x x x

   Ровно в полночь с Финляндского вокзала отходил последний поезд в сто-
рону Ладожского озера. Возглавляемые Ульяновым охотники прибыли на  вок-
зал лишь в последнюю минуту. У них не оставалось  времени  даже  на  то,
чтобы приобрести билеты. Пробормотав что-то типа: "Какие, в пизду, биле-
ты?", наследник престола решительно влез в поезд, и  друзья  последовали
его примеру.
   Заняв удобные места и разложив вещи, охотники вышли  в  тамбур  поку-
рить. Ульянов прихватил с собой рюкзак с запасами спиртного и  предложил
прямо в тамбуре наполнить фляги, чтобы потом не тратить на это драгоцен-
ное время. Ульянов, Шаляпин и Бени наполнили свои фляги водкой, а Максим
Горький и Осип Пятницкий - "Ерофеичем". После этого остались еще две бу-
тылки водки, и наследник престола предложил  "раздавить"  их,  чтобы  не
таскать с собой.
   Едва они успели принять по стакану, как в тамбур  вышел  контролер  -
степенный мужичек лет пятидесяти - и потребовал предъявить проездные би-
леты.
   - Примите-ка лучше стаканчик, папаша, - дружелюбно предложил Ульянов,
- да объясните нам заодно: почему вы тут въебываете,  когда  вся  страна
бастует!
   - Я тебе покажу - "папаша"! - взвился контролер.
   - Вы мне не тычьте! - строго сказал Ульянов и выдал  контролеру  уве-
систый подзатыльник.
   Как назло, именно в этот момент в тамбур вышли четверо  жандармов  во
главе  с  ротмистром.  Это  был  полицейский  ночной  патруль.  Ротмистр
предъявил удостоверение и сказал:
   - Железнодорожная полиция. Прошу всех предъявить документы.
   Это уже было серьезно.
   Бени мысленно поклялся, что если он выберется из этой  передряги,  то
еще до Нового года обязательно уедет  в  Неаполь.  Леха  и  Пятница  по-
чувствовали, что вновь "запахло" Петропавловкой, а то и вообще  Сибирью,
поскольку в Петропавловке Леха уже сидел. От перспективы очутиться в Си-
бири в самом начале зимы у Горького даже расстроился желудок. Федору  не
грозило ничего особенного, но излишне говорить, что арест в столь подоз-
рительной компании мог неблагоприятно отразиться на карьере  знаменитого
певца.
   Ульянов - единственный из друзей, не потерявший в  этот  момент  при-
сутствия духа - прекрасно понимал, что  столкновение  с  представителями
властей не сулит ему ничего хорошего: революция в стране  достигла  апо-
гея, а его имя достаточно широко известно. Перед лицом несомненной опас-
ности Ульянов принял решение действовать смело и нахально.
   - По какому праву, - гремел тем временем ротмистр,  -  вы  позволяете
себе хулиганские действия по отношению к должностному лицу, находящемуся
при исполнении?
   - Вы можете называть это хулиганскими действиями, - ответил  Ульянов,
отвешивая контролеру еще один подзатыльник, - а я называю  это  воспита-
тельной работой в массах.
   - А почему вы распиваете в тамбуре?
   - Не ваше собачье дело!
   - Что-о?.. Документы при себе имеете?
   - Не носим с собой такого говна!
   - Что-оо?.. Да не буду я ротмистр Фишер, если...
   - Послушайте, ротмистр Фишер, - строго сказал Ульянов, - вас действи-
тельно скоро разжалуют в рядовые, если вы будете продолжать хамить  пол-
ковнику императорской гвардии.
   - Ах вы еще и полковник? - насмешливо спросил ротмистр Фишер.
   - Полковник, - с достоинством ответил Ульянов.
   - Как ваша фамилия, полковник?
   - Бздилевич.
   "Полковник Бздилевич!" Несомненно, ротмистр  Фишер  слышал  это  имя.
Слухи о таинственном полковнике продолжали бродить по  городу.  Ротмистр
Фишер был, что называется далек от народа, и все же он где-то слышал это
имя. Только вот где?
   На всякий случай ротмистр решил сбавить обороты.
   - Прошу прощения, г-н полковник, я только исполняю свой долг.
   - Конечно, конечно, ротмистр, - также пошел  на  мировую  Ульянов.  -
Продолжайте, пожалуйста.
   - Если у вас нет при себе никаких документов, г-н полковник, и вы  не
согласны уплатить штраф...
   - Сколько? - сразу спросил наследник престола.
   - Пять рублей, - слегка помявшись, запросил ротмистр Фишер.
   Довольный, что так дешево отделался, Ульянов  сунул  ротмистру  мятую
пятерку и похлопал его по плечу.
   - Потрудитесь выдать квитанцию, ротмистр. И заберите  с  собой  этого
деятеля. Нам не нужны контролеры. Мы сами контролируем ситуацию.
   Ротмистр Фишер поклонился и положил руку на плечо несчастному контро-
леру...

   x x x

   ... Где-то далеко часы мерно отбивали полночь.
   Распутин проснулся и сел на кровати. Все было тихо. Даже в  кромешной
тьме он увидел, что шторы по-прежнему задернуты, и в комнате явно никого
нет. Потный и обессиленный, Гришка опять лег на спину и впал в  дремоту.
В темноте сразу же засверкали белки глаз страшного  негра.  Вежливо,  но
грозно воду осведомился:
   - Последний раз вас спрашиваем: будете работать?
   С криком "буду!" Распутин вновь проснулся, вскочил с постели и дрожа-
щими руками зажег свечи. Теперь он стоял, прижавшись спиной к стене. Ему
хотелось снова лечь и попытаться заснуть при свете, но он боялся  отойти
от стены и подставить таким образом спину коварному врагу.  Наконец,  он
решился и быстро подошел к кровати. Он уже собирался лечь,  когда  новая
мысль буквально парализовала его: он стоял спиной к дверям, и ему  поду-
малось, что когда он обернется назад, то непременно увидит  еврея.  Нес-
колько мгновений Распутин, скованный ужасом, простоял как  вкопанный,  а
затем быстро оглянулся. В дверях стояла императрица.
   - Что с тобой, отец Григорий? - участливо спросила Шурочка. - Ты кри-
чал, как будто?
   У Распутина словно гора с плеч свалилась. И дело было даже не в  том,
что в дверях вместо ужасного Льва Давидовича стояла Шурочка, а скорее  в
том, что ему сейчас нужен был кто угодно, лишь бы  не  оставаться  более
одному. Наверное, если бы в дверях действительно оказался неистовый  жи-
до-масон, то и это явилось бы для несчастного Гришки лишь  спасением  от
невыносимого, сводящего с ума одиночества.
   - Тяжкие сны мучают, матушка, - дрожащим голосом  пробормотал  Распу-
тин. - Дурных людей вижу в снах... Безбожников.
   - Так то ж только сны, батюшка, - ласково произнесла царица. - Сны  -
это все пустое. В снах важно лишь, чтобы евреев не было.
   - Есть там и еврей один.
   - Вот это уже хуже, - сказала царица участливо. - Жиды, говорят, не к
добру снятся.
   - А сей жид еще и масон. Может тебе известно, матушка, кто такие  ма-
соны? Что за нация такая?
   - Масоны - это не нация, это такая секта - масоны, - пояснила  Шуроч-
ка. - Люди они дурные, но не слишком опасные.
   Императрица когда-то закончила Гейдельбергский  университет  и  имела
диплом бакалавра философских наук. И хотя сто лет назад все эти  универ-
ситеты и дипломы были такой же херней, как и теперь,  в  голове  Шурочки
все же засели названия кое-каких сект и секретных обществ.
   - Снится мне еще один арап, - продолжал плакаться Распутин.
   - Арапы тоже люди нехорошие, - покачала головой царица, - но  все  же
получше евреев.
   - А что может случиться, коли еврей приснился?  -  спросил  суеверный
Гришка.
   - Люди говорят, что жиды снятся к беде. Я часто размышляла  над  тем,
что бы это могло значить, и вот что выходит по-моему.  Евреи  склонны  к
воровству, и если еврей проник в твои сны, то он может украсть твои моз-
ги, и ты станешь блаженным.
   - Может и так, матушка, - сказал Распутин, - да только  сдается  мне,
что не мозги мои нужны тому еврею.
   - А ты почем знаешь, батюшка? - осведомилась  императрица.  -  Евреи,
они хитрые.
   - Знаю, - сказал Гришка. - Видел я этого еврея наяву. И арапа видел.
   - О, боже мой, да где же?
   - В жидовском магазине.
   - О, боже ты мой, у Каскада что ли?
   - У Каскада!
   - Успокойся, отец Григорий, - сказала царица. - Разберемся мы с  этим
Каскадом. Я давно говорила Никки, чтобы он не  покупал  вино  у  евреев.
Можно подумать, что у православных людей вина нельзя купить. Да  сколько
угодно! А тут еще оказывается, что к этому жиду шляется всякая  нечисть.
Успокойся, батюшка, мы этому конец положим.
   Императрица просидела с Григорием часика два и удалилась в  свои  по-
кои. Хотя разговор с ней несколько успокоил несчастного, ему тем не  ме-
нее весь остаток ночи снились попеременно то еврей, то негр. Причем, по-
добно тому как большинство людей представляют себе Гамлета, лишь  вопро-
шающим: "Быть или не быть?", так и  Распутину  ужасный  воду  мерещился,
постоянно задающим один и тот же вопрос: "Последний раз вас  спрашиваем:
будете работать?"
   Утром Распутин проснулся с твердым убеждением, что "работать",  пожа-
луй, придется.

   x x x

   В то же самое утро Ульянов, Бени, Леха, Федор и Пятница, до зубов во-
оруженные, с наполненными флягами, бодро входили в лес.
   Охота им в тот день выпала непродолжительная. Уже  на  лесной  опушке
зоркий глаз бывалого Пятницы обнаружил мелкие шарики лосиного дерьма, от
которых в лес уходили свежие и четкие следы. Минут пять охотники шли  по
этим следам, пока Бени не угораздило провалиться в неглубокую  прикрытую
свежим снежком ямку. Чертыхаясь и отряхиваясь, юноша выбрался на поверх-
ность, а следом за ним из ямы с яростным ревом вылез огромный, свирепого
вида бурый медведь.
   - Мама! - закричал Бени и, выронив ружье, пустился наутек.
   Горький, Шаляпин и даже бывалый Пятница, отчаянно  матерясь,  попяти-
лись назад. Один лишь  Ульянов  сохранил  присутствие  духа  и  двинулся
навстречу противнику. Разъяренный лесной великан, продолжая оглушительно
реветь, поднялся на задние лапы, и уже в следующее мгновенье  человек  и
зверь слились в яростном борцовском объятии. Как раз в эту минуту первые
лучи восходящего зимнего солнца пробились сквозь жидкие  кроны  облезлых
северных сосен, и через всю лесную поляну пролегли исполинские тени  со-
перников...

   x x x

   Информационное сообщение

   Двадцатого декабря  в  9  часов  15  минут  московским  экспрессом  в
СанктПетербург прибыл член ЦК РСДРП тов.  М.Н.  Лядов.  На  Николаевском
вокзале тов. Лядова встречали Ник Буренин, Г.М. Кржижановский, И.В. Джу-
гашвили и другие товарищи. Сразу по прибытии в столицу тов. Лядов  посе-
тил пивной бар на углу Невского проспекта и Знаменской улицы. Затем  вы-
шеперечисленные товарищи отправились на квартиру  Александры  Коллонтай,
где вечером состоится чрезвычайное заседание ЦК РСДРП, на котором  будет
заслушан доклад тов. Лядова о ходе вооруженного восстания в Москве.

   x x x

   ...Не подозревая с каким человеком ему приходится  иметь  дело,  мед-
ведь, естественно, рассчитывал на легкую победу. Он действовал  прямоли-
нейно: уповая на колоссальный перевес в массе тела, пытался повалить со-
перника навзничь. Однако Ульянов держался крепко. Взбешенный  неожиданно
упорным сопротивлением, медведь на какое-то  мгновенье  ослабил  хватку.
Воспользовавшись этим, Ульянов нагнулся, ухватил зверя за ноги  и  нанес
ему мощный удар головой в брюхо. Медведь неуклюже  повалился  назад,  на
обе лопатки. Ульянов ловко запрыгнул на него сверху и, выхватив из ножен
огромный охотничий нож, дважды глубоко всадил его  зверю  в  левый  бок.
Яростное рычание тотчас перешло в жалобный вой, а  еще  через  несколько
секунд гигантский медведь испустил дух.
   Ульянов встал, отряхнул с себя снег, сделал пару хороших  глотков  из
фляги и принялся шарить в карманах своей  охотничьей  куртки  в  поисках
портсигара...

