Среди прочих, Вагнер стремился разрушить теорию о том, что эмиссия банкнот
приносит неисчислимые прибыли. Такой взгляд служил питательной средой для
критики Книеса в адрес свободной системы. Он писал, что производство банкнот
должно быть объектом специального регулирования, потому что их создание ничего
не стоит [там же, т. I, с. 313]. Вагнер же указывал на существование издержек
управления и, что особенно важно, на стоимость капитала значительных размеров,
необходимого для эмиссионного бизнеса.
Не признавал Вагнер и необходимости выделить банковский бизнес из прочих сфер
производственной деятельности и распространить на него принцип неограниченной
ответственности. Вместе с тем Вагнер считал целесообразным проведение реформы
всего свода законов о бизнесе, которое бы установило особые условия для
функционирования различных его сфер. Руководствуясь этой идеей, он приступил к
созданию "Нормативбедингунгена", который можно было бы применить к банковскому
бизнесу. В частности, размер банковского капитала должен был удовлетворять
некоторому минимальному уровню, номинал банкнот ограничивался снизу,
межбанковский обмен банкнотами должен был проводиться на регулярной основе
один либо два раза в неделю, а в отношениях с публикой устанавливался принцип
открытости.
Существование подобных правил рассматривалось Вагнером как явление, вполне
совместимое с идеей абсолютного "Банкфрайхайта". Что касается других правил,
часто включавшихся в банковское законодательство, например, контроля за
деятельностью банков, фиксации пропорций эмиссии по отношению к размерам
банковского капитала или закрепления определенных форм обеспечения векселей,
то их Вагнер считал несовместимыми с принципами абсолютного "Банкфрайхайта".
Однако если полную свободу не понимать слишком буквально, можно было и
согласиться на некоторые из этих правил.
Как и Михаэлис, Вагнер делал особый упор на необходимости быстрой ликвидации
неплатежеспособных банков. Если предъявленная к погашению банкнота не могла
быть оплачена в главном офисе выдавшего ее банка либо в его отделениях и
филиалах на местах и в течение короткого отрезка времени (например, трех дней,
как предлагал Вагнер) банк все еще не был в состоянии уплатить по своим
обязательствам, любой кредитор этого банка должен был иметь право обратиться в
суд с требованием о его ликвидации. Единственным оправданием для банка могли
служить лишь форс-мажорные обстоятельства, как, например, иностранная агрессия
[там же, с. 634].
Вагнер возражал Михаэлису в вопросе о том, какой из типов резервных
требований, предъявляемых к банковской эмиссии, лучше -- континентальный, он
же германский ("Дриттельдекунг"-"Dritteldeckung", или металлическое
обеспечение в размере одной трети эмиссии), либо система Пила (фиксированная
фидуциарная эмиссия). Книес и Михаэлис остановили свой выбор на системе Пила.
Вагнер же предпочитал "Дриттельдекунг". Даже признавая, что выбор значения для
этого норматива (одна треть) совершенно произволен, он все же считал такой
подход гораздо менее жестким, нежели систему Пила или американскую систему
депонирования облигаций.
Говоря об опыте, который Германия извлекла из событий 1866 г., заставившем
многих обратить внимание на преимущества системы центрального банка и
согласиться с доводами его сторонников, Вагнер признавал, что такие
преимущества действительно были продемонстрированы. Тем не менее, он считал,
что эти преимущества вовсе не обязательно являются преимуществами
исключительно привилегированного и монопольного центрального банка. Не только
Прусский Банк, но и близкие к нему по масштабам банки, такие как банки
Франкфурта, Лейпцига и Бремена, а также более мелкие центральные банки, или,
как их можно было бы назвать, центральные банки второго порядка, в разгар
кризиса оказывали поддержку фирмам с добротной репутацией [там же, с. 357].
Частичное отречение от своих идей Вагнера, когда-то являвшегося
бескомпромиссным приверженцем Банкфрайхайта, ознаменовало конец активной
оппозиции централизованной банковской системе в Германии.


Глава X. Дискуссия в Англии в период после 1848 г. 


Наше описание того, как менялись в Англии взгляды на преимущества и недостатки
свободной банковской системы в сравнении с монополизированной системой
эмиссионной деятельности, закончилось на работах Джеймса Вилсона,
опубликованных в конце 40-х годов прошлого века. Начиная с 1844 г., а может
быть и раньше, единственный вопрос практического плана в Англии формулировался
следующим образом: следует ли накладывать ограничения на размер эмиссии в
условиях централизованной банковской системы? Собственно же проблема выбора
между свободной и привилегированной эмиссионной деятельностью обсуждалась
крайне редко. Тем не менее, дискуссия, разгоревшаяся по этому вопросу среди
специалистов континентальной Европы в области экономики и финансов, не могла
остаться полностью незамеченной их английскими современниками.
Английская экономическая литература 50-х годов демонстрирует почти полное
пренебрежение проблемой банковской свободы. Ссылки на эту проблему чрезвычайно
редки, и едва ли можно назвать что-то еще, кроме пары посвященных ей работ.
Одной из этих работ является книга профессора одного из ирландских
университетов Р. Х. Миллса (R. H. Mills), чей курс лекций, посвященный
банковской сфере, был опубликован отдельным изданием ["The Principles of
Currency and Banking", 1857]. Миллс, в частности, говорил следующее: "безумные
масштабы экспансии и контракции бумажных денег являются неизбежным следствием
системы, имеющей до сих пор многочисленных сторонников и которая лишь недавно
была взята под контроль, ...системы, допускающей существование в стране
большого числа эмиссионных банков" [там же, с. 70]. Чтобы обосновать это
утверждение, Миллс дословно процитировал аргументацию Лонгфилда, и, похоже,
что эта цитата по сей день осталась единственным упоминанием лонгфилдовских
аргументов. [Найссер (Neisser) недавно использовал ту же аргументацию в своей
статье "Notenbankfreiheit?" в журнале Weltwirtschaftliches Archiv за октябрь
1930 г.] И это несмотря на то, что его взгляды представляют собой, пожалуй,
самый важный дискуссионный вопрос в теории данной проблемы.
Вторая из двух вышеупомянутых работ принадлежала перу Херберта Спенсера
(Herbert Spenser). [Статья "Essays on State Tampering with Money and Banks"
была впервые опубликована в журнале Westminster Review за 1858 г., а затем
включена в третий том книги "Essays Scientific, Political and Speculative".] В
ней он решительно отверг государственное вмешательство в сферу банковского
бизнеса и поддержал идею жесткого применения законов о банкротстве к
неплатежеспособным банкам. Спенсер считал, что это оказалось бы достаточным и
эффективным средством контроля за сверхэмиссией.
Несколько событий, произошедших в 60-х годах, способствовали возобновлению
дебатов. Расстройства денежной системы Соединенных Штатов, а также публикация
в 1865 г. во Франции книги Купле "Денежное обращение" ("La Circulation
Monetaire") породили комментарии журнала Экономист (The Economist). Этот
журнал, следовавший традициям Уилсона и редактировавшийся его зятем Уолтером
Бэйджхотом (Walter Bagehot), как и раньше, частенько высказывался в пользу
плюралистской банковской системы. Показания свидетелей перед Французской
Банковской Комиссией и оказавшийся не слишком удачным первый опыт
функционирования национальной банковской системы в Америке обеспечили
питательную среду для регулярной публикаций заметок подобного типа в 1867 г.
Влияние Франции на дискуссию в Англии оказалось особенно сильным. Оксфордский
профессор политической экономии Бонами Прайс (Bonamy Price) привлек внимание
публики к разногласиям во взглядах ведущих участников дискуссии -- Воловски и
Шевалье. [См. Fraser's Magazine, 1868. "The Controversy on Free Banking
betweeen M. Wolowski and M. Michael Chevalier". Анализ проблемы, сделанный
самим Бонами Прайсом, не принес ничего особенно нового. См. его "Principles of
Currency," 1869.] Вдобавок к этому, благодаря проведению Банковского Опроса,
между английскими и французскими экономистами были установлены и прямые
контакты. Бэйджхот был призван для личного свидетельствования перед Комиссией,
а Хэнки, Ньюмарч, Паттерсон и Дж. С. Милль представили свои письменные
меморандумы. Воловски посетил Лондон в 1866 г. и присутствовал на собрании
Клуба Политической Экономии. На этом собрании Бэйджхот зачитал статью,
призванную ответить на вопрос, "следует ли доверить заботу о соответствии
золотых резервов банковским обязательствам какому-то одному банку, либо
следует распределить эту ответственность между несколькими банками?" [См.
"Political Economy Club, Centenary Volume", Vol. VI, c. 86]
Реакция в Англии на новость о том, что Банк Франции принял политику изменения
учетной ставки в ответ на движение золотых резервов, была в целом
положительной. "Экономист" провозгласил это событие долгожданным признанием
принципов, которые журнал отстаивал на своих страницах в течение многих лет.
Теория учетной ставки, в то время пока еще не вполне разработанная в части
объяснения всех последствий применения этого инструмента и, в особенности, его
воздействия на структуру цен и доходов страны, получила в Англии довольно
широкое распространение. Произошло это под влиянием работ Мак-Леода ['Theory
and Practice of Banking", 1865] и Гошена ["Foreign Exchanges", 1861],
которым-таки удалось показать миру банковского бизнеса, что учетная ставка
может быть использована в качестве средства воздействия на платежный баланс и
золотые потоки.
Гошен подверг критике французскую школу низкой учетной ставки [в статье "Seven
Per Cent", опубликованной в Edinburgh Review за январь 1865 г. и затем
воспроизведенной в книге Гошена "Essays and Addresses on Economic Questions"].
Он настаивал на том, что высокая учетная ставка во Франции на протяжении
нескольких предшествующих лет должна восприниматься отнюдь не как результат
вмешательства в естественное развитие событий, на чем настаивали братья
Перейр, а как результат свободной игры, что привело к росту спроса на
свободный капитал и, следовательно, к росту цен на него.
Тем не менее, в Англии существовали и сторонники братьев Перейр. Наиболее
известным среди них был журналист по имени Паттерсон, авторитет которого был
столь высок, что ему даже было предложено представить свой меморандум на
рассмотрение Французской Комиссии [см. "Evidence", т. V, p. 559]. Он
распространил на ситуацию с Банком Англии мнение о том, что увеличение им
учетной ставки обусловлено именно существованием монополии на эмиссионную
деятельность и попытками монополиста максимизировать свою прибыль. Изменения
учетной ставки представлялись Паттерсону безусловным злом, избегать которое
следовало любыми средствами всегда и везде, за исключением случая свободной
эмиссионной деятельности, когда эти изменения становились "естественными"
["The Economy of Capital", 1864]. Против монополии Банка Англии выступил и
Гатри (Guthrie) ["Bank Monopoly, The Cause of Commercial Crises", 1864].
Зачастую противореча сам себе, он, тем не менее, привлек внимание публики к
одному из важных аспектов функционирования свободной системы, при которой
резервы были бы рассредоточены среди множества банков. Гатри считал, что в
условиях свободы, когда каждый из банков должен иметь собственные золотые
резервы, связь между банковскими запасами золота и эмиссией оказалась бы куда
более тесной. В этой ситуации сверхэмиссия и порождаемый ею отток драгоценных
металлов могли бы быть приостановлены еще до того момента, когда они стали бы
представлять реальную угрозу. В случае проявления подобной тенденции Гатри
предполагал следующее развитие событий. "Все банки, будучи одновременно
дилерами на рынках золота и кредитов, и храня лишь то количество золота,
которое необходимо для ведения собственною бизнеса, моментально почувствовали
бы исчезновение золота из своих сейфов, и были бы вынуждены, независимо от
объемов эмиссии и депозитов, в тот же момент урезать объемы кредитования, дабы
те соответствовали количеству наличности, находящейся в распоряжении банков."
[Там же, с. 41] Это означало бы, что в условиях свободной системы банки были
бы не в состоянии избежать жесткого следования правилам золотого стандарта и
принципам обращения бумажных денег. Любопытно, однако, что общий смысл этих
высказываний противоречил тезису самого же Гатри об ошибочности политики Банка
Англии. Тезис этот сводился к тому, что вместо того, чтобы удерживать цену
золота на фиксированном уровне, Банку Англии следовало бы позволить этой цене
колебаться в соответствии с изменением спроса и предложения, как это
происходит с ценой любого другого товара. По мнению Гатри, именно монополия
Банка Англии служила главной причиной экономических кризисов. Мак-Леод
придерживался того же мнения, хотя так и не смог убедительно обосновать его
[см. его "Theory and Practice of Banking", Vol. I (c. 479 в издании 1902 г.)].
Еще одной чертой научной мысли континентальной Европы того времени,
проявившейся и в Англии, была резкая критика в адрес всякой фидуциарной
эмиссии. Во главе группы европейских критиков стояли Цернуччи и Модест во
Франции, а также Телькампф и Гайер -- в Германии. В Англии эти взгляды
пропагандировал Эдмунд Филиппс (Edmund Philipps) ["A Plea for the Reform of
the British Currency and the Bank of England Charter", 1861]. Хронологически
его работы предвосхитили деятельность его коллег из континентальной Европы, за
исключением Телькампфа. При этом, однако, они привлекли к себе гораздо меньше
внимания. Филиппс считал, что пока Банк Англии выпускает больше банкнот, чем
количество золота, которое имеется в его распоряжении для их погашения, он
будет вынужден иногда внезапно отзывать часть банкнот и поднимать учетную
ставку. Рассуждая далее, Филиппс предполагал, что если даже Банк Англии не
согласится принять условие поддержания конвертируемости в толковании Филиппса,
любой из акционерных банков с радостью пойдет на это [там же, с. 11]. Однако
аргумент этот так и не нашел своих приверженцев в Англии и остался практически
незамеченным.
Вернемся к более общим аспектам проблемы выбора между единообразием и
плюрализмом в банковской эмиссии. Замечания Бэйджхота перед Французской
Комиссией ограничивались специфическими вопросами, имеющими отношение только к
Франции. Он считал, что французская система была хуже английской, поскольку в
Англии всякий городок имел два или три банка, что создавало такие условия для
сбора и использования сбережений, которые отсутствовали во Франции. На вопрос
о том, какая из банковских систем, единообразие либо плюрализм, представлялась
ему наилучшей для Англии, Бэйджхот отвечал, что на тот момент это было
безразлично. Результат, к которому должно было вести банковское многообразие в
Англии, уже был достигнут: привлечение свободных сбережений и предотвращение
их бесцельной растраты было к тому времени хорошо налажено. Теоретические же
споры, добавил Бэйджхот, я здесь вести не должен ["Evidence", т. I, с. 35].
Дж. С. Милль заметил в своем меморандуме, адресованном организаторам
Банковского Опроса во Франции, что важность выбора между единообразием и
плюрализмом в банковской сфере вообще сильно преувеличена. Всеми признавалось,
что плюралистская система ведет к развитию кредитной сети. Это одновременно
давало почву для похвал в адрес этой системы со стороны ее сторонников и
критики -- со стороны врагов.
Милль, однако, считал, что свободная система на самом деле не способна
