Теплов Юрий Дмитриевич  -  Спасенному рая не будет

Переход на страницу:  [1]  [2]  [3]  [4]  [5]  [6]  [7]  [8]  [9]  [10]

Страница:  [10]

- Рассказывай еще раз. С подробностями.

Что-то в изложении Джабраилова не стыковалось. Не хватало каких-то мелочей, отчего рассказ казался плодом его воображения.

- Как выглядел Утопленник? Похож на фото?

- Я не видел его. Видел племянник.

- Вызывай его сюда.

- Он здесь, ждет в машине.

- Сходи за ним.

Оба появились через минуту и встали у дверей. У Бири рука висела на перевязи. Заурбеков поморщился. Ему не понравился замусоленный вид бригадирова племянника.

- Что у тебя с рукой?

- Пуля попала. Я отстреливался, - ответил Биря, как научил его дядька.

- Попал в кого-нибудь?

- Ранил одного.

- Можешь описать Утопленника?

- Да. Старый. Лет шестьдесят. Коренастый. Волосы короткие, седые. Лицо крупное, обветренное.

«Полный бред, - подумал Заурбеков. - Это не Утопленник. Но ведь не врет же пацан!»

- Сколько человек напало на вас?

- Девять.

- Убитые есть?

- Охранник у крыльца ранен.

- Почему вас оставили в живых?

- Не знаю.

Больше всего Заурбеков не любил слово «не знаю». Оно мешало анализу, без которого невозможно предугадать ходы противника. Но приходилось мириться с многочисленными «не знаю».

- Разберись, Казбек, с разгильдяями, охранявшими резиденцию. Завтра же. Накажи, кого следует. Теперь уходите оба!

Когда дядя с племянником вышли, Заурбеков погрузился в размышления. Не может Утопленник быть в разных обличьях. Гуру поймал высокого, молодого, без намека на седину.  Сегодняшний – пожилой, коренастый, седой. Явная нестыковка.

А есть ли конкретный человек с такой кличкой?.. Заурбеков вспомнил историю Магаса, начавшуюся с теракта в концертном зале на Дубровке. Спецы из Конторы искали его повсюду и натыкались на разных людей, пока не сообразили, что это плавающий псевдоним.

Может, и «Утопленник» плавает от одного к другому? Тот, что когда-то непостижимым образом сумел уйти из пыточной, возможно, умер, а его кличка перешла к новому силовику? Возможно такое? Вполне. Тогда опасность не столь уж велика.

Несмотря на успокаивающие мысли, сердце Заурбекова снова дало сбой. Он привычно нашарил на столе баночку с нитроглицерином, кинул в рот сразу три таблетки. Подождал, откинувшись в кресле, пока тупая боль прошла. И подумал, что меры предосторожности все равно надо соблюдать, лишними они не бывают…

 

Юлия отвезла Алексея в избирательный штаб. Сказала:

- Я приеду за вами в восемнадцать.

Алексей поднялся на второй этаж. Фанфурики слонялись по залу. Шишмарев сидел в кабинете и делал вид, что изучает какие-то бумаги. Увидев Алексея, вышел ему навстречу и приветливо произнес:

- Ты, как красное солнышко, то есть, то нет. Чем занимался?

Алексей внимательно поглядел на него и понял, что Шишмарев на самом деле скучал без него. И вопрос свой задал просто так. Но счел нужным ответить:

- Досугом.

- Понятно. Женщина?

Алексей не стал его разубеждать. Неопределенно кивнул.

- А фанфурики болтают, что ты к Соньке Сахаровой пристроился. Она только что уехала на телестудию. – Не дождавшись ответа, добавил: - Вот болтуны!

- Болтуны, - согласился Алексей.

- Иван! Мне тоже надо смотаться в одно место. Порули тут без меня.

Рулить Алексей не желал. Избирательная телега генерала Баскакова двигалась сама по себе. Как и куда двигалась – он не особо задумывался.

Оставшись в одиночестве, Алексей пытался понять, зачем джигиты выкрали шофера. Объяснение напрашивалось одно: и слежка, и похищение имели целью выяснить, не Утопленник ли Иван Сергеевич Турченко. Ответ на этот вопрос мог дать только Джабраилов, которого он в глаза не видел. Значит, необходимо с ним встретиться и покопаться в его голове. А заодно узнать, кто конкретно стрелял в Оратора.

Шишмарев, похоже, исчез до позднего вечера. Генерал тоже не появился. Приехал лишь Георгий и засел в своем кабинете. Алексей объявил фанфурикам, что летучки не будет, и на сегодня все свободны. Легкий шумок, означавший одобрение, прокатился по залу, и через пять минут фанфуриков, как ветром сдуло.

Алексей позвонил Соне на телестудию. Она была там, и его звонку заметно обрадовалась.

- Приедешь сегодня? – спросила.

- Приеду.

- Значит, я лечу домой.

Штаб Алексей покинул ровно в 18.00, не дождавшись Шишмарева. Юлия уже ждала у подъезда. Она приехала за ним на новенькой девятке мышиного цвета. Алексей не сомневался, что нутро жигулей переоборудовано так же, как и в сожженной джигитами машине Талгата. Усевшись в машину, он спросил:

- Как там Талгат, Юля? – ему претило называть ее псевдонимом «Юнона», как это был принято у белодачников.

- Оживел, - ответила она. - Домой из лазарета просится.

- Дома он быстрее придет в норму.

- Завтра его отпустят. По какому маршруту сейчас, Иван Сергеевич?

- На Волгоградский проспект.

- Знаю. К Соне Сахаровой.

Алексей не удивился ее осведомленности. Подчиненные Пилота были напичканы самой разной информацией.

Слежки не было на всем пути. Всего скорее, пастухов выбило из колеи ЧП в резиденции. Значит, Джабраилова придется искать самим.

Когда подъехали к Сониному дому, Алексей сказал Юлии:

- У меня к тебе просьба. Можем мы завтра покататься по городу?

- Я в вашем распоряжении, Иван Сергеевич.

 

Утром Юлия подъехала, как и Талгат, к семи тридцати.

- Едем к «Еве», - сказал Алексей.

- Нам нужен Джабраилов?

- Да.

Через сорок минут они припарковались на обочине, откуда хорошо просматривались и ночной клуб, и выезд из него. Алексей не знал, как долго продлится их ожидание. Но был уверен, что бригадиру джигитов все равно понадобится покинуть насиженное место.

Около десяти утра из ворот клуба выехал серый «Шевроле».

- Машина Джабраилова, - проговорила Юлия. – Сесть на хвост?

- Да.

Шевроле покатил в сторону Кольцевой трассы, ушел на левый поворот и вскоре свернул направо. Юлия не отставала. Держалась на некотором отдалении. По этому шоссе, ведущему в резиденцию Заурбекова, Алексей ехал вчера с Георгием.

- Сумеешь обогнать и аккуратно подставиться? – спросил он Юлию.

Она вдавила педаль газа, и девятка стала настигать иномарку. Поравнявшись с ней, слегка чиркнула по левому боку и пошла в отрыв.

Кто, скажите, стерпел бы такое нахальство? Тем более самолюбивые горцы?

Шевроле резко пошел на обгон, подрезал девятку и встал, подставляя бампер. Юлия увернулась от столкновения. Из иномарки вылезли два кавказца в легких плащах. Нет, они не походили на обычных братков: ни золотых цепей на шеях, ни массивных перстней-печаток.

- Джабраилов в очках-хамелеонах, - шепнула Юлия. – У него электрошоковая дубинка.

Из открытой задней дверцы вывалился еще один джигит с карабином «Сайга». И застыл в готовности прикрыть бригадира огнем.

Тот подошел к девятке со стороны Алексея и, признав подполковника, слегка растерялся. Но тут же взял себя в руки.

- Что будем делать, господа? – спросил довольно вежливо.

- Что вы предлагаете? – спокойно задал встречный вопрос Алексей.

- Сами разберемся или дорожную милицию вызовем?

- Сами.

- С вас 20 тысяч в долларах.

- Не много ли?

- Не много.

- Посмотрим, - сказал Алексей, вышел из машины и осмотрел Шевроле. – Всего лишь, царапинка, уважаемый. Она не стоит таких денег.

- Мы не на базаре, чтобы торговаться, - буркнул Джабраилов.

Алексей уловил его неуверенность и желание плюнуть на все и уехать. Но бригадир не хотел терять авторитет в глазах подчиненных.

Юлия тоже вышла из машины, встала чуть позади Алексея. Напарник Джабраилова оказался за ее спиной.

- На половину суммы согласны? – спросил Джабраилов.

Алексею необходимо было заставить его шевелить извилинами, чтобы выяснить, с какой целью его стали пасти. Кем заинтересовались? Утопленником или заместителем Шишмарева? Значит, надо тянуть время.

- Согласен на половину, - ответил Алексей, - но со мной таких денег нет.

- Давайте паспорт в залог. Привезете десять тысяч – получите паспорт.

- Сначала представьтесь.

- Я – Джабраилов Казбек, руководитель ЧОПа «Скорпион».

Алексей достал паспорт. Открыл лицевую страницу и, не выпуская из рук, показал Казбеку.

- Я – Турченко Иван Сергеевич.

- Очень приятно. Давайте паспорт  в залог.

- Подождите, господин Джабраилов. Надеюсь, мы разойдемся без претензий друг к другу.

- Как так?

- Мне кое-что известно о вашей деятельности, помимо охранной. Понимаете, о чем я говорю? 10 тысяч долларов – весьма скромная цена за мое молчание.

В голове бригадира мелькнули политолог Самойлов и Заурбеков. Затем нарисовался темный подъезд, и он сам, стоявший у подоконника с пистолетом в кармане. Блефует подполковник, подумал он. Не может знать того, о чем даже братве неизвестно. Нельзя отступать, уважать перестанут. Но и мочить подполковника без разрешения хозяина нельзя. Придавить разрядом шокера, забрать паспорт и отпустить за бабками.

Джабраилов оглянулся на напарника. Тот понял это как сигнал. Девчонка, стоявшая перед ним, внимания не заслуживала. Взмахнул  струной-удавкой, чтобы накинуть на шею мужику, с которым базарил бригадир. Но не успел. Девчонка перехватила его руку, вывернула и прикрылась им от джигита с сайгой. Джабраилов попытался пустить в ход электрошокер. Его остановил шипящий голос девчонки:

- Ты на мушке, Казбек! Дернешься – стреляю.

- Ну, что, господин Джабраилов? – проговорил Алексей. – Разойдемся мирно?

- Разойдемся, - с запинкой, но без дрожи в голосе согласился тот.

- Прикажите своему напарнику отбросить «Сайгу» ближе к нам. И прочие стволы – тоже. Электрическую дубинку мы вам милостиво оставим.

- Выполняйте! – пробурчал бригадир.

«Сайга» шлепнулась рядом с Юлией. Она успела ощупать своего пленника, вытянула из его подмышечной кобуры револьвер, засунула в бездонный карман куртки.

- Не переживай, Казбек, - сказал Алексей, - молодой, научишься.

Тот скривился, но промолчал. Паники не было ни в лице, ни в мыслях. Только досада, что так глупо попал на крючок. «Подполковник, конечно, из Конторы, - думал он. – У хозяина там есть свои люди, повыше чином. Закроют рот подполковнику. На хрена надо было Самойлову следить за ним?» 

Алексей понял, что интерес к его персоне инициирован политологом и вызван лишь предвыборными делами. Значит, с личностью Утопленника слежка не связана. Прояснилось и с убийством Оратора. Хотя для обвинения нет ни одного факта.

Джабраилов стоял перед ним с каменным лицом. На глазах по-прежнему были очки-хамелеоны. Крепкого человека поставил Заурбеков на место Юриста. 

- Советую не рассказывать Самойлову, как вы опростоволосились, - сказал Алексей на прощание.

- Это мое дело.

А в голове Джабраилова уже вызрело решение умолчать об этом дорожном происшествии…

Когда Шевроле с джигитами укатил, Юлия собрала оружие, уложила в тайник под водительским сидением. Спросила Алексея:

- Куда теперь?

- В штаб.

 

В кабинете, кроме Шишмарева, находилась Соня Сахарова.

- Аллах Акбар! – бодро поприветствовал Шишмарев Алексея, и тот вспомнил, что на сегодня назначена встреча Заурбекова с избирателями в мечети.

- Как, Иван, забьем Самойлову шар в лузу?

- Если забьешь, то не я, а ты. Идея целиком твоя.

Шишмареву ответ понравился, это было написано на его лице.

- Политолог тоже не семи пядей во лбу оказался. Его помощник сам пригласил Кривову на встречу.

- Это как раз и подозрительно, - сказала Соня.

- Ты, Сахарова, пессимистка.

- Нет, Виктор, не пессимистка. Просто осторожная, научилась.

- Вот и продолжай учиться.

- Спасибо за совет. Пойду учиться.

- Из штаба не уходи. Когда Кривова вернется, загляни.

Глупый Шишмарев! Он и не предчувствовал провал своей акции. Алексей же кожей ощущал правоту Сони.

Шишмарев вышел в зал, добродушно попенял фанфурикам на их безынициативность. Он весь лучился в предвкушении триумфа. Так продолжалось, пока в офисе не появилась Наталья Кривова. Вместе с ней в кабинет зашла и Соня.

- Не о чем писать, Виктор Спартакович, - сказала Наталья в полной растерянности.

- Почему не о чем?

- Заурбеков приехал в мечеть со своей черной охраной, и все стали молиться. Избиратели тоже. О выборах не было и речи.

- А потом? Вопросы, ответы? – недоуменно спросил Шишмарев.

- Не было ничего. Помолились и разошлись.

- Как же так?

- Я предупреждала, что Самойлов нас переиграет, - сказала Соня.

 

4.

Самойлов был обеспокоен, но тщательно скрывал беспокойство. Даже перед помощником. Виной тому стал майор из ЛДПР.

То, что рейтинг генерала Баскакова пополз вниз, было прогнозируемо. Самойлова не на шутку обеспокоила растущая популярность кандидата-жириновца. Тот стремительно стал набирать очки. Майор непредсказуем, как и вождь его партии. Он вполне может выйти из-под контроля, если перед ним замаячит перспектива самому стать обладателем депутатского мандата.

Самойлов вызвал помощника. Тот явился незамедлительно, пригладил спадающие на плечи локоны и сел напротив шефа.

- Как поживает наш майор, Шурик?

- Неделю на связь не выходит.

- Как думаешь, почему?

- Перестал нуждаться в деньгах.

- Наследство получил?

- Вероятно, появились новые спонсоры. Его рейтинг полез в гору за счет электората генерала и коммунистов.

- Сколько он нам должен?

- Больше пятнадцати тысяч зеленью.

- Его расписки у тебя?

- У меня.

- Предъяви ему счет. Пригрози судом.

- Пытался. Грубит. В наглую отказался встречаться.

- Придумай что-нибудь. Помани большими деньгами.

- Какой суммой?

- Любой. Все равно ничего от нас не получит.

- Бу сде, Григорий Семенович!

- Не промахнись, Шурик. Это важно.

- Не промахнусь.

 

Помощник политолога не промахнулся. Явился на следующий день к шефу и выложил на стол диктофон-малютку.

- Где встретились? – спросил Самойлов.

- В его офисе. Он сам настоял на этом.

- Включай.

После недолгого шипения диктофон донес голос майора:

-  О чем базар, Санч? О долге? Я верну тебе 15 штук баксов. Могу прямо сейчас.

- Не торопись, майор. Наши расчеты еще не закончены.

- Закончены. По рейтингу я догоняю вашего кандидата. Могу и победить.

- Сколько тебе обещали спонсоры?

- Секрет фирмы.

- Мы предлагаем тебе больше.

- Больше – это сколько?

 - Миллион, если наша договоренность останется в силе.

Диктофон снова зашуршал. Майор переваривал сумму. Наконец, спросил:

- В баксах?

- Да.

- Мало.

- Сколько ты хочешь?

- Мне же придется делиться с руководством. Полтора лимона.

- Хваткий ты мужик, майор.

- На этом держимся, Санч. На меньшее не согласен.

- Прижал ты меня. Договорились.

- И аванс 50 штук.

- Не жирно для аванса?

- Ладно, тридцать пять к тем пятнадцати. Для ровного счета.

Помощник выключил диктофон.

- Заплатил аванс? - спросил Самойлов.

- Заплатил.

- Работодателю мы представим счет на полтора миллиона. Твоя доля – триста тысяч. Майор не получит больше ни копейки… Ты не забыл, что через два дня у Заурбекова встреча с избирателями.

- К ней все готово.

- Что у нас еще?

- Баскаков в нокауте. Но из поля зрения его не выпускаю.

               - Генерал – отыгранная карта. Оставь его в покое, он уже не конкурент…

 

 В штабе генерала Баскакова воцарилось уныние. Одна Кривова ничего не замечала, клепала свою брошюру. Шишмарев ходил мрачный и по мелочам придирался к фанфурикам. Генерал появлялся в штабе с отрешенным лицом, ни с кем не общался и исчезал в неизвестном направлении. Соня тоже заглядывала ненадолго, главным образом для того, чтобы перекинуться десятком фраз с Алексеем, и узнать, приедет ли он к ней.

Утренние и вечерние летучки все же проходили. Но и они стали унылыми и томительными, как похмелье обитателей вытрезвителя.

В один из дней Кацерик сказал Алексею:

- Завтра в 10.00 совещание у Пилота. Вам надо быть, Иван Сергеевич.

 

Совещание не стало неожиданностью для Алексея. Он понимал, что на Баскакова ставили серьезные люди из силовых структур, и смириться заранее с поражением они не могли себе позволить.

На совещании присутствовали лишь сотрудники БД-7 из тех, кто был задействован в избирательной компании. Баскаков приехал не  один. С ним был представительный мужчина в цивильном костюме, не скрывавшем его военную выправку. Алексей понял, что не Баскаков тут заказывает музыку, а именно этот представительный военный. Он и открыл совещание.

- Разберем теракт, - начал он. – Одним конкурентом стало меньше – плюсик для нас. Минус – жирнее: журналюги вешают убийство на спецслужбы, а мы и есть спецслужба. По рейтингу горим, как фельдмаршал Паулюс под Сталинградом. Заурбеков обошел нас на целый круг. Его теперь нам не догнать, если не принять срочные и кардинальные меры. Какие? Жду ваших предложений.

- Предложение одно, - высказался на правах командира группы Пилот, - раскрутить убийство коммуниста. Тут явно поработали джигиты, туды их в медь! Мы готовы раскрутить это дело. Раскрутим, обнародуем, и Зураб сойдет с дистанции. – Он сделал паузу, глянул на Алексея: - Для начала подключим к операции Алекса. У Зураба запланирована встреча с избирателями, на которую Самойлов пригласил кучу газетчиков. Вход свободный. Ну, и Алекс там объявится в качестве избирателя. Не исключено, что сумеет выудить полезную информацию.

- Годится, - одобрил высокий начальник. – Еще предложения?

- У Заурбекова был сердечный приступ, - поднялся с места Белый. – Помощник вызывал врача. Тот определил предынфарктное состояние.

- Что вы хотите этим сказать, Белый?

- Инфаркту можно помочь.

Никому не надо было объяснять, что это означало. Алексей уловил, что в голове Баскакова мелькнуло облегчение: инфаркт – болезнь, никакого насилия.

- Это крайний вариант, товарищи. Раскрутка убийства предпочтительней во всех отношениях. Это оплеуха всем зарубежным спонсорам и их местным подпевалам. И возможность надолго закрыть Зураба. У кого есть вопросы?

Какие могли быть вопросы? Все было понятно без объяснений.

 

Вечером, накануне встречи Заурбекова с избирателями, фанфурики принесли Шишмареву плакат. На нем были изображены чуть ли не в обнимку российский президент и сам господин Заурбеков. Президент, которого Ельцин именовал в прежние годы Стрельцом, пользовался в народе небывалой популярностью за то, что сумел остановить падение страны в пропасть. Плакат должен был означать, что Стрелец поддерживает Заурбекова, а значит, все, кто ему верит, тоже должны поддержать этого беспартийного кандидата в депутаты Госдумы.

Плакат был явно смонтирован на компьютере. Алексей сразу вспомнил фотографию из досье Заурбекова, на которой тот был изображен рядом с отставленным вице-премьером. На плакате его место занял российский президент.

- На этой фальшивке мы и подловим Самойлова, - воспрял Шишмарев.

- Не получится, - ответила ему Соня, - не успеешь.

- Почему? – было заметно, что после акции с мечетью он утратил  снисходительный тон в разговорах с Соней.

- Такие плакаты – однодневка, Виктор. Они провисят только сегодня и успеют отложиться в памяти избирателей. Завтра их и следов не останется.

- А этот? – показал Шишмарев на свой экземпляр.

- Чем докажешь, что ты не сам его состряпал?

- Н-да! – досадливо вздохнул Шишмарев.

 

В толпе газетчиков, ожидавших приезда Заурбекова у входа в районный дворец культуры, Юлия крутилась не как любопытствующая девица. К карману модной курточки была прикреплена карточка с изображением трехглазого лика и названием журнала  «Оракул». Юлии не впервой было выступать под личиной корреспондента. При разработке шахидок Пилот направил ее в «Оракул», которым рулила Люсьен Гугина, она же предсказательница мадам Аэлита. Верхушек Юлия нахваталась, и журналистская братия принимала ее за коллегу.

Алексей затесался в кучку не спешивших в зал избирателей. Юлия подвезла его лишь до местного ресторана, находившегося в квартале от дворца культуры. Припарковала девятку, и они разошлись.

               Без особого интереса Алексей наблюдал за суетой организаторов встречи. Права оказалась Соня: плакатов-фальшивок нигде не было. Зато афиши на двух щитах вещали о  концерте, в котором принимают участие известные певцы Шафутинский, Маликов и популярные рок-группы. По всему было видно, что политолог Самойлов знал свое дело. Предвыборную кампанию он вел с размахом и хозяйских денег на нее не жалел. Площадь оккупировали ларёчники, выставившие свой товар по бросовым ценам. Понятно, что народу возле ларьков было больше всего.

Кандидат в депутаты задерживался. Прикатили два автобуса с артистами. Дешевые ларьки и концерт, да еще со знаменитостями – главная приманка для избирателей.

Из автобусов с гамом вывалили служители Мельпомены. Вытаскивали инструменты, какие- то тюки, мотки электрошнуров.

- Орбакайты приехали, - пробормотал стоявший рядом с Алексеем дедок.

- Нет ее тут, дед, - возразил ему ломкий басок.

- Все они орбакайты.

- Не скажи! Шафутинский – класс.

- Сам ты – первый класс…

«Орбакайты» знали свой маневр, несмотря на кажущуюся неразбериху. Споро перетаскали свой багаж и исчезли в здании через служебный вход.

И почти тотчас же появился Заурбеков. Он прибыл на скромной с виду, но, наверняка бронированной «Волге», в сопровождении двух джипов с охраной. Из замыкающего джипа выскочили омоновцы с табельными калашами. Затем из открытой дверцы отечественного автомобиля нарисовался он сам. Зеваки восторженно загудели при виде своего кумира. Омоновская охрана не дремала, взяла его в плотное кольцо. Он поднял в приветствии руку и рискнул подойти к телевизионщикам с тремя нацеленными на него камерами, чтобы поздороваться с каждым. Положение и имидж обязывали дружить с прессой.

Алексей не сомневался, что под твидовым пиджаком будущего депутата надет бронежилет новейшей конструкции. Но шею и лоб им не закроешь. Для профессионального снайпера – жилет не помеха.

