роман - электронная библиотека
Переход на главную
Жанр: роман

Андреев Алексей  -  И еще чего-нибудь


Страница:  [1]



                                                   Так всегда бывает.
                                                  Когда уезжаешь надолго,
                                                  весь город отбивается от
                                                  рук,
                                                  и вернувшись, находишь,
                                                  что все,
                                                  что было, "не так, как
                                                  надо",
                                                  стало еще хуже.
                                                  И лишь тогда
                                                  задумываешься -
                                                  зачем же вернулся?
                                                  (в письме приятеля)

   1.

   Она должна была уехать вечером; это уже было решено, мы все  обсудили
и просто сидели теперь у Андрюхи после репетиции, пили пиво и пели  пос-
леднюю песню, мишкиных "Ангелов", когда началась гроза. Гроза была  жут-
кой, шум воды глушил гитары, окно пришлось прикрыть, поскольку капли до-
летали аж до середины сразу потемневшей комнаты. И когда все-таки пришли
на платформу, оказалось, что электричек не будет до утра - молния долба-
нула где-то около Нового в линию электропередачи. Я  злорадно  вышагивал
вокруг Ленки: выходило, что она остается.

   - Я возьму тачку, - заявила она.

   - Где, в такое время? Ну разве что штук за 60...

   - Могу пешком пойти, прямо по шпалам. Ты ведь знаешь, я могу.

   - Молнии будут бить по шпалам прямо перед твоим носом. Тебе мало гро-
зы, которую мы с Мишкой и Андрюхой устроили своим пением?

   - Все равно пойду.

   - Ну иди.

   Тут она и расплакалась - в первый раз со дня моего приезда.  Не  надо
было мне злорадствовать. Пять минут назад, когда мы подходили к платфор-
ме и Андрюха перенес ее через большую лужу, она остановилась и неожидан-
но сильно-сильно поцеловала меня. Так, как делала это раньше, спокойно и
при всех. Казалось, это не я, а она была человеком, который вернулся до-
мой. Всю эту неделю она была другая, и я даже не думал, что  она  теперь
еще может так вот разреветься. Или так хохотать, как хохотала сегодня на
репетиции. За время моего отсутствия она, хоть и не  изменилась  внешне,
внутренне стала немножко другой - более опытной, что ли. Пожившей.  "Моя
бывшая подруга совсем повзрослела..." А теперь вот - нате вам; прямо как
вырвало. "Да не реви ты! - успокаивал Мишка, - Это ж гроза. Стихия, бля!
И в некотором смысле - знак. Я вот к родной жене доехать не могу!"

   Да... Все-таки мой приезд раздвоил ее. Даже растроил: там у  нее  еще
какой-то Серж "для психотерапии". Растроил и расстроил -  еще  одна  ма-
ленькая "с". Но в конце концов Мишкины рассказы, пиво и  курица,  приго-
товленная по возвращении в общагу, успокоили ее. Она звякнула маме и да-
ла "инструкции-на-случай-если". Мишка тоже позвонил домой и ушел спать в
соседнюю комнату, Андрюха отправился в гости - а мы остались в  Андрюхи-
ной "двойке". Она в эту ночь больше не вспоминала тех, кто может  позво-
нить и не застать ее дома. Вода еще тихонько капала на пол с  подоконни-
ка, а соседи сверху, похоже, что-то пировали. Она была просто чудо, и  я
до сих пор отчетливо помню ее худую спину и ложбинки на ягодицах...

   Однако сейчас я вспоминаю и о другом: даже той  ночью  едва  заметное
чувство снисхождения, чувство  под  названием  "По-Старой-Памяти"  прос-
кальзывало в ее отношении ко мне. Это по-настоящему развернулось на сле-
дующий день, когда по дороге в город она наговорила  мне  гадостей,  уже
чувствуя себя виноватой перед своим "Сашенькой". "Если хочешь  знать,  я
от него в 25 раз больше удовольствия получаю, чем от  тебя!".  Наверное,
это говорилось, чтобы разозлить, ударить, но прозвучало как-то  оборони-
тельно, вроде детского "сам дурак".  Меня  скорее  удивило  число  25  -
оно-то с какого потолка? Номер  проехавшего  мимо  трамвая?  Критический
возраст? Рифма к "опять"? Но видимо, именно тогда, с выкриком этого  ма-
гического числа, прошло ее первое  впечатление  от  встречи  и  началась
борьба за то "тихое счастье", в которое я вломился своим приездом -  как
сошедший с рельсов поезд в каком-то кино вламывается в здание  провинци-
ального вокзала. Теперь, с утра, набежали трезвые мысли, эдакие работяги
в оранжевых куртках, бросились чинить провалившуюся крышу бедного вокза-
ла и ставить меня на место, на запасной путь, на  роль  интересного,  но
случайного любовника, который скоро уедет.

   Когда мы шли от метро к ее дому мимо лотков с цветами, я прочитал  ей
"Подожди меня чуть-чуть". "Интересно, - сказала она, помолчав. - Ты вро-
де бы бросаешь человека в этом стихе. С другой  стороны,  ты  даешь  ему
свободу выбора - ждать или не ждать. Это сложнее, чем просто "жди  меня,
и я вернусь". И иногда с такой свободой очень тяжело..."

   Розу, которую я подарил ей в первый день, она оставила у  меня.  Вер-
нувшись домой, я вынул красавицу из таза с водой и  поставил  в  бутылку
из-под "Каберне". Роза простояла еще дня четыре, потом засохла, и я  по-
весил ее на люстру. Я всегда недолюбливал эту квартиру. Пока был в  Шта-
тах, ее еще и обчистили. Шкаф стоял пустой, без книг, и теперь это место
действовало на меня совершенно удручающе. Кроме тех случаев, когда здесь
Ленка. Когда она сидит в этом старом кресле, или в четыре утра  стоит  и
курит на балконе, закутавшись в простыню.

   2.