реализовать ни свои преимущества, на которые так рассчитывала одна из сторон,
ни недостатки, на которые обращала внимание противоположная сторона. По
истечении периода адаптации, считал Милль, мы обнаружили бы, что все денежное
обращение сконцентрировалось в руках некоторого числа банков, причем в
совокупности их поведение и кредитные услуги оказались бы почти в точности
такими же, как поведение и услуги единственного банка в прежней системе.
Отдельно взятый банк мог увеличить свою эмиссию и удержать ее на новом уровне
лишь в течение ничтожно короткого промежутка времени, поскольку он сразу терял
бы свои резервы в пользу других банков. Рост объемов кредитования мог иметь
место лишь в том случае, если он вызывался какими-либо общими, одновременно
действующими на все банки причинами. Но ведь в точности такой же эффект эти
причины оказали бы и на единственный банк в рамках унитарной системы.
Следовательно, с точки зрения практической, значительных различий между двумя
этими системами не существовало. [См. "Evidence", т. V, с. 592--593. См. также
свидетельства Миля перед Английской Выборной Комиссией по Банковскому
законодательству (English Select Committee on the Bank Acts, 1857, Q. 2039).]
То, что Бэйджхот, напротив, считал различия между двумя системами реальными и
значительными, становится понятным из его статей в журнале "Экономист", а
также из опубликованной им в 1873 г. книги "Lombard Street". В первую очередь,
преимущество большого количества местных состояло в гораздо более быстром
распространении банковского бизнеса по территории страны. Система распыленной
банковской эмиссии готовит почву для депозитного бизнеса, воспитывая у людей
доверие к банкам. Такого доверия гораздо легче добиться через эмиссию банкнот,
поскольку банкам в этом случае принадлежит гораздо больше инициативы, нежели в
условиях чисто депозитного бизнеса. Более того, такая система оказалась бы
лучше приспособленной и к кредитному бизнесу. Это было связано с тем, что
владельцы небольших провинциальных банков обычно были из тех же самых мест,
где находились их банки, а потому хорошо знали местные условия и, таким
образом, обладали более выгодной позицией при оценке степени рискованности
кредитования тех или иных фирм либо частных лиц. Каковы бы ни были недостатки
местных эмиссионных банков, следует признать, что в самом начале своего
существования они все же сыграли очень важную роль, даже если мы и не хотим
сейчас возвращения к такой системе. Именно благодаря тому, что Англия в
прежние времена обладала распыленной эмиссионной системой, говорил Бэйджхот,
нам удалось опередить остальные страны во всех сферах банковского бизнеса.
Следует признать, что с того момента, как страна добивается успехов в развитии
бумажного обращения и других сфер банковского бизнеса, для которых оно служит
прелюдией, какими бы средствами и в какие сроки это бы ни достигалось, выбор
между одним или множеством эмиссионных банков перестает иметь столь важное
практическое значение. Бэйджхот в связи с этим всегда рассматривал как
абстрактный вопрос о том, является ли целесообразным в принципе дарование
монопольных прав и как именно это происходит впервые.
Соответственно, по мнению Бэйджхота, планы братьев Перейр основать в Париже
еще один банк, примерно равный по силам Банку Франции, были беспочвенны,
поскольку Париж к тому времени уже привык к существовавшему обращению банкнот.
Да и вообще, считал Бэйджхот, планы эти должны были восприниматься весьма
скептически, поскольку исходили от тех людей, которые выступали против роста
учетной ставки. Что касается банковского бизнеса во французской провинции, то
было очевидно, что развитие там сети банков было гораздо более скромным,
нежели в Англии и Шотландии.
По мнению Бэйджхота, это было следствием недостатка местных эмиссий во
Франции. Тем не менее он не чувствовал вполне оправданными призывы
возвратиться к некоему подобию прежней системы областных банков, поскольку,
как он замечал с некоторой долей цинизма, "мы можем установить следующий
принцип: всякие кредитные деньги, разрешенные к выпуску во Франции, должны
обладать способностью стать законным средством платежа на следующий же день
после революции [см. The Economist, February 11th, 1865, р. 158].
Однако, абстрагируясь от вопроса целесообразности, Бэйджхот был вполне уверен,
что для страны, начинающей "с чистого листа", лучше принять мультирезервную
систему наподобие нью-йоркской, чем систему привилегированной монополии типа
существовавших в Англии или Франции, в сущности, являвшихся централизованными
резервными системами. [В Германии Прусский Банк еще не являлся банком банков,
хранящим золотые резервы других банков, и в этом смысле отличался от Банков
Англии и Франции. См. Nasse, "Die Preussische Bank, etc.", с. 59.] Еще не
всеми был вполне осознан тот факт, что Банковский Департамент Банка Англии
хранил у себя все резервы наличности для обеспечения банковских обязательств
страны, и важно было понять, как этот факт влияет на положение Банка Англии.
Англия выработала такую систему, при которой единственный институт удерживал в
своих руках не только весь золотой резерв (резерв для обеспечения банкнот), но
и, кроме того, все банковские резервы (резервы для обеспечения депозитов). Эта
ситуация стала результатом того привилегированного положения, в которое Банк
Англии был поставлен благодаря вмешательству государства. "Естественная
система -- то есть та, к которой бы привело развитие событий, если бы
правительство оставило в покое банковскую сферу, -- это система большого числа
банков равного либо не слишком разного размера." ["Lombard Street", p. 66.]
Вместо этого Англия получила центральный банк, и ее централизованная система
приобрела определенные черты, таящие в себе опасность, если к ним не
относиться с должной степенью осторожности. Эти черты и отличало
централизованную систему от децентрализованной мультирезервной системы.
Наиболее ярко отличия централизованной системы проявлялись в двух моментах:
во-первых, в воздействии на совокупную величину золотых резервов банковской
системы в целом и, во-вторых, в опоре на "кредитора в последней инстанции".
При этой системе коммерческие банки, вместо того, чтобы самостоятельно хранить
свои резервы, держали их в банкнотах Банка Англии либо в виде прав на таковые
через свои депозиты в Банк Англии. Каждый из банков при определении
оптимальной пропорции между более ликвидной и менее ликвидной частями своих
активов, чтобы обеспечить необходимый уровень ликвидности активов в целом,
исходил из того, что депонированные в Банк Англии средства "так же хороши, как
и наличные". Поэтому, в соответствии с расчетами коммерческих банков, их
совокупные наличные резервы, кроме тех наличных денег, что хранились в
банковских кассах, включали и всю сумму депозитов коммерческих банков в Банке
Англии. Однако поскольку последний выдавал часть резервов коммерческих банков
в кредит, количество наличных банкнот в Банковском Департаменте, которыми он
реально располагал в какой-либо фиксированный момент времени, составляло лишь
треть или половину суммы его депозитных обязательств. Фактическое объединение
резервов всех банков означало, что в нормальных условиях Банк Англии мог
рассчитывать на компенсацию средств, снятых одним из банков, средствами, тут
же депонированными другим. Сложности, однако, возникали всякий раз, когда
давление на его резервы оказывалось всеми банками сразу. Именно в такие
моменты проявлялись недостатки единой резервной системы. Величина реально
хранящихся в Банке Англии резервов была меньше того уровня, который отдельные
банки считали целесообразным держать в качестве гарантии собственной
устойчивости и, соответственно, ниже той суммы резервов, которая бы реально
хранилась при децентрализованной системе. Таким образом, размер свободной
наличности денежного рынка в условиях централизованной системы меньше, чем при
мультирезервной системе. Мак-Куллох заявлял, что банковские резервы выше при
унитарной системе; Бэйджхот же показал, что, наоборот, они выше в условиях ее
децентрализованной альтернативы. Другой слабостью централизованной системы
является тенденция оказывать экстренную помощь в чрезвычайных ситуациях.
Существование подобного выхода из сложных положений становится частью
информации, на базе которой банки формируют свою политику. Это разрушает
некоторые элементы системы ответственности, создавая взамен другие. Такое
положение предопределяет тот факт, что именно созданной при поддержке
государства централизованной банковской системе с большей вероятностью, нежели
системе естественной, понадобится государственная помощь. Тот же, кто знает,
что может на эту помощь рассчитывать, никогда не постесняется ей
воспользоваться. Это обстоятельство, в свою очередь, заставляет публику,
уверенную в том, что центральный банк обязан в трудную минуту помочь рядовым
банкам, требовать от него дополнительных услуг в тяжелые моменты. По словам
Бэйджхота, "серьезной проблемой является то, что банку, который хранит у себя
"неприкасаемые" резервы, одновременно приходится выступать в роли кредитора в
последней инстанции. На практике две эти функции несовместимы: одна
предписывает банку хранить деньги, в то время как другая -- те же деньги
отдавать." [См. The Economist, September 1st, 1866.]
Именно деятельность центрального банка в качестве кредитора в последней
инстанции была названа Хотри (Hawtrey) [см. "The Art of Central Banking",
Chapter IV] основополагающей функцией центрального банка. В системе же,
названной Бэйджхотом "естественной", ни один из банков не обладал бы
какими-либо особыми обязательствами перед другими.
Несмотря на очевидные, с точки зрения Бэйджхота, пороки централизованной
системы, он, тем не менее, не видел никаких шансов отказаться от нее в пользу
мультирезервной системы. Более того, Бэйджхот признавал рею наивность подобных
идей: целые десятилетия ушли бы на построение системы, которой бы все доверяли
так же, как Банку Англии, уже успевшему стать ключевым элементом
существовавшей системы. Таким образом, Бэйджхот отнюдь не призывал к замене ее
на альтернативную; он всего лишь пытался разъяснить основные принципы
политики, способной уменьшить неэффективность уже существующей системы.
Бэйджхот хотел, чтобы Директора Банка Англии осознали то двойное напряжение,
под которым оказывались наличные ресурсы Банка в кризисные периоды вследствие
двойственной природы его положения: как хранителя резервов других банков, с
одной стороны, и как кредитора в последней инстанции -- с другой. Банку Англии
вменялось в обязанность, во-первых, быть готовым к выдаче банкам денег, во
всех отношениях являвшихся их собственностью (а именно средств, депонированных
в Банке Англии в качестве резервов). Во-вторых, он должен был обеспечивать
кредитами те институты, чьи наличные ресурсы оказывались недостаточными. [Тот
факт, что Банк Англии непосредственно кредитует не банки, а денежных брокеров,
не имеет в данном случае особого значения. Действуя таким образом, он всего
лишь обеспечивает брокеров необходимыми средствами для кредитования банков.]
Все это привело Бэйджхота к выводу о том, что Банку Англии следовало
придерживаться более осторожной политики и что банковские резервы в размере
одной трети депозитов недостаточны.
По тому влиянию, которое оказал Бэйджхот на формирование политики центрального
банка, ему, вероятно, не было равных ни в Англии, ни в континентальной Европе.
Именно во многом благодаря его настойчивости свободное кредитование под
высокий процент стало считаться верной политикой центрального банка в
кризисные периоды.
Он приложил огромные усилия к тому, чтобы в обществе была признана особая
ответственность центрального банка. Его тезис являлся опровержением одного из
важнейших принципов Закона 1844г. Принцип этот гласил, что Банк Англии при
формировании своей политики освобождался от всяких обязательств
ориентироваться на общественные интересы и был свободен действовать только на
благо своих акционеров. В соответствии с этим, принципы управления Банковским
Департаментом становились идентичными принципам любого крупного депозитного
банка. Дж. С. Милль предполагал, что этот принцип был отвергнут еще в 1857 г.
[cм. Select Committee on the Banks Acts, 1857, Q. 2032].
Однако получить единодушие всех Директоров Банка по этому вопросу оказалось
делом сложным. Сразу же вслед за кризисом 1866г. Управляющий Банка Англии
сделал публичное заявление для своих акционеров о том, что Банк принял
возложенную на него обязанность поддерживать банковское сообщество, и, в
соответствии с этим, во время кризиса активно выдавал кредиты за счет
существенного сокращения собственных резервов [которые упали с 5,800 тыс.
фунтов до 1,200 тыс. фунтов в течение одной недели].
Бэйджхот посчитал это признанием со стороны Банка Англии того факта, что тот
хранил не только денежный резерв страны (золото), но также и банковские
резервы и что во время кризиса в обязанности Банка входило использование
подконтрольных ему средств для оказания помощи банковскому сообществу [см. The
Economist, September 22nd, 1866]. В ответ на это один из Директоров Банка и
его бывший Управляющий Томсон Хэнки (Thomson Hankey) решительно заявил, что
такой ответственности Банк за собой не признавал [См. его "Principles of
Banking, Its Utility and Economy; with Remarks on the Working and Management
of the Bank of England" (2nd Edition, 1867), с. 1--39]. Он охарактеризовал как
чрезвычайно вредную идею ожидание того, что Банк будет делать то, что
несопоставимо с обычной деятельностью депозитного банка, а именно -- выдавать
почти ничем не ограниченные кредиты всякий раз, когда в них возникает
необходимость. Хэнки считал, что банковское сообщество надо учить не
рассчитывать на помощь Банка Англии в случае, когда собственные средства
банков оказывались недостаточными. В этих условиях банковские резервы в
размере одной трети депозитов становились более чем достаточными. Мнение Хэнки
было поддержано и Дж. У. Норманом [см. The Economist, December 22nd, 1866, р.
1488].
В ответ на это Бэйджхот заявил, что вне зависимости от одобрения Директорами
Банка, Банк Англии уже создал прецедент, когда выдавал неограниченные кредиты
во время паники в 1857 и 1866 гг.) и такие его действия стали теперь законными
ожиданиями участников денежного рынка. Если же Директорат Банка хотел
избавиться от таких обязательств, ему следовало бы сделать на этот счет
официальное и недвусмысленное заявление [там же, December 8th, p. 1418--1419].
Книга Бэйджхота "Lombard Street" поистине стала завершением противоречивой
дискуссии о преимуществах и недостатках свободной и централизованной
банковских систем. Темой книги стало осознание того, что мы находимся в плену
у существующей банковской системы. Разумеется, обладай общество возможностью
сделать свой выбор заново, оно бы не выбрало эту систему. Но поскольку такая
система уже сложилась, мы должны использовать ее наилучшим образом, четко
осознавая ее слабые стороны, неукоснительно выполняя порожденные ею
обязанности и храня необходимые для этой цели средства.
Почти двадцать лет спустя, в связи с разразившимся в 1890 г. кризисом Бэринга,
Гошен в точности повторил предостережения Бэйджхота о недостаточных масштабах
хранимых резервов ["Essays and Addresses on Economic Questions," 1891; эссе,
озаглавленное "Our Cash Reserves and Central Stock of Gold"].
* * *
Ниже мы приводим список основных участников дискуссии о свободе банковского
бизнеса, сгруппированных по принципу принадлежности к банковской либо денежной
школе.


