Спасенному рая не будет - Теплов Юрий Дмитриевич - страница 6 - российская фантастика - Bookorbita.com

Забравшись на столик, Колун легонько побарабанил пальцами по стеклу. Изнутри появилась обнаженная рука, и ладонь сжалась в кулачок. Затем нарисовалась сама Вика, сноровисто распахнула внутренние створки и выключила свет. Все шло по плану.

Алмазным стеклорезом Колун прочертил нижние стекла впритык к переплетным планкам. Налепил присоски. Потянул на себя. Оба стекла беззвучно отошли от оконной рамы. Колун передал их Штангисту и быстро перепилил разделительную вертикальную планку. Слез со столика, уступая место напарнику.

Толстый Зяма все копошился с проводами.

Штангист влез на столик, потоптался, проверяя его на прочность. Взялся за прутья решетки, рванул на себя. Видно постаралась кореянка, решетка держалась на соплях. Она легко переломилась, и Штангист вместе с ней гулко рухнул со столика. И тут же завыла сирена.

Исмагилов был готов к такому обороту, заранее сбросил два автомата подошедшему Колуну, а свой «Узи» прислонил к пеньку. Увидев вылезающую из окна Вику, метнулся к ней. Она вынырнула головой вперед, но он не дал ей упасть, поставил на ноги и потащил к пеньку.

Бригадир кинул автомат поднявшемуся Штангисту и прокричал:

- Рвём когти! Зяма! Кончай!

Едва Вика натянула сапоги, как со стороны будки охранников раздалась длинная очередь. Исмагилов подхватил «Узи», дернул подругу, увлекая к посадкам. Дубленку она надела уже на бегу.

Колун отскочил за пенек и резанул ответной очередью. Попал – не попал, не разберешь. Сирена продолжала завывать, призывая тревожную солдатскую группу. Штангист, бухнувшись в снег, тоже поливал из автомата, не давал охранникам приблизиться. Толстый Зяма все мешкал, продолжал колдовать над взрывчаткой.

Исмагилов с Викой достигли темнеющих посадок и исчезли из поля зрения. Колун заметил, что в окне лаборатории вспыхнул свет и почти тут же погас. Сообразил, что из открытого Викиного окна его запросто могут шлепнуть. Ужом скользнул из-за пенька к стене, приподнялся и швырнул в комнату лимонку. Вспышки не увидел, лишь услышал приглушенный чмок, и из комнаты повалил дым.

- Уходим! – прокричал он, оказавшись снова за пеньком.

Толстый Зяма, согнувшись, затопал от стены. Значит, через пару минут рванет. Зяма уже поравнялся с бригадиром, когда очередная автоматная строчка разрезала его поперек. Он завалился лицом в снег и не шевелился. Штангист продолжал стрелять. Бригадир окликнул его, но тот не отреагировал.

Колун понимал, что добраться живым по открытому месту до посадок ему вряд ли удастся. Потому пополз к забору, за которым журчал арык. Перелезть через металлическую ограду труда не составляло, но тогда он становился живой мишенью. На локтях и коленях двинулся не влево, к дороге, а вправо, ближе к казармам. И наткнулся на углубление под забором. Тоже, наверно, подкопали самовольщики. Очистил подкоп руками от снега и мусора и смог протиснуться наружу.

Две минуты уже, наверняка прошли, а взрыва почему-то не было. Неужели Зяма что-то не так сделал? Стрельба у лаборатории еще продолжалась, и Колун не мог взять в толк, почему не уходит Штангист. И тут глухо ухнуло. Взрыв всё расставил по местам. Перестрелка оборвалась, и бригадир понял, что Штангисту – хана. Линять отсюда придется одному.

Он с мимолетным сожалением зашвырнул подальше в арык короткоствольный израильский автомат. Сам шагнул в воду. Арык оказался довольно глубоким, выше голенищ, и сапоги тут же заполнились доверху. Колун вылез на противоположный берег. Опрокинулся на спину, задрал ноги, чтобы вода вытекла из сапог.

По кромке арыка шла присыпанная свежим снегом колея грунтовой дороги. Слегка пригнувшись, он зашагал по грунтовке. Через полсотни шагов она круто повернула от трассы, к мерцавшим вдалеке огонькам. Но он все равно прошел по дороге еще метров двести и только потом зашагал по заснеженному полю к шоссе, где его дожидался оставленный Запорожец.

Ботаник пребывал в дреме, раскинувшись на сброшенной на пол постели рядом с уснувшим дружком, когда его разбудил вой сирены. Торопливо натянул трусы, выскочил в коридор и наткнулся на дюжего старшего охранника с пистолетом в руках.

- Что случилось, Лёха?

- Не знаю, - ответил тот, - сирена.

- Где еще двое?

- Я отправил их к будке, вдруг нападение?

В этот момент снаружи застрекотал автомат. Ботаник бросился к двери лаборатории, но вспомнил, что ключи остались в брюках. Прошло около минуты, пока он сумел открыть дверь в святая святых. За спиной топтался, не выпуская из рук пистолета, охранник Лёха, даже не сделавший попытки прикрыть хозяина. Ботаник щелкнул выключателем, загорелись лампы дневного света. В лаборатории все было по-прежнему, огромный сейф с готовым продуктом стоял на месте. Значит, ничего страшного. Он выключил свет и запер лабораторию.

А сирена продолжала подавать прерывистые сигналы, и в паузах отчетливо слышалась стрельба снаружи.

- Проверь! – показал охраннику на Викину дверь Ботаник.

Лёха достал из кармана ключ на шнурке, поковырял им в замочной скважине.

- Изнутри защелкнута, - доложил.

- Вика! – крикнул Ботаник. – Открой дверь!

Ответа не последовало, и у него неприятно засосало под ложечкой.

- Ломай! – приказал охраннику.

Тот разбежался и саданул дверь могучим плечом. Она затрещала, но устояла. Вылетела лишь со второго удара.

- Посмотри, что там! – распорядился Ботаник, предчувствуя неладное.

Поводя пистолетом, Леха просунулся в образовавшийся проём и стал нащупывать выключатель. В этот миг в комнате с треском полыхнуло. Ботаника отбросило назад, он влепился в стену, больно стукнулся затылком и осел на пол. Но сознания не потерял, хотя соображал с усилием.

Не мешало бы глянуть на Лёху, хотя, всего скорее, в помощи он уже не нуждался. Но в комнате могут ждать другие сюрпризы, черт знает, из-за чего там рвануло: может, гранату кинули или растяжку поставили. Разбираться - дело специалистов. Нападение произошло явно из-за кореянки. Возможно, произошла утечка информации о местонахождении пленницы, и влюбленный пахан решил ее освободить. Сумел это сделать или нет - Ботанику было наплевать. Как наплевать и на саму кореянку, даже если ее разнесло в клочья вместе с охранником. Доктор ее сюда поселил, пусть у него и болит голова. А утечка информации – занятие Булыги вместе с генералом. Дело не пострадало, лаборатория и первая партия товара, за которые он отвечал, в целости и сохранности.

Из спальни появился в халате рыжий Ник. Кудри его были взъерошены, вид испуганный. Увидев Ботаника на полу, осторожно приблизился к нему.

- Что происходит? – спросил, заикаясь.

- Не бери в голову, Ник. Иди в комнату и ложись на тахту. Я скоро приду.

Он стал подниматься с пола, и тут здание тряхнуло, с потолка посыпалась штукатурка. Из Викиной комнаты сквозняком вынесло клуб пыли. И наступила мертвящая тишина: ни воя сирены, ни звуков выстрелов.

- Я боюсь, - пробормотал побелевший Ник.

Ботаник, забыв про него, снова кинулся к двери лаборатории. Никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Наконец отомкнул дверь и включил свет. В лаборатории все оказалось на местах, но все же что-то изменилось. Он оглядел комнату внимательнее. Так и есть. Наружная стена ровно бы осела, и потолок слегка накренился. Взрыв произошел снаружи, но смог разрушить старинную кладку лишь в месте заряда, и стена заметно опустилась. Лаборатория и товар остались в неприкосновенности.

Когда Ботаник вышел в коридор, Ника там не было. Заглянул в спальню и увидел его на тахте, с головой завернувшегося в одеяло. С улицы вбежал бухавший шнурованными солдатскими ботинками охранник с включенным фонарем в руках.

- Двоих наших положили, один ранен, - прохрипел он. – Еще два трупа чужих. Надо звонить полковнику.

- Я позвоню. Проверьте вон то помещение, - показал на выбитую дверь.

Охранник пробыл в Викиной комнате не больше минуты.

- Лёха – в клочья, - сказал появившись.

- А женщина?

- Нет там женщины, только Лёха с кишками наружу.

- Идите на пост и ничего не трогайте до приезда полиции.

- Слушаюсь, - автоматически произнес тот и, пошатываясь, вышел на улицу.

В первую очередь, Ботаник обязан был сообщить о том, что произошло, Доктору. Набрал номер телефона. Доктор откликнулся сразу, будто бодрствовал. Так, возможно, и было: в новогоднюю ночь многие не спят.

- ЧП? – с места в карьер спросил Доктор.

- Нападение на лабораторию. Убиты трое охранников и двое нападавших.

- Что с лабораторией?

- Цела, но взрывом повреждена стена. Товар в сохранности.

- Что значит «повреждена»?

- Осел фундамент.

- Работать в помещении можно?

- Можно.

- Что еще?

- Сбежала Вика.

- Хрен с ней!

- В полицию звонить?

- Нет. Я сам испорчу новогоднюю ночь генералу и Булыге. Пускай полковник убирает трупы. Дождитесь его. Никого за территорию и из помещения не выпускайте. Завтра к одиннадцати я подъеду. Вызовите к этому времени с каникул лаборантов и своего водителя…

Новогодний вечер прошел для Талгата на редкость хорошо и спокойно. Жена приготовила бешбармак. За три часа до боя курантов к ним пожаловали тесть с тещей, притащили сладкой стряпни и наперебой стали угощать внучку чак-чаком.

Старый год проводили, как положено, тостом, потом встретили новый - шампанским. Пятилетняя дочка Дина не капризничала. Увидев в окно салют, утянула деда к подоконнику и визжала от радости при каждом всплеске огней. Телевизионный концерт утомил ее, она безропотно позволила отцу отнести ее в кроватку и потребовала.

- Пой!

У Талгата не было ни голоса, ни слуха, но дочке нравилось, когда он тихим басом напевал ей строевые песни, оставшиеся в памяти со времени военной службы. Не успел он прикончить первый куплет, как она уснула.

Теща и жена полностью погрузились в концертное действо. Они с тестем потихоньку нагружались тем, что было на столе, пока тот не заявил, что хочет спать. Да и женщинам телевизор, наконец-то, надоел. Для стариков раздвинули диван в дочкиной комнате, они удалились почивать. Талгат под удивленным взглядом Гульжамал вызвался перемыть посуду. Улеглись, когда настенные часы показывали половину пятого.

Такой вечер не мог закончиться примитивным храпом. Они еще долго не засыпали, предаваясь законным постельным утехам.

Телефонный звонок потревожил Талгата, едва он успел задремать. Сначала никак не мог врубиться в звук, а когда сообразил, глянул на часы. Они показывали шесть утра. Взял, наконец, трубку и вышел в коридор, чтобы не разбудить жену. Голос Ботаника узнал сразу:

- Подъезжайте к одиннадцати.

- Что-нибудь случилось?

- Здесь все узнаете.

Сна, как не бывало. Он ничуть не сомневался, что случилось ЧП, и причиной происшествия стала переданная им посылочка для Вики. Мог ли он в чем-то проколоться? По всем прикидкам, нет. Значит, не стоит забивать раньше времени хмельную голову, а оставшиеся три с лишним часа полезно посвятить сну.

В лабораторию Талгат прибыл минута в минуту, и сразу же обратил внимание, что знакомых ему наружных охранников сменили другие. Снег во дворе был аккуратно заметен. Тот, кто проверял его пропуск, велел, не задерживаясь, топать в здание. В коридоре ему бросилась в глаза прислоненная к косяку дверь в Викину комнату. Схватка, видно была нешуточной, если дверь оказалась выбитой. На стульях у стены сидели с обеспокоенным видом лаборанты и всклокоченный рыжий Ник. Знакомый ему охранник показал на свободный стул и произнес:

- Садись, вызовут.

Талгат уселся рядом с рыжим Ником.

- Тут такое было! – проговорил тот сбивающимся шепотом. – Сначала бабахнуло в Викиной комнате, потом в лаборатории, даже стены затряслись.

- Кто взрывал?

- Нападавшие. Стреляли, как на войне. Я думал, нам всем конец. А Вика сбежала.

- Как сбежала?

- В окно.

- Оно с решеткой.

- Перепилила она решетку.

- Чем?

- Не знаю. Сейчас выясняют.

- Кто?

- Савелий с Доктором и Булыга. Полковник как приехал ночью, так и не уезжал.

- А генерал?

- Дома сидит, с похмелья, наверное, лечится.

Из лаборатории вышел полковник Булыга, поманил Талгата пальцами и направился к Викиной комнате. Отодвинул прислоненную дверь, щелкнул выключателем. Единственное окно было забито фанерой. На полу лежали лицом вверх два трупа.

- Узнаешь кого-нибудь, морпех?

Талгат показал на толстого Зяму:

- Этот прессовал меня. Его Зямой называли.

- А второй?

- Незнакомый. Хотя... Вроде бы он был на костылях в больнице.

- Ладно, морпех, жди своей очереди.

Первыми держать ответ по одному вызвали лаборантов. Каждого пытали не меньше получаса. Они выходили красные и вспотевшие и снова усаживались на стулья. Настал черед рыжего Ника. Его отпустили не в пример лаборантам быстро. Вид у него был испуганный, как у нашкодившего котенка. Не глядя ни на кого, он буркнул Талгату:

- Иди, - и скрылся в комнате Ботаника.

Не понравилось его поведение Талгату. Запахло подлянкой. Скрывать передачу кекса для Вики нельзя. Надо самому сказать об этом.

Талгат уже собрался открыть дверь, когда Ник снова нарисовался в коридоре, в дубленке и пыжиковой шапке, и направился на выход. Охранник преградил ему путь:

- Выпускать никого не велено.

- Я только по двору погулять.

- Не велено. Садись и жди, когда разрешат.

- Я хозяину на тебя нажалуюсь!

- Заткнись!

План поведения сложился в голове сам собой. Талгат шагнул в лабораторию и остановился у порога.

- Тебе известно, что произошло ночью? - спросил полковник.

- Только то, что Ник рассказал.

- Что он рассказал?

- Про взрывы, и что девка перепилила решетку и сбежала.

- Как думаешь, где она могла раздобыть ножовку?

- Понятия не имею.

- Ты ничего ей не передавал?

- Я вообще с ней не контачил. Один раз Ник попросил купить для нее кекс, я купил.

- Сам ей передал?

- Нет, через Ника.

В этот момент в дверь постучали. Она приоткрылась, и появившийся охранник обратился Ботанику:

- Можно вас на минуту?

- В чем дело? – сурово спросил его Доктор.

- Насчет Ника.

- Говори при всех! – приказал полковник.

- Психует пацан. Я его из здания не выпустил. Он грозит жаловаться на меня Савелию Григорьевичу.

- Неужели удрать надумал?

- Сказал, погулять хочет.

- Так-с. Любопытно. Поручи-ка кому-нибудь ошмонать его вещи.

- Но в комнате и мои вещи, - вмешался Ботаник.

- Никуда они не денутся, Савелий Григорьевич, - сказал Доктор.

Охранник удалился, и полковник снова взял бразды правления в свои руки.

- Ты часто ездил с Ником, морпех?

- Не часто, но случалось.

- Куда ездили?

- По магазинам.

- С кем встречались по дороге?

- Ни с кем.

- А в магазинах?

- Я в кабине его дожидался.

- Ты же – морпех, глаз у тебя должен быть, как алмаз. Ничего необычного не заметил?

- Так, ерунду.

- Что за ерунда?

- Перед самым новым годом мы в центральный супермаркет ездили. Ник вышел из гастронома с мужиком, толкавшим коляску с пакетами.

- Со служащим магазина?