   Две следующие - следующие не в хронологическом порядке, а  в  порядке
памяти, что выплескивается сейчас в блокнот - возможно,  приличная  love
story должна предлагать события в последовательно накаляющемся повество-
вании, небольшая такая повесть, самое "актуальное" где-то в третьей чет-
верти, с оригинальными деталями, а ближе к концу как  бы  легкий  прыжок
мысли в сторону, на ветку за окном; либо,  по-веллеровски,  использовать
какой-то еще трюк, некое обдуманное издевательство над деревцем сюжета -
например, определенный отрезок времени выбрасывается, и  соединение  ос-
тавшихся кусков дает это дурацкое "трагическое щемление"... но нет же, я
просто переношу на бумагу историю нескольких встреч с одним человеком  в
месяце июле такого-то лета; историю, странно организованную моей памятью
и заведомо ею искаженную, ведь в этой памяти моей, как в коробке с рыбо-
ловными принадлежностями, есть множество вещей, собранных и  расположен-
ных казалось бы хаотично, но связанных друг с другом тонкими запутанными
лесками, которые тоже хранятся в этой коробке и имеют привычку  соскаки-
вать с катушек и цепляться за все подряд, и вот потянув за одну из  них,
вытягиваешь любимую чуть заржавевшую блесну-"черноспинку", и разглядывая
ее забываешь что полез в коробку совсем за другим - за ниппельной  рези-
ной для велосипеда которая хранится там же, ведь из нее ты делал "кивки"
для зимних удочек и не заводить же специальную  коробку  для  кивков,  а
черноспинка между тем тянет за собой еще что-то совсем уж невероятное, у
меня даже рассказ такой был, про человека который  написал  роман  из  9
глав но всем казалось что там их 11 потому что  после  прочтения  девяти
еще две возникали в голове как бы сами собой... и главное  я  совершенно
не знаю что потянуло за эту леску сегодня,  может  быть  фраза  с  урока
французского или волосинка на раковине рядом с  забытыми  часами  только
что приехавшая в штаты девушка наташа с которой мы  пили  прошлой  ночью
или бутылка из-под merlot оставленная у ручья на камне она была привезе-
на из cофии где я сутки болтался в  ожидании  нью-йоркского  самолета  и
курносая телефонистка-болгарка в паршивой  гостинице  была  единственным
человеком который говорил со мной по-русски безо всякого комплекса окку-
панта а всего за несколько часов до этого в баре пулково-2 какой-то хал-
дей не хотел брать у меня стобаксовку потому что она какая то  сырая  на
что я ответил ему blow me она просто лежала в заднем кармане джинсов по-
нюхай если не веришь а на следующий день ужасно воняющий нью иорк и  эта
зеленая рогатая баба стоит посреди воды с  мороженным  в  одной  руке  и
учебником права в другои или может меня  так  зацепила  рокгруппа  моего
roommate которая репетировала у нас дома ввоскресенье вечером и я спел с
ними мишкину тихуюзлость и своего соседскогопса или это был  просто  за-
пахтравы которыи они оставили послесебя  вовсехкомнатах  запахкоторыи  я
чувствуюдажесеичас несмотряна работающиивовсювентилятор зпх такпохожиина
-

   наши следующие две встречи связаны с ее вторым, как она их  называла,
"молодым человеком", Сержем. (Только сейчас мне пришло в голову, что при
всей ее простоте у нее замечательный, а после двусложных фраз американок
- даже просто поэтический язык в смысле различных названий. Она,  напри-
мер, говорила: "французский престол опять остался  без  наследника!",  и
это означало, что с Сержем она в этот раз не залетела. "Свободный амери-
канец не получился" - это уже про меня. Но назад, назад, туда, на  Невс-
кий.)

   Когда мы встретились втроем у выхода  с  "Маяковской",  она,  похоже,
слегка растерялась, поскольку попыталась схватить за руки сразу обоих. Я
усмехнулся, она усмехнулась тоже, но с каким-то жалобным  "ты-же-понима-
ешь" взглядом. И - вот ведь парадокс! - человек, который знает  и  видит
больше, должен уступить и сыграть "просто старого знакомого", чтобы  по-
мочь бедной блондинке, запутавшейся со своими мужиками.  Даже  обидеться
не удавалось - настолько комичность ситуации и любопытство эксперимента-
тора пересилили всякие там скучные чувства собственника. Я шел слева  от
них, засунув руки в карманы и разглядывая прохожих, временами  отдаляясь
метра даже на два и пропуская между ними и мной ручейки встречных  пеше-
ходов - по моим представлениям, именно так ходят "просто  старые  знако-
мые". Она весело щебетала с Сержем, который, кстати,  оказался  довольно
статным и кудрявым парнем. Когда мы добрались до "Апраксина" и  зашли  в
"Money-Honey", Серж отправился за пивом, а я сообщил  ей,  что  жизнь  в
Америке научила меня различать симпатичных не только среди женщин, но  и
среди мужчин. Сергей, по моим наблюдениям, был вполне  "ничего".  И  до-
вольно неглуп для своих двадцати с хвостиком лет, - добавил я  вслух,  а
про себя продолжил: "Чего же ты со мной-то связалась? Или просто  развя-
заться никак не можешь?"

   - Интересно-интересно, - ухмыльнулась она. - Про мужчин в  Америке...
поподробнее! Тебе самому случай не представился?...

   - Случаев - вагон. Вот один раз я ночевал в ночлежке  в  негритянском
квартале Питтсбурга...

   - Ну и?

   - Ишь, как оживилась! Увы, должен тебя огорчить -  до  таких  великих
пидоров, как Лимонов, мне еще далеко. Ленивый я, наверно.  А  может,  не
везет... Просто зашел туда - там, конечно, ни одной белой рожи - и гово-
рю: я опоздал на автобус, денег нет, нельзя ли у вас переночевать...

   - А они?