Журналисты, а с ними и Юлия, устремились за лидером предвыборной гонки в зал. Следом ринулись остальные. Алексей не стал спешить. Из второго джипа, словно по сигналу, вылезли с помповыми ружьями братки, причем все славянской наружности. Среди них Алексей обнаружил Серого. Он занял пост у входа. Похоже, охрану тела господина браткам не доверяли, потому как рассредоточились они по внешнему периметру, встав у дверей и окон.

Серый не остолбенел при виде Утопленника. Его лисья физиономия стала еще больше напоминать лисью морду. Он криво и обреченно, словно над самим собой, усмехнулся. Наверное, подспудно ждал этой встречи. Только пробормотал:

- На входе металлоискатели.

Металлоискатели не страшили Алексея. При нем не было даже сотового телефона и связки ключей. Он оставил их в машине.

- Потолковать надо, - сказал Алексей Серому.

- Н-не могу, - пробормотал тот. – Я на смене.

- Кто пристрелил коммуниста? – шепотом спросил Алексей, хотя после контакта с Джабраиловым, ответ ему был известен. Но Пилоту была нужна конкретная, со ссылкой на источник, информация.

- Н-не знаю, - с запинкой ответил Серый, а в голове его промелькнуло: Казбек.

- Не ври. Стрелял Казбек.

- Я не видел, как он стрелял.

- Но ты же был там.

- Н-на стреме, только н-на стреме. Ей-богу!

- Не божись всуе. А сейчас заори на меня, будто не пускаешь в зал.

Серому  не надо было дважды повторять.

- Куда лезешь, гражданин! Вали отсель! Концерт через час начнется!

На шум из двери выглянул омоновец.

- Чего надо? – рыкнул на Алексея.

- На встречу с любимым кандидатом пришел.

- Ладно, проходи. Только через раму справа.

Юлия догадалась занять место у входа, и Алексей пристроился рядом с ней, за широкой спиной мужика в мятой шляпе. Заурбеков отвечал на вопросы избирателей. Чувствовалось, что и вопросы, и ответы заранее прошли соответствующую режиссуру. Очередной вопрос зачитывала по бумажке молодица с цветастым шарфиком на шее.

- Я – мать-одиночка. Когда ухожу на работу, прошу соседку приглядеть за мальчонкой. В детском саду, который принадлежит городу, мест нет. А в коммерческий определить – моей зарплаты не хватает. Помогите, пожалуйста!

Алексей выглянул из-за спины дядьки в мятой шляпе, вперился взглядом в Заурбекова, уловил приготовленный ответ: «Завтра вашему малышу предоставят в детсаду место, гарантирую!». Алексей напрягся, заставляя его забыть ответ. И тот запнулся. Слова будто застряли у него в горле. Тонкая полоска губ стала почти незаметной. Он обвел глазами зал, будто ждал подсказки. Не дождавшись, произнес довольно нечленораздельно:

- Мне тоже зарплаты не хватает.

По залу прокатились смешки. Мать-одиночка растеряно стянула с шеи цветастый шарфик и уставилась на помощника Самойлова, рулившего встречей из-за стола президиума. Тот поспешил на выручку своему работодателю:

- Завтра ваш кандидат в депутаты решит вопрос с детским садом в вашу пользу.

- Спасибочко, - поклонилась молодица.

В принципе, Алексею больше нечего было делать в зале: все, что требовалось, он узнал. И даже слегка подпортил Заурбекову настроение. Однако он терпеливо досидел до конца. Вместе с толпой вышел на площадь.

Заурбеков в окружении охраны покинул зал последним. Перед тем, как скрыться в салоне автомобиля, любимец народа поднял в приветствии руку. В этот момент Алексей послал ему телепатический импульс: «Утопленник рядом!». Заурбеков вздрогнул, поднятая рука упала. Прощальное приветствие не состоялось. Весьма неизящно он занырнул в «Волгу», и кортеж спешно укатил.

Попсовый концерт Алексея не интересовал. Юлию – тоже. Они направились к ресторанной автостоянке. По дороге он передал Юлии полученную от Серого информацию.

- Я отвезу вас в штаб, - сказала она. – Сама поеду на базу.

Бесшумно заурчал движок. Юлия сидела за рулем молчаливая и ушедшая в себя. Высадив его у здания бывшей футбольной федерации, вдруг обратилась к нему, назвав настоящим именем:

- Алексей Николаевич! Я не смогу больше возить вас. У вас будет другой водитель, прапорщик.

Чего-то подобного он ожидал. Спросил после паузы:

- Георгия тоже отзовут?

- Да. Его заменит другой наш сотрудник.

- Мне жаль расставаться с вами.

- Мы же только на время расстаемся.

Алексей не был уверен, что на время.

- Во сколько за вами прислать машину?

- Не надо присылать. Я напрошусь в качестве пассажира к Соне…

 

Через час информация о встрече Зураба с избирателями легла на стол Пилота, и тот еще раз убедился, что не ошибся, убедив куратора привлечь к предвыборным играм Утопленника. Он никак не мог привыкнуть к претившему ему киношному псевдониму «Алекс», и предпочитал мысленно называть его Утопленником. Он и в будущем не собирался расставаться с таким ценным кадром, твердо решил зачислить его на службу в БД-7. Тогда, возможно, и уговорит Усольцева оставить псевдоним Штирлицу с компанией и выбрать что-нибудь попроще. Впрочем, это не горит, да и не суть важно.

На текущий момент важнее использовать его информацию, тихо изъять из вражеской обоймы подручного Зураба, занявшего место Юриста. И заставить дать признательные показания. Это операция была обыденным и привычным  делом, и проблем не предвещала.

Захватить Джабраилова он поручил Белому.

 

ЗА ЛЮБОВЬ НАДО ПЛАТИТЬ

1.

Штаб-квартира Казбека Джабраилова располагалась в ночном клубе «У Евы». Но он не сидел на месте, как покойный Юрист. Рулил и заведением, и боевиками. Не доверял никому, даже джигитам. И до последней косточки предан был  хозяину. Сам колесил по столице и области, лично собирая дань с подопечных.

Захватить его было проще простого. Однако силовой вариант исключался, афиша в таких делах только вредит. Его надо было взять по-тихому, записать его откровения на пленку и отпустить.

Железные люди, если и попадаются в миллионной многоликой массе, то крайне редко. Человека без явных или скрытых слабостей почти не встретишь. Белый не сомневался, что должна быть слабинка и у Казбека. Даже был уверен в этом. Только ее следовало обнаружить.

Многолюдье претило Белому. К операции он привлек лишь четверых: сыскаря Вовочку, Кацерика с Юноной и маэстро Толика. Тот еще раньше запеленговал сотовый телефон Джабраилова, определил его номер и записывал все его звонки. Абоненты особого интереса не вызывали. Только повторявшийся несколько раз звонок в туристическое агентство вызвал подозрение тем, что звонил Джабраилов всегда около шести вечера и был предельно краток. Отвечала ему  женщина, которую он ни разу по имени не назвал. Сама же она ни разу на связь с ним  не выходила. Выяснить, что это за дама, Белый поручил Вовочке.

Через сорок часов тот выложил ему все, что удалось накопать. Валич Лия Витальевна, директор агентства. По паспорту – русская. Красотуля, каких поискать. Ровно в 18 часов она уезжает из агентства на красной вазовской десятке. Живет в элитном доме на Рублевке. Квартиру и турагентство ей купил турок, которого с  Россией связывает строительный бизнес. В Москве и Подмосковье работают несколько его бригад. Так что он бывает в столице довольно часто, причем прилетает всегда неожиданно для  любовницы.

- Думаешь, с Джабраиловым у нее шуры-муры? – спросил Белый.

- Думаю, - ответил Вовочка.

- Если так, то джигит дал слабину.  

- Время и место встречи  они в разговоре не называют, видно оговаривают заранее. Вряд ли они занимаются сексом в ее квартире.

- Выясним. Когда Маэстро засечет телефонный контакт, Юлька сядет на хвост Казбеку. Ты ее подстрахуешь.

Контакт произошел в тот же вечер. Однако после звонка Казбек долго не покидал ночной клуб. Юля измаялась за пять часов ожидания. Она припарковала выделенную ей  неброскую, но скоростную «Тойоту» метрах в двухстах от ночного клуба, откуда прекрасно просматривался выезд из ворот. Ближе к вечеру к клубной автостоянке стали подъезжать иномарки, из них выпархивали девицы в сопровождении мужиков разного калибра. Приезжали и одинокие мужчины, вальяжные, солидные, уверенные в себе.

Казбек Джабраилов по-прежнему оставался в клубе.

Лишь в одиннадцать вечера его джип неожиданно вырулил от черного входа к воротам, выехал на проспект и влился в поток автомобилей. Юлия последовала за ним, пропустив вперед две иномарки. 

Клиент явно правил в сторону Рублевки и вскоре свернул на правительственное шоссе. Кроме казенных правительственных дач, Рублевку оккупировали новые русские, владельцы особняков, коттеджей и квартир повышенной комфортности. Шоссе имело особый ранг и изобиловало мобильными постами гаишников.

Однако ни джип, ни «Тойоту» никто не остановил. Наверное, все важные персоны уже проехали, и дорожная милиция позволила себе расслабиться.

- Клиент едет в сторону дома туристической директорши, - сообщил по флешке Вовочка. - Еще через пяток минут уточнил: - Ее дом миновал.

Джип припарковался возле здания с аркой. Джабраилов вылез из машины, что-то сказал оставшейся в салоне охране и быстро скрылся в арке. Джип продолжал оставаться на месте, однако Юлия рискнула. Лихо зарулила в арку, остановилась и огляделась. Джабраилова нигде не было. Значит, он исчез в одном из двух домов, выходивших окнами в просторный двор.  Она вышла на связь с Белым и обрисовала обстановку. Тот успокоил ее:

- Порядок в танковых войсках. Мы перехватили звонок Джабраилова из ночного клуба. Он интересовался, по расписанию ли прибывает последний рейс из Анкары. Самолет прибыл точно по расписанию в 21.00. Турка обычно встречает машина. Если до одиннадцати вечера он не появился у госпожи Валич, значит, этим рейсом не прилетел. До завтра она вне контроля со стороны турка. Поняла, почему Джабраилов тянул время?

- Поняла. Что мне  сейчас делать?

- Езжай, Юнона,  домой и отдыхай, пока не получишь вводную.

Разрешение отдыхать прозвучало для Юлии, словно музыка Вивальди. Она развернулась и покинула незнакомый, освещенный  фонарями двор. Джипа  Джабраилова уже не было, наверное, хозяин, встретившись со своей пассией, разрешил им уехать.

Музыка Вивальди перестала звучать для Юлии, когда она увидела темное окно своей малосемейки. Хотя и предполагала, что Георгия нет дома, но надеялась: а вдруг?.. Он появился лишь под утро, поспал пару часов и отправился на службу. Юлии стало обидно. Она была не только сотрудником Белой Дачи, но и женщиной.

 

Турок не прилетел ни на вторые, ни на третьи сутки. И Казбек Джабраилов снова позвонил в турагентство. Этой  ночью Белый и запланировал его захватить.

Георгий, вооружившись удостоверением  сотрудника ФСБ, должен был взять на себя ничего не ведающих гаишников. Юлии была поручена роль подсадной утки.

После того, как Джабраилов отбыл после одиннадцати вечера на джипе в известном направлении, Юлия быстренько переоделась в салоне «Тойоты» и навела соответствующий макияж. Дождавшись, когда хозяйский джип вернулся, она, покачивая бедрами, двинулась к подъезду ночного клуба. В коротенькой юбчонке, едва прикрывавшей ягодицы, намалеванная и с всклокоченной прической – ни дать, ни взять легкомысленная девица, жаждущая приключений.

- Приветик, - сказала она небритому охраннику.

- Ты в клуб? – осклабился тот.

- Ага. Выпить у тебя найдется?

- Есть выпить! – взглянул на часы: - Будет выпить! Через тридцать пять минут, когда сменят. Подождешь?

- Была нужда ждать! Принеси хоть пива!

- Непонятливый ты девочка! Ладно, будет тебе пиво и водка. И закуска будет.

Он вытащил из нагрудного карманчика «Нокию», нажал на клавишу и кому-то что-то сказал на своем языке. Юлия ничего не поняла, кроме имени того, к кому он обращался: Мамед.

- Тебя как зовут, - спросила Юлия, - Мамед?

- Нет. Мамед – кунак. Я – Захар. Так меня русские зовут. А тебя как зовут?

- Тамара.

- Красивый имя. Грузинский царица – Тамара. Ты мой царица.

- Твой царица хочет выпить.

- Сейчас будет выпить, поесть. И сразу любовь. Так?

- Так, - подтвердила Юлия. – В ваш клуб пойдем?

- В клуб – потом. Мне сейчас в клуб нельзя. Я часовой. Мамед постоит за меня.

- Где же ты меня будешь любить, Захар?

- Видишь за воротами кусты? Там место есть. Чистое место. Никто не увидит. В клуб потом пойдем. Там у меня комната есть.

Глупый джигит не понимал, что в свою комнату он сегодня не попадет. Сам лез навстречу своей участи.

Наконец, в дверях появился Мамед с пакетом. Оглядел Юлию с ног до головы, цокнул языком, одобряя выбор приятеля, перебросился с ним парой слов и передал пакет. Юлия подхватила нерусского Захара под руку, и они вышли за ворота. В зарослях кустарника обнаружилась притоптанная полянка. Видимо, джигиты посещали ее довольно часто.

- Здесь сыро, - капризно пропела Юлия-Тамара.

- Зачем ложиться? Я буду любить тебя стоя.

- Сначала выпить, - потребовала она.

- Канешна, канешна.

Захар сноровисто вытащил из пакета бутылку и сверток с закуской, намереваясь ускорить достарханную прелюдию. Юлия не стала ждать финала, подошла к нему, приобняла, и кавалер кулем свалился на мокрую траву.

Она достала из кармана флешку, нажала кнопку вызова, произнесла:

- Готов.

Затем вылила в кусты содержимое бутылки, тару оставила на месте. Прихватила пакет на случай, если исчезновение Захара обнаружат раньше времени: пусть думают, что джигит загулял. Вытащила заранее приготовленный лист бумаги, на котором фломастером было написано: «Привет от Утопленника». Прицепила его на колючку в гуще кустарника, чтобы обнаружили, но не сразу.

Появился Белый, легко взвалил тяжелое тело на плечо и потащил через кусты к припаркованной у посадок санитарной машине. Загрузив клиента, сказал Юлии:

- Раньше, чем через час тревогу не подымут. Я – на главный объект. Ты, Юнона, свободна.

Быть сегодня свободной Юлии не хотелось. Георгия дома не было. Без него ей было тоскливо в служебной малосемейке. В нее даже нельзя пригласить родителей. Квартира на улице Вострухина только считается их собственностью. Пилот поселил туда Алексея Николаевича.

Она ехала по ночной Москве и думала о том, что давно уже не была в родном городе. Звонила, правда, родителям часто. Как и закадычной подружке, Вале Пинегиной, с которой они занимались когда-то стрелковым спортом в секции у Великого Татарина Рамиля Ахсановича. И Валя, и тренер ушли в биатлон, и вот уже несколько лет топчутся у подножия пьедестала.

А Юлия надежд Рамиля Ахсановича о золотом пьедестале не оправдала.  Потянулась за Георгием и выбрала другую жизнь. Теперь и не мыслит себя на ином поприще. Привыкла к тревогам, перевоплощениям, неожиданным вводным. Рано ее вывел сегодня Белый из игры. Она бы не возражала понаблюдать вместе с Вовочкой, как зашевелится бандитский муравейник…

 

Муравейник пришел в движение не через час, как предполагал Белый, а через полтора. Сначала стоявший на страховке Вовочка услышал, как обеспокоенный Мамед стал окликать кунака. Тот не отзывался. Мамед по-русски изматерился, потому что появилась караульная смена: новый постовой и разводящий. Мамед что-то пытался объяснить им, но разводящий оборвал его, после чего они вдвоем направились за ворота. С недовольным бормотанием осмотрели полянку, подсвечивая мобильными телефонами. Зашвырнули пустую бутылку в кусты. Мамед снова несколько раз безрезультатно окликнул кунака, после чего оба скрылись в клубе.

Начал накрапывать дождь. Вовочка, сидевший в машине с открытой дверцей, подумал, что для проведения операции лучше, если бы он усилился. Всевышний будто услышал его мысли, дождь постепенно набрал силу и нудно зашуршал по крыше «Москвича».

Примерно час все было тихо. Затем на крыльце появились четверо джигитов в плащах и с фонарями и направились к кустарнику. Лучи от фонарей зашарили по зарослям. Видимо, кто-то обнаружил записку, оставленную Юлией, потому что все сбились в кучу и загомонили. Вовочке было слышно, как один из джигитов произнес по-чеченски:

- Звоню Казбеку!

Вовочка вышел на связь с Белым:

- Все по плану.

Не прошло и пяти минут, как джип Джабраилова выкатился из ворот и взял курс  на Рублевку. Шоссе не затихало и ночью. Отпрыски владельцев особняков возвращались из ночных клубов, привозили и увозили девиц. Изредка их тормозили патрули дорожно-постовой службы и, получив мзду, отпускали.

Остановил патруль и джип Джабраилова. Начальник патруля в звании капитана заглянул в салон, окинул строгим взглядом водителя и трех пассажиров. Шофер по обличью был явно славянской наружности, пассажиры – кавказцы. Джигит на переднем пассажирском сидении – молодой, чисто выбритый и с рукой на ленточной перевязи, осведомился:

- В чем дел, капитан? Мы правил не нарушали.

Тот даже не отреагировал. Обратился к водителю:

- Куда едем?

- За шефом, - ответил за него тот же, с переднего сидения.

- Вас не спрашивают!

- Мы – охрана.

- Вот и сидите молча. А вы, водитель, предъявите документы!

Тот суетливо достал из бардачка техпаспорт и права, в которые были вложены 50 долларов. Капитан подцепил их пинцетом и грозно произнес:

- Взятка?

- Н-нет, - стал тот заикаться, - баксы случайно в правах оказались.

- Пройдемте в нашу машину для составления протокола.

- Тебе мало, капитан? – снова вмешался пассажир с перевязанной рукой. – Сколько хочешь? Сто? Двести?

- Вы тоже, молодой человек, пройдите с нами!

- Врубись, капитан! Мы из штаба будущего депутата Госдумы Заурбекова.

- Не знаю такого.

- Ты никогда не будешь майором, капитан! – и водителю: - Гони!

Тот тронул вперед, но в сетке моросившего дождя объявился омоновец с автоматом. Мотор чихнул от резкого торможения и заглох.

- Выходите все! – объявил капитан. – Без оружия. Ничего в машине не трогать! Разберемся, что вы за птицы.

Автомат – аргумент веский. Джигиты вылезли из джипа и, ежась под дождем, потопали в сопровождении автоматчика к пикапу с зашторенными окнами. Водителя отделили ото всех, завели в черную «Волгу» и усадили на заднее сидение рядом с молчаливым мужиком в черном плаще. За руль джипа сел капитан. Машины тут же газанули к видневшимся в свете мощных фонарей элитным домам.

Не заезжая в улицу, остановились на площадке, которую водители называют карманом.

Серый  вздрогнул, когда сидевший рядом с ним мужик тронул его за плечо.

- На кого пашешь, дурак, знаешь?  На абреков пашешь! Своих продаешь!

Тот не ответил.

- Сидел?

- Давно отсидел.

- Обзовись!

- Серый, - угрюмо буркнул тот и назвал статью, по которой упекли его когда-то на зону.

- Приятно познакомиться, Серый. За Казбеком едете?

- За ним.

- Извини, что я тебя дураком назвал. Не признал в темноте. Хорошо, что ты во время одумался и стал работать на нас.

- Вы люди Утопленника? – угрюмо спросил Серый.

Ответ был не обязателен, но Белый снизошел:

- Конечно.

- Я все ему сказал, что знал.

- Молодец. А теперь мне скажи. Кто Казбеку звонит по приезду?

- Никто. Биря нажимает кнопку на своем телефоне, и бригадир выходит.

- Биря - племянник Казбека?

- Да, впереди сидел.

- Заметил, какую кнопку он нажимал на трубке?

- Со звездочкой.

Это упрощало задачу. Отпадал принудительный вариант.

- Тебе зачтется, Серый! Сейчас тебя отведут в пикап. Скажешь подельникам, что составляли протокол насчет взятки, но ты его не подписал. Понял?

- Понял.

- Назовешь фамилию капитана – Гнатюк. Запомнил?

- Запомнил.

- Все. Вали, замаливай свои грехи!

Сидевший впереди автоматчик вылез из машины, открыл дверцу со стороны Серого. Когда они удалились, на связь с Белым вышел капитан.

- Что в джипе, Кацерик?

- Три коротких ствола и помповое ружье. Все стволы зарегистрированы.

- Подумаешь, «зарегистрированы»!

Спустя пару минут, автоматчик втолкнул в «Волгу» промокшего Бирю. Протянул Белому целлофановый пакет

- Тут все, что при нем было.

Сотовый телефон племянника Белый сразу же сунул в карман, остальное, в том числе и долларовые купюры, вернул автоматчику. Сказал задержанному:

- У вас в машине два засвеченных ствола.

- Стволы чистые! – нервно выпалил Биря. – А за самоуправство ответите!

- Кому придется отвечать, разберемся в отделении. Завяжите ему глаза! - и вылез из салона.

«Волга» и пикап развернулись и укатили. Белый сел за руль джипа и поспешил к дому с аркой, где его уже должен ждать частный сыскарь Вовочка. Его он обнаружил во дворе. Он лежал на коротенькой скамейке, укрытой от дождя подъездным козырьком. Ни дать, ни взять, загулявший муж, которого жена не пустила домой. Вот и пришлось гуляке коротать ночь на жестких досках.

- Клиент всего скорее в крайнем подъезде, - сказал Вовочка. – Красная машина госпожи Валич стоит под окнами первого этажа.

Белый кивнул и покинул двор. На выходе из арочного тоннеля нажал звездочку на дисплее экспроприированной телефонной трубки. Надеялся, что Серый не ошибся.

Джабраилов не заставил себя ждать. После посланного ему сигнала появился через десяток минут, как и предполагал Вовочка, из крайнего подъезда. Помахал рукой неосвещенному окну на втором этаже и направился к арке. На выходе Белый и спеленал его. Тот от неожиданности даже не сопротивлялся. Пришел в себя лишь в собственном джипе, когда водитель включил свет в салоне. Узрел двоих незнакомцев, и лицо его искривила гримаса досады.

- Вы кто?

- Джуно. Орбит белоснежный, - ответил Белый.

- Что вам надо? Деньги?

Он явно не узнал Белого, которого видел, когда тот экспроприировал дуст вместе с валютой и увел Клима из ночного клуба. Да и мудрено было узнать. Тогда Белый был в камуфляже, с бородой и загримирован.

Белый не был уверен, что клиент расколется в джипе. Тогда придется везти его на явочную квартиру и потрошить с помощью эликсира правды. Но все же запустил пробный шар:

- Поговорить с тобой надо, - спокойно сказал он. - Ответишь на вопросы – отпустим. Предупреждаю, твои ответы будут записаны на пленку.

- А если не отвечу?

- Закопаем.

- Где мои люди?

- Отдыхают. Увидишь их, когда все расскажешь про госпожу Валич. Сколько времени ты у нее в любовниках?

- Вас турок нанял?

- Вопросы задаю я. Колись!

Не хотелось колоться Казбеку, это было видно по тому, как искривилось его  лицо. Но выхода не было: жизнь дороже любимой женщины. Ответил через паузу:

- Около трех месяцев.

- Где вы познакомились?

