СТОЛЕТИЮ
Петербургского матч-турнира 1895-96 гг.
ПОСВЯЩАЕТСЯ

   "Быть коммунистом в те дни не давало никакой выгоды; можно почти  бе-
зошибочно сказать, что то, что не приносит выгоды, правильно".

Джордж Оруэлл

   Летний сад... Елагин дворец... Исаакиевская площадь... Английская на-
бережная... Дом Фаберже... Мраморный дворец... Этот город часто называют
детищем Петра Великого, а был ли бы велик Петр без этого детища? Спорный
вопрос, но, построив этот город, он заслуженно обрел бессмертие.
   Московские триумфальные ворота... Нарвские триумфальные ворота... Те-
перь это просто памятники. Мы и не задумываемся над тем, что прежде  это
были действительно ворота - ворота города.
   Аптекарский остров... Заячий остров... Кронверкский... Крестовский...
Березовый... Новая Голландия... С появлением метро,  горожане  перестали
ощущать себя островитянами; или быть может еще раньше, перестав  пользо-
ваться этими прекрасными каналами, мы забыли, что живем на островах; те-
перь уже мало кто помнит, что на  протяжении  двух  столетий  по  петер-
бургским каналам вывозили отбросы и доставляли продукты.
   Стрелка Васильевского острова... Манеж... Медный всадник... Казанский
собор... Марсово Поле... Вечностью веет от этих названий.  Вечностью  и,
пожалуй, стариной.
   Стариной? Но разве стар этот город?
   Достаточно оглянуться назад на срок четырех человеческих жизней сред-
ней продолжительности, чтобы увидеть на этом самом месте  редкие  убогие
селения на фоне суровой и однообразной северной природы.  На  протяжении
многих веков эти земли служили ареной многочисленных войн. Объектом осо-
бо ожесточенной борьбы было устье Невы, имевшее важное стратегическое  и
торговое значение для русского государства. В XIII веке Александр  Невс-
кий отразил первый натиск врагов, стремившихся захватить русские  земли,
но на этом борьба не прекратилась. В начале XVII века,  воспользовавшись
временной слабостью русского государства, шведы захватили все  земли  по
берегам Финского залива и Невы. Спустя столетие петровские победы верну-
ли России ее исконные земли, и 16 мая 1703 года на Заячьем острове  была
заложена крепость, получившая позднее название  Петропавловской.  Отсель
грозить мы будем шведу, Здесь будет город заложен Назло надменному сосе-
ду.
   Построить крепость в районе вероятных столкновений с извечным  врагом
- какая неоригинальная идея. Вокруг крепости вырастает город -  все  это
старо как мир. Новым было исполнение - молодая столица быстро  преврати-
лась в самый прекрасный город на свете.
   Так стар ли этот город?
   Он один из самых молодых среди крупнейших городов мира, но,  как  из-
вестно, события производят на воображение человека  такое  же  действие,
как время; история Cанкт-Петербурга столь богата, что его  летописи  уже
успели приобрести весьма почтенный вид.
   Иной наивный читатель уже потирает руки в предвкушении  удовольствия;
он усаживается в кресле поудобнее;  ему  кажется,  что  сейчас  погаснет
свет, негромко вступит рояль, и перед ним пройдет вся история  Санкт-Пе-
тербурга; сначала ему покажут старинные гравюры и ветхие фотографии, за-
тем черно-белые кадры немой и быстробегущей хроники, и, наконец, цветные
кадры новейшей истории.
   ...Бараки рабов-строителей на Петербургском острове весной  1703  год
а... Незрелый мятеж на Сенатской в декабре 1825... Бегущие в темноте  по
Дворцовой набережной пьяные матросы поздней осенью 1917... Михаил Борзы-
кин в свете прожекторов на сцене оцепленного ментами Зимнего стадиона...
   Нет! Нет! Нет! Мы расскажем здесь лишь о нескольких днях  из  истории
Санкт-Петербурга конца прошлого столетия. Тогда это был город с миллион-
ным населением, город кричащих социальных  и  архитектурных  контрастов,
город господ и рабов. Это был город дворцов, особняков  и  город  бедных
лачуг. Город аристократов и биржевиков, министров и финансистов,  проку-
роров и адвокатов, жандармов и юнкеров, реакционных и либеральных газет,
город разночинцев и первых студенческих волнений и  рабочих  стачек.  Мы
постараемся обогатить представление читателя об этом великом городе.  Не
претендуя на истину в последней инстанции, мы покажем на этих  страницах
несколько весьма значительных персонажей российской истории. Быть может,
иной читатель не согласится с нами в их оценке. Не будем  спорить,  лишь
скажем вслед за лордом Байроном:
   "I only say, suppose this supposition".

   Глава 1. ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ УЛЬЯНОВ 

   Двадцать первого ноября 1895 года  в  Санкт-Петербурге  выпал  первый
снег, а спустя неделю зима окончательно вступила в свои права. Нева  за-
мерзла, и по ней стали ходить и ездить; вместо экипажей всюду  появились
сани; на улицах горели костры, вокруг которых грелись слуги  в  ожидании
своих господ; полным ходом шли приготовления к двум большим праздникам -
Новому году и Рождеству; через все ворота в столицу въезжали сани,  гру-
женные огромными заснеженными бочками. В этих бочках в  город  подвозили
рыбу, икру, грибы и прочую закуску...
   Двадцать девятого ноября, в среду, в два часа пополудни по  Мещанской
улице шел молодой человек. Роста он был маленького, а  сказать  что-либо
еще о его внешности не представлялось возможным, поскольку ввиду  мороз-
ной погоды молодой человек с головы до ног был закутан в  меха.  Добавлю
еще, что он назывался Владимир Ильич Ульянов, что было ему двадцать пять
лет, и что направлялся он в рюмочную, будучи в чрезвычайно  раздраженном
состоянии.
   Покидая канцелярию съезда мировых судей, г-н Ульянов всякий раз бывал
раздражен. Причина была не только в нудности его тамошней  деятельности.
Больше всего его раздражали коллеги - редкостное мудачье! А сегодня  еще
этот Волкенштейн зачем-то туда приперся.
   - Князь придет домой часов в шесть, - рассуждал на ходу Ульянов. -  У
меня еще уйма времени. Сейчас выпью водки, и сразу в библиотеку.
   Снег приятно скрипел под ногами,  и  настроение  Ульянова  постепенно
улучшалось. Он шел мимо  типичного  петербургского  серого  пятиэтажного
здания. Петербург все-таки серый город, а не желтый.  Странный  писатель
был этот Достоевский!
   В первом этаже этого здания располагались - пивная Прадера и рюмочная
"У Арины". Первый этаж этого дома (так же как  и  многих  других  петер-
бургских домов, позволю себе заметить в  скобках)  был  расположен  ниже
уровня тротуара, поэтому г-ну Ульянову пришлось спуститься вниз  на  три
ступеньки, чтобы войти в маленькую уютную рюмочную.
   Внутри было всего четыре столика, за одним из  которых  стоял  высоки
красивый молодой человек в хорошем костюме цвета маренго. Мебель и стены
из красного дерева приятно гармонировали с полумраком,  царившим  здесь.
На одной из стен висел охотничий пейзаж, по-видимому, кисти Веласкеса, а
прекрасная девушка за стойкой словно сошла с полотна Паоло Веронезе.
   - Добрый день, г-н Ульянов! Давненько вы не заглядывали.
   - Здрасте-здрасте, милая Аринушка!  -  скороговоркой  поприветствовал
девушку Ульянов, снимая с себя шубу и шапку.
   У него было некрасивое, но открытое и очень живое лицо, а  недостаток
роста сглаживался отличным сложением и замечательной ловкостью движений.
   - Чем могу..? - спросила прекрасная Арина.
   "Можешь-можешь!" - подумал про себя Ульянов, а вслух сказал:
   - Пятьдесят! Да-да, сегодня пятидесяти будет достаточно.
   - Чем желаете закусить, г-н Ульянов? - спросила Арина и поставила  на
стойку маленький серебрянный поднос.
   Ульянов равнодушно пробежал глазами по многочисленным колбасам,  чуть
более заинтересованно осмотрел несколько сортов красной  и  белой  рыбы,
уже хотел было заказать черной икры, но передумал и остановил свой выбор
на одной из самых знаменитых старинных русских закусок.
   - Давненько я не ел соленых груздей, дорогая Арина Петровна!
   - Это только потому, что вы давненько здесь не были!  Вот  и  Аркадий
Симонович на днях про вас вспоминал - выходит так, что вы и его не наве-
щаете. Уезжали куда-нибудь?
   - Да, нет, никуда я не уезжал, но здесь я и впрямь давно  не  был.  А
как поживает ваша матушка, милейшая Арина Петровна?
   - Мама теперь часто болеет, а я без нее очень здесь устаю.
   Девушка поставила на поднос маленькую тарелочку с закуской  и  рюмку,
после чего г-н Ульянов, взяв поднос, расположился за ближайшим к  стойке
столиком. Красивый молодой  человек  в  хорошем  костюме  цвета  маренго
как-будто прислушивался к беседе наших молодых людей, но они не обращали
на это ни малейшего внимания. Заметив, что Ульянов загляделся на коллек-
цию небольших охотничих пейзажей, висевших  у  нее  над  головой,  Арина
спросила:
   - Вам нравятся эти картины, г-н Ульянов?
   Сама Арина нравилась Ульянову гораздо больше,  чем  эти  пейзажи,  но
свойственная почти всем влюбленным робость всегда мешала ему сказать  ей
об этом.
   - Да, очень, - ответил он. - Вероятно это малоизвестные  произведения
Веласкеса?
   - Эти картины принадлежат кисти безвестного  художника  Исаака  Крон-
веркского. Он был близким другом моего покойного отца. Большой охотничий
пейзаж - также его работа... Очень красиво и действительно похоже на Ве-
ласкеса.
   - Ну, а что новенького у вас, Арина? - спросил Ульянов.
   - Я совсем жизни не вижу - все время здесь, - пожаловалась  Арина.  -
Мама говорит, что наше дело - недостойное. А Аркадий  Симонович,  напро-
тив, утверждает, что нет дела более почетного, чем как следует накормить
и напоить людей
   Ульянов выпил водку, закусил крепким темнозеленым груздем и сказал:
   - Я думаю, что добрейший Аркадий Симонович  совершенно  прав.  Только
вот время сейчас проклятое. Но сдается мне, что уже  не  за  горами  тот
день, когда все изменится, и вам не придется более целыми  днями  пропа-
дать в рюмочной.
   - Но вы только что сказали...
   - Да, сказал и готов повторить: дело ваше замечательное, но плохо то,
что вы этим делом владеете. Ваше  благосостояние  полностью  зависит  от
этой рюмочной, а это накладывает на вас  чрезмерную  ответственность.  В
результате вы жалуетесь, что не видите жизни.
   - Но ведь должен же кто-то владеть этой рюмочной!
   - Нет! Нет! И еще раз нет! Все рюмочные, пивные,  рестораны,  заводы,
фабрики, многоквартирные дома - все должно быть национализировано!
   - Что значит национализировано? - не поняла Арина.
   - Это значит, что  все  вышеперечисленное  будет  принадлежать  госу-
дарству.
   - И вы полагаете, что это будет хорошо? - неуверенно спросила Арина.
   - Я полагаю, что это будет замечательно! Налейте мне, пожалуйста, еще
пятьдесят... Да, это будет замечательно!  Сегодня  все  люди  -  рабы!..
Большое спасибо, Аринушка.
   Выпив еще рюмочку, Ульянов с жаром продолжал:
   - Одни - рабы своей рюмочной, другие - рабы своего завода,  третьи  -
рабы раба своего завода. Необходима  полная  национализация,  чтобы  все
стали свободными.
   - Но тогда по вашей же логике все станут рабами государства! - возра-
зила прекрасная Арина.
   - Именно этот довод часто приводят противники социализма.
   - Но разве они не правы? - не отягощенная особыми философскими позна-
ниями, но не обделенная природным здравым смыслом, Арина искренне  пыта-
лась разобраться в предмете спора.
   - Это ложный довод,  Арина  Петровна!  Невозможно  быть  рабом  госу-
дарства, потому что государство - это абстрактное понятие. Впрочем,  это
не столь важно - кто чей раб в большей степени. Важно, что все мы - рабы
частной собственности. В обществе будущего вы не будете владеть этой рю-
мочной, вы будете в ней р а б о т а т ь ! У вас будет восьмичасовой  ра-
бочий день, а в остальное время у вас не будет болеть голова об этой рю-
мочной. Вы будете читать книги, ходить в театр.
   Ульянов говорил страстно, с увлечением. Арина восторженно  улыбалась,
ей явно нравилась нарисованная перспектива.
   - Я очень люблю читать, г-н Ульянов, особенно  сочинения  г-на  Дюма.
Но, вы знаете, иногда посетители рассказывают истории,  которые  поинте-
реснее любого романа будут... На днях один молодой господин поведал мне,
будто бы на краю города, там где заканчивается Забалканский  проспект  и
начинается Пулковский лес, стоит волшебный  трактир.  Рассказывают,  что
хозяин того трактира никогда не спит, и открыт трактир круглые сутки,  а
по ночам туда заходят влюбленные. И много еще удивительного рассказывают
про то место.
   Вот тут бы Ульянову и пригласить девушку в чудесный  трактир,  но  он
уже сел на своего любимого конька.
   - И заводы будут национализированы, и всем будет гарантирована  рабо-
та. Не будет сегодняшнего неравенства между людьми. Средний рабочий  бу-
дет получать почти на уровне директора, - Ульянов продолжал уже шутливым
тоном. - И у него будет достаточно денег, чтобы ходить в  рюмочную.  За-
кончив работу, рабочие радостной гурьбой вбегут  сюда,  а  потом  пойдут
пить пиво к Аркадию Симоновичу!
   - Который будет директором государственной  пивной!  -  расхохоталась
Арина.
   - Или поваром!.. Надо мне все-таки зайти к добрейшему Аркадию Симоно-
вичу, - сменил тему г-н Ульянов.
   - Обязательно зайдите! - обрадовалась Арина. - Он только на днях  вас
вспоминал. Я уверена, что он будет очень рад вас видеть, г-н Ульянов.
   - Прямо сейчас и зайду, - сказал Ульянов, надевая шубу. -  До  свида-
ния, Арина Петровна. Передавайте привет и наилучшие пожелания вашей  ма-
тушке.
   - Не пропадайте, г-н Ульянов, - напутствовала его Арина.  -  Заходите
почаще. С вами всегда приятно побеседовать.
   Выходя из рюмочной, Ульянов подумал, что вот опять он  не  сдержался,
опять наговорил лишнего, причем наговорил Арине, которой это  совершенно
не интересно. Впрочем, почему не интересно? Разве ее  это  не  касается?
Она, что, на другой планете живет? Подумав об этом, Ульянов вдруг вспом-
нил, как в детстве он мечтал о контактах с другими мирами, о  встрече  с
братьями по разуму. Он даже стихи на эту тему сочинил. Сейчас ему вспом-
нилась первая строка:

