историко-художественный роман
                     о событиях второй мировой


         ГЛАВА ПЕРВАЯ

    Погода для полетов бомбардировочной авиации  была  идеальной:
сухой воздух, слабый ветерок, способный развеять дымку над целью,
и достаточно большие "окна" в облачности, чтобы увидеть и распоз-
нать несколько звезд для ориентировки.
    В спальне было так темно, что прошло несколько секунд,  преж-
де чем Рут Ламберт увидела стоящего у окна мужа.
    -  Что случилось, Сэм? - спросила она.
    -  Обращаюсь с молитвой к матушке луне. Еще не  вполне  прос-
    нувшись, Рут вяло рассмеялась:
    -  О чем ты говоришь? Зачем тебе молитвы?
    -  А ты разве не согласна, что мне следует пользоваться любы-
ми колдовскими приемами?
    -  О, Сэм! Как тебе не стыдно говорить об этом! Ведь ты...  -
Она запнулась.
    -  ...вернулся целым и невредимым из сорока  пяти  рейдов?  -
докончил он за нее.
    Рут кивнула. Она побоялась сказать это вслух, потому что и  в
самом деле верила в колдовство и всякие дурные и хорошие приметы.
В такие ранние утренние часы трудно было не оказаться  во  власти
присущих простому человеку сомнений и опасений. Она включила лам-
почку у изголовья кровати, и Сэм инстинктивно прикрыл  глаза  ру-
кой. Это был высокий мужчина двадцати шести лет.  От  длительного
ношения форменной рубашки с плотно прилегающим воротником на  шее
Сэма образовалась резко очерченная линия загара, и его  мускулис-
тое тело казалось из-за этого бледным. Он поправил  свои  растре-
павшиеся черные волосы и почесал около носа, на котором  виднелся
маленький шрам, пропадавший в морщинках  улыбки.  Рут  нравилось,
когда он улыбался, но в последнее время улыбка на его лице  появ-
лялась все реже и реже.
    Сэм застегнул желтую шелковую пижаму, которую  Рут  купила  в
магазине на Бонд-стрит, заплатив за нее довольно  большую  сумму.
Она подарила ему ее в день их свадьбы, три месяца назад; он  тог-
да очаровательно улыбнулся ей. Сегодня он впервые надел эту пижа-
му.
    Как единственной супружеской паре среди гостей в доме Коэнов,
им отвели спальню в стиле эпохи Карла 1. Гобелен и панельная  об-
шивка в ней были столь роскошными, что Сэм непроизвольно  говорил
шепотом.
    -  Какой скучный уик-энд для тебя, дорогая: только и разгово-
ров, что о бомбах, бомбардировке, бомбардировщиках...
    -  А мне нравятся эти разговоры. Я ведь  тоже  в  королевских
военно-воздушных силах, не забывай. Члены твоего экипажа, во вся-
ком случае, очень милые ребята.
    Она сказала об этом с заметной осторожностью, ибо в одном  из
последних налетов на объекты в Германии  экипаж  бомбардировщика,
которым командовал ее муж, потерял штурмана. С того дня имя штур-
мана по обоюдному молчаливому согласию не упоминалось  ими  ни  в
одном разговоре.
    Где-то в небе, выше облаков, пролетел самолет. "Обычный  тре-
нировочный полет", - подумал Ламберт.
    -  А что, Кошер Коэн - это тот, который очень плохо себя чув-
ствовал тогда, в первый раз?
    -  Нельзя сказать, чтобы очень плохо, он просто...- Сэм  мах-
нул рукой. - Я, пожалуй, полежу еще немного, - сказал он, не  за-
кончив мысли. - Который час?
    -  Пять тридцать утра. Сегодня понедельник.
    -  В следующий уик-энд мы поедем в Лондон, посмотрим "Унесен-
ные ветром" или какой-нибудь другой фильм.
    -  Обещаешь?
    -  Обещаю, - ответил он.- Шторм, кажется, прошел. Завтра  бу-
дет летная погода.
    Рут вздрогнула.
    Сэм опять посмотрел в окно. Стекла в нем были мутные,  с  пу-
зырьками, поэтому росшие поблизости  деревья  казались  какими-то
нелепыми, уродливыми. На востоке, в том направлении, где  находи-
лись Нидерланды и Германия, небо над морем уже настолько  освети-
лось восходящим солнцем, что на его  фоне  хорошо  вырисовывались
силуэты деревьев и линия  горизонта.  Облачность  восемь  баллов,
слабый лунный свет. В таких условиях можно выслать  целую  авиаг-
руппу и никакой наблюдатель на земле не обнаружит ее. Впрочем,  у
них ведь есть эти проклятые радиолокаторы, от которых  не  спасет
никакая облачность.
    Сэм резко отвернулся от окна, сделал несколько шагов  по  хо-
лодному каменному полу и посмотрел на лежащую в массивной  крова-
ти жену. Белая подушка под ее черными волосами  казалась  мрамор-
ной, а сама Рут с плотно закрытыми глазами была похожа на сказоч-
ную спящую принцессу, которая вот-вот очнется от волшебного поце-
луя. Сэм ловко нырнул под одеяло. Под его весом  пружины  забавно
скрипнули. Рут прижалась к его прохладному телу.
    -  Я люблю тебя, - прошептала она.
    ...Его глаза были закрыты, но Рут знала, что он не спит.  Уже
много раз по ночам они так же вот оба не спали. Она прижалась ще-
кой к его груди и прислушалась к биению сердца.  Убедившись,  что
оно бьется спокойно, ритмично и уверенно. Рут вскоре задремала.
    Великолепный в прошлом, загородный дом  семьи  Коэнов  теперь
из-за порожденной войной нехватки рабочей силы и материалов  выг-
лядел куда менее импозантным. На стене в столовой появилось  пят-
но от сырости, а 'ковер на  полу  лежал  так,  чтобы  вытоптанная
часть была скрыта под сервантом.
    После кратковременного отдыха каждый из гостивших в этом  до-
ме авиаторов начал свыкаться с мыслью, что пора  отправляться  на
службу., и каждый по-своему предчувствовал, что сегодняшний  день
закончится боевым вылетом. Ламберт сел на то место за столом, от-
куда можно было бросить взгляд на небо.
    Сэм и Рут оказались не первыми, кто спустился вниз к  завтра-
ку. Капитан авиации Суит проснулся очень рано и был на ногах  уже
несколько часов. Он занял место во главе стола, усевшись на  рез-
ное деревянное кресло с овальной  спинкой.  Это  был  низкорослый
светловолосый двадцатидвухлетний мужчина, на четыре  года  моложе
Ламберта. Когда он улыбался, то походил на  счастливого  крупного
мальчугана. Некоторые  женщины  считали  его  неотразимым.  Легко
представить, почему со дня поступления Суита на службу ему  пред-
сказывали блестящую офицерскую карьеру.
    Сейчас Суит временно исполнял обязанности  командира  второго
отряда самолетов, в состав которого входил  и  самолет  Ламберта.
Суит старался использовать  любую  возможность,  чтобы  завоевать
расположение к себе: он знал уменьшительные имена буквально  всех
сослуживцев и помнил, где родился любой из  них;  для  него  было
большим удовольствием, приветствуя людей, произносить слова с ак-
центом, присущим городу или местечку,  в  котором  они  родились.
Несмотря на все эти усилия Суита, некоторые ненавидели его.  Суит
никак не мог понять, чем бы это можно было объяснить.
    Он только что закончил один из своих рассказов, когда в  сто-
ловую вошел старший сержант авиации Дигби. Это был  тридцатидвух-
летний бомбардир из австралийских военно-воздушных сил. По  стан-
дартам членов экипажей боевых самолетов Дигби был уже  в  пожилом
возрасте и выделялся из среды сослуживцев как лысеющей головой  и
обветренным лицом, так и постоянной  готовностью  уязвить  любого
офицера или умалить его достоинства. Дигби сел за  стол  напротив
Суита и стал наблюдать, как молодой сержант Коэн  старался  пока-
зать себя гостеприимным хозяином.
    Последним вниз спустился сержант Бэттерсби. Это  был  высокий
бледный парень лет восемнадцати с золотистыми вьющимися  волосами
и тонкими руками и ногами.  Он  окинул  присутствующих  виноватым
взглядом, а его губы слегка задрожали от того, что  он  решил  не
извиняться за свое опоздание.
    Бэттерсби был единственным в экипаже Ламберта, кто по возрас-
ту и опыту стоял ниже Коэна. Он  был  также  единственным  членом
экипажа, который согласился бы подумать над возможностью летать с
другим командиром. Не потому, что в королевских  военно-воздушных
силах мог быть еще такой же командир, как Ламберт, а потому,  что
до недавнего времени Ламберт летал с  бортинженером  Мики  Мерфи,
который теперь входит в экипаж капитана Суита.  Некоторые  сослу-
живцы утверждали, что Суит не должен был брать ирландца Мерфи  из
экипажа Ламберта после того, как они столь долго  летали  вместе.
Один сержант из наземного обслуживающего экипажа сказал, что  это
очень плохая примета. Дигби считал, что  это  часть  плана  Суита
пролезть в маршалы королевских военно-воздушных сил. Каждый  день
Бэттерсби вертелся возле механиков своего самолета,  наблюдая  за
их действиями и задавая многочисленные вопросы тонким высоким го-
лосом. Хотя это и обогащало знания  Бэттерсби,  его  популярность
тем не менее отнюдь не увеличивалась.
    Бортинженер, по существу, является техническим  советником  и
помощником командира самолета. Он помогает управлять  двигателями
при взлете и посадке, постоянно наблюдает за действием систем по-
дачи топлива и масла, контролирует процесс  охлаждения;  особенно
внимательным он должен быть при переключении кранов  кольцевания.
Принято считать, что бортинженер должен знать каждую гайку и болт
в конструкции самолета и быть в состоянии "осуществить практичес-
ки возможный неотложный ремонт во время  полета".  Стеснительному
восемнадцатилетнему юноше все это  представлялось  ужасно  ответ-
ственным делом.
    Бэттерсби не сводил с Ламберта глаз и после каждого полета не
позволял себе надеяться на что-то большее, чем мимоходом  брошен-
ное слово похвалы.
    Миссис Коэн вошла в столовую как раз в тот момент, когда Бэт-
терсби поставил перед собой тарелку с блином и  начал  капать  на
него мед. Это была стройная светловолосая женщина,  которая  всем
мило улыбалась. Миссис Коэн положила на тарелку молодого  челове-
ка еще по меньшей мере пяток блинов. Видимо, внешний  облик  Бэт-
терсби оказывал подобное воздействие на всех матерей. Затем  она,
стараясь отчетливо выговаривать английские  слова,  спросила,  не
хочет ли кто-нибудь еще блинов.
    -  О, они превосходны, миссис Коэн,- Заметила Рут Ламберт.  -
Вы сами готовили их?
    -  Это по венскому рецепту, Рут. Я напишу его для вас.
    Все посмотрели на миссис Коэн. Эти парни напомнили ей  ясног-
лазых юнцов из штурмовых отрядов, которые разбивали витрины мага-
зинов в Мюнхене. Эмми Коэн несколько побаивалась  этих  симпатич-
ных ребят, сбрасывавтих бомбы и вызывавших пожары в городах,  ко-
торые она знала в детстве. Ее интересовало, что происходило в та-
кие моменты в их холодных сердцах и не принадлежит ли  теперь  ее
сын больше им, чем ей самой.
    Миссис Коэн посмотрела на жену Ламберта. Форма  капрала  жен-
ской вспомогательной службы  военно-воздушных  сил  была  слишком
грубой, чтобы украшать Рут, тем не менее  эта  женщина  выглядела
весьма аккуратной и подтянутой. В Уорли-Фен она заведовала  скла-
дом надувных спасательных лодок, состоящих на вооружении  бомбар-
дировщиков на тот случай, если им придется совершить  вынужденную
посадку на воду. Все сослуживцы завидовали Ламберту, что  у  него
такая красивая, по-детски непосредственная жена, но, чтобы скрыть
свою зависть, они поддразнивали и критиковали ее,  демонстративно
указывая на ошибки, которые она допускала в разговоре об их само-
летах, их эскадрилье и их боевых вылетах.
    Миссис Коэн восхищалась сноровкой и опытностью Рут. Сэм  Лам-
берт редко вступал в разговор, но его жена  то  и  дело  вопроси-
тельно поглядывала на него, будто ей хотелось, чтобы  он  поддер-
жал или похвалил ее. Бодрый, веселый Дигби и бледнолицый  Бэттер-
сби иногда бросали на Ламберта такой же вопрошающий  взгляд.  Та-
ким же образом, как заметила миссис Коэн, поступал и ее сын Симон.
    Было пятнадцать минут девятого, когда на пороге двери  с  ве-
ранды появилась, словно некий персонаж в  домашнем  представлении
для званых гостей, высокая девушка  в  офицерской  форме  женской
вспомогательной службы военно-воздушных сил.  Она,  должно  быть,
сознавала, что падающие сзади солнечные лучи образуют  вокруг  ее
белокурой головы сверкающий ореол, и поэтому задержалась на  нес-
колько секунд у двери, медленно обводя взглядом сидящих  за  сто-
лом мужчин в синей форме.
    -  Боже мой! - воскликнула она  с  притворным  удивлением.  -
Сколько летчиков в одном месте!
    -  Привет, Нора! - ответил Коэн-младший.
    Нора была дочерью живших поблизости соседей.
    -  Я тороплюсь. Зашла на одну  секундочку,  чтобы  поблагода-
рить за те изумительные фрукты, что вы нам прислали.
    Корзину с фруктами послали соседям старшие Коэны,  но  взгляд
Норы Эштон был устремлен на их сына. Она еще не  виделась  с  ним
после того, как он нацепил на свою форму новенький нагрудный знак
штурмана - сверкающие крылья.
    -  Рад видеть тебя. Нора, - сказал молодой Коэн.
    Нора прикоснулась пальцами к нашивкам на рукаве Симона.
    -  Сержант Коэн - штурман! - торжественно произнесла  она  и,
поцеловав юношу, выпорхнула на веранду так же быстро, как и  поя-
вилась.
    Покончив с завтраком, Рут Ламберт поднялась из-за стола.  Она
хотела еще раз убедиться, что оставляет отведенную им  спальню  в
полном порядке. Она оглянулась на мужа, и  тот,  почувствовав  ее
взгляд, приподнял голову  и  подмигнул  ей.  Его  глаза  выражали
больше, чем всё, что он говорил ей когда-либо словами.
    Миссис Коэн поспешно ушла, чтобы собрать чемодан сына. Остав-
шись одни, молодые ребята почувствовали себя свободнее. Они вытя-
нули ноги, закурили большие сигары и начали болтать более  непри-
нужденно.
    -  Сегодня наверняка будет вылет, - предсказал Суит. - Я  со-
вершенно уверен в этом. - Он засмеялся. - Еще разок насолим  Гит-
леру, а?
    -  А разве мы этим занимаемся? - спросил Ламберт.
    -  А как же иначе? - удивился Суит и повысил голос: - Бомбар-
дировка заводов, уничтожение средств производства...
    -  Если уж речь зашла о бомбардировках, - вмешался Коэн, - то
давайте подойдем к ним по-научному. Точка прицеливания на  карте,
которую мы используем для бомбардировки Берлина, -  это  как  раз
центр города. Мы только обманываем себя, считая,  что  подвергаем
бомбардировке что-либо кроме центров городов...
    -  А что в этом плохого? - спросил капитан Суит.
    -  А то, что никаких промышленных объектов в центрах  городов
просто не бывает, - поддержал Коэна Ламберт. - В центре  большин-
ства немецких городов - старые дома, узкие улицы и  переулки,  по
которым и пожарная машина-то не  проедет.  Центр  обычно  окружен
кольцом жилых домов, чаще всего кирпичных зданий, где живут  люди
среднего достатка. Только внешнее кольцо состоит из заводов и жи-
лищ рабочих.

