Тимон Афинский - Шекспир Уильям - страница 3 - Bookorbita.com

Входит Апемант. Опять здесь человек. Чума! Чума! Апемант Меня сюда послали. Ходят слухи, Что стал ты жить и поступать, как я. Тимон Да, потому что ты не держишь пса, Который был бы для меня примером. Чтоб ты издох! Апемант Ну, это напускное! Ты впал в постыдно жалкое унынье, Рожденное превратностью судьбы. К чему тебе пещера? Заступ этот? И мрачный вид? И рабская одежда? Твои льстецы в шелках спокойно ходят, И пьют вино, и спят на мягком ложе, Вдыхая ароматы благовоний; Они давно забыли, что на свете Когда-то жил Тимон. Срамишь ты лес, Разыгрывая роль врага людского. Стань сам льстецом и преуспеть старайся В том, что тебя сгубило! Гни колени; Пусть каждый вздох владыки твоего С тебя долой срывает тотчас шапку; Хвали его гнуснейшие пороки, Превозноси их. Ведь с тобою тоже Так делали, а ты, развесив уши, Бывало, как трактирщик, зазывал Всех шедших мимо негодяев в гости: Так есть резон, чтобы и сам ты стал Мошенником; разбогатеешь снова И снова все мошенникам раздашь. А на меня похожим быть не думай. Тимон Похожим на тебя? Тогда б отверг Я сам себя. Апемант Ты сам себя отверг, Еще когда ты был самим собою. Ты долго сумасбродствовал, а ныне Стал дураком совсем. Ты полагаешь, Что шумный твой слуга холодный ветер Тебе рубашку станет согревать Иль что к тебе в пажи наймутся эти Деревья, пережившие орлов, И будут бегать за тобою? Разве Ручей холодный, подслащенный льдом, Заменит освежающий напиток, - Что глушит после кутежей ночных Поганый вкус во рту? Зови к себе Всех, кто живет нагими и без крова, Сопротивляясь грозным небесам; Кто вынужден сносить борьбу стихий, Но остается верным лишь природе, - Вели им льстить тебе, и ты увидишь... Тимон Что ты дурак. Проваливай. Апемант Таким Ты нравишься мне более, чем прежде. Тимон А ты теперь мне более противен. Апемант Но чем же? Тимон Льстишь ты нищете. Апемант Неправда, Я просто говорю: ты - трус. Тимон Зачем Ты отыскал меня? Апемант Чтоб побесить. Тимон Забава подлецов и дураков. Ты в этом удовольствие находишь? Апемант Да, нахожу. Тимон Что? Так и ты подлец? Апемант Когда бы жизнь суровую ты выбрал, Чтоб гордый нрав смирить, сказал бы я: Весьма похвально это. Но ведь ты Так не по доброй воле поступил. Не будь ты нищим - вновь бы стал вельможей. Желанная нужда переживает Непрочный блеск богатства и всегда Награждена бывает. Если полным Довольство не бывает никогда, То нищета довольствуется малым. Мучительно богатство без довольства, И хуже во сто раз, чем нищета, Довольная собою. Ты столь жалок, Что можешь только смерти пожелать... Тимон ...Но по иной причине, чем считает Тот, кто еще ничтожнее меня. Да где тебе понять, несчастный раб! Тебя Фортуна ласковой рукой С любовью никогда не обнимала, А била как собаку. Если б ты, Подобно мне, поднялся с детских лет По всем ступеням наслажденья жизнью, Командуя толпою слуг покорных, - Ты с головой в разврате бы увяз, В постелях шлюх растрачивая юность, И ледяному голосу рассудка Не стал бы ты внимать, а рвался б жадно К желанному куску. Но для меня Вселенная кондитерской являлась: Так много языков, сердец и глаз И уст служили мне, что я не знал Куда девать их; был покрыт я ими, Как дуб - листвой; но дунул зимний ветер, - И листья разлетелись. Одинокий, Нагой оставлен я на волю бурь; И на меня, кто ведал лишь добро, Легло все это бременем тяжелым. Но ты - ты начал жизнь свою с лишений И закалился в них. Так почему же Людей ты ненавидишь? Ведь тебе Они не льстили. Что давал ты им? Коль хочешь проклинать, так прокляни Ты своего отца за то, что он, Оборвыш грязный, в час дурной сошелся С какой-то попрошайкой и тебя, Наследственную голь, соорудил. Прочь! Не родись ты худшим из людей, Ты тоже был бы плутом и льстецом! Апемант А ты и до сих пор гордишься? Тимон Да, Горжусь, что я - не ты. Апемант А я горжусь, Что не был расточителем. Тимон А я - Что им остался. Будь в тебе одном Мое богатство все, я и тогда Повеситься тебе велел бы! Прочь! (Ест корень.) Ах, если б в нем была заключена Вся жизнь Афин, - ее бы я сожрал. Апемант (протягивая ему другой корень) Возьми, хочу я пир украсить твой. Тимон Ты общество мое сперва укрась Своим уходом. Апемант Лучше я украшу Свое - твоим отсутствием. Тимон Нет, так Его ты не украсишь, а испортишь, Не то я сам бы этого хотел. Апемант Чего же ты Афинам пожелаешь? Тимон Чтоб вихрем буйным ты по ним пронесся. А хочешь - передай, что у меня Есть золото. Ты видишь - вот оно. Апемант Какой же смысл в нем здесь? Тимон Большой и важный. Оно тут спит и злу не служит. Апемант Где же Ты ночью спишь? Тимон Под тем, что надо мной. Где кормишься ты днем? Апемант Где вижу пищу. Тимон Ах, если б яд был веществом послушным... Апемант Куда бы ты послал его, Тимон? Тимон Твою еду приправить, Апемант. Апемант Ты в жизни никогда не знал золотой середины, тебе ведомы лишь крайности. Когда ты ходил в надушенных, расшитых золотом одеждах, люди смеялись над твоей чрезмерной изысканностью, В лохмотьях ты потерял ее - и теперь тебя презирают за ее отсутствие. Вот возьми кизил, съешь его. Тимон Я не ем того, чего терпеть не могу. Апемант Терпеть не можешь кизила? Тимон Да, он такой же кислый, как ты. Апемант Вот если бы ты раньше терпеть не мог кислых льстецов, теперь ты куда больше любил бы себя. Приходилось тебе когда-нибудь видеть расточителя, которого бы любили после того, как он лишился состояния? Тимон А видал ты когда-нибудь, чтобы любили человека, не имеющего состояния, о котором ты говоришь? Апемант Я такой человек. Тимон Я понимаю тебя; ты имел средства держать собаку. Апемант Как ты полагаешь, кто больше всех на свете похож на твоих льстецов? Тимон Женщины. Но мужчины, мужчины - это сама лесть. Что бы ты сделал с миром, Апемант, если бы он находился в твоей власти? Апемант Отдал бы его диким зверям, чтобы освободить от людей. Тимон И ты согласился бы закончить свое человеческое существование вместе с остальными людьми и остался бы зверем среди зверей? Апемант Да, Тимон. Тимон Вот животное честолюбие! Да помогут тебе боги достичь цели! Был бы ты львом, лиса надула бы тебя; был бы ты ягненком, лиса съела бы тебя. Был бы ты лисой, лев заподозрил бы тебя, даже если бы обвинял тебя осел. Был бы ты ослом, глупость твоя угнетала бы тебя и жил бы ты для того, чтобы достаться на завтрак волку. Был бы волком, твоя прожорливость мучила бы тебя и ты бы рисковал своей жизнью ради обеда. Был бы ты единорогом, тебя погубили бы гордость и бешенство и ты бы сделался жертвой собственной ярости. Был бы медведем, тебя убил бы конь или сцапал леопард. Был бы леопардом, ты бы находился в кровном родстве со львом, и пятна этого родства вынесли бы приговор твоей жизни. Безопасность твоя заключалась бы в перемене места, защита - в бегстве.. Каким животным можешь ты стать, не подчинившись другому животному? И каким животным ты уже стал, что не видишь, как проиграешь от такого превращения? Апемант Если бы ты захотел доставить мне удовольствие своей беседой, то мог бы это сделать именно теперь! Афины превратились в лес, полный зверей. Тимон Каким образом удалось ослу проломить стену, что ты вдруг очутился за городом? Апемант Сюда идут поэт и живописец. Пусть их общество поразит тебя чумой! Я боюсь заразиться и лучше уйду. Когда мне больше нечего будет делать, я снова заверну к тебе. Тимон Когда окажешься последним человеком на свете, милости просим. Я бы скорей согласился быть собакой нищего, чем Апемантом. Апемант Всем дуракам дурак! Тимон Жаль, не настолько Ты чист, чтоб мог я плюнуть на тебя. Апемант Ты слишком гнусен даже для проклятий. Чума тебя возьми! Тимон Любой мерзавец В сравнении с тобою - чистый голубь. Апемант Нет злей заразы, чем твои слова. Тимон Едва лишь я твое промолвлю имя, Как порываюсь бить тебя, да руки Мне страшно заразить. Апемант Хотел бы я, Чтобы они от слов моих отсохли. Тимон Вон! Уходи, отродье псов паршивых! Я в бешенстве, что ты еще не сдох. Меня тошнит от вида твоего! Апемант Ах, чтоб ты лопнул! Тимон Прочь, наглец докучный! (Бросает в него камень.) Мне жаль и камень на тебя потратить. Апемант Ты скот! Тимон Раб! Апемант Гад! Тимон Подлец, подлец, подлец! Апемант отходит в сторону. Я ненавижу этот лживый мир! Ничто меня не привлекает в нем, И даже то, что мне необходимо. Итак, Тимон, готовь себе могилу, Ты ляжешь там, где будет разлетаться О камень гробовой морская пена, И пусть в словах надгробных смерть твоя Над жизнью человека посмеется. (Смотрит на золото.) О ты, приветливый цареубийца, Орудье распри меж отцом и сыном! О светоносный яркий осквернитель Чистейшего супружеского ложа! Отважный Марс! Ты, вечно юный, свежий, Жених желанный, нежный и любимый, Чей блеск растапливает снег священный, Лежащий на коленях у Дианы. Ты, видимое