  Свобода     Централизация

Банковская Школа

  Парнелл     Тук
  Уилсон     Бонами Прайс
  Мак-Леод     Кэйрнс*
  Курсель-Сеней     Куйе
  Кокелен
  Шевалье
  Кок
  Гарнье
  Маннекен
  Брассер
  Хорн
  Вагнер
  Ласкер

Денежная Школа

      Мак-Куллох
      Дж. У. Норман
      Лойд
      Лонгфилд
      Р. Х. Миллс
  Цернуччи     Лавернь
      д"Эйшталь
      Воловски
  Хюбнер     Телькампф
  Михаэлис     Гайер
      Книес
  Мизес     Найссер


* См. опубликованный им в 1854 г. памфлет "An Examination into the Principles
of Currency involved in the Bank Charter Act of 1844", p. 62 и далее по
тексту.



Глава ХI. Дискуссия в Америке в период до учреждения Федеральной Резервной
Системы 




После 1875 г. все страны, уже имевшие к тому времени централизованную систему
банковского бизнеса, сделали выбор в ее пользу, более не дискутируя вопрос о
целесообразности такого шага. Тема практического выбора между этой системой и
ее свободной альтернативой с тех пор уже не затрагивалась. Более того,
декларированное превосходство централизованной системы превратилось в
обыкновенную догму без сколько-нибудь ясного понимания природы ее преимуществ.
Однако, среди крупнейших экономических держав до сих пор оставалась одна, где
все еще не существовало централизованной организации банковского дела, и
державой этой были Соединенные Штаты Америки. Целью настоящей главы является
рассмотрение некоторых из причин, в конце концов, приведших в 1913 г. к
введению и в этой стране централизованной банковской системы.
Итак, мы уже говорили, что банковская структура Соединенных Штатов состояла из
огромного множества мелких независимых банков, сфера деятельности каждого из
которых ограничивалась весьма небольшой территорией. В 1913 г. таких банков
было свыше 20 тысяч: около 7 тысяч из них были эмиссионными национальными
банками, остальные же, действуя в рамках законов тех штатов, где они
располагались, а не общенационального банковского законодательства, не имели
права на эмиссию банкнот.
На эту ситуацию зачастую ссылались как на пример практического воплощения
принципов свободы банковского бизнеса. Действительно, всякий человек либо
группа лиц могли, подчиняясь ряду требований, открыть эмиссионный банк, а
банковский бизнес был открыт для всех на одинаковых условиях. Тем не менее, по
крайней мере, в двух отношениях толкование банковской свободы "по-американски"
отличалось от более общей ее трактовки в континентальной Европе. Во-первых,
американские банки были лишены практически всякой возможности построения
системы отделений: положение большинства банков, действовавших вне крупных
городов, в той или иной степени приблизилось к положению местных монополий.
Во-вторых, общенациональное банковское законодательство, в рамках которого
функционировали "свободные" банки, предписывало конкретную эмиссионную
систему. Мнение о том, что американская банковская организация была лишена
преимуществ как централизованной, так и свободной систем, следует признать, по
меньшей мере, заслуживающим поддержки. Практически любые тенденции развития
системы отделений, ставшие в других странах частью естественной эволюции
банковского бизнеса, были однозначно исключены в Соединенных Штатах. До
принятия общенационального банковского законодательства банки находились под
юрисдикцией соответствующих штатов. Банковская фирма, учрежденная в одном
штате, не обладала какой возможностью распространения своих операций за его
пределы, ни через открытие отделения в другом штате, ни каким-либо другим
способом.
Что же касается возможностей открытия отделений внутри своего штата, то тут
ситуация в разных штатах отличалась. Некоторые штаты, главным образом южные,
допускали создание банковских отделений; в других же были приняты законы,
запрещавшие их создание. Принятие Национального закона о банках не изменило
ситуацию. В нем однозначно заявлялось, что учрежденный в соответствии с ним
банк не имел права вести бизнес где-либо еще, кроме территорий, означенных в
его учредительных документах. Закон сохранил право на деятельность отделений
лишь за теми банками штатов, которые вошли в состав общенациональной
банковской системы, уже имея свои отделения.
Как мы уже начали говорить в предшествующей главе, использование
депонированных облигаций вместо коммерческих активов в качестве обеспечения
эмиссии с самого начала выявило свою несостоятельность. С течением времени
преимущества этого метода обеспечения эмиссии становились все более
сомнительными.
Необходимость "связывать" капитал в активах определенного типа как условие
эмиссии банкнот сделало масштабы эмиссии зависимыми в долгосрочном плане от
доходности этих активов. Помимо структуры банковских активов, влиянию этого
фактора оказались подверженными и обязательства банков. В том случае, когда
эмиссия не должна непременно сопровождаться депонированием облигаций, банк
обладает правом свободного выбора пропорции, в которой его первоочередные
обязательства распределяются на банкноты и кредиты в форме депозитов.
Поскольку и те, и другие возвращались кредитору по первому требованию в форме
законного средства платежа, в основе этого выбора лежали бы исключительно
предпочтения публики в пользу банкнот либо депозитов, являющихся основой
чекового обращения. Банкам было бы безразлично, какую пропорцию между ними
выберет публика.
В ситуации же, когда условием эмиссии банкнот является вложение средств в
государственные облигации, которые к тому же еще и не приносили дохода, банки
заинтересованы в том, чтобы структура их долговых обязательств включала бы как
можно больше кредитных депозитов, а не банкнот. [Иногда говорят, что, по
аналогии с английской банковской системой, контроль над эмиссией в Соединенных
Штатах означал в то же время и контроль над общей суммой банковских кредитов.
Однако эта аналогия не является полной. В Англии векселя Банка Англии служили
в качестве законного средства платежа для других банков. Что касается банкнот
национальных банков в Америке, то они таковым не являлись. Национальный банк
был обязан выплачивать золотом по своим банкнотам, равно как и по депозитам.
Размер резервов должен был определяться, исходя из суммы тех и других, а
соотношение между ними могло колебаться в довольно значительных пределах.
Опасность заключалась в том, что, заступив за определенную черту, банки могли
обнаружить, что сумма их депозитов создавала гораздо больший спрос на наличные
деньги, чем их было в распоряжении банков.]
Обратимся теперь к конкретным фактам, иллюстрирующим эту мысль на примере
Америки. Государственные облигации, на которые предъявлялся огромный спрос как
на основу для эмиссии банкнот и число которых на рынке отнюдь не прибавлялось,
продавались обычно с надбавкой. Этот обстоятельство в совокупности с правилом,
гласившим, что банк имел право выпустить банкнот лишь на сумму, равную 90%
номинальной стоимости купленных им облигаций, в значительной степени сократило
прибыльность вложений в облигации для эмиссионных целей. В тех случаях, когда
банк обладал возможностью давать кредиты, не прибегая к эмиссии, он,
естественно, предпочитал так и делать. Это породило значительные колебания в
банковской сфере от года к году и в зависимости от региона.
Общей тенденцией стал непропорциональный рост доли кредитных депозитов в
сравнении с объемом эмиссии. Там, где люди все же предпочитали банкноты, банки
взимали более высокий процент, нежели в тех частях страны, где заемщика можно
было вынудить брать кредиты в форме банковских депозитов и где масштабы
чекового обращения превышали спрос на денежные выплаты в форме банкнот при
снятии вкладов.
Внимательный взгляд на долгосрочные изменения в денежном обращении
обнаруживает, что в период, начиная с учреждения Национальной Банковской
Системы (National Banking System) и вплоть до 1900 г., в Америке имела место
тенденция, совершенно специфическая в сравнении с эмиссией в тех странах, где
депонирование облигаций не практиковалось. В начале 80-х годов XIX в.
федеральное правительство приступило к сокращению своего долга через погашение
облигаций. Соответственно возникла нехватка средств обеспечения банкнот, а
торговля теми облигациями, которые еще остались в обращении, осуществлялась со
значительными надбавками. Это сопровождалось соответствующим резким снижением
доходов по облигациям. Обращение банкнот национальных банков стремительно
сокращалось, и в период между 1881 г. и 1890 г. падение его масштабов
составило около 60%. В течение всего времени, пока эмиссия банкнот сокращалась
либо оставалась на прежнем уровне, банки быстрыми темпами наращивали свои
резервы наличности (главным образом, золотые; количество же признанных
законным средством платежа банкнот оставалось достаточно стабильным).
Устойчиво рос и объем депозитов. Эти факты прямо противоречат тому, что было
бы логично ожидать при обеспечении эмиссии обычными банковскими активами. В
последнем случае приток золота из-за границы либо из запасов внутри страны
сопровождался бы ростом эмиссии банкнот. Значительные комментарии вызвала
также неэластичность эмиссии в краткосрочном периоде. Те колебания в
соотношении банкнот и депозитов как составных частей банковских пассивов,
которые происходили в обычной системе, особенно в результате сезонных
изменений в динамике спроса, так и не проявились в Америке. И это несмотря на
ту роль, которую играло в этой стране сельское хозяйство, и тот огромный спрос
на деньги, которым сопровождалась реализация урожая. Неспособность банкнотного
обращения отреагировать на этот спрос еще более усиливала осеннее напряжение
на денежном рынке и в банковской сфере.
Неэластичность обращения банкнот могла быть объяснена неспособностью не только
расширять, но и сокращать эмиссию. Покупка дополнительных облигаций для
выпуска новых банкноту Контроллера, когда спрос на них возрастал, была
хлопотна и обходилась в кругленькую сумму. Положение усугублялось тем фактом,
что после того, как нужда в этих банкнотах проходила, отозвать их из обращения
можно было лишь повторив те же самые формальности и вновь заплатив деньги.
Более того, суммарная стоимость банкнот, которые можно было погасить в течение
одного месяца, также была ограничено по закону [3 млн. долл. до 1908 г. и 9
млн. долл. после 1908 г.]. Однажды выпущенные банкноты использовались банками
по максимуму. У себя банки оставляли лишь малую их часть для осуществления
сделок в периоды чрезвычайно сильного спроса на бумажные деньги. В те моменты,
когда этот спрос действительно возрастал, для его удовлетворения банкам
приходилось брать средства из своих резервов и платить не своими банкнотами, а
законными средствами платежа. Чтобы выполнить свои обязательства, банки должны
были мириться с жесткими ограничениями на величину выдаваемых ими займов.
Отсутствие сколько-нибудь значительных резервов банкнот вело к частым и
сильным колебаниям ставки процента, и каждую осень ее уровень резко
подскакивал вверх.
Широко распространенная иллюзия о том, что обеспечение векселей облигациями
якобы гарантировало полную их оплату, к тому времени испарилась. Более того,
спустя некоторое время наблюдатели даже стали возлагать на эту систему
ответственность за подавление некоторых естественных средств контроля за
сверхэмиссией. Она сделала нормальный процесс возврата банкнот для их
погашения банком-эмитентом весьма редким событием. Единообразие внешнего вида
банкнот различных банков, а также видимость гарантий совершенной безопасности,
которыми они были по закону наделены, заставляли публику относиться одинаково
к банкнотам любого из банков. Еще более важным обстоятельством было то, что
банки так и не стали погашать на взаимной основе банкноты друг друга. Вместо
того чтобы отсылать своим конкурентам их векселя банкноты для клиринга, банки,
как правило, платили по ним из собственной кассы. Объяснялось это, во-первых,
хлопотами и дороговизной посылки векселей в агентства по их погашению, которых
в отсутствие системы отделений было очень мало, а существующие находились на
значительном расстоянии. [До 1874 г. векселя могли быть погашены в
банке-эмитенте либо в одном из банков города из списка "городов погашения".
После 1874 г. погашение векселей могло быть произведено кассой выпустившего их
банка либо же Казначейством.] Второй причиной этого было то, что, ввиду
дороговизны эмиссии, у банков отсутствовали прямые мотивы заменять в обращении
чужие векселя своими собственными. Все эти обстоятельства привели к
исчезновению одного из сигналов, способных незамедлительно дать банку знать о
том, что он выпустил слишком много векселей.
Несколько серьезных финансовых кризисов потрясли Америку в течение
относительно короткого промежутка времени -- в 1873, 1884, 1890, 1893 и 1907
гг. В большинстве случаев кризисы в эти годы происходили и в Лондоне, но там
они были значительно менее серьезными. По сравнению с Лондоном ставки в
Нью-Йорке взлетали на фантастическую высоту.
Было и еще одно, еще более бросавшееся в глаза различие. В Америке во время
трех из этих пяти кризисов (в 1873, 1893 и 1907 гг.) имели место значительные
по своим масштабам частичные либо полные приостановки денежных выплат, и
бумажные деньги ценились выше обязательств по банковским счетам. Эти тенденции
достигли своей кульминации во время кризиса 1907 г., когда приостановки
продолжались в течении более чем двух месяцев.
С течением времени росло недовольство самими основами американской системы.
Наиболее очевидной ее отличительной чертой, на которую в первую очередь были
направлены критические стрелы, был, разумеется, сам метод эмиссии банкнот.
Некоторые из критиков полагали, что дефекты этого метода целиком объяснялись
системой обеспечения эмиссии депонированными облигациями, и, будь на их месте
обеспечение обычными активами, недостатков не было бы вовсе.
Суть претензии к американской системе суммировалась в термине
"неэластичность". Этот термин, зачастую содержащий в себе опасную
двусмысленность и использующийся для завуалированной поддержки инфляции, в
данном случае имел все основания быть примененным. Как мы только что сказали,
обвинения американской системы в недостаточной эластичности ее банковской
эмиссии были оправданы. Эта система оказалась неспособной реагировать на
колебания спроса на наличные деньги, как сезонного, так и кризисного
характера. Именно на неспособности удовлетворить кризисные нужды было
сосредоточено наибольшее внимание наблюдателей. Проблемой было обеспечение
экономики "экстренными деньгами".
Уже после 1879 г. [год, когда были возобновлены платежи золотом] было
замечено, что приостановки выплат были спровоцированы вовсе не претензиями
держателей банкнот на получение ими законного средства платежа в обмен на свои
банкноты, а в основном спросом вкладчиков, пытавшихся снять со своих депозитов
наличные деньги. Банки заявляли, и не без оснований, что их
неплатежеспособность стала прямым следствием проблем с выпуском дополнительных
банкнот. Обладай банки такой возможностью, они бы могли предложить вкладчикам,
желающим снять средства со своих депозитов, собственные банкноты. В этой
ситуации спрос банковских клиентов на наличные, как в узком, так и в широком
смысле, (т. е., в смысле выплаты законного средства платежа по своим банкнотам
либо депозитам, когда это необходимо) вполне мог быть удовлетворен.
Потребность населения состояла лишь в желании заменить форму средства платежа
с депозитов на банкноты. Публика всего лишь желала получить средства для
повседневных сделок, и осталась бы точно так же довольна банкнотами, как и
официальными деньгами. Резервы законного средства платежа, таким образом,
могли бы практически оставаться нетронутыми -- ведь на них в этом случае не
претендовали бы новые держатели банкнот. В условиях же невозможности выпуска
банкнот спрос вкладчиков на наличные со своих вкладов мог быть удовлетворен
лишь из резервов законных бумажных денег, которые вскоре оказывались
исчерпанными. Приостановки выплат, в соответствии с этой точкой зрения,
объяснялись неспособностью денег сменить свою форму (с текущих счетов на
банкноты). [Контроллер Денег (Comptroller of the Currency) в своем докладе за
1907 г. заметил следующее: "Единственный способ, посредством которого банки
могут быть надежно защищены от неожиданного и одновременного отзыва средств,
представляет собой систему кредитования путем эмиссии банкнот, которыми можно
немедленно заменить кредитование депозитное. В сущности, и то и другое есть
вещи идентичные, и должны быть в случае необходимости конвертируемы друг в
друга ежедневно и ежечасно по желанию кредитора, который являет собой то
вкладчика, то держателя банкнот. От эмиссионного банка необходимо потребовать,
и сам он должен желать того же из соображений поддержания собственной
устойчивости, хранить равные резервы как для обеспечения депозитов, так и
банкнот. В этом случае за уплатой банкнотой по обязательствам вкладчику не
последует экспансии либо инфляции; и не произойдет никакого сокращения в
случае, когда банкнота возвращена в банк для депонирования. При фиксированных
резервах денежных средств банк может поддерживать в обращении определенный
объем депозитной и эмиссионной массы. Вопрос же о том, остается ли депозит в
банке в качестве обязательства, по которому затем выписывается чек, либо
покидает его в качестве циркулирующей банкноты, уже не должен волновать ни
банк, ни кого-либо еще, за исключением самого клиента, который выбирает между
двумя этими альтернативами."]
Эта логика была использована в ряде попыток исправить сложившуюся ситуацию.
Организаторами так называемого Балтиморского Плана (Baltimore Plan) в 1894 г.
было предложено полностью отказаться от системы депонирования облигаций,
заменив ее на обеспечение бумажных денег обычными активами и добавив страховой
фонд. Предложение это, однако, никакого энтузиазма не вызвало. В 1900 г. был
предпринят ряд мер, направленных на повышение доходности эмиссии банкнот. В
частности, был принят закон, разрешавший банкам выпускать банкноты на сумму,
равную 100% (а не 90%, как ранее) номинальной стоимости депонированных
облигаций. Одновременно с этим налог на эмиссию был снижен с одного до
половины процента. Кроме того, само толкование законодательства Секретарем
Казначейства (Secretary of Treasury) в период после 1900 г. было весьма
либеральным: в качестве обеспечения эмиссии теперь разрешалось использовать не
только ценные бумаги правительства, но также муниципальные и прочие акции.
Сделано это было в попытке расширить обращение в осенний период и тем самым
удовлетворить спрос, созданный реализацией урожая. Эта мера, планировавшаяся
как временная, так и не достигла своей цели, поскольку обращение не
сократилось после спада сезонного спроса на наличные. Таким образом, уже на
следующий год опять ощущалась такая же нехватка специальных мер по
предотвращению осенней утечки наличности. Вообще говоря, все эти меры служили
лишь долгосрочному увеличению масштабов обращения без увеличения его
краткосрочной эластичности. Как и прежде, система не оставляла никаких
послаблений на случай возникновения экстренных ситуаций. Результатом стал
просто поступательный рост обращения, составивший в 1900--1907 гг. более 90% и
породивший инфляционный бум тех лет. События же 1907 г. наглядно
продемонстрировали, что система депонирования облигаций была неспособна к
изменениям, которые могли бы в случае необходимости ввести в обращение более
значительные объемы банковских денег.
В других объяснениях причин возникших проблем меньше внимания уделялось
эмиссии банкнот, и акцент делался на прочих отличительных чертах американской
системы. Одной из таких черт были нормативы обязательных резервов. [Вплоть до
1874 г. национальные банки Нью-Йорка должны были хранить в своих сейфах 25% от
суммы депозитов и банкнот в форме законных денежных средств. Банки других
городов, названных "городами погашения", или "резервными городами", должны
были также хранить 25% в виде резерва, но половина этой суммы могла храниться
на депозите в Нью-Йорке. Все прочие банки были обязаны хранить 15% резерва, и
три пятых этой суммы могли быть депонированы в уполномоченных банках
"резервных городов". После 1874 г. резервные требования были пересмотрены и
стали относиться лишь к депозитам. После 1887 г. Чикаго и Сент-Луис вместе с
Нью-Йорком получили статус "центральных резервных городов".] В той мере, в
какой речь шла о возможностях кредитной экспансии, требование о минимальной
доле резервов вряд ли вынудило банки ограничить масштабы этой экспансии.
Официальный минимум был намного ниже того уровня резервов, который сами банки
в нормальных условиях считали целесообразным хранить. Однако если бы вдруг
случилось то, ради чего резервы собственно и хранились, а именно --
чрезвычайный рост спроса на наличные деньги, банки смогли бы использовать
резервы лишь недолго, пока их уровень не сравнялся бы с разрешенным минимумом.
Так что, если банкам не разрешалось снижать свои резервы ниже указанного
законом минимума, они не могли эффективно реагировать на кризисные ситуации.
Более интенсивное, нежели обычно, снятие средств с депозитов могло быть
осуществлено лишь при помощи немедленного возврата кредитов, которое позволило
бы сократить сумму депозитов и, следовательно, требуемых резервов. Число
ликвидированных банков при этом оказалось бы столь же значительным, как и в
ситуации, когда те не хранили бы денежных резервов. Если же этот процесс
оказался бы всеобщим, затронув при этом значительное число банков, ликвидность
индивидуального банка не играла бы роли в ликвидности всей системы в целом.
Банки стояли перед следующей дилеммой: либо приостановить наличные выплаты
немедленно, либо, насколько это возможно задействовать собственные резервы для
удовлетворения текущего спроса, рассчитывая на то, что спрос этот спадет и
приостановка выплат не потребуется. По американским законам банк, уровень
резервов которого оказывался ниже разрешенной отметки, был обязан прекратить
кредитные операции до тех пор, пока дефицит не был ликвидирован. Это вынудило
банки, стремившиеся во время кризисов поддерживать наличные выплаты, прибегать
к политике немедленного сокращения кредитов. Банки, таким образом, должны были
выбрать между опасностью перешагнуть границу дозволенных резервов и
немедленной приостановкой выплат. Гораздо более легким выходом из этого
положения оказалась приостановка выплат. Эта процедура лишала действенности
претензии вкладчиков на депозиты, тем самым, давая банку отсрочку для возврата
ранее выданных клиентам займов. Более того, это позволяло банку даже выдавать
новые кредиты, если публика была готова принимать платежи чеками, по которым
пока что было невозможно получить наличные. Либо же, в случае, когда выплаты
все же производились, но в размере определенного процента от суммы депозита,
чеки эти могли быть частично конвертируемыми в наличность. Банки вполне могли
считать, что проведение подобной политики способствовало возврату ранее
выданных кредитов в гораздо большей степени, нежели требования к клиентам
немедленно возвратить долги, которые могли прямо привести к ликвидации.
Похоже, что, приближаясь к минимальной границе резервов, а значит, все еще
обладая весьма значительными резервами, банки всегда спешили приостановить
выплаты. Те данные об уровне резервов, которые приведены в годовых докладах
Контроллера Денег (Annual Report of the Comptroller of the Currency),
представляют собой средние по всем банкам для каждого из штатов и резервных
городов, а потому скрывают индивидуальные тенденции банков. Тем не менее,
кажется вполне очевидным, что банки не позволяли своим резервам падать
значительно ниже разрешенной отметки. С технической точки зрения приостановка
