Я построил Машинку. В ней много  замечательных  колесиков,  деловитых
шестеренок, сверкающих  стеклышек  и  прочих  штуковин.  Она  жужжит,  как
здоровенный жук, когда движется вперед,  она  шелестит  бабочкой  на  пути
назад, на поворотах она скрипит, как сверчок. На ее левом боку я  написал:
"Сепаратор турбо", а на правом - "Чик-чик тарантул". Она и вправду  чем-то
похожа на  шустрого  паука-сенокосца,  хотя  в  ней  есть  сходство  и  со
скорпионом. В общем, она очень красивая,  моя  Машинка.  Только  вот  Джин
испугалась и сказала: "Это какое-то твое очередное безумие, которое  ничем
хорошим не кончится". Мне понравились эти слова и  я  написал  на  Машинке
спереди: "Мое очередное безумие, которое ничем хорошим не кончится".


     Когда я был совсем маленьким, я очень хотел попасть в Корею.  Мне  не
повезло. Война там кончилась, когда мне было восемь лет, и в утешение отец
купил мне роскошный механический конструктор (Fiftееn вucks,  sir!)  Тогда
же я и построил свою  первую  Машинку,  жалкое  подобие  муравья,  которая
издохла на третьей минуте жизни, но я не унывал. Мне удалось сэкономить на
школьных завтраках, и через два года  я  купил  себе  второй,  куда  более
шикарный  конструктор  (Forty  вuсks,  sir!).  Еще  через  восемь  лет  я,
окрыленный своими первыми удачами и юношеской наглостью, приехал в Бостон,
поступать в Массачусетский технологический институт,  куда,  к  сожалению,
без особых усилий поступил. Там же, в  Бостоне,  я  познакомился  с  Элен.
Оценив ее по достоинству, я ринулся  в  бой.  Три  года  ушли  на  покупку
букетов, сочинение пламенных писем и прочую любовную чушь;  кончилось  все
тем, что я надоел ей до крайности и обычно уравновешенная и  дипломатичная
Элен заявила, что не может любить человека,  жесткого,  как  жужелица.  Не
успел я по-настоящему расстроиться, как подоспела Вьетнамская война, благо
в тот год я уже был выпускником МТИ. В отличие от Кореи, во Вьетнам я  уже
не рвался и  частенько,  трясясь  в  вертолете  над  утомительной  зеленью
тропических  джунглей,  жалел,  что  не  получаю  от  этого  ни  малейшего
удовольствия.  Тем  более  не  доставил   мне   удовольствия   вьетнамский
пулеметчик, который сбил нас однажды над дельтой Меконга. С горем  пополам
удалось посадить вертолет и мы, по колено в болотной жиже, приняли бой.  Я
- плохой пехотинец, и если бы не Бак Стенли,  мой  приятель  еще  по  МТИ,
гроза университетских баскетболистов, интеллектуал и сердцеед, то  Америку
я увидел бы только из уютного цинкового гробика. Благодаря  же  Стенли,  я
выжил и вернулся.
     Говорят, после Вьетнама я постарел на десять лет. Не знаю,  не  знаю.
По крайней мере, поумнел я на все двадцать, но  и  это  не  помогло.  Элен
вышла замуж за героя Вьетнамской войны Бака Стенли и,  в  конечном  счете,
это было справедливо. Все-таки Бак скрутил  за  меня  не  одну  узкоглазую
башку и я, не держа обиды - по крайней мере на поверхности - явился к  ним
на свадьбу, где и произошел один забавный инцидент.  В  разгар  веселья  я
встал и, дождавшись тишины, произнес  тост.  Я  предложил  выпить  за  мою
эволюцию. Конечно, это было не скромно,  зато  имело  определенный  смысл.
Никто, правда, ни черта не понял, но захмелевшим гостям  было  плевать,  и
они, в очередной раз обозвав меня большим чудаком, все-таки  выпили.  Элен
презрительно пожала плечами, а Бак отозвал меня в сторонку и, похихикивая,
от всей души пожелал мне успехов в эволюции. По-моему, это была  идиотская
шутка.


