Отелло
Ты для того ль бела, как белый лист,
Чтоб вывести чернилами "блудница"?
[403]
Сказать, в чем грех твой, уличная тварь,
Сказать, отребье, что ты совершила?
Стыдом я щеки раскалю, как горн,
Когда отвечу. Выговорить тошно.
Нет сил. На небе зажимают нос,
И месяц закрывается, и ветер,
Целующий все вещи на земле,
Так он распутен, прячется от срама,
А ты не знаешь, шлюха без стыда,
Что совершила ты, что совершила?
Дездемона
Ты не имеешь права, видит бог,
Так обижать меня!
Отелло
Так ты не шлюха?
Дездемона
Христом клянусь, что нет! Когда беречь
Себя от посторонних посягательств
Для мужа в непорочной чистоте
Не значит шлюхой быть, то я не шлюха.
Отелло
Не шлюха?
[404]
Дездемона
Нет, пускай погибну я!
Отелло
Не может быть.
Дездемона
Вступись, святое небо!
Отелло
Ну, виноват. А я предполагал,
Что ты _ дитя венецианских улиц
В супружестве с Отелло.
(Громким голосом.) Ну, кума,
Привратница греха, входите, можно.
Входит Эмилия.
Вы угадали, речь о вас, о вас.
Довольно. Выпустите нас наружу.
Вот за молчанье вам и за труды.
(Уходит.)
Эмилия
Что он сказал? Сударыня, что с вами?
Что с вами, госпожа?
[405]
Дездемона
Я как во сне.
Эмилия
Что с господином?
Дездемона
С кем?
Эмилия
Что с господином?
Дездемона
Кто господин твой?
Эмилия
Тот же, что и ваш.
Дездемона
Нет у меня на свете господина.
Не спрашивай, Эмилия. Нет слов.
Не в силах говорить, не в силах плакать.
Нет слез, и нет ответа, кроме слез.
Застелишь свадебными простынями
Постель сегодня. Яго позови.
[406]
Эмилия
Какая перемена!
(Уходит.)
Дездемона
Заслужила!
Так мне и надо! Но за что, за что?
Что я себе позволила такого,
Чтоб так меня жестоко оскорблять?
Возвращаются Эмилия и Яго.
Яго
Вы звали, госпожа? Что тут случилось?
Дездемона
Сама не знаю. Взрослые с детьми
Должны быть ласковыми и простыми.
Он мог меня помягче пожурить:
В сравненье с ним ведь я еще ребенок.
Яго
Но суть-то в чем?
Эмилия
Ты б сам послушал. Мавр
Ругал ее последними словами.
И все сносить? Ты шлюха, говорит.
[407]
Дездемона
Скажи, я заслужила это имя?
Яго
Какое?
Дездемона
То, что ты сейчас слыхал
Из уст Эмилии. Я заслужила?
Эмилия
Ты шлюха, говорит. Карманный вор
Сожительницу так честить не станет.
Яго
За что ж он так?
Дездемона
Ума не приложу!
Но что не заслужила, это знаю.
Яго
Не плачьте. Что за новая напасть!
Эмилия
Затем ли бросила она знакомых,
Отца, родимый край и женихов,
Чтоб шлюхой угостили? Как не плакать!
[408]
Дездемона
Судьба, как видно.
Яго
Постыдился б он!
Яго
Откуда это?
Дездемона
Небесам известно.
Эмилия
Увидите, что эту клевету
Взвел на нее своей корысти ради
Какой-нибудь отъявленный подлец.
Увидите, что это подтвердится.
Хоть вешайте, на этом я стою.
Яго
Таких людей не водится на свете.
Куда хватила!
Дездемона
Если есть такой,
Прости ему господь.
[409]
Эмилия
Прости веревка,
И кости у чертей в зубах прости!
Еще жалеть! За что ее звать шлюхой?
Кто ходит к ней? Когда? Каким путем?
Клянусь, какой-то плут морочит мавра,
Какой-то баснословный негодяй!
Я выследила бы его, поймала,
Да всем дала бы в руки по хлысту,
Да погнала б по всей земле каналью
С восхода до заката.
Яго
Не ори!
Эмилия
Хлестать таких! Такой же ведь молодчик
Насчет меня свихнул тебе мозги,
Что будто бы гуляю я с Отелло.
Яго
Ступай-ка, дура!
Дездемона
Яго,научи,
Как мне вернуть расположенье мужа.
[410]
Поговори с ним. Светом дня клянусь,
Не знаю, как его я потеряла.
Я на коленях... Если хоть на шаг
Я отступила от любви к Отелло
Или заглядывалась на других
И если было, есть и будет время,
Что я смогу Отелло разлюбить,
Хотя б он брак со мной расторг и бросил,
Пусть я лишусь спасенья.
Неприязнь _
Большое зло, но он своей враждою
Мне может жизнь разбить, а не любовь.
Мне тошно выговорить слово "шлюха",
Л быть взаправду женщиной такой
Я б не могла за все богатства мира.
Яго
Оставьте, успокойтесь. Все пройдет.
Политика, заботы. Он не в духе,
Вот вам и попадает.
Дездемона
Дай-то бог!
Яго
Уж вы поверьте.
Труба за сценой.
[411]
Трубные сигналы.
Вам ужинать пора и приглашать
К столу венецианское посольство.
Ступайте к ним. Не плачьте. Все пройдет.
Дездемона и Эмилия уходят. Входит Родриго.
Ну что, Родриго?
Родриго.
Не видно, чтобы ты поступал со мной благородно.
Яго.
Например?
Родриго.
Каждый день ты хитришь со мной и приносишь
мне больше вреда, чем пользы. Довольно! Больше этого не
будет. Кроме того, я еще не решил, прощу ли тебе все. что
вытерпел из-за тебя до сих пор.
Яго.
Выслушайте меня.
Родриго.
Я слишком долго слушал тебя! Твои слова не-
соединимы с делом.
Яго.
Неправда, неправда.
Родриго.
Правда, и, к сожаленью, слишком горькая. Я
разорился. За половину драгоценностей, которые я передал
тебе для Дездемоны, можно было совратить монахиню. Ты
говорил, что, принимая их, она подавала мне надежды. Но
пока ничего не видно.
Яго.
Прекрасно. Дальше.
Родриго.
Вот именно, что не дальше и не прекрасно.
Дальше некуда, и это отвратительно. Я прихожу к заключе-
нию, что ты вымогатель.
[412]
Яго.
Прекрасно.
Родриго.
Тебе сказано, что совсем это не прекрасно! Я
пожалуюсь Дездемоне. Если она вернет мне драгоценности, я
откажусь от своих притязаний и искуплю их раскаянием. Ес-
ли нет, я сдеру с тебя полностью их стоимость.
Яго.
Вы кончили?
Родриго.
Да. Все это будет исполнено.
Яго.
Ага! Задело за живое! Вот это я понимаю! Теперь я о
тебе буду лучшего мнения. Руку, Родриго! Ты сказал правду.
Все правда, до последнего слова. И при всем том никто бы не
мог постараться для тебя лучше, чем я.
Родриго.
Что-то не видно.
Яго.
И опять твоя правда. Не видно. И ты прав, что не
веришь мне. Но давай говорить прямо, Родриго. Если ты дей-
ствительно то, чем показался мне сейчас, и у тебя есть сила,
отчаянность и удаль, выкажи их сегодня ночью. Если в следу-
ющую Дездемона не будет твоя, можешь зарезать меня на
улице или прикончить как тебе угодно.
Родриго.
Да, но что ты предлагаешь?
Яго.
Чрезвычайным приказом из Венеции Кассио предло-
жено сменить Отелло.
Родриго.
Это правда? Тогда, значит, Отелло и Дездемо-
на уедут назад в Венецию?
Яго.
Нет. Он едет в Мавританию, и увезет с собою Дезде-
мону, если только не помешает какая-нибудь непредвиден-
ность. Например, можно было бы вывести из употребления
Кассио.
[413]
Родриго.
Что это значит?
Яго.
Это значит, что его надо сделать неспособным занять
место Отелло, разможив ему голову.
Родриго. И ты это предлагаешь мне?
Яго.
Да, если ты себе желаешь добра. Сегодня он ужинает
с одной девчонкой, я тоже к ним пойду. Он еще не слыхал о
своем повышении. Хочешь подстеречь его? Тогда я устрою,
что он пойдет домой между двенадцатью и часом, а ты напади.
Я буду поблизости и подоспею. С двумя ему не справиться.
Что ты разинул рот? На улице я представлю тебе такие доводы
в пользу его смерти, что ты сочтешь своим долгом убрать его.
Я опаздываю на ужин. Идем.
Родриго.
Идем. Послушаю, что ты скажешь.
Яго.
И ты согласишься, что я прав.
Уходят.
Сцена 3. Другая комната в замке.
Входят Отелло, Лодовико, Дездемона, Эмилия и свита.
Лодовико
Пожалуйста, не надо провожать.
Отелло
Позвольте, нет. Мне хорошо размяться.
[414]
Лодовико
Сударыня, спасибо за прием.
Спокойной ночи.
Дездемона
Вы наш гость желанный.
Отелло
Итак, идем? О, Дездемона!
Дездемона
Да?
Отелло.