- Увидел ее с турком на открытии нового гипермаркета, который строила его бригада. Выследил и вышел на турагентство. Там и познакомились.

- На контакт она сразу пошла?

- Нет. После того, как подарил ей ожерелье с бриллиантами.

- Дорого она тебе обходится?

- Такие женщины всегда дорогие.

- В чьей квартире встречаетесь?

- Снял хату на год.

- Почему твоя охрана не провожала тебя в квартиру?

- Валич не хотела.

- Почему?

- Турка боялась. Предосторожность соблюдала. Может, договоримся?

- У тебя нет столько денег, как у него.

- Найду и дам больше. Не трогайте Лию.

- Я не могу нарушить договор с турком.

- Что с ней теперь будет?

- Он сам решит. Думай о себе. Вопросы еще не кончились.

- Я все рассказал про нее.

- Теперь расскажешь про себя. На зоне чалился?

- Какое это имеет значение?

- Отвечай!

- Три месяца. Вышел по амнистии президента Ичкерии.

- Твое погоняло?

- Нет его у меня.

- Есть. Волк – твоя кликуха. Чем сейчас занимаешься?

- Коммерсант.

- Купи – продай?

- Нет. Владелец ночного клуба.

- Какое отношение клуб имеет к заказным убийствам?

- Никакого.

- А зачем убил коммуниста? Кто заказал его?

Ни один мускул не дрогнул на лице Джабраилова.

- Вопрос не по адресу.

- По адресу, Казбек. Мы все про тебя знаем. После амнистии три года в горах бандитствовал. Когда вам хвост прижали, свалил в Катар, где встретился с Юристом. Оттуда вместе прибыли в Москву и стали служить безгубому Зурабу. Юрист сдох в тайге, ты занял его место. Заурбеков приказал тебе замочить коммуниста. Сдай хозяина, и ты свободен.

То, что произошло дальше, стало для Белого полной неожиданностью. Стареть стал, оплошал. По молодости, готовясь к зарубежной командировке, все Исполнители надевали рубашки с вшитой в угол воротника ампулой с цианидом. Не подумал, что и абреки могут прибегнуть к такому способу.

Сначала Джабраилов с презрением глянул на Белого. Затем лицо его закаменело. Он вдруг усмехнулся, выкрикнул: «Аллах Акбар!» и раздавил зубами кончик воротника куртки. Белый, сообразив в последний момент, что тот хочет сделать, не успел помешать. Верный слуга Заурбекова завалился на бок. Усмешка превратилась в оскал. Тщательно продуманная операция оказалась проваленной.

Белый сам снял с трупа наручники. Приказал омоновцу:

- Отгони машину во двор его любовницы. Туда подъедет капитан. Он зарядит джип. Пусть машина грохнет через десять минут после того, как вы исчезнете. А пленников вывезите в лес и отпустите!

Досадуя на себя, он вылез из салона и пересел в Вовочкин «Москвич».

 

Обгоревший после взрыва в одном из дворов на Рублевском шоссе труп не был опознан в ходе следствия. Мелькнувшее в сводке происшествий сообщение Заурбеков оставил без внимания. Обеспокоило его лишь то, что Казбек не прибыл к нему в офис с докладом о состоянии финансов. Выждав некоторое время, он сам позвонил своему верному Волку. Но вместо обычного «слушаю вас», услышал:

- Я – Утопленник, Безгубый! Твоего Волка отправил к Юристу.

Это был гром среди ясного неба. Единственное, что зафиксировало сознание Заурбекова – это то, что телефонный голос совсем не был похож на голос Утопленника, что врезался ему в память.

- Не хамите! – выговорил он, собрав свою волю в кулак. – Кто бы вы ни были, предлагаю встретиться.

Вместо ответа послышались короткие гудки. Он продолжал держать трубку и после того, как Белый отключился. Положил ее на стол, когда кольнуло сердце. Торопливо принял нитроглицерин. Боль утихла.

И тогда он вспомнил новостное сообщение о сгоревшем в машине трупе. Неужели это Казбек? Как он попал в тот двор? С какой целью?..

Где прячутся Утопленники? Где их база?..

Голову будто набили опилками. Но привычка анализировать факты взяла свое. Прежде всего, надо разобраться самим. Необходимо выяснить, что за труп. Если Казбек, то он должен остаться неопознанным.

Снова сдавило сердце. Он бросил в рот еще одну таблетку. Боль отпустила, и снова возникли вопросы.

Сколько их, Утопленников? Где они прячутся? За что он платит деньги конторскому генералу, который называет себя Мишаня? Где база этих Утопленников?..

Заурбеков вызвал помощника и распорядился:

- Начальника службы безопасности ко мне!..

 

Начальник службы безопасности, бывший майор ГРУ, был по национальности кабардинцем. Должность его в системе была невеликой, перспектив по службе не предвиделось, хотя дело свое он знал. И считал, что затирают его из-за пятой графы в анкете. Национальность для карьеры много значила. Но если бы не она, вряд ли бы Заурбеков обратил на него внимание, подбирая человека на безопасность. Почти земляк, на Кавказе это немало.

Уйдя из системы, майор словно бы распрямился. Дремавшее в нем честолюбие вырвалось наружу. Он стал уверенным, властным, жестким. Пошил себе полувоенную форму и сапоги-бутылочки. Вольнолюбивые джигиты, признававшие лишь Казбека, не любили его. Дали ему прозвище: майор Сапог.

Явиться по зову хозяина было минутным делом. Он доложил, как и положено по Уставу:

- Прибыл по вашему приказанию!

Заурбекову претила солдатчина, но он терпел ее, понимая, что она составляющая порядка, наведенного в службе безопасности честолюбивым кабардинцем. Нет больше Казбека! Остался он, майор Сапог! Больше не на кого опереться.

- Обстановка такова, - начал Заурбеков. Затем обрисовал, что произошло. И закончил: - Разберитесь и доложите.

- Есть! – опять же по Уставу ответил кабардинец.

 

После разговора с Заурбековым он, не мешкая, появился в ночном клубе с маразматическим, на его взгляд названием - «У Евы». Он знал, что джабраиловцы называют его «майор Сапог». Прозвище его не обижало. Сапоги с детства означали символ власти и богатства. Кончилась власть Джабраилова! Настал его час!

Он занял кабинет почившего бригадира. Установить участников инцидента не составило труда. Первым вызвал племянника.

Биря вошел, словно щенок, потерявший хозяина. Остановился у двери и застыл столбом.

- Рассказывай! – грозно повелел майор Сапог.

Однако тот лишь шевелил губами.

- Что молчишь, как Казанова у венеролога?

- Кто? – пролепетал Биря.

– Рассказывай, чучмек, все, без утайки!

Биря, запинаясь, стал исповедаться. Но его исповедь не удовлетворила начальника службы безопасности.

- Ты сам видел на записке, которую нашли в кустах, слово «Утопленник»?

- Видел.

- Где записка?

- Она промокла, мы ее там бросили.

- Почему сразу не доложил мне о записке?

Биря не смог ответить на этот вопрос.

- Где протокол о вашем задержании на Рублевке?

Биря не отвечал, глядел на пол.

- Ну?

- Я думал, он не понадобится.

- Головой думай, а не тем, что под руку подвернется. Фамилию гаишного капитана запомнил?

- Н-нет.

- Как он выглядел?

- Он в форме был.

- Почему не удрали от него?

- Там омоновцы. С автоматами.

- Что за баба, к которой ездил твой дядька? – продолжал пытать его майор Сапог. - Имя, фамилия?

- Не знаю. Я ее никогда не видел. У нее красная машина.

- В чью квартиру вы отвозили Джабраилова?

- Не знаю. Мы его только до арки отвозили. Встречали там же.

- Почему не провожали до дверей?

- Дядя запретил.

- «Дядя»! Я вас инструктировал, как надо вести себя телохранителям. При необходимости, докладывать лично мне.

               - Дядя никому не велел рассказывать.

- Хватит про дядю, глупец! Вина за его смерть на тебе!

- Признаю.

- Пошел вон!

«Никудышный кадр, - решил майор. – Отправлю в горы. Но и там от него толку не будет. Лучше ликвидировать. Если, конечно, хозяин разрешит».

Бывшему гэбисту все было ясно. Дисциплины у джигитов никакой. Привыкли к вседозволенности, не понимая, что здесь не горы, а столица России. Вряд ли дальнейшее расследование что-то добавит. Но он привык доводить любое дело до конца.

Следующими перед ним предстали любитель молоденьких девочек Захар и его кунак Мамед. Ничего нового они сообщить не смогли, кроме того, что девчонку звали Тамарой, и что раньше она в клубе не появлялась.

Дураку понятно, что это подстава. Но джигиты думать не привыкли. Они привыкли только стрелять и брать  все, что плывет им в руки и что проплывает мимо. Ругать их и воспитывать бесполезно. Они воспринимали только силу.

Последним начальник службы безопасности вызвал на допрос шофера. Серый, как и его предшественники, остановился у двери, переминался с ноги на ногу.

- Фамилию капитана запомнил?

- Запомнил. Гнатюк.

- Протокол сохранил?

- Нет. Биря велел его выбросить.

- Бабу Джабраилова видел когда-нибудь?

- Один раз. Когда подвозил его в турагентство. Она как раз вышла, и бригадир окликнул ее.

- Как он ее назвал?

- Лия.

- Где находится турагентство?

- Улицу не знаю, показать могу.

- Покажешь. Иди и жди меня!

Все-таки какое-то зернышко информации удалось выудить. Правы французы: ищите женщину! Надо найти эту Лию и выяснить, не связана ли она с Утопленником. Дальше по обстоятельствам: зачистить концы или оставить для общего пользования. Во всяком случае, будет, что доложить хозяину.

 

Доклад много времени не занял. Начал бывший майор с того, что лично побывал у женщины, во дворе дома которой был найден обгоревший труп Джабраилова. Зовут женщину Лия Валич. Директор турагентства. Ее знают, как содержанку турецкого предпринимателя, занимающегося в Москве строительным бизнесом. В перерывах, когда  турок улетал на родину, ее навещал Джабраилов. Следствие склоняется к тому, что убийц нанял турок. Однако это не так. Во-первых, девчонка, неспроста оставила в кустах записку от Утопленника…

Майор Сапог был профессионалом. От него не укрылась реакция хозяина при упоминании Утопленника. Лицо его осталось неизменным, но по нему скользнула мимолетная тень.

 - Во – вторых. К месту взрыва доставили уже труп и только потом машину взорвали, чтобы пустить следствие по ложному пути. В третьих, задержание экипажа на пути следования. Инспектор Гнатюк, которого назвал водитель, действительно, существует. Но он в ту ночь не дежурил и протокол о задержании не составлял.

- Что еще?

- Валич показала квартиру, которую снимал Казбек для свиданий.

- Это меня не интересует. Кто виноват в случившемся?

- Все, кроме водителя. Оба джигита, поддавшиеся на уловку девчонки. Старший телохранитель, он же - племянник Джабраилова. Были нарушены азы охранной службы.

-  У вас всё?

- Так точно.

Хозяин малое время сидел в задумчивости, затем распорядился:

- Труп должен остаться неопознанным. Проследите за этим.

- Так точно. Прослежу.

- Женщину из турагентства не трогайте. Найдите способ проинформировать обо всем Турка, он сам рассчитается с ней.

- Что делать с племянником Джабраилова?

- Тихо уберите. Через девиц пустите слух, что он вернулся в свой кишлак.

- Как поступить с джигитами?

- Командируйте их в горы, они неплохо зарекомендовали себя, как боевики. А главное, ищите тех, кто выдает себя за Утопленника. Неважно, кто эти люди, и в каком обличье или звании находятся. Они – бандиты. Найдете – огонь на поражение. Вам все ясно?

- Так точно.

«Хотел бы я знать, где искать человека с такой кликухой, - подумал майор Сапог, выйдя из офиса хозяина. – Среди уголовников его точно нет. А существует ли он вообще?..

 2.

Алексей сразу понял, что к ЧП на Рублевке приложили руки люди Пилота. Не вышло у них по-тихому получить компромат на Заурбекова. Снова смерть, к которой Алексей имел косвенное касательство. Политика – не только грязное дело, но и кровавое. А «честные» предвыборные игры – клоачная барахолка, где все продается и покупается.

Он испытал приступ, похожий на удушье. Захотелось убежать, затаиться в какой-нибудь берлоге. У него есть такая берлога – Остров на Оке. Вспомнил про Остров, и удушье отступило. Надо было отрабатывать долги…

Ни Юлия, ни Георгий больше в штабе не появлялись. Алексея возил теперь на той же девятке прапорщик с фигурой атлета. Поведением и манерами он напоминал Талгата, и был так же молчалив. Представляясь, назвал только имя: Макар. Люди Пилота вообще не отличались разговорчивостью.

Наталья Кривова закончила сбор материалов для брошюры. Шишмарев прочитал их.

- Не хватает у Наташки масла в голове, - сказал он Алексею. - Фактура есть, а чего-то не хватает.

- Чего?

- Мастерства не хватает. Давай, Иван Сергеевич, своего классного журналиста-подпольщика, пусть редактирует.

- Ему заплатить придется.

- Не без того. За штуку баксов согласится?

Еще бы не согласился! За тысячу долларов Рязанцеву надо пахать в своем адвокатском журнале три месяца!

- Приемлемая цена, - ответил Алексей.

 

Рязанцеву он позвонил по городскому телефону с квартиры Сони Сахаровой, которую навещал, повинуясь зову ее глаз. Друг признал его по голосу, явно обрадовался, но про конспирацию не забыл.

- Ты где, старина? – спросил, не называя имени.

- Недалеко от тебя.

- Пересечемся?

- Обязательно.

- Когда и где?

- Сегодня. У Павлика. Как обычно.

 Как обычно – значит, в семь вечера.

«Павлик» - это почти молодость. В те времена они с Рязанцевым работали в отделе культуры редакции. Пионера Павлика Морозова еще не развенчали, и он был геройским примером для подрастающего поколения. Недалеко от редакции находился скверик, где в то время стоял ему памятник. Рядом с постаментом стояла чугунная скамейка со спинкой. Там военные журналисты и причащались портвейном после трудового, а иногда и нетрудового дня. Как по расписанию - с 19.00 до 20.00. Это называлось «гостить у Павлика».

Жена Рязанцева даже сказала однажды мужу:

- Ваш Павлик – алкаш. Ты приходишь от него всегда поддатый. Нажалуюсь вашему редактору, чтобы он прижучил и Павлика, и тебя.

Жаловаться она не пошла, и памятник юному пионеру остался без прижучивания. Вряд ли он уцелел до нынешнего времени. Его, наверняка, скинули во времена разгула демократии. Тогда была мода крушить памятники. Но скверик и скамейка никуда деться не могли.

 

Выйдя из машины на Хорошевском шоссе, Алексей пешком направился к скверику. Часы показывали семь вечера. На единственной аллейке  горел на столбе тусклый фонарь. Как ни странно, памятник стоял на месте, только руки гипсового пионера были отколоты.

Рязанцев уже ждал его. Прохаживался взад-вперед с неизменной спортивной сумкой на плече и, как всегда, без головного убора, несмотря на промозглость осенней погоды. Встретились. Молча обнялись. Уселись на знакомую скамейку. Друг заметно сдал за то время, что они не виделись, даже безволосый череп слегка пожелтел.

- Ты все такой же, - сказал он. – Даже сединки нет.

- Мне стареть заказано, Валера. Я – вечный Жид. За грехи наказан.

- Меня бы кто так наказал. После того, как тюкнули по голове, болячки одолели. Даже сто граммов врачи запретили. Только безалкогольное пиво.

- Ты не старый, а пожилой. И еще боевой, раз в драку лезешь.

- Уже не лезу.

- Кстати, Валер.  После моего отъезда слежки за собой не замечал?

- Замечал первое время. Потом  отстали.

- А сейчас?

- Тихо и глухо. Ты давно в Москве?

- Недавно.

- В каких краях скрывался?

- В скиту у раскольников.

- Все еще прячешься?

- Прячусь. Но чую, недолго осталось прятаться.

- Дай-то Бог!

- А ведь у меня к тебе дело, Валера. Денежная халтурка для тебя подвернулась.

- Денежная – это хорошо. Что за халтура?

- Вот папка с текстом брошюры, которую надо сделать читабельной. Гонорар – тысяча долларов.

Рязанцев раскрыл папку, подержал в руке стопку листов.

- Кто же это так расщедрился? Здесь текста на один рабочий день.

- Прочитаешь – поймешь. На папке записан мой электронный адрес. Когда отредактируешь, перебрось рукопись по Интернету. Валюту тебе доставят на работу.

- Завтра вечером и отправлю.

- Не торопись. Сделай вид, что трудился, не покладая рук. Пришли дня через три- четыре.

- Ладно, сделаю вид. А теперь по пиву?

Все, как в старые добрые времена, когда они еще не были обременены прожитыми годами, и когда ветра в голове было больше, чем забот. Все тогда виделось устойчивым и надежным, просчитанным на годы вперед.

Рязанцев открыл сумку, достал четыре бутылки пива и по бутерброду с колбасой.

- Мне – безалкогольное, - сказал. – А Клинское – тебе.

- Нет. Я тоже – безалкогольное, - откликнулся Алексей. - Хватит нам по одной банке.

- Тоже болеешь?

- Организм градусы не принимает.

Пиво выпили. Бутерброды съели. Алексей сказал:

- Пора, Валера, разбегаемся.

- Домой торопишься?

- Нет у меня дома, есть ночлежка.

- Развелся что ли?

- Разбежались.

- Тогда, может, к нам? Валентина недавно вспоминала тебя.

- Не стоит вас подставлять еще раз.

- Куда же ты?

- В ночлежку.

- Неужели у тебя и женщины нет?

- Есть. Ее зовут Соня.

- Она случайно не адвокат? У меня две знакомые Сони из адвокатуры. Хитрющие бабы.

- Моя Соня из другого племени, из телевизионного. Работает за кадром. Если я тебе срочно понадоблюсь, связь будем держать через нее. Вот ее визитка с номерами телефонов. Спрашивай Ивана.

- Конспирация?

- Она, Валера. Все, до встречи…

 

Ночью Алексею приснился Игорь Рысев, живой и неунывающий. Он ехал куда-то на мотоцикле с Капитолиной на заднем сидении. Она обхватила его, и на лице ее было написано блаженство.

Пробудившись, Алексей снова испытал приступ хандры. Как ни старался уснуть, не получалось. Стало ломить виски. Живой Игорь продолжал кружить на мотоцикле. Капитолины с ним уже не было. Зато из коляски таращил глазенки их маленький сын. Кадры из прошлого настойчиво лезли в голову. Алексей безуспешно пытался отодвинуть их, но они снова наползали на экран, пока, наконец, их не заслонила Оника. И не понять было, то ли это дремотное видение, то ли она появилась на самом деле. Провела ладонью по его голове, и боль в висках утихла.

- Здравствуй, - произнесла она. – Тебе плохо?

- Да, плохо.

- Это пройдет, Алекс.

- Я не хочу заниматься грязным делом.

- Делай его чище.

- Не выходит.

- Напрягись.

- Систему в одиночку не перебороть.

- Система не вечна, Алекс.

- Не вечна. Но одна хуже другой.

- Человечество заблудилось. Ему пока не удается найти твердую тропу.

- Вслепую ее не найдешь. Нужен проводник. А его нет.

- Он появится.

- Когда?

- В свое время.

- Общество погрязло в словоблудии,  коррупции, кризисах. Им нет конца.

- Путь к звездам лежит через тернии.

- Выходит, демократия – тернии?

- Обычный переходный период, каких было множество.

- К чему «переходный»?

- К обществу Мудрых.

- Как у вас?

- Не обязательно. Возможна другая формация. Путь к Совершенству непредсказуем.

- Но вы нашли его!

- Нет. Мы лишь на первой стадии. Прошло сто лет в вашем исчислении, как наши генетики расшифровали геном человека. Продолжительность жизни увеличилась. Удалось создать лекарства для неизлечимых ранее болезней. Но до Совершенства Высшего Разума  – бесконечность. Он непостижим, Алекс.

- Сколько продлится наш переходный период?

- Зависит от жителей планеты.

- Они не ведают этого.

- Те, кто не ведают, обречены.

- Природные катаклизмы – это что? Предупреждение для землян?

- Да.

- Значит, выхода нет?

- Есть. Оракулы пророчат, что новое общество возродится в твоей стране.

- Когда? Через век, через два? Я так устал, Оника.

- Терпи.

- Терпение не может быть бесконечным.

- Терпение – ограда мудрости.

Оника еще раз провела прохладной ладошкой по его голове. Он захотел дотронуться до нее, но не получилось. Она грустно улыбнулась и растворилась в предутреннем воздухе.

 

Алексей глядел на темные окна и пытался понять: сон то был или телепатический сеанс связи? Если и сон, то своевременный, освободивший часть души от непосильного груза. Но всего лишь часть, а не всю душу. Хандра отступила. Надолго ли? Все равно, спасибо тебе, Оника!

3.

Оплошка Белого с подручным Заурбекова не особо огорчила Пилота. Внутренне он был даже готов к этому. В запасе был вариант «Инфаркт».  Но без личного врача тут не обойтись. Подсылать к нему своих людей – значит, засветить их. На контакт с ним должен выйти посторонний человек.

- Помнишь Ребоксина? – спросил Пилота Белый.

- Помню. Твоя наседка.

- Ушлый стервец. Непотопляемый.

Это был его агент, завербованный еще в советские времена. Тогда он ведал в республиканском совмине аптечными делами и попал в разработку, когда пустил налево  партию импортного лекарства с названием «ребоксин». Отсюда и агентурная кличка. Стучал он на своих коллег весьма исправно. Можно сказать, у него был талант к стукачеству.

В годы перестройки и последовавшей за ней смуты бывший аптекарь не только остался на плаву, но и взобрался на довольно высокую кочку. Один из первых он сжег свой партийный билет и примкнул к демократам первой волны. Те оценили нюх и деловую хватку нового соратника. Ребоксину поручили финансовое обеспечение демократического движения и, козе понятно, материальное благополучие руководителей. На митингах и в политтусовках он не светился, телевизионщиков избегал, но с партийными лидерами общался накоротке.

Тот период был нелегким для белодачников. Их спаянную интернациональную  команду расформировали, и они оказались за бортом государевой службы. Профессионалы их уровня на дороге не валяются. На просторах распавшегося Союза оказалось немало желающих принять их на службу. И принимали.

В Москве остались пятеро Исполнителей – каждый сам по себе. Пилот укатил на родину, в мордовскую деревню Журавки. Бездельничал около года. От безделья можно было спиться. Не спился. Не выдержав деревенской скуки, вернулся в столицу и стал разыскивать бывших подчиненных.

Нашел только двоих: Белого и Акинолоса. Остальных засосал рыночный омут. Чтобы не засосал и их, Пилот предложил свои услуги коммерческому банку, которым рулил авторитетный и  умный уголовник старой формации по кличке Туз.

В ту пору Белый и встретился после длительного перерыва с Ребоксином. Тот пытался откупиться от бывшего куратора. Но Тузу нужна была информация о раскладе сил в стане демократов, их планах и перспективах на государственные посты. Он хотел точно знать, кого прикармливать.

Ребоксину некуда было деваться. Выдал информацию.

- Подходящая кандидатура, – одобрил предложение зама Пилот. – Подключай Ребоксина к мероприятию.

У Пилота была привычка называть любую операцию по устранению клиента акцией, а промежуточные подготовительные акты – мероприятиями.

Белый не без труда отыскал бывшего стукача. К этому времени Ребоксин покинул стан обанкротившихся демократов и стал беспартийным бизнесменом. Его фирма скупала и успешно продавала земельные участки в центральном федеральном округе. Белый выудил это из Интернета и отправился к нему в головной офис на Садовом кольце. Офисное здание было неброским, в духе Ребоксина, не любившего выпячивать свое богатство.

