бывают, конечно, и в открытом море  различные
необычайные происшествия, и в нашем походе их было немало, но в основном
про воду, про ветер, про туманы и мели много не расскажешь.
   Рассказать-то, положим, можно бы. Рассказать есть что: бывают, допус-
тим, смерчи, тайфуны, жемчужные отмели - мало ли что!  Все  это  порази-
тельно интересно. Ну, рыбы там, корабли, спруты - тоже и об  этом  можно
рассказать. Да вот беда: столько уж об этом порассказано, что не успеете
вы рот раскрыть - все ваши слушатели сразу  разбегутся,  как  караси  от
акулы.
   Другое дело - заходы, новые берега, так сказать. Там, знаете, есть на
что посмотреть, есть чему удивиться. Да-с. Недаром говорят: "Что  город,
то норов".
   Вот поэтому такой моряк, как я, любознательный и не связанный коммер-
ческими интересами, старается всячески разнообразить свое плавание захо-
дами в чужие страны. И в  этом  отношении  плавание  на  маленькой  яхте
представляет бесчисленные преимущества.
   А как же, знаете! Встали вы, допустим, на вахту, склонились над  кар-
той. Вот ваш курс, справа некое царство, слева некое государство, как  в
сказке. А ведь там тоже люди живут. А как живут? Интересно ведь  посмот-
реть хоть одним глазком! Интересно? Извольте, полюбопытствуйте,  кто  же
вам не велит? Руль на борт... и вот уже входной маяк на  горизонте!  Вот
так-то!
   Да-с. Мы шли с попутным ветром, туман лежал над морем, и "Беда"  бес-
шумно, как призрак, милю за милей глотала пространство. Не успели мы ог-
лянуться, прошли Зунд, Каттегат, Скагеррак... Я не мог  нарадоваться  на
ходовые качества яхты. И вот на пятые сутки, на рассвете, туман рассеял-
ся, и по правому борту у нас открылись берега Норвегии.
   Можно бы пройти мимо, но куда торопиться? Я скомандовал:
   - Право на борт!
   Мой старший помощник Лом положил руль круто направо, и три часа спус-
тя цепь нашего якоря загрохотала в красивом и тихом фиорде.
   Вы не бывали в фиордах, молодой человек? Напрасно!  Непременно  побы-
вайте при случае.
   Фиорды, или шхеры, другими словами, - это, знаете, такие узкие заливы
и бухточки, запутанные, как куриный след, а кругом скалы, изрытые трещи-
нами, обросшие мохом, высокие и неприступные. В воздухе  стоит  торжест-
венное спокойствие и нерушимая тишина. Красота необычайная!
   - А что. Лом, - предложил я, - не сойти ли нам погулять до обеда?
   - Есть погулять до обеда! - гаркнул Лом, да так, что птицы тучей под-
нялись со скал, а эхо (я сосчитал) тридцать два раза повторило: "Беда...
беда... беда..."
   Скалы как бы приветствовали приход нашего судна.  Хотя,  конечно,  на
иностранный манер, ударение не там, но все же, знаете, приятно и  удиви-
тельно. Впрочем, по правде сказать, особенно и  поражаться  нечему.  Там
изумительное эхо в фиордах... Да одно ли эхо! Там,  батенька,  сказочные
места и сказочные бывают происшествия. Вы послушайте, что дальше  случи-
лось.
   Я закрепил руль и пошел переодеться в каюту. Лом  тоже  спустился.  И
вот, знаете, я уже совсем готов, шнурую ботинки - вдруг чувствую:  судно
получило резкий наклон на нос. Встревоженный, пулей вылетаю на палубу, и
глазам моим представляется печальная картина: нос яхты целиком в воде  и
продолжает быстро погружаться, корма же, напротив, вздымается кверху.
   Я понял, что сам виноват: не учел особенностей грунта,  а  главное  -
прилив прозевал. Якорь зацепился, держится, как влитой, а вода  подпира-
ет. И цепь потравить невозможно: весь нос в воде, поди-ка ныряй к  браш-
пилю. Куда там!
   Едва мы успели задраить наглухо вход в каюту, как "Беда"  заняла  со-
вершенно вертикальную позицию,  наподобие  рыболовного  поплавка.  Ну  и
пришлось смириться перед стихией. Ничего не поделаешь. Спаслись на  кор-
ме. Так там и пересидели до вечера, пока вода начала спадать. Вот так.
   А вечером, умудренный опытом, я ввел судно в узкий пролив и  причалил
к берегу. Так-то, думаю, будет вернее.
   Да-с. Приготовили скромный ужин, произвели уборку, зажгли  огни,  как
положено, и улеглись спать, уверенные, что не повторится история с  яко-
рем. А утром, чуть свет. Лом будит меня и рапортует:
   - Разрешите доложить, капитан: полный штиль, барометр показывает  яс-
но, температура наружного воздуха двенадцать градусов по Цельсию, произ-
вести измерение глубины и температуры воды не представилось возможным за
отсутствием таковой.
   Я спросонья не сразу и понял, о чем он говорит.
   - То есть как это за "отсутствием"? - спрашиваю. - Куда же она  дева-
лась?
   Ушла с отливом, - рапортует Лом. - Судно заклинилось между скалами  и
пребывает в состоянии устойчивого равновесия.
   Вышел я, вижу - та же песня да на новый лад. То прилив  нас  попутал,
теперь отлив шутки шутит. То,  что  принял  я  за  проливчик,  оказалось
ущельем. К утру вода сошла, и мы встали на твердый грунт,  как  в  сухом
доке. Под килем - пропасть в сорок футов, выбраться нет никакой  возмож-
ности. Куда там выбраться! Одно остается - сидеть, ждать погоды,  прили-
ва, вернее сказать.
   Но я не привык тратить время по-пустому. Осмотрел яхту со  всех  сто-
рон, бросил за борт шторм-трап, взял топор,  рубанок,  кисть.  Заподлицо
обтесал борта в тех местах, где остались сучья, закрасил. А  когда  вода
пошла на прибыль. Лом закинул с кормы удочку и наловил рыбы на уху.  Так
что, видите, даже такое неприятное обстоятельство, если с умом  взяться,
можно обернуть на пользу делу, так сказать.
   После всех этих событий благоразумие подсказывало покинуть этот  пре-
дательский фиорд. Кто же его знает, какие он еще готовит сюрпризы? Но  я
человек, как вы знаете, смелый, настойчивый, даже несколько упрямый, ес-
ли хотите, и не привык отказываться от принятых решений.
   Так и в тот раз: решил гулять - значит, гулять. И как  только  "Беда"
встала на воду, я перевел ее на новое, безопасное место.  Вытравил  цепь
подлиннее, и мы отправились.
   Идем между скалами по тропинке, и чем дальше идем, тем  поразительнее
окружающая природа. На деревьях белки, птички какие-то:  "чик-чирик",  а
под ногами сухие сучья трещат, и кажется: сейчас выйдет медведь и  заре-
вет... Тут же ягоды, земляника. Я, знаете, нигде не видел такой земляни-
ки. Крупная, с орех! Ну, мы увлеклись, углубились в лес,  забыли  совсем
про обед, а когда спохватились, смотрим - поздно. Уже солнце склонилось,
тянет прохладой. И куда идти, неизвестно. Кругом лес.  Куда  ни  посмот-
ришь, везде ягоды, ягоды, одни ягоды...
   Спустились вниз, к фиорду, видим - не тот фиорд. А время уже к  ночи.
Делать нечего, развели костер, ночь кое-как прошла, а утром  полезли  на
гору. Может быть, думаем, оттуда, сверху, увидим "Беду".
   Лезем в гору, нелегко при моей комплекции,  но  лезем,  подкрепляемся
земляникой. Вдруг слышим сзади какой-то шум. Не то ветер, не то водопад,
трещит что-то все громче, и как будто попахивает дымком.
   Я обернулся, гляжу - так и есть: огонь!  Обступает  со  всех  сторон,
стеной идет за нами. Тут уж, знаете, не до ягод.
   Белки побросали гнезда, прыгают с ветки на ветку, все выше по склону.
Птицы поднялись, кричат. Шум, паника...
   Я не привык бегать от опасности, но тут,  делать  нечего,  надо  спа-
саться. И полным ходом за белками, на вершину скалы, - больше некуда.
   Вылезли, отдышались, осмотрелись кругом. Положение, доложу вам,  без-
выходное: с трех сторон огонь, с четвертой - крутая скала... Я посмотрел
вниз - высоко, даже дух захватило. Картинка, в  общем,  безрадостная,  и
единственное отрадное пятно на этом мрачном горизонте - наша "Беда"-кра-
савица. Стоит как раз под нами, чуть качается на  волне  и  мачтой,  как
пальчиком, манит к себе на палубу.
   А огонь все ближе. Белок кругом видимо-невидимо. Осмелели. У  других,
знаете, хвосты в огне пообгорели, так те  особенно  храбрые,  нахальные,
проще сказать: лезут прямо на нас, толкаются, нажимают,  того  и  гляди,
спихнут в огонь. Вот оно как костры разводить!
   Лом в отчаянии. Белки тоже в отчаянии. Признаться, и мне  не  сладко,
но я не подаю виду, креплюсь - капитан не должен поддаваться  унынию.  А
как же!
   Вдруг смотрю - одна белка нацелилась, хвост распушила и прыг прямо на
"Беду", на палубу. За ней другая, третья и, гляжу, - как горох,  посыпа-
лись. В пять минут у нас на скале стало чисто.
   А мы что, хуже белок, что ли? Я решил тоже прыгать. Ну, искупаемся  в
крайнем случае. Подумаешь, велика важность! Это даже полезно перед завт-
