- Вот хорошо, а то знаешь, Том, я прямо до смерти испугался, я думал,
бродячая собака.
   Собака завыла снова. У мальчиков опять душа ушла в пятки.
   - Ой, это не она! - прошептал Гекльберри. - Погляди, Том!
   Том, весь дрожа от страха, уступил на этот раз, приложился  глазом  к
щели и произнес едва слышным шепотом:
   - Ой, Гек, это бродячая собака!
   - Скорей, Том, скорей! На кого это она?
   - Должно быть, на нас с тобой. Ведь мы совсем рядом.
   - Ну, Том, плохо наше дело. И гадать нечего, куда я попаду, это ясно.
Грехов у меня уж очень много.
   - Пропади все пропадом! Вот что значит отлынивать от школы и  делать,
что не велят. Я бы мог вести себя не хуже Сида, если б постарался, - так
вот нет же, не хотел. Если только мне на этот раз удастся отвертеться, я
выходить не буду из воскресной школы! - И Том начал потихоньку  всхлипы-
вать.
   - Ты плохо себя вел? - И Гекльберри тоже засопел слегка. - Да что ты,
Том Сойер! По сравнению со мной ты просто ангел. Боже ты мой, боже, хоть
бы мне вполовину быть таким хорошим, как ты!
   Том вдруг перестал сопеть и прошептал:
   - Гляди, Гек! Она сидит к нам задом!
   Гек поглядел и обрадовался.
   - Ну да, ей-богу, задом! А раньше как сидела?
   - И раньше тоже. А мне, дураку, и невдомек. Ой, вот это здорово,  по-
нимаешь! Только на кого же это она воет?
   Собака перестала выть. Том насторожил уши.
   - Ш-ш! Это что такое? - шепнул он.
   - Похоже... как будто свинья хрюкает. Нет, это кто-то храпит, Том.
   - Ну да, храпит. А где же это, Гек?
   - По-моему, вон там, на другом конце. Во всяком случае,  похоже,  что
там. Отец там ночевал иногда вместе со свиньями; только, бог с тобой, он
храпит так, что, того гляди, крышу разнесет. Да я думаю, он к нам в  го-
род и не вернется больше.
   Дух приключений снова ожил в мальчиках.
   - Гек, пойдем поглядим, если не боишься.
   - Что-то не хочется, Том. А вдруг это индеец Джо?
   Том струсил. Однако очень скоро любопытство взяло  свое,  к  мальчики
решили все-таки  поглядеть,  сговорившись,  что  зададут  стрекача,  как
только храп прекратится. И они стали подкрадываться к спящему на  цыпоч-
ках. Том впереди, а Гек сзади. Им оставалось шагов пять, как  вдруг  Том
наступил на палку, в она с треском сломалась. Человек застонал,  заворо-
чался, и лунный свет упал на его лицо. Это был Мэф Поттер. Когда он  за-
шевелился, сердце у мальчиков упало и всякая надежда оставила их, но тут
все их страхи мигом исчезли. Они на цыпочках выбрались за  полуразрушен-
ную ограду и остановились невдалеке, чтобы обменяться на  прощание  нес-
колькими словами. И тут снова раздался  протяжный,  заунывный  вой.  Они
обернулись и увидели, что какая-то собака стоит в  нескольких  шагах  от
того места, где лежит Мэф Поттер, мордой к нему, и воет,  задрав  голову
кверху.
   - Ой, господи! Это она на него! - в одно слово сказали мальчики.
   - Слушай, Том, говорят, будто бродячая собака выла  в  полночь  около
дома Джонни Миллера, недели две назад, и в тот же вечер козодой  сел  на
перила и запел, а ведь у них до сих пор никто не помер.
   - Да, я знаю. Ну так что ж, что не помер. А помнишь, Грэси  Миллер  в
ту же субботу упала в очаг на кухне и страшно обожглась.
   - А все-таки не померла. И даже поправляется.
   - Ладно, вот увидишь. Ее дело пропащее, все равно помрет, и Мэф  Пот-
тер тоже помрет. Негры так говорят, а уж онито в этих делах разбираются,
Гек.
   После этого они разошлись, сильно призадумавшись. Когда  Том  влез  в
окно спальни, ночь была уже на исходе. Он разделся как можно  осторожнее
и уснул, поздравляя себя с тем, что никто не знает о его вылазке.  Он  и
не подозревал, что мирно храпящий Сид не спит уже около часа.
   Когда Том проснулся, Сид успел уже одеться и уйти. По тому, как солн-
це освещало комнату, было заметно, что уже не рано, это чувствовалось  и
в воздухе. Том удивился. Почему его не будили, не приставали к нему, как
всегда? Эта мысль вызвала у него самые мрачные  подозрения.  Через  пять
минут он оделся и сошел вниз, чувствуя себя  разбитым  и  невыспавшимся.
Вся семья еще сидела за столом, но завтракать уже кончили. Никто не стал
его попрекать, но все избегали смотреть на него; за столом царило молча-
ние и какая-то натянутость, от которой у преступника побежали  по  спине
мурашки. Он сел на свое место, притворяясь веселым; однако это было  все
равно что везти воз в гору, никто не откликнулся, не улыбнулся, и у него
тоже язык прилип к гортани и душа ушла в пятки.
   После завтрака тетка подозвала его к себе, и Том  обрадовался,  наде-
ясь, что его только выпорют, но вышло хуже.  Тетка  плакала  над  ним  и
спрашивала, как это он может так сокрушать ее старое сердце, а  в  конце
концов сказала, чтобы он и дальше продолжал в том же духе, - пускай  по-
губит себя, а старуху тетку сведет в могилу: ей уже  не  исправить  его,
нечего больше и стараться. Это было хуже всякой порки, и душа Тома  ныла
больше, чем тело. Он плакал, просил прощения, сто раз обещал исправиться
и наконец был отпущен на волю, сознавая, что простили его  не  совсем  и
верят ему плохо.
   Он ушел от тетки, чувствуя себя таким несчастным, что ему не хотелось
даже мстить Сиду; так что поспешное отступление Сида через заднюю калит-
ку оказалось совершенно излишним. Он поплелся в школу мрачный и угрюмый,
был наказан вместе с Джо Гарпером за то, что накануне сбежал с уроков, и
вытерпел порку с достойным видом человека, удрученного серьезным горем и
совершенно нечувствительного к пустякам. После этого  он  отправился  на
свое место, сел, опершись локтями на парту, и, положив подбородок на ру-
ки, стал смотреть в стенку с каменным выражением страдальца, мучения ко-
торого достигли предела и дальше идти не могут. Под локтем он чувствовал
что-то твердое. Прошло довольно много времени; он медленно и со  вздохом
переменил положение и взял этот предмет в руки. Он был завернут в бумаж-
ку. Том развернул ее. Последовал долгий, затяжной, глубочайший вздох - и
сердце его разбилось. Это была та самая медная шишечка от тагана.
   Последнее перышко сломало спину верблюда.


   ГЛАВА XI

   Около полудня городок неожиданно взволновала страшная новость. Не по-
надобилось и телеграфа, о котором в те времена еще и не мечтали, -  слух
облетел весь город, переходя из уст в уста, от одной кучки любопытных  к
другой, из дома в дом. Разумеется, учитель распустил учеников с половины
уроков; все нашли бы странным, если бы он поступил иначе.
   Возле убитого был найден окровавленный нож, и, как  говорили,  кто-то
признал в нем карманный нож Мэфа Поттера. Рассказывали,  что  кто-то  из
запоздавших горожан видел, как Мэф Поттер умывался у ручья во втором ча-
су ночи и, заслышав шаги, сразу бросился бежать. Это показалось подозри-
тельным, в особенности умывание, не входившее в привычки Поттера.  Расс-
казывали также, что обыскали весь город, но убийцы (обыватели  не  любят
долго возиться с уликами и сразу выносят приговор) так и не нашли.  Кон-
ные были разосланы по дорогам во всех направлениях, и шериф был  уверен,
что убийцу схватят еще до наступления темноты.
   Весь город устремился на кладбище. Том забыл о своем горе и присоеди-
нился к шествию: не потому, что ему туда хотелось, -  он  в  тысячу  раз
охотней пошел бы еще куда-нибудь, -  но  потому,  что  его  тянуло  туда
сильно и безотчетно. Добравшись до страшного места, он пробрался  сквозь
толпу и увидел мрачное зрелище. Ему казалось, что прошло сто лет  с  тех
пор, как он был здесь. Кто-то ущипнул его за руку. Он обернулся и встре-
тился взглядом с Гекльберри. Оба разом отвернулись и забеспокоились:  не
заметил ли кто-нибудь, как они переглядываются? Но все в толпе  разгова-
ривали, не отрывая глаз от страшной картины.
   - Бедняга! Бедный молодой человек!
   - Вперед наука тем, кто грабит могилы!
   - Мэфа Поттера повесят, если поймают!
   К этому, в общем, сводились замечания, а пастор сказал:
   - Это суд божий; видна десница господня.
   Том содрогнулся с головы до ног: его взгляд упал на неподвижное  лицо
индейца Джо. В эту минуту толпа заколебалась, началась толкотня, и  раз-
дались голоса:
   - Это он! Это он! Он сам идет!
   - Кто? Кто? - спросило голосов двадцать.
   - Мэф Поттер!
   - Эй, он остановился! Глядите, поворачивает! Не упустите его!
   Люди, сидевшие на деревьях над головой Тома, сообщили, что  он  и  не
собирается бежать, только очень уж растерялся и смутился.
   - Дьявольская наглость! - сказал кто-то из стоявших рядом. -  Захоте-
лось взглянуть на свою работу; не ожидал, верно, что тут народ.
   Толпа расступилась, и сквозь нее прошел шериф, торжественно ведя Пот-
тера за руку. Лицо несчастного осунулось, и по глазам было видно, что он
себя не помнит от страха. Когда его привели и поставили перед убитым, он
весь затрясся, как припадочный, закрыл лицо руками и разрыдался.
   - Не делал я этого, друзья, - произнес он, рыдая, - по чести  говорю,
не делал.
   - А кто говорит, что это ты? - крикнул кто-то.
   Выстрел, как видно, попал в цель. Поттер отнял руки от лица  и  огля-
нулся вокруг с выражением трогательной безнадежности в глазах. Он  заме-
тил индейца Джо и воскликнул:
   - О индеец Джо, ты же обещал, что никогда...
   - Это ваш нож? - И шериф положил нож перед ним.
   Поттер упал бы, если б его не подхватили и не опустили  осторожно  на
землю. Потом он сказал:
   - Что-то мне говорило, что если я не вернусь сюда и не отыщу... -  Он
задрожал, потом вяло махнул рукой, как будто сознаваясь, что побежден, и
сказал: - Скажи им, Джо, скажи им! Что толку теперь молчать?
   Тут Гек и Том, онемев от страха и вытаращив глаза, услышали, как  за-
коренелый лжец спокойно рассказывал о том, что видел: они  ожидали,  что
вот-вот грянет гром с ясного неба и падет на его голову,  и  удивлялись,
отчего так медлит удар. А когда индеец Джо замолчал и по-прежнему  стоял
живой и невредимый, их робкое желание нарушить  клятву  и  спасти  жизнь
бедняги, выданного индейцем, поблекло и исчезло без следа, им стало  яс-
но, что этот негодяй продал душу черту, а путаться в дела нечистой  силы
- значило пропасть окончательно.
   - Чего же ты не убежал? Зачем ты сюда пришел? - спросил кто-то.
   - Я не мог... Никак не мог, - простонал Поттер. - Я и хотел  убежать,
да только ноги сами привели меня сюда. - И он опять зарыдал.
   Через несколько минут на следствии индеец Джо так же спокойно  повто-
рил свои показания под присягой, а мальчики, видя, что ни грома, ни мол-
нии все еще нет, окончательно убедились в том, что он продал душу черту.
Теперь индеец Джо стал для них самым страшным и интересным человеком  на
свете, и оба они не сводили с него зачарованных глаз. Про себя они реши-
ли следить за ним по ночам, когда представится случай,  в  надежде  хоть
одним глазком взглянуть на его страшного властелина.
   Индеец Джо помог перенести труп убитого и положить его в повозку; и в
толпе, дрожа от страха, перешептывались и говорили, будто из раны высту-
пила кровь. Мальчики подумали было, что  это  счастливое  обстоятельство
направит подозрения по верному пути, и очень разочаровались, когда неко-
торые горожане заметили:
   - Тело было в трех шагах от Мэфа Поттера, когда показалась кровь.
   Ужасная тайна и муки совести не давали Тому спать спокойно целую  не-
делю после этого события, и как-то утром во время завтрака Сид сказал:
   - Том, ты так мечешься и бормочешь во сне, что не даешь мне спать  до
полуночи.
   Том побледнел и опустил глаза.
   - Плохой признак, - сурово сказала тетя Полли. - Что такое у тебя  на
душе, Том?
   - Ничего. Ничего особенного. - Но рука у него  так  дрожала,  что  он
пролил свой кофе.
   - И такую несешь чепуху, - сказал Сид. - Вчера ночью ты кричал:  "Это
кровь, это кровь, вот что это такое!" Заладил одно и то же. А потом: "Не
мучайте меня, я все расскажу!" Что расскажешь? О чем это ты?
   Все поплыло у Тома перед глазами. Неизвестно, чем бы это  могло  кон-
читься, но, к счастью, выражение заботы сошло с лица тети Полли, и  она,
сама того не зная, пришла Тому на выручку. Она сказала:
   - Ну конечно! А все это ужасное убийство! Я сама чуть не каждую  ночь
вижу его во сне. Иногда мне снится, что я сама и убила.
   Мэри сказала, что и на нее это почти так же  подействовало.  Сид  как
будто успокоился. Том постарался как можно скорее избавиться от его  об-
щества и после того целую неделю жаловался на зубную боль и на ночь под-
вязывал зубы платком. Он не знал, что Сид не спит  по  ночам,  следя  за
ним; иногда стаскивает с него повязку и довольно долго слушает,  припод-
нявшись на локте, а после этого опять надевает повязку на старое  место.
Понемногу Том успокоился, зубная боль ему надоела, и он ее отменил. Если
Сид что-нибудь и понял из бессвязного бормотанья Тома, то держал это про
себя.
   Тому казалось, что его школьные товарищи никогда не перестанут  вести
судебные следствия над дохлыми кошками и не дадут ему забыть о том,  что
его мучит. Сид заметил, что Том ни разу не изображал  следователя,  хотя
раньше имел обыкновение брать на себя роль вожака во всех новых  затеях.
Кроме того, он заметил, что Том уклоняется и от роли свидетеля, - а  это
было странно; не ускользнуло от Сида и то обстоятельство, что Том вообще
проявляет заметное отвращение к таким следствиям и по возможности  избе-
гает участвовать в них. Сид удивился, во смолчал. В конце концов даже  и
эти следствия вышли из моды и перестали терзать совесть Тома.
   В продолжение всего этого тревожного времени Том каждый день или  че-
рез день, улучив удобный случай, ходил к маленькому решетчатому окошечку
тюрьмы и тайком просовывал через него угощение для "убийцы", какое  уда-
валось промыслить. Тюрьмой была небольшая кирпичная будка на болоте,  за
городской чертой, и сторожа при ней не полагалось, да и занята она быва-
ла редко. Эти подарки очень облегчали совесть Тома.  Горожанам  хотелось
обмазать индейца Джо дегтем, обвалять в перьях и прокатить на  тачке  за
похищение мертвого тела, но его так боялись, что зачинщиков не  нашлось,
и эту мысль оставили. Он был достаточно осторожен, чтобы начать оба свои
показания с драки, не упоминая об ограблении могилы, которое предшество-
вало драке; и потому решили, что будет благоразумнее пока что не привле-
кать его к суду.


