Цимбелин - Шекспир Уильям - страница 3 - Bookorbita.com

Луций Такая быстрота - залог победы. Теперь мы смотр войскам произведем. Отдай приказ. (Прорицателю.) А что, скажи, мой друг, Нам сны твои вещают о войне? Прорицатель Постился долго я, моля богов, И прошлой ночью было мне виденье: Орел Юпитера сюда, на запад, Летел с далеких южных берегов И скрылся в золотом сиянье солнца, А это значит - коль не помрачили Грехи мой дар провиденья, - что римлян Победа ждет. Луций Пусть будут сны такие Нелживыми и частыми. - Но что тут? Безглавый труп?.. О, судя по обломкам, Строенье было славное. Кто это? Паж? Мертв он или спит? Скорее мертв. Чуждается природа ложа смерти, Не спят живые с мертвыми. Взглянуть Хочу я мальчику в лицо. Военачальник Он жив. Луций Тогда он скажет, кто убит. - Эй, мальчик, Поведай о судьбе своей. Она Достойна любопытства. Кто служил Тебе кровавым изголовьем? Кто Разрушить смел творение природы? Иль ты причастен к этому убийству? Как все произошло? Кто он такой? Ответь нам. Кто ты? Имогена Я ничто. Вернее, Хотел бы стать ничем. То господин мой, Британец храбрый, добрый человек, Убитый жителями гор. Увы! Таких господ, как он, на свете нет! Пусть обойду я запад и восток, Пусть я найду себе других хозяев, Пусть буду верно им служить - нигде И никогда такого господина Не будет у меня. Луций Ты славный мальчик, Твоей печалью тронут я не меньше, Чем смертью господина твоего. Кто он, дружок? Имогена Ричард дю Шан. (В сторону.) Я лгу, Но в этом нет вреда. Надеюсь, боги Простят мне ложь. Луций Как звать тебя? Имогена Фиделе. Луций Да, это имя по тебе. Оно Достойно верности твоей, а верность Достойна имени. Служить мне хочешь? Хоть я не так хорош, как твой хозяин, Но я тебя любить не меньше буду. И если бы в письме ко мне сам Цезарь Достоинства твои превозносил, Он больше о тебе сказать не мог бы, Чем ты сейчас сказал. Идем со мной. Имогена Но прежде господина я зарою В могилу так глубоко, как смогу; Листвой ее засыплю и цветами. Произнесу над нею сто молитв, Слезами орошу, вздыхая тяжко, А там уж к вам пойду, коль вам угодно Принять меня. Луций Я для тебя, мой милый. Скорей отцом, чем господином, стану. - Друзья! О долге мальчик нам, мужам, напомнил. Среди цветов мы выроем могилу Мечами. Поднимите труп. - Мой мальчик, В знак уваженья и любви к тебе Почтим мы господина твоего, Как воина, похоронив его. Утешься же, утри глаза. Подчас Паденье может и возвысить нас. Уходят. СЦЕНА 3 Комната во дворце Цимбелина. Входят Цимбелин, вельможи, Пизанио и слуги. Цимбелин (слуге) Узнай, что с королевой. Один из слуг уходит. С той поры Как принц исчез, она в безумье впала. О небеса, какая злая кара Ниспослана мне вами! Дочь моя, Моя отрада, скрылась. Королева - На ложе смерти. Нам война грозит, И принц, столь нужный мне сейчас, пропал. В отчаянье я от ударов этих! (К Пизанио.) Ты, раб лукавый, знаешь, где она! Не лги, что ты здесь ни при чем. Иначе Заговоришь под пыткой. Пизанио Государь. Казните, но, клянусь вам, я не знаю, Где госпожа, зачем она ушла, Когда вернется, - ничего не знаю. Я ваш слуга покорный, государь. Первый придворный Он вам не лжет. Когда принцесса скрылась, Его видали здесь. Слуга он верный, А принца ищут всюду и найдут. Цимбелин Тревожные настали времена. (К Пизанио.) На этот раз ты вывернулся, раб, Но ты на подозренье! Первый придворный Повелитель! Уж легионы галльские на берег Сошли, а в подкрепленье к ним сенат Прислал отряд патрициев из Рима. Цимбелин Как нужен мне совет жены в принца! Я стал в тупик... Первый придворный Но, государь великий, Нам хватит войск, чтоб встретиться с врагом. Не только к ним - и к нам придет подмога, Лишь прикажите действовать. Давно мы Приказа ждем. Цимбелин Благодарю. Ну что ж, Судьбу мы смело встретим. Угнетает Меня не то, что Рим готовит нам, А горести семейные. - Идем! Уходят. Пизанио Не пишет господин мой - нет ответа На весть о смерти Имогены. Странно! Не слышно и о ней, а ведь хотела Она писать мне часто. Что могло Случиться с принцем? Я в большой тревоге. Но справедливость есть еще на небе! Во имя верности я изменяю И лгу, чтоб честным быть. Война докажет, Как верно я служу своей отчизне, Иль пусть паду в бою. Рассеет время Сомненья остальные. Иногда Без кормчих в порт судьба ведет суда. (Уходит.) СЦЕНА 4 Уэльс. Перед пещерой Белария. Входят Беларий, Гвидерий и Арвираг. Гвидерий Тревога поднялась. Беларий Уйдем подальше. Арвираг Нет смысла в жизни, если избегать Опасных подвигов. Гвидерий К чему таиться? Нас, как британцев, римляне казнят Или свои, сочтя за бунтарей, Служить заставят, а потом убьют. Беларий Уйдемте, дети, в горы. Там спокойней. Нам путь к своим закрыт. Безвестны мы И в списки войсковые не попали. Смерть принца может привести к расспросам, Кто мы, где жили, и признанье вырвать, А наказание за это - смерть Под пыткою. Гвидерий Отец мой, не к лицу Тебе в такое время спасенья; И нас не убедишь ты, нет! Арвираг Едва ли, Услышав ржанье римских лошадей И увидав костры врага вблизи, Британцы в ожидании сраженья Решатся тратить время, выясняя, Кто мы, откуда здесь. Беларий Но ведь знаком В войсках я многим. Клотена не видел Я много лет, но все ж его узнал я. Король не стоит ни моих услуг, Ни преданности вашей. Изгнание мое виной тому, Что воспитанья вы не получили, Что жили в бедности, лишившись счастья, Которого вы вправе были ждать; Что летом вы палящий зной терпели И, как рабы, тряслись зимой от стужи. Гвидерий Нет, лучше смерть, чем эта жизнь! Отец, Молю, идем к войскам. Никто не знает Ни брата, ни меня; тебя забыли; Ты постарел и стал неузнаваем. Арвираг Клянусь блистаньем солнца, я иду! Я не видал, как смерть встречает воин В сражениях. Я видел только кровь Трусливых зайцев, горных коз и ланей. Коней не знал я, кроме жалких кляч, Удил и шпор не ведавших. Под стать И всадник им такой, как я. Мне стыдно Смотреть на солнце, жить его теплом И пребывать в ничтожестве безвестном. Гвидерий Клянусь, и я пойду. Благослови Меня, отец. Тогда в бою не ставу Я рисковать напрасно. А не пустишь - Я все равно пойду; и ты судьбою Наказан будешь тем, что я в сраженье Умру от рук врагов. Арвираг И я. Аминь! Беларий Коль юной жизнью вы не дорожите, Зачем же старость мне тогда беречь? Да будет так! Иду я с вами, дети, И, если суждено вам пасть в бою, Я вместе с вами смерть приму свою! Вперед! Вперед! Сказалась кровь царей, Кипит она и рвется в бой скорей! Уходят. АКT V СЦЕНА 1 Британия. Римский лагерь. Входит Постум с окровавленным платком в руках. Постум Я сберегу тебя, платок кровавый, - Я сам хотел тебя таким увидеть. Мужья! Когда б вы все так поступали, Любой проступок мог бы погубить Вернейшую из жен. - Нет, мой Пизанио, Не все приказы нужно выполнять, А только справедливые. - О боги, Зачем меня не покарали вы И дали мне дожить до этой пытки? Зачем вы Имогену не спасли Для жизни, полной горести? Зачем Меня, злодея, не сгубили? Ах, Любя иных, вы их к себе берете За малый грех, от большего спасая; Другим же позволяете свершать Грех за грехом, один другого хуже, И те живут, в чудовищ превращаясь. Она теперь у вас! Так дайте, боги, Мне силу покориться вашей воле. Сюда из Рима прибыл я сражаться С отчизною своей. - О нет, Британия, Довольно и того, что я убил Твою принцессу. Ран тебе я больше Не нанесу. - Внимайте, боги, мне: С себя сниму я римскую одежду, Крестьянином простым переоденусь, Сражаться буду против тех, с кем прибыл, И смерть в бою приму за Имогену! Ведь жизнь сама и каждый вздох - мне смерть! Не узнанный никем, ни в ком не вызвав Ни злобы, ни участья, ни любви, Себя предам я смерти. Пусть узнают О доблести моей, хоть и таилась Она под рубищем раба. О боги! Пошлите вновь мне силу Леонатов! Надменный