раком - искупаться. А у меня так: решено - значит, сделано.
   - Старший помощник, за белками - полный вперед! - скомандовал я.
   Лом шагнул, занес уже ногу над пропастью, но  вдруг  извернулся,  как
кошка, и назад.
   - Не могу, - говорит, - Христофор Бонифатьевич, увольте! Не буду пры-
гать, я лучше сгорю...
   И я вижу: действительно сгорит человек, а прыгать не станет.  Естест-
венная боязнь высоты, болезнь своего рода... Ну что тут делать! Не  бро-
сать же беднягу Лома!
   Другой бы растерялся на моем месте, но я не таков. Я нашел выход.
   У меня с собой оказался бинокль. Прекрасный морской бинокль с двенад-
цатикратным приближением. Я приказал Лому поставить бинокль  по  глазам,
подвел его к краю скалы и строгим голосом спрашиваю:
   - Старший помощник, сколько белок у вас на палубе?
   Лом принялся считать:
   - Одна, две, три, четыре, пять...
   - Отставить! - крикнул я. - Без счета принять, загнать в трюм!
   Тут чувство служебного долга взяло верх над сознанием опасности, да и
бинокль, как ни говорите, помог: приблизил палубу. Лом спокойно шагнул в
пропасть...
   Я глянул вслед - только брызги поднялись столбом. А минуту спустя мой
старший помощник Лом уже вскарабкался на борт и принялся загонять белок.
   Тогда и я последовал тем же путем. Но мне, знаете, легче:  я  человек
бывалый, могу без бинокля.
   А вы, молодой человек, учтите этот урок, при случае пригодится: собе-
ретесь, к примеру, с парашютом  прыгать,  непременно  возьмите  бинокль,
хоть плохонький, какой-никакой, а все-таки, знаете, как-то легче, не так
высоко.
   Ну, спрыгнул. Вынырнул. Забрался и я на палубу. Хотел Лому помочь, да
он парень расторопный, один справился. Не успел я отдышаться, а  он  уже
захлопнул люк, встал во фронт и рапортует:
   - Принято без счета полный груз белок живьем! Какие последуют  распо-
ряжения?
   Вот тут, знаете, подумаешь, какие распоряжения.
   На первое время ясно, поднимать якорь, ставить паруса  да  и  уходить
подобру-поздорову от этой горящей горы. Ну его к  дьяволу,  этот  фиорд.
Смотреть тут нечего больше, да и жарко стало к тому  же...  Так  что  по
этому вопросу у меня сомнений не возникло. А вот что с  белками  делать?
Тут, знаете, похуже положение. Черт их знает, что с ними делать? Хорошо,
еще вовремя в трюм загнали, а то, знаете, проголодались негодные зверюш-
ки, принялись грызть снасти. Еще бы чуть - и ставь весь такелаж.
   Ну конечно, можно бы ободрать с белок шкурки и сдать в  любом  порту.
Мех ценный, добротный. Не без выгоды можно бы провести операцию. Но  это
как-то нехорошо; они нас спасли, во всяком случае указали путь к  спасе-
нию, а мы с них последние шкурки! Не в моих это  правилах.  А  с  другой
стороны, везти с собой всю эту компанию вокруг света - тоже удовольствие
не из приятных. Ведь это значит кормить, поить, ухаживать. А  как  же  -
это закон: принял пассажиров - создай условия. Тут,  знаете,  хлопот  не
оберешься.
   Ну я решил так: дома разберемся. А у нас, у моряков, где дом? В море.
Макаров, адмирал, помните, как говорил: "В море - значит дома". Вот и  я
так. Ладно, думаю, выйдем в море, а там  подумаем.  Запросим  в  крайнем
случае инструкции в порту отправления. Да-с.
   Вот и пошли. Идем. Встречаемся с рыбаками, с пароходами. Хорошо! А  к
вечеру ветерок закрепчал, начался настоящий шторм - баллов десять.  Море
бушует. Как поднимет нашу "Беду", как  швырнет  вниз!..  Снасти  стонут,
мачта скрипит. Белки в трюме укачались с непривычки, а я радуюсь: "Беда"
моя держится молодцом, на пять с плюсом сдает штормовой экзамен. И Лом -
героем: надел зюйдвестку стоит, как влитой, у руля и твердой рукой  дер-
жит штурвал. Ну, я постоял еще, посмотрел, полюбовался на разбушевавшую-
ся стихию и пошел к себе в каюту. Сел к столу, включил  приемник,  надел
наушники и слушаю, что там в эфире творится.
   Чудесная это штука - радио. Нажмешь кнопку, повернешь  рукоятку  -  и
на-ка, все к твоим услугам: музыка, погода на завтра, последние новости.
Другие, знаете, болеют насчет футбола - так тоже, извольте:  "Удар!  Еще
удар!.. И вратарь вынимает мяч из сетки..." Словом, не мне вам рассказы-
вать: радио - великая вещь! Но я в тот раз как-то неудачно попал. Поймал
Москву, настроился, слышу:  "Иван...  Роман...  Константин...  Ульяна...
Татьяна... Семен... Кирилл..." - точно в  гости  пришел  и  знакомишься.
Прямо хоть не слушай.  А  у  меня  еще  зуб  был  с  дуплом,  разболелся
что-то... должно быть, после купанья, - так разболелся, хоть плачь.
   Ну, я решил прилечь, отдохнуть. Совсем было снял наушники, вдруг слы-
шу: никак, SOS? Прислушался: "Т-Т-Т... Та, Та, Та, Т-Т-Т..." Так и есть:
сигнал бедствия. Судно гибнет, и здесь где-то, близко.  Я  замер,  ловлю
каждый звук, хочу узнать поподробнее: где? что?  В  это  время  накатила
волна, да так поддала "Беду", что она, бедняжка, совсем легла  на  борт.
Белки взвыли. Но это бы еще ничего. Тут гораздо хуже получилось:  прием-
ник прыг со стола, сорвался, знаете, хлоп о  переборку  и  разлетелся  в
куски. И вижу: не соберешь. Передачу, конечно, как ножом отрезало. И та-
кое тяжелое чувство: рядом кто-то терпит бедствие, а где,  кто  -  неиз-
вестно.
   Надо идти выручать, а куда идти - кто его знает? И зуб еще хуже  раз-
болелся.
   И вот представьте: он-то меня и выручил! Я недолго думая хватаю конец
антенны - и прямо в зуб, в дупло. Боль адская, искры из глаз посыпались,
но зато прием опять наладился. Музыки, правда, не слышно, да мне,  приз-
наться, тут музыка и ни к чему. Какая там музыка! А морзе зато  -  лучше
не придумаешь: точка - кольнет незаметно, как булавочкой, а  уж  тире  -
точно кто шуруп туда закручивает. И никакого усилителя не нужно, и ника-
кой настройки - больной  зуб  с  дуплом  и  без  того  обладает  высокой
чувствительностью. Терпеть трудно, конечно, но что  поделаешь:  в  таком
положении приходится жертвовать собой.
   И, поверите ли, так всю передачу до конца на зуб и принял.
   Записал, разобрал, перевел. Оказывается, почти рядом с нами  норвежс-
кий парусник потерпел аварию: сел на мель на Доггербанке, получил пробо-
ину, вот-вот пойдет ко дну.
   Тут думать некогда, надо идти выручать. Я забыл про зубную боль и сам
стал распоряжаться спасением. Поднялся на палубу, стал к штурвалу.
   Идем. Ночь кругом, холодное море, волны хлещут, ветер свистит...
   Ну, с полчаса прошли, отыскали норвежцев, осветили ракетами. Я вижу -
дело дрянь. Вплотную, борт о борт, не станешь - разобьет. Шлюпки  у  них
все снесло, а на концах перетаскивать людей в такую погоду  тоже  риско-
ванно: перетопишь, чего доброго.
   Зашел с одной стороны, зашел с другой - ничего не  выходит.  А  шторм
разыгрался пуще прежнего. Как накатит на это суднишко волна, так  его  и
не видно совсем. Перекатывает через палубу, одни мачты  торчат...  Стоп,
думаю, это нам на руку.
   Я решил рискнуть. Зашел на ветер, повернул оверштаг и вместе с волной
на всех парусах пошел фордевинд полным ходом.
   Расчет тут был самый простой: у "Беды" осадка небольшая,  а  волны  -
как горы. Удержимся на гребне - как раз и проскочим над палубой.
   Ну, знаете, норвежцы уже отчаялись, а я тут как  тут.  Стою  в  руле,
правлю так, чтобы не зацепить за мачты, а Лом ловит потерпевших прямо за
шиворот, сразу по двое. Восемь раз так прошли и вытащили всех - шестнад-
цать человек во главе с капитаном.
   Капитан немножко обиделся: ему последнему полагается покидать  судно,
а Лом в спешке да в темноте не разобрал, подцепил его первым.  Некрасиво
получилось, конечно, ну да ничего, бывает... И  только  сняли  последнюю
пару, смотрю - катит девятый вал. Налетел, ухнул - только щепки полетели
от несчастного суднишка.
   Норвежцы сняли шапки, стоят дрожат на палубе. Ну, и мы  посмотрели...
Потом развернулись, легли на курс и пошли полным ходом назад,  в  Норве-
гию.
   На палубе теснота - не повернешься, но норвежцы ничего, довольны  да-
же. Да и понятно: конечно, и тесно и холодно, а все лучше, чем  купаться
в такую погоду.
   Да... Выручил, спас норвежцев. Вот тебе и "Беда"! Для кого беда,  для
кого чудесное, так сказать, избавление от гибели.
   А все находчивость! В дальнем плавании, молодой человек, если  хотите
быть хорошим капитаном, никогда не теряйте  ни  одной  возможности,  ис-
пользуйте все для пользы дела, даже  личное  недомогание,  если  к  тому
представится случай. Вот так-то!