- Вряд ли. Мужик рослый, красивый, хорошо одетый.

- Описать его можешь?

- Блондин. Крупный нос, крутой подбородок, полные губы. Особых примет не разглядел.

Снова, постучавшись, вошел охранник и передал полковнику атласный прямоугольничек.

- Обнаружен под обложкой английского словаря.

- Странная визитка, - сказал полковник. – Имя Аполлон и номер телефона.

- Ну-ка, ну-ка, - произнес Доктор, забирая у полковника визитку. – Так и есть, стриптизер из ночного клуба Исмагилова. Что и требовалось доказать.

Ботаник забарабанил пальцами по столу, но осек себя и принялся поглаживать бородку. Полковник распорядился, обращаясь к охраннику:

- Давай рыжего сюда!

Без промедления тот втолкнул растерянного педика в лабораторию и прикрыл дверь.

- Откуда это у вас? – показал ему визитку Доктор.

- Не моя, я ее в словаре нашел, - пролепетал тот и с мольбой поглядел на Ботаника. Однако милый друг ответил ему безучастным взглядом.

Полковник взял Ника за ухо и проговорил ласковым тоном:

- По частям тебя стану разрывать, урод, если правды не услышу, - и без усилия надорвал ухо.

- Больно! – вскричал тот. – Все расскажу, только отпустите!

- Ну?

- Я с ним в гастрономе познакомился. Его Аполлоном зовут. Он и дал мне визитку, - голос Ника стал плаксивым и жалобным.

- О чем ты с ним трепался?

- Ни о чем, он помогал мне продукты выбирать.

- Спрашивал о том, где обитаешь?

- Спрашивал. Говорил, что хочет встретиться со мной.

- Что ты ему ответил?

- Сказал, что не могу. Что живу у друга в военном городке, и новый год буду встречать с ним.

- Что ты сказал ему про кореянку?

- Клянусь, ничего.

- Вспоминай! Или целиком ухо оторву!

Педик вздрогнул. Снова затравленно взглянул на Ботаника. Тот с хмурым видом продолжал поглаживать бородку.

- Ну? – подхлестнул Ника полковник.

- Когда я положил в корзину кекс, Аполлон спросил, для кого он. Я объяснил, что для одинокой девушки. Он сказал, что девушкам кексы с творогом не нравятся…

- Чего замолчал?

- Он сходил и поменял кекс на изюмный. Я его Вике отдал.

Полковник повернулся к Доктору:

- Вот вам и объяснение, как попала к кореянке ножовка. Урод в кексе передал.

- Не знал я! – выкрикнул урод.

Полковник подошел к нему, взял за шиворот, вывел в коридор и вернулся.

- Я думаю, расследование закончено, господа, - и, адресуясь к Ботанику, добавил: - А вы грешили на шофера, Савелий Григорьевич! Вашего дружка мои люди заберут и слегка потреплют. Вдруг стриптизер выведал у него еще что-нибудь? Например, о рейсе с товаром?

- Ему о рейсе ничего неизвестно, - пробормотал Ботаник.

- Не надо так категорически утверждать. Мог случайно подслушать.

- Можете идти, Талгат, - сказал Доктор и, когда водитель вышел, произнес тоном, отметающим всякие возражения: - Делайте с мальчишкой, что угодно, полковник. Но рейс отменять нельзя!

- Согласен с вами, Матвей Осипович.

- И уберите быстрее трупы! – дружелюбие в голосе Доктора и не ночевало. - Потом можете принимать свои меры. Только не забудьте пятого января взять под контроль загрузку. В трех коробках товар, в остальных – электроника. А вы, Савелий Григорьевич, отпускайте людей и займитесь ремонтом помещения. Завтра с утра я подошлю вам пяток военных строителей.

Дома Талгат застал тёщу, забавлявшую внучку. Тесть, опохмелившись, давил ухо на диване. Гульжамал, оказывается, ушла на работу после того, как ей позвонила из больницы сестра-хозяйка. Такое часто случалось, жену иногда вызывали на работу даже в праздники.

Талгат достал из бельевого шкафа миниатюрную телефонную трубку, подаренную ему Георгием, прошел на кухню и нажал кнопку вызова. Георгий откликнулся тотчас.

- На связи.

Слышно его было так, словно он находился в соседней комнате.

- Рейс на Чкаловский аэродром пятого января, - доложил Талгат. – Меня назначили сопровождать груз.

- С какой стати?

- Не знаю. Думаю, подстава.

- Подстрахуем. Когда твою семью ждать?

- Как продадим квартиру.

- Пусть этим старики займутся, а ты отправляй своих. Двухкомнатная хата в ближайшем Подмосковье для вас есть.

- На какой срок?

- До конца жизни. Всё, конец связи.

Талгат очумело глядел на замолкшую трубку. Ни хрена себе подарок! Полоса что ли пошла? Сначала жигуль от пахана, теперь вот квартира. К добру ли?

Он даже не услышал, как вернулась жена. Появилась на кухне, дотронулась до его плеча. По ее лицу Талгат понял, что она чем-то обеспокоена.

- Покупатель на квартиру есть. Из наших больных. Но предлагает мало. За твою комнату в коммуналке дают 25 тысяч долларов, а за нашу двухкомнатную – всего 40 тысяч. А в Москве, я слышала по телевизору, один квадратный метр четыре тысячи стоит.

- Не надо продавать квартиру, Гуля. Твои родители пустят сюда квартирантов, вот им и добавка к пенсии. Бери деньги за мою комнату и сразу же покупай билеты.

- Где же мы жить в Москве будем?

- Нам уже выделили двухкомнатную квартиру. Только что мне сообщил об этом Георгий.

- Так не бывает, Талгат! Что они от тебя хотят?

- Ничего не хотят.

- Ой, не верю…

О том, что военный борт прибудет пятого января, Георгий без промедления доложил Пилоту. Тот срочно собрал совещание, чтобы уточнить детали спектакля под названием «Транзит» и окончательно распределить роли его участников. Юлия на совещании не присутствовала. Ей было поручено знакомство с гуру.

На входе в арку Юлии пришлось посторониться: из нее выезжала серебристая «Тойота» с тонированными стеклами. Пройдя метров двести по узкой улочке, она остановилась перед металлической дверью с бронзовой табличкой «Центр йоги». Огляделась. Дюжий парень скреб совковой лопатой проезжую часть. «На дворника не тянет, – подумала, - из топтунов, может быть, даже из наших».

- Йога работает? – оторвала она его от интеллектуального действа.

- Хрен ее знает! У меня своя йога, - пристукнул об асфальт лопатой.

Чтобы открыть дверь, понадобилось некоторой усилие, ее будто притягивало магнитом. По стенам узкого коридора тянулись пустые вешалки. Понятно, тут переоблачаются желающие погрузиться в нирвану. За стойкой прямо из полулитровой банки пила чай расплывшаяся, но еще моложавая женщина.

- Здравствуйте! - произнесла Юлия. - Я хотела бы записаться в ваш центр. Куда мне пройти?

Женщина отставила банку. Улыбнулась, обнажив редкие зубы.

- Запись ежедневно после шестнадцати часов. Занятия два раза в неделю. Стоимость восемь тысяч в месяц. Совсем недорого.

- Я могу заплатить и больше. Но сначала хотела бы переговорить с Учителем.

- Нет сейчас никого. Бухгалтер приходит в шестнадцать. Учитель только что выехал в храм.

- На серебристой машине?

- На ней.

- А что сегодня в храме?

- Свадьба.

- Он – что? Женится?

Вахтерша снисходительно улыбнулась:

- У него обет безбрачия, он – гуру.

- А как религия называется?

Женщина смутилась и даже порозовела.

- Забыла, хотя мне и говорили. Я ведь только работаю тут. Сама православная, На молениях у них не бываю. Знаю только, что гуру женит молодых из преданных. У них прихожане преданными называются. А обряд - вроде венчания у христиан.

- Как интересно! – закатив глаза, проговорила Юлия. – Вот посмотреть бы!

- И посмотрите. Двери открыты для каждого.

- Где этот храм находится?

- На Ходынке, - и она довольно толково объяснила Юлии, как добраться и разыскать святилище гуру…

Храм располагался в двухэтажном строении, обшитом гофрированным дюралем. Она вошла внутрь и оказалась в тесной и чистой прихожей, в которой никого не было. Однако о присутствии людей говорили развешанная на всех стенках одежда и обилие обуви, сложенной на длинной двухъярусной полке. Гардеробщика, судя по всему, здесь не признавали. Из-за плотно закрытой двери доносились глухие удары бубна и нечто напоминавшее пение.

Юлия разделась, с сожалением сняла сапожки с вшитыми в подошву металлическими пластинами, прикрыла на всякий случай голову косынкой. Открыла дверь и остановилась.

В просторной комнате сидели на полу, поджав босые ноги, десятка два парней в белых подштанниках и наброшенных на голый торс кусках белой материи. Лишь седой старичок сидел у стены на канцелярском стуле. Две женщины в сари разносили прихожанам наполненные чем-то миски из фольги. Лысого гуру в зале не было.

Один из молодых людей поднялся, подошел к Юлии и тихим приятным голосом спросил:

- Вы от невесты?

- Нет, просто пришла в храм.

- Впервые?

- Да.

- Одну минутку, - скрылся за одной из трех служебных дверей, вышел оттуда со стулом и поставил его рядом со стулом старичка. – Садитесь. У нас сегодня ведическое бракосочетание.

Юлия устроилась на стуле. Не скрывая любопытства, огляделась. Вполне современные на вид, если бы не их одеяние, парни призывного возраста и чуть постарше заунывно тянули на незнакомом языке полагавшиеся при свадебном торжестве ведические молитвы, называемые, как помнила Юлия, мантрами. Один из них ритмично стучал в бубен, напоминающий по форме оплетенную древнегреческую амфору, и запевал. У двоих других в руках были бронзовые ударные тарелки, отличавшиеся от оркестровых своей крохотностью.

В центре ритуального зала была уложена на пол большая столешница, заставленная фруктами и различными сосудами. Две чаши стояли наособицу. В сферической - маслянистая жидкость. Квадратная чаша была наполнена мелкими и ровными чурками.

Справа сверкал иконостасом алтарь, если, конечно, он так назывался у преданных. Из золоченых рамок взирали на собравшихся три верховных Бога. У противоположной стены была установлена на возвышении сидячая статуя сурового мужика в хламиде и с голым черепом. У подножия статуи, опять же в золоченой рамке, красовались две его ступни. Наверное, преданные лобзают их, как христиане крест.

- Это кто? – наклонилась Юлия к седому соседу и кивнула на статую.

- Первый проповедник учения, если можно так выразиться. Тот, кто распространил его на весь мир. Учитель.

Голос у него был совсем не стариковский, а ответ выдавал в нем человека, не чуждого образованности.

Миловидная служительница в синем сари поставила перед Юлией миску из фольги, заполненную наполовину зерном.

- Что с этим делать? – снова обратилась она к соседу.

- Бросать зерно в огонь, когда зажгут. Символизирует очищение от скверны.

- Вы тоже из преданных?

- Нет, я – атеист. Пришел посмотреть на венчание внучки Насти.

- Приняла чужую веру?

- И дочь, и внучка. Увы, зигзаги судьбы! Чашу с зерном принесла вам мать невесты, то есть моя дочь.

Чего только не случается у людей, подумала Юлия. Наверное, жизненный зигзаг был очень болезненным для дочери, и ей пришлось немало пометаться, пока она нашла успокоение в чуждых славянскому духу мантрах. Да и на долю отца хватило, видимо, переживаний, хотя по его поведению этого не скажешь.

- Нет худа без добра, девушка. Преданные не воруют, не пьют, не курят. Так что наркотики и алкоголизм им не грозят.

- Выходит, их религия надежнее христианской?

- Правильнее сказать, вера крепче. А религия, за исключением отдельных постулатов, проповедует, как и все другие вероучения, одни и те же человеческие ценности. Коммунизм, кстати, тоже религия. И провозглашенные им идеи, мало, чем отличаются от религиозных заповедей.

Мысль не была для Юлии новой. Она сама додумалась до этого, когда изучала Коран при разработке шахидок-смертниц. Но не на диспут же она пришла сюда! Чтобы перевести разговор, проговорила:

- Что-то не вижу жениха и невесты.

- Невеста минут через пять появится. А жених перед вами сидит.

Жених, молодой человек лет двадцати шести, в белых штанах и полосатой тоге, сидел на коврике. По соседству с ним – парень постарше, рослый, с мужественными чертами лица, которое не портили нарисованные на лбу какие-то знаки. На голом предплечье тоже красовался рисунок: то ли стрела, то ли устремленная ввысь стреловидная птица.

«Гуру, наверное, вместе с невестой появится», - решила Юлия.

Храм между тем наполнялся. Входившие мужчины простирались ниц. Женщины становились на колени и кланялись. Одна из них пришла с ребенком – девчушкой лет трех, и тоже заставила ее опуститься на колени. Не вызывало сомнения, что все они истово верили своему божеству, и никаким криминалом с их стороны даже не пахло. Однако не исключено, что гуру запросто мог использовать их слепую веру в своих целях.

В зале становилось жарко, тепло нагоняли два вполне современных электрических обогревателя. Пение становилось все громче и прервалось, когда в дверях показалась невеста, красивая девочка со здоровым румянцем на щеках. Одета она была в красное бархатное сари с золотистой отделкой, оголенные руки усыпаны блестками. Жених встал и усадил ее на коврик рядом с собой.

Юлия ждала, что следом объявится гуру, но тот медлил. Зато сидевший рядом с женихом статный молодец со стреловидным рисунком на предплечье поднялся с коврика и нормальным русским языком объявил о начале брачной церемонии. После чего открыл толстую книгу и запел скрипучим голосом, которому в отдельных местах вторил хор собравшихся.

Неужели Юлия ошиблась и попала не в тот храм? Этот парень никак не мог быть гуру, про азиатскую внешность которого ей уже поведали. И, тем не менее, церемонией руководил именно он.

- Он – кто? Гуру? – шепотом спросила она деда.

- Нет. Говорят, что гуру улетел на пару дней в Индию. А этот человек - вроде церковного старосты у православных христиан.

Дальнейшее Юлию мало интересовало, но сразу покинуть церемонию посчитала знаком неуважения к симпатичным новобрачным. Отвлеченно следила, как жених и невеста надевают друг другу на шею розовые венки, как соединяют на оранжевом апельсине ладони, и мать невесты помогает им омыть кисти рук молоком.

«Староста» под хоровые возгласы гостей продолжал распевать мантры. Затем обмакнул деревянные чурки в сосуд с масляной жидкостью, поджег их от свечки и снова затянул ведическую молитву, каждый стих которой заканчивался одним и тем же словом. В этот момент гости бросали щепотки зерна в огонь. И Юлия тоже бросала, щурясь от приторного дыма, поднимавшегося из священного сосуда.

Так она просидела около часа, пока не ощутила в нагрудном кармане жакета вибрирование флешки. Демонстративно вытащила из кармана крохотный аппарат и вышла в прихожую. На связи был Белый.

- Время «Ч», Юнона. Возвращайся.

Время «Ч» наступило для Талгата пятого января. Как было приказано, он прибыл на службу к восьми утра. При нем был походный тощий рюкзачок со сменой белья, туалетными причандалами и едой, которую он взял из дома по настоянию жены. Она уговаривала надеть пуховик, чтобы не мерзнуть в Москве, но он не послушал ее, остался в удобной кожанке на рыбьем меху.

Ему никто не сказал, понадобится ли в этот день «газик», но он все же выгнал машину из гаража и поставил, как обычно, во дворе на стоянку. Погода не радовала. По двору метался ветер, гнал поземку. Талгат залез в кабину и, сидя за рулем, поглядывал на небо: оно было сплошь в лохматых тучах, грозивших обильными осадками. Если так пойдет, аэропорт закроют, а, может, и закрыли уже.

После десяти приехали Доктор и генерал – колобок, оба в сопровождении охраны на джипах, и скрылись в лаборатории. Минут через пятнадцать Талгата позвал охранник.

В коридоре подле трех коробок с изображением телевизоров «Самсунг» и с красным штампом «Осторожно! Электроника!» стоял Ботаник.