   ГЛАВА XII

   Том отвлекся от своих тайных тревог, потому что их вытеснила  другая,
более важная забота. Бекки Тэтчер перестала ходить  в  школу.  Несколько
дней Том боролся со своей гордостью, пробовал  развеять  по  ветру  свою
тоску о Бекки и наконец не выдержал. Он начал околачиваться  по  вечерам
близ ее дома, чувствуя себя очень несчастным. Она заболела. А что,  если
она умрет? Эта мысль доводила  его  до  отчаяния.  Он  не  интересовался
больше ни войной, ни даже пиратами. Жизнь потеряла для него всякую  пре-
лесть, осталось одно сплошное уныние. Он забросил обруч с палкой; они не
доставляли ему больше никакого удовольствия. Тетя  Полли  встревожилась.
Она перепробовала на нем все лекарства. Она была из тех  людей,  которые
увлекаются патентованными средствами и всякими новыми лекарствами и спо-
собами укрепления здоровья. В своих опытах она доходила  до  крайностей.
Как только появлялось что-нибудь новенькое по этой части, она загоралась
желанием испробовать это средство: не на себе, потому что она никогда не
хворала, а на ком-нибудь из тех, кто был под рукой. Она подписывалась на
все медицинские журналы и шарлатанские брошюрки френологов и  дышать  не
могла без красноречивого невежества, которым  они  были  напичканы.  Как
проветривать комнаты, как ложиться спать, как вставать, что есть  и  что
пить, сколько гулять, какое расположение духа в себе поддерживать, какую
одежду носить - весь этот вздор она принимала на веру, как  евангельскую
истину, не замечая, что медицинские журналы нынче опровергают  все,  что
советовали вчера. Душа тети Полли была простая и ясная, как день, и  по-
тому она легко попадалась на удочку. Она собирала все шарлатанские  жур-
налы и патентованные средства и, выражаясь образно, со смертью  в  руках
шествовала на бледном коне, и ад следовал за нею. Ей и в голову не  при-
ходило, что для страждущих соседей она не является  ангелом-исцелителем,
так сказать, воплощенным ханаанским бальзамом.
   Водолечение тогда только еще входило в моду, и подавленное  состояние
Тома оказалось для тети Полли просто находкой. Каждое утро она поднимала
его с зарей, выводила в дровяной сарай и выливала на  него  целый  поток
ледяной воды, потом растирала жестким, как напильник, полотенцем,  потом
закатывала в мокрую  простыню,  укладывала  под  одеяло  и  доводила  до
седьмого пота, так, что, по словам Тома, "душа вылезала через поры  жел-
тыми пятнышками".
   Но, несмотря на все это, мальчик худел и бледнел и нисколько не  ста-
новился веселее. Она прибавила еще горячие ванны, ножные ванны,  души  и
обливания. Мальчик оставался унылым, как катафалк. Она  начала  помогать
водолечению диетой из жидкой овсянки и нарывным пластырем.  Измерив  его
емкость, словно это был кувшин, а не мальчик, она каждый день до  отказа
наливала его каким-нибудь шарлатанским пойлом.
   Том стал теперь совершенно равнодушен к гонениям. Это равнодушие  на-
пугало тетю Полли. Надо было во что бы то ни стало вернуть его к  жизни.
Как раз в это время она впервые услыхала о болеутолителе. Она тут же вы-
писала большую партию этого лекарства. Она попробовала его и преисполни-
лась благодарности. Это был просто жидкий огонь. Она забросила водолече-
ние и все остальное и возложила все надежды на болеутолитель.  Она  дала
Тому чайную ложку и следила за ним, в сильнейшем беспокойстве ожидая ре-
зультатов. Наконец-то ее душа успокоилась и тревога улеглась:  "равноду-
шие" у Тома как рукой сняло. Мальчик вряд ли мог бы вести себя  оживлен-
ней, даже если бы она развела под ним костер.
   Том чувствовал, что пора ему проснуться от спячки; такая  жизнь,  мо-
жет, и подходила для человека в угнетенном состоянии, но в ней как-то не
хватало пищи для чувства и было слишком много  утомительного  разнообра-
зия. Он придумал несколько планов избавления и наконец притворился, буд-
то ему очень нравится болеутолитель. Он просил лекарство так часто,  что
надоел тетке, и в конце концов она велела ему принимать лекарство самому
и оставить ее в покое. Если бы это был Сид, ее радость не омрачилась  бы
ничем; но так как это был Том, то она потихоньку  следила  за  бутылкой.
Оказалось, однако, что лекарство и в самом деле убавляется, но тетке  не
приходило в голову, что Том поит болеутолителем щель в полу гостиной.
   Однажды Том только что приготовился  угостить  эту  щель  ложкой  ле-
карства, как в комнату вошел теткин желтый кот, мурлыча и жадно погляды-
вая на ложку, будто просил попробовать. Том сказал ему:
   - Лучше не проси, если тебе не хочется, Питер.
   Питер дал понять, что ему хочется.
   - Смотри не ошибись.
   Питер был уверен, что не ошибается.
   - Ну, раз ты просишь, я тебе дам, я не жадный;  только  смотри,  если
тебе не понравится, сам будешь виноват, я тут ни при чем.
   Питер был согласен. Том открыл ему рот и влил туда  ложку  лекарства.
Питер подскочил на два метра кверху, испустил дикий вопль и заметался по
комнате, налетая на мебель, опрокидывая горшки с цветами и поднимая  не-
вообразимый шум. Потом он встал на задние лапы и заплясал вокруг комнаты
в бешеном веселье, склонив голову к плечу и воем выражая неукротимую ра-
дость. Потом он помчался по всему дому, сея на своем пути хаос и  разру-
шение. Тетя Полли вошла как раз вовремя и увидела, как Питер  перекувыр-
нулся несколько раз, в последний раз испустил мощное "ура" и  прыгнул  в
открытое окно, увлекая за собой уцелевшие горшки с цветами.  Тетя  Полли
словно окаменела от изумления, глядя на него поверх очков;  Том  валялся
на полу, едва живой от смеха.
   - Том, что такое с Питером?
   - Я не знаю, тетя, - еле выговорил мальчик.
   - В жизни ничего подобного не видела. Отчего это с ним?
   - Право, не знаю, тетя Полли; кошки всегда так себя ведут,  когда  им
весело.
   - Вот как, неужели? - В ее голосе было что-то  такое,  что  заставило
Тома насторожиться.
   - Да, тетя. То есть я так думаю.
   - Ты так думаешь?
   - Да, тетя.
   Она наклонилась, а Том следил за ней с интересом и тревогой. Он  уга-
дал ее намерение слишком поздно. Ручка ложки предательски торчала из-под
кровати. Тетя Полли подняла ее и показала ему. Том моргнул и отвел глаза
в сторону. Тетя Полли ухватила его по привычке за ухо и хорошенько стук-
нула по голове наперстком.
   - Ну, сударь, для чего вам понадобилось мучить бедное животное?
   - Мне его жалко стало, ведь у него нет тети.
   - Нет тети! Дуралей. При чем тут тетя?
   - При том. Если б у него была тетя, она бы сама ему выжгла все нутро.
Она бы ему все кишки припекла,  не  поглядела  бы,  что  он  кот,  а  не
мальчик!
   Тетя Полли вдруг почувствовала угрызения совести. Все дело представи-
лось ей в новом свете: что было жестокостью по отношению к кошке,  могло
оказаться жестокостью и по отношению к мальчику. Она смягчилась и начала
жалеть Тома. Ее глаза наполнились слезами, и,  положив  руку  на  голову
мальчика, она ласково сказала:
   - Я хотела тебе добра, Том. И ведь это же было тебе полезно.
   Том поднял на нее глаза, в которых  сквозь  серьезность  проглядывала
еле заметная искорка смеха.
   - Я знаю, что вы хотели мне добра, тетя Полли, да ведь и я тоже хотел
добра Питеру. И ему тоже это было полезно. Я никогда еще не видел, чтобы
он так носился.
   - Убирайся вон, Том, не то я опять рассержусь. И постарайся хоть  раз
в жизни вести себя как следует; никакого лекарства тебе больше  не  надо
принимать.
   Том пришел в школу до звонка. Заметили, что в последнее время это не-
обыкновенное явление повторяется каждый день. И теперь, как  обычно,  он
слонялся около школьных ворот, вместо того чтобы играть с товарищами. Он
сказал им, что болен, и в самом деле выглядел больным. Он делал вид, что
смотрит куда угодно, только не туда, куда смотрел в  самом  деле,  -  то
есть на дорогу. Скоро на этой дороге показался Джеф  Тэтчер.  Лицо  Тома
просияло. С минуту он смотрел в ту сторону, а потом печально отвернулся.
Когда Джеф появился на школьном дворе, Том подошел к  нему  и  осторожно
завел издалека разговор о Бекки, но этот ротозей даже не понял его наме-
ков. Том все смотрел и смотрел на дорогу, загораясь надеждой всякий раз,
как вдали появлялось развевающееся платьице, и проникаясь  ненавистью  к
его владелице, когда становилось ясно, что это не Бекки. Под конец нико-
го больше не стало видно, и Том совсем упал духом; вошел в пустую  школу
и уселся, чтобы страдать молча. Но вот еще одно платье мелькнуло в воро-
тах, и сердце Тома запрыгало от радости. В следующее  мгновение  он  был
уже во дворе и  бесновался,  как  индеец:  вопил,  хохотал,  гонялся  за
мальчиками, прыгал через забор, рискуя сломать себе ногу или голову, хо-
дил вверх ногами, кувыркался - словом, выделывал  все,  что  только  мог
придумать, а сам все время косился исподтишка на Бекки Тэтчер: видит она
это или нет. Но она как будто ничего не замечала и ни разу не  взглянула
в его сторону. Неужели она не знала, что он здесь? Он перенес свои  под-
виги поближе к ней: носился  вокруг  нее  с  воплями,  стащил  с  одного
мальчика шапку, зашвырнул ее на крышу, бросился в толпу школьников, рас-
толкал их в разные стороны и растянулся на земле под самым носом у  Бек-
ки, чуть не сбив ее с ног, - а она отвернулась, вздернув носик, и он ус-
лышал, как она сказала:
   - Пф! Некоторые только и делают, что ломаются; думают,  что  это  ко-
му-нибудь интересно!
   Щеки Тома вспыхнули. Он поднялся с земли и побрел  прочь,  уничтожен-
ный, совсем упав духом.


   ГЛАВА XIII

   Том наконец решился. Он был настроен мрачно и готов на все. Друзей  у
него нет, все его бросили, никто его не любит. Вот когда увидят, до чего
довели несчастного мальчика, тогда, может, и пожалеют. Он пробовал  быть
хорошим, старался - так нет же, ему не дали.  Что  ж,  пускай,  если  им
только и надо, что избавиться от него; конечно, он же окажется у них ви-
новат. Ну и прекрасно! Разве всеми брошенный мальчик имеет  право  жало-
ваться? Заставили-таки, в конце концов! Ну что ж, придется  вести  прес-
тупный образ жизни. Другого выхода нет.
   К этому времени он был уже на середине Мэдоу-лейн, и до  него  донес-
лось еле слышное звяканье школьного колокола,  которое  возвещало  конец
перемены. Он всхлипнул при мысли о том, что  никогда-никогда  больше  не
услышит этого звяканья; как ни тяжело, но что делать - его к этому  при-
нудили; если его гонят скитаться по свету, придется  уйти.  Но  он  всем
прощает. И всхлипывания стали чаще и сильней.
   Тут ему как раз повстречался его закадычный друг Джо Гарпер - с  зап-
лаканными глазами и, как видно, тоже готовый  на  все.  Было  ясно,  что
встретились "две души, живущие одной мыслью". Том, утирая рукавом глаза,
начал рассказывать, что собирается бежать из дому, потому что все с  ним
плохо обращаются и никто его не любит; так лучше он пойдет скитаться  по
свету и никогда больше не вернется домой. В заключение он выразил надеж-
ду, что Джо его не забудет.
   Оказалось, однако, что и Джо собирался просить своего друга о том  же
и шел его разыскивать именно с этой целью. Мать отодрала его за то,  что
он будто бы выпил какие-то сливки, а он их не трогал и даже в  глаза  не
видал. Ясно, что он ей надоел и она хочет от него отделаться: ну, а если
так, то ему ничего другого не остается, как уйти. Может, ей без него бу-
дет даже лучше и она никогда не пожалеет, что выгнала своего несчастного
сына скитаться по свету, среди чужих людей, чтобы он там терпел  мучения
и умер.
   Оба мальчика пошли дальше, делясь своими печалями, и по дороге заклю-
чили новый договор: помогать друг другу, как братья, и  не  расставаться
до самой смерти, которая положит конец всем их страданиям. Потом они об-
судили, как им быть дальше. Джо собирался стать отшельником, жить в  пе-
щере, питаться сухими корками и в конце концов умереть от холода, горя и
нужды; однако, выслушав Тома, согласился, что в жизни преступников  име-
ются кое-какие существенные преимущества, и решил сделаться пиратом.
   Тремя милями ниже Сент-Питерсберга, в том месте, где  река  Миссисипи
немногим шире мили,  лежит  длинный,  узкий,  поросший  лесом  остров  с
большой песчаной отмелью у верхнего конца, -  там  они  и  решили  посе-
литься. Остров был необитаем; он лежал ближе к другому берегу,  как  раз
напротив густого и почти безлюдного леса. Потому-то они и выбрали остров
Джексона. Кого они там будут грабить, об этом они даже не подумали. Пос-
ле этого они разыскали Гекльберри Финна, и он сразу же к  ним  присоеди-
нился, потому что ему было все равно, чем ни заниматься; на этот счет он
был сговорчив. Скоро они расстались, чтобы встретиться в уединенном мес-
те на берегу реки выше городка в любимый час, то есть в полночь.  Каждый
должен был принести рыболовные крючки, удочки и что-нибудь из съестного,
похитив все это самым таинственным и замысловатым образом, - как подоба-
ет пиратам. И еще до наступления вечера они успели распустить  по  всему
городу слух, что очень скоро про них "услышат кое-что интересное".  Все,
кому они делали этот туманный намек, получали также предупреждение "дер-
жать язык за зубами и ждать".
   Около полуночи явился Том с вареным окороком и еще коекакой провизией
и засел в густом кустарнике на крутой горке, чуть повыше места  встречи.
Ночь была звездная и очень тихая. Могучая река расстилалась  перед  ним,
как океан во время штиля. Том прислушался на минуту, но ни один звук  не
нарушал тишины. Потом он свистнул негромко и протяжно. Из-под  горы  ему
ответили тем же. Том свистнул еще два раза; и на эти  сигналы  ему  тоже
ответили. Потом осторожный голос спросил:
   - Кто идет?
   - Том Сойер, Черный Мститель Испанских морей. Назовите ваши имена.
   - Гек Финн, Кровавая Рука, и Джо Гарпер, Гроза Океанов. - Том вычитал
эти пышные прозвища из своих любимых книжек.
   - Хорошо. Скажите пароль!
   Во мраке ночи два хриплых голоса шепотом  произнесли  одно  и  то  же
страшное слово:
   - Кровь!
   После этого Том скатил с горы окорок и сам съехал вслед за ним,  при-
чем пострадали и штаны, и его собственная кожа. Под горой  вдоль  берега
шла удобная, ровная тропинка, но ей недоставало препятствий  и  опаснос-
тей, столь ценимых пиратами. Гроза Океанов принес большой  кусок  свиной
грудинки и выбился из сил, пока дотащил его до места. Финн, Кровавая Ру-
ка, стянул где-то котелок и пачку недосушенного листового табаку и, кро-
ме того, захватил несколько маисовых стеблей, чтобы сделать из них труб-
ки. Надо сказать, что, кроме него самого, никто из пиратов не курил и не
жевал табак. Черный Мститель Испанских морей  заметил,  что  не  годится
отправляться в путь, не запасшись огнем. Мысль была мудрая: спичек в  те
времена почти не знали. В ста шагах выше по  реке  они  увидели  костер,
тлеющий на большом плоту, подобрались к нему украдкой и стащили головню.
Из этого они устроили целое приключение: то шикали  друг  на  друга,  то
вдруг останавливались и прикладывали палец к губам, то клали руку на во-
ображаемую рукоятку кинжала, то отдавали глухим шепотом приказания  нас-
чет того, что если "враг" зашевелится, то "вонзить ему кинжал в грудь по
самую рукоятку", потому что "мертвецы не выдадут тайны". Мальчикам  было
как нельзя лучше известно, что плотовщики сейчас в городе, ходят по лав-
кам или бражничают, и все-таки им не было бы никакого  оправдания,  если
бы они вели себя не так, как полагается пиратам. Скоро они отчалили: Том
командовал, Гек стал у кормового весла, Джо на носу. Том стоял посредине
плота, скрестив руки и нахмурившись, и отдавал приказания глухим,  суро-
вым шепотом:
   - К ветру! Держать по ветру!
   - Есть, есть, сэр!
   - Так держать!
   - Есть, сэр!
   - Поворот на полрумба!
   - Есть, сэр!
   Так как мальчики гребли равномерно и медленно, выводя плот на середи-
ну реки, то само собой разумеется, что эти приказания отдавались  только
так, "для красоты слога", и ничего особенного не значили.
   - Какие подняты паруса?
   - Нижние, марселя и бом-кливера, сэр!
   - Поставить  трюмселя!  Эй,  вы  там!  Послать  десяток  молодцов  на
фор-стень-стакселя! Шевелись!
   - Есть, есть, сэр!
   - Отпустить грот-брамсель! Шкоты и брасы! Поживей, ребята!
   - Есть, сэр!
   - Руль под ветер - с левого борта! Приготовься взять на абордаж! Лево
руля, еще левей! Ну, ребята, дружней! Так держать!
   - Так держать, сэр!
   Плот миновал середину реки, мальчики повернули его по течению  и  на-
легли на весла. Уровень воды в реке был невысок, и скорость течения была
не больше двух-трех миль. Прошло три четверти часа или час; все это вре-
мя мальчики почти не разговаривали. Теперь плот проходил  мимо  Сент-Пи-
терсберга. Дватри мерцающих огонька виднелись там, где над  широкой  ту-
манной гладью реки, усеянной отражающимися звездами, дремал городок,  не
подозревая о том, какое важное совершается событие. Черный Мститель  все
еще стоял со скрещенными на груди руками, "бросая последний  взгляд"  на
те места, где он когда-то был счастлив, а потом  страдал.  Ему  хотелось
бы, чтоб "она" видела, как он несется по бурным волнам  навстречу  опас-
ности и смерти, не зная страха и приветствуя свою гибель  мрачной  улыб-
кой. Сделав совсем небольшое усилие воображения,  он  передвинул  остров
Джексона подальше, так, чтобы его не видно  было  из  города,  и  теперь
"бросал последний взгляд на родной город" с болью и радостью  в  сердце.
Остальные пираты тоже "бросали последний взгляд", и все они смотрели так
долго, что едва не дали течению снести их плот ниже острова. Однако  они
вовремя заметили свою оплошность и сумели исправить ее. Около двух часов
утра плот сел на мель в двухстах ярдах выше острова,  и  мальчики  вброд
перетаскали на берег все свои пожитки. На маленьком плоту нашелся старый
парус, и они растянули его между кустами  вместо  навеса,  чтобы  укрыть
провизию, сами они были намерены спать под открытым небом, как и полага-
ется пиратам.
   Они развели костер у поваленного дерева в двадцати -  тридцати  шагах
от темной чащи леса, поджарили на ужин целую сковородку свиной  грудинки
и съели половину кукурузных лепешек, захваченных с собой.  Им  казалось,
что это замечательно весело - пировать на воле в девственном лесу на не-
обитаемом и еще не исследованном острове, далеко от человеческого жилья,
и они решили больше не возвращаться к цивилизованной жизни. Взвивающееся
к небу пламя костра освещало их лица, бросая красные отблески на колонны
стволов, уходящие в глубь лесного храма, на  лакированную  листву  и  на
плети дикого винограда.
   Когда исчез последний ломтик поджаристой грудинки и был  съеден  пос-
ледний кусок кукурузной лепешки, мальчики разлеглись на траве,  сытые  и
довольные. Можно было бы выбрать место попрохладнее, но им  не  хотелось
отказывать себе в романтическом удовольствии греться у походного костра.
   - Правда, весело? - сказал Джо.
   - Еще бы! - отозвался Том. - Что сказали бы наши ребята, если бы уви-
дели нас?
   - Что сказали бы? Да все на свете отдали бы, только бы  очутиться  на
нашем месте. Верно, Гекки?
   - Я тоже так думаю, - сказал Гек. - Я-то доволен, для меня  это  дело
подходящее. Мне ничего лучше не надо. Сказать по правде, мне ведь и  по-
есть не всегда удается досыта; а потом... здесь тебя не тронут, никто не
будет приставать к человеку.
   - Такая жизнь как раз по мне, - сказал Том. - И утром не  надо  вста-
вать рано, и в школу ходить не надо, и умываться тоже, да и  мало  ли  у
них там всякой чепухи. Понимаешь, Джо, если ты пират, так тебе ничего не
надо делать, пока ты на берегу; а вот отшельнику так надо все время  мо-
литься, да и не очень-то весело быть всегда одному.
   - Да, это верно, - сказал Джо. - Я, знаешь ли, об этом как-то не  ду-
мал раньше. А теперь, когда я попробовал, мне больше хочется быть  пира-
том.
   - Видишь ли, - сказал Том, - отшельники нынче не в почете. Это не  то
что в старое время, ну, а пиратов и теперь уважают.  Да  еще  отшельнику
надо спать на самом что ни на есть жестком,  носить  рубище  и  посыпать
главу пеплом, и на дожде стоять мокнуть и...
   - А для чего ему носить рубище и посыпать  главу  пеплом?  -  спросил
Гек.
   - Не знаю. Так уж полагается. Все отшельники так делают. И тебе приш-
лось бы, если б ты пошел в отшельники.
   - Ну, это дудки, - сказал Гек.
   - А как бы ты делал?
   - Не знаю. Только не так.
   - Да ведь пришлось бы. Как же без этого?
   - Ну, я бы не вытерпел. Взял бы и убежал.
   - Убежал! Хорош бы ты был отшельник. Просто безобразие!
   Кровавая Рука ничего не ответил, так как нашел себе более  интересное
занятие. Он только что кончил вырезать трубку из кукурузного початка,  а
теперь приделал к ней черенок, набил табачными листьями,  прижал  сверху
угольком и пустил целое облако душистого дыма - удовольствие  было  пол-
ное, и он весь в него ушел. Остальные  пираты  только  завидовали  этому
царственному пороку и втайне решили обучиться ему поскорее, не  отклады-
вая дела в долгий ящик! Вдруг Гекльберри спросил:
   - А вообще, что делают пираты?
   Том ответил:
   - О, им очень весело живется: они захватывают  корабли,  жгут  их,  а
деньги берут себе и зарывают в каком-нибудь заколдованном месте на своем
острове, чтоб их стерегли всякие там призраки; а всех людей  на  корабле
убивают - сбрасывают с доски в море.
   - А женщин увозят к себе на остров, - сказал Джо,  -  женщин  они  не
убивают.
   - Да, - подтвердил Том, - женщин они не убивают - они  очень  велико-
душны. А женщины всегда красавицы.
   - А как они одеты! Вот это да! Сплошь в золото, серебро и  брильянты!
- с восторгом прибавил Джо.
   - Кто? - спросил Гек.
   - Да пираты, кто же еще.
   Гек невесело оглядел свой костюм.
   - По-моему, я в пираты не гожусь - не так одет, - заметил он с  сожа-
лением в голосе, - а другого у меня ничего нет.
   Однако мальчики доказали ему, что богатые костюмы появятся  сами  со-
бой, как только они начнут жизнь, полную приключений. Они дали  ему  по-
нять, что, пожалуй, лохмотья какнибудь сойдут для начала,  хотя  состоя-
тельные пираты обыкновенно приступают к делу с богатым гардеробом.
   Мало-помалу разговор оборвался, и у маленьких  беглецов  начали  сли-
паться глаза. Кровавая Рука выронил трубку и заснул  крепким  сном,  как
спят люди усталые и с чистой совестью. Гроза Океанов и  Черный  Мститель
Испанских морей уснули не так легко. Они помолились лежа и про себя, по-
тому что некому было заставить их стать на  колени  и  прочесть  молитвы
вслух; сказать по правде, они было думали совсем не молиться, но  побоя-
лись заходить так далеко, - а то как бы их не разразило  громом,  специ-
ально посланным с небес. Вдруг сразу все смешалось, и  они  готовы  были
погрузиться в сон. Но тут явилась незваная гостья, которую  нельзя  было
прогнать: это была совесть. В их душу начало закрадываться смутное  опа-
сение, что они, может быть, поступили нехорошо, убежав из дому, а  когда
им вспомнилась краденая свинина, тут-то и начались истинные мучения. Они
попробовали отделаться от своей совести, напомнив ей, что сотни раз тас-
кали конфеты и яблоки; но она не поддавалась на такие шитые белыми  нит-
ками хитрости. В конце концов, сам собой напрашивался вот какой вывод, и
его никак нельзя было обойти: взять потихоньку что-нибудь сладкое - зна-
чит, стянуть, взять же кусок грудинки, окорок или другие ценности - зна-
чит, просто-напросто украсть; а на этот счет имеется заповедь в  Библии.
И про себя они решили, что, пока будут пиратами, ни за что не  запятнают
себя таким преступлением, как кража. Тогда совесть успокоилась и объяви-
ла перемирие, и непоследовательные пираты мирно уснули.