   Глава IV О нравах скандинавских народов, о неправильном  произношении
некоторых географических названий и о применении белок в морском деле 

   Пришли назад в Норвегию, в город Ставангер. Эти моряки оказались бла-
городными людьми и приняли нас великолепно.
   Меня и Лома поместили в лучшей гостинице, яхту за свой счет покрасили
самой дорогой краской. Да что там яхту, - белок и тех не забыли: выписа-
ли на них документы, оформили как груз, а потом приходят и спрашивают:
   - Чем прикажете кормить ваших милых животных?
   А чем их кормить? Я в этом деле ничего не понимаю, никогда  белок  не
разводил. Спросил у Лома, тот говорит:
   - Точно не скажу, но, помнится, орехами и сосновыми шишками.
   И  вот,  представляете,  какая  случайность:  я  свободно  объясняюсь
по-норвежски, а вот эти два слова забыл. Вертятся на языке, а  вспомнить
не могу. Как отшибло. Думал, думал, как быть? Ну и придумал: послал Лома
вместе с норвежцами в бакалейную лавочку.
   - Посмотрите, - говорю, - может быть и найдете что подходящее.
   Пошел он. Потом вернулся, доложил, что все в порядке: нашел,  мол,  и
орехи и шишки. Меня, признаться, несколько удивило, что в лавке  торгуют
шишками, но, знаете, в чужой стране чего не бывает!  Может,  думаю,  для
самоваров или, там, елки украшать, мало ли для чего?
   А вечером прихожу на "Беду" - посмотреть, как идет окраска,  заглянул
в трюм к белкам - и чтобы вы думали! Лом ошибся, но до  чего  же  удачно
ошибся!
   Гляжу - сидят мои белки, как на именинах, и за обе щеки уплетают оре-
ховую халву. Халва в банках, и на каждой, на крышке, нарисован орех. А с
шишками еще лучше: вместо шишек привезли ананасы.  Ну  и  действительно,
кто не знает, легко может спутать. Ананасы, правда, размером побольше, в
остальном похожи, и запах тот же. Лом там, в лавочке, как увидел,  ткнул
пальцем туда-сюда, - вот оно так и получилось.
   Ну, стали нас водить по театрам, по музеям, показывать различные дос-
топримечательности. Показали, между прочим,  живую  лошадь.  Это  у  них
большая редкость. Ездят там на автомобилях, еще больше ходят пешком. Па-
хали в то время своими силами, вручную, так что лошади были им ни к  че-
му. Каких помоложе - повывезли, постарше - так передохли, а которые  ос-
тались, так те стоят в зоопарках, жуют сено и мечтают.
   И если выведут лошадь на прогулку, сейчас же  собирается  толпа,  все
смотрят, кричат, нарушают уличное движение. Все равно как у нас пошел бы
жираф по улице, так тоже, я думаю, старшина не знал бы,  какой  свет  на
светофоре зажигать.
   Ну, а нам лошадь не в диковинку.  Я  даже  решил  удивить  норвежцев:
схватил ее за холку, вскочил, пришпорил каблуками.
   Норвежцы ахнули, а на другое утро все газеты поместили статью о  моей
храбрости и фотографию: мчится лошадь вскачь и я на ней. Без седла,  ки-
тель расстегнулся, трепещет на ветру, фуражка сбилась, ноги болтаются, а
у лошади хвост трубой...
   После я понял: неважная фотография, недостойная моряка, но тогда сго-
ряча не обратил внимания и был тоже доволен.
   И норвежцы остались довольны.
   Вообще нужно сказать, приятная эта страна. И народ там  хороший,  та-
кой, знаете, тихий народ, приветливый, добродушный.
   Я там, в Норвегии, не раз, конечно, и прежде бывал, и смолоду, помню,
такой у меня вышел случай.
   Высадились мы в одном порту, а оттуда мой путь лежал по железной  до-
роге.
   Ну-с, прихожу на станцию. Поезд не скоро. С чемоданами гулять,  прямо
скажем, - затруднительно и неудобно.
   Разыскал я начальника станции, спрашиваю:
   - Где тут у вас камера хранения?
   А начальник, славный такой старичок, развел руками.
   - Извините, - говорит, - специального помещения для  хранения  ручной
клади у нас не предусмотрено. Но это ничего, вы, - говорит, -  не  стес-
няйтесь, оставьте, тут ваши чемоданчики, они никому не помешают,  уверяю
вас...
   Вот так-то. А недавно дружок мой оттуда прибыл. У него,  представьте,
в поезде из купе увели чемодан. Да что там говорить: многое изменилось и
в нравах и в обхождении. Ну как же, знаете: в войну немцы там побывали -
новый порядок наводили. И сейчас посещают  страну  разные  просветители,
поднимают образ жизни на должную высоту. Ну и, конечно, пообтерся народ,
стал порасторопнее. Теперь уж и  там  понимают,  что  где  плохо  лежит.
Культура!
   Ну, а в то время жили там еще по старинке. Тихо жили. Но не все. Были
и тогда в Норвегии люди, так сказать, передовые, вкусившие от древа поз-
нания добра и зла. Вот, допустим, владельцы крупных  магазинов,  заведе-
ний, фабрик. Эти и тогда понимали, где что плохо лежит.
   И меня это тоже коснулось самым, так сказать, непосредственным  обра-
зом. Есть там фирма одна - производит  телефоны,  радиоприемники...  Так
вот, пронюхали эти фабриканты про мой зуб и забеспокоились. Да и  понят-
но: ведь если все станут на зуб принимать, никто и  приемников  покупать
не будет. Урон-то какой! Тут забеспокоишься. Ну, и решили недолго  думая
завладеть моим изобретением, да и моим зубом  заодно.  Сначала,  знаете,
так это, по-хорошему, прислали деловое письмо с предложением продать мой
дефектный зуб. А я рассудил, думаю: "С какой же стати?" Зуб еще  ничего,
кусать можно, а что с дуплом, так это уж, извините, мое дело. У меня вот
один знакомый есть, так он даже любит, когда зубы болят.
   - Конечно, - говорит, - когда болят, действительно и больно и  непри-
ятно, но зато, когда пройдут, уж больно хорошо!
   Да. Ну, я ответил, что не продаю зуб, и все тут...
   Так, думаете, они успокоились? Как бы не  так!  Решили  выкрасть  мой
зуб. Появились какие-то негодяи, ходят по пятам за мной,  заглядывают  в
рот, шепчутся... Ну и стало мне не по себе: хорошо, как один зуб, так уж
и быть, ну а как для верности заберут совсем, с головой? Куда я без  го-
ловы пойду плавать?
   Вот я и решил уйти от греха. Запросил в порту отправления  инструкции
по вопросу о белках, а сам, чтобы защититься от злоумышленников,  принял
особые меры: взял дубовую сходню, один конец засунул под ворота  пакгау-
за, другой под дверь кубрика и приказал Лому грузить "Беду" балластом.
   Яхта осела до фальшборта, сходня согнулась, как пружина, одним только
краешком держится под дверью. Я перед сном осмотрел, проверил готовность
этого сооружения и спокойно улегся спать. Даже вахту не выставил:  неза-
чем. И вот, знаете, под утро пришли. Я слышу осторожные шаги, скрип две-
ри, потом вдруг - трах! - сходня выскочила из-под двери, разогнулась...
   Я выхожу - и вижу: подействовала моя катапульта, да еще как!  Тут  на
берегу была радиостанция, так этих негодяев забросило на самую верхушку,
на мачту. Они там зацепились штанами, висят и орут на весь город.
   Как уж их снимали, не могу вам сказать - не видел.
   Тут как раз пришел и ответ из порта с предписанием сдать белок в Гам-
бург. Был там знаменитый зоопарк Гаденбека, так он скупал различных зве-
рей.
   Я вам уже имел случай докладывать о некоторых преимуществах  спортив-
ного плавания. В спортивном плавании сам себе хозяин: куда хочешь,  туда
и идешь. А уж если связался с грузом, тогда все равно как извозчик: вож-
жи в руках, а везешь - куда прикажут.
   Вот, допустим, Гамбург. Да разве я пошел бы туда по своей охоте! Чего
я там не видел? Шуцманов, что ли? Ну и  опять  же,  знаете,  усложняется
плавание, появляется всяческая коммерческая переписка, соображения  сох-
ранности груза, таможенные формальности, тем более в  Гамбурге...  Народ
там, не в пример норвежцам, тертый, невежливый - того и гляди,  обдерут,
как липку.
   Кстати, знаете, никак не пойму, почему это у нас твердо так  произно-
сится: "Гамбург"? Неправильно это, тамошние жители называют  свой  город
"Хамбург".  Оно  и  звучит  помягче,  а  главное,  больше  соответствует
действительности.
   Да, но раз приказано, надо подчиняться. Привел в Гамбург "Беду", пос-
тавил у стенки, сам оделся почище и пошел разыскивать Гаденбека. Прихожу
в зверинец. Там, знаете, и слоны, и тигры, и крокодил, и птица марабу, и
белка эта самая висит тут же в клетке. Да какая еще белка, не моим чета!
Мои бездельницы, сидят в трюме, объедаются халвой, а у этой сделана вер-
тушка, и она там все время, как заводная, как белка в колесе, так и пры-
гает, так и вертится. Заглядишься!
   Ну-с, разыскал я самого Гаденбека, представился и объяснил, что  имею
на борту полный груз белок, живьем, по сходной цене.
   Гаденбек посмотрел в потолок, сложил руки на животе, покрутил пальца-
ми.
   - Белки, - говорит, - это такие с хвостиками  и  с  ушками?  Как  же,
знаю. Так у вас белки? Ну что же, я возьму. Только, знаете, у нас  очень
строго с контрабандой. Документы на них в порядке?
   Тут я с благодарностью вспомнил норвежцев и выложил на стол  докумен-
ты. Гаденбек достал очки, взял платочек, не спеша стал протирать стекла.
Вдруг, откуда ни возьмись, хамелеон. Прыг на стол, высунул свой язычище,
слизнул бумагу и был таков. Я за ним. Да где там!
   А Гаденбек сложил свои очки, развел руками.
   - Без документов, - говорит, - не могу. Рад бы, да  не  могу.  У  нас
насчет этого очень строго.
   Я расстроился, начал было спорить. Ну,  вижу,  делать  нечего,  ушел.
Подхожу к пристани, смотрю - на "Беде" что-то неладно. Толпа зевак  кру-
гом, на борту шуцманы, таможенники, портовые  чиновники...  Наседают  на
Лома, а тот стоит в середине и кое-как отругивается.
   Я протолкался, успокоил их и разузнал, в чем дело. А дело приняло са-
мый неожиданный и неприятный оборот. Гаденбек, оказывается, уже позвонил
в таможню, а там подобрали статью, обвинили меня в незаконном ввозе ско-
та и грозят отобрать судно вместе с грузом...
   А мне и возразить нечего: действительно, документы  утрачены,  специ-
ального разрешения на ввоз белок я не получал. Если правду сказать,  кто
же поверит? Доказательств нет никаких, а смолчать - еще хуже.
   Словом, вижу: дело дрянь.
   "Эх, - думаю, - куда ни шло! Вы так, и я так!"
   Одернул китель, выпрямился во весь рост и самому  главному  чиновнику
заявляю:
   - Требования ваши, господа чиновники, необоснованны, поскольку в меж-
дународных морских законах прямо предусмотрен пункт,  согласно  которому
непременные принадлежности судна, как-то: якоря, шлюпки, разгрузочные  и
спасательные приспособления, средства связи, сигнальные устройства, топ-
ливо и ходовые машины в количестве, необходимом для  безопасного  плава-
ния, никакими портовыми сборами не облагаются и специальному  оформлению
не подлежат.
   - Совершенно с вами согласен, - отвечает  тот,  -  но  не  откажитесь
объяснить, капитан, к какой именно категории названных предметов относи-
те вы своих животных?
   Я было стал в тупик, но, вижу, отступать уже поздно.
   - К последней, господин чиновник: к категории ходовых машин, -  отве-
тил я и повернулся на каблуках.
   Чиновники сначала опешили, потом пошептались  между  собой,  и  опять
главный выступил вперед.
   - Мы, - говорит, - охотно откажемся от наших законных претензий, если
вы сумеете доказать, что имеющийся на борту вашего судна  скот  действи-
тельно служит вам ходовой машиной.
   Вы сами понимаете: доказать такую вещь нелегко. Где там доказывать  -
время оттянуть бы!
   - Видите ли, - говорю я, - ответственные части двигателя находятся на
берегу, в ремонте, а завтра, извольте, представлю вам доказательства.
   Ну, ушли они. Но тут же, рядом с "Бедой", смотрю, поставили полицейс-
кий катер под парами, чтобы я не удрал под шумок.
   А я, понимаете, забился в каюту, вспомнил ту белку, что у  Гаденбека,
взял бумагу, циркуль, линейку и стал чертить.
   Через час мы вместе с Ломом пошли к кузнецу и заказали ему два  коле-
са, как у парохода, а третье вроде  мельничного.  Только  у  мельничного
ступеньки снаружи, а мы сделали внутри и с двух сторон  натянули  сетку.
Кузнец попался расторопный, понятливый. Сделал все к сроку.
   На другой день, с утра, привезли все это хозяйство на  "Беду".  Паро-
ходные колеса пристроили по бортам, мельничные посередине, соединили все
три колеса общим валом и запустили белок.
   Грызуны, знаете, ошалели от света, от свежего воздуха, понеслись  как
бешеные одна за одной по ступенькам внутри колеса. Вся наша машина  зак-
рутилась, и "Беда" без парусов пошла так, что полицейские на своем кате-
ре насилу за нами угнались.
   Со всех кораблей на нас смотрят в бинокли, на берегу толпы народа,  а
мы идем, только волны разбегаются в стороны.
   Потом развернулись, встали назад, к причалу. Этот самый чиновник при-
шел, расстроился совсем. Бранится, кричит, а сделать ничего не может.
   А вечером на автомобиле  прикатил  сам  Гаденбек.  Вылез  из  машины,
встал, посмотрел, сложил руки на животе, покрутил пальцами.
   - Капитан Врунгель, - говорит, - это у вас белки? Как же,  помню.  Во
сколько вы их оцениваете?
   - Так, видите ли, - говорю я, - не в цене дело. Вы же  знаете,  доку-
менты на них утрачены.
   - Э, полно, - возражает он, - не тревожьтесь, капитан, вы не мальчик,
должны понимать - у нас с этим делом просто. Вы цену скажите...
   Ну, я назвал хорошую цену; он поморщился, но,  не  торгуясь,  тут  же
расплатился, забрал белок вместе с колесами, а напоследок спрашивает:
   - Чем вы их кормите?
   - Халвой и ананасами, - ответил я и распрощался.
   Не понравился мне этот Гаденбек. Да и Гамбург вообще не понравился.


