(журнальный вариант)


    За эти последние годы мы стали свидетелями и участниками поразительного
явления, которому я, по крайней мере не вижу прецедентов в истории.
Марксистско-ленинско-сталинско-брежневский строй был безжалостным и
античеловеческим железобетонным монолитом. Единственным его абсолютным
принципом было сохранение власти любой ценой. И вдруг он рассыпался без
видимых причин: проигранной войны, забастовок, волнений или голода. При
этом строе на праздничные дни в учреждениях опечатывались пишущие машинки,
чтобы не дать печатать листовки, и назначались патрули, чтобы ловить
несуществующих злоумышленников. И этот же строй отказался без сопротивления
от господства над экономикой, цензуры, от бутафорских выборов, допустил
враждебные ему партии и средства информации. Это была не медленная
эволюция, а мгновенный (в историческом масштабе) крах. Он перевернул всю
нашу жизнь и взгляды. Относительный вес разных факторов, связи их друг с
другом - все стало иным.
  Ввиду этого я и возвращаюсь к теме моей старой работы - "РУСОФОБИЯ". Она
была написана более десяти лет назад, в период безраздельного (и, как
казалось, почти вечного) господства режима.
  Мне и в голову не приходило, что работа сможет быть напечатана при моей
жизни. После долгих колебаний мы с друзьями решили распространять ее в
Самиздате, надеясь, что из нескольких десятков, хоть несколько уцелеет и
донесет до потомков это свидетельство о нашем времени.
  Жизнь оказалась переполненной сюрпризами. Во-первых, и тогда, в 1982
году, работа стала распространяться в Самиздате довольно бойко. А потом
началась "перестройка" и "гласность", работа печаталась, да не одним
изданием, даже переведена на несколько языков. Благодаря этому на нее
возникло много откликов, напечатанных, прочитанных по радио или в виде
писем автору. Эти отклики тоже дают материал для анализа явления,
рассматриваемого в работе.

  Приведу для удобства читателя краткое резюме основных положений
"Русофобии".

  1. В нашей публицистике и литературе существует очень влиятельное
течение, внушающее концепцию неполноценности и ущербности русской истории,
культуры, народной психики: "Россия - рассадник тоталитаризма, у русских не
было истории, русские всегда пресмыкаются перед сильной властью". Для
обозначения этого течения и используется термин "русофобия". Оно смертельно
опасно для русского народа, лишая его веры в свои силы.
  2. Русофобия - идеология определенного общественного слоя, составляющего
меньшинство и противопоставляющего себя остальному народу. Его идеология
включает уверенность этого слоя в своем праве творить судьбу всего народа,
которому отводится роль материала в руках мастера. Утверждается, что должна
полностью игнорироваться историческая традиция и национальная точка зрения,
надо строить нашу жизнь на основе норм западноевропейского, а особенно
американского общества.
  3. Аналогичный узкий слой, враждебный историческим традициям остального
народа и убежденный в своем праве манипулировать его судьбой, возникал во
многих кризисных ситуациях. Его очень ярко описал французский историк О.
Кошен в связи с Великой Французской революцией. Кошен назвал его "Малым
народом" (противопоставляя остальному - "Большому Народу").
  Тот же термин используется для всех вариантов этого явления. В качестве
других вариантов приводятся Английская революция (пуритане), Германия 30-х
гг. XIX века ("Молодая Германия", "младогегельянцы"), Россия периода
"революционной ситуации" - 70-е гг. XIX века.
  4. В литературе современного "Малого народа" поражает, какую
исключительную роль играют еврейские национальные проблемы. Это, как и ряд
других признаков, указывает на то, что в нем есть влиятельное ядро,
связанное с некоторым течением еврейского национализма. Ситуация
драматизируется реминисценциями той роли, которую играло течение
радикального еврейства в подготовке, осуществлении и закреплении революции.
  Тем не менее "Малый народ" отнюдь не является национальным течением: в
нем участвуют представители разных наций (как и социальных слоев). Точно
так же, как и наша революция ни в коей мере не была "сделана евреями":
процесс начался в эпоху, когда ни о каком еврейском влиянии не могло быть и
речи.
  Полная замена всех основ и скреп нашей жизни привела к тому, что влияние
на жизнь рассматриваемых в работе явлений стало совсем иным. Появилась
возможность по-новому взглянуть на них, да и проверить еще раз выводы
работы.

  1. РУСОФОБИЯ СЕГОДНЯ

  В своей старой работе я вынужден был реконструировать, отгадывать то
явление, которое окрестил русофобией, по отдельным статьям самиздата, по
эмигрантским публикациям.
  Теперь, при полной гласности, при слиянии нашего и эмигрантского книжного
рынков, таких трудностей не существует. И течение, о котором тогда можно
было лишь догадываться, что оно окажет влияние на жизнь в будущем, сейчас
становится мощной и явной силой. В новых условиях само явление становится
новым. Вот для начала пример:

  Холуй смеется, раб хохочет,
  Палач свою секиру точит,
  Тиран терзает каплуна,
  Сверкает зимняя луна.
  То вид отечества: гравюра,
  На лежаке солдат и дура.
  Старуха чешет мертвый бок.
  То вид отечества: лубок.
  Собака лает, ветер носит.
  Борис у Глеба в морду просит,
  Кружатся пары на балу,
  В прихожей - куча на полу.
  Луна сияет, зренье муча.
  Под ней - как мозг отдельный -  туча.
  Пускай художник, паразит.
  Другой пейзаж изобразит.