мир хочу я научить Не внешний блеск, а силу духа чтить. (Уходит.) СЦЕНА 2 Поле сражения между британским и римским лагерями. Входят с одной стороны Луций, Якимо и римское войско, с другой стороны - британское войско. За ними следует Постум как простой воин. Они проходят через сцену. Затем входят, сражаясь, Якимо и Постум. Постум побеждает Якимо, обезоруживает и уходит, оставив его одного. Якимо Великий грех отяготил мне душу И мужества лишил. Оклеветал Я женщину, британскую принцессу, И воздух здешний, словно мстя за это, Все силы отнял у меня. Иначе Как мог меня, искусного в бою, Сразить простой мужлан? Мой сан и званье - Стыда источник ныне и страданья. Британия! Коль рыцари твои Еще сильней, чем этот раб убогий, То мы ничтожны, а британцы - боги! (Уходит.) Битва продолжается. Британцы бегут. Цимбелин захвачен в плен, Входят, спеша ему на помощь. Беларий, Гвидерий и Арвираг, Беларий Стой! Все назад! За нами поле битвы! Теснина - наша! Нам страшна лишь трусость! Позор бегущим! Стой! Гвидерий и Арвираг Назад! Сражайтесь! Входит Постум и бьется на стороне британцев; они освобождают Цимбелина и уходят. Входят Луций, Якимо и Имогена. Луций Прочь с поля битвы, мальчик, жизнь спасай! Свои своих разят, полны смятенья; Бой ослепляет разум. Якимо Подошло К ним подкрепление. Луций Как странно бой Вдруг обернулся! Если помощь к нам Не подоспеет - отступать придется. Уходят. СЦЕНА 3 Другая часть поля сражения. Входят Постум и британский вельможа. Вельможа Оттуда ты, где наши бьются? Постум Да. А вы из беглецов, как видно? Вельможа Да. Постум Винить вас трудно. Нам конец пришел бы, Не помоги нам небо. Сам король Уже отрезан был; ряды смешались; В теснине узкой можно было видеть Лишь спины отступающих британцев. Резню противник начал, кровь почуяв И видя пред собою больше жертв, Чем он имел мечей; кто был изрублен, Кто ранен, кто перепугался насмерть. В теснине выросла гора убитых И трусов, в спину раненных, которых Позорный ждал конец. Вельможа Где та теснина? Постум Близ поля битвы, между двух откосов. В теснине этой вдруг старик явился - Отважный воин, подвигом своим, Свершенным для отчизны, доказавший, Что дожил он недаром до седин. С ним было двое юношей, которым Пристало бы скорей играть в пятнашки, А не участвовать в бою кровавом; Их лица, словно девичьи, скрывать От холода должна была бы маска - Они ж загородили вход в теснину, Крича бегущим: "Жизнь спасает бегством Олень, а не солдаты! К черту трусов! Назад! Не то мы римлянами станем И, как скотов, вас будем бить за то, Что вы бежите, как скоты. Назад! Лицом к врагу! Спасенье только в этом!" Да, эти трое стоили трех тысяч. Три смельчака таких в бою дороже, Чем рать бездельников. И с криком "Стой!", Проходом узким пользуясь искусно, Еще искусней доблестью своей, Способной прялку превратить в копье, - Они зажгли огонь в погасших взорах; Проснулся у бегущих стыд, а с ним И мужество вернулось и отвага; И те, кто струсил, глядя на других (Будь проклят тот, кто первым дрогнет в битве!). Вернулись вновь и бросились, как львы, На вражьи копья. Дрогнул неприятель, Нарушил строй, и началось смятенье; И те, кто прежде шли вперед орлами, Теперь назад бежали, как цыплята. Переменилось все в одно мгновенье - Вдруг стали победители рабами. К сердцам бегущих отыскал дорогу Зов, брошенный им вслед, и трус недавний, Воспрянув духом, стал полезен нам, Как иногда сухарь в походе тяжком. О небо! Как ударили британцы На мертвых, раненых, живых, своих же, Напором смятых! Если раньше десять От одного бежали, то теперь Один гнал двадцать. Кто предпочитал Погибнуть, но не драться, тот теперь Был для врага грозой. Вельможа Однако странно: Теснина... двое юношей и старец... Постум Вам странно это? Склонны вы скорей Дивиться подвигам, чем их свершать? Хотите, зарифмую этот случай Вам на потеху? Слушайте мой стих: "Старик и два юнца, заняв теснину, Нам счастье принесли, врагу - кончину". Вельможа Ты сердишься? Постум Нет, я дружить готов С тем, кто бежит трусливо от врагов; В согласии с привычкою своей, Он и от дружбы убежит моей... - Вы довели меня до виршеплетства. Вельможа Прощай. Ты сердишься. (Уходит.) Постум Опять бежишь? - Вельможное ничтожество! Быть в битве И у меня расспрашивать о ней! Иной, спасая шкуру, честь позорил, Иной бежал - и все ж погиб, а я, Хранимый горем, словно чародейством, Смерть не обрел там, где она царила. Смерть, страшное чудовище, таится Порой в бокалах, в ласковых речах, На мягком ложе - много слуг у смерти Помимо тех, кто носит меч. Нет, я Найду ее. Сражался я за бриттов, Но больше я не бритт. Надену платье, В котором прибыл. Воевать не стану И сдамся первому, кто руку мне Положит на плечо. Был враг жесток, Но будут мстить жестоко и британцы. Мне искупленье - смерть. О ней мечтал, На той, на этой стороне искал; Но, где ее ни встречу, здесь иль там, - За Имогену жизнь свою отдам! Входят два британских военачальника и воины. Первый военачальник Хвала богам! Взят Луций в плен. А старца И юношей считают за богов. Второй военачальник Там был еще один - иль раб, иль нищий; Он бился как герой. Первый военачальник Да, говорят; Но он исчез куда-то. - Стой! Ты кто? Постум Я римлянин! И не блуждал бы тут, когда бы все, Как я, сражались. Второй военачальник Взять его! Собака! Ты не вернешься в Рим, чтоб рассказать, Как вороны клевали вас. Ты дерзок И, видно, знатен. К королю его! Входят Цимбелин, Беларий, Гвидерий, Арвираг, Пизанио и пленные римляне. Военачальники подводят Постума к Цимбелину, который знаками велит тюремщику взять его, после чего все уходят. СЦЕНА 4 Британская тюрьма. Входят Постум и два тюремщика. Первый тюремщик Тебя уж не угонят, ты стреножен. Пасись, пожалуй, коль найдешь траву... Второй тюремщик ...И есть захочется. Тюремщики уходят. Постум Привет вам, цепи! Вы путь к освобожденью моему! А все же я счастливей, чем подагрик, Который предпочел бы век стонать, Чем исцеленным быть наверняка Врачом надежным - смертью, тем ключом, Что отмыкает все замки. О совесть, Ты скована теперь намного крепче, Чем эти щиколотки и запястья. - Даруйте искупленье мне, о боги, И обрету я вечную свободу. Иль моего раскаянья вам мало? Печаль детей смягчает гнев отцовский, А боги милосерднее людей; Отрадней каяться в цепях желанных, А не надетых на тебя насильно. Возьмите жизнь в расплату за свободу! Я знаю, вы добрей ростовщиков, Берущих с должников в уплату долга Лишь четверть, треть или шестую часть. Чтоб те могли, дела свои поправив, Платить им вновь. Мне этого не нужно! За Имогены жизнь - мою возьмите; Она хоть и не так ценна, но все же Дана мне вами, боги. Человек Не взвешивает каждую монету И легкую берет, чеканке веря; Возьмите жизнь мою - я ваш чекан, О всеблагие силы! Если вы С таким согласны счетом - рад я жизнью Свой долг вам уплатить. - О Имогена, К тебе без слов взываю я! Торжественная музыка. Появляются призраки: Сицилий Леонат, отец Постума, величавый старец в одежде воина; он ведет за руку пожилую женщину, мать Постума; перед ними идет музыкант. Затем, позади другого музыканта, следуют два молодых Леоната, братья Постума; на груди у них раны, от которых они погибли на поле битвы. Они окружают спящего Постума. Сицилий О громовержец, не карай Презреньем нас, людей, Будь с Марсом крут, с Юноной строг, Чей гнев неверностью своей Ты распалил. В чем грешен сын? Не довелось Его мне повидать. Я умер, а дитя еще Носила в чреве мать. Но ты - ведь на земле зовут Тебя отцом сирот, - Ты должен оградить его От всех земных невзгод. Мать Не помогла Люцина мне; Скончалась я, родив. В чужой и бесприютный мир Явился, сиротлив, Мой бедный сын. Сицилий Подобно предкам славным, он Был мудр, красив и смел И, как наследник