Мельком взглянув на Талгата, он протянул ему конверт:

- Здесь ваши командировочные и подотчетная валюта: три тысячи в долларах. Возьмите вот этот сотовый телефон. В Москве по нему позвонит человек. Будете делать то, что он скажет.

- Ясно. Газик загнать в гараж?

- Не надо, пусть стоит. Сейчас отнесите коробки с телевизорами в генеральский джип и оставайтесь при них. Когда генерал освободится, поедете в аэропорт и сдадите коробки полковнику Булыге.

Талгат перетаскал коробки, прихватил из газика свой рюкзачок и устроился в джипе рядом с генеральскими телохранителями. Те покосились на чужака, но смолчали, видно получили насчет него указание.

Генерал выкатился из лаборатории, когда небо, наконец, прорвало, и на землю обрушился косой снегопад. Водитель Мерседеса с мигалкой угодливо открыл перед хозяином дверку. Джип тоже заурчал мотором и двинулся следом.

Буран усиливался, и скорость движения не превышала сорока километров. Не доехав до аэровокзала, обе машины свернули вправо и уткнулись в ворота с облупившейся красной звездой наверху и надписью «Запретная зона». Из постовой будки выбежал солдатик, глянул на номер «шестисотого» и сделал отмашку рукой. Ворота со скрипом расползлись, пропуская важных визитеров.

Военный аэродром располагался впритык к гражданскому, и его взлетно-посадочная полоса была продолжением основной.

Полковник Булыга, облепленный снегом, ждал их на летном поле возле транспортного «ИЛа» с выпущенной из хвостового люка платформой. Едва генеральский мерс тормознул, Булыга подошел к нему, занырнул на заднее сидение. Рандеву с шефом оказалось коротким, и полковник вскоре вышагнул из салона. Мерседес вырулил на внутреннюю бетонку взлетного поля и двинулся напрямую к пассажирскому аэровокзалу.

Увидев, что полковник направился к джипу, телохранители, а за ними и Талгат вылезли наружу. Полковник с каждым поздоровался за руку, сказал:

- Погода нелётная. Просвет обещают только к вечеру, так что придется загорать здесь. Перегружайте компьютеры в самолет.

Коробки затаскивали, поднимаясь по хвостовой платформе. Иллюминаторы в салоне были зашторены. Сумрак салона едва разгоняли тускло светившие от аккумулятора лампочки. Самолетное нутро наполовину было заполнено штабелями таких же коробок, как и те, что были привезены из лаборатории. На откинутой с левого борта скамейке сидели два добрых молодца в новых авиационных комбинезонах технарей. Их обмундировка могла обмануть кого угодно, но не Талгата: к техническому обслуживанию самолетов они не имели никакого отношения.

При виде полковника оба «технаря» встали и вытянулись по стойке «смирно». По его команде приняли добавочный груз, уложили внутрь штабеля и прикрыли сверху такими же упаковками. Телохранители по его жесту утопали обратно.

- Ты, морпех, сидишь тут безвылазно, пока я не вернусь, - распорядился Булыга. - А вы, комбезы, по очереди дежурите снаружи. По периметру – своя охрана, вы – внутренняя. Тут все время солдаты крутятся. А может, и не солдаты. Ближе, чем на двадцать шагов, никого не подпускать! При неповиновении – стреляйте в воздух.

Полковник и один из охранников спустились по платформе. Невидимая сила тут же втянула ее внутрь. Люковые створки плотно сошлись, и стало совсем тихо.

День для Талгата тянулся, как арба с хромым ишаком. Одно развлечение – курево, и он смолил сигареты одну за другой, заполняя консервную банку окурками. «Комбезам» было легче. Они сменяли друг друга ежечасно, покидая на время унылое замкнутое пространство, и общались только между собой.

Распогодилось, когда на землю легли вечерние сумерки. Почти сразу же нарисовался закончивший караульную службу «комбез» и объявил, обращаясь к Талгату, что полковник Булыга ждет его снаружи.

Засидевшийся и измаявшийся от безделья Талгат был рад выбраться на свежий воздух. Буран кончился, на небе бледно замерцали редкие звездочки. У трапа, у хвоста и носа самолета маячили фигуры в бушлатах. Полковник взял Талгата за локоток и отвел метров за двадцать в сторону.

- Готов к заданию? – спросил с улыбкой заговорщика.

- Если надо, готов, - без энтузиазма ответил он.

- Давай, морпех, начистоту. Как ты к Доктору относишься?

- Я работаю, он платит.

- Почему он настоял, чтобы отправить в рейс тебя?

- Я думал, что это ваша идея.

- Нет, морпех, не моя. Я так понимаю, что кто-то в Москве должен на тебя выйти, когда мои ребята покинут борт. Кому ты мог там понадобиться? С какой целью?

- Мне об этом ничего не говорили. Дали только сотовый телефон и сказали, чтобы ждал звонка.

- У Доктора какая-то своя игра, и я хочу в ней разобраться. Поможешь? Не бесплатно, морпех!

- Помогу.

- Вот и ладненько. Сейчас экипаж подгребет - и на взлет. Хорошо бы, без осложнений.

- А что, ожидаются?

- Хрен его знает! Прокол с информацией. Мои дуболомы перестарались с педиком, а стриптизер умотал в Турцию на отдых.

Талгат не нашелся, как отреагировать на такое откровение. Полковник двинулся к самолету. Талгат – за ним. Но не успели они сделать и пяти шагов, как раздался резкий чвок, и сразу же - глухой взрыв. ИЛ клюнул носом, будто споткнулся на переднюю ногу, и по носовой обшивке поползло синеватое пламя.

Булыга матюгнулся, скакнул вперед и взлетел по трапу, втолкнув внутрь появившегося в проеме охранника. Талгат потрусил за полковником. Джип тоже тронулся к самолету. Булыга уже появился на трапе с коробкой в руках:

- Принимай! – крикнул Талгату.

Взвыла сирена, вызывая пожарную и медицинскую службы и тревожную группу из батальона авиационно-технического обеспечения. Талгат передал коробку шоферу джипа, принял от полковника вторую и третью. Перегрузка заняла не больше двух минут.

Сирена смолкла, когда на поле выкатила пожарная машина. Следом за ней вразброд бежали солдаты. Охранники поливали из огнетушителей ползущие по обшивке самолета синие огоньки.

- Отгони машину! – приказал Булыга шоферу.

Джип отъехал. Талгат топтался рядом с полковником. Он уже понял, что произошло, и молчал в тряпочку.

- Сволочь Искандер! – проговорил полковник. – Из гранатомета пульнул. Хорошо, что попали в стойку шасси, а не в корпус.

- Проще было эти коробки поездом отправить, - ответил ему Талгат. - Поручили бы мне, дали для подстраховки двух транспортных полицейских, и все дела.

- Может, ты и прав. Но у Доктора свои соображения.

Подъехавшие пожарники торопливо разматывали шланг, хотя, похоже, делать им уже было нечего. Солдаты сунулись к трапу, но путь им преградил один из охранников, сменивший огнетушитель на пистолет.

- Вот что, морпех, - сказал полковник, - шагай в джип и глаз с коробок не спускай. Знай, у шофера под сиденьем автомат. А я испорчу настроение генералу…

На Чкаловском аэродроме все было готово к приему борта из Алма-Аты. Георгий изображал самолетного механика, Юлия сидела за рулем заправочной машины. В дежурном по стоянке с трудом можно было признать сыскаря Вовочку. В пограничной зоне расхаживал в форме майора сам Белый. В таможенном терминале контролировали обстановку два агента.

Вылет из Алма-Аты, назначенный по сведениям диспетчерской службы на полдень, задерживался из-за погодных условий.

Во второй половине дня агенты засекли пижонистого Юриста, посетившего начальника таможни, и теперь трепавшегося с молоденькими сотрудницами.

Говорят, что нет хуже, чем ждать и догонять. Но это для обывателей. У «дачников» вся жизнь состояла из того, чтобы выжидать и догонять. Выжидали без малого половину суток. Догонять никого не пришлось. Около десяти вечера в кармане Георгия завибрировала флешка. На связи был Талгат:

- Рейс отменяется. Самолет обстреляли из гранатомета. Товар в сохранности. Конец связи.

Это было ЧП. Георгий немедленно связался с Пилотом и доложил изменившуюся обстановку.

- Туды их в медь! – услышал в ответ. – Всем отбой. Вас с Вовочкой жду у себя.

Через час они уже сидели в кабинете Пилота. Белый опередил их, находился у шефа. Тот не скрывал недовольства:

- Я чуял, что тамошняя разборка выйдет нам боком. Сами дали маху, - он не назвал Георгия, но тот все равно принял тычок на свой счет. – Как там Таксист?

- Пока нормально, вне подозрений, - ответил Георгий, хотя абсолютной уверенности в этом у него не было. – Сообщил, что весь «дуст» в сохранности. Значит, следует ждать его отправки.

- Вот и поторопи Доктора. Превращайся снова в Кауфмана и требуй оплаты за простой вагона с обмундированием. Вопросы есть?

- Нет вопросов.

- Что с нашими клиентами, Белый?

- Зураб занялся благотворительной деятельностью. Взял шефство над подмосковным детским домом, завез туда два комплекта хоккейной формы и пять компьютеров. Нанял имиджмейкеров. Те начали пиарить в газетах и на радио «Эхо Москвы». Зачем ему это надо – не пойму. Может, в депутаты собрался?

- Не исключено.

- Всеми криминальными делами ведает Юрист. Дважды он связывался с Доктором по телефону. Речь шла о доставке товара и об оплате. Встретился с гуру в элитном пансионате рыболовного хозяйства. Для рыбаков там общага. А пансионат – бордель для vip-персон.. Азиат приехал на «тойоте», номер зафиксирован.

- А разговор?

- Оплошали, слухача не было. Гуру отказался от обеда и убыл через полчаса. Юрист заказал проститутку и находился с ней до шестнадцати часов. Сегодня он пригнал фургончик с джигитами на аэродром. В кабинете начальника таможни провел около двадцати минут. Скрытая камера засекла взятку, сумма не известна. Затем он покрутился среди таможенниц и каждой вручил по коробке конфет и банке кофе. Позже отсиживался в фургоне вместе с джигитами.

- Твоя очередь, Степан Вовочкин. Что нового с поиском человека, отправившего письмо Утопленника генпрокурору?

- Проверил списки пассажиров Казанского и Курского вокзалов. В Филях зарегистрировано 26 москвичей. Личности еще не выяснял. Если не будет ничего срочного, завтра займусь Казанским направлением.

- Срочного не будет, занимайся.

Настроение у собравшихся было не ахти. Как у шахматистов, упустивших в эндшпиле из-за необъяснимого зевка верный выигрыш.

- Хреново, - подвел итог Пилот.

Возразить было нечего. Бывает, что случайный камень на шоссе становится причиной аварии набравшего скорость автомобиля. А гранатомет – не случайный камень, а вполне прогнозируемый аргумент.

- Все, дачники. Идите, отсыпайтесь.

Белый отсыпаться не собирался. Когда Кацерик и Вовочкин вышли, он вопросительно глянул на Пилота. Тот понял его взгляд:

- Ладно, - согласился, - давай вмажем.

Выпили и закусили бутербродами с красной икрой. Белый сказал:

- С Утопленником – проблема. Вряд ли Вовочка выйдет на него. Мороки много, а шансов – один из сотни.

Ни тот, ни другой и предположить не могли, что Вовочке как раз и выпадет один шанс из сотни. Ему повезет, и он не сразу, но обнаружит пассажирку, которую какой-то мужчина на станции Кинель попросил опустить в Москве в почтовый ящик письмо, адресованное генеральному прокурору. А ей что? Трудно разве? Почта в соседнем доме! На другой день после приезда и бросила конверт в ящик…

Весна подкралась незаметно, словно казак-пластун, хотя календарный март и не радовал Подмосковье теплом. Но все равно весна давала о себе знать редкими проталинами на взгорках. Зима отчаянно сопротивлялась, но в этом отчаянии ощущались бессилие и обреченность.

Обитатели «Белой дачи» не замечали смены времен года. У них была своя весенняя страда под названием «Транзит».

ДУСТОВАЯ КАША

- Утопленник из Бобровки скрылся, - доложил Белому по телефону сыскарь Вовочка.

– Не позвонил, шатун! Черт с ним! Выезжай, каша закипела.

Ответил так Белый, а на душе кошки заскребли. Он был уверен, что Утопленник – кто-то из прежних государственных Исполнителей, с которыми он прошел когда-то сквозь огонь и воду. Недаром же в разговоре с Вовочкой тот упомянул Пилота. Значит, не захотел снова примкнуть к их братству, чтобы служить державе, потому как эта самая держава не раз их обманывала. И не ему, Белому, осуждать за такой выбор бывшего сослуживца.

А дустовая каша, действительно, закипела, но еще не сварилась. Порошок, который не могли унюхать натасканные на наркотики собаки, снова готов был к отправке. Объем партии впечатлял: сто килограммов! Товар был расфасован в четыре сумки, с какими мотаются по дорогам челноки-коробейники. В этот раз отправка намечалась не самолетом, а поездом. Об этом сообщил Таксист, оставшийся в Алма-Ате после отъезда в Россию жены и дочери. Он и сам хотел отправиться вместе с ними, но ему не разрешили. Пришлось ему снять комнату у старушки в том же доме на улице Розыбакиева, где был прописан прежде. Продажа своего жилья оправдала появление у него машины, и он мог теперь, не опасаясь лишних вопросов, разъезжать на дареной «шестерке».

С помощью связей Пилота, на Талгата записали квартиру в Люберцах, и поселили в ней его семью, выправив в обход закона российское гражданство. Беженок взяла под опеку Юлия. Однако с получением сигнала об отправке «дуста» опекать их стало некогда.

Ничто при должной организации не должно было помешать в этот раз проведению операции. Как сообщил тот же Таксист, полицейским все же удалось накрыть Исмагилова. Его сдал руливший капчагайской полицией дружок, когда почуял, что запахло жареным. Исмагилов и Колун были убиты при попытке к бегству, остальных членов группировки повязали. Кореянку Вику Доктор отправил в бордель, не пропадать же белому мясу!

Впрочем, такой финал можно было спрогнозировать. Уголовный век короток, независимо от иерархии членов преступных сообществ. Но то, что произошло с группировкой Искандера Исмагилова, было на руку сотрудникам «Белой дачи». Побочные факторы, которые невозможно было просчитать, исчезли.

Сопровождать товар должны транспортные полицейские в цивильной одежде. С ними выезжал в Москву и Талгат. Ему Доктор поручил приемку и отправку флотского обмундирования после того, как полицейские отправятся в обратный путь.

На планерке Пилот распределил обязанности каждому из сотрудников, задействованных в операции «Транзит». Юлию попросил задержаться для приватного инструктажа. Остался и Белый.

- Тебе, Юнона, придется снова лететь в Алма-Ату, - сказал Пилот.

- Одной?

- Твой Кацерик нужен здесь. Таксист забронирует тебе билет в тот же вагон, в котором повезут товар. На случай, если его перегрузка произойдет в пути. Такое тоже нельзя исключать. Действуй по обстановке. Вопросы есть?

- Нет.

Когда она покинула кабинет, Пилот поинтересовался у Белого:

- Как обстановка у джигитов?

- Зашевелились, но аккуратно. Юрист дважды посетил Безгубого, прослушка их разговоров ничего не дала. Волчонок регулярно появляется в ночных клубах. Похоже, обхаживает дочку одного банкира.

- Это нас не касается, Белый.

- Как сказать! Метит в зятья к олигарху. А у того свои люди в Думе.

- Что Зураб?

- Пресс-служба вовсю пиарит его в средствах массовой информации. По утверждению журналюг, у него нет ни вилл, ни счетов в зарубежных банках.

- Понятно. Лезет за депутатской неприкосновенностью. Что еще?

- Перешерстил свой аппарат. Удвоил охрану. Контакты свел к минимуму. Стал примерным семьянином. В общем, осторожничает.

Осторожность для Заурбекова стала нормой. Никакого криминала, никаких порочащих связей! И никакого касательства к «дусту»! Для этого у него есть племянник, который совсем неплохо справляется с наследством жирного Юсупа.

