Глава Х, в которой читатель знакомится с адмиралом Кусаки,  а  экипаж
"Беды" - с муками голода 

   Снова серые облака, туманы, снова шубы пришлось надеть...
   И вот однажды в морозную погоду мы идем не спеша.  Вдруг  как  ухнет!
Взрыв не взрыв, гром не гром - не поймешь.
   Подождали, прислушались - тишина, потом снова: бабах! И опять тишина.
   Я заинтересовался, заметил направление и повел "Беду" навстречу зага-
дочному явлению.
   И вот видим: на горизонте - подобие плавучей горы. Подходим. Нет,  не
гора, просто облако тумана. Вдруг из середины его вздымается столб воды,
фонтаном падает в море, при этом глухой раскат снова разносится по океа-
ну и сотрясает "Беду" от киля до клотика.
   Страшновато стало, но любопытство и стремление обогатить  науку  раз-
гадкой непонятного явления победили во мне чувство осторожности. Я встал
в руль и ввел судно в туман. Иду, смотрю - сосульки  с  бортов  начинают
падать, да и так заметно значительное потепление. Сунул руку за  борт  -
вода только что не кипит. А перед носом в  тумане  вырисовывается  нечто
огромное, вроде сундука, и вдруг этот сундук - апчхи!
   Ну, тогда я все понял: кашалот, понимаете, зашел  из  Тихого  океана,
простудился во льдах Южного полюса, подхватил грипп, лежит тут и чихает.
А раз так, неудивительно и нагревание воды: заболевания простудного  ха-
рактера обычно сопровождаются повышенной температурой.
   Можно бы загарпунить этого кашалота, но неудобно пользоваться  болез-
ненным состоянием животного. Не в моих это принципах. Напротив,  я  взял
на лопату хорошую порцию аспирина, нацелился и только хотел сунуть ему в
пасть, вдруг, понимаете, налетел ветерок, подкатила волна. Ну и, знаете,
промахнулся, не попал. Аспирин рассыпался и вместо рта да в дыхало  -  в
ноздри, так сказать.
   Кашалот вздохнул, замер на секунду, зажмурил глаза -  и  вдруг  опять
как чихнет, да прямо на нас.
   Ну уж чихнул так чихнул! Яхта взвилась под самые облака, потом  пошла
на снижение, перешла в штопор, и вдруг... хлоп!
   От удара я потерял сознание, а когда очнулся, смотрю -  "Беда"  лежит
на боку, на палубе огромного корабля. Фукс запутался в  снастях.  Лом  -
тот и вовсе вывалился от толчка и сидит тут же рядом, в  несколько  неу-
добной позе. А навстречу нам под защитой  дальнобойных  орудий  шествует
важной походкой небольшая группа господ, в чинах, судя по  мундирам,  не
ниже адмиральских.
   Я представился. Они, со своей стороны, объяснили, что являются между-
народным комитетом по охране китов от вымирания. И тут же на палубе учи-
нили мне допрос: кто, откуда, какие цели преследует мой поход, не встре-
чал ли я китообразных, а если встречал, какие меры принял для защиты  их
от вымирания.
   Ну, я рассказал своими словами: так, мол, и  так,  поход  спортивный,
кругосветный, встретил одного кашалота в болезненном состоянии и  оказал
посильную помощь, предписанную в таких случаях медициной.
   Они выслушали, пошептались, поставили у яхты конвой  и  удалились  на
совещание. И мы сидим, ждем, тоже совещаемся.
   - Вынесут благодарность. Может, медаль дадут, - говорит Лом.
   - Что медаль! - возражает Фукс. - По мне, лучше чтонибудь деньгами...
   Ну, а я воздержался, промолчал.
   Час так прошел, два, три. Скучно стало. Я отправился туда, на совеща-
ние. Пустили. Я сел в уголок и слушаю. А у них уже прения идут. Как раз,
знаете, взял слово представитель одной восточной державы, адмирал  Куса-
ки.
   - Наша общая цель, - сказал он, - охрана китообразных  от  вымирания.
Какие же средства есть у нас для достижения этой  благородной  цели?  Вы
все прекрасно знаете, господа, что  единственным  действенным  средством
является уничтожение китообразных, ибо с уничтожением их некому будет  и
вымирать. Теперь разберем случай, ставший предметом  нашего  обсуждения:
капитан Врунгель, вопрос о котором стоит на повестке  дня,  как  он  сам
признает, имел полную возможность уничтожить встреченного им кашалота. А
что сделал этот жестокий человек? Он позорно отстранился  от  выполнения
своего высокого долга и предоставил бедному животному  вымирать  сколько
ему заблагорассудится! Можем ли мы закрыть глаза на такое  преступление?
Можем ли мы пройти мимо такого вопиющего факта? Нет, господа, мы не  мо-
жем. Мы должны наказать преступника. Мы должны отобрать его судно и  пе-
редать моим соотечественникам, которые честно  выполняют  задачи  нашего
комитета...
   Тут перебил его представитель другой державы,  западной,  вот  только
фамилию забыл, - Грабентруп, кажется.
   - Все правильно, - говорит он, - наказать нужно, но  только  господин
адмирал забыл самое существенное: кашалот, в отличие от  прочих  китооб-
разных, обладает черепом удлиненного строения. Таким  образом,  оскорбив
кашалота, этот Врунгель оскорбил всю арийскую расу. Так что же вы думае-
те, господа, арийцы потерпят это?
   Ну, я уж и слушать дальше не стал, вижу и так: попали из  огня  да  в
полымя. Улизнул тихонько, пошел к своим, доложил о результатах разведки.
И гляжу: приуныл мой экипаж. Сидят грустные, ждут решения участи.
   Целый день китолюбивые адмиралы спорили. Наконец поздно  вечером  вы-
несли резолюцию. Мы приготовились к самому худшему и мысленно уже  расп-
рощались с "Бедой", но опасения наши оказались несколько преждевременны-
ми. Решение вынесли неопределенное: "Для изучения вопроса создать специ-
альную комиссию, а яхту "Беда" с экипажем временно водворить на одном из
близлежащих необитаемых островов".
   Я, понятно, заявил протест, да что толку. Меня и не спросили.  Подце-
пили краном "Беду", опустили на скалы; нас тоже высадили, подняли флаги,
погудели и пошли. Я вижу - делать нечего. Приходится подчиняться  грубой
силе и устраиваться по-береговому, с учетом  создавшегося  положения.  А
положение, надо вам сказать, отвратительное: яхта лежит  на  самом  краю
утеса, мачта торчит над морем, унылый прибой плещет у подножия скалы.
   Ну, мы снарядились и пошли обследовать наш островок. Ходили, ходили -
ничего хорошего не нашли. Всюду холодно, неуютно, одни скалы кругом.
   Единственно с чем хорошо, так это с  топливом.  Уж  не  знаю  откуда,
только нанесло на этот островок обломков погибших кораблей.
   А с другой стороны, нам и топливо ни к чему. Запасы у нас на  исходе,
кругом ни флоры, ни фауны, а камнями, сколько их ни вари, все равно  сыт
не будешь.
   "Аппетит, говорят, приходит во время еды". Возможно. Но у меня в этом
отношении несколько необычный организм. Когда голоден,  только  тогда  и
ощущаю присутствие аппетита.
   В целях борьбы с этой ненормальностью я подтянул кушак потуже,  терп-
лю. Лом и Фукс тоже на голод жалуются. Пробовали рыбу ловить - не клюет.
Лом вспомнил, что в старину в таких случаях  борщ  из  подметок  варили,
достал штормовые сапоги, два дня варил - никакого результата. Да  и  по-
нятно, знаете: в былые-то времена сапоги из воловьей кожи  делали,  а  у
нас вся штормовая одежда из синтетического каучука. Конечно, в дождь,  в
сырую погоду оно удобнее - не промокает, что касается кулинарных качеств
такой обуви, прямо нужно сказать: ни вкуса у нее, ни питательности.
   Ну и, понятно, скучновато стало. Ходим мы вокруг нашей яхты,  смотрим
на горизонт и друг на друга посматриваем. Призрак голодной смерти встает
перед нами. По ночам преследуют кошмары...
   И вот однажды смотрю - подходит к нашему острову льдина. А на  льдине
пингвины. Выстроились в одну шеренгу, как на смотру, кланяются.
   Я тоже поклонился. А сам думаю: как бы с вами, господа пингвины, поз-
накомиться поближе? Берег тут крутой, не спустишься, а пингвины, как  их
ни мани, сами не прилетят. Крылья-то у них бутафорские, так, больше  для
формы. А с другой стороны, и упустить жалко: птички  жирные,  упитанные,
так и просятся на жаркое.
   Встали мы на краю утеса и смотрим на них с  вожделением.  Льдина  эта
уткнулась в наш остров, прямо под мачтой. Пингвины загалдели, топают но-
гами, машут крыльями, тоже смотрят на нас.
   И вот, знаете, я поразмыслил немножко, сделал необходимые  расчеты  в
уме и решил соорудить этакую машину - пингвиноподъемник, что ли.
   Ну, взяли пустую бочку, прибили к ней  запасный  штурвал,  продолбили
дырку в дне, насадили на мачту, а сверху перекинули штормтрапы,  связан-
ные бесконечной лентой. Опробовал я это сооружение на холостом ходу. Ви-
жу - должно работать. Вот только приманки нет. Кто  их  знает,  чем  эти
птички интересуются. Спустил ботинок - ноль внимания. Спустил зеркало  -
результат тот же. Шарф, мясорубку пробовали - ничего не помогает.
   И тут меня осенило.
   Я вспомнил - висит у  нас  в  каюте  картинка  "Разварной  судак  под
польским соусом". Это мне один художник подарил. Очень натуральное изоб-
ражение. И вот, знаете, спустил я эту картинку на шнурке. Пингвины заин-
тересовались, двинулись к краю льдины. Передний сунул голову в трап, тя-
нется дальше - к судаку. Только просунул плавники, я  крутанул  бочку...
Один есть!
   И так-то славно дело пошло! Я сижу на мачте верхом, кручу бочку одной
рукой, другой снимаю с конвейера готовую продукцию, передаю  Фуксу,  тот
Лому, а Лом считает, записывает и выпускает на берег. Часа за  три  весь
остров заселили.
   Да. Ну, закончили пингвинозаготовку, и совсем по-другому жизнь пошла.
Пингвины бродят по скалам, кругом птичий гомон,  суета...  Шумно,  весе-
ло... Лом оживился, подвязал фартук, собрался стряпать. Первого пингвина
зажарили на вертеле, и мы тут же, стоя, отведали, заморили червячка. По-
том стали помогать Лому, натаскали дров целую гору. Он отобрал что посу-
ше, развел костер. Ну, доложу вам, и костер! Дым столбом, как из  вулка-
на, скалы раскалились, только не светятся. Тут на  вершине  острова  был
небольшой ледничок, так он от жары растаял, понимаете, разогрелся, полу-
чилось этакое кипящее озеро. Ну,  я  решил  воспользоваться  и  устроить
баньку. Сперва постирали, развесили одежду для просушки,  а  сами  сидим
паримся. И тут я недосмотрел. Не следовало бы особенно  увлекаться.  Ан-
тарктика как-никак. Погода там неустойчивая, нужно бы учесть  это,  а  я
пренебрег, сам еще дровишек подкинул. Я люблю, знаете, баньку погорячее.
Тут вскоре и результат последовал.
   Скалы горячие, не ступишь. Жар пошел кверху, гудит, как в  трубе.  И,
понятно, нарушилось равновесие воздушных масс. Со всех  сторон  налетели
холодные атмосферные течения, нагнало тучи, хлынуло. Вдруг как грянет!


   Глава XI, в которой Врунгель расстается со своим кораблем и со  своим
старшим помощником 

   Оглушенный и ослепленный, я не сразу пришел в  себя.  Потом  очнулся,
смотрю - пол-острова вместе с яхтой как не бывало. Только пар идет. Кру-
гом бушуют ветры, носится клочьями туман, море  кипит  и  вареные  рыбки
плавают. Не выдержал раскаленный гранит быстрого охлаждения,  треснул  и
разлетелся. Лом, бедняга, видимо, погиб в катастрофе, и  судно  погибло.
Словом, конец мечтам. А Фукс - тот выкрутился. Смотрю,  вцепился  в  ка-
кую-то доску и кружится на ней в водовороте.
   Ну, тут, знаете, и я - раз-раз саженками! - подплыл к подходящей  до-
щечке, улегся и жду. Потом море несколько утихло и ветер спал. Мы с Фук-
сом понабрали вареной рыбы до полного груза,  сколько  доски  выдержали,
сблизились друг с другом и отдались на волю стихии. Я свернулся  калачи-
ком на доске, ноги и руки подобрал, лежу. И Фукс так же устроился.  Плы-
вем рядышком по воле волн в неизвестном направлении, перекликаемся:
   - Хау ду-ю-ду. Фукс? Как у вас?
   - Олл райт, Христофор Бонифатьевич! Все в порядке!
   В порядке-то в порядке, но все-таки, доложу вам, печальное  это  было
плавание. Холодно, голодно и тревожно. Во-первых, неизвестно, куда выне-
сет, да и вынесет ли куда? А во-вторых, тут и акулы могут быть, так  что
лежи на доске, не двигайся. А начнешь маневрировать - привлечешь  внима-
ние хищников. Налетят - и не заметишь, как руки или ноги недосчитаешься.
   Да. Ну, плывем так в праздности и в унынии.  День  плывем,  два  плы-
вем... Потом я со счету сбился. Календаря с собой не было, и мы с Фуксом
для контроля каждый отдельно дни считали, а по утрам  сверялись  друг  с
другом.
   И вот однажды в ясную ночь Фукс спал, а  я,  удрученный  бессонницей,
решил произвести наблюдения. Конечно, без приборов, без  таблиц  степень
точности такого определения весьма относительна, но одно мне удалось ус-
тановить безусловно: как раз в эту ночь мы пересекли линию дат.
   Вы, наверное, слыхали, молодой человек, что море в этом месте  ничего
особенного не представляет и самую линию увидеть можно только на  карте.
Но для удобства плавания как раз тут проделывают некоторые фокусы с  ка-
лендарем: при плавании с запада на восток два дня считают тем же числом,
а при плавании с востока на запад проделывают обратное действие  -  один
день вовсе пропускают и вместо "завтра" считают сразу "послезавтра".
   И вот утром я бужу Фукса и после взаимных приветствий говорю ему:
   - Вы имейте в виду. Фукс, что у нас сегодня - завтра.
   Он на меня глаза вытаращил. Не соглашается.
   - Что вы, - говорит, - Христофор Бонифатьевич! В  чем,  в  чем,  а  в
арифметике вы меня не собьете.
   Ну, я попытался объяснить ему.
   - Видите ли, - говорю, - арифметика тут ни при чем. В плавании следу-
ет руководствоваться астрономией. Вы вот ночь спали, а я тем временем по
Рыбам произвел определение.
   - Я, - кричит Фукс, - тоже при помощи гастрономии, по рыбам! Вчера  у
меня три рыбы было, а сегодня одна рыбина и хвост... А у меня паек  точ-
ный: полторы рыбы в день.
   Ну, вижу, - явное недоразумение. Я имел в виду созвездие Рыб, а  Фукс
не расслышал половины и по-своему понял. Я попытался ему объяснить.
   - Вот, - кричу, - Фукс! Смотрите: что у вас прямо над головой?
   - Шляпа.
   - Да не шляпа, - говорю. - Сам вы шляпа! Зенит у вас над головой.
   - Ничего у меня не звенит! - кричит Фукс. - А у вас если  звенит,  вы
не тревожьтесь, это бывает от голода.
   - Ладно, - говорю, - под вами что?
   - Подо мной доска.
   - Да нет, - говорю я, - не доска, а надир...
   - Нет, моя гладкая...
   Словом, вижу, так ничего не выйдет. Ладно, думаю, дай я с другой сто-
роны подойду к вопросу.
   - Фукс, - кричу, - как по-вашему, какова приблизительно широта нашего
места?
   Другой бы, более просвещенный в науках слушатель прикинул бы на  гла-
зок, определил бы широту по счислению; ну сказал бы там: сорок пять гра-
дусов зюйд... А Фукс четвертями измерил свою доску:
   - Сантиметров сорок пять будет!
   Словом, я понял: ничего из моих лекций не выйдет. Обстановка  не  та.
Да и не до лекций, признаться. Ну, и,  чтобы  не  возбуждать  бесцельных
споров, я приказал совсем прекратить счет дней. Если вынесет куда,  спа-
семся, там нам скажут и день и число, а здесь, в море, по существу, без-
различно, когда тобой акула полакомится: вчера или послезавтра, третьего
числа или шестого.
   Словом, долго ли, коротко ли, как говорится, плыли мы,  плыли  и  вот
однажды я просыпаюсь, гляжу - земля на горизонте. По очертаниям -  будто
Сандвичевы острова. К вечеру подошли поближе, так и есть: Гаваи.
   Удачно, знаете. Прекрасное это местечко. В старину, правда, здесь бы-
ло не очень спокойно: кто-то кого-то тут ел. Капитана Кука вот съели...
   Ну, а теперь-то давно уже туземцы вымерли, белым есть некого, а белых
есть некому, так что тихо. А в остальном здесь рай земной: богатая  рас-
тительность, ананасы, бананы, пальмы. А главное - пляж Уайкики. Со всего
мира туда собираются купальщики. Там прибой замечательный. На его волнах
местные жители, стоя на досках, катались.
   Конечно, это тоже когда-то  было...  Но  все-таки,  знаете,  молодцы:
стоя! А мы что? Лежим, барахтаемся, как котята. Мне даже неловко  стало.
И вот я выпрямился во весь рост, руки расставил, и представьте  -  удер-
жался. Отлично удержался!
   Тогда и Фукс на своей доске встал. Держится за шляпу, чтобы не слете-
ла, балансирует. И вот этаким манером, наподобие морских  полубогов,  мы
несемся в бурунах, в брызгах пены. Берег ближе, ближе, вот волна  лопну-
ла, рассыпалась, а мы, как на салазках, так и выкатились на пляж.