   Ты и я идем без разных членов...
   Смысл этой строки теперь казался Ульянову не  совсем  понятным,  хотя
нечто инопланетное в ней несомненно было. Что там было  дальше,  Ульянов
не помнил, да и некогда ему было сейчас это вспоминать, поскольку пивной
ресторан Прадера, как уже говорилось выше, располагался в том же здании,
что и рюмочная "У Арины".
   Аркадий Симонович Прадер был еврей. В  этом  не  было  ничего  удиви-
тельного - некоторые евреи имели специальное разрешение на проживание  в
Санкт-Петербурге. Никто не знал, за какие-такие  заслуги  имел  подобное
разрешение Аркадий Симонович, да и никого это не интересовало, поскольку
пиво у него всегда было отменное, а еда - выше всяческих похвал. В былые
времена ресторан Прадера возле Адмиралтейской площади слыл весьма  попу-
лярным среди петербуржцев, но лет двадцать назад Аркадий  Симонович  пе-
ребрался на Мещанскую.
   Зал был большой. За одними столами хитрые  купцы  расписывали  префе-
ранс, за другими глупые дворяне резались в вист. Любители  шахмат  могли
арендовать здесь столик и комплект за 30 копеек в час. В  самом  дальнем
углу стояли два биллиардных стола, и там вечно толпилась самая  разнооб-
разная публика. Многие приходили сюда просто пообедать или попить  пива.
Поговаривали, что здесь бывал сам Его Императорское Величество,  впрочем
инкогнито, скрываясь под именем полковника Бздилевича.
   Аркадий Симонович очень редко выходил в зал. Менялись  официанты,  но
за стойкой каждый вечер уже много лет неизменно стоял Аркадий Симонович.
Впрочем, не каждый вечер: по вторникам ресторан был  закрыт,  а  Аркадий
Симонович отправлялся в кафе "Доминик" играть в шахматы. Играть в  своем
ресторане он почему-то не любил.
   Но в тот день была среда, и, войдя в ресторан, Ульянов  первым  делом
увидел невысокого симпатичного старичка с добрыми, чуть печальными  гла-
зами. Старичок стоял за стойкой и протирал полотенцем пивные кружки. За-
видев приближающегося к стойке Ульянова, он искренне обрадовался и воск-
ликнул:
   - Сколько лет, сколько зим! Володенька, где вы пропадали столько вре-
мени? Мы с Ариночкой не далее как третьего дня вас вспоминали!
   - Здравствуйте, милейший Аркадий  Симонович!  Виноват,  действительно
давно не заходил. А вы как? Как здоровье?
   - Да не жалуюсь, не жалуюсь, Володенька!
   - Выглядите вы прекрасно!
   - Спасибо. Что будете кушать, Володенька?
   - М-м... Салат из одуванчиков, черепаховый суп и пальчики аллигатора,
пожалуйста!
   - Черт! Вот пальчиков аллигатора у меня нет! - засмеялся Аркадий  Си-
монович. - Что же делать?
   - Ничего страшного! Я готов удовлетвориться соловьиными языками!
   - Я всегда говорил, что у вас отменный вкус, Володенька!
   - Спасибо, Аркадий Симонович, но я как всегда полагаюсь на ваш вкус!
   - Благодарю вас! А пока кружечку светлого?
   - Как всегда! - согласился Ульянов.
   - Извините, Володенька, я мигом! Свежие газеты перед вами, - и  налив
Ульянову пива, старый Прадер куда-то исчез.
   Г-н Ульянов с кружкой пива пристроился прямо за стойкой и, взяв в ру-
ки свежий номер газеты "Новое время", пробежал глазами заголовки. "Дуэль
князя Сергея Елпашева с поручиком А. Вистуевым"..."Кому на Руси жить хо-
рошо?"..."Торжественный выход государя императора..." Но то, что  навер-
няка заинтересовало бы тридцать пять лет спустя монархиста Федора  Ники-
тича Хворобьева, в тот вечер нисколько не  тронуло  молодого  социалиста
Владимира Ильича Ульянова. Он уже собирался отложить газету,  как  вдруг
его внимание привлек следующий заголовок:

   ШАХМАТНОЕ СОСТЯЗАНИЕ В С.-ПЕТЕРБУРГЕ и далее:

   "Два года назад Россия в первый раз увидела у себя  заграничного  ма-
эстро, приехавшего по ее приглашению, и это был д-р З. Тарраш,  приехав-
ший в Спб. играть ставший  знаменитым  матч  с  Чигориным  (окончившийся
вничью: каждый выиграл по 9 партий при 4 ничьих). До этого русская жизнь
еще не способна была создать что-нибудь равноценное тому, что уже  давно
видели у себя Западная Европа и Америка.
   Послезавтра в Петербурге начинается новое состязание,  которое  будет
основано на других началах, но по  существу  повторит  тот  же  принцип.
Именно, это будет турнир, и этим Россия входит в круг государств уже как
вполне равноправный член. Однако, к этому турниру из иностранцев пригла-
шены только Ласкер, Пильсбери, Стейниц, Тарраш, а из русских - один  Чи-
горин. Нам понятно, почему прекрасная идея устройства матч-турнира между
бесспорно сильнейшими игроками мира родилась именно в России, и мы долж-
ны признать, что, сообразуясь со  своими  наличными  силами,  устроители
этого состязания..."

   Ульянов не дочитал весьма заинтересовавшую его статью, потому  что  в
этот момент вернулся Аркадий Симонович с красивым блюдом в руках.
   - Позвольте предложить вам, Володенька, вот эту порцию охотничьих со-
сисок с красной капустой и луком.
   - Вы просто волшебник, Аркадий Симонович! - воскликнул г-н Ульянов  и
хорошенько отхлебнул из своей кружки. От одного только вида этих  копче-
неньких, с жирком (помните как при Брежневе, читатель?) охотничьих соси-
сок Ульянова обуяла великая жажда.
   - Если мне не изменяет память, красная капуста - ваш любимый  гарнир.
Не так ли? - осведомился Аркадий Симонович.
   - Так!
   - Ну а когда мне случается вымачивать в уксусе репчатый лук, я всегда
сразу вспоминаю вас, Володенька!
   - Совершенно верно! Вам, как шахматисту, никогда не изменяет  память.
Да, кстати, вы читали эту статью?
   - А, вы про этот турнир. К сожалению  мне  удастся  попасть  туда  не
раньше следующего вторника.  А  вы  бываете  у  "Доминика",  Володенька?
Что-то я и там вас сто лет не видел.
   - Я, признаться, давно там не был.
   - А я вчера взял три партии из пяти у самого г-на  Шифферса,  получая
пешку и ход! - радостно сообщил старик. - Правда Эмануил Степанович  был
в приличном подпитии, но он, по-моему, и в турнирах так играет.
   - Я его вообще ни разу трезвым не видел! - заметил Ульянов.
   - К великому сожалению - я тоже, - вздохнул Прадер. - Если вы  распо-
лагаете временем, Володенька, я вам покажу прекрасный этюд г-на Троицко-
го.
   - А кто такой этот г-н Троцкий? - спросил Ульянов.
   - Не Троцкий, а Троицкий, - поправил Аркадий Симонович. - В этом году
"Новое время" опубликовало его первые этюды. Мне лично они очень нравят-
ся. Хотите посмотреть?
   - Я бы с удовольствием, но мне уже наверное пора бежать, - сказал г-н
Ульянов, доставая из кармана роскошные золотые часы - подарок г-на  Хар-
дина.
   - Сдается мне, Володенька, что вы занялись политикой, - печально  из-
рек Аркадий Симонович. - Зря, не стоит она того.
   - Но почему вы так решили?
   - Мне так кажется, и это очень печально. Вам нужно играть в  шахматы,
посещать театры, читать книги, ухаживать  за  нашей  прекрасной  Ариной.
Когданибудь вы поймете, Володенька, что все это очень важно, а  политика
не важна совсем.
   - Еще только три часа, - ушел от неприятной темы Ульянов.  -  У  меня
еще найдется полчаса времени, чтобы посмотреть этюд г-на Троцкого.
   Ульянов не понимал почему, но именно с Аркадием  Симоновичем  ему  не
хотелось говорить о политике. Возможно причина была в том, что во  время
этих разговоров Ульянов нередко становился резким и раздраженным, а  ему
не хотелось быть таковым в общении с добрым стариком.
   - Не Троцкого, а Троицкого! - снова поправил Аркадий Симонович.  -  Я
пошел за шахматами!
   Ульянов тем временем ел и пил почти как Портос, и вернувшемуся с шах-
матами под мышкой Аркадию Симоновичу пришлось налить ему еще  пива,  что
старик сделал с видимым удовольствием. После этого он раскрыл  шахматную
доску и принялся расставлять на ней фигуры, бормоча себе под нос нечто -
понятное одним шахматистам.
   - Так... Белый король на дэ пять, слон на эф четыре...  м-м...  пешка
на жэ шесть... Черный король на эф восемь, пешки на е семь и на аш семь.
Все! Белые выигрывают при своем ходе.
   - Так-так, посмотрим! - бодро сказал Ульянов.
   - Этот этюд нелегко будет решить, - сказал Аркадий Симонович. -  При-
дется вам посидеть над ним!
   - Да позиция-то не выглядит  особо  сложной,  -  задумчиво  промолвил
Ульянов.
   Минут пять он сосредоточенно обдумывал  положение,  а  потом  радостн
воскликнул:
   - Ага! Эврика! - и показал решение.
   - Да, очень красиво! - старик Прадер, как  завороженный,  смотрел  на
доску. - Быстро вы! У вас хорошие способности, Володенька,  очень  хоро-
шие... Хотите еще этюд?
   - Нет, спасибо. Мне пора. Я обязательно забегу к вам на днях.
   - Заходите, заходите, Володенька. Я всегда вам  рад.  И,  пожалуйста,
помните, что я вам говорил. Обязательно подумайте на  досуге  над  моими
словами. Вы ведь понимаете, о чем я говорю?
   - Да-да, - пробормотал Ульянов.
   - Вы понимаете, Володенька, с годами человек начинает  отличать  под-
линные ценности от мнимых. И тогда многим людям становится обидно, пото-
му что они понимают, что разменяли свои лучшие  годы  на  медяки.  После
этого - одни пытаются что-то изменить уже в зрелые  годы,  и  становятся
объектом насмешек бездушной толпы; другие живут воспоминаниями и сожале-
ниями, понимая, что ничего изменить уже нельзя; третьи  пытаются  вопло-
тить в своих детях то, что не смогли реализовать в себе.  Не  повторяйте
ошибок этих людей! Развивайте свои шахматные способности,  интересуйтесь
литературой, живописью, пригласите Ариночку в оперу! А главное -  держи-
тесь в стороне от политики. Я не знаю каковы ваши убеждения... Вероятно,
вы - социалист?
   Ульянов пробормотал что-то невнятное, ему решительно не хотелось  го-
ворить с Прадером о политике. Между тем, старик продолжал:
   - Я не имею ничего против социализма. Я где-то даже "за"... Но посвя-
щать себя этому глупо и... небезопасно.
   - Но ведь современное общество буквально  разрывается  от  социальных
противоречий! - воскликнул Ульянов, не сдержавшись.
   - Возможно, - с доброй улыбкой согласился Аркадий Симонович.
   - Тогда почему же вы считаете политические ценности мнимыми?
   - Володенька, а вам не кажется абсурдным само сочетание слов - "поли-
тические ценности?"
   - Возможно я неудачно выразился, но это не  меняет  сути.  Что  может
быть важнее, чем борьба за основные права человека?
   - Решив одни проблемы, вы породите другие! Проблема современного  об-
щества - в его бездушии. Представьте себе на минуту, что все люди мыслят
так, как я пытаюсь сейчас заставить мыслить вас. Будут ли  в  таком  об-
ществе ущемляться права человека? Нужна ли будет ваша борьба?
   Ульянов молчал, пораженный. Он не был согласен, но  чувствовал:  есть
чтото вечное в словах этого мудрого старика, что-то такое, что переживет
все социальные потрясения, которые еще  выпадут  на  долю  человечества.
Пройдут века, свершатся тысячи революций, родятся новые социальные  сис-
темы, на смену одним лозунгам придут другие, а эти мысли навсегда  оста-
нутся актуальными!
   Прадер немного выждал и добавил:
   - Именно поэтому я говорю, что борьба за права человека - есть борьба
за духовное начало в человеке.
   - И этому способствуют этюды г-на  Троицкого?  -  с  улыбкой  спросил
Ульянов, задумчиво глядя на шахматную доску.
   - Так же, как и любые другие произведения искусства!
   - Логически опровергнуть вашу философию, видимо, невозможно, но  я  с
ней не согласен, - серьезно сказал Ульянов.
   - Очень жаль, - искренне огорчился старик.
   - Дорогой Аркадий Симонович, мне пора!
   - Очень рад был вас видеть, Володенька!
   - Взаимно!
   - Заходите!
   - Обязательно! - пообещал Ульянов.