   x x x

   Увы, у нас нет времени любоваться тем, как г-н Ульянов снимает  шкуру
с убитого медведя. Мы бы и рады, но долг историка уже зовет автора, а  с
ним и любезного читателя, вернуться в Санкт-Петербург, дабы  посмотреть,
как Александра Коллонтай готовится принять у себя чрезвычайное заседание
ЦК РСДРП.
   В то утро Аликс не слишком беспокоилась об охотниках.  Она  верила  в
Ульянова, и ей казалось, что охота, возглавляемая  таким  человеком,  не
может не быть успешной.
   С самого утра ее охватили воспоминания, что нередко случается с  жен-
щинами, перешагнувшими тридцатилетний рубеж. Аликс не могла бы с уверен-
ностью сказать, было ли счастливым ее детство, но  все  же  она  не  без
грусти подумала о том, что годы, проведенные в Киеве и  в  Варшаве,  уже
никогда не вернутся назад. Затем она перебирала в памяти  свои  любовные
приключения за границей: нестареющие венские вальсы, фрукты в шампанском
в ночном кафе на Елисейских полях, упоительный запах дорогих сигар в фе-
шенебельных женевских ресторанах. Потом она вдруг вспомнила, как Ульянов
выпил бутылку водки без помощи рук, и поняла, как убоги  и  скучны  были
все ее прежние поклонники. В конце концов Аликс остановилась на том, что
Санкт-Петербург куда прекраснее Вены, Женевы и Парижа, вместе взятых,  и
что тридцать два года - это еще далеко не старость.  Согласимся  с  этой
женщиной, старость которой в ту пору была еще действительно за горами.
   Утешившись таким образом, Александра подумала о предстоящем заседании
ЦК РСДРП и отправила Анжелику за водкой.  Девушка  поинтересовалась,  не
прикажет  ли  хозяйка  прикупить  легонького  винца  для  этого  глупого
итальяшки, который водку и пить-то не умеет, повеселилась и ушла, вполне
довольная возложенным на нее поручением.
   Александра посмотрела на часы и, решив, что время еще есть,  прилегла
на кушетку с томиком морских рассказов сэра Артура Конан Дойля.  В  пят-
надцатый раз перечитав о том, как капитан Шарки и Стивен  Крэддок  пере-
хитрили друг друга, она вновь взглянула на часы и забеспокоилась:  Анже-
лике давно пора было вернуться.
   Александра выпила стаканчик лимонада со спиртиком и нервно  закружила
по комнате. Анжелика должна была обернуться  минут  за  тридцать,  самое
большее - сорок, а отсутствовала уже целый час. Она правда всегда любила
посидеть у Льва Абрамовича, но сегодня Александра попросила ее не задер-
живаться.
   Наконец, Анжелика вернулась. Вид у нее был обеспокоенный, и  известия
она принесла довольно странные.
   - Что-то случилось с Львом Абрамовичем! - сказала она прямо с порога.
- Магазин закрыт, на двери замок...  Ни  записки,  ни  объявления...  Не
знаю, что и думать.
   - Да, странно, - согласилась Александра. - Может он заболел?
   - Надо узнать... Но вообще странно, никогда такого не было. Мне приш-
лось сходить в лавку на Литейном. Через полчаса обещали все доставить.
   - Что именно?
   - Водку, коньяк и "Ерофеича".
   - А аперитив?
   - Ой, забыла! Я так волновалась...
   - Ну ладно, - сказала Александра. - Давай займемся салатами и  холод-
ными закусками.
   В эту минуту раздался звонок: пришел Лядов с товарищами.
   Лядов был серьезный мужчина - большой, в каракулевой шапке, с усами и
в калошах. Александра видела его впервые и рассматривала не без женского
интереса. Всех остальных, за исключением маленького кривоногого  грузин-
чика в идиотской вязаной шапке красного цвета, она знала ранее.
   - Это что? - тихо спросила Александра, обращаясь к  Кржижановскому  и
указывая пальцем на грузинчика.
   - Да так, - неопределенно махнул рукой Глеб.
   - Слышишь, ты! - грубовато обратилась Александра к грузинчику. - Сбе-
гай-ка пока за аперитивом! - и дала ему три рубля. - Иди на угол  Литей-
ного. Купишь три бутылки итальянского вермута.
   Грузинчик поклонился и ушел с покорным, но недобрым видом.
   - Чтобы он тут поменьше отсвечивал! - пояснила Александра.
   - Это товарищ Коба, - сказал Зиновьев. - Грузинский интернационалист.
   - Знаем мы, Гриша, таких интернационалистов! - возразила  Александра.
- Только окажитесь у него в руках с вашим семитским носом!
   - Зря вы так с ним, Александра Михайловна, - поддержал Зиновьева  Ка-
менев.
   - В конце концов, - примирительно сказала Александра, - ничего страш-
ного не произойдет, если грузинский интернационалист принесет дамам пару
бутылочек аперитива! Верно, Анжелика?
   Вопреки обыкновению, Анжелика не подыграла шутке: она  была  серьезно
обеспокоена непонятным исчезновением Льва Абрамовича Каскада.
   Пять минут спустя раздался новый звонок, и  явились  охотники  (кроме
Шаляпина). Ульянов торжественно преподнес  восхищенной  Александре  мед-
вежью шкуру, а Бени, Леха и Пятница пронесли на  кухню  разрубленную  на
несколько частей и упакованную в холщевый мешок тушу.
   Анжелика решила незамедлительно поделиться с Ульяновым своими  непри-
ятностями. Выслушав ее, наследник престола с минуту ходил по  комнате  с
крайне озабоченным видом. Затем сказал:
   - Пойдем-ка, Бени, посмотрим...
   И вот они опять шли по Невскому проспекту. Маршрут был родной и  зна-
комый, но по мере приближения к  магазину  Каскада  Ульянов  все  больше
мрачнел. Даже Бени, мало знавший Льва Абрамовича,  молчал,  насупившись.
Дорога показалась обоим непривычно длинной.
   Наконец, они были у цели. Ульянов быстро осмотрел дверь. Ему  нередко
доводилось приходить сюда раньше открытия, и он  прекрасно  помнил,  что
тогда все здесь выглядело иначе.
   - Пойдем, Бени, - тихо сказал Ульянов. - Нам здесь больше нечего  де-
лать. От этого чугунного замка веет подвалами инквизиции.
   Они двинулись в обратный путь. Минут пять шли  молча.  Затем  Ульянов
трагически севшим голосом произнес:
   - Вероятно, Бени, мы никогда больше не увидим Льва Абрамовича  Каска-
да.
   - Неужели вы допускаете..? - вскричал Бени.
   - Я допускаю все, - тихо ответил Ульянов.
   - И вас арестовывали!
   - Бывало.
   - И что же?
   - Это было до революции.
   - Но ведь г-н Каскад не революционер!
   - Г-н Каскад не революционер, - согласился Ульянов. - Он - лакмусовая
бумажка.
   - Что-что? - не понял Бени.
   - Лакмусовая бумажка. Если забирают таких людей, значит в стране  ре-
волюция.
   - Я не понимаю.
   - Видишь ли, Бени, это трудно объяснить. Это надо почувствовать.
   - Это нелегко, г-н Ульянов. Тем более, что мой учитель русского языка
употреблял глагол "забирать" иначе, чем это делаете вы или Анжелика.
   - Вот видишь, Бени, - очень серьезно сказал Ульянов, -  русский  язык
ты уже почувствовал, а революцию еще нет... Ладно, завтра утром я съезжу
на Лиговку и попытаюсь что-нибудь разузнать. Довольно о грустном,  Бени.
Расскажи мне лучше, как у тебя с Анжеликой.
   - Никак, - вздохнул Бени.
   - Лопух ты! - сказал Ульянов. - Такая девушка! Может быть мне  попро-
бовать?
   Наследник престола даже потер руки  от  приятных  предвкушений.  Бени
впервые недобро посмотрел на Ульянова.
   - Ну-ну, шучу, - попытался успокоить приятеля наследник престола,  но
Бени показалось, что Ульянов вовсе не шутил.
   - Ничего хорошего, милая  Анжелика,  мы  вам  не  сообщим,  -  сказал
Ульянов. - Я вполне разделяю ваши опасения.
   - Что же делать? - спросила Анжелика.
   В тревоге она была даже прекраснее, чем обычно. Хотя куда уж  дальше:
изумрудные глаза, черные распущенные волосы, голливудская  (как  сказали
бы теперь) грудь... "Да, хороша!" - подумал Ульянов.
   - Завтра утром попробую что-либо разузнать, - сказал он вслух.
   - А сейчас, Анжелика, займись медвежатиной, - приказала Александра. -
Сегодня у нас заседание ЦК, а завтра утром г-н Ульянов  обязательно  все
выяснит.
   Анжелика отправилась на кухню. Влюбленный Бени и хозяйственный Пятни-
ца вызвались ей помогать.
   Остальные деятели, включая саму Александру, разместились в  гостиной,
наполнили бокалы аперитивом и начали дебаты.
   - Ну-с, товарищ Лядов, что новенького в Москве?
   - Товарищи! - начал Лядов. - Как вам должно быть известно, еще в пер-
вые дни декабря Московский Совет, возглавляемый  большевиками,  учитывая
настроения рабочих, вынес решение начать всеобщую политическую забастов-
ку. В среду, 7 декабря, в двенадцать часов дня свыше ста  тысяч  человек
прекратили работу. Власти применили силу, и мы вынуждены были взяться за
оружие. К 10 декабря забастовка переросла в  вооруженное  восстание.  Мы
применяли новую тактику уличной борьбы, сочетая баррикадные бои с парти-
занскими действиями. Основной силой  восставших  были  небольшие  боевые
группы, вооруженные револьверами, охотничьими ружьями и даже винтовками.
Борьба носила исключительно упорный и ожесточенный характер. Нам удалось
захватить целый ряд важных стратегических объектов в разных частях горо-
да, в том числе Пушкинскую харчевню, что неподалеку от Арбата.
   - И чем же вы занимались в Пушкинской харчевне? - оживился Ульянов.
   - Там был организован склад оружия, Владимир Ильич.
   - Это очень прискорбно, - задумчиво произнес Ульянов.
   - Я вас не понимаю, Владимир Ильич, -  сказал  Лядов.  -  Организация
склада оружия в самом сердце Москвы...
   - Явилась очень прискорбным фактом, - заключил Ульянов.
   Лядов промолчал. Все в недоумении уставились на Ульянова.
   - Я вспоминаю прекрасные пушкинские чтения в той харчевне в дни моего
нелегального пребывания в Москве летом 1900 года, - с печальной  улыбкой
произнес наследник престола. - А теперь там  выдавали  обрезы.  Действуя
таким образом, вы отпугиваете от своего движения интеллектуалов.
   - Интеллигенция и так не с нами, Владимир Ильич.
   - Интеллигенция - это говно! - сказал Ульянов. - Ей и пушкинские чте-
ния ни к чему. Я говорю об интеллектуалах. Многие из них с нами, так  не
отталкивайте их от нашего движения.
   - То же самое сказал и Плеханов, - признался Лядов.
   - Разумеется!
   - Но еще он сказал, что раз мы оказались не готовы  победить,  то  не
следовало и выступать.
   - Много он понимает! - вставил свое мнение Коба.
   - Не с вашими куриными мозгами критиковать Георгия Валентиновича Пле-
ханова, - строго сказал Ульянов, впервые обратив внимание на этого  тип-
чика. - Лучше снимите свою кардинальскую шапку  и  пойдите  помогите  на
кухне!
   - Вопрос, между тем, отнюдь не праздный, - заметил Лядов после  ухода
Кобы. - Пролилась кровь, а конечной цели мы не достигли. Так  стоило  ли
выступать?
   - Когда-нибудь мы бы все равно выступили  впервые,  -  высказал  свое
мнение Зиновьев. - Но победить с первой попытки едва ли возможно.
   - Верно, - сказал Ульянов. - Теперь нам предстоит изучить уроки  мос-
ковского восстания. На мой взгляд оно наглядно показало,  что  только  в
решительной вооруженной борьбе пролетариат может одержать победу. Думаю,
что выступить было необходимо, но мое несогласие с Плехановым еще не оз-
начает, что мы можем позволять себе пренебрежительно отзываться о нем.
   - А по-моему мы должны быть предельно принципиальны в подобных вопро-
сах, - вступил в разговор Каменев.
   Ульянов с сомнением покачал головой. Вопрос был  непростой.  С  точки
зрения революционной теории вопрос  был  действительно  очень  принципи-
альный, но практические взаимоотношения с конкретными людьми порой  тре-
бовали иного подхода.
   - Главным критерием при оценке нами любого человека должно  быть  его
отношение к режиму, - сказал Ульянов. -  Георгий  Валентинович  является
сторонником иных методов борьбы, но за его отношение к режиму  я  всегда
спокоен. Здесь уместно вспомнить и всеми нами уважаемого Льва Абрамовича
Каскада. Лев Абрамович и вовсе  скептически  относится  к  революционным
идеям, однако его отношение к режиму делает честь всем нам,  близко  его
знавшим! Давайте, друзья, принесем водки и  выпьем  за  нашего  дорогого
Льва Абрамовича; я сильно опасаюсь, что он попал в переплет...
   В гостиную вошла Анжелика.
   - Александра Михайловна, нужно сбегать за мясником. Мы не можем  раз-
делать медвежатину сами.
   - Ну так и сбегай! - ответила Александра.
   - Это еще зачем!? - воскликнул Ульянов, поднимаясь со стула и направ-
ляясь в кухню.
   Все последовали за ним.
   - А этот здесь на что? - добродушно осведомился Ульянов, снимая  пид-
жак и одновременно отвешивая Кобе легкую затрещину. - Сейчас я вам пока-
жу класс, ребята!
   Ульянов засучил рукава рубашки, и обнажил до локтей свои толстые, по-
росшие рыжеватой шерстью руки. Анжелика смотрела на него  не  отрываясь;
Бени мучительно ревновал. Ульянов схватил длинный нож и  принялся  ловко
разделывать сочащиеся кровью куски медвежатины.
   - Вот это настоящая работа! - приговаривал он. - Тащите водку в  гос-
тиную, ребята. Медвежатина, считайте, уже готова...
   Короче говоря, к десяти часам все уже были в  говно,  а  Бени  вообще
спал...

   * В ночь с 20 на 21 декабря 1905 года *

   Аликс мерно  посапывала  во  сне;  рядом  с  ней  тревожно  ворочался
Ульянов.
   "... 2-5 сентября 1792 года народ стихийно расправился с заключенными
в парижские тюрьмы роялистами. Это были дни опасности иностранного втор-
жения. Предатели,  контрреволюционеры,  заговорщики  изнутри  подвергали
опасности Революцию, которой и без того угрожали извне.
   Париж был совсем не таким, каким мы его знаем. В те дни это был  тре-
вожный и униженный город, и ему еще долго предстояло  оставаться  таким.
Станет даже хуже: коалиция внешних врагов еще пополнится  Англией,  Гол-
ландией и Испанией, впереди еще казнь 21 января 1793 года...
   В те тревожные ночи на пустынных улицах Парижа можно было видеть оди-
нокого человека в грязных лохмотьях. Был он бородатый  и  загорелый,  со
смиренным лицом и продырявленными ладонями. Порой он выглядел  растерян-
ным, иногда - смущенным, но пожалуй чаще всего - расстроенным. Ни к кому
не обращаясь, он риторически вопрошал:
   - А хуй ли толку?"
   Ульянов неистовствовал во сне.
   "... Черные  вороны  расселись  на  вершинах  гор  в  северной  части
Вест-Честера, словно зловещие часовые расположившейся  здесь  армии  Ва-
шингтона.
   Сильные отряды охраняли Гарлемские холмы, пушки стояли вдоль  берегов
Гудзона, а северные границы острова Манхаттен ощетинились  штыками  анг-
лийских часовых.
   В те дни в этих краях часто можно было встретить одинокого полубезум-
ного путника - бородатого, загорелого, со смиренным лицом и продырявлен-
ными ладонями. Порой его видели неподалеку от нагорья,  порой  -  вблизи
реки Гарлем шагающим легкой походкой, обратив лицо к заходящему  солнцу.
Время от времени, ни к кому не обращаясь, он риторически вопрошал:
   - А хуй ли толку?"
   Ульянов сел на кровати и потер ладонью затылок.
   - Что с тобой? - спросила проснувшаяся Аликс.
   - Чертовщина какая-то, - пробормотал наследник престола. - Контррево-
люционные сны...

