Помощь Извне - Гранд Михаил - российская фантастика - Bookorbita.com

Строфа (I)

Mutato nomine de te fabula narratur… ¹⁾

Сквозь грязное стекло пробивались солнечные лучи. В тусклом свете кружились клубы застарелой пыли. Комнатное пространство зависло в могильной тишине. Тишине тяжелой, влажной и липкой. Лишь монотонное гудение, доносящееся из кухни, нарушало уютный покой.

После восьмичасового сна парень рефлекторно проснулся. Когда-то у него был энурез, но с тех пор, как он излечился в одной “конторе”, прошло уже почти пять лет. Сейчас же он опять обмочился, кровать под ним была обильно мокрой и теплой, и это почему-то его слегка успокаивало.

– Странно-странно, куда могла уйти мама, да еще в такую рань? – спросил он себя и пошел на назойливый звук.

Парня в черных тапочках и желтым пятном на пижаме зовут Джерри Томбстон, ему 20 лет от роду. По пути

_____________

1) Если изменить имя, – то история эта рассказывается о тебе… (лат.)

на кухню он завернул в туалет справить малую нужду. В такой спокойной обстановке, да еще после сна звук казался оглушительным. Это вибрировал магнит, присоединенный к холодильнику “Донбасс”. Под ним висела записка:

Завтрак на столе,

накрыт газетой.

Чай кончился…

Дальнейшее содержание послания обрывалось так же внезапно, как и бумага, на которой оно было написано.

– Что ж, поем без чая, – сказал парень к пустой кухне и сел за стол.

Вдруг выражение болезненного отвращения перекосило Джеррино лицо. В разбитом окне он обнаружил тело изувеченного ворона (причем, без головы). Оно застряло там, и пока умирая, пыталось выбраться, заляпало все стекла птичьей кровью. На столе, словно конфеты под елкой, были небрежно разбросаны насекомые. Все полумертвы, лежали на спине и конвульсивно подергивали лапками.

“Неужели Марго снова обрызгивала квартиру дихлофосом?” – подумал Джерри.

Приподняв газету, он увидел как таракан, размером со спичечный коробок, сидит возле его еды и чистит свои длинные усы. Заметив приближение руки, паразит мигом уполз, и кулак, со стуком, от которого по всему дому разнеслось мертвое эхо, опустился на дубовый стол, как на крышку гроба.

Нервным движением Джерри отер лоб. В замешательстве взял, как ему казалось бутерброд с ветчиной и сыром. Жадно затолкал пищу в рот и начал жевать. Хлеб хрустел под зубами, как вороний клюв. А может это вороний клюв хрустел, как сухарики. Покончив с трапезой, он произнес:

– Спасибо, все было изумительно вкусно.

Эти слова никому не адресовались. Они прозвучали настолько безразлично спокойным, будничным тоном (хоть кол на голове теши), что можно подумать, будто у него легкое помутнение в рассудке. Или, что тоже нельзя исключать, парень впал в некий гипнотический транс. Но, как бы там ни было, он взял записку с холодильника, и одетый в пижаму и тапочки пошел в магазин “Теремок”, где по статуту продавцы выходили на работу в забавных костюмах бурых медведей.

На улице стояло начало августа. Мир казался беззаботным и приятным; небо синее, местами покрыто клубами беловато-серого дыма, день ясный и чистый, как звук колокола. А легкий ветерок, проходя через его волосы, словно подтверждал все это.

Задуманный ни о чем, на своей волне, Джерри медленно шагал в продуктовый магазин. В теплом воздухе проплывал необычный, густой запах. Он казался материальным – гнилой и едкий, чем-то похожий на затхлую плесень. Приняв полную грудь этого удушливого газа, у него все вдавилось в груди, как под прессом. Сердце забилось в горле, и он задышал, как грузовик, поднимающийся в гору на малой скорости. Джерри торопливо зашагал и начал с мрачной решительностью переминать записку в руках, думая, что это список продуктов, который мама попросила его купить. Казалось, парень был целиком поглощен разглаживанием бумажки, но внезапно он поднял ее к самым глазам, словно молитвенник, и забубнил себе под нос:

– Завтрак на столе, накрыт газетой. Чай кончился… О, нет! Не может этого быть! Чай кончился, чай кончился… О, нет!