Тотчас ложись в постель. Я сейчас приду. Отпу-
сти Эмилию. Слышишь, сделай это.
Дездемона.
Хорошо, господин мой.
Отелло, Лодовико и свита уходят
Эмилия
Ну, как дела? Он с виду стал добрей.
Дездемона
Он говорит, пройдет ко мне с прогулки,
Велел мне лечь и отпустить тебя.
Эмилия
И отпустить меня?
[415]
Дездемона
Так он желает.
Поэтому достань ночной наряд,
Простись со мной, Эмилия, и выйди.
Перечить нам теперь ему нельзя.
Эмилия
Он лучше б в жизни вам не попадался.
Дездемона
О, что ты! Нет, я так его люблю,
Что даже эти резкости, упрямство, _
Вот тут, пожалуйста, мне отстегни,
Спасибо! _ для меня имеют прелесть.
Эмилия
Постель я застелила тем бельем,
Как вы просили.
Дездемона
Если бы случилось,
Что я из нас бы первой умерла,
Ты в эту простыню меня закутай,
Как в саван.
Эмилия
Перестаньте! Это вздор!
[416]
Дездемона
У матери моей была служанка
Варвара. Друг ее, гулявший с ней,
Был ветрогоном и Варвару бросил.
Была у ней излюбленная песнь,
Старинная, под стать ее
страданью,
Про иву, с ней она и умерла.
Вот эта ива у меня сегодня
Весь вечер не идет из головы.
Вот словно сяду, подопрусь рукою,
И, как Варвара, затяну. _ Скорей.
Эмилия
Достать ночное платье?
Дездемона
Нет, не надо.
Еще вот тут булавку отколи.
Неплох собою этот Лодовико.
Эмилия
Красавец!
Дездемона
Интересно говорит.
[417]
Эмилия.
Я знаю одну даму в Венеции, которая босиком
спаломничала бы в Палестину за одно прикосновенье его ниж-
ней губы.
Дездемона
(поет) Несчастная крошка в слезах под кустом
Сидела одна у обрыва.
Затянемте ивушку, иву споем,
Ох, ива, зеленая ива.
У ног сиротинки плескался ручей.
Ох, ива, зеленая ива.
И камни смягчались от жалости к ней.
Ох, ива, зеленая ива.
Все это убери. И поскорей.
Сейчас придет он.
(Поет.) Обидчика я...
Я что-то пропустила. Чу, стучат!
Эмилия
Нет, это ветер.
Дездемона
(поет) Обиды его помяну я добром.
Ох, ива, зеленая ива.
[418]
Сама виновата, терплю поделом.
Ох, ива, зеленая ива.
Не плачь, говорит он, не порть красоты.
Ох, ива, зеленая ива.
Я к женщинам шляюсь, шатайся и ты.
Ох, ива, зеленая ива.
Ну хорошо, ступай. Спокойной ночи.
Не знаю, что-то чешутся глаза.
К слезам, наверно?
Эмилия
Что вы!
Дездемона
Есть поверье.
Мужчины, ах, мужчины, чудаки!
Скажи, Эмилия, ты допускаешь,
Что средь замужних женщин могут быть
Обманщицы такие?
Эмилия
Допускаю.
Дездемона
Могла бы ты в обмен на целый мир
Так поступить?
[419]
Эмилия
А вы б не поступили?
Дездемона
Как перед богом, я бы не могла!
Эмилия
Я тоже не могла бы перед богом.
Но где-нибудь в потемках _ отчего ж!
Дездемона
Ты б изменила?
Эмилия
За такую плату?
За целый мир? Нешуточная вещь!
Огромный мир _ не малость
За крошечную шалость.
Дездемона
Нет, неправда,
Ты б не могла.
Эмилия.
Ей-богу бы, могла! Сама пала бы, сама подня-
лась. Конечно, я бы этого не сделала за какое-нибудь жалкое
колечко, два-три куска батиста, платье там какое-нибудь,
юбку, шляпку и тому подобный вздор. Но за целый мир! Ка-
[420]
кая из нас не захотела бы украсить мужа рогами и положить
потом целый мир к его ногам! Ради этого я пошла бы в чисти-
лище.
Дездемона
Проклятье мне, когда б могла я пасть
Хотя б за все сокровища вселенной!
Эмилия.
Да вы сообразите, этот грех был бы частью все-
ленной, а вся она была бы вашей. В вашей воле было бы выдать
это дело за что угодно другое.
Дездемона
Я думаю, таких изменниц нет.
Эмилия.
Дюжины, и сколько хотите в придачу. Можете
не беспокоиться, этого добра хватит.
Мне кажется, в грехопаденье жен
Мужья повинны. Значит, не усердны,
Или расходуются на других,
Или неосновательно ревнуют,
Или стесняют волю, или бьют,
Или распоряжаются приданным.
Мы не овечки, можем отплатить.
Да будет ведомо мужьям, что жены
Такого же устройства, как они,
И точно так же чувствуют и видят.
Что кисло или сладко для мужчин,
[421]
То и для женщин кисло или сладко.
Когда он нас меняет на других,
Что движет им? Погоня за запретным?
По-видимому. Жажда перемен?
Да, это тоже. Или слабоволье?
Конечно, да. А разве нет у нас
Потребности в запретном или новом?
И разве волей мы сильнее их?
Вот пусть и не корят нас нашим злом.
В своих грехах мы с них пример берем.
Дездемона
Спокойной ночи. Я другого взгляда.
Пускай корят, я исправляться рада.
Уходят.
[422]
АКТ V
Сцена 1. Кипр. Улица.
Входят Яго и Родриго.
Яго
Стань за колонну. Он сейчас пройдет.
Вынь меч и действуй разом, без раздумья.
Не унывай. Я буду за углом.
Смелее. Все поставлено на карту.
Мы выиграем или пропадем.
Родриго
Не уходи на случай неудачи.
Яго
Я буду радом. Стань, где я сказал.
(Отходит в сторону.)
Родриго
Влеченья нет убить его. А надо _
[423]
Так Яго убедил меня. Ну что ж,
На свете будет меньше человеком.
(Становится за колонну.)
Яго
Родриго я, как прыщик, расчесал.
Он распалился. Кто кого заколет?
Он Кассио, иль Кассио его,
Или друг друга оба? Все напользу.
Останется Родриго жив _ изволь
Обратно отдавать ему подарки
Для Дездемоны. Этому не быть.
А уцелеет Кассио _ любуйся
Век на его счастливую звезду
И на свое уродство. Так не будет.
К тому же мавр расскажет как-нибудь,
Как я оклеветал его. Опасно.
Он должен умереть. Вот он идет.
Входит Кассио.
Родриго
Его походка. Смерть тебе, бездельник!
(Бросается на Кассио.)
Кассио
Действительно пришел бы мне конец,
[424]
Когда б на мне не этот прочный панцирь.
Каков, посмотрим, твой.
(Ранит. Родриго.)
Родриго
О, я убит!
Из засады выбегает Яго, наносит Кассио сзади удар в ногу и скрывается.
Кассио
Я искалечен навсегда. Убийство!
Убийство!
(Падает.)
В глубине показывается Отелло.
Отелло
Это Кассио кричит,
И Яго исполняет обещанье.
Родриго
О, я подлец!
Отелло
Да,ясно,это он.
Кассио
Огня! Врача! На помощь!
[425]
Отелло
Он,конечно!
Поборник чести, неподкупный друг,
Ты мне пример, суровый мститель Яго,
Как тверд в решеньях должен быть и я.
Лебедушка, любовник твой заколот.
Пора тебе за ним. Я не смягчусь
От вида твоего и все, тобою
Совершенное, твоею кровью смою.
(Уходит.)
Входят Лодовико и Грациано.
Кассио
Неужто ни живой души кругом?
Ни караульщиков, ни пешеходов?
Сюда! Скорей!
Грациано
Какая-то беда.
Ужасный крик.
Кассио
На помощь!
Лодовико
Вы слыхали?
[426]
Родриго
О негодяй!
Лодовико
По звуку голосов,
Здесь двое или трое. Без подмоги
Не подходите. Может быть, кричат,
Чтоб заманить нас в темноте в ловушку.
Родриго
Как, никого? Я кровью истеку!
Лодовико
Слыхали?
Возвращается Яго с факелом.
Грациано
Вот вооруженный кто-то,
С огнем, полураздетый.
Яго
Кто кричал?
Кто призывал на помощь? Где убийство?
Лодовико
Не знаем.
[427]
Яго
Вы не слышали?
Кассио
Сюда!
Сюда! Во имя неба! Помогите!
Яго
В чем дело?
Грациано
Кажется, я узнаю
Поручика Отелло.
Лодовико
Угадали.
Он молодец. Не струсит.
Яго
Кто кричал?
Откликнись!
Кассио
Яго, это ты? Я гибну.
Ночной разбой какой-то! Помоги!
[428]
Яго
О боже! Лейтенант? А где злодеи?
Удрали?
Кассио
Кажется, один из них
Лежит, не встанет.
Яго
Что за безобразье!
Где негодяи? Я им покажу!
(Лодовико и Грациано.) А вы кто? Помогите.
Родриго
Помогите!
Кассио
Вот нападавший.
Яго
Подлый душегуб!
(Наносит Родриго удар кинжалом.)