мой, хвалу Везде снискать сумел. Первый брат Когда созрел он, возмужал - В Британии во всей Кто мог сравниться с ним? Кто был Достойней и милей? Он мужем Имогены стал, Как лучший из мужей. Мать За что же брак его теперь В насмешку превращен? За что он изгнан и за что Навеки разлучен С женой своей? Сицилий Зачем ты Якимо, шуту Из Рима, разрешил Бесчестной клеветой разжечь Его ревнивый пыл, Чтоб в жертву подлости людской Заклан мой Постум был? Второй брат Из обиталища теней Отец его, и мать, И братья, павшие в бою Явились в мир опять. Чтоб грудью за права и честь Тенанция стоять. Первый брат За Цимбелина в битве брат Свой обнажил клинок. За что ж, Юпитер, царь богов, Ты так к нему жесток? Ты не воздал ему хвалу, А горестям обрек! Сицилий Открой хрустальное окно, Взгляни на нас с высот; Не изливай свой страшный гнев На доблестный наш род. Мать Коль прав наш сын, избавь его От горя и забот. Сицилий Покинь свой мраморный дворец, Сверши свой правый суд, Иль тени к сонму всех богов Свой голос вознесут. Оба брата И жалобу им на тебя, Юпитер, принесут. Среди раскатов грома и сверканья молний, на орле спускается Юпитер и бросает огненную стрелу. Призраки падают на колени. Юпитер Довольно, о бесплотный рой видений, Терзать наш слух! Умолкни, жалкий род! Тому ль бояться ваших обвинений, Кто молнией разит мятеж с высот? Прочь, призраки Элизия! Покойтесь Среди его невянущих лугов И за живущих на земле не бойтесь; Заботиться о них - удел богов. Кого люблю, тому преграды ставлю; Победа тем дороже, чем трудней. Утешьтесь! Скоро я его прославлю И возвеличу после черных дней. Он родился под нашею звездою, И в нашем храме брак его свершен. Прочь, сгиньте! Постум свидится с женою; Счастливее, чем прежде, станет он. Оставьте свиток на его груди вы - В нем скрыт грядущих радостей залог. Итак, рассейтесь! Будьте терпеливы, И помните, что в гневе я жесток. - Лети, орел, в хрустальный мой чертог. (Улетает.) Сицилий Слетел он с громом, серою дыша. Казалось, что орел его священный Нас растерзает. Но отлет их ввысь Был сладостней, чем ароматы рая. Орел, расправив крылья, чистил клюв, Как будто нам он показать хотел, Что бог доволен. Все Слава громовержцу! Сицилий Пол мраморный сомкнулся. Он взлетел Под свод лучистый. Скроемся сейчас! Мы выполнить должны его наказ. Призраки исчезают. Постум (просыпаясь) Ты, сон, мне деда заменил: ты дал Мне мать, отца и братьев. О насмешка! Родились и исчезли навсегда Они, как сновиденье, - без следа, А я проснулся. Те, кто уповает На милость свыше, грезят, как и я, Но пробужденье отрезвляет их. Увы! Отвлекся я. Порой судьба Вдруг возвеличит жалкого раба, Хоть благ он недостоин и не смел Мечтать, чтоб стал иным его удел. Так счастье золотое в этом сне, И сам не знаю, как пришло ко мне. Не фей ли видел я? - Что здесь? Пергамент? О дивный дар, не будь как царедворец: Снаружи блеск и пустота внутри, - Исполни, что сулишь. (Читает.) "Когда львенок, сам не ведая, кто он такой, найдет то, чего не искал, и будет объят струей нежного воздуха; когда отсеченные ветви величественного кедра, много лет считавшиеся мертвыми, вновь оживут, прирастут к старому стволу и зазеленеют на нем, тогда окончатся бедствия Постума, а в счастливой Британии вновь процветут мир и изобилие". Я сплю еще иль это бред безумца? Одно из двух: иль это предсказанье - Бессмыслица, иль в нем так много смысла, Что не постичь рассудком. Будь что будет! Но это так на жизнь мою похоже, Что сберегу его. Входит тюремщик. Тюремщик Идем, приятель. Готов ли ты к смерти? Постум Давно готов; пожалуй, даже пережарился. Тюремщик Виселица - вот что тебя ждет! Если ты готов для нее, значит, хорошо приготовлен. Постум Выходит, если блюдо придется по вкусу зрителям, оно оправдает расходы. Тюремщик Тяжелая для тебя расплата, приятель. Но утешайся тем, что больше тебе платить не придется. Да и трактирных счетов можешь не бояться, а ведь они напоследок отравляют полученное удовольствие. Входишь туда - голова кружится от голода, выходишь - от вина, и злость тебя разбирает, что ты и лишнее перехватил, и переплатить пришлось. И кошелек и голова у тебя пусты. Голова тяжела, потому что ты был легкомыслен, а кошелек легок, потому что освободился от тяжести. Отныне ты будешь избавлен от всех этих противоречий. Веревка, хоть и стоит грош, ценна своим милосердием! Она мгновенно подводит все итоги - лучшего счетовода, пожалуй, не найдешь. Она сразу сводит к нулю все прошлые, настоящие и будущие расходы. Твоя шея, приятель, для этого счетовода - и перо и счетная книга: не успеешь моргнуть, расчет готов. Постум Для меня смерть большая радость, чем для тебя жизнь. Тюремщик И в самом деле, дружище, кто спит, тот зубной боли не чувствует. Но человек, которому предстоит уснуть твоим сном, да еще улечься спать с помощью палача, я думаю, охотно поменялся бы с ним местами. Не угадаешь ведь, что за дорога предстоит тебе после смерти. Постум Представь себе, я ее вижу, друг мой. Тюремщик Значит, у твоей смерти есть глаза во лбу, хоть я и никогда не видел, чтобы ее изображали зрячей. Обычно после смерти идешь себе за проводником, который уверяет, что ему все пути известны, либо плетешься наугад. Так или иначе, а обратно ты не вернешься, чтобы рассказать нам, как дошел до конца своего пути. Постум Говорю тебе, друг мой, у каждого есть глаза, чтобы разыскать дорогу, по которой пойду я. Только многие предпочитают закрыть их и не смотреть. Тюремщик Ну не насмешка ли это: выходит, человеку глаза нужнее всего, чтобы различить дорогу к слепоте! Впрочем, виселица закроет глаза кому угодно. Входит гонец. Гонец Сними со своего узника цепи и отведи его к королю. Постум Ты пришел с добрыми вестями! Меня зовут к королю, чтобы даровать свободу. Тюремщик Пусть меня раньше повесят! Постум Тогда ты станешь свободнее всякого тюремщика. Для мертвеца не существует никаких замков. Постум и гонец уходит. Тюремщик Даже тот, кто желал бы жениться на виселице и народить малюток, не стал бы так стремиться к своей нареченной, как этот парень. Хоть он и римлянин, но, скажу по чести, на свете есть немало негодяев похуже его, которые цепляются за жизнь; тем не менее многим из них приходится умирать. Во всяком случае, я бы так поступил, будь я на его месте. Хотел бы я, чтобы по этому вопросу все мы держались одного мнения, притом мнения хорошего. Тогда худо пришлось бы только виселице и тюремщикам! Я говорю против своей выгоды, но желание мое, если осуществится, всем принесет счастье. (Уходит.) СЦЕНА 5 Шатер Цимбелина. Входят Цимбелин, Беларий, Гвидерий, Арвираг, Пизанио, вельможи, офицеры и слуги. Цимбелин Приблизьтесь, вы, что волею богов Спасли наш трон! Печалюсь я душою, Что не разыскан неизвестный воин, Сражавшийся так славно, что затмил Сверканье лат лохмотьями своими. Он голой грудью шел на вражьи копья. Нашедшего его я осчастливлю, Коль счастьем нашу милость можно счесть. Беларий Таким пылал он благородным гневом, Какого я досель еще не видел. По платью жалкий нищий, он в бою Героем был. Цимбелин Вестей о нем все нет? Пизанио Его искали средь живых и мертвых, Но не нашли следов. Цимбелин Я, к сожаленью, Наследником наград его остался. (Беларию, Гвидерию и Арвирагу.) Их вам отдам, спасители страны, Земли британской мозг, душа и печень. Но мне пора спросить, кто вы? Ответьте! Беларий Из Камбрии мы родом и дворяне. Иным хвалиться было бы нескромно, Но мы честны. Цимбелин Колени преклоните. Так! Встаньте, рыцари мои! Отныне Вы в свите нашей будете, и вам Почет согласно сану воздадут. Входят Корнелий в придворные дамы. Что вижу я? На ваших лицах скорбь! Встречать победу так? Вы не похожи На победивших бриттов. Корнелий Государь, Я омрачаю радость грустной