выплат представляла собой, разумеется, объявление неплатежеспособности. Однако
такие действия были во многих отношениях разрешены, а многолетняя традиция
массовых приостановок как до, так и после создания национальной Банковской
Системы, приучила публику к их полной законности. Контроллер давал банкам
разрешение на ограничение выплат в течение нескольких месяцев подряд, а затем
позволял им приступать к нормальным операциям, если только банковские активы
признавались Контроллером "здоровыми". Иногда это происходило уже после того,
как банк попадал в руки преемника, получившего его в результате процедуры
банкротства [см., например, "Report of the Comptroller of the Currency",
1891--1892, p. 36]. Тот факт, что банки были вынуждены прибегать к
приостановкам выплат, явился важным доводом в пользу точки зрения, которая
гласила, что острая нужда испытывалась не столько в эластичной денежной массе,
сколько в эластичной резервной политике [см., например, Sprague, "Banking
Reform", 1910, p. 68].
Третья точка зрения обращала особое внимание на необходимость изменения
существовавшей системы хранения и использования резервных фондов. В самое
первое время рядовые банки практиковали депонирование своих денежных остатков
(балансов), считавшихся теми же наличными деньгами, в банки крупных городов.
Посредством такого вторичного депонирования они хранили до половины своих
суммарных резервов, а оставшуюся часть держали в собственных хранилищах [см.
Laughlin, "Banking Reform", с. 199 и далее]. Банки в "городах погашения" или
"резервных городах", а также в "центральных резервных городах", как они
впоследствии стали именоваться, были отнесены национальным банковским
законодательством к особой категории -- "банк банков". Столь уникальное
положение нью-йоркских банков -- в 1912 г. шесть или семь из них хранили у
себя около трех четвертей всех банковских балансов страны -- делала еще более
очевидными тенденции к тому, что система резервов становилась централизованной
и приобретала форму пирамиды и что естественным образом вырастали
квазицентральные банковские агентства, хотя их никто не навязывал извне.
Сложившаяся ситуация была признана совершенно неудовлетворительной. Еще с 1857
г. в финансовых кругах постоянно раздавались жалобы на то, что
практиковавшееся рядовыми банками вторичное депонирование в банках крупных
городов, и в частности в нью-йоркских банках, давало нездоровые стимулы
спекуляции на фондовой бирже. Этот процесс, активно поддерживаемый теми
банками, которые платили процент на вклады до востребования, приводил к
наводнению рынка кредитов с правом отзыва (call loans) дешевыми предложениями.
Еще более важным оказалось то, что почти всякий раз кризис всей финансовой
системы страны возникал тогда, когда рядовые банки требовали свои балансы
обратно.
Положение, при котором банки крупных городов оказались должниками банков из
мелких городов и сельской местности, а также чрезвычайная нестабильность этого
элемента финансовой системы, не были бы столь важны, существуй в стране
развитая структура банковских отделений. Отсутствие системы отделений,
вероятно, несколько расширило масштабы средств, направлявшихся на ссуды до
востребования, и совершенно определенно делало ситуацию менее стабильной, чем
она была бы при наличии банковских отделений.
Проблемы диверсификации риска как активов, так и депозитных обязательств,
столь свойственные банку, не обладающему отделениями, в случае рядовых банков
могли быть частично разрешены через размещение средств в банках больших
городов. Тем самым рядовые банки косвенным образом могли использовать
инвестиционные возможности, предоставленные в их распоряжение денежным рынком.
Рядовые банки рассматривали эти депозиты в качестве второй оборонительной
линии -- как ту часть своих ликвидных активов, которую они могли
незамедлительно отозвать в случае роста спроса на наличные со стороны своих
клиентов, регулярно имевшем место в периоды реализации урожая. Официальное
признание подобных депозитов банковскими резервами последовало в Национальном
Законе о Банках, разрешившем рядовым банкам учитывать свои депозиты в крупных
банках при расчете минимальных резервов. Разумеется, нельзя утверждать, что
при сетевых системах денежные средства банковских отделений, через свои
головные конторы либо отделения в крупных городах, не смогли бы достичь рынка
ссуд до востребования. Однако тот гораздо более узкий спектр возможностей
альтернативных вложений, находившихся в распоряжении банка без отделений,
заставлял его с большей вероятностью прибегать к этому конкретному способу
размещения денег.
Система банков, не обладавших отделениями с их практикой вторичного
депонирования, продемонстрировали свою способность к распространению
панических настроений -- причем как настроений, порожденных поведением местных
банков, так и теми, что возникали в городах. Во-первых, в рамках подобной
системы периферийному банку гораздо труднее получить из внешних источников
необходимые денежные средства в критической ситуации. Конечно, такой банк мог
бы взять средства в долг у другого банка. Однако договориться о таком кредите
гораздо труднее, чем организовать перевод части резервов других отделений того
же самого банка. А ведь именно возможность раздобыть средства тогда, когда в
них возникает необходимость, может остановить потерю доверия к банку со
стороны публики, грозящую перерасти в панику, которая может в любой момент
перекинуться на другие банки. Один-единственный слабый элемент в системе с
гораздо меньшей вероятностью способен повлиять на всю систему в целом, если у
банков есть возможность открывать отделения, чем в том случае, когда банки
отделениями не обладают.
Во-вторых, рынок ссуд до востребования оказался чрезвычайно уязвимым при
масштабном снятии средств с депозитов. Особенно очевидным это становилось на
завершающей стадии бума, когда такие ссуды демонстрировали наименьшую степень
ликвидности в сравнении с другими активами. Горький опыт научил периферийные
банки, что в такой ситуации нью-йоркские корреспонденты, как правило,
испытывают затруднения с выплатами по депозитам. Соответственно при
возникновении малейших признаков осложнений рядовые банки предпринимали
массовый набег на нью-йоркские банки с целью снять все свои деньги. Страх, что
через несколько дней их счета окажутся замороженными, заставлял периферийные
банки снимать депонированные ими средства независимо от того, нуждались они
реально в них или нет. В хранилищах тех из них, кому удавалось-таки вернуть
свои средства вовремя, зачастую оказывалось гораздо больше резервов, чем в
периоды не столь большого спроса публики на наличные. Нью-йоркским же банкам
приходилось в такие моменты приостанавливать выплаты, а вслед за ними к такой
же мере были вынуждены прибегать и те периферийные банки, которые так и не
смогли своевременно забрать свои деньги.
В условиях системы отделений эта ситуация отличалась бы вовсе не тем, что
перелив фондов из Нью-Йорка был бы полностью исключен. Однако значительная
часть этих фондов была бы просто переведена городскими отделениями и главными
офисами банков в периферийные отделения, и банки сохранили бы при этом
контроль за своими резервами. [Маловероятно, что банки стали бы при этом
депонировать свои средства в других банках, за исключением случаев, когда
какой-то банк был бы вынужден держать свои денежные балансы в каком-либо
месте, где он не имел своего отделения. Величина таких балансов представляла
бы собой, как правило, небольшую величину.] В период же, когда давление на
денежном рынке нарастало, отделения не стремились бы без раздумий изъять из
главного офиса все свои свободные средства независимо от потребности в них.
Фонды концентрировались бы там, где необходимость в них для удовлетворения
возрастающего спроса клиентов и предотвращения банковской паники была бы
наиболее острой.
Хотя многие уже тогда пришли к выводу, что львиная доля проблем могла быть
разрешена через учреждение банковских отделений по канадскому образцу, это,
тем не менее, считалось политически невероятным делом. Вследствие этого акцент
переместился на более практическую задачу: необходимо было найти в рамках
существовавшей системы систематический способ более экономного использования
резервов во время кризиса.
Становилось все более очевидно, что для этого нельзя полагаться на
самостоятельные разрозненные действия банков. Еще раньше ими предпринимались
некоторые несистематические попытки скоординировать свои действия. Одной из
таких попыток было использование кредитного сертификата клиринговой палаты
(the clearinghouse loan certificate) [см. Sprague, "Crises under the National
Banking System" (U. S. A. National Monetary Commission)]. Впервые это было
введено в практику бостонскими и нью-йоркскими банками в 1860 г. Большинство
банков, принадлежавших к Ассоциации клиринговой палаты (Clearing-House
Association), присоединились к соглашению, которое гласило следующее: в
случае, когда клиринговый баланс какого-либо из банков-участников оказывался
пассивным, он должен был вместо выплачивания наличных банку-кредитору внести
Ассоциации залог, на основании которого банку-кредитору выплачивались
кредитные сертификаты клиринговой палаты. Сертификаты приносили довольно
высокий доход, который варьировал в пределах от 5 до 10% и шел
банку-кредитору, державшему сертификаты, вместо отданных взаймы балансов. Суть
схемы состояла в том, что те банки, чьи позиции были сильны (другими словами,
чей клиринговый баланс был положительным), должны были кредитовать банки,
находившиеся в слабом положении (чей клиринговый баланс был отрицательным).
Эта идея была направлена на предотвращение такой ситуации, при которой каждый
из банков стремился бы усилить свое положение за счет других. Без такой
договоренности ни один из банков не смог бы расширить свои кредитные операции
в ситуации растущего спроса на наличные. Напротив, все они были бы вынуждены
прибегнуть к сокращению операций из-за боязни потерять свои резервы в пользу
других банков. Когда система кредитных сертификатов клиринговой палаты была
впервые использована нью-йоркскими банками, ее действие сопровождалось
соглашением о том, что металлические резервы всех банков-участников
рассматривались ими в качестве совместного фонда. Это делалось для того, чтобы
банки, которые сталкиваются с повышенным спросом не со стороны других банков,
а со стороны населения, могли в критических ситуациях использовать резервы
менее пострадавших банков. Такое единение резервов, или, как его еще называли,
"Уравнивание резервов", означало, что банк лишался возможности повлиять на
величину своих индивидуальных резервов через сокращение суммы кредитов.
Во время кризиса I860 г. банкам Нью-Йорка и Бостона с помощью кредитных
сертификатов удалось поддержать денежные выплаты. В 1873 г. эта система была
использована вновь, теперь уже ассоциациями клиринговых палат, по крайней
мере, в семи главных городах. И, хотя на сей раз ей так и не удалось полностью
избежать прекращения денежных выплат, сами приостановки длились относительно
недолго -- менее трех недель.
Во время последующих кризисов кредитные сертификаты клиринговых палат
использовались ассоциациями почти во всех крупных городах, но уже без
уравнивания резервов. На этот раз банкам так и не удалось достичь соглашения о
совместном использовании своих резервов. Правда, масштабы кризисов 1884 г. и
1890 г. оказались весьма небольшими, и банкам удалось избежать приостановки
выплат. Однако во время кризисов 1893 г. и 1907г. использование кредитных
сертификатов без уравнивания резервов почти сразу же привело к прекращению
выплат.
Выпуск сертификатов без уравнивания резервов оказалось губительным для
отдельных банков. Резервы банка, получавшего к исполнению значительное
количество чеков других банков от клиентов, которые желали снять наличные,
оказывались в значительной степени исчерпаны. Такой банк вполне мог иметь
положительный клиринговый баланс с другими банками (теми, на которые были
выписаны чеки) и в то же время был не в состоянии получить с них никакой
наличности в соответствии с соглашением клиринговой палаты. И это при том, что
у последних мог быть чрезвычайно высокий собственный наличный резерв,
поскольку их собственные клиенты не требовали с них наличных денег. Те банки,
на которые был направлен значительный спрос со стороны публики либо со стороны
периферийных банков, стремились избежать вышеописанного эффекта клирингового
соглашения. Они старались сделать так, чтобы клиенты предъявляли чеки к оплате
непосредственно в те банки, на которые они были изначально выписаны, вместо
того, чтобы приносить эти чеки в свои банки для дальнейшего их клиринга. Такие
действия, однако, имели определенные пределы: банки, на которые выпуск
кредитных сертификатов оказывал наиболее серьезное негативное влияние,
приостанавливали выплаты; эти факты провоцировали панику в других банках,
которые впоследствии были вынуждены последовать примеру первых.
Успехи и неудачи системы кредитных сертификатов клиринговой палаты создали
почву для двух выводов. Во-первых, кто-то должен был удерживать у себя
адекватные резервы кредитных ресурсов, которые могли быть использованы в
случае кризиса. Во-вторых, ресурсы эти должны были быть доступны для всех
банков. Более того, все большую популярность приобретала точка зрения, что
такие ресурсы могли быть предоставлены лишь организацией, в определенном
смысле не имеющей ничего общего с функциями обычного коммерческого банка.
Такой организацией должен был выступить банк, который бы не имел обыкновения
полностью использовать свои кредитные ресурсы.
Некое подобие такой помощи во время кризиса оказывало Казначейство. Еще в 1846
г. было установлено правило, согласно которому Казначейство было независимо от
банков. Другими словами, Казначейство должно было хранить свои неиспользуемые
фонды самостоятельно, а не депонировать их в банках. Этот принцип подвергался
критике как имевший негативный эффект на денежный рынок в случае, когда в
поступления Казначейства на протяжении какого-то времени превышали его
расходы. Это приводило к неустойчивости рынка: на рынок то выплескивались
значительные денежные средства, то те же средства вдруг его покидали. Начиная
с периода Гражданской Войны, принцип независимости Казначейства уже не
соблюдался со всей скрупулезностью. Казначейство стало прибегать к
депонированию средств в избранных национальных банках и освоило практику
оказания помощи во время кризисов. Методы использования средств Казначейства в
целях повышения ликвидности денежного рынка были весьма различны [см. U. S.
National Monetary Commission -- "The Independent Treasury"]. В 1857 г., когда
национальной банковской системы еще не существовало, Казначейство улучшило
ситуацию на рынке, выкупив облигации. В 1873 г. оно вновь прибегло к
приобретению облигаций и, кроме того, продало на 5 млн. долл. золото,
разместив вырученные средства на депозитах в некоторых банках. В 1884 г.
Казначейство выплатило авансом часть процента по государственному долгу. В
1890 г. оно вновь "проплатило" процент и выкупило облигации. В 1893 г.
Казначейство уже было не в состоянии предоставить какую-либо помощь.
Казначейство само столкнулось с дефицитом ресурсов и вынуждено было занимать у
банков. В 1907 г. ему удалось перевести некоторую сумму в пользу банков,
однако средства, которыми Казначейство реально располагало, были весьма
небольшими, поскольку львиная доля его свободных фондов была размещена в
банках еще до наступления кризиса.
Казначейство, таким образом, выполняло некоторые из функций центрального
банка, выдавая банкам кредиты и осуществляя действия, аналогичные операциям на
открытом рынке (покупку ценных бумаг). Довольно-таки случайный характер этой
помощи заставил реформаторов потребовать от государства более "научного"
поведения во время кризисов. Ведь в такие периоды наличие или отсутствие
свободных средств в казне было делом случая. Существовала, однако, и другая
весьма влиятельная точка зрения, которая объявляла помощь Казначейства
негативным фактором, поскольку она давала стимул для экспансии. Банки,
согласно этой точке зрения, знали заранее, что государство окажет им помощь в
случае возникновения трудностей, и начинали экспансию соответственно своим
ожиданиям.
Позитивная программа банковской реформы была, кроме того, призвана создать
институт, способный выступить в роли фискального агента государства [см.
Parker Willis, "The Federal Reserve System", Book I, Chapter 2]. Казначейство
обладало целым столетием опыта хранения своих средств то в собственных
хранилищах, то в разнообразных банках, как национальных, так и отдельных
штатов, причем с риском не получить свои средства обратно в случае
неплатежеспособности этих банков. Опыт этот диктовал необходимость
сосредоточиться на поиске такого депозитария, который бы не содержал в себе
пороки уже опробованных подходов. В других странах необходимые услуги такого
сорта предоставлялись центральным банком.
Еще одной особенностью американской системы, которую реформаторы надеялись
наконец-то ликвидировать, была дороговизна приема чеков. Большая часть
американских банков, как правило, требовала с клиентов уплаты некоторой суммы,
сопровождавшей прием банками своих же собственных чеков и получившей название
"издержек обмена". Утверждалось, что эта сумма была призвана покрывать
издержки уплаты по чекам на значительном удалении от банка, поскольку для
этого банк вынужден был либо перемещать наличные деньги на значительное
расстояние, либо все время держать их наготове в каком-то удаленном центре.
Разумеется, сумма, которую на практике банк мог потребовать от клиента, была
гораздо выше его реальных затрат. Как бы то ни было, существовавшая система,
без сомнения, обладала существенными резервами для снижения реальных издержек
за счет снижения объема перемещаемых средств. [Федеральная Резервная Система
была, в частности, призвана обеспечить уплату по чекам согласно их номиналу.
Двенадцать Федеральных Резервных Банков вместе со своими отделениями хранят у
себя резервы банков-членов, и эти резервы выступают в роли клиринговых
балансов. Для уплаты чек может быть предъявлен в ближайший Федеральный
Резервный Банк, и, если банк, на который этот чек выписан, является членом той
же самой Федеральной Резервной территории, чек может оплачен немедленно. Если
же чек покидает пределы территории, соответствующий Федеральный Резервный Банк
берет на себя все необходимые издержки перемещения денег. Кроме того, эта
система оказывает давление и на те банки, которые в нее не входят: Федеральные
Резервные Банки не имеют дело с чеками банков, отказывающиеся принимать их по
номиналу.]
Заключительный аккорд набиравшего силы движения за банковскую реформу
прозвучал во время кризиса 1907 г. Еще не было единства мнения по поводу
главного недостатка существовавшей системы: то ли таковым было положение с
эмиссией банкнот, то ли отсутствие системы отделений, то ли норматив
обязательных резервов. В целом же, подавляющее большинство выступало за
учреждение некоторой кооперативной организации банков, способной предоставить
резервные средства для финансирования банков в условиях паники. Симпатии
властей оказались на стороне идеи о том, что необходимые изменения могли быть
наилучшим образом осуществлены посредством учреждения центрального
эмиссионно-резервного банка [см. "Report of the Comptroller of the Currency",
1907, p. 71--79]. Тем не менее, даже после кризиса 1907 г. оппозиция введению
реальной центральной банковской системы была все еще сильна. Мнение о том, что
проблемы могли быть решены через создание специальной организации с чисто
спасательными функциями, было весьма широко распространено. Это же мнение
послужило основой для принятого в 1908 г. Закона Олдрича-Вриланда
(Aldrich-Vreeland Act). Закон предусматривал эмиссию специальных денежных
средств в случае возникновения экстренных ситуаций. Для обеспечения этой
эмиссии могли использоваться любые ценные бумаги, помимо государственных
облигаций. Кроме того, Законом впервые разрешалось использование в качестве
обеспечения выпуска банкнот коммерческих векселей (commercial bills). Закон
также гласил, что отныне все банки имеют право учреждать добровольные
ассоциации, в которые банки-члены могли вносить любые ценные бумаги (включая
коммерческие векселя), а под обеспечение этих бумаг выпускать дополнительное
количество банкнот. Все банки, принадлежавшие к ассоциации, несли
индивидуальную и солидарную ответственность за погашение этой дополнительной
эмиссии. Национальным банкам, кроме того, было предоставлено право обращаться
к Контроллеру за правом дополнительного выпуска банкнот под обеспечение
различными активами, а не только облигациями Соединенных Штатов.
Этот же Закон учредил Национальную Комиссию по Денежному Обращению (National
Monetary Commission), призванную следить за ходом банковской реформы. Комиссия
просуществовала четыре года, на протяжении которых она не только проводила
исследования банковской системы Соединенных Штатов, но и изучала практический
опыт тех европейских стран, чьи банковские системы имели централизованное
устройство. Тот факт, что этим странам удалось избежать глобальных
приостановок денежных выплат, относился Комиссией на счет силы центральных
банковских институтов, концентрации и мобилизации резервов, а также их
своевременного использования во время кризисов. Особая роль в регулировании
денежного рынка отводилась кредитной политике центральных эмиссионных банков
[см., например, Paul M. Warburg, "The Discount System in Europe" (U. S.
Monetary Commission); cм. также "Interviews on the Banking and Currency
Systems of England, Scotland, France, Germany, Switzerland and Italy" (U. S.
Monetary Commission)]. Опубликованные Комиссией работы склонили реформаторов в
пользу постоянно действующей централизованной организации, которая бы
выпускала бумажные деньги на основе золота и коммерческих обязательств,
действовала в качестве кредитора в последней инстанции и, кроме того,
контролировала рынок кредита через ставку процента и операции на открытом
рынке.
В конце концов, результатом рекомендаций Комиссии стало создание Федеральной
Резервной Системы. По своей структуре она значительно отличалась от
центральных банков европейских стран. В ее состав входили двенадцать
региональных Федеральных Резервных Банков, в структуре собственности которых
значительное место принадлежало банкам, получившими членство в новой системе и
внесшим в нее свой капитал. Все национальные банки должны были в обязательном
порядке вступить в Федеральную Резервную Систему. Этим банкам, деятельность
которых координировалась Федеральным Резервным Советом, были переданы функции
эмиссии банкнот и хранения резервов банков-членов, а также кредитная
деятельность через повторное размещение своих капиталов среди банков-членов.
Ретроспективный взгляд на предпосылки создания Федеральной Резервной Системы и
сопутствующие этому обстоятельства дает основания предположить, что
значительная, а может быть, и большая часть дефектов американской банковской
системы могла быть, в принципе, более естественно разрешена другими средствами
без учреждения центрального банка. Как таковое, отсутствие центрального банка
вовсе не являлось корнем зла, и, хотя его учреждение определенно привело к
частичному решению проблем, которые по техническим либо политическим причинам
не могли быть решены другими средствами, Федеральная Резервная Система так и
не смогла ничего поделать с некоторыми фундаментальными недостатками системы:
какие-то из них были устранены не до конца, а какие-то -- и вовсе остались без
изменения.