   Глава 2. МНЕМОЗИНА 

   Петербург особенно красив летом, в период белых ночей. Но и в  декаб-
ре, одевшись в свою зимнюю белую  одежду,  он  по-прежнему  величествен.
Происходит это от того, что создатели города хорошо продумали его цвето-
вую гамму. Летом путешественника, знакомящегося с красотами Санкт-Петер-
бурга, естественно тянет к Неве, а согретые  ласковым  северным  солнцем
голубые и желтые здания набережных выглядят особенно выигрышно при почти
круглосуточном свете. Зимой, - когда Нева, набушевавшись и вдоволь попу-
гав добрых горожан, засыпает под ледяным покрывалом,  -  мы  обыкновенно
стремимся в другие, более укрытые от пронизывающих ветров, части города,
где серые чопорные дома удачно гармонируют с белым снегом, почти  посто-
янным полумраком и застывшими голыми деревьями.
   Когда г-н Ульянов выходил из пивной, часы в церкви  напротив  пробили
всего-то четверть пятого, но в городе уже темнело. В сумерках серые зда-
ния выглядели мрачно и неприветливо, повалил противный снег,  и  Ульянов
подумал, что зря он, наверное, пил пиво в такую холодную  погоду.  Впро-
чем, ему посчастливилось быстро поймать извозчика, и вскоре он уже  вхо-
дил в теплое и приветливое помещение публичной библиотеки.
   Он любил "публичку", и его здесь знали и любили,  потому  что  только
здесь, среди океана книг, он становился таким спокойным, вежливым и доб-
рожелательным, словно им овладевали царившие  в  библиотеке  мудрость  и
доброта десятков поколений. Все ему здесь было до боли  знакомо:  и  эта
уходящая вверх мраморная лестница с периллами из красного дерева, и  эти
высокие доходящие почти до потолка окна  с  выходом  на  Александринскую
площадь, и эта скульптурная группа, изображающая  муз  -  покровительниц
литературы и истории, и огромный зал с бесчисленными рядами книжных  по-
лок... Тем более странное чувство охватило его в этот день, едва он  во-
шел в главный зал. Что-то здесь было сегодня не так, и он сразу понял  -
что именно.
   - Что это за дверь? - воскликнул Ульянов, обращаясь к пожилой  служи-
тельнице. - Я никогда ее здесь не видел!
   Возможно, его вопрос не был услышан, или самой судьбе в тот день было
угодно, чтобы Ульянов не получил ответа; во всяком случае  женщина  про-
должала молча стирать пыль с больших темно-зеленых томов "Всемирной  эн-
циклопедии".
   За те два с лишним года, что Ульянов  посещал  публичную  библиотеку,
она не претерпела никаких изменений; но это отнюдь не означало, что  пе-
ремены не были возможны. Поэтому когда прошло первое  невольное  чувство
удивления, Ульянова охватило любопытство: ведь эта дверь могла  вести  в
новый интересный зал!
   Он подошел поближе. Перед ним была тяжелая благородная дверь из афри-
канского красного дерева. Странная все-таки дверь! Впрочем, дверь-то бы-
ла нормальная, и даже хорошая, но уж очень она отличалась  от  всех  ос-
тальных дверей в библиотеке. Не случайно Ульянов сразу  обратил  на  нее
внимание. Поколебавшись какое-то мгновенье, он решительно взялся за мас-
сивную бронзовую ручку. Дверь была не заперта.
   Ульянов вошел в маленькую, очень уютную комнату, буквально  утопающую
в ярких экзотических цветах. Середину комнаты занимал  письменный  стол,
на котором стоял какой-то диковинный аппарат. Рядом с  аппаратом  лежала
книга, и больше книг в комнате не было.
   Как только Ульянов вошел, из-за стола навстречу ему поднялась порази-
тельно красивая женщина. Ульянов мог с уверенностью сказать, что ему ни-
когда еще не доводилось видеть столь изысканной красоты. Причем  красота
эта была какая-то неземная! Пышные черные волосы были уложены в какую-то
странную, невиданную доселе Ульяновым, прическу. На женщине было красное
платье необычного фасона, талия была обмотана  черным  шарфом.  Странная
какая-то была женщина, но очень красивая!
   - Здравствуйте, Владимир Ильич! - приветливо сказала она.
   - Здравствуйте, сударыня, - пролепетал удивленный Ульянов. - Но я вас
не знаю.
   - Я - богиня Мнемозина, - представилась женщина.
   - Богиня!?
   - Да, богиня!
   - Этого не может быть! Не пытайтесь меня обмануть! Я - убежденный ма-
териалист.
   - Мы, боги, материальны и существуем независимо от  вас  и  от  ваших
представлений о нас!
   - Но почему тогда мы никогда не видим вас?
   - Вы, люди, никогда не видите многих вещей, которые тем не менее  ре-
ально существуют.
   - Например?
   - Например: электрическое поле!
   - Но тогда почему я вас вижу сейчас?
   - Потому что я прибыла сюда специально, чтобы встретиться с вами!
   - Прибыли?.. Откуда? - Ульянов никак не мог собраться с мыслями.
   - Из будущего! - Мнемозина стояла перед ним и улыбалась. У  нее  была
холодная улыбка, делавшая ее похожей на статую. - Вы, люди, способны пе-
ремещаться только в пространстве, а мы, боги, также свободно перемещаем-
ся и во времени!
   - И вы знаете будущее? - наивно спросил Ульянов.
   - Я знаю все! У вас, например, грандиозная  судьба,  Владимир  Ильич!
Вам удастся свершить все, о чем вы мечтаете, но это не принесет вам лич-
ного счастья. Напротив, ваша судьба будет трагична! После  вашей  смерти
вас будут боготворить еще несколько десятилетий, но сто лет  спустя  вас
будут проклинать, и многие будут даже утверждать, что вы -  еврей!..  Но
не будем забегать вперед. Вы ведь пришли в библиотеку. Что бы вам  хоте-
лось почитать?
   - Я бы почитал что-нибудь из  Виктора  Купера,  -  сказал  пораженный
Ульянов.
   "Какого Виктора Купера? - тотчас же подумал он. - Что я такое говорю?
Кто такой Виктор Купер? Я пьян или сошел с ума? Что все это значит?"
   - Я... хотел сказать... Фенимора... Фенимора Купера, - сказал Ульянов
вслух.
   - Вы сказали то, что должны были сказать! - улыбаясь произнесла  Мне-
мозина. - Хотя Виктор Купер родится уже после вашей  смерти,  вам  будет
интересно его почитать! Садитесь за стол, пожалуйста.
   Ульянов послушно сел за письменный стол и взглянул на странный  аппа-
рат. Это был большой металлический ящик со светящимся экраном и  клавиа-
турой, как у печатной машинки.
   - Что это? - спросил Ульянов.
   - Компьютер, - ответила Мнемозина, стоявшая у него за  спиной.  -  Вы
ведь умеете печатать на машинке?
   - Да.
   - Вот и напечатайте - Виктор Купер... Так... Хорошо!.. Теперь нажмите
клавишу "Enter".
   На экране мгновенно возникло новое изображение.
   - Теперь читайте! - повелительно сказала Мнемозина



   КУПЕР ВИКТОР
   Биографическая справка


   Родился
   07.11.1977, Ленинград.
   Умер
   05.01.2033, Таллинн.
   Образование
   Полиграфический институт, Москва; Институт  Социологии,  Прага.  Рос-
сийский писатель и социолог. Лауреат Геродотовской  премии  (2017  год);
лауреат Нобелевской премии по литературе (2021 год).

   Проза
   "Таинственное исчезновение Владимира Макеева" (2008),
   "Мелкие неприятности Владимира Епишина" (2009), "Возвращение Владими-
ра Макеева" (2017), "Хижина в Осьмино" (2017), "Безумие  Тима  Клэнтона"
(2017), "Черно-красный мой цвет" (2019), "Зона захвата" (2020),  "Сереб-
ряная родина" (2021), "Снежные вершины Петрополиса" (2021),  "2017  год"
(2021), "Ричард Рауш" (2022), "Боги молчат" (2024), "Меморандум Дж.  Дж.
Шарки" (2025).

   Основные статьи
   "Прав ли президент?" (2014), "Все ли трупы опознаны  правильно?  Пос-
лесловие к событиям в Осьмино" (2017), "По  следам  осьминских  событий"
(2017),  "Еще  раз  о  событиях  в  Осьмино"  (2017),  "Социальный   ви-
рус?"(2018), "Дело П.С. Джонса: Провокация века?"  (2018),  "Уничтожение
Японии: преступление или наказание?"  (2019),  "Ричард  Рауш.  Штрихи  к
портрету" (2021), "Призрак бродит по Европе..."  (2022),  "Back  to  the
Rauschism" (2023), "Пираты в  космосе"  (2026),  "Константин  Кинчев.  К
70-летию со дня рождения" (2029).

   "Даже если это какой-то дьявольский розыгрыш, то все равно любопытно,
- подумал Ульянов. - Ведь даст же она мне сейчас что-нибудь почитать! Да
и кому бы пришло в голову так меня розыгрывать? Да еще эта машина!  Чер-
товщина какая-то!"
   - Я, право, затрудняюсь сделать выбор, сударыня! - сказал он вслух.
   - А я уже выбрала за вас! - властно сказала Мнемозина  и  указала  на
книгу, лежавшую возле компьютера.
   Ульянов взял книгу в руки. Собственно, это была даже не книга, а  то-
ненькая брошюрка в ярко-красном переплете. Титульный лист гласил: ВИКТОР
КУПЕР 2017 год (Отрывки из дневника Ларри Левистера,  репортера  "Hudson
News")
   - Забирайте! Эта книга для вас! - произнесла Мнемозина  таким  тоном,
что Ульянов понял: аудиенция окончена.
   - Когда я должен ее вернуть?
   - Оставьте эту книгу себе. Едва ли мы с  вами  когда-нибудь  увидимся
вновь.
   - Но...
   - Никаких "но"! Всего вам доброго, Владимир Ильич!
   - Прощайте!
   Ульянов вышел из загадочной комнаты, и быстрым шагом,  не  оборачива-
ясь, вышел из библиотеки. Если бы он оглянулся назад, то увидел бы,  что
красная дверь в стене исчезла, как только он ее захлопнул.

   Глава 3. ВИКТОР АНДРЕЕВИЧ КНЯЗЕВ 

   Виктор Андреевич Князев, которого друзья называли запросто  Князь,  в
дневное время работал на бумажной фабрике Отто Кирхнера, а вечерами и по
выходным являлся активным членом  недавно  основанного  г-ном  Ульяновым
"Союза борьбы за освобождение рабочего класса."
   Князь занимал две смежные комнаты в огромной квартире на  Съезжинской
улице. Расположение было отличное - Петербургский остров, пять минут хо-
ду до "Пушкаря"! Однако Князь предпочитал пить  дома  и  всегда  с  удо-
вольствием принимал гостей.
   Одна из комнат служила ему одновременно спальней, столовой  и  гости-
ной. Другую он окрестил "аквариумом", хотя правильнее было бы назвать ее
парником. Здесь в особой, любовно созданной  Князем  атмосфере,  круглый
год вызревали помидоры.  Князь  творил  в  "Аквариуме"  такое,  что  г-н
Ульянов уже видел в нем будущего министра сельского хозяйства новой Рос-
сии. Выращивание помидоров было любимым хобби Князя, а сами  помидоры  -
любимой закуской.
   Летом, конечно, помидорчиками никого уже в конце XIX века на Руси  не
удивишь, а вот зимой!..
   В тот вечер колокольчик у дверей прозвенел в половине седьмого. Князь
открыл дверь. На пороге стоял Ульянов с небольшим свертком в одной  руке
и с огромной бутылкой водки в другой.
   - Добрый вечер, Владимир Ильич! - вежливо приветствовал гостя  Князь.
- Давайте вашу бутылочку и проходите.
   Князь подвесил пока бутылку за окном (чтобы похолоднее!),  принес  из
аквариума три крупных спелых помидора и принялся нарезать их в  стеклян-
ную миску. Был он среднего роста, крепкого сложения,  с  некрасивым,  но
славным лицом и зачесанной лысиной. При этом когда он с деловитым  видом
нарезал помидоры, его рыжеватого  цвета  волосы  свисали  вниз,  обнажая
плешь.
   - Картошечку я уже отварил, Владимир Ильич. Она еще горяченькая!
   - Я, голубчик Виктор Андреич, хоть и обедал, а водочки, да еще с  ва-
шей знаменитой закусочкой - с удовольствием! - Ульянов уже сидел за сто-
лом, отогревая продрогшие члены.
   - Так ведь погода шепчет, Владимир Ильич!
   - Да, морозы в этом году ранние.
   - Я сам всего полчаса как пришел. Только картошки отварить  и  успел.
Знаю, что за окном творится. Бр-р! А еще говорят, что когда снег -  теп-
лее становится. Брехня!
   Князь дорезал помидорчики,  залил  их  подсолнечным  маслом,  добавил
чутьчуть уксуса, щепотку соли и перца, и получилась аппетитнейшая закус-
ка, известная среди членов "Союза борьбы за освобождение рабочего  клас-
са" как "княжеский салат".
   - Вы, Виктор Андреич, бутылку у меня забрали, а на сверточек  сей  не
обратили никакого внимания, - сказал Ульянов, разворачивая на столе свой
сверток. - Между тем сей балычок заслуживает всяческого к  себе  уважени
я... К нему бы еще несколько колечек вымоченного в уксусе репчатого  лу-
ка!
   Князь поставил на стол кастрюльку с отварным картофелем, миску  "кня-
жеского салата", два граненых стакана и принялся нарезать колечками  лу-
ковицу. Ульянов хотя и привык пить водку из маленьких рюмочек,  счел  за
благо промолчать.
   - А где же ваша Наталья? - поинтересовался он, чтобы  прервать  затя-
нувшуюся паузу.
   - Мы разругались, и она уехала к родителям в деревню.
   - А что так?
   - Да она... как бы это поприличнее выразиться... много на  себя  брал
а... Уже, кстати, подлизывается. Сала,  тут,  прислала.  Хотите  сальца,
Владимир Ильич?
   - Не откажусь.
   Князь нарезал сала, сложил его вместе с балыком на тарелку и  посыпал
все это колечками лука. Затем достал из-за окна водку.  Бутылка  тут  же
запотела.
   - Ух, ну и морозец на улице! Сейчас самое то! - Князь  откупорил  бу-
тыль и потер руки от приятных предвкушений. - Для начала по целому?
   - Да ты что!? - Ульянова аж передернуло. - По чуть-чуть.
   Князь послушно налил по половинке, поднял свой стакан и  провозгласил
тост:
   - Чтоб всегда стоял!
   Выпив, оба принялись усердно закусывать. Благо, закуска была мировая.
Князь поднял бутылку, намереваясь налить еще.
   - Черезчур помногу наливаете, Виктор Андреич, - сказал Ульянов. -  Я,
пожалуй, пропущу.
   - Хозяин - барин! - не стал уговаривать Князь. - А я еще разок должен
принять... Ух, хорошо!
   Князь с наслаждением закурил и продолжал:
   - На работе достали!.. Сегодня приходит к нам в цех какой-то  хрен  в
пиджаке... Такого, знаете, педерастического вида?
   Ульянов кивнул.
   - Кстати, я хотел вас спросить, Владимир Ильич!  Если  я  такого  вот
суплика повстречаю после работы... Как это будет с  точки  зрения  нашей
борьбы?
   - Этого ни в коем случае не следует делать, Виктор Андреич!  -  очень
серьезно сказал Ульянов.
   - Но ведь вы сами говорили, что интеллигенция - это говно!
   - Видите ли, Виктор Андреич... Если вы просто изобьете этого человека
на улице, то это будет обыкновенное хулиганство. Но если вы это сделаете
из идеологических соображений, то это уже террористический акт. А терро-
ризм не есть современный метод революционной борьбы! Революционный  про-
цесс - это не отдельные террористические акты. Современный революционный
процесс - это хорошо организованная борьба масс  против  эксплуататоров.
Заметьте - против эксплуататоров, а не их прихлебателей в лице  интелли-
генции! Для этой борьбы нужна длительная подготовка,  терпение.  Сегодня
нам очень нужна газета. Поэтому перейдем к делу, Виктор Андреич!  Как  у
нас насчет завтра?
   - Полный порядок, Владимир Ильич! - ответил Князь. - В семь часов ве-
чера у Невзорих. Адрес вы знаете.
   - Кто будет?
   - Вы почти всех знаете... Один будет новенький.
   - Надежный?
   - Замечательный парень!
   - Виктор Андреич, дорогой, в нашем деле очень важна конспирация. "За-
мечательный парень" - это недостаточная характеристика.  Откуда  вы  его
знаете? Почему ему доверяете? Кто он?
   - Парень этот - студент. Вроде бы студент-юрист.
   - Что значит - "вроде бы"?
   - Я не спрашивал, Владимир Ильич, но наверняка юрист. Уголовное  Уло-
жение наизусть знает!
   - Ну, а откуда вы его знаете?
   - В камере познакомились, Владимир Ильич, неделю назад.
   - Где-где познакомились?
   - В камере. В общей полицейской камере. Нас с Меркулом по пьянке заб-
рали, а тот парень был задержан за распространение листовок  социалисти-
ческого содержания.
   - Вы уверены в этом?
   - Да. Его при мне допрашивали.
   - Ну хорошо, - успокоился, наконец, Ульянов.
   - Давайте еще выпьем!
   - Давай! Только по чуть-чуть.
   Они выпили по чуть-чуть "за наше общее мужское дело",  потом  еще  по
чуть-чуть "за тех кто не спит", и, наконец, совсем по чуть-чуть "за  на-
ших девочекстуденток". После этого последнего тоста Князь  заплетающимся
языком по секрету рассказал, что Меркул недели три тому назад трахался с
младшей Невзорихой, и последние дни подозрительно плохо себя чувствует.
   Ульянов не обратил особого внимания на эту историю, так как его мысли
были заняты другим. Недавно он бросил курить и сейчас мучился  при  виде
смолящего одну за одной Князя. В конце концов он сдался и с наслаждением
закурил. После этого они договорились, что с  понедельника  оба  бросают
курить. Князь сказал, что он точно бросит и,  что  в  этом  нет  никакой
проблемы. Ульянов заметил, что пить тоже не мешало бы  бросить,  на  что
Князь ответил, что он и так не пьет.
   В общем, посидели отлично! Последний раз Ульянов так классно  посидел
три недели назад, когда они с Сильвиным во время забастовки на  табачной
фабрике "Лаферм" посетили трактир, чтобы  получить  от  рабочих  фабрики
сведения о ходе забастовки.
   В девять часов Князь отрубился, и приснилась ему Светочка  Невзорова,
убеждающая Ульянова, что сифилиса у нее нет. При этом она ужасно нервни-
чала, путалась и почему-то называла Ульянова Леонидом Ильичом...
   Ульянов вышел на улицу. Снег закончился, прояснилось и стало еще  хо-
лоднее. На небе высыпали звезды. "Как сифилиса сыпь на черной  коже!"  -
подумал Ульянов и нетвердой походкой направился к  неподалеку  стоявшему
извозчику.