Родриго
Предатель Яго! Лютый пес смердящий!
[429]
Яго
Подкалывать прохожих в темноте!
А где другие? Город словно вымер.
Убили человека! Вы-то кто?
С благими умыслами или злыми?
Лодовико
Всмотритесь лучше.
Яго
Лодовико, вы?
Лодовико
Я.
Яго
Виноват. На Кассио напали
Грабители.
Грациано
На Кассио?
Яго
Ну как?
Кассио
Мне ногу раздробили.
[430]
Яго
Боже правый!
Огня! Рубашкою перевяжу.
Входит Бианка.
Бианка
Кто звал на помощь? Что тут происходит?
Яго
Вот потерпевший.
Бианка
Кассио родной!
Мой Кассио! Мой Кассио родимый!
Яго
Заведомая уличная тварь.
У вас ни на кого нет подозрений?
Кассио
Ни на кого.
Грациано
Мне жалко, лейтенант,
Что застаю вас в этом положенье.
Я вас как раз разыскивал.
[431]
Яго
Никто
Не даст мне лоскутка для перевязки?
Достать носилки б и отнесть домой.
Бианка
Он в обмороке! Кассио!
Яго
Уверен,
Это эта дрянь _ сообщница убийц.
Хочу исследовать другое тело.
Огня сюда. Кто это предо мной?
Никак, согражданин мой и приятель
Родриго? Мыслимо ли? Это он!
Грациано
Родриго из Венеции?
Яго
Он самый.
Вы знаете его?
Грациано
Да.
Яго
Виноват.
[432]
Грацьяно? Как же! Что за близорукость!
В переполохе я вас не узнал.
Грациано
Рад видеть вас.
Яго
Ну, Кассио, очнулись?
Носилки очень надо бы сюда.
Грациано
Родриго? Неужели?
Яго
К сожаленью.
А вот носилки.
Вносят носилки.
Милые друзья,
Снесите кто-нибудь поосторожней
Домой его, а я приду с врачом.
(Бианке.) Сударыня, вам вредно волноваться.
Лежащий тут убитый, господа,
Был другом мне. _ Что, Кассио, скажите,
Произошло меж вами?
[433]
Кассио
Ничего.
Я человека этого не знаю.
Яго
(Бианке) Вы побледнели? _ Унесите труп.
Вниманье, господа. _ Бледнеть не надо.
Заметьте, как растеряна она.
Наверно, не с добра глаза таращит,
И скоро мы узнаем кое-что.
Виновность отражается во взгляде.
Дурная совесть говорит без слов.
Входит Эмилия.
Эмилия
Что тут случилось? Что случилось, Яго?
Яго
На Кассио напали в темноте
Родриго с кем-то. Все они бежали.
Он ранил Кассио, а сам убит.
Эмилия
Ах, бедный Кассио! Бедняк Родриго!
[434]
Яго
Смотри, вот плод распутства. Расспроси
У Кассио, где ужинал он нынче.
(Бианке.) Трепещите?
Бианка
Он ужинал со мной,
Однако я не трепещу нисколько.
Яго
Он с вами был? Вас надо задержать.
Эмилия
Бессовестная шлюха!
Бианка
Я не шлюха,
А женщина такая же, как вы.
А вы крикунья.
Эмилия
Этакая наглость!
Яго
Друзья, пойдемте лучше последим
За перевязкой Кассио.
[435]
(Бианке.) Пойдемте,
Потребуется показанья дать.
Эмилия, голубка, сбегай в замок,
Скажи им про ночной переполох.
(В сторону.) Вперед! Сегодняшняя ночь, быть может,
Меня возвысит или уничтожит.
Уходят.
Сцена 2. Спальня в замке.
Дездемона в постели. Горит свеча. Входит Отелло.
Отелло
Таков мой долг. Таков мой долг. Стыжусь
Назвать пред вами, девственные звезды,
Ее вину. Стереть ее с липа земли.
Я крови проливать не стану
И кожи не коснусь, белей чем снег
И глаже алебастра. И, однако,
Она умрет, чтоб больше не грешить.
Задую свет. Сперва свечу задую,
Потом ее. Когда я погашу
Светильник и об этом пожалею,
Не горе _ можно вновь его зажечь,
[436]
Когда ж я угашу тебя, сиянье
Живого чуда, редкость без цены,
На свете не найдется Прометея,
Чтоб вновь тебя зажечь, как ты была.
Должна увянуть сорванная роза.
Как ты свежа, пока ты на кусте!
(Целует Дездемону.)
О чистота дыханья! Пред тобою
Готово правосудье онеметь.
[437]
Еще, еще раз. Будь такой по смерти.
Я задушу тебя _ и от любви
Сойду с ума. Последний раз, последний.
Так мы не целовались никогда.
Я плачу и казню, совсем как небо,
Которое карает, возлюбив.
Она проснулась.
Дездемона
Это ты, Отелло?
Отелло
Да, Дездемона.
Дездемона
Ты не ляжешь спать?
Отелло
Ты перед сном молилась, Дездемона?
Дездемона
Да, дорогой мой.
Отелло
Если у тебя
Есть неотмоленное преступленье,
Молись скорей.
[438]
Дездемона
Что хочешь ты сказать?
Отелло
Молись скорее. Я не помешаю.
Я рядом подожду. Избави бог
Убить тебя, души не подготовив.
Дездемона
Ты о моем убийстве говоришь?
Отелло
Да, об убийстве.
Дездемона
Господи помилуй!
Отелло
Аминь всем сердцем!
Дездемона
После этих слов,
Я верю, ты губить меня не станешь.
Отелло
Гм!
[439]
Дездемона
Но ты меня пугаешь. Ты зловещ,
Когда вращаешь в бешенстве глазами,
И как я ни чиста перед тобой,
Мне страшно.
Отелло
О грехах своих подумай.
Дездемона
Единственный мой грех _ любовь к тебе.
Отелло
За это ты умрешь.
Дездемона
Бесчеловечно
Отплачивать убийством за любовь!
Что ты кусаешь губы в исступленье?
Недобрый знак, но я его отнесть
К себе никак, никак не в состоянье.
Отелло
Молчи!
Дездемона
Молчу. Но что произошло?
[440]
Отелло
Ты подарила Кассио на память
Подарок мой, платок.
Дездемона
Неправда, нет.
Спроси у Кассио. Души спасеньем
Клянусь, что нет!
Отелло
Опомнись! Берегись!
Не будь клятвопреступнецею. Это
Твой смертный одр.
Дездемона
Увы, как всякий одр
Когда-нибудь.
Отелло
Нет, ты умрешь сегодня.
Сейчас же исповедай все грехи.
Не отрицай их. Это не поможет.
Я знаю все. Хоть это свыше сил,
Но ты умрешь.
Дездемона
Тогда о сжалься, небо!
[441]
Отелло
Аминь, скажу я.
Дездемона
Пожалей и ты.
Я в жизни пред тобой не провинилась
И к Кассио питала только то,
Что чувствовать нас заповеди учат.
Отелло
Я видел сам платок в его руках.
Меня обман твой превращает в камень,
А эту искупительную смерть _
В закоренелой грешницы убийство.
Дездемона
Тогда он где-нибудь его нашел.
Платка ему я в жизни не давала.
Спроси, он подтвердит.
Отелло
Он подтвердил.
Дездемона
Что он сказал?
Отелло
Что был с тобой в сношенье.
[442]
Дездемона
Как! В незаконном?
Отелло
Да.
Дездемона
Не может быть!
Он повторить не сможет.
Отелло
Да. Не сможет.
Он смолк навек. Труд этот на себя
Взял честный Яго.
Дездемона
Оправдались страхи!
Я чувствовала! Кассио убит?
Отелло
Ему б не помогло, когда бы жизней
В нем было больше, чем волос.
Дездемона
Беда!
Он ложно оклеветан, я погибла.
[444]
Отелло
Распутница, как смеешь ты при мне
Рыдать о нем?
Дездемона
Сошли меня в изгнанье,
Но жить оставь!
Отелло
Обманщица, умри!
Дездемона
Дай эту ночь прожить! Отсрочь на сутки!
Отелло
Сопротивляться?!
Дездемона
Только полчаса!
Отелло
Нет. Поздно. Решено.
Дездемона
Еще минуту!
Дай помолиться!
[445]
Отелло
Поздно чересчур.
(Душит ее.)
Эмилия
(за сценой)
Впустите, генерал, меня! Впустите!
Отелло
За дверью шум. Жива! Еще жива?
Я _ изувер, но все же милосерден
И долго мучиться тебе не дам.
Так. Так.
(Закалывает ее.)
Эмилия
(за сценой) Впустите, генерал, меня! Впустите!
Отелло
Кто там?
Эмилия
(за сценой) Словечко только, генерал!
Отелло
Эмилия! Наверно, с сообщеньем
[446]
О смерти Кассио! Сейчас. Сейчас.
Теперь она не вздрогнет больше.
Прошелестело что-то. Тишина.
Теперь она недвижна, как могила.
Впустить ли мне Эмилию иль нет?
Мне кажется, опять пошевелилась.
Нет, показалось. Лучше не впускать.
Едва войдет, как обратится
К моей жене. Жене? Какой жене?
Нет больше у меня жены на свете.
Какой доселе небывалый час!
