УТРО АЭЛИТЫ

   Аэлита проснулась рано, и лежала облокотившись о подушки. Ее широкая,
открытая со всех сторон, постель стояла, по обычаю, посреди  спальни  на
возвышении, устланном коврами. Шатер потолка переходил в  высокий,  мра-
морный  колодезь,  -  оттуда  падал  рассеянный,  утренний  свет.  Стены
спальни, покрытые бледной мозаикой, оставались в полумраке, - столб све-
та опускался лишь на снежные простыни, на подушечки, на склонившуюся  на
руку пепельную голову Аэлиты.
   Ночь она провела дурно. Обрывки странных  и  тревожных  сновидений  в
беспорядке проходили перед ее закрытыми глазами. Сон был тонок, как  во-
дяная пленка. Всю ночь она чувствовала  себя  спящей  и  рассматривающей
утомительные картины и в полузабытьи думала: - какие напрасные видения.
   Когда утренним солнцем озарился колодец, и свет лег на постель, Аэли-
та вздохнула, пробудилась совсем и сейчас лежала  неподвижно.  Мысли  ее
были ясны, но в крови все еще текла смутная  тревога.  Это  было  очень,
очень не хорошо.
   "Тревога крови, помрачение разума, ненужный возврат  в  давно,  давно
прожитое. Тревога крови - возврат в ущелья, к стадам, к кострам.  Весен-
ний ветер, тревога и зарождение. Рожать, растить  существа  для  смерти,
хоронить, - и снова - тревога, муки матери. Ненужное,  слепое  продление
жизни".
   Так раздумывала Аэлита, и мысли были мудрыми, но тревога не  проходи-
ла. Тогда она вылезла из постели, пошарила ногами туфли, накинула на го-
лые плечи халатик и пошла в ванную, - разделась, закрутила волосы  узлом
и стала спускаться по мраморной лесенке в бассейн.
   На нижней ступени она остановилась, - было приятно стоять в зное сол-
нечного света, входящего сквозь узкое окно. Зыбкие отражения  играли  на
стене. Аэлита посмотрела в синеватую воду - и там увидела  свое  отраже-
ние, луч света падал ей на живот. У нее дрогнула брезгливо верхняя губа.
Аэлита бросилась в прохладу бассейна.
   Купанье освежило ее. Мысли вернулись к заботам дня. Каждое  утро  она
говорила с отцом, - так было заведено. Маленький экран стоял в ее  убор-
ной комнате.
   Аэлита присела у туалетного зеркала, привела в порядок волосы, вытер-
ла ароматным жиром, затем - цветочной эссенцией лицо, шею и руки, испод-
лобья поглядела на себя, нахмурилась,  придвинула  столик  с  экраном  и
включила цифровую доску.
   В туманном зеркале появился знакомый отцовский кабинет: книжные  шка-
фы, картограммы и чертежи на деревянных, стоящих призмах, стол, завален-
ный бумагами. Вошел Тускуб, сел к столу, отодвинул  локтем  рукописи,  и
глазами нашел глаза Аэлиты. Улыбнулся углом длинных, тонких губ:
   - Как спала, Аэлита?
   - Хорошо. В доме - все хорошо.
   - Что делают Сыны Неба?
   - Они покойны и довольны. Они еще спят.
   - Продолжаешь с ними уроки языка?
   - Нет. Инженер говорит свободно. Его спутнику достаточно знания.
   - У них еще нет желания покинуть мой дом?
   - Нет, нет, о нет.
   Аэлита ответила слишком  поспешно.  Тусклые  глаза  Тускуба  дрогнули
изумлением. Под взглядом его Аэлита стала отодвигаться, покуда ее  спина
не коснулась спинки кресла. Отец сказал:
   - Я не понимаю тебя.
   - Что ты не понимаешь? Отец, почему ты мне не говоришь всего? Что  ты
задумал сделать с ними? Я прошу тебя...
   Аэлита не договорила, - лицо Тускуба  исказилось,  словно  огонь  бе-
шенства прошел по нему. Зеркало погасло. Но Аэлита все еще всматривалась
в туманную его поверхность, все еще видела страшное  ей,  страшное  всем
живущим лицо отца.
   - Это ужасно, - проговорила она, - это будет ужасно. - Она  поднялась
стремительно, но уронила руки и села. Смутная тревога  сильнее  овладела
ею. Аэлита облокотилась о предзеркалье, положила щеку на ладонь. Тревога
шумела в крови, бежала ознобом. Как это было плохо, напрасно.
   Помимо воли, встало перед ней, как сон этой ночи, лицо Сына  Неба,  -
крупное, со снежными волосами, - взволнованное, с рядом непостижимых из-
менений, с глазами то печальными, то нежными, насыщенными солнцем земли,
влагой земли, - жуткие, как туманные пропасти, грозовые, сокрушающие дух
глаза.
   Аэлита подняла голову, встряхнула кудрями. Сердце страшно, глухо  би-
лось. Медленно нагнувшись над  цифровой  дощечкой,  она  воткнула  стер-
женьки.
   В туманном зеркале появилась, дремлющая в кресле, среди множества по-
душек, сморщенная фигурка старичка. Свет из окошечка падал на его  руки,
лежавшие поверх мохнатого одеяла.
   Старичок вздрогнул, поправил сползшие очки, взглянул поверх стекол на
экран, и улыбнулся беззубо.
   - Что скажешь, дитя мое?
   - Учитель, у меня тревога, - сказала Аэлита, - ясность покидает меня.
Я не хочу этого, я боюсь, но я не могу.
   - Тебя смущает Сын Неба?
   - Да. Меня смущает в нем то, чего я не могу понять. Учитель, я только
что говорила с отцом. Он был в ярости. Я чувствую - у них там борьба.  Я
боюсь, как бы Совет не принял ужасного решения. Помоги.
   - Ты только что сказала, что Сын Неба смущает тебя. Будет  лучше  его
убрать совсем?
   - Нет. - Аэлита поднялась, краска крови залила ей лицо. Старичок  под
ее взглядом насупился.
   - Я плохо понимаю ход твоих мыслей, Аэлита, - проговорил он суховато,
- в твоих мыслях двойственность и противоречие.
   - Да, я чувствую это. - Аэлита села.
   -  Вот,  лучшее  доказательство  неправоты.  Высшая  мысль  -   ясна,
бесстрастна и не противоречива. Я сделаю так, как ты хочешь, и  поговорю
с твоим отцом. Он тоже - страстный человек, и это может привести  его  к
поступкам, не соответспротиворечива. Я сделаю так, как ты
   - Я буду надеяться.
   - Успокойся, Аэлита, и будь внимательна. Взгляни в  глубину  себя.  В
чем твоя тревога? Со дна твоей крови поднимается древний осадок, - крас-
ная тьма, - это - жажда продления жизни. Твоя кровь в смятении...
   - Учитель, он смущает меня иным.
   - Каким бы возвышенным чувством он ни смутил,  -  в  тебе  пробудится
женщина, и ты погибнешь. Только холод мудрости, Аэлита, только спокойное
созерцание неизбежной гибели всего живущего, - этого пропитанного  салом
и похотью тела, только ожидание, когда твой  дух,  уже  совершенный,  не
нуждающийся более в жалком опыте жизни, уйдет за пределы  сознания,  пе-
рестанет быть, - вот счастье. Холодная печаль.  А  ты  хочешь  возврата.
Бойся этого искушения, дитя мое. Легко упасть, быстро - катиться с горы,
но подъем медленен и труден. Будь мудра.
   Аэлита слушала, голова ее наклонилась.
   - Учитель, - вдруг сказала она, губы  ее  задрожали,  глаза  налились
тоской, - Сын Неба говорил, что на земле они знают что-то, что выше  ра-
зума, выше знания, выше мудрости. Но что это - я не поняла. Но оттого  у
меня и тревога. Вчера мы были на озере, взошла красная звезда, он указал
на нее рукой и сказал: "На ней была принесена великая жертва. Она  окру-
жена туманом любви. Люди, познающие Любовь, не умирают". Тоска разорвала
мою грудь, учитель.
   Старичок хмурился, жевал ртом.
   - Хорошо, - сказал он, и пальцы его затрепетали по  одеялу,  -  пусть
Сын Неба даст тебе это знание. Покуда ты не узнаешь всего -  не  тревожь
меня. Будь осторожна.
   Зеркало погасло. Стало тихо в туалетной комнате. Аэлита взяла с колен
платочек и отерла им лицо. Потом взглянула на себя - внимательно,  стро-
го. Брови ее поднялись. Она раскрыла небольшой ларчик и низко  нагнулась
к нему, перебирая вещицы. Нашла и надела на шею крошечную, оправленную в
драгоценный металл, сухую лапку чудесного зверка Индри, весьма  помогаю-
щую, по древним поверьям, женщинам в трудные минуты.
   Аэлита вздохнула, и пошла в библиотеку. Лось поднялся ей навстречу от
окна, где сидел с книгой. Аэлита взглянула на него: большой, добрый, до-
рогой. Ей стало мягко сердцу. Она положила руку на грудь, на  лапку  чу-
десного зверка и сказала:
   - Вчера я обещала вам рассказать о гибели Атлантиды. Садитесь и  слу-
шайте.

   ВТОРОЙ РАССКАЗ АЭЛИТЫ

   - Вот, что мы прочли в цветных книгах, - сказала Аэлита.
   На семь народов делилась раса Атлантов. Народы,  различные  по  цвету
кожи, населяли разные части земли. Цивилизация,  развиваясь,  переходила
от племени к племени. Переходы эти сопровождались потрясениями расы, по-
тому что властвующие не могли без борьбы уступить власти над  миром,  но
старость и вырождение принуждали их к этому.
   Центром мира, в те времена, был город Ста Золотых Ворот, ныне лежащий
на дне океана. Из города шло знание и соблазны роскоши. Он  привлекал  к
себе молодые племена и разжигал в  них  первобытную  жадность.  Наступал
срок и молодой народ обрушивался на  властителей  и  овладевал  городом.
Свет цивилизации на время замирал. Но отрава ее была жива, и он  вспыхи-
вал с новой яркостью, обогащенный свежей кровью  победителей.  Проходили
столетия и снова орды кочевников нависали тучей над вечным городом.
   Первыми основателями города Ста Золотых Ворот были африканские  негры
племени Земзе. Они считали себя младшей ветвью черной  расы,  которая  в
величайшей древности населяла южное полушарие. Центр ее цивилизации  по-
гиб во время столкновения земли с осколками кометы Пто. Уцелевшие  части
черной расы раздробились на множество племен. Многие из  них  одичали  и
выродились. Но, все же, в крови негров текло воспоминание великого прош-
лого.
   Люди Земзе были огромной силы и большого роста. Они отличались  одним
необыкновенным свойством:  на  расстоянии  они  могли  чувствовать  при-
сутствие, форму и сущность вещей, подобно тому, как магнит ощущает  при-
сутствие другого магнита, -  хотя  их  глаза  были  почти  слепыми.  Это
свойство они развили во время жизни в темных пещерах тропических лесов.
   Спасаясь от ядовитой мухи гох, племя Земзе вышло из тропических лесов
и двигалось на запад, покуда не встретило местность, удобную для  жизни.
Это было холмистое плоскогорье, омываемое двумя огромными реками.  Здесь
было много плодов и дичи, в горах - золото, олово и медь. Леса, холмы  и
тихие реки - красивы и лишены губительных лихорадок.
   Люди Земзе построили стену в защиту от диких зверей,  и  навалили  из
камней высокую пирамиду, в знак того, что это место - прочно.  На  верху
пирамиды они поставили столб с  пучком  перьев  птицы  клитли,  покрови-
тельницы племени, спасавшей их во время пути от мухи  гох.  Вожди  Земзе
украшали головы перьями и давали себе имена птиц.
   На запад от плоскогорья бродили дикие, краснокожие племена. Люди Зем-
зе нападали на них, брали пленных и заставляли пахать землю, строить жи-
лища, добывать руду и золото. Слава о городе шла далеко на запад,  и  он
внушал страх краснокожим, потому что люди Земзе были сильны, умели  уга-
дывать мысли врагов и убивали на далеком расстоянии, бросая согнутый ку-
сок дерева. В лодках из древесной коры они плавали по тихим рекам и  со-
бирали с краснокожих дань.
   Потомки Земзе украсили город круглыми,  каменными  зданиями,  крытыми
тростником. Они ткали превосходные одежды из шерсти, и умели  записывать
мысли посредством изображения предметов, - это знание они вынесли в кро-
ви, как древнее воспоминание исчезнувшей цивилизации. Они  были  богаты,
предавались праздности и созерцанию предметов и мыслей.
   Прошли столетия. И вот, на западе появился великий вождь красных. Его
звали Уру. Он родился в городе, но в юности ушел в прерии, влекомый инс-
тинктом. Он собрал бесчисленные толпы воинов и пошел воевать город.
   Потомки Земзе употребили для защиты все знание: поражали врагов безу-
мием, насылали на них стада взбесившихся буйволов, рассекали их  летящи-
ми, как молния, бумерангами. Но краснокожие были сильны жадностью и чис-
ленностью. Они овладели городом и разграбили его. Уру объявил себя  вож-
дем мира. Он велел красным воинам взять себе девушек Земзе. Скрывавшиеся
в лесах остатки побежденных вернулись в город и стали служить  победите-
лям.
   Красные быстро усвоили знания, обычаи и  искусства  Земзе.  Смешанная
кровь дала длинный ряд администраторов и завоевателей. Таинственная спо-
собность чувствовать природу вещей - передалась поколениям.
   Военачальники династии Уру расширили владения: на западе они истреби-
ли кочевников и на рубежах Тихого океана навалили пирамиды  из  земли  и
камней. На востоке они теснили негров. По берегам  Нигера  и  Конго,  по
скалистому побережью средиземного океана, плескавшего там,  где  ныне  -
пустыня Сахары, они заложили сильные крепости. Это  было  время  войн  и
строительства. Атлантида называлась тогда - Хамаган.
   Город был обнесен новой стеной, и в ней сделаны сто ворот, обложенных
золотыми листами. Народы всего мира стекались  туда,  привлекаемые  жад-
ностью и любопытством. Среди множества племен, бродивших по его базарам,
разбивавших палатки под его стенами, появились еще невиданные люди.  Они
были оливково-смуглые, с длинными, горящими глазами и носами, как  клюв.
Они были умны и хитры. Никто не помнил, когда они вошли в город. Но вот,
прошло не более поколения, и наука и торговля города Ста  Золотых  Ворот
оказались в руках этого немногочисленного  племени.  Они  называли  себя
"сыны Аама".
   Мудрейшие из сынов Аама прочли древние надписи Земзе и  стали  разви-
вать в себе способность видеть сущность вещей. Они  построили  подземный
храм Спящей Головы Негра и стали привлекать к  себе  людей,  -  исцеляли
больных, гадали о судьбе и верующим показывали тени умерших.  Так  нача-
лась династия Иерофантов.
   Богатством и силою знания сыны Аама проникли  к  управлению  страной.
Они привлекли на свою сторону многие племена, и подняли, одновременно  -
на окраинах земли и в самом городе, восстание за новую веру. В  кровавой
борьбе погибла династия Уру. Иерофанты овладели властью.
   С этим временем совпал первый толчек земли. Во многих  местах,  среди
гор, вырвалось пламя и пеплом заволокло небо.  Большие  пространства  на
юге атлантического материка опустились в океан. На  севере  поднялись  с
морского дна скалистые острова и соединились с сушей:  так  образовались
очертания европейской равнины.
   Всю силу власти Иерофанты направили на создание культа среди множест-
ва племен, когда-то покоренных династией Уру и отпавших. Но сыны Аама не
любили войны. Они снаряжали корабли, украшенные головой  спящего  негра,
нагружали их пряностями, тканями, золотом и слоновой костью. Посвященные
в культ, под видом купцов и знахарей, проникали на  кораблях  в  дальние
страны. Они торговали и лечили заговорами и заклинаниями больных и увеч-
ных. Для охраны товаров они строили в каждой стране большой, в форме пи-
рамиды, дом, куда переносили голову спящего. Так утверждался культ. Если
народ возмущался против пришельцев, с корабля сходил отряд  краснокожих,
закованных в бронзу, со щитами, украшенными перьями, в  высоких  шлемах,
наводящих ужас.
   Так снова расширялись и укреплялись владения  Атлантиды.  На  крайнем
западе, в стране красных, был заложен второй, великий город - Птитлигуа.
Торговые корабли Атлантов плавали на восток, до Индии, где еще  властво-
вала черная раса. На восточном побережьи Азии они впервые увидели гиган-
тов с желтыми и плоскими лицами. Эти люди бросали большие камни в их ко-
рабли.
   Культ спящей головы был открытым для всех, - это было главным орудием
силы и власти, но смысл, внутреннее содержание культа, Иерофанты хранили
в величайшей тайне. Они выращивали зерно мудрости Земзе, и  были  еще  в
самом начале того пути, который привел к гибели всю расу.
   Они говорили так:
   "Истинный мир - невидим, неосязуем, неслышим, не имеет вкуса и  запа-
ха. Истинный мир есть движение разума. Начальная и конечная  цель  этого
движения не постигаема. Разум есть материя, более твердая, чем камень, и
более быстрая, чем свет. Ища покоя, как всякая материя, разум впадает  в
некоторый сон, то-есть становится более замедленным,  что  называется  -
воплощением разума в вещество. По степени глубины сна разум  воплощается
в огонь, в воздух, в воду, в землю. Из этих  четырех  стихий  образуется
видимый мир. Вещь есть временное сгущение разума. Вещь есть  ядро  сферы
сгущающегося разума, подобно круглой молнии, в которую уплотняется  гро-
зовой воздух.
   "В кристалле разум находится в совершенном покое. В  звездном  прост-
ранстве разум - в совершенном движении. Человек есть  мост  между  этими
двумя состояниями разума. Через человека течет поток  разума  в  видимый
мир. Ноги человека вырастают из кристалла, живот его - солнце, его глаза
- звезды, его голова - чаша с краями, простирающимися во вселенную.
   "Человек есть владыка мира. Ему подчинены стихии и движение.  Он  уп-
равляет ими силой, исходящей из его тела, подобно тому,  как  луч  света
исходит из отверстия глиняного сосуда".
   Так говорили Иерофанты, сыны Аама. Простой народ не понимал  их  уче-
ния. Иные поклонялись животным, иные - теням  умерших,  иные  -  идолам,
иные - ночным шорохам, грому и молнии, или - яме в земле. Было невозмож-
но и опасно бороться со множеством этих суеверий.
   Тогда Иерофанты поняли, что нужно ввести ясный и понятный, единый для
всех культ. Они стали строить огромные, украшенные золотом, храмы и пос-
вящать их солнцу, - отцу и владыке жизни, гневному и животворному,  уми-
рающему и вновь рождающемуся.
   Культ солнца скоро охватил всю землю. Верующими  было  пролито  много
человеческой крови. На крайнем западе, среди красных, солнце приняло об-
раз змея, покрытого перьями. На крайнем востоке, где была примесь негри-
тянской крови, солнце - владыка теней умерших - приняло образ человека с
птичьей головой.
   В центре мира, в городе Ста Золотых Ворот, была построена  уступчатая
пирамида, столь высокая, что облака дымились на вершине ее, - туда пере-
несли Голову Спящего. У подножия пирамиды, на площади был поставлен  зо-
лотой, крылатый бык, с человеческим лицом, со львиными лапами. Под  ним,
неугасаемо, горел огонь. В дни равноденствий, в присутствии народа,  под
удары в яйцеобразные барабаны, под пляски обнаженных женщин, - верховный
жрец, Сын Солнца, великий правитель, умерщвлял  красивейшего  из  юношей
города и сжигал его в чреве быка. Так Иерофанты утоляли первобытную пот-
ребность народа к кровавым, религиозным зрелищам.
   Сын Солнца был неограниченный владыка города и стран. Он строил  пло-
тины и проводил орошения, раздавал из магазинов одежду и питание, назна-
чал кому сколько нужно земли и скота. Многочисленные чиновники были  ис-
полнителями его повелений. Никто не мог говорить: -  "это  мое",  потому
что все принадлежало Солнцу. Труд  был  священен.  Леность  наказывалась
смертью. Весною сын Солнца первый выходил в поле и на четырех быках про-
пахивал борозду, сеял зерна маиса.
   Храмы были полны зерна, тканей, пряностей. Корабли Атлантов с  пурпу-
ровыми парусами, украшенными изображением змеи, держащей во рту  солнце,
бороздили все моря и реки. Наступал долгий мир. Люди забывали, как в ру-
ке держится меч.
   И вот, над Атлантидой нависла туча с востока.
   На восточных плоскогорьях Азии жило желтолицое, с раскосыми  глазами,
сильное племя Учкуров. Они принадлежали к народу Шумиры, - к  четвертому
из семи великих народов. Учкуры были угрюмы, свирепы и безумны. Они под-
чинялись женщине, которая обладала способностью бесноваться. Она называ-
лась - Су Хутам Лу, что значило - "говорящая с луной".
   Она сказала Учкурам:
   "Я поведу вас в страну, где в ущелье между гор опускается солнце. Там
пасется столько баранов, сколько звезд на небе, там текут реки из  кумы-
са, там есть такие высокие юрты, что в каждую можно загнать стадо  верб-
людов. В этой стране небо золотое и земля голубая. Там  еще  не  ступали
ваши кони и вы еще не зачерпывали шлемом воды из рек".
   Учкуры спустились с плоскогорья и напали на  многочисленные,  кочевые
племена желтолицых Шумиров, - покорили их,  и  стали  среди  них  воена-
чальниками. Они говорили побежденным: "Идите за нами  в  страну  солнца,
которую указала Су Хутам Лу".
   Поклонявшиеся звездам желтолицые Шумиры были мечтательны.  Они  сняли
юрты и погнали стада на запад. Шли медленно, год за годом. Впереди  дви-
галась конница Учкуров, нападая, сражаясь, и разрушая города. За  конни-
цей брели стада и повозки с женщинами и детьми.  Кочевники  прошли  мимо
Индии и разлились по восточной, европейской равнине.
   Там многие остались на берегах озер. Сильнейшие продолжали  двигаться
на запад. На побережьи Средиземного моря они  разрушили  первую  колонию
Атлантов и от побежденных узнали - где лежит страна солнца. Здесь Су Ху-
там Лу умерла. С головы ее сняли волосы вместе с кожей и  прибили  их  к
высокому шесту. С этим знаменем двинулись далее,  вдоль  моря.  Так  они
дошли до края Европы и вот, с высоты гор, увидели очертания  обетованной
земли. Со дня, когда безумные Учкуры впервые спустились с плоскогорья  -
прошло сто лет.
   Кочевники стали рубить леса и вязали плоты. На плотах они  переправи-
лись через соленую, теплую реку, омывающую с далекого севера берега  Ев-
ропы. Ступив за заповедную землю Атлантиды, кочевники напали на  священ-
ный город Туле. Когда они полезли на высокие стены, в городе начали зво-
нить в колокола; - звон был так приятен, что желтолицые не стали  разру-
шать города, не истребили жителей, не разграбили храмов. Они взяли запа-
сы пищи и одежды и пошли далее на юго-запад. Пыль от повозок и стад зас-
тилала солнце.
   Наконец, кочевникам преградило путь войско краснокожих. Атланты  были
все в золоте, в разноцветных перьях, изнеженные и прекрасные видом. Кон-
ница Учкуров истребила их. С этого дня желтолицые услышали  запах  крови
Атлантов и не были более милостивыми.
   Из города Ста Золотых Ворот послали гонцов на запад к красным, на юг,
к неграм, на восток к племенам Аама, на север, к  циклопам.  Приносились
человеческие жертвоприношения. Неугасимо пылали костры на вершинах  хра-
мов. Жители города стекались на кровавые жертвы, предавались  исступлен-
ным пляскам, чувственным забавам, опьянялись вином, раскидывали сокрови-
ща.
   Иерофанты, мудрецы и посвященные  готовились  к  великому  испытанию,
уносили в глубину гор, в пещеры, зарывали в землю книги Великого Знания.

