историческая литература - электронная библиотека
Переход на главную
Жанр: историческая литература

Кураев Михаил  -  Жребий №241


Переход на страницу:  [1] [2]

Страница:  [1]




                              Романтическая хроника

                              Ольге Николаевне Кураевой

                              "Всякий может фиглярствовать  и  изобра-
                              жать на подмостках честного человека, но
                              быть порядочным человеком в глубине  ду-
                              ши,  где все дозволено,  куда никому нет
                              доступа,  - вот поистине вершина возмож-
                              ного".

                              Мишель Монтень

                               СВИДЕТЕЛЬСТВО

   Дано сие  девице  Кароле-Марие-Юзефе  Шмиц в том,  что она,  как из
представленных документов видно, дочь Прусского подданного, родилась 6
июля  1880 года в Белостоке и крещена в веру Христианскую Римско-Като-
лического исповедания;  образование получила во французской школе  Св.
Петра и Павла в Москве, от которой имеет свидетельство об учении.
   Вследствие поданного ею прошения о желании вступить в домашние учи-
тельницы и его рассмотрения, предоставленных ею удостоверительных сви-
детельств,  которые найдены удовлетворительными, допущена была к испы-
танию  в Испытательном Комитете Московского Учебного Округа и показала
во французском языке хорошие сведения и, сверх сего, в присутствии ис-
пытателей с успехом дала пробный урок по означенному предмету. А пото-
му ей,  ШМИЦ,  дозволено преподавать французский язык на праве  ДОМАШ-
НЕЙ<|>  УЧИТЕЛЬНИЦЫ  и  исправлять сию должность,  на что она,  как не
русская подданная, не может пользоваться выгодами и преимуществами се-
го звания.
   В удостоверение чего дано сие свидетельство за надлежащим  подписа-
нием и с приложением печати Канцелярии Попечителя Московского Учебного
Округа.
   Января 15  дня  1897  года  Попечитель Московского Учебного Округа,
   Заслуженный профессор, Тайный Советник и Кавалер Н. Богаевский Пра-
   витель канцелярии В.  Карманов Гражданский статус моей бабушки, Ка-
   ролины Юзефы Марии Шмиц, долгое
время определялся  фактом ее прусского подданства.  Бабушке еще только
   шестнадцать лет, а она уже (умеют немцы устраи-
ваться!) имела профессию, обещавшую независимость и кусок хлеба. Поче-
му бабушка не держала одновременно экзамен по немецкому  языку,  столь
же ей близкому, как и русский, а также по английскому и по итальянско-
му,  на которых писала и читала так  же  свободно,  как  по-немецки  и
по-русски, ответа мы уже никогда не получим.
   Здесь можно было бы предъявить подлинник записной  книжки,  которую
бабушка вела в заграничных вояжах:  в Италии по-итальянски, во Франции
по-французски, в Женеве, Лейпциге и Берлине по-немецки, в России книж-
ка велась исключительно на русском языке.
   Знание основных европейских языков позволило бабушке  объехать  всю
Европу  в  качестве  юной  камеристки  богатенькой  госпожи Катуар,  к
счастью, иностранных языков не знавшей, несмотря на свою нездешнюю фа-
милию.
   В конце прошлого века среди русских женщин распространилась мода на
получение образования,  мода же, как известно, не налагает иных обяза-
тельств, кроме обязанности быть модным. В этой связи есть резон предъ-
явить еще одно свидетельство (из двух имеющихся), говорящее о том, что
бабушка не зря занимала внимание Испытательного  Комитета  Московского
Учебного Округа.
   СВИДЕТЕЛЬСТВО Сим имею честь свидетельствовать,  что домашняя  учи-
   тельница,  Кароля  Васильевна ШМИЦ в продолжении времени с 1-го ок-
   тября 1899 года по 1-ое июля 1902 го-
да, при  отличном  поведении  действительно занималась обучением детей
моих Ивана, Андриеты и Петра 6, 7 и 8-летнего возраста; исполняла свои
обязанности  совершенно добросовестно и находилась при детях на посто-
янном жительстве.
   А. П.  Мусси  1902 года Октября 14 дня Французский гражданин Андрей
   Петрович Мусси Преображенка,  Генеральная ул. Тов-во Шелковой Ману-
   фактуры подпись его руки удостоверяю Лефортовской части 2 уч. Прис-
   тав И.  Языков Прадед,  Вильгельм Францевич,  был человеком состоя-
   тельным и принадле-
жал цеху немецких мастеров,  призванных в  текстильную  промышленность
Москвы  для  сообщения  ей европейского уровня технологий и производс-
твенной культуры. Не требуя веры на слово, прежде чем предъявить дыша-
щий на ладан документ,  необходимо сделать маленькое отступление, пос-
кольку к сообщаемому тексту нет возможности прикрепить  сам  документ,
непосредственно и в подлиннике.
   Вид документа,  ткань, на которой он исполнен, средства исполнения,
шрифт, почерк выразительны до чрезвычайности и блещут то красноречием,
то выдающимся косноязычием.  Они - дети,  дети своего времени,  и этим
сказано все!  Семейный архив сохранил "Анализ мочи", выданный "Аптекой
д-ра Пеля" 14 ноября 1907 года.  Какая бумага! Какое количество вензе-
лей,  медалей, причудливых украшений, фундаментальностью своей он пре-
восходит даже "Выписи из метрических книг" того же времени,  не говоря
уже  о  более поздних свидетельствах о рождении,  аттестатах зрелости,
почетных листах и грамотах за "успехи  в  социалистическом  соревнова-
нии". Сам вид "Анализа мочи" говорит об огромном воспитательном значе-
нии документа:  если даже к вашей моче такое серьезное  отношение,  то
как  же  ответственны вы должны быть за свои мысли,  чувства,  слова и
поступки!
   Полагаю, что несколько предъявляемых документов должны быть хотя бы
кратко описаны.
   Вот "Удостоверение", подтверждающее часть трудового стажа моего не-
забвенного прадеда.
   Бумага желтая, хрупкая, уже потрескавшаяся, изначально полупрозрач-
ная,  поэтому прежде чем читать документ, надо четко сориентироваться,
где лицевая сторона,  где обратная. Документ занимает треть машинопис-
ной странички.  Левую сторону почти полностью закрыл чернильный  штамп
"В.П.С.Т.  Гучковского отделения ФАБ.-ЗАВ.-КОМА",  остальная часть ис-
полнена на пишущей машинке,  страдающей акцентом на букву "А", что го-
ворит о близости Москвы, и букву "Е", что просто говорит о ее изношен-
ности.

      В.П.С.Т. УдостовЕрЕниЕ Гучковское отделение НАстоящЕЕ  удостовЕ-
   рЕниЕ выдАно от ФАБ.-ЗАВ.-КОМ. ФАбкомА Октябрьской Суконной фАбрики
   Ивановская фабрика грАждАнкЕ КАролинЕ ВАсильЕвнЕ тонких сукон КУРА-
   ЕВОЙ  в том,  что ЕЕ отЕц ВАсилий Московского района ФрАнцЕвич ШМТЦ
   рАботАл нА 14 сентября 1925 г. вышЕупомянутой ф-кЕ в кАчЕствЕ N 572
   ткАцкого мАстЕрА с 1892 г. по 1913 год ст. Манихино что и удостовЕ-
   ряЕтся Печать ПрЕдсЕдАтЕль фАбкомА НУЖДИН Всероссийский проф.  союз
   текстильщиков СЕкрЕтАрь ЛЕБЕДЕВ Служа мастером на Ивановской фабри-
   ке под Воскресенском, прадед, как и
многие немцы-мастеровые,  держал квартиру на Мясницкой, в самом центре
Москвы. Лояльность по отношению к российским властям и невмешательство
во внутренние, и без того чрезвычайно напряженные, дела Российской им-
перии, не оградили старавшегося походить на императора Вильгельма уса-
ми и прической Вильгельма Францевича и добрейшую Агнессу Карловну, ро-
дителей моей немецкой бабушки,  от соплеменников моего русского дедуш-
ки,  давших первый бой немчуре в августе Четырнадцатого непосредствен-
ными погромами на улице Мясницкой, впоследствии переименованной в ули-
цу  Кирова.  Прадед  с  прабабушкой под натиском беззаветных патриотов
отступили на заранее подготовленные позиции на реке Истре, где предус-
мотрительным  Вильгельмом  Францевичем  по выходе на пенсию был куплен
дом знаменитой писательницы,  автора бестселлера "Разоренное  гнездо",
за пять тысяч целковых.
   Московские немцы были недовольны, когда им устроили трепку ребята в
косоворотках, но позволительно спросить, почему это бабушке, родившей-
ся в России, понадобилось идти в католический пансион, а не в нормаль-
ную русскую школу?  Дело в том, что государь разнообразнейшей по веро-
исповеданиям страны высочайше повелел с детей  католиков,  обучавшихся
даже  в  церковно-приходских школах,  не говоря уже о казенных,  брать
подписку о их желании присутствовать на уроках закона божьего, без че-
го  им  аттестата не давали.  Желания получить аттестат ценой унижения
бабушка не имела.  Это жене царя ради короны пришлось  поменять  веру,
бабушке было проще.
   Итак, в январе 1897 года бабушка  получила  свое  свидетельство  на
право  работать  домашней учительницей,  что впоследствии позволило ей
работать в гимназии и в советских школах,  а полгода  спустя  будущему
жениху и мужу так же было выдано "СВИДЕТЕЛЬСТВО", сходное с бабушкиным
лишь тем особым нечеловеческим языком,  на котором власти предпочитают
разговаривать с подданными.
                                  СВИДЕТЕЛЬСТВО Кураев Николай Никанд-
   рович, сын крестьянина Калужской губернии, Пере-
мышльского уезда,  села Желохова,  приписанный для отбывания  воинской
повинности  ко 2 призывному участку Звенигородского уезда,  Московской
губернии явился к исполнению воинской повинности при призыве 1897 года
и,  по вынутому им щ 241-му жеребья,  подлежит поступлению на службу в
постоянные войска,  но, на основании "53" (61 п.4) ст. Устава о воинс-
кой  повинности поступление ему на службу отсрочено до 27 летнего воз-
раста,  как состоящим студентом Харьковского университета но не  далее
призыва 1902 года.
   Выдано Московской губернии Звенигородским Уездным по  воинской  по-
   винности  Присутствием  июня  4 дня 1897 года за щ 258 Председатель
   Присутствия Михайлов.  К "Свидетельству" приложен  билет  величиной
   чуть больше старой пятер-
ки, тоже синеватого цвета,  на нем значится:  "ЖЕРЕБИЙ №241", тот са-
мый, вынутый в надлежащий день дедом.
   Мой прапрадед, Иоаким Иванович, был крепостным у помещицы Толстой в
Калужской губернии, прадед, Никандр Иоакимович, уже записан временноо-
бязанным,  то есть полурабом,  и в этом праве, как человек грамотный и
рачительный,  стал конторщиком.  Дед же, Николай Никандрович, закончил
университет по медицинскому факультету и стал врачом.
   Для получения  бесплатного среднего образования ему вместе со стар-
шим братом, Сергеем Никандровичем, пришлось идти в духовную семинарию.
Относясь к вере серьезно и искренне,  ни дед, ни его брат не предпола-
гали себе карьеры на колокольном поприще.  Служение людям - да,  но не
молитвой и кадилом.
   Официального запрещения для окончивших семинарию поступать  в  уни-
верситеты не было, но препятствия к тому чинились по негласному сгово-
ру властей,  изумительно владеющих и по сей день  искусством  придания
рамкам закона мягкости и растяжимости.
   Подав прошение о зачислении в Московский университет,  дед  получил
отказ.  О  Петербургском и речи быть не могло,  но отступать было не в
правилах Николая Никандровича, и он, прихватив скрипку, на которой вы-
учился играть в семинарии,  отправился в Томск,  где нужда в грамотных
студентах была острей, чем желание угодить церковным властям.
   Не имея  достаточной  зимней одежды,  дед в Томске отморозил правое
ухо,  когда шел на вечеринку,  неся в руках скрипку.  Он  перекладывал
инструмент из руки в руку,  прикрывая свободной рукой изъедаемое моро-
зом ухо;  стужа оказалась проворней деда,  и ухо пришлось спасать. Это
все, что сегодня известно о пребывании деда в Томске. Впрочем, дед на-
долго сохранил доброе чувство к Томску и почитал именно  Томск,  а  не
Иркутск столицей Сибири.
   Непрестанно хлопотавший о восстановлении справедливости дядя  Воло-
дя, брат рано умершего отца Николая Никандровича, добился-таки перево-
да деда из Томского университета в университет Харьковский,  также  на
медицинское  отделение.  Не  удовольствовался Владимир Иоакимович тем,
что племянник стал обучаться в Харькове.  И здесь имел место первый  и
последний прямой контакт нашей фамилии с главой царствующего дома. Дя-
дя Володя,  пройдя за три года, как и полагалось, все круги бюрократи-
ческих,  юридических,  чиновничье-идиотических  оборонительных  линий,
возведенных вокруг едва взошедшего на престол последнего русского  ца-
ря, писал на Высочайшее имя. Писал дядя Володя, надо думать, разумно и
убедительно.  Помазанник, разумеется божий, всемилостивейше соблагово-
лил  дозволить своему подданному по сути-то дела воспользоваться зако-
ном, своим законным правом! Ни о какой иной милости самодержца не про-
сили.  Но  такова уж наша чудесная держава,  где и законом-то и правом
можно пользоваться лишь как Высочайшим  одолжением.  Навряд  ли  госу-
дарь-император сознавал,  что разрешая своему подданному, сыну кресть-
янина Калужской губернии, Перемышьского уезда, села Желохова, обучать-
ся по выбору,  хоть в Московском,  а хоть и в Санкт-Петербургском уни-
верситетах,  он не милость творит, а покрывает своим благоволением как
раз беззаконие, позволяющее чиновникам вертеть правом по своему усмот-
рению.  Интересно, а что если бы государю доложили, что его запоздалой
милостью сын крестьянина Калужской губернии, Перемышьского уезда, села
Желохова пренебрег, оставил ее без последствий?..
   Деду царская милость не льстила,  он рассуждал, исходя из интересов
дела,  а делом было получение основательного образования.  Два года он
отучился в Томске,  теперь заканчивал четвертый курс в Харькове. Опять
менять место, преподавателей, обживать новое учебное пространство? Ме-
дицинская кафедра в Харькове была сильной, и это решило дело.
                                      ДИПЛОМ Предъявитель сего,  Нико-
   лай Никандрович Кураев, сын крестьянина, веро-
исповедания православного, родившийся 9 Декабря 1875 года, по удовлет-
ворительном  выдержании  в  Императорском  Харьковском  университете в
1897-1898 гг.  полукурсового испытания и по зачете определенного уста-
вом числа полугодий на медицинском факультете Харьковского университе-
та,  подвергался испытанию в медицинской  испытательной  комиссии  при
Харьковском  университете в Сентябре и Октябре месяцах 1901 года,  при
чем оказал следующие успехи...
   ...вот "успехи"  деда,  перечисленные  в дипломе,  по всем двадцати
трем дисциплинам оценивались только как "удовлетворительные" и "весьма
удовлетворительные". Как-то не вязалась с дедовской основательностью в
отношении к делу по нашим меркам посредственность знаний.  Так то наши
мерки!  Видно в прежние времена к словам относились сугубо серьезно, и
если знания испытываемого удовлетворяли, да еще и весьма удовлетворяли
испытателей, то лекарь получал диплом с отличием...
   По сему и на основании Высочайше утвержденного мнения Государствен-
ного Совета 5 ноября 1885 года, г. Кураев, в заседании медицинской ис-
пытательной комиссии 14 Октября 1901 года,  удостоен степени лекаря  с
отличием со всеми правами и преимуществами, поименованными как в озна-
ченном Высочайше утвержденном мнении Государственного Совета,  так и в
ст.92 устава университетов 1884 года.
   В удостоверение сего и дан сей диплом г. Кураеву за надлежащею под-
писью и с приложением печати Управления Харьковского округа.
   Город Харьков.  Ноября 30 дня 1901  года.  Попечитель  Харьковского
   учебного округа М.  Алексеенко Председатель Медицинской испытатель-
   ной комиссии И.  Клейн Правитель канцелярии Н.  Зимович Сам  диплом
   являет собою несгибаемой твердости лист плотной бумаги
размером в два машинописных листа, составленных рядом. И хотя хранится
он  сложенным вчетверо,  но в развернутом виде топорщится и при чтении
удерживать сей диплом приходится двумя руками. Смею полагать, что нес-
гибаемую силу придает сему диплому "Факультетское обещание", набранное
на обратной стороне тем же торжественным типографским шрифтом,  что  и
весь текст диплома.
                              ФАКУЛЬТЕТСКОЕ ОБЕЩАНИЕ Принимая с глубо-
   кой признательностью даруемые мне наукою права врача
и постигая всю важность обязанностей, возлагаемых на меня сим званием,
я  даю  обещание  в  течение всей своей жизни ничем не помрачить чести
сословия,  в которое ныне вступаю. Обещаю во всякое время помогать, по
лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим; свято
хранить вверенные мне семейные тайны и не употреблять во зло оказывае-
мого мне доверия. Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способс-
твовать всеми своими силами ея процветанию, сообщая ученому свету все,
что  открою.  Обещаю  не  заниматься  приготовлением и продажею тайных
средств.  Обещаю быть справедливым к своим сотоварищам-врачам и не ос-
корблять их личности; однако же, если бы того потребовала польза боль-
ного, говорить правду прямо и без лицеприятия. В важных случаях обещаю
прибегать к советам врачей,  более меня сведующих и опытных;  когда же
сам буду призван на совещание, буду по совести отдавать справедливость
их заслугам и стараниям.
   Какой превосходный, серьезный и практический документ! Именно "Обе-
щание", а не предосудительная, с точки зрения искреннего христианства,
языческая "клятва".  Отступление от "клятвы" - преступление, "клятвоп-
реступник", это уже и приговор и несмываемое пятно, что бы там ни бор-
мотал в свое оправдание отступник. Иное дело "Обещание", и отступивше-
му  от  него остается дорога к чести.  В "Обещании" больше и доверия и
милосердия, оно обязывает без угрозы. Человечно, хорошо!
   Закончив университет, дед пожелал работать у себя на родине, куда и
был приглашен в качестве фабричного врача  на  Ивановскую  текстильную
фабрику,  где  уже  почти  десять  лет к тому времени работал мастером
Вильгельм Францевич, будущий дедушкин тесть...
   Быть может, дедушка и бабушка, Николай Никандрович и Кароля Василь-
евна,  как на русский манер стали звать Каролю-Марию-Юзефу,  и были на
небесах предназначены исключительно друг для друга,  на земле это было
понято не всеми и не сразу.
   В памяти кураевских потомков сохранился некий Н.  Канавин,  кстати,
тоже Николай, один из соискателей бабушкиного сердца и претендентов на
ее руку. Свидетельства за подписью Н. Канавина должны быть предъявлены
для того,  чтобы не возникло предосудительное мнение о том, что бабуш-
киной руки никто не искал, а потому она так долго, целых два года жда-
ла деда с войны.
   Открытки, посылаемые бабушке из Лейпцига,  Берлина,  Парижа,  подт-
верждают искренность чувств Н.  Канавина и серьезность намерений.  Ба-
бушка отвечала ему из Рима,  Кельна,  Триеста,  Парижа и Москвы - Пет-
ровский бульвар, дом Трындина, кв. 9.