Осторожничать Заурбекову приходилось и по другой причине. Он опасался мести Утопленника, особенно после того, как вернувшиеся из Поволжья джигиты сообщили, что подозрительный колдун исчез и, по слухам, отправился в Москву. Заурбеков совсем не был уверен, что колдун и Утопленник – одно и то же лицо. Но исключать такую вероятность нельзя, как и то, что он, действительно, возвратился в столицу. В этом случае от него исходила прямая угроза. И в плане физическом, и в плане обнародования ненужных фактов биографии. Насмарку пойдет весь пиар, все траты на спонсорскую помощь сиротам и денежные вливания в попсу, имеющую гипнотическое влияние на молодежный электорат.

Не давала покоя Заурбекову и еще одна вещь. У него появилось ощущение, что его взяли под колпак. Однако ни служба безопасности, ни он сам ничего обнаружить не смогли. И все же он нутром чуял, что вокруг него что-то происходит. Ему казалось, что невидимки сопровождают каждый его шаг. Кто они? Не выявленные люди Утопленника? Сыщики одной из силовых структур? Или это просто бред, вызванный подозрительностью и напряжением последних месяцев?

Все это следовало разрулить до конца года, чтобы подойти к выборам в Государственную Думу без осложнений.

Рейс «Москва – Алма-Ата» уже стал привычным для Юлии. Лайнер отправился и прибыл в бывшую столицу Казахстана по расписанию. Гостиницу «Россия» Юлия в этот раз проигнорировала, можно наткнуться на кого-либо из тех, с кем встречалась раньше. К тому же она подозревала, что за фешенебельным отелем надзирали доблестные республиканские органы. Ей это тоже было ни к чему.

Она остановилась в двухэтажной, непрезентабельной на вид частной гостинице недалеко от железнодорожного вокзала. Однако внутри гостиница выглядела вполне прилично. Для постояльцев предназначались четырнадцать общих номеров и два – одноместных. Оба пустовали. Приезжий с периферии небогатый люд старался устроиться дешевле и занимал, прежде всего, номера четырехместные.

Принимала Юлию миловидная молодая азиатка, то ли казашка, то ли смешанных кровей. Она явно обрадовалась, что клиентка хочет поселиться без соседей, причем на целую неделю и с питанием. Сама проводила новую жиличку на второй этаж, показала по пути небольшую столовую и сообщила распорядок ее работы. Номер оказался маленьким, но весьма уютным, с автономным санузлом, маленьким холодильником и персональным утюгом. Отсутствие телевизора Юлию нисколько не обеспокоило.

Вручая ключи от номера, девушка сказала:

- Меня зовут Рима.

- А меня – Юля.

- Если будете возвращаться поздно, на двери кнопка. Позвоните, я вам открою.

- Очень хорошо.

- Вы, Юля, не собираетесь менять доллары или рубли на тенге?

- Собираюсь.

- Я могу поменять вам. Наш курс выгоднее, чем в обменных пунктах. Сколько вы хотите поменять?

- Тысячу долларов.

Рима уважительно поглядела на Юлию:

- Сейчас принесу тенгушки…

В тот же вечер, отужинав в шесть вечера мантами, Юлия отправилась на улицу Розыбакиева, чтобы подкараулить Талгата, когда тот будет возвращаться домой.

Алма-Ата уже полностью освободилась от снега. Тополевые почки выбросили первые зеленые листики. Было тепло, светло и сухо.

Пятиэтажка неплохо сохранилась с советских времен. На детской площадке копошились ребятишки, за которыми приглядывали со скамеек молодые мамы и бабушки. Одна скамейка пустовала, и Юлия устроилась на ней с книжкой, на обложке которой корчилась под дулом пистолета полуголая девица.

Талгат появился, когда детская площадка уже опустела. Он прикатил на ухоженых жигулях шестой модели. Припарковался напротив окон, заехав правыми колесами на тротуар. Вылез из машины, щелкнул пультом, включая сигнализацию.

Тут Юлия и окликнула его. Сама же, не торопясь, зацокала каблучками вдоль дома к выходу на оживленную улицу. Талгат двинулся за ней. Приблизился к ней, когда она остановилась у витрины парикмахерской.

- Привет, Таксист!

Талгат, поморщившись, ответил на приветствие.

- Как мои устроились? – спросил.

- Неплохо. Тебя ждут. Потерпи еще немного. Новости есть?

- Отправка товара 27 марта. Фирменный поезд до Москвы, шестой вагон. Забронировать билет в него не смог, вагон бригадирский. Забронировал в седьмой.

- Спасибо, Талгат. По телефону, который оставил тебе Георгий, на связь больше не выходи. Трубку уничтожь. В случае ЧП звони мне. Вот, возьми, - она вытащила из сумочки «мотороллу» и передала Талгату. – Нажмешь одновременно единицу и двойку, я откликнусь. Встретимся в поезде!

До 27 марта оставалось еще четверо суток. Седьмой вагон Юлию никак не устраивал, и она сама наметила заняться с утра приобретением билета. Нет такой проблемы, чтобы ее невозможно было решить за деньги. До гостиницы добралась, остановив частника. Торговаться с ним не стала, отдала ему тысячу тенге, хотя и понимала, что он безбожно завысил цену за проезд.

За гостиничной стойкой место Римы занимал похожий на нее молодой парень. Сама она только что помыла лестницу и ставила в кладовку ведро и швабру. Увидев новую жиличку, заулыбалась и пригласила ее попить чаю. Юлия не стала отказываться.

Чай они пили в маленькой комнатенке за стойкой.

Юлия спросила:

- Дежурит ваш брат?

- Брат. Его Меирбеком зовут. По-русски – Миша. Родители уехали на три дня в Чилик на юбилей к дедушке, так что мы сейчас вдвоем. Гостиница – наш семейный бизнес. А вы чем занимаетесь?

- Работаю в торговой фирме. В Алма-Ату приехала изучать спрос на сувенирную продукцию.

- Что у вас за продукция?

- Русские матрешки, расписная деревянная посуда, холодное и охотничье оружие, тульские самовары.

- Матрешки и тут делают, ножи и ружья везут из Китая. А вот самовары здесь пойдут. Казахи чай любят. Даже отец купил бы у вас штук десять. Мы бы их в одноместных и двухместных номерах поставили.

- Если мне удастся договориться с оптовиками, десять самоваров я вам обещаю, - без зазрения совести обманула молодую хозяйку Юлия. И добавила: - Без розничной наценки.

- Хорошо бы.

- Гостиница приносит доход, Рима?

- На жизнь хватает.

- Рэкетиры не наезжают на вас?

- Раньше наезжали.

- Потом – что, пожалели?

Рима замялась, но ответила:

- Крыша у нас появилась.

- Крыше тоже надо платить.

Она снова ответила не сразу, будто решала, стоит ли откровенничать. Затем грустно улыбнулась.

- Дело в том, что у нас с Меирбеком еще старшая сестра есть от первого маминого брака. Ее папа работал когда-то в консульстве в Северной Корее. Оттуда его в Алма-Ату направили, в Казахстане много корейцев. Здесь он и женился на маме, она кореянка. У них родилась дочка. Потом его в Москву перевели, где он завел другую женщину. А мама вышла замуж за папу.

- Папа - казах?

- Да.

- Где же ваша старшая сестра теперь?

Рима отхлебнула из пиалы чай и продолжала:

- После десятого класса она уехала к отцу, и он устроил ее в институт международных отношений. Тогда еще Горбачев был у власти. Она была уже на последнем курсе, когда отец ее застрелился. Почему – не знаю. Мачеха выгнала ее, и она вернулась к нам. Папа как раз с помощью родни выкупил этот дом и перестраивал его под гостиницу. Мы все трудились сутками, а сестра целыми днями где-то шлялась. Потом переехала от нас на съемную квартиру. Иногда появлялась разодетая, как принцесса, и даже давала маме какие-то деньги. В гостинице уже жили постояльцы. И рэкет, конечно, обложил нас данью. Один раз сборщики дани появились, когда сестра была у нас. Отец стал отсчитывать им их долю, когда она вдруг вмешалась: «Искандера знаете? – спросила сборщиков. – Если еще раз появитесь здесь, он вас инвалидами сделает. Так и передайте своему бригадиру!». С тех пор рэкетиры нас не тревожили. До нас только потом дошли слухи, что сестра живет с этим самым Искандером, а он был в городе главным бандитом. А недавно по телевизору передали, что его убили.

«Боже мой! – подумала Юлия. – Неужели кореянка Вика и есть сестра Римы?».

- Как зовут сестру? – спросила.

- Вика.

- Когда она была у вас в последний раз?

- Долго не показывалась. А два дня назад, как раз родители уехали, ночью вдруг объявилась, какая-то потасканная и нервная. Переночевала и ушла. Объяснила, что не хочет нас подставлять. Я предложила ей уехать в Чилик к дедушке, но она отказалась. Показала мне наган и сказала, что собирается убить какого-то доктора. Попросила перед уходом денег и ушла. Вот и все. Где сейчас прячется, не знаю.

Воистину, тесен мир! – крутилось в голове у Юлии. – Надо же такому случиться, что она остановилась именно в этой гостинице. Ей было жалко Вику. После встречи в загородном ресторане, когда мужчины удалили их в отдельную комнату, она испытывала к сожительнице Исмагилова необъяснимую симпатию. Но в работе Исполнителя места для симпатий и антипатий не должно оставаться. Хотя.… При случае Юлия вряд ли удержалась бы от того, чтобы защитить Вику. При условии, конечно, если бы это не повлияло на проведение операции. Главное – чтобы она не успела шлепнуть Доктора до отправки товара. Впрочем, вряд ли у нее что выгорит. Доктор – хитрый змей, чтобы его завалить, нужен профессионал.

Юлия не сказала Риме, что знакома с ее сестрой. Допив чай, попрощалась и отправилась в свой номер.

С утра она была уже в транспортном агентстве, у касс предварительной продажи железнодорожных билетов. У всех окошек толпились очереди. Лишь одно, закрытое шторкой, пустовало. Над ним висела табличка с надписью по-русски и по-казахски «Бронирование мест на поезда дальнего следования». Ниже – приписка фломастером: «Залог – 900 тенге».

Юлия решительно подошла к зашторенному окошку и требовательно постучала. Шторка раздвинулась, и она увидела мадам кассиршу. Вся в золотых украшениях: серьги, цепура с кулоном и шесть колец на пухлых пальцах. Кассирша кинула величественный взгляд на просительницу и сурово спросила:

- Бронь есть?

Юлия в ответ сощурила глаза, отчеканила:

- Фирменный «Алма-Ата – Москва», 27 марта, шестой вагон, одно место, - и протянула свой загранпаспорт.

Позолоченная мадам возмущенно открыла рот, явно намереваясь отказать, но Юлия изобразила снисходительную улыбку и добавила:

- Двойная цена!

Кассирша закрыла рот, уцепила паспорт и защелкала по компьютерной клавиатуре. Затем любезно поинтересовалась:

- Какое место: нижнее, верхнее?

- Нижнее.

Билет Юлии обошелся в пересчете на российские рубли примерно в пятнадцать тысяч. Она не стала снимать заказанную бронь в седьмой вагон. Все равно ее аннулируют за три часа до отхода поезда, а залог останется в кармане кассирши.

Ей осталось сообщить Белому о том, что все идет по плану.

ХОЖДЕНИЕ

В Екатеринбурге беглецов ждали Диоген с Наумычем, поселившиеся в пассажирском вагоне, превращенном вокзальной администрацией в ночлежку. Алексей и его спутники рассчитывали провести в городе несколько дней, но дни растянулись на две с лишним весенних недели. Перво-наперво они арендовали у железнодорожников четырехосный товарный вагон с подённой оплатой и оформили фрахт до станции Асино Томской области с открытой датой отправки. Вагон служил будущим коммунарам и жильем, и складом, и командным пунктом.

Алексей поручил Диогену и Наумычу приобрести четыре куба досок и сколотить в вагоне нары. Андрюху определил им в помощь.

- Не мешало бы и курева прозапас купить, - просительно посоветовал Диоген.

- Ага, надо, - неуверенно поддержал его Андрюха.

- А мне не надо, - тряхнул бороденкой Наумыч. – Я всю махру из дома забрал.

Алексей мгновенно вспомнил свою первую сигарету, которую попытался выкурить после возвращения с Острова. Тогда он ощутил ожоговый укол в левую ладонь и сразу же – тошноту. Ни слова не говоря, он ухватил левую кисть Андрюхи, нащупал на ладони подкожное просяное зернышко и сдавил его. Тот вскрикнул, вытаращил глаза, лоб его покрылся испариной.

- Все, Андрей, - сказал ему Алексей, - курение тебе противопоказано.

Диоген, сообразив, что происходит, отодвинулся за спину Наумыча.

- Подойди ко мне! – приказал ему Алексей.

- Не-ет! – боязливо вскрикнул тот, но, не в силах сопротивляться, все равно приблизился.

Ту же процедуру Алексей проделал и с ним. Заметно обеспокоенный собственной перспективой Наумыч опасливо произнес:

- Слышь, Николаич, не выбрасывать же махру! Дозволь мне скурить ее?

- Дозволяю…

Вместе с Игорем и Капитолиной Алексей колесил на уазике по городским магазинам, закупая все, без чего нельзя обойтись в дальнем пути и на новом месте жительства. Много чего понадобилось: спальные мешки, большая палатка, полушубки, инструмент, дизельная электростанция на два киловатта, печка буржуйка, амуниция, необходимый запас продовольствия и куча всякой мелочевки. Денег, экспроприированных из тайника Баклажана, не жалели.

Когда загрузили вагон и загнали в него уазик, в нем стало тесно, как в танке. Ну, да в тесноте – не в обиде.

В путь тронулись на исходе марта. Снег в Екатеринбурге бурно таял. Но чем дальше уходил товарняк на восток, тем упорнее сопротивлялась календарю зима. Ехали ни шатко, ни валко. Подолгу стояли на перегонах. На узловых станциях вагон несколько раз перецепляли к новому составу и сутками мурыжили перед тем, как отправить. Как бы то ни было, но ранним утром добрались до станции Асино одновременно с набиравшей силу апрельской весной.

Их вагон отцепили и загнали в тупик. Там они спустили по настилу уазик, и Алексей с Игорем, прихватив Капитолину, поехали на разведку. Им повезло. Прямо на станции, в замусоренном семечной шелухой зале ожидания они узрели объявление, предлагавшее услуги грузового такси. В объявлении значился номер телефона и имя – Серафима. Алексей тут же позвонил. Откликнулась женщина с довольно приятным голосом. Деловито осведомилась:

- Вам в какую сторону?

- До Смолокуровки.

- Три тысячи рублей.

Роль грузового такси выпала на долю видавшего виды «Урала». В него загрузили барахло. В уазике разместилась команда. Алексей занял место в кабине грузовика.

Выехали ближе к полудню. Впереди – «Урал», за ним – уазик.

Шофер по имени Памфил, муж Серафимы, дюжий красномордый мужик, оказался любителем поговорить. Так он коротал муторную, всю в рыхлых снежных рытвинах дорогу. Сначала он представился по имени. И Алексей назвал себя. Посчитав, что знакомство состоялось, Памфил поинтересовался:

- Откуда будете?

- Из Екатеринбурга.

- А я, как родился тут, так и живу. Только когда в армию призвали, под Читу попал. Нормально отслужил, все два года за баранкой. А ты где служил?

У Алексея не было желания распространяться о себе, потому он коротко ответил:

- В Средней Азии.

Водитель удовлетворился ответом и поведал случайному пассажиру, что после развала Советского Союза едва сводил концы с концами. А потом подфартило. Расформировали воинскую часть, и военное начальство стало списывать и распродавать все, что только можно. У них и присмотрел Памфил разбитый в аварии «Урал». Покорежен он был, в основном, снаружи, нутро же было вполне приличным. Вопреки возражениям супруги, решился взять кредит и стал владельцем грузового вездехода. Больше месяца приводил его в товарный вид. И вот, катит теперь по любой дороге.

