Эту необычайную, но правдивую историю, рассказанную  АЛЛАНОМ  КВОТЕР-
МЕЙНОМ, он с чувством глубокой симпатии посвящает  всем  прочитавшим  ее
мальчикам большим и маленьким.


   ПРЕДИСЛОВИЕ 

   Теперь, когда эта книга напечатана и скоро разойдется по свету, я яс-
но вижу ее недостатки как по стилю, так и по содержанию. Касаясь послед-
него, я только могу сказать, что она не  претендует  быть  исчерпывающим
отчетом обо всем, что мы видели и сделали. Мне очень хотелось бы подроб-
нее остановиться на многом, связанном с нашим путешествием в Страну  Ку-
куанов, о чем я лишь мельком упоминаю, как например: рассказать  о  соб-
ранных мною легендах, о кольчугах, которые спасли пас от смерти в  вели-
кой битве при Луу, а также о Молчаливых, или Колоссах, у входа в сталак-
титовую пещеру. Если бы я дал волю своим желаниям, я бы  рассказал  под-
робнее о различиях, существующих между зулусским и кукуанским  диалекта-
ми, над которыми можно серьезно призадуматься, и посвятил  бы  несколько
страниц флоре и фауне этой удивительной страны. Есть еще одна чрезвычай-
но интересная тема, которая была мало затронута в книге. Я имею  в  виду
великолепную организацию военных сил этой страны, которая, по моему мне-
нию, значительно превосходит систему, установленную королем Чакой [2]  в
Стране Зулусов. Она обеспечивает более быструю мобилизацию  войск  и  не
вызывает необходимости применять пагубную систему насильственного  безб-
рачия [3]. И, наконец я лишь вскользь упомянул о семейных обычаях кукуа-
нов, многие из которых чрезвычайно любопытны, а также  об  их  искусстве
плавки и сварки металлов. Это  искусство  они  довели  до  совершенства,
прекрасным примером которого служат их толлы - тяжелые металлические но-
жи, к которым с удивительным искусством приварены лезвия из великолепной
стали.
   Посоветовавшись с сэром Генри Куртисом и  капитаном  Гудом,  я  решил
рассказать простым, безыскусственным языком только наши  приключения,  а
обо всем прочем поговорить как-нибудь в другой раз, если,  конечно,  это
явится желательным. Я с величайшим  удовольствием  поделюсь  сведениями,
которыми располагаю, со всеми, кто этим заинтересуется.
   Теперь осталось лишь попросить читателя извинить меня за  мой  неоте-
санный стиль. В свое оправдание могу лишь сказать, что я  больше  привык
обращаться с ружьем, чем с пером, и потому не могу претендовать на вели-
колепные литературные взлеты и пышность стиля, встречающиеся в  романах,
которые я иногда люблю почитывать.
   Вероятно, эти взлеты и пышность стиля желательны, но, к сожалению,  я
совсем не умею ими пользоваться.
   На мой взгляд, книги, написанные простым и доходчивым языком,  произ-
водят самое сильное впечатление и их легче понять. Впрочем, мне не  сов-
сем удобно высказывать свое мнение по этому  поводу.  "Острое  копье,  -
гласит кукуанская пословица, - не нужно точить". На этом основании я ос-
меливаюсь надеяться, что правдивый рассказ, каким бы странным он ни был,
не нужно приукрашивать высокопарными словами.
   Аллан Квотермейн


   ГЛАВА I
   Я ВСТРЕЧАЮСЬ С СЭРОМ ГЕНРИ КУРТИСОМ 

   Может показаться странным, что, дожив до пятидесяти пяти лет, я впер-
вые берусь за перо. Не знаю, что получится из моего рассказа и хватит ли
вообще у меня терпения довести его до конца.
   Оглядываясь на прожитую жизнь, я удивляюсь, как много я успел сделать
и как много мне пришлось пережить. Наверно, и жизнь  мне  кажется  такой
длинной оттого, что слишком рано я был предоставлен самому себе.  В  том
возрасте, когда мальчики еще учатся в школе, я уже  вынужден  был  рабо-
тать, торгуя всякой мелочью в старой колонии. Чем только я не  занимался
с тех пор! Мне пришлось и торговать, и охотиться, и работать в копях,  и
даже воевать. И только восемь месяцев назад я  стал  богатым  человеком.
Теперь я обладаю огромным состоянием - я еще сам не знаю, насколько  оно
велико, - но не думаю, что ради этого я  согласился  бы  вновь  пережить
последние пятнадцать или шестнадцать месяцев, даже если бы заранее знал,
что все закончится благополучно и я так разбогатею. Я скромный  человек,
не люблю крови и насилия, и,  откровенно  говоря,  мне  изрядно  надоели
приключения. Не знаю, зачем я собираюсь писать эту книгу: это ведь  сов-
сем не по моей части. Да и образованным человеком я себя не считаю, хоть
и очень люблю читать Ветхий завет [2] и легенды Инголдзби [3].
   Все же попробую изложить причины, побудившие меня написать эту книгу.
   Во-первых, меня просили об этом сэр Генри Куртис и капитан Гуд.
   Во-вторых, я сейчас нахожусь у себя в Дурбане, и делать мне все равно
нечего, так как боль в левой ноге снова  приковала  меня  к  постели.  Я
страдаю от этих болей с тех самых нор, как в меня вцепился этот  прокля-
тый лев; сейчас боли усилились, и я хромаю больше, чем обычно. Вероятно,
в львиных зубах есть какой-то яд, иначе почему же совсем  зажившие  раны
снова открываются, причем - заметьте! - ежегодно и в то же самое время.
   На своем веку я застрелил шестьдесят пять львов,  оставшись  живым  и
невредимым, и не обидно ли, что какой-то шестьдесят шестой  изжевал  мою
ногу, как кусок табака! Это нарушает естественный ход вещей, а я, помимо
всех прочих соображений, люблю порядок, и мне это очень не нравится.
   Кроме того, я хочу, чтобы мой сын Гарри, который  сейчас  работает  в
лондонской больнице, готовясь стать врачом, читая этот рассказ, отвлекся
хотя бы на некоторое время от своих сумасбродств. Работа в больнице, ве-
роятно, иногда надоедает и начинает казаться  довольно  скучной  -  ведь
можно пресытиться даже вскрытием трупов. Во всяком случае,  рассказ  мой
Гарри скучным не покажется и хоть на денек-другой внесет немного  разно-
образия в его жизнь, тем более что я собираюсь рассказать  самую  удиви-
тельную историю, которая когда-либо случалась с человеком. Это может по-
казаться странным, так как в ней нет ни одной  женщины,  за  исключением
Фулаты. Впрочем, нет! Есть еще Гагула, хотя я не знаю, была она  женщина
или дьявол. Но нужно сказать, что ей было по крайней мере сто лет, и по-
этому как женщина особого интереса она не представляла, так что  в  счет
идти не может. Во всяком случае, могу с  уверенностью  сказать,  что  во
всей этой истории нет ни одной юбки.
   Но не пора ли мне впрягаться в ярмо? Почва тут трудная, и мне  кажет-
ся, будто я увяз в трясине по самую ось. Однако волы  справятся  с  этим
без особого труда. Сильная упряжка всегда в  конце  концов  вытянет,  со
слабыми же волами, конечно, ничего не поделаешь. Итак, начинаю!
   "Я, Аллан Квотермейн из Дурбана, в  Натале  [4]  джентльмен,  приношу
присягу и заявляю..." - так начал я свои показания на суде  относительно
печальной кончины Хивы и Вептфогсля, но, пожалуй, для книги это не  сов-
сем подходящее начало. И вообще, могу ли я  назвать  себя  джентльменом?
Что такое джентльмен? Мне это не совсем ясно. В своей жизни я имел  дело
не с одним ниггером [5]. Нет, я зачеркну это слово, оно мне совсем не по
душе! Я знал туземцев, которые были джентльменами, с чем ты согласишься,
Гарри, мой мальчик, прежде чем прочтешь эту книгу  до  конца.  Знавал  я
также очень скверных и подлых белых, которые, однако,  джентльменами  не
были, хоть денег у них было очень много. Во  всяком  случае,  я  родился
джентльменом, хоть и был  в  течение  всей  жизни  всего-навсего  бедным
странствующим торговцем и охотником. Остался ли я джентльменом, не  знаю
- судите об этом сами. Богу известно, что я старался им остаться!
   На своем веку мне пришлось убить много людей, однако я никогда не за-
пятнал свои руки невинной кровью и убивал, только защищаясь.
   Всевышний даровал нам жизнь, и я полагаю, что он имел в виду, что  мы
будем ее защищать; по крайней мере, я  всегда  действовал  на  основании
этого убеждения. И я надеюсь, что, когда пробьет мой смертный  час,  это
мне простится. Увы! В мире много жестокости и безнравственности!  И  вот
такому скромному человеку, как я, пришлось принимать участие  во  многих
кровавых делах. Не знаю, правильно ли я сужу об этом, но  я  никогда  не
воровал, хоть однажды обманом выманил у одного кафра [6] стадо скота.  И
несмотря на то что он тоже подложил мне свинью, я до  сих  пор  чувствую
угрызения совести.
   Итак, с тех пор как я впервые встретил сэра Генри Куртиса и  капитана
Гуда, прошло примерно восемнадцать месяцев. Произошло же  это  следующим
образом. Во время охоты на слонов за Бамангвато [7] мне с самого  начала
не повезло, и в довершение всего я схватил  сильную  лихорадку.  Немного
окрепнув, я добрался до Алмазных россыпей,  продал  всю  слоновую  кость
вместе с фургоном и волами, рассчитался с охотниками и  сел  в  почтовую
карету, направляющуюся в Кап [8]. В Кейптауне я прожил неделю в гостини-
це, где, кстати сказать, меня здорово обсчитали, и осмотрел все его дос-
топримечательности. Видел я и ботанические сады, которые, по моему  мне-
нию, приносят стране огромную пользу, и здание парламента, который,  по-
лагаю, никакой пользы не приносит. В Наталь я решил вернуться на парохо-
де "Данкелд". Он в это время стоял в доке в ожидании "Эдинбург  Кастла",
который должен был прибыть из Англии. Я оплатил проезд, сел на  пароход,
и в тот же день пассажиры, направляющиеся в Наталь, пересели с "Эдинбург
Кастла" на "Данкелд". Мы снялись с якоря и вышли в море.
   Среди новых пассажиров на борту нашего парохода два человека сразу же
привлекли мое внимание. Один из них был джентльмен лет тридцати.  Я  ни-
когда не встречал человека такого богатырского сложения. У него были со-
ломенного цвета волосы, густая борода, правильные черты лица и  большие,
глубоко сидящие серые глаза. В своей жизни я не  видел  более  красивого
человека, и он чем-то напоминал мне древнего датчанина. Это, конечно, не
значит, что я много знаю о древних датчанах; я знал только одного совре-
менного датчанина, который, кстати сказать, выставил меня на десять фун-
тов. Я вспомнил, что однажды где-то  видел  картину,  изображающую  нес-
колько таких господ, которые, мне кажется, очень похожи на  белых  зулу-
сов. У них в руках были кубки из рога, и длинные волосы ниспадали им  на
спину. Глядя на этого человека, стоявшего у трапа, я подумал,  что  если
бы он немного отрастил себе волосы, надел стальную кольчугу на свою  мо-
гучую грудь, взял бы боевой топор и кубок из рога, то вполне смог бы по-
зировать для этой картины. И, между прочим, странная вещь (как  сказыва-
ется происхождение!): позже я узнал, что в жилах сэра  Генри  Куртиса  -
так звали этого высокого джентльмена - текла датская кровь [9]. Он очень
напоминал мне еще кого-то, но кого - я не мог вспомнить.
   Другой человек, который стоял, разговаривая с сэром Генри, был совсем
другого типа. Я сейчас же подумал, что он морской офицер. Не знаю  поче-
му, но морского офицера сразу видно. Мне приходилось с  ними  ездить  на
охоту, и должен сказать, что они всегда оказывались необыкновенно  храб-
рыми и симпатичными людьми, каких редко можно встретить. Одно в них пло-
хо: уж очень они любят ругаться.
   Несколько раньше я задал вопрос: что такое джентльмен?  Теперь  я  на
него отвечу: это офицер Британского Королевского флота, хотя, конечно, и
среди них иногда встречаются исключения. Я думаю,  что  широкие  морские
просторы и свежие ветры, несущие дыхание господа бога, омывают их сердца
и выдувают скверну из сознания, делая их настоящими людьми. Но  вернемся
к рассказу. Я опять оказался прав. Действительно, этот человек был морс-
ким офицером.
   Безупречно прослужив во флоте ее величества семнадцать лет, неожидан-
но и вопреки его желанию он был зачислен в резерв с чином капитана.  Вот
что ожидает людей, которые служат королеве [10]. В полном расцвете сил и
способностей, когда они приобретают большой опыт и знания, их выбрасыва-
ют в холодный, неприветливый мир без средств к существованию.  Возможно,
что они примиряются с этим; что же касается меня, я все  же  предпочитаю
зарабатывать на хлеб охотой. Денег у тебя будет так же мало,  но  пинков
ты получишь меньше! Его фамилия - я нашел ее в списке пассажиров -  была
Гуд, капитан Джон Гуд. Это был коренастый человек лет тридцати, среднего
роста, темноволосый, плотный, довольно оригинальный с виду. Он был чрез-
вычайно опрятно одет, тщательно выбрит и всегда носил в правом глазу мо-
нокль. Казалось, что этот монокль врос ему в глаз, так как носил он  его
без шнура и вынимал, только чтобы протереть. По простоте души  я  думал,
что он и спит с ним, но потом узнал,  что  ошибался.  Когда  он  ложился
спать, то клал монокль в карман брюк вместе с вставными зубами,  которых
у него было два прекрасных комплекта, что часто заставляло меня нарушать
десятую заповедь", так как своими я похвастаться не могу. Но  я  забегаю
вперед.
   Вскоре после того, как мы снялись с якоря, наступил вечер,  и  погода
неожиданно испортилась. Пронизывающий ветер подул с суши, спустился гус-
той туман с изморосью, и все пассажиры вынуждены были  покинуть  палубу.
Наше плоскодонное судно было недостаточно нагружено, и потому его сильно
качало - иногда казалось, что мы вот-вот перевернемся.  Но,  к  счастью,
этого не случилось. Находиться на палубе было невозможно, и я стоял око-
ло машинного отделения, где было очень тепло,  и  развлекался  тем,  что
смотрел на кренометр. Стрелка его медленно раскачивалась взад и  вперед,
отмечая угол наклона парохода при каждом крене.
   - Ну и кренометр! Он же не выверен! - послышался рядом со мной чей-то
раздраженный голос.
   Оглянувшись, я увидел того морского офицера, на которого  уже  раньше
обратил внимание.
   - Разве? Почему вы так думаете?
   - Думаю? Тут и думать нечего! Как же, - продолжал он, когда наш паро-
ход снова восстановил равновесие после очередного крена, - если бы судно
действительно накренилось до того градуса, который показывает эта штука,
- тут он указал на кренометр, - мы бы перевернулись. Но  что  еще  можно
ожидать от капитанов торгового флота! Они чертовски небрежны.
   Как раз в этот момент прозвучал обеденный гонг, чему я очень  обрадо-
вался, потому что если офицер Британского флота начинает ругать  капита-
нов торгового флота, то слушать его невыносимо. Хуже этого только одно -
слушать, как капитан торгового флота выражает свое откровенное мнение об
офицерах Британского флота.
   Мы с капитаном Гудом спустились в кают-компанию и  там  застали  сэра
Генри Куртиса уже за столом. Капитан Гуд сел с ним  рядом,  я  же  занял
место напротив. Мы с капитаном разговорились об охоте.  Он  задавал  мне
много вопросов, и я старался давать наиболее исчерпывающие ответы. Вско-
ре разговор перешел на слонов.
   - Ну, сэр, - сказал кто-то из сидевших недалеко от меня, - вам повез-
ло: если кто-нибудь может толком рассказать вам о слонах, то это  только
охотник Квотермейн.
   Сэр Генри, который все время молча прислушивался к нашему  разговору,
при последних словах заметно вздрогнул.
   - Простите меня, сэр, - тихо сказал он низким  басом,  именно  таким,
какой должен был исходить из таких могучих легких, - простите меня, сэр,
вы не Аллан Квотермейн?
   Я ответил утвердительно. Сэр Генри больше ко мне не обращался,  но  я
слышал, как он тихо произнес про себя: "Какая удача!"
   После обеда, когда мы выходили из кают-компании, сэр Генри  предложил
мне зайти к нему выкурить трубку. Я принял приглашение, и мы с капитаном
Гудом пошли в его каюту, которая выходила на палубу. Это была прекрасная
просторная каюта, когда-то состоявшая из двух.  Когда  кто-то  из  наших
важных франтов совершал поездку на "Данкелде" вдоль  побережья,  перего-
родку сняли, а на прежнее место так и не поставили. В каюте  был  диван,
перед которым стоял маленький стол. Сэр Генри послал стюарда за бутылкой
виски, мы втроем сели и закурили трубки.
   - Мистер Квотермейн, - обратился ко мне сэр Генри, когда стюард  при-
нес виски и зажег лампу, - в позапрошлом году, примерно в это время, вы,
кажется, были в поселке, который называется Бамангвато, к северу от Тра-
исвааля?
   - Да, был, - отвечал я, несколько  удивленный,  что  этот  незнакомый
джентльмен так хорошо осведомлен о моих странствиях, которые, как я  по-
лагал, особого интереса представлять не могли.
   - Вы там торговали? - с живостью спросил меня Гуд.
   - Да, я взял туда фургон с товаром, остановился у  поселка  и  пробыл
там, пока все не распродал.
   Сэр Генри сидел против меня в плетеном кресле, облокотившись на стол.
Он смотрел мне прямо в лицо своими проницательными серыми глазами, и ка-
залось, что его взгляд выражает какое-то странное волнение.
   - Вы случайно не встречали там человека по фамилии Невилль?
   - Ну как же, конечно встречал! Он распряг свою упряжку рядом  с  моим
фургоном и прожил там две недели, чтобы дать возможность  отдохнуть  во-
лам, перед тем как отправиться в глубь страны. Несколько месяцев назад я
получил письмо от какого-то стряпчего, который просил меня сообщить,  не
знаю ли я, что сталось с Невиллем. Я сразу же написал ему все, что знал.
   - Да, - сказал сэр Генри, - он переслал мне ваше письмо. В нем вы со-
общили, что джентльмен, по фамилии Невилль, уехал из Бамангвато в начале
мая в фургоне с погонщиком,  проводником  и  охотникомкафром,  по  имени
Джим. Он говорил, что намеревается добраться, если  будет  возможно,  до
Айнайти, конечного торгового пункта Земли Матабеле. Там  он  предполагал
продать свой фургон и отправиться дальше пешком. Вы также сообщили,  что
он действительно продал свой фургон, потому что шесть месяцев спустя  вы
видели его у какого-то португальского торговца. Этот  человек  рассказал
вам, что он купил его в Айнайти у белого, имени которого он не помнит, и
нужно полагать, что белый со слугой-туземцем отправился в  глубь  страны
на охоту.
   - Совершенно верно, - подтвердил я.
   Наступило молчание.
   - Мистер Квотермейн, - неожиданно сказал сэр Генри, - я думаю, что вы
ничего не знаете и не догадываетесь о том, каковы были  причины,  заста-
вившие моего... мистера Невилля предпринять путешествие на север?
   - Кое-что я об этом слышал, - ответил я и замолчал. Мне  не  хотелось
говорить на эту тему.
   Сэр Генри и Гуд переглянулись, и капитан многозначительно кивнул  го-
ловой.
   - Мистер Квотермейн, - сказал сэр Генри, - я хочу рассказать вам одну
историю и попросить вашего совета, а возможно, и помощи. Мой  поверенный
передал мне ваше письмо и сказал, что я могу вполне на  вас  положиться.
По его словам, вас хорошо знают в Натале, где  вы  пользуетесь  всеобщим
уважением. Кроме того, он сказал, что вы принадлежите к  людям,  которые
умеют хранить тайны.
   Я поклонился и отпил немного разбавленного виски, чтобы  скрыть  свое
смущение, так как я скромный человек. Сэр Генри продолжал:
   - Мистер Квотермейн, я должен сказать вам правду:  мистер  Невилль  -
мой брат.
   - О! - промолвил я вздрогнув.
   Теперь стало ясно, кого напоминал мне сэр Генри Куртис, когда  я  его
впервые увидел. Мистер Невилль был гораздо меньше ростом, с темной боро-
дой, но глаза у него были такие же проницательные и такого же самого се-
рого оттенка, как и у сэра Генри. В чертах  лица  также  было  некоторое
сходство.
   - Мистер Невилль - мой младший и единственный брат, -  продолжал  сэр
Генри, - и мы впервые расстались с ним пять лет назад. До этого  времени
я не помню, чтобы мы разлучались даже на месяц. Но около пяти лет  назад
нас постигло несчастье: мы с братом поссорились не на жизнь, а на смерть
(это иногда случается даже между очень близкими людьми), и я поступил  с
ним несправедливо.
   Тут капитан Гуд, как бы в подтверждение этих слов, энергично  закивал
головой. В это время наш пароход сильно накренился, и изображение  капи-
тана Гуда, отчаянно кивающего головой, отразилось в зеркале,  которое  в
этот момент оказалось над моей головой.
   - Как вам, я полагаю, известно, - продолжал сэр Генри, - если человек
умирает, не оставив завещания, и не имеет иной собственности, кроме  зе-
мельной, называемой в Англии недвижимым имуществом, все переходит к  его
старшему сыну. Случилось так, что как раз в это время, когда мы поссори-
лись, умер наш отец, не оставив завещания. В результате брат остался без
гроша, не имея при этом никакой профессии. Конечно, мой долг  заключался
в том, чтобы обеспечить его, но в  то  время  наши  отношения  настолько
обострились, что, к моему стыду (тут он глубоко вздохнул), я ничего  для
него не сделал. Не то чтобы я хотел несправедливо поступить с ним,  пет,
- я ждал, чтобы он сделал первый шаг к примирению, а он на это не пошел.
Простите, что я утруждаю ваше внимание всеми этими подробностями, но для
вас все должно быть ясно. Правда, Гуд?
   - Само собой разумеется, - ответил капитан. - Я  уверен,  что  мистер
Квотермейн никого в это дело не посвятит.
   - Конечно, - сказал я, - вы можете быть уверены.
   Надо сказать, что я очень горжусь тем, что умею хранить тайны.
   - Итак, - снова продолжал сэр Генри, - в это время у моего брата было
на текущем счету несколько сот фунтов стерлингов. Ничего мне не  говоря,
он взял эту ничтожную сумму и под вымышленным именем Невилля  отправился
в Южную Африку с безумной мечтой нажить себе состояние.  Это  стало  из-
вестно мне уже позже. Прошло около трех лет. Я не имел никаких  сведений
о брате, хотя писал ему несколько раз. Конечно, письма до него не  дохо-
дили. С течением времени я все более и более о нем беспокоился. Я понял,
мистер Квотермейн, что такое родная кровь.
   - Это верно, - промолвил я и подумал о своем Гарри.
   - Я отдал бы половину своего состояния, чтобы только узнать, что  мой
брат Джордж жив и здоров и я его снова увижу!
   - Но на это надежды мало, Куртис, -  отрывисто  сказал  капитан  Гуд,
взглянув на сэра Генри.
   - И вот, мистер Квотермейн, чем дальше, тем больше я тревожился,  жив
ли мой брат, и если он жив, то как вернуть его домой. Я принял все меры,
чтобы его разыскать, в результате чего получил ваше  письмо.  Полученные
известия были утешительны, поскольку они  указывали,  что  до  недавнего
времени Джордж был жив, но дальнейших сведений о нем до сих пор нет. Ко-
роче говоря, я решил приехать сюда и искать его сам, а капитан  Гуд  лю-
безно согласился меня сопровождать.
   - Видите ли, - сказал капитан, - мне все равно делать  нечего.  Лорды
Адмиралтейства выгнали меня из флота умирать с голоду на половинном  ок-
ладе. А теперь, сэр, вы, может быть, расскажете нам все, что знаете  или
слышали о джентльмене по фамилии Невилль.