  Вероятно, я мог бы процитировать это и 10 лет назад. Но тогда - что было
в этом значительного? В своих антипатиях человек не волен, а форма их
выражения - всего лишь личная особенность автора. Но сейчас мы со всех
сторон слышим что автор - И. Бродский - величайший русский поэт
современности, заслуженно увенчан Нобелевской премией, а стихи его
возвращаются на родину (хотя применимость такого термина здесь, пожалуй,
сомнительна). Социальная значимость этого произведения стала совсем иной.
  Вот пример из прозы. "В этой стране пасутся козы с выщипанными боками,
вдоль заборов робко пробираются шелудивые жители. (...) В этой стране было
двенадцать миллионов заключенных, у каждого был свой доносчик,
следовательно, в ней проживало двенадцать миллионов предателей. Это та
самая страна, которую в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя";
"Я привык стыдиться этой родины, где каждый день - унижение, каждая встреча
- как пощечина, где все - пейзаж и люди - оскорбляет взор". Написано в 70-е
годы, но даже не знаю, было ли опубликовано тогда. Теперь же распространено
большим тиражом ("Библиотека "Огонек"). Автор Б. Хазанов (Г. Файбисович)
издает (вместе с К. Любарским и Э. Финкельштейном) в ФРГ журнал "Страна и
мир", ориентированный в духе приведенных цитат.
  Таков "ветер перемен". В частности, почти все, что я цитировал в старой
работе из сам- и тамиздата, теперь нахлынуло сюда массовыми тиражами. С
отменой глушения радиостанцию "Свобода" слышно 24 часа в сутки в любом
месте - все ее вещание накалено этой страстью. Русские ("русский шовинизм")
- виновники голода на Украине, русское сознание в принципе утопично,
русские вообще - не взрослые. И до полной потери приличия нескрываемый
восторг по поводу всех бед нашей страны: разрухи, междоусобиц, близкого
голода.
  Газеты, журналы, телевидение все более подчиняются этому течению.
Известный окрик с самых верхов власти - что мы живем плохо, так как русские
ленивы - был подхвачен с сочувствием. Например, журнал "Наука и техника" -
где тут место идеологии? Но: "развитие кооперативов усилит имущественное
неравенство. Один человек талантлив и трудолюбив, другой ленив. Так было,
есть и будет, пока не исчезнет лень - одна из черт русского характера".
  Тут уже предопределена и национальная раскладка этого имущественного
неравенства. Другой вариант: "Несомненно, что крепостное право не могло не
выработать рабских черт характера у крепостного крестьянина". Может быть,
проверим у Пушкина? Вот типичный крепостной - Савельич. Но не согласный с
Пушкиным автор зато нас утешает, указывая надежду на будущее: "Ведь во
Всероссийской политической стачке 1905 года участвовали дети бывших
крепостных. Как изменилась психология за 44 года!" Это ведь ужас, в эпоху
какого помрачения разума мы живем! Считать рабами тех, кто создал наши
сказки и песни, кто насмерть стоял под Полтавой и Бородино! А свободными
душами - тех, кто пошел за полуграмотными, злобными, нравственно ущербными
крикунами, приведшими их - теперь уже все видят, куда. Победоносцеву пишет
один его корреспондент в 70-е гг., как "нигилист" агитировал мужика: бери
топор, и все, что сегодня барское, завтра будет твое.
  Мужик в ответ: а послезавтра? И объясняет: если я не вор, не убийца,
пойду грабить и убивать, так почему ж ты-то у меня награбленное не
отберешь? Ведь этот уже настоящий крепостной (всего лет 10 до того
освобожденный) видел нашу историю на полвека вперед, видел то, о чем не
подозревали Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Михайловский, Милюков. Но все
равно - "раб".
  Для более убедительного доказательства этого тезиса еще один автор
спрашивает: почему не "безбожный Запад", а Россия допустила "избиение
церкви государством? Как глубоко религиозный народ допустил физическое
истребление за один год Советской власти (1919 г.) 320 тысяч
священнослужителей (см.
  "Комсомольскую правду" от 12 сентября 1989 г.)". Вот так и судят о нашей
истории - по заметкам в "Комсомольской правде". Толстый журнал ("Октябрь")
пишет об одной из величайших трагедий нашей истории с фельетонной
беззастенчивостью. 300 тысяч - это примерная численность всего духовенства
- белого и черного - до революции. И, конечно, оно не было все истреблено
за один год, его истребляли еще лет 20. Действительно, к началу войны (1941
г.) из этого числа служила едва ли одна двадцатая часть, но остальные
далеко не все и даже не в большинстве своем были "физически истреблены".
Если же сравнивать с Западом, в 20-е годы в Мексике прокатилось гонение на
католическую церковь не мягче нашего.
  Священника, застигнутого за исполнением требы, расстреливали, за крестик
сажали в тюрьму. Поднявшихся на защиту своей веры крестьян вешали,
расстреливали, запирали в концлагеря.
  Организаторами были американизированные дельцы и адвокаты, финансируемые
из Штатов, американский атташе давал советы по проведению политики
"выжженной земли" и созданию концлагерей (американцы уже имели опыт на
Гавайях). Запад не только дал раздавить крестьян, но свободная пресса еще и
замолчала всю эту драму так, что о ней мало кто и знает. (Сейчас переведен
яркий роман Г. Грина "Сила и слава" об этом гонении и путевые заметки Грина
"Дороги беззакония". Но самое сильное впечатление - от сухого рассказа
историка, например, J. Meyer "Apokalypse et revolution en Mexique. Paris,
1974.) Неужели мало нам перенесенных мучений и надо еще представлять нас
какими-то выродками в человечестве, хватая для этого факты с потолка?
  Другой автор и совсем без фактов, еще откровеннее:
  "Русский национальный характер выродился. Реанимировать его - значит
вновь обречь страну на отставание". У третьего еще хлеще: "Статус небытия
всей российской жизни, в которой времени не существует". "Россия должна
быть уничтожена. В том смысле, что чары должны быть развеяны. Она вроде и
уничтожена, но Кащеево яйцо цело". И уж совсем срываясь: "Страна дураков...
  находится сейчас... в состоянии сволочного общества". Про русских:
  "Что же с ними делать? В переучение этого народа на жизнь ради
жизни (таков язык подлинника!) поверить трудно. В герметизацию?
  В рассеивание по свету? В полное истребление? Ни одного
правильного ответа". И на том спасибо!
  Кажется, что существование русского народа является
досадной, раздражающей неприятностью. Доходят до чего-то
фантастического! В "Литературной газете" опубликовано письмо
известного артиста Театра на Таганке В. Золотухина. Раньше эта
газета написала об "омерзительном зрелище", в котором он
участвовал, процитировав рядом некие слова "о чистоте крови"
(произнесенные в месте, где Золотухин не был). Актер стал получать
письма с обвинением в беспринципности, в том, что он - "враг
еврейского народа". Такие же письма вывешивались в театре. За
что? Оказывается, за то, что на 60-летнем юбилее Шукшина, у него
на родине, Золотухин сказал - у нас есть живой Шукшин, живущие
Астафьев, Распутин, Белов, и мы не дадим перегородить Катунь
плотиной! Не было бы это напечатано, я бы не поверил!
  Та или иная оценка России, русского народа всегда связана с
оценкой его культуры, особенно литературы. И здесь аналогичная
картина. Например, "Прогулки с Пушкиным" Синявского я упомянул
вскользь еще в моей старой работе, тогда это был небольшой
скандал в эмигрантской среде.   Теперь же "Прогулки" печатаются
здесь в многотиражном журнале. Как ни объяснять их
происхождение: желанием ужалить русскую культуру,
патологическим амбивалентным отношением любовь-ненависть к
Пушкину, стремлением к известности через скандал - у читателя
все равно остается чувство, что нечто болезненное и нечистое
соединяется с образом того, кто и до сих пор озаряет светом нашу
духовную жизнь. В статье об этих "Прогулках" Солженицын
обратил внимание на признаки такого же "переосмысления" Гоголя,
Достоевского, Толстого, Лермонтова и высказал догадку: не
закладывается ли здесь широкая концепция - как у России не было
истории, так не было и литературы? И угадал! Уже в последние
годы в здешнем журнале встречаем: "Вот у Гоголя тоска через
несколько строк переходит в богатырство, как у Пушкина - разгулье
в тоску. Так они и переливаются, жутко сказать, из пустого в
порожнее, из раздолья в запустенье - на всем протяжении русской
гордящейся и тоскующей мысли". "Пустота, неутолимый наш
соблазн, сама блудница вавилонская, раздвигающая ноги на каждом
российском распутье". И дальше отрывок из Блока: "О, Русь моя,
жена моя!.." Очередь дошла и до Солженицына. Синявский, его
соредактор по журналу Розанова Сарнов, В. Белоцерковский и многие
с ними заняты этим делом. Недавно в "круглом столе" журнала
"Иностранная литература" было высказано много серьезных упреков
литераторам, что боятся они (кого или чего - интересно?)
разъяснять бесталанность и реакционность Солженицына. Но
раньше уже отличился Войнович целым романом - грязным
пасквилем на Солженицына.
  "Помрачение рассудка", пятая колонна советской
пропаганды", "проповедь о великорусском национализме" и
"черносотенные инсинуации" - это В. Белоцерковский о
Солженицыне, в таком же точно духе, что давние доносы Биль-
Белоцерковского на Булгакова! И других современников не минуло.
  "Главное - в астафьевском мировоззрении, основная черта которого,
на мой взгляд, - беззастенчивость". "Примитивный, животный
шовинизм, элементарное невежество" (о нем же). "Мракобесие
Распутиных...". "Белов лжет...". "Лад" - ложь". Так: от Пушкина
до наших дней.   Шире литературы язык. Из совсем недавнего
(кстати, еще нам не встречался Тургенев, вот и он пригодился). "Во
дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбе нашей страны
невольно спросишь себя: что это за народ, который одновременно
истово клянется, что "мать" - это самое святое слово, и это же
слово так прочно соединил в своем великом и могучем языке с грязным
ругательством, что и само оно сделалось почти неприличным?"
Наиболее типичная в этом потоке литературы повесть В.
  Гроссмана "Все течет". Если 10 лет назад я мимоходом упомянул о
ней как о мало известном произведении, но предтече всего
направления, то сейчас она широко опубликована и подкреплена
публикацией тоже ранее неизвестного яркого романа Гроссмана
"Жизнь и судьба", а особенно его колоссальной рекламой. Схема
повести: герой, выйдя из лагеря, пытается осознать происшедшее с
ним и страной. Виновен Сталин? - нет, он приходит к мысли, что
многие отталкивающие черты восходят к Ленину. Значит, Ленин?
  Нет, герой идет глубже. В конце книги он излагает свое
окончательное понимание. Причина - в "русской душе",
"тысячелетней рабе". "Развитие Запада оплодотворялось ростом
свободы, а развитие России - ростом рабства". Сто лет назад в
Россию была занесена с Запада идея свободы, но ее погубило русское
"крепостное, рабское начало. Подобно дымящейся от собственной
силы царской водке, оно растворило металл и соль человеческого
достоинства". И в других странах иногда торжествовало рабство -
но под влиянием русского примера. "По-прежнему ли загадочна
русская душа? Нет, загадки нет. Да и была ли она? Какая же загадка
в рабстве?" В повести как будто с сочувствием описываются
крестьяне, мрущие от голода при коллективизации. Но в конце
читатель понимает: это их собственная рабская душа заморила их,
да еще насаждала рабство вне их страны. Такая концепция
глубинного отрицания России и всей ее истории встречалась мне до