    -  О, ты, оказывается, очень хорошо знаешь  немецкие  города,
старший сержант Ламберт! - заметил Суит.
    - Я просто думаю о том, каково людям в этих районах, -  отве-
тил Ламберт. - Я ведь тоже потомок таких же людей.
    -  Я очень рад, что ты так высказался, Ламберт, -  проговорил
Суит.
    -  Стоит только взглянуть на сделанные нами снимки, чтобы по-
нять, во что мы превратили тот иди иной город, - сказал Коэн.
    -  На то и война, - несмело подал свой голос Бэттерсби. - Мой
брат говорил, что между доведением  до  банкротства  какой-нибудь
иностранной фабрики в мирное время и бомбардировкой ее в  военное
время нет никакой разницы. Война-это испытание промышленного  по-
тенциала каждой страны. Вы же видите,  как  мы  сейчас  совершен-
ствуем наши самолеты, радиоаппаратуру, двигатели и разное секрет-
ное вооружение.
    -  Ты что, красный, Бэттерсби? - спросил капитан Суит.
    -  Нет, сэр,-ответил Бэттерсби, нервно  прикусив  губу.  -  Я
просто повторяю то, что сказал мой брат.
    -  Его следовало бы убить, твоего брата,  -  сердито  буркнул
Суит.
    -  Так и произошло, сэр, - ответил Бэттерсби. - В Дюнкерке.
    От смущения Суит покраснел как рак. Он ткнул дымящуюся  сига-
ру в недоеденный блин и сказал, вставая из-за стола:
    -  Пожалуй, нам лучше разойтись и начать собираться.
    Дигби и Бэттерсби тоже поднялись наверх укладывать свои вещи.
За столом остались только Коэн и Ламберт. После некоторого молча-
ния Коэн спросил:
    -  Вы не верите в эту войну?
    -  Что значит "верите"? Ты говоришь о ней, будто это  еще  не
война, а только слух какой-то о ней.
    -  Я часто размышлял о бомбардировках, - сознался Коэн.
    -  Я так и думал, - заметил Ламберт. -  От  этих  размышлений
можно помешаться.
    На службе Ламберт обычно говорил  только  о  технике  и,  как
большинство старослужащих, лишь улыбался и никогда не  вступал  в
дискуссии по политическим или религиозным  вопросам.  Сегодняшний
день был исключением.
    -  Значит, вы говорите, - продолжал юный Коэн,-  что  вам  не
нравится бомбить города?
    -  Да, я говорил именно об этом, - ответил Ламберт.
    Молодой штурман настолько опешил, что не нашел слов для  про-
должения разговора. Допив кофе, Ламберт заметил:
    -  Хороший кофе.
    Коэн поспешно схватил кофейник, чтобы наполнить чашку Ламбер-
та и продемонстрировать тем самым восхищение и уважение к  своему
командиру.
    -  Отсутствие порядка выводит людей из душевного равновесия,-
неожиданно произнес кто-то позади Ламберта. Старший Коэн вошел  в
столовую никем не замеченный и не  услышанный.  Это  был  высокий
красивый мужчина, старательно выговаривающий английские слова.  -
Мне довелось видеть людей, которые настолько любили порядок,  что
копали для себя могилы стройными рядами, а потом так же  стройно,
гордо и четко поворачивались лицом к расстреливавшим их солдатам.
    Как раз в этот момент снаружи донесся какой-то шум:  по  лес-
тнице со второго этажа, спотыкаясь и ворча,  спускался  со  своим
чемоданом Дигби. Ламберт и молодой Коэн поднялись и направились в
вестибюль. Мистер Коэн последовал  за  ними,  стараясь  оказаться
между Ламбертом и сыном.
    Когда юноша поднялся наверх, мистер Коэн тихо проговорил:
    -  Все отцы чем больше стареют, тем больше глупеют,  Ламберт.
Присмотрите за Симоном, хорошо?
    Несколько секунд Ламберт молчал. В этот момент вниз  спустил-
ся Суит и, дружески взяв старшего Коэна за руку, весело сказал:
    -  Ни о чем не беспокойтесь, сэр. Все будет хорошо.
    Однако Коэн по-прежнему с мольбой смотрел на Ламберта, и  тот
наконец произнес:
    -  Но ведь в мои обязанности не входит смотреть за вашим  сы-
ном. - Ламберт сознавал, что все его слышат, но голоса  не  пони-
зил. - В этом просто нет никакой не-

обходимости. В экипаже каждый из нас зависит друг от друга. И лю-
бой может поставить самолет под угрозу. Ваш сын - самый  искусный
штурман из всех, с кем мне пришлось летать, может быть, даже луч-
ший во всей эскадрилье. Он мозг самолета. Он смотрит за  нами,  а
не мы за ним.
    Наступило молчание. После минутной паузы мистер Коэн сказал:
    -  Конечно, он обязан быть искусным и умным: его  образование
обошлось мне очень дорого. И все же, присмотрите за  моим  сыном,
мистер Ламберт, прошу вас.
    -  Хорошо, я обещаю.
    Ламберт кивнул отцу Коэна и поспешил наверх,  проклиная  себя
за то, что все-таки произнес эти слова. Навстречу ему  с  большим
чемоданом спускался по лестнице молодой Коэн.
    Когда отец и сын оказались внизу у лестницы одни, мистер Коэн
не удержался и сказал:
    -  Слышишь? Твой командир Ламберт говорит, что ты лучше всех.
    Неожиданно около них словно  из-под  земли  появилась  миссис
Коэн и заботливо сняла с рукава сына маленькую ниточку:
    -  Я заметила, что мистер Суит носит золотые запонки. А поче-
му ты не взял свои? Ведь это очень красиво!
    -  Но не в сержантской же столовой их носить, мама.
    -  А сколько капитану Ламберту лет? - спросила миссис Коэн.
    -  Двадцать шесть или двадцать семь. Он не капитан, мама,  он
старший сержант авиации. На один ранг выше меня. Мы называем  его
капитаном потому, что он командир нашего экипажа.
    Миссис Коэн закивала головой в знак того,  что  она  пытается
все понять и запомнить.
    -  Он выглядит .гораздо старше, -  сказала  она.-  Ему  можно
дать все сорок.
    -  А ты что же, хочешь, чтобы твой сын летал с мальчишкой?  -
спросил мистер Коэн.
    -  Этот капитан Суит мог бы помочь тебе стать офицером, Симон.
    -  Но, мама, тогда бы мне пришлось перейти в  другой  экипаж.
Начальство не любит, когда офицеры летают  на  самолете,  которым
командует сержант. И Ламберт будет  чувствовать  себя  стесненно,
если я сяду позади него, сверкая офицерскими знаками различия.  К
тому же мы будем тогда и питаться в разных столовых" я -  в  офи-
церской, а он-в сержантской.
    -  Целая речь! - насмешливо сказал мистер  Коэн.  -  Но  если
мистер Ламберт такой уж хороший парень, то почему же он  не  офи-
цер? Ты говорил, что у него больше опыта, больше наград и что  он
выполняет такую же работу, как и твой друг мистер Суит?..
    -  Сразу видно, папа, что английский язык ты  теперь  знаешь.
Ламберт не кончал дорогостоящей частной школы, а  англичане  счи-
тают, что командовать военными могут только джентльмены.
    -  И с такими убеждениями они ведут эту войну?
    -  Да, с такими. И тем не менее Ламберт - самый хороший,  са-
мый опытный летчик во всей эскадрилье.
    -  Если б ты стал офицером, то... - начал было  мистер  Коэн,
но сын перебил его:
    -  Я предпочитаю летать с Ламбертом, - сказал  он,  стараясь,
чтобы его голос звучал как можно вежливее.
    -  Не сердись, Симон, - вмешалась мать. - Мы ведь не  говорим
о том, чтобы ты перестал летать.
    -  Дело не в этом, мама. Мне  вовсе  не  нравится  служить  в
военно-воздушных силах. Летать опасно и ужасно неприятно, и  мно-
гие из тех, с кем я служу, довольно скверные люди.  Теоретически,
по крайней мере, я знаю свои обязанности и могу их выполнять, так
что обо мне не беспокойтесь. Вам обоим надо наконец  понять,  что
теперь я самостоятельный человек. Я буду жить и действовать  так,
как считаю нужным: без золотых  запонок  в  манжетах,  без  ваших
просьб о благосклонности ко мне начальства и даже  без  карманных
денег. И самое главное - не присылайте, пожалуйста, больше  ника-
ких посылок.
    Миссис Коэн согласно закивала головой:
    -  Я понимаю, понимаю, Симон, я всегда во всем  перебарщиваю.
Я поставила тебя в неловкое положение перед твоим командиром, да?
    -  Нет-нет, мама, все в  порядке.  Мы  очень  хорошо  провели
уик-энд, и кормила ты нас просто по-королевски.
    -  Счастливого пути, Кози, - сказал отец.
    -  Они зовут меня Кошер.(по еврейски -  истинный,  надлежащий
прим. ред.)
    -  Ну и что же? Я не вижу в  этом  ничего  плохого,-  заметил
Коэн-старший. Кошер улыбнулся, но ничего но сказал.  Мистер  Коэн
кивнул головой и похлопал сына по плечу. Он считал,  что  за  эти
дни сблизился с сыном больше, чем когда-либо.
    Часы в столовой пробили девять.
    -  Я должен идти. Они ждут меня, - сказал Кошер.- Луна сегод-
ня, кажется, светит слишком ярко, и тем не менее вполне возможно,
что мы ночью полетим.
    -  Позвони мне утром, Симон, - сказала ему на прощание мать.
    Из подземного командного пункта, который его обитатели  назы-
вали норой, судить о состоянии погоды в данный момент было невоз-
можно. Воздух здесь всегда был чистым, постоянной температуры,  а
мощные электролампы ярко светили и ночью и днем.  Сюда  поступали
стратегические директивы из ставки Черчилля и министерства  авиа-
ции, а отсюда отдавались приказы направить на ночную бомбардиров-
ку объектов в Германии четыре или пять тысяч авиаторов.
    В данный момент начальник  оперативного  штаба  соединения  и
полковник авиации - начальник оперативного  отдела  приступили  к
разбору воздушного налета на Германию,  предпринятого  предыдущей
ночью. Все смотрели на огромную, тридцати  футов  шириной,  клас-
сную доску, на которой желтым мелом были обозначены объекты  ноч-
ной бомбардировки и распределение целей. Результаты были  нанесе-
ны красным мелом.
    Уже во  время  доклада  какой-то  сержант  поднялся  по  спе-
циальной лестничке и исправил итоговую цифру самолетов,  не  вер-
нувшихся на базы, с двадцати шести на двадцать пять.
    -  Какой прогноз погоды на сегодняшнюю ночь? -  спросили  ме-
теоролога.
    -  Ожидаются сильно разорванные кучевые  облака  вдоль  всего
северо-западного побережья, но к северу от  Гамбурга  небо  будет
безоблачным. Остаточные грозовые тучи и грозы в районе  холодного
фронта.
    -  А как над Руром? -  спросил  командующий  бомбардировочным
командованием.
    Метеоролог порылся в своих бумагах и, найдя  нужную  заметку,
заявил:
    -  Полночь: тонкий слой облаков среднего  яруса  гдето  между
тысячей и двадцатью тысячами футов, однако вероятно, что  к  часу
ночи этой облачности уже не будет.
    -  А как погода над Великобританией для возвращения самолетов?
    -  Отличная. Незначительная слоисто-кучевая облачность на вы-
соте двух-трех тысяч футов. Видимость хорошая.
    Командующий медленно прошел по безукоризненно натертому  полу
к карте северной части Европы, которая занимала почти всю  стену.
Каждый город - объект воздушной бомбардировки был отмечен на кар-
те приколотым кнопкой  цветным  флажком-указателем.  Повернувшись
назад, командующий посмотрел на схему с фазами луны, затем  подо-
шел ближе к карте и устремил взгляд на Рур.
    -  Основная цель - Крефельд, запасная  -  Бремен.  На  случай
плохих погодных условий, - сказал он, - час "Ч"- ноль один  трид-
цать.
    В средней части комнаты стояли большие  чертежные  столы.  На
одном из них лежала карта, на которую  были  нанесены  радиолока-
ционные станции противника и аэродромы его ночной  истребительной
авиации. На другом столе был разложен огромный фотопланшет  всего
Рура, смонтированный из перекрывающих друг друга аэрофотоснимков.
Командующий подошел к одному из них и решительно хлопнул  ладонью
по району Крефельда. Тотчас же было открыто досье  этого  района,
разложены крупномасштабные карты, карты  с  координатной  сеткой,
планы, диаграммы, плановые аэроснимки.
    -  Я вышлю шестьсот пятьдесят тяжелых и сто средних бомбарди-
ровщиков. Такая цель даст всем возможность отличиться.  Пусть  на
этот раз возьмут побольше фугасных бомб и поменьше зажигательных.
Пошлите несколько самолетов "москито" на Берлин - пусть там поре-
вут сирены - и несколько самолетов с листовками на Остенде.  Надо
сделать так, чтобы маршруты полета на Берлин и  на  Остенде  были
проложены поближе к маршруту полета основных  сил,  чтобы  ввести
противника в заблуждение.
    Командующий заполнил форму ежедневного назначения целей и пе-
редал ее начальнику командно-диспетчерского пункта, затем медлен-
но встал и вышел из комнаты. Часы на подземном  командном  пункте
показывали девять часов пятьдесят пять минут двойного  британско-
го летнего времени. Время на часах, расположенных ниже и  показы-
вавших центральноевропейское летнее время, было то же самое.