   ГЛАВА XIV

   Проснувшись утром, Том не сразу понял, где находится. Он сел,  протер
глаза и осмотрелся. И только тогда пришел в себя. Занималось  прохладное
серое утро, и глубокое безмолвие лесов было проникнуто отрадным чувством
мира и покоя. Не шевелился ни один листок, ни один звук не нарушал вели-
чавого раздумья природы. Бусинки росы висели на листьях и травах.  Белый
слой пепла лежал на головнях костра, и  тонкий  синий  дымок  поднимался
кверху. Джо с Геком еще спали.
   И вот где-то в глубине леса чирикнула птица, ей  ответила  другая,  и
сейчас же послышалась стукотня  дятла.  Постепенно  стал  белеть  мутный
серьга свет прохладного утра, так же постепенно множились звуки,  и  все
оживало на глазах. Мальчик, задумавшись, глядел, как пробуждается и  на-
чинает работать природа. Маленький зеленый червяк полз по мокрому от ро-
сы листу, время от времени поднимая в воздух две трети туловища и  точно
принюхиваясь, потом двигался дальше. Это он  меряет  лист,  сказал  себе
Том, и когда червяк сам захотел подползти к нему поближе, Том замер, ед-
ва дыша, и то радовался, когда червяк подвигался ближе,  то  приходил  в
отчаяние, когда тот колебался, не свернуть ли ему в сторону. И когда на-
конец червяк остановился на минуту в тягостном раздумье, приподняв изог-
нутое крючком туловище, а потом решительно переполз на ногу Тома и  пус-
тился путешествовать по ней, мальчик возликовал всем сердцем: это значи-
ло, что у него будет новый костюм - конечно, раззолоченный мундир  пира-
та. Вот неизвестно откуда появилась процессия  муравьев,  путешествующих
по своим делам; один из них, понатужившись,  отважно  взвалил  на  спину
дохлого паука впятеро больше себя самого и потащил вверх по стволу дере-
ва. Коричневая с крапинками божья коровка взбиралась по травинке на  го-
ловокружительную высоту. Том наклонился к ней и сказал:
   Божья коровка, скорей улетай.
   В твоем доме пожар, своих деток спасай.
   Она сейчас же послушалась и улетела, и Том нисколько не удивился:  он
давно знал, что божьи коровки очень легковерны, и не раз обманывал  бед-
няжек, пользуясь их простотой. Потом протащился мимо навозный  жук,  изо
всех сил толкая перед собой шар; и Том дотронулся до жука пальцем, чтобы
посмотреть, как он подожмет лапки, притворяясь мертвым.  Птицы  к  этому
времени распелись вовсю. Дрозд-пересмешник сел на дерево над головой То-
ма и трель за трелью принялся передразнивать пение своих соседей.  Потом
вспышкой голубого огня метнулась вниз крикливая сойка, села на ветку так
близко от Тома, что он мог бы достать до нее рукой, и,  наклонив  голову
набок, стала разглядывать чужаков с ненасытным любопытством. Серая белка
и еще какой-то зверек покрупнее, лисьей породы, пробежали мимо,  изредка
останавливаясь на бегу и сердито цокая на мальчиков: должно быть,  звери
в этом лесу никогда еще не видели человека и не знали, пугаться  им  или
нет. Все живое теперь проснулось и зашевелилось; длинные копья солнечно-
го света пронизывали густую листву; две-три  бабочки  гонялись  одна  за
другой, перепархивая с места на место.
   Том разбудил остальных пиратов, и все они с криком и  топотом  пусти-
лись бежать к реке, а там в одну минуту разделись и стали плавать  напе-
регонки и кувыркаться друг через друга в прозрачной  мелкой  воде  белой
песчаной отмели. Их больше не тянуло в маленький  городок,  дремавший  в
отдалении над величественной водной гладью.  Плот  унесло  течением  или
прибылой водой, но это было только на руку мальчикам, потому  что,  если
можно так выразиться, сожгло мост между ними и цивилизацией.
   Они вернулись в лагерь чудесно освежившиеся, веселые и голодные,  как
волки; и в одну минуту снова запылал походный костер. Гек  нашел  побли-
зости ключ с холодной водой; мальчики сделали себе чашки из широких  ду-
бовых и ореховых листьев и решили, что эта вода, подслащенная дикой пре-
лестью лесов, отлично заменит им кофе. Джо стал резать к завтраку ветчи-
ну, во Том с Геком попросили его подождать минутку: они отыскали на  бе-
регу одно заманчивое местечко, забросили удочки и очень скоро были  воз-
награждены за труд. Джо не успел еще соскучиться, как они вернулись, не-
ся порядочного линя, двух окуней и маленького соменка,  -  такого  улова
хватило бы на целую семью. Они поджарили рыбу с грудинкой и даже  удиви-
лись - никогда еще рыба не казалась им такой вкусной. Они не знали,  что
речная рыба тем вкусней, чем скорей попадает на огонь; кроме того, им  и
в голову не приходило, какой отличной приправой бывает сон под  открытым
небом, беготня на воле, купанье и голод.
   После завтрака они разлеглись в тени, и Гек выкурил трубочку, а потом
отправились через лес на разведку. Они весело шли  по  лесу,  пробираясь
через гнилой бурелом и густой подлесок, между величественными деревьями,
одетыми от вершины до самой земли плащом дикого винограда.  То  тут,  то
там им встречались уютные уголки, убранные ковром из трав  и  пестреющие
цветами.
   Они нашли много такого, что их обрадовало,  но  ровно  ничего  удиви-
тельного. Оказалось, что остров тянется мили на три в длину,  а  шириной
он всего в четверть мили и что от ближнего берега он отделен узким рука-
вом в каких-нибудь двести ярдов шириной. Через каждый час они  купались,
и день перевалил уже за половину, когда они вернулись в лагерь. Мальчики
очень проголодались, так что ловить рыбу было уже некогда, зато они  от-
лично пообедали холодной ветчиной, а потом улеглись  в  тени  разговари-
вать. Но разговор что-то не клеился и скоро совсем смолк.  Тишина,  тор-
жественное безмолвие лесов и чувство одиночества начали  сказываться  на
настроении мальчиков. Они призадумались. Какая-то смутная  тоска  напала
на них. Скоро она приняла более определенную форму: это начиналась тоска
по дому. Даже Финн, Кровавая Рука, и тот мечтал о пустых бочках и  чужих
сенях. Но все они стыдились своей слабости, и никто не отваживался  выс-
казаться вслух.
   До мальчиков уже давно доносился издали какой-то  странный  звук,  но
они его не замечали, как не замечаешь иногда тиканья часов.  Однако  те-
перь этот загадочный звук стал более навязчивым и  потребовал  внимания.
Мальчики вздрогнули, переглянулись и замерли,  прислушиваясь.  Наступило
долгое молчание, глубокое, почти мертвое, потом глухой грозный гул дока-
тился до них издали.
   - Что это такое? - негромко спросил Джо.
   - Да, в самом деле? - прошептал Том.
   - Это не гром, - сказал Гекльберри испуганным голосом, -  потому  что
гром...
   - Тише! - сказал Том. - Погодите, не болтайте.
   Они ждали несколько минут, которые  показались  им  вечностью,  затем
торжественную тишину снова нарушили глухие раскаты.
   - Пойдем поглядим.
   Все трое вскочили на ноги и побежали к берегу, туда, откуда виден был
городок. Раздвинув кусты над водой, они  стали  смотреть  на  реку.  Ма-
ленький пароходик шел посередине реки, милей ниже городка. Широкая палу-
ба была полна народа. Лодки плыли вниз по реке рядом с пароходиком, сно-
вали вокруг него, но издали мальчики не могли разобрать, что делают  си-
дящие в них люди. Вдруг большой клуб белого дыма оторвался от  парохода,
и, когда дым поднялся и расплылся ленивым облачком, до  слуха  мальчиков
долетел все тот же глухой звук.
   - Теперь понимаю! - воскликнул Том. - Кто-нибудь утонул!
   - Верно! - сказал Гек. - Так же делали прошлым  летом,  когда  утонул
Билл Тернер: стреляют из пушки над водой, чтобы  утопленник  всплыл  на-
верх. Да еще берут ковригу хлеба, кладут в нее ртуть и пускают по  воде,
и где есть утопленник, туда хлеб и плывет и останавливается на том самом
месте.
   - Да, я тоже это слышал, - сказал Джо. - Не знаю только, почему  хлеб
останавливается.
   - Тут, по-моему, не один хлеб действует, - сказал  Том,  -  а  больше
всякие слова; они что-то там говорят, когда пускают хлеб по воде.
   - А вот и не говорят ничего, - сказал Гек. - Я сам видал,  ничего  не
говорят.
   - Ну, это что-то чудно, - сказал Том. - Может, про себя  шепчут.  Ко-
нечно, про себя. Всякий мог бы догадаться.
   Остальные согласились, что Том, должно быть, прав, потому что простой
кусок хлеба без заговора не мог бы действовать так осмысленно,  выполняя
дело такой важности.
   - Ох, черт, мне тоже хотелось бы на ту сторону, - сказал Джо.
   - И мне, - сказал Гек. - Я бы все на свете отдал, лишь бы узнать, кто
утонул.
   Мальчишки все еще слушали и смотрели. Вдруг Тома осенило:
   - Ребята, я знаю, кто утонул, - это мы!
   На минуту они почувствовали себя героями. Вот это было настоящее тор-
жество: их ищут, о них горюют, из-за них убиваются, льют  слезы,  горько
раскаиваются, что придирались к бедным,  погибшим  мальчикам,  предаются
поздним сожалениям, испытывают угрызения совести; а самое лучшее: в  го-
роде только и разговоров что про утопленников, и все  мальчики  завидуют
им, то есть их ослепительной славе. Что хорошо, то хорошо.  Стоило  быть
пиратом после этого.
   С наступлением сумерек пароходик опять стал ходить от одного берега к
другому, и люди исчезли. Морские разбойники вернулись в лагерь. Их  рас-
пирало тщеславие, они гордились своим новоявленным величием и  тем,  что
наделали хлопот всему городу. Они наловили рыбы, приготовили ужин,  пое-
ли, а потом принялись гадать, что думают и говорят о них в городке;  от-
сюда им было очень приятно любоваться картиной всеобщего  горя.  Но  как
только спустилась ночная тень, они мало-помалу перестали разговаривать и
сидели молча, глядя на огонь, а думы их, видно, бродили  где-то  далеко.
Волнение теперь улеглось, и Джо с Томом  невольно  вспомнили  про  своих
родных, которым дома вовсе не так весело думать об этой их шалости,  как
им здесь. Появились дурные предчувствия; мальчики  упали  духом,  начали
тревожиться и разок-другой вздохнули  украдкой.  Наконец  Джо  отважился
робко закинуть удочку насчет того, - как другие смотрят на возвращение к
цивилизации - не сейчас, а когда-нибудь потом...
   Том высмеял его беспощадно. Гек, пока еще ни в чем не  провинившийся,
присоединился к Тому; отступник тут же начал объясняться и был рад-раде-
хонек, что дешево отделался, запятнав себя только малодушием и тоской по
дому. На время бунт был подавлен.
   Как только совсем стемнело, Гек начал клевать носом и скоро захрапел.
За ним уснул и Джо. Некоторое время Том лежал  неподвижно,  опершись  на
локоть, пристально глядя на них обоих. Потом он осторожно встал на коле-
ни и начал шарить в траве, там, куда ложились неровные отблески походно-
го костра. Он поднимал и разглядывал один за другим большие свертки тон-
кой белой платановой коры и наконец выбрал два самых подходящих. Став на
колени перед костром, он с трудом нацарапал что-то суриком на обоих кус-
ках коры, один свернул по-прежнему трубкой и положил в шапку Джо,  отод-
винув ее немножко от хозяина. А еще он положил в эту шапку  бесценные  в
глазах всякого школьника сокровища - кусок мела,  резиновый  мячик,  три
рыболовных крючка и один шарик - из тех, какие именовались  "настоящими,
хрустальными". После этого он стал пробираться между деревьями, осторож-
но ступая на цыпочках, пока не отошел настолько далеко,  что  его  шагов
нельзя было расслышать, и тогда пустился бежать прямо к песчаной отмели.