Между прочим, рассказывал Памфил, с клиентами на первых порах было туго, пока не развесили в самых людных местах объявления. Первыми объявились кавказцы с фруктами. Торговались, как злыдни. Это у них положено – торговаться. Их он доставлял на рынки. Геологи пару раз нанимали, эти никогда не торговались. В общем, без работы не сидел. Народ в мутные времена завсегда колобродит, туда-сюда мотается, ищет, где жизнь помягче. И нажитое добро с собой тащит.

Алексей слушал его и думал о том, что прав шофер: в мутные времена люди мечутся и, в конце концов, оказываются на самом дне жизни. Выплывают немногие, самые рисковые. Хочешь жить – умей вертеться и ползать.

- А с кредитом как? – спросил он, чтобы поддержать разговор.

- Через год расплатился. Теперь старшей сестре помогаю и племяннику. Сеструха старше меня на шестнадцать годов.

- Налоговая не прижимает?

- Торгашей, может, и прижимает. А с меня что взять? Живу, как в рекламе: «Заплати, и спи спокойно!»

- А рэкет?

- Рэкет прописался в Томске. У нас так, баловство. На рынке, конечно, стригут, да и то своих не трогают. Все местные – либо родня, либо хорошо знакомые.

Алексей не стал больше ни о чем спрашивать. Глядел на голый унылый лес по обочинам, на хмурое небо, а видел крутой лиственничный берег неспокойной реки и степенных бородатых мужиков в старинных армяках. И не задумывался, с чего бы нарисовало их воображение. Но то, что это видение явилось не попусту, не сомневался.

Видно, в тягость молчание было Памфилу, потому как он снова заговорил:

- Между прочим, признаюсь тебе, что нашу таксу Серафима завысила. До Смолокуровки я две с половиной штуки беру. Но ты не торговался, значит, так тому и быть.

Этот факт и без его признания не был для Алексея секретом. Мысли шофера были прозрачны, как магазинная витрина. Он даже слегка жалел пассажиров-лохов, уплативших по недомыслию лишних пятьсот рубликов. Теперь гадал, по какой нужде они пожаловали в его края. Все его невысказанные вопросы Алексей улавливал, даже не желая этого.

- Небось, геологи будете? – решил удостовериться Памфил. - Угадал?

- Не угадал.

- Кто же вы?

- Тоже ищем, как ты сказал, где жизнь мягче.

- В Смолокуровку-то зачем?

- Дальше по реке пойдем.

- Понял. К газовикам решили податься. Деньга там, конечно, хорошая, а жизнь паскудная. Однако ждать вам придется, пока по Чулыму баржи пойдут.

- А катер нельзя раздобыть?

- Почему нельзя? За деньги все можно.

- А обменять на уазик?

- На этот? – кивнул головой Памфил назад, где следом за «Уралом» полз, как привязанный, уазик Игоря. – На этот можно, хорошая машина. И знаю, кто на обмен пойдет. Когда рыбацкая артель в Смолокуровке распалась, катер у них купил по дешевке бригадир лесорубов Афоня. Зачем купил – и сам, наверно, не знает. К рыбалке у него тяги нету, сыновей Бог не дал, одни дочки. Им катер ни к чему. Так и ржавеет во дворе.

- Катер большой?

- Метров десять в длину. Главное, торгуйтесь. Афоня еще и придачу даст. Мужик он прижимистый, деньга у него водится. И трейлер пусть обеспечит, чтобы на берег посудину уволочь. У них в бригаде и трактора, и трейлеры есть. До полой воды еще с полмесяца, успеете профилактику катеру сделать. Жить-то где станете это время?

- Мир не без добрых людей. Пустит кто-нибудь на недолгий срок.

- Так моя сестра пустит. Она как раз в Смолокуровке живет. Я все равно к ней собирался. А тут вы подвернулись. Изба у сеструхи большая, теплая. Возьмет недорого, по сотне с человека за все время. Только она слегка того, заговаривается. Как мужик преставился, с тех пор у нее и началось. Память сбиваться стала, всё забывает. Спросит о чем-нибудь, а через минуту снова спрашивает. В основном, у печки и на печке. Если на улицу выйдет, свой дом не может найти. Хорошо, что за ней внук Шурик присматривает. Толковый парнишка! Не то, что его непутевые родители. Мать Шурика – дочерь сестры, а отец – из бичей. Приблудился к ней, да и остался.

Оба автомобиля ползли по разбитой колее, хоть и медленно, но уверенно. Уазик с Игорем за рулем не отставал, и Памфил оценил такой факт:

- Хороший водила. На наших дорогах не каждый справится.

Как бы ни было, но к сумеркам добрались до Смолокуровки. Памфил свернул с главной улицы в проулок и остановился у почерневшей от времени, но крепкой пятистенной избы с просторным двором. По-хозяйски открыл калитку и ворота. На шум из избы выглянул худенький белобрысый парнишка в хлопчатобумажном трико.

- Привет, Шурик! – крикнул ему Памфил. – Я тебе бахилы для рыбалки привез и сотовую трубку. Теперь всегда сможешь нам позвонить.

- Ой, спасибо, дядя Памфил!

- Постояльцев вам подыскал. Поживут у вас малое время. Возьми в кузове рюкзак с городскими продуктами и скажи бабке, что нас семеро. Ужин на всех. И баню протопи для постояльцев.

- Сам-то на сколь приехал?

- Поужинаю – и назад.

- Рыбалить бы смотались, а?

- Некогда мне, Шурик. Клиентов не охота упускать. Завтра воскресенье, самая работа на рынке и в магазинах.

- Жалко…

В просторную и почти пустую комнату постояльцев проводила хозяйка.

- Как вас звать-величать? – обратился к ней Алексей.

Она на некоторое время задумалась и не очень уверенно ответила:

- Баба Паня.

- Меня – Алексей.

Он вручил ей тысячу рублей. Она растерянно произнесла:

- Сдачи нет. Памфил тоже дал две бумажки по тысяче.

- Сдачи не надо, - успокоил ее Алексей.

- Я вам буду картошку жарить и пирожки с капустой печь, - не осталась в долгу баба Паня и, помолчав, спросила:

- Тебя как зовут?

Алексей еще раз назвался, и она вышла в горницу.

В отведенной им комнате приткнулись к стене громоздкий самодельный комод и большая деревянная кровать, смастеренная в давние времена хозяином. Больше ничего не было. Впрочем, это не обеспокоило будущих коммунаров. Кровать определили для Капитолины с Игорем. Остальные беглецы могли вольготно расположиться на полу. У каждого был персональный спальный мешок и по два комплекта постельного белья.

- Очень даже приличный нумер!- оценил новое жильё Диоген.

Пока устраивались на новом месте, поспел ужин. Шурик кликнул их.

Кроме русской печи с лежанкой и приступкой, в горнице стоял сколоченный в давние времена большой стол с лавками по бокам. Стол был уставлен деревенской снедью: огромная чугунная сковорода с жареной на сале картошкой, две миски с солеными огурцами и помидорами, деревянная доска с ломтями ржаного хлеба и широкое блюдо с румяными пирожками. Посреди, в окружении семи стаканов, красовался графин с мутной жидкостью.

- Во, косорыловка! – первым узрел выпивку Наумыч. Вопросительно покосился на Алексея. Тот понял взгляд:

- Только по одной, с устатку.

Бабка с внуком сесть за стол отказались, сославшись на то, что уже поужинали.

Памфил возложил на себя обязанности разводящего, придвинул графин, демонстративно отставил один стакан:

- Мне не положено: в обратный рейс пойду.

- Я вообще не пью, - откликнулся Алексей. – Он – тоже, - показал на Андрея.

- И мне не надо, - отказалась Капка.

Тот удивленно и недоверчиво оглядел кампанию. Однако налил на троих: двум дедам и Игорю. Диоген свой стакан в руки не взял, произнес значительно:

- А себе, Памфил? Неужли с такой тары голову замутит?

- Не сажусь за баранку выпивши, хоть гаишников и нет на этой дороге.

- Тогда и я не буду, - ответствовал Диоген и отодвинул питьё. - Без хозяина трапезы можно только ключевой водой пробавляться.

- Ладно, уговорил. С утречка поеду, - набулькал себе до краев. – Ну, со знакомством!

- За мудрых людей! – откликнулся Диоген, и мелкие черты его небритого лица сложились в умильное выражение. В виду он имел, конечно, не Памфила, а себя и еще, возможно, античного философа, поселившегося в бочке.

Ужинали молча и деловито. Памфил хотел налить по второй, но Алексей запрещающе поднял ладонь. Тот наполнил свой стакан наполовину. Укоризненно покачал головой: «Чудные вы люди», - и одним глотком опрокинул содержимое в рот.

Баба Паня меняла на столе тарелки, сказывалась привычка к прежней семейной жизни. Шурик, затопив баню, сидел на печной приступке и терзал привезенный дядькой мобильный телефон.

- Шурка! – окликнул его захмелевший Памфил. – Доложи, как учишься!

- Средне.

- Это как «средне»?

- Тройки. Четверки тоже есть.

- Нормально. А на «пятерки» слабо?

- Уроков много. Учить некогда.

- Понятно, хозяйство тянешь. Тройки, между прочим, означают удовлетворительную учебу. Удовлетворительную! Так что не переживай!

- Я и не переживаю.

- А рыбалка как?

- Налим по ночам идет.

Алексей, услышав про рыбалку, вздохнул: с нее всё и началось. С той ночевки на Острове он ни разу не выбрался к воде. Ему вдруг страстно захотелось оказаться на льду у лунки, в которой вот-вот шевельнет красной головкой притопленный поплавок. А невдалеке маячит над лункой жерлица в ожидании хватки хищника. Самый жор в эту пору у хищника. Правильно Шурик сказал, налимьи ночи будут до самого ледохода.

Памфил сглотнул еще полстакана и передал Шурику графин, чтобы не соблазнял утробу.

После ужина, когда хозяйка уже собралась залезть на печку, Алексей сказал ему:

- Пускай твоя сестра приляжет на кровать. Я ей голову прощупаю.

- Это еще зачем? – недоуменно спросил тот.

- У нее тромб в канале памяти.

- А ты откуда знаешь? Доктор что ли?

Алексей обошел вопрос молчанием, вроде бы согласился.

- Я ее в областную больницу возил. Там сказали, что это возрастное, от депрессии, лечению не поддается.

- Поддается.

- Неужли вылечить можно?

- Попытаюсь.

- Ну-ну, - недоверчиво бормотнул Памфил.

Он пошептался с сестрой. Бережно взял ее за плечи и провел в спаленку. Алексей шагнул за ними. В спаленке стояли две кровати. На одну их них Памфил и уложил сестру. Она легла и закрыла глаза, вроде как задремала.

Алексей, не касаясь седых волос, повел ладонью вдоль головы. С левой стороны, ближе к затылку, ощутил, что тепло, исходившее от головы, будто обрезали. Мертвая зона была небольшой, но устойчивой, и тепло ладони не смогло ее пробить. Он приподнял поочередно кисти бабы Пани, отыскивая родниковую точку. Не нащупал, хотя в пальцах появился легкий зуд, и от напряжения на лбу выступила испарина.

- Сними с нее носки, - попросил он застывшего столбом Памфила. – И скажи Шурику, чтобы принес таз с холодной водой.

Памфил сдернул с ног сестры козьи вязанки и вышел в горницу. Через минуту сам внес таз с водой, поставил его перед кроватью.

Родниковую точку Алексей обнаружил на левой ступне, сухой и неестественно белой. От нее толчками исходили теплые выбросы отторгнутой энергии. Он стал разминать этот участок. По его пальцам заструилось тепло. Когда оно скопилось в самых кончиках пальцев, он стряхнул его в таз. Баба Паня тоненько охнула, хрипло задышала. К ее лицу прилила кровь, она широко открыла глаза, словно пыталась что-то сказать.

Памфил забеспокоился, но Алексей жестом велел ему не суетиться. Он и сам взмок, хотя физических усилий почти не прилагал. Его пальцы автоматически вытягивали из организма черную муть, защищавшую тромб. Он не давал ей раствориться в воздухе, заставлял стекать в таз с водой. В эти мгновенья ему приходилось напрягаться, и между лопатками струились капли пота.

Алексей не ощущал течения времени. А между тем прошло уже полтора часа. Наконец, баба Паня закрыла глаза и ровно задышала. Алексей встал и, пошатываясь, вышел в горницу. На лавке сидели Диоген с Наумычем.

- Андрюха уже удрых, а Капка с Игорем… - начал Диоген, но Наумыч дернул его за рубашку, и тот замолк.

Деды потеснились, словно приглашали своего предводителя присесть рядом. Алексей опустился на скамью, привалился спиной к стене и смежил веки.

Вышедший из спаленки Памфил уставился на него, но на вопрос решился, когда тот открыл глаза.

- Ну, как?

- Воду из таза выплесни. Укрой сестру теплым одеялом и проветри комнату. Не вздумайте ее будить. Через сутки или раньше сама проснется.

- А с памятью что?

- Память восстановится.

Памфил недоверчиво поглядел на Алексея, но вслух сомнения не высказал. Только взмахнул рукой и заявил:

- Ладно, останусь на сутки. Хрен с ним, с воскресеньем!

В горницу вошел со двора Шурик:

- Баня теплая, - обратился он к Алексею. - Пару, конечно, мало, но мыться в самый раз. Ваши семейные уже отбанились.

Утром Капитолина, чтобы накормить мужиков завтраком, вызвалась заменить у печки хозяйку. Но Шурик не позволил, видимо, не впервой ему было кухарить самому.

Озабоченный Памфил неприкаянно слонялся по горнице, несколько раз заглядывал в спаленку, пытливо вглядывался в бледно-розовое лицо сеструхи. Было заметно, что он весь в маете, с нетерпением ждет ее пробуждения, и никак не может поверить в исцеление.

После завтрака Алексей решил успокоить его:

- Все будет в порядке, Памфил!

- Хотя бы проснулась!

- Проснется здоровенькая, не переживай. Подскажи лучше, где нам найти лесоруба Афоню, у которого катер.

- Дома он сегодня. Они из тайги в субботу к вечеру выгребают. В баню. Сплав начнется, не до бани будет. Я и сам с вами прокачусь. Подскажу, что к чему, да и торговаться помогу.

День, не в пример вчерашнему, выдался солнечным и теплым. Лед на реке Чулым, вдоль которого Игорь вел уазик, отошел от берега и потемнел, на нем появились проталины, возвещая о скором вскрытии. На буграх снег сошел, в низинках превратился в кашу. Талая вода сбивалась в говорливые ручьи, стекавшие с крутого берега.

Афоню они застали во дворе в кампании с приятелем. Они сидели в салоне катера у откидного столика, на котором красовались литровая банка с самогоном и миска с солеными огурцами. Как и положено, отдыхали после тайги и вчерашней бани.

- Погодите на улице, - сказал Алексею Памфил, - я сам с ним сперва переговорю.

Минут через пять он вышел из калитки вместе с Афоней. Коренастый, как лесной кряж, с пепельной, побитой заметной проседью растрепанной шевелюрой, красноносый хозяин катера заявил густым басом:

- Поглядеть на коня хочу. Чтобы фуфло не всучили.

- Гляди, - ответил ему Игорь. - А я хочу пощупать твое корыто.

Афоня наморщил лоб, переваривая «корыто».

- Щупают только баб! А у меня плавсредство! Понял? Рыболовецкое судно!

Игорь с Памфилом удалились к плавсредству. Алексей остался в машине. Афоня забрался на водительское сиденье и повернул ключ зажигания. Прислушался к ровному тарахтению движка. Скорчил недовольную гримасу. Тронул уазик с места, доехал до берега Чулыма, развернулся в обратную сторону. Недовольная гримаса будто приклеилась к красному лицу.

Алексея она не могла обмануть. Состояние машины вполне удовлетворило Афоню, но он держал марку.

- Пальцы стучат, - непререкаемо объявил он, остановившись у своих ворот.

Мысли Афонии читались, как букварь: «Памфил сказал, что эти лохи хотят придачу в двадцать тысяч. Хрен им! Собью до пятнадцати, а может и до десяти. Но тачку упускать нельзя! Хватит в кузове на делянку мотаться! На этой тачке по любой просеке проедешь».