вестью: Скончалась королева. Цимбелин Не пристала Такая весть врачу. Однако знаю: Лекарства могут жизнь продлить, но смерти И врач подвластен. Как она скончалась? Корнелий Как и жила - ужасно, и в безумье. Жестокая, она рассталась с жизнью В жестоких муках. Передать позвольте Предсмертные признания ее. Коль я солгу, пусть уличат меня Те дамы, что у ложа королевы В слезах стояли. Цимбелин Говори. Корнелий Она Призналась в том, что не любила вас, Что лишь стремилась к власти и величью И с вами в брак вступила для того, Чтоб королевским троном завладеть. Цимбелин То знала лишь она одна. И если Она пред смертью в этом не призналась, Я б не поверил. Дальше. Корнелий Ваша дочь, Которую она ласкала лживо. Была, как скорпион, ей ненавистна; И, если бы принцесса не бежала, Дала бы ей отраву королева. Цимбелин Чудовищно! О, кто постигнет женщин? - И это все? Корнелий Есть кое-что похуже. Она для вас смертельный яд хранила, И, если бы вы приняли его, Он медленно точил бы вашу жизнь. Она ж намеревалась в это время Заботой, лаской, просьбами, слезами Всецело подчинить вас и потом Заставить вас наследником престола Назначить Клотена. Но планы эти Нарушило его исчезновенье. Тогда она в отчаянье бесстыдном, Прокляв людей и небеса, открыла Все замыслы свои, жалея горько, Что не свершила их. Вот так, в безумье, Она и умерла. Цимбелин (к придворным дамам) Вы все слыхали? Придворные дамы Да, государь. Цимбелин Мой взор винить нельзя - Она была прекрасна. Невиновен И слух, плененный льстивостью ее, И сердце, верившее ей во всем, - Преступным было бы не верить ей. И все же, Имогена, дочь моя, Ты вправе называть меня безумцем, Пройдя все испытания свои. О небо, помоги мне зло исправить! Входят Луций, Якимо, прорицатель и другие римские пленники под стражей; позади всех Постум. Ну, Кай, теперь уже не требуй дани: Ее мечом сложили мы с себя, Утратив многих храбрецов, чьи души Нас родственники успокоить просят, Обрекши смерти пленных; мы на это Согласье дали. Умереть готовься. Луций Но ты учти превратности войны. Помог вам только случай. А достанься Победа нам - грозить бы мы не стали Так хладнокровно беззащитным пленным. Что ж, если боги только нашу жизнь Берут, как искупительную жертву, - Мы, римляне, достойно встретим смерть, Но Цезарь жив, и он запомнит это. Что до меня, прошу лишь об одном: Со мной здесь юный паж, британец родом; Позволь мне выкуп за него внести. Пажей таких не знал я; кроткий, верный, Усердный и заботливый по-женски. Достоинства его - поддержка просьбе, В которой ты, надеюсь, не откажешь. Служил он римлянину, но отчизне Не причинил вреда. Спаси его, А нас казни. Цимбелин Его я где-то видел. Лицо мне так знакомо... - Мальчик милый, Твой взгляд меня пленил - не знаю чем. Теперь ты мой. Я жизнь тебе дарю! Ты почему-то сразу стал мне дорог. Живи! Проси что хочешь у меня - Все дам, что положенью твоему И нашей милости пристало. Хочешь - Знатнейшему из римлян дам свободу? Имогена Благодарю смиренно, государь. Луций Моей не требуй жизни, мальчик. Знаю, Что ты о ней попросишь. Имогена Нет, увы! Тут есть другое что-то... Мне оно Страшнее смерти. Ваша жизнь сама Сумеет отстоять себя. Луций Он предал, Отверг меня. Недолго счастлив тот, Кто молодым всю душу отдает. Но чем он так смущен? Цимбелин Чего ты хочешь? Все больше ты мне нравишься, мой мальчик. Подумай лучше. Может быть, попросишь Спасти его? Тебе родня он? Друг? Имогена Он римлянин, и мне родня не больше, Чем я вам. Нет, я ближе; я - британец. Цимбелин Так что же ты так смотришь на него? Имогена Наедине скажу, коль вы меня Благоволите выслушать. Цимбелин Охотно. Как звать тебя? Имогена Фиделе. Цимбелин Ты мой паж. Твой господин я. Говори смелее. Цимбелин и Имогена беседуют в стороне. Беларий Воскрес из мертвых мальчик наш! Арвираг Песчинки Не схожи так, как этот милый паж И бедный наш Фиделе. Что ты скажешь? Гвидерий Усопший ожил! Беларий Тсс... Погодите... Ведь порою сходство Обманчиво... Он подошел бы к вам, Будь он Фиделе. А ведь этот даже Не обернется. Гвидерий Умер наш Фиделе! Беларий Молчи... Посмотрим. Пизанио (в сторону) Это госпожа! Ну ладно, будь теперь что будет - благо Она жива. Цимбелин и Имогена подходят. Цимбелин Стань подле нас и громко Вопросы задавай. (К Якимо.) Ты подойди И отвечай правдиво нам, иначе - Клянусь венцом своим - жестокой пыткой Отделим мы от правды ложь. (Имогене.) Спроси! Имогена Пусть скажет, от кого он получил Свой перстень. Постум (в сторону) Для чего им знать об этом? Цимбелин Как стал твоим алмаз, который носишь На пальце ты? Якимо Мне пыткой ты грозил за ложь, но правда Твоею будет пыткой. Цимбелин Что? Моею? Якимо Пора открыть мне душу наконец! Молчать - мученье! Перстень этот добыл Обманом я. Владел им Леонат, Тобою изгнанный, а он - пусть это Тебя терзает больше, чем меня, - Достойнейший из всех людей на свете. Желаешь слушать дальше, государь? Цимбелин Все знать хочу я. Якимо Ангел - дочь твоя... Лишь вспомню - сердце кровью истекает И лживый дух скорбит... Прости... Мне дурно... Цимбелин Дочь? Что с ней? Овладей собой. Скорей Согласен я, чтоб до седин ты дожил, Чем умер, промолчав. Так говори же! Якимо Однажды - будь он проклят, этот час, - Я в Риме пировал - будь проклят дом, Где был я! Ах, зачем отраву в яства Не подложили мне... Достойный Постум... - Что мне сказать? - он слишком был хорош, Чтоб жить с дурными; он из самых лучших Был наилучшим... - Он печально слушал, Как мы своих красоток восхваляли И самое искусное витийство Бледнело перед нашим хвастовством. Венера и Минерва рядом с ними Дурнушками казались, хоть в природе Никто богиням красотой не равен. Хвалили мы возлюбленных своих, Все прелести приписывая им, Которые нас в женщинах пленяют И позволяют им ловить мужчин На удочку свою. Цимбелин Скорее к делу! Я словно на горячих углях. Якимо К делу Я скоро перейду, и ты узнаешь, Что значит скорбь. Тут Леонат достойный, Возлюбленный принцессы, речь повел. Тех не хуля, кого мы расхвалили, Он, добродетели самой подобный, С такою скромностью, но вдохновенно Живописал достоинства жены, Что стало ясно каждому из нас: Мы дуралеи, а красотки наши Не лучше прачек. Цимбелин Ближе, ближе к делу. Якимо Превозносил он чистоту принцессы - Вот тут-то все и началось, - сказал, Что по сравненью с ней сама Диана В греховных сновидениях повинна, Что лишь одна жена его чиста, А я, несчастный, усомнился в этом И золото поставил против перстня, Который он носил; я похвалялся, Что Имогену я склоню к измене И выиграю перстень. Верный рыцарь, Он, веря в честь ее (в чем убедился Потом и я) в заклад поставил перстень. Конечно, мог он смело сделать так, Будь то карбункул с колесницы Феба, Ценой превосходящий колесницу. Я поспешил в Британию. Быть может, Вам памятен приезд мой? Ваша дочь Мне разницу сумела показать Меж похотью и подлинной любовью, Лишив меня надежд, но не желанья Верх в споре одержать. Мой хитрый ум Придумал план один... позорный, низкий. Он удался вполне. Я в Рим вернулся С такою цепью ложных доказательств, Что Леоната свел с ума, разрушив Уверенность его в своей жене. Я описал ковры, картины в спальне. Браслет, добытый дьявольским коварством, Ему я предъявил. Я перечислил Приметы тайные у ней на теле. Не мог он не поверить, что со мной Его жена нарушила обет, И вот теперь я вижу - словно он Передо мной... Постум (выступая вперед) Да, итальянский дьявол, Он пред тобой! - О горе мне! Глупец я, Чудовищный убийца, вор и все Чем свет клеймит злодеев, мне подобных. - О, дайте мне веревку, нож иль яд! Назначьте суд! - Король, придумай пытки! Страшней я, хуже всех чудовищ мира! Я - Постум, умертвивший дочь твою! Нет, лгу, я приказал убить ее Другому негодяю святотатцу. Она