Глава десятая.
«ГРОМ НЕБЕСНЫЙ»
По
серым ветреным волнам
из
южных мест дорогой длинной
плыла
к холодным берегам
выносливая
бригантина.
На
ней без лени и тоски
служили
честно моряки.
Родных
стремясь увидеть вскоре,
они
без устали вели
свой
парусник на край земли,
по
краю Северного моря.
Команда чувствовала себя отлично:
уже не в первый раз моряки ходили к Берегу Янтарных Сосен и знали,
что в Лесной школе их ждут: у каждого матроса был свой названный сын.
Поэтому мальчишек ожидали не только общие подарки, но и личные сюрпризы.
Много везли в трюме южных фруктов и сладостей: ведь на севере, где лето
всегда холодное, они принимались с особой благодарностью.
До Абердина оставалось чуть более
ста миль, как вдруг впередсмотрящий (он сидел в бочке на грот-мачте) увидел
на горизонте со стороны востока быстро приближающуюся к их барку шхуну.
Неведомо откуда возникшая – она казалась почти неправдоподобной. Впередсмотрящий
– молодой матрос, впервые попавший в столь длительное плаванье – не
испугался, хоть голос выдавал его волненье, когда он прокричал в рупор:
– Неизвестный корабль, капитан!..
Однако Артур Гуль, тридцативосьмилетний
владелец «Санты Мэй», сам уже следил в подзорную трубу за шхуной без опознавательных
знаков.
Флаг
черным был и паруса –
черны м-чернее мглы и ночи!
Как
будто адская гроза
разорвала
все небо в клочья.
А
с флага, обнажив оскал,
зловеще
череп хохотал.
Моряк,
почуяв вмиг угрозу,
хотел
дать знак, но не успел:
с
корвета выстрел прогремел
и
сбросил за корму матроса.
Стая акул тут же бросилась к его телу,
и зеленая гладь воды стала бурой.
Стоял пронзительный июль. Казалось,
бой был – невозможен.
– Все – на защиту! – отдал Гуль приказ. И меч достал из ножен.
Моряки с тревогой высыпали на палубу.
Положение становилось угрожающим. Барк, будучи кораблем торговым,
имел на своем борту лишь две маломощные пушки. Но они годились скорее
для приветственной пальбы, чем для серьезной схватки.
Поникшие паруса вспыхнули почти
одновременно. Затрещали горящие мачты, и черный дым закоптил белые
облака. С черной шхуны уже стали слышны громкие ругательства.
Впивались
крючья в бок кормы,
тугие
натянув канаты.
Подняв
ножи и топоры,
вломились
на корабль пираты.
Нападавших оказалось куда больше,
чем матросов в команде Гуля. Кроме того, морские бандиты, опьяненные
близкой победой и ромом, действовали агрессивней. Спрыгнув на палубу
горящего барка, они резали, стреляли и рубили ни в чем не повинных людей.
Злодейство творилось быстро и привычно. Шкипер был убит одним из первых:
ему топором проломили голову. Один за другим уходили из жизни отважные
люди.
На баке, недалеко от фок-мачты,
дрался раненый в плечо капитан «Санты Мэй». Он уже сразил трех негодяев,
но его окружали еще с десяток разъяренных пиратов. И лишь когда, потеряв
сознание от ран, он упал на свернутые кольцами канаты, злодеи набросились
на Гуля и связали его.
Отец Тома уже не видел, как из трюма
растаскивались коробки и мешки с подарками для Лесной школы, как плевались
пираты, наткнувшись на бесполезный для них груз: вместо рома – в бочках
оказался мед, вместо оружия – игрушки, вместо золота, дорогих тканей
и мехов – учебники, тетради и чернила.
Огонь охватил почти весь барк. Пираты
вернулись на шхуну, прихватив с собой капитана Гуля, оттолкнулись железными
крюками от горящего корабля и отплыли на безопасное расстояние.
И вот тогда на палубу вышел атаман
пиратов Кровавый Джек-Косые Паруса.
Курчавые черные волосы и борода
обрамляли его смуглое загорелое лицо, все в рубцах и ссадинах, а карие
глаза смотрели умно и живо. И если не знать, что это – самый страшный человек
во всем Северном море, многим юным леди он пришелся бы по вкусу. Как ни
странно, его лицо можно было даже назвать красивым, но это была та грубая
красота, за которой скрывались себялюбие и жестокость.
Сами пираты прозвали Джека «Кровавым».
Он мог одним взглядом послать на казнь любого из них. Они страшились
атамана и люто его ненавидели. Лишь один человек на шхуне мог говорить
с ним на равных: боцман Однорукий Дик.
Поднесли кресло. Поставив ногу на
сиденье, Джек с нескрываемым любопытством смотрел на Артура Гуля, который
все еще не приходил в сознанье. Рана на плече пленного была наспех
перевязана разорванным рукавом его собственной рубашки.
Это самолично сделал Дик: Гулю еще
предстояло «позабавить» атамана, который часто устраивал жестокие
шутки с пленными, себе – на радость и – на страх своей команде. Несчастных
либо вешали по нескольку раз, или, подцепив за ногу, опускали за борт, не
давая захлебнуться, а то просто живьем бросали на съеденье акулам.
Атаман подал знак, и пират, вылил
ведро воды на капитана Гуля. Привязанный к грот-мачте, тот приоткрыл
глаза, с трудом поднял голову и увидел, что находится на чужом корабле,
тяжелым взглядом окинул свой барк, пылающий недалеко.
– Ба! Кого я вижу?! – с фальшивым
радушием воскликнул атаман.
Пираты громко захохотали: спектакль
начался.
– Аяяй! – «возмутился» Джек. – Какие
негодяи! – Он грозно нахмурился и гневно посмотрел на пиратов. – Как вы
посмели?!.. Ведь это – знаменитый сэр Артур!!!
«Негодяи» давились от смеха, вливая
в себя ром прямо из бутылок.
– Подлые акулы! Морские выродки! –
прорычал атаман. – Чтоб вас всех поглотила пучина!
Каждая его фраза сопровождалась
диким ревом восторга команды. Джек вынул из-за пояса пистоль и навел
его на пиратов.
– Вот я вас! Продырявлю и – баста!
Смех несколько поутих, хотя все знали,
что и эта сцена также входит в кровавый спектакль. Лишь один пират
прошептал на ухо другому:
– Когда он так шутит – меня все равно
берет оторопь!
– Еще бы! – согласился второй. –
Вспомни, как в тот раз он убил Коротконогого Бочонка. Даже бровью не
повел, потом божился, что вышло, дескать, случайно.
– Как бы не так!.. – с ненавистью
прибавил первый. – Он избавляется от всех ему неугодных.
– Тсс!.. – прервал второй. – На шхуне
везде уши...
Кровавый Джек, между тем, сделал
один выстрел и прострелил узел на веревке пленника, которой тот был
привязан к грот-мачте. Артур Гуль настолько ослабел, что тут же мешком
свалился на палубу.
– Не ушиблись?! – сострадательно
спросил Джек, подойдя к нему.
Не ответив на издевательство,
Гуль нашел в себе силы сесть, затем поднялся и прислонился к мачте.
Так и стоял, слегка шатаясь, неотрывно глядя в глаза Джеку. Тот не
выдержал его пронзительного взгляда. Он повернулся к Однорукому Дику
и велел подать вино. Боцман вынес на подносе два серебряных кубка. Один
поднесли атаману, второй – Гулю. Видимо, представления для пиратов не
отличались разнообразием.
Пленник, как ни странно, принял бокал…
и вдруг резко выплеснул вино в лицо Дику.
Тот заморгал мокрыми ресницами,
выпучив глаза, потом бросил поднос на палубу под дружный хохот команды
и в ярости набросился на безоружного пленника. Однако властный голос
Кровавого Джека остановил его:
– На место, Дик!.. Сэр – наш гость, и
поэтому веди себя прилично. Лучше налей капитану бокал рома. Сам видишь:
вино он не переносит.
Стиснув зубы, Однорукий Дик молча
вытер обшлагом пустого рукава лицо и налил Гулю полный кубок рома. Однако
эту порцию выпивки ожидала участь предыдущей. Такого спектакля пираты
в жизни еще не видали!
Кровавый Джек отхлебнул из своего
кубка и, прищурившись, с любопытством наблюдал за странной дуэлью.
На этот раз Однорукий Дик, не обтерев лица, сам обратился к Джеку, криво
улыбаясь:
– Ты не прав, Атаман! Ром он не любит
тоже. Попробую угостить его джином. Но если и джин придется ему не по
вкусу, клянусь Геенной Огненной, я ему мозги продырявлю, чтоб научился
уважать законы гостеприимства такой благородной компании!
Он принес бутылку и налил в кубок
Гуля черную огненную жидкость.
Кровавый Джек, предвосхищая очередное
смелое безрассудства капитана, обратился к нему и поднял свой кубок.
– Простите его за грубость, сэр! Что
с него взять? Мужлан, скотина, людоед! Невоспитанный башмак, ваша милость!
Мы с вами совсем другие люди. Я хочу выпить за вас до самого дна! –
Джек прищурился в хищной улыбке. – Пейте и вы – до дна морского!
