социально-психологическая драма - электронная библиотека
Переход на главную
Жанр: социально-психологическая драма

Гранд Михаил  -  Хмурость друга...


Страница:  [1]

Творческие группы автора: 

vk.com/Mikhail_Grand   www.facebook.com/MikhailGrand






 

Строфа (1)

 

     Начало июня радовало приятной теплотой и отсутствием неуместных дождей, успевших надоесть за целую весну. Солнце поднялось высоко, уже стоял полдень. Молодой парень по имени Ринат шел по одной из центральных улиц города. По левую руку от него возвышался оперный театр. Людей на проспекте Свободы было мало, и это почему-то его удивляло, ведь зачастую в такое время здесь негде даже окурку упасть.

     Ринату недавно исполнилось 22 года. Но в этом году день рождения был для него не самым важным праздником. Намного важнее оказался тот день, когда ему и еще девятнадцати его однокурсникам вручили дипломы юристов – вот это событие!

     Он был одет в черные туфли, джинсы и сорочку под тон обуви. За сжатые пальцы левой руки был зацеплен деревянный гак зонтика – хоть и погода стояла хорошей, по телевизору синоптики обещали, что во второй половине дня надо ждать проливной дождь и грозу.

     Вдалеке часы на городской ратуше пробили час дня, и юноша ускорил шаг. Он направлялся в кафе “Библиотека” на важную встречу и немного опаздывал. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Ринат не хотел за кем-то гнаться, но также парень не хотел, чтобы кто-то его выжидал. Он всегда и во всем старался быть пунктуальным. А еще это хорошее качество требовала его профессия. Глядя прямо перед собой, он зашагал быстрее, сопровождая каждый третий шаг ударом зонтика о тротуар.

     Мужчина, сидящий у дверей бакалейного магазина, заставил Рината немного приубавить в темпе и пожертвовать репутацией человека, который не опаздывает на встречи. Первый раз в жизни он видел, чтобы кто-то был таким грязным. Шея темно-серая, руки шелушатся, под ногтями траур. Умыта у бродяги была только середина лица, величиной в ладонь. Раньше парень его не замечал. Возможно, его здесь и не было…

     Когда-то этот мужчина без работы и определенного места жительства был красивым, но потом женился на одной скрытой пьянице и по глупости потерял все свои деньги. Он потерял также почти все зубы, волосы и указательный палец правой руки.

     Хватка четырехпалой конечности была уже не той, что прежде, поэтому бродяга выронил пустой пластиковый стаканчик белого цвета, предназначенный для сбора добровольных пожертвований проходящих мимо людей. Порыв ветра унес его еще дальше – на проезжую часть под колеса автомобилей. Но мужчина не стал огорчаться. Он вытащил из своей тряпичной сумки еще один такой же стаканчик.

     Руки его тряслись, и он часто ронял разные предметы. Но он был заядлым пьяницей, и бутылку из рук у него и пятеро бы не вырвало. Ринату печально было смотреть на все это… но, кому много дано – с того много спросится! Так что, возможно, положение этого бродяги в обществе было еще не самым худшим.

 

* * *

     Когда Ринат вошел в кафе “Библиотека”, его девушка Снилина была уже на месте. Это был единственный случай, что она пришла первой. Зачастую Снилина жутко опаздывала, ссылаясь на какие-то бессмысленные отговорки. Такое случалось даже тогда, когда парень сам приходил на 15-20 минут позже назначенного времени.

     Хотя заведение было переполнено студентами, что-то смотревшими по телевизору, он сразу заметил Снилину. Но еще прежде он узнал, что его девушка уже здесь по ее машине – безвкусный Renault желтого цвета, подарок ее отца на ее 18-тилетие, который он взял в кредит. Сейчас ей было 19, она перешла на третий курс университета, но хорошо ездить так и не научилась. Об этом говорили покореженные передний и задний бампера, а также глубокая вмятина на правом крыле.