   * 21 декабря 1905 года *

   В северных широтах декабрьское утро приходит поздно. Было девять  ча-
сов, пасмурно, сумрачно и  тоскливо;  петербургские  старушки  пророчили
обильные снегопады.
   В сей ранний час Лев Абрамович Каскад еще мирно спал в  своей  камере
на Шпалерной; Распутин маялся с императрицей в провонявшей потом  посте-
ли; фабрикант Отто Кирхнер ("Это еще что за хрен?" -  "Сегодня  познако-
мимся!") натягивал панталоны на свою жирную задницу, собираясь на  пере-
говоры с бастующими рабочими; полковник Бздилевич принимал последний пе-
ред службой стакан портвейна; Ульянов, только что отправивший супругу  в
Саблино, теперь жадно пил пиво в ресторане Витебского вокзала.
   В этот же самый час мы видим генерала Барсукевича, уже заступившим на
трудовую вахту. По неизвестным нам причинам в тот день Адольф  Арнольдо-
вич явился на службу чуть раньше обычного, не спеша  выкурил  папироску,
хотел было пропустить стаканчик, но устоял перед соблазном, и вот теперь
пил кофе и барабанил пальцами по столу в нетерпеливом ожидании одного из
своих многочисленных агентов.
   Как только часы пробили девять, дверь отворилась.
   - Агент Кавказец, - доложил дежурный по отделению.
   Вошел агент Кавказец. Это был уже знакомый читателю Коба. Едва войдя,
он сразу же низко поклонился, предварительно стянув с головы  свою  иди-
отскую вязаную шапку красного цвета. Затем прошел дальше.
   В почтительной, даже подобострастной позе он остановился перед  гене-
ральским столом, с вожделением поглядывая на лежавшую там коробку  папи-
рос "Герцеговина Флор". Коба всегда мечтал стать богатым и курить  такие
папиросы.
   Генерал устремил на него полный глубокого презрения взгляд,  рассмот-
рел его внимательно и после нескольких секунд молчания спросил:
   - Ну-с, что новенького, г-н Кавказец?
   - Есть важные новости, ваше превосходительство, - почтительно  сказал
Коба.
   - Ну так выкладывай.
   - Вчера в Питер приехал член ЦК партии большевиков Лядов.
   - Так это его вы вчера встречали на вокзале?
   - Значит вы знаете? - удивился Коба.
   - А вы полагаете, император зря платит мне  жалованье?  -  усмехнулся
генерал. - Впрочем, я не знал кого именно вы там встречали... Ну и что?
   - Вчера на квартире  Александры  Коллонтай  состоялось  заседание  ЦК
большевистской партии под председательством Владимира Ильича Ульянова.
   - Вы там были? - спросил Барсукевич.
   Он заметно оживился: разговор принимал нужный ему оборот.
   - Да, ваше превосходительство.
   - О чем же там говорили?
   - Лядов рассказывал о восстании в Москве.
   - А кто еще там был?
   - Кржижановский, Буренин, Воровский, Красин, Пятницкий, писатель Мак-
сим Горький и еще два еврея.
   - Меня не интересует их национальность, - сказал генерал. - Мне нужны
фамилии.
   - Мне они знакомы как Зиновьев и Каменев, но я думаю, что это не нас-
тоящие фамилии.
   - А не можете ли вы ответить на такой вопрос, Кавказец, - спросил ге-
нерал. - Владимир Ильич Ульянов и Николай Ленин - это одно и тоже лицо?
   - Я не знаю, ваше превосходительство, - развел руками Коба.
   - Я вижу, Кавказец, что большевики не слишком  поверяют  вас  в  свои
тайны.
   - Я многого не знаю, ваше превосходительство. Я ведь не член ЦК.
   - А почему тогда вас пригласили участвовать в заседании?
   При этих словах генерал не удержался от насмешливой улыбки: он  прек-
расно знал, что Коба присутствовал на заседании в качестве шестерки.
   - Максим Горький тоже не член ЦК, - уклончиво ответил Коба.
   - А этот Ульянов, по вашему мнению, очень опасный человек? - Барсуке-
вич вновь направил разговор в нужное ему русло.
   - О, да, конечно! - убежденно произнес Коба. - Этот человек вчера  на
охоте голыми руками завалил медведя.
   - Да ну! - изумился генерал. - И вы это видели?
   - Нет, я на охоте той не был.
   - А вечером на заседании ЦК вас, значит, медвежатиной потчевали?
   - Так точно, ваше превосходительство.
   - А запивали чем? - осведомился Адольф Арнольдович с неподдельным ин-
тересом.
   - Да кто чем, - ответил Коба. - Там всего было вдоволь.
   - Да-а! - сказал генерал. - Я вижу господа большевики неплохо посижи-
вают. Я бы тоже поучаствовал в этих заседаниях ЦК. Да,  этот  Ульянов  -
парень не промах! Медведей убивает, с Коллонтай спит, бухает...
   - Очень опасный человек, ваше  превосходительство,  -  подобострастно
произнес Коба.
   - Вы тоже так считаете, товарищ Коба?
   Агент вздрогнул: еще никогда генерал не называл его этим именем. Бар-
сукевич очень много знал и по каким-то причинам сегодня не скрывал  это-
го.
   Генерал пристально посмотрел на своего собеседника и решил, что  пора
переходить к делу.
   - Охранное отделение не может привлечь г-на Ульянова к уголовной  от-
ветственности за убийство медведя, но отомстить за зверя  необходимо,  и
это сделаете вы, Кавказец.
   - Не понимаю...
   - Вам надлежит убрать г-на Ульянова.
   - Как убрать!?
   - Как можно незаметнее! То есть, в случае необходимости мы,  конечно,
замнем дело, но вам, разумеется, важно не засветить себя перед большеви-
ками.
   - Но я не могу! - взмолился Коба.
   - Можете, можете, Кавказец, - строго сказал Барсукевич. -  Вы  просто
боитесь. Вы самая грязная мандавошка, какую я когда-либо видел. Вы  спо-
собны на любое преступление, но в данном случае вы боитесь. И все же вам
придется это сделать. Другого выхода у вас нет. Я вам приказываю: убрать
г-на Ульянова и об исполнении доложить!
   - Не могу! - Коба упал на колени и заплакал.
   - Подумайте, товарищ Коба, чего стоит ваша презренная жизнь! Нам даже
не придется пачкать руки. Мы просто передадим большевикам  информацию  о
вашем сотрудничестве с нашим отделением.
   Коба теперь сидел на полу и плакал.
   Адольф Арнольдович тяжело вздохнул и вытер пот со лба тыльной  сторо-
ной ладони. Порой он ненавидел свою службу.
   - Встаньте, голубчик, - сказал он устало и почти ласково. - Вот,  по-
курите, - генерал открыл коробку "Герцеговины Флор" и протянул Кобе. - Я
понимаю, что порой бывает нелегко, но ведь мы все служим государю  импе-
ратору.
   Генерал достал из кармана носовой платок и протянул  его  Кобе.  Коба
высморкался, затем закурил и жалобно произнес:
   - Но как это сделать?.. Это очень сильный человек... Непобедимый!..
   - А вы постарайтесь. Вам все объяснит капитан Жмуда. Вы ведь  знакомы
с Тадеушем Каллистратовичем?.. Вот он вам все и  объяснит...  А  теперь,
голубчик, откройте вон тот шкафчик... Вон тот, левее окна...  Да,  да...
Достаньте оттуда бутылочку "Тифлиса" и два стакана... Устал я с  вами...
Наливайте, не стесняйтесь... Себе тоже...
   Они выпили. Затем Адольф Арнольдович позвонил  и  приказал  дежурному
позвать капитана Жмуду.

   x x x

   Похмелившись пивом на Витебском вокзале (как мы помним,  он  провожал
там Крупскую в Саблино), Ульянов отправился на Лиговку, где  уже  добрую
четверть века квартировался Лев Абрамович Каскад.
   Как и следовало ожидать, Ульянов никого там не застал,  а  швейцар  в
подъезде, воровато озираясь, по секрету сообщил ему, что Льва Абрамовича
вроде как забрали, о чем домовладелец Полозов уведомлен соответствующими
органами в законном порядке.
   Ульянов дал швейцару полтинник и вышел на улицу, думая о грустном.
   Он представил себе, как в эту минуту какой-нибудь пьяный ротмистр об-
рабатывает Льва Абрамовича, и подумал о том, как легко  порой  читать  в
газетах про массовые аресты незнакомых тебе людей в далекой Австро-Венг-
рии, и как бывает тяжело, когда внезапно забирают близкого тебе  челове-
ка.
   Ульянов завернул в маленький немецкий ресторанчик, где  заказал  сар-
дельки с кислой капустой и пиво. От щедрот заведения  ему  дополнительно
поднесли рюмочку шнапса.
   Ресторанчик был хороший - уютный и гостеприимный, с отменной  кухней,
но Ульянов в тот день ел и пил машинально - мысли его были далеко.
   Он думал о бренности земного существования, о том, что жил вот  непо-
далеку отсюда Лев Абрамович Каскад и, возможно, нередко приходил в  этот
ресторан, а теперь приходить не будет, и, вероятно, никто этого даже  не
заметит. Такова жизнь. А разве если мир был бы устроен по-ульяновски, то
не забирали бы? Наверное, тоже забирали бы. Может еще и побольше!  Разве
он никогда не бывает резок и категоричен? Бывает и, пожалуй, даже  слиш-
ком часто. Что же делать? Меняться? Становиться мягче, терпимее? Но ведь
его гнев всегда справедлив! Тогда где же выход? Или его нет? Видимо  че-
ловеку от природы свойственно жить ненавистью, быть врагом своему  ближ-
нему, а если держать людей в узде, то врагами рода  человеческого  неиз-
бежно становятся сами держатели этой узды.
   Внезапно, новая тяжелая мысль поразила Ульянова. В  последний  раз  у
Каскада он встретил Леву Бронштейна, который тогда заявил,  что  Ульянов
напрасно упомянул его имя в присутствии какого-то  лохматого  оборванца.
Лева, помнится, уверял, что этот оборванец далеко не  так  прост...  Так
неужели?..
   Ульянов допил пиво, расплатился и отправился к Александре.
   Дверь ему открыла Анжелика. В ответ на ее немой вопрос Ульянов мрачно
кивнул головой.
   - Узнали какие-либо подробности? - спросила девушка.
   - Швейцар в подъезде поведал мне только о самом факте ареста. За под-
робностями следует обращаться в полицию.
   - Вы поедете туда?
   Ульянов отрицательно покачал головой.
   - Вы разве нелегально в Петербурге, г-н Ульянов? - спросила Анжелика.
   - Нынче утром я выехал из "Сан-Ремо" и перешел на нелегальное положе-
ние, - ответил наследник престола. - К тому же, я слишком хорошо  извес-
тен охранному отделению.
   - Конечно! - язвительно сказала Анжелика. - Убить безоружного медведя
- это вы можете, а показаться в полиции, чтобы помочь ни в чем не повин-
ному человеку - это вам не по силам!
   - Поверьте, Анжелика, мое появление в полиции лишь ухудшит  положение
Льва Абрамовича.
   - Тогда в полицию поеду я! - решительно сказала Анжелика.
   - Это будет  поистине  благородный  поступок!  -  с  чувством  сказал
Ульянов. - Разумеется, сам я не имел права предлагать вам этого.
   Ему все больше и больше нравилась эта девушка. "У Бени неожиданно не-
дурной вкус!" - подумал Ульянов.
   - Кстати, госпожа сегодня не одна, - тихо промолвила Анжелика. - Один
жирный боров завалился к ней чуть не с самого утра.
   - Кто такой будет? - осведомился Ульянов.
   - Знакомый. Давно уже к ней клеится, а сегодня пришел свататься.
   - Вот как! - удивился Ульянов. - Ну что ж, посмотрим.
   Он прошел в гостиную. Александра радостно поднялась ему навстречу.
   За столом действительно сидел большой и толстый мужик со  свиным  ры-
лом. Прямо перед ним на столе стояла миска  тушеного  картофеля  с  мед-
вежьей грудинкой, чуть поодаль - початая бутылка шнапса.
   Этот человек был Отто Кирхнер, владелец типографской фабрики,  распо-
ложенной на Большой Пушкарской улице. Ульянов давно знал эту фабрику, но
ее хозяина лицезрел впервые.
   Шутки ради Ульянов представился г-ном Бздилевичем.
   - Добро пожаловать, молодой человек, - с неискренней улыбкой произнес
Кирхнер. - В такое время дорог каждый русский человек.
   - А вы разве русский? - не очень дружелюбно спросил Ульянов.
   Его неприятно поразило столь откровенно черносотенное приветствие. Не
понравился Ульянову и тон, которым Кирхнер к нему обратился. Было в этом
тоне что-то хозяйское, фальшиво гостеприимное, словно не Ульянов, а этот
боров являлся любовником Александры и своим человеком в этой квартире.
   - Судя по вашему акценту, вы - немец? - высказал  предположение  нас-
ледник престола.
   - Русские, немцы - вс° одно, - сказал Кирхнер, заговорщически  улыба-
ясь. - Важно, что не еврей.
   - Вот как? - сухо произнес Ульянов.
   - Да, г-н Бздилевич,  -  тяжело  вздохнул  Кирхнер,  наливая  себе  и
Ульянову по рюмке шнапса. - В наше смутное время, когда мужик распоясал-
ся не на шутку, евреи опасны вдвойне. Христиан мы еще можем  призвать  к
смирению...
   Отто Кирхнер вылил шнапс себе в глотку и снова уткнулся в жаркое.
   Закипая от гнева, Ульянов сказал:
   - Когда вы угнетаете мужика, вы призываете его к христианскому смире-
нию; когда же он бьет вам морду, вы не уповаете  на  бога,  а  вызываете
войска и полицию.
   - Вы еще очень молоды,  г-н  Бздилевич,  -  снисходительно  улыбнулся
Кирхнер. - Ваш социализм идет от вашей неопытности.  Собственно  говоря,
это даже не социализм, а юношеский максимализм.
   Ульянов сжал кулаки. Александра посматривала на Кирхнера с отвращени-
ем, а на Ульянова с тревогой. Она чувствовала, что Ульянов вот-вот  сор-
вется. Кирхнер ничего не чувствовал. Не переставая жевать, он вновь  за-
говорил:
   - Разумеется и я во многом не согласен с политикой правительства,  но
это еще не значит, что нужно выступать против самих  основ  нашей  госу-
дарственности или оправдывать бастующих дармоедов.
   - А позвольте поинтересоваться, г-н Кирхнер, - с подчеркнутой  вежли-
востью произнес Ульянов, - с чем именно вы не согласны?
   - Например с тем, что государь император слишком благоволит к евреям,
- с победной улыбкой изрек фабрикант.
   Отто Кирхнер имел все основания быть довольным  собой.  Уж  теперь-то
они с г-ном Бздилевичем найдут общий язык. В конце концов, г-н Бздилевич
- весьма симпатичный молодой человек. Пусть в чем-то их взгляды и расхо-
дятся, в главном они сойдутся.
   Что же касается Ульянова, то он уже не раз слышал подобные  разговоры
и прекрасно знал, что за этим последует.
   - Многие ошибочно полагают, - продолжал Кирхнер, - что  эта  политика
исходит не от государя императора, что она в  значительной  степени  ре-
зультат влияния крупной буржуазии...
   - А чем, собственно, вы недовольны? - спросил Ульянов.
   - Ну... как? - Кирхнер недоуменно развел руками и подозрительно  пос-
мотрел на своего собеседника.
   - Что именно вам не нравится? - повторил свой вопрос Ульянов.
   - Прежде всего - процентная политика! - с  лихорадочным  возбуждением
начал Кирхнер. Видно было, что он оседлал своего любимого конька. -  Эта
политика наносит непоправимый ущерб российской промышленности.
   - Каким образом? - осведомился Ульянов.
   - Сегодня наши университеты обязаны  принимать  определенный  процент
этих выпускников хедеров из самых темных и отсталых окраин. Прежде  ряды
отечественных инженеров пополнялись за счет наиболее одаренных  предста-
вителей русской молодежи, а теперь в эти ряды проникают совершенно  ник-
чемные люди, способные лишь на воровство. А там,  глядишь,  завтра  меня
вынудят нанять к себе в качестве управляющего такого вот пейсатого "спе-
циалиста"...
   - А известно ли вам, г-н Кирхнер,  -  спросил  Ульянов,  одновременно
медленно приподнимаясь со стула, - что передовая европейская мысль осуж-
дает антисемитизм, равно как и другие расовые и национальные предрассуд-
ки?
   - Да помилуйте, г-н Бздилевич, я вовсе не антисемит! Я стою за  спра-
ведливость и переживаю за российскую экономику. Ведь за  державу  обидно
!..
   Внезапно Ульянов выбросил вперед правую руку, схватил  фабриканта  за
волосы и ткнул его мордой в миску с горячей и  жирной  подливкой.  Алек-
сандра и появившаяся в гостиной Анжелика с интересом следили за развити-
ем событий. Взвыв от боли и ярости, Кирхнер вскочил и начал кружиться по
комнате, беспорядочно размахивая жирными конечностями. В эту  минуту  он
был похож на каратиста, только кружился слишком неуклюже, да в движениях
рук и ног не чувствовалось никакой системы. Ярость  Ульянова  уже  улег-
лась. Скорее в целях самозащиты он сделал короткий шаг вперед и  небреж-
но, почти не целясь, ударил Кирхнера ногой по яйцам...