Атаман остался доволен своей шуткой
и тут же опорожнил бокал. Гуль не проронил ни слова. Стоял молча.
– Ну, чего же вы?..
– Я оказался прав, атаман! – взвизгнул
Однорукий Дик. – Джин ему тоже не по нраву. Может, угостить вас теплым
молочком?!..
–
Ну что ж, я выпью свой бокал, –
ответил
Гуль почти спокойно, –
и,
хоть я смерти не искал,
ее
приму от вас достойно.
Он поднял кубок.
– За того, кто отомстит!
Хохот смолк. На палубе наступила
зловещая пауза. Лишь невдалеке трещали черные мачты догорающего барка.
– И кто он, этот храбрец? – холодно
поинтересовался Джек.
– Мой сын, – твердо ответил капитан.
– О-о-о! Ваш мальчишка?! – Атаман схватился руками за голову.
Он обвел безумными глазами команду, вскочил на кресло и заорал что
есть мочи: – Все за борт! Спасайся, кто может!.. – И, продолжая представленье,
бросился на колени перед Артуром Гулем. – Помилуйте, сэр! Не губите! Я
знаю его: он так жесток! – Джек выл и хохотал одновременно.
Снова послышались шутки и смешки.
Кто-то завопил СТАРИННУЮ пиратскую песню:
Морской
простор нам тесен.
И суша
нам тесна.
С утра
горланим песни
с вином
и без вина.
Мы –
парни деловые
без
всяческих затей.
Нам денежки
живые –
важней
живых людей!
Ночные
джентльмены
Удачи
и Ножа.
Мы любим
соверены:
к ним
тянется душа!
Заплатите – и сразу
назначим
делу час:
злодейство
– по приказу,
убийство
– на заказ.
Лихая
ждет нас участь,
зловещ
наш тяжкий грех.
Но, совестью
не мучась,
мы верим
в свой успех!
Идем
весь век по бровке
меж сушей
и водой.
Пока
петля веревки
не стянет
узел свой…
Джек поднялся. Улыбку – как смыло
волной. Он посмотрел на Гуля беспощадными очами и прохрипел:
– Повесить!..
Сэра Артура тут же, словно в клешни,
схватили крепкие руки пиратов.
– И знай, герой! – проскрежетал зубами
Кровавый Джек. – Еще много лет я буду убивать и грабить таких, как ты! И
побогаче! И победней! Мое имя наводит страх на моря и на материки! А кто не
со мной, – он обвел тяжелым взглядом команду, – разорву и загрызу!
Потому что я – ВОЛК МОРСКОЙ!
На шею Капитана поспешно набросили
канат. И, когда сапог палача уже приготовился выбить из-под его ног пустой
бочонок, Артур Гуль промолвил:
– ТАК БУДЬ ЖЕ ТЫ ИМ ВОВЕКИ!..
В тот же миг бочонок от сильного
удара покатился по палубе и стукнулся о борт шхуны.
В чистом небе внезапно ударил
гром, сверкнула молния, вокруг сделалось темным-темно. День превратился
в ночь. На шхуну обрушилась страшная гроза… Молнии раскалывали черный
небосвод, а гром ревел так, словно по тучам шло разъяренное стадо слонов.
Потоки ледяной воды в один миг залили палубу.
Это длилось совсем недолго, минуту-другую,
– хотя одни из пиратов потом утверждали, что буря швыряла их час или
два, а другие клялись и божились, что этот Ад продолжался весь день.
Но, что бы они ни говорили, очень быстро
– и так же внезапно – шторм прекратился. Наступил штиль.
Море успокоилось, рассеялась
тьма, солнце светило на весь Божий мир, вновь освещало и грело моря и
Землю.
– Где он?! – воскликнул Джек, указывая
на рею.
Под ней покачивался лишь обрывок
каната. Тело бесследно исчезло.
– Обыскать палубы и осмотреть все
за бортом! – приказал атаман охрипшим вдруг голосом.
Но матросы словно приросли к полу.
Полными ужаса глазами, глядели они на Кровавого Джека. Натерпевшись
страху во время неожиданного шторма, пираты, казалось, куда больше
были потрясены теперь – когда море успокоилось.
– В чем дело, болваны?! – рявкнул
на них Джек.
Те продолжали молчать.
– Испугались, дураки?! – рассмеялся
он, не понимая, что творится. – Может, вас поразил гром?!..
Пираты расползались от него в разные
стороны.
– Эй, кто-нибудь мне скажет, наконец,
что происходит?!! – теперь он был вне себя от гнева.
– Ата-ата-ата-а-аман!.. – пролепетал
Боцман. Его не слушался язык, а рот свела судорога.
– Ну, что?! – Джек выхватил пистоль
из-за пояса. – Говори быстрее!..
Однорукий Дик облизал деревянным
языком шершавые губы и с трудом выдавил из себя:
– Тво-во-во-е лицо… – Он пораженно
застыл, не в состоянии произнести ни слова.
– Что – мое лицо?!.. – зарычал в ярости
Джек и, повернувшись к надраенному до зеркального блеска судовому колоколу,
замер…
– Морской черт!.. – разнеслось по палубе.
«Дьявол! – мелькнуло у него в голове.
– Неужели… проклятье Гуля?!..»
– Скорее канат! – бросил кто-то из
матросов.
Джек отскочил в сторону и резко
обернулся на шепот:
– Стоять! Если кто двинется с места
– вмиг сосватаю со смертью!
Но тут сзади навалились двое: один
вырвал у него пистоль, другой же – здоровяк более шести футов – скрутил
руки за спиной. Кровавый Джек, как я уже говорил, был не из слабых, но и
прижавшие его к палубе почти двести фунтов были довольно ощутимы! Он
попробовал вырваться, однако, меньше чем за минуту, был обвязан канатом,
словно личинка коконом.
Пираты
помнили обиды
и,
пересиливая страх,
с
жестокой злобой в пух и прах
пинали
волка!.. Весь избитый
лежал
ничком живой мертвец…
пока
– живой… почти калека.
«Скорей
убейте, наконец…» –
подумал
тот, кто звался Джеком…
Спустя четверть часа Однорукий
Дик, надев атаманскую треуголку, которая пришлась как раз впору, приказал
спустить на воду судовую шлюпку и бросить туда еще живого Атамана.
Шлюпку отпихнули от борта шхуны, и она по воле волн поплыла в неизвестность…
Глава одиннадцатая.
РЫБИЙ БОЙ
И
долго в северных ночах
качалась
лодка на волнах…
Два дня и две ночи плыл Джек в полном беспамятстве, не
чувствуя ни голода, ни жажды. Лишь на третий день раскрыл глаза. Небесная
синева распростерлась над ним. Сверкало солнце.
Джек сощурился и хотел прикрыть лицо рукой, но
почувствовал, что это невозможно. Он приподнял голову и бросил взгляд на
свое избитое, связанное канатом тело. Тут же все вспомнил и зарычал от
ярости и бессилия. «Гроза всех морей» – он оказался беспомощней щенка,
брошенного в воду!
Попытка вырваться из плена была безуспешной: он сам
учил команду вязать крепкие морские узлы.
Тяжело дыша, упав на дно лодки с разодранными в
кровь руками, атаман пиратов застонал от унижения и боли, постепенно
осознавая кем стал ныне! Он еще помнил свою власть над людьми, и не мог
примириться с ее потерей! Не мог и не хотел! Джек уговаривал себя, что
все это может оказаться самым жутким на свете сном, самой страшной болезнью,
– всем, чем угодно, только не явью!
Он глядел в сияющее голубое небо, словно искал там
звезду своей судьбы. Но если б даже и нашел ее – увидел бы, что светит
она ему холодно и строго. Высоко проплывали молчаливые белоснежные
облака, похожие на паруса далеких кораблей.
Джек почувствовал жжение в глазах. Это были слезы,
горячие и спасительные, которые не приходили к нему со времен детства.
Он с трудом повернулся на бок, уткнулся в борт шлюпки
и опять провалился в забытье…
…Когда луны с щербинкой блюдце
ссыпало
звезды в небеса –
Джек,
наконец, раскрыл глаза,
но
вновь не смог пошевельнуться.
Волны спокойно плескались о борт шлюпки, и не было
конца звездному и морскому пути…
Крепко связанное канатами избитое тело начало
ныть. С каждой минутой в Джеке все сильнее пробуждались голод и жажда.
Не привыкший отказывать себе в еде, страстный любитель вкусно поесть и
много выпить – он понимал, что эта слабость его и сломит.
Внезапно за бортом послышался какой-то странный
плеск.
Джек прислушался и даже попытался приподняться.
Скорее нервами, чем глазами, он узнал летевшего к нему по воде пловца.
У того был огромный хвост, острые плавники и дышащая бедой пасть. Акула!..
Почуяв пленника, она ощутила свою над ним власть и
закружила вокруг шлюпки смертными кругами, примериваясь, как схватит
его за бока, как сомкнет на нем свои челюсти-жернова, и громко точила
зуб о зуб в нетерпении.
Сводит от голода
скулы
на скоростных
виражах.
В черном просторе
– Акула,
челюсти – в
острых ножах.
Кто мне грозит
аркебузой?
Чье гарпуна
острие?
Коль ваша
жизнь вам в обузу –
бросьте Акуле
ее!
