Алмазный берег Юго-Западной Африки лежит в полосе тропических ветров.
Преобладает юго-восточный  ветер,  но  время  от  времени  система  ветров
полностью переворачивается, и буря приходит с севера, с берега.
     Это ветер типа сирокко, вроде хамсина в Ливийской пустыне или  самума
в Триполи.
     Именно этот обжигающий сухой ветер пустыни заполнял небо тучами  пыли
и песчаных облаков, закрывая все адской пеленой, похожей на дым пожарища.
     Облака пыли входили в систему, Круг принимал их  во  внимание,  когда
строил свои расчеты: поднятые в воздух  тучи  слюдяной  пыли  выводили  из
строя радарные экраны  службы  безопасности  алмазных  компаний,  создавая
ложные  сигналы  и  делая  невозможным  обнаружение  небольшого   летящего
объекта.
     Поворотный  Пункт  находился  в  трех  милях  от  берега  моря  и   в
шестидесяти милях к северу вверх по реке  Оранжевой.  Название  было  дано
первыми путешественниками и выражало их взгляды  на  продолжение  пути  на
север. Эти старые путешественники не знали, что находятся в центре морской
террасы, древнего дна, теперь поднятого выше уровня моря, такого  богатого
алмазами, что его окружили сплошной изгородью, непрерывно патрулировали на
джипах с собаками и на самолетах, охраняли оружием и  радарами;  в  лагере
были такие строгие правила, что  человек,  выходящий  оттуда,  подвергался
осмотру с помощью рентгеновских лучей и не мог  ничего  вынести  с  собой,
кроме собственной одежды.
     В Поворотном Пункте находилась одна из четырех больших  очистительных
фабрик, где обрабатывался гравий с разработок большой компании  на  многие
мили вокруг. Поселок был относительно большим, с фабрикой,  мастерскими  и
складами, с жилищами для пятисот рабочих и их  семей.  Но  никакие  усилия
компании сделать его привлекательным не могли  изменить  того  факта,  что
Поворотный Пункт был адской дырой в мрачной и опасной пустыне.
     Теперь, при северном ветре, то, что обычно  было  просто  неприятным,
становилось непереносимым. Здания были загерметизированы, даже стыки  окон
и дверей плотно заткнуты тряпками или  бумагой,  и  все  же  красная  пыль
покрывала мебель, столы, кровати,  проникала  даже  внутрь  холодильников,
облекая все тонкой хрустящей пленкой. Она оседала в волосах,  скрипела  на
зубах, забивалась в ноздри, а вместе с ней приходила иссушающая  жара,  от
которой высыхали даже глазные яблоки.
     Снаружи пыль висела красным туманом, который  сокращал  видимость  до
десяти ярдов. Люди, вынужденные выходить наружу  в  этот  удушливый  сухой
суп, надевали пылезащитные очки, чтобы предохранить глаза, и слюдяная пыль
покрывала их одежду блестящим слоем, который сверкал даже в тусклом свете.
     За  поселком  в  пыльном   тумане   шел   человек,   неся   небольшой
цилиндрический предмет. Он наклонялся вперед, упорно продвигаясь в сторону
пустыни. Наконец он добрался до небольшого углубления и спустился в  него.
Опустив ношу на песок, немного отдохнул. Затем  склонился  к  цилиндру.  В
своем кожаном костюме и шлеме, с  лицом,  закрытым  очками  и  шарфом,  он
казался каким-то неведомым чудовищем.
     Фиберглассовый цилиндр был окрашен желтой флюоресцирующей краской.  С
одного конца  цилиндра  находился  прозрачный  пластмассовый  контейнер  с
электрическим указателем курса, на другом конце -  конверт,  свернутый  из
резиноподобного нейлонового материала и прикрепленный к цилиндру  стальной
муфтой. К конверту была присоединена стальная бутылочка с  водородом.  Все
вместе достигало восемнадцати дюймов в длину и трех в  диаметре  и  весило
чуть больше пятнадцати фунтов.
     Внутри цилиндра было  два  раздельных  отсека.  В  большем  находился
сложный электронный механизм,  который  должен  был  передавать  поисковый
сигнал, включать и выключать лампы по радиоприказам с расстояния, а  также
- по команде выпустить водород из баллона в бутылочку через соединительную
муфту.
     В меньшем отсеке находился запечатанный пластиковый пакет с двадцатью
семью алмазами. Самый маленький из них  весил  четырнадцать  карат,  самый
большой - пятьдесят шесть. Каждый из камней был отобран  специалистами  за
цвет, яркость и совершенство формы.  Все  алмазы  чистейшей  воды;  будучи
ограненными, они на рынке могут быть проданы по цене от семисот  тысяч  до
миллиона фунтов, в зависимости от обработки.
     В Поворотном Пункте находились четверо членов Круга. Двое из них были
многолетними опытными  рабочими  на  сортировке  алмазов  и  работали  под
охраной на очистительной  фабрике.  Они  работали  вместе,  проверяя  друг
друга, потому что  в  компании  действовала  система  взаимопроверки,  что
совершенно бессмысленно, когда рабочие могут сговориться  друг  с  другом.
Эти люди отбирали лучшие камни и выносили их с фабрики.
     Третий член Круга работал механиком в мастерских компании. Его работа
заключалась в сборке необходимых механизмов из  запчастей,  прибывавших  в
контейнерах с тракторной смазкой. Он  также  помещал  камни  в  цилиндр  и
передавал все человеку, который теперь склонился в пустыне, приготовившись
отправить цилиндр в бушующее пыльное небо.
     Завершив последнюю проверку,  человек  распрямился,  подошел  к  краю
углубления  и  выглянул  наружу,  в  пыльную  бурю.  Удовлетворенный,   он
заторопился к желтому  цилиндру.  Резко  повернул  конусообразное  кольцо,
открывая водороду  доступ  в  баллон.  С  змеиным  шипением  баллон  начал
раздуваться. Наполняясь, он потрескивал. Приподнялся, готовый улететь,  но
человек удерживал его, пока баллон не раздулся полностью. Тут он  выпустил
его, и баллон вместе с висящим под ним цилиндром взлетел в  небо  и  сразу
исчез в облаках пыли.
     Человек стоял, глядя в темное небо. Очки его  слепо  блестели,  но  в
позе было выражение торжества. Наконец он повернулся и пошел легким  шагом
человека, избавившегося от опасности.
     - Еще один пакет, - пообещал он себе. - Только один, и я  пас.  Куплю
ферму на Слоновьей реке, буду рыбачить, охотиться...
     Он все еще мечтал об этом, когда подошел к  ожидавшему  лендроверу  и
сел на место водителя. Включил двигатель, зажег фары и медленно направился
к поселку по своему следу.
     На машине сзади была белая надпись, хорошо заметная  даже  в  пыльной
буре.
     Она гласила "Служба безопасности".


     "Дикий гусь" стоял неподвижно, двигатели негромко работали, удерживая
корабль на ветру. Даже в двадцати милях  от  берега  ветер  был  обжигающе
горяч, и лишь редкие брызги пены освежали лицо Хьюго.
     Он стоял в углу мостика, откуда мог следить одновременно за  морем  и
за рулевым, но испытывал беспокойство. "Дикий гусь"  ждал  уже  пятнадцать
часов и в течение десяти часов подвергался ударам северного ветра.
     Хьюго беспокоился в ожидании начала перехвата. Могло помешать многое,
начиная  с  полицейской  проверки  и  кончая  неполадками  в   электронном
оборудовании.
     - Который час, Ханси? - крикнул он, и рулевой взглянул  на  хронометр
над головой.
     - Шесть часов три минуты, капитан.
     - Через  полчаса  стемнеет,  -  с  отвращением  сказал  Хьюго,  вновь
всматриваясь бесцветными глазами в ветер, потом пожал плечами и вернулся в
рубку.
     Он склонился над  приборами.  Даже  для  опытного  взгляда  это  были
обычные установки для обнаружения рыбы, переделанные из военных  приборов,
обнаруживавших подводные лодки. Обычно они сканировали морские  глубины  в
поисках стай сардины.
     Однако    эти    установки    прошли    дорогостоящее    и    сложное
усовершенствование. Круг для этой работы нанял специалиста в Японии.
     Приборы негромко гудели,  панель  освещалась  зеленоватым  внутренним
светом, но звук был нейтральным, и стеклянный экран оставался пустым.
     - Хочешь кофе, Ханси? - спросил Хьюго старика негра у  руля.  Он  сам
отбирал экипаж, это все были верные и преданные люди. Так и должно быть  -
одно неосторожное слово могло загубить многомиллионное дело.
     - Ja, dankie, капитан. - Старик в ожидании сморщил обветренное лицо.
     Хьюго крикнул вниз, в камбуз:
     - Повар, как насчет чашки кофе?
     Но ответа он не услышал, потому что  в  этот  момент  ожили  приборы.
Наверху зажегся ряд  огоньков,  глухой  звук  сменился  короткими  резкими
сигналами, а экран стал призрачно зеленым.
     - Он в полете! - вздохнул с облегчением Хьюго. В рубку влетел  первый
помощник, заправляя рубашку в  незастегнутые  брюки,  лицо  его  выглядело
помятым после сна.
     - Вовремя, - сказал он еще сонным голосом.
     - Возьми руль у Ханси, - приказал ему Хьюго и сел  в  кожаное  кресло
перед приборами. - Поворот на два пункта направо.
     "Дикий гусь" развернулся в сторону  моря,  его  движение  изменилось:
вместо ленивых  подъемов  и  спусков  вместе  с  волнами  теперь  началось
продвижение вперед, и пена брызнула на стекло рубки.
     Сидя за приборами, Хьюго следил за  полетом  баллона,  держа  "Дикого
гуся" на курсе перехвата.
     Увлекаемый северным ветром со скоростью в сорок узлов, баллон пересек
береговую линию и быстро поднялся на три  тысячи  футов.  Хьюго,  управляя
приборами, заставил баллон выпустить часть газа и  оставаться  на  прежней
высоте. Ответ немедленно отразился на экране.
     - Хорошо, - сказал Хьюго.  -  Хороший  мальчик.  -  Потом  громче:  -
Немного поверни, Оскар: баллон движется на юг.
     Свыше двадцати минут они пробивались сквозь волны.
     - Хорошо, - нарушил молчание Хьюго, - я собираюсь сбросить его. -  Он
медленно  повернул  кнопку  по  часовой  стрелке,  выпустив  весь  газ  из
нейлонового баллона.
     - Ja, хорошо. Он внизу. - Он посмотрел в иллюминатор  над  приборами.
Под  покровом  свинцово-черных  облаков  преждевременно  наступила   ночь.
Снаружи было темно, сквозь низкие тучи не видно было ни одной звезды.
     Хьюго снова обратился к приборам.
     - Хорошо, Оскар. Ты идешь по курсу. Держи его.
     Потом посмотрел на старого Ханси и второго, более  молодого,  моряка.
Они терпеливо сидели на скамье у дальней переборки.  Оба  были  в  длинных
желтых пластиковых дождевиках и резиновых сапогах.
     - Ну, Ханси, - кивнул Хьюго. - Идите на нос. Мы всего в миле.
     Они спустились на промываемую волнами палубу, и Хьюго видел, как  они
укрывались от очередной волны у борта. Волны перехлестывали через  головы,
желтые пластиковые дождевики были ясно видны в полумраке.
     - Включаю, - предупредил Хьюго рулевого. - Мы должны его увидеть.
     - Понял, - сказал Оскар, и Хьюго повернул ручку,  приказывая  баллону
включить сигнальный огонь.
     Почти сразу Оскар крикнул:
     - Вон он. Прямо впереди!
     Хьюго вскочил и выбежал. Потребовалось несколько  секунд,  чтобы  его
глаза адаптировались и он разглядел впереди  крошечный  красный  огонек  в
черноте неба и моря. Он показался на секунду и исчез за очередной волной.
     - Я постою за рулем, - Хьюго сменил Оскара. - Включай прожектор.
     Луч  прожектора   казался   сплошным   белым   столбом   в   темноте.
Флюоресцирующая желтая краска цилиндра ярко сверкнула в этом луче.
     Хьюго  удерживал  "Дикого  гуся"  против  ветра,  давая   возможность
цилиндру приблизиться. Ханси и его товарищ ждали у отпорного крюка.
     Хьюго осторожно приблизился  к  подпрыгивающему  желтому  цилиндру  и
издал удовлетворенное восклицание, когда крюк подцепил специальное  кольцо
и цилиндр начали поднимать на борт.
     Он смотрел, как две фигуры в  дождевиках  поднялись  по  лестнице  на
мостик и положили цилиндр на стол.
     - Хорошо! Хорошо! - Хьюго от всего сердца  хлопнул  их  по  спине.  -
Теперь идите просушитесь - оба! - Они отправились в каюткомпанию, а  Хьюго
передал руль Оскару.
     - Домой! - приказал он. - Как можно быстрее. - И унес цилиндр в  свою
каюту.
     Сидя у раскладного стола в своей каюте, Хьюго открыл цилиндр и извлек
платиковый пакет. Раскрыл его и высыпал содержимое на стол.
     Он негромко присвистнул и взял самый большой камень. Хоть он и не был
специалистом, но инстинктивно понял, что это необычайно ценный алмаз. Даже
грубая необработанная поверхность  не  могла  скрыть  таящийся  в  глубине
огонь.
     Для него этот камень бесполезен, продать его невозможно.  У  него  не
было искушения обмануть Круг - это для него  означало  бы  пятнадцать  лет
тяжелой работы.
     Круг основывался на взаимозависимости, ни один  его  элемент  не  мог
действовать самостоятельно.  И  в  то  же  время  каждая  его  часть  была
самостоятельна и надежно изолирована. Только один человек знал все  части,
и никто не знал, кто этот человек.
     Хьюго извлек из ящика свои инструменты и разложил их на столе.  Зажег
спиртовку и поставил на нее чашку с воском.
     Потом  высыпал  алмазы  в  блестящую  металлическую  банку.   Обычная
консервная банка.
     Легко удерживая равновесие в корабельной качке, он снял со  спиртовки
чашку и вылил на алмазы расплавленный воск, заполнив банку до края.
     Воск быстро застыл и затвердел, став  белым  и  непрозрачным.  Теперь
камни прочно впаяны в воск, он не даст им  передвигаться  и  дребезжать  и
придаст банке нужный вес.
     Хьюго  зажег  сигарету  и  выглянул.  Рулевой  подмигнул  ему,  Хьюго
улыбнулся.
     Когда он вернулся к столу, банка уже остыла.  Он  закрыл  ее  круглой
жестяной  крышкой  и  перешел  к  миниатюрным  тискам,   прикрепленным   к
инструментальному столу. Тщательно закрепил крышку, глаза  его  щипало  от
сигаретного дыма.
     Наконец, удовлетворенный, он положил запечатанную  банку  на  стол  и
подошел к стене, на  которой  висел  его  пиджак.  Достал  из  внутреннего
кармана конверт, а оттуда печатную многоцветную этикетку. Вернулся к столу
и аккуратно  наклеил  этикетку  на  банку.  На  этикетке  было  прекрасное
стилизованное  изображение  прыгающей  сардины,  похожей  на  шотландского
лосося.
     - Сарины в томатном  соусе.  -  Хьюго  прочел  надпись  и  откинулся,
восхищенно рассматривая собственную работу.  -  Производство  Юго-Западной
Африки. - Он удовлетворенно улыбнулся и начал убирать свои инструменты.


     - Сколько? - крикнул десятник у рыбного насоса через сужающуюся  щель
между "Диким гусем" и причалом.
     - Около пятидесяти тонн, - крикнул в ответ Хьюго. - Потом нас прогнал
северный ветер.
     - Ja, ни один из кораблей не остался. - Десятник проследил,  как  его
люди закрепляют причальные тросы, и ввел шланг вакуумного  насоса  в  трюм
"Дикого гуся", чтобы начать перекачивать сардину.
     - Прими командование, Оскар. - Хьюго надел пиджак и шляпу. -  Вернусь
завтра. - Он  спрыгнул  на  причал  и  направился  к  консервной  фабрике,
пропитанной отвратительным запахом сардинного  масла.  Пиджак  он  нес  на
плече, пропустив палец в петлю.
     Он прошел между кипятильниками и фабрикой сушки рыбы, пересек широкий
двор, где высотой с двухэтажный дом возвышались  мешки  с  рыбьим  кормом.
Через широкие двойные двери  вошел  в  пещерообразный  склад,  до  потолка
заполненный картонными коробками с надписями:

     1 гросс банок "Сардины в томатном соусе"
     Предназначение: Агентство ВДБ Лтд,
     32 Бермондси-стрит, Лондон SE 1

     Он прошел в небольшое помещение, которое служило конторой склада.
     - Привет, Хьюго. Как поплавал?  -  Кладовщик  был  двоюродным  братом
Хьюго.
     - Пятьдесят тонн. - Хьюго повесил свой пиджак на крюк у двери. - Надо
помочиться, - сказал он и пошел в уборную через весь склад.
     Вернувшись, выпил с двоюродным братом кофе. Потом встал и сказал:
     - Дженни ждет.
     - Передай ей мою любовь.
     - Она ей не нужна. У нее будет в избытке моей. -  Хьюго  подмигнул  и
взял с крюка пиджак. Теперь пиджак был легче - банка из кармана исчезла.
     Он вернулся в гавань, обмениваясь приветствиями  с  таможенниками,  и
подошел на стоянке к старому автомобилю с откидывающимся верхом.
     Поцеловав сидящую за  рулем  девушку,  он  бросил  пиджак  на  заднее
сидение и сел в машину.
     - Ты поведешь, - улыбнулся он. - Хочу, чтобы обе руки были свободны.
     Она пискнула, почувствовав под юбкой его руку.
     - Не можешь подождать до дома?
     - Я был в море целых пять дней и проголодался, как волк.
     - Никогда не знаешь, чего от тебя ждать, - она рассмеялась  и  повела
машину.