была святыней чистоты, Нет, чистота сама. В лицо мне плюйте, Кидайте камни, грязь, травите псами. Пусть впредь любой злодей зовется Постум - И все же будет лучше он, чем я. О Имогена, жизнь моя, принцесса! О Имогена! Имогена Стой, супруг мой! Слушай... Постум Над горем издеваешься моим? Прочь, дерзкий паж! (Наносит Имогене удар. Она падает.) Пизанио На помощь госпоже! - О Постум, господин мой! Лишь теперь Убили вы ее. - Скорей на помощь! - О госпожа... Цимбелин Иль свет перевернулся? Постум В уме ли я? Пизанио О госпожа, очнитесь! Цимбелин Коль так, то боги радостью хотят Убить меня. Пизанио Принцесса, лучше вам? Имогена Прочь с глаз моих! Ты дал мне яд. Не смей дышать, преступник, Близ королей. Цимбелин То голос Имогены. Пизанио Принцесса! Порази меня Юпитер, Коль не считал я тот состав целебным. Его мне подарила королева. Цимбелин Что? Что? Имогена Он отравил меня. Корнелий О небо! Забыл я передать вам, государь, Еще одно признанье королевы. Он им оправдан. "Если даст Пизанио, - Она сказала, - мой состав принцессе, Который я лекарством назвала, Он так услужит этим ей, как крысе Я услужила бы". Цимбелин Что это значит? Корнелий Мой государь, нередко королева Заказывала яды мне, твердя, Что ей они для опытов нужны, Что травит только псов она и кошек И тварей бесполезных. Но, боясь, Что преступленье совершит она, Я сделал для нее такой состав, Который вместо смерти вызывает Подобье смерти - сон, а после снова Приходит жизнь. (Имогене.) Вы приняли его? Имогена Наверно, если я была мертва. Беларий Вот это нас и обмануло, дети. Гвидерий Фиделе! Да, конечно, это он! Имогена (Постуму) Зачем ты оттолкнул свою жену? Представь, что мы с тобою на скале, И вновь толкни меня. (Обнимает его.) Постум Пока я жив - Как плод на дереве, держись на мне. Цимбелин Дитя мое! Родная плоть моя! А что же я, по-твоему, - лишь зритель? Ты для меня и слова не найдешь? Имогена Благословите нас, отец. Беларий (Гвидерию и Арвирагу) Понятно, Что мальчика вы сразу полюбили, - Была причина. Цимбелин Для тебя, дитя, Святой водой мои пусть будут слезы... Скончалась мать твоя. Имогена Мне жаль ее. Цимбелин Нет, нет, она жестокою была. Из-за нее мы встретились так странно. Но сын ее исчез. Пизанио Теперь и я Скажу без страха все. Явился принц Ко мне, когда исчезла госпожа, И с пеною у рта грозил меня Убить мечом, коль скрою, где она. При мне письмо случайно оказалось От господина. Он прочел; узнал,. Что в Мильфорд, в гавань, госпожа помчалась, И, в гневе приказав отдать ему Одежду господина моего, Он кинулся туда с нечистой целью - Принцессу обесчестить. Что с ним сталось, Мне неизвестно. Гвидерий Я могу сказать: Его убил я. Цимбелин Смилуйтесь, о боги! Я не хотел бы за твои заслуги Обречь тебя на смерть. Скажи скорее, Что это ложь. Гвидерий Я сделал, как сказал. Цимбелин Он принцем был! Гвидерий И наглецом! Ругательства его Отнюдь не царственно звучали! Если б Ревело море так, я и ему Отсек бы голову; и очень рад, Что не стоит он, похваляясь тем же, Пред нами здесь. Цимбелин Мне жаль тебя, но вынес Ты смертный приговор себе. Умри же! Имогена Я приняла за мужа этот труп Без головы! Цимбелин Преступника связать И увести! Беларий Нет, погоди, король; Он выше принца родом и не ниже, Чем ты. И ты ему обязан больше, Чем сотне принцев. (Страже.) Рук его не троньте - Они не для оков. Цимбелин Зачем ты, старец, Еще не получив награды, губишь Свои заслуги, гнев наш вызывая? Нам равен он? Арвираг Перехватил отец! Цимбелин За это ты умрешь! Беларий Мы все умрем, Но прежде докажу я, что они Так знатны, как сказал я. - Дети, должен Открыть я тайну. В ней моя беда И ваше счастье. Арвираг Но твоя беда - И наша! Гвидерий Счастье наше - и твое. Беларий Внимайте! У тебя, король великий, Был подданный Беларий. Цимбелин Ну в что же? Изменник, изгнан он. Беларий Моих он лет И вправду изгнан, но за ним доселе Не знаю я измены. Цимбелин Взять его! Пощады нет ему. Беларий Не горячись! За воспитанье сыновей твоих Сначала уплати мне, а потом Взыщи, что дал. Цимбелин За сыновей моих? Беларий Я слишком дерзок, но с колен не встану, Пока высокий сан им не верну, А там - казните старца. О король! Меня считают юноши отцом, Себя - моими сыновьями. Нет! Они твое потомство, повелитель, В них кровь твоя. Цимбелин Они - мое потомство? Беларий Да, это так же верно, как и то, Что ты, король, сын своего отца. Я, старый Морган, - изгнанный Беларий, И твой каприз - вот вся моя вина И вся моя измена. Мой проступок - В моих страданьях. Принцев - это принцы! Растил я двадцать лет, их обучил Всему, что знал, - тебе, король, известна Моя ученость. Няньке Эврифиле Велел я их украсть, когда был изгнан, И в благодарность я на ней женился. Ты наказал меня несправедливо За грех, который позже я свершил. За верность был я изгнан, и тогда Я стал изменником. Ты горевал, А я был рад, своей достигнув цели. Но дети вновь с тобой, а я, несчастный, Двух лучших в мире потерял друзей. Благословенье неба да падет На их главу росой. Они достойны Сиять средь звезд. Цимбелин Ты говоришь и плачешь. Но помощь ваша мне еще чудесней, Чем твой рассказ. Я потерял детей, Но, если это сыновья мои, Я лучших не желаю. Беларий Погоди. Вот этот юноша, который прозван Мной Полидором, - старший твой, Гвидерий; А Кадвал - Арвираг, твой младший сын. Он был тогда завернут в одеяло, Рукой царицы вытканное дивно. Его, как доказательство, отдам. Цимбелин Постой! Был у Гвидерия на шее Знак наподобье звездочки кровавой - Чудесная примета. Беларий Сохранилась Она доныне. Мудрою природой Отмечен он, чтоб легче можно было Признать его. Цимбелин Итак, я словно мать, Родившая троих. Но никогда Не радовалась детям больше мать! Благословенны будьте и, вернувшись, Навек останьтесь с нами. - Имогена, Но ты престол теряешь. Имогена Ах, отец, Зато два мира мне возвращены. - О дорогие братья, как пришлось Нам свидеться! Но я правдивей вас; Меня, сестру свою, вы звали братом, А я вас, братьев, братьями звала. И вправду мы родные! Цимбелин Вы встречались? Арвираг Да, государь. Гвидерий Мы с первых встреч любили Ее, пока умершей не сочли... Корнелий От яда королевы. Цимбелин Перст судьбы! Когда ж узнаю все? Событий столько Сплелось чудесных, что рассказ короткий Не объяснит их. Где и как вы жили? Как пленник наш тебя на службу взял? Как братьев ты нашла, как потеряла? Зачем бежала из дворца? Куда? И многое еще спросить мне нужно. Событий поразительную связь Хочу скорей постичь я. Но сейчас Не время и не место для расспросов. Смотрите: Постум подле Имогены Вновь бросил якорь. Как зарница, взор У ней сверкает, озаряя мужа, Меня и братьев радостью. И каждый Ей взгляд ответный шлет. Пойдемте в храм, И дым от жертв пусть вознесется к небу! (Беларию.) Отныне ты навек мне будешь братом. Имогена А мне - отцом: ты мне помог дожить До счастия такого. Цимбелин Кроме пленных, Все счастливы. Пусть и они ликуют: Их милость ждет! Имогена (Луцию) Мой господин! Теперь Хочу я услужить вам. Луций Будь счастливой! Цимбелин Когда бы тот исчезнувший герой Был с нами, отблагодарить его От полноты души я смог бы. Постум Этот воин - Я, государь. Я вместе с ними бился В простой одежде. - Якимо, скажи, Кто воин тот. Тебя я победил И мог убить. Якимо (опускаясь на колени) Я вновь у ног твоих. Теперь меня повергла наземь совесть, Как прежде мощь твоя. Тебе обязан Я жизнью - так возьми ее; но раньше Возьми свой перстень и браслет принцессы, Вернейшей в мире. Постум Не склоняй колен. Я властен лишь прощать и зло забыть. Вся месть моя - прощение. Живи И стань честней! Цимбелин Достойные слова! Великодушию нас учит зять. Прощенье всем! Арвираг (Постуму) Ты нам помог как брат, И счастлив я, что мы и в самом деле С тобою