- Ладно, согласен меняться, - после паузы, должной означать сомнение, сказал он. И тут же добавил: - Хотя и придется повозиться с ремонтом.

- Не ври! – ответил Алексей. – Ремонта машина не требует. Если твой катер в порядке, доставишь его на пристань и доплатишь 20 тысяч рублей.

- Да ты что? Какая доплата?

- Как хочешь, - с этими словами Алексей вылез из машины, распахнул калитку и позвал: - Игорь, Памфил!

- Эй-ей! – опешил Афоня.

Вышедший из калитки Игорь сообщил Алексею:

- Посудина, конечно, поржавела. Электропроводку подновить надо. Движок перебрать. Две доски на палубе заменить. Трюм вроде бы надежный. Больше метра в глубину. Отмыть его и вполне можно продукты хранить.

- Обойдемся без катера. Хозяин заартачился, - ответил он, зная, что произойдет дальше. - Машину в Томске продадим.

- Вы что, мужики! – всполошился Афоня. – Так не делается. Давай поторгуемся!

- Что ты предлагаешь?

- Десять в придачу.

- Эх, Афоня! Тебе же надоело в кузове мотаться по бездорожью. Так пользуйся моментом.

- Пятнадцать! – выдохнул тот.

- Ладно, уговорил.

В голове бригадира лесорубов мелькнуло удовлетворение: пятерку все же отстоял! Памфил же явно огорчился из-за такой уступки.

- По рукам! – воскликнул Афоня, протягивая широкую короткопалую ладонь. – А теперь прошу ко мне, обмоем это дело!

- Мы не употребляем, - отказался от приглашения Алексей.

- Староверы что ли?

- Нет, здоровье бережем.

- У нас иногда скитские староверы появляются, они тоже не пьют. И не курят, вера не дозволяет.

- Издалека приезжают?

- Кто их знает! Говорят, их скит где-то на Васюгане. Дикарями живут.

- Каждому своё, - ответил Алексей. - Дайте знать, когда катер будет на берегу.

- Я в темпе отволоку его и закреплю канатом. До половодья успеть надо. Чулым разольется и примет судно, не надо будет самим спускать его на воду.

- Хорошо. Тогда и поедем оформлять сделку.

- Куда поедем? Доверенность нарисуем, и все дела! Племяшка моя – секретарша у местного нотариуса. Враз сделает!

На том и порешили.

Часа три всего прошло, как они выехали со двора бабы Пани, но дорогу развезло еще больше. Она превратилась в грязно-белое месиво. Но уазик преодолевал его без особых усилий. Памфил сказал:

- Зря вы уступили Афоне пять штук.

- Не люблю торговаться, - ответил Алексей.

Игорь хмуро крутил баранку. Алексей понимал, что ему жаль расставаться с машиной. Но в тайге она стала бы обузой.

Подъехав к дому, они увидели у калитки Шурика.

- Ты чего тут? – спросил его Памфил.

- Бабку высматриваю.

- Проснулась?

- Ага. Пошумела на меня, что дров не наколол. Спросила, где ты шляешься. Слазила в погреб за салом, наварила целый котел щей. Потом в лавку нацелилась. Я хотел проводить ее, так она на меня цыкнула, прямо, как раньше.

- Так у нее что, память вернулась?

- Похоже на то.

Памфил внимательно поглядел на Алексея, но ничего не сказал. Решил убедиться самолично.

Такая возможность представилась ему через полчаса, когда хозяйка возвратилась с покупками. Едва появившись на пороге, она сердито выговорила младшему брату:

- В базарный день самые заработки, а ты, Памфил, у нас баклуши бьешь! Рыбалить, что ли собрались с Шуркой? Приезжай в будний день, и рыбальте!

- Паня! – только и выговорил Памфил.

- Где квартиранты-то?

В горнице был один Алексей. Игорь с Капкой ушли обозревать округу. Деды с Андрюхой, удалившись в «нумер», играли затрепанными картами в дурака.

- Собирай жильцов, - распорядилась хозяйка, - обедать будем.

Памфил только улыбался, глядя на сестру.

После сытного обеда без выпивки Памфил стал собираться домой. Перед тем, как отправиться в путь, он присел рядом с Алексеем на крыльцо.

- Я твой должник, - сказал. – Приеду – расплачусь.

- Нельзя, Памфил, благое дело мерить деньгами.

- Чем же его мерить?

- Ответными благими делами.

- Ага, благими! Полштуки лишнего с тебя содрал за поездку сюда!

- Не для себя это сделал. Для больной сестры.

- А для тебя какое благое дело сделать?

- Не обязательно для меня. Помогай ближнему, не выпячивая себя.

- Ты, случайно, не из попов, Алексей?

- Нет.

- Вот я думаю, как получается, что доктора ничего не смогли, а ты вылечил?

- Науке многое еще не известно.

- Но тебе же известно!

- Я не врач, хотя к врачеванию способен.

- Кто же ты?

- Можешь считать меня знахарем.

- Не верил я раньше знахарям, а тебе верю. Одного не пойму, на хрена ты к газовикам подался? С твоими способностями ты везде можешь иметь хорошую деньгу. Болящие в очередь к тебе станут записываться.

- Деньги, конечно, всем нужны, Памфил. Но их избыток корёжит душу.

Шофер не ответил, хотя в мыслях его и мелькнуло: «Избыток, может, и корежит, а нехватка, уж точно, злобит». Еще он думал о том, чем отблагодарить чудного знахаря. И вроде бы придумал:

- Пока вы тут, я еще наведаюсь. Приеду дня на два-три. Помогу вашему Игорю с катером. Ну, бывай, Алексей! Пора мне.

Памфил зашел в дом, чтобы попрощаться с родней. Шурик появился во дворе, открыл ворота и помахал рукой вслед родимому дядьке.

Новость о том, что квартирант бабы Пани вернул ей память, облетела с легкой руки словоохотливой продавщицы всю Смолокуровку. Она вызвала всеобщее любопытство и желание поглазеть на пришлого знахаря.

Алексей только что отправил свою команду за провиантом и сидел в своей комнате над атласом Томской области, когда в избу матери заявились дочь Ульяна и ее приблудный муж.

- С выздоровлением, мам! – услышал он. – Твой знахарь-квартирант дома?

- С сыном поздоровайтесь! – сердито откликнулась баба Паня.

- Привет, Шурик!

- Привет.

Алексей вышел в горницу и представился по имени-отчеству.

Ульяна, расплывшаяся, с опухшим, но сохранившим следы былой миловидности лицом, кокетливо пропела: «О-очень прия-атно!», протянула Алексею ладошку и назвала себя. Муж буркнул из-за ее спины:

- Гавря.

У него было примечательно бугристое лицо: с холмиками, рытвинками. Когда он открывал рот, все это оживало, шевелилось, и производило странное впечатление.

Ульяна шустро приблизилась к матери, наклонилась к ее уху. Алексей не услышал, но уловил ее шепот:

- Твое выздоровление отметить надо. У тебя найдется?

- Нет! - вслух ответила баба Паня. – Пока я не в себе была, вы у Шурки всё выманили.

Ульяна недовольно сморщила нос и обратилась к сидевшему у телевизора сыну:

- Шурок! Слазь в погреб, глянь, может, завалялась там банка?

- Вчера только лазил, остатки дяде Памфилу слил.

- Он вам денег привез? – она явно оживилась.

- Привез, - не решился на обман Шурик.

- И то, покрутил пару часов баранку, и несколько сотен в кармане. Мам, дай взаймы одну сотенку! Гавря сгоняет за литровкой.

- Не дам! Сала шматок отрежу. И картошки ведерко отсыплю.

Шурик щелкнул кнопкой пульта, и на экране телевизора появился зал заседаний Госдумы с депутатами крупным планом.

- Во! Жирик! – воскликнул Гавря, и бугристое лицо его зашевелилось, обрисовывая неровности.

- Ага, жирует, - откликнулась Ульяна. – Все они там тыщами ворочают.

- Шурка! – позвала баба Паня внука. - В сенях графин стоит, после Памфила остался. Принеси. Слазь в погреб, отрежь родителям сала и отсыпь ведерко картохи.

Сжалилась все-таки старая над жаждущими дочерью и зятем. Шурик принес на четверть заполненный графин и миску с солеными помидорами. Гавря потер руки и проворно перекочевал за стол.

- Садитесь! – пригласила Ульяна Алексея.

- Мы уже позавтракали.

- А соточку в честь знакомства?

- Не употребляю. Чайку выпью.

Гавря разлил самогон в два стакана. Без тоста выцедил свою долю до дна. Ульяна отпила половину. Баба Паня, стоя у печки, осуждающе наблюдала за ними. Шурик, вернувшись со двора с ведерком картошки и завернутым в чистую холстину шматом сала, снова устроился перед телевизором и щелкнул переключателем.

Перед зрителями предстали сначала Максим Галкин в обнимку со стареющей примадонной эстрады, затем ее бывший молодой муж.

- Во! Зайка! – опять воскликнул Гавря.

Ульяна досадливо осадила мужа:

- Твоему Зайке шмель в задницу залетел, вон как дергается! Сколько раз скакнет, столько тыщ и отхватит. Переключи, Шурик!

Новый канал транслировал соревнования по теннису.

- Во! Шарапова! – подал голос Гавря.

- Ага, Шарапова, погоняла мячик, и тыщи огребла!

- Хватит тебе про деньги! – осадила ее мать.

- А я – что? Не права? Кто от жиру бесится, а кому на чекушку не хватает!

- Работайте, и будет хватать!

Жизненный уклад этой семейной парочки не стал для Алексея открытием. Они перебивались случайными разовыми заработками и подачками доброхотов, отчаянно завидовали удачливым, сами же не желали палец о палец ударить, чтобы изменить свое бытие. Понятно, что баба Паня осуждала дочь за безделье и пристрастие к выпивке и винила во всем зятя. Но дочь есть дочь, она жалела ее и, чем могла, помогала.

Алексей допил чай и вперил тяжелый взгляд в переносицу Ульяны. Она сделала попытку улыбнуться в ответ, но у нее ничего не получилось. Тело ее ослабло и привалилось к стене. Лицо стало жалобным, как у ребенка, затем разгладилось и застыло с открытыми, ровно бы остекленевшими глазами.

Баба Паня возилась у печки. Шурик, выключив телевизор, скрылся в спаленке.

Гавря сопел и клевал носом. Алексей продолжал сверлить взглядом Ульяну, отчего она судорожно вздрагивала и встряхивала головой. Затем снова замирала.

Так прошло минут десять. Баба Паня заметила состояние дочери, спросила:

- Уснула она что ли?

- Пусть поспит, - ответил ей Алексей. – А Гавре пока найдите какую-нибудь работу по хозяйству.

- Эй, Гаврила! – тронула она зятя. – Поди-ка дров наколи! Отработай продовольствие!

Тот нехотя поднялся из-за стола и поплелся во двор. Через недолгое время ввалился в избу с охапкой дров и грохнул их у печки. От грохота Ульяна очнулась, обвела затуманенными глазами горницу, словно не понимала, где находится. Наткнувшись на мужа, взгляд ее прояснился. Она поправила взлохматившуюся прическу и произнесла:

- Вот что, Гавря. Сегодня же иди на пристань, устраивайся на работу. Там весной всегда грузчиков не хватает.

- Ты это, Ульяна, я же того…

- Не того! Я тоже в кашеварки наймусь.

Баба Паня изумленными глазами поглядела на дочь. Вроде бы даже всхлипнуть собралась. Но пересилила себя, проговорила со строгостью в голосе:

- Только не передумайте, Улька!

Прихватив пропитание, родители Шурика удалились, не попрощавшись с сыном. Баба Паня подошла к Алексею и молча поклонилась ему.

Спустя примерно час во двор въехал уазик. Алексей вышел на крыльцо и увидел, что Капитолина стоит у открытых дверей сарая, а Игорь и Андрюха выгружают из машины мешки. Заметив Алексея, Капка подбежала к нему и затараторила:

- Купили муку, пшеницу и продукты, чтобы тут питаться. Еще Игорь купил огромный кусок брезента, грузовик накрыть можно. Сказал, что пригодится в тайге. За пшеном, рисом, сахаром, солью и прочим поедем следующими рейсами.

- А деды куда подевались?

- На Чулым пошли.

- Договаривай, Капитолина!

- Ну, бутылку с собой взяли.

- Без закуски?

- Банку консервов и хлеб прихватили. Сказали, к обеду вернутся. Вы их сильно не ругайте, я виновата: деньги им дала. Уж очень складно они торговались.

- Ладно, проехали.

Капка с облегчением перевела дух, вприпрыжку пустилась к уазику, вытянула с переднего сидения три набитых провизией пакета и понесла в дом. На крыльце она столкнулась с Шуриком, кинувшемся помогать Игорю с Андрюхой. Минуту спустя из дверей появилась баба Паня и укоризненно проговорила:

- Что же это такое, Лексей Николаич? Зачем на продукты тратились? Больше этого не делайте, в доме есть еда, - и вернулась к кухонным делам.

Диоген с Наумычем явились, как и обещали, к обеду. Оба были слегка навеселе. Диоген старался держаться подальше от Алексея. Наумыч же храбро приблизился вплотную и заговорщицки произнес:

- Мы с Диогеном плоскодонку присмотрели со стареньким мотором. Ее просмолить, и будет, как новая. Хозяйка почти задарма ее отдает, за полторы тысячи всего. Мужик у нее прошлым годом помер, ей лодка ни к чему. Нам же сгодится для рыбалки.

Шурик, слышавший монолог Наумыча, не утерпел, вмешался:

- У нее и сети остались. Ее мужик сам их плел, не признавал китайских.

- Сразу и сетёшками разживемся, - подхватил, тряся бороденкой Наумыч. - А удильные снасти прикупим.

- Ты мне зубы заговаривай, старый! Сам же обещал, что с выпивкой завяжете?

- Так мы – самую малость. Как поплывем, все равно сухой закон будет. Мы на прощанье разговелись.

- Еще раз замечу, отправлю домой.

- Не, Николаич! Прощальный раз было. Так что, насчет моторки?

- Завтра Капитолина выдаст вам деньги, покупайте и смолите.

После обеда Диоген и Наумыч выбрались на улицу и устроились на завалинке, обсуждая, какие рыболовные снасти следует приобрести. Их приятную беседу нарушили две тетки. Одна из них с узелком в руках опасливо приблизилась к дедам и проговорила:

- Нам бы знахаря повидать.

Диоген встрепенулся, глянул на просительницу строгим взором:

- Зачем тебе знахарь, раба Божья?

- Ноги у меня отказывают, по ночам пальцы ломает, спасу нет.

Диоген поднялся с завалинки, потеребил реденькую щетину и провозгласил:

- Имеющий уши, да услышит! Имеющий глаза, да увидит! Верно говорю!

- Помоги, батюшка! – ахнула тетка.

- Что у тебя в узелке?

- Мёд, батюшка. Тебе принесла. Возьми, не побрезгуй.

Диоген принял узелок. Запрокинул голову, нечленораздельно зашептал. Поманил тетку, она приблизилась, чуть ли не вплотную.

- Запоминай, раба Божия! Мажь на ночь медом больные места, клади сверху капустный лист и обмотай чистой тряпицей. А по утрам ополаскивай ноги холодной водой. Всё! Ступай с Богом!..

- Ты чего им наплел? – спросил его Наумыч, когда тётки ушли.

- Совет дельный дал. Мой батя так свои суставы лечил.

- А про уши и глаза зачем загнул?

- Мудрую мысль внес в их темное сознание.

- Сам придумал?

- Сам, - горделиво ответил Диоген. - Пускай меня знахарем считают, меньше к Николаичу приставать станут. Да и мёд нам пригодится.

С утра следующего дня Капитолина выделила Наумычу две тысячи рублей, и он, прихватив Диогена с Андрюхой, отправился покупать лодку и сети. Алексей вместе с Капитолиной и Игорем принялись составлять список самого необходимого, без чего нельзя обойтись в предстоящем плавании и проживании в безлюдных местах. Самой сметливой оказалась Капка: она упомнила всё, начиная от спичек, мыла и круп и кончая дрожжами, вёдрами и иголками с нитками. Затовариваться они поехали вдвоем с Игорем.