     Сержио Капоретти, человек, которого Джонни выбрал в качестве капитана
"Кингфишера",  фигурой  напоминал  снеговика.  Он  заполнил  всю  дверь  в
кабинете Джонни, и большой живот торчал перед ним. Лицо его было  круглым,
как у ребенка, но с прекрасными итальянскими  глазми  и  длинными,  как  у
девушки, ресницами.
     - Входите, Сержио, - приветствовал его Джонни. - Рад вас видеть.
     Итальянец с неожиданной быстротой  пересек  кабинет,  и  рука  Джонни
утонула в его огромной волосатой лапе.
     -  Ну,  наконец  мы  готовы,  -  сказал  Сержио.  -  Три   месяца   я
бездельничаю, ничего не делаю. Только посмотрите на  меня.  -  Он  хлопнул
себя по животу, послышался резкий звук, похожий на пистолетный выстрел.  -
Жирный! Нехорошо!
     - Ну, не совсем готовы, - поправил  Джонни.  Он  собирался  отправить
Сержио с экипажем в Англию до спуска корабля. Хотел, чтобы итальянец  смог
изучить все новое оборудование, которым был оснащен "Кингфишер".  А  когда
корабль будет готов к плаванию, Сержио приведет его в Африку.
     - Садитесь, Сержио. Давайте еще раз посмотрим список экипажа.
     Когда час спустя Сержио уходил, Джонни проводил его до лифта.
     - Если  возникнут  какие-нибудь  проблемы,  немедленно  звоните  мне,
Сержио.
     - Si. - Сержио пожал ему руку. - Не беспокойтесь. Капоретти  за  всем
присмотрит. Все будет в порядке.
     Возвращаясь в каинет, Джонни задержался у стола секретарши.
     - Миссис Хартфорд здесь? - Спросил он у одной из двух  секретарш,  но
ответили обе хором, как Твидлдум и Твидлди:
     - Нет, мистер Ленс.
     - Она сообщила, где находится?
     - Нет, мистер Ленс.
     Трейси исчезла. Пять дней от нее не было никаких известий,  ее  новый
кабинет пустовал. Джонни беспокоился и  сердился.  Беспокоился,  опасаясь,
что она вернулась к наркотикам, сердился, потому что ему ее не хватало.
     Вернувшись в кабинет, он сердито хмурился.
     - Боже! - сказала Летти Пинар, стоя у его стола с грудой почты. -  Вы
выглядите счастливым. Вот это вас подбодрит.
     Она протянула ему открытку с цветным  изображением  Эйфелевой  башни.
Первая весточка от Руби со времени ее отъезда. Джонни быстро прочел ее.
     - Париж, - сказал он, - там, кажется, весело. -  Бросил  открытку  на
стол и погрузился в работу.
     Работал он допоздна, перехватил в закусочной и  поехал  в  молчаливый
дом в Бишопскорте.


     Скрип шин на гравии и свет фар в окнах спальни разбудили его. Он  сел
в постели и услышал настойчивый дверной звонок. Включил лампу. Два часа  -
Боже!
     Он набросил на голое тело халат и пошел к двери,  включая  по  дороге
свет. Звонок продолжал трезвонить.
     Он повернул ключ. Дверь распахнулась, ветром влетела Трейси, прижимая
к груди чемоданчик.
     - Где ты была? - Джонни испытывал одновременно гнев и облегчение.
     - Джонни!  Джонни!  -  Она  приплясывала  от  возбуждения,  глаза  ее
сверкали, щеки пылали. - Я их получила, оба!
     - Где ты была? - Джонни не так-то  легко  сбить.  С  видимым  усилием
Трейси  справилась  со  своим  возбуждением,  но   продолжала   улыбаться.
Казалось, она негромко гудит, как электрический мотор.
     - Пошли. - Она взяла его за руку и отвела в гостиную.  -  Налей  себе
большую порцию виски  и  садись,  -  приказала  она,  величественная,  как
королева.
     - Мне не нужно виски, и я не...
     - Нужно, - прервала она и пошла к бару, налила в  хрустальный  стакан
большую порцию, добавила содовой и принесла Джонни.
     - Трейси, что происходит?
     - Пожалуйста, Джонни. Это так прекрасно. Не нужно портить. Садись.
     Джонни неохотно сел, а Трейси открыла  чемоданчик  и  достала  оттуда
стопку документов. Она встала в центре гостиной, приняв позу викторианской
актрисы.
     - Это, - объяснила она, - перевод с  немецкого  документа,  выданного
губернатором в Виндхуке и датированного 3 мая 1899 года. Преамбулу я опущу
и перейду к сути.
     Она откашлялась и начала читать:
     - В соответствии с суммой в 10 000  марок,  которая  должным  образом
выплачена и получена, все права на разведку,  добычу,  обработку  и  вывоз
всех  металлов,  драгоценных   и   недрагоценных,   камней,   драгоценных,
полудрагоценных и недрагоценных, всех минералов, гуано,  растительности  и
других материалов органического и неорганического происхождения на  период
в девятьсот девяносто девять лет гарантируется господам Фарбену,  Хендрику
и Мозенталю, Южная Африка, торговцам гуано, с Бергенштрассе, 14,  Виндхук,
на  площади  в  форме  окружности  радиусом  в  десять  километров,  центр
окружности находится на самой высокой точке острова, лежащего на широте 23
градуса 15 минут юга и на долготе 15 градусов 12 минут востока.
     Трейси замолкла и посмотрела на Джонни. Он застыл с  каменным  лицом,
внимательно слушая ее. Она быстро продолжала:
     -  Все  старые  германские  концессии   ратифицированы   объединенным
парламентом, когда Южно-Африканский  Союз  принял  на  себя  мандат  после
великой войны.
     Он кивнул, не в состоянии сказать слово. Трейси продолжала улыбаться.
     -  Эта  концессия  по-прежнему  законна.  А  все  последующие   права
недействительны,  и  хотя  первоначальная  концессия  предназначалась  для
разработки гуано, в нее включены и драгоценные камни.
     Джонни снова кивнул, и Трейси достала другой документ из пачки.
     - Компания  Фарбен,  Хендрик  и  Мозенталь,  Южная  Африка,  все  еще
существует. Помимо этой давно забытой  концессии,  ей  принадлежит  только
старое здание на Бергенштрассе, 14, в Виндхуке.
     Неожиданно Трейси сменила тему.
     - Ты спрашиваешь, где я была, Джонни. Ну, я была в Виндхуке и  ездила
по самым плохим  в  Южной  Африке  дорогам.  Компания  Фарбен,  Хендрик  и
Мозенталь теперь принадлежит братьям Хендрик,  паре  фермеров,  разводящих
каракулевых овец. Ужасные старики. Я  видела,  как  они  перерезают  горло
бедным маленьким персидским ягнятам, чтобы у них не завивалась шерсть... -
Трейси замолчала и  глотнула.  -  Ну,  я  не  стала  объяснять  им  насчет
концессии. Просто  предложила  купить  компанию,  они  запросили  двадцать
тысяч, я сказала:  "Подписывайте",  и  они  подписали,  и  я  оставила  их
смеющимися от радости. Они считают себя ужасно хитрыми. Вот! И теперь  это
твое!
     Трейси протянула соглашение Джонни, и пока он читал его, продолжила:
     - Я написала соглашение от имени "Ван дер Бил Дайамондз" и  подписала
его как директор, надеюсь, ты не возражаешь...
     - Боже! - Джонни сделал большой глоток виски, потом поставил стакан и
встал. - Не возражаю? - повторил он. - Приносишь мне концессию на Молнию и
Самоубийство и спрашиваешь, не возражаю ли я?
     Он потянулся к ней, и она пошла ему навстречу.
     - Трейси, ты удивительна. - Они в экстазе обнялись, Джонни  приподнял
Трейси, и они незаметно для себя оказались лежащими на диване, все  еще  в
объятиях  друг  друга.   Потом   они   поцеловались,   и   смех   сменился
нечленораздельными звуками и вздохами.
     Наконец Трейси оторвалась от него и соскользнула с дивана. Дыхание ее
прерывалось. Волосы спутались.
     - Хватит!
     - Трейси. - Он двинулся к ней, испытывая страстное  желание,  но  она
удержала его на расстоянии вытянутой  руки,  упираясь  ладонями  в  грудь,
пятясь перед ним.
     - Нет, Джонни, нет! - Она настойчиво  покачала  головой.  -  Послушай
меня.
     Он остановился. Огонь в его глазах медленно гас.
     - Послушай, Джонни, Бог видит, я не святая,  но...  ну,  я  не  хочу,
чтобы мы... не на диване в доме другой женщины. Так я не хочу.


     Бенедикт  вывел  большой  "бентли"  цвета  меда  из  потока  уличного
движения на Бермондси-стрит и повернул  в  ворота  склада.  Остановился  у
погрузочной платформы и вышел.
     Снимая перчатки,  он  оглянулся  на  платформу.  На  ней  возвышались
готовые к распределению  груды  товаров.  Ящики  южноафриканского  вина  и
спирта,  консервированные  фрукты   в   коричневых   картонных   коробках,
консервированная рыба, сорокагаллонные бочки рыбьего  жира,  связки  сырых
шкур, ящики с неизвестными товарами - все то, что производит Южная Африка.
     Агентство ВДБ необыкновенно разрослось  за  те  десять  лет,  что  им
управлял Бенедикт.
     Перепрыгивая через три ступеньки, Бенедикт поднялся  на  платформу  и
прошел между грудами товаров, пока не  оказался  под  высоким  потолком  в
полутьме. Он шел с уверенностью человека, идущего по своей  территории,  -
широкоплечий и высокий, и полы пальто развевались. Кладовщики и носильщики
почтительно приветствовали его, а когда он вошел в  главную  контору,  все
зашевелились, машинистки начали перешептываться: как будто ветер  пронесся
по лесу.
     Управляющий выскочил из кабинета навстречу Бенедикту, чтобы проводить
его внутрь.
     - Здравствуйте, мистер Ван дер Бил. Сейчас принесут чай. -  Он  стоял
наготове, чтобы принять пальто Бенедикта.
     Встреча продолжалась  полчаса,  Бенедикт  прочел  недельный  отчет  о
движении товара, время от времени задавая  вопросы,  с  удовольствием  или
неудовольствием отмечая отдельные моменты.  Многие  знавшие  его  были  бы
удивлены. Это не был знакомый им  вялый  плейбой  -  бизнесмен  с  жестким
взглядом холодно и безжалостно добивался от своего предприятия  наибольшей
прибыли.
     Кое-кто  удивился   бы,   откуда   взял   Бенедикт   капитал,   чтобы
финансировать дело такого размаха, особенно если бы знать, что он владел и
недвижимостью и что Агентство ВДБ - не  единственная  его  ставка  в  мире
бизнеса. Он не получал денег от отца: Старик считал Бенедикта  неспособным
продать с выгодой фунт масла.
     Встреча закончилась, Бенедикт встал, надевая  пальто,  а  управляющий
подошел к серому стальному сейфу в углу,  набрал  комбинацию  и  распахнул
тяжелую дверцу.
     - Пришло вчера, - объяснил он, доставая из сейфа  банку.  -  На  "Лох
Эльсиноре" из Уолвис Бей.
     Он протянул банку Бенедикту,  который  мельком  осмотрел  ее,  слегка
улыбнувшись рисунку  прыгающей  сардины  и  надписи  "Сардины  в  томатном
соусе".
     - Спасибо. - Он положил банку в брифкейс, и управляющий проводил  его
к "бентли".


     Бенедикт оставил "бентли" в гараже на Броадвик-стрит  и  пошел  через
суету Сохо, пока не добрался до мрачного кирпичного  здания  за  площадью.
Нажал звонок против таблички "Аарон Коэн,  гранильщик  алмазов"  и,  когда
дверь открылась, поднялся по лестнице на четвертый этаж.  Снова  позвонил,
немного погодя кто-то взглянул на него в глазок,  и  почти  тут  же  дверь
открылась.
     - Здравствуйте, мистер Ван  дер  Бил.  Входите!  Входите!  -  молодой
привратник закрыл за ним дверь. - Папа вас ждет! - продолжал он, когда они
оба взглянули в глаз видеокамеры над железной решеткой, преградившей вход.
     Тот,  кто  увидел  их  на  экране,  был  удовлетворен,   -   зажужжал
электромотор, и  решетка  отодвинулась.  Привратник  провел  Бенедикта  по
коридору.
     - Дорогу вы знаете. Папа в своем кабинете.
     Бенедикт оказался  в  убогой  приемной  с  вытертым  ковром  и  парой
стульев, похожих на списанные министерством труда.  Он  свернул  в  правую
дверь и через нее прошел в длинную комнату, очевидно,  занимавшую  большую
часть этажа.
     Вдоль одной стены тянулся узкий верстак, к которому были  прикреплены
двадцать маленьких токарных станков. К каждому станку вела  трансмиссия  с
центрального пояса, проходившего под верстаком. На человеке, обслуживавшем
машину, был белый халат; этот человек улыбнулся Бенедикту:
     - Здравствуйте, мистер Ван дер Бил, папа вас ждет.
     Но Бенедикт на мгновение задержался, наблюдая за процедурой опилки. В
шпинделе станка был зажат алмаз, и рядом  кружилась  циркулярная  пила  из
фосфорной бронзы. На глазах у Бенедикта человек вернулся к своему  занятию
- смазывал лезвие каждой пилы пастой из оливкового масла и алмазной  пыли,
потому что алмаз резала вовсе не бронза. Только алмаз может резать алмаз.
     - Прекрасные камни, Ларри, - заметил Бенедикт, и Ларри Коэн кивнул.
     - Все - от четырех и пяти карат.
     Бенедикт  склонился  ниже,  осматривая  один  из  камней.  На   камне
индийскими чернилами была нанесена линия  разреза.  Бенедикт  знал,  какие
размышления и обсуждения, какие  осмотры  и  споры  с  привлечением  всего
богатого опыта мастерской  предшествуют  каждой  такой  чернильной  линии.
Требуется не  меньше  двух  дней,  чтобы  распилить  один  алмаз,  поэтому
Бенедикт оставил станок и пошел дальше.
     По другую сторону  комнаты  сидели  остальные  братья  Коэны.  Восемь
человек. Старый Аарон произвел много  сыновей.  Они  были  в  возрасте  от
девятнадцати до сорока лет,  и  еще  двое  пока  ходили  в  школу,  только
готовясь вступить в дело.
     - Как вам понравится этот, мистер Ван дер Бил? - поднял голову  Майкл
Коэн, когда подошел Бенедикт. Майкл обрабатывал прекрасный  камень,  делая
его круглым и  используя  в  качестве  резца  другой  алмаз.  Под  станком
небольшой поднос улавливал пыль от  двух  камней.  Позже  пыль  пойдет  на
шлифовку и распилку.
     - Красавец, - сказал Бенедикт. Они принадлежали  к  одному  братству,
всю жизнь занимались алмазами  и  любили  их,  как  другие  любят  женщин,
лошадей или картины.
     Он пошел по комнате, здороваясь с братьями, задерживаясь  на  минуту,
чтобы посмотреть, как старшие, все мастера своего дела, вытачивают фасеты,
из которых состоят стороны идеально  обработанного  бриллианта.  Пятьдесят
восемь фасет: столы, звезды, павильоны, - вся эта огранка наделяет  камень
мистической "жизнью" и "огнем".
     Оставив их согнувшимися над кругами, похожими на гончарный,  Бенедикт
прошел к двери в конце комнаты.
     - Бенедикт, друг мой. - Аарон Коэн вышел из-за  стола,  чтобы  обнять
его.  Это  был  высокий  худой   человек   лет   шестидесяти,   с   густой
серебристо-серой гривой, с  плечами,  согнутыми  за  годы,  проведенные  у
алмазного круга. - Я не  знал,  что  вы  в  Лондоне,  мне  сказали,  вы  в
Кейптауне. Вчера был день рождения Руфи. Если бы мы знали...
     Бенедикт достал из кармана конверт и высыпал из него на стол двадцать
семь алмазов.
     - Что скажете об этом, папа?
     - Ай-ай! - Папа от удовольствия похлопал себя  по  щекам  и  невольно
потянулся к самому крупному камню.
     - Я дожил до того. что  вижу  такой  камень!  -  Он  вставил  в  глаз
ювелирную лупу, повернул камень, чтобы  подставить  его  под  естественное
освещение, и принялся внимательно разглядывать алмаз.
     - Ага, да. Вот тут  небольшое  перо  [Дефект  в  виде  полупрозрачной
полоски. - Прим. автора]. ООНД  [Очень-очень  небольшой  дефект.  -  Прим.
автора]. Но мы проведем через него грань. Да, из этого камня нужно сделать
два бриллианта. Два превосходных бриллианта от десяти до двенадцати  карат
каждый. И, может быть, пять поменьше. - Больше половины объема камня уйдет
при обработке. - Да! Да! Из этого камня мы сделаем ограненных  бриллиантов
на сто тысяч фунтов.
     Аарон подошел к двери.
     - Мальчики! Идите сюда! Я покажу вам принца среди алмазов.
     Сыновья собрались в кабинете. Майкл взглянул первым и  высказал  свое
мнение:
     - Да, хороший камень. Но  не  такой  чистой  воды,  как  в  последней
партии. Помните тот кристалл, октаэдр...
     - О чем ты говоришь! - прервал его отец. - Ты не  отличишь  алмаз  от
куска сыра горгонзола!
     - Он прав, папа, - вступил в  обсуждение  Ларри.  -  Тот  камень  был
лучше.
     - Значит, Большой Любовник спорит со своим отцом. Все, что вы знаете,
это только шиксы [Шиксы - девки, девчонки (идиш)] с  задранными  на  тохес
[Тохес - зад (идиш)] юбками. Вам лишь бы плясать ватуси и ча-ча-ча. Да! Но
алмазы вы не знаете. - Эта декларация  предшествовала  горячему  семейному
спору, в котором с жаром участвовали все братья.
     - Тише! Тише! Все за работу! Вон! Вон! - прервал спор  Аарон,  выгнав
сыновей из кабинета и захлопнув за ними дверь.
     - Ай! - Он взглянул на небо. - Что за  дело!  Теперь  можно  взвесить
камни.
     Когда камни были взвешены и Аарон запер их в  сейф,  Бенедикт  сказал
ему:
     - Я думаю, с Кругом пора кончать.
     Аарон застыл и через стол посмотрел на Бенедикта. Они  всегда  делали
вид, что их отношения законны. Никогда не говорили  о  Круге  или  о  том,
откуда  поступают  незарегистрированные  камни,   или   как   отправляются
обработанные камни в Швейцарию.
     - Почему? - осторожно спросил Аарон.
     - Теперь я богат. У меня деньги отца и то, что  я  добыл  при  помощи
Круга. Очень богат. Мне больше не нужен риск.
     - Хотел бы я иметь такие же проблемы.  Но,  вероятно,  вы  поступаете
мудро... я не стану спорить с вами.
     - Будет еще одна или две поставки, и все кончено.
     Аарон кивнул.
     - Понимаю, - сказал он, - Все хорошее когда-нибудь кончается.