   ГЛАВА XV

   Через несколько минут Том уже брел по мелкой  воде  песчаной  отмели,
переправляясь на иллинойсский берег. Прежде чем вода дошла ему до пояса,
он успел пройти больше половины дороги. Так как сильное течение не  поз-
воляло больше идти вброд, он уверенно пустился вплавь,  надеясь  одолеть
остальную сотню ярдов. Он плыл против течения, забирая наискось,  однако
его сносило вниз гораздо быстрее, чем он думал. Все-таки в конце  концов
он добрался до берега, нашел удобное место и вылез из воды. Сунув руку в
карман куртки, он уверился, что кусок коры цел,  и  зашагал  через  лес,
держась поближе к берегу. Вода стекала с него ручьями. Еще не было деся-
ти часов, когда он вышел из леса на открытое место, как раз напротив го-
родка, и увидел, что пароходик стоит под  высоким  берегом  в  тени  де-
ревьев. Все было спокойно под мигающими звездами. Он спустился с обрыва,
озираясь по сторонам, соскользнул в воду, подплыл к пароходику,  влез  в
челнок, стоявший под кормой, и, забившись под лавку,  отдышался  и  стал
ждать.
   Скоро звякнул надтреснутый колокол и чей-то голос скомандовал: "Отча-
ливай!" Через минуту или две нос челнока поднялся на волне,  разведенной
пароходиком, и путешествие началось. Том порадовался своей удаче,  зная,
что это последний рейс пароходика. Прошло долгих двенадцать или  пятнад-
цать минут, колеса остановились, и Том, перевалившись через борт, поплыл
в темноте к берегу. Он вылез из воды шагах в  пятидесяти  от  пароходика
чтобы не наткнуться на отставших пассажиров.
   Том бежал по безлюдным переулкам и скоро очутился перед забором  тети
Полли, выходившим на зады. Он перелез через забор, подошел к  пристройке
и заглянул в окно тетиной комнаты, потому что там горел свет. Тетя  Пол-
ли, Сид, Мэри и мать Джо Гарпера сидели и разговаривали. Все они  сидели
около кровати, так что кровать была между ними и дверью. Том подкрался к
двери и начал тихонько поднимать щеколду, потом осторожно нажал на  нее,
и дверь чуть-чуть приотворилась; он  все  толкал  и  толкал  ее  дальше,
вздрагивая каждый раз, когда она скрипела, и  наконец  щель  стала  нас-
только широкой, что он мог проползти в комнату на четвереньках; тогда он
просунул в щель голову и осторожно пополз.
   - Отчего это свечу задувает? - сказала тетя Полли. Том  пополз  быст-
рее. - Должно быть, дверь открылась. Ну да, так и есть. Бог знает что  у
нас творится. Поди, Сид, закрой дверь.
   Том как раз вовремя нырнул под кровать. Некоторое время он отлеживал-
ся, переводя дух, потом подполз совсем близко к тете Полли, так что  мог
бы дотронуться до ее ноги.
   - Ведь я уже вам говорила, - продолжала тетя Полли, - ничего  плохого
в нем не было, - озорник, вот и все. Ну, ветер в голове, рассеян немнож-
ко, знаете ли. С него и спрашивать-то нельзя, все равно что с жеребенка.
Никому он зла не хотел, и сердце у него было золотое... - И  тетя  Полли
заплакала.
   - Вот и мой Джо такой же: вечно чего-нибудь натворит, и в голове одни
проказы, зато добрый, ласковый; а я-то, господи прости, взяла да и выпо-
рола его за эти сливки, а главное - из головы вон, что я сама же их вып-
леснула, потому что они прокисли! И никогда больше я его не увижу,  бед-
ного моего мальчика, никогда, никогда! - И миссис Гарпер  зарыдала  так,
словно сердце у нее разрывалось.
   Миссис Гарпер, всхлипывая, пожелала всем доброй ночи и собралась ухо-
дить. Обе осиротевшие женщины, движимые одним и тем же  чувством,  обня-
лись и, наплакавшись вволю, расстались. Тетя Полли была гораздо ласковее
обыкновенного, прощаясь на ночь с Сидом и Мэри. Сид слегка посапывал,  а
Мэри плакала навзрыд, от всего сердца.
   Потом тетя Полли опустилась на колени и стала молиться  за  Тома  так
трогательно, так тепло, с такой безграничной любовью в дрожащем старчес-
ком голосе и такие находила слова, что Том под кроватью обливался слеза-
ми, слушая, как она дочитывает последнюю молитву.
   После того как тетя Полли улеглась в постель, Тому еще долго пришлось
лежать смирно, потому что она все ворочалась, время  от  времени  что-то
горестно бормоча и вздыхая, и беспокойно металась из стороны в  сторону.
Наконец она затихла и  только  изредка  слегка  стонала  во  сне.  Тогда
мальчик выбрался из-под кровати и, заслонив рукой пламя свечи, стал гля-
деть на спящую. Его сердце было полно жалости к ней. Он достал из карма-
на сверток платановой коры и положил его рядом со свечкой. Но вдруг  ка-
кая-то новая мысль пришла ему в голову, и  он  остановился,  раздумывая.
Его лицо просияло, и, как видно, что-то решив про себя,  он  сунул  кору
обратно в карман. Потом нагнулся, поцеловал сморщенные губы и, ни секун-
ды не медля, на цыпочках вышел из комнаты, опустив за собой щеколду.
   Он пустился в обратный путь к перевозу, где в этот час не было ни ду-
ши, и смело взошел на борт пароходика, зная, что там нет  никого,  кроме
сторожа, да и тот всегда уходит в рубку и спит как  убитый.  Он  отвязал
челнок от кормы, забрался в него и стал осторожно грести против течения.
Немного выше города он начал грести наискось к другому берегу, не  жалея
сил. Он угодил как раз к пристани, потому что дело  это  было  для  него
привычное. Тему очень хотелось захватить челнок в плен, потому  что  его
можно было считать кораблем и, следовательно, законной добычей  пиратов,
однако он знал, что искать его будут везде и, пожалуй, могут  наткнуться
на самих пиратов. И он выбрался на берег и вошел в лес. Там  он  сел  на
траву и долго отдыхал, мучительно силясь побороть сон, а потом через си-
лу побрел к лагерю. Ночь была на исходе. Прежде чем он поравнялся с  от-
мелью, совсем рассвело. Он отдыхал, пока солнце не поднялось высоко и не
позолотило большую реку во всем ее великолепии, и только тогда  вошел  в
воду. Спустя немного времени он уже стоял, весь мокрый, на границе лаге-
ря и слышал, как Джо говорил Геку:
   - Нет, Том не подведет, он непременно вернется, Гек. Он не сбежит. Он
же понимает, что это был бы позор для пирата, и ни за что не  останется,
хотя бы из гордости. Он, верно, чтонибудь затеял. Хотелось бы знать, что
у него на уме.
   - Ну, ладно, его вещи-то теперь, во всяком случае, наши?
   - Вроде того, только не совсем, Гек. В записке сказано, что они наши,
если Том не вернется к завтраку.
   - А он вернулся! - воскликнул Том и, прекрасно разыграв эту  драмати-
ческую сцену, торжественно вступил в лагерь.
   Скоро был подан роскошный завтрак - рыба с грудинкой; и,  как  только
они уселись за еду. Том пустился рассказывать о своих приключениях, без-
божно их прикрашивая. Наслушавшись его, мальчики и сами принялись  зади-
рать нос и хвастать напропалую. После этого  Том  выбрал  себе  тенистый
уголок и залег спать до полудня, а остальные пираты  отправились  ловить
рыб у и исследовать остров.


   ГЛАВА XVI

   После обеда вся шайка отправилась на отмель  за  черепашьими  яйцами.
Мальчики расхаживали по отмели, тыча палками в песок, и,  когда  попада-
лось рыхлое место, опускались на колени и копали  песок  руками.  Иногда
они находили по пятьдесят - шестьдесят яиц в одной ямке. Яйца были  сов-
сем круглые, белые, чуть поменьше грецкого ореха. В этот вечер  мальчики
устроили знатный пир - наелись до отвала яичницы, и в пятницу утром  то-
же. После завтрака они с воплями носились взад и вперед по отмели, гоня-
лись друг за другом, сбрасывая на бегу платье, пока не разделись совсем,
потом побежали далеко в воду, покрывавшую отмель; быстрое течение  то  и
дело сбивало их с ног, но от этого становилось только  веселее.  Они  то
нагибались все разом и начинали плескать друг в друга водой, отворачивая
только лицо, чтобы можно было вздохнуть, то принимались бороться и вози-
лись до тех пор, пока победитель не окунал остальных с головой, и  вдруг
все разом уходили под воду, мелькая на солнце клубком белых рук и ног, а
потом опять всплывали на поверхность, отфыркиваясь, отплевываясь, хохоча
и задыхаясь.
   Выбившись из сил от возни, они вылезали на  берег,  растягивались  на
сухом, горячем песке и зарывались в него, а потом опять бежали к воде, и
все начиналось снова. Вдруг им пришло в  голову,  что  собственная  кожа
вполне сойдет за телесного цвета трико; они очертили на  песке  арену  и
устроили цирк - с тремя клоунами, потому что никто не хотел уступать эту
почетную должность другому.
   Потом они достали шарики и стали играть в них - и играли до тех  пор,
пока и это развлечение не наскучило. После этого Джо с Геком опять пошли
купаться, а Том не захотел, так как  обнаружил,  что,  сбрасывая  штаны,
сбросил вместе с ними и трещотку гремучей змеи, привязанную к  ноге;  он
только подивился, как это его до сих пор не схватила судорога без  этого
чудодейственного амулета. Купаться он не отваживался, пока опять не  на-
шел трещотку, а к этому времени Джо с Геком уже устали и  решили  отдох-
нуть. Мало-помалу они разбрелись в разные стороны, впали в  уныние  и  с
тоской поглядывали за широкую реку - туда,  где  дремал  на  солнце  ма-
ленький городок. Том спохватился, что пишет  на  песке  "Бекки"  большим
пальцем ноги; он стер написанное и рассердился на  себя  за  такую  сла-
бость. Но он не в силах был удержаться и снова написал то же самое;  по-
том опять затер это слово ногой и ушел подальше от  искушения,  собирать
остальных пиратов.
   Однако Джо совсем упал духом, и оживить его было невозможно.  Он  так
соскучился по дому, что не знал, куда деваться от тоски.  Слезы  вот-вот
готовы были хлынуть рекой. Гек тоже приуныл. У Тома  на  сердце  скребли
кошки, но он изо всех сил старался этого не показывать.  У  него  имелся
один секрет, о котором он пока что не хотел говорить, но если это мятеж-
ное настроение не пройдет само собой, то придется открыть им свою тайну.
Он сказал, стараясь казаться как можно веселее:
   - А ведь, должно быть, на этом острове и до нас с вами  жили  пираты.
Мы его опять исследуем. Где-нибудь здесь, наверно, зарыт клад. Вдруг нам
посчастливится откопать полусгнивший сундук, набитый золотом и серебром?
А?
   Но это вызвало лишь слабое оживление, которое угасло, не приведя ни к
чему. Том пустил в ход еще кое-какие соблазны, но и они не имели успеха.
Это был неблагодарный труд. Джо сидел с  очень  мрачным  видом,  ковыряя
палкой песок. Наконец он сказал:
   - А не бросить ли нам все это, ребята? Я хочу домой. Здесь такая ску-
чища.
   - Да нет, Джо, потом тебе станет веселей, - сказал Том. - Ты  подумай
только, какая здесь рыбная ловля!
   - Не хочу я ловить рыбу. Я хочу домой.
   - А купанья такого ты нигде не найдешь.
   - На что мне купанье? И неинтересно даже  купаться,  когда  никто  не
запрещает. Нет, я домой хочу.
   - Ну и проваливай! Сопляк! К маме захотел, значит?
   - Да, вот и захотел к маме! И ты бы захотел, только у тебя ее нет.  И
никакой я не сопляк, не хуже тебя! - И Джо слегка засопел носом.
   - Ладно, давай отпустим этого плаксу домой к мамаше. Верно, Гек? Мла-
денчик, к маме захотел! Ну и пускай его! А тебе тут нравится, Гек? Мы  с
тобой останемся?
   Гек сказал: "Да-а-а", - но без всякого энтузиазма.
   - Больше я с тобой не разговариваю, - сказал Джо, вставая с песка.  -
Вот и все. - Он угрюмо отошел от них в сторону и стал одеваться.
   - Подумаешь! - сказал Том. - Очень мне надо  с  тобой  разговаривать.
Ступай домой, пускай тебя там поднимут на смех.  Нечего  сказать,  хорош
пират! Ну нот, мы с Геком не такие плаксы. Мы с тобой останемся  правда,
Гек? Пускай уходит, если ему надо. И без него обойдемся.
   Однако Тому было не по себе, он забеспокоился, увидев, что Джо одева-
ется с самым мрачным видом. Кроме того, ему было неприятно, что Гек сле-
дит за сборами Джо, храня зловещее молчание. Минуту спустя Джо, не  ска-
зав на прощанье ни слова, побрел вброд к иллинойсскому  берегу.  У  Тома
заныло сердце. Он посмотрел на Гека. Тот не  в  силах  был  вынести  его
взгляд и отвел глаза, потом сказал:
   - Мне тоже хочется домой, Том. Скучно как-то здесь,  а  теперь  будет
еще хуже. Давай тоже уйдем.
   - Не хочу! Можете все уходить, если вам угодно. Я остаюсь.
   - Том, я лучше уйду.
   - Ступай! Кто тебя держит?
   Гек начал собирать разбросанное по песку платье. Он сказал:
   - Том, лучше бы и ты вместе с нами. Ты подумай. Мы тебя  подождем  на
том берегу.
   - Ну и ждите сколько влезет!
   Гек уныло поплелся прочь, а Том стоял и глядел  ему  вслед,  чувствуя
сильное искушение махнуть рукой на свою гордость и тоже уйти с ними.  Он
надеялся, что мальчики остановятся, но они медленно брели по мелкой  во-
де. И Том сразу почувствовал, как без них стало одиноко. Еще немного,  и
гордость его была сломлена, - он бросился бежать за своими друзьями, во-
пя:
   - Погодите! Послушайте, что я вам скажу!
   Они сразу остановились и обернулись к Тому. Добежав до них, он открыл
им свою тайну, а они хмуро слушали, пока не поняли, в чем штука, а когда
поняли, то радостно завопили, что это "здорово" и что если б он сразу им
сказал, они бы ни за что не ушли.
   Том тут же придумал что-то себе в оправдание, на самом же деле он бо-
ялся, что даже его тайна не удержит их надолго, и приберегал ее напосле-
док.
   Они вернулись на остров веселые и опять принялись за игры, болтая на-
перебой  об  удивительной  выдумке  Тома  и  восторгаясь  его  изобрета-
тельностью. После роскошного обеда из яичницы и рыбы  Том  объявил,  что
теперь он, пожалуй, поучился бы курить. И Джо воспламенился этой  мыслью
и сказал, что ему тоже хотелось бы попробовать. Гек сделал им  трубки  и
набил табаком. Оба новичка не курили до сих пор ничего, кроме  виноград-
ных листьев, от которых только щипало язык, да это и не считалось насто-
ящим куревом.
   Они развалились на земле, опираясь  на  локти,  и  начали  попыхивать
трубками, очень осторожно и не без опаски. Дым был неприятного  вкуса  и
застревал в горле, но Том сказал:
   - Да это совсем легко! Если б я знал, что это так просто, я бы  давно
выучился.
   - И я тоже, - подтвердил Джо. - Ничего не стоит.
   - Сколько раз я видел, как другие курят, вот бы, думаю, и мне тоже, -
сказал Том, - только я не знал, что смогу.
   - Вот и я тоже, правда, Гек? Сколько раз я при тебе это  самое  гово-
рил, ты ведь слышал, Гек? Вот Гек скажет, говорил я или нет.
   - Ну да, сколько раз, - подтвердил Гек.
   - И я тоже, - сказал Том, - тысячу раз говорил. Один раз около бойни.
Помнишь, Гек? Еще тогда были с нами Боб Таннер,  Джонни  Миллер  и  Джеф
Тэтчер. Ты ведь помнишь, Гек, я это говорил?
   - Ну да, еще бы, - сказал Гек. - Это было в тот самый день,  когда  я
потерял белый шарик. Нет, не в тот день, а накануне.
   - Ага, что я тебе говорил, - сказал Том. - Вот и Гек тоже помнит.
   - Мне кажется, я бы мог целый день курить трубку, - сказал Джо. -  Ни
капельки не тошнит.
   - И меня тоже ни капельки, - сказал Том. -  Я  бы  мог  курить  целый
день. А вот Джеф Тэтчер, наверно, не мог бы.
   - Джеф Тэтчер! Да он от двух затяжек под стол свалится. Пускай попро-
бует хоть один раз. Где ему!
   - Ну конечно. И Джонни Миллер тоже, - хотел бы я посмотреть,  как  он
за это примется!
   - Еще бы, я тоже! - сказал Джо. - Куда твой  Джонни  Миллер  годится!
Его от одной затяжки совсем свернет.
   - Ну да, свернет. А хотелось бы мне, чтобы ребята  на  нас  поглядели
теперь.
   - И мне тоже.
   - Вот что, друзья, мы никому ничего не скажем,  а  как-нибудь,  когда
они все соберутся, я подойду к тебе  и  скажу:  "Джо,  трубка  с  тобой?
Что-то захотелось покурить". А ты ответишь так, между прочим, будто  это
ровно ничего не значит: "Да, старая трубка  со  мной,  и  запасная  тоже
есть, только табак неважный". А я скажу: "Это ничего, лишь бы  был  пок-
репче". А ты достанешь обе трубки, и мы с тобой закурим как ни в чем  не
бывало, - то-то они удивятся!
   - Ей-богу, вот будет здорово! Жалко, что сейчас они нас не видят!
   - Еще бы не жалко! А когда мы скажем, что выучились курить, когда бы-
ли пиратами, небось позавидуют, что не были с нами?
   - Конечно, позавидуют! Да еще как!
   И разговор продолжался. Но скоро он стал каким-то вялым и бессвязным.
Паузы удлинились, курильщики стали сплевывать что-то уж очень часто.  За
щеками у них образовались как будто фонтаны; под языком было  сущее  на-
воднение, только успевай откачивать; заливало даже и в  горло,  несмотря
на все старания, и все время подкатывала тошнота. Оба мальчика побледне-
ли, и вид у них был самый жалкий. Трубка выпала  из  ослабевших  пальцев
Джо Гарпера. То же самое случилось и с Томом. Оба фонтана работали  вов-
сю, так что насосы едва поспевали откачивать. Джо сказал слабым голосом:
   - Я потерял ножик. Пойти, что ли, поискать?
   Том, заикаясь, едва выговорил дрожащими губами:
   - Я тебе помогу. Ты ступай вон в ту сторону, а я поищу  около  ручья.
Нет, ты с нами не ходи, Гек, мы и без тебя найдем.
   Гек опять уселся и поджидал их около часа. Потом соскучился  и  пошел
разыскивать своих друзей. Он нашел их в чаще леса, очень далеко друг  от
друга. И тот и другой крепко спали и были очень бледны. Однако он  дога-
дался почему-то, что если с ними и случилась какая-нибудь  неприятность,
то теперь все уже прошло.
   За ужином в тот вечер они были очень неразговорчивы. Они совсем прис-
мирели, и, когда Гек набил себе после ужина трубку и собирался набить  и
для них, они сказали, что не надо, они что-то неважно себя чувствуют,  -
должно быть, съели за обедом что-нибудь лишнее.
   Около полуночи Джо проснулся и разбудил остальных. В воздухе чувство-
валась какая-то гнетущая тяжесть; она  не  предвещала  ничего  хорошего.
Мальчики все теснее жались к гостеприимному огню, хотя в воздухе  стояла
такая духота, что нечем было дышать. Примолкнув, они сидели в  напряжен-
ном ожидании. Все, чего не мог осветить костер, поглощала  черная  тьма.
Вдруг дрожащая вспышка на один миг слабо осветила листву и  погасла.  За
ней блеснула другая, немножечко ярче. Потом  еще  одна.  Потом  негромко
вздохнули и словно застонали верхушки деревьев; мальчики  ощутили  мимо-
летное дыхание на своих щеках и вздрогнули, вообразив, что это  пролетел
мимо дух ночи. Все стихло. Вдруг неестественно яркая вспышка осветила их
бледные, испуганные лица и превратила ночь в день, так что  стала  видна
каждая тоненькая травинка у них под ногами. Глухо зарокотал гром, прока-
тился по всему небу сверху вниз и затерялся где-то в отдалении,  сердито
ворча. Струя холодного воздуха обдала мальчиков, зашелестела  листвой  и
засыпала хлопьями золы землю вокруг костра. Еще одна резкая вспышка мол-
нии осветила весь лес, и сразу раздался такой грохот,  что  вершины  де-
ревьев словно раскололись у мальчиков над головой. Они в  страхе  жались
друг к другу среди непроглядного мрака. Первые крупные капли дождя  заш-
лепали по листьям.
   - Живей, ребята, под навес! - крикнул Том.
   Они вскочили и побежали все в разные стороны, спотыкаясь в темноте  о
корни деревьев и путаясь в диком винограде. Ослепительно  сверкала  мол-
ния, грохотали раскаты грома. И вдруг хлынул проливной дождь, и  подняв-
шийся ураган погнал его по земле полосой. Мальчики что-то  кричали  друг
другу, но рев ветра и раскаты грома совсем заглушали их голоса.  Наконец
один за другим они добрались до навеса и забились под него, озябшие, пе-
репуганные и мокрые хоть выжми; но и то уже казалось им хорошо, что  они
терпят беду все вместе. Старый парус хлопал так яростно, что  разговари-
вать было нельзя, даже если б им удалось перекричать  все  другие  шумы.
Гроза бушевала все сильней и сильней, и вдруг парус  сорвался,  и  порыв
ветра унес его прочь. Мальчики схватились за руки и побежали, то и  дело
спотыкаясь и набивая себе шишки, под большой дуб на берегу реки.  Теперь
гроза была в полном разгаре. В беспрерывном сверкании  молний,  загорав-
шихся в небе, все на земле становилось видно отчетливо, резко и без  те-
ней: гнущиеся деревья, волны на реке и белые гребни на них, летящие хло-
пья пены, смутные очертания высоких утесов на том  берегу,  едва  видные
сквозь бегущие тучи и пелену косого дождя. Чуть  не  каждую  минуту  ка-
кое-нибудь гигантское дерево, не выдержав напора бури, с  треском  руши-
лось, ломая молодую поросль, а непрерывные раскаты грома грохотали,  как
взрывы, сильно, оглушительно и так страшно, что  сказать  нельзя.  Гроза
разыгралась и грянула с такой силой,  что,  казалось,  вот-вот  разнесет
остров вдребезги, сожжет его, зальет до верхушек деревьев, снесет ветром
и оглушит каждое живое существо на нем, - и все это в одно и то же мгно-
вение. Страшно было в такую ночь оставаться под открытым небом.
   Но в конце концов битва кончилась, войска отступили, угрожающе  ворча
и громыхая в отдалении, и на земле снова воцарился мир. Мальчики  верну-
лись в лагерь, сильно напуганные; оказалось, что большой платан, под ко-
торым они устроили себе постели, лежал  вдребезги  разбитый  молнией,  и
мальчики радовались, что их не было под деревом, когда оно рухнуло.
   Все в лагере было  залито  водой,  и  костер  тоже,  потому  что,  по
свойственной их возрасту беспечности, мальчики и не подумали  чем-нибудь
прикрыть огонь от дождя. Было от чего прийти в отчаяние, так они промок-
ли и озябли. Они красноречиво выражали свое горе; но скоро обнаружилось,
что огонь ушел далеко под большое бревно, в том месте, где оно приподни-
малось, отделившись от земли, и от дождя укрылась тлеющая полоска в  ла-
донь шириной. Мальчики терпеливо раздували огонь и подкладывали щепки  и
кору, доставая их из-под сухих снизу бревен, пока костер  не  разгорелся
снова. Тогда они навалили сверху толстых сучьев, пламя заревело,  как  в
горне, и мальчики опять повеселели. Они высушили вареный окорок  и  нае-
лись досыта, а потом до самого рассвета сидели  у  костра,  хвастаясь  и
приукрашивая ночное происшествие, потому что спать все равно было  негде
- ни одного сухого местечка кругом.
   Как только первые лучи солнца прокрались сквозь ветви, мальчиков ста-
ло клонить ко сну, они отправились на отмель и улеглись там. Мало-помалу
начало припекать солнце, и они нехотя поднялись и стали  готовить  завт-
рак. После еды они раскисли, едва двигались, и им опять  захотелось  до-
мой.
   Том это заметил и принялся развлекать пиратов чем только мог.  Но  их
не прельщали ни шарики, ни цирк, ни купанье, ничто на свете. Он напомнил
им про важный секрет, и это вызвало проблеск радости. Пока этот проблеск
не угас, Том успел заинтересовать их новой выдумкой.  Он  решил  бросить
пока игру в пиратов и для разнообразия сделаться индейцами: Им эта мысль
понравилась - и вот, не долго думая, все они разделись  догола,  вымаза-
лись с ног до головы полосами грязи, точно зебры, и помчались  по  лесу,
собираясь напасть на английских поселенцев. Все они, конечно, были  вож-
ди.
   Потом они разбились на три враждебных племени  и  бросались  друг  на
друга из засады со страшными криками, убивая врагов и снимая скальпы ты-
сячами. День выдался кровопролитный и, значит, очень удачный.
   Они собрались в лагере к ужину, голодные и веселые, но  тут  возникло
затруднение: враждебные племена не могли оказывать друг другу  гостепри-
имство, не заключив между собой перемирия, а заключать его  было  просто
невозможно, не выкурив трубки мира. Никакого другого пути они просто  не
знали. Двое индейцев пожалели даже, что не остались пиратами. Однако де-
лать было нечего, и потому, прикинувшись, будто им это  очень  нравится,
они потребовали трубку и стали затягиваться по очереди, как  полагается,
передавая ее друг другу.
   В конце концов они даже порадовались, что стали индейцами, потому что
это их кое-чему научило: оказалось, что теперь они могут  курить  понем-
ножку, не уходя искать потерянный ножик, - их тошнило гораздо  меньше  и
до больших неприятностей дело не доходило. Как же  было  упустить  такую
великолепную возможность, не приложив никаких стараний. Нет, после ужина
они опять попробовали курить, и с большим успехом, так что вечер  прошел
очень хорошо. Они так гордились и радовались своему  новому  достижению,
будто сняли скальпы и содрали кожу с шести племен. А теперь мы их  оста-
вим курить, болтать и хвастаться, так как можем пока обойтись и без них.