Как будто в мире страшное затменье,
Луны и солнца нет, земля во тьме
И все колеблется от потрясенья.
Эмилия
(за сценой) Пожалуйста, впустите, генерал!
Мне срочно сообщить вам что-то надо.
Отелло
Эмилия. О ней я и забыл.
Сию минуту. Я задерну полог.
(Открывает дверь.)
Пожалуйста, войдите.
Входит Эмилия.
[447]
Эмилия
Генерал
На улице убийство.
Отелло
Быть не может!
Когда? Сейчас?
Эмилия
Недавно,генерал.
Отелло
Влияние луны. Она, как видно,
Не в меру близко подошла к земле
И сводит всех с ума.
Эмилия
Венецианец
По имени Родриго, умерщвлен
Рукою Кассио.
Отелло
Убит Родриго
И Кассио?
Эмилия
Нет, Кассьо не убит.
[448]
Отелло
Он жив? Напрасное кровопролитье!
Дездемона
Убили неповинно, без вины!
Эмилия
Чей это крик?
Отелло
Какой? Кричали разве?
Эмилия
О ужас! Это голос госпожи!
На помощь! Помогите! Помогите!
Скажите, Дездемона, что-нибудь!
Дездемона
Безвинно умираю.
Эмилия
Кто убийца?
Дездемона
Никто. Сама. Пускай мой муж меня
Не поминает лихом. Будь здорова.
(Умирает.)
[449]
Отелло
Кто это сделал?
Эмилия
Это скрыто тьмой.
Отелло
Вы слышали, никто, она сказала.
Эмилия
Да, госпожа сказала, что никто.
Отелло
За эту ложь ее сожгут в геене.
Ее убийца я.
Эмилия
Тогда она
Тем больший ангел, чем ты больший дьявол.
Отелло
Она развратничала и лгала.
Эмилия
Нет, сам ты лжешь и на нее клевещешь!
Отелло
Она была коварна, как вода.
[450]
Эмилия
А ты безумен и горяч, как пламя.
Она была до святости верна.
Отелло
Ее любовник Кассио. Ты можешь
Спросить у мужа. Разве я б посмел
Расправиться без важных оснований?
За это ада было б мало мне
И глубочайшей бездны бездн. Все это
Установил твой муж.
Эмилия
Мой муж?
Отелло
Твой муж.
Эмилия
Сказал, что Дездемона изменяла?
Отелло
Да, с Кассио. Не эта бы беда,
Так я б на целый мир из хризолита
Не променял ее.
Эмилия
Мой муж?
[451]
Отелло
Ну да.
Он первый мне глаза открыл. Твой Яго
Высокой нравственности человек,
Враг мерзости.
Эмилия
Мой муж?
Отелло
Какая польза
В несчетном повторенье? Да, твой муж.
Эмилия
Ах, подлость насмеялась над любовью!
Мой муж приписывал неверность ей?
Отелло
Ты этих слов не понимаешь, что ли?
Ее проделки мне разоблачил
Твой муж и друг мой верный, верный Яго.
Эмилия
Ну, если сам ты на него не врешь,
Пускай его поганая душонка
Гниет века по полкрупинки в день.
[452]
Он страшный лжец! Она ценила слишком
Тебя, свое сокровище.
Отелло
Ха-ха-а!
Эмилия
Что ж, смейся и язви, любитель правды.
Ты так же мало понимаешь в ней,
Как оценить жены не в состоянье.
Отелло
Помалкивайте.
Эмилия
Ты мне не грози!
Ты мне не в состоянье сделать больше,
Чем я уже и так переношу.
Глупец, болван! Бесчуственный, как камень!
Что мне твой меч? Хоть двадцать раз убей,
Я обличу тебя. Сюда! На помощь!
На помощь! Мавр убил свою жену!
Убийство! Люди добрые, убийство!
Входят Монтано, Грациано, Яго и другие.
Монтано
В чем дело, генерал?
[453]
Эмилия
Ты подоспел
Удачно, Яго. Что ж ты позволяешь
Другим валить убийство на тебя?
Грациано
В чем дело?
Эмилия
Яго, если ты мужчина,
То опровергни выдумки лжеца.
Он говорит, что ты его уверил
В измене Дездемоны. Это ложь.
Ты на такую подлость не способен.
Изобличи при всех клеветника.
Яго
Я то сказал, что думал, и не больше,
Чем он потом поверил.
Эмилия
Ты сказал,
Что Дездемона изменяет браку?
Яго
Сказал.
[454]
Эмилия
Так ты сказал сплошную ложь,
Заведомую ложь, как перед богом!
Она _ и Кассио! Ты не шутя
Любовником к ней Кассио припутал?
Яго
Да, Кассио. Язык свой прикуси!
Эмилия
Не прикушу. Мой долг _ сказать вам правду.
Не шутка это. Госпожа моя
Лежит убитая в своей постели.
Монтано и Грациано
Помилуй бог!
Эмилия
И твой навет виной.
Отелло
Не стойте в изумленье. Это правда.
Грациано
Чудовищная правда!
Монтано
Страшный сон!
[455]
Эмилия
Какая подлость, низость! Неотступно
Все время мысль одна меня
сверлит.
Я что-то вспоминаю, вспоминаю,
Так точно я и думала тоща.
Мне жить не хочется, такая подлость!
Яго
Ты очумела? Уходи домой!
Эмилия
Вступитесь, господа! Бывало, мужа
Я слушалась, но больше не должна.
Я все скажу. Домой, быть может,
Яго,
Я больше никогда не попаду.
Отелло
О! О! О! О!
(Падает на постель.)
Эмилия
Кричи, катайся, падай.
Ты умертвил честнейшую из всех,
Кого знал мир.
[456]
Отелло
(поднимаясь) Она была распутна. _
Вы это, дядя? Я вас не узнал.
Вот мертвая племянница пред вами.
Я задушил ее. Я знаю сам,
Как это страшно и невероятно.
Грациано
Бедняжка Дездемона! Хорошо,
Что умер твой отец. Твой выход замуж
Свел в гроб его. И если б он был жив,
Он перед этим зрелищем от горя
Наговорил таких бы богохульств,
Что умер бы, забытый провиденьем.
Отелло
Смертельная тоска! Нельзя глядеть!
Но Яго выяснил. Она без счету
Распутничала с Кассьо. Лейтенант
Признался сам. Я знак ее вниманья
Видал в его руках. Тот самый знак,
Который я ей подарил на свадьбу, _
Платок отца, дар матери моей.
Эмилия
О силы неба!
[457]
Яго
Замолчи, ты слышишь?
Эмилия
Не замолчу! Скажу все до конца.
Пусть речь моя шумит, как вольный ветер.
Теперь уже ни человек, ни зверь,
Ничто, ничто меня не остановит!
Яго
Опомнись! Уходи!
Эмилия
Я не уйду!
Яго пытается заколоть Эмилию.
Грациано
Позор! С мечом на женщину бросаться!
Эмилия
Пустоголовый мавр, я на полу
Нашла платок и показала Яго.
Он все просил меня его украсть,
Вот я и отдала ему находку.
Яго
Бесстыжая, молчи!
[458]
Эмилия
А ты решил,
Что у него платок от Дездемоны?
Ошибся. Я нашла его, а Яго взял.
Яго
Ты лжешь, мерзавка!
Эмилия
Нет, не лгу, неправда.
Все это так и было, господа.
Ах, черт слепой! Но что и было делать
С такой женой такому дураку?
Отелло
Как терпит небо? Нет громов в запасе?
Какой неописуемый злодей!
Отелло пытается заколоть Яго, но Монтано обезоруживает его.
Яго убивает Эмилию и убегает.
Грациано
Упала. Он убил свою жену!
Эмилия
Кончаюсь... С госпожою положите...
Грациано
Убил и в суматохе убежал.
[459]
Монтано
Невиданный подлец! Вооружитесь
Мечом, который я у мавра взял,
И охраняйте выход. Не пускайте
Его за дверь, хотя б пришлось убить,
Я брошусь за разбойником в погоню.
Уходят все, кроме Отелло и Эмилии.
Отелло
Я присмирел. Любой молокосос
Теперь меня обезоружить может.
Но можно ль честь блюсти без правоты?
Не стало правды, пусть и всё уходит.
Эмилия
Вот почему ты пела, госпожа!
Я тоже кончусь с лебединой песнью
Я тоже иву-ивушку спою.
Она была чиста, кровавый мавр.
Она тебя любила, мавр жестокий.
Душой клянусь, я правду говорю
И с этим умираю, умираю.
(Умирает.)
Отелло
Был в комнате другой в запасе меч.
[460]
Он закален в ручье, как лед холодном.
Вот он. Пустите, дядя. Я пройду.
Грациано
(за сценой) И не пытайся. Дорого заплатишь.
Ты без оружия и покорись.
Отелло
Тогда войдите, я скажу вам что-то.
А то и безоружный я прорвусь.
Входит Грациано.
Грациано
Ну, что ты скажешь?
Отелло
Я не безоружен.
Вы видите, вот меч, из всех мечей.
Бывавших у солдата, наилучший.
Бывало, я прокладывал им путь
Сквозь лес препятствий пострашнее ваших.
Но что же я хвалюсь? Теперь не то.