   Глава V О селедках и о картах

   В Голландию я совсем не хотел заходить. Страна эта  незначительная  и
большого интереса для путешественника не представляет. Там только и есть
три замечательные вещи: голландская сажа, голландский сыр и  голландские
селедки.
   Меня как моряка, понятно, заинтересовало это последнее, и я решил за-
вернуть в Роттердам, познакомиться с селедочным делом.
   У них там оно поставлено на широкую ногу. Там селедок  ловят,  солят,
маринуют, и свежую селедку морозят, и живую селедку можете купить и  по-
садить в аквариум.
   И вот что в этом деле особенно поразительно: голландцы, видимо, знают
какой-то секрет. Иначе как же вы объясните такую  несправедливость:  вот
шотландцы, например, пробовали ловить. Закинули сети,  подняли  -  полно
селедок. Ну, и обрадовались, понятно, но, когда разобрались  хорошенько,
разглядели, распробовали, обнаружилось, что селедки-то попались все, как
есть, шотландские.
   Норвежцы тоже пытались. Норвежцы - прославленные, первоклассные рыба-
ки, но на этот раз и у них ничего не вышло. Тоже забросили сети,  подня-
ли, посмотрели - есть селедка, да только все сплошь норвежская.
   А голландцы ловят и ловят уж который год, и им  все  попадается  гол-
ландская селедка различных сортов. Ну, и, конечно, они этим  пользуются:
продают свои селедки направо и налево - и в Южную Африку  и  в  Северную
Америку...
   Я углубился в изучение этого вопроса, и тут мне совершенно неожиданно
удалось сделать одно важное открытие, которое коренным образом  изменило
первоначальный план моего похода. После ряда наблюдений  я  установил  с
исключительной точностью, что каждая селедка - рыба, но не каждая рыба -
селедка.
   А ведь это что значит?
   Это значит, что незачем тратить огромные средства,  незачем  набивать
селедок в бочки, грузить на корабли и выгружать снова, где  это  понадо-
бится. Не проще ли согнать селедок в табун или в стадо - как хотите  на-
зовите - и гнать живьем до места назначения?
   Раз каждая селедка - рыба, значит, утонуть она не может.  Ведь  рыбам
свойственно плавать, не так ли? А с другой стороны, если прибьется какая
посторонняя рыбина, так ведь не каждая рыба - селедка. Ее, значит, ниче-
го не стоит обнаружить, отличить, отогнать, уничтожить, наконец.
   И там, где при старом способе перевозки нужен был  огромный  грузовой
пароход с большой командой, со сложными механизмами, при  новой  системе
может справиться любое суденышко не больше моей "Беды".
   Это теория, так сказать. Но теория заманчивая, и я решил на  практике
проверить свои соображения. А тут как раз и случай представился:  в  Се-
верную Африку, в Александрию, отправляли партию селедок. Их уже поймали,
собирались солить, но я приостановил дело. Селедок выпустили, согнали  в
табун, мы с Ломом подняли паруса и пошли. Лом встал в руль, а  я  уселся
на самый нос, на бушприт, взял длинный хлыст, и, как только замечу какую
постороннюю рыбину, я ее по губам, по губам!
   И, знаете, прекрасно получилось: идут наши селедки, не  тонут,  резво
идут. Мы за ними едва поспеваем. И посторонняя рыба не лезет.  День  так
прошли - ничего. А к ночи чувствую - тяжело: следить  устаешь,  глаз  не
хватает, а главное, спать некогда. Один с селедками занят, другой в руле
только успевай поворачивайся. Ну хорошо бы день, два, уж как-нибудь пос-
тарались бы, а то путь далекий,  впереди  океан,  тропические  широты...
Словом, чувствую, не справимся, все дело провалим.
   Ну, я рассудил и решил взять на судно еще одного человека -  матроса.
И как раз, знаете, место удобное: в то время мы уже вошли  в  Английский
канал, тут Франция под боком, порт Кале, а в Кале всегда полно безработ-
ных моряков. Можно выбрать кого хотите: и плотника, и боцмана, и рулево-
го первого класса. Я недолго думая подошел поближе к берегу, "Беду"  по-
ложил в дрейф, вызвал лоцманский катер и откомандировал Лома на берег за
матросом.

   Тут, конечно, я допустил ошибку: набор команды - дело серьезное,  от-
ветственное. Лом, конечно, парень старательный,  но  молод,  опыта  нет.
Нужно бы самому этим заняться, но, с другой стороны, и тут на борту, то-
же, знаете, ушами хлопать  некогда.  Ведь  как-никак  перегонка  селедок
живьем - дело новое. И, как во всяком новом деле, есть тут свои труднос-
ти. Нужен глаз да глаз. Уйдешь, недоглядишь, а тут весь табун  разбежит-
ся. А тогда с убытками не рассчитаешься,  опозоришься  на  весь  мир,  а
главное, загубишь это прекрасное и полезное начинание.
   Ведь, знаете, как это бывает: не выйдет с первого раза, а в другой  и
не доверит никто, и попробовать не дадут.
   Да. Ну ладно. Отправил я Лома в Кале, выставил кресло на палубу,  ле-
жу. Одним глазом читаю, другим поглядываю  на  селедок.  Пасутся  рыбки,
резвятся, сверкают на солнце чешуйками.
   А к вечеру возвращается Лом и приводит с собой матроса.
   Я смотрю - на вид парень ничего. Не очень молодой, но и не очень ста-
рый; ростом, правда, маловат, но по глазам видно - шустрый, и  борода  у
него, как у морского разбойника. Только те, по слухам, все больше рыжие,
а этот типичный брюнет. Грамотный, некурящий, одет чисто,  знает  четыре
языка - английский, немецкий, французский и русский. Это  Лома  особенно
прельстило: он к тому времени, грешным делом, стал уже забывать английс-
кую речь. Фамилия у нового матроса несколько странная - Фукс, но,  знае-
те, фамилия - дело наживное, а мне еще Лом на ушко шепнул, что Фукс этот
- клад, а не матрос: прекрасно разбирается в картах.
   Тут уж я совсем успокоился: раз в картах разбирается - значит, моряк,
значит, и в руле может постоять, значит, и вахту при случае может  нести
самостоятельно.
   Словом, я согласился. Записал Фукса в судовую роль, объяснил  обязан-
ности, приказал Лому отвести ему место в трюме. Ну, потом подняли  пару-
са, развернулись и пошли дальше.
   И, знаете, как раз вовремя взяли человека. До тех пор нам везло:  ве-
тер все время дул в корму, чистый фордевинд. А тут задул прямо в  нос  -
"вмордувинд", как говорится. В другое время я, может  быть,  поберег  бы
силы, остался бы в дрейфе или якорь бросил, но тут, сами понимаете:  се-
ледки. Им-то ветер нипочем, идут как ни в чем не бывало полным ходом,  и
нам, значит, нельзя отставать. Ну и пришлось идти в лавировку,  зигзага-
ми. Я высвистал всех наверх. Лома поставил пасти селедок,  сам  встал  у
штурвала, набрал ходу и скомандовал:
   - К повороту приготовиться!
   Смотрю - этот Фукс стоит, как свечка, руки в  карманах,  с  интересом
смотрит на паруса.
   Ну, тут уж я прямо к нему обратился.
   - Фукс, - кричу, - набивайте грот!
   Он встрепенулся, посмотрел этак растерянно - и давай все подряд запи-
хивать в кубрик: спасательные круги, запасной трос, фонари. Поворот, ко-
нечно, не вышел, прозевали...
   - Отставить! - кричу я.
   Он тогда все пожитки назад вытащил и поставил у самого фальшборта.
   Ну, я вижу, достался матрос! Ни в зуб ногой! Уж я на что человек спо-
койный, но тут и меня зло взяло.
   - Эй вы. Фукс, - говорю я, - какой же вы, к черту, матрос?
   - А я, - ответил он, - не матрос, я сейчас просто так застрял на  ме-
ли, а друзья мне посоветовали климат переменить...
   - Позвольте, - перебил я, - а как же мне Лом говорил, что вы в картах
умеете разбираться?
   - О, это сколько угодно, - отвечает он. -  Карты  -  это  моя  специ-
альность, карты - это мой хлеб, только  не  морские,  а,  простите,  иг-
ральные карты. Я, если хотите знать, я карточный шулер по профессии.
   Я так и сел.
   Ну, посудите сами, что мне с ним делать?
   Списывать на берег - это еще сутки потерять. Ветер крепчает - того  и
гляди, поднимется шторм, тут селедки разбегутся. А с другой стороны, во-
зить с собой этого шулера балластом - тоже  неинтересно:  он  не  только
морской команды, он ни одной снасти не знает. Я было растерялся.
   Но тут мне пришла блестящая мысль. Я, знаете, люблю иногда  разложить
пасьянс на досуге, и у меня нашлась на судне колода карт. Так я на  каж-
дую снасть привязал поскорее по карте, привел яхту к  ветру  и  повторил
маневр.
   - К повороту приготовиться! Развязать тройку  пик,  подтянуть  валета
червей, смотать десятку треф...
   И, знаете, поворот удался на славу, и этот Фукс действительно  так  в
картах разбирался, что в темноте другой раз и то масти не путал.
   Вот так и пошли дальше. Идем, лавируем. Ветер крепчает.  Так  бы  оно
ничего, но селедки меня беспокоят. Кто их знает, как они переносят пого-
ду? А мне не к спеху, груз не срочный, так зачем рисковать? Я решил отс-
тояться в порту.


