Городишко Б., состоящий из двух-трех кривых улиц,
спит непробудным сном. В застывшем воздухе тишина.
Слышно только, как где-то далеко, должно быть за городом,
жидким, охрипшим тенорком лает собака. Скоро
рассвет.
   Все давно уже уснуло. Не спит только молодая
жена провизора Черномордика, содержателя б-ской
аптеки. Она ложилась уже три раза, но сон упрямо не
идет к ней - и неизвестно отчего. Сидит она у открытого
окна, в одной сорочке, и глядит на улицу. Ей
душно, скучно, досадно... так досадно, что даже плакать
хочется, а отчего - опять-таки неизвестно. Какой-то
комок лежит в груди и то и дело подкатывает
к горлу... Сзади, в нескольких шагах от аптекарши,
прикорнув к стене, сладко похрапывает сам Черномордик.
Жадная блоха впилась ему в переносицу, но он
этого не чувствует и даже улыбается, так как ему
снится, будто все в городе кашляют и непрерывно покупают
у него капли датского короля. Его не разбудишь
теперь ни уколами, ни пушкой, ни ласками.
   Аптека находится почти у края города, так что аптекарше
далеко видно поле... Она видит, как мало-помалу
белеет восточный край неба, как он потом багровеет,
словно от большого пожара. Неожиданно из-за
отдаленного кустарника выползает большая, широколицая
луна. Она красна (вообще луна, вылезая из-за кустов,
всегда почему-то бывает ужасно сконфужена).
   Вдруг среди ночной тишины раздаются чьи-то
шаги и звяканье шпор. Слышатся голоса.
   "Это офицеры от исправника в лагерь идут",- думает
аптекарша.
   Немного погодя показываются две фигуры в белых
офицерских кителях: одна большая и толстая, другая
поменьше и тоньше... Они лениво, нога за ногу, плетутся
вдоль забора и громко разговаривают о чем-то.
Поравнявшись с аптекой, обе фигуры начинают идти
еще тише и глядят на окна.
   - Аптекой пахнет...- говорит тонкий.- Аптека и
есть! Ах, помню... На прошлой неделе я здесь был, касторку
покупал. Тут еще аптекарь с кислым лицом и
с ослиной челюстью. Вот, батенька, челюсть! Такой
именно Сампсон филистимлян избивал.
   - М-да...- говорит толстый басом.- Спит фармация!
И аптекарша спит. Тут, Обтесов, аптекарша
хорошенькая.
   - Видел. Мне она очень понравилась... Скажите,
доктор, неужели она в состоянии любить эту ослиную
челюсть? Неужели?
   - Нет, вероятно, не любит,- вздыхает доктор с
таким выражением, как будто ему жаль аптекаря.-
Спит теперь мамочка за окошечком! Обтесов, а? Раскинулась
от жары... ротик полуоткрыт... и ножка с кровати
свесилась... Чай, болван аптекарь в этом добре ничего не
смыслит... Ему небось что женщина, что бутыль
с карболкой - все равно!
   - Знаете что, доктор?- говорит офицер, останавливаясь.-
Давайте-ка зайдем в аптеку и купим чего-нибудь!
Аптекаршу, быть может, увидим.
   - Выдумал - ночью!
   - А что же? Ведь они и ночью обязаны торговать.
Голубчик, войдемте!
   - Пожалуй...
   Аптекарша, спрятавшись за занавеску, слышит сиплый
звонок. Оглянувшись на мужа, который храпит
по-прежнему сладко и улыбается, она набрасывает на
себя платье, надевает на босою ногу туфли и бежит
в аптеку.
   За стеклянной дверью видны две тени... Аптекарша
припускает огня в лампу и спешит к двери, чтобы отпереть,
и ей уже не скучно, и не досадно, и не хочется
плакать, а только сильно стучит сердце. Входят толстяк-доктор
и тонкий Обтесов. Теперь уж их можно рассмотреть.