Кто управляет собственной судьбою?
Я не опасен, хоть вооружен.
Все пройдено, я у конечной цели.
Зачем вы в страхе пятитесь назад?
[461]
Тростинкой преградите путь Отелло,
И он свернет. Куда ему идти?
О девочка с несчастною звездою!
Ты сделалась белее полотна.
Когда-нибудь, когда нас в день расплаты
Введут на суд, один лишь этот взгляд
Меня низринет с неба в дым и пламя.
Похолодела. Холодна как лед.
Как чистота сама. Убийца низкий!
Плетьми гоните, бесы, прочь меня
От этого небесного виденья!
Купайте в безднах жидкого огня!
О горе! Дездемона! Дездемона!
Мертва! О! О! О! О!
Входят Лодовико и другие. Кассио вносят на носилках,
вводят арестованного Яго.
Лодовико
Где этот пылкий бедный человек?
Отелло
Который был Отелло? Я пред вами.
Лодовико
А где ехидна эта? Подвести
Сюда злодея.
[462]
Отелло
Я копыт не вижу.
Наверно, сказки. Если это черт,
Убить его мечом мне не удастся.
(Ранит Яго.)
Лодовико
Взять у него оружье.
Яго
Я в крови,
Но жив еще.
Отелло
Об этом не жалею.
Живи в мученьях. Счастье умереть.
Лодовико
Такой когда-то доблестный Отелло,
Который стал игрушкой подлеца,
Как мне назвать тебя?
Отелло
Как вам угодно.
Убийцей честным... Я не в гневе мстил,
А жертву чести приносил, как думал.
[463]
Лодовико
Я знаю. Этот изверг все сказал.
Вы также Кассио убить хотели?
Отелло
Да.
Кассио
К чему я повода не подавал.
Отелло
Простите. Вижу, как я ошибался.
А этому исчадью сатаны
Нельзя ль задать вопрос, с какой он целью
Моей душой и телом овладел?
Яго
Все сказано. Я отвечать не стану
И не открою рта.
Лодовико
И для молитв
В последний час?
Грациано
Мы пыткой рот откроем.
[464]
Отелло
Вот именно.
Лодовико
Узнайте, генерал,
Подробности. В кармане у Родриго
Нашли письмо от Яго. Совершить
Убийство Кассьо должен был Родриго
По наущенью Яго.
Отелло
Негодяй!
Кассио
Немыслимый!
Лодовико
А вот письмо другое.
Его писал Родриго. В нем отказ
От покушенья и других проделок,
Внушенных Яго. Данное письмо
Осталось неотосланным. Мошенник
Уговорил Родриго.
Отелло
Демон зла!
[465]
Скажите, Кассио, как очутился
У вас в руках платок моей жены?
Кассио
Платок нашел я у себя в квартире,
А, как признался Яго, он ко мне
Платок подбросил с тем, чтоб он попался
Потом к вам на глаза.
Отелло
О я глупец!
О я глупец!
Кассио
В своем письме Родриго
Пеняет Яго, для чего в ту ночь
Он к ссоре подстрекал его со мною, _
За что я и уволен. А сейчас
Лежавший долго замертво Родриго
Очнулся и пред смертью показал,
Что Яго же его и уничтожил.
Навел на грех, а после заколол.
Лодовико
Оставьте этот дом, Отелло, с нами
Пойдемте. Знайте, вы отрешены
От должности. Правителем на Кипре
Назначен Кассио. Что до раба
[466]
До этого, он будет предан казни,
Какую только можно изобресть,
Чтоб долго мучить и убить не скоро.
Вас нам придется взять под караул
На весь тот срок, пока мы не доложим
О вашем преступлении в сенат.
Пойдемте. Выведите заключенных.
Отелло
Сперва позвольте слово или два,
Потом пойдем. Я оказал услуги
Венеции. Но это знают все.
Речь не о том, я вот с какою просьбой:
Когда вы будете писать в сенат
Об этих бедах, не изображайте
Меня не тем, что есть. Не надо класть
Густых теней, смягчать не надо красок.
Вы скажите, что этот человек
Любил без меры и благоразумья,
Был не легко ревнив, но в буре чувств
Впал в бешенство. Что был он, как дикарь,
Который поднял собственной рукою
И выбросил жемчужину, ценней,
Чем край его. Что, в жизни слез не ведав,
Он льет их, как целебную смолу
Роняют аравийские деревья.
Прибавьте к сказанному: как-то раз
[467]
В Алеппо турок бил венецианца
И поносил сенат. Я подошел,
За горло взял обрезанца-собаку
И заколол. Вот так.
(Закалывается.)
Лодовико
Всему конец.
Грациано
Я потрясен!
Отелло
С прощальным поцелуем
Я отнял жизнь твою и сам умру,
Пав с поцелуем к твоему одру.
(Падает на постель и умирает.)
Кассио
Я опасался этого, но думал,
Что он разоружен. Он был во всем
Большой души.
Лодовико
(Яго) Спартанская собака,
Что буря, мор и голод пред тобой?
Взгляни на страшный груз постели этой.
[468]
Твоя работа. Силы нет смотреть!
Укройте их. Займите дом, Грацьяно.
Вступите во владенье всем добром,
Оставшимся от мавра. Вы наследник.
(Кассио) Вам, господин правитель, отдаю
Судить злодея. Выберите кару,
Назначьте день и совершите казнь.
А я про эту горькую утрату
С тяжелым сердцем доложу сенату.
Уходят.
Перевод Б.Пастернака
Шекспир В. Полное собрание сочинений: В 14т.
Т.8, М.: Терра, 1994, сс.241-468
ISBN 5-85255-300-Х (т. 8)
ISBN 5-85255-192-9
Примечания и комментарии
Трагедия "Отелло, или венецианский мавр" была впервые представлена 6
октября 1604 года в честь Иакова I, незадолго перед тем торжественно
вступившего в Лондон. Так как пьесы Шекспира долго не залеживались, надо
думать, что трагедия была написана в том же году.
Источником ее послужила Шекспиру новелла Джиральди Чинтио "Венецианский
Мавр" из его сборника "Hecatommithi" или "Сто рассказов" (1566).
XVI век _ это эпоха высшего расцвета гуманистических идей. Но вместе с тем
это эпоха раскрытия трагического несоответствия между грандиозностью
идеаловренессансного гуманизма и возможностью их осуществления в
конкретных исторических условиях. Личность в понимании ренессансного
гуманизма есть нечто абсолютно единое и цельное, лишенное сложности и
развития, точка приложениядействующих в ней и через нее сил, практическое
единство образующих ее чувств,мыслей, влечений. Такая личность подобна
геометрической точке, твердому атому старой, демокритовской физики. Таково
восприятие личности у Боккаччо, Петрарки(несмотря на наличие осознанных им
внутренних противоречий), Клемана Маро,Ронсара, Ариосто, Спенсера, Марло в
самом начале его пути.
Соответсвующим образом строится и представление о человеческом обществе,
которое мыслится как свободный союз полноценных, жизнерадостных личностей.
Таков, например, кружок рассказчиков "Декамерона" Боккаччо, а также и
"Гептамерона" Маргариты Наваррской, такова Телемская обитель у Рабле. В
такие ассоциации входят лишь "аристократы духа" _ понятие, усиленно
развиваемое ренессансным гуманизмом, в противовес феодально-средневековому
понятию наследственного, родового аристократизма. Вопрос об охвате всего
человечества, о создании государства обычно еще не ставится. В этих
кружках нет структуры и нет развития, руководства и управления, ибо в них
господствует дух абсолютной свободы и в то же время нет противоречивых
интересов. Противоречия, раздоры, зло мыслятся как случайная и преходящая
порча, отрава, занесенная со стороны.
В основе такого мирооощущения лежит идея природы, как всегда только доброй
силы (Физис Рабле, противопоставляемый им Антифизии, т.е. всему ложному и
извращенному, злому), вера в
доброту человеческой природы. Вспомним рассуждения Рабле о том, что все
естественные влечения человека законны и что, если только их не насиловать,
они приведут лишь к действиям разумным и моральным. Ренессансные гуманисты,
настроенные идиллически, верили, что достаточно красноречивого увещивания или
горячего призыва, чтобы побудить людей "отбросить эгоизм и начать помогать
друг другу" _ и тогда жизнь сразу станет прекрасной и счастливой. Такое
утопически реформированное общество мы не раз встречаем в комедиях Шекспира
его раннего (но не второго!) периода.
Этому ренессансному гуманизму "истина" представляется как некий вполне
достижимый абсолют, для овладения которым требуется лишь добрая воля,
энергия и удача ("фортуна").
Этот мир "Декамерона" и юношеских поэм-романов Боккаччо, мир Лоренцо
Великолепного и Полициано, Ариосто, Клемана Маро и Бонавентуры Деперье
("Веселые забавы"), первых двух книг Рабле, поэм Эдмунда Спенсера,
лирических комедий и ранних трагедий (как, например, "Ромео и Джульетта")
Шекспира, _ если можно так выразиться, планиметричен. Он не совсем плоский
и имеет свои выступы и возвышения, как барельеф, но, по существу, лишен
третьего измерения _ глубины. В этом мире для достижения истины или
счастья надо только долго и энергично плыть в верно выбранном направлении,
как доплыли Колумб или Васко де Гама до желанной гавани. Этот мир
Ренессанса безбрежен и, следовательно, бесконечен во всех направлениях.