   ГЛАВА XVII

   Зато никто во всем городке не веселился в этот тихий субботний вечер.
Семейство тети Полли и все Гарперы облачились в траур, заливаясь слезами
неутешного горя. В городе стояла необычайная тишина,  хотя,  сказать  по
правде, в нем и всегда было довольно тихо.  Горожане  занимались  своими
делами с каким-то рассеянным видом и почти не разговаривали между собой,
зато очень часто вздыхали. Для детей  субботний  отдых  оказался  тяжким
бременем. Им совсем не хотелось играть и веселиться, и мало-помалу  вся-
кие игры были брошены.
   К концу дня Бекки Тэтчер забрела  на  опустевший  школьный  двор,  не
зная, куда деваться от тоски. Но там не нашлось ничего такого, что могло
бы ее утешить. Она стала разговаривать сама с собой:
   - Ах, если б у меня была теперь хоть та медная шишечка! Но у меня ни-
чего не осталось на память о нем! - И она проглотила подступившие слезы.
   Потом, остановившись, она сказала себе:
   - Это было как раз вот здесь. Если бы все  повторилось  снова,  я  бы
этого не сказала, ни за что на свете не сказала бы. Но его  уже  нет;  я
никогда, никогда, никогда больше его не увижу.
   Эта мысль окончательно расстроила Бекки, и она побрела прочь, залива-
ясь горючими слезами. Потом подошла кучка мальчиков и девочек -  товари-
щей Тома и Джо; они остановились у забора и стали глядеть во двор,  раз-
говаривая благоговейным шепотом насчет того, где они в последний раз ви-
дели Тома, и как он тогда сделал то-то и то-то, и  как  Джо  сказал  та-
кие-то и такие-то слова (по-видимому, ничего не значившие, но предвещав-
шие беду, как все теперь понимали), - и каждый из  говоривших  показывал
то самое место, где стояли тогда погибшие, прибавляя что-нибудь вроде: а
я стоял вот тут, как раз где сейчас стою, а он совсем  рядом  -  где  ты
стоишь, а он улыбнулся вот так - и у меня мурашки по спине вдруг побежа-
ли, до того страшно стало, - а я тогда, конечно, не  понял,  к  чему  бы
это, зато теперь понимаю.
   Потом заспорили насчет того, кто последний видел мальчиков живыми,  и
многие претендовали на это печальное отличие и давали  показания,  более
или менее опровергаемые свидетелями; и когда было окончательно  установ-
лено, кто последним видел погибших и говорил с ними, то эти счастливчики
сразу почувствовали себя возведенными в высокий  сан,  а  все  остальные
глазели на них и завидовали. Один бедняга, который не  мог  похвастаться
ничем другим, сказал, явно гордясь таким воспоминанием:
   - А меня Том Сойер здорово поколотил один раз!
   Но эта претензия прославиться не имела никакого успеха. Почти  каждый
из мальчиков мог сказать про себя то же самое, так что это отличие ниче-
го не стоило. Дети пошли дальше, благоговейно обмениваясь воспоминаниями
о погибших героях.
   На следующее утро, когда занятия в воскресной школе окончились,  заз-
вонил колокол, но не так весело, как обычно, а мерно  и  уныло.  Воскре-
сенье выдалось очень тихое, и печальный звук колокола очень  подходил  к
настроению тихой грусти, разлитой в природе. Горожане начали  собираться
в церкви, задерживаясь на минутку на паперти, чтобы побеседовать шепотом
о печальном событии. Но в самой церкви никто не шептался; тишину наруша-
ло только шуршанье траурных платьев, когда женщины пробирались  к  своим
местам. Никто не мог припомнить, чтобы маленькая церковь была  когда-ни-
будь так полна. Наступила наконец полная ожидания, напряженная тишина, и
тут вошли тетя Полли с Сидом и Мэри, а за ними семейство Гарперов в глу-
боком трауре; и все прихожане, даже сам старенький  проповедник,  почти-
тельно поднялись им навстречу и стояли все время, пока родственники  по-
гибших не заняли места на передней скамье. Снова наступила  проникновен-
ная тишина, прерываемая время от времени глухими рыданиями, а потом пас-
тор начал читать молитву, простирая вперед  руки.  Пропели  трогательный
гимн, за которым последовал текст: "Я есмь Воскресение и Жизнь".
   Затем началась проповедь, и пастор изобразил такими  красками  досто-
инства, привлекательные манеры и редкие дарования погибших,  что  каждый
из прихожан, созерцая их портреты, ощутил угрызения совести при воспоми-
нании о том, что всегда был несправедлив к бедным мальчикам и всегда ви-
дел в них одни только пороки и недостатки. Проповедник рассказал,  кроме
того, несколько трогательных случаев из жизни покойных, которые рисовали
их кроткие, благородные характеры с самой лучшей стороны, и тут все уви-
дели, какие это были замечательные, достойные восхищения поступки,  и  с
прискорбием душевным припомнили, что в то время эти поступки всем  каза-
лись просто возмутительным озорством, заслуживающим хорошего ремня. При-
хожане проявляли все больше и больше волнения, по мере того  как  длился
трогательный рассказ, и наконец вся паства не выдержала и присоединилась
горько рыдающим хором к плачущим родственникам, и даже  сам  проповедник
был не в силах сдержать своих чувств и прослезился на кафедре.
   На хорах послышался какой-то шум, но никто не обратил на  это  внима-
ния; минутой позже скрипнула входная дверь; проповедник отнял платок  от
мокрых глаз и словно окаменел. Сначала одна пара глаз, потом другая пос-
ледовала за взглядом проповедника, и вдруг чуть не все  прихожане  разом
поднялись со своих мест, глядя  в  остолбенении  на  трех  утопленников,
шествовавших по проходу: Том шел впереди, за ним Джо, а сзади всех,  ви-
димо робея, плелся оборванец Гек, весь в  лохмотьях.  Они  прятались  на
пустых хорах, слушая надгробную проповедь о самих себе.
   Тетя Полли, Мэри и все Гарперы бросились обнимать своих  спасенных  и
чуть не задушили их поцелуями, воссылая благодарение богу, а бедный  Гек
стоял совсем растерявшись и чувствовал себя очень неловко, не зная,  что
делать и куда деваться от неприязненных взглядов. Он  нерешительно  дви-
нулся к дверям, намереваясь улизнуть, но Том схватил его за руку и  ска-
зал:
   - Тетя Полли, это нехорошо. Надо, чтобы и Геку кто-нибудь  обрадовал-
ся.
   - Ну, само собой разумеется. Я-то ему рада, бедному сиротке!
   И если от чего-нибудь Гек мог сконфузиться еще сильнее,  чем  до  сих
пор, то единственно от ласкового внимания тети Полли, которое она начала
ему расточать.
   Вдруг проповедник воскликнул громким голосом:
   - Восхвалим господа, подателя всех благ. Пойте! И пойте от всей души!
   И все прихожане запели. Торжественно звучал старинный хорал, сотрясая
своды церкви, а пират Том Сойер, оглядываясь на завидовавших ему  юнцов,
не мог не сознаться самому себе, что это лучшая минута его жизни.
   Выходя толпой из церкви, "обманутые" прихожане говорили  друг  другу,
что согласились бы, чтобы их провели еще раз, лишь бы опять услышать та-
кое прочувствованное пение старого благодарственного гимна.
   Том получил столько подзатыльников и поцелуев за этот день, смотря по
настроению тети Полли, сколько прежде не получал за целый год; он и  сам
бы не мог сказать, в чем больше выражалась любовь к нему и благодарность
богу - в подзатыльниках или в поцелуях.