     Бак не знал, что в шесть лет я стремился в Корею. Да  и  в  противном
случае ничего, кроме парочки добродушных, но нелестных замечаний он бы  не
обронил. А зря. Я ведь не собирался мотаться по грязным, вонючим  джунглям
только из желания пострелять. Я вообще ни в кого не хотел стрелять.  Война
была лишь предлогом  попасть  в  волшебное  царство  жуков  и  бабочек  из
"Иллюстрированного атласа  насекомых".  Поначалу  инсекты  завлекали  меня
своей красотой, затем - экспансивностью и, в конце концов, потрясали своей
живучестью. Ночная бабочка  живет  на  булавке  трое  суток,  человека  же
моментально убивает одна-единственная пуля.  Смешно,  да?  Мне  тоже  было
смешно. Я смеялся так заразительно, что все  кругом  улыбались.  Но  я  не
только смеялся. Тысячи хитиновых душ и десять лет жизни я принес в  жертву
своим экспериментам. Кое-что получалось, кое-что - нет. Я  учился.  Потом,
уже в институте, я в первый раз в жизни влюбился. Кстати,  Элен  оказалась
на редкость проницательна; сравнив меня с жужелицей,  она  была  близка  к
истине. Окончательно я понял это во Вьетнаме. Там не нашлось ни жуков,  ни
бабочек. Может быть они испугались войны, но скорее всего я их  просто  не
заметил. Мне было плевать. Покидая  Сайгон,  я  чувствовал,  что  знаю  об
инсектах все. Больше, чем они сами. Да я и сам был инсектом.


     Признаюсь, после свадьбы Элен я поступил  весьма  не  оригинально.  Я
завел знакомство с институтскими интеллектуалами-неудачниками и,  кочуя  с
ними из кабака в кабак, напивался вдрызг,  в  угоду  тяжелой  депрессии  и
тайно взлелеянному  мазохизму.  Умышленно  бездействуя,  я  ждал  событий.
Конечно же, я не знал, что один слишком сообразительный генерал уже  давно
интересуется  моей  институтской  работой  "Инсектированная  механика",  в
которой я рассматривал свои знания о насекомых с точки зрения  технической
применимости. Мне был дорог сам принцип ожидания, это  было  чем-то  вроде
маленького перемирия между мной и теплокровными. Я не бросал  им  никакого
вызова, я вел себя, как мертвый сверчок, но они начали первыми. Однажды  в
нашу компанию затесался симпатичный шатен, назвавшийся  Х.Смит.  Он  порол
весьма сносную чушь. Он восторгался Ницше и восхвалял  Фрейда,  он  злобно
ругал военных, поносил  атомную  бомбу  и  консерваторов.  Короче  говоря,
Х.Смит затрагивал темы, которые, по мнению ФБР, являются  традиционными  в
нашей среде. Эти излияния он сопровождал щедрой  выпивкой  за  свой  счет.
Когда я как следует нализался, он вызвался отвезти  меня  домой.  "Удачная
мысль", - сказал я ему и нырнул.
     Вынырнув на следующее утро  среди  белых  стен,  я  услышал  ласковый
голос:
     - Ай-ай-ай, мистер Фарвуд. И зачем же было так напиваться, а?
     - Идите к черту, - простонал я и  лишь  затем  рассмотрел  обладателя
ласкового голоса. На нем был мундир, на мундире погоны,  а  на  погонах  -
целые россыпи генеральских звезд. И еще в петлицах у него я заметил значки
танкиста.
     - Десять тысяч долларов плюс надбавка за то, что вы не будете  больше
посылать меня к черту, - сказал генерал.
     - И все? - спросил я, пытаясь вложить в эти слова максимум иронии.
     - Почти все, - невозмутимо ответил генерал.  Иронию  он  услышать  не
пожелал. "Почти все" - это пустыня Смоки, штат  Невада,  секретный  объект
"сто семь", чугунные  рожи  охранников  и  работа  над  проектом  "Dеvil's
рuррit".
     Пентагон хотел сразу всего и побольше.  Чего  хотел  я  сам,  сказать
невозможно.  Я  просто  работал,  получал  и  готовился  рано  или  поздно
встретить Элен. Работать  было  противно.  Три  года  кряду  я  ругался  с
военными, заигрывал с машинистками и до хрипоты  спорил  с  Кохом-старшим,
своим заместителем. Он метался по лаборатории и обзывал меня  самозванцем,
невеждой и мальчишкой. Он злился и брызгал слюной, но поделать  ничего  не
мог, ведь я был любимчиком руководителя проекта -  того  самого  танкового
генерала. Он приказал во всем слушаться меня, даже не заметив, что  я  уже
был на следующей ступени.


