ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

   - Дурак! - воскликнул я, давая выход своей досаде.
   Я только что разгрузил шлюпку и перенес все наши вещи туда, где думал
устроить стоянку, - подальше от воды. На берегу валялись выброшенные мо-
рем обломки дерева, и вид банки кофе, которую я  прихватил  из  кладовой
"Призрака", сразу навел меня на мысль разжечь костер.
   - Жалкий идиот! - продолжал я.
   - Что вы, что вы!.. - проговорила Мод тоном мягкого упрека и пожелала
узнать, почему я жалкий идиот.
   - Спичек-то нет! - простонал я. - Я не припас ни одной спички, и  те-
перь у нас не будет ни горячего кофе, ни супа, ни чая  -  вообще  ничего
горячего!
   - А ведь, кажется, Робинзон Крузо добывал огонь трением одной палки о
другую? - заметила она.
   - Ну да! Я раз двадцать читал рассказы потерпевших кораблекрушение, -
они тоже пытались это делать, но без малейшего успеха,  -  сказал  я.  -
Знал я еще некоего Винтерса, газетного репортера, - он побывал на Аляске
и в Сибири. Мы как-то встретились с ним, и он рассказал мне о своей  по-
пытке развести костер с помощью двух палок. Забавная история, и  расска-
зывал он ее неподражаемо. Но его попытка тоже кончилась неудачей. Я пом-
ню,  как  в  заключение  он  изрек,  сверкнув  своими  черными  глазами:
"Джентльмены! Быть может, жителям тихоокеанских островов это и  удается,
быть может, малайцам это удается, но даю вам слово, что белому  человеку
это недоступно".
   - Ну что ж, мы ведь до сих пор обходились без огня, -  бодро  сказала
Мод. - И теперь как-нибудь обойдемся, надо полагать.
   - Но подумайте, у нас есть кофе! - воскликнул я. - И превосходный ко-
фе! Я же знаю, - я взял его из личных запасов Волка Ларсена. И есть  от-
личные дрова!
   Признаюсь, мне ужасно хотелось кофе, а вскоре я узнал, что и Мод  пи-
тает слабость к этому напитку. К тому же мы так долго были лишены  горя-
чей пищи, что, казалось, окоченели изнутри не меньше, чем снаружи.  Гло-
ток чего-нибудь горячего пришелся бы нам очень кстати. Но я перестал се-
товать и принялся сооружать из паруса палатку для Мод.
   Имея в своем распоряжении весла, мачту, шпринт и гик да еще  изрядный
запас веревок, я считал, что легко справлюсь с этой задачей. Но  у  меня
не было опыта, и мне до всего приходилось доходить своим умом и все вре-
мя что-то изобретать, так что палатка была готова лишь к вечеру. А ночью
пошел дождь, палатку затопило, и Мод перебралась обратно в шлюпку.
   На следующее утро я окопал палатку неглубокой канавой, а часом  позже
внезапным порывом ветра, Налетевшим из-за высокой  гряды  скал,  палатку
сорвало и швырнуло на песок в тридцати шагах от нас.
   Мод рассмеялась, увидав мое огорченное лицо, а я сказал:
   - Как только ветер спадет, я сяду на шлюпку и  обследую  берег.  Тут,
верно, есть какой-нибудь пост, а значит, и люди. И корабли не  могут  не
заходить сюда. Эти котики,  несомненно,  охраняются  правительством  ка-
кой-нибудь страны. Но прежде я хочу все-таки устроить вас поудобнее.
   - Я бы предпочла поехать с вами, - сказала Мод.
   - Нет, вам лучше остаться. Вы и так уж намучились. Просто  чудо,  что
вы еще живы. А идти на веслах и ставить парус  под  этим  дождем  -  не-
большое удовольствие. Вам нужно отдохнуть, и я прошу вас остаться.
   Мне показалось, что чудесные глаза Мод затуманились; она потупилась и
отвернулась.
   - Я предпочла бы поехать с вами, - повторила она тихо и с мольбой.  -
Я могла бы... - голос ее дрогнул, - помочь вам, хоть немного. А  если  с
вами чтонибудь случится - подумайте, - я останусь здесь совсем одна!
   - Я буду осторожен, - отвечал я. - Далеко не поеду и вернусь к  вече-
ру. Нет, нет, я считаю, что вам следует остаться, отдохнуть как  следует
и выспаться.
   Она подняла голову и заглянула мне в глаза мягким молящим взглядом.
   - Пожалуйста, прошу вас! - проговорила она кротко. О, так кротко...
   Я призвал на помощь всю свою стойкость и отрицательно  покачал  голо-
вой. Но она продолжала молча заглядывать мне в глаза. Я  пытался  повто-
рить свой отказ и не нашел слов. Радость вспыхнула в ее взоре, и  я  по-
нял, что проиграл. Теперь я уже не мог сказать "нет".
   После полудня ветер утих, и мы стали готовиться к поездке, решив отп-
равиться в путь на следующее утро. Проникнуть в глубь острова  из  нашей
бухточки было невозможно, так как скалы окружали отлогий песчаный  берег
отвесной стеной, а по краям бухты поднимались прямо из воды.
   С утра день обещал быть пасмурным, но тихим. Встав пораньше,  я  при-
нялся готовить шлюпку.
   - Дурак! Болван! Иэху! - закричал я, решив, что настало время  будить
Мод. На этот раз, однако, я кричал в притворном отчаянии, а сам без шап-
ки весело приплясывал на берегу.
   Откинув край палатки, выглянула Мод.
   - Что еще случилось? - спросила она сонно, но не без любопытства.
   - Кофе! - крикнул я. - Что вы скажете насчет  чашки  кофе?  Горячего,
дымящегося кофе?
   - Боже мой, - пробормотала она, - как вы напугали  меня!  И  как  это
жестоко! Я уже приучила себя к мысли, что придется обходиться без  кофе,
а вы опять дразните меня.
   - А вот поглядите, что сейчас произойдет! - возразил я.
   У подножия нависших скал я собрал немного сухих  веточек  и  щепок  и
приготовил из них растопку, наструтав тоненьких  лучинок.  Затем  вырвал
листок из своей записной книжки и достал  охотничий  патрон.  Выковырнув
ножом пыжи, я высыпал порох на большой плоский камень.  Потом  осторожно
извлек из патрона капсюль и положил его на кучку пороха. Все было  гото-
во. Мод внимательно следила за мной, высунувшись из  палатки.  Подняв  с
земли камень и держа бумагу наготове, я с силой ударил камнем по  капсю-
лю. Поднялось облачко белого дыма, вспыхнул огонек, и край бумаги  заго-
релся.
   Мод восторженно захлопала в ладоши.
   - Прометей! - воскликнула она.
   Но в эту минуту мне было не до ликования. Чтобы сохранить слабый ого-
нек и придать ему силы, его нужно было всячески беречь и лелеять. Струж-
ку за стружкой, лучинку за лучинкой давал я пожирать огню, пока не  зат-
рещали охваченные огнем веточки и щепки. У нас не было  ни  чайника,  ни
сковородки - ведь я никак не предполагал, что шлюпку может прибить к ка-
кому-то безлюдному острову, - и в ход  пошел  черпак  из  шлюпки.  Впос-
ледствии, когда мы съели часть консервов, пустые банки недурно  заменили
нам кухонную утварь.
   Я вскипятил воду, а Мод взялась за приготовление кофе. И какой же это
был вкусный кофе! Я подал к столу говяжью тушенку, разогрев ее с  размо-
ченными в воде галетами, и завтрак удался на славу. Прихлебывая  горячий
черный кофе и обсуждая наши дела, мы засиделись у  костра  куда  дольше,
чем могли позволить себе это предприимчивые исследователи необжитых  зе-
мель.
   Я знал, что лежбища в Беринговом море обычно находятся под охраной, и
надеялся обнаружить в одной из бухт  сторожевой  пост.  Но  Мод,  желая,
по-видимому, подготовить  меня  к  возможному  разочарованию,  высказала
предположение, что мы открыли новое лежбище. Тем не менее она была в от-
личном настроении и говорила о нашем довольно плачевном положении в  са-
мом веселом тоне.
   - Если вы правы, - сказал я, - нужно готовиться к зимовке. Наших  за-
пасов нам, конечно, не хватит, но тут выручат котики. Однако осенью  они
откочуют, так что надо уже сейчас начать запасаться мясом.  Кроме  того,
нужно будет построить хижины и насобирать побольше дров.  Для  освещения
попытаемся использовать котиковый жир. Словом, если остров окажется нео-
битаемым, хлопот у нас будет по горло. Впрочем, не думаю, чтобы здесь не
было людей.
   Но она оказалась права. В полветра  мы  обходили  на  шлюпке  остров,
рассматривали в бинокль каждую бухточку и кое-где приставали  к  берегу,
но нигде не обнаружили человеческого жилья. Правда,  мы  убедились,  что
люди уже побывали на Острове Усилий. Во второй от  нас  бухте  мы  нашли
разбитую шлюпку, выброшенную волной на берег. Это была промысловая шлюп-
ка: уключины у нее были оплетены, на носу правого борта  имелась  стойка
для ружья, а на корме я разобрал полустершуюся надпись, выведенную белой
масляной краской: "Газель. N 2". Шлюпка лежала здесь давно, так  как  ее
наполовину занесло песком, а растрескавшиеся доски почернели от  непого-
ды. В кормовой части я нашел заржавленный дробовик  десятого  калибра  и
матросский нож. Лезвие ножа  было  обломано  почти  у  рукоятки  и  тоже
изъедено ржавчиной.
   - Им удалось выбраться отсюда! - бодро сказал я, хотя сердце  у  меня
сжалось при мысли, что где-нибудь на берегу мы можем наткнуться на побе-
левшие человеческие кости.
   Мне не хотелось, чтобы настроение Мод было омрачено  подобной  наход-
кой, поэтому я поспешил оттолкнуть нашу шлюпку от берега и  направил  ее
вокруг северо-восточной оконечности острова.  На  южном  берегу  отлогих
спусков не было совсем, и, обогнув выступавший в  море  черный  мыс,  мы
вскоре после полудня закончили объезд острова. Я  прикинул,  что  окруж-
ность его составляет примерно двадцать пять миль, а диаметр - от двух до
пяти миль. И по самым скромным подсчетам на нем было не  меньше  двухсот
тысяч котиков. Возвышенная часть острова находилась у  его  юго-западной
оконечности и постепенно понижалась к северо-востоку, где суша  лишь  на
несколько футов выдавалась из воды. Во всех бухтах, кроме нашей,  песча-
ный берег поднимался полого, переходя на расстоянии полумили от  моря  в
каменистые площадки, кое-где поросшие мхом и другой растительностью, на-
поминавшей тундру. Сюда и выходили стада котиков; старые самцы  стерегли
свои гаремы, молодые держались особняком.
   Остров Усилий навряд ли заслуживает более подробного описания. Места-
ми скалистый, местами болотистый,  повсюду  открытый  штормовым  ветрам,
омываемый бурным прибоем и вечно потрясаемый ревом двухсот тысяч морских
животных, он представлял собой весьма  унылое,  безрадостное  прибежище.
Мод, которая сама готовила меня к возможному разочарованию и  весь  день
сохраняла бодрое, жизнерадостное настроение, теперь, когда мы  вернулись
в свою бухточку, пала духом. Она мужественно старалась скрыть это от ме-
ня, но, разжигая костер, я слышал приглушенные рыдания и знал,  что  она
плачет, уткнувшись в одеяла в своей палатке.
   Настал мой черед проявить бодрость. Я старался играть свою  роль  как
можно лучше, и мне это, повидимому, удалось, так как вскоре Мод уже сно-
ва смеялась и даже распевала. Она рано легла спать, но перед сном  спела
для меня. Я впервые слышал ее пение и с  упоением  внимал  ему,  лежа  у
костра. Во всем, что она делала, сказывалась артистичность ее натуры,  а
голос ее, хотя и не сильный, был удивительно нежен и выразителен.
   Я по-прежнему спал в лодке и в эту ночь долго лежал без сна. Я глядел
на звезды, которых так давно не было видно, и размышлял. Я понимал,  что
на мне лежит огромная ответственность, а это было  совершенно  для  меня
непривычно. Волк Ларсен оказался прав: прежде я не стоял на своих ногах.
Мои адвокаты и поверенные управляли за меня состоянием, доставшимся  мне
от отца, сам же я не знал никаких забот. Только на "Призраке" научился я
отвечать за себя. А теперь,  впервые  в  жизни,  должен  был  нести  от-
ветственность за другого человека. И  это  была  величайшая  ответствен-
ность, какая может выпасть на долю мужчины, ведь  я  отвечал  за  судьбу
женщины, которая была для меня единственной в мире, -  за  судьбу  "моей
малышки", как я любовно называл ее в своих мечтах.


   ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

   Немудрено, что мы назвали наш остров Островом Усилий. Две недели тру-
дились мы над возведением хижины. Мод непременно хотела помогать мне,  и
я чуть не плакал, глядя на ее исцарапанные в кровь руки. Вместе с тем  я
не мог не гордиться ею. Было поистине что-то героическое в том, как  эта
изнеженная женщина переносила столь тяжкие лишения и невзгоды и напряга-
ла все свои слабые силы, стараясь выполнять тяжелую работу. Она  таскала
камни, помогая мне строить хижину, и слушать не хотела, когда я молил ее
предоставить это дело мне. Еле-еле удалось мне уговорить ее взять на се-
бя более легкие обязанности - готовить пищу и собирать дрова  и  мох  на
зиму.
   Стены хижины росли довольно быстро, и все шло как по маслу, пока  пе-
редо мной не встал вопрос: из чего делать крышу? Без крыши и стены ни  к
чему! У нас, правда, были запасные весла, и они могли послужить  стропи-
лами, но чем их покрыть? Трава для этого не годилась,  мох  тоже,  парус
необходимо было сохранить для шлюпки, а брезент уже прохудился.
   - Винтере пользовался шкурами моржей, - заметил я.
   - А у нас есть котики, - подсказала Мод.
   И на следующий день началась охота. Стрелять я  не  умел  -  пришлось
учиться. Однако, изведя тридцать патронов на трех котиков, я решил,  что
наши боеприпасы иссякнут, прежде чем я постигну это искусство. К тому же
я уже потратил восемь патронов на разжигание костра, прежде чем догадал-
ся сберегать огонь, прикрывая тлеющие угли сырым мхом.  Теперь  в  ящике
оставалось не больше сотни патронов.
   - Придется бить зверя дубинкой, - заявил я, окончательно  убедившись,
что стрелок из меня не получится. Я слышал от охотников, что так делают.
   - Как это можно! - запротестовала Мод. - Эти  животные  так  красивы!
Это же просто зверство. Стрелять еще куда ни шло...
   - Нам нужна крыша, - сурово возразил я. - Зима уже на носу.  Или  мы,
или они - другого выбора нет. Жаль, конечно, что у нас мало патронов, но
я думаю, что от удара дубинкой они будут даже меньше  страдать,  чем  от
пуль. И уж, конечно, бить их я пойду один.
   - Вот в том-то и дело, - взволнованно начала она и вдруг смутилась  и
замолчала.
   - Конечно, - сказал я, - если вы предпочитаете...
   - Ну, а чем я буду заниматься? - спросила она мягко, что, как я  знал
по опыту, означало настойчивость.
   - Вы будете собирать дрова и варить обед, - не раздумывая долго,  от-
вечал я.
   Она покачала головой.
   - Нет, вам нельзя идти одному, это слишком опасно. Знаю, знаю, - пос-
пешно продолжала она, заметив, что я собираюсь  возражать.  -  Я  слабая
женщина, пусть так. Но может статься, что именно моя маленькая помощь  и
спасет вас от беды.
   - Помощь? Ведь их надо бить дубинкой, - напомнил я.
   - Конечно, это будете делать вы. А я, верно, буду визжать и отворачи-
ваться, как только...
   - Как только появится опасность? - пошутил я.
   - Это уж позвольте мне решать самой, когда  отворачиваться,  а  когда
нет, - с величественным видом отрезала она.
   Разумеется, дело кончилось тем, что на следующее утро Мод отправилась
со мной. Сев на весла, я привел шлюпку в соседнюю бухту. Вода вокруг нас
кишела котиками, и на берегу их были тысячи; они  ревели  так,  что  нам
приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.
   - Я знаю, что их бьют дубинками, - сказал я, стараясь приободриться и
с сомнением поглядывая на огромного  самца,  приподнявшегося  на  ластах
примерно в тридцати футах от берега и смотревшего прямо на меня. -  Весь
вопрос в том, как это делается?
   - Давайте лучше наберем для крыши травы, - сказала Мод.
   Она была напугана не меньше меня, да  и  немудрено  было  испугаться,
увидав вблизи эти сверкающие клыки и пасти, похожие на собачьи.
   - А я всегда думал, что они боятся людей, - заметил я. -  Впрочем,  с
чего я взял, что они не боятся? - добавил я, продолжая грести вдоль пля-
жа. - Быть может, стоит мне только смело выйти на берег, как  они  обра-
тятся в бегство и покажут такую прыть, что я еще, пожалуй, и  не  догоню
их.
   И все ж я медлил.
   - Мне рассказывали, как один человек забрел на гнездовье диких гусей,
- сказала Мод. - Они заклевали его.
   - Гуси?
   - Да, гуси. Я слышала об этом от своего брата, когда была маленькой.
   - Но я же знаю, что котиков бьют дубинками! - настаивал я.
   - А я думаю, что из травы крыша получится ничуть не хуже,  -  сказала
Мод.
   Сама того не желая, она только подзадорила меня. Не мог же я показать
себя трусом.
   - Была не была! - воскликнул я и, табаня одним веслом, начал причали-
вать к берегу.
   Выпрыгнув из шлюпки, я смело пошел на гривастого секача,  окруженного
своими многочисленными самками. Я прихватил с собой обыкновенную  дубин-
ку, какою гребцы добивают раненых котиков, вытащенных из воды  охотника-
ми. Она была всего в полтора фута длиной, и я в своем неведении даже  не
подозревал, что при набегах на лежбища применяются дубинки длиною в  че-
тыре-пять футов. Самки расползались  при  моем  приближении;  расстояние
между мной и секачом все уменьшалось. Он сердито приподнялся на  ластах.
Я был от него уже футах в двенадцати и продолжал  идти  вперед,  ожидая,
что он вот-вот пустится от меня наутек...
   Сделав еще несколько шагов, я испугался: а вдруг он  не  побежит?  Ну
что ж, тогда я стукну его дубинкой, - решил я. Со страху я даже позабыл,
что моя цель - убить зверя, а не обратить его в бегство. Но в эту минуту
он фыркнул, взревел и бросился на меня. Глаза его сверкали,  пасть  была
широко разинута, и в ней зловеще белели клыки. Без ложного стыда  должен
признаться, что в бегство обратился не он, а я. Он преследовал меня  не-
уклюже, но весьма проворно и был всего в двух шагах, когда я  прыгнул  в
шлюпку. Я оттолкнулся от берега веслом, но он успел вцепиться в него зу-
бами. Крепкое дерево хрустнуло и раскололось, как яичная скорлупа. Мы  с
Мод были ошеломлены. А секач нырнул под шлюпку и принялся с силой трясти
ее, ухватившись зубами за киль.
   - Боже мой! - вскричала Мод. - Лучше вернемся.
   Я покачал головой.
   - То, что делают другие, могу сделать и я, а я знаю наверное, что ко-
тиков бьют дубинками. Но секачей придется оставить в покое.
   - Лучше бы вам их всех оставить в покое! - сказала Мод.
   - Только не вздумайте говорить: "Пожалуйста, прошу вас!" - воскликнул
я и, боюсь, довольно сердито.
   Она промолчала, но я понял, что мой тон задел ее.
   - Простите! - сказал или, вернее, прокричал я, чтобы покрыть стоявший
над лежбищем рев. - Если вы будете настаивать,  мы,  конечно,  вернемся,
но, честно говоря, я бы этого не хотел.
   - Только не вздумайте говорить: "Вот что значит брать с собою  женщи-
ну!" - сказала она с обворожительной лукавой улыбкой,  и  я  понял,  что
прощен.
   Проплыв еще немного вдоль берега, чтобы собраться с  духом,  я  снова
причалил и вышел из шлюпки.
   - Будьте осторожны! - крикнула мне вслед Мод.
   Я кивнул ей и предпринял фланговую атаку на ближайший гарем. Все  шло
хорошо, пока я, подобравшись к одной из самок, лежавшей  в  стороне,  не
сделал попытку ударить ее по голове. Я промахнулся, а  она  зафыркала  и
проворно поползла прочь. Я подбежал ближе, замахнулся вторично, но  уго-
дил не в голову, а в плечо.
   - Берегитесь! - услышал я отчаянный крик Мод.
   Увлеченный охотой, я не глядел по сторонам  и,  обернувшись,  увидел,
что меня атакует сам владыка гарема. Преследуемый по пятам, я снова бро-
сился к шлюпке. Но на этот раз Мод уже не предлагала мне  отказаться  от
моей затеи.
   - Я думаю, вам лучше не трогать гаремы, а заняться одинокими  котика-
ми, - сказала она. - Эти как-то безобиднее. Помнится, я даже где-то  чи-
тала про это. У доктора Джордана как будто. Это молодые самцы,  недоста-
точно возмужавшие, чтобы иметь свои гаремы. Джордан,  кажется,  называет
их "холостяками". Нужно только найти, где у них лежбище, и тогда...
   - В вас, я вижу, пробудился охотничий инстинкт! - рассмеялся я.
   Она мило вспыхнула.
   - Я, так же как и вы, не люблю признавать себя побежденной, хотя  мне
и очень не по душе, что вы будете убивать этих красивых безобидных  соз-
даний.
   - Красивых! - усмехнулся я. - Что-то я не заметил ничего красивого  в
этих чудовищах, которые гнались за мной, оскалив клыки.
   - Все зависит от точки зрения, - рассмеялась она. -  Вам  не  хватает
перспективы. К наблюдаемому предмету не рекомендуется подходить  слишком
близко...
   - Вот именно! - воскликнул я. - Что мне нужно - так это дубинку  под-
линнее. Кстати, можно воспользоваться сломанным веслом.
   - Я припоминаю... - сказала она. - Капитан  Ларсен  рассказывал,  как
охотятся на лежбищах. Загоняют небольшую часть стада подальше от  берега
и там убивают.
   - Ну, у меня нет особого желания загонять "небольшую часть стада",  -
возразил я.
   - Есть еще "холостяки", - сказала она. - Они держатся особняком. Док-
тор Джордан говорит, что между гаремами остаются дорожки, и,  пока  "хо-
лостяки" не сходят с этих дорожек, повелители гаремов не трогают их.
   - Вот как раз плывет один из них, - указал я на молодого "холостяка",
подплывавшего к берегу. - Будем наблюдать за ним, и, если он  выйдет  из
воды, я пойду следом.
   Котик выбрался на берег в свободном пространстве между двумя  гарема-
ми, повелители которых грозно заворчали, но не тронули его, и стал  мед-
ленно удаляться, пробираясь по "дорожке".
   - Ну попытаемся! - бодро сказал я, выскакивая из шлюпки, но,  призна-
юсь, сердце у меня ушло в пятки при мысли о том, что мне придется пройти
сквозь все это громадное стадо.
   - Не мешало бы закрепить шлюпку, - сказала Мод.
   Она уже стояла на берегу рядом со мной, и я с изумлением посмотрел на
нее.
   Она решительно кивнула.
   - Ну да, я пойду с вами. Втащите шлюпку повыше на берег  и  вооружите
меня какой-нибудь дубинкой.
   - Давайте лучше вернемся назад, - уныло проговорил я. -  Обойдемся  в
конце концов и травой.
   - Вы же знаете, что трава не годится, -  последовал  ответ.  -  Может
быть, мне пойти вперед?
   Я пожал плечами, но в глубине души был восхищен ее смелостью  и  горд
за нее. Я дал ей сломанное весло, а сам взял другое. Не без страха  дви-
нулись мы вперед. Мод испуганно вскрикнула,  когда  какая-то  любопытная
самка потянулась носом к ее ноге, да и я не раз ускорял шаги по  той  же
причине. Из обоих гаремов доносилось предостерегающее ворчание, но  дру-
гих признаков враждебности мы не замечали. Это  лежбище  еще  не  видало
охотников, и поэтому котики здесь были не напуганы и довольно  добродуш-
ны.
   В гуще стада шум стоял неимоверный. От него голова шла кругом. Я при-
остановился и ободряюще улыбнулся Мод. Мне  удалось  быстрее  преодолеть
свою боязнь, она же все еще не могла побороть страха и, подойдя  ко  мне
ближе, крикнула:
   - Я боюсь, ужасно боюсь! А я не боялся. Мне еще было не по себе,  од-
нако мирное поведение котиков значительно умерило мою  тревогу.  Но  Мод
вся дрожала.
   - Я боюсь и не боюсь, - лепетала она трясущимися губами.  -  Это  мое
жалкое тело боится, а не я.
   - Ничего, ничего! - ободрял я  ее,  инстинктивно  обняв  за  плечи  в
стремлении защитить.
   Никогда не забуду, какой прилив мужества я тогда ощутил.  Изначальные
инстинкты заговорили во мне, и я почувствовал себя мужчиной,  защитником
слабых, борющимся самцом. Но драгоценнее всего было сознание, что я  за-
щищаю любимое существо. Мод опиралась на меня,  нежная  и  хрупкая,  как
цветок, и дрожь ее утихала, а я чувствовал, как крепнут мои силы. Я  го-
тов был сразиться с самым свирепым самцом из стада, и если бы в ту мину-
ту он набросился на меня, я встретил бы его бестрепетно и наверняка одо-
лел бы.
   - Все в порядке, - проговорила Мод, с благодарностью подняв  на  меня
глаза. - Пойдемте дальше!
   И сознание, что она почерпнула силы во мне и полагается на меня,  на-
полнило мое сердце ликованием. Сквозь все наслоения цивилизации  во  мне
все отчетливее звучало что-то унаследованное от моих далеких  и  забытых
предков, живших на заре человечества, бивших зверя и спавших под  откры-
тым небом. А ведь мне, пожалуй, следует благодарить за это Волка  Ларсе-
на, подумал я, пробираясь вместе с Мод по дорожке между гаремами.
   Углубившись на четверть мили от берега, мы дошли до лежбища "холостя-
ков" - молодых самцов с гладкой лоснящейся шерстью, - которые  в  одино-
честве копили здесь силы в ожидании того дня, когда они с боем  проложат
себе дорогу в ряды счастливцев.
   Теперь у меня все сразу пошло на лад. Можно было подумать, что я  всю
жизнь только тем и занимался, что бил котиков. Крича, угрожающе размахи-
вая дубинкой и даже подталкивая ею более медлительных, я быстро  отогнал
в сторону десятка два "холостяков".  Когда  какой-либо  из  них  пытался
прорваться назад к морю, я преграждал ему путь. Мод принимала в этом са-
мое деятельное участие и помогала мне, крича и размахивая сломанным вес-
лом. Я заметил, однако, что наиболее тщедушным и неповоротливым она поз-
воляла ускользнуть. Но я видел также, что, когда  какой-нибудь  особенно
воинственно настроенный зверь делал  попытку  прорваться,  глаза  у  нее
вспыхивали и она ловко ударяла его дубинкой.
   - А ведь это увлекает! - воскликнула она, останавливаясь в  изнеможе-
нии, чтобы передохнуть. - Но я, кажется, должна присесть.
   Пока она отдыхала, я отогнал маленькое стадо, в котором, по мягкосер-
дечию Мод, осталось около двенадцати голов, шагов на сто  дальше.  Когда
она присоединилась ко мне, я уже кончил бой и начал свежевать туши.  Час
спустя, нагруженные шкурами, мы гордо шествовали назад по дорожке  между
гаремами и дважды еще спускались к морю, сгибаясь под тяжестью своей но-
ши, после чего я решил, что на крышу нам теперь шкур  хватит.  Я  поднял
парус, вывел шлюпку из бухты, лег на другой галс и  ввел  судно  в  нашу
бухточку.
   - Точно в родной дом возвращаемся! - проговорила  Мод,  когда  шлюпка
врезалась в берег.
   Ее слова взволновали меня - они прозвучали так естественно и вместе с
тем интимно, - и я сказал:
   - А мне уже кажется, что я никогда и не жил другой жизнью. Мир книг и
книжников припоминается мне сейчас так смутно, словно это был сон, а  на
самом деле я всю жизнь только и делал, что охотился и совершал набеги на
лежбища зверей. И словно вы тоже всегда участвовали в этой жизни.  Вы...
- я чуть не произнес: "моя жена, моя подруга", но вовремя спохватился  и
закончил: - отлично переносите трудности.
   Но чуткое ухо Мод уловило фальшь в моем голосе. Она поняла, что я ду-
мал о чем-то другом, и бросила на меня быстрый взгляд.
   - Это не то. Вы хотели сказать...
   - ...что американская миссис Мейнелл ведет жизнь  дикарки,  и  притом
довольно успешно, - непринужденно произнес я.
   - О! - протянула она, но я мог бы поклясться, что вид у нее был разо-
чарованный.
   Слова эти - "моя жена, моя подруга" - звучали в моей душе весь день и
еще много дней. Но никогда не звучали они так настойчиво, как в тот  ве-
чер, когда я, сидя у очага, наблюдал, как Мод снимает мох с углей,  раз-
дувает огонь и готовит ужин. Верно, крепка была моя связь с моим  перво-
бытным предком, если эти древние слова, прозвучавшие впервые  в  глубине
веков, так захватили и взволновали меня. А они звучали во мне все громче
и громче, и, засыпая, я повторял их про себя.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