   ГЛАВА XVIII

   Это и была великая тайна Тома - он задумал вернуться домой  вместе  с
братьями пиратами и присутствовать на собственных похоронах. В  субботу,
когда уже смеркалось, они переправились на бревне к миссурийскому  бере-
гу, выбрались на сушу в пяти-шести милях ниже городка, ночевали в  лесу,
а перед рассветом пробрались к церкви окольной дорогой  по  переулкам  и
легли досыпать на хорах среди хаоса поломанных скамеек.
   В понедельник утром, за завтраком, и тетя Полли  и  Мэри  были  очень
ласковы с Томом и ухаживали за ним наперебой. Разговорам не было  конца.
Посреди разговора тетя Полли сказала:
   - Ну хорошо, Том, я понимаю, вам было весело мучить всех чуть не  це-
лую неделю; но как у тебя хватило жестокости шутки ради мучить  и  меня?
Если вы сумели приплыть на бревне на собственные похороны, то,  наверно,
можно было бы какнибудь хоть намекнуть мне, что ты  не  умер,  а  только
сбежал из дому.
   - Да, это ты мог бы сделать, Том, - сказала Мэри, - мне  кажется,  ты
просто забыл об этом, а то так бы и сделал.
   - Это правда, Том? - спросила тетя Полли, и ее лицо осветилось надеж-
дой. - Скажи мне, сделал бы ты это, если бы не забыл?
   - Я... право, я не знаю. Это все испортило бы.
   - Том, я надеялась, что ты меня любишь хоть немножко, - сказала  тетя
Полли таким расстроенным голосом, что Том растерялся. - Хоть бы  подумал
обо мне, все-таки это лучше, чем ничего.
   - Ну, тетечка, что же тут плохого? - заступилась Мэри. - Это он прос-
то по рассеянности; он вечно торопится и оттого ни о чем не помнит.
   - Очень жаль, если так. А вот Сид вспомнил бы. Переправился бы сюда и
сказал бы мне. Смотри, Том, вспомнишь какнибудь и  пожалеешь,  что  мало
думал обо мне, когда это ничего тебе не стоило, да уж будет поздно.
   - Тетечка, ведь вы же знаете, что я вас люблю.
   - Может, и знала бы, если бы ты хоть чем-нибудь это доказал.
   - Теперь я жалею, что не подумал об этом, - сказал Том с раскаянием в
голосе, - зато я вас видел во сне. Все-таки хоть что-нибудь, правда?
   - Не бог весть что - сны и кошка может видеть, -  но  всетаки  лучше,
чем ничего. Что же тебе снилось?
   - Ну вот, в среду ночью мне приснилось, будто бы вы сидите  вот  тут,
возле кровати, а Сид около ящика с дровами, а Мэри с ним рядом.
   - Верно, так мы и сидели. Мы всегда так сидим.  Очень  рада,  что  ты
хоть во сне о нас думал.
   - И будто бы мать Джо Гарпера тоже с вами.
   - Верно, и она тут была! А еще что тебе снилось?
   - Да много разного. Только теперь все как-то спуталось.
   - Ну постарайся вспомнить - неужели не можешь?
   - Будто бы ветер... Будто бы ветер задул... задул...
   - Ну, думай, Том! Ветер что-то задул! Ну!
   Том приставил палец ко лбу в тревожном раздумье и минуту спустя  ска-
зал:
   - Теперь вспомнил! Вспомнил! Ветер задул свечу!
   - Господи помилуй! Дальше, Том, дальше!
   - И будто бы вы сказали: "Что-то мне кажется, будто дверь... "
   - Дальше, Том!
   - Дайте мне подумать минутку, одну минутку... Ах да! Вы сказали,  что
вам кажется, будто дверь отворилась.
   - Верно, как то, что я сейчас тут сижу! Ведь правда, Мэри, я это  го-
ворила? Дальше!
   - А потом... а потом... наверно не помню, но как будто вы послали Си-
да и велели...
   - Ну? Ну? Что я ему велела, Том? Что я ему велела?
   - Велели ему... Ах, да! Вы велели ему закрыть дверь.
   - Ну вот, ей-богу, никогда в жизни ничего подобного не слыхивала. Вот
и говорите после этого, что сны ничего не значат.  Надо  сию  же  минуту
рассказать про это Сирини Гарпер. Пусть говорит, что хочет, насчет пред-
рассудков, теперь ей не отвертеться. Дальше, Том!
   - Ну, теперь-то я все до капельки припомнил. Потом вы сказали, что  я
вовсе не такой плохой, а только озорник и рассеянный, и спрашивать с ме-
ня все равно что... уж не помню, с жеребенка, что ли.
   - Так оно и было! Ах, боже милостивый! Дальше, Том!
   - А потом вы заплакали.
   - Да, да. Заплакала. Да и не в первый раз. А потом...
   - Потом миссис Гарпер тоже заплакала и сказала, что Джо  у  нее  тоже
такой и что она жалеет теперь, что отстегала его за сливки,  когда  сама
же их выплеснула...
   - Том! Дух святой снизошел на тебя! Ты видел пророческий сон, вот что
с тобой было! Ну, что же дальше, Том?
   - А потом Сид сказал... он сказал...
   - Я, кажется, ничего не говорил, - заметил Сид.
   - Нет, ты говорил, Сид, - сказала Мэри.
   - Замолчите вы, пускай Том говорит! Ну так что же он сказал, Том?
   - Он сказал... кажется, он сказал, что мне  там  гораздо  лучше,  чем
здесь, но все-таки, если бы я себя вел по-другому...
   - Ну вот, вы слышите? Эти самые слова он и сказал!
   - А вы ему велели замолчать.
   - Ну да, велела! Верно, ангел божий был с нами в комнате!  Где-нибудь
тут был ангел!
   - А миссис Гарпер рассказала, как Джо напугал ее пистоном, а вы расс-
казали про кота и про лекарство...
   - Истинная правда!
   - А потом много было разговоров насчет того, что нас хотят  искать  в
реке и что похороны будут в воскресенье, а потом вы с миссис Гарпер  об-
нялись и заплакали, а потом она ушла.
   - Все так и было! Все так и было! И так же верно, как то, что я здесь
сижу. Том, ты не мог бы рассказать это лучше, даже  если  бы  видел  все
своими собственными глазами! А потом что? И у, Том?
   - Потом вы стали молиться за меня - я видел, как вы молились, и  слы-
шал каждое слово. А потом вы легли спать, а мне стало вас жалко, и я на-
писал на куске коры: "Мы не утонули - мы только сделались  пиратами",  и
положил кору на стол около свечки; а потом будто бы вы уснули, и лицо  у
вас было такое доброе во сне, что я будто бы подошел, наклонился и поце-
ловал вас в губы.
   - Да что ты, Том, неужели! Я бы тебе все за это  простила!  -  И  она
схватила и крепко прижала к себе мальчика, отчего он  почувствовал  себя
последним из негодяев.
   - Очень хорошо с его стороны, хотя это был всего-навсего сон, -  ска-
зал Сид про себя, но довольно слышно.
   - Замолчи, Сид! Во сне человек ведет себя точно так же, как вел бы  и
наяву. Вот тебе самое большое яблоко, Том, я его берегла на всякий  слу-
чай, если ты когда-нибудь найдешься; а теперь ступай в школу. Слава гос-
поду богу, отцу нашему небесному за то, что он вернул мне тебя,  за  его
долготерпение и милосердие ко всем, кто в него верит и соблюдает его за-
поведи, и ко мне тоже, хоть я и недостойна: но если бы одни только  дос-
тойные пользовались его милостями и помощью в трудную минуту, то  немно-
гие знали бы, что такое радость на земле и вечный покой на небе.  А  те-
перь убирайтесь отсюда, Сид, Мэри, Том, - да поживей. Надоели вы мне!
   Дети ушли в школу, а тетя Полли отправилась навестить миссис Гарпер с
целью побороть ее неверие удивительным сном Тома. Уходя  из  дому,  Сид,
однако, остерегся и не высказал вслух ту мысль, которая была у  него  на
уме. Вот что он думал: "Что-то уж очень чудно - запомнил  такой  длинный
сон и ни разу ни в чем не ошибся! "
   Каким героем чувствовал себя Том! Он не скакал и не прыгал, а  высту-
пал не спеша и с достоинством, как подобает пирату, который  знает,  что
на него устремлены глаза всего общества. И действительно,  все  на  него
глядели. Он старался делать вид, будто не замечает  обращенных  на  него
взглядов и не слышит, что про него говорят, когда он проходит мимо, зато
про себя упивался этим. Малыши бегали за ним хвостом  и  гордились  тем,
что их видят вместе с ним, а он их не гонит от  себя:  для  них  он  был
чем-то вроде барабанщика во главе процессии или слона во главе входящего
в город зверинца. Его ровесники делали вид, будто  он  вовсе  никуда  не
убегал, и все-таки их терзала зависть. Они отдали бы все на свете за та-
кой темный загар и за такую громкую славу, а Том не расстался  бы  ни  с
тем, ни с другим, даже если бы ему предложили взамен стать хозяином цир-
ка.
   В школе все дети так носились и с ним и с Джо Гарпером и смотрели  на
них такими восторженными глазами, что оба героя в самом  скором  времени
заважничали невыносимо. Они начали рассказывать свои приключения сгорав-
шим от любопытства слушателям, - но только начали:  не  такая  это  была
вещь, чтобы скоро кончить, когда неистощимая фантазия  подавала  им  все
новый и новый материал. А когда, наконец, Том и  Джо  достали  трубки  и
принялись преспокойно попыхивать, их слава поднялась на недосягаемую вы-
соту.
   Том решил, что теперь он может не обращать на Бекки  Тэтчер  никакого
внимания и обойтись без нее. Достаточно ему одной славы. Он  будет  жить
для славы. Теперь, когда он так отличился, Бекки,  может  быть,  захочет
помириться с ним. Что ж, пускай, - она увидит, что он  тоже  умеет  быть
равнодушным, как некоторые другие. Скоро пришла и Бекки. Том  притворил-
ся, будто не видит ее. Он подошел к кучке мальчиков и девочек и завел  с
ними разговор. Он заметил, что Бекки, вся раскрасневшаяся, блестя глаза-
ми, весело бегает взад и вперед, притворяясь, будто гоняется за подруга-
ми, и вскрикивая от радости, когда поймает кого-нибудь: однако он  заме-
тил, что если она кого-нибудь ловит, то всегда рядом с  ним,  а  поймав,
непременно поглядит на него украдкой. Это очень польстило его тщеславию,
и Том еще сильнее заупрямился, вместо того чтобы сдаться. Он решил ни за
что не уступать, понимая, чего хочется Бекки. Теперь она  перестала  бе-
гать и нерешительно прохаживалась неподалеку, с грустью  поглядывая  ук-
радкой на Тома, и даже вздохнула раза два. Потом она заметила,  что  Том
больше разговаривает с Эми Лоуренс, чем с другими. Сердце у нее  заныло,
она встревожилась, и ей стало не по себе. Она хотела отойти подальше,  а
вместо того непослушные ноги несли ее все ближе и ближе  к  той  группе,
где был Том. Она заговорила с одной девочкой, которая стояла рядом с То-
мом:
   - Ах, Мэри Остин! Гадкая девчонка, почему ты  не  была  в  воскресной
школе?
   - Я была, как же ты меня не видела?
   - Разве ты была? Где ты сидела?
   - В классе мисс Питере; там же, где и всегда. Я тебя видела.
   - Неужели? Странно, как это я тебя не заметила. Мне хотелось  погово-
рить с тобой о пикнике.
   - Вот хорошо! А кто его устраивает?
   - Моя мама.
   - Как это мило! А меня она пригласит?
   - Конечно, пригласит. Ведь пикник для меня. Она позовет всех, кого  я
захочу, а тебя я непременно хочу позвать.
   - Я так рада. А когда это будет?
   - Очень скоро. Может быть, на каникулах.
   - Вот будет весело! Ты пригласишь всех мальчиков и девочек?
   - Да, всех моих друзей... или тех, кто хочет со мной дружить. - И она
украдкой посмотрела на Тома, но он в эту минуту рассказывал Эми  Лоуренс
про грозу на острове и про то, как молния разбила большой платан "в мел-
кие щепки", когда он стоял "всего в трех шагах"...
   - А мне можно прийти? - спросила Грэси Миллер.
   - Да.
   - А мне? - спросила Салли Роджерс.
   - Да.
   - И мне тоже можно? - спросила Сюзи Гарпер. - И Джо?
   - Да.
   И все, кроме Тома и Эми, один за другим, радостно  хлопая  в  ладоши,
напросились на приглашение. Тогда Том спокойно повернулся к Бекки спиной
и, продолжая разговаривать, увел с собой Эми Лоуренс. У Бекки  задрожали
губы и слезы навернулись на глаза; она постаралась это скрыть, притворя-
ясь веселой, и продолжала болтать по-прежнему, но пикник потерял для нее
всякую прелесть, как и все остальное на свете; она постаралась  поскорее
уйти и спряталась, чтобы выплакаться всласть,  как  принято  говорить  у
прекрасного пола. Она сидела одна до самого звонка, не желая показывать,
как уязвлена ее гордость. Потом  встала,  тряхнула  длинными  косами  и,
мстительно сверкнув глазами, сказала себе, что теперь знает, что ей  де-
лать.
   На перемене Том продолжал ухаживать за Эми, веселый и очень довольный
собой. Однако он все время старался разыскать Бекки и нанести ей удар  в
самое сердце своим поведением. Наконец он ее увидел,  и  его  настроение
сразу упало. Она сидела в уютном уголке за школьным домом на одной  ска-
меечке с Альфредом Темплом и разглядывала с ним картинки в книжке, скло-
нившись над страницей голова к голове. Оба они были  так  увлечены  этим
занятием, что, казалось, вовсе не замечали, что делается на свете.  Рев-
ность огнем пробежала по жилам Тома. Он разозлился на самого себя за то,
что упустил случай помириться с Бекки, когда она первая подошла к  нему.
Он ругал себя дураком и всеми бранными словами, какие  только  приходили
ему в голову. Он чуть не заплакал с досады. Эми болтала без  умолку,  не
помня себя от радости, а у Тома язык точно прилип к гортани. Он не  слы-
шал того, что говорила ему Эми, а когда она взглядывала на него,  ожидая
ответа, он бормотал бог знает что, часто даже и невпопад. Его все тянуло
за школьный дом, хотя эта возмутительная картина растравляла  ему  душу.
Он не мог с собой справиться. И его просто бесило, что  Бекки,  как  ему
казалось, даже не замечает его существования. Однако она все видела, от-
лично понимала, что победа на ее стороне, и была очень рада, что он  те-
перь страдает так же, как раньше страдала она.
   Веселая болтовня Эми сделалась для него  невыносимой.  Том  намекнул,
что у него есть важное дело и что ему надо спешить. Но все было напрасно
- девочка трещала по-прежнему. Том подумал: "Ах ты господи,  неужели  от
нее никак не отвяжешься?" Наконец он прямо сказал, что ему надо уйти  по
делу, а она простодушно ответила, что подождет его "где-нибудь тут" пос-
ле уроков. И он поскорей убежал, чуть не возненавидев ее за это.
   "Кто угодно, только бы не этот мальчишка! - думал Том, скрежеща зуба-
ми. - Кто угодно в городе, только не этот франт из  Сент-Луи.  Туда  же,
воображает, что он аристократ, оттого что одет с  иголочки!  Ну  погоди,
любезный, я тебя поколотил в первый же день и еще поколочу!  Дай  только
добраться! Вот как возьму да... "
   И Том принялся колотить воображаемого врага - лупил по воздуху  кула-
ками, замахивался и лягался. "Ах, ты вот как? Проси  сейчас  же  пощады!
Ну, так тебе и надо, вперед наука! " И воображаемое побоище  закончилось
к полному его удовольствию.
   Том сбежал домой в большую перемену. Совесть не позволяла ему  больше
смотреть на простодушную радость Эми, а ревность стала невыносимой. Бек-
ки опять села рассматривать картинки вместе с Альфредом, но  время  шло,
Том больше не появлялся и мучить было некого, и потому ее торжество поб-
лекло и потеряло дня нее всякий интерес; явилась рассеянность, скука,  а
там и тоска; два-три раза она настораживалась, прислушиваясь  к  чьим-то
шагам, но это была ложная надежда - Том все  не  приходил.  Наконец  она
совсем приуныла и начала жалеть, что завела  дело  так  далеко.  Бедняга
Альфред, который видел, что ей с ним скучно, хотя и не  понимал  почему,
все не унимался:
   - Глядите, какая картинка! А эта еще лучше!
   Наконец Бекки не выдержала:
   - Ах, отстаньте, пожалуйста! Не нужны мне ваши картинки! - Она  расп-
лакалась, вскочила и убежала от него.
   Альфред поплелся за ней и собирался было пристать  с  утешениями,  но
она сказала:
   - Да уйдите же, оставьте меня в покое! Я вас терпеть не могу!
   И мальчик растерянно остановился, не понимая, что же он  такого  сде-
лал, когда она сама сказала, что будет всю большую перемену  смотреть  с
ним картинки, а теперь с плачем убежала от него. Альфред, не зная, что и
думать, побрел обратно в пустую школу. Он рассердился и обиделся.  Доко-
паться до правды было нетрудно: Бекки просто воспользовалась  им,  чтобы
досадить Тому Сойеру. Когда он об этом догадался, то еще больше вознена-
видел Тома. Ему захотелось как-нибудь насолить Тому, не  подвергая  себя
риску. Учебник Тома попался ему на глаза. Случай был удобный. Он  с  ра-
достью открыл книжку на той странице, где был заданный урок, и залил  ее
чернилами.
   Бекки заглянула в эту минуту в окно и  увидела,  что  он  делает,  но
прошла мимо, не сказав Альфреду ни слова. Она ушла  домой:  ей  хотелось
разыскать Тома и все рассказать ему. Том, конечно, будет ей  благодарен,
и они с ним помирятся. Однако на полдороге Бекки передумала. Она  вспом-
нила, как Том обошелся с ней, когда она рассказывала про  пикник,  и  от
обиды ее обожгло словно огнем. Она решила не выручать Тома, а кроме  то-
го, возненавидеть его навеки. Пускай его накажут за испорченный учебник.