нами божество, Несовместимого соединитель, Ты по любому поводу способно На языке любом заговорить. О испытатель душ, вообрази, Что люди жалкие, твои рабы, Вдруг взбунтовались! Силою своею Смертельную вражду посей меж ними И править миром предоставь зверям. Апемант (выходя вперед) Пусть будет так, но лишь когда умру я. Пойду всем расскажу, что ты богат, И тотчас же к тебе повалят толпы. Тимон Что? Толпы? Апемант Да. Тимон Уйди, прошу тебя. Апемант Живи и наслаждайся нищетою. Тимон А ты живи, как жил. И так подохни! Теперь мы квиты. Апемант уходит. Снова появились Подобия людей? Ешь, ешь, Тимон, И проклинай их всех! Входят разбойники. Первый разбойник Откуда у него может быть золото? Наверно, крохи какие-нибудь, какой-нибудь жалкий остаточек прежнего. Он и в меланхолию-то впал из-за того, что золота у него не стало и друзья отвернулись. Второй разбойник Однако все в один голос твердят, что денег у него прорва. Третий разбойник Попробуем его повыспросить. Ежели он золотом не дорожит, так и отдаст без разговоров. А вот как это золото получить, ежели он жадничать начнет? Второй разбойник Правильно! Золото у него наверняка припрятано, не носит же он его с собой. Первый разбойник Не он ли это? Все Где? Второй разбойник По описанию похоже, что он. Все Здравствуй, Тимон. Тимон Чего вам нужно, воры? Все Мы солдаты, Не воры. Тимон Вы и воры, и солдаты, И женщин сыновья. Все Нет, мы не воры, А люди, ныне впавшие в нужду. Тимон У вас одна нужда - еды побольше. Так вот смотрите - есть в земле коренья, Сто родников на протяженье мили, Дубы, увешанные желудями, Шиповника пурпурные плоды. Природа вам, как щедрая хозяйка, На всех кустах готовит сытный стол. Нужда? Что за нужда? Первый разбойник Но мы не можем Травой, плодами и водой питаться, Как птицы, звери, рыбы. Тимон Или есть Самих зверей, и птиц, и рыб? Я знаю - Должны вы есть людей. Но все ж спасибо За то, что вы воруете открыто, Личиною святош пренебрегая, Хотя у нас в особенном почете Прикрытое законом воровство. Ну, подлые мошенники и воры, Берите - вот вам золото. Сосите Кровь пьяную из виноградных лоз, Пока горячка вашу кровь не вспенит, Тем самым вас избавив от петли. Врачам не верьте: их лекарства - яд. На их счету смертей гораздо больше, Чем краж - на вашем. Вот, берите деньги, А с ними - человеческие жизни. Свершайте преступления, свершайте; Ведь это ваше ремесло. Мы видим Примеры грабежей повсюду. Солнце - Первейший вор, и океан безбрежный Обкрадывает силой притяженья. Луна - нахалка и воровка тоже: Свой бледный свет крадет она у солнца. И океан ворует: растворяя Луну в потоке слез своих соленых, Он жидкостью питается ее. Земля - такой же вор: она родит И кормит тем навозом, что крадет Из испражнений скотских и людских. Все в мире - вор! Закон - узда и бич Для вам подобных - грабит без опаски В циническом могуществе своем. Прочь! Грабьте же друг друга, ненавидьте Самих себя. Вот золото еще: Берите, режьте глотки без разбору. Все воры, с кем бы вы ни повстречались. Скорей в Афины! Взламывайте лавки; Вы грабите грабителей. Смотрите Не станьте только меньше воровать Из-за того, что золото вам дал я. Пусть вас оно в конце концов погубит. Аминь! (Уходит в пещеру.) Третий разбойник Он чуть не убедил меня бросить мое ремесло, хоть и уговаривал заниматься им. Первый разбойник Да ведь эти советы он давал нам из ненависти к человечеству. А до наших тайных занятий ему дела нет. Второй разбойник Я поверю ему, как врачу, и брошу свое ремесло. Первый разбойник Давайте прежде дождемся мира в Афинах. Человек может стать честным в любое, самое скверное время. Уходят. Входит Флавий. Флавий О боги! Неужели этот жалкий, Несчастный человек - хозяин мой? Как низко пал он! Памятник чудесный Прекрасных дел, поставленный так дурно! Как изменила страшная нужда Его когда-то благородный облик! О, кто гнуснее может быть, чем тот, Кто друга в бездну горя низведет? Так диво ль, что врага мы предпочтем Друзьям, коль верить им нельзя ни в чем? По мне, открытый недоброжелатель Достойнее, чем лживый прихлебатель. Меня заметил он... Всю скорбь сейчас Я изолью ему. Он господин мой, И я хочу служить ему, как прежде. Тимон выходит из пещеры. Мой дорогой хозяин! Тимон Прочь! Ты кто? Флавий Как! Вы меня забыли? Тимон Для чего Такой вопрос? Я всех людей забыл, Ты человек, - так и тебя забыл я. Флавий Я бедный, честный ваш слуга. Тимон Ну, значит, Ты мне неведом... Честных я не знаю. Вокруг меня все были негодяи, Служившие мерзавцам за столом. Флавий О, видят боги, ни один служитель Так не скорбел о доле господина, Как я скорблю. Тимон Что вижу я? Ты плачешь? Тогда приблизься. Ты мне полюбился За то, что стал ты женщиной, нарушив Обычаи мужчин с железным сердцем, Что плачут лишь от похоти и смеха: В них жалость спит... Перевернулся свет! От смеха плачем мы, от горя - нет. Флавий Признайте же меня, мой господин! Поверьте скорби искренней! Позвольте, Слугой у вас останусь я, покамест Не исчерпаю скудных средств своих. Тимон Как! У меня такой служитель был? Участливый, честнейший, верный?.. Тронул Ты душу одичавшую мою. Дай поглядеть в твое лицо. Бесспорно, Он женщиной рожден! - Простите мне Поспешность, боги мудрые, с которой Я осудил весь мир без исключенья! Есть честный человек, я признаю, Но лишь один - не ошибитесь, боги, - Единственный! И тот - всего слуга. - О, как хотел я всех возненавидеть! Но ты, ты выкупил себя. Пусть так. Кроме тебя, я проклинаю всех! Однако ты не столь умен, как честен: Предав меня, ты мог бы вмиг найти Другую службу; часто ведь въезжают В дома вторых господ на шее первых. Скажи по правде - ибо сомневаться Я должен и тогда, когда все ясно, - Что кроется под верностью твоей? Не алчность? Не корысть? Не лихоимство?. Не схоже ль это с даром богача, Который, принося подарок, хочет Взамен раз в двадцать больше получить? Флавий Нет, дорогой хозяин! Слишком поздно Проникли в ваше сердце подозренья. Ах, если бы они явились прежде, В дни пиршеств! Но пришли они, увы, Тогда, когда уж обнищали вы. Нет, мне велит так совесть поступить, Привязанность к вам, долг мой и любовь К душе добрейшей, несравненной вашей. Мне хочется заботиться о вас, О вашей пище, о жилье... Поверьте, Высокочтимейший мой господин, Всю выгоду, которая меня Ждала бы в будущем иль настоящем, Я променял бы с радостью на то, Чтоб к вам вернулись слава и богатство, Вот лучшая награда мне была бы. Тимон Так и случилось! Честный человек, Единственный на свете, вот, возьми! От нищеты моей послали боги Сокровище тебе. Иди, будь счастлив. Тебе я ставлю лишь одно условье: Прочь от людей! Всех в мире ненавидь, Всех проклинай! Забудь о состраданье, И, прежде чем ты нищему подашь, Пусть мясо у него сойдет с костей От голода; бросай собакам то, В чем ты откажешь человеку. Пусть Людей поглотят тюрьмы! Пусть долги Их превратят в ничто, смешают с грязью! О род людской, стань лесом иссушенным! Пускай недуги людям смерть несут И кровь их вместе с ложью иссосут! Прощай, желаю счастья. Флавий О, позвольте Остаться здесь и утешать вас! Тимон Если Проклятья ты не любишь, удались. Дай бог, чтоб ты избавлен был судьбой От встреч с людьми, а я - от встреч с тобой! Уходят в разные стороны. АКТ V СЦЕНА 1 Лес. Перед пещерой Тимона. Входят поэт и живописец. Тимон наблюдает за ними из пещеры. Живописец Судя по описанию, жилище его должно быть где-то поблизости. Поэт Не знаю, чему и верить. Правду ли говорят, что у него так много золота? Живописец Несомненно. Алкивиад рассказывает об этом; Фрина и Тимандра получили от него золото, а кроме того, он обогатил бедных бездомных солдат. Говорят, что он дал крупную сумму своему управителю. Поэт Значит, его разорение было придумано, чтобы испытать друзей? Живописец И ни для чего другого. Вот увидите, он снова появится в Афинах и расцветет, подобно пальме. А посему недурно уверить его о нашей любви, невзирая на его мнимое несчастье. Этим мы докажем свою честность, и, весьма возможно, старания наши будут вознаграждены, если слухи о его богатстве справедливы. Поэт Что вы собираетесь преподнести ему? Живописец На этот раз ничего, кроме моего посещения. Я лишь пообещаю ему великолепную картину. Поэт Я поступлю так же; скажу, что собираюсь написать о нем поэму. Живописец Лучше не придумаешь! Обещания как раз в духе нашего времени. Они открывают глаза ожиданию. А вот выполнять их уже скучнее, и, надо сказать, никто этим не занимается, за исключением людей простых и ограниченных. Давать обещания - занятие приятное и модное; выполнять обещания - все равно что составлять духовную: это говорит о тяжелом заболевании составителя. Тимон выходит из пещеры. Тимон (в сторону) Превосходный живописец! Тебе не нарисовать человека гнуснее, чем ты сам. Поэт Сейчас придумаю, что бы такое пообещать ему. Поэма