   - Да, от шкур будет попахивать, - сказал я, - зато они сохранят в хи-
жине тепло и укроют вас от дождя и снега.
   Мы стояли и рассматривали крышу из котиковых  шкур,  которая  наконец
была готова.
   - Она неказиста, но своей цели послужит, а это главное,  -  продолжал
я, жаждая услышать похвалу из уст Мод.
   Она захлопала в ладоши и объявила, что страшно довольна.
   - Но ведь внутри совсем темно, - добавила она секунду  спустя  и  не-
вольно передернула плечами.
   - Почему же вы не предложили сделать окно, когда мы складывали стены?
- сказал я. - Хижина строилась для вас, и вы могли бы  подумать  о  том,
что вам нужен свет.
   - Но я как-то не привыкла задумываться над тем, что  кажется  очевид-
ным, - засмеялась она в ответ. - А кроме того, в стене ведь  можно  про-
бить дыру в любое время.
   - Совершенно верно. Вот об этом я не подумал, - отозвался я, глубоко-
мысленно покачивая головой. - Ну, а вы позаботились уже заказать оконные
стекла? Позвоните в магазин - Рэд-44-51, если не ошибаюсь, - и  скажите,
какой сорт и размер вам нужен.
   - Это значит?.. - начала она.
   - Это значит, что окна не будет.
   Темно и неприглядно было в этой хижине. В цивилизованных условиях та-
кое сооружение могло бы послужить разве лишь свиным хлевом, но нам, поз-
навшим все тяготы скитаний на шлюпке, оно казалось весьма уютным приста-
нищем. Отпраздновав новоселье при свете пенькового фитиля, плававшего  в
вытопленном котиковом жире, мы занялись заготовлением  мяса  на  зиму  и
постройкой второй хижины. Охота казалась нам теперь простым делом. С ут-
ра мы выезжали на шлюпке, а к полудню возвращались  с  грузом  котиковых
туш. Затем, пока я трудился над постройкой хижины. Мод вытапливала жир и
поддерживала огонь в очаге, над которым коптилось мясо. Я слышал о  том,
как коптят говядину в центральных штатах, и мы делали так  же:  нарезали
мясо котиков длинными тонкими ломтями, подвешивали их над костром, и они
превосходно коптились.
   Складывать вторую хижину было легче, так как я пристраивал ее к  пер-
вой и для нее требовалось только три стены. Но и на это надо было  упот-
ребить много упорного, тяжелого труда. Мы с Мод работали весь  день  до-
темна, не щадя сил, а с наступлением ночи еле добирались до своих посте-
лей и засыпали как убитые. И все же Мод уверяла меня, что никогда в жиз-
ни не чувствовала себя такой здоровой и сильной. Про себя я мог  сказать
то же самое, но Мод была хрупкая, как цветок, и я все время боялся,  что
ее здоровье не выдержит такого напряжения. Сколько раз видел я, как  она
в полном изнеможении ложилась навзничь на песок,  раскинув  руки,  чтобы
лучше отдохнуть, а потом вскакивала и трудилась с прежним  упорством,  и
не переставал дивиться, откуда только берутся у нее силы.
   - Ну, нам еще надоест отдыхать зимой, - отвечала она на все мои  уго-
воры поберечь себя. - Да мы будем изнывать от безделья и радоваться  лю-
бой работе!
   В тот вечер, когда и над моей хижиной появилась  крыша,  мы  вторично
отпраздновали новоселье. Третий день яростно бушевал  шторм;  он  шел  с
юго-востока, постепенно перемещаясь к северо-западу, и сейчас дул на нас
прямо с моря. Прибой грохотал на отлогом берегу внешней бухты, и даже  в
нашем маленьком глубоком заливчике гуляли изрядные волны. Скалистый хре-
бет острова не защищал нас от ветра, который так ревел и завывал  вокруг
хижины, что я опасался за ее стены. Крыша, натянутая, казалось мне,  ту-
го, как барабан, прогибалась и ходила ходуном при каждом порыве ветра; в
стенах, плотно, как полагала Мод, проконопаченных мхом,  открылись  бес-
численные щели. Но внутри ярко горела плошка с котиковым  жиром,  и  нам
было тепло и уютно.
   Это был удивительно приятный вечер, и мы с  Мод  единогласно  решили,
что ни одно из наших светских мероприятий на Острове Усилий еще не  про-
ходило столь успешно. На душе у нас было спокойно. Мы не только примири-
лись с мыслью о предстоявшей нам суровой зиме, но и подготовились к ней.
Котики могли теперь в любой день отправляться в свое таинственное  путе-
шествие на юг - что нам до того! Да и бури нас не страшили. Мы не сомне-
вались, что нам будет сухо и тепло под нашим кровом, а у нас к  тому  же
имелись еще роскошные, мягкие тюфяки, изготовленные  из  мха.  Это  было
изобретение Мод, и она сама ревностно собирала для них мох. Мне предсто-
яло сегодня впервые за много ночей спать на тюфяке, и я  знал,  что  сон
мой будет еще слаще оттого, что тюфяк этот сделан руками Мод.
   Направляясь к себе в хижину. Мод обернулась ко мне и неожиданно  про-
изнесла следующие загадочные слова:
   - Что-то должно произойти! Вернее, уже происходит. Я чувствую. Что-то
приближается сюда, к нам. Вот в эту самую минуту. Я не знаю, что это, но
оно идет сюда.
   - Хорошее или плохое? - спросил я.
   Она покачала головой.
   - Не знаю, но оно где-то там.
   И она указала в ту сторону, откуда ветер рвался к нам с моря.
   - Там море и шторм, - рассмеялся я, -  и  не  позавидуешь  тому,  кто
вздумает высадиться на этот берег в такую ночь.
   - Вы не боитесь? - спросил я, провожая ее до двери.
   Вместо ответа она смело и прямо посмотрела мне в глаза.
   - А как вы себя чувствуете? Вполне хорошо?
   - Никогда не чувствовала себя лучше, - отвечала она.
   Мы поговорили еще немного, и она ушла.
   - Спокойной ночи. Мод! - крикнул я ей вслед.
   - Спокойной ночи, Хэмфри! - откликнулась она.
   Не сговариваясь, мы назвали друг друга по имени, и это  вышло  совсем
просто и естественно. Я знал, что в эту минуту я  мог  бы  обнять  ее  и
привлечь к себе. В привычной для нас обоих обстановке я бы,  несомненно,
так и поступил. Но здесь наши отношения не могли перейти известной  гра-
ни, и я остался один в своей маленькой хижине, согретый  сознанием,  что
между мною и Мод возникли какие-то новые узы, какое-то новое  молчаливое
взаимопонимание.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