Что мне напевы
сирены
или русалки
любовь?
Жарко клокочет
по венам
жутко холодная
кровь.
Шваркнется
в обморок каждый,
кто попадется
в пути.
Я, как безумная,
жажду
счеты со всеми
свести!
Если же вы
дорожите
жизнью своей
и чужой –
больше еще
задрожите,
Встретившись
в море со мной!
Эй, вы, двуногие
трусы! –
Суши и моря
жулье!
Коль ваша
жизнь вам в обузу –
бросьте Акуле
ее!
Он лежал – ни жив, ни мертв, покорно положившись на
судьбу или случай. Плеск становился громче, уже то за левым, то за
правым бортом шлюпки показывался из воды акулий плавник, разрезая
волны, как масло.
С детства забывший о Боге, Джек начал страстно молиться.
Вдруг ясно вспомнилась молитва «Отче наш», которую, пират, казалось,
навсегда вычеркнул из своей памяти. Вода возле лодки вдруг забурлила,
забила фонтанами брызг…
Еще
вираж! Еще мгновенье,
и
– оборвался бы рассказ!
Но
вдруг нежданно, в тот же час
у
лодки началось сраженье!..
Дралась
с Акулой Рыба-Меч,
внезапно
появившись рядом.
Их
поединок стоил свеч:
одну
из них ждала награда.
И то ли во сне, то ли в забытьи, он услышал их голоса.
–
Он – мой! – ощерилась Акула.
–
Нет, мой! – визжала Рыба-Меч.
–
Хочу тебя предостеречь,
чтобы
мозги твои продуло!
Взлетел
до неба хрип и визг.
Кровь
пролилась фонтаном брызг.
Вертелась
лодка в волнах боя.
А
пленник был ни жив, ни мертв,
средь
разъяренных рыбьих морд,
давно
простившись сам с собою.
Акула
в гневе, между тем,
впилась
в соперницу зубами.
И
карусель кровавых тел
взбивала
брызги над волнами.
Но
тут Меч-Рыбе удалось
проткнуть
акулий бок. Насквозь!
Два жутких предсмертных вопля, которые, наверно,
услышал сам Дьявол, разнеслись над морем. Рыбы забились в агонии. Вскоре
оба чудища навек замерли и, всплыв на поверхность, мирно уплыли в разные
стороны.
Шлюпку отнесло на юг, прибивая волной к берегу, и
вскоре в заливе Уош выбросило на песок.
Что было дальше – вы знаете. Но не всё…
Глава двенадцатая.
В СТАЕ
Когда рыбаки, развязав Джека, в ужасе
бежали, атаман пиратов со стоном перелез через борт шлюпки, упал на мокрый
песок и стал двигаться дюйм за дюймом к спасительному огоньку костра,
покинутого рыбаками, что весело пылал за ветками деревьев.
…Так
Джек на новый берег вполз,
не
ведая о расстояньи,
то
– на пригорок, то – в откос,
теряя
силы и сознанье.
К
почти погасшему костру
с
трудом добрался поутру.
Осмотрелся, глубоко вздохнул, и
впервые сказал «спасибо» Господу: он благодарил Создателя за то, что
остался жив. Нанизал на прут несколько сельдей, лежавших в рыбьей куче
– улов, брошенный рыбаками – и поджарил, скорее, чуть подкоптил на едва
тлеющих углях. Еда немного прибавила сил. В бутылях еще оставалось вино,
и он выпил все до последней капли, но не опьянел и не взбодрился в
горестном своем положении. Раны от побоев и канатных узлов горели,
напоминая лишний раз о том, что произошло две ночи тому назад.
Где-то вдали послышались человеческие
голоса. Джеку пришлось собрать остаток сил, чтобы, прихватив с собой
несколько рыбин, двинуться напролом в самую гущу леса. Уже, будучи далеко,
он услышал где-то позади лай собак и возбужденные мужские восклицанья. Скорее
всего, это ночные «храбрецы» вели соседей к лодке.
С этого часа Джек не смел показываться
на глаза людям. Ночами рыскал по лесу в поисках воды и пищи, обходя
стороной тропы, днем же хоронился в каком-нибудь овраге или в старом
дупле. Он позабыл вкус мяса и хлеба, питаясь лишь грибами и ягодами,
которых в лесу в эту пору было в избытке.
Теперь ему стал понятен язык птиц и
зверей, но вскоре эта способность оказалась ни к чему: все живое сбежало,
уползло и улетело в соседние леса. Животным тоже был страшен
Человековолк!
Он потерял счет неделям и месяцам.
Солнечный свет уходил на убыль. Пошла череда дождей, и яркие теплые
дни были теперь кратки и редки.
Смешалось
время в голове.
И
то, что пролетело лето, –
Джек
вдруг заметил по листве,
что
озарилась желтым цветом.
Сапоги его износились, куртка и
брюки протерлись. Но Джек гнал от себя всяческую мысль о том, что когда-либо
будет вынужден обратиться к людям…
Однажды утром он наткнулся на
двух волков. Они заприметили его давно и наблюдали за ним, скрываясь в
кустах.
Один волк был старым, хромым и облезлым,
другой же – молодым, горячим и поджарым.
– Кто это? – тихо спросил Поджарый.
– Волк – не волк, человек – не человек.
– Скорее всего, – человек, – промолвил,
поразмыслив Облезлый. – Ты же видишь, он – двуногий.
– А шерсть?! – зашептал Поджарый. –
А уши! А клыки!
– Но на нем рубаха, – резонно заметил
старый волк. – И сапоги. И штаны.
– Так кто же он?! – занервничал Поджарый.
– Если я не ошибаюсь, – сказал Облезлый,
– это тот, о ком так много говорят в округе.
– Оборотень?! – воскликнул молодой,
и глаза его хищно сузились. – Тот, из-за кого опустел наш лес?
– Тот самый, – согласился хромой и
дал знак Поджарому.
Молодой волк выскочил из-за кустов
и отрезал путь Джеку. Тот хотел повернуть назад, но за его спиной уже стоял
Облезлый. Волчьи морды ощерились, полные ненависти.
– Готовься к смерти! – гавкнул молодой
с вызовом. – Ты нам ответишь за все!
– За что? – застыл на месте Джек.
– За то, что ты – человек! – хрипло
зарычал старый волк, выгибая перед прыжком облезлую спину. – За то, что
распугал все живое в нашем лесу!
– Я – не человек, – ответил Оборотень,
отступая к деревьям.
– Но и не волк! – рассмеялся Облезлый.
– От тебя за версту разит человечиной!.. А там, где прошел человек, –
там псы, пули и капканы!
– Прощайся с жизнью! – клацнул зубами
Поджарый, заходя сбоку.
– Ах, шакалы!
– Джек, сжал кулаки. – Я принимаю ваш вызов!.. – И он достал нож, оброненный
одним из рыбаков.
Как ни странно, но после пережитых мытарств, силы не
покинули его. Былое уменье драться почти спасло Джека: Поджарый взвыл,
зализывая рану, а Облезлый не досчитался последних зубов. Но волков
было двое, и это решило исход драки. Тяжело дыша, они все же подмяли
его под себя.
– Отнесем в стаю, – сказал Хромой.
– А может, здесь и сожрем? – спросил молодой.
– Ну, что за нравы!.. – покачал головой Облезлый. –
Где былой патриотизм?! Где честь рода?!.. Вы, молодые, печетесь лишь о
себе. А как же те старики, что уже не могут выйти на тропу охоты? А наши
звереныши-сосунки?..
– Ладно тебе! – махнул лапой молодой. – Надоели
поучения. В стаю – так в стаю.
Они с трудом, по очереди, понесли его на спинах к Волчьей
Поляне и бросили в яму, которая представляла собой глубокую ловушку
для самих же волков, вырытую здешними егерями. Звериная тоска охватила
Джека. Злой, ужасный, никому не нужный, он лежал на куче опавших листьев
и в бессилии скрипел зубами:
– Ни-чче-ей!..
Волчата, принюхиваясь и кружа, с любопытством
заглядывали к нему. Волчицы же с нетерпеньем ожидали условного знака
Вожака, чтобы тут же наброситься на Джека и разорвать его на куски.
Они радовались удачной охоте своих собратьев: уже несколько дней стая
голодала.
Однако, Вожак не спешил. Он был в растерянности, ибо
не знал точно, кто у него в плену, человек или волк. Морда Оборотня
чем-то напоминала ему морду собственного деда, которого когда-то
загрызли охотничьи собаки. Немного подумав, он решил пока не трогать
Джека. Это решение вызвало недовольный вой, но Слово Вожака было непререкаемым.
Вскоре все, кто еще мог ходить, отправились на охоту. Возле ямы остались
лишь волчата да пара волков, издыхающих под сосной от голода и старости.
Даже волчихи – и те бросились на поиски пищи.
Джек хорошо слышал, о чем говорили волки. Когда почти
все покинули логово, он встал на ноги. Его голова неожиданно высунулась
наружу, и волчата отскочили от края ловушки. Они были такие забавные,
что вдруг рассмешили Джека. Изогнув спины, как это делали взрослые волки,
волчата грозно фырчали и пытались рычать на страшного пленника.