   Ея Высокоблагородию Каролине Вильгельмовне Шмиц. Лейпциг, 13 авгус-
   та 1902 г.  Дорогая Кароля, получил Вашу карточку из Парижа, так же
   получил из
Берлина. Благодарю за память. Я был серьезно болен. Теперь поправился,
но очень изменился.  В Лейпциге, вероятно, придется пробыть еще недели
4-5 самое меньшее. Вы пишете, что, как Вам кажется, дружба наша разош-
лась. Я, Кароля, отношусь к Вам совершенно так же, как и в прошлом го-
ду.  С моей стороны мое ровное чувство искренней дружбы к Вам не изме-
нится,  вероятно,  никогда и,  если изменится наше обоюдное отношение,
то,  конечно, виноват в этом не я. Итак, пишите, если найдете желание,
мне по старому адресу в Лейпциг. Жму руку. Желаю всего лучшего.
   Ваш Н. Канавин Не письмо, а какое-то уведомление! "Я отношусь к Вам
   совершенно так
же, как в прошлом году..." "С моей стороны мое ровное чувство"  "Пиши-
те, если найдете желание..." На что рассчитывал с такими текстами этот
Канавин?! Такие письма пишут только немцы в русских водевилях, или ка-
кой-нибудь господин Лужин из страшненького романа.
   Младшая сестра моего отца,  стало быть,  тетка, рассказывала, как в
юные свои годы, рассматривая открытки с видами Берлина, Лейпцига и Же-
невы, она спросила у своей мамы, моей бабушки, кто такой "Н. Канавин".
   "Он хотел быть моим мужем",  - сказала бабушка.  "Как!  - удивилась
   юная еще в ту пору тетка, бывшая уже четвертым ре-
бенком, - тогда мы были бы не Кураевы, а Канавины?!" "Вас вообще могло
   не быть",  - сказала бабушка.  И о Канавине, с его "ровным чувством
   искренней дружбы", больше ни
слова! Претендентки на руку и сердце молодого врача, игравшего в люби-
   тель-
ских концертах на скрипке и  прекрасного  конькобежца,  документальных
свидетельств по себе не оставили,  но сохранились безусловно достовер-
ные предания, во все времена имеющие хождение наравне с документами.
   Это было в Воскресенске.  Это было зимой.  Это было на катке. Некая
   Леночка Янковская, влюбленная в деда и оберегавшая его даже от
мнимых соперниц,  набросилась на катке на бабушку,  принародно обвиняя
ее в том,  что из-за ее неловкости (это бабушкина-то неловкость!)  ра-
зорвалась цепь державшихся друг за дружку катальщиков и катальщиц, так
называемая "змейка",  раскрученная стоящим в центре  самым  сильным  и
умелым конькобежцем, естественно, дедом. Доктор Кураев, уже второй год
работавший на одной из фабрик М. С. Попова, в чьей конторе на Петровке
впоследствии  привольно разместилось Министерство морского флота,  был
за справедливость,  не думая о последствиях. Он тут же встал на защиту
бабушки,  убедительно доказав,  что в разрушении "змейки" ее вины нет.
"Ну и оставайся со своей Каролей!" - крикнула разобиженная  Елена  Ян-
ковская, уверенная в том, что худшего деду и невозможно пожелать.
   Дед еще раз пристально посмотрел на бабушку,  глядевшую  на  своего
заступника сквозь слезы доверчиво и с благодарностью,  и действительно
решил остаться с ней навсегда, до последнего часа.
   А Канавин не унимался.  Вот она,  эта открытка из Нью-Йорка с видом
   высоченного, чем-то напо-
минающего нос океанского лайнера,  небоскреба на углу Бродвея. Russia.
   Moscow.  Ея Высокопревосходительству Кароле Васильевне  Шмиц.  Пет-
   ровский бульвар,  д.Трындина,  кв.  9. НЬЮ-ЙОРК. 8 дек. н/ст. 1903.
   Шлю моей доброй,  хорошей Кароле привет из далекой Америки,  где  я
   уже
четыре дня. Сегодня перебрался из гостиницы в комнату. Чудная комната,
но хозяева мне не нравятся. Впрочем, обо всем я напишу как-нибудь дня-
ми письмо, а пока крепко, крепко жму Вашу руку.
   Ваш Коля.  Пишите, чем несказанно будете меня радовать. Письмо Ваше
   получил по
приезде сюда.  Большое спасибо. Как далеко продвинулся этот черт-Кана-
   вин, забравшись в Америку: "моей
доброй, хорошей",  и руку он уже жмет "крепко,  крепко" и ждет, видите
ли,  что бабушка будет его "несказанно радовать"...  Не дождешься! она
будет радовать деда.
   И о Канавине больше ни слова! Лучше лишний раз взять в руки и пере-
   читать рождественскую открытку
образца 1903 года.  Воскресенск, Звенигородского уезда, Московской гу-
   бернии. Ея Высокоблагородию Кароле Васильевне Шмиц, Московская ули-
   ца, в
собств. доме. Дорогая Кароля Васильевна. Шлю Вам самые сердечные поже-
   лания. Дай Вам
Бог побольше сил и здоровья. Мне хорошо - немного скучаю. Болела грип-
пом,  теперь лучше,  хотела,  чтобы и Вы меня не забывали. Николаю Ни-
кандровичу предсказываю беспримерный успех в концерте.
   Целую Вас Январева. Это та самая Январева, что была некоторое время
   попутчицей бабушки и
госпожи Катуар во время разъездов по Германии и  Италии.  Но  документ
ценен  упоминанием деда,  а раз бабушке пишут про деда...  Это значит,
что "беспримерный успех" деда в концерте для бабушки значит не меньше,
чем  рождественские  поздравления и пожелания здоровья!  Все пока идет
отлично,  главное, чтобы ничего не случилось. Никаких Канавиных, ника-
ких Гартунгов, никаких Веселаго!
   Но Романов, Романов, вот где узкое место России. О, если бы Николай
   Александрович Романов не позволял друзьям, родс-
твенникам, врагам,  да что врагам,  вовсе проходимцам,  водить себя за
нос, а вместе с собой и "землю Русскую", хозяином которой он себя счи-
тал,  может быть,  меньше невзгод выпало бы на него самого  и  на  его
большую семью и уж вовсе ни в чем не повинных детей,  а заодно,  может
быть, меньше разлук и печали досталось бы и бабушке с дедушкой.
   Казалось бы,  залогом европейского мира могло послужить уже то, что
на английском,  немецком и русском престолах в начале века сидела род-
ня,  в их жилах было очень много общей крови.  Но короли, императоры и
цари не знают дружбы.  Вот и русско-японская война  была  организована
по-родственному,  по-семейному.  Немецкая  и английская родня русского
царя,  заручившаяся поддержкой благодетельно демократических Соединен-
ных  Штатов,  напугали  японцев аппетитами своего русского "брата".  И
немцы и англичане мечтали ударить по длинной руке,  искавшей своих вы-
год  не  в  устройстве собственного дома по-человечески,  а в карманах
желтолицых братьев,  населяющих просторы Манчжурии и теснины Кореи.  И
деньгами  и  вооружением и советами помогли японцам собраться в поход.
Как ни тянули царевы дипломаты переговоры с  несговорчивыми  японцами,
как  ни  пытались государевы полководцы,  почему-то всегда к войнам не
готовые,  уверить всех, а главным образом, самих себя в том, что войны
не будет, она грянула.
   Хотя на дворе стоял январь,  и для самого царя и даже для  его  на-
местника  на  Дальнем  Востоке  адмирала  Алексеева разрыв отношений с
японцами был прямо снегом на голову. Всего тремя неделями раньше имен-
но  адмирал  Алексеев  уверял  главного инженера недостроенной главной
крепости на Дальнем Востоке,  Порт-Артура: "Поезжайте, батенька, в от-
пуск, здесь у нас не предвидится никакой тревоги".
   Тревоги и не было,  просто японские миноносцы 26 января  подошли  к
Порт-Артуру да и атаковали стоявшие на внешнем рейде, не защищенные ни
минными заграждениями,  ни мудростью начальства броненосцы "Цесаревич"
и "Ретвизан" и крейсер "Палладу".  24 января,  когда Япония объявила о
разрыве дипломатических отношений,  дальновидные и мудрые вожди России
все еще на что-то надеялись,  теперь государь понял, что началась вой-
на.
   Дневник императора.  1904 год. 26 января. Понедельник. Утром у меня
   состоялось совещание по японскому вопросу; решено не на-
чинать самим. Завтракали: Ольга и Петя (деж.). Принимал долго губерна-
   торов. Весь
день находился в приподнятом настроении! В 8 час. поехали в театр; шла
   "Русалка" очень хорошо.  Вернувшись домой, получил от Алексеева те-
   леграмму с известием, что
этою ночью японские миноносцы произвели атаку на стоявшие  на  внешнем
рейде "Цесаревич", "Ретвизан" и "Палладу" и причинили им пробоины. Это
без объявления войны. Господь, да будет нам в помощь!
   Вот какой был у деда царь. Утром решил "самим не начинать", а вече-
ром после "Русалки" диву дается,  как же это японцы вдруг посмели  на-
чать!
   Дед, готовый вести бабушку к аналою,  вместо свадебного подарка ку-
пил невесте путеводитель и атлас с тем, чтобы бабушка могла следить за
походом жениха на разгром Японии.
   Для государя  и  для деда это была первая война в их жизни.  Каждый
   предался ей в меру своих способностей, в рамках своих обязан-
ностей и  в  силу  понимания  своего  долга перед семьей и Отечеством.
   Вступая в войну,  российский император,  среди множества титулов  и
   наз-
ваний имевший еще и звание "военного вождя", располагал простым и чет-
ким планом действий в три этапа.  Этап первый:  разгром японских сухо-
путных сил в Манчжурии.  Этап второй:  разгром японских военно-морских
сил на море. И, наконец, этап третий - морской десант российской пехо-
ты, артиллерии и кавалерии на японские острова, взятие Токио и оконча-
тельный разгром противника.
   Для победы на море в срочном порядке строились и достраивались рос-
кошные броненосцы,  закупались крейсера.  Пехоты было столько, сколько
японцам и не снилось. А одно только сибирское казачье войско превосхо-
дило неважнецкую японскую кавалерию числом раз в пять.
   Однако, перспективы хорошо задуманной и обеспеченной всем достояни-
ем  империи  войны с едва различимой с петербургского престола Японией
кое-кому не казались и с самого начала столь уж радужными.
   Прогноз председателя комитета министров Витте, высказанный в начале
войны,  в своей реалистической сдержанности приближался к жанру  опти-
мистической трагедии: "Конечно, в конце концов мы возьмем перевес, ибо
мобилизуем все новые и новые войска, мы в результате засыпем японцев и
людьми,  и орудиями войны. Но что будет после? Чуется, что все это да-
ром не пройдет. Но утешаюсь, что может быть это излишняя моя впечатли-
тельность.  По  крайней  мере,  Государь  имеет  совершенно  спокойный
вид..."
   У деда, пожалуй, тоже был план, но один на всю жизнь. Власти во все
   времена прилагали и прилагают поныне немалые усилия ума
и какого-то  особого  таланта  в изыскании средств и способов в первую
очередь физического угнетения,  уничтожения или хотя  бы  приумножения
разнообразных страданий своих обременительно бессчетных подданных. Дед
же, как раз напротив, из каких-то неведомых властям побуждений, и явно
им  в пику,  овладел искусством врачевания и делал все от него завися-
щее, чтобы облегчить или уменьшить страдания своих сограждан.
   В мирное время дед был фабричным врачом и земским,  но в пору войн,
а их ему досталось три, при органической, в отличие от царя, антипатии
к армейщине, он надевал-таки военную форму. Судя по тому, что полково-
му врачу 3-го Верхнеудинского казачьего полка кроме медицинского  инс-
трумента и перевязочных материалов,  выданных,  разумеется, не в комп-
лекте и в недостаточном количестве, была вручена остро отточенная бое-
вая шашка, император, надо думать, надеялся, что в свободное от враче-
вания время дед будет ходить в казачьей лаве в конные  атаки  и  будет
сечь клинком, как капусту, врагов престол-отечества, ненавистных саму-
раев и их китайских приспешников, тех же хунхузов.
   Прямых свидетельств  участия деда в конных рубках и штыковых атаках
нет,  как,  впрочем, нет документов и свидетельств доказывающих обрат-
ное. Вероятность же встречи деда с японцами в красивом и честном руко-
пашном поединке с применением шашки маловероятна,  поскольку японцы от
подобных схваток постоянно уклонялись, предпочитая уничтожать нашу жи-
вую силу на расстоянии, в чем, кстати, преуспели.
   Дед, чьи отсрочки от призыва "на службу в постоянные войска" истек-
ли еще в 1902 году,  вдруг устремился на войну  удивительно  поспешно.
Считая нападение Японии как бы нарочитым препятствием к его соединению
с бабушкой,  он ринулся на театр военных действий,  желая  по-видимому
как  можно  скорее устранить досаднейшее обстоятельство,  оттягивающее
его счастье.
   26 января  обстреляли "Ретвизан" и "Палладу",  а 12 февраля дед уже
писал бабушке из Челябинска!
   Дорогая моя голубка Кароля! Благополучно прибыли в Челябинск. Здесь
   сверх ожидания приходится
вместо одного часа стоять целых три, вследствии большого скопления во-
инских поездов.  Впрочем,  я, как и все, этим доволен, ибо уже надоело
сидеть  в вагоне.  По приезде на станцию я вместе с товарищем (молодым
доктором, который сел со мною в Москве в одном купэ) взяли извозчика и
поехали  в город Челябинск,  в 4-х верстах от станции.  Объездили весь
город. Особенного ничего не представляет, но все-таки выглядит доволь-
но прилично и не хуже многих наших уездных городов.  Тут имеется очень
хороший Народный дом,  в который мы заходили,  чтобы осмотреть его. Ну
право, такой прекрасный дом, что хоть бы и впору и губернскому городу:
просторный зрительный зал,  отдельный зал для  чайной,  для  библиоте-
ки-читальни;  большая  удобная сцена,  очень удобная "галерка".  Везде
электрическое освещение от собственной машины. Снаружи здание тоже до-
вольно красиво.  В общем,  и я, и товарищ довольны вполне прогулкой по
морозцу в 10о.  Теперь сел обедать и строчу тебе, милая, это послание.
В одном со мною вагоне едет на Дальний Восток врач Льговского (Курской
губ.) земства Лончинский, призванный как и я на действительную службу.
Он путешествует дальше меня - в Харбин. Время проводим в вагоне-ресто-
ране и за спаньем.  Я вполне здоров и благополучен. Каждый день говорю
тебе  спасибо  за фрукты,  конфекты и папиросы.  Но только что кажется
конфектами-то ты чересчур перестаралась: слишком много ты их положила.
   Поздравляю тебя, мой милый ангел, с знаменательной годовщиной - се-
годня 12-е февраля!
   Как жаль,  что я вдали от тебя, а не вместе с тобой в этот день! Ты
не знаешь,  моя хорошая, милая Кароля, как много я получил от тебя хо-
рошего,  светлого,  чистого!  Не хватает слов,  чтобы выразить тебе то
глубокое чувство благодарности, которое я чувствую. Одно теперь непри-
ятно  -  эта полная неизвестность,  когда же я снова увижу мою дорогую
Каролю,  когда снова буду иметь возможность расцеловать ее,  прижать к
моей груди...  Когда-то это будет? Ну, да что Бог даст! Ты, мой ангел,
не унывай, не падай духом. Верь, надейся и терпи! Знай, что всюду вда-
ли,  за тысячи верст от тебя ты всегда со мною, с мыслью о тебе я буду
всюду, куда бы не занесла меня судьба.
   Крепко, крепко целую тебя, моя дорогая! Обнимаю тебя и жму твою ру-
ку! Весь твой. Н. Кураев.
   Передай мой привет всей семье Каплан.  Кланяйся всем меня помнящим!
   На каждой большой станции мы находим воинские поезда и много нижних
чинов, отправляющихся на Дальний Восток.  Кланяйся Грете!  Я ей послал
   открытку из Самары.  Как обидно,  что нет возможности иметь от тебя
   весточку.  Завтра в Омске один пассажир, офицер, севший к нам в Ту-
   ле, выходит от
нас. Послезавтра в Тайге выходит другой, сибиряк, и мы поедем вдвоем с
товарищем в купэ.
   Ну, прощай!  Целую тебя еще раз крепко,  крепко!  Н. Кураев. Какое,
   однако, долгое послесловие, какой многоярусный "постскриптум".
Оторваться от бумаги,  от письма,  все равно что выпустить из рук руку
любимой. Я это знаю...
   Хотелось бы, чтобы потомки Н. Канавина прочитали хотя бы вторую по-
ловину этого письма и увидели,  что кроме  "неизменно  ровных  чувств"
есть еще и счастье любить и быть любимым, если говорить кратко.
   12-е февраля их личный праздник,  праздник их  частного  календаря,
воздержимся и от поздравлений, и от подглядываний.
   Надо сказать и о Капланах,  которым адресуется привет,  поскольку с
Сергеем Яковлевичем и Аркадием Яковлевичем придется встретиться в "Вы-
писи из метрической книги Московской Князь Владимирской в старых Садах
церкви",  где в записи о бракосочетании деда и бабушки оба Каплана бу-
дут присутствовать в графе "Кто были поручители по женихе".
   Трое дочерей  Вильгельма Францевича не искали себе мужей среди нем-
цев,  выйдя замуж за еврея Каплана,  русака Кураева и Вейса, эстонца с
острова Даго.  Тетя Грета,  бабушкина старшая сестра,  ставшая в заму-
жестве Каплан,  к печали нашей, долго не проживет, скоротечная чахотка
беспощадна.  Дед был, надо думать, неплохим диагностом, о предрасполо-
женности тети Греты к чахотке догадывался,  этим и объясняется, скорее
всего, особое к ней внимание и забота.
   А долгожительницей в нашем роду оказалась тетя Берта,  сестра Виль-
гельма Францевича, она умрет через две недели после бабушки, блокадной
зимой в Ленинграде,  так же как и бабушка будет похоронена на  Серафи-
мовском кладбище,  но в отличие от бабушки в братской могиле. В Канце-
лярии Петроградского Градоначальника 10 марта 1915 года тетя Берта бы-
ла  приведена к присяге на подданство России (документом располагаем),
таким образом,  ее смерть приумножила наши потери в войне, а отнюдь не
немецкие.  А вот последний документ, выданный на имя тети Берты, отме-
чен,  с одной стороны, лживостью, а с другой, небрежностью в обращении
России со своими подданными.
   Народный Комиссариат Внутренних Дел СССР Отдел  Актов  Гражданского
   Состояния УНКВД по Лен. обл. Бюро АГС Куйбышевского р-на СВИДЕТЕЛЬ-
   СТВО О СМЕРТИ N 4669 ШМИТЦ Эмилия-Берта Францевна умерла 15 декабря
   тысяча девятьсот сорок первого года, о чем в книге
записей гражданского состояния о смерти 1941 18 декабря месяца  произ-
ведена соответствующая запись.
   Место смерти:  Ленинград Куйбышевский р-н,  пр.  25 Октября, д. 41.