К этому времени объявились и Наумыч с Андрюхой. Андрюха тащил деревянные вёсла и старый пухлый рюкзак.

- Купили, - доложил Алексею трезвый Наумыч, - и лодку, и смолу, и керосин, и сети, - показал на мешок, который Андрюха заносил в сарай. – Хозяйка отдала цепь, амбарный замок, чтобы лодку на берегу закрывать, и выделила два ведерка.

- Где Диогена оставил? – спросил Алексей.

- На берегу. Он смолу плавит. После обеда лодку смолить станем.

- Он – что, без обеда останется?

- Есть у него еда. Бабёнка одна принесла.

- С какой стати?

- За зельем пришла, чтобы хахаля приворожить. Диогена тут за знахаря приняли, он и рад. Вешает ей лапшу на уши…

После полудня Наумыч и Андрюха, прихватив сумку с инструментами, поплелись на Чулым. Бабенки на берегу уже не было. Зато поблизости собралась толпа ребятишек, с любопытством взиравших на Диогена. Тот уже закрепил цепью лодку за металлическую трубу с ушком, забетонированную на откосе. Под взглядами мальчишек макал мочальную кисть в банку с горячей смолой и мазал днище лодки. Рядом на рогоже лежал старенький мотор со звучным названием «Стрела». Андрюха принялся его разбирать. Наумыч занялся костерком, над которым висело ведро со смолой.

Пацанам надоело молчаливое созерцание. Самый шустрый из них храбро окликнул Диогена:

- Эй, дед! Это ты вчера моей тетке ноги лечил?

- Я, - откликнулся Диоген.

- Ты - гипнозист?

- Гипнотизер, - без зазрения совести подтвердил тот и отложил кисть. – Как у тетки ноги?

- Ноги-то вроде перестали болеть, только засопливилась от холодной воды.

- Эта хворь пустячная. Ее в бане можно выпарить.

Наумыч неодобрительно глянул на бросившего важное занятие приятеля. Поднялся на ноги, тряхнул бороденкой и, напустив на себя свирепый вид, шуганул ребятню:

- Брысь отселя! Не то он, - показал на Диогена, - превратит ваши уши в лопухи!

Пацаны недоверчиво хмыкнули, но, на всякий случай, отошли подальше. Пошушукались и поднялись к лодочным будкам, где местные рыбаки хранили моторы и инвентарь. Затем, горланя, улепетнули.

Под вечер, когда будущие коммунары собрались в избе бабы Пани, у ворот протарахтел и смолк мотоцикл. К квартирантам пожаловал бригадир лесорубов Афоня. Его пепельные седоватые волосы были аккуратно расчесаны, из облика исчезла разухабистость, на красноносом лице прописалась несвойственная ему почтительность. Он отозвал Алексея на крыльцо и спросил с заметной робостью:

- Это вы вернули память сестре Памфила?

- У вас тоже кто-нибудь хворает? – вопросом на вопрос ответил Алексей.

- Нет. Бог миловал. Просто слух о вас по Смолокуровке прошел.

- Вы, наверное, к нам по делу пожаловали?

- Точно. Насчет уазика. Завтра с утреца отволоку катер на берег. Сегодня хотел, но побоялся, что шпана его раскулачит за ночь. Так что вам охранять судно придется. Подъезжайте к десяти.

- Подъедем.

- Между прочим, вчера в селе васюганские староверы объявились. Вы в тот раз спрашивали про них.

- Как же они добрались сюда с Васюгана?

- На лошадях. Им тайга, что дом родной.

- А обратно как? Реки же со дня на день вскроются.

- Обратно до Каргосока – на барже вместе с лошадями. А там, кто их знает!..

Вернувшись в горницу, Алексей сообщил будущим коммунарам о причине визита Афони.

- Мы согласны охранять, - тут же откликнулся Наумыч, - переселимся с Диогеном на катер. Крыша, как рассказал Игорь, там есть. В каюте два дивана. Возьмем спальные мешки и устроимся, как в нумере.

После ужина Игорь и Капка вышли во двор. Алексей вскоре последовал за ними. Они стояли у крыльца, обнявшись. Игорь грустно проговорил:

- Жалко машину, Командор. Привык я к ней.

- Другую купим, когда вернемся, - успокоил его Алексей.

- А вернемся? – с надеждой спросила Капка.

- Нам этого не избежать.

Игорь вопрошающе глянул на него. Ничего конкретного Алексей не мог ему объяснить. Он не видел четкой картины их будущего отшельничества, воображение рисовало лишь какие-то смутные обрывки, множество добрых и недобрых людей и бесконечный размытый путь. И все же ответил:

- Не знаю, когда и по какой причине это произойдет. Но возвращение предвижу.

- Как же мы багаж на катер перетащим? – задумчиво произнесла Капка.

- Памфил обещал приехать, - ответил Алексей. – Поможет перевезти груз.

Памфил прикатил на следующий день под вечер, и не один, а с женой Серафимой. Квартирантов бабы Пани дома не было, возились с катером на берегу Чулыма. Памфил привез целую кучу нужных путешественникам вещей: топор, колун, кувалду, краску в банках, канистру растворителя, ящик гвоздей, три мешка пакли и даже четыре раскладных стульчика.

Когда вернувшийся с берега Алексей захотел расплатиться с ним, тот возмущенно замахал руками:

- Это подарок от меня, раз ты деньги за лечение отказался взять.

Алексей от подарка отказываться не стал.

- Сеструха сказала, что ты и Ульяну с Гаврей на ум наставил. Шесть годов тунеядствовали, и – надо же! - на работу устроились. Как с катером?

- Завтра Игорь с Андрюхой начнут перебирать двигатель. Ну, а мы займемся наружным ремонтом.

- Я на три дня приехал, помогу вам. Перед отъездом перекину на катер ваш груз. Пошли в избу, Серафима с Паней пирогов напекли.

Три дня пролетели, как один. С рассветом Памфил заводил свой «Урал», усаживал в кабину Капку. Мужики размещались в кузове на откидных гремучих скамейках. И отправлялись к пристани, возле которой дожидался полой воды установленный на бревенчатые катки катер.

К длительному плаванью его готовили в авральном режиме. Памфил менял электропроводку. Игорь перебирал мотор, Андрюха был у него в подсобниках. Капитолина драила трюм и палубу. Наумыч готовил палубные заплаты. Диоген на сухом взгорке мастерил решетки для просмоленной плоскодонки и красил ее в небесно-голубой цвет. Алексей был на подхвате по мере надобности. А если такой надобности не было, изучал купленный в Екатеринбурге атлас Томской области.

Бригадир лесорубов Афоня обронил в недолгом разговоре, что скит староверов находится где-то на реке Васюган. Староверы селятся в безлюдье, этим и привлекала скитская обитель. Чтобы добраться до тех мест, надо было по Чулыму выйти в Обь, затем вниз по течению до устья Васюгана, и по нему вверх, с надеждой обнаружить потомков раскольников.

Карты в атласе были довольно подробными, с названиями притоков и береговых селений. Большинство названий оказались русскими, но встречались и местные, напоминающие о сибирских аборигенах: Наунак, Каргасок. Ниже Каргосока и впадал в Обь Васюган. Судя по всему, сюрпризы в виде речных порогов путников не подстерегали, потому что у большинства населенных пунктов красовались якорьки, означавшие наличие пассажирских пристаней.

Работалось в охотку, и дело двигалось. Даже у Диогена, которому время от времени приходилось отвлекаться, когда подле него появлялись просительницы с узелками. Он откладывал кисть, с важным видом выслушивал их. Затем воздевал руки к небу, что-то бормотал и заканчивал одинаково: «Верно говорю!» Принимал узелки с провизией и мановением руки отпускал просительниц.

Наумыч наблюдал за представлением со скептической ухмылкой и все же один раз не выдержал:

- Дурит бабёнок Диоген, а они, дурехи, верят.

- В том и суть, что верят, - сказал ему Алексей. – Человек, поверивший в исцеление, выздоравливает быстрее. Уверовавший в благоприятный исход жизненных неурядиц, станет делать всё, чтобы так и произошло. И всего скорее, добьется своего.

- Все равно дурилка, - не согласился с ним Наумыч…

Уезжать Памфил наметил на третьи сутки, после полудня. В этот день, едва взошло солнце, загрузили в «Урал» весь скарб и перевезли на катер. Трюм еще не был готов для приема груза, потому провиант разместили в салоне, а все остальное – на палубе под брезентом. Оставив дедов на судне, поехали обедать домой, чтобы по-человечески распрощаться с Памфилом и его женой Серафимой.

Прощальный обед обеспечил Шурик. Смотался на ночь в затонную заводь, где лед еще был крепок, и привез пару щучек и почти полное ведро налимчиков. Серафима и баба Паня наварили котел ухи, ею и пообедали.

- Может, еще свидимся, - сказал, прощаясь, Памфил, - заезжайте, если снова в этих краях окажетесь.

Алексей предвидел, что свидеться им не придется, да и в этих краях они больше не окажутся. Ничего не ответил Памфилу, лишь кивнул.

Основные работы на катере были закончены. Оставалось установить собранный и смазанный движок и проверить рулевые тяги, с чем без особого труда справятся Игорь с Андрюхой. А навести на судно косметику можно и после вскрытия Чулыма в ожидании конца ледохода. Голубенькая плоскодонка с новенькими сиденьями тоже дожидалась своего часа, покоясь на берегу чуть выше катера.

Однако река не спешила сбрасывать ледяной панцирь. Успели высушить и проморить трюм, застелить его брезентом и загрузить продовольствием, высвободив салон. Выкрасили коричневой водостойкой краской палубу, и дощатые заплаты перестали мозолить глаза. Натянули по бортам леера, чтобы ненароком не свалиться в воду. Установили на палубе четырехместную палатку и закрепили ее мелкими самодельными скобами. А лед на реке все держался.

Капитолина готовила теперь еду на палубе, пользуясь примусом и керогазом. Мужики, как могли, помогали ей. От этого дела освободили только Диогена, напрочь лишенного поварского дара. Лишившийся общения с прекрасным полом, он стал задумчив, как изваянный Роденом «Мыслитель». И что совсем уж было не в его духе, даже побрился за компанию с Андрюхой, отчего черты лица стали казаться еще мельче.

В один из вечеров, когда Алексей настраивал любительские рыбацкие снасти, Диоген с заговорщицким видом обратился к Алексею:

- Нехорошо у нас получается. Корабль есть, а имени у него нет.

- Дельная мысль, - похвалил его Алексей. – Надо придумать.

- Я придумал: «Диоген». Мудрый был грек!

- Слишком громко для нашей посудины. Древний философ обиделся бы. Давай назовем «Аэола»?

- А что оно такое?

- Древнее название нашей планеты.

- Если так, то годится. Верно говорю!

Остальные члены команды не возражали. Диоген сам вызвался изобразить имя на борту катера. Вырезал из кусков картона трафарет, вооружился кистью и вывел белой краской: Аэола. Получилось у него очень даже неплохо.

Лед на реке начал гулко лопаться под утро 22 апреля, в позабытый народом день рождения Ленина. Льдины погнало течением, они сталкивались, крошились, наползали друг на друга и скапливались в излучинах, образовывая заторы. Воде некуда было деваться, и она двинулась вширь, заполнила береговые низины и поползла на кручи. Вытолкнула из-под катера бревенчатые катки и приняла его в свое неспокойное лоно.

Будущие отшельники распрощались с гостеприимной бабой Паней и Шуриком и перебрались на катер. Игорь и Андрюха отцепили от забетонированной трубы удерживающую плоскодонку цепь и причалили к судну. Общими усилиями подняли лодку на палубу, закрепили ее, и тем отрезали себе путь к отступлению.

Стрежневая струя тащила с верховьев всякий хлам, бревна, кусты, огородные заплоты. Взбаламученная вода была темной, как чефир. Даже вблизи берега она шевелилась, крутила воронки, будто в глубине ворочалось живое чудовище. Успокоилась, когда достигла пика, и паводок пошел на убыль.

1 мая, в день развенчанной смутой солидарности трудящихся всех стран, по Чулыму, оглашая окрестности басовитым гудком, прошла вниз первая самоходная баржа с гравием. На берег высыпал подгулявший смолокуровский народ и радостно загорланил, приветствуя открытие судоходного сезона.

Но река еще не успокоилась, волокла с верховьев всё, что успела проглотить. Особенно опасны были кочующие топляки, не заметные снаружи. Потому, задавив в себе нетерпение, команда ждала, когда Чулым очистится полностью. Этот день наступил 12 мая. Ранним утром маломерное судно «Аэола» покинуло порт приписки Смолокуровку и отправилось в неизведанные места.

ТРАНЗИТ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ

Юлия стояла на перроне, ждала, когда появятся ее подопечные с грузом дури. И делала вид, что ждет опаздывающего возлюбленного.

Пассажиров в бригадирский вагон было немного. В основном, это были люди солидные. Трое железнодорожников в форме провожали пожилую даму-казашку в легкой дубленке и в белом пуховом платке. Носильщик занес в вагон ее чемодан и два пакета. Подсаживая даму в тамбур, самый толстый и, наверняка, самый важный из железнодорожников, почтительно произнес:

- Будете разговаривать с сыном, передавайте ему от нас привет.

А «дустовой» свиты с товаром все не было. Юлия стала тихо впадать в панику, когда в одном из вагонных окон мелькнуло невозмутимое лицо Талгата. Только тут она сообразила, что наркокурьерам в ранге полицейских незачем толкаться среди отъезжающих пассажиров, они, конечно же, загрузились в свое купе заранее, еще на запасных путях.

От сердца отлегло, и она спокойно прошла в свое купе.

В нем была лишь пожилая казашка - та самая, которую провожали железнодорожники. Она уже успела переодеться в шелковый полосатый халат. Парикмахерская укладка побитых сединой некрашеных черных волос свидетельствовала, что дама явно не из аула, и цену себе знает. Юлия отметила придирчивое внимание, с каким та ее оглядела. Судя по всему, осмотр удовлетворил ее, и она с улыбкой и даже с московским аканьем ответила на Юлино приветствие.

Две верхних полки пустовали, на них не было даже постелей. Дама-попутчица, как бы между прочим, но не без гордости пояснила:

- До Актюбинска к нам никого не подселят. Сын обещал. Хотел устроить меня в СВ, но я не пожелала. Привыкла ездить в бригадирском вагоне, к обслуге всегда можно обратиться с любой просьбой.

- Ваш сын, наверное, большой человек! – с акцентированной почтительностью произнесла Юлия.

- Да, он закончил в Ленинграде высшее железнодорожное училище. Теперь заместитель министра. Все железнодорожники ему подчиняются.

- Он в Астане живет? – спросила Юлия, чтобы не показаться невежливой.

- Как и все члены правительства. Новый год я встречала у него. Сейчас еду в гости к дочери. Она замужем за главой Актюбинского акимата. А вы, вероятно, в Россию?

- До Москвы.

- Живете там?

- Да.

Отсутствием любопытства и разговорчивости вагонная соседка, похоже, не страдала.

- В Алма-Ату в гости приезжала?

- В гости.

- Кто у вас здесь?

- Жених.

- О-о-о! И кто же он?

- Бизнесмен.

А поезд уже двигался по пригороду, стремясь быстрее вырваться из тесноты мегаполиса на простор. Юлия переоделась в легкий спортивный костюм. Выложила на стол из сумки скудный запас продуктов и всё ту же книжку с полуголой красоткой под дулом пистолета. Детективчик был для нее не чтивом, а деталью маскировки. Соседка же без разрешения, но с явным интересом взяла книжку, поглядела на обложечную картинку, положила на место и продолжила любопытствовать:

- Как вас зовут, девушка?

- Юлия.

- А я Роза Абишевна.

- У вас отчество, как у президента Назарбаева.

- Мы из одного джуса с ним. Знаете, что это такое?

- Да, в Казахстане три исторических джуса по признакам племенного родства и географического положения.

- А вы начитанная девушка. Давайте полдничать, Юлия. У меня масса вкусной пищи.