Внезапно невдалеке раздался треск раздираемых кустов,
и на поляну вышел бурый медведь. Он был необычайно худ, клочья рыжей
шерсти торчали на нем в разные стороны, голодный безумный взгляд блуждал
по поляне. Увидев застывших от страха щенят, медведь с диким ревом
бросился на них и когтистой лапой зацепил одного малыша. Тот громко завопил,
но было уже поздно: теплая щенячья плоть в мгновение ока была разорвана
и тут же отправлена в клыкастую пасть. Старые волки, лежащие под сосной,
мгновенно притворились мертвыми, а остальные волчата, сбившись в кучу,
завыли благим матом на весь лес.
И Джек вдруг решился. Найдя в себе остаток сил, он подтянулся
руками за край ямы, подпрыгнул и очутился наверху – один на один с рассвирепевшим
зверем, пасть которого была в крови. Тот, завидев Оборотня, от удивления
встал на задние лапы. Джек достал из-за голенища рыбацкий нож и, ни секунды
не колеблясь, бросился на Медведя. Схватка была быстрой: тот не ожидал
своей смерти и поэтому даже не понял, что произошло. Его длинное неуклюжее
тело рухнуло на осеннюю землю, и рев издыхающего зверя умчался под
небеса. Два старых Волка с трудом разлепили веки и успели только увидеть,
как Человековолк тащит медвежье тело к краю ловушки. Еще мгновенье – и
оно очутилось в яме, где только что был Обротень.
Тяжело дыша, Джек присел под деревом, прислонившись
к холодному стволу. Голова кружилась от слабости, а тело ныло от медвежьих
объятий. Не прошло и минуты, как зашелестели кусты, и на волчьей поляне
появилась стая. Волчата бросились навстречу, перебивая друг друга и
плача об убитом брате. Почуяв запах крови, и увидев Двуногого на свободе,
волки вначале решили, что он виновен в смерти волчонка. Но когда Вожак
выяснил, что случилось на самом деле, принял решение:
– Если хочешь, мы берем тебя в свою стаю. С этого часа
ты будешь равным среди равных.
Облезлый и Поджарый перекинулись хмурыми взглядами:
им явно это не нравилось, но слово Вожака было так же твердо, как слово
Атамана на пиратском корабле.
С рожденья
запрещали нам любить.
Жестокими
волков учили быть.
Выслеживать
врага, точить клыки –
нас этому
учили старики.
Мы верим
только в ненависть и злость.
А жалость
нам, волкам, – как в горле кость!
Вот брюхо мясом
ближнего набьем –
и на пиру
кровавом запоем.
Наш вой несется,
нагоняя страх
и на больших
дорогах, и в лесах.
Эй, люди,
звери! В полуночный час
вы бойтесь
храбрых, сильных, диких – нас!
Джек находился в стае уже недели две или три. Он
исправно ходил с волками на охоту. Если она оказывалась безрезультатной,
– отправлялся по ночам в близлежащую деревню, откуда приносил волкам
кур и поросят. Ему было проще жить среди волков, чем среди людей. Правда,
до сих пор не ладились отношения с Хромым и Поджарым: все трое помнили
первую встречу.
И вот однажды – в то утро, когда лорд Бигбенский
отправился на поиски Чудища – Джек, Хромой и Поджарый отправились на
охоту…
Как только они вышли за пределы волчьего лагеря,
Джек сразу же был сбит с ног. Поджарый, не мешкая, прокусил ему голенище,
а Хромой мертвой хваткой вцепился в руку, заслонившую горло. Но в тот же
миг вдалеке затрубили охотничьи рога и залаяли псы. Джек крикнул, что
есть силы, на весь лес:
– Спасите! Я зде-е-есь!!..
Волки оторопело отскочили в сторону, облизнулись
напоследок и скрылись в кустах. Человековолк остался лежать у холодного
ручья, где и нашла его охота лорда Бигбенского…
Глава тринадцатая.
ПОГАСШИЙ КАМИН
Том так и не показал миссис Гуль
свою страшную находку. Он знал, что пока мать не потеряла надежду, та
поддерживает ее. Но с того дня их дом стал еще тише. Был заброшен игрушечный
флот и шумные прогулки к морю. Целыми днями мальчишка сидел,
запершись в своей комнате, и никого не хотел видеть. Когда мать уехала
по делам в Лондон (в Управление Британского Флота или нанести очередной
визит высокопоставленному вельможе – чтобы тот помог в поисках мужа),
Том проскользнул в кабинет отца, куда обычно ему было входить запрещено.
Отделанная мореным дубом большая
светлая комната напоминала капитанскую каюту. Широкое окно выходило на
море, одну стену закрывал высокий – под самый потолок – шкаф с книгами
по мореплаванью. Среди них встречались и романы Вальтера Скотта и томики
стихов Роберта Бернса. На других стенах в позолоченных рамках под
стеклом висели офорты с изображением парусников. Часы отбивали
каждую четверть, напоминая удары корабельного колокола.
Том снова вспомнил те редкие вечера
с отцом, когда тот возвращался из плаванья. Капитан вертел большой, фута
три в диаметре, глобус, и крошечный парусник в его руке, показывал
морские пути, по которым плавала «Санта Мэй». А потом он усаживал сына
в кресло и рассказывал свои удивительные истории. В камине, выложенном
из грубых прибрежных валунов, тогда весело трещали поленья, о чем-то
выл в дымоходе ветер, огонь освещал лица отца и матери, обнявшихся в
полутьме.
Теперь камин был холоден, за окном
стояло жаркое лето, но Тому очень хотелось тепла от того
огня, которого больше никогда не зажечь. Да и что ему освещать?
Лишь пустоту кабинета. Даже сверчок, который жил за камином, теперь
затих.
С
тех пор как молчаливый Том
совсем
забыл про флот у взморья,
вверх
дном был поднят графский дом:
не
заболел ли мальчик корью?
А
может быть, упадок сил
внезапно
мальчика сразил?..
Бромс
все познанья в медицине
теперь
на Тома перенес.
Жалел
его, порой, до слез
и
успокаивал Графиню…
Однажды,
чтоб не слышал Том,
вполголоса
сказал о том,
что-де
звериная природа
влияет
вредно на детей,
и
было б лучше поскорей
отправить
Волка на свободу.
А
Джек был в горестном смятеньи:
из-за
его судьбы лихой
остался
мальчик сиротой!
И
нет теперь вовек прощенья!
Несколько раз Тому привозили приглашения:
одно – на день рождения Бетси, дочери шерифа, а два других – просто в
гости, но всякий раз он отказывался от поездки, ссылаясь на плохое самочувствие.
Хотя, если судить по его настроению, можно было и впрямь подумать, что
он болен. Доктор велел миссис Мэй заняться здоровьем сына, кормить его
бульонами и фруктовыми пудингами, и давать по утрам стакан сока или
морса из свежих ягод.
Как-то раз Том ночью внезапно проснулся.
Сверху, со стороны чердака, доносились завыванья, но это не был голос
ветра в дымоходе. Мальчик привстал на локте и прислушался: вой становился
все громче. В нем звучала тоска и безысходность. Постель Волк была пуста.
Том метнулся по лестнице на чердак. В раскрытой двери, что вела на крышу,
мерцали июльские звезды. Том тихо поднялся по шатким ступеням и вдруг
увидел Волка, сидящего прямо на печной трубе. Подняв мохнатую морду
и обхватив себя руками, он выл на луну, словно прося у нее пощады. Если
бы мальчик прислушался, то разобрал бы, среди волчьего плача слова:
– Боже! Праведный Боже!.. Нет мне
покоя! Нет покаянья! Разве можно простить того, кому нет прощенья?!..
Нельзя, Господи! Никогда, Господи! Прости меня, Том!..
– Эй! – осторожно позвал его мальчик.
– Пойдем спать! Ты разбудишь весь дом!..
Но Волк не слышал. Глаза его были
прикрыты, он покачивался из стороны в сторону, словно седой дым над
трубой.
Том, крепко зажав ладонями уши,
вбежал в свою комнату, бросился в постель и заплакал в подушку.
А к небу несся отчаянный вой:
– Боже! Праведный Боже! Ты наказал
меня громом Небесным! Молнией взгляда Твоего! Волчьей личиной!..
Накажи Геенной Огненной!..
Глава четырнадцатая.
ВОЛЧЬЯ ЯРМАРКА
Доктор Бромс приехал из Кингс-Линна
с хорошими новостями: он договорился с шерифом, что в начале августа
– в день города – и всю неделю потом на ярмарочной площади будет демонстрироваться
Человековолк. По этому случаю Бромс пригласил Президента Зоологического
Общества и корреспондентов многих газет. А еще он написал лекцию и
сочинил веселые куплеты. Однако, исполняться они должны были не от
его имени, а от имени некоего Мак-Клея (ибо доктора знали исключительно
как серьезного человека).
Однажды
к лорду Глену в бурю
явился
волк в овечьей шкуре.
Но шкура
та была гнилой.
И – порвалась!
Хоть волком вой!
Два рыбака:
Финдлей и Салли –
кого-то
в море там спасали.
Им оказался
Волк Морской.
О, Боже
мой! Хоть волком вой!
Однажды
Ричард, Чарльз и Билли
грибами
волка отравили.