   Началась война. Участь ее была предрешена: Атланты могли только защи-
щать пресытившее их богатство, у кочевников была  священная  жадность  и
вера в обетование. Все же борьба была длительной и кровопролитной. Стра-
на опустошалась. Наступил голод и мор. Войска разбегались и грабили все,
что могли. Город Ста Золотых Ворот был взят приступом и стены его разру-
шены. Сын Солнца бросился с вершины уступчатой пирамиды. Погасли огни на
вершинах храмов. Немногие из мудрых и посвященных бежали в горы, в пеще-
ры. Тысячелетняя цивилизация погибла.
   Среди разрушенных дворцов великого города, на площадях, поросших тра-
вой, бродили овцы, и желтолицый пастух пел печальную песню о  блаженной,
как степной мираж, заповедной стране, где земля - голубая и небо - золо-
тое.
   Кочевники спрашивали своих вождей: "Куда нам еще итти?". Вожди  гово-
рили им: "Мы привели вас в обетованную страну, селитесь и живите мирно".
Но многие из кочевых племен не послушались и пошли дальше  на  запад,  в
страну Перистого Змея, но там их истребил повелитель Птитлигуа. Иные  из
кочевников проникли к экватору, и там уничтожили их негры, стада  слонов
и болотные лихорадки.
   Учкуры, вожди желтолицых, избрали мудрейшего из военачальников и пос-
тавили его правителем покоренной страны. Имя его было  Тубал.  Он  велел
чинить стены, очищать сады, вспахивать поля  и  отстраивать  разрушенные
жилища. Он издал много мудрых и простых законов. Он призвал к  себе  бе-
жавших в пещеры, мудрецов и посвященных и сказал им: "Мои  глаза  и  уши
открыты для мудрости". Он сделал их советниками, разрешил открыть храмы,
и повсюду послал гонцов с вестью, что хочет мира.
   Таково было начало третьей, самой высокой, волны  цивилизации  Атлан-
тов. В кровь многочисленных племен, - черных, красных, оливковых  и  бе-
лых, - влилась мечтательная, бродящая, как хмель, кровь азиатских  нома-
дов, звездопоклонников, потомков бесноватой Су Хутам Лу.
   Кочевники быстро растворялись среди иных племен. От юрт, стад,  дикой
воли остались лишь песни и предания. Появлялось новое племя сильных сло-
жением, черноволосых, желто смуглых людей. Учкуры, потомки  всадников  и
военачальников, были аристократией города. Они  называли  себя  Атланда,
что значило - "выходцы из степей". От этого имени, впоследствии,  появи-
лось общее название для всей страны - Атлантида, тогда как до этого вре-
мени она называлась различными именами воплощений солнца.
   Атланды любили науки, искусства и роскошь. Они украсили город  новыми
стенами и семиугольными башнями, выложили золотом  двадцать  один  уступ
гигантской пирамиды, провели акведуки, впервые в архитектуре стали упот-
реблять колонну. В Атландах был дух строительства и дух великой тревоги.

   Они искали утоления тревоги в завоеваниях. Снова были покорены отпав-
шие страны и города. На севере они воевали с циклопами, - уцелевшими  от
смешения, одичавшими потомками племени Земзе. Великий завоеватель, Рама,
дошел до Индии и в долгих войнах уничтожил владычество черных. Он соеди-
нил младенческие племена Арийцев, принадлежавших к седьмому из семи  на-
родов расы, в царство Ра. Так, еще раз, раздвинулись до небывалых разме-
ров и окрепли пределы Атлантиды, - от страны Перистого Змея до азиатских
берегов Тихого океана, откуда, некогда, желтолицые великаны бросали кам-
ни в корабли.
   Тревожная душа Атландов искала исхода в Знании. Снова были  прочитаны
древние книги Земзе и мудрые книги сынов Аама. Замкнулся круг и  начался
новый. В пещерах были найдены полуистлевшие "семь папирусов Спящего".  С
этого открытия начинает быстро развиваться Знание. То, чего  не  было  у
сынов Аама, - бессознательной, творческой силы, то, чего не было у сынов
племени Земзе, - ясного и острого разума, - в изобилии текло в тревожной
и страстной крови племени Атланда.
   Основа нового знания была такова:
   "В человеке дремлет самая могучая из мировых сил, -  материя  чистого
разума. Подобно тому, как стрела, натянутая тетивой, направленная верной
рукой, поражает цель, - так и материя дремлющего разума может быть  нап-
ряжена тетивой воли, направлена рукой знания. Сила устремленного  знания
безгранична".
   Наука знания разделялась на две части: - подготовительную, - развитие
тела, воли и ума, и основную, - познавание природы, мира и формул, через
которые материя устремленного знания овладевает природой.
   Полное овладение Знанием, расцвет небывалой еще на земле и до сих пор
не повторенной культуры продолжался столетие, между 450 и 350 годами  до
Потопа, то есть до гибели Атлантиды.
   На земле был всеобщий мир. Силы земли,  вызванные  к  жизни  Знанием,
обильно и роскошно служили людям. Сады и поля  давали  огромные  урожаи,
плодились стада, труд был легок. Народ вспоминал старые обычаи и  празд-
ники, и никто не мешал ему жить, любить, рожать, веселиться. В преданиях
этот век назван золотым.
   В то время на восточном рубеже земли был поставлен сфинкс, изображав-
ший в одном теле четыре стихии, -  символ  тайны  спящего  разума.  Были
построены семь чудес света: лабиринт, колосс в Средиземном море,  столбы
на запад от Гибралтара, башня звездочетов на Посейдонесе, сидящая статуя
Тубала и город Лемуров на острове Тихого океана.
   В черные племена, до этого времени  теснимые  в  тропические  болота,
проник свет Знания. Негры быстро усваивали цивилизацию и начали построй-
кою гигантские города в центральной Африке.
   Зерно мудрости Земзе дало полное и пышное цветение. Но вот, мудрейшие
из посвященных в Знание стали понимать, что во  всем  росте  цивилизации
лежит первородный грех. Дальнейшее развитие Знания должно привести к ги-
бели: человечество поразит само себя, как змея, жалящая себя в хвост.
   Первородное зло было в том, что бытие, - жизнь  земли  и  существ,  -
постигалось, как нечто, выходящее из разума человека. Познавая мир,  че-
ловек познавал только самого себя. Человек был сущностью, мир  -  плодом
его разума, его воли, его сновидения, или бреда. Бытие лишь  -  сознание
человека, Сущего, Я.
   Такое понимание бытия должно было привести к тому, что каждый человек
стал бы утверждать, что он один есть единственное,  сущее,  истинное  Я,
все остальное - мир, люди, - лишь его представление. Дальнейшее было не-
избежно: борьба за истинное Я, за единственную личность, истребление че-
ловечества, как восставшего на человека его же сна, - презрение и отвра-
щение к бытию, как к зломуутверждать,
   Таково было начальное зло мудрости Земзе.
   Знание раскололось. Одни не видели возможности вынуть семя зла и  го-
ворили, что зло есть единственная сила, создающая бытие. Они назвали се-
бя Черными, так как Знание шло от черных.
   Другие, признавшие, что зло лежит не в самой природе, но в отклонении
Разума от природности, - стали искать противодействия злу. Они говорили:
"Солнечный луч падает на землю, погибает и воскресает в  плод  земли:  -
вот основной закон жизни. Таково же движение мирового Разума: -  нисхож-
дение, жертвенная гибель и воскресение в плоть.  Первоосновной  грех,  -
одиночество Разума, - может быть уничтожен грехопадением.  Разум  должен
пасть в плоть и пройти через живые врата смерти. Эти врата - пол.  Паде-
ние Разума совершается силою Эроса.
   Так утверждавшие называли себя Белыми, потому что  носили  полотняную
тиару, - знак Эроса. Они создали весенний праздник - мистерию грехопаде-
ния, которая разыгрывалась в  роскошных  садах  древнего  храма  солнца.
Девственный юноша представлял Разум, женщина  -  врата  смертной  плоти,
змей - Эроса. Из отдаленных стран приходили смотреть на эти зрелища.
   Раскол между двумя путями Знания был велик.  Началась  борьба.  В  то
время было сделано изумительное открытие, - найдена возможность мгновен-
но освобождать жизненную силу, дремлющую в семенах растений. Эта сила, -
гремучая,  огненно-холодная  материя,  -  освобождаясь,  устремлялась  в
пространство. Черные воспользовались ею для борьбы,  для  орудий  войны.
Они построили огромные летающие корабли, наводившие ужас. Дикие  племена
стали поклоняться этим крылатым драконам.
   Белые поняли, что гибель мира близка, и стали готовиться к  ней.  Они
отбирали среди простых людей наиболее чистых, сильных и кротких  сердцем
и стали выводить их на север и на восток. Они отводили им высокие,  гор-
ные пастбища, где переселенцы могли жить первобытно и созерцательно.
   Опасения белых подтверждались. Золотой век вырождался, в городах  Ат-
лантиды наступало пресыщение. Ничто не сдерживало более пресыщенную фан-
тазию, жажду извращений, безумие опустошенного разума. Сила, которою ов-
ладел человек, обратилась против него. Неизбежность смерти делала  людей
мрачными, свирепыми, беспощадными.
   И вот, настали последние дни. Начались они с большого бедствия: цент-
ральная область города Ста Золотых Ворот была потрясена подземным  толч-
ком, много земли опустилось на дно океана, морские волны  отделили  нав-
сегда страну Перистого Змея.
   Черные обвинили Белых в том, что силою заклинаний они расковали духов
земли и огня. Народ возмутился. Черные устроили ночное избиение в  горо-
де,  -  более  половины  жителей,  носивших  полотняную  тиару,  погибло
смертью, остальные бежали за пределы Атлантиды, многие ушли в Индию.
   Властью в городе Ста Золотых Ворот  овладели  богатейшие  из  граждан
черного ордена, называвшиеся Магацитлами, что значит "беспощадные".  Они
говорили: "Уничтожим человечество, потому что оно есть дурной сон  разу-
ма". Чтобы во всей полноте насладиться зрелищем смерти, они объявили  по
всей земле праздники и игрища, раскрыли государственные  сокровищницы  и
магазины, привезли с севера белых девушек и отдали их народу, распахнули
двери храмов для всех, жаждущих противоестественных наслаждений,  напол-
нили фонтаны вином и на площадях жарили мясо. Безумие овладело  народом.
Это было в осенние дни сбора винограда.
   Ночью, на озаренных кострами площадях,  среди  народа,  исступленного
вином, плясками, едой, женщинами - появились Магацитлы. Они были в высо-
ких шлемах, в панцырных поясах, без  щитов.  Правою  рукою  они  бросали
бронзовые шары, разрывавшиеся холодным, разрушающим пламенем, левою  ру-
кою погружали меч в пьяных и безумных.
   Оргия была прервана страшным подземным толчком. Рухнула статуя  Туба-
ла, треснули стены, повалились колонны акведука, из глубоких трещин выр-
валось пламя, пеплом заволокло небо.
   На утро кровавый, тусклый диск солнца осветил развалины, горящие  са-
ды, толпы измученных излишествами, сумасшедших людей, кучи трупов. Мага-
цитлы бросились к летательным аппаратам, имеющим форму яиц, и стали  по-
кидать землю. Они улетали в звездное пространство, в родину абстрактного
разума. Несколько сотен аппаратов улетело. Раздался четвертый, еще более
сильный, толчок земли. С севера поднялась из  пепельной  мглы  океанская
волна, и пошла по земле, уничтожая все живое.
   Началась буря, молнии падали в землю, в жилища. Хлынул ливень, летели
осколки вулканических камней.
   За оплотом стен великого города, с вершины уступчатой, обложенной зо-
лотом, пирамиды Магацитлы продолжали улетать сквозь океан падающей воды,
из дыма и пепла в звездное пространство. Три  под-ряд  толчка  раскололи
землю Атлантиды. Город Золотых Ворот погрузился в кипящие волны.

   ГУСЕВ НАБЛЮДАЕТ ГОРОД

   Иха совсем одурела. Чего бы ни просил ее Гусев, -  тотчас  исполняла,
глядела на него матоватыми глазами. И смешно, и жалко. Гусев обращался с
ней строго, но справедливо. Когда Ихошка совсем изнемогала от переполне-
ния чувствами, - он сажал ее на колени, гладил по голове,  почесывал  за
ухом, рассказывал сказку про попа, - как попа обманула попадья с  Педри-
лой, работником.
   Ихошка сказки не понимала, глядела в лицо потемневшими глазами.
   Гвоздем засел у Гусева план - удрать в город. Здесь было, как в мыше-
ловке: ни оборониться, в случае чего, ни убежать. Опасность  же  грозила
им серьезная, - в этом Гусев не сомневался. Разговоры с Лосем ни к  чему
не вели. Лось только морщился, - весь свет ему закрыло подолом  тускубо-
вой дочки.
   "Суетливый вы человек, Алексей Иванович. Ну, нас убьют, -  не  нам  с
вами бояться смерти, а то, - сидели бы в Петербурге - чего безопаснее?"
   Гусев велел Ихошке унести ключи от ангара, где стояли крылатые лодки.
Он забрался туда с фонарем и всю ночь провозился над небольшой,  двукры-
лой, видимо, быстролетной лодочкой. Механизм ее был прост. Крошечный мо-
торчик, - уместить его можно было в кармане, - питался крупинками белого
металла, распадающегося с чудовищной силой в  присутствии  электрической
искры. Электрическую энергию аппарат получил во время полета из воздуха,
- так как марс был окутан магнитным полем, его посылали станции на полю-
сах. Об этом рассказывала еще Аэлита.
   Гусев подтащил лодку к самым воротам ангара. Ключ вернул Ихе. В  слу-
чае надобности замок нетрудно было сорвать рукой.
   Затем, он решил взять под контроль город Соацеру. Иха научила его со-
единять туманное зеркало. Этот говорящий экран, в  доме  Тускуба,  можно
было соединять односторонне, то есть самому оставаться невидимым и  нес-
лышимым.
   Гусев обследовал весь город: площади, торговые улицы, фабрики,  рабо-
чие поселки. Странная жизнь раскрывалась и проходила перед ним в  туман-
ной стене:
   Кирпичные, низкие залы фабрик, неживой свет сквозь пыльные окна. Уны-
лые, с пустыми, запавшими глазами, морщинистые лица рабочих. Вечно, веч-
но крутящиеся шкивы, станки, сутулые фигуры, точные движения  работы:  -
все это старое, вековое, муравьиное.
   Появлялись прямые и чистые улицы рабочих кварталов; те же унылые  фи-
гуры брели по ним, опустив головы. Тысячелетней  скукой  веяло  от  этих
кирпичных, подметенных, один как один, коридоров. Здесь уже ни на что не
надеялись.
   Появлялись центральные площади: - уступчатые дома, ползучая,  пестрая
зелень, отсвечивающие солнцем стекла, нарядные женщины, посреди улицы  -
столики, узкие вазы, полные цветов.  Двигающаяся  водоворотами  нарядная
толпа, столики, хрусталь, пестрые халаты мужчин,  треплющиеся  от  ветра
скатерти, женские платья, - отражались в паркетной,  зеленоватой  мосто-
вой. Низко проносились золотые лодки, скользили тени от их крыльев, сме-
ялись запрокинутые лица, сверкали капли воды на зелени, на цветах.
   В городе шла двойная жизнь. Гусев все это принял во внимание. Как че-
ловек с большим опытом - почувствовал носом, что, кроме этих  двух  сто-
рон, здесь есть еще и третья, - подпольная, подполье. Действительно,  по
богатым улицам города, в парках, - повсюду, - шаталось большое количест-
во неряшливо одетых, испитых, молодых марсиан. Шатались без дела,  зало-
жив руки в карманы, - поглядывали. Гусев думал: - "Эге, эти штуки мы то-
же видали".
   Ихошка все ему подробно объясняла. На одно только не  соглашалась,  -
соединить экран с Домом Совета. В ужасе трясла рыжими волосами,  склады-
вала руки:
   - Не просите меня, сын неба, лучше убейте меня, дорогой сын неба.
   Однажды, день на четырнадцатый, утром, Гусев, как обычно, сел в крес-
ло, положил на колени цифровую доску, дернул за шнур.
   В зеркальной стене появилась странная картина: на центральной площади
- озабоченные, шепчущиеся кучки марсиан.  Исчезли  столики  с  мостовой,
цветы, пестрые зонтики. Появился отряд солдат, - шел треугольником,  как
страшные куклы, с каменными лицами. Далее - на торговой улице, - бегущая
толпа, свалка, и какой-то марсианин, вылетевший из драки винтом на мыши-
ных крыльях. В парке те же встревоженные кучки  шептунов.  На  одной  из
крупнейших фабрик гудящие толпы рабочих, возбужденные, мрачные, свирепые
лица.
   В городе, видимо, произошло какое-то событие  чрезвычайной  важности.
Гусев тряс Ихошку за плечи: - "В чем дело?". Она молчала, глядела  мато-
выми, влюбленными глазами.