   ГЛАВА XIX

   Том вернулся домой в очень мрачном настроении,  но  первые  же  слова
тетки показали ему, что он явился со своими горестями в самое неподходя-
щее место:
   - Том, выдрать бы тебя как следует!
   - Тетечка, что же я такого сделал?
   - Да уж наделал довольно! А я-то, старая дура, бегу к Сирини  Гарпер,
- думаю, сейчас она поверит в этот твой дурацкий сон. И нате вам,  пожа-
луйста! Она, оказывается, узнала у Джо, что ты здесь был в тот  вечер  и
слышал все наши "разговоры. Не знаю даже, что может выйти  из  мальчика,
который так себя ведет. Мне просто думать противно: как это ты мог допу-
стить, чтобы я пошла к миссис Гарпер и разыграла из себя такую  идиотку,
и ни слова не сказал!
   Теперь все дело представилось в ином свете. До сих пор  утренняя  вы-
думка казалась Тому очень ловкой шуткой, поистине находкой. А теперь это
выглядело очень убого и некрасиво. Том повесил голову и с минуту не  мог
ничего придумать себе в оправдание. Потом сказал:
   - Тетечка, мне очень жалко, что я это сделал, я как-то не подумал.
   - Ах, милый, ты никогда не думаешь. Ты никогда ни о чем  не  думаешь,
только о себе самом. Ты вот не задумался проплыть такую даль с  острова,
ночью, только для того, чтобы посмеяться над нашим горем,  не  задумался
оставить меня в дурах, сочинив этот сон; а вот пожалеть нас  и  избавить
от лишних слез тебе и в голову не пришло.
   - Тетечка, сейчас я понимаю, что это было нехорошо, но ведь это я  не
нарочно. Я не хотел, честное слово. А кроме того, я приходил домой вовсе
не затем, чтобы над вами смеяться.
   - Для чего же тогда ты приходил?
   - Мне хотелось вам сказать, чтобы вы не беспокоились  о  нас,  потому
что мы не утонули.
   - Ах, Том, Том, если бы я только могла поверить, что у тебя было  та-
кое доброе намерение, я от всей души возблагодарила бы бога, но ведь  ты
и сам знаешь, что так не было; и я тоже это знаю, Том.
   - Ну, право же, тетечка, было! Вот не сойти мне с этого  места,  если
не было!
   - Ах, Том, не выдумывай, это ни к чему. Только во сто раз хуже. " - Я
и не выдумываю, тетечка, это правда. Я хотел, чтобы вы не горевали,  для
этого и пришел.
   - Я бы все на свете отдала, чтобы этому поверить, - за одно  это  все
твои грехи можно простить, Том. Даже то, что ты убежал и вел себя из рук
вон плохо. Да поверить-то невозможно; ну отчего ты мне не сказал, а?
   - Знаете, тетечка, когда вы заговорили про похороны, мне вдруг ужасно
захотелось вернуться и спрятаться в церкви. Как же можно было сказать? И
я взял да и положил кору обратно в карман и ничего не стал говорить.
   - Какую кору?
   - А на которой я написал, что мы ушли в  пираты.  Жалко,  что  вы  не
проснулись, когда я вас поцеловал, право, жалко.
   Суровые морщины на лице тети Полли  разгладились,  и  глава  просияли
нежностью.
   - А ты меня вправду поцеловал, Том?
   - Конечно, а то как же.
   - Это ты правду говоришь, Том?
   - А то как же, тетечка, конечно, правду.
   - Почему же ты меня поцеловал, Том?
   - Потому что я вас очень люблю, а вы стонали во сне, и мне  было  вас
жалко.
   Это походило на правду. Тетя Полли сказала с дрожью в голосе, которой
не могла скрыть:
   - Поцелуй меня еще раз, Том! А теперь убирайся в  школу  и  не  мешай
мне.
   Как только он ушел, она бросилась в чулан и достала старую куртку,  в
которой Том убежал из дому. Потом остановилась, держа куртку в руках,  и
сказала сама себе:
   - Нет, рука не поднимается. Бедный мальчик, он, наверно, соврал  мне,
но это святая ложь, ложь во спасение, она меня так порадовала.  Надеюсь,
что господь... нет, я знаю, что господь простит ему, ведь это он выдумал
по доброте сердечной. Даже и знать не хочу, если  он  соврал.  Не  стану
смотреть.
   Она положила куртку и призадумалась на минуту. Дважды протягивала она
руку за курткой и дважды отдергивала ее. На  третий  раз  она  набралась
смелости, подкрепившись мыслью: "Это ложь во спасение, святая ложь, и  я
не стану из-за нее расстраиваться", - и сунула руку  в  карман.  Минутой
позже она, обливаясь слезами, читала нацарапанные на куске коры слова  и
приговаривала:
   - Теперь я ему все прощу, чего бы он ни натворил, хоть  миллион  гре-
хов!


   ГЛАВА XX

   Тетя Полли поцеловала Тома так ласково, что все его уныние как  рукой
сняло и на сердце у него опять сделалось легко и весело. Он отправился в
школу, и ему так повезло, что он нагнал Бекки в самом начале Мэдоу-лейн.
Вел он себя всегда в зависимости от настроения. Не колеблясь ни  минуты,
он подбежал к ней и сказал:
   - Я очень нехорошо поступил сегодня, Бекки, и жалею об этом. Я никог-
да, никогда больше не буду, никогда, пока жив. Давай помиримся, хорошо?
   Девочка остановилась и презрительно поглядела ему в глаза:
   - Я буду вам очень благодарна, если вы меня оставите в покое,  мистер
Томас Сойер. Я с вами больше не разговариваю.
   Она вздернула носик и прошла мимо. Том до того растерялся, что ему не
пришло в голову даже сказать: "Ну и пожалуйста! Ишь задрала нос!" А ког-
да он собрался с духом, говорить что-нибудь было уже поздно. Так он  ни-
чего и не сказал. Зато разозлился ужасно. Эх, если бы она была  мальчиш-
кой, уж и отлупил бы он ее! На школьном дворе он опять столкнулся с  ней
и послал ей вдогонку язвительное замечание. Она тоже не осталась в  дол-
гу, так что разрыв был полный. Возмущенной Бекки казалось, что  она  ни-
когда не дождется начала уроков, так ей не терпелось, чтобы Тома  отсте-
гали за испорченную книжку. Если у нее и  оставалось  хоть  какое-нибудь
желание изобличить Альфреда Темпла, то после обидных слов Тома оно  сов-
сем пропало. Бедная девочка, она не знала, что опасность грозит  ей  са-
мой!
   Учитель Доббинс дожил до седых волос, так и не добившись своей  цели.
Самой заветной его мечтой было сделаться доктором, но бедность не пусти-
ла его дальше сельской школы. Каждый день он доставал  из  ящика  своего
стола какую-то таинственную книгу и погружался в  чтение,  пока  ученики
готовили уроки. Книгу эту он держал под замком. Все  мальчишки  в  школе
умирали от любопытства хоть одним глазком  заглянуть  в  эту  книгу,  но
удобного случая так ни разу и не представилось. У каждого мальчика  и  у
каждой девочки имелись свои соображения насчет того, что это  за  книга,
но не было никакой возможности докопаться до правды. И вот, проходя мимо
кафедры, стоявшей возле самых дверей, Бекки заметила, что ключ торчит  в
ящике. Жалко было упустить такую минуту. Она  оглянулась,  увидела,  что
никого кругом нет, - и в следующее мгновение книга уже была у нее в  ру-
ках. Заглавие на первой странице -  "Анатомия"  профессора  такого-то  -
ровно ничего ей не сказало, и она принялась листать книгу. Ей  сразу  же
попалась очень красивая гравюра, вся в красках, - совсем голый  человек.
В это мгновение чья-то тень упала на страницу - на пороге стоял Том  Со-
йер, заглядывая в книжку через ее плечо. Торопясь захлопнуть книгу, Бек-
ки рванула ее к себе и так неудачно, что надорвала страницу до половины.
Она бросила книгу в ящик, повернула ключ в замке и расплакалась от стыда
и досады.
   - Том Сойер, от вас только и жди какой-нибудь гадости, вам бы  только
подкрадываться и подсматривать.
   - Почем же я знал, что вы тут делаете?
   - Как вам не стыдно, Том Сойер, вы, уж наверно, на меся  пожалуетесь.
Что же мне теперь делать, что делать? Меня накажут при всей школе, а я к
этому не привыкла!
   Она топнула ножкой и сказала:
   - Ну и отлично, жалуйтесь, если хотите! Я-то знаю, что теперь  будет.
Погодите, вот увидите! Противный, противный мальчишка! - И,  выбежав  из
школы, она опять расплакалась.
   Озадаченный нападением, Том не мог двинуться с  места,  потом  сказал
себе:
   - Ну и дура эта девчонка! Не привыкла, чтоб ее наказывали!  Чушь  ка-
кая! Подумаешь, отстегают! Вот они, девчонки, - все трусихи и мокрые ку-
рицы. Я, конечно, ничего не скажу старику Доббинсу про эту дуру, можно с
ней и по-другому разделаться, и без ябеды обойдется, да ведь что  толку?
Доббинс непременно спросит, кто разорвал книжку, и  ответа  не  получит.
Тогда он сделает, как всегда, - начнет спрашивать всех  подряд,  сначала
одного, потом другого; а дойдет до нее, сразу  узнает,  кто  виноват:  у
девчонок всегда по лицу все видно. Где им выдержать! Вот и  выпорет  ее.
Да, попала Бекки в переделку, теперь уж ей не вывернуться. - Том подумал
еще немного и прибавил: - Ну и ладно! Ей хотелось, чтобы мне влетело,  -
пускай теперь сама попробует.
   Том присоединился к игравшим во дворе школьникам. Через несколько ми-
нут пришел учитель, и уроки начались. Том не чувствовал особенного инте-
реса к занятиям. Каждый раз, как он взглядывал в  сторону  девочек,  его
расстраивало лицо Бекки. Ему вовсе не хотелось  жалеть  ее,  а  выходило
так, что он никак не  мог  удержаться;  он  не  чувствовал  ничего  хоть
сколько-нибудь похожего на торжество.  Скоро  открылось  происшествие  с
учебником, и после этого Тому пришлось думать только о своих собственных
делах. Бекки очнулась от своего горестного оцепенения и  выказала  живой
интерес к происходящему. Том не выпутается из беды,  даже  если  скажет,
что это не он облил чернилами  книжку;  и  она  оказалась  права:  вышло
только еще хуже для Тома. Бекки думала, что обрадуется этому,  старалась
даже уверить себя, будто радуется, но не могла. Когда дошло до расплаты,
ей захотелось вскочить и сказать, что это сделал Альфред  Темпл,  однако
она удержалась и заставила себя сидеть смирно. "Ведь Том, - говорила она
себе, - непременно пожалуется учителю, что  это  я  разорвала  картинку.
Слова не скажу, даже для спасения его жизни! "
   Том выдержал порку и вернулся на свое место, даже не  очень  огорчив-
шись. Он думал, что, может быть, и в самом деле,  расшалившись,  как-ни-
будь незаметно опрокинул чернильницу на книжку, и отнекивался только для
виду, потому что так было принято не отступать от своих слов из  принци-
па.
   Мало-помалу прошел целый час, учитель дремал на своем троне, клюя но-
сом, в воздухе стояло сонное жужжание зубрежки. Скоро мистер Доббинс по-
тянулся, зевнул, отпер стол и протянул руку за книгой, но  нерешительно,
как будто не зная, брать ее или не брать. Ученики лениво глядели на  не-
го, и только двое из них зорко следили за каждым его  движением.  Мистер
Доббинс некоторое время рассеянно вертел книгу, потом взял  ее  в  руки,
уселся в кресле поудобнее, собираясь приняться за чтение. Том  оглянулся
на Бекки. Ему случалось видеть такое загнанное и беспомощное выражение у
кроликов, когда в них целятся из ружья. Он мигом забыл про свою ссору  с
ней. Что-то надо сделать! Сию же минуту! Но как  раз  эта  необходимость
спешить мешала ему что-нибудь придумать. И вдруг его  осенило  вдохнове-
ние. Он подбежит к учителю, выхватит у него книгу, выскочит в дверь -  и
был таков. Но на одну коротенькую секунду он замялся, и случай был  упу-
щен - учитель раскрыл толстый том. Если бы можно было вернуть потерянное
время! Слишком поздно. Теперь Бекки уже ничем не поможешь.  В  следующую
минуту учитель повернулся лицом к классу.  Все  опустили  глаза.  В  его
взгляде было что-то такое, от чего даже невиноватые затряслись от  стра-
ха. Наступило молчание, оно длилось так долго, что можно было  сосчитать
до десяти; учитель все больше и больше распалялся гневом. Наконец он за-
говорил:
   - Кто разорвал эту книгу?
   Ни звука в ответ. Можно было  расслышать  падение  булавки.  Молчание
продолжалось; учитель вглядывался в одно лицо за Другим, ища виновного.
   - Бенджамен Роджерс, вы разорвали эту книгу?
   Нет, не он. Снова молчание.
   - Джозеф Гарпер, это сделали вы?
   И не он.
   Тому Сойеру становилось все больше и больше не по себе, его  изводила
эта медленная пытка.
   Учитель пристально вглядывался в ряды  мальчиков,  подумал  некоторое
время, потом обратился к девочкам:
   - Эми Лоуренс?
   Она только мотнула головой.
   - Грэси Миллер?
   Тот же знак.
   - Сьюзен Гарпер, это вы сделали?
   Нет, не она. Теперь настала очередь Ребекки Тэтчер.
   Том весь дрожал от волнения, сознавая, что выхода нет никакого.
   - Ребекка Тэтчер (Том посмотрел на ее лицо - оно побледнело от  стра-
ха), это вы разорвали, - нет, глядите мне в глава (она умоляюще  сложила
руки), - вы разорвали эту книгу?
   Вдруг Тома словно озарило. Он вскочил на ноги и крикнул:
   - Это я разорвал!
   Вся школа рот разинула, удивляясь  такой  невероятной  глупости.  Том
постоял минутку, собираясь с духом, а когда выступил вперед, чтобы  при-
нять наказание, то восхищение и благодарность, светившиеся в глазах Бек-
ки, вознаградили его сторицей. Воодушевленный своим великодушием, он без
единого звука выдержал жесточайшую порку, какой еще никогда не закатывал
никому мистер Доббинс, и равнодушно выслушал дополнительный строгий при-
каз остаться на два часа после уроков, - он знал, кто будет ждать за во-
ротами, пока его не выпустят из плена, и не считал потерянными эти скуч-
ные часы.
   В этот вечер, укладываясь в постель, Том  обдумывал  мщение  Альфреду
Темплу. Бекки, плача от раскаяния и стыда, рассказала ему все, не  скры-
вая и собственной измены. Однако жажда мщения скоро уступила место более
приятным мыслям, и Том наконец уснул, но даже и во сне  последние  слова
Бекки все еще звучали в его ушах:
   - Ах, Том, какой ты благородный!