   Возраст и причина смерти:  74 года, старческая дряхлость. Зав. бюро
   ЗАГС /закорючка/ Делопроизводитель /закорючка/ Если тетя Берта  ро-
   дилась в Белостоке в 1862 году, о чем Народный Ко-
миссариат Внутренних Дел СССР был великолепно информирован,  так  и  в
графе  "возраст"  надо  было поставить цифру,  хоть чуть-чуть подумав.
Иное дело "причина смерти",  о голоде даже  в  официальных  документах
предпочитали  врать.  Что же касается "дряхлости",  то жила тетя Берта
одна и на восьмидесятом году жизни прекрасно держала весь свой житейс-
кий обиход в своих не боявшихся труда руках.
   Однако, странное дело,  дед так подробно пишет о Челябинске,  будто
осмотр  богоугодных  заведений  и  есть  главная цель его путешествия,
именно путешествия.  Подробно о попутчиках, весьма подробно о чувствах
к бабушке,  и ни слова о войне. Цензура? Да не свирепствовала она в те
времена. Воевали широко, открыто, важные боевые операции, конный рейд,
например, десятитысячного отряда генерала Мищенко загодя обсуждали ки-
тайские мальчики, торговавшие водой на станциях Гирин и Мукден. Власти
знали или догадывались,  что японцы черпали информацию из более надеж-
ных источников,  чем письма полкового врача к своей невесте  и  потому
смотрели на них сквозь пальцы.
   Мчится, несется дед на войну! Вот уже открытка из Омска, на открыт-
ке неправдоподобной длины мост через Иртыш,  кажется, что он упирается
не в другой берег, а непосредственно в горизонт.
   г. ОМСК.  Февраль 13. 1904. Шлю свой сердечный привет, моя дорогая,
   из Омска! Путешествую благо-
получно. Скверное  путешествие предстоит после Иркутска,  т.к.  поезда
там ходят очень неправильно и,  говорят,  вагонов прямо не хватает. Ну
да увидим!
   Будь здорова, милая Кароля! Целую тебя, твой Н. Кураев. В этот день
   первым делом с утра государь принял вновь назначенного
министра финансов Коковцева.  Правильно,  начав войну  надо  посчитать
деньги.  Это  Англия,  как добрый дядя,  взяла сорок процентов военных
расходов Японии на себя,  у русского царя родни на европейских престо-
лах полным-полно,  а такого доброго дяди нет. Это первый доклад Коков-
цева в новом ранге. До этого влиятельнейший пост министра финансов за-
нимал Сергей Юльевич Витте, еще не граф, но уже сделавший на этом пос-
ту много полезного для отечества.  Авторитет и влияние Витте так  воз-
росли, что превысили, по мнению царя, и его советчиков допустимый уро-
вень.
   Дневник императора. 13-го февраля. Пятница. Утром был первый доклад
   Коковцева. Опоздал на четверть часа к обедне.
Завтракал Соловей (деж.).  Принял еще Григория Григорьевча.  Гулял при
хорошем морозе.
   В 4  1/2 отправились вдвоем в крепость и к Спасителю.  Пили чай при
дневном свете. В 7 час. поехали в Аничков. Вернувшись в Зимний пошел в
глав. караул, кот. занимало Николаевское Инжен. училище.
   В 10 ч.  исповедывались.  Янышев пил с нами чай.  Вечером  получили
   грустную весть о кончине младшего сына Генриха и
Ирен в Киле.  Легко понять искреннюю и глубокую грусть русского  царя,
   Ирен родная
сестра государыни Александры Федоровны, а Генрих - родной брат импера-
тора Вильгельма II, а Вильгельм II двоюродный брат Александры Федоров-
ны.
   Иного рода печаль, и тоже связанную с Германией, в это же время из-
ливал С. Ю. Витте в письме своему другу Сергею Дмитриевичу Шереметеву:
"...не  следует забывать,  что мы пролили много крови и потеряли много
денег,  дабы сколотить Германскую Империю без особой для себя  выгоды.
Уверен,  что и теперь мы за любезности Германского Императора и дружбу
заплатим большой счет, но иначе и быть не может. Я почитаю, что Герма-
ния во многом виновата, что направила все наши силы и помыслы на Даль-
ний Восток...  Я уверен,  что не один Германский Император не без удо-
вольствия потирает руки.  Конечно, из всего происходящего выиграет бо-
лее всех Германия".
   За родственные любезности приходится расплачиваться войнами,  вели-
ким множеством жизней своих подданных.  Так и представляешь себе,  как
между ладонями пожимающих друг другу руки царей, расплющиваются полки,
истекают кровью роты и эскадроны... Или они этого не видят? Не понима-
ют? Идут пить чай, к причастию... на теннисный корт.
   Вскоре за началом войны наступил Великий Пост. Исполнение связанных
с  Постом обрядов займет в Дневнике царя почти такое же место как све-
дения о делах военных и государственных.  Посту и  Пасхе,  натурально,
отдаст должное и православный дед.
   Дневник императора.  14-го февраля.  Суббота.  В 9 час.  поехали  в
   Аничков к обедне и приобщились Св.Христовых Тайн.
Какое утешение в настоящее серьезное время.  Вернулись домой в 11 1/4.
   Простился с полк. Абациевым и двумя урядниками Конвоя, отправляющи-
   ми-
ся завтра в Манчжурию. Мороз стоял порядочный. Завтракал Орлов (деж.).
Принял ген.  Фуллона - нового градоначальника и Сахарова  с  докладом.
Были в Аничкове у всенощной и обедали с Мама.
   Вечер провели дома.  Ах, Канавин, Канавин, не следовало бы тебя по-
   минать, да вот приходит-
ся! Иначе трудно понять и объяснить такое нагромождение ужасов в пись-
ме деда,  еще не доехавшего и до Иркутска.  Не имея от бабушки никаких
сведений и даже с трудом предполагая,  когда можно будет от своей воз-
любленной получить хотя бы строчку,  он напоминает ей, что путешествие
его отнюдь не прогулка в "купэ" 1-го класса.  Вынужденный досуг и неп-
рестанные мысли о предмете своей сердечной заботы,  быть может, заста-
вили его, скорее всего, невольно, прибегнуть к средству... испытанному
Афанасием  Ивановичем в деле привлечения к себе повышенного сочувствия
со стороны Пульхерии Ивановны.
   Февраль, 17  число.  1904.  Дорогая  голубка Кароля!  Наконец-то мы
   подъезжаем к Иркутску: остается ехать день и половину
ночи. Путешествовать уже недалеко, а между тем от Иркутска только нач-
нется самая неприятная и неудобная часть путешествия.  Спина моя  про-
должает болеть,  и хотя я этим не безпокоюсь, все же неприятны эти бо-
ли, мешающие спать. В Иркутске надеюсь купить нужного лекарства. В об-
щем  же,  все идет пока благополучно.  Поговаривают,  что в Забайкалье
свирепствует эпидемия оспы, так что, я, если успею, привью себе оспу.
   Каких-нибудь новых известий с театра войны мы не получаем, знаем же
из телеграмм только то, что знаете и вы.
   Как ты живешь и чувствуешь себя, моя дорогая деточка? Как твое здо-
ровье?  Если бы ты знала, как обидно и досадно, что я не могу получить
от тебя никакой весточки.  Ну да надеюсь,  что Бог хранит тебя, и ты в
добром здоровье и благополучии. Как-то здоровье Греты? Передай от меня
ей и ее супругу мой привет и мои лучшие пожелания.
   В Павловское дяде я послал несколько открыток  и  думаю  и  сегодня
отправить. Не забудь, когда получишь фотографические карточки, послать
одну в Павловское,  одну Анюте,  другую дяде.  Конечно, все это сделай
только в том случае,  если карточка будет удачна.  Карточки же, где мы
вдвоем, пожалуйста, не давай никому, кроме Греты.
   Ну что еще сообщить тебе,  моя дорогая?  Дорога и местность, где мы
   теперь путешествуем, ничего особенно кра-
сивого не представляет.  По обеим сторонам полотна ж.д. тянется лес на
протяжении 500 верст. Вот после Иркутска, в Забайкалье, говорят, будет
очень красивая местность, не хуже Урала. Через Байкал будем переезжать
на лошадях. Ходят слухи, что пробный паровоз, пущенный через Байкал по
рельсам,  положенным по льду, провалился под лед. Не ручаюсь за досто-
верность этого слуха, но будто бы это так, и сообщили об этом пассажи-
ры  одного  встречного поезда,  ехавшие из Порт-Артура.  Ничего в этом
мудреного нет, т.к. в конце февраля почти всегда на Байкале образуются
громадные трещины, т.ч. езда по нему вообще опасна - это известно.
   Ну, милая моя,  дорогая голубка,  пока,  до следующего письма! Если
   будет время, напишу из Иркутска и сообщу, что там узнаю. Крепко,
крепко целую тебя, мой ангел, и жму твою руку! Сердечное, большое спа-
сибо тебе за все твои заботы обо мне!
   Весь твой Н.  Кураев.  Погода здесь стоит все время теплая;  больше
   10о мороза еще не было, а
сегодня, например, так только 3о - совсем на Сибирь не похоже! Ну, еще
раз до свидания! Снова и снова целую тебя!
   Итак, спина болит,  паровозы проваливаются,  в Забайкалье  оспа,  в
Байкале громадные трещины... Надо думать, и напугал дед бабушку изряд-
но и заставил думать о себе с тревогой и надеждой,  обращая молитвы  к
единственному Заступнику.  Впрочем, трудно судить, как относится като-
лический бог к молитве в пользу православного.
   Карточка, "где мы вдвоем",  сохранилась, вот она, на стене. Бабушка
   не обладала той обольстительной красотой, что вызывает восхи-
щение знатоков,  зависть дам и тревожит сластолюбцев.  Мягкие черты ее
милого лица предупреждали о доверчивой нежности ее сердца.  И в  моло-
дости,  и  в  пору  увядания ее лицо неизменно привлекало своей откры-
тостью,  она смотрит на вас, обращенная к вам не только взглядом, но и
слухом и сердцем.  Вот эта открытость и прямота, сочетаясь с неколеби-
мостью убеждений, чуждых эгоизму и тщеславию, быть может, и составляла
главное свойство ее души.
   Это их первая фотография с дедом:  бабушка сидит на стуле,  положив
скрещенные  руки  на какой-то маленький круглый столик,  покрытый ска-
тертью c матерчатыми кисточками.  Дед стоит сзади у правого плеча  ба-
бушки,  он  в черном сюртуке,  под белым воротником вразлет две черные
полоски крохотного галстука. Стриженая бородка, усы, очки в тонкой оп-
раве,  именно такими воображение рисует новых людей,  описанных Черны-
шевским и Тургеневым. Новые русские. Взгляд деда строг и внимателен, и
бабушка смотрит внимательно и вслушивается.
   Как это милосердно, что им сейчас не возвестят о том, что они похо-
ронят своего первого сына,  блестяще одаренного музыканта, математика,
мастера на все руки,  сраженного костным туберкулезом в двадцать  лет.
Они не услышат сейчас и о трех войнах, которые будут их разлучать... о
гибели под Ленинградом младшего сына, летчика, сгоревшего на пятой не-
деле войны...
   Как спокойно принимают они свою судьбу.  Впрочем,  у деда лицо, как
   перед сражением, в сознании того, что врач
и в битве,  и после битвы не с победителями, а с побежденными, с увеч-
ными, ранеными, страждущими и больными.
   Они принимают свою судьбу, но их Бог - возвышает, а не жаждет рабс-
кой  покорности и суетного заискивания.  Назвать своего старшего сына,
первенца,  Сергеем,  это был вызов судьбе. В молодые годы умер старший
брат Никандра Иоакимовича,  Сергей Иоакимович.  И прадед назвал своего
старшего сына Сергеем,  Сергей Никандрович умер во сне, готовясь к эк-
заменам  на последнем курсе Дерптского университета!  Что испытала ба-
бушка, Кароля Васильевна, когда мой отец возвестил ей о рождении свое-
го первенца и решении назвать его Сергеем! И наша взяла! Мой брат жив,
и в этом воля его и прадеда, и деда, и отца. Имя брата уже неотъемлемо
от истории нашего города,  он порядочный инженер, крупный гидротехник,
сегодня он уже старше своего деда...
   Неужели тогда,  едва  решив соединить свою судьбу с дедом,  бабушка
видела так далеко и готова была тихой улыбкой благословить нас...
   Фотографий Алисы-Виктории-Елены-Луизы-Беатриссы  Гессен  Дармштадс-
кой,  впоследствии русской императрицы, везде полно, но ни на одной из
них я не видел этой женщины, ростом чуть выше мужа, улыбающейся, смею-
щейся,  светлой. Говорят, она была красива, ну что ж, если красота бы-
вает холодной и мрачной, значит действительно красива.
   Запись царя,  помеченная той же датой,  что и письмо про свирепство
оспы и трещины на льду Байкала, 17 февраля, отмечена, как всегда заме-
чательным лаконизмом и беспристрастием,  уравнивающим в правах смерть,
прогулку, войну, питье чая в 5 часов или обед.
   Дневник императора.  17-го февраля.  Вторник. В 9 1/4 поехали в Па-
   жеский корпус. Вернулся к докладам. После завтра-
ка отправились вдвоем на панихиду по П.  С.  Ванновском, который скон-
чался сегодня ночью.
   Погода была серая, но не холодная. Известий с Дальнего Востока сов-
сем не было.  Читал весь вечер.  Обедал Сергей (деж.). Легли спать по-
раньше.
   Последующая вскоре  запись  о  погибшем  машинисте лифта приоткроет
чуть-чуть,  если не личность, то хотя бы мельком обозначенное свойство
покойного:  "придавлен до смерти по собственной неосторожности". О по-
чившем верном слуге престола, генерал-адъютанте и генерале от инфанте-
рии, храбром воине, властном и грубом военном министре, уже в преклон-
ных годах извлеченном,  по собственному выражению, из нафталина и наз-
наченном в семьдесят девять лет министром просвещения,  автор дневника
не найдет ни единого слова ни в скорбь,  ни в сожаление. А ведь покой-
ник служил четырем самодержцам, при нем приняты на вооружение магазин-
ные винтовки и бездымный порох, построены очень нужные крепости, сфор-
мированы мортирные батареи,  снижена норма приема в вузы евреев, восп-
рещен прием в университеты гимназистов из окраинных округов, поставле-
на на крепкую ногу деятельность университетских инспекций по выявлению
студентов,  участвующих в беспорядках, и все это лишь за год просвети-
тельской деятельности,  и ни одного теплого слова. Трудно рассчитывать
на царскую благодарность, если уж сам Петр Семенович был удостоен лишь
Высочайшего присутствия на панихиде.
   Интересно, думал ли дед,  отправляясь на войну,  о благодарностях и
наградах? Конечно, думал, но ждал их только от своей голубки Кароли.
   Иркутск. 18 февр.  1904. Дорогая голубка! Благополучно прибыл в Ир-
   кутск. Через 1 час отправля-
юсь дальше,  просидел на станции Иркутск 6 часов (с часу ночи до шести
утра). Можно было остаться в Иркутске на сутки, посмотреть город, нем-
ного отдохнуть;  так делает большинство моих  спутников.  Но  я  решил
ехать дальше,  благо не очень тесно в поезде.  Впрочем,  в этом поезде
поедем только до Байкала (2 часа езды). Через Байкал на лошадях, а там
пересядем на новый поезд. Спина моя понемногу перестает болеть.
   Вокзал в Иркутске отвратительный:  грязный, темный и оч. некрасивый
- просто безобразие.  Пассажиров масса, что негде даже стоять. Устал я
за эти 6 часов,  которые тут ждал. Как переправимся через Байкал - на-
пишу.  Говорят ничего себе - хорошо и неопасно. Пока прощай! Целую те-
бя, ангел мой, и жму крепко твою руку!
   Весь твой  Н.  Кураев.  Всем меня помнящим привет!  Чем ближе опас-
   ность, тем спокойнее дед. Забыл даже, что собирался ку-
пить в Иркутске лекарства для своей спины, ни слова о трещинах, разло-
мах, ушедших под лед паровозах.
   И следом,  в тот же день, чтобы бабушка не волновалась и лишней ми-
нуты, несется с другого берега Байкала открытка с видом озера.
   Ст. Танхой. 18 февраля 1904. 7 ч. вечера. Дорогая, милая Кароля! Не
   могу в ожидании отхода поезда не черкнуть
тебе пару слов.  Через Байкал переправились превосходно.  Я не в силах
передать тебе того великолепного и чудесного впечатления,  которое ис-
пытал во время поездки через Байкал.  Погода была превосходная, тихая;
ямщик ехал 3 1/2 часа 45 верст, включая сюда остановку на середине пу-
ти около часу.  Природа,  местность,  виды - восхитительны.  Получаешь
впечатление чего-то грандиозно-могучего и прекрасного и в то же  время
страшного!  Ах,  как красиво, как безподобно! Для полноты удовольствия
не хватало...  тебя,  моя ненаглядная! Как жаль! Через час еду дальше!
Целую тебя крепко и обнимаю. Будь здорова! Всем мой привет!
   Весь твой Н.  Кураев.  Ай да дед! Можно подумать, что не в Верхнеу-
   динский какой-то там неведомый, да
еще 3-й! казачий полк он несется, а по меньшей мере в Лейб-гвардии гу-
сарский.  Восемь восклицательных знаков на одну открытку! Гонка на са-
нях по ледяному полю видно действует посильней шампанского.  И  в  это
время даже не идет в голову мысль о безумии правителей, затеявших вой-
ну на Дальнем Востоке,  но так и не связавших  разорванную  у  Байкала
единственную  железнодорожную  ниточку.  Может быть,  для того и любит
русский быстрой езды,  что при ней не так бросаются в глаза непригляд-
ности отечественного бытия.
   Нельзя сказать,  что заботы разорванной Байкалом Великой  Сибирской
магистрали были вовсе чужды государю. В перетаскивании вагонов и паро-
возов по льду (слухи,  дошедшие до деда в поезде, как видно, почву под
собой  имели) есть что-то величественное,  древне-египетское,  или еще
точнее, вечно-русское.
   Придет день, придет всего лишь через месяц, и царь выслушает доклад
самого министра путей сообщения кн. Хилкова, "вчера приехавшего с Бай-
кала,  где происходила самая важная работа по передаче паровозов и ва-
гонов на ту сторону озера, под его руководством".
   Жаль, что  не  было благоугодно упомнить и занести в книжечку число
вагонов и паровозов на конно-мужицкой тяге перетащенных через  Байкал.
Жаль, что и дед, пораженный величественными картинами и размечтавшийся
о своей голубке, не заметил трудов экспедиции министра путей сообщения
Хилкова, вершившейся в то самое время в тех самых местах. Придет день,
и уже из Забайкалья он напишет бабушке о том,  что движение  войск  на
театр военных действий приостановлено из-за нехватки именно вагонов. А
государь, напротив, запишет, что дела с транспортом обстоят лучше, чем
он предполагал. Что же он в таком случае предполагал?
   День 21 февраля,  потребовавший от деда большого душевного напряже-
ния, с трона выглядел вполне обыкновенно.
   Дневник императора.  21-го февраля.  Пятница. Утром нашею подъемною
   машиною был придавлен до смерти несчастный ма-
шинист по собственной неосторожности! Был очень занят до 1 1/4. Сергей
   завтракал с нами. Принял графа А. П.