На траве между тротуаром и проезжей частью валялся перевернутый трехколесный велосипед. Одно из колес еще лениво вращалось, но когда он посмотрел на него, оно остановилось. Вдруг из ниоткуда в голову парня заплыл туман, черный дым, в котором то и дело вспыхивали искры, и надежно там сгустился. Его глаза неестественно блеснули, как у сумасшедшего, и в один миг что-то в них потухло. Так гаснет свеча на чьей-то могиле, захлебываясь в собственном парафине. Джерри сделалось плохо. Улица проплыла перед глазами, словно ландшафт за окном бегущего поезда. Пройдя по инерции еще несколько шагов, он рухнул на заасфальтированный тротуар, как мешок костей.

Строфа (II)

Загадочное место – это первое, что пришло Джерри на ум, когда он увидел, где находится. Тусклый свет, идущий отовсюду, освещал стены из земли и досок. Этот свет не был похожим на электрический; он оказался слишком желтым и слишком слабым. Скорее, как у керосиновой лампы. По всему периметру помещения в пол и потолок упирались деревянные опоры, прям как в шахтах (которые того и гляди – сломаются). Под ногами пол был выложен ровной кладкой красного кирпича, затянутым сине-серым мхом и лишайником, как поверхность надгробий. А в центре зала располагалось маленькое отверстие, формой своей напоминающее канализационный люк. Свет, льющийся из него, манил парня внутрь. И тихий, непринужденный шепот взывал его подойти. Можно было разобрать два слова: “Благие намерения”.

– Благие намерения, – засмеялся он. – Слыхали мы о таком. Говорят, ими дорога в ад вымощена. Как я вообще мог очутиться в таком месте? Не видно ни входа, ни выхода, только круглая дырка в полу, с которой доносится причудливое бормотание. Это же безумие! Полная чушь! Я ведь сплю, – пытался утешить себя Джерри. – Верно?

Вдруг он стал сознавать, что все еще держит ту самую записку и отбросил ее.

– Подойди ближе! – раздался упрямый голос из отверстия.

Внезапно в его воображении промелькнул образ волка, одетого в костюм бабушки и говорящего Красной Шапочке: “Это чтобы лучше видеть тебя, милая. Пожалуйста, подойди немного поближе…”

– Кто там? – закричал он, подавшись назад.

Ответа не последовало.

“Идти, или оставаться на месте? Оставаться на месте или идти?” – пытался принять решение юноша.

Он постоял там еще немного, важно бросив длинную тень от тусклого освещения. И спустя минуту размышлений, любопытство взяло верх над страхом перед неизвестностью. Осторожно, словно по только что вымытому полу, он начал медленно подходить к крышке люка. В его движениях не было свободы, он крался, как крадутся воры, чтобы никем не быть замеченными. Наконец осознав всю серьезность ситуации, парень почувствовал себя испуганным ребенком, приближающимся к отрытой могиле, которого что-то насильно заставляет продолжать идти.

– Что это за чертовщина? – озадаченно спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и посмотрел вниз.

Внутренняя кирпичная поверхность была покрыта чем-то, о чем он и думать не хотел. На стене висел ряд ступенек, ведущих неведомо как далеко. Но на глубине примерно в десять метров, парень увидел свое отражение.

“Это похоже на колодец с лестницей”, – подумал он и почувствовал что-то зловещее в этом месте.

– Спускайся вниз, – дружелюбно предложил таинственный голос, отдаваясь эхом по кирпичным стенам колодца.