   ГЛАВА II
   ЛЕГЕНДА О КОПЯХ ЦАРЯ СОЛОМОНА 

   Я медлил с ответом, набивая табаком свою трубку.
   - Так что же вы слышали относительно  дальнейшего  путешествия  моего
спросил в свою очередь сэр Генри.
   - Вот что мне известно, - отвечал я, - и до сегодняшнего дня ни  одна
живая душа от меня об этом не слышала. Я узнал тогда, что он отправляет-
ся в копи царя Соломона.
   - Копи царя Соломона! - воскликнули вместе оба мои слушателя.  -  Где
же они находятся?
   - Не знаю, - сказал я. - Мне только приходилось слышать, что  говорят
об этом люди. Правда, я как-то видел вершины гор, по другую сторону  ко-
торых находятся Соломоновы копи, но между мною и этими горами  простира-
лось сто тридцать миль пустыни, и, насколько мне известно, никому из бе-
лых людей, за исключением одного, не  удалось  когда-либо  пересечь  эту
пустыню. Но, может быть, мне лучше рассказать вам легенду о копях  Соло-
мона, которую я слышал? А вы дадите мне слово не  разглашать  без  моего
разрешения ничего из того, что я вам расскажу. Вы согласны? У меня  есть
серьезные основания просить вас об этом.
   Сэр Генри утвердительно кивнул головой, а капитан Гуд ответил:
   - Конечно, конечно!
   - Итак, - начал я, - вам, вероятно, известно, что охотники на  слонов
- грубые, неотесанные люди и их мало что интересует, кроме  обычных  жи-
тейских дел да кафрских обычаев. Правда, время от времени среди них мож-
но встретить человека, который увлекается собиранием преданий среди  ту-
земцев, пытаясь восстановить хоть малую часть истории этой  таинственной
страны. Как раз от такого человека я впервые услышал легенду о Соломоно-
вых конях. Было это почти тридцать лет назад, во время моей первой охоты
на слонов в Земле Матабеле. Звали этого человека Иване. На следующий год
бедняга погиб - его убил раненый буйвол. Его похоронили около  водопадов
Замбези. Однажды ночью, помню, я рассказал Ивансу об удивительных разра-
ботках, на которые натолкнулся, охотясь на антилоп куду [2] и канну  [3]
в той местности, которая теперь называется Лиденбургским районом  Транс-
вааля. Я слышал, что недавно золотопромышленники снова нашли  этот  при-
иск, но я-то знал о нем много лет назад. Там в сплошной скале  проложена
широкая проезжая дорога, ведущая к входу в прииск или галерею. Внутри, в
этой галерее, лежат  груды  золотоносного  кварца,  приготовленного  для
дробления. Это указывает на то, что рабочим, кем бы они ни  были,  приш-
лось поспешно покинуть прииск. На расстоянии шагов двадцати  вглубь  там
есть поперечная галерея, с большим искусством облицованная камнем.
   "Ну! - сказал Иване. - А я  расскажу  тебе  нечто  еще  более  удиви-
тельное!"
   И он начал мне рассказывать о том, как далеко, во внутренних областях
страны, он случайно набрел на развалины города. По его мнению,  это  был
Офир, упоминаемый в библии. Между  прочим,  другие,  более  ученые  люди
подтвердили мнение Иванса спустя много лет после того, как  бедняга  уже
погиб. Помню, я слушал как зачарованный рассказ обо всех  этих  чудесах,
потому что в то время я был молод и этот рассказ о древней цивилизации и
о сокровищах, которые выкачивали оттуда старые иудейские  и  финикийские
авантюристы, когда страна давно уже вновь впала в состояние самого дико-
го варварства, подействовал на мое воображение. Внезапно  Иване  спросил
меня:
   "Слышал ли ты когда-нибудь, дружище, о  Сулеймановых  горах,  которые
находятся к северо-западу от земли Машукулумбве? [4]
   Я ответил, что ничего не слышал.
   "Так вот, - сказал он, - именно там находились  копи,  принадлежавшие
царю Соломону, - я говорю о его алмазных копях!"
   "Откуда ты это знаешь?" - спросил я.
   "Откуда знаю? Как же! Ведь что такое "Сулейман", как  не  испорченное
слово "Соломон"? [5] И, кроме того, одна старая изанузи [6] в Земле  Ма-
ника мне много об этом рассказывала. Она говорила, что народ, живший  за
этими горами, представлял собою ветвь племени зулусов [7] и  говорил  на
зулусском наречии, но эти люди были красивее и выше ростом, чем  зулусы.
Среди них жили великие волшебники, которые научились своему искусству  у
белых людей тогда, когда "весь мир был еще темен", и  им  была  известна
тайна чудесной копи, где находились "сверкающие камни".
   Ну, в то время эта история показалась мне смешной, хоть она и заинте-
ресовала меня, так как алмазные россыпи тогда еще  не  были  открыты.  А
бедный Иване вскоре уехал и погиб, и целых двадцать лет я совершенно  не
вспоминал его рассказа. Но как раз двадцать лет спустя -  а  это  долгий
срок, господа, так как охота на слонов опасное ремесло и редко кому уда-
ется прожить столько времени, - так вот, двадцать лет спустя  я  услышал
нечто более определенное о горах Сулеймана и о стране, которая лежит  по
ту сторону гор. Я находился в поселке, называемом крааль [8] Ситанди, за
пределами Земли Маника. Скверное это место: есть там нечего, а дичи поч-
ти никакой. У меня был приступ лихорадки, и чувствовал я себя очень пло-
хо. Однажды туда прибыл португалец,  которого  сопровождал  только  слу-
та-метис. Надо сказать, что я хорошо знаю португальцев из Делагоа [9], -
нет на земле худших дьяволов, жиреющих на крови и страданиях  своих  ра-
бов.
   Но этот человек резко отличался от тех, с которыми  я  привык  встре-
чаться. Он больше напоминал мне вежливых испанцев, о которых мне  прихо-
дилось читать в книгах. Это был высокий, худой человек с темными глазами
и вьющимися седыми усами. Мы немного побеседовали, так как он мог объяс-
няться на ломаном английском языке, а я немного понимал по-португальски.
Он сказал мне, что его имя Хове Сильвестр и что у него есть участок зем-
ли около залива Делагоа. Когда на следующий день он отправился в путь со
своим слугой-метисом, он попрощался со мной, сняв шляпу изысканным  ста-
ромодным жестом.
   "До свиданья, сеньор, - сказал он.  -  Если  нам  суждено  когда-либо
встретиться вновь, я буду уже самым богатым человеком на свете  и  тогда
не забуду о вас!"
   Это меня немного развеселило, хоть я и был слишком слаб,  чтобы  сме-
яться. Я видел, что он направился на запад, к великой пустыне, и подумал
- не сумасшедший ли он и что он рассчитывает там найти.
   Прошла неделя, и я выздоровел. Однажды  вечером  я  сидел  перед  ма-
ленькой палаткой, которую возил с собой, и глодал последнюю ножку жалкой
птицы, купленной мною у туземца за кусок ткани, стоивший двадцать  таких
птиц. Я смотрел на раскаленное красное солнце, которое тонуло в бескрай-
ной пустыне, и вдруг на склоне холма,  находившегося  напротив  меня  на
расстоянии около трехсот ярдов,  заметил  какого-то  человека.  Судя  по
одежде, это был европеец. Сначала он полз на четвереньках, затем поднял-
ся и, шатаясь, прошел несколько ярдов. Потом  он  вновь  упал  и  пополз
дальше. Видя, что с незнакомцем произошло что-то неладное, я послал  ему
на помощь одного из моих охотников. Вскоре его привели, и оказалось, что
это - как вы думаете, кто?
   - Конечно, Хозе Сильвестр! - воскликнул капитан Гуд.
   - Да, Хозе Сильвестр, вернее - его скелет, обтянутый кожей. Его  лицо
было ярко-желтого цвета от лихорадки, и большие темные глаза,  казалось,
торчали из черепа - так он был худ. Его кости резко выступали под желтой
кожей, похожей на пергамент, волосы были седые.
   "Воды, ради бога, воды!" - простонал он, губы  его  растрескались,  и
язык распух и почернел.
   Я дал ему воды, в которую добавил немного молока, и он выпил не менее
двух кварт [10] залпом, огромными глотками. Больше я побоялся ему  дать.
Затем у него начался приступ лихорадки, он упал и начал бредить о  горах
Сулеймана, об алмазах и пустыне. Я взял его к себе в палатку и  старался
облегчить его страдания, насколько это было в моих силах.  Многого  сде-
лать я, конечно, не мог. Я видел, чем это  неизбежно  должно  кончиться.
Около одиннадцати часов он немного успокоился. Я прилег отдохнуть и зас-
нул. На рассвете я проснулся и в полумраке увидел  его  странную,  худую
фигуру. Он сидел и пристально смотрел в сторону  пустыни.  Вдруг  первый
солнечный луч осветил широкую  равнину,  расстилавшуюся  перед  нами,  и
скользнул по отдаленной вершине одной из самых  высоких  гор  Сулеймана,
которая находилась от нас на расстоянии более сотни миль.
   "Вот она! - воскликнул умирающий по-португальски, протянув по направ-
лению к вершине свою длинную, тощую руку. - Но мне уже никогда не  дойти
до нее, никогда! И никто никогда туда не доберется! - Вдруг он замолчал.
Казалось, что он что-то обдумывает. - Друг, - сказал он, оборачиваясь ко
мне, - вы здесь? У меня темнеет в глазах".
   "Да, - ответил я, - я здесь. А теперь лягте и отдохните".
   "Я скоро отдохну, - отозвался он. - У меня будет  много  времени  для
отдыха - целая вечность. Я умираю! Вы были добры ко мне. Я дам вам  один
документ. Быть может, вы доберетесь туда, если выдержите путешествие  по
пустыне, которое погубило и меня и моего бедного слугу".
   Затем он пошарил за пазухой и вынул  предмет,  который  я  принял  за
бурский кисет для табака, сделанный из шкуры сабельной антилопы. Он  был
крепко завязан кожаным ремешком, который мы называем "римпи".  Умирающий
попытался развязать его, но не смог.  Он  передал  его  мне.  "Развяжите
это", - сказал он. Я повиновался и вынул клочок рваного пожелтевшего по-
лотна", на котором что-то было написано буквами цвета  ржавчины.  Внутри
находилась бумага.
   Он продолжал говорить очень тихо, так как силы его слабели:
   "На бумаге написано то же самое, что и на обрывке материи. Я потратил
многие годы, чтобы все это разобрать. Слушайте! Мой предок, политический
эмигрант из Лиссабона, был одним из первых португальцев, высадившихся на
этих берегах. Он написал этот документ, умирая среди тех гор, на которые
ни до этого, ни после не ступала нога белого человека. Его звали Хозе да
Сильвестра, и жил он триста лет назад. Раб, который ожидал  его  по  эту
сторону гор, нашел его труп и принес записку домой, в Делагоа. С тех пор
она хранилась в семье, но никто не пытался ее прочесть, пока наконец мне
не удалось это сделать самому. Это стоило мне жизни,  но  другому  может
помочь достигнуть успеха и стать самым богатым человеком в  мире  -  да,
самым богатым в мире! Только не отдавайте эту бумагу никому,  отправляй-
тесь туда сами!"
   Затем он снова начал бредить, и час спустя все было кончено.
   Мир его праху! Он умер спокойно, и я похоронил его глубоко и  положил
большие валуны на могилу, поэтому не думаю, чтобы шакалам удалось вырыть
его труп. А потом я оттуда уехал.
   - А что же сталось с документом? - спросил сэр Генри, слушавший  меня
с большим интересом.
   - Да, да, что же было написано в этом документе?  -  добавил  капитан
Гуд.
   - Хорошо, господа, если хотите, я расскажу вам и это.  Я  еще  никому
его не показывал, а пьяный старый португальский торговец, который  пере-
вел мне этот документ, забыл его содержание на следующее же  утро.  Под-
линный кусок материи у меня дома, в Дурбане, вместе с переводом  бедного
дона Хозе, но у меня в записной книжке есть английский перевод  и  копия
карты, если это вообще можно назвать картой. Вот она. А теперь слушайте:
"Я, Хозе да Сильвестра, умирая от голода в  маленькой  пещере,  где  нет
снега, на северном склоне вершины ближайшей к югу горы, одной  из  двух,
которые я назвал Грудью Царицы Савской [12], пишу это собственной кровью
в год 1590-й, обломком кости на клочке моей одежды. Если мой раб  найдет
эту записку, когда он придет сюда, и принесет ее в  Делагоа,  пусть  мой
друг (имя неразборчиво) даст знать королю о  том,  что  здесь  написано,
чтобы он мог послать сюда армию. Если она преодолеет пустыню  и  горы  и
сможет победить отважных кукуанов и их дьявольское колдовство, для  чего
следует взять с собой много священнослужителей, то он станет  богатейшим
королем со времен Соломона. Я видел собственными глазами несметное число
алмазов в сокровищнице Соломона, за Белой Смертью, но из-за  вероломства
Гагулы, охотницы за колдунами, я ничего не смог унести и едва спас  свою
жизнь. Пусть тот, кто пойдет туда, следует по пути, указанному на карте,
и восходит по снегам, лежащим на левой Груди  Царицы  Савской,  пока  не
дойдет до самой ее вершины. На северном ее  склоне,  начинается  Великая
Дорога, проложенная Соломоном, откуда три дня пути до королевских владе-
ний. Пусть он убьет Гагулу. Молитесь о  моей  душе.  Прощайте.  Хозе  да
Сильвестра".
   Когда я окончил чтение документа и показал копию  карты,  начерченной
слабеющей рукой старого португальца - его собственной кровью вместо чер-
нил, - наступило глубокое молчание. Мои слушатели были поражены.
   - Да, - сказал наконец капитан Гуд, - я дважды объехал вокруг света и
был во многих местах, но пусть меня повесят, если мне когда-либо  прихо-
дилось слышать или читать этакую историю.
   - Да, это странная история, мистер Квотермейн, - прибавил в свою оче-
редь сэр Генри. - Надеюсь, вы не подшучиваете над нами? Я знаю, что  это
иногда считается позволительным по отношению к новичкам.
   - Если вы так думаете, сэр Генри, тогда лучше покончим с этим, - ска-
зал я очень раздраженно, кладя бумагу в карман и поднимаясь, чтобы уйти.
- Я не люблю, чтобы меня принимали за одного из этих  болванов,  которые
считают остроумным врать и постоянно хвастаются перед  приезжими  необы-
чайными охотничьими приключениями, которых на самом деле никогда не  бы-
ло.
   Сэр Генри успокаивающим жестом положил свою большую руку мне на  пле-
чо.
   - Сядьте, мистер Квотермейн, - сказал он, - и извините меня. Я  прек-
расно понимаю, что вы не хотите нас обманывать, но согласитесь, что  ваш
рассказ был настолько необычен, что нет ничего удивительного, что я  мог
усомниться в его правдивости.
   - Вы увидите подлинную карту и документ, Когда мы приедем в Дурбан, -
сказал я, несколько успокоившись. Действительно, когда я  задумался  над
своим рассказом, я понял, что сэр Генри совершенно прав. - Но я еще  ни-
чего не сказал о вашем брате. Я знал его слугу Джима, который отправился
в путешествие вместе с ним. Это был очень умный туземец, родом из Бечуа-
ны, и хороший охотник. Я видел Джима в то утро, когда мистер Невилль го-
товился к отъезду. Он стоял у моего фургона и резал табак для трубки.
   "Джим, - сказал я, - куда это вы отправляетесь? За слонами?"
   "Нет, баас [13], - отвечал он, - мы идем на поиски чего-то более цен-
ного, чем слоновая кость".
   "А что же это может быть? - спросил я из любопытства. - Золото?"
   "Нет, баас, нечто более ценное, чем золото". - И он усмехнулся.
   Я более не задавал вопросов, потому что не желал показаться  любопыт-
ным и тем самым уронить свое достоинство. Однако его слова  сильно  меня
заинтересовали.
   Вдруг Джим перестал резать табак.
   "Баас", - сказал он.
   Я сделал вид, что не слышу.
   "Баас", - повторил он.
   "Да, дружище, в чем дело?" - отозвался я.
   "Баас, мы отправляемся за алмазами".
   "За алмазами? Послушай, тогда вы совсем не туда едете - вам же  нужно
ехать в сторону россыпей".
   "Баас, ты слышал когда-нибудь о Сулеймановых горах?"
   "Да!"
   "Ты слышал когда-нибудь, что там есть алмазы?"
   "Я слышал какую-то дурацкую болтовню об этом, Джим".
   "Это не болтовня, баас. Я когда-то знал женщину, которая пришла отту-
да со своим ребенком и добралась до Наталя. Она сама рассказывала мне об
этом. Теперь она уже умерла".
   "Твой хозяин пойдет на корм хищным птицам, Джим, если он не откажется
от намерения добраться до страны Сулеймана. Да и ты  тоже,  если  только
они найдут какую-нибудь поживу в твоем никчемном старом скелете", - ска-
зал я.
   Он усмехнулся:
   "Может быть, баас. Но человек должен умереть. А мне  самому  хотелось
бы попытать счастья в новом месте. К тому же здесь скоро  перебьют  всех
слонов".
   "Вот что, дружище! - сказал я. - Подожди-ка, пока  "бледнолицый  ста-
рик" [14] не схватит тебя за твою желтую глотку, тогда мы послушаем, ка-
кую ты запоешь песенку".
   Полчаса спустя я увидел, что фургон Невилля двинулся  в  путь.  Вдруг
Джим повернул обратно и подбежал ко мне.
   "Послушай, баас, - сказал он, - я не хочу уезжать, не попрощавшись  с
тобой, потому что, пожалуй, ты прав: мы никогда обратно не вернемся".
   "Так твой хозяин действительно собрался в Сулеймановы горы, Джим, или
ты лжешь?"
   "Нет, - ответил Джим, - это действительно так. Он сказал, что ему не-
обходимо во что бы то ни стало попытаться составить  себе  состояние,  -
так почему бы ему не попытаться разбогатеть на алмазах?"
   "Подожди-ка немножко, Джим, - сказал я, -  ты  возьмешь  записку  для
своего хозяина, но обещай мне отдать ее только тогда, когда вы достигне-
те Айнайти" (это было на расстоянии около ста миль).
   "Хорошо", - ответил он.
   Я взял клочок бумаги и написал на нем: "Пусть тот, кто пойдет туда...
восходит по снегам, лежащим на левой груди Царицы Савской, пока не  дой-
дет до самой ее вершины. На северном ее склоне начинается Великая  Доро-
га, проложенная Соломоном".
   "Так вот, Джим, - сказал я, - когда ты отдашь эту записку своему  хо-
зяину, скажи ему, что нужно точно придерживаться  этого  совета.  Помни,
что ты не должен сейчас отдавать ему эту бумажку, потому что я не  хочу,
чтобы он повернул обратно и стал задавать мне вопросы, на которые у меня
нет желания отвечать. А теперь иди, лентяй, - фургона уже  почти  совсем
не видно".
   Джим взял записку и побежал догонять фургон. Вот и все, что  мне  из-
вестно о вашем брате, сэр Генри. Но я очень боюсь, что...
   - Мистер Квотермейн, - прервал меня сэр Генри, - я отправляюсь на по-
иски моего брата. Я пройду по его пути до Сулеймановых гор, а если  пот-
ребуется, то и дальше. Я буду идти, пока не найду его или не узнаю,  что
он погиб. Вы пойдете со мной?
   Мне кажется, я уже говорил, что я осторожный человек и,  кроме  того,
человек тихий и скромный, и меня ошеломило и испугало  это  предложение.
Мне казалось, что отправиться в подобное путешествие - значит  пойти  на
верную смерть. Кроме того, уж не говоря обо всем прочем, я должен  помо-
гать сыну и поэтому не могу позволить себе так скоро умереть.
   - Нет, благодарю вас, сэр Генри, я предпочел бы отказаться от  вашего
предложения, - ответил я. - Я слишком стар  для  того,  чтобы  принимать
участие в сумасбродных затеях подобного рода, которые  несомненно  окон-
чатся для нас так же, как для моего бедного  друга  Сильвестра.  У  меня
есть сын, который нуждается в моей поддержке, и я не имею  права  риско-
вать своей жизнью.
   Сэр Генри и капитан Гуд казались очень разочарованными.
   - Мистер Квотермейн, - сказал сэр Генри, - я состоятельный человек  и
от своего намерения не откажусь. За свои услуги  вы  можете  потребовать
любое вознаграждение. Эта сумма будет вам уплачена  до  нашего  отъезда.
Одновременно с этим, на случай нашей гибели, я приму меры, чтобы ваш сын
был соответствующим образом обеспечен. Из сказанного  мною  вы  поймете,
насколько необходимым я считаю ваше участие. Если же нам  посчастливится
добраться до Сулеймановых копей и найти алмазы, вы поделите их поровну с
Гудом. Мне они не нужны. Я сильно сомневаюсь в том, что нам удастся туда
добраться, так как надежды на это нет почти никакой. Но я не  сомневаюсь
в том, что в пути мы сможем добыть слоновую кость, и вы поступите с  нею
таким же образом. Вы можете поставить мне свои условия,  мистер  Квотер-
мейн. Кроме того, я, конечно, оплачу все расходы.
   - Сэр Генри, - сказал я, - я никогда не получал более щедрого предло-
жения, и бедному охотнику и торговцу следует о нем поразмыслить. Но  мне
еще не приходилось иметь дело с таким крупным  предприятием.  Мне  нужно
время, чтобы все это обдумать. Во всяком случае, я дам вам ответ до  на-
шего прибытия в Дурбан.
   - Прекрасно, - ответил сэр Генри.
   Затем я пожелал им доброй ночи и ушел к себе. В эту ночь мне  снились
бедный, давно умерший Сильвестр и алмазы.