     Вскоре после полудня Бенедикт припарковал машину на  газоне  у  своей
квартиры на Белгрейв-сквер. Дома он сразу пошел в душ. За все годы жизни в
Лондоне он так и не привык к его смогу и принимал ванну или душ  не  менее
трех раз в день.
     Под душем он напевал, потом завернулся в большую  купальную  простыню
и, оставляя цепочку мокрых следов, прошел в гостиную, смешал себе  мартини
и закрыл от удовольствия глаза, прихлебнув напиток.
     Зазвонил телефон.
     - Ван дер Бил! - сказал  он  в  трубку,  и  тут  выражение  его  лица
изменилось. Он быстро поставил стакан и двумя руками взял трубку.
     - Что вы здесь делаете? -  изумление  его  было  искренним.  -  Какой
приятный сюрприз. Когда мы сможем увидеться? Прямо  сейчас  -  за  ланчем?
Прекрасно! Нет, ничего не надо откладывать - такая прекрасная возможность.
Где вы остановились? В  "Ланкастере"?  Прекрасно.  Послушайте,  дайте  мне
сорок пять минут, и я вас встречу в зеркальном зале на верхнем этаже.  Да,
десять минут первого. Боже, как приятно... - я это уже  говорил.  Увидимся
через три четверти часа.
     Он положил трубку, проглотил остатки мартини и направился в  спальню.
Хороший день станет по-настоящему памятным, подумал он, подбирая  шелковую
сорочку. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и улыбнулся.
     - Мяч прыгает к тебе, Бенедикт, - прошептал он.
     Ее не было ни в баре, ни в зеркальной  комнате.  Бенедикт  подошел  к
высокому окну, чтобы бросить взгляд на один из лучших видов Лондона  -  на
Гайд-парк и Серпентин. День был туманно-голубой, и солнце добавляло бронзы
к красным и золотым тонам осеннего парка.
     Он отвернулся от окна - она шла к нему через комнату. Внутри  у  него
все дрогнуло от удовольствия: она тоже была золотой, с  медным  сверканием
солнца на длинных ногах и обнаженных руках. Он вспомнил грацию ее походки,
точные движения ног на ковре.
     Он стоял неподвижно, давая ей  возможность  подойти.  Все  в  комнате
повернули головы: это было прекрасное  золотое  создание.  Бенедикт  вдруг
осознал, что хочет эту женщину.
     -  Здравствуйте,  Бенедикт,  -  сказала  она,  и  он  сделал  шаг  ей
навстречу, протянув руку.
     - Руби Ленс! - он мягко сжал ее длинные пальцы. - Как  приятно  снова
встретиться с вами!
     Ее фамилия была ключом к его реакции. Она принадлежала тому человеку,
которому Бенедикт больше всего завидовал и которого ненавидел.  И  поэтому
она была бесконечна желанна.
     - Давайте отпразднуем нашу встречу небольшой  выпивкой.  Думаю,  этот
случай заслуживает нескольких бокалов шампанского.
     Она сидела, аккуратно скрестив длинные стройные ноги,  откинувшись  в
кресле, держа пенящийся стакан заостренными пальцами.  Волосы  свисали  на
плечи, как редкий шелковый гобелен белого золота,  глаза  ее  смотрели  на
него с кошачьей прямотой; она будто заглядывала ему в душу.
     - Мне не следовало вас беспокоить, - сказала она. - Но у  меня  здесь
так мало знакомых.
     - Сколько вы пробудете? - Он отбросил ее слова в сторону.  -  Я  могу
отменить все свои встречи.
     - Неделю. - Это прозвучало так, будто она собиралась поторговаться.
     - О, нет! - В голосе  его  звучало  преувеличенное  отчаяние.  -  Так
нельзя, мы не сделаем и  половины  всего,  что  я  запланировал.  Вы  ведь
сможете остаться подольше?
     - Может быть, - согласилась она и слегка приподняла стакан. - Приятно
с вами встретиться.
     - И мне с вами, - подчеркнуто  согласился  Бенедикт.  Они  отхлебнули
сверкающее вино, следя друг за другом.


     Там, где другому пришлось бы ждать  недели  и  месяцы,  Бенедикт  все
получал немедленно, как будто имел на это право.  Улыбка,  несколько  слов
шепотом, и билеты в театр у него в руках и как по волшебству  раскрываются
двери фешенебельных ресторанов.
     В первый вечер он отвел ее в Национальный театр, а затем  на  ужин  в
"Ле Кур де Франс", где к их столику подошел очень известный киноактер.
     - Привет, Бенедикт. Мы отправляемся на яхте на прием.  Не  хотите  ли
присоединиться к нам? - Легендарные глаза обратились к Руби. - И  возьмите
с собой вашу очаровательную подругу.
     Завтракали она  под  навесом  на  корме  яхты  -  яйца  с  беконом  и
шампанское "Вдова Клико" - и смотрели на оживленную Темзу. Руби на  приеме
была единственной девушкой без мехов, а утро на реке прохладное.  Бенедикт
отметил про себя этот факт.
     По пути домой она сидела в "бентли", подобрав под себя  свои  длинные
ноги, по-прежнему свежая и золотая, несмотря на  бессонную  ночь,  но  под
глазами появилась легкая синева.
     - Не помню, когда мне было  так  хорошо,  Бенедикт.  -  Она  прикрыла
ладошкой зевок. - Вы прекрасный спутник.
     - Сегодня вечером снова? - спросил он.
     - Да, пожалуйста, - прошептала она.


     Спустившись в фойе "Ланкастера" вечером, она ощутила его  напряжение.
Он быстро пошел ей навстречу, когда она вышла из лифта, и  уверенность,  с
какой он взял ее за руку и поцеловал в щеку, удивила ее.
     Они  молчали,  пока  он  протискивался  в   своем   "бентли"   сквозь
заполненные улицы. Руби сознавала, что  рядом  с  ней,  на  самом  близком
расстоянии, находится богатство, о котором она и  мечтать  не  смела.  Она
смертельно боялась. Неверное движение, даже неверное слово могут  отобрать
у нее это богатство. Другого такого шанса у нее не будет,  и  она  боялась
пошевелиться,  почти  парализованная  страхом.  Она  знала,  что  решение,
которое предстоит принять очень скоро, будет роковым. Надо  ли  изображать
неприступность или ответить с той же откровенностью, с  какой  он  поведет
себя?
     Она  так  глубоко  погрузилась  в  эти  мысли,  что,  когда  "бентли"
остановился, с удивлением подняла голову. Они стояли на газоне у роскошной
квартиры.
     Бенедикт обошел машину, открыл дверцу и провел ее, не протестующую, в
квартиру.
     Она  с  любопытством  огляделась,  узнавая   некоторые   произведения
искусства в прихожей. Бенедикт провел ее в большую  гостиную  и  заботливо
усадил в большое, покрытое ковром кресло, которое доминировало в  комнате,
как трон. Неожиданно весь ее страх исчез.  Она,  как  королева,  полностью
владела собой. И точно знала, что все это будет принадлежать ей.
     Бенедикт стоял в центре комнаты, как проситель;  он  начал  говорить.
Она  спокойно  слушала,  на  ее  лице  никак  не  отражалось  испытываемое
торжество, и, когда он остановился в ожидании ее ответа, она ни секунды не
колебалась.
     - Да, - сказала она.
     - Я буду с тобой, когда ты ему скажешь, - пообещал Бенедикт.
     - Не нужно, - заверила его Руби. - Я сама справлюсь с Джонни Ленсом.
     - Нет. - Бенедикт быстро подошел к ней и взял ее за руки. - Я  должен
быть с тобой. Обещай мне это.
     И тут Руби поняла, что положение ее неуязвимо. Бенедикту она нужна не
из-за физических причин - но просто потому,  что  она  принадлежит  Джонни
Ленсу.
     Глядя  прямо  в  глаза   Бенедикту,   она   решила   проверить   свое
предположение.
     - Он может вообще ничего не знать, - сказала она. -  Я  договорюсь  с
ним о разводе.
     - Он должен знать обо мне! Я этого хочу, понятно?
     - Понятно. - Она почувствовала уверенность.
     - Договорились? - Он едва скрывал свое беспокойство.
     - Да, - кивнула она. - Договорились. - И они улыбнулись  друг  другу:
оба были довольны.
     - Идем, - он почтительно  провел  ее  в  спальню,  и  Руби  с  легким
возгласом восхищения остановилась на пороге.
     На двуспальной кровати лежала гора сверкающих мехов всех оттенков: от
мягкого розовато-желтого через беж, цвет устриц и бледный дымчато-серый  к
полуночно-черному.
     - Выбирай! - приказал он. - Закрепим наш договор.
     Она как во сне подошла  к  кровати,  но  когда  она  протянула  руку,
Бенедикт негромко сказал:
     - Подожди.
     Она послушно остановилась, и он подошел к ней сзади. Она  чувствовала
его руки у себя на шее, опустила подбородок,  свесив  вперед  волосы,  так
чтобы он смог расстегнуть ее платье.
     Она вышла из платья, когда оно упало на пол, и пассивно  ждала,  пока
он расстегивал ее бюстгалтер.
     - Теперь надевай, - сказал он.
     В одних чулках и в туфлях на высоких каблуках она подошла к кровати и
взяла первую шубку.
     Когда она оглянулась, Бенедикт сидел в кресле  с  наголовником.  Лицо
его пылало, его черты казались распухшими и застывшими. Он смотрел на нее.
И она поняла, что они совершают  нечто  вроде  ритуала.  Как  победоносный
римский полководец, он получил триумф и теперь осматривает добычу. В  этом
не было сексуального или физического желания, но скорее  культ  поклонения
самому Бенедикту. Она - жрица этого культа.
     И однако, понимая это, Руби не возмущалась. Скорее чувствовала легкое
возбуждение   от   холодной   языческой   извращенности.    Поворачиваясь,
наклоняясь, меняя меха, она  все  время  чувствовала  на  своем  теле  его
взгляд. Она знала, что тело ее совершенно, и его взгляд  впервые  в  жизни
возбудил в ней физическое желание. Она почувствовала,  как  быстрее  течет
кровь, как шумит в ушах, чувствовала, как, подобно плененной птице, бьется
в грудной клетке сердце, поясница ее напряглась. Ритуал был в то же  время
нарциссизмом,  он  удовлетворял  ее  глубокую   внутреннюю   эмоциональную
потребность.
     Примеренные вещи она бросала в центр комнаты,  и  скоро  там  уже  по
колено лежала груда драгоценных мехов.
     Наконец она взглянула на него, плотно  прижимая  к  обнаженному  телу
светло-желтое облако. Потом развела руки, распахнув шубу, приподнялась  на
цыпочках, мышцы ее ног и живота напряглись.
     - Вот эта, - прошептала она, и он встал с кресла, взял ее  в  руки  и
положил, все еще завернутую в норку, на большую груду мехов.


     Руби проснулась в двуспальной кровати возбужденная. С  того  времени,
как она была девочкой и  начинались  каникулы,  она  не  чувствовала  себя
лучше.
     Утро было позднее, бледный солнечный свет,  как  на  сцене,  вливался
квадратом в открытое окно.
     Бенедикт в желтом шелковом халате стоял у кровати,  глядя  на  нее  с
непостижимым выражением, которое  немедленно  изменилось,  как  только  он
понял, что она проснулась.
     -  Мой  человек  забрал  твой   багаж   в   "Ланкастере".   Туалетные
принадлежности в ванной, одежда в гардеробной.
     Он осторожно сел на край кровати, поцеловал ее в лоб и в обе щеки.
     - Когда будешь готова, позавтракаем. - Он продолжал смотреть на  нее;
было совершенно очевидно, что он ждал - она скажет нечто очень важное. Она
тут же насторожилась, опасаясь совершить ошибку, ища разгадку в  выражении
его лица.
     - Ночью тебе было так же хорошо, как мне? - спросил он.
     Теплой волной ее залило понимание. Он  хотел  уверенности,  сравнения
между собой и Джонни Ленсом.
     - Никогда в жизни, - она особо подчеркнула это, - я ничего  подобного
не испытывала.
     Он, довольный, облегченно кивнул и встал.
     - После завтрака поедем в город.
     В это утро за рулем "бентли" сидел слуга Бенедикта Эдмунд. Когда  они
вышли из машины в северном конце  Бонд-стрит  и  рука  об  руку  пошли  по
троутуару, Эдмунд медленно сопровождал их в машине, не обращая внимания на
движение.
     Утро было прохладное, но на Руби была ее новая светло-кремовая норка,
и восхищенные и завистливые взгляды прохожих радовали Бенедикта. Он  хотел
произвести на нее впечатление, поразить своим богатством.
     - У жены человека алмазов должны быть алмазы, - неожиданно проговорил
он, когда они остановились у дорогой ювелирной витрины. Руби схватила  его
за руку и повернулась, чтобы посмотреть на витрину.
     - Боже, - рассмеялся Бенедикт, - только не здесь! - И Руби  удивленно
взглянула на него.
     Бенедикт насмешливо стал читать надпись на окне:
     -  Ювелиры  рая.  Большой  выбор  бело-голубых  камней.  Сертификаты,
подтверждающие безупречность каждого алмаза. Совершенные безупречные камни
по договорным ценам, объявленным в прессе и на ТВ. Небольшая сумма,  и  вы
станете обладателем кольца. Бриллиант  навсегда  -  покажите  ей,  что  вы
действительно ее любите.
     - Но ведь это такая известная фирма. У нее отделения по  всему  миру,
даже   в   Южной   Африке!   -   возразила   Руби,   слегка    возмущенная
покровительственной улыбкой Бенедикта.
     - Позволь мне объяснить насчет алмазов. Их покупают по двум причинам,
и делают это два типа людей. Прежде всего их покупают богатые люди  -  как
вложение, которое не подвержено инфляции и со временем  становится  только
дороже. Эти люди покупают известные камни по совету  специалистов,  лучшие
произведения алмазной промышленности уходят к ним.  Поэтому  когда  Ричард
Бертон покупает для своей Лиз Тейлор  алмаз  за  300  000  фунтов,  он  не
экстравагантен, напротив, он ультраконсервативен  и  бережно  относится  к
своим деньгам.
     - Мне  нравится  такая  скупость,  -  рассмеялась  Руби,  и  Бенедикт
улыбнулся ее откровенности.
     - Я тоже могу быть таким скупым, - пообещал он.
     - Давай, - сказала она, - расскажи мне еще об аламазах.
     - Есть  и  другой  тип  покупателей  алмазов.  Обычно  такой  человек
покупает один бриллиант за всю жизнь и почти никогда не продает его снова,
иначе он испытает сильный шок. Это Джо Каждый - когда он  хочет  жениться.
Тогда он идет к кому-нибудь вроде "Ювелиров рая",  -  Бенедикт  насмешливо
указал пальцем на витрину. - Он слышал по  телевизору,  что  может  купить
алмаз в рассрочку. Во многих случаях аванс  покрывает  продавцу  стоимость
камня, остальное идет на рекламу, налоги и, конечно, на прибыль.
     - Откуда ты знаешь, что "Ювелиры рая" принадлежат к этому типу?  -  У
Руби, как у девочки, глаза были широко раскрыты.
     - Их можно узнать прежде всего по рекламному  бахвальству,  затем  по
языку. - Он снова принялся изучать надписи  в  витрине.  -  Большой  выбор
бело-голубых камней. Из тысячи алмазов ювелирного качества  бывает  только
один, достойный называться бело-голубым. Вряд ли у них большой выбор.  Для
таких камней  есть  специальный  термин  -  гемма.  Безупречные  камни  по
доступным ценам. Отстутствие дефекта в алмазе - лишь  один  из  признаков,
определяющих его цену. А что касается договорных цен - такого зверя нет  в
природе. Цены держатся на нижнем уровне из-за яростной  конкуренции  среди
опытных и знающих торговцев, и никаких договорных цен не бывает.
     - Но где же тогда покупать алмазы? -  Слова  Бенедикта  произвели  на
Руби впечатление.
     - Не здесь. - Бенедикт усмехнулсы. - Идем, я тебе покажу. - И  прежде
чем она смогла возразить, он взял ее за руку и провел в магазин, где его с
энтузиазмом встретил управляющий, заметивший норку Руби  и  сопровождающий
"бентли";  из-за  "бентли",  кстати,  у  магазина  образовалась  небольшая
пробка.
     - Доброе утро, мадам и сэр. Не могу ли я вам помочь?
     - Да, - кивнул Бенедикт. - Ваши бело-голубые камни. Лучшие из них.
     - Сюда, пожалуйста. - Управляющий пятился перед ними, щелкая при этом
пальцами, как танцор фламенко: вызывал помощников.
     - Ну вот, - сказал Бенедикт, когда они сидели в кабинете управляющего
перед подносом с  алмазными  кольцами.  -  Алмаз  нельзя  рассматривать  в
оправе.
     Он выбрал самый большой камень, достал из кармана  перочинный  нож  с
инкрустацией золотом, снабженный особым инструментом, и под хор испуганных
выкриков продавцов разжал оправу.
     - Я заплачу за ущерб! - рявкнул он, и  они  подчинились,  а  Бенедикт
извлек камень и положил его на крытый бархатом поднос.
     - Прежде всего размер. Этот  камень  примерно  в  один  карат.  -  Он
взглянул на управляющего, который кивнул. - Допустим, цена этого камня 500
фунтов. Десять таких камней будут стоить 5 000 фунтов, верно? Однако  цена
камня в 10 карат не менее 75 000 фунтов. Стоимость камня резко  возрастает
с его общим весом. Если бы я собирался вкладывать деньги, я не притронулся
бы к камню меньше трех карат.
     Продавцы слушали теперь не менее внимательно, чем Руби.
     - Далее цвет, - сказал Бенедикт и посмотрел на управляющего. - Дайте,
пожалуйста, лист белой бумаги.
     Управляющий порылся в ящике и положил  перед  Бенедиктом  листок,  на
который Бенедикт положил камень дном вверх.
     - Посмотрим, какой цвет  "вытягивает"  камень  из  белой  бумаги  при
естественном освещении. -  Он  посмотрел  на  управляющего.  -  Выключите,
пожалуйста, лампы и отодвиньте занавеси.
     Управляющий с готовностью повиновался.
     - Это дело опыта. Цвет оценивается по стандартам.  Забудем  о  редких
расцветках: синих, красных,  зеленых  -  и  примем  за  основной  стандарт
бело-голубой. Камень, настолько белый,  что  кажется  слегка  голубоватым.
Затем идет "красивый белый" и просто "белый". Затем камни,  "вытягивающие"
желтоватый цвет - их мы называем "кейп" - различных  оттенков.  И  наконец
камни, "вытягивающие" коричневый цвет, что уменьшает  стоимость  камня  на
восемьдесят процентов.
     Бенедикт порылся в кармашке для часов, достал кошелек и открыл его.
     - Каждый эксперт носит с собой специальный алмаз, который  использует
как шаблон и по нему судит о цвете других камней. Вот мой камень.
     Продавцы обменивались взглядами, а Бенедикт  положил  свой  небольшой
алмаз рядом с первым. Некоторое время он  изучал  их,  потом  вернул  свой
камень в кошелек.
     - Второй серебряный кейп,  я  сказал  бы,  -  заявил  он,  окружающие
выглядели сконфуженно. - Теперь оценим совершенство камня. -  Он  взглянул
на управляющего. - Будьте добры, одолжите мне вашу лупу.
     - Лупу? - Управляющий удивился.
     - Да, ювелирное увеличительное стекло.
     - Я... - управляющий выглядел смущенным.
     - Вы продаете алмазы - и у вас нет лупы.  -  Бенедикт  неодобрительно
покачал головой. - Неважно, у меня есть своя.
     Бенедикт достал из внутреннего кармана стекло и поместил его в глаз.
     - Дефект может быть почти  незаметен:  "нейтчурал"  -  необработанная
материнская порода в экваториальной плоскости, пузырек или точка  углерода
в камне, с другой стороны могут быть более заметные  "трещины",  "облака",
"лед" или "перья", которые  уничтожают  ценность  камня.  Но  этот  камень
действительно безупречен - так что когда будет выписан его  сертификат,  в
нем искажений не будет. - Бенедикт закрыл лупу и  убрал  ее  в  карман.  -
Однако, чтобы сделать безупречный бриллиант, его еще нужно огранить.
     Он зажал камень между большим и указательным пальцами.
     - Огранка или "форма" камня - четвертый и  окончательный  фактор  его
стоимости. "Форма" должна быть близка к идеальной. Этот камень был огранен
таким образом, чтобы ликвидировать дефект, соответственно  у  него  плохие
пропорции - он тяжел и далек от круглой  формы.  Я  предпочел  бы  меньший
камень даже с небольшим дефектом этому калеке.
     Он положил алмаз на стол.
     - "Ювелиры рая" просят  за  этот  камень  500  фунтов,  что  было  бы
справедливо, если бы речь шла о гемме. Однако цвет у него бедный  и,  хотя
дефектов нет, форма неправильная. Его истинная стоимость...  примерно  185
фунтов.
     Послышался новый хор протестующих взгласов, громче  всех  протестовал
управляющий.
     - Уверяю вас, сэр, все камни оценены самым тщательным образом.
     - Давно ли вы служите у "Ювелиров рая"? - резко спросил  Бенедикт.  -
Четыре месяца, верно?
     Управляющий уставился на него.
     - А до того служили продавцом  в  большой  фирме  бальзамировщиков  и
гробовщиков.
     - Я... то есть... - Управляющий слабо взмахнул руками.  -  Откуда  вы
это знаете?
     - Я должен все знать о своих служащих.
     - Ваших служащих? - ошеломленно спросил управляющий.
     - Верно. Меня зовут Бенедикт Ван дер Бил. Я владелец "Ювелиров рая".
     Руби захлопала в ладоши и одобрительно заворковала.
     - А теперь, - сказал Бенедикт,  вставая  и  помогая  встать  Руби,  -
пойдем купим настоящие бриллианты.
     Аарон Коэн продал им два прекрасных белых близнеца в огранке "шатер",
а в качестве оправы Руби выбрала из переплетенного в  кожу  каталога  пару
сережек белого золота.
     Бенедикт отдал Аарону чек на двадцать тысяч  фунтов  и  повернулся  к
Руби.
     - Теперь, - сказал он, - ланч в "Селесте". Еда там ужасная,  но  зато
изумительная обстановка. Нам лучше позвонить и заказать столик - вообще-то
это не обязательно, но они ужасно обижаются, если этого не делаешь.
     Когда они  снова  садились  в  роскошный  "бентли",  Бенедикт  сказал
шоферу:
     - Поезжай мимо Трафальгар-сквер, Эдмунд. Хочу  прихватить  газеты  из
Южной Африки.
     Эдмунд остновился у входа в посольство,  привратник  узнал  машину  и
торопливо скрылся внутри, чтобы снова появиться с пачкой газет.
     Они направились к Хаймаркету, и Бенедикт достал "Кейп Аргус".
     - Посмотрим, что происходит дома. - Он взглянул на первую страницу  и
заметно напрягся.
     - Что случилось? - Руби с беспокойством потянулась к нему, но  он  не
обратил на нее внимания.  Глаза  его  метались  по  странице,  как  челнок
ткацкого станка. Она увидела, как краски отхлынули от его лица, оно  стало
бледным и  напряженным.  Он  кончил  читать  и  протянул  ей  газету.  Она
развернула ее.