     Девушка сидела за их любимым столиком в углу помещения, лицом к нему. Из-за практики в юридической фирме, проходившей в другом городе, он не видел Снилину целых три недели. И после сегодняшнего вечера не увидит ее до самого Нового Года. Но за это время они могут съесть по порции какого-то экзотического блюда и выпить по паре стаканчиков коктейлей, а также поразвлечься на прохладных свежестираных простынях ее кровати.

     Мать и отец Снилины уехали в какой-то оздоровительный лагерь, так что дом остался в ее полном распоряжении. У Рината пересохло во рту от мысли, что его ждет после этого обеда, и какой-то своей частью он жалел, что они тратят время на еду и питье. Впрочем, другая его часть чувствовала нужным не торопиться, отнестись к трапезе спокойно и с расстановкой.

     С первого взгляда было явно видно, что Снилина о чем-то беспокоится, и не требовалось большой проницательности, чтобы понять, почему? Завтра в одиннадцать сорок пять он улетал в большой город в чужой стране, чтобы уже послезавтра начать работать в солидной юридической конторе, занимающейся всякими делами крупных компаний. Половине мира было суждено разделить их на целых полгода. А ведь до этого они никогда еще не были так долго в разлуке.

     Он всегда мог различить, что ее что-то беспокоит, знал соответствующие признаки. Снилина уходила в себя, разглаживала ладонями все, что попадалось ей под руку – салфетки, свою юбку, его галстук – словно выравнивая этим для них обоих путь к некой безопасной гавани. Она разучивалась смеяться и становилась почти комически серьезной и умудренной. В такие моменты она казалась ему очень забавной, вроде маленькой девочки, вырядившейся в материнское платье. Но он попросту не мог воспринимать ее серьезность серьезно.

     Сейчас же ее беспокойство не имело никакого логического смысла; впрочем, Ринат уже знал, что беспокойство и логика редко ходят рука об руку. Но, в конце концов, он бы в жизни не взял эту работу, если бы Снилина сама не заставила его это сделать. Она не позволила ему упустить такую возможность, безжалостно отвергала все его доводы против, постоянно твердя, что нет ничего страшного в том, чтобы записаться на полгода: “Не понравится – вернешься домой. Но тебе точно понравится!”

     Это было именно то, что им всегда хотелось делать, работа их общей мечты, и оба они это знали. А если ему понравится – а ему обязательно понравится – и он захочет остаться в чужой стране, она может к нему приехать. Университет, в котором учился он, и теперь училась она, имел связи с этой юридической конторой, так что вопрос, возьмут ли ее работать, даже не возникал. Тогда они станут жить вместе. По-домашнему, в кружевных панталончиках, она будет подавать ему чай с пончиками, а потом им можно будет трахнуться.

     Ринат согласился на ее уговоры. Ему всегда казалось, что слово “панталончики” в тысячу раз сексуальнее, чем “трусы”. Так что он согласился взять работу, и его послали в другой город на трехнедельное обучение и профессиональную ориентацию. И вот теперь он вернулся, а она разглаживала бумажную салфетку, и это его нисколько не удивляло.

     Он протолкался к Снилине через переполненный зал, перегнулся через стол, поцеловал ее и лишь потом присел напротив. Она не подняла губы навстречу ему, и он ограничился тем, что клюнул ее в висок, оставив на своих губах следы от тонального крема коричневатого оттенка.

     – Вирджил, мы пришли, – сказал он, достал из кармана игрушку и положил ее на стол.

     Он всегда так делал. Куда бы он не шел, он брал с собой маленькую резиновую игрушку белого медведя, высотой в половину карандаша, разговаривал с ней, как с живой… иногда даже специально выгуливал.

     Снилина была обыкновенной “нафуфыреной” девкой, на вид очень примитивной и язвительной. А с помощью богатых родителей – еще и избалованной. На лице у нее постоянно был налеплен слой тонального крема, будто у нее загар. Волосы средней длины, выбеленные и перекрашенные в однообразный цвет соломы. Брови долыса выскубаны, а вместо них нарисованы две узкие полоски коричневым карандашом.

     Перед ней стоял пустой стакан от мартини, и, когда подошла официантка, она заказала еще один, а заодно попросила принести Ринату пива.