   x x x

   Ежедневно, в два часа пополудни, генерал Барсукевич имел  обыкновение
пить чай. По воскресеньям он занимался этим в кругу семьи, в собственной
гостиной, а по будним дням - в своем служебном кабинете. Подавать  гене-
ралу чай, а заодно и свежий выпуск "Нового времени", входило  в  обязан-
ности дежурного по отделению.
   Если за стаканом портвейна Адольф Арнольдович должен был казаться чи-
тателю человеком, в целом, приятным, то в минуты чаепития он бывал  отв-
ратительно режимен. И этот крепкий ароматный чай, и свежие сушки  с  ма-
ком, и вишневый пирог, и хрустальная вазочка с малиновым вареньем, и да-
же дорогой серебряный подстаканник - все было  чинно,  благопристойно  и
гнилостно благородно. Излишне добавлять, что и чтение этой желтой газет-
ки взамен серьезных антирежимных размышлений отнюдь не украшало  генера-
ла.
   Адольф Арнольдович расколол в кулаке сушку,  отлил  себе  в  блюдечко
чайку и углубился в газету. Как царский генерал, он прекрасно знал  цену
газетным передовицам и политическим обзорам "Нового времени"; да и  опыт
старого следователя призывал его  начинать  просмотр  газеты  с  раздела
"Происшествия".
   В тот день происшествий было не так уж много, и внимание  Барсукевича
сразу же привлекла следующая заметка.

   ДЕБОШИР ЗАПЛАТИЛ ШТРАФ...

   Как уже сообщалось, Министерство путей сообщения усиливает  борьбу  с
хулиганством на железной дороге. Прошлой ночью в поезде, следовавшем  по
маршруту С.-Петербург - Ладожское озеро, органами железнодорожной  поли-
ции был задержан правонарушитель, не имевший при себе  никаких  докумен-
тов, но представившийся полковником Бздилевичем.
   Нарушитель распивал в тамбуре спиртные напитки, нецензурно выражался,
грубо обращался с государственным контролером. Задержанный был  освобож-
ден после того как уплатил штраф прямо на месте происшествия.

   - Гм, интересно, - пробормотал Адольф Арнольдович.
   Интерес, впрочем, был собачий.  Барсукевич  небезосновательно  считал
все опасения императора сущим идиотизмом. Ну в самом деле: если даже су-
ществует самозванец, претендующий на российский престол, зачем ему вели-
чать себя полковником Бздилевичем? Разве что он такой же болван,  как  и
ныне здравствующий император. И кто  же  он  в  таком  случае?  Владимир
Ульянов? Но Ульянов во всяком случае не болван. Это Барсукевич знал точ-
но. Вместе с тем, эта заметка почти неопровержимо доказывала, что кто-то
выдает себя за полковника Бздилевича.
   Кто же и зачем?
   Адольф Арнольдович был так ошарашен, что вместо  чая  ему  захотелось
портвейна. Он подавил искушение и продолжал размышлять. Император прика-
зывал ему предупредить всех жандармов о возможном  появлении  полковника
Бздилевича. Барсукевич ослушался этого приказа, так как считал его неле-
пым и бессмысленным. Теперь это представлялось ему в  ином  свете.  Если
эта заметка попадет на глаза императору, тот сразу же поймет, что  гене-
рал проигнорировал его приказ. Было от чего забеспокоиться.
   Генерал забыл про чай и даже про портвейн. Он сидел за столом, подпе-
рев обеими руками голову, и сосредоточенно размышлял.
   Вдруг он поднял голову, как человек на что-то решившийся, взглянул на
огромные стенные часы, только что пробившие половину третьего, и  дважды
дернул колокольчик.
   Сразу же отворилась дверь, и на пороге показался дежурный по  отделе-
нию.
   - Попросите ко мне капитана Жмуду, - приказал генерал.

   x x x

   А где же нынче Бени?
   Бени еще с утра обиделся на Ульянова, восхищенно отзывавшегося об Ан-
желике, и теперь сидел со своим новым приятелем Кобой в  небольшом  анг-
лийском ресторанчике с футбольным названием "Корнер".
   Ресторанчик этот, расположенный на углу Невского  и  Надеждинской,  в
советское время будет переоборудован под безымянный пивной бар,  но  на-
родная молва бережно сохранит старое английское название.
   Будучи вечным скитальцем, Бени тем не  менее  оставался  приверженцем
итальянской кухни, которая была достойно представлена в "Корнере" наряду
с традиционной британской. Что же касается Кобы, то он любил есть и пить
все, чем его угощали, причем его аппетит удваивался, если светила  перс-
пектива заложить угощающего охранке. Сам он в своей жизни натерпелся  от
легавых и теперь считал, что пора и  другим  помучиться.  Поэтому,  пока
влюбленный и печальный Бени лениво ковырял вилкой в своей тарелке,  Коба
лихо уплетал спагетти и весело запивал их забористым итальянским винцом.
Впрочем, по части вина Бени почти не отставал.
   Заметим попутно, что Коба уже вполне оправился после утреннего разго-
вора с генералом Барсукевичем. Теперь он находил порученное ему дело по-
четным и даже весьма приятным. В самом деле: ведь это совсем нетрудно  -
исподтишка убить человека. Ведь не  в  открытом  же  бою  ему  предстоит
встретиться с Ульяновым. К тому же Ульянов непочтительно с ним  обращал-
ся, а эта ульяновская сука гоняла Кобу за вермутом, как мальчишку.
   Накануне, в ходе заседания ЦК, Бени довольно быстро захмелел и  отру-
бился, вследствие чего Коба не успел разобраться в политических взглядах
своего нового приятеля. Само собой разумеется, Коба мог "вломить"  чело-
века и не располагая особо подробными о нем сведениями.  Скажем  больше:
он частенько так и поступал. И все же,  отдадим  ему  справедливость:  в
провокаторской деятельности его интересовал  не  только  результат.  Его
захватывал процесс!
   Коба хорошо запомнил вчерашние разглагольствования  г-на  Ульянова  о
режиме, поэтому первая фраза, с которой он обратился к будущему  основа-
телю фашизма, была выверена, политически грамотна и современна.
   - Давно хотел вас спросить, генацвале, - сладким партийным тоном  на-
чал Коба, - а как вы относитесь к режиму?
   В последние дни юный итальянец гораздо больше думал об Анжелике,  не-
жели о революционных идеях, вследствие чего его ответ оказался  теорети-
чески не столь безупречным, как Кобин вопрос.
   - Режим может и не так плох, - отвечал Бени. - Вот если бы еще  убить
царя!
   Коба навострил уши и наполнил стаканы.
   - Убить царя - задача, несомненно, благородная! - сказал он и выпил.
   - Несомненно! - подтвердил Бени и тоже выпил.
   Коба засунул правую руку в карман, почесал яйца и спросил:
   - Но как это сделать?
   - Да, действительно, как? - повторил Бени. - Царя убить - не яйца по-
чесать!
   Коба поспешно вынул руку из кармана.
   Изрядно захмелев, они говорили довольно громко, так что их можно было
слышать из-за соседних столиков. Неудивительно поэтому, что вскоре к ним
подсел какой-то лохматый и вонючий мужик.
   - Ежели господа желают облегчить народные страдания цареубийством,  -
сказал этот косоглазый, похожий на попа, мужик, - я могу помочь.
   "Господин" Коба оживился. Своим длинным щербатым носом  он  явственно
учуял шанс заарканить еще одного простака.
   Бени подумал о другом. Ему казалось, что он уже не впервые видит это-
го человека, и он пытался вспомнить, где именно они встречались прежде.
   - Но каким образом вы нам поможете? - спросил итальянец,  недоверчиво
глядя на мужика.
   - Я могу привести царя, куда вам будет угодно.
   Внезапно Бени вспомнил, где он видел этого человека. Это был тот  са-
мый мужик, у которого Лев Давидович Бронштейн пытался отобрать выпивку в
магазине Каскада. "Помнится, Лева еще сказал тогда, что  этот  оборванец
далеко не так прост. Вероятно это, действительно, особа, приближенная  к
императору, - подумал Бени. - Такой может помочь... Но не провокатор  ли
этот тип?" Все это действительно смахивало  на  провокацию.  Бени  решил
сделать проверочный ход.
   - Сможете ли вы привести царя сюда сегодня вечером, ну, или,  скажем,
завтра? - спросил он.
   - Ну, нет! - воскликнул мужик. - Не так скоро! Нынче вечером он может
уже куда собрался!
   - А сколько вам потребуется времени, чтобы подготовить такую встречу?
- спросил тогда Бени.
   - Дней десять.
   "Это не провокатор, - подумал Бени. - Провокатор пообещал бы  сегодня
же вечером привести царя, а вместо этого привел бы жандармов."
   - Хорошо! - сказал он вслух. - Пусть будет 30 декабря.
   Мужик кивнул головой.
   - Итак, - подвел итог Бени, - 30 декабря, в десять  часов  вечера,  в
ресторане "Корнер". Идет?
   - Идет! - согласился Распутин.
   - А если у вас не получится?
   - Тогда я приду один, и мы передоговоримся на другой день.
   - Логично, - согласился Бени.
   Они обсудили еще кое-какие детали заговора, а затем оставили эту  те-
му, заказали водки, селедку с молокой и как следует нажрались.