     "ВАН ДЕР БИЛ ДАЙАМОНДЗ" ПОЛУЧАЮТ ЦЕННУЮ КОНЦЕССИЮ
     СУД ПОДТВЕРЖДАЕТ КАЙЗЕРОВСКУЮ КОНЦЕССИЮ
     ЛЕНС ПОЛУЧИЛ МОЛНИЮ И САМОУБИЙСТВО

     Блюмфонтейн, четверг.
     В соответствии со срочной аппеляцией "Сентрал Дайамонд Майнз  ЛТД"  с
целью предотвратить разведку и добычу в районе концессии  на  юго-западном
берегу Африки компанией "Ван дер Бил Дайамондз ЛТД"  сегодня  судья  Тромп
отклонил эту аппеляцию, заявив: "Первоначальная концессия  дана  имперским
указом Германии  в  1899  году  и  должным  образом  ратифицирована  актом
Объединенного парламента N24 от 1920  года,  соответственно  она  является
законной  и  имеет  преимущество  перед  всеми  последующими  концессиями,
выданными министерством шахт или любым другим органом".
     Спорный район занимает сто квадратных километров, в него  входят  два
небольших острова в пятнадцати милях к югу от Картридж Бей  и  около  пяти
километров береговой линии. Острова известны как Молния и Самоубийство и в
начале столетия  активно  разрабатывались  "Германской  компанией  гуано".
Мистер Джон Ригби Ленс, генеральный управляющий  "Ван  дер  Бил  Дайамондз
Компани ЛТД", получил права, перекупив их у недействующей компании гуано.
     Сегодня в Кейптауне мистер Ленс заявил: "Этой возможности я ждал  всю
жизнь. Все указывает на то, что Молния  и  Самоубийство  станут  одной  из
богатейших минеральных концессий в мире".
     "Ван  дер  Бил  Дайамондз  Компани  ЛДТ"  завершают   в   Соединенном
Королевстве строительство специального судна, и мистер  Ленс  заявил,  что
надеется начать разработку месторождения еще до конца этого года.

     Руби опустила газету и взглянула на Бенедикта. То, что  она  увидела,
вызвало у нее сильное физическое потрясение.
     Бенедикт скорчился на сидении. Вся его  уверенность  и  savoir  faire
[Такт, находчивость  (фр.)]  исчезли.  Лицо  смертельно  побледнело,  губы
дрожали, и она с отвращением увидела, что  его  глаза  полны  слезами.  Он
сжимал руки и безнадежно качал головой.
     - Ублюдок, - прошептал он, и голос его звучал глухо. - Каждый раз  он
побеждает. Я думал, на этот раз возьму верх,  но...  о  Боже,  как  я  его
ненавижу!
     Он жалобно смотрел на нее.
     - Каждый раз он это делает. Я часто думал, что  победил  его,  но  он
каждый раз...
     Она удивилась его реакции.
     - Разве ты не доволен? "Ван  дер  Бил  Дайамондз"  теперь  заработают
миллионы...
     - Нет! Нет! -  свирепо  прервал  он  ее,  и  из  него  полились  годы
ненависти, раздражения и унижения. Руби молча слушала, постепенно  начиная
понимать все, удивляясь тому количеству боли и ненависти, что  он  обнажал
перед ней. Он вспоминал разговоры двадцатилетней давности.  Незначительные
эпизоды детства, невинные замечания, которые терзали его десятилетиями.
     - Значит, ты не хочешь его успеха? - спросила она.
     - Я хочу уничтожить его, стереть в порошок, унизить.
     Секунд десять Руби молчала.
     - И как мы это сделаем? - спокойно спросила она.
     - Вероятно,  никак.  -  Тон  Бенедикта  раздражал  ее.  -  Он  всегда
побеждает, мы просто не сможем...
     - Вздор! - выпалила  Руби.  Теперь  она  рассердилась.  -  Нужно  все
тщательно обдумать и решить, как его остановить. Он всего лишь человек,  а
ты уже доказал свои способности умного и преуспевающего бизнесмена.
     Выражение  лица  Бенедикта  изменилось,  он  снова  оживился.   Почти
энергично повернулся к ней. Мигнул.
     - Ты на самом деле в это веришь?


     Койка узкая, решил Сержио  Капоретти,  слишком  узкая.  Завтра  нужно
вызвать плотника.
     Он лежал на спине, накрытый одеялом живот мешал ему смотреть  на  юг.
Лежал и оценивал свое  физическое  состояние.  Как  ни  странно,  хорошее.
Немного болели глаза, во рту вкус застоявшегося сигарного дыма  и  кислого
вина, но это вполне выносимо. Вначале его тревожила  свинцовая  тяжесть  в
ногах, но потом он вспомнил,  что  на  нем  по-прежнему  тяжелые  рыбацкие
сапоги. Одна из девиц жаловалась на это.
     Он приподнялся на локте и  взглянул  на  девиц.  Они  лежали  по  обе
стороны  от  него,  зажав  своими  массивными  телесами.  Большие  сильные
девушки, он их тщательно подбирал, ни на  унцию  легче  двадцати  стоунов.
Сержио удовлетворенно вздохнул: уикэнд был удивительный.  Девушки  храпели
так гармонично, как  будто  заранее  отрепетировали  это  действие.  Он  с
восхищением слушал несколько  минут,  потом  выбрался  из  койки  и  встал
посреди каюты, одетый  только  в  тяжелые  сапоги.  Преувеличенно  зевнул,
почесал густые черные  завитки  на  груди  и  животе  и  скосил  глаза  на
настенные часы. Четыре утра, понедельник. Уик-энд получился замечательный.
     Стол был уставлен пустыми бутылками и грязными тарелками. На одной из
тарелок застыла масса болонских спагетти, он прихватил  с  собой  тарелку.
Поднимаясь на мостик "Кингфишера", капитан пальцами брал холодные спагетти
и отправлял в рот.
     Постоял у перил, - обнаженная фигура в больших  сапогах,  прижимающая
тарелку спагетти к груди, - и осмотрел док.
     "Кингфишер" получал последние  усовершенствования,  указанные  Джонни
Ленсом. Он стоял гораздо выше уровня, на котором будет сидеть в воде. Хотя
корабль был всего лишь в три тысячи тонн водоизмещения, он казался  черным
и чудовищным в свете прожекторов, освещавших док.  По  необычному  силуэту
ясно было, что корабль спроектирован  для  специальных  целей.  Надстройки
сдвинуты к корме, как на нефтяном  танкере,  на  передней  палубе  большой
портальный кран, который будет контролировать драгу, и массивные танки для
сжатого воздуха.
     В этот утренний час док был пуст, завитки  морского  тумана  касались
борта "Кингфишера".
     Стоя в пятидесяти  футах  над  доком,  по-прежнему  пожирая  холодные
спагетти,  Сержио  помочился  через  перила,  извлекая   простое   честное
удовольствие из длинной изогнутой струи и звона жидкости о бетон внизу.
     Вернувшись в каюту и добродушно поглядывая на  спящих  валькирий,  он
прикончил спагетти. Тщательно вытер пальцы о волосы на  груди  и  разбудил
девушек.
     - Вставайте, мои кошечки, мои маленькие голубки, время  игры  прошло,
теперь время работы.
     С латинской галантностью он усадил их в такси у  ворот  дока,  смачно
поцеловал каждую, дал чек, бутылку шампанского и пообещал еще одну встречу
вечером в следующую пятницу.
     Пробираясь назад среди путаницы механизмов и зданий, он зажег длинную
черную сигару, с удовольствием вдохнул дым, но когда  увидел  "Кингфишер",
остановился в  удивлении  и  раздражении.  У  трапа,  ведущего  на  палубу
"Кингфишера",  стоял  большой,  цвета  меда  "бентли".  Сержио   ненавидел
посещения боссов компании, особенно в такой утренний час.