     Несмотря на ее штучный вид, парню нравилось на нее смотреть, нравились гладкая линия ее шеи, тусклый блеск ее волос, и первое время он просто пассивно поддерживал разговор, что-то бормоча в нужных местах и почти не слушая. Так что нельзя сказать, что им вообще не о чем было побеседовать.

     Ринат начал что-то соображать, только когда Снилина сказала ему, что он должен относиться к своему пребыванию в большом городе в чужой стране как к отдыху от их отношений, и даже тогда он решил, что она просто шутит. Он не понимал, насколько Снилина говорит серьезно, пока она не сказала, что хорошо бы им обоим провести это время с другими людьми.

     – В раздетом виде? – в шутку спросил он.

     – Не помешало бы, – ответила Снилина и разом выпила полстакана мартини.

     Именно то, как она залпом его заглотила, более чем любые ее слова окатило его холодным душем предчувствия. Эта девушка пила для храбрости и до того, как он сюда пришел. Выпила, по меньшей мере, одну дозу, может быть – две.

     – Ты думаешь, я не могу подождать несколько месяцев? – уточнил Ринат.

     Тут полагалась немудреная шуточка насчет мастурбации, но случилась странная вещь. У юноши почему-то перехватило горло, и он не смог продолжить.

     – Знаешь, я не хочу беспокоиться о том, что будет через несколько месяцев. Мы не знаем, что мы будем чувствовать через несколько месяцев. Что я буду чувствовать. Я не хочу, чтобы ты думал, будто обязан вернуться домой просто затем, чтобы мы были вместе. Или считать очевидным, что я туда приеду. Давай лучше побеспокоимся о том, что происходит сейчас. Вот посмотри на это с такой точки зрения. Со сколькими девушками бывал ты вместе? За всю свою жизнь?

     Ринат удивленно вздрогнул. Он много раз видел на ее лице эту нахмуренную, так шедшую ей концентрацию, но при этом она никогда его не пугала.

     – Ты сама знаешь ответ, – произнес он.

     – Никого, кроме меня, – подтвердила она. – А ведь никто так не делает. Никто не живет всю свою жизнь с первым человеком, с которым он переспал. Во всяком случае – в наше время. Ни один человек на планете. Должны быть и другие связи. По крайней мере, две или три.

     – Это так ты это называешь? “Связи”? Изящненько и со вкусом.

     – Хорошо, – сказала Снилина. – Ты должен сперва потрахаться с несколькими другими девушками.

     Люди, смотревшие телевизор, от чего-то одобрительно взревели. А бармен аж зааплодировал, смотря на плоский экран.

     Ринат хотел что-то ответить, но во рту у него пересохло, язык не поворачивался, и пришлось сделать глоток пива. В стакане оставалось разве что еще на глоток. Он не помнил, как пиво появилось, и не помнил, как его пил. Пиво было тепловатое и соленое, словно морская вода. Она специально выжидала до сегодня, пока до отлета не осталось две минуты, чтобы теперь сказать ему, сказать ему…

     – Так ты со мной порываешь? Хочешь от меня освободиться? И ты дожидалась этого последнего момента, чтобы мне сказать?

     У их стола возникла официантка с пустым подносом и пластиковой улыбкой.

     – Вы будете что-нибудь заказывать? – спросила она. – Может, что-нибудь выпить?

     – Еще мартини, пожалуйста, и еще пива, – радостно ответила Снилина.

     – Я не хочу пива, – сказал Ринат и сам не узнал свой хриплый, по-детски обиженный голос.

     – Тогда мы оба возьмем лаймовые мартини, – решила Снилина.

     Официантка удалилась.

     – Какого черта тут происходит? У меня в кармане билет на самолет, уже арендована квартира. Там ожидают, что в понедельник утром 10-го июня я выйду на работу, а ты мне выкладываешь все это дерьмо. На какой результат ты, собственно, надеешься? Хочешь, чтобы я позвонил им завтра утром и сказал: “Спасибо, что вы предложили мне работу, на которую претендовали семьсот других желающих, но, поразмыслив, я вынужден отказаться?” Это что, проверка, что я больше ценю: тебя или эту работу? Потому что, если проверка – то пора бы понять, что ты рассуждаешь по-детски и даже оскорбительно. И это ты сама послала меня туда работать!