   Мое пробуждение сопровождалось  странным  гнетущим  ощущением  беспо-
койства. Словно мне чего-то недоставало, словно исчезло  что-то  привыч-
ное. Но это ощущение скоро прошло, и я понял, что ничто не изменилось, -
не было только ветра. Когда я засыпал, нервы у меня были напряжены,  как
бывает всегда при длительном воздействии на них звука или  движения,  и,
пробудясь, я в первое мгновение все еще находился в этом состоянии  нап-
ряжения, стараясь противостоять силе, которая уже перестала действовать.
   Впервые за долгие месяцы я провел ночь под кровлей,  и  мне  хотелось
понежиться еще под сухими одеялами, не ощущая  на  лице  ни  тумана,  ни
морских брызг. Я лежал, размышляя над тем, как странно подействовало  на
меня прекращение ветра, и испытывая блаженство от сознания, что я  поко-
юсь на тюфяке, сделанном руками Мод. Одевшись и выглянув наружу, я услы-
шал шум прибоя, который все еще бился о берег и свидетельствовал  о  не-
давно пронесшемся шторме. День был яркий и солнечный. Я изрядно заспался
и теперь с внезапным приливом энергии шагнул за порог.  Я  был  исполнен
решимости наверстать упущенное время, как и подобало  обитателю  Острова
Усилий.
   Но, выйдя из хижины, я остановился как вкопанный. Я не  мог  поверить
своим глазам; то, что я увидел, ошеломило меня. На берегу,  в  каких-ни-
будь пятидесяти футах от хижины, уткнувшись носом в песок, лежал  лишен-
ный мачт черный корпус судна. Мачты и гики, перепутавшись  с  вантами  и
разодранными парусами, свисали с его борта. Я был поражен  и  глядел  во
все глаза. Вот он, камбуз, который мы сами построили, а вот  и  знакомый
уступ юта и невысокая палуба рубки, едва возвышающаяся над  бортом.  Это
был "Призрак".
   Какой каприз судьбы занес его именно сюда, в  этот  крохотный  уголок
земли? Что за чудовищное совпадение? Я оглянулся на неприступную  камен-
ную стену за моей спиной, и безысходное отчаяние охватило  меня.  Бежать
было некуда, абсолютно некуда. Я подумал о Мод, спящей в хижине, постро-
енной нашими руками, вспомнил, как она сказала: "Спокойной  ночи,  Хэмф-
ри", и слова "моя жена, моя подруга" вновь зазвенели в  моем  мозгу,  но
теперь - увы! - они звучали погребальным звоном. У меня потемнело в гла-
зах. Быть может, это продолжалось лишь долю секунды - не знаю.  Когда  я
очнулся, передо мною по-прежнему  чернел  корпус  шхуны;  ее  расколотый
бушприт торчал над песчаным берегом,  а  обломанные  части  рангоута  со
скрипом терлись о борт при каждом всплеске  волны.  Я  понял,  что  надо
что-то предпринять. Надо было немедленно что-то предпринять!
   Внезапно меня поразило, что на шхуне незаметно никаких признаков жиз-
ни. Это было странно. Видимо, команда, измученная борьбой со  штормом  и
перенесенным кораблекрушением, все еще спит. У меня мелькнула мысль, что
мы с Мод можем спастись, если успеем сесть на  шлюпку  и  обогнуть  мыс,
прежде чем на шхуне кто-нибудь проснется. Надо разбудить  Мод  и  тотчас
двинуться в путь! Я уже готов был постучаться к ней, но тут же вспомнил,
как ничтожно мал наш островок. Нам негде будет укрыться на нем.  Нет,  у
нас не было выбора - только безбрежный, суровый океан. Я подумал о наших
уютных маленьких хижинах, о наших запасах мяса и жира, мха и дров и  по-
нял, что мы не выдержим путешествие по океану зимой в  бурную  штормовую
погоду.
   В нерешительности, с поднятой рукой, я застыл у двери Мод.  Нет,  это
невозможно, совершенно невозможно! Безумная мысль пронеслась в моем моз-
гу - ворваться к Мод и убить ее во сне. И сейчас же возникла другая:  на
шхуне все спят; что мешает мне проникнуть туда - прямо в каюту  к  Волку
Ларсену - и убить его? А там... Там видно будет. Главное - убрать его  с
дороги, после чего можно будет подумать и об остальном. Все  равно,  что
бы ни случилось потом, хуже, чем сейчас, не будет.
   Нож висел у меня на поясе. Я вернулся в хижину за дробовиком,  прове-
рил, заряжен ли он, и направился к шхуне. Не без труда, промокнув по по-
яс, взобрался я на борт. Люк матросского кубрика был открыт.  Я  прислу-
шался, но снизу не доносилось ни звука - я не услышал даже дыхания  спя-
щих людей. Неожиданная мысль поразила меня: неужели команда бросила  ко-
рабль? Я снова напряженно прислушался. Нет, ни звука. Я начал  осторожно
спускаться по трапу. Кубрик был пуст, и в нем стоял затхлый запах  поки-
нутого жилья. Кругом в беспорядке валялась рваная одежда, старые резино-
вые сапоги, дырявые клеенчатые куртки - весь тот негодный хлам,  который
скопляется в кубриках за долгое плавание.
   Я поднялся на палубу, не сомневаясь больше в том, что команда покину-
ла шхуну второпях. Надежда вновь ожила в моей груди, и я  уже  спокойнее
огляделся кругом. Я заметил, что на борту нет ни одной шлюпки. В кубрике
охотников моим глазам предстала та же картина, что и у матросов. Охотни-
ки, по-видимому, собирали свои вещи в такой  же  спешке.  "Призрак"  был
брошен. Теперь он принадлежал Мод и мне. Я подумал о судовых запасах,  о
кладовой под кают-компанией, и у меня явилась мысль сделать Мод  сюрприз
- раздобыть что-нибудь вкусное к завтраку.
   После пережитого волнения я ощутил вдруг необычайный  прилив  сил,  а
при мысли о том, что страшное дело, которое привело меня сюда, стало те-
перь ненужным, развеселился,  как  мальчишка.  Перепрыгивая  через  сту-
пеньку, я поднялся по трапу, думая только о том, что нужно успеть приго-
товить завтрак, пока Мод спит, если я хочу, чтобы мой сюрприз удался  на
славу. Огибая камбуз, я с удовлетворением вспомнил о  замечательной  ку-
хонной посуде, которую я там найду. Я взбежал на ют  и  увидел...  Волка
Ларсена! От неожиданности я пробежал с разгона еще несколько шагов, гро-
хоча башмаками, прежде чем смог остановиться. Ларсен стоял на трапе  ка-
ют-компании, - над дверцей возвышались только его голова и плечи, - и  в
упор смотрел на меня. Обеими руками он упирался в полуоткрытую дверцу  и
стоял совершенно неподвижно. Стоял и смотрел на меня.
   Я задрожал. Снова, как прежде, томительно засосало  под  ложечкой.  Я
ухватился рукой за край рубки, ища опоры. Губы у меня сразу пересохли, и
я несколько раз провел по ним языком. Я не сводил глаз с Волка  Ларсена,
и оба мы не произносили ни слова. Что-то зловещее было в его молчании  и
в этой полной неподвижности. Весь мой прежний страх перед  ним  вернулся
ко мне с удесятеренной силой. И так мы стояли и смотрели Друг на друга.
   Я чувствовал, что надо действовать, но прежняя беспомощность овладела
мной, и я ждал, что сделает он. Секунды летели, и вдруг все происходящее
напомнило мне о том, как я, подойдя  к  гривастому  секачу,  позабыл  от
страха, что должен убить его, и только помышлял, как бы обратить  его  в
бегство. Но ведь и сюда я пришел не за тем, чтобы ждать, что  предпримет
Волк Ларсен, а действовать.
   Я взвел оба курка двустволки и вскинул ее к плечу. Если б он попытал-
ся спуститься вниз, если бы он только шелохнулся, я, без сомнения, заст-
релил бы его. Но он стоял совершенно неподвижно и смотрел на меня.  Дро-
жащими руками сжимая двустволку и целясь в него, я успел  заметить,  как
осунулось его лицо. Какие-то тяжелые потрясения  оставили  на  нем  свой
след. Щеки впали, на лбу залегли морщины, а глаза  производили  странное
впечатление. Казалось, его глазные нервы и мышцы были  не  в  порядке  и
глаза смотрели напряженно и слегка косили. И выражение их было тоже  ка-
кое-то странное.
   Я глядел на него, и мозг мой лихорадочно работал. Тысячи мыслей  про-
носились у меня в голове, но я не мог  нажать  на  спусковой  крючок.  Я
опустил двустволку и двинулся к углу рубки, стараясь собраться с духом и
снова - с более близкого расстояния - попытаться выстрелить  в  него.  Я
вскинул двустволку к плечу. Я находился теперь в каких-нибудь двух шагах
от Волка Ларсена. Ему не было спасения. Я больше не  колебался.  Промах-
нуться я не мог, как бы плохо я ни стрелял. Но я не мог  заставить  себя
спустить курок.
   - Ну? - неторопливо промолвил он.
   Тщетно пытался я нажать на спуск, тщетно пытался что-нибудь сказать.
   - Почему вы не стреляете? - спросил он.
   Я откашлялся, но не смог выговорить ни слова.
   - Хэмп, - медленно произнес Ларсен, - ничего у вас не выйдет! Не  по-
тому, чтобы вы боялись, но вы бессильны. Ваша насквозь  условная  мораль
сильнее вас. Вы - раб предрассудков, которыми напичканы люди вашего кру-
га и ваши книги. Вам вбивали их в голову чуть ли не с колыбели, и вопре-
ки всей вашей философии и моим урокам они не позволяют вам  убить  безо-
ружного человека, который не оказывает вам сопротивления.
   - Знаю, - хрипло отозвался я.
   - А мне, - и это вы тоже знаете, - убить безоружного так  же  просто,
как выкурить сигару, - продолжал он. - Вы знаете меня и знаете,  чего  я
стою, если подходить ко мне с вашей меркой. Вы называли меня змеей, тиг-
ром, акулой, чудовищем, Калибаном. Но вы - жалкая марионетка, механичес-
ки повторяющая чужие слова, и вы не можете убить меня, как убили бы змею
или акулу, не можете только потому, что у меня есть руки и ноги  и  тело
мое имеет некоторое сходство с вашим. Эх!  Я  ожидал  от  вас  большего,
Хэмп!
   Он поднялся по трапу и подошел ко мне.
   - Опустите ружье. Я хочу задать вам несколько вопросов. Я еще не  ус-
пел осмотреться. Что это за место? Как стоит "Призрак"?  Почему  вы  так
вымокли? Где Мод?.. Виноват, мисс Брусгер... Или,  быть  может,  следует
спросить - где миссис Ван-Вейден?
   Я пятился от него, чуть не плача от своего бессилия,  оттого  что  не
мог застрелить его, но все же был  не  настолько  глуп,  чтобы  опустить
ружье. Мне отчаянно хотелось, чтобы он сделал попытку напасть на меня  -
попытался ударить меня или схватить за горло, - тогда я нашел бы в  себе
силы выстрелить в него.
   - Это Остров Усилий, - ответил я на его вопрос.
   - Никогда не слыхал о таком острове.
   - По крайней мере мы так называем его.
   - Мы? - переспросил он. - Кто это мы?
   - Мисс Брустер и я. А "Призрак", как вы сами видите, лежит, зарывшись
носом в песок.
   - Здесь есть котики, - сказал он. - Они разбудили меня своим ревом, а
то я бы еще спал. Я слышал их и вчера, когда нас прибило сюда.  Я  сразу
понял тогда, что попал на подветренный берег. Здесь лежбище  -  как  раз
то, что я ищу уже много лет. Спасибо моему братцу, благодаря ему я натк-
нулся на это богатство. Это же клад! Каковы координаты острова?
   - Не имею ни малейшего представления, - ответил я. - Но вы сами долж-
ны знать их достаточно точно. Какие координаты вы определяли в последний
раз?
   Он как-то странно улыбнулся и ничего не ответил.
   - А где же команда? - спросил я. - Как это случилось, что вы остались
один?
   Я ожидал, что он отклонит и этот вопрос, но, к  моему  удивлению,  он
сразу ответил:
   - Мой брат поймал меня меньше чем через двое суток,  впрочем,  не  по
моей вине. Взял меня на абордаж, когда на палубе не было  никого,  кроме
вахтенных. Охотники тут же предали меня. Он предложил им большую долю  в
доходах по окончании охоты, чем они имели на "Призраке". Я  слышал,  как
он предлагал им это - при мне, без малейшего стеснения. Словом, вся  ко-
манда перешла к нему, чего и следовало  ожидать.  В  один  миг  спустили
шлюпки и махнули за борт, а я остался на своей шхуне один, как на необи-
таемом острове. На этот раз Смерть Ларсен взял верх, ну, да это  -  дело
семейное.
   - Но как же вы потеряли мачты?
   - Подойдите и осмотрите вон те талрепы, - сказал он,  указывая  туда,
где должны были находиться гротванты.
   - Перерезаны ножом! - воскликнул я.
   - Но не до конца, - усмехнулся он. - Тут тонкая работа! Посмотрите-ка
внимательнее.
   Я осмотрел талрепы еще раз. Они были  надрезаны  так,  чтобы  держать
ванты лишь до первого сильного напряжения.
   - Это дело рук кока! - со смехом сказал Волк Ларсен. - Знаю  наверня-
ка, хотя и не накрыл его. Всетаки ему  удалось  немного  поквитаться  со
мной.
   - Молодец Магридж! - воскликнул я.
   - Примерно то же самое сказал и я, когда мачты полетели за борт,  но,
разумеется, мне было не так весело, как вам.
   - Что же вы предпринимали, когда все это происходило? - спросил я.
   - Все, что от меня зависело, можете быть уверены. Но при  сложившихся
обстоятельствах - не очень-то много...
   Я снова стал рассматривать работу Томаса Магриджа.
   - Я, пожалуй, присяду, погреюсь на солнышке, - услышал я голос  Волка
Ларсена.
   Едва уловимая нотка физической слабости прозвучала в этих  словах,  и
это было так странно, что я быстро обернулся к нему. Он нервно  проводил
рукой по лицу, словно сметая с него паутину. Я был озадачен. Все это так
мало вязалось с его обликом.
   - Как ваши головные боли? - спросил я.
   - Мучают по временам, - отвечал он. - Кажется, и сейчас начинается.
   Он прилег на палубу. Повернувшись на бок, он подложил руку под  голо-
ву, а другой рукой прикрыл глаза от солнца.  Я  стоял  и  с  недоумением
смотрел на него.
   - Вот вам удобный случай, Хэмп! - сказал он.
   - Не понимаю, - солгал я, хотя прекрасно понял, что он хотел сказать.
   - Ну ладно, - тихо, словно сквозь дремоту, проговорил он.  -  Я  ведь
сейчас в ваших руках, что вам, собственно, и нужно.
   - Ничего подобного, - возразил я. - Мне нужно, чтобы вы были не в мо-
их руках, а за тысячу миль отсюда.
   Ларсен усмехнулся и больше не прибавил ни слова. Он даже не шелохнул-
ся, когда я прошел мимо него и спустился в кают-компанию. Подняв  крышку
люка, я остановился в нерешительности, глядя в глубь темной кладовой.  Я
колебался - спускаться ли? А что если Ларсен только притворяется?  Попа-
дешься здесь, как крыса в ловушку! Я тихонько поднялся по трапу и выгля-
нул на палубу. Ларсен лежал все в том же положении, в каком я его  оста-
вил. Я снова спустился в кают-компанию, но, прежде чем спрыгнуть в  кла-
довую, сбросил туда крышку люка. По крайней мере ловушка не захлопнется.
Но это была излишняя предосторожность. Захватив с  собой  джема,  галет,
мясных консервов - словом, все, что можно было сразу унести, - я выбрал-
ся назад в кают-компанию и закрыл за собою люк.
   Выйдя на палубу, я увидел, что Волк Ларсен так  и  не  пошевельнулся.
Внезапно меня озарила новая мысль. Я прокрался в каюту  и  завладел  его
револьверами. Другого оружия я нигде не нашел, хотя тщательно обшарил  и
остальные три каюты и спустился еще раз в кубрик охотников и в  матросс-
кий кубрик. Я даже забрал из камбуза все кухонные ножи. Потом я вспомнил
о большом складном ноже, который капитан всегда носил при себе. Я  подо-
шел к Ларсену и заговорил с ним - сперва вполголоса, потом громко. Он не
шелохнулся. Тогда я осторожно вытащил нож у него из кармана, после  чего
вздохнул с облегчением. У него не оставалось теперь никакого  оружия,  и
он не мог напасть на меня с расстояния, я же был хорошо вооружен и сумел
бы оказать ему сопротивление, если бы он попытался схватить меня за гор-
ло своими страшными ручищами.
   Присоединив к моей добыче кофейник и сковороду и захватив  из  буфета
кают-компании кое-какую посуду, я оставил Волка Ларсена на залитой солн-
цем палубе и спустился на берег.
   Мод еще спала. Кухню на зиму мы не успели  построить,  и  я  поспешил
разжечь костер и принялся готовить завтрак. Дело у меня подходило к кон-
цу, когда я услышал, что Мод встала и ходит по хижине,  занимаясь  своим
туалетом. Когда же она появилась на пороге, у меня уже все было  готово,
и я наливал кофе в чашки.
   - Это нечестно! - приветствовала она меня. - Мы же договорились,  что
стряпать буду я...
   - Один раз не в счет, - оправдывался я.
   - Но обещайте, что это не повторится! - улыбнулась  она.  -  Конечно,
если вам не надоела моя жалкая стряпня.
   К моему удовольствию. Мод ни разу не взглянула  на  берег,  а  я  так
удачно отвлекал ее внимание своей болтовней, что она машинально ела  су-
шеный картофель, который я размочил и поджарил на сковородке,  прихлебы-
вала кофе из фарфоровой чашки и намазывала джемом галеты. Но  долго  это
продолжаться не могло. Я увидел, как на лице  ее  внезапно  изобразилось
удивление. Фарфоровая тарелка, с которой она ела, бросилась ей в  глаза.
Она окинула взглядом все, что было приготовлено к завтраку, глаза ее пе-
ребегали с предмета на предмет. Потом она посмотрела на меня и  медленно
обернулась к берегу.
   - Хэмфри! - с трудом произнесла она.
   Невыразимый ужас снова, как прежде, отразился в ее глазах.
   - Неужели... он?.. - упавшим голосом проговорила она.
   Я кивнул головой.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

   Весь день мы ждали, что Волк Ларсен спустится на берег. Это были тре-
вожные, мучительные часы. Мы с Мод поминутно бросали взгляды  в  сторону
"Призрака". Но Волка Ларсена не было видно. Он даже ни разу не показался
на палубе.
   - Верно, у него опять приступ головной боли, - сказал я.  -  Когда  я
уходил оттуда, он лежал на юте. Он может пролежать так всю  ночь.  Пойду
взгляну.
   Она умоляюще посмотрела на меня.
   - Не бойтесь ничего, - заверил я ее. - Я возьму с собой револьверы. Я
ведь говорил вам, что забрал все оружие, какое только было на борту.
   - А его руки! Его страшные, чудовищные руки! О Хэмфри, -  воскликнула
она, - я так боюсь его! Не ходите, пожалуйста, не ходите!
   Она с мольбой положила свою руку на мою, и сердце  у  меня  забилось.
Думаю, что все мои чувства можно было в этот миг прочесть в моих глазах.
Милая, любимая моя! Как чисто по-женски уговаривала она меня и льнула ко
мне!.. Она была для меня солнечным лучом и живительной  росой,  источни-
ком, из которого я черпал мужество и силы.  Неудержимое  желание  обнять
ее, - как я уже сделал однажды посреди стада котиков, -  охватило  меня,
но я сдержался.
   - Я не буду рисковать, - сказал я. - Только загляну на палубу и  пос-
мотрю, что он там делает.
   Она взволнованно сжала мою руку и отпустила меня.
   Но на палубе, где я оставил Волка Ларсена, его не оказалось. Он, оче-
видно, спустился к себе в каюту. В эту ночь  мы  с  Мод  установили  де-
журства, так как нельзя было предвидеть, что может выкинуть Волк Ларсен.
Он был способен на все.
   Мы прождали день и другой, но Ларсен не показывался.
   - Эти головные боли... припадки... - сказала Мод на четвертый день. -
Быть может, он болен, тяжело болен. Быть может, умер.
   Она ждала от меня ответа, но я молчал, и она добавила:
   - Или умирает...
   - Тем лучше, - скачал я.
   - Но подумайте, Хэмфри. Ведь он тоже человек. И умирает совсем один.
   - Очень возможно... - проворчал я.
   - Да, возможно, - продолжала она. - Конечно, мы ничего не  знаем  на-
верное. Но если он действительно умирает, ужасно бросить его так.  Я  бы
никогда этого не простила себе. Мы должны что-то сделать.
   - Да, возможно, - повторил я. Я ждал, улыбаясь про себя, и думал: как
это по-женски - проявлять беспокойство даже о Волке Ларсене! Куда  дева-
лось ее беспокойство за меня! А ведь еще  недавно  она  так  испугалась,
когда я хотел только заглянуть на палубу.
   Мод разгадала смысл моего молчания - она была достаточно умна и  чут-
ка. А прямота ее равнялась ее уму.
   - Вы должны подняться на борт, Хэмфри, и узнать, в чем  там  дело,  -
сказала она. - А если вам хочется посмеяться надо мной, что ж, вы имеете
на это право. Я заранее прощаю вас.
   Я послушно встал и направился к берегу.
   - Только будьте осторожны! - крикнула она мне вслед.
   Я помахал ей рукой с полубака и соскочил на палубу. Подойдя к трапу в
кают-компанию, я окликнул Волка Ларсена. Он ответил мне. Когда он  начал
подниматься по трапу, я взвел курок револьвера, и  все  время,  пока  мы
разговаривали, открыто держал револьвер в руке, но Ларсен не обращал  на
это никакого внимания. Внешне он не изменился за эти дни, но был  мрачен
и молчалив. Вряд ли можно назвать беседой те несколько слов, которыми мы
обменялись. Я не спросил его, почему он не сходит  на  берег,  и  он  не
спросил, почему я не показывался на шхуне. Он сказал, что головная  боль
у него прошла, и я, не вступая в дальнейшие разговоры, ушел.
   Мод выслушала мое сообщение и облегченно вздохнула, а когда над  кам-
бузом показался дымок, это, видимо,  окончательно  ее  успокоило.  Дымок
вился над камбузом и последующие дни, а порой и сам Волк Ларсен ненадол-
го появлялся на юте. Но это было все. Он не делал попыток спуститься  на
берег, - нам это было известно, так как мы следили за ним  и  продолжали
дежурить по ночам. Мы ждали, что он что-нибудь предпримет, откроет,  так
сказать, свою игру. Его бездействие сбивало нас с толку и вызывало  тре-
вогу.
   Так прошла неделя. Все наши мысли были теперь сосредоточены на  Волке
Ларсене. Его присутствие угнетало нас и  мешало  нам  заниматься  нашими
обычными делами.
   Но к концу недели дымок перестал виться над камбузом, и  Волк  Ларсен
больше не появлялся на юте. Я видел, что  Мод  снова  начинает  беспоко-
иться, но из робости, а может быть, и из  гордости  не  повторяет  своей
просьбы. А в чем, в сущности, мог я упрекнуть ее? Она была женщиной и  к
тому же глубоко альтруистической натурой. Признаться,  мне  самому  было
как-то не по себе, когда я думал о том, что этот человек, которого я пы-
тался убить, быть может, умирает здесь, возле нас, брошенный  всеми.  Он
оказался прав. Нравственные правила, привитые мне  в  моем  кругу,  были
сильнее меня. То, что у него такие же руки и ноги, как у  меня,  и  тело
имеет некоторое сходство с моим, накладывало на меня обязательства,  ко-
торыми я не мог пренебречь.
   Поэтому я не стал ждать, когда Мод вторично пошлет меня на шхуну.  "У
нас осталось мало сгущенного молока и джема, - заявил  я,  -  надо  под-
няться на борт". Я видел, что Мод колеблется. Она даже пробормотала, что
все это не так уж нам необходимо и мне незачем ходить туда.  Однако  по-
добно тому, как раньше она сумела разгадать, что таится за моим молчани-
ем, так и теперь она сразу поняла истинный смысл моих слов, поняла,  что
я иду туда не за молоком и джемом, а ради нее, - иду, чтобы избавить  ее
от беспокойства, которое она не сумела от меня скрыть.
   Поднявшись на судно, я снял башмаки и в одних носках  бесшумно  прок-
рался на корму. На этот раз я не стал окликать Волка Ларсена.  Осторожно
спустившись по трапу, я обнаружил, что в кают-компании никого нет. Дверь
в каюту капитана была закрыта. Я уже хотел было постучать, но передумал,
решив сперва заняться тем, что якобы и привело меня сюда.  Стараясь  по-
меньше шуметь, я поднял крышку люка и отставил ее в сторону. Товары  су-
довой лавки находились в той же кладовой, и мне захотелось заодно запас-
тись и бельем.
   Когда я выбрался из кладовой, в каюте Волка Ларсена раздался  шум.  Я
замер и прислушался. Звякнула дверная ручка. Я инстинктивно  отпрянул  в
сторону. Притаившись за столом, я  выхватил  револьвер  и  взвел  курок.
Дверь распахнулась, и показался Волк Ларсен. Некогда не видел  я  такого
отчаяния, какое было написано на его лице - на лице сильного,  неукроти-
мого Волка Ларсена. Он стонал, как женщина, и потрясал сжатыми  кулаками
над головой. Потом провел ладонью по глазам, словно сметая с них невиди-
мую паутину.
   - Господи, господи! - хрипло простонал он и в беспредельном  отчаянии
снова потряс кулаками.
   Это было страшно. Я задрожал, по спине у меня  пробежали  мурашки,  и
холодный пот выступил на лбу. Вряд ли есть на свете зрелище более  ужас-
ное, чем вид сильного человека в минуту крайней слабости и упадка духа.
   Но огромным усилием воли Волк Ларсен взял себя в руки.  Поистине  это
стоило ему колоссального усилия. Все тело его сотрясалось от напряжения.
Казалось, его вот-вот хватит удар. Лицо его страшно исказилось  -  видно
было, как он старается овладеть собой. Потом силы  снова  оставили  его.
Вновь сжатые кулаки поднялись над головой, он застонал, судорожно вздох-
нул раз, другой, и из груди его вырвались рыдания. Наконец  ему  удалось
овладеть собой. Я опять увидел прежнего  Волка  Ларсена,  хотя  какая-то
слабость и нерешительность все еще проскальзывали в его движениях. Энер-
гично, как всегда, он шагнул к трапу, но все же в его походке чувствова-
лась эта слабость и нерешительность.
   Признаться, тут уж я испугался - незакрытый люк находился как раз  на
его пути и выдавал мое присутствие. Но вместе с тем мне  стало  досадно,
что он может поймать меня в такой трусливой позе -  скорчившимся  позади
стола, - и я решил, пока не поздно, появиться перед ним, что  тут  же  и
сделал, бессознательно приняв вызывающую позу. Но Волк Ларсен не замечал
ни меня, ни открытого люка. Прежде чем я успел понять,  в  чем  дело,  и
что-либо предпринять, он уже занес ногу над люком и готов был ступить  в
пустоту. Однако, не ощутив под ногой твердой опоры, он мгновенно  преоб-
разился. Да, это был уже прежний Волк Ларсен. Вторая нога его еще не ус-
пела оторваться от пола, как он одним могучим прыжком перенес  свое  на-
чавшее падать тело через люк. Широко раскинув руки, он плашмя - грудью и
животом - упал на пол по ту сторону люка и тут же, подтянув ноги,  отка-
тился в сторону, прямо в сложенные мною около  крышки  люка  продукты  и
белье.
   Я увидел по его лицу, что он  все  понял.  Но  прежде,  чем  я  успел
что-нибудь сообразить, он уже надвинул на люк крышку. Тут наконец  понял
все и я. Он думал, что поймал меня в кладовой. Он был слеп - слеп, - как
летучая мышь! Я следил за ним, затаив дыхание, страшась, как  бы  он  не
услышал меня. Он быстро подошел к своей каюте. Я видел, что он не  сразу
нащупал дверную ручку. Надо было пользоваться случаем, и  я  быстро,  на
цыпочках, проскользнул через каюткомпанию и поднялся  по  трапу.  Ларсен
вернулся, таща за собой тяжелый морской сундук, и надвинул его на крышку
люка. Не удовольствовавшись этим, он приволок второй сундук и  взгромоз-
дил его на первый. Затем подобрал с пола мой джем и белье и  положил  на
стол. Когда он направился к трапу, я отступил в сторону и тихонько пере-
катился через палубу рубки.
   Ларсен остановился на трапе, опираясь руками о раздвижную дверцу.  Он
стоял неподвижно и пристально, не мигая, смотрел куда-то в одну точку. Я
находился прямо перед ним, футах в пяти, не больше. Мне стало  жутко.  Я
чувствовал себя каким-то призракомневидимкой. Я  помахал  рукой,  но  не
привлек его внимания. Однако, когда тень от моей руки упала на его лицо,
я сразу заметил, что он это почувствовал. Лицо его напряглось;  он  явно
пытался понять и проанализировать неожиданно возникшее ощущение. Он  по-
нимал, что это какое-то воздействие извне, какое-то изменение в окружаю-
щей среде, воспринятое его чувствами. Я замер с поднятой рукой; тень ос-
тановилась. Ларсен начал медленно поворачивать голову то в одну сторону,
то в другую, наклонять и поднимать ее, заставляя тень двигаться  по  его
лицу и проверяя свои ощущения.
   Я следил за ним и был, в свою очередь,  поглощен  желанием  выяснить,
каким образом удается ему ощутить такую невесомую вещь, как тень. Если б
у него были повреждены только глазные яблоки или если б  его  зрительные
нервы были поражены не полностью, все объяснялось бы просто. Но он  явно
был слеп. Значит, он ощущал разницу в температуре, когда тень падала  на
его лицо. Или - почем знать - это было пресловутое шестое чувство, сооб-
щавшее ему о присутствии постороннего предмета?
   Отказавшись, как видно, от попыток определить, откуда падает тень, он
поднялся на палубу и пошел на бак поразительно уверенно и быстро. И  все
же было заметно, что идет слепой. Теперь-то я это ясно видел.
   Он нашел на палубе мои башмаки и унес их с собою в камбуз: мне было и
смешно и досадно. Я еще остался посмотреть, как он разводит огонь и  ва-
рит себе пищу. Потом снова прокрался  в  кают-компанию,  забрал  джем  и
белье, проскользнул мимо камбуза, спустился на берег и босиком отправил-
ся к Мод - дать отчет о своей вылазке.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