Такой безбрежности, однако, было достаточно для возникновения чувства
неисчерпаемости жизни и бытия, идеи
неиссякаемой "фортуны" _ идеи, столь характерной для авантюрного периода
буржуазного общества. Это чувство питалось великими открытиями эпохи и смелой
ликвидацией средневековых догм, производимой рациональным путем, логически, в
свете показаний человеческих чувств и разума. Это ренессансно-гуманистическое
мироощущение в своей прекрасной наивности было индивидуалистично и
эгоцентрично в своем упоении жизнью и ее раскрывающимся для личности
беспредельными возможностями.
Однако, провозгласив освобождение человеческой личности, такое
мировоззрение оказалось неспособным решить практически вопрос о формах
организации общества и государства, где идеал свободы мог быть реализован.
При первом столкновении с действительностью его прекрасные иллюзии
рухнули. Это должно было привести отнюдь не к капитуляции гуманизма
вообще, а лишь к перевооружению его для дальнейшей, более суровой борьбы,
к преодолению ренессансного "прекраснодушия", к выработке более глубокого
(чем раннеренессансное) гуманистического мировоззрения, а именно _
расширенного и более критического понимания человеческой личности и
человеческих отношений. И эти последние и человеческая личность начинают
теперь раскрываться в их сложности, противоречивости и развитии.
Важнейшей вехой здесь является учение Монтеня о человеческом "я", которое
едино, но не единообразно, полно противоречий, беспрерывно изменяется,
приспосабляясь к окружающим условиям и приспособляя их к себе,
способно к бесконечному развитию. Стоящее в тесной связи с этим монтеневское
que sais-je? (что я знаю?) _ не капитуляция разума, а признание того, что
истина, благо и счастье не окостеневшие формулы, а путь, искание и борьба
Аналогичное изменение происходит и во взглядах на человеческое общество, иначе
говоря, на государство. Последнее понимается теперь как сочетание
противоположностей, лежащих в разных плоскостях, как сложная, беспрерывно
развивающаяся конструкция, как единство разнородных и частью противоречивых
сил, в котором общее благо осуществляется посредством гармонической
координации частей и подчинения частных интересов потребностям целого.
Так же, наконец, представляется теперь и мир, взятый в целом, этот
"макрокосм", сложный и многоплановый. Сокращенным подобием его является
государство (сравнение, нередкое у Шекспира: см., например, речь Улисса в
"Троиле и Крессиде", I, 3), а еще более сокращенным _ человеческое "я",
этот "микрокосм" (как говорит Лир, "малый мир, именуемый человеком", IV,
6, 137). Такой мир, такое государство и такая личность способны не только
к росту или изменению, но и к трансформации (см., в отличии от
"вырастающих" Джульетты, или Ромео, трансформации, происходящие с
Гамлетом, Лиром, Эдгаром, Макбетом, Кориоланом, Клеопатрой). Мир (как
общество, так и человек) приобретает глубину, становится стереометричным:
это вечно меняющиеся, многопланное, по существу, бездонное целое.
Это новое восприятие мира и человека, преодолевающее ренессансную
упрощенность и прекраснодушный догматизм привело к углублению
гуманистических идеалов, к возникновению трагического гуманизма. Его
лучшие представители в искусстве _ Шекспир второго периода и Сервантес,
Рембрандт, в известном смысле Микельанджело, Леонардо да Винчи. Новый этап
гуманизма _ это осознание трагедии человека в частнособственническом и
притом рефеодализирующемся обществе, разумение всей тяжести борьбы,
которую человек ведет с этим обществом, _ борьбы, не всегда сулящей успех
и порой почти безнадежной, но все же всегда и во всех случаях необходимой.
А вместе с тем _ это осознание того, что ренессансное мировоззрение с его
идиллическим оптимизмом и упрощенностью недостаточно вооружает для такой
борьбы, что для нее нужен более сложный арсенал идей, чем заготовленный
гуманизмом XIV->XV веков.
Трагический гуманизм считал, что если даже победа при данных условиях и
невозможна, то все же надо бороться хотя бы мыслью, стараясь вникнуть в
сущность неразрешенных конфликтов, так как победа мысли есть залог будущей
реальной победы над злом. Так, Гамлет у Шекспира борется мыслью и за
мысль: поскольку восстановить расшатанный век (I, 5, в конце) _ задача
неосуществимая, то мысль, разумение становится его действием. Точно так же
мысль наряду с действием стала делом всей жизни Монтеня.
Для уяснения всей трудности борьбы, которую человеку надлежит вести с
окружающим обществом и с самим собой, Шекспир раскрывет все соблазны и все
иллюзии, встающие на пути человека. Рост личности для него _ это история
беспрерывного ее восхождения путем преодоления
пережитых ею ступеней и форм своей сущности. Поэтому Шекспир второго периода,
так же как, например, Сервантес, всегда и во всем заменяет статическое
динамическим, структурное _ функциональным, формулу _ анализом, догму _
критикой, всюду внося тонкие различия и момент относительности, устанавливая
этапы в развитии личности и человеческих отношений или конфликтов.
Для художественного выражения такого гуманистического (в новом,
осложненном смысле слова) миропонимания вышеописанные средства стиля
барокко были столь же пригодны и столь же необходимы, как и для выражения
миропонимания "классического", реакционного барокко. Разница, однако, в
том, что там это беспрерывное внутреннее движение и просветы в бездонное
порождали ощущение хаоса и иррациональности бытия, здесь же вся эта
сложность пронизана внутренним порядком, подчинена общему, объединяющему
закону.
Остановимся на главнейших моментах, где Шекспир, как поэт и как мыслитель,
проявил глубокую независимость и своеобразие.
Краткое упоминание новеллы о том, как началась любовь Мавра и Дездемоны,
Шекспир превращает в широкую, заполняющую весь I акт картину истории этой
любви, которая вместе с тем определяет особый характер их отношений,
проливающий свет и на характер последующей ревности Отелло.
Мавр часто бывал в доме отца Дездемоны и подробно рассказывал всю свою
жизнь, полную великих лишений, трудов и опасностей. Дездемона жадно
слушала его рассказы и через них узнала Отелло, поняла его натуру до конца
иполюбила его. На упрек Брабанцио в том, что он приворожил его дочь
колдовством, Отелло отвечает: "Я ей своим бесстрашьем полюбился, она же
мне _ сочувствием своим" (I, 3).
Но, с другой стороны, когда окружающие удивляются, как могла Дездемона
полюбить темнокожего, она отвечает: "Для меня краса Отелло _ в подвигах
Отелло".
Их соединила не воля родителей, не какой-либо расчет (основные стимулы
аристократических и мещанских браков), даже не стихийный чувственный порыв
друг к другу, как, например, Ромео и Джульетту, а глубокое взаимное
понимание, полное приятие одного существа другим _ самая высокая форма
человеческой любви.
С этим тесно связан и характер ревности Отелло: это не уязвленное чувство
чести (как, например, в драме Кальдерона "Врач своей чести"), но это и не
мещанское чувство мужа-собственника, на права которого посягнули. Это
чувство величайшей обиды, нанесенной абсолютной правдивости и доверию,
соединившим Отелло и Дездемону. Лживость Дездемоны _ вот что приводит
Отелло в исступление. Ревность его в моральном отношении того же порядка,
что и любовь.
Как и всегда, Шекспир не ограничился переосмыслением побуждений и действий
персонажей своей трагедии, взятых у Джиральди Чинтио. Углубляя и
разрабатывая характеры, набросанные итальянским новеллистом, он
радикальным образом их перестроил, вложив в их смысл и назначение
совершенно новое содержание, открывая новый мир. Этот мир основан на трех
образах, вступающих между собой в самые удивительные связи и отношения.
Первый из них, естественно, сам Отелло. Это одно из самых замечательных
созданий Шекспира. Его Отелло соединяет в себе черты варварства и высшей
духовной культуры, первобытную свежесть и пылкость чувств со светлым
разумом. "Мавр", то есть, по понятиям того времени, наполовину дикарь, он
с юных лет поступил наемником на службу Венецианской республики и на этом
пути достиг высоких чинов, сделался венецианским полководцем и стал вхож в
дома венецианских сенаторов. Здесь он познакомился с дочерью Брабанцио,
влюбился в нее и рассказом о своих подвигах и испытаниях внушил ей
ответную любовь, которая и привела к браку.
С этой любовью Отелло открылся целый мир _ мир красоты и гармонии,
пришедший на смену прежнему "хаосу" в его душе, возвращения которого он,
начав ревновать, так боится. Его любовь к Дездемоне, основанная на
доверии, беспредельна: он любит ее, даже когда перестает ей верить, и ради
этой любви готов пойти на унижение. Потеряв Дездемону, он должен вернуться
к своему одиночеству, ибо в связи с его суровым ремеслом воина у него было
много сотоварищей, но, в отличие от Ромео, Гамлета, Лира (Кент, шут),
никогда не было друга. Любовь Отелло к Дездемоне и ненависть к ней
сплетаются во взаимной борьбе. Нежность к Дездемоне сохраняется у Отелло
до конца: убивая ее, он боится причинить ей боль, он оберегает ее от
малейшей царапины, и, когда Дездемона стонет, он убивает ее, чтобы
прекратить ее страдания.