     Шланг  уходил  в  зеленую  глубину,  и  они  двигались  вдоль   него,
придерживаясь руками. Трейси все еще слегка нервничала. Это не Средиземное
море, где теплая голубая вода по-дружески обнимает ныряльщика, - это дикий
Атлантический океан, холодно-грозный, зеленый и  неприрученный.  Он  пугал
ее, но присутствие Джонни успокаивало.
     Насос,  накачивающий  воздух,  гудел,  холодная  вода  пробивалась  у
рукавов и шеи костюма Трейси.
     В шестидесяти футах под поверхностью Джонни задержался и всмотрелся в
стекло ее маски. Улыбнулся - его рот был искажен нагубником.  Она  подняла
вверх  большой  палец.  Оба   посмотрели   вверх.   Поверхность   казалась
серебряной, как неправильное зеркало, и черная сигарообразная тень корабля
была окутана странным светом. Шланг и якорная цепь пронизывали  серебряный
потолок и уходили вниз, в тенистые зеленые глубины.
     Джонни указал вниз, и она кивнула.  Они  опустили  головы,  направили
ласты к поверхности и, по-прежнему держась за руки,  стали  опускаться  на
дно.
     Трейси  услышала  щелкающие  свистящие  звуки  -  снизу,  из  зеленой
черноты, к поверхности устремлялись облака серебристых пузырьков. Напрягая
зрение,  она  смотрела  вниз,  вдоль  шланга,   и   медленно   в   темноте
материализовались две черные,  одетые  в  резину  фигуры  -  два  человека
работали у конца шланга. Они казались мрачными и загадочными,  как  черные
жрецы, исполняющие сатанинский ритуал.
     Они с Джонни добрались до дна и повисли над ним немного в стороне  от
двух человек у шланга. Джонни протянул им манометр, который носил на руке,
как часы. Глубина сто  двадцать  футов.  Джонни  повернулся  и  показал  в
сторону рифов.
     Они находились в углублении между двумя  черными  подводными  рифами,
теми самыми рифами, которые Трейси видела с воздуха. Чувствовалось сильное
течение, направленное под прямым углом к рифам.
     Джонни схватил ее за руку и  потянул  вниз.  Они  легли  животами  на
морское дно, и Джонни набрал горсть морского песка, быстро промыл его, так
что мелкие частицы  уплыли  облачком  по  течению,  и  показал  оставшийся
гравий. Улыбнулся, и она вернула ему улыбку.
     По-прежнему держа ее за руку,  он  медленно  поплыл  к  работавшим  у
шланга и остановился, наблюдая за ними.
     К концу шланга была прикреплена прочная стальная труба двух дюймов  в
диаметре и двадцати футов длиной, хотя сейчас только половина  этой  длины
виднелась над морским дном. Двое водолазов проталкивали трубу в  песок,  к
самому скальному основанию.  А  шланг  был  прикреплен  к  компрессору  на
корабле; компрессор создавал вакуум и засасывал по стальной трубе песок  и
гравий.
     Так производилась разведка месторождения "Молния и  Самоубийство".  В
интервале пятьсот  футов  брали  двухдюймовые  образцы,  чтобы  установить
глубину воды, толщину слоя наносных пород и  состояние  дна.  Одновременно
наносились на карту рифы, и к приходу "Кингфишера" у них будет достаточное
представление о топографии  и  рельефе  морского  дна.  Станет  ясно,  где
начинать работы и приблизительно чего ожидать от них.
     Пока результаты подтверждали наиболее оптимистические оценки  Джонни.
Во всех желобах между рифами обнаруживался толстый слой гравия. Как  он  и
ожидал, самый крупный гравий находился ближе к  проливу  между  Молнией  и
Самоубийством, более легкий и мелкий течением уносило дальше. В  некоторых
желобах толщина слоя гравия достигала пятнадцати футов, и обнаруживавшиеся
породы были многообещающими. Он выделил гранат, яшму, железняк,  берилл  и
титановую пыль.
     Но заключительное и самое неопровержимое доказательство было получено
из глубины при помощи двухдюймового шланга. Были  получены  первые  алмазы
месторождения  Молния  и   Самоубийство.   Если   подсчитать   вероятность
нахождения алмаза в двухдюймовых образцах, взятых на расстоянии в  пятьсот
футов, а гравий считается достойным обработке при соотношении  одна  часть
алмаза к пятидесяти миллионам, то очень обнадеживало, что  они  обнаружили
сразу четыре алмаза. Конечно, камни мелкие, все меньше половины карата, но
это все же алмазы, и среди них камни превосходного качества.
     Один из водолазов повернулся к Джонни  и  сделал  знак  рукой.  Труба
достигла дна. Джонни кивнул,  показал  пальцем  вверх  и,  таща  за  собой
Трейси, поплыл к поверхности.
     Они поднялись на борт, неуклюже передвигаясь под тяжестю цилиндров  с
воздухом, прикрепленных к  спине,  и  к  ним  протянулось  множество  рук,
помогая снять тяжелый костюм и оборудование.
     Трейси с благодарностью взяла у одного из членов экипажда  полотенце;
наклонив голову, чтобы просушить волосы, она посмотрела на зеленое море  и
два белых острова, похожих на спины китов, с вьющимися над  ними  морскими
птицами.  Волны  ударялись  об   их   берега   со   звуком,   напоминавшим
артиллерийские выстрелы или далекий гром.
     - Боже, какое дикое  и  прекрасное  место!  -  В  голосе  ее  звучало
возбуждение. - Тут чувствуешь себя по-настоящему живым.
     Джонни понимал ее чувства, беспокойное море и  негостеприимная  земля
обещали тревоги и опасности. Он хотел ответить, но в этот момент появились
два водолаза, более высокий из них снял нагубник, опустив его на грудь.
     - Передвинемся в следующий пункт,  если  разрешите,  мистер  Ленс,  -
Человек снял маску и капюшон, обнажив светлые волосы и обожженное  солнцем
лицо.
     - Хорошо, Хьюго, - согласился Джонни и  одобрительно  проследил,  как
Хьюго Крамер приказывает поднять якорь и шланг, прежде  чем  переместиться
севернее, к следующему пункту разведки. Вначале  Джонни  не  хотел  делать
"Дикого гуся" разведочным кораблем, а  потом  вспомогательным  судном  для
"Кингфишера", он не был знаком с Хьюго Крамером, а то,  что  Бенедикт  Ван
дер Бил настаивал на этой кандидатуре, вызывало у Джонни подозрения.
     Однако было вполне естественно использовать одного из капитанов  "Ван
дер Бил Дайамондз", и теперь Джонни  готов  был  признать,  что  ошибался.
Крамер - способный и добросовестный работник, изобретательный и преданный,
прекрасный моряк, искусно руководивший "Диким гусем". Он вполне  справится
с задачей подвести его  к  "Кингфишеру"  в  любую  погоду.  Его  необычную
внешность Джонни больше не замечал,  хотя  впервые  увидев  розовое  лицо,
светлые волосы и глаза, похожие на глаза слепца, испытал сильный шок.
     Трейси оказалась не столь милостивой. Этот человек ей не нравился.  В
нем чувствовалась какая-то  звериная  свирепость,  едва  скрываемая  жажда
насилия. Он иногда так поглядывал на нее, что  у  нее  мурашки  ползли  по
коже. Вот и сейчас: перестав отдавать приказы, он пробежал глазами  по  ее
телу. В черном обтягивающем костюме отлично видны были ее большие груди, и
Хьюго Крамер смотрел на них  своими  светлыми  глазами.  Инстинктивно  она
прикрыла их полотенцем, и ей показалось, что он,  повернувшись  к  Джонни,
усмехнулся.
     - Говорят,  эта  ваша  новая  драга,  мистер  Ленс,  -  нечто  совсем
необычное.
     - Да, Хьюго. Не похожа на те полусобранные баржи, которые  испытывали
другие компании. Этот корабль специально предназначен для поиска алмазов.
     - В чем же его отличия?
     - Почти во всем. Шланг насоса  управляется  с  портального  крана  на
передней палубе, он проходит через корпус корабля.
     - Что за шланг?
     -  Восемнадцатидюймовая  закаленная  стальная   труба   с   резиновой
прокладкой. Ее можно  опускать  на  сотню  фантомов,  и  есть  специальное
устройство, предотвращающее ее перемещение с волнами.
     - Восемнадцать дюймов - это очень много. Как создается вакуум?
     - В том-то и дело, Хьюго. Мы не  всасываем,  мы  выдуваем.  Вытесняем
воду из трубы, накачивая в нее сжатый воздух,  а  потом  врывающаяся  вода
засасывает гравий.
     - Остроумно. Значит, чем глубже, тем выше давление.
     - Верно.
     - А как насчет очистки? Обычное  просвечивание,  шаровая  мельница  и
вибрирующий стол?
     -  Это  погубило  другие  компании  -  попытка  действовать   старыми
методами. Нет. У нас есть циклон.
     - Циклон?
     - Знаете, как действует сепаратор молока?
     - Да.
     - Тот же принцип. В  круглом  барабане  вращается  гравий,  и  все  с
удельным  весом  меньше  двух  с   половиной   отбрасывается.   Оставшееся
просушивается, помещается на пояс конвейера и проходит под  рентгеновскими
лучами, засекающими каждый алмаз. Как вы знаете,  алмазы  флюоресцируют  в
рентгеновских лучах  и  становятся  хорошо  видны.  Рентгеновский  аппарат
сообщает об алмазах центральному  компьютеру,  -  голос  Джонни  звучал  с
энтузиазмом, приковывающим внимание слушателей. Трейси была очарована, она
смотрела ему в глаза, улыбалась вместе с ним, ее губы что-то шептали.


     - Это помещение циклона, - объяснял Бенедикт  Ван  дер  Бил,  помогая
Руби спуститься по лестнице. - Я тебе говорил, как он работает.
     - Да, - кивнула Руби Ленс, с интересом осматриваясь. Грубо склепанные
и окрашенные листы обшивки корпуса "Кингфишера" образовывали прямоугольный
металлический  ящик,  в   центре   которого   стоял   циклон.   Коническая
десятифутовая башня, тоже выкрашенная серой краской.
     -   Гравий   всасывается   вот   здесь.   -   Бенедикт   указал    на
восемнадцатидюймовый шланг, выходивший из передней переборки и  исчезающий
в дне циклона. - Он уходит вверх. - Бенедикт поднял руку. - И вокруг. - Он
сделал вращательное движение. - Тяжелые материалы уходят сюда. - Из  стены
циклона выходила меньшая труба, исчезая в дальней переборке.  -  А  легкие
уходят вверх и выбрасываются за борт.
     - Понимаю. Но где же слабое место? - спросила Руби.
     -  Идем.  -  Бенедикт  провел  ее  по  помещению,  пробираясь   между
многочисленными рабочими, суетившимся по всему "Кингфишеру". Они добрались
до стальной двери в переборке.
     - Осторожнее. - Нагнувшись, они прошли в длинный коридор с дверями по
обоим концам. Справа вдоль всего коридора шел закрытый туннель.
     - Это помещение конвейера, - объяснил Бенедикт.  -  Концентрированный
гравий  проходит  через  поток   горячего   воздуха   от   электропечи   и
просушивается. Потом собирается на поясе конвейера,  размещенного  в  этом
туннеле, и проходит через помещение с рентгеновским аппаратом.
     - Здесь ты и поместишь его?
     - Да, в конвейерном туннеле.  Придется  передвинуть  дверь  назад  на
двенадцать футов.
     Руби кивнула.
     - Можно ли доверять человеку, который это сделает?
     - Да. Он уже работал со мной. - Бенедикт не стал говорить,  что  этот
человек разработал электронное оборудование для баллонов, использовавшихся
Кругом, и  специально  прилетел  из  Японии,  чтобы  установить  поисковое
оборудование на "Диком гусе".
     - Хорошо. - Руби казалась удовлетворенной. Она все  больше  и  больше
становилась движущей силой их союза, подкрепляя решимость Бенедикта, когда
он проявлял  робость  или  пытался  уклониться  от  действий,  которые  со
временем могли привести его к столкновению с Джонни Ленсом.
     - Посмотрим рентгеновское помещение.
     Это была крошечная комнатка, похожая на  шкаф.  Пол,  потолок  и  все
четыре стены были выложены  толстыми  плитами  свинца.  С  потолка  свисал
ренгеновский аппарат, стальной стол под ним  состоял  из  множеста  ячеек,
похожих на ячейки пчелиного улья.
     - Концентрированный гравий попадает на этот стол,  который  вращается
под рентгеновскими лучами. Аппарат высвечивает  каждый  алмаз  и  сообщает
компьютеру его вес и точное расположение на столе. Компьютер командует вот
этим... - Бенедикт указал на лес жестких  пластиковых  трубок,  каждая  из
которых была прикреплена к металлической руке, - приказывает им опуститься
к столу точно над алмазом и всосать его. Копьютер подбирает размер  трубки
для каждого алмаза, и после того как трубка выполнила  приказ  компьютера,
стол проходит под вторым рентгеновским  аппаратом,  который  подтверждает,
что алмаз взят. Если случайно трубка не засосет алмаз,  компьютер  пускает
стол по второму кругу. Когда все алмазы отобраны, пустая порода  убирается
со стола, стол возвращается  за  новой  порцией  гравия,  и  вся  операция
повторяется. Система эффективна на сто процентов. Отбираются  все  алмазы.
Даже камешки размером с сахарную песчинку.
     - Где компьютер? - спросила Руби.
     - Здесь. - Бенедикт указал на небольшое  закрытое  свинцовым  стеклом
окно, выходящее  на  ренгеновский  аппарат.  За  ним  оказалось  еще  одно
небольшое помещение. Руби прижалась носом к стеклу и всмотрелась.  Большую
часть помещения занимал компьютер, большой эмалированный шкаф, похожий  на
холодильник, со множеством шкал и кнопок. Бенедикт тоже посмотрел туда.
     - Компьютер руководит всей операцией. Он контролирует  поток  сжатого
воздуха  в  трубе,  регулирует  работу   циклона,   командует   поворотами
ренгеновского аппарата и стола,  взвешивает  и  подсчитывает  обнаруженные
алмазы перед помещением их в сейф и даже управляет движением  "Кингфишера"
и сообщает на мостик точное  местонахождение  корабля  в  море,  проверяет
состояние  смазки  и  температуру  всех  механизмов  и  двигателей  и   по
требованию дает точные и немедленные сообщения  о  состоянии  любой  части
операции.
     Руби по-прежнему всматривалась в компьютерную комнату.
     - А что происходит с алмазами, когда их снимают с вращающегося стола?
- спросила она.
     - Они проходят через электронную  шкалу,  которая  взвешивает  каждый
камень, затем перемещаются в сейф. - Бенедикт указал на стальную  дверь  в
одной из переборок. - Сейф с двумя замками, с  цифровой  комбинацией  и  с
указанием времени. Система работает таким образом, что к алмазам  ни  разу
не прикасается человеческая рука.
     - Пойдем поговорим с  этим  итальянским  крестьянином,  -  предложила
Руби. Она отвернулась от окна, а Бенедикт  с  видом  собственника  положил
руку ей на плечо.
     - Не сейчас, - раздраженно сказала Руби, сбросив его руку, и вышла из
помещения. На нее произвело сильное впечатление сложное  оборудование,  но
то, что его сконструировал Джонни Ленс, рассердило ее.
     Руби полностью сменила свои привязанности, они перешли  к  тому,  кто
предложил большую сумму.


     Сержио Капоретти почувствовал  жалость,  впервые  увидев  Руби  Ленс.
Такая худая, фигура как у мальчишки. В холодную ночь от нее  мало  радости
мужчине. Сержио передвинул сигару из одного угла рта в другой,  смочив  ее
при этом слюной. И слишком хладнокровная, решил он.  У  Сержио  прекрасная
интуиция, когда нужно измерить температуру женской страсти. Холодная,  как
змея, решил  он  и  почувствовал  отвращение.  Сдержав  легкую  дрожь,  он
смотрел, как она садится на койку в его каюте, аккуратно скрестив  длинные
золотые ноги. Как змея, и проглотит мужчину, как маленькую лягушку. Сержио
восхищался Джонни Ленсом, но даже он, решил Сержио, в  опасности  рядом  с
такой женщиной.
     - Понравился корабль? - спросил он, пытаясь изобразить дружелюбие.  -
Очень хороший корабль.
     На самом  деле  Сержио  выразился  несколько  по-другому,  подчеркнув
созидательные  способности  "Кингфишера",  и  губы   Руби   скривились   в
отвращении.  Не  обратив  внимания  на  вопрос,   она   зажгла   сигарету,
нетерпеливо дернула ногой и повернулась к иллюминатору.
     Сержио обидела ее реакция, но  времени  сердиться  у  него  не  было,
потому что Бенедикт Ван дер Бил остановился в центре каюты, скрестив  руки
за спиной.
     - Мистер Капоретти, - негромко спросил он, - любите ли вы деньги?
     Сержио улыбнулся и сдвинул назад свою морскую шапку.
     - Очень люблю, больше матери, а маму я люблю больше жизни,  -  сказал
он.
     - Хотите стать  богатым  человеком?  -  спросил  Бенедикт,  и  Сержио
тоскливо вздохнул.
     - Si, - кивнул он. - Но это невозможно. Слишком много  vino,  слишком
много красивых  девушек,  а  карты  бывают  жестоки  ко  мне...  -  Сержио
остановился, подыскивая подходящее сравнение, и взглянул на  Руби,  -  как
тощая женщина. Нет. Деньги не остаются у  меня  надолго,  они  приходят  и
уходят.
     - А что  вы  скажете  о  двадцати  пяти  тысячах  фунтов?  -  спросил
Бенедикт.
     - Нет ничего в мире, - глаза Сержио потемнели и заполнились  любовью,
как глаза газели или влюбленной женщины,  -  чего  бы  я  не  сделал  ради
двадцати пяти тысяч фунтов.


     "Кингфишер" отплыл в Африку 4 октября. Как  представитель  владельца,
Бенедикт Ван дер Бил приехал из Лондона пожелать ему bon voyage  и  провел
за закрытыми дверьми час с Сержио Капоретти.
     "Кингфишер" быстро проделал  первую  часть  пути,  но  непредвиденная
десятидневная задержка на острове Лас Пальмас рассердила Джонни. Он срочно
телеграфировал, добиваясь ответа о причинах задержки, и получил сообщение,
что возникли  неполадки  в  двигателе,  которыми  занимаются  в  доке  Лас
Пальмаса. Как только их устранят, переход будет возобновлен.
     В  Лас  Пальмасе  на  борт  "Кингфишера"  поднялся  японец  по  имени
Каминикото. Для Сержио это было слишком длинно, и он называл японца Камми.
     Экипаж отправили на берег под предлогом, что предстоят опасные работы
на  борту.  Моряков  поселили  в  лучшем  отеле  и  в   избытке   снабдили
горячительным. В следующие десять дней Сержио никого из них не  видел,  он
вместе  с  Камми   занимался   переделками   компьютера   и   оборудования
"Кингфишера".
     За эти десять дней  Сержио  и  Камми  обнаружили,  что,  несмотря  на
внешние различия, они братья.
     Вместе с Камми на борт поступило множество загадочных ящиков,  и  они
вдвоем лихорадочно  работали  каждый  день  с  рассвета  до  темна.  Потом
отдыхали.
     Камми был вдвое меньше Сержио, с лицом шаловливой мартышки. И  всегда
в фетровой шляпе.  Один  раз  Сержио  застал  его  в  ванне  без  шляпы  и
обнаружил, что Камми лыс, как купол святого Петра.
     У Камми по отношению к женщинам  оказались  те  же  вкусы,  что  и  у
Сержио. Поэтому им было  легко  подбирать  партнерш:  то,  что  устраивало
одного, устраивало и другого. Сержио отплыл на юг, тепло вспоминая  Камми,
одетого только в фетровую шляпу, испускающего страстные  крики  верхом  на
женщине размером с першерона. Когда наконец Сержио вызвал экипаж на  борт,
единственным очевидным признаком изменений был передвинутый на  двенадцать
футов смотровой люк конвейерного пояса.
     - Это  моя  лучшая  работа,  -  сказал  Камми  Сержио.  Его  печалило
предстоящее расставание. Они стали братьями.  -  Я  подписался.  Вспоминай
меня, увидев мою подпись.
     - Ты хороший парень, Камми. Лучше всех! - Сержио обнял его, поднял  в
воздух и сердечно поцеловал в щеки, а Камми в это время отчаянно  прижимал
свою фетровую шляпу.
     Он остался на причале,  одинокая  маленькая  фигурка,  а  "Кингфишер"
выплыл в океан и повернул на юг.