   Глава 4. 2017 ГОД 

(отрывки из дневника Ларри Левистера, репортера "Hudson News")

   Общество не то, что частный человек:
   человека можно оскорбить, можно оклеветать
   - общество выше оскорблений и кле веты.
   Если вы неверно изобразили его, если вы
   придали ему пороки и недостатки, которых
   в нем нет, - вам же хуже: вас не ста нут
   читать, и ваши сочинения возбудят
   смех, как неудачные карикатуры. Указать на
   истинный недостаток общества - значит оказать
   ему услугу, значит избавить его от недостатка.

   В.БЕЛИНСКИЙ

I
Суббота, 26 августа,
8 часов утра

   - С добрым утром! Я - Колин Кэмпбелл. В эфире WMBC. На востоке Амери-
ки 8 часов утра. После выпуска последних известий вас  ждет  интервью  с
Глорией Торнтон. А сейчас новости этого часа вкратце.
   - Британский премьер Уильям Кэннингэм назвал  безумием  отказ  амери-
канских конгрессменов ратифицировать предложенную  президентом  поправку
"О подавлении коммунизма".
   - Группа конгрессменов-республиканцев  учредила  вчера  в  Вашингтоне
"Комитет национального спасения".
   - Президент Дойл заявил вчера, что он не  сможет  принять  участия  в
предстоящей встрече лидеров стран большой девятки.  В  качестве  причины
Дойл назвал крайне напряженную внутриполитическую обстановку в Соединен-
ных Штатах.
   - По данным Нью-Йоркской Ассоциации по борьбе с  синдромом  Шарки  на
сегодняшний  день  в  Соединенных  Штатах  зарегистрировано  2,766  млн.
больных этим недугом.
   - Сегодня в полдень на Нью-Йоркской Pennstation начнется санкциониро-
ванный митинг Коммунистической партии США.  Ожидается,  что  на  митинге
выступит лидер американских коммунистов Ричард Рауш.
   А теперь новости в подробном изложении...
   Я выключил радио, сел на кровати и закурил сигарету.  Башка  трещала,
во рту пересохло, зверски хотелось пива. Все как обычно. И на  кой  хрен
мне нужна эта сумасшедшая жизнь? Почему не уехать в Пенсильванию? Побли-
же к родителям. У меня там есть клочок земли. Построю дом. Буду пить пи-
во на заднем дворе, косить траву, работать в местной газетенке...
   Но я знал, что никогда всего этого не сделаю. И знал я,  что  сегодня
мне придется отправиться на этот самый митинг на Pennstation.  Будь  они
трижды прокляты, эти коммунисты вместе со своим митингом. С такого  пох-
мелья туда переться!
   Я встал, вышел на кухню, открыл холодильник. Пива, конечно, не  было.
В холодильнике вообще ничего не было кроме завернутой в пластиковый  па-
кет половинки сандвича недельной свежести. В баре стояла одинокая,  черт
знает откуда взявшаяся бутылка портвейна. Я налил себе  целый  стакан  и
понюхал. Омерзительно! Совершенно необходимо чем-нибудь запить, а  холо-
дильник пуст. Будем действовать по науке: врачи  говорят,  что  полезнее
всего пить сырую воду...
   Портвейн действовал быстро, как лекарство. Как только мне  полегчало,
я опять размечтался.
   В Пенсильвании я бы женился, и мой холодильник всегда был бы полон...
Кока-кола, яйца, бекон, помидоры...
   Вот так у меня всегда! С утра проснешся - о еде подумать  страшно,  а
стоит похмелиться - все мысли о жратве!
   Зазвонил телефон. "Наверняка шеф", - подумал я  и  закурил  сигарету.
Телефон продолжал звонить. Я нажал кнопку и ответил. Кухня тут же напол-
нилась громким (как на стадионе, холера его дери!) голосом шефа.  Кажет-
ся, даже чайник на плите задрожал, а каково было моей голове с похмелья!
   - Ларри, привет! Как дела?.. Отлично... Слышал про митинг?..  Да,  на
Pennstation... Да, тебе... Сегодня до позднего вечера буду ждать  твоего
отчета... Да, необходимо... И желательно взять интервью у  Ричарда  Рауш
а... А ты постарайся... Отправляйся туда прямо сейчас, а то потом там не
протолкнешься... Давай!..
   Так я и знал. Конечно туда идти мне, а не Расселу или, скажем, Каруч-
чи. Потому что я - черный, и мне будет легче там втереться. Это вслух не
говорится, но подразумевается. Шеф конечно убежден, что все коммунисты -
черные. Я-то был пару раз на коммунистических  митингах  (разумеется  по
воле шефа!), и знаю, что в процентном отношении черных  там  не  больше,
чем, скажем, в конгрессе. Но если бы об этом узнал шеф, он  бы  подумал,
что этим проклятым неграм даже митинговать лень. Опять же подумал бы,  а
не сказал вслух. Или даже сказал бы, но не в моем присутствии,  а,  ска-
жем, в разговоре с Расселом. Хотя, вообще-то, мой  шеф  ничуть  не  хуже
других. Но и не лучше...
   Об этом я думал, уже стоя под душем. Потом мои мысли потекли  в  ином
направлении.
   Каким надо быть прирожденным идиотом (это я о себе!),  чтобы  торчать
сейчас в самой гуще событий! Мне, что, больше  всех  надо?  Ну  захватят
власть коммунисты. Мне-то что до этого? Это будет даже  забавно!  Предс-
тавляю себе, какая рожа будет у шефа, или у этого кретина Бенжамина! От-
берут мой клочок земли в Пенсильвании? Да он мне, в общем-то, и на  хрен
не нужен. Плохо другое. Этому будет предшествовать путч, а потом возмож-
ны несколько лет репрессий. Умные люди  пережидают  подобные  события  в
глуши, где-нибудь, скажем, в Пенсильвании. Почему мне  стала  так  часто
приходить на ум Пенсильвания? Раньше я, помнится, о ней никогда не вспо-
минал. Из-за обострения внутриполитической обстановки? Срабатывает  инс-
тинкт самосохранения? Или я старею? Ведь скоро мне  исполнится  тридцать
шесть лет. Это, конечно, еще не старость, но половина жизни уже  позади.
Лучшая половина!
   Обо всем этом я думал, уже натягивая джинсы. Пора было  идти  завтра-
кать. Я уже был одет и искал ключи, когда снова зазвонил телефон. Я  на-
жал кнопку.
   - Мистер Ларри Левистер!? - радостно заорал какой-то идиот на  другом
конце провода. - С добрым утром! Я - Сирил Симпсон из Нью-Йоркского бюро
социологических исследований. Мы проводим анонимный опрос  общественного
мнения. Нас интересует ваше мнение о Ричарде  Рауше.  Оцените  его  дея-
тельность по следующей...
   Я выключил телефон. Так я им и поверил  -  анонимный  опрос.  Небось,
звонят прямехонько из ФБР. Что-нибудь не так скажешь, в твоей машине жи-
во обнаружат наркотики. Интересно, а почему Раушу не подбросили наркоти-
ки? Наверное прошляпили, а теперь уже  поздно.  При  демократии  полиция
должна быть порасторопнее. При тоталитарном режиме всегда можно  забрать
кого угодно, а при демократии - чуть зазевались, и человек  уже  популя-
рен, уже его не тронешь.
   Об этом я думаю уже на улице. Последняя декада августа, и жара такая,
что можно офонареть. И многие, как я погляжу, уже офонарели. Вон,  лежат
на травке в парке, балдеют. И не только, между прочим, бездомные,  неко-
торые - в костюмчиках, начищенных туфлях, при галстучках.  И  правильно,
между прочим, делают! По субботам пашут только такие дураки,  как  я.  И
вот ведь что интересно: президент наклал в штаны так, что готов объявить
чрезвычайное положение, а людям начхать. Не всем, конечно, но многим.  И
ведь они правы!
   Вот я, например, очень люблю Манхэттэн, и, наверное, никогда не смогу
его покинуть. Я люблю эту беспорядочно снующую пеструю толпу, эти  высо-
чайшие в мире здания, мириады вечерних огней, маленькие уютные ресторан-
чики. Я люблю этот ритм, этот стиль. Может статься, что через  несколько
дней Манхэттэн станет ареной кровопролитной борьбы, но зачем мне отказы-
ваться от этого стиля сейчас, пока еще ничего не произошло?.. Я  слышал,
как вчера подобным образом рассуждал Ник Каруччи,  а  шеф  с  кретинской
улыбочкой объяснял ему, что сейчас многое зависит от каждого из нас, что
"мы все должны сплотиться, собраться, защитить, отстоять" и  пр.  И  все
это поучающим тоном, такими, знаете, штампами. И что  самое  любопытное:
если начнется заваруха, мы с Ником скорее всего будем в самом  водоворо-
те, а шеф наверняка свалит. Он уже вчера говорил про какие-то неотложные
дела в Канаде...
   Впрочем, начхать на политику далеко не всем: ведь кто-то же  разрисо-
вал все эти стены серпами да молотами. А с другой стороны,  тот  же  Ник
рассказывал мне, что в Италии - это обычное дело...
   Вот и мой любимый афро-американский ресторанчик. Тимми, все-таки, ге-
рой! Нужно знать, что значит быть черным в  Америке,  чтобы  понять  как
трудно открыть "черный" ресторан на углу Шестой авеню и 34-ой стрит. Мне
было известно, что Тимми прилично заслал за право арендовать это помеще-
ние. Да и сейчас он имел постоянные проблемы, особенно  с  департаментом
противопожарной безопасности.
   Ресторанчик маленький, но очень колоритный. Стены  увешаны  образцами
черной живописи и портретами чернокожих музыкантов разных поколений - от
Пола Робсона до Глории Торнтон. Тимми как обычно болтается по залу с по-
лотенцем на плече. Не знаю почему, но у него всегда на плече полотенце.
   - Как жизнь, браток? - это я его спрашиваю.
   - Сам видишь, какая здесь жизнь, - печально отвечает он. - Что ты хо-
чешь на завтрак?
   - Яичницу с беконом и с помидорами, но прежде всего принеси пива!
   - Тебе нужно поправить крышу? - Тимми, наконец-то, улыбнулся.
   - Вот именно, и чем быстрее, тем лучше.
   - Какого тебе?
   - Как обычно! - нетерпеливо воскликнул я.
   Тимми принес бутылку "Карсберга" и порцию маринованных свиных ножек с
кислой капустой. Соображает он в таких делах!
   - Яичницу придется подождать, а для поправки крыши вот  это  -  самое
то! - сказал он, показывая на принесенную закуску.
   Я залпом выпил бокал пива и набросился на еду.
   - Где это ты вчера так нажрался? - спросил Тимми.
   - В "Салониках". А ты что такой грустный нынче?
   - А с чего веселиться? Сам видишь какое  положение,  -  Тимми  тяжело
вздохнул.
   - Опасаешься, что они тронут мелких собственников?
   - Черт их знает. Сам понимаешь - нашему брату, да еще в  центре  Ман-
хэттэна, - Тимми снова вздохнул. - Ты рассказывал, что у тебя участок  в
Пенсильвании...
   - По-моему сейчас глупо что-либо продавать. Доллар все равно  падает,
а после революции деньги превратятся в порошок... С другой стороны, если
все обойдется...
   - Не обойдется, - перебил меня Тимми. - Ты слышал про сегодняшний ми-
тинг?
   - Я даже туда пойду!.. По долгу службы,  разумеется.  Но  неужели  ты
придаешь такое серьезное значение каким-то дурацким митингам?  Ведь  это
такая же чушь, как митинг, скажем, республиканцев!
   - Политика республиканцев - это тоже очень серьезно, - Тимми в третий
раз вздохнул. - Именно она породила коммунизм, как реакцию.
   - Да, дело - дрянь! - сказал я.
   - Куда уж хуже, - отозвался Тимми и пошел за моей яичницей.
   - Принеси мне еще пива! - крикнул я ему вслед.
   "Дело - дрянь, - подумал я. - Вчера - Линда, сегодня - Тимми. Если уж
такие люди заговорили о политике, значит, действительно не обойдется."