   - Ну, там был один черный, он как услышал мой акцент,  сразу  вывалил
на меня кучу русских слов, начиная с "до  свиданья".  Потом  сказал  ос-
тальным - hey buddies, это просто русский,  на  автобус  опоздал,  денег
нет, будет у нас ночевать. Потом мы с ним всю ночь сидели, курили  траву
и говорили, конечно же, о бабах и о ракетах. Он во Вьетнаме был,  с  тех
пор очень любит русских. Вообще там в Америке лучше всего к нашим  отно-
сятся бывшие военные...

   Вернулся Серж с пивом. Мне он принес "Балтику"-портер, как я  просил,
а себе и Ленке - по "тройке". Ага, вот с кого она взяла манеру. Я  уехал
в Штаты, вином, похоже, больше на поют и песен не поют, "первый мужчина"
какой-то приличный, да и не частит на нее отвлекаться - ну ясно,  психо-
терапия с милым мальчиком научила ее разбираться хотя бы в сортах  "Бал-
тики". Вокруг сортов и завертелся дальнейший разговор.

   Она обняла его у "Гостинки" при расставании. Я в это время делал вид,
что никогда не видел магазинных витрин, особенно с  конструктором  LEGO;
на самом деле мне и вправду нужно было  отвернуться,  поскольку  сдержи-
ваться было трудно, и хихикал я уже почти в открытую.

   - Офигенно трогательно! Я надеюсь, он поверил, что мы с тобой учились
вместе в первом классе, а потом я сразу женился на манекенщице и  уехал.
А может, он по моим американским шуточкам представил, что я - "голубой",
и всю жизнь занимаюсь исключительно  исследованием  влияния  лягушек  на
творчество Басе и Тургенева. И что сейчас ты, конечно же, поедешь домой.
А я... блин, куда хоть я-то поеду в его воображении? Даже интересно...

   - Поиздевайся, поиздевайся.

   Следующий раз - снова Петергоф, куда она с подругой и Сержем приехала
посмотреть мишкино выступление на концерте. Они уже схватили где-то  пи-
ва, и Ленка с милым мальчиком отправились в соседнюю общагу за закуской.
Тем временем мы с подругой обсудили, какой  сумасшедшей  стала  Ленка  в
последнее время. Потом они вернулись, и оказалось, что забыли  хлеб.  За
хлебом пошли мы с подругой, попутно обсуждая еще что-то. Очень  Интерес-
ное. И после этого Ленка, видимо, почуяла, что роль "третьего", для  ко-
торого она привезла подругу, мне не очень подходит; что я, наверное, мо-
гу просто заскучать и исчезнуть (могу ли? - ну, кто меня знает... в этом
ведь тоже есть некий шарм - заскучать и исчезнуть...) А может быть,  она
переключилась позже, когда во время концерта мы  сидели  в  вестибюле  с
Мишкой и его женой и болтали о том, как хреново прошло выступление,  та-
кой поганый звук и всего четыре песни дали спеть, но в следующее воскре-
сенье мы с Леной обязательно должны к ним в гости,  гитара  у  них  дома
есть, так что все наверстаем... И когда подошли Серж с подругой,  колода
уже перетасовалась, и шут-джокер играл теперь почти за короля.

   В таких случаях я всегда немного удивлялся и спрашивал себя -  то  ли
это мое неотразимое влияние, то ли ее способность ловить незаметные  из-
менения в настроении окружающих; и поскольку она не хочет  отпускать  ни
меня, ни остальных, то перестраивается на ходу и врет всем подряд,  каж-
дому - чуть меньше или чуть больше в разное время?... А  может,  это  не
она и не я, а просто Петергоф, где мне всегда кажется,  что  неба  стало
больше и выглядит оно живее; но все говорят -  обычное  питерское  небо,
просто ты неравнодушен к этому городку, мужик...

   Обратно на станцию мы шли рыцарской "свиньей" - статный  кучерявец  и
подруга впереди, а за ними на некотором удалении - Ленка, я  и  Мишка  с
женой, болтая всякую чушь. На платформе я сделал устраненный вид,  и  на
щебет Мишкиной жены: "Вы конечно приедете в воскресенье?"  отвечал:  "Не
знаю. Скорей всего я один. Ленка будет занята, или у меня не будет наст-
роения брать ее с собой"... "Ни за что! Только  с  ней!  Правда,  Лена?"
Втихаря подкралась электричка, Ленка юркнула между Сержем и Мишкиной же-
ной и повисла у меня на шее.  Окончательно  выпавшего  в  осадок  милого
мальчика втолкнули вместе со всеми в вагон, а мы все  стояли  на  пустой
платформе,  и  кто-то  придерживал  дверь.  Потом  она  быстро  шепнула:
"Все-все, ты позвони завтра, хорошо?" - и впорхнула в тамбур.

   "Глупая моя, глупая, - думал я, спускаясь с платформы на  тропинку  и
засовывая руки с карманы. - Теперь еще и этому придется объяснять,  "кто
он такой и какие у тебя с ним отношения". А я ведь скоро уеду..."

   3.

   M P D

   Аккуратное белое здание посередине тихого парка. Табличка "Центр пси-
хопатологии Клиффса" почти не заметна с дороги. Изгородь из  металличес-
кой решетки скрывается в густой листве.