– Ну, хорошо, хорошо, – послушно ответил Джерри, словно был под гипнозом. – Но что дальше? Если там мокро, то говорю сразу – нырять я не собираюсь.

Ответа не последовало.

Стальная лестница поскрипывала под весом тела. Казалось, что его сердце наполняется ледяной водой, возможно, такой же, как и внизу. Пройдя, как он рассчитывал, четверть пути, вместо очередной ступеньки или воды его нога наткнулась на твердую поверхность. Но не тут-то было – твердый материал оказался обманчивым, и как только обе ноги разместились на “твердой поверхности”, она прогнулась, словно педаль газа в машине. После чего сразу же кашляющим лаем грянул гром, взрывной звук, треск наподобие фейерверка, и люк над его головой с протестующим визгом закрылся.

“Ты в ловушке”, – услужливо сообщил ему ледяной, отвратительный голос, зазвучавший в его собственной голове.

Похоже, теперь Джерри придется остаток своих дней провести вот в этой западне, в этой вертикальной могиле. Дала о себе знать и клаустрофобия. Она нашептывала что-то свое в его уши – голосом грубым, как наждак. Теперешнее положение Джерри мысленно перенесло его в прошлое… он смог представить себе предсмертный вопль родной сестры Патриции, лужу крови вокруг ее головы и, не выдержав напряжения, вызванного старыми воспоминаний, зажмурился!

Она родилась в смирительной рубашке (плюс с заячьей губой и волчьей пастью), и росла довольно нервным ребенком. Но смогла прожить только 9 жалких годиков. В рядах живых граждан ее нету уже 7 лет. Мертвая сейчас и навсегда, лежит в маленьком ящичке. Почти так же, как сейчас ее брат, окутана сплошной мглой, в заточении. Ей уже никогда не узреть дневного света. Больше ее маленькое тельце не вырастит… ну, может только в могиле.

Когда сестру хоронили, ей не сложили руки на груди, как полагается, потому что для этого нужно иметь две руки. Вместо глаз ей положили две серебряные монетки. Левого глаза она лишилась еще в детстве, когда ей было три года. В те далекие времена их мать была “слишком занятой”. Весь день сидела дома, только ей и дел было, что болтать с почтальоном, да следить, чтобы ребенок в печку не залез…

Вот так однажды, пока мама отошла на кухню принести для дочери бутылочку с молоком, на детскую коляску спикировал огромных размеров ворон и, чувствуя легкую добычу, начал клевать ребенка. Чудовищно большой клюв то открывался, то закрывался, показывая красный язык, бархатный, как подушечка в гробу (кстати, Патриции мы положили под голову такую же – пушистую, с красного бархата). Когда мама прибежала на крики ребенка, она увидела, как желтая и липкая пена скатывается с клюва и разливается обильным потоком по лицу дочери, перемешиваясь со свежей кровью и детской слюной. Птица улетела, но в качестве трофея забрала с собой глаз младенца.

Перед смертью сестры мама ей часто задавала странный вопрос: “Патриция, тебя когда-нибудь папа трогал там, где не следовало бы?” – на что она молчала, а потом начинала горько рыдать. В итоге вопрос разъяснился. На опушке пригородной лесополосы их нашел старый грибник. Сначала ему показалось, что это синий булыжник, но потом он увидел глазницы, черные, как уголья. От лица почти ничего не осталось – его изувечили ножом. Тело выглядело еще хуже. Внутренности были выпотрошены и разбросаны вокруг. Разрезы начинались ниже пупка и кончались на горле. Доделали работу дикие звери, обглодав то, что осталось… и, оторвав левую руку по плечо, да так ровно, словно ее недавно ампутировали.

Отца постигла не лучшая участь. Его нашли в двадцати шагах от дочери. Уходя с места преступления, он попал в медвежий капкан, лежавший возле осиного гнезда. К тому же неподалеку стоял муравейник, так что опознать его труп смогли только по кривым зубам.