того лишь однажды - в основном идеологическом произведении
национал-социализма - "Миф ХХ века" Розенберга. Там та же схема
русской истории. Русские - неполноценные, природные рабы. Их
государство создали германцы-варяги. Но постепенно растворились,
потеряли расовую чистоту. Результат - монгольское завоевание.
  Второй раз германцы создали русское государство и культуру в
послепетровское время, и опять их захлестнула расово-
неполноценная стихия. Концепция Розенберга последовательнее, так
как явно формулирует практическую цель: новое завоевание России и
германское господство, застрахованное на этот раз от растворения
высшей расы неполноценным народом!
  Повесть Гроссмана подводит к самому злободневному
вопросу, осмыслению революции и последовавшей цепи трагедий. Еще
10 лет назад вопрос казался лишь темой для рассуждений идеологов,
теперь же он встает перед каждым. И звучит ответ, уже давно
заготовленный, но сейчас внедряемый мощью средств массовой
информации: причина в русской традиции, русской истории, русском
национальном характере (как у Гроссмана).
  Тут Россия предстает даже злой силой, загубившей западные
(марксистские?) идеи (растворила, "как царская водка" по
Гроссману), "идея социализма, пришедшая к нам с Запада, пала на
глухую, придавленную вековыми традициями рабства почву". Россия
"дискредитировала сами идеи социализма". Недаром возникший у нас
строй называют то "социализмом" (в кавычках), то
псевдосоциализмом. "Разве вяжутся с социализмом тюремная
организация производства и жизни, отчуждение, крепостное право в
деревне?" Да почему же не вяжутся? Наш строй до парадоксальных
подробностей совпадает с картинами будущего социалистического
общества, кто бы их ни рисовал. Даже посылка горожан в деревню на
уборочную была предусмотрена - именно так "классики"
представляли себе "преодоление противоречия между физическим и
умственным трудом".
  Конкретнее, причину ищут в мужике. "Идея
коллективизации чем-то напоминала (крестьянам. - И. Ш.) хорошо
знакомую и близкую коллективность". "Предрасположенность
добуржуазного крестьянина к коллективному хозяйству".
  "Большинство крестьян примирились с коллективизацией". Да
откуда вы знаете, что они примирились? Только потому, что
Рыбаков не захотел описать, как это "примирение" вылилось в
тысячи восстаний, усмирявшихся пулеметами? Среди наших
подъяремных философов А. Ципко первым, кажется, отважился
напомнить о марксистском фундаменте революции (хотя нам,
правда, с другими акцентами твердили об этом десятилетиями). Он
даже как будто полемизирует с предшествующим автором: "модный
ныне миф о крестьянском происхождении левацких скачков Сталина,
в том числе и коллективизации" - и указывает на
тождественность идеологии Сталина, Ленина и других марксистов,
вплоть до Маркса. Но он очень обеспокоен тем, что "волна
обновления... связана с основными нашими святынями - с
Октябрем, социализмом, марксизмом". В результате "истоки
сталинизма в традициях русского левого радикализма". Но если
Сталин мыслил по Марксу? Тогда в каких традициях истоки
марксизма? Недавно тот же автор писал в газете: "Катастрофа,
которая произошла в 1917 году, была с энтузиазмом воспринята всем
народом". А четыре года гражданской войны, Антоновское, Западно-
Сибирское, Ижевское, Тульское, Вологодское восстания? Известный
земец С. С. Маслов писал в начале 20-х годов: "Крестьянство борется
неустанно и ожесточенно. Страшная расплата за борьбу,
выражающаяся в уничтожении артиллерией и истреблении огнем
деревень и станиц, в массовых расстрелах, пытках... его не
останавливает". О Сибирском восстании: "В сражениях принимали
участие дети, женщины, старики".
  Но так и остаются русские у всех авторов виновными,
народом-преступником. "Неспособность русской нации к пересмотру
прошлого и признанию своей вины..." "Только равноправное
экономическое содружество народов и может снять с народа
русского подозрение в превосходстве" (таков уж слог!). То есть
русские рассматриваются как амнистированный преступник,
который еще должен хорошим поведением доказать, что
исправился.
  Казалось бы, хоть победа в последней войне, купленная даже
не поддающимися пересчету жизнями русских и спасшая весь
демократический мир, могла бы вызвать снисхождение к русским. Но
нет, легче сменить отношение к Гитлеру. "Россия преподала миру
чистые формы тоталитарной власти", а "современная политология
даже фашистскую Германию считает не чисто тоталитарным,
авторитарно-тоталитарным государством". Опоздали вы, критики
России! Вам бы в 1942 год явиться и объяснить, что идет война
тоталитарной власти против всего лишь авторитарно-
тоталитарного государства. Нашлась бы заинтересованная
аудитория для живой дискуссии - даже во всем мире.
  Все настроение не ново - и в старой своей работе я
приводил много таких примеров. Но сейчас оно уже тесно смыкается
с реальностью. "Реторта рабства" - Россия - естественно,
должна быть уничтожена, так, чтобы уж не поднялась. В первую
мировую войну темный авантюрист Парвус-Гельфанд представил
немецкому генштабу план бескровной победы над Россией. Он
предлагал не скупясь финансировать революционеров (большевиков,
левых эсеров) и любые группы националистов, чтобы вызвать
социальную революцию и распад России на мелкие государства. План
и начал успешно исполняться (Брестский мир), но помешало
поражение Германии на Западе. Похожие идеи обсуждались и
Гитлером. Но теперь такие планы разрабатываются и
пропагандируются у нас. Разбить страну на части по числу народов,
то есть на 100 частей, любой территории предоставить
суверенитет "кто сколько переварит", как выражаются наши
лидеры. Здесь уже речь идет не о тех или других территориальных
изменениях, а о пресечении 1000-летней традиции: о конце истории
России. И это логично: раз народ, создавший это государство, "раб",
раз "Россия должна быть уничтожена", то такой конец -
единственный разумный выход. Все возражения - это "имперское
мышление", "имперские амбиции". И вдохновленные такой
идеологией, политики раздувают за спиной друг друга
сепаратистские страсти как диверсанты, взрывающие дома в тылу
врага. То, что 10 лет назад было идеологическим построением,
теперь стало мощной, физической разрушающей силой.
  В прежней работе я обратил внимание на концепцию
эмигранта-советолога А. Янова: Россия не может сама выработать
план своего развития, за нее но должно сделать "западное
интеллектуальное сообщество". Янов сравнивает эту задачу с той,
которая стояла перед советниками генерала Макартура,
командующего американской оккупационной армией в Японии после
конца II мировой войны. Тогда эта идея показалась мне характерной
как символ, знак того, что русофобские авторы мыслят уже в рамках
концепции оккупации. Но сейчас бывший министр иностранных дел
СССР Э. Шеварднадзе   вполне по-деловому заявляет, что
положительно отнесется к участию войск ООН в решении
конфликтов внутри СССР ("Правда", 21.VI.91 г.).
  На мрачном фоне нашей жизни есть, однако, нечто
положительное: череда драматических событий дает материал для
сопоставления их с некоторыми из обсуждавшихся выше идей -
появилась возможность экспериментальной проверки. Например,
такой центральной для всего течения концепции, как "русский
фашизм"? "Русская идея реализуется как фашизм", "русские -
расисты". Как выразителей тенденций всего народа часто выбирают
писателей-"деревенщиков". Писатели-"деревенщики" - расисты,
это любимая тема радио "Свобода". "Разве Белов, Астафьев -
националисты?" - спрашивает Померанц. "Для них москвич -
чужак, почти иностранец; женщина, которая увлекается аэробикой,
  - шлюха. Бред, но он отвечает сознанию нескольких десятков
миллионов, выдранных из деревни и распиханных по крупноблочным и
крупнопанельным сооружениям". "Почвы нет, а есть движение
новых варваров, внутренних "грядущих гуннов". Другой автор: "Та
мораль, которую несет Астафьев, есть доведенная до анекдота, но
типичная для всего движения смесь: декларируемой любви - и
осуществленной ненависти". "Черномазыми" кличут по России
человека вида нерусского, а тем паче кавказского, торгаш он или не
торгаш, неважно; а еще кличут "чучмеком" и "чуркой", если он по
виду из Средней Азии". Автор якобы сам слышал, как дворники у
одного универмага говорили, что "черномазых" надо давить, как
тараканов. Теперь страсти разыгрались, власть ослабла, и мы могли
бы видеть, как русские фашисты преследуют и громят "чучмеков".
  Но вот жалуется "русофон" (русскоговорящий) из Кишинева: "В
моем подъезде начертано крупно: чушки, уходите домой. Чушки -
уличный синоним русофона". Не русские же скандировали в
Кишиневе: "Чушки, проводите свой митинг в Сибири", - и кто-то
другой забил насмерть русского юношу за то, что на улице говорил
по-русски. Не русские несли плакаты: "Мигранты, вон из Литвы", и
это эстонский народный депутат написал, что русские произошли
от женщин, изнасилованных татарами. Убивают друг друга
азербайджанцы и армяне, грузины и абхазцы, грузины и осетины,
громят месхов узбеки, но не слышно, чтобы кого-то убивали русские,
зато погромы русских были в Алма-Ате, Душанбе, Туве. А беженцы
любых национальностей стекаются в Россию, особенно в Москву.
  Можно сказать: какие же русские свойства здесь проявляются?
  Беженцы сами едут в Москву - что же с ними делать? Но ведь не
всегда так мирно обходится. Например, когда в 1921 году голодные
беженцы из России хлынули в Грузию, там был поставлен вопрос о
закрытии границы. Наверное, были в последние годы и такие
столкновения, где инициаторами явились русские, но общий
характер событий, кажется, никак не соответствует образу
"русских фашистов". Концепция "русского фашизма" прошла первую
экспериментальную проверку...
  Б. Хазанов пишет: "Берегитесь, когда вам твердят о любви к
родине: эта любовь заражена ненавистью. Берегитесь, когда
раздаются крики о русофобии: вам хотят сказать, что русский
народ окружен врагами". Но послушаем и другую точку зрения! Это
написал Розанов в 1914 году, когда наш 74-летний эксперимент был
еще в стадии подготовки: "Дело было вовсе не в "славянофильстве и
западничестве". Это - цензурные и удобные термины, покрывающие
далеко не столь невинное явление. Шло дело о нашем отечестве,
которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать
как злейшего врага некоторого просвещения и культуры, и шло дело о
христианстве и церкви, которые указывалось понимать как заслон
мрака, темноты и невежества: заслон и - в существе своем -
ошибку истории, суеверие, пережиток, то, чего нет (...).
  Россия не содержит в себе никакого здорового и ценного звена.
  России собственно - нет, она - кажется. Это ужасный фантом,
ужасный кошмар, который давит душу всех просвещенных людей.
  От этого кошмара мы бежим за границу, эмигрируем, и если
соглашаемся оставить себя в России, то ради того, единственно,
что находимся в полной уверенности, что скоро этого фантома не
будет, и его рассеем мы, и для этого рассеяния остаемся на этом
проклятом месте Восточной Европы. Народ наш есть только
"средство", "материал", "вещество" для принятия в себя единой и
универсальной и окончательной истины, каковая обобщенно
именуется "Европейской цивилизацией". Никакой "русской
цивилизации", никакой "русской культуры"... Но тут уж дальше не
договаривалось, а начиналась истерика ругательств. Мысль о
"русской цивилизации", "русской культуре" - сводила с ума,
парализовала душу".