Глава XII. Общий обзор аргументов в пользу централизованной банковской системы


Целью предыдущих глав было изложение исторических и логических причин,
породивших особую форму организации банковского дела, которую теперь принято
называть централизованной системой. Истоки ее могут быть обнаружены в создании
монополий, частичных либо абсолютных, на осуществление эмиссионной
деятельности. Монополиям в этой сфере удалось пережить отмену протекционизма
во всех других областях экономической деятельности. Те из них, что
существовали еще до становления теории свободной торговли, выжили и окрепли.
Там же, где монополий ранее не было, они возникли.
Анализируя обстоятельства, сопутствовавшие возникновению большинства
монополий, мы обнаруживаем, что самые первые из них были порождены
политическими факторами. Создание монополий было тесно связано с чрезвычайными
ситуациями, в которых оказывались государственные финансы. Никаких
экономических причин в пользу разрешения либо запрещения свободного допуска в
сферу эмиссионной деятельности в те годы не существовало, да и не могло
существовать в принципе. Однако, однажды появившись на свет, монополии не
торопились исчезать -- они продержались вплоть до, да и после того момента,
когда экономическая целесообразность их существования была наконец поставлена
под сомнение. Вердикт, вынесенный в результате дискуссий о судьбе эмиссионного
бизнеса, оказался в пользу единообразия и монополии, а не конкуренции. После
этого превосходство централизованной системы над ее альтернативой превратилось
в догму, никогда более не подвергавшуюся обсуждению, а выбор в ее пользу при
создании всех последующих центральных банков уже не вызывал ни вопросов, ни
комментариев. В настоящей главе мы напомним и проанализируем главные аргументы
сторонников централизованной системы, направленные против ее логической
альтернативы. Затем мы попытаемся оценить резонность и убедительность этих
доводов.
Для начала может оказаться весьма полезным еще раз сформулировать самые общие
различия между двумя альтернативными банковскими системами. Наиболее
упрощенное определение централизованной системы гласит, что она представляет
собой систему, в рамках которой единственный банк обладает полной либо
частичной монополией на осуществление эмиссионной деятельности. Частичная
монополия подразумевает ситуацию, при которой лишь один из множества реально
существующих эмиссионных банков не ограничен жесткими рамками в своей
деятельности. Банк этот являет собой власть, от воли которой зависит состояние
львиной доли обращения. Кроме того, единственный из всех, он обладает такой
степенью эластичности своей эмиссии, которая дает ему возможность осуществлять
контроль за общим объемом денег и кредита.
Именно монополия эмиссионной деятельности послужила тем источником, из
которого современные центральные банки почерпнули свои второстепенные функции
и отличительные черты. Контроль за состоянием золотых резервов банковской
системы, без сомнения, должен сопровождать эмиссионную монополию. Хранение
значительной части банковских денежных резервов также связано с этим фактором:
банкам, разумеется, удобно хранить свои неиспользуемые средства в центральном
банке. Однако они могут с чистым сердцем доверить свои резервы
одному-единственному внешнему институту только в том случае, когда они
полностью убеждены, что этот институт сможет при любых обстоятельствах вернуть
их, причем в форме, которая будет принята общественностью. Гарантией этого
может служить лишь тот факт, что в случае необходимости банкноты этого
института могут быть объявлены официальным средством платежа. И последнее, но
отнюдь не менее важное, -- это то, что контроль над эмиссией банкнот дает
центральному банку власть и над общей кредитной ситуацией. Все вышесказанное
позволяет нам использовать термин "централизованная банковская система" как в
узком, так и в широком смысле этого выражения.
Центральный банк не является естественным порождением развития банковского
бизнеса. Напротив, центральные банки насаждались извне волей государства.
Именно этот факт стал причиной разительных отклонений в развитии общей
структуры денег и кредита, которые проявились в условиях централизации, по
сравнению с тем, что произошло бы при свободной системе в отсутствие
государственного протекционизма.
"Свободная система банковского бизнеса" предполагает существование такого
режима, при котором учреждение эмиссионных банков разрешено на тех же
основаниях, что и фирм в любой другой сфере бизнеса, в той мере, в какой эти
банки отвечают требованиям всеобщего закона о компаниях. [Необходимо понимать,
что использование термина "свободная система банковского бизнеса" далее по
тексту отнюдь не является смысловым синонимом для так называемой "свободной
системы", возникшей в Соединенных Штатах Америки в середине прошлого века. Как
было отмечено в предыдущей главе, американская система характеризовалась рядом
черт, делавших ее весьма неудачным примером реального функционирования
свободной банковской системы в более широком смысле.] При этом от учредителей
требуется отнюдь не получение от государства какого-то особого разрешения на
открытие банка, а всего лишь способность собрать достаточный капитал, а также
доверие к новому банку со стороны публики, которое бы позволило ему добиться
принятия своих банкнот и сделать свой бизнес прибыльным. При подобной системе
банки были бы не просто уравнены в правах с компаниями в других сферах
бизнеса; одновременно они несли бы на своих плечах точно такую же
ответственность. В случае неспособности выполнить свои обязательства банк
объявлялся бы банкротом и ликвидировался, а его активы могли бы быть
использованы для удовлетворения претензий кредиторов. При этом акционеры
такого банка теряли бы весь свой капитал или какую-то его часть, а связанные с
банкротством штрафы, или, по крайней мере, большая их часть, покрывались бы из
кармана тех, кто реально отвечал за политику банка. Банкноты, эмитированные
при такой системе, играли бы роль "обещаний уплатить", обязательных к
исполнению по первому требованию, и в форме общепринятого средства обращения,
под которым мы будем понимать золото. Ни один из банков не был бы вправе
обращаться к правительству либо какому-то другому институту за помощью в
случае возникновения нужды в таковой. Ни один из банков не смог бы
принудительным образом придать своим банкнотам форму денег при помощи простого
объявления их законным средством платежа; крайне сомнительно также, что
публика стала бы принимать неконвертируемые банкноты такого банка, кроме как
со скидкой, варьирующейся в зависимости от перспектив их возврата к
конвертируемости. При этих обстоятельствах отмена золотого стандарта вряд ли
была возможной, а жесткая интерпретация законодательства о банкротстве давала
бы возможность немедленно передавать правопреемнику активы приостановившего
выплаты банка.
Напротив, основанный при прямом либо косвенном содействии государства,
центральный банк обладает возможностью вновь просить у него защиты от
неприятных последствий своих действий. Центральный банк, который не в
состоянии выполнить свои обязательства, имеет возможность приостановить свои
выплаты и отойти от золотого стандарта, а также придать своим банкнотам
принудительный курс. История центральных банков полна подобного рода
легализованных банкротств [см. W. Scharling, "Bankpolitik", с. 337--338].
Естественный ход событий в рамках свободной системы не обнаруживает причин, по
которым один из банков вдруг занимает положение гегемона, сконцентрировав в
своих руках значительную часть золота и наличных резервов банковского
сообщества. Бэйджхот утверждал, что централизованная резервная система
является абсолютно искусственным порождением; естественная же предполагает
самостоятельное хранение резервов каждым из банков. Это утверждение
многократно оспаривалось со ссылкой на роль Нью-Йорка в качестве резервного
центра в период до 1913 г.
Сомневаться в существовании тенденции к концентрации значительных объемов
денежных остатков в финансовых центрах, конечно же, не приходится: в условиях
системы банков, не имеющих отделений, те из них, что располагаются вне крупных
городов, стремятся депонировать свои средства именно в таких центрах. Однако
обладай банки возможностью открывать свои отделения там, где бы они ни
пожелали, масштабы подобного размещения средств одних банков в других
оказались бы куда меньше. Те средства, которые банк посчитал бы удобным
держать в финансовом центре, вполне могли бы храниться в его собственном
отделении, расположенном в этом центре, а потому остались бы под его полным
контролем и управлением.
В плюралистской системе каждый из банков призван самостоятельно устанавливать
масштабы своей эмиссии, или общий объем своих обязательств до востребования.
При этом банк должен пристально следить за положением своих резервов. В этой
ситуации естественно предположить, что сумма кредитов, которые банк может без
опаски выдать своим клиентам, окажется весьма чувствительной к изменениям в
уровне резервов.
Что же касается центрального банка, то он вполне в состоянии допустить крупные
колебания в уровне своих резервов: отчасти вследствие большой концентрации
чужих резервов, а отчасти -- поскольку ожидает, что в случае возникновения
проблем будет попроcтy освобожден от своих обязательств. [В период между
ноябрем 1925 г. и мартом 1935 г. среднемесячные цифры отношения наличных к
депозитам в лондонских клиринговых банках находились в интервале от 10 до 12
процентов. За этот период времени этот показатель для банка Англии варьировал
в пределах от 11,5 до 65,5 процента. Даже отбросив эти крайние значения,
колебания в интервале между 30, а в некоторых случаях 25, и 50 процентами
могут считаться вполне нормальным диапазоном.]
Обратимся теперь к основным тезисам дискуссии между сторонниками и
противниками свободной банковской системы. Исторически свобода банковского
бизнеса была связана главным образом с теми теориями кредита и денег, которые
черпали свои силы в банковской школе мысли. Похожим образом, разве что не
столь тесно, централизованная банковская система была связана с воззрениями
денежной школы. Это, разумеется, не означает, что сторонник свободной системы
обязательно поддерживал первую из этих двух школ, а приверженец
централизованной системы -- вторую. Тем не менее, поскольку в большинстве
случаев это было именно так, успех денежной школы одновременно расценивался и
как победа централизованной системы. На самом же деле, спор между двумя
школами вполне может рассматриваться вне контекста дискуссий о форме
банковского устройства. Здесь мы не станем вдаваться в детали аргументов,
выдвигавшихся в ходе дебатов между банковской и денежной школами, которые
достаточно хорошо известны. Достаточно лишь отметить глубину того влияния,
которое эти дебаты оказали на оценку аргументов сторон в дискуссии
приверженцев свободной и централизованной банковских систем.
То обстоятельство, что сторонники свободной школы, особенно французские,
уделяли столь большое внимание аргументации, позаимствованной у банковской
школы, заставляло усомниться в их правоте. Весьма существенная часть
сторонников свободы отрицала количественную теорию денег и поддерживала идеи,
носившие откровенно инфляционный характер. Стоит напомнить, что, согласно
утверждениям этой школы, до тех пор, пока банкноты выпускаются в ответ на
"нужды торговли", а их конвертируемость не вызывает сомнений, никакой
сверхэмиссии произойти не может. Именно приверженцы этой школы мысли
утверждали, что коль скоро банкноты выпускаются под обеспечение краткосрочных
кредитов (или, другими словами, активы эмиссионного банка представляют собой
векселя "банковской массы"), их не может быть выпущено в избытке. Спрос на
кредиты, и тем самым на банкноты, ограничен, таким образом, соображениями
доходности заимствования. Если бы оказалось, что объемы эмиссии превысили
нужды торговли, банкноты были бы возвращены при погашении кредитов, срок
которых истек и которые бы более не продлевались. Эти банкноты, таким образом,
автоматически исчезли бы из обращения. Весьма распространенным было и такое
мнение: поскольку ограничений на увеличение кредитной массы в виде торговых
векселей, выписываемых при обычных торговых операциях, не существовало, было
бы нелогичным устанавливать пределы на объемы всего лишь одной из форм
заимствования, а именно, вексельной эмиссии. Когда банки выпускают банкноты, с
помощью которых они учитывают торговые векселя, они тем самым просто изменяют
форму кредитования. Поскольку векселя существовали бы при любых
обстоятельствах, действия банков не приводят к увеличению суммарного объема
кредита.
Далее, банкноты, выпущенные под краткосрочные кредиты, лишь на некоторое время
становятся частью обращения. Это обстоятельство обусловливало подчеркивание
важного различия между банкнотами, автоматически исчезавшими из обращения, и
"чисто бумажными деньгами", которые не служили в качестве краткосрочных
кредитов, а были постоянно действующим средством оплаты товаров и услуг.
Настоящие бумажные деньги являлись постоянным элементом денежного обращения, и
их количество не было связано с потребностями торговли. Этот фактор, таким
образом, оказывал заметное и долгосрочное влияние на уровень цен. В случае же
банкнот возврат средств по истечении срока займа обеспечивал условия для
поддержания постоянной конвертируемости. Ведь в результате этого возврата
происходило одно из двух: либо в обращении уменьшалось количество банкнот,
либо в банковских резервах прибывало золота.
Критики этой точки зрения подчеркивали, что она не предусматривает один важный
факт: а именно то, что масштабы заимствования, под залог торговых векселей или
каких-то еще ценных бумаг, отнюдь не являются раз и навсегда зафиксированными
и не зависящими от банковской политики. Напротив, являясь функцией ставки
процента, эти масштабы могут расширяться до бесконечности, пока банки
предлагают кредиты под достаточно низкий процент. Во-вторых, утверждая, что
одного лишь соблюдения принципа "обеспечения банковской массой" вполне
достаточно для того, чтобы избежать любых опасностей в будущем, например,
потери резервов, а следом за этим -- и конвертируемости банкнот, поскольку при
этом банкноты выпускались бы только на короткое время и могли быть быстро
изъят?! из обращения, эта банковская школа игнорировала одну важную истину:
сверхэмиссия (если она осуществляется большинством банков в условиях свободной
конкуренции и безоговорочно в условиях монополии), даже такая, которая длится
столь короткий период времени, как срок жизни торговых векселей, не может быть
моментально ликвидирована, не породив при этом последствий, характерных для
всякого сокращения кредита и которые принято считать сопряженным со
сверхэмиссией злом. Сокращение объема предоставляемых займов не может не
вызывать потрясения в финансовой и промышленной сферах. Какой-либо один из
банков в состоянии значительно уменьшить свои кредиты и не спровоцировать при
этом цепь банкротств и убытков, если только кредиты для залатывания
образовавшихся прорех не будут выданы каким-либо другим банком. Это уже
представляет собой проблему структурных сдвигов, а все компоненты системы не
должны сдвигаться одновременно. Сам по себе факт, что кредиты предоставляются
банками на короткое время, еще не означает, что уменьшение размеров
кредитования может произойти мгновенно и не вызвать при этом те потрясения,
предотвратить которые хотела денежная школа.
Тем не менее, остается одно положение, имеющее отношение к принципу
"обеспечения банковской массой" и автоматического возврата банкнот, которое
может обладать определенной степенью действенности в рамках свободной системы
и ни в коей мере -- в централизованной. Это положение относится к возможностям
контроля за сверхэмиссией, лежащим в сфере межбанковского взаимодействия. В
системе большого числа эмитентов, банкноты каждого из банков постоянно
приходят в другие банки и там погашаются. Чем короче период, на который
выдаются кредиты, тем чаще производится их возврат. Чем больше кредитов
возвращаются каждый день, тем больше банкнот возвращаются из обращения
ежедневно. Если предположить, что какой-либо один из банков прибегает к
экспансии в то время, как другие поддерживает масштабы своей эмиссии
неизменными, поток требований банка-экспансиониста к погашению его банкнот
золотом посредством клиринга будет функцией длительности периода, на который
выдаются кредиты. Насколько этот механизм эффективен в борьбе со
сверхэмиссией, мы обсудим в этой же главе, но немного позже [см. с. 237 и
далее].
Денежная школа намеревалась заставить совокупное обращение варьировать в
зависимости от притока и оттока золота, как если бы деньги существовали только
в металлической форме. Ее приверженцы считали, что это может быть достигнуто
через фиксирование масштабов фидуциарной эмиссии. Их ошибка состояла в том,
что они игнорировали фундаментальное сходство между депозитными кредитами и
эмиссией банкнот. Эта ошибка не столь критична, если речь идет о депозитной
сети коммерческих банков. [По-видимому, не существует общепринятого термина
отличающего все прочие банки от центрального. Здесь мы используем термин
"коммерческий" для обозначения любого банка, кроме центрального.] До тех пор,
пока эти банки в состоянии удерживать соотношение своих наличных резервов и
депозитных обязательств на постоянном уровне, можно добиться, чтобы изменения
в общем объеме кредитов повторяли динамику золотых резервов (этот объем будет
примерно равен произведению золотых запасов на достаточно постоянную
величину). Это возможно только при условии, что величина банковских резервов
меняется в том же направлении, что и золотой резерв. Но ведь чтобы достичь
этой цели, требовалось бы зафиксировать не уровень фидуциарной эмиссии Банка
Англии, а количество его необеспеченных золотом банкнот и депозитных
обязательств. В реальности Банк Англии мог изменять объемы своих кредитных
операций и регулировать долю депозитов коммерческих банков в своем балансе,
меняя тем самым величину их наличных резервов. Таким образом, этот результат
мог быть достигнут и в отсутствие изменений в золотых запасах простым
изменением собственной "доли резервов". Банк мог осуществлять это в
определенных пределах, которые, разумеется, были тем шире, чем выше была
готовность правительства в экстренных ситуациях отменить действие банковского
законодательства.
В воззрениях обеих школ было немало ошибок и недочетов. Что касается
практических результатов их претворения в жизнь, то тут особой разницы между
ними так и не выявилось: и те, кто настаивал на введении фиксированного уровня
фидуциарной эмиссии, и те, кто считал, что единственным необходимым
ограничением должна быть конвертируемость банкнот в золото, добились примерно
одинаковых результатов.
Мы можем заключить, что в той мере, в какой противоречия между сторонниками
свободной и централизованной системы базировались исключительно на воззрениях,
позаимствованных ими из дебатов банковской и денежной школ, мы не можем с
определенностью говорить о преимуществах той или иной системы. Более того,
рассмотрение независимой аргументации в пользу свободы, к которому мы вскоре
приступим, показывает, что для сторонников денежной школы оказывалось
совершенно приемлемым делом поддерживать свободу банковского дела в той мере,
в какой они были занять! поиском системы, способной контролировать колебания в
уровне кредита. И Михаэлис, и Мизес придерживались подобного мнения.
Таким образом, решающими и единственными аргументами, которые мы можем
обсуждать, являются те, что были выдвинуты каждой из сторон в дополнение и
независимо от дебатов между банковской и денежной школами. Соответственно, мы
перемещаем фокус нашего внимания на основные аргументы дискуссии между
сторонниками собственно централизации и свободы. Аргументы, выдвинутые в
пользу одной из этих сторон либо в качестве критики стороны противоположной,
могут быть разбиты на пять типов.
Первый из них представляет собой аргумент против свободной системы, основанный
на следующей логике. В условиях значительного числа эмиссионных банков всегда
существует опасность того, что даже при обеспечении общей стабильности
некоторые из банков время от времени оказываются неплатежеспособными, точно
так же, как это происходит в других сферах бизнеса. Банкноты любого из банков
не остаются в руках у тех, кто в состоянии получить у этого банка кредит и,
таким образом, самим воспользоваться плодами эмиссии. Напротив, банкноты
уплачиваются третьим лицам, непосредственно не связанным с данным банком. Те,
кто в момент объявления неплатежеспособности банка имеют несчастье держать на
руках его банкноты, терпят убытки. Значительная часть этих банкнот, вероятно,
окажется в руках тех, кто либо по незнанию, либо по природе своего
подчиненного положения не в состоянии отказаться принять их. Люди же,
обладающие большей информацией либо более высоким положением в обществе, ни за
что не приняли бы их в уплату, заподозри они в делах банка что-то неладное.
Другими словами, общество несет на себе бремя разделения векселей на хорошие и
плохие, и особенно тяжким оно оказывается для тех, кто в наименьшей степени
способен его нести. Из этого следует вывод, что ради защиты держателя банкнот
государство обязано вмешаться в эмиссионный процесс, придав ему некоторую