должна олицетворять его самого и быть сатирой на мягкость людей состоятельных; должна обличать льстецов, следующих по пятам молодости и богатства. Тимон (в сторону) Ты хочешь предстать негодяем в своем собственном произведении? Хочешь бичевать в других свои собственные пороки? Хорошо, поступай так! У меня есть золото для тебя. Поэт Нет, поскорей пойдем искать его. Ведь упустив из рук своих барыш, Ты своему карману сам вредишь. Живописец Да, верно. Ищи того, что ты желаешь, днем, При свете, а не в сумраке ночном. Пошли. Тимон (в сторону) Ну, погодите, я сейчас вас встречу! О золото, какой ты бог могучий, Коль даже в этом храме, что грязнее Свиного хлева, молятся тебе! Да, это ты морскую пену пашешь, Ведешь суда, почтение внушаешь К рабам презренным. Будь и дальше чтимо, И пусть поглотит самый злой недуг Твоих ретивых и покорных слуг. Я встречу их! (Выступает вперед.) Поэт Достойнейший Тимон, Недавний щедрый покровитель наш, Приветствуем тебя. Тимон Возможно ль? Дожил Я до того, что двух увидел честных? Поэт Вы столько делали добра нам, сударь! Узнали мы, что вы ушли от света, Предательски покинутый друзьями. О люди, вы - сама неблагодарность! Презренные натуры! Нет для вас Достаточно суровой, тяжкой кары! Как! Вас покинуть, вас, чье благородство, Сияющее, как звезда, давало Им все - и положение и жизнь! Я возмущен, я не могу найти Слова, в которые облечь возможно Чудовищный объем измены этой. Тимон Не облекай, пускай нагою ходит; Тем лучше люди разглядят ее. Раз вы честны, такими и останьтесь, Натуры прочих ярче оттенив. Живописец Он, как и я, мы шли дорогой жизни Под благостным дождем твоих даров, И сознавали это. Тимон Да, честны вы! Поэт Пришли мы предложить свои услуги... Тимон Честнейшие создания! Но как Воздать мне вам? Едите вы коренья И пьете ледяную воду? Нет. Оба Для вас готовы мы на что угодно. Тимон Вы, честные, прослышали, конечно, Что у меня есть золото, не так ли? Скажите правду, искренние люди! Поэт Есть слух такой, мой добрый покровитель, Но я и друг мой не затем пришли. Тимон Какие честные, прямые души! (Живописцу.) А ты, наверно, лучше всех в Афинах Обман рисуешь. Право, лучше всех. Обман тебе дается. Живописец Я стараюсь. Тимон Вот-вот, и я об этом говорю. (Поэту.) А что до выдумок твоих, поэт, Изяществом и нежностью набиты Твои стихотворенья. Ты, пожалуй, Еще естественней в своем искусстве. Но, честные друзья, сказать вам должен, Что есть один порок у вас, - конечно, Не столь уж он чудовищен, чтоб вы Трудились исправляться. Оба А какой? Скажите нам! Тимон Обидитесь, пожалуй. Оба Нет, будем благодарны... Тимон В самом деле? Оба Не сомневайтесь, сударь! Тимон Дело в том, Что верите мошенникам вы оба, Которые вас страшно надувают. Оба Ужели, сударь? Тимон Да, их ложь и фальшь Вы слышите, и видите притворство, И в грязные делишки их проникли, Но все-таки они любимы вами; Вы кормите их, преданы вы им, Хотя, поверьте, это негодяи. Живописец Таких не знаю я... Поэт И я не знаю... Тимон Послушайте, я очень вас люблю И золота вам дам, избавьтесь только От этих подлецов. Повесьте их, Зарежьте, утопите их в канаве, Иль как-нибудь иначе изведите, Потом ко мне явитесь. Я вам дам Немало золота! Оба Но кто они? Скажите имя. Тимон Если разойдетесь Вы в разные концы, то все равно Любой из вас останется вдвоем; И стой отдельно каждый друг от друга, Архиподлец с ним целое составит. (Живописцу.) Ты хочешь, чтобы там, где ты стоишь, Двух негодяев не было, тогда К нему не приближайся. (Поэту.) Хочешь ты, Чтоб там, где ты находишься, стоял Один мерзавец, - так покинь его! Прочь! Сгиньте! (Бьет их.) Вот вам золото, мерзавцы! За ним пришли вы? Для меня трудились? Что ж, получайте плату! Ты - алхимик, Так из побоев золото добудь. Собаки подлые, злодеи! Вон! (Прогоняет их и уходит в пещеру.) Входят Флавий и два сенатора. Флавий Поверьте, говорить с ним безнадежно; Так занят он собою, что ему Противны все другие. Первый сенатор Проводи нас В его пещеру, там уж будет видно. Афинянам мы дали обещанье Поговорить с ним. Второй сенатор Не всегда бывают В одном и том же настроенье люди. Его согнули горести и время; Но то же время, щедро наградив Его богатством, может все загладить. Веди нас. Там посмотрим. Флавий Вот пещера. Да будут в ней покой и мир. - Тимон! Тимон! Поговори с друзьями. Выйди! Виднейшие сенаторы Афин Явились от лица своих сограждан Приветствовать тебя. Поговори С вельможами, достойнейший Тимон! Тимон выходит из пещеры, Тимон Испепели их, нежащее солнце! (Сенаторам.) Ну, говорите, чтоб вам провалиться! Пускай нарыв у вас на языке За слово правды вскочит, а за ложь Пусть целиком язык сгниет, и вы, Беседуя, проглотите его. Первый сенатор Тимон достойный... Тимон ...Лишь таких, как вы, Равно как и Тимона, вы достойны. Второй сенатор Тебе, Тимон, сенаторы Афин Шлют свой привет. Тимон Я их благодарю. Послал бы я чуму им в дар, когда бы Сумел поймать ее для них. Первый сенатор Забудь То, в чем мы сами каемся теперь. Сенаторы, явив единодушно Свою любовь к тебе, покорно просят В Афины возвратиться снова. Ждут Высокие посты тебя и слава, Не премини воспользоваться ими. Второй сенатор Признали мы, что ошибались грубо, Забыв твои заслуги, и сенат, - Меняющий свои решенья редко, Но осознав, в конце концов, что значит Твое отсутствие в Афинах, понял, Что, в помощи Тимону отказав, Обрек себя он этим на паденье. Сенат послал нас объявить тебе О горестном раскаянье своем И ценную награду предложить, Которая с избытком возместит Все прежние тяжелые обиды. Да, ждут тебя такие груды денег, Такой почет, что вычеркнут они Обиды из души твоей и впишут В нее слова любви, чтоб вечно ты Читал их. Тимон Вы меня очаровали! Я изумлен до слез! Что ж, если вы Одолжите мне сердце дурака И женские глаза, так я поплачу От ваших слов, достойные вельможи. Первый сенатор Будь милостив и с нами возвратишь В Афины - нашу и твою отчизну, И стань правителем. Ты будешь встречен Всеобщей радостью и облечен Неограниченной и полной властью. Вновь имя доброе твое начнет Звучать в устах, как только мы дадим Отпор свирепому Алкивиаду, Который, вепрю дикому подобно, С корнями злобно вырывает мир В своей отчизне. Второй сенатор И афинским стенам Своим мечом ужасным угрожает. Первый сенатор Поэтому, Тимон... Тимон Что ж, я готов... И поступлю поэтому я так: Коль он начнет крошить моих сограждан, От имени Тимона передайте, Что дела нет до этого Тимону! А если он прекрасные Афины Опустошит, почтенных наших старцев За бороды таскать начнет, отдаст Священных наших дев на поруганье Войне безумной, зверской и жестокой, - От имени Тимона передайте, Что я, скорбя о старых и о юных, Сказать ему могу лишь только то, Что дела нет до этого Тимону. Пусть дальше зло творит! Об их ножах Заботиться не стоит вам, покуда У вас хватает глоток для расправы. Что до меня, то ножичек карманный Во вражьем стане выше я ценю, Чем самое почтеннейшее горло Афинское. Вверяю вас защите Богов благоволящих, точно так же Как вверил бы тюремщику воров. Флавий Вы убедились сами, - все напрасно. Ступайте же. Тимон Перед приходом вашим Надгробную писал себе я надпись, Ее увидят завтра. Наступает Конец моим страданиям земным, В богатстве и здоровье состоявшим. Ничтожество сулит мне все на свете. Ступайте! Попытайтесь жить. Пускай Алкивиад чумою станет вам, А вы - ему. Удастся жить - живите! Первый сенатор Слова напрасно тратим мы. Тимон Но все же Свою страну люблю я и не рад Всеобщему крушенью, как об этом Трубит молва. Первый сенатор Вот это речь другая. Тимон Привет моим любезным землякам! Первый сенатор Твои уста слова такие красят. Второй сенатор И в уши наши входят, как в ворота Прославленный вошел бы триумфатор. Тимон Поклон мой всем. Скажите им, что я, Желая их освободить от горя, От боли, страха пред врагом, потерь, От мук любви и прочих бед случайных, Каким подвержен хрупкий челн природы На трудном жизненном пути, - решил Им добрую услугу оказать. Я научу, как надо отвратить Алкивиада яростную злобу. Второй сенатор Мне это нравится. Он к нам вернется. Тимон Есть дерево вблизи моей пещеры, Его срубить я собираюсь вскоре, Так передайте же моим друзьям, Афинянам всех званий и сословий: Кто ищет избавленья от страданий. Пусть поспешит сюда, пока топор мой Не уничтожил дерево, и пусть Повесится на нем! Привет им всем! Флавий Не беспокойте же Тимона. Он Останется таким же, как и был. Тимон Не приходите больше, но скажите Афинянам, что вечное жилище Воздвиг себе Тимон на берегу, Который каждый день прилив соленый, Шумя и пенясь, кроет. Приходите Туда, и пусть надгробный камень мой Послужит прорицаньем вам. - Уста, Излив всю горечь, смолкните навек. Пускай чума исправит зло! Пусть люди При жизни создают одни гробы И смерти, как награды лучшей, ждут. Затмись, о