ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АНГЕЛ В САНДАЛИЯХ

 

1. ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ СТОЛИЦЫ

Сильно припекало солнце. Нелли раскрыла над головой зонтик. Автобус запылил дальше.

– Привет, сестричка! – послышалось рядом.

На лугу в цветах по самые рога паслась знакомая крупно-клетчатая Коза.

– Ой, здравствуй! – обрадовалась Нелли.

– Каникулы? – спросила Коза.

– Теперь уже я приехала навсегда! – ответила Нелли.

– И правильно решила, – одобрительно кивнула Коза. – Я вот тоже прошлой осенью по своей козьей глупости с утками на юг подалась. Мир, видите ли, посмотреть захотелось!.. Себя, понимаешь, показать!.. И что?!.. Везде жара, скука!.. – Она покрутила хвостом, отгоняя пчелу. – Я и вернулась. К Рож­деству дома была… Села на снег – вздохнуть боюсь!.. Красота! Синь, тишина! И зачем, дура, улетала?!.. – Она щипнула цветок клевера, пожевала и задумалась.

– Ой, совсем забыла! Тебе ведь домой бежать надо! И – скорей!

– Что-нибудь с отцом? – в беспокойстве спросила Нелли.

– С ним-то как раз все и в порядке, – сказала Коза, – а вот что почем – узнаешь сама!.. Беги-беги, подружка! Дело нешуточное!.. Еще наговоримся! Я тут каждый день харчуюсь! – Она взмахнула оде­яльными крыльями и перелетела в рощу под тенистые дубы.  

А девушка с зонтиком и с саквояжем быстро зашагала по едва заметной тропе через луг и вышла на окраинную улицу к дому с отвалившейся штукатуркой и рассохшимися ставнями. Новая шикарная вывеска:

 

«МАСТЕРСКАЯ

ЧУЧЕЛЬНИКА РЭНКА»

 

– только подчеркивала его ветхость.

Взбежав на скрипучее крыльцо, Нелли обнару­жила на двери десять замков разных систем.

– Вот так новости! – воскликнула она и заглянула в окно. Но из-за яркого солнца на улице, пыли и па­утины внутри – так ничего и не увидела. Тогда она просунула руку в щель под верхней ступенькой, но, пошарив там, разочарованно вытащила пустую ладонь. Прежде старик Рэнк ключ от единственного замка всегда оставлял под ступенькой, не рискуя потерять его. Но на сей раз ключей, увы, не было.

Нелли огорченно села на крыльце и, посидев некоторое время, собралась уже искать отца в «Печальной отбивной» или в «Телячьем восторге» – харчевен в городе было немного, – как тут в конце улицы послышался его хрипловатый голос. Отец напевал старую охотничью песню:

– Я залягу в кустах

под малиной сладкой,

алый сок на усах

оботру украдкой...

Попадайтесь в сети,

пернатые соседи!

Попадайтесь в клетки,

крылатые соседки!

Всех, кто встретится в лесу,

я на рынок отнесу!..

 

– Нелли?! – радостно воскликнул он. – Дочка! Ты приехала! О, Господи!.. Хе-хе!.. Значит, теперь ты с дипломом самого лучшего столичного пансиона? Как же вас теперь называть, мадемуазель?

– Ты словно чувствовал мой приезд с самого утра, – улыбнулась Нелли.

Рэнк захохотал:

– Да уж! Повеселились! Полтора бо­чонка на небольшую нашу компанию – это рекорд для такой паршивой харчевни как «Хорош Гусь!» Да и вообще – для всего нашего города! Вот они, моя стра­жа! Вылезайте из кармана! – И он достал огромную связку ключей.

– С каких это пор наш дом так охраняется? – спросила Нелли.

– Есть причина… – хитро улыбнулся отец. – И причина… тс-ссс… очень важная… – Он стал откры­вать замок за замком. – А ты к нам надолго?

– Я к нам навсегда, – ответила Нелли.

– Чушь! – возмутился Рэнк. – Я хочу тебя видеть богатой столичной дамой!

– Столичная жизнь не по мне, отец. Я так скучала по тебе, по дому, по нашему городу!

– Есть по чему скучать! – с досадой воскликнул Рэнк. – Провинция она и есть провинция!

Он, наконец, открыл последний замок и толкнул ногой дверь. Звякнул входной колокольчик.

В мастерской – а она занимала весь первый этаж – было темно и сиротливо.

Нелли бросила саквояж и весело воскликнула:

– Привет, мой бедный дом! Как  часто ты снился мне!.. Вот протру стекла, побелю стены, вымою сту­пени – и снова засверкаешь, как в детстве!

– Ну и дурочка! – незлобиво ворчал Рэнк. – Как была девчонкой, так и осталась!

– Отец, – сказала она, вспомнив разговор с Козой. – У нас ничего не случилось?..

– Случилось… – многозначительно ответил Рэнк и, заперев дверь на запор, таинственно поманил на ман­сарду.

– Вот… – шепотом сказал отец, когда они под­нялись наверх. – Вот, – повторил он, указывая на клетку, стоящую на полу и накрытую старым мешком. – Вот она, наша кормилица! Наша красавица! Дар Божий!..

Он стянул мешок, и Нелли увидала птицу необы­чайной красоты: хохолок на голове золотой, перья си­ние, очи – полные слез.

– Это Птица Счастья, – сказал Рэнк, не сводя с пленницы влюбленных глаз. – Я поймал ее неделю назад и, самое главное, – хватило ума: не сделал из нее чучело!.. Я продаю перья – по золотому за штуку! – сооб­щил он. – Понимаешь? По золотому – за одно пёрышко!

– Продаешь перья Птицы Счастья?!.. – не поняла дочь.

– Ну да! – хвастливо пояснил отец. – Будем копить на твою свадьбу!

– Что?! – воскликнула Нелли. – Держать Птицу Счастья взаперти и ощипывать ее, словно дохлую курицу?! Ее надо немедленно выпустить! Ведь Птица Счастья – для всех! Это каждому известно. Отец!..

– Я и продаю ее перья всем, кто купит, – хмуро отшутился чучельник. – Все годы я мечтал стать счастливым, и вот, наконец, на закате жизни, стану богачом!

– Не такой ценой, отец! – и Нелли распахнула ок­но мансарды.

– Ты чего?.. – насторожился он.

– Блеск золота ослепил не тебя первого... – тихо сказала она. – Ничего, отец это пройдёт! Ведь Птица сбрасывала перо над несчастливым домом, и он становился с  с ссчастливым. Да? А те­перь?..

– Что мне до других?! – огрызнулся Рэнк.

– Но ты отобрал у людей последнюю надежду!.. Отец, успокойся! Ты просто немножко сошел с ума…

– Дура! – расхохотался Рэнк. – Столько училась и не поумнела! Ха!.. Сидеть и ждать, пока упадет на голову счастливое перо! Нет, дочка, я не полоумный! Я один владею всеми перьями! Понимаешь?! Один! И – всеми!

– Ты очень изменился, отец, – грустно заметила Нелли. – И мне горько это видеть.

Он не успел сделать и шагу, как она распахнула дверцу, и Птица – прекрасная и синекрылая – вылете­ла в окно, только ее и видели.

Рэнк вытаращил глаза.