Старый вопрос "ревнив ли Отелло?" (подразумевая под "ревностью"
болезненную и преувеличенную подозрительность) _ можно считать давно
поконченным. Нет надобности приводить тут мнения как литературных
критиков, так и деятелей театра, единодушно дающих на этот счет
отрицательный ответ. У нас, в частности, полную ясность внес в этот вопрос
Пушкин, сказавший: "Отелло от природы не ревнив _ напротив: он доверчив".
По собственному признанию Отелло (в конце пьесы, перед тем как он
закалывается, то есть в такой момент, когда герои Шекспира в своих
признаниях бывают предельно откровенны и правдивы), он "был не ревнив, но
в буре чувств впал в бешенство". Отелло долго сопротивлялся наущениям Яго
и сдался лишь перед лицом, как ему могло показаться, совершенно
убедительных фактов. Но эти факты говорили ему об утрате Дездемоной не
столько чести, сколько честности. Он рассуждает: "Оставлю ей жизнь _
других будет обманывать". "Таков мой долг. Таков мой долг", _ говорит
Отелло, приближаясь к ложу спящей Дездемоны, чтобы ее задушить. Ибо его
сильнее всего оскорбляет то, что он считает ее "лживостью". Вместе с
доверием к Дездемоне Отелло утратил и веру в человека, в возможность
правды на земле. Именно в этом, и ни в чем другом, заключается его
трагедия.
Своей нравственной красотой, светом, исходящим от нее, Дездемона так же
возвышается над окружающими, как и Отелло. Воплощение женской нежности,
она в то же время является примером человеческой доблести, смелости,
мужественности. Слушая рассказы Отелло о его подвигах, она сожалеет, что
бог не создал ее мужчиной (подобное сожаление высказывала, как передают,
и современница Шекспира Мария Стюарт); она бежит из дома отца, одна в
гондоле бурной ночью, среди венецианских головорезов, к смуглокожему
возлюбленному; она отвечает в сенате после назначения Отелло наместником
Кипра на вопрос _ не предпочтет ли она на время его отсутствия остаться в
Венеции: "Я полюбила мавра, чтоб везде быть вместе с ним", а не для того,
чтобы "в разгар его похода остаться мирной мошкою в тылу", и Отелло
встречает ее приезд на Кипр на особом корабле веселым возгласом: "Моя
воительница!"
В свои светлые часы Отелло отвечает Яго на его нашептывания: "Меня не
сделают ревнивцем признанье света, что моя жена красива, остроумна,
хлебосольна, умеет общество занять, поет и пляшет...". И о том же говорит
распеваемая ею "песенка об иве", в ее интерпретации совсем лишенная
мрачного оттенка. Наметкой, помогающей понять ее душевное состояние, весь
свет, исходящий от нее, может служить тут же вырывающееся у нее
восклицание: "Неплох собою этот Людовико".
Но особенно пленительны и трогательны "три святых обмана" Дездемоны (как
их любят называть английские критики). Первый _ побег Дездемоны к Отелло
из дома отца, второй _ уклончивость в вопросе о платке и третий _ когда на
вопрос Эмилии "Кто убийца?" _ она отвечает: "Никто. Сама".
Антиподом и Отелло и Дездемоны _ двух натур, глубоко друг другу
родственных, является Яго _ воплощение всех самых низменных начал
человеческой природы. Конечно, видеть в нем персонификацию духа зла,
существо, любящее зло ради зла, как это делала старая романтическая
критика (а в более позднее время _ А.Блок), сейчас мы уже не можем:
слишком уж четко выступает конкретная мотивировка действий Яго и их
социально-исторический смысл; Яго _ типичный представитель хищнического
индивидуализма, жестокий и циничный, подобно Ричарду III или Эдмонду
Глостеру в "Короле Лире". У него своя философия, с помощью которой он
оправдывает совершаемые им злодеяния. Философия эта, в сущности, сводится
всего к двум принципам, теоретически слабо друг с другом связанным, но
практически довольно хорошо совмещающимся: это абсолютный релятивизм,
утверждающий, что всякая вещь существует лишь поскольку мы ее ощущаем и
что если мы ее не чувствуем, то, значит, ее и нет; а второй принцип много
проще: это "набей потуже кошелек" (I, 3) _ припев, с помощью которого он
пытается поработить Родриго.
Ясно, насколько такое мировоззрение непримиримо с мироощущением как
Отелло, так и Дездемоны. И отсюда понятна ненависть Яго к обоим, что и
делает его злобу к ним такой предвзятой и непримиримой. "Я не перевариваю
мавра", _ говорит он. Подобно тому как "в жизни Кассио есть некая
красота", делающая его нестерпимым для Яго, так же несносны для него
Отелло с Дездемоной: первый оскорбляет Яго своим величием, вторая _ своей
чистотой. Они претят ему, они терзают его одним лишь тем, что существуют,
ибо Яго насквозь и до конца аморален. Отсюда, по выражению английских
критиков, "поиски мотивов" у Яго для его ненависти к Отелло: если бы даже
последний и не обошел его по службе, сделав своим лейтенантом Кассио, все
равно _ Яго нашел бы оправдание для смертельной ненависти к мавру
(например, вымышленная Яго супружеская неверность Эмилии, в постель к
которой якобы "скакал" Отелло).
Яго проповедует свои "принципы" так пылко и настойчиво, что способен
заразить ядом своей философии и других, в том числе самого Отелло в момент
наибольшего помутнения его разума.
Но Яго свойственна еще другая форма релятивизма, более утонченная и потому
еще более мерзкая _ это стремление все мерить на свой аршин и потому все
унижать и марать. Он говорит про Дездемону: "Я сужу по себе и потому знаю,
что она станет". Это постоянное сопоставление других душ со своей
собственной, ничтожной и низменной, придает всем его суждениям
ограниченность и будничность, грязное уродство.
В глухой, незримой борьбе, которую Отелло и Дездемона обречены вести с
Яго, они могли бы найти опору и помощь в окружающих, если бы могли в них
встретить натуры, единородные и равноценные себе, иначе говоря, столь же
чистые и светлые. Но таких натур вокруг них нет. В этой трагедии Шекспира
мы нагляднее, чем в большинстве других его пьес можем наблюдать искусство,
с каким он орудует тонкими, едва заметными оттенками, создавая образы, в
общем, вполне положительные, но все же лишенные законченного морального
совершенства, которое могло бы поставить их на одну доску с протагонистами
трагедии. Таких образов в данной трагедии, в основном два: Эмилия и
Кассио. Анализ их характеров тем более интересен, что все отмечаемые ниже
черты их, придающие им такую сложность, добавлены Шекспиром и в его
источнике (в новелле Чинтио) полностью отсутствуют.
Критиками уже давно отмечена сложность характера Эмилии, которая в конце
пьесы из легкомысленной субретки превращается в истинную героиню. То, что
характеризует Эмилию до последнего акта, должно быть вызвано не моральной
неполноценностью, а душевной незрелостью, недоразвитостью. Когда на вопрос
Дездемоны, могла ли бы она изменить мужу хотя бы "за целый мир", Эмилия
отвечает: "За целый мир? Нешуточная вещь! Огромный мир _ не малость за
крошечную шалость" (IV, 3), _ мы понимаем, что это лишь шутка, ни о чем, в
сущности, не говорящая, хотя она и неприятно звучит в драматически очень
тяжелый момент и к тому же в устах отнюдь не комического персонажа. Точно
так же, когда Эмилия крадет у Дездемоны платок, она это делает, нисколько
не думая о последствиях и лишь из желания угодить мужу (III, 3). Можно
поэтому говорить лишь о ее слепоте, не о порочности. Но в последних сценах
Эмилия необычайно вырастает. Ее моральный триумф не в том даже, что она
умирает за правду, разоблачая Яго, а в том, что она умирает без единой
жалобы и с обрывком на устах той самой песни, которую перед смертью пела
Дездемона (V, 2).
Менее уяснен критикой характер Кассио, который обычно трактуется как
личность морально безупречная, хотя и несколько бледная. Однако моральные
изъяны Кассио не менее существенны, чем изъяны Эмилии, хотя они и более
завуалированы. Кассио, конечно, от начала до конца душевно чист, и это
очень хорошо формулирует Яго, когда говорит о нем: "Есть в жизни Кассио
каждодневная красота, которая мешает мне жить" (V, 1, _ перевожу
дословно). Однако в "красоте" Кассио есть целый ряд "пятнышек", поданых,
правда, так легко и замаскированно, что они остаются почти незамеченными,
хотя и оказывают на зрителя
определенное действие, придавая образу Кассио оттенок какой-то
бесцветности и неполноты.