   Глава VI, которая начинается недоразумением, а кончается  неожиданным
купанием  

   Близ острова Уайт я свернул направо и пошел в Саутгемптон, в  Англию.
Бросил якорь на рейде. Лома оставил сторожить селедок, а мы с Фуксом се-
ли на ялик и причалили к берегу. В прекрасном местечке высадились: трава
подстрижена под гребеночку, дорожки посыпаны песком, и всюду такие  кра-
сивые загородочки и надписи: "Здесь не ходить, усадьба  Арчибальда  Ден-
ди".
   Только мы высадились, не успели шагу шагнуть, нас окружили джентльме-
ны во фраках, в котелках, в белых галстуках. Не то мистер Денди со своим
семейством, не то министр иностранных дел со свитой, не то агенты тайной
полиции - по костюму не разберешь. Ну, подошли  поближе,  поздоровались,
разговорились, и знаете, что оказалось? Оказалось, что это у них  нищие.
В Англии так просто попрошайничать строжайше  запрещено  законом,  а  во
фраке - пожалуйста. Если кто и подаст, считается, что нищих нет, а прос-
то помог джентльмен джентльмену.
   Ну, я роздал им кое-какую мелочь, иду дальше. Вдруг навстречу  -  еще
один. Длинный, точно версту проглотил. Поравнялись. Он обнажает  голову,
раскланивается самым церемонным манером. Ну, я, понятно, пошарил в  кар-
мане, выудил две копейки и прямо ему в цилиндр. Я ждал благодарности,  а
он, представьте себе, вспыхнул, фыркнул, вставил в глаз монокль и  очень
внушительно произнес:
   - Арчибальд Денди, эсквайр. С кем имею честь?
   - Капитан дальнего плавания Христофор Врунгель, - представился я.
   - Очень приятно, - говорит он. - Защищайтесь, капитан!
   Я было стал извиняться, да где там! Вижу - поздно. Какие уж там изви-
нения! Он поставил цилиндр на травку, сбросил фрак... Ну,  и  я,  знаете
решил постоять за себя: скинул китель, занял боевую позицию.
   Фукс тоже не растерялся, взял на себя роль судьи, отошел чуть в  сто-
ронку и во все горло крикнул:
   - Секунданты, аут! Гонг!
   Мистер Денди запрыгал, запыхтел, завертел кулаками. Похоже, как, зна-
ете, мальчишки в паровоз играют. Ринулся на меня. Пришлось и мне порабо-
тать кулаками.
   Я не люблю давать волю рукам, но тут бокс, благородная схватка,  -  я
размахнулся... и едва успел задержать удар.
   Вижу - скверная штука: при разности пропорций наших фигур я, куда  бы
ни метил, все равно попаду ниже пояса. А это, знаете, не по правилам. Он
же, напротив, лупит воздух у меня над фуражкой. И тоже все впустую. Пер-
вый раунд так и окончился без результата.
   Но решать бой все равно как-то нужно было, и тут нас выручил Фукс.
   - Пожалуйста, капитан, - говорит он и подставляет плечи.
   Я вскочил на него верхом и вижу - совсем другое  дело.  Я  теперь  на
уровне противника, так сказать, и могу вступить в бой на законных  осно-
ваниях. Фукс подо мной прыгает, рвется в бой. Ну, я вижу, пора  действо-
вать.
   - Давайте, Фукс! - говорю.
   Ему, видимо, было нелегко, но он бодро прохрипел:
   - Гонг!
   И мы начали снова...
   Мистер Денди дрался блестяще. Я получил жестокий удар  в  переносицу,
но тут вспомнил молодость, пришпорил Фукса, перешел в инфайтинг и  нанес
противнику сокрушительный оперкут.
   Он замер на секунду, закрыл глаза, опустил руки по швам и вдруг  рух-
нул, как мачта. Фукс достал у него из  жилетного  кармана  часы  и  стал
громко отсчитывать секунды. Минут через сорок мистер Денди очнулся.  По-
тер скулу, удивленно посмотрел по сторонам, заметил нас с Фуксом,  вско-
чил и стал приводить в порядок одежду.
   Я вторично представился, извинился, объяснил  причину  недоразумения.
Ну, и, знаете, помирились. Познакомились. Пожали друг другу руки, разго-
ворились, подружились даже. Потом осмотрели его  усадьбу,  зашли  домой,
выпили по чашке чаю, посидели у камина и отправились ко мне на "Беду".
   Мистер Денди осмотрел мою яхту, пришел в восторг и  принялся  считать
по пальцам:
   - Сегодня четверг... Значит, завтра пятница,  послезавтра  суббота...
Мистер Врунгель, - воскликнул он неожиданно, - вас послало само провиде-
ние! В воскресенье большие национальные гонки. Вы должны их выиграть.  Я
сам пойду с вами, и на этот раз мистер Болдуин будет посрамлен.
   Я, сказать по правде, не сразу понял, о чем идет речь, но мистер Ден-
ди мне все разъяснил. У него там, оказывается, есть сосед, мистер Болду-
ин. И вот они с этим Болдуином во всем соревнуются: кто знатнее, у  кого
галстук красивее завязан, у кого трубка лучше... Но это все  так,  между
прочим, а главныйто спор идет у них о яхтах. Оба,  оказывается,  заядлые
парусники, и как гонки - все готовы отдать, только бы утереть  нос  друг
другу.
   Ну, и, знаете, этот Денди взглянул на мою "Беду" глазом знатока, оце-
нил ее качества и понял, что с таким судном в любых  гонках,  при  любой
погоде победа обеспечена. Да-с!
   В общем, уговаривает меня принять участие.
   - Пойдемте, - говорит. - Гонки интересные, судно у вас  превосходное,
и, поверьте слову джентльмена, вы возьмете большой  королевский  приз  и
малый приз адмирала Нельсона.
   Я за призами не очень гоняюсь, но так, в гонках, почему же не  высту-
пить? Судно прекрасное, команда надежная, ну, да и я не  первый  раз  за
рулем. Шансы есть...
   Я было уже и согласился, да тут вспомнил: селедки... Их-то  куда  де-
вать? Ну, объяснил мистеру Денди, что не могу распорядиться судном,  что
связан селедками по рукам и по ногам. Он сперва  расстроился,  но  потом
обещал и это уладить. И, представьте, уладил  действительно.  В  тот  же
день я получил разрешение и ввел весь табун в портсмутский  адмиралтейс-
кий док.
   Потом мы подготовили яхту: борта смазали салом,  убрали  все  лишнее,
как перед боем, обтянули такелаж. А утром в день гонок мистер Денди при-
шел на "Беду" в белом кителе, с трубкой в зубах. Он  приказал  погрузить
на Беду" два ящика содависки на случай неожиданного поражения, вставил в
глаз монокль, закурил и уселся на корме.
   Ну, знаете, как это всегда на гонках: мачты, паруса, вымпелы, на  бе-
регу зрители. Обстановка волнующая. Я уж на что спокойный человек, а то-
же немножко нервничаю. Вышли на старт. Ждем сигнала. Пошли!  Паруса  на-
полнились ветром, яхты понеслись. И должен вам без хвастовства  сказать:
старт я взял блестяще. Всех оставил позади. Иду, рассекаю воду, предвку-
шаю победу.
   Почти всю дистанцию так и прошел лидером. Но у самого финиша мы спло-
ховали: не рассчитали немножко, зашли под бережок, попали в полосу  без-
ветрия, заштилели. Паруса обвисли, болтаются, некрасиво так, хоть  нозд-
рей поддувай. Лом мачту скребет, зазывает ветер. Фукс свистит с  той  же
целью, но это все, знаете, предрассудки, ерунда. Не верю я в это. А "Бе-
да" стоит, конкуренты подпирают, и впереди - мистер Болдуин на своей по-
судине.
   Мистер Денди посмотрел за корму и загрустил: выругался, сорвал крышку
с ящика, извлек бутылку - и хлоп в донышко!
   Пробка вылетела, как из пушки. При этом "Беда" получила такой толчок,
что заметно продвинулась вперед.
   А я, даром что был расстроен, учел это и сделал должные выводы.  Пока
мистер Денди заливал свое горе, я вспомнил старую нашу пословицу.  Знае-
те, говорят: "Нет плохих судов, нет плохих ветров, есть  плохие  капита-
ны".
   Но меня-то уж никак нельзя причислить к этому последнему разряду.  Не
хвастаясь, скажу - я капитан хороший. Эх, думаю, была не была.  Объяснил
задачу, дал команду...
   Мы все трое встали на корме и одну за другой принялись вышибать проб-
ки.
   Тут и мистер Денди несколько оживился. Достал  из  кармана  платочек,
принялся командовать. И, знаете, с командой пошло еще лучше.
   - Кормовая башня, огонь! - кричит он.
   Три пробки залпом вылетают с громоподобным звуком, падают в море под-
битые чайки, содовая льется, вода за кормой кипит.  Мистер  Денди  машет
платком все чаще, все громче кричит:
   - Кормовая, огонь! Огонь!
   Прямо Трафальгарская битва. Куда там...
   А "Беда" между тем движется вперед по  ракетному  принципу,  набирает
ход.
   Вот уже и мысок позади, паруса взяли ветер, снасти обтянулись, зазве-
нели.
   И вот мы вновь отвоевываем ускользнувшую было победу, одного за  дру-
гим обходим всех конкурентов. На берегу  болельщики  волнуются,  кричат.
Вот один Болдуин впереди... Вот сравнялись, обошли на полноса,  на  кор-
пус... Тут оркестр на берегу ударил туш, мистер Денди улыбнулся, скоман-
довал:
   - Кормовая башня, салют!
   На другой день только и разговоров было, что о нашей победе. В  газе-
тах заголовки на всю страницу, подробные описания этой удивительной гон-
ки. Откуда-то у нас появились друзья, пришли с поздравлениями. Но мы  не
только друзей, мы и врагов нажили с этой победой.
   Мистер Болдуин постарался, и пошел,  знаете,  шепоток,  разговорчики,
начались интриги. И в конце концов разыгрался настоящий скандал.  Однако
скандал этот готовился втайне, и мы, ничего не подозревая,  пошли  полу-
чать призы.
   Обстановка была самая торжественная.  Королевский  яхтклуб  в  полном
составе собрался в здании старинной таможни в весовом зале.
   Там особо почетным считается, когда призы весят больше  призера.  Мне
тоже предложили встать на весы, но я столько призов  набрал,  что  решил
взвешивать сразу всю команду. Так и встали по росту: мистер Денди,  Лом,
я и Фукс. А на другой чашке расставили целый посудо-хозяйственный  мага-
зин: золотые ушаты, вазы, кубки, стаканы, рюмочки. Потом подсыпали меда-
лей, жетонов, каких-то безделушек. И вот в тот момент, когда чашки весов
уравновесились, председатель яхт-клуба  стал  произносить  торжественный
спич. Что уж он говорил, не припомню сейчас, но слова были самые  теплые
и содержание достойное: "Бескровная победа... лучшие из лучших... пример
для молодежи..."
   Я расчувствовался, чуть слезу не пустил.
   Но не успел председатель закончить, как поднялся мистер Болдуин.
   - А известно ли уважаемому лорду председателю,  что  призер,  капитан
Врунгель, в нарушение неписаной традиции нашего клуба, в морском мундире
гарцевал на коне? - спросил он и пустил по рукам норвежскую газету с мо-
ей фотографией, где я на лошади.
   Фотография, как я уже говорил, действительно не вполне приличная  для
моряка, и я не удивился, когда в зале  поднялся  ропот.  Но  гонку-то  я
все-таки выиграл, а победителей, как говорится, не судят. В этом  смысле
и председатель ответил. Шум утих. Я уже думал, что все обойдется, но  не
тут-то было. Не обошлось... Этот Болдуин опять взял слово.
   - А известно ли лорду председателю, - продолжал он, -  что  указанный
мистер Врунгель перехватил груз селедок, адресованный подданным ее вели-
чества - английской королевы, и что предложенный мистером Врунгелем спо-
соб перевозки рыбы наносит ущерб судовладельцам -  подданным  его  вели-
чества английского короля?
   Это, знаете, был козырь посильнее  фотографии.  Традиции  традициями,
мундир мундиром - это все, конечно, очень почитается в Англии, но торго-
вые интересы ставятся там несравненно выше. И нет ничего  удивительного,
что шум в зале усилился. Уже трудно было различать  отдельные  голоса  и
реплики, но мистер Болдуин и тут не успокоился. Он возвысил голос и про-
должал:
   - А известно ли лорду председателю, что указанные  селедки,  которые,
как было установлено, наносят ущерб английским судовладельцам,  по  про-
текции Арчибальда Денди, эсквайра, и при его прямом содействии отстаива-
ются в адмиралтейских доках его величества? Известно  ли,  наконец,  что
указанный Денди, эсквайр, предав забвению долг и честь британца, вступил
на путь порока и преступления, пошел против бога и короля и  с  недавних
пор является тайным агентом Москвы?..
   Ну, знаете, точно бомба взорвалась в таможне. В зале поднялась  пани-
ка. Одни свистели, другие аплодировали, потом  все  повскакали  с  мест,
разделились на партии и пошли на сближение с самым угрожающим видом.
   Тогда и мистер Денди не выдержал. Спрыгнул с весов и с громким криком
налетел на мистера Болдуина. Тут началась всеобщая потасовка.  Несдобро-
вать бы и нам, но спасли призы. Недаром мы их зарабатывали!
   Как только мистер Денди спрыгнул, наша чашка взвилась под самые стро-
пила, и мы оттуда, как из ложи, наблюдали побоище.
   А побоище, доложу вам,  получилось  изрядное.  Кругом  пыль  столбом,
треск добротных английских лбов, хруст старинной английской мебели...
   Джентльмены разошлись, бьют друг друга по чем попало, весь зал усыпан
выбитыми зубами, манжетами, воротничками. Бойцы падают один  за  другим.
Страшное было зрелище!
   Вскоре, однако, толпы бойцов поредели, битва утихла, мы спустились по
грудам бездыханных тел и направились к выходу.
   В этот миг мистер Болдуин шевельнулся, тяжко вздохнул.
   - А известно ли... - прохрипел он сердито.
   Тогда и председатель очнулся, приподнялся на локтях, позвонил в коло-
кольчик.
   - Нет, не известно, ничего не известно! - смиренно произнес он и рух-
нул замертво.
   Снова стало тихо. Мы вышли, вздохнули полной грудью, осмотрелись кру-
гом и побежали на "Беду".
   А там подняли якорь, поставили паруса и полным ходом пошли в Портсмут
- выручать наш табун.
   К счастью, в доки еще не пришла весть о последних событиях. Нам  отк-
рыли порты, выпустили селедок и даже пожелали счастливого плавания.  Ну,
мы пошли не спеша, а через час на горизонте  открылся  остров  Уайт.  Мы
обошли его, согнали селедок поплотнее и, стоя  на  правом  борту,  долго
смотрели, как тают в тумане низкие берега Англии.
   Я еще не успокоился после пережитых волнений. Лом  стоял  грустный  -
что-то он заскучал на берегу. Один Фукс был доволен.
   Этот успел-таки схватить с весов золотую цепочку с якорем на конце  и
теперь разглядывал ее, разыскивая пробу.
   Скоро, однако, и Фукс расстроился.
   - В нашем деле за это бьют подсвечниками,  -  неожиданно  сказал  он,
плюнул за борт и протянул мне цепочку.
   Я осмотрел ее и обнаружил причину его недовольства:  на  цепочке,  на
крайнем звене, совершенно четко было выбито: "Завод искусственных драго-
ценностей "Алхимик". Сделано в Англии".
   - Ну что ж, отличная работа и марка солидная, - сказал  я,  возвращая
Фуксу цепочку.
   В то же мгновение парус хлопнул у меня за спиной, и не успел я  обер-
нуться, как оказался за бортом.
   Ослепленный водой, я беспорядочно замахал руками и  неожиданно  ухва-
тился за что-то твердое. Открыл глаза, вижу - нога, а впереди голова Ло-
ма, и Лом тоже держится за ногу, а впереди Фукс. Этот держится  за  свою
цепочку, а цепочка держится за борт "Беды": зацепилась якорем.
   Понимаете, какое положение! Яхта идет полным ходом, а мы трое за бор-
том! Размечтались, бросили руль, а тут перекинуло  парус  и  сбило  весь
экипаж.
   Хорошо еще, эта цепочка: даром, что фальшивая, а без нее яхта ушла бы
одна, с селедками.
   Ну, я сразу оценил обстановку и по возможности громко скомандовал:
   - Так держать, да покрепче!
   - Есть так держать! - ответил Лом.
   - Есть так держать! - подхватил Фукс.
   А я не торопясь подтянулся поближе, по Лому, потом по Фуксу, потом по
цепочке - и на "Беду". Потом так же Лом, потом так же Фукс...
   На палубе я снова осмотрел цепочку, и представьте - поразился даже! -
ни одно колечко не растянулось. Прочно делают!
   - Берегите ее. Фукс, - сказал я.
   Потом выдал экипажу по чарке водки для согревания, назначил вахты,  а
сам еще постоял на борту, посмотрел на горизонт, вспомнил грустные собы-
тия последних дней.
   - Прощай, добрая Англия, старая Англия! - сказал я, а про себя  поду-
мал: "Культура!"
   Постоял еще, выкурил трубку и пошел спать.
   А утром, чем свет. Лом пришел будить меня на  вахту  и  доложил,  что
"Беда" вышла в Атлантический океан.