   ТУСКУБ

   Неуловимая тревога облаком лихорадки легла на город. Бормотали, мига-
ли зеркальные телефоны. На улицах, на площадях, в парках шептались кучки
марсиан. Ждали событий, поглядывали на небо. Говорили, что где-то  горят
склады сушеного кактуса. В полдень в городе открыли водопроводные  краны
и вода иссякла в них, но не надолго... Многие слышали на юго-западе  от-
даленный взрыв. В домах заклеивали стекла бумажками - крест на крест.
   Тревога шла из центра по городу, из дома Совета Инженеров. Говорили о
пошатнувшейся власти Тускуба, предстоящих переменах. Тревожное возбужде-
ние прорезывалось, как искрой, слухами:
   "Ночью погаснет свет".
   "Остановят полярные станции".
   "Исчезнет магнитное поле".
   "В подвалах Дома Советов арестованы какие-то личности".
   На окраинах города, на фабриках, в рабочих поселках,  в  общественных
магазинах - слухи эти воспринимались по иному. О причине их  возникнове-
ния здесь, видимо, знали больше. С тревожным злорадством говорили,  что,
будто бы, гигантский цирк, номер одиннадцатый, взорван подземными  рабо-
чими, что агенты правительства ищут повсюду склады  оружия,  что  Тускуб
стягивает войска в Соацеру.
   К полудню, почти повсюду,  прекратилась  работа.  Собирались  большие
толпы, ожидали событий, поглядывали  на  неизвестно  откуда  появившихся
многозначительных, молодых марсиан, с заложенными в карманы руками.
   В середине дня над городом пролетели правительственные лодки, и дождь
белых афишек посыпался с неба на улицы. Правительство предостерегало на-
селение от злостных слухов: - их распускали анархисты, враги народа. Го-
ворилось, что власть никогда еще не была так сильна, преисполнена  реши-
мости.
   Город затих ненадолго, и снова поползли слухи, один страшнее другого.
Достоверно знали только одно: сегодня вечером в  доме  Совета  Инженеров
предстоит решительная борьба Тускуба с вождем рабочего населения Соацеры
- инженером Гором.
   К вечеру толпы народа набили огромную  площадь  перед  домом  Совета.
Солдаты охраняли лестницу, входы и крышу. Холодный ветер нагнал туман, в
мокрых облаках раскачивались фонари красноватыми, расплывающимися сияни-
ями. Неясной пирамидой уходили в мглу мрачные стены дома. Все  окна  его
были освещены.

   Под тяжелыми сводами, в круглой зале, на  скамьях  амфитеатра  сидели
члены Совета. Лица всех были внимательны и насторожены. В стене,  высоко
над полом, проходили быстро одна за другой, в туманном зеркале,  картины
города: внутренность фабрик, перекрестки, с перебегающими в тумане фигу-
рами, очертания водяных цирков, электро-магнитных  башен,  однообразные,
пустынные здания складов, охраняемые солдатами. Экран непрерывно  соеди-
нялся со всеми контрольными зеркалами в городе. Вот,  появилась  площадь
перед домом Совета, - океан голов, застилаемый клочьями тумана,  широкие
сияния фонарей. Своды зала наполнились зловещим ропотом толпы.
   Тонкий свист отвлек внимание присутствующих. Экран погас. Перед амфи-
театром на возвышение, покрытое парчей, взошел Тускуб.  Он  был  бледен,
спокоен и мрачен.
   - В городе волнение, - сказал Тускуб, - город возбужден слухом о том,
что сегодня мне здесь намерены противоречить. Одного  этого  слуха  было
достаточно, чтобы государственное равновесие пошатнулось. Таковое  поло-
жение вещей я считаю болезненным и зловещим. Необходимо раз  и  навсегда
уничтожить причину подобной возбуждаемости. Я знаю, среди нас есть  при-
сутствующие, которые нынче же ночью разнесут по городу мои слова. Я  го-
ворю открыто: город охвачен анархией. По сведениям моих агентов в городе
и стране нет достаточных мускулов для сопротивления. Мы накануне  гибели
мира.
   Ропот пролетел по амфитеатру. Тускуб брезгливо усмехнулся.
   - Сила, разрушающая мировой порядок, - анархия - идет из города.  Ла-
боратория для приготовления пьяниц, воров, убийц, свирепых  сладостраст-
ников, опустошенных душ, - вот город. Спокойствие души, природная воля к
жизни, силы чувств - растрачиваются здесь на сомнительные развлечения  и
болезненные удовольствия. Дым хавры, - вот  душа  города:  дым  и  бред.
Уличная пестрота, шум, роскошь золотых лодок и зависть  тех,  кто  снизу
глядит на эти лодки. Женщины, обнажающие спину и живот, женщины, сделан-
ные из кружев, духов и грима, - полуживые существа, оглушающие  сладост-
растников. Афиши и огненные рекламы, вселяющие несбыточные надежды.  Вот
город. Покой души сгорает в пепел. Ее желание одно, - жажда. Она  жаждет
насытить пепел души влагой. Эта влага - всегда кровь. Скука, скука, - вы
видите - пыльные коридоры, с пыльным светом, где бредут сожженные  души,
зевая от скуки. Скуку утоляет только кровь.
   Город приготовляет анархическую личность. Ее воля, ее жажда, ее пафос
- разрушение. Думают, что анархия  -  свобода,  нет,  -  анархия  жаждет
только анархии. Долг государства бороться с этими разрушителями, - таков
закон жизни. Анархии мы должны противопоставить волю к порядку. Мы долж-
ны вызвать в стране здоровые силы и с наименьшими потерями бросить их на
борьбу с анархией. Мы объявляем беспощадную войну. Меры  охраны  -  лишь
временное средство: неизбежно должен настать час, когда полиция  откроет
свое уязвимое место. В то время, когда мы вдвое увеличиваем число  аген-
тов полиции - анархисты увеличиваются в четыре раза.  Мы  должны  первые
перейти в наступление. Мы должны разрушить и уничтожить город.
   Половина амфитеатра вскочила на скамьях. Лица  марсиан  были  бледны,
глаза горели.
   - Город неизбежно, так или иначе будет разрушен, мы сами должны орга-
низовать это разрушение. В дальнейшем я предложу план расселения  здоро-
вой части городских жителей по сельским поселкам. Мы должны использовать
для этого богатейшую страну, - по ту сторону гор Лизиазира, -  покинутую
населением после междоусобной войны. Предстоит огромная работа. Но  цель
ее - велика. Разумеется, мерой разрушения города мы не спасем  цивилиза-
ции, мы даже не отсрочим ее гибели, но мы дадим возможность миру -  уме-
реть спокойно и торжественно.
   - Что он говорит? - испуганными птицами, хриплыми голосами  закричали
на скамьях.
   - Почему нам нужно умирать?
   - Он сошел с ума!
   - Долой Тускуба!
   Движением бровей Тускуб заставил утихнуть амфитеатр:
   - История марса окончена. Жизнь вымирает на нашей планете. Вы  знаете
статистику рождаемости и смерти. Пройдет столетие и последний  марсианин
застывающим взглядом в последний раз проводит закат солнца. Мы бессильны
остановить смерть. Мы должны суровыми и мудрыми  мерами  обставить  пыш-
ностью и счастьем последние дни мира.  Первое,  основное:  -  мы  должны
уничтожить город. Цивилизация взяла от него все, теперь он разлагает ци-
вилизацию, он должен погибнуть.
   В середине амфитеатра поднялся Гор, - тот широколицый, молодой марси-
анин, которого Гусев видел в зеркале. Голос его был глухой,  лающий.  Он
выкинул руку по направлению Тускуба:
   - Он лжет! Он хочет уничтожить город, чтобы сохранить власть. Он при-
говаривает нас к смерти, чтобы сохранить власть. Он понимает, что только
уничтожением миллионов он еще может сохранить власть. Он знает, как  не-
навидят его те, кто не летает в золотых лодках, кто  родится  и  умирает
под землей, у кого душа выпита фабричными стенами, кто в праздник  шата-
ется по пыльным коридорам, зевая от скуки, кто с остервенением, ища заб-
вения, глотает дым проклятой хавры. Тускуб приготовил нам смертное ложе,
- пусть сам в него ляжет. Мы не хотим умирать. Мы родились,  чтоб  жить.
Мы знаем смертельную опасность, - вырождение марса. Но у нас есть спасе-
ние. Нас спасет земля, - люди с земли, полудикари, здоровая, свежая  ра-
са. Вот кого он боится больше всего на свете. Тускуб, ты спрятал у  себя
в дому двух людей, прилетевших с земли. Ты боишься сынов неба. Ты  силен
только  среди  слабых,  полоумных,  одурманенных  хаврой.  Когда  придут
сильные, с горячей кровью, - ты сам станешь тенью, ночным  кошмаром,  ты
исчезнешь, как призрак. Вот чего ты боишься больше всего  на  свете!  Ты
нарочно выдумал анархистов, ты сейчас  придумал  это,  потрясающее  умы,
разрушение города. Тебе самому нужна кровь, - напиться, ты призрак. Тебе
нужно отвлечь внимание всех, чтобы незаметно убрать этих  двух  смельча-
ков, наших спасителей. Я знаю, что ты уже отдал приказ...
   ...Гор вдруг оборвал. Лицо его начало темнеть от напряжения.  -  Тус-
куб, тяжело, из-под бровей, глядел ему в глаза...

   ...............

   ...Не заставишь... Не замолчу!.. - Гор захрипел. - Я знаю - ты посвя-
щен в древнюю чертовщину... Я не боюсь твоих глаз...
   ...Гор, с трудом, широкой ладонью отер пот со лба. Вздохнул глубоко и
зашатался. В молчании недышащего амфитеатра он опустился на скамью, уро-
нил голову в руки. Было слышно, как скрипнули его зубы.
   Тускуб поднял брови и продолжал спокойно:
   - Надеяться на переселенцев с земли? Поздно. Вливать свежую  кровь  в
наши жилы? Поздно. Поздно и жестоко. Мы лишь продлим агонию нашей плане-
ты. Мы лишь увеличим страдание, потому что, неизбежно, станем рабами за-
воевателей. Вместо покойного и величественного заката цивилизации  -  мы
снова вовлечем себя в томительные круги столетий. Зачем? Зачем нам, вет-
хой и мудрой расе, работать на завоевателей? Чтобы жадные до жизни дика-
ри выгнали нас из дворцов и садов, заставили строить новые цирки, копать
руду, чтобы снова равнины марса огласились криками  войны?  Чтобы  снова
наполнять наши города опустошенными душами и сумасшедшими?
   Нет. Мы должны умереть спокойно на порогах своих жилищ. Пусть красные
лучи Талцетла светят нам издалека. Мы не пустим к  себе  чужеземцев.  Мы
построим новые станции на полюсах и окружим планету  непроницаемой  бро-
ней. Мы разрушим Соацеру, - гнездо анархии и безумных надежд,  -  здесь,
здесь родился этот преступный план - сношения с землей. Мы пройдем  плу-
гом по площадям. Мы оставим лишь  необходимые  для  жизни  учреждения  и
предприятия. В них мы заставим работать преступников,  алкоголиков,  су-
масшедших, всех мечтателей несбыточного. Мы закуем их в цепи. Даруем  им
жизнь, которую они так жаждут.
   Всем, кто согласен с нами, кто подчиняется нашей воле, -  мы  отведем
сельскую усадьбу и обеспечим жизнь и комфорт. Двадцать  тысячелетий  ка-
торжного труда дают нам право жить, наконец, праздно,  тихо  и  созерца-
тельно. Конец цивилизации будет покрыт венцом золотого века. Мы  органи-
зуем общественные праздники и прекрасные развлечения. Быть может даже  -
срок жизни, указанный мною, продлится еще на несколько столетий,  потому
что мы будем жить в счастьи и покое.
   Амфитеатр слушал молча, завороженный. Лицо Тускуба покрылось розовыми
пятнами. Он закрыл глаза, будто вглядываясь в грядущее. Замолк на полус-
лове.
   ...Глухой, многоголосый гул толпы проник снаружи под своды зала.  Гор
поднялся. Лицо его было перекошено. Он сорвал с себя шапочку  и  швырнул
далеко. Протянул руки и ринулся вниз по скамьям к  Тускубу.  Он  схватил
Тускуба за горло и сбросил с парчевого возвышения. Так  же,  -  протянув
руки, растопырив пальцы, - повернулся к амфитеатру. Будто  отдирая  при-
сохший язык, закричал:
   - Хорошо. Смерть? Пусть - смерть.
   На скамьях вскочили, зашумели, несколько фигур побежало вниз к  лежа-
щему ничком Тускубу.
   Гор прыгнул к двери. Локтем отшвырнул солдата. Полы его черного хала-
та мелькнули у выхода на площадь. Раздался его отдаленный голос. По тол-
пе пошел будто рев ветра. Раздались свирепые  крики.  Вдруг,  зазвенело,
посыпалось стекло.

   ЛОСЬ ОСТАЕТСЯ ОДИН

   - Революция, Мстислав Сергеевич. Весь город вверх ногами. Потеха!
   Гусев стоял в библиотеке. В обычно сонных глазах его прыгали горячие,
веселые искорки. Нос вздернулся, топорщились усы. Руки он глубоко  засу-
нул за ременный пояс.
   - В лодку я уж все уложил: провизию, оружие. Ружьишко  ихнее  достал.
Собирайтесь скорее, бросайте книгу, летим.
   Лось сидел, подобрав ноги, в углу дивана, - невидяще глядел на  Гусе-
ва. Вот уже больше двух часов он ожидал обычного прихода Аэлиты,  подхо-
дил к двери, прислушивался, - в комнатах Аэлиты было тихо. Он садился  в
угол дивана и ждал, когда зазвучат ее шаги. Он знал: легкие шаги  разда-
дутся в нем громом небесным. Она войдет, как всегда, прекраснее,  изуми-
тельнее, чем он ждал, пройдет под озаренными, верхними окнами;  по  зер-
кальному полу пролетит ее черное платье. И в нем - все дрогнет.  Вселен-
ная его души дрогнет и замрет, как перед грозой: она входит, -  женщина,
жизнь.
   - Лихорадка, что ли, у вас, Мстислав Сергеевич, чего уставились?  Го-
ворю - летим, все готово. Я вас хочу Марскомом объявить. Дело - чистое.
   Лось опустил голову, - так впивался глазами Гусев. Спросил тихо:
   - Что происходит в городе?
   - Чорт их разберет. На улицах народу - тучи, рев. Окна бьют.
   - Слетайте, Алексей Иванович, но только нынче же ночью  вернитесь.  Я
обещаю поддержать вас во всем, в чем хотите. Устраивайте революцию, наз-
начайте меня комиссаром, если будет нужно - расстреляйте меня. Но сегод-
ня, умоляю вас, - оставьте меня в покое. Согласны?
   - Ладно, - сказал Гусев, - эх, от них весь беспорядок, мухи их  заля-
гай, - на седьмое небо улети и там - баба. Тфу. В полночь вернусь. Ихош-
ка посмотрит, чтобы доносу на меня не было.
   Гусев ушел. Лось опять взял книгу, и думал:
   "Чем кончится? Пройдет мимо гроза любви? Нет, не минует. Рад он этому
чувству напряженного, смертельного ожидания, что вот-вот раскроется  ка-
кой-то немыслимый свет? - Не радость, не печаль, не сон,  не  жажда,  не
утоление... То, что он испытывает, когда Аэлита рядом с ним, - именно  -
принятие жизни в ледяное одиночество своего тела. Он  чувствует,  -  оно
древнее, издревле поднявшееся пустым призраком,  вопящее  голосами  всей
вселенной: - жить, жить, жить. И жизнь входит в него по зеркальному  по-
лу, под сияющими окнами. Но это, ведь, тоже - сон.  Пусть  случится  то,
чего он жаждет: соединение. И жизнь возникнет в ней, в Аэлите. Она будет
полна влагой, светом, осуществлением, трепетной плотью. А ему - снова: -
томление, одиночество, жажда".
   Никогда еще Лось с такою ясностью  не  чувствовал  безнадежную  жажду
любви, никогда еще так не понимал этого обмана любви,  страшной  подмены
самого себя - женщиной: - проклятие мужского существа. Раскрыть объятие,
распахнуть руки от звезды до звезды, - ждать,  принять  женщину.  И  она
возьмет все и будет жить. А ты, любовник, отец, - как пустая тень,  рас-
кинувшая руки от звезды до звезды.
   Аэлита была права: он напрасно многое узнал за это время, слишком ши-
роко раскрылось его сознание. В его теле еще текла горячая кровь, он был
весь еще полон тревожными семенами жизни, - сын земли. Но разум  опреде-
лил его на тысячи лет: здесь, на иной земле, он узнал  то,  что  еще  не
нужно было знать. Разум раскрылся и, не насыщенный живой кровью,  зазиял
ледяной пустотой. Что раскрыл его разум? - пустыню, и там, за  пределом,
новые тайны.
   Заставь птицу, поющую в нежном восторге, закрыв глаза, в горячем луче
солнца, понять хоть краюшек мудрости  человеческой,  -  и  птица  упадет
мертвая. Мудрость, мудрость, - будь проклята: неживая пустыня.
   За окном послышался протяжный свист улетающей лодки. Затем, в библио-
теку просунулась голова Ихи, - позвала к столу. Лось  поспешно  пошел  в
столовую, - белую, круглую комнату, где эти дни обедал с Аэлитой.  Здесь
было жарко. В высоких вазах у колонн тяжелой духотой пахли  цветы.  Иха,
отворачивая покрасневшие от слез глаза, сказала:
   - Вы будете обедать один, сын неба, - и прикрыла прибор Аэлиты белыми
цветами.
   Лось потемнел. Мрачно сел к столу. К еде не притронулся, - только щи-
пал хлеб и выпил несколько бокалов вина. С  зеркального  купола,  -  над
столом, - раздалась, как обычно во  время  обеда,  слабая  музыка.  Лось
стиснул челюсти.
   Из глубины купола лились два голоса, - струнный и духовой: сходились,
сплетались, пели о несбыточном. На высоких, замирающих звуках они расхо-
дились, - и уже низкие звуки взывали из мглы тоскующими голосами, - зва-
ли, перекликались взволнованно, и снова пели о встрече, сближались, кру-
жились, похожие на старый, старый вальс.
   Лось сидел, раздув ноздри, стиснув в кулаке узкий бокал.  Иха,  зайдя
за колонну, уткнула лицо в край юбки, - у нее тряслись плечи. Лось  бро-
сил салфетку и встал. Томительная музыка, духота цветов, пряное вино,  -
все это было совсем напрасно.
   Он подошел к Ихе:
   - Могу я видеть Аэлиту?
   Не открывая лица, Иха замотала рыжими волосами. Лось взял ее за  пле-
чо:
   - Что случилось? Она больна? Мне нужно ее видеть.
   Иха проскользнула под локтем у Лося и убежала. На полу у колонны  ос-
талась, - оброненная Ихошкой, - фотографическая карточка. Мокрая от слез
карточка изображала Гусева в полной боевой форме, - суконный шлем, ремни
на груди, одна рука на рукояти шашки, в другой - револьвер, сзади разры-
вающиеся гранаты, - подписано: "Прелестной Ихошке  на  незабываемую  па-
мять".
   Лось швырнул открытку, вышел из дома и зашагал по лугу к роще. Он де-
лал огромные прыжки, не замечал этого, бормотал:
   "Не хочет видеть - не нужно. Попасть в иной мир, - беспримерное  уси-
лие, - чтобы сидеть в углу дивана, - ждать: когда  же,  когда,  наконец,
войдет женщина... Сумасшествие! Одержимость! Гусев  прав,  -  лихорадка.
"Нанюхался сладкого". Ждать, как  светопреставления  -  улыбки,  нежного
взгляда... К чорту!.. Не хочет, не надо. Тем лучше".
   Мысли жестоко укалывали. Лось вскрикивал, как от зубной боли. Не  со-
размеряя силы - подскакивал на сажень в воздух и, падая, едва удерживал-
ся на ногах. Белые волосы его развевались. Он ненавидел себя лютой нена-
вистью.
   Он добежал до озера. Вода была, как зеркало, на  черно-синей  ее  по-
верхности пылали снопы солнца. Было душно. Лось обхватил голову, сел  на
камень.
   Из прозрачной глубины озера медленно поднимались круглые,  пурпуровые
рыбы, шевелили волокнами длинных игол, равнодушно водяными глазами  гля-
дели на Лося.
   "Вы слышите, рыбы, пучеглазые, глупые рыбы, - вполголоса сказал Лось,
- я спокоен, говорю в полной памяти. Меня  мучит  любопытство,  жжет,  -
взять в руки ее, когда она подойдет в черном платье, взять  ее  в  руки,
Аэлиту, женщину... Услышать, как станет биться ее сердце... Помимо воли,
всей своей мудрости, она сама, странным движением, придвинется ко мне...
Я буду глядеть, как вдруг одичают ее глаза... Видите, рыбы, - я  остано-
вился, оборвал, не думаю, не хочу. Довольно. Вы еще меня не знаете, -  я
- упрям. Ниточка разорвана, - конец. Завтра - в город. Борьба - прекрас-
но. Смерть - прекрасно. Только -  ни  музыки,  ни  цветов,  ни  лукавого
обольщения. Больше не хочу духоты. Волшебный шарик на  ее  ладони,  -  к
чорту, к чорту, все это обман, призрак!.."
   Лось поднялся, взял большой камень и швырнул его в стаю  рыб.  Голову
ломило. Свет резал глаза. Вдали сверкала льдами, поднималась из-за  рощи
острым пиком горная вершина. "Необходимо хлебнуть ледяного  воздуха",  -
Лось прищурился на алмазную гору, и пошел в том направлении через  голу-
бые заросли.
   Деревья окончились, перед ним  лежало  пустынное,  холмистое  плоско-
горье, - ледяная вершина была далеко за краем. По пути под ногами валял-
ся шлак и щебень, повсюду - отверстия брошенных шахт. Лось упрямо  решил
куснуть, хватить зубами этого вдали сияющего снега.
   В стороне, в лощине, поднималось коричневое облако пыли. Горячий  ве-
тер донес шум множества голосов. С высоты холма Лось увидел бредущую  по
сухому руслу канала большую толпу марсиан. Они  несли  длинные  палки  с
привязанными на концах ножами, кирки, вилы. Брели, спотыкаясь, -  потря-
сали оружием и ревели свирепо. За ними, над коричневыми  облаками  плыли
хищные птицы.
   Лось вспомнил давешние слова Гусева о событиях. Подумал:
   "Счастье? Вот, - живи, борись, побеждай, гибни, - там разберут  -  за
что и зачем. Счастье? А сердце держи  на  цепи,  неразумное,  неистовое,
несчастное".
   Толпа скрылась за холмами. Лось шибко шел,  взволнованный  движением,
борьбой, и вдруг остановился, запрокинул голову. В синей  вышине  плыла,
снижаясь, крылатая лодка. Вот - сверкнула, показав крылья, описала круг,
- все ниже, ниже, скользнула над головой и села.
   В лодке поднялся кто-то, закутанный в белый  мех,  белый,  как  снег.
Из-за меха, из-под кожаного шлема глядели на Лося взволнованные, тревож-
ные глаза Аэлиты. Неистово забило сердце. Он  подошел  к  лодке.  Аэлита
отогнула на лице влажный от дыхания мех. Потемневшим взором Лось  глядел
в ее лицо. Она сказала:
   - Я за тобой. Я была в городе. Нам нужно бежать. Я умираю от тоски по
тебе.
   Лось только стиснул пальцами борт лодки, с трудом передохнул.