братья. Постум Готов служить вам, принцы. - Римский воин, Здесь прорицатель твой. Во сне сегодня Ко мне слетел Юпитер на орле И призраки родных моих. Проснувшись, Я на груди нашел пергамент этот, Но был не в силах разгадать писанье. Пусть он свое искусство нам покажет, Его растолковав. Луций Где Филармон? Прорицатель (выходя вперед) Я здесь. Луций Прочти и растолкуй нам смысл. Прорицатель "Когда львенок, сам не ведая, кто он такой, найдет то, чего не искал, и будет объят струей нежного воздуха; когда отсеченные ветви величественного кедра, много лет считавшиеся мертвыми, вновь оживут, прирастут к старому стволу и зазеленеют на нем, тогда окончатся бедствия Постума, а в счастливой Британии вновь процветут мир и изобилие". Ты львенок, Леонат. Ведь по-латыни Ты Leonatus, то есть львом рожденный; А ласковая воздуха струя - То дочь твоя, король; ведь mollis aer - Нежнейший воздух; это схоже с mulier, А по-латыни mulier - супруга Вернейшая. Не лживы письмена. (Постуму.) Нежданно ты овеян ею был, Как воздуха нежнейшею струею. Цимбелин Здесь есть глубокий смысл. Прорицатель Могучий кедр - Ты, Цимбелин, а ветви - сыновья, Которых у тебя украл Беларий. Они считались мертвыми, но ныне Вновь приросли к могучему стволу, Суля стране и мир и процветанье. Цимбелин Прекрасно! С мира и начнем. - Кай Луций, Хоть победили мы, но добровольно Власть Цезаря и Рима признаем И обещаем дань платить, как прежде, От коей отказались мы по воле Супруги злобной нашей. Но ее И сына справедливо покарало Судилище богов. Прорицатель Персты небесных сил коснулись струн Гармонии и мира. То виденье, Которое перед кровавой битвой Я Луцию поведал, стало явью. Орел наш римский, с юга воспарив, На запад полетел и, уменьшаясь, Исчез там в свете солнца. Это значит, Что царственный орел, могучий Цезарь, Свою любовь с великим Цимбелином, Сияющим на западе, сольет. Цимбелин Хвала богам! Пусть дым от алтарей Несется к небу! - Возвестить о мире Всем подданным! - Идем! Пусть реют вместе Британские и римские знамена! Так мы пройдем по городу во храм Великого Юпитера, где с Римом Скрепим союз и празднество устроим. Хотя еще с мечей не стерта кровь, Но мир царит; войне не вспыхнуть вновь! Уходят. Перевод Н. Мелковой OCR: Максим Бычков ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "ЦИМБЕЛИНА" Действующие лица. - В именах персонажей, наблюдается пестрое смешение форм кельтских (Цимбелин, Гвидерий, Арвираг), латинских (Постум, Леонат и др.) и итальянских (Филарио, Якимо). Имя Постум по-латыни значит "рожденный после смерти отца", прозвище его Леонат означает "рожденный львом". Когда Кассивелаун шел на римлян... - Кассивелаун - один из вождей древних бриттов, упорно боровшихся с Юлием Цезарем. Так Тарквиний... - намек на сказание, обработанное Шекспиром в поэме "Лукреция". ...историю Терея... - История Терея и жертвы его насилия Филомены, рассказанная в "Метаморфозах" Овидия, несколько раз упоминается в трагедии Шекспира "Тит Андроник" (см. об истории Терея в комментариях к "Титу Андронику"). Письма верного супруга? - Имогена находит на своей груди письма Постума, которые называет ересью, как бы противопоставляя их священному писанию. Северн - река, которую им надлежит перейти, чтобы добраться до Мильфорда. Их будут реполовы приносить... - Существовало народное поверье, что реполовы покрывают непогребенных покойников мхом. Он печально слушал, как мы своих красоток восхваляли... - Эта сцена у Шекспира отсутствует, хотя в новелле Боккаччо, послужившей ему источником, она имеется. А. Аникст "ЦИMБЕЛИН" Пьеса была в первый раз напечатана в фолио 1623 г. Текст ее дошел до нас в плохом состоянии. Многие места производят впечатление недоработанности, что побуждает некоторых критиков считать этот текст скорее наброском, чем вполне законченной пьесой. Сомнение в принадлежности Шекспиру вызывает у многих исследователей "видение" в сцене V, 4, похожее на вставку, сделанную другим автором для какого-нибудь придворного спектакля, где такие пышные аллегории весьма ценились. Для точной датировки пьесы мы не располагаем достаточными данными. Сохранилась запись от 15 мая 1611 г. некоего доктора Формена, который отмечает, что он был на представлении "Зимней сказки" в театре "Глобус", добавляя при этом, что он видел там также "Цимбелина", но не указывает даты представления второй пьесы. Хотя некоторые критики считают этот документ подделкой, большинство исследователей признают их подлинность. По своему стилю и общему характеру пьеса близка к "Периклу", "Зимней сказке" и "Буре", относящимся к последним годам творчества Шекспира. Находят также черты влияния "Цимбелина" на пьесу Бомонта и Флетчера "Филастр", возникшую примерно в 1610-1611 гг. Все это в соединении с некоторыми метрическими данными заставляет критиков предположительно датировать "Цимбелина" 1609-1610 гг. О ранних постановках пьесы, не считая упомянутой записи Формена, сведении не сохранилось. Сюжет комедии чрезвычайно сложен и представляет собой свободное соединение весьма разнородных материалов. Источником для исторической рамки Шекспиру послужили "Хроники" Холиншеда (2-е изд., 1587 г., кн. Ill, гл. 17-18), откуда взяты имена самого короля (у Холиншеда - Кунобелин) и двух его сыновей. Но образы Постума, Клотена и злой королевы добавлены Шекспиром. Из других мест той же хроники заимствованы кое-какие детали - например, имя Имогены или рассказ Постума о перипетиях битвы с римлянами. Этим, однако, исторический колорит пьесы исчерпывается, если не считать того, что действующие лица, как и в "Короле Лире", клянутся языческими богами. В эту условно-историческую рамку Шекспир вставил сюжет частью фольклорного, частью новеллистического характера, насытив его чертами нравов современного ему общества, Оставляя в стороне множество осложняющих фабулу деталей (почерпнутых из Овидия, Плутарха, предшествующих английских драматургов и т.д.), в пьесе можно различить две основные темы: историю оклеветанной Имогены и судьбу двух сыновей Цимбелина, воспитанных в лесной глуши, включая счастливую встречу их с сестрой. Первая из них - вариант широко распространенного в средневековой и ренессансной литературе рассказа о верной жене и дерзко посягнувшем на ее честь наглеце. Наиболее известная форма этого сказания представлена 9-й новеллой и дня "Декамерона" Боккаччо, где рассказывается о том, как Бернабо из Генуи, обманутый Амброджоло, теряет свое состояние, на которое побился об заклад, и, чтобы отомстить жене, велит ее убить. Она, однако, спасается и в мужском платье служит у султана; открыв обманщика, она направляет Вернабо в Александрию, где обманщик наказан, а сама снова надевает женское платье и, разбогатев, возвращается с мужем в Геную. По-видимому, эта новелла Боккаччо и послужила прямым источником Шекспиру, который в обработке ее проявил значительную свободу. Главное из его отклонений заключается в том, что им совершенно отброшен момент разорения и обогащения основных персонажей и все внимание сосредоточено на анализе их переживаний. Однако кроме "Декамерона" Шекспир был, вероятно, знаком с некоторыми другими, по-видимому французскими, версиями этого сюжета, откуда он почерпнул кое-какие детали, как, например, изображение представителей четырех национальностей (I, 4). Вторая тема - явно фольклорного происхождения. В известной сказке о Белоснежке рассказывается, как один король, вторично женившись на чрезвычайно красивой, но весьма гордой и жестокой женщине, предоставил ее попечению свою маленькую дочь от первого брака. Девочка бежит от злой мачехи и попадает в пещеру, где живут добрые карлики. Они ласково принимают Белоснежку, и она остается у них, чтобы стряпать им и вести их хозяйство. Эта идиллическая жизнь на лоне природы, среди ее добрых сил прерывается мнимой смертью Белоснежки, которую, однако, оживляют. Все это очень близко к тому, что изображено у Шекспира. Главное его отступление заключается в том, что он заменил добрых карликов двумя братьями юной героини и их воспитателем. Хотя английский вариант этой сказки до сих пор не был найден, он без сомнения существовал во времена Шекспира и послужил ему прямым источником. Введение, с одной стороны, двух похищенных сыновей короля, с другой стороны - сына королевы от первого ее брака, Клотена, объединяет обе названные темы и придает всему сюжету известную политическую окраску. Итак, 1) как исходный пункт, псевдоисторическая хроника Холиншеда, к которой Шекспир уже не раз обращался в поисках сюжетов ("Король Лир", "Макбет" и т. д.) и которая на сей раз повествует о событиях I в. до н.