            ГЛАВА ВТОРАЯ

    -  Разве ты не доволен тем, что теперь мы  живем  не  в  Кре-
фельде? - спросила Анна-Луиза.
    -  Ты сказала, что здесь есть львы, тигры и другие дикие зве-
ри, - недовольным тоном ответил мальчик.
    -  Здесь есть и львы, и тигры, а вчера  в  лесу  около  фермы
фрау Рихтер я видела даже слона.
    -  Ты просто придумываешь все это, - сказал мальчик,  фыркнув
от смеха.
    -  Ты съел яйцо? Тебе пора идти в школу. Уже почти девять ча-
сов.
    Ганс торопливо собрал книги и тетради.
    -  Возьми дождевик, - продолжала она. - Сегодня будет дождь.
    Анна-Луиза проверила, как мальчик застегнул пуговицы, все  ли
учебники и тетради он взял, поправила на  нем  воротник,  провела
гребнем по его коротко подстриженным волосам. Убедившись,  что  у
мальчика все хорошо, она шутливо приставила руку к виску и  отче-
канила:
    -  Все в порядке, герр лейтенант! Попрощайся с папой.
    Мальчик с важным видом взял под козырек и  вышел.  Анна-Луиза
достала второе яйцо и осторожно опустила его в кипящую воду.
    -  Завтракать, герр Бах! - крикнула она.
    Ни маленький мальчик, ни его отец, для которого она  готовила
сейчас завтрак, не состояли с Анной-Луизой ни в  каких  родствен-
ных отношениях. Она была членом военизированной трудовой  органи-
зации, оказывающей помощь матерям и нуждающимся семьям военнослу-
жащих. Немногим более года назад она начала работать у фрау Бах в
Крефельде, расположенном в двенадцати километрах отсюда, в  райо-
не Рура. Работа ей нравилась, она очень полюбила мальчика, а  са-
ма фрау Бах оказалась довольно покладистым  человеком.  Приблизи-
тельно через месяц после того, как Анна-Луиза приступила к  своей
работе, фрау Бах погибла во время воздушного налета. Герр  Бах  и
его старший сын Петер, рядовой солдат, которому едва  исполнилось
восемнадцать лет,. были возвращены с русского фронта в  Германию.
Начальство предложило эвакуировать Ганса в  гитлеровский  детский
лагерь в протекторате Чехословакия, но герр Бах  предпочел  оста-
вить мальчика под присмотром Анны-Луизы. Ему хотелось  иметь  ка-
кое-то место, о котором он мог бы думать  как  о  своем  домашнем
очаге, хотя аренда квартиры для одного десятилетнего ребенка  об-
ходилась обер-лейтенанту непомерно дорого.
    Двоюродный брат герра Баха Герд Бёлль предложил им занять до-
мик в небольшом городке Альтгартен, неподалеку  от  нидерландской
границы. Когда-то этот домик принадлежал отцу Герда и с тех  пор,
как тот умер, пустовал.  Август  Бах,  командир  радиолокационной
станции "Горностай", принял предложение двоюродного брата и,  по-
селившись в его домике, стал называть Альтгартен своим родным го-
родом.
    Сейчас, когда его радиолокационная станция находилась на  по-
бережье Нидерландов, он имел возможность довольно часто  видеться
со своим младшим сыном. В прошлое рождество его старший  сын  Пе-
тер также провел свой отпуск дома. Это было отличное время.
    -  Завтрак готов, герр Бах, - еще раз позвала АннаЛуиза.
    -  Вы слышали гром? - спросил Бах.
    -  Я сказала Гансу, чтобы он взял дождевик.
    -  Это летняя гроза, - заметил Бах. - Она пройдет очень  быс-
тро.
    -  Хорошо бы, - согласилась Анна-Луиза. - Вам ведь так  дале-
ко ехать.
    Когда Август Бах сел за стол, Анна-Луиза заметила, что он был
одет в свой лучший мундир. Он очень нравился ей в форме.  Несмот-
ря на свои сорок шесть лет, это был высокий и стройный мужчина, а
седеющие волосы лишь мягко подчеркивали его  загорелое  лицо.  На
шее у него сверкал орден "За заслуги".
    -  А где яйцо для вас, Анна-Луиза?
    -  Их было только два, герр Бах. Куры плохо несутся.
    -  Тогда возьмите вы. - Он передал ей яйцо и с интересом стал
смотреть, как она начала его есть. Она подняла голову  и  улыбну-
лась. Анна-Луиза была очень красивой девушкой.
    -  Герр Бах, - обратилась она к нему после некоторого  молча-
ния, - а это правда, что многие девушки будут работать на  зенит-
ных батареях? Говорят, что из них даже будут формировать  орудий-
ные расчеты?
    Бах постоянно  опасался,  как  бы  в  одно  прекрасное  время
Анна-Луиза не решила, что присматривать за маленьким Гансом - это
недостаточный вклад в военные усилия.
    -  Вы недовольны вашей работой, Анна-Луиза? - спросил  он.  -
Хотите уйти от нас?
    -  Я никогда не оставлю вас, герр Бах, - ответила она. -  Ни-
когда! Я готова присматривать за Гансом всю свою жизнь.
    -  Ну-ну, Анна-Луиза, таких слишком обязывающих обещаний  да-
вать нельзя.
    -  Но это правда, герр Бах. Я люблю Ганса как родного сына.
    -  Но тогда почему же вы спрашиваете меня о  девушках,  кото-
рые  будут  обслуживать  зенитные  батареи?-   спросил    Август.
Анна-Луиза молча поднялась из-за стола и начала убирать посуду. -
Ну что же вы не отвечаете, Анна-Луиза?
    -  Герр Бах... - медленно начала она. В этот момент она стоя-
ла у раковины, повернувшись к нему спиной.  Он  посмотрел  на  ее
длинные стройные ноги и сильные молодые  руки.  "Обнаженная,  она
выглядела бы..." Август сразу же подавил мысль об этом. Она  ведь
совсем еще ребенок - наверное, на год или два старше его  сынапе-
хотинца. Он должен заботиться об этой девушке, а не волочиться за
ней.
    -  Скажите, герр Бах, - опять нерешительно начала Анна-Луиза,
- а на вашей радиолокационной станции работают девушки?
    Август Бах не рассмеялся, хотя ее слова  о  девушках  в  этом
пустынном и безлюдном местечке на побережье Голландии красноречи-
во говорили о том, что Анна-Луиза не имеет ни малейшего представ-
ления о строгих и суровых условиях его службы на станции.
    -  Там нет никаких девушек, Анна-Луиза, - ответил  Август.  -
Об этом там можно только  мечтать,  -  добавил  он  шутливо,  но,
взглянув на девушку, заметил на ее лице слезы. Бах  достал  носо-
вой платок и подошел к ней, чтобы вытереть их. - В чем дело?  Что
случилось, Анна-Луиза? - спросил он.
    Она подняла к нему свое лицо, и в этот момент Август не удер-
жался и горячо поцеловал ее.
    -  Я люблю вас, герр Бах, - тихо произнесла девушка.
    Он погладил ее светлые волосы,  и  несколько  раз  прищелкнул
языком, надеясь, что эти звуки приостановят ее слезы.
    -  Я люблю вас, - повторила она. - Что делать, если  я  люблю
вас?
    -  Во-первых, перестаньте называть меня герр Бах.
    -  А что скажут люди? - тревожно спросила она.
    -  А вы думаете, они еще не сплетничают о нас?
    -  Сплетничают, - согласилась Анна-Луиза, - но это  не  имеет
никакого значения. Я люблю вас.
    -  И я люблю вас, - медленно произнес он и ясно осознал,  что
действительно любит ее. Все свои отпуска за  минувшие  месяцы  он
провел в одном доме  с  этой  девушкой.  И  если  соседи  говорят
что-нибудь о них, то удивляться здесь нечему. Он уже не раз спра-
шивал себя, в какой мере он спешил попасть сюда, в этот дом, что-
бы увидеть сына, и в какой мере из-за  того,  что  этот  семейный
очаг создала Анна-Луиза. Ведь это она готовила ему любимые  блюда
и проигрывала на патефоне его любимые пластинки. - Я люблю  тебя,
Анна-Луиза,- повторил он. - Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
    Она умоляюще взглянула на него:
    -  Но ведь у меня есть родители, герр Бах. Вам надо или побы-
вать у них, или по крайней мере написать им.
    -  Я сделаю это сегодня же, - сказал Август.
    Он снова нежно погладил ее волосы, взял ее руку в  свою.  Это
была тонкая рука, покрасневшая от тяжелой работы, от мытья полов,
стирки белья Ганса и рубашек Августа. Часы  на  расположенной  по
соседству церкви пробили девять. Мимо их дома, громыхая,  проеха-
ла повозка, запряженная лошадью. От того, что всего в  нескольких
метрах от них город жил своей жизнью, интимность в их  отношениях
казалась еще более заговорщической. Август вытащил шпильки из  ее
волос, они распустились, и ее лицо в их обрамлении стало еще кра-
сивее. Он никогда не видел ее с распущенными волосами. Она  улыб-
нулась, поцеловала его, и он медленно увлек ее в спальню...
    -  Ты знаешь, - прошептала Анна-Луиза, - я видела эту  комна-
ту тысячу раз с самых различных мест. Я  видела  ее  даже  из-под
кровати, когда забиралась туда, протирая пол... Но мне и в  голо-
ву не приходило, что я когда-нибудь увижу эту комнату вот из  та-
кого положения...
    На прохладной, туго накрахмаленной простыне  тело  Анны-Луизы
казалось теплым, а кожа бархатистой.
    -  Отныне ты будешь видеть эту комнату  из  такого  положения
так часто, как тебе захочется, - сказал он, улыбаясь.
    -  О,  я  всегда  буду  хотеть  видеть  ее  отсюда,-  сказала
Анна-Луиза серьезно. Она коснулась его лица пальцами, и  он  уло-
вил резкий запах кухонного мыла, смешанный с запахом ее  одеколо-
на.- Герр Август,- прошептала она,- я теперь всегда буду спать  в
этой кровати?
    -  Всегда, - ответил он.
    Она крепко обняла Августа и прижалась лицом к его сильной ру-
ке, обливая ее слезами радости. Он взял со столика манильскую си-
гару и закурил. Ему хотелось рассказать Анне-Луизе обо всем,  что
он когда-либо делал или видел, но времени до  отъезда  оставалось
очень мало.
    -  Ты всегда будешь добрым и ласковым со мной, Август?
    Он поцеловал кончик ее носа:
    -  Доброта в мужчине - это такое качество, которым восхищают-
ся лишь немногие женщины, особенно среди очень  молодых  и  очень
красивых.
    -  Я всегда буду восхищаться тобой, Август.  Расскажи  мне  о
твоем ордене, об ордене "За заслуги".
    "Почему ее так интересует этот покрытый синей эмалью крест? -
подумал Август Бах. - Что он может значить для нее?"
    Самолеты были совсем иными, когда он заслужил этот орден. Это
были маленькие хрупкие бипланы, сделанные из брусьев, проволоки и
пропитанной краской ткани. Не то что современные  сложные  машины
из металла! Их тогда покрывали  бесформенными  розовато-лиловыми,
красноватыми и серыми пятнами. Он помнил даже  запахи  бензина  и
аэролака - резкие запахи, от которых першило в горле.
    -  Я помню день, когда сбил первого англичанина. Была  чудес-
ная солнечная погода, на небе ни облачка...
    -  А тебе было страшно? - спросила Анна-Луиза.
    -  Я боялся тогда, что кто-нибудь может подумать,  будто  мне
страшно,- ответил Август. Это был обычный ответ на такой вопрос.
    -  Ты видел пилота этого английского самолета?
    -  Это был двухместный самолет, - с трудом  вспоминал  Август
Бах. - Я видел, как над открытой кабиной развевался конец  белого
шелкового шарфа пилота. Я зашел на самолет со стороны солнца.
    -  А ты гордился тем, что сбил самолет?
    -  Я убил тогда двух человек, Анна-Луиза. Это  ужасная  вещь.
Позднее я сходил к месту падения самолета, чтобы взять  в  качес-
тве трофея опознавательный знак, но вся ткань,  на  которой  были
нарисованы эти знаки, пропиталась кровью убитых летчиков. Они оба
погибли. Часовой сообщил мне, что белый шарф  английского  пилота
взял один из санитаров. "Он продаст его за пять  марок",-  сказал
часовой. Я очень расстроился тогда...
    Неожиданно комнату осветило ярким красным светом.
    -  Одна тысяча, две тысячи... - отсчитывала АннаЛуиза.  Когда
прогремел гром, она заявила, что гроза разразилась в четырех  ки-
лометрах от них. Шума дождя пока еще не было слышно.
    -  А ты знаешь, как определить, далеко ли гроза?  -  спросила
она.
    - Да, но это не особенно точно, - ответил Август.


         ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    Огромный слой холодного воздуха, приближавшийся к  Альтгарте-
ну, двигался через Европу на восток со скоростью двадцать миль  в
час. Однако ветер дул в северном  направлении.  Вследствие  дождя
уровень воды в небольших озерах около Утрехта повысился. В  райо-
не аэродрома Кронсдейк дождь молотил по постройкам сельского  ти-
па, по пруду, по мощенным булыжником и асфальтированным дорогам с
таким остервенением, что во все  стороны  отскакивали  мельчайшие
брызги, создавая впечатление, будто все вокруг покрылось  высокой
белой травой.
     В доме номер тридцать один дождь разбудил оберлейтенанта ба-
рона Виктора фон Лёвенгерца. Было десять часов по центральноевро-
пейскому летнему времени, барометр упал необычайно низко.  Погода
представляла для Лёвенгерца большой интерес, ибо он был летчиком,
а Кронсдейк - аэродромом ночных истребителей люфтваффе.
     Военные объекты были построены так, чтобы  они  походили  на
голландские крестьянские домики. Около  взлетно-посадочных  полос
"паслись" стада коров, сделанных из досок, фанеры  и  гипса.  Эти
коровы были предметом нескончаемых шуток и насмешек, но вместе  с
тем они достаточно хорошо имитировали настоящих  животных,  чтобы
ввести в заблуждение аэрофотоаппараты.
     Планы строительства этого аэродрома были разработаны за  три
года до оккупации Голландии. В настоящее  время  Кронсдейк  играл
чрезвычайно важную роль в противовоздушной обороне  Германии.  Он
находился на прямом пути с аэродромов бомбардировочной авиации  в
восточной части Англии к Руру, как шлагбаум на темной,  по  ожив-
ленной дороге.
     Обер-лейтенант барон Виктор фон Лёвенгерц  бодро  вскочил  с
постели и сделал зарядку: двадцать выжиманий в упоре и  восемьсот
шагов на месте.
     Вот уже более трехсот лет семья Лёвенгерцев поставляла Прус-
сии солдат. Считалось вполне естественным, что и Виктор пойдет  в
армию, и хотя, будучи кадетом, он в действительности  не  испыты-
вал никакой радости, теперь же, оглядываясь назад, был доволен  и
гордился этим. За серебряную раму в уголок  портрета  его  матери
был засунут любительский снимок, сделанный  в  Австрии,  как  она
тогда называлась, во время аншлюса: пять  улыбающихся  кавалерий-
ских офицеров, на их фуражках - бранденбургский драгунский  орел,
которым они явно очень гордились.
    Закончив зарядку, Лёвенгерц застелил постель,  принял  душ  и
тщательно оделся. Он внимательно осмотрел свои блестящие сапоги и
прикрепил Железный крест и Большой железный крест к карману  све-
жевыглаженной тужурки. Посмотревшись в зеркало,  быстро  проверил
свой внешний вид и лихо сдвинул набок белую форменную фуражку.
    Выйдя из домика, Лёвенгерц направился в офицерскую  столовую.
На подходе к ней увидел одного из своих летчиков, шедшего по  ос-
вещенному солнцем лесу прямо ему навстречу. Если  бы  тот  видел,
что идет по направлению к Лёвенгерцу, то наверняка свернул  бы  в
сторону и избежал разговора со своим командиром эскадрильи.
    Это был Христиан  Гиммель,  двадцатидвухлетний  унтер-офицер,
крепко сложенный молодой человек с неаккуратно подстриженными во-
лосами. У него было круглое лицо, полные губы, серьезное  выраже-
ние глаз. Ангельским Личиком прозвали его в лагере, где он  отбы-
вал трудовую повинность. Гиммель был очень стеснительным  парнем,
хотя оснований тушеваться перед  обер-лейтенантом  Лёвенгерцом  у
него было меньше, чем у кого бы то ни было во всем Кронсдейке.  В
июле 1940 года, в период первой фазы битвы за Англию, Гиммель, по
словам многих, проявил редкое великодушие, поскольку охотно  раз-
решал другим приписывать на их счет сбитые им самолеты.
    В первых двух самолетах, сбитых Лёвенгерцом - "харрикейне"  и
"дифайэнте",- было много пуль Гиммеля, о чем Лёвенгерц  сам  пер-
вый и заявил. Однако Лёвенгерц был ведущим, а, как сказал  Гим-
мель, хорошип ведущий должен разделять лавры любой  победы.  Гим-
мель был также опытным механиком, и  его  настойчивое  стремление
поддерживать самолеты эскадрильи в постоянной исправности  служи-
ло своеобразным оправданием и застенчивости этого  парня,  и  его
молчаливости, и необщительности.
    -  Доброе утро, герр обер-лейтенант, - сказал он. От  сильно-
го порыва ветра Гиммель в комбинезоне механика поежился.
    -  Ну как, свечи все еще пропускают масло. Христиан? -  спро-
сил командир эскадрильи.
    - Механики поставили новые уплотнительные кольца, но все  это
пока напрасный труд, герр обер-лейтенант. Это дало лишь  незначи-
тельное улучшение.
      - После того как вы вернетесь сегодня, я прикажу  им  пого-
нять двигатель на больших оборотах.  Если  число  оборотов  будет
по-прежнему снижаться, я прикажу поставить новый  двигатель.  Как
по-вашему, Христиан?
      - Спасибо, герр обер-лейтенант.  Лёвенгерц  проследил,  как
     Гиммель скрылся из виду за деревьями.
     Стало заметно холодать, хотя и светило солнце. Порывы  ветра
налетали с северо-запада. Подойдя к офицерской  столовой,  Лёвен-
герц взглянул на барометр: давление повысилось. Все указывало  на
то, что в ближайшие несколько дней будет отличная летная погода.
     Большая столовая была залита солнечным светом.  На  стене  в
дальнем конце висели патриотические лозунги в призывы.  Здесь  же
плакаты напоминали экипажам, как опасно вести неосторожные разго-
воры по служебным вопросам в общественных местах.  Еще  на  одном
плакате была нарисована летящая чайка, надпись под  нею  гласила:
"Летчики! Это тоже ваш враг". Ниже висело  фото  поврежденного  в
столкновении с птицей самолета.
     Два офицера из истребительной эскадрильи Лёвенгерца пили ко-
фе.
     -  Разрешите присоединиться к вашей болтовне за чашкой кофе,
- сказал Лёвенгерц, присаживаясь к их столу.
     - Нужно изменить всю систему оценок и поощрений,  -  говорил
лейтенант Кокке, молодой летчик из Берлина.
     Лёвенгерц, заметив его грязную серую рубашку и нечищеные са-
поги, решил сделать ему замечание в более подходящее время.
     - На Восточном фронте, - говорил Кокке, - любой дурак  может
сбить десяток самолетов в день.
     - В то время как мы тут соревнуемся, кому первому выпить за-
хочется, - пожаловался Беер, мрачный низкорослый лейтенант из Ре-
генсбурга.
    Официант доставил на стол кофейник со свежим кофе.
    -  Кофе, герр обер-лейтенант?
    -  Спасибо, Кокке, - ответил Лёвенгерц. Он  обратил  внимание
    на то, как бородатый лейтенант наливает кофе в кружки. У  не-
го были музыкальные руки. Кокке хотел стать профессиональным пиа-
нистом, во война прервала его учебу. Теперь карьера, о которой он
когда-то мечтал, стала для него недоступной. Кокке  налил  Лёвен-
герцу кофе и вызывающе улыбнулся. Некоторые утверждали, будто мо-
лодой берлинец был платным агентом-провокатором  гестапо.  Лёвен-
герц подозревал, что этот слух распространил сам Кокке, чтобы оп-
равдать свою постоянную критику гитлеровского режима и его  мето-
дов.
    -  За наши Рыцарские кресты! - произнес Лёвенгерц.
    -  За ваш я не пью, - сказал, Кокке, улыбаясь.  -  Если  этот
крест сейчас уже не в пути, значит, командование решило больше не
награждать ими.
    Лёвенгерц ответил на комплимент благодарным кивком, допил ко-
фе и поднялся. Уже кивнув им на прощание,  он  обратил  внимание,
что лейтенант Беер одет в черную кожаную куртку на молнии,  брид-
жи и сапоги.
    -  Уж не намерены ли вы лететь в этих сапогах, герр лейтенант?
    -  Нет, командир.
    -  То-то! На этот счет есть указание. Медицинская служба  до-
ложила командованию, что при ранениях  ног,  если  раненый  носил
плотно облегающие сапоги, помощь оказывать очень трудно.
    -  Я читал вашу памятную записку, командир, - сдержанно отве-
тил Беер.
    -  Отлично. Тогда все ясно. До свидания, господа!
    Оба кивнули ему головой.
    -  Шельмец, изображающий из  себя  покровителя,  -  проворчал
Беер.
    -  Можно мне процитировать  тебя  где-нибудь?  -  осведомился
Кокке.
    В фойе столовой Лёвенгерц встретил несколько  офицеров,  при-
шедших на второй завтрак. Он поприветствовал каждого из них  едва
заметным кивком головы и взял свою форменную фуражку у дневально-
го по гардеробу. В фойе стояли мягкие  кожаные  кресла  и  низкие
столики с разложенными на них газетами и журналами. На краю одно-
го из кресел, явно нервничая, сидел Блессинг. Этот человек  отве-
чал за вольнонаемных работников на аэродроме. Рядом с  ним  читал
"Дойче цайтунг" пожилой  мужчина  в  штатском  костюме.  Блессинг
слегка коснулся колена соседа.  Тот  опустил  газету  и  выглянул
из-за нее. Блессинг кивнул в сторону Лёвенгерца.
     Пожилой человек взял мягкую шляпу и кожаный портфель,  встал
с кресла и подошел к Лёвенгерцу с печальной улыбкой.
     -  Обер-лейтенант Виктор фон Лёвенгерц? - спросил он.
     Пожилой человек пристально и спокойно смотрел на  Лёвенгерца
сквозь очки в золотой оправе. Его глаза были влажными, как у вся-
кого пожилого человека, но очень живыми и несколько настороженны-
ми. Блессинг старательно поприветствовал Лёвенгерца  на  расстоя-
нии, а пожилой мужчина протянул ему руку. Когда они  обменивались
рукопожатием, пожилой мужчина произнес "Хайль Гитлер" таким  без-
различным тоном, каким говорят о  погоде.  Он  еще  раз  печально
улыбнулся и представился:
     - Фельдфебель доктор Ганс Штаркхоф, военная разведка.
     Штаркхоф явно наблюдал, как будет реагировать Лёвенгерц на
его низкий чин и нацистское  приветствие,  сопровождаемое  легким
гражданским пожатием руки. Его интересовала также реакция  Лёвен-
герца на слова "военная разведка". Такой метод неожиданного пред-
ставления Штаркхоф часто использовал много лет назад, когда рабо-
тал адвокатом по уголовным делам в Гамбурге.  Однако  со  стороны
Лёвенгерца не последовало никакой реакции, но  у  Штаркхофа  была
еще одна карта:
    -  Вероятно, я должен был представить... -  Он  повернулся  к
Блессингу.
    -  Фельдфебеля Блессинга я уже знаю, - холодно сказал  Лёвен-
герц.
    -  О да, совершенно верно, поэтому-то  я  и  должен  сообщить
вам, что Блессинг тоже работает на нас.
    -  Могу я посмотреть ваше удостоверение личности?  -  спросил
Лёвенгерц.
    -  Увы, мы не носим с собой никаких документов, кроме вермах-
товского пропуска, но вы можете позвонить ко мне на службу,  если
вас что-нибудь волнует.
    -  Меня ничто не волнует, - буркнул Лёвенгерц.
    -  Отлично.- Штаркхоф махнул рукой в сторону двери: -  Давай-
те выйдем. На свежем воздухе вам, возможно, будет лучше...  -  Он
надел шляпу и вышел на яркий солнечный свет.-  Похищен  секретный
документ, герр оберлейтенант,- сказал Штаркхоф, когда понял,  что
Лёвенгерц первым разговор начинать не намерен. Помолчав  немного,
Штаркхоф добавил: - И у нас нет сомнений относительно  того,  кто
именно похитил этот документ.
     - Я полагаю, - медленно произнес Лёвенгерц, - что вы  пришли
сюда вовсе не для того, чтобы хвастаться передо мной своими успе-
хами.
     - Совершенно верно, - согласился человек в штатском.  -  Мы,
несомненно, оценим вашу откровенность в содействие.
     - Что касается откровенности, то мы, разумеется,  будем  от-
кровенны в любом случае, - заявил  с  едва  заметной  иронической
ноткой Лёвенгерц. - А вот относительно содействия... Пока, вы  не
выскажетесь яснее, мы не в состоянии судить, принесет ли оно  ка-
кую-нибудь пользу.
     - Дорогой коллега Лёвенгерц, - возразил Штаркхоф, - вам сле-
довало бы быть более обходительным с таким пожилым человеком, как
я. Похищен секретный документ, и его надо во что бы то  ни  стало
вернуть на место.
     - Вот медицинская часть, герр доктор, -  вмешался  Блессинг,
показывая на домик.
     - Документ был похищен из этого дома,  -  объяснил  Штаркхоф
Лёвенгерцу. - Мы знаем, кто похитил его, но не имеем...
     - ...улик, - закончил фразу Лёвенгерц.
     - Совершенно верно,- подтвердил Штаркхоф.- Преступник снача-
ла незаконно овладел документом, а похитил его позже.
     - Если это означает, что кто-то сначала где-то спрятал  его,
а потом пришел за ним, то почему бы не сказать об этом более  яс-
но? У вас нет этого документа, следовательно, вы не поймали  вора
на... - Лёвенгерц не закончил фразы.
     - Вы хотите сказать: на месте  преступления,  дорогой  друг?
Что ж, вы смело можете сказать это. - Быстро повернувшись,  Штар-
кхоф добавил: - С поличным, дорогой Блессинг.
      Блессинг улыбнулся. Трудно было догадаться,  кого  Штаркхоф
   хотел поставить в дурацкое положение: Лёвенгерца или  Блессин-
   га. Лёвенгерц спросил:
      - Кто-нибудь из моей эскадрильи?
      - Унтер-офицер Гиммель, - произнес Блессинг.
      - Гиммель? - удивился Лёвенгерц. -  Ну  что  вы,  не  может
   быть! Я готов поручиться за него собственной головой.
      - Не слишком ли это поспешное заявление,  герр  обер-лейте-
нант? - подчеркнуто спросил Блессинг.
     Некоторое время они шли молча. Потом Штаркхоф заметил:
     -  Конечно же нет. Герр обер-лейтенант  сказал  так  потому,
что они товарищи по оружию.
     -  Гиммель - отличный летчик, прилежный  работник  и  вполне
лоялен, - сказал Лёвенгерц.
     -  Дорогой коллега Лёвенгерц, - нудно произнес  Штаркхоф,  -
судить в этом случае не вам. Мы считаем - и имеем  все  основания
для этого, - что документ из медицинской части украл Гиммель.  Мы
просим вашего содействия только для того, чтобы вернуть этот  до-
кумент на место.
     -  Каким же образом я могу помочь вам?
     -  Благодарю вас. Вчера вечером этот документ был в  прикро-
ватном шкафчике унтер-офицера Гиммеля. Сегодня утром, когда Блес-
синг прибыл в домик, чтобы арестовать Гиммеля, того на  месте  не
оказалось. Документа в шкафчике тоже не было. Единственным, с кем
Гиммель встретился сегодня утром, были вы...
     -  Что же, по-вашему, Гиммель сделал?
     -  Возможностей очень много: он мог выучить содержание доку-
мента наизусть и затем уничтожить его; он  мог  надежно  спрятать
его, с тем чтобы изъять документ из тайника позднее, и,  наконец,
мог передать его своему сообщнику.
    -  Неужели вы серьезно считаете, что Гиммель шпион?
    Штаркхоф пожал плечами.
    -  А как он мог получить доступ к этому документу? -  спросил
Лёвенгерц.
    -  Видимо, случайно.  Четырнадцатого  числа  текущего  месяца
Гиммель проходил обычный медицинскнй осмотр. Когда он зашел в ка-
бинет начальника медицинской части, чтобы подписать свою  карточ-
ку, документ лежал на столе начальника.
    -  Улика весьма косвенная, - сказал Лёвенгерц.
    -  Я придерживаюсь иного мнения, - заявил Блессинг.
    -  А я склонен согласиться с Лёвенгерцем,  -  вмешался  Штар-
кхоф. - На основании такого доказательства  уверенного  обвинения
не предъявишь. Начальник медицинской части был, бесспорно,  неос-
торожен. Секретные документы надо держать в  сейфе.  -  Он  прис-
тально смотрел на Лёвенгерца. - Ну, ничего! Если  преступник  бу-
дет уличен, а документ - возвращен  на  место,  то  необходимость
вовлечения в это дело тех или иных сослуживцев Гиммеля или  стар-
ших офицеров отпадет. Вы понимаете, меня, герр обер-лейтенант?
    -  Да, понимаю.
    -  Отлично. Командир части был настолько любезен,  что  проя-
вил интерес к нашему делу. Если вы не возражаете  и  у  вас  есть
время, зайдемте к нему, герр оберлейтенант.
    Они направились к домику, где размещался штаб.  Блессинг  шел
впереди. Командир части увидел их, наверное, в окно и вышел  нав-
стречу. На нем были сапоги. бриджи и серая форменная рубашка.  На
шее поблескивал Рыцарский крест - мечта всех немецких летчиков.
    -  А-а, дорогой доктор Штаркхоф!
    -  Хайль Гитлер, - бодро ответил Штаркхоф, сняв шляпу и  пок-
лонившись.
    Майор Петер Реденбахер надел френч и застегнул его на все пу-
говицы. Ему было тридцать три года, довольно много по  стандартам
летчиков-истребителей, но, несмотря  на  шрамы  от  ранений,  его
внешность производила впечатление. В прошлом году в мае  Реденба-
хера сбили над морем и ему пришлось провести четыре ужасных  часа
в одноместной надувной лодке. В его возрасте такое  испытание  не
могло обойтись без последствий, и поэтому ему  рекомендовали  пе-
рейти на штабную должность.
    Когда Реденбахер начал служить в штабе,  он  попросил  назна-
чить командиром эскадрильи Лёвенгерца, который был одним  из  его
учеников в училище истребительной авиации, к  тому  же  одним  из
лучших учеников. Майор взял карандаш и начал  задумчиво  постуки-
вать им по столу. Затем, вскинув голову, посмотрел на Лёвенгерца:
    -  Какого вы мнения о Гиммеле, Виктор? Он лоялен?
    -  Да, герр майор.
    -  При всем уважении к вам, герр майор, судить  о  лояльности
-это функция нашего ведомства, - заметил Блессинг.
    -  Я уверен, что обер-лейтенант имел возможность убедиться  в
лояльности унтер-офицера Гиммеля, - сказал майор, кивнув в сторо-
ну Лёвенгерца.
    -  Гиммель был одним из летчиков, которых в марте тысяча  де-
вятьсот сорок первого года назначили на три месяца в отряд  само-
летов связи фюрера. Весь личный состав отряда проходил тогда про-
верку и получил допуск из штаба охранных частей рейхсфюрера.
    -  Почему же вы не сказали  об  этом  раньше?  -  раздраженно
спросил Штаркхоф после нескольких секунд молчания.
    Реденбахеру явно понравилось, как Лёвенгерц вывел из равнове-
сия Штаркхофа, который, несомненно, начал терять терпение.
    -  А меня никто не спрашивал об этом, герр доктор, -  ответил
Лёвенгерц.
    -  Но это было более двух лет назад, - вмешался Блессинг.
    -  Если бы допуск на  Гиммеля  отменили,  мне  бы  непременно
сообщили об этом, - сказал Реденбахер.
    -  Даже люди, имеющие допуск, вовсе не непогрешимы,  -  заме-
тил Блессинг, доставая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.
- Разрешите мне зачитать часть письма, написанного Гиммелем.  Это
из  письма,  адресованного  его  отцу  и  датированного  двадцать
седьмым мая тысяча девятьсот сорок третьего года. "Если  прорвут-
ся гигантские английские бомбардировщики, ты не тревожься,  пото-
му что прорывы эти - часть плана  фюрера.  Бабушка  и  двоюродный
брат Пауль должны погибнуть, а наши города должны превратиться  в
руины, ибо все это - часть  грандиозного  стратегического  плана,
который мне, с моим ограниченным умом, невозможно  даже  предста-
вить себе. Оказывается, показателем гениальности наших высших ру-
ководителей является как раз то, что они могут  позволять  амери-
канцам и англичанам сбрасывать на нас бомбы, несмотря на то что в
общем-то войну они проигрывают. Верь фюреру, он полон самых  раз-
личных неожиданностей".
    Блессинг с победоносным видом посмотрел на всех.
    -  Ну и как? - спросил он. На некоторое время в комнате воца-
    рилась напряженная тишина.
    -  Что "ну и как"? - спросил наконец Лёвенгерц.- Разве это не
благородное патриотическое письмо?
    -  Это свинство, - заявил  Блессинг.  -  Сарказмом  от  этого
письма несет за целый километр.
    -  Какой сарказм? -  спросил  Реденбахер.  -  Вы  улавливаете
здесь какой-нибудь сарказм? - спросил он Штаркхофа.
    -  Манера писать и стиль могут вводить в заблуждение, - заме-
тил Штаркхоф.
    Блессинг снова посмотрел на письмо.
    -  По-моему, - вмешался майор Реденбахер, -  было  бы  лучше,
если бы вы сообщили, какими другими уликами вы располагаете.
    -  Похищенный документ вчера и позавчера вечером был в  прик-
роватном шкафчике Гиммеля, - опять начал Блессинг. - Мне  донесли
об этом наши люди. При всем уважении к вам, герр майор,  я  прошу
разрешения арестовать шпиона Гиммеля и заключить  его  в  военную
тюрьму в Гааге, где против него будет подготовлено дело.
    -  Будет подготовлено? - возмущенно повторил Реденбахер. - Мы
живем в национал-социалистской Германии в тысяча девятьсот  сорок
третьем году, Блессинг, а не в какой-нибудь маленькой, ничего  не
значащей республике! Мы действуем по правилам и законам, а  не  в
соответствии с какими-то туманными предположениями  и  догадками.
Если вы хотите взять из моей,  находящейся  на  передовой  линии,
части одного из наиболее опытных летчиков, то должны  представить
более веские доказательства!
    -  При всем уважении к вам, герр майор, борьба с  коммунисти-
ческими шпионами и предателями - это тоже  передовая  линия.  Ваш
долг состоит в том, чтобы разрешить мне арестовать Гиммеля и нап-
равить его в тюрьму, где ему и следует быть.
    -  Я вовсе не нуждаюсь в ваших  напоминаниях  о  моем  долге,
Блессинг, - сказал Реденбахер. - А что касается борьбы  с  комму-
нистами, то я участвовал в ней на

улицах Эссена еще тогда, когда вы под стол пешком ходили.
    -  Вы отказываетесь выдать преступника? - спросил Блессинг.
    -  Нет-нет-нет! - вмешался Штаркхоф.- Герр майор выразил свое
отношение к этому вопросу  весьма  ясно,  Блессинг.  И  по-моему,
весьма обоснованное отношение. Он рекомендует вам  собрать  более
веские доказательства и тщательно обосновать ваши  предположения,
с чем я совершенно согласен. В настоящий момент  я  действительно
не могу поддержать вас, Блессинг. По-моему,  вам  лучше  оставить
этого Гиммеля под наблюдением командира и попросить не  выпускать
его за пределы базы.
    Штаркхоф выбрал для своих слов  наиболее  подходящий  момент,
ибо Блессингу потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять,
что его перехитрили.
    -  Хайль Гитлер! - громко произнес Блессинг и щелкнул  каблу-
ками.
    -  Хайль Гитлер!  -  одновременно  ответили  ему  Реденбахер,
Лёвенгерц и Штаркхоф.
    Блессинг вышел из домика первым. Штаркхоф несколько задержал-
ся, чтобы пожать руки обоим летчикам. Уже взявшись за ручку  две-
ри, он вдруг обернулся и, улыбнувшись, сказал:
    -  Блессинг, конечно, забавен, господа, но в результате  все-
го этого досье на Гиммеля может стать моей личной  ответственнос-
тью. Если это произойдет, нам придется поговорить, когда  я  вер-
нусь, более серьезно, чем сегодня.  И  вам  надо  продумать,  что
именно сказать мне, ибо, как  говорим  мы,  юристы,  decipi  quam
fallere est tutius. - Он еще раз улыбнулся.  -  Герр  обер-лейте-
нант Лёвенгерц переведет.
    Штаркхоф вышел и закрыл за собой дверь.
    -  Безопаснее быть введенным в  заблуждение,  чем  вводить  в
заблуждение, - тихо перевел Лёвенгерц.
    -  Виктор, как ты думаешь, он вмешался  в  вопрос  об  аресте
Гиммеля только потому, что хочет взять это  дело  под  свой  кон-
троль? - спросил Реденбахер.
    - Да, полагаю, что именно поэтому, - ответил Лё-  венгерц.  -
Теперь мне понятно, что его разговор со мной по  пути  сюда  имел
целью главным образом восстановить меня против Блессинга.
    -  Хитрая старая лиса, - пробормотал Реденбахер.



         ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    При выборе участка для постройки аэродрома то обстоятельство,
что местность неровная, не имеет существенного значения, ибо воз-
вышения и впадины на ней можно легко сровнять. Решающий фактор  -
это дренаж. Жители Литл-Уорли всегда знали, что картофельные  по-
ля, расположенные к востоку от их  деревни,  всегда  сухие  из-за
стока воды в Уитч-Фен. Подпочва в  этом  районе  была  достаточно
прочной, чтобы выдержать вес  тяжелого  бомбардировщика.  Поэтому
никто не удивился, когда в начале войны сотрудники  из  министер-
ства авиации, исследовав грунт, заявили,  что  район  удобен  для
постройки аэродрома бомбардировочной авиации. Затем сюда  присла-
ли различные землеройные машины, бетономешалки,  асфальтоукладчи-
ки. Рядом с деревней Литл-Уорли вскоре соорудили  две  пересекаю-
щиеся бетонированные взлетно-посадочные полосы, а вокруг них про-
ложили дорогу, вдоль которой были построены капониры для  самоле-
тов. Как бы по мановению волшебной палочки  всюду  выросли  сбор-
но-разборные бараки, которые жались друг к другу, как большие се-
рые слоны под холодными ветрами Восточной Англии. Появились здесь
и ангары. Похожие на кафедральные соборы, они поднялись вверх вы-
ше церковной колокольни и заняли территорию больше, чем кладбище.
    Прошло очень немного времени, и жителям Литл-Уорли уже  каза-
лось, что суматоха и суета от пребывания здесь тысячи восьмидеся-
ти трех авиаторов существовали вокруг них испокон веков.  На  аэ-
родроме появились и женщины, что немало встревожило  жителей  де-
ревни. С накрашенными губами и завитыми волосами, эти женщины ра-
ботали не меньше мужчин, а иногда их накрашенные губы  произноси-
ли не менее сочные ругательства. Эти женщины являли собой внушаю-
щий опасения пример деревенским девушкам. Некоторые местные жите-
ли называли аэродром сатанинским гнездом нечестивых  и  в  темное
время старались обходить его как можно дальше и как можно скорее.
    Вокруг всего аэродрома на  круглых  бетонированных  площадках
стояли тяжелые бомбардировщики эскадрильи. Опоясывавший  аэродром
забор высотой не меньше шести  футов  имел  скорее  символическое
значение, ибо люди, движимые элементарной  человеческой  логикой,
проделали в заборе большие дыры как раз в тех местах,  где  забор
оказывался на кратчайшем пути от стоянок самолетов к  деревенской
таверне.
    Сквозь одну из таких брешей в заборе проскочил небольшой гру-
зовик, доставивший на аэродром авиаторов  после  кратковременного
отдыха во время уик-энда в доме Кознов. Грузовик  резко  затормо-
зил. Дигби и Бэттереби ударились головой о металлические стойки.
    -  Держись! - крикнул сидевший в кабине капитан Суит.
    -  Запоздалое предупреждение, - проворчал Дигби. Грузовик ос-
    тановился у административно-служебного здания второго авиаот-
ряда. Когда с шумом открыли задний откидной борт, Суит  подхватил
миссис Ламберт за талию и снял ее на землю с таким  изяществом  в
движениях, что этому мог бы позавидовать любой артист балета.  Не
снимая рук с талии миссис Ламберт, Суит деликатно поцеловал ее  в
щеку.
    -  Droit du seigneur (по праву господина - франц.), Ламберт!
- крикнул он. - Водитель подвезет вас к оперативному отделу, мис-
сис Ламберт. Кажется, там уже к чему-то готовятся.
    У каждого бомбардировщика "ланкастер" суетились люди.  Вокруг
огромных четырехмоторных самолетов хлопотали авиационные  механи-
ки, мотористы, электрики, техники  по  приборам,  радиотехники  и
другие специалисты из наземных обслуживающих экипажей.  В  север-
ном углу аэродрома виднелся ряд невысоких -холмиков,  похожих  на
древнейшие захоронения. В каждый из них вел бетонированный  вход.
Их окружали земляные валы, защищающие от действия взрывной волны.
Это был склад авиационных бомб. Здесь выстроились в очередь авто-
машины с прицепами для подвоза и подвески бомб. Оружейные  масте-
ра, низко наклоняясь к взрывателям  и  стабилизаторам,  осторожно
подталкивали бомбы к их местам в прицепах. Тут  были  и  фугасные
бомбы, и бомбы большой мощности, и ориентирно-сигнальные бомбы, и
контейнеры, вмещающие по девяносто блестящих четырехфунтовых  за-
жигательных бомб. Никто не выводил на них краской "Привет  Гитле-
ру"; такими вещами занимались лишь фоторепортеры газет  и  журна-
лов. Оружейные мастера ничего забавного в бомбах не  находили,  и
им было не до шуток.
    Маленькое административно-служебное здание второго  авиаотря-
да сотрясалось всякий раз, когда один за другим  на  максимальных
оборотах опробовались двигатели  самолетов.  Внутри  здания  было
мрачно. Здесь стояли два небольших железных  шкафа  для  хранения
документов, два стола и два стула. В углу  была  прикреплена  не-
большая раковина с обитыми по краям железнодорожными  кружками  и
коричневым металлическим чайником, который, чтобы налить из  него
воды, приходилось почти опрокидывать. Классная доска на стене бы-
ла разграфлена для нанесения на нее сведений о  техническом  сос-
тоянии "Ланкастеров" второго отряда.
    Выше доски по распоряжению  Суита  древнесаксонскими  буквами
была старательно выведена надпись:  "Второй  отряд  бомбит  лучше
всех". Под этой надписью виднелось грязное пятно - след  от  дру-
гой, не очень тщательно соскобленной,  надписи,  выражавшей  иное
мнение по этому вопросу.
    -  Доброе утро, - сказал Суит. - Мы участвуем?
    -  Так точно, сэр: летят все, кто может, -  ответил  находив-
шийся в здании сержант.
    Суит взял со стола банку с пенсами и встряхнул ее.  На  прик-
леенном к ней ярлыке было написано от  руки:  "Детям  поселка  на
рождественский праздник". В этом году Суит максимально  использо-
вал свое обаяние для сбора денег на подарки детям.  Улыбаясь,  он
требовал пожертвований от всех, не взирая ни на чины, ни на  дол-
жности. Он настоял также на том, чтобы от всякой проведенной  ло-
тереи, игры в кости или всякого пари, заключаемого между  ребята-
ми второго  отряда,  производилось  отчисление  десятипроцентного
"налога" в фонд рождественского праздника для детей.
    Суит открыл дверь с табличкой "Командир  второго  отряда".  В
кабинете было очень жарко. У окна  истерично  жужжала  оса.  Суит
ударил ее свернутым в трубку журналом "Пикчер пост" и открыл  ок-
но. Подцепив убитую осу журналом, он выбросил ее в окно.  Глубоко
вдохнув запах свежескошенной травы, Суит посмотрел на  "ланкасте-
ры", которыми командовал: на фоне неба у линии горизонта они  ка-
зались причудливым бордюром.
    Самолет, на котором летал сам Суит, имел бортовой знак "S" по
позывному "Sugar", однако командир отряда убедил почти всех,  что
бортовой знак - это первая буква его фамилии.
    Это был самый новый самолет во втором отряде, и на  его  носу
была нарисована только одна бомба.
    А вот и самолет Ламберта с бортовым  знаком  "О"  и  позывным
"Orange". Это была старая машина с несколькими рядами  нарисован-
ных желтых бомб - шестьдесят две бомбы. Внешне  он  выглядел  так
же, как и другие бомбардировщики: был  выкрашен  главным  образом
матовой черной краской, и лишь сверху на фюзеляже и крыльях  были
нанесены пятна защитного и коричневого цвета. Эта машина  уже  не
раз побывала в капитальном ремонте. У нее  была  новая  хвостовая
часть, новые закрылки на левом крыле и, кроме того, на носу и ле-
вом крыле, в тех местах, где их пробили зенитные снаряды,  красо-
валось несколько свежеприклепанных заплаток. Створки бомболюков -
эти наиболее уязвимые места - на самолете Ламберта заменялись уже
восемь раз.
    Когда экипаж Ламберта впервые получил этот самолет, ребята  с
недоумением и, пожалуй, даже со страхом молча смотрели на  потре-
панную в боях машину. Вот тогда-то Мики Мерфи,  бортинженер  Лам-
берта, произнес со вздохом: "Ну что  ж,  скрипучая  дверь  служит
дольше".
    Дигби так и окрестил этот бомбардировщик: "скрипучая  дверь".
Машине такое имя, видимо, пришлось по душе, и,  хотя  она  в  об-
щем-то летала как птица, ее хвостовая часть немного поскрипывала,
особенно в моменты, когда самолет находился над целью. Во  всяком
случае, старший сержант Дигби клялся и божился,  что  это  именно
так.
    "Скрипучая дверь" была одним из первых самолетов  типа  "лан-
кастер". Завод выпускал злополучный двухмоторный самолет, и в по-
рядке чрезвычайной меры конструкторы попросили  разрешения  попы-
таться поставить на самолет два дополнительных двигателя. Специа-
листы из министерства авиации сказали свое авторитетное "нет", но
завод не обратил на них внимания и попытался-таки... "Так  вот  и
был создан лучший за войну бомбардировщик", - утверждал Дигби.
    Следующим в ряду стоял самолет, имевший бортовой знак  "L"  и
позывной "Love". Выше нанесенных желтой краской на его носу  пят-
надцати бомб был нарисован портрет Сталина.
    Командиром этого самолета был сержант Томми Картер.  В  общей
сложности эта машина уже побывала в пятнадцати рейдах, но  экипаж
Томми участвовал только в восьми из них, за исключением,  правда,
Коллинза, на счету которого уже было двадцать девять вылетов. Се-
годня будет его тридцатый вылет, после чего он получит  право  на
отдых.
    В другой части аэродрома, на расстоянии  мили  или  чуть  по-
дальше, Суит увидел ближайший к нему самолет из другого отряда, а
правее за небольшим холмиком - командно-диспетчерский пункт.  По-
том он снова посмотрел в том направлении, где разворачивался гру-
зовик, готовясь выехать на проходившее мимо деревни шоссе.  Около
большой дыры в заборе старший сержант Ламберт прощался  со  своей
женой.
    -  Будь добр, - обратился Суит к сержанту в другой комнате, -
передай Ламберту, что мне нужно поговорить с ним. Я вот тут поду-
мал и решил, что грузовику лучше сразу  же  отправиться  в  воен-
но-транспортный отдел. Сейчас нельзя не быть  осторожными.  Пере-
дай мои извинения миссис Ламберт, ей придется пойти пешком.  Ска-
жи ей, что я очень и очень сожалею.
    -  Возьми мой велосипед, Рут, - предложил Ламберт.
    -  На велосипеде я не смогу, Сэм. В этой  форменной  юбке  на
нем невозможно ехать. Дойду пешком.
    -  А ты не устанешь?
    -  Тут всего одна миля. Для меня это полезно.
    -  Мистер Суит просит вас зайти, командир, - сказал  подошед-
ший к ним сержант.
    Прощаясь, Ламберт крепко обнял и поцеловал Рут:
    -  Ты раньше меня узнаешь, куда мы сегодня полетим.
    -  Береги себя, Сэм.
    -  Я люблю тебя, Рут. Перед вылетом я забегу и мы еще увидим-
ся.
    Когда Ламберт возвращался к канцелярии своего отряда,  летчи-
ки уже становились в очередь в ожидании  автофургона  с  утренним
чаем и пирожными. Он посмотрел на свои часы: было без десяти  ми-
нут одиннадцать.
    Войдя в канцелярию, Ламберт увидел там весело смеющихся капи-
тана Суита и двух писарей.
    -  Ну что ж, Сэмбо, закрылки на взлет! - сказал Суит.  -  Ка-
жется, все остальные опередили нас. Опробование самолета для ноч-
ного полета лучше, пожалуй, провести как можно  скорее.  Основной
инструктаж в семнадцать ноль-ноль.
    -  А насчет цели что-нибудь известно?
    -  Если б даже было известно, то я все равно не мог  бы  ска-
зать. - Суит перелистал несколько документов на своем  столе.-Да,
кстати, небольшая перетасовка в экипажах. С завтрашнего дня моло-
дой Коэн будет штурманом на моем самолете. Дигби тоже перейдет ко
мне. А мои ребята, Тедди и Спик, переходят к  тебе.  Считай,  что
тебе чертовски повезло, Сэмбо.
    -  Перетасовка? - спросил Ламберт, не скрывая недовольства.
    -  Я знаю, для тебя это самое худшее,  что  можно  придумать,
Сэмбо. Мы все ненавидим такие перетасовки, особенно если ребята в
экипаже слетались и подружились. Но Коэн слишком  молод.  Я  хочу
поднатаскать его немного. Я знаю, что ты думаешь, Сэмбо, но  уве-
ряю тебя: я меньше всего хотел этого.
    -  Твой штурман - отвратительный склочник, а изза этого  бом-
бардира Спика ты все время на самом последнем  месте  по  фоторе-
зультатам бомбардировок! - возмутился Ламберт. - Я  не  хочу  ле-
тать с ними. В прошлом месяце ты взял у меня бортинженера, с  ко-
торым я сделал пятнадцать вылетов. Тебе этого мало?
    -  Вот-вот, я так и знал! - сказал Суит. -  Ты  думаешь,  что
тебе отдают плохих? Как же, по-твоему, дорогой друг,  я  летаю  с
ними? - Суит примирительно похлопал Ламберта по плечу. -  Слушай,
Сэмбо, ты просто расстроен. Не говори мне больше ни слова. Я  не-
навижу неприятности, ты же знаешь меня.
    "Да, - подумал Ламберт,- при условии, если б ты  не  создавал
их для себя сам".
    -  Слушай, старина, - продолжал Суит после небольшой паузы, -
приказ о новом составе экипажей начинает действовать с завтрашне-
го утра. Это не моя идея, даю тебе честное слово.  Это  пришло  в
голову какому-то кабинетному вояке в оперативном отделе. Завтра в
офицерской столовой я отведу в сторонку нашего командира  и  при-
пугну его: скажу, что если, мол, он не оставит твой экипаж в  по-
кое, то ты и я атакуем министерство авиации с бреющего полета.
    -  Я поговорю с ним сам, - сказал Ламберт.
    -  О, ты не знаешь, какой он упрямый и  несговорчивый.  Такие
старые хрычи, как он, - настоящее бедствие для нас! Никакого тол-
ку не будет, если ты даже попросишься к нему на прием! Ты уж  по-
верь мне... А ты не подумал над  составом  крикетной  команды?  -
неожиданно перешел Суит на  другую  тему.  -  Мы  играем  в  этот
уик-энд в Бестеридже. У них сильная команда.
    -  Я занят в следующий уик-энд, сэр, - ответил Ламберт.
    -  Подумай, Сэмбо. Пара выигрышей в крикет - и ты мог бы ока-
заться в хороших отношениях со Стариком. Да и со мной, -  добавил
он и улыбнулся, чтобы показать, что шутит. - Кстати,  Ламберт,  -
снова перескочил он на другую тему,  -  оружейные  мастера  сняли
плексигласовый щиток с задней турели. Это ты разрешил?
    -Да, я.
    Ламберт сказал это тоном,  заставившим  Суита  подумать,  что
приказ о снятии щитка исходил от вышестоящего командования,  поэ-
тому он осторожно поинтересовался:
    -  А для чего, собственно?
    -  Чтобы лучше видеть.
    -  Лучше, чем через хорошо отполированный плексиглас?
    -  Ты же вот только что открывал окно,  чтобы  лучше  увидеть
меня...
    Суит улыбнулся. Ламберт продолжал:
    -  Плексиглас был настолько мутным,  что  сержант,  оружейный
мастер, хотел сменить его. Я решил, что лучше убрать его вообще.
    Суит опять улыбнулся и сказал:
    -  Меня, как командира отряда, не мешало бы в соответствии  с
правилами хорошего поведения поставить об этом в известность.
    -  Письменный доклад. В прошлый четверг на  твоем  письменном
стеле была докладная записка. Она вернулась к нам с твоей  визой,
поэтому мы и довели свою идею до конца.
    -  Да, правильно. Я хотел бы, чтобы ты  информировал  меня  о
результатах. Надо сказать, тебе пришла в голову неплохая идея.
    -  Это идея сержанта Гордона, сэр. Если результаты будут  хо-
рошие, это его заслуга.
    -  О'кей, Ламберт. Можешь идти. Можешь идти,  дружище,  и  не
забудь о рождественском празднике для детей, когда будешь  прохо-
дить мимо кружки-копилки.
    Ламберт, который был на четыре года старше и на шесть  дюймов
выше Суита, взял под козырек и вышел.
    На летном поле запускали двигатели и рев стоял оглушительный.
Старший сержант Уортингтон дождался Ламберта, и они молча  напра-
вились к "скрипучей двери". Уортингтон служил в королевских воен-
но-воздушных силах с самого их создания. Его комбинезон был  оту-
тюжен и накрахмален, туго завязанный галстук  хорошо  прилегал  к
воротнику рубашки. У него было красное, сильно лоснящееся лицо, и
он мог забраться вовнутрь обильно смазанного двигателя и выйти из
него, не причинив ни малейшего ущерба своему внешнему виду.
    -  Хорошая, черт бы ее взял, машина, Сэм,- сказал Уортингтон,
кивнув на "скрипучую дверь", - жаль только, что она не  молодеет,
а стареет.
    Он посторонился, чтобы дать Ламберту возможность усесться  на
узкое сиденье летчика, и бросил  взгляд  через  окно,  дабы  убе-
диться, что его механики занимаются правым внутренним двигателем.
Потом они оба посмотрели на самолет сержанта Томми Картера.
    -  А правда, интересно, шеф, - обратился Ламберт к Уортингто-
ну, - что на фюзеляже обозначают число вылетов  самолета?  Ни  на
одном из них число нарисованных бомб не совпадает с числом  выле-
тов, совершенных экипажем. Как будто самолет летит бомбить Герма-
нию по своему собственному бандитскому побуждению, а нас берет  с
собой просто так, для прогулки.
    Уортингтон решил, что такие рассуждения Ламберта  -  проявле-
ние нервозности.
    -  Старые самолеты - это счастливые машины, Сэм,- сказал он.
    -  Иногда мне приходит в голову, что люди здесь ни  при  чем.
Просто немецкие машины сражаются с английскими машинами.
    Уортингтон пристально посмотрел на темные круги  под  глазами
Ламберта.
    -  Ты, случайно, не перепил ли, сынок?  -  спросил  6н  тихо.
Ламберт отрицательно замотал головой.- А спал хорошо?
    -  Часто просыпался,- сознался Ламберт.- Мне приснился  смеш-
ной сон. Будто я на дне рождения малыша. В торте шесть свечей.  А
когда он подошел к торту, чтобы задуть свечи,  его  голова  вдруг
растаяла, как восковая. Смешной сон, правда? Тем  более  смешной,
что у меня ведь нет детей.
    -  Ну что ж, по-моему, раз ты теперь рассказал о нем,  больше
тебе такой сон не приснится.
    -  Это все от проклятой пищи в столовой,  -  проговорил  Лам-
берт, смеясь, и тут же  задался  вопросом:  а  откуда  Уортингтон
знает, что он до него никому о своем сне не рассказывал?..