   ЧАРЫ

   Лось сел позади Аэлиты. Механик, -  краснокожий  мальчик,  -  плавным
толчком поднял крылатую лодку в небо.
   Холодный ветер кинулся навстречу. Белая, как снег, шубка Аэлиты  была
пропитана грозовой свежестью, горным холодом. Аэлита обернулась к  Лосю,
- щеки ее горели:
   - Я видела отца. Он мне велел убить тебя и твоего товарища. - Зубы ее
блеснули. Она разжала кулачок. На кольце, на цепочке висел у нее  камен-
ный флакончик. Отец сказал: пусть  они  уснут  спокойно,  они  заслужили
счастливую смерть.
   Серые глаза Аэлиты подернулись влагой. Но сейчас же  она  засмеялась,
сдернула с пальца кольцо. Лось схватил ее за руку:
   - Не бросай, - он взял у нее флакончик и сунул в карман, -  это  твой
дар, Аэлита: темная капелька, сон, покой. Теперь и жизнь, и смерть - ты.
Он наклонился к ее дыханию. - Когда настанет страшный час одиночества  -
я снова почувствую тебя в этой капельке.
   Силясь понять, Аэлита закрыла глаза, прислонилась спиной к Лосю. Нет,
все равно - не понять. Шумящий ветер, горячая грудь Лося за спиной,  его
рука, ушедшая в белый мех на ее плече, - казалось, кровь их бежит  одним
круговоротом, - в одном восторге, одним телом летят они в какое-то сияю-
щее, древнее воспоминание. Нет, все равно - не понять!
   Прошла минута, - немного больше. Лодка поравнялась с высотой тускубо-
вой усадьбы. Механик обернулся: у Аэлиты и сына неба были странные лица.
В пустых зрачках их светились солнечные точки. Ветер мял снежную  шерсть
на шубке Аэлиты. Восторженные глаза ее глядели в океан небесного света.
   Мальчик механик уткнул в воротник острый  нос  и  принялся  беззвучно
смеяться. Положил лодку на крыло и,  разрезая  воздух  крутым  падением,
спустился у крыльца дома.
   Аэлита очнулась, стала расстегивать шубку, но пальцы ее скользили  по
птичьим головкам на больших пуговицах. Лось поднял ее из лодки, поставил
на траву и стоял перед ней согнувшись. Аэлита сказала мальчику:  "Приго-
товь закрытую лодку".
   Она не заметила ни Ихошкиных красных глаз, ни желтого, как тыква, пе-
рекошенного страхом, лица управляющего, - улыбаясь рассеянно, оборачива-
ясь к Лосю, она пошла впереди него в глубь дома, к себе.
   В первый раз Лось увидел комнаты Аэлиты,  -  низкие,  золотые  своды,
стены, покрытые теневыми изображениями,  будто  фигурками  на  китайском
зонтике, почувствовал кружащий голову горьковатый, теплый запах.
   Аэлита сказала тихо: - Сядь. - Лось сел. Она опустилась  у  его  ног,
положила голову ему на колени, руки на грудь, и более не двигалась.
   Он с нежностью глядел на ее пепельные, высоко поднятые на затылке во-
лосы, держал ее руки. У нее задрожало горло. Лось нагнулся. Она сказала:

   - Тебе, быть может, скучно со мной? Прости. Мне смутно. Я не  умелая.
Я сказала Ихе: поставь побольше цветов в столовой,  когда  он  останется
один, пусть ему играет улла.
   Аэлита оперлась локтями о колени Лося. Лицо ее было мечтательное:
   - Ты слушал? Ты понял? Ты думал обо мне?
   - Ты видишь и знаешь, - сказал Лось, - когда я не вижу тебя - схожу с
ума от тревоги. Когда вижу тебя - тревога страшнее. Теперь мне кажется -
тоска по тебе гнала меня через звезды.
   Аэлита глубоко вздохнула. Лицо ее казалось счастливым.
   - Отец дал мне яд, но я видела - он не верит мне.  Он  сказал:  -  "я
убью и тебя, и его". Нам недолго жить. Но ты чувствуешь, - минуты  раск-
рываются бесконечно, блаженно.
   Она запнулась и глядела, как вспыхнули холодной решимостью глаза  Ло-
ся, - рот его сжался упрямо:
   - Хорошо, - сказал он, - я буду бороться.
   Аэлита придвинулась и зашептала:
   - Ты - великан из моих детских  снов.  У  тебя  прекрасное  лицо.  Ты
сильный, - сын неба. Ты мужественный, добрый. Твои руки из железа, коле-
ни - из камня. Твой  взгляд  -  смертелен.  От  твоего  взгляда  женщины
чувствуют тяжесть под сердцем.
   Голова Аэлиты без силы легла ему на плечо. Ее бормотание стало  неяс-
ным, чуть слышным. Лось отвел с лица ее волосы:
   - Что с тобой?
   Тогда она стремительно обвила его шею, как ребенок. Выступили большие
слезы, потекли по ее худенькому лицу:
   - Я не умею любить, - сказала она, - я никогда не знала этого...  По-
жалей меня, не гнушайся мной. Я буду рассказывать тебе интересные  исто-
рии. Расскажу о страшных кометах, о битве воздушных кораблей,  о  гибели
прекрасной страны по ту сторону гор. Тебе не будет скучно  меня  любить.
Меня никто никогда не ласкал. Когда ты в первый раз пришел, я  подумала:
- я его видела в детстве, это родной великан. Мне захотелось,  чтобы  ты
взял меня на руки, унес отсюда.  Здесь  -  мрачно,  безнадежно,  смерть,
смерть. Солнце скудно греет. Льды больше не тают  на  полюсах.  Высыхают
моря. Бесконечные пустыни, медные пески покрывают  туму...  Земля,  зем-
ля... милый великан, унеси меня на землю. Я хочу  видеть  зеленые  горы,
потоки воды, облака, тучных зверей, великанов... Я не хочу умирать...
   Аэлита заливалась слезами. Теперь совсем девочкой казалась она  Лосю.
Было смешно и нежно, когда она всплеснула руками, говоря о великанах.
   Лось поцеловал ее в заплаканные глаза. Она затихла. Ротик ее  припух.
Снизу вверх, влюбленно, как на великана из сказки, она глядела  на  сына
неба.
   Вдруг, в полумраке комнаты раздался тихий свист, и сейчас же вспыхнул
облачным светом овал на  туалетном  столике.  Появилась  всматривающаяся
внимательно голова Тускуба.
   - Ты здесь? - спросил он.
   Аэлита, как кошка, соскочила на ковер, подбежала к экрану.
   - Я здесь, отец.
   - Сыны неба еще живы?
   - Нет, отец, - я дала им яд, они убиты.
   Аэлита говорила холодно, резко. Стояла спиной к Лосю, заслоняя экран.
Подняла руки к волосам, поправляя их.
   - Что тебе еще нужно от меня, отец?
   Тускуб молчал. Плечи Аэлиты стали подниматься,  голова  закидывалась.
Свирепый голос Тускуба проревел:
   - Ты лжешь! Сын неба в городе. Он во главе восстания.
   Аэлита покачнулась. Голова отца исчезла.

   ДРЕВНЯЯ ПЕСНЯ

   Аэлита, Ихошка и Лось летели в четырехкрылой, закрытой лодке к  горам
Лизиазира.
   Не переставая работал приемник электромагнитных волн, - мачта  с  от-
резками проволок. Аэлита  склонилась  над  крошечным  экраном,  слушала,
всматривалась.
   Было трудно разобраться в отчаянных телефонограммах,  призывах,  кри-
ках, тревожных запросах, летящих, кружащихся в  магнитных  полях  марса.
Все же, почти не переставая, бормотал стальной голосок Тускуба, прорезы-
вал весь этот хаос, владел им. В зеркальце скользили тени потревоженного
мира.
   Несколько раз в каше звуков слух Аэлиты улавливал странный голос, во-
пивший протяжно:
   "...товарищи, не слушайте шептунов... не надо нам никаких  уступок...
к оружию, товарищи, настал последний час...  вся  власть  сов...  сов...
сов...".
   Аэлита обернулась к Ихошке:
   - Твой друг отважен и дерзок, он истинный сын неба, не бойся за него.

   Ихошка, как коза, топнула ногами, замотала рыжей головой. Аэлите уда-
лось проследить, что бегство их осталось незамеченным. Она сняла с  ушей
трубки. Пальцами протерла запотевшее стекло иллюминатора.
   - Взгляни, - сказала она Лосю, - за нами летят ихи.
   Лодка плыла на огромной высоте над марсом. С боков лодки,  в  ослепи-
тельном свету, летели на перепончатых крыльях два извивающихся, покрытых
бурой шерстью, облезлых животных. Круглые головы их с плоским,  зубастым
клювом были повернуты к окошкам. Вот, одно, увидев Лося, нырнуло и лязг-
нуло пастью по стеклу. Лось откинул голову. Аэлита засмеялась.
   Миновали Азору. Внизу теперь лежали  острые  скалы  Лизиазиры.  Лодка
пошла вниз, пролетела над озером Соам и опустилась на просторную площад-
ку, висящую над пропастью.
   Лось и механик завели лодку в пещеру,  подняли  на  плечи  корзины  и
вслед за женщинами стали спускаться по едва приметной в  скалах,  истер-
шейся от древности, лестнице - вниз в ущелье.
   Аэлита легко и быстро шла впереди.  Придерживаясь  за  выступы  скал,
внимательно взглядывала на Лося. Из-под его огромных ног  летели  камни,
отдавались в пропасти эхом.
   - Здесь спускался магацитл, нес трость с привязанной пряжей, - сказа-
ла Аэлита. - Сейчас ты увидишь место, где горели круги священных огней.
   На середине пропасти лестница ушла в глубь скалы, в узкий туннель. Из
темноты его тянуло влажной сыростью. Ширкая плечами, нагибаясь,  Лось  с
трудом двигался между отполированными стенами. Ощупью он нашел плечо Аэ-
литы, и сейчас  же  почувствовал  на  губах  ее  дыхание.  Он  прошептал
по-русски: милая.
   Туннель окончился полуосвещенной пещерой.  Повсюду  поблескивали  ба-
зальтовые колонны. В глубине взлетали легкие клубы пара.  Журчала  вода,
однообразно падали капли с неразличимых в глубине сводов.
   Аэлита шла впереди. Ее черный плащ и острый  колпачок  скользили  над
озером, скрывались иногда за облаками пара. Она сказала  из  темноты:  -
осторожнее, - и появилась на узкой, крутой арке древнего моста. Лось по-
чувствовал, как под ногами дрожит мостовой свод, но он глядел только  на
легкий плащ, скользящий в полумраке.
   Становилось светлее. Заблестели над головой кристаллы. Пещера окончи-
лась колоннадой из низких, каменных столбов. За ними была видна  залитая
вечерним солнцем, перспектива скалистых вершин и горных цирков  Лизиази-
ры.
   По ту сторону колоннады лежала широкая терраса, покрытая ржавым мхом.
Ее края обрывались отвесно. Едва заметные лесенки и  тропинки  вели  на-
верх, в пещерный город. Посреди террасы лежал,  до  половины  ушедший  в
почву, покрытый мхами, Священный Порог. Это был большой,  из  массивного
золота, саркофаг. Грубые изображения зверей и птиц покрывали его с четы-
рех сторон. Наверху покоилось изображение спящего марсианина, - одна ру-
ка его обвивала голову, в другой прижата к груди улла. Остатки рухнувшей
колоннады окружали эту удивительную скульптуру.
   Аэлита опустилась на колени перед порогом и поцеловала в сердце изоб-
ражение спящего. Когда она поднялась - ее лицо было задумчивое  и  крот-
кое. Иха тоже присела у ног спящего, обхватила их, прижалась лицом.
   С левой стороны, в скале, среди полустертых надписей виднелась  треу-
гольная, золотая дверца. Лось разгреб мхи и с трудом отворил ее. Это бы-
ло  древнее  жилище  хранителя  Порога  -  темная  пещерка  с  каменными
скамьями, очагом, высеченным в граните ложем. Сюда внесли  корзины.  Иха
покрыла пол циновкой, постлала постель для Аэлиты, налила масла в висев-
шую под потолком светильню и зажгла ее. Мальчик-механик  ушел  наверх  -
сторожить крылатую лодку.
   Аэлита и Лось сидели на краю обрыва. Солнце уходило за острые  верши-
ны. Резкие, длинные тени потянулись от гор, ломались в прорывах  ущелий.
Мрачно, бесплодно, дико было в этом краю, где некогда спасались от людей
древние Аолы.
   - Когда-то горы были покрыты растительностью,  -  сказала  Аэлита,  -
здесь паслись стада хашей, в ущельях шумели водопады. Тума умирает. Смы-
кается круг долгих, долгих тысячелетий. Быть может, мы - последние:  уй-
дем и тума опустеет. Так говорит мой учитель.
   Аэлита помолчала. Солнце  закатилось  невдалеке  за  драконий  хребет
скал. Яростная кровь заката полилась в высоту, в лиловую тьму.
   - Но сердце мое говорит иное, - Аэлита поднялась и пошла вдоль  обры-
ва, поднимая клочки сухого мха, веточки мертвых кустов. Собрав их в  по-
дол плаща, она вернулась к Лосю, сложила костер, принесла из пещеры све-
тильню и, опустившись на колени, подожгла травы. Костер затрещал, разго-
раясь.
   Тогда Аэлита вынула из-под плаща маленькую уллу и, сидя, опираясь ло-
ктем о поднятое колено, тронула струны. Они нежно, как пчелы, зазвенели.
Аэлита подняла  голову к проступающим во тьме ночи звездам и запела нег-
ромким, низким, печальным голосом: "Собери сухие травы, помет животных и
обломки ветвей, Сложи их прилежно. Ударь камнем в железо, - женщина, во-
дительница двух  душ. Высеки  искру,  - и запылает костер.  Сядь у огня,
протяни руки  к пламени. Муж  твой сидит по другую сторону пляшущих язы-
ков. Сквозь струи уходящего к звездам дыма Глаза мужчины глядят в темно-
ту твоего чрева,  в дно души. Его глаза ярче звезд, горячей огня, смелее
фосфорических глаз  ча. Знай,  - потухшим углем станет солнце,  укатятся
звезды с неба, погаснет злой Талцетл над миром, - Но ты, женщина, сидишь
у огня бессмертия, протянув к нему руки, И слушаешь голоса ждущих пробу-
ждения к жизни, - Голоса во тьме твоего чрева.

   ...............

   Костер догорал. Опустив уллу на колени, Аэлита глядела на угли, - они
озаряли красноватым жаром ее лицо.
   - По древнему обычаю, - сказала она почти сурово, - женщина,  спевшая
мужчине песню уллы - становится его женой.