Игнатьева. Гулял долго.  Погода была холодная, ясная. Известия с Даль-
него Востока спокойные. Обедали и провели вечер у Мама.
   Вот такая картина. Самое характерное в этой картине, на мой взгляд,
это  восклицательный знак после оценки причин гибели несчастного маши-
ниста.  Восклицательный знак, да еще в исполнении царя, должен катего-
рически  пресечь любые вопросы и подозрения в склонных к вольнодумству
головах.  "...по собственной неосторожности!" Если  оно  действительно
так и было, зачем кричать, восклицать-то зачем, вроде бы вздох сочувс-
твия был уместней. Впрочем, цари, может быть, и вздыхать умеют в воск-
лицательном смысле.
   Восклицательные знаки, очень редкие в ровном, как гудение мухи, то-
не государева дневника, быть может, найдут своего исследователя и тон-
кого ценителя. Здесь много неожиданностей. "...у меня отчаянно трещала
голова!" Но тут же:  "Здоровье Аликс,  слава Богу, все укрепляется!" В
день нападения японцев опять же восклицание:  "Весь день  находился  в
приподнятом настроении!" Вот после гибели крейсера "Боярин", подорвав-
шегося на собственной мине, государь оставляет редчайший и потому осо-
бенно ценный знак сочувствия неведомым ему людям: "Все спаслись исклю-
чая 9 кочегар.  Больно и тяжело!" А вот "неудачный  бой"  в  Цусимском
проливе не повлечет столь же эмоциональной записи.
   А что же дед? Он знал, он все время помнил, куда и зачем едет, ска-
чет, несется... Знал и о том, что гибель в отчаянии - предпочтительная
для русского воинства, с точки зрения начальства, форма воинского под-
вига. Мысль о возможной конечной точке своего путешествия отодвигалась
дорожными впечатлениями и с решительным объяснением можно было не спе-
шить.  Но только до поры до времени.  21 февраля дед подумал, что пора
наступила.
   г. Чита.  21 Февр.  1904. Дорогая, милая голубка Кароля! Пишу из г.
   Читы. Все мои спутники уговорили меня заехать в Читу, сде-
лать здесь  остановку и справиться,  где находится теперь мой полк.  Я
послушался и сделал очень хорошо. Сейчас был в штабе и там мне сообщи-
ли,  что  3-й  Верхнеудинский полк уже выступил из Акши,  и что я могу
догнать его по жел. дороге на ст. Борзя (в путеводителе ты можешь най-
ти эту станцию около Манчжурии).  Вчера вечером я, приехав в Читу, пе-
реночевал в гостинице и сейчас,  как только кончу это письмо,  еду  на
вокзал и дальше. Я очень рад, что избавился от необходимости путешест-
вовать в Акшу 210 верст на лошадях.  Когда ты получишь это  письмо,  я
уже конечно буду далеко...  Не знаю,  славная моя,  удастся ли мне еще
написать тебе, так как лишь только я догоню полк, а это будет вероятно
уже завтра, для меня начнется походная жизнь со всеми ее неудобствами.
Быть может, это мое последнее письмо к тебе. Вот почему невольно снова
и снова хочется сказать тебе,  мой светлый ангел,  что я не умею, не в
силах выразить тебе того чувства глубочайшей благодарности  и  призна-
тельности к тебе за все доброе,  светлое и святое,  что я всегда чувс-
твовал возле тебя, за то, что я стал делаться лучше возле тебя!
   Прошу тебя,  дорогая моя,  прости мне все те огорчения, которые мне
приходилось доставлять тебе вольно или невольно!  От  души,  от  всего
сердца желаю тебе здоровья и счастья в жизни! Молю Бога, чтобы он уст-
роил твою жизнь настолько счастливо и  беспечально,  насколько  ты  по
своей  чистоте и невинности заслуживаешь этого.  Но только помни,  моя
голубка,  что не нужно вовсе давать каких-либо обетов безбрачия, мона-
шества и т.д.  в связи с моей смертью.  Милая Кароля! Ты всегда можешь
встретить в жизни человека достойного себя,  человека не только не ху-
же,  но  гораздо  лучше меня,  и дай Бог,  если ты устроишь с ним свою
жизнь!
   Я же, если суждено будет погибнуть здесь вдали, прошу тебя для себя
одного:  помолись за меня, ненаглядная, незабвенная Кароля, своей чис-
той  молитвой.  А  я в последнюю минуту жизни буду молить Бога о твоем
счастье. Итак, прости и прощай! Крепко, крепко целую тебя, твои милые,
дорогие глазки, крепко обнимаю тебя и жму твою руку!
   Весь твой,  горячо тебя любящий,  но безмерно много виноватый перед
тобою
   Н. Кураев. Дедушка немного поспешил с последним прощанием, надо ду-
   мать, весьма
туманно представляя себе армейскую жизнь и службу.  Уже  на  следующий
день,  по прибытии в полк, он не замедлил уведомить бабушку в том, что
служба престол-отечеству не потребовала от него немедленно  всех  сил,
помыслов, времени, а главное - жизни. И он снова взял уже наладившийся
эпический тон дневника путешественника, точно так же как и государь 22
февраля не изменил своей привычке заносить на память наиболее важные и
интересные события прошедшего дня.
   Дневник императора. 22-го февраля. Воскресенье. Утро было туманное,
   потом прояснило. В 11 час. пошли к обедне со все-
ми детенышами. Завтракали дамы, Майндорф и Кира Нарышкина (деж.) Полу-
чили телеграмму о том,  что японцы в составе 7 больших судов бомбарди-
ровали издали Владивосток без всякого результата.
   Гулял долго в саду.  Обедали раньше обыкновенного и в 8 1/2 поехали
в Дворянское собрание на концерт соединенных хоров под управлением Ар-
хангельского. Чудесное пение! Возвратились домой в 10 1/2 час.
   В отличие  от  императора,  страстно любившего гулять и почитавшего
это дело важнейшим событием дня, дед удивительно мало уделяет внимания
погоде,  и потому его письма никак не могут восполнить школьный кален-
дарь природы.  Кстати сказать,  начав вести дневник в 14 лет и не про-
пустив  вплоть  до 1917 года ни единого дня,  ни единого!  без записи,
царь умудрился сохранить однажды выбранный стиль  записей,  не  дающих
свидетельств  жизни интеллектуальной или духовной.  Не мудрено,  что с
"милым Ники",  уже царем,  и государыня и ее старшая сестра обращаются
как с подростком,  вразумляя,  наставляя, указывая, призывая и требуя.
Сильная воля,  твердый характер и незаурядный ум  сестер  Гессен-Дарм-
штадских  восполняют  недостаточность  этих  качеств  в  русском царе.
"Взгляни на тех императоров,  которые правили жестко, - общество необ-
ходимо воспитывать,  оно не должно сметь вопить во весь голос или учи-
нять смуту".
   Бунтуют студенты?  "Почему  бы не отправить их,  - тех из них,  кто
действительно провинился,  - в армию?  Год-другой жизни по законам ар-
мейской дисциплины вправили бы им мозги..."
   "Самое лучшее было бы, если бы в университетах было не по 4000 сту-
дентов, а в четыре раза меньше..."
   "Устрой чистку среди профессоров..." "Судить этих животных  полевым
   судом."  Это советы не министра просвещения из боевых генералов,  а
   будущей
настоятельницы Марфо-Мариинской  обители  милосердия,  великой княгини
Елизаветы Федоровны. Александра же Федоровна, двадцать лет просидев на
троне,  пришла к выводу:  "Россия любит кнут",  что и пыталась вбить в
голову мужа-императора,  любившего,  кстати сказать,  "забить козла" и
потому справедливо почитавшего, что Россия все-таки больше кнута любит
"домино".
   Благодаря дневнику государя можно установить с абсолютной достовер-
ностью, что дед прибыл в полк, куда был назначен, в воскресенье.
   Москва. Сретенка.  Селивестров пер., дом Коптева. Ея Высокоблагоро-
   дию Кароле Васильевне Шмиц. Дорогая голубка Кароля! Оказывается, из
   Читы было не последнее письмо тебе. Сегодня в 5 ч.
веч. я прибыл на ст.  Борзя,  возле которой в 1/4 версты  расположился
3-й Верхнеудинский казачий полк, куда я назначен. На станции же позна-
комился с некоторыми офицерами этого полка,  и один из них  сейчас  же
предложил мне стать с ним вместе на квартире. Я конечно воспользовался
этим предложением и,  закусив,  отправился в Суворовский поселок  (так
называется это место, где стоит наш полк). Представился командиру пол-
ка, познакомился с другими офицерами и завтра должен буду принять име-
ющееся лазаретное имущество (недокомплект в лекарствах,  инструментах,
перевязоч.  материалах и проч. очень большой), осмотреть больных и по-
лучить кое-какие деньги из полка. Дела предстоит порядочно.
   Квартирую я вместе с офицером, пригласившим меня к себе в сожители:
у  одного  торговца;  квартирка ничего себе,  порядочная.  При входе в
квартиру я был удивлен:  услышав - что бы ты думала?  - звуки музыки -
скрипки. Один из солдатиков самоучкой играет на скрипке. Я конечно был
этому оч.  рад, сам поиграв немножко. Мой сожитель угостил нас (меня и
еще 3-х офицеров) прекрасным ужином даже...  с шампанским и оч. недур-
ным.  Поиграли,  побеседовали, попели и я сел строчить моей милой, не-
наглядной  Кароле  эти строки.  Пробуду здесь дня два-три.  Уже завтра
часть нашего полка двинется дальше.  Затем  постепенно  пойдут  другие
части.  Я двинусь вместе с последним,  т.е. дня через три. Путь наш по
предположению будет такой:  сначала по железной дороге  до  Манчжурии,
Харбина,  Ляояна (все это станции Китайско-восточной ж.д.,  которые ты
можешь найти в путеводителе на карте). От Ляояна уже будем идти на ло-
шадях верхом к реке Ялу. Итак, я попаду в самую действующую армию.
   Я здоров и благополучен.  Бесконечно целую тебя,  мой ангел  милый,
   крепко жму твою руку и оста-
юсь горячо любящим тебя. Твой Н. Кураев. Передай мой привет Грете и ее
   супругу.  23 февр. Сегодня получили новые известия. Двинемся отсюда
   только че-
рез 1 1/2 - 2 недели, так как китайцы (генерал Ма) взорвали желез. до-
рогу и двигаться по ней нельзя. Впрочем, каждый день можно ожидать пе-
ремен в распоряжениях.  Пока сидим здесь.  До свидания, деточка! Целую
тебя! Твой Н. Кураев.
   ст. Борзя. 22-23 февр. 1904. Приехав в 5 вечера, перезнакомившись с
   офицерами, вызвав расположение
и доверие,  выразившееся в приглашении разделить кров,  представившись
командиру, дед уже к ужину имел ясное представление о скорбном состоя-
нии  лазаретного имущества.  О недокомплекте лекарств,  инструментов и
перевязочных материалов он знал прежде,  чем поиграл на чудом  подвер-
нувшейся  солдатской скрипке и выпил в честь приезда шампанского,  оч.
недурного.
   Уже на  второй  день  пребывания  в полку дед понял самое главное -
война движется непредсказуемыми путями,  и то, что генерал Ма "взорвал
дорогу" мало что значит.  Похоже,  что военные премудрости доступны не
только тонким, изощренным специалистам, но и просто взрослым людям, не
лишенным  здравого смысла и способности трезво смотреть на вещи.  Прав
был дед,  никакой Ма никакой дороги не взрывал, "взорвала" ее, то есть
создала  напряженнейшую  ситуацию с перевозками не диверсия врагов,  а
недальновидность собственных правителей.
   Меньше всего  мне хотелось бы сохранять видимость спокойного почте-
ния и притязать на объективность в отношении к авторам приводимых мною
свидетельств.  Точек зрения на предмет можно придумать бессчетное мно-
жество, но произошедшее - произошло, и другим ему уже не быть. А голос
и  вид самих документов так откровенен,  так выразителен,  так замеча-
тельно рекомендует авторов, что любая тенденциозность комментатора или
публикатора  может  значить не больше,  чем напутствие вслед улетевшей
стреле или пуле. Выпущенные однажды, они дальше летят уже сами по себе
и делают свое дело,  направляя наше сознание к реальности, а не в сто-
рону примечаний к ней.
   Люди высокого  общественного положения весьма часто становятся объ-
ектами насмешек, нападок, очернения исключительно из зависти, исключи-
тельно от невозможности занять их положение.
   Судьба многих русских царей и претендентов на престол столь горест-
на, а подчас и трагична, российские подданные настолько непостоянны, а
главное разнообразны в своем  множестве,  что  всегда  найдется  кучка
вельмож,  горстка недовольных или шайка безумных, готовых отправить Их
Величества на тот свет до срока.  Впрочем, даже не испытывая опасности
издали,  можно пасть жертвой тайной дворцовой интриги, как пал от руки
убийцы юный царевич Димитрий,  можно пасть и от отцовского гнева,  как
рухнул под железным батогом Ивана Грозного его сын,  вздумавший засту-
питься за свою жену, можно, не доходя до трона, застрять на дыбе, а на
ней и дух испустить, как случилось с сыном преобразователя России Пет-
ра Великого царевичем Алексеем,  можно провести и не один десяток  лет
рядом с троном,  имея на него неоспоримые права, и повредиться умом от
страха перед собственной матерью,  беззаконно на престол  взгромоздив-
шейся...
   Русский престол - место высокое и очень  опасное,  так  что  трудно
представить сегодня безумца,  который из всех возможных жизненных поп-
рищ предпочел бы соревнование в возрождении почти что лобного места  и
притязание  на  нем рассесться к удивлению граждан все больше и больше
отвыкающих от наследственного восхищения начальством.
   Однако, и презревших высокое положение, если и можно поощрять, то с
осторожностью, помня о том, что пути тщеславия бывают весьма изобрета-
тельными.
   Меж тем,  государь, не изменяя своей привычке, отмечал ясное утро и
перемену погоды днем:  "нашли тучи и пошел дождь, весьма полезный про-
тив убийственной пыли на улицах".  Радовали телеграммы об  исправлении
судов, подбитых японцами, об укреплении сухопутного фронта, и наконец,
"об очень успешном ходе сосредоточения армии.  Благодарение Богу - все
идет гладко и быстрее расчетов!" Царя обманывают,  но он обманываться,
судя по восклицательному знаку,  был рад. Очки втирает сам министр пу-
тей сообщения, князь Хилков, член Государственного совета.
   О настроениях деда государю доложено не было,  как и обо  всем  ос-
тальном, что могло бы испортить картину замечательного благополучия на
Дальневосточном театре. Едва ли ему доложено, что в недостроенной кре-
пости  Порт-Артур  из  375  орудий  только 108 готовы открыть огонь на
морском фронте и 8 на сухопутном.  Государь все еще верит,  что  через
семь месяцев после начала боевых действий сбросит японскую армию в мо-
ре и высадит свои войска на островах десантом.  Задать вопрос,  хватит
ли  попросту  кораблей,  находящихся во Владивостоке и Порт-Артуре для
такого десанта, почему-то на ум не приходит.
   Дед, хотя  и  с удовольствием участвовал в любительских спектаклях,
роль, отведенную ему на Дальневосточном театре, принял без всякого эн-
тузиазма.
   Интенсивность переписки с бабушкой оказалась выше расчетной, и вот,
уже  с  подобающим  смущением,  он пишет на какой-то игривой зеленова-
то-голубоватой с тисненым рисунком бумаге, более пригодной для галант-
ной переписки приказчиков, жеманных барышень и жантильных юношей.
   26 февраля.  1904.  Суворовский поселок близ ст. Борзя. Дорогая го-
   лубка  Кароля!  Кажется  это первое тебе письмо на цветной бумаге и
   откуда же? из Вос-
точной Сибири!  Право курьез - сегодня во всем Суворовском поселке мог
достать у новых квартирных хозяев только такую бумагу!
   Сегодня я  перебрался  на другую квартиру,  так как помощник нашего
командира просил ему уступить мою квартиру как более удобную для него,
живущего здесь с женой.  Мой же соквартирант, казачий офицер, выступил
со своей сотней в соседний поселок за 10 верст. Новая моя квартира хо-
тя и с маленькими неудобствами, но в общем лучше прежней.
   Итак, моя дорогая, вот уже 5 дней, как я погрузился в водоворот во-
енной  жизни.  Если бы ты знала,  как не по душе мне вся эта военщина.
Еще хорошо, что наш командир довольно порядочный человек. Лично ко мне
и он,  и все офицеры относятся прекрасно. Но вообще весь строй военной
жизни производит во мне отвращение.  Такое унижение и подавление чело-
веческой личности,  такое уничтожение самостоятельности, в особенности
у нижних чинов,  что ей Богу,  не могу привыкнуть к этому.  Ты знаешь,
дорогая,  что мне всегда бывает как-то стыдно, когда казаки на все мои
слова отвечают,  вытянувшись во фрунт: "так точно, Ваше Высокоблагоро-
дие",  "слушаю-с",  "не  могу знать-с".  Нет человеческого разговора у
простого человека,  и редко слышишь его среди военных,  за исключением
разве своей чисто офицерской компании.  С нижними чинами орудуют прямо
как с вещью, распоряжаются как угодно начальству. Тяжко все это видеть
и среди всего этого жить, и обидно, страшно обидно становится за чело-
века, которого б.м. завтра поставят под град неприятельских пуль, и он
не смеет думать ни о каком возражении,  беспрекословно умрет, не знаю,
кому и какая польза будет от этой его смерти. Да! не понимаю и не люб-
лю военщины,  как не понимают и не любят земства и подобные учреждения
г.г.  военные. Еще, слава Богу, что я попал в Казачий полк. Тут все же
лучше, чем в пехоте. Там чувствовалось бы гораздо хуже. Ну, довольно о
своих впечатлениях.
   Дел у  меня много и работать приходится с утра до вечера.  Пришлось
устраивать полковой лазарет и изучать,  а вместе с  этим  и  исполнять
свои служебные обязанности. Но что в состоянии еще извести здесь чело-
века - это писание массы ненужных бумаг, рапортов и пр. Нельзя сделать
кажется никакого дела,  даже пустяка,  чтобы не написать по этому делу
десятка бумаг. До вчерашнего числа весь наш полк - шесть сотен казачь-
их  (около  1000  челов.) стоял здесь,  в Суворовском поселке близ ст.
Борзя.  Вчера и сегодня 4 сотни отправились  в  соседний  поселок  для
расквартирования в нем, т.к. в Суворовском поселке на такое количество
людей и лошадей оказался недостаток в воде.  Вследствие этого мне при-
бавилось  неудобств:  нужно  выезжать в эти поселки для осмотра нижних
чинов.  И вот послезавтра я поеду в один поселок (10  верст),  а  1-го
марта в другой (20 верст). Купил я себе лошадку, или как здесь говорят
- коня, для следования за полком верхом. Переходы придется делать вер-
хом,  когда достигнем конечного пункта жел.  дороги.  За коня заплатил
недорого - 50 р. По словам людей знающих и опытных, конек ничего себе,
порядочный.  На  коня и седло мне были выданы из полка деньги,  200 р.
Труднее достать седло. Казачьего положительно нельзя достать; есть тут
седла Бурятские,  да и тех нет в продаже. Пока не знаю, как устроюсь с
этим. Получил вестового (денщика) конного казака, который прислуживает
мне, ходит за моей лошадкой и за мною.