        ГЛАВА ПЯТАЯ

    Альтгартен был небольшим провинциальным  городком  с  населе-
нием около пяти тысяч человек. Пятьсот из них переселились в этот
город после того, как в марте началась  регулярная  бомбардировка
расположенного поблизости района Рура - так называемая  битва  за
Рур.
    В средние века здесь на перекрестке  дорог  находилось  много
мужских монастырей, но Альтгартен всегда  оставался  местом,  где
путники меняли лошадей и поспешно выпивали кружку пива, чтобы  до
наступления темноты доехать до голландской  границы  или  Кельна.
Монастыри превратились в руины, а их фруктовые сады вошли  теперь
в черту города. В конечном счете от средневековых построек  оста-
лась лишь церковь Либефрау. В пригороде на равнине повсюду появи-
лись фруктовые и овощные фермы, а яркие солнечные лучи  перелива-
лись в многочисленных стеклах расположенных рядами теплиц. В  го-
роде были также шелкоткацкие фабрики, а теперь почти  двести  его
жителей, большей частью женщины, занимались производством парашю-
тов.
    Центр города - вымощенный булыжником треугольный участок вок-
руг церкви Либефрау - был застроен  домиками  семнадцатого  века.
Военным автоколоннам приходилось поворачивать у города  и  следо-
вать мимо железнодорожной станции, ибо  большие  грузовые  машины
никак не смогли бы проехать по узким мощеным  улочкам  старинного
города.
    Война, разумеется, многое изменила  в  Альтгартене.  Больница
расширилась до небывалых размеров, поскольку воздушные налеты  на
Рур становились все более частыми и мощными.  Рядом  с  больницей
появились пристройка и учебный центр Красного Креста  для  подго-
товки сестер милосердия по ускоренному  трехнедельному  курсу.  К
этим. зданиям примыкал огромный лагерь, где находились  выздорав-
ливающие раненые с Восточного фронта, у которых были  ампутирова-
ны конечности; здесь они учились пользоваться различными протеза-
ми. Там, где некогда возделывались огромные поля и цвели  фрукто-
вые сады, теперь расположились специальные инженерные и техничес-
кие части, готовые выслать крупные спасательные и ремонтные авто-
колонны в разрушенные бомбардировкой города Рура. Эти  учреждения
и организации заполонили весь город. В  послеобеденное  время  на
главной улице города появлялось так много медицинского  персонала
и выздоравливающих раненых, что местные жители  чувствовали  себя
здесь как бы посторонними.
    Герр Френзель, владелец лучшего ресторана в Альтгартене,  ни-
когда не жаловался на недостаток посетителей. В  баре  на  первом
этаже всегда было полно инженеров, и иногда там бывало даже слиш-
ком шумно, но в самом ресторане, наверху,  царили  спокойствие  и
порядок. Из окон ресторана открывался вид  на  площадь  Либефрау:
отсюда были хорошо видны как сама церковь, так и  старинные  дома
позади нее. Это было самое сердце  Альтгартена,  а  расположенные
здесь здания составляли гордость коренных альтгартенцев.
    Церковь Либефрау поражала своей величественностью.  Ее  ажур-
ные окна были очень большими, чтобы сквозь них проникало как мож-
но больше скудного северного света, а  крыша  церкви  была  очень
крутой, чтобы на ней не задерживался зимний  снег.  Линии  тонких
контрфорсов спускались сверху вниз, будто туго  натянутые  прили-
вом якорные цепи, а белые дома позади напоминали  меловые  скалы,
возле которых церковь, казалось, стояла на якоре.
     Ко времени второго завтрака холодный фронт воздуха с  харак-
терной для него плотной, низкой и темной облачностью  прошел  над
Альтгартеном на восток, не разразившись, однако, дождем. Дождя  в
городе не было вот уже три недели подряд.  Преимущественно  дере-
вянные постройки в центре старинного Альтгартена  от  длительного
воздействия солнечных лучей буквально рассыхались.
     Сейчас над Альтгартеном медленно ползли белые облака, сквозь
разрывы в которых на площадь Либефрау то и дело пробивались золо-
тистые солнечные лучи. На площади перед церковью толпился  народ.
Здесь проводился широко разрекламированный сбор средств.  Всякий,
кто вносил две марки в фонд "зимней помощи",  получал  право  за-
бить гвоздь в деревянную карту Англии. С того момента, как бурго-
мистр забил утром первый гвоздь, здесь побывали и вбили по  гвоз-
дю многие влиятельные люди Альтгартена. Карта Англии была  усеяна
шляпками гвоздей - преимущественно вокруг Лондона, так как только
очень высокие ростом могли забить свой гвоздь в районе Шотландии.
Играл духовой оркестр гитлерюгенда, и звуки бравурной мелодии бы-
ли хорошо слышны в ресторане Френзеля, несмотря на звон посуды  и
гул человеческих голосов.
     Вальтер Рейсман, бургомистр, сидел  за  столиком  у  окна  с
Френзелем и оживленно обсуждал детали праздничного обеда в  честь
своего пятидесятитрехлетия.
     Бургомистр, в  прошлом  кавалерийский  офицер,  был  высокий
светловолосый мужчина с большим шрамом на лбу. Это был след ране-
ния. Он вступил в нацистскую партию в 1928 году, когда в ней  бы-
ло еще очень мало представителей высших слоев общества,  то  есть
людей,  обладающих  чувством  собственного  достоинства.   Будучи
страстным нацистом, бургомистр вместе с тем оставался  привержен-
цем старой немецкой школы. Для этого спокойного горделивого чело-
века быть честным означало говорить правду, сражаться до смерти и
безжалостно отвергать все неарийское.
     Бургомистр недавно одержал крупную победу, принесшую ему ог-
ромную популярность. Пять. месяцев назад он в результате  умелого
использования своих связей, оживленной переписки и заключения ра-
зумных сделок спас церковные колокола Либефрау от  переплавки  их
на вооружение. Реакция со всех сторон поистине поразила  его.  За
какой-нибудь месяц он  сумел  завоевать  расположение  католиков,
приверженцев традиций, историков и сослуживцев.
    -  Это не какой-нибудь там большой прием, -  объяснял  бурго-
мистр Френзелю. - Восемнадцать персон, причем большая часть -  из
моей семьи.
    -  Понимаю, понимаю, - сказал Френзель. - Я буду лично наблю-
дать, герр бургомистр, за приготовлением блюд и за обслуживанием.
    -  Вино бургундское. Такое же, как в прошлом году.
    -  Я записал это, - сказал Френзель.
    -  А кто это сидит там с герром Бахом?
    -  Его домработница, - ответил Френзель.
    -  А сколько прошло с тех пор, как погибла его жена? -  спро-
сил бургомистр.
    -  Тринадцать месяцев, - ответил Френзель.
    -  Очень красивая девушка, - заметил бургомистр.
    -  Да, очень красивая, - согласился Френзель. -  Ее  отец  из
Бреслау: высокопоставленный чиновник в министерстве пропаганды.
    -  Да что вы! - удивился бургомистр и потрогал пальцами  зна-
чок нацистской партии на лацкане своего пиджака.
    В другом конце зала Август Бах открывал в АннеЛуизе  все  но-
вые и новые достоинства, о которых раньше он мог только предпола-
гать. Она заразительно смеялась и восхищалась буквально всем, что
он говорил или делал.
    -  Очень жаль, что сосиски у герра Френзеля вылезают из  шку-
ры, - сказала Анна-Луиза и весело рассмеялась.  Она  не  привыкла
выпивать среди дня два больших стакана вина. - В них полно хлеба,
- добавила она.
    -  Нет,-возразил Август.-Это секретный луч англичан. Кто-то в
Лондоне поворачивает выключатель, и все сосиски в Руре  трескают-
ся от конца до конца.
    Анна-Луиза внимательно посмотрела на Августа: она еще не при-
выкла к тому, что он может шутить и поддразнивать ее.  Затем  она
рассмеялась и над его выдумкой и от  переполнявшего  ее  счастья.
Это был замечательный смех.
    Она смеялась и тогда, когда они выходили из  ресторана  через
бар. Несколько инженеров приветливо помахали ей рукой, и она пос-
лала им воздушный поцелуй.
    -  Это друзья маленького Ганса, - объяснила она. -  На  прош-
лой неделе они прокатили его на большом кране. Ему очень понрави-
лось. Ганса все любят, Август.
    Не успели они пройти по улице несколько шагов, как кто-то ок-
ликнул Августа. На противоположной стороне улицы стоял серый  ав-
тофургон, на  борту  которого  краской  было  выведено:  "Герхард
Белль". За рулем сидел сам Герд. Он вышел из машины и  направился
в их сторону.
    Герд Белль четыре года назад овдовел. Это был  жизнерадостный
человек низкого роста, с длинными руками и очень широкими сильны-
ми кистями, что в совокупности делало его  похожим  на  смеющуюся
лысую гориллу. Герд ничего  не  предпринимал,  чтобы  скрыть  это
сходство, и поэтому, когда он, выпив несколько рюмок шнапса, слу-
чалось, резко шарахался в сторону у фонарного столба, многие про-
хожие, осторожно пробиравшиеся по затемненной улице, страшно  пу-
гались его. Правда, чаще всего это были приезжие, потому что мес-
тные уже успели привыкнуть к внешности Герда.
    После особенно крупных воздушных налетов  на  рурские  города
Герд стал ездить на своем фургоне в  разрушенные  бомбардировками
районы и оказывать там посильную помощь пострадавшим. Иногда, си-
дя в баре, он рассказывал жуткие истории о том, какие картины до-
велось ему увидеть, а находившиеся в баре инженеры дополняли  его
своими рассказами.
    -  Август, - сказал он, подойдя к ним, - а я ищу тебя. Загля-
нул к тебе домой, надеясь выпить чашечку настоящего кофе.
    -  А мы все утро ходили по магазинам.
    -  О, с покупками можно и подождать. Я не знал, что ты  вмес-
те с Анной-Луизой.
    -  Мы собираемся вступить в брак, герр Белль, - радостно ска-
зала Анна-Луиза.
    На лице двоюродного брата Августа появилось такое  удивление,
что и Анна-Луиза, и сам Август не удержались от смеха.
    -  Неужели это так страшно? - спросила АннаЛуиза.
    -  О, это замечательная новость! - воскликнул Герд Белль.
    - Мне через час надо отправляться в часть, -  сказал  Август.
-Но сначала нам надо купить кольцо, а  потом  я  должен  написать
письмо родителям Анны-Луизы.
    -  Ну, тогда я не смею задерживать вас, - проговорил  Герд  и
сердечно пожал Августу руку.  -  Будь  счастлив,  Август,  и  вы,
Анна-Луиза, тоже будьте счастливы. В войну на такое счастье  мало
кто может рассчитывать.


         ГЛАВА ШЕСТАЯ

    Прошла первая половина дня. Все самолеты  на  аэродроме  Уор-
ли-Фен были готовы, рапортички ежедневного осмотра машин  завизи-
рованы. Гул от летающих по кругу бомбардировщиков  не  смолкал  с
самого раннего утра. "Скрипучая дверь" получила зеленый сигнал  с
команднодиспетчерского пункта, и Ламберт  двинул  рычаги  сектора
газа вперед так же плавно, как он делал это  тысячу  раз  прежде.
Сзади на плечо Ламберта слегка опирался молодой Бэттерсби, как бы
напоминая этим командиру, что он на месте  и  готов  действовать.
Ламберт быстро поднял хвост самолета. Как только пять тысяч лоша-
диных сил начали захватывать воздух, спинка сиденья сильно  нада-
вила на спину, и  Ламберт,  как  всегда,  почувствовал  от  этого
приятное возбуждение. Бэттерсби, подсунув руку под руку  команди-
ра, принял рычаги сектора газа на себя. В  этот  момент  Ламберту
были нужны обе руки, чтобы Отвести назад штурвал и заставить тем-
ный нос самолета подняться и медленно пересечь  линию  горизонта.
Ламберт нажал на педали управления рулем направления, потому  что
Бэттерсби недостаточно сильно нажимал вперед на  рычаги  управле-
ния двигателями левого борта.
    Коэн выкрикивал показания указателя скорости,  установленного
около штурманского столика:
    -  Девяносто пять! Сто! Сто пять!
    В этот момент "скрипучая дверь" неожиданно оторвалась от зем-
ли. Линия горизонта качнулась и быстро пошла вниз, словно  падаю-
щий обруч, нос самолета слегка опустился,  и  "ланкастер"  принял
нормальное полетное положение.
    -  Сделаем один круг, - сказал Ламберт. Этим он  давал  знать
Коэну, что тому не нужно вести прокладку и определять место само-
лета во время этого короткого пробного ночного полета.
    Бортрадист Джимми Гримм  сгорбился  над  своим  столиком  под
кронштейнами с радиоаппаратурой. Его лицо расплылось в улыбке. Он
проверял работу передатчика, передавая условный  сигнал.  Ламберт
начал плавно поворачивать. Зеленая сельская местность под  накре-
нившимся крылом медленно наклонилась вперед, словно ярко  раскра-
шенная глубокая детская миска.
    -  Впереди еще один "ланкастер", - доложил Дигби.
    Это был бомбардировщик из другой эскадрильи, в  Ламберт  пос-
мотрел на него в воздухе так, будто никогда раньше не видел тако-
го самолета. Это была очень сложная  машина  -  все  ее  тридцать
тонн. Она состояла более чем из пятидесяти пяти  тысяч  отдельных
частей. Общая протяженность электрической проводки на ней состав-
ляла три мили, ее генераторы могли  бы  осветить  большой  отель.
Мощности ее гидравлической системы  было  бы  вполне  достаточно,
чтобы поднять крупный мост. Мощный радиопередатчик  мог  бы  свя-
заться с любым городом в самом отдаленном  уголке  Европы,  запас
топлива позволил бы долететь до этого города, а  бомбового  груза
хватило бы, чтобы разрушить его.
    Ламберт уменьшил скорость полета. Он  отрегулировал  ее  так,
чтобы расстояние до впереди идущего "ланкастера" сокращалось мед-
ленно, дюйм за дюймом. Таким ли увидит его самолет летчик  истре-
бителя, прежде чем нажать гашетку и разнести его на мелкие части-
цы? Сегодняшней ночью?
    В самолетном переговорном устройстве раздался голос Ламберта.
Он опрашивал каждого члена экипажа, в порядке ли обслуживаемое им
оборудование и вооружение. Чтобы ответить, Коэн прижал  маску  ко
рту. Во время первых двух вылетов его начинало рвать еще до того,
как самолет пересекал береговую черту Англии. Помимо  испытанного
им унижения, это приводило к тому, что "скрипучей двери" приходи-
лось терять столь важную для нее высоту, чтобы предоставить  воз-
можность Коэну все вытравить и обтереться, прежде чем  вновь  на-
деть кислородную маску для оставшейся  части  полета.  Сейчас  он
снова почувствовал этот противный запах блевотины, который сохра-
нился на лицевой маске и опять напомнил  ему  об  опасности  быть
слишком чувствительным, мнительным и впечатлительным.  Чтобы  от-
влечься, он посмотрел на самую верхнюю карту и начал  перечислять
про себя порты на побережье Ла-Манша.  Затем  Коэн  включил  свой
микрофон.
    -  Бэттерс, - спросил он неожиданно, - в каком  подразделении
был твой брат в Дюнкерке?
    Некоторое время на его вопрос никто не отвечал. Коэн уже  хо-
тел повторить вопрос, но в этот момент Бэттерсби ответил.
    -  Боюсь, что я это выдумал, - сказал он. - Мой брат  на  та-
кой работе, что освобожден от призыва. На электрической  подстан-
ции. - В переговорном устройстве  наступила  напряженная  тишина,
потом Бэттерсби озабоченно спросил: - Уж не думаешь  ли  ты  ска-
зать об этом мистеру Суиту?
    -  Нет, не скажу, - ответил Коэн.
    Высоко над собой Ламберт  увидел  тонкий  инверсионный  след.
Оставляющий его самолет казался малюсеньким пятнышком.
    -  Смотри, как он идет! - заметил Коэн.
    -  Это самолет разведки погоды. Летит посмотреть, какая пого-
да в районе нашей цели, - сказал Дигби.
    Все посмотрели вверх на движущуюся точку.
    -  На такой высоте, -  заметил  Ламберт,  -  его  никогда  не
собьют.