   Глава XII, в которой Врунгель и Фукс дают небольшой концерт, а  затем
торопятся в Бразилию  

   На берегу нас окружили какие-то дачники в купальных  костюмах.  Смот-
рят, аплодируют, фотографируют, а у нас, признаться, вид  самый  жалкий.
Уж очень как-то непривычно без формы и без знаков различия. Так  неудоб-
но, что я решил скрыть свое имя и положение и остаться, так сказать, ин-
когнито...
   Да. Ну, приложил пальцы к губам,  показываю  Фуксу  жестом:  молчите,
мол. Но как-то неудачно, неловко это у меня получилось, вроде воздушного
поцелуя...
   На берегу новый взрыв восторга, аплодисменты, все кричат:
   - Браво! Виват!
   А я ничего не понимаю, однако делаю вид, будто вовсе  и  не  удивлен,
молчу, а сам жду, что дальше будет.
   Тут подходит какой-то паренек в пиджачке и начинает объяснять  публи-
ке:
   - Вот, мол, хотя и существует распространенное мнение, будто  туземцы
Сандвичевых островов со времен цивилизации вымерли, однако это  неверно.
Дирекция пляжей Уайкики, стремясь доставить удовольствие уважаемой  пуб-
лике, отыскала двух живых гавайцев, которые только что продемонстрирова-
ли прекрасный вид старинного национального спорта.
   Я слушаю, молчу, и Фукс молчит. Этот, в пиджачке, тоже помолчал,  по-
том прокашлялся и пошел чесать, как по книжке:
   - Туземцы Сандвичевых островов, гавайцы, или канаки, как их еще назы-
вают, отличаются стройным телосложением, мягким характером и  природными
музыкальными способностями...
   Я на себя это описание примерил, вижу, что-то  не  то.  Ну,  характер
действительно у меня мягкий, а что касается сложения и музыкальных  спо-
собностей - это уж он напрасно... Я хотел было возразить, но смолчал.  А
он не унимается, продолжает:
   - Сегодня вечером эти канаки дадут концерт на гавайских гитарах.  Би-
леты продаются в кассе летнего театра, цены умеренные, в фойе танцы, бу-
фет, прохладительные напитки...
   Да. Ну, он еще поговорил, потом берет нас под руки, отвел в сторонку,
спрашивает:
   - Ну как?
   - Да ничего, - отвечаю я, - благодарю вас покорно.
   - Вот и прекрасно! А где вы остановились, позвольте поинтересоваться?
   - Пока, - говорю, - в Тихом океане, а что дальше будет, не  знаю.  Не
нравится мне, признаться...
   - Ну что вы! - возражает он. - "Тихий океан" - первоклассная гостини-
ца. Лучше вы вряд ли найдете. Уверяю вас. А сейчас, простите,  пора  уже
ехать, через полчаса начало.
   И вот, знаете, усадил он нас в машину, повез куда-то.  Там  нам  дали
гитары, украсили цветами, вывели на эстраду, раздернули занавес...
   Ну, я вижу, нужно петь. А что петь? Я, как назло, смутился, все песни
забыл. И Фукс на что тертый парень, а тоже растерялся, смотрит на  меня,
шепчет:
   - Запевайте, Христофор Бонифатьевич, я подтяну.
   Посидели мы минут десять, молчим. А публика в зале волнуется, негоду-
ет - того и гляди, начнется скандал. Ну, я  закрыл  глаза,  думаю:  "Эх,
будь что будет..." Ударил по струнам и басом:
   Сидела птичка на лугу...
   А что дальше петь, и не знаю.
   Хорошо, Фукс выручил - подтянул дискантом:
   Подкралась к ней корова...
   А тут уж мы оба, хором:
   Ухватила за ногу.
   Птичка, будь здорова!..
   И, представьте, бурные аплодисменты сорвали.
   Потом вышел на эстраду конферансье.
   - Вот, - говорит, - эта старинная туземная песня, слова которой гово-
рят о забытом способе охоты на птиц, как нельзя лучше отражает смысл га-
вайской музыки...
   Да. Ну, потом еще на "бис" спели, раскланялись и пошли в контору. Там
уплатили нам за выступление. Вышли мы, а куда идти? И пошли мы назад,  к
морю. Все-таки как-никак родная стихия, да и костюмы у нас для пляжа са-
мые подходящие.
   Идем по песочку. На пляже ни души. Поздно уже. Потом видим - какие-то
двое все-таки сидят. Мы подошли к ним, разговорились. Они на порядки жа-
луются.
   - Черт знает что такое! - говорят. - Мы артисты,  подписали  контракт
изображать здесь гавайцев. Месяц целый учились на досках по морю ездить,
песни разучили, а вот, сами видите...
   Тут я все понял. Хотел было объяснить, вдруг, понимаете, ветер  швыр-
нул мне под ноги обрывок газеты. А я давненько газеты в руках не держал.
Не погнушался, подобрал. Встал под фонарем и углубился в чтение. И,  по-
верите ли, смотрю - фотография, на фотографии  -  мой  старший  помощник
Лом, тут же "Беда" и трагическое описание крушения у берегов Бразилии. И
о Фуксе и обо мне несколько слов. Да какие еще слова! Я даже слезу  пус-
тил - до чего трогательно:  "Отважные  мореплаватели...",  "Пропали  без
вести...".
   Да. И тут же рядом в газете объявление:
   "Пользуйтесь воздушным  сообщением  тихоокеанских  линий.  Регулярные
рейсы в Штаты и в Бразилию".
   - Вот что. Фукс, - говорю я, - пойдите-ка купите билеты на самолет  в
Бразилию да закажите что-нибудь из одежды. Мне китель и шинель, а себе -
по усмотрению.
   Фукс рад стараться, умчался, а  я  тут,  на  пляже,  остался  -  этих
фальшивых гавайцев развлекать... А то пойдут еще в театр, выяснится  все
это дело, скандал получится, задержка, неприятности...
   - Послушайте, - предлагаю я, - день у вас все равно пропал, так,  чем
здесь сидеть, возьмем лучше лодочку да покатаемся. Смотрите - погода ка-
кая, тепло, луна светит...
   Ну, и уговорил. А тут и Фукс вернулся, докладывает об успехах:
   - Костюмы заказал, нынче же будут готовы, а вот с билетами, Христофор
Бонифатьевич, худо. Взял один билет на завтрашний вечер, а больше и нет,
все места проданы...
   - Ладно, - говорю я, - мы это положение после обдумаем, а сейчас пое-
дем покатаемся.
   Ну, взяли лодочку и поехали. И так славно покатались! Ночь  катались,
весь день катались, осмотрели все окрестности и вернулись как раз вовре-
мя: два часа до отлета самолета осталось. Распрощались мы с этими артис-
тами, побежали к портному, а он, негодяй, запил, что ли, но только ниче-
го не сшил.
   Я, знаете, возвысил голос, отчитываю его, а он только  руками  разво-
дит.
   - Помилуйте, - говорит, - я же вас вчера ждал, вчера бы и  приходили,
а сегодня у меня ничего не готово.
   Я вижу - проку не будет с такой логикой.
   - Давайте, - заявляю, - что есть. Не в трусах же мне лететь, в  самом
деле!
   Ну, он порылся в шкафу, достает макинтош.
   - Вот, - говорит, - только и осталось из готового.  Это  мне  прошлый
год один джентльмен заказал, да что-то не берет.
   Я посмотрел - материал добротный и покрой модный.
   - Ладно, - говорю, - я беру, получайте, сколько следует. - Забрал ма-
кинтош и пошел.
   - Вы бы, - советует Фукс, - его все-таки примерили. А то вдруг  не  в
пору.
   Ну, я вижу, дельный совет. Встал тут же в тени баньяна, развернул об-
новку, накинул. Смотрю, понимаете, новое несчастье: тот джентльмен,  за-
казчик, или был вдвое выше меня, или на рост шил, уж и не  знаю.  Только
на мне его макинтош несколько странно сидит.
   И делать нечего. Назад нести - все равно ничего не  подберешь,  снизу
отрезать - уж очень некрасиво получится, в самолет в  таком  виде,  чего
доброго, не пустят, а так носить - это и шагу не ступишь, в полах  запу-
таешься. Но придумывать что-то нужно, да поскорее, а то самолет  улетит,
билет пропадет, и вовсе здесь застрянешь.
   И тут, знаете. Фукс, молодец, не растерялся.
   - О, - говорит, - да ведь это же замечательно! Мы в этом макинтоше по
одному билету вдвоем улетим. Только разрешите,  присядьте  немножечко...
Так... Подставьте плечи...
   Ну, и, знаете, взгромоздился на меня, напялил это пальтишко,  застег-
нул на все пуговицы, одернул.
   - А теперь, - говорит, - полный вперед, да поскорее, а то что-то нами
полисмен интересуется.
   Пошли.
   Пришли в аэропорт, к самолету. Фукс предъявил билет, нас провели, по-
казали место. Ну, уселись кое-как, - собственно, я уселся, а Фукс  стоит
на сиденье и головой подпирает потолок.
   Я посмотрел в щелочку, вижу - и остальные пассажиры на местах. Всего,
кроме  нас,  шесть  человек.  В  самолете  чистота,  зеркала,  различные
удобства, публика вроде приличная...
   Потом заревели моторы, самолет разбежался, хлоп, хлоп по  воде,  под-
нялся. Летим, ночь кругом. В небе звезды. Моторы ревут,  а  в  остальном
все спокойно. Пассажиры уснули, я тоже вздремнул, один  Фукс  бодрствует
во всей кабине.
   До утра так пролетели, а утром проснулись. Я смотрю в  свою  щелочку,
прислушиваюсь - в кабине заметное оживление, все липнут к окнам, показы-
вают друг другу и, судя по поведению, любуются  видами  Кордильер.  Фукс
тоже склонился к окну, а я волей обстоятельств принужден пропускать  та-
кое редкое зрелище и сидеть в темноте,  как  какой-нибудь  преступник  в
тюрьме.
   И так, знаете, обидно стало и скучно! Я сам себя утешаю: думаю, пусть
смотрят на здоровье, а я найду занятие. Достал трубочку, набил, закурил,
задумался. Вдруг слышу - паника в кабине. Пассажиры повскакали  с  мест,
кричат, и чаще других раздается слово "пожар".
   Я чувствую. Фукс меня бьет пятками по бокам, как осла. Я его ущипнул,
а сам выглянул посмотреть... и все понял. Дым от моей трубки  валит  изо
всех отверстий и действительно создает впечатление пожара.


   Глава XIII, в которой Врунгель ловко расправляется с  удавом  и  шьет
себе новый китель 

   Я скорее вытряс пепел, трубку - в карман, прижал огонь каблуком. Сижу
молчу. А тут летчик просунул голову в кабину, и  я  несколько  воспрянул
духом. Все-таки, думаю, бывалый человек, наверное, не в такие  переделки
попадал - не терялся, успокоит их, и все уладится... А он,  представьте,
и сам струсил.
   Смотрю, побледнел, ахнул, ухватился за какой-то  рычаг...  Трах!  Ну,
затем шум моторов утих, только слышно - ветер  свистит.  Потом  хлопнуло
где-то вверху, как из пушки, кабина вздрогнула, рванулась и  тихо  стала
приземляться.
   Пассажиры недоумевают, а я сразу догадался,  в  чем  дело.  Теперь-то
этим никого не удивишь. А в то время это было последнее  слово  техники:
устроили такое приспособление на самолетах. Называется:  "Ступай  вниз".
Если какая авария - взрыв, пожар или крыло  отвалится,  -  летчик  одним
движением отделяет кабину, и она самостоятельно опускается на  парашюте.
Полезное приспособление, что и говорить, но в данном  случае  применение
его было явно преждевременным.
   В другой обстановке я бы поспорил с летчиком, указал бы ему на  ошиб-
ку, но тут, сами понимаете, делать нечего. Самолет летит дальше, по  ге-
неральному курсу, только крылья сверкают. Мы не торопясь садимся все ни-
же. Дым от трубки несколько рассеялся, но пассажиры и не думают успокаи-
ваться. Напротив, смотрю - волнение растет, переходит в тихую панику,  и
Фукс нервничает: того и гляди, вскочит с места.
   Один я сохранил спокойствие и соображаю: рейс, конечно, прерван,  би-
леты дальше недействительны, но один из нас, как  ни  верти,  все  равно
"заяц", и при посадке придется давать объяснения.  А  это  нежелательно.
Начнутся расспросы, поиски виноватого, представят дело так, что я причи-
на аварии, а тогда и не разделаешься.
   И я, знаете, решил прикинуться посторонним. А тут и момент самый под-
ходящий: внимание у пассажиров ослаблено, каждый думает о  себе,  многие
вовсе лишились чувств, и как раз над нами люк в потолке кабины...
   Вам, молодой человек, не приходилось плавать по Амазонке? Нет. Вот  и
прекрасно, и не стремитесь. Не рекомендую.
   А мне, знаете, пришлось.
   Вылезли мы с Фуксом через люк, осмотрелись. Видим - под ногами  река,
кабина спускается ниже... ниже... Сели.
   Ну, я склонился над люком, кричу:
   - Добро пожаловать, господа! Рад приветствовать вас в столь  диких  и
недоступных местах.
   Тут и пассажиры стали вылезать поодиночке. Видят -  посадка  соверши-
лась благополучно, стали успокаиваться, смотрят на нас во все глаза. Ну,
я вижу, настал момент взаимных представлений. Вы сами понимаете,  правду
я сказать не могу, приходится изворачиваться.
   - Так вот, - говорю, - господа: я, разрешите представиться, профессор
географии Христофор Врунгель. Путешествую тут с научной целью. А это мой
слуга и проводник индеец Фукс. Будем знакомы. Я здесь  обжился,  привык.
Уж вы позвольте мне считать вас своими гостями.
   - Пожалуйста, пожалуйста, - отвечают они. - Очень приятно.
   А сам вижу - не верят. Косятся на нас... Да и понятно: какой уж  про-
фессор в трусиках? Я  чувствую,  нужно  их  занять  разговором,  сказать
что-нибудь значительное, отвлечь внимание.
   - Простите, - спрашиваю, - а здесь все прибывшие?
   Они переглянулись, потом кто-то заявляет:
   - Был еще один высокий джентльмен.
   - Был, был, - подтвердили другие, - он еще загорелся...
   - Ах, вот как! Особенно интересно. Ну-ка, Фукс, - говорю,  -  спусти-
тесь вниз, посмотрите, не нужна ли помощь пострадавшему.
   Фукс залез в кабину, потом вылезает и подает щепотку пепла: вот, мол,
все, что осталось.
   - Ах, - говорю я, - какое несчастье! Высокий джентльмен, видимо, сго-
рел дотла. Ну что ж поделаешь, мир праху его... А теперь,  господа,  да-
вайте вытащим парашют, он еще пригодится.
   Ну, разобрали стропы, тянем, как невод. Я командую:
   - Раз, два, взяли! Вира помалу...
   Вижу, они стараются, но с непривычки дело плохо идет.
   Вдруг смотрю - побросали стропы, бегут назад на корму,  так  сказать,
столпились там и дрожат от страха. Фукс, тот вовсе нырнул в люк,  выгля-
дывает оттуда, показывает на парашют. А барышня, пассажирка,  встала  на
цыпочки, растопырила пальцы, машет руками, точно лететь собралась,  кри-
чит:
   - Ай, мама!
   Ну, я обернулся и вижу - действительно "мама"! Удав, понимаете, залез
в парашют, огромный удав, метров в тридцать. Свернулся  клубком,  как  в
гнезде, смотрит на нас, выбирает жертву.
   А у меня никакого оружия, одна трубка в зубах...
   - Фукс, - кричу я, - подайте-ка что-нибудь потяжелее!
   Тот высунулся из люка, подает какой-то снаряд. Я прикинул  -  ничего,
увесистая штучка.
   - Давайте еще! - кричу, а сам встал на изготовку, нацелился.
   И удав тоже нацелился. Разинул пасть, как пещеру... Я размахнулся - и
прямо туда.
   Да только что удаву такая пустяковина? Проглотил, понимаете, как ни в
чем не бывало, даже не поморщился. Я второй снаряд туда  же,  он  и  его
проглотил. Я бросился к люку, кричу Фуксу:
   - Давайте скорее все, что есть!
   Вдруг слышу за спиной страшное шипение.
   Обернулся, гляжу - удав раздувается, шипит, из пасти хлещет пена...
   "Ну, - думаю, - сейчас бросится!"
   А он, представьте, вместо этого неожиданно нырнул и пропал.
   Мы все замерли, ждем. Минута проходит, вторая. Пассажиры на корме на-
чинают шевелиться, шепчутся. Вдруг эта барышня опять становится в ту  же
позицию и - на всю Амазонку:
   - Мама!..
   И вот видим - всплывает над водой нечто:  блестящий  баллон  огромных
размеров, чудовищной формы, весьма оригинальной окраски. И все,  знаете,
пухнет, пухнет...
   Вот, думаю, новое дело! Чему бы это быть? Даже страшно  стало.  Потом
смотрю - у этого баллона живой хвост. Бьет по воде и так и этак... Я как
увидел хвост, так все и понял: снаряды-то эти были  огнетушителями.  Ну,
встретились в пищеводе пресмыкающегося, столкнулись там, стукнулись друг
о друга, разрядились и накачали удава пеной. Там знаете какое давление в
огнетушителях! Вот и раздулась змея, приобрела излишний запас  плавучес-
ти, чувствует, что дело дрянь, хочет нырнуть, а живот не пускает...
   У меня страх как рукой сняло. Я подошел к люку.
   - Давайте, - говорю, - Фукс, выходите наверх. Опасность миновала.
   Фукс вылез, любуется небывалым зрелищем, а  пассажиры  как  услышали,
что бояться нечего, бросились поздравлять друг  друга,  жмут  мне  руки.
Только и слышно:
   - Спасибо, профессор дорогой! Как это вы его?
   - Да что! - отвечаю я. - Здесь, на  Амазонке,  ко  всему  привыкнешь.
Удав - это пустяки, то ли еще бывает...
   Ну и, знаете, после этого случая мой авторитет укрепился.  А  тут,  к
счастью, и с костюмами дело уладилось. У барышни этой нашлась  коробочка
с рукоделиями. Я взял иголку, сшил себе  китель  из  парашюта.  Материал
прекрасный, а вместо пуговиц я болты применил, отвинтил от кабины. Ниче-
го получилось, прочно и красиво, только вот без гаечного ключа не разде-
нешься. Ну, да это ведь мелочь, привыкнуть можно. А Фуксу готовый комби-
незон нашли в аварийном запасе, точь-вточь как был у него, только  поно-
вее.
   Потом парусишки соорудили, мачту поставили, сделали  руль.  Пассажиры
стоят вахту, плывем, промышляем черепах, ловим рыбку. Эта барышня  стря-
пать выучилась... В общем, так бы ничего, вот только судно  неприспособ-
ленное: валкое, и ход у него неважный.
   Да. Ну, плывем все-таки, продвигаемся кое-как на  восток,  к  берегам
Атлантики. Месяца полтора так плыли. И чего только  не  насмотрелись  по
дороге: и обезьян, и лиан, и каучуковых деревьев!.. Для  любознательного
путешественника, конечно, интересно, но тяжело. Прямо скажу: тяжело!
   Тут и вообще-то климат не очень завидный, а мы еще в дождливое  время
попали. Парит, как в бане, день и ночь туманы, жара, кругом комарье  ту-
чами; хорошо еще, лихорадку никто не схватил.