   "Как я его ненавижу! Он вечно появляется в самое неподходящее  время,
когда я всерьез занят. Не люблю хвастаться, но у меня действительно есть
кое-какие способности. Я не напрягаясь брал лучшие дипломы на  конкурсах
и олимпиадах. Потом - успехи в университете, в исследовательской работе.
Статьи, вызывавшие бурные дискуссии, доклады на международных  конферен-
циях... Тем не менее, лишь только я определяю себе цель и начинаю  рабо-
тать над ее осуществлением - тут же появляется этот клоун, этот  прокля-
тый бездельник, и заявляет, что я "упускаю настоящую жизнь, обменивая ее
на неестественные картинки с дисплеев, на закорючки из книг, похожие  на
мертвых насекомых". И что этот так называемый "свободный художник" пред-
лагает мне взамен? Жить сегодняшним днем? Разглядывать облака  и  бегать
за смазливыми дурами? Пописывать глупые стишки, рисовать бездарные  кар-
тинки? И при этом не достичь ничего стоящего в жизни? Ну уж  нет!  Пошел
отсюда, трепач!! - Ага, сейчас! Сам катись отсюда, дохлый  книжный  чер-
вяк! Взгляните-ка на этого великого ученого! Да ты до  сих  пор  ни  кто
иной, как "хороший мальчик"! Что дали тебе годы твоих исследований, кро-
ме испорченного здоровья?  Какой-то  комфорт?  Может  быть,  любовь?  Ты
чувствовал себя лучше и счастливее после всех этих дней за компьютерами,
в душных библиотеках, в лабораториях без  окон?  Что  же  касается  моих
"глупых стишков и пустых разговоров" - они всегда вызывали отклик в дру-
гих людях, помогали им - например, бороться с одиночеством и  скукой.  И
все удовольствия, которые получал я, были настоящими, они измерялись  не
чужими оценками и дипломами, а моими собственными чувствами - этим самым
честным мерилом. О-о! - в моей жизни могло бы быть гораздо больше радос-
ти, если б ты, зануда поганый, не доставал меня  своим  детским  страхом
"все потерять" и своим тупым рвением. Ей-богу, без меня ты стал бы  нас-
тоящей машиной... - Ха-ха, но без меня ты остался бы полным нулем, леле-
ющим свой Эдипов комплекс с "прекрасными дамами" и пустыми мечтами в той
самой провинциальной дыре... Ладно, ладно, мир.

   Мы действительно неплохо работаем вместе,  удерживая  друг  друга  от
крайностей. У каждого есть свои области, в которых он  является  экспер-
том, и вместе мы образуем "эксперта в квадрате". И  когда  один  из  нас
чувствует себя неуютно, попадая в тупик или просто  теряя  смысл  жизни,
другой воодушевляет его и подсказывает такие решения, до которых  первый
ни за что не дошел бы в одиночку. Как тогда, с  неравенством  для  числа
Эйлера. Или в случае с "нервирующими" цветовыми пятнами на том импресси-
онистском полотне... Да, нечего и говорить  о  преимуществах  совместной
деятельности, когда все "в резонансе". Иногда мы даже завидуем тем,  кто
работает "тройками" или большими группами. А  как  презрительно  смотрит
эта "многоколесная" молодежь на наш старомодный "тандэм"!

   Но в конце концов, только мы можем работать с беднягами,  помещенными
в эту клинику. Вот с этой крошкой, к примеру. Работающие  шумной  "трой-
кой" без колебаний послали бы ее на электрошок - так далека она от  них,
так неизлечимо ненормальна. Но ее сумасшествие - не ее вина, мясники!  И
мы докажем, что старые, гуманные методы психотерапии  все  еще  работают
неплохо. Вот и ее новые записи показывают, что она  не  так  безнадежна.
Что ж, пора поговорить с бедным ребенком."

   Мужчина в белом халате закрывает  голубую  папку  с  наклейкой  "Кэти
Смит. Mono-Personality Disorder. Тяжелая форма", и дружелюбно смотрит на
пациентку, сидящую напротив, по другую сторону стола:

   - Ну, как мы себя чувствуем сегодня, дорогая?

   Хрупкая девушка чуть-чуть пододвигается вперед в  кресле,  неуверенно
улыбается:

   - Я... мы... мы чувствуем себя лучше.

   4.

   - На самом деле я просто не знаю, как перевести эту игру  аббревиатур
на нормальный русский. В западной медицине MPD -  это  Multi-Personality
Disorder, то есть по-нашему - "раздвоение",  вернее  даже,  "расщепление
личности". А у меня тут, как видишь, Mono-Personality, то есть наоборот,
"одноличность" как ненормальность. Собственно, с этой игры  слов  все  и
началось, я и написал это по-английски вначале. Ну, как тебе?

   - Ну, скажем так: это еще не "большая проза".

   - Да я же говорю - я не писал это как  прозу,  просто  набросал  саму
идею. Знаешь, очень часто, когда я представляю идею отчетливо - мне  уже
лень ее обрабатывать. Неинтересно.

   - Я поняла. Идея ничего. Но все равно. Стихи у тебя куда лучше.  Зна-
ешь, у меня бывают моменты, когда устанавливается  такая  ровная,  почти
семейная жизнь. И тогда я вдруг посреди этого  спокойствия  достаю  твои
стихи - и старый бес снова просыпается, хочется куда-то  сорваться...  В
общем, чувство, что есть еще что-то  помимо  моей  тихой  "потенциальной
ямы"... А еще - так здорово узнавать все это: и "ватной  лентой  дым  из
трубы", и "Волну" на стене... Читаю и так отчетливо представляю себе эту
квартиру, где не была с тех пор, и тебя, и твою Р-рр... ты читал ей "Но-
ябрьскую Сороку"?

   - Читал. Ей не понравилось. Хотя она сказала, что слушать меня лучше,
чем читать самой.

   - А по-моему, наоборот: читать ты ни фига не умеешь!

   - Ну не знаю. Ей вообще мое стихоплетство было  неинтересно.  И  это,
кстати, может быть, и хорошо, когда человеку, с которым  живешь,  напле-
вать на то, что ты пишешь. Вот ты, например, можешь меня запросто  изба-
ловать и испортить своим постоянным цитированием моих  рифмованных  глу-
постей...

   - Ах так?! Ну ладно, считай, что я притворялась, чтоб  тебя  не  оби-
жать. На самом деле стихи у тя все па-аршивые, а прозу ва-ащще писать не
умеешь. Э-э-э! (показывает острый розовый язычок, как будто конфета-"со-
сулька" во рту).

   - Ага-ага. "...И вообще я тебя из головы выкинула." Чего ж читаешь-то
их, да все новое требуешь? Э-э-э!