   Становится скучноватенько жить здесь, скука эта испытывается всеми.
Уж скорее бы ехать дальше!  Но когда поедем,  никто не знает. Говорят,
что в начале Марта сядем на железную дорогу.  Слух о том,  что китайцы
разрушили  полотно  жел.  дороги,  не подтвердился;  мы не едем дальше
просто потому,  что на Кит. ж.д. не хватает вагонов, и она не успевает
перевозить следующие войска.  Думаю во всяком случае, что когда ты по-
лучишь это письмо,  нас здесь уже не будет. О войне мы здесь знаем ве-
роятно меньше, чем вы в Москве. Газеты приходят поздно; телеграммы по-
лучаем только чисто служебные.  А что происходит на театре войны - не-
известно.  Конечно доходят и до нас вести о происходящем там, но чисто
случайными путями.  В конце концов наше житье здесь сводится к одному:
сидим у моря и ждем погоды.
   Как ты там поживаешь, моя ненаглядная деточка? Как бы хотелось уви-
деть тебя,  расцеловать!.. Твоя телеграмма порадовала меня тем, что ты
здорова. Сегодня я послал тебе вторую телеграмму. Прости, моя дорогая,
что  в первой телеграмме я уплатил ответ только за 10 слов.  Сегодня я
был на почте, но сделал не совсем так, как хотел. Я хотел оплатить от-
вет в 50 слов;  оказалось,  что можно посылать телеграмму с оплаченным
ответом только в 30 слов. Обо мне ты не беспокойся: всегда, когда мож-
но будет,  я буду писать тебе и посылать телеграммы.  Со дня отъезда я
почти каждый день строчил тебе и надоел,  вероятно,  не сообщая ничего
интересного.
   Всегда с удовольствием пишу тебе; другим же как-то не хочется и пи-
сать.  Если  случайно  увидишься с дядей (хотя это вряд ли может быть)
поделись с ним свежими новостями обо мне.
   Тебе, моя милая, славная, дорогая Кароля, шлю мой душевный привет и
искреннее пожелание здоровья и всего всего наилучшего.
   Весь навсегда твой Н. Кураев. Унижение и подавление личности... На-
   верное, дед не читал "Философских писем" Вольтера, иначе бы он
знал, что  всякого  человека,  свободного от феодальных предрассудков,
все эти лживые и льстивые заверения "покорных слуг":  "Ваше  высочест-
во",  "Превосходительство", "Преосвященство", должны смешить, - ему же
было стыдно.
   Я не называю деда по имени в силу особенностей исторических обстоя-
тельств и верного им повествования.
   Судите сами, дед - Николай, и царь Николай, оба женаты, и оба жена-
ты на немках,  женаты по любви, царь ждет пятого ребенка, и у деда бу-
дет пятеро, оба воюют с Японией, потом так же будут воевать и с Герма-
нией, так что есть опасность сбить читателя, запутать, где какой Нико-
лай, где какая немка. Но при означенном сходстве надо сказать и о раз-
личиях, и не столько в социальном положении, сколько в их отношении не
просто к людям, а именно к человеческой жизни. Для государя, если речь
шла не о своих детях,  родственниках  и  людях  близких,  человеческая
жизнь была понятием скорее математическим. Дедом же человеческая жизнь
понималась, надо думать, прежде всего как объект защиты.
   Несколько отличным было у них, как мне кажется, и отношение к своим
профессиональным обязанностям,  да и взгляды на существенные  вопросы.
Например, дед терпеть не мог "домино", а государь терпеть не мог земс-
тво.
   Земство и всякие представительные собрания и организации,  посягаю-
щие на вмешательство во власть, вызывали у природного самодержца такое
же отвращение, как у деда военщина. Зато военным царь как раз благово-
лил,  да и сам был целым полковником. История борьбы царя с земством и
представительными органами,  история его борьбы с Думой,  могли бы за-
полнить целую комнату в подвале особняка Ипатьева в  Екатеринбурге.  А
ведь земство, как опыт народного, достаточно представительного самоуп-
равления, предшествовало опыту Совета рабочих, солдатских и крестьянс-
ких депутатов.  Доверься государь совету людей ему близких,  разумных,
зла ему не желавших,  может быть и до Советов дело  бы  не  дошло.  Но
царь,  такой мягкий,  добрый, чадолюбивый и незлобивый, был, к сожале-
нию,  и подозрителен, и упрям, и лукав. Важнейшие государственные воп-
росы,  в  первую  очередь,  рассматривались  с  точки зрения интересов
семьи, и поэтому домашние мнения перевешивали, как правило, все прочие
мнения.  Весь Кабинет министров был за введение земцев в Государствен-
ный совет,  хотя бы символически,  один обер-прокурор Победоносцев был
против,  так царь не только поддержал этого кощея, но, чтобы провалить
идею,  привел на следующее заседание равных себе в родовитости и  умс-
твенной  силе дядю Владимира,  дядю Алексея,  дядю Сергея,  величайших
князей,  семья встала стеной, и земцев к Госсовету не подпустили. Тема
для диссертации: "Правление государством как семейный промысел".
   Матушка царя,  дочка Датского короля, Мария Федоровна, гневалась на
членов Кабинета министров,  пытавшихся примирить царя с мыслью о земс-
тве:  "Эти свиньи заставляют моего сына делать бог знает  что..."  Вот
она - королевская кровь!  Чтобы матушку не огорчать, делая "черт знает
что", государь в один день подписал три взаимоисключающие документа по
одному  вопросу,  о  выборном представительстве.  Следом за Высочайшим
рескриптом подписывается Высочайший указ, покрываемый, в свою очередь,
Высочайшим же манифестом, и весь вопрос с представительством подданных
всего лишь в законосовещательных органах  становится  запутанным  нас-
только,  что решать, как действовать по рескрипту, указу или манифесту
мог только сам государь, опираясь на волю и мудрость жены, свояченицы,
дядей, теток, а потом еще и "Божьего человека из Тобольской губернии".
И хотя свояченица неистово заклинала: "Мой милый Ники... Бог благосло-
вил тебя редким умом, так доверяй же своим собственным суждениям! И Он
вразумит тебя быть жестким, и очень жестким!", - в конце концов, госу-
дарь подпишет бумагу,  подготовленную для него "свиньями", но на дворе
уже будет полыхать революция, пока еще первая.
   Почему так много именно о земстве?  Да,  дед был земским врачом, от
земства строил больницу,  видел в земцах своих товарищей,  деятельно и
бескорыстно служащих обойденным царской милостью гражданам.
   А вот некоторые замечания деда по поводу положения солдат, казаков,
нижних чинов,  как их именуют в армии,  обнаруживают его крайнюю наив-
ность.  Если бы он знал, к примеру, что треть личного состава крепости
Кронштадт  состояла  даровой  прислугой у офицеров и их семей,  его не
очень-то удивило бы обращение с нижними чинами как с вещью. Удастся ли
ему постоять за бесправных, увидим, а пока ему самому приходится защи-
щаться от господ с гипертрофией военной косточки.
   А жизнь шла своим чередом.  В Порт-Артур прибыл вице-адмирал Степан
   Осипович Макаров, подавший
записку накануне нападения японцев на порт-артурскую эскадру о необхо-
димости принять срочные предупредительные  меры.  Попечитель  морского
министерства великий князь,  генерал-адмирал Алексей Александрович ре-
золюцию:  "Хранить весьма секретно,  копий не снимать"  благословил  и
спрятал  доклад  под  сукно.  Предупредительные мероприятия могли быть
"неправильно поняты японцами и стать поводом к нападению".
   Выведенный из  строя  в  первый день войны первоклассный броненосец
"Ретвизан" сняли наконец с мели у входа в гавань и отвели на  внутрен-
ний рейд. Пополнили список погибших кораблей подорвавшийся на своих же
минах минный заградитель "Енисей" и героически дравшийся до последнего
матроса эскадренный миноносец "Стерегущий".
   Государем был принят шесть лет пробывший в ранге военного  министра
генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, отправляющийся на Дальний Вос-
ток,  чтобы взять на себя командование армией. В последние годы на ма-
неврах Куропаткин стяжал славу выдающегося военачальника.
   Назначен новый военный министр В. В. Сахаров, тоже генерал-адъютант
и тоже генерал от инфантерии.  В министрах пробудет недолго, до ноября
следующего года,  японцев не победит, а голову сложит в Саратове, куда
будет послан на усмирение крестьянских беспорядков.
   Не знает своей судьбы и армада боевых кораблей,  спешно достраиваю-
щаяся на петербургских верфях.  Государь лично осмотрел ударные броне-
носцы "Бородино",  "Орел" и флагманский броненосец "Князь Суворов".  В
эти  же  дни  осмотрен транспорт "Камчатка" и крейсер "Олег".  На всех
этих кораблях утром 14 мая 1905 года в  кают-компаниях  офицеры  будут
пить шампанское за здоровье Его Величества и Ея Величества в честь де-
вятой годовщины со дня коронации,  обогатившей русский лексикон страш-
неньким словом "ходынка",  сегодня к этому слову прибавится еще и "цу-
сима".
   Приближалась Пасха.  А  у католиков она уже наступила.  Ст.  Борзя.
   1904.  Марта 15. Христос Воскресе! Мой дорогой ангел Кароля! Думая,
   что ты получишь это письмо уже на Праздниках, я поздравляю те-
бя, твоих родителей и всех Ваших с Великим Праздником!  От  всей  души
желаю тебе и всем Вам полного здоровья, благополучия и счастья!
   Завтра выступаем из Борзи,  двигаемся сначала до Манчжурии - поход-
ным порядком, т.е. верхом. Предстоит сделать около 120 верст в продол-
жение 2 1/2 дней.  Из Манчжурии пойдем в Харбин, но как, не знаю - по-
ходным ли порядком или по жел. дор. Признаюсь, что не особенно приятно
идти походным порядком 120 верст. Без привычки это будет тяжело. Впро-
чем,  нужно привыкать.  Где придется встречать праздник Пасхи - сам не
знаю.  Жаль,  что уезжаю отсюда,  не дождавшись твоего письма.  Получу
его,  вероятно,  только в Харбине.  А как бы хотелось получить от тебя
письмецо.  Как-то ты поживаешь и чувствуешь себя,  моя ненаглядная?  Я
пока чувствую себя порядочно:  все-таки,  что ни говори, а интересного
предстоит много.  Одно тяжело - не видеть тебя и не знать,  когда уви-
дишь. Вот с этим никак не можешь примириться, а все остальное ничего.
   11 Марта мы парадно встретили Куропаткина,  который проезжал  мимо.
Куропаткин  осматривал  наш полк в полной парадной форме и нашел его в
хорошем порядке.  Выразил благодарность за хорошее состояние полка. Мы
по-видимому поступаем под начальство генерала Ренненкампфа - этого ге-
роя последней Китайской войны.
   В полк прибыл второй врач и врач ветеринарный.  Оба (особенно вете-
ринарный врач) славные товарищи.
   О каких-либо  военных новостях написать ничего не могу.  Пока мы не
на самом театре,  мы знаем слишком мало о  том,  что  там  происходит.
Большое сражение по-видимому произойдет в начале апреля на р. Ялу, ку-
да все время стягивают войска наши и японцы. Мимо нас каждый день про-
ходит по 10-8 воинских поездов.
   Вчера я с одним из офицеров поехал в поселок Чиндент  "в  гости"  к
расположенным  там  со  своими сотнями командирам этих сотен.  Сегодня
чувствую все-таки усталость, от непривычки к верховой езде, и это пос-
ле 20 верст,  что же предстоит дальше?  Впрочем, г.г. офицеры уверяют,
что дня через 2 похода почти вполне привыкнешь. Вообще я чувствую себя
вполне здоровым.
   Пока же прощай, моя дорогая, славная голубка Кароля! Крепко, крепко
целую тебя, обнимаю и жму твою руку!
   Н. Кураев.  На страстной дед говел. И государь начал говеть с дядей
   Алексеем.
Война как бы отодвинулась куда-то в сторону. Дневник императора. 21-го
   марта. Воскресенье. Отличный ясный день. Минни и Георгий вчера вер-
   нулись из-за границы и
завтракали с нами,  Орлов (деж.) тоже. Долго гулял и поработал над ис-
чезающим снегом.
   Покатались вдвоем. В 7 час. поехали ко всенощной в Аничков и обеда-
ли с Мама. К нам приехали Милица, Николаша и Петюша - она прямо из Ки-
ева на одни сутки.
   Они приехали к нам к обедне и остались завтракать.  Гулял и работал
в саду; погода была отличная. До обеда много читал. Потом покатался по
набережным.
   Подневные записи царя фиксируют лишь оболочку жизни. Картина лишена
   эмоций, мыслей, не отражает намерений и вовсе не дает
оценки произошедшему.  Но самое,  быть может, замечательное - здесь не
   найдешь ни тени само-
оценки, ни похвалы за полторы сотни в раз убитых фазанов, ни порицания
за губительное решение, принятое на историческом совещании на Ферме 25
августа 1904 года.
   Оболочка жизни,  сотканная рукой человека-символа... Символ - опоз-
   навательный знак, условный знак, содержание символа,
говоря современным рыночным языком,  "договорное"...  Царь  трагически
   обречен на роль символа, он предназначен и взращен
для этой роли.  Но и сама роль русского самодержца, как показывает ис-
тория,  открывает  неограниченные  возможности и для мореплавателя,  и
плотника, и полководца, и богомольца, и для шута горохового, все зави-
сит от возможностей исполнителя.
   ...Условен царь, условны его и доброта и жестокость, и милосердие и
бездушие,  безусловен лишь частный человек.  И только в пределах семьи
все подлинное и безусловное,  потому что невосполнимо. Восполнимы бро-
неносцы, полки, армии, невосполнимы дети, любимая жена. В частной жиз-
ни все единично, частная жизнь возвышает единичное как Единое и Единс-
твенное. Именно в частной жизни труднее всего, быть может, соединяется
то,  что так просто решается в теории.  А если к этому  добавить,  что
нравственное  существует  лишь  только как личное,  возникающее лишь в
глубине души,  "где все дозволено", как мгновение частной жизни, то...
наше  обращение  к  частной жизни двух современников,  двух участников
русско-японской войны не будет казаться праздным подглядыванием.
   Можно было  бы и не вспоминать пустяки частной жизни царя,  если бы
они не заполняли дни человека,  не допускавшего и мысли о том, что его
безраздельная власть над жизнью и смертью несметного числа людей может
быть поставлена под сомнение.
   Читая письма  деда  и записи царя,  сделанные в одно и то же время,
диву даешься не различию, а именно их одновременности.
   Общественное сознание, взращенное духовной культурой минувшего лишь
календарно века,  почитает  непреложным  исходить  из  гуманистических
принципов,  что понимают не только истинные поборники человечности, но
и лукавые авантюристы,  а государь, сродственно средневековому владыке
Иоанну  Грозному,  пребывает в убеждении:  "нешто я не волен в животах
холопей моих?"
   Царь на  Страстной неделе,  утром в Великий четверг причастился Св.
Тайн с детьми и дядей Алексеем. Дед причастился раньше, 20 марта.
   Ст. Борзя.  Марта 21 дня.  Вчерашний день, 20-е Марта, был для меня
   самым счастливым днем за все
время нашей разлуки.  Во-первых,  я приобщился Св. Тайн, т.к. говел на
прошлой неделе; во-вторых, вчера оправдалось мое предположение - я по-
лучил твое запоздалое письмо. Сердечно благодарю тебя, голубка, за это
твое письмо-дневник.  С большим интересом и удовольствием  прочитал  я
его.  Но, дорогая, откровенно скажу, что тяжело было все-таки услышать
в твоем дневнике слишком большое нервничанье.  Очевидно ты до сих  пор
не спокойна.  Лучше уж,  милая, позабудь обо мне на время и хорошенько
успокойся и не взвинчивай свои нервы и без того расшатанные.
   Не могу  не  сказать  тебе  и свое спасибо за то,  что прислала мне
письмо Александры Михайловны,  хотя оно было адресовано и не  мне.  Но
она расточает по моему адресу такие похвалы, каких я тоже не заслужил.
Несправедливо приписывает она мне все в деле  улучшения  ее  здоровья.
Она  и сама так отнеслась к своему лечению и к врачебным советам,  как
относится далеко не каждый больной. Это конечно влияло громадным обра-
зом  на  улучшение ее здоровья.  Ты очень хорошо сделала,  прислав мне
исследование ее мокроты.
   Что касается  карточки,  то мое мнение таково:  ты вышла безусловно
прекрасно, я же вышел гадко, как по большей части выхожу. Не стоит, по
моему  мнению,  раздавать  кому  бы то ни было карточки,  где мы сняты
вместе.  Но конечно тут ты можешь иметь одинаковый голос и  можешь  со
мной не согласиться.  Тогда делай, как знаешь. Впрочем, не думай пожа-
луйста,  что я смотрю на это серьезно и, если сказал, то только затем,
чтобы  ты  знала мое мнение,  а не затем,  чтобы мешать тебе поступать
так, как тебе хочется.
   Я вполне здоров телесно, но на душе тяжело и чувствую себя неважно.
Причин тому много.  Главная думаю та, что пребываю в разлуке с тобою и
в полной неизвестности,  когда же наконец увижу мою родную Каролю, об-
ниму ее и расцелую.  Затем скверно чувствуется и потому,  что общество
офицеров,  среди которых невольно приходится вращаться,  меня вовсе не
удовлетворяет. Все их интересы сводятся к картам и пьянству, чего я не
люблю,  и потому,  конечно, избегаю проводить с ними время. Приходится
сидеть одному и скучать.  Дела теперь много меньше, времени свободного
много.  Читать нечего.  От скуки перечитал имевшиеся у хозяев квартиры
приложения к "Родине" - романы довольно невысокого  качества.  Естест-
венно является желание,  чтобы поскорее двинули нас дальше. Тогда хоть
интерес будет представлять само путешествие.  Дорога и  дальше  весьма
красива  и  местность в Манчжурии оч.  живописна по словам бывших там.
Знаешь,  милый мой ангел, если Бог даст нам устроиться и все будет хо-
рошо  идти,  то мы с тобой сюда непременно должны спутешествовать - по
крайней мере хоть до Байкала.
   Ну каково ты провела праздники? Отдохнули ли и весело ли себя чувс-
твовала?
   Передай от  моего  имени  Марии Дмитриевне Горчаковой,  что глубоко
благодарю ее за приветствия и добрые пожелания.  Мне хотелось познако-
миться с ней, именно у меня было желание поручить ей - этой редкой ду-
ше, этому чистому сердцу и уму другую родную душу - душу Кароли. Я хо-
тел  просить ее не оставлять Каролю своим теплом и сердечным отношени-
ем.  Но даже прежде просьбы я хотел искренне поблагодарить ее  уже  за
то, что она успела вложить из своих нравственных и духовных сокровищ в
душу Кароли.  Может случиться,  конечно, что и никогда мне не придется
познакомиться  с этим редким человеком,  поэтому прошу тебя,  деточка,
передай ей то, что я только что написал. Если бы мы больше знали таких
людей, больше имели с ними общения, мы - люди обыкновенные, будничные,
грубые и сами были бы лучше и чище.  Буду счастлив,  если ты,  Кароля,
ученица  Марии Дмитриевны,  будешь во всем достойна своей высокой учи-
тельницы.  Мое желание расходится с твоим, когда ты выражаешь мне, что
хочешь быть достойной меня. Нет, дорогая, стремиться нужно вверх, а не
вниз!  Я думаю, не ты должна стремиться стать достойной меня, а наобо-
рот,  я должен достигнуть тебя, а ты уж стремись еще выше! Так-то, моя
дорогая!