   x x x

   Мы оставили генерала Барсукевича в его кабинете в тот  момент,  когда
он вызвал к себе капитана Жмуду. Читатель, лишенный  возможности  встре-
титься со старым знакомым (мы еще увидим Тадеуша Каллистратовича!),  ве-
роятно понимает, что нам пришлось поступить так, чтобы  поприсутствовать
при исключительно важном для всей этой истории (и для  истории  вообще!)
разговоре в ресторане "Корнер".
   Возвращаясь в генеральский кабинет к четырем часам дня, мы вновь зас-
таем Адольфа Арнольдовича в одиночестве. Причем одиночество это не  гор-
дое, а скорее озабоченное. Жмуду он отправил на Финляндскую железную до-
рогу с приказом разузнать все подробности встречи тамошней полиции с за-
гадочным полковником, а сам отворил дверцы стенного шкафчика, извлек от-
туда бутылку портвейна, зачем-то погладил ее и открыл.
   "Почему эти болваны его не арестовали, - размышлял генерал, потягивая
мутное багровое вино. - Впрочем, почему его должны были арестовать?  По-
думаешь, распивал и матерился в тамбуре. Я, вон, каждый день  пью  порт-
вейн и матерюсь в своем служебном кабинете!"
   Его размышления были внезапно прерваны появившимся на пороге  комнаты
дежурным.
   - Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, - почтительно  произнес
жандарм, - г-н Кирхнер собственной персоной!
   - Кто? - переспросил генерал, медленно возвращаясь к  действительнос-
ти.
   - Г-н Отто Кирхнер, бумажный фабрикант.
   "Вот именно, что бумажный! - подумал Барсукевич. - В наше  время  все
фабриканты - "бумажные."
   - Ну что ж, просите! - сказал он вслух.
   Сотрап щелкнул каблуками, отдал честь и вышел.
   Адольф Арнольдович спрятал под стол бутылку.
   Кирхнер вошел с крайне недовольным  видом.  Назревающие  фингалы  под
обоими глазами и красный распухший нос делали его лицо похожим на маску,
а образованный двумя кусками пластыря белый крест  посреди  низкого  лба
придавал фабриканту сходство с рыцарями таинственных средневековых орде-
нов. Барсукевич давно недолюбливал Кирхнера и с  удовольствием  лицезрел
его в столь жалком обличье.
   "Крестоносец" плюхнулся в стоявшее перед генеральским столом кресло и
заявил:
   - Возмутительные безобразия творятся во вверенном вашей охране  горо-
де, г-н генерал!
   - Я не охраняю город, г-н Кирхнер. Я лишь охраняю порядок в городе, а
это, согласитесь, отнюдь не одно и тоже.
   - Возможно я не совсем удачно выразился, Адольф Арнольдович,  но  это
не меняет сути.
   - А в чем суть?
   - А суть заключается в том, что этот охраняемый вами порядок оставля-
ет желать много лучшего.
   - Вы, я вижу, имели удовольствие получить пизды?  -  сладким  голосом
осведомился генерал.
   - Имел, - угрюмо ответил фабрикант.
   - Но это еще не дает вам право критиковать установленный  порядок!  -
сказал генерал, и в его голосе внезапно послышались грозные нотки.
   - Боже упаси! - перепугался Кирхнер.
   "Вот так-то лучше!" - подумал Барсукевич, а вслух спросил:
   - Где и когда вам дали?
   Кирхнер растерялся. В запарке он совсем не подготовился к  этому  ес-
тественному вопросу. Сказать правду он не мог: не хотел подводить  Алек-
сандру.
   - Это случилось на углу Невского и Знаменской, - пролепетал  несчаст-
ный фабрикант.
   - Возле магазина Каскада? - спросил Барсукевич.
   Кирхнер понял, что соврал неудачно. Место он назвал слишком  популяр-
ное, приметное, должны были быть свидетели.
   - Не совсем, - неуверенно промямлил он. - Это было...  это  случилось
уже за углом, на самой Знаменской, но неподалеку от Невского.
   "Врет! - подумал Барсукевич. - Только зачем?"
   - Ну, а кто вам дал? - спросил генерал.
   - Некий г-н Бздилевич.
   - Кто? - генерал аж подпрыгнул на стуле.
   - Какой-то наглец, назвавшийся г-ном Бздилевичем.
   Адольф Арнольдович встал и принялся медленно расхаживать по кабинету.
Опытнейший следователь, он был уверен, что Кирхнер что-то  привирает.  В
самом деле: ведь не представляется обычно человек прежде чем набить  вам
морду на улице! С другой стороны, морду этому болвану несомненно набили,
и кто-то при этом назвался г-ном  Бздилевичем.  Если  предположить,  что
Кирхнер по каким-то причинам скрывает место происшествия, то  все  будет
выглядеть вполне правдоподобно.
   Чтобы выиграть время для  обдумывания  ситуации,  Адольф  Арнольдович
снова залез в стенной шкаф и выставил на стол новую бутылку и два чистых
стакана.
   - Хотите портвейна? - любезно предложил он. - Это бодрит.
   - Я не пью, - сказал фабрикант.
   - Непьющих портвейн особенно бодрит! - веско произнес  генерал  и  до
краев наполнил стаканы.
   Взбодрились. Затем, приведя в порядок дыхание, Барсукевич спросил:
   - Скажите, Отто Юльевич, а как выглядел этот ваш г-н Бздилевич?
   - Гм-м... такой, знаете... маленький, лысый, рыжеватый... очень креп-
кий и ловкий...
   Генерал взволнованно походил по комнате. Затем опять  сел,  вынул  из
среднего ящика стола фотографию и протянул ее Кирхнеру.
   - Этот?
   - Этот!

   x x x

   В восемь часов вечера наследник престола и его любовница пили чай.
   - Попробуйте вот это абрикосовое варенье, Вова, -  предложила  Аликс.
-Сегодня утром я получила его из Киева.
   - Отличные новости! - оживился Ульянов. - Обожаю абрикосовое варенье!
   - Давайте также дернем коньячку, мой друг, - грустно сказала Аликс. -
Увы, не все новости столь хороши. Вместе с посылкой мне передали письмо.
   - Что-нибудь случилось? - Ульянов изобразил на лице беспокойство.
   - Сестра моя очень плоха, и меня просят приехать. Завтра я  уезжаю  в
Киев.
   - Надолго?
   - Надеюсь вернуться сразу после новогодних праздников, но не исключе-
но, что придется подзадержаться.
   - Анжелика тоже едет?
   - Анжелика остается здесь.
   Ульянов мысленно потер руки.
   Анжелика - лохматая юная ведьма с прекрасными, но  мокрыми  от  слез,
глазами - воротилась в половине девятого. Новости она принесла  ужасные:
Лев Абрамович Каскад содержится в тюрьме на Шпалерной, обвиняется в  ан-
тигосударственной деятельности, и никого к нему не пускают.
   Выслушав ее, Ульянов молча закурил. Комментарии были излишни.
   - Что можно предпринять? - спросила Анжелика.
   - Ничего, - ответил Ульянов. - Разве что взять тюрьму штурмом.
   - Может быть - адвоката? - предложила Аликс.
   Ульянов горько усмехнулся.
   - Адвоката!? Неужели вы думаете, что его будут судить? Сегодня - ког-
да они убивают бастующих рабочих прямо на улицах, когда  не  щадят  даже
детей!
   - Но кто это - "они"? - гневно спросила Анжелика.
   - Они - это те, кого нам предстоит уничтожить, как класс.  В  этом  и
заключается моя борьба. Этому я посвятил свою жизнь.
   - Уничтожая их, вы им же и уподобляетесь!
   - Анжелика, вы не правы, - горячо возразил Ульянов. - От  ваших  слов
веет пацифизмом.
   - Разве это плохо?
   - Если бы все были пацифистами, общество бы не развивалось, и  мы  не
были бы сейчас там, где мы есть.
   - Этим доводом можно оправдать любое насилие!
   "Какая все-таки прекрасная девушка!" - вновь подумал Ульянов.
   - В любом случае, - продолжала Анжелика, - уничтожая друг  друга,  вы
уничтожаете будущее.
   - Мы дети своего века.

   * 22-23 декабря 1905 года *

   Рано утром Адольф Арнольдович Барсукевич ждал двух посетителей -аген-
та Кавказца и капитана Жмуду: первого - с надеждой, второго  -  с  любо-
пытством. Кобе, в связи с его новым заданием, было  велено  докладывать,
по возможности, каждое утро, а Жмуде предстояло отчитаться о своей  вче-
рашней поездке в полицейское управление Финляндской железной дороги.
   В приемной они появились почти одновременно: помятый, воняющий  пере-
гаром Коба и щеголеватый голубоглазый капитан. Генерал обоих ждал с  не-
терпением, но, соблюдая субординацию, первым принял Тадеуша Каллистрато-
вича.
   - Ну-с, разнюхали чего-нибудь, капитан? - спросил Барсукевич,  однов-
ременно закуривая, чтобы получше сконцентрироваться на работе и  не  ду-
мать о выпивке.
   - Да, ваше превосходительство, - четко, по-военному докладывал  капи-
тан. - Я все узнал. Объект был задержан сразу после полуночи  ротмистром
Фишером. Объект ехал в поезде  без  билета,  матерился,  выдавал  подза-
тыльники контролеру, пил водку. Документов при себе не имел, представил-
ся полковником Бздилевичем. Ротмистр Фишер оштрафовал его на пять рублей
и отпустил.
   - Этот Фишер, видимо, редкостный болван? - предположил генерал.
   - Так точно, ваше превосходительство! Но как вы догадались?
   - Чувствуется. Вероятно он наклал в штаны, как только объект предста-
вился полковником. Фотографию показывали?
   - Да, ваше превосходительство. Фишер подтвердил несомненное сходство,
но полной уверенности у него нет, поскольку объект был в охотничьем кос-
тюме и меховой шапке.
   Барсукевич задумался. На днях,  говоря  императору,  что  расстрелять
Ульянова было бы небезопасно, он кривил душой. Революция в стране была в
самом разгаре. Только что Семеновский гвардейский полк  жестоко  распра-
вился с восставшими в Москве рабочими. Заключенных расстреливали прямо в
камерах, о пытках говорили почти в открытую.
   - Позовите Кавказца, капитан, - сказал наконец генерал. -  Посмотрим,
что он нам принес.
   Коба вошел, униженно раскланиваясь и бормоча себе  под  нос  какие-то
приветствия.
   - Судя по вашему угодливенькому видку, товарищ Коба, Ульянова  вы  не
убили? - презрительно сказал генерал.
   - Еще нет, ваше превосходительство.
   - А пытались?
   - Еще нет, ваше превосходительство. Я был вчера очень занят, -  отве-
тил Коба.
   И, опасаясь, что генерал сейчас же заинтересуется, чем он  был  занят
(а занят он был тем, что сидел в "Корнере" с Бенито Мусолини и Григорием
Распутиным), Коба незамедлительно сообщил:
   - Ваше превосходительство, я раскрыл злодейский  заговор  против  его
императорского величества.
   - Да ну! - недоверчиво воскликнул Барсукевич.
   - Ей богу! - поклялся Коба и поведал господам офицерам обо всем,  что
услышал накануне в "Корнере".
   - Хорошо поработали, Кавказец, - признал генерал. - Так хорошо  пора-
ботали, что я даже думаю, не повысить ли вам ставку! Ладно, идите -  за-
дание у вас прежнее. Жду вас завтра в это же время.
   - Не думаю, капитан, что от этого подонка будет много толку, - сказал
Барсукевич, сразу после того как довольный Коба закрыл за собой дверь. -
Поэтому потрудитесь довести до каждого жандарма приказ о том, что разыс-
кивается Владимир Ильич Ульянов, называющий себя также Николаем  Лениным
или полковником Бздилевичем. При обнаружении этого человека где бы то ни
было, его следует немедленно арестовать и доставить сюда  живым  или,  в
крайнем случае, мертвым.

   x x x

   Многочисленные исторические летописи уверяют нас, что полковник Бзди-
левич уважал Распутина безмерно и величал его не иначе как отцом  Григо-
рием. Эти же документы предполагают (а порой и утверждают!), что  причи-
ной сего явного царского расположения являлись Гришкины  лекарские  спо-
собности, позволявшие поддерживать драгоценное здоровье  царевича  Алек-
сея. На самом же деле полковник  Бздилевич  отлично  понимал,  что  если
"отец Григорий" и мог кого и чем вылечить, так разве  что  простуженного
спиртом. Впрочем, все это не слишком волновало  доблестного  полковника.
Важно, что Гришка нравился императрице,  любил  портвейн  и  был  добрым
партнером в мудрой шашечной игре. Чего же боле?
   В два часа пополудни, расправившись  со  всеми  "служебными"  делами,
узурпатор удалился в свою оружейную, где предался любимому  времяпрепро-
вождению: созерцанию своей - богатейшей в Европе - коллекции стаканов.
   Коллекция та едва умещалась в стенном гарнитуре из восьми секций. Эти
сорок полок радовали глаз полковника Бздилевича, как  библиотечные  залы
ласкают взор почтенного книголюба. Здесь в  тесном  соседстве  уживались
"граненые собратья" из разных эпох и земель: сверкали и переливались  на
свету богемские и ирландские презенты, медленно  рассыхались  вырезанные
из бамбука заморские пришельцы, мутнели граненые стекляшки, похищенные в
российских придорожных трактирах.
   Книголюбы обычно пользуются очками,  чтобы  лучше  ориентироваться  в
дебрях накопленной веками человеческой премудрости. Полковник  Бздилевич
в оптике не нуждался. Он и без очков прекрасно  ориентировался  в  своей
коллекции и помнил, на каких полках стояли особо ценные экспонаты.
   Сколько тихих и счастливых часов провел последний  русский  император
возле этих полок! Сколько усердия и таланта вложил он в  создание  столь
блестящей коллекции! Добавим, что он не ограничивался одним созерцанием,
но постоянно пользовался своими любимыми экспонатами.
   Увы! Сие уникальное собрание было разбито и разворовано после  знаме-
нитого взятия Зимнего дворца. Как много ценного безвозвратно  уносят  от
нас революции! Как дорого обходится человечеству социальный прогресс!
   В тот день полковнику не удалось в одиночестве насладиться своим  лю-
бимым детищем. Он только успел снять с полки два высоких красивых стака-
на, подаренных ему недавно черногорским королем,  как  в  оружейную  без
стука вломился Распутин.
   - Проходи, папаша! - дружественно сказал Бздилевич. - Винца выпьем, в
шашки сыгранем!
   Они наполнили черногорские стаканы португальским портвейном и уселись
за доску.
   Император выиграл первую партию. Торжествуя, он пробил Гришке щелбан,
и они вновь расставили шашки в начальную позицию.  Едва  начали  вторую,
Распутин перешел к делу.
   - Узнал я тут, государь, что царица тебе неверна.
   - Не может быть! - воскликнул Бздилевич, хотя  отлично  понимал,  что
может.
   - Оно, конечно, от бабы не убудет, -  продолжал  Гришка,  не  обращая
внимания на  реплику  узурпатора,  -  но  все  же  нехорошо.  Как-никак,
царственная особь!
   - Да что ты мелешь, папаша! - воскликнул полковник.
   - Богом клянусь тебе, Колюнчик, что это святая правда! - сказал  Рас-
путин, кося глазами пуще обычного. - И ты своими  глазами  это  увидишь,
коли пойдешь со мной в "Корнер" тридцатого вечером.
   - Вечером в "Корнере", того и гляди, пизды получим! - возразил  импе-
ратор.
   - Ну, коль боишься, так ничего и не узнаешь, - резонно заметил Распу-
тин.
   - Тридцатого, говоришь, вечером...  -  задумчиво  произнес  полковник
Бздилевич.
   Он так разволновался, что даже не довел до логического завершения за-
теянную комбинацию, заключавшуюся в том, что он пожертвовал  одной  шаш-
кой, чтобы затем "съесть" три и прорваться в дамки. Вместо этого венчаю-
щего комбинацию взятия полковник сделал совершенно  другой,  посторонний
ход, и торжествующий Распутин моментально  снял  с  доски  императорскую
шашку, подул на нее и положил в свою коробку.
   - Это за фук, - пояснил Гришка.

   x x x

   Проводив утром Александру, Ульянов отнюдь не чувствовал себя  челове-
ком, понесшим тяжелую утрату. Скорее наоборот.  Во-первых,  он  проводил
Аликс не в последний путь; во-вторых...
   Впрочем, что во-вторых, внимательный читатель наверняка уже  догадал-
ся. Покидая Витебский вокзал, Ульянов был полон надежд и мурлыкал  слова
романса: "О дитя, под окошком твоим я тебе пропою серенаду".
   Он остановил извозчика, повелел везти на Невский и запрыгнул в карету
с такой легкостью, как будто ему снова было двадцать пять лет.  Он  ехал
по своему любимому городу и мечтал об  Анжелике;  счастье  казалось  ему
близким и доступным, и это вносило в его жизнь порядок и смысл.
   Приехав на Невский, Ульянов решил для начала позавтракать. В два часа
дня он уже сидел в "Метрополе" и бодро диктовал официанту:
   - Сто пятьдесят, осетринку, "Новое время" и самый лучший  букет  алых
гвоздик!
   Ульянов частенько бывал в "Метрополе"; официант хорошо  его  знал,  а
потому не переспрашивал и лишь бормотал себе под нос, записывая заказ:
   - Осетрина... Гвоздики от Рабиновича...
   - Да-да, - подтвердил Ульянов, - непременно от Рабиновича!
   - Что-нибудь еще, Владимир Ильич?
   - В конце, как всегда, чашечку кофе.
   Час спустя, "остограммившийся" Ульянов, молодой и окрыленный,  разма-
хивая букетом, бодро шагал по Невскому проспекту. Он направлялся на  Ни-
колаевскую, в ту самую квартиру, в которой проснулся нынче утром  и  где
собирался искать теперь любовь другой женщины.