единообразную форму. При ближайшем рассмотрении этот вывод равносилен
утверждению о необходимости равномерного распределения риска среди всех
держателей банкнот. Его принятие или непринятие не может быть основано на
экономическом анализе, и мы не в состоянии разрешить эту проблему при помощи
научных подходов. Все, что мы можем сделать, это привлечь внимание читателя к
предположениям сторонников свободной системы о том, что распределение риска
может быть достигнуто лишь за счет увеличения совокупных потерь.
Вторым аргументом, которому обычно отводилось наибольшее место, является довод
об относительной вероятности возникновения инфляции, ведущей к кризису и
депрессии. Сторонники централизованной системы утверждали, что в условиях
свободы колебания денежной массы и, таким образом, экономической деятельности
вообще, оказались бы гораздо значительней, чем когда право на эмиссию
принадлежит одному-единственному банку. При свободной системе конкуренция
среди банков породила бы тенденцию к снижению ставки процента и увеличению
кредитной массы. С течением времени последовал бы внешний отток золота за
рубеж, но действие этого средства контроля, однако, не было бы своевременным,
поскольку к тому времени, как утечка золота затронула бы банковские резервы,
зерна депрессии оказались бы уже посеянными. Напротив, сила кризиса была бы
еще усугублена, если бы банки внезапно сократили кредитные операции для защиты
собственных резервов.
Всякая тенденция к экспансии, продолжали противники свободной системы,
приобретает в этих условиях кумулятивный характер: даже для тех банков,
которые осознают возможные отрицательные последствия экспансии для состояния
их резервов, позиция отказа от экспансии бесполезна. У них нет никакой надежды
избежать утечки резервов через проведение консервативной политики, если другие
продолжают раздувать свою эмиссию. Вывод этот базировался на следующей логике.
Когда люди начинают требовать у банков золото для его последующего экспорта,
они при этом не выбирают из всех банкнот те, что были выпущены виновником
экспансии; они просто предъявят к оплате все банкноты, которые есть у них на
руках. При этом доля банкнот каждого банка в общем количестве банкнот,
направленных для погашения, будет примерно пропорциональна доле его эмиссии в
совокупном обращении. Таким образом, консервативный банк вынужден нести часть
бремени, ставшего результатом экспансии его соперника. Если такой банк захочет
поддерживать долю своих резервов на прежнем уровне, ему, в результате того,
что он лишился части своих резервов, придется сократить масштабы своих
кредитных операций. Если это произойдет, банк или группа
банков-экспансионистов могут продолжить свою экспансию, выживая своих
конкурентов из бизнеса до тех пор, пока они не покинут его полностью, и
обеспечат тем самым фактическую монополию экспансиониста. Таким образом,
расширяют ли масштабы своей эмиссии банки с более консервативными подходами
либо нет, им все равно не удастся воспрепятствовать потере своих резервов.
Если же они не прибегнут к экспансии, они потеряют бизнес вообще.
Следовательно, заключают противники свободной системы, консервативные банки
будут вынуждены присоединиться к раздуванию эмиссии из инстинкта
самосохранения.
Слабость этой логики состоит в том, что она игнорирует один важный факт. В
результате продолжительной экспансии одной группы и продолжительного
сокращения эмиссии -- другой, доля оттока золота, приходящегося на
экспансистов, должна увеличиваться в равной мере, и, таким образом, их резервы
иссякнут раньше, чем консервативная группа будет вынуждена покинуть бизнес.
Рассмотренная аргументация делает упор лишь на ненадежности предъявления
публикой банкнот для погашения в качестве контроля за инфляцией. Сторонники же
свободной системы особый упор делали на другом средстве контроля, который, как
они утверждали, работал в автоматическом режиме и заключался в предъявлении
банками взаимных претензий на резервы друг друга. [В своей работе
"Geldwertstabilisierung und Konjunkturpolitik," 1925 профессор Мизес не так
давно выступил в защиту свободной системы, основываясь именно на этом
принципе. В ответ на высказывания Мизеса, профессор Найссер выдвинул
контраргумент, заявив что "автоматический механизм" кредитного контроля в
большинстве случаев не работает. См. его статью "Notenbankfreiheit?"
Weltwirtschaftliches Archiv за октябрь 1930 г.] Любой банк непрерывно получает
от своих клиентов платежи либо в форме погашения займов, либо в виде
депонируемых в банке наличных. В системе, где все банки являются соперниками,
ни один банк не будет выдавать из своей кассы наличные за банкноты своих
конкурентов. Но он может вернуть эти банкноты эмитентам для клиринга. Из этого
следует, что если один из банков расширяет свою эмиссию быстрее других,
платежные балансы в результате клиринга сложатся не в его пользу, а часть его
резервов, соответствующая величине отрицательного баланса, будет уходить к
конкурентам. Предполагалось, что этот механизм должен приступать к работе
задолго до начала внешнего оттока золота и почти немедленно сделать очевидными
последствия экспансии для резервов. Маловероятно, что все банки как один
станут урезать свои резервы. Чем больше среди них окажется консервативных
банков, которые не станут этого делать, тем сильней окажется контроль этих
банков над экспансией остальных. Банк, размышляющий над целесообразностью
собственной экспансии, должен думать не только о непосредственных последствиях
этого решения для уровня его резерва, который упадет немедленно после
повышения объема эмиссии. Он должен иметь в виду и косвенный эффект, который
выразится в оттоке денег в другие банки. Таким образом, объемы дополнительных
кредитов, которые банк в состоянии сделать, уменьшатся за счет снижения уровня
его резервов. Действия банка в этой ситуации в какой-то степени принесут
выгоду другим банкам, которые преумножат свои резервы. Даже признавая
существование определенных обстоятельств, когда большинство банков желали бы
некоторого снижения уровня своих резервов, вряд ли они когда-либо согласились
бы на колебания уровня резервов таких масштабов, на которые центральный банк
смотрит с относительным спокойствием.
Сторонники свободы, таким образом, считали, что в условиях этой системы
сверхэмиссия была не просто не более вероятна, а куда менее вероятна, чем при
централизованной системе. В последней все банкноты выпускаются в обращение
единственным эмитентом. Этот банк получает все платежи в форме своих
собственных банкнот и всегда может уплатить ими же обратно. Таким образом, он
не предъявляет и не принимает никаких претензий на золотые резервы, во всяком
случае, в форме межбанковских претензий. Единственным источником требований на
золото является в этой ситуации спрос на него со стороны публики. Результатом
этого может стать большая, чем в условиях многих эмиссионных банков, средняя
продолжительность обращения банкнот, или более редкое их погашение.
Сторонники централизованной системы заявляли, что межбанковский контроль через
механизм клиринга является по большей части иллюзией, действуя лишь при весьма
специфических обстоятельствах. Если какой-либо банк увеличивает свою эмиссию,
масштабы его бизнеса увеличатся в той же пропорции. Это означает, что выросшие
еженедельные объемы возврата выданных им ранее кредитов предоставят в его
распоряжение ровно столько же прав на резервы банков-конкурентов, сколько те
имеют на его. Таким образом, в результате клиринга не возникнет никаких
дисбалансов и, следовательно, никто не сможет предъявить претензий на чужие
резервы.
Отсюда следует, что никакого автоматического контроля за экспансией в
множественной банковской системе не существует. Исключение составляет
ситуация, когда банкноты обращаются лишь в границах строго очерченной
территории: при этом те банкноты, которые все-таки выходят за пределы
отведенного для них пространства, отправляются публикой обратно для погашения.
[Этот случай был рассмотрен Михаэлисом. См. его статью "Noten und Depositen" в
"Vierteljahrschrift" за 1865 г., с. 132] Эта схема аналогична системе
международного валютного обмена, которая сама по себе также является объектом
критики.
Приведенная аргументация, а также примеры, иллюстрирующие ее [cм. гл. VII],
совершенно не принимали во внимание временной лаг между ростом доли
банка-экспансиониста (которого мы будем называть банк А) в обращении и
увеличением объемов возвращаемых в этот банк кредитов. Если мы предположим
существование такого лага (а он должен иметь место на практике), то события
будут развиваться следующим образом. Немедленным результатом экспансии банка А
станет отток его резервов. Однако утечка эта будет иметь временный характер:
когда возврат выданных банком А кредитов возрастет, он получит эти резервы
обратно. [В данном случае для заключения общего вывода не имеет значения,
каким именно способом достигнут рост объемов кредитования. Мы можем, в
частности, предположить, что (а) банк А выдаст дополнительные кредиты, все на
одинаковый срок одновременно; (b) все кредиты будут выданы одновременно, но на
разные срок; (с) банк А будет увеличивать свои кредиты постепенно. В любом
случае банк А рано или поздно вернет себе ранее утраченные резервы. См.
иллюстрацию в приложении к настоящей главе.] Таким образом, вопрос о том,
является ли механизм клиринга фактором, способным контролировать экспансию
банка А, зависит от его способности пережить утечку резервов в течение этого
промежуточного этапа.
Считается, что в случае системы депозитного кредитования механизм клиринга все
же действует против того банка, что расширяет масштабы своей деятельности не в
ногу с другими. [Этот же принцип действует и в случае накопления денег в одном
банке, если банк, не справляясь с оттоком денег в другое банки, не может (см.
Philips, "Bank Credit") расширить объем своих кредитов в размерах,
сколько-нибудь близких к объему обязательств, обеспеченных дополнительными
резервами на базе старого норматива резервов, поскольку будет происходить
отток наличных денег в другие банки.] Вероятно, единственное отличие от
ситуации с банкнотами состоит в том, что временный отток резервов на
протяжении "лага" будет менее быстрым в случае с банкнотами, чем с чеками. Все
чеки, выписанные на дополнительный депозитный кредит, немедленно уплачиваются
через механизм клиринга, как только клиент расходует выданные ему деньги.
Чеки, выписанные на лиц, имеющих счета в других банках, порождают претензии на
резервы банка-экспансиониста. Ни один чек не остается в обращении, все они
проходят через клиринг. В ситуации же эмиссии банкнот лишь небольшая их часть
возвращается из обращения в банки-эмитенты, а именно -- только те банкноты,
что используются для возврата долгов либо в форме новых депозитов. В конце
концов, в случае расширения депозитов экспансионист получит обратно все свои
резервы, которых он ранее лишился, с тем же успехом, как и в ситуации с
эмиссией банкнот. Однако механизм клиринга при расширении депозитного
кредитования контролирует экспансию, поскольку банк не в состоянии выдержать
большое сокращение резервов в промежуточный период и не может ждать их
возврата через некоторое время.
Это различие является скорее количественным, нежели качественным.
Эффективность механизма контроля за сверхэмиссией банкнот зависит от
интенсивности утечки резервов во время лага. Само существование лага, будь то
случай банкнот либо депозитов, не подвергается ни малейшему сомнению [Найссер,
похоже, игнорировал этот фактор, хотя ему следовало бы принять эту предпосылку
с тем, чтобы продемонстрировать основания для проведения границы между
случаями депозитов и векселей; см. его статью, с. 454--455], если только речь
идет не о той нереалистичной ситуации, когда овернайт (overnight) является
единственным видом кредитования. Лаг предполагает всего лишь, что
дополнительные займы должны быть возвращены не раньше, чем послезавтра. Или
же, окончание самого короткого из периодов, на которые могут быть сделаны
займы, не должно совпадать с возвратом ближайшего по времени займа из числа
сделанных ранее. Необходимо также предположить, что должник реально использует
кредит, т.е. в период между временем заимствования и временем возврата долга
должен иметь место перевод кредитных средств. Должник сперва делает покупки на
заемные средства, чтобы затем выручить их обратно через продажу. Покупки,
совершенные новоявленными должниками, будут в какой-то мере обеспечивать
средства, которые будут использованы прежними должниками для возврата их
займов. Некоторое время спустя уже другие должники обеспечат денежные
средства, за счет которых наши новоявленные должники, о которых мы только что
говорили, приобретут необходимую ликвидность и, таким образом, смогут уплатить
свои долги. Даже наиболее быстрые темпы, какими может развиваться этот
процесс, пре полагают существование, по крайней мере, одного такого займа, где
клиринговые балансы наглядно продемонстрируют прирост масштабов обращения до
того, как это отразится на объеме возвращаемых долгов.
Мы можем принимать разнообразные предпосылки о сроках возврата новых и прежних
займов. Если эти сроки становятся в среднем длиннее с увеличением масштабов
кредитования, то лаг продлится дольше. Вероятно, нет никаких причин считать,
что этот период будет длиннее при системе депозитного кредитования, чем при
эмиссии банкнот. Единственная разница состоит в том, что масштабы временного
оттока резервов в случае депозитов будут больше. Даже допуская тот факт, что
некоторая часть дополнительно выпущенных банкнот сразу переместится обратно в
банки либо в форме депозитов, либо в форме возврата ранее взятых займов,
масштабы этого процесса вряд ли имеют шанс даже приблизиться к объемам
возврата в банки чеков. Тем не менее, вполне возможно, что утечка денег
вследствие перемещения банкнот в другие банки во время лага окажется
достаточной для того, чтобы затормозить экспансию отдельных банков. То, что
это действительно может оказаться вполне достаточным, становится ясно из
истории шотландской, саффолкской (штат Массачусетсс) и канадской систем,
которые включали в себя элементы конкурентной банковской эмиссии [см. "U. S.
Monetary Commission. Interviews on the Banking and Currency Systems of
Canada", p. 70]. В каждой из этих систем банки явно ощущали силу клирингового
механизма, с помощью которого они могли контролировать действия других банков.
Какое влияние на снятие средств во время лага может иметь длина среднего
срока, на который банки имеют обыкновение выдавать кредиты? От него зависит
интенсивность снятия средств: чем короче средний срок уже выданных банковской
системой кредитов, тем большую интенсивность в единицу времени приобретет
процесс снятия денег, но тем короче будет и продолжительность самого лага.
(Это верно при предположении, что экспансионист имеет тот же средний срок
своих кредитов, что и вся система в целом.) Вполне может оказаться, что более
интенсивное давление на резервы в самом начале послужит мгновенным стимулом
для экспансиониста воздержаться от дальнейших действий в том же духе. Если это
происходит, такой исход может в определенной степени явиться подтверждением
принципа "обеспечения банковской массой" и автоматического возврата банкнот,
которому уделяли столь много внимания сторонники банковской школы и
приверженцы банковской свободы [см. с. 246 этой же главы].
Кроме сомнений в способности консервативного банка хоть в какой-либо степени
контролировать действия экспансионистов, сторонники централизации также
выражали скепсис относительно реализма самого понятия так называемого
консервативного банка, считая, что стремление к прибыли заставит все банки
присоединиться к экспансии [см. Neisser, "Notenbankfreiheit?" в
Weltwirtschaftliches Archiv за октябрь 1930 г., с. 449(tm)450; см. также Carl
Landauer, "Bankfreiheit?" в Der deutsche Volkswirt за 7 сентября 1928 г.].
Термин "консервативный" предположительно должен был означать, что банк в силу
каких-то причин сопротивлялся силам, вынуждающим остальные банки расширять
масштабы своего кредита. В ситуации увеличения спроса на капитал (роста
"естественной" учетной ставки) вполне возможно, что все до единого банки
смогут предоставлять больше займов, если только они удержат рыночную цену
кредитов около прежнего уровня. При предположении, что эластичность спроса на
кредиты выше единицы, суммарная прибыль всех банков окажется выше при
увеличении по прежней ставке, чем при прежних масштабах выдаваемых кредитов,
но по более высокое ставке процента. Естественно, что увеличение масштабов
кредитования происходил" за счет уменьшения уровня банковских резервов.
Если все либо большинство банков не пожелают увеличивать масштабы кредитования
и тем самым снижать долю своих резервов, рыночная ставка процента возрастет в
направлении своего "естественного" уровня. Однако чем меньше число тех банков,
которые настаивают на поддержании прежней доли резервов, тем меньшим окажется
рост денежной ставки и тем больших масштабов достигнет кредитная масса.
Предполагается, что консервативный банк должен прогнозировать последствия
бума. Он, таким образом, в состоянии предвидеть, что противовесом
потенциальных выгод от участия в буме послужат потери вследствие кризиса,
когда клиенты-вкладчики пожелают забрать свои деньги, а должники не смогут
вернуть ранее полученные займы. На это обычно возражают, что такой банк,
несмотря на полное представление о последствиях экспансии, все равно не будет
иметь никаких стимулов воздерживаться от участия в ней, поскольку обнаружит,
что прибыль периода бума окажется более чем достаточной для компенсации
убытков от кризиса и депрессии. По мере того, как растет число банков,
желающих присоединиться к экспансии, по причине ли непредусмотрительности,
либо потому, что они считают выгоды от этого более значительными, чем
возможные потери, для любого банка в отдельности неучастие в экспансии теряет
всякую целесообразность, поскольку у него все равно не останется почти никаких
шансов избежать последствий порожденного действиями соперников кризиса.
[Единственным шансом для меньшинства избежать этих последствий является
способность банков продумать структуру своих активов столь тщательно, что они
окажутся легко реализуемыми даже в период кризиса. Если их более ликвидное
положение окажется достаточным для того, чтобы сохранить расположение к себе
со стороны публики, депозиты не только не будут изъяты из этих банков, но и
будут пополнены средствами, отозванными из банков-конкурентов.] Как бы то ни
было, но вопрос о вероятности того, что выгоды превысят убытки, остается
открытым. Таким образом, нет ответа и на вопрос о том, как много банков
захочет понизить уровень своих резервов в условиях, когда отсутствует внешняя
помощь со стороны центрального банка и все до одного банки находятся под
угрозой ликвидации в случае приостановки наличных выплат. Ведь риск, на
который необходимо пойти для получения дополнительной прибыли во время бума, в
этом случае будет включать в себя и возможность банкротства.
Третий довод в пользу централизованной банковской системы состоит в том, что
центральный банковский институт обладает, вследствие доверия к нему со стороны
общества, способностью облегчать трудности, сопряженные с кризисом. В условиях
свободной системы, поясняли сторонники этой идеи, банки попадают под пресс
требований об уплате долгов со стороны своих кредиторов и просто вынуждены
сократить объемы кредитов, дабы гарантировать устойчивость своих резервов.
Подобной политике последуют все банки, вследствие чего их прежним
клиентам-заемщикам придется объявить себя банкротами. Да и сами банки, по
крайней мере, многие из них, вполне могут не пережить подобный ход событий. Ни
один из них не пожелает расширить масштабы эмиссии своих банкнот, опасаясь
наплыва требований об их обмене на золото. Других же кредитных институтов,
способных исправить создавшееся положение, просто не окажется.
С другой стороны, если банковская система имеет в своем распоряжении
центральный банк, тот сможет увеличить объемы своей эмиссии в период кризиса,
не опасаясь при этом роста внутреннего спроса на золото, поскольку люди готовы
принимать банкноты центрального банка безоговорочно. Таким образом, созданные
коммерческим банками прорехи в кредитной системе, когда кризис заставляет их
требовать возврата долгов, могут быть залатаны центральным банком, действующим
в качестве кредитора в последней инстанции.
Центральный банк выполняет эту функцию, придавая рынку большую ликвидность,
либо через непосредственное кредитование банков, либо кредитуя тех, от кого
банки требуют возврата долгов. [Отход от золотого стандарта оказывает
коммерческим банкам помощь самым непосредственным образом, что без всякого
сомнения подтверждается событиями 1931 г. в Англии. Отток денежных остатков за
рубеж в той мере, в какой он имеет место через экспорт золота, имеет
следствием сокращение банковских резервов, депонированных в Банке Англии.
Избежать этого можно только если последний окажется в состоянии компенсировать
(offset) потери резервов, что вряд ли возможно при очень значительных
масштабах внешней утечки золота. Если же Банк Англии отменит золотой стандарт,
необходимость в компенсации отпадет. Экспортер капитала уже не может забрать
золото из Банка Англии и вынужден покупать иностранную валюту по завышенному