   ГЛАВА III
   АМБОПА ПОСТУПАЕТ К НАМ В УСЛУЖЕНИЕ 

   Чтобы добраться морем от Кейптауна до Дурбана, нужно затратить  четы-
ре-пять дней: это зависит от состояния погоды и скорости хода  судна.  В
Ист-Лондоне [1] постройка порта еще не закончена, несмотря на то что  на
него уже ухлопали целую кучу денег. Поэтому, вместо того чтобы  причали-
вать к пристани в прекрасно оборудованном порту, о котором давно прожуж-
жали все уши, пароходы до сих пор бросают якорь далеко от  берега.  Если
море неспокойно, то бывает, что приходится ждать целые сутки, пока нако-
нец от берега смогут отойти буксиры с шлюпками за пассажирами и  грузом.
Но нам, к счастью, ждать не пришлось. Когда мы  подошли  к  Ист-Лондону,
волнение на море было совсем незначительное, и с берега сразу же отчали-
ли буксиры, ведя за собой вереницу безобразных  плоскодонных  шлюпок.  С
нашего парохода со всего размаха начали швырять в них тюки с товаром, не
обращая внимания на то, что в них находится: шерсть, фарфор - все летело
вниз в одну кучу. Стоя на палубе, я видел, как вдребезги разбился ящик с
четырьмя дюжинами шампанского и искристое вино брызнуло и запенилось  по
дну грязной грузовой шлюпки. Ужасно досадно было смотреть, как  бессмыс-
ленно пропадает столько вина! Это быстро  сообразили  и  находившиеся  в
лодке грузчики-кафры. Они нашли две случайно уцелевшие бутылки, отбили у
них горлышки и выпили все до дна. Шампанское ударило им в голову, и  они
сразу же опьянели. Этого кафры никак не ожидали: в страшном  испуге  они
начали кататься по дну лодки, крича, что добрый напиток  "тагати"  -  то
есть заколдован. Я вступил с ними в разговор и подтвердил, что они выпи-
ли самую страшную отраву белого человека и должны умереть. В диком ужасе
кафры налегли на весла, и лодка помчалась к берегу. Я уверен, что никог-
да в жизни они не дотронутся больше до шампанского.
   Всю дорогу в Наталь я думал о предложении сэра  Куртиса.  Первые  дня
два мы не затрагивали этого вопроса, хотя и были все вместе. Я рассказы-
вал сэру-Генри и Гуду о своих охотничьих приключениях, причем ничего  не
выдумывал и не преувеличивал, как это имеют обыкновение делать охотники.
Я считаю, что и не имеет смысла нам, африканским охотникам, привирать  и
плести небылицы. У нас бывают такие необыкновенные  приключения,  что  и
без того есть чем поделиться. Впрочем, это к моему рассказу не  относит-
ся.
   Наконец в один прекрасный январский день - у нас  ведь  январь  самый
жаркий месяц - наш пароход стал подходить к Наталю, и мы пошли вдоль его
живописных берегов, рассчитывая к закату солнца обогнуть Дурбанский мыс.
Этот берег с его красными песчаными холмами  и  бесконечными  просторами
ярко-изумрудной зелени, в которой прячутся  краали  кафров,  удивительно
красив. Набегающие волны, ударяясь о прибрежные скалы, поднимаются ввысь
и, падая, образуют белоснежную полосу пены, которая тянется вдоль  всего
берега. Но особенно роскошна природа у самого Дурбана. В течение  многих
веков бурные потоки дождей промыли в холмах глубокие ущелья, по  которым
текут сверкающие на солнце реки; на фоне  густых  темнозеленых  зарослей
кустарников, растущих так, как насадил их сам господь, время от  времени
виднеются рощи хлебных деревьев и плантации сахарного тростника. Изредка
среди этой пышной зелени вдруг выглядывает белый домик и словно улыбает-
ся безмятежноспокойному морю, придавая особую законченность  и  домашний
уют всей этой великолепной панораме.
   Я думаю, как бы прекрасен ни был пейзаж, он непременно  требует  при-
сутствия человека. Возможно, мне это кажется потому, что уж слишком дол-
го я прожил в диких и безлюдных местах и потому знаю  цену  цивилизации,
хотя она вытесняет и зверя и дичь. Райский сад был, конечно, прекрасен и
до появления человека, но я убежден, что он стал еще прекраснее, когда в
нем стала гулять Ева.
   Но вернусь к рассказу. Мы немного ошиблись в расчете, и солнце  давно
уже село, когда мы бросили якорь неподалеку от Дурбанского мыса и  услы-
шали выстрел, извещающий добрых жителей Дурбана о прибытии почты из Анг-
лии. Ехать на берег было слишком поздно; мы  посмотрели,  как  грузят  в
спасательную шлюпку почту, и пошли обедать.
   Когда мы снова вышли на палубу, луна уже взошла и ярко освещала  море
и берег. Быстро мелькающие огни маяка казались совсем бледными в ее  ос-
лепительном сиянии. С берега доносился пряный, сладкий  аромат,  который
мне всегда напоминает церковные песнопения и мессионеров. Домики на  Бе-
рейской набережной были ярко освещены. С большого брига, стоявшего рядом
с нами, доносились музыка и песни матросов, которые поднимали якорь, го-
товясь выйти в море. Была тихая, чудная ночь, одна из тех ночей, которые
бывают в Южной Африке. Как луна окутывала своим серебристым покровом всю
природу, так и эта дивная ночь окутывала покровом мира  все  живущее  на
земле. Даже огромный бульдог, принадлежавший одному из наших пассажиров,
под влиянием этой торжественной тишины и покоя  забыл  о  своем  желании
вступить в бой с обезьяной, сидевшей в клетке на полубаке.  Он  лежал  у
входа в каюту и сладко храпел: должно быть, ему снилось, что он  прикон-
чил обезьяну, и поэтому был наверху блаженства.
   Мы трое - то есть сэр Генри Куртис, капитан Гуд и я - пошли и сели  у
штурвала.
   - Ну, мистер Квотермейн, - обратился ко мне сэр Генри после минутного
молчания, - обдумали вы мое предложение?
   - Да, да! - повторил за ним капитан Гуд. - Что же вы решили? Надеюсь,
вы примете участие в нашей экспедиции? Мы были бы счастливы, если бы  вы
согласились сопровождать нас не только до копей царя Соломона, но и  во-
обще всюду, где мог бы оказаться джентльмен, которого вы знали под фами-
лией Невилль.
   Я молча встал, подошел к борту и стал выколачивать трубку. Я не знал,
что ответить, мне нужна была хотя бы еще минута, чтобы прийти к  оконча-
тельному решению. И в то мгновение, когда горящий пепел блеснул в темно-
те, это решение было принято - я согласился. Так часто бывает  в  жизни:
вы долго колеблетесь и не знаете, как быть, а  в  конце  концов  решаете
вопрос в одно мгновение.
   - Хорошо, господа, - сказал я, садясь на свое место, - я согласен.  С
вашего разрешения, я расскажу вам, почему и на каких условиях я принимаю
ваше предложение. Начну с условий.
   Первое. Помимо того, что вы оплачиваете все расходы, связанные с  пу-
тешествием, вся слоновая кость и другие ценности, добытые нами  в  пути,
должны быть поровну поделены между капитаном Гудом и мною.
   Второе. Кроме того, прежде чем мы тронемся в путь, вы уплачиваете мне
за услуги пятьсот фунтов стерлингов. Я же обязуюсь честно служить вам до
тех пор, пока вы сами не откажетесь от вашего предприятия, или  пока  мы
не достигнем нашей цели, или не погибнем.
   Третье. Прежде чем мы отправимся в Сулеймановы горы, вы должны  офор-
мить обязательство, по которому в случае моей гибели или тяжелого увечья
вы обязуетесь выплачивать моему сыну Гарри, который изучает  медицину  в
Лондоне, ежегодно сумму в размере двухсот фунтов в течение пяти  лет.  К
этому времени он уже станет на ноги и будет в состоянии зарабатывать  на
жизнь, если, конечно, вообще из него выйдет толк. Вот и все мои условия.
Может быть, вы считаете, что я очень много прошу?
   - Нет, нет! - с живостью возразил сэр Генри. - Я с удовольствием при-
нимаю все ваши условия. Я решил во что бы то ни стало отправиться на по-
иски брата и от своего намерения не отступлюсь. Принимая во внимание ваш
опыт и исключительную осведомленность в деле, которое меня интересует, я
готов заплатить вам еще больше.
   - Тогда жаль, что мне не пришло в голову попросить больше,  -  сказал
я, - но своих слов я никогда обратно не беру. А теперь скажу вам, по ка-
ким причинам я решил с вами идти в такой далекий и опасный путь.  Прежде
всего, господа, должен вам сказать, что все эти дни я  присматривался  к
вам, и не сочтите с моей стороны дерзостью, если скажу, что вы  оба  мне
очень нравитесь. Я уверен, что мы великолепно пойдем в одной упряжке.  А
когда собираешься в такой длительный путь, это очень важно. Что касается
самого путешествия - я имею в виду нашу попытку перейти Сулеймановы  го-
ры, скажу вам прямо, господа, что вряд ли мы вернемся оттуда живыми. Ка-
кова была судьба старого да Сильвестра триста лет  назад?  Какая  судьба
постигла его потомка двадцать лет назад? И какова судьба  вашего  брата?
Скажу вам откровенно, господа, я уверен, что нас ждет та же участь.
   Я остановился, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели мои сло-
ва. Мне показалось, что капитан Гуд был немного  встревожен;  лицо  сэра
Генри даже не дрогнуло.
   - Мы должны рискнуть, - сказал он своим обычным, спокойным тоном.
   - Вам может показаться странным, - продолжал я, - что, предвидя такой
конец нашего путешествия, я все же не отказываюсь идти с вами, тем более
что человек я робкий. Но на это есть две причины. Во-первых, я  фаталист
и убежден, что мой смертный час предопределен независимо от моих поступ-
ков и желаний. И если мне суждено идти в Сулеймановы горы и  там  погиб-
нуть, это значит, что так предназначено мне судьбой. Конечно, всемогущий
господь знает, что он собирается со мной делать, поэтому мне  самому  не
надо об этом беспокоиться. Во-вторых, я человек бедный. Несмотря  на  то
что я занимаюсь охотой почти сорок лет, я ничего не скопил, так как моих
заработков хватает мне только на жизнь. Вы,  конечно,  знаете,  господа,
что охота на слонов дело опасное и люди, занимающиеся этим ремеслом, жи-
вут в среднем четыре-пять лет. Я же  эти  установленные  сроки  превысил
почти в семь раз и потому думаю, что час моей смерти не  так  уж  далек.
Если я погибну на охоте, то после уплаты моих долгов мой сын Гарри,  ко-
торому еще надо учиться, чтобы  стать  на  ноги,  останется  без  всяких
средств к существованию. Если же я отправлюсь с вами, он будет обеспечен
на пять лет. Вот вам вкратце мои соображения.
   - Мистер Квотермейн, - сказал сэр Генри,  слушавший  меня  с  большим
вниманием, - причины, заставляющие вас присоединиться к  нашей  экспеди-
ции, которая, по вашему мнению, может закончиться столь печально, делает
вам честь. Конечно, только время и события покажут, правы вы или нет. Но
иду ли я на верную гибель, или нет, я решил довести это дело  до  конца,
каков бы он ни был. Ну, а если уж нам суждено погибнуть, я надеюсь,  что
перед смертью мы все же сможем немного поохотиться. Как вы думаете, Гуд?
   - Разумеется, - подтвердил капитан. - Мы все трое  привыкли  смотреть
опасности в глаза и сумеем постоять за себя. Поэтому отступать не следу-
ет. А теперь я предлагаю спуститься в кают-компанию и выпить за счастли-
вый исход нашего путешествия.
   На следующий день мы съехали на берег, и я предложил сэру Генри и ка-
питану Гуду поселиться в моем скромном домике на Берейской набережной. В
нем только три комнаты и кухня; выстроен он из необожженного кирпича,  а
крыша покрыта оцинкованным железом. Но зато сад у меня прекрасный. В нем
растут самые лучшие сорта японской мушмулы [2] и чудные манговые деревья
[3], от которых я ожидаю великолепных плодов. Их  подарил  мне  директор
Ботанического сада. У меня есть садовник, один из моих бывших охотников,
по имени Джек. Когда мы с ним охотились в  Стране  Сикукунис,  буйволица
так сильно искалечила ему бедро, что бедный Джек был  вынужден  навсегда
забыть об охоте. Но он может кое-как ковылять и ухаживать за садом.  Сам
Джек - из миролюбивого племени гриква; зулуса вы  никогда  не  заставите
заниматься садоводством - мирные занятия ему не по душе.
   Так как в моем домишке было тесно, сэр Генри и Гуд спали  в  палатке,
которую я разбил в апельсиновой аллее в конце сада. Деревья были в  цве-
ту, и от них шел приятный аромат, а на ветках ярко выделялись зеленые  и
золотые плоды (надо сказать, что у нас в Дурбане на деревьях  можно  ви-
деть и цветы и плоды одновременно). Место наше красивое, и спать на воз-
духе очень приятно, тем более что у нас в Береа москитов почти нет, если
же они иногда и появляются, то только после сильных дождей.
   Однако надо продолжать рассказ, иначе он тебе, Гарри, надоест раньше,
чем мы доберемся до Сулеймановых гор. Итак, решив  отправиться  с  сэром
Генри, я немедленно занялся необходимыми приготовлениями. Прежде  всего,
мой мальчик, я получил от сэра Генри документ, обеспечивающий твое буду-
щее. Здесь мы столкнулись с некоторыми затруднениями: сэр Генри  не  был
местным жителем, и деньги, которые тебе следовало бы получать  в  случае
моей гибели, находились в Англии. Но в конце концов мы это дело  уладили
благодаря одному ловкому адвокату, который содрал с  нас  возмутительную
цену - целых двадцать фунтов стерлингов.