     – Нет, Ринат, я действительно хочу, чтобы ты ушел, и я хочу…

     – Чтобы я “пилил” чью-то другую “доску”?

     Плечи Снилины резко вздрогнули. Ринат сам удивился себе. Он никак не ожидал, что его голос может звучать так отвратительно. Она же просто кивнула и судорожно отглотнула из стакана.

     – Сейчас или позже, но ты все равно это будешь делать.

     В голове у Рината прозвучала бессмысленная фраза, сказанная голосом отца: “Ты можешь прожить свою жизнь либо калекой, либо слабаком или…” Парень не был уверен, что папа когда-нибудь такое говорил, но, хотя эта фраза могла быть воображаемой, могла быть полностью вымышленной, она вспомнилась ему с ясностью строчки из какой-нибудь любимой песни.

     Официантка осторожно поставила перед юношей его мартини, и он опрокинул стакан в рот, выпив залпом добрую треть. Он никогда еще не пил мартини, и сладковатый резкий ожог застал его врасплох. Мартини медленно опустился по горлу и занял все его легкие. Грудь стала пылающей топкой, пот щипал лицо. Его рука сама протянулась к горлу, нащупала узел галстука и развязала. С какой такой стати он вырядился в рубашку с галстуком? Теперь он из-за него прямо жарился. Он был в аду.

     – Тебя всегда будет мучить вопрос, что именно ты пропустил, – говорила Снилина. – Так уж устроены все мужчины. Я просто смотрю правде в глаза. Я не хочу выйти замуж за тебя, чтобы потом шугать тебя от моих подруг или нашей няни. Я не хочу быть причиной твоих сожалений.

     Ринат старался восстановить спокойствие, вернуться к тону терпеливого, мягкого юмора. С терпеливостью он еще как-то мог справиться, мягкий юмор у него не получался.

     – Не говори мне, что думают другие люди! Я тебя люблю. Ты бесишь меня больше, чем это вообще возможно в принципе, но я хочу прожить с тобой каждую эту раздражающую минуту, понимаешь меня? – он посмотрел на нее. – Я знаю, чего хочу. Я хочу жить той жизнью, о которой мечтаю, не знаю уж сколько лет. Сколько раз мы обсуждали имена наших будущих детей? Ты думаешь, все это треп?

     – Я думаю, это часть главной нашей проблемы. Ты живешь так, словно у нас уже есть дети, словно мы уже поженились. Но их у нас нет, и мы не женаты. Для тебя дети уже существуют, потому что ты живешь в своей голове, а не в мире. Я вот не уверена, что хоть когда-нибудь хотела иметь детей.

     Надежда… мысли о любящей жене и милых детях мелькнули в его сознании и тут же погасли. Так моряк видит с гибнущего у родных берегов корабля крыши своего селенья, церковный шпиль. Они мелькают перед ним на миг, а потом навсегда скрываются за бурной волной.

     Ринат сдернул с себя галстук и бросил его на стол. Сейчас ему было нестерпимо чувствовать что-нибудь на своей шее.

     – А ведь ты меня чуть не обманула. Последние восемь тысяч раз, когда мы об этом говорили, казалось, что тебе эта мысль нравится.

     – Я даже не знаю, что именно мне нравится. С того времени, как мы встретились, у меня не было никакой возможности освободиться от тебя и подумать о своей собственной жизни. У меня не было ни единого дня…

     – Значит, я тебя душу? Ты мне это хочешь сказать? Дерьмо собачье.

     Снилина отвернулась от парня, с которым пока встречалась и пустыми глазами уставилась в глубину зала, давая его ярости утихнуть. Он долго, с присвистом вздохнул и приказал себе не кричать, а попробовать снова что-то разумное сказать.