– Дрянь! Дрянь!.. – хрипел он. – Что ты натво­рила?! Как посмела?! Зачем приехала?! О, Боже! Все пропало! Все – к чертям! Отнять последнюю надежду! Вон из дома! Уходи! Я не хочу тебя видеть!

Не сказав ни слова, Нелли молча спустилась с лестницы и подняла саквояж.

– И без птицы не возвращайся!.. – затопал ногами Рэнк, грузно опускаясь в кресло у окна.

Брякнул дверной колокольчик, и – тишина.

Только тогда Рэнк понял, что остался один: без птицы и без дочери. Он бросился к окну мансарды и заорал на всю улицу:

– Неля! Нелька!.. Вернись, глупая девчонка!.. Нель-ка-а!..

Но улица была пуста.

Он устало махнул рукой, спустился в мастерскую и, достав из буфета начатую бутылку вина, сказал сам себе:

– Вот и закончилась ярмарка!..

 

2. МЕЧТА, ДОСТОЙНАЯ МЭРА

Ее превосходительство госпожа Кларисса только вчера стала новым мэром города.

Письма граждан она сразу же отложила в сторону, зато остановилась на конверте с гербом Королевской Канцелярии, все мэры так поступают.

 

«Дорогая Кларисса!

Срочно высылаю тебе экземпляр одной из столичных газет. В ней опубликована заметка некоего «господина Ф.»  о Птице Счастья, якобы живущей в твоем городе. Немедленно проверь все факты, ибо это может оказаться провокацией с целью навредить тебе как мэру.

Вызывает беспокойство и то, что в связи с этим к тебе сразу после Съезда Ихтиологов направляется Специальная Королевская Зоологическая экспедиция.

Рад оказать столь незаметную услугу, помня о наших теплых дружеских отношениях.

Твой Ильдебрандт,

секретарь Королевского Двора»

 

Кларисса развернула газету и быстро пробежала глазами заметку.

– Гм!.. Летающая коза… Какая чушь! –– воскликнула она вслух. –– О! Еще и Птица Счастья!.. Что за ерунда! И все это в одном городе?! Гм!.. Кто же этот господин эФ, господин фантазер, по­звольте узнать?

Кларисса звякнула в колокольчик, и в кабинете появил­ся секретарь мэрии – тучный человек небольшого роста.

Она протянула ему газету:

– Не могли бы вы ответить мне, кто это написал?..

Секретарь взял ее и, прочтя заголовок статьи, смущенно улыбнулся:

– Э-э-э… это написал я, ух-ух, ваша светлость, – чуть кокетливо произнес Филимон.

– Вы?!.. – оторопела она. – Но зачем?!..

– Ради славы нашего города, – робко ответил он и потупил взгляд в пол.

– Ради славы?! – нервно расхохоталась Кларисса. – Да вы вывели наш город на посмешище всей стране! Теперь все будут издеваться над нами!

– Нам будут завидовать, ваша милость, – тихо, но твердо ответил Филимон.

– Чему завидовать, тщеславный вы человек?!.. Из-­за ваших фантазий к нам едет комиссия Королевского Зоологического общества! А что мы им покажем?!..

– И пусть приезжают, пусть! – выкатил глаза Филимон. – Наконец-то наш город будет известен всему миру!

– Вы хотите сказать, что эта Птица существует в природе?!.. – усмехнулась Кларисса.

– Конечно!

– Как и летающая коза?

– И коза тоже! – выкрикнул секретарь.

– Хватит! – стукнула кулаком по столу Кларисса.

– Да вот же она, вот! – и обрадованный Филимон бросился к окну.

Кларисса повернула голову.

В небе над мэрией пролетала Коза.

– Значит, это… правда?.. – пролепетала Кларисса.

– Как и Птица Счастья, ух-ух, ваша милость!

– Выходит, у нас – самый счастливый город на свете! – воскликнула Кларисса и окуталась дымом из трубки.

– Выходит, что так! – согласился секретарь.

– Но в таком случае, – растерянным голосом ска­зала она, – это пахнет… политикой!..

– Ух-ух, не понял, – чуть растерялся Филимон.

Кларисса раздраженно посмотрела на него:

– У вас что, одышка?

– Привычка, ваша милость. Не обращайте, ух-ух, внимания!

– Я говорю: что кто-то, а лучше сказать, некто – отобрал у мэра право делать людей счастливей, чем они есть! Понимаете?! Это называется политической провокацией!

– Ну, что вы, ваша милость! – таинственно улыб­нулся секретарь. – Разве можно сравнить какую-то Птицу с вашими грандиозными замыслами?!

– Прекратите сейчас же! – негодующе сказала Кларисса. – Я вас уже предупреждала: я восприни­маю только критику! Браните меня!

– Но для чего? – вновь вытаращил глаза Филимон.

– Для встряски, милейший! Во мне спят адские си­лы! И я хочу отдать их все для процветания нашего города!.. – Она вытряхнула табак из погасшей трубки в хрустальную пепельницу. – Кстати, где вы видели эту Птицу?

– У чучельника Рэнка.

– Так она что, неживая? – разочарованно уди­вилась Кларисса.

– Самая что ни на есть живая! Он поймал ее неде­лю назад и продает счастливые перья.

– Ах, вот оно что! – недовольно сказала Кларисса.

– Вам не о чем беспокоиться, – поспешил успоко­ить мэра секретарь. – Перья стоят дорого, да и за неделю всех не осчастливишь. Тут важен сам факт пребывания Птицы в нашем городе! Об этом я и, ух-ух, попытался написать…

Кларисса встала из-за стола и прошлась по кабинету.

– А вы в чем-то правы, господин Филимон. – Она выглянула в окно и посмотрела на небо. – Эта Птица действительно сможет нам принести богатство и славу.

– Еще бы!

– Вот только как бы достойно запечатлеть ее пре­бывание в нашем городе! Ваш чучельник не вызывает у меня доверия. А если отнять у него?

– Нельзя! – решительно сказал Филимон. – На сегодняшний день, эта Птица – его собственность!

– Что же делать? – спросила Кларисса. – Думай­те, думайте, господин секретарь!..

– Дворец Счастья! А в нем – та самая Птица!

– Целый Дворец?! – удивленно спросила она. – А что!.. В этом что-то есть… Но на какие деньги?

– Повысим налоги, соберем пошлины, откроем обязательно-добровольный Фонд для Дворца счастья имени мэра, ух-ух, Клариссы! Ой, простите!

– Послушайте, господин секретарь, – сказала она, уже улыбаясь. – Вы – невозможный льстец! Я устала от вашей бесконечной лести!

– Но, ваша милость! – неожиданно негодующе вскричал Филимон тонким голосом. – Что же вы все о себе да о себе, ух-ух, печетесь?! О потомках бы, ух-ух, подумали! Чтобы через 100, нет, через 300 лет благодарные потомки с восторгом вспоминали бы «Время Клариссы», при котором все были, ух-ух, как счастливы!.. – разошелся он. – А вы все на себя оглядываетесь! Ах-ах, что скажут! Как бы чего не вышло! Вон наши соседи свой городишко в Мэргород переименовали! И справедливо, ух-ух! Своих мэров ценить надо! – Он перевел дух и замолчал, преданно моргая выпученными глазами.