   - Ну положим, я тебя выкинула, а не стихи. Это две  большие  разницы,
почти никакой связи. А во-вторых, просто читать  нечего,  вот  и  читаем
всякую дрянь. Э-э-э!

   5.

   - Глупая моя, глупая! Неужели ты не понимаешь, что в  такой  юбке  до
пола ты будешь гораздо сексапильнее всех этих коз, у которых из-под  ко-
ротких тряпок трусы торчат? К тому же, мы едем в Новгород, а  не  в  ка-
кую-нибудь "Невскую Мелодию", где на каждого посетителя - по полтора ох-
ранника и по две и две третьих шлюхи...

   - Ты считал?

   - Я считал.

   - Ну, значит, там стоящая клиентура.

   - Ага. Год как из деревни, а уже в пиджаках и с полными штанами визи-
ток. Там меня даже один спросил: куда вы в Америке деньги вкладываете? Я
чуть с табуретки не упал! Есть говорю, такое приспособление. Вроде  пап-
ки, но по размеру не больше матки. Называется - бумажник. Туда и вклады-
ваю. Вот такая клиентура... Их тут, кажется, кличут "новыми русскими". А
чего нового, ума не приложу. Помнишь, у Мариенгофа был... как же его...

   - "А руки я вам, Илья Петрович, не подам." Как тебе эта маечка?

   - Во-во, Докучаев. Ничего маечка, вполне.

   - Серьезно, я не знаю...

   - Я серьезно. Повернись. Очень милая маечка, и ты в ней чудесно  выг-
лядишь.

   - Издеваешься опять?... Ладно. С кем мы поедем?

   - Может быть, вдвоем. Может быть, с моими - с батей и сестренкой. Она
тебе понравится - очень прикольная девчонка. Классные картинки рисует, и
придумывает к ним истории. Вот, например, такая история.  "Жили-были  на
небе летающие коровы. Однажды у них родился маленький теленочек. На небо
прилетела одна злая мушка и стала говорить, что теленочек летать не смо-
жет, потому что у него крыльев совсем нет, да и вообще коровы не летают.
Пока она все это говорила, на небе пошел дождь, крылья у  заговорившейся
мушки промокли, и она упала на землю". По-моему,  очень  милая  история.
Аринка тебе покажет эту картинку, когда приедем.

   В Новгороде было тихо и хорошо, все по-старому -  тот  же  обветшалый
Кремль, тот же Волхов с сильным течением, которое унесло  нас  с  Ленкой
под мост, когда мы купались. Софийский собор был почти пуст, и я со сто-
роны любовался ею, когда она ставила свечку.

   - У тебя было обалденное лицо. Такое даже фотографировать нельзя. Бы-
ло бы время - притащил бы пастели и нарисовал бы.

   - Тебя бы выгнали. Тут, наверное, нельзя рисовать. Разве что иконы.

   - У тебя был очень иконический лик. Я бы сказал, что спутал.

   - Ох уж мне твои комплименты с двойным дном! Кстати, одна моя подруга
сюда ездила креститься, я вот думаю - может, мне тоже?

   - Давай-давай. Это сейчас не менее модно, чем радиотелефон, но гораз-
до дешевле.

   - Да ну тебя.

   Обедали в "Детинце", пили медовуху. Батя рассказывал, как они в моло-
дости любили ходить сюда где-нибудь раз в месяц: тогда и медовуху  дела-
ли, как положено - сорок дней. На выходе я фотографировал Ленку  сидящей
на перилах в страшно соблазнительных позах. Эти фотки почему-то не  выш-
ли. Вдвоем с ней после обеда поехали в Юрьев. Официально  там  все  было
закрыто, но проходившая мимо тетка показала нам лаз, которым  пользуются
местные художники, чтобы забираться внутрь.

   - Я рассказала Саше твою историю про девочку, которая цитировала Джу-
лию Робертс. Он сказал, что не заплатил бы за меня триста баксов.  А  ты
бы заплатил?...

   - Я бы заплатил 350.

   - Ты свинья.

   - Она останавливается, глаза полыхают гневом.

   - Я думала, ты скажешь...

   - А какого хрена я должен что-то говорить, а?! Твой мужик, с  которым
ты живешь уже больше года, о котором ты вечно повествуешь с эдаким  при-
дыханием, говорит, что не заплатил бы 300 баков за ночь  с  тобой!  Это,
значит, не свинство, да? Это значит "Сашенька", да?

   - Ты дурак, ты ничего не понимаешь!

   - Она села в траву и заплакала.

   - Мог бы быть хоть один человек, который сказал бы мне... хотя  бы  в
таком месте...

   Подошедший к колонке мужик в плавках покосился на нас. На его месте я
бы подумал, что мы что-то  репетируем:  Ленка  очень  красиво  сидела  и
всхлипывала среди невидимых стрекочущих кузнечиков  и  каких-то  высоких
стеблей с желтыми цветками.

   - Ладно, перестань. Извини. Меня ведь тоже мучает  то,  что  я  опять
уезжаю.

   Мы подошли к колонке, подождали, пока мужик наберет воды в свои  вед-
ра, попили. Эх, как давно я не пил из колонок! А раньше знал все колонки
в нашем городке: лето, провинциальная банда  пацанов  на  велосипедах  -
"Эй, я видал классное гороховое поле за  Слободой,  айда?"  -  "Погнали!
Только сначала на колонку, пить охота ужасно!" - "А там как раз по доро-
ге колонка, у моста". Дзинь-дзинь! "Я буду до-олго гнать велосипе-ед!" -
напевали какую-то попсню девчонки, подскакивая на багажниках... А сейчас
- тихо и жарко, только кузнечики да шуршанье травы на ветру.

   В церкви оказалась большая группа иностранцев. Я перевел Ленке основ-
ную мысль их гида, но ни переводить дальше, ни  слушать  английский  тут
совершенно не хотелось. На выходе старушка в черном платке и со скорбным
лицом покосилась на нас также, как до этого - на выходящих американцев.