   Такое несчастье, что "Призрак" потерял мачты. А то мы могли бы уплыть
на нем отсюда. Как вы думаете, Хэмфри?
   Я взволнованно вскочил на ноги.
   - Надо подумать, надо подумать! - вскричал я и зашагал взад и вперед.
   Глаза Мод расширились, она с надеждой следила за мной. Она так верила
в меня! Мысль об этом придавала мне силы. Я вспомнил слова  Мишле:  "Для
мужчины женщина то же, чем была Земля для своего легендарного сына: сто-
ило ему пасть ниц и прикоснуться губами к ее груди, как  силы  возвраща-
лись к нему". Только теперь по-настоящему понял я  глубокий  смысл  этих
слов. Нет, мало сказать "понял" - я ощутил это всем своим существом! Мод
для меня была тем, о чем говорил Мишле: неисчерпаемым источником силы  и
мужества. Взглянуть на нее, подумать о ней  было  для  меня  достаточно,
чтобы почувствовать новый прилив сил.
   - Надо попытаться, надо попытаться, - рассуждал я вслух.  -  То,  что
делали другие, могу сделать и я. А если даже никто этого раньше  не  де-
лал, все равно я сделаю.
   - Что именно? Ради бога, не томите  меня,  -  потребовала  объяснения
Мод. - Что вы можете сделать?
   - Не я, а мы, - поправился я. - Как что? Ясно - установить на  "Приз-
раке" мачты и уплыть отсюда.
   - Хэмфри! - воскликнула она.
   Я был так горд своим замыслом, словно уже привел его в исполнение.
   - Но как же это осуществить? - спросила она.
   - Пока не знаю, - сказал я. - Знаю только одно -  я  сейчас  способен
совершить все, что захочу.
   Я горделиво улыбнулся ей, чрезмерно горделиво,  должно  быть,  потому
что она опустила глаза и некоторое время молчала.
   - Но вы забываете, что существует еще капитан Ларсен, - сказала она.
   - Слепой и беспомощный! - не задумываясь, отвечал я,  отметая  его  в
сторону, как нечто совсем несущественное.
   - А его страшные руки! А как он прыгнул через люк - вы же сами  расс-
казывали!
   - Но я рассказывал еще и о том, как  мне  удалось  выбраться  из  ка-
ют-компании и удрать от него, - весело возразил я.
   - Босиком, без башмаков!
   - Ну да, башмакам не удалось удрать от него без помощи моих ног!
   Мы рассмеялись, а потом стали уже всерьез  обсуждать  план  установки
мачт на "Призраке" и возвращения в цивилизованный мир.  У  меня  еще  со
школьной скамьи сохранились кое-какие, правда, довольно смутные,  позна-
ния по части физики, а за последние месяцы я приобрел некоторый  практи-
ческий опыт в использовании механических приспособлений для подъема  тя-
жестей. Однако когда мы подошли к "Призраку", чтобы основательно  осмот-
реть его, то один вид этих  огромных  мачт,  покачивавшихся  на  волнах,
признаюсь, чуть не поверг меня в отчаяние. С чего начать? Если бы держа-
лась хоть одна мачта, чтобы мы могли прикрепить к ней  блоки!  Так  ведь
нет! У меня было такое ощущение, словно я задумал поднять  сам  себя  за
волосы. Я понимал законы рычагов, но где же было взять точку опоры?
   Грот-мачта была длиной футов в шестьдесят - шестьдесят пять и у осно-
вания, там, где она обломилась, имела пятнадцать дюймов в диаметре.  Ве-
сила она, по моим примерным подсчетам, никак не менее трех тысяч фунтов.
Фок-мачта была еще толще и весила верных три с половиной тысячи  фунтов.
Как же подступиться к этому делу?
   Мод безмолвно стояла возле меня, а я уже разрабатывал в  уме  приспо-
собление, которое моряки называют "временной стрелой".  Но  хотя  стрела
давно известна морякам, я изобрел ее заново на  Острове  Усилий.  Связав
концы двух стеньг, подняв и укрепив их на палубе наподобие  перевернутой
буквы "V" и привязав к ним блок, я мог получить  необходимую  мне  точку
опоры. А к первому блоку можно будет, если потребуется,  присоединить  и
второй. Кроме того, в нашем распоряжении был еще брашпиль!
   Мод видела, что я уже нашел решение, и с горячим одобрением взглянула
на меня.
   - Что вы собираетесь делать? - спросила она.
   - Обрубать снасти! - ответил я, указывая  на  перепутавшиеся  снасти,
висевшие за бортом.
   Мне самому понравились эти слова - такие звучные и решительные.  "Об-
рубать снасти!" Ну кто бы мог еще полгода назад услышать такую  подлинно
матросскую фразу из уст Хэмфри Ван-Вейдена!
   Вероятно, и в голосе моем и в позе было нечто мелодраматическое,  так
как Мод улыбнулась. Она мгновенно подмечала все нелепое и смешное, безо-
шибочно улавливала  малейший  оттенок  фальши,  преувеличения  или  бах-
вальства. Это находило отражение и в ее творчестве и придавало ему  осо-
бую ценность. Серьезный критик, обладающий чувством юмора и силой  выра-
жения, всегда заставит себя слушать. И она умела это делать. Ее  способ-
ность подмечать смешное была не чем иным, как свойственным  всякому  ху-
дожнику чувством меры.
   - Я припоминаю это выражение, оно попадалось мне в книгах, - с  улыб-
кой обронила она.
   Но чувство меры достаточно развито и у меня, и я сконфузился. У  гор-
деливого повелителя стихий вид в эту минуту был, вероятно, самый жалкий.
   Мод с живостью протянула мне руку.
   - Не обижайтесь! - сказала она.
   - Нет, вы правы, - не без усилия промолвил я.  -  Это  хороший  урок.
Слишком много во мне мальчишеского. Но это все  пустяки.  А  только  нам
придется все же обрубать снасти. Если вы сядете вместе со мной в шлюпку,
мы подойдем к шхуне и попытаемся распутать этот клубок.
   - "В зубы нож - и марсовые лезут снасти  обрубать",  -  процитировала
Мод, и до конца дня мы весело трудились.
   Ее задача заключалась в том, чтобы удерживать шлюпку на месте, пока я
возился с перепутавшимися снастями. И что там  творилось!  Фалы,  ванты,
шкоты, ниралы, леера, штаги - все это полоскалось в воде,  и  волны  все
больше и больше переплетали и перепутывали их. Я  старался  обрубать  не
больше, чем было необходимо, и мне приходилось то  протаскивать  длинные
концы между гиками и мачтами, то отвязывать фалы и ванты и укладывать их
бухтой на дне лодки, то,  наоборот,  разматывать  их,  чтобы  пропустить
сквозь обнаружившийся узел. От этой работы я скоро промок до нитки.
   Паруса тоже пришлось кое-где разрезать; я с великим трудом справлялся
с тяжелой намокшей парусиной, но все же до наступления ночи сумел  выта-
щить все паруса из воды и разложить их на  берегу  для  просушки.  Когда
пришло время кончать работу и идти ужинать, мы с Мод уже совершенно  вы-
бились из сил, но успели сделать немало, хотя с виду это и не  было  за-
метно.
   На следующее утро мы спустились в трюм шхуны, чтобы  очистить  степсы
от шпоров мачт. Мод очень ловко принялась помогать мне. Но  лишь  только
взялись мы за дело, как на стук моего топора отозвался Волк Ларсен.
   - Эй там, в трюме! - долетело к нам с палубы через открытый люк.
   При звуке этого голоса Мод инстинктивно придвинулась ко мне,  как  бы
ища защиты, и, пока мы с Ларсеном переговаривались,  она  стояла  рядом,
держа Меня за руку.
   - Эй там, на палубе! - крикнул я в ответ. - Доброе утро!
   - Что вы делаете в трюме? - спросил Волк Ларсен.  -  Хотите  затопить
мою шхуну?
   - Напротив, хочу привести ее в порядок, - отвечал я.
   - Какого дьявола вы там приводите в порядок? - озадаченно спросил он.
   - Подготавливаю кое-что для установки мачт, - пояснил я как ни в  чем
не бывало, словно поставить мачты было для меня сущим пустяком.
   - Похоже, что вы и впрямь твердо стали на ноги, Хэмп! -  услышали  мы
его голос, после чего он некоторое время молчал.
   - Но послушайте, Хэмп, - окликнул он меня снова. - Вы не можете этого
сделать.
   - Почему же не могу? - возразил я. - Не только могу, но уже делаю.
   - Но это моя шхуна, моя частная собственность. Что, если я не разрешу
вам?
   - Вы забываете, - возразил я, - что вы теперь уже  не  самый  большой
кусок закваски. Это было раньше, тогда вы могли,  по  вашему  выражению,
сожрать меня. Но за последнее время вы сократились в размерах, и  сейчас
я могу сожрать вас. Закваска перестоялась.
   Он рассмеялся резким, неприятным смехом.
   - Ловко вы обратили против меня мою философию! Но смотрите, не ошиби-
тесь, недооценив меня. Предупреждаю вас для вашего же блага!
   - С каких это пор вы стали филантропом? - осведомился я.  -  Согласи-
тесь, что, предупреждая меня для моего же блага, вы проявляете  непосле-
довательность.
   Он будто и не заметил моего сарказма и сказал:
   - А если я возьму да захлопну люк? Сейчас вы уж  меня  не  проведете,
как в тот раз, в кладовой.
   - Волк Ларсен, - решительно сказал я, впервые называя  его  так,  как
привык называть за глаза. - Я не способен застрелить человека,  если  он
беспомощен и не оказывает сопротивления. Вы сами убедили меня в этом - к
нашему взаимному удовлетворению. Но предупреждаю вас, и не  столько  для
вашего блага, сколько для своего собственного, что при первой вашей  по-
пытке чем-нибудь повредить мне я застрелю вас. Я и сейчас  могу  сделать
это. А теперь, если вам так хочется, можете попробовать закрыть люк.
   - Так или иначе, я запрещаю вам, решительно запрещаю  хозяйничать  на
моей шхуне!
   - Да что с вами! - укорил я его. - Вы все твердите, что это  ваш  ко-
рабль, так, словно это дает вам какие-то моральные права. Однако вы  ни-
когда не считались с правами других. Почему же вы думаете,  что  я  буду
считаться с вашими?
   Я подошел к люку, чтобы увидеть его лицо. Это было совсем не то лицо,
которое я видел в последний раз, когда втайне наблюдал  за  ним:  сейчас
оно было лишено всякого выражения, и вызываемое им  неприятное  ощущение
еще усиливалось устремленным в одну точку взглядом широко открытых,  не-
мигающих глаз.
   - И даже жалкий червь, как Хэмп, его корит с презреньем!.. -  насмеш-
ливо произнес он, но лицо его оставалось бесстрастным.
   - Как поживаете, мисс Брустер? - помолчав, неожиданно проговорил он.
   Я вздрогнул. Мод не издала ни звука, даже не шевельнулась. Неужели  у
него еще сохранились остатки зрения? Или оно снова возвращалось к нему?
   - Здравствуйте, капитан Ларсен, - ответила Мод. - Как вы узнали,  что
я здесь?
   - Услышал ваше дыхание. А Хэмп делает успехи, как вы считаете?
   - Не могу судить, - промолвила она, улыбнувшись мне, - я  никогда  не
знала его другим.
   - Жаль, что вы не видали его раньше!
   - Я принимал лекарство под названием  "Волк  Ларсен",  и  в  довольно
больших дозах, - пробормотал я. - До и после еды.
   - Я еще раз повторяю, Хэмп, - угрожающе проговорил он, - оставьте мою
шхуну в покое!
   - Да разве вам самому не хочется выбраться отсюда? - удивленно  спро-
сил я.
   - Нет, - ответил он, - я хочу умереть здесь.
   - Ну, а мы не хотим! - решительно заявил я и снова застучал топором.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