Кларисса с восторгом смотрела на секретаря:

– Ну… если ради потомков, – неуверенно изрекла она.

– Исключительно ради них, сердечных! – тут же подтвердил Филимон.

– А успеете?.. Экспедиция прибудет сразу после Съезда Ихтиологов.

– Управимся, – ответил он привычным деловым тоном. – Не впервой! Подключим студентов универ­ситета, солдат гарнизона! Раз Филимон сказал, ух-ух, – все будет в порядке! Оборудуем под Дворец город­ской Музей Боевой Славы. Зачем городу Музей?

– А что же чучельник? – спросила Кларисса.

– А мы его назначим Главным Хранителем Пти­цы! Так что – как бы не помер, ух-ух, от радости!

Через десять минут первый экипаж города покатил к мастерской Рэнка.

 

3. БАБУШКА БОЖЕНА

Выбежав из дому вне себя, Нелли тут же свернула в переулок.

Она слышала за спиной отчаянный голос отца, но упрямо шла вперёд. Солнце припекало сильнее, зонтик Нелли забыла, хотелось пить, туго набитый саквояж оттягивал руку, и настроение было безнадежным, хоть в столицу возвращайся.

Навстречу ей прямо по мостовой пожилая женщи­на толкала впереди себя тележку с пустыми корзи­нами – видимо, возвращалась с Городского рынка.

Колеса у тележки были не смазаны, и каждое, подпрыгивая на булыжниках, скрипело по-своему. Первое свистело, второе ойкало, третье икало, а четвертое даже пробовало что-то напевать.

Вдруг раздался близкий цокот копыт: из-за угла выкатил экипаж, женщина с тележкой и подумать не успела: экипаж стукнул своим огромным колесом маленькую тележку, перевернул ее, кони понеслись дальше, вывалившиеся на мостовую корзины покати­лись по переулку.

– Вас не ушибло?! – крикнула Нелли, подбегая к женщине.

– Пронесло, – ответила та, неловко пытаясь поста­вить тележку на колеса.

– Давайте помогу, – предложила девушка и, бросив саквояж на землю, сама быстро перевернула тележку.

– Спасибо тебе! – сказала женщина.

– Не за что! – отмахнулась Нелли и кинулась соби­рать убежавшие корзины. – Вот, бесстыдники! Так и убить можно! – Она поставила корзины на тележку. – Это чей же экипаж?..

– Нового мэра, – ответила женщина. – Хуже, ког­да бы шла на рынок. А теперь – невелики убытки: подумаешь! – две смятые корзины!

– Все равно, бесстыдники! – убежденно ответила Нелли.

– А ты, видно, не отсюда? Может, негде остановиться? – спросила женщина.

– Отсюда! – честно призналась Нелли и тут же соврала: – То есть, нет… Пригласили тут одни погос­тить, а сами укатили на свадьбу. – Ей не хотелось посвящать незнакомку в свои семейные неурядицы.

Она подняла саквояж и собралась, было, идти дальше.

– Едем ко мне! – не задумываясь, предложила женщина.

– Поехали! – так же без колебаний согласилась Нелли и только спросила: – Это куда?

– В Сосновый Хутор. Недалеко отсюда... Тебя как зовут?

– Нелли… – она решила больше не врать.

– А меня – бабушка Божена. Для одних я – зеленщица, а для лекарей да аптекарей – профессор по травам!.. Любую болезнь излечу! Клади свой саквояж в те­лежку!

И они тронулись в путь.

Сосновый Хутор и вправду был недалеко: сразу же за лугом по дороге через рощу за озером.

Они разговорились. Нелли стала рассказывать травнице о столице, о пансионе, где она проучилась целых восемь лет, о его нравах, об уроках бальных танцев и рисования, математики и умения правильно вести себя в любом обществе.

Нелли узнавала эти пригородные места и этот сосновый лес, куда она бегала за шишками, чтобы позолотить их к празднику, и эту речку, которую можно было во многих местах просто перепрыгнуть.

Дом бабушки Божены, обнесенный покосившейся огра­дой, появился сразу за пригорком. Подойдя к дому, хозяйка распахнула незапертые воротца и вкатила тележку в небольшой аккуратный двор. А двор был весь в цветах, и цветы были совершенно невиданные, а за домом зеленел огород, и овощи были совершенно обычные.

– Входи! – сказала бабушка Божена.

И они вошли в дом.

Дом был как дом, похожий только на себя и одно­временно на все дома в городе, только окна хуторско­го дома были маленькие, а в городе – большие, стены здесь были бревенчатые, а в городе – штукатуренные; мебель была древняя, прочная, простая, и не было ни одной лишней вещи. Разве только картины на стенах. Странные были картины.

Странным в них было то, что не хватало самого главного: небо, поля, лес, шляпа, кресло – все это было, а вот главных персонажей – будто кто-то снял с холста – и оставил пустое место, контур...

Нелли поставила саквояж на пол и перевела удив­ленный взгляд на бабушку Божену, которая уже сновала между столом и печкой, суетясь с обедом.

– Ступай мыть руки, – сказала та, но завидев во­прос в глазах девушки, пояснила: – Жил у нас тут давно один художник Кристофер. Мы его Крисом звали. Рисовал то, чего не бывает на свете!.. Для тупиц, может, был и «с приветом», – усмехнулась бабушка Божена, – а для нас с мужем – веселый выдумщик!.. Рисовал сплошные чудеса! То – елку с яблоками вместо шишек, а то – девчонку, летящую по небу. Руки в стороны, летит, словно ангел!.. И хохочет!.. А еще летающую козу!

– Какие ж это выдумки, – удивилась Нелли, – если Коза живет в этом городе?!.. Я только сегодня с ней говорила!

– Оттого и живет! – ответила зеленщица. – Его выдумка!.. Руки вымыла? Обед стынет.

Нелли узнала, что Крис написал и много других картин. И все герои, которых он выдумал, неверо­ятным образом оживали. Оживали и исчезали, остав­ляя на холстах свой лес, свое облако, свой стул или свою крышу – все то, что окружало их.

– Но однажды, – закончила удивительный рассказ бабушка Божена, – за ним приехала черная карета из лечеб­ницы доктора Филина. Его связали и насильно увез­ли, признав сумасшедшим и очень опасным для спокойствия нашего города… С тех пор я так и не знаю, что с ним. Я ходила туда много раз – не пустили, и даже разговаривать не пожелали со мной.

– Несчастный… – тихо промолвила Нелли.

– Не скажи! – вдруг рассмеялась зеленщица. – Гляди! Вот на этой ветке сидела Птица Счастья – его первая работа! Перья синие, хохолок золотой, а глаза, нет, очи – полны счастья!.. Только очень счастливый человек мог написать такое!.. – И улыбка тут же сошла с ее лица. – Говорят, ее поймал Рэнк – чучельник нашего города… Не к добру это ему обернется, скажу я тебе. Ох, не к добру! Многим рискует, глупец!

– Я ее выпустила, – невольно призналась Нелли.

– Постой-постой! – воскликнула зеленщица. – Ты к Рэнку приезжала?! Не ты ли его дочь?

Нелли кивнула головой.

– Прогнал?..

– Сама ушла, – поспешно ответила она.