   x x x

   Оставшись наконец один, полковник Бздилевич призадумался.
   Гришкины слова походили на правду. С чего бы он стал врать?  Выходит,
Гришка - настоящий друг. А он-то, неблагодарный, еще подозревал, что Шу-
рочка обманывает его с Гришкой! Не похоже на то. Тогда с кем  же?  Орло-
ва-мерзавца удавили; кто же теперь? Гришка фамилию не  назвал.  Впрочем,
может и впрямь не знает. Придется пойти самому  посмотреть.  И  ведь  не
стесняется шлюха показываться с хахалем в "Корнере"!
   "Теперь понятно, почему она не позволяет мне появляться в  городе!  -
сообразил Бздилевич. - Опасно, видите ли... Вот сука!"
   Полковник давно уже не осмеливался показываться на  улицах  Санкт-Пе-
тербурга. Он томился во дворце и презирал себя за  то,  что  скучает  по
родному городу, безвылазно сидя в самом его сердце. Теперь ему казалось,
что эти страхи умышленно разжигает в нем неверная супруга.
   "В моем городе не может быть опасно!"  -  подумал  император,  и  ему
вдруг захотелось незамедлительно в этом убедиться.
   Он взглянул на часы - было шесть вечера - и подошел к окну.
   Небо было черное и ясное, с мириадом звезд  и  полной  луной;  темная
громада Петропавловской крепости величественно покоилась  на  противопо-
ложном берегу Невы, а слева, в свете фонарей величественно изгибался са-
мой красивой в мире дугой Дворцовый мост.
   Император задрожал от сладостного  нетерпения  и  принялся  торопливо
одеваться.

   x x x

   ... Ульянов был ошеломлен. Удар оказался неожиданным,  и  требовалось
какое-то время, чтобы его по-настоящему ощутить. В первую минуту Ульянов
даже не успел расстроиться.
   - У вас уже есть жена и любовница, г-н Ульянов, - продолжала  Анжели-
ка. - В вашем возрасте пора уже несколько умерить пыл.
   "Теперь даже оставаться в этой квартире неудобно, - подумал  Ульянов.
- Надо забирать вещи и сматываться".
   - Благодарю вас за роскошный букет, г-н Ульянов, - смягчилась Анжели-
ка. - Вы ужасный дон Жуан, но настоящий джентльмен,  должна  отдать  вам
должное.
   "Следует оставаться джентльменом до конца", - подумал Ульянов.
   - Вы, по-моему, куда-то собирались, Анжелика. Позвольте мне вас  про-
водить.
   - Вы можете проводить меня только до извозчика. Дальше вам нельзя - я
еду на Шпалерную.
   - Разве к Льву Абрамовичу уже пускают? - удивился Ульянов.
   - Пока нет, - тяжело вздохнула Анжелика, - но все равно  надо  ехать.
Может что-нибудь разузнаю.
   - Подождите, пожалуйста, я возьму с собой чемодан, - сказал  Ульянов.
- Думаю переехать в гостиницу.
   - Как знаете, - просто ответила Анжелика.
   Они остановили извозчика на углу Невского и Николаевской.
   - Прощайте, Анжелика, - с чувством сказал Ульянов.
   - До свидания, г-н Ульянов, - ответила Анжелика. - Всего вам доброго.
Мне бы хотелось, чтобы вы стали немного похожи на Льва Абрамовича.
   "Есть в каждой женщине какая-то загадка, - подумал Ульянов.  -  Дался
же ей этот Каскад!"
   - Сейчас трудное время, Анжелика. Вы не боитесь показываться на  Шпа-
лерной и хлопотать там о политическом?
   - Боюсь, - просто ответила Анжелика, - но что делать?
   Ульянов почувствовал, что краснеет. Неужели еще не разучился?
   Потом он вспомнил, что вот также десять  лет  назад  его  навещала  в
тюрьме Надя. Впрочем, тогда это было не столь опасно. Ему вдруг тоже за-
хотелось поехать на Шпалерную, хотя он и понимал, что это будет  безрас-
судный шаг. Додумать эту мысль он не успел: Анжелика  села  в  карету  и
захлопнула за собой дверцу.
   Ульянов еще долго смотрел вслед удаляющейся карете и думал, что  при-
рода ошиблась, сделав эту девушку простой служанкой.
   Владимир Ульянов несомненно принадлежал к той  категории  людей,  вся
философия которых представляет собой некий иллюзорный мир, но в  отличие
от большинства подобных индивидуумов он не оставался подолгу в плену од-
них и тех же иллюзий. Едва карета свернула за угол, Ульянов поднял  свой
чемодан и направился в ближайшую рюмочную.

   x x x

   Узурпатор уже битый час разгуливал по городу, и никто не  обращал  на
него ни малейшего внимания.
   Вечер выдался прекрасный - ясный и морозный. Такие дни редко случают-
ся в Петербурге в декабре. Неудивительно, что горожане в изобилии  высы-
пали на улицы, чтобы пошуметь, попьянствовать, поприставать к девкам,  а
при случае и набить кому-нибудь морду - словом, как следует прорепетиро-
вать предстоявшие рождественские празднества.  Обстановка  в  городе  не
выглядела особо  напряженной:  после  жестокого  подавления  московского
восстания революция в стране пошла на убыль, а что до бесчисленных жертв
среди московских рабочих, то петербуржцам по обыкновению не было до это-
го дела.
   Император шел по хорошо освещенным улицам, но никто его  не  узнавал.
Если поначалу он боялся, что его признают, то теперь его раздражало все-
общее невнимание. "Проклятые холопы, - думал полковник, - хозяина не уз-
нают!" На Марсовом поле два пьяных подростка встретили его вопросом:
   - Папаша, закурить не найдется?
   "Черт знает что! - подумал император, выдавая ребятам папиросы. - Ес-
ли уж меня не узнают, то хоть бы полковничий мундир уважили".
   Он закурил сам и поспешил к Невскому проспекту. Ему  вдруг  пришло  в
голову, что нет ничего удивительного в том факте, что прохожие не  знают
его в лицо. Его и раньше не знали! Десять лет назад он регулярно посещал
бары и кабаки, причем инкогнито, а теперь эта шлюха нагнала на него  со-
вершенно необоснованных страхов.
   Он вышел на Невский и  огляделся  по  сторонам.  Огляделся  уверенно,
по-хозяйски. Теперь он был уверен, что ничего ему здесь не  может  угро-
жать. Едва он окончательно укрепился в этом мнении, как его ... узнали.
   - Господин полковник! - раздался радостный голос за спиной  узурпато-
ра. - Сколько лет, сколько зим!
   Император обернулся. Перед ним стоял в жопу пьяный Ульянов с  большим
чемоданом в правой руке.
   - Вот так встреча! - весело вопил Ульянов. - Десять лет не  виделись!
Что-то вы какой-то хилый, полковник. Когда вы последний  раз  занимались
онанизмом?
   - Здравствуйте, г-н Ульянов, - испуганно пролепетал император.
   Он тут же понял, что допустил оплошность. Ульянов, однако,  этого  не
заметил. Во-первых, он уже не помнил, под какими именами полковник  знал
его десять лет назад. Во-вторых, он был уже крепко поддат. Наконец,  the
last but not the least, Ульянов по-прежнему считал,  что  имеет  дело  с
обыкновенным полковником, и не придавал этому знакомству серьезного зна-
чения.
   - Ну, пойдемте выпьем за встречу, - предложил он, - а заодно поведае-
те мне, почему этот сучий потрох, которого вы, помнится, так любили,  до
сих пор не произвел вас в генералы.
   "В конце концов, выпить можно и с ним," - подумал  полковник  Бздиле-
вич. Он уже и сам собирался заглянуть куда-нибудь, снять напряжение.
   В этот момент император обратил внимание  на  какого-то  низкорослого
субъекта в идиотской красной шапке, стоявшего невдалеке и как-будто наб-
людавшего за ним. Император, впрочем, отметил это  про  себя  совершенно
машинально и тут же об этом забыл.
   Ульянов переложил чемодан в левую руку, а под правую взял  полковника
и потащил его на Караванную, в любимую розливуху  Воровского.  Это  была
типичная петербургская винница с огромным залом в форме  прямоугольника,
две короткие стороны которого были выкрашены в зеленый цвет,  а  длинная
утопала в бутылках, и вдоль нее тянулась дубовая неполированная  стойка.
Дым, стоявший коромыслом, не забивал аппетитный смешанный запах портвей-
нов, многочисленные посетители весело суетились за чрезмерно высокими  и
оттого крайне неудобными столиками, в углу спал какой-то  интеллигент  в
дешевой шубе - одним словом: было грязновато, хмыревато и славно.
   Истинный наследник престола предложил взять водки. Узурпатор  изъявил
желание ограничиться портвейном. Ульянов не стал спорить, поставил чемо-
дан на пол и отправился к стойке, откуда вскоре вернулся с двумя полными
стаканами "Дербента" и парой конфеток.
   Полковник держался несколько напряженно.  Ульянов  выпил  (полковник,
впрочем, тоже), закусил орешком в шоколаде, помял немного фантик и спро-
сил:
   - Разрешите осведомиться, дорогой полковник, а как  вы  относитесь  к
режиму?
   "Крайне подозрительный тип!" - подумал император и  ответил  вопросом
на вопрос:
   - А это так важно?
   - От этого зависит все! - безапеляционно заявил Ульянов.
   - Режим ниспослан нам богом, а посему мне крайне неприятны любые  ан-
тирежимные настроения, - нагловато и, в то же самое время, трусовато от-
ветствовал российский самодержец.
   - Когда я говорю с вашим братом - я имею в виду  аристократов,  воен-
ных, судейских, купчишек, попов, псевдоинтеллигентов  -  мне  становится
страшно за рассудок и нрав! - с болью в голосе произнес  Ульянов.  -  На
днях мне даже пришлось начистить рыло одному фабриканту.
   "Барсукевич прав, - подумал узурпатор. - Этот  субъект  действительно
очень опасен. Похоже, правда, он не знает - кто я такой,  но  все  равно
очень опасный тип. И почему он с чемоданом? Кто это ходит  по  городу  с
такими чемоданами!? Он, что, сумасшедший! Не похоже. Тогда что у него  в
чемодане? Может бумаги, подтверждающие его права? Это  очень  похоже  на
правду".
   - Еще по одному? - с энтузиазмом предложил Ульянов.
   - Да-да! - не без удовольствия поддержал  полковник.  Желание  выпить
пересиливало все его страхи. - Только теперь разрешите мне вас угостить.
   - Разрешаю! - великодушно согласился Ульянов и похлопал полковника по
щеке. - Скоро у нас, вообще, все будет разрешено!
   "Что он имеет в виду? - ужаснулся узурпатор. - Очень,  очень  опасный
человек!"
   У истинного наследника началась икота.
   По пути к стойке полковник Бздилевич внезапно сообразил, что в  таком
чемодане вполне могла быть бомба. И  это  было  похоже  на  правду!  Или
все-таки бумаги? Полковник терялся в догадках, у него даже начали  тряс-
тись руки, и на обратном пути он едва не расплескал вино.
   - Что это вы взяли? - спросил Ульянов. - Это же "Рубин"!
   - "Рубин", - подтвердил император.
   - С вами того и  гляди  блеванешь,  полковник!  -  недовольно  сказал
Ульянов. - До того, как вас встретить, я пил водку, вы меня сбили с пути
истинного, а теперь еще и вина мешаем.
   - Я люблю мешать, - сказал полковник Бздилевич и с удовольствием при-
нял стакан.
   - Я и в былые годы замечал за вами дурные наклонности, полковник.
   После смешения вин Ульянова сразу замутило, он замахал  руками  перед
своим носом и поспешил в уборную.
   Полковник остался наедине с вожделенным чемоданом. Момент  был  реши-
тельный. Он колебался недолго. Да и некогда  было  колебаться.  Опасливо
озираясь по сторонам, император устремился к выходу, унося с собой чемо-
дан и лишая тем самым Ульянова запасов чистого белья и носовых  платков.
Уходя, император с ужасом заметил того самого типчика в идиотской  крас-
ной шапке. Типчик стоял за столиком в дальнем углу и пристально  смотрел
на узурпатора. "Неужели хвост!?" - подумал император, выскакивая из вин-
ницы и бегом устремляясь к Невскому проспекту.
   Ульянов проблевался, вернулся, обнаружил пропажу и долго не мог пове-
рить собственным глазам. Он даже выглянул на улицу - посмотрел, не вышел
ли полковник подышать свежим воздухом, но в конце  концов  ему  пришлось
смириться с фактом, что полковник сбежал и зачем-то прихватил его личные
вещи.
   Ульянов переживал нелегкую минуту. Как обычно - после рвоты опьянение
пошло на убыль, причем исход хмеля из организма сопровождался лихорадоч-
ным ознобом. Наследник престола почувствовал себя очень одиноким и  нес-
частным: жена в Саблино, любовница на  Украине,  Анжелика  отвергла  его
притязания, теперь еще шмотки пропали.
   Он вышел на улицу. В доме напротив располагались меблированные комна-
ты "Париж". Ульянов хорошо знал это место, поскольку ранее  неоднократно
посещал здесь Воровского. Теперь он решил, что утро вечера  мудреней,  и
лучшее, что он может сделать, - это переночевать пока  в  "Париже".  Ему
было известно, что здесь никогда не требуют  документов,  и  можно  все-
литься под вымышленным именем, а именно этого требовало его нелегальное,
отныне, положение. Шутки ради Ульянов  решил  представиться  полковником
Бздилевичем.
   Он перешел темную и неширокую Караванную улицу  и  отворил  массивную
входную дверь...
   Следом за истинным наследником престола улицу перебежал и низкорослый
мужичонка в идиотской вязаной шапке красного цвета. У дверей  он  однако
замешкался: вероятно встреча с Ульяновым возле стойки портье не  входила
в его планы. Пока он пережидал, из под одинокого, тускло светившего  фо-
наря ему навстречу вышел высокий человек, одетый во все черное.
   - Добрый вечер, г-н Коба, - ледяным тоном произнес черный человек.
   - Здравствуйте, - пробормотал Коба, - но я вас не знаю.
   - Зато я вас знаю, - последовал ответ. - И знаю - с  какой  целью  вы
стремитесь проникнуть в "Париж".
   - Я ищу там ночлег.
   - Вы лжете! Откажитесь от своего гнусного намерения - вам  все  равно
не одолеть этого человека.
   - Я знаю, - покорно ответил Коба.
   - И еще! Не препятствуйте естественному ходу истории. Он вам выгоден.
Даже если вам придется пройти через Сибирь!
   - Но откуда вам это известно?
   - Так утверждают звезды!
   - Но кто вы? - спросил изумленный Коба.
   Ответа не последовало. Сергей Николаевич Путятин уже исчез под аркой.
   Обуреваемый страхами и сомнениями, Коба все же вошел в  "Париж".  Ему
повезло: прямо за дверью, еще оставаясь незамеченным, он  успел  подслу-
шать конец разговора Ульянова с портье, из чего ему стало известно,  что
Ульянов вселился в комнату No 16. Едва Ульянов удалился, Коба подошел  к
стойке и осведомился - свободна ли комната за номером семнадцать.  Моло-
дой, нагловатого вида портье утвердительно кивнул и спросил:
   - Ваше имя, сударь?
   - Князь Дадьян Мингрельский, - отрекомендовался Коба.
   Портье подозрительно оглядел  видавший  виды  полушубок  и  идиотскую
красную шапку "князя", но ничего не сказал.
   Получив ключ, Коба поднялся на второй этаж.  Как  он  и  рассчитывал,
семнадцатый номер располагался по соседству с шестнадцатым. Коба вошел в
свою комнату, сел за стол и задумался.
   Ему вспомнились недавние предостережения неизвестного человека в чер-
ном, а также широкие плечи и толстые, поросшие  рыжеватой  шерстью  руки
Ульянова. Даже длинный кавказский кинжал, спрятанный под полой полушубка
не добавлял Кобе уверенности в себе.
   Казалось бы, что может быть проще: постучаться посреди ночи в комнату
к Ульянову и вспороть ему брюхо кинжалом. Даже приятно - Коба всегда не-
навидел русских! Конечно, может подняться шум, но ведь Барсукевич обещал
замять это дело в случае необходимости. И  наверняка  замнет:  начальник
охранного отделения отнюдь не заинтересован в огласке  этого  происшест-
вия. И все-таки Коба боялся. Боялся он прежде всего самого Ульянова.
   Помыслив еще какое-то время, Коба разделся и лег в постель. Он  решил
пока поспать, а делом заняться на рассвете. Он даже придумал  оправдание
такому плану действий: утром из "Парижа" будет легче уйти  незамеченным.
Конечно Ульянов может проснуться раньше его и куда-нибудь уйти, но  Кобу
это не сильно смущало. По правде говоря, в глубине души  он  этого  даже
хотел.
   Коба лежал в темноте, с закрытыми глазами, но сон не  приходил.  Тре-
вожные мысли одолевали. Временами он задремывал, но ненадолго  и  неспо-
койно. Порой ему казалось, что он еще совсем не спал, порой - он не  был
в этом уверен и думал, что утро уже не за горами. Он ждал утра и  однов-
ременно боялся его наступления.
   Вдруг он услышал гром. "Должно быть - сон", - подумал  Коба.  Он  был
уверен, что в декабре гроз не бывает. Но гром  продолжал  греметь.  Коба
испугался. Ему припомнились картинки из детства: во время тех южных гроз
вечно пьяный отец всегда жестоко избивал мать. Отец казался  тогда  Кобе
страшным и сильным, хотя, вероятно, старый пьяница просто боялся  грозы.
С тех пор Коба тоже боялся гроз. Даже во сне!  Гром  продолжал  греметь.
Затем сверкнула молния, да так ярко, что осветила Кобину комнату.
   Коба проснулся и сел на кровати.
   Стена, разделявшая шестнадцатую и семнадцатую комнаты, рухнула. Свет,
зажженный соседом, теперь освещал и Кобин номер. За обломками стены сто-
ял невысокий, атлетически сложенный человек с толстыми, поросшими  рыже-
ватой шерстью руками.