   Глава XIV, в начале которой Врунгель становится жертвой  вероломства,
а в конце снова попадает на "Беду"  

   Наконец все-таки прибыли в порт Пара. Причалили, высадились. Городиш-
ко, по совести говоря, неважный, так себе городишко. Грязно, пыльно, жа-
ра, по улицам собаки бродят. Но после дебрей лесов Амазонки и это в  не-
котором роде очаг культуры. Хотя и то сказать - культура там  своеобраз-
ная: народ свирепый, воинственный, все с ножами, с револьверами, по ули-
це пройти страшно...
   Да. Ну, побрились мы, почистились после тяжелого похода. Спутники на-
ши распрощались, сели на пароходы и разъехались кто куда. Хотели и мы  с
Фуксом поскорее отсюда выбраться, да ничего не вышло: без документов  не
выпускают. Ну, застряли мы с ним, как раки на мели, на чужом берегу, без
крова, без определенных занятий, без средств к существованию. Думали ра-
ботенку какую найти - куда там! Только  и  есть  вакансии  на  резиновых
плантациях, но это опять надо на Амазонку, а мы  уже  там  побывали,  по
второму разу что-то не тянет.
   Побродили по городу туда-сюда и уселись на  бульварчике  под  пальмой
обсудить положение.
   Вдруг подходит полицейский и приглашает нас к губернатору.  Это,  ко-
нечно, лестно, но я не любитель всех этих официальных приемов и встреч с
высокопоставленными особами. Да тут ничего не  поделаешь:  приглашают  -
значит, надо идти.
   Ну, приходим. Смотрим - сидит в ванне этакая туша с веером  в  руках,
фыркает, как бегемот, плескается, сопит. А по бокам -  два  адъютанта  в
парадной форме.
   - Вы, - спрашивает губернатор, - кто такие, откуда?
   Я в общих чертах обрисовал положение, объяснил, как это  все  получи-
лось, представился.
   - Это, - говорю, - мой матрос Фукс, нанят в Кале, а я  капитан  Врун-
гель. Слыхали, наверное?
   Губернатор, как услыхал, ахнул, ухнул в ванну совсем с головой,  веер
свой уронил, пускает пузыри,  захлебывается,  чуть  не  погиб.  Спасибо,
адъютанты не дали потонуть, спасли. Ну, он отдышался,  прокашлялся,  по-
багровел.
   - Как, - говорит, - капитан Врунгель? Тот самый? Это  что  же  теперь
будет? Беспорядки, пожар, революция, выговор по  службе?..  Ну,  знаете,
конечно, восхищен вашим мужеством и ничего не имею против вас лично,  но
как лицо официальное приказываю вам немедленно  покинуть  вверенную  мне
территорию и к сему препятствий чинить не буду... Адъютант, выдайте  ка-
питану разрешение на выезд.
   Адъютант рад стараться, моментально сочинил бумагу,  шлепнул  печать,
подает. А мне только того и надо. Я поклонился, взял под козырек.
   - Спасибо, - говорю, - ваше превосходительство! Весьма признателен за
любезность. Совершенно  удовлетворен  вашими  распоряжениями.  Разрешите
откланяться?
   Повернулся и вышел. Пошел и Фукс за  мной.  Идем  прямо  к  пристани.
Вдруг слышу - сзади какой-то шум, топот. Я обернулся, смотрю  -  человек
сорок в штатском, в широкополых шляпах, в сапогах, с ножами,  с  ручными
пулеметами бегут за нами, пылят, обливаются потом.
   - Вон они, вон они! - кричат.
   Гляжу - за нами охотятся. Мгновенно взвесил соотношение сил и вижу  -
делать нечего, надо бежать. Ну, побежали... Добежали до какой-то  будоч-
ки. Я изнемог, остановился дух перевести, сердце так и колотится  -  ус-
тал. А как же... и возраст и жара. А Фукс - тому хоть бы что,  он  легок
был на ходу.
   Однако, смотрю, и он опечален событиями, побледнел, глаза бегают. По-
том вдруг повеселел и так фамильярно хлопает меня по спине.
   - Ну, - говорит, - капитан, стойте здесь. Я один  побегу,  а  вас  не
тронут.
   И пустился, только пятки сверкают.
   Такого поступка я от него, признаться, не ожидал,  расстроился  даже.
Эх, думаю, будь что будет... Одно спасение - лезть на пальму.  Полез.  А
эта орава все ближе. Я обернулся, смотрю - народ дородный, свирепый, не-
воспитанный. Ну и струхнул, признаться. Так напугался, что даже слабость
почувствовал. Вижу - конец пришел. "Уж скорей бы", - думаю.  Вцепился  в
пальму, повис, замер и вот слышу - они уже здесь, рядом, сопят,  топчут-
ся. И разговоры слышу; из разговоров я понял, что это за народ. Я-то ду-
мал, бандиты, охотники за скальпами,  а  оказалось  -  просто  жандармы,
только переодетые. Не знаю, жара ли повлияла или другая  какая  причина,
но губернатор, оказывается, спохватился, пожалел о  своей  любезности  и
приказал нас разыскать и линчевать на всякий случай.
   Только, вижу, медлят они с этим делом. Минуту жду, десять  минут.  Не
трогают. У меня уже руки устали, дрожат, вот-вот сорвусь, упаду.  Ладно,
думаю, все равно один конец. Ну, и слез с пальмы... И,  представьте,  не
тронули. Постоял, подождал - не трогают. Пошел не спеша  -  не  трогают,
расступились даже, как от огня.
   Ну, тогда побрел я опять на бульвар, сел под той пальмой,  где  мы  с
Фуксом сидели, и задремал. Да так задремал, что не заметил, как  и  ночь
прошла. А утром на рассвете явился Фукс, разбудил меня, поприветствовал.
   - Видите, капитан, - говорит, - не тронули вас.
   - Да почему, объясните?
   - А вот, - смеется он, заходит сзади и снимает у меня со спины плака-
тик: череп с молнией, две кости и подпись: "Не трогать - смертельно!"
   Где уж он этот плакатик подцепил, не берусь вам сказать, но надо  ду-
мать, что в той будке, на бульваре, трансформатор  стоял.  Иначе  откуда
бы...
   Да-с. Ну, посмеялись мы, побеседовали. Фукс, оказывается, времени зря
не терял - взял билеты на пароход. А на пристани я предъявил  свой  про-
пуск, и нас отпустили без разговоров. Даже каюту предоставили и счастли-
вого пути пожелали.
   Мы расположились по-барски и отправились в Рио-де-Жанейро  пассажира-
ми.
   Прибыли благополучно, высадились. Навели справки.
   Оказывается, "Беду" тут, недалеко, выбросило на берег. Повредило, ко-
нечно, но Лом показал себя молодцом, все привел в порядок, поставил суд-
но в стапеля, а сам зажил отшельником. Все ждал распоряжений, а мне,  вы
сами понимаете, распорядиться было трудненько.
   Ну, мы с Фуксом наняли местный экипаж - этакую корзинку на колесах, -
подхлестнули волов, поехали. Едем по берегу и  наблюдаем  печальную,  но
поучительную картину местных нравов: человек двести негров таскают  кофе
и сахар со склада на берег и прямо мешками в воду -  бултых,  бултых!  В
море не вода, а сироп. Кругом  мухи,  пчелы.  Мы  засмотрелись.  Полюбо-
пытствовали, что это за странное развлечение такое. Нам  объяснили,  что
цены на сахар низкие, товары девать некуда, ну и таким вот образом  исп-
равляют экономику, поднимают уровень жизни. Словом, мол, все  нормально,
и иначе ничего не поделаешь. Да. Поехали мы дальше. И вот видим  -  наша
красавица "Беда" стоит на бережку, ждет твердой командирской руки, а ря-
дом какой-то верзила разгуливает. Чистый разбойник: шляпа как зонтик, на
боку косарь, штаны с бахромой. Увидал нас - бросился. Ох,  думаю,  заре-
жет!
   Но не зарезал, нет. Это Лом, оказывается, обжился здесь, нарядился по
местной моде.
   Ну, встретились, облобызались, поплакали даже. Вечером поболтали:  он
о своих злоключениях рассказал, мы - о своих.
   А с утра вышибли клинья из-под киля, спустили яхту на  воду,  подняли
флаг. Я, признаться, даже  слезу  пустил.  Ведь  это,  молодой  человек,
большая радость - очутиться на родной палубе. А еще большая радость, что
дело продолжается. Можно двигаться смело в дальнейший путь. Только и ос-
талось - отход оформить.
   Ну, уж это я взял на себя. Прихожу к  начальнику  порта,  "команданте
дель бахия" по-ихнему, подал бумаги.
   И вот этот команданте, как увидел меня, сразу надулся,  как  жаба,  и
принялся кричать:
   - Ах, так это вы капитан "Беды"? Стыдно, молодой человек! Тут  сплош-
ные доносы на вас. Вот адмирал Кусаки жалуется: какой-то остров  вы  там
разрушили, кашалота обидели... И губернатор сообщает: самовольно покину-
ли порт Пара...
   - Как же так, - говорю, - самовольно? Позвольте, - и подаю свой  про-
пуск.
   А он и смотреть не стал.
   - Нет, - говорит, - не позволю. Ничего не позволю. Одни  неприятности
из-за вас... Убирайтесь вон!.. - Потом как гаркнет: - Лейтенант!  Загру-
зить яхту "Беду" песком вплоть до полного потопления!
   Ну, я ушел. Заторопился на судно. Прихожу. А там уже и песок  привез-
ли, и какой-то чиновник крутится, распоряжается.
   - Это вашу яхту приказано загрузить песком? Так вы, - говорит,  -  не
беспокойтесь, я не задержу, в одну минутку сделаем...
   Ну, признаться, я думал, что тут-то наверняка  конец.  Потонет  яхта,
потом доставай. Но, представьте, и тут сумел использовать обстоятельства
в благоприятном смысле.
   - Стойте, молодой человек! - кричу я. - Вы каким песком  хотите  гру-
зить? Ведь мне надо сахарным, первый сорт. Ну что ж, пожалуйста, сию ми-
нутку.
   И, знаете, те же негры побежали, как муравьи, загрузили яхту,  забили
трюм, надстройки, на палубу навалили сахар, прямо в мешках.
   "Беда"   моя,   бедняжка,   садится   глубже,   глубже,    потом    -
буль-буль-буль... И глядим - только мачты торчат. А потом и мачты  скры-
лись.
   Лом с Фуксом в горе глядят на гибель родного судна, у обоих слезы  на
глазах, а я, напротив, в отличном настроении.  Приказал  разбить  лагерь
тут на берегу. Пожили мы три дня, а на четвертый сахар растаял,  смотрим
- яхта наша всплывает не торопясь. Ну, мы ее почистили, помыли,  подняли
паруса и пошли.
   Только вышли, смотрю - на берег бежит команданте с  саблей  на  боку,
кричит:
   - Не позволю!
   А рядом вприпрыжку старый знакомый, адмирал Кусаки, тоже ругается:
   - Разве это работа, господин команданте? За такую работу, пожалуйста,
деньги обратно.
   "Ну, - я думаю, - ругайтесь себе на  здоровье".  Помахал  им  ручкой,
развернулся и пошел полным ходом.