   Глава VII О методах астрономических определений, о военной хитрости и
двух значениях слова "фараон"

   В Атлантическом океане у нас было одно незначительное событие, о  ко-
тором, собственно, и рассказывать не стоило бы. Но для сохранения истины
я и о нем не скрою.
   Вы знаете, конечно, что в открытом море, вдали  от  видимых  берегов,
судоводитель определяет свой путь по небесным светилам и по  хронометру.
Светила - это Солнце, Луна, планеты и неподвижные звезды. Они нам  даны,
так сказать, самой природой. Ну, а хронометр - это другое  дело.  Хроно-
метр - это плод упорных трудов многих поколений человечества, и, как по-
казывает само название, служит он для измерения времени.
   Сложное это дело - измерение времени. Вон на Западе, в той же  Англии
к примеру, до сих пор еще академики спорят: есть оно, время-то, или  нет
его совсем, а только кажется, что есть. А если нет, то и измерять  вроде
нечего, да и не к чему. А по-моему, тут дело ясное: раз на  такие  споры
хватает времени, значит, есть оно, и даже в избытке. А вот насчет  изме-
рения - согласен, трудный это вопрос. И не сразу, конечно, достигли  тут
должного совершенства.
   В былые годы для этой цели пользовались  песочными  склянками.  Затем
появились ходики, будильники, карманные часы.
   По будильникам в наше время не плавают - считают, что это не точно, а
по-моему, на худой конец и будильник сойдет.
   Вон мой тезка Колумб совсем без часов плавал, однако открыл Америку.
   Ну, ходики, я согласен, на судне употреблять неудобно:  там,  знаете,
нужно подвешивать к гирям подковы, кирпичи, утюги... А ну как шторм под-
нимется? Тут к ним и не подступишься. А будильник... отчего же?
   Но раз уж не принято по будильникам плавать - ничего не поделаешь.  И
я, когда готовил поход, специально приобрел прекрасный ручной хронометр.
   Приобрел и положил в каюте. Пользоваться им не приходилось:  шли  все
время вблизи берегов. А тут хочешь не хочешь -  надо  определяться.  Ну,
спускаюсь в каюту, достаю свой хронометр и обнаруживаю странную перемену
в его характере: был прибор, как я говорил, ручной, а тут, знаете, поле-
жал без присмотра, без ухода и одичал совершенно, черт знает что показы-
вает: солнце всходит, а на нем полдень, солнце  на  полдень,  а  на  нем
шесть часов... Уж я его и стучал, и тряс, и крутил - ничего не помогло.
   Вижу, скверное положение: идем, куда -  неизвестно.  Так,  знаете,  и
заблудиться недолго.
   Но тут спасение пришло само собой и пришло оттуда, откуда я  его  со-
вершенно не ждал.
   Мы, когда были в Англии, хорошенько запаслись продовольствием.  Взяли
сухих продуктов, консервы, живность. Между прочим, был у нас ящик кур из
Гринича.
   Да. Ну конечно, в пути мы их поели, и к тому времени в ящике только и
оставалось два молодых петушка - черный и белый.
   И вот я стою с секстантом в руках, размышляю о методах  астрономичес-
ких наблюдений, - вдруг, понимаете, оба моих петушка хором:
   "Кукареку!.."
   Я моментально сделал наблюдения; ну, а дальше уж нетрудно сообразить:
раз гриничские петушки запели, значит, сейчас в Гриниче рассвет,  солнце
всходит. Вот вам и точное время. А зная время, и определиться  нетрудно.
Да-с.
   Я, однако, сделал и проверку: вечером снова  вышел  с  секстантом,  и
ровно в полночь по Гриничу мои петушки опять дуэтом:
   "Кукареку!"
   Так можно бы и дальше по петушкам плавать, но тут я еще и другой спо-
соб нашел.
   Замечательный способ! Я даже думаю как-нибудь на  досуге  диссертацию
написать на эту тему и обогатить таким образом науку.
   Вкратце способ мой сводится к следующему: вы берете часы, какие угод-
но, хоть стенные, хоть башенные, можно даже игрушечные, все равно.  Лишь
бы у них были стрелки и циферблаты. Причем  вовсе  необязательно,  чтобы
стрелки двигались: напротив, совершенно необходимо, чтобы они не  двига-
лись. Пусть стоят. И вот, допустим, они показывают, как  мой  хронометр,
ровно двенадцать часов. Отлично! Конечно, в течение большей части  суток
пользоваться таким хронометром не придется, но это, знаете, и ни к чему,
излишняя роскошь; зато два раза в сутки - в полдень и в  полночь  -  ваш
хронометр совершенно точно покажет время. Тут только нужно не пропустить
момента, когда посмотреть, а это уж зависит от личных способностей  наб-
людателя.
   Вот таким образом я вновь приручил свой хронометр, и как раз вовремя.
   Запасы у нас совсем истощились, консервы надоели, и нужно было  поду-
мать не об определении места судна, а об определении на жаркое наших пе-
тушков.
   Но тут новая неприятность: встал вопрос о том, с  которого  начинать.
Уж очень, знаете, дружные были петушки. Черного зажарить - белый скучать
будет, белого зажарить - черный заскучает...
   Я размышлял над решением этой проблемы, серьезно размышлял, но так  и
не пришел к должным выводам. Ну, думаю: "Ум хорошо, а два лучше". Создал
комиссию: я и Фукс.
   Снова со всех сторон обсудили этот вопрос, но  тоже,  знаете,  безре-
зультатно. Так и не смогли найти конструктивного решения. Пришлось  рас-
ширить комиссию. Кооптировали Лома. Назначили заседание. Я изложил  сущ-
ность дела, познакомил собрание с историей вопроса, поднял, так сказать,
материал... И не зря. Лом неожиданно такую трезвость взглядов и находчи-
вость проявил в этом деле, что сразу все, как говорится, встало на  свои
места.
   Он и минуты не думал. Так, знаете, не колеблясь, прямо и говорит:
   - Режьте черного.
   - Позвольте, - говорим мы, - ведь белый скучать будет!
   - А черт с ним, пусть скучает! - возражает Лом. - Нам-то какое дело?
   И, знаете, пришлось согласиться. Так и сделали. И, должен прямо  ска-
зать. Лом не ошибся. Петушок оказался прекрасный, жирный, мягкий,  -  мы
просто пальчики облизывали, пока его ели. Впрочем, и второй был не хуже.
   Вот так, знаете, благополучно, не  торопясь  мы  обогнули  Бретань  и
вступили в Бискайский залив.
   Бискайский залив, как известно, прославился бурями, и недаром.
   Не скрою, я испытывал некоторую тревогу, пересекая его, но мне повез-
ло в тот раз. Прошел, как по зеркалу, и дальше все было благополучно, до
тех пор пока мы не вошли в Гибралтар. Но тут, в Гибралтаре, попали в ис-
торию. Идем не спеша, гоним селедок, любуемся видами неприступных гор. С
английской стороны крепости, как полагается, нас запросили:
   - Уот шип? Что за корабль?
   Ну, я ответил:
   - Яхта "Беда", капитан Врунгель.
   Продвигаюсь дальше, и  тут  на  пороге  Средиземного  моря  началось:
что-то свистнуло, ухнуло. Я вижу - в парусе  дырка  в  полметра,  кругом
огонь, вода с грохотом вздымается в небо, а справа, наперерез  нам,  не-
сется эскадра.
   Ну, я сразу понял: пираты неизвестной национальности.
   Вот, я вижу, вы улыбаетесь. А зря, молодой человек. Вы  думаете,  что
только в старинных романах пираты остались? Ошибаетесь, дорогой. Пиратов
и сейчас хватает на свете. Только в былые-то годы, лет двести назад, пи-
раты, когда на дело шли, свой флаг поднимали. А в наши дни флаги пиратс-
кие припрятали в сундуки, а приемы пиратские из всех сундуков  повытащи-
ли. Вон почитайте газеты: там самолет угнали, там корабль захватили, за-
ложников взяли, выкуп требуют. Ну, в то время до самолетов еще не добра-
лись, а на море кое-где шкодили, а кое-где и бесчинствовали.
   Словом, я вижу, положение трудное: бой принимать нельзя. При  встрече
с превосходными силами противника морская тактика рекомендует уйти с ли-
нии баталии.
   А куда уйдешь? Ветер слабый, и парус с дырой, работает вполсилы...
   Тут, знаете, выход один: применять военную хитрость.
   - Закуривай, ребята! - крикнул я бодрым голосом и достал свой кисет.
   Экипаж у меня некурящий, но тут, в напряженной обстановке боя. Лом  и
Фукс не посмели ослушаться - свернули козьи ножки и принялись дымить.
   Я тоже раздул свое кадило, и, не прошло трех  минут,  дымовая  завеса
плотной стеной скрыла нас от глаз противника.
   Согласитесь: ловко придумано! Но это еще не все.
   Это, батенька, только начало.
   Ну, скрылись - хорошо. Но ведь завесу-то нашу все равно сдует ветром.
Что тогда делать? Я, знаете, подумал и решился.
   - Паруса долой, экипажу укрыться в жилых помещениях!
   - скомандовал я.
   Лом с Фуксом забрались в каюту, задраили все люки,  наскоро,  кое-как
законопатили щели, а я собрал весь груз потяжелее,  связал  и  на  блоке
поднял на мачту. Центр тяжести, понятно, переместился кверху, груз пере-
весил, судно потеряло устойчивость, завалилось на левый борт,  и  "Беда"
опрокинулась кверху дном. Я, конечно, оказался в воде, но сейчас же  вы-
лез, лег на корме и жду.
   Тут нашу завесу снесло, и пиратская эскадра в полном составе  обнару-
жилась на расстоянии ста саженей.
   Наступил, так сказать, решительный момент боя. "Ну, -  думаю,  -  пан
или пропал". Выставил над килем свою трубку, а сам гляжу одним глазом. И
вот вижу: с флагманского судна эскадры нас заметили, семафорят  открытым
текстом:
   "Метким огнем нашей артиллерии противник уничтожен. Приказываю отсту-
пить на исходные позиции, ибо в районе действий флота обнаружена бригада
подводных лодок новейшей конструкции. Адмирал дон Канальо".
   Едва там разобрали сигнал, пиратские  корабли  бросились  врассыпную,
как цыплята от коршуна. Да и понятно, знаете: "Беда" даже в столь  неес-
тественном состоянии сохранила весьма внушительный вид.
   Ну, тогда я нырнул, отцепил груз от мачты; яхта вторично сделала  по-
ворот оверкиль и вернулась в нормальное положение. Лом с Фуксом вылезли.
Спрашивают:
   - Ну как?
   - Да вот, - говорю, - глядите сами.
   А, собственно, и глядеть-то уже нечего было: только дымок на горизон-
те. Я посмотрел в бинокль им вслед и пошел переодеваться.
   Ну, потом подправили паруса, привели в порядок судно, произвели  убо-
рочку и занялись селедками. И как раз вовремя занялись.  Пока  тут  была
стрельба, шум, некоторые отдельные селедки проявили  недостойное  легко-
мыслие: отбились от табуна и удалились в неизвестном  направлении.  А  с
другой стороны, воспользовавшись нашим вынужденным бездействием, к табу-
ну пристало столько посторонней рыбы различных пород, что я сперва  даже
растерялся: тут и макрель, и сардинки, и бычки, и хамса, - так,  знаете,
и опозориться недолго. Ну кто же мне в другой раз доверит фрахт, если  я
принял груз голландской сельди первого сорта, а сдаю какую-то кашу, тре-
тий сорт, неразбор!.. Да. Ну, я поработал  часок-другой  хлыстом,  руки,
правда, отмахал, но зато разогнал всю эту постороннюю публику, восстано-
вил некоторый порядок во вверенном мне табуне и повел "Беду" прямым кур-
сом в Египет, в порт назначения. Вот так.
   Ну, пошли. На этот раз без происшествий, ровно через два дня благопо-
лучно прибыли в Александрию, стали на якорь, вызвали торгового агента, а
сами пока устроились на палубе. Отдыхаем, глядим  по  сторонам,  делимся
впечатлениями.
   Впрочем, доложу вам, в то время и поделиться было нечем.
   В древности Египет славился, и Александрия славилась на весь мир. А в
тот наш заход порт этот не представлял для любознательного  путешествен-
ника ровно никакого интереса. Только разговор, что, мол, Египет - страна
фараонов и так далее. А зайдешь - и посмотреть не на что. Порт как  порт
- обширная торговля, вывоз хлопка, у набережной глубина  двадцать  шесть
футов. Флаг, правда, и тогда был египетский, но порядки стояли  английс-
кие, и корабли английские, и полисмены английские. Только и разница, что
нищие там без фраков ходили. Какие там фраки! Другой работяга,  землепа-
шец, рыбак, чиновники даже и те босые ходили, а то, простите, почти  что
и без штанов!
   Да. Ну, наконец явился агент. Проверил запись в грузовых  документах,
отвел нам место в порту и стал принимать груз. Мы сдали селедок, как по-
лагается, по счету, подвели итог, и тут у меня просто сердце упало:  по-
верите ли, чуть не половина табуна растерялась в пути!
   Случайно отбились, отстали или сознательно дезертировали - этого я уж
сказать не сумею. Но факт налицо - полтабуна как не бывало! Ой, гляжу  -
плохо.
   Конечно, можно бы спорить, оправдываться, ссылаться на непредвиденные
обстоятельства, но это все несолидно, неубедительно. Словом, огорчился я
ужасно, расстроился, но тут вдруг меня осенило.
   - Позвольте, - говорю я, - где же это видано, чтобы такой  груз,  как
селедки, сдавался поштучно? Извольте, прикиньте их на весы,  а  тогда  и
заявляйте претензии.
   Ну, тот видит - не на простака напал, взял груз на весы, и,  поверите
ли, обнаружилась значительная прибавка в весе! Вас, может  быть,  удивит
этот факт. Однако, если разобраться, тут и удивляться нечему. Я  заранее
знал, что так и будет, и без труда объясню вам  причину  этого  явления.
Подумайте, взвесьте обстоятельства дела, и вы поймете, что иначе и  быть
не может: спокойное путешествие,  отличное  питание,  перемена  климата,
морские купания... Все это укрепляющим образом  действует  на  организм.
Ну, и понятно, селедки поправились, пополнели, накопили жирку.
   Так что опыт мой удался блестяще, и, закончив расчеты, я решил отдох-
нуть, проветриться на берегу и осмотреть достопримечательности.
   Отправились в глубь страны, в пустыню. По пустыне там ходит  троллей-
бус, но в троллейбусе ехать неинтересно,  и  мы  решили  воспользоваться
местными средствами сообщения. Я сел на двугорбого верблюда,  Лом  -  на
одногорбого, а Фукс - на осла. Получилась довольно живописная группа.
   Так, целым караваном, и прибыли в Каир. А в Каире -  вот  там  другое
дело! Там и тогда был настоящий Египет, и от  каждой  пяди  земли  веяло
ароматом глубокой древности. А как же! Там и пустыня Сахара, и  бедуины,
и финиковые пальмы, а главное - гробницы фараонов, сфинксы и другие  па-
мятники седой старины. Мы первым делом отправились осматривать пирамиды.
Заплатили сколько следует, взяли входные билеты, стреножили  животных  и
пошли.
   Идем по подземным коридорам. Там, знаете, все так и стоит  нетронутым
пять тысяч лет. Обстановка великолепная: чистота, электрическое  освеще-
ние, на каждом перекрестке - чистильщик сапог, на каждом углу - ларек  с
мороженым... В общем, неплохо жили покойники.
   Ну-с, мы почитали иероглифы, взглянули на золотой саркофаг, на  мумию
и пошли назад. Вышли, глядим - Фукс пропал.  Подождали-подождали  -  нет
Фукса. Собрались идти разыскивать, а тут он сам бежит навстречу  и  дер-
жится за скулу. Я посмотрел - у него фонарь во всю щеку.
   - Кто же это вас. Фукс? - спрашиваю я.
   - Да я там кусочек саркофага отколупнул на память, а фараон как стук-
нет! - захныкал Фукс.
   - Да вы с ума сошли. Фукс! - говорю я. - Он же мертвый, фараон-то.
   - Как же, мертвый! Живехонький, да еще не один, их  там  целая  рота,
этих фараонов.
   - Каких это фараонов, египетских?
   - Зачем египетских? Английские. Вон шагают.
   Тут я увидел отряд полицейских и понял, что Фукс прав. Действительно,
фараоны самые настоящие: в касках, с дубинками...