Но
тот, отравленный и злой,
съел
всех троих. Хоть волком вой!
Старушка
Мод из ягод волчьих
джем
для гостей варила ночью.
Но за
кладбищенской стеной
теперь
– одна. Хоть волком вой!
Закончу
я куплет смешной –
все
тем же: «Ну, хоть волком вой!»
И как
на этом свете жить?
С волками
быть – по-волчьи выть!
Городскую площадь заново вымостили
к случаю, покрыли яркой краской фасады близстоящих домов. На площади возобновились
давно забытые гулянья молодых людей и прогулки стариков, все только и
говорили о предстоящем празднике. Уже ставили кругом увеселительные
балаганы и торговые лавки. Веселый перестук молотков разбудил некогда
сонный город. Уже продавались страшные волчьи маски, вместительные копилки
в виде волка с раскрытой клыкастой пастью, смешные игрушки-волчата и
даже книжки-сказки ««Красная Шапочка» и «Три поросенка» с яркими иллюстрациями.
Уже шились костюмы и сбивались декорации для кукольного спектакля, в
котором будет рассказано, как гласили афиши, «об ужасном, злом и никем не
любимом Человековолке»!
Уже строился в центре площади большой
помост. На нем должна была разместиться прочная железная клетка с
поднимающимся занавесом.
Устроителем всех этих зрелищ, как
ни странно, стал сэр Ричард Бигбенский. Лорд надеялся таким образом загладить
скверный инцидент в Замке, а посему выписал чек на тысячу фунтов и
взял на себя решительно все организационные вопросы! Билеты раскупались
быстро, хоть и стоили совсем недешево: деньги от выручки должны были
пойти семье капитана Гуля – ведь Управление Британского Флота так и не
назначило пенсию вдове.
Итак, город готовился к празднику.
Даже Анни Литрс наварила несколько бочек отменного ячменного пива.
И никто не знал, что грядущая ночь разом перечеркнет все
планы главных героев повести и бросит их в новый водоворот страшных
событий.
Глава пятнадцатая.
СТАРАЯ ПЕСНЯ
Еще днем дворецкий Чарльз, как всегда,
чихнув десять раз кряду, приметил из окна гостиной нищего, долгое
время торчавшего у каменной ограды. Вытянув голову над замшелыми камнями
и бросая быстрые взгляды на окна особняка, тот что-то высматривал и
вынюхивал. Видимо, рассчитывал на подаяние. Дворецкий решил подать
милостыню и, нащупав в боковом кармане мелкую монету, вышел к воротам.
Но каково же было удивление Чарльза, когда он обнаружил, что за калиткой
никого нет: ни слева, ни справа. Не видно было даже облачка пыли!
– Очень мило! – с возмущением проворчал
дворецкий. – Вот и торопись после этого с добрыми намерениями! Нет,
недаром я не выношу бродяг!..
Он вновь крепко запер калитку на засов
и направился к дому, хмуря брови, как Шериф Ноттингэмский.
Впрочем, Чарльз наговаривал на самого
себя: добрее человека не было на свете!.. Вернувшись в гостиную, он
тут же занялся множеством неотложных домашних дел и, к сожаленью, позабыл
о незнакомце.
…В эту ночь Джеку не спалось. Он слушал
ровное дыхание Тома, в который раз перебирал в памяти всю свою никчемную
жизнь и уже не спрашивал у Бога: «За что мне такое?»
Знал теперь, почему так наказан. На своей шкуре он
должен был испытать всю боль и убитых и замученных по его приказу людей.
И любую даже самую мучительную смерть был готов принять покорно и безмолвно.
Но пока, приговоренный к Высшей
мере страданий, Джек должен вымолить
прощение у Тома.
С той минуты, как он вспомнил все об
Артуре Гуле, – волк поклялся стать верным стражем жизни и покоя его сына.
Ночью и днем… Днем и ночью…
…Июльская ночь была душной. Почти
все окна оставались распахнутыми настежь. Внезапно под окном послышался
какой-то шорох…
Когда
прохладный лунный свет
над
домом разлился и садом,
уже
знакомый силуэт
перемахнул
через ограду.
Дождавшись, пока луна на миг скроется
за облаками, незваный гость пулей пересек лужайку перед особняком и,
обогнув его, остановился…
Под
Томом скрипнула кровать…
Джек
стал тихонько напевать
Слова
старинной колыбельной.
И
– под мотив ветров и скал –
Том
снова ровно задышал,
сжав
крестик в кулаке нательный.
Под
кормою спит волна.
Над
кормой плывет луна.
Всем
на свете ночью светит одинаково она.
Дремлют
в шлюпке рыбаки.
Спят
на бриге моряки.
Альбатросы
спят и рыбы, и морские спят коньки.
Баю-баюшки-баю.
Хрипло
песню я пою.
Песню
корабельную.
Песню
колыбельную…
Лишь
не ходят на постой:
Подлость,
Ненависть, Разбой.
Ведь
для промысла лихого – им полезен мрак ночной.
Из-за
них в ночи не спать,
глаз
бессонных не смыкать,
чтоб
мальчишку от разбоя мне стеречь-оберегать…
Баю-баюшки-баю.
Хрипло
песню я пою.
Песню
корабельную.
Песню
колыбельную…
Незнакомец прислушался, затем
достал из-под рваного плаща свернутую в кольцо веревочную лестницу
и, размахнувшись ею, набросил загодя связанную петлю на крюк, вбитый рядом
с окном (когда-то здесь висел фонарь). Дернув несколько раз за конец
веревки, и убедившись в ее надежности, Незнакомец, словно паук, стал
взбираться по отвесной стене, подтягиваясь всего одной рукой. Тем не
менее, весь путь от земли до окна был проделан им очень ловко.
Через минуту, полон сил, на подоконник
он вскочил, в проеме черном появился, худой и жуткий, как скелет, неслышно
спрыгнул на паркет и в Детской Тома очутился.
Однако, не успел Незнакомец ступить
и шагу, как на него набросился Человековолк и, сбив с ног, навалился всем
телом.
– Джек… это я… – прохрипел незваный
гость.
Волк, весь дрожа от почти забытого
ощущения борьбы, разжал запястья. Он всмотрелся в лицо Незнакомца.
Фальшивая борода съехала набок…
– Дик?!! – Джек узнал эту злобную ухмылку.
Тот осклабился:
– Так-то ты встречаешь гостя!..
– Гость входит в дверь, – рассвирепел
Волк. – К тому же – не по ночам.
Однорукий Дик ощупал свою шею и сказал:
– Срочное дело, Джек! Да и не люблю
я званых визитов. – Он повернул голову к спящему Тому, убедился, что того
не разбудила короткая и бесшумная схватка, и снова ухмыльнулся.
– Как ты нашел меня? – спросил его
оборотень.
– Нет ничего проще: все газеты пишут
о ярмарке в Кингс-Линне, где главной достопримечательностью будет двуногий
волк. Вот я и смекнул, что это ты!..
Одной рукой Джек тут же прикрыл ему
рот, а другой, схватив за шиворот, поволок в дальний угол комнаты и бросил
на пол.
– Что за дело? – холодно поинтересовался
он, готовый в любой миг вновь наброситься на врага.
С трудом отдышавшись, Дик ответил:
– Надеюсь, ты поймешь меня… Все так
плохо, что хоть волком вой!.. Прости… я не имел в виду… Пришлось – не поверишь
– затянуть туже ремень.
– Так бы сразу сказал, – усмехнулся
Джек и достал из кармана несколько пенни. – Возьми и дуй отсюда!
На этот раз Дик не ухмылялся.
– Другой, может, и взял бы, но мне
нужно куда больше. И, желательно, золотом.
– Так в чем же дело? – продолжал издеваться
Джек. – Стань перед Лондонской тюрьмой! Не сомневаюсь, что твой вид любого
заставит сунуть тебе в руку не меньше золотого соверена.
Бывший боцман проглотил и эту
насмешку, лишь покачал головой:
– Вот жалость! А я-то думал, что
встречу собрата! Аяяяй! Так и есть: болезнь основательно выветрила
твои мозги… Неужели ты позабыл, как я учил тебя жить?.. – спросил он
проникновенно. – Как вместе праздновали победу! Как делили добычу?!
Неужели не помнишь?!.. Вот номер-то!.. Забыть наши песни, наши убийственные
веселья!..
Джек мучительно заскрипел зубами:
– Если бы я мог забыть! Особенно то
– последнее…
Дик понял его по-своему и заторопился
оправдаться:
– Не смотри на меня так… Перед тобой
я чист. Я не отправил тебя на тот свет, хотя, поверь, было очень нелегко
оставить жить Кровавого Джека. Ты же помнишь нашу команду: одни убийцы
и подонки!.. Они и меня заставили бежать с корабля… Как крысу!.. – Он
скорчил глупую гримасу. – Подайте бывшему пирату! Приютите бывшего
палача!.. – Дик нервно рассмеялся: – Да, я палач! И не отрицаю этого!
Мои руки в крови по локоть! Но ты, Огрызок, куда опасней! Потому что теперь
хочешь быть чистеньким! Нет! Не выйдет! Каждого из нас ждет своя участь.