    Если бы капитана Суита спросили, каковы его наиболее примеча-
тельные способности, пилотирование бомбардировщика вовсе не  ока-
залось бы где-то в начале списка. Равным образом (и  это  удивило
бы его друзей летчиков еще больше) Суит вовсе не  претендовал  на
положение популярного среди подчиненных командира. По его мнению,
он отлично справился бы с обязанностями человека, которому  пору-
чили бы стратегическое планирование действий  авиации.  Некоторые
из его юношеских честолюбивых замыслов так и не  осуществились  -
например, желание иметь рост не меньше шести  футов,-  однако  от
желания быть стратегом Суит еще не отказался. Война, решил  Суит,
будет продолжаться, по меньшей мере, еще десять  лет,  и  времени
для осуществления этого замысла вполне достаточно: два цикла  вы-
летов на бомбардировщиках, крест "За летные заслуги" и пряжка  на
орденской ленте, а затем работа в высшем штабе.
    Суит выпил пару стопок виски в баре офицерской столовой и по-
дошел к полковнику.
    -  Все в одиночестве, сэр? - спросил он. - Кажется, я уже на-
доедал вам по поводу сбора средств на рождественский праздник для
деревенских детей?
    -  Привет, Суит,- ответил полковник.- Да, на  прошлой  неделе
вы уже получили от меня целый фунт.
    -  Да-да, сэр.
    -  Ну как, в субботу ваша команда собьет спесь с  этих  ребят
из Бестериджа, а?
    -  Думаю, что собьет, сэр. Однако должен  сообщить  вам,  что
старший сержант Ламберт намерен поехать в Лондон. Я,  признаться,
рассчитывал на него, но он говорит, что не любит играть  за  воз-
душные силы.
    -  Это плохо, но я уверен, Суит, вы все равно  выиграете.  Во
всяком случае, я поставил десять шиллингов на вашу команду. - Они
оба засмеялись. -Если ваша команда выиграет в субботу, то  коман-
дир авиагруппы, вероятно, пригласит вас на обед.
    -  Да, я слышал об этом.
    -  И у вас будет возможность поделиться с ним вашими  теория-
ми о штабном планировании и о стратегии,- добавил полковник,  ух-
мыльнувшись.
    Суит скромно наклонил голову.
    -  Вы же сейчас командир отряда, Суит,- продолжал  полковник.
- О том, как командовать подразделением, вам теперь  уже  кое-что
известно, правда?
    -  Именно кое-что, - согласился Суит. - Но должен признаться,
я не имел ни малейшего представления о том, сколько  нужно  испи-
сать бумаги для того, чтобы поднять самолет в воздух.
    На лице полковника на какое-то мгновение появилась  ироничес-
кая улыбка.
    -  Теперь, дружище, вы узнаете, где и как в  действительности
ведется настоящая война.
    Суит ответил полковнику улыбкой, чтобы показать, насколько он
разделяет его презрение к кабинетным воякам.
    -  Особенно если учесть, что наши ребята стремятся как  можно
скорее схватиться с этими проклятыми немецкими варварами, сэр.
    -  Вот именно! - возбужденно  воскликнул  полковник.  -  Меня
взяли на службу, чтобы убивать немцев, и, видит бог,  моя  эскад-
рилья уничтожит этих варваров больше,  чем  любая  другая  эскад-
рилья в наших военновоздушных силах!
    -  Да, сэр, - согласился Суит.- По  поводу  уничтожения  этих
варваров, сэр... Есть у нас  летчик,  чертовски  хороший  парень,
опытный, имеет награды и всякие поощрения, отличный сержант...  И
вот он заявил мне, что считает наши бомбардировки  не  чем  иным,
как намеренным убийством семей рабочего класса.
    -  Не иначе как представитель "пятой колонны"! Этот летчик  в
моей эскадрилье, вы говорите?
    -  Старший сержант Ламберт, сэр. Может быть, это просто из-за
нервного расстройства?
    Выражение лица полковника быстро изменилось.
    -  Ламберт, вы говорите? А у него ведь неплохая служебная ат-
тестация, не так ли? Конечно, мы должны отдать  должное  русским,
Суит. Они показали себя недавно отличными  солдатами.  Битва  под
Сталинградом может стать переломной во всей войне.
    -  Я только подумал, сэр... зная ваши взгляды на  уничтожение
немцев...
    -  Вы поступили  совершенно  правильно,  дружище.  Я  займусь
этим. Если Ламберт начинает нервничать и не хочет убивать немцев,
то лучше направить его чистить сортиры.
    -  Между прочим, сэр, вы, наверное, слышали о  той  маленьком
эксперименте, который я провожу на одной из хвостовых турелей?
    -  Да, в общем-то мне известно об этом... А в чем  там,  соб-
ственно, дело?
    -  Видите ли, сэр, однажды утром, когда я открыл окно,  чтобы
лучше видеть, мне пришла в голову идея...

    В Англии ночью гремели грозы, а утром светило солнце. В Крон-
сдейке, над которым только что прошел холодный фронт,  небо  было
голубым и солнце согревало сырую траву.
    Унтер-офицер Гиммель  устроился  на  сиденье  летчика  своего
Ю-88. Солнце уже в течение нескольких часов  прогревало  металли-
ческий фюзеляж, поэтому и сиденье, и рычаги управления были горя-
чими, а запах бензина бил в нос так же, как подогретое вино. Ока-
заться хоть на какое-то время одному было  просто  удовольствием;
если не считать голосов членов команды наземного технического об-
служивания, занятой предполетным осмотром,  тишина  была  как  на
сельском кладбище.
    Однако вскоре мирную тишину разорвал звук запущенных двигате-
лей. "Юнкерс" с лейтенантом Кокке на сиденье летчика также  гото-
вился к пробному полету. Он рулил позади барака для дежурных эки-
пажей, где летчики проводили большую часть своего времени.  Около
барака на солнышке загорали больше  десятка  экипажей  самолетов,
уже совершивших пробные полеты. Многие летчики были моложе Гимме-
ля, и только некоторые служили в люфтваффе столько же, сколько  и
он. Одни, сняв рубашки, дремали в шезлонгах, двое играли в шахма-
ты, а остальные, растянувшись прямо на влажной траве,  спорили  о
двигателях и девушках, о продвижении по службе и наградах.
    Неожиданно раздался громкий выстрел из  пушки,  и  прозрачное
облако синеватого дыма появилось в том месте, где оружейные  мас-
тера пристреливали пушки на самолете Лёвенгерца. Кто-то  сострил,
и Гиммель увидел, как все летчики рассмеялись. Длительное  ожида-
ние ночного времени усиливало в людях  напряжение,  поэтому  Гим-
мель всегда старался производить пробный вылет как можно позднее.
    Гиммель полностью сдвинул крышку фонаря кабины и крикнул вниз
главному механику:
    -  Вы не видели моего оператора радиолокационной станции?
    -  Нет, не видел. Он, наверное, все еще разговаривает со свя-
зистом.
    В это время из барака вышел человек в летном костюме,  желтом
спасательном жилете и с парашютом,  но,  присмотревшись  к  нему,
Гиммель понял, что это не оператор, которого он ждал. На  некото-
рое время шедший человек скрылся за  хвостом  другого  "юнкерса".
Когда же он снова появился, все узнали в нем Лёвенгерца. Даже для
пробных полетов Лёвенгерц всегда надевал на себя все летное  сна-
ряжение.
    Гиммель видел через люк, как Лёвенгерц подошел к его  самоле-
ту и стал подниматься по металлической Лестнице. Открылся  мягкий
внутренний люк, и в нем на уровне пола кабины позади Гиммеля поя-
вилась голова Лёвенгерца.
    -  Я полечу с вами, - сказал он.
    Один из членов обслуживающей команды передал через люк  план-
шет Лёвенгерца. Гиммель кивнул в знак согласия и обменялся  стра-
дальческим взглядом с главным механиком на  земле.  Лёвенгерц  же
тем временем уселся на сиденье оператора  радиолокационной  стан-
ции позади Гиммеля и застегнул привязные ремни.
    Гиммель нажал кнопку стартера. Из выхлопных патрубков  вырва-
лось яркое синеватое пламя. Раздался оглушительный  рев  двигате-
лей. Гиммель еще раз осмотрел кабину. Приборы в ней были  окраше-
ны в условные цвета: желтый для топлива,  коричневый  для  масла,
синий для воздуха. Все приборы давали  нормальные  показания,  но
Гиммель тем не менее был чем-то озабочен.
    Он застегнул кислородную маску и поправил ларингофон.
    -  Летчик - оператору радиолокационной станции,- сказал  Гим-
мель смущенно. - Все в порядке?
    -  Все в порядке, - ответил Лёвенгерц.
    -  "Кошка-четыре" - диспетчерской службе: прошу разрешения на
взлет.
    Диспетчер дал "добро", затем добавил:
    -  Идите курсом девяносто, отработка  перехвата.  Рандеву  на
двух тысячах метров, координаты "Гейнц-Мариядевять".
    Самолет постепенно набирал высоту, идя в восточном  направле-
нии. Гиммель вытащил из летного сапога карту.
    -  Делен, - произнес Лёвенгерц еще до того, как Гиммель  раз-
вернул карту.
    Взглянув на девятый  квадрат  сетки,  Гиммель  убедился,  что
Лёвенгерц  прав:  это  был  Делен.  Гиммель  довольно  улыбнулся:
большой самолет шел отлично.
    Затем он сделал плавный вираж и взял курс на север, в направ-
лении моря. Вскоре под ними появилась вода, на которой  виднелись
тени от редких разорванных облаков. Иногда же "юнкерс" попадал  в
довольно большие скопления слоисто-кучевых облаков,  так  что  на
какой-то момент скрывался весь самолет.
    Пролетев несколько миль, они увидели прибрежный конвой. Само-
лет в этот момент находился на небольшой  высоте,  и  на  палубах
можно было разглядеть двигающихся людей, а дым из труб  некоторых
старых угольных судов поднимался почти до  самого  самолета.  Два
судна были загружены свежеспиленным лесом.  В  конвое  шли  также
старые датские и голландские прибрежные танкеры, а впереди них  -
два французских грузовых судна. Они шли по маршруту, которым  хо-
дили всегда. Парадоксально, но теперь их охраняли от  настойчивых
атак английских военно-воздушных сил немецкие военные  корабли  и
самолеты. Еще парадоксальнее был тот факт, что некоторые  атакую-
щие английские самолеты были укомплектованы французскими, голлан-
дскими и датскими экипажами.
    Конвой между тем, не нарушая походного ордера, начал  повора-
чивать на новый курс. В кильватерной струе  каждого  судна  четко
обозначились серебристая рябая и белая полосы. С высоты  все  это
казалось очень красивым. На одном из кораблей  охранения  конвоя,
легком крейсере, неожиданно появились  мерцающие  огоньки,  будто
каждый моряк с него передавал самолету какое-то сообщение.  Рядом
с самолетом внезапно раздался взрыв.
    -  Они стреляют в нас! - закричал Лёвенгерц, но его голос по-
тонул в бешеном грохоте новых взрывов вокруг самолета.
    Самолет резко снизился и теперь, выровнявшись, летел на высо-
те каких-нибудь ста футов над гребнями волн.
    Теперь "юнкерс" находился в пределах дальности стрельбы кора-
бельных тридцатисемимиллиметровых зенитных орудий.  Гиммель  про-
должал уменьшать высоту до тех пор, пока самолет  не  оказался  в
десяти футах от поверхности воды. Здесь, с такого  близкого  рас-
стояния, море было совсем другого цвета: холодное, серо-стальное,
покрытое пятнами грязной пены.
    Гиммель перевел рычаги управления двигателями на большую мощ-
ность и, чуть-чуть играя рулем направления,  повел  самолет  бук-
вально по гребням волн, настолько низко, что ветровое стекло пок-
рылось брызгами. Вскоре самолет оказался на  безопасном  расстоя-
нии от кораблей, и Гиммель, подняв нос машины, стал медленно  на-
бирать высоту.
    Впереди была Голландия. Обозначая ее береговую черту,  высоко
в воздухе висела как бы еще одна земля из кучевых облаков,  обра-
зованная морским бризом.
    -  Вас не зацепило, герр обер-лейтенант? - спросил Гиммель.
    -  Нет. Как самолет? Управляем?
    -  По нему ударило пару раз, но все рычаги  управления  рабо-
тают нормально.
    -  Зенитки стреляли хорошо, Гиммель.
    -  У них большая практика.
    -  Стреляют они хорошо, но без разбору, - добавил Лёвенгерц.
    Они оба рассмеялись, и их напряженность ослабла.
    -  А вы помните того парня, которого  звали  Порки?-  спросил
Лёвенгерц.
    -  Остенде, май сорок первого. Ему сказали, что он  награжден
Рыцарским крестом...
    -  ...за атаку на бреющем полете своих же кораблей! - прокри-
чал Лёвенгерц. - Потом они хотели сыграть такую же штуку со мной,
но, к счастью, вы предупредили меня, что они  разыгрывают  нович-
ков. Вы не дали им сделать из меня дурачка, Христиан!
    -  Вы были хорошим ведомым.
    -  А теперь я ваш командир эскадрильи.  Смешно  иногда  полу-
чается, правда?
    -  Вы должны бы быть командиром авиагруппы,  -  сказал  Хрис-
тиан Гиммель.
    -  Ради всего святого. Христиан, зачем вы взяли этот документ?
    -  Поэтому-то герр обер-лейтенант и отправился со мной в  по-
лет? - спросил Гиммель почтительным тоном.
    - Конечно, Христиан.
    -  Это было делом чести, герр обер-лейтенант.  Этот  документ
накладывает на всех нас грязное пятно.
    -  Что вы говорите?! Какой же это документ?
    -  А они разве не сказали вам, а? Да, наверное, даже  им  са-
мим стыдно. - Гиммель сунул руку в карман  летного  костюма,  из-
влек оттуда объемистое досье в обложке из плотной коричневой  бу-
маги и передал его через плечо Лёвенгерцу. - Прочитайте его, герр
обер-лейтенант, и вы поймете, почему я должен был так поступить.
    Сначала Лёвенгерц, опасаясь, что его вовлекают таким  образом
в заговор, хотел возвратить досье Гиммелю, не раскрывая его.  Не-
которое время он смотрел на зеленоватую ребристую поверхность мо-
ря под самолетом. Затем обер-лейтенант решился и начал читать по-
хищенный медицинский .доклад.
    "Опыты по замораживанию людей"  -  так  назывался  доклад  на
тридцати двух страницах, составленный доктором Зигмундом  Рашером
из медицинского корпуса люфтваффе. Опыты производились в  концен-
трационном лагере Дахау. Обнаженных пленных  помещали  в  ледяную
воду или оставляли в снегу и держали там до тех пор, пока они  не
замерзали и не умирали.  Через  определенные  промежутки  времени
врачи измеряли  у  подопытных  температуру.  После  смерти  трупы
вскрывались.
     Доктор Рашер, кроме того, перевел из Мюнхена в Дахау барока-
меру люфтваффе. Двести пленных поочередно помещались в эту  каме-
ру, и давление в ней понижалось до тех пор, пока тело  подопытно-
го не разрывало. Доклад по этой серии  экспериментов  был  выслан
медицинскому инспектору люфтваффе летом 1942 года.
     Доклад поразил Лёвенгерца в  самое  сердце.  Разумеется,  он
предчувствовал дурное - дурного не предчувствовали лишь немногие.
Его отец, барон фон Лёвенгерц, тоже не отвергал различных слухов,
называя их симптомами беспокойства и беспорядков. Национал-социа-
листскую партию считали мостом к здравому смыслу и  благоразумию.
Это был переходный период от полного распада на внутреннем  фрон-
те в 1918 году к нормальному положению вещей.  "Мы  должны  рабо-
тать с нацистами, даже несмотря на то что они преобразуют  Герма-
нию с целеустремленной жестокостью, Конечно, мы  не  можем  одоб-
рять многие происходящие вещи, в том числе эти лагеря, о  которых
народ говорит лишь шепотом. Это, разумеется, неприятные и  плохие
вещи, но если Гитлер мошенничает, он  мошенничает  для  Германии,
если он крадет, то крадет для Германии, если он убивает, то, сле-
довательно, делает это также для Германии. Если  он  нуждается  в
нашей помощи, то офицерский корпус должен оказывать ее  неограни-
ченно..."
     Все это, когда-то сказанное его отцом,  Лёвенгерц  попытался
объяснить Христиану, но убедить его ему так и не удалось.
     - Но чего вы добьетесь, если передадите этот неприятный  до-
кумент англичанам? - спросил Лёвенгерц.
     - Я?! Передам англичанам?!-удивился Гиммель.- Вам так сказа-
ли обо мне?
     - Тогда для чего же он вам?
     - Все очень просто, - ответил Гиммель. - Эти вещи делаются в
наших интересах - в интересах авиаторов. Результаты этих экспери-
ментов будут использованы при спасении летчиков, если им  придет-
ся сделать вынужденную посадку в океане или в Арктике.  Но,  герр
обер-лейтенант, знаете ли вы  хоть  одного  летчика,  который  не
предпочел бы скорее умереть, чем допустить эти отвратительные эк-
сперименты над пленными?
    -  Не знаю, - согласился Лёвенгерц. - При условии, что вы за-
даете этот вопрос, пока летчики не попали в воду  и  находятся  в
тепле. Но задайте летчику тот же вопрос, когда он упадет в холод-
ное море, - пожалуй, он решит по-другому.
    -  Я по-другому не решил бы.
    -  Да, не решите, потому что вы идеалист, Христиан.  Я  помню
время, когда вы говорили о национал-социалистах как о  спасителях
нашей земли. Теперь же вы разочарованы. Вы огорчены  и  возмущены
тем, что не осуществились ваши собственные радужные  надежды.  Вы
раздражены, потому что национал-социалисты не дали' вам того, че-
го они вовсе и не обещали.
    -  Конечно, я огорчен и возмущен, - согласился Гиммель, -  но
это не значит, что я был прав тогда, как и не значит,  что  я  не
прав сейчас.
    -  Это значит, что выводы следует делать после глубокого раз-
мышления и не бросаться сломя голову навстречу опасности.
    -  Нет-нет, герр обер-лейтенант, разумеется, не бросаться. Но
и не откладывать все в долгий ящик. Я сделал двадцать три фотоко-
пии этого документа. Каждая копия отослана  почтой  офицеру  люф-
тваффе. Я очень долго обдумывал список офицеров, герр обер-лейте-
нант. Вы номер двадцать третий; это ваша копия. Оригинал  отправ-
лен медицинскому инспектору люфтваффе в Берлин.
    Некоторое время они оба молчали. Черное крыло самолета отсек-
ло верхушку небольшого облака.
    -  Документ не  имеет  юридической  силы,  -  сказал  наконец
Лёвенгерц, - потому что вы послали его только офицерам люфтваффе.
Это был секретный документ.
    -  Теперь, когда копией документа  располагают  двадцать  три
офицера люфтваффе, он вряд ли стал менее  секретным.  Однако  те-
перь они не могут заявить, что им ничего не известно об этих  ве-
щах. Они должны протестовать.
    -  Вас просто-напросто арестуют. Христиан, - сказал Лёвенгерц.
    -  Да, - согласился Гиммель. - Завтра меня арестуют, но  зав-
тра меня не будут мучить угрызения совести и уж конечно я не  бу-
ду оправдывать национал-социалистов.
    -  Помолчите, Гиммель. Мне нужно время обдумать все это.
    Верхняя кромка облачности над землей была значительно выше, и
"юнкерс" неожиданно оказался в облаках. Теперь они не видели  ни-
чего вокруг. В кабине было светло от какого-то призрачного света.
Гиммель и Лёвенгерц сидели молча, освещенные, но без теней, слов-
но образчики на микроскопном стеклышке.