Агент не выказал радости при виде бывшего куратора.

- Вы же обещали в девяносто восьмом году оставить меня в покое!

- Покой нам только снится, - усмехнулся Белый.

Ребоксин обреченно покачал лысой головой:

- Что вам нужно от меня в этот раз?

- Сущую безделицу. Купить одного эскулапа.

- Это всё?

- Всё.

- Кто он, ваш эскулап?

Белый назвал фамилию. Ребоксин облегченно вздохнул.

- Знаю такого. Очень даже приличный специалист. Многие солидные люди держат его в качестве семейного врача. О чем прикажете мне с ним беседовать?

- О господине Заурбекове.

- Да, он его личный врач. Что я должен сказать ему конкретно?

- Нужна точная информация о состоянии здоровья пациента и образцы пилюль и таблеток, которыми врач пичкает своего подопечного.

Ребоксин не любопытствовал, зачем это куратору. Меньше знаешь, крепче спишь. Спросил деловито:

- Вы не забыли, что у нас рыночные отношения?

- Не забыл.

- Какой суммой вы располагаете?

 - В пределах разумного.

- Это сколько?

- Эскулап сам определит.

Ребоксин удовлетворенно кивнул:

- Хорошо. Оставьте свой телефон. Я позвоню вам…

 Он позвонил через пару дней и назвал сумму, за которую тот согласился на сделку. Жадным оказался эскулап. Платить пришлось, как за бриллианты. Белый предполагал, что часть суммы осядет в карманах аптекаря. Впрочем, это его не особо волновало. На оплату предназначались дустовые деньги, экспроприированные в тайге у Юриста. Зато врач будет знать только Ребоксина, а тот станет молчать, чтобы сохранить свою шкуру.

 

Пилот выслушал Белого и сказал:

- Ну, и заломил, туды его в медь!

- Чего жалеть! – пожал тот плечами. - Деньги-то Безгубого. На него и пошли.

- На врача можно рассчитывать?

- А куда ему деваться?

- Все равно надо подстраховаться.

- Сам собой. Может, выпьем, Пилот?

- Давай выпьем.

Белый вытянул из холодильника бутылку и банку консервов. Глянул на баночную этикетку.

- Давно я не закусывал бычками в томате. Сам что ли купил?

- Нет. Сыскарь Вовочка оставил. Его любимая закусь.

- Годится.

Выпили. Закусили бычками без хлеба из-за отсутствия такового.

- Не наше это дело – политика, Пилот, - сказал после второго стопаря Белый.

- Тебе вредно пить. Философствовать начинаешь.

- Вся Россия после выпивки философствует.

- А нам нельзя. Расхолаживает.

- Как ты относишься к Баскакову, Пилот?

- Никак.

- А все же?

- Пешка, которой никогда не стать ферзем.

- А мы, выходит, меньше пешки.

- Не трави душу, Белый.

- Вот-вот, не трави душу. На пенсию нам пора, командир.

Белый опростал бутылку. Пилот поглядел свой стакан на свет. Его рубленое лицо помягчело.

- Давай выпьем за успокоение души.

Выпили, а души не успокоились. Лишь притихли.

            - Кого на подстраховку врача возьмешь, Белый?

- Не помешал бы Усольцев с его гипнотическими способностями.

- Не помешал бы. Но он в любой момент может взбрыкнуть. Главное в любом мероприятии - дисциплина и управляемость. Усольцев пока не управляем.

 

 

УДУШЬЕ

1.

Неуправляемый Усольцев, он же Иван Сергеевич Турченко, не просто предполагал, а был уверен, что господин Заурбеков, погубивший его друзей, скоро и сам покинет земную юдоль. Не будет выстрелов и ножей, не будет ничего, что бы указывало на насилие. Претендент на мандат неприкосновенности умрет от инфаркта.

Не стали для Алексея секретом и те, кто поможет и уже помогает инфаркту. Пилот и его подчиненные. В том числе и милые его сердцу Юлия и Георгий.

Он понимал, что Заурбеков заслужил такую участь. Но насилие, даже завуалированное, его угнетало. Он пытался разобраться в себе, когда и почему такое произошло. Он ведь тоже отправил на тот свет не одну заблудшую душу. Так что же случилось?

Отправную точку своего нового состояния Алексей не нашел. Значит, она была заложена в программе, которой наградили его Мудрецы.

В предвыборный штаб он ездил по инерции, словно кто-то задал ему такой алгоритм. Будто со стороны наблюдал за показной суетой фанфуриков. Становился самим собой лишь в Сониной квартире, где временами земная Соня виделась ему аэолкой Оникой. Но это происходило нечасто. 

Жизнь в избирательном штабе генерала Баскакова текла ни шатко, ни валко. Шишмарев по-прежнему величал подчиненных на летучках «фанфуриками», но скорее по привычке, чем с чувством превосходства. Предвыборный штаб коммунистов даже после гибели своего кандидата продолжал по инерции шевелиться. В последнем номере их «Искры» сообщалось о ЧП на Рублевке. Каким-то образом корреспондент пронюхал из «достоверных источников», что труп в сгоревшей машине – человек из команды господина Заурбекова. Автор категорично отверг версию прокуратуры о любовной подоплеке и прозрачно намекнул, что на тропу войны с криминальной нечистью снова вышел народный мститель - коммунист, скрывающийся под псевдонимом «Утопленник».

Никаких эмоций статья у Алексея не вызвала. Он существовал между штабом и ночлежкой на улице Вострухина.

Было шесть часов утра, но незашторенные окна квартиры оставались темными. Алексей встал, включил свет. Хотелось пить.

За кофе ему вспомнилась умненькая дочка Аленушка, воспринявшая его первобытный ген. Как-то сложится у нее жизнь? Неужели не ее долю выпадут такие же мытарства, как и отцу? Не дай Бог!.. Скорее бы кончилась морока с выборами! Тогда он сможет вылететь в Алма-Ату и повидаться с Аленушкой.

Алексей не стал дожидаться звонка прапорщика Макара, вышел во двор. Девятка уже стояла на месте. Он, как и Талгат, приезжал раньше, а звонил Алексею ровно в семь тридцать утра.

Небо на востоке стало светлеть, когда они подъехали к бывшему зданию футбольной федерации. Алексей думал, что на рабочем месте он появится первым из выборной команды. Но Шишмарев был уже там. Сидел за столом, уткнувшись в газету. Увидев консультанта, спросил невесело:

- Знаешь, кто такой Заурбеков?

- Кто? – машинально ответил Алексей.

 - Мужчина года!

- В каком смысле?

- У меня сегодня утром машина забарахлила. Пришлось добираться сюда на автобусе. На одной из остановок заскакивает в автобус – кто бы ты думал? – Лубченков. Швыряет пачку газет и выскакивает. Вот, посмотри, - протянул газету Алексею.

«Мужская газета» - значилось на титуле. Незнакомое название. Алексей не без любопытства пролистал все восемь полос. Ничего не скажешь, сверстана профессионально. Тематика статей серьезная и интересная. Никакой желтизны.

Пробежал глазами список членов редколлегии. Три фамилии были довольно популярны: драматург, политик и певец. Главным редактором значился Пилипчук Александр. Когда-то Алексей знал одного Пилипчука. Того тоже звали Саня. Он учился в Львовском политическом училище вместе с Рязанцевым и был распределен во флотскую газету в Севастополе. Писал очень неплохо и быстро вырос то ли до начальника отдела, то ли до зама главного редактора. Не тот ли Пилипчук?

- Третью полосу почитай, - нетерпеливо попросил Шишмарев.

Цветная шапка на третьей полосе броско извещала читателей об итогах конкурса «Мужчина года», в котором участвовали люди искусства, бизнесмены, политики. Победитель определялся читательскими голосами. В этом году наибольшее количество баллов набрал известный меценат и общественный деятель Илья Михайлович Заурбеков. Авторитетное жюри присваивает ему титул «Мужчина года» и награждает хрустальным кубком с памятной надписью. Вручение призов состоится в последний четверг месяца в 19 часов в ресторане на Красной Пресне. Вход по пригласительным билетам.

- За девять дней до выборов, - уныло сказал Шишмарев. – Чтобы телевизионщики успели прокрутить ролики. Заметь, не про кандидата в депутаты, а про «Мужчину года». Никакой выборной агитации, обычная веселуха.

На полосе было три фотографии Заурбекова: в подшефном детском доме, в пансионате престарелых и среди верующих. В статье, посвященной победителю, перечислялись все добрые дела мецената. От имени читателей редакция газеты желала ему новых побед, явно намекая на предстоящие выборы в Государственную Думу.

- Ну, что скажешь? – спросил Шишмарев.

- Уши торчат, - ответил Алексей. - Уши политолога.

- Торчат, - уныло согласился Шишмарев. - Располагать такими бабками, как Самойлов, любую аферу можно провернуть.

Он сидел, понурив голову. Алексею даже стало жалко его.

- Скачут, как на тройке, никто не догонит, - пробормотал Шишмарев.

- Не переживай, Виктор. Во второй тур вылезешь, - успокоил его Алексей, хотя сам был уверен в обратном.

Предвидение и интуиция подсказывали ему, что второго тура не будет. Будут только новые трупы.

- Вряд ли вылезу, - проговорил Шишмарев. – Даже Сонька Сахарова потеряла веру.

 

Соня и в самом деле в последние дни как-то изменилась. От облика деловой женщины не осталось и следа. Алексей понимал, что это никак не связано с предвыборной кампанией. Для нее это был рядовой рабочий эпизод.

Иногда он ловил на себе ее тревожный взгляд, словно она ждала от него неприятного известия. Она умела чувствовать и могла предчувствовать. Чтобы потушить в ее глазах тревогу, Алексей, не дожидаясь ее приглашения, сам предлагал отужинать в каком-либо кафе. Совместный ужин заканчивался, как правило, в Сониной квартире, где она ласкала его, словно в последний раз.

- Предлагаю поужинать сегодня на Красной Пресне, - сказал он ей.

Соня признательно заглянула в его глаза:

- Ты выбрал ресторан, где будут чествовать Мужчину года?

- Да.

- Хорошо. Мне тоже любопытно посмотреть на это заведение…

Ресторан назывался «У Арчила». Они спустились по ступеням и оказались в  полуподвальном помещении, отделанном весьма изысканно. Заняли столик у стены, на которой висели очень недурные копии картин Пиросмани. А может быть, и не копии. Небольшая сцена с белым роялем была выдержана в палевых тонах на фоне зеленых гор с нахлобученными снежными шапками.

- Говорят, что этот ресторан открыл первый исполнитель роли Остапа Бендера - Гомиашвили, - сказала Соня. – Киношники любят сюда заглядывать, хотя цены здесь кусачие. Кстати, справа у стены сидит Вахтанг Кикабидзе.

От Сониных глаз ничто не могло укрыться. Она обладала способностью мгновенно ориентироваться в любой обстановке и оценивать ее. Постаревший и поседевший Мимино сидел за угловым столиком напротив пожилой дамы, и что-то увлеченно рассказывал ей.

Зал был почти заполнен. Красочная афишка на их столе извещавшала, что с 20.00 в ресторане выступает трио из ансамбля «Рэро». Метрдотель положил перед ними меню в сафьяновом переплете и предупредил:

- Помещение экранировано. Звонить можно из холла или из специальной комнаты с городскими и междугородними телефонами.

- Мы не собираемся никому звонить, - сказал Алексей.

Соня изучала меню. В перечне блюд и вин преобладали грузинские названия. Цены действительно кусались. Впрочем, Алексей мог позволить себе быть транжирой.

                Обслуживала их немногословная и улыбчивая девушка- грузинка, похожая на Тамару Гварцители. Не дожидаясь заказа, она поставила на их столик большое блюдо с зеленью и кувшин с тархуновым напитком.

               - Рекомендую чахохбили, из вин – хванчкару или кинзмараули, - сказала.

               Эти, исчезнувшие с распадом Союза вина стали большой редкостью. То, что появлялось в супермаркетах, было жалкой подделкой. Потому Соня спросила:

               - Откуда вина?

               - Из Кахетии.

               - Бутылку хванчкары. Еда – на ваш вкус.

               Еще до того, как девушка принесла заказ, на сцену вышли три немолодых певца и скрипач. Зазвучала мелодия «Тбилисо», и негромкое слаженное трехголосие поплыло по залу. Ресторанная атмосфера располагала к спокойному неторопливому отдыху. Наверное, поэтому среди посетителей преобладали люди пожилые и среднего возраста, не воспринимавшие попсовую какофонию.

               - Торжество здесь в честь Мужчины года обойдется Заурбекову в целое состояние, - сказала Соня.

               - Забудем о нем, - ответил Алексей.

               И они забыли. Вернее, отключились от всех дневных забот. Ужинали неспешно, отдавая дань грузинской кухне. Алексей с опаской сделал глоток хванчкары из фужера и прислушался к себе. Организм оставался спокоен. Он выцедил весь фужер и приятно удивился. Хорошее виноградное вино он мог воспринимать без последствий.

               Под рояльную музыку старинного танго они потанцевали на пятачке перед сценой. И лишь после того, как Вахтанг Кикабидзе спел по просьбе посетителей песню «Моё богатство», попросили у официантки расчет и бутылку хванчкары с собой.

               Прапорщик Макар ждал их. Едва уселись в Жигули, как зазвонил Сонин сотовый.

               - Тебя, - протянула трубку Алексею.

               На связи был Рязанцев:

               - Привет, Недоступный! Четвертый раз звоню. Из постели вытащил?

               - Из ресторана. Я перезвоню тебе через час.

                Номер Рязанцева он набрал в Сониной квартире. Тот откликнулся сразу.

- Брошюра готова, старина. Высылать? - он по-прежнему избегал называть его по имени, а назвать Иваном – язык не поворачивался.

- Высылай. Кстати, Валер. Тебе такое издание, как «Мужская газета», знакомо?

- Знакомо. Я подрабатываю в ней. Газету Саня Пилипчук делает, мой однокашник, помнишь его? Был замом редактора в Севастополе.

- Помню. Толковый мужик.

- Толковый. В издательском деле трудно найти незанятую нишу. Он нашел. Как тебе газета?

- Очень приличная.

- Гонорары тоже на уровне. За счет рекламы.

- Понятно. Сколько заказчик отвалил за конкурс «Мужчина года»?

- Такие заказы – редкость. Рекламная полоса по тарифу. За победителя в двадцать раз больше, причем, чёрным налом. Слава дорого стоит.

- Ни хрена она не стоит, Валера. Деньги на ветер.

- Тщеславных дураков хватает, старина.

- Как и тех, кто глотает такую туфту.

- Что делать? Спрос рождает предложение. Я не осуждаю Пилипчука. Живет с женой и сыном на съёмной квартире. Копит деньги на собственное жилье.

Алексей был согласен с другом. Это в советское время уволенные  в запас кадровые военные обеспечивались квартирами. Теперь каждый выживал, как умел – рынок!

Соня к разговору не прислушивалась. Застелила постель и ушла в ванную. Да и не собирался Алексей что-либо от нее скрывать, он и так рассказал ей все, что посчитал нужным. Про свою гениальную внебрачную дочку – тоже.

- У меня к тебе просьба, Валер, - произнес он через паузу. - У тебя телефон Аленушки есть?

- Есть. Домашний.

- Позвони и передай ей от меня привет. Скажи, что я еще в командировке.

- А сам чего не позвонишь?

- Решимости не хватает. Скажи, что, возможно, я скоро прилечу к ней.

- Ладно, обрадую ее…

- Это хорошо, Иван, что ты к дочери собираешься, - сказала появившаяся из ванной Соня. – Детей грех забывать.

- Грех, - согласился он.

На этом их вечер закончился. И началась постельная ночь.

 

2.

Алексей не стал рассказывать Шишмареву о разговоре про «Мужскую газету». Не хотел бередить его денежную травму. Лишь положил перед ним отредактированный

текст брошюры. Шишмарев пробежал его глазами.

- Профессионал, - сказал он в  адрес Рязанцева. - Я бы его взял в команду. Может, познакомишь, Иван?

- Нет.

- Жадный ты на кадры.

- Жадный.

- Гонорар сам передашь?

- Водитель отвезет.

- Пусть зайдет ко мне и распишется в ведомости.

- Зайдет.

- Не знаешь, Иван, почему у нас теперь другой человек за безопасность отвечает?

- Не знаю.

- Только нашли с Георгием общий язык – и на тебе!

Шишмарев уложил рукопись брошюры в кожаную папку. Допил остывший кофе.

- Я в типографию. Обещали выгнать весь тираж за сутки.

- Все двести тысяч?

- Ну да.

- Брошюровка на скрепках?

- На скрепках.

- Это же ручная работа.

- За хорошие деньги успеют.

С типографией Шишмарев общался только сам. Алексей понимал, что производство было подпольным, избегавшим налогов и рэкета и работавшим только с кругом доверенных лиц. Расширять этот круг было весьма рискованным делом. А деньги, если не вручались черным налом, то перечислялись на какую-нибудь фирму-однодневку. Затем обналичивались, и фирмочка через какое-то время исчезала.

Шишмарев уехал.

День полз буднично, словно пассажирский поезд дальнего следования. За окном мелькают леса, убранные от хлебов поля и полустанки с покосившимися хибарами. Бездельничающие пассажиры терпеливо ожидают многоминутной остановки, чтобы с суетливым гамом отовариться на пристанционном базарчике местными дарами природы. Алексей ощущал себя пассажиром, ехавшим неизвестно куда и неизвестно зачем, с пониманием, что ничего хорошего его в конце пути не ждет.

Он мог уехать на улицу Вострухина, не дожидаясь конца рабочего дня, в этом ему была дадена полная свобода. Но предоставленная в его распоряжение квартира казалась ему капканом с настороженной дужкой. Слонялся бесцельно по зданию. Ждал Шишмарева и конца рабочего дня Сони, чтобы провести ночь у нее.

Неотвратимо подкрадывалась тоска. Он загонял ее вглубь. Но когда Соня шепнула ему, что вынуждена уехать на два – три дня в Вологду по рекламным делам, тоска пошла в наступление, грозя приступом удушья. Нет, не оттого, что он не увидит Соню несколько суток. В другой день был бы даже рад ее отъезду. Но не сегодня. Она стала единственной душой, понимавшей его. У нее он спасался в последнее время от одиночества.

Шишмарев вернулся к началу вечерней летучки. Было заметно, что настроение его значительно улучшилось. Летучку провел укороченную. Объявил:

-  Завтра все в поле! Кривова!

- Да, Виктор Спартакович.

- Зайди ко мне!

Когда она появилась, Шишмарев спросил Алексея:

- Как думаешь, заслужила Кривова премию?

- Заслужила.

- Хорошую брошюру ты, Наталья, сварганила. Премия тебе – триста у.е.

Кривова зарделась:

- Спасибо вам, Виктор Спартакович.

- Отдыхай, дудыня.

Она повторила «спасибо» и вышла…

- Удачный сегодня день, Иван, - сказал Шишмарев, – А ты чего скис?

- Голова болит, - соврал Алексей.

- У нас в аптечке анальгин есть. Выпей пару таблеток – пройдет. Между прочим, Иван, наш рейтинг перестал падать.

- Я заметил.

- Дело налаживается. Ты был прав, вполне можем выскочить на второй тур голосования, - Шишмарев ждал, что консультант спросит, откуда такая уверенность. Не дождался. Сам выложил:

- После типографии я к коммунистам заехал. На переговоры. У нас теперь с ними пакт о ненападении и взаимопомощи. Как у Молотова с Риббентропом. Они агитнут свой электорат поддержать Баскакова.

- Неожиданное решение, не находишь?

- Ничего неожиданного. После убийства Оратора они без фишек. Я предложил им живые бабки. Валюту на это дело генерал выделил. Завтра с утра и отвезу.

Алексей ощутил, как мелкие зеленые занозы впиваются в его душу…

 

Первая половина ночи обернулась для него кошмаром. Сначала ему привиделся длинный, слабо освещенный коридор. Лишь в самом его конце с потолка лился пучок лучей, освещавших черный пустой стол и табуреты на бетонном полу. Вокруг них кружили неясные тени в ожидании очереди занять застольные места. Пять табуретов – черные, как стол, другие – почти белые.

Две тени обрели очертания и уселись на черные места. Алексей признал в них девицу с глазами, похожими на мокрую гальку, и киллера из десантуры. Они пасли его два года назад, чтобы отправить к праотцам, но отправились сами. Затем на черных табуретах оказались отвернувшиеся друг от друга Юсуп и Юрист. Следом за ними появились сразу четверо. Куцебородый Наумыч вёл под руку Магду, которую Диоген величал Святой Магдалиной. Бесшумно скользил по бетону избавившийся от лишаев рыбак Петр и целил неразлучной дубиной в Юриста. Замыкал шествие грустный Игорь Рысев. Они заняли светлые сидения. Незанятым оставался лишь один черный табурет.

Претендент на него заставил себя ждать. А когда он появился, Алексей узнал в нем Заурбекова.

И сразу очнулся.

Часы показывали полночь. Он встал, подошел к окну, отдернул штору. Пук лучей от однобокой луны беспрепятственно проникал в комнату и напоминал световое пятно, окружавшее стол из ночного видения.

Странный сон,  в котором все действующие лица уже покинули этот мир. Кроме Заурбекова. Что это? Сон - предупреждение? О том, что ему уже приготовлен черный табурет?

Предупреждение было лишним. Алексей и без него знал, что Заурбекову не дожить до дня выборов. Угнетала собственная причастность к его устранению. Не участие, а причастность. Впрочем, от этого было не легче.

Он задернул штору, лунный свет остался за окном. Снова улегся в постель с надеждой уснуть без сновидений. Но кошмар продолжился.

Ему привиделся Заурбеков в смокинге и в белых тапочках, сидевший на кузове катафалка с надписью «Мужчина года!». За катафалком следовал оркестр, которым дирижировал политолог Самойлов. Оркестр в ритме строевого марша наяривал «На Дерибасовской открылася пивная…». Ритм задавали два барабанщика. Приглядевшись, Алексей признал в одном из них морщинистого и прямого, как палка, Белого. Второй был похож на Георгия, но лицо его разглядеть было трудно, и Алексей не был в том уверен.

Заурбеков гримасничал и поглаживал свои белые тапочки. Неожиданно он воздел вверх обе руки и сжал кулаки. Затем указал длинным желтым пальцем на сопровождавшую толпу. В толпе мелькнуло ликующее лицо Юлии, исчезло и проявилось крупным планом. Будто она возвысилась над остальными и знала то, что не ведомо другим. Откуда ни возьмись, толпу начал окутывать туман. Лицо Юлии утонуло в нем. На ее месте оказалась Оника.

- Терпенье – ограда мудрости, - немо произнесла она, адресуясь к Алексею.

Какое-то время продолжала возвышаться над толпой. В следующий миг взмахнула руками-крыльями, воспарила и растаяла.

Кошмарное видение прекратилось, и до рассвета Алексей спал, как младенец.

Разбудил его звонок прапорщика Макара.

- Я на час задержусь, - ответил он.

Этот час Алексей потратил на водные процедуры и завтрак. От ночного кошмара осталось слабое воспоминание. Но он знал, что это временно, что сон лишь отодвинулся и обязательно вернется, нужен только повод.

 

К бывшему зданию футбольной федерации они подъехали, когда часовая стрелка находилась между цифрами «9» и «10». У входа стояла «Газель» с кузовным тентом, и растерянная Кривова что-то объясняла хмурому дядьке в солдатском бушлате. Увидев Алексея, Кривова явно обрадовалась.