   Глава 5. ПОЛКОВНИК БЗДИЛЕВИЧ 

   Старинный "Петрополь", основанный в 1803 году, ровно на сто лет моло-
же Санкт-Петербурга, но старее любого другого пивного  бара  на  невских
берегах. За свою двухвековую бытность "Петрополь" гостеприимно  распахи-
вал двери перед многими именитыми персонажами новой и новейшей  истории.
В разные времена здесь посиживали Александр Пушкин и Федор  Достоевский,
Михаил Барышников и Виктор Корчной, Федор Шаляпин  и  Аркадий  Северный,
Борис Гребенщиков и Иосиф Бродский... Чуть не забыл: Владимир  Казаченок
и Юрий Желудков! В жарких спорах за кружкой пива не всегда рождалась ис-
тина, зато рождались новые мысли, двигавшие вперед культуру великого го-
рода.
   Надо только уметь пить пиво!
   Хорошо пить пиво летом. Причем не просто так: "Ух, жара!" - и лихора-
дочно выпить кружку. Так пиво не пьют, так  опохмеляются.  А  пьют  пиво
иначе.
   Солнечным летним утром следует совершить часовую прогулку по наиболее
красивым местам Санкт-Петербурга, чтобы насладиться  творениями  великих
зодчих, а также сполна ощутить на себе духоту зарождающегося нового дня.
С этой целью неплохо пройтись, скажем, по Большому проспекту Петроградс-
кой стороны, затем по Тучкову мосту перейти на Васильевский остров и,  в
завершение этой прогулки, зайти в "Петрополь". Для начала приятно просто
ощутить прохладу этого заведения и выпить одну-две кружки,  чтобы  осве-
житься, утолить жажду и возбудить аппетит. Затем вам подадут порцию  го-
рячих сосисок (отличительная особенность "Петрополя" во все времена!) и,
конечно, опять пиво. Насытившись вы закурите (если вы курящий, конечно!)
и, не спеша потягивая пиво, заведете беседу с сидящим напротив  незнако-
мым вам человеком.
   Хорошо пить пиво и зимой. Когда на улице  мороз  и  метель,  особенно
уютно сидеть в "Петрополе" и изучать морозные узоры на стеклах, глядя на
них изнутри зала, а не снаружи. Именно здесь, под завыванье вьюги,  рож-
дались вдохновенные строки о "нашей  прекрасной  зимушке-зиме".  Простой
русский мужик - извозчик, а тем более дворник, - дифирамбов зиме не  по-
ет. Это все придумали сидящие в пивных поэты...
   В четверг, 30 ноября 1895 года, в "Петрополе" с  самого  утра  царило
оживление. За самым дальним от стойки  угловым  столиком  друг  напротив
друга сидели два незнакомых между собой человека. Оба  были  еще  совсем
молоды - старшему из них едва исполнилось двадцать семь лет. Если к это-
му добавить невысокий рост обоих,  то  этим,  пожалуй,  и  исчерпывалось
сходство между этими людьми. Старший был одет в военный мундир. Его  уд-
линенное с низким лбом  лицо  не  изобличало  большого  ума,  но  свиде-
тельствовало о развитом чувстве собственного достоинства и сознании иск-
лючительности занимаемого им положения. Словно в противовес этой  холод-
ной надменности, второй молодой человек был исключительно живой и темпе-
раментный, с чуть хитроватым выражением  лица  и  высоким  "адвокатским"
лбом.
   Какое-то время молодые люди сидели молча. При этом военный, не спеша,
но и не отвлекаясь, поглощал пиво, а адвокат больше налегал на сосиски.
   После третьей или четвертой кружки военный заказал водки и  обратился
к своему визави:
   - Разрешите представиться, сударь, - полковник Бздилевич.
   - Ульянов, адвокат, - неохотно ответил наш старый знакомый,  которого
внимательный читатель, вероятно, уже узнал.
   В то утро г-н Ульянов не был расположен к беседе с кем бы то ни было.
Проснувшись, он в первое мгновенье поразился  причудливости  собственных
сновидений. Ничего удивительного, что после вчерашней пьянки ему снились
похмелье и пиво, но все остальное!.. Однако потом,  увидев  на  тумбочке
книгу с серпом и молотом на красной обложке, он понял, что это был вовсе
даже и не сон. Не мудрствуя лукаво, он решил первым делом позавтракать в
"Петрополе", а затем продолжить чтение весьма заинтересовавшей его  кни-
ги. Он не забывал также про вечернее заседание "Союза борьбы за освобож-
дение рабочего класса". В общем, день ему предстоял напряженный, поэтому
он пока ограничился одной кружкой пива, хотя уже приканчивал вторую пор-
цию сосисок.
   - Г-н Ульянов, давайте выпьем за здоровье нашего государя императора,
- предложил мнимый полковник
   Посещая инкогнито питейные заведения Санкт-Петербурга, молодой  Нико-
лай II любил пить с незнакомыми людьми за свое собственное здоровье.
   - Благодарю вас, г-н полковник, - вежливо ответил Ульянов.  -  Но,  к
сожалению, я вынужден отказаться. У меня сегодня масса дел, и мне не хо-
телось бы с утра пить водку.
   - Даже за здоровье государя императора?
   - Даже за здоровье государя императора!
   - Что ж, это весьма похвально г-н Ульянов!  Я  понимаю:  вам  сегодня
предстоит славно потрудиться на благо государя  императора,  поэтому  вы
хотите быть трезвым. Это весьма и весьма...
   - Я - адвокат, г-н полковник, - прервал собеседника Ульянов,  начиная
раздражаться. - И работаю только для блага моих клиентов. Что же касает-
ся императора, то при абсолютной монархии он не нуждается в услугах  ад-
воката.
   - И по-вашему - это плохо? - спросил Николай II.
   - По-моему - это преступно! - ответил Ульянов.
   Император налил себе водки и немедленно выпил. Ульянов  заказал  себе
еще одну кружку пива. Его взгляд случайно задержался на соседнем  столи-
ке. Там сидел красивый молодой человек в хорошем костюме цвета  маренго.
Ульянов подумал, что где-то он уже  видел  этого  человека,  но  не  мог
вспомнить, где именно. По-видимому, молодой человек только  что  пришел,
так как ему еще даже не успели принести пива. Он курил, часто и  глубоко
затягиваясь, и Ульянову тоже мучительно захотелось закурить. Он не  стал
себя мучить и, подозвав официанта, заказал себе папиросы.
   - А вам не кажется, г-н Ульянов, что для адвоката вы довольно странно
рассуждаете? - спросил полковник Бздилевич.
   - Почему?
   - Как может быть преступно то, что следует из законов государства?
   - В данном случае я рассуждал не как адвокат, а как  сторонник  прог-
рессивной философии.
   - Для юриста законы государства должны быть превыше всего,  -  сказал
мнимый полковник, наливая себе еще водки. - А то, что вы называете прог-
рессивной философией - это все софистика. При желании  можно  и  взгляды
террористов назвать прогрессивной философией. Или вы сочувствовали орга-
низации "Народная воля"?
   - Я против терроризма, г-н полковник.  Участвуя  в  заговоре  народо-
вольцев, восемь лет назад бессмысленно погиб мой старший брат. Я являюсь
сторонником иных методов.
   Если бы полковник Бздилевич правильно понимал, сторонником какихтаких
"иных методов" являлся г-н Ульянов, судьба нашего героя, а заодно и все-
го государства Российского, вероятно, сложилась бы иначе. Но мнимый пол-
ковник, не отличаясь особой проницательностью, подумал, что Ульянов име-
ет ввиду демократические методы борьбы. Ревниво оберегая собственные ин-
тересы, последний российский император, разумеется,  ненавидел  демокра-
тов, но не особенно их боялся.
   Полковник опять выпил. Он уже изрядно захмелел и поглядывал на своего
собеседника с плохо скрываемой неприязнью.
   - Демократия, г-н... м-м...
   - Ульянов.
   - Да, извините... Так вот, демократия стремится ограничить власть по-
мазанников божьих. Поэтому как раз демократия преступна по  своей  сути.
Хотя вам, как адвокату, конечно свойственно защищать преступников.
   Официант принес папиросы. Ульянов раскрыл коробочку и вежливо предло-
жил полковнику угоститься.
   - Я не курю, - сказал полковник. - Я лучше еще выпью.
   Полковник вылил остававшуюся в графинчике водку себе в рюмку,  немед-
ленно выпил и вскоре окончательно запьянел. Из-за соседнего  столика  за
ним внимательно наблюдал красивый молодой человек в хорошем костюме цве-
та маренго.
   - Демократы, адвокаты... Всех на хрен! - бормотал заплетающимся  язы-
ком полковник. - Еще никогда ни один демократ не являлся хорошим  строе-
виком... Как, впрочем, и адвокат!.. Евреи...
   Полковник уронил голову на стол и задремал.
   Ульянов допил свое пиво, расплатился с официантом и направился к  вы-
ходу, - он спешил в читальню. Сразу после его ухода, к уснувшему полков-
нику подсел молодой человек в костюме цвета маренго. Оглядевшись по сто-
ронам, он ловко проверил полковничьи карманы.

   Глава 6. 2017 год 

II
Суббота, 26 августа,
полдень

   Со стороны 7-ой авеню к Pennstation было трудно протолкнуться. Движе-
ние, конечно, было перекрыто, то и  дело  завывала  полицейская  сирена.
Толпа, украшенная красными полотнищами и разноцветными шарами, выглядела
весьма эффектно. Над входом был вывешен  транспарант,  гласивший:  "НАША
ЦЕЛЬ - КОММУНИЗМ!" Напротив, перед входом в Madison Square Garden, груп-
па узкоглазых манифестантов держала транспарант с надписью: "ПОБЕДА ДЕЛА
ЧУЧХЕ - ГЛАВНОЕ СОБЫТИЕ ЭПОХИ!"
   Я с трудом пробился к зданию вокзала. У самого входа  высокий  черный
парень раздавал какие-то листовки. Одет он был в потертые джинсы и гряз-
новатую футболку с надписью: "ИСПОЛЬЗУЙТЕ ПРЕЗЕРВАТИВЫ, ЧТОБЫ  НЕ  ЗАРА-
ЗИТЬСЯ ДЕТСКОЙ БОЛЕЗНЬЮ ЛЕВИЗНЫ В КОММУНИЗМЕ!" Вся эта обстановка что-то
смутно мне напоминала. Что-то очень хорошее, но я не мог вспомнить - что
именно.
   Никогда  еще  мне  не  доводилось  видеть  такого  столпотворения  на
Pennstation. Здесь смешались люди всех рас и национальностей. Впервые  в
жизни я видел в Америке толпу, в которой люди не кучковались по расовому
или национальному признаку. А может быть это неплохо, подумалось мне. Не
написать ли об этом? Нет, шефу нужно совсем другое.  Интересно,  как  он
это выразит? Я представил себе шефа: "Это важная мысль, Ларри, но сегод-
ня у нас другая тема на повестке дня. Сегодня надо писать  не  об  этом,
хотя думать об этом следует уже сегодня!" Все-таки, как  только  человек
дорастает до политизированной должности (безразлично в какой политике  -
общегосударственной, заводской или редакционной), он сразу  превращается
в полнейшего идиота...
   Внутри также было много транспарантов, и царила какая-то приподнятая,
праздничная атмосфера. Все эти люди были почему-то  счастливы.  Я  снова
поймал себя на мысли, что мне все это смутно о чем-то напоминает. В  чем
же дело? Вроде бы это обездоленные люди, пришедшие  на  коммунистический
митинг, чтобы мобилизоваться для борьбы с эксплуататорами. Но  почему  у
них такой счастливый вид?
   Внезапно я понял, в чем тут дело. Эти люди счастливы, потому что  они
собрались вместе, чтобы говорить правду! Чтобы  говорить  вещи,  которые
"не очень позволено" говорить! Чтобы вести себя естественно! А  это  уже
очень и очень много! И дело тут было вовсе не в коммунизме.  Вероятно  в
иных коммунистических странах точно такие же люди с таким же энтузиазмом
собирались на антикоммунистические митинги.
   Подумав обо всем этом, я вдруг понял, о чем напоминала мне эта обста-
новка. Я вспомнил рок-фестивали моих юных лет. Там царила точно такая же
атмосфера.
   В центре зала, прямо перед гигантским информационным монитором,  было
сооружено некое подобие сцены. По странному  совпадению,  как  только  я
вспомнил рок-фестивали, на эту импровизированную сцену  вышли  музыканты
популярной группы "Князь треф". Акустика была ужасная,  разбирать  слова
песен было нелегко, но принимали их все равно здорово. Исполнив пару пе-
сен, музыканты удалились.
   Через пять минут под приветственный гул толпы на той же сцене появил-
ся Ричард Рауш. Живьем я его видел впервые. Был он среднего роста,  пол-
ный, лысый, с широким (именно широким, а не  высоким)  лбом  и  приятной
открытой улыбкой. Одет он был удивительно просто - кроссовки, старые по-
тертые джинсы и ковбойка. На его левом плече сидел  неизменный  попугай.
Этот большой синий карибский попугай давно уже стал своеобразной  визит-
ной карточкой Риччи Рауша. Несомненно он добавлял популярности как свое-
му хозяину, так и всей партии американских коммунистов.
   Риччи поднял вверх обе руки, не то  приветствуя  собравшихся,  не  то
призывая всех к тишине. Когда все, наконец, смолкли, он заговорил. Гово-
рил он весьма банальные вещи: про эксплуатацию человека  человеком,  про
неравные возможности в современном капиталистическом обществе. Во многом
он повторял Чомского, а временами даже открыто его цитировал. Вновь, как
и на предыдущих коммунистических митингах, я поймал себя на мысли, что в
основном согласен с оратором.
   Речь Рауша по большей части состояла из простых предложений. Время от
времени он употреблял умеренно сильные выражения, чем еще сильнее распо-
лагал к себе большую часть публики
   В один момент случился очень забавный эпизод. Большую  часть  времени
попугай спокойно сидел на плече у оратора, важно посматривая  по  сторо-
нам. В ходе своего выступления Рауш задался вопросом: "Может ли трудовой
люд добиться прихода к власти парламентским путем?" и умолк на  какое-то
мгновенье, прежде чем ответить. Воспользовавшись паузой, попугай  хрипло
произнес: "Ask me, if I give a shit!", чем чрезвычайно развеселил публи-
ку.
   Должен заметить, что если с первой частью речи Ричарда Рауша я был  в
целом согласен, то к моменту эпизода с попугаем мне уже многое  казалось
неясным. Что, например, понималось под "приходом к власти трудового  лю-
да"? И где проходила граница между "трудовым людом" и "нетрудовым"? И  к
какой категории относился, например, я? Или даже шеф? Ведь даже шефа  я,
при всем желании, не рискнул бы однозначно причислить к "нетрудовому лю-
ду"!
   Скептически оценив шансы "трудового  люда"  прийти  к  власти  парла-
ментским путем, Риччи Рауш сделал логический вывод о необходимости рево-
люционной борьбы. Он убеждал собравшихся, что все  должно  обойтись  без
кровопролития. По его словам выходило, что стоит "трудовому люду"  спло-
титься и решительно заявить о своих правах, как экспроприаторы немедлен-
но отрекутся от власти и сами себя экспроприируют.
   Я уже почти не слушал оратора. Мне не давал покоя вопрос о принадлеж-
ности (или непринадлежности!) шефа к "трудовому люду". Вот  так  у  меня
всегда: влезет в голову какая-нибудь чушь, и ни о чем больше думать  уже
не могу. По моим размышлениям выходило, что шеф к "трудовому люду"  при-
надлежит. Он вечно куда-то звонит, нервничает, суетится, посылает  "фак-
сы", вытаскивает из дипломата какие-то бумаги. Сейчас,  например,  время
ланча. Я живо представил себе, как шеф с Бенжамином сидят  в  кафе  "Old
Jerusalem", как шеф нервно ерзает на стуле и объясняет  Бенжамину,  нас-
колько важно взять сегодня интервью у Ричарда Рауша...
   Внезапно я осознал всю бессмысленность своего дальнейшего торчания на
этом дурацком митинге. Увиденного и услышанного уже  вполне  достаточно,
чтобы написать приличествующую случаю статью, а взять интервью  у  Рауша
мне все равно не удастся.
   Пойду-ка я лучше домой, быстренько состряпаю статейку, и -  к  Тимми.
Весь вечер буду пить пиво!.. Линде звонить я сегодня не должен, она  со-
биралась поехать к родителям, в Нью-Джерси... Давненько я  не  пил  пиво
как следует!.. А вечером, с факса Тимми, я отправлю шефу  статью.  Пусть
этот идиот думает, что я пахал весь день. В понедельник я расскажу  ему,
как Рауш после выступления сразу сел в свой знаменитый обшарпанный "Мус-
танг", как я мгновенно поймал "желтый кэб", как мы с таксистом преследо-
вали "Мустанг", пока нам не  преградила  путь  колонна  манифестантов  с
красными шариками. Я попытался вообразить себе эту  картину,  но  вместо
этого перед моими глазами возникли большая тарелка с маринованными  сви-
ными ножками, баночка с горчицей и запотевшие бутылочки "Карлсберга".
   Обо всем этом я размышлял уже проталкиваясь к выходу...