э. и I в. н.э.; 2) средневековая новелла - анекдот о верной, подло оклеветанной жене; 3) патриотическая тема борьбы за национальную независимость против римлян; 4) полуновеллистическая тема порочных махинаций злой королевы, стремящейся сжить со света лучшего из вельмож государства, мужа дочери короля, как раньше она заставила бежать от двора лучшего военачальника короля Белария, уведшего с собой двух маленьких сыновей короля, чтобы воспитать их на лоне природы, в лесной глуши, в неведении зла; 5) всевозможные отклики римской мифологии, переполняющие пьесу, - таково пестрое смешение всевозможных сюжетных измышлений, волнующих и развлекательных, вполне в духе и стиле тех трагикомедий, которые начинают входить в моду около 1609 г. сначала в придворном театре, а затем, после перехода всех актерских трупп под надзор и опеку короля, и в городских лондонских труппах. Чтобы сделать из этой причудливой рапсодии нечто лучшее, нежели мелодрама Бомонта и Флетчера, насытив ее подлинным гуманистическим содержанием, понадобились весь гений и вся поэтическая непосредственность Шекспира. Ему очень помогло при этом то, что помимо всех перечисленных выше источников он использовал еще один - на этот раз уже не книжный, а живой, - пришедший к нему из жизни и потому особенно важный и действенный. Некоторые критики отрицают этот источник, ввиду того что ему недостает "портретной" точности, близости в мельчайших деталях. Они забывают при этом, что в случаях с живым источником или образцом совпадения в деталях как раз не требуется: гораздо важнее общий характер, атмосфера, которою овеяны события, если только она действительно содержит черты специфические, имеющие "необщее выражение". Весной 1610 г. произошли политические события, отразившиеся в пьесе. К этому времени характер придворной жизни при первом короле из династии Стюартов значительно изменился. Надежды, вызванные началом правления Иакова I (заботы о просвещении, покровительство искусству), не оправдались. Двор стал ареной либо пустейших увеселений, либо самого необузданного разврата. Единственным светлым пятном на нем оставалась Арабелла Стюарт, племянница короля. Но в качестве таковой она обладала какими-то неясными правами на престол и по этой причине состояла под строжайшим надзором. На свою беду она влюбилась в Уильяма Симора (Seymour), сына лорда Бошана, который также имел какие-то смутные претензии на трон. Иаков этой близости между молодыми людьми не сочувствовал, но они не захотели быть покорными и тайно обвенчались. Тогда Иаков велел арестовать обоих, но любящим удалось бежать. Однако несчастная случайность разрушила планы беглецов. Уильям счастливо скрылся на континент, но Арабелла слишком долго прождала мужа в условленном месте встречи и, пойманная посланной за ней погоней, была отвезена на родину и там умерла в заточении, сойдя с ума. Не будучи прямой аналогией, история Арабеллы Стюарт имеет черты некоторого сходства с судьбой Имогены. Есть серьезные основания полагать, что "Цимбелин" был не с самого начала задуман Шекспиром как "трагикомедия" (или, как мы бы сказали сейчас, "мелодрама"), но что первый его набросок мыслился Шекспиром как "трагедия" (так, кстати сказать, и обозначена пьеса в первом фолио 1623 г.). Слишком выразительна в этом отношении перекличка первых сцен пьесы с экспозициями "Гамлета", "Короля Лира" и "Тимона Афинского", характеризующими моральную обстановку во дворце или в среде древнегреческого патрициата. Лишь постепенно и нерешительно акцентируются жизнерадостные или, скажем, примирительные тона, пока они не прозвучат с полной силой в сценах "лесной идиллии" Белария и двух юных принцев. Но еще долго зловещие и мрачные интонации (например, в роли королевы, слишком поздно и без достаточной мотивировки готовящей яд для Цимбелина) слышатся в пьесе с большей силой и ожесточением, чем это допускалось каноном трагикомедии. Одна роль как в "трагедийном", так и в "трагикомедийном" плане резко выделяется среди остальных как своей человеческой значительностью, так и глубиной своей разработки: это - Имогена, любимица многих патентованных и непатентованных шекспиристов(как, например, Стендаля, положительно влюбленного в этот действительно прелестный образ). В этой редакции сказания об испытании верной жены и посрамлении наглого хулителя, какую избрал Шекспир, унижен и наказан до некоторой степени и муж красавицы. Можно думать, что эта черта наложила печать и на характер Имогены, взятый в целом. Здесь Шекспир, чтобы иметь возможность резче противопоставить чистоту наглости, показать их решающую схватку, не довольствуется подкупом одной женщины, к которому прибегает негодяй, чтобы проникнуть в спальню Имогены, но показывает его попытки обольстить ее. Когда Якимо уверяет Имогену в измене ей Постума, Имогена отвергает эту низкую клевету, уже показывая таким образом свое нравственное превосходство. Она - натура сильная, и ее характер определяется не одной лишь любовью и преданностью (подобно Геро в "Много шума из ничего", Дездемоне или Гермионе). Она столь же горда и решительна, как и смела. Она не боится смерти (в Мильфорде), даже жаждет ее, узнав, что муж усомнился в ее моральной стойкости. Она не боится своей злой мачехи, спорит с отцом, отстаивая свое право любить Постума. Кажется, что Шекспир для ее образа заимствовал некоторые краски у чуть-чуть строптивых и задорных, умеющих постоять за себя героинь своих ранних комедий, как Розалинда, Беатриче, Порция, Виола. Несмотря на исключительное внимание, которое Шекспир уделил Имогене, нельзя все же сказать, что ее образ заслоняет другие образы пьесы, заполняя все действие. Судьба героини связана с двумя противопоставленными друг другу мирами. С одной стороны, это двор, являющийся, как и в "Гамлете", средоточием всякой низости и морального падения. Тон здесь задает развратная и гнусная королева, под неограниченным влиянием которой находится вовсе не преступный, но крайне слабохарактерный и морально неполноценный король. Украшение двора и любимец царственных супругов, не знающий преград своей воле и своим низким выдумкам, - сын королевы от первого брака Клотен, самое имя которого, явно смысловое (clot - "комок, глыба земли"), в достаточной мере свидетельствует о его тупости и распутстве. Но постепенно, и чем дальше, тем отчетливее, вырисовывается второй центр действия, противоположный двору, - лесная глушь, приют Белария и его двух питомцев, где все дышит чистотой и безмятежным спокойствием. Изображенная здесь лесная идиллия многими чертами напоминает пастораль "Как вам это понравится". Задуманное первоначально как месть оскорбившему Белария королю похищение юных принцев оказалось для них благодеянием, ибо, не зная о своем королевском происхождении, воспитанные на лоне природы, принцы морально