   Положив чек на пятьсот фунтов в карман и  отдав  таким  образом  дань
предосторожности, я купил за счет сэра Генри фургон и упряжку превосход-
ных волов. Фургон был длиной в двадцать  два  фута,  на  железных  осях,
очень прочный и легкий, правда не совсем новый. Один раз он уже  побывал
на Алмазных россыпях, но вернулся оттуда без повреждений. Это еще больше
меня убедило в том, что повозка была сделана из сухого, хорошо выдержан-
ного дерева. Если фургон плохо слажен или сделан  из  сырого  материала,
это обнаруживается при первой же поездке. Задняя часть нашей повозки  на
протяжении двенадцати футов была крыта брезентом в виде навеса, передняя
же, предназначенная для багажа, была открыта. Такие фургоны у нас  назы-
ваются "полукрытыми". Задняя часть была приспособлена для жилья - в  ней
находилась постель из шкур, на которой могли спать два  человека,  полка
для оружия и кое-какие необходимые вещи. Я дал за него сто двадцать пять
фунтов и считаю, что это было недорого.
   Затем я купил великолепную упряжку из двадцати зулусских быков, кото-
рыми любовался уже около двух лет. Обычная упряжка состоит из шестнадца-
ти голов, но на всякий случай я купил еще четыре. Зулусский скот  низко-
рослый и легкий, почти наполовину меньше  африкандерского  [4],  который
используется для перевозки тяжелых грузов.  Эти  мелкие  животные  менее
подвержены болезням ног, чем крупные, чрезвычайно неразборчивы в корме и
приспособлены к самым тяжелым условиям. Поэтому они  выживают  там,  где
африкандерские мрут с голоду. Зулусские быки  легче  и  быстроходнее;  с
легкой ношей они могут пройти пять миль в день. Кроме того, наши  живот-
ные были хорошо "просолены" - то есть закалены, так как исходили всю Юж-
ную Африку вдоль и поперек. Поэтому наша упряжка была до некоторой  сте-
пени гарантирована от той страшной  формы  малярии,  которая  так  часто
уничтожает целые стада, когда они попадают в непривычные им вельды  [5].
Что касается страшной легочной болезни - то есть чахотки,  -  которая  у
нас так часто губит скот, им была сделана прививка. Для этого на  хвосте
быка, примерно на один фут от основания,  делается  надрез,  к  которому
привязывается кусочек легкого, взятого у животного,  погибшего  от  этой
болезни. Через некоторое время бык  заболевает  легкой  формой  чахотки,
хвост у него отмирает и отпадает на месте надреза, но зато сам он стано-
вится невосприимчив к чахотке. Жестоко, конечно, лишать животное хвоста,
особенно в стране, где так много мух, но уж лучше пожертвовать  хвостом,
чем потерять и хвост и быка. Хвост без быка ни на что  не  годен,  разве
только чтобы смахивать им пыль. Но все-таки довольно забавно идти за бы-
ками и видеть перед собой двадцать жалких огрызков вместо хвостов. Так и
кажется, что природа что-то напутала и вместо хвостов  приставила  быкам
задние украшения целой своры премированных бульдогов.
   После того как вопрос с животными был улажен, надо  было  подумать  о
провианте и лекарствах. Это требовало самого тщательного обсуждения. Нам
нельзя было перегружать фургон и вместе с тем нужно было взять много ве-
щей, необходимых для такого длительного путешествия. К  счастью,  оказа-
лось, что Гуд кое-что смыслит в медицине. Каким-то образом ему  когда-то
удалось прослушать курс медицины и хирургии, и время от времени он  при-
менял свои познания на практике. У капитана  не  было,  конечно,  звания
доктора, но впоследствии мы убедились,  что  он  понимает  в  этом  деле
больше, чем многие из тех господ, которые получили  право  писать  после
своей фамилии звание доктора медицины. У него была отличная походная ап-
течка и набор хирургических инструментов. Когда мы еще были  в  Дурбане,
он отрезал у какого-то кафра большой палец  ноги  так  ловко,  что  было
просто приятно смотреть. Но капитан был совершенно ошеломлен, когда этот
кафр, флегматично следивший за операцией, попросил приставить ему  новый
палец, говоря, что на худой конец подойдет и белый.
   Благополучно уладив дела с провиантом и  лекарствами,  мы  перешли  к
вопросу об оружии и найме прислуги. Что касается оружия, я лучше приведу
список отобранного нами из того богатого запаса, который сэр Генри  при-
вез с собой из Англии, и того, что было у меня. Этот список сохранился в
моей записной книжке, сейчас мне остается только его переписать:
   "Три тяжелых двуствольных ружья, заряжающихся с  казны,  центрального
боя, весом около пятнадцати фунтов каждое, с зарядом в одиннадцать драхм
[6] черного пороха".
   Эти ружья предназначались для охоты на слонов. Два из них - для  сэра
Генри и капитана Гуда - были изготовлены искуснейшими мастерами одной из
знаменитых лондонских фирм. Не знаю, какой фирмы было  мое  ружье:  оно,
правда, не было такое красивое, но зато было неоднократно проверено мною
в охоте на слонов.
   "Три двуствольных ружья системы "экспресс 500", стреляющие разрывными
пулями, рассчитанные на заряд в шесть драхм", - превосходное  оружие,  в
особенности на среднего зверя (как, например,  на  круторогую,  или  са-
бельную, антилопу), и незаменимое для самозащиты от  врагов  в  открытой
местности.
   "Одно двуствольное киперовское дробовое ружье  двенадцатого  калибра,
центрального боя, с обоими стволами - чок" [7].
   Впоследствии это ружье оказало нам огромную помощь в обеспечении  нас
повседневной пищей.
   "Три магазинные винтовки системы "винчестер" (не карабины)".
   Это было наше запасное оружие.
   "Три самовзводных револьвера "кольта" с патронами крупного калибра".
   Таково было наше вооружение. Нужно отметить, что оружие каждого клас-
са было одной системы и калибра, и поэтому мы могли обмениваться  патро-
нами, что было очень удобно и важно. Я не прошу извинения у читателя  за
то, что, возможно, утомил его перечислением таких подробностей, так  как
каждый опытный охотник знает, насколько существенным является выбор ору-
жия для успеха экспедиции.
   Теперь перехожу к прислуге, которая должна была нас сопровождать.
   После долгих обсуждений мы решили, что вполне достаточно взять с  со-
бой пять человек: проводника, кучера и трех слуг. И кучера и  проводника
я нашел без особого труда. Это были два зулуса, по  имени  Гоза  и  Том.
Найти же слуг оказалось делом более сложным. Нам нужны были  люди  храб-
рые, надежные, на которых мы могли бы полностью положиться, так  как  от
их поведения могла зависеть наша жизнь. Наконец мне удалось найти двух -
одного готтентота, по имени Вентфогель, что значит "птица ветров", и ма-
ленького зулуса Хиву, у которого было то достоинство, что он отлично го-
ворил по-английски. Вентфогеля я знал  давно.  В  своей  жизни  я  редко
встречал лучшего охотникаследопыта. Он был необычайно вынослив и,  каза-
лось, состоял из одних мускулов и сухожилий. Но, к сожалению, у него был
один недостаток, присущий его племени: любил выпить.  Поэтому  полностью
на него положиться было нельзя: стоило поставить перед ним бутылку грога
- и он забывал все на свете. Но так как мы отправлялись в места, где  не
было ни трактиров, ни винных лавок, эта маленькая слабость не имела осо-
бого значения.
   Третьего слугу я никак не мог найти, и мы решили отправиться только с
двумя, надеясь, что в пути встретим подходящего  человека.  Но  накануне
нашего отъезда, вечером, когда мы обедали, вошел Хива и доложил, что ме-
ня хочет видеть какой-то зулус. После того как мы встали из-за стола,  я
приказал Хиве его ввести. В комнату вошел рослый, красивый человек,  лет
тридцати, с очень светлой для зулуса кожей. Вместо приветствия он поднял
свою узловатую палку и молча уселся на корточках в углу комнаты. В тече-
ние некоторого времени я делал вид, что не замечаю  его  присутствия;  с
моей стороны было бы большой оплошностью поступить иначе: если вы  сразу
вступаете в разговор с туземцем, он может подумать, что вы человек  нич-
тожный и лишены чувства собственного достоинства. Однако я  успел  заме-
тить, что он был "кэшла" - то есть "человек с обручем". В его волосы бы-
ло вплетено широкое кольцо, сделанное из особого сорта каучука,  которое
для блеска было натерто жиром. Такие обручи носят зулусы, достигшие  из-
вестного, возраста и имеющие высокое звание.  Лицо  его  показалось  мне
знакомым.
   - Ну, - сказал я наконец, - как тебя зовут?
   - Амбопа, - ответил туземец приятным низким голосом.
   - Я где-то тебя уже видел.
   - Да, инкоози, отец мои, ты  видел  меня  в  местечке  Литтл-Хэнд,  в
Изандхлуане [10], накануне битвы.
   Тут я все вспомнил. Во время несчастной войны с зулусами я был  одним
из проводников лорда Челмсфорда". К счастью, мне удалось покинуть лагерь
с порученными мне фургонами как раз накануне битвы. Пока  запрягали  во-
лов, я разговорился с этим человеком. Он  командовал  отрядом  туземцев,
сражавшихся на нашей стороне. В разговоре он высказал свои сомнения  от-
носительно безопасности нашего лагеря. Тогда я ему  предложил  попридер-
жать язык, так как это было не его ума дело, но впоследствии  я  не  раз
вспоминал его слова.
   - Я помню, - сказал я. - Что же тебе от меня надо?
   - Вот что, Макумазан (так зовут меня кафры;  в  переводе  это  значит
"человек, который встает после полуночи". А по-нашему это просто-напрос-
то человек, который всегда находится начеку). Я слышал, что  ты  собира-
ешься в длинный путь далеко на север с белыми вождями, прибывшими  из-за
великой воды. Правда ли это?
   - Да, правда.
   - Я слышал, что вы пойдете до самой реки Луганги,  которая  находится
на расстоянии одной луны пути от земли Мапика. Это тоже правда,  Макума-
зан?
   - Зачем тебе нужно знать, куда мы идем? Какое тебе дело? - ответил я,
глядя на него с недоверием, так как цель нашего  путешествия  мы  решили
хранить в глубокой тайне.
   - О белые люди! - воскликнул туземец. - Если вы действительно отправ-
ляетесь так далеко, то я хочу идти вместе с вами!
   Меня поразили тон и манера разговаривать этого человека. Он  держался
с необычайным достоинством, и в нем  чувствовалось  какое-то  внутреннее
благородство. Особенно удивили меня его слова: "О  белые  люди",  вместо
обычного обращения к белым: "О инкоози" - то есть вожди.
   - Ты забываешься! - сказал я резко. - Думай, прежде чем обращаться  с
разговором к белым людям. Кто ты такой и где твой  крааль?  Ответь  нам,
чтобы мы знали, с кем мы имеем дело.
   - Мое имя Амбопа. Я принадлежу к зулусскому племени, но на самом деле
я не зулус. Жилища моего племени находятся далеко на севере.  Мой  народ
остался там, когда другие зулусы спустились сюда. Это  было  тысячу  лет
назад, задолго до царя Чака, который правил Страной Зулусов. У меня  нет
крааля. Я скитаюсь много лот. Я пришел в Страну Зулусов с севера,  когда
был ребенком. Затем служил королю Кечвайо в Нкомабакозийском  полку.  Из
Страны Зулусов я бежал в Наталь, потому что хотел узнать, как живут  бе-
лые люди. Потом я воевал против Кечвайо. С тех пор я живу  и  работаю  в
Натале. Мне здесь все надоело, я хочу снова идти на север. Здесь мне  не
место. Денег от вас мне не надо. Я человек храбрый и буду вам полезен. Я
отработаю пищу, которую съем, и заслужу место у костра, которое займу. Я
сказал.
   Я был совершенно озадачен просьбой  этого  человека.  По  его  непос-
редственному поведению и разговору было видно, что в основном он говорит
правду. Но этот туземец настолько отличался от  обыкновенных  зулусов  и
его предложение идти с нами без вознаграждения было  настолько  странно,
что не могло не вызвать у меня подозрения. Не зная, что ему ответить,  я
перевел сэру Генри и Гуду наш разговор и спросил их совета. Вместо отве-
та сэр Генри попросил меня передать Амбопе, чтобы он  встал.  Сбросив  с
себя длинный военный плащ, зулус выпрямился  во  весь  свой  исполинский
рост и предстал перед нами совершенно обнаженным, если не  считать  мучи
[13] и ожерелья из львиных костей. Он был великолепен. Я никогда в жизни
не видел такого красивого туземца. Роста он был шести футов и трех  дюй-
мов, широкоплечий и удивительно пропорционально сложенный. При  вечернем
освещении кожа его была чуть темнее обычной смуглой, только многочислен-
ные следы от нанесенных ассегаями [14] ран выделялись на его теле темны-
ми пятнами. Сэр Генри подошел к нему и пристально посмотрел на его  гор-
дое, красивое лицо.
   - Какая прекрасная пара! - сказал Гуд, наклоняясь ко мне. - Посмотри-
те, они совсем одинакового роста.
   - Мне нравится ваша внешность, мистер Амбона, -  сказал  по-английски
сэр Генри, обращаясь к зулусу, - и я беру вас к себе в услужение.
   Очевидно, Амбона понял его, потому что он ответил по-зулусски: "хоро-
шо", и, взглянув на могучую фигуру белого человека, добавил:
   - Мы настоящие мужчины - ты и я.