Толстобрюхий доктор смугл, бородат и неповоротлив.
При каждом малейшем движении на нем трещит
китель и на лице выступает пот. Офицер же розов,
безус, женоподобен и гибок, как английский хлыст.
   - Что вам угодно?- спрашивает их аптекарша,
придерживая на груди платье.
   - Дайте... э-э-э на пятнадцать копеек мятных лепешек!
   Аптекарша не спеша достает с полки банку и начинает
вешать. Покупатели, не мигая, глядят на ее спину;
доктор жмурится, как сытый кот, а поручик очень
серьезен.
   - Первый раз вижу, что дама в аптеке торгует,-
говорит доктор.
   - Тут ничего нет особенного...- отзывается аптекарша,
искоса поглядывая на розовое лицо Обтесова.-
Муж мой не имеет помощников, и я ему всегда помогаю.
   - Тэк-с... А у вас миленькая аптечка! Сколько тут
rазных этих... банок! И вы не боитесь вращаться
среди ядов! Бррр!
   Аптекарша запечатывает пакетик и подает его доктору.
Обтесов подает ей пятиалтынный. Проходит полминуты
в молчании.... Мужчины переглядываются, делают
шаг к двери, потом опять переглядываются.
   - Дайте на десять копеек соды!- говорит доктор.
   Аптекарша опять, лениво и вяло двигаясь, протягивает
руку к полке.
   - Нет ли тут, в аптеке, чего-нибудь этакого...-
бормочет Обтесов, шевеля пальцами,- чего-нибудь такого,
знаете ли, аллегорического, какой-нибудь живительной
влаги... зельтерской воды, что ли? У вас есть
зельтерская вода?
   - Есть,- отвечает аптекарша.
   - Браво! Вы не женщина, а фея. Сочините-ка
нам бутылочки три!
   Аптекарша торопливо запечатывает соду и исчезает
в потемках за дверью.
   - Фрукт!- говорит доктор, подмигивая.- Такого
ананаса, Обтесов, и на острове Мадейре не сыщете. А?
Как вы думаете? Однако... слышите храп? Это сам господин
аптекарь изволят почивать.
   Через минуту возвращается аптекарша и ставит на
прилавок пять бутылок. Она только что была в погребе,
а потому красна и немножко взволнована.
   - Тсс... тише,- говорит Обтесов, когда она, раскупорив
бутылку, роняет штопор.- Не стучите так, а то
мужа разбудите.
   - Ну, так что же, если и разбужу?
   - Он так сладко спит... видит вас во сне... За ваше
здоровье!
   - И к тому же,- басит доктор, отрыгивая после
сельтерской,- мужья такая скучная история, что хорошо
бы они сделали, если бы всегда спали. Эх, к этой
водице да винца бы красненького.
   - Чего еще выдумали!- смеется аптекарша.
   - Великолепно бы! Жаль, что в аптеках не продают
спиритуозов! Впрочем... вы ведь должны продавать
вино как лекарство. Есть у вас vinum gallicum
rubrum?
   - Есть.
   - Ну вот! Подавайте нам его! Черт его подери,
тащите его сюда!
   - Сколько вам?
   - Quantum satis!.. Сначала вы дайте нам в воду
по унцу, а потом мы увидим... Обтесов, а? Сначала с
водой, а потом уже per se...
   Доктор и Обтесов присаживаются к прилавку, снимают
фуражки и начинают пить красное вино.
   - А вино, надо сознаться, препаскуднейшее! Vinum
plochissimum. Впрочем, в присутствии... э-э-э... оно
кажется нектаром. Вы восхитительны, сударыня! Целую
вам мысленно ручку.
   - Я дорого дал бы за то, чтобы сделать это не
мысленно!- говорит Обтесов.- Честное слово! Я отдал
бы жизнь!
   - Это уж вы оставьте...- говорит госпожа Черномордик,
вспыхивая и делая серьезное лицо.