   - Я хочу туда!

   Ленка показывала на колокольню, стоявшую рядом.

   - Там закрыто, видишь. - Все равно. Вон лестница стоит, пойдем  зале-
зем.

   Подойдя поближе, мы увидели, что лестница упирается верхним концом  в
голую белую стену.

   - Полезешь? - съехидничал я. - Ладно, пойдем человеческими путями.

   Мы прелезли через загородку на входе и зашагали вверх по замусоренным
ступеням. На самой верхней площадке было светло, и несколько запачканных
известкой мужиков хохотали, рассказывая друг  другу  матерные  анекдоты.
Один из них, бородатый, подскочил к нам.

   - Сюда нельзя! Только с разрешения батюшки настоятеля!

   - Мы только посмотреть... - выглянула из-за моего плеча Ленка: волосы
распущены, взгляд "дядя, дай конфету".

   - Нельзя, - ухмыльнулся мужик.

   Я посмотрел на него в упор и тоже ухмыльнулся.  Странно,  но  Америка
научила меня какой-то наглости, связанной - как бы это покрасивей?...  -
с чувством собственного достоинства отдельно взятого индивидуума. К тому
же, черт побери, я сам в этом городе родился! Так что я смотрел на  него
с видом человека, который мог бы и не бриться сегодня утром (о как опять
длинно на русском а чесс бы сказал просто смотришь по доброму и мысленно
произносишь fuck you и действительно эту фразу легко представить  первый
ударный звук будто открываешь баночное пиво а потом  низкое  ю-е  эдакая
отрыжка a la jim morrison...)

   - Пять минут. Потом мы сразу уйдем.

   - Ладно, - подмигнул бородатый и вернулся к своей компании.

   Мы подошли к перилам. Внизу - белые стены, деревья и  широко  разлив-
шийся в этом месте, спокойный, старый Волхов.

   Эта ее фотография тоже оказалась засвеченной.

   Под самыми стенами был маленький пляж с десятком народу,  и  спустив-
шись, мы искупались. Здесь не было течения.

   - А ты когда-нибудь пробовала в воде? - Я подплыл и обнял ее.

   - Не говори так. У тебя интонация, как у одного моего бывшего... Про-
тивно звучит.

   - Ну извини. Просто я тоже пробую разные маски. Пойдем на берег, пора
уже.

   - Тут неудобно выходить, камни...

   - Держись, я тебя вынесу.

   На берегу она огляделась.

   - Подержать полотенце?

   - Да не надо, я и так могу. Устроим маленький стриптиз.

   Она скинула бретельки купальника, неспеша подняла с земли майку, нес-
пеша надела, тряхнула мокрыми волосами.

   - Ничего, эффектно. Но по-моему, никто, кроме меня, не оценил.

   - Да нет, вон там мальчик  глазки  вылупил.  Сейчас  его  девочка  по
шее-то ему надает...

   Она вдруг крепко-крепко прижалась ко мне и замолчала.

   - Ты чего?

   - Прощаюсь с тобой.

   - Но я же здесь, и буду с тобой еще две недели.

   - Я прощаюсь заранее, чтобы не ныть потом, в последние дни. Хотя  все
равно ведь буду ныть.

   По дороге к вокзалу я купил ей валдайский колокольчик. "Ура, теперь у
меня тоже есть!" - веселилась она, позванивая двумя колокольчиками - но-
вым валдайским и тем маленьким, на браслете, что  мне  подарили  в  Пен-
сильвании, а я дал ей поносить его в этот день. С колокольчиками, с рас-
пущенными волосами и в длинной  свободной  юбке  она  выглядела  замеча-
тельной славянской хипповкой; совсем не такой, какой она обычно бывает в
Питере с его метро, трамваями, рекламами, с этими рожами в барах...

   В электричке она спала, положив голову мне на колени. Напротив  сидел
батя, читал "Легенды Невского проспекта". Аринка стояла рядом на скамей-
ке, высунув голову в окно.

   - Хорошо бы сейчас пошел дождь, случайно,  -  сказала  вдруг  Аринка,
возвращая голову в вагон.

   - Случайно ничего не бывает, - ответил я, глядя на  спящую  Ленку,  с
которой мы познакомились "не где-нибудь, а на выставке китайской живопи-
си".

   - Случайно только метеориты падают да люди встречаются.

   - Значит, ты - метеорит! - заявила Аринка и снова высунулась в окно.

   Я усмехнулся. Она и вправду смышленая. И когда она вырастет, ей будет
трудно. Умным женщинам, наверное, всегда трудней,  чем  умным  мужчинам.
Впрочем, она еще успеет сто раз поглупеть.

   Потом Аринка тоже завалилась спать на скамейке, а я сидел,  глядел  в
окно - и вдруг понял, что я не в автомобиле. Есть такая особая  прелесть
в электричках, которая недоступна в автомобиле и которую я почти уже за-
был. Эта прелесть - смотреть в окно. Да-да, в машине тоже  есть  стекла.
Но в электричке или в поезде можно сидеть непосредственно перед окном  и
смотреть во все стороны, а не только на дорогу, как это чаще всего полу-
чается в машине. В электричке вообще ничего не знаешь о дороге; это  как
бы дом с окном, который перемещается. Можно даже сесть спиной, а не  ли-
цом по ходу движения, и смотреть на остающиеся позади деревья, а  не  на
те, что бегут навстречу. Как ни странно, но именно так я и сажусь обычно
в электричках - спиной вперед. Так и сижу я сейчас, рядом с  симпатичной
усталой девушкой, которая спит, положив голову мне  на  колени.  Сижу  и
смотрю на убегающие деревья. И на тихую реку Ленкиных волос, перехвачен-
ную деревянным мостиком заколки, что так похож на мостик через Волхов, с
которого мы бросили монетки.

   6.