   Глава 7. ЖРЕЦЫ КАИССЫ

   Когда дом Романовых готовился отметить свое  трехсотлетие,  шахматная
монархия еще переживала романтическую эпоху своей юности.  Когда  корона
уже шаталась на головах российских властителей, поклонники Каиссы  всего
мира жаждали видеть на шахматном престоле законного монарха.
   С другой стороны, если корону Российской империи никто не оспаривал у
ее владельца, то на шахматную корону к концу 1895 года насчитывалось  по
меньшей мере пять достойных претендентов. Четверым из них  суждено  было
сойтись на берегах Невы в грандиозной шахматной битве. Задержимся  нена-
долго, читатель, чтобы почтить память этих замечательных бойцов, а также
вспомнить обстоятельства, которые свели их в эти декабрьские дни на рис-
талище Северной Пальмиры.
   Подобно тому как человечество большую часть своей истории пребывало в
первобытном состоянии, шахматы, зародившись в древности, в течение  дол-
гих столетий дремали в колыбели. Первые серьезные попытки научной систе-
матизации игры были предприняты в XVIII  веке,  а  первый  международный
турнир состоялся лишь в1851 году. До этого шахматные состязания неизмен-
но представляли собой матчевую встречу двух игроков. Изучая историю этих
матчей, можно почти безошибочно назвать сильнейшего шахматиста  той  или
иной эпохи, но это были "некоронованные  короли".  Официально  шахматная
республика превратилась в монархию лишь в 1886 году.  Учрежденный  тогда
титул "Champion of the World" получил Вильгельм  Стейниц,  победивший  в
матче Иоганна Германа Цукерторта.
   Вильгельм Стейниц!..
   О детстве и юности этого человека нам почти ничего не известно.  Уро-
женец Праги, он впервые принимает участие в международном турнире в 1862
году, не добиваясь при этом особого успеха. Будущему чемпиону  мира  шел
уже двадцать седьмой год. В таком возрасте знаменитые мастера  уже  были
знаменитыми. И все же четырнадцать лет спустя Стейниц завоевал  всеобщее
признание в качестве сильнейшего шахматиста мира.
   Карликового роста, хромой, с огромным выпуклым лбом, обрамленным  яр-
ко-красными волосами, и с полубезумным взглядом этот человек являлся ве-
личайшим мыслителем всех времен и народов. Он был мыслителем,  сформули-
ровавшим законы развития шахматной партии. Он был мыслителем, идеи кото-
рого спустя столетие полностью сохранили свою актуальность. Он был  мыс-
лителем, умевшим на практике постоять за правоту своих взглядов.
   А ведь было против кого постоять!
   Дважды, в 1889 и 1892 годах, оспаривал первенство у Стейница  великий
русский шахматист Михаил Чигорин. Оба раза он уступил, но блестящей  иг-
рой снискал себе восхищение шахматного мира и уважение  своего  могучего
соперника.
   Сохранилось множество портретов Чигорина. С них на нас  смотрит  лицо
истинного интеллектуала, человека несомненно благородного.  В  многочис-
ленных книгах о Чигорине авторы обычно  представляли  великого  русского
маэстро как яркого комбинационного игрока, боровшегося с "догматическим"
учением Стейница. Какая чушь! Чигорин был универсальным шахматистом, со-
вершенно не нуждавшимся в столь наивных комплиментах.  Многие  его  идеи
живут и поныне. Достаточно сказать, что такой строгий критик как  Роберт
Фишер считает Чигорина одним из величайших шахматистов в истории! О шах-
матной универсальности Чигорина  красноречиво  говорят  следующие  слова
Пильсбери: "Никогда не было мастера, который в такой мере сочетал  бы  в
себе искусство атаки и защиты, как Чигорин".
   Еще одним претендентом на шахматную корону по праву считался немецкий
врач Зигберт Тарраш. Многочисленные турнирные достижения, а также закон-
чившийся вничью матч с Чигориным выдвинули Тарраша  в  число  сильнейших
шахматистов мира. Казалось, что матч Стейниц - Тарраш неизбежен, тем бо-
лее что Стейниц никогда не уклонялся от встречи с самым достойным. Но...
   В 1894 году Стейниц неожиданно принимает вызов молодого немецкого ма-
тематика Эмануила Ласкера. Неожиданно потому, что успехи этого  маэстро,
лишь недавно дебютировавшего на международной арене,  казались  недоста-
точными для того чтобы бросить перчатку чемпиону. Но случилось непредви-
денное! Эмануил Ласкер выиграл этот матч и стал вторым чемпионом мира.
   Победы пришли к Ласкеру быстро. Победы, но не признание! Его игра  не
завоевывала сердца, уж слишком простой она казалась. Глубиной идей  Лас-
кер действительно уступал Стейницу, но практичность  и  высокая  техника
определили закономерную победу молодого претендента. Лишь немногие поня-
ли, что это была победа практика над теоретиком, игрока над  мыслителем.
Впрочем, современники вообще плохо понимали Ласкера...
   В августе 1895 года в английском городе Гастингсе состоялся, быть мо-
жет, самый знаменитый  турнир  в  истории  шахмат.  Турнир  собрал  всех
сильнейших мастеров мира. Играли новые звезды, адепты позиционной  школы
и старые шахматные романтики. Но основное внимание, конечно, было прико-
вано к большой четверке. Кто будет первым - Ласкер, Стейниц, Чигорин или
Тарраш? Организаторы надеялись, что соревнование внесет ясность в  запу-
танные отношения между чемпионом мира и претендентами.
   Результат был сенсационным: победу одержал дебютант на  международной
арене двадцатидвухлетний американец Гарри Нельсон Пильсбери. К  "большой
четверке" прибавилась новая звезда. Так началась, к сожалению, короткая,
но яркая карьера замечательного американского гроссмейстера.
   На заключительном банкете Чигорин от имени Петербургского  шахматного
общества пригласил Ласкера, Стейница,  Тарраша  и  Пильсбери  продолжить
спор в русской столице.
   Как видите, читатель, Петербургский матч-турнир был  призван  выявить
"настоящего" претендента на матч с молодым чемпионом, а заодно выяснить,
чего же стоит сам чемпион, оказавшийся в Гастингсе лишь третьим.
   Забегая вперед, отметим, что не все приглашенные  прибудут  в  Петер-
бург: Тарраш, сославшись на врачебную практику, отказался от  участия  в
состязании. Матч-турнир начнется первого декабря при четырех участниках.

   Глава 8. "СОЮЗ БОРЬБЫ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ
   РАБОЧЕГО КЛАССА" 

   Г-н Ульянов не имел обыкновения экономить на извозчике. Позавтракав в
"Петрополе", он отправился на Большую  Морскую  улицу,  в  читальню  при
книжном магазине газеты "Новости", а затем вновь переправился через Неву
по Николаевскому мосту и отпустил извозчика  на  Большом  проспекте  Ва-
сильевского острова, не доехав два квартала до дома No8. Перед заседани-
ями "Союза борьбы за освобождение рабочего класса" Ульянов в целях конс-
пирации последние два квартала неизменно проходил пешком.
   Погода продолжала дарить неприятные сюрпризы. Днем была оттепель, а к
вечеру опять резко похолодало, и, как следствие, стало  очень  скользко.
Потом пошел мелкий снежок и стал ложиться тонким слоем поверх льда,  де-
лая дороги еще более опасными для пешеходов.
   Какой-то высокий, слишком легко одетый молодой человек поскользнулся,
упал, а затем, пытаясь подняться, снова поскользнулся и распластался  на
снегу. Прохожие спешили по своим делам, не обращая внимания на бедствую-
щего юношу. Никому нет дела до какого-то пьяницы, тем более в такую  по-
году! "Какие у нас все-таки черствые люди", - подумал Ульянов и поспешил
на помощь незнакомцу.
   Он сам чуть не упал, помогая юноше подняться, и  теперь  они  вдвоем,
поддерживая друг друга, пытались выбраться на менее скользкое место. На-
конец, это им удалось.
   - Вы не ушиблись? - спросил Ульянов.
   - Нет... Благодарю вас, сэр, - сказал незнакомец на  хорошем  русском
языке, но с заметным акцентом.
   "Какие у нас невнимательные люди, - снова подумал Ульянов. -  А  этот
юноша к тому же еще иностранец".
   - Мне, как русскому, право неудобно, что вы не сразу получили помощь,
сударь, - вежливо сказал Ульянов. - К сожалению, нередко приходится  ис-
пытывать чувство стыда за свое отечество.
   - У себя на родине  мне  часто  приходится  испытывать  те  же  самые
чувства, - печально произнес незнакомец. - Да-да, я прибыл из  столь  же
бездушной страны. Давайте, кстати, познакомимся - меня зовут Гарри.
   - А меня - Владимир. Вы, вероятно, - американец?
   - Неужели одного упоминания о бездушии моей родины достаточно,  чтобы
угадать мою национальность?
   - Нет, конечно. Просто я вижу, что ваш родной язык -  английский,  но
чувствую, что вы не англичанин. Англичане, представляясь, обычно называ-
ют свою фамилию, а американцы - имя.
   - Вы были в Америке?
   - Нет, но я о ней много читаю! - многозначительно  произнес  Ульянов,
подумав о своей красной брошюрке.
   В течение всей этой беседы Ульянов помогал молодому  человеку  отрях-
нуться от снега. Судя по всему бедняга Гарри упал не один  раз  за  этот
вечер! Ульянов также заметил, что американец отморозил нос, чего тот по-
ка еще не чувствовал. К неудовольствию Гарри, Ульянов принялся растирать
ему нос. В общем, американец безусловно нуждался  в  экстренной  помощи.
Ульянов размышлял. Привести с собой к сестрам Невзоровым этого  молодого
человека было  бы  чудовищным  нарушением  конспирации,  о  которой  сам
Ульянов постоянно твердил всем членам "Союза". С другой стороны, не  мог
же американец быть провокатором! А то, что молодой человек действительно
иностранец было совершенно  очевидно.  К  тому  же  что-то  подсказывало
Ульянову, что политические взгляды  молодого  американца  близки  к  его
собственным. И дело тут было не только в оброненных Гарри фразах о  без-
душии его родины. Прежде всего Ульянов руководствовался тем безошибочным
чутьем, которое при любом режиме помогает инакомыслящему узнавать  своих
единомышленников. Ульянов колебался недолго. Он прекратил растирать  нос
несчастному молодому человеку и сказал:
   - Гарри! Вам совершенно необходимо выпить водки,  согреться...  Я  бы
даже рекомендовал вам сделать это не спеша, посидеть пару часиков в теп-
лом помещении - водочка, хорошая закуска, затем  горячий  чай,  наконец,
the last but not the least - хорошая беседа. Все это согреет душу и  те-
ло. Если вы согласны следовать за мной, я готов все это вам  предложить.
Как вы на это смотрите?
   - Большое спасибо, Владимир! - американец забавно произнес  старинное
русское имя, сделав ударение на первый слог. - Я с  удовольствием  приму
ваше приглашение.

   x x x

   Сестры Невзоровы были наиболее популярными  шмарами  в  Петербургском
Технологическом институте. Большее несходство между сестрами трудно было
себе представить. Старшая  Зоя  длинная  худая  голубоглазая  блондинка,
младшая Светочка жгучая брюнетка, маленькая, пухленькая,  смазливенькая.
Обе были довольно привлекательны и, как ни странно, политически активны.