Кого – виселица, кого – каменоломня, кому вырвут язык, а кому и голову
отрежут!.. А все-таки я благодарен (кому вот только – Богу или Дьяволу?),
что мы оба с тобой родились в рубашках. Да-да! Оба! И, заметь, – не в
смирительных!.. Ну, довольно размолвок!.. К делу! – И он вновь обернулся к
спящему Тому: – Хороший мальчик!.. Знаешь, Джек, какой толк в таких людях,
как твоя Графиня?.. – Дик ухмыльнулся во весь рот: – Ты у него теперь в
няньках, что ли? Это очень кстати! – и пристально всмотрелся в лицо Тома.
– Ишь, гладкий какой!
– Что ты задумал? – встревожено
спросил Джек.
– Хочу купить корабль. Мне надоела
суша! Так же, как и тебе, Атаман.
– А деньги?!
Дик беззвучно рассмеялся и кивнул
на Тома.
– Что?! – Джек внезапно понял. – Похищение?!
– Точно! – в восторге от собственной
затеи прошептал Дик. – Думаю, леди Гуль выложит за единственного сына
приличный выкуп. Особенно теперь, когда она потеряла мужа… Помоги
мне, Джек. Я обещаю взять тебя в долю. Купим корабль, и будем плавать,
как раньше. Рядом в роще нас ждет повозка. Соглашайся! Я даже нашел одного
лекаря, который вернет тебе человеческий облик. Но… стоить это будет
недешево… Так что, видишь: нам обоим выгодна эта сделка. Ну, как? По рукам?!
– По голове! – Джек со всей силы ударил
Дика.
Тот, изрыгая проклятья, нащупал
за плащом нож и, молниеносно вскочив, бросился на волка.
Джек упал. Лунный свет закружился
перед ним, под веки вплыл зловещий корвет с воронёными парусами, и сознание
Джека заволокло дымом…
Том внезапно проснулся от шума и
увидел, как сверкнуло лезвие ножа, а Джек упал. У мальчика перехватило
дыхание. Он не успел даже вскрикнуть, когда однорукий убийца схватил
его в охапку и засунул в рот кляп. Том отчаянно сопротивлялся, но Однорукий
обладал дьявольской силой. Помогая себе культей утраченной руки, он
легко связал мальчика и затолкал его в огромный заплечный мешок. Больше
Том уже ничего не увидел.
Чтобы задержать возможных преследователей,
Дик изнутри запер дверь Детской. Потом закинул драгоценную поклажу
себе на спину, вскочил на подоконник и быстро спустился вниз. Бросив
канат на крюке, он перемахнул через ограду и побежал к соседней роще.
Еще минута – и застучали подковы, завизжали колеса… Похищение
состоялось…
А дом безмятежно
спал. И кучеру Герберту, который потом расскажет об этом, снился странный
сон: будто гонится он на своей карете за Черным Дилижансом. И не по
пыльной дороге, а по морю!..
Глава шестнадцатая.
ОБОРОТЕНЬ ИДЕТ ПО СЛЕДУ
Нам
сны Природою даны.
В
них – утешенье и тревога.
Те
ж кто из нас не видит сны,
наверно,
– под защитой Бога.
Зачем
им тайна, трепет, страх
и
– пробуждение в слезах?
Я
так любил во снах летать!
Хоть
может это и нелепо.
Но
нынче – старая кровать
и
возраст не пускают в небо.
Цветные
сны мои, о, где вы?!
У
серой жизни на краю
уже
давно я не пою
стихов
душевные напевы.
…Мне
Пушкин снился в этот раз.
Смешно
дурачась, как мальчишка,
нашептывал
мне прелесть фраз
из
ненаписанной им книжки!
И,
улыбаясь чуть хитро,
дарил
гусиное перо!
Витают
духи наших предков
свободней
мысли, легче птиц.
А
между строк моих страниц –
всё
рукава Его жилетки…
Той ночью, когда похитили Тома,
миссис Мэй также увидела странный сон: летят они ночью с сыном над Англией,
и вдруг прямо на них с неба срывается звезда. Мать увернулась, сын же
не успел этого сделать и, сбитый звездой, камнем упал вниз. Когда Мэй
Гуль коснулась ногами земли и подбежала к лежащему без движения сыну,
он был уже мертв! Графиня закричала от ужаса и проснулась от собственного
крика…
Приподнялась,
свечу зажгла.
Прислушалась…
Ей было зябко,
и
ныло сердце… Утра мгла
висела
за окном, как тряпка.
Вначале леди Гуль отнесла кошмарное
видение на счет духоты. Однако, с каждым мгновеньем, тревога росла,
охватывала все больше… Набросив халат, мать побежала в Детскую. Комната
оказалась запертой изнутри. Обеспокоенная графиня постучалась.
Вначале тихо, затем все громче и громче. Стук наделал много шума. Прибежали
Чарльз и кучер Герберт, потом собрались почти все слуги. Сообразив, в
чем дело, кучер, не дожидаясь приказа, кинулся за топором. Дверь взломали.
Постель Тома была пуста. На полу в
кровавой луже лежал Человековолк, почти не подавая признаков жизни.
Все с тревогой смотрели на хозяйку,
ожидая обморока или хотя бы крика с заламыванием рук. Но она была
сильной – жена капитана Артура Гуля – только словно окаменело бледное
лицо.
– За доктором! – отдала она приказ,
и кучера словно волной смыло.
Мэй подошла к распахнутому окну,
выглянула и тут заметила болтающийся на крюке канат. Чарльз высунулся
в окошко вслед за ней.
– Ты ничего не видел? – спросила
она прерывающимся голосом (ей все труднее становилось скрывать свое
волнение).
– Нет, мэм, – ответил дворецкий. –
Впрочем, ошивался тут один бродяга. Потом, правда, исчез – как сквозь
землю провалился… Боже! Неужто он?! Теперь я понимаю: он все что-то высматривал
да вынюхивал!... А я еще хотел подать ему шиллинг! Он был однорукий, с нечесаной
бородой. – Дворецкий повторил: – Никогда не видел столь неприятного
бродягу!
– Займись волком, – сказала графиня.
– Он истекает кровью.
Чарльз, не теряя времени, умело промыл
волчью рану и наложил повязку, покуда слуги вполголоса обсуждали
ужасное событие. Волк потерял много крови, но рана, по-видимому, не
была смертельной. Когда прибыл Бромс, он влил в пасть зверю целебную настойку
и похвалил Чарльза за ветеринарное искусство. Затем, всерьез
высказав тревогу за здоровье леди Гуль, посоветовал ей немедленно
лечь в постель и принять настойку из валериановых капель.
Графиня возмущенно отказалась:
– Что вы, доктор! Похитили моего
сына, а я буду безмятежно спать?!.. Сию же минуту еду к Шерифу!.. Надо
разыскать преступника.
– Я знаю имя злодея… – раздался слабый
голос Волка. С трудом – но он уже стоял на ногах. – К завтраку не обещаю,
но к обеду ждите вашего сына, мэм!..
Доктор Бромс ничем не выказал удивления
и лишь воскликнул:
– Это – благородно! Но как вы отправитесь
в таком виде?! Ваша рана опасна.
– Не опасней меня самого, док! –
зверь на мгновенье оскалил клыки от боли. – Никто, кроме меня не спасет
Тома. Похититель – дьявольски хитер!.. Не бойтесь, док! На мне все заживет,
как на волке! Лучше утешьте леди.
– Тогда возьмите мой плащ и шляпу,
– Бромс помог волку одеться, своими руками возможно лучше прикрыв звериную
личину.
– Благодарю, – сказал Джек, выходя
из комнаты.
Разгоралось утро…
Силы у Джека прибавились – то ли
от целебной настойки, то ли от яростного желания спасти Тома. Чтобы
никого не напугать своим видом, он продирался через кусты. Когда
дорога пустовала, Джек бежал по ней, опустив голову к земле и втягивая
ноздрями воздух.
Его обоняние давно уже обострилось
до волчьего. Сначала все запахи путались, раздражали. Джек лишь недавно
стал их распознавать.
И
вдруг – на сбитой мостовой
он
запах уловил морской.
Следы
проехавших колес
вели
вперед, затем – направо,
от
моря, к морю, под откос,
минуя
камни, пни, канавы.
И
на развилке трех дорог
Джек
тонкий различил дымок.
Дым шел из трубы таверны «Приют под
забралом». Джек подбежал поближе. Так и есть! Запах моря усилился.
Взгляд Волка привлекли плотно занавешенные
окна второго этажа, где сдавались комнаты: «Приют под забралом» был
еще и постоялым двором.
Джек спрятался за деревом и стал
ждать удобного момента, чтобы войти внутрь, не привлекая к себе внимания.
Три
петуха кичливый спор
вели
про знатность их породы.
Служанка,
выбежав во двор,
черпнула
из колодца воду.
Карета
с толстым генералом
здесь
прокатила. А за ней –
владелец
беркширских свиней
привез
бидон с отличным салом.
Два
знаменитых рыбака
наведались
гульнуть слегка.
Матросы,
все в пыли дорожной,
зашли,
горланя на ходу…
Решив,
что ждать невмоготу,
Джек
вышел к дому осторожно.
А
что же Том? Мы от него
свернули
в сторону немного…
Звезда
тревожная его
горит
пока что, слава Богу!