солнце, больше не свети, Конец приходит моему пути. (Уходит в пещеру.) Первый сенатор Обида в нем срослась неотделимо С душой. Второй сенатор Надежды наши на него Все рухнули. Вернемся и посмотрим, Какие меры могут нашу гибель Предотвратить. Первый сенатор Да, медлить нам нельзя. Уходят. СЦЕНА 2 У стен Афин. Входят два сенатора и гонец. Первый сенатор Тяжелое открытье! В самом деле Так многочисленны его войска, Как ты сказал? Гонец И даже больше. Если Судить по быстроте передвиженья, Они здесь будут очень скоро. Второй сенатор Гибель Грозит нам, если не вернут Тимона. Гонец Я встретил их гонца - он старый друг мой. Хоть мы и во враждебных лагерях, Но все ж приязнь осилила вражду, И мы разговорились с ним. Его Послал Алкивиад с письмом к Тимону, Прося Тимона присоединиться К походу на Афины, потому что Тимон его причиной был отчасти. Входят сенаторы, ходившие к Тимону. Первый сенатор Вот и собратья наши. Третий сенатор О Тимоне И речи быть не может; все пропало! Уж слышен барабанный бой врага. От страшного движенья вражьих войск Пыль в воздухе столбом стоит. Скорей! Пора отпор готовить им! Пойдем. Враг победит, боюсь, и мы падем. Уходят. СЦЕНА 3 Лес. Пещера Тимона. Неподалеку виднеется надгробный камень. Входит воин, разыскивающий Тимона. Воин По описанью судя, это здесь. - Эй, кто там? Отзовись! Эй! - Нет ответа. Да что это? Тимон скончался? Верно, Зверь растерзал его - людей тут пет. Конечно, мертв он - вот его могила. Есть надпись, да читать я не умею. Не снять ли оттиск воском? Наш начальник Все письмена умеет разбирать, Он опытен, хоть и не стар годами. Наверно, осадил уж он Афины, И цель его - их превратить в руины. (Уходит.) СЦЕНА 4 Перед стенами Афин. Трубы. Входит Алкивиад с войском. Алкивиад Трубите грозный наш приход Афинам, Трусливым и развратным! В Афинах трубят к переговорам. На стены всходят сенаторы. До сих пор Вы правили и произвол творили, Мерилом справедливости считая Лишь вашу волю. До сих пор и я И те, кто спал под сенью вашей власти, Скитались, руки опустив, и тщетно Скорбь изливали. Но пришла пора - Проснулась сокрушающая сила В просителе и вырвалась наружу, Крича: "Довольно!" Наступило время Покорному страданию усесться И отдыхать в удобных ваших креслах, А наглости с набитым кошельком Бежать и от испуга задохнуться. Первый сенатор О молодой достойный вождь, когда Ты месть еще лелеял только в мыслях И силы не имел, а мы - причин Тебя бояться, - мы к тебе являлись Пролить бальзам на бешенство твое, Стремясь неблагодарность нашу сгладить Почтением, ее превосходящим. Второй сенатор И мы старались также, как могли, С Афинами Тимона примирить, Послав к нему просителей покорных И обещанья щедрые давая. Не все неблагодарны мы, не все Заслуживаем грозного удара. Первый сенатор Не те, кто эти стены воздвигал, Тебе обиду в прошлом нанесли, Да и не так уж велика она, Чтоб эти стены, башни, школы пали. Второй сенатор Виновников изгнанья твоего Уж нет в живых! Позор поступка их Разбил им сердце. Славный вождь, войди Под сенью реющих знамен в наш город И каждого десятого казни, Коль месть твоя настолько жаждет пищи, Которою гнушается природа. Десятой долей удовлетворись: Того, кто вынет меченую кость, Вели казнить. Первый сенатор Ты оскорблен не всеми. Невинный за виновных не ответчик. Ты должен знать, что не передаются Проступки, словно земли, по наследству. Итак, наш соотечественник славный, Введи войска в наш город, но оставь За стенами его свой лютый гнев. Щади Афины - колыбель свою, И тех людей, кого погубишь ты С твоими оскорбителями вместе! К своим стадам, как пастырь, подойди И отбери животных зараженных, Но всех не убивай. Второй сенатор Того, что хочешь, Скорей достигнуть можешь ты улыбкой, Чем прорубая путь мечом. Первый сенатор Ворот Ногой коснешься ты, и пред тобою Они откроются, когда вперед Пошлешь ты сердце доброе сказать, Что входишь к нам как друг. Второй сенатор Брось нам перчатку Или любую вещь в залог того, Что ты использовать оружье хочешь Затем лишь, чтобы получить возмездье, А не губить нас. Пусть твои войска Войдут к нам и стоят у нас, покуда Мы всех твоих желаний не исполним. Алкивиад Да будет так! Вот вам моя перчатка. Берите. Вниз спуститесь и откройте Незащищенные ворота ваши. Из всех врагов Тимона и моих Падут лишь те, которых сами вы Прикажете подвергнуть наказанью, - И более никто. Чтоб вас вполне В моих благих намереньях уверить, Я объявляю: ни один солдат Покинуть своего поста не смеет Или нарушить жизни ход в Афинах; Клянусь вам, что ослушник будет призван К строжайшему ответу по закону. Оба сенатора Какие благородные слова! Алкивиад Спускайтесь и сдержите обещанье. Входит воин. Воин Начальник храбрый мой! Тимон скончался, На берегу морском он похоронен. Пусть эта надпись на его надгробье И этот мягкий слепок восковой Ответят за невежество мое. Алкивиад (читает) "Здесь жалкое тело лежит, разлученное с жалкой душою, Не все ли равно, кем я был. Порази всех вас, небо, чумою! Себя схоронил здесь Тимон, ненавидевший мир и людей, Пройдя, прокляните его и ступайте дорогой своей". Мне ясно, что ты чувствовал пред смертью. Хоть ты на скорбь людей смотрел с презреньем, Пренебрегал потоком наших мыслей И каплями скупыми слез людских, Но мощный ум твой подсказал тебе, Как вынудить Нептуна самого Неутомимо на твоей могиле Оплакивать прощенные проступки. Ты умер, благороднейший Тимон, И мы тебя еще не раз помянем. Ведите же меня в родной ваш город, И я соединю свой меч с оливой. Пускай война рождает мир, а мир, Войну смирив, отныне будет свят. Мир и война друг друга исцелят. Бей, барабан! Уходят. перевод Н.Мелковой А.Смирнов. ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "ТИМОНА АФИНСКОГО" Когда же выйдет ваша книга в свет? - Да вслед за тем как поднесу ее. - Поэт хочет напечатать свою книгу на средства Тимона. В шекспировской Англии поэты обычно получали от меценатов денежный подарок за посвящение им своих произведений. ...вышибить мозги... что невозможно сделать... - по причине отсутствия в голове этого человека мозгов. Варрон, здорово! и дальше: Исидор? - Шекспир иногда наделяет слуг именами их господ. "Коринф" - название веселого заведения, которое содержит жена шута. Хотел бы я иметь во рту прут, чтобы ответить тебе назидательно. - Прут - вместо языка, чтобы стегнуть им хорошенько. Вот тебе три солидара... - Солидар - вымышленное Шекспиром название афинской монеты, ...и в Византии... - один из анахронизмов Шекспира. Кушанья сегодня у всех будут одинаковые. - На званых обедах гостям иногда подавались различные кушанья, в зависимости от их ранга. ...Красьте лица гуще, чтоб лошади на ваших щечках вязли - то есть чтобы они вязли, как в жидкой грязи, в румянах, покрывающих щеки. Гиперион - одно из наименований бога солнца Феба-Аполлона. Был бы ты единорогом, тебя погубили бы гордость и бешенство... - Ловля сказочного зверя единорога происходила будто бы так: охотник, раздразнив единорога, прятался за деревом, и тогда взбешенный зверь вонзал свой рог в дерево с такой силой, что потом уже не мог его вынуть, и охотники могли взять его без труда. ...пятна этого родства... - пятна на шкуре леопарда. И океан ворует: растворяя луну в потоке слез своих соленых, он жидкостью питается ее. - Существовало мнение, что действие моря на луну вызывает на ней соленую росу, которая затем падает в море и увеличивает этим его объем. А.Аникст. "ТИМОН АФИНСКИЙ" Первопечатный текст "Тимона Афинского", опубликованный в фолио 1623 г., давно обратил на себя внимание исследователей некоторыми странностями. Он напечатан между "Ромео и Джульеттой" и "Юлием Цезарем". Типографские признаки дали возможность установить, что первоначально издатели фолио намеревались поместить здесь "Троила и Крессиду", но затем у них возникли какие-то трудности (вероятно, связанные с выкупом издательских прав на публикацию этой пьесы), и так как другие пьесы уже были набраны и, по-видимому, отпечатаны, то, чтобы не менять пагинацию на пустое место, надо было что-то вставить. Таким образом "Тимон Афинский" и попал на то место, которое он занял в фолио. Текст трагедии изобилует ошибками в расположении строк, их делении согласно метрической системе пятистопного ямба; в ряде случаев прозаические реплики разбиты на стихотворные строки, а стихи напечатаны как проза. Многие строки неполны, и непонятно -то ли это дефект рукописи, с которой печатался текст, то ли сознательное авторское указание на длительность пауз при произнесении стиха. В художественном отношении пьеса очень неровна, что гораздо больше заметно при чтении ее в подлиннике. Наряду с эпизодами, полными шекспировской трагической мощи, есть сцены маловыразительные. Некоторые места текста не очень похожи по стилю на Шекспира. Это следующие эпизоды: I, 2; 