   - Какая, однако, вы кокетка!- тихо хохочет доктор,
глядя на нее исподлобья, плутовски.- Глазенки
так и стреляют! Пиф! паф! Поздравляю: вы победили!
Мы сражены!
   Аптекарша глядит на их румяные лица, слушает их
болтовню и скоро сама оживляется. О, ей уже так весело!
Она вступает в разговор, хохочет, кокетничает и
даже, после долгих просьб покупателей, выпивает унца
два красного вина.
   - Вы бы, офицеры, почаще в город из лагерей приходили,-
говорит она,- а то тут ужас какая скука.
Я просто умираю.
   - Еще бы!- ужасается доктор.- Такой ананас...
чудо природы и - в глуши! Прекрасно выразился Грибоедов:
"В глушь! в Саратов!" Однако нам пора. Очень
рад познакомиться... весьма! Сколько с нас следует?
   Аптекарша поднимает к потолку глаза и долго шевелит
губами.
   - Двенадцать рублей сорок восемь копеек!- говорит
она.
   Обтесов вынимает из кармана толстый бумажник,
долго роется в пачке денег и расплачивается.
   - Ваш муж сладко спит... видит сны...- бормочет
он, пожимая на прощанье руку аптекарши.
   - Я не люблю слушать глупостей...
   - Какие же глупости? Наоборот... это вовсе не
глупости... Даже Шекспир сказал: "Блажен, кто смолоду
был молод!"
   - Пустите руку!
   Наконец покупатели, после долгих разговоров, целуют
у аптекарши ручку и нерешительно, словно раздумывая,
не забыли ли они чего-нибудь, выходят из аптеки.
   А она быстро бежит в спальню и садится у того же
окна. Ей видно, как доктор и поручик, выйдя из аптеки,
лениво отходят шагов на двадцать, потом останавливаются
и начинают о чем-то шептаться. О чем? Сердце
у нее стучит, в висках тоже стучит, а отчего - она и
сама не знает... Бьется сердце сильно, точно те двое,
шепчась там, решают ее участь.
   Минут через пять доктор отделяется от Обтесова
и идет дальше, а Обтесов возвращается. Он проходит
мимо аптеки раз, другой... То остановится около двери,
то опять зашагает... Наконец осторожно звякает звонок.
   - Что? Кто там?- вдруг слышит аптекарша голос
мужа.- Там звонят, а ты не слышишь!- говорит аптекарь
строго.- Что за беспорядки!
   Он встает, надевает халат и, покачиваясь в полусне,
шлепая туфлями, идет в аптеку.
   - Чего... вам?- спрашивает он у Обтесова.
   - Дайте... дайте на пятнадцать копеек мятных лепешек.
   С бесконечным сопеньем, зевая, засыпая на ходу и
стуча коленями о прилавок, аптекарь лезет на полку
и достает банку...
   Спустя две минуты аптекарша видит, как Обтесов
выходит из аптеки и, пройдя несколько шагов, бросает
на пыльную дорогу мятные лепешки. Из-за угла навстречу
ему идет доктор... Оба сходятся и, жестикулируя
руками, исчезают в утреннем тумане.
   - Как я несчастна!- говорит аптекарша, со злобой
глядя на мужа, который быстро раздевается, чтобы
опять улечься спать.- О, как я несчастна!- повторяет
она, вдруг заливаясь горькими слезами.-И никто,
никто не знает...
   -Я забыл пятнадцать копеек на прилавке,- бормочет
аптекарь, укрываясь одеялом.- Спрячь, пожалуйста,
в конторку...
   И тотчас же засыпает.

БЕСЕДА ПЬЯНОГО С ТРЕЗВЫМ ЧЕРТОМ
   Бывший чиновник интендантского правления,
отставной коллежский секретарь Лахматов, сидел
у себя за столом и, выпивая шестнадцатую рюмку,
размышляя о братстве, равенстве и свободе.