  2. "МАЛЫЙ НАРОД" СЕГОДНЯ

  Отличительный признак "Малого народа" во всех исторических ситуациях -
его совершенно особенное отношение к остальному народу, как будто к
существам другой, низшей природы.
  И сейчас леворадикальный политик говорит: "Они живут по-свински и, что
самое страшное, довольны этим". Экономист советует купить "им" на миллиард
дешевого ширпотреба - на несколько лет "они" будут довольны. Так говорить
мог только англичанин о неграх - да и то в прошлом веке. Явно авторы
ощущают себя не внутри, а вне этого народа. Вот идеально четкая
формулировка: "Два народа растягиваются к противоположным полюсам, чтобы
еще раз схватиться. Один народ явно многочисленнее, непоседливонепримирим,
плотояден и груб - это все прошлые и нынешние вожди партии, сам "аппарат",
идейные сталинисты, идейные националисты, славянофилы и с ними вся
необъятная Русь - нищая, голодная, но по-прежнему видящая избавление от
всех бед только в "твердой руке", в "хозяине", в петлях и тюрьмах и
иконе-вожде.
  Другой народ чрезвычайно малочислен. Он видит избавление в
уничтожении власти бюрократии, в свободном и демократическом
государстве".
  Мировоззрение этого течения не отягчено излишними
сложностями: ни гегельянской фразеологией, ни рассуждением о
превращении гвоздей в сюртук, ни призывами "штурмовать небо"
или картиной прыжка из царства необходимости в царство свободы.
  Его можно назвать "идеологией велосипеда", ибо оно прекрасно
выражается простым и бодрым призывом: "не будем изобретать
велосипед!". Предполагается, что где-то уже готова несложная
схема, следуя которой и нужно смонтировать нашу жизнь. Любой из
них, вероятно, был бы глубоко обижен, если бы его духовную жизнь
по сложности сравнили с устройством велосипеда. Но проблемы
громадной страны, населенной сотней народов, с историей, уходящей
вглубь на тысячелетия, с многогранной культурой они призывают
трактовать на таком уровне.
  Люди подобных взглядов у нас обычно называют себя
"левыми". Это очень старый термин, он во всех случаях определяет
четко очерченный тип. Так Троцкий был левее Зиновьева, Каменева и
Сталина, потом Троцкий, Зиновьев и Каменев - левее Сталина и
Бухарина и, наконец Сталин оказался левее Бухарина. До революции
эсдеки были левыми, но среди них большевики - левее меньшевиков.
  Левым были и эсеры, но среди них "левыми" назывались союзники
большевиков по Октябрьскому перевороту. Термин "левые"
устойчиво характеризует определенную жизненную установку. Язык
  - не "знаковая система", где можно обозначить любое понятие
любым знаком: между понятием и выражающим его словом
существует глубокая связь. По поводу слова "лево" Даль приводит
выражения: "Левой ногой с постели ступил", "левизна: неправда,
кривда". "Твое дело лево: неправо, криво". Смысл нарушения норм,
уклонения от закона тесно связан с "левым", например, современное:
  "левый заработок". Латинское слово sinister, означает левый,
испорченный, несчастный, пагубный, дурной, злобный. Славянский,
германский и литовский термин соответствует латинскому laevus,
что означает левый, неловкий, глупый, зловещий. Сказано о Сыне
Человеческом: "И поставит овец по правую свою сторону, а козлов по
левую" (Матф. 25, 33). У многих первобытных народов
фундаментальную роль играет противопоставление рядов: день,
солнце, правое, прямое... - ночь, луна, левое, кривое...
  До революции наш "Малый народ" (или можно было бы
сказать "Левый народ") не был однозначно партийным. Он заполнял
верхи левых партий, но в большой степени был и внепартийным.
  После революции все изменилось: одна часть его вошла в правящую
партию, другая подчинилась ей как "сочувствующие" и "попутчики",
остальные были выброшены из жизни. Так, в подмороженном виде,
идеология "Малого народа" и была пронесена в теле партии через
десятилетия, пока не ожила вновь. Поэтому современный "Малый
народ" родился из партии и связан с ней общностью многих основных
черт. Их роднит отчуждение от народа и отношение к нему как к
"средству" и "материалу". Ленин пояснял Горькому свой взгляд на
"мужика" (80 процентов населения): "Ну, а по-вашему, миллионы
мужиков с винтовками в руках - не угроза культуре, нет? Вы
думаете Учредилка справилась бы с их анархизмом? Вы, который
так много - и правильно! - шумите об анархизме деревни, должны
бы лучше других понять нашу работу". Сюда же относится и образ
России как "головни", которой можно зажечь мир. Да и Бухарин -
как предлагавший переделывать человечество при помощи
расстрелов, так и в свой самый мягкий период - исходил из того,
что крестьянство надо направлять, преобразовывать, руководить
им, отказывая ему в праве на развитие согласно своим собственным
традициям и взглядам. Сталинская коллективизация была для
партии проблемой не идеологии, но тактики - поэтому она так
легко и была партией принята. И Хрущев ли, Брежнев или Андропов,
говоря о "нашем государстве", всегда отсчитывали его историю с 17-
го года. А до этого было что-то для них "не наше". Я храню
опубликованный в "Правде" ответ Брежнева на поздравления с 70-
летнем. Там нет не только намека на 1000-летнюю историю
государства, в котором он властвует, но даже ни слова об этом
государстве вообще - все только о партии и Ленине, как если бы он
был в этой стране чужаком, иноземным завоевателем. Идеология
"Малого народа" и партии едина и в убеждении, что виновник всех
неудач - народ. У Солженицына Сталин сетует: "Народ-то его
любил, это верно, но сам народ кишел уж очень многими
недостатками, сам народ никуда не годился". А сейчас наша
экономика в кризисе, так как народ ленив. По той же причине
эстрадные артисты, особенно любовно вырисовывавшие образ
дурака-алкоголика из народа, были высоко ценимы партийными
верхами, были увенчаны высшими наградами. Да это и понятно: так
утешительно, глядя на талантливо поданный образ этого серого,
неумного народа, еще раз убеждаться, что именно он причина любых
неудач.
  Но когда "народ" воспринимался не как все население, а как
определенная нация, то это были русские, национальная
персонификация, архетип абстрактного "народа". У Троцкого: их
основная черта - "стадность", ленинская характеристика: народ
"великий только своими насилиями, великий так, как велик
держиморда", и так вплоть до сталинской формулы истории
России, которая заключалась, "между прочим, в том, что его все
время били...". В этом отношении А. Н. Яковлев выражал
фундаментальную партийную традицию в своей статье "Против
антиисторизма" (1972) - сигнала к разгрому группы литераторов,
заподозренных в русском патриотизме. Логично встречаем в ней и
тезис, что "справного мужика" так и надо было "порушить". И
совершенно в том же духе в статье "Синдром врага" (1990) он
набрасывает свою схему русской истории ("Возьмем хоть Россию"):
  "С кем только ни воевала". "Все это формирует сознание, остается
в генофонде". "Психологически - наследие отягчающее". Как же
жить народу с отягченным генофондом: ведь гены не
перевоспитываются? (Одно утешение, что из школы знаем:
  приобретенные признаки на генофонд не влияют!) Так сливается
идеология "Малого народа" и правящего партийного слоя.
  Единство идеологии - причина преданной любви
современного "Малого народа" к революционному прошлому и его
героям: "бурному, почти гениальному Троцкому" или Бухарину -
"человеку, отвергающему зло" (как его назвала одна газета). Особенно
же к 20-м годам - эпохе, когда готовился прыжок на деревню,
воспитывался слой людей, для которых весь деревенский уклад жизни
был отвратителен, подлежал уничтожению. Витает надежда, что
недоделанное тогда удастся завершить сейчас: "На дворе двадцатые
годы. Не сначала, так с конца". Нам предлагают считать деятелей
той эпохи романтиками - быть может, заблуждавшимися - в
отличие от чудовища Сталина. Действительно, те люди
испытывали некий подъем, прилив энергии: это можно назвать
романтизмом, можно - одержимостью. Но ведь такой же подъем
давала и романтика "нордической расы"! Казалось бы, следует
применять одну мерку к тем, кого судили в Нюрнберге, и к тем, кто
уничтожал казаков. Или истребление мужиков - это только
ошибка романтиков? Интересно вспомнить, как всего года 3 назад
левая пресса встала стеной на защиту этих дорогих воспоминаний.
  "Ни шагу назад от 37-го года!" - было тогда лозунгом дня. "Для чего
надо уравнять преступность и безнравственность Сталина с
безвыходностью (?) революционеров? - Чтобы посеять в душах
сомнение в правильности социалистического выбора". Это писалось
не в правоверной партийной газете, а в самом популярном левом
издании. Когда В. В. Кожинов высказал мысль, что сталинизм -
результат всемирного процесса, эта же пресса обвинила его в том,
что он хочет этим реабилитировать Сталина. А когда я поддержал
и развил его мысль, то моя заметка была уравновешена статьей Р.
  Медведева, где он разоблачал страшную тайну, что я хочу бросить
тень на лозунг "больше социализма!" (который все они тогда
твердили). Моя старая работа "Арьегардные бои марксизма" была
перепечатана здесь, когда все левые идеологи еще мужественно вели
эти бои. Подобных примеров много. Именно мы, "консерваторы",
постепенно заставили левое течение отказаться от той
фразеологии "заветов Ленина", "социалистических идеалов" и даже,
частично, марксизма, которую многие из них сейчас уже
патетически клеймят.
  Да связь "Малого народа" с партийным правящим слоем
видна и на персональном уровне. Кто сегодня их вожди:
  политические лидеры, идеологи? Это вчерашние деятели
партийного аппарата (вплоть до очень высоких), экономисты-
специалисты по анализу развитого социализма, идеологи, философы,
даже следователи, генералы КГБ, министры МВД! Почти все из них
1-2 года назад были членами КПСС: "коммутанты", по выражению
Б. Олейника. Среди них нет почти никого, кто вчера противостоял
бы этому правящему слою. Из тех, кто боролся против переброски
рек, отравления Байкала, - никто не оказался среди левых лидеров.
  Даже участники диссидентского правозащитного движения,
несмотря на близость многих взглядов, очень плохо принимаются
этим слоем. Сахаров был редким исключением, им надо было бы
беречь его, как зеницу ока, не вовлекать в сиюминутные свои
конфликты.
  Переход от ортодоксальной коммунистической к левой
фразеологии происходит часто почти мгновенно, что было бы
невозможно, если бы здесь не было идеологического единства. Так, В.
  Гроссман писал: "Партия, ее ЦеКа, комиссары дивизий и полков,
политруки рот и взводов, рядовые коммунисты в этих боях
организовали боевую и моральную силу Красной Армии". В войне, по
его мнению, "побеждали рабочие и крестьяне, ставшие
управителями России". Он даже подписал письмо Сталину,
требующее самой суровой кары "врачам-убийцам". (См. Семен
Липкин. "Время и судьбы". М., 1990).
  Единство так сильно, что одна сторона болезненно
чувствует, когда задевают другую. Так недавняя комсомольская, а
ныне независимая ленинградская газета "Смена", посвятив целую
страницу критике моих взглядов, самыми жирными буквами
выделила слова, связанные с утверждением (в моем интервью,
напечатанном ранее той же газетой), что дело не в личном
противостоянии Ельцина и Горбачева, а просто - что не будет у
нас эффективного руководства, пока оно в руках представителей
прежней партийной верхушки. Единство сказывается и в том, с
какой легкостью "левые" апеллируют к аппарату власти: суду, КГБ
  - хотя теоретически они его сурово осудили. Парадоксальный
пример - Г. Померанц так опровергает мое мнение, что идеология
"Памяти" и прибалтийских "фронтов" совпадает: "Правда,
официально известно, что одного из лидеров "Памяти", Васильева,
пришлось предупредить насчет ответственности на случай
погрома". Но кому это "пришлось"? - КГБ. Ему же, только
называвшемуся МГБ, насколько я знаю, "пришлось" в свое время не
только "предупредить", но и отправить в лагерь Померанца.
  Неужели даже это не мешает рассматривать такое
"предупреждение", как весомый аргумент?
  Особенность современного "Малого народа" в том, что он
уже не в первый раз в нашей истории оказывается одной из
решающих сил. Видимо, в связи с этим для него такую болезненную
роль играет проблема исторической ответственности, вины. Как
странно! Из этого слоя мы часто слышим, что поиски "виноватого",
"синдром врага" - это признаки ущербного сознания. Нам
разъясняют, что выбитые из жизни, дестабилизированные люди и
целые слои народа склонны искать где угодно "козла отпущения". Но
удивительным образом тут же мы слышим, что носителем
сталинизма являются низы народа ("сталинизм, так сказать,
массовый, низовой"), социальной базой Сталина было
патриархальное крестьянство, сейчас питомник тоталитарной
идеологии - разоренное крестьянство ("новые гунны"), в революции
виноват народ, русские. Но ведь все эти группы тоже "кто-то" - и
почему же их дозволительно делать "козлами отпущения"? Почему
это не признак ущербного сознания? Недавно появилась
парадоксальная статья сотрудника КГБ, где автор, жалуясь, что его
ведомство стало "мальчиком для битья", призывает не искать
виноватых, а признать, что виновна "вся нация". Здесь отсутствие
логики явно бросается в глаза, равно как и цель - прекратить
разговоры на неприятную тему. Но и в остальных же случаях дело
обстоит не иначе.
  А ведь проблема "исторической ответственности" очень
глубока и важна - и как жаль, что она превратилась в футбольный
мяч, который перебрасывается от одного к другому! Все сводится
лишь к тому, чтобы назвать "виноватого" - патриархальное
крестьянство, масонов, национальные черты русских или евреев. Но
сначала ведь надо было бы обсудить саму постановку вопроса. Говоря
о вине народа, мы пользуемся аналогией народ - человек, так как
обычно лишь к человеку применяется понятие вины. Такие аналогии
часто продуктивны для постановки вопросов, но опасны как метод
для поиска ответов. Все ведь зависит от того, как далеко
простирается аналогия! Можно действительно привести много
аргументов в пользу того, что народ - это нечто живое. Даже
одухотворенное, так как способно к творчеству - например,
фольклора. Но в то же время это "организм", которому в гораздо
большей степени присуще бессознательное творчество, чем
логическая выработка решений для достижения сформулированной
цели. Только рассмотрение множества исторических ситуаций
могло бы уточнить, в какой мере такому "организму" свойственно
понятие "вины". В нашей революции очень отчетливо выделяется
одна фаза, условно - "февральская", когда усилиями тогдашнего
"Малого народа" разрушаются "интегрирующие механизмы",
позволяющие народу ощущать себя и действовать как единое целое.
  Подвергается осмеянию и делается предметом ненависти
национальная история, вера, историческая власть, армия. Создается
множество мифов, внушаемых народу (о колоссальных помещичьих
землях, которые могут утолить земельный голод крестьян, об
измене двора, всевластии Распутина и т. д.). Народ как бы
парализуется, становится беззащитной жертвой небольших
агрессивных групп. Такой процесс больше похож на болезнь, чем на
преступление - понятие вины к нему применять трудно. С другой
стороны, русская революция была звеном в грандиозном всемирно-
историческом процессе, длившемся не одно столетие. В те же годы,
что Советская Россия, возникла Советская Венгрия и Советская
республика в Баварии, коммунистические партии возникали во всех
странах. Западное общественное мнение в большинстве своем
приветствовало "блестящий эксперимент". Существенную роль
играли устойчивая неприязнь Запада к исторической России, деньги
германского генерального штаба, мощный приток сил радикального
еврейства в революцию. Все эти внешние факторы надо откинуть,
рассматривая проблему "русской вины". Остается ли хоть что-то
после этого? Чувство говорит мне - то да! Что история не
является процессом "по ту сторону добра и зла", где бессмысленно
задавать вопрос о вине, как бессмысленно (по любимому сравнению Л.
  Н. Гумилева) спрашивать - кто прав: щелочь или кислота в
химической реакции. Есть проблема выбора, в решении которой
возможна нравственная ошибка, влияющая на всю следующую
историю - то, что Достоевский называл "ошибками сердца".
  Выделить этот фактор (или убедиться, что его не существует) -
было бы очень важно для осознания нашей судьбы.