- Иван Сергеевич, хорошо, что вы приехали. Шишмарева нет, а тут тираж брошюры привезли. На два часа раньше. Экспедитор вот говорит, что у них почасовая оплата транспорта. Что делать?

Прав Шишмарев, за хорошие деньги можно организовать любой аврал и даже придвинуть оговоренный суточный срок. С утра Шишмарев собирался к коммунистам, чтобы оплатить секретный пакт о выборном сотрудничестве. Значит, сейчас он там.

- Давай, Наталья, зови на разгрузку всех, кто на месте, - распорядился Алексей. –Пачки с брошюрами складывайте в вестибюле.

Хоть и неохотно, но фанфурики принялись разгружать «Газель». Алексей считал упаковки. И не досчитался. Вместо договорных двухсот тысяч экземпляров, в пачках оказалось ровно сто пятьдесят тысяч. Четверти тиража недоставало.

- Где еще пятьдесят тысяч? - спросил Алексей у экспедитора.

- Сколько велели, столько и привез, - ответил тот.

- Договор подписан на двести тысяч.

- Понятия не имею. Я человек маленький. Разбирайтесь с начальником.

Алексей не собирался ни с кем разбираться. Он понял, куда ушел недостающий тираж. Схимичили Шишмарев и хозяин типографии. Хапнули четверть проплаты в свою пользу. Баскаков считать брошюры не будет, не его уровень. Фанфурикам подсчеты до лампочки. Почтальоны и агитаторы раскидают брошюры, и все шито-крыто.

Вернувшийся от коммунистов Шишмарев, узнав, что брошюры уже разгружены, не мог скрыть досады. Алексей сказал ему:

- Привезли только сто пятьдесят тысяч.

- Не может быть! – воскликнул тот. – Завтра же выясню, в чем дело!

Конечно же, выяснять он ничего не станет. Его беспокоила единственная мысль: доложит консультант Баскакову о недостаче или нет.

- Тираж – твое дело, - решил успокоить его Алексей. – Я в эти игры не играю.

- Какие игры? – продолжал изображать неведение Шишмарев.

- Денежные.

Алексею и на самом деле было наплевать на случившееся. Подумаешь, кто-то нагрел руки! Каждый теперь греет, где может. Самые пронырливые хапают миллиарды. Все познается в сравнении. Брошюры – мелочевка, не стоящая внимания. Барабанщики из увиденного во сне оркестра – не мелочевка.

Он знал, что главные предвыборные события еще грядут. И чувствовал, как к нему снова подкрадывается удушье.

 

ЗАПЛАНИРОВАННЫЙ ИНФАРКТ

                1.

Георгий стоял у стойки бара в кафе «Золотая рыбка» и потягивал коктейль. В этом кафе проходила третья встреча и Ребоксина с врачом Заурбекова. Георгий контролировал ее. Сегодня Ребоксин должен  был передать врачу валюту за полученные позавчера образцы пилюль.

Они не спешили. Культурно и сытно обедали кальмарами, не прерывая светской беседы. Георгий знал, что, получив деньги, врач поедет к своему важному пациенту, чтобы накормить импортными лекарствами и дать кучу бесполезных советов. Машина его была припаркована на стоянке в двухстах метрах от кафе. Там Георгий и должен был на короткое время отключить врача.

Работа была грязной, но он знал, на что шел, когда давал подписку. Да и привык он к ней. Даже испытывал удовлетворение, когда под нулевой вариант попадали личности типа Заурбекова. Эскулап тоже симпатии не вызывал: он давно уже забыл клятву Гиппократа, готов продать пациента, лишь бы хорошо заплатили.

Что будет потом, Георгия не интересовало. Если что и вызовет подозрение, хотя такое вряд ли произойдет, крайним окажется врач. И ведь выкрутится. Такие всегда выкручиваются.

Наконец, чревоугодничество старых мздоимцев подошло к концу. Врач озабоченно взглянул на часы. Ребоксин достал из нагрудного кармана пухлый конверт и пододвинул сотрапезнику. Георгий знал, что в нем пятьдесят тысяч долларов. Врач заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул, облизал клапан конверта, заклеил. Щелкнул замками кейса, бережно уложил валюту и, набрав цифровой код, закрыл. Аккуратист!

Георгий тут же покинул стойку и, опережая врача, двинул на выход. Все было продумано и просчитано. На всякий непредвиденный случай, на автостоянке, изображая шофера, находился Белый, готовый вмешаться, если ситуация вдруг осложнится.

Георгий двигался неспешно, рассчитывая, что врач нагонит его. Так и произошло.  Когда они поравнялись, он сказал, имея в виду кафе:

- Хорошее заведение.

- Да, - согласился врач. – И цены хорошие.

- Терпимые, - то ли возразил, то ли согласился Георгий, намекнув на свое материальное благополучие.

Они прошли мимо сидевшего на табурете охранника. Тот увлеченно разгадывал сканворд из журнальчика с названием «Тёщин язык». Врач щелкнул кнопкой на пульте, снимая блокировку своего лимузина. Момент был удобный: охранник не обращал на них никакого внимания.

Клиент открыл дверцу. В этот момент Георгий легким движением кольнул его в плечо. Тот недоуменно обернулся и стал оседать. Усадить его на водительское сидение было секундным делом. Георгий занырнул в салон, без проблем обнаружил медицинский кофр и отыскал в нем нужную пластмассовую баночку с пилюлями. Высыпал содержимое, пересчитал и заменил равным количеством изготовленных в спецлаборатории пилюль. Они были точно такими по форме и цвету. Пациент с сердечным заболеванием, принявший их, протянет не больше трех дней.

Стоянку Георгий покинул через две минуты. Белый сразу же завел мотор и  просигналил охраннику, требуя открыть шлагбаум. Когда тот, не отрываясь от журнальчика, лениво сбросил с крюка цепочку, и шлагбаум поднялся, выехал.

Георгия он подобрал на повороте.

- Порядок, - доложил тот.

Оба знали, что клиент вот-вот должен был очнуться. Вряд ли он сообразит, что с ним произошло: кейс с деньгами, медицинский кофр и все прочее на месте.

 

Ничто в нашей жизни даром не проходит. Каждому, в конце концов, приходится платить по счетам. Заурбекову пришлось платить здоровьем.

Он сидел в своем офисе, ждал врача и вяло размышлял о бренности земного бытия. Да, он многого добился. Чего это ему стоило, знал только сам. Всё было: разборки с конкурентами, тайная связь с горцами, налаживание контактов с чиновниками, финансовые аферы. В первые годы многое приходилось делать самому. Позже черновую работу стали исполнять его люди: Юсуп, Юрист, Казбек.… А он ушел в тень. Мозг должен быть надежно защищен от внешнего воздействия. Оставаться в тени - тоже искусство, овладеть которым дано единицам.

Заурбеков понимал, что нельзя ежедневно находиться во взведенном состоянии. Но пришлось. Особенно после истории с Утопленником. Пожалуй, это его единственная ошибка: недооценил и нажил опасного врага. 

Заняться капитальным ремонтом организма не давали предстоящие выборы. Это заключительный акт пьесы, автором которой он является. Надо доиграть его до конца. Валюта есть. Её подогнали курьеры эмиссаров и самарского Тифлиса. Почти половина ушла Самойлову. Хоть и жаден, но умён политолог. Придумал акцию с «Мужчиной года». Хорошая акция, но требуется его личное присутствие на торжестве.

Заурбекову не хотелось ехать туда. Не из-за плохого самочувствия, продержится на пилюлях доктора. Что-то тормозило его, словно появившийся на знакомом шоссе новый запрещающий знак. Может, ему грозила встреча с Утопленником? Сколько их, утопленников? Но не самоубийцы же они, чтобы покушаться при скоплении народа!

И все же внутренний голос не советовал ему принимать участие в торжестве. Своей интуиции он доверял, она не раз выручала его в критические моменты. Но ехать было надо. На чествование приглашены три телевизионные компании и куча газетчиков. Вброс их материалов в средства массовой информации – заключительный залп предвыборной агитации.

От невеселых мыслей Заурбекова оторвал звонок начальника службы безопасности: прибыл врач. Тот уже стал своим в офисе и в доме, потому охрана пропускала его беспрепятственно.

- Поздравляю вас, Илья Михайлович! – преувеличенно бодро произнес вошедший врач.

- С чем?

- С победой в конкурсе «Мужской газеты».

- А-а, - вяло отмахнулся Заурбеков.

- Не скажите! Факт примечательный.

- Завтра прошу вас сопровождать меня в ресторан.

- На чествование?

-  Подъезжайте сюда к шести вечера.

- Обязательно. Как ваше самочувствие, Илья Михайлович? – спросил, хотя и видел, что пациент чувствует себя неважно: осунулся, похудел.

- В норме, - услышал в ответ.

- В клинику вам надо. В Германии есть великолепная лечебница для сердечников, могу…

- Сейчас не время! – перебил его пациент. – Только после выборов! Пока же полагаюсь на вас. Давайте ваше лекарство.

- Как вам будет угодно.

Врач открыл кофр с красным крестом по бокам, достал баночку с дорогими заморскими пилюлями, выложил три штуки на блюдце. Пациент должен их принять с интервалом в пять минут.

В этот раз пилюли подействовали быстрее обычного. Уже после первой лицо Заурбекова порозовело, после второй заблестели глаза, будто у алкоголика, дождавшегося вожделенной опохмелки. Такая реакция организма показалась врачу странной, и он решил ограничиться двумя пилюлями.

- Как себя чувствуете? – спросил.

- Превосходно.

- Тогда на сегодня достаточно.

- Вам виднее. Спасибо. До завтра!

Врач не стал мешкать. Усевшись в автомобиль и выехав на проспект, он попытался разобраться, почему произошла такая реакция на проверенный препарат. В мыслях сразу же возник аптекарь, заинтересовавшийся образцами пилюль. Не поскупился, весьма приличные деньги отвалил за них. Зачем ему образцы – не сказал, но и так было понятно: решил провести анализ и начать их подпольное производство. Дело рискованное, но прибыль оправдывает риск. Сейчас многие этим занимаются. Российская фармакология может скопировать, что угодно. Тут все ясно: аптекарь захотел заработать. Главное, не зарваться, остановиться у черты, за которой начинается общение с правоохранительными структурами.

А что потом, после встречи с аптекарем? Неожиданный  краткий обморок. Никогда прежде у него не было обмороков. Подумал, что переусердствовал с крабами, оказавшимися несвежими. А если обморок не случаен?

Врач вдруг вспомнил мужчину, с которым они шли на автостоянку. Случайность или нет? Не связан ли он с аптекарем? Не похоже, что связан, но все может быть.

Когда шли на стоянку, беседовали о чем-то незначительном. Отключка произошла в машине. Сколько она длилось? Минут пять, не больше. Вполне достаточно, чтобы подменить пилюли, предназначенные Заурбекову. Зачем – понятно. Кому-то тот насолил, и от него решили избавиться. Бизнесмен он жесткий, и во врагах у него недостатка нет. Да еще выборы в Госдуму, где тоже конкурентов хватает. Каждый может подсуетиться, чтобы расчистить себе дорогу. Тогда пилюли – улика. Вероятность, конечно, не велика, но чем черт не шутит?

Врач как раз ехал по набережной Яузы. Углядев дорожный карман, завернул в него и остановился. Достал из кофра баночку с пилюлями. Ему поставляли их из Германии и весьма недешево. Жалко выбрасывать, если причиной тому всего лишь домыслы, игра воображения. Береженого Бог бережет!

Дождавшись, когда движение по набережной стало не столь интенсивным, он швырнул дорогую баночку в Яузу. Завтра будет ясно, правильно ли он поступил…

 

У входа в ресторан Мужчину года встречали сам хозяин Арчил и помощник Самойлова. Швейцар в бурке и при газырях распахнул двустворчатую дверь в заполненный до отказа зал, и оркестр грянул туш. На юбиляра нацелились объективы трех телекамер и не меньше десятка фотообъективов. Заурбеков прошествовал в центр зала, где для него и его свиты, были приготовлены два стола, четырехместный и рядом – шестиместный. Первый стол заняли он сам, его врач, начальник службы безопасности майор Сапог и теневой режиссер постановки помощник Самойлова Шурик, которого партнеры и дамы величали Санчем.

За второй стол уселась охрана.

Врач достал из кофра пузатый пузырек с отвинчивающейся крышкой-мензуркой. Эту женьшеневую настойку, которую по особому рецепту готовили буддийские монахи, он заказывал в Китае. Наполнил мензурку, протянул Заурбекову. Тот выцедил содержимое. Врач уложил пузырек в кофр и извлек из него новую упаковку пилюль. Оторвал контрольную ленту, вытряхнул две штуки.

Чествование началось. Ведущий из актеров объявил результаты конкурса и пригласил на сцену целую делегацию для вручения победителю памятного хрустального  кубка. Помимо учредителя газеты и ее редактора, в нее вошли представители от правозащитников, союза писателей, общества охраны природы и читательской аудитории.

Врач протянул пилюли пациенту. Майор Сапог наполнил бокал минералкой из привезенной с собой бутылки. Заурбеков запил пилюли и поднялся.

Снова застрекотали телекамеры и замелькали фотовспышки. Кубок был довольно увесистым. Мужчина года выронил бы его, если б не подскочивший Шурик, успевший перехватить хрустальную чашу у работодателя.

Врач с беспокойством вглядывался в лицо Заурбекова. От вчерашнего оживления не осталось следа. К столу он вернулся бледным до белизны, с бисеринками  пота на лбу.

- Вызывайте реанимационный автомобиль, - шепнул врач помощнику Самойлова. – У Заурбекова предынфарктное состояние. И сворачивайте этот спектакль.

- Так серьезно?

- Да.

Тот покинул экранированный зал. Врач снова вспомнил аптекаря и мужчину на автостоянке. Значит, все-таки пилюли! Хорошо, что он во время освободился от них и взял с собой новую упаковку.

Ведущий между тем пригласил гостей наполнить рюмки и фужеры и провозгласил здравицу Мужчине года. Зал зазвенел хрусталем. Начальник службы безопасности навалился на деликатесные закуски. Примеру майора Сапога последовали его подчиненные. Заурбеков откинулся в кресле и сидел с закрытыми глазами.

Возвратившийся Шурик сказал врачу:

- Скорая и реанимация сейчас подъедут.

Начальник службы безопасности прекратил жевать и глянул на хозяина. До него только теперь дошло, что шефу совсем невмоготу. Придвинул свое кресло ближе к нему в готовности защитить от любой напасти.

Помощник Самойлова подошел к ведущему, собиравшемуся произнести новый тост, и пошептался с ним. Тот кивнул и объявил:

- Нашего юбиляра приглашает к себе губернатор. К сожалению, он должен покинуть нас и просит продолжать вечер без него.

Заурбеков с трудом поднялся с кресла. Вяло взмахнул рукой в прощальном приветствии. Врач отметил, что его пациент продолжает контролировать себя. Возможно, не так уж все плохо. Он взял своего подопечного под локоть, и в окружении охраны они направились к выходу…

В клинике уже ждали привилегированного пациента. Увезли на каталке в реанимационную палату. У ее двери тут же встал, как часовой, майор Сапог. Остальным, в том числе и врачу, отвели для ожидания пустующую палату.

Часа через два его вызвал в коридор один из реаниматоров. Отозвал в сторонку. Майор Сапог проводил их подозрительным взглядом.

- У пациента обширный инфаркт, - сказал реаниматор. – Удивляюсь, как он еще держался. Чем вы его кормили?

Врач назвал латинское наименование лекарства.

- Серьезный препарат. У нас нет такого. У вас он при себе?

- Да.

- Давайте еще его испробуем. Иначе возможен летальный исход.

«Не просто возможен, а так и будет», - подумал врач, передавая коллеге  упаковку с пилюлями…

 

Шурик не стал дожидаться конца вечера. В отсутствие работодателя делать ему было нечего в ресторане. Гостям Заурбекова он не нужен. Позвонил шефу. Тот отдыхал в своем загородном особняке. Пришлось ехать туда.

Самойлов принял его в садовом домике.

- Что там у вас стряслось, Шурик?

- У Заурбекова, похоже, инфаркт.

- Первый инфаркт не смертелен, особенно с его деньгами.

- Я слышал, как кардиолог сказал его врачу, что состояние больного внушает опасение.

- Цену набивал.

- А если он прав?

- Почему это так тебя волнует? Мы свое дело сделали. Результат имеем. Заурбеков с нами рассчитался, кроме премии за депутатский мандат. Потеря, конечно. Но переживем, если он не успеет получить мандат.

- Его врач уверял, что до конца выборов он продержится. А потом ляжет в клинику на шунтирование. И вдруг такой приступ.

- Врач корыстолюбив. Чем дольше болеет пациент, тем выше его гонорар. Что Заурбеков пил, ел в ресторане?

- Ничего ресторанного. Выпил только женьшеневый напиток и проглотил таблетки, которые ему дал врач.

- Бутылка с напитком осталась в ресторане?

- Нет. Врач ее с собой забрал.

- Н-да.… Подстраховаться все равно не помешает. Вот что. Поезжай в больницу и переговори с начальником службы безопасности. Пусть изымет у врача все препараты, которыми тот его пичкал. И бутылку с напитком.

- Понял. Для экспертизы.

- И не переживай. Наше дело правое. Гораздо правее, чем у самого правого Немцова.

 

Первый, кого увидел помощник Самойлова в реанимационном отделении, был начальник службы безопасности. Он стоял у дверей палаты, в которой медики возвращали к жизни хозяина.

- Личный врач здесь? – спросил его помощник Самойлова.

- В палате напротив.

- Надо изъять у него все лекарства и женьшеневую настойку. И отдать на экспертизу.

- Подозреваете отравление?

- На всякий случай.

- Проверим. Если отравил, глотку порву! – произнес он без особого выражения.

Глотку рвать он никому не собирался. Мысли его приняли совсем другое направление. Если хозяин помрет, кресло его освободится. Свято место пусто не бывает. Его захочет занять Тифлис. Или кто-нибудь еще. Хрен им! Он знает дела лучше них и по праву должен сесть в кресло хозяина. Цель оправдывает средства. Кому-то можно кинуть кусок от большого пирога. Самых настырных убрать, как это делал хозяин. Люди для этого найдутся…

- Где твои пилюли? – спросил он у вызванного Шуриком в коридор врача.

- Отдал реаниматорам.

- А пузырек с пойлом?

- У меня, - похлопал по кожаному боку медицинского кофра.

- Давай сюда.

- Зачем?

Прежде майор Сапог обращался к врачу на «вы». Но он уже мнил себя хозяином, и церемониться не собирался.

- Для экспертизы. И смотри у меня.

Врач еще раз мысленно похвалил себя за предусмотрительность, спокойно достал пузырек с женьшеневым напитком, протянул начальнику службы безопасности.

- Больше вопросов ко мне нет?

- Пока нет.

 

2.

Инфаркт миокарда – вещь почти не предсказуемая. Но в случае с Заурбековым финал был предрешен. Алексей не сомневался в этом, как не сомневался в участии Юлии и Георгия. Такая у них служба. И – увы! - неизвестно, что для них дороже: служба или любовь.

Часы то ли ползли, то ли бесшумно летели. Они давили на Алексея и размеренно стучали молоточками в голову: «Не убий, не убий!» Он усилием отгонял этот стук и заставлял себя заниматься будничными делами. А в душе прописались тоска и безысходность.

Он знал, что наблюдательный прапорщик Макар доложил о его состоянии Пилоту. И знал, как тот отреагировал:

- Отзывать пока не будем. Подождем. Он человек сильный, справится.

Алексей мог справиться с кем угодно. Но не с собой. Наверное, его первый пращур тоже не  всегда бывал в ладах со своей совестью, тоже страдал. Но он был сильнее и умел подчинять себя обстоятельствам…

Возвратившаяся из Вологды Соня попыталась растормошить любовника.

- Сбежим? – предложила.

Он отрицательно покачал головой.

- А после работы?

Он помедлил с ответом. Надежда в ее глазах затухала, и Алексею стало жалко так привязавшуюся к нему женщину.

- Хорошо, Соня. Вечером поедем к тебе.

- Не надо меня жалеть, - грустно проговорила она.

- На душе тяжесть, Соня. Я, как мертвый.

- Уходи с этой работы, Иван. Она не для тебя.

- Не для меня.

- Отдохнуть тебе надо. Лучше всего на море. Если у тебя нет денег, я дам тебе.

- У меня есть деньги. А на море мы когда-нибудь сможем отдохнуть вместе.

- Ой, Иван, не обещай многого. Ты, как и все мы, не властен над собой.

- Не властен.

- Ты, в самом деле, хочешь сегодня приехать ко мне?

 - Хочу.

- Я очень рада. Может быть, прямо сейчас?

- Поехали…

Он никогда не был днем в ее квартире. При дневном свете Сонино жилье показалось ему еще уютнее. При первом своем посещении он обратил внимание, что она не слишком беспокоилась о быте. Теперь же стала аккуратисткой и хлопотуньей. И холодильник был забит продуктами.

Она достала из него банку черной икры, крабовые палочки, овощной салат и курицу гриль, которую сразу же сунула в духовку. Водрузила на стол бутылку хванчкары, прихваченную из ресторана Арчила. Алексей со щемящей грустью наблюдал за ней.

За обедом они не касались темы выборов. Больше говорила она, вспоминала комические события из своей жизни. Лишь однажды отвлеклась. Сказала:

- Тебе не идет имя Иван. Оно для тебя, словно чужое.

Он вопросительно посмотрел на нее.

- Мне иногда хочется назвать тебя Алешей.

Алексей даже слегка растерялся. Но быстро сообразил, что дала о себе знать ностальгия по несостоявшемуся роману с военным писателем. Она, словно прочитала его мысли.

- Ностальгия тут не при чем. Но ты непостижимым образом напоминаешь его.

- Можешь называть меня Алешей.

- Не буду, - и после короткой паузы стала рассказывать, как однажды она побывала на Можайском водохранилище.

Это было ее первое журналистское задание: написать об отдыхе трудящихся на профсоюзных туристических базах Подмосковья. Была зима. Директор базы снабдил ее лыжами, чтобы она окунулась в атмосферу активного безделья. Она бродила на лыжах по льду с диктофоном, заговаривала с рыбаками, сидевшими с удочками над лунками. Остановилась возле молодого могучего парня с шалыми глазами. Спросила:

- Как вас зовут, молодой человек?

- Познакомиться хочешь? Не возражаю, - встал, протянул ладонь-лопату: - Вася.

- Очень приятно, Вася. Я корреспондент газеты Сахарова. Как вам здесь отдыхается?

На крупном Васином лице появилась гримаса разочарования.

- Хреново отдыхается. Клева нет, - оглядел водоем и вдруг заорал: - Федя идёт! – после чего плюхнулся на рыбацкий ящик, уставился в лунку, показывая всем видом, что корреспондент ему до лампочки.

Между тем его зычный возглас про Федю подхватили сидевшие неподалеку другие рыбаки. Во все концы по водохранилищу понеслось «Федя иде-е-от!».

               Алексей знал эту байку, родившуюся еще в Брежневские времена. Тогда на льду так же сидели рыбаки. Водка у всех уже была выпита, а хотелось. Однако до ближайшего магазина – четыре километра по заснеженному полю. Переться в зимней амуниции никому не хотелось. Но нашелся доброволец - мужичок в телогрейке, рыбачивший неподалеку.

                - Меня Федей кличут, - сказал. - Покараульте снасти, я в момент обернусь.