Это прежде всего его способность хмелеть от первой рюмки (см. сцену
попойки, II, 1). Безусловно, слабая сопротивляемость алкоголю не могла
рассматриваться Шекспиром как нечто порочащее человека; однако
подчеркивание этого свойства без всякой видимой надобности объективно
снижает образ. Но еще важнее то, каков Кассио во хмелю. У него определенно
не "веселое", а "хмурое" вино, он легко возбуждается, заводит ссоры,
дерется. Не есть ли это, согласно известной пословице, проявление
задатков, заложенных в его характере даже и тогда, когда он находится в
нормальном состоянии? Яго говорит о нем Родриго: "Он вспыльчив и от слов
легко переходит к действиям. Вызовите его на них" (II, 1), и у нас нет
причин сомневаться в правильности этой характеристики. Больше того,
хмурость и задиристость могут проявляться весьма неодинаково и по очень
различным поводам. У Кассио хмурость во хмелю носит не просто злобный, но
и оскорбительный характер, способствуя проявлению его надменности,
презрительного отношения к ниже стоящим людям. С удивительной
бестактностью он напоминает Яго, обойденному чином, о его неудаче, когда
заявляет, что "помощник капитана должен спастись раньше поручика" (II, 3),
и в следующей за этим ссоре его с Монтано при всей неясности ее причин
(ибо она началась за сценой) лейтмотивом звучит все та же надменность
Кассио: "Учить меня! Читать мне наставленья! Да я его в бутылку загоню!"
(II, 3).
То, что Кассио водится с куртизанкой, не содержало в себе, по понятиям
того времени, ничего позорного. Но все же это бросает какое-то пятно на
его облик, сокращая возможность каких-либо более высоких чувств с его
стороны, снижая круг его интересов и влечений. Шекспир ни при каких
условиях не изобразил бы в аналогичном положении Отелло, Гамлета или,
скажем, Эдгара. Добавим еще, что Кассио иногда бывает груб с Бьянкой, что
не делает ему чести. Интересно, что после постигшей его катастрофы, когда
по его уверению, ему не дают покоя терзающие его стыд и досада, он считает
возможным (в сцене, где подслушивает Отелло, IV, 1) весело шутить и
смеяться по поводу своих отношений с Бьянкой. Но тут же отметим, что
момент этот чрезвычайно смягчен тем, что в этой сцене все внимание зрителя
сосредоточено не на Кассио, а на Отелло (и отчасти на Яго) и что весь
эпизод служит не характеристике персонажа, а интриге, трагедии в целом.
Наконец, даже самый тот факт, что Кассио хлопочет о своем восстановлении в
должности (хотя бы и не по личному почину, а по коварному совету Яго) не
прямо, а при посредстве жены своего начальника рисует его в не очень
красивом свете. Можно вспомнить здесь Меру за меру, где одно то, что
Клавдио, это воплощение слабости, решает прибегнуть к заступничеству
сестры, _ уже не говоря о том, что позже, узнав, какой ужасной ценой может
быть добыто его спасение, он все же молит сестру пойти на эту жертву, _
снижает его моральные качества. Но Кассио обращается к помощи Дездемоны с
такой доверчивостью и простодушием, что некоторая неблаговидность его
поведения не доходит полностью до сознания зрителя. И в этом _ чувство
меры Шекспира и его удивительное чувство нюансов.
Теневые и светлые черты так же перемешаны в характере Кассио, как и в
характере Эмилии, с тем лишь различием _ и здесь сказывается богатство
художественных ракурсов Шекспира, _ что в Эмилии они даны в раздельности и
последовательности (от темного к светлому), тогда как в Кассио они
одновременны и слитны.
Во всем этом мы имеем выражение не столько порока, сколько слабости,
своеобразную смесь "чистого" (fair) и "грязного" (foul). И это в точности
соответствует замыслу трагедии. Вокруг Отелло разлита не подлость (как
вокруг Гамлета), а лишь слабость, и от Отелло, который, согласно
заключительному определению Кассио, "был во всем велик душой" (@геа1 оГ
Ьеаг1; V, 2), его ближайшие спутники отличаются не низостью, а лишь
малодушием.
Такое же сплетение оттенков мы находим, кстати сказать, и в других, менее
крупных образах трагедии: в Бьянке можно найти черты сердечности,
Брабанцио далеко не такой глупец и жалкий шут, каким его часто изображают
на сцене, и т.д.
Известная немецкая писательница-эмигрантка Матильда фон Мейзенбург
рассказывает в своих мемуарах, что в один из самых печальных дней своего
изгнания, в Лондоне, когда утомленная борьбой, она была близка к
самоубийству, ей довелось увидеть "Отелло", и в тяжелом зрелище несчастий
она почерпнула мужество для того, чтобы жить. Таково свойство
шекспировских трагедий, вливающих веру в достоинство человека и ценности
жизни, их всепобеждающий оптимизм.
Все действие трагедии происходит в обстановке боевой тревоги и накаленных
страстей: в I акте _ в суматохе и кипучей напряженности венецианской
жизни, во всех последующих _ на Кипре, перед угрозой нападения турецкого
флота, среди кипения портовой жизни, празднеств и ночных драк, всяких
опасных случайностей. Такова атмосфера, в которой разыгрывается этот
простой случай из человеческой жизни, эта великая человеческая трагедия.
Окидывая трагедию об Отелло одним взглядом, выносишь о ней впечатление как
об огромной симфонии, выдержанной в одной определенной тональности и
основанной на развитии контрастов и на последовательном развертывании
простых и великих человеческих тем, _ симфонии, в которой изображено
столкновение между миром добра и миром зла, завершающееся моральной
победой первого. Эта победа заключается в том, что Отелло прозревает. Он
плачет слезами радости, и, хотя он убивает себя, это не дикое отчаяние, а
акт высшего правосудия, свидетельствующий о возвращении к нему веры в
жизнь и доверия к человеку.
А.Смирнов.
Примечания к тексту "Отелло"
К с. 241.
Мавр
В эпоху Шекспира слово "мавр" (Moor) употреблялось в широком значении:
"чернокожий", "темнокожий". Шекпир представляет себе Отелло с толстыми губами
(Родриго называет его "толстогубым") и с темным, а не смуглым лицом.
[664]
Яго.
Некоторые комментаторы полагают, что Яго, судя по имени, испанец. В
дальнейшем, в одном месте подлинника, Яго ругается на испанском языке.
Родриго,_В издании 1623 года о Родриго добавлено: "одураченный дворянин"
К с. 244.
Родос и Кипр
Острова, были военно-морскими базами Венецианской республики.
К с. 251.
...без подобающей охраны...
В эпоху Шекспира не только женщины, но и мужчины редко рисковали выходить из
дома. ночью. Улицы не освещались и были полны грабителей. То, что Дездемона
бежала к Отелло одна, без охраны, говорило зрителям шекспировской эпохи о
смелости Дездемоны.
К с. 266.
Что, Марк Лукезе в городе?
Очевидно, первая мысль дожа _ назначить командующим этого Лукезе. Но так как
он уехал, остается один выход: назначить темнокожего Отелло, которого, таким
образом, дож и сенат назначают волей-неволей, по необходимости.
К с. 294.
Птичий клей.
Клейкое вещество, при помощи которого ловили птиц. Возможно, что здесь скрыт
намек: Яго уже приготовил "птичий клей" для Кассио и Дездемоны.
К с. 308.
Король Стефан был бережлив...
Яго поет строфу из известной в ту эпоху песенки, прославляющей бережливость.
В этой песенке беседуют муж и жена: муж хочет наряжаться в шелк и бархат, а
жена уговаривает его быть бережливым. В эпоху Шекспира джентльмены старинного
склада, а также пуритане, этот авангард растущей буржуазии, обличали
новомодную роскошь и расточительность придворной знати. Король Стефан,
царствовавший в XII веке, не раз упоминается в литературе того времени как
образец бережливости. Близкий к пуританам современник Шекспира драматург
Роберт Грин в своем памфлете "Шутка для придворного выскочки, или Спор между
бархатными и холщовыми штанами" (1592) писал следующее: "Хорошее и
благословенное время было в Англии, когда король Стефан платил за штаны всего
один золотой и то считал это роскошью". Не указывает ли эта песенка на
пуританские черты у Яго?
К с. 321.
Входит Кассио с музыкантами.
Во времена Шекспира существовал обычай исполнять ранним утром веселую
приветственную песенку под окном новобрачных.
...поют в нос...
Намек на свойственное неаполитанцам произношение в нос.
К с. 349.
Мандрагора
Корень мандрагоры считался одним из самых сильнодействующих снотворных средств.
К с. 362.
Какая влажная!
По распространенному в эту эпоху мнению, горячие и влажные руки были признаком
чувственности.
К с. 380.
Вы шишки не набили?
Здесь Яго, по-видимому, указывает на лоб Отелло, намекая на рога, то есть на
возможную измену Дездемоны.
К с. 417.
Зеленая ива.
В народных песнях и поговорках эпохи Шекспира плакучая ива была эмблемой
девушки или женщины, покинутой любимым человеком. Песня Дездемоны является
вариацией на тему народной песни-баллады.
К с. 447.
Влияние луны.
Согласно воззрениям того времени, одной из причин безумия было влияние луны,
уклонившейся от своего обычного пути,
[666]
К с. 449.
Она была коварна, как вода.
Это сравнение встречается у многих народов: тихие и глубокие воды таят в себе
гибель.
К с. 467.
Спартанская собака
У Шекспира и современных ему писателей псы древней Спарты часто упоминаются
как воплощение кровожадной свирепости.
<< НАЗАД ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: классические произведения
Оставить комментарий по этой книге
Переход на страницу: [1] [2] [3]
Страница: [3]