Вдруг из-за лампы выглянул на него черт... Но не
пугайтесь читательница. Вы знаете, что такое черт?
Это молодой человек приятной наружности, с черной,
как сапоги, рожей и с красными, выразительными
глазами. На голове у него, хотя он и не женат,
рожки... Прическа a la Капуль. Тело покрыто
зеленой шерстью и  пахнет псиной. Внизу спины болтается
хвост, оканчивающийся стрелой... Вместо
пальцев - когти, вместо ног - лошадиные копыта.
Лахматов, увидев черта, несколько смутился, но потом,
вспомнив, что зеленые черти имеют глупое
обыкновение являться ко всем вообще подвыпившим
людям, скоро успокоился.
   - С кем я имею честь говорить?- обратился
он к непрошеному гостю.
   Черт сконфузился и потупил глазки.
   - Вы не стесняйтесь,- продолжал  Лахматов.-
Подойдите ближе... Я человек без предрассудков, и
вы можете говорить со мной искренне... по душе...
Кто вы?
   Черт нерешительно подошел к Лахматову и, подогнув
под себя хвост, вежливо поклонился.
   - Я черт, или дьявол...- отрекомендовался
он.- Состою чиновником особых поручений при особе
его превосходительства директора адской канцелярии
господина Сатаны!
   - Слышал, слышал... Очень приятно. Садитесь!
Не хотите ли водки? Очень рад... Я чем вы занимаетесь?
   Черт еще больше сконфузился...
   - Собственно говоря, занятий у меня определенных
нет...- ответил он, в смущении кашляя и сморкаясь
в "Ребус".- Прежде действительно у нас было
занятие... Мы людей искушали... совращали их с
пути добра на стезю зла... Теперь же это занятие,
антр-ну-суади, и плевка не стоит... Пути добра нет
уже, не с чего совращать. И к тому же люди стали
хитрее нас... Извольте-ка вы искусить человека, когда
он в университете все науки кончил, огонь, воду
и медные трубы прошел! Как я могу учить вас
украсть рубль, ежели вы уже без моей помощи
тысячи цапнули?
   - Это так... Но, однако, ведь вы занимаетесь
же чем-нибудь?
   - Да... Прежняя должность наша теперь может
быть только номинальной, но мы все-таки имеем работу...
Искушаем классных дам, подталкиваем юнцов
стихи писать, заставляем пьяных купцов бить
зеркала... В политику же, в литературу и в науку мы
давно уже не вмешиваемся. Ни рожна мы в этом не
смыслим... Многие из нас сотрудничают  в "Ребусе",
есть даже такие, которые бросили ад и поступили в
люди... Эти отставные черти, поступившие в люди,
женились на богатых купчихах и отлично теперь
живут. Одни из них занимаются адвокатурой, другие
издают газеты, вообще очень дельные и уважаемые
люди!
   - Извините за нескромный вопрос: какое содержание
вы получаете?
   - Положение у нас прежнее-с...- ответил черт.-
Штат нисколько не изменился... По-прежнему квартира,
освещение и отопление казенные... Жалованья
же нам не дают, потому что все мы считаемся сверхштатными
и потому, что черт - должность почетная...
Вообще, откровенно говоря, плохо живется,
хоть по миру иди... Спасибо людям, научили нас
взятки брать, а то бы давно уже мы переколели...
Только и живем доходами... Поставляешь грешникам
провизию, ну и... хапнешь... Сатана постарел,
ездит все на Цукки смотреть, не до отчетности ему
теперь...
   Лахматов налил черту рюмку водки. Тот выпил
и разговорился. Рассказал он все тайны ада, излил
свою душу, поплакал и так понравился Лахматову,
что тот оставил его даже у себя ночевать. Черт спал
в печке и всю ночь бредил. К утру он исчез.

СНОСКИ:

1. между нами будь сказано (от франц. entre nous soit dit).


 

КОНЕЦ...
Другие книги жанра: классические произведения

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]