   Пасху вероятно будем встречать тут, в Борзе, если неожиданно не по-
лучится предписания выступать.  Я бы лучше желал  встретить  в  дороге
этот Праздник.
   Напрасно ты пишешь о таких пустяках,  как мои телеграммы с оплачен-
ным ответом.  Вводить тебя в лишние расходы я не имею ни малейшего же-
лания, тем более, что телеграммы сюда так дороги. Ведь мне здесь почти
некуда тратить деньги.  У меня накопилось больше 500 рублей,  и я даже
думаю перевести их тебе,  т.к.  если придется быть на поле сражения  и
шальная пуля уложит, то и деньги совершенно зря пропадут, ты же их мо-
жешь сохранить до моего возвращения,  а в случае необходимости и  вос-
пользоваться ими для себя. Я вероятно так и сделаю, когда будем высту-
пать, оставлю рублей 100-150 себе, а остальное переведу на твое имя по
почте.
   Что касается твоего намерения продолжать и летом заниматься с деть-
ми,  то, конечно, тебе должно быть известно, что мне этим ты доставля-
ешь большое огорчение и ничего больше.  Писать  по  этому  поводу  еще
что-нибудь считаю лишним,  так как уже много было писано и говорено на
эту тему без толку.  Делай как знаешь и можешь не уведомлять  меня  об
этих занятиях.  Они меня интересуют только лишь в отношении влияния на
твое здоровье,  во всех же других отношениях они для меня представляют
меньше интереса, чем прошлогодний снег.
   Ну, прощай,  дорогая деточка Кароля! Крепко, крепко целую тебя! Жму
   твою руку и шлю наилучшие пожелания. Весь твой, горячо любящий тебя
   Н.  Кураев.  Письмо Александры Михайловны возвращаю. Непривычно чи-
   тать в письмах человека влюбленного, жениха, рядом с
"объятиями" и "поцелуями" - "Жму твою руку" да  еще  и,  как  правило,
"крепко". Письмо от 21 марта многое разъясняет. Дед благодарит бабушку
за присланное исследование мокроты,  а ведь бабушка  сама  догадалась,
сама прислала,  навряд ли ее дед попросил. Не подмешивается к любви, а
полноправно существует в отношениях этих счастливых друг другом  моло-
дых людей еще и товарищество,  с уважением к делу, праву и мнению дру-
гого.  "Тут ты имеешь одинаковый со мной голос и можешь не  согласить-
ся." Это о фотокарточках.  Но дед понимает, что не имеет равного с ба-
бушкой голоса в вопросе о ее работе летом.  Он может  только  выразить
свою огорченность,  выразить резко,  с нескрываемой обидой, но настаи-
вать не может. В вопросах практического свойства любовь не всегда луч-
ший советчик именно в силу своей категоричности, и полноправно сущест-
вующее в отношениях чувство товарищества позволяет  неудовольствию  не
развиться в конфликт и разрешиться дружелюбно.
   "Жму твою руку!" - это не формальность,  не ритуал, это именно знак
товарищества!
   Дед не знает, но уже начинает чувствовать, что наступает полоса тя-
гостного испытания пустотой. Бессмысленное прозябание в ожидании неве-
домо чего он готов променять на "путешествие" на войну, на р. Ялу, где
полковой врач предвидит "большое сражение". Там оно и произойдет через
3 недели. А вот умудренные и увенчанные выпушками и аксельбантами воя-
ки  почему-то "большого сражения" не предвидели,  и потому малочислен-
ный,  всего-то в пятнадцать тысяч человек отряд генерала Засулича,  не
сумевшего  выбрать  порядочную позицию и тактику обороны,  был разбит.
Значение боя на р.  Ялу,  где потери японцев были больше наших,  очень
велико и для нас прискорбно.  Японская армия, до той поры сравнительно
немногочисленная,  захватила ключевые порты и начала энергично наращи-
вать свои силы в Манчжурии.
   Чудовище войны,  призванное на головы невинных россиян легкомыслием
царя и его ближних, казалось, еще дремлет, и, потягиваясь, перевалива-
ясь в дремоте,  то толкнет на мины пару броненосцев,  то  крейсер,  то
придавит до крови отряд непроворного умом генерала.
   Царь, скорее всего,  пребывал в уверенности,  что лестные  для  его
царского  самолюбия военные победы полагаются ему как бы по должности,
и точно так же,  как министр двора Фредерикс в нужный день и в  нужном
количестве  поставляет  ему яйца для христосования,  так же и генералы
Куропаткин,  Случевский,  Засулич, Штакельберг, Бирльдерлинг, Гриппен-
берг и, набивший руку на подавлении Китайского восстания, Ренненкампф,
это на суше,  а Старк,  Витгефт, Макаров и Алексеев - на море в нужный
день и час поднесут ему победу.  Планировалась "маленькая победоносная
война",  о необходимости которой именно этими словами говорил  министр
внутренних дел В.  К.  фон Плеве, не полководец, но крупный деятель по
жандармско-полицейской части,  державший на прицеле, в первую очередь,
врагов внутренних.  Надо было убить двух зайцев, отучить японцев раз и
навсегда совать нос на материк и показать так  называемому  "обществу"
силу и несокрушимость самовластья.
   Однако, в предпасхальные дни заботы войны совершенно  исчезают  как
со страниц царского дневника, так и из писем деда.
   Дневник императора.  25-го марта.  Четверг.  Утром причастились Св.
   Тайн с детьми и д. Алексеем. После чая читал и
принял Плеве.  Завтракали с Трубецким (деж.). Поехали к Ксении поздра-
вить ее с днем рождения. Гулял.
   В 7 час. поехали в Аничков к службе 12 Евангелий, кот. продолжалась
час сорок минут. После обеда вернулись домой. Долго занимался.
   26-го марта.  Пятница.  Сегодня сразу потеплело.  В 12 час. были на
   выносе плащаницы. Завтра-
кали Ольга и Петя (деж.).  Гулял и работал над остатками снега в тене-
вой части сада.
   Все дети снова простужены и сидят у себя в детской. В 7 час. поеха-
ли к службе в Аничков и обедали с Мама.
   27-го марта.  Суббота. Утром шел снег и попеременно дождь. В 11 1/2
   к последней службе.
Завтракали: кн. Орбелиани, кн. Оболенская и ее брат (деж.). Затем имел
доклад  Фредерикса,  выложил яйца для христосования завтра и пошел гу-
лять.
   Погода прояснилась. Дети все лежат рядом в постелях. Обедали вдвоем
   в библиотеке. Зани-
мался целый  вечер.  В  11.55 начался выход к заутрени.  За три дня ни
   единого упоминания о войне, будто японцы объявили пас-
хальные каникулы.  Нет,  ночами они планомерно ведут минные постановки
на внешнем рейде Порт-Артура.  И уже в среду на Святой неделе одновре-
менно на минах подорвутся два наших броненосца,  "Победа", получив тя-
желые повреждения, все-таки останется на плаву, а "Петропавловск" уто-
нет в считанные минуты.
   А в письмах деда все ясней и ясней проступает тоска. Тягостная пус-
   тота существования вдали от людей близких и духом и де-
лом. Тоска подъедает столпы душевного равновесия деда. Ст. Борзя. Мар-
   та 26 дня. 1904. Дорогая деточка Кароля! Вчера совершенно неожидан-
   но получил твое второе письмо с моей карточ-
кой. Превеликое  тебе спасибо!  Карточку эту нахожу сравнительно удач-
ной.  Действительно,  ты,  моя милая, сделала мне прекрасный подарок к
Празднику, но не столько карточкой сколько письмом. Накануне вчерашне-
го дня я получил заказное письмо от Анюты из Павловского. Ты не можешь
себе представить,  как приятно иметь здесь известие с дальней родины и
от дорогих людей. Все мелочи и пустяки, о которых ты пишешь, здесь так
же приятно читать, как самые важные известия. Бесконечно радуюсь твое-
му здоровью и спокойствию.  Напрасно только ты утомляешь  себя  еще  и
курсами в Университете. Не думаю, чтобы в этом была серьезная и насто-
ятельная для тебя необходимость. Я конечно был бы только рад тому, что
ты слушаешь эти курсы,  если бы ты была свободна от других занятий; но
я всегда буду против всякого лишнего утомления. К сожалению, мы всегда
научаемся  слишком поздно ценить лучшее из благ жизни - здоровье.  Мо-
жешь поэтому сама понять,  что и твое известие об перемене планов г.г.
Катуар  поселиться близ Воскресенска меня только порадовало.  Я думаю,
что в силу этого ты хотя невольно и против своего желания будешь отды-
хать летом, а не утомляться. Дай Бог, чтоб так и было!
   Ну что ж сообщить о себе?  Как и прежде,  сидим,  ждем и ничего  не
знаем.  Все та же скука и то же невеселое настроение. Даже и наступаю-
щий Праздник не особенно радует.  Дела очень мало; больных бывает нем-
ного - человек 8-10 в день,  и это конечно слава Богу,  а то и так оч.
многих лекарств нет,  и больных приходится лечить не тем, чем бы нужно
было. Вообще дело здесь способно навести одно только уныние. Все дела-
ется кое-как,  лишь бы что-нибудь сделать. Просто тошно от такой рабо-
ты.  Физически я совершенно здоров, но морально чувствую себя по-преж-
нему оч. гадко.
   Ну, моя дорогая голубка,  "до свидания", если не любишь слова "про-
щай"! На твой привет: "Христос Воскресе" нужно бы ответить тебе "Воис-
тину Воскресе", но я уже послал тебе, деточка, и свое "Христос Воскре-
се!"
   Крепко целую тебя,  желаю счастья и здоровья!  Весь твой Н. Кураев.
   Мне так много приходится писать об одном и том же,  что я скоро пе-
   рес-
тану писать кому бы то ни было,  кроме моей дорогой, ненаглядной Каро-
   ли! Вот и наступил Праздник, соединяющий сердца всех верующих хрис-
   тиан,
напоминающий непременным поздравительным целованием о единении в любви
к Богу и ближнему и о равенстве во Христе.
   Дневник императора.  28-го  марта.  Светлое  Воскресение.  В церкви
   пришлось похристосоваться с 280 (чел.). Обедню отслужили
скоро. В Малахитовой мы были в 2 1/2 ч.  Разговлялись с удовольствием.
Лег спать около 4 час.  Встали в 9 1/2. День был ветреный, серый. В 11
1/2  было большое христосование - около 730 чел.  Под конец как всегда
певчие пропели несколько светских вещей. Завтракал князь Орлов (деж.).
Отвечал на телегр.  и гулял. Долго сидели у детей, кот. все еще в кро-
ватях.
   В 7  1/2  у  нас  была отслужена короткая вечерня.  Обедали вдвоем.
   Японцы оставили в покое наш флот в Порт-Артуре в эту ночь.  На сле-
   дующий день императору предстоит опять "большое христосование"
с нижними чинами в количестве семисот двадцати человек.  Итого, за два
дня 1730 человек поцеловали царя и были в свою очередь ответно обцело-
ваны.  Принимая во внимание троекратность и взаимность целования, речь
идет о 10380 поцелуях, только помянутых царем, не входят сюда поцелуи,
полученные от близких и на близких запечатленные.  Сюда же еще следует
присовокупить  какое-то  "малое  целование" на третий день Пасхи.  Вот
прямое свидетельство духовного и телесного единства русского  царя  со
своим народом,  православным,  по крайней мере.  Императрица же, Алек-
сандра Федоровна,  к Светлому Воскресению  получила  сильный  насморк,
скорее всего заразившись от простуженных детей, как в этом случае обс-
тояло дело с христосованием, дневник умолчал.
   Ст. Борзя. Март 27. 1904. Дорогая голубка Кароля! Вчера только отп-
   равил тебе письмо. Сейчас, перед самым Праздником,
настроение мое несколько улучшилось. Сегодня я и ветеринарный врач со-
вершили 20-ти верстную прогулку верхами,  и после этой прогулки как-то
лучше почувствовалось.  Только я слез с лошади и вошел в квартиру, как
мне подали твое письмо и телеграмму.  Вместе с ними была поздравитель-
ная телеграмма из Фатежа.  Сердечное тебе спасибо, очень ты меня обра-
довала, как-то веселее теперь встречать Праздник, который наступит че-
рез 1 1/2 часа. Собираюсь идти в Церковь, и после обедни все мы офице-
ры будем вместе разговляться в офицерской столовой.  И вот я под хоро-
шим впечатлением сел строчить тебе настоящее письмо. В сущности нового
или интересного сообщить нечего;  тем более,  что вчера только  писал.
Ах, милая Кароля, как хотелось бы вместе с тобою, мой ангел, встретить
Великий Праздник! Но я все-таки рад, что ты едешь хоть до 1-го числа в
Ивановское.  Отдохни там и повеселись. Мне конечно веселья никакого не
предстоит, да я его и не желаю, буду рад уже тому, если настроение мое
будет  не совсем скверное.  Пока заканчиваю писать и отправляюсь через
1/4 часа в Церковь.
   Когда запоют "Христос Воскресе",  я мысленно похристосуюсь с первою
- моею дорогою, милой Каролей!..
   Встретят, и  не  раз  встретят  дед и бабушка свой великий Праздник
вместе, но особенно запомнится встреча 1927 года в Фатеже.
   Еще жив будет Сережа, еще не уехали на учебу Маргарита и Николай, а
младшие, Ольга и Аркадий, учатся в единой трудовой школе первой ступе-
ни,  и будущему летчику всего одиннадцать лет. Дом полон гостей, здесь
представлена вся фатежская интеллигенция - врачи,  духовенство, учите-
ля.  Едва все рассядутся за просторным,  раздвинутым во всю длину сто-
лом,  едва соберутся возгласить пасхальный тропарь,  как в  дверь  без
стука  войдет  Петр Евдокимович Анциферов,  начальник Фатежской ЧК,  с
двумя помощниками при оружии. Всем будет предложено оставаться на мес-
тах,  а деду будет предъявлен ордер на обыск для выявления незаконного
хранения в доме оружия.
   Оружие в доме было,  незаконное.  В столе у деда,  в правом верхнем
ящике,  под ключом,  хранился заряженный револьвер, с которым он ездил
по уезду,  а иногда и отправлялся на ночные вызовы.  И в городке,  и в
окрестностях было неспокойно. Был какой-то шпалер и у моего отца, в ту
пору  семнадцатилетнего юноши.  Дед о второй "пушке",  натурально,  не
знал.  Кивка деда было достаточно,  чтобы старший сын понял, что нужно
делать.  Передать дяде Сереже ключ не составило труда. Пока дед возму-
щался,  протестовал, требовал снять арест хотя бы с гостей и отпустить
их по домам,  дядя Сережа переложил револьвер деда из стола к себе под
брючный ремень,  прикрытый по моде того времени рубашкой навыпуск  под
ремешком.  Через три часа он расстался с оружием в отхожем месте, куда
хоть и под  конвоем,  но  отпускали.  Удалось  и  отцу  выкинуть  свой
смит-вессон в форточку в снег.  Похоже, чекистов никакое оружие не ин-
тересовало,  во всяком случае,  они его не  искали.  Петр  Евдокимович
вместе  с помощниками перетряхнули все книги,  перебрали и просмотрели
все письма, хранившиеся в доме.
   Авторитет Анциферова в городе был высок;  после того,  как он вывел
на улицу и лично расстрелял прямо у крыльца двух  бандитов,  взятых  с
поличными,  его  фамилия  зазвучала.  И еще Анциферов немножко щеголял
своей подчеркнутой опрятностью, трезвостью, корректностью и ровным го-
лосом при любых обстоятельствах.
   "Вы что ж, надеетесь найти пулемет "кольта" в моих книгах, или вин-
честер в письмах жены?!" - взорвался наконец дед.
   Анциферов невозмутимо дочитал очередное письмо,  вложил его обратно
в конверт и взялся за следующее,  и когда все решили,  что отвечать он
не собирается, ответил, не отрывая глаз от письма: "Я не надеюсь найти
пулемет "кольта" в ваших книгах,  а записку с уведомлением о том,  что
вам такой пулемет послан,  возможно найду. И в письмах вашей жены вин-
честер,  вы правы,  не спрячешь, но может быть мне удастся прочитать о
том, что партия винчестеров направлена вам, или от вас..."
   Обыск, во  время которого ничего кроме бумаг чекисты в руки не бра-
ли, длился до глубокой ночи.
   Власть воспитывала  интеллигенцию в страхе перед новыми богами!  28
   марта.  1904.  ст.  Борзя. Вот наконец и праздник! Еще раз "Христос
   Воскресе"! моя славная де-
точка! Как-то ты себя чувствуешь?  Когда же наконец я вместе с  тобой,
моя голубка,  встречу и проведу этот Праздник?! С нетерпением жду того
времени,  когда наконец удастся вместе с родной  душой  встретить  эти
дни.  С грустью вспоминаю те времена,  когда все это было иначе.  Но я
все-таки надеюсь на  счастье  в  будущем,  верю  в  возможность  этого
счастья с моей дорогой, ненаглядной и милой Каролей!
   Крепко, крепко целую тебя и твои дорогие глазки!!  Жму твою руку  и
обнимаю тебя! Весь твой, горячо тебя любящий и глубоко благодарный те-
бе
   Н. Кураев.  Передай  мой  привет и искренние поздравления всем меня
   помнящим. Приветствую Грету! 31 марта, в среду, на Святой неделе на
   внешнем рейде Порт-Артура по-
дорвался на мине броненосец "Петропавловск",  шедший под флагом коман-
дующего флотом вице-адмирала С. О. Макарова. Невероятно быстро для та-
кого огромного корабля броненосец затонул. Предположительно сдетониро-
вали собственные мины, хранившиеся в носовых отсеках. Три моментальных
снимка Н.  Петрова запечатлели катастрофу с берега.  На первом снимке,
отчетливом и крупном, виден черный силуэт броненосца на фоне белесого,
чуть подштрихованного серыми полосками волн,  моря. Над носовой частью
корабля,  вздымаясь выше мачт, стоит огромное облако пара. Вершина об-
лака,  как бы от собственной тяжести, заваливается за носовой срез. На
втором снимке нос корабля уже в воде, броненосец заваливается на левый
борт, корма обнажена и зависла над водой. И третий снимок. Распластан-
ное над морем облако, и только черная тень от облака на том месте, где
только что был корабль.
   Большинство офицеров и команды погибли. Погиб Степан Осипович Мака-
ров.  Погиб живописец Верещагин,  всего лишь в 1903 году вернувшийся с
массой этюдов из Японии, видевший царившую там озлобленность на Россию
и говоривший, что "народ перережет министров", если те не начнут с на-
ми войну.