  3. "МАЛЫЙ НАРОД" ЧИТАЕТ "РУСОФОБИЮ"

  Никак я не ожидал, что реакция на мою работу "РУСОФОБИЯ" достигнет такого
размера: только отдельных, посвященных ей статей (у нас и на Западе) мне
известно более 30.
  Сверх того, многочисленные пассажи о ней в статьях, посвященные
ей радиопередачи, множество писем. Критические статьи, письма и
передачи исходят, в основном, как раз от того слоя, который я
назвал "Малым народом". Внешне различаясь - от корректных до
грубо-ругательных, разного уровня культурности и даже
грамотности, они основаны на очень единообразном мировоззрении.
  Было бы жаль не воспользоваться столь обильной информацией об
этом слое. Соблазнительно попытаться яснее понять явление
русофобии при помощи откликов на "РУСОФОБИЮ".
  Русофобия как переживание, чувство особенно ярко
проявляется в письмах. "Алкогольно-послушное большинство",
"революция, задуманная как освобождение, как истинный социализм,
выродилась на русской почве из-за ряда национальных особенностей",
"народ, бунтующий за 6- или 8-конечный крест или из-за способа
написания имени идола" (намек на раскол, одним из поводов к
которому было изменение написания имени Иисуса. Так что "идол"
  - это Христос, чувство выражено серьезное!). Вот некоторые
характеристики из одного только письма: "самовлюбленный дурак:
  мы на горе всем буржуям!", "тысячелетие диктатур подорвало
интеллектуальный и моральный потенциал масс", "претензии на
пуп земли", "народ с упоением самоуничтожающийся" , "нищий
дебил с атомной бомбой", "герой фольклора Иванушка - дебил есть
ли еще у какого народа?". Последнее хоть проверить можно. У
Афанасьева к сказке "Иван-дурак" есть примечание: "Сказка
известна во всей Европе, на Кавказе, во всей Азии, на островах
Зеленого Мыса, в Америке. Древнейший известный вариант
относится к 492 г. и содержится в китайском сборнике Po-yu-king,
переведенном с индийского". Сюжет приведен в справочниках
всемирно распространенных сюжетов Bolte-Polivka, Aarne-Thompson
и многих других. Автор, видимо, и не пытался проверить свой взгляд:
  он был ему заранее известен и факты должны были его подтвердить
  - иначе, что же это за факты!
  Концепция "Малого народа" тоже выражена очень ярко.
  Один корреспондент пишет, что концепция ему даже нравится, но
ее надо дополнить одним положением: "А очень просто. Они умнее
других". Сопоставим с мыслью предшествующего автора о народе-
дебиле. Как же "умные люди" поведут его по пути прогресса? Ведь он
элементарной логики не понимает, тут нужны другие средства.
  (Вот и автор уже посылает на меня жалобу в идеологическую
комиссию ЦК - написано-то было еще в 1989 г.)
В критических статьях поразила меня какая-то пропасть
взаимного непонимания; мои аргументы просто не воспринимаются
критиками, наши рассуждения движутся в разных, не
пересекающихся пространствах. Причем мне кажется, что лишь в
некоторых случаях это есть сознательное игнорирование сказанного
как полемический прием.
  Пример такого загадочного непонимания - обсуждение
(множеством авторов) самого явления русофобии. Есть
стандартный набор цитат из статьи в статью, в письмах, в
записках после выступлений. Это - слова из письма Пушкина о себе
самом: "удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится -
ай-да умница", предсмертная запись в дневнике Блока: "Слопала меня
Россия, как чушка глупого поросенка", "Прощай, немытая Россия"
Лермонтова, "В судах полна неправды черной" Хомякова, Чаадаев,
Гоголь. Авторам кажется убийственным вопрос: "Не зачислите ли
Вы и их всех в русофобы?" Всякий раз кажется, что спрашивающие,
если бы захотели, смогли бы и сами понять и ответить - а если
есть желание не понять, то любые ссылки излишни.
  Тут смешиваются отрывки из личного письма и дневниковые
записи со статьями и книгами. Но кто будет судить, например, об
отношении мужа к жене по словам, вырвавшимся во время ссоры?
  Когда-то в связи со скандалом, вызванным публикациями Синявского,
и в частности "Россией-сукой", в оправдание ему вспоминали, что и
Блок-де назвал Россию чушкой. В письме в парижскую "Русскую
мысль" один не раскрывший своего имени автор из СССР обратил
тогда внимание на то, что Блок написал это в дневнике, а Синявский
в журнале "Континент"; Блок - в России, умирая с голоду, а
Синявский - в Париже, отнюдь не голодая. И Блок, назвав Россию
чушкой, назвал и себя поросенком, а Синявский, написавший "Россия
  - Мать, Россия - Сука", не пожелал сделать из этого
напрашивающийся о нем самом вывод.
  Еще поразительнее любовь к "немытой России". Авторство
Лермонтова не раз ставилось под сомнение, стихотворение впервые
упоминается через 30 лет после его смерти, автографа нет. В
некоторых дореволюционных изданиях печаталось в разделе
"приписываемое". Во всяком случае не его следовало бы привлекать
для характеристики отношения Лермонтова к России, столь
отличного в других его произведениях. (Для сравнения - пушкинское
стихотворное переложение "Отче Наш": "Отец людей, Отец
Небесный..." в последних изданиях его сочинений вообще не
упоминается). Недавно я просмотрел ряд учебников литературы за
все классы: "Немытая Россия" повторяется дважды - если ученик
забыл, чтобы через несколько лет вспомнил. Что же отражает
такая сладострастная тяга к этому стихотворению, как не
русофобию?
  Конечно, было и такое загадочное явление, как Чаадаев,
друживший с Пушкиным и писавший: "Мы миру ничего не дали", "мы
не дали себе труда ничего создать в области воображения". Но было
и еще ярче, Печерин: "Как сладостно отчизну ненавидеть! И жадно
ждать ее уничтоженья". Что же это доказывает? Только
существование русофобии (у Чаадаева - как одной из компонент его
загадочного мировоззрения). Так о том и статья.
  Конечно, существуют явления, обладающие общими
внешними чертами, хотя и совершенно различные. Но ведь разница
чувствуется сразу! Когда Гоголь читал Пушкину "Мертвые души",
тот сначала смеялся, потом становился все печальнее и воскликнул:
  "Боже, как грустна наша Россия!" Но разве мог бы кто-нибудь
сказать, что "Россия грустна", читая роман Войновича, где наши
потомки в ХХI веке питаются переработанным калом; этот
"вторичный продукт" сдают в приемные пункты, а выполнившие
норму получают право в особом чулане предаться рукоблудию. У
Гоголя ощущается ужас перед греховностью человека, для него,
конечно, - русского человека. Это "критика человека", идущая в
глубь его духовной сущности, но основанная не только на сочувствии,
но на чувстве единства с ним. Роман же Войновича содержит,
собственно, лишь, поверхностные, хоть и нечистоплотные
ругательства, бессодержательные, как ругательства,
выкрикиваемые пьяным или написанные на заборе. Сочувствию же
здесь явно нет места: всю ситуацию автор описывает, весело
похохатывая, а может быть, и со злорадством.
  Казавшийся мне столь любопытным феномен "Малого
народа" не вызвал вообще никакого интереса, попыток
принципиального обсуждения. А меня-то так поразила
единообразность всех исторических реализаций этого явления! Когда
наши публицисты утверждали, что в России вообще нет
литературы, Пушкин и Лермонтов - бездарности, вся культура - у
немцев, немецкие то же писали о своей литературе, о Гете, и
культуру видели лишь во Франции, а французские - в Англии. Но я
встретил лишь возражения то поводу деталей. Наиболее
распространенное - что это неправдоподобно, будто меньшинство
могло навязать свою волю большинству, что такая мысль даже
оскорбительна для "Большого народа". Конечно, если бы речь шла о
чисто физическом столкновении, так сказать "стенка на стенку",
это был бы убедительный довод. Но ведь "Малый народ" действует
через идеологию, средства массовой информации или подпольные
партии - тут не численное соотношение решает. Ведь не удивляет
же то, что, например, отсутствие витамина В12, которого в
организме всего 1-2-миллионные доли грамма, вызывает
злокачественную анемию и смерть или что еле видимые бациллы
убивают крупное животное, - "оскорбителен" ли этот факт для
животного? В начале 80-х гг. прошлого века департамент полиции
составил список всех известных ему революционеров. Он включал
действительно подавляющее число участников революционного
движения, а всего в списке был 151 человек, это за четверть века до
революции! Наиболее ярко непонимание этой стороны социальной
жизни проявил Сталин, когда на замечание о роли папы римского
спросил иронически: "А сколько он может выставить дивизий?"
Кроме того, область деятельности "Малого народа" есть
разрушение, а оно всегда примитивнее и требует гораздо меньших
усилий, чем созидание, жизнь. Чтобы создать Пушкина, необходимы
были тысячелетия русской и мировой истории, чтобы убить -
достаточна одна пуля Дантеса.
  Иногда мои критики в своих взглядах отстоят друг от друга
дальше, чем я от каждого из них. Так понятию "Малый народ"
даются две диаметрально противоположные интерпретации. Одна
  - что это любое меньшинство. Например, штатный философ
"Радио Свободы" Б. Парамонов напоминает, что и апостолы
составляли меньшинство, и предлагает мне, как христианин
христианину, над этим задуматься. Но ведь "Малый народ" - это
такое меньшинство, которое стремится сохранить свою
изолированность среди остального народа, видя в этом путь к
подчинению большинства его воле. Апостолам же было завещано
проповедовать свою веру всем народам - т. е. перестать быть
меньшинством! Почему-то это очевидно нелепое возражение
повторяют многие критики. Противоположная интерпретация,
наоборот, чрезвычайно суженная, что "Малый народ" - это одни
евреи. Например, Синявский не раз так излагает мою работу:
  "Малый (еврейский) народ, оказывается, ведет давнюю смертельную
борьбу с большим (русским)". Какое отношение это может иметь к
моим взглядам, если в качестве примера "Малого народа" я привожу в
своей работе пуритан во время Английской революции, в то время,
как евреи были изгнаны из Англии еще в ХIII веке, и въезд туда им был
запрещен под страхом смерти? В применении к современному
"Малому народу" я разбираю этот вопрос подробно ("Наш
современник", 1989, №6, с. 189 и №11, с. 165) и привожу ряд
соображений, почему отождествление "Малый народ" - евреи, на
мой взгляд, неверно. Вот случай, который никак уж нельзя отнести
за счет добросовестного непонимания. То же утверждение
содержится в письме за подписью 31-го автора ("Книжное
обозрение" №38, 1989). Письмо вообще содержит иногда и прямую