                Прослышав про гонца, к мужичку - телогреечнику потянулся народ с ближних и дальних лунок. Желающих подогреться набралось человек двадцать. Один из рыбаков даже опростал свой рюкзак и презентовал его гонцу, чтобы легче было ценный груз нести. Через час рыбаки стали нетерпеливо поглядывать в сторону прятавшейся за косогором деревни. Стало смеркаться. На склоне берега вроде бы мелькнула фигура, и все радостно завопили:

                - Федя идет!

                Напрасно вопили. Он так и не появился. Ящик у его лунки оказался посылочным, удочка - обыкновенная палка с намотанной на гвозди леской. С тех пор каждые выходные по льду Можайки несется крик надежды многолетней давности…

Алексей слушал Соню, понимая, что она хочет отвлечь его от грызущих дум, вытащить из состояния хандры. В какой-то мере это ей удалось. Женщины умеют то, на что не способны мужчины. Они – утешительное лекарство. Не все, конечно, но многие.

Вечер застал их в постели. Секс – тоже лекарство. Сожженная энергия потребовала восстановления. Они встали поужинать.

- Включи телевизор, - попросил Алексей.

- Может, не надо?

- Сейчас «Новости».

Соня послушно защелкала пультом, проверяя каналы. На одном из них мелькнуло лицо Заурбекова.

- Оставь, - сказал Алексей.

На экране они увидели знакомый зал ресторана. Заурбекову как раз вручали памятный кубок. Поздравительный спич произносил редактор «Мужской газеты». Алексей признал в нем постаревшего и отпустившего усы Саню Пилипчука. Заурбеков лишь дотронулся до хрусталя, и чаша оказалась в руках помощника Самойлова. Затем в кадре появился ведущий актер, сообщивший, что юбиляра приглашает губернатор, и он вынужден покинуть своих гостей.

- Скомканный ролик, - сказала Соня. – Не во время губернатор вмешался.

Алексей ничего не сказал. Не поверил он в приглашение губернатора. Что-то другое произошло в ресторане. Но не стал напрягаться, чтобы проникнуть в прошедшее время. Не было желания. Соня тоже задумалась. Затем произнесла:

- Пленку сильно почистили. Заурбеков совсем не похож на больного. Может быть, слухи о его ишемии преувеличены?

- Нет, Соня, не преувеличены. Выключи телевизор.

Ночь прошла спокойно. Даже в плане постельных утех. Соня баюкала Алексея, как маленького. На берег накатывались легкие волны. По воде, аки посуху, шел в белом хитоне печальный Иешу. Больше никого вокруг не было, и он стал удаляться. Когда белая фигура исчезла за горизонтом, Алексей уснул.

Проснулся он, когда стало светать. Сони рядом с ним не было. Она появилась из ванной, свежая, как яблоко в капельках росы. Но Алексей уловил ее беспокойство. Копаться в Сониных мыслях он запретил себе. Сама скажет, если найдет нужным.

- Мне надо ехать на студию, Иван. Отчитаться за командировку.

- Я тоже встаю. Поеду в штаб.

- Хорошо, сейчас будет кофе.

- Что-нибудь случилось, Соня?

- Потом.

Когда кофе был выпит, она сообщила ему:

- Полчаса назад передали по «Эху Москвы», что Заурбеков ночью умер.

По лицу Алексея пробежала судорога. Его заполнила оглушающая тишина. Перед ним раскинулось бесконечное звездное небо. Полупрозрачные тени кружили в хороводе, и он сам стал тенью. Твердь была внизу, где все предусмотрено для счастливой жизни. Но она заполнена ничтожными страстями, злобной завистью и распрями.

Тишина лопнула, и судорога снова искривила его лицо.

- Что с тобой, Иван? – озабоченно спросила она.

- Заурбеков умер от инфаркта в больнице, – внятно проговорил он.

- Да, ты тоже слышал сообщение?

- Нет. Инфаркт запланировали.

- Как запланировали? Кто?

Он не ответил. Голова наполнилась звоном и стуком молотков. Стук становился все сильнее: «Не убий! Не убий!». Внезапно он прекратился. Далеко внизу взору открылся зеленый шатер. В его обрамлении голубела чаша музыкального озера. На берегу стояла Оника и тянула к нему руки. Но что-то мешало ему приблизиться к ней. Он видел  лишь ее ободряющую улыбку. Словно она обещала скорую встречу. Пообещала и пропала, забрав с собой тишину неба и озера. Алексей услышал голос Сони:

- Ты заболел, Иван!

- Нет.

- Может, никуда не пойдешь сегодня? Останешься у меня?

- Нет.

- Вечером приедешь?

Он коснулся пальцами ее щеки.

- Ты хорошая, Соня.

В глазах ее мелькнул испуг, словно она ждала пощечины.

- Ты хорошая, - повторил он. – А я.… Не обижайся, я не буду больше приходить к тебе. Не могу, Соня.

Лицо ее искривилось. Казалось, она вот-вот заплачет. Но пересилила себя:

- Я знала, что этим кончится. Все равно спасибо тебе, Иван. Впрочем, я сильно сомневаюсь, что это твое настоящее имя. Прощай, друг сердешный!..

 

Шишмарев не скрывал своего удовлетворения:

- Слышал, Иван, про Заурбекова?

- Слышал.

- Нет у нас больше конкурентов! Теперь мы на коне! Ты не знаешь, где Сонька Сахарова?

- Отчитывается за командировку.

- Ладно. Пошли к фанфурикам. Объясню им новый расклад сил.

- Я не пойду.

- Все еще голова болит?

- Болит, - ответил Алексей, чтобы отвязаться.

Состояние подавленности усиливалось. Это был не просто приступ - омут. Он тянул в глубину и не давал вздохнуть полной грудью.

Не прощаясь ни с кем, Алексей вышел из бывшего здания федерации футбола. Тут же подкатил прапорщик Макар, распахнул дверцу. Алексей влез на сидение, и некоторое время сидел без движения. Водитель терпеливо ждал, когда тот назовет маршрут. Дождался:

- На полигон.

Прапорщик Макар достал сотовый телефон и набрал номер. Алексей знал, что  он звонит Белому.

- Иван Сергеевич хочет на дачу, -  произнес.

Алексей не слышал въяве ответа, ощутил его. Белый дал на поездку «добро».

Когда подъехали к штабу учебного центра, прапорщик сказал:

- Пилот ждет вас.

В кабинете, кроме командира, находился Белый.

- Присаживайтесь, Алексей Николаевич, - пригласил его Пилот. – Что произошло?

- Хочу уйти от вас.

- Объясните.

- Устал я.

- Понимаю. Политика – дело грязное, я предупреждал вас. До финиша немного осталось, потерпите.

- Не могу. От смертей устал.

- Каких смертей? – вмешался Белый.

- Разных. И раньше, и теперь.

- Что теперь?

- Джабраилов, Заурбеков…

- А вы тут при чем?

- Я в вашей команде.

- И команда наша тут ни с какого бока. Джабраилова турок заказал. Зураба  инфаркт доканал, он уже давно болел.

- Не надо деталей, - остановил Белого Пилот. – Для Усольцева  тайн не существует.

Алексей, сидевший с закрытыми глазами, и на самом деле успел уловить картинки, промелькнувшие в голове Белого. Джабраилов, раскусивший вшитую в воротник ампулу. Георгий, отключивший врача и подменивший пилюли.…

Пилот с сочувствием глядел на Алексея. Хотел ободрить его, но не находил нужных слов. Наконец, сказал:

- Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. Вы согласны с этим?

Алексей не ответил.

- Не стоит жалеть мерзавцев. И Зураб, и Джабраилов много жизней загубили. Их конец предсказуем и заслужен.

- Грязь и трупы, - проговорил Алексей.

- Вам надо отдохнуть несколько дней. Побудьте с женщиной, расслабьтесь. Соня Сахарова – человек без двойного дна, мы проверили. Вы сделали хороший выбор.

- Это не мой выбор, её.

- Вот и езжайте к ней. Позже мы вернемся к этому разговору.

- Я поеду на улицу Вострухина.

- Хорошо. Макар вас отвезет.

Когда Алексей вышел, Пилот досадливо произнес:

- Туды его в медь!

- Чистоплюй, - согласился Белый. - Напрасно ты взял его в нашу систему.

- Гении на дороге не валяются.

- А если он сдаст нас?

- Не сдаст. На нем трупов не меньше, чем у нас. Вот они и гложут его. Оклемается и снова выйдет на тропу войны.

- А мы?

- Есть у меня мыслишка, Белый. Трон Зураба освободился. Кто-то его захочет занять. Главный претендент – кабардинец. Да, да, майор Сапог. В уголовной среде его не любят, потому что он бывший кэгэбешник. Начнется драчка.

- К чему ты клонишь, Пилот?

- Мы можем вмешаться в нее. Помнишь драчку между черными и курносыми?

- Помню. Мы тогда на Туза пахали.

- На государство, Белый. Чистили авгиевы конюшни.

- Чистить – по мне. А как Куратор к этому отнесется?

- Ему не обязательно знать обо всем.

- Понял, Пилот. На похороны Зураба съедутся, как положено, авторитеты. Кусок пластида – и нет ни кабардинца, ни авторитетов.

- Правильно мыслишь. В мероприятиях задействуй Юнону с Кацериком.

 

Похороны Заурбекова были назначены на субботу. С Ваганьковским кладбищем у его подручных вышла осечка: мэрия отказала. Разрешила похоронить на другом, менее престижном, но все же. Место для могилы кладбищенская администрация отвела на аллее, где покоились политики и прочие заслуженные москвичи. Оплатила эту услугу вдова Заурбекова. Она уже давно обнаружила в квартире тайник, где муж хранил изрядное количество валюты…

Юлия и Георгий появились на кладбищенской аллее под вечер, когда могила уже была выкопана. Она несла пышный букет астр, он – черный пакет, из которого  выглядывала водочная головка. У свежевскопанной могилы прохаживался, руки в карманах, молодой кавказец. В сторонке сидели на лавочке под голубой елью три могильщика, выпивали  после трудов праведных.

- Для кого последний приют? – спросила их Юлия.

- Хрен его знает! – ответил один. – Наверно, для кого-то из черных. Вон, ходит парень из ихних, пустую могилу караулит, чтобы не украли.

 Они прошли дальше и остановились перед обелиском со звездой Героя России и  портретом генерал-лейтенанта. Юлия положила букет на мрамор и протерла носовым платком портрет героя. Георгий выложил из пакета на столик помидоры, блины, вареные яйца, бутылку и стопку пластмассовых стаканчиков.

Молодой кавказец все так же прохаживался взад-вперед, могильщики продолжали трапезу. Где-то неподалеку находился Белый, ждавший подходящего момента, чтобы поставить точку в сегодняшнем мероприятии.

Георгий наполнил три стаканчика. Один поставил к подножию обелиска и накрыл его блином. Они выпили, помянув незнакомого им генерала.

Охраннику пустой могилы, видимо, надоело бездельное кружение, и он направился к ним. Вежливо сказал «Здравствуйте» и поинтересовался, кивнув на портрет:

- Отец?

- Отец, - ответил Георгий. – Помянешь с нами?

- Я на посту.

- Брось, джигит! Пустая яма – не пост. Кому она предназначена?

- Большому человеку.

- Он кто тебе?

- Никто. Просто большой человек. Я его никогда не видел. Мы из Самары приехали. Хозяин поехал и нас взял.

Георгий наполнил еще один стаканчик, протянул джигиту:

- Помяни, не обижай. Твой хозяин далеко, не увидит.

Тот, с некоторым колебанием, взял стаканчик, махом сглотнул его содержимое и, не спрашивая разрешения, ухватил со столика блин и помидор.

- Ты откуда родом? – спросил его Георгий.

- Из Аджарии.

- Как там жизнь?

- Плохо. Работы нет. Раньше мандарины выручали. Теперь их некому продавать. Президент Саакашвили у нас неумный. Поругался с Россией.

- А как ты в Самаре оказался?

- Там у нас дальний родственник. Тоже большой человек. Меня к нему отправили.

- Нормально платит?

- Да. Половину домой посылаю. Три сестры у меня, незамужние.

- Ты хорошо говоришь по-русски.

- В русскую школу ходил. Сейчас русские школы закрывают.

- Тебя как зовут?

- Гиви.

- Давай, Гиви, выпьем за здоровье твоего родственника!

- Давай. Без него бы мы стали нищими.

Выпили еще по одной, затем по другой. На кладбище опустились сумерки. Могильщики, оставив под елкой лопаты, отправились почивать. Близилась ночь.

Георгий достал еще одну бутылку. Протянул ее Гиви.

- Возьми. Тебе всю ночь тут куковать.

- Нет. В двенадцать меня сменят.

Юлия поднялась, сказала:

- Я отлучусь ненадолго, - и направилась в сторону зарослей.

- Приспичило, - объяснил Георгий новому знакомому. – Значит, тебя через пару часов сменят?

- Сменят.

- Тогда, как у нас говорят, выпьем на посошок.

- Знаю, - язык у джигита стал заметно заплетаться. - Посошок – последняя порция.

Юлия, удалившись на достаточное расстояние, вызвала на связь Белого:

- Джигит опьянел. Его сменят в двенадцать.

Когда она вернулась, Гиви совсем захорошел. Жестикулируя, что-то объяснял Георгию на своем языке. Тот приобнял его, закрыв корпусом могилу большого человека. Караульщик и не смотрел в ту сторону.

Белый проскользнул к куче выброшенной из могилы земли. Скрыть в ней небольшую коробку с пластидом было секундным делом…

 

БЕЛЫЙ ОМУТ

1.

Ночь Алексей провел в полудреме. Уплыли в никуда Пилот со своими бойцами, Шишмарев с фанфуриками, Заурбеков с джигитами. Их заслонили другие лица и образы. Они проходили перед ним чередой, возвращались, выстраивались в шеренгу и истаивали. Все, кто верил ему, были снова рядом с ним: Игорь, Наумыч, рыбак Петр, святая Магдалина. В туманной дымке мелькнули старец Симеон и два бородатых старовера, бросившиеся на бандитов с вилами, но так и не успевшие добежать до места схватки…

Цепочка трупов устилала следы Алексея. Звеньями в ней стали и друзья, и недруги. Ему не жалко было недругов, но все равно в груди саднило от бессмысленности бытия. Кому и зачем это надо? Кто вправе распоряжаться жизнью и смертью?

Голову Алексея замкнуло. В ней не осталось ничего. Он брел куда-то в полной темноте по ровному полю. И остановился, когда понял, что достиг конца пути.

 

Река текла тяжело и масляно, и резиновая лодка с мужским силуэтом на корме словно бы скользила по течению, не касаясь воды. Течение иногда  пыталось развернуть утлое суденышко. Мужчина выравнивал его легким движением весла и опять пускал по речной струе. Время от времени в его руках появлялась плоская бутылка, он отвинчивал пробку и, запрокинув голову, делал несколько судорожных глотков.

На фоне осветленного луной небосвода возникали на крутом берегу темные приземистые строения. Они возникали и безмолвно исчезали, вытесненные молчаливым лесом. Алексей знал, куда направлялась лодка-призрак. За лесом река сужалась,  резко поворачивала вправо, колотила в крутой глинистый берег и крутила глубокие воронки. Там был хорошо известный рыболовам Белый омут…

 

Голову разомкнуло. Он лежал на диване в квартире, которую ему определил Пилот. Электрический свет не горел, но в комнате было светло от заглядывающей в незашторенные окна усеченной луны. Алексей помнил все, что ему привиделось минуту назад. То была картина из недавнего прошлого. Картина его попытки побега с грешной планеты. Осуществить ее не дали Мудрецы, потому что в нем сохранился ген прежних ее жителей. Лучше бы его не было, этого гена! Лучше бы он был нормальным человеком!

               Хватит трупов на его пути! Заурбеков – последний. О чем этот грешник думал перед тем, как уйти в мир иной? Раскаивался ли? Или так и ушел без покаяния?..

               У Алексея внезапно появилось желание взглянуть на лицо своего врага. На его неживое лицо. Завтра похороны. И не на задворках кладбища, а на аллее, где покоятся самые заслуженные люди. На аллее Героев, где лежать ему не положено

               Да, он придет на кладбище.

               Сначала Алексей даже не понял, почему у него возникло такое желание. Покопавшись в себе, он вдруг уяснил, что хочет простить врага. И более того, сам собирается попросить у него прощения.

 

              Он не стал вызывать машину. До кладбища доехал на метро и на автобусе. Внутрикладбищенская автостоянка была заполнена иномарками с московскими и иногородними номерами. Небедные люди провожали Заурбекова в последний путь. Аллея героев находилась недалеко от ворот.

              Метров за тридцать до могилы путь Алексею преградили милицейские прапорщик и ефрейтор.

              - Куда? – довольно грубо остановил его прапорщик.

              - Попрощаться с покойным.

              - Все, кому положено, уже прощаются. Шагайте отсюда, гражданин!

              Шагать отсюда Алексей не собирался. Он вперился в глаза прапорщика, дождался, когда тот заметно обмяк, и протянул ему свой пропуск в штаб Баскакова. Мог бы сунуть ему под нос любую бумажку, результат был бы тот же.

               - ФСБ, - внушительно сказал он.

               Прапорщик тупо уставился на ламинированный картон.

               - Проходите, - произнес, словно через силу.

               Вскоре Алексей был на месте.

Заваленный цветами цинковый гроб с покойным стоял сбоку от могилы. Народу было не так уж много. У гроба шеренгой выстроились девять мужиков в строгих костюмах от известных модельеров и с креповыми повязками на рукавах. Казалось, что их костюмы – бутафория. Уместнее было бы видеть на них шаровары с лампасами и золотые цепи на бычьих или тощих шеях. Это были коллеги покойного по преступному цеху. Позади каждого из них маячили по два охранника. Еще далее застыл с каменным лицом начальник службы безопасности Заурбекова – майор Сапог.

С другой стороны гроба, изображая на лицах печаль, находились действующие и отставленные политики среднего ранга, деятели культуры и спорта. В одном из них Алексей признал бывшего чемпиона мира по шахматам. Рядом с ним – бывший вице-премьер, уволенный с должности без объяснения причин распоряжением президента. Пилот говорил, что произошло это не без помощи его команды. В основном, эту группу заполняли все «бывшие».

               Чуть в стороне, возле пушистой ёлки топтались заметно опохмелившиеся могильщики с лопатами и капроновыми лентами, предназначенными для опускания гроба в могилу.

Алексей обогнул шеренгу криминальных авторитетов, зашел с тыла к группе политиков и пристроился сбоку от бывшего вице-премьера.

              Шла процедура прощания с выдающимся общественным деятелем. У его изголовья, рядом с ритуальной мадам, произносила речь похожая на жабу женщина, выпущенная из психушки в годы перестройки. Она  говорила о коррупции, о попрании прав человека, о правительственном и милицейском беспределе. Похоже, покойник не шибко ее интересовал.

              Алексей глянул на лицо усопшего недруга. Косметолог хорошо потрудился, даже губы стали ярче, чем у живого. Лицо выглядело свежим, будто покойник лег отдохнуть и вот-вот встанет, чтобы управлять своей неправедной империей.

              В эту минуту что-то вдруг насторожило Алексея. Точно так же, как когда-то в метро, когда за его спиной объявился интеллигентного вида киллер.

 

             Находившийся в двухстах метрах Белый не верил своим глазам. Их Утопленник затесался в чужую кампанию. Это могло сорвать операцию. Он торопливо нажал на флешке персональную кнопку Пилота:

             - У  нас ЧП. У могилы появился Утопленник.

             - Туды его в медь!

             - Что делать? Рвать?

             - Ни в коем случае. Выжди. Может, он уйдет.

             - А если не уйдет?

             - Акция отменяется. Держи меня в курсе.

             Ох, как не хотелось Белому ломать уже подготовленную операцию! Кто такой этот Усольцев? Бывший подполковник, который вроде бы когда-то утонул, а потом непонятным образом воскрес, как Иисус Христос. Из мертвых не воскресают, все это сказки. Конечно, мужик он необычный, гениальный, как сказал Пилот. А какая польза от его гениальности государству? Никакой.

              Минуты ползли, как улитки по песку. Ораторша говорила, авторитетные бандиты стояли в почетном карауле. Панихида набирала обороты.

              Белый и рванул бы всю эту кампанию, чтобы воздух стал чище. В смутные годы столько гнили развелось, что до сих пор воняет. Но  Пилоту виднее, рвать или не рвать. У него мозги и нюх. А Белый – рядовой Исполнитель воли государства, хотя и занимает должность заместителя начальника полигона. Сколько он помнил, Пилот всегда оказывался прав…

Жаба-правозащитница все выступала. Ему не было слышно слов, но он и без того знал, о чем она говорит. У них одна песня. Поносят армию и все силовые структуры. Льют крокодиловы слезы по арестантам разных  мастей, ограбивших  страну при первом российском президенте. Утопленнику-то чего надо в их кампании?..

 

Алексей не слушал, о чем распинается ораторша. Ему расхотелось просить прощения у покойника. И прощать его за загубленные христианские души тоже раздумал. Он даже удивился, зачем пришел сюда. Нечего ему здесь делать.

Наконец, дама-жаба выдохлась, освободила говорильное место и  встала по соседству с Алексеем. Он продолжал ощущать опасность, витавшую в воздухе. Чувствовал ее кожей. Нет, не персональную опасность, а общую, какая возникает при буйстве стихии.

Ритуальная мадам предоставила слово бывшему вице-премьеру.

- Уходите с кладбища, - шепнул Алексей ораторше.

- Что?! – не понижая голоса, удивленно спросила она.

- Бегите отсюда.

Ораторша наградила его презрительным взглядом и отодвинулась.

Исполнитель воли государства полковник Белый с досадой наблюдал за процедурой прощания с криминальным королем. Наконец, речь правозащитницы закончилась. Наступила очередь бывшего вице-премьера, крышевавшего в свое время

безгубого Зураба. И тут же Белый увидел, как Утопленник отделился от поминальной толпы и направился к выходу. Он вызвал на связь Пилота:

             - Твой гений уходит. Рвать?

             - Действуй.

 

             Покидая прощальную процедуру, Алексей оглянулся. Все так же стояла уголовная шеренга мужиков в строгих костюмах. Ритуальная мадам, скрестив руки на груди, терпеливо ждала, когда очередной говорун закончит свою речь. Ей было скучно. Как и могильщикам с капроновыми лентами, намеревавшимся возобновить застолье после того, как закопают гроб. Все было обыденно и тихо, и Алексей направился к выходу.

Милицейское ограждение, собравшись в кучу, травило байки. Большой занятости для стражей порядка в этот день не было. Они даже не обратили внимания на проходившего мимо них Алексея.

            Взрыв прогремел, когда он был у кладбищенских ворот. На автостоянке тут же запели разными голосами приборы хитрой сигнализации. Редкие посетители замерли на месте. Из дома кладбищенской администрации выбежали люди. Разноголосую сигнализацию перекрыла сирена дежурной кареты скорой помощи, направившейся к аллее Героев.

            Алексей ждал чего угодно, только не взрыва. Внешне он оставался спокойным, но в груди все закаменело. Бессмысленная жестокость, жертвами которой, наверняка, стали ни в чем неповинные люди, сдавила ее, как огромный булыжник. Он проводил взглядом машину скорой помощи и двинулся вслед за ней.

            Картина была ужасающей. Люди стонали, кричали, рыдали. Гроб с телом уцелел, его отшвырнуло на несколько метров вместе с ритуальной мадам и бывшим вице-премьером. Правозащитница оказалась в могиле, ее присыпало землей, но она была жива, и тихо скулила. Там, где стояла криминальная шеренга и ее охрана, валялись изуродованные тела. Толпа на отшибе почти не пострадала, люди, всхлипывая или молча, уползали подальше в кусты. Из-под елки таращились невредимые могильщики.