   Спасся великий князь Кирилл Владимирович,  контр-адмирал свиты, на-
чальник  штаба Тихоокеанского флота,  спасся командир "Петропавловска"
адмирал Н. М. Яковлев, спасся, чтобы быть расстрелянным Орловской ЧК в
1919 году,  расстрелян не по вине,  а в качестве заложника.  Кирилл же
Владимирович,  наивно решив, что теперь ему море по колено, не получив
на то государева дозволения,  взял и женился на разведенной жене вели-
кого герцога  Гессенского  Эрнста-Людвига,  брата  Алисы-Виктории-Еле-
ны-Луизы-Беатриссы  Гессен Дармштадтской.  За своенравный поступок мо-
реплаватель был отставлен от службы и лишен флигель-адъютантского зва-
ния,  правда,  в 1907 году он благополучно выплыл и здесь,  был прощен
великодушным самодержцем и прожил до 1938 года.  Повезло ему  и  после
смерти,  в связи с победой демократических сил в Санкт-вновь-Петербур-
ге,  демократы перевезли прах великого князя из-за рубежа и упокоили в
центре города, в Петропавловской крепости.
   Но, возвращаясь к утонувшему "Петропавловску",  надо  сказать,  что
"тяжелое  и невыносимо грустное известие" выбило государя из размерен-
ного прогулочного состояния:  "Целый день не мог опомниться  от  этого
ужасного несчастья", к Цусиме государь уже придет закаленным, и "ужас-
ные известия о гибели почти всей эскадры" вызовут только грусть на ду-
ше.
   То, что царь не удостоил поминания  погибшего  на  "Петропавловске"
Василия  Васильевича  Верещагина,  не удивляет,  хотя они и были лично
знакомы. Удивило меня то, что Верещагин не помянут дедом.
   За две недели,  надо думать, трагическая весть доползла до Борзи, а
в письме от 10-го апреля,  первом письме после Пасхи, обо всем этом ни
слова.
   душевному сродству.  Верещагин был человеком не только ярко одарен-
ным,  но и прямым, честным, храбрым. Он не наблюдал, не присутствовал,
он участвовал в войнах,  о которых рассказывал. Участвуя в атаке мино-
носца на турецкие корабли еще в 1878 году Василий Васильевич был удос-
тоен тяжелой раны в бедро,  в образовавшемся углублении свободно поме-
щался револьвер с чуть обпиленным стволом.  За храбрость,  проявленную
во время обороны Самаркандской цитадели, художник был удостоен Георги-
евского креста 4-й степени.  Смел был Василий Васильевич и в обращении
с царем и царедворцами, все это видели. Во время посещения второй выс-
тавки картин "наполеоновской серии" Николай Второй заинтересовался фо-
тографиями трех из пяти картин, уничтоженных Верещагиным после резкого
их осуждения со стороны Александра II.  Проворный камергер И. П. Бала-
шов тут же подскользнул к государю:  "Ваше Величество,  прикажите  ему
написать их снова!" Верещагин вскипел и,  зная,  что Балашов глуховат,
громогласно объявил:  "Мне приказать, Ваше превосходительство, нельзя,
меня можно просить!"
   Царь, сочтя выходку дерзкой, тут же с выставки уехали. Получил свое
и великий князь Владимир Александрович,  заметивший еще на первой "на-
полеоновской выставке" Верещагину:  "Никогда Наполеон не ходил в такой
дурацкой шубе и шапке".  "Достаточно ли, если я представлю два истори-
ческих рисунка этого костюма и описание его?" "Достаточно."  "И  тогда
вы публично признаете, что неправы?" "Нет, не признаю", - дорожа своим
правом на глупость объявил великий князь.  Разговор шел  в  повышенных
тонах,  и  тем дело не кончилось.  Приехав в Москву,  Верещагин тут же
послал великому князю письмо с историческими доказательствами,  а  од-
новременно  графу  Толстому Ивану Ивановичу,  вице-президенту Академии
художеств,  в инцидент посвященному. Письмо Толстому начиналось слова-
ми:  "Этот болван Влад.  Алекс. ..." Отправив человека на почту и чуть
остыв, Василий Васильевич засомневался, не перепутал ли он в раздраже-
нии конверты.  Дело был нешуточное,  вдогонку был отправлен служитель.
Ошибку поправили, конверты, как свидетельствует брат Лидии Васильевны,
жены Верещагина, были действительно перепутаны.
   И вот тебе на - Верещагин,  превосходнейший человек,  погиб,  а дед
оказался на одной доске с теми,  кому эта смерть была безразлична? Со-
чиняя художественный портрет предка,  я бы знал,  как поступить в этом
случае,  но вмешиваться в автопортрет, написанный девяносто лет назад,
не считаю для себя возможным. Можно было бы, конечно, спрятать эту за-
девшую  меня неотзывчивость деда за пропуск в переписке.  Да вот беда,
уже начало письма убеждает,  что пропуска между пасхальным  письмом  и
письмом от 10 апреля - "ничего особенного не случилось" - нет.
   Ст. Борзя.  Апреля 10.  1904. Дорогая голубка Кароля! Вот уже почти
   две недели, как я ничего не писал тебе. Да ничего осо-
бенного и не случилось за это время.  Праздники прошли скучновато; те-
перь же время тянется так же,  как прежде.  Ходят слухи,  что скоро мы
выступим,  но все относятся к этим слухам как-то недоверчиво и безраз-
лично.  Подобные слухи у нас существуют все два месяца, которые мы тут
сидим.  Работы немного.  Теперь на некоторое время  прибавилось  дела,
прививаем всем нижним чинам оспу.  Но,  конечно, это займет три-четыре
дня, не больше. Скука одолевает все сильнее и сильнее.
   Со мной чуть было не стряслось несчастье,  но, слава Богу, все кон-
чилось благополучно.  У нас скоропостижно умер казак,  упавши с лошади
во  время ученья,  по законам нужно было его вскрывать.  Вскрывали для
скорости со вторым врачом - он череп,  я грудную  и  брюшную  полости.
Обстановка вскрытия была самая неудобная:  тесно и оч. темно. Я уколол
себе ножом палец; но ранка была так мала, что я не мог ее даже разгля-
деть и прижечь.  Спустя 3-4 часа после вскрытия палец начал болеть,  и
тогда я хорошенько размыл и разглядел ранку, имевшую вид укола иголкой
и уже покрасневшую. Тогда я вколол в ранку кристалл марганцево-кислого
кали и несколько успокоился. Как уже сказал, все сошло благополучно, и
хотя дня два я и волновался,  но потом уже ясно было, что заражения не
произошло.
   Пишу тебе это и надеюсь,  что Ты не будешь беспокоиться задним чис-
лом.  Можно было бы и не рассказывать этого,  но я решил, отчего же не
поделиться,  хотя и не особенно приятным известием, но, по крайней ме-
ре, хорошо кончившимся.
   Ты не знаешь,  как я был обрадован твоей телеграммой,  в которой ты
уведомляешь меня о том, что оставляешь свои занятия в гимназии и у Ка-
туар. Отдохни, голубка, и набирайся здоровья духа и тела!
   Хотел бы отправить тебе деньги, как писал раньше, да пришлось выру-
чать из беды г.г. офицеров и дать кое-кому из них взаймы 300 рублей.
   Ну что еще написать?  Почти ежедневно я, второй врач и ветеринарный
врач совершаем верхом прогулки,  которые доставляют мне много удоволь-
ствия.  Седло я себе купил за 30 рублей (очень дешево) у того офицера,
который и обещал мне его.
   Приветствуй Грету и ее супруга.  Коротенькие письма я послал  почти
всем на Праздник. Теперь имею право рассчитывать, что хоть на часть из
них получу ответы.
   Ну, до свидания,  милая, дорогая Кароля! Крепко, крепко целует тебя
твой навсегда
   Н. Кураев.  Сейчас, дорогая деточка, получили распоряжение о назна-
   чении половины
нашего полка временно для охраны жел. дор. (Забайкальск.). Около стан-
ции Хайлар Японцы попортили жел.  дорогу.  Три японских  офицера  были
схвачены  и повешены.  Один же,  пытавшийся взорвать туннель на Хинган
(горный хребет в Манчжурии), был застрелен часовым. Все это оч. досто-
верные  известия.  И вот,  в виду несомненного плана Японцев испортить
Забайкальскую ж.д.,  чтобы прекратить возможность  доставки  войска  и
провианта,  нашему  полку предписано немедленно встать на охрану линии
от г. Читы до ст. Манчжурия. Завтра 3 сотни (половина полка) уже утром
выступит  для  этой цели в назначенные пункты.  Я пока остаюсь здесь в
Борзе; но оч. может быть скоро придется переехать куда-нибудь в другое
место. Назначение полка для охраны по-видимому временное - до прибытия
специального войска для этой цели. По одним известиям (8-го была полу-
чена  телеграмма от Ренненкампфа) мы поступим все-таки в дивизию гене-
рала Ренненкампфа;  по другим же известиям мы  должны  будем  идти  на
подкрепление  отряда генерала Мищенко в Корею.  Говорят,  у Мищенко от
целого полка (2-го Аргунского) осталось в живых  только  126  человек.
Вот тебе и новость, милая Кароля! Есть и другая новость, которую услы-
шал только сегодня вечером. При ст. Борзя, в поселке Суворовском имеет
открыться кажется в скором времени лазарет Красного Креста. Может быть
тут будет кто-нибудь из знакомых?!  Это нам конечно на руку,  ибо  там
разумеется и обстановка и все будет гораздо лучше, чем имеется в нашем
полковом лазарете.
   Ну, прощай пока,  мой милый ангел!  Крепко целую тебя и желаю всего
наилучшего!
   Весь твой Н.  Кураев. Апрель - времена глухариной охоты! В дневнике
   государя горестные вести с театра военных действий на
Дальнем Востоке  перемежаются  записями  об охотничьих успехах.  Число
убитых глухарей особо выделено,  надо думать,  для удобства подсчета в
конце сезона, в соответствии с заведенным порядком.
   Дневник императора. 20-го апреля. Вторник. В час ночи поехал на ток
   около Гатчины и убил 2 глухарей. Вернулся
домой в 5 час.  Всю ночь шел дождь.  Днем так же,  было совсем  тепло.
   Аликс уехала в город в свой склад и вернулась к чаю.  Завтракал Ен-
   галычев.  Гулял. Вечером много занимался. Если 19 апреля среди при-
   мечательных событий значилось: "Гулял долго,
убил ворону и катался в ёГатчинке",  то день 20 апреля  надо  признать
значительно  более содержательным,  два глухаря конечно перевесят одну
ворону.
   Дневник императора. 21-го апреля. Среда. От Куропаткина пришло нес-
   колько донесений с подробностями боя 19
апр., в кот. участвовало 5 стрелковых полков с 4 батареями и более 3-х
дивизий японцев с большим количеством артиллерии. После полного обхода
нашего левого фланга отряду ген.  Кашталинского пришлось отступить.  К
сожалению,  кроме огромных потерь людьми - орудия и пулеметы были  ос-
тавлены на позиции, ввиду того, что все лошади были перебиты. Тяжело и
больно!
   Погода была  серая  с сильным ветром.  После доклада принял 33 чел.
Завтракали Кира (деж.) и его мать. Весь вечер много занимался.
   Японцы обходят наш левый фланг,  и,  понеся огромные потери, бросив
орудия и пулеметы,  мы отступаем.  Лошади перебиты.  А что с ранеными?
Как их представить,  бросивших орудия,  разбитых, израненных, бегущих,
какие у них имена,  фамилии,  может быть - Вершинин Александр  Игнать-
евич,  Соленый Василий Васильевич, Федотик Алексей Петрович, Родэ Вла-
димир Карлович, - по времени это как раз их война.
   Дневник императора. 22-го апреля. Четверг. В час ночи поехал на тот
   же ток, посчастливилось на этот раз и я убил
пять глухарей.  Ночь стояла чудная.  Вернулся домой в 5 1/4. Спал до 9
   3/4. Было три доклада. Завтракали одни. Гулял долго. После
чая подарил  Аликс  немного вещей.  Обедали и провели вечер вдвоем.  В
   царской неизменности привычкам повседневности есть что-то эпичес-
кое, даже поэтическое...  Это поэзия закона Ньютона, трактующего прин-
цип инерции, - начавшее двигаться тело будет двигаться равномерно-пос-
тупательно бесконечно,  пока на него не подействует иная сила.  Как же
велика была сила царя,  отстаивающего свое право на  частную  жизнь  и
частную прихоть,  хотя на него действовали,  да еще как и со всех сто-
рон,  но как же ничтожно мала была вся эта внешняя сила по сравнению с
той,  что  позволяла  мягко посылать всех к черту,  брать ружье и идти
стрелять ворон или тетеревей.
   А может быть так ведут себя обреченные,  покоряясь неодолимым силам
и мирно посвящая себя обыденному ритуалу, заведенному еще при царе До-
доне.
   И все-таки диву даешься, как во время катастрофической войны, нака-
нуне кровавой революции так много времени уделяется тому, что на языке
двора Ивана IV именовалось - прохлады царские.  А как еще назвать  все
эти катания на байдарках и "гатчинках", работы "над исчезающим снегом"
и "работы над остатками снега в  теневой  части  сада",  игры  домино,
раскладывания пасьянса,  стрельбу по воронам, тетеревам и зайцам, ист-
ребленным в гомерическом количестве.  Неужели он, верующий же человек,
вот так вот,  прохлаждаясь на троне, рассчитывал в день Страшного Суда
услышать Глас: "...ты еси Царь правды!"
   Проста и глубока мысль о том,  что цель жизни - жизнь, а цель чело-
века - жизнь человеческая.
   Россия войну проиграет, царь войну проиграет, а дед и его коллеги -
выиграют! Возможно ли это? Возможно. Но это надо приберечь для финала.
   Война последовательна  и  логична,  она сначала упрощает и сжимает,
предельно ограничивает жизнь в ее армейском,  казарменном виде, делает
ее неинтересной и малоценной, вроде с такой и расстаться не очень-то и
жаль... тут-то ее и обрывают.
   А еще война учит убивать время. Солдаты убивают его низменным вздо-
ром и жестокими развлечениями,  офицеры убивают время  охотой,  вином,
рыбалкой,  картами. А каково тому, кто сознает это "убивание" времени,
как убийство жизни,  кто сознает всю тягостность пренебрежения настоя-
щим в пользу грядущего!
   Неупотребленная масса возможностей бродит в деде, ищет выхода, най-
ти  не  может,  именно в таком состоянии чаще всего люди погружаются в
дрянь, в мелочь, в нечистые страсти.
   А как устоять? Ст. Борзя. Апреля 22-го. 1904. Милая, дорогая голуб-
   ка Кароля!  Опять прошло уже больше недели, как я не писал тебе. За
   это время ни-
чего не произошло,  хотя мы едва не двинулись в Приморскую область. Но
распоряжения так часто меняются,  что положительно нет никакой возмож-
ности даже предполагать,  что будет с нами,  например, через день-два.
Так,  на другой день после того, как я отправил тебе письмо, в котором
писал о том,  что наш полк расставлен на охрану железной дороги, полу-
чилась  телеграмма быть готовыми немедленно двинуться в Приморскую об-
ласть.  Сотни же,  расставленные на охрану, заменить полковой стражей.
Стали  готовиться к выступлению и снова получилось распоряжение об от-
мене нашего движения в Приморскую область и приказ о назначении  всего
полка опять же на охрану Забайкальской ж.д. Теперь уже почти весь полк
растянулся от Байкала до Манчжурии.  Здесь в Борзе остается пока обоз,
полусотня 5-й сотни и штаб полка.  Врачи находятся при штабе, значит я
продолжаю оставаться здесь.  В виду расположения полка по железной до-
роге теперь и мне и товарищу предстоит некоторое развлечение - разъез-
жать время от времени,  смотря по надобности,  то в одну,  то в другую
сторону от Борзи.
   Здесь ходят опасения эпидемии чумы,  которая всегда есть в Корее, а
на  скоте  уже появилась и в окрестностях Борзи.  Ввиду этого из Штаба
Казачьего Войска в Чите получилось предписание о назначении санитарной
комиссии для осмотра поселков Суворовского и его окрестностей, а также
станций Борзя и Оловянная. Вчера и сегодня я, товарищ врач и один офи-
цер  осматривали дворы в поселке Суворовском и станционные постройки в
Борзе.  На днях выезжаем на ст. Оловянная для такого же осмотра и при-
нятия мер к соблюдению чистоты.
   На прошедшей неделе занимался прививкой оспы всем  казакам.  Привил
оспу и себе - к счастью,  принялась,  и теперь все-таки спокойно можно
себя чувствовать.
   С театра  военных действий начинают поступать известия о сухопутных
стычках наших с Японцами. Наши пока не особенно отличаются, как ты са-
ма можешь судить по газетным известиям. Уже немало перебили наших офи-
церов и еще больше ранили и контузили.  Вообще  говоря,  утешительного
немного.
   Об открытии в Борзе лазарета Красного Креста что-то говорить перес-
тали. Очевидно переменился начальный проэкт.
   Вот и все о нашей жизни.  Прибавлю к этому, что мы продолжаем ежед-
невно почти кататься верхом,  продолжаем скучать и скучать. Теперь же,
когда масса офицеров ушли из Борзи с сотнями для  охраны  дороги,  тут
будет еще скучнее и пустыннее. Остается одно - терпеливо ожидать новых
распоряжений.
   Ты, дорогая деточка, немножко ленишься пописывать, а получить здесь
письмо - радость.  Впрочем,  я не в претензии на тебя, если у тебя все
благополучно.
   Все же напиши,  милая,  где будешь проводить лето,  когда уедешь из
Москвы?  Куда тебе летом писать?  Кажется все меньше и меньше остается
надежды на то, чтобы мы скоро могли увидаться! А как бы хотелось пови-
дать тебя, моя дорогая!
   Желаю тебе весело и приятно провести наступающее лето. Передай при-
вет Грете,  твоим родителям,  всем меня помнящим. Сердечно приветствую
г-жу Горчакову и шлю ей мои наилучшие пожелания.
   Сам я вполне здоров и благополучен.  Целую тебя, мой ангел, крепко,
   крепко и жму твою руку!  Весь твой Н.  Кураев. Рискуя быть заподоз-
   ренным в нерасположенности или предвзятости к пос-
леднему российскому коронованному самодержцу,  не скрою чувства  удов-
летворения,  когда  в  дневниковой  записи  от 8-го мая прочитал "Меня
скрючило..." И дело совсем не в том,  что скрюченный царь мне по-чело-
вечески ближе, нет, дело в том, что и деда скрючило, о чем он тоже на-
пишет 8-го мая!  Чем неожиданней рифма,  тем она драгоценней.  Пишу  о
частной жизни современников,  и жизнь эта причудливо и произвольно пе-
рекликается,  аукается, вспыхивает секундными зеркальными отражениями,
представляя все, как и следует по законам зеркал, в перевернутом виде.
А в ситуации со "скрюченностью" мы имеем  случай  двойного  отражения,
когда второе отражение возвращает нас к истине. Они оба и в скрюченном
виде остались верны своему призванию и долгу:  дед лечил, царь смотрел
войска и показывал войскам себя.
   Дневник императора.  8-го мая. Суббота. Меня скрючило в левом плече
   и шее. В 9 час. приехали в Рязань и спер-
ва посетили три собора,  весьма интересные в  историческом  отношении.
Вернувшись в поезд, доехали до места лагеря 1-й бригады 35-й пех. див.
Здесь отлично представились 137-й пех. Нежинский и 138-й пех. Болховс-
кий полки и 35-я арт. бригада. В сопровождении громадной толпы доехали
до жел. дор. и отправились дальше. Погода была довольно прохладная.