Юлия подосадовала на назойливую попутчицу, но деваться было некуда, приходилось терпеть. Угомонилась Роза Абишевна лишь после обильного полдника. Укладываясь на спальную полку, попросила:

- Вы не возражаете, если я почитаю вашу книжку? Обожаю боевики.

Юлия, конечно, не возражала, охотно протянула ей детективчик:

- Дарю!

Теперь она была свободна. Вышла в коридор. И сразу же увидела Талгата. Он стоял у окна и глядел на серую гряду появившихся гор. Заметив ее, тут же скрылся в своем купе. Значит, все было в порядке, и до границы с Россией можно ни о чем не беспокоиться.

Когда она вернулась на свое место, Роза Абишевна уже спала. Юлия, чтобы скоротать время, последовала ее примеру.

На другой день соседка была уже не столь разговорчива. Ее утомили бескрайние казахские степи за окном, она то читала кровавый детектив, то ела, то спала. Юлии это было на руку. Воспользовавшись тем, что соседка уснула, она вытащила из сумки одну из двух купленных еще в Алма-Ате бутылок коньяка, затолкала ее в черный пакет и отправилась за приключениями в купе Талгата.

Откатив дверь, оглядела компанию. Талгат лежал на верхней полке. За столиком сидели его спутники: один – явный славянин с широкими покатыми плечами, другой – без особых примет и четко выраженной национальности, но все же азиатское в его наружности проглядывало. Перед ними стояли две опорожненные пивные бутылки, а сами они занимались тем, что обгладывали куски курицы.

- Привет, мальчики! – радостно поприветствовала их Юлия. – До Москвы едем?

Оба оторопело уставились на нее. Талгат тоже оторвал голову от подушки. Ответил славянин:

- До Москвы, а что?

- Вам не скучно? Мне, например, скучно, - продолжала она импровизировать, а сама уже шагнула в купе и закрыла дверь. – Моя соседка по купе – божий одуванчик, даже выпить не с кем, - с этими словами, словно фокусник, вытянула из пакета коньяк и выставила его на столик: - Мой взнос в общую компанию!

Славянин радостно ощерился, второй тоже скривил губы в улыбке, подвинулся, освободив место для скучающей пассажирки. Однако не успела Юлия присесть, как Талгат свесил с полки ноги и спокойно произнес:

- Забирай коньяк, катись к одуванчику!

- Да ты чего? – попытался остановить его славянин.

- Булыге доложу!

Лицо его оставалось бесстрастным, в голосе не было и намека на раздражение. Никаких эмоций, все по инструкции.

Славянин сник. Юлии ничего не осталось, как, прихватив бутылку, покинуть купе. Сначала ее взяла досада, но, поразмыслив, она пришла к выводу, что Талгат вел себя, как подобает ревностному служаке. Она стояла у окна и пялилась на однообразный пейзаж, пока дверь неприветливого купе не открылась, и в коридор не вывалился покатоплечий славянин. Встал подле нее и засопел. Юлия, сотворив обиженную физиономию, спросила:

- Кто этот невежа с физиономией истукана?

- Дерьмо из аула, - ответил тот.

- Ну, и послали бы его подальше!

- Начальник его старшим назначил, хотя никакого звания он не имеет.

- А у вас есть звание?

- Капитан.

- Как интересно! – округлила глаза Юлия. – Очень жаль, что мы не смогли посидеть и познакомиться поближе. А наган у вас тоже есть?

- Наганы с вооружения давно сняты, - многозначительно ответил капитан. – Теперь на вооружении пистолеты.

- Вы мне покажете пистолет?

- В командировку оружие не положено.

- Какая жалость!

- Приедешь в Алма-Ату – покажу. Тебя как зовут?

- Юта, - не задумываясь, ответила она.

- Ни фига себе! Из какой же нации ты будешь?

- Бабушка была голландских кровей. Ее тоже звали Юта.

- Голландки мне еще не попадались. Может, к тебе в купе зайдем?

- Там бабка. У нее сын – министр в Астане. Перед ней даже бригадир поезда подхалимничает. А вы, между прочим, не представились.

- Я - Володя.

Юлия жеманно протянула ему ладошку.

– Вот и познакомились. Кстати, Володя, бабка только до Актюбинска едет. Поезд туда вечером прибывает. Перебирайтесь в мое купе, когда она сойдет!

Володя аж задохнулся от такой приятной перспективы, но тут же помрачнел.

- Что, слабо?

- Казах не отпустит. Разве что на пару часиков?

- Не густо, но заходите. А теперь, Володя, я пойду к себе. Посплю, чтобы к вечеру сил набраться.

Володя сглотнул слюну, шмыгнул носом и сипло пообещал:

- Обязательно приду…

В Актюбинске Розу Абишевну встречала целая делегация с букетами. Даже машину подогнали на перрон. Бригадир вынес ее чемодан, проводница – пакет. Второй пакет со снедью Роза Абишевна не захотела взять и посоветовала Юлии безжалостно истребить оставшиеся продукты. Спустившись со ступенек, она приветливо помахала стоявшей в тамбуре Юлии и утонула в объятиях встречающих.

Капитан Володя заявился, едва поезд отчалил от Актюбинского перрона. Уже стемнело, и пригородные огоньки, убегавшие за вагонным окном, казались тусклыми светлячками. Кавалер успел видно сгонять в вагон-ресторан, потому что выставил на столик поллитровку водки и выложил две плитки шоколада. По-хозяйски закрыл дверь на защелку, уселся напротив Юлии и с видом распорядителя застолья раскупорил бутылку. Юлия не замедлила достать коньяк. Распотрошила продуктовый пакет Розы Абишевны с овощной зеленью, курицей и беляшами.

Рюмок, понятно, не было. Володя, не жадничая, набулькал себе водки в пиалу. Юлия тоже плеснула себе коньячку и со значением произнесла:

- За приятную встречу!

Капитан Володя явно форсировал события. Едва проглотил водку, как набулькал снова, сглотнул махом, не дожидаясь тоста, и пересел на полку Юлии.

Ей это не понравилось, но виду она не подала. Укоризненно поглядела на него и успокаивающе проговорила:

- Не торопись, мой капитан! Еще в голове не замутилось.

Он торопливо схватил коньячную бутылку и налил Юлии, чуть ли не полную пиалу. Она не осталась в долгу и тоже заполнила его посудину коньяком. Спросила с подначкой:

- Не опьянеешь, Вова?

- Я? Опьянею? Да я могу, знаешь, сколько принять! – и, в доказательство своих возможностей, медленно стал цедить коньяк, кося на нее глазами: оцени, мол!

Он не закусывал и пьянел на глазах. Забросил руку ей на плечи и потянул к себе. Юлия ловко высвободилась и, изобразив возмущение, воскликнула:

- Капитан! У нас еще выпивка осталась, а ты уже лапать! Допьем, и я сама тебя так залапаю, что мало не покажется.

- А чего тянуть? – настырно проговорил он.

- Чего-чего! На секс настроиться надо. Ты же не животное, Вова?

- Не, не животное, - замотал он головой и снова потянулся за водочной бутылкой.- Давай еще по одной, настраивайся.

- Давай. Я не хочу, Вовик, чтобы наша встреча стала случайной. В Москве я живу одна. Надеюсь, ты навестишь меня?

Капитан, уже припавший к пиале, поперхнулся. Виновато глянул на нее.

- Понимаешь, Ю-ют-та! Я н-не попаду в Москву.

- Как так? Ты же сказал днем, что вы до Москвы едете?

- Это казах так думает. А мы со старлеем Кирюхой получили другой приказ: разгрузиться в Рязани. Нас там встречать будут.

Сердечко у Юлии екнуло.

- А если казах вас не выпустит? Ты же сам сказал, что он старший.

- У нас для него есть письменный приказ полковника. Пускай сам в Москву едет. А мы сдадим оборудование и сразу обратно.

Вот оно то, что не исключал Пилот. Товар должен уплыть, не доехав до Москвы. Надо срочно дать знать своим, чтобы успели прикрыть Рязань. Капитан стал помехой, и устранить ее мог только пограничный кордон. По расчетам Юлии, до казахской границы оставалось всего ничего. Однако поезд еле полз, видимо, досмотровая площадка была занята другим составом.

Капитан Володя между тем наглел. Судя по всему, он и так скромностью не отличался, а тут еще две опустошенные бутылки. Увещевания Юлии перестали на него действовать. Ей пока удавалось ускользать из его пьяных объятий. Она без труда могла выключить его, но это создало бы ненужные проблемы.

Она в очередной раз ловко вывернулась из его цепких клешней, и тут поезд дернулся и резко остановился. Сразу же раздался настойчивый стук в дверь, и голос проводницы возвестил:

- Пограничный и таможенный контроль! Приготовьтесь!

Капитан Володя оцепенело застыл, по лицу его скользнула гримаса злости:

- Ну, что, дождалась, цыпа! Погранцы сейчас пойдут.

Он трезвел на глазах. Торопливо привел в себя в порядок. Перед тем, как покинуть купе, с угрозой пообещал:

- Как в Россию въедем, так наведаюсь!

Юлия быстро прибрала со столика последствия пиршества, кинула в рот горошинку антиполицая и распахнула дверь, чтобы выветрился алкогольный запах.

Пограничники к пассажирам бригадирского вагона не придирались: документ, печать и дальше. Таможенники прошли через их вагон, вообще не задерживаясь. Из вагона никого не выпускали. Однако минут через пять на входе в купе нарисовалась с двумя небольшими чемоданами парочка: молодой пограничник-казах с тремя звездочками на погонах и пухленькая казашка в белом пальто на меху.

- Мы к вам в соседи, - объявил пограничник, - до Москвы.

В этот момент Юлия заметила мелькнувшего в коридоре Талгата. Он прошел в сторону курительного тамбура.

- Располагайтесь, - приветливо ответила новым пассажирам Юлия. – Не буду вам мешать.

Прихватила пачку пахитосок и тоже двинулась в курилку следом за Талгатом. Кроме них, в тамбуре никого не оказалось. Юлия, на случай появления посторонних, запалила пахитоску.

- Дуст в четырех кожаных баулах с черными заклепками по швам, - сообщил Талгат. – Баулы под нижними полками.

- Товар скинут в Рязани, - ответила она, - не препятствуй. На связь не выходи. Я сама свяжусь.

Талгат кивнул, давая знать, что все понял, и покинул тамбур. Юлия задержалась. Появление в купе новых соседей ничем ей не грозило, даже было на руку. Во всяком случае, они оградят ее от приставаний капитана Володи. Она затолкала пахитоску в пепельницу и возвратилась в купе.

Об изменении обстановки и о четырех баулах Юлия доложила Белому, выйдя из вагона прогуляться на первой российской станции, где поезд сделал остановку на семь минут.

- Сойдешь в Рязани, - распорядился куратор. – Будь возле книжного киоска в зале ожидания. Пароль: «На вокзале есть комната отдыха», отзыв: «Не нуждаюсь». Таксист пусть едет до конца.

Юлия нисколько не сомневалась, что едва поезд минует российскую границу, как объявится капитан Володя. И не ошиблась. Откатив дверь купе, он остолбенело уставился на пограничника, еще не успевшего переодеться. Перевел взгляд на Юлию и сделал ей знак выйти.

- Это как понимать? - хмуро спросил он в коридоре.

- Что ты имеешь в виду, Вовик?

- Откуда соседи нарисовались?

- Сели в пограничной зоне. Я очень расстроилась.

- Вот непруха. Не надо было кочевряжиться, Ютка!

- Кто же знал! Может, поедешь со мной до Москвы?

- Давай адресок и телефон. Если в Рязани все пройдет тип-топ, сутки выкрою.

Она без зазрения совести нацарапала на сигаретной пачке липовый номер:

- Позвони, договоримся.

- Мою мобилу тоже запиши. Вдруг в Алма-Ату прикатишь?

- Диктуй…

Сообщение Юноны о рязанском варианте перегрузки не стало сюрпризом для Пилота и Белого. Такой поворот транзита был спрогнозирован. Несколько дней назад наружка, приставленная к Юристу, засекла его поездку за город, где он встретился с земляком-коммерсантом по имени Гела. Тот значился совладельцем туристической фирмы и распоряжался тремя арендованными в аэроклубе вертолетами. О чем шла речь при встрече, установить не удалось. Но на следующий день Юрист вместе с Гелой отправились на машине в Рязанскую область и около часа пробыли в складских помещениях текстильщиков близ райцентра Спас-Клепики.

Круг наблюдения расширился. В разработку попал вертолетный коммерсант Гела, складские помещения тоже пришлось взять под колпак. После звонка Юлии стало понятно, что та поездка всего скорее связана с разгрузкой «дуста» в Рязани. Требовалось оперативно перегруппировать силы по заранее намеченной схеме. Но и Казанский вокзал в Москве не стоило оставлять без присмотра на случай новой вводной.

Персонал БД-7 был рассчитан и подготовлен для нанесения точечных ударов, но никак не для ведения масштабных операций. Потому пришлось задействовать силы ведомства по борьбе с наркотиками. Двенадцать автомобилей и три десятка бравых парней поступили в распоряжение Белого, которого представили им, как занимающего важный пост сотрудника Интерпола.

Бравые парни, подчиняясь его распоряжениям, незримо рассредоточились на вокзальных пятачках и перронах Рязани. В распоряжение бригадира носильщиков, роль которого выпало исполнять Георгию, поступили трое. К приходу фирменного алма-атинского поезда все было готово.

В Рязань экспресс прибыл под утро. Перед прибытием Юлия уложила свой нехитрый скарб в небольшую элегантную сумку и вывернула куртку, превратив ее из ярко-фисташковой в серо-асфальтовую. Казахский пограничник и его жена безмятежно спали.

Она вышла в тамбур и запалила пахитоску. Проводник распахнул вагонную дверь. Новых пассажиров, как и ожидалось, не было. Спутники Талгата тоже не торопились на выход со своим ядовитым товаром, хотя четверо встречающих уже нарисовались на перроне: Юрист, фотографию которого ей показал пред убытием в Алма-Ату Белый, рядом с ним лысоватый кавказец с заметным брюшком и двое качков славянской наружности в штанах с лампасами. Как Юлия ни вглядывалась, пытаясь засечь кого-либо из своих, никого не обнаружила. Разве что укрывались под личиной двух носильщиков с тачками, но вряд ли. Носильщики были явно навеселе и не особо переживали из-за отсутствия клиентов.

Юлия уже начала беспокоиться, когда из купе Талгата показались с четырьмя объемистыми баулами капитан Вовик с напарником. Следом за ними шлепал с недовольным видом Талгат. Поравнявшись с Юлией, Вовик ощерился, подмигнул, однако не произнес ни слова. Юлия же довольно громко произнесла:

- До встречи!

По знаку Юриста качки в лампасных штанах приняли баулы у курьеров, и все направились по перрону в сторону выхода. Следом покатили веселенькие носильщики. Юлия заскочила в свое купе, накинула асфальтовую куртку, взяла сумку и спрыгнула на перрон. Проводник равнодушно скользнул по ней взглядом и даже не поинтересовался, почему пассажирка сходит, не доехав до конечного пункта. Талгат вернулся в купе.

Компанию во главе с Юристом Юлия засекла у подземного перехода. Однако те проигнорировали законный выход на привокзальную площадь, дошли до конца перрона, спустились по ступенькам и двинулись вдоль путей. Конечно, не мешало бы проследить за ними. Но Юлия не могла ослушаться Белого, приказавшего ей быть в зале ожидания.

Ждать ей не пришлось.

Едва она приблизилась к витрине книжного киоска, как к ней подошел молоденький милиционер:

- На вокзале есть комната отдыха, девушка.

Юлия смерила взглядом тщедушную фигуру милиционера и небрежно ответила:

- Не нуждаюсь.

Он молча протянул ей конверт:

- Здесь ключи от Жигулей и пульт. Машина на стоянке, - назвал номер и удалился.

Едва она уселась на водительское сидение, как в нагрудном кармане завибрировала флешка. На связи был Белый:

- Держи курс на Спас-Клепики.

Документы она нашла в бардачке. Там же была доверенность на управление автомобилем. Все встало на свои места.