   Глава VIII, в которой Фукс получает заслуженное возмездие, затем счи-
тает крокодилов и, наконец, проявляет исключительные способности  в  об-
ласти агрономии 

   Вернувшись на судно, я отчитал Фукса:
   - Чтобы у меня этого больше не было: никаких "на память"! Понятно?
   Ну, Фукс раскаялся, обещал вести себя осмотрительнее.  Синяк  у  него
рассосался, и мы отправились вверх по Нилу.
   Идем. Вот тут уж ничего не скажешь: Африка в  лучшем  виде.  Куда  ни
посмотришь - лотосы, папирусы, по берегам гуляют робкие антилопы,  порой
попадаются даже львы. В воде фыркают бегемоты, тут же  ленивые  черепахи
греются на солнце. Как в зоопарке.
   Лом и Фукс, как маленькие дети, развлекаются, дразнят палками  кроко-
дилов, а я сохраняю полную серьезность, веду судно, лавирую, высматриваю
подходящую деревушку на берегу.
   Этот рейс по Нилу я, молодой человек, как вы понимаете, предпринял не
из праздного любопытства. Первоначально план моего похода был таков: Ат-
лантика, Панама, Тихий океан...
   Из-за селедок пришлось нарушить этот  план,  уклониться  несколько  в
сторону, и теперь впереди у нас лежал трудный переход по Индийскому оке-
ану.
   А там, в океане, знаете, ни магазинов, ни ларьков нет; подберутся за-
пасы, и клади зубы на полку... И вот, как человек предусмотрительный,  я
решил перед этим трудным рейсом получше и подешевле снабдить экспедицию.
Да-с.
   Наконец вижу небольшое селение. Так, вроде чистенько и народ  привет-
ливый. Подошел к берегу, причалил и со всем экипажем отправился  на  ба-
зар.
   Местное население встретило нас прекрасно. И цены на рынке  оказались
не слишком высокие, так что мы снабдились наилучшим  образом:  приобрели
пару соленых слоновьих хоботов, ящик страусовых яиц, финики, саго, кори-
цу, гвоздику и прочие пряности. Погрузили все это на яхту, я поднял  от-
ходной флаг, собираюсь в путь, но тут Лом докладывает рапортом, что Фукс
опять пропал. Подождали - нет Фукса.
   Ну, я было хотел без него уходить, но потом  поразмыслил  и  пожалел.
Парень он ничего! Жуликоват, правда, но зато старательный  и  добрый.  А
тут, в Египте, народ доверчивый, соблазны на каждом шагу,  последить  за
парнем некому. Ну и свихнется, пропадет, кончит каторгой... Словом,  по-
шел я его выручать. Иду, вдруг вижу - на краю деревни толпа, откуда  до-
носятся смех и вопли. Я заинтересовался, кликнул  Лома,  прибавил  шагу,
подбегаю и вижу: Фукс мой в печальном положении. Свернулся комочком, за-
рыл голову в песок, прикрылся шляпой. А над ним, понимаете, страус. Щип-
лет его за мягкие места и лупит ногами, как футбольный мяч. Кругом бесп-
ристрастные зрители смотрят, аплодируют, точно  в  цирке,  поощряют  эту
птицу, хохочут, кричат...
   Ну, я, знаете, прикрикнул на страуса. Он испугался, сел тут же и тоже
- голову в песок. Так и сидят рядом.
   Тогда я взял Фукса за шиворот, поднял, встряхнул, поставил на ноги  и
допросил с пристрастием о причине столь странного положения.  И  что  же
оказалось? Не подействовало мое внушение: опять согрешил малый. Видит  -
гуляет страус на свободе, ну, и, знаете, не  стерпел:  подкрался  сзади,
дернул у него перо из хвоста "на память"... А страус - даром что  робкая
птица, но тут вспылил.
   Фукс мне и перо показал. Я хотел было вернуть его страусу, но,  знае-
те, не стал задерживаться, а главное, думаю: во-первых у  страуса  новое
отрастет, а во-вторых, страус сам с ним рассчитался  -  вырвал  здоровый
клок из штанов, так что квиты.
   Ну, обсудили этот случай, посмеялись, конечно, распрощались с местным
населением, вернулись на судно, подняли паруса и пошли  назад,  вниз  по
Нилу. Спустились спокойненько, не спеша, вышли к морю  и  вдоль  бережка
пошли на восток. Оттуда наш путь лежал в Красное море, через Суэцкий ка-
нал.
   В канал вошли утром. Там вообще-то лоцманы корабли проводят. Но я че-
ловек бывалый. Суэцким каналом ходить мне не впервой, я там каждый каму-
шек знаю. Ну, и решил зря не тратиться - пошел без лоцмана.  Идем.  Фукс
на носу "впередсмотрящим", я в руле, а Лом подвахтенным: готовит на кам-
бузе завтрак. Он был мастером кулинарного дела; другой раз такого  наст-
ряпает, что сыт по горло, а все равно сядешь, отведаешь. Вот  и  в  этот
раз. С утра, знаете. Лом подвязал фартук, засучил рукава,  затопил  кам-
буз... Я заглянул к нему - куда там: здесь и без того  жара,  а  у  него
прямо кузница на полном ходу, ад кромешный. Огонь так и пышет, в кастрю-
лях кипит, жаркое румянится, а главное - аромат. Подливочки, соуса - это
у него был коронный номер. И такой запах пошел над Суэцким каналом,  что
со всех сторон собрались звери - не закусить, так хоть  понюхать.  Стоят
по берегам, смотрят на нас, облизываются. И, знаете, здорово получается!
Мы два дела делаем зараз: во-первых, идем своим направлением, а  во-вто-
рых, в непосредственной близости изучаем местную фауну. А фауна там  бо-
гатейшая! Из Аравии пожаловали тигры, кабаны, приползли вараны, а с  аф-
риканского берега - львы, слоны, носороги. Жираф тоже пришел из пустыни,
пронюхал и любуется нашим суденышком. Не знаю уж, какие там  возникли  у
него мысли, но только, судя по всему, он принял нашу  яхту  за  плавучую
закусочную. Свесил шею, как подъемный кран,  идет  за  нами  по  берегу,
слюнки пускает.
   А тут Лом как раз закончил стряпню, накрыл стол на три  персоны.  Все
как полагается - тарелочки, вилочки, чистую скатерть постелил и  выходит
из камбуза с миской в руках. И  представьте:  жвачное  заинтересовалось,
лезет мордой прямо в миску; Лом на него кричит, ругается, а жираф -  жи-
вотное невоспитанное, убеждения на него не действуют,  тянется  к  миске
как ни в чем не бывало, зубы оскалил и уже облизывается. И сделать ниче-
го нельзя: свернуть некуда, канал узкий, по берегу не пойдешь. Применить
физические меры воздействия - это руль нужно бросить, а тут место  очень
ответственное: рискованно. Фукс - тот увлекся изучением фауны, не  видит
и не слышит ничего, а у Лома руки заняты... Тут одно спасение -  ретира-
да.
   - Отступайте, Лом! - приказал я.
   - Есть отступать! - ответил Лом и давай пятиться  задом  в  каюту  по
трапу.
   А у жирафа знаете какая шея! А тут он ее еще вытянул и тоже за  Ломом
в каюту. Лом забился в самый конец, и жираф не отстает. И вот слышу. Лом
рапортует:
   - Дошел до места!
   Ну, я понял - дело дрянь, так  и  без  завтрака  останешься.  Рискнул
все-таки: бросил на минуточку руль,  захлопнул  дверь,  прищемил  жирафу
шею. И подействовало, знаете, лучше всяких внушений: жираф уперся  всеми
четырьмя ногами, выдернул шею из кубрика, выпрямился во весь  рост.  Но,
видимо, обиделось животное: оглянулось кругом, заржало и слопало флюгер.
   Ну, это ущерб небольшой: флюгера у меня были запасные,  а  завтрак-то
все-таки спасли, как ни говорите. И жирафу, если разобраться, не так  уж
обидно. Конечно, мы его, так сказать, в шею вытолкали, как  непрошенного
гостя, но все-таки не голодным ушел. Они там привыкли в пустыне -  камни
и те с голодухи гложут, так что флюгер для него тоже, знаете, не так се-
бе, а в некотором роде деликатес.
   Да. Обсудили и этот поучительный случай, позавтракали с отменным  ап-
петитом и пошли дальше.
   К ночи прошли Суэц, тут заштилели и простояли около  двух  суток.  Да
оно, знаете, и кстати. Отдохнули, поправили  паруса,  рангоут,  обтянули
такелаж, генеральную уборочку произвели, и  утром  потянул  ветерок.  Мы
подняли паруса и вышли в Красное море.
   Сначала спокойно шли правым бакштагом, а потом ветерок стал крепчать,
и нас здорово потрепало. Налетел самум из Сахары. Жарко, как в бане, ду-
хота страшная, зыбь, и Фукс, знаете, не выдержал, укачался.  Он  сначала
крепился, не показывал виду, потом сразу как-то сдал. Даже до  койки  не
дополз, улегся тут же на палубе, на ящике с провизией, стонет, обмахива-
ется страусовым пером. Жалко парня, однако ничем  не  поможешь.  Морская
болезнь - безопасный, но неизлечимый недуг.
   А в остальном все в порядке. Этот самум даже на руку нам: гонит  "Бе-
ду" полным ходом. Идем хорошо. Так и меряем милю за милей. Я  посмотрел,
проложил курс, оставил Лома в руле, а сам пошел вздремнуть в каюту.  При
моей комплекции в этих широтах лучше нести ночную вахту,  а  Лом,  он  и
днем постоит, не растает. Да.
   Ну, а к ночи жара несколько спала, мой старший помощник Лом отправил-
ся спать в каюту, а я встал в руль, веду судно.
   Ночь в тех местах красива до чрезвычайности:  вверху  луна  качается,
как фонарь на цепочке; море горит голубым, таинственным  светом.  Как  в
сказке. Постоишь часок-другой, и полезет  в  голову  всякая  чертовщина:
разные там ковры-самолеты, драконы, привидения. Я это размечтался, вдруг
слышу - Фукс невнятно бормочет что-то. Прислушался... Ого, тут,  похоже,
не морской болезнью, тут тропической лихорадкой пахнет! Слышу  -  бредит
бедняга, шепчет:
   - Христофор Бонифатьевич, крокодил... Еще крокодил...
   Ну, я закрепил руль, спустился в каюту, отпер аптечку, достал  порцию
хины, выхожу, а Фукс не унимается:
   - Двадцать семь крокодилов, двадцать восемь крокодилов, тридцать кро-
кодилов...
   - Полно, Фукс, будет вам крокодилов считать! Сглотнитека лучше, - го-
ворю я.
   И только шагнул, мне под ногу подвернулась какая-то гадина.  Я  попя-
тился, поскользнулся, упал, хину рассыпал. Тут кто-то меня  за  палец  -
цап! Ну, знаете, тут и я испугался, закричал. На  крик  выскочил  Лом  и
только ступил на палубу - слышу: тоже кричит.
   А Фукс, как часы, считает:
   - Сорок пять крокодилов... Пятьдесят крокодилов...
   Тут есть от чего прийти в панику. Но я взял  себя  в  руки,  вскочил,
чиркнул спичкой - и, поверите ли, вижу: действительно, полна палуба кро-
кодилов. Крокодильчики мелкие, новорожденные и безопасные  по  существу,
но все-таки, знаете, неприятные животные. С ними я уже не  стал  церемо-
ниться, взял швабру и давай прямо за борт, в родную стихию.
   А когда палуба несколько очистилась, я поинтересовался, откуда же это
нашествие. И вижу - лезут из щели, из ящика. Ну, тогда я все понял:  нам
в той деревне по ошибке или с умыслом вместо  страусовых  яиц  отгрузили
крокодильи. А тут жара, да еще Фукс сверху улегся, высидел,  вот  они  и
полезли.
   Установив причину чрезвычайного происшествия, я без труда избавился и
от его последствий. Не стал даже ящик распаковывать. Провел просто доску
от той щели за борт - вроде мостика, и они полным ходом, как по конвейе-
ру, один за одним так и лезли до самого Адена.  А  после  уж,  в  Адене,
вскрыли ящик, глядим - одни скорлупки остались... Да-с.
   Устранив крокодилов и водворив порядок на судне, я несколько  успоко-
ился. Но ненадолго: судьба готовила мне новые испытания.
   Мы шли вдоль берегов Эритреи. Лом спал в каюте.  Фукс  -  на  палубе.
Ураган стих, все предвещало спокойствие.  Вдруг  перед  самым  рассветом
слышу где-то в море раздирающий душу крик.
   - Все наверх! Человек за бортом! - крикнул я. - Руль на борт, поворот
оверштаг!
   Экипаж мгновенно принимает необходимые меры: полетели в  море  спаса-
тельные средства - круги, шары, концы... и вот поднимают на борт  потер-
певшего.
   Гляжу - унтер-офицер в мокром виде. Внешностью не блещет, однако  от-
ряхнулся, прокашлялся и взял под козырек:
   - Сержант итальянской армии Джулико Бандитто к вашим услугам.
   - Да какие уж тут услуги! - говорю я. - Скажите, дорогой мой,  спаси-
бо, что так обошлось, да расскажите, как вы сюда попали и что мне с вами
делать?
   - Прогуливаясь в нетрезвом виде, сдут ветром в море. Прошу вас, капи-
тан, высадить меня в любом месте на итальянском берегу.
   - Э, батенька, - говорю я, - далеконько же вас занесло! Италия-то вон
где...
   - Италия везде, - перебил сержант. - И здесь, - показывает направо, -
Италия, и здесь, - показывает налево, - Италия... Весь мир - Италия!
   Ну, я спорить не стал. Думаю: "Хмель-то у него еще не прошел, так че-
го с пьяным разговаривать?"
   Опять же пришлось принять во внимание, что в те годы такие вот молод-
чики в Италии взяли верх над народом и весь мир собирались к рукам приб-
рать. И невдомек было этим жуликам и бандитам, что их главный бандит  до
того высоко сапоги занесет, что так, вверх сапогами, его и повесят...
   Ну, а тогда ходил он еще вверх головой и чужую землю топтал. Да-с.
   В общем, я возражать не стал. Думаю:  "Разделаюсь  поскорее  с  таким
гостем, и то хорошо".
   - Ладно, - говорю, - Италия так Италия. Куда  вас  поточнее-то?  Сюда
или туда?
   - А вон, - говорит, - туда, к тем скалам, прошу вас.
   Ну, я, ничего не подозревая, причаливаю к  скалистому  берегу,  подаю
сходню. Тут мой сержант опять берет под козырек:
   - Благодарю вас, господин капитан. А теперь потрудитесь сойти с  суд-
на.
   - Полноте, батенька, некогда мне, да и не к чему. Идите уж...
   - Ах так? - говорит он, достает свисток, и  вдруг,  понимаете,  из-за
скал налетает рота головорезов. Щелк-щелк! - и, гляжу, весь мой экипаж в
наручниках, и я в том числе.
   Подхватили нас под микитки и повели по сильно пересеченной местности.
Кругом скалы, горы, бесплодная почва... Ну, привели в лагерь,  доложили.
Мы стоим, ждем.
   Наконец выходит полковник с тарелкой в руках; стоит, уплетает макаро-
ны.
   - Ага, - говорит, - вторглись на итальянскую  территорию.  Все  ясно:
судно конфисковать, людей поставить на полевые работы, о дальнейшем зап-
росить Рим.
   Ну, и погнали нас на работу. За день  мы  намучились,  проголодались.
Хорошо еще. Фукс запустил руку в торбу к  мулу,  извлек  горсть  овса  -
только и поели.
   А к ночи приходит сержант Джулико. Пожалел все-таки, отблагодарил  за
спасение: принес тарелку макарон из своего пайка.
   Неприятно принимать такие подачки, но голод, как говорится, не тетка.
Я разделил макароны по-братски, отведал. Лом - тот отсутствием  аппетита
никогда не страдал - набросился, а Фукс, смотрю, чванится: понюхал и нос
воротит.
   - Разве это макароны? - говорит он. - Это же скверная  подделка.  Ай,
господин сержант, у вас здесь такой  благодатный  климат,  а  вы  всякую
дрянь едите и кукурузу сеете! Да здесь можно такую макаронную  плантацию
развести, что на всю Италию хватит!  Вы  доложите  полковнику:  я,  если
угодно, сделаю опытную посадочку. У меня и рассада есть - на судне оста-
лась.
   Я глаза вытаращил: до чего же врет парень! А Джулико этот уши  разве-
сил и действительно побежал докладывать. И что бы вы думали: отдали  нас
в распоряжение Фукса, отвели ему участок, принесли  с  "Беды"  макароны,
кругом поставили караул. Сам полковник пришел.
   - Сажайте, - говорит, - но смотрите: обманете - шкуру спущу!
   Я вижу - этот действительно спустит, ну и решил предостеречь Фукса.
   - Бросьте вы это дело, - шепчу я, - ведь ничего не выйдет, кроме неп-
риятностей...
   А он только рукой махнул:
   - Будьте покойны, Христофор Бонифатьевич. Только тихо!
   И вот, понимаете, раскопали мы не торопясь грядки.  Фукс  на  виду  у
всех наломал макароны, посадил, поливает.
   И представьте, через три дня взошли! Сперва этакие, знаете ли,  зеле-
ные росточки, потом листочки...
   Фукс ходит, окучивает, рассказывает итальянцам:
   - Это вам не какая-нибудь дешевая подделка, это натуральный  продукт!
Вот вырастут повыше, станут в рост человека, тогда вы их косите,  листья
обламываете на корм скоту, а стебли бросаете прямо в кастрюлю, варите  -
и получаете превосходное кушанье.
   И поверили итальянцы. Да и я, признаться, поверил. Убедительно.  Рас-
тут ведь. Факт! И вот этот полковник спрашивает:
   - Нельзя ли засеять все поле?
   - Нет, почему же, можно, пожалуйста, - говорит Фукс, - только  семен-
ного материала маловато. А если ваши сеять, их  надо  спиртом  поливать,
иначе не взойдут.
   - Ну что ж, мои молодцы польют, - говорит полковник и распорядился.
   На другой день выкатили цистерну спирта, высыпали все  макароны,  что
были, соорудили цепы, обмолотили, засеяли и пошли поливать.  Но  только,
знаете, на поле немного попало, все больше в  рот  солдатам.  Вечером  и
полковник прибыл, тоже пригубил, и такое пошло веселье по всему  лагерю:
песни, шум, драки начались. А к ночи взошла луна,  лагерь  утих,  только
храп слышен по полю. А мы скорее на берег, на "Беду". Подняли  паруса  и
пошли.
   - Ну, - говорю, - Фукс, вам бы агрономом быть, а не матросом. Как это
вы достигли такого совершенства? Ведь это чудо, чтобы макароны проросли.
   - Никакого чуда, Христофор Бонифатьевич, просто ловкость рук, - отве-
чает Фукс. - У меня горсточка овса осталась в кармане, а с овсом  не  то
что макароны - окурки и те взойдут.
   Вот оно как. В общем, благополучно ускользнули. Ну, а на другой  день
я обогнул мыс Гвардафуй и пошел прямо на юг.