     – Помнишь тот день на дереве? – спросил он. – В хижине, которую мы с тобой так больше и не нашли, с белыми занавесками? Ты сказала, что такого не бывает с обычными парами. Ты сказала, что мы другие. Ты сказала, что наша любовь – это нечто особое, что, может быть, одна пара из миллиона получает то, что было нам дано. Ты сказала, что мы созданы друг для друга. Ты сказала, что нельзя игнорировать знаки судьбы.

     – Никакой это был не знак. Просто мы переспали в чьей-то хижине на дереве.

     Ринат медленно покачал головой. Разговаривать сейчас со Снилиной было все равно, что махать руками на рой шмелей. Никакого толку, одни болезненные укусы.

     – Разве ты не помнишь, как мы ее потом искали? Искали все лето, но так и не нашли. Ты еще сказала, что это наш Тайный Домик на Секретном Дереве.

     – Я сказала так, чтобы мы могли ее больше не искать. Это, Ринат, именно то, о чем я говорю. Ты и твое магическое мышление. Перепихон не может быть просто перепихоном. Это непременно должно быть трансцендентное переживание, изменяющее весь ход твоей жизни. Это дико и уныло, и я устала притворяться, что это для меня нормально. Ты когда-нибудь слушаешь, что говоришь? Какого хрена мы вообще заговорили об этой хижине?

     – От таких выражений меня начинает тошнить.

     – Не нравится? Тебе не нравится слышать, как я говорю про перепихон? Почему же? Это не согласуется с твоими обо мне представлениями? Тебе не нужен реальный человек. Тебе нужно святое видение, к которому ты можешь воззвать.

     – Так вы еще не решили, что будете брать? – спросила официантка – она снова стояла у столика.

     – Давай еще пару, – ответил Ринат, и она ушла.

     Они со Снилиной глядели друг на друга. Юноша вцепился в край столика, чувствуя, что еще немного – и тот перевернется.

     – Мы встретились еще детьми, – опять начала девушка. – Мы позволили этому стать чем-то гораздо более серьезным, чем должны быть отношения школьников. Если мы станем проводить какое-то время с другими людьми, это придаст нашим отношениям некую перспективу. Может быть, мы начнем их снова, если увидим, что взрослыми так же любим друг друга, как любили, будучи детьми. Я не знаю. Возможно, через какое-то время мы сможем иначе взглянуть на то, что даем друг другу.

     – А что мы даем друг другу? – поинтересовался Ринат. – Ты говоришь как банковский работник, выдающий кредиты.

     Снилина протерла рукой щеку, размазав по ладони тональный крем. Ее глаза стали жалкими, и только теперь парень заметил, что на ней нет крестика, который он подарил ей несколько лет тому назад. Это был первый его подарок для нее. Значило ли его отсутствие что-нибудь? Задолго до того, как они впервые решили, что будут вместе всю свою жизнь, этот крестик стал для них чем-то вроде обручального кольца. И Ринат не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь видел Снилину без него. От этой мысли на него дохнуло опасным холодком.

     – Так ты уже успела себе кого-нибудь подобрать? Кого-нибудь, с кем ты хочешь трахаться, чтобы придать нашим отношениям перспективу?

     – Я об этом даже не думала. Я просто…

     – Думаешь, еще как думаешь. Ведь к этому все и сводится, ты сама так сказала. Нам нужно заниматься этим с другими.

     Снилина открыла рот, закрыла его, снова открыла.

     – Да Ринат, пожалуй, что это так, – наконец ответила она. – В смысле, что я тоже должна спать с другими. Иначе, возможно, ты туда уедешь, и будешь жить монахом. Если ты будешь знать, что я так поступаю, тебе будет легче делать то же самое.

     – Так, значит, кто-то уже есть?

     – Есть один человек, с которым я… бывала вместе. Раз или два.

     – Пока я был в другом городе, – не спросил, а констатировал он. – Кто же это?

     – Ты с ним никогда не встречался. Это не имеет значения.

     – И все равно я хочу знать.

     – Это неважно. Я не буду задавать тебе вопросы о том, что ты будешь делать, когда уедешь.

     – О том, что и с кем я буду там делать, – поправил Ринат.