   ЛОСЬ ЛЕТИТ НА ПОМОЩЬ ГУСЕВУ

   В полночь Лось выскочил из лодки на дворе  тускубовой  усадьбы.  Окна
дома были темны, - значит Гусев еще не вернулся. Покатая стена  освещена
звездами, голубоватые искры их поблескивали в черноте стекол. Из-за зуб-
цов крыши торчала острым углом странная тень. Лось вглядывался, - что бы
это могло быть? Мальчик-механик наклонился к нему и шепнул опасливо:
   - Не ходите туда.
   Лось вытащил из кобуры маузер. Втянул ноздрями холодноватый воздух. В
памяти встал огонь костра над пропастью, запах горящих трав.  Печальные,
одичавшие глаза Аэлиты... "Вернешься?" - спросила она, стоя  над  огнем.
"Исполни долг, борись, победи, но не забывай, - все это  лишь  сон,  все
тени... Здесь, у огня - ты жив, ты не умрешь.  Не  забывай,  вернись"...
Она подошла близко. Ее глаза у самых его глаз раскрывались  в  бездонную
ночь, полную звездной пыли: "Вернись, вернись ко мне, сын неба"...
   Воспоминание обожгло и погасло, - длилось всего секунду, покуда  Лось
расстегивал кобур револьвера. Вглядываясь в странную тень по ту  сторону
дома, над крышей, - Лось чувствовал, как мышцы его напрягаются,  горячая
кровь сотрясает сердце, - "борьба, борьба".
   Легко, прыжками, он побежал к дому. Прислушался, скользнул вдоль  бо-
ковой стены и заглянул за угол.
   Близ лестницы черного входа лежал, завалившись на бок,  разбитый  ко-
рабль. Одно его крыло поднималось над крышей к звездам... Лось  различил
два, затем - третий и четвертый, валяющиеся на траве мешки, -  это  были
трупы. В дому - темнота, тишина.
   "Неужели - Гусев?" Лось, не прикрываясь, подбежал к убитым: - "Нет  -
марсиане". Пятый лежал вниз головой на ступенях. -  Шестой  висел  среди
обломков корабля. Видимо, - были убиты выстрелами из дома.
   Лось взбежал на лестницу. Дверь была приоткрыта. Он вошел в дом.
   - Алексей Иванович, - позвал Лось. Было тихо. Он включил освещение, -
вспыхнул огнями весь дом. Подумал: - "неосторожно", - и сейчас же  забыл
об этом. Проходя под арками - поскользнулся в липкую, темную лужицу.
   - Алексей Иванович! - закричал Лось. Прислушался - тишина.  Тогда  он
прошел в узкое зальце с туманным зеркалом, сел в кресло, захватил ногтя-
ми подбородок:
   "Ждать его здесь? Бессмысленно. Лететь на помощь? Но  куда?  Чей  это
разбитый корабль? Мертвые не похожи на солдат, - скорее всего - рабочие.
Кто здесь дрался? Гусев? - люди Тускуба? - Лось откусил  ноготь.  -  Да.
Медлить нельзя".
   Он взял цифровую доску и включил зеркало: - "Площадь Дома  Совета.  -
Дернул за шнур, и сейчас же грохотом отшвырнуло его от  зеркала:  там  в
красноватом сиянии фонарей, летели клубы дыма, чиркали огненные вспышки,
искры. Вот, влетела, раскинув руки, в зеркало чья-то фигура, с  залитыми
кровью глазами.
   Лось дернул шнур. Отвернулся от экрана.
   "Неужели не даст знать - где искать его в этой каше?"
   Лось заложил руки за спину и ходил, ходил по узкому  зальцу.  Вздрог-
нул, остановился, живо обернулся, щелкнул предохранителем маузера. Из-за
двери, у самого пола, высовывалась голова, - красные вихры, красное мор-
щинистое лицо.
   Лось подскочил к двери. По ту ее сторону лежал у стены в луже крови -
марсианин. Лось взял его на руки, понес и положил в кресло. У  него  был
разодран живот. Облизнув губы, марсианин проговорил едва слышно:
   - Спеши, мы погибаем. Сын неба, спаси нас... Разожми мне руку...
   Лось разжал коченеющий кулачек умирающего, отодрал от ладони записоч-
ку. С трудом разобрал:
   "Посылаю за вами военный корабль и семь человек рабочих, - ребята на-
дежные. Я осаждаю Дом Совета. Спускайтесь рядом на площади,  где  башня.
Гусев".
   Лось нагнулся к раненому - спросить, что здесь произошло? Но  марсиа-
нин хрипел, дергаясь в кресле. Тогда Лось взял в ладони его голову, при-
жал к груди. Марсианин перестал хрипеть. Глаза его  выкатились  на  сына
неба. Ужас, блаженство осветило их: "Спаси"... Глаза подернулись  пылью,
оскалился рот.
   Лось застегнул куртку, обмотал шею шарфом. Пошел к  выходу.  Но  едва
отворил дверь, впереди, из-за остова корабля, метнулись синеватые искор-
ки, раздался слабый, режущий треск. Пулей сорвало шлем с головы Лося.
   Стиснув зубы, Лось кинулся вниз по лестнице, подскочил к кораблю, на-
валился плечом, - мускулы хрустнули, - и он опрокинул остов  корабля  на
тех, кто таились позади него в засаде.
   Раздался треск ломающегося металла, птичьи  крики  марсиан,  огромное
крыло мотнулось по воздуху и пришлепнуло уползавших из-под обломков. Все
же пригибающиеся фигуры побежали зигзагами по туманной лужайке. Лось од-
ним прыжком догнал их, выстрелил. Грохот маузера был  ужасен.  Ближайший
марсианин ткнулся в траву. Другой бросил ружье, присел, закрыл лицо  ру-
ками.
   Лось взял его за воротник серебристой куртки, и  поднял,  как  щенка.
Это был солдат. Лось спросил:
   - Ты послан Тускубом?
   - Да, сын неба.
   - Я тебя убью.
   - Хорошо, сын неба.
   - На чем вы прилетели? Где корабль?
   Вися перед страшным лицом сына неба, марсианин расширенными от  ужаса
глазами указал на деревья, в тени их стояла небольшая, военная лодка.
   - Ты видел в городе сына неба? Ты можешь его найти?
   - Да.
   - Вези.
   Лось вскочил в военную лодку. Марсианин сел к  рулям.  Взвыли  винты.
Ночной ветер кинулся навстречу. Закачались в черной высоте огромные, ди-
кие звезды. В ушах пело:
   "К тебе, к тебе, через огонь и борьбу, мимо звезд, мимо смерти, к те-
бе, любовь".

   ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГУСЕВА ЗА ИСТЕКШИЙ ДЕНЬ

   В десять часов утра Гусев вылетел из тускубовой  усадьбы  в  Соацеру,
имея на борту лодки - авиационную карту,  оружие,  довольствие  и  шесть
штук ручных гранат, - их он, тайно от Лося, захватил еще в Петербурге.
   В полдень Гусев увидел внизу Соацеру. Центральные улицы были  пустын-
ны. У дома Совета Инженеров на огромной, звездообразной  площади  стояли
военные корабли и войска, - тремя концентрическими полукругами.
   Гусев стал снижаться. И вот, его, очевидно, заметили. С площади снял-
ся шестикрылый, сверкающий, военный корабль,  -сверкающий,  военный  ко-
рабль, - трепеща в лучах солнца, взвился отвесно. Вдоль бортов его стоя-
ли серебристые фигурки. Гусев описал над кораблем круг. Осторо
   На корабле завертелись цветные колеса, зашевелились проволочные воло-
сы на мачте.
   Гусев перегнулся из лодки и погрозил  кулаком.  На  корабле  раздался
слабый крик. Серебристые фигурки  подняли  коротенькие  ружья.  Вылетели
желтенькие дымки. Запели пули. Отлетел кусок борта у лодки.
   Гусев выругался веселым матом. Поднял рули. Кинулся вниз на  корабль.
Пролетая вихрем над ним, бросил гранату. Он услышал, как позади  громых-
нул оглушительный взрыв. Выправил рули и  обернулся.  Корабль  неряшливо
перевертывался в воздухе, дымя и разваливаясь, и рухнул на крыши.
   С этого тогда все началось.
   Пролетая над городом, Гусев узнавал, виденные им в зеркале,  площади,
правительственные здания, арсенал, рабочие кварталы. У длинной,  фабрич-
ной стены волновалась,  точно  потревоженный  муравейник,  многотысячная
толпа марсиан. Гусев снизился. Толпа шарахнулась в сторону.  Он  сел  на
очищенное место, скаля зубы.
   Его узнали. Поднялись тысячи рук, заревели глотки: - "Магацитл, Мага-
цитл!". Толпа робко стала придвигаться. Он видел дрожащие лица,  умоляю-
щие глаза, полные слез, красные, как редиски, облезлые черепа.  Это  все
были - рабочие, чернь, беднота.
   Гусев вылез из лодки, вскинул на плечо мешок, широко провел рукой  по
воздуху:
   - С приветом, товарищи! - Стало тихо, как во сне. Гусев казался вели-
каном среди щуплого этого народца. - Разговаривать здесь собрались,  то-
варищи, или воевать? Если разговаривать - мне некогда, прощайте.
   По толпе пролетел тяжкий вздох.  Отчаянными  голосами  крикнули  нес-
колько марсиан и толпа подхватила их крики:
   - Спаси, спаси, спаси нас, сын неба!
   - Значит воевать хотите? - сказал Гусев и рявкнул хриплой глоткой.  -
Бой начался. Сейчас на меня напал военный корабль. Я сбил его к  чертям.
К оружию, за мной! - Он схватил воздух точно уздечку.
   Сквозь толпу протискался Гор (Гусев его сразу узнал). Гор  был  серый
от волнения, губы прыгали. Вцепился пальцами в грудь Гусеву:
   - Что вы говорите? Куда вы нас зовете? Нас уничтожат. У нас нет  ору-
жия. Нужны иные средства борьбы...
   Гусев отодрал от себя его руки:
   - Главное оружие - решиться. Кто решился - у того и  власть.  Не  для
того я с земли летел, чтобы здесь меня, как муху, застукали... Для  того
я с земли летел, чтобы научить вас  решиться.  Мохом  обросли,  товарищи
марсиане. Кому умирать не страшно - за мной. Где у вас арсенал? За  ору-
жием. Все за мной в арсенал!..
   - Айяй! - завизжали марсиане. Началась давка.  Гор  протянул  руки  к
толпе. Схватился за лицо.
   Так началось восстание. Вождь нашелся. Головы пошли кругом. Невозмож-
ное показалось возможным. Гор, медленно и научно подготовлявший  восста-
ние, и даже после вчерашнего медливший и не решавшийся,  -  вдруг  точно
проснулся. Он произнес двенадцать бешеных речей,  переданных  в  рабочие
кварталы туманными зеркалами. Сорок тысяч марсиан стали подтягиваться  к
арсеналу. Гусев разбил наступавших на небольшие кучки, и они  перебегали
под прикрытием домов, памятников, деревьев. Он распорядился поставить  у
всех контрольных экранов, по которым правительство следило за  движением
в городе, женщин и детей и велел им вяло, совсем  вяло  ругать  Тускуба.
Эта азиатская хитрость усыпила на некоторое  время  бдительность  прави-
тельства.
   Гусев боялся воздушной атаки военных кораблей. Чтобы хоть не  надолго
отвлечь внимание, он послал пять тысяч безоружных марсиан в центр  горо-
да: - кричать, просить теплой одежды, хлеба и хавры. Он сказал им:
   - Никто из вас оттуда живым не вернется. Это вы помните. Идите.
   Пять тысяч марсиан одною глоткой закричали:  - Айяй! - Развернули ог-
ромные зонтики  с надписями  и пошли умирать, запели унылым воем старую,
запретную песню: Под стеклянными крышами, Под железными арками, В камен-
ном горшке Дымится хавра. Нам весело, весело. Дайте-ка нам в руки камен-
ный горшок! Айяй!  Мы не вернемся В шахты, в каменоломни. Мы не вернемся
В страшные, мертвые коридоры. К машинам, машинам.  Жить мы хотим.  Айяй!
Жить! Дайте-ка нам в руки каменный горшок!
   Крутя огромные зонтики, со страшной песней они скрылись в узких  ули-
цах.
   Арсенал, низкое, квадратное здание, в старой части города, охранялось
небольшой воинской частью. Солдаты стояли полукругом  на  площади  перед
окованными бронзой воротами, прикрывая две странные машины из  проволоч-
ных спиралей, дисков и шаров (такую штуку Гусев видел в заброшенном  до-
ме). По множеству кривых переулочков наступающие подошли и обложили  ар-
сенал: стены его были отвесны и прочны.
   Выглядывая из-за углов, перебегая за деревьями, Гусев осмотрел  пози-
цию, - ясно: арсенал надо было брать в лоб, в ворота. Гусев велел  выво-
ротить в одном из подъездов бронзовую дверь  и  обмотать  ее  веревками.
Наступающим приказал кидаться лавой, визжать, - айяй, - как можно страш-
нее.
   Солдаты, охранявшие ворота, спокойно поглядывали на суету в переулоч-
ках, лишь машины были выдвинуты вперед и по их спиралям затрещал лилова-
тый свет. Указывая на них, марсиане жмурились и тихо свистали, -  "бойся
их, сын неба". Времени терять было нельзя.
   Гусев расставил ноги, взялся за веревки и поднял бронзовую  дверь,  -
была тяжела, но ничего, - нести можно. Так он прошел под прикрытием  до-
мовой стены до края площади, откуда - рукой  подать  до  ворот.  Шопотом
приказал своим: "Готовься". Вытер рукавом  лоб,  подумал:  "Эх,  рассер-
диться бы сейчас". Поднял дверь, прикрылся ею:
   - Даешь арсенал... Даешь, тудыть твою в душу, арсенал! - заорал он не
своим голосом и тяжело побежал по площади  к  солдатам.  Булькнуло  нес-
колько выстрелов, режущими разрывами ударило в дверь.  Гусев  зашатался.
Рассердился в серьез и побежал шибче, ругаясь скверными словами.  А  уже
вокруг завыли, завизжали марсиане, посыпались изо всех углов, подъездов,
из-за деревьев. В воздухе разорвался громовой шар. Но  хлынувшие  потоки
наступающих смяли и солдат и страшные машины.
   Гусев, ругаясь, добежал до ворот, и ударил в  замок  углом  бронзовой
двери. Ворота затрещали и распались. Гусев вбежал  на  квадратный  двор,
где рядами стояли военные, крылатые корабли.
   Арсенал был взят. Сорок тысяч марсиан получили оружие.  Гусев  соеди-
нился по зеркальному телефону с Домом Совета Инженеров и потребовал  вы-
дачи Тускуба.
   В ответ на это правительство послало воздушную эскадрилью - атаковать
арсенал. Гусев вылетел ей  навстречу  со  всем  флотом.  Корабли  прави-
тельства бежали. Их догнали, окружили и уничтожили над развалинами древ-
ней Соацеры. Корабли падали с неба к ногам гигантской статуи  Магацитла,
улыбающегося с закрытыми глазами. Свет заката мерцал на  его  чешуйчатом
шлеме.
   Небо было во власти восставших. Правительство  стягивало  полицейские
войска к Дому Совета. На крыше его были  поставлены  машины,  посылающие
огненные ядра, - круглые молнии. Часть  повстанческого  флота  была  ими
сбита с неба.
   К ночи Гусев осадил площадь Дома Советов, и стал строить баррикады  в
улицах, разбегающихся звездою от площади. "Научу я вас революции устраи-
вать, черти кирпичные", - говорил Гусев, показывая, как нужно  выворачи-
вать плиты из мостовой, валить деревья, срывать двери, набивать  рубашки
песком.
   Насупротив Дома Советов поставили две захваченные в арсенале машины и
стали бить из них огненными ядрами по войскам. Но правительство закутало
площадь магнитным полем.
   Тогда Гусев произнес последнюю за этот день речь, очень короткую,  но
выразительную, влез на баррикаду и швырнул, одну за другой,  три  ручных
гранаты. Сила их взрыва была ужасна, - метнулись три снопа пламени,  по-
летели в воздух камни, солдаты, куски машин, площадь закуталась пылью  и
едким дымом. Марсиане завыли и пошли на приступ.
   (Это была, именно, та минута, когда Лось взглянул в туманное  зеркало
в тускубовой усадьбе). Правительство сняло магнитное  поле,  и  с  обеих
сторон запрыгали над площадью, над дерущимися, затанцевали огненные  мя-
чики, лопаясь ручьями синеватого пламени. От  грохота  дрожали  мрачные,
пирамидальные дома.
   Бой продолжался недолго. По площади, покрытой трупами, Гусев  ворвал-
ся, во главе отборного отряда, в Дом Советов. Дом был пуст. Тускуб и все
инженеры бежали.

   ПОВОРОТ СОБЫТИЙ

   Войска повстанцев заняли все важнейшие пункты города,  указанные  Го-
ром. Ночь была прохладная. Марсиане мерзли на постах. Гусев распорядился
зажечь костры. Это показалось неслыханным: - вот уже тысячу лет в городе
не зажигалось огня, - о пляшущем пламени пелось лишь в древней песне.
   Перед Домом Совета Гусев сам зажег первый костер из обломков  мебели.
"Улла, улла", - тихими голосами завыли марсиане, окружив огонь.  И  вот,
костры запылали на всех площадях. Красноватый свет оживил  колеблющимися
тенями покатые стены домов, мерцал в окнах.
   За окнами появились голубоватые лица, - тревожно, в тоске, всматрива-
лись они в невиданные огни, в  мрачные,  оборванные  фигуры  повстанцев.
Многие из домов опустели этой ночью.
   Было тихо в городе. Только потрескивали  костры,  звенело  оружие,  -
словно возвратились на пути свои тысячелетия, снова начался  томительный
их полет. Даже мохнатые звезды над улицами, над кострами казались иными,
- невольно сидящий у огня поднимал  голову  и  всматривался  в  забытый,
словно оживший их рисунок.
   Гусев облетал на крылатом  седле  расположения  войск.  Он  падал  из
звездной темноты на площадь и ходил по ней, бросая гигантскую  тень.  Он
казался истинным сыном неба, истуканом,  сошедшим  с  каменного  цоколя.
"Магацитл, Магацитл", - в суеверном ужасе шептали марсиане. Многие впер-
вые видели его и подползали, чтобы коснуться. Иные плакали детскими  го-
лосами: - "Теперь мы не умрем... Мы станем счастливы... Сын неба  принес
нам жизнь".
   Худые тела, прикрытые пыльной, однообразной для всех, одеждой, морщи-
нистые, востроносенькие, дряблые лица, печальные глаза, веками  приучен-
ные к мельканию колес, к сумраку шахт, тощие руки, неумелые в  движениях
радости и смелости, - руки, лица, глаза с искрами костров -  тянулись  к
сыну неба.
   - Не робей, не робей, ребята. Гляди веселей, - говорил  им  Гусев,  -
нет такого закону, чтобы страдать безвинно до скончания века, -  не  ро-
бей. Одолеем - заживем не плохо.

   Поздно ночью Гусев вернулся в Дом Совета, - продрог и был голоден.  В
сводчатом зальце, под низкими золотыми арками, спали на полу, посапывая,
десятка два марсиан, увешанные оружием. Зеркальный пол был заплеван  же-
ваной хаврой. Посреди зальца на патронных жестянках сидел  Гор  и  писал
при свете электрического фонарика. На столе валялись открытые банки кон-
сервов, фляжки, корки хлеба.
   Гусев присел на угол стола и стал есть - жадно, вытер руку  о  штаны,
хлебнул из фляжки, крякнул, - сказал простуженным басом:
   - Положение скверное.
   Гор поднял на него покрасневшие глаза, оглядел окровавленную  тряпку,
обмотанную вокруг головы Гусева, его крепко жующее,  скуластое  лицо,  -
усы торчком, раздутые ноздри.
   - Не могу добиться, - куда,  к  дьяволу,  девались  правительственные
войска, - сказал Гусев, - валяется на площади ихних сотни три,  а  войск
было не меньше пятнадцати тысяч. Провалились. Попрятаться не могли, - не
иголка. Если бы прорвались, - я бы знал. Скверное положение. Каждую  ми-
нуту неприятель может в тылу очутиться.
   - Тускуб, правительство, остатки войск и часть населения ушли в лаби-
ринты царицы Магр под город, - сказал Гор.
   Гусев соскочил со стола:
   - Почему же вы молчите?
   - Преследовать Тускуба бесполезно. Сядьте и ешьте, сын неба.  -  Гор,
морщась, достал из-под одежды красноватую, как перец, пачку сухой хавры,
засунул ее за щеку, и медленно жевал. Глаза его покрылись влагой, потем-
нели, морщины разошлись. - Несколько тысячелетий тому назад мы не строи-
ли больших домов, мы не могли их отапливать, -  электричество  было  нам
неизвестно. В зимние стужи население уходило под поверхность  марса,  на
большую глубину. Огромные залы, приспособленные из прорытых водою пещер,
колоннады, тоннели, коридоры - согревались внутренним жаром  планеты.  В
жерлах вулканов жар был настолько велик, что мы воспользовались  им  для
добывания пара. До сих пор на некоторых островах еще работают неуклюжие,
паровые машины тех времен. Тоннели, соединяющие подпочвенные города, тя-
нутся почти подо всей планетой. Искать Тускуба в этом лабиринте бессмыс-
ленно. Он один знает планы и тайники Лабиринта царицы Магр,  -  "Повели-
тельницы двух Миров", владевшей некогда всем марсом. Из-под Соацеры сеть
тоннелей ведет к пятистам живым городам и к более тысячи мертвым, вымер-
шим. Там, повсюду, склады оружия, гавани воздушных кораблей.  Наши  силы
разбросаны, мы плохо вооружены. У Тускуба - армия, на его стороне - вла-
дельцы сельских поместий, плантаторы хавры, и все те, кто  тридцать  лет
тому назад, после опустошительной войны, стали собственниками  городских
домов. Тускуб умен и вероломен. Он нарочно вызвал  все  эти  события,  -
чтобы навсегда раздавить остатки сопротивления... Ах, золотой век!.. Зо-
лотой век!..
   Гор замотал одурманенной головой. На щеках его выступили лиловые пят-
на. Хавра сильно начинала действовать на него.
   - Тускуб мечтает о золотом веке: - открыть последнюю  эпоху  Марса  -
золотой век. Избранные войдут в него, только достойные  блаженства.  Ра-
венство недостижимо, равенства нет. Всеобщее счастье - бред сумасшедших,
пьяных хаврой. Тускуб сказал: - жажда равенства  и  всеобщая  справедли-
вость - разрушают высшие достижения цивилизации. - На губах у Гора пока-
залась красноватая пена. - Итти  назад,  к  неравенству,  к  совершенной
несправедливости! Пусть на нас кинутся, как ихи, - минувшие века.  Зако-
вать рабов, приковать к машинам, к станкам, в шахтах... Пусть -  полнота
скорби. И у блаженных - полнота счастья... Вот -  золотой  век.  Скрежет
зубов и мрак. И высшее наслаждение, упоение. Будь прокляты  отец  мой  и
мать! Родиться на свет! Будь прокляты!
   Гусев глядел на него, шибко жевал папироску:
   - Ну, я вам скажу, - вы дожили здесь...
   Гор долго молчал, согнувшись на  патронных  жестянках,  как  древний,
древний старик.
   - Да, сын неба. Мы, населяющие древнюю Туму,  не  разрешили  загадки.
Сегодня я видел вас в бою. В вас огнем пляшет веселье.  Вы  мечтательны,
страстны и беспечны. Вам, сынам земли, когда-нибудь  разгадать  загадку.
Но мы - стары. В нас пепел. Мы упустили свой час.
   Гусев подтянул кушак:
   - Ну, хорошо. Завтра предполагаете что делать?
   - На утро нужно отыскать по зеркальному телефону Тускуба  и  войти  с
ним в переговоры о взаимных уступках...
   - Вы, товарищ, целый час чепуху несете, - перебил Гусев,  -  вот  вам
диспозиция на завтра: вы объявите всему Марсу, что власть перешла к нам.
Требуйте безусловного подчинения. А я подберу молодцов и со всем  флотом
двину прямо на полюсы, захвачу электромагнитные станции. Немедленно нач-
ну телеграфировать земле, в Москву, чтобы  слали  нам  подкрепление  как
можно скорее. В полгода они аппараты построят, а лететь всего...
   ...Гусев пошатнулся и тяжело сел на стол. Весь дом дрожал. Из темноты
сводов посыпались лепные украшения. Спавшие на полу  марсиане  вскочили,
озираясь. Новая, еще более сильная, дрожь потрясла дом. Зазвенели разби-
тые стекла. Распахнулись двери. Низкий, усиливающийся раскатами,  грохот
наполнил зал. Раздались крики на площади, выстрелы.
   Марсиане, кинувшиеся к дверям, - попятились, раздались. Вошел сын не-
ба, Лось. Трудно было узнать его лицо: - огромные глаза ввалились, - бы-
ли темны, странный свет шел из его глаз. Марсиане пятились от него,  са-
дились на корточки. Белые волосы его стояли дыбом.
   - Город окружен, - сказал Лось громко и твердо, - небо  полно  огнями
кораблей. Тускуб взрывает рабочие кварталы.