– Не горюй. Поживешь у меня… Еще прибежит за тобой… – И бабушка Божена ободряюще улыбнулась: – Он – добрый, только пьет много… Мой тоже, Царствие ему Небесное, – пил-пил – и… – она безнадежно махнула рукой.

– Я помню его, – сказала вдруг Нелли и встала из-за стола.

– Кого? – не поняла зеленщица. – Криса?

– Нет. Вашего мужа.

– Да Господь с тобой! – перекрестилась бабушка Божена.

Нелли прошлась по комнате.

– У меня такое ощущение, что я здесь уже была… – призналась она. – Правда-правда! Только очень дав­но… Я узнаю каждую трещинку на стене, каждую щель в половицах… И вашего мужа отлично помню.

– Моего мужа!.. – недоуменно повторила бабушка Божена.

Нелли на мгновение прикрыла глаза, словно при­слушиваясь.

– В его имени… звенело лето… – прошептала она. – Его звали… – и выдохнула: – Августом!..

– Верно! – поразилась зеленщица. – Августином!.. – Она тоже поднялась из-за стола. – Чудеса! Может, что еще припомнишь?.. Ну-ка, скажи, что за этой дверью? – она кивнула на одну из дверей в комнате.

– Чулан! – не задумываясь, произнесла Нелли.

– Верно! – подтвердила бабушка Божена. – А в чулане?

– Чей-то портрет… – мучительно вспоминая, произнесла Нелли. – Кажется… вашего художника…

– Точно! – вскричала зеленщица.

Она поспешила в чулан, и после грохотанья ста­рыми тазами вынесла на свет пыльный холст на подрамнике. Протерев его передником, бабушка Божена взволнованно сказала:

– Да, это он! Крис! Мальчишка-волшебник!..

На холсте Нелли увидела портрет неизвестного юноши.

– Подумать только, – сокрушалась зеленщица, – сколько лет прошло! Это была его единственная картина, которая не ожила.

– Почему? – спросила Нелли.

– Кто знает!.. – задумчиво сказала бабушка Божена. – Может, оттого, что два Криса не могут жить на одном свете… А может потому, – горько добавила она, – что первого уже нет в живых… Кто знает!..

– Он жив… – сказала Нелли.

– Откуда тебе известно?

–  Сама не знаю, откуда! Чувствую… Или вспо­минаю… Не знаю!..

– О, Господи!.. – вдруг прошептала бабушка Божена и, обмякнув, опустилась на стул. – Глаза-то! Глаза!.. Как же я раньше в них не заглянула?!.. Ах ты, беглянка, летунья, шалунья! Здравствуй же!..

 

4. ФИРМА «СЧАСТЛИВОЕ ПЕРО»

 

Экипаж мэра Клариссы в несколько минут перекрыл расстояние от мэрии к дому Рэнка. Ни она, ни секретарь Филимон не заметили опрокинувшейся тележки бабушки Божены: во-первых, экипаж был закры­тым, а во-вторых, и мэр, и ее секретарь в мечтах о Птице Счастья витали высоко над городской суетой.

Филимон выпрыгнул из экипажа и галантно подал руку Клариссе.

– Так я и знала!.. – с горечью сказала она, взглянув на бедный дом чучельника. – Такая Птица – и в такой развалюхе!..

Филимон беспомощно развел руками, взбежал на крыльцо, поправил галстук и постучал в стеклянную дверь. Никто не отозвался. Тогда он толкнул ее, и она открылась со звоном колокольчика.

– Прошу вас, – любезно сказал Филимон Клариссе, придерживая тугую дверь рукой.

Едва они очутились в мастерской, как с мансарды донесся пьяный голос:

– Это ты, Нелька?!..

– Это мы, господин Рэнк! – крикнул Филимон.

– Кто там?!.. – рявкнул голос чучельника.

– Э-э-э, мы… по поводу счастливых перьев… – на­чал было объяснять Филимон, как с мансарды раз­далось:

– Пошли вон!.. Кончились перья!.. Были – да уле­тели!..

Гости переглянулись: они не привыкли к такому приёму.

– Эй вы, господин чучельник! – заорал Филимон. – Немедленно спускайтесь сюда!..

– Заткнись, болван! – продолжал буянить невидимый Рэнк. – Я не желаю никого видеть!..

– Если вы сейчас же, ух-ух, не спуститесь, – казенным голосом сказал Филимон, едва сдерживая себя, – то я собственноручно спущу вас оттуда и прикажу, ух-ух, арестовать за оскорбление городских властей!..

Из-за лестничных перил показалась голова Рэнка.

– А-а-а, это вы, господин Филимон!.. Прошу про­щенья!.. Спускаюсь!

– Наконец-то, – обернулся секретарь к Клариссе и крикнул, едва державшемуся на ногах, Рэнку: – Только не упадите раньше времени!

Наконец Рэнк благополучно достиг мастерской.

– Папра-а-ашу… садиться, господа!.. – и махнул рукой в сторону стульев.

Все присели.

– Чем могу… с-с-служить?! – браво спросил он.

– Знакомьтесь, Рэнк! – брезгливо начал было Фи­лимон.

– Рад познакомиться! Ваша жена? – умильно улыбнулся тот Филимону.

– Дурак, – тихо урезонил его секретарь, – это наш новый мэр – госпожа Кларисса!

– О-оочень приятно!.. Не ожидал! – с пьяной ис­кренностью воскликнул Рэнк.

Кларисса собралась уходить:

– С ним сегодня невозможно разговаривать!

– Вы думаете, ух-ух, что завтра появится такая возможность? – сказал Филимон, с ненавистью глядя на чучельника.

– Как же быть?! – Кларисса тоже начала злить­ся. – Думайте, думайте, господин секретарь! Я при­ехала сюда по важному вопросу, оторвала себя от государственных дел, а вынуждена выслушивать чушь про улетевшие перья!

– Совершенно верно! – закивал головой Рэнк. – Как есть улетели! Вместе с Птицей…

– Как, с Птицей?! – воскликнула Кларисса.

– Да объясните вы все толком! – подскочил к нему Филимон, тряся Рэнка за плечи. – Вы что же ее… выпустили?!

– Упустил, – покорно замотал головой Рэнк. –  Это все дочка моя, Нелька!.. А, собственно, в чем дело, госсспода?!.. – он принял позу собственника. – Почему вас так волнует моя Птица Счастья?!

– А потому, – зловеще зашипел на него Филимон, – что к нам прибывает, ух-ух, Королевская Зооло­гическая экспедиция по поводу вашей, тьфу, уже не вашей Птицы Счастья!

Рэнк с испугу плюхнулся в кресло:

– Меня что же, посадят?..

– Я бы вас посадил обязательно, – сказал Фили­мон. – Потому что вы – дуб, если упустили такую Птицу!

– Будет вам! – нервно сказала Кларисса, закури­вая трубку. – Надо срочно что-то решать! Думайте, думайте, господин секретарь!

– Амм… амм… – забубнил он. – Амм… может попытаться поймать Птицу еще разок?..

– Как же! – расхохоталась Кларисса. – Она только спит и видит эту вашу клетку!

– Верно! Ох, как верно! – проникновенно засопел Рэнк. – Такое счастье дается в руки раз в жизни...