     – Да, пускай так. Никаких вопросов. Я не хочу знать.

     – Но я-то хочу. Когда это было?

     – Что – было?

     – Когда ты стала встречаться с этим парнем? На той неделе? Что ты ему сказала? Ты сказала ему, что лучше подождать, пока я отбуду на работу? Или вы не стали ждать?

     Снилина чуть приоткрыла рот, чтобы ответить, и он увидел в ее глазах нечто маленькое и страшное, и в приливе нахлынувшего жара понял то, чего не хотел понимать. Понял, что она всю весну подходила к этому разговору, начиная с того момента, когда впервые стала его уговаривать взять эту работу.

     – Как далеко он зашел? Этот парень уже поимел тебя? Может, даже дважды?

     Девушка покачала головой, но юноша, в общем-то, не понял, говорит она “нет” или отказывается отвечать на его вопрос. Она уже смаргивала слезы. К своему удивлению, он не почувствовал желания ее успокоить. Он находился в тисках чего-то такого, чего и сам не понимал, некой извращенной смеси гнева и возбуждения.

     Какая-то часть его с удивлением обнаружила, что приятно чувствовать себя оскорбленным, иметь оправдание за то, что он доставляет ей боль. Смотреть, как много боли он может ей причинить. Он хотел исхлестать ее своими вопросами. В то же самое время у него перед глазами стали возникать картины: Снилина на коленях в неразберихе мятых простыней, на ее теле яркая линия от полузакрытых штор, чья-то рука тянется к ее обнаженным бедрам. Картина в равной степени возмущала его и возбуждала.

     – Ринат, – произнесла она. – Пожалуйста…

     – Прекрати свои “пожалуйста”! Есть некоторые вещи, которых ты мне не говоришь. Вещи, которые мне нужно знать. Мне нужно знать: ты с ним трахалась? Скажи мне, трахалась ли ты с ним?

     – Нет.

     – Хорошо, – кивнул парень. – Он когда-нибудь там бывал – у тебя дома, когда я звонил тебе из другого города? Сидел там, запустив руку тебе под юбку?

     – Нет, Ринат, мы встретились после занятий в университете. И это все. Мы с ним иногда говорили. По большей части об учебе.

     – А когда я спал с тобой, ты думала о нем?

     – Господи, конечно нет. Как ты можешь такое спрашивать?

     – Я спрашиваю, потому что хочу знать все. Я хочу знать все до мельчайших дерьмовых подробностей, которых ты мне не говоришь, знать каждую твою грязную тайну.

     – Почему?

     – Потому что так мне будет легче тебя ненавидеть.

     Около их столика напряженно стояла официантка, окаменевшая в процессе подачи им свеженалитых напитков.

     – Какого хрена ты на нас уставилась? – спросил парень, и она неуверенно отшагнула назад.

     И не только официантка на них уставилась. К ним поворачивались головы от других ближних столиков. Некоторые из зрителей смотрели серьезно, в то время как другие, преимущественно молодые парочки, наблюдали за ними веселыми блестящими глазами, силясь не рассмеяться. Ничто не бывает таким забавным, как шумная принародная ссора.

     Когда юноша снова взглянул на девушку, та уже стояла за своим стулом. В ее руках был его галстук. Когда Ринат его отшвырнул, она подобрала его и с того времени машинально складывала и разглаживала.

     – Куда ты идешь? – спросил он и схватил ее за плечо в тот самый момент, когда она пыталась пройти мимо него.

     Снилина качнулась и ударилась о столик. Она была пьяная. Они оба были пьяные.

     – Ринат, – сказала она. – Моя рука.

     Только тогда он осознал, как крепко сжимает ее плечо, впиваясь пальцами с такой силой, что чувствуется кость. Чтобы разжать руку, ему потребовалось сознательное усилие.

     – Я никуда не убегаю, – ответила девушка. – Мне просто нужно немножко привести себя в порядок, – она указала на свое лицо.

     – Мы не кончили нашего разговора. Ты мне многое еще не рассказала.

     – Если и есть вещи, которые я не хочу тебе рассказывать – то это из лучших соображений. Просто я не хочу, чтобы тебе было больно.