   - А ты крепкий мальчик, - говорила она  ночью,  рухнув  в  кресло,  с
блуждающей улыбкой Джоконды на расслабленном лице. - Черт, я и не знала,
что ты так можешь. Прямо так, с места в карьер, у стенки... ух!.. и чтоб
меня так довести...

   - Ну, ты сама ведь говорила: неделька тренировки, и я войду в  норму.
И потом, Пенка - ты тоже кое-чего забыла. Помнишь, как ты сама тут пища-
ла тогда, давно?... Ха, еще потом говорила: "Ах, я и не думала, ах, я  и
не собиралась!" И игра у  нас  была  другая...  помнишь,  обзывала  меня
"блудливым мужем"? Сейчас все наоборот: я один, а ты избаловалась. И  мы
оба подросли. Так что теперь ты своим "не думала" можешь накалывать кого
угодно, только не меня. Могу поспорить, что у тебя даже зубная щетка се-
годня с собой.

   - Угадал, зануда! Кстати, о птичках. Как бы  это  тебе  помягче  ска-
зать...

   - Ну-ну? - В общем, тебе на будущее, для успешного  общения  с  дама-
ми... Ты мой голову почаще. С чистыми волосами  ты  куда  как  привлека-
тельнее.

   - Блин, я же не виноват, что в вашей стране летом никогда нет горячей
воды! Мы же с тобой вместе ошарашивали тут и там моих приятелей: "А  это
Лена, мы с ней познакомились на выставке китайской  живописи,  а  у  вас
есть горячая вода, а можно мы к вам в душ залезем?!"

   - Знаю, знаю. Я же говорю - на будущее... Меня из твоих  американских
фоток больше всего приколола знаешь какая? Там, где  эта  твоя  знакомая
лежит на газоне в центре какого-то города. Попробуй-ка у нас так ляг  на
газон. Неделю потом будешь отмываться...

   - ...в холодной воде! Вот как я сейчас пойду. Хотя она там в  черном,
так что ей не грозит.

   - Разве? Мне казалось - в чем-то пестреньком...

   - Это Америка вокруг пестренькая, а она нет. Я помню, потому что мы с
ней заметили это как раз за десять минут до того снимка. Она рассказыва-
ла, как еще в Совке ее родителей постоянно таскали в школу  за  то,  что
она носила какие-то обалденные шелка вместо школьной формы. А я ей расс-
казал, как доставал своих профессоров на экзаменах - у меня  были  такие
веселенькие джинсы, с цветами всех цветов на заднице и в паху... А потом
мы посмотрели друг на друга и расхохотались - двое в черном, посреди Ка-
лифорнии...

   - О, это не та ли девушка, что в "Городе Непроданных Цветов"?

   - Она самая. Я знал, что она любит тюльпаны, и  все  высматривал  ка-
кой-нибудь цветочный магазинчик, пока мы гуляли, но как назло ничего  не
попадалось. Она так и уехала без цветов, вся в  черном,  а  я  вышел  из
"Грейхаунда", свернул за угол - и увидел улицу: они продавались на  каж-
дом углу этой улицы, прямо такой тюльпановый  пунктир  на  три  квартала
вверх. Там "Город" и написал, пока в "Макдональдсе" кофе пил.

   7.

   Было еще несколько встреч -  торопливых,  неуютных,  приносящих  чаще
тоску и даже злость, а вовсе не  радость.  Она  приезжала  на  последней
электричке, когда я уже переставал ждать. И уезжала рано утром - на  ра-
боту, либо посередине дня, если это был ее выходной. Иногда  она  просто
говорила на том конце провода: "Сегодня я работаю, а завтра тоже не  по-
лучится - мы с Сашей собирались...". Усталая и вечно  недосыпающая,  она
хотела успеть всюду, не ругаться ни с кем; и я при этом  был  человеком,
который все равно скоро уезжает, который однажды уже уехал, сказав:  "Ты
же понимаешь..." У нее начался отпуск, который тоже никак не был  связан
со мной: неделю она собиралась провести у бабушки, потом еще неделю -  в
походе на байдарках. За пару дней до ее отъезда мы поругались. Это  была
одна из тех ненужных коротких встреч, которая не принесла ничего,  кроме
раздражения. Я позвонил только через два дня - она собиралась на  поезд,
и добраться до центра за сорок минут я уже не смог бы. Ей  действительно
нужно было отдохнуть, да и у меня оставалось всего две недели, а  я  еще
не видел многих знакомых и не был во многих местах, которые  нужно  было
обязательно посетить за время этого короткого отпуска. Деньги тоже  кон-
чались, и я уже подумывал о том, что слишком много отложил  на  билет  и
что можно потратить еще чуть-чуть.

   Между бабушкой и байдарками у нее был день, и это был день нашей пос-
ледней встречи. Ее встречали на Московском, шел проливной дождь. Два ча-
са, которые я провел у нее дома, были наполнены типичными в таких случа-
ях банальностями. Ее торопили (она уходила в поход  в  этот  же  вечер),
кто-то звонил, и она отвечала ему удивительно ласковым  голосом.  Я  пил
чай и говорил гадости. Было также несколько совсем не  банальных  момен-
тов, которые, наоборот, были настолько наполнены содержанием, что их не-
возможно просто так описать здесь: в них  можно  было  только  принимать
участие, и я это участие принял, но теперь даже и не  могу  с  точностью
сказать - а было ли там тогда что-то такое, или  я  просто  выдумал  это
сейчас, сидя на берегу реки Мононгахелы и глядя  на  фонари  набережной,
которые, со своими длинными отражениями в воде, очень похожи на свечки в
Софийском соборе Новгородского кремля...