   КОНТР-АТАКА

   Лось и Гор выходили в эту минуту на  лестницу  дома,  под  колоннаду:
раздался второй взрыв. Синеватым веером взлетело пламя в северной сторо-
не города. Отчетливо стали видны вздымающиеся клубы дыма и пепла.  Вслед
грохоту - пронесся вихрь. Багровое зарево ползло на полнеба.
   Теперь ни одного крика не раздалось на звездообразной площади, полной
войск. Марсиане молча глядели на зарево. Рассыпались в прах  их  жилища,
их семьи. Улетали надежды клубами черного дыма.
   Гусев, после короткого совещания с Лосем и Гором, распорядился приго-
товить воздушный флот к боюфлот к бою. Все корабли были в арсенале. Лишь
пять этих огромных стрекоз лежало на площади. Гусев послал их в  развед-
ку. Корабли взвились, - блеснули огнем и
   Из арсенала ответили, что приказание получено и посадка войск на  ко-
рабли началась. Прошло неопределенно много времени. Дымное зарево разго-
ралось. Было зловеще и тихо в городе. Гусев поминутно посылал марсиан  к
зеркальному телефону торопить посадку. Сам он огромной тенью мотался  по
площади, хрипло кричал, строя беспорядочные скопления войск  в  колонны.
Подходя к лестнице, ощеривался, - усы вставали дыбом:
   - Да скажите вы им в арсенале, - следовало непонятное Гору выражение,
- скорее, скорее...
   Гор ушел к телефону. Наконец, была получена телефонограмма,  что  по-
садка окончена, корабли снимаются. Действительно, невысоко над  городом,
в густом зареве, появились парящие стрекозы. -  Гусев,  расставив  ноги,
задрав голову, с удовольствием глядел на эти  журавлиные  линии.  В  это
время раздался третий, наиболее сильный, взрыв.
   Мечи синеватого пламени пронизали путь кораблям, - они взлетели, зак-
ружились и исчезли. На месте их поднялись снопы праха, клубы дыма.
   Между колонн появился Гор. Голова его ушла в плечи. Лицо дрожало, рот
растянулся. Когда утих грохот взрыва, Гор сказал:
   - Взорван арсенал. Флот погиб.
   Гусев сухо крякнул, - стал грызть усы. Лось стоял, прижавшись  затыл-
ком к колонне, глядел на зарево. Гор поднялся на цыпочках к его остекля-
невшим глазам:
   - Нехорошо будет тем, кто останется сегодня в живых. Но мы, мы -  ви-
новаты? Сын неба, - мы виноваты?
   Лось не ответил. Гусев упрямо мотнул головой  и  сбежал  на  площадь.
Раздалась его команда. И вот, колонна за колонной пошли марсиане в  глу-
бину улиц, на баррикады. Крылатая тень Гусева пролетела в седле над пло-
щадью, крича сверху:
   - Живей, живей поворачивайся, черти дохлые!
   Площадь опустела. Огромный сектор пожарища освещал теперь  приближаю-
щиеся с противоположной стороны линии стрекоз:  они  взлетали  волна  за
волной из-за горизонта и плыли над городом. Это были корабли Тускуба.
   Гор сказал:
   - Бегите, сын неба, вы еще можете спастись.
   Лось только пожал плечом. Корабли приближались, снижались.  Навстречу
им из темноты улиц взвился огненный шар, - второй, третий. Это  стреляли
круглыми молниями машины повстанцев. Вереницы крылатых  галер  описывали
круг над площадью и, разделяясь, плыли над улицами, над  крышами.  Непе-
реставаемые вспышки выстрелов озаряли их борта. Одна  галера  переверну-
лась и, падая, застряла изломанными крыльями между крыш.  Иные  садились
на углах площади, высаживали солдат в серебристых куртках. Солдаты бежа-
ли в улицы. Началась стрельба из окон, из-за углов. Летели камни. Кораб-
лей налетало все больше, непереставая скользили багровые тени по  площа-
ди.
   Лось увидел, - невдалеке, на уступчатой террасе дома, поднялась  пле-
чистая фигура Гусева. Пять-шесть кораблей сейчас же повернули в его сто-
рону. Он поднял над головой огромный камень и швырнул его в ближайшую из
галер. Сейчас же сверкающие крылья закрыли его со всех сторон.
   Тогда Лось побежал туда через площадь, - почти летел, как во сне. Над
ним, сердито ревя винтами, треща, озаряясь вспышками, закружились кораб-
ли. Он стиснул зубы, глаза пронзительно, зорко отмечали каждую мелочь.
   Несколькими прыжками Лось миновал площадь, и снова увидал на  террасе
углового дома - Гусева. Он был облеплен лезущими на него со всех  сторон
марсианами, - ворочался, как медведь, под этой живой кучей,  расшвыривал
ее, молотил кулаками. Оторвал одного от горла, швырнул в воздух, и пошел
по террасе, волоча их всех за собой. И упал.
   Лось закричал громким голосом. Цепляясь за выступы домов, поднялся на
террасу. Снова из кучи визжащих тел  появилась  выпученная,  с  разбитым
ртом, голова Гусева. Несколько солдат вцепились в Лося. С омерзением  он
отшвырнул их, кинулся к ворочающейся куче и стал раскидывать  солдат,  -
они летели через балюстраду, как щенки. Терраса опустела. Гусев  силился
подняться, - голова его моталась. Лось взял его на руки, - он был не тя-
желее годовалого ребенка, - вскочил в раскрытую дверь, - и положил Гусе-
ва на ковер в низенькой комнате, освещенной заревом.
   Гусев хрипел. Лось вернулся к двери. Мимо террасы проплывали корабли,
проплывали высматривающие востроносые лица. Надо было ожидать нападения.

   - Мстислав Сергеевич, - позвал Гусев; он теперь сидел, трогая голову,
и плюнул кровью, - всех наших побили... Мстислав Сергеевич, что  же  это
такое?.. Как налетели, налетели, начали косить... Кто убитый, кто попря-
тался. Один я остался... Ах, жалость!..
   Он поднялся, дуром ткнулся  по  комнате,  шатаясь  остановился  перед
бронзовой статуей, видимо, какого-то знаменитого марсианина. - Ну, пого-
ди! - схватил статую и кинулся к двери.
   - Алексей Иванович, зачем?
   - Не могу. Пусти.
   Он появился на террасе.  Из-за  крыльев  проплывавшего  мимо  корабля
блеснули выстрелы. Затем, раздался удар, треск. - Ага! - закричал Гусев.
Лось втащил его в комнату, захлопнул дверь.
   - Алексей Иванович, поймите - мы разбиты, все кончено. Нужно  спасать
Аэлиту.
   - Да что вы ко мне с бабой вашей лезете!..
   Он быстро присел, схватился за лицо, засопел, топнул ногой,  и  точно
доску внутри его стали разрывать:
   - Ну и пусть кожу с меня дерут.  Неправильно  все  на  свете.  Непра-
вильная эта планета, будь она проклята! "Спаси, говорят,  спаси  нас"...
Цепляются... "Нам говорят, хоть бы как-нибудь да пожить. Пожить!.."  Что
же я могу... Вот - кровь свою пролил. Задавили. Мстислав  Сергеевич,  ну
ведь сукин же я сын, - не могу я этого видеть... Зубами мучителей разор-
ву...
   Он опять засопел и пошел к двери. Лось взял его за плечи,  встряхнул,
твердо взглянул в глаза:
   - То, что произошло - кошмар и бред. Идем. Может быть, мы  пробьемся.
Домой, на землю.
   Гусев мазнул кровь и грязь по лицу:
   - Идем!
   Они вышли из комнаты на кольцеобразную площадку, висящую над  широким
колодцем. Винтовая лесенка спиралью  уходила  вниз  по  внутреннему  его
краю. Тусклый свет зарева проникал сквозь стеклянную крышу в  эту  голо-
вокружительную глубину.
   Лось и Гусев стали спускаться по узкой лесенке, - там внизу было  ти-
хо. Но наверху все сильнее трещали выстрелы, скрипели, задевая о  крышу,
днища кораблей. Видимо, началась атака на последнее прибежище сынов  не-
ба.
   Лось и Гусев бежали по бесконечным спиралям. Свет тускнел. И вот  они
различили внизу маленькую фигурку. Она едва ползла навстречу.  Останови-
лась, слабо крикнула:
   - Они сейчас ворвутся. Спешите. Внизу - ход в лабиринт.
   Это был Гор, раненый в голову. Облизывая губы, он сказал:
   - Идите большими тоннелями. Следите за знаками на  стенах.  Прощайте.
Если вернетесь на землю - расскажите о нас. Быть может, вы на земле  бу-
дете счастливы. А нам - ледяные пустыни, смерть, тоска... Ах, мы упусти-
ли час... Нужно было свирепо и  властно,  властно  и  милосердно  любить
жизнь...
   Внизу послышался шум. Гусев побежал вниз. Лось хотел было  увлечь  за
собой Гора, но марсианин стиснул зубы, вцепился в перила:
   - Идите. Я хочу умереть.
   Лось догнал Гусева. Они миновали последнюю  кольцеобразную  площадку.
От нее лесенка круто  опускалась  на  дно  колодца.  Здесь  они  увидели
большую, каменную плиту с ввернутым кольцом, - с трудом приподняли ее: -
из темного отверстия подул сухой ветер.
   Гусев соскользнул вниз первым. Лось, задвигая за собой плиту, увидел,
как на кольцеобразной площадке появились едва различаемые в красном сум-
раке фигуры солдат. Они побежали вверх по винтовой лестнице. Гор  протя-
нул им руки, и упал под ударами.

   ЛАБИРИНТ ЦАРИЦЫ МАГР

   Лось и Гусев, протянув руки, осторожно двигались в затхлой  и  душной
темноте.
   - Заворачиваем.
   - Узко?
   - Широко, руки не достают.
   - Опять какие-то колонны.
   Не менее трех часов прошло с тех пор, когда они  спустились  в  лаби-
ринт. Спички были израсходованы. Фонарик Гусев обронил еще во время дра-
ки. Они двигались в непроглядной немой тьме.
   Тоннели бесконечно разветвлялись, скрещивались,  уходили  в  глубину.
Слышался иногда четкий, однообразный шум  падающих  капель.  Расширенные
глаза различали неясные, сероватые очертания, - но эти зыбкие пятна были
лишь галлюцинациями темноты.
   - Стой.
   - Что?
   - Дна нет.
   Они стали, прислушиваясь. В лицо им тянул слабый, сухой ветерок.  Из-
далека, словно из глубины доносились какие-то вздохи, - вдыхание и выды-
хание. Неясной тревогой они чувствовали, что перед ними - пустая  глуби-
на. Гусев пошарил под ногами камень и бросил его в темноту. Спустя много
секунд донесся слабый звук падения.
   - Провал.
   - А что это дышит?
   - Не знаю.
   Они повернули и встретили стену. Шарили  направо,  налево,  -  ладони
скользили по обсыпающимся трещинам, по выступам сводов.  Край  невидимой
пропасти был совсем близко от стены, - то справа,  то  слева,  то  опять
справа. Они поняли, что закружились и не найти прохода, по которому выш-
ли на этот узкий карниз.
   Они прислонились рядом, плечо к плечу, к шершавой стене. Стояли, слу-
шая усыпительные вздохи из глубины.
   - Конец, Алексей Иванович?
   - Да, Мстислав Сергеевич, видимо - конец.
   После молчания Лось спросил странным голосом, негромко:
   - Сейчас - ничего не видите?
   - Нет.
   - Налево, далеко.
   - Нет, нет.
   Лось прошептал что-то про себя, переступил с ноги на ногу.
   - Все потому, что уперлись лбом в смерть, - сказал он, - ни  уйти  от
нее, ни понять ее, ни преодолеть.
   - Вы про кого это?
   - Про них. Да и про нас.
   Гусев тоже переступил, вздохнул.
   - Вон она, слышите, дышит.
   - Кто, - смерть?
   - Чорт ее знает кто. Конечно - смерть. -  Гусев  заговорил  словно  в
раздумьи. - Я об ней много думал, Мстислав Сергеевич. Лежишь  в  поле  с
винтовкой, дождик, темно, почти что, как здесь. О чем ни думай -  все  к
смерти вернешься. И видишь себя, - валяешься ты оскаленный,  окоченелый,
как обозная лошадь с боку дороги. Не знаю я, что будет после  смерти,  -
этого не знаю. Это - особенное. Но мне  здесь,  покуда  я  живой,  нужно
знать: падаль я лошадиная, или я человек? Или это все равно? Или это  не
все равно? Когда буду умирать - глаза  закачу,  зубы  стисну,  судорогой
сломает, - кончился... в эту минуту - весь свет, все, что я моими глаза-
ми видел - перевернется или не думал, Мстислав Сергеевич. Лежишь в  поле
с винтовкой, дождик, темно, почти что, как здесь. О чем ни думай - все к
смерти вернешься. И видишь себя, - валяешься ты оскаленный,  окоченелый,
как обозная лошадь с боку дороги. Не знаю я, что будет после  смерти,  -
этого не знаю. Это - особенное. Но мне  здесь,  покуда  я  живой,  нужно
знать: падаль я лошадиная, или я человек? Или это все равно? Или это  не
все равно? Когда буду умирать - глаза  закачу,  зубы  стисну,  судорогой
сломает, - кончился... в эту минуту - весь свет, все, что я моими глаза-
ми видел - перевернется или не перевернется? Вот что страшно, -  валяюсь
я мертвый, оскаленный, - это я-то, ведь я себя с трех лет помню, и  меня
- нет, а все на свете продолжает итти  своим  порядком?  Это  непонятно.
Неправильно. Должно все перевернуться, если я умер. С 914 людей  убиваем
и мы привыкли, - что такое человек? приложился в него из  винтовки,  вот
тебе и человек. Нет, Мстислав Сергеевич, это не так просто. За семь  лет
свет разве не перевернулся? Как шубу - кверху мехом - его вывернули. Это
мы когда-нибудь заметим. Так-то. Я знаю - в смертный  час  мой,  -  небо
затрещит, разорвется. Убить меня - свет пополам разодрать. Нет, я не па-
даль. Я ночью, раз, на возу лежал, раненый, кверху носом,  -  поглядываю
на звезды. Тоска, тошно. Вошь, думаю, да я,  -  не  все  ли  равно.  Вше
пить-есть хоч
   - Она здесь, - сказал Лось тем же странным голосом.
   В это время, издалека, по бесчисленным тоннелям пошел грохот.  Задро-
жал карниз под ногами, дрогнула стена. Посыпались в  тьму  камни.  Волны
грохота прокатились и, уходя, затихли. Это  был  седьмой  взрыв.  Тускуб
держал свое слово. По отдаленности взрыва можно было определить, что Со-
ацера осталась далеко на западе.
   Некоторое время шуршали падающие камешки. Стало тихо, еще тише. Гусев
первый заметил, что прекратились вздохи в  глубине.  Теперь  оттуда  шли
странные звуки, - шорох, шипение, казалось - там закипала какая-то  мяг-
кая жидкость. Гусев теперь точно обезумел, - раскинул руки  по  стене  и
побежал, вскрикивая, ругаясь, отшвыривая камни.
   - Карниз кругом идет. Слышите? Должен быть выход. Чорт,  голову  рас-
шиб! - Некоторое время он двигался молча, затем проговорил взволнованно,
откуда-то - впереди Лося, продолжавшего неподвижно  стоять  у  стены:  -
Мстислав Сергеевич... ручка... включатель.
   Раздался визжащий, ржавый скрип. Ослепительный желтоватый свет вспых-
нул под низким, кирпичным куполом. Ребра плоских его сводов упирались  в
узкое кольцо карниза, висящего над круглой, метров десять в поперечнике,
шахтой.
   Гусев все еще держался за рукоятку электрического включателя.  По  ту
сторону шахты, под аркой купола, привалился к  стене  Лось.  Он  ладонью
закрыл глаза от режущего света. Затем, Гусев увидел, как Лось отнял руку
и взглянул вниз, в шахту. Он низко нагнулся, вглядываясь. Рука его  зат-
репетала, точно пальцы что-то стали встряхивать. Он поднял голову, белые
его волосы стояли сиянием, глаза расширились, как от смертельного ужаса.

   Гусев крикнул ему, - что? - и только тогда взглянул вглубь  кирпичной
шахты. Там колебалась, перекатывалась коричнево-бурая шкура. От нее  шло
это шипение, шуршание, усиливающийся, зловещий шорох. Шкура поднималась,
вспучивалась. Вся она была покрыта обращенными к свету глазами, мохнаты-
ми лапами...
   - Смерть! - закричал Лось.
   Это было огромное скопление пауков. Они видимо,  плодились  в  теплой
глубине шахты, поднимаясь и опускаясь всею массой. Теперь, потревоженные
упавшими с купола кирпичами, - сердились и вспучивались, поднимались  на
поверхность. Вот, один из них на задранных углами лапах побежал по  кар-
низу.
   Вход на карниз был неподалеку от Лося. Гусев закричал: -  Беги!  -  и
сильным прыжком перелетел через шахту, царапнув  черепом  по  купольному
своду, - упал на корточки около Лося, схватил его за руку  и  потащил  в
проход, в тоннель. Побежали, что было силы.
   Редко один от другого горели под сводами тоннеля пыльные фонари. Гус-
тая пыль лежала на полу, в щелях стен, на порогах узких дверей,  ведущих
в иные переходы. Гусев и Лось долго шли по этому коридору. Он  окончился
залой, с плоскими сводами, с низкими колоннами. Посреди стояла  полураз-
рушенная статуя женщины с жирным и свирепым лицом. В глубине чернели от-
верстия жилищ. Здесь тоже лежала пыль, - на статуе царицы Магр, на  сту-
пенях, на обломках утвари.
   Лось остановился, глаза его были остекляневшие, расширенные:
   - Их там миллионы, - сказал он, оглянувшись, - они ждут, их час  при-
дет, они овладеют жизнью, населят Марс...
   Гусев увлек его в наиболее широкий, выходящий из залы, тоннель. Фона-
ри горели редко и тускло. Шли долго. Миновали крутой мост, переброшенный
через широкую щель, - на дне ее лежали мертвые суставы гигантских машин.
Далее - опять потянулись пыльные, серые стены.  Уныние  легло  на  душу.
Подкашивались ноги от усталости. Лось несколько раз повторил тихим голо-
сом:
   - Пустите меня, я лягу.
   Сердце его переставало биться. Ужасная  тоска  овладевала  им,  -  он
брел, спотыкаясь, по следам Гусева, в пыли. Капли холодного  пота  текли
по лицу. Лось заглянул туда, откуда не может быть возврата. И,  все  же,
еще более мощная сила отвела его от той черты, и он тащился,  полуживой,
в пустынных, бесконечных коридорах.
   Тоннель круто завернул. Гусев вскрикнул. В  полукруглой  рамке  входа
открылось их глазам кубово-синее, ослепительное небо и сияющая льдами  и
снегами вершина горы, - столь памятная Лосю. Они вышли из лабиринта близ
тускубовой усадьбы.