     – Поздно задумалась.

     – Потому что я тебя люблю.

     “Ты сказала – я поверил, ты повторила – я засомневался, ты стала настаивать, и я понял, что ты лжешь!” – вспомнилась ему пословица.

     – Не верю, – ответил он. – А ты веришь? – обратился он к маленькой резиновой игрушке белого медведя.

     Ринат сказал это в первую очередь, чтобы причинить ей боль. Он почувствовал дикий прилив восторга, увидев, что добился успеха. На глаза Снилины навернулись слезы. Она покачнулась и схватилась за столик рукой, чтобы сохранить равновесие.

     – Вот видишь, даже медведь тебе не верит!

     – Пойми, если я что-то от тебя скрываю, так это чтобы защитить тебя. Я знаю, какой ты хороший. Ты заслуживаешь лучшего, чем получил, связавшись со мной.

     – В конце концов, мы в чем-то согласились. Действительно, я заслуживаю лучшего.

     Снилина ждала, что Ринат скажет что-нибудь еще, но он не мог, ему снова не хватало воздуха. Она повернулась и стала пробираться сквозь толпу к женскому туалету, оставив в стакане 1/3 напитка. Наблюдая за тем, как она уходит, юноша медленно допил свой мартини.

     В этой белой блузке и серой юбке она смотрелась хорошо; парень видел, как несколько студентов повернули вслед ей головы, затем один из них что-то сказал, а другой рассмеялся. Ринату казалось, что кровь его сгустилась и течет очень медленно; он ощущал пульс, колотящийся в висках. Он даже не осознавал, что около их столика стоит какой-то человек, не слышал, как тот сказал “извините”, и даже не видел его, пока этот мужчина не нагнулся и не заглянул прямо ему в лицо. У него была фигура культуриста, его белая спортивная футболка туго натягивалась на плечах. Из-под костистого уступа лба выглядывали маленькие глуповатые голубые глазки.

     – Извините, – повторил он. – Мы должны попросить вас и вашу жену покинуть заведение. Мы не можем допустить, чтобы вы оскорбляли наших сотрудников.

     – Она мне не жена. Просто баба, которую я иногда трахал.

     – Я не хочу слышать здесь такие выражения, – сдержано ответил здоровый мужик (бармен? вышибала?). – Употребляйте их в другом месте.

     Ринат встал, нашарил свой бумажник, положил на стол две сотни, забрал белого медведя и направился к двери. Его охватило ощущение собственной правоты.

     “Оставь ее здесь”, – думал он.

     Сидя напротив Снилины, он хотел вырвать из нее все секреты и параллельно доставить ей как можно больше неприятных ощущений. Но теперь, когда ее не было видно, и он мог свободно вздохнуть, то чувствовал, что было бы огромной ошибкой предоставить ей новые возможности оправдать ее поступок. Он не хотел дальше здесь околачиваться, давая ей шанс разбавить его жгучую ненависть слезами, новыми разговорами о том, как она его любит. Он не хотел ничего понимать, не хотел испытывать сочувствие.

     Скоро она вернется и застанет столик пустым. Его отсутствие скажет ей больше, чем мог он надеяться выразить словами, если бы остался. И не важно, что она на машине, и он как бы должен посоветовать взять ей такси. Ринат не почтальон, а Снилина не пакет, чтобы доставлять ее адресату. Она уже большая, может сама догадаться не садиться пьяной за руль. Не в этом ли главный смысл ее траханья с кем-то другим, пока он будет в командировке? Доказать, что она уже взрослая? Он чувствовал… да ничего он в тот момент не чувствовал!

     Ринат в жизни своей еще не был так уверен, что поступает правильно, и, подходя к двери, услышал нечто вроде аплодисментов, топанье ног и хлопки ладонями, звучавшие все громче и громче, пока он, наконец, не открыл дверь и не увидел хлещущий с неба ливень.

 

Конец фрагмента.

 

 

          Михаил Гранд.

          17 Августа 2013 года.



Другие книги жанра: Драматургия

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557