              В небе затарахтел вертолет МЧС и стал снижаться. Одна за другой стали подъезжать машины с красными крестами. Привычные ко всему санитары с носилками деловито загружали в машины раненых. В одном из раненых Алексей признал начальника службы безопасности из стана Заурбекова…

 

             В квартиру на улице Вострухина он вернулся с твердым намерением избавить себя от давящего на сердце груза. Мудрецы обещали, что он переселится к сородичам на Аэолу. Когда переселится? Ждать двести с лишним лет он не в силах. Значит, никогда ему  не попасть на Аэолу! Мудрецы – тоже люди. Их тоже можно перехитрить и совершить новый побег. Только не стоит появляться на Острове, где сплетаются в узел магнитные координаты. Там он полностью будет под их контролем.

               Единственный человечек, который мог бы отговорить от побега, - Аленушка.  Но что он может дать ей, как отец? Ничего, кроме проблем и переживаний. Рязанцев пообещал ей, что он приедет. Каково-то ей будет узнать, что отец никогда больше не приедет! Страдание проходяще. Она девочка сильная: пострадает и успокоится.

              А он убежит ото всех: от преследующих его трупов, от Пилота, от Мудрецов. И, в первую очередь, от себя самого. Медлить не стоит, но и торопиться не следует. Чтобы все прошло гладко, необходимы оружие и лодка. Приобрести их – не проблема.

Принятое решение помогло ему выспаться. Утро хмурилось, когда он вышел на улицу, спустился в метро и поехал на Красную Пресню, где он видел когда-то вывеску оружейного магазина.

Алексей не ошибся: и вывеска, и магазин оказались на месте. Подвальное помещение, где располагался торговый зал, было весьма просторным. В витринах из небьющегося стекла стояли охотничьи и помповые ружья, газовые пистолеты самых разных конструкций и новейшие охранные системы, напичканные электроникой и призванные обеспечивать безопасность офисов и особняков магнатов.

В зале было пусто и душно. За прилавком скучал парень с бычьей шеей и приплюснутым носом. Наверняка, из славной спортивной когорты. Алексей подошел к нему.

- К вашим услугам, - вяло оживился тот.

- Мне нужно оружие.

- Разрешение у вас есть?

- У меня есть деньги.

- Мы поможем вам получить разрешение. Выбирайте, - кивнул на витрины.

- Мне нужно боевое оружие. Желательно – чистый ПМ.

Парень окинул его подозрительным взглядом. Из подсобки выглянул еще один, постарше, и такой же могучий. Алексей уловил его неподдельный интерес к разговору. Но тот быстренько скрылся за дверью. Тот, что за прилавком, произнес с официальным выражением на лице:

- Боевого оружия не держим.

Но Алексей уже знал, что есть у них и ПМ, и стволы других марок. И был уверен, что из поля зрения его не выпустят, и что разговор продолжится. Всего скорее, не здесь, в подвале, а где-нибудь в тихом и безлюдном месте.

- Жаль, что не держите, - произнес он и вышел из магазина.

У входа в подвал курил похожий на подростка мужичонка в годах. На нем был пятнистый камуфляжный костюм с множеством глубоких карманов. Широковат был костюм для его узкоплечего владельца. На Алексея он даже не взглянул, но тот понял, что это посланец по его оружейную душу.

Словно прогуливаясь, Алексей двинулся вниз по улице. Следом за ним так же неторопливо зашаркал мужичонка-подросток.

Когда-то Красная Пресня была заполнена историческими памятниками и бронзовыми мемориальными досками на зданиях в честь революционных деятелей. Доски исчезли. Вряд ли к их исчезновению приложили руки демократы первой волны. Скорее тут потрудились сдатчики цветного металла, расплодившиеся в годы вседозволенности, как бурьян в заброшенном поле.

Заметив в одном из дворов чахлый скверик, Алексей завернул туда. Усевшись на облезлую от краски скамейку, приготовился к рандеву. Мужичонка не заставил себя ждать. Прошаркал мимо Алексея, поозирался. Никого, кроме бабули с детской коляской не обнаружил. Вернулся к скамейке и плюхнулся рядом.

- Стволами интересуетесь?

- Мне нужен исправный ПМ с патронами.

- Сколько обойм?

- Одна.

- Кобуру надо?

- Нет.

- Пять штук зеленью

Он явно завысил цену, но торговаться не было смысла. Деньги Алексею теперь не понадобятся. У него было около пятнадцати тысяч долларов. Все, что останется, он отправит Аленушке.

- Согласен, - ответил Алексей.

- Баксы при вас?

- При мне.

- Ждите здесь. Через час принесу.

Страховался, узкоплечий. Алексей был уверен, что ствол при нем, в одном из карманов. Никуда он не пойдет, обогнет дом с другой стороны и станет наблюдать за покупателем: не менты ли подослали?

Мужичонка вышел в улицу, и через пяток минут Алексей почувствовал его взгляд. Пусть глядит, пока не надоест.

Надоело ему раньше, чем через час. Он появился с тыльной стороны двора, передернул узкими плечами:

- Гоните зелень.

- Убедился, что не подстава?

- Рискую, вот и проверял.

Он, словно счетная машинка, прошелестел купюрами с портретом американского президента, вытянул из внутреннего кармана холщевый мешочек:

- Макаровский, с полной обоймой. Еще в заводском масле. Бывайте! – и торопливо удалился.

Главное дело было сделано. Осталось купить надувную лодку и отправить Аленушке последний подарок.

Алексей на автопилоте проехал до Таганки, где были два хорошо знакомых ему рыболовных магазинчика. Он не был там три года. Таганка изменилась: офисы, коммерческие банки, массажные салоны со всеми видами услуг, подразумевающими, в том числе и интимные. Недалеко от метро он увидел новый рыболовный магазин с большими оконными витринами и завернул туда. Не в пример прежним, ютящимся в тесных подвальчиках, этот занимал два этажа. Весь товар был импортным, лодки – тоже: от надувных моторных катеров до одноместных малюток с гребными дюралевыми лопатками.

Не раздумывая, Алексей купил такую малютку, весившую всего четыре килограмма. У него осталось восемь тысяч долларов и полторы тысячи в рублях. Коммерческим банкам он не доверял. Отыскал сбербанк. Но там ему объяснили, что переводы валюты от частных лиц не принимаются. Есть фирма с названием «Вестерн-Юнион», которая этим как раз занимается. Он мимолетно и равнодушно подумал о том, что государственное финансовое учреждение неспроста уступило эту доходную сферу коммерсантам. Впрочем, ему уже было все равно, тем более что на дверях одного из коммерческих банков прочитал название фирмы.

Зашел туда. За множеством столов сидели девушки в голубоватой униформе с фирменной эмблемой и занимались клиентами. Валюту и рубли, заработанные в России, отправляли в нищую родину, в основном, гостарбайтеры из ближнего зарубежья.

К Алексею подошел щеголеватый молодой человек,  осведомился о цели его визита и предложил за счет фирмы чашечку кофе и тосты. Он отказался, и его, не мешкая, усадили перед девушкой, у которой клиента не было. Оформление перевода заняло несколько минут. Тот же молодой человек еще раз предложил кофе, проводил его до дверей и выразил надежду, что тот станет их постоянным клиентом.

Было уже далеко за полдень, когда Алексей возвратился на улицу Вострухина. Осталось собраться и уйти в свой последний побег…

 

Сумеречным вечером Алексей, с лодочным рюкзаком за плечами, вышел из метро  на станции «Выхино». На площади колготился народ. Змеились неоновые огни рекламы. Лотошники все еще надеялись распродать свой товар и зазывали спешивших на электрички пассажиров.

Алексей купил билет на рязанский экспресс с остановкой в Коломне и перешел на третью платформу, принимавшую пассажирские поезда и пригородные экспрессы. Людей тут было немного. На вагон не больше пяти человек, стоявших и прогуливающихся по мокрому асфальту. Лишь на одной из скамеек кучковались недоросли во главе с взрослым парнем атлетического сложения. Хохотали, будто их щекочут. Или обкурились, и им казалось все вокруг нелепым и смешным.

Основная масса отъезжавшего народа колготилась на второй платформе, где останавливались рабочие электрички. Замотанным нуждой обывателям экспресс был не по карману. А на обычные электрички билеты стоили в три раза дешевле.

 Поезда долго ждать не пришлось. Недоросли шустро вскочили со скамейки и загрузились в вагон. Алексей вошел в соседний. Занял место у окна рядом с моложавой таджичкой в белом пуховом платке. Она отодвинулась к краю скамейки, будто опасалась, что сосед залезет в ее карман.

Алексей откинулся на сидении и закрыл глаза. Мерно постукивали колеса, и он уловил в этом постукивании музыкальную ноту, сопровождавшую знакомые слова: «Смертию смерть поправ». И себя увидел, распятого на одинокой сосне головорезами Юриста. Именно тогда это библейское откровение стало ему понятным. Оно означало освобождение души. Но можно ли ее освободить насильственно? И для чего? Для неприкаянного блуждания?

Размышления Алексея были пропитаны печалью о неустроенности мира, переделать который никому не дано. Мудрецы, вернув его на Землю, предначертали ему путь мессии. Не для него оказался тернистый путь очищения. Он устлан трупами и пропитан кровью.  В этом ли состоит миссия посланца высшей цивилизации?..

Оника говорила, что планета погибнет, если люди не перестанут творить зло. Нет, не перестанут. Значит, судный день, когда каждому придется держать ответ за свои земные деяния, неизбежен.

Мысли Алексея неожиданно разорвались, и образовалась черная пустота. Она медленно рассеивалась, словно подкрадывающийся рассвет съедал по кусочкам глухую ночь. И не рассвет вовсе, а круглобокая луна, выползшая на небосвод и сопровождавшая рязанский экспресс.

 

Луна мертвенно осветила обрывистый берег, маслянистую ленту реки с резиновой лодкой на середине. Расстелила на воде косую световую дорожку. Казалось, лодка скользит по поверхности, не в силах продавить упругую оболочку воды: ни всплеска весел, ни шевеления.

К кормовому отсеку привалился мужчина. Когда течение развертывало лодку, он выравнивал ее легким движением весла…

 

Лодка уплыла по назначению. Электричка съедала километры, оставляя позади малолюдные станционные здания и прежний бренный мир. Ночь казалась тихой и безмятежной. Но под ее покровом наемные убийцы готовились к заказному выстрелу, налетчики совершали ограбления, из подворотен вылезали на охоту отморозки и наркоманы. 

Торможение электрички вывело Алексея из состояния транса. Поезд тормознул и снова набрал ход. В этот момент двери с треском откатились, и в вагон ввалилась кампания подростков-акселератов с обрезками арматуры. Алексей признал в них компанию, кучковавшуюся на скамейке в ожидании поезда. И главаря признал, он был старше остальных, лет двадцати пяти.

- Всем сидеть смирно! – выкрикнул он. – Славяне могут не беспокоиться. Остальным приготовить кошельки и ценности! – и двинулся по проходу.

Моложавая таджичка, сидевшая на одной скамейке с Алексеем, суетливо запустила руку за пазуху, вытянула тощий кошель и, подняв подол цветастой юбки, сунула его в трусы.

- Сидите спокойно,  - сказал он ей.

Но верховод уже заметил ее движение.

- Снять с тебя трусы, черномазая, или сама достанешь то, что спрятала?

Лицо женщины искривилось от готовых вырваться рыданий.

- Ну? – грозно подстегнул ее налетчик.

- Сгинь из вагона! – спокойно сказал ему Алексей.

Тот изумленно уставился на непрошеного защитника:

- Так ты тоже черный, козёл!

- Сгинь, - повторил Алексей и поднялся с сидения.

- Братья! – крикнул предводитель. – Круши чёрных!

Около него тут же оказался один из братьев с арматурным прутом. Алексей не стал дожидаться кровавой разборки. Увернулся нырком от прута, схватил за ляжки верховода, рывком приподнял его и обрушил на  арматурщика. Оба повалились на пол. Алексей наступил на руку верховоду, тот взвыл и заткнулся.

- Кому еще руку сломать? – не повышая голоса, спросил Алексей.

Кинувшиеся ему на помощь приятели затормозили. Стая сильна вожаком. Вожак кривился от боли, но молчал. Нервы одного из арматурщиков не выдержали.

- Атас! – выкрикнул и бросился в тамбур. За ним, оставив на произвол судьбы вожака, поспешили остальные.

- Стоять, придурки! – остановил их Алексей. – Бросьте арматуру и заберите эту падаль, - показал на поверженных.

Те послушно исполнили приказание и направились из вагона. Однако путь им преградили два сопровождавших экспресс милиционера. Молчавшие до того пассажиры разом загомонили, стали вразнобой объяснять представителям правопорядка, что произошло, и показывать на Алексея. Те, недолго думая, сковали попарно наручниками юных налетчиков, и один из милиционеров подошел к добровольному защитнику пассажиров. Не дожидаясь вопросов, Алексей достал, как вчера на кладбище, пропуск, сунул под нос блюстителю порядка и внушительно произнес:

- ФСБ. Никаких вопросов.

- Слушаюсь, - уважительно ответил страж поездного порядка.

Забрав нарушителей, милиционеры удалились. Таджичка принялась многословно благодарить Алексея. Он прервал ее:

- Не мне спасибо. Всевышнему!

Она непонимающе глянула на него и испуганно смолкла.

Поезд подходил к Коломне…

 

На берегу Оки Алексей оказался в полночь. Сопровождавшая электричку луна закатилась за облако. Но кромешной темени не было. Алексей стоял на крутом берегу, не торопясь спускаться к реке. В мрачной серости можно было разглядеть силуэты городских зданий, водонапорную башню, жидкую полоску кустов, прижившихся у самого уреза воды.

Город нравился Алексею. В нем жил дух старины. Когда Алексея включили в творческую группу при главном политуправлении, у него появилась куча свободного времени. И он отправился в Коломну, просто так, без конкретной цели. Бродил по Коломенскому Кремлю, по старым купеческим улицам, заглядывал в храмы со старинными намоленными иконами. Ему казалось, что время тут течет медленнее, чем в Москве, что оно способно даже останавливаться, чтобы история не канула в лету, чтобы задержалась в назидание потомкам.

В тот день Алексей побывал в Сторожевой башне, куда заточили в семнадцатом веке подругу  Лжедмитрия польскую аристократку-красавицу Марину Мнишек. Местная легенда гласила, что с наступлением ночи красавица оборачивалась в черную ворону, вылетала из узкого окна-бойницы и кружила над городом, накаркивая напасти жителям. В солнечный день башню Марины можно увидеть и отсюда, с высокого берега Оки. Но была дождливая ночь, и последний приют польской аристократки скрывала серая мгла.

Алексей спустился с обрыва к береговой отмели, нашел в ней галечный прогал и стал накачивать лодку. Накачав, уселся на тугой борт.

Готовясь в невозвратный путь, человек – если он, конечно, человек! - перебирает свою жизнь, пытаясь найти отправные вехи и разобраться, какой же след он оставляет после себя. Алексей не был исключением.

Перед его мысленным взором, словно на строевом плацу, выстроились спецназовец Фуршет, его подружка с блестевшими, как мокрая галька, глазами. Снова падал на рельсы подземки интеллигентного вида киллер, и финансовая дама выталкивала на степном перегоне из вагонного тамбура бывшего борца.… К каждой смерти он, так или иначе, был причастен.

Лишь одно светлое пятнышко было на его пути: появление на свет сына Игоря -  маленького Игорька. Ребенок тянул ручонки к матери, и она светлела лицом. Ах, Капа, Капа, недолго же длилось ее семейное счастье! Алексей утянул её за собой, надеясь навсегда оторвать от непутевой прежней жизни. А навсегда ли? Удержится ли она возле Игорька и бабушки погибшего мужа – Татьяны Васильевны? Не вернется ли на прежнюю дорогу?..

Так кому же все-таки смог помочь возрожденный к новой жизни Алексей?

Наплыла новая вереница образов. Андрюха, нашедший в скиту свою любовь и оставшийся там с правнучкой старца Софьей. Его жизнь Алексей сумел изменить. Словно из тумана, появились лица таежных аборигенов, поверивших в силу пришлого «колдуна». Им Алексей вдохнул веру в исцеление и высвободил дремавшие силы организма, справившиеся с недугами. Вот и все, кому он смог помочь. Нет, не все. Еще он сумел вылечить от падучей Оленьку, дочку бобровского директора Эмблера.

Алексей перенесся мыслями в Бобровку, где хоронили Игоря и Наумыча. Эмблер говорил короткую, но прочувствованную поминальную речь. Хлюпал носом доморощенный философ Диоген, разуверившийся в «коммунии». Татьяна Васильевна  баюкала маленького Игорька. К ее плечу прислонилась похожая на взъерошенного воробушка Капитолина…

Нет, не нашли счастья те, кто был рядом с Алексеем. Сын Олег вырос практически без него, потому и отрезал себя от отца и от страны. Как он там, в Америке? Алексею не хватало энергии, чтобы увидеть его через океан. Не хватало сил, а может, и желания собрать и сконцентрировать энергию. Рядом с ним мать. Алексей был уверен, что жена уже улетела к Олегу. Пусть им будет хорошо на чужбине.… У него остается Аленушка. Дочка – продолжение его жизни. Помоги ей, Всевышний, чтобы жизнь ее не оказалась такой же дёрганой, как у отца!

Неожиданно в мысли Алексея вторгся мудрец с Аэолы по имени Эвис.

- Ты мерзкий соглядатай, Эвис! – крикнула ему на Острове Оника.

 Может быть, и так. А возможно, что Эвис прав, беспокоясь о своей нации. Кто для него Алексей? Землянин, Островитянин, через которого можно держать связь с бывшей планетой. Зачем аэолам искусственная кровь подопытного кролика?..

 

Коломна давно уже погасила огни, светил лишь прожектор у водонапорной башни. Шел третий час ночи. На небе не было ни луны, ни звезд, которые сопровождали его во время первого побега. Лохмотья облаков висели прямо над головой. Одно облако напоминало лягушку, готовую скакнуть вниз и плюхнуться в воду. Но она медлила, замерла в ожидании, что сделает одинокий человек, сидевший на берегу. Наконец, человек встал, столкнул лодку в воду и устроился на пластиковом сидении. Выгреб на отбойную струю и отдал себя течению.

Исчезли из вида смутные силуэты коломенских зданий. Назад неспешно поплыли по обоим берегам непроглядные очертания лесов с редкими проплешинами полей.

Алексей лишь изредка подправлял курс одним движением гребной лопатки. Он помнил здесь каждый поворот. Скоро по левому берегу появится неширокий луг. Он сменится сосновым бором. Далее река повернет вправо, устремится к крутому берегу, где закрутит затягивающие воронки.

Облачная лягушка, приготовившаяся скакнуть вниз, двигалась следом за лодкой. Когда-то и где-то он уже видел и такое же взлохмаченное небо, и лягушачье облако. Нет, не лягушачье. Тогда оно было похоже на хищную птицу, распустившую длинные когти, нацеленные на скальный пик, нависший над горным потоком.

Алексей вспомнил каменистую тропу, себя в цивильном вельветовом костюме и проводника в полковничьем звании, одетого, в тряпьё и притворявшегося немым…

 

Это было в Афганистане во время первой командировки на необъявленную войну.

На второй день после прибытия в Кабул их журналистскую группу принял советский посол. Долго и нудно инструктировал, как себя вести. Перепевал на свой лад московский инструктаж. Закончив, спросил:

- Вопросы есть?

Вопросов у заскучавших журналистов не было.

- Все свободны, кроме «Красной Звезды».

Когда они остались вдвоем, посол сказал:

- Для вас, Алексей Николаевич, особое задание. О нем никто не должен знать. Даже командующий и начальник политуправления сороковой армии. Ясно?

Особой ясности для Алексея не было. Все журналисты их группы были закреплены за штабом военных советников и разместили их в гостинице «Ариана». Он же сдал свое командировочное предписание в штаб армии, и ему отвели комнатенку в советском микрорайоне, похожем на маленькие Черёмушки. О своем местонахождении Алексей был обязан докладывать командованию, бдившему, чтобы газетчик не влез, куда не следует. Но посол был самой главной фигурой на афганской шахматной доске, и Алексей ответил:

- Ясно.

- Мне известно, что вы говорите по-английски.

- С трудом.

- Говорить вам не придется. Только слушать. Знаете, кто такой шах Ахмад Масуд?

Алексей плохо представлял, кто такой этот шах. Знал только, что воюет он и советскими частями, и с душманами, и что его прозвище – «Панджшерский лев». Так и ответил послу.

- Есть информация, что у Масуда большие разногласия с другими полевыми командирами. И не только с ними. Он не в ладах с идеологическим и финансовым  вдохновителем  моджахедов Хекматияром Гульбеддином, окопавшемся в Пакистане. Вы должны взять у шаха интервью и предложить ему перейти на сторону правительства. Вопросы, которые должны задать ему, подготовлены. Вот, возьмите и заучите, - протянул ему лист.

Алексей оторопел. Горы – не город с улицами и адресами, где можно найти человека. Посол поспешил развеять его недоумение.

- Вас выведет на шаха опытный проводник, - нажал кнопку на столешнице: - Ким Македонович, зайдите!

Вошел человек средних лет в полевой афганской форме без знаков различия. В лице его было явно что-то восточное.

- Знакомьтесь, - сказал посол, - ваш проводник и наставник. Он посвятит вас в детали. Желаю удачи!

Когда они вышли из кабинета, Ким Македонович сказал:

- Давай без отчеств, на «ты».

- Давай.

- Ты в каком звании?

- Подполковник.

- Я – полковник. Национальность – осетин. Знаю пушту и дари и все суры Корана. Пошли ко мне, Алексей. Выпьем коньячку в честь знакомства. Да и жучков в моей берлоге нет.

У Кима была не берлога, а просторная двухкомнатная квартира, обставленная казенной мебелью. Он в темпе сервировал стол консервными закусками и выпивкой. Набулькал в небольшие фужеры коньяку.

- Ну, за знакомство, Алексей.

Чокнулись и приняли на грудь.

- Между первой и второй – только пуля, - хозяин снова наполнил фужерчики. – Теперь спрашивай, - сказал, когда выпили.

- Какое ведомство ты представляешь, Ким?

- Моя должность – советник начальника военного университета.

- Разве в Кабуле есть такой университет?

- Не имеет значения. Что еще хочешь знать?

- Посол сказал, что ты введешь меня в суть дела.

- Сути нет. Есть авантюра: переманить Панджшерского льва на сторону правительства Кармаля Бабрака. Тот готов принять его на службу в звании генерала и доверить командование особым корпусом. Вряд ли согласится шах на корпус. По его способностям и амбициям он может претендовать на министра обороны или даже на место самого Бабрака.

- Не жирно ли? – спросил Алексей.

- Нет. Он – не бандит, очень интеллигентный человек. У него два университетских образования и военная академия в Англии. Владеет семью языками. Масуд убежден, что советские войска, в конце концов, уйдут, но придут американцы.

- Откуда тебе это известно?

- Я уже имел с ним контакт.

- А сам ты как думаешь, Ким?

- Я не думаю. Выполняю локальные задачи. А если откровенно, Афганистану не помешал бы такой руководитель, как Масуд.

- Ты не докладывал об этом по своим каналам?

- Всем докладывал. Послу тоже.

- И что?

- Сказали, чтобы я не прыгал выше головы. Давай лучше выпьем!

- Давай.

Бутылку опростали. Души пели в унисон. Голова у Алексея стала светлой, как тихая ночь в полнолуние. Добавили еще по фужерчику.