   ГЛАВА IV
   ОХОТА НА СЛОНОВ 

   Я не собираюсь подробно рассказывать обо всех событиях, происшедших в
течение нашего продолжительного путешествия до крааля  Ситанди,  который
находится на расстоянии более тысячи миль от Дурбана, у слияния рек  Лу-
канга и Калюкве. Последние триста миль или около того нам пришлось прой-
ти пешком, так как часто стали появляться ужасные мухи цеце, укус  кото-
рых смертелен для всех животных, за исключением ослов.
   Мы оставили Дурбан в конце января, и шла уже вторая неделя мая, когда
мы расположились лагерем около крааля Ситанди. По пути у нас было  много
разнообразных приключений, но так как подобные приключения  случаются  с
каждым африканским охотником, то, чтобы  не  сделать  мое  повествование
слишком скучным, я не буду их излагать здесь, кроме  одного,  о  котором
сейчас расскажу подробно.
   В Айнайти - конечном торговом пункте Земли Матабеле,  которой  правит
король Лобензула (кстати сказать, ужасный негодяй), - нам пришлось с ог-
ромным сожалением распрощаться с нашим удобным фургоном. В нашей велико-
лепной упряжке из двадцати волов, приобретенных нами в Дурбане, осталось
только двенадцать. Один погиб от укуса кобры, три пали  от  истощения  и
недостатка воды, один заблудился и пропал, а еще три  подохли,  наевшись
ядовитых растений из семейства тюльпановых. От  этого  же  заболели  еще
пять, но нам удалось их вылечить вливаниями отвара тюльпановых  листьев.
Это очень сильное противоядие, если ввести его  своевременно.  Фургон  и
быков мы поручили непосредственным заботам Гозы и Тома, вполне  надежных
юношей, попросив почтенного шотландского миссионера, который жил в  этих
диких местах, присматривать за нашим имуществом. Затем  в  сопровождении
Амбопы, Хивы, Вентфогеля и полудюжины носильщиков-кафров мы  отправились
пешком на осуществление нашего безумного замысла.
   Я помню, что, отправляясь в путь, мы все  были  несколько  молчаливы.
Вероятно, каждый из нас думал о том, придется ли ему вновь увидеть  этот
фургон. Что касается меня - я совершенно на это не рассчитывал.  Некото-
рое время мы шли в молчании. Вдруг Амбопа, который  шел  впереди,  запел
зулусскую песню о том, как несколько храбрецов, которым наскучили  одно-
образие повседневной жизни и привычные вещи,  отправились  в  бескрайнюю
пустыню, чтобы найти там что-то новое или умереть, и как вдруг - о чудо!
- когда они зашли далеко в глубь пустыни, они увидели, что это совсем не
пустыня, а красивая местность, где много юных жен и тучного скота, много
дичи для охоты и много врагов, которых можно убивать.
   Мы все развеселились и сочли это за доброе  предзнаменование.  Амбопа
был веселым малым. Правда, иногда у него бывали периоды мрачного настро-
ения, но в остальное время ему была свойственна удивительная способность
поддерживать в людях бодрость, причем он сам никогда  не  терял  чувства
собственного достоинства. Все мы очень полюбили его.
   Теперь я доставлю себе удовольствие рассказать об одном происшествии,
так как я страстно люблю охотничьи рассказы.
   На расстоянии двух недель пути от Айнайти нам встретился  удивительно
красивый уголок. Почва здесь была влажная. В ущельях между высокими хол-
мами рос густой колючий кустарник айдоро (как называют его  туземцы),  а
кое-где - колючий кустарник "wachteen-beche" ("подожди-ка немного"). Там
также росло очень много прекрасных деревьев мачабель, отягченных освежа-
ющими желтыми плодами, внутри которых находятся огромные косточки. Плоды
этого дерева представляют собой любимое лакомство слонов, о  присутствии
которых в этой местности свидетельствовали многочисленные следы их  ног,
а также и то, что во многих местах деревья были поломаны и даже  вырваны
с корнем: когда слон ест, он все вокруг разрушает.
   Однажды вечером, после длительного дневного  перехода,  мы  вышли  на
место поразительной красоты. У подножия  холма,  поросшего  кустарником,
находилось высохшее русло реки, в котором, однако, встречались небольшие
водоемы, наполненные прозрачной, как хрусталь, водой, вокруг которых бы-
ло много следов копыт диких животных. Перед холмом расстилалась равнина,
похожая на парк; на ней группами росли мимозы с  плоскими  вершинами,  а
среди них - деревья мачабель с блестящими листьями. Вокруг было огромное
молчаливое море кустарника, через которое не пролегала ни единая  тропа.
Как только мы вышли на дорогу, образованную ложем реки, мы спугнули ста-
до высоких жираф, которые ускакали, или, вернее, уплыли  своей  странной
поступью, подняв торчком хвосты и отбивая копытами  дробь  подобно  кас-
таньетам. Когда они были на расстоянии около трехсот ярдов  от  нас,  то
есть фактически на дистанции, недосягаемой  для  огнестрельного  оружия.
Гуд, который шел впереди, не смог  противостоять  искушению.  Он  поднял
свое ружье, заряженное разрывной пулей крупного калибра, и  выстрелил  в
молодую самку, бежавшую последней. По невероятной случайности пуля попа-
ла ей прямо в шею, повредив спинной хребет, и жирафа полетела  кувырком,
через голову, как кролик. Мне никогда не приходилось видеть более удиви-
тельного зрелища.
   - Черт бы ее побрал! - сказал Гуд. (К моему сожалению, когда он  вол-
новался, у него была привычка употреблять сильные выражения, приобретен-
ные несомненно во время его морской карьеры.) - Черт бы ее побрал!  Ведь
я ее убил!
   - Ou, Bugwan! (Да, Бугван!) - воскликнули  наши  носильщики-кафры.  -
Ou, Ou! (Да, да!)
   Они называли Гуда "Бугван" ("стеклянный глаз") из-за его монокля.
   - Да, Бугван! - отозвались, как эхо, мы с сэром Генри.
   И с этого дня за Гудом укоренилась, - по крайней мере  среди  кафров,
репутация отличного стрелка. В действительности он был плохим  стрелком,
но всякий раз при его очередном промахе мы не придавали  этому  никакого
значения, вспоминая его знаменитый выстрел.
   Приказав нескольким из наших слуг вырезать лучшие куски мяса  жирафы,
мы принялись строить ограду, или ширму, на расстоянии  около  ста  ярдов
вправо от одного из водоемов. Делается это так.  Срезают  большое  коли-
чество ветвей колючего кустарника и укладывают их в форме круглой  изго-
роди. Пространство, находящееся внутри изгороди, выравнивают и в  центре
сооружают постель из сухой травы тамбуки, если она, конечно,  поблизости
имеется, и зажигают один или несколько костров.
   К тому времени, как ширма была окончена, уже  всходила  луна,  и  наш
обед, состоявший из бифштексов мяса жирафы и  жареных  мозговых  костей,
был готов. С каким наслаждением мы угощались  этими  мозговыми  костями,
хоть их и трудновато было расколоть!
   Я не знаю лучшего лакомства, чем мозг жирафы, конечно, кроме слоново-
го сердца, которым мы полакомились на следующий день.
   При свете полной луны мы сидели за своей скромной трапезой, по време-
нам прерывая ее, чтобы вновь поблагодарить  Гуда  за  его  замечательный
выстрел. Затем мы закурили трубки и начали рассказывать разные  истории.
Вероятно, мы, сидя на корточках вокруг костра, представляли собой  очень
любопытное зрелище.
   Особенно резко бросался в глаза контраст между мною и сэром Генри.  Я
худ, небольшого роста, кожа у меня темная, седые волосы торчат, как щет-
ка, и вешу я всего шестьдесят килограммов, а сэр Генри  высокого  роста,
широкоплечий, белокурый и весит около девяноста пяти.  Но,  принимая  во
внимание все обстоятельства, вероятно, удивительнее всех троих  выглядел
капитан Джон Гуд, отставной офицер Королевского флота. Он сидел на кожа-
ном мешке, и казалось, будто он только что вернулся после приятно прове-
денного дня на охоте в цивилизованной стране, - совершенно чистый, акку-
ратный и хорошо одетый. На нем был охотничий костюм из коричневого  тви-
да, шляпа такого же цвета и элегантные гетры. Вообще говоря, мне никогда
не приходилось видеть в дикой  африканской  пустыне  такого  великолепно
выбритого, безукоризненно изящного и опрятного джентльмена. Его  фальши-
вые зубы были в полном порядке, а в правом глазу, как обычно, красовался
монокль. Он даже не забыл надеть воротничок из белой гуттаперчи, которых
у него был изрядный запас.
   - Видите ли, они весят так мало, - сказал он мне простодушно, когда я
выразил свое изумление по этому поводу. - А  я  люблю  всегда  выглядеть
джентльменом.
   Вот так мы и сидели, разговаривая при волшебном свете луны, наблюдая,
как кафры на  расстоянии  нескольких  ярдов  посасывают  свои  трубки  с
мундштуком из рога южноафриканской антилопы, наполненные опьяняющей дак-
кой. Наконец они один за другим заснули у костра,  завернувшись  в  свои
одеяла, то есть все, за исключением Амбопы, который сидел в стороне.  (Я
заметил, что он всегда мало общался с кафрами.) Он сидел, подперев голо-
ву руками, глубоко задумавшись.
   Вдруг из чащи кустарника позади нас раздалось громкое рычанье.
   - Это лев, - сказал я.
   Все мы вскочили и прислушались. Сейчас же с водоема, находившегося на
расстоянии около ста ярдов, донесся оглушительный рев слона.
   - Unkungunklovo Indlovu! (Слон! Слон!) - зашептали кафры.
   И несколько минут спустя мы увидели процессию огромных  туманных  фи-
гур, медленно движущуюся по направлению к зарослям кустарника. Гуд вско-
чил, полный жажды убийства, по-видимому считая, что убить слона  так  же
легко, как жирафу, с которой ему так повезло, но я схватил его за руку и
заставил сесть.
   - Ни в коем случае, - сказал я, - пусть они пройдут!
   - Оказывается, тут настоящий рай для охотника!
   Я предложил бы здесь остановиться на денек-другой  и  поохотиться,  -
вдруг сказал сэр Генри.
   Я был несколько удивлен этим, так как до сих пор сэр Генри всегда был
за то, чтобы двигаться вперед как можно скорее, в особенности  когда  мы
удостоверились в Айнайти, что около двух лет назад англичанин, по  фами-
лии Невилль, действительно продал там свой фургон и ушел в глубь страны.
Полагаю, что инстинкт охотника взял в этом случае верх.
   Гуд с радостью ухватился за эту мысль, потому что мечтал  поохотиться
на слонов. О том же, правду сказать, мечтал и я, так как не  мог  прими-
риться с мыслью, что мы дадим спокойно уйти целому  стаду  слонов  и  не
воспользуемся таким удобным случаем, чтобы поохотиться.
   - Ну что ж, друзья мои, - сказал я, - думаю, что  нам  не  мешало  бы
немного поразвлечься. А теперь ляжем спать, так как нам надо  встать  до
восхода солнца. Тогда, может быть, нам удастся  захватить  стадо,  когда
оно будет пастись, перед тем как двинуться дальше.
   Все согласились с моим предложением, и мы начали готовиться  ко  сну.
Гуд снял свою одежду, почистил ее, спрятал монокль и искусственные  зубы
в карман брюк и, аккуратно свернув свои вещи, положил  там,  где  их  не
могла намочить утренняя роса, прикрыв углом своей простыни  из  прорези-
ненной материи. Мы с сэром Генри довольствовались более скромными приго-
товлениями и вскоре улеглись, укрывшись одеялами, и погрузились в глубо-
кий сон без сновидений, который вознаграждает путешественника.
   И во сне нам казалось, что мы идем, идем, идем... Но что это такое?
   Внезапно оттуда, где была вода, донесся шум отчаянной  схватки,  а  в
следующее мгновение послышался ужаснейший рев. Было совершенно ясно, что
это мог быть только лев. Мы все вскочили, смотря туда, откуда  доносился
шум, и увидели беспорядочную массу желточерного цвета, которая  металась
в смертельной борьбе, приближаясь к нам. Мы схватили свои  ружья  и,  на
ходу надев вельдскуны [2], выбежали из ограды шермы. К этому времени де-
рущиеся животные упали и некоторое время катались клубком по траве. Ког-
да мы до них добежали, драка уже прекратилась, и они затихли.
   Вот что мы увидели: на траве лежал мертвый самец сабельной антилопы -
самой красивой из африканских антилоп. Великолепный лев с черной гривой,
пронзенный огромными изогнутыми рогами антилопы, был также  мертв.  Оче-
видно, произошло следующее. Антилопа пришла напиться к водоему, где  за-
лег в ожидании добычи лев, несомненно тот, чей рев мы слышали  накануне.
Когда антилопа пила, лев прыгнул на нее, но попал прямо на острые, изог-
нутые рога, которые пробили его насквозь. Однажды в прошлом я уже  видел
подобную сцену. Лев, который никак не мог  освободиться,  рвал  и  кусал
спину и шею антилопы, а та, доведенная до безумия страхом и болью,  нес-
лась вперед, пока не упала мертвой.
   Закончив детальный осмотр животных, мы позвали наших слуг и носильщи-
ков-кафров и общими усилиями перетащили их туши к ограде. Затем мы вошли
в шерму, легли и более не просыпались до восхода солнца.
   С первыми его лучами мы встали и начали готовиться к охоте. Мы  взяли
с собой три ружья крупного калибра, большое количество патронов  и  свои
объемистые фляги, наполненные холодным слабым  чаем,  который  я  всегда
считал лучшим напитком на охоте. Поспешно позавтракав,  мы  двинулись  в
путь - за нами следовали Амбона, Хива и Вентфогель. Носильщиковкафров мы
оставили в лагере, приказав им снять шкуры со льва и сабельной  антилопы
и разрубить последнюю на куски.
   Мы легко нашли широкую слоновью тропу. Осмотрев ее,  Вентфогель  ска-
зал, что она проложена двадцатью - тридцатью слонами, причем большая  их
часть - взрослые самцы.
   В течение ночи стадо успело уйти на некоторое  расстояние,  и  только
часов в девять утра, когда жара становилась уже нестерпимой, мы  увидели
по поломанным деревьям, сорванным листьям и коре, а также по  дымящемуся
помету, что слоны безусловно находятся где-то поблизости.
   Внезапно мы заметили стадо, насчитывающее, как и говорил  Вентфогель,
двадцать - тридцать слонов. Закончив свой утренний завтрак, они стояли в
лощине, хлопая огромными ушами. Это было великолепное зрелище.
   Слоны находились на расстоянии примерно двухсот ярдов  от  нас.  Взяв
пригоршню сухой травы, я подбросил ее в воздух, чтобы установить направ-
ление ветра, потому что знал, что если они нас почуют,  то  скроются  из
виду до того, как мы успеем выстрелить.
   Удостоверившись, что ветер дует в пашем направлении, мы  стали  осто-
рожно ползти вперед, и благодаря тому, что нас скрывала  высокая  трава,
нам удалось приблизиться к огромным животным на  расстояние  примерно  в
сорок ярдов. Как раз перед нами, повернувшись боком, стояли три  велико-
лепных самца; у одного из них были огромные бивни. Я шепнул своим  спут-
никам, что буду целиться в среднего; сэр Генри  прицелился  в  стоявшего
слева, а Гуд - в самца с большими бивнями.
   - Пора, - прошептал я.
   Бум! Бум! Бум! - выстрелили три крупнокалиберные винтовки, и слон сэ-
ра Генри упал замертво. Выстрел попал ему прямо в сердце. Мой слон  упал
на колени, и мне показалось, что он смертельно ранен, но через мгновение
он встал на ноги и бросился бежать, чуть не задев при этом меня. В  этот
момент я разрядил второй ствол прямо ему в ребра, и на этот раз он  сва-
лился уже всерьез. Быстро вложив два новых патрона, я  подбежал  к  нему
вплотную и третьим выстрелом, в мозг, прекратил страдания бедного живот-
ного. Затем я обернулся, чтобы посмотреть, как Гуд справляется с большим
самцом, который ревел от ярости и боли, когда я приканчивал своего.  До-
бежав до капитана, я нашел его в состоянии величайшего волнения.  Оказа-
лось, что, раненный первым выстрелом, слон повернулся и устремился прямо
на своего обидчика, причем Гуд едва успел увернуться. Затем слон бросил-
ся бежать, не разбирая дороги, напрямик к нашему лагерю. Стадо в  панике
понеслось в противоположном направлении.
   Мы посовещались, идти ли нам за раненым самцом, или преследовать ста-
до, и наконец решили идти за стадом. Мы отправились,  думая,  что  более
никогда не увидим этих огромных бивней. С тех пор я часто думал, что так
было бы лучше. Следовать за слонами было нетрудно, так как они оставляли
за собой тропу примерно в ширину проезжей дороги, причем в  своем  пани-
ческом бегстве ломали густой кустарник, словно это была трава тамбуки.
   Однако приблизиться к слонам было не так просто, и  мы  тащились  уже
более двух часов под палящими лучами солнца, когда  наконец  увидели  их
опять. За исключением одного самца, все они стояли, сбившись в  кучу,  и
по их беспокойным движениям и по тому, как они подымали хоботы,  обнюхи-
вая воздух, я понял, что они задумали что-то недоброе.  Одинокий  самец,
очевидно, стоял на страже ярдах в пятидесяти от стада и  шестидесяти  от
нас. Думая, что, если мы попытаемся подойти поближе, он может нас  заме-
тить или почуять и что тогда стадо вновь обратится  в  бегство,  мы  все
прицелились в этого самца и разом выстрелили по моей  команде,  поданной
шепотом. Все три выстрела попали в цель, и он упал мертвым. Стадо  вновь
бросилось бежать, но, к несчастью для него, на расстоянии около ста  яр-
дов ему преградила дорогу нулла - высохшее русло с крутыми  берегами.  В
него и попали с разбегу слоны, и когда мы достигли края впадины, то уви-
дели, что они в диком смятении отчаянно пытаются выбраться на другой бе-
рег. Слоны оглашали воздух трубными звуками, и,  движимые  эгоистическим
инстинктом самосохранения, в панике отталкивали друг  друга  совсем  так
же, как в подобном случае действовало бы  большинство  человеческих  су-
ществ.
   Теперь нам представился удобный момент, и, поспешно зарядив ружья, мы
выстрелили и убили пять бедных животных. Мы безусловно перебили  бы  все
стадо, если бы слоны внезапно не прекратили попытки выбраться на берег и
не пустились во всю прыть по нулле. Мы слишком устали, чтобы их  пресле-
довать, а возможно, нам уже немного надоело убивать, так как восемь сло-
нов и так неплохая добыча для одного дня.
   Отдохнув немного и дав время нашим слугам вырезать сердца  двух  сло-
нов, чтобы приготовить их на ужин, мы, довольные,  направились  к  себе,
решив послать на следующее утро носильщиков, чтобы они отпилили бивни  у
убитых слонов.
   Вскоре после того, как мы прошли то место, где Гуд ранил самца - пат-
риарха, мы наткнулись на стадо антилоп, но не стреляли, так как у нас  и
без того было много мяса. Они пробежали мимо нас  и  затем  остановились
позади небольшой группы кустов, на расстоянии около ста ярдов, и оберну-
лись, чтобы на нас посмотреть. Гуду не терпелось разглядеть их  поближе,
так как он никогда не видел  южноафриканскую  антилопу.  Он  отдал  свое
ружье Амбопе и в сопровождении Хивы направился к кустарнику. Мы сели по-
дождать его, не сожалея о том, что нашелся повод для того, чтобы немного
отдохнуть.
   Солнце садилось в своем багряном великолепии, и мы с сэром Генри  лю-
бовались красивой картиной, как вдруг услышали рев слона и  увидели  его
огромный силуэт. Он несся в атаку с поднятым хоботом  и  хвостом,  четко
вырисовываясь на фоне красного солнечного диска. В  следующее  мгновение
мы увидели, что Гуд и Хива бегут что есть сил обратно к нам,  а  раненый
слон (это был он) несется за ними. Мгновение мы не решались  выстрелить,
чтобы не попасть в одного из бегущих, хотя, вообще говоря, от стрельбы с
такой дистанции было бы мало толку.
   В следующее мгновение случилось нечто ужасное. Гуд пал жертвой  своей
страсти к европейской одежде.
   Если бы он, подобно нам, согласился расстаться со  своими  брюками  и
гетрами и охотился во фланелевой рубашке и вельдскунах, все обошлось бы.
Но теперь брюки мешали ему в этой отчаянной гонке, и внезапно, когда  он
был ярдах в шестидесяти от нас, подошвы его европейских ботинок, отполи-
рованные бегом по траве, скользнули, и он упал  ничком  прямо  под  ноги
слону.
   У нас вырвался вздох ужаса, потому что мы знали, что его гибель неиз-
бежна, и все бросились к нему.
   Через три секунды все было кончено, но не так, как  мы  предполагали.
Хива увидел, что его господин упал. Отважный юноша  обернулся  и  бросил
прямо в морду слону свой асссгай, который застрял у того в хоботе.
   С воплем боли рассвирепевший слон схватил бедного зулуса, швырнул его
на землю и, наступив на тело Хивы своей огромной  ногой,  обвил  хоботом
верхнюю его половину и разорвал его надвое.
   Обезумев от ужаса, мы бросились вперед, стреляя наугад без  перерыва,
и наконец слон упал на останки зулуса.
   Что касается Гуда, он поднялся и, ломая руки, предался  отчаянию  над
останками храбреца, который пожертвовал своей жизнью, чтобы его  спасти.
Хоть я и много испытал в своей жизни, но тоже почувствовал комок,  подс-
тупающий к горлу. Амбопа стоял, созерцая огромного мертвого слона и изу-
родованные останки бедного зулуса.
   - Что же, - вдруг сказал он, - Хива, правда, умер, но умер, как  муж-
чина.