   Глава XV, в которой адмирал Кусаки пытается поступить на "Беду"  мат-
росом  

   Из Бразилии наш путь лежал дальше на запад. Но  через  материк,  сами
понимаете, не пойдешь, и пришлось уклониться к  югу.  Я  проложил  курс,
расставил вахты и пошел. Шли в этот раз прекрасно. Ветерок дул,  как  по
заказу, из-под носа буруны, за кормой дорожка, паруса звенят, снасти об-
тянуты. Миль по двести за сутки отсчитывали, а сами сложа  руки  сидели.
Лом с Фуксом обленились совсем, дисциплина начала падать, и я решил  за-
нять экипаж судовыми работами.
   - Ну-ка, - говорю, - Лом, довольно вам загорать. Займитесь-ка медными
частями. Надрайте так, чтобы огнем горело.
   Да. Ну, сказал. Лом козырнул: есть, мол.
   Натер кирпича, берет тряпку, и пошла работа.
   Только я спустился в каюту вздремнуть, слышу - беспокойство на  палу-
бе. Вскочил, бросился к трапу, а навстречу Фукс. Бледный, дрожит.
   - Пожалуйста, - говорит, - Христофор Бонифатьевич, на палубу. У  нас,
кажется, пожар.
   Выскочил я. Смотрю - и вправду: горит, палуба в двух  местах.  А  Лом
как ни в чем не бывало сидит чуть поодаль от очагов огня и драит  медную
уточку. Только я пригляделся, смотрю - и тут палуба вспыхнула.
   Я, знаете, растерялся даже.
   - Лом, - кричу, - объясните, в чем дело?
   А тот встает, берет под козырек и спокойно так рапортует:
   - Согласно вашему приказанию, драю медные части так, чтобы огнем  го-
рело. Какие последуют распоряжения?
   Я было хотел разнести Лома, да вовремя сдержался. Вижу - сам виноват.
А как же, знаете, - писатель или, там, артист может, конечно,  позволить
себе некоторые вольности в выражениях, а у нас в морском деле - точность
прежде всего. Нам стихи писать некогда. Отдаешь  распоряжение  -  думай,
что говоришь, а то попадешь на такого, как  Лом,  -  человек  он  внима-
тельный, аккуратный, привык исполнять команду в буквальном  значении,  к
тому же и силушка у него богатырская, - так, знаете, и до аварии недале-
ко.
   Ну, вижу, нужно исправлять последствия своей ошибки.  И  распорядился
мигом:
   - Отставить драить медные части! Пробить пожарную тревогу!
   Фукс бросается к колоколу. Лом, согласно расписанию тревоги, остается
у места возникновения пожара, а я в руле. Звону много, а толку никакого.
Огонь ширится. Горит, как факел. Того и гляди, до парусов дойдет. Ну,  я
вижу, дело дрянь. Развернулся кругом, стал против ветра. И помогло, зна-
ете. Сдуло огонь. Он у нас за кормой поболтался этаким огненным шлейфом,
оборвался и погас. Фукс успокоился. И Лом понял, что перестарался. Да-с.
   Ну, а затем легли на прежний курс, заменили дефектные  части  палубы,
без дальнейших приключений обогнули мыс Горн, прошли мимо Новой Зеландии
и благополучно прибыли в Сидней, в Австралию.
   И вот, представьте, подходим к портовой стенке и кого встречаем?  Ду-
маете, кенгуру, утконоса, страуса-эму? Нет! Подваливаем. Смотрю - на бе-
регу толпа, а в толпе, в первом ряду, - адмирал Кусаки собственной  пер-
соной.
   Как он туда попал, откуда, зачем - черт его знает!  Одно  несомненно,
что это именно он. Мне,  признаюсь,  стало  неприятно  и  даже,  знаете,
как-то не по себе.
   Ну, подошли, встали. Адмирал затерялся в толпе. А я, как только пода-
ли сходни, так сразу на берег, в порт. Представился властям,  доложил  о
прибытии, побеседовал с чиновниками. Сперва, как полагается, о погоде, о
здоровье, о местных новостях, а потом между разговорами закидываю  удоч-
ку: может, думаю, удастся узнать, что тут этот Кусаки делает и какую еще
пакость готовит.
   Чиновники, однако, ничего не сказали, сослались на неосведомленность.
Ну, я поболтал с ними еще и отправился прямо к капитану порта.  Поздоро-
вался и объяснился начистоту: меня, мол, один японский адмирал преследу-
ет.
   - Один? - говорит тот. - Ну, мой дорогой, вам повезло. Я сам от таких
адмиралов не знаю, куда деваться, и ничего не могу предпринять. Не  при-
казано ни помогать, ни противодействовать. Чем другим  рад  служить.  Не
угодно ли виски с лимонадом? Обедать ко  мне  пожалуйте,  сигару,  может
быть, выкурите? А с адмиралом вы как-нибудь сами улаживайте...
   Да-с. Словом, вижу - неприятная история. Сейчас, конечно, адмирал Ку-
саки для нас не фигура. Да, по правде  сказать,  мы  их  и  тогда-то  не
больно боялись, но все-таки, знаете, дела с ними иметь, прямо скажем, не
очень любили.
   Вот я вам про Италию имел случай рассказать.  Там  заправилы  мечтали
всю Африку к рукам прибрать, пол-Европы, четверть Азии... А  на  востоке
японские бояре (самураи по-ихнему) так же вот размечтались  -  подай  им
весь Китай, всю Сибирь, пол-Америки...
   Вообще-то, конечно, мечтать никому не заказано.  Полезно  даже  порой
пофантазировать. Но когда такой вот фантазер нацепит погоны да сядет  на
боевом корабле у заряженной  пушки  -  тут  и  неприятность  может  слу-
читься... Размечтается да прицелится, прицелится  да  бабахнет.  Хорошо,
как промахнется. А ну как попадет? Да тут такое может случиться,  что  к
ночи лучше и не вспоминать!
   Вот поэтому мы и старались таких фантазеров  сторонкой  обходить.  Но
прямо скажу - не всегда это нам удавалось. Такие упрямые среди них попа-
дались мечтатели, что другой раз никак не отвяжешься. Вот  и  мне  такой
достался - господин Кусаки, адмирал. Как встретились тогда в китолюбивом
комитете, так и прицепился ко мне, как репей.
   И, конечно, не только в мои дела адмиралы эти нос совали. Им до всего
было дело: там стравить кого с кем, там обобрать под  шумок,  там  поша-
рить, там понюхать для интереса: где нефтью пахнет, где рыбой, где золо-
том?.. И, конечно, не мы одни понимали это. Но там  на  этих  фантазеров
сквозь пальцы смотрели - не помогали и не препятствовали.  Так  сказать,
на развод берегли для острастки и для обеспечения взаимной безопасности.
   Да-с. Ну, это я вам могу объяснить, а с капитаном порта такой  разго-
вор неуместен. Поблагодарил я его, распрощался. Так и ушел ни  с  чем  и
мер принять не сумел.
   Вернулся на яхту, сел чайку попить. И вот  смотрю  -  поднимается  на
борт маленький человечек, по всем признакам японский кули.  В  худеньком
пиджачишке, с корзиночкой в руках. Робко так подходит и  объясняет,  что
тут, в Австралии, погибает с голоду, и просится на службу  матросом.  Да
так настойчиво.
   - Пойдете, - говорит, - по Тихому океану, там тайфуны, туманы, неисс-
ледованные течения... Не справитесь. Возьмите, капитан! Я моряк,  я  вам
буду полезен. Я и прачкой могу быть, и парикмахером. Я на все руки...
   - Ладно, - говорю, - зайдите через час, я подумаю.
   Ушел он. А ровно через час, смотрю, посольская машина останавливается
невдалеке.
   Ну, я взял бинокль и вижу - вылезает оттуда мой японец, берет  корзи-
ночку и не спеша направляется к  судну.  Кланяется  этак  почтительно  и
опять ту же песню:
   - Возьмите... Не справитесь...
   - Вот что, - говорю, - убедили вы меня. Вижу сам, что придется  брать
матроса. Но только не вас, молодой человек.
   - Почему же?
   - Да так, знаете, цвет лица у вас очень  неестественный.  У  меня  на
этот счет взгляды несколько устаревшие, но вполне определенные: по  мне,
если уж брать арапа, так черного. Негра взял бы, папуаса взял бы, а вас,
уж не обижайтесь, - не возьму.
   - Ну что ж, - говорит он, - раз так, ничего не  поделаешь.  Простите,
что я вас побеспокоил.
   Поклонился и пошел. Вскоре и мы собрались прогуляться. Привели в  по-
рядок одежду, побрились, причесались. Яхту прибрали, каюту заперли. Идем
все втроем по улице, наблюдаем различные проявления местного быта. Инте-
ресно, знаете, в чужой стране. Вдруг смотрим - странная  картина:  сидит
чистильщик-негр, а перед ним на четвереньках наш японец. И этот негр его
начищает черной ваксой. Да как! Там, знаете, чистильщики квалифицирован-
ные, из-под щеток искры летят... Ну, мы сделали вид, будто нам ни к  че-
му, прошли мимо, отвернулись даже. А вечером пришли на судно  -  Фукс  с
Ломом утомились, а я остался на вахте, жду, знаете, того  негра;  думаю,
как бы его встретить получше.
   Вдруг подают мне пакет от капитана порта. Оказывается,  скучает  ста-
рик, приглашает на завтра составить партию в гольф. Я, признаться,  даже
и не знал, что это за игра. Но, думаю, черт с ним. Пусть проиграю,  зато
прогуляюсь, разомнусь на берегу... Словом, ответил, что согласен, и стал
собираться.
   Разбудил Лома, спрашиваю:
   - Что нужно для гольфа?
   Он подумал, потом говорит:
   - По-моему, Христофор Бонифатьевич, нужны трикотажные гетры, и больше
ничего. Есть у меня рукава от старой тельняшки. Возьмите, если хотите.
   Я взял, примерил. Брюки надел с напуском, китель подколол булавками в
талии, и превосходно получилось: такой бравый спортсмен - чемпион, да  и
только.
   Но для спокойствия я все-таки заглянул в руководство по гольфу, озна-
комился. Вижу, игра-то самая пустяковая: мяч гонять по полю  от  ямки  к
ямке. Кто меньше ударов сделает, тот и выиграл. Но одними гетрами тут не
отделаешься: нужны разные палки, клюшки, дубинки - чем бить, и  еще  по-
мощникмальчик нужен - таскать все это хозяйство.
   Ну, пошли мы с Ломом искать снаряжение. Весь Сидней насквозь прошли -
ничего подходящего. В одной лавочке нашли хлысты, да тонки, в другой нам
полицейские дубинки предложили. Ну, да эти мне как-то не по руке.
   А дело уже к ночи. Луна  светит.  Этакие  таинственные  тени  ложатся
вдоль дороги. Я уж отчаялся. Где тут искать? Разве сучьев наломать?
   И вот, видим - сад с высокой оградой и за  оградой  -  различные  де-
ревья. Лом меня подсадил, перелезли, идем меж кустов.
   Вдруг смотрю - крадется негр, верзила, и под мышкой тащит целый ворох
палок для гольфа. Точь-в-точь такие, как в руководстве показаны.
   - Эй, любезный, - кричу я, - не уступите ли мне свой спортинвентарь?
   Но он либо не понял, либо от неожиданности - только  гикнул  страшным
голосом, схватил дубинку, взмахнул над головой - и на нас... Я, скажу не
стыдясь, испугался. Но тут Лом выручил: сгреб его в охапку  и  зашвырнул
на дерево. Пока он слезал, я подобрал эти палки,  рассматриваю,  вижу  -
точь-вточь как в руководстве изображены.  А  работа  какая!  Я,  знаете,
просто размечтался, глядя, да тут Лом меня вывел из задумчивости.
   - Пошли, - говорит, - Христофор Бонифатьевич, домой, а то что-то сыро
здесь, как бы не простудились.
   Ну, перелезли снова через ограду, вышли, вернулись на судно. Я  успо-
коился: костюм есть, клюшки есть, теперь один мальчик остался... Да  вот
совесть еще несколько неспокойна: неудобно человека ни с того ни с  сего
так обездоливать. Но, с другой стороны, он сам первый напал, да и клюшки
эти мне всего на денек нужны - в аренду, так сказать... Словом, с инвен-
тарем дело кое-как утряслось.
   А с мальчиком еще лучше уладилось: утром, чем свет,  слышу  -  кто-то
зовет смиренным голосом:
   - Масса капитан, а масса капитан!
   Я выглянул.
   - Я, - говорю, - капитан, заходите. Чем могу служить?
   И вижу: приятель, вчерашний японец, собственной персоной, но уже  под
видом чернокожего. Я-то его маскировку видел, а то бы и не  узнал  -  до
того он ловко свою наружность обработал:  прическа-перманент  под  кара-
куль, физиономия до блеска начищена, на ногах соломенные тапочки и  сит-
цевые брюки в полоску.
   - Вам, - говорит, - масса капитан, я слышал, негр-матрос нужен.
   - Да, - говорю, - нужен, только не матрос, а бой для гольфа. Вот тебе
клюшки, забирай да пойдем...
   Пошли. Капитан порта меня уже ждал. Уселись мы с ним в машину.  Прое-
хали с час.
   - Ну, - говорит мой партнер, - начнем, пожалуй? Уж вы,  надеюсь,  как
джентльмен не обманете меня в счете?
   Он уложил свой мячик в ямку, размахнулся, ударил. Ударил и я. У  него
прямо пошло, а у меня в сторону. Ну, и загнал я свой мяч к черту на  ро-
га. Кругом кусты, овраги, буераки, местность, что и  говорить,  живопис-
ная, однако сильно пересеченная. Негр мой измучился, да и понятно: палки
тяжелые, жара, духота. С него пот градом, в три ручья, и,  знаете,  весь
его грим поплыл, вакса растаяла, и он уже не на негра, а на  зебру  стал
похож: вся физиономия желтая с черным, в полоску. Устал и я, признаться.
И вот вижу - ручей течет, а там ручьи редкость.
   - Давай-ка, - говорю, - вот здесь отдохнем, побеседуем. Тебя звать-то
как?
   - Том, масса капитан.
   - Дядя Том, значит. Ну, ну. Пойдем-ка, дядя Том, умоемся.
   - Ой, нет, масса, умываться мне нельзя: табу.
   - А, - говорю, - ну, раз табу, как хочешь. А то бы умылся. Смотри-ка,
ты весь полинял.
   Не нужно бы мне этого говорить, да уж сорвалось, не  воротишь.  А  он
промолчал, только глазами сверкнул и уселся, будто палки перекладывает.
   А я к ручью. Вода холодная, чистая - хрусталь. Освежаюсь, фыркаю, как
бегемот. Потом обернулся, смотрю - он крадется, и самая тяжелая  дубинка
в руке. Я было крикнул на него, да вижу - поздно. Он, знаете, размахнул-
ся - и в меня этой дубинкой. Попал бы - и череп долой. Но я не растерял-
ся: бултых в воду!
   Потом выглянул, вижу - он стоит, зубы оскалил,  глаза  горят,  как  у
тигра, вот-вот бросится...
   Вдруг что-то сверху хлоп его по прическе! Он так и сел.  Я  подбегаю,
ищу избавителя - нет никого, только дубинка эта лежит...  Поднял  я  ее,
осмотрел, вижу - вместо фирменной марки на ней туземный  святой  изобра-
жен. Ну, тут я понял: вместо клюшек для гольфа я вчера бумеранги у папу-
аса отобрал. А бумеранг знаете какое оружие? Им без промаху надо бить, а
промахнулся - смотри в оба, а то вернется и как раз вот так  хлопнет  по
черепу. Да.
   Ну, осмотрел я дядю Тома. Слышу - пульс есть, значит, не  смертельно.
Взял его за ноги и потащил в тень. Тут, понимаете, у него из кармана вы-
валиваются какие-то бумажки. Я подобрал, вижу - визитные  карточки.  Ну,
читаю, и что бы вы думали? Черным по белому так и написано:
   ХАМУРА КУСАКИ АДМИРАЛ
   "Вот ты, - думаю, - где, голубчик! Ну, полежи, отдохни, а мне  неког-
да, игру надо продолжать, а то партнер обидится".
   Да. Ну, пошел дальше, гоню мяч и сам не  рад,  что  связался  с  этим
гольфом, но отступать не в моем  характере.  Бью,  считаю  удары.  Тяже-
ленько, знаете. С помощником еще туда-сюда, а одному просто зарез:  уда-
рить надо посильнее, и мяч отыскать, и палки тащить. Ноги ноют, руки  не
слушаются. В общем и целом получается, что не я мяч гоню, а он меня. Ну,
и загнал: кругом болотце, осока, какая-то речка течет,  кочки  на  бере-
гу...
   "Так, - думаю, - сейчас до речки догоню, отдохну, искупаюсь".
   Размахнулся, ударил. Вдруг все эти кочки повскакивали  и  давай  пры-
гать...
   Это, оказывается, не кочки были, а стадо кенгуру. Видимо,  испугались
- и врассыпную. А мяч мой одной кенгурихе со всего размаха в сумку.  Она
взвизгнула да как припустит... И хвостом и  ногами  работает.  Передними
лапами держится за сумку и мимо меня прыг, прыг...
   Ну, что тут делать? Я бросил палки - и за ней. Нельзя  же  мяч  поте-
рять.
   И такая получилась скачка с препятствиями, что до сих  пор  вспомнить
весело.
   Сучья под ногами хрустят, камни разлетаются...
   Я устал, но не сдаюсь, не выпускаю ее из поля  зрения.  Она  присядет
отдохнуть, и я присяду; она в путь, и я в путь...
   И вот животное, знаете, растерялось, сбилось с курса от страха. Ей бы
в чащу, в кусты, а она на чистое место, на шоссе, прямо к Сиднею.
   Вот уж и город видно, сейчас улицы начнутся. Народ  на  нас  смотрит,
кричит, полицейский на мотоцикле гонится, засвистел... Тут, видимо испу-
гавшись, животное делает этакую фигуру в воздухе, наподобие мертвой пет-
ли. Мяч мой выскакивает из сумки, я бросаюсь за ним, наклоняюсь и  в  ту
же секунду получаю чувствительный толчок пониже спины. Ну, доложу вам, и
ощущение! Прямо, как говорится, "ни встать, ни сесть".
   Но я все-таки встал, отряхнулся. Тут народ кругом: сочувствуют, пред-
лагают помощь, а мне не помощь, мне палка нужна: мяч тут, и ямка уже не-
далеко, а бить нечем. Ну, и сжалился один джентльмен, дал свою  тросточ-
ку. На восемьдесят третьем ударе я закончил игру.
   Капитан порта просто разахался.
   - Поразительный, - говорит, - результат! Вы подумайте: такой  трудный
участок, и неужели всего восемьдесят четыре удара?
   - Так точно, - отвечаю я, - восемьдесят три, не больше, не меньше...
   А про кенгуру я умолчал. В руководстве о кенгуру ничего не сказано, в
правилах игры тоже. И выходит, что если животное непреднамеренно оказало
помощь, так это уж, знаете, его дело.