неправду, написано в духе писем, когда-то разоблачавших
Пастернака, Солженицына или Сахарова. К сожалению, под ним
стоит и подпись самого А. Д. Сахарова! Еще больше поражает
подпись академика Лихачева, для которого добросовестное
отношение к разбираемому источнику должно бы быть
профессиональной привычкой. Одно утешение - надеяться, что оба
они подписали письмо, не вчитываясь, положившись на
составителей.
  Многие возражения остались мне просто непонятными, как
ни старался. Например, тот же философ со "Свободы" Б. Парамонов
упрекает, что мне "любезно" представление об органическом
характере общества - с его же точки зрения, "общество нельзя
понимать по аналогии с природой", так как в природе нет свободы.
  Но если у Парамонова есть собака, то он должен видеть, как она все
время проявляет свободу - например, убегая от хозяина за
встречной кошкой. Именно взгляд на природу как нечто низкое,
неодушевленное породил концепцию "покорения природы",
уверенность в праве делать с нею все что захочется - то есть тот
экологический кризис, который угрожает гибелью природе и человеку,
забывшему, что он ее часть. А между тем аргумент так понравился,
что перекочевал в несколько наших статей. Но Б. Парамонов пугает
и страшнее: "Органические общества - это застойные общества".
  Однако органична, прежде всего, Природа, а в ней происходят, как
известно Б. Парамонову, не застой, но - эволюция. За 4 миллиарда
лет до нас на земле еще не было жизни, за 2 миллиона - не было
человека, а совсем недавно - самого Б. Парамонова. И нет
уверенности, что природа исчерпала на нем свои творческие силы -
как сказал один герой Конан Дойла, быть может, она нам готовит
еще большие сюрпризы.
  Видимо, как мои критики не понимают меня, так и я их
понять не способен. Включая и критику с использованием
христианской лексики. Например, в связи с коробящими критика
цитатами из Ветхого Завета. Что же, христиане должны
манипулировать цитатами из Писания, как марксисты своими
"классиками"? Если в Библии говорится, что царь Давид клал
побежденных под пилы, то можно попытаться уяснить себе, каково
место этих и подобных эпизодов Ветхого Завета в христианском
мировоззрении, можно, на худой конец, признать, что это нам
сейчас не понятно, но постыдно притворяться, будто это не
существует. Что уж говорить о пестрящей текстами из Писания
статье, где я уличен в жажде расправы, ненависти, в том, что я
вмешиваюсь в Божественное Домостроение, недоволен Богом,
духовно отказался от Христианства, презрел евангельские заповеди,
ношу маску инквизиторов, тайна которых "Мы с ним". "Он" же -
это сатана, принимающий вид "Ангела Света". В заключение автор
кротко напоминает, что "христиане призваны не проклинать".
  (Один из героев Вальтера Скотта сказал о пуританах: они вас не
долго думая повесят, а чтобы успокоить совесть, сопроводят это
каким-нибудь текстом вроде "Тут Финеас восстал и произвел суд").
  Поражает меня, что авторы хранят молчание как раз по
поводу вопросов, в которых они компетентны. Например, Синявский
не согласен со мной, что русские и украинцы изображены в
"Конармии" Бабеля существами низшего типа. Нет, говорит он,
скорее, героическими людьми. Но ведь у меня, например, приведена
цитата: "И чудовищная Россия, неправдоподобная, как стада
платяных вшей..." Синявский говорит, что Бабелем много
занимался: вот тут бы и разъяснить, что же в этом образе "скорее
героического". И как раз об этом он молчит, хотя где только не
писал и не выступал по поводу "Русофобии".
  Или вот Б. Хазанов высказал очень интересную мысль,
которую я в своей работе цитирую: "Заменив вакуум, образовавшийся
после исчезновения русской интеллигенции, евреи сами стали этой
интеллигенцией". Ведь интеллигенцию можно сопоставить с
нервной системой народа. Что же это получилось за необычное
существо, у которого нервная система и тело сделаны из разного
этнического материала? Хазанов посвятил "Русофобии" особую
статью, где сравнивает меня и с Гитлером, и Розенбергом, и
Штрейхером - но вот эту интересную мысль никак не
комментирует.
  Или еще: по поводу фразы Солженицына "аппарат ЧК
изобиловал латышами, поляками, евреями, мадьярами, китайцами".
  Померанц уличает автора, что он "засунул опасное слово посредине,
чтобы его нельзя было выдернуть для цитирования". В "Русофобии"
я высказываю свое недоумение, почему "опасно" именно это слово,
стоящее посредине, а не все остальные? Но тщетна была надежда
получить ответ: Померанц много раз высказывался о "Русофобии",
но говорил о чем угодно, только не об этой своей фразе, смысл
которой он мог бы нам открыть. Как жаль!
  Когда стало ясно, что на работу будут появляться отзывы,
я с большим интересом стал их читать, надеясь встретить
обсуждение по существу, пусть бы авторы и были со мной
полностью несогласны. Но в результате - полное разочарование.
  Часто я так и не мог понять, каково же отношение авторов к
основным положениям статьи (например, как они сформулированы в
начале этой работы). Если даже принять все возражения - и про
Природу, и про Бабеля, и о Священном Писании и т. д. - все же
остается, например, непонятным: считает ли автор русофобию
реальным, весомым фактором нашей жизни? Существует ли такой
исторический феномен - "Малый народ"? Впечатление от этих
критик было другое: они стремятся внушить, что работу читать
не следует, если же кто прочел - тому лучше ее скорее забыть. А
сверх того видна в ряде случаев неприязнь к окружающему народу,
уверенность в его неполноценности и в призвании "умных людей"
решать судьбу "народа-дебила".
  Особый оттенок всей дискуссии придают применяемые в ней
полемические приемы. Например, Померанц пишет: "Теперь
несколько слов о полемических хитростях. Это тоже, кстати,
черта несвободного сознания. И. Шафаревич (...) заявляет себя
человеком, далеким от "Памяти" (бедной, оклеветанной "Памяти")
  - и кончает статью трегубой аллилуйей в ее честь". Прочитав, я
так и ахнул - откуда же это? Но автор приводит точную цитату:
  "Верю в громадную силу памяти, в то, что каждый народ... и даже
все живые организмы... все они хранят в себе память..." А вот это:
  "Все в жертву памяти твоей..." Так и Пушкин, оказывается, тайно
сочувствовал "Памяти"! Ах, неосторожные это были слова о
"полемических хитростях" и "несвободном сознании".
  Еще пример. Получаю письмо за подписью Алексея Шмелева с
рядом вопросов по поводу "Русофобии". В том числе - откуда взяты
цитаты из Талмуда. Ответил, указав мои источники (включая
недавнюю книгу профессора университета в Тель-Авиве Я. Каца),
даже посоветовав, в какой библиотеке эти книги можно найти.
  Получаю письмо с благодарностью за "ясный и точный ответ".
  Вдруг в журнале "Знамя" встречаю статью того же Алексея
Шмелева "По законам пародии? (И. Шафаревич и его "Русофобия")".
  Автор приводит слова М. Агурского по поводу совсем другой статьи
другого человека (псевдонима), что там "цитаты, исполненные
искажений, (...) заимствованы из антисемитской литературы
дореволюционного периода, как книги А. Шмакова, И. Лютостанского
и др.". И дальше: "Не пользовался ли Шафаревич этим же
оригиналом? Или он обнаружил какие-то новые данные?.." Увы, эти
данные известны не только мне, но и Шмелеву. (А после, ссылаясь на
Шмелева, казанская газета "Наука" печатает статью: "Как
Шафаревич источники извратил".) Что уж тут апеллировать к
Священному Писанию и христианским ценностям: на такие
проделки не пойдет и средний готтентот!
  И еще пример. Был у меня вечер в МГУ в октябре 1989 года, и
через несколько дней станция "Свобода" передала сообщение о нем:
  "от нашего московского корреспондента Марка Дейча". Всем,
пришедшим на вечер, не удалось поместиться в зале, и устроители
радиофицировали холл. Марк Дейч рассказал, что было совсем
немного народу, да и неудивительно, так как уважающие себя люди
не пошли бы на встречу с автором "Русофобии" (как любезно по
отношению к сотням присутствовавших!). Вечер продолжался три
с половиной часа, пока я не ответил на все вопросы. Марк Дейч
сообщил, что, ответив на несколько записок, я сказал, что устал и
хотел бы закончить вечер, и т. д. Остается недоумение: что это -
моральный и профессиональный уровень самого Марка Дейча или
стиль радио "Свобода"? Чему можно и можно ли чему-либо верить в
передачах этой радиостанции?
  Публицист Б. Сарнов пишет: "Я не способен в
джентльменском парламентском стиле полемизировать, скажем, с
Шафаревичем". К сожалению, далеко не он один. Вот некоторые
характеристики, данные мне и моей работе: фашист, законченный
нацист, сравнение с Гитлером-Розенбергом-Штрейхером (в
назидание упоминается, что последние повешены), публикация
работы в ФРГ - уголовно наказуемое действие, мания
преследования, инсинуации, параноидальный бред, инквизитор,
слился в одну кучу с Ниной Андреевой и идет с ней разными дорогами
к одному обрыву, "фанатическая книга", "националистическая
опухоль". "Книга полемики не заслуживает", "говорить не о чем",
Синявский предлагает по поводу работы "не браниться, не
сердиться, не читать нравоучения, а смеяться" - но ни он сам, ни
другие авторы явно совету не последовали. Зато в "Новый мир"
пришло письмо, в котором автор возмущается, что журнал
напечатал мою статью (совсем другую): "Дело здесь не в содержании
статьи, а в имени автора". Развивая эту линию плюрализма, Б.
  Сарнов потребовал, чтобы КГБ занялось моей работой. В газете
"Советский цирк" эссе профессионального эстета о "Русофобии"
иллюстрируется каким-то лицом с выпученными глазами и
высунутым языком. В газете "Смена" публикация статей с
критикой моего интервью той же газете сопровождается
редакционным введением, содержащим ругательства, которые я
раньше слышал только от пьяных, не полагал их возможными в
прессе... Парамонов - философ - опубликовал эссе с нецензурным
(или неоцензурным?) названием, обозначающим вещество, ранее
относившееся исключительно к ведению ассенизаторов. На
протяжении всего своего философски-ассенизационного исследования
он весело купается, барахтается и ныряет в "веществе".
  Тогда услышал я (о диво!) запах скверный,
Как будто тухлое разбилося яйцо,
Иль карантинный страж курил жаровней серной.
  Я, нос себе зажав, отворотил лицо.
  Но мудрый вождь тащил меня все дале, дале -
И, камень приподняв за медное кольцо,
Сошли мы вниз, - и я узрел себя в подвале.