1, 3; III, 2; III, 3; III, 5; IV, 2; IV, 3; V, 1. В XIX веке исследователи считали, что эти места текста принадлежат не Шекспиру, а кому-то из современников. Среди возможных соавторов Шекспира называли Хейвуда, Тернера, Уилкинса, Чепмена, Мидльтона. Американский редактор и комментатор Шекспира Уильям Дж. Ролф в своем издании "Тимона Афинского" (1882), для того чтобы отделить от основного текста те части, которые он не считал шекспировскими, даже напечатал их петитом. Современное шекспироведение, как и в отношении остальных пьес, склоняется к тому, что не следует относить несовершенства текста трагедии за счет других авторов. Все большее число сторонников завоевывает концепция, согласно которой "Тимон Афинский" - произведение, незавершенное самим Шекспиром. Значительную часть текста драматург написал с подлинно творческим вдохновением, тогда как ряд сцен были только набросаны им и недоработаны в поэтическом отношении. Как бы то ни было, основной корпус текста составляют сцены, написанные с той поэтической силой и трагической глубиной, которые присущи другим великим творениям Шекспира в трагический период. Критики неоднократно указывали на то, что многое роднит "Тимона Афинского" с "Королем Лиром". И здесь и там, центральной является тема неблагодарности. Есть предположение, что Шекспир якобы сначала взялся за обработку сюжета о Тимоне Афинском, но затем обратился к теме короля Лира и, найдя в ней более благодарный материал, будто бы отказался от завершения "Тимона Афинского". Трудно сказать, насколько данное предположение достоверно. Во всяком случае, оно подводит нас к вопросу о датировке трагедии. Если "Тимон Афинский" был написан или набросан до "Короля Лира", то трагедию следует датировать примерно 1605 г. К этому склонялся Э. С. Бредли, и эту дату поддерживает современный американский шекспировед Уилард Фарнхем. Но большинство исследователей хронологии Шекспира относят "Тимона Афинского" к более поздней дате. Традиционное мнение, восходящее к концу XVIII века, заключается в том, что "Тимон Афинский" - последняя из трагедий Шекспира. Однако никаких фактических данных, подтверждающих это, не обнаружено. Правда, английскому исследователю Сайксу удалось найти в пьесе одного из современников Шекспира Джона Дея "Юмор без передышки" (1607-1608) фразу, которая, возможно, намекает на сюжет "Тимона". Об одном из персонажей здесь говорится, что он "безумен, как тот вельможа, который роздал свое состояние прихлебателям, а затем просил милостыню для себя". Однако нельзя быть уверенным в том, что здесь подразумевается трагедия Шекспира. Возможно, что это просто намек на один из многих фактов расточительства вельмож, случавшихся в то время. Не помогают датировке пьесы и так называемые метрические таблицы, в которых суммированы формальные особенности стихосложения Шекспира. В данном случае они неприменимы из-за версификационных аномалий текста, по-видимому, объясняющихся незавершенностью трагедии. Э.К.Чемберс принимает традиционную датировку трагедии и относит ее написание к 1608 г., ставя ее по времени создания между "Кориоланом" и "Периклом". Источником сюжета являются "Сравнительные жизнеописания" Плутарха. О Тимоне Плутарх рассказывает в биографии Марка Антония, а также в биографии Алкивиада. Не исключено, что характеристика Тимона, данная Плутархом, привлекла внимание Шекспира, когда он изучал биографию Антония для трагедии "Антоний и Клеопатра". Но Шекспир мог также познакомиться со своеобразной личностью Тимона по рассказу в другой книге, которой он пользовался в качестве источника сюжетов, а именно - по сборнику новелл и легенд Пойнтера "Дворец наслаждений" (1566). Шекспир, по-видимому, был знаком также с сочинением Лукиана "Мизантроп". Английского перевода "Мизантропа" не было во времена Шекспира, а наш драматург, по некоторым сведениям, "мало знал латынь, а греческий и того меньше", но зато он мог быть знаком с французским переводом Лукиана, сделанным Фильбертом Бретаном (1582). Наконец, обнаружена также рукопись английской анонимной пьесы о Тимоне. Сравнение текстов показывает, однако, что Шекспир не был с ней знаком. Образ Тимона очень часто встречается в гуманистической литературе эпохи Возрождения. Мы находим его у итальянцев, французов, испанцев и англичан. Он привлекал теоретиков гуманизма, новеллистов, поэтов и драматургов. Комедию о "Тимоне" написал Боярдо (1487). Имя "Тимона" мелькает и на страницах "Опытов" Монтеия (английский перевод-1603). Уилард Фарнхем, произведя сравнительное исследование всех сочинений о Тимоне, начиная от Плутарха и до ренессансных авторов, пришел к выводу, что шекспировская трактовка образа мизантропа коренным образом отличалась от традиционной. Как для древних авторов, так и для писателей-гуманистов Тимон был образцом человеконенавистничества. Он воплощал в себе как раз то, что отрицалось передовой гуманистической мыслью, утверждавшей веру в человека и в его способность к совершенствованию. В жизненной судьбе Тимона, презиравшего людей и удалившегося, чтобы жить без общения с ними, всегда видели крайнее проявление антисоциальности, что также давало гуманистам повод для осуждения Тимона. Его удаление на лоно природы и одинокая жизнь в диком лесу расценивались как отказ от высших форм человеческого бытия и возврат к животному, скотскому состоянию. Гуманистам с их стремлением к распространению культуры "опрощение" Тимона было не по душе. Шекспир пошел против этой традиции. Он первый автор, у которого Тимон изображен как трагический персонаж, вызывающий сочувствие, Замысел Шекспира очень ясно обнаруживается при сопоставлении его разработки сюжета о Тимоне с рассказом Плутарха. В жизнеописании Алкивиада Тимон упоминается только мимоходом. Здесь описывается то удовольствие, которое испытал Тимон, встретив Алкивиада, ибо он рассчитывал, что, добившись всей полноты власти, Алкивиад раздавит Афины. В биографии Марка Антония о Тимоне рассказано более подробно. Плутарховский Тимон живет не в лесу, а в Афинах, но, презирая людей, он не желает общаться с ними. Единственный, для кого он делает исключение, это такой же человеконенавистник, как он, - Апемант. Причина мизантропии Тимона лишь мимоходом упоминается Плутархом. Его Тимон не был богатым человеком и не растратил огромного состояния на друзей. Просто случилось так, что однажды, испытывая нужду, он обратился за помощью к друзьям и, не получив ее, возненавидел их, а заодно и весь людской род. Свою ненависть к людям он выразил в эпитафии, которую велел вырезать на своей могиле. Тимон Плутарха - человек, выделяющийся своей эксцентричностью, в нем нет ничего типичного, и древний историк-моралист изображает его как человека, отклонившегося от норм природы и нравственности. У Лукиана, с сочинением которого Шекспир каким-то образом познакомился, Тимон изображен богачом, щедрым по отношению к своим друзьям. Его расточительность завершается растратой состояния, и тогда все, кто раньше льстил ему, чтобы получать подачки, отворачиваются от него. Безбожник Лукиан изображает разорившегося Тимона человеком, проклинающим богов за свою злосчастную судьбу. С явным удовольствием автор вложил в его уста всевозможные богохульства. Однако Зевс, услышав жалобы Тимона, пожелал ему помочь. Тимон просил, чтобы громовержец обрушил гром и молнии на неверных друзей, но олимпийский бог не в состоянии этого сделать, так как сломал свой громоносный жезл, размахивая им, чтобы наказать философа Анаксагора, отрицавшего власть богов. Тогда Зевс приказывает Гермесу обогатить Тимона. Тимон, живущий в уединении, копает землю и находит огромное сокровище. Об этом становится известно неверным друзьям, и они снова приходят к нему, опять льстят и пускаются на всевозможные уловки для того, чтобы выманить у него золото, Тимон вдоволь наслаждается их унижением, а затем прогоняет их. не дав ничего. После этого он решает жить отшельником, сохраняя вражду ко всем людям. Но при этом Лукиан, сочувствуя Тимону в его осуждении корыстолюбия людей, явно не одобряет его намерения вести одинокую жизнь. Мы видим, таким образом, что, как и в подавляющем большинстве других случаев, создавая сюжет пьесы, Шекспир многое брал из различных источников, по заимствования были подчинены идейному замыслу, вполне оригинальному. Концепция трагедии отличается свойственной Шекспиру масштабностью. Его Тимон не просто частное лицо, на долю которого выпало несчастье, заставившее его возненавидеть людей. Шекспировский Тимон - не только богатый, но и знатный вельможа, один из самых первых и влиятельных граждан Афин. Судя по одному намеку, он был даже воином и полководцем. Во всяком случае, вероятно, не без основания ему предлагают возглавить войска для защиты Афин от наступающего на них