   Глава XVI О дикарях 

   Поговорили мы с капитаном порта о местных новостях,  о  достопримеча-
тельностях. Он меня в музей пригласил. Пошли.
   Там действительно есть что посмотреть: модель утконоса в  натуральную
величину, собака динго, портрет капитана Кука...
   Но только я задержу внимание на какой-нибудь детали, мой спутник  тя-
нет меня за рукав и дальше влечет.
   - Идемте - говорит, - я вам самое главное покажу:  живой  экспонат  -
вождь дикарей в полном вооружении, особенно интересно. Там сделан этакий
загончик, вроде как в зоопарке, разгуливает здоровенный папуас с  удиви-
тельной прической на голове... Увидел нас, издал  воинственный  возглас,
взмахнул дубинкой над головой... Я было попятился. А потом вспомнил  ар-
тистов в Гонолулу и, по правде сказать согрешил "И это - думаю, -  тоже,
наверное, артист. Ну и решил расспросить потихоньку, без свидетелей, как
это он до такой жизни дошел.
   Распрощался повежливее с капитаном.
   - Спасибо, - говорю, - за компанию, очень здесь интересно. Но  вас  я
не смею задерживать, а сам, с вашего позволения, еще посмотрю...
   И остались мы с папуасом наедине. Разговорились.
   - А вы, - спрашиваю, - признайтесь, настоящий папуас или так?
   - Ну, что вы, - отвечает тот, - самый настоящий, сын вождя, учился  в
Оксфорде, в Англии. Окончил университет с золотой медалью, защитил  дис-
сертацию, получил звание доктора прав, вернулся на родину... А тут рабо-
ты по специальности нет... Жить не на что, вот и поступил сюда...
   - Вот как! И хорошо зарабатываете?
   - Да нет, - отвечает он, - не хватает. Ночью еще по  совместительству
городской сад стерегу. Там лучше платят и работа полегче. Тут тихо.  Вот
только вчера какие-то дикари напали, отняли бумеранги. Сегодня не  знал,
с чем и на службу идти. Хорошо, догадался: у меня  со  студенческих  лет
набор палок для гольфа остался, с ними и пошел. И  ничего,  не  замечает
публика...
   Да. Ну, распрощались. Тут бы можно и покинуть Австралию,  но  у  меня
остался долг чести, так сказать: вернуть оружие вождю папуасов и посмот-
реть, что с моим адмиралом.
   И вот, знаете, снарядились мы по-походному,  яхту  сдали  под  надзор
портовых властей, а сами отправились все втроем.
   Идем в глубь страны по следам недавних событий, читаем книгу природы:
вот здесь я за кенгуру гнался, вот здесь ручей,  здесь  бумеранг  лежал,
здесь сам Кусаки... Однако нет ни того, ни другого.
   А здесь я последние палки бросил. Но и тут, знаете, пусто. Как корова
языком слизнула.
   Ну, побродили, обыскали все кругом. Тот же результат. Только с дороги
сбились. В море-то я хорошо ориентируюсь, а на суше,  бывает,  и  заблу-
жусь. А тут кругом пустыня - ориентиров нет. К тому же жара  и  голод...
Фукс с Ломом ропщут потихоньку, а я креплюсь: положение  обязывает,  как
ни говорите. Да.
   Недели три так бродили. Измучились, похудели. И  сами  не  рады,  что
пошли, да теперь уж делать нечего... И вот, знаете, однажды  разбили  мы
бивуак, прилегли отдохнуть, а жара - как в бане. Ну, и разморило, засну-
ли все.
   Не знаю, сколько уж я проспал, но только слышу сквозь сон: шум,  воз-
ня, воинственные крики. Проснулся, продрал глаза, гляжу - Фукс тут,  под
кустом, спит крепким сном, как младенец, а Лома нет. Посмотрел кругом  -
нигде нет. Ну, тогда беру бинокль, осматриваю  горизонт  и  вижу  -  мой
старший помощник Лом сидит у костра, а кругом, понимаете, дикари и, судя
по поведению, едят моего старшего помощника...
   Что делать? Я тогда складываю ладони рупором и во все горло кричу:
   - Отставить есть моего старшего помощника!
   Крикнул и жду...
   И вот, поверите ли, молодой человек, слышу, как эхо, доносится ответ:
   - Есть отставить есть вашего старшего помощника!
   И действительно, смотрю - отставили. Закидали костер, поднялись и все
вместе направляются к нам.
   Ну, встретились, поговорили, выяснили недоразумение. Оказалось, папу-
асы с северного берега. У них тут и деревня была недалеко,  и  море  тут
же, а Лома они вовсе и не собирались есть. Напротив, угостить нас  хоте-
ли, а Лом их уговорил подальше от бивуака костер разложить: боялся  пот-
ревожить наш сон. Да.
   Ну, подкрепились мы. Они спрашивают:
   - Куда, откуда, с какими целями?
   Я объяснил, что ходим по стране и скупаем  местное  оружие  старинных
образцов для коллекции.
   - А, - говорят, - кстати попали. Вообще-то у нас этого добра не быва-
ет. Это хозяйство мы давно в Америку вывезли, а сами на винтовки  переш-
ли. Но сейчас случайно есть небольшая партия бумерангов...
   Ну, и отправились мы в деревню. Притащили они эти  бумеранги.  Я  как
глянул, так сразу и узнал свои спортивные доспехи.
   - Откуда это у вас? - спрашиваю.
   - А это, - отвечают они, - один посторонний негр  принес.  Он  сейчас
поступил военным советником к нашему вождю. Но только его сейчас нет,  и
вождя нет - они в соседнюю деревню пошли, обсуждают там план похода.
   Ну, я понял, что мой воинственный адмирал здесь окопался,  и  вижу  -
надо уходить подобру-поздорову.
   - Послушайте, - спрашиваю, - а где у вас ближайшая дорога  в  Сидней,
или в Мельбурн, или вообще куда-нибудь?
   - А это, - отвечают они, - только морем. По суше и далеко  и  трудно,
заблудитесь. Если хотите, можете здесь пирогу зафрахтовать. Ветры сейчас
хорошие, в два дня доберетесь.
   Я выбрал посудину. И странная, доложу вам, посудина оказалась.  Парус
вроде кулька, мачта - как рогатина, а сбоку за бортом - нечто вроде ска-
меечки. Если свежий ветер, так не в лодке надо сидеть, а на этой  скаме-
ечке как раз. Мне, признаться, на таком судне  ни  разу  не  приходилось
плавать, хоть я в парусном деле и не  новичок.  Но  тут  делать  нечего,
как-нибудь, думаю, справлюсь.
   Погрузил бумеранги, взял запасов на дорогу, разместил экипаж. Я в ру-
ле. Лом с Фуксом за бортом, вместо балласта. Подняли паруса и пошли.
   Только отошли, смотрю - за нами в погоню целый флот. Впереди  большая
пирога, а на носу у нее - мой странствующий рыцарь: сам адмирал Кусаки в
форме папуасского вождя.
   Я вижу - догонят. А сдаваться, знаете, неинтересно. Если бы одни  па-
пуасы, с ними бы я сговорился - все-таки австралийцы, народ  культурный,
- а этот... кто его знает? Попадешься вот так, живьем сожрет...  Словом,
вижу, как ни вертись, а надо принимать сражение.
   Ну, взвесил обстановку и решил так: вступать в бой, проливать кровь -
к чему это? Дай-ка лучше я их искупаю. Таким воякам первое дело - голову
освежить. А тут ветер боковой, крепкий, команда у них за бортом, на ска-
меечках. Так что обстановка самая благоприятная. Ну и если сделать  эта-
кий штырь подлиннее да быстро развернуться...
   Словом, в две минуты переоборудовал судно, сделал  поворот  и  полным
ходом пошел на сближение. Идем на контркурсах. Ближе, ближе. Я чуть вле-
во беру руля и, знаете, как метлой смел балласт с флагманской пироги, со
второй, с третьей. Смотрю - не море кругом, а суп с фрикадельками.  Плы-
вут папуасы, барахтаются, смеются - так раскупались, что и  вылезать  не
хотят.
   Один Кусаки недоволен: вскарабкался на пирогу, кричит, сердится, фыр-
кает... А я, знаете, просемафорил ему: "С легким паром",  развернулся  и
пошел назад в Сидней.
   А там, в Сиднее, возвратил бумеранги владельцу, попрощался с  партне-
ром по гольфу, поднял флаг.
   Ну, конечно, провожающие были, принесли фрукты, пирожные на дорогу. Я
поблагодарил, отдал швартовы, поднял паруса и пошел.


   Глава XVII, в которой Лом вновь покидает судно 

   На этот раз неудачно все получилось. Едва миновали берега Новой  Гви-
неи, нас нагнал тайфун чудовищной силы. "Беда", как чайка,  металась  по
волнам. Нырнет, выскочит, снова нырнет.  Горы  воды  падают  на  палубу.
Снасти стонут. Ну что вы хотите - тайфун!
   Вдруг яхта, как волчок, закрутилась на месте, а секунду спустя  ветер
совершенно затих. Лом и Фукс, незнакомые с коварством тайфуна, облегчен-
но вздохнули. Ну, а я понял, в чем дело, и, признаться, пришел в большое
расстройство. Попали в самый центр урагана. Тут, знаете, добра не жди.
   Ну и началось. После непродолжительного затишья ветер  снова  засвис-
тел, как тысяча чертей, паруса лопнули со страшным треском, мачта согну-
лась, как удочка, переломилась пополам, и весь рангоут вместе с  такела-
жем полетел за борт.
   В общем, потрепало нас как надо.
   А когда разъяренный океан несколько успокоился, я вышел на  палубу  и
осмотрелся. Разрушения были огромны и  непоправимы.  Запасные  паруса  и
концы, правда, хранились у нас в трюме, но на одних  парусах  без  мачт,
сами понимаете, не пойдешь. И тут, вдали от больших океанских дорог, нас
ждала страшная участь: мы годами могли болтаться среди  океана.  А  это,
знаете, перспектива не из приятных.
   Угроза медленной смерти нависла над нами, и, как всегда в таких  слу-
чаях, я вспомнил свою долгую жизнь, свое милое детство.
   И вот, представьте себе, воспоминание это дало мне ключ к спасению.
   Еще будучи мальчиком, я любил клеить и запускать воздушных змеев. Ну,
и вспомнив об этом прекрасном занятии, я воспрянул духом. Змей! Бумажный
змей - вот спасение!
   Корзины от прощальных подношений пошли на каркас. Ну, а потом мы сва-
рили клейстер, собрали все бумажное, что было на судне - газеты, книжки,
разную коммерческую корреспонденцию, - и принялись клеить. И скажу  вам,
не хвастаясь, змей получился на славу. Уж кто-кто, а я-то  в  этом  деле
специалист. Ну, а когда высохло это сооружение, мы выбрали канат подлин-
нее, выждали ветерок, запустили...
   И ничего, знаете, прекрасно потянуло, пошла наша яхта и  снова  стала
слушать руля.
   Я развернул карту, выбираю место, куда зайти для ремонта. Вдруг слышу
странные какие-то звуки. Потрескивает что-то на  палубе.  Встревоженный,
поднимаюсь и вижу страшную картину: конец, на котором держался наш змей,
зацепился за брашпиль и к моменту моего прихода перетерся и,  как  гово-
рится, на волоске держится.
   - Аврал! Все наверх! - скомандовал я.
   Лом и Фукс выскочили на палубу. Стоят, ждут моих распоряжений.
   Но распорядиться было нелегко. Тут, сами понимаете, нужно бы наложить
узел. Но ветер усилился, канат натянулся, как струна, а струну,  знаете,
не завяжешь.
   И я уже думал - все кончено. Но тут исполинская сила Лома нашла  над-
лежащее применение. Он, понимаете, хватается одной рукой за канат,  дру-
гой за скобу на палубе, напрягает бицепсы. На канате  появляется  слаби-
на...
   - Так держать, не отпускать ни в коем случае! - скомандовал я, а  сам
стал накладывать узел.
   Но тут вдруг неожиданно шквал налетает на нас с кормы, змей рванулся,
скоба вылетела из палубы, как морковка из грядки, и Лом взвился в  обла-
ка, едва успев крикнуть:
   - Есть так держать!
   Ошеломленные, мы с Фуксом посмотрели вслед. А Лома  уже  и  не  видно
совсем. Мелькнула в облаках черная точка, и наш храбрый товарищ  покинул
нас среди океана...
   Наконец я пришел в себя, взглянул  на  компас,  заметил  направление,
оценил на глаз погоду. И, должен сказать,  выводы  получились  неважные:
свежий ветер силою в шесть баллов со скоростью до двадцати пяти  миль  в
час уносил моего старшего помощника к берегам Страны восходящего солнца.
Мы же снова беспомощно болтались по волнам, лишенные двигателя и  управ-
ления.
   Я расстроился, ушел с горя спать и, только немного забылся,  слышу  -
Фукс меня будит. Ну, я протер глаза, поднимаюсь и,  поверите  ли,  вижу:
коралловый остров справа по курсу. Все как полагается: пальмы, лагуна...
Тут, знаете, если пристать, можно и парусишки кое-как соорудить. Словом,
фортуна, как говорится, нам улыбнулась, но, увы, улыбка-то эта оказалась
фальшивой.
   Посудите сами: ветерок гонит нас не спеша, вот мы поравнялись с  ост-
ровом, вот он рядом, рукой подать... Но ведь это только так говорится, а
поди-ка найди руку в двести сажен... Словом, ясно: проносит мимо.
   Другой бы на моем месте растерялся, но я, знаете, не  таков.  Морская
практика рекомендует в подобных случаях забрасывать на  берег  якорь  на
конце. Рукой, конечно, не забросишь: тут нужна пушка или ракета. Ну, по-
нятно, я бросаюсь в каюту, ищу указанные  предметы,  перерыл,  перекопал
все - нет, понимаете, ни ракет, ни пушки: недосмотрел, не  захватил  при
отправлении. Лезут под руки все большие предметы туалета: галстуки, под-
тяжки... Из них, знаете, пушки не сделаешь.
   Но тут небольшая экскурсия в прошлое подсказала мне  план  дальнейших
действий.
   Я, видите ли, не могу сказать, чтобы в  детстве  отличался  примерным
поведением. Напротив, с общепризнанной точки зрения, я хотя хулиганом  и
не был, но озорником был, не скрою. И такой инструмент, как рогатка, ни-
когда не покидал моего кармана... Да.
   Вспомнил я это дело, и меня как осенило: пушку, конечно, из  подтяжек
не соорудишь, а рогатку - почему же? И вот я хватаю шесть пар тугих  ре-
зиновых подтяжек и устраиваю на палубе этакую рогатку увеличенных разме-
ров.
   Ну, а дальше понятно; заряжаю ее небольшим якорем, затем мы вместе  с
Фуксом лебедкой натягиваем ее потуже. Я командую:
   - Внимание!
   Затем обрубаю конец, и якорь взвивается, унося  с  собой  тонкий,  но
прочный канат. И вижу - порядок! Якорь взял.
   А полчаса спустя мы уже были на берегу, и наши топоры звенели,  нару-
шая торжественную тишину девственного леса.
   Конечно, тяжеленько пришлось вдвоем, но справились.  Отлично  справи-
лись.
   Тайфун потрепал нас изрядно, пришлось, знаете,  заново  проконопатить
борта, просмолить всю яхту, а главное, поставить новый рангоут  и  таке-
лаж. Пришлось потрудиться на славу. Но зато все поправили.  А  с  мачтой
так  просто  прекрасно  у  нас  уладилось:  выбрали  небольшую  стройную
пальмочку, выкопали вместе с корнями, да так и поставили целиком. Сверху
укрепили, как полагается, вантами, а внизу, в трюме, вместо балласта на-
сыпали земли, полили, и, знаете, принялась наша мачта.
   Ну, потом скроили паруса, сшили, подняли и пошли.
   Управлять судном с таким вооружением, конечно, несколько  непривычно,
но зато есть и  удобства:  листья  над  головой  шумят,  зелень  ласкает
глаз... Потом плоды на пальме созрели, и так это приятно, знаете: стоишь
на вахте, жара, мучает жажда, но стоит вам несколько подняться по мачте,
и в руке у вас молодой кокосовый орех, полный свежего молока.  Прямо  не
яхта, а плавучая плантация...
   Да. Идем так, поправляемся на фруктовой диете, держим  курс  к  месту
предполагаемой посадки Лома. День идем, два идем. И вот на  третий  день
по носу у нас открылась земля. В бинокль видно: порт, входные знаки, го-
род на берегу... Зайти бы, конечно, недурно, но я, знаете,  воздержался,
не пошел. Там вообще-то иностранцев не очень ласково тогда принимали,  а
у меня, тем более, личные счеты с господином Кусаки. Ну его к свиньям.