   ХАО

   - Сын неба, сын неба, - позвал тоненький голос. Гусев и Лось подходи-
ли к усадьбе со стороны рощи. Из лазурных зарослей высунулось  востроно-
сое личико. Это был механик Аэлиты, мальчик в серой шубке. Он  всплеснул
руками и стал приплясывать, личико у него морщилось, как у тапира. Разд-
винув ветви, он показал спрятанную среди развалин цирка крылатую лодку.
   Он рассказал: - ночь прошла спокойно, перед рассветом раздался  отда-
ленный грохот и появилось зарево. Он подумал,  что  сыны  неба  погибли,
вскочил в лодку и полетел в убежище Аэлиты. Она также слышала взрыв, и с
высоты скалы глядела на пожарище. Она  сказала  мальчику,  -  вернись  в
усадьбу и жди сына неба, если тебя схватят слуги Тускуба, - умри  молча;
если сын неба убит, проберись к его трупу, найди на нем каменный флакон-
чик, привези мне.
   Лось, стиснув зубы, выслушал рассказ мальчика.  Затем  Лось  и  Гусев
пошли к озеру, смыли с себя кровь и пыль. Гусев вырезал из крепкого  де-
рева дубину, без малого с лошадиную ногу.
   Сели в лодку, взвились в сияющую синеву.

   Гусев и механик завели лодку в пещеру, легли  у  входа  и  развернули
карту. В это время, сверху, со скал, скатилась  Иха.  Глядя  на  Гусева,
взялась за щеки. Слезы ручьем лились у нее из влюбленных глаз. Гусев ра-
достно засмеялся.
   Лось один спустился в пропасть к Священному Порогу. Будто крыло ветра
несло его по крутым лесенкам, через узкие переходы и мостики. Что  будет
с Аэлитой, с ним, спасутся ли они, погибнут? - он не соображал:  начинал
думать и бросал. Главное, потрясающее будет то, что сейчас он снова уви-
дит "рожденную из света звезд". Лишь заглядеться на худенькое, голубова-
тое лицо, - забыть себя в волнах радости, в находящих волнах радости.
   Стремительно перебежав в облаках пара горбатый мост над пещерным озе-
ром, Лось, как и в прошлый раз, увидел по ту сторону низких колонн  лун-
ную перспективу гор. Он осторожно вышел на площадку,  висящую  над  про-
пастью. Поблескивал тусклым золотом Священный Порог. Было знойно и тихо.
Лосю хотелось с умилением, с нежностью поцеловать рыжий мох, прах, следы
ног на этом последнем прибежище любви.
   Глубоко внизу поднимались бесплодные  острия  гор.  В  густой  синеве
блестели льды. Пронзительная тоска сжало сердце. Вот - пепел костра, вот
примятый мох, где Аэлита пела песню уллы.  Хребтатая  ящерица,  зашипев,
побежала по камням, и застыла, обернув головку.
   Лось подошел к скале, к треугольной дверце, - приоткрыл ее и, нагнув-
шись, вошел в пещеру.
   Освещенная с потолка светильней, спала среди белых подушечек, под бе-
лым покрывалом - Аэлита. Она лежала навзничь, закинув  голый  локоть  за
голову. Худенькое лицо ее  было  печальное  и  кроткое.  Сжатые  ресницы
вздрагивали, - должно быть, она видела сон.
   Лось опустился у ее изголовья и глядел, умиленный и взволнованный, на
подругу счастья и скорби. Какие бы муки он вынес сейчас,  чтобы  никогда
не омрачилось это дивное лицо, чтобы остановить гибель прелести, юности,
невинного дыхания, - она дышала, и прядка волос, лежавшая на щеке,  под-
нималась и опускалась.
   Лось подумал о тех, кто в темноте лабиринта дышит, шуршит и  шипит  в
глубоком колодце, ожидая часа. Он застонал от  страха  и  тоски.  Аэлита
вздохнула, просыпаясь. Ее глаза, на минуту еще бессмысленные, глядели на
Лося. Брови удивленно поднялись. Обеими руками она оперлась о подушки  и
села.
   - Сын неба, - сказала она нежно и тихо, - сын мой, любовь моя...
   Она не прикрыла наготы, лишь краска смущения взошла ей  на  щеки.  Ее
голубоватые плечи, едва развитая грудь, узкие бедра казались  Лосю  рож-
денными из света звезд. Лось продолжал стоять на коленях  у  постели,  -
молчал, потому что слишком велико было страдание - глядеть на возлюблен-
ную. Горьковато-сладкий запах шел на него грозовой темнотой.
   - Я видела тебя во сне, - сказала Аэлита, - ты нес меня на  руках  по
стеклянным лестницам, уносил все выше. Я  слышала  стук  твоего  сердца.
Кровь била в него и сотрясала. Томление охватило меня. Я ждала, -  когда
же ты остановишься, когда кончится томление? Я  хочу  узнать  любовь.  Я
знаю только тяжесть и ужас томления... Ты разбудил меня, - она  замолча-
ла, брови поднялись выше. - Ты глядишь так странно. Ты же не  чужой?  Ты
не враг?
   Она стремительно отодвинулась в дальний край постели. Блеснули ее зу-
бы. Лось тяжело проговорил:
   - Иди ко мне.
   Она затрясла головой. Глаза ее становились дикими.
   - Ты похож на страшного ча.
   Он сейчас же закрыл лицо рукой, весь  сотрясся,  пронизанный  усилием
воли, и оттого невидимое пламя охватило его, как огонь, пожирающий сухой
кус невидимое пламя охватило его, как огонь, пожирающий сухой куст. Гус-
тая и мутная тяжесть отлегла, - в нем
   - Что?
   - Не бойся, любовь моя.
   Она придвинулась и опять прошептала:
   - Я боюсь Хао. Я умру.
   - Нет, нет. Смерть - иное. Я бродил ночью по лабиринту, я  видел  ее.
Но я зову тебя - любовь. Стать одной жизнью, одним  круговоротом,  одним
пламенем. Иначе - смерть, тьма. Мы  исчезнем.  Но  это  -  живой  огонь,
жизнь. Не бойся Хао, сойди...
   Он протянул к ней руки. Аэлита мелко, мелко дрожала, ресницы ее опус-
кались, внимательное личико осунулось. Вдруг, так же  стремительно,  она
поднялась на постели и дунула на светильник.
   Ее пальцы запутались в снежных волосах Лося.
   - Аэлита, Аэлита, - видишь - черный огонь!

   За дверью пещеры раздался шум,  будто  жужжание  множества  пчел.  Ни
Лось, ни Аэлита не слышали его. Воющий шум усиливался. И вот, из пропас-
ти медленно поднялся военный корабль, царапая носом о скалы.
   Корабль повис в уровень с площадкой. На край ее с борта упала  лесен-
ка. По ней сошли Тускуб и отряд солдат в панцырях, в бронзовых шапках.
   Солдаты стали полукругом перед пещерой. Тускуб подошел к  треугольной
дверце и ударил в нее золотым набалдашником трости.
   Лось и Аэлита спали глубоким сном. Тускуб обернулся к солдатам и при-
казал, указывая тростью на пещеру:
   - Возьмите их.

   БЕГСТВО

   Военный корабль кружился некоторое время над скалами Священного Поро-
га, затем - ушел в сторону Азоры, и где-то сел. Только тогда Иха и Гусев
могли спуститься вниз. На истоптанной площадке они увидели  Лося,  -  он
лежал у входа в пещерку, лицом в мох, в луже крови.
   Гусев поднял его на руки, - Лось был без дыхания, глаза и рот - плот-
но сжаты, на груди, на голове - запекшаяся кровь. Аэлиты нигде не  было.
Иха выла, подбирая в пещерке ее вещи. Она не нашла лишь плаща с  капюшо-
ном, - должно быть Аэлиту, мертвую или живую, завернули в  плащ,  увезли
на корабле. Иха завязала в узелочек то, что осталось  от  "рожденной  из
света звезд", Гусев перекинул Лося через плечо, - и  они  пошли  обратно
через мосты над кипящим в тьме озером, по лесенкам, повисшим над  туман-
ной пропастью, - этим путем возвращался, некогда, Магацитл, неся  привя-
занный к прялке полосатый передник девушки Аолов, - весть мира и жизни.
   Наверху Гусев вывел из пещеры лодку, посадил в нее Лося,  завернутого
в простыню, - подтянул кушак, надвинул глубже шлем и сказал сурово:
   - Живым в руки не дамся. Ну уж если доберусь до земли, - мы вернемся.
- Он влез в лодку, разобрал рули. - А вы, ребята, идите домой,  или  еще
куда. Лихом не поминайте. - Он перегнулся через борт и за руку попрощал-
ся с механиком и Ихой. - Тебя с собой не зову, Ихошка,  лечу  на  верную
смерть. Спасибо, милая, за любовь, этого мы,  сыны  неба,  не  забываем,
так-то. Прощай.
   Он прищурился на солнце, кивнул в остатный раз, и взвился  в  синеву.
Долго глядели Иха и мальчик в серой шубке на улетавшего сына  неба.  Они
не заметили, что с юга, из-за  лунных  скал,  поднялась,  перерезая  ему
путь, крылатая точка. Когда он утонул в потоках солнца, Иха ударилась  о
мшистые камни в таком отчаянии, что мальчик испугался, - уж не  покинула
ли так же и она печальную Туму.
   - Иха, Иха, - жалобно повторял он, - хо туа мурра, туа мурра...
   Гусев не сразу заметил пересекавший ему путь военный корабль.  Сверя-
ясь с картой, поглядывая на уплывающие внизу скалы Лизиазиры, держал  он
курс на восток, к кактусовым полям, где был оставлен аппарат.
   Позади него, в лодке, откинувшись, сидело тело Лося, покрытое  бьющей
по ветру, липнущей простыней. Оно было неподвижно и казалось спящим, - в
нем не было уродливой бессмысленности трупа.  Гусев  только  сейчас  по-
чувствовал, как дорог ему товарищ, ближе родного брата.
   Несчастье случилось так: Гусев, Ихошка и механик сидели тогда в пеще-
ре, около лодки, - смеялись. Вдруг, внизу раздались выстрелы.  Затем,  -
дикий вопль. И через минуту из пропасти взлетел, как коршун, военный ко-
рабль, бросив на площадке бесчувственное тело Лося, - и  пошел  кружить,
высматривать.
   Гусев плюнул через борт, - до того опаршивел  ему  марс.  "Только  бы
добраться до аппарата, влить Лосю глоток спирту". Он  потрогал  тело,  -
было оно чуть теплое: - с тех пор, как Гусев поднял его на площадке, - в
нем не было заметно окоченения. "Бог даст - отдышится, - Гусев  по  себе
знал слабое действие марсианских пуль. - Не слишком уж долго длится  об-
морок". В тревоге он обернулся к солнцу, клонящемуся на закат  и  в  это
время увидел падающий с высоты корабль.
   Гусев сейчас же повернул к северу, уклоняясь от встречи.  Повернул  и
корабль, пошел по пятам. Время от времени на нем  появлялись  желтоватые
дымки выстрелов. Тогда Гусев стал набирать высоту, рассчитывая при спус-
ке удвоить скорость и уйти от преследователя.
   Свистал в ушах ледяной ветер, слезы  застилали  глаза,  замерзали  на
ресницах. Стая неряшливо махающих крыльями, омерзительных  ихи  кинулась
было на лодку, но промахнулась и отстала. Гусев давно уже  потерял  нап-
равление. Кровь била в виски, разреженный воздух хлестал ледяными  бича-
ми. Тогда полным ходом мотора Гусев пошел вниз. Корабль отстал и скрылся
за горизонтом.
   Теперь внизу расстилалась, куда только хватит глаз, меднокрасная пус-
тыня. Ни деревца, ни жизни кругом. Одна только тень от лодки  летела  по
плоским холмам, по волнам песка, по трещинам поблескивающей, как стекло,
каменистой почвы. Кое-где на холмах бросали унылую тень развалины жилищ.
Повсюду бороздили эту пустыню высохшие русла каналов.
   Солнце клонилось ниже к  ровному  краю  песков,  разливалось  медное,
тоскливое сияние заката, а Гусев все видел  внизу  волны  песка,  холмы,
развалины засыпаемой прахом умирающей тумы.
   Быстро настала ночь. Гусев опустился и сел на песчаной равнине. Вылез
из лодки, отогнул на лице Лося простыню, приподнял  его  веки,  прижался
ухом к сердцу, - Лось сидел не живой и не мертвый. У него на мизинце Гу-
сев заметил колечко и висящий на цепочке открытый флакончик.
   - Эх, пустыня, - сказал Гусев отходя от лодки. Ледяные звезды загора-
лись в необъятно-высоком, черном небе. Пески казались серыми от их  све-
та. Было так тихо, что слышался шорох  песка,  осыпающегося  в  глубоком
следу ноги. Мучила жажда. Находила тоска. - Эх, пустыня! - Гусев вернул-
ся к лодке, сел к рулям. Куда лететь? Рисунок звезд - дикий  и  незнако-
мый.
   Гусев включил мотор, но винт, лениво покрутившись, остановился. Мотор
не работал, - коробка со взрывчатым порошком была пуста.
   - Ну, ладно, - негромко проговорил Гусев. Опять вылез из лодки, засу-
нул дубину сзади, за пояс, вытащил Лося, - идем, Мстислав  Сергеевич,  -
положил его на плечо и пошел, увязая по щиколотку. Шел долго.  Дошел  до
холма, положил Лося на занесенные песком ступени какой-то лестницы,  ог-
лянулся на одинокую, в звездном свету, колонну на  верху  холма,  и  лег
ничком. Смертельная усталость, как отлив, зашумела в крови.
   Он не знал, - долго ли так пролежал без движения. Песок холодел, сты-
ла кровь. Тогда Гусев сел, - в тоске поднял голову. Невысоко над  пусты-
ней стояла красноватая, мрачная звезда. Она была, как глаза большой пти-
цы. Гусев глядел на нее, разинув рот? - Земля! - Схватил в охапку Лося и
побежал в сторону звезды. Он знал теперь, в какой стороне лежит аппарат.

   Со свистом дыша, обливаясь потом, Гусев переносился огромными прыжка-
ми через канавы, вскрикивал от ярости, спотыкаясь о камни, бежал, бежал,
- и плыл за ним близкий, темный горизонт пустыни.  Несколько  раз  Гусев
ложился, зарываясь лицом в холодный песок, чтобы  освежить  хоть  парами
влаги запекшийся рот. Подхватывал товарища и шел, поглядывая на  красно-
ватые лучи земли. - Огромная его тень одиноко  моталась  среди  мирового
кладбища.
   Взошла острым серпом ущербая Олла. В  середине  ночи  взошла  круглая
Литха, - свет ее был кроток и серебрист, двойные тени легли от волн пес-
ка. Две эти странные луны поплыли, - одна ввысь, другая на ущерб. В све-
ту их померк Талцетл. Вдали поднялись ледяные вершины Лизиазиры.
   Пустыня кончалась. Было близко к рассвету. Гусев вошел  в  кактусовые
поля. Повалил ударом ноги одно из растений и жадно насытился  шевелящим-
ся, водянистым его мясом. Звезды гасли. В лиловом небе проступали  розо-
ватые края облаков. И вот,  Гусев  стал  слышать  будто  удары  железных
вальков, - однообразный металлический стук, отчетливый в тишине утра.
   Гусев скоро понял его значение: - над зарослями кактуса  торчали  три
решетчатые мачты военного корабля, вчерашнего преследователя. Удары нес-
лись оттуда, - это марсиане разрушали аппарат.
   Гусев побежал под прикрытием кактусов и одновременно увидел и корабль
и рядом с ним заржавелый, огромный горб аппарата.  Десятка  два  марсиан
колотили по клепаной его  обшивке  большими  молотками.  Видимо,  работа
только что началась. Гусев положил Лося на песок,  вытащил  из-за  пояса
дубину:
   - Я вас, сукины дети! - не своим голосом завизжал  Гусев,  выскакивая
из-за кактусов, - подбежал к кораблю и ударом дубины раздробил  металли-
ческое крыло, сбил мачту, ударил в борт, как в  бочку.  Из  внутренности
корабля выскочили солдаты. Бросая оружие, горохом посыпались  с  палубы,
побежали врассыпную. Солдаты, разбивавшие аппарат, с тихим воем поползли
по бороздам, скрылись в зарослях. Все поле в минуту опустело, - так  ве-
лик был ужас перед вездесущим, неуязвимым для смерти сыном неба.
   Гусев отвинтил люк, подтащил Лося, и оба сына  неба  скрылись  внутри
яйца. Крышка захлопнулась. Тогда притаившиеся за кактусами марсиане уви-
дели необыкновенное и потрясающее зрелище:
   Огромное, ржавое яйцо, величиною в дом, загрохотало, поднялись из-под
него коричневые облака пыли и дыма. Под страшными ударами задрожала  ту-
ма. С ревом и громовым грохотом гигантское яйцо запрыгало по кактусовому
полю. Повисло в облаках пыли, и, как метеор, - метнулось в  небо,  унося
свирепых Магацитлов на их родину.

   НЕБЫТИЕ

   - Ну, что, Мстислав Сергеевич, - живы?
   Обожгло рот. Жидкий огонь пошел по телу, по жилам,  по  костям.  Лось
раскрыл глаза. Пыльная звездочка горела над ним совсем низко. Небо  было
странное, - желтое, стеганое, как сундук. Что-то стучало, стучало мерны-
ми ударами, дрожала, дрожала пыльная звездочка.
   - Который час?
   - Часы-то остановились, вот горе, - ответил радостный голос.
   - Мы давно летим?
   - Давно, Мстислав Сергеевич.
   - А куда?
   - А к чорту на рога, - ничего не могу разобрать, куда мы залетели.
   Лось опять закрыл глаза, силясь проникнуть в темную  пустоту  памяти,
но пустота поднялась вокруг него чашей, и он снова погрузился в  непрог-
лядный сон.
   Гусев укрыл его потеплее и вернулся к  наблюдательным  трубкам.  Марс
казался теперь меньше чайного блюдечка. Лунными  пятнами  выделялись  на
нем днища высохших морей, мертвые пустыни. Диск тумы, засыпаемой  песка-
ми, все уменьшался, все дальше улетал от него аппарат куда-то в  кромеш-
ную тьму. Изредка кололо глаз лучиком звезды. Но сколько Гусев ни всмат-
ривался - нигде не было видно красной звезды.
   Гусев зевнул, щелкнул зубами, - такая одолевала его скука от  пустого
пространства вселенной. Осмотрел запасы воды, пищи, кислорода, завернул-
ся в одеяло и лег на дрожащий пол рядом с Лосем.
   Прошло неопределенно много времени. Гусев проснулся от  голода.  Лось
лежал с открытыми глазами, - лицо у него было в морщинах,  старое,  щеки
ввалились. Он спросил тихо:
   - Где мы сейчас?
   - Все там же, Мстислав Сергеевич, - впереди пусто, кругом - пустыня.
   - Алексей Иванович, мы были на марсе?
   - Вам, Мстислав Сергеевич, должно быть совсем память отшибло.
   - Да, у меня провал в памяти. Я  вспоминаю,  воспоминания  обрываются
как-то неопределенно. Не могу понять, - что было, а  что  -  мои  сны...
Странные сны, Алексей Иванович... Дайте пить...
   Лось закрыл глаза, и долго спустя спросил дрогнувшим голосом:
   - Она - тоже сон?
   - Кто?
   Лось не ответил, видимо - опять заснул.
   Гусев поглядел через все глазки в небо, - тьма, тьма. Натянул на пле-
чи одеяло и сел, скорчившись. Не было охоты ни думать, ни вспоминать, ни
ожидать. К чему? Усыпительно постукивало, подрагивало железное яйцо, не-
сущееся с головокружительной скоростью в бездонной пустоте.
   Проходило какое-то непомерно долгое,  неземное  время.  Гусев  сидел,
скорчившись, в оцепенелой дремоте. Лось спал. Холодок вечности осаждался
невидимой пылью на сердце, на сознание.
   Страшный вопль разодрал уши.  Гусев  вскочил,  тараща  глаза.  Кричал
Лось, - стоял среди раскиданных одеял, - марлевый бинт сполз ему на  ли-
цо:
   - Она жива!
   Он поднял костлявые руки и кинулся на кожаную стену,  колотя  в  нее,
царапая:
   - Она жива! Выпустите меня... Задыхаюсь... Не могу, не могу!..
   Он долго бился и кричал, и повис, обессиленный, на руках у Гусева.  И
снова - затих, задремал.
   Гусев опять скорчился под одеялом. Угасали, как пепел, желания, коче-
нели чувства. Слух привык к железному пульсу яйца и не  улавливал  более
звуков.  Лось  бормотал  во  сне,  стонал,  иногда  лицо  его  озарялось
счастьем. Гусев глядел на спящего и думал:
   "Хорошо тебе во сне, милый человек. И не надо,  не  просыпайся,  спи,
спи!.. Хоть во сне поживешь. А проснешься - сядешь, вот так-то, на  кор-
точки, под одеялом, - дрожи, как ворон на мерзлом сучке. Ах, ночь, ночь,
конец последний... Ничего-то человеку, оказывается, не надо"...
   Ему не хотелось даже закрывать глаз, - так он и сидел, глядел на  ка-
кой-то поблескивающий гвоздик... Наступало великое безразличие, надвига-
лось небытие.
   Так, пронеслось непомерное пространство времени.