  4. "АНТИСЕМИТИЗМ"

  К сожалению, то, что обсуждалось выше, - лишь незначительная часть
написанного о "Русофобии". Доминирует же - и объемом, и силой страсти -
переживание суждений о еврейском течении в современном "Малом народе".
Остальное отодвигается на задний план как незначительная мелочь: судьба
России, трагедия народа, стоящего между бытием и небытием под тяжестью
непрестанного давления на его национальное сознание.
  Даже само название работы должно было бы указать, что
посвящена она русской теме, но это почти полностью игнорируется.
  Как и следовало ожидать, господствует, заглушая робкий
голос разума, один клич: "антисемитизм!". Уже в "Русофобии" я
высказал свое мнение об этом термине: он нарочно оставляется
нерасшифрованным, аморфным. Это сигнал, который, идя помимо
логики, должен действовать на эмоции, возбуждать агрессивность.
  Таков испытанный прием управления массовым сознанием.
  Поразительно, что заданный в старой работе вопрос - что же это
такое, "антисемитизм"? - ВСЕМИ БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ
известными мне критиками не замечается. Никто из них не
попытался объяснить, что он имеет в виду: действия, наносящие
ущерб людям лишь потому, что они евреи? Пропаганду
дискриминации евреев или насилия над ними? Выражение презрения
к евреям как нации: типичным чертам внешности или поведения? Да
и еще масса возможных толкований. Даже автор, сообщающий, что
"Сам Бог наложил абсолютный запрет на антисемитизм",
оставляет нас в неведении о содержании этой "одиннадцатой
заповеди" (вот "не убий", "не укради" - разъяснений не требуют!).
  Уж нашему-то поколению, казалось бы, можно было
почувствовать нечистоплотность таких пропагандистских
приемов. Каждый сталкивался с совершенно тождественным по
духу, логической структуре и социальной функции штампом:
  "антисоветизм". Оба эти клише-двойника являются, я думаю,
продуктами одного типа сознания. Казалось бы, теперь пора
устыдиться, как чего-то грязного и постыдного, подобных приемов,
пахнущих 70-й и 58-й статьей, да и "законом" 1918 г. против
"антисемитской и погромной агитации": ведущих подобную
агитацию "ставить вне закона (?)".
  Статьи УК, касавшиеся "антисоветской агитации", были
направлены на сохранение режима и власти правящей верхушки. Но
так обнаженно это нельзя было сказать и в ход шли "государство",
"советский народ" и даже "прогрессивное человечество". Аналогично
и клише "антисемитизма" имеет целью наложить запрет на
обсуждение действий какого-то узкого слоя, входящего в "Малый
народ". Чтобы вычеркнуть из сознания эту сторону, внушается, что
речь идет о некоей (хотя и не расшифрованной) угрозе всему
еврейскому народу. В частности, все критики моей работы как будто
слепнут, доходя до тех ее мест, где высказывается и
аргументируется убеждение, что в современном "Малом народе"
действует какое-то очень специфическое течение еврейского
национализма.
  Насколько проще, не утруждая себя аргументацией,
выстроить цепочку: антисемитизм - фашизм - 6 миллионов
евреев, убитых нацистами (Синявский, для убедительности, - 6
миллионов, убитых в Освенциме!). Этот прием используется
постоянно. Одна "критика" так и озаглавлена: "Обыкновенный
фашизм". В конце автор (все тот же Б. Хазанов) пишет: "Весь
состав идей академика Шафаревича от начала до конца
воспроизводит пресловутое "мировоззрение" (Weltanschaung)
гитлеровской гвардии и, в сущности, выдает в нем законченного
нациста. Все это уже было - и мы хорошо знаем, чем это
кончилось". Все это действительно было, причем всего на два года
раньше, в том же журнале. Вот как это звучало: "Где-то это было
уже - утверждение "национального возрождения" через ненависть
врагов, активные поиски этих врагов во вполне определенном
направлении - среди евреев, конечно. Память не обманула..." Далее
следует цитата: "Да, конечно, это из "Mein Kampf!" Адольфа
Гитлера". Но это не про меня, а про В. А. Астафьева (по поводу
переписки с Эйдельманом) и написано не Хазановым, а его
соредактором Любарским. Так что же это за психология: чуть что
не понравится - это фашист, повторяющий Гитлера. (Точно так,
как писали у нас в 30-е годы!) Ведь если объединить всех, кто когда-
то критически относился к каким-то еврейским группам и
течениям, то получится очень пестрый список: Евангелист Иоанн,
Цицерон, Тацит, Иоанн Златоуст, Савонарола, Лютер, Шекспир,
Петр Великий, Вольтер, Державин, Наполеон, Фурье, Вагнер,
Достоевский, Розанов, Блок и очень многие другие. Гитлер в этом
списке, конечно, тоже должен быть, но занимает совершенно особое
место. Однако будет там и Ленин, и даже евреи, такие, как Маркс и
Отто Вейнингер. Люди столь разнородные, что присутствие в их
соседстве, кажется, ничего не означает.
  События последних лет, а особенно почти неограниченная громогласность,
еще раз показали национальную ориентацию нашего "Малого народа". Как и в
других вопросах, жизнь внесла очевидную ясность там, где раньше приходилось
оперировать догадками и косвенными доказательствами. В последние годы
страну потрясла цепь кровавых межнациональных столкновений. Теперь кровь
льется все время, многие сотни тысяч превратились в беженцев. Тут можно
наглядно увидеть: какой народ более угрожаем, несет большие жертвы? Как же
оценили ситуацию средства массовой информации (в своей подавляющей части) и
поддерживающие их (и поддерживаемые ими) левые вожди? Кого они сочли
нуждающимися в особой защите: армян (Сумгаит), русских (Алма-Ата, Душанбе,
Тува), месхов, осетин? Неподготовленный читатель не поверил бы: мы слышали
лишь одно требование - закона против антисемитизма. Об этом публиковались
статьи, письма в редакцию, подавались петиции депутатов. В то время как
никаких реальных оснований для этого не было. Зато были основания,
созданные средствами информации, печатать письма от боевиков "Памяти" с
угрозой кровавой расправы над редактором прогрессивного журнала (но когда
все мы содрогнулись от ужаса, оказалось, что автор писем - провокатор,
желающий скомпрометировать "Память"), анонимные письма до смерти запуганных
жертв преследований (хотя в других случаях использование анонимок считается
недостойным), публикация тайных инструкций "Памяти" с призывами к
расправам, слухи о грядущих жестоких погромах. О них объявляли уже не раз и
к 1000-летию Крещения Руси, и ко дню Святого Георгия, 6 мая 1990 г. И вот
парадокс: погромам у нас подвергались, кажется, все народы, кроме евреев.
  Столь же сильному давлению подвергается и сознание Запада. Пример -
письмо академика Гольданского, опубликованное в 1990 г. в "Вашингтон пост".
Название: "Антисемитизм: возвращение русского кошмара". Утверждается, что у
нас возникли "злобные антисемитские группы", процветающие "в атмосфере
злобы, зависти, поиска "козла отпущения" и ненависти", они "сейчас стали
самыми мощными и, безусловно, наиболее быстрорастущими силами раскола,
толкающими страну к кровопролитию и гражданской войне". Автор называет их
"монархофашистами". Они стремятся "закончить то, что начал Гитлер", они
"встречают симпатии и попустительство со стороны видных лидеров партии и
правительства СССР". Погром назначен на 6 мая 1990 г., и уже сейчас
произошло нападение на собрание "прогрессивной группы писателей" в ЦДЛ. Я
просто не знаю другого случая такой апелляции к стране, с которой роковым
образом связана наша судьба, возбуждения ее общественного мнения - и столь
чудовищного искажения всех пропорций. Статья и не приводит никаких фактов:
автор ссылается лишь на "анализ" газеты "Советский цирк" и какое-то письмо
из ФРГ, подтверждающее, что на Западе "такие заявления" были бы
неконституционными. А ведь пишет это парламентарий, наш депутат! Прошло
больше года: не совершилось никаких погромов, "монархо-фашисты" не начали
гражданскую войну и не произвели кровопролития. Что же, были ли принесены
извинения за эту напраслину, возведенную на страну, гражданином которой
числится затор? Нет, как и в случае редактора, писавшего об угрозах ему от
"боевиков "Памяти". Возбуждены страсти - у нас и в США, - создана паника,
под влиянием которой тысячи евреев покинули страну, а те, кто этому
способствовали, тихо уходят в тень.
  Кульминацией, но почти и карикатурой был "инцидент", или "шабаш", в ЦДЛ.
На собрание группы писателей в Доме литераторов пришла компания неизвестно
кем пропущенных людей. Появились плакаты, из которых самым криминальным
был: "Сионисты, убирайтесь в Израиль!" (бессмыслица: сионисты - это как раз
те, кто едет в Израиль). При выдворении прибывших возникла потасовка, были
разбиты чьи-то очки. Разразившуюся бурю можно сравнить лишь с "кампаниями"
прежних времен, вроде "Свободу Анджеле Дэвис!". Возбужденные выступления по
телевидению: депутатов, писателей, обозревателей, поток статей. Да и мне
писали: "Как Вы еще можете сомневаться в возможности погромов, когда первый
уже произошел в ЦДЛ?" Главную фигуру "инцидента" - Осташвили - отдали под
суд. Следственное дело составило 10 томов. Заявления Осташвили, как нарочно
кричаще-резкие, передавались по телевидению и сопровождались гневными
комментариями... А теперь сравним это с гонением на русских в Туве.
  Тут уж речь не шла о письмах провокатора или о бессмысленных лозунгах: к
середине лета 1990 года число убитых русских превысило 50. И это сообщение,
едва промелькнув ("Столица", №4, январь 1991 г.), не вызвало никакой
реакции: ни статей, ни телекомментариев, ни дебатов в Верховном Совете, ни
депутатских комиссий.
  Вот статистическая характеристика пяти событий -
столкновений в Сумгаите, Душанбе, Туве, Намангане и "инцидента в
ЦДЛ". Приведено число жертв (убитые) и количество строчек,
уделенных этому событию в посвященных ему статьях такого
типичного для нашей прессы издания, как "Литературная газета":

           Число жертв      Число строк
Сумгаит         32              0
Душанбе         24              720
Тува            более 80        0
Наманган        5               309
ЦДЛ             0               1131