   На другой день, расчистив степсы и  подготовив  все  необходимое,  мы
принялись втаскивать на борт обе стеньги, из которых я намеревался  соо-
рудить временную стрелу. Грот-стеньга имела в длину более  тридцати  фу-
тов, фор-стеньга была немного короче. Задача предстояла  нелегкая.  Взяв
ходовой конец тяжелых талей на брашпиль, а другим концом прикрепив их  к
основанию грот-стеньги, я начал вращать рукоятку брашпиля.  Мод  следила
за тем, чтобы трос ровно ложился на барабан, а сходящий конец укладывала
в бухту.
   Нас поразило, с какой легкостью пошла  вверх  стеньга.  Брашпиль  был
усовершенствованной системы и давал огромный выигрыш в силе. Но, разуме-
ется, выигрывая в силе, мы теряли в расстоянии. Во сколько раз  брашпиль
увеличивал мои силы, во столько же раз увеличивалась и длина троса,  ко-
торый я должен был выбрать. Тали медленно ползли через борт, и чем  выше
поднималась из воды стеньга, тем труднее становилось вертеть рукоятку.
   Но когда шпор стеньги поравнялся с планширом, дело застопорилось.
   - Как я об этом не подумал! - вырвалось у меня. - Теперь придется на-
чинать все сызнова.
   - А почему не прикрепить тали поближе к середине стеньги? -  спросила
Мод.
   - С этого мне и следовало начать! - сказал я, крайне недовольный  со-
бой.
   Потравив тали, я спустил стеньгу обратно. Потом прикрепил  тали  при-
мерно на расстоянии трети ее длины от шпора. Проработав час, с небольши-
ми перерывами на отдых, я снова поднял стеньгу, но она опять застряла на
полдороге. Шпор стеньги на восемь футов торчал над планширом,  но  выта-
щить ее всю на борт по-прежнему было невозможно. Я сел и стал размышлять
над этой задачей. Впрочем, довольно скоро я с торжествующим видом  вско-
чил на ноги.
   - Знаю теперь, что делать! - воскликнул я. - Надо было прикрепить та-
ли у центра тяжести. Ну ничего! Это послужит нам наукой, когда мы  будем
поднимать на борт все остальное.
   Снова пришлось спустить стеньгу в воду и начать все  сначала.  Но  на
этот раз я неправильно рассчитал положение центра тяжести, и когда  стал
тянуть наверх, вместо шпора стеньги пошла ее верхушка. Мод была в отчая-
нии, но я засмеялся и сказал, что сойдет и так.
   Показав ей, как держать рукоятку и как по команде потравить  тали,  я
ухватился обеими руками за стеньгу и попытался перевалить ее через борт.
Мне показалось, что цель уже достигнута, и я велел Мод травить,  но  тут
стеньга вдруг перевесилась и - как ни старался я ее удержать - свалилась
за борт. Тогда я снова взялся за рукоятку и вернул стеньгу в прежнее по-
ложение. У меня появилась новая мысль. Я  вспомнил  о  хватталях  -  не-
большом подъемном приспособлении с двушкивным и одношкивным блоками.
   В ту минуту, когда я уже наладил хват-тали, на полубе у противополож-
ного борта появился Волк Ларсен. Мы поздоровались и больше не обменялись
ни словом. Он не мог видеть, что мы делаем, но, усевшись в  стороне,  на
слух следил за ходом работы.
   Еще раз напомнив Мод, чтобы она потравила трос брашпилем, как  только
я подам команду, я взялся за хват-тали и принялся тянуть. Стеньга начала
медленно наклоняться и скоро легла,  покачиваясь,  поперек  планшира.  И
тут, к своему удивлению, я обнаружил, что травить незачем,  в  сущности,
требовалось совершенно обратное. Закрепив хват-тали, я перешел к брашпи-
лю и начал вытягивать стеньгу дюйм за дюймом, пока она вся не  перевали-
лась через планшир и не упала на палубу.
   Я посмотрел на часы. Был уже полдень.
   У меня ломило спину, и я чувствовал себя смертельно усталым и  голод-
ным. И за целое утро нам удалось поднять на палубу одну только стеньгу.
   Только тут я по-настоящему понял, как огромна предстоявшая нам  рабо-
та. Зато я уже кое-чему научился. После  обеда  дело  будет  лучше  спо-
риться, решил я. И не ошибся.
   В час дня, отдохнув и основательно  подкрепившись,  мы  вернулись  на
шхуну. Меньше чем через час гротстеньга уже лежала на палубе, и я взялся
за сооружение стрелы. Связав верхушки обеих стеньг так, что более  длин-
ная выступала несколько дальше, я прикрепил в месте соединения  двушкив-
ный блок гафель-гарделя. В сочетании с одношкивным блоком  и  самим  га-
фельгарделем это дало мне подъемные тали. Чтобы шпоры стрелы не разъеха-
лись в стороны, я прибил к палубе толстые планки. Когда все было готово,
я привязал к верхушке стрелы трос и взял его на брашпиль. Я все больше и
больше проникался верой в этот брашпиль - ведь благодаря  ему  мои  силы
неизмеримо возрастали. Как уже повелось. Мод следила за тросом, а я вер-
тел рукоятку. Стрела поднялась.
   Но тут я обнаружил, что забыл закрепить  стрелу  оттяжками.  Пришлось
взбираться на верхушку стрелы, что я и проделал дважды. Наконец  оттяжки
были прикреплены и стрела расчалена к носу, к корме и к бортам. Начинало
смеркаться. Волк Ларсен, который все время сидел в отдалении и в  полном
молчании прислушивался к нашей работе, ушел в камбуз и занялся приготов-
лением ужина. У меня так разломило поясницу, что я не мог ни  согнуться,
ни разогнуться, но зато с гордостью смотрел на дело своих рук. Результа-
ты были налицо. Как ребенок, получивший новую игрушку, я сгорал  от  не-
терпения - мне до смерти хотелось поднять что-нибудь своей стрелой.
   - Жаль, что темнеет, - сказал я. - Уж очень  хочется  поглядеть,  как
она будет действовать.
   - Не будьте таким ненасытным, Хэмфри! - пожурила меня Мод. -  Не  за-
будьте, завтра опять предстоит работа. А ведь вы еле стоите на ногах.
   - А вы? - с участием поспешил спросить я. - Вы, должно быть,  страшно
устали. Мод! Как вы работали! Это же поистине геройство. Я горжусь вами.
   - А я вами и подавно. И с большим основанием, - отозвалась она и пос-
мотрела мне прямо в глаза. Сердце у меня сладко защемило - ее глаза  так
ласково лучились, и я уловил в них какое-то новое выражение. Я не  понял
его, но необъяснимый восторг охватил меня. Мод опустила глаза.  А  когда
она снова подняла их - они смеялись.
   - Если б только наши знакомые могли видеть нас сейчас! - сказала она.
- Посмотрите, на что мы стали похожи! Вы когда-нибудь  задумывались  над
этим?
   - О да, и не раз, я же вижу вас перед собой, -  отвечал  я,  думая  о
том, что мог означать этот огонек в ее глазах и почему она так  внезапно
перевела разговор на другую тему.
   - Помилуйте! - воскликнула она. - На что ж я похожа?
   - Боюсь, что на огородное пугало, - сказал я. - Посмотрите только  на
свою юбку: подол в грязи, повсюду дыры! А блузка-то  вся  в  пятнах!  Не
нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы сказать, что  вы  готовили  пищу  над
костром и вытапливали котиковый жир. А головной убор один чего стоит!  И
это та самая женщина, которая написала "Вынужденный поцелуй"!
   Она сделала мне глубокий, церемонный реверанс и начала, в  свою  оче-
редь:
   - Что касается вас, сэр...
   Минут пять мы поддразнивали друг друга, но под этими шутками чувство-
валось что-то другое, серьезное, и я невольно связывал это с новым выра-
жением, промелькнувшим в глазах Мод. Что это было?  Неужели  наши  глаза
говорили помимо воли? Я знал, что мои глаза уже выдавали  меня  не  раз,
хотя я и приказывал им молчать. Неужели Мод все же прочла в них  призыв?
И неужели ее глаза отозвались на него? Что значил этот теплый  мерцающий
огонек и то неуловимое, что я почувствовал в них и что нельзя определить
Словами? Но нет, это было невозможно! этого не могло быть! Я ведь не был
искушен в толковании красноречивых взглядов, я - Хэмфри Ван-Вейден, кни-
гочей и затворник, влюбившийся нежданно-негаданно. И для меня  любить  и
ждать, стараться заслужить любовь было уже блаженством.
   Мы сошли на берег, продолжая подшучивать друг над другом, а я все ду-
мал свою думу, пока очередные дела не отвлекли меня.
   - Какая, право, досада! Работаешь целый день не покладая рук, а потом
нельзя даже спокойно поспать ночью! - посетовал я после ужина.
   - Но ведь он же слеп. Какая опасность может нам грозить?
   - Я боюсь его и не верю ему. А теперь, когда он ослеп, -  и  подавно.
Беспомощность только сильнее озлобляет его. Впрочем, я  знаю,  что  надо
делать, завтра с утра завезу небольшой якорь и стяну шхуну с берега. Ве-
чером мы будем возвращаться на шлюпке домой, а мистера Ларсена оставлять
пленником на шхуне. Сегодня уж отдежурим еще одну ночь - в последний раз
всегда как-то легче.
   Наутро мы поднялись спозаранок, и, когда  рассвело,  наш  завтрак  уж
подходил к концу.
   - Ой, Хэмфри! - с отчаянием воскликнула вдруг Мод.
   Я взглянул на нее. Она смотрела на "Призрак". Поглядев туда же, я  не
заметил ничего необычного. Мод перевела глаза на меня, и  я  ответил  ей
недоумевающим взглядом.
   - Стрела!.. - дрожащим голосом проговорила Мод.
   О стреле-то я и позабыл! Я взглянул снова - и не увидел ее на прежнем
месте.
   - Если только он... - свирепо пробормотал я.
   Она успокаивающе коснулась моей руки.
   - Вам придется начать сызнова.
   - О, не беспокойтесь, я, конечно, бешусь понапрасну! Я ведь и мухи не
обижу, - с горечью улыбнулся я. - И хуже всего то, что он это знает.  Вы
правы, если он уничтожил стрелу, я ничего ему не сделаю и начну все сыз-
нова.
   - Но теперь уж я буду дежурить на шхуне, - вырвалось  у  меня  минуту
спустя, - и если только он еще раз попытается что-нибудь сделать...
   - Но я боюсь освавться одна ночью на берегу!  -  очнувшись  от  своих
безрадостных мыслей, услышал я голос Мод. - Если б можно было  уговорить
его помочь нам... Мы могли бы тогда тоже жить на шхуне - ведь  это  куда
удобнее.
   - Так оно и будет, - довольно свирепо заявил я, вне себя от того, что
моя драгоценная стрела уничтожена. - Я хочу сказать, что мы с вами будем
жить на шхуне, а понравится это Ларсену или нет, мне все равно.
   Успокоившись, я рассмеялся:
   - Ведь это же сущее ребячество с его стороны. И глупо, конечно, что я
злюсь.
   Но, когда мы взобрались на борт шхуны и увидели учиненный Волком Лар-
сеном разгром, сердце у меня заныло. Стрела исчезла бесследно. Правая  и
левая оттяжки были перерублены, гафель-гардели разрезаны на куски.  Лар-
сен знал, что я не умею сплеснивать концы. Недоброе предчувствие охвати-
ло меня. Я бросился к брашпилю. Да, он был выведен из строя. Волк Ларсен
сломал его. Мы с Мод обменялись унылым взглядом. Потом я подбежал к бор-
ту. Освобожденные мною от обрывков снастей мачты, гики и гафели исчезли.
Ларсен нащупал удерживавшие их тросы и отвязал их, чтобы течение  унесло
весь рангоут в море.
   Слезы стояли на глазах у Мод, и я понял, что она плачет от  огорчения
за меня. Я и сам готов был заплакать. Прощай мечта об оснащении "Призра-
ка"! Волк Ларсен потрудился на славу! Я сел на комингс люка и,  подперев
голову руками, предался черной меланхолии.
   - Он заслуживает смерти! - воскликнул я. - Но, да простит мне бог,  у
меня не хватит мужества стать его палачом!
   Мод подошла ко мне и, погладив меня по голове, словно ребенка, сказа-
ла:
   - Успокойтесь, успокойтесь! Все будет хорошо. Мы  взялись  за  правое
дело и своего добьемся.
   Я вспомнил Мишле и прижался к Мод головой. И в самом деле, через  ми-
нуту силы вернулись ко мне. Эта женщина была для меня  неиссякаемым  ис-
точником силы. В конце концов стоит ли придавать значение тому, что про-
изошло? Простая задержка, отсрочка. Отлив не мог унести мачты далеко,  а
ветра не было. Придется только еще повозиться, чтобы найти их и отбукси-
ровать обратно. Но это было для нас уроком. Теперь я знал, чего  ожидать
от Волка Ларсена. А ведь он мог нанести нам еще больший урон,  уничтожив
нашу работу, когда она была бы ближе к концу.
   - Вон он идет! - шепнула мне Мод.
   Я поднял голову. Волк Ларсен медленно шел по юту вдоль левого борта.
   - Не обращайте на него внимания! - шепнул я. - Он  вышел  посмотреть,
как все это на нас подействовало. Делайте вид, будто ничего не  произош-
ло. Откажем ему хоть в этом удовольствии! Снимите туфли и возьмите их  в
руки.
   И вот у нас началась игра в жмурки со слепым. Когда он  пошел  к  нам
вдоль левого борта, мы проскользнули у правого и стали наблюдать за  ним
с юта: он повернул и пошел следом за нами на корму.
   Но он все же обнаружил наше присутствие, потому что  уверенно  произ-
нес: "Доброе утро!" - и стал ждать ответа. Затем он направился на корму,
а мы перебрались на нос.
   - Да ведь я же знаю, что вы на борту! - крикнул он, и я видел, как он
напряженно прислушивается.
   Он напоминал мне огромного филина, который,  испустив  свой  зловещий
крик, слушает, не зашевелится ли вспугнутая добыча. Но мы не  шевелились
и двигались только тогда, когда двигался он. Так мы и бегали по  палубе,
взявшись за руки, - словно двое детей, за которыми гонится великан-людо-
ед, - пока Волк Ларсен, явно раздосадованный, не скрылся у себя в каюте.
Мы давились со смеху и весело переглядывались, обуваясь и перелезая  че-
рез борт в шлюпку. И, глядя в ясные карие глаза Мод, я забыл все  причи-
ненное нам зло и знал одно: что я люблю ее и что с нею найду в себе силы
пробиться обратно в мир.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

   Два дня мы с Мод бороздили на шлюпке море, объезжая остров в  поисках
пропавшего рангоута. Только на третий день мы нашли его - весь целиком и
даже нашу стрелу. Но, увы, в самом опасном месте - там, где волны с  бе-
шеным ревом разбивались о суровый юго-западный мыс. И как же мы  работа-
ли! Уже смеркалось, когда мы, совершенно обессиленные, причалили к нашей
бухточке, таща на буксире гротмачту. Стоял мертвый штиль, и нам пришлось
грести весь долгий путь.
   Еще день изнурительной и опасной работы - и к грот-мачте  прибавились
обе стеньги. На третий день я, доведенный до отчаяния такой проволочкой,
связал вместе фок-мачту, оба гика и оба гафеля  наподобие  плота.  Ветер
был попутный, и я надеялся отбуксировать груз под парусом. Но вскоре ве-
тер повернул, а затем и вовсе стих, и мы шли на веслах со скоростью  че-
репахи. Поневоле можно было пасть духом: я что было мочи налегал на вес-
ла, но шлюпка почти не двигалась с места из-за тяжелого груза за кормой.
   Спускалась ночь, и, в довершение всех бед, подул ветер с  берега.  Мы
уже не только не продвигались вперед, но нас стало  сносить  в  открытое
море. Я греб из последних сил, пока не выдохся.  Бедняжка  Мод,  которая
тоже выбивалась из сил, стараясь мне помочь и не слушая моих уговоров, в
изнеможении прилегла на корму. Я больше не мог грести. Натруженные, рас-
пухшие руки уже не держали весла. Плечи ломило, и, хотя в полдень я  ос-
новательно поел, после такой работы у меня голова кружилась от голода.
   Я убрал весла и нагнулся над буксирным тросом. Но Мод  схватила  меня
за руку.
   - Что вы задумали? - спросила она с тревогой.
   - Отдать буксир, - ответил я, отвязывая трос.
   Ее пальцы сжали мою руку.
   - Нет, нет, не надо! - воскликнула она.
   - Да ведь мы все равно ничего не можем сделать! -  сказал  я.  -  Уже
ночь, и нас относит от берега.
   - Но подумайте, Хэмфри! Если мы не уплывем на "Призраке", нам на дол-
гие годы, быть может, на всю жизнь, придется остаться на  этом  острове.
Раз его до сих пор не открыли, значит, может быть, никогда и не откроют.
   - Вы забыли о лодке, которую мы нашли на берегу, - напомнил я.
   - Это промысловая шлюпка, - отвечала она, - и вы, конечно, понимаете,
Хэмфри, что если б люди с нее спаслись, они вернулись бы,  чтобы  соста-
вить себе состояние на этом лежбище. Они погибли, вы сами это знаете.
   Я молчал, все еще колеблясь.
   - А кроме того, - запинаясь, добавила она, - это был ваш  план,  и  я
хочу, чтобы вам удалось его осуществить.
   Это придало мне решимости. То, что она сказала, было очень лестно для
меня, но из великодушия я все еще упрямился.
   - Лучше уж прожить несколько лет на этом  острове,  чем  погибнуть  в
океане этой ночью или завтра, - сказал я. - Мы не подготовлены к  плава-
нию в открытом море. У нас нет ни пищи, ни воды, ни одеял -  ничего!  Да
вы и одной ночи не выдержите без одеяла. Я знаю ваши силы. Вы и так  уже
дрожите.
   - Это нервы, - ответила она. - Я боюсь, что вы не послушаетесь меня и
отвяжете мачты.
   - О, пожалуйста, прошу вас, Хэмфри, не надо! - взмолилась  она  через
минуту.
   Это решило дело. Она знала, какую власть имеют надо мной  эти  слова.
Мы мучительно дрогли всю ночь. Порой я начинал дремать, но холод был так
жесток, что я тут же просыпался. Как Мод могла это  вынести,  было  выше
моего понимания. Я так устал, что у меня уже не хватало  сил  двигаться,
чтобы хоть немного согреться, но все же время от времени я растирал  Мод
руки и ноги, стараясь восстановить в них кровообращение. Под утро у  нее
начались судороги от холода. Я снова принялся растирать ей руки и  ноги;
судороги прошли, но я увидел, что она совсем окоченела. Я испугался. По-
садив ее на весла, я заставил ее грести, но она так ослабела, что  после
каждого взмаха веслами едва не теряла сознание.
   Забрезжило, и в предрассветной дымке мы долго искали глазами наш ост-
ров. Наконец, мы увидели его - крошечное темное пятнышко, милях  в  пят-
надцати от нас, на самом горизонте. Я осмотрел море в бинокль. Вдали, на
юго-западе, я заметил на воде темную полосу,  она  явно  придвигалась  к
нам.
   - Попутный ветер! - закричал я хрипло, и мой голос показался мне  чу-
жим.
   Мод хотела что-то сказать и не могла вымолвить ни слова. Губы ее  по-
синели от холода, глаза ввалились, но как мужественно смотрели  на  меня
эти ясные карие глаза! Как жалобно и все же мужественно!
   Снова принялся я растирать ей руки, поднимать и опускать их, пока она
не почувствовала, что может двигать ими. Потом я заставил  ее  встать  и
сделать несколько шагов между средней банкой и кормой, хотя она,  верно,
упала бы, если бы я не поддерживал ее. Я заставил ее даже попрыгать.
   - Ах вы, храбрая маленькая женщина! - сказал я, увидев, что  лицо  ее
снова оживает. - Знаете ли вы, какая вы храбрая?
   - Никогда я не была храброй, - промолвила она, - пока не узнала  вас.
Это вы сделали меня храброй!
   - Ну, и я не был храбр, пока не узнал вас, - сказал я.
   Она бросила на меня быстрый "взгляд, и я  снова  уловил  этот  теплый
трепетный огонек Б ее глазах... и еще что-то. Но это длилось всего  одно
мгновение. Мод улыбнулась.
   - Вас-то просто обстоятельства изменили, - сказала она.
   Но я знал, что это не так, и, быть может, она сама это понимала.
   Тут налетел ветер, попутный и свежий, и скоро шлюпка уже прокладывала
себе дорогу по высокой волне прямо к острову.
   После полудня мы миновали юго-западный мыс. Теперь уже не только  го-
лод мучил нас - мы изнемогали от жажды. Губы у нас пересохли и потреска-
лись, и мы тщетно пытались смочить их языком. А затем ветер  начал  спа-
дать и к ночи стих совсем. Я снова сел на весла, но едва мог  грести.  В
два часа утра нос шлюпки врезался в  прибрежный  песок  нашей  маленькой
бухточки, и я, шатаясь, выбрался на берег и привязал шлюпку. Мод не сто-
яла на ногах от усталости. Я хотел понести ее, но у меня не хватило сил.
Я упал вместе с нею на песок, а когда отдышался, взял ее под мышки и во-
локом потащил к хижине.
   На следующий день мы не работали. Мы проспали до трех часов  дня,  по
крайней мере я. Когда я проснулся, Мод уже стряпала обед. Ее способность
быстро восстанавливать силы была поразительна. Это хрупкое, как стебелек
цветка, тело обладало изумительной выносливостью. Как ни мало было у нее
сил, она цепко держалась за жизнь.
   - Вы ведь знаете, что я предприняла путешествие в Японию для укрепле-
ния здоровья, - сказала она, когда мы, пообедав, сидели у  костра,  нас-
лаждаясь покоем. - Я никогда не отличалась крепким здоровьем. Врачи  ре-
комендовали мне путешествие по морю, ну  я  и  выбрала  самое  продолжи-
тельное.
   - Не знали вы, что выбирали! - рассмеялся я.
   - Что ж, это очень изменило меня и, надеюсь, - к лучшему, -  заметила
она. - Я теперь стала крепче, сильнее. И, во всяком случае, больше  знаю
жизнь.
   Короткий осенний день быстро шел на убыль. Мы разговорились о  страш-
ной, необъяснимой слепоте, поразившей Волка Ларсена. Я сказал, что,  ви-
димо, дело его плохо, если он заявил, что хочет остаться  и  умереть  на
Острове Усилий. Когда такой сильный, так любящий жизнь человек готовится
к смерти, ясно, что тут кроется нечто большее, чем слепота. А эти  ужас-
ные головные боли! Потолковав, мы решили, что он, очевидно, страдает ка-
кой-то болезнью мозговых сосудов и во время приступов испытывает нечело-
веческую боль.
   Я заметил, что, чем больше говорили мы о тяжелом состоянии Волка Лар-
сена, тем сильнее прорывалось у Мод сострадание к нему, но это было  так
трогательно и так по-женски, что лишь сильнее привлекало меня к  ней.  К
тому же всякая фальшивая сентиментальность была ей совершенно чужда. Мод
вполне соглашалась со мной, что нам необходимо применить к Волку Ларсену
самые суровые меры, если мы хотим уплыть с этого острова, и только мысль
о том, что я могу оказаться вынужденным лишить его жизни,  чтобы  спасти
свою (она сказала "нашу") жизнь, пугала ее.
   На следующий день мы позавтракали на рассвете и сразу же принялись за
работу. В носовом трюме, где хранился судовой инвентарь, я нашел верп  и
ценой больших усилий вытащил его на палубу и спустил  в  шлюпку.  Сложив
бухтой на корме шлюпки длинный трос, я завез якорь подальше от берега  и
бросил его. Ветра не было, стоял высокий прилив, и шхуна была на  плаву.
Отдав швартовы, я начал верповать вручную, так как брашпиль  был  испор-
чен. Скоро шхуна подошла почти к самому верпу. Он, конечно, был  слишком
мал, чтобы удержать судно даже при легком бризе, поэтому я отдал большой
якорь правого борта, дав побольше слабины. После обеда я взялся  восста-
навливать брашпиль.
   Целых три дня провозился я с этим брашпилем, хотя любой механик,  ве-
роятно, исправил бы его за три часа. Но я в этом ровно ничего  не  смыс-
лил, и мне приходилось овладевать знаниями, которые являются азбукой для
специалиста; да к тому же я должен был еще учиться пользоваться  инстру-
ментами. Однако к концу третьего дня брашпиль  с  грехом  пополам  начал
действовать. Он работал далеко не так хорошо, как до поломки, но все  же
делал свое дело, без него моя задача была бы невыполнима.
   Полдня ушло у меня на то, чтобы поднять на борт обе  стеньги,  поста-
вить стрелу и закрепить ее оттяжками, как и в первый раз. В эту  ночь  я
улегся спать прямо на палубе около стрелы. Мод отказалась ночевать  одна
на берегу и устроилась в матросском кубрике. Днем Волк Ларсен опять  си-
дел на палубе, прислушиваясь к тому, что мы делаем, и беседовал  с  нами
на посторонние темы. Никто из нас ни словом не обмолвился о  произведен-
ных им разрушениях, и он больше не требовал, чтобы я оставил его шхуну в
покое. Но я по-прежнему боялся его - слепого, беспомощного и  все  время
настороженно прислушивающегося. Работая, я старался держаться  подальше,
чтобы он не мог вцепиться в меня своей мертвой хваткой.
   В эту ночь, заснув возле нашей драгоценной стрелы, я очнулся от звука
шагов. Была звездная ночь, и я увидел темную фигуру Волка Ларсена,  дви-
жущуюся по палубе. Я вылез из-под одеяла и неслышно  подкрался  к  нему.
Вооружившись плотничьим скобелем, взятым из ящика  с  инструментами,  он
собирался перерезать им гафельгардели, которыми я снова оснастил стрелу.
Нащупав веревки, он убедился, что я оставил их ненатянутыми. Тут  скобе-
лем ничего нельзя было сделать, и он натянул гафель-гардели  и  закрепил
их. Он уже готов был перепилить их скобелем, когда я произнес негромко:
   - На вашем месте я бы не стал этого делать.
   Он услышал, как я взвел курок револьвера, и засмеялся.
   - Хэлло, Хэмп! - сказал он. - Я ведь все время знал,  что  вы  здесь.
Моих ушей вы не обманете.
   - Лжете, Волк Ларсен, - сказал я, не повышая голоса. - Но у меня руки
чешутся пристрелить вас, так что делайте свое дело, режьте.
   - У вас всегда есть эта возможность, - насмешливо сказал он.
   - Делайте свое дело! - угрожающе повторил я.
   - Предпочитаю доставить вам разочарование, -  со  смехом  пробормотал
он, повернулся на каблуках и ушел на корму.
   Наутро я рассказал Мод об этом ночном происшествии, и она заявила:
   - Что-то нужно предпринять, Хэмфри! Оставаясь на  свободе,  он  может
сделать все что угодно. Он способен затопить шхуну,  поджечь  ее.  Неиз-
вестно, что он выкинет. Его нужно посадить под замок.
   - Но как? - спросил я, беспомощно пожав плечами.  -  Подойти  к  нему
близко я не решаюсь и в то же время не могу заставить себя выстрелить  в
него, пока его сопротивление остается пассивным. И он это знает.
   - Должен же быть какой-то способ, - возразила Мод. - Дайте мне  поду-
мать.
   - Способ есть, - мрачно заявил я.
   Она с надеждой поглядела на меня.
   Я поднял охотничью дубинку.
   - Убить его она не убьет, - сказал я, - а прежде чем он придет в  се-
бя, я успею связать его по рукам и ногам.
   Но Мод с содроганием покачала головой.
   - Нет, только не это! Нужно найти какой-нибудь менее зверский способ.
Подождем еще.
   Ждать нам пришлось недолго - дело решилось само  собой.  Утром  после
нескольких неудачных попыток я наконец определил центр тяжести фок-мачты
и закрепил несколько выше его подъемные тали.  Мод  направляла  трос  на
брашпиле и складывала в бухту сбегавший конец. Будь брашпиль  в  исправ-
ности, наша задача была бы несложной, а так мне приходилось со всей  си-
лой налегать на рукоятку, чтобы поднять мачту хотя бы на один дюйм. То и
дело я присаживался отдохнуть. По правде говоря, я больше  отдыхал,  чем
работал. Когда, невзирая на все мои усилия, рукоятка не подавалась, Мод,
держа конец одной рукой, ухитрялась еще помогать мне, налегая на рукоят-
ку своим хрупким телом.
   Через час оба блока сошлись у вершины стрелы. Дальше  поднимать  было
некуда, а мачта все еще не перевалилась через борт. Основанием своим она
легла на планшир левого борта, в то время как верхушка ее  нависала  над
водой далеко за правым бортом. Стрела оказалась коротка, и вся моя рабо-
та свелась к нулю. Но я уже не приходил в отчаяние, как прежде. Я  начи-
нал обретать все большую веру в себя и в потенциальную  силу  брашпилей,
стрел и подъемных талей. Способ поднять мачту, несомненно,  существовал,
и мне оставалось только найти его.
   Пока я размышлял над этой задачей, на ют вышел Волк Ларсен.
   Нам сразу бросилось в глаза, что с ним творится что-то  неладное.  Во
всех его движениях еще сильнее чувствовалась  какая-то  нерешительность,
расслабленность. Проходя вдоль рубки, он несколько раз споткнулся, а по-
равнявшись с краем юта, сильно пошатнулся, поднял руку уже знакомым  мне
жестом, - словно смахивая паутину с лица, - и  вдруг  загремел  по  сту-
пенькам вниз. Широко расставив руки в поисках опоры, он, шатаясь,  пошел
по палубе и остановился, покачиваясь из стороны в сторону, у люка кубри-
ка охотников. Потом ноги у него подкосились, и он рухнул на палубу.
   - Припадок! - шепнул я Мод.
   Она кивнула мне, и я снова прочел сострадание в ее взгляде.
   Мы подошли к Волку Ларсену. Он, казалось, был без памяти и дышал  су-
дорожно, прерывисто. Мод сейчас же взялась за дело - приподняла ему  го-
лову, чтобы предотвратить прилив крови, и послала меня в каюту за подуш-
кой. Я прихватил и одеяла, и мы постарались устроить больного поудобнее.
Я нащупал его пульс. Он бился ровно - не часто и не слишком слабо,  сло-
вом, совершенно нормально. Это удивило меня и  показалось  мне  подозри-
тельным.
   - А что, если он притворяется? - спросил я, не выпуская его руки.
   Мод покачала головой и посмотрела на меня с упреком. И в ту же секун-
ду рука Волка Ларсена  выскользнула  из-под  моих  пальцев  и  словно  в
стальных тисках сдавила мое запястье. Я дико вскрикнул от  неожиданности
и испуга. Злорадная гримаса исказила его лицо, и больше я уже ничего  не
видел, - другой рукой он обхватил меня и притянул к себе.
   Он отпустил мое запястье, но при этом так сдавил  меня,  обхватив  за
спину, что я не мог шевельнуться. Свободной рукой  он  схватил  меня  за
горло, и в это мгновение я испытал весь ужас и всю горечь ожидания смер-
ти - смерти по собственной вине. Как мог я  подойти  так  близко  к  его
страшным ручищам? Вдруг я ощутил прикосновение других рук -  Мод  тщетно
пыталась оторвать от моего горла душившую меня лапу. Поняв, что это бес-
полезно, она отчаянно закричала, и у меня  похолодело  сердце.  Мне  был
знаком этот душераздирающий вопль, полный ужаса и отчаяния. Так  кричали
женщины, когда шел ко дну "Мартинес".
   Лицо мое было прижато к груди Волка Ларсена, и я ничего  не  мог  ви-
деть, но слышал, как Мод побежала куда-то по  палубе.  Все  произошло  с
молниеносной быстротой, но мне показалось, что протекла вечность. Созна-
ние мое еще не успело померкнуть, когда я услышал, что Мод бегом возвра-
щается обратно, и в то же мгновение почувствовал, как тело Волка Ларсена
подалось назад и обмякло. Дыхание с шумом вырывалось из  его  груди,  на
которую я налегал всей своей тяжестью. Раздался сдавленный стон; был  ли
то возглас бессилия, или его просто исторгло удушье - не знаю, но пальцы
его, вцепившиеся мне в горло, разжались. Я глотнул воздух. Пальцы  дрог-
нули и снова сдавили мне горло. Но даже его чудовищная сила воли уже  не
могла преодолеть упадка сил. Воля сдавала. Ларсен терял сознание.
   Шаги Мод звучали у меня над самым ухом. Пальцы  Ларсена  в  последний
раз стиснули мое горло и разжались совсем. Я откатился в  сторону.  Лежа
на спине, я хватал воздух ртом и моргал от солнечного света, бившего мне
прямо в лицо. Я отыскал глазами Мод; она была бледна, но внешне спокойна
и смотрела на меня со смешанным выражением тревоги и облегчения. Я  уви-
дел у нее в руке тяжелую охотничью дубинку. Заметив мой взгляд. Мод  вы-
ронила дубинку, словно она жгла ей руку, у меня  же  сердце  исполнилось
ликованием. Вот она - моя подруга, готовая биться вместе со  мной  и  за
меня, как бились бок о бок со своими мужчинами женщины  каменного  века!
Условности, которым она подчинялась всю жизнь, были забыты, и голос инс-
тинкта, не  заглушенный  до  конца  изнеживающим  влиянием  цивилизации,
властно заговорил в ней.
   - Родная моя! - воскликнул я, с трудом поднимаясь на ноги.
   В следующую секунду она была в моих объятиях и судорожно всхлипывала,
припав к моему плечу. Прижимая ее к себе, я смотрел на ее пышные  кашта-
новые волосы; они сверкали на солнце, словно драгоценные камни, и затме-
вали в моих глазах все сокровища земных царей. Я нагнулся и нежно  поце-
ловал их, так нежно, что она и не заметила.
   Но я тут же заставил себя трезво взглянуть на вещи.
   Естественно, что Мод, как истая женщина,  после  пережитой  опасности
проливала слезы облегчения в объятиях своего  защитника,  чья  жизнь,  в
свою очередь, была под угрозой. Будь я ей отцом  или  братом,  положение
ничуть бы не изменилось. К тому же сейчас было не время и не  место  для
любовных признаний, и я хотел прежде заслужить право говорить ей о своей
любви. Поэтому я только нежно поцеловал еще раз ее волосы, чувствуя, что
она высвобождается из моих объятий.
   - Вот теперь припадок непритворный, - сказал я. - После одного из та-
ких припадков он и потерял зрение. Сегодня он сперва притворялся и, быть
может, этим и вызвал приступ.
   Мод уже начала поправлять ему подушку.
   - Постойте, - сказал я. - Сейчас он беспомощен - и таким должен оста-
ваться и впредь. Теперь мы займем кают-компанию, а Волка Ларсена  помес-
тим в кубрике охотников.
   Я взял его под мышки и потащил к трапу, а Мод по моей просьбе принес-
ла веревку. Обвязав его веревкой под мышками,  я  спустил  его  по  сту-
пенькам в кубрик. У меня не хватало сил положить его на койку, но с  по-
мощью Мод мне удалось сперва приподнять верхнюю часть  его  туловища,  а
потом я закинул на койку и его ноги.
   Но этим нельзя было ограничиться. Я вспомнил, что у Волка  Ларсена  в
каюте хранятся наручники, которыми он пользовался вместо старинных тяже-
лых судовых кандалов, когда ему нужно было заковать провинившегося  мат-
роса. Мы разыскали эти наручники и сковали Ларсена  по  рукам  и  ногам.
После этого, впервые за много дней, я вздохнул свободно. Выйдя на  палу-
бу, я испытал чувство необычайного облегчения - у  меня  словно  гора  с
плеч свалилась. Я чувствовал также, что все  пережитое  нами  нынче  еще
больше сблизило меня с Мод, и, направляясь вместе с ней к стреле, на ко-
торой теперь уже висела фок-мачта, мысленно спрашивал себя,  ощущает  ли
Мод эту близость так, как я.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