   Глава XVIII Самая печальная, так как в ней "Беда" гибнет, на этот раз
уже безвозвратно

   Вот я и пошел сторонкой. Иду. День прошел - ничего, а к ночи пал  ту-
ман. Такой туман - ничего не видно, хоть глаз  выколи.  Со  всех  сторон
сигналы, гудки, сирены воют, звонят колокола... Тревожно, но зато, знае-
те, весело. Да только недолго продолжалось это веселье. Слышу, летит  на
нас быстроходное судно. Пригляделся, вижу - миноносец на полном ходу.  Я
- вправо на борт. Смотрю, и он право на борт. Я влево, и он влево...
   И вот, понимаете, страшный удар, борта затрещали, вода хлынула на па-
лубу, и "Беда", рассеченная пополам, стала медленно погружаться в  пучи-
ну.
   Ну, вижу, конец!
   - Фукс, - говорю я, - берите спасательный круг  и  плывите  прямо  на
вест. Здесь недалеко.
   - А вы? - спрашивает Фукс.
   - А мне, - говорю, - некогда. Вот запись нужно сделать в  журнале,  с
судном попрощаться, а главное, мне туда не по дороге...
   - И мне, Христофор Бонифатьевич, тоже не по дороге. Не тянет меня ту-
да.
   - Напрасно, Фукс, - возражаю я, - там все-таки берег, различные  кра-
соты, священная гора Фудзияма...
   - Да что красоты! - отмахнулся Фукс. - Там с голоду  ноги  протянешь.
Работы не найдешь, а по старой специальности,  по  карточной  части,  мы
против них никуда не годимся. Обдерут, как липку, по миру пустят.  Уж  я
лучше с вами.
   И так меня тронула эта верность, что я ощутил прилив сил. "Эх, -  ду-
маю, - рано панихиду петь!" Осмотрел размеры повреждений, достал топор.
   - Аврал! - командую. - Все наверх! Снасти долой, рубить мачту!
   Фукс рад стараться. Такую энергию проявил, что я просто удивился.  Да
и то сказать: ломать - не делать, душа не болит.
   Ну, и не успели мы оглянуться, пальма наша уже за бортом. Фукс  прыг-
нул туда, я ему передал кое-какие ценности.  Бросил  спасательный  круг,
компас вместе с  нактоузом,  пару  весел,  анкерок  воды,  из  гардероба
кое-что...
   А сам все на палубе, на "Беде". И вот чувствую, настает последняя ми-
нута: корма вздыбилась, корпус погружается, сейчас нырнет...
   У меня слезы брызнули из глаз... И тут,  знаете,  я  хватаю  топор  и
собственной рукой вырубаю кормовую доску с буквами...
   Ну, а затем в воду и - к Фуксу на пальму. Сажусь верхом  и  наблюдаю,
как океан поглощает остатки моего многострадального судна.
   И Фукс наблюдает. И вижу - у него тоже слезы на глазах.
   - Ничего, - говорю, - не унывайте, мы еще с вами поплаваем. То ли еще
бывает...
   Да. Ну, знаете, посмотрели еще на то место, где волны сомкнулись  над
судном, и стали устраиваться. И, представьте, устроились не без удобств.
   Конечно, после яхты чувствуется некоторый недостаток комфорта, но все
же самое необходимое было у нас. Установили  компас,  соорудили  кое-как
парусишко из старой тельняшки, спасательный круг на  ветку  повесили,  а
кормовую доску я вместо письменного стола приспособил.
   В общем, все хорошо, вот только ногам мокро.
   И вот однажды видим - сзади, за кормой, дымок. Я уж думал - опять тот
миноносец, но оказалось, что это просто "купец" - бродячий  пароход  под
английским флагом. Я не хотел просить помощи: как-нибудь, думаю, сам до-
берусь. Но тут так получилось.
   Я, как заметил судно, сейчас же достал  письменные  принадлежности  и
стал делать соответствующую запись в вахтенном журнале. А капитан  этого
парохода, со своей стороны, заметив нас, взял подзорную трубу и,  понят-
но, обнаружил не совсем блестящее положение  нашего  судна,  если  можно
назвать судном подобное сооружение.
   Но он все же сомневался, идти ли на помощь, поскольку мы не проявляли
признаков паники и не подавали соответствующих сигналов...
   Вот тут-то, понимаете, обстоятельства и сложились так, что он  неожи-
данно изменил свое решение.
   Я, видите ли, как раз в это время закончил  запись  и  поставил  свой
временный стол, так сказать, стоймя. И вот буквы блеснули. Капитан  уви-
дел слово "Беда" и  принял  его  за  призыв  на  помощь  или  за  сигнал
бедствия, что ли. Ну, повернул к нам, а полчаса спустя нас  уже  подняли
на борт, и мы с капитаном за чаркой рома обсуждали  этот  забавный  слу-
чай...
   Да. Пальму я ему подарил, он ее в салоне приказал  поставить,  весла,
компас тоже отдал, а себе оставил круг  и  кормовую  надпись.  Все-таки,
знаете, память.
   Ну, посидели. Он рассказал, что идет в Канаду за лесом, потом  о  но-
востях поговорили, потом он ушел, а я остался еще почитать свежие новос-
ти.
   Сижу, перелистываю газеты. Ну, что там в газетах? Больше все объявле-
ния, комиксы, утки, сплетни, всякая дезинформация... И вдруг - заголовок
на всю страницу: "Налет с воздуха... Преступник бежал!"
   Я заинтересовался, понятно. Читаю и вижу - весь этот шум из-за  Лома.
Он, оказывается, на своем змее снизился возле самой Фудзиямы.  Тут,  ко-
нечно, собралась толпа, змея разорвали в клочья, разобрали на память.
   А змей-то ведь был из газет. Ну и взялась за это дело полиция.  Обви-
нили Лома в незаконном провозе запрещенной литературы. Я не знаю, чем бы
это кончилось, но тут, к счастью, небо покрылось тучами, раздались  глу-
хие подземные удары... Толпу охватила паника, и все разбежались в ужасе.
   На склоне священной горы только и остались мой старший помощник Лом и
чины японской полиции.
   Стоят, смотрят друг на друга. Земля под ними колеблется...  Это,  ко-
нечно, необычное состояние для поверхности нашей планеты, и у многих оно
вызывает различные проявления страха. Но Лом - он, знаете, всю жизнь  на
борту, привык к качке... Ну, и не сумел надлежащим образом оценить гроз-
ную силу происходящего, пошел не спеша вверх по склону горы. А тут,  по-
нимаете, как это говорится, "земля разверзлась", и широкая трещина легла
между беглецом и погоней. А затем все покрылось хлопьями сажи  и  мраком
неизвестности.
   Полиция потеряла следы Лома и теперь ищет его. Но тщетно.


   Глава XIX, в конце которой неожиданно появляется Лом и поет про себя 

   Вот, собственно, и все, что я узнал из газет.  Но,  знаете,  и  этого
достаточно, чтобы расстроиться. И так не сладко. Шутка ли!  Судно  поте-
рял, а тут еще товарищ и помощник попал в такую историю. Была  бы  яхта,
плюнул бы на Кусаки, пошел бы выручать Лома. А теперь жди, пока придем в
порт назначения. И оттуда надо как-то выбираться, и в кассе у нас с Фук-
сом не густо, и пароход идет медленно.
   Я - к капитану.
   - Нельзя ли, - говорю, - прибавить ходу?
   - Рад бы, - отвечает тот, - да у меня кочегаров мало, не справляются,
еле пар держат.
   Ну, знаете, я подумал, с Фуксом посоветовался, отдохнул еще денек,  и
нанялись кочегарами. Жалованье, конечно, небольшое,  но,  во-первых,  на
стол не тратиться, а во-вторых, за работой все-таки не так скучно, да  и
пароход скорее пойдет...
   Ну, встали на вахту.
   Спецовки там не дают, а у нас только и осталось,  что  на  себе.  Ну,
разделись, в целях экономии остались в одних  трусах.  Это,  впрочем,  и
лучше: жара там в кочегарке. А вот с обувью плохо. Под ногами уголь, го-
рячий шлак, разуться - жарко, а обуться - жалко, последние ботинки погу-
бишь.
   Но мы, знаете, не растерялись: взяли четыре  ведра,  налили  воды,  и
так-то славно получилось! Стоишь в них, в ведрах-то, как  в  калошах,  а
если уголек какой упадет, только "пшик" - и все тут.
   Я в кочегарке справлялся легко, мне не впервой, а Фукс, вижу,  сдает.
Набил полную топку, уголь спекся корой, он его ковыряет лопатой.
   - Эх, - говорю, - разве здесь лопатой что сделаешь?  Здесь  подломать
надо. Где лом?
   И вот, поверите ли, слышу - за спиной кто-то глухо так:
   - Есть Лом к вашим услугам!
   Обернулся, смотрю - из кучи угля вылезает мой старший  помощник  Лом:
тощий, черный, небритый, но все же Лом собственной персоной. Я,  знаете,
так и сел от неожиданности!..
   Ну, понятно, облобызались. Фукс даже слезу проронил. Дочистили втроем
топки, уселись, и Лом рассказал о своих злоключениях.
   В газете о нем все верно писали, кроме налета и злого  умысла.  Какой
там налет - просто ветром занесло. Да. Ну, а когда колебания почвы прек-
ратились, он спустился в город. Идет, боится, оглядывается по  сторонам.
И куда ни посмотри - полицейские, куда ни повернись - шпик...
   Может, знаете, если бы он  сохранил  спокойствие,  удалось  бы  прос-
кользнуть незаметно, но тут столько нервных потрясений,  ну  и  сдрейфил
парень, стал прибавлять шагу и сам не заметил, как пустился бегом.
   Бежит, оглядывается. А за ним  бегут  шпики,  жандармы,  полицейские,
мальчишки, собаки, рикши, автомобили... Крик, гам, топот...
   Ну, и куда тут  податься?  Он,  знаете,  вниз,  к  морю.  Забрался  в
угольную гавань, закопался в уголь и сидит. А тут как раз  этот  пароход
встал под погрузку. Грузят там по канатной дороге, цепляют прямо ковшом,
сколько захватят, а над пароходом ковш опрокидывается.
   Вот, знаете, и захватило Лома. Только он очнулся, хотел выскочить  из
ковша, думал, знаете, опять его ловят, а ковш уже поехал, потом перевер-
нулся, а Лом даже ахнуть не успел и - хлоп в бункер!
   Пощупал руки, ноги - все цело; уйти некуда, дышать есть чем...  Ну  и
решил использовать вынужденное бездействие - выспаться хорошенько.
   Закопался в уголь и заснул. Так и спал, пока не услышал моей команды.
   Да. В общем, все к лучшему получилось. Экипаж "Беды" опять  соединил-
ся, и мы стали строить планы возвращения. Тут и вахта подошла к концу, и
вот я поразмыслил: мы-то с Фуксом попали на пароход  законным  порядком,
как потерпевшие бедствие, а Лом - во-первых, "заяц", а во-вторых,  вроде
беглого преступника. Кто его знает, этого капитана? Пока по-хорошему - и
он хорош, а узнает об этой истории, выдаст Лома властям, а потом выручай
его. Словом, я посоветовал.
   - Сидите, - говорю, - тут. Вы теперь привыкши. Покушать мы вам прине-
сем, а вахту вместе будем стоять. Оно и нам полегче - все-таки  тридцать
три процента экономии сил. Да так и безопаснее будет.
   Ну, Лом согласился без споров.
   - Только, - говорит, - скучновато будет. Там темно, а я  теперь  выс-
пался. Не знаю, чем заняться.
   - Ну, - возражаю я, - это можно придумать. Стихи хорошо в темноте со-
чинять, или вот попробуйте до миллиона считать - это очень  помогает  от
бессонницы...
   - А можно петь, Христофор Бонифатьевич? - спрашивает он.
   - Да как вам сказать? - говорю. - Особенно я не рекомендовал  бы,  но
если нравится - пойте, только про себя.
   Да. Ну, достояли вахту. Сменились. Лом назад в  бункер  полез,  мы  с
Фуксом - на палубу. Вдруг, смотрю, вылезают кочегары как ошпаренные.
   Я спрашиваю.
   - Что случилось?
   - Да там, - отвечают они, - в бункере, какая-то нечисть завелась. Во-
ет, как сирена, а что воет - непонятно.
   Ну, я понял сразу.
   - Постойте, - говорю, - я спущусь, выясню, в чем там дело.
   Спускаюсь, слышу - действительно, звуки  ужасные:  мелодия  несколько
неопределенная, и слова не очень складные, но голос, голос...  Не  знаю,
как вам и передать. Я раз на Цейлоне слышал, как слоны  трубят,  так  то
было райское пение.
   Да. Прислушался я и понял, что это Лом поет.
   Ну, полез в бункер, хотел отчитать его за несоблюдение  осторожности.
И пока лез, догадался, что сам виноват:  опять,  знаете,  неточно  отдал
распоряжение. Всегда у меня с Ломом на этой почве недоразумения.
   Лезу и слышу: Я старший помощник  С  корвета  "Беда".  Его  поглотила
Морская вода. И вот я теперь На чужом корабле, Сижу, как преступник,  На
жестком угле...
   И ничего, знаете, не скажешь: действительно про себя поет,  все  вер-
но... Вот только насчет корвета он, конечно, несколько преувеличил.  Ка-
кой там корвет!.. А впрочем, это своего рода украшение речи. В песне это
допускается. В рапорте, в рейсовом донесении, в грузовом акте,  конечно,
такая неточность неуместна, а в песне - почему же? Хоть дредноутом назо-
ви, только солиднее звучать будет.
   Я все-таки Лома остановил.
   - Вы, - говорю, - не так меня поняли, дорогой. Вы лучше про нас  пой-
те, только чтобы никто не слышал. А то как бы неприятностей не вышло.
   Ну, замолчал он, согласился.
   - Верно, - говорит, - вы разрешили, а я не подумал. Не стану я больше
петь, я уж лучше посчитаю...
   Вылез я, успокоил кочегаров. ОБЪЯСНИЛ, что мол, это в топке огонь гу-
дел. Это и механик подтвердил.
   - Бывает, - говорит, - такое явление.


   Глава XX, в которой Лом и Фукс проявляют неосмотрительность в  покуп-
ках, а Врунгель практически проверяет законы алгебры 