   ГЛАВА V
   МЫ ИДЕМ ПО ПУСТЫНЕ

   Мы убили девять слонов, и у нас ушло два дня на  то,  чтобы  отпилить
бивни, перетащить их к себе и тщательно закопать в песок  под  громадным
деревом, которое было видно с расстояния  нескольких  миль  вокруг.  Нам
удалось добыть огромное количество превосходной слоновой кости -  лучшей
мне не приходилось видеть: каждый клык весил в среднем от сорока до  пя-
тидесяти фунтов. Бивни громадного слона, разорвавшего бедного Хиву,  ве-
сили, по нашему примерному подсчету, сто семьдесят фунтов.
   Самого же Хиву, вернее то, что осталось от него, мы зарыли в норе му-
равьеда и, по зулусскому обычаю, положили в могилу его ассегай  на  слу-
чай, если ему пришлось бы защищаться по пути в лучший мир.
   На третий день мы снова тронулись в путь, надеясь, что если останемся
живы, то на обратном пути откопаем нашу добычу. После долгого  и  утоми-
тельного пути и целого ряда приключений, о которых у  меня  нет  времени
подробно рассказывать, мы достигли крааля Ситанди, расположенного  около
реки Луканги. Собственно говоря, только отсюда должно было по-настоящему
начаться наше путешествие.
   Я очень хорошо помню, как мы туда пришли. Направо был  маленький  ту-
земный поселок, состоящий из нескольких жалких лачуг и каменных пристро-
ек для скота. Чуть пониже, у самой реки, виднелись  клочки  обработанной
земли, где туземцы выращивали свой скудный запас зерна. За ними шли нео-
бозримые, уходящие вдаль просторы вельдов - лугов с высокой, густой вол-
нующейся травой, в которой бродят стада мелких животных.
   Крааль Ситанди находится на самой границе этой плодородной местности.
Налево от него начинается огромная пустыня. Трудно сказать, чему  припи-
сать такое неожиданное резкое изменение характера почвы, но  этот  конт-
раст был настолько разителен, что невольно бросался в глаза.
   Мы разбили наш лагерь немного повыше маленькой речки. На ее  противо-
положном берегу был каменный откос, по которому двадцать лет назад  бед-
ный Сильвестр возвращался ползком после безумной  попытки  добраться  до
копей Соломона. Как раз за этим откосом  начинается  безводная  пустыня,
поросшая низкорослым колючим кустарником.
   Наступал вечер, и огромный солнечный шар медленно опускался в  пусты-
ню, освещая все ее необозримое пространство своими последними сверкающи-
ми, разноцветными лучами.
   Предоставив Гуду заниматься устройством лагеря, я пригласил сэра Ген-
ри прогуляться, и мы отправились на вершину  противоположного  откоса  и
оттуда стали смотреть на пустыню. Воздух был чист и прозрачен,  и  дале-
ко-далеко на горизонте я мог  различить  неясные  голубоватые  очертания
снежных вершин гор Сулеймана.
   - Взгляните, - промолвил я после некоторого молчания,  -  вот  стены,
которые окружают копи царя Соломона. Одному лишь богу  известно,  сможем
ли мы когда-нибудь на них взобраться!
   - Там должен быть мой брат. А если он там, я во что бы  то  ни  стало
доберусь до него, - сказал сэр Генри с той спокойной уверенностью, кото-
рая была для него столь характерна.
   - Ну что ж, будем надеяться, что это нам удастся! - вздохнул я и  по-
вернулся, чтобы идти в лагерь, когда неожиданно заметил, что мы не одни.
   Позади нас, устремив пристальный взгляд на далекие  горы,  стоял  наш
царственный зулус Амбопа. Видя, что я смотрю на него, он заговорил,  об-
ращаясь к сэру Генри, к которому, как я уже убедился,  он  успел  сильно
привязаться.
   - Так это и есть та страна, куда ты хочешь идти, Инкубу?  (Это  слово
означает "слон": так прозвали туземцы сэра Генри.) - сказал Амбопа, ука-
зывая своим широким ассегаем на горы.
   Я возмущенно спросил его, какое он имеет право так фамильярно  разго-
варивать со своим господином. Пусть туземцы называют друг  друга  какими
им вздумается кличками, но совершенно недопустимо и неприлично с их сто-
роны называть в лицо белого человека своими нелепыми языческими именами.
Зулус тихо засмеялся, и этот смех меня еще больше рассердил.
   - Откуда ты знаешь, что я не ровня вождю,  которому  служу?  Конечно,
мой господин принадлежит к королевскому роду: это видно по его  росту  и
осанке, но, может быть, я тоже из королевского рода, как знать? О  Маку-
мазан! Будь моими устами и передай слова мои Инкубу, моему  господину  и
вождю, ибо я хочу говорить с ним, да и с тобой тоже.
   Я очень был сердит на Амбону, потому что не привык, чтобы туземцы так
со мной разговаривали, но он почему-то внушал мне невольное и совершенно
непонятное для меня уважение. Кроме того, мне было  интересно  знать,  о
чем он собирается с нами разговаривать. Я тотчас же  перевел  его  слова
сэру Генри, прибавив, что, с моей точки зрения, он нахал  и  его  наглое
поведение возмутительно.
   - Да, Амбопа, - ответил сэр Генри, - я хочу идти в эту страну.
   - Пустыня широка, и в ней нет воды, а горы высоки и  покрыты  снегом.
Ни один человек не может сказать, что находится за горами,  за  которыми
прячется солнце. Как ты пойдешь туда, Инкубу, и зачем ты хочешь туда ид-
ти?
   Я перевел и эти его слова.
   - Скажите ему, - отвечал сэр Генри, - что я иду туда, потому что  ду-
маю, что человек одной со мной крови уже давно туда ушел, и теперь я иду
его искать.
   - Ты говоришь истину, Инкубу. По пути сюда я встретил одного  готтен-
тота, и он рассказал мне, что два года назад какой-то белый человек ушел
в пустыню по направлению к тем горам. С ним был слуга-охотпик. Они отту-
да не возвратились.
   - Откуда ты знаешь, что это был мой брат? - спросил его сэр Генри.
   - Я этого не знаю. Но я спросил готтентота, каков этот человек был  с
виду, и он ответил мне, что у него были  твои  глаза  и  черная  борода.
Охотника, который был с ним, звали Джимом. Он был из племени бечуанов  и
носил на теле одежду.
   - Нет никакого сомнения, что это был ваш брат! - воскликнул  я.  -  Я
хорошо знал Джима!
   Сэр Генри задумчиво кивнул головой.
   - Я был в этом уверен, - промолвил он. - Джордж человек  настойчивый,
если уж он вбил себе что-нибудь в голову, то от этого не отступится. Та-
ким он был с детства. Если он решил перейти Сулеймановы горы, он их  пе-
решел; конечно, если с ним в пути не  случилось  несчастья.  Поэтому  мы
должны его искать по ту сторону гор.
   Амбопа немного понимал по-английски, но редко  разговаривал  на  этом
языке.
   - Это далекий путь, Инкубу, - заметил он.
   Я снова перевел его слова.
   - Да, - ответил сэр Генри, - путь далекий. Но на свете нет такого пу-
ти, которого человек не смог бы пройти, если для  этого  он  отдаст  все
свои силы. Если человека ведет любовь, то нет ничего на  свете,  Амбопа,
чего бы он не преодолел. Нет для него таких гор, которых бы он не  пере-
шел, нет таких пустынь, которых бы он не пересек, кроме гор  и  пустынь,
которых никому не дано знать при жизни. Ради этой любви он не  считается
ни с чем, даже со своей собственной жизнью, которой готов  пожертвовать,
если на то будет воля провидения.
   Я перевел и эти слова.
   - Великие слова ты произнес, отец мой! - ответил зулус (я всегда  на-
зывал так Амбопу, хотя он не был зулусом). - Великие, возвышенные слова,
достойные уст настоящего мужчины! Ты прав, отец мой Инкубу. Слушай!  Что
такое жизнь? Это легкое перышко, это семя травинки, которое ветер  носит
во все стороны. Иногда оно размножается и тут же умирает, иногда улетает
в небеса. Но если семя здоровое, оно случайно может немного  задержаться
на пути, который ему предначертан. Хорошо, борясь с ветром, пройти такой
путь и задержаться на нем. Человек должен умереть. В  худшем  случае  он
может умереть немного раньше. Я пройду с тобой через пустыню и через го-
ры, если только не паду на пути, отец мой!
   Он замолк, но тотчас же продолжал в  страстном  порыве  риторического
красноречия, которое иногда овладевает зулусами и  доказывает,  что  это
племя не лишено поэтического дара и интеллекта, несмотря на склонность к
постоянным и излишним повторениям.
   - Что такое жизнь? - продолжал он. - Скажите мне, о  белые  люди!  Вы
такие мудрые, вы, которым известны тайны мироздания, тайны звезд и всего
того, что находится над ними и вокруг них! О белые люди, вы,  которые  в
мгновение ока передаете слова свои издалека  без  голоса,  откройте  мне
тайну нашей жизни: куда она уходит и откуда она появляется?
   Вы не можете мне ответить; вы сами этого не знаете. Слушайте же меня:
я отвечу сам. Из мрака мы явились, и во мрак мы уйдем. Как птица,  гони-
мая во мраке бурей, мы вылетаем из Ничего. На одно мгновенье видны  наши
крылья при свете костра, и вот мы снова улетаем в Ничто. Жизнь -  ничто,
и жизнь - все. Это та рука, которая отстраняет  Смерть.  Это  светлячок,
который мерцает в ночной темноте и потухает к утру. Это  белый  пар  ды-
ханья волов в зимнюю пору, это едва заметная тень, которая  стелется  по
траве и исчезает на закате солнца.
   - Странный вы человек, Амбопа, - сказал сэр Генри, когда зулус умолк.
   Амбопа засмеялся:
   - Мне кажется, что мы очень похожи друг на друга, Инкубу. Может быть,
и я ищу брата по ту сторону гор.
   Я взглянул на него с подозрением.
   - Что ты хочешь этим сказать? - спросил я его. -  Что  ты  знаешь  об
этих горах?
   - Мало, очень мало. Говорят, что за  ними  находится  прекрасная  та-
инственная страна, страна чудес и волшебства, страна храбрых воинов, вы-
соких деревьев, бурных потоков, белоснежных вершин, страна великой белой
дороги. Я слыхал о ней. Но стоит ли об этом говорить? Уже наступает  ве-
чер. Кому суждено, тот увидит ее.
   Я снова взглянул на  него  с  недоверием.  Этот  человек  определенно
что-то знал.
   - Не бойся меня, Макумазап, - сказал Амбопа в ответ на мой взгляд.  -
Я не рою яму, чтобы вы в нее упали. Я не замышляю ничего недоброго. Если
нам когда-нибудь суждено перейти  эти  горы,  которые  находятся  позади
солнца, я скажу все, что знаю. Но Смерть бродит на их  вершинах.  Будьте
мудрыми и вернитесь назад. Вернитесь, мои господа, и охотьтесь  на  сло-
нов. Я сказал.
   И, не говоря больше ни слова,  он  поднял  в  знак  прощального  при-
ветствия свое копье, повернулся и пошел к лагерю. Когда мы пришли  туда,
то увидели, что он чистит ружье, как самый рядовой кафр-слуга.
   - Какой странный человек! - сказал сэр Генри.
   - Более чем странный, - подтвердил я. - Его поведение не внушает  мне
доверия. Он что-то знает, но говорить не хочет. Впрочем, не стоит с  ним
ссориться. Нас ожидает впереди много загадочного и таинственного, и  наш
таинственный зулус для этого как раз подходит.
   На следующий день мы начали готовиться в путь. Тащить  через  пустыню
наши ружья и другое снаряжение было, конечно, немыслимо.  Мы  рассчитали
носильщиков и договорились с одним жившим поблизости  кафром,  чтобы  он
позаботился о наших вещах, рассчитывая захватить их на обратном пути.  У
меня разрывалось сердце при мысли, что мы должны  оставить  наши  чудные
ружья у этого вора. От одного вида оружия у старого  прохвоста  разгоре-
лись глаза, и он не мог оторвать от него своего жадного взгляда. Поэтому
мне пришлось принять некоторые меры предосторожности.
   Прежде всего я зарядил все ружья, взвел курки и заявил ему, что  если
он до них дотронется, то они тут же выстрелят. Кафр немедленно  произвел
эксперимент с моей двустволкой. Раздался выстрел, и пуля пробила дыру  в
одном из его быков, которых в это время гнали в крааль, а сам он от  от-
дачи ружья полетел вверх тормашками. С испугом старик вскочил на ноги и,
очень расстроенный потерей быка, имел наглость потребовать с меня возме-
щения его стоимости. При этом он клялся, что ничто на свете не  заставит
его дотронуться до нашего оружия.
   - Спрячь этих живых дьяволов в солому, - ворчал он, - иначе они  всех
нас убьют!
   Зная, что старик очень суеверен, я пригрозил ему, что в случае пропа-
жи хоть одной вещи я убью колдовством и его и всех его родичей,  а  если
мы погибнем в пути и он осмелится украсть наши ружья, я явлюсь к нему  с
того света и мой призрак будет преследовать его и днем и ночью. Затем  я
заявил этому негодяю, что заговорю весь его скот и он взбесится, что все
молоко его коров скиснет, а самого его доведу до такого  состояния,  что
ему не захочется жить. Кроме того, я пообещал выпустить на него из ружей
сидящих там чертей, чтобы они должным образом поговорили с ним.  Словом,
дал ему достаточно ясно понять, какое его ждет наказание в случае,  если
он не оправдает нашего доверия. После этого старый негодяй поклялся, что
будет хранить наши вещи, как дух своего покойного отца.
   Договорившись с кафром и освободившись таким образом от лишнего  гру-
за, мы отобрали снаряжение, необходимое для нашего дальнейшего путешест-
вия. Но как мы ни старались взять как можно меньше вещей, все же на каж-
дого приходилось около сорока фунтов. Вот что мы взяли:
   Три винтовки системы "экспресс" и к ним двести патронов.
   Две магазинные винтовки "винчестер" (для Амбопы и Вентфогеля) и к ним
тоже двести патронов.
   Три револьвера "кольт" и шестьдесят  патронов.  Пять  походных  фляг,
каждая емкостью в четыре пинты.
   Пять одеял. Двадцать пять фунтов билтонга - вяленого мяса.
   Десять фунтов самых лучших бус для подарков. Небольшую аптечку с  са-
мыми необходимыми лекарствами, в которую не забыли положить  одну  унцию
хинина и пару маленьких хирургических инструментов.
   Кроме этой поклажи, с нами была  кое-какая  мелочь:  компас,  спички,
карманный фильтр, табак, небольшая лопата, бутылка бренди и, наконец, та
одежда, которая была на нас. Для такого опасного  и  рискованного  путе-
шествия это было немного, но мы не решились взять больше, так как и  без
того ноша в сорок фунтов была более чем достаточной. Идти по раскаленным
пескам пустыни и тащить с собой большой груз -  дело  трудное;  в  таких
случаях имеет значение каждая лишняя унция. Несмотря на все наши  стара-
ния, мы никак не могли уменьшить нашу поклажу, так как взяли только  то,
без чего никак не могли обойтись.
   С большим трудом я уговорил трех жалких кафров из  поселка  пройти  с
нами двадцать миль, что составляло первый этап нашего путешествия.  Каж-
дый из них должен был нести большую тыквенную бутыль, в которую вмещался
галлон жидкости, за что я обещал им подарить  по  охотничьему  ножу.  Мы
рассчитывали пополнить наш запас воды после  первого  ночного  перехода,
так как решено было тронуться в  путь  ночью,  когда  было  сравнительно
прохладно. Кафрам я сказал, что мы отправляемся охотиться  на  страусов,
которые действительно в изобилии водились в пустыне. В ответ они  что-то
тараторили, пожимали плечами, уверяя, что мы сошли с ума и неминуемо ум-
рем от жажды, что, между прочим, было действительно весьма вероятно.  Но
так как кафры страстно желали получить ножи, о которых они  не  смели  и
мечтать, - в этих диких краях ножи были большой редкостью, - они все  же
в конце концов согласились идти с нами первые двадцать миль, по-видимому
решив, что если мы все перемрем от жажды, то это, в сущности, не их  де-
ло.
   Весь следующий день мы только и делали, что спали и отдыхали. На  за-