– И кому?! – Кларисса презрительно взглянула на чучельника. – Только и осталось, что раскрасить под Птицу Счастья самую обыкновенную курицу!

– Браво! – захлопал в ладоши Рэнк. – Это – мысль! Поздравляю!..

– Молчать! – прикрикнул Филимон и обернулся к Клариссе. – Вы, ух-ух, серьезно?

– А что?! – остановилась перед ним Кларисса, пыхтя трубкой. – У вас есть другой вариант?

– Нет-нет, – поспешно согласился Филимон. – Это то, что нам нужно! У меня, ух-ух, есть даже зна­комый художник. Не, Бог весть, какой гений: мастер вывесок. Но это он сможет.

– Тофер, что ли? – вступил в разговор Рэнк. – Так я его знаю. Это его вывеска над моей мастер­ской. Классный мастер! Только вы что же думаете, господа: размалевали курицу – и никто ничего не пой­мет? Дудки! – он погрозил пальцем перед своим но­сом. – Расколют вас как орехи! Щелк-щелк! И – все счастье!

– А мы к ней ученых и близко не подпустим, – сказал Филимон, обращаясь к Клариссе. – Посадим, ух-ух, ее в золотую клетку и повесим табличку:

 

«АВИС БЕАТИТУДО»

 

– что в переводе с латыни означает: «Птица Счастья». А внизу –

 

«ОХРАНЯЕТСЯ ГОСУДАРСТВОМ!»

и – «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ!» 

 

А уж изобразит ее Тофер, будьте покойны: точь-в-точь как в жизни! У этого художника, я вам скажу, – золотые руки! Нарисует колбасу над харчевней – так и хочется, ух-ух, отрезать к чаю! Я вам даже больше скажу: Птица Счастья, как и всякая птица, наверняка еще и несется…

Кларисса заинтригованно застыла посреди мас­терской.

– И, значит, художник, – продолжил он, – сможет вдобавок еще и раскрашивать куриные яйца «под счастливые»! – Он гордо посмотрел на присутству­ющих. – А?.. Каково?!..

– Замечательная мысль! – воскликнула Кларисса. – Я вижу большое будущее этой идеи!

– Не сомневаюсь в вашем предвидении, – подо­льстил Филимон.

Кларисса пропустила лесть мимо ушей:

– Эти перья и яйца можно будет продавать!

– Как, продавать?.. – икнул Рэнк.

– За деньги! Так же, как вы продавали прежние перья. Один золотой – одно перо!

– Но я продавал настоящие перья! – возмутился Рэнк. – А это уже, простите, жульничество!

– Что?! – заорал на него Филимон. – Выходит, мы с госпожой Клариссой – жулики?! – Рэнк уклонился от ответа. – Молчишь?!

– Я честный человек, господин Филимон!.. Что пьяница – это да! Но честный пьяница!

– Господа, господа! – вмешалась Кларисса. – Не ссорьтесь! Продавать весь товар мы поручим вам, господин Рэнк!

– Никогда! – трезво ответил он.

– Значит, вы не хотите помочь горожанам?.. – удивилась она.

Филимон вытаращился на Клариссу, а Рэнк пе­респросил:

– Помочь кому?..

– Горожанам, господин чучельник! Если бы вы знали, сколько в городе больных, нищих, да просто неудачников, ждущих своего счастья! Они грезят им наяву, видят во сне!.. Сколько слез и загубленных надежд! Сколько несбывшихся мечтаний! А вы!.. – и проникновенно добавила: – Вы будете продавать всем надежду!..

– Это прекрасный товар, ух-ух, смею вас заверить, – поддержал Клариссу Филимон (он сразу понял, куда она клонит). – Короче: предлагаю создать фирму «Счастливое перо»!

– Нет! – все еще упрямился Рэнк.

– Да! – не согласился с ним Филимон. – У вас, я знаю, взрослая дочь, а девицы, ух-ух, любят красивые наряды… Соглашайтесь же, любезный!

– А вы – практичный человек, господин Филимон! – одобрительно произнесла Кларисса. Рэнк был в замешательстве. – Ну же, смелей!.. – подбодрила его Кларисса.

– Ладно, – выдавил он из себя. – Я… попробую… Только ради дочери, господа! Только ради моей доче­ри Нелли, моей голубки!

– Исключительно ради нее! – подтвердил Фили­мон. Он подошел к буфету и взял оттуда начатую бутылку вина. – У вас есть чистые стаканы, Рэнк?.. Выпьем за наше «Счаст­ливое перо»! – и со жгучей завистью в голосе добавил: – Ух-ух, счастливый же вы человек, как я погляжу!..

 5. МАСТЕР ВЫВЕСОК

Прошла неделя с тех пор, как весь город был поднят словно по тревоге: на Главной площади стро­ился Дворец Счастья, в котором должна была жить Птица Счастья.

А в мастерской Рэнка появился Тофер – молодой художник с рыжей бородой. Несмотря на жаркие дни, он постоянно носил модный пиджак и галстук-бабоч­ку, был тщательно причесан, начищен и надушен.

Он раскрасил самую большую курицу, доставлен­ную тайно самим Филимоном, и теперь она, с синими крыльями и приклеенным хохолком, сидела в золотой клетке при табличке

 

«AVIS BEATITUDO» ,

 

вертела хвостом во все стороны и глупо таращилась.

Она была очень горда собой. Ей поручили роль Птицы Счастья, шутка ли!

Она жалела лишь об одном: что никто из родного курятника не видит ее в этом царском одеянии. Осо­бенно один петух, в которого она была влюблена, а он не замечал этого. Дурак! Если бы он взглянул на ее перья, раскрашенные лучшим городским художником – понял бы, кого проворонил, кукушкин сын! Вот вам куриные мысли.

Она была сыта – эта курица, ставшая Птицей Счастья, начала толстеть и, кажется, даже расти.

– Здорово подросла! – сказал как-то Тофер Рэнку.

– Не то слово! – скривился Рэнк. – Придется заказать новую клетку.

– Тоже из золота? – поинтересовался Тофер.

– Ну, не из серебра же! – обиделся Рэнк. Он вытащил из корзины несколько крашеных яиц. – Талант! Чисто сработано! Только не очень старайся, не на выставку! Завитушку синюю, завиток золотой, туда-сюда – и на рынок! – учил он Тофера.

– Не торопи! – отвечал тот. – Я против халтурной работы. Никогда бы не подумал, что куриные яйца будут расхватываться на вес золота!

– Все хотят счастья, парень!.. – философствовал Рэнк. – Если бы ты видел, что творилось сегодня!.. Очередь занимали с ночи! Даже из соседних городов понаехали! Пришлось продавать по справедливости: по одному яйцу и по одному перу в одни руки! Так что без работы не останешься!

– Мне бы еще просторную мастерскую – там бы я развернулся!.. – помечтал Тофер.

– Будет тебе мастерская! – великодушно заверил его Рэнк. – Филимон обещал! Мне – новый дом у Дворца – как Главному Хранителю Птицы, тебе – ателье!.. Он – человек слова! Сказал: будет Дворец – чири к! – и уже третий этаж возводят!.. – Рэнк приню­хался: – Как бы не лопнули… – и бросился на кухню снимать с огня очередную партию яиц, варившихся вкрутую.

