Письма хранят из разных соображений. Прежде всего по
мотивам чисто личным; это относится в первую очередь к
письмам любовным. Затем - вследствие важности предмета, о
котором в них идет речь. В-третьих, из уважения к
писавшему. Далее - из-за того, что на них собираешься
ответить. А иной раз - просто потому, что как-то жаль
бросать в корзину написанное человеком, который не поленился
дать вам наставление, выбранить вас, возразить вам,
согласиться с вами, высказать свое мнение и т. п. Словом,
у каждого есть много поводов беречь прочитанное письмо; и
есть много писем, по тем или иным причинам отложенных в
сторону и не попавших на дно корзины; и много есть выдвижных
ящиков, куда можно складывать предметы, предъявляющие хотя
бы робкую претензию не быть выброшенными на ту огромную
вечную свалку, где "бесконечность, где Ничто" (1).
   Незаметно за несколько лет в разных ящиках нарастает
толстый культурный пласт, состоящий из старых писем, счетов,
жировок, вырезок и других благоговейно сохраняемых бумаг,
превратившихся от времени и наслоившейся пыли в какую-то
однородную массу. При благоприятных обстоятельствах масса
эта будет лежать в ящике до того дня, когда сделается
посмертным наследием. Через какое-то время кто-нибудь
растроганно покачает над ней головой, промолвит нечто вроде:
"Бережливый был старик!", перевернет несколько верхних
листов, вытрет пальцы носовым платком и велит всю эту кучу
сжечь. При неблагоприятных обстоятельствах, - как,
например, переезд, генеральная уборка и другие подобные
катастрофы, - этот культурный слой приходится иной раз
вынуть из ящиков и что-то с ним сделать, чтоб он стал
поменьше. "Ладно, разберем это", - мужественно говорит себе
человек и начинает перебирать пропылившуюся массу лист за
листом, вспоминая примечательные события своего прошлого.
   Вот расписка:  "За ремонт шкафа 45 чешских крон получил
Ян Комарек". Какой же это шкаф? - удивляешься ты. И кто
такой Ян Комарек? Безуспешно стараешься вспомнить, какие у
тебя в жизни были шкафы... Ну, все равно. Дальше. Письмо
приятеля:  "Последнее ваше письмо озадачило меня и
возмутило..." Господи, какое письмо? О чем там шла речь?..
Ничего не поделаешь, разве вспомнишь теперь? "На ваше
уважаемое письмо сообщаю, что метр каменного карниза в
данном оформлении обойдется..." Какого карниза? Ну,
посудите сами: на что мне вдруг могли понадобиться какие-то
каченные карнизы? Хоть убей, знать не знаю никаких каменных
карнизов.
   Но дальше, дальше! Что ни письмо, то загадка:  в чем
дело? Почему мне так писали? За что меня благодарят? Кто
это такой? Разве я с ним переписывался? Кто эта Грета?
Почему я это сохранил? А это? О чем тут, собственно, идет
речь? Ничего не понимаю. И все это - мое прошлое?
Удивительно. Испытываешь что-то вроде чувства неловкости,
как будто читаешь чужие письма. Страшно неприятное
ощущение, ей- богу. Да, надо все сжечь. А оставить только
письма симпатичных, близких людей...
   Да, ну а в них о чем? Чем вызван этот упрек? К чему
относится это выражение сочувствия? Смотришь на все это -
такое - интимное! - с недоумением, не представляя себе, в
чем тут подлинный смысл, для чего все это было сказано.
Если бы тебе пришлось по этим письмам составлять свою
автобиографию, господи, вот была бы задача! Не поймешь, что
к чему, просто чепуха какая-то! А будь пять таких ящиков,
полных старыми бумагами, было бы еще больше путаницы и
бессмыслицы... Ничего не поделаешь, придется вес сжечь!
Письмо за письмом падает в корзину, и ты похож на дерево
осенью, роняющее желтые листья. Должно быть, ты - довольно
старое дерево, если листьев в конце концов попадало много.
Осталась только тоненькая пачка писем, в которых нам удалось
прочесть хоть что-то живое; совсем незаметная пачка, которую
мы укладываем на дно какого-нибудь ящика:  сжечь и эту
горстку, право, было бы жаль. Когда-нибудь она опять станет
толстым культурным пластом, превратившимся от времени и
насевшей на него пыли в неразличимую массу. И мы опять
когда-нибудь начнем перебирать лист за листом, отчужденно,
растерянно, с удивлением качая головой.
   И - будьте здоровы - еще как расчихаемся от этой пыли!

1936 год


1) - "...бесконечность, где ничто..." - перифраза стиха из
     второй песни поэмы "Май" выдающегося чешского поэта-
     романтика К. Г. Махи (1810-1836).

Перевод Д. Горбова

 


КОНЕЦ...
Другие книги жанра: проза

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]