Алкивиада. Теснее, чем во всех трактовках сюжета у предшественников, связывает Шекспир судьбу героя с жизнью всего общества и государства. Трагедия Тимона - это трагедия выдающейся личности, чья жизнь и судьба многообразно скрещивается с нравственным состоянием общества в целом. По сравнению с другими трагедиями здесь меньше всего личных мотивов. У Тимона нет жены, возлюбленной или родственников. Он предстает перед нами только в своих общественных связях, как с Афинским государством в целом в лице его сената, так и с отдельными гражданами, ищущими его расположения. Широта трагического диапазона Шекспира обычно проявляется также и в том, что не только общество, но и вся природа, космос оказываются вовлеченными в тот клубок противоречий, который ранит душу героя меланхолией, муками страсти и безумием. Так обстоит дело и в "Тимоне Афинском". Здесь, правда, не появляются сверхъестественные существа и природа не разражается грозами. Она равнодушно взирает на страдания Тимона, как равнодушно к нему и погрязшее в корыстных стремлениях общество. Но сам Тимон ощущает несправедливость в ее космическом вселенском масштабе. Это очень выразительно проявляется в последних актах трагедии, в монологах Тимона: "О всеблагое солнце! Извлеки сырую гниль из недр земли наружу и зарази весь воздух под луною..." (IV, 3), "О ты, природа, мать всего живого..." (IV, 3), в страстной тираде, с которой он обращается к разбойникам: "Солнце - первейший вор... Луна - нахалка и воровка тоже... Все в мире - вор!" (IV, 3). Наряду с грандиозностью замысла трагедии, содержащей осуждение всемирной несправедливости, ее драматическая композиция сравнительно с другими произведениями данного периода отличается простотой. Здесь нет той многоплановости действия, которая так характерна для "Гамлета", "Короля Лира" и "Антония и Клеопатры". Б этом отношении "Тимон Афинский" ближе к той концентрированной структуре, которая отличает "Отелло" и "Макбета". Но эти две трагедии изображают сложный и мучительный процесс развития губительной страсти в душе героя. В "Тимоне Афинском" развитие личности героя представлено гораздо проще. Мы видим две его ипостаси. Сначала перед нами щедрый и благожелательный ко всем Тимон, затем в его сознании происходит резкий перелом и он преображается в человеконенавистника, пылающего неукротимым гневом. Этот переход совершается внезапно. Проще и даже прямолинейнее изображение и других персонажей. Шекспир не стремился здесь к той индивидуализации, которая делала столь живыми создаваемые им типы. Второстепенные персонажи трагедии представляют собой односторонние, по, правда, очень рельефные воплощения определенных качеств. Они являются их обобщенной персонификацией, и недаром несколько персонажей даже не названы именами, а обозначены лишь своей профессией: поэт, живописец, ювелир, купец. Это почти как в моралите. Но, конечно, мы ни в коей мере не хотим сказать этим, что Шекспир возвращается к наивному морализаторству средневековой народной драмы. Широта его взгляда на жизнь, глубокое постижение ее противоречий во всей их сложности сохраняют за "Тимоном Афинским" все качества жизненной наполненности, присущие ренессансной драме. И все же, больше чем где бы то ни было, Шекспир отходит здесь от драмы характеров, приближаясь к тому, что мы определяем как драматургию идей. Он нигде не погрешает против психологической правды, но она предстает в "Тимоне Афинском" в своих самых обобщенных проявлениях. Шекспира интересуют здесь не тонкие извивы человеческой души, а простейшие и даже грубые в своей простоте проявления человеческой натуры. С неумолимой суровостью подчеркивает Шекспир власть бездушного расчета над людьми, их неприкрытую жажду выгоды. Многое здесь проще, чем в таких трагедиях, как "Гамлет", "Отелло". "Король Лир", "Макбет", "Антоний и Клеопатра" и даже "Кориолан". Но эта простота отнюдь не приводит к обеднению содержания. Здесь уместно вспомнить суждение Белинского об этой трагедии, до сих пор не привлекавшее внимания наших шекспироведов. Вот что писал Белинский о "Тимоне Афинском": "...эта пьеса так проста, так немногосложна, так скудна путаницею происшествий, что, право, невозможно и рассказать ее содержания. Люди обманули человека, который любил людей, надругались над его святыми чувствованиями, лишили его веры в человеческое достоинство, и этот человек возненавидел людей и проклял их: вот вам и все тут, больше ничего нет. И что же? Составили ли вы себе, по моим словам, какое-нибудь понятие об этом великом создании великого гения? О, верно, никакого! ибо эта идея слишком обыкновенна, слишком известна всем, каждому, слишком истерта и истреплена в тысячах сочинений, хороших и дурных, начиная от Софоклова Филоктета, обманутого Улиссом и проклинающего человечество, до "Тихона Михеевича", обманутого вероломною женою и плутом-родственником. Но форма, в которой выражена эта идея, но содержание пьесы и ее подробности? Последние так мелочны, так пусты и притом так всякому известны, что я наскучил бы вам смертельно, если бы вздумал их пересказывать. И однакож у Шекспира эти подробности так занимательны, что вы не оторветесь от них, и однакож у него мелочность и пустота этих подробностей приготовляет ужасную катастрофу, от которой волосы встают дыбом, - сцену в лесу, где Тимон в бешеных проклятиях, в горьких, язвительных сарказмах, с сосредоточенною, спокойною яростию рассчитывается с человечеством. И потом, как выразить вам то чувство, которое возбуждает в душе известие о смерти добровольного отверженца от людей! И вся эта ужасная, хотя и бескровная трагедии, ужасная даже в своей простоте, в свеем спокойствии, приготовляется глупою комедией, отвратительною картиною, как люди обжирают человека, помогают ему разориться и потом забывают о нем, эти люди, которые Любви стыдятся, мысли гонят, Торгуют волею своей, Главы пред идолами клонят И просят денег да цепей. И вот вам жизнь, или, лучше сказать, прототип жизни, созданный величайшим из поэтов! Тут нет эффектов, нет сцен, нет драматических вычур, все просто и обыкновенно, как день мужика, который в будень ест и пашет, спит и пашет, а в праздник ест, пьет и напивается пьян. Но в том-то и состоит задача реальной поэзии, чтобы извлекать поэзию жизни из прозы жизни и потрясать души верным изображением этой жизни" <В. Г. Белинский, Собрание сочинений в трех томах, т. 1, М. 1948, стр. 131>. В чем же состоит та простая и великая жизненная истина, которую Шекспир выразил в своей трагедии? Мы видели во всех предшествующих произведениях драматурга его постоянное стремление пробиться сквозь поверхность жизни и дойти до самой ее сердцевины, для того чтобы найти корни зла. Мы были бы несправедливы, сказав, что только в "Тимоне Афинском" Шекспир осуществил свое стремление и достиг цели. Его великие творения "Гамлет", "Отелло", "Король Лир", "Макбет" - глубоко раскрывают нам основы тех противоречий действительности, которые извращают природу человека, делают людей врагами друг другу, превращают жизнь в непереносимую муку. Это было сделано Шекспиром с той силой художественного мастерства, благодаря которой трагедии его героев обрели удивительную жизненность, волнуя умы и сердца людей многих поколений. Корень зла Шекспир видел в чудовищном себялюбии, которое возникло как неожиданный спутник высокого развития личности, когда она освободилась от средневековых пут. Мы уже не раз подчеркивали, что Шекспир, конечно, не мыслил теми понятиями, которые служат нам для определения существа социальных процессов. Но чутьем художника-реалиста он постиг смысл того переворота, который происходил в сознании людей его эпохи, и видел социальные основы этого переворота. Шекспир стоял у колыбели буржуазного общества, и, будучи гениальным в понимании общественных отношений, он наглядно изобразил в своих трагедиях первые результаты грандиозной ломки общественного сознания, В его трагедиях пред нами предстает картина распада всех феодально-патриархальных связей между людьми. Показано это было им уже и в прежних произведениях, но в "Тимоне Афинском" это не только показано, но и сказано великим драматургом в полных гнева речах Тимона. Подчеркнутая декларативность трагедии не дает ей художественного превосходства над "Гамлетом" или "Королем Лиром". Но как документ, характеризующий мировоззрение Шекспира, "Тимон Афинский" имеет несомненное значение. Читая тирады героя, мы не можем не вспомнить гениальную формулировку последствий буржуазного развития для человеческого общества, данную К. Марксом и Ф. Энгельсом: "Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его "естественным повелителям", и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость..." <К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, стр. 426.