курсу. Этот процесс найдет свое отражение всего-навсего в переводе средств со
счета экспортера в банк-продавец валюты, а банковские балансы в Банке Англии в
итоге не претерпят никаких изменений.]
Если публика изымает из банков значительные объемы наличных, кредитор в
последней инстанции предоставляет свои кредиты, заполняя тем самым дефицит
средств. На этой точке зрения основано практическое правило банковской
политики, гласящее, что в периоды кризиса кредитор в последней инстанции
должен свободно давать взаймы под хорошее обеспечение и высокий процент. Такие
действия с технической точки зрения означают увеличение совокупной денежной
массы. Предполагается, однако, что такое увеличение в периоды кризисов не
несет в себе никакого вреда и ни в коей мере не является инфляционным,
поскольку дополнительные средства идут просто на пополнение резервов, вовсе не
увеличивая денежную массу, направляемую на покупки товаров. Если ставка
процента достаточна высока, то объемы кредитов удерживается в разумных
границах, а депозиты вновь привлекаются в банки. Вклад в наличные ресурсы,
который делает центральный банк в периоды кризисов, ослабляет панические
настроения и замедляет процессы, в противном случае приведшие бы к постоянным
ликвидациям.
Тот факт, что кризисы имеют место при любой из двух систем, сам по себе
является, с точки зрения сторонников централизованной системы, достаточным
доводом для выбора в ее пользу. Приверженцы свободы иногда возражают на это
следующим образом [см. Mises, "Geldwertstabilisierung und Konjunkturpolitik",
с. 62--63.]. Если центральный или какой-либо еще институт предоставляют помощь
на регулярной основе, как только возникают трудности на денежном рынке,
информация о том, что коммерческие банки могут полагаться на нее, становится
частью их ожиданий. Таким образом, эта информация сама по себе может стать
причиной расширения банками своих кредитных операций за пределы тех границ, в
которых они могут чувствовать себя в безопасности, опираясь лишь на
собственные ресурсы. Если же, напротив, экстренная помощь не предоставлялась
бы всякий раз, а ликвидация банков происходила бы, как только те теряли
способность функционировать самостоятельно, это смогло бы предотвратить
нарушения в работе системы, приводящие к возникновению кризисов. Этот
контраргумент теряет свою силу, если мы примем во внимание следующее.
Предположим, что банки не имеют шансов полностью избежать негативного влияния
политики своих менее осторожных конкурентов, бездумно расширяющих свои
кредитные операции до тех пор, пока их платежеспособность не оказывается под
сомнением. Если начинается что-то наподобие паники, весьма вероятно, что это
коснется всех, причем вполне может оказаться, что даже благоразумные банки не
смогут удержаться на плаву, поскольку ни один банк не является стопроцентно
ликвидным. Если только не доказано, что свободная система в состоянии
полностью ликвидировать деловой цикл и банковские паники, аргумент о кредиторе
в последней инстанции остается весьма мощным доводом в руках сторонников
централизованной системы. [Этот случай может быть рассмотрен в рамках
концепции Пигу (см. Pigou, "Economics of Welfare", 4th Edition, Part II,
Chapter IX, Section 10): виновные в кризисе банки принесет некомпенсированные
убытки своим ни в чем не повинным соперникам, своим поведением оправдывая
вмешательство государства.]
Прежде чем обратиться к четвертому и пятому аргументам в пользу
централизованной системы, отвлечемся немного в сторону и рассмотрим
взаимосвязь доводов, уже проанализированных нами выше, с двумя связанными с
ними проблемами, а именно, с запрещением хождения банкнот мелкого номинала и с
оправданностью освобождения депозитного дела от ограничений, накладываемых на
банковскую эмиссию.
Те аргументы, которые мы рассмотрели в отношении эмиссии банкнот вообще, еще
более актуальны применительно к банкнотам с мелким номиналом. Во-первых,
мелкие банкноты с наибольшей вероятностью попадают в руки бедных и
относительно менее образованных слоев населения, в наименьшей степени
способных делать различия между эмитентами. Во-вторых, они, как правило, не
так часто возвращаются в банки, тем самым, делая контроль за их
конвертируемостью редким. Напротив, векселя крупного номинала, помимо частого
возврата в свои банки, попадают главным образом в руки тех, кто оперирует
значительными суммами и использует их для расчетов с банками. Редко
конвертируемые и в спокойной обстановке, мелкие банкноты становятся особенно
опасными при появлении малейших признаков кризиса: ведь наиболее подверженными
панике оказываются как раз бедные и малообразованные люди [см., например,
свидетельства Хорсли Палмера перед Комиссией 1832 г. (Q. 273), где он
выступает против однофунтовых векселей именно на этом основании.]. Заметим,
что даже Вагнер, который выступал за сведение ограничений к минимуму, считал
вполне разумным запретить хождение мелких векселей в рамках свободной системы.
Большинство из тех, кто поддерживал введение ограничений на свободу банковской
эмиссии, вовсе не считали необходимым применение их к депозитному бизнесу.
Значительная часть этих людей с большим энтузиазмом даже боролась за свободу в
этой сфере банковского дела.
На различных ступенях развития теории денег и кредита выдвигались самые
разнообразные причины, по которым депозитная и эмиссионная ветви банковского
бизнеса должны были находиться в разных категориях. Сначала основанием для
разграничения служило утверждение, что банкноты являются деньгами, а чековые
депозиты -- нет, и, следовательно, они не обладают одинаковым воздействием на
цены. Другие авторы основывались при этом на более реалистичном доводе о том,
что публика имеет меньше выбора при принятии к оплате банкнот, чем при
принятии чеков. Позднее причиной различий было названо то обстоятельство, что
увеличение депозитной массы в большей мере, чем эмиссия, подвержено контролю
через погашение посредством межбанковского клиринга. Наконец, разграничение
оправдывалось тем, что контроль над выпуском банкнот дает центральному банку
косвенные рычаги воздействия и на объем депозитов, поскольку средства
центрального банка формируют наличные резервы депозитных банков.
Еще два аргумента в пользу центральных банков получили широкую известность,
особенно в послевоенный период. Первый из них гласит, что должна существовать
центральная монетарная власть с тем, чтобы проводить так называемую
"рациональную" денежную политику.
Политика центрального банка уже более не рассматривается как автоматическая в
том виде, как она представлялась основателям денежной школы. Масштабы
циркулирующих средств обращения не изменяются с динамикой металлических
резервов. Движения последних могут быть компенсированы или проигнорированы,
если руководство центрального банка сочтет это целесообразным. Посредством
учетной ставки и операций на открытом рынке центральный банк осуществляет
активную политику увеличения или уменьшения наличных резервов денежного рынка
и общего объема кредитной массы. В Англии остались лишь воспоминания о тех
принципах, что были заложены в основу Закона 1844 г. Если депозитная масса,
создаваемая Банком Англии, провоцирует рост спроса на банкноты, который не
может быть удовлетворен из-за ограничений на объем фидуциарной эмиссии, Банк
вправе рассчитывать на приостановку действия Закона Пила. Если увеличение
депозитов вызывает рост претензий на золотые резервы со стороны иностранцев и,
как следствие, их утечку за рубеж, Банк может отказаться от золотого
стандарта.
Осознание власти центрального банка над масштабами кредитной массы породило
идею о том, что ему следует сознательно строить свою монетарную политику на
"научных основах". Возникает, однако, вопрос о том, что именно призвано стать
критерием подобного "научного" управления? Наиболее часто выдвигавшийся до сих
пор критерий, а именно -- стабильность общего уровня цен, породил скепсис в
теоретических кругах, а попытки использовать его на практике закончились
неудачей. Несмотря на то, что работы Мизеса, Хайека, Кейнса, Мюрдаля (Myrdahl)
[L. von Mises, "The Theory of Money" и "Geldwertstabilisierung und
Konjunkturpolitik,"; F. A. von Hayek, "Monetary Theory and the Trade Cycle" и
"Prices and Production"; J. M. Keynes, "Treatise on Money"; G. Myrdahl, "Der
Gleichgewichtsbegriffals Instrument der geldtheoretischen Analyse"; T.
Koopmans, "Zum Problem der 'neutralen' Geldes" в "Beitrage zur Geldtheorie",
под ред. Хайека] значительно продвинули степень понимания взаимодействия сил в
экономике, в нашем распоряжении все еще нет критерия, достаточно точная
формулировка которого могла бы быть использована в качестве руководства для
денежной политики. В то же время реформаторы подвергают критике в первую
очередь эффективность контроля, осуществляемого центральным банком, а отнюдь
не цели этого контроля. Это ведет к призывам к еще большей концентрации
контрольных функций в руках монетарной власти через расширение прямого
контроля как за эмиссией банкнот, так и за депозитами.
Еще один аргумент обладает весьма схожей природой с предыдущим. Он
рассматривает центральный банк в качестве важного инструмента осуществления
международного сотрудничества в области денежной политики. По крайней мере, в
прошлом такое сотрудничество обычно означало достижение договоренностей об
использовании учетной политики с целью избежания дефляции в стране, которая
должна была в соответствии с правилами золотого стандарта сократить уровень
своих денежных доходов. Центральный банк здесь рассматривается в качестве
важного элемента политики стабилизации цен. Хотри (Hawtrey) [см. "Monetary
Reconstruction", p. 144--145] считает такую политику средством преодоления
трудностей, порожденных тем обстоятельством, что стабильные курсы валют между
странами не всегда оказываются совместимыми со стабильным уровнем цен в каждой
из них в отдельности. Если цены удерживаются на одном и том же уровне в стране
А, может оказаться необходимым, чтобы в стране В они росли, и наоборот, если
необходимо, чтобы уровень цен в стране В оставался неизменным, возможно, что
они должны упасть в стране А. Хотри анализирует договоренности центральных
банков, которые позволяют наилучшим образом распределить подобные "отклонения
от нормы" между различными странами.
На осуществление международного сотрудничества как важнейшую современную
функцию центральных банков указывалось на Брюссельской конференции в 1920 г.
[Международная финансовая конференция (International Financial Conference)] и
на Генуэзской конференции -- в 1922 г. [Международная экономическая
конференция (International Economic Conference)]. Да и сами руководители
центральных банков также уделяют этому больше внимания. Монтэгю Норман
(Montagu Norman) описывает свои усилия по установлению сотрудничества между
центральными банками разных стран мира как одну из своих двух важнейших задач
последних лет ["MacMillan Committee, Minutes of Evidence", 3317]. То, что его
усилия не пропали даром, подтверждается широко распространенным мнением о том,
что снижение Федеральной Резервной Системой учетной ставки во второй половине
1927 г. произошло под давлением представителей других центральных банков [см.
"Committee on National and Federal Reserve System", U. S. A., 1931, p. 162,
213--214]. Однако наиболее впечатляющих результатов, видимо, ожидают те, кто
утверждает, что сотрудничество пока что не слишком продвинулось дальше
"узкоспециальных соглашений об определенных мерах в отношении ставок процента"
["MacMillan Committee, Minutes of Evidence", 6720 (Sir Otto Niemeyer)]. Если
бы правдой было то, что сотрудничество центральных банков направлено на
контроль за соблюдением "правил игры в золотой стандарт", как рисуют в своем
воображении некоторые его приверженцы [там же, 1597 (Sir Robert Kindersley)],
трудно было бы сказать что-либо плохое, даже при отсутствии аргументов в его
пользу. Однако на деле лежащая в его основе теория сводится к полному забвению
принципов международного золотого стандарта.
Менее уязвимым кажется тот аспект международного сотрудничества, который имеет
долгую историю практического применения и является продолжением концепции
кредитора в последней инстанции в международной сфере. Когда банковская
система страны сталкивается с наплывом спроса зарубежных вкладчиков на ее
резервы, помощь депозитным банкам со стороны центрального банка этой страны
может оказаться недостаточной, если основывается лишь на собственных золотых
резервах. Нередко иностранный центральный банк или группа иностранных банков
давали средства взаймы центральному банку страны, испытывающей трудности.
Хотри с нетерпением ждет, когда эту функцию международного кредитора в
последней инстанции возьмет на себя Банк Международных Взаиморасчетов (Bank
for International Settlements) [R. G. Hawtrey, "The Art of Central Banking",
p. 228].
Последние два аргумента стали в наше время почти что единственными мотивами
создания новых центральных банков. Очевидным примером такого рода стали
недавние рекомендации Королевской комиссии по вопросам банков и денег в Канаде
(Royal Commission on Banking and Currency in Canada) [1933, см. Commission's
Report, p. 62--64]. Эти рекомендации характеризуют изменения, произошедшие в
теории централизованного банковского бизнеса. Классический подход состоял в
том, что центральный банк должен стремиться к обеспечению автоматического
механизма монетарной политики. Современная теория заменяет автоматические
правила на "научное планирование". Тем, кто предпочитает довериться
полуавтоматическим силам, нежели мудрости руководителей центрального банка и
их советников, банковская свобода должна представляться куда меньшим злом.
Банки, которые не обладают возможностью отказаться от ответственности платить
золотом по своим обязательствам, не могут слишком сильно отдалиться от
установленной динамики собственных золотых резервов.
Всякая попытка сделать окончательное заключение по поводу относительных
достоинств альтернативных систем банковского устройства должна быть
сфокусирована, прежде всего, на степени склонности каждой ю них склоняться к
нестабильности. Особенно это касается их воздействия на силу циклических
колебаний. Большинство современных теорий делового цикла считают источником
бумов и депрессий экспансию и сокращение кредитной массы, создаваемые банками.
Более общая точка зрения гласит, что эти тенденции не являются исключительно
свойством той или иной банковской системы и что они, хотя и могут усугубляются
ею, имеют место при наличии любой денежной системы.
Очевидно, представители денежной школы [в особенности Теллкампф и Гайер]
предполагали, что при обращении только металлических денег и, таким образом,
при тщательном соблюдении принципа денежной школы, не должно существовать
монетарных факторов, лишающих систему равновесия. В этом отношении точка
зрения классической теории запасов была в определенной степени верной.
Банковская школа считала, что даже при исключительно металлических деньгах в
системе, где не существует банковского кредита, масштабы фактического
обращения будут, тем не менее, изменяться в зависимости от количества денег,
покидающих и вновь возвращающихся в "запасы" [см., например, Fullarton, "On
the Regulation of Currencies", p. 138--141; A. Wagner, "Beitrage zur Lehre von
den Banken", c. 126; J. S. Mill, "Principles of Political Economy", Vol. II,
Bk. II, p. 204, 210--211]. Современная теория в значительной степени обобщает
этот вывод на любые изменения в уровне расходов денежных средств. Она приходит
в заключению, что эти колебания в уровне фактического обращения, порожденные
спонтанными действиями публики, вполне возможно, являются достаточной причиной
возникновения циклических колебаний экономической деятельности без всякой вины
на то банков.
Трудно судить, насколько велики эти первичные изменения в уровне спроса
публики на наличные. Те события, которые в последнее время оказывают столь
большое влияние на финансовую структуру, в большинстве своем возникли как
вторичный эффект первичных нарушений в работе банковской системы. Они были
вызваны прямым либо косвенным образом экспансиями и сокращениями уровня
кредитной массы.
Отсутствие банковской системы устранило бы весьма важный фактор колебаний,
состоящий в паническом резервировании денег; кроме этого, однако, существуют
еще и такие факторы, как интеграция и дезинтеграция в промышленности, динамика
численности и структуры населения, изменения в отношении публики к
распределению рискованности своих активов. Если порождаемое этими факторами
"естественное" ускорение и замедление оборота денежных балансов достигнет
значительных масштабов, противодействие ему вполне может стать одной из целей
банковского дела и ее полезной функцией. Фидуциарная же эмиссия (в форме
необеспеченных банкнот или в виде чековых депозитов) вполне может стать
необходимостью, если следует оставить нейтральными монетарные факторы.
Открытие такой банковской системы, которая бы не служила источником
катастрофических отклонений от нормы и которая бы сама с наименьшей
вероятностью порождала колебания, а с наибольшей -- предпринимала бы верные
шаги в ответ на действия публики, является на сегодняшний день самой важной
нерешенной экономической проблемой.
Не приходится сомневаться в том, что современная банковская система во многом
повинна в экономических потрясениях. Гораздо сложней определить, какая именно
из ее особенностей порождает такие отклонения. Представляется, однако,
бесспорным, что львиная доля колебаний является результатом изменений в уровне
наличной денежной массы, который обеспечивается банком. Коммерческие банки
удерживают свои резервы на относительно стабильном уровне, а их кредитные
операции достаточно четко следуют за динамикой денежной массы центрального
банка (за исключением периодов депрессии). [В период между ноябрем 1925 г. и
мартом 1935 г. среднемесячные цифры отношения наличных к депозитам в
лондонских клиринговых банках находились в интервале от 10 до 12 процентов. За
тот же период времени этот показатель для Банка Англии варьировал в пределах
от 11.5 до 65.5 процента. Даже отбросив эти крайние значения, колебания в
интервале между 30, а в некоторых случаях 25, и 50 процентами могут считаться
вполне нормальным диапазоном.] Конечно, динамика эта многократно, скажем, в
десять раз, преумножена коэффициентом экспансии. Однако при проведении своей
политики центральный банк принимает во внимание этот факт. Именно соображения
подобного рода представляются серьезным подспорьем теории, не так давно
развитой Мизесом ["Geldwertstabilisierung und Konjunktuipolitik", с. 61]. В
соответствии с ней, в условиях свободной банковской системы колебания могут
быть в значительной степени сокращены, хотя и не устранены полностью. И не
вызывает ни малейшего сомнения, что такая система дает по сравнению с
централизованной системой гораздо меньше простора для совершения манипуляций с
деньгами.
Какой бы вердикт, однако, ни был вынесен двум этим системам с точки зрения их
стабильности, вряд ли проблема этого выбора уже когда-нибудь еще приобретет
практический смысл. Для подавляющего большинства вмешательство государства в
банковскую сферу стало настолько неотъемлемой частью общепринятой системы, что
предложения об отказе от него вызвало бы только насмешки. Одним из результатов
такого отношения стало то, что банковская сфера отвоевала себе исключение из
правил о неплатежеспособности, принятых в других областях бизнеса и гласящих,
что за ликвидацию компании необходимо платить. Важно также заметить, что
поскольку законы о банкротстве почти никогда не применялись с необходимой
скрупулезностью в отношении банков, вряд ли можно утверждать, что практический
опыт свидетельствует о неприменимости свободной конкуренции в банковской
сфере.
Те же призывы в пользу свободы банковского бизнеса, которые время от времени
выдвигаются сегодня, в основном исходят от тех, кто на самом деле не является
сторонником этой свободы как таковой. Эти призывы являются продуктом теории
"денежного чуда" ("money magic"). Такие требования свободы основываются на
представлении, что она сможет предоставить кредитные ресурсы практически в
неограниченных объемах. Эта теория видит источник всех экономических и
социальных проблем в дефиците банковских услуг, который является результатом
банковской монополии [см. Hake and Wesslau, "Free Trade in Capital", 1890;
Henry Meulen, "Free Banking" (1st Edition, 1917, and Edition, revised 1934)].
Что касается практической политики, то здесь все тенденции направлены на
усиление централизации. Когда в ХIX в. был сделан выбор в пользу контроля за
эмиссией банкнот, депозитный бизнес в силу разных причин был оставлен
"свободным". Теперь же появляются признаки приближающегося контроля и за этой
сферой. Этот контроль обеспечит окончательную концентрацию монетарной власти в
руках центрального органа и явится вполне логичным следствием философии
централизации и денежной доктрины. Сильные тенденции подобного рода уже
наблюдаются в Германии и Соединенных Штатах. И если в Соединенных Штатах они
существуют лишь в виде планов [см. Чикагский стопроцентный план банковской
реформы (Chicago 100 percent Plan of Banking Reform), изложенный Хартом (A. G.
Hart) в статье под заголовком "The Chicago Plan of Banking Reform" в Review of
Economic Studies, February, 1935], то в Германии они уже представляют собой
свершившийся факт.