   ГЛАВА XXI

   Приближались каникулы. Всегда строгий учитель стал теперь еще  строже
и требовательнее: ему хотелось, чтобы его школа отличилась на экзаменах.
Розга и линейка никогда не лежали без дела, по крайней мере,  в  младших
классах. Только самые старшие из учеников да взрослые барышни лет восем-
надцати без двадцати были избавлены от порки.  А  порол  мистер  Доббинс
очень больно, потому что лет ему было не так уж много, и, хотя под пари-
ком у него скрывалась совершенно лысая и блестящая, как шар, голова, его
мускулы нисколько не ослабели. С приближением великого дня  обнаружилось
все его тиранство: ему как будто доставляло злорадное удовольствие нака-
зывать за малейший проступок. Из-за этого самые маленькие мальчики  про-
водили целые дни в страхе и трепете, а по ночам не спали и  думали,  как
бы ему отомстить. Они не упускали ни одного случая насолить учителю.  Но
и он тоже не отставал. Воздаяние, которое следовало  за  каждой  удачной
местью, бывало настолько потрясающе и грозно, что мальчики всегда отсту-
пали с поля битвы с большим уроном.
   Наконец они сговорились между собой и придумали одну  штуку,  которая
сулила блестящий успех. Был принят в компанию, ученик местного живописца
вывесок: они рассказали ему свей план и  просили  помочь  им.  Мальчишка
пришел в восторг, потому что учитель столовался у них в доме и успел на-
доесть ему хуже горькой редьки. Жена учителя уезжала на  несколько  дней
погостить к знакомым, так что некому было расстроить их  планы;  учитель
всегда изрядно выпивал перед такими торжественными  днями,  и  мальчишка
обещал "устроить  ему  сюрприз"  перед  самым  экзаменом,  когда  старик
напьется и задремлет в кресле, а потом разбудить его и спровадить в шко-
лу,
   В свое время наступило и это интересное событие. К восьми часам вече-
ра школа была ярко освещена и украшена гирляндами и венками из зелени  и
цветов. Учитель восседал, как на троне, в своем большом кресле,  постав-
ленном на возвышении, а позади него стояла черная доска. Видно было, что
он успел порядком нагрузиться. Три ряда скамеек по сторонам возвышения и
шесть рядов перед ним были заняты городскими  сановниками  и  родителями
учеников. Слева от  учительского  места,  позади  зрителей,  возвышалась
просторная эстрада, на которой сидели школьники, участвующие в  програм-
ме: маленькие мальчики, умытые, причесанные и такие нарядные, что сидели
как на иголках и маялись невыносимо; неуклюжие верзилы; белоснежные ряды
девочек и разряженные в батист и кисею взрослые барышни, которые стесня-
лись своих голых рук в старинных бабушкиных браслетах, розовых и голубых
бантов и цветов в волосах. Все остальные места были заполнены учениками,
не участвовавшими в выступлениях.
   Экзамены начались. Выступил вперед крошечный мальчик и пролепетал ис-
пуганно: "Никто из вас, друзья, не ждал, чтобы малыш стихи читал",  соп-
ровождая декламацию вымученными, судорожными движениями, какие могла  бы
делать машина, если бы была в неисправности. Однако он благополучно доб-
рался до конца, еле живой от страха, и, поклонившись, как автомат,  уда-
лился под гром рукоплесканий.
   Сконфуженная девочка прошепелявила: "У Мэри был барашек",  -  сделала
достойный жалости реверанс, получила свою долю аплодисментов  и  уселась
на место, вся красная и счастливая.
   На эстраду очень самоуверенно вышел Том Сойер и с неистовым воодушев-
лением, бешено размахивая руками, начал декламировать бессмертную и  не-
истребимую тираду: "О, дайте мне свободу! ", но, дойдя до середины, зап-
нулся. На него напал страх перед публикой, ноги под ним затряслись, и  в
горле перехватило дыхание. Слушатели явно жалели его, но молчали, а мол-
чание было еще хуже жалости. Учитель нахмурился, так что провал был пол-
ный. Том попробовал было читать дальше, но ничего не вышло, и он с позо-
ром удалился. Раздались жидкие хлопки, но сейчас же и  смолкли.  За  сим
последовало "На пылающей палубе мальчик стоял", а также "Ассирияне  шли"
и другие перлы, излюбленные декламаторами. Потом состязались в  правопи-
сании и чтении. Теперь на очереди был гвоздь вечера - оригинальные  про-
изведения молодых девиц. Одна за другой они подходили  к  краю  эстрады,
откашливались, развертывали рукопись, перевязанную  хорошенькой  ленточ-
кой, и начинали читать, особенно напирая на выразительность и знаки пре-
пинания. Темы были все те же, над какими в свое время трудились  их  ма-
тушки, бабушки и, без сомнения, все прабабушки, начиная с эпохи  кресто-
вых походов. Тут были: "Дружба", "Воспоминания о былом), "Роль религии в
истории", "Царство мечты", "Что нам  дает  просвещение",  "Сравнительный
очерк политического устройства  различных  государств",  "Задумчивость",
"Дочерняя любовь", "Задушевные мечты" и т.д.
   Главной особенностью этих сочинений была меланхолия,  любовно  вынян-
ченная и выпестованная, кроме того - сущее  наводнение  всяких  красивых
слов и к тому же - манера носиться с каким-нибудь любимым выражением  до
тех пор, пока оно не навязнет в зубах и не потеряет всякий смысл; а осо-
бенно заметна и неприятна была надоедливая  мораль,  которая  помахивала
куцым хвостом в конце каждого сочинения. Какая бы ни была тема, автор из
кожи лез, чтобы впихнуть в свое произведение что-нибудь полезное и  поу-
чительное для добродетельного и возвышенного ума. И хотя фальшь этой мо-
рали бьет в глаза, ее ничем не искоренишь; она до сих пор остается в си-
ле и не выведется в наших школах, пока свет стоит. Нет ни одной школы во
всей нашей стране, где ученицы не чувствовали бы себя обязанными  закан-
чивать сочинение моралью; и чем легкомысленней и маловерней ученица, тем
длинней и набожней будет мораль. Но довольно об этом. Горькая истина ни-
кому не по вкусу. Давайте вернемся к экзаменам.  Первое  из  прочитанных
сочинений было озаглавлено: "Так это и есть жизнь?" Быть может, читатель
выдержит хоть один отрывок из него:
   "На торных путях жизни с каким радостным волнением  предвкушает  юный
ум некое долгожданное празднество! Воображение живо набрасывает розовыми
красками картины веселья. В мечтах изнеженная поклонница моды уже  видит
себя среди праздничной толпы, окруженною всеобщим вниманием. Ее  изящная
фигура, облаченная в белоснежные одежды, кружится в  вихре  упоительного
танца; ее глаза сияют ярче всех; ее ножки порхают легче всех в этом  ве-
селом сборище.
   В таких упоительных мечтах время проходит быстро, и наступает  желан-
ный час, когда она должна вступить в тот светлый рай, о котором говорили
ей счастливые грезы. Как волшебнопрекрасно кажется здесь все  ее  очаро-
ванному взору! Каждое новое явление для нее все более пленительно. Но  с
течением времени она обнаруживает, что  под  этой  блестящей  внешностью
скрывается суета сует; лесть, когда-то пленявшая ее душу, теперь  только
раздражает; бальные залы потеряли для нее свое очарование; с  расстроен-
ным здоровьем и горечью в сердце она бежит прочь, уверившись, что светс-
кие удовольствия не могут удовлетворить стремлений ее души! "
   И так далее, и тому подобное. Одобрительный гул то и дело слышался во
время чтения, сопровождаемый шепотом: "Как мило! ", "Какое  красноречие!
", "Как это верно! ", а после того, как все это закончилось особенно на-
доедливой моралью, слушатели восторженно захлопали в ладоши.
   Потом выступила стройная меланхолическая девица,  отличавшаяся  инте-
ресной бледностью, происходящей от пилюль и несварения желудка, и прочла
"поэму". Довольно будет и двух строф:
   ПРОЩАНИЕ МИССУРИЙСКОЙ ДЕВЫ
   С АЛАБАМОЙ
   Алабама, прощай! Я любила тебя,
   А теперь я тебя покидаю!
   Лью я горькие слезы, всем сердцем скорбя,
   И навеки тебя оставляю.
   Алабама, тебе шлю любовь и привет.
   О долинах твоих я горюю.
   Пусть остынут навеки и сердце и tete,
   Если только тебя разлюблю я.
   Очень немногие из присутствующих знали, что такое "tete", но все-таки
стихи очень понравились.
   После нее перед зрителями появилась смуглая, черноволосая и черногла-
зая барышня; она выдержала долгую паузу, сделала трагическое лицо и  на-
чала читать размеренно и торжественно:
   ВИДЕНИЕ
   "Ночь была бурная и темная. Вокруг небесного престола не  мерцала  ни
одна звезда, но глухие раскаты грома непрестанно сотрясали воздух, в  то
время как ужасающая молния гневно сверкала в  облачных  чертогах  небес,
как бы пренебрегая тем, что знаменитый Франклин укротил  ее  свирепость!
Даже неистовые ветры единодушно покинули свое таинственное убежище и за-
бушевали над землей, словно для того, чтобы эта бурная ночь казалась еще
более ужасной.
   В эту пору мрака и уныния мое сердце томилось по человеческому  учас-
тию, но вместо того -
   Мой друг, моя мечта - советник лучший мой
   В скорбях и в радости - явилась предо мной.
   Она приближалась, подобная одному из тех небесных  созданий,  которые
являются юным романтикам в мечтах о сияющем рае, -  царица  красоты,  не
украшенная ничем, кроме своей непревзойденной прелести. Так тиха была ее
поступь, что ни одним звуком не дала знать о себе, и если бы не  волшеб-
ный трепет, сообщившийся мне при ее приближении,  она  проскользнула  бы
мимо незамеченной, невидимой, подобно другим скромным красавицам. Стран-
ная печаль была разлита в ее чертах, словно слезы, застывшие на  одеянии
Декабря, когда она указала мне на борьбу стихий под открытым небом и об-
ратила мое внимание на тех двух, что присутствовали здесь".
   Этот кошмар занимал десять рукописных страниц  и  заканчивался  такой
суровой проповедью, предрекавшей неминуемую гибель всем, кто не  принад-
лежит к пресвитерианской церкви, что за него присудили  первую  награду.
Это сочинение, по общему мнению, было лучшим из всех,  какие  читали  на
вечере. Городской мэр, вручая автору награду, произнес  прочувствованную
речь, в которой сказал, что за всю жизнь не слышал ничего  красноречивее
и что сам Дэниель Уэбстер мог бы гордиться таким сочинением.
   Заметим мимоходом, что сочинений, в которых слово "прекрасный" повто-
рялось без конца, а человеческий опыт назывался "страницей жизни",  было
не меньше, чем всегда.
   Наконец учитель, размякший от выпивки до полного благодушия,  отодви-
нул кресло и, повернувшись спиной к зрителям,  начал  чертить  на  доске
карту Америки для предстоящего экзамена по географии.  Но  рука  у  него
дрожала, с делом он справлялся плохо, и по зале волной прокатился  сдав-
ленный смешок. Учитель понял, что над  ним  смеются,  и  захотел  попра-
виться. Оп стер губкой чертеж и начертил его снова, но только  напортил,
и хихиканье усилилось. Учитель весь ушел в свою  работу  и,  повидимому,
решил не обращать никакого внимания на смех. Он чувствовал, что  все  на
него смотрят; ему казалось, что дело идет на лад, а между  тем  смех  не
умолкал и даже становился громче. И недаром! Над самой  головой  учителя
приходился чердачный люк, вдруг из этого люка показалась кошка, обвязан-
ная веревкой; голова у нее была обмотана тряпкой, чтобы она не  мяукала;
медленно спускаясь, кошка изгибалась то вверх, то вниз,  хватая  когтями
то веревку, то воздух. Смех раздавался все громче и громче - кошка  была
всего в шести дюймах от головы учителя, поглощенного  своей  работой,  -
ниже, ниже, еще немножко ниже, и вдруг она  отчаянно  вцепилась  когтями
ему в парик и в мгновение ока вознеслась на чердак, не выпуская  из  лап
своего трофея. А лысая голова  учителя  засверкала  под  лампой  ослепи-
тельным блеском - ученик живописца позолотил ее!
   Этим и кончился вечер. Ученики были отомщены. Наступили каникулы.


   ГЛАВА XXII

   Том вступил в новое общество "Юных трезвенников", привлеченный  блес-
тящим мундиром. Он дал слово не курить, не жевать табак и не употреблять
бранных слов, пока состоит в этом обществе. И тут же сделал новое откры-
тие, а именно: стоит только дать слово, что не  будешь  чего-нибудь  де-
лать, как непременно этого захочется. Скоро Тому ужасно  захотелось  ку-
рить и ругаться; до того захотелось, что  только  надежда  покрасоваться
перед публикой в алом шарфе не позволила  ему  уйти  из  общества  "Юных
трезвенников". Приближалось Четвертое июля; но скоро он  перестал  наде-
яться на этот праздник - перестал, не проносив своих цепей и два дня,  -
и возложил все свои надежды на старого судью Фрэзера,  который  был  при
смерти. Хоронить его должны были очень торжественно, раз он занимал  та-
кое важное место. Дня три Том  усиленно  интересовался  здоровьем  судьи
Фрэзера и жадно ловил каждый слух о нем. Иногда судья подавал надежды  -
и настолько, что Том вытаскивал все свои регалии и любовался на  себя  в
зеркало. Но на судью никак нельзя было положиться - то  ему  становилось
лучше, то хуже. Наконец объявили, что дело пошло на поправку, а потом  -
что судья выздоравливает. Том был очень недоволен и, чувствуя себя  оби-
женным, сейчас же подал в отставку. В ту же ночь судье опять стало хуже,
и он скончался. Том решил никогда никому больше не верить.
   Похороны были великолепные. Юные трезвенники участвовали в  церемонии
с таким блеском, что бывший член  общества  чуть  не  умер  от  зависти.
Все-таки Том был опять свободен и в этом находил некоторое утешение. Те-
перь он мог и курить и ругаться, но, к его удивлению, оказалось, что ему
этого не хочется. От одной мысли, что это можно, пропадала всякая  охота
и всякий интерес.
   Скоро Том неожиданно для себя почувствовал, что желанные каникулы ему
в тягость и время тянется без конца.
   Он начал вести дневник, но за три дня ровно ничего  не  случилось,  и
дневник пришлось бросить.
   В город приехал негритянский оркестр и произвел на всех сильное  впе-
чатление. Том и Джо Гарпер тоже набрали себе команду  музыкантов  и  два
дня были счастливы. Даже славное Четвертое июля вышло не совсем удачным,
потому что дождик лил как из ведра, процессия не состоялась, а  величай-
ший человек в мире, как полагал Том, настоящий сенатор Соединенных  Шта-
тов Бентон ужасно разочаровал его, потому что  оказался  не  в  двадцать
пять футов ростом, а много меньше.
   Приехал цирк. Мальчики после этого играли в цирк целых три дня,  уст-
роив палатку из рваных ковров. За вход брали три булавки  с  мальчика  и
две с девочки, а потом забросили и цирк.
   Приехал гипнотизер и френолог, потом опять уехал, и в городишке стало
еще хуже и скучней. У мальчиков и девочек несколько раз бывали  вечерин-
ки, но так редко, что после веселья еще трудней  становилось  переносить
зияющую пустоту от одной вечеринки до другой.
   Бекки Тэтчер уехала на каникулы с родителями в Константинополь,  и  в
жизни совсем не осталось ничего хорошего.
   Страшная тайна убийства постоянно тяготела над мальчиком. Она изводи-
ла его, как язва, непрестанно и мучительно.
   Потом он заболел корью.
   Две долгие недели Том пролежал в заключении, отрезанный от  мира,  от
всего, что в нем происходит. Он был очень болен и ничем не  интересовал-
ся. Когда он наконец встал с постели и, едва передвигая ноги,  побрел  в
центр города, то нашел решительно во всех грустную  перемену.  В  городе
началось "религиозное обновление", и все "уверовали", не  только  взрос-
лые, но даже мальчики и девочки. Том долго ходил по городу, надеясь уви-
деть хотя бы одного грешника, но везде его ждало разочарование. Джо Гар-
пера он застал за чтением Евангелия и с огорчением  отвернулся  от  этой
печальной картины. Он разыскал Бена Роджерса, и оказалось, что тот наве-
щает бедных с корзиночкой душеспасительных брошюр. Джим Холлис, которого
он долго разыскивал, сказал, что корь была ему послана от бога, как пре-
дупреждение свыше. Каждый мальчик, с которым  он  встречался,  прибавлял
лишнюю тонну груза к тяжести, которая лежала на душе у  Тома.  А  когда,
доведенный до отчаяния, он бросился искать утешения у Гекльберри  Финна,
то был встречен текстом из Писания и, совсем упав духом, поплелся  домой
и слег в постель, думая, что он один во всем городе  обречен  на  вечную
гибель.
   А ночью разразилась страшная гроза, с проливным дождем, ужасными уда-
рами грома и ослепительной молнией. Томе головой залез под одеяло и, за-
мирая от страха, "стал ждать собственной гибели; он ни минуты не  сомне-
вался, что всю эту кутерьму подняли из-за него. Он был уверен, что исто-
щил долготерпение господне, довел его до крайности - и вот результат. Он
мог бы сообразить, что едва ли стоило палить из  пушек  по  мухе,  тратя
столько грому и пороха, но не нашел ничего невероятного в том,  что  для
уничтожения такой ничтожной букашки, как он, пущено в ход такое дорогос-
тоящее средство, как гроза.
   Мало-помалу все стихло, и гроза прошла, не достигнув своей цели. Пер-
вой мыслью Тома было возблагодарить бога и немедленно исправиться.  Вто-
рой - подождать немножко: может, грозы больше и не будет.
   На другой день опять позвали доктора: у Тома начался рецидив. На этот
раз три недели, пока он болел, показались ему вечностью. Когда он  нако-
нец вышел из дому, то нисколько не радовался тому, что остался в  живых,
зная, что теперь он совершенно одинок - нет у него ни друзей, ни товари-
щей. Он вяло поплелся по улице и увидел, что Джим Холлис вместе с други-
ми мальчиками судит кошку за убийство перед лицом убитой жертвы -  птич-
ки. Дальше в переулке он застал Джо Гарпера с Геком Финном - они ели ук-
раденную дыню.
   Бедняги! У них, как и у Тома, начался рецидив.


   ГЛАВА XXIII

   Наконец стоячее болото всколыхнулось, и очень бурно:  в  суде  начали
разбирать дело об убийстве. В городке только и было разговоров  что  про
это. Том не знал, куда от них деваться. От каждого  намека  на  убийство
сердце у него замирало, нечистая совесть и страх внушали  ему,  что  все
замечания делаются при нем нарочно, чтобы испытать его. Он понимал,  что
неоткуда было взяться подозрению, будто он знает про убийство, и все-та-
ки не мог не тревожиться, слушая такие разговоры. Его все время  бросало
в озноб. Он отвел Гека в укромное место, чтобы поговорить с ним на  сво-
боде. Ему стало бы легче, если бы можно было развязать язык  хоть  нена-
долго, разделить с другим мучеником бремя своего несчастия. Кроме  того,
ему хотелось проверить, не проболтался ли кому-нибудь Гек.
   - Гек, ты кому-нибудь говорил?
   - Это насчет чего?
   - Сам знаешь, насчет чего.
   - Конечно, нет.
   - Ни слова?
   - Ни единого словечка, вот ей-богу. А почему ты спрашиваешь?
   - Да так, боялся.
   - Ну, Том Сойер, мы с тобой и двух дней не прожили  бы,  если  б  оно
вышло наружу. Сам знаешь.
   Тому стало немножко легче. Помолчав, он спросил:
   - Гек, ведь тебя никто не заставит проговориться?
   - Проговориться? Если захочу, чтобы этот индейский дьявол  меня  уто-
пил, как котенка, тогда, может, и проговорюсь. А так вряд ли.
   - Ну, тогда все в порядке. Пока мы держим язык за зубами,  нас  никто
не тронет. Только давай еще раз поклянемся. Все-таки верней.
   - Ладно.
   И они поклялись еще раз самой торжественной и страшной клятвой.
   - А что теперь говорят, Гек? Я много разного слышу.
   - Что говорят? Да все одно и то же - Мэф Поттер да Мэф Поттер, других
разговоров нету. Прямо пот прошибает все время, так  и  хочется  сбежать
куда-нибудь и спрятаться.
   - Вот и со мной то же самое. Его дело пропащее. А тебе его не  бывает
жалко?



 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3]

Страница:  [2]