оказались выше, чем они были бы, живя во дворце. Недаром в решающей схватке с римлянами они выступают спасителями отечества. Подобно идиллической жизни изгнанников в Арденском лесу ("Как вам это понравится"), здесь нет денег: все нужное для жизни доставляет охота. Старшие делятся опытом жизни с младшими. Законы здесь не имеют цепы, и ссылки на "исторические" права Клотена вызвали бы презрительный смех. Даже религия, если ее понимать как "предание", а не как "естественное откровение природы", утрачивает здесь всякий смысл. Утренний привет заре, солнцу, которое все питает, - вот и весь известный живущим здесь ритуал. Нет никаких похоронных обрядов. Краткое задушевное прощание, цветы, брошенные на гроб как пожелание вечного покоя, - вот и все (IV, 2); ни слова о воскресении, о загробной встрече, просто уход из жизни и посмертное растворение в природе, как более живая и глубокая, чем наша, жизнь. На этой части пьесы, как бы предвосхищающей идеи Руссо, автор особенно охотно задерживается. Читатель видит перед собой живых людей, а не штампы пастушеской поэзии античности или Возрождения. Но вместо веселой выпивки и задорных песен старой пасторали Шекспира лесное уединение "Цимбелина", подобно "Тимону Афинскому", хранит в себе привкус "мировой скорби". Ненависть к порочному двору таит в себе нелюбовь ко всему человечеству. Тут нет шутов, влюбленных крестьянок и стихов, развешанных на деревьях. Беларий воспитывает юношей в презрении к земным благам. Он учит их понимать неблагодарность мира, от которой когда-то бежал в лесную, глушь. И ненависть ко двору переходит у него (как в "Тимоне") в ненависть ко всему человечеству. Но счастье при виде доблести воспитанников смягчает это чувство и несколько примиряет Белария с жизнью. Здесь находит приют Имогена. Здесь добрые образуют незримый союз, своего рода братство. Воодушевленная этим чувством, Имогена в ответ на ласковое предложение Арвирага, называющего ее "братом", остаться у них жить, отвечает (IV, 2, в самом начале): "Все люди братья. Но зачастую, знатностью кичась, Себя возвысить хочет плоть над плотью, Хоть после смерти все лишь прах". Различия между людьми создаются культурой, природа их не знает. Шекспир от пастушеской лирики здесь поднимается до сознательной гуманистической идеи, недоступной его эпохе: человеческие понятия о нравственности условны и относительны... Постум - слышим мы о нем от придворных кавалеров - лучший человек при дворе: "Его (столь редкий случай!) все любили И восхваляли при дворе. Для юных Он был примером, для мужей в летах - Зерцалом совершенства, а для старцев - Поводырем" (I, 1). Правда, мы не знаем, насколько можно доверять прямоте и искренности суждений развращенной придворной среды, где предмет поклонения - королева и ее достойный сынок. Но контекст за то, что эта характеристика - авторская. Яснее всего раскрывается характер Имогены в ее взаимоотношениях с мужем. В общем, Постум - хороший человек, но испытавший влияние среды; он более чувствителен к внешней "чести", чем к внутренней "честности". Для него Имогена - "ангел-хранитель". Пока он с ней, он проявляет лишь одни свои хорошие стороны. Но стоит ему перебраться в Италию, как мы обнаруживаем уже нечто совсем другое. Ему недостаточно того, что у него хорошая жена, ему надо еще похвастаться этим! Он знает лишь придворных дам, и ему чужда мысль, что Имогена может оказаться иною. Ему приходит даже низменная мысль - поручить то, что он считает "законной карой", другому, слуге (вспомним итальянскую новеллу, послужившую Шекспиру сюжетным источником для "Отелло", где венецианский мавр поручает убить Дездемону лицу, соответствующему шекспировскому Яго, - мотив, отброшенный Шекспиром). А потом приходит безграничное, по, увы, слишком позднее раскаяние (черта, явно недооцененная Б. Шоу, написавшим новое окончание "Цимбелина"). Постум Шекспира налагает на себя покаяние - смерть в бою, и молит о ней богов (V, 4). Безусловно, с точки зрения композиции в пьесе есть спорные и даже явно слабые места, К числу таких относится интермедия с появлением Юпитера на орле и призраков предков Постума в его темнице (V, 4). Весьма возможно, что эта сцена, вполне соответствующая вкусам придворного спектакля, была подсказана Шекспиру включением в ""Перикла" сцены с Дианой Эфесской (V, 1); однако невысокий художественный уровень всей этой интермедии делает вероятным предположение, что Шекспиру принадлежит лишь первоначальный набросок ее, который он передал на разработку актерам своей труппы. Во всяком случае, интермедия эта не имеет никакого отношения к действию пьесы. По меньшей мере еще в двух случаях сопоставление Имогены с Постумом подчеркивает ее нежность и душевную тонкость. Способная перенести довольно спокойно любое оскорбление или клевету, идущие от глупца и негодяя Клотена, она вспыхивает как порох, когда он пытается унизить и опорочить ее избранника. Когда он называет Постума "каким-то приживалом, недостойным быть даже свинопасом", она восклицает: "Негодяй! Будь ты потомком солнца самого, знай - и тогда ты был бы недостоин его рабом назваться" (II, 3). И еще: когда Пизанио сообщает ей о смертном приговоре, вынесенном ей Постумом, она но трепещет за свою жизнь, но ее терзает мысль о том, как он будет потом раскаиваться в содеянном (III, 4). Еще раньше, когда Якимо рассказывает ей о мнимой неверности мужа, рассчитывая таким образом проложить себе путь к ее сердцу, она в ответ на его уговоры "отомстить" за себя откликается: "Отомстить? Но как же мстить? Будь это даже правда, Не так легко ушам поверит сердце, Не так поспешно... Если это правда, Как мстить ему?" (I, 6). Сцена в спальне, когда Якимо пытается обольстить ее, - одна из лучших, написанных Шекспиром. Контраст между чистой дремой Имогены и душевной грязью Якимо не мог быть передан выразительнее. В заключение отметим два момента первостепенной важности, оба относящиеся к сдвигам во взглядах и мироощущении Шекспира последних лет. Один относится к контрасту между образами Белария и героя незадолго перед тем написанного "Тимона Афинского". Если Тимон весь уходит в проклятия миру и в отрицание его, Беларий, хотя и сильнее пострадал от человеческой несправедливости, устремляется в деятельную борьбу за исправление людей, тянется к жизни среди них и к служению добру. Второй относится к одному из самых трогательных мотивов финала, Когда все заблуждения, несправедливости, даже преступления Якимо оказываются раскрыты и правильно всеми оценены, он становится на колени перед Постумом, прося у него прошения (вспомним Лира, преклоняющего колени перед Корделией), на что Постум откликается: "Не склоняй колен. Я властен лишь прощать и зло забыть. Вся месть моя - прощение. Живи И стань честней". И Цимбелин подводит итог и этой сцене и пьесе в целом: "Достойные слова! Великодушию нас учит зять. Прощенье - всем!" (V, 5). В призыве к великодушию хотели видеть апелляцию к "христианскому всепрощению", упуская и", виду, что в общем контексте этой совершенно чуждой религиозным мотивам пьесы "прощение" гораздо ближе к светскому, вполне гуманистическому "великодушию", "душевной щедрости", "милости", к которому безуспешно призывает Шейлока Порция в сцене суда, чем к христианскому идеалу "всепрощения", и что этот призыв явно не распространяется ни на королеву, ни на Клотена, которые понесли заслуженную и не подлежащую, по мысли Шекспира, отмене кару. "Прощенье - всем", - говорит великий поэт-гуманист, и в этом призыве, правильно понятом, весь смысл и назначение пьесы. А.Смирнов

<< НАЗАД ¨¨ КОНЕЦ...

Другие книги жанра: классические произведения

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2] [3]

Страница: [3]