А Тофер стал отбирать гусиные перья, поцелей, да подлинней, и откладывать их в корзину.

Звякнул дверной колокольчик.

Тофер свесился с перил. На пороге мастерской стояла Нелли.

– Тебе чего? – спросил Тофер у Нелли.

 

Когда бабушка Божена узнала про то, что Рэнк снова продает счастливые перья, она сказала Нелли:

– Кажется, твой отец вновь поймал Птицу Сча­стья. Сегодня на рынке к нему было не подступиться.

– Не может быть! – воскликнула Нелли. – Утром она опять прилетала на нашу крышу! Я ей сказала: не волнуйся, меня здесь не обижают!

– Странно… – промолвила в раздумье зеленщица. – Какие же перья он тогда продает?..

– Это я разузнаю, – пообещала Нелли.

– Разузнай обязательно, – попросила бабушка Божена. – Тут что-то не так…

И Нелли заспешила в город.

На хуторе она загорела, набралась сил, ее волосы стали пахнуть травами и костром, она сменила панси­онную форму на цветастый сарафан, босоножки и соломенную шляпу.

В таком наряде и явилась.

 

…– Тебе чего? – спросил Тофер у Нелли.

– А тебе чего? – поинтересовалась она в свою очередь.

– То есть?.. – не понял он.

– Я, например, тут живу, – пояснила Нелли, по привычке усевшись прямо на прилавок. – А ты?

– Ах, вот оно что! – дошло, наконец, до Тофера. – Так ты и есть дочь Рэнка?

– Она самая!

Тофер поклонился:

– Тофер!.. – и стал важно спускаться с лестницы: – Художник по рекламе!

– Неужели тот самый?! «Талантливый и знамени­тый»! – воскликнула она с восторгом, полным иронии. – Видела я твои бакалейные шедевры.

– И как?..

– Очень аппетитно!..

– Это реклама, детка, – снисходительно улыбнулся Тофер. – Зеркало товара! И тоже, представь себе, – творчество! Кому-то ведь нужно заниматься и этим.

Нелли слушала его и улыбалась… Из боковой двери появился Рэнк с кастрюлей сваренных яиц.

– Жаль, два лопнуло! – он повернулся к Тоферу и сразу увидел Нелли: – Нелька!.. Дочка! Я знал, что ты вернешься! И правильно сделала! – Рэнк поставил кастрюлю на прилавок и обнял дочь. – Все забыл, все простил! Эх, и заживем мы теперь на славу! – И поинтересовался у Тофера: – Познакомились?..

– Вполне, – коротко ответил тот. – Так я пошел! Не буду мешать встрече.

Он накрыл корзину плащом и собрался, было, уйти.

– Погоди! – остановил его Рэнк. – Пропустим-ка по стаканчику за мою дочь!

– За дочь можно, – согласился Тофер.

– Влюбился! – вдруг ткнул в него пальцем Рэнк и захохотал: – Перо мне в бок, если не влюбился!

– Кто?!.. Я?!.. – покраснел Тофер.

– А то кто же! – не унимался Рэнк. – В Нельку, не сойти мне с этого места!

– Отец! – вмешалась Нелли. – Ты чего? Уже с утра?

– Молчи, дочка, молчи! Я ведь его насквозь вижу!..

– Да будет вам! – начал уже возмущаться Тофер.

– И на здоровье! – не дал ему договорить Рэнк. Он взял ворох раскрашенных перьев и подбросил их над головой Нелли. – Нравится?..

– Что это? – не поняла она.

– Твое счастье, дурочка!

– Постой, отец, – прервала его Нелли. – Выходит, все это – правда?!..

– А ты еще сомневалась?! – захохотал он. – Все для тебя, дочь!

– Я не об этом. Мне ничего не нужно, ты знаешь, – продолжала она. – Значит, Птица опять у тебя? И ты снова ощипываешь ее, как дохлую гусыню?

– Какая птица?.. – недоуменно спросил Рэнк и вдруг стал хохотать на весь дом. Он кашлял, топал ногами, икал и хрюкал. – Ой, не могу!.. Слышишь, Тофи?.. Раз денежки появились – видать, снова птичка попалась?!.. Ты что же, дуреха, так и поду­мала?!..

Он вытер слезы смеха и достал непочатую бутылку из буфета:

– Очень нам она нужна теперь! Пусть другие дожидаются своего единственного счастливого перыш­ка! Правда, Тофи?!.. А у нас работа поважней! Мы люди с размахом! Да, Тофи?..

До Нелли вдруг ясно дошел смысл всего проис­ходящего – и зачем понадобилась целая корзина яиц, и для чего эта куча крашеных перьев, и почему здесь этот бородатый самоуверенный мастер вывесок.

– Ведь главное – что?.. – хвастливо объяснял отец. – Дать людям надежду, а с ней каждому и помереть не страшно! И жить веселей!

Нелли молча пошла к выходу.

– Ты это куда?.. – с тревогой спросил ее Рэнк.

Она не ответила, лишь у входной двери пнула ногой корзину. Раздался треск яичной скорлупы.

– Чокнутая! – подскочил к ней Тофер и заслонил собой выход. – Для тебя же стараемся! Не пущу! Рэнк, она разнесет по городу тайну фирмы!

– Пусти! – резко сказала Нелли. – Я тебя знать не желаю!

Выход был перекрыт, и тогда она бросилась по лестнице на мансарду, распахнула окно и влезла на подоконник. Снизу загромыхали башмаки мужчин.

Небо потемнело, поднялся ветер, собирался дождь.

– Разобьешься, дура!!! – было последнее, что услышала она от отца.

На мансарде наступила зловещая тишина. Рэнк с раскрытыми от ужаса глазами неподвижно стоял, уставившись на проем окна, в котором только что была девушка.

 – Нелька!.. Неличка-а-а!!!.. – прохрипел Рэнк и бросился к окну.

Тофер тоже подскочил и глянул вниз:

– Где она?!..

Мостовая была пуста.

Он в удивлении посмотрел на Рэнка. Тот по­трясенно указывал пальцем вверх.

– Там… – бормотал он. – Она… там!..

– Что?! – не понял Тофер и запрокинул голову.

Над городом летела Нелли, словно ангел.

– Не может быть!.. – ошеломленно произнес Тофер. Его всего внезапно затрясло. – Неужели?!.. Взгляни, Рэнк, она бежит по небу! Над Сосновым Лесом! Над рекой!.. Совсем, как тогда!.. Слышишь, Рэнк! Совсем, как тогда!!! Ангел в сандалиях!..

Но Рэнк, казалось, ничего не слышал. Он не отрываясь, смотрел в небо, ничего не понимая, в небо, которое сразу стало ему ближе, наверно, оттого, что там летела его собственная дочь…

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

AVIS BEATITUDO

 

6. НАЙДЕНЫШ

Рэнк и Тофер молча спустились в мастерскую. Приближался вечер. Чучельник зажег на столе свечи и налил обоим вина, которое они должны были выпить в честь Нелли.

– Ты что-то сказал про «тогда»... – вспомнил Рэнк. – «Совсем, как тогда!»… Это когда же – «тогда»?.. И что было тогда?..

Тофер не ответил.