> Вся трагедия Тимона сконцентрирована вокруг одного - значения денег в жизни людей. Вначале он предстоит перед нами как человек, видящий в деньгах средство сделать приятной свою жизнь и жизнь других. Богатство имеет для него цепу именно в той мере, в которой оно может доставить людям наслаждение и счастье. В этом отношении он напоминает Антонио из "Венецианского купца", который готов был пожертвовать для своих друзей всем. Однако, как мы помним, и друзья отвечали Антонио взаимной любовью. Когда над ним нависла опасность. они сделали все, чтобы спасти его от жаждавшего крови ростовщика Шейлока. Не только друзья, но и государство в лице дожа и венецианского сената стали тогда на защиту Антонио. В споре между Антонио и Шейлоком немалую роль играл вопрос о законности решения их тяжбы. Читатель помнит, что Шейлок опирался на букву закона, а защитница Антонио, Порция, доказала, что формальное следование закону в конечном счете обращается против человека. Мы вспомнили раннее произведение Шекспира потому, что сравнение социальных концепций, лежащих в основе этих двух драм (при несомненном художественном превосходстве "Венецианского купца"), наглядно показывает развитие мысли Шекспира, преодоление им прежних иллюзий о соотношении добра и зла в действительности. В "Тимоне Афинском" перед нами зрелый Шекспир, который постиг всю бесчеловечность утвердившихся в обществе отношений. При этом он видит, что бездушие царит повсеместно. Оно проявляется и в поведении людей, и в действии закона. Последнее выразительно представлено в линии сюжета, связанной с Алкивиадом. Афинский полководец обращается к сенату (III, 5) и просьбой помиловать его друга, который в порыве гнева убил своего обидчика, Алкивиад не отрицает вины друга, он просит только, чтобы того судили не за один этот поступок, но приняли во внимание все его человеческие качества. Друг был достойным человеком, совершившим немало подвигов на поле брани, защищая Афины. Алкивиад просит предоставить возможность виновному искупить свой проступок на поле боя. Сенаторы стоят на точке зрения формального закона. Человек, которого они судят, не существует для них как личность, он только некая единица, нарушившая закон. Сенаторы отказывают Алкивиаду в его просьбе. Более того, уже одно то, что он смеет оспаривать судей и подвергать сомнению правильность их решения, вызывает гнев сенаторов, которые изгоняют и самого Алкивиада, несмотря на все его прежние заслуги перед Афинским государством. Этот выразительный эпизод в концентрированной форме выражает отношения, установившиеся между личностью и государством. В хрониках Шекспира утверждалась идея, что государство существует для людей как сила, объединяющая их и устанавливающая справедливые отношения между ними. Шекспир, достигший полной зрелости политической мысли, понимает, что государство представляет собой нечто враждебною человеку. Оно требует беспрекословного подчинения себе. Не оно служит людям, а люди должны служить ему. Судьба Тимона также подтверждает это. Он не раз помогал государству, когда оно нуждалось в средствах. Но ни государство, ни мнимые друзья не пришли на помощь Тимону, когда он оказался в нужде. С предельной наглядностью в трагедии изображено то, что каждый человек оказывается предоставленным самому себе. Мы видим здесь действительно полный распад всех связей, место которых занял голый "интерес", "чистоган". Как и в "Короле Лире", Шекспир показывает, что место и значение человека в обществе определяется не его человеческими качествами и достоинствами, а богатством, то есть чем-то находящимся, вне самого человека. Происходит извращение человеческой природы, и это было с потрясающей художественной силой выражено Шекспиром в известном модологе Тимона Афинского, привлекшем к себе внимание К. Маркса. В "Экономическо-философских рукописях 1844 года" К. Маркс писал: "Шекспир превосходно изображает сущность денег" <К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве", т, 1, М., "Искусство", 1957, стр. 168.>. Комментируя монологи Тимона: "Тут золота достаточно вполне, чтоб черное успешно сделать белым, уродство - красотою, зло - добром..." (IV, 3) и "О ты, приветливый цареубийца, орудье распри меж отцом и сыном..." (IV, 3)], К. Маркс пишет: "...то, что могут купить деньги, это - я сам, владелец денег. Сколь велика сила денег, столь велика и моя сила. Свойства денег суть мои - их владельца - свойства и сущностные силы. Поэтому то, что я есмь и что я в состоянии сделать, определяется отнюдь не моей индивидуальностью. Я уродлив, но я могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства, его отпугивающая сила, сводится на нет деньгами... Деньги являются высшим благом - значит, хорош и их владелец... И разве я, который с помощью денег способен получить все, чего жаждет человеческое сердце, разве я не обладаю всеми человеческими способностями? Итак, разве мои деньги не превращают всякую мою немощь в ее прямую противоположность?" <Там же.> Золото производит смешение всех ценностей жизни. Оно способно позолотить любой порок, окружить почитанием ничтожество, извратить естественные стремления людей. Как пишет К. Маркс, "Шекспир особенно подчеркивает в деньгах два их свойства: 1) Они - видимое божество, превращение всех человеческих и природных свойств в их противоположность, всеобщее смешение и извращение вещей; они осуществляют братание невозможностей. 2) Они - наложница всесветная, всеобщий сводник людей и народов <Там же, стр. 164.>. Маркс останавливается также на вопросе о последствиях извращающей роли денег по отношению к человеческой личности и ее общественным связям. Как он пишет, комментируя и развивая мысль Шекспира, "деньги являются, следовательно, всеобщим извращением и_н_д_и_в_и_д_у_а_л_ь_н_о_с_т_е_й, которые они превращают в их противоположность и которым они придают свойства, противоречащие их действительным свойствам. В качестве этой и_з_в_р_а_щ_а_ю_щ_е_й силы деньги выступают затем и по отношению к индивиду и по отношению к общественным и прочим связям, претендующим на роль и значение самостоятельных с_у_щ_н_о_с_т_е_й. Они превращают верность в измену, любовь в ненависть, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель, раба в господина, господина в раба, глупость в ум, ум в глупость... Кто может купить храбрость, тот храбр, хотя бы он был трусом. Так как деньги обмениваются не на какое-нибудь одно определенное качество, не на какую-нибудь одну определенную вещь или определенные сущностные силы человека, а на весь человеческий природный предметный мир, то, с точки зрения их владельца, они обменивают любое свойство и любой предмет на любое другое свойство или предмет, хотя бы и противоречащие обмениваемому. Деньги осуществляют братание невозможности; они принуждают к поцелую то, что противоречит друг другу" <Там же, стр. 170-171.>. Вместе со своим героем гуманист Шекспир видит крушение идеалов человечности в мире, где царит власть золота. Гнев Тимона, однако, обращается не против самого золота, а против людей, поклоняющихся этому новому "божеству". Шекспир не склонен был оправдывать зло объективными причинами. Он считал, что возможность противостоять всем формам общественного зла заложена в самом человеке. Тимона возмущает то, что люди не хотят бороться против власти золота, и, раз уж они так предались корыстолюбию, он готов содействовать истреблению человечества. Найденное им золото он, в .отличие от своего прототипа у Лукиана, не прячет, а, наоборот, готов его раздать для того, чтобы люди, борясь друг с другом за обладание сокровищами, с еще большей яростью занялись взаимным истреблением. В исступлении он кричит разбойникам: "Грабьте же друг друга, ненавидьте самих себя. Вот золото еще: берите, режьте глотки без разбору" (IV, 3). Ненависть к людям, овладевшая Тимоном, безгранична, и он уже никогда не примирится с человеческим родом. Однако корень ее в той любви, которую Тимон раньше так щедро проявлял по отношению ко всем окружающим. Шекспир часто прибегал к одному приему для четкого определения характеров своих персонажей: он либо ставил их в сходные ситуации, либо наделял одинаковыми страстями и стремлениями. Так, мы видели, что отношение Гамлета к задаче мести особенно рельефно обнаруживалось при сопоставлении датского принца с Лаэртом и Фортинбрасом, у которых тоже были убиты отцы. В "Тимоне Афинском" параллельно герою Шекспир выводит фигуру другого человеконенавистника - Апеманта. Этот циник никогда не любил людей и был убежден в том, что натуру человека определяют дурные качества. Люди для него не более чем разновидность животных: "Род человечий выродился, видно, В породу обезьян" (I, 1). Исследователями стиля Шекспира было замечено, что образная система трагедии