   Именно в их комнате 30 ноября 1895 года  проходило  заседание  "Союза
борьбы за освобождение рабочего класса" по вопросу  выпуска  нелегальной
газеты "Рабочее дело".
   К семи часам вечера почти все уже были в сборе. У окна в приятном об-
ществе сестер-студенток курили и балагурили лидеры  петербургских  соци-
ал-демократов Кржижановский, Ванеев и Старков. В уголке чинно беседовали
рабочие Шелгунов и Зиновьев. Оба  держались  как-то  неестественно.  Им,
видно, очень льстило, что их пригласили на заседание. Князь, как всегда,
пришел со своими помидорами и уже  успел  соорудить  "княжеский  салат".
Сервировка стола, впрочем, одним "княжеским салатом" не  ограничивалась.
Ужин готовился на славу! Гусь с яблоками, маринованные  грибы,  заливная
щука, икра - все это уже было на столе.  Князь,  высунув  язык,  нарезал
колбасы и сыры. Ему помогала некрасивая и некурящая Надя Крупская -  та-
кой девушке сам бог велел сервировать стол. Меркул не пришел по  причине
плохого самочувствия. Ждали только Владимира Ильича, а также одного  но-
венького - того самого, с которым Князь познакомился неделю назад в  об-
щей полицейской камере.
   - Может быть нам пока принять по чуть-чуть для согрева?  -  предложил
Глеб Кржижановский и достал из-за окна две большие бутыли  -  золотистую
зубровку и прозрачную "Смирновскую".
   - Как же так, не дождавшись Владимира Ильича? - запротестовала  Надя.
- И как у нас накурено! Владимир Ильич будет недоволен. Он как  раз  не-
давно бросил курить. Вот воля у человека! Девочки, а вам курить особенно
вредно. Вы же будущие матери!
   Светочка нервно закинула ногу на ногу и сбросила  пепел  с  сигареты.
Зоя, вообще не обратила внимания на мудрые слова  Крупской.  Обе  сестры
увлеченно слушали Ванеева, который как раз приступил к новому анекдоту.
   - Приходит еврей к врачу, тоже еврею, и говорит: "Доктор, у меня, че-
гото, в жопе нехорошо". А доктор ему: "Ну, а чего там может быть хороше-
го?"
   Сестры звонко расхохотались, а  Крупская,  принялась  с  еще  большим
усердием нарезать лук. В этот момент зазвенел колокольчик.
   - Это, наверняка, Владимир Ильич! - запричитала Надя. - А  я  еще  не
успела лук замариновать.
   - От него потом этим луком - как от крестьянина! - шепнула Зоя  сест-
ре. -Этой-то дуре с ним, конечно, не спать!..
   Зоя отправилась открывать дверь. Через минуту в комнату вошли Ульянов
и Гарри. Американец был высок, строен и очень красив.  Светочка  востор-
женно пожирала его глазами. Никогда еще  она  не  видела  столь  вырази-
тельного, прекрасного лица. В глазах гостя было выражение, говорящее  об
уме, мечтательности, поэтическом чувстве и глубокой порядочности.
   - Товарищи! - обратился к присутствующим Ульянов. - Позвольте  предс-
тавить вам Гарри, американского социалиста, нашего товарища  по  борьбе.
Гарри только вчера прибыл в Петербург из Соединенных Штатов Америки.
   - Гляди-ка, - шепнула Зоя сестре. - А я всегда думала, что от  амери-
канца должно за версту конюшней разить! А тут... Ты только посмотри  ка-
кие глаза!
   Светочка молчала. Она сейчас не нуждалась в собеседнице, она все  ви-
дела сама. Раскрасневшийся от мороза, измученный "товарищ Гарри" казался
ей воплощением мужской красоты. К тому же, женское чувство  подсказывало
Светочке, что этот американец - личность незаурядная.
   - Товарищи! - продолжал Ульянов. - Давайте сразу сядем за  стол.  Наш
климат оказался слишком суровым для Гарри. Сейчас ему совершенно необхо-
димо выпить зубровочки и как следует закусить!
   Все уселись за стол. Гарри  оказался  между  Ульяновым  и  Светочкой.
Ульянов первым делом налил себе водки. Светочка быстро наполнила тарелку
американца различными деликатесами.
   - Девочки, а как у нас с минералочкой? - засуетилась Надя. -  Замерз-
шему человеку полезно выпить стаканчик минералочки комнатной  температу-
ры. Мне доктор говорил.
   - Минералочки не держим-с! - отрезала  Светочка,  наливая  американцу
зубровки.
   - Умница, Светочка, это как раз то, что нужно сейчас Гарри! -  сказал
Ульянов, поднимаясь, чтобы произнести тост.
   - Товарищи! Я не хочу долго говорить, потому  что  сейчас  необходимо
немедленно выпить. Выпьем за здоровье нашего заокеанского гостя!
   Все кроме Крупской выпили. Гарри поперхнулся - зубровка оказалась для
него слишком ядреной.
   - Это ничего, - участливо сказала Светочка. - Зато сейчас согреешься!
.. И закусывай получше.
   Проголодавшегося Гарри два раза уговаривать не было  нужды.  Он  бук-
вально набросился на еду.
   - Попробуйте вот это, Гарри, - вежливо сказал Князь, передавая  гостю
миску с "княжеским салатом".
   Гарри сидел с набитым ртом. Он лишь одобрительно кивнул,  и  Светочка
мигом подложила ему в тарелку "княжеского салата".
   - А какова цель вашего приезда к нам? - осведомился Шелгунов. - Поли-
тическая? Так сказать, партийный уполномоченный?
   - Нет, - просто ответил Гарри. - Я не политик. Я всего лишь  скромный
член социалистической партии, а цель моего  приезда  в  Петербург  чисто
творческая.
   Этим ответом американец покорил бы Светочку окончательно, если бы  он
не сделал этого еще раньше. Светочка не сомневалась, что ее  сегодняшний
гость является мировой знаменитостью - художником, писателем либо  музы-
кантом. Она была не так уж далека от истины!
   Но прежде чем кто-либо успел спросить Гарри о роде его творческой де-
ятельности, вновь зазвенел колокольчик.
   - Это, наверняка, Роман!  -  воскликнул  Князь  и  побежал  открывать
дверь.
   Новый гость был высокий красивый молодой человек  в  хорошем  костюме
цвета маренго. Ульянову сразу же показалось, что  где-то  он  уже  видел
этого человека, но он никак не мог вспомнить, где именно. Юноше было ни-
как не больше двадцати лет, но он производил впечатление весьма опытного
и тертого человека. Быстро оценив девочек, он отметил про себя,  что  со
Светочкой ему сегодня не светит, а Зоя не совсем в его вкусе.  Он  сразу
вспомнил, где и при каких обстоятельствах видел Ульянова раньше. Он  бе-
зошибочно установил, кто является лидером этого собрания, и  представил-
ся, обращаясь главным образом к Ульянову:
   - Роман Малиновский, студент.
   Все по очереди представились. Затем Малиновского усадили рядом с Зоей
и налили ему "штрафной", а слово было предоставлено представителю заоке-
анских социалистов.
   "Похоже, что я попал на международный съезд  социалистов,  -  подумал
Малиновский. - По несколько лет ссылки всем обеспечено".
   Гарри встал и поднял свою рюмку. Он  говорил  по-русски  правильно  и
весьма красноречиво, а акцент даже придавал  его  выступлению  некоторую
пикантность.
   - Друзья мои! Тот факт, что едва приехав в Петербург, я уже  встретил
столько прекрасных друзей и единомышленников,  наполняет  меня  верой  в
светлое будущее человечества. Думаю, что я не случайно  присутствую  се-
годня на вашем собрании. Видимо сама судьба предначертала  мне  познако-
миться с образом мышления и методами борьбы русских социалистов. Не слу-
чайно и то, что нуждаясь сегодня в  помощи  на  улицах  незнакомого  мне
Санкт-Петербурга, я получил эту  помощь  именно  от  собрата-социалиста.
Многие назвали бы это простым совпадением, но это совпадение как  нельзя
лучше символизирует гуманизм  социалистического  учения.  Зародившись  в
Германии, социализм сегодня успешно развивается во всех  частях  земного
шара. У нас в Америке число социалистов непрерывно  растет.  На  выборах
1888 года за социалистов было подано только 2068 голосов, а сегодня  со-
циалистическая партия США насчитывает в своих рядах почти сто тысяч чле-
нов. Я знаю, что ваше положение существенно отличаеттся от нашего. В на-
шей демократической стране мы имеем возможность бороться, опуская в урны
избирательные бюллетени. Ваша борьба нелегальна, но тем большего  уваже-
ния и сочувствия она заслуживает. Я пью за ваш успех, за русский  социа-
лизм!
   Эта речь вызвала шумное одобрение присутствующих, а Светочка даже по-
целовала оратора. Все, кроме Крупской, с удовольствием выпили,  а  затем
слово взял Ульянов.
   - Перейдем к делу, друзья! Мы собрались здесь сегодня  не  для  того,
чтобы пить водку, хотя и для этого тоже! Мы собрались по вопросу выпуска
газеты "Рабочее дело". Наш "Союз борьбы за освобождение рабочего класса"
является той самой организацией, в которой давно нуждался  петербургский
пролетариат. Разве эта организация не представляет из себя именно зачат-
ка революционной партии, которая опирается на рабочее движение,  руково-
дит классовой борьбой пролетариата, борьбой против капитала и против аб-
солютного правительства, не устраивая никаких заговоров и почерпая  свои
силы именно из соединения социалистической и  демократической  борьбы  в
одну нераздельную классовую борьбу петербургского пролетариата? Перефра-
зируя поэта, можно сказать: "Друзья, прекрасен наш союз, но ему не  хва-
тает газеты!" Только через газету мы достигнем подлинно массовой  агита-
ции, а также повысим политическую грамотность питерских рабочих. А повы-
шение уровня политического образования есть непременный залог успеха! Об
этом нам всем необходимо помнить. Вчера я имел длительную беседу с  Вик-
тором Андреичем и лишний раз убедился в том, что даже членам нашего "Со-
юза" порой не хватает  политической  грамотности,  а  значит  необходимо
учиться - учиться коммунизму. Да я и сам не безгрешен! Вчера я имел про-
должительную беседу с одним очень милым и добрым человеком, в ходе кото-
рой он отстаивал тезис о ненужности политической борьбы. По  его  словам
проблемы прав человека решатся сами собой, как только  будет  достигнуто
полноценное духовное развитие каждого члена общества. К сожалению, я  не
сумел с ходу опровергнуть этот ложный тезис...
   - А сделать это было совсем несложно! - исключительно удачно  нашелся
Малиновский. - Ведь только с уничтожением частной  собственности  стано-
вится возможным гармоничное духовное развитие широких слоев общества.
   Все с уважением посмотрели на Малиновского. "Этот юноша  далеко  пой-
дет", - подумал про себя Ульянов, и не ошибся.
   - Совершенно верно, Роман! - сказал он вслух. -  У  вас  великолепная
реакция... Однако к делу, господа! Простите, я хотел сказать - товарищи.
   - Господа товарищи! - усмехнулся Кржижановский.
   - Можно и так! - Ульянов весело улыбнулся.  -  Глеб  Максимилианович,
как у нас печатники? Не подведут?
   - Все в порядке, Владимир Ильич! - отвечал Кржижановский. - Начиная с
9 декабря, мы сможем по ночам печатать газету. Мне это четко обещано.
   - Отлично сработано, Глеб! - похвалил Ульянов. - По этому поводу мож-
но и выпить!
   Все, кроме Крупской, выпили опять.
   - Как мы и договаривались, - вновь заговорил Ульянов, - на первых по-
рах наша газета будет еженедельной. Сейчас мы распределим роли в  подго-
товке первого номера, а утверждать номер мы соберемся вечером 8 декабря.
Возражения есть?
   Никто не возражал.
   - Можно будет собраться у меня, - предложила Надя. - Мы с мамой испе-
чем пирог и будем очень рады вас всех принять!
   Малиновский подавил улыбку. Этот юноша, всегда великолепно схватывав-
ший ситуацию, уже понимал всех этих людей гораздо лучше, чем они понима-
ли друг друга.
   - Прекрасно! - одобрил Ульянов. - Итак, 8 декабря в 7 часов у Надежды
Константиновны.
   Все согласились и тут же приступили к  распределению  обязанностей  в
новой газете. "Обращение к читателю" и передовицу Ульянов взял на  себя.
Большую активность в обсуждении проявил Малиновский. Он вызвался куриро-
вать профсоюзную и юридическую колонки. Светочка выразила желание подго-
товить большой материал об американском рабочем движении, но  при  усло-
вии, что Гарри ей поможет. Гарри не возражал.
   - Товарищи! - сказал в заключение Ульянов. - Если кто из вас  в  силу
какой-либо причины не сможет быть 8-го у Надежды Константиновны, вы най-
дете меня 6-го на Большой Итальянской в здании Дворянского  собрания  на
студенческом балу. Там вы сможете передать мне подготовленный вами мате-
риал.
   Все, кроме Крупской, еще раз выпили, и на этом закончились дебаты, и,
увы, закончилась водка.
   - Черт! - воскликнул Кржижановский. - И конечно уже все кругом закры-
то!
   - Это смотря для кого! - возразил Князь и подмигнул Шелгунову.
   Тут Надя спохватилась, что уже поздно, и ее, наверное, заждалась  ма-
ма. Князь вызвался проводить ее до извозчика и, заодно, взять водки.
   - Только вот денег у меня нету! - посетовал он.
   Ульянов достал толстый бумажник из красного сафьяна и выдал Князю  на
водку и на извозчика для Надежды Константиновны.

   x x x

   Раньше всех проснулся Князь. Шелгунов спал рядом с ним на полу, а Зи-
новьев в уголке в кресле. Князь сразу принялся трясти своих товарищей  -
они уже опаздывали на работу. Кржижановского, Старкова и Ванеева,  спав-
ших прямо за столом, будить не было нужды - профессиональным  революцио-
нерам спешить некуда. Светочка с Гарри еще с вечера куда-то ушли.  Когда
и куда ушел Малиновский никто не помнил, что, впрочем,  было  не  удиви-
тельно. За ширмой сладко сопел Ульянов, спавший там с Зоей.
   Рабочие похмелились и закусили  остатками  вчерашней  роскоши,  тихо,
чтобы никого не разбудить, поматерились и ушли на работу. Два часа спус-
тя проснулись и ушли пить  пиво  революционеры.  Еще  через  час  встали
Ульянов с Зоей.
   Они сели за стол. Зоя наколола грибок на вилочку и выпила рюмку  вод-
ки. Этим пока и ограничилась. У Ульянова кусок в горло не лез, а на вод-
ку он не мог смотреть без содрогания.
   Тут вернулась Светочка - довольная, сытая и свежая.
   - Гаррик в порядке? - очень серьезно спросил Ульянов.
   - В полнейшем! - ответила Светочка.
   - Ну, хорошо.
   Ульянов хотел расспросить поподробнее, но постеснялся. Он поморщился,
пощупал ладонью затылок, затем посмотрел на часы, вскочил и воскликнул:
   - О, боже, я же в окружной суд опаздываю! - вслед  за  этими  словами
Ульянов надел шубу и поспешил в "Петрополь".

   x x x

   В тот же день на имя начальника  Петербургского  охранного  отделения
поступила агентурная записка следующего содержания:

   "Настоящим ставлю Вас в известность, что 8 декабря с. г.  в  7  часов
вечера по адресу: Гродненский пер., 7/36,  кв.  20,  состоится  собрание
членов "Союза борьбы за освобождение рабочего класса" по вопросу утверж-
дения первого номера нелегальной газеты "Рабочее  дело".  Не  далее  как
вчера Ваш покорный слуга лично присутствовал на собрании этой  организа-
ции, которой руководит адвокат Владимир Ульянов.

Студент".

   Глава 9. СОН ГОСПОДИНА УЛЬЯНОВА 

   Ульянов недолго пробыл в Петрополе. После первой  же  кружки  к  нему
вернулся аппетит, и он не без удовольствия съел порцию сосисок. Он выпил
еще две кружки. Похмелье ушло, но навалилась усталость,  -  естественная
после двух дней пьянки.
   Приехав домой, он сразу лег в постель и проспал почти сутки.
   И приснился ему удивительный сон...

   x x x

   ... Стоит Ульянов посреди Дворцовой площади - спиной к  Александровс-
кой колонне, а лицом к некой трибуне. На трибуне судьи, а кругом  толпа.
Толпа мрачная и враждебная, и все смотрят на него. Его,  стало  быть,  и
судят. И судей много - полная трибуна. И главный из них говорит:
   - Владимир Ульянов! Вы обвиняетесь в том, что преследовали святую на-
шу православную церковь, на которой стояла и всегда  стоять  будет  Русь
наша, матушка! Вы обвиняетесь в том, что утопили Россию в крови страшной
междуусобной бойни! Вы также обвиняетесь в том, что навязали социализм и
коммунизм народу русскому!.. Обвиняемый! Что вы имеете  сказать  по  су-
ществу обвинений?
   Судьи ждут от него ответа, а люди вокруг  смотрят  на  него  с  нена-
вистью. Их вовсе даже не интересует, что он будет говорить. Им и так все
ясно. Им уже все заранее объяснили. Им нужен виновный, и таковой  у  них
есть. Сегодня это Владимир Ульянов! Отвечать, вроде бы,  бессмысленно  -
спасения все равно нет, и все же отвечать необходимо, и  вот  он  слышит
свой резкий картавый голос:
   - Самые чудовищные преступления были совершены  во  имя  церкви!  Все
массовые убийства свершались с именем бога на устах! Религия -  это  об-
ман, выгодный тем, кто обманывает, и удобоваримый для тех невежд,  кото-
рых обманывают! Не я вверг Россию в кровавую междуусобицу. Схватка между
богатыми и бедными, между власть имущими и обездоленными была историчес-
ки предопределена. Рожденный богатым и всесильным, я  принял  участие  в
этой схватке на стороне нищих и беззащитных, поступив тем самым куда бо-
лее по-христиански, чем сейчас поступаете вы! Что же касается  социализ-
ма, то я право не знаю, чем он плох! Может быть вы мне объясните?
   - Вы ругаете православную церковь, потому что вы еврей! - сказал один
из судей.
   - Я критикую любую религию, а не только православную!  А  с  чего  вы
взяли, что я еврей?
   - Еврей! Еврей!.. Жид! - закричали в толпе.
   - Нам точно известно, что вы еврей! - сказал крупный лысый  судья  со
строгим лицом. - Ваш дед по матери был крещеный еврей.
   - В этом нет ничего постыдного, - ответил Ульянов. - Я и сам не  уве-
рен, что это правда, но ничего компрометирующего меня в этом нет.
   - Сегодня мы располагаем достаточными доказательствами на  сей  счет!
-сказал лысый судья.
   - А располагаете ли вы достаточными доказательствами  того,  что  ваш
дед по матери не был крещеным евреем? - саркастически спросил Ульянов.
   Толпа возмущенно зароптала. Ульянов вдруг увидел Аркадия  Симоновича.
Старик стоял в толпе и сочувственно смотрел на Ульянова  своими  добрыми
печальными глазами. "Я ведь всегда советовал вам, Володенька,  держаться
подальше от политики", - словно говорил его взгляд.
   - Обвиняемый лицемерно заявляет, что ему неизвестно, чем плох  социа-
лизм! - громовым голосом произнес один из судей. - Социализм  обвиняется
в насильственной коллективизации на селе.
   - Никто не подвергает  сомнению  целесообразность  коллективизации  в
промышленности. Заводы и фабрики в силу ряда естественных причин гораздо
эффективнее, нежели мастерские кустарей-одиночек. Логично  предположить,
что коллективизация имеет многое за себя и в сельском хозяйстве.  Другое
дело, как проводилась коллективизация! Как любил говорить мой дед: и са-
могонка бывает кислой, если ее выгнать неправильно!
   - Социализм обвиняется в сталинских репрессиях! - громко изрек тот же
самый судья.
   - В сталинских репрессиях виноват Сталин! - ответил Ульянов. - Причем
тут социализм!?
   - Социализм, как система, сделал репрессии возможными!
   - Сталинизм, а не социализм! - упорно возражал Ульянов.
   - Социализм обвиняется в захватнических войнах против малых  народов.
Эти нации теперь ненавидят русских!
   - Это вы вели эти войны! - Ульянов указал пальцем на трибуну, а затем
обратился к толпе. - А вы им аплодировали! Причем тут социализм?  Подоб-
ные разбойничьи войны всегда велись большими народами против малых.
   - В борьбе с религией, вы уничтожали выдающиеся произведения живописи
и зодчества. Вы превратили Россию в скотный двор, а ее население в  ста-
до!
   - При социализме вы были культурнейшей нацией - образованной и  начи-
танной. Это теперь вы превратились в скотов! Вы стремились к  свободному
рынку? Вы добились своего! Сегодня вы похожи на  бывшего  интеллектуала,
который продал все свои книги, а взамен купил телогрейку и лавку на рын-
ке.
   Народ больше не роптал. Толпа была серой и безмолвной. Тишина воцари-
лась на площади. Тревожная тишина! Так порой  бывает  пасмурным  осенним
днем, когда небо - темносерое, низкое и тяжелое. Затем оно вдруг  станет
очень темным и совсем близким, подует сильный ветер. А потом ветер прек-
ратится, и наступит какая-то особая торжественная тишина - затишье перед
бурей!..
   И снова Ульянов услышал свой собственный  голос.  Теперь  он  говорил
негромко, но слова далеко разносились в тишине.
   - Ваша критика социализма неконструктивна. Это все равно, что  крити-
ковать капитализм, приводя в качестве аргументов вековое рабство  черно-
кожих и захватнические войны против  краснокожих  в  Соединенных  Штатах
Америки.
   Толпа по-прежнему молчала.
   - Сегодня, - продолжал Ульянов, - вы  видите  свое  прошлое  исключи-
тельно в черных красках, вы восхищаетесь Америкой и хотите  использовать
ее опыт. Напрасно! Ежегодно 4 июля  американцы  отмечают  день  рождения
своей "самой свободной в мире страны". Между тем, этой  стране  немногим
более двухсот лет, добрая половина которых омрачена официально узаконен-
ным рабством. Лишь совсем недавно в Америке формально провозглашено рав-
ноправие всех ее граждан, хотя до подлинного равноправия видимо еще  да-
леко. Но американцы привыкли развивать свои сильные стороны, а не устра-
нять недостатки. В отличие от вас, они не склонны к самобичеванию.
   Какой-то молчавший до сих пор интеллигент на трибуне очень тихо  ска-
зал:
   - Но ведь вы не были социалистом, вы были коммунистом.
   - Социалистом очень легко быть при  демократии,  -  уверенно  ответил
Ульянов. - Мое мировозрение формировалось при абсолютной монархии.  Пос-
ле...
   Он не успел договорить. Раздался шум в толпе. Какой-то похожий на го-
риллу верзила продирался к трибуне, яростно работая локтями. Обращаясь к
судьям, он громко кричал:
   - Этот человек не похож на еврея! Опять вы нам врали!..
   Поднялся невообразимый шум. Кто-то пытался остановить "гориллу". Воз-
никла свалка. Какие-то люди пытались взобраться на трибуну -  там  судьи
уже дрались между собой. Каким-то фантастическим зрением  Ульянов  видел
теперь вокруг себя милионы дерущихся. Эти люди,  только  что  обвинявшие
Ульянова в разрушении памятников старины, теперь с поросячьим  восторгом
уничтожали памятники советского времени,  созданные  не  менее  великими
скульпторами!
   Ульянову стало страшно. Он вдруг почувствовал  себя  виноватым  перед
этими людьми. Ему захотелось остановить их хотя бы на  этот  раз,  и  он
сделал шаг по направлению к дерущимся. Через  мгновенье  он  уже  бежал,
размахивая руками и крича, призывая к благоразумию этих  озверевших  лю-
дей, но никто не обращал на него внимания. Никто не замечал его. Он  бе-
жал сквозь толпу, как сквозь дымовую завесу, не ощущая ее физически.  Он
не мог вмешаться в ход событий. Он существовал в другом времени,  и  все
происходившее здесь было для него лишь миражом...