   Послышались странные шорохи, постукивания, прикосновения каких-то тел
снаружи о железную обшивку яйца.
   Гусев открыл глаза. Сознание возвращалось, он стал слушать,  -  каза-
лось - аппарат продвигается среди скоплений камней и щебня. Что-то нава-
лилось, и поползло по стене. Шумело, шуршало. Вот, ударило в другой бок,
- аппарат затрясся. Гусев разбудил Лося. Они поползли  к  наблюдательным
трубкам, и сейчас же оба вскрикнули.
   Кругом, в тьме, расстилались поля сверкающих, как  алмазы,  осколков.
Камни, глыбы, кристаллические грани сияли острыми  лучами.  За  огромной
далью этих алмазных полей в черной ночи висело косматое солнце.
   - Должно быть мы проходим голову кометы, -  шопотом  сказал  Лось.  -
Включите реостаты. Нужно выйти из этих полей, иначе комета увлечет нас к
солнцу.
   Гусев полез к верхнему глазку, Лось стал к реостатам. Удары в обшивку
яйца участились, усилились. Гусев покрикивал сверху: -  "Легче  -  глыба
справа... Давайте полный... Гора, гора летит... Проехали... Ходу,  ходу,
Мстислав Сергеевич".

   ЗЕМЛЯ

   Алмазные поля были следами прохождения блуждавшей в пространствах ко-
меты. Долгое время аппарат, втянутый в ее  тяготение,  пробирался  среди
небесных камней. Скорость его непрестанно увеличивалась, действовали аб-
солютные законы математики, - понемногу направление полета яйца и метео-
ритов изменилось: образовался все расширяющийся угол. Золотистая  туман-
ность, - голова неведомой кометы и ее след - потоки метеоритов -  уноси-
лись по гиперболе - безнадежной кривой, чтобы, обогнув солнце, снова ис-
чезнуть в пространствах. Кривая полета аппарата все более приближалась к
эллипсису.
   Почти неосуществимая надежда возврата на землю пробудила к жизни Лося
и Гусева. Теперь, не отрываясь от глазков, они наблюдали за небом. Аппа-
рат сильно нагревался с одной стороны  солнцем,  -  пришлось  снять  всю
одежду.
   Алмазные поля остались далеко внизу: - казались  искорками,  -  стали
беловатой туманностью и исчезли. И вот, в огромной дали был  найден  Са-
турн, переливающийся радужными кольцами,  окруженный  спутниками.  Яйцо,
притянутое кометой, возвращалось в солнечную систему, откуда  было  выш-
вырнуто центробежной силой марса.
   Одно время тьму прорезывала светящаяся линия. Скоро и она побледнела,
погасла: - это были астероиды, таинственные маленькие  планеты,  бесчис-
ленным роем вьющиеся вокруг солнца. Сила их тяготения еще сильнее  изог-
нула кривую полета яйца. Наконец, в одно из верхних глазков Лось  увидел
странный, ослепительный, узкий серп, - это был Люцифер. Почти  в  то  же
время, Гусев, наблюдавший в другой глазок, страшно засопел и  обернулся,
- потный, красный.
   - Она, ей-богу, она...
   В черной тьме тепло сиял серебристо-синеватый шар. В стороне от  него
и ярче светился шарик, величиной с ягоду смородины. Аппарат мчался  нем-
ного в сторону от них. Тогда Лось решился применить опасное приспособле-
ние - поворот горла аппарата, чтобы отклонить ось взрывов от  траэктории
полета. Поворот удался. Направление стало изменяться. Теплый  шарик  по-
немногу перешел в зенит.
   Летело, летело пространство времени. Лось и Гусев то прилипали к наб-
людательным трубкам, то валились среди раскиданных шкур и одеял. Уходили
последние силы. Мучила жажда, но вода вся была выпита.
   И вот, в полузабытьи, Лось увидел, как шкуры, одеяла и мешки поползли
по стенам. Повисло в воздухе голое тело Гусева. Все это было  похоже  на
бред. Гусев оказался лежащим ничком у глазка. Вот он приподнялся, бормо-
ча схватился за грудь, замотал вихрастой головой, -  лицо  его  залилось
слезами, усы обвисли:
   - Родная, родная, родная...
   Сквозь муть сознания Лось все же понял, что аппарат повернулся и  ле-
тит горлом вперед, увлекаемый тягой земли. Он пополз к реостатам  и  по-
вернул их, - яйцо задрожало, загрохотало. Он нагнулся к глазку.
   Во тьме висел огромный, водяной шар, залитый солнцем. Голубыми  каза-
лись океаны воды, зеленоватыми - очертания островов. Облачные поля  зас-
тилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы меша-
ли глядеть. Душа, плача от любви,  летела,  летела  навстречу  голубова-
то-влажному столбу света. Родина человечества. Плоть жизни. Сердце мира.

   Шар земли закрывал полнеба. Лось до отказа повернул реостаты. Все  же
полет был стремителен, - оболочка накалилась, закипел  резиновый  кожух,
дымилась кожаная обивка. Последним усилием Гусев повернул крышку люка. В
щель с воем ворвался ледяной ветер. Земля раскрывала  объятия,  принимая
блудных сынов.
   Удар был силен. Обшивка лопнула. Яйцо глубоко вошло горлом  в  травя-
нистый пригорок.

   Был полдень, воскресенье третьего июня. На большом расстоянии от мес-
та падения, - на берегу озера Мичиган, - катающиеся на  лодках,  сидящие
на открытых террасах ресторанов и кофеен, играющие в теннис, гольф, фут-
бол, запускающие бумажные змеи в теплое небо, все это  множество  людей,
выехавших в день воскресного отдыха, - насладиться прелестью зеленых бе-
регов, шумом июньской листвы, - слышали в продолжение пяти минут  стран-
ный, воющий звук.
   Люди, помнившие времена мировой войны, говорили, оглядывая небо,  что
так, обычно, ревели снаряды тяжелых орудий. Затем многим удалось  видеть
быстро скользнувшую на землю круглую тень.
   Не прошло и часа, как большая толпа собралась у места падения аппара-
та. Любопытствующие бежали со всех сторон,  перелезали  через  изгороди,
мчались на автомобилях, на лодках по синему озеру. Яйцо, покрытое коркой
нагара, помятое и лопнувшее, стояло,  накренившись,  на  пригорке.  Было
высказано множество предположений, одно другого нелепее.  В  особенности
же в толпе началось волнение, когда была прочитана, вырубленная  зубилом
на полуоткрытой крышке люка, надпись: "Вылетели из Петербурга 18 августа
21 года". Это было тем более удивительно, что сегодня было третьего июня
25 года.
   Когда, затем, из внутренности таинственного аппарата послышались сла-
бые стоны, - толпа в ужасе отодвинулась и затихла. Появился отряд  поли-
ции, врач и двенадцать корреспондентов  с  фотографическими  аппаратами.
Открыли люк и с величайшими предосторожностями вытащили из  внутренности
яйца двух полуголых людей: - один, худой, как скелет, старый,  с  белыми
волосами, был без сознания, другой, с разбитым лицом и сломанными  рука-
ми, - жалобно стонал. В толпе раздались крики сострадания, женский плач.
Небесных путешественников положили в автомобиль и повезли в больницу.

   Хрустальным от счастья голосом пела птица за открытым окном.  Пела  о
солнечном луче, о медовых кашках, о синем небе. Лось, неподвижно лежа на
подушках, - слушал. Слезы текли по морщинистому лицу. Он где-то уже слы-
шал этот хрустальный голос любви. Но - где, когда?
   За окном, с полуоткинутой, слегка  надутой  утренним  ветром  шторой,
сверкала сизая роса на траве. Влажные листья двигались тенями на  шторе.
Пела птица. Вдали из-за леса поднималось облако клубами белого дыма.
   Чье-то сердце тосковало по этой земле, по облакам, по шумным ливням и
сверкающим росам, по великанам,  бродящим  среди  зеленых  холмов...  Он
вспомнил, - птица пела об этом: Аэлита, Аэлита... Но была  ли  она?  Или
только пригрезилась? Нет. Птица бормочет стеклянным язычком о  том,  что
некогда женщина, голубоватая, как сумерки, с печальным, худеньким  личи-
ком, сидя ночью у костра, глядя на огонь, - пела песню любви.
   Вот отчего текли слезы по морщинистым щекам Лося. Птица пела  о  той,
кто осталась в небе, за звездами, и о той, кто лежит под  холмиком,  под
крестом, и о седом и морщинистом старом мечтателе, облетевшем  небеса  и
разбившемся, - вот он снова - один, одинок.
   Ветер сильнее надул штору, нижний край ее мягко плеснул, - в  комнату
вошел запах меда, земли, влаги.

   В одно такое утро в больнице появился Арчибальд  Скайльс.  Он  крепко
пожал руку Лося, - "Поздравляю, дорогой друг", - и сел на табурет  около
постели, сдвинул канотье на затылок:
   - Вас сильно подвело за это путешествие,  старина,  -  сказал  он,  -
только что был у Гусева, вот тот молодцом, руки  в  гипсе,  сломана  че-
люсть, но все время смеется, - очень доволен, что вернулся. Я  послал  в
Петербург его жене телеграмму, пятьсот фунтов. По поводу вас -  телегра-
фировал в газету, - получите огромную сумму за  "Путевые  наброски".  Но
вам придется усовершенствовать аппарат,  -  вы  плохо  опустились.  Чорт
возьми - подумать, - прошло почти четыре года с этого сумасшедшего вече-
ра в Петербурге. Кстати - когда вернетесь в Петербург - разинете рот,  -
теперь это один из шикарнейших городов в Европе. Ба,  вы  же  ничего  не
знаете... Советую вам, старина, выпить рюмку хорошего коньяку, это  вер-
нет вас к жизни, - он вытащил из желтого  портфельчика  бутылку,  -  ба,
этого вы тоже не знаете: - мы же опять "мокры", как утопленники...
   Скайльс болтал, весело и заботливо поглядывая на собеседника, -  лицо
у него было загорелое, беспечное, на подбородке - ямочка. Лось  негромко
засмеялся и протянул ему руку:
   - Я рад, что вы пришли, вы славный человек, Скайльс.

   ГОЛОС ЛЮБВИ

   Облака снега летели вдоль Ждановской набережной, ползли покровами  по
тротуарам, сумасшедшие хлопья крутились у качающихся  фонарей,  засыпало
подъезды и окна, за рекой метель бушевала в воющем во тьме парке.
   По набережной шел Лось, подняв воротник и согнувшись навстречу ветру.
Темный шарф вился за его спиной, ноги скользили, лицо  секло  снегом.  В
обычный час он возвращался с завода домой, в одинокую  квартиру.  Жители
набережной привыкли к его широкополой, глубоко надвинутой шляпе, к  шар-
фу, закрывающему низ лица, к сутулым плечам, и даже, когда он кланялся и
ветер взвивал его поредевшие, белые волосы, - никого уже более не  удив-
лял странный взгляд его глаз, видевших однажды  то,  что  нельзя  видеть
земнородному.
   В иные времена какой-нибудь юный поэт непременно бы  вдохновился  его
сутулой фигурой с развевающимся шарфом, бредущей среди снежных  облаков.
Но времена теперь были иные: поэтов восхищали не вьюжные бури, не  звез-
ды, не заоблачные страны, - но - стук молотков по всей  стране,  шипенье
пил, шорох серпов, свист кос, - веселые, земные песни. В стране  в  этот
год начаты были постройкою небывалые, так называемые "голубые города".
   Прошло полгода со дня возвращения Лося на землю.  Улеглось  неистовое
любопытство, охватившее весь мир, когда появилась  первая  телеграмма  о
прибытии с марса двух людей. Лось и Гусев съели положенное число блюд на
ста пятидесяти банкетах, ужинах и ученых собраниях. Гусев продал камушки
и золотые безделушки, привезенные с марса, - нарядил жену-Машу, как кук-
лу, дал несколько сот интервью, завел себе собаку, огромный  сундук  для
одежи и мотоциклет, стал носить круглые очки, проигрался на скачках, од-
но время разъезжал с импрессарио по Америке и  Европе,  рассказывая  про
драки с марсианами, про пауков и про кометы, про то, как они с Лосем ед-
ва не улетели на большую медведицу, -  изолгался  вконец,  заскучал,  и,
вернувшись в Россию, основал "Ограниченное Капиталом Акционерное Общест-
во для Переброски Воинской Части на Планету марс в Целях Спасения Остат-
ков его Трудового Населения".
   Лось работал в Петербурге на механическом заводе, где строил  универ-
сальный двигатель марсианского типа. Предполагалось, что  его  двигатель
перевернет все устои механики,  все  несовершенства  мировой  экономики.
Лось работал не щадя сил, хотя мало верил в то, что какая бы то ни  было
комбинация машин способна разрешить трагедию всеобщего счастья.
   К шести часам вечера он, обычно, возвращался домой. Ужинал  в  одино-
честве. Перед сном раскрывал книгу, - детским лепетом казались ему стро-
ки поэта, детской болтовней - измышления  романиста.  Погасив  свет,  он
долго лежал, глядел в темноту, - текли, текли одинокие мысли.
   В положенный час Лось проходил сегодня по  набережной.  Облака  снега
взвивались в высоту, в бушующую вьюгу. Курились карнизы, крыши. Качались
фонари. Спирало дыхание.
   Лось остановился и поднял голову. Ледяной ветер разорвал вьюжные  об-
лака. В бездонно-черном небе переливалась звезда. Лось глядел на нее бе-
зумным взором, - алмазный луч ее вошел в сердце... "Тума,  тума,  звезда
печали"... Летящие края облаков снова задернули бездну, скрыли звезду. В
это короткое мгновение в памяти Лося с ужасающей ясностью пронеслось ви-
дение, всегда до этого ускользавшее от него...

   ...............

   Сквозь сон послышался шум, будто сердитое  жужжание  пчел.  Раздались
резкие удары, - стук. Спящее тело Аэлиты вздрогнуло, она вздохнула, про-
буждаясь, и затрепетала. Он не видел ее в темноте пещерки, лишь чувство-
вал, как стремительно бьется ее сердце. Стук в дверь повторился. Раздал-
ся снаружи голос Тускуба: - "Возьмите их". Лось схватил Аэлиту за плечи.
Она едва слышно сказала:
   - Муж мой, сын неба, прощай.
   Ее пальцы быстро скользнули по его платью. Тогда Лось ощупью стал ис-
кать ее руку и отнял у нее флакончик с ядом. Она быстро, быстро, - одним
дыханием, - забормотала ему в ухо:
   - На мне запрещение, я посвящена царице Магр... По  древнему  обычаю,
страшному закону Магр - девственницу,  преступившую  запрет  посвящения,
бросают в лабиринт, в колодезь... Ты видел его... Но я не  могла  проти-
виться любви, сын неба. Я счастлива. Благодарю тебя за  жизнь.  Ты  сжег
мой разум. Ты вернул меня в тысячелетия хао, во влагу  жизни.  Благодарю
тебя за смерть, муж мой...
   Аэлита поцеловала его, и он почувствовал горький запах яда на ее  гу-
бах. Тогда он выпил остатки темной влаги, - ее было много во флакончике:
Аэлита едва успела коснуться его. Удары  в  дверь  заставили  Лося  под-
няться, но сознание уплывало, руки и ноги не повиновались. Он вернулся к
постели, упал на тело Аэлиты, обхватил ее.
   Он не пошевелился, когда в пещерку вошли марсиане. Они  оторвали  его
от жены, прикрыли ее и понесли. Последним усилием он рванулся  за  краем
ее черного плаща, но вспышки выстрелов, тупые удары отшвырнули его назад
к золотой дверце пещеры...

   ...............

   Преодолевая ветер, Лось побежал по набережной. И  снова  остановился,
закрутился в снежных облаках, и так же, как тогда, - в тьме небесной,  -
крикнул исступленно:
   - Жива, жива!.. Немыслимо!.. Нет, невозможно!.. Аэлита, Аэлита!..
   Ветер бешеным порывом подхватил это, впервые произнесенное  на  земле
имя, развеял его среди летящих снегов. Лось сунул подбородок в шарф, за-
сунул руки глубоко в карманы, побрел, шатаясь, к дому.
   У подъезда стоял автомобиль. Белые мухи крутились  в  дымных  столбах
его фонарей. Человек в косматой шубе приплясывал морозными подошвами  по
тротуару.
   - Я за вами, Мстислав Сергеевич, - крикнул он весело, -  пожалуйте  в
машину, едем.
   Это был Гусев. Он наскоро объяснил: сегодня, в семь часов вечера  ра-
диотелефонная станция Марсова поля ожидает, - как и всю эту неделю,  по-
дачу неизвестных сигналов чрезвычайной силы. Шифр  их  непонятен.  Целую
неделю газеты всех частей света заняты догадками по поводу  этих  сигна-
лов, - есть предположение, что они идут с марса. Заведующий радиостанци-
ей Марсова поля приглашает Лося  сегодня  вечером  принять  таинственные
волны.
   Лось молча прыгнул в автомобиль. Бешено заплясали белые хлопья в  ко-
нусах света. Рванулся вьюжный ветер в лицо. Миновали мост,  Васильевский
остров, пролетели Николаевским мостом над снежной пустыней Невы, - отсю-
да было видно лиловое зарево города, сияние фонарей на мрачной  набереж-
ной, направо - огни заводов. Вдали  исступленно  выла  сирена  ледокола,
где-то ломающего льды. Миновали многолюдный Невский, залитый светом  ты-
сячи окон, огненных букв, стрел, крутящихся  колес  над  крышами.  Лось,
сжав руки в рукавах пальто, опустив голову, постукивал зубами.
   Под свистящими деревьями Марсова поля, у домика с круглой крышей  ав-
томобиль стал. Пустынно выли решетчатые башни и проволочные  сети,  уто-
нувшие в снежных облаках. Лось распахнул заметенную сугробом дверцу, во-
шел в теплый домик, сбросил шарф и шляпу. Румяный,  толстенький  человек
стал что-то объяснять ему, держа его ледяную руку в пухлых ладонях. Лось
отметил только - запах сигары и большую бородавку сбоку носа у начальни-
ка радио. Стрелка часов подходила к семи.
   Лось сел у приемного аппарата, надел  слуховой  шлем.  Стрелка  часов
ползла. О время, - таинственные  сроки,  удары  сердца,  ледяное  прост-
ранство вселенной, где летят эти развернутые времена!
   И вот, медленный шопот раздался под шлемом в его ушах. Лось сейчас же
закрыл глаза. Снова - повторился отдаленный тревожный, медленный  шопот.
Повторялось какое-то странное слово. Лось напряг слух. Словно тихая мол-
ния пронзил его неистовое сердце далекий голос, повторявший печально  на
неземном языке:
   - Где ты, где ты, где ты?
   Голос замолк. Лось глядел перед собой побелевшими, расширенными  гла-
зами... Голос Аэлиты, любви, вечности, голос тоски, летит по  всей  все-
ленной, зовя, призывая, клича, - где ты, где ты, любовь?..



 

<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: классические произведения

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу: [1] [2]

Страница:  [2]