– А может здесь какая-то тайна?.. – в раздумьи спросил он.

– Чья тайна?.. – заволновался вдруг ни с того, ни с сего, Рэнк.

– Ну… ее… Или – твоя!

– Что ты! Что ты! – замахал Рэнк руками. – У меня нет никаких тайн! Клянусь тебе!

– А ты вспомни!

– Нет!.. Нет! Я ничего не помню! И, собственно, что я должен помнить?!

– Девочку. Лет пяти… Помнишь?

– К-какую девочку? – заикаясь, переспросил Рэнк.

– В голубом платье и с алой лентой в волосах!

– Ты это о чем?.. – испуганно зашептал Рэнк. – Шутишь, да?.. Запугиваешь?!..

– С чего бы мне тебя запугивать? – не унимался Тофер. – Только теперь мне кажется, что я не ошиб­ся. И твоя тайна уже никакая не тайна.

– Замолчи! – закричал вдруг Рэнк, глядя на Тофе­ра безумными глазами. – Сгинь! Не знаю я ни про какую девчонку!

– Тогда на дворе стояла зима, а я выдумал ее – сказал Тофер, – в одном летнем платье и сандали­ках... На душе было холодно, а так хотелось тепла... Когда она исчезла, я испугался, что замерзнет. Это было уже на другой день. Я обыскал весь город, но Нелли, тогда она была еще просто «Девочкой над городом» – моей лучшей картиной, – исчезла!.. И вот, наконец, нашлась! Ведь это она, Рэнк! Твоя и моя тайна!.. Кроме нее в городе никто не умел летать!

– Дьявол! – с ненавистью глядя на Тофера, произ­нес Рэнк. – Я не отдам ее тебе! Это – моя дочь! Моя!

– Ах, Рэнк! – с теплотой вдруг сказал Тофер. – Но я не собираюсь отнимать ее у тебя! Она – твоя! Просто ее полет возвратил мне прошлое, и настоящее, и будущее!.. Понимаешь? Много лет я жил в каком-то тумане, не зная, кто я, откуда, и вдруг – все вспомнил! И это – благодаря… Нелли!

– Поздравляю… – обессилено ответил Рэнк, отки­нувшись на спинку стула. – Ну, и напугал же ты меня, парень!

Он тяжело поднялся из-за стола, подошел к буфе­ту, отпер ключом дверцу и достал оттуда небольшой сундучок, а из сундучка – голубое платье и алую ленту, разложил их на столе и принялся за рассказ:

– Это и вправду случилось зимой, двенадцать лет назад, поздней ночью… Я уже спал, когда сквозь сон до меня донесся жалобный плач…

 

…Рэнк вскочил с постели и прислушался. Вначале ему почудилось, будто это плачет ветер в печной трубе. Он встал, надел шлепанцы и подошел к ками­ну. Догоравшие угольки тихо потрескивали в золе, но плач шел не отсюда.

Плач шел от окна, и Рэнк, подойдя к нему, при­близил свое лицо к холодному стеклу. Всю неделю трещал такой мороз, что даже птицы падали на лету. Может, это – одна из них, упавшая под его окном. За окном было темно – ни звезды, ни огонька. Плач на время утих, и Рэнк уже направился, было, к постели, как он раздался снова, жалобный и сиротливый.

«Собака!.. – подумал Рэнк. – Эта не даст уснуть до утра».

Он набросил халат, волчью шубу, зажег свечу, взял кочергу и, выйдя на крыльцо, обомлел. Перед ним стояла маленькая девочка в летнем платьице, почти вся занесенная снегом. Ее волосы уже заиндевели, а сама она даже не плакала – жалобно хныкала все тише и тише.

Рэнк подхватил ее на руки и унес в дом. Сбросив все, что на ней было, он тут же уложил девочку в постель, затем набрал две пригоршни снега, стал на­тирать им худенькое тело, затем завернул в шерстя­ную рубаху и накрыл пуховым одеялом.

Девочка вся горела. Ресницы ее дрожали, волосы рассыпались по подушке. Она была в забытьи и что-то бормотала. Рэнк несколько раз наклонялся над ней, но так ничего и не разобрал. Он не ложился до рассвета, менял компрессы на ее лбу, и его одинокое сердце наполнялось непонятным теплом…

Утром постучала молочница, приносившая ему ежедневно кувшин молока. На этот раз он не пустил ее в дом, а выйдя на крыльцо, стал расспрашивать: не случилось ли чего в городе. Молочницу знал каждый дом, и она знала всё обо всём. Она сообщила Рэнку о десятках мертвых птиц на дорогах: по ее мнению, для господина чучельника такая новость была бы весьма приятной. Больше новостей не было.

Прошла неделя. Все новости молочницы за эти дни были очень разнообразны: пропала левретка у жены бочара; кот столяра поймал огромную крысу, и столяр интересуется: не нужна ли она чучельнику; чуть не сгорел дом кузнеца, а когда пожарные погасили огонь, начальник пожарной команды обнаружил в кузнице кучу монет, которые чеканил хитрый кузнец, за что, обожженного и обгоревшего, тотчас же упрятали в тюремную больницу; повысились цены на рынке; провалился мост, а вот когда выстроят новый – никому неизвестно. Словом, новости как новости. Девочку никто не искал.

А девочка ожила. Она уже сидела в постели и требовала то одно, то другое, то куклу, то – киселя, и Рэнк тут же бросался выполнять любое ее желание, испытывая при этом сладкое чувство, которого он был лишен всю жизнь. В его сердце вошла отцовская любовь.

Для соседей и мэрии девочка была объявлена как его племянница-сирота. У нее не было имени, что было уж совсем странно: она ничего не помнила о себе до той ночи. И Рэнк назвал ее «Нелли» – так же, как звали его мать; под этим именем девочку и вписали в «Книгу горожан».

Пришла весна. И он стал брать ее с собой за город. Ловил ей птиц, а она выпускала их на волю!.. Она не любила работу отца, но ведь кто-то, объяснял он, должен был заниматься и этим – набивать паклей разные чучела!.. «Впрочем, зачем? – время от времени думал Рэнк. – Живые звери и птицы – это живое чудо!.. Не заняться ли чем-нибудь другим?..».

И хотя его частенько можно было видеть в харчевнях с друзьями, – он всегда помнил о дочери, много работал, вырастил ее. Он жить без нее не мог. Но устроил в столичный пансион…

 

Был поздний вечер.

Рэнк растопил камин и зажег новые свечи. С мансарды доносился громкий раскатистый храп Авис Беатитудо.

– Здорово храпит! – заметил Тофер. – Не надоела?

– Да ну ее! – ответил Рэнк. – Пусть лучше храпит, а то научилась, понимаешь, разговаривать! То – пи­рожное ей подай, то – клетку накрой: из окна, видите ли, дует! Советы стала давать!

Внезапно Рэнк уронил голову на локти и без­звучно заплакал.

– Ты чего? – нахмурился Тофер. – Успокойся, старина!

Но Рэнк был безутешен.

– Я ее обманул! Понимаешь, Тофи! Мы же никог­да не врали друг другу!

– Мне кажется, я знаю, где надо искать Нелли, – сказал художник и вышел из дома.

Старый чучельник продолжал сидеть, уставив­шись на детское платьице.