Пока
десятка три шагов
осталось
Волку до порога –
среди
бродяг и моряков
незримо
посидим немного.
Там
хоть и дымно, но тепло.
Узнаем,
что произошло!
Глава семнадцатая.
ПИСЬМО
Несколько часов назад к таверне
подъехал Однорукий Дик.
Еще в экипаже он сбросил с себя нищенские
обноски и теперь выглядел богатым и респектабельным джентльменом.
Хозяин таверны встретил его с радостью
и почтением и был очень доволен щедрой платой постояльца. Однако,
насторожился, когда тот, заплатив за овес для лошадей и за две просторные
комнаты, понес свой мешок на второй этаж – странная кладь странно шевелилась.
Как законопослушный гражданин, Хозяин обязан был сообщить о своих подозрениях
властям, но золотые соверены, что опустил в его карман странный однорукий
джентльмен, закрыли ему и рот, и глаза.
Поставив на стол подсвечник с тремя
свечами, Хозяин пожелал Дику приятно провести время в «Приюте под забралом»
и поинтересовался, будет ли тот завтракать в столь ранний час. На что бывший
боцман ответил отказом, зато попросил перо, чернильницу и бумагу.
– Если вам нужно отправить письмо,
– поклонился ему Хозяин таверны, – то поторопитесь: почтовая карета
вот-вот отправится в путь.
– Задержите ее. Я заплачу! – распорядился
Однорукий Дик.
Спустя минуту служанка принесла
чернильницу с пером и стопку листов. Заперев за ней дверь, Дик высвободил
из мешка Тома, но не спешил развязывать его. Он лишь отнес мальчишку в
другую комнату и бросил на кровать.
– Будь терпелив, огрызок, – сказал
боцман. – Как только твоя мамаша узнает о моей просьбе, она живо освободит
тебя. Так что веди себя тихо: к вечеру будешь дома. А пикнешь, – пригрозил
он, – задушу, как котенка!
Том думал о матери и Волке.
Однорукий боцман сел за стол в большой
комнате и, обмакнув перо в чернильницу, стал торопливо писать:
«Досточтимая Графиня!
Хочу, в первых же строках моего письма, порадовать
Вас: Ваш сын – Томас Гуль – жив и здоров! Однако, сердце мое разрывается
на части, когда я вижу его глаза, полные слез. Поэтому, немедля приезжайте
за мальчиком. Вы получите его в целости и сохранности!
Думаю, что плата за мою неустанную заботу о Вашем ребенке
не будет для Вас слишком обременительной: я прошу всего одну тысячу
золотых!
Жду Вас сегодня же с деньгами в таверне «Приют под
забралом», однако, предупреждаю: если произойдет какая-нибудь задержка,
или Вы, глубокочтимая Графиня, обратитесь в полицию, – Ваш сын уже к вечеру
будет для Вас потерян навсегда!..
Пишу эти строки, обливаясь слезами состраданья к
маленькому Томми, и прошу: будьте милосердны! Он еще так молод!
Примите заверения в моем совершеннейшем почтении –
Ричард ВАНХЭНД.
28 июля 1839 года, Бредстон, таверна «Приют под забралом».
Однорукий Дик заклеил конверт и
передал письмо сопроводителю почтовой кареты, который немедленно
помчался доставить его по адресу, так как ему была обещана щедрая плата
за скорость.
Заказав себе и Тому завтрак, хитрый
боцман уже предвкушал удовольствия, которые сулит ему грядущее в скором
времени богатство. Ему мерещился новый фрегат, а шуршание мышей по
углам комнаты напоминало шуршанье бумажных денег. На какой-то миг он
правда подумал, что запросил меньше, чем следовало, но тут же прикинул,
что и на эту сумму можно купить фрегат, и нанять целую команду.
Когда служанка принесла завтрак,
он вначале поел сам, и лишь потом отнес еду Тому. Однако, мальчик ото
всего отказался.
Это разозлило Однорукого Дика.
– Ну, как знаешь, – бросил он. – В таком
случае, не получишь и обеда. Тем более, что ужинать, я надеюсь, все равно
будешь дома.
Потом он плюхнулся на кровать и тут же
захрапел, иногда почесываясь во сне от укусов ленивых и жирных клопов…
Получив письмо из таверны,
графиня не потеряла самообладания. Несмотря на угрозы, она немедля собралась
к шерифу. Спустя пять минут, кучер Герберт настегивал коней. Шерифа
на месте не оказалось, но миссис Гуль, как и все, знала, что делами в городе
заправляет его жена.
Миссис Фанни Гордон не была склонна
драматизировать события. Она тут же взяла инициативу в свои крепкие
маленькие ручки, и вскоре две полицейские кареты с десятью полисменами
и пятью констеблями мчались к таверне.
Джек в это время, низко опустив
голову и прикрываясь полами шляпы, давно уже сидел в «Приюте под забралом» за
самым дальним столом.
В центре зала
раздавались восторженные и удивленные восклицания тех, кто впервые слушал
рассказ рыбаков о встрече с чудовищем. На этот раз оно было уже высотой
под небеса и носило двенадцать огнедышащих голов. Самое удивительное:
чем больше рыбаки врали, тем теснее их облепляли любопытные посетители
и постояльцы.
Хозяин заведения только радовался: благодаря их
россказням, места за столами почти никогда не пустовали.
Джек исподлобья осматривался, лихорадочно соображая,
где следует искать мальчика.
Все стены таверны были увешаны мечами и саблями,
кинжалами и шпагами.
Здесь красовались алебарды, бердыши, булавы, боевые
молоты и даже дубины. В тесных коридорах висели шлемы и щиты, а также
панцири, латы и турнирные доспехи. На втором этаже располагалось
стрелковое оружие, начиная со стрел, снабженных каменными или костяными
наконечниками: луки, пращи и арбалеты, мушкеты, украшенные чеканкой
и эмалью, пистоли и аркебузы.
Словом, это был настоящий музей.
Сам лорд Бигбенский дважды предлагал Хозяину таверны
хорошую цену за коллекцию, объясняя ему, что Замок – единственное достойное
место для такого собрания. Но тот и слушать не хотел.
Волк вышел из-за стола, поднялся на второй этаж и
очутился в коридоре, который расходился от лестницы в две стороны.
Джек направился влево, принюхиваясь к каждой двери. Но на этой половине
обитали незнакомые запахи… Тогда он заспешил в противоположную сторону.
Первая же дверь от лестницы вправо оказалась именно той дверью. Джек снял со стены старинный шлем с забралом и надел
его, с трудом втискивая в железный клюв шлема волчью морду. Затем выбрал
шпагу с ажурной гардой и острый кинжал. Экипировавшись таким образом,
он несколько раз постучался в дверь, за которой находился Том.
Глава восемнадцатая.
УЗЕЛ РАЗВЯЗАН
Однорукий Дик видел чудесный сон:
себя на капитанском мостике новенького только что спущенного со стапелей
фрегата. И палуба, и штурвал – из чистого золота, а на серебряных мачтах
туго надувались ветром белоснежные шелковые паруса. Выкрасить паруса в
черный цвет Дик во сне отказался: он решил внести изменения в Правила
Пиратского Кодекса.
Сам Кодекс был сочинен, как утверждает
легенда, то ли самим Голиафом, то ли Летучим Голландцем. Кто его выдумал
на самом деле – неизвестно, но тот, кто это сделал, несомненно, обладал пиратским
даром стихосложения.
Я предлагаю лишь небольшой отрывок
из Главы их Законов:
СВОИМ ЗЛОДЕЙСТВАМ СЧЕТ ВЕДИ.
НАД СЛАБЫМИ ПОБЕДУ ПРАЗДНУЙ.
БУДЬ ХИТРЫМ. ПЬЯНСТВУЙ. УКРАДИ.
БЕСЧИНСТВУЙ В ЕРЕСИ, В СОБЛАЗНАХ.
НЕ ПОЧИТАЙ ОТЦА И МАТЬ.
ВРАЖДУЙ. ЗАВИДУЙ. С БЛИЖНИМ
ССОРЬСЯ.
ЗНАЙ ТОЛЬКО: МСТИТЬ И УБИВАТЬ.
НЕВИНЫХ КРОВЬ ПРОЛИТЬ НЕ БОЙСЯ!
И ГЛАВНЫЙ НЕ ЗАБУДЬ СОВЕТ:
ВОЗНЕНАВИДЬ ВЕСЬ БЕЛЫЙ СВЕТ!
В остальных главах говорилось о
пиратских обязанностях, о пытках и казнях побежденных, а также о пиратском
быте.
В частности, в пятой главе «О снаряжении»
– было запрещено выходить в море под белыми парусами. Однако, сам Кодекс,
написанный, черт знает, в какие времена, явно устарел. Плавать в море под
черными парусами было теперь небезопасно.
Наступала пора, когда Зло
стремилось скрыться под благопристойной маской.
Итак, во сне Однорукий Дик правил
собственным фрегатом…
Как вдруг его боцман, похожий на Джека,
выскочил из трюма и с криком: «Свистать всех наверх!», – очутился рядом
с ним.
«Что стряслось?!» – спросил его Дик.
«Пробоина!» – ответил белый, как
паруса, боцман.
«Ерунда! – грубо одернул его Дик. –
Задраить люки и никого не выпускать наружу!»