Джерри ни минуты не сомневался, что его сестра взывала к Господину Творцу, пока их родной отец насиловал ее и убивал. Взывала если не голосом, то в сердце своем. А ответом ей была просьба подождать, пока не освободится линия, временно занятая из-за большого объема поступающих просьб. Вот она и ждала, пока не умерла.

Сексуальные домогательства, изнасилования между родственниками и убийства вообще – это крайне ужасные преступления. Зачастую люди отворачиваются от семей, в которых произошло такое несчастье. Игнорируют их и всячески осуждают…

Что-то щелкнуло наверху. До парня донесся звук, будто в непосредственной близости работал мотоцикл на холостых оборотах. От этого монотонного, в сложившейся ситуации – мертвящего звука сводило челюсти. Но внезапно все смолкло. Затем раздался звук тоньше, чем скрежет, как будто что-то проржавевшее, закрытое долгое время снова задвигалось, но с большим сопротивлением. Крышка люка открылась. А секундой позже мягкий ветерок пробрался в волосы парня, нежно перебирая их. Его сердце затолкалось слишком быстро, и он осознал, что пытается задержать дыхание… но зачем?

– Полезай наверх, – прогромыхал безликий голос. – Быстро!

С ошеломляющей внезапностью он проделал, как ему казалось обратный путь, но очутился уже в совершенно ином помещении. По сравнению с предыдущим залом очень маленьким и находился там уже не один. Перед ним стояла некая черная масса. Nomen nescio. Она набухала, как какой-то невообразимый нарыв полный слизи и гноя, медленно пульсировала вверх-вниз и принимала человеческую сущность. Одна рука чудовища повернулась и показалась ладонь, на которой сгладились все линии – рука идиота, рука манекена в универсальном магазине. Ни линии жизни, ни линии любви. Глаза белые, как первый чистый снег нашли глаза парня и уставились, будто запоминая. Губы были сжаты в тонкую упрямую линию. Потом оно заговорило:

– Слушай и внемли, я – Безымянный, – оно не просто говорило, оно вещало, как проповедник.

“Безымянный? – подумал Джерри. – Как палец на руке, что ли?”

– У меня благие намерения! – обещало оно.

Именно таким голосом когда-то успокаивал его доктор, открывая стерилизатор. Тогда Джерри чувствовал острый запах спирта. Это был запах уколов и запах лжи. И то и другое сводилось к одному – если тебя стараются убедить, что ты ничего не почувствуешь, только комариный укус, нужно ждать сильной боли, очень сильной.

– Разве вас никогда не учили, что невежливо так пристально смотреть на людей? – произнес Джерри первое, что пришло ему на ум в такой ситуации.

Монстры в кино развлекают, но в жизни не особенно. Он хотел, чтобы его слова прозвучали как можно более резко, но вышло совсем наоборот, словно он умолял его: “Перестаньте смотреть на меня, ну пожалуйста”. Руки юноши, как белые птицы взвились к волосам и замкнулись там в кулаки. Истошный крик вырвался с его груди.

– Изыди, – закричал он – временно обезумел, иначе и не скажешь.

На шее существа надувались и тут же вздувались толстые вены, подергиваясь, как аккумуляторные провода под высоким напряжением. Пока Джерри успокаивался, Безымянный все время усмехался, болезненно кривя лицо, будто хотел в сортир или у него болела селезенка. Однако в этой улыбке было сознание превосходства, как у взрослого над ребенком. Создавалось впечатление, что он знает то, чего не знают другие. Может быть, так оно и было…

– Ты веришь в бога? – спросил Безымянный елейным голоском, предназначенным для зачитывания псалмов.

– В бога, – повторил Джерри.

Казалось, он пробует это слово на вкус, словно новый сорт мороженого. “Ванильное с богом” вместо “Ванильного с орешками”. Существо задумчиво посмотрело в потолок, потом удовлетворенно кивнуло.

Конец фрагмента.

Михаил Гранд.

Январь – 19 Мая 2009 года н. э.