   В Москву  приехали в 4 1/2.  На дворе у Николаевского вокзала стоял
17-й саперный батальон в мобилизованном составе.  Напутствовал его как
и остальные части. Затем поехал с Мишей к Иверской, оттуда на несколь-
ко минут по нужде во дворец и,  наконец,  в Успенский собор,  где  был
отслужен молебен. В 6 час. покинул Москву.
   Ст. Борзя.  Мая 8-й д.  1904 г. Дорогая деточка Кароля! Получил два
   твои письма. Не мог ответить на них тотчас же, потому что
лежал в постели больной...  Да,  милая,  я таки прихворнул; заболел 30
Апреля и целую неделю, почти не вставая, провел в постели с То 40 гра-
дусов. Только вчера, 7-го мая, начал вставать, но даже сидеть долго не
могу  от  слабости и головокружения.  Теперь остается именно эта общая
слабость.  Была очевидно инфлуэнца, но все-таки я не помню даже, когда
я так хворал,  чтобы лежать,  не поднимаясь,  более недели. Ах как это
скучно! Да еще в самый разгар болезни привезли больного, которому нуж-
но было делать вправление вывиха плеча. Другой врач был в отлучке, и я
с То 40 пошел делать вправление. Вправить-то вправил вывих и скоро, но
сам так обессилел,  что едва-едва не упал в обморок. Ну, теперь, слава
Богу,  все идет хорошо.  Нужно набираться сил.  - Я совсем пропадаю от
бездействия;  дела  у нас тут никакого.  И самочувствие становится все
хуже и хуже.
   Как отрадно  и  приятно  было  получить в это скучное время лежанья
твои два письма!  Я бесконечно рад за тебя,  голубка,  что Ты с  таким
удовольствием изучаешь медицинские науки. Как приятно видеть из письма
это твое удовольствие!  Дай Бог тебе и дальше силы и охоту к продолже-
нию этих занятий!  От души желаю успехов!  Немножко удивился я раньше,
когда пришлось прочитать в одном из твоих писем восторженный  отзыв  о
проф. Мороховце. Не знаю, что и как он вам читал, но знаю, что это ду-
рак набитый и попал в профессора очевидно по какому-то  недоразумению.
Вообще мне кажется он позорит Моск. Университет, занимая там кафедру.
   Твои же восторги по поводу лекций других профессоров вполне  разде-
ляю;  не особо интересен, положим, и Огнев, ну да все же он хоть много
умнее и дельнее Мороховца.
   У меня  особых перемен нет.  Полк все так же стоит на охране дороги
от Байкала до Манчжурии, и штаб полка (а с ним и я) в Борзе. Перемен в
скором  времени что-то не предвидится.  Чего доброго войны-то так и не
придется нам увидеть.  Это бы впрочем и ничего,  если  бы  здесь  была
цель, а то от бездействия можно прямо сойти с ума. Назначают нас все в
санитарные комиссии ездить осматривать станции. Но это так неинтересно
и так скучно и бесцельно, что нисколько не улучшает положения.
   Ну пиши ты, деточка! Как твое здоровье? Я о своей болезни не телег-
рафировал тебе потому,  что надеялся на благоприятный исход и не хотел
попусту тебя тревожить.  Простудился я по-видимому  в  вагоне  поезда,
когда мы в комиссии возвращались со ст. Оловянная.
   Очевидно вот, чего доброго на днях придется опять ехать для участия
в санитарной комиссии по станциям ж.д. Я хоть и поправлюсь через денек
вовсе,  думаю уже выходить,  но слабость еще не пройдет так  скоро,  а
участвовать  в комиссии нужно порядочно сил.  Но может б.  мне удастся
отвертеться от этого участия,  хотя в военном ведомстве это  и  трудно
сделать.
   Передай, моя дорогая,  Грете, что ее письмо я получил недавно, сер-
дечно ее благодарю, а напишу ей попозднее.
   Пока до свидания,  мой дорогой ангел!  Крепко целую тебя,  жму твою
руку! Приветствую твоих родителей и братьев. Поклон всем знакомым.
   Весь твой Н. Кураев. ИМПЕРАТОРСКИЙ МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Удостове-
   рение  Дано сие Кароле Васильевне Шмиц в том,  что она с 8 марта по
   30 апреля
слушала курсы, организованные Медицинским Факультетом сего Университе-
та, по уходу за больными и ранеными по следующей программе:
   1. Элементарные сведения по анатомии и гистологии человека.  2. Ос-
   новные сведения по физиологии.  . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . . 6. Основные понятия о повреждениях,
   в особенности о тех, которые
встречаются на войне.  Об уходе за хирургическими больными. Москва Мая
   2 дня 1904 года Председатель Медицинской Комиссии N 50 И. И. Дъяко-
   нов Члены Ив. Спижаровский М. Метропольский Ив. Огнев Так легко по-
   нять стремление любящей души включиться в жизнь любимого,
сознавая, как  важно  для него дело,  которому он посвятил свою жизнь.
Получив Удостоверение на право ухода за ранеными, надо думать, бабушка
смотрела далеко вперед.
   Не оставит своими заботами,  своим участием отлученного от нее вой-
ной мужа и государыня Александра Федоровна.
   "...Милый, подумал ли ты серьезно о Штюрмере?  Я полагаю, что стоит
рискнуть  немецкой  фамилией  так как известно,  какой он верный чело-
век... и он будет хорошо работать с новыми министрами...
   ...Мой Солнечный Свет, моя радость, мой любимый! Осыпаю тебя самыми
нежными и страстными поцелуями,  голубчик.  Всегда твоя до смерти и за
гробом.
   Женушка." Японская война не разлучит государя  с  Женушкой,  это  в
   следующую, гер-
манскую, Александра Федоровна всей силой любящего сердца станет  помо-
гать мужу в его нелегких делах.
   "...Милый, я не знаю, но я все-таки подумала о Штюрмере. У него го-
лова вполне свежа...
   Питирим хочет,  чтобы Никон (эта скотина) был послан в  Сибирь,  ты
помнишь, а В. хочет услать его в Тулу..."
   Государыня хочет не только подсказать верную фигуру премьер-минист-
ра,  но и предостеречь от несправедливости в делах церковных. В. (Вол-
жин) обер-прокурор Синода по отношению к архиепископу  вологодскому  и
тотемскому Никону уж очень мягок, да опустится "на эту скотину" тяжкая
десница Питирима, митрополита петербургского и ладожского.
   "Мой любимый! Пасмурное утро. 3о тепла. Как досадно, что в Могилеве
   туман все еще
продолжается, и  на протяжении всего фронта такой ветер,  непроходимая
грязь и разлившиеся реки!..
   ...это хорошо,  что ты отставил Ронжина... ...графиня Карлова в бе-
   шенстве, что ее друга Поливанова сменили... ...нельзя ли быть более
   осторожным при назначении членов Государс-
твенного Совета?.. Государственный Совет должен быть лояльно правым...
   ...Хотелось бы,  чтобы ты нашел подходящего преемника Сазонову,  не
   на-
до непременно дипломата!  Необходимо, чтобы он уже теперь познакомился
с делами и был настороже, чтобы на нас не насела Англия и чтоб мы мог-
ли  быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире...  Ради
Бэби мы должны быть твердыми, иначе его наследие будет ужасным, а он с
его  характером не будет подчиняться другим,  но будет сам господином,
как и должно быть в России, пока народ еще так необразован...
   ...И вот еще другая вещь - извини, дружок, но это ради твоего блага
они мне говорят.  Не дашь ли ты распоряжения  Шт.(юрмеру)  послать  за
Род(зянко) /гадина/ и строго сказать ему,  что ты настаиваешь на окон-
чании бюджета до пасх и,  потому что тогда тебе не надо будет их созы-
вать,  даст Бог, до лучших времен - осени или после войны. Они нарочно
медлят,  чтобы вернуться потом и возобновить свои ужасные  либеральные
предложения. Многие говорят то же самое и просят тебя настоять на том,
чтобы они окончили работу теперь. И ты не можешь делать уступок, вроде
ответственного министерства и т.д., и всего чего они хотят. Это должна
быть твоя война, твой мир; слава твоя и твоей страны, а во всяком слу-
чае не Думы,  - они не имеют права вмешиваться в эти вопросы.  Ах, как
бы я хотела быть с тобою!..
   ...Это прямо  отчаяние,  что на фронте наступила оттепель,  и мы не
можем наступать, так как сидим глубоко в воде. Ужасно не везет, но мо-
жет быть,  это скоро пройдет. Хорошо, что ты послал за тремя главноко-
мандующими, чтобы с ними все обсудить...
   ...Я счастлива,  что все радуются назначению Шувалова.  Дай Бог ему
успеха!
   Ну, дружок, должна кончать письмо. Дети все тебя нежно целуют. Осы-
паю тебя горячими поцелуями,  любимый муженек мой.  Навеки твоя старая
Женушка".
   Не оставляет императрица вниманием и здоровье наиболее видных госу-
дарственных  деятелей:  "Гучков очень болен;  желаю ему отправиться на
тот свет,  ради блага твоего и всей России,  - поэтому мое желание  не
греховно". Надо ли напоминать, что сам-то Гучков, принимая "ради блага
всей России" отречение императора Николая Второго от престола, ни ему,
ни его семье "отправиться на тот свет" не желал, хотя отношение к нему
государыни не было для него тайной.
   Для тех же,  кто сам не спешит "отправиться на тот свет", у госуда-
рыни есть в запасе и другие средства;  не  уставая  помогать  государю
править страной, государыня и за неделю до отречения подскажет: "Я на-
деюсь, что Кедринского из Думы повесят за его ужасную речь - это необ-
ходимо (военный закон,  военное время), и это будет примером. Все жаж-
дут и умоляют тебя проявить твердость".  Надо думать,  речь идет о Ке-
ренском, но и не только о нем; на следующий день, 25 февраля 1917 года
государыня будет вести ту же линию и требовать расправ:  "... за анти-
династические  речи  необходимо  немедленно и очень строго наказывать,
тем более, что теперь военное время..."
   Очень строго...  по законам военного времени, это что ж, вешать или
стрелять?..  Суровая дама, даже беспощадная, но это же ради Бэби, ради
царя и всей России, а потому, к сведению верующих, - не греховно!
   Интересно наблюдать, как сам русский язык оберегает цельность и оп-
ределенность моральных понятий,  защищая их от лукавых мудрецов, стре-
мящихся для оправдания низости и скотства придать этим понятиям  "рас-
тяжимый" смысл.  Есть правда,  но есть и полуправда, то есть все равно
правда,  но неполная. А вот "полу-лжи" нет, ни слова, ни понятия. Ложь
всегда ложь,  в каком бы количестве она не была предъявлена.  Так же и
порядочность или благородство.  Нет в русском языке,  разве  только  у
юмористов,  понятия полу-порядочный,  в сущности,  это все равно,  что
прохвост.  Впрочем, быть может, есть смысл ввести понятие "полу-благо-
родный" для уравновешивания с одной стороны происхождения,  с другой -
сугубо личных свойств и качеств.
   Как яйцо не может быть частично тухлым,  так и душа эгоиста,  в ко-
нечном счете,  качественно однородна, она способна, впрочем, и на бла-
городные и на бескорыстные поступки, пока это не приносит личного вре-
да, не требует жертв, а служит приумножению добродетельной репутации.
   Коллизии возникают трудно объяснимые.  Примерный семьянин, заботли-
вый и добрый отец,  верный и нежный муж по службе получает  телеграмму
от  капитан-лейтенанта Рихтера о том,  что возмущенные латышские и эс-
тонские крестьяне утоплены в собственной их крови, телеграмма о жесто-
кой  расправе украшена резолюцией:  "Ай да молодец".  Человеческое об-
щество несовершенно, и власть, может быть, и обязана и казнить и мило-
вать.  Палачи,  мастера  на  скорую расправу всегда были нужны власти,
нужны они и поныне,  власть их держит к себе поближе, ласкает, награж-
дает,  это понятно,  это власть. Но ликует-то от доблести палача чело-
век!  Восторг и радость заказаны власти,  это проявления исключительно
человеческие.
   Ну, а как же бескровное отречение царя?  Долгое время казалось, что
   это разумный, честный и мужественный пос-
тупок последнего императора.  Но комментарий императрицы к этому  пох-
вальному  и предосудительному лишь с христианской точки зрения решению
объясняет не столько его легкость, сколько лукавство этого жеста, жес-
та,  а не решения.  "...Если тебя понудят к уступкам,  то ты ни в коем
случае не обязан их исполнять, потому что они будут добыты недостойным
способом...  Такое обещание не будет иметь никакой силы,  когда власть
снова будет в твоих руках", - чем хороши тексты государыни так это яс-
ностью.
   Точно так же как любящая жена "разъяснила" царя в его поступке, так
же  благодаря  любящей  невесте удается разрешить и странную коллизию,
давшую основание усомниться в цельности уже сложившегося у меня предс-
тавления  о  круге  интересов и мере сострадательности деда и бабушки.
Прости меня, дед, почерк у тебя, я скажу... вот и проглядел полстрочки
в письме от 15-го мая. Полтора месяца минуло со дня трагической гибели
Верещагина,  и я о нем уже, признаться, забыл, а бабушка нашла портрет
и прислала его деду.  Дед благодарит и не прибавляет к этому ни слова,
значит,  эпистолярный разговор о гибели "Петропавловска"  был,  и  это
лишь послесловие к нему.
   Ст. Борзя. 15 мая 1904. Дорогая, милая Кароля! Большое тебе спасибо
   за твои два письма, открытку и закрытое, в кото-
ром был вложен портрет Верещагина! Твои письма всегда доставляют такое
громадное наслаждение. С удовольствием и интересом прочитал твою пере-
дачу лекции священника Петрова.  Об этом Петрове я слышал очень  много
хорошего; он именно хорош как лектор. Года два тому назад он был в ка-
честве лектора на курсах для учителей в Курске.  Очень рад, что ты по-
лучила удовольствие от его лекций.  Бесконечно счастлив знать,  что ты
здорова и благополучна.  Надеюсь, что ты теперь отдохнешь в Ивановском
как следует.
   Ну что же сказать о себе?  Интересного мало. Наш полк все еще стоит
на охране железной дороги,  а мы сидим в Борзе. Ах, милая Кароля, если
бы ты знала, как противно, как скучно и тошно это сидение. Делать бук-
вально нечего.  Душевное состояние мое убийственно тяжело и мрачно.  Я
не понимаю,  зачем нужно было отрывать меня от интересного и  любимого
дела и ссылать в ссылку в какую-то Борзю!  А между тем на театре войны
люди гибнут и страдают,  и нуждаются в помощи. Я понимаю, что нас каж-
дую  минуту  могут тоже отправить на Дальний Восток.  Но ждать этого и
сидеть без всякого дела целые месяцы становится невыносимо.  В настоя-
щее время положительно ничего не известно о том, долго ли мы будем ос-
таваться здесь и когда и куда двинемся отсюда.  Давно уже я не испыты-
вал такого отвратительного душевного состояния. Писем, кроме твоих, ни
от кого не получаю и сам никому уже месяца 1 1/2 не писал, да и писать
никому не хочется, кроме тебя.
   После инфлуэнции я совершенно поправился и теперь вполне здоров те-
лесно, но болен душой. Опять начал ездить верхом, этим и развлекаюсь.
   Погода у нас совсем летняя;  но здесь страшно  резкие  перемены.  В
один  день  бывает с утра отличная тихая погода,  в полдень поднимется
ужасная буря с такими ветрами, каких я никогда не видывал, к вечеру же
снова настает прекрасная погода. И это довольно часто.
   Местность унылая и скучная;  голая степь на десятки верст без приз-
нака растительности, и в отдалении горы и горы. Говорят, что здесь не-
редко в Мае выпадает снег.  Но пока этого еще не было.  Дожди были, но
немного и не очень большие.
   Время провожу больше за чтением тех медицинских книг,  какие захва-
тил с собою.  Читаю так же и другие книги,  какие попадаются под руку.
Так вот, дорогая моя, невесело мне здесь живется. И долго ли это будет
продолжаться - одному Богу известно.
   На днях предстоит мне проехать до ст.  Манчжурия - привить  оспу  и
осмотреть  здоровье казаков,  расставленных на постах на промежуточных
станциях.  После этой поездки думаю попроситься на 2 дня в г. Читу для
закупки кое-чего из летнего платья.  Но все это развлечения очень пло-
хие и скучные.  Со своими полковыми офицерами компании вовсе не вожу -
народ  совершенно  неинтересный.  За исключением двух-трех человек все
производят тошнотное впечатление. Очень жалею, что связался с ними еще
и денежными делами, ссудив кое-кому в общем 400 рублей. Правда, этим я
выручил некоторых от крупных неприятностей;  но когда видишь, что люди
все-таки  продолжают лезть в петлю и снова пропивают и проигрывают ка-
зенные и свои деньги,  то досадно становится за  свою  слабость  и  уж
больше  во всяком случае ни один из них не получит от меня ни целково-
го.  Очень бы хотелось выручить Марию Егоровну,  да не знаю, куда пос-
лать и не опоздал ли я.  Если ты хочешь и можешь выяснить все это,  то
сделай, что нужно, и сообщи мне.
   Кормят меня  здесь  хорошо  и квартира довольно сносная,  так что в
этом отношении я устроился недурно.  За стол (обед и ужин) и чай  (3-5
раз в день) плачу в месяц 20 рублей.  По здешним ценам это очень деше-
во.  Есть у нас тут и своя офицерская столовая, но там и кормят худо и
обходится дороже, и я предпочитаю там не столоваться.
   Тося вероятно уже проехала.  Я ее не видел. Вряд ли удастся увидеть
и  Любовь Яковлевну.  Ведь если бы они хоть догадались из Читы мне те-
леграфировать, что едут, а то ведь некоторые поезда проходят ночью, да
и  днем  не хочется ходить к каждому поезду.  Все-таки завтра и после-
завтра,  16-го и 17-го Мая,  постараюсь побывать ко всем дневным поез-
дам.
   О событиях на театре войны ничего не  могу  написать.  Вероятно  ты
знаешь столько же,  сколько и я.  Одним словом,  ничего хорошего. Пока
русским не особенно-то везет, и уже жертв не мало.
   Ну довольно,  дорогая деточка моя,  надоедать тебе,  так как ничего
интересного сообщить, как видишь, не могу.
   До свидания,  мой  ангел!  Сердечно  желаю тебе здоровья и счастья!
Крепко жму твою руку; обнимаю и крепко целую! Пожалуйста, пиши!
   Остаюсь весь твой Н.  Кураев. Если двинемся отсюда, то я немедленно
   телеграфирую тебе. Поэтому будь
вполне покойна,  дорогая. Странное дело, бури с такими ветрами, "каких
   я никогда не видывал",
голая степь без признака растительности с горами на горизонте предъяв-
лены не в первый день,  не в первую неделю, а через три месяца сидения
в  этой  несчастной  Борзе.  Как неожиданно появляется этот пейзаж без
подробностей,  просто потому,  что их нет на протяжении десятков верст
голой степи.  И про оспу, и про возможность заразиться трупным ядом, о
прочих опасностях,  да про ту же инфлуэнцию дед пишет может быть пото-
му,  что это беды как бы проходящие или уже прошедшие.  А унылая голая
степь, эта давящая нежить, как и общество офицеров, вызывающих тошнот-
ное чувство, действует постоянно.


 

ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2]

Страница:  [1]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557