     Многие спорят о том,  как  мы  погибли.  Одни  говорят  о  гигантском
метеорите, другие - о глобальном  похолодании,  третьи  во  всем  обвиняют
вспышку сверхновой. Я много думал об этом, еще будучи инсектом, но  сейчас
я твердо уверен - это не главное. Нет смысла  говорить  о  причине  нашего
вымирания, значительно важнее то, что мы  существовали.  Особенно  сейчас,
когда на Земле возродился последний из нас. Он помнит все, о чем знали мы:
и брачный восторг весенних ночей, и  лунные  блики  на  влажной  шкуре,  и
великий раскол континентов, и мышиную возню первых приматов под ногами.
     Теплокровным вряд ли было бы приятно узнать,  с  каким  удовольствием
мы, как будто случайно, давили их далеких пращуров. И  мне  нечего  больше
делать в этой дыре, настало время идти дальше.


     В один прекрасный день все умерли, а я пропал без вести. Дело в  том,
что летом 1973 года наша работа была завершена.  Мы  наконец-то  построили
штуку,  о  которой  мечтал  Пентагон.  Она  была  хороша  всем,  за  одним
исключением: никого, кроме меня, и ничего, кроме своей дурьей прихоти, эта
штука  не  признавала.  В  первые  пять  минут  полигонных  испытаний  она
заглушила  во  всей  округе  радиосвязь,  нарезала   в   лапшу   армейских
наблюдателей и навсегда заткнула глотку Коху-старшему. Генерала с ласковым
голосом эта штука послала от моего имени к черту и расстреляла  шрапнелью.
В течение последующих двух часов она лязгала, громыхала, плевалась  огнем,
баловалась с реактивами в лаборатории и пускала ракеты по казармам охраны.
В конце концов, она добралась до складов  горючего  и  устроила  небольшой
фейерверк на зависть любому голливудскому пиротехнику.  Когда  на  объекте
"сто семь" не осталось ни  одного  теплокровного,  я  поблагодарил  ее  за
услуги. Эта штука тихо отошла в сторонку, блеснула вспышка, волна горячего
воздуха прокатилась по вертолетной площадке и мне стало  легко  и  весело.
Вертолеты стояли, как новенькие - все, кто пытался к ним  добраться,  были
изрешечены из автоматических пушек моим беспокойным детищем, но  на  самих
машинах я не увидел  ни  единой  царапины.  Я  выбрал  себе  темно-зеленый
"сикорски" армейского образца (на таких мы воевали во  Вьетнаме)  и  через
несколько минут уже держал курс на юго-восток.
     "Вообще-то, они сами виноваты, - бормотал я себе, набирая  высоту,  -
они ни за что в жизни не отпустили бы меня с объекта, не построй я им  эту
чертову куклу. И Кох-старший сам виноват - нечего было цепляться ко мне со
своими дурацкими замечаниями. И к тому же, какого черта я тратил нервы  во
Вьетнаме? И, кстати, почему меня не отпустили в Корею, я ведь так хотел!"
     Я был сильно взвинчен, но решил не огорчаться по пустякам, тем более,
что впереди уже виднелась трава -  я  подлетал  к  южной  границе  пустыни
Смоки.


     Я  посадил  вертолет  у   въезда   в   первый   попавшийся   городок.
Трансконтинентальное шоссе рассекало его  на  две  одинаковые  в  скуке  и
серости части. Над домами дрожало зарево, на  улицах  было  пустынно,  без
всяких признаков жителей  города,  которые,  наверняка,  поголовно  заняты
потреблением холодного пива.  Пейзаж  дополнял  огромный  щит  с  надписью
"Добро пожаловать в Уорм-Спрингс! Славный  Уорм-Спрингс!"  Признаться,  за
час пребывания в этой дыре я не нашел в ней ровным счетом ничего славного.
В пустой закусочной бутерброды были какие-то  пресные,  виски  не  в  меру
теплый, да и хозяин попался чересчур общительный.
     - Вы, никак, большая шишка? - осведомился он, с назойливым  интересом
оглядывая меня с ног до головы.
     - Да, здоровенная, - небрежно бросил я.
     - Тогда, может, вы скажете, что заглушило утром телевизор?
     - Скажу, - ответил я. - Это вторжение.
     - Да ну? - ужаснулся хозяин. - И что же теперь?
     - Посмотрим. Ситуация критическая.
     - А что, разве тяжело справиться с какими-то краснорожими марсианами?
     - С марсианами справились бы, но это не марсиане.
     - А кто же это?
     - Я.