     Джонни Ленс печально смотрел на груду пустых бутылок от шампанского у
шашлычных ям. Счет за прием пойдет на тысячи, но это не экстравагантность.
Список гостей включал основных кредиторов компании "Ван дер Бил Дайамондз"
с женами. Джонни Ленс хотел показать им, что их  деньги  к  ним  вернутся.
Видимость  процветания  для  кредитора  почти  так  же  важна,  как   само
процветание. Джонни собирался досыта  накормить  их,  напоить  шампанским,
показать "Кингфишер" и отвезти самолетами  домой,  искренне  надеясь,  что
произведенное впечатление на какое-то время избавит его от приставаний.  И
он сможет заняться делами компании.
     Трейси поймала его взгляд. Она в комическом отчаянии закатила  глаза:
ее окружала толпа банкиров и финансистов средних лет,  которых  шампанское
сделало уязвимыми для ее чар. Он  подмигнул  ей  и  виновато  оглянулся  в
поисках Руби, но с  облегчением  увидел,  что  Руби  занята  разговором  с
Бенедиктом Ван дер Билом в дальнем углу навеса.
     Он выбрался из толпы на край дюны и  зажег  сигарету,  поглядывая  на
залив Картридж Бей.
     Чартерные "дакоты", которые перенесли  сюда  гостей  и  обслуживающий
персонал из Кейптауна, стояли на полосе за строениями.
     Навес разместили на вершине песчаной дюны, откуда открывался  вид  на
узкий  вход  в  залив.  Дюну  соорудили  с  помощью  бульдозеров,  на  ней
находились  навес,  складные  столы,  ямы  для  шашлыков,  вокруг  которых
суетились одетые в белое официанты; туши трех оленей и молодого быка  были
разделаны и уже испускали приятный аромат.
     Трейси смотрела на стоящего на краю дюны Джонни. Он выглядит усталым,
подумала она. Сказывается напряжение последних месяцев. Оглядываясь назад,
она  поняла,  что  каждые  несколько  дней  ему  приходилось  преодолевать
очередной кризис. Едва кончилось ужасное беспокойство из-за суда,  который
подтвердил их права на Молнию и  Самоубийство,  как  начались  отсрочки  в
сооружении "Кингфишера", требования кредиторов, придирки Бенедикта и сотни
других беспокойств и неприятностей.
     Он похож на профессионального боксера, выходящего по звуку  гонга  на
последний раунд, подумала она с нежностью, изучая его лицо в профиль. Он в
это время смотрел в море. Поза у него по-прежнему была агрессивной, нижняя
челюсть выпячена, а рука с отсутствующим  пальцем,  в  которой  он  держал
сигарету, сжата в кулак, но под глазами виднелись синяки, а в углах рта  -
морщины.
     Неожиданно Джонни напрягся, заслонил глаза рукой, потом повернулся  к
навесу.
     - Внимание все! - крикнул он, заглушая гул голосов. - Вот он!
     Гул стих, все вышли на солнце, возбуждение и  ожидание  у  всех  было
обострено шампанским "Поммери", которое они в изобилии пили с утра.
     - Смотрите! Вон он!
     - Где? Где?
     - Я его не вижу!
     - Чуть левее того облачка на горизонте.
     - О да! Смотрите! Смотрите!
     Трейси взяла у  одного  из  официантов  второй  бокал  шампанского  и
отнесла его Джонни. - Спасибо. - Он улыбнулся  ей  с  пониманием,  которое
теперь установилось между ними.
     - Долго же он добирался.  -  Трейси  уловила  на  горизонте  точку  -
"Кингфишер". - Когда он начнет работать?
     - Завтра.
     - И когда мы узнаем... ну... получилось ли?
     - Через неделю. - Джонни повернулся к ней. - Через неделю  точно,  но
вообще-то будем знать через день-два.
     Они замолчали,  глядя  на  постепенно  увеличивающуюся  точку.  Толпа
быстро утратила интерес и вернулась к напиткам, а от ям уже несли  тарелки
с аппетитно пахнущим мясом.
     Трейси наконец нарушила долгое  дружеское  молчание.  Она  заговорила
неуверенно, опасаясь затрагивать болезненную тему.
     - Как давно вернулась Руби - десять дней?
     - Примерно, - подтвердил Джонни, быстро оглянувшись. - Я с  ней  мало
виделся, - признался он. - Но она кажется довольной, во всяком случае  она
не очень мне мешает.
     - Они очень подружились с Бенедиктом.  -  Трейси  посмотрела  на  эту
пару, окруженную толпой возбужденных кутил.
     -  Она  с  ним  встретилась  в  Лондоне,  -   согласился   Джонни   с
отсутствующим видом. - Говорит, что несколько раз обедала с ним.
     Трейси  ждала  продолжения,  думала,  что  он  выскажет  какие-нибудь
подозрения, но, казалось, эта тема больше  его  не  интересует;  он  начал
обсуждать предстоящие дела.
     - Надеюсь, ты позаботишься о женах, когда вы полетите назад. Особенно
следи за миссис Ларсен - она по горло налилась шампанским.
     В следующие  два  часа,  которые  потребовались  "Кингфишеру",  чтобы
приблизиться и войти в  узкий  пролив  Картридж  Бей,  Джонни  не  отрывал
взгляда от необычного силуэта судна. Не очень изящный  корабль,  но  белая
молния на трубе - символ "Ван дер Бил Дайамондз" -  придавала  ему  особую
красоту в глазах Джонни. Когда корабль проходил мимо  них,  приближаясь  к
заливу, Ларсен предложил тост за его успешную работу, потом все спустились
с дюны, сели в ожидавшие лендроверы  и  поехали  вокруг  залива  навстречу
кораблю. Когда они подъехали, "Кингфишер" уже причалил  и  капитан  Сержио
Капоретти готов был приветствовать их на борту.
     Он стоял наверху трапа и, чувствуя значительность момента, был одет в
свой  лучший  наряд:  двубортный  костюм  с   желто-лиловым   зажимом   на
томатно-красном галстуке, черно-белые башмаки крокодиловой кожи привлекали
внимание к его большим ногам и походке императорского  пингвина.  Огромное
количество бриолина с  резким  запахом  фиалок  превратило  его  волосы  в
прилизанную  черную  массу,  разделенную  прямым  белым  пробором.   Запах
бриолина сочетался с вонью сигары особого сорта, которые Сержио приберегал
для  исключительных  случаев:  свадеб,  похорон  и   других   чрезвычайных
обстоятелств.
     Его прекрасные газельи глаза страстно потемнели при взгляде  на  Фифи
Ларсен. Плотно натянутые брюки миссис Ларсен создавали такое  впечатление,
будто под ними шевелится множество живых кроликов, а розовый свитер трещал
по швам. Глаза  ее  горели  от  шампанского,  и  она  без  всякой  причины
хихикнула, вспыхнув под пристальным взглядом Сержио.
     Начался осмотр "Кингфишера", Сержио занял позицию непосредственно  за
миссис Ларсен. Они едва успели спуститься с первой  лестницы,  как  миссис
Ларсен слабо пискнула и подпрыгнула в воздух  на  восемнадцать  дюймов,  с
дрожью опустившись на землю.
     - Моя дорогая Фифи, что случилось? - Ее муж был сама заботливость,  а
на лице Сержио появилось выражение  ангельской  невинности.  У  Джонни  от
тревоги закружилась голова, потому что  он  заметил,  как  волосатая  лапа
Сержио удобно разместилась на  одной  из  могучих  ягодиц.  Миссис  Ларсон
ущипнули.
     С радостным  облегчением  Джонни  услышал  ее  ответ,  сопровождаемый
очередным хихиканьем: - Кажется, я подвернула ногу. Нельзя  ли  мне  здесь
где-нибудь посидеть?
     Джонни лихорадочно  отыскивал  Трейси,  чтобы  вырвать  Фифи  из  лап
Сержио, но прежде чем он смог дать ей сигнал, Фифи захромала, опираясь  на
руку Сержио Капоретти и храбро отказываясь от помощи остальных.
     - Я не хочу мешать вашему веселью. Посижу  несколько  минут  в  каюте
капитана.
     Джонни быстро подошел к седовласому  Ларсену,  решив  ни  за  что  не
отходить от него. Если уж  он  не  может  помешать  Фифи  навестить  каюту
Сержио, он сделает все, чтобы ее муж к ним не присоединился.
     - Это взрывной склад. -  Джонни  взял  Ларсена  за  руку  и  отвел  в
сторону. - У нас тут запас пластиковой взрывчатки для подводных работ...
     Ларсен перестал беспокоиться о жене и продолжил осмотр  "Кингфишера".
Джонни объяснял ему процесс с того  момента,  как  гравий  засасывается  в
трубу.
     Они осмотрели помещение циклона, и  Джонни  открыл  дверь,  пропуская
Ларсена вперед.
     - Из циклона концентрат поступает сюда... - он удивленно смолк, когда
они оказались в узком проходе за циклоном.
     - Что случилось, Ленс? - спросил Ларсен.
     - Ничего, - заверил его Джонни. После первого приступа  удивления  от
того, что смотровой люк конвейерного пояса оказался передвинут, он  решил,
что с точки зрения безопасности это выгодно. Вероятно, конструкторы  ввели
это усовершенствование.  -  Концентрат  проходит  в  следующее  помещение,
попадая под рентгеновские лучи. Сюда, пожалуйста.
     Но идя к следующей двери, Джонни решил побеседовать с конструкторами.
Ларсен задал какой-то вопрос, Джонни ответил, и  конвейерный  туннель  был
забыт. Они прошли в рентгеновское помещение.


     - Он заметил. - Бенедикт быстро и нервно затягивался, держа  сигарету
в руке. - Он ничего не упустит. Ублюдок.
     - Да, заметил. Но принял изменение. - Руби говорила уверенно. - Я его
знаю. И я следила за ним.  Он  на  секунду  встревожился,  потом  придумал
какое-то объяснение. Я почти видела, как работает  его  мысль.  Он  принял
перемену.
     Они вдвоем стояли не мостике "Кингфишера". Руби вдруг рассмеялась.
     - У тебя слишкм встревоженное лицо, - весело предупредила она.  -  На
нас опять смотрит твоя сестра. Она на палубе. Идем.
     По-прежнему улыбаясь, она провела его за угол рубки, где их не  могли
увидеть, и тут же снова стала серьезной.
     - Твоя сестра что-то подозревает. Надо  держаться  подальше  друг  от
друга, пока ты не скажешь Джонни.
     Бенедикт кивнул.
     - Когда ты ему скажешь?
     - Скоро.
     - Как скоро? - Руби не могла спать спокойно, пока Бенедикт не  связал
себя, но сейчас нельзя было слишком подталкивать его.
     - Как только "Кингфишер" полностью разорит компанию. Я подожду,  пока
он не будет уничтожен как бизнесмен, и тогда скажу ему.  Я  хочу  coup  de
grace [Решительный удар (фр.)].
     - Когда это будет, Бенедикт, дорогой? Я так хочу быть  с  тобой,  без
всей этой маскировки.
     Бенедикт открыл рот,  собираясь  ответить,  и  застыл,  на  лице  его
появилось такое выражение,  будто  он  не  верил  собственным  глазам.  Он
смотрел через плечо Руби.
     Руби быстро повернулась. Занавеска на иллюминаторе капитанской  каюты
слегка приоткрылась. Руби увидела такую монументальную сцену, какую  можно
увидеть лишь на Олимпе между Юпитером и Юноной.
     В каюте Фифи Ларсен получала лекарство от подвернутой ноги.


     - Ну, ты получил свою игрушку. Надеюсь, что-нибудь получишь и от нее.
- Бенедикт приятно улыбнулся Джонни, который стоял с Ларсеном под большим,
в форме виселицы, портальным краном на передней палубе "Кингфишера".  Этот
кран будет поднимать и опускать трубу насоса.
     - Игрушку, мистер Ван дер Бил? - Белые  брови  Ларсена  поднялись.  -
Значит, у вас есть сомнения? Но  ведь  теперь  вы  получили  концессию  на
Молнию и Самоубийство.
     - Я бы не назвал это сомнениями, мистер Ларсен.  Оговорки,  возможно,
но не настоящие сомнения. Мистер Ленс защищал этот проект.  Его  энтузиазм
помог ему преодолеть сопротивление. Даже моего покойного отца. -  Бенедикт
повернулся к Джонни.
     - Ваш отец был противником проекта? Я не знал! - Ларсен встревожился.
     - Не противником, мистер Ларсен. - Бенедикт успокаивающе улыбнулся. -
Но заметьте: он готов был рискнуть вашими деньгами, не  своими.  Это  дает
вам возможность понять его отношение.
     Наступило напряженное молчание. Потом Ларсен повернулся к Джонни.
     -  Ну,  Ленс,  спасибо  за  интересный  день.  Очень  интересный.   Я
внимательно буду следить  за  вашим  проектом,  очень  внимательно.  -  Он
отвернулся и направился к покорной и скромной Фифи, ждавшей его  в  группе
других женщин.
     - Спасибо. - Джонни хмуро улыбнулся Бенедикту.
     - Не стоит. - Бенедикт ответил очаровательной мальчишеской улыбкой.
     - В конце недели я возьму эту твою маленькую речь, сверну ее в  комок
и засуну тебе в глотку, -  негромко  пообещал  Джонни,  и  выражение  лица
Бенедикта изменилось. Глаза его сузились, он оскалил зубы,  линия  челюсти
напряглась.
     - Слишком раскрываешь рот, Ленс.
     Они смотрели друг на друга с открытой враждебностью, как пара  самцов
оленей во время гона, и вдруг стали центром всеобщего  внимания.  Гости  с
любопытством смотрели на них, понимая, что являются свидетелями драмы,  но
не понимая ее сути.
     Руби быстро  подошла,  взяла  Джонни  за  руку,  заговорила  сахарным
голосом:
     - О, Бенедикт, вы не возражаете, если я немного  поговорю  с  Джонни?
Мне нужно знать, вернется ли он со мной сегодня в Кейптаун.
     Она отвела его в сторону, и напряжение  спало.  Разочарованные  гости
начали спускаться на причал.
     В  суматохе  посадки  на  две  "дакоты"   Джонни   сумел   обменяться
несколькими словами с Трейси.
     - Ты останешься, пока не будешь знать? - спросила она. Он  кивнул.  -
Удачи, Джонни. Я буду за тебя молиться, - прошептала она и вслед  за  Руби
Ленс исчезла в фюзеляже "дакоты".
     Джонни смотрел, как два больших самолета подрулили к  началу  полосы,
затем один за другим поднялись в пурпурно-красное вечернее небо.
     После их отлета все стихло;  все  поглотила  тишина  пустыни.  Джонни
сидел в открытом лендровере, курил, а вокруг опускалась ночь.
     Его тревожило какое-то  дурное  предчувствие,  но  он  не  мог  точно
проанализировать свое состояние.
     Последний луч заката погас в западной стороне неба, пустынные звезды,
низкие, яркие, жесткие, придали  небесному  куполу  такое  великолепие,  о
каком и не подозревает житель города.
     Джонни по-прежнему сидел в лендровере,  стараясь  определить  причину
своего беспокойства, но  смог  вспомнить  только  напряжение  и  усталость
последних  нескольких  месяцев,  свою   увлеченность   Трейси,   постоянно
ухудшающиеся отношения с Руби и  наконец  столкновение  с  Бенедиктом.  Он
отбросил окурок, мрачно следя, как он ударился о  землю,  разбросав  снопы
искр, потом включил мотор и медленно поехал к причалу.
     Огни "Кингфишера" отбрасывали серебристые и  желтые  полосы  на  воду
залива. Все иллюминаторы были ярко  освещены,  отчего  корабль  приобретал
праздничный вид.
     Джонни оставил лендровер на причале и пошел на корабль.  Приглушенный
гул его двигателей немного подбодрил его. Корабль готовится  к  завтрашней
работе.
     На палубе Джонни задержался у гигантских баков со сжатым  воздухом  и
проверил показания манометров. Стрелки продвигались по шкале, и настроение
Джонни несколько улучшилось.
     Он поднялся по лестнице на мостик и вошел в рубку, где Сержио и Хьюго
пили кофе.
     - Не моя вина, - начал, обороняясь, Сержио. - Я джентльмен,  не  могу
отказать леди.
     - Когда-нибудь собственной лопатой выкопаете себе  могилу,  -  мрачно
предупредил его Джонни, подошел к столу и склонился над картой.
     - Ну, начнем, - Джонни взглянул  на  крупномасштабную  адмиралтейскую
карту и забыл свои предчувствия.  На  карте  четко  видны  были  Молния  и
Самоубийство. - Хьюго, где данные разведки?
     - На столе. - Хьюго и Сержио встали по обе стороны от  Джонни,  а  он
раскрыл папку с машинописными листками.
     - Наши данные отличаются от показателей карты Адмиралтейства.  Введем
свои данные, прежде чем разрабатывать график.
     И они занялись картой, отмечая  будущий  маршрут  "Кингфишера"  через
лабиринт рифов и подводных ущелий.
     Было уже далеко за полночь, когда Джонни усталой походкой добрался до
гостевой каюты под мостиком. Он сбросил туфли, лег, не  раздеваясь,  чтобы
минутку передохнуть, и заслул мертвым сном.
     Разбудил его один из членов экипажа, пришедший с чашкой кофе. Джонни,
собираясь на мостик, надел водонепрницаемую куртку.
     "Кингфишер" как раз выходил из залива Картридж Бей в  открытое  море,
Сержио улыбнулся Джонни со своего места за рулем.
     Рассвет только еще окрасил небо за ними в лимонный  цвет,  море  было
черным, как промытый антрацит, его покрывала  зыбь  от  легкого  утреннего
ветра. Они стояли на темном мостике, прихлебывая горячий кофе и грея  руки
о кружки.
     Корабль повернул и пошел на юг, параллельно пустынному берегу, теперь
горячего красного и оранжевого  оттенков.  Морские  птицы  уже  поднялись,
утреннее солнце превратило стаю бакланов в огненные стрелы.
     С драматичной неожиданностью солнце повисло над горизонтом и осветило
далеко впереди мелово-белые утесы  Молнии  и  Самоубийства,  так  что  они
засверкали, как маяки, в холодном зеленом море. Над утесами  вспыхивали  и
гасли фонтаны пены, устремляясь в небо.
     "Дикий гусь" ждал их, лежа под защитой островов, но вышел  навстречу,
раскачиваясь и театрально ныряя на неспокойном  море,  которое  билось  об
острова, кипело в узком проливе между ними.
     Затрещал и заскрипел радиотелефон,  это  начали  поступать  данные  с
наблюдательных вышек на  берегу,  данные  перекрестных  наблюдений  давали
возможность точно определить положение "Кингфишера" над  дном.  Последовал
короткий разговор между Сержио  и  Хьюго  на  "Диком  гусе",  и  маленький
траулер подошел ближе, чтобы в случае необходимости помочь  при  опускании
шланга.
     Но Сержио Капоретти, стоя в углу мостика, полностью владел ситуацией.
Со сдвинутой назад грубой морской шапкой, непрерывно передвигая сигару  из
угла в угол рта,  он  стоял  устойчиво,  оценивая  состояние  моря,  читая
сообщения компьютера, слушая доклады с берега и реплики с "Дикого гуся".
     Джонни был доволен своим выбором, следя за тем, как работает  Сержио.
"Кингфишер" медленно  подполз  к  острову  Самоубийство,  остановившись  в
полумиле от жемчужно-белых утесов. Сержио нажал кнопку. Спереди послышался
резкий металлический  звук  разворачивающейся  якорной  цепи,  "Кингфишер"
попятился, оставив  желтый  буй,  подпрыгивающий  на  волнах,  и  одна  из
массивных палубных лебедок начала автоматически выпускать цепь.
     "Кингфишер" пятился, продвигался вперед,  двигался  по  течению,  шел
против него: продолжалась трудная и  тонкая  операция  по  установке  всех
четырех якорей. Над каждым якорем плавал большой желтый буй, а от  каждого
буя тянулись стальные тросы к лебедкам на палубе.  По  команде  компьютера
каждая лебедка будет ослаблять или натягивать трос, чтобы  "Кингфишер"  во
время работы стоял над дном неподвижно.
     Только к полудню  "Кингфишер"  был  готов,  пришпилен  к  месту,  как
насекомое к доске, и компьютер доложил, что он точно над желобом,  который
Джонни выбрал для начала работы. Под кораблем была глубина в двадцать пять
фантомов, а дальше толстый слой гравия.
     - Все готово, - Сержио повернулся к Джонни,  который  все  это  время
стоял молча, не вмешиваясь. - Начнете вводить программу?
     - Да, - пришел в себя Джонни.
     - Я бы хотел посмотреть, - сказал Сержио, и Джонни кивнул.
     - Тогда пошли. - Сержио передал руль рулевому, и они пошли к стальной
двери, ведущей в помещение компьютера.
     Джонни открыл замок. От этой двери было  только  два  ключа:  один  у
Джонни, второй у Бенедикта Ван дер Била. Бенедикт настоял на том, чтобы  у
него был дубликат, и Джонни неохотно согласился, не подозревая о том,  как
этот ключ будет использован на Лас Пальмас.
     Тяжелая стальная дверь распахнулась, Джонни переступил через порог  и
сел перед консолью компьютера.  Завернутые  в  целлофан,  над  клавиатурой
висели карточки с различными программными кодами.
     Джонни выбрал карточку, озаглавленную: ПЕРВИЧНЫЕ ОПЕРАЦИИ: ВСАСЫВАНИЕ
И ОЧИСТКА, и начал вводить код в компьютер, нажимая на клавиши.
     - Бета, пробел, ноль, ноль, пробел, альфа.
     Изменившийся  звук  свидетельствовал  о   начале   новой   программы,
вертелись катушки, щелкали селекторы, на контрольной панели  вспыхивали  и
гасли огоньки.
     Экран дисплея начал отвечать на программу, ответы  поступали  как  из
пишущей машинки:

     Новая программа.
     Первичные операции. Всасывание и очистка.
     Фаза один.
     Начало процедур проверки безопасности:
     сообщите давление воздуха... 1
     сообщите давление воздуха... 2

     Джонни откинулся на спинку кресла и смотрел, как компьютер  тщательно
проверяет  состояние  оборудования  "Кингфишера",  выдавая  результаты  на
экран.
     - Что он делает? - с любопыством спросил Сержио, как будто не  провел
десять дней в помещении компьютера, помогая своему японскому другу. Джонни
кратко объяснил процедуру.
     - Откуда вы это так хорошо знаете? - спросил Сержио.
     - Я провел месяц в ведущей компьютерной компании США в прошлом  году,
когда разрабатывалась эта машина.
     - Вы в компании только один можете с нею работать?
     - Мистер Бенедикт Ван дер Бил тоже прошел курс, -  ответил  Джонни  и
наклонился вперед. - Он готов.
     Компьютер на экране сообщил, что удовлетворен:

     Фаза 1 завершена.
     Начало фазы 2.
     Опускание и установка всасывающей головки.

     Джонни встал.
     - Ну, хорошо. Пойдемте наверх.
     Он закрыл дверь и вслед за Сержио поднялся на мостик.
     В рубке находился монитор,  который  точно  повторял  сигналы  экрана
компьютерного дисплея. Джонни стоял перед ним, а в окно  ему  видно  было,
что происходит на палубе.
     Портальный кран двинулся вперед, стальные руки подняли  шланг  с  его
опор  вместе  с  головкой.  Кран  повернулся  и  механическими  движениями
просунул головку через отверстие в палубе.  Этот  колодец  проходил  через
весь корпус.  Шланг  начал  вползать  в  него,  чудовищный  черный  питон,
исчезающий в норе. Огромные  колеса,  державшие  шланг,  ровно  вращались,
драгу опускали на морское дно.
     - Головка на дне, - сообщил компьютерный  экран,  и  движение  шланга
резко прекратилось.

     Фаза 2 завершена.
     Начало фазы 3.
     Вращение циклона 300.
     Продувка насоса.

     Послышался высокий пронзительный вой, похожий на звук приближающегося
реактивного самолета. Звук достиг вершины и не изменялся больше, и тут  же
раздался другой звук - тупой рев пузырей воздуха под высоким  давлением  в
воде, звук такой силы и мощи, что у Джонни встали дыбом волоски на  руках.
Он стоял неподвижно,  как  статуя,  слегка  улыбаясь.  Этот  звук  означал
кульминацию двух лет планирования и усилий, сладкую награду за отдачу всех
сил, превращение мечты в реальность.
     Вдруг ему захотелось, чтобы рядом была Трейси, но он  тут  же  понял,
что она сознательно оставила его одного, не  желая  мешать  ему  в  минуту
торжества.
     Он улыбнулся, глядя как толстый черный шланг  начинает  пульсировать,
живя собственной жизнью, как гигантская артерия, - сосет, сосет, сосет.
     В своем воображении  Джонни  видел,  как  густая  похлебка  из  смеси
морской воды с грязью и гравием поднимается вверх по шлангу во вращающийся
циклон, представлял, как головка на  дне  под  корпусом  корабля  ритмично
всасывает песок, высвобождая гравий, который под давлением  превратился  в
конгломерат.
     Из трубы на корме "Кингфишера" полился  поток  желтой  грязной  воды,
смешанной с песком и гравием, выброшенными из циклона. Он  испачкал  море,
как выброс сточных вод.


     Три дня и две ночи непрерывно  ревели  насосы  "Кингфишера",  корабль
двигался вдоль подводного желоба, как домохозяйка, убирающая пылесосом все
пылинки со своего пола. Когда спустился третий вечер,  Джонни  Ленс  сидел
перед компьютером. Поставив локти на консоль, положив голову на  руки,  он
просидел целый час в позе крайнего отчаяния.
     Когда он поднял голву, лицо его выглядело осунувшимся,  на  лбу  ясно
прорезались линии поражения.
     По  тому  мизерному  количеству  крошечных  алмазов,  которые   добыл
"Кингфишер" за три дня, было совершенно ясно, что месторождение  Молнии  и
Самоубийства не окупит стоимости корабля, невозможно будет выплатить  даже
проценты на ссуды.
     Компания "Ван дер Бил Дайамондз" погибла, а Джонни Ленс  разорен  без
всякой надежды на спасение.
     Теперь остается только собраться шакалам, чтобы рвать тело на части.


     Сержио Капоретти стоял на мостике, выпуская  из  носа  и  рта  густые
облака синего сигарного дыма, чтобы отравить побыстрее утро, которое и так
было  заполнено  густым  и  серым  морским  туманом.  Острова   Молния   и
Самоубийство скрылись в тумане, но  прибой,  разбивавшийся  об  их  утесы,
звучал, как отдаленная артиллерия,  а  сверху  доносились  голоса  морских
птиц, жалобные и негромкие.
     Из тумана вынырнул "Дикий гусь" и подошел  вплотную  к  "Кингфишеру",
удерживаясь на месте работой двигателя.
     Из иллюминатора рубки высунулась светловолосая голова Хьюго  Крамера,
который крикнул вверх, на палубу "Кингфишера":
     - Готово, босс! Перебирайтесь!
     Сержио видел, как высокий человек на палубе  "Кингфишера"  вздрогнул,
будто очнувшись от сна. Джонни Ленс поднял голову и посмотрел на мостик, и
Сержио  заметил,  что  он  не  брит,  подбородок  зарос  темной   щетиной,
подчеркивающей мощную выдающуюся  вперед  челюсть.  Джонни  выглядел  так,
будто совсем не спал, он кутался в водонепроницаемую куртку, высоко подняв
ее воротник. Он не улыбнулся, но  поднял  руку  в  прощальном  приветствии
Сержио, который в этот не очень подходящий момент заметил, что на руке нет
указательного пальца. Почему-то эта трогательная маленькая деталь поразила
Сержио.  Ему  было  жаль,  по-настоящему  жаль.  Но  в  любой  игре   есть
проигравший, а двадцать пять тысяч фунтов - большие деньги.
     - Удачи, Джонни.
     - Спасибо, Сержио. - Джонни подошел к поручню и перелез  через  него;
быстро спустился по стальным кольцам в борту  "Кингфишера"  и  перепрыгнул
узкую полоску воды, разделявшую корабли.
     Двигатель траулера взревел, и тот отошел, направляясь в Картридж Бей.
Джонни Ленс стоял на открытой палубе, глядя назад, на "Кингфишер".
     - Он хороший парень. - Сержио с сожалением покачал головой.
     - Он босс, - ответил рулевой. - А босс не бывает хорошим.
     - Эй, ты! Я тоже босс.
     - Я это и сказал, - рулевой сдержал улыбку.
     - Целовал я твою маму, - с достоинством оскорбил его Сержио и  сменил
тему. - Пойду вниз, принимай руль.
     Сержио открыл дубликатом ключа дверь контрольного  помещения.  Закрыл
за собой дверь, сел перед консолью и  достал  из  кармана  листок  бумаги,
озаглавленный "Вторичная программа очистки Каминикото".
     Десять минут спустя он вышел оттуда.
     - Камми, я тебя люблю, - усмехался он,  закрывая  герметичную  дверь,
изолирующую  эту  палубу  от  верхней.  Потом  поставил  запоры  в   такое
положение, чтобы никто из экипажа даже случайно не мог ему помешать.
     В шкафу у переборки выбрал пару гаечных ключей и прошел  в  помещение
конвейера. Потребовалось двадцать минут, чтобы отвернуть  тяжелые  большие
болты, крепившие люк. Все должно было помешать легкому доступу, но  Сержио
наконец удалось поднять стальную плиту.
     Он  с  отвращением  осмотрел   небольшое   квадратное   отверстие   и
рефлективно втянул свой огромный живот. Люк не предназначался для человека
его пропорций.
     Он снял шапку и куртку, повесив их  на  кран  одной  из  труб,  потом
растоптал окурок, обеими руками отвел со лба волосы, проверил, есть  ли  в
кармане фонарик, и наконец начал пролезать в люк.
     Он извивался, пинался, кряхтел, через пять минут весь покрылся потом,
но все же ему удалось протиснуться через люк в конвейерный туннель.  Здесь
он присел на корточки, тяжело дыша и освещая туннель  фонариком.  Над  его
головой двигался,  перенося  гравий,  конвейер;  остаточный  жар  от  печи
создавал невыносимую температуру. Сержио быстро пополз к концу туннеля.
     Изнутри  невозможно  было  догадаться,  что  внутренний  туннель   на
двенадцать футов короче внешнего.
     Конец туннеля был фальшивым, за ним располагалось потайное помещение,
вмещавшее оборудование Каминикото, через  которое  проходил  весь  гравий,
прежде чем он попадал под рентгеновские лучи.
     Оборудование  этого  потайного  помещения  явно  показывало   величие
японского  гения  миниатюризации.  Это   была   точная   копия   основного
сортирующего устройства, но только в десять раз меньше, что,  впрочем,  не
сказывалось на его эффективности. К тому же это  миниатюрное  оборудование
сортировало и сами алмазы. Оно не позволяло пройти ни одному камню крупнее
четырех карат, но некоторое количество меньших камней пропускало. Это было
удивительное достижение электроники, и на  Сержио  оно  произвело  сильное
впечатление. Лежа на боку в тесном жарком туннеле, он  начал  отворачивать
болты меньшего люка в фальшивой переборке.
     Наконец он открыл  его  и  просунул  внутрь  руку.  После  нескольких
секунд, тяжело дыша, он нащупал  и  вытащил  стальную  чашку  вместимостью
примерно  в  две  пинты.  Чашку  придерживало   под   машиной   Каминикото
специальное крепление.
     Чашка оказалась тяжелой, и Сержио  поставил  ее  на  пол,  оперся  на
локоть и посветил в нее фонариком. Выражение его лицаизменилось, он что-то
достал из чашки, посмотрел и положил обратно.
     - Клянусь кровью всех  святых!  -  потрясенно  выдохнул  он,  тут  же
раскаялся в своем богохульстве и неуклюже перекрестился рукой с фонариком.
Потом снова посветил в чашку и недоверчиво покачал головой. Быстро  достал
из кармана  мешочек  с  завязками  и,  лежа  на  боку,  осторожно  высыпал
содержимое чашки в мешочек, плотно завязал его и сунул в карман.  Поставил
обратно чашку, закрыл  отверстие  и  на  четвереньках  начал  пятиться  по
туннелю.
     Ему страшно хотелось курить.


     Спустя четыре часа  Хьюго  Крамер  по  лестнице  поднялся  на  палубу
"Кингфишера", а его рулевой тем временем отвел траулер, ожидая его.
     Сержио крикнул с мостика:
     - Джонни улетел?
     - Ja! - крикнул в ответ  Хьюго.  -  Он  уже,  наверно,  в  Кейптауне.
"Бичкрафт" - быстрый самолет.
     - Хорошо.
     - Как у тебя?
     - Пойдем, покажу.
     Сержио провел его в свою каюту под мостиком, тщательно закрыл  дверь.
Потом закрыл оба иллюминатора и опустил занавески, и  только  после  этого
подошел к столу и включил лампу.
     - Садись. - Сержио указал на стул напротив стола. - Хочешь выпить?
     - Давай, - нетерпеливо сказал Хьюго. - Перестань  увиливать,  я  хочу
взглянуть.
     - Ах! - печально сказал Сержио. - Вы, немцы,  всегда  торопитесь.  Не
можете отдыхать, наслаждаться жизнью...
     - Перестань болтать! - Бледные глаза Хьюго были  устремлены  на  лицо
Сержио, и тот вдруг подумал, что это человек опасен, как  тигровая  акула.
Холодно опасен, без злобы или страсти. Сержио  удивился,  что  не  замечал
этого раньше. Надо с ним поосторожнее, подумал он,  открыл  ящик  стола  и
достал полотняный мешочек.
     Капитан развязал его и высыпал алмазы на стол.  Самый  маленький  был
размером со спичечную головку  -  вероятно,  одна  десятая  карата,  самые
плохие - черные,  похожие  на  зерна,  некрасивые  маленькие  промышленные
камни, потому что Камми постарался отбирать не только  лучшие,  так  чтобы
никто ничего не заподозрил. Их  были  сотни,  этих  маленьких  кристаллов,
каждый ценой около двух фунтов на промышленном рынке;  но  были  и  другие
камни, всех степеней  качества,  всех  размеров  и  форм  -  как  незрелая
горошина, как мраморный шарик, некоторые еще  больше.  Среди  них  были  и
кристаллы совершенной формы - октаэдры, встречались  и  источенные  водой,
расколотые или бесформенные.
     Они образовали тусклую мерцающую груду в центре  стола,  всего  около
пятисот алмазов, но все казались карликами  по  сравнению  с  единственным
камнем, лежавшим в самом центре груды, поднимающимся, как Эверест на своем
подножии.
     Очень  редко  встречаются  алмазы,  которые  из-за   своего   размера
становятся легендой. Они имеют собственные имена, и их  история  -  особый
сюжет, полный романтики. Большие "парагоны" - камни чистой воды, которые в
ограненном виде достигают веса в сто и больше карат. Африка  произвела  их
немало: алмаз Джонкер, который в необработанном виде весил  726  карат,  а
ограненный - 125, он теперь висит на шее королевы  Непала;  алмаз  Юбилей,
великолепный камень в форме подушки, небесного цвета, весом в  245  карат,
высеченный  из  650-каратного  необработанного  алмаза;  и  наконец  самый
крупный из них, чудовищный Гуллинан весом  в  3  106  карат,  из  которого
получился не один, а целых два парагона: Великая звезда Африки в 530 карат
и Гуллинан 2 в 317 карат. Оба эти камня украшают корону королевы Англии.
     На столе Сержио лежал необработанный камень, который добавит к  этому
списку еще один парагон.
     - Ты его взвесил? - спросил Хьюго, и Сержио кивнул.
     - Сколько?
     - Триста двадцать карат, - негромко ответил Сержио.
     - Господи Иисусе! - прошептал Хьюго, и Сержио  быстро  перекрестился,
чтобы не участвовать в богохульстве.
     Хьюго Крамер наклонился и взял большой алмаз. Он заполнил всю ладонь,
его плоское основание было гладким, как лезвие топора. Истории известны  и
большие алмазы, но этот имел особенность, которая  делала  его  совершенно
необычным и придавала особую ценность.
     У него был цвет высокого, безоблачно ясного летнего неба.
     Один  этот  камень  мог  оплатить   половину   стоимости   сооружения
"Кингфишера" - если бы его использовали для этой цели.
     Хьюго положил камень на стол и закурил  сигарету,  не  сводя  с  него
глаз.
     - Это поле... оно богаче, гораздо богаче, чем мы думали.
     Сержио кивнул.
     - В три дня мы получили столько алмазов, сколько  надеялись  получить
за пять лет, - продолжал Хьюго, беря один за другим крупные камни из груды
и укладывая их в ряд на крышке стола по порядку в зависимости от  размера,
а Сержио вынул в это время коробку со своими особыми сигарами.
     - Надо сказать боссу, - решил  Хьюго.  Он  начал  раскладывать  камни
аккуратным кружком вокруг гиганта Голубого, продолжая усиленно размышлять.
- Он должен занть об этом, прежде чем  будет  говорить  с  Ленсом.  Должен
подготовиться. Он знает, что делать, он умен.
     - Как насчет этих? - Сержио указал на сокровище на столе. -  Возьмешь
с собой?
     Хьюго колебался.
     - Нет, - решил он. - Нам никогда не избавиться от Голубого по обычным
каналам, он слишком велик, слишком заметен. Пусть остается на борту. Когда
босс приберет к рукам компанию, он просто объявит о нем - вполне  законно.
Никаких  трудностей.  -  Он  встал.  -  Присмотри  за   ними.   Я   должен
поторопиться, чтобы успеть передать сообщение в Кейптаун.