   Глава IX О старых обычаях и полярных льдах

   Океан встретил нас ровным пассатом. Идем день, другой. Влажный  ветер
несколько умеряет жару, однако прочие признаки указывают на пребывание в
тропической зоне. Синее небо, солнце в зените, а главное - летучие рыбы.
Замечательно красивые рыбки! Порхают над водой, как стрекозы, и  дразнят
душу старого моряка. Недаром, знаете, летучая рыба -  символ  океанского
простора.
   Вот эти рыбки, будь они неладны, воскресили во мне воспоминания юнос-
ти, первое плавание... экватор...
   Экватор, как вам известно, линия воображаемая, однако вполне  опреде-
ленная. Переход ее с давних пор сопровождается небольшим  самодеятельным
спектаклем на корабле: якобы морской бог Нептун является на судно и пос-
ле непродолжительной беседы с капитаном, тут же на палубе, купает  моря-
ков, впервые посетивших его владения.
   Я решил тряхнуть стариной и возродить этот старый обычай. Тем  более,
декорации несложные, костюмы тоже - с этой стороны постановка трудностей
не представляет. Но вот с актерским составом просто  зарез.  Я,  знаете,
единственный бывалый моряк на судне, я же и капитан, и волей-неволей мне
же приходится изображать Нептуна.
   Но я нашел выход: с утра приказал выставить бочку с водой, затем ска-
зался больным и вплоть до выздоровления по всем правилам сдал  Лому  ко-
мандование судном. Лом выразил мне соболезнование, однако с удовольстви-
ем заломил фуражку на капитанский манер и приказал Фуксу чистить  медные
части.
   А я заперся в каюте и занялся подготовкой: сделал бороду  из  швабры,
соорудил трезубец, корону, а сзади прицепил хвост наподобие  рыбьего.  И
должен без хвастовства сказать: получилось отлично. Я, знаете, посмотрел
в зеркало: ну, куда там - Нептун, да и только. Как живой!
   И вот, когда, по моим расчетам, "Беда" пересекла экватор, я в  полном
облачении поднялся на палубу...
   Результат получился необычайный, но несколько неожиданный. Отсутствие
предварительной проработки спектакля и незнание старых  морских  обычаев
направили воображение моего экипажа в нежелательную для меня сторону.
   Я вышел.
   Мой старший помощник Лом гордо стоял у штурвала, пристально вглядыва-
ясь в горизонт. Фукс, обливаясь потом, усердно "драил медяшку".
   Летучие рыбы по-прежнему порхали над волнами.
   Спокойствие царило на палубе корабля, и мой выход в первый момент ос-
тался незамеченным.
   Ну, я решил обратить на себя внимание: грозно стукнул трезубцем и за-
рычал. Тут оба они встрепенулись и замерли от изумления. Наконец придя в
себя. Лом нерешительно шагнул мне навстречу и смущенным  голосом  произ-
нес:
   - Что с вами, Христофор Бонифатьевич?
   Я ждал этого вопроса и заранее подготовил ответ в стихотворной форме:
Я Нептун - морское чудо, Мне подвластна вся вода, Рыбы,  ветры  и  суда.
Рапортуйте мне: откуда И куда идет "Беда"?
   Тут лицо Лома выразило мгновенный испуг, который затем перешел в  от-
чаянную решимость. Лом бросился, как леопард, облапил меня своими  ручи-
щами и потащил к бочке. - Поддержать капитана за ноги! - скомандовал  он
на ходу.
   А когда Фукс выполнил приказание. Лом добавил несколько спокойнее:
   - Старика хватил солнечный удар, необходимо освежить ему голову.
   Я пробовал отбиваться, пробовал убеждать их, что, согласно веками ус-
тановленным обычаям, не мне, а им следует купаться по случаю прохождения
экватора, но они не слушали. И вот понимаете, приволокли меня к бочке  и
принялись окунать в воду.
   Корона моя размокла, трезубец упал.  Положение  прискорбное  и  почти
безвыходное, но я собрался с последними силами и в  момент  между  двумя
погружениями бодро скомандовал:
   - Отставить макать капитана!
   И, представьте себе, подействовало.
   - Есть отставить макать капитана! -  гаркнул  Лом,  вытянув  руки  по
швам.
   Я ухнул в воду... Одни ноги торчат. Мог бы и захлебнуться, да хорошо.
Фукс догадался: завалил бочку набок, вода вылилась, и я  застрял.  Сижу,
как рак-отшельник, не могу отдышаться. Ну, потом оправился и вылез, тоже
этак, рачьим манером, кормой вперед.
   Вы сами понимаете, какой ущерб моему авторитету нанесло это  событие.
А тут еще, как назло, мы потеряли пассат. Наступил мертвый штиль, и без-
делье воцарилось на судне. И вот, знаете, как утро. Лом с Фуксом устраи-
ваются на палубе, ноги под себя, по-турецки, карты в руки и  дуются  без
отдыха в подкидного дурака.
   Я посмотрел день, посмотрел другой и прекратил это дело. Я  вообще-то
противник азартных игр, а тут тем более, поскольку это увлечение угрожа-
ло срывом дисциплины. Ведь вы учтите: Фукс жульничает, каждый кон остав-
ляет Лома дураком, да еще подкидным! Какое уж тут уважение!
   А с другой стороны, просто так запретить игру - умрут со скуки. А  по
мне, пусть уж лучше помощник дурак, чем покойник.
   Тогда я предложил им шахматы. Это как-никак игра  мудрецов,  изощряет
ум, развивает стратегические способности. К тому же  спокойный  характер
этой игры позволяет обставить ее по-семейному.
   И вот мы водрузили на палубе стол, вытащили самовар, над головой рас-
тянули тент из паруса и в такой обстановке, за чашкой чаю, с утра до но-
чи предавались бескровным поединкам.
   Вот так однажды мы с Ломом засели  с  утра  доигрывать  незаконченную
партию. Жара стояла убийственная, и Фукс, свободный от игры,  полез  ку-
паться.
   Король Лома беспомощно жался к уголку. Я уже предвкушал сладость зас-
луженной победы, вдруг резкий крик за бортом нарушил  ход  моих  мыслей.
Взглянул - вижу, над водой шляпа Фукса. (Он купался  в  головном  уборе,
опасаясь солнечного удара.) Отчаянно вопя. Фукс бьет по  воде  руками  и
ногами, поднимает тучи брызг и со всей скоростью, которую позволяли раз-
вивать его ходовые качества, приближается к "Беде". А за  ним,  рассекая
лазурную гладь моря, бесшумно скользит над водой спинной плавник  огром-
ной акулы.
   Настигнув несчастного, акула перевернулась  на  спину,  открыла  свою
страшную пасть, и я понял, что Фуксу пришел конец. Не отдавая  отчета  в
своих действиях, я схватил со стола первое, что подвернулось под руку, и
изо всей силы швырнул в морду морского хищника.
   Результат получился разительный и необычайный: зубы чудовища мгновен-
но сомкнулись, и в ту же секунду, бросив преследование,  акула  заверте-
лась на месте. Она выпрыгивала из воды, жмурилась и, не разжимая  челюс-
тей, сквозь зубы отплевывалась во все стороны.
   Фукс тем временем благополучно добрался  до  судна,  вскарабкался  на
борт и в изнеможении подсел к столу. Он пытался что-то  сказать,  но  от
волнения глотка его пересохла, и я поспешил налить ему чаю.
   - Вам с лимоном? - спрашиваю. Протянул руку к блюдцу, а там нет ниче-
го.
   Тогда я все понял. В минуту смертельной опасности  лимон  подвернулся
мне под руку и решил участь Фукса. Акулы, знаете, непривычны к  кислому.
Да что там акулы, вы сами, молодой человек, попробуйте лимон  целиком  -
так скулы сведет, что и рта не откроете.
   Пришлось запретить купание. Запас лимонов у нас, правда,  еще  сохра-
нился, но ведь нельзя же рассчитывать, что всегда попадешь  так  удачно.
Да-с. Устроили душ на палубе, обливали друг друга из ведра, но ведь  это
все полумеры, и жара замучила нас совершенно.
   Я даже несколько похудел, и не знаю, чем бы все кончилось, если бы  в
одно прекрасное утро не потянул наконец ветерок.
   Изнуренный бездельем экипаж проявил необычную энергию.  Мы  мгновенно
поставили паруса, и "Беда", набирая ход, пошла дальше, на юг.
   Вас, может быть, удивит  взятое  мною  направление?  Не  удивляйтесь,
взгляните на глобус: идти вокруг света вдоль экватора  долго  и  трудно.
Многих месяцев пути требует такой поход. У полюса  же  вы  легко  можете
хоть пять раз в день обойти земную ось кругом, тем более что и дни  там,
на полюсе, бывают до шести месяцев продолжительностью.
   Вот мы и стремились к полюсу и с каждым  днем  спускались  все  ниже.
Прошли умеренные широты, приблизились к Полярному кругу. Тут уж, знаете,
холодок дает себя чувствовать. И море не то: вода серая, туманы,  низкая
облачность. На вахту выходишь в шубе, уши мерзнут, на снастях сосульки.
   Однако мы и не думали об отступлении. Напротив,  пользуясь  попутными
ветрами, мы с каждым днем спускались все ниже и  ниже.  Легкая  зыбь  не
причиняла нам беспокойства, экипаж чувствовал себя отлично, и я с нетер-
пением ждал того момента, когда на горизонте  откроется  ледяной  барьер
Антарктики.
   И вот однажды Фукс, обладавший орлиным зрением,  неожиданно  восклик-
нул:
   - Земля на носу!
   Я было подумал, у меня или у Лома нос не в порядке. Провел  даже  ла-
донью, утерся. Нет, все чисто.
   А Фукс опять кричит:
   - Земля на носу!
   - Может, по носу земля? - говорю я. - Так вы. Фукс, так бы и  говори-
ли. Пора привыкнуть. Но только не вижу я вашей земли...
   - Так точно, по носу земля, - поправился Фукс. - Вон там, видите?
   - Не вижу, признаться, - сказал я.
   Но прошло еще с полчаса - и что бы вы думали? Точно. Тут уж и я заме-
тил темную полоску на горизонте, и Лом заметил. Действительно, похоже на
землю.
   - Молодец, Фукс, - говорю я, а сам беру бинокль, пригляделся и вижу -
ошибка! Не земля, а лед. Огромный айсберг стоповидной формы.
   Ну, я взял курс прямо на него, и два часа  спустя,  сверкая  тысячами
огней в лучах незаходящего солнца, айсберг встал у нас перед носом.
   Точно стены хрустального замка, возвышались над морем голубые уступы.
Холодом и мертвенным спокойствием веяло от ледяной горы. Зеленые волны с
рокотом разбивались у ее подножия. Нежные облака цеплялись за вершину.
   Я немного художник в душе. Величественные картины природы волнуют ме-
ня до чрезвычайности. Скрестив руки на груди, я застыл от изумления, со-
зерцая ледяную громаду.
   И вот, откуда ни возьмись, тощий тюлень высунул из воды  свою  глупую
морду, бесцеремонно вскарабкался по склону, развалился на льду и  давай,
понимаете, чесать бока!
   - Пошел вон, дурак! - крикнул я.
   Думал - уйдет, а он хоть бы что. Чешется, сопит, нарушает торжествен-
ную красоту картины.
   Тут я не выдержал и совершил  непростительный  поступок,  результатом
которого едва не явилось бесславное окончание нашего похода.
   - Подать ружье! - говорю я.
   Фукс юркнул в каюту, вынес винтовку. Я прицелился... Бац!
   И вдруг гора, казавшаяся незыблемой твердыней, со  страшным  грохотом
раскололась пополам, море закипело под нами, осколки льда  загремели  по
палубе. Айсберг совершил этакое сальто-мортале, подхватил "Беду",  и  мы
чудесным образом оказались на самой верхушке ледяной горы.
   Ну, потом стихии несколько успокоились. Успокоился и  я,  осмотрелся.
Вижу - положение неважное: яхта застряла среди  неровностей  льда,  села
так, что и не сдвинешь, кругом неприветливый серый  океан,  а  внизу,  у
подножия ледяной горы, болтается все тот же тюлень-негодяй,  смотрит  на
нас, ухмыляется самым наглым образом.
   Экипаж, несколько смущенный всей этой историей, молчит. Ждет, видимо,
объяснений непонятного явления. И я решил блеснуть  запасом  познаний  и
тут же на льду провел небольшую лекцию.
   Ну, объяснил, что айсберг вообще опасный сосед для корабля,  особенно
в летнюю пору. Подтает подводная часть, нарушится  равновесие,  перемес-
тится центр тяжести, - и вся эта громадина  держится,  так  сказать,  на
честном слове. И тут не то что выстрела, тут громкого кашля бывает  дос-
таточно, чтобы разрушилось все это природное сооружение. И ничего удиви-
тельного нет, если айсберг переворачивается... Да.
   Ну, экипаж выслушал с должным вниманием мои объяснения. Фукс  промол-
чал из скромности, а Лом со свойственной ему  непосредственностью  задал
несколько неделикатный вопрос.
   - Ладно, - говорит, - как он перевернулся - это дело прошлое,  а  вы,
Христофор Бонифатьевич, скажите, как его назад переворачивать?
   Тут, молодой человек, действительно подумаешь: как ее переворачивать,
такую громадину? А делать что-то надо. Не век же сидеть на льду.
   Ну, я погрузился в размышления, стал обдумывать  создавшееся  положе-
ние, а Лом тем временем подошел к делу несколько несерьезно, с кондачка:
переоценил свои силы и решил самостоятельно спустить яхту на воду. Взял,
понимаете, топор, размахнулся и отколол глыбу тонн в двести.
   Он, видимо, хотел подрубить таким образом нашу ледяную подставку. На-
мерение весьма похвальное, но совершенно  необоснованное.  Недостаточные
познания в области точных наук не позволили Лому предугадать  результаты
его усилий.
   А результаты получились как раз обратные. Как только глыбы отделились
от нашей горы, гора, понятно, стала легче, приобрела некоторый  дополни-
тельный запас плавучести, всплыла. Словом, к тому времени, когда я выра-
ботал план действий, верхушка айсберга вместе с яхтой благодаря  усилиям
Лома поднялась еще футов на сорок.
   Тут Лом опомнился, раскаялся в своем легкомысленном  поведении  и  со
всем рвением, на которое был способен, принялся выполнять  мои  приказа-
ния.
   А мой план был проще простого: мы поставили паруса, натянули шкоты  и
вместе с айсбергом полным ходом пошли назад, на север, поближе к  тропи-
кам. И тюлень с нами отправился.
   И  вот,  знаете,  недели  не  прошло,  наша  ледышка   стала   таять,
уменьшаться в размерах, потом в одно прекрасное утро хрустнула,  сделала
вторичный переворот, и "Беда", как со стапеля, мягко стала  на  воду.  А
тюлень, понимаете, оказался наверху, но не  удержался,  поскользнулся  и
плюх мешком к нам на палубу! Я схватил его за шиворот, высек ремнем  для
острастки и отпустил. Пусть плавает. А Лом тем временем сделал  поворот,
"Беда" снова легла на курс "зюйд", и мы вторично направились к полюсу.


 


ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2]

Страница:  [1]