   Мы тут же перебрались на шхуну и заняли свои прежние каюты.  Пищу  мы
теперь готовили себе в камбузе. Волк Ларсен попал в заточение как нельзя
более вовремя. Последние дни в этих широтах стояло, как видно, бабье ле-
то, и теперь оно внезапно пришло к концу, сменившись дождливой и  бурной
погодой. Но мы на шхуне чувствовали себя вполне уютно, а стрела с подве-
шенной к ней фок-мачтой придавала всему деловой вид и окрыляла  нас  на-
деждой на отплытие.
   Теперь, когда нам удалось заковать Волка  Ларсена  в  наручники,  это
оказалось уже ненужным. Второй припадок, подобно первому, вызвал серьез-
ное нарушение жизненных функций. Мод обратила  на  это  внимание,  когда
пошла под вечер накормить нашего пленника. Он был в сознании, и она  за-
говорила с ним, но не добилась ответа. Он лежал на левом боку  и,  каза-
лось, очень страдал от боли. Левое ухо его было прижато к подушке. Потом
беспокойным движением он повернул голову вправо, и левое ухо его  откры-
лось. Только тут он услышал слова Мод, что-то ответил ей, а  она  броси-
лась ко мне рассказать о своем наблюдении.
   Прижав, подушку к левому уху Ларсена, я спросил его, слышит ли он ме-
ня, но ответа не получил. Убрав подушку, я повторил свой  вопрос,  и  он
тотчас ответил.
   - А вы знаете, что вы оглохли на правое ухо? - спросил я.
   - Да, - отвечал он тихо, но твердо. - Хуже того, у меня поражена  вся
правая сторона тела. Она словно уснула. Не могу пошевелить ни рукой,  ни
ногой.
   - Опять притворяетесь? - сердито спросил я.
   Он отрицательно покачал головой, и странная, кривая усмешка перекоси-
ла его рот. Усмешка была кривой потому, что двигалась только левая  сто-
рона рта, - правая оставалась совершенно неподвижной.
   - Это был последний выход Волка на охоту, - сказав он. - У меня пара-
лич, я больше не встану на ноги... О, поражена только та нога, не обе, -
добавил он, словно догадавшись, что я бросил  подозрительный  взгляд  на
его левую ногу, которую он в эту минуту согнул в колене, приподняв одея-
ло.
   - Да, не повезло мне! - продолжал он. - Я хотел сперва разделаться  с
вами, Хэмп. Думал, что на это у меня еще хватит пороху.
   - Но почему? - спросил я, охваченный ужасом и любопытством.
   Его жесткий рот опять покривился в усмешке, и он сказал:
   - Да просто, чтобы чувствовать, что я живу и действую, чтобы до конца
быть самым большим куском закваски и сожрать вас!.. Но умереть так...
   Он пожал плечами, вернее хотел это сделать, - и двинул  одним  только
левым плечом. Как и его усмешка, это движение получилось странно однобо-
ким.
   - Но чем же вы сами объясняете то, что случилось с вами? Где гнездит-
ся болезнь?
   - В мозгу, - тотчас ответил он. - Это все от моих проклятых  головных
болей.
   - Они были только симптомом болезни, - сказал я.
   Он кивнул.
   - Все это непонятно. Я ни разу в жизни  не  болел.  Но  вот  какая-то
дрянь завелась в мозгу. Рак или другая какая-нибудь опухоль, но она  по-
жирает и разрушает все, поражает нервные центры и поедает их - клетку за
клеткой... судя по боли, которую я терплю.
   - И двигательные центры поражены тоже, - заметил я.
   - По-видимому. И все проклятье в том, что я обречен лежать вот так, в
полном сознании, с неповрежденным умом, и отдавать концы один за другим,
постепенно порывая всякую связь с миром. Я уже потерял  зрение;  слух  и
осязание покидают меня, и если так пойдет дальше, скоро я лишусь речи. И
все равно буду пребывать здесь,  на  этой  земле,  живой,  полный  жажды
действия, но бессильный.
   - Когда вы говорите, что будете пребывать здесь,  то  подразумеваете,
надо полагать, вашу душу, - сказал я.
   - Чушь! - возмутился он. - Я подразумеваю только, что высшие  нервные
центры еще не поражены болезнью. У меня сохранилась память, я могу  мыс-
лить и рассуждать. Когда это исчезнет, исчезну и я. Меня не будет. Душа?
   Он насмешливо рассмеялся и лег левым ухом на подушку,  давая  понять,
что не желает продолжать разговор.
   Мы с Мод принялись за работу, подавленные страшной судьбой, постигшей
этого человека. Насколько тяжкой была его  участь,  нам  еще  предстояло
вскоре убедиться. Казалось, это было грозным возмездием за его дела.  Мы
были настроены торжественно и серьезно и переговаривались друг с  другом
вполголоса.
   - Можете снять наручники, - сказал нам Волк Ларсен вечером, когда  мы
стояли у его койки, обсуждая, как нам с ним быть. - Это совершенно безо-
пасно - я ведь паралитик. Теперь остается только ждать пролежней.
   Он опять криво усмехнулся, и глаза Мод расширились от ужаса; она  не-
вольно отвернулась.
   - А вы знаете, что улыбка у вас кривая? - спросил я его, думая о том,
что ей придется ухаживать за ним, и желая избавить ее от этого  неприят-
ного зрелища.
   - В таком случае я перестану улыбаться, - хладнокровно заявил он. - Я
и сам думал сегодня, что не все ладно. Правая щека словно окаменела. Да,
уже три дня, как начали появляться эти признаки, - правая сторона време-
нами как бы засыпала - то нога, то рука.
   - Значит, улыбка у меня кривая? - спросил он, помолчав. - Ну  что  ж,
отныне прошу считать, что я улыбаюсь внутренне, - в душе, если вам угод-
но, в душе! Учтите, что я и сейчас улыбаюсь.
   И несколько минут он лежал молча, довольный своей мрачной выдумкой.
   Характер его ничуть не изменился. Это был  все  тот  же  неукротимый,
страшный Волк Ларсен, заключенный, как в темнице,  в  своей  омертвевшей
плоти, которая была когда-то такой великолепной и  несокрушимой.  Теперь
она превратилась в оковы и замкнула его душу в молчание и мрак,  отгоро-
див его от мира, который был для него ареной столь бурной  деятельности.
Никогда больше не придется ему спрягать на  все  лады  глагол  "делать".
"Быть" - вот все, что ему осталось. А ведь именно так он и определял по-
нятие "смерти" - "быть", то есть существовать, но вне  движения;  замыш-
лять, но не исполнять; думать, рассуждать и в этом оставаться  таким  же
живым, как вчера, но плотью - мертвым, безнадежно мертвым.
   А мы с Мод, хоть я и снял с него наручники, никак не могли привыкнуть
к его новому состоянию. Наше сознание отказывалось принять его. Для  нас
он оставался полным скрытых возможностей. Нам казалось, что в любую  ми-
нуту он может вырваться из оков плоти, подняться  над  нею  и  сотворить
что-то ужасное. Столько натерпелись мы от этого человека, что  даже  те-
перь ни на секунду не могли избавиться от внутреннего беспокойства.
   Мне удалось разрешить задачу, вставшую передо мной, когда стрела ока-
залась слишком короткой. Изготовив новые хват-тали, я  перетянул  нижний
конец фок-мачты через планшир, а затем опустил мачту  на  палубу,  после
чего при помощи стрелы поднял на борт грота-гик. Он был длиной  в  сорок
футов, и этого оказалось достаточно, чтобы поднять и  установить  мачту.
При помощи вспомогательных талей, которые я прикрепил к стреле, я поднял
гик почти в вертикальное положение, а потом упер его пяткой в  палубу  и
закрепил толстыми колодками. Обыкновенный блок, который был  у  меня  на
стреле, я прикрепил к ноку гика. Таким образом, взяв ходовой конец талей
на брашпиль, я мог по желанию поднимать и опускать нок гика, причем пят-
ка его оставалась неподвижной, и при помощи оттяжек придавать ему наклон
вправо или влево. К ноку гика я прикрепил также и подъемные тали, а ког-
да все приспособление было закончено, поразился сам, как много  оно  мне
дало.
   Два дня ушло у меня на то, чтобы справиться с этим делом, и только на
третий день утром я смог приподнять фок-мачту над палубой и принялся об-
тесывать ее нижний конец, чтобы придать ему нужную форму - соответствен-
но степсу в трюме. Плотником я оказался и вовсе никудышным. Я пилил, ру-
бил и обтесывал неподатливое дерево, пока в конце концов оно не приобре-
ло такой вид, словно его обгрызла какая-то гигантская  крыса.  Но  того,
что мне было нужно, я все же достиг.
   - Годится, я уверен, что годится! - воскликнул я.
   - Вы знаете, что доктор Джордан считает пробным камнем для всякой ис-
тины? - спросила Мод.
   Я покачал головой и перестал извлекать залетевшие мне за ворот струж-
ки.
   - Пробным камнем является вопрос: "Можем ли мы заставить  эту  истину
служить нам? Можем ли мы доверить ей свою жизнь?"
   - Он ваш любимец, - заметил я.
   - Когда я разрушила свой старый пантеон, выбросила из него Наполеона,
Цезаря и еще кое-кого и принялась создавать себе новый, - серьезно  про-
молвила она, - то первое место занял в нем доктор Джордан.
   - Герой вполне современный!
   - То, что он принадлежит современности, только делает его более вели-
ким, - сказала она. - Разве могут герои старого мира сравниться с  наши-
ми?
   Я кивнул. У нас с Мод было так много общего,  что  между  нами  редко
возникали споры. Мы с ней сходились в главном - в нашем мировоззрении, в
отношении к жизни.
   - Для двух критиков мы поразительно легко находим общий язык, - расс-
меялся я.
   - Для корабельного мастера и подмастерья - тоже, - пошутила она.
   Мы не часто шутили и смеялись в те дни - слишком  были  мы  поглощены
нашим тяжелым, упорным трудом и пришиблены страшным зрелищем постепенно-
го умирания Волка Ларсена.
   У него повторился удар. Он потерял речь, вернее, начал терять ее. Те-
перь он владел ею лишь по временам. По его собственному выражению, у не-
го, как на фондовой бирже, "телеграфный аппарат" был то включен, то вык-
лючен. Когда "аппарат" был включен,  Ларсен  разговаривал,  как  обычно,
только более медленно и как-то затрудненно. А потом речь внезапно  поки-
дала его, - порой прежде, чем он успевал закончить фразу, - и ему часами
приходилось ждать, пока прерванный контакт не восстановится. Он жаловал-
ся на сильную головную боль и заранее придумал  особую  форму  связи  на
случай, если совершенно лишится речи: один нажим пальцев обозначал "да",
а два нажима - "нет". И сказал он нам об этом как раз вовремя, так как в
тот же вечер окончательно потерял речь. С тех пор на наши вопросы он от-
вечал нажимом пальцев, а когда ему самому  хотелось  чтонибудь  сказать,
довольно разборчиво царапал левой рукой на листке бумаги.
   Наступила жестокая зима. Шторм следовал за штормом  -  со  снегом,  с
дождем, с ледяной крупой. Котики отправились в свое дальнее  путешествие
на юг, и лежбище опустело. Я работал не покладая рук. В любую  непогоду,
невзирая на ветер, который особенно мешал работе, я оставался на  палубе
с рассвета и дотемна, и дело заметно шло на лад.
   В свое время я допустил ошибку, когда установил стрелу, не  прикрепив
к ней оттяжки, и тогда мне пришлось взбираться на нее. Теперь  я  извлек
из этого урок и заранее прикрепил снасти - штаги,  гафельгардель  и  ди-
рик-фал - к верхушке фок-мачты. Но, как всегда, я потратил на эту работу
больше времени, чем предполагал, - у меня ушло на нее целых два  дня.  А
ведь еще столько дела было впереди! Паруса, например, в сущности,  необ-
ходимо было изготовить заново.
   Пока я трудился над оснасткой фок-мачты. Мод сшивала паруса, причем в
любую минуту с готовностью бросала свое занятие и спешила мне на помощь,
если я не мог справиться один. Парусина была твердая и  тяжелая,  и  Мод
пользовалась настоящим матросским гардаманом и трехгранной парусной  иг-
лой. Руки у нее очень скоро покрылись волдырями, но она стойко продолжа-
ла свою работу, а ведь  ей  приходилось  еще  стряпать  и  ухаживать  за
больным!
   - Долой суеверия! - сказал я в пятницу утром. - Будем  ставить  мачту
сегодня!
   Все подготовительные работы были закончены. Взяв тали гика  на  браш-
пиль, я поднял мачту так, что она отделилась от палубы. Затем,  закрепив
эти тали, я взял на брашпиль тали стрелы, прикрепленные к ноку  гика,  и
несколькими поворотами рукоятки привел мачту  в  вертикальное  положение
над палубой.
   Мод - как только я освободил ее от обязанности держать сходящий с ба-
рабана конец - захлопала в ладоши и закричала:
   - Годится! Годится! Мы доверим ей свою жизнь! Но лицо ее тут же омра-
чилось.
   - А ведь мачта не над отверстием, - сказала она. - Неужели  вам  при-
дется опять начинать все сызнова?
   Я снисходительно улыбнулся и, подправив одну из оттяжек гика и подтя-
нув другую, подвел мачту к центру палубы. И все-таки она висела  еще  не
точно над отверстием. Лицо Мод опять вытянулось,  а  я  снова  снисходи-
тельно улыбнулся и, маневрируя талями гика и стрелы, подтянул мачту пря-
мо к отверстию в палубе. После этого я подробно объяснил Мод, как  опус-
кать мачту, а сам спустился в трюм к степсу, установленному на дне  шху-
ны.
   Я крикнул Мод, чтобы она начинала травить. Мачта пошла вниз  легко  и
точно - прямо к четырехугольному отверстию степса. Однако при спуске она
немного повернулась вокруг своей оси, и стороны  четырехугольного  шпора
перестали совпадать со сторонами степса. Но я тут же сообразил, что надо
сделать. Крикнув Мод, чтобы она перестала травить, я поднялся на  палубу
и стопорным узлом прикрепил к мачте хват-тали. Потом снова  спустился  в
трюм, сказав Мод, чтобы она по моей команде тянула хват-тали. При  свете
фонаря я увидел, как мачта медленно поворачивается и стороны шпора  ста-
новятся параллельно сторонам степса. Мод закрепила тали  и  вернулась  к
брашпилю. Медленно опускаясь, мачта проходила последние  несколько  дюй-
мов, но тут снова начала поворачиваться. Однако Мод опять  выправила  ее
хват-талями и продолжала травить брашпилем. Квадраты совпали, мачта вош-
ла в степс.
   Я громко закричал, и Мод бросилась ко мне. При желтом свете фонаря мы
жадно любовались плодами своих трудов. Потом взглянули друг на друга,  и
руки наши невольно сплелись. Боюсь, что на глазах у нас выступили  слезы
радости.
   - В конце концов это было не так уж трудно, - заметил я. - Вся  труд-
ность заключалась в подготовке.
   - А все чудо - в осуществлении, - подхватила Мод. - Мне даже  не  ве-
рится, что эта огромная мачта поднята и стоит на своем месте, что вы вы-
тянули ее из воды, пронесли по воздуху и опустили здесь,  в  ее  гнездо.
Труд титана!
   - "И многое другое изобрели они", - весело начал я, но тут же умолк и
втянул носом воздух.
   Я бросил взгляд на фонарь. Нет, он не коптил. Я снова понюхал воздух.
   - Что-то горит! - уверенно сказала Мод.
   Мы оба бросились к трапу, но я обогнал ее и первым выскочил на  палу-
бу. Из люка кубрика валил густой дым.
   - Волк еще жив! - пробормотал я и прыгнул вниз.
   В тесном помещении дым стоял плотной стеной,  и  я  мог  продвигаться
только ощупью. Образ прежнего Волка Ларсена все еще  так  действовал  на
мое воображение, что я бы, кажется, не удивился, если бы этот  беспомощ-
ный великан вдруг схватил меня за горло и  начал  душить.  Желание  бро-
ситься обратно вверх по трапу чуть не возобладало во мне, но  я  тут  же
вспомнил о Мод. На мгновение я увидел ее  перед  собой  -  такой,  какою
только что видел в трюме при тусклом свете фонаря,  -  увидел  ее  карие
глаза, в которых сверкали слезы радости, и понял, что не могу обратиться
в бегство. Задыхаясь от дыма, я добрался до койки Волка Ларсена и  нащу-
пал его руку. Он лежал неподвижно, но слегка пошевелился, когда  я  при-
коснулся к нему. Я ощупал его одеяло снаружи и изнутри, но ничего не об-
наружил. Откуда же этот дым, который слепит меня, душит, заставляет каш-
лять и ловить воздух ртом? На мгновение я совсем потерял голову  и,  как
безумный, заметался по кубрику. Налетев с размаху на стол,  я  пришел  в
себя и немного успокоился. Я сообразил, что если парализованный  человек
и мог устроить пожар, то только в непосредственной близости от себя.
   Я вернулся к койке Волка Ларсена и столкнулся с Мод. Не знаю, сколько
времени она пробыла в этом дыму.
   - Ступайте наверх - решительно приказал я.
   - Но, Хэмфри... - возразила было она каким-то чужим, сиплым голосом.
   - Нет, уж, пожалуйста, прошу вас! - резко крикнул я.
   Она послушно отошла от койки, но тут я испугался: а вдруг она не най-
дет выхода. Я бросился за ней - у трапа ее не было. Может быть, она  уже
поднялась? Я стоял в нерешительности и внезапно услышал ее слабый  возг-
лас:
   - О Хэмфри, я заблудилась! Я нашел Мод у задней переборки, по которой
она беспомощно шарила руками, и вытащил ее наверх. Чистый  воздух  пока-
зался мне нектаром. Мод была в полуобморочном состоянии, но я оставил ее
на палубе, а сам опять кинулся вниз.
   Источник дыма надо было искать возле Волка Ларсена -  в  этом  я  был
убежден и потому направился прямо к его койке. Когда я снова стал ощупы-
вать одеяло, что-то горячее упало сверху мне на руку  и  обожгло  ее.  Я
быстро отдернул руку, и мне все стало ясно. Сквозь щель в досках верхней
койки Волк Ларсен поджег лежавший на ней тюфяк, - для этого он еще  дос-
таточно владел левой рукой. Подожженная снизу и лишенная доступа  возду-
ха, волглая солома матраца медленно тлела.
   Я стал стаскивать матрац с койки, и он распался у  меня  в  руках  на
куски. Солома вспыхнула ярким пламенем. Я затушил остатки соломы,  тлев-
шие на койке, и бросился на палубу глотнуть свежего воздуха.
   Притащив несколько ведер воды, я загасил тюфяк, горевший на полу куб-
рика. Минут через десять дым почти рассеялся, и  я  позволил  Мод  сойти
вниз. Волк Ларсен лежал без сознания, но свежий воздух быстро привел его
в чувство. Мы все еще хлопотали возле него, как вдруг он знаком попросил
дать ему карандаш и бумагу.
   "Прошу не мешать мне, - написал он. - Я улыбаюсь".
   "Как видите, я все еще кусок закваски!" - приписал он немного погодя.
   - Могу только радоваться, что кусок этот не слишком велик, - сказал я
вслух.
   "Благодарю, - написал он. - Но вы подумали о том, что, прежде чем ис-
чезнуть совсем, он должен еще значительно уменьшиться?"
   "А я еще здесь, Хэмп, - написал он в заключение. - И мысли у меня ра-
ботают так ясно, как никогда. Ничто не отвлекает их.  Полная  сосредото-
ченность. Я весь здесь, даже мало сказать - здесь..."
   Слова эти показались мне вестью из могильного мрака, ибо  тело  этого
человека стало его усыпальницей. И где-то в этом страшном склепе все еще
трепетал и жил его дух. И так предстояло ему жить и трепетать,  пока  не
оборвется последняя нить, связывающая его с внешним миром.  А  там,  кто
знает, как долго суждено ему было еще жить и трепетать?