     - Компания носит имя моего отца, мистер Ларсен, -  в  хриплом  голосе
Бенедикта звучало волнение. Он опустил взгляд. - У меня долг перед памятью
отца.
     - Мой мальчик, ну... - Ларсен положил ладонь на руку Бенедикта. - Ну,
просто не знаю, что сказать. Честь - такая редкая и дорогая  вещь  в  наши
дни. - Почти лихорадочно он свободной рукой  нащупывал  за  спиной  кнопку
звонка. Надо подписать документы, пока этот молодой человек не передумал.
     - Я пытался предупредить вас, мистер Ларсен. Ни отец, ни я не  верили
в этот  проект  по  разработке  морских  месторождений.  Ленс  провел  его
помимо...
     - Да, да, вы правы, - согласился Ларсен, поворачиваясь  к  помощнику,
который явился на его вызов. - А, Саймон. Кредит "Ван дер Бил  Дайамондз".
Немедленно подготовьте соглашение  -  весь  долг  компании  "Ван  дер  Бил
Дайамондз", включая выплату платежей по процентам, передается мистеру  Ван
дер Билу. - Закатывая  глаза,  Ларсен  пытался  разъяснить  помощнику  всю
необходимость срочности. Молодой человек понял, и через  пятнадцать  минут
соглашение лежало на столе Ларсена. Ларсен снял колпачок со своей ручки  и
протянул ее Бенедикту.
     Ларсен  и  трое  его  молодых  помощников  проводили   Бенедикта   до
стеклянных дверей банка и отуда  к  "роллсу"  на  банковской  автостоянке.
Когда они отъехали, Руби Ленс просунула пожала ему руку.
     - Получил? - спросила она.
     Бенедикт счастливо улыбнулся.
     - Я напугал старого Ларсена до смерти. Он в  спешке  чуть  не  сломал
шею.
     - Теперь у тебя есть все,  -  Руби  придвинулась  на  мягкой  кожаной
обивке и прижалась к нему. Бенедикт кивнул и посмотрел на часы.
     - Заседание через пятнадцать минут. Я пройду через передний вход,  но
хочу, чтобы ты из гаража поднялась  по  частному  лифту  и  ждала  в  моем
кабинете. Мы соберемся в  комнате  заседаний.  Я  позвоню  тебе  в  нужный
момент.
     "Роллс" медленно пробрался по Хиренграхт и остановился. Шофер  открыл
дверцу, но прежде чем он вышел, Бенедикт улыбнулся Руби.
     - Это будет пик моей жизни, - негромко сказал он. -  На  этот  раз  я
уложу этого ублюдка.
     - Я буду ждать, - сказала Руби, и он вышел из "роллса".
     Бенедикт  подождал,  пока  машина,  завернув  за  угол,  скрылась   в
подземном гараже, затем прошел в  фойе  небоскреба.  Большими  энергичными
шагами направился к лифту, продолжая возбужденно улыбаться.


     Зал заседаний располагался высоко, его окно выходило прямо на большую
прямоугольную гору, чьи крутые утесы переходили в  заросшие  лесом  склоны
сразу за первыми зданиями города.
     Джонни Ленс стоял во главе стола.  За  последние  несколько  дней  он
похудел, плечи  его  казались  костлявыми  и  худыми  под  белой  шелковой
сорочкой. Он снял пиджак и на дюйм приспустил узел галстука. Кости  щек  и
челюсти образовывали прямой угол, который подчеркивался,  а  не  смягчался
густыми тенями усталости, затемнявшими глаза. Руки он сунул  в  карманы  и
говорил, не глядя на лежавший на столе листок бумаги.
     - Стоимость работ приближается к ста фунтам за час,  верно,  Майк?  -
Майкл Шапиро кивнул.  -  Мы  отрабатывали  главный  желоб  Самоубийства  в
течение шестидесяти шести часов и получили около двухсот  карат  худших  в
мире алмазов. Если мы за них получим  тысячу  фунтов,  то  это  хорошо.  А
стоили работы шесть с половиной тысяч фунтов.
     Джонни помолчал и посмотрел на сидящих за столом. Майкл Шапиро что-то
сосредоченно чертил в блокноте, Трейси Ван дер Бил побледнела, ее глаза не
отрывались от лица Джонни, в них смешались жалость и сочувствие;  Бенедикт
Ван дер Бил смотрел через окно на гору, он удобно расположился  в  кресле,
слегка улыбаясь и вежливо слушая.
     - Главный желоб Самоубийства - одна из наиболее многообещающих частей
всей концессии. Если он беден, остальные части не лучше. У  нас  есть  еще
две концессии на морском дне. Однако  потребуется  три-четыре  дня,  чтобы
переместить туда "Кингфишер". - Джонни замолчал, и  Бенедикт,  по-прежнему
улыбаясь, повернулся в кресле.
     - Тридцатого надо выплачивать проценты. Где ты собираешься найти  сто
пятьдесят тысяч рандов?
     - Да, - кивнул Джонни. - Думаю, что смогу убедить  Ларсена  подождать
еще две недели: он очень заинтересован в успехе нашего проекта...
     - Подожди, - сказал Бенедикт. - Ларсен не имеет к этому отношения.
     Джонни молчал, внимательно глядя на него.
     - Объясни.
     - Я перекупил долг  у  Ларсена.  И  я  не  заинтересован  в  отсрочке
платежей.
     - Ларсен не стал бы вести переговоры, не предупредив меня,  -  Джонни
был поражен.
     - Шапиро? - Бенедикт повернулся за подтверждением к Майклу Шапиро.
     - Прости, Джонни. Это правда. Я видел документы.
     - Спасибо, Майкл, - горько сказал Джонни.  -  Спасибо,  что  дал  мне
знать.
     - Он показал мне за несколько минут до встречи, Джонни. Клянусь, я не
знал, - с отчаянием сказал Майкл.
     - Верно. - Бенедикт выпрямился в кресле, голос его  звучал  резко.  -
Теперь о главном. Ты разорил компанию моего отца, Джонни, но, слава  Богу,
я смог исправить положение. Назови это сентиментальностью,  но  мне  нужна
твоя доля - и твоя. - Он повернулся к Трейси.
     - Нет, - резко сказала Трейси.
     - Хорошо, - улыбнулся Бенедикт. - Тогда я стребую с Ленса весь  долг.
Я  все  равно  получу  компанию,  но  позабочусь,   чтобы   он   оставался
неисправимым банкротом до конца жизни.
     Трейси поднесла руку к горлу и посмотрела на Джонни.  Ждала  от  него
сигнала - что делать. Наступило  долгое  молчание,  потом  Джонни  опустил
глаза.
     - У меня остается три дня, - голос его звучал хрипло и устало.
     - Три дня у тебя есть, - Бенедикт холодно улыбнулся. - Пользуйся.
     Джонни собрал свои бумаги, снял пиджак  со  спинки  стула  и  повесил
через плечо.
     - Подожди, - приказал Бенедикт.
     - Что еще? - улыбка Джонни была кривой. - Ты уже повеселился.
     Бенедикт поднял телефонную трубку и быстро набрал номер.
     - Входи, дорогая, - сказал он в  трубку  и  улыбнулся  Джонни.  Дверь
открылась, он пошел навстречу Руби и поцеловал  ее  в  губы.  Они  стояли,
взявшись за руки, и смотрели на Джонни.
     - Компания -  не  единственное,  что  я  у  тебя  отбираю,  -  сказал
Бенедикт.
     - Я хочу развода. - Руби смотрела  прямо  в  глаза  Джонни.  -  Мы  с
Бенедиктом поженимся.
     Все смотрели на Джонни и  видели,  как  он  вздрогнул.  Он  переводил
взгляд с одного на другого, потом рот его отвердел, лоб нахмурился.
     Трейси видела приближающуюся вспышку гнева и посмотрела на Бенедикта:
тот наклонился вперед, губы его дрожали, в глазах горело торжество. Трейси
хотела крикнуть, предупредить Джонни, помешать ему попасть в ловушку,  так
тщательно подготовленную Бенедиктом.
     Джонни сделал шаг вперед, сжав  кулаки.  Казалось,  он  сделает  свое
поражение полным и  безвозвратным.  Но  тут  сам  Бенедикт  испортил  свое
торжество, захотев еще больше унизить Джонни.
     - Игра, сет и матч, Джонни Ленс, - крикнул он.
     На лице Джонни не отразилось то  огромное  усилие  воли,  которым  он
сдержал себя, и он естественным шагом продолжал двигаться к двери.
     - Дом на твоем имени, Руби, поэтому, пожалуйста, отошли  мои  вещи  в
отель "Талбаг", - негромко сказал он.
     Остановился перед парой и добавил:
     - Ты, конечно, захочешь сохранить свою репутацию, поэтому я  согласен
на обвинение в измене. Скажем, что я тебя оставил.
     - Ленс не может удержать свою женщину, - насмехался Бенедикт.  -  Ван
дер Бил отбирает ее у него. Нет, пусть весь мир узнает об этом.
     - Как хочешь, - согласился Джонни.
     И пошел из комнаты совещаний к лифтам.


     Джонни упал на постель одетый  и  потер  закрытые  глаза.  Он  был  в
смятении, мозг его, который обычно быстро и решительно справлялся с  любой
проблемой,  сейчас  отупел.  Проблемы  были  многочисленными  и  настолько
переплелись, что он  чувствовал  себя  как  человек  в  африканской  чаще,
пытающийся выбраться с помощью тупого мачете.
     Не открывая глаз, он нащупал трубку; ответила телефонистка отеля.  Он
дал ей номер в Кимберли. - Разговор личный, с мистером Ральфом Эллисоном.
     - Пятнадацать минут задержки, мистер Ленс, - сказала девушка.
     - Хорошо, - ответил Джонни. -  Попросите  обслуживание  прислать  мне
"шивас ригал" и соду. - Ему  вдруг  захотелось  выпить,  как-то  притупить
боль. - Пусть будет двойная порция, милая, нет, две двойных.
     К тому времени, как вызвали Кимберли, он осушил оба стакана.
     - Ральф? - произнес Джонни в трубку.
     - Джонни, как хорошо, что ты  позвонил.  -  В  тоне  Ральфа  Эллисона
звучали оттенки сдерживаемого  смеха,  и  Джонни  сразу  понял,  что  тому
известно. Черт  побери,  подумал  он,  конечно,  Бенедикт  постарался  его
заблокировать.
     - Вы по-прежнему инетересуетесь Молнией и Самоубийством? - в отчаянии
забросил удочку Джонни.
     - Конечно, вы знаете, что  мы  ими  всегда  интересуемся,  -  ответил
Ральф.
     - Цена два миллиона, - Джонни утратил интерес  и  лег,  снова  закрыв
глаза. Он знал, что Ральф собирается отомстить  ему  -  нельзя  надеяться,
что, проиграв дело в суде и отступив, он не заминирует пути отхода.
     - Два миллиона, - повторил Ральф. - Пожалуй,  многовато  -  за  поле,
которое пока дало всего 200 карат промышленных  алмазов.  Нет,  многовато.
Конечно, этот  ваш  крейсер  нам  не  нужен,  мы  не  собираемся  заводить
собственные военно-морские силы. - Ральф жизнерадостно рассмеялся.  -  Ну,
пятьдесят тысяч фунтов - тут еще можно поговорить, но не больше, Джонни.
     - Ладно, Ральф, - устало сказал Джонни. - Все равно  спасибо.  Выпьем
как-нибудь вместе.
     - В любое время, Джонни, - согласился Ральф. - В любое время.  Только
позвоните.
     Джонни опустил трубку и посмотрел в потолок. Он слышал, что в  первые
минуты после ранения тело немеет: именно это  с  ним  и  происходило.  Вся
энергия покинула его, он не знал, что делать.
     Снова  зазвонил  телефон,  он  поднял  трубку.  Телефонистка  вежливо
спросила:
     - Конец, мистер Ленс?
     - Да, - ответил Джонни, - можно сказать и так.
     - Вам нужно еще что-нибудь? - Голос девушки звучал удивленно.
     - Да, милая, пошлите мне цикуту.
     - Простите?
     - Еще два виски, пожалуйста.
     Он выпил их в ванной, а когда вытирался,  прозвенел  дверной  звонок.
Обернув полотенце вокруг талии, он открыл дверь.
     В спальню вошла Трейси и закрыла за собой дверь.  Они  долго  стояли,
глядя друг на друга. Глаза Трейси  казались  большими  и  темными,  в  них
отражалась его боль.
     - Джонни... - голос ее звучал хрипло, она протянула руку  и  положила
ладонь ему на грудь. Плечи его обвисли,  он  придвинулся  к  ней,  опустив
голову ей на плечо. Вздохнул рваным разбитым вздохом.
     - Пойдем, - сказала она и отвела его к кровати. Уложив его, подошла к
окнам и закрыла занавеси.
     В комнате было полутемно, безопасно, тепло, они держали друг друга  в
объятиях, как когда-то, много лет  назад.  Цеплялись  друг  за  друга,  их
дыхание смешивалось, и не нужно было говорить.
     Когда они стали любовниками, казалось, что этого они ждали всю жизнь.
     Потом он лежал в ее объятиях и чувствовал, как  силы  возвращаются  к
нему, он черпал их у  нее.  Когда  он  наконец  сел,  выражение  лица  его
изменилось, стало спокойным. Челюсть снова выпятилась, глаза горели.
     - У нас еще есть три дня, - сказал он.
     Она села рядом.
     - Иди, Джонни. Быстрее. Не трать времени.
     - Я выведу "Кингфишер" из главного желоба. Найду эти алмазы. Они  там
есть. Я знаю, что они там  есть.  Введу  корабль  прямо  между  Молнией  и
Самоубийством, найду эти проклятые алмазы - будь я проклят, если не сделаю
этого. - Он спустил ноги с кровати,  потянулся  за  одеждой,  одновременно
глядя на часы. - Четыре. Могу добраться до Картридж Бей за несколько минут
до темноты. Пожалуйста, позвони в Картридж Бей,  чтобы  осветили  поле,  а
"Дикий гусь" пусть ждет меня.
     - Позвоню прямо отсюда.  Потом  приму  ванну,  а  ты  иди.  Не  трать
времени. - Трейси энергично кивнула, и Джонни  окинул  взглядом  ее  тело.
Потянулся и почти робко коснулся большой белой груди.
     - Ты прекрасна... как мне не хочется идти!
     - Я буду ждать тебя.


     - Все не так, как я думал. Не так, как я мечтал.  -  Бенедикт  гневно
расхаживал по кабинету Старика, поворачиваясь  к  окну  и  останавливаясь,
чтобы взглянуть на гору через долину.
     -  Ты  причинил  ему  боль.  Ты  его  раздавил.  -  Руби   беспокойно
пошевелилась. Она сидела, подвернув под себя  длинные  золотые  ноги,  как
кошка, в большом кресле. Она беспокоилась, и это отражалось в морщинках  в
углах глаз, в том, как она поджимала губы. Ей следовало бы это предвидеть,
понять, что момент торжества  не  удовлетворит  его,  а  вслед  за  местью
последует отвращение и разочарование. Она понимала, что лучше всего сейчас
оставить его одного. Не следовало возвращаться  с  ним  в  старый  дом  на
Винберг-Хилл. Она встала.
     - Дорогой. - Она подошла к нему. - Сейчас я пойду домой.  Соберу  его
вещи, хочу от них избавиться. Хочу стереть всякую память о нем. Отныне  мы
с тобой - вместе.
     Она потянулась, чтобы поцеловать его. Бенедикт отвернул лицо.
     - Ах! Значит, ты уходишь? - У него было раздраженное выражение,  губы
злобно надулись.
     - Мы оба устали, дорогой. Отдохнем немного, я вернусь  сегодня  же  к
вечеру.
     - Значит, теперь ты уже отдаешь приказы? - Он язвительно рассмеялся.
     - Дорогой...
     - Прекрати эти нежности. Мы заключили сделку, но она не сработала. Ты
должна была окончательно сломить его. Но знаешь что? Ему было все равно. Я
следил за ним, он  даже  был  доволен.  Да!  Он  обрадовался,  что  сможет
избавиться от тебя.
     - Бенедикт. - Она сделала шаг назад.
     - Слушай. - Он подошел к ней ближе, придвинул лицо. - Если  тебе  так
хочется уйти, чего же ты ждешь? Иди -  и  не  задерживайся.  Он  не  хотел
тебя... и я тоже тебя не хочу.
     - Бенедикт, - прошептала она. Кровь отхлынула от ее лица,  оно  стало
белым, как береговой песок. Она в ужасе смотрела на  него,  все  ее  мечты
рушились. - Ты не серьезно...
     - Неужели? - Он откинул голову и снова  рассмеялся.  -  Послушай,  ты
получила несколько отличных бриллиантов и норковую шубку. У  тебя  большой
дом в Бишопскорте - отличная плата для шлюхи.
     - Бенедикт, - она задохнулась от оскорбления, но он ее не слушал.
     - Я доказал,  что  могу  тебя  получить,  верно?  Доказал,  что  могу
отобрать тебя  у  него,  -  и  все.  А  теперь  будь  хорошей  девочкой  и
отправляйся домой.
     - Машина. Я знаю об установке на "Кингфишере". - Это была ошибка.  До
этого у нее еще  был  шанс.  Лицо  его  исказилось,  налилось  кровью.  Он
заговорил голосом, неровным от гнева, лицо казалось распухшим.
     - Попробуй, - прошептал он. - Давай, попробуй. Тебе дадут  пятнадцать
лет. Ты в этом по уши, как и я. Подумай об этом - пятнадцать лет в женской
тюрьме, моя красавица. И об этом подумай, - он поднял руку, как лезвие.  -
Я тебя убью. Клянусь Богом, я убью тебя собственными  руками.  Ты  знаешь,
что я это сделаю... ты теперь меня достаточно знаешь.
     Она пятилась от него, а он шел за нею, по-прежнему держа  руку  у  ее
горла. - Тебе заплатили. Теперь убирайся.
     Она еще несколько секунд стояла перед ним, и он был слишком  захвачен
гневом, чтобы заметить, что страх в ее взгляде смешался с  чем-то  другим,
что она оскалила маленькие острые зубы.
     - Хорошо, - сказала она. - Я ухожу. - И вышла из кабинета,  грациозно
ступая своими длинными золотыми ногами и раскачиваясь.



 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3]

Страница:  [2]