     Я купил у владельца местной  автомастерской  подержанный  "бьюик"  и,
оставив хозяина закусочной в тягостном недоумении,  покинул  Уорм-Спрингс.
Через  несколько  часов  там  уже  были   армейские   кордоны,   суетливая
национальная гвардия и хмурые фэбээровцы. Пока они соображали, что к чему,
пока они разбирались, кого искать, я успел пересечь границу штата. "Бьюик"
оказался неплохой машиной, и с каждым  часом  я  удалялся  от  несчастного
объекта на сто с лишним миль.
     Было уже темно, когда на  обочине  я  разглядел  неподвижный  "форд".
Присев рядом с ним на корточки, курила  женщина.  Больше  я  не  разглядел
ничего, так как пронесся  мимо  нее  маленьким  торнадо.  Через  несколько
секунд я понял, что не мешало бы вернуться, очень не мешало бы  вернуться.
И я вернулся.
     Ее звали Джин. Меня - Рекс, Тайри Рекс.
     У нее была холодная кожа, славная холодная кожа, такая же,  как  и  у
всех нас. Свой первый рок-н-ролл мы танцевали на просторном заднем сидении
ее "форда" той же ночью. Я скрывался от ФБР, Джин от  своего  мужа.  И  мы
решили поиграть  в  прятки  вместе.  Уютный  "Хилтон-отель"  в  Финиксе  -
прекрасное место для наших танцев и замечательное укрытие  от  симпатичных
людей в  бежевых  плащах,  которые  ищут  некоего  Фарвуда,  свидетеля  и,
предположительно, главного виновника Невадской катастрофы.  У  каждого  из
них есть жетон агента ФБР, автоматический пистолет и  желание  пристрелить
Фарвуда при первой же встрече. Рано или поздно кому-то из нас не повезет.


     Удивительно быстро юркнул в прошлое август; солнце промчалось галопом
через точку осеннего равноденствия; красное и желтое заменили в  привычной
палитре зелень нашего лета. Каждая ночь была  длиннее  предыдущей,  каждый
новый дождь все дольше, все злее и злее стучался в наше окно, все меньше и
меньше отделяло нас с Джин от расставания. Это ощущение, сперва прозрачное
и зыбкое, постепенно обретало четкую структуру,  твердело,  оформлялось  в
жестах, словах. Я получил передышку, я был взведен,  как  хорошая  часовая
пружина, я был готов сменить шкуру на кожу - и холодная  октябрьская  ночь
окончательно доказала мне это.
     В то утро я проснулся и почувствовал, что вымираю. Ужас вымирания был
заложен в нас еще тогда, когда первый ящер, сопя и отфыркиваясь, вылез  на
берег мезозойского моря, и, смакуя сладость чистого воздуха, сам  того  не
желая, осознавал себя как нечто, отдельное от  окружающего  мира.  Вначале
были восторг и удовлетворение. Были игра солнца и волн, был хруст  вкусных
моллюсков, было  ожидание  встречи  с  себе  подобными  -  как  много  они
расскажут друг  другу!  Но  солнце  постепенно  тянулось  к  горизонту,  и
вечерний ветер донес запах мертвых хвощей и гниющих папоротников. И  ящер,
привычный  к  соленой  свежести  морской  воды  и  счастливому   бездумью,
помрачнел, поднял голову и заревел, обращаясь к далекому лесу.  Был  канун
Хэллоуина, стомиллионный год до Рождества Христова.


     Тогда-то я и построил Машинку.