кате солнца, плотно поужинав свежей говядиной, мы напились  чаю,  причем
Гуд с большой грустью заметил, что неизвестно, когда  нам  придется  его
пить в следующий раз. Затем, закончив последние приготовления к  походу,
мы снова легли и начали ждать восхода луны. Наконец, около девяти  часов
вечера, она появилась во всем своем великолепии. Свет ее хлынул на дикие
просторы и озарил серебряным сиянием убегающую вдаль пустыню,  такую  же
торжественную и безмолвную, как усыпанный звездами небесный свод над на-
ми.
   Мы встали, но не двигались с места, словно колебались и медлили  тро-
гаться в путь: я думаю, человеку свойственно колебаться на пороге в  не-
возвратное. Мы - трое белых - отошли в сторону. В нескольких шагах  впе-
реди нас стоял Амбопа с ружьем за плечами и ассегаем в  руке;  он  прис-
тально смотрел вдаль, в пустыню. Вентфогель и нанятые нами кафры с буты-
лями в руках собрались вместе и стояли несколько позади нас.
   - Господа! - сказал после небольшого молчания сэр Генри  своим  звуч-
ным, низким голосом. - Мы отправляемся в необыкновенное путешествие, ко-
торое вряд ли когда-либо приходилось предпринимать человеку. Едва ли оно
окончится благополучно. Нас трое. И я убежден, что во  всех  предстоящих
испытаниях, что бы с нами ни случилось, мы будем стоять друг за друга до
последнего вздоха. А теперь, прежде чем тронуться в путь, вознесем крат-
кую молитву всемогущему, который управляет судьбами человека и с  сотво-
рения мира предопределяет его пути. Положимся же на волю бога, и да  бу-
дет ему угодно направить наши стопы по верному пути!
   Он снял шляпу и, закрыв лицо руками, минуты две молился. Мы  с  Гудом
последовали его примеру.
   Я, как и большинство охотников, не умею горячо молиться. Что касается
сэра Генри, то я думаю, что в глубине души он очень религиозный человек,
хотя мне и не приходилось более слышать от него подобных речей, за  иск-
лючением еще одного раза. Гуд тоже весьма набожен, хотя и  любит  черты-
хаться. Во всяком случае, не помню, чтобы я, кроме  еще  одного  случая,
так искренно молился, как в этот раз. После молитвы у меня  стало  легче
на душе. Наше будущее было совершенно неизвестно, но я  думаю,  что  все
неведомое и страшное всегда приближает человека к его творцу.
   - Ну, - сказал сэр Генри, - а теперь в дорогу!
   И мы тронулись в путь. В сущности,  идти  нужно  было  почти  наугад.
Ведь, кроме отдаленных гор и карты Хозе да Сильвестра, начертанной трис-
та лет назад на клочке материи полусумасшедшим, умирающим стариком,  нам
нечем было руководствоваться. На этот обрывок холста было  очень  трудно
положиться, но тем не менее на него возлагались все наши надежды на  ус-
пех. Меня беспокоило, удастся ли нам найти тот маленький водоем с  "пло-
хой водой", который, судя по карте старого португальца, находился посре-
ди пустыни, то есть в шестидесяти милях от крааля Ситанди и на таком  же
расстоянии от гор Царицы Савской. В случае неудачи мы  неминуемо  должны
были погибнуть мучительной смертью. У нас не было почти  никаких  шансов
найти этот водоем в огромном море песка и зарослях кустарника. Если даже
предположить, что да Сильвестра правильно  указал  его  местонахождение,
разве не мог он за эти три века высохнуть под палящим  солнцем  пустыни?
Разве не могли затоптать его дикие звери? И, наконец, не занесло ли  его
песками?
   Молча, как тени, мы продвигались в ночном мраке,  увязая  в  глубоком
песке. Идти быстро было невозможно, так как мы  беспрестанно  натыкались
на колючие кусты.
   Песок забирался в наши вельдскуны и охотничьи ботинки Гуда,  так  что
время от времени мы были вынуждены останавливаться и вытряхивать  обувь.
Ночная прохлада смягчала и приятно  освежала  тяжелый  удушливый  воздух
пустыни, и мы, несмотря на частые остановки и  трудности  перехода,  до-
вольно значительно продвинулись вперед. Кругом царило  гнетущее  безмол-
вие. Желая нас подбодрить, Гуд начал насвистывать песенку "Девушка,  ко-
торую я оставил дома", но веселый мотив звучал мрачно и зловеще в  беск-
райных просторах, и он замолк.
   Вскоре с нами произошло забавное происшествие,  которое  сначала  нас
сильно напугало, но затем очень рассмешило. Гуд шел впереди, держа в ру-
ках компас, с которым он, как моряк, умел прекрасно  обращаться,  мы  же
брели друг за другом позади него. Вдруг он громко вскрикнул и  исчез.  В
тот же момент вокруг нас раздались какие-то дикие звуки: фырканье,  хра-
пенье, стоны и тяжелый топот поспешно убегающих ног. Несмотря  на  почти
полный мрак, мы, хоть и с трудом, могли различить неясные очертания  ка-
ких-то странных существ, которые стремительно неслись  вперед,  поднимая
вихри песка.
   Туземцы побросали свою поклажу, намереваясь удрать, но, вспомнив, что
бежать некуда, бросились ничком  на  землю  и  начали  вопить,  что  это
дьявол. Мы с сэром Генри стояли ошеломленные, но были еще больше ошелом-
лены, когда внезапно увидели Гуда, несущегося во весь опор по  направле-
нию к горам. Нам показалось, что капитан мчится верхом на лошади,  изда-
вая при этом дикие вопли. Вдруг, взмахнув руками, он  со  всего  размаха
тяжело грохнулся на землю.
   Тогда я понял, что случилось: в темноте мы наткнулись на стадо спящих
квагг, и Гуд упал на спину одного из животных, которое в испуге сразу же
вскочило и ускакало вместе с седоком. Крикнув своим спутникам, чтобы они
не беспокоились, я бросился к Гуду и, к моей величайшей  радости,  нашел
его сидящим на песке. Я вздохнул с облегчением, увидя, что он  нисколько
не пострадал от падения. Конечно, капитан был сильно напуган и его осно-
вательно тряхнуло, хотя это никак не отразилось ни на нем, ни на его мо-
нокле, который, как обычно, красовался в его глазу.
   После этого забавного инцидента мы продолжали путь без всяких  непри-
ятных происшествий. Около часу ночи сделав привал,  выпив  немного  воды
(пить вволю мы не могли, так как помнили, насколько драгоценна была  для
нас эта влага) и отдохнув с полчаса, мы двинулись дальше.
   Мы шли, шли и шли, пока наконец восток не зардел румянцем, как вспых-
нувшее от смущения лицо девушки. Показались нежные лучи  желтовато-розо-
вого цвета; они быстро разгорались и вдруг превратились в  огненно-золо-
тые полосы, по которым в пустыню скользнул рассвет.  Звезды  становились
все бледнее и наконец совсем исчезли. Золотая луна потускнела, и  горные
цени обозначились на поблекшем ее лике, как тени на лице умирающего. Лу-
чи света, похожие на копья, сверкнули  где-то  очень  далеко  и  озарили
бескрайнюю пустыню, пронизывая и зажигая покров тумана, окутывающий  ее,
пока она вся не затрепетала золотым блеском. Наступил день.
   Мы решили не останавливаться, хотя нам и  очень  хотелось  отдохнуть,
так как знали, что, когда солнце поднимется выше, наступит  такая  жара,
что вряд ли можно будет продолжать путь. Наконец, примерно через час, мы
издали заметили несколько скал, возвышавшихся на ровной местности.  Едва
волоча ноги от усталости, мы поплелись к ним и с радостью  увидели,  что
одна из них сильно выдается вперед, образуя навес, который  мог  служить
хорошим убежищем от зноя. Земля под ним была покрыта мелким песком. Мы с
наслаждением там укрылись, выпили немного воды, съели по кусочку билтон-
га и тотчас же заснули мертвым сном.
   Когда мы проснулись, было уже три  часа.  Наши  носильщики-кафры  уже
ждали нашего пробуждения, собираясь в обратный путь. Они были  по  горло
сыты пустыней, и никакие ножи на свете не заставили бы их  идти  дальше.
Мы с наслаждением выпили всю оставшуюся в флягах воду и, вновь  наполнив
их драгоценной влагой из тыквенных бутылей, принесенных  туземцами,  от-
пустили их домой.
   В половине пятого мы двинулись дальше. В пустыне царила мертвая тиши-
на. На всем видимом пространстве этой бесконечной песчаной равнины, кро-
ме нескольких страусов, не было видно ни одного живого существа. Очевид-
но, для зверей здесь было слишком сухо и, за исключением одной или  двух
смертоносных кобр, мы не повстречали ни единого пресмыкающегося. Тем  не
менее одно насекомое встречалось в изобилии: обычная комнатная муха. Они
летали по пустыне и следили за нами, как шпионы, но  не  "поодиночке,  а
целыми отрядами", как это как будто где-то сказано в Ветхом завете. Ком-
натная муха - необыкновенное насекомое. Куда бы вы ни  пошли,  вы  всюду
встречаете это создание. Так было, наверно, всегда, с начала мироздания.
Однажды я видел это насекомое в куске янтаря, которому, как мне  расска-
зывали, было не менее пятисот тысяч лет, и оно выглядело точно  так  же,
как наша современная муха. Я почти не сомневаюсь в  том,  что  когда  на
земле будет умирать последний человек, то муха (если, конечно, это  слу-
чится летом) будет жужжать и кружиться вокруг него  и  внимательно  сле-
дить, ожидая удобного случая, чтобы сесть ему на нос.
   На закате солнца мы сделали привал и стали ждать восхода луны.  Нако-
нец она появилась на небе, спокойная и безмятежная, как всегда, и мы по-
тащились дальше. Отдохнув только один раз около двух часов ночи, мы пле-
лись всю ночь напролет, пока не взошло долгожданное солнце и мы не смог-
ли наконец отдохнуть от мучительного ночного перехода.  Выпив  несколько
глотков воды, совершенно измученные, мы повалились на песок и тотчас  же
заснули. Оставлять кого-нибудь на страже не было никакой  необходимости,
так как в этой бесконечной песчаной равнине не было ни одного живого су-
щества. Нашими единственными врагами были жара, жажда и мухи. Но я  ско-
рей согласился бы подвергнуться опасности со стороны человека или дикого
зверя, чем иметь дело с этой ужасной троицей. К сожалению, на  этот  раз
нам не посчастливилось укрыться от зноя под  какой-нибудь  гостеприимной
скалой. В семь часов мы проснулись от нестерпимой жары, испытывая  такое
ощущение, что нас, словно кусок филея, насадили на вертел и  держат  над
раскаленными углями. Солнце пропекало буквально насквозь; казалось,  что
его палящие лучи вытягивают нашу кровь. Мы сели, едва переводя дыхание.
   - Убирайтесь вон! - воскликнул я в изнеможении,  разгоняя  тучу  мух,
неутомимо и звонко жужжавших над моей головой.
   Счастливые! Они не чувствовали жары.
   - Честное слово... - промолвил сэр Генри.
   - Да, жарковато! - перебил его Гуд.
   Жара действительно была невыносимая, и негде было укрыться  от  этого
адского пекла. Вокруг, куда не кинь взгляд, раскинулась голая, раскален-
ная пустыня. Не было ни бугорка, ни камня, ни единого  деревца,  ничего,
что могло бы дать хоть чуточку тени. Нас ослеплял нестерпимо яркий блеск
солнца, а жгучие, дрожащие струи воздуха,  поднимающиеся  над  пустыней,
как над раскаленной докрасна плитой, обжигали глаза.
   - Что же делать? - спросил сэр Генри. - Долго выдержать этот  ад  не-
возможно.
   В полном недоумении мы смотрели друг на друга.
   - Вот что! - сказал Гуд. - Нам нужно вырыть яму, забраться в  нее,  а
сверху накрыться кустами.
   Это предложение не вызвало в нас особого энтузиазма, но  все  же  это
было лучше, чем ничего. Мы тотчас же принялись за работу,  и  с  помощью
рук и лопаты, которую с собой захватили, нам через  нас  удалось  вырыть
яму около десяти футов длиной, двадцати шириной и двух  футов  глубиной.
Затем охотничьими ножами мы нарезали стелющиеся по земле ветки кустарни-
ка, забрались в яму и накрылись ими. Один Вентфогель не последовал наше-
му примеру: он, как готтентот, привык к пеклу и  нисколько  от  него  не
страдал.
   Это убежище до некоторой степени предохраняло нас от жгучих солнечных
лучей. Я предоставляю читателю вообразить, каков был воздух в этой само-
дельной могиле, так как у меня нет слов его описать. Наверно, Черная Яма
в Калькутте была раем по сравнению с нашей дырой. Я до сих пор не  пони-
маю, как мы пережили этот ужасный день, когда, задыхаясь  от  недостатка
воздуха, мы лишь время от времени смачивали губы водой, которой  остава-
лось совсем мало. Если бы мы дали себе волю, она была бы выпита в первые
же два часа. Но мы вынуждены были соблюдать самую строгую экономию,  так
как слишком хорошо понимали, что без воды нам грозит гибель от жажды.
   Время тянулось невыносимо медленно. Но всему на свете бывает конец, -
если, конечно, доживешь до него, - и этот страшный день начал склоняться
к вечеру. Около трех часов дня мы решили, что терпеть эту  пытку  больше
невозможно. Лучше умереть в пути, чем медленно погибать от жажды и невы-
носимой жары в этой страшной яме. Отпив несколько глотков из нашего  бо-
лее чем скудного запаса воды, которая нагрелась до  температуры  челове-
ческой крови, мы, шатаясь, вновь поплелись дальше.
   Нам удалось уже пройти около пятидесяти миль в  глубь  пустыни.  Если
читатель вспомнит наставления старого да Сильвестра и посмотрит еще  раз
на его карту, он увидит, что пустыня простирается на сорок лье [2] и во-
доем с "плохой водой" указан почти посреди нее. Сорок лье составляет сто
двадцать миль, следовательно, мы должны были находиться самое большее  в
двенадцати или пятнадцати милях от воды, если, конечно, она еще  сущест-
вовала.
   Весь день до захода солнца, испытывая нечеловеческие мучения  и  едва
волоча ноги, мы медленно продвигались вперед, делая  не  более  полутора
миль в час. Когда солнце село, мы сделали привал и  в  ожидании  восхода
луны немного подремали, предварительно выпив несколько глотков воды. Пе-
ред тем как лечь, Амбопа указал нам на небольшой холм, очертания которо-
го неясно вырисовывались на  гладкой  поверхности  песчаной  равнины  на
расстоянии около восьми миль от нашей стоянки. Издали он  был  похож  на
муравейник, и, засыпая, я недоумевал, что это могло быть.
   Взошла луна. Мы встали совершенно обессиленные и,  изнывая  от  мучи-
тельной жары и невыносимой жажды, потащились дальше. Кто не испытал этих
мук сам, тот не может себе представить ни наших страданий, ни того,  что
мы в тот день пережили. Мы уже не шли, а шатались из стороны в  сторону,
время от времени падая от полного изнеможения. Почти каждый час нам при-
ходилось садиться и отдыхать. У нас не было сил даже  разговаривать.  До
сих пор Гуд все время болтал и шутил, так как он очень веселый малый, но
и его веселость куда-то пропала.
   Наконец, около двух часов ночи, совершенно выдохшиеся и  физически  и
душевно, мы подошли к подножию странного маленького песчаного холма, ко-
торый с первого взгляда показался нам похожим  на  огромный  муравейник.
Высотой он был примерно в сто футов и занимал площадь около двух акров.
   Тут мы остановились и, доведенные до отчаяния нестерпимой жаждой, вы-
пили до последней капли всю оставшуюся воду. Всего-то пришлось  по  пол-
пинты [3] на человека, тогда как каждый из нас с наслаждением  выпил  бы
по галлону [4].
   Затем мы легли вновь. Я уже засыпал, когда услышал, как Амбопа, обра-
щаясь к самому себе, произнес по-зулусски:
   - Если мы завтра не найдем воду, то все умрем, прежде чем взойдет лу-
на.
   Несмотря на жару, я содрогнулся. Нельзя сказать, что мысль о  возмож-
ности такой страшной смерти была приятной, но даже и она не помешала мне
заснуть.