    -  Когда ты поедешь? - спросила Анна-Луиза. Как  обычно,  пе-
ред отъездом Баха на службу она до блеска начищала его ботинки.
    -  В три часа, - ответил он. - Меня подвезет Макс Зепп.
    Опа аккуратно и с большой любовью уложила чистое белье в  че-
модан.
    Иногда полковник Макс Зепп ездил в "мерседесе" генерала Крис-
тиансена, на котором, как и на других машинах  высокопоставленных
чинов, была сирена и развевался вымпел. Сегодня, к  разочарованию
Баха, полковник приехал на "ситроене". Макс Зепп, полный  светло-
волосый мужчина лет пятидесяти пяти, служил в штабе военного  ко-
менданта в Голландии и ведал распределением жидкого топлива  сре-
ди гражданского населения. Он откровенно признавался,  что  почти
совсем не разбирается в том деле, к которому приставлен.
    -  Вот это жизнь, - сказал Август, усаживаясь на  заднем  си-
денье машины. Шофер закрыл за ним  дверцу  и  взял  под  козырек.
Анна-Луиза помахала Августу рукой, он ответил ей тем же, и  маши-
на тронулась в путь.
    -  Самая хорошая работа во время войны, - сказал Макс. - Ког-
да я нахожусь в отпуске и вижу, как всем трудно живется  в  тылу,
меня мучат угрызения совести.
    Шофер совершал такие поездки тысячу раз. Проехав  по  Мёнхен-
штрассе, на которой жил Бах, он пересекал широкую главную  улицу,
потом ехал по кратчайшему пути мимо тыльной стороны больницы Свя-
того Антония. Старое здание больницы казалось маленьким по  срав-
нению с построенным позади него учебным центром. Через  несколько
минут машина обогнула угол фруктового сада фрау Керстен и  выеха-
ла на плохо отремонтированное шоссе.
     -  Воздушный налет? - спросил Макс.
     -  Единственный для  Альтгартена.  В  марте  прошлого  года.
Английский самолет сбросил зажигательные  бомбы  на  картофельные
поля фрау Керстен.
     -  О да, картофель... Без него вермахт не смог  бы  воевать.
Фрау Керстен, наверное, неплохо наживается на войне, Август?  На-
ходчивая женщина. Вам следует присмотреться к ней.
     -  Что вы хотите этим сказать, Макс? - Август не  мог  удер-
жаться от улыбки, увидев лицо повернувшегося к нему полковника.
     -  Так уж вы и не знаете, старый мошенник, что а  хочу  ска-
зать? - произнес тот, покачав головой. - Уж не думаете ли вы, что
я поверю, будто все свое время вы проводите в обнимку с  биноклем
и флиртуя с морскими чайками на вашей радиолокационной станции?
     -  Но я влюблен, Макс, и собираюсь жениться.
     -  На Анне-Луизе?
     -  Да. Конечно, она всего лишь простая наивная  девушка,  но
людей с изысканными манерами и утонченным вкусом с меня  уже  до-
вольно. Если она сможет мириться с превратностями моей судьбы,  я
буду Счастлив.
     Макс улыбнулся. Довольно долго они молча смотрели в окна ма-
шины.
     -  Наши дороги... - заметил Макс. - Разве мы могли  предста-
вить себе такие замечательные дороги, когда были детьми?
     -  Разве мы могли представить себе войну на два фронта и то,
что будем вынуждены перегонять по этим дорогам танковые дивизии?
     -  Сегодня я благословляю хорошие дороги, ибо  мы  поедем  в
обход, в Делен.
     -  Мы опоздаем из-за этого?
     -  Удовольствия встретиться с англичанами  вы  не  лишитесь.
Шестьдесят километров до Делена, а оттуда до вашей радиолокацион-
ной станции не больше ста пятидесяти километров, даже  если  меня
придется подбросить в Гаагу.
    -  А сколько мы пробудем в Делене?
    -  Что вы так нервничаете. Август? Успокойтесь.


    Бункер в Делене был поистине огромен. Въездная дорога в  него
шла с уклоном вниз до ровной площадки на глубине нескольких  мет-
ров. Несмотря на это, бункер возвышался над  окружающей  лесистой
местностью, словно многоэтажное здание.
    -  Это вечное сооружение, - сказал Макс. - Оно  будет  стоять
здесь сотни лет после того, как закончится война. Даже если захо-
тят снести его, это будет невозможно.
    Когда они вошли в прохладное  темное  помещение  оперативного
поста. Август изумленно покачал головой. Сопровождавший их лейте-
нант улыбнулся: изумление испытывал каждый новый посетитель  бун-
кера. Это сооружение стало достопримечательностью, которую  пока-
зывали всем  высокопоставленным  нацистским  персонам,  и  Август
стоял как раз на том месте, откуда они бросали на все вокруг пер-
вый восхищенный взгляд. Далеко внизу виднелись офицеры-операторы,
все в довольно высоком звании. Внимание этих офицеров было прико-
вано к карте обстановки проходившего в это время учения. Там, где
обычно висят занавеси, прикрывающие карту  всего  театра  военных
действий, сейчас висела нанесенная на зеленое стекло карта Север-
ной Европы шириной пятнадцать метров. Проникающего сквозь  стекло
света было достаточно, чтобы увидеть множество внимательно  смот-
рящих на карту бледных лиц офицеров. На стенах около карты  нахо-
дились большие стенды с нанесенными на них данными по  метеороло-
гической обстановке на театре и информацией о  наличии  резервных
ночных истребителей. Прохладный воздух, безмолвное движение и зе-
леный свет создавали впечатление, будто вы находитесь в  каком-то
необыкновенном огромном аквариуме.
    У каждой из сидевших на балконе девушек был фонарик  с  узко-
направленным лучом света. При помощи линзы Френеля  каждый  фона-
рик проектировал на карту маленькую белую или зеленую  фигурку  в
форме буквы "Т": белыми обозначались постоянно движущиеся англий-
ские бомбардировщики, а зелеными - преследующие  их  истребители.
Получив через головной телефон соответствующие указания,  девушки
переводили белые фигурки бомбардировщиков через Голландию и  вели
их стройными рядами на территорию северной части Германии.
    На карте появлялись перекрывающие друг друга световые  круги.
Каждый из них представлял собой радиолокационную станцию,  подоб-
ную той, на которой служил Август. Над  каждой  станцией  в  небе
постоянно кружили два ночных истребителя, готовые  устремиться  к
бомбардировщику, как только его обнаружит магический  глаз  стан-
ции. Время от времени фонарики, проектирующие белые фигурки, вык-
лючались, что означало уничтожение соответствующего  бомбардиров-
щика.
    -   Ну как, нравится вам? - спросил лейтенант.
    -   Весьма внушительно! - восторженно ответил Август.
    -   Не всегда, однако, все происходит так спокойно, как  сей-
час, - продолжал лейтенант. - Во время фактического налета обста-
новка здесь куда более напряженная.
    -   И эти маленькие белые фигурки, наверное, исчезают с  кар-
ты не так быстро, как сейчас, - заметил Август.
    -   Конечно, - согласился лейтенант, - в этом-то,  к  сожале-
нию, и заключается разница между учением и  действительным  нале-
том. - Он говорил как человек, которому хорошо известно, как бес-
конечно небо темной ночью.  -  Сегодня  мы  приготовили  для  них
кое-какой сюрприз, - добавил он.
    -   "Юнкерсы" с наддувом закиси азота? - спросил Август.
    -  О, вы уже слышали об этом, да? Плюс  стодвадцативосьмимил-
лиметровые орудия на железнодорожных платформах. Сегодня мы  при-
меним против них все, чем располагаем.
    -  Если они полетят над этими железнодорожными установками, -
заметил Август.
    -  Они всегда летят с севера на юг и всегда в направлении  на
Рур, поэтому орудия окажутся на сравнительно благоприятных  пози-
циях.
    -  По данным радиоперехвата, сегодня ожидается большой налет,
- сказал Август и посмотрел на свою радиолокационную  станцию  на
карте: дальность ее действия обозначалась слабо  освещенным  кру-
гом. Станция находилась точно на полпути между базами  английской
бомбардировочной авиации в Восточной Англии и Руром. - Моя  стан-
ция "Горностай", - добавил он.
     - Я знаю, герр обер-лейтенант,- сказал  лейтенант.-  Сегодня
вам вряд ли удастся поспать.
     Когда Август Бах вышел из полуосвещенного прохладного  диви-
зионного бункера управления истребительной авиацией,  стоял  один
из тех солнечных летних дней, когда теплый воздух тягуч, как мяг-
кая ириска, 'и когда любой здравомыслящий человек  спешит  разва-
литься на траве, пахнущей жимолостью и лесной земляникой.
     В машине Макс и Август, убаюканные однообразным видом  зали-
той солнцем сельской местности, сладко дремали. Когда машина  ос-
тавила позади Лейден, Макс очнулся.
     - А вы когда-нибудь служили вместе со своим сыном, Август? -
спросил он, закуривая сигару и предложив другую собеседнику.
     - Один месяц, в марте прошлого года. Его  батальон  выполнял
задачи связи примерно в трех километрах от аэродрома в России, на
котором была моя радиолокационная станция.
     - Это хорошо. Вам, наверное, было о  чем  поговорить  тогда,
правда?
     - Было о чем: где бы погреться. Зимой в России мы только  об
этом и говорили. В пехотном полку Петера было несколько, шинелей,
которые они отобрали у русских. Так вот, Петер дал взятку  своему
начхозу и получил одну для меня. В награду за это я показал  ему,
как под прикрытием темноты три расторопных солдата могут  стащить
два десятка буханок хлеба из походной пекарни. Я очень  гордился,
что мог передать сыну такие познания.
    -  Значит, целый месяц вы были вместе?
    -  В один из первых теплых весенних дней они уехали из  этого
местечка. Я пошел  проводить  сына  на  товарную  железнодорожную
станцию. Петер рассказал, что его часть где-то  попала  на  почти
полностью уцелевшую фабрику пианино. Когда они стреляли из  авто-
матов по струнам, раздавались  невообразимо  звучные  резонансные
трели и резкие нестройные обертоны. А ручные гранаты вызывали су-
масшедшее хаотическое нагромождение звуков. Петер сказал, что это
была самая веселая забава с тех пор, как они наступали на  Вязьму
в октябре предыдущего года.
    -  Вы опасаетесь за мальчика, Август?
    -  Конечно, Макс.
    -  А разве вы не можете организовать ему откомандирование?  В
конце концов он ведь уже отслужил на русском  фронте...  сколько?
Восемнадцать месяцев?
    -  Двадцать один месяц. Он  никогда  не  простит  мне  этого,
Макс. Как он будет чувствовать себя? Как любой из нас  чувствовал
бы себя в таком случае?
    -  Вы имеете в виду неисполненный долг? Я чувствовал бы  себя
отлично, Август.
    -  О, Макс, вы же знаете, каково это - желать,  чтобы  вашему
сыну оторвало ногу, лишь бы он остался в живых!
    -  Извините, Август.
    -  Не стоит, Макс. Думать о таких вещах не очень-то  приятно.
На войне все может случиться и ничто нельзя считать вероятным  на
сто процентов. Какая-нибудь секунда, какой-нибудь  росчерк  пера,
неправильно понятый взгляд,  прикосновение  пальца  к  спусковому
крючку - все это может означать разницу между Рыцарским крестом и
трибуналом, возведением в святые и вечным проклятием.
    -  А сын пишет вам?
    -  Приблизительно раз в месяц.
    -  И он ненавидит войну так же, как и вы?
    -  Макс, друг мой, должен сказать вам, что он  любит  ее.  Мы
передали наш мир своим детям. Стоит ли удивляться, что паши  дети
стремятся к разрушению? Всякий годный к службе настойчивый  юнец,
если он только пожелает, может получить в свое распоряжение  бом-
бардировщик, подводную лодку или артиллерийскую батарею  и  сеять
опустошение в мире - в том мире, который мы,  старшее  поколение,
так долго сколачивали. Восемнадцатилетние дети незаметно  подкра-
дываются к двадцатитысячетонному торговому судну, нажимают  кноп-
ку и хладнокровно наблюдают,  как  оно  погибает.  Они  поджигают
большие города и переворачивают вверх ногами паше общество в  об-
мен на кусочек разноцветной ленточки. Где мы  споткнулись,  Макс?
Каких детей вырастят они и что сделают с нами?
    -  По-моему, вы лицемерите, друг мой. Вы осуждаете  тех,  кто
сражается, и называете наших героев убийцами,  однако  сами  нис-
колько не пренебрегаете уважением и  восхищением,  проявляемым  к
вам, как к опытному летчику-истребителю. И вы носите на шее  без-
делушку, которой награждены. Нет-нет, дорогой Август,  вы  хотите
съесть свой кусок торта, а остатки бросить в лицо  другим  людям,
подобным мне.


 

ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3]

Страница:  [1]