   И вот наконец прибыли мы в Канаду. Мы с Фуксом сошли, распрощались  с
капитаном, а ночью и Лома контрабандным порядком переправили  на  берег.
Сели в тихой таверне, обсудили положение и соображаем, как дальше  доби-
раться. Маршрут нас не смутил. Решили так: из Канады в Аляску, из Аляски
через Берингов пролив на Чукотку, а там мы дома, там уж как-нибудь...
   В этой части план утвердили.
   А вот средства передвижения заставили призадуматься. Тут зима,  знае-
те, реки стали, снег кругом, железных дорог нет, на автомобиле не  прое-
дешь. Пароходом - это надо ждать до весны...
   Мы посоветовались и решили купить нарты, ну и  там  что  попадется  -
оленя или собак. Ну и разошлись промышлять кто куда...
   Я за нартами отправился. Лом пошел искать оленя, а Фукс взялся  собак
достать.
   Нарты мне попались прочные, красивые, удобные. Лом  несколько  меньше
преуспел. Привел пятнистого оленя средней упитанности. Тут  его  специа-
листы осмотрели, освидетельствовали и  дали  характеристику:  по  рогам,
мол, олень первого класса, а по ногам ниже среднего - копыта узки.
   Ну, мы решили попробовать. Запрягли. Не везет  олень.  По  снегу  еще
кое-как, а на реку, на лед вышли - наш олень шагу ступить не может. Ноги
так и разъезжаются.
   Я вижу - надо бы подковать его, да подков нет.
   И тут, знаете, пригодилась кормовая доска. Недаром я ее, значит, вез.
Отвинтили мы от нее медные буквы и теми же шурупами кое-как оленю к  ко-
пытам приспособили. И помогло, знаете, но плохо. Правда, дрейф  у  оленя
стал поменьше, а хода все равно не прибавилось.  Ленивая  скотина  попа-
лась!
   Тут Фукс пришел со своей покупкой. Привел эдакую небольшую собачку  с
острой мордочкой. По аттестату собачка - призовой вожак, передовой.  Ну,
мы ее и решили запрягать по специальности, впередсмотрящим, так сказать.
   Но это легко сказать. С оленем-то мы справились сразу:  напялили  ему
вместо хомута спасательный круг (тоже и круг пригодился, как  видите;  в
хорошем хозяйстве все в дело пойдет). А собака, знаете, не дается, куса-
ется, скалит зубы. Подика запряги такую!
   Ну, кое-как все-таки обратали. Соорудили ей дугу,  ввели  насильно  в
оглобли, отпустили...
   Ну, доложу я вам, и началось представление! Олень бьет копытами, пот-
рясает рогами, собака воет, и животные, представьте, довольно резво  пя-
тятся задом.
   Я уже хотел так, задним ходом, и отправляться, но для опыта решил  их
местами поменять. Хоть и говорится, что от  перестановки  слагаемых  ре-
зультат не меняется, но это, знаете, в алгебре, а тут совсем другое  де-
ло.
   Ну, переставили, перепрягли.
   И что бы вы думали? Припустил наш олень иноходью, только пятки  свер-
кают.
   И собака - за ним. Лязгает зубами, подвывает, однако тоже тянет,  как
паровоз.
   Мы с Ломом едва на нарты сумели вскочить, а Фукс - тот только и успел
ухватиться за веревку. С полмили так и проехался, вроде штормового  яко-
ря.
   Ну, доложу я вам, и гонка досталась! Лаг я с  собой  не  взял,  да  и
пользоваться им на льду затруднительно. Однако, судя по береговым  пред-
метам, скорость у нас была потрясающая.  Селения  мелькают,  проносятся,
как в тумане, нарты прыгают по льду, в ушах свистит.
   У оленя пар из ноздрей, копыта сверкают и  так  это  ловко  печатают:
"Б-Е-Д-А", как на "Ундервуде".
   И собачка старается, скулит, подвывает, язык на сторону свернула, од-
нако тоже не отстает.
   Словом, не успели оглянуться - граница Аляски. Тут шерифы с винтовка-
ми, с флагами...
   Я, знаете, решил притормозить: неудобно пересекать границу без соблю-
дения формальностей. Кричу:
   - Малый ход, стоп!
   Куда там! Олень мой не смотрит, не слушает, несется как заводной.
   Тут один шериф взмахнул платком, другие дали залп... Я думал - конец,
однако вижу - все благополучно. Понеслись дальше.  И  минут  этак  через
пять обгоняем упряжку, потом еще две упряжки, потом я уже и считать  пе-
рестал - стольких пообгоняли. Те торопятся, а я рад бы потише ехать,  да
не могу удержать свою пару... И вот открывается форт Юкон за  поворотом.
Там народ столпился на льду. Машут, кричат, палят в воздух. Столько  на-
роду собралось, что не выдержал лед, провалился.
   Толпа раздалась к берегам, а у нас прямо по носу огромная полынья,  и
мы с опасной скоростью приближаемся прямо к ней. Я вижу - дело плохо. Ну
и решился: накренил нарты набок, оглобли сломались, я - хлоп в  снег  со
всем экипажем, а олень мой с разгона прямо в воду, и с собакой, со всем.
   Могли бы и утонуть, да спасательный круг не дал.  Смотрю  -  плавают,
фыркают, отдуваются...
   Тут благожелатели из публики принесли аркан, зачалили оленя за  рога,
потянули... И, представьте, хваленые рога благородного животного отдели-
лись без всякого труда, а из-под них выглянули коротенькие рожки, на ма-
нер коровьих! Ну, эти, к счастью, прочно держались. За них вытащили  всю
упряжку на лед. Олень мой встряхнулся, полизал в ноздрях, да как замычит
жалобно, как корова.
   Я пригляделся, вижу - корова и есть, только без хвоста. Обманули Лома
в Канаде. И понятно, почему наш олень танцевал без подков, как корова на
льду. А вот откуда у него несвойственная этому животному  резвость  взя-
лась, я не сразу понял.
   Однако специалисты-собачники и это мне разъяснили. Фукс тоже,  оказы-
вается, попал впросак: ему вместо собаки молодого волчонка подсунули.
   И вот заметьте, как интересно: волчонок сам по себе, как собака,  ни-
чего не стоит - дрянь, а не собака; корова сама  по  себе  не  олень,  а
вместе как славно получилось. Вот тут закон алгебры как раз подошел: ми-
нус на минус дает плюс, как говорится.
   Ну, когда улеглись страсти, выяснилась и причина столь  торжественной
встречи. У них там в этот день была зимняя гонка, и мы не думали, не га-
дали, а вышло так, что первое место заняли.


   Глава XXI, в которой адмирал Кусаки сам помогает Врунгелю  выпутаться
из весьма затруднительного положения  

   Дня три мы гостили в Юконе, сами отдохнули, дали животным  отдохнуть.
Нам как гостям предоставили полную свободу, только взяли  подписку,  что
мы никуда из дома отлучаться не будем, и для  верности  двух  детективов
поставили у крыльца. Ну, а потом запрягли мы свои нарты  и  тронулись  в
путь. Юкон пролетели стрелой, выбрались в Берингов пролив и  взяли  курс
прямо на Чукотку. До острова Лаврентия хорошо проехали, а тут получилась
задержка. Поднялся шторм, взломало льдины, и мы перед трещиной застряли,
как на мели.
   Разбили ледовый лагерь под торосом. Ждем, когда льды сойдут.  Так  бы
оно ничего, торопиться нам особенно некуда, и с  питанием  благополучно:
по дороге мы запаслись  пеммиканом,  рыбой,  морожеными  рябчиками.  Ну,
опять же и от коровы молочко. Словом, с голоду не погибли бы,  а  вот  с
холодом туго пришлось. Сидим, прижались друг к другу,  дрожим.  Особенно
Фукс страдал: борода у него обмерзла, вся в сосульках, ноет парень,  жа-
луется. Лом тоже держится из последних сил...
   Ну, я вижу, надо что-то придумывать. Сижу, размышляю о различных спо-
собах отопления. Дрова, уголь, керосин - это все нам не подходит...  Ну,
вспомнил: как-то я был в цирке, там один гипнотизер пристальным взглядом
воду кипятил.
   Вот бы, думаю, мне так! Воля у меня могучая, железная воля. Почему не
попробовать? Уставился на льдину - не кипит, не тает даже... Ну,  я  по-
нял, что все это ерунда, обман, просто цирковой номер. Ловкость рук или,
проще сказать, фокус... И только это слово вспомнил, блестящая идея  за-
родилась в извилинах моего мозга.
   Я схватил топор, выбрал подходящую глыбу  льда,  разметил,  обработал
соответствующим образом и возвращаюсь к нашему лагерю.
   - А ну-ка, товарищи, помогите мне установить фокус.
   Лом поднялся, ворчит:
   - Удивляюсь я на вас, Христофор Бонифатьевич: тут  впору  в  сосульку
обратиться, а вы еще фокусами развлекаетесь.
   Фукс тоже ропщет:
   - Фокусы-покусы! В Красном море я в одних трусиках купался, и то было
жарко, а тут три пары надел, все равно никак не согреюсь. Вот это  фокус
так фокус!
   Ну, я прикрикнул на них:
   - Отставить неуместные разговоры! Слушать команду! Поднять эту ледыш-
ку! Так держать! Пять градусов влево. Еще левее...
   И вот, знаете, подняли творение моих рук, огромную ледяную линзу, на-
вели пучок лучей на лед, глядим - так и буравит, как  в  редьку,  только
пар свистит. Навели на чайник - мгновенно закипел, даже крышка взлетела.
Вот каким образом и холод одолели. Живем. Привыкать стали, обжились так,
что и уезжать не хотелось. Волка пеммиканом кормим, корову - сеном. Сами
тоже сыты, не голодаем. А тут и льды сошлись.
   Запрягли мы своих рысаков в последний раз и помчались  прямым  курсом
на Петропавловск.
   Прибыли, высадились. Представились местным властям. Ну,  должен  ска-
зать, приняли нас великолепно. Тут, знаете, за нашим походом следили  по
газетам, последнее время беспокоились, и, когда  я  рассказал,  кто  мы,
нас, как родных, обласкали: кормят, ухаживают, по гостям  водят.  Корову
мы расковали, сдали в колхоз по акту, волчонка ребятам в школу  подарили
для живого уголка... Да что рассказывать... Век бы там гостить, так и то
мало.
   Но тут, знаете, весна подошла, сломало льды, и мы затосковали по  мо-
рю. Как утро - на берег. Когда на охоту -  моржей  пострелять,  а  то  и
просто так - посмотреть на океан.
   И вот однажды выходим все втроем, прогуливаемся. Фукс на сопку полез.
Вдруг слышу - кричит страшным голосом:
   - Христофор Бонифатьевич, "Беда"!
   Я думал, что случилось: или там камнем ногу  придавило,  или  медведя
встретил, - мало ли что! Бросился на помощь. Лом тоже полез. А Фукс  все
кричит:
   - "Беда", "Беда"!
   Взобрались мы к нему и, представьте, действительно видим - идет  "Бе-
да" под всеми парусами.
   Ну, бросились в город. А там уже готовятся к встрече... Мы - на прис-
тань. Нас пропустили, ничего. Однако смотрят уже несколько недоверчиво.
   Я ничего не понимаю. Как же так, черт возьми!  Ведь  на  моих  глазах
"Беда" пошла ко дну. Да что глаза, глаза и обмануть могут. Но ведь  есть
соответствующая запись в вахтенном журнале. А ведь это  как-никак  доку-
мент, бумага. И Фукс свидетель, а выходит так, что я  дезертировал,  что
ли, с судна в минуту опасности. "Ну, - думаю, - подойдут поближе, разбе-
ремся".
   А подошла яхта - и вовсе стало непонятно. Смотрю  -  за  рулем  стоит
Лом, тут же рядом - Фукс, шкотовым. А у мачты - я и командую подходом.
   "Да такого, - думаю, - не может быть! Может быть, это не я?"  Пригля-
делся: нет, я. Тогда на берегу не я? Пощупал живот:  нет,  и  на  берегу
вроде я. "Что же это, - думаю, - раздвоение личности, что  ли?  Да  нет,
ерунда все это, просто сон мне приснился..."
   - Лом, - говорю, - ну-ка ущипните меня.
   А Лом тоже сам не свой.
   Однако, знаете, ущипнул, постарался так, что я не сдержался,  вскрик-
нул даже...
   Тут внимание собравшихся обратилось на меня, на Лома, на Фукса.  Обс-
тупили нас.
   - Ну, - говорят, - капитан, может быть, вы объясните создавшееся  по-
ложение?
   А "Беда" между тем подходит по всем правилам. Вот, знаете, кранцы вы-
ложили. Дали выброску, пристают. Вот этот  двойник  мой  раскланивается,
берет под козырек.
   - Разрешите, - говорит, - представиться:  капитан  дальнего  плавания
Врунгель с командой. Заканчивая кругосветный спортивный  поход,  прибыла
порт Петропавловск-Камчатский.
   Публика на пристани кричит "ура", а я, знаете, так ничего и не  пони-
маю.
   Нужно вам сказать, что я ни в какую чертовщину не верю, но тут  приш-
лось призадуматься. А как же, понимаете? Стоит передо мной живое  приви-
дение и разговаривает самым нахальным образом.
   А главное, я в дурацком положении. Вроде  этакого  мистификатора  или
самозванца... "Ну ладно, - думаю, - по глядим, что дальше будет".
   И вот, знаете, сходят на берег. Я стремлюсь выяснить положение,  про-
бираюсь к ним, но меня оттирают, и слышу,  т"м,  Врунгелю  рассказывают,
что тут есть уже один Врунгель с командой.
   Он остановился, осмотрелся кругом и вдруг заявляет:
   - Ерунда! Не может быть никакого Врунгеля: я его сам потопил в  Тихом
океане.
   Я как услышал, так сразу все понял. Вижу, понимаете, старый приятель,
мечтатель адмирал, господин Хамура Кусаки под меня работает.
   Ну пробился я со своей командой, подхожу вплотную к нему.
   - Здравствуйте, - говорю, - адмирал! Как доехали?
   Он растерялся, молчит. А тут Лом подступил, да как  размахнется  -  и
Лома номер два одним богатырским ударом поверг наземь. Тот упал, и  гля-
дим - у него вместо ног ходули торчат из брюк.
   Тут Фукс осмелел, подлетел к Фуксу номер два, вцепился ему в бороду и
оторвал разом.
   Лому-то с Фуксом хорошо: у одного рост, у другого борода,  а  у  меня
никаких характерных признаков... "Чем же, - думаю, - мне-то своего двой-
ника донять?"
   И вот, пока думал, он сам придумал лучше  меня.  Видит,  дело  дрянь,
достает кортик, хватает двумя руками - раз-раз! - и распорол живот  нак-
рест... Харакири, самый самурайский аттракцион... Я даже зажмурился.  Не
могу я, молодой человек, на такие вещи хладнокровно смотреть. Так с зак-
рытыми глазами и стою, жду.
   Вдруг слышу - народ на берегу тихонько посмеивается, потом  погромче,
а там и хохот пошел. Тогда я открыл глаза - и опять ничего  не  понимаю:
тепло, солнце светит, и небо чистое, а откуда-то вроде снег идет.
   Ну, пригляделся, вижу - двойник мой заметно похудел, однако жив, а на
животе у него зияет огромная рана и из нее пух летит по всему берегу...
   Тут, знаете, кортик у него отобрали, взяли под  белые  руки  довольно
вежливо и повели. И команду его повели. А мы не успели опомниться, смот-
рим - качают нас.
   Ну, покачали, успокоились, выяснили отношения, потом пошли  яхту  ос-
матривать.
   Я вижу - не моя яхта, однако очень похожа. Не обошел бы  я  на  своей
весь мир - сам мог бы перепутать. Да. Ну,  заприходовали  эту  посудину,
как полагается, а на другой день и пароход пришел.
   Распрощались мы. Потом я с Фуксом уехал и вот,  видите,  до  сих  пор
жив, здоров и молод душой. Фукс исправился, поступил на кинофабрику зло-
деев играть: у него внешность для этого подходящая. А Лом  там  остался,
командовать этой яхтой.
   Вскоре я от него письмо получил. Писал он, что ничего, справляется, и
яхта неплохо ходит. Конечно, эта "Беда" не "Беда". Ну, да это  не  беда,
все-таки плавает... Да.
   Вот так-то, молодой человек. А вы говорите, что я не плавал.  Я,  ба-
тенька мой, плавал, да еще как плавал! Вот, знаете,  стар  стал,  память
слабеет, а то бы я вам рассказал, как я плавал.


   Глава XXII, дополнительная, без которой иной читатель мог бы и  обой-
тись  

   До позднего вечера сидел я тогда и слушал, боясь проронить  слово.  А
когда Врунгель закончил свой необыкновенный рассказ,  я  спросил  почти-
тельно и скромно:
   - А что, Христофор Бонифатьевич, если бы записать  эту  историю?  Так
сказать, в назидание потомства и вообще...
   - Ну что же, - ответил он, подумав, - запишите, пожалуй. Мне скрывать
нечего, правду не утаишь... Пишите, голубчик, а как закончите, я посмот-
рю и поправлю, если что не так...
   В ту же ночь я сел за работу, и вскоре объемистый труд, начисто пере-
писанный крупным почерком, лежал у Врунгеля на столе.
   Христофор Бонифатьевич внимательно просмотрел  мои  записки,  кое-где
сделал незначительные, но весьма ценные поправки, а через два дня, возв-
ращая мне рукопись, сказал несколько огорченно:
   - Записали вы все правильно, слово в слово... Вот только с вами-то  я
по-свойски говорил, как моряк с моряком, а  иной  попадется  бестолковый
читатель и, может случиться, не так поймет. У меня у самого в  молодости
презабавный был случай: я еще тогда только-только на море пришел,  юнгой
плавал. И вот стояли мы как-то на якоре... Штурман был у нас - серьезный
такой человек, не дай бог. И вот собрался он на берег. Прыгнул в  шлюпку
и кричит мне:
   - Эй, малый, трави кошку, да живо!
   Я услышал и ушам не верю: у нас на судне кот был сибирский. Пушистый,
мордастый, и хвост, как у лисы. Такой ласковый да умный, только  что  не
говорит. И вдруг его травить! За что? Да и чем травить, опять  же?  Я  в
этом смысле спросил у штурмана... Ну и выдрали меня тогда - как говорит-
ся, линьков отведал. - Да-с. Вот я и боюсь: станут люди читать, напутают
в терминологии, и тут такая может получиться двусмысленность, что я  пе-
ред читателем предстану в нежелательном виде. Так что уж  вы,  батенька,
потрудитесь: все морские слова в отдельный списочек, по порядку русского
алфавита, подберите и мне представьте. А я на  досуге  займусь,  обдумаю
это дело и дам свои объяснения.
   Я не преминул выполнить это указание и вскоре представил Врунгелю не-
большой список, слов в шестьдесят. Он просмотрел, обещал к утру написать
объяснения, потом попросил неделю сроку, потом заявил,  что  раньше  чем
через месяц не управится, а когда год спустя я как-то напомнил  об  этом
злополучном словарике, Христофор Бонифатьевич рассердился не  на  шутку,
обозвал меня мальчишкой и дал понять, что дело  это  серьезное  и  торо-
питься с ним не следует.
   Так и вышла книжка без словарика. И ничего, читали люди и,  в  общем,
кажется, правильно все понимали. Но вот недавно, когда готовилось  новое
издание "Приключений капитана Врунгеля", Христофор  Бонифатьевич  вызвал
меня и торжественно передал свой последний научный труд.
   Мы тщательно изучили эту интересную работу и,  оценив  ее  по  досто-
инству, решили напечатать полностью.