   Чем нежнее ведут себя люди при расставании, тем  тяжелее  им  расста-
ваться. C другой стороны, когда один из них это понимает и начинает  на-
меренно вести себя грубее - второму становится еще тяжелей. А  если  это
понимают оба... Чем-то средним между  эскимосским  поцелуем  и  поцелуем
слонов мы закончили-таки наше затянувшееся прощание в подъезде, и я  вы-
шел на улицу, чувствуя спокойную, почти незаметную грусть.  И  вместе  с
тем - облегчение. Я снова был - эх, еще одна красивая  банальность,  это
нужно не говорить, а чувствовать - никому не нужным и свободным. А может
быть, свободным и никому не нужным. Что-то там в математике не  меняется
от перестановки слагаемых, хотя и выглядит по-другому. А что-то  меняет-
ся, хотя выглядит также. Я сунул руку в карман за сигаретами - кроме си-
гарет и чьей-то зажигалки, в кармане оказалась еще коробочка из-под  ду-
хов, в которой лежал маленький стеклянный слон. Зеленый. Я хотел  вынуть
его и посмотреть, но вместо этого вынул сигарету и закурил, а слоника  в
коробке переложил из кармана в сумку, чтобы он не поломался.

   8.

   Кошка. Привет, Кошка. Которая гуляет... Гуляющая. Сама по себе. И  не
только по себе. Иногда по мне. Кошка - ладошка. Ладошкой гуляет.  Иногда
по мне. А теперь уже - нет. Теперь я черти где. Кошка - кот. Во!  Кот  в
Сапогах. У чертей на рогах, где?... Ладно, потом.  С  Людоедами  воевал.
Кошка моя, кошка. Гуляет по Питеру. По Ленинграду. Ленин Град. И я  при-
качу назад, в каменный Ленин Град. Где кошка. Где мышка. Уронила  банку.
Чижа слушает. "Должен же кто-то слушать мои простые сонеты!".  Сигареты.
Читает Гальперина, что я оставил. Мурлыкает. Киска. Купила бы  "Wiskas"?
Хрен вам, это только негры в Приюте Армии Спасения едят.  Черные  кошки.
Рожки? Ага, рога. А у меня тут что? Скука. Устану и  вернусь.  Нет,  тут
работа. Закончу и уеду. Какая, к черту, работа? Все тот же ветер в  баш-
не...............

   "Привет, моя милая Кошка, гуляющая сама по себе, гулявшая когда-то по
мне мягкой своей ладошкой. Я, твой Кот в Сапогах, теперь у чертей на ро-
гах - чертям наставляют рожки ихние черные кошки. Средь  них,  поедающих
"Wiskas", я кисну от скукоты - нету, нету беленькой киски, веселой и ум-
ной, как ты, которая бродит сама по себе в далеком городе на Неве, а на-
гулявшись, дымит сигаретой, читает мои простые сонеты,  а  также  книжку
"Играем блюз", и что-то мотает себе на ус. Я тоже мотаю чего-то, но  тут
ещее есть работа - перехитрить Людоеда. Вот перехитрю - и уеду. Не вечно
же с ветром в мозгах в геройских скакать сапогах! И я прикачу  назад,  в
каменный Ленин Град, где самая милая Кошка гуляет сама по себе, где  бу-
дет гулять по мне та ласковая ладошка."

   По аэропорту быстрым шагом шли аккуратно одетые парень и девушка. Она
- в белом и голубом, он - с переговорным устройством. Я догнал их и  по-
шел рядом.

   - Не подскажете, где здесь можно достать конвертик?

   - Мы Вам можем дать, - ответил парень.

   - А Вы на чем летите? - поинтересовалась девушка.

   - На "Балкане".

   - Ну-у-у! - смешным хором протянули они.

   - Так Вам у болгар и надо конверты спрашивать.

   - А вы кто?

   - А мы "Air France"!

   - А я вот как раз хотел через Париж лететь, да билетов уже  не  было.
Следующий раз - обязательно. - Ну идемте, так и быть, дадим Вам  конвер-
тик.

   9.

   - Алле?

   - Здорово, чучело.

   - Это ты?! Привет! Ого, сколько ж у вас?!...

   - Около четырех.

   - Ни фига себе ты гуляешь!

   - У нас ведь суббота! Я тут учился в биллиард играть. С соседями мои-
ми. Ты получила мое письмо?

   - Получила. Мур-рр... Все не соберусь ответ написать.

   - Ну как ты там, вообще?

   - Да все нормально. На самом деле, только что встала. На работу соби-
раюсь... Да, я в Новгороде была снова! С Сержем.

   - Молодец. Ты как, нового мужика себе не нашла еще?

   - Ну-у... Тут вот Саша сидит, телевизор смотрит...

   - Ага. Помирились, значит...

   - Ну, вроде как. А ты, значит, сразу расстроился?

   - Да нет, наоборот... Я думал - поломал тебе всю жись опять; а у  те-
бя, вишь, все в кайф, ну и здорово. Я в Болгарии сережки классные купил,
из какого-то камня. А потом вспомнил, что у тебя уши-то не проколоты...

   - Да. Но ты ведь найдешь, кому подарить. Как твоя француженка?

   - Не приехала еще. Тут вообще никого еще нету. Жарища и скука... Слу-
шай, хорошо бы мой следующий отпуск с твоим совпал...

   - Конечно! Съездим куда-нибудь вдвоем. На море.

   - Я постараюсь следующим летом... Shuddup, you morons! Тут эти пьяные
уроды сидят, ждут, когда я договорю с "другим полушарием"...  Мы  собра-
лись "Doors" послушать перед сном.

   - Ха, ты там так звучишь, что похоже, вокруг тебя там дюжина девиц...

   - Да не, только эти, америкосы  мои...  Ну  ладно,  слушай,  не  буду
деньги наматывать, закругляюсь. Ты пиши хоть, что ли.

   - Напишу.

   - "Напишу, напишу"... А-а, все вы так говорите.

   - Ну-ка, эй! Не вешай нос!

   - Ладно. В общем, давай. Всем приветы.

   - Ну пока.

   - Ну пока.

   Клок. Би-ип... Би-ип... Би-ип... Ту-ру-ру... "If you'd like to make a
call, please hang up and dial again."

                                                    1995, Morgantown WV, USA


 

КОНЕЦ...

Другие книги жанра: романы

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557