   ГЛАВА VI
   ВОДА! ВОДА!

   Через два часа я проснулся. Было около четырех утра. Как только  пер-
вая настоятельная потребность в сне,  вызванная  физической  усталостью,
была удовлетворена, я вновь ощутил мучительную жажду. Больше мне не уда-
лось заснуть. Во сне я видел, будто купаюсь в реке, окаймленной зелеными
берегами, поросшими деревьями, но, проснувшись, мне пришлось вернуться к
печальной действительности. Нас окружала все та же бесплодная пустыня, и
мне вспомнились слова Амбопы, что, если в этот день мы не  найдем  воды,
нам грозит ужасная смерть. Ни одно человеческое существо  не  смогло  бы
долго прожить без воды в такую жару. Я сел и начал тереть  свое  грязное
лицо сухими, заскорузлыми руками. Мои губы и веки  слиплись,  и,  только
протерев, мне удалось с усилием их открыть.  Скоро  должно  было  взойти
солнце, но в воздухе совершенно не чувствовалось утренней свежести.  Нас
окружал не поддающийся никакому описанию душный, раскаленный  мрак.  Мои
спутники еще спали. Наконец настолько рассвело, что уже можно  было  чи-
тать. Тогда я открыл маленькое карманное издание легенд Инголдзби, кото-
рое я захватил с собой, и прочел "Реймскую галку". Когда я дошел до мес-
та, где говорится:
   Нес маленький мальчик кувшин золотой,
   Чеканный и полный прозрачной водой,
   Что лишь меж Намуром и Реймсом течет бирюзовой струей... -
   я невольно начал причмокивать  своими  растрескавшимися  губами  или,
вернее, попытался это сделать. Одна лишь мысль об этой чистой воде  сво-
дила меня с ума. Если бы здесь появился кардинал со своим колокольчиком,
священной книгой и свечой, я бросился бы к нему и  выпил  бы  всю  воду,
предназначенную для омовения рук, даже если бы она была уже  полна  пены
от мыла, достойного омывать руки папы, и если бы я знал, что за  это  на
мою голову падет тягчайшее проклятие всей католической церкви. Я  думаю,
что тогда у меня от жажды, усталости и голода немного помутилось в голо-
ве. Мне вдруг живо представилось, какими изумленными глазами смотрели бы
кардинал,  сопровождающий  его  хорошенький  маленький  служка  и   сама
реймская галка на невысокого, загорелого,  седого  охотника  на  слонов,
когда он внезапно, одним прыжком, очутился бы около них  и,  сунув  свою
грязную физиономию в сосуд с водой, проглотил бы залпом драгоценную вла-
гу до последней капли. Эта мысль показалась мне такой  забавной,  что  я
рассмеялся хриплым смехом и этим разбудил моих спутников, которые теперь
тоже начали протирать свои грязные лица, слипшиеся веки и запекшиеся гу-
бы.
   Как только все полностью очнулись ото сна, мы принялись обсуждать по-
ложение, которое было достаточно серьезным. Не оставалось более ни капли
воды. Мы опрокинули фляги вверх дном и пытались лизать их  горлышки,  но
из этого ничего не вышло - они были совершенно сухие. Гуд,  который  нес
бутылку бренди, начал посматривать на нее жадными глазами, но сэр  Генри
быстро взял у него бутылку и убрал ее, потому что в нашем положении  на-
питься спирта означало бы приблизить свой конец.
   - Если мы не найдем воду, мы погибнем, - сказал он.
   - Если можно считать достоверной карту старого португальца, -  сказал
я, - то где-то неподалеку должна быть вода.
   Никто, по-видимому, не получил большого удовлетворения от этого заме-
чания. Было совершенно очевидно, что не следует возлагать большие надеж-
ды на карту. Постепенно становилось все светлее и  светлее.  Мы  сидели,
безучастно глядя друг на друга. Внезапно я заметил, что готтентот  Вент-
фогель поднялся и начал бродить вокруг, не отрывая глаз от земли.  Вдруг
он остановился и, издав гортанное восклицание, указал на землю.
   - Что там такое? - воскликнули мы и, вскочив на ноги, разом  кинулись
туда, где он стоял, указывая на землю.
   - Допустим, - сказал я, - что это довольно свежий след газели, что же
из этого?
   - Газели не уходят далеко от воды, - ответил он по-голландски.
   - Да, - отозвался я, - ты прав. Я забыл об этом и  благодарю  за  это
господа.
   Это маленькое открытие вдохнуло в нас новые  силы.  Удивительно,  как
человек даже в отчаянном положении цепляется за самую слабую  надежду  и
чувствует себя почти счастливым! Когда ночь темна, то даже  единственная
звезда все же лучше, чем ничего.
   Тем временем Вентфогель, подняв кверху свой курносый нос, вдыхал  го-
рячий воздух, точь-в-точь как старый  горный  баран,  чующий  опасность.
Вдруг он снова заговорил.
   - Я чувствую запах воды, - сказал он.
   Нас охватило ликование, так как мы знали, каким  исключительным  при-
родным чутьем обладают люди, выросшие в пустыне.
   Как раз в этот момент взошло солнце во всем своем  величии,  и  нашим
изумленным глазам представилось столь потрясающее зрелище, что на  мгно-
вение мы даже забыли свою жажду.
   На расстоянии не более сорока или пятидесяти миль  от  нас,  сверкая,
как серебро, в утренних лучах солнца, высилась Грудь Царицы Савской;  по
обе ее стороны на сотни миль тянулись великие  горы  Сулеймана.  Теперь,
когда я сижу здесь, за своим столом, и пишу эти строки, пытаясь  описать
исключительное величие и красоту этого зрелища, я не нахожу нужных слов.
Такое великолепие словами выразить нельзя. Прямо перед нами высились две
огромные горы, по крайней мере в пятнадцать тысяч футов высотой,  подоб-
ных которым, я думаю, нет больше в Африке, да, вероятно, и во всем мире.
Соединенные обрывистым скалистым отрогом, они отстояли не более  чем  на
дюжину миль одна от другой, торжественно вздымая прямо в небо свою вели-
чественную белизну. Эти горы стояли подобно  колоннам,  подпирающим  ги-
гантские ворота, и их очертания были совершенно схожи с грудью  женщины.
От подножия они мягко закруглялись кверху и с этого расстояния  казались
совсем гладкими. На вершине каждой из них возвышался  огромный  круглый,
покрытый снегом бугор, по своей форме точно воспроизводящий сосок  женс-
кой груди. Обрывистый отрог, соединявший обе горы, казалось, был в  нес-
колько тысяч футов высотой. По обе стороны от них, насколько  мог  охва-
тить глаз, простирались такие же отроги, линия  которых  только  изредка
прерывалась горами с плоскими вершинами, несколько напоминающими  знаме-
нитую вершину у Кейптауна. Это, между прочим,  является  весьма  обычным
геологическим образованием в Африке.
   Я не в силах описать ослепительную красоту этого вида. В величествен-
ных очертаниях этих колоссальных вулканов - так как горы несомненно были
потухшими вулканами - было нечто столь торжественное и подавляющее,  что
у нас захватило дыхание. Некоторое время утренний свет играл,  перелива-
ясь, на снегу и на конусообразных коричневых массах гор ниже линии  сне-
га. Затем, словно для того, чтобы скрыть величественное зрелище от наших
взоров, странные клубы тумана и облаков, постепенно сгущаясь,  заволокли
горы, пока наконец мы едва могли различить их чистый гигантский  контур,
вырисовывающийся, подобно видению, сквозь облачную пелену. Как мы  позд-
нее установили, горы обычно были скрыты этим странным  прозрачным  тума-
ном, что, вероятно, и являлось причиной того, что никому из нас не  уда-
лось ранее ясно различить их очертания.
   Как только горы исчезли в своем облачном тайнике,  нас  снова  начала
мучить неистовая жажда.


 


ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]

Страница:  [1]