   Рассуждение капитана дальнего плавания Христофора Бонифатьевича Врун-
геля о морской терминологии

   Мною и другими наблюдателями неоднократно было замечено, что человек,
вдоволь испивший соленой влаги  из  бездонной  чаши  океана,  поражается
странной болезнью, в результате которой со  временем  наполовину  теряет
бесценный дар человеческой речи.
   Такой человек вместо слов родного языка,  вполне  точно  обозначающих
тот или иной предмет, применяет вокабулы, столь затейливые, что порой  с
личностью, не зараженной этой болезнью, уже и объясниться не может. Ког-
да же такая личность в непонимании разводит руками,  больной  глядит  на
нее с презрением и жалостью.
   В ранней молодости недуг этот поразил и меня. И сколь  настойчиво  ни
пытался я излечиться, меры, принятые мною, не принесли желанного исцеле-
ния.
   По сей день выстрел для меня не громкий звук огнестрельного оружия, а
рангоутное дерево, поставленное перпендикулярно к борту;  беседка  -  не
уютная садовая постройка, а весьма неудобное,  шаткое  висячее  сиденье;
кошка в моем представлении, хотя и имеет от трех до четырех лап, являет-
ся отнюдь не домашним животным, но маленьким шлюпочным якорем.
   С другой стороны, если, выходя из дому, я спускаюсь по  лестнице,  на
бульваре отдыхаю на скамейке, а придя домой, разогреваю  чай  на  плите,
то, стоит мне попасть на судно (хотя бы и мысленно), эти предметы  сразу
превращаются в трап, банку и камбуз соответственно.
   Поразмыслив над этим, я решил было вовсе изгнать все морские  термины
из своего лексикона, заменив их теми словами, которые с давних  пор  су-
ществуют в обычном нашем живом языке.
   Результат, однако, получился весьма нежелательный: первая же  лекция,
прочитанная мною в соответствии с принятым решением, доставила много не-
нужных огорчений как мне, так и моим слушателям.
   Начать с того, что лекция эта продолжалась втрое дольше против  обыч-
ной, ибо оказалось, что в морском языке есть немало терминов,  вовсе  не
имеющих замены. Я же, не желая отступать от  принятого  решения,  каждый
раз пытался заменить эти термины их пространными  толкованиями.  Так,  к
примеру, вместо слова рея я каждый раз говорил: "Круглая деревянная бал-
ка, несколько утолщенная в средней части, горизонтально  подвешенная  на
высоком тонком столбе, вертикально  установленном  на  судне..."  Вместо
слова руль я принужден был повторять: "Вертикальная пластина, с  помощью
рычага или нового специального привода поворачивающаяся на  вертикальной
оси, укрепленной на подводной части задней оконечности  судна,  служащая
для изменения направления движения последнего..."
   Сожалея при этом о напрасной трате времени, потребного  для  неоднок-
ратного произнесения этих определений, я старался выговаривать их  одним
духом, скороговоркою. А так как слов,  требующих  подобных  разъяснений,
попадалось немало, лекция моя стала походить  на  заклинание  волшебника
или на камлание шамана. И вполне естественно, что слушатели мои, несмот-
ря на все старание, в котором я не имею оснований сомневаться, ничего из
моих объяснений не усвоили и, более того, не поняли.
   Огорченный неудачей, я тем не менее не пал духом. Терпеливо и  внима-
тельно я снова проработал этот вопрос, и  после  всестороннего  изучения
имеющихся на эту тему трудов и литературных источников, сопоставив их  с
собственными наблюдениями, я пришел к выводу, что: морская  терминология
есть не что иное, как специальный морской инструмент, которым каждый мо-
ряк обязан владеть столь же уверенно и искусно, сколь  уверенно  плотник
владеет топором, врач - ланцетом, а слесарь - отмычкой.
   Но, как во всяком деле, инструмент непрерывно совершенствуется,  час-
тично вовсе исключается из обихода,  частично  заменяется  новым,  более
простым и удобным в обращении, нередко заимствованным из другого  ремес-
ла, так и в морской практике - одни термины широко входят в  состав  об-
щегражданского живого языка, как то  произошло,  например,  со  словами:
мачта, руль, штурман; другие же, напротив, вовсе утрачивают  свое  былое
значение и заменяются новыми, общепринятыми, как то было со словами ант-
ретно или триангль, которые не так еще давно прочно держались в  морском
словаре, а нынче совсем забыты, уступив свое место словам приближенно  и
треугольник соответственно.
   Изложенное позволяет рассчитывать, что со  временем,  путем  взаимных
разумных уступок, моряки и сухопутные люди придут наконец к  одному  об-
щепринятому языку. Надеяться, однако, что  такое  слияние  произойдет  в
ближайшем будущем, нет оснований. А посему  сегодня  при  чтении  всякой
серьезной работы по морскому делу, такой, например,  как  описание  моих
приключений во время плавания на парусной яхте "Беда", для человека,  не
овладевшего вполне морским языком, обязательно (!) пользование  хотя  бы
небольшим пояснительным словариком, который и предлагается мною  читате-
лю.


   ТОЛКОВЫЙ МОРСКОЙ СЛОВАРЬ ДЛЯ СУХОПУТНЫХ ЧИТАТЕЛЕЙ Состав-
лен X.Б. Врунгелем  

   Анкерок. - Не случайно многие морские словари начинаются у  нас  этим
словом, с которым некоторым образом связано самое начало русского флота.
Как известно, в строительстве первых русских кораблей принимали  участие
голландские специалисты - мастера корабельного дела  и  мастера  выпить.
Нельзя сказать, однако, что пили они без меры. Мерой для вина как раз  и
служил анкер - крепкий деревянный бочонок ведра на два,  на  три.  Такой
бочонок - анкерок - и  сейчас  держат  на  каждой  спасательной  шлюпке,
только хранят в нем не вино, а пресную воду.
   Балл. - Не следует путать со словом "бал"! Бал - это вечер с танцами,
а балл - отметка, которую моряки ставят погоде, мера силы ветра и волне-
ния. О баллов - штиль, полное безветрие... 3 балла - слабый  ветер...  6
баллов - сильный ветер... 9 баллов - шторм, очень сильный  ветер.  Когда
дует шторм, и судну и экипажу тоже порой приходится потанцевать! 12 бал-
лов - ураган. Когда небольшое судно попадает в зону урагана,  случается,
что моряки говорят: "Кончен бал!", - и бодро идут ко дну.
   Балласт - на суше лишний, ненужный груз. А на море  когда  как:  если
много балласта - нехорошо. А совсем без балласта - еще хуже: можно пере-
вернуться. Вот и приходится возить камни, чугунные чушки, песок и прочие
бесполезные тяжести, которые кладут на самое дно,  чтобы  придать  судну
устойчивость.
   Боцман. - Слово это состоит из двух голландских слов: бот -  судно  и
ман - человек. Боцман - судовой человек, лодочник.  А  у  нас  боцман  -
старший матрос, хозяин палубы.
   Брашпиль - тоже составное слово из голландских:  браден  -  жарить  и
спит - вертел. Только на брашпиле никто ничего не жарит. На него наматы-
вают якорный канат, чтобы выходить - поднять якорь. Выхаживать  якорь  -
работа не легкая. Если брашпиль ручной - изжариться не изжаришься, а за-
париться очень просто.
   Бункер - угольная яма на корабле, склад угля. Тут и объяснять нечего.
   Ванты - растяжки, которые удерживают мачту, чтобы не упала, чего доб-
рого.
   Вира. - С этим словом всегда неприятности. Все моряки  твердо  знают:
вира - поднять, майна - спустить. А на берегу многие путают.
   Гарпун - палка с  острым,  зазубренным  наконечником,  привязанная  к
длинной веревке. Такими гарпунами в старину били крупного морского  зве-
ря. Случалось, что и друг друга били, когда ссорились. Современный  гар-
пун совсем не похож на старинный. Им стреляют из пушки.  Бить  китов  им
очень удобно, а вот для рукопашной драки он не годится - тяжел.
   Грот - пещера, обычно искусственная. А в морском деле гротлавный  па-
рус на главной мачте.
   Док - маленький искусственный залив с воротами. Корабль вводят  туда,
плотно запирают ворота, а воду выкачивают. В доке  корабли  осматривают,
ремонтируют, красят, а когда заканчивают работу, напускают в  док  воды,
корабль всплывает и выходит.
   Драить - накручивать. Задраить - закручивать. А вот надраить -  поче-
му-то начистить до блеска.
   Дрейф. - В пяти буквах этого слова заключено шесть значений: 1)  лечь
в дрейф - так поставить паруса, чтобы судно топталось на месте; 2) дрейф
- уклонение от курса (см. курс) под влиянием ветра и течения; 3)  плава-
ние по воле стихии без руля и без ветрил,  как  говорится;  4)  плавание
вместе со льдами; 5) движение судна, стоящего на якоре, когда в  сильный
шторм якорь не держит. В этом случае капитан  порой  тоже  начинает:  6)
дрейфить, как бы не бросило на мель.
   Заштилеть - попасть в штиль (см. балл).
   Зенит - точка в небе прямо над головой наблюдателя. Эту точку  каждый
может увидеть. Надир - противоположная ей точка небесной сферы. Эту точ-
ку даже самый внимательный наблюдатель увидеть не может - земной шар ме-
шает.
   Зыбь - волнение на море. Когда зыбь без ветра,  капитану  волноваться
не приходится, а вот когда с ветерком - бывает, и поволнуешься.
   Зюйдвестка - очень некрасивая штормовая шляпа из промасленной  ткани.
Вода с полей такой шляпы стекает на плечи и на спину, а  за  шиворот  не
попадает. Вот уж, как говорится: "Не красиво, да спасибо!"
   Камбуз - судовая кухня и судовая кухонная плита - это все уже знают.
   Кашалот - кит без усов, но с зубами. Любопытен, но глуп.
   Киль - хребет корабля, к которому крепятся корабельные  ребра.  Килем
называют еще плавники, приделанные к корабельному  брюху,  служащие  для
улучшения мореходных качеств судна.
   Клотик - крыша мачты. Казалось бы, зачем мачте крыша?  А  вот  нужна.
Иначе дождевая вода просочится по порам дерева, и мачта изнутри загниет.
Вот и делают круглую деревянную нашлепку наверху мачты - клотик.
   Контркурс - это когда два корабля  идут  параллельно  навстречу  друг
другу.
   Корвет - трехмачтовое военное парусное судно. В наше время существует
только на картинах и в книжках.
   Кубрик - общая жилая каюта и распространенная собачья кличка.
   Курс - направление движения судна. Также направление ветра по отноше-
нию к идущему под парусами судну. Если ветер дует прямо в  корму,  гово-
рят, что курс фордевин д. Когда не в корму, но сзади  -  бакштаг.  Когда
прямо в бок - галфинд. В скулу - бейдевинд. Ветер, дующий прямо  в  нос,
прежде названия не имел, но этот пробел в морской терминологии  заполнен
X.Б. Врунгелем, предложившим название "вмордувинд", которое прочно вошло
в морской словарь.
   Лавировать - на суше дело хитрое: и нашим и вашим угодить, и  направо
и налево поклониться, и по грязи пройти, ног не замочив. А у нас на море
- проще простого: идти против, ветра зигзагами  да  обходить  опасности.
Вот и все.
   Лаг и лот - приборы. Первый - для определения скорости хода  и  прой-
денного пути. Второй - для определения глубины.  В  старину  говаривали:
"Без лота - без ног, без лага - без рук, без компаса - без головы".
   Лоцман - человек, который проводит корабли в опасных и  трудных  мес-
тах.
   Люк - отверстие в палубе.
   Миля - морская мера длины, равная 1852 метрам.  Часто  нас,  моряков,
упрекают за то, что мы никак не перейдем на километры, а мы и не собира-
емся, и вот почему: часть меридиана от экватора до полюса  разделена  на
90 градусов и каждый градус на 60 минут. Величина одной минуты меридиана
как раз и составляет милю.
   Набить. - Смотря по тому, что набить.  Если  снасть  набить  натянуть
так, что дальше некуда.
   Надир - см. зенит.
   Нактоуз - буквально: "ночной домик". В старину так  называли  ящик  с
фонарем для освещения и защиты компаса. В наше время нактоуз  -  высокий
шкафчик вроде тумбочки. На нем наверху ставят компас,  а  внутри  прячут
хитрые приспособления, которые следят за тем, чтобы компас врал,  да  не
завирался.
   Оверкиль - слово, которое часто произносят, но почти никогда  не  пи-
шут, вероятно из скромности. Сделать оверкиль - значит перевернуть судно
кверху килем.
   Оверштаг - такой поворот парусного судна, при  котором  оно  проходит
через положение вмордувинд (см. курс).
   Остойчивость - то же, что и устойчивость.
   Пакгауз - склад.
   Пасссаты - восточные ветры, весьма постоянно дующие в тропических ши-
ротах (см. это слово).
   Подвахта, подвахтенный - сменившийся с вахты. В случае  необходимости
подвахтенные в первую очередь вызываются для помощи вахтенным. Поэтому у
подвахтенных есть правило: если хочешь спать в уюте - спи всегда в чужой
каюте.
   Порты - всякие ворота. В бортах кораблей  -  пассажирские,  грузовые,
угольные, пушечные порты. У доков батопорты - специальные суда,  которые
затопляются в воротах доков и своим корпусом запирают вход в док. Порт -
также место стоянки кораблей. Торговые и военные порты - морские  ворота
страны.
   Прокладка курса - постоянно ведущаяся отметка на карте места, в кото-
ром находится судно.
   Рангоут - буквально: "круглое дерево" - мачты, реи и т. п. Сейчас  на
больших кораблях почти весь рангоут металлический, клепаный или  сварен-
ный из стальных листов. Получается круглое дерево, сваренное из стальных
листов... Вот и разберись тут!
   Роль судовая - ничего общего не имеет с ролью в спектакле.  Там  роль
играют, а с судовой ролью играть не положено. Это важный документ - спи-
сок всех людей, находящихся на корабле. Внести в роль - значит зачислить
в состав команды. Списать - значит вычеркнуть из роли, уволить из соста-
ва команды, удалить с корабля.
   Семафор - разговор, вернее - переписка с помощью ручных флажков. Каж-
дой букве соответствует особое положение рук с флажками. Про  сигнальщи-
ка, который передает буквы по семафору, говорят: пишет.
   Секстан, секстант - инструмент для определения места судна. Последние
тридцать лет идет спор, как писать это слово. Штурманы, которые  пользу-
ются этим прибором, называют его "секстан" и пишут так  же,  а  все  ос-
тальные и говорят и пишут "секстант". Кто прав - так и неизвестно.
   Склянки - полчаса. В ту пору, когда на судах  были  песочные  часы  -
"склянки", вахтенный каждые полчаса ударом в колокол оповещал  весь  ко-
рабль о том, что он следит за временем и не забыл перевернуть  получасо-
вую склянку. Песочных часов давно нет на судах,  а  обычай  остался:  на
всех кораблях каждые полчаса звонят в колокол - бьют рынду. У этого  вы-
ражения тоже интересное прошлое. Англичане говорили: "ринг дзэ  белл"  -
бить в колокол, а у нас переделали в "рынду бей" - так и пошло!
   Снасть - см. трос.
   Списать - см. роль.
   Сходня - дачное место под Москвой. А на судне - переносный мостик  из
доски, иногда с перильцами, по которому сходят с судна на берег. Обратно
с берега на судно входят по той же сходне, но входней ее в  этом  случае
не называют.
   Счисление - приближенное определение места  судна  путем  расчетов  и
построений на карте.
   Такелаж - см. трос.
   Трафальгарская битва - знаменитое морское сражение, в котором 21  ок-
тября 1805 года английский адмирал Нельсон разбил превосходящую по силам
соединенную эскадру французских и испанских кораблей под командой  адми-
рала Вильнева.
   Трос - снасть, всякий канат, веревка, веревочка. Если веревка  привя-
зана хотя бы одним концом к чему-нибудь на  судне,  она  уже  становится
частью такелажа.
   Трюм - корабельное брюхо, помещение для груза на корабле.
   Утка - деревянное  или  металлическое  приспособление  для  крепления
снастей. Так еще называют водоплавающую птицу, различая  при  этом  утку
домашнюю и утку дикую.
   Фальшборт - часть борта выше главной палубы. Приходится следить, что-
бы в этой части корабля никакой фальши не было, а то, не ровен час, и  в
воду свалиться недолго.
   Фиорд - узкий извилистый залив с высокими берегами.
   Флюгер - легкий флажок на мачте для определения направления ветра.
   Фордевинд - см. курс.
   Фрахт - плата за перевозку груза по морю, а также груз, за  перевозку
которого по морю взимается плата.
   Фут - мера длины, около 30 сантиметров.
   Хронометр - точные астрономические часы.
   Швартовы - тросы, которыми корабль привязывают к берегу или к другому
кораблю.
   Широта - выраженная числом удаленность от экватора.
   Штиль - см. балл.
   Штормтрап - веревочная лестница. По ней  и  в  тихую  погоду  нелегко
взбираться, а в шторм и подавно. Особенно в зрелом возрасте!
   Якорь. - На этом слове удивительным образом замыкается круг  морского
словаря, ибо якорь на голландском языке называется, произносится  и  пи-
шется точно так же, как и бочонок для вина - анкер, с которого начинался
этот словарик (см. анкерок).


 


<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: детская литература

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2]

Страница:  [2]