изобилует словами, метафорами, сравнениями, настойчиво утверждающими идею господства в жизни звериных начал. Когда Алкивиад, встретив в лесу Тимона, спрашивает его: "Ты кто такой?", тот отвечает: "Животное, как ты!" (IV, 3). На протяжении пьесы персонажи постоянно называют себя и других животными. Однако человек - самый жестокий из зверей. Уходя в лес, Тимон говорит: "Там лютый зверь добрее человека". В этом ряду стоят и те образные выражения, которые прямо или косвенно утверждают, что люди пожирают людей. Льстецы и прихлебатели не только объедали Тимона, они поедали его самого. Как метко замечает Апемант: "Какая тьма людей Тимона жрет, А он не видит их! Орава эта Не яства поглощает - кровь Тимона..." (I, 2). Впоследствии Тимой тоже пришел к пониманию того, что люди пожирают друг друга. Когда в лесу на него нападают разбойники, он им советует питаться щедрыми дарами природы, но первый разбойник отвечает за всех, что они не могут питаться травой, плодами и водой, "как птица, звери, рыба". На это Тимон с горькой иронией замечает, что им недостаточно даже есть самих зверей, и птиц, и рыб: "Я знаю - должны вы есть людей" (IV, 3). Может показаться, что Тимон, пережив разочарование в людях, пришел к тому же взгляду на природу человека, что и Апемант. Этот последний, узнав о том, что Тимон из ненависти к людям удалился в лес, ищет его, думая, что теперь-то они могут встретиться как единомышленники. Но в том-то и дело, что есть огромное различие между человеконенавистничеством Апеманта и Тимона. Апемант презирает людей, ибо убежден, что низменность составляет их природу, поэтому оп не впадает в бурное отчаяние, как это случилось с Тимоном. Он смотрит на людей с циническим спокойствием и безразличием. Апемант никогда не видел в жизни ничего хорошего и не испытал к себе хорошего отношения людей. В отличие от него Тимон начал жизнь в богатстве и довольстве, окруженный всеобщим поклонением. Так он говорит о себе: "Для меня вселенная кондитерской являлась" (IV, 3). Разными они остались и в нищете. Будучи богатым, Тимон отнюдь не отличался благоразумием или прозорливостью. Он слепо воспринимал лесть окружавших его прихлебателей и наивно верил им. Апемант прав, что он сам накликал на себя свою беду. С точки зрения практического житейского взгляда на вещи Тимон был просто безрассуден. Но его безрассудство в чем-то было родственно безрассудству Лира, когда он был всемогущ. Тимон хотел быть хорошим человеком - не в несчастье, как Лир, а именно тогда, когда у него был "избыток", он готов был поделиться им с людьми, тогда как Лир, как мы помним, пришел к этому, лишь пройдя через нужду и страдания. Когда люди превозносили Тимона, ему и в самом деле казалось, что они ценят его доброту. Но они это делали только для того, чтобы побуждать его к еще большей расточительности. По-своему Тимон переживает трагедию доверия. Будучи человеком склонным к крайностям (Апемант метко определяет его характер, говоря: "Ты в жизни никогда не знал золотой середины, тебе ведомы лишь крайности"; IV, 3), прозрев, он теперь становится врагом людей. Переворот, происходящий в его сознании, противоположен тому, который пережил Лир. Тот вначале был безразличен к людям и жил только сознанием величия своей личности. Тимон видел свое величие в том, чтобы оказывать благодеяния другим. Прозревший Лир проникается самозабвенной любовью к страждущему человечеству. Прозревший Тимон обуреваем ненавистью по отношению к всеобщей порочности людей. Лир считал, что "нет в мире виноватых". Он понял чудовищные противоречия общества, основанного на неравенстве, где неправедный судит невинного. Тимон не захотел в этом разбираться. Он осудил всех людей без исключения, считая каждого человека морально ответственным за то, что он не сопротивлялся злу. Тимон ненавидит человечество, ибо оно изменило своей человеческой природе, и в этом его отличие от Апеманта, считающего, что люди верны своей природе, ведя себя как звери и пожирая друг друга. Мизантропию Тимона критика иногда отождествляет с позицией самого Шекспира. Великий драматург в результате горестных наблюдений над ужасами жизни пришел будто бы к такому же человеконенавистничеству, как и его герой. Действительно, как и тогда, когда мы читаем "Гамлета", трагедия "Тимон Афинский" вызывает у нас ощущение того, что гневные речи Тимона так же близки духу Шекспира, как и раздумья датского принца, но в обеих трагедиях Шекспир никогда не сливается полностью со своим героем. Несомненно, что все сказанное Тимоном о пороках общества, одержимого стремлением к выгоде, выражает взгляд самого Шекспира. Но это не означает, что великий гуманист отказался от своей веры в человека. Шекспира отделяет от Тимона то, что он видит и людей, не поддавшихся всеобщему растлению. В этом смысле полна глубочайшей значительности фигура дворецкого Флавия. В то время как все другие приходили в лес к Тимону в надежде поживиться найденным им сокровищем, Флавий пришел к Тимону из любви к нему. Его привело сюда бескорыстное, чистое, человеческое чувство. Мы не можем не обратить внимания также и на то, что единственный персонаж трагедии, проявивший подлинную человечность, - это простой слуга, человек из народа. Вспомнить об этом не лишне в связи с тем, что "Тимону Афинскому" предшествовала трагедия "Кориолан", давшая повод утверждать, будто Шекспир с презрением и враждебностью относился к народу. С другой стороны, мы не станем отрицать того, что отношение Флавия к Тимону - последний остаток прежних патриархальных отношений между "естественным повелителем" и слугой. Но реально Флавий также живет в мире, где эти патриархальные отношения вконец разрушены. Он тоже отдельная, обособленная от других личность. И все же он не поддался всеобщей нравственной порче. Искренность и бескорыстие Флавия глубоко трогают Тимона. Он молит богов простить ему поспешность, с которой он "осудил весь мир без исключения": "Есть честный человек, я признаю, Но лишь один - не ошибитесь, боги, - Единственный! И тот всего - слуга" (IV, 3). И все же даже Флавий не примиряет Тимона с человечеством. Он гонит его от себя. Почему? Потому что непреклонен в своей ненависти к злу и не хочет, чтобы добрые люди, существующие как исключение, мешали ему видеть, что зло сильнее их и царит над большинством человечества. Тимон умирает непримиренным, завещая людям лишь проклятие, и этим трагедия не завершается. В идейном замысле "Тимона Афинского" немалую роль играет вторая линия действия, связанная с Алкивиадом, Он тоже пострадал от несправедливости. Прежние заслуги не спасли его от изгнания. Ненависть к обидчикам овладела им, но она не приняла форму вражды ко всему человечеству. Тимон сродни философствующим героям Шекспира - Бруту, Гамлету, Лиру. Алкивиад - человек действия. Он в этой пьесе выполняет функцию Фортинбраса ("Гамлет"). Его фигура, однако, более выразительна, чем образ норвежского принца, который остается лишь бледной тенью, тогда как характер Алкивиада представлен весьма рельефно. Он отнюдь не рыцарь без упрека, но, не будучи идеальным, он живой человек, в котором лучшие начала сильнее дурных. Если его конфликт с Афинским государством начался с личной обиды, то, вступив в борьбу из жажды мести, Алкивиад под конец становится тем человеком, который посредством силы восстанавливает хотя бы относительное равновесие добра и зла в обществе. Он воплощает мужественный и воинственный гуманизм, не боящийся прибегнуть к насилию для восстановления справедливости. Победившему Алкивиаду, заставившему покорно склониться сенаторов, сообщают весть о смерти Тимона и эпитафию, которую тот сам начертал на своей могиле. В ней говорится о ненависти Тимона к миру и людям, но Алкивиад единственный, кто понимает, что мизантропия Тимона имела своим источником высокое представление о том, каким человек должен быть, и вместе с тем мы слышим из уст Алкивиада мысль о том, что война всех против всех, царящая в обществе, должна смениться миром и социальной гармонией. Если это может быть достигнуто только насилием над людьми, изменившими своей природе, пусть хоть это средство поможет благородным целям: "Пускай война рождает мир, а мир, Войну смирив, отныне будет свят" (V, 4). Эти заключительные слова старинной трагедии неожиданным образом протягивают прямую нить от Шекспира к нашему времени, отвечая мыслям и стремлениям большей и лучшей части современного человечества, стремящейся к тому, чтобы изгнать из жизни все то, что делало людей врагами друг Другу, и, уничтожив все звериное, сделать жизнь достойной человека, а человека достойным своего благородного звания.

<< НАЗАД ¨¨ КОНЕЦ...

Другие книги жанра: классические произведения

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2] [3]

Страница: [3]