  Таков портрет наших средств массовой информации.
  "Антисоветизм" был предупредительным выстрелом, запретом на обсуждение
идей, неугодных правящей верхушке ленинско-сталинско-брежневского режима.
"Антисемитизм" играет ту же роль для современного "Малого народа", причем
часто и в вопросах, не имеющих вообще никакого национально-еврейского
аспекта. Например, обвинение в антисемитизме можно услышать по адресу
писателя, слишком явно отдавшего свои симпатии деревне, или художника, на
картинах которого слишком много крестов и храмов. Недавно "Еврейская
газета" (7 мая 1991 г.) опубликовала список, озаглавленный "Антисемитские
издания", в котором есть журналы, кажется, вообще никак - ни "про", ни
"анти" - не касавшиеся еврейских проблем (вроде "Москвы").
  Такой "интеллектуальный расстрел" - сильное средство, но все же не может
оказать решающего действия, пока не подкреплен какими-то более
материальными мерами. Слишком жгучи и важны вопросы, стоящие перед русским
народом, чтобы на них можно было наложить запрет, не прибегая к чему-то
вроде Беломорканала.
  Нормальная духовная жизнь народа требует, чтобы его проблемы свободно
обсуждались: не полунамеками, без извинений, постоянных заверений, что мы
хоть и русские, но не расисты. Короче говоря, равноправно проблемам других
народов. А то вот, например, А.
  Шмелев, соглашаясь с моим мнением о "запрете" обсуждения ряда
русско-еврейских проблем, пишет: "После национал-социализма бесстрастно
обсуждать, насколько благотворно или пагубно совместное проживание с
евреями (хотя именно такого вопроса я обсуждать не предлагал. - И.Ш.)
трудно". Однако он не обнаруживает аналогичных "трудностей" в связи с
русскими после расказачивания и коллективизации!
  В ряде изданий была опубликована и не раз читалась по
"Свободе" критическая статья о "Русофобии" Б. Кушнера. Она
выделяется из общей массы своей искренностью. Я способен если не
согласиться с автором, то понять его эмоции. Он пишет:
  "Позвольте сообщить Вам, уважаемый Игорь Ростиславович, что мы так же
ощущаем боль, как и Вы, так же любим своих детей и нам так же тяжело
видеть, как им забивают гвозди в глазницы, как это было бы тяжело (не дай
Бог!) видеть вам по отношению к вашим детям". Вот слова, которые я хотел бы
повторить, адресовав тому кругу, взгляды которого автор выражает. Поверьте
наконец, что нам так же больно, как и вам, и мы имеем такое же право
говорить о нашей боли! У нас была такая же Катастрофа, как у вас, и
продолжалась она 25 пет. Был голод на Украине, унесший за год не то 5, не
то 7 миллионов (их и пересчитать не удается). За войну население Белоруссии
уменьшилось на 1/4 и восстановилось лишь за 40 лет. И о таких же пытках, о
каких пишете вы, безо всякого "было бы" вы можете прочесть, например, в
материалах о деятельности Киевской ЧК. Автор говорит: "Что же, в известном
недавнем периоде русской истории действительно можно наблюдать
непропорциональное (как в количественном, так и в эмоциональном отношении)
участие евреев. Обстоятельство это представляется мне трагическим для моего
народа в такой же степени, как и для Вашего". Неужели действительно "В
ТАКОЙ ЖЕ"? Евреи за этот период избавились от черты оседлости, процентной
нормы, переселились из местечек в города - в основном крупные, во много раз
обогнали другие народы СССР по уровню образования и ученых степеней. У
русских было уничтожено дворянство, духовенство, разрушена деревня,
катастрофически упала рождаемость. Именно русский, а никак не еврейский
народ стоит сейчас перед угрозой гибели. Автор пишет: "Сейчас наступила
пора нашего национального расставания", очевидно, подразумевая эмиграцию
евреев. Но у русских-то нет другой родины, кроме их разоренной страны.
Неужели эта ситуация отражает "ТУ ЖЕ МЕРУ"? Такая холодная отстраненность
от чужих бед может очень далеко завести. Б. Кушнер говорит о "Русофобии":
"Кажется, что вот-вот появятся и пресловутые христианские младенцы"
(намекая на ритуальные убийства). "Словарь русского языка" Ожегова
разъясняет слово "пресловутый" так: "широко известный, нашумевший, но
сомнительный или заслуживающий отрицательной оценки". Но ведь убитые-то
младенцы были самые настоящие, какова бы ни была причина их гибели
(например, в деле Бейлиса, в процессах, описанных Далем). За что же их так
пренебрежительно третировать, хоть они и христианские, - можно бы и
пожалеть!
  Сейчас мы наглядно видим, какой колоссальной силой являются национальные
переживания - подчас посильнее экономических факторов и классовых
отношений, о которых столько лет долбили как о единственном двигателе
истории. Не можем мы отказаться от обдумывания и этого аспекта революции
17-го года - самого трагического кризиса нашей истории. А до сих пор такие
попытки встречают яростное сопротивление или полное непонимание. Из
многочисленных примеров: в "Русофобии" приведено высказывание одного из
вождей с.-д. - Мартова. Он говорит, что, пережив в детстве угрозу погрома,
сохранил на всю жизнь "семена спасительной ненависти". Б. Кушнер упрекает
меня, что я не ощущаю "страдание другого существа как свое собственное", не
понимаю переживаний Мартова или поэта Бялика, вызванных погромами. Зря я,
видимо, объяснял, что хочу вообще воздержаться от "оценочных суждений", а
пытаюсь понять: что же с Россией происходило? А произошло то, что одним из
вождей революции оказался человек, глубинной основой психологии которого
была не любовь к этой стране и ее народу, даже не
интернационалистскимарксистские идеи, а "семена спасительной ненависти" - к
кому? И ситуация, вероятно, была типична не для одного Мартова. Конечно -
как не пожалеть трехлетнего Юлика, со страхом дожидавшегося погрома? Но,
говоря об истории, как не подумать о всей России, судьба которой оказалась
в руках таких вождей? Ведь Россия тоже "существо", и страдания этого
существа тоже надо бы чувствовать!
  Некогда Янов сравнил обвинение в антисемитизме с атомной бомбой в руках
"противников национализма". Это очень тонко подмечено: речь идет именно о
борьбе с "национализмом" (конечно, русским - т. е. о русофобии), а не о
защите еврейского народа от какой-то угрозы. Например, как иначе понять
стальное нежелание замечать, что с "Малым народом" в моей работе
связывается лишь некоторое течение еврейского национализма, - и делать вид,
что речь идет о всем еврейском народе (аналогично, в связи с участием
радикального еврейства в революции). Я пытаюсь примерить на себя: конечно,
есть много эпизодов в русской истории, о которых мне тяжело вспоминать, -
например, подавление польских восстаний или политика обрусения инородцев.
Если бы я встретил работу, утверждающую, что ответственность за это несет
не весь русский народ, а лишь какой-то узкий его слой, то, конечно,
ухватился бы за нее и попытался бы эти аргументы развивать. Как мог бы
автор, стоящий на глубоко национальной еврейской позиции, наоборот,
стараться действия Свердлова, Троцкого или палачей ЧК связать со всем своим
народом? У автора, стоящего на национальной почве, думаю, дрогнула бы рука
написать и то, что высказал Гроссман о России. Ведь в романе "Жизнь и
судьба" он с таким жутким реализмом описывает гибель евреев в газовых
камерах. А это была бы судьба всех евреев СССР, если бы равнины Восточной
Европы не были усеяны русскими и украинскими костями. Этим я отнюдь не хочу
сказать, что евреи (или, скажем, грузины) не воевали, - но по числу своему
не могли влиять на исход войны. И, конечно, русские защищали свою страну и
отнюдь не приобрели тем самым право както утеснять евреев, но на некоторую
благодарность, деликатность в обличении их недостатков могли бы
рассчитывать от людей, живущих интересами всего еврейского народа. Разве
мог быть поднят людьми, озабоченными еврейской судьбой, этот всемирный
гвалт о фантастической (как сейчас всем видно) угрозе погромов?
  Разве заботило его организаторов то, как это отразится на отношениях
других народов - в стране, где сейчас громят чуть ли не всех, кроме евреев!
Ведь это похоже на крики нежных родителей, что их ребенку не хватает яблок
и апельсинов: можно еще понять, когда кругом все сыты, - ну а если другие
дети пухнут с голоду? Не будет ли воспринято как знак жестокого
пренебрежения к чужим жизням? (Так же было и с требованиями дать свободу
еврейской эмиграции, когда у нас колхозники не имели права уехать из своей
деревни). Кинорежиссер С. Говорухин пишет (тут же заверяя, что "Памятью" не
завербован!): "Попробуйте взглянуть на нашу прогрессивную прессу глазами
нормального здорового человека.
  Сколько всего случилось за этот год! Баку, Душанбе, Тува, Ош... С
живых людей сдирали кожу, жгли на кострах! По газетам же
получается: главное событие года - скандал в Доме литераторов".
  "Или я ничего не понимаю, - скажет нормальный читатель, или тут что-то не
так". Это в лучшем случае он так думает, а в худшем - поскребет затылок и
промолвит: "А может, правы те, кто говорит, что евреи захватили газеты,
радио, телеграф?" Вот вам пример обратного эффекта. Идиотизм, ей-богу! В
редакции газет приходят разные письма. Цитирую одно из них по памяти.
  Пишет пожилая еврейская чета: "Почему вы так много места уделяете этому
процессу (над Осташвили. - И. Ш.)? Неужели не понимаете, что это приведет к
росту антисемитских настроений?"
  Да и в связи с "Русофобией" я встречаю поразительные возражения: будто
приводя цитаты из Янова или Гроссмана, я "провоцирую погромы". Я-то в
возможность погромов не верю, но кто и правда ими озабочен, должен был бы
прежде всего обратиться с призывом не печатать таких произведений, одна
цитата из которых может вызвать погром! Наконец, последнее время принесло и
совсем поразительные примеры. Так, в Молдавии звучали чудовищные призывы:
"Утопим русских в еврейской крови!" Но это не вызвало никакого возмущения,
не то что "шабаш в ЦДЛ". Видимо, первая часть призыва вполне оправдала
вторую. Говоря конкретнее, сепаратизм и русофобия есть главная цель, а
судьба евреев второстепенна.
  Все указывает, что течение, столь влиятельное в "Малом народе", так умело
манипулирующее образом "антисемитизма", столь же мало озабочено судьбой
еврейского народа, как в свое время эсеры - судьбой крестьян или большевики
- рабочих. Для них весь народ есть лишь средство, "сухая солома". И мне
верится, что когдато скажет свое слово и "молчаливое большинство".
Например, скажет, что невозможно отбрасывать трагедию окружающего народа
как нечто, не стоящее внимания сравнительно со своими заботами. И не из
страха перед "ростом антисемитских настроений", а просто потому, что это -
не по совести. Есть признаки, что это возможно. Например, в статье "Я,
русский еврей" ("Век ХХ и мир", №10, 1990) автор пишет: "И пусть мы, евреи,
покаемся первыми: хотя мы действительно живем на земле предков, но ведь это
же Русская земля... В первую четверть века, в судьбоносные для России
времена, нам следовало бы проявить величайшую осмотрительность, такт по
отношению к хозяевам - народу этой страны". Ведь есть, значит, возможность
понять точку зрения друг друга. Мне кажется, сейчас успехом было бы хоть
понять, даже не соглашаясь.
  Для России вновь настали судьбоносные времена. К несчастью, нам всем,
всем народам России, не было дано спокойно осмыслить опыт предшествующей
катастрофы. И как бы нам всем не повторить еще раз тех же ошибок, но в
больших размерах, с еще более страшными последствиями!

  Июнь 1991 г.

  ШАФАРЕВИЧ Игорь Ростиславович - ученый-математик, философ, публицист и
общественный деятель. Член-корреспондент АН СССР. Автор известных работ:
"Русофобия", "Две дороги к одному обрыву", "Социализм как явление мировой
истории".
  Участвовал в сборнике "Из-под глыб" (Москва-Париж, 1974). Живет в Москве.
  "Вече" (Мюнхен). 1988. "Кубань". 1989 №№ 5, 6, 7, "Наш современник", 1989
№№ 6 и 11 и ряд отдельных изданий.
  Пользуясь случаем, хочу исправить допущенную в прежней работе ошибку.
  Синявский был осужден не на 5 лет, а на 7. Из которых отсидел 6.
  Чувствуется, что здесь не хватает Блока. В последний момент я нашел и о
нем. Один автор в эмигрантском журнале "Грани" умиленно объясняет, чем мы
обязаны И. Бродскому. Оказывается, автор никогда не любил Блока, но
стеснялся этого. А вот Бродский в беседе с Соломоном Волковым ("Континент",
№53) смело сказал: "Блока, к примеру, я не люблю теперь пассивно, а раньше
- активно (...) за дурновкусие. На мой взгляд, это человек и поэт во многих
отношениях чрезвычайно подлый". И тем снял тяжелый груз с души автора. Ныне
Э. Шеварднадзе является министром внешних сношений СССР (Прим. ред.).
    Поразительно! Если исходить из концепции демократии власти большинства
(автор - депутат-демократ), то однозначен вывод: надо вернуть "власть
твердой руки", "хозяина", тюрьмы и икону вождя. Ведь именно такова воля
большинства.

    По данным журнала "Столица" (1991, №4). По другим данным - около 10.


 

КОНЕЦ...
Другие книги рубрики: политика
Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]