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   Кажется, левая сторона тоже отнимается, - написал Волк Ларсен на дру-
гое утро после своей попытки поджечь корабль.  -  Онемение  усиливается.
Едва шевелю рукой. И говорите теперь погромче. Отдаю последние концы".
   - Вы чувствуете боль? - спросил я.
   Мне пришлось повторить вопрос более громко, и только тогда  он  отве-
тил:
   "Временами".
   Его левая рука медленно, с трудом царапала по бумаге, и разобрать его
каракули было нелегко. Они напоминали ответы духов, которые  преподносят
вам на спиритических сеансах, где вы платите доллар за вход.
   "Но я еще здесь, я еще весь здесь", - все медленнее  и  неразборчивее
выводила его рука.
   Карандаш выпал у него из пальцев, и пришлось вложить его снова.
   "Когда боли нет, я наслаждаюсь тишиной и покоем. Никогда еще мои мыс-
ли не были так ясны. Я могу размышлять о жизни и смерти, как йог".
   - И о бессмертии? - громко спросила Мод, наклоняясь к его уху.
   Три раза он безуспешно пытался нацарапать что-то, но карандаш вывали-
вался из его руки. Напрасно пробовали мы вложить его обратно,  -  пальцы
уже не могли удержать карандаша. Тогда Мод сама прижала его пальцы к ка-
рандашу и держала так, пока его рука медленно, столь  медленно,  что  на
каждую букву уходила минута, вывела крупными буквами: "Ч-У-Ш-Ь".
   Это было последнее  слово  Волка  Ларсена,  оставшегося  неисправимым
скептиком до конца дней своих. "Чушь!" Пальцы перестали двигаться.  Тело
чуть дрогнуло и замерло. Мод выпустила его руку, отчего пальцы его слег-
ка разжались и карандаш выпал.
   - Вы слышите меня? - крикнул я, взяв его за руку  и  ожидая  утверди-
тельного нажима пальцев. Но они не двигались. Рука была мертва.
   - Он пошевелил губами, - сказала Мод.
   Я повторил вопрос. Губы шевельнулись снова. Мод коснулась их кончика-
ми пальцев, и я еще раз повторил вопрос.
   - "Да", - объявила Мод.
   Мы вопросительно посмотрели друг на друга.
   - Какая от этого польза? - пробормотал я. - Что мы можем сказать ему?
   - О, спросите его...
   Она остановилась в нерешительности.
   - Спросите его о чем-нибудь, на что он должен ответить "нет", - подс-
казал я. - Тогда мы будем знать наверняка.
   - Вы хотите есть? - крикнула она.
   Губы шевельнулись, и Мод объявила:
   - "Да".
   - Хотите мяса? - спросила она затем.
   - "Нет", - прочла она по его губам.
   - А бульона?
   - Да, он хочет бульона, - тихо сказала она, подняв на меня  глаза.  -
Пока у него сохраняется слух, мы можем общаться с ним. А потом...
   Она посмотрела на меня каким-то странным взглядом. Губы у нее  задро-
жали, и на глазах навернулись слезы. Она вдруг покачнулась, и я едва ус-
пел подхватить ее.
   - О Хэмфри! - воскликнула она. - Когда все это кончится? Я так  изму-
чена, так измучена!
   Она уткнулась лицом мне в плечо, рыдания сотрясали ее тело. Она  была
как перышко в моих объятиях, такая тоненькая, хрупкая. "Нервы не  выдер-
жали, - подумал я. - А что я буду делать без ее помощи?"
   Но я успокаивал и ободрял ее, пока она мужественным усилием  воли  не
взяла себя в руки; крепость ее духа была под стать ее физической  вынос-
ливости.
   - Как мне только не совестно! - сказала она. И через минуту  добавила
с лукавой улыбкой, которую я так обожал: - Но я ведь  всего-навсего  ма-
лышка!
   Услышав это слово, я вздрогнул, как от электрического тока. Ведь  это
было то дорогое мне, заветное слово, которым выражал я втайне  мою  неж-
ность и любовь к ней.
   - Почему вы назвали себя так? - взволнованно вырвалось  у  меня.  Она
взглянула на меня с удивлением.
   - Как "так"? - спросила она.
   - "Малышка".
   - А вы не называли меня так?
   - Да, - ответил я. - Называл про себя. Это мое собственное словечко.
   - Значит, вы разговаривали во сне, - улыбнулась она.
   И снова я уловил в ее глазах этот теплый, трепетный огонек. О,  знаю,
что мои глаза говорили в эту минуту красноречивее всяких слов. Меня неу-
держимо влекло к ней. Помимо воли я склонился к ней, как дерево под вет-
ром. Как близки были мы в эту минуту! Но она  тряхнула  головой,  словно
отгоняя какую-то мысль или грезу, и сказала:
   - Я помню это слово с тех пор, как помню себя. Так мой  отец  называл
мою маму.
   - Все равно оно мое, - упрямо повторил я.
   - Вы, может быть, тоже называли так свою маму?
   - Нет, - сказал я; и больше она не задавала вопросов, но я готов  был
поклясться, что в ее глазах, когда она смотрела на меня, вспыхивали нас-
мешливые и задорные искорки.
   После того как фок-мачта стала на свое место, работа наша быстро пош-
ла на лад. Я сам удивился тому, как легко и просто удалось  нам  устано-
вить грот-мачту в степс. Мы сделали это при помощи подъемной стрелы, ук-
репленной на фок-мачте. Еще через несколько дней все штаги и ванты  были
на месте и обтянуты. Для команды из двух  человек  топселя  представляют
только лишнюю обузу и даже опасность, и поэтому я уложил стеньги на  па-
лубу и крепко принайтовил их.
   Еще два дня провозились мы с парусами. Их было всего три: кливер, фок
и грот. Залатанные, укороченные, неправильной формы, они казались  урод-
ливым убранством на такой стройной шхуне, как "Призрак".
   - Но они будут служить! - радостно воскликнула Мод.
   - Мы заставим их служить нам и доверим им свою жизнь!
   Прямо скажу: из всех новых профессий, которыми я понемногу овладевал,
меньше всего удалось мне блеснуть в роли парусника. Управлять  парусами,
казалось, было мне куда легче, нежели сшивать их, - во всяком случае,  я
не сомневался, что сумею привести шхуну в какой-нибудь из северных  пор-
тов Японии. Я уже давно начал изучать кораблевождение с помощью  учебни-
ков, которые отыскались на шхуне, а кроме того, в моем распоряжении  был
звездный планшет Волка Ларсена, - а ведь, по его словам, им мог  пользо-
ваться даже ребенок.
   Что касается самого изобретателя планшета, то состояние его  всю  эту
неделю оставалось почти без перемен, только  глухота  усилилась  да  еще
слабее стали движения губ. Но в тот день, когда мачты "Призрака" оделись
в паруса, Ларсен последний раз уловил какой-то звук извне и в  последний
раз пошевелил губами. Я спросил его: "Вы еще здесь?" - и губы его  отве-
тили: "Да".
   Порвалась последняя нить. Его плоть стала для  него  могилой,  ибо  в
этом полумертвом теле все еще обитала душа. Да, этот свирепый дух, кото-
рый мы успели так хорошо узнать, продолжал гореть среди окружающего  его
безмолвия и мрака. Его плоть уже не принадлежала ему - он не мог ее ощу-
щать. Его телесная оболочка уже не существовала для него, как не сущест-
вовал для него и внешний мир. Он сознавал теперь лишь себя  и  бездонную
глубину покоя и мрака.


   ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

   Настал день отплытия. Больше ничто не задерживало нас на Острове Уси-
лий. Куцые мачты "Призрака" стояли на местах, неся на себе уродливые па-
руса. Все, что выходило из моих рук, не отличалось красотой,  но  держа-
лось крепко. Я знал, что эти мачты и паруса еще послужат нам, и погляды-
вал на них с безотчетным сознанием своей силы.
   "Я сам сделал это! Сам! Своими руками!" - хотелось крикнуть мне.
   Не раз уже случалось, что Мод высказывала вслух мои мысли или я  уга-
дывал, о чем думает она; на этот раз, когда мы готовились поднять  грот,
она сказала:
   - Подумать только, Хэмфри, что все это сделали вы, своими руками!
   - Здесь, мне кажется, потрудилась еще пара рук, - ответил  я.  -  Две
крошечные ручки. Только не говорите, пожалуйста, что это выражение ваше-
го отца!
   Она рассмеялась, покачала головой и принялась разглядывать свои руки.
   - Мне ни за что не отмыть их теперь, - жалобно проговорила она.  -  И
кожа так обветрилась и загрубела - уже, должно - быть, навеки.
   - В таком случае эта обветренная кожа и въевшаяся во все  поры  грязь
всегда будут делать вам честь, - сказал я, взяв ее руки в свои. Я,  вер-
но, не удержался бы и, несмотря на все мои торжественные решения, расце-
ловал эти дорогие руки, если бы она поспешно не отняла их.
   Наши товарищеские отношения теперь все чаще находились под угрозой. Я
долго и успешно смирял свою любовь, но  она  начинала  брать  надо  мной
верх. Она сломила мою волю и своенравно подчинила себе мои глаза  и  от-
части мой язык и даже губы, ибо в эту самую минуту мне неудержимо  хоте-
лось расцеловать эти маленькие ручки, которые трудились вместе  со  мной
так преданно и упорно. Я терял голову. Все мое существо рвалось к Мод, и
все во мне громко кричало о моей любви. Любовь налетела, подобно  урага-
ну, и я уже не в силах был ей противиться. И Мод видела это. Она не мог-
ла не видеть этого, потому так поспешно и выдернула она свои руки из мо-
их. И все же что-то заставило ее - прежде чем она отвела глаза - бросить
на меня быстрый, пытливый взгляд...
   При помощи хват-талей я взял гардель и дирик-фал на брашпиль и теперь
мог одновременно поднять передний и задний углы грота. Парус полз  вверх
довольно неуклюже, но быстро, а вскоре и фок расправился и затрепетал на
ветру.
   - В такой маленькой бухточке мы ни за что не успеем поднять якорь,  -
сказал я. - Прежде чем нам это удастся, шхуну разобьет о скалы.
   - Что же делать? - спросила Мод.
   - Вытравить цепь совсем, - отвечал я. - Пока я буду травить, вам при-
дется стать к брашпилю. А как только я покончу с якорем,  так  побегу  к
штурвалу, а вы поднимете кливер.
   Десятки раз я изучал и подробно разрабатывал  этот  маневр  снятия  с
якоря. Я знал, что при помощи брашпиля Мод сумеет поднять кливер - самый
необходимый сейчас парус. Свежий ветер задувал в бухту, и, хотя волнение
еще не поднялось, нужно было действовать быстро, чтобы благополучно  вы-
вести шхуну в море.
   Я выбил болт из скобы, и якорная цепь загрохотала в  клюзе,  падая  в
воду. Я бросился на ют и положил руль под ветер. Паруса затрепетали, на-
полнились ветром, шхуна накренилась и ожила. Кливер пополз вверх.  Когда
и он забрал ветер, нос "Призрака" стало сносить, и мне пришлось еще  по-
ложить руля, чтобы удержаться на курсе.
   Я придумал особый автоматический кливер-шкот, который  сам  переносил
кливер, когда это требовалось, так что Мод не надо  было  заботиться  об
этом. Но я уже положил руль круто на ветер,  прежде  чем  Мод  закончила
поднимать кливер. Момент был напряженный: шхуну несло  прямо  к  берегу,
который находился от нас на расстоянии броска камня. Но,  сильно  накре-
нившись, "Призрак" повернул и послушно привелся к ветру Я услышал  столь
приятное для  моего  слуха  громкое  хлопанье  и  трепетанье  парусов  и
риф-штертов, и шхуна забрала ветер уже на другом галсе.
   Мод закончила свое дело и, поднявшись на ют, стала рядом со мной. Ще-
ки ее разрумянились от работы, ветер развевал светло-каштановые  волосы,
выбившиеся изпод зюйдвестки, широко раскрытые глаза горели от  волнения,
а ноздри вздрагивали, жадно вбирая рвавшийся нам навстречу соленый морс-
кой ветер. Ее карие глаза были как у испуганной  лани.  Затаив  дыхание,
она встревожено и зорко смотрела вперед. Губы ее приоткрылись. "Призрак"
несся прямо на отвесную скалу у выхода из внутренней бухты, но в послед-
нюю минуту привелся к ветру и вышел на безопасное место.
   Моя работа старшим помощником во время  промыслового  плавания  пошла
мне впрок. Я благополучно обогнул мыс  первой  бухты  и  направил  шхуну
вдоль берега второй. Еще один поворот на другой галс, и  "Призрак"  взял
курс в открытое море. Мощное дыхание океана овеяло шхуну, и  она  плавно
закачалась на высокой волне. С утра погода была пасмурная и облачная, но
тут солнце проглянуло сквозь тучи,  как  бы  в  предзнаменование  нашего
счастливого плавания, и осветило изогнутый дугою берег, где мы воевали с
владыками гаремов и били "холостяков". Весь Остров Усилий ярко засиял  в
лучах солнца. Даже мрачный югозападный мыс уже не казался таким мрачным;
на влажных от прибоя прибрежных скалах играли солнечные блики.
   - Я всегда буду испытывать гордость, вспоминая о нем, - сказал я Мод.
   Она откинула назад голову, - что-то царственное было в этом движении.
   - Милый, милый Остров Усилий, - сказала она. - Я всегда  буду  любить
его!
   - И я тоже, - быстро проговорил я.
   Мы читали в душе друг у друга, как в раскрытой книге.  Еще  миг  -  и
взгляды наши должны были встретиться, но, сделав над  собой  усилие,  мы
отвели глаза.
   Наступило неловкое молчание; я первым прервал его:
   - Поглядите, какие тучи собираются на горизонте с наветренной  сторо-
ны. Помните, еще вчера вечером я говорил вам, что барометр падает.
   - И солнце скрылось... - сказала она. Глаза ее были устремлены на наш
остров, где мы доказали судьбе, что умеем постоять за себя, и где  прек-
раснейшие узы дружбы и товарищества накрепко связали нас друг с другом.
   - Ну что ж, потравим шкоты, и курс на Японию! - весело крикнул  я.  -
Как это: "Попутный ветер, потравленный шкот!.."
   Закрепив штурвал, я спрыгнул с юта, дал слабину  на  фока  -  и  гро-
та-шкоты, выбрал тали гиков и поставил паруса так, чтобы принять  добрый
попутный ветер.
   Ветер был свежий, даже слишком свежий, но я решил идти под всеми  па-
русами, пока это не станет  опасно.  К  сожалению,  при  попутном  ветре
нельзя закрепить штурвал, и поэтому мне предстояла бессменная  вахта  до
утра. Мод требовала, чтобы я позволил ей сменить меня,  но  вскоре  сама
убедилась, что ей будет не под силу держать курс при такой высокой  вол-
не, даже если б она и сумела в столь короткий срок овладеть этой премуд-
ростью. Открытие это чрезвычайно огорчило ее, но вскоре  она  утешилась,
свертывая в бухты тали, фалы и подбирая концы, валявшиеся на палубе.  Да
к тому же ей ведь нужно было еще готовить еду, стелить  постели,  ухажи-
вать за Волком Ларсеном. Свой трудовой день  она  закончила  генеральной
уборкой кают-компании и кубрика.
   Всю ночь я бессменно простоял у штурвала. Ветер понемногу крепчал,  и
волнение усиливалось. В пять утра Мод принесла мне горячего кофе  и  ле-
пешку, которую испекла сама, а в семь часов плотный горячий завтрак при-
дал мне новые силы.
   Целый день ветер крепчал и крепчал. Казалось, он был преисполнен  уп-
рямой решимости дуть и дуть безостановочно  и  все  сильнее  и  сильнее.
"Призрак" мчался вперед, пеня волны и глотая мили, и я был  уверен,  что
теперь мы делаем не меньше одиннадцати узлов. Мне до  смерти  жаль  было
терять такой ход, но к вечеру я изнемог. Хоть я и очень закалился и  ок-
реп, но тридцатичасовая вахта за рулем была пределом моей  выносливости.
Мод уговаривала меня положить шхуну в дрейф, да я и  сам  понимал,  что,
если ветер и волнение за ночь еще усилятся, мне будет уже  не  под  силу
сделать это. Поэтому, когда на море пали сумерки, я с чувством досады  и
вместе с тем облегчения начал приводить "Призрак" к ветру.
   Однако я никак не предполагал, что взять рифы у  трех  парусов  столь
неимоверно трудное дело для одного человека. Пока шхуна шла  бакштаг,  я
не мог ощутить всей силы ветра и, только начав приводиться, почувствовал
с испугом, если не сказать с отчаянием, всю его свирепую мощь. Ветер па-
рализовал каждое мое усилие, рвал парус у меня из рук и мгновенно сводил
на нет все, чего мне удавалось достигнуть  ценою  упорной,  ожесточенной
борьбы с ним. К восьми часам я успел взять лишь второй  риф  у  фока.  К
одиннадцати часам дело не подвинулось ни на йоту. Я только в кровь обод-
рал себе пальцы и обломал ногти до самого мяса. От боли и изнеможения  я
тихонько плакал в темноте, прячась от Мод.
   Совсем придя в отчаяние, я отказался от попыток взять рифы у грота  и
решил попробовать лечь в дрейф под одним зарифленным фоком. Три часа уш-
ло у меня на то, чтобы закрепить спущенный грот и кливер, а в  два  часа
ночи, еле живой, едва не теряя сознания от усталости, я понял,  что  по-
пытка удалась, и с трудом поверил своим глазам.  Зарифленный  фок  делал
свое дело, и шхуна держалась круто к ветру, не проявляя  стремления  по-
вернуть бортом к волне.
   Я был страшно голоден, но Мод тщетно старалась заставить меня что-ни-
будь съесть: я засыпал с куском во рту, а не то так даже не успев донес-
ти его до рта. Потом вдруг вздрагивал, и просыпался в смятении, и видел,
что рука моя с вилкой еще висит в воздухе. Я был так беспомощен и  слаб,
что Мод приходилось поддерживать меня, чтобы я не свалился со стула  при
первом же крене судна.
   Не помню, как добрался я из камбуза до своей каюты. Верно, я был  по-
хож на лунатика, когда Мод вела меня туда. Очнулся я уже на своей  койке
и заметил, что башмаки с меня сняты. Сколько прошло времени, я не  знал.
В каюте было темно. Все тело у меня ломило, и я  с  трудом  мог  пошеве-
литься, а прикосновение одеяла к моим израненным пальцам причиняло  нес-
терпимую боль.
   Я решил, что утро еще не настало, и, закрыв  глаза,  мгновенно  снова
погрузился в сон. Я не знал, что проспал почти сутки  и  что  уже  опять
наступил вечер.
   Я проснулся вторично, оттого что  сон  мой  стал  неспокоен.  Чиркнув
спичкой, я посмотрел на часы. Они показывали полночь. А я ушел с  палубы
в три часа ночи. В первую минуту это меня озадачило, но я тут же сообра-
зил, в чем дело. Немудрено, что сон мой стал беспокоен, ведь  я  проспал
двадцать один час! Я еще полежал, прислушиваясь, как  завывает  ветер  и
волны бьют о борт, а потом повернулся на бок и мирно проспал до утра.
   Я встал в семь часов и, не обнаружив Мод в кают-компании, решил,  что
она в камбузе готовит завтрак. Выйдя на палубу, я убедился,  что  "Приз-
рак" отлично держится под своим маленьким парусом.  В  камбузе  топилась
плита и кипел чайник, но Мод не было и там.
   Я нашел ее в кубрике у койки Волка Ларсена. Я вгляделся в него и  по-
думал: вот человек, который в полном расцвете сил  потерпел  крушение  и
оказался погребенным заживо. Что-то новое почудилось мне в  смягчившихся
чертах его застывшего тела. Мод посмотрела на меня, и я понял.
   - Его жизнь угасла во время шторма, - сказал я.
   - Но она не окончена для него, -  промолвила  с  глубоким  убеждением
Мод.
   - Сила его была чрезмерна.
   - Да, - сказала Мод. - Но теперь она уже не обременяет его.  Дух  его
свободен.
   - Да, теперь дух его свободен, - повторил я и, взяв ее за руку,  увел
на палубу.
   За ночь шторм заметно утих. Но он затихал так же  постепенно,  как  и
нарастал, и утром, когда я поднял на палубу приготовленное к  погребению
тело Волка Ларсена, был еще довольно сильный ветер и большие волны. Вода
поминутно заливала палубу и стекала в  шпигаты.  Внезапный  порыв  ветра
накренил шхуну, и она зарылась в воду по  планшир  подветренного  борта.
Ветер истошно выл в снастях. Мы с Мод стояли по колено в воде. Я обнажил
голову.
   - Я помню только часть похоронной службы, - сказал я. -  Она  гласит:
"И тело да будет предано морю".
   Мод взглянула на меня удивленно и негодующе. Но передо мною воскресла
сцена, свидетелем которой я был когда-то, и это воспоминание властно по-
буждало меня отдать последний долг Волку Ларсену именно так, как он  от-
дал его в тот памятный день своему помощнику. Я приподнял крышку люка, и
завернутое в брезент тело соскользнуло ногами вперед в море. Привязанный
к нему груз потянул его вниз. Оно исчезло.
   - Прощай, Люцифер, гордый дух! - прошептала Мод так тихо, что ее сло-
ва затонули в реве ветра, и я разгадал их лишь по движению ее губ.
   Держась за планшир, мы пробирались на ют, и я случайно бросил  взгляд
в подветренную сторону. В эту минуту "Призрак" взмыл на высокую волну, и
я совершенно отчетливо увидел милях в двух-трех от нас  небольшой  паро-
ход. Ныряя и снова взлетая на гребни волн, он шел прямо на нас.  Он  был
окрашен в черный цвет, и мне сразу припомнились рассказы охотников об их
браконьерских похождениях. Я понял, что это таможенное судно Соединенных
Штатов. Я показал на него Мод и поспешил проводить ее на ют, где  меньше
заливало водой. Оставив Мод там, я кинулся было вниз к сигнальному  шка-
фу, но тут же вспомнил, что при оснащении "Призрака"  не  позаботился  о
сигнальном фале.
   - Нам незачем поднимать сигнал бедствия, - сказала  Мод.  -  Они  все
поймут, увидев нас!
   - Мы спасены, - спокойно и торжественно сказал я. Я ликовал,  радость
меня душила... И вдруг я прибавил: - Мы спасены - и вот я не знаю, радо-
ваться мне или нет?
   Я посмотрел на Мод. Теперь мы больше не боялись встретиться  взгляда-
ми. Нас властно толкнуло друг к другу, и уже не помню как, но Мод очути-
лась в моих объятиях.
   - Нужно ли говорить? - спросил я.
   Она ответила:
   - Не нужно... Но услышать это было бы так приятно...
   Губы ее слились с моими. Не знаю почему, но перед моими глазами вдруг
встала кают-компания "Призрака" и мне вспомнилось, как Мод однажды  при-
коснулась кончиками пальцев к моим губам, шепча: "Успокойтесь,  успокой-
тесь!"
   - Жена моя, моя единственная! - сказал я, нежно гладя ее  плечо,  как
делают это все влюбленные, хотя никто их этому не учил. - Моя малышка!
   - Муж мой! - сказала она, на мгновение подняв на меня глаза,  и,  тут
же опустив затрепетавшие ресницы, с тихим счастливым вздохом прильнула к
моей груди.
   Я посмотрел на таможенный пароход. Он был совсем близко. С  него  уже
спускали шлюпку.
   - Еще поцелуй, любовь моя! - прошептал я. - Еще один поцелуй,  прежде
чем они подойдут...
   - И спасут нас от нас самих, - докончила она с пленительной  улыбкой,
исполненной нового, еще не знакомого мне лукавства - лукавства любви.


   ПРИМЕЧАНИЯ

   1. Кокни - уроженец Лондона, так обычно называют  простой  лондонский
люд.
   2. Телеграфная гора - ирландский район в Сан-Франциско.
   3. Сокращение имени Хэмфри (Humphrey). В то же время намек  на  суту-
лость (hump - горб) людей умственного труда.
   4. Билл Сайкс - персонаж из романа Чарльза Диккенса "Приключения Оли-
вера Твиста".
   5. Калибан - уродливое человекоподобное  существо,  воплощает  грубые
силы природы, подчиненные человеческому разуму.
   6. Сетебос - в мифологии южноамериканских индейцев бог враждебных че-
ловеку стихий..
   7. Браунинг Роберт (1812 - 1889)  -  английский  поэт  романтического
направления. Разработал жанр "драматических монологов", коротких  поэти-
ческих исповедей исторических и вымышленных лиц, живших главным  образом
в эпоху Возрождения.
   8. Имеется в виду монолог Калибана, бунтующего против всесилия  чело-
веческого разума из поэмы Р. Браунинга "Калибан о Сетебосе, или Натурте-
ология на острове".
   9. Миссис Грэнди - персонаж популярной пьесы  английского  Драматурга
Мортона (1764 - 1838) - олицетворение ханжества.
   10. Канак - гаваец или полинезиец.
   11. "Пони" - простонародное название  кредитного  билета  в  двадцать
пять фунтов стерлингов.
   12. Мейнелл Алиса (1847-1922) - английская  поэтесса  и  литературный
критик.
   13. Браунинг Элизабет (1806 - 1861) - английская поэтесса,  ее  поэмы
носят дидактический, религиозно-морализаторский характер. Среди них  вы-
деляется "Аврора Ли" (1857) - роман в стихах о женском равноправии.


   КРАТКИЙ СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ

   Анкерок - бочонок для пресной воды.
   Бак - носовая часть верхней палубы.
   Бакштаг - курс, при котором направление движения судна составляет  от
100° до 170° с направлением ветра; ветер дует косо в корму.
   Банка - сиденье для гребцов на шлюпке.
   Баркентина - трех - и более мачтовое парусное судно, имеющее  на  пе-
редней мачте прямые паруса, а на остальных косые.
   Бейдевинд - курс, при котором направление движения  судна  составляет
от 10° до 80° с направлением ветра; ветер дует спереди сбоку.
   Бизань-мачта - самая задняя мачта на трех - и более мачтовом судне.
   Бимсы - поперечные связи судна, на которые сверху настилается палуба.
   Битенги - одиночные деревянные или металлические тумбы для  крепления
троса.
   Бом-кливер - передний из косых треугольных парусов на носу судна.
   Брашпиль - ворот с горизонтальным  барабаном,  служащий  для  подъема
якоря и для тяги снастей.
   Бухта троса - свернутый кругами трос.
   Бушприт - деревянный брус, выступающий горизонтально или слегка  нак-
лонно с носа судна; к нему привязываются нижние передние углы бом-кливе-
ра и кливера.
   Ванты - снасти, поддерживающие мачту и идущие от нее наклонно к  бор-
там. Имеют веревочные ступеньки - выбленки. Форванты - ванты на фок-мач-
те; грот-ванты - ванты на грот-мачте.
   Верп - небольшой якорь.
   Вымбовка - рычаг для вращения вручную якорного шпиля.
   Выносить на ветер - перемещать нижний задний угол паруса на наветрен-
ный борт.
   Галион - тип большого парусного судна.
   Галс - курс судна относительно ветра. Идти правым или левым галсом  -
идти при ветре, дующем с правой или левой стороны.
   Галфинд - курс, при котором направление движения судна образует  угол
от 80° до 100° с направлением ветра. Ветер дует прямо в борт судна.
   Гафель - наклонный брус, упирающийся одним концом в мачту и  служащий
для подъема верхнего паруса.
   Гафель-гарделъ - снасть, служащая для подъема переднего конца гафеля.
   Гик - горизонтальный брус, упирающийся одним концом в мачту.  К  нему
привязывается нижний край нижнего паруса.
   Гитовы - снасти для подтягивания нижней кромки паруса к верхней.
   Грот - нижний парус на грот-мачте.
   Грот-мачта - вторая от носа мачта.
   Дирик-фал - снасть, которой поднимают гафель.
   Каперы - каперские суда, то есть вооруженные частные корабли, занима-
ющиеся с разрешения своего правительства задержанием и захватом  в  море
неприятельских судов.
   Кат-балки - поворотные балки, установленные на носу судна и  служащие
кранами для подъема якорей на палубу.
   Киль - продольный брус в нижней части судна, простирающийся  от  носа
до кормы и служащий основанием, к которому крепятся остальные детали на-
бора судна - корабельного скелета. Выдвижной киль, или шверт,  -  верти-
кальный плавник, выдвигаемый в воду через прорезь в  днище,  огражденную
специальным ящиком - колодцем, и служащий для уменьшения бокового  сноса
- дрейфа под действием ветра.
   Кильватер - струя, остающаяся некоторое время заметной за кормой иду-
щего судна. Идти в кильватере - следовать в кильватерной  струе  идущего
впереди судна.
   Кливер - второй из косых треугольных парусов на носу судна.
   Кливер-фал - снасть, с помощью которой поднимается кливер.
   Клипер - судно, принадлежащее к самому быстроходному классу  парусных
судов. Клиперы имели огромное количество парусов, которые  редко  убира-
лись даже при штормовых ветрах.
   Клотик - деревянный кружок, накрывающий верхушку мачты или стеньги.
   Клюз - отверстие в борту, через которое проходит якорная цепь.
   Кнехты - парные металлические тумбы, прикрепленные к палубе и  служа-
щие для крепления троса.
   Комингс - высокая закраина люка, служащая ограждением от воды.
   Кокпит (буквально "петушиная яма") - открытый сверху, обычно сообщаю-
щийся с каютной надстройкой вырез в кормовой части палубы  на  небольших
судах и катерах.
   Корма - задняя оконечность (часть) судна.
   Кофелъ-нагель - стержень, вставленный в отверстие кольца на  мачте  и
служащий для крепления и подвешивания снастей.
   Лаг - приспособление, служащее для измерения скорости судна или прой-
денного им расстояния.
   Лаглинь - веревка, к которой прикреплен поплавок лага.
   Леер - веревка, снасть, закрепленная обоими концами; служит для  пос-
тановки некоторых парусов, для развешивания белья после стирки и т.д.
   Ликтрос - мягкий трос, которым обшивают кромки парусов.
   Марсели - вторые снизу прямые паруса, здесь на мачте со смешанным, то
есть и косым и прямым парусным вооружением.
   Марсовые - матросы, работающие на мачтах при постановке и уборке  па-
русов.
   Миля морская - равна 1852 метрам.
   На борт (руль) - повернуть руль до отказа.
   Нагели - гладкие, без резьбы длинные болты, вставляемые  в  отверстия
специальных планок с внутренней стороны фальшборта или в обоймы у  осно-
вания мачты и служащие для крепления за них различных снастей.
   Найтовы - тросовые или цепные крепления.
   Нактоуз - привинченная к палубе тумба с надетым сверху колпаком,  под
которым устанавливается компас. Снабжается приспособлением для освещения
компаса.
   Нирал - снасть, за которую тянут вниз некоторые паруса при их уборке.
   Нок - наружная оконечность всякого горизонтального или наклонного де-
рева, например, нок гафеля.
   Обводы - формы и линии корпуса судна.
   Оверштаг - "поворот оверштаг" - поворот  против  ветра,  когда  судно
проходит линию ветра носом.
   Остойчивость - способность судна,  наклоненного  ветром  или  волной,
возвращаться в прямое положение.  Чем  ниже  центр  тяжести  судна,  тем
больше его остойчивость.
   Пиллерсы - вертикальные стойки, поддерживающие палубу снизу.
   Планшир - верхний брус борта шлюпки или фальшборта корабля.
   Подвахтенные - сменившиеся с вахты.
   Полветра - "в полветра" - то же, что галфинд.
   Полубак - площадка над палубой на носу судна.
   Приводить к ветру - поворачивать судно носом к ветру.
   Раздернуть - совсем отпустить шкоты, чтобы  паруса  (здесь  передние)
свободно заполоскали и не мешали повороту судна в ту сторону, откуда ду-
ет ветер.
   Ракс-бугель - скользящее по мачте  кольцо  с  крючком,  служащее  для
подъема рейка, к которому крепится верхний край паруса.
   Рангоут - деревянные или металлические части, к которым привязываются
паруса.
   Реи - длинные горизонтальные поперечины, подвешенные  за  середину  к
мачтам и служащие для крепления прямых трапециевидных парусов.
   Риф - "брать рифы" - уменьшать площадь паруса, подбирая и  подвязывая
его нижний край короткими снастями - риф-штертами, прикрепленными в  два
или в три ряда к парусу. Рифы берутся в случае сильного ветра.
   Рубка - надстройка в виде домика на верхней палубе  или  мостике.  На
парусных шхунах и яхтах - выступающая над палубой  верхняя  часть  каюты
или кают-компании. В этом случае крыша каюты называется "палубой рубки".
   Румпель - рычаг, насажанный на верхнюю часть (голову) руля, с помощью
которого его поворачивают.
   Салинг - деревянные брусья, крестообразно прикрепленные к мачте; слу-
жат для привязывания снастей и как опора для стены и.
   Сампан -  тип  плоскодонного  парусного  судна,  распространенный  на
Дальнем Востоке, и в частности в Китае.
   Свайка - инструмент в виде заостренного  стержня,  употребляемый  при
работах с тросами.
   Сезни - здесь куски троса, служащие для привязывания свернутого пару-
са при уборке его на положенном месте.
   Спенкер (контр-бизань) - четырехугольный косой парус, поднимаемый  на
задней мачте судна с полным прямым парусным вооружением.
   Стаксель - третий из  передних  треугольных  парусов  непосредственно
впереди фок-мачты.
   Стеньга - брус, служащий продолжением мачты;  фор-стеньга  -  стеньга
фор-мачты.
   Степс - деревянный брус с углублением,  в  которое  вставляется  шпор
(нижний конец) мачты.
   Такелаж -  снасти,  служащие  для  укрепления  частей  рангоута,  для
подъема и спуска парусов и рангоута и для управления парусами.
   Тали - система блоков и тросов для подъема тяжестей, управления пару-
сами и т.п.
   Талреп - трос или винт для подтягивания снастей стоячего такелажа.
   Топ - верхушка, топ-мачта - верхушка мачты.
   Топсель - верхний косой парус на грот-мачте (грот-топсель) и фокмачте
(фок-топсель).
   Траверз - направление, перпендикулярное продольной оси судна.
   Транцевая корма - поперечный срез задней оконечности  судна,  образо-
ванный транцем - плоской вертикальной или слегка наклонной  поверхностью
из досок.
   Тузик - небольшая двухвесельная шлюпка.
   Туманный горн - рожок для подачи в тумане установленных сигналов  па-
русными судами. Издает низкий и далеко слышный звук.
   Уваливать под ветер - отклоняться носом от встречного ветра.
   Узел - единица измерения скорости хода судов,  равная  одной  морской
миле в час.
   Фал - снасть, служащая для подъема паруса или флага.
   Фалинг - трос для привязывания шлюпки. Обычно шлюпка имеет два  фали-
ня: носовой и кормовой.
   Фальшборт - продолжение борта, образующее как бы стенку вокруг  верх-
ней палубы.
   Фальшкиль - брус, прикрепленный к килю снизу.
   Фок - нижний парус на фок-мачте.
   Фок-мачта - передняя мачта.
   Фор-ванты - ванты фок-мачты.
   Фордевинд - курс, при котором направление движения  судна  составляет
угол от 170° правого борта до 170° левого с  направлением  ветра.  Ветер
дует прямо или почти прямо в корму. "Поворот фордевинд" - поворот кормой
против ветра.
   Форштевень - передняя носовая оконечность судна, являющаяся продолже-
нием киля.
   Хват-тали - небольшие тали из двух блоков, служащие для различных ра-
бот на палубе.
   Швартовы - концы (тросы), с помощью  которых  судно  привязывается  к
причалу или к борту другого судна.
   Шкаторина - кромка паруса, обшитая мягким тросом.
   Шкот - снасть, служащая для управления парусом. К слову "шкот" добав-
ляют название паруса или гика, который им управляется: кливер-шкот,  фо-
ка-гика-шкот и т.п.
   Шлюп - тип небольшого одномачтового парусного судна.
   Шпангоуты - поперечные ребра корабельного скелета-набора.
   Шпигаты - отверстия в борту или в палубе для стока воды.
   Шпор - нижняя оконечность мачты или стеньги  или  задняя  оконечность
бушприта.
   Шпринт (шпринтов) - наклонная жердь, прикрепленная к  низу  мачты  на
шлюпке и служащая для растягивания паруса.
   Штаг - снасть, поддерживающая мачту или стеньгу спереди.
   Шторм-трап - веревочная лестница.
   Ют - кормовая часть палубы. На многих судах расположен  выше  средней
части палубы, образуя "полуют", который, в сущности, равнозначен юту.
   Якорный огонь - белый огонь, поднимаемый над носом (а на больших  су-
дах - и над кормой) при стоянке судна на якоре.


Изд. "Правда", 1984 г.
OCR Палек, 1998 г.


 


<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: приключения

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]

Страница:  [4]