     На кладбище динозавров гулял  ветер,  песок  шуршал  среди  костей  и
зеленые ящерки прятались в пустых глазницах. А древние хвощи и папоротники
медленно превращались в уголь. Им на смену шли голосеменные, то есть елки,
на елках сидели белки и занимались  черт  знает  чем,  а  потом  прибежали
волки, они гонялись за зайцами, зайцы верещали, а  волки  скулили  -  было
очень смешно, и утром я рассмеялся, беззаботно и громко, как в детстве.
     - Сегодня будет славный день, - сказал я Джин за завтраком.
     - Возможно, но, боюсь, ты проведешь его без меня, -  мрачно  ответила
она, ковыряясь в омлете.
     - Нет, Джин, с тобой. Сегодня у нас будет прощальный  ужин.  Я  купил
"бифитер". Это ведь, кажется, твой любимый виски?
     - Пожалуй, - ответила она, смягчаясь, и добавила  с  улыбкой.  -  Так
значит, надеремся на прощанье?
     - На прощанье, - сказал я.


     Итак, странный праздник Хэллоуин.
     На улице уже стемнело. Мы сидели в номере; неторопливо ужинали  и  не
спеша пили; говорили  о  разном.  В  углу  около  двери  спокойно  дремала
Машинка.
     Было очень уютно и мне стало немного жаль,  что  совсем  скоро  покой
будет нарушен. И все-таки я с нетерпением ждал этого.
     Наконец, на улице  скрипнули  тормоза.  Потом  еще  и  еще.  Джин  не
обратила на это ни малейшего внимания, увлеченная  болтовней,  но  Машинка
стала потихоньку заводиться. "Моя ты хорошая", - подумал я, когда в  дверь
постучали.
     "Откройте, Федеральное  Бюро  Расследований!"  -  раздался  деловитый
голос.
     Джин растеряно  глянула  на  меня.  Я  улыбнулся  и  крикнул:  "Добро
пожаловать, у нас не заперто!" Дверь отворилась, и  в  номер  вошел  никто
иной,  как  специальный  агент  Х.Смит.  В  руке  он  держал   здоровенный
автоматический пистолет, а лицо его источало искреннюю  радость.  Машинку,
оказавшуюся за его спиной, он, естественно, не заметил, идиот.
     - Мистер отчасти Фарвуд - отчасти Тайри Рекс,  если  не  ошибаюсь?  -
вежливо осведомился он.
     - Ошибаетесь, с сегодняшнего утра меня  зовут  Тони  Милн.  По-моему,
тоже неплохо, а?
     - Неплохо, Фарвуд, неплохо. Но, так или иначе, вы арестованы. Кстати,
хочу сказать, что гостиница весьма тщательно оцеплена.
     - Ну, это поправимо, - сказал я.
     - Вот как? - сказал Смит.
     - Чик-чик, - сказала Машинка.
     - Ч-черт, - сказала Джин, и я остался в обществе двух  трупов.  Смит,
уже падая, нажал на курок и короткая очередь прогулялась по  номеру.  Пули
разбили оконные стекла, попали в бутылку "бифитера" и одна из них вошла  в
Джин. Вошла очень удачно, по крайней мере, мучиться ей не пришлось.
     В окно ударили прожектора, и обычный  в  таких  ситуациях  мегафонный
голос предложил мне сдаться. Я выглянул на улицу и понял,  что  становлюсь
героем  дурацкого  боевика.  Квартал  был   оцеплен;   крутились   мигалки
полицейских машин; короткими перебежками между ними сновали какие-то  типы
в касках; на крышах соседних домов стояли прожектора и  пулеметы;  в  небе
висел боевой вертолет.
     Я смотрел на все это и думал, какие же они кретины, и еще я  думал  о
Бостоне, где сейчас, наверное, ужинает Элен. У меня за спиной  нетерпеливо
жужжала Машинка, но я не спешил, я знал, что по дороге в  Бостон  она  еще
наработается. Об этом я думать не хотел. А думал я о том, как приду к Элен
и уведу ее с собой. Она не будет сопротивляться, я был уверен в этом.
     Потому, что я понравлюсь ей.
     Потому, что я симпатичный парень и совсем не старый.
     Потому, что теперь я, как и она - млекопитающее.



 


КОНЕЦ...
Другие книги жанра: фэнтази

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]