   Глава 10. 2017 год 

III
Среда, 30 августа,
полдень

   - Привет! Я - Колин Кэмпбелл. В эфире WMBC. На востоке  Америки  пол-
день. После выпуска последних известий вы услышите еженедельную програм-
му для любителей популярной музыки рок, затем обзор "О чем сегодня пишут
американские газеты". Но сначала - краткая сводка новостей.
   - Президент Дойл направил российскому правительству телеграмму  собо-
лезнования по поводу трагических событий в Осьмино.
   - Лидер американских коммунистов Ричард Рауш призвал всех своих  сто-
ронников принять участие в демонстрации по случаю Дня Труда.
   - Сенатор-демократ Брюс Истлунд выступил вчера в Вашингтоне с заявле-
нием, в котором призвал демократов  и  нерадикальных  коммунистов  сесть
вместе за стол переговоров с целью образования  Единой  Социалистической
партии Америки.
   - Федеральное бюро статистики объявило вчера окончательные итоги  пе-
реписи населения. Первого января 2017 года в Соединенных Штатах прожива-
ло 291,639 млн. человек.
   Переходим к новостям в подробном изложении...
   Я выключил радио, сел на кровати и закурил сигарету.
   Уже который год, подумал я, каждый мой день начинается  одинаково:  я
прослушиваю краткую (именно краткую!) сводку последних известий, выкури-
ваю сигарету и лишь затем встаю. Новости в подробном изложении я  слушаю
очень редко: лишь в тех случаях, когда в краткой сводке прозвучало  неч-
то, особо меня заинтересовавшее. А вот не покурил в постели, натощак,  я
за последние десять лет кажется всего два раза. Первый раз это случилось
года четыре тому назад, когда я переспал с какой-то мымрой с Соломоновых
островов, не выносившей табачного дыма. Другой раз это произошло 1 янва-
ря прошлого года. Тогда я собирался с нового года бросить курить...
   Сегодня у меня выходной день. При моей сумасшедшей профессии выходные
выпадают по какому-то рулеточному принципу. Совершенно невозможно ничего
планировать. Но мне это почему-то даже нравится. Я  и  не  люблю  ничего
планировать заранее. А люблю - я проснуться  когда  получится,  закурить
сигарету, и думать: пойти мне сегодня пить пиво к Тимми или  отправиться
в "Прерию", чтобы съесть жареное "седло бизона" с острым, пахнущим дымом
соусом и выпить "огненной воды". Подумав об этом, я сразу же  вскочил  с
постели и побежал в душ.
   Все благие намерения, которые я вынашивал целую  неделю,  полетели  к
чертям собачьим, как только я вспомнил про бизонье мясо и "огненную  во-
ду". А ведь я ждал выходного, чтобы поработать над своим романом...
   Я начал писать этот роман шесть лет тому назад, и за все эти годы на-
писал какую-то жалкую сотню килобайт. Всегда что-то отвлекало - девочки,
собантуйчики, футбол... Долгое время я никому не показывал  написанного.
Лишь недавно я решил почитать это вслух Линде. После первых же двух фраз
она ядовито

меня сразу пропало желание читать дальше. Роман начинался так:
"Меня зовут Л.Л. Мне 30 лет." Вероятно, я действительно пишу
так медленно, что мой роман уже устарел. Но не в этом дело...
   Мой отец, сколько я его  помню,  всегда  тянул  инженерную  лямку  на
большом и грязном электротехническом  заводе  на  севере  Нью-Джерси.  В
юности я больше всего боялся, что и мне судьба уготовила такую же унылую
долю. Поэтому, несмотря на протесты отца (извечный конфликт отцов и  де-
тей!), я выбрал стезю свободного (как мне тогда  казалось)  художника  -
журналистику.
   Довольно быстро я понял, что моя "свободная" профессия отнюдь не сво-
бодна от мелкой политичности, грязной лжи, вынужденного раболепия -  од-
ним словом, от всего того, что мне казалось противным в профессии  моего
отца. И тогда мне вдруг захотелось стать писателем. Причем  непрофессио-
нальным! Профессиональный писатель обычно вынужден писать  плохие  книги
ради заработка. Мне же просто хотелось все свое свободное  время  прово-
дить в стране своих грез, в обществе созданных мною образов...
   Хотелось, но не получалось. Свободное время я проводил где угодно - у
Тимми и в "Салониках", в "Ритмах Марса" и в ночном  клубе  на  42-ой,  в
"Прерии" и в "Сиракузах", - но только  не  за  письменным  столом  перед
компьютером...
   Я вышел на улицу. Здесь все было по-прежнему - серпы, молоты, лозунги
на стенах, листовки на асфальте. "Париж покрылся баррикадами!" -  вспом-
нилась мне фраза из школьного учебника истории. Но пока было тихо.
   До "Прерии" мне надо было пройти всего три квартала. На ближайшем уг-
лу толстый, чернявый спагетти уже разложил на длинном  столе  "шанелевс-
кие" сумочки, шляпки с эмблемой "Мадам Бовари" и прочие объекты вожделе-
ния восточноевропейских особей женского рода. Последние не заставили се-
бя долго ждать, и, расталкивая друг дружку, уже рылись во всей этой куче
ворованного хлама.
   На следующем углу двое нищих трясли стаканами. Я высыпал всю свою ме-
лочь - около трех долларов - слепому черному парню и отдал бумажный дол-
лар старому спившемуся caucasian'у.
   Стоял самый разгар ланча, и надеятся на отдельный столик  в  "Прерии"
было столь же бессмысленно, как ждать второго пришествия. Мне еще повез-
ло, что удалось заполучить мое любимое местечко - за  вишневым  столиком
на две персоны в самом темном углу зала.
   За этим же столиком уже томился в ожидании официанта седовласый,  ру-
мяный caucasian лет пятидесяти. При моем появлении он сразу  оживился  и
протянул мне свою визитную карточку. Я взглянул: "Д-р  Дюран,  профессор
кафедры философии, Нью-Йоркский университет".
   - А вы - мистер Левистер, не так ли? Не удивляйтесь! - попросил  про-
фессор, но я уже успел удивиться. - Просто у меня отличная память на ли-
ца, а ваше маленькое фото я вижу почти ежедневно  на  страницах  "Hudson
News".
   Действительно, подумал я, удивляться тут нечему. Разве лишь тому, что
меня раньше никто никогда так вот не узнавал.
   - Вы бывали здесь ранее, м-р Левистер?.. О, в таком случае вы знаете,
что следует заказывать... Седло бизона?.. М-м... А это не будет  слишком
сухо?.. Нет? Отлично, обожаю сочное мясо... А что на  гарнир?..  Фасоль?
Неужели?.. Мм... Ну ладно попробуем. И зеленый салат, конечно?!.  А  чем
вы обычно запиваете?.. Огненная вода??? Это сколько же процентов алкого-
ля?.. Семьдесят пять!? А с чем вы это смешиваете?.. Пьете так?!  Честное
слово, м-р Левистер, будь вы белый, я бы решил, что у вас русские  пред-
ки! В этом вопросе я, с вашего позволения, пойду своим  путем  и  закажу
себе красного вина.
   Д-р Дюран трещал без умолку. Инструктаж по поводу заказа давал  вроде
бы я, но говорил все время он. Наверняка он был отличным лектором в сво-
ем университете!
   Коротконогая, страшненькая официантка быстро принесла  нам  салаты  и
выпивку. Бросив оценивающий взгляд на ее удаляющуюся задницу,  профессор
бодро провозгласил:
   - Жизнь прекрасна! Я знаю, что это звучит ужасно банально, но давайте
выпьем за это, м-р Левистер.
   Мы выпили. Профессор пил итальянское вино удивительно красивого руби-
нового цвета, я же врезал себе по мозгам рюмочкой "огненной воды" -  ог-
лушающего и дерущего горло фирменного напитка ресторана "Прерия".
   Как только мы выпили, профессор вновь заговорил. Он говорил,  не  за-
молкая ни на секунду. Он одинаково успешно говорил с набитым  ртом  и  с
пустым. Ему не нужен был собеседник, он  нуждался  только  в  слушателе.
Причем в любом. Все, что он говорил мне, он без сомнения с удовольствием
рассказал бы и коротконогой официантке, и шефу иностранной  контрразвед-
ки, и папе Римскому, и Христу, и даже Риччи Раушу.
   - Да-да, м-р Левистер, жизнь прекрасна! Сегодня это уже не  банальная
фраза. Сегодня это реальность. Отныне и навсегда. Бог благословил Амери-
ку. Теперь мы имеем абсолютно все... Взгляните на эту картину. Разумеет-
ся она напоминает нам, что мы находимся в "Прерии". В этом смысле ресто-
ран, кстати, очень удачно декорирован. Но сейчас речь не об  этом.  Этот
несчастный дакота развел руки в мольбе. О чем он просит Великого Духа? О
самой малости - о мире, о пище... Но и эту малость он едва  ли  получит.
Мы же сегодня имеем все -превосходное жилье, полное  изобилие  продуктов
питания, технические удобства, лекарства, избавляющие нас от  недугов  и
неудобств. Да-да, лекарства! Мы еще не достигли бессмертия,  но  мы  уже
имеем пилюли, защищающие нас от двух главных врагов человечества - импо-
тенции и плохого пищеварения... Сегодня никто уже не  вспоминает  Ницше,
Шопенгауэра, Мальтуса. Сейчас опасен только нигилизм... Большое спасибо,
дорогая (это - коротконогой официантке, подавшей нам  бизонину)...  Мясо
выглядит превосходно! Давайте за это выпьем, м-р  Левистер...  Вы  пьете
"огненную воду" даже не морщась, как заправский профи... Прекрасное  ви-
но!.. О чем я говорил?.. Да-да, м-р Левистер, один только нигилизм  соз-
дает ныне угрозу нашему обществу. Именно он породил  сегодняшний  комму-
низм, а точнее - "раушизм"... Какое сочное мясо... И эта фасоль с чесно-
ком просто божественна... О чем это я? Да! Эти мрачные философы прошлого
сегодня выглядят попросту дураками. Так устроен мир! Все гениальное выг-
лядит смешным по прошествии всего лишь сотни лет. Особенно это  касается
общественных наук... Попробуйте вот этот соус!.. Итак, вопреки прогнозам
мрачных философов мы без видимых потрясений  построили  Общество  равных
возможностей и всеобщего благоденствия!.. Я помню вашу статью о  расовой
проблеме, м-р Левистер. Я с вами абсолютно не согласен. Извините, но ра-
сизм - это просто  мнительность  черного  населения.  Подобная  же  мни-
тельность свойственна евреям. Я имею ввиду, в первую очередь,  европейс-
ких евреев... Ваше здоровье!.. Кстати, как вам нравится наша официантка?
.. Не пора ли нам заказать кофе?.. Милая!.. Принесите  нам  кофе,  пожа-
луйста... Десерт?.. М-м, как вы смотрите, м-р Левистер?.. Нет... На  чем
мы остановились?.. А, да-да-да... Мы живем в обществе  абсолютно  равных
возможностей, хотя конечно от каждого  требуется  известное  упорство  в
достижении цели. Сегодня я испытываю чувство  глубокого  удовлетворения,
оглядываясь на пройденный мною путь, хотя гораздо легче было  бы  ничего
не делать и жаловаться на жизнь.
   До сих пор я практически не участвовал в разговоре. Я не видел смысла
спорить с этим самодовольным идиотом, которого вполне устраивало положе-
ние общества, поскольку он был удовлетворен своим положением в этом  об-
ществе. Где-то, кажется у Ремарка, я читал, что  спорить  с  коммунистом
столь же бессмысленно, как и спорить с нацистом. А какой смысл спорить с
профессором Дюраном? Но в эту минуту - то ли под уже  ощутимым  влиянием
"огненной воды", то ли вспомнив  спившегося  caucasian'а  и  несчастного
слепого на улице - я осторожно спросил:
   - А вы уверены, профессор, что если бы вы родились в бедной семье,  в
неблагополучном районе, ваша жизнь сложилась бы столь же безоблачно?
   Доктор Дюран снисходительно улыбнулся.
   - Вы еще очень молодой человек, м-р Левистер. В вас говорит юношеский
максимализм. На самом же деле социальных программ, существующих в  нашем
обществе, вполне достаточно, чтобы признать его обществом равных возмож-
ностей, где каждый имеет одинаковый шанс.  Мне  трудно  вас  переубедить
сейчас, но думаю, что когда-нибудь вы с моим мнением согласитесь.
   Не думаю, что профессор считал меня "красным негром". Скорее всего, я
был в его глазах юным болваном, наслушавшимся коммунистической пропаган-
ды. Как говорится: "повзрослеет - поумнеет". Его интерес к разговору яв-
но упал.
   Выпив кофе, мы расплатились и вышли из ресторана.
   - Рад был с вами познакомиться, - сказал на прощание профессор и вру-
чил мне еще одну свою "визитку". - Может быть, вы посетите мою  завтраш-
нюю лекцию? Я начинаю в полдень.
   - Благодарю вас, - сказал я. - А какая тема?
   - Проблема образования в обществе равных возможностей. Как я  сегодня
лишний раз убедился - очень актуальная тема.
   - Благодарю вас, - сказал я еще раз. - Постараюсь.



 

ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2]

Страница:  [1]