   x x x

   Ранним утром, когда Адольф Арнольдович Барсукевич явился  на  службу,
его уже ждала агентурная записка следующего содержания:

   "Ваше Превосходительство,
   Сегодня, около десяти часов вечера, в комнату No 16 вселился человек,
назвавший себя полковником Бздилевичем. Парижский декабря 22  года  1905
от Рождества Христова."

   Ознакомившись с сиим посланием,  Адольф  Арнольдович  незамедлительно
вызвал к себе в кабинет капитана Жмуду.
   - Тадеуш Каллистратович! - распорядился Барсукевич. - Возьмите с  со-
бой столько человек, сколько считаете необходимым, и немедленно  отправ-
ляйтесь на Караванную в меблированные комнаты "Париж". Там в  шестнадца-
том номере со вчерашнего вечера проживает человек, назвавший  себя  пол-
ковником Бздилевичем.
   - Слушаюсь, ваше превосходительство! - вытянулся по швам Жмуда.
   - Отправляйтесь туда немеленно, - продолжал генерал. - Нельзя  терять
ни минуты. Если это окажется тот человек, которого мы  разыскиваем,  вам
надлежит доставить его сюда живым или, в крайнем случае, мертвым.
   - Слушаюсь, ваше превосходительство! - повторил  Тадеуш  Каллистрато-
вич.
   И через несколько минут шестерка верховых во главе с капитаном Жмудой
уже мчалась во весь опор по Петербургской стороне в направлении Троицко-
го моста.

   x x x

   Конный отряд жандармов еще только переправлялся на Городскую сторону,
когда г-н Ульянов уже входил в популярное во все  времена  невское  кафе
"Норд", чтобы позавтракать и в спокойной  обстановке  спланировать  свои
дальнейшие действия.
   Гладко выбритый (утром он пожертвовал своей излюбленной бородкой ради
конспирации), элегантно одетый, налегке (после пропажи чемодана ему  еще
только предстояло обзавестись личными вещами) - Ульянов совсем не  похо-
дил на нелегала. Он выглядел респектабельно, держался уверенно и спокой-
но и скорее мог сойти за университетского профессора, нежели за  револю-
ционера.
   Он занял небольшой столик у окна и попросил крабовый  салат,  марино-
ванную миногу, а также пару бутылок светлого австрийского пива. Как мно-
го славных мест в Петербурге, подумал он, и  как  жаль,  что  ему  вновь
предстоит разлука с любимым городом. Он еще надеялся на лучшее,  но  уже
предчувствовал неизбежность новой эмиграции.
   Ульянов вкусно ел и с удовольствием пил пиво, не обращая особого вни-
мания на окружающих. Незнакомому с  Петербургом  читателю  сообщим,  что
"Норд" - очень большое и оживленное кафе, где  нетрудно  разминуться  со
знакомым, а назначая там встречу,  лучше  предварительно  согласовать  с
приятелем - в какой части зала вы будете его ждать. Так и в то утро  не-
которые из знакомых Ульянова завтракали в "Норде", но "средь шумного ба-
ла" не разглядели нашего героя.

   x x x

   Как уже известно читателю, жандармы  прибыли  на  Караванную  слишком
поздно. Когда они ворвались в "Париж", навстречу им по лестнице в вести-
бюль спускался портье. Он тащил за ухо плачущего Кобу и изощренно  мате-
рился.
   Капитан Жмуда знал в лицо агента Парижского и, не  мешкая,  обратился
прямо к нему.
   - Почему вместо того чтобы заниматься делом, вы водите людей за уши?
   - А что мне его за хуй водить прикажете?
   - Что!? - заорал Жмуда, с удовольствием ударяя  портье  по  морде.  -
Докладывайте ситуацию, болван!
   - Осмелюсь доложить, г-н капитан, - отвечал портье, -  ваш  полковник
проломил стену и удрал!
   - Какую стену, идиот?
   - Стену, соединявшую его номер с номером вот этого прохвоста.
   - Что здесь происходит, Кавказец? Может вы можете объяснить?
   - Господин Ульянов занимался утренней гимнастикой и случайно проломил
при этом стену, - плачущим голосом доложил Коба. - Потом он сказал,  что
надо сваливать и ушел.
   - Совершенно невозможно работать! - воскликнул Тадеуш Каллистратович.
- Два агента торчат здесь одновременно, а толку чуть!
   Портье с недоумением посмотрел на Кобу. Он не мог поверить, что  этот
зверек тоже агент.
   - Он ушел с вещами? - спросил Жмуда.
   - У него почему-то не было вещей, - ответил Коба. - Хотя вчера я  его
видел с чемоданом.
   - Странно, - пробормотал Жмуда. - Куда же он его дел?..  Вы  уверены,
что у него не было вещей?
   - Он мне сам так сказал.
   - А что он вам еще сказал?
   - Что он идет завтракать в "Норд".
   - Что!? - заорал капитан. - С этого надо было начинать, болван!..  За
мно-ой!
   Жандармы выбежали на улицу, вскочили на коней и поскакали  галопом  к
Невскому проспекту.
   Как известно, к входным дверям кафе "Норд" ведет широкая  лестница  с
просторной площадкой наверху. Спешившись  прямо  перед  этой  лестницей,
жандармы устремились наверх, причем капитан Жмуда бежал последним.
   Случилось так, что в эту минуту на лестничной площадке,  прямо  перед
входными дверьми курили гашиш только что плотно позавтракавшие в "Норде"
уже знакомые читателю негр и еврей. При виде представителей власти  лицо
еврея исказила гримаса ненависти, и, с криком: "Легавые!",  он  сгреб  в
охапку двух бежавших впереди жандармов и сбросил их с  лестницы,  словно
младенцев. Третий жандарм уже почти достиг верхней ступеньки, но  страш-
ным ударом ногой прямо в лицо еврей опрокинул его вниз на снег.
   - А, жидовская морда! - закричал капитан Жмуда, вытаскивая пистолет и
прицеливаясь, но внезапный удар ногой в живот  заставил  его  изогнуться
наподобие раздавленного червя, и, разметав таким образом  всех  соперни-
ков, еврей и арап пустились наутек.
   В этот момент привлеченный шумом драки Ульянов, прервал свой завтрак,
выглянул в окно и, увидев корчащихся на снегу жандармов, поспешно  поки-
нул кафе через служебный выход.

   * 24-25 декабря 1905 года *

   C праздником Рождества Христова, дорогие читатели!
   Все прошло, как полагается.
   На люстрах покачались, на бровях постояли, лбами об пол постучались.
   Поговаривали, что император будто бы  выпил  три  бутылки  портвейна,
почти не закусывая! Рассказывали, что при этом он ругал императрицу, об-
зывал ее матерными словами  и  угрожал,  что  тридцатого  он  наконец-то
возьмет ее за жопу, и тогда ей мало не покажется! Впрочем,  чего  только
не болтает народ в рождественские праздники!
   А как же наши друзья?
   Двадцать четвертого вечером Ульянов зашел за Бени, который по-прежне-
му легально проживал в "Сан-Ремо", и оба отвергнутых Ромео, накупив цве-
тов и пирожных, отправились на Николаевскую поздравлять прекрасную Анже-
лику.
   Красавица была по-прежнему сильно обеспокоена положением Льва Абрамо-
вича, о котором ей толком ничего не удавалось узнать. Тем не  менее  она
явно обрадовалась своим незадачливым поклонникам.
   Они очень мило посидели - шампанское, чай, пирожные. Ульянов подумал,
что наверное неплохо иногда для разнообразия вот так  спокойно  отмечать
праздники. Когда Анжелике требовалось зачем-либо выйти  на  кухню,  Бени
неизменно вызывался ей помогать, и Ульянов  корректно  позволял  молодым
людям побыть наедине, а сам тем временем предавался не слишком  приятным
мыслям о разнице в возрасте между ним и этими юными созданиями.
   Впрочем, несмотря на подходящий возраст, любовные дела итальянца так-
же не клеились, и вскоре после полуночи Ульянов  и  Бени  откланялись  и
вышли побродить по  украшенному  праздничными  огнями  ночному  Невскому
проспекту.
   Бени пребывал в том счастливом возрасте, когда любовные помыслы прек-
расно сочетаются с любыми другими. Он не забывал об Анжелике, даже гото-
вясь к запланированному на 30 декабря цареубийству.
   Ульянов теперь нелегально снимал квартиру на Надеждинской улице,  не-
подалеку от "Корнера". Он больше не представлялся ни полковником Бздиле-
вичем, ни Николаем Ильиным. Приходилось  выдумывать  новые,  неизвестные
властям имена.
   Режим зверел, и было уже не до шуток.