«Но, сэр! – удивленно воскликнул
боцман. – Там люди, и они захлебнутся.»
«Там не люди, а морские бродяги!» –
усмехнулся во сне Дик, задвигая щеколды на люках…
Запертые матросы стали колотить
изнутри.
Стук был громкий и нескончаемый.
Дик пробовал закрыть единственной
рукой то одно ухо, то другое, но стук не прекращался. Он бил ему в голову,
стучал в душу, рвался в сердце, и – Дик проснулся!..
Стучали наяву – в дверь.
Он вскочил с постели, вытащил
из-за пояса пистолет, осторожно спросил:
– Кто там?!..
– Я – бедный Сэм! – ответил странный
голос, словно доносящийся из металлического желоба. – Твой старый
приятель по службе.
– Не знаю я никакого Сэма! – Дик недовольно
повысил голос.
За дверью раздался ехидный смешок:
– Ты стал забывчивым!
– Вали отсюда! – взорвался Однорукий
пират. – Никогда у меня не было таких дружков!!!
Голос за дверью тяжело вздохнул:
– Простите, сударь!.. Видно, бес попутал…
А может, вы, знаете, где остановился мой приятель?..
– Не знаю! Вон отсюда! – закричал
Дик. – Или я позову хозяина!
– Ухожу-ухожу, ваша милость! – поспешно
сказал голос. – Вот только спрячу кошелек…
– Что за кошелек?.. – заинтересовался
Дик.
– С деньгами, сэр, – смиренно ответил
голос за дверью. – С большими деньгами… Мне было поручено одним нашим
знакомым после его смерти, разделить их с моим другом.
– Эй, а как звали того знакомого?!
– тон Боцмана тут же стал миролюбивым.
– Кривой Билл, ваша милость. Мы проплавали
с ним на корвете не один год.
– Постой! – крикнул Дик через дверь
и распахнул ее настежь. – Я вспомнил тебя, Сэм!
На пороге стоял неузнанный – благодаря
плащу и шлему – Джек.
– Входи смелее! И прости, что не узнал
сразу!.. Как же я рад тебе, приятель!..
Джек вошел и огляделся: Тома не было
видно.
Тогда он решительно пересек комнату
и направился к закрытой двери, ведущей в другую комнату.
– Эй! Туда нельзя! – встревожено
воскликнул Дик.
Он кинулся следом, чтобы сохранить
свою тайну от незваного гостя, но тот уже с силой распахнул дверь ногой и
нашел мальчика.
Одним движением кинжала Джек рассек
веревки на теле Тома. Только потом снял с себя шлем.
– Джек?!.. – прохрипел в изумлении
Однорукий Боцман. – Ты… жив?!..
– Живехонек! – усмехнулся волк. –
Уж прости, что ввел в расход с моими поминками.
– Все вышло так глупо… – пролепетал
Дик. Его глаза трусливо забегали из стороны в сторону.
– Вставай, – ласково сказал Джек Тому
и помог ему подняться.
– Постой! – стал уговаривать Волка
Дик. – С минуты на минуту сюда примчится его родня с большими деньгами…
Не будь дураком, Джек! Я… поделюсь с тобой… На черта тебе этот мальчишка?!
Том, затаив дыханье, смотрел то на
одного, то на другого. Джек усмехнулся:
– Теперь я вижу: ты совсем забыл меня,
старый Дик! Ведь если я что-то решил – выполню обязательно!
У Дика сузились от ненависти глаза,
и скривился рот:
– Я помню совсем другого Джека… Сегодня
ты уже не тот. Разве передо мной капитан пиратов?! – он громко
расхохотался. – Ты приручен, Огрызок! И такого я тебя не боюсь!..
Джек предупреждающе поднял шпагу.
– Ну-ну! – опасливо произнес боцман,
отходя в сторону. – Нервишки у тебя ни к черту!.. – И тут же выхватив
из-за пояса пистоль, прицелился в мальчика. – Но ты его тоже не получишь!
Все это произошло за одно мгновенье,
которое Джек все же успел оценить.
Молниеносно прикрыв собой Тома,
он выбил ногой оружие из руки пирата.
Но
выстрел все же прозвучал
и
комнату окутал дымом…
Что
было силы Том кричал…
А
Дик сказал: – Наверно, мимо! –
И
– к лестнице… Но по ступеням
уже
гремели сапоги.
Матросы,
те же рыбаки…
Хозяин,
слуги… Чьи-то тени…
Трусливо
отступая вглубь,
уткнулся
в стену Дик спиною.
Лишь
черные проклятья с губ
табачной
брызгали слюною.
Собираясь выпрыгнуть во двор, он
вскочил на подоконник, но перед таверной, задрав головы кверху, стояли
молчаливые полисмены… А в комнату вбежали констебли, миссис Гуль, доктор
Бромс, дворецкий Чарльз и кучер Герберт с толстенным кнутом в руке.
Констебли тут же стащили с подоконника, извергающего проклятья Дика,
а миссис Гуль подбежала к Тому, который стоял на коленях перед волком,
лежащим ничком.
– Мальчик мой! – запричитала она.
– Ты ранен?!..
– Не я, – ответил сын. – Джек.
– Я сразу понял: тут что-то не так! –
начал оправдываться Хозяин. – Ах, если б я тогда знал, что дело касается
юного джентльмена! О, негодяй! Держать живого ребенка, как какого-то кота
– в мешке!..
Дик с презрением и насмешкой посмотрел
на Хозяина постоялого двора:
– Жаль, что ты забыл правило: молчание
– золото!.. Или я заплатил слишком мало?
– Золота?! – воскликнул Хозяин с
благородным негодованием. – Ты? Мне?! Послушайте, что он говорит,
господа!!.. Да у меня постоянная цена: одна комната – пять шиллингов
за ночь, две – десять!.. Это ж надо так врать!.. Еще скажи, что я был с тобой
в сговоре!!!.. О, Господи! Как я рад, что возмездие свершилось!..
– Возмездие свершилось… – эхом раздался
чей-то слабый голос…
Все замерли, уставившись на Джека.
Он поднял голову и тут все увидели
на полу изможденного, седовласого, умирающего человека. Обличье волка
слетело с него…
– О, Дьявол! – вытаращился Однорукий
Дик. – Кровавый Джек!.. Ты снова…
– Он… И не он! – с сомненьем зашептали
матросы. – Мы не раз видели того в портах. Но совсем не такого! А вот
этот – вылитый боцман Дик!
Констебли еще тесней обступили Дика.
Тот запротестовал:
– Да, но не я был Атаманом пиратов!
Кроме того, не я отдавал приказ повесить вашего мужа, миссис Гуль!..
– Что?!.. – вскрикнула Графиня Мэй
и зажала рукой рот… Но болью кричали ее глаза…
– О да, мэм! – Дик со злорадством
глядел на поверженного Джека. – Это он приказал казнить его в июле прошлого
года.
Том тихо спросил у Джека:
– Это… правда?..
Из последних сил Джек ответил:
– Да, Томми… я повинен… смерть Капитана
и сожженная «Санта Мэй» – дело моих рук… – Он задыхался в предсмертных
муках.
Дик попытался найти у окружающих
поддержку:
– Убийца! А ведь это я приказал выбросить
его за борт! Но, видно в угоду Сатане, зверь остался в живых!
– Капитан Артур проклял меня… –
уже хрипел умирающий Джек. – Но сегодня проклятье снято… Я… умираю…
человеком…
– Нет! – вскочил на ноги Том и подбежал
к Бромсу. – Спасите его, доктор!
– Том, опомнись! – закричала мать.
– Это – убийца твоего отца!.. Пусть поразит его гром!..
– Нет, нет! – не сдавался мальчик. –
Он спас меня, и отец простил его за это!.. Вы же все видите, что он получил
прощенье!..
– Ах, мой добрый Том!.. – прошептал Джек. – К чему мне жить?..
Я… умираю… Ты должен отомстить за своего отца… Возьми… Окажи последнюю
услугу: добей меня!.. И так тому и быть!
– Будь мужчиной! Добей его! Добей!
– хриплым голосом произнес Дик. – Послушайся мать!
Том спокойно ответил:
– Я… прощаю его… как простил мой
отец…
Голова Джека упала набок, глаза
закрылись, дыханье остановилось навек. Только на сухих губах продолжала
жить благодарная улыбка…
Вот и вся история о Морском Волке,
господа!
Она еще долгие годы ходила по Норфолку,
обрастая все новыми и новыми подробностями, и в конце концов превратилась
почти в легенду.
Что
будет дальше? – Дай мне, Бог,
дофантазировать
немного.
Том
вырастет… Средь всех дорог
он
изберет отца дорогу:
на
новой бригантине «МЭЙ»
он
будет плавать средь морей,
слывя
везде «Грозой пиратства»!
И
обязательно – раз в год –
К
Янтарным Соснам поплывет
с
подарками на Праздник Братства.
Исчезли за углом Истории кэбы. Забываются
хорошие манеры. Но пусть никогда не забудутся на земле – Благородство,
Верность, Отвага, Любовь и Справедливость, до сих пор летящие по свету!
<< НАЗАД ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: сказки
Переход на страницу: [1] [2]
Страница: [2]