Приложение. О функционировании "автоматического механизма" кредитного контроля 


С тем, чтобы прояснить логику, изложенную на с. 236--242, мы прилагаем
следующий арифметический пример:
1. Случай вексельной эмиссии
Предположим, что существуют два банка (либо две группы банков), А и B, с
одинаковыми масштабами бизнеса в начальный период. Каждый из банков в
расчетный день выдает займов на 10,000, получая точно такую же сумму в
качестве возврата ранее выданных им займов.
В один из таких дней А расширяет свои кредитные операции на 10,000, возврат
которых должен произойти через четыре клиринговых периода. Предположим теперь,
что (а) когда B изымает золото из банка A, он не увеличивает свою эмиссию
мгновенно до уровня, при котором его резервная пропорция достигает прежней
отметки; эмиссия B возрастает лишь в размерах, позволяющих заменить банкноты,
не вернувшиеся в банк в обычные сроки и, таким образом, задержавшиеся в
обращении (это дает B возможность кредитовать всего лишь в прежних масштабах);
(b) А сокращает объемы своей эмиссии в обращении на величину потерь в своих
золотых резервах, т. е. на величину сальдо, образовавшегося в результате
клиринга векселей с банком В. Таким образом, суммарная эмиссия А и В остается
неизменной на всем протяжении рассматриваемого периода времени.
Начальное положение


      A     B
  Банкноты     40,000     40,000
  Золото     4,000     4,000
  Возврат займов     10,000     10,000


А получает на 5,000 собственных банкнот и банкнот В -- также на 5,000. В
получает собственных банкнот на 5,000 и банкнот А -- также на 5,000. Таким
образом, векселя клирингуются без какого-либо перемещения золота.
Положение к Первому Клирингу с момента экспансии банка А


      A     B
  Банкнот     50,000     40,000
  Золото     4,000     4,000
  Возврат займов     10,000     10,000


А получает на 5,555 своих собственных банкнот и на 4,444 -- банкнот банка В. В
получает собственных банкнот на 4,444 и банкнот А -- на 5,555. В изымает у А
золота на 1,111.
Второй Клиринг


      A     B
  Банкноты     48,889     41,111
  Золото     2,889     5,111
  Возврат займов     10,000     10,000


А получает на 5,433 своих собственных банкнот и на 4,567 -- банкнот В. В
получает собственных банкнот на 4,567 и банкнот А -- на 5,433. В изымает у А
золота на 826.
Третий Клиринг


      A     B
  Банкноты     48,063     41,937
  Золото     2,063     5,937
  Возврат займов     10,000     10,000


А получает на 5,341 своих собственных баннкот и на 4,659 -- банкнот В. В
получает собственных банкнот на 4,659 и банкнот А -- на 5,341. В изымает у А
золота на 682.
Четвертый Клиринг


      A     B
  Банкноты     47,381     42,619
  Золото     1,381     6,619
  Возврат займов     20,000     10,000


А получает на 10,530 своих собственных банкнот и на 9,470 -- банкнот В. В
получает собственных банкнот на 4,735 и банкнот А -- на 5,265. В теряет золота
на 4,205 в пользу А.
В результате Четвертого Клиринга положение следующее:


      A     B
  Банкноты     51,586     38,414
  Золото     5,586     2,414


2. Случай депозитного кредитования
На сей раз мы вправе предположить, что получатели чеков, выписанных заемщиками
дополнительных 10,000, обналичивают чеки в своих банках немедленно. Логично
предположить также, что, если только депозитный бизнес не распределен между
банками неравномерно, каждый из них получит половину всех чеков.
Начальное положение


      A     B
  Депозиты     40,000     40,000
  Наличные деньги     4,000     4,000


Положение к Первому Клирингу А


      A     B
  Депозиты     50,000     40,000
  Наличные деньги     4,000     4,000


B получает на 5,000 чеков, вышеописанный на банк A, на которые нет
соответствующих взаимных претензий со стороны банка А на средства В. Таким
образом, В предъявляет претензии к А на сумму в 5,000 наличными.
Положение после Первого Клиринга уже безнадежно для А


      A     B
  Депозиты     45,000     45,000
  Наличные деньги     -1,000     8,000 + 1,000


 

<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги рубрики: экономика
Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу:  [1] [2] [3]

Страница:  [3]