   * 27 декабря 1905 года *

   - Зря стараетесь, Адольф Арнольдович, - убежденно произнес Сергей Ни-
колаевич Путятин, подливая вина себе и генералу. - Вам все равно никогда
не взять этого парня.
   - Мы чуть не взяли его на днях, - пожал плечами Барсукевич.
   Старинные знакомые ужинали в тот вечер в уютном  полумраке  ресторана
"Вена". Черный Князь считал, что здесь  подают  самых  лучших  цыплят  в
Санкт-Петербурге, а следовательно и во всей Европе.  Очевидно  это  было
действительно так, поскольку  даже  такой  изощренный  гурман,  как  г-н
Ульянов, неоднократно назначал здесь конспиративные встречи с партийными
работниками и работницами.
   - Это "чуть" не так случайно, как вам должно быть кажется,  -  сказал
Астролог. - Кстати, не случай ли в кафе "Норд" вы имеете ввиду?
   - А вы откуда знаете? - удивился Барсукевич.
   - Я там завтракал, и все произошло на моих глазах.
   - Вот как?! Нам помешал какой-то еврей. Судя  по  описанию,  это  был
видный большевик Лейб Бронштейн. Вы с ним случайно не знакомы?
   - Шапочно, - ответил Путятин. - В тот день я его там не видел.
   - Вот как?! - снова произнес Барсукевич. - Ну а возвращаясь к Ульяно-
ву, почему вы считаете, что мне его никогда не взять?
   - Так утверждают звезды.
   Адольф Арнольдович недоверчиво хмыкнул, выпил рюмочку и принялся тща-
тельно намазывать французский пикантный соус на золотистую куриную  нож-
ку.
   Помолчали.
   - Послушать вас, князь, - сказал  наконец  Барсукевич,  -  все  очень
просто. Посмотрел на небо, и все наперед известно. Вы, наверное,  и  обо
мне все знаете?
   - Извините, Адольф Арнольдович, но ваша судьба весьма заурядна, и не-
бесные светила не дают относительно вас сколько-нибудь внятной  информа-
ции.
   - Так я и думал, - усмехнулся Барсукевич. - Вся эта астрология проис-
ходит от трудностей бытия. Человек устает от  превратностей  судьбы,  от
неуверенности в завтрашнем дне. Ему хочется ясности и спокойствия, и  он
изобретает фатализм, астрологию...
   - И коммунизм, - досказал Путятин.
   - О коммунизме я, признаться, сейчас не думал, -  сказал  генерал.  -
Хотя, может быть... Видите ли, князь, я тоже не сомневаюсь, что  больше-
вики рано или поздно победят. По крайней мере - в России.
   - Что значит "тоже"?
   - Я знаю, что вы так думаете. Правда, я надеюсь не  дожить  до  этого
дня. К сожалению, князь, времена меняются. В годы моей молодости в  Рос-
сии и речи не могло быть о Думе или о чем-либо подобном, а  сегодня  уже
даже г-н Ульянов скорее политик, нежели заговорщик. По долгу моей  служ-
бы, меня больше заботят террористы, чем люди типа г-на Ульянова.
   - И все же вы пытаетесь его изловить?
   - Тому есть другие причины.
   - Не будете же вы утверждать, что охранному отделению совсем нет дела
до большевиков? - спросил Путятин с несколько даже презрительной иронией
в голосе.
   - Разумеется мы занимаемся большевиками, но если из-за  какого-нибудь
глупейшего террористического акта я могу лишиться должности, то борьба с
большевиками для меня не более, чем рутина.
   - Хотите сигару? - предложил Путятин.
   - Вы же знаете, я не люблю сигар, - ответил Барсукевич. - Предпочитаю
папиросы.
   - Угощайтесь, угощайтесь! После такого обеда нельзя  отказываться  от
сигары. А что касается вашего пренебрежения к науке...
   Возникла короткая пауза, в ходе которой собеседники прикуривали.
   - Могу лишь предсказать, - продолжал Астролог, - что еще до наступле-
ния нового года у вас могут возникнуть неприятности по службе,  или,  по
меньшей мере, вам предстоит основательная служебная суета.
   - Гм! - Адольф Арнольдович впервые в жизни посмотрел  на  Путятина  с
некоторым подозрением. - Вам что-нибудь известно о готовящихся террорис-
тических актах, князь?
   - Мне ничего не известно, - со свойственным ему ледяным  спокойствием
ответил Путятин. - Я опираюсь исключительно на науку. Кроме того, я ска-
зал только то, что я сказал.
   - В этом вероятно и заключается разница между  светским  человеком  и
служивым псом, - заметил генерал. - Не исключено, что  вы  говорите  ба-
нальным гороскопным языком, а мне уже мерещатся заговорщики и  террорис-
ты.
   Путятин внимательно наблюдал за генералом. Он пытался установить,  не
известно ли охранному отделению о готовящемся покушении на императора.
   Теперь старинные приятели сидели друг против  друга,  откинувшись  на
спинки кресел, и непринужденно покуривали. В полумраке почти пустого за-
ла мимо них лишь изредка сновали официанты, за стойкой дремал бармен,  а
в дальнем углу старый китаец ненавязчиво играл на рояле.
   В тот вечер Барсукевич не проболтался, но если бы  за  этой  идиллией
мог наблюдать великий князь Михаил Александрович, он вероятно бы  понял,
почему Сергей Николаевич Путятин так часто бывает в курсе всех новостей.

   * 30 декабря 1905 года *

   В десять часов вечера г-ну Ульянову внезапно так  захотелось  жареных
грибов и водки, что он отправился ужинать в "Корнер", даже  невзирая  на
то, что листы белой бумаги беспорядочно лежали на его рабочем  столе,  и
статья "Уроки московского восстания" настоятельно требовала  своего  за-
вершения.
   При подходе к "Корнеру" Ульянова не охватывали никакие  предчувствия.
Напротив: погода выдалась самая  заурядная,  и  все  вокруг,  не  считая
праздничных декораций, выглядело совершенно обыкновенно. Собственно  го-
воря, именно эту обыденность Ульянов и собирался скрасить грибной селян-
кой да доброй пшеничной.
   Случилось однако иначе, и события этого вечера по  праву  нашли  свое
отражение в анналах истории, а точнее в секретных государственных  архи-
вах, в которых нам и пришлось покопаться, прежде чем  написать  эту  по-
весть.
   Неожиданности начались, едва Ульянов отдал гардеробщику  пальто.  Это
был плохой признак. Ульянов всегда считал, что ужин в  ресторане  должен
развиваться традиционно. В этом деле он терпеть не мог  сюрпризов,  осо-
бенно если они начинались прямо в вестибюле.  В  кругу  питерских  соци-
ал-демократов это считалось нехорошей приметой.  "В  предбаннике  свежие
новости о том, что в бане несвежее пиво", - любил  говорить  Лев  Бронш-
тейн. "Ресторан, как и театр, начинается с вешалки", - вторил ему Влади-
мир Ульянов.
   В тот вечер, едва отойдя от "вешалки", Ульянов нос к носу  столкнулся
с Бени. Правильнее будет сказать: они увидели друг друга, когда Бени вы-
ходил из уборной, а Ульянов стоял перед зеркалом и приглаживал волосы на
затылке.
   - Г-н Ульянов... блин... блин... г-н Ульянов, - возбужденно  забормо-
тал итальянец.
   У него был вид человека, с которым происходит нечто экстраординарное.
   - Что стряслось, любезный друг? - полюбопытствовал Ульянов. - Анжели-
ка дала? Вы убили императора?
   - Еще нет, г-н Ульянов, - торжественно изрек Бени, - но он  сидит  за
нашим столиком!
   Самые противоречивые чувства охватили Ульянова при этом известии.
   - Гм, ну, пошли посмотрим! - деловито произнес он и направился в зал.
   Обстановка в зале была довольно странная. За двумя или тремя столика-
ми расположилась весьма нетипичная для невского ресторана публика. Одеты
эти люди были как рабочие, но манерами походили скорее на мелких  чинов-
ников или производственных мастеров. Ульянов машинально обратил внимание
на этих людей и даже  подсознательно  почувствовал  в  них  легавых,  но
больше всего в зале "Корнера" его поразило другое.
   В центре зала за столиком, к которому  направился  Бени,  сидели  три
крайне мудацкого вида человека и ели сухое печенье, предварительно макая
его в портвейн. Одним из этих сладкоежек был Коба. В другом Ульянов сра-
зу узнал того самого грязного и лохматого типа, которого Лева  Бронштейн
напугал до полусмерти в лавке Каскада. Третьим членом сей странной  ком-
пании был никто иной, как недавний похититель ульяновского чемодана.
   Император то ли не заметил вошедшего в зал Ульянова, то ли  не  узнал
его. Последнее было не так уж удивительно: сидевшие в "Корнере" жандармы
также не узнали Ульянова - на имевшихся у охранки фотографиях он был за-
печатлен с бородкой и усами.
   - Ну-с, и который здесь император? - иронически осведомился Ульянов.
   - Вон тот, прямо против нас, - прошептал Бени.
   - Это вовсе не император! - довольно громко  сказал  Ульянов.  -  Это
полковник Бздилевич.
   - Как!? - вырвалось у Бени.
   - Вы в этом уверены? - неожиданно воскликнул один из сидевших  вокруг
"рабочих".
   - Совершенно уверен, - ответил Ульянов. - Я уже десять лет  знаком  с
этим прохвостом.
   Ульянов спокойно вытащил из кармана свой толстый бумажник  и,  вручая
мнимому рабочему (это был переодетый капитан Жмуда) десятку, распорядил-
ся:
   - Друзья, набейте-ка ему морду, как следует!
   Жандармов, услышавших имя разыскиваемого полковника, два раза просить
не пришлось. Двое из них уже через мгновенье волокли упиравшегося  импе-
ратора к выходу.
   - И этому тоже! - продолжал командовать Ульянов, и  капитан  Жмуда  с
готовностью ударил Распутина по шее.
   - Да и этому заодно! - добавил Ульянов, махнув рукой в сторону Кобы.
   Хотя жандармам было известно, что Коба их агент и в некотором  смысле
даже участник данной операции, сейчас ему это не помогло.  Он  уже,  что
называется, попал под горячую руку.
   После того как всю почтенную троицу выволокли из зала, Ульянов осмот-
релся кругом и сказал:
   - Мне здесь сегодня не понравилось, Бени. Давай лучше  переберемся  в
"Метрополь" и спокойно поужинаем.

   * C.-Петербургское время 0 часов 0 минут
   (С 30 на 31 декабря 1905 года) *

   За час до полуночи арестованных доставили  в  Петербургское  охранное
отделение, а ровно в полночь в этот залитый лунным светом красивый особ-
няк у Биржевого моста прибыл сам генерал.
   Хотя Адольфа Арнольдовича уже известили по телефону об успехе  опера-
ции, особого кайфа он не испытывал. Во-первых, кому охота в полночь  яв-
ляться на службу? Во-вторых, Барсукевич давно уже клал на всю эту  служ-
бу! Наконец, в-третьих, он был не слишком высокого мнения о своих подчи-
ненных, а потому предпочитал увидеть все своими глазами, прежде чем  ра-
доваться.
   Не без скептической мины генерал выслушал доклад счастливого капитана
Жмуды, а затем отправился самолично взглянуть на арестованных. Приближа-
ясь к отдельной камере, в которой содержалась вся троица, Барсукевич уже
был несколько встревожен. В рассказе капитана  ему  показалось  подозри-
тельным, что задержанный полковник Бздилевич даже будучи избитым величал
себя императором и угрожал жестоко расправиться со всеми  "оскорбляющими
его величество евреями".
   Адольф Арнольдович нашел наконец нужную камеру, заглянул в глазок,  и
его худшие опасения сразу же подтвердились: Коба с Распутиным,  восседая
на нарах, ожесточенно резались в какую-то карточную игру,  а  на  параше
сидел в жопу пьяный и избитый российский император.
   Адольф Арнольдович тяжело вздохнул. Не то, чтобы он  боялся  разноса.
Разноса конечно в этой ситуации не миновать, но за долгие годы он привык
относиться к служебным неприятностям, как к явлению приходящему и уходя-
щему.
   Генерал тупо смотрел в глазок камеры и думал о том,  какая  противная
суета ему теперь предстоит. А предстоит ему давать объяснения императору
по поводу случившегося и убеждать его величество хранить в секрете собы-
тия этой ночи, тайно доставлять Николая II и Распутина в Зимний дворец и
отправлять наконец в Сибирь бестолкового и противного Кобу, преподносить
в каком-то виде суть происшедшего своим подчиненным и усиливать охоту на
Владимира Ульянова, и т. д., и т. д., и т. д.
   Продолжая смотреть в глазок, Адольф Арнольдович прошептал:
   - Жаль, что нельзя оставить все, как есть. Весьма символичная коллек-
ция болванов!..

   * B новом 1906 году (вместо эпилога) *

   Вернувшись в свой дворец, император получил нагоняй от жены и признал
ее правоту по всем пунктам. Помирившиеся супруги заперлись в Царском Се-
ле; при этом царственный полковник пьянствовал жестоко, но гулять больше
не выходил. И правильно делал - на улице ему могли и в лицо плюнуть!
   Никто никогда больше не видел Льва Абрамовича Каскада. Когда в  сере-
дине января Анжелика в очередной раз наведалась на  Шпалерную,  прыщавый
писарь высоким голосом сообщил ей, что гражданин  Каскад  переправлен  в
ведение МВД некой губернии N, и дальнейшими сведениями о нем администра-
ция не располагает.
   После неудавшегося покушения на императора Бени совсем приуныл. Прек-
расная Анжелика была к нему по-прежнему холодна, и юный итальянец  окон-
чательно разочаровался в прелестях северной  столицы.  В  первых  числах
февраля он собрался в Неаполь.
   Его провожала Анжелика. По дороге на вокзал красавица впервые задума-
лась, а не зря ли она так легко отвергла столь пылкого  и  экзотического
поклонника. Но менять что-либо было  уже  поздно.  Они  обменялись  дву-
мя-тремя пустыми фразами, Бени печально посмотрел ей в глаза, она расте-
рянно улыбнулась, и молодые люди  расстались,  чтобы  встретиться  вновь
лишь двадцать лет спустя.
   После поражения Декабрьского вооруженного  восстания  начался  период
постепенного спада революции. Да и не одной революцией  жил  в  те  годы
русский народ. Это было начало века научно-технического прогресса.  Даже
в отсталой России новые веяния ощущались  на  каждом  шагу:  развивались
электричество и телефонная связь, возросло число автомобилей. Да и в по-
литике грянули неслыханные для России перемены: в конце апреля 1906 года
была созвана I Государственная дума! Все менялось, но оставались прежни-
ми тюрьма на Шпалерной и знаменитые питерские "Кресты". Их даже пришлось
несколько расширить!
   По всей стране свирепствовали карательные отряды, беспощадно расправ-
лявшиеся с рабочими и крестьянами. Были арестованы и сосланы на  каторгу
многие большевики. Ульянов оставался в России на нелегальном  положении.
Он жил по чужим паспортам, выдавая себя то за В. Ильина, то за  Иванова,
а порой и за Карпова. Ему часто приходилось менять квартиры, с тем чтобы
избежать ареста. Полиция несколько раз возбуждала дело о  его  аресте  и
буквально охотилась за ним.
   Однажды после совещания партийных работников в ресторане  "Вена",  на
котором Ульянов выступал с докладом, он, выйдя на  улицу,  обнаружил  за
собой слежку. С трудом ему удалось оторваться от преследователей. Не за-
ходя домой, он уехал в Финляндию.
   Летом 1906 года Ульянова часто можно было видеть в окружении  борода-
тых чухонских крестьян на берегах живописных карельских озер.  Вместе  с
этими суровыми, но добрыми людьми на лоне восхитительной северной приро-
ды Ульянов охотился, рыбачил, пил ядреную финскую водку и варил  крепкую
тройную уху. Вечерами, полулежа на травке, возле традиционного костра он
слушал бесконечные северные баллады, которые исполняли для него эти  бо-
родачи, а сам делился с ними своими сомнениями о настоящем и о  будущем.
Эти люди плохо понимали его, да он, по правде сказать, и не  нуждался  в
их понимании.
   Он ни о чем не жалел в то лето, но ближе к зиме уехал в Швейцарию.
   Началась его вторая эмиграция.

   Январь-август,
   1996 год


 

<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: историческая литература

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2]

Страница:  [2]