- Ночевать у меня будешь, - сказал Ким.

Перед тем, как улечься в постель, Алексей спросил:

- А моё интервью для чего понадобилось?

- Чтобы окончательно рассорить Масуда с Гульбеддином. Ничего не получится, на корпус он не согласится…

На следующий день они вылетели на вертолете на одну из застав, упрятанную в предгорье за каменистым валом. Там Ким исчез. Алексей коротал время в компании с начальником заставы. Пил с ним контрабандную водку и записывал на диктофон его рассказы о набегах «духов» и обстрелах. Тот вручил ему шерстяные носки и горные ботинки. Алексей выбирался в них из землянки на воздух и вышагивал по территории, привыкая к новой обуви. Выпавший снежок таял под подошвами, и на каменистой почве отпечатывались рифленые следы.

Ким появился через двое суток.

- Завтра с рассветом выходим, - сказал. -  Не забудь прихватить с собой кусок веревки.

- Не забуду, - усмехнулся Алексей, решив, что Ким неудачно пошутил.

- Встречаемся у шлагбаума…

 

Ночь над Окой стала темней. Она размыла очертания лягушки на небе и отодвинула берега. За бортами лодки ворчала вода, будто река была недовольна беглецом. Алексей подумал, что последняя ночь на Земле провожает его совсем неласково. О побеге он мыслил, как о бытовом событии, не связанном с уходом в небытие. Его лишь беспокоило, чтобы ничто не воспрепятствовало совершить его.

Лодку слегка покачивало. Темнота успокаивала.

Он снова вспомнил Кима Цаголова - не того, с кем пил коньяк, а Кима-проводника. Почему – и сам не знал. Наверное, потому, что та командировка в Афганистан легла в биографию Алексея яркой вспышкой, высветившей полезность его жизни. Тогда у него не было даже мысли, что он может не вернуться с той неправедной войны. Ни сомнений, ни колебаний, только нужное дело. А выборы, в которые он влип по милости Пилота,  сразу увиделись ему делом ненужным и подлым…

 

Тогда, на заставе, Алексей появился у шлагбаума в предрассветный час. Снег прекратился, но небо продолжало хмуриться. В утренних сумерках вырисовывался окоп. Из бойницы торчал ствол пулемета. Пулеметчиков не было видно, маскировались на дне окопа. Ким задерживался.

У бруствера из валунов сидел, опираясь на посох, бородатый человек в зеленой чалме, в грязно-сером бурнусе и в галошах на босу ногу. Откуда он взялся, и кто такой?  Так, в представлении Алексея, должны были выглядеть душманы. Пулеметчики никак не реагировали на него. Может, их сон сморил? А вдруг душман захочет их прирезать?..

Кося на него глазом, Алексей осторожно приблизился к окопу и глянул вниз. Один боец дремал на овечьей подстилке, другой припал к окулярам перископа ночного видения. Значит, человек в бурнусе – привычный гость на заставе. Алексей подосадовал на Кима: неужели все еще спит? И сразу же услышал его голос:

- Не признал?

Душман поднялся и подошел к Алексею.

- Господи, Ким! Неужели ты?

- Как видишь. Готов?

- Готов.

- Пистолета, конечно, у тебя нет?

- Не успел получить.

- Возьми вот, - вытащил из-за пазухи браунинг, уместившийся на ладони, - Дамская пукалка, но удобная.

- Зачем она мне?

- Понимаешь, Алексей, нас должны встретить люди Масуда. Но в горах мы можем наткнуться на других. Мелких банд тут хватает. Они никому не подчиняются. Грабят караваны. Если встретимся с ними, тебе придется застрелиться. Пукалка для этого сгодится.

Алексей с недоумением глянул на Кима.

- Поверь, это лучше, чем с тебя снимут рубашку. Знаешь, что это такое? Надрезают на животе кожу, задирают ее на голову и отпускают медленно умирать.

Умирать в задранной рубашке из собственной кожи Алексей не планировал. Что-то подсказывало ему, что до этого не дойдет. Потому не запаниковал и даже не обеспокоился. Но пукалку все же взял.

- А у тебя, Ким, есть пистолет?

- Мне он не нужен. Я глухонемой дервиш. Дервиши для бандитов – табу.

- Не простудишься, дервиш, в галошах?

- В них собачьи стельки…

Они шли по довольно узкой тропе, присыпанной свежим снежком. Справа высились скалы, слева – ущелье с бурным потоком. Ким в галошах и с посохом - впереди, Алексей сзади. Рассвело. Утро было серым и неприветливым. Тогда Алексей и обратил внимание на темное облако, похожее на хищную птицу с когтями, нацеленными на скальный пик.

Время медленно ползло к полудню. Стало проглядывать солнце. В широкой седловине между двумя плешивыми горушками показался разрушенный дувал. Тропа повернула к нему. Здесь глухонемой дервиш Ким остановился, выпрямился, сказал:

- Пришли. Нас встречают.

Алексей оглядел округу и никого не увидел.

Ким достал из складок бурнуса обрывок веревки, накинул ее петлей на шею. Посмотрел на Алексея:

- Сделай то же самое.

- У меня нет веревки. Я думал, ты пошутил.

- Сделай петлю из брючного ремня. Объясню потом.

Алексей послушно повесил на шею удавку.

Спускаясь к дувалу, Ким сорвал пучок травы, сунул в рот. Алексей последовал его примеру и ощутил себя участником спектакля абсурда. Только, в отличие от Кима, он не знал ни сюжета спектакля, ни своей роли в нём.

Из-за дувала показались трое бородачей с английскими карабинами. Один из них был явным блондином, загоревшим на афганском солнце. Ким кивнул ему. Тот указал на еле заметную тропу, полого ползущую наверх, и пропустил чужаков вперед. Так и пошли, с травой во рту и с петлей на шее. Освободились от этих атрибутов, когда  блондин, откинув полог, завел их в просторную пещеру, устланную богатыми коврами. Пещеру освещали три торшера на тонких ножках, питавшиеся от укрытой где-то походной электростанции.

Шах Ахмад Масуд, наклонившись над столом, изучал топографическую карту. Справа от него, на белой кошме, сидели, поджав ноги, четыре старика. Ким приблизился к ним, поклонился и поприветствовал их на языке пуштунов. Затем повернулся к шаху и сказал по-английски:

- Я пришел.

Масуд внимательным взглядом прошелся по Алексею. Ответил Киму:

- Ты должен был прийти один.

- Со мной журналист.

- Где его фотоаппарат?

- Он не фотожурналист. Хочет написать о том, как Панджшерский лев понимает честь своего народа.

- Пусть спрашивает.

- Он не говорит по-английски. Я буду переводить.

Тень недоверия скользнула по лицу шаха.

- Нет. У меня свой переводчик. Ахмед!

Блондин, стоявший у входа, выдвинулся вперед. Масуд довольно жестко и коротко что-то сказал на своем языке. Блондин перевел:

- Честь народа в том, что он живет по своим традициям. Иностранцам никогда не навязать нам свой образ жизни.

К удивлению Алексея, блондин говорил на чистейшем русском языке, даже с московским аканьем.

- Американцы больше других насаждают другим народам свой образ жизни, - ответил Алексей.

- В Афганистане их нет.

- Они советники у Гульбеддина.

- Гульбеддин в Пакистане.

- Как вы к нему относитесь?

- У каждого свое понятие родины и народа.

Алексей выложил все вопросы, подготовленные в посольстве. В ответах Панджшерского льва не было ничего, говорящего о разногласиях в стане боевиков. Так что зацепить его, чтобы обострить эти разногласия, было не на чем. Можно считать, что запланированное в высоких инстанциях интервью провалилось.

Масуд что-то сказал Ахмеду. Тот тронул Алексея за плечо и кивнул на выход. Снаружи, укрывшись за валунами, дожидались пришельцев два других конвоира. В пещере остались шах со стариками и Цаголов.

- Отдыхай, шпион! – сказал Алексею блондин. – Цагол-Ахмат скоро выйдет.

Ким появился минут через двадцать.

- Мы проводим вас до русского блок-поста, - сообщил ему блондин. – Идите.

Если боевики и сопровождали их с Кимом, то делали это совсем незаметно. По тропе они шли совсем одни. Возле дувала присели перекурить.

- Как переговоры, Ким? – поинтересовался Алексей.

- Как я и думал, провалились.

- Не согласился шах?

- Сказал, что он не Бабрак, и условия ставит сам.

Пожалуй, в тот момент у Алексея впервые закралось сомнение в необходимости присутствия наших войск в этой стране. Закралось и сразу же выпорхнуло.

- Кто такой блондин-переводчик? – спросил он Кима.

- Доверенный человек Масуда. Перебежчик от наших. Бывший старший лейтенант-минёр. Кстати, сын партийного работника. Папашу из-за него турнули не только с работы, а и из партии. Между прочим, в полку старлей был на хорошем счету, как профессионал.

- Вот сволочь!

- Сволочь, - согласился Ким. -  Деньги любит. Масуд его пригрел, всем обеспечил, выделил отдельную пещеру, дал двух четырнадцатилетних жён. На его фугасах подорвалось немало наших бронетранспортеров.

- Н-да, - крякнул Алексей. Помолчал, переваривая информацию. - Ты обещал объяснить, Ким, зачем мы надевали на шею удавки?

- Пуштунский обычай. Если даже кровник придет с петлей на шее и травой во рту, убить его большой грех. Трава – значит, он ничего не может возразить на обвинения. А веревка – удави меня, если ты не боишься кары Аллаха…

До заставы они дотопали без происшествий.

 

Интервью с шахом так и не было нигде напечатано. Алексей не переживал, зная, что серия его репортажей о солдатах обязательно  будет опубликована. А встреча с шахом – лишь часть работы, именуемой исполнением интернационального долга. Тогда он, как и многие другие,  верил в это.

Позже Алексей убедился, что ввод советских войск в Афганистан – обычное насилие над иностранным государством. Но первым к такому выводу пришел Александр Каверзнев, популярный в те годы политический обозреватель на ТВ. Он был старшим в их журналистском десанте. Когда возвращались в Союз и летели сначала из Кабула в Ташкент, а затем в Шереметьево, Каверзневу вдруг стало трудно дышать. А затем и того хуже: на какие-то промежутки времени отключалось сознание. Перед тем, как приземлиться в Москве, он ненадолго пришел в себя. Подозвал Алексея и сказал:

- Если сможешь, доложи…, - и снова отключился.

С аэропорта его увезла реанимационная машина Подольского госпиталя, где лечили космонавтов. Две суток врачи боролись за его жизнь. Не помогла даже барокамера, недоступная для простого смертного процедура. Его болезнь  не поддавалась идентификации. Симптомы были те же, что после укуса энцефалитного клеща. Но болезнь развивалась в двадцать раз быстрее. Вывод был один: самого известного советского телеобозревателя отравили в Кабуле, в ресторане гостиницы «Ариана».

Через три дня вся их группа собралась на панихиду в телецентре на Пятницкой. Директор ТВ Лапин произнес прочувственную речь. Без Каверзнева, к которому прислушивалась вся Россия, главный государственный канал терял лицо…

Алексей докладывал о завещании Саши Каверзнева и мнении Кима Цаголова по всем инстанциям.  Его внимательно выслушивали, сыпали комплименты в адрес опубликованных репортажей и, в качестве поощрения, командировали, повысив денежное содержание, в писательскую группу при Главпуре. Рязанцев тогда сказал:

- Понял намек? Не лезь, куда тебя не просят!

Алексей понял и без подсказки. Его просто напросто удалили от общения с массовым читателем. Это было психологическое насилие в конфетной обертке.

Насилие, каким бы оно ни было, остается насилием. Раньше Алексей считал, что оно сопряжено лишь с физическим актом. Теперь понял, что моральное насилие давит сильнее. От него не скроешься. Земля – круглая, сколько ни беги – вернешься в исходную точку.

Человек верит в миражи и воюет с призраками, с тенью, которую никому не дано победить. И не задумывается о том, что появляется на свет, чтобы в конце пути отдать свою плоть на съедение червям.

Выход один, тот, что выбрал он, Алексей. В том мире тоже есть река и тоже есть лодка. На ней плавает перевозчик Харон. Это не река Забвения. Она - река Разлуки. Души разлучаются на срок, отпущенный им Создателем. Души тех, чья чаша весов тяжелее чаши греховной.

Оника говорила, что каждому воздастся за грехи его. Насилие – грех. А все ли насильники одинаковы?

Люди Пилота, что сняли его с распятия, тоже освобождают души неугодных им людей от телесной оболочки. Они оправдывают себя служением государству, считают, что занимаются полезным делом, освобождая общество от мрази. А то, что вместе с мразью гибнут и страдают обыватели, - издержки производства. Лес рубят – щепки летят? А щепки – тоже загубленные души…

Алексей откинул голову на корму лодки. Отринул все мысли.

Улетучился Афганистан. Улетучились все другие воспоминания. Голова стала пустой и звонкой, как опустевший казан для плова. И сам он ощущал себя путником, добравшимся, наконец-то, до вожделенной избушки, где можно долго и сладко отдыхать.

Белый омут был рядом.

Алексея не страшило вечное и неприкаянное блуждание в бесконечном бестелесном мире. Зато не будет трупов и крови, бессмысленных жертв и больной совести. Он – не Иисус Христос, который удалился в лабиринты покоя, оставив после себя вечные ценности. Он – просто человек, вторично родившийся по воле Мудрецов для земных мучений. А там, в бестелесном мире, он останется один на один с собой. Пусть неприкаянный, вычеркнутый из всех книг бытия. Зато сам по себе…

 

Достигнув воронок, лодка ушла с основной струи, река развернула ее и медленно потащила вдоль береговой кручи. Некоторое время Алексей сидел, бездумно глядя на пустынные берега и клокотавшую за бортами воду. Лодка почти не двигалась, медленно крутилась среди воронок, словно давала возможность обозреть в последний раз всю ночную панораму.

Он бросил на дно гребные лопатки. Если лодку кто-то подберет, будет, чем грести. Кинул прощальный взгляд на небо. Облако, напоминавшее лягушку, проявилось снова и висело прямо над ним. Алексей перебрался с сидения на борт, чтобы сразу опрокинуться в воду. Запустил руку во внутренний карман ветровки и достал ПМ.

И тут же реку залило ослепительным сиянием, поглотившим береговую кручу, речные воронки и его самого. Пистолет выпал из его рук, улетел в воду. Алексей успел подумать, что река примет его и так, надо лишь выдохнуть весь воздух. И услышал:

- Здравствуй, Алекс!

Алексей не видел Онику, но ощутил ее присутствие.

- Зачем ты пришла, Оника?

- Я люблю тебя, Алекс.

- Ты любишь не меня, а Островитянина. Я стал другим.

- Нет, ты все тот же. Просто очень устал.

- Я не в силах нести этот груз двести лет.

- Усталость пройдет, Алекс.

- Не верю.

- Без веры все видится в черном свете. Вера приближает день очищения.

- О каком очищении ты говоришь, если планета устлана трупами!

- Я уже сообщила тебе, что твоя страна станет пионером нового общества.

- Через триста лет?

- Раньше.

- Отпусти меня, Оника!

Алексей по-прежнему не видел ее лица. Только слышал беззвучный голос.

- Нет. Не могу и не хочу.

- Опять «спасенному рая не будет»?

- Да.

- Эвис рядом с тобой?

- Нет.

- Теперь ты сторожишь меня?

- Не сторожу. Оберегаю.

- От кого?

- От тебя самого. Твоя дочь, Алекс, тоже не хочет отпускать тебя.

- Такой я не нужен дочери.

- Именно такой нужен. Поезжай к ней, чтобы убедиться в этом.

- Вы и ее встроили в свою систему?

- Не встроили, а приняли.

- Она знает об этом?

- Догадывается. И ждет тебя, чтобы ты подтвердил ее догадку.

Лодка будто замерла в световом пятне. Берегов не было видно. Небо утонуло в бесконечном мироздании. Тишина обволакивала, порождала желание вырваться из нее. Но вырваться было невозможно.

Алексей ощутил себя одинокой пылинкой, занесенной свирепым ветром  в неведомые незаселенные края.

- Покажись, Оника! – попросил он.

- Не могу. Ты далеко.

- Да, далеко. Я – пылинка.

- Нет. Ты – ведущий из мрака к свету.

- Когда мы увидимся?

- Скоро. Прощай, Алекс…

 

Сначала Алексей услышал, как снова заворчала река. Затем увидел в небе бледные звезды на очистившемся от облаков участке неба. Обнаружил, что его лодку прибило к противоположному камышовому берегу, полого поднимавшемуся вверх.

 Он вылез на сушу и вытащил лодку. Напуганная стая ворон с шумом поднялась с  береговой ивы. Воронам хорошо, они могут улететь, когда захотят. И отстреливают их только из озорства.

             Алексей сел на полусгнившее бревно.

Вот и все. Этот побег тоже не удался. И никакой не удастся. От рока не убежать. Он сидел и обдумывал грядущий день. Часы утекали, формируя необратимую вечность. Алексей не замечал их.

Ночь посерела. Ворчание реки перешло в спокойное журчание. Наверху мигнул и зажегся огонек. Там просыпалась деревня.

Алексей собрал лодку, затолкал ее в рюкзак и двинулся по тропинке на мерцавший в предутреннем сумраке светильник…

 

                                                 Э П И Л О Г

               Вот мы и прощаемся, дорогой читатель.

Я не знаю, что будет с Алексеем дальше. Пока же он находится в поезде, который приближается к бывшей столице Казахстана. В окно ему видны горы в снежных шапках, окружающие с трех сторон Алма-Ату. Предстоящее свидание с дочерью излечило его от

ощущения безнадежности. Надолго ли?..

Пилот расстался с Алексеем с большой неохотой. Только крякнул, проговорил: «Туды его в медь!» и отпустил на все четыре стороны. Даже подписку с него не взял о неразглашении тайны БД-7.

Его организация с таким кодовым названием продолжает существовать. «БД-7» - Белая дача, седьмое поле. Только поле особое, на нем не выращивают фрукты-овощи. На нем корчуют гнилые деревья. Щепки, конечно, летят, но так уж устроена современная жизнь.

Куратор белодачников остался прежний, хотя и получил втык от премьера за самодеятельность. Привлечь организацию к предвыборным играм была его личная инициатива. А она, как известно, наказуема. Не для того создавалась БД-7, и готовились по специальной программе Исполнители воли государства. Пилот и его подчиненные полностью переключились на борьбу с терроризмом. Георгий и Юлия по-прежнему действуют под псевдонимами.

Им, наконец-то, разрешили официально зарегистрировать брак, и они прописались на улице Вострухина. По случаю бракосочетания Пилот дал им месячный отпуск. Они посетили родителей Юлии, от которых узнали, что «великий татарин» Рамиль Ахсанович умер. В последний путь его провожали многочисленные ученики и вся спортивная общественность.

Вместе с Валей Пинегиной, ставшей к тому времени мировой бронзовой призеркой по биатлону, Юлия с Георгием посетили его могилу на мусульманском кладбище. На гранитном памятнике не был ни полумесяца, ни креста – только красная звездочка, как у воина. Рамиль Ахсанович и был воином.

Так же, втроем, они побывали у тетки в деревне Шакше. Она почти не изменилась, только седины добавилось. Встретила их словами, обращенными к Юлии:

- Явилась, пропадунья! Знакомь со своим террористом! – протянула Георгию руку.

- Гера, - назвался он.

- Задал ты мне, Гера, задачку, когда из армянова дома убег. А потом еще и мою племянницу умыкнул.

- Тетя Люб, – вмешалась Юлия, чтобы сменить тему. - Зинка все так же живет с армянином?

- Брошка теперь Зинка, - и Юлия мысленно перевела «Брошенная». – Армян ее в Санькину избу вымутил.

- К дяде Сане? Он – что, умер?

- Что ему, небоскребнотому, сделается? В город подался. А Рулев помер. Ну, хватит балясить, стол накрытый…

Уехали они от тети Любы поздно вечером. На прощание тетя Люба шепнула Юлии:

- Стоющий у тебя мужик, племянница. Держись за него.

Уже сидя в автобусе, она бросила прощальный взгляд на деревенские огни. Отсюда когда-то началась для нее новая дорога, приведшая в итоге в штат БД-7…

 

Что касается выборов в Госдуму, то с ними произошел казус.

Сразу же после нашумевшего взрыва на кладбище к политологу Самойлову подъехал вальяжный седовласый незнакомец. По внешности было невозможно определить, какой он национальности, и какого вероисповедования. Никогда раньше Самойлов его не встречал.

Прежде чем приступить к разговору, незнакомец достал из дипломата серебристый приборчик и нажал красную кнопку.

- На случай, если ваш офис прослушивается, - объяснил он.

- Может быть, вы сначала представитесь?

- Для сегодняшнего рандеву это совсем не обязательно. Возможно, я сделаю это через какое-то время.

- Слушаю вас.

- Вы блестяще провели для своего кандидата предвыборную кампанию. Не ваша вина в том, что вы лишились премиальных за победу.

- За меня переживаете?

- За себя.

- Любопытно.

- Не знаю, сколько вам обещал Заурбеков. Я предлагаю вам полмиллиона долларов. И столько же на текущие расходы.

- За какую услугу?

- Сделайте так, чтобы победивший кандидат в депутаты остался во втором туре один. Все другие должны снять свои кандидатуры.

- Вы хотите, чтобы выборы были признаны несостоявшимися?

- Именно.

- Назовите сумму аванса.

- Я уже назвал: текущие расходы.

- А в случае неудачи?

- Возврата валюты с вас не потребуют.

- Такой вариант приемлем. Попытаюсь вам помочь.

- В случае успеха состоятся повторные выборы. Вам будет сделано деловое предложение.

- Поработать с новым кандидатом?

- Да. С человеком, которого я укажу. Тогда мы познакомимся ближе…

Не знаю, каким образом политолог уговорил недавних соперников снять свои кандидатуры, но ему это удалось. Генерал Баскаков остался в единственном числе. По закону же, демократические выборы обязательно должны быть альтернативными. Выборы были признаны несостоявшимися.

Что еще, дорогой читатель?

Мне до сих пор не дает покоя предсказание аэолки Оники о том, что Россия станет  прародительницей нового строя, основанного на законах справедливости. Глядя на реалии теперешней жизни, в это верится с трудом. Неужели Россию пощадят природные и социальные катаклизмы?..

Но надежда в предсказание инопланетянки теплится, ей ведомо и прошлое и будущее. Не сомневаюсь, что путь из мрака к свету предстоит неблизкий и трудный, полный блужданий, шараханий и топтания на месте. Нелегко будет нынешнему поколению людей. Будут и разочарования, и болезненные шишки.

Однако недаром говорится: дорогу осилит идущий.

И, конечно же, на этом пути уготовано место для Алексея и его Алёнушки. Очень надеюсь, что они своими глазами увидят общество мудрых людей. И, возможно, Алексею не захочется возвращаться на Аэолу, где его обещала дождаться Оника. Хотя кто знает?..

 

 

                             Содержание

                                                                                                        Стр.

ФАНФУРИКИ………………………………. ………………..   1

ГОНКА С ПРЕПЯТСТВИЯМИ……………………………..  33

ЗА ЛЮБОВЬ НАДО ПЛАТИТЬ……………………………..  65

УДУШЬЕ…………………………………. …………………… 88

ЗАПЛАНИРОВАННЫЙ ИНФАРКТ……. …………………. 98

БЕЛЫЙ ОМУТ …………………. ………………………...…. 114

Э п и л о г ………………………………………………………  137

<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...

Переход на страницу:  [1]  [2]  [3]  [4]  [5]  [6]  [7]  [8]  [9]  [10]

Страница:  [10]