Храпенье Птицы затихло. Но, когда часы на площади пробили полночь, раздалось ее недовольное бормотание, и вслед за этим – оглушительный металлический звук лопнувших прутьев.

Рэнк вскочил на ноги, схватил подсвечник и, под­няв его над головой, стал подниматься на мансарду.

Навстречу ему спускалась разгневанная Авис Беатитудо.

Рэнк поразился: Птица выросла! Но – как! До какой степени! Ростом с хорошего страуса, она, безобразная и мерзкая, переваливаясь на кривых маленьких ножках, спускалась в мастерскую.

– Изжога замучила! – икнула Птица. – Пропусти! Пойду прогуляюсь!.. Ну и тесно же у тебя!.. А мне... Ой!.. Простор нужен!..

Она хлопнула дверью и исчезла в ночи, оставив в мастерской напуганного Рэнка.

 

7. ДОМ, ГДЕ ЖИЛИ ВСЕ

Тофер не помнил, куда он бежал по ночному городу. Он не слышал, как за его спиной городские часы пробили полночь, он спешил – сам не зная куда, словно кто-то звал его неслышно и нас­тойчиво. Перед мостом он увидел человека в черном плаще и широкополой шляпе.

– Туда нельзя, господин Тофер, – твердо про­изнес человек.

Художник узнал Филимона.

– Вы?! – удивился Тофер. – Что вам нужно?..

– Я хочу предостеречь вас, ух-ух, от неприят­ностей, – ответил секретарь мэрии.

– Что за ерунда?! – удивился Тофер.

Но Филимон преградил ему путь:

– От больших неприятностей, смею вас заверить… Оттого и не советую, ух-ух, там появ­ляться.

– Странная забота, господин Филимон! – еще больше удивился Тофер. – Что ж там опасного?

Секретарь широко улыбнулся, но не двинулся с места.

– Послушайте, господин секретарь! – рассердился Тофер.

– Опасно возвращаться в Прошлое, друг мой! Ух-ух, как опасно!.. – Филимон передернул продрогшими плечами и спрятал улыбку под воротник: – У меня – бессонница, Тофер, а вот вам, ух-ух, действительно пора бы домой. Я это советую как старый знакомый.

– Меня всегда не покидало чувство, что мы с вами действительно давно знакомы, – раздраженно ответил художник.

Филимон усмехнулся:

– Еще как давно!..

– Только вот где и когда, – заметил Тофер, – не могу припомнить.

Секретарь рассмеялся:

– Все это, ух-ух, не столь важно, дорогой вы мой!.. Я же сказал, что не люблю возвращаться в Прошлое. Пойдемте отсюда. Здесь рядом – мой экипаж… Едем ко мне! У старого холостяка всегда найдется, ух-ух, что выпить! Посидим, знаете ли, поболтаем… Вспомним романсы… Говорят, я недурно пою… – Он обнял Тофера за плечи.

– Идите вы прочь со своими романсами! – сбросил его руку Тофер. – От вас разит карболкой, а я ненавижу этот запах!

Филимон отступил в сторону:

– Ну-ну, – сказал он с едва заметной угрозой в голосе. – Глядите, Тофер, я вас предупредил… Пеняй­те потом, ух-ух, на себя… – и растворился в темноте, хлопая полами плаща.

Художник заспешил по мосту.

– Ну и мерзость! – сказал он себе вслух. – До чего же отвратный тип! И где меня угораздило с ним познакомиться?!.. – размышлял он. – Совсем не помню!..

Выглянувшая после дождя луна посеребрила забор вокруг небольшого дома. Светилось одно окно. Тофер с бьющимся сердцем вошел в калитку. Постучал. Подождал. Никто не ответил.

Тогда он толкнул дверь, которая оказалась не­запертой, и очутился в доме. Из темного коридор­чика вошел в комнату.

– Добрый вечер! – сказал Тофер.

Все здесь было так же, как тогда: та же мебель, те же предметы, полумрак от свечей и пряный запах сушеных трав.

Посреди комнаты сидела бабушка Божена и расчесывала крупно-клетчатую летающую Козу.

– Добрый вечер, господин художник! – ответила Коза.

Он растерялся, не зная, что им еще сказать.

– Смотри-ка, – ухмыльнулась Коза. – Он не узнает нас!

– И не мудрено, – проворчала бабушка Божена. – За десять лет – ни разу не вспомнить! Здравствуй, Крис!

– Я – Тофер! – усмехнулся художник. – То-фер!.. Хотя… и то имя мне кажется очень знакомым…

– Здравствуй, художник Кристофер! – сказала зеленщица .

– Тетушка Божена... – прошептал он. – Это вы!

– Я, мой дорогой! Я! – Она встала и обняла его: – Возмужал. Отрастил бороду.

– Я совсем не помню себя… – признался Тофер.

– Сейчас вспомнишь, – сказала бабушка Божена и поднесла свечу к его автопортрету: – Узнаешь?.. Это ты, мой мальчик, ты!.. – она гладила его по волосам. – Все, что ты ни сочинял, – оживало! Вот твоя Коза. А Птица Счастья прилетает к несчастливым.

– И Нелли тоже здесь? – вдруг вспомнил он.

– И я… – сказала Нелли, появившись в комнате.

– Жива! – обрадовался Тофер. Он потер ладонями виски и недоуменно повторил: – Невероятно!.. Почему же сейчас со мной не происходит чудес?!

– Тебя излечили от них, – сказала зеленщица. – Ты стал нормальным художником, мой мальчик. Таким, как многие.

– Кто это сделал? – спросил он. – Я ничего не помню…

– Был такой доктор, – ответила бабушка Божена. – Доктор Филин. Кстати, тоже твоя картина. Ты сочинил его, когда был не в духе!.. Так вот, этот доктор и упек тебя в лечебницу…

 

…Когда доктор Филин явился в мэрию, прежний мэр строго спросил:

– Скажи мне, Филин, – здоров ли я?

– Вполне, ваша милость, – ответил тот. – Что за причуды?!

– Тогда ответь мне, – продолжал мэр, – почему вчера на прогулке я видел галлюцинации?..

– Гм, – нахмурился Филин, усаживаясь в кресло. – Это интересно!.. Расскажите подробней.

– Вчера надо мной пролетела, кто бы ты думал? – коза!

– Не может быть! – поразился доктор, хотя не раз и сам видел ее над городом.

– Я тоже так решил, – сказал мэр. – Но сколько не протирал глаза, коза не исчезала!.. Это ужасно, доктор!

– Вы здоровы, ваша светлость, – успокоил его Филин. – Это не болезнь, это сон!

– Значит, я сплю?!.. – удивился мэр. – Но я не желаю видеть сны среди дня! – разгневался он. – Днем у меня много других дел! В конце концов, я на государственной службе!

– Это легко поправить, ваша милость.

– Так поправь же, голубчик! – попросил мэр.

– Для этого, ух-ух, мне необходимо быть все время с вами.

– Так будь!.. – приказал мэр.

– Это невозможно, – улыбнулся доктор. – У меня клиника, больные, лечение, операции, прививки… Однако, конечно, ваше здоровье важнее…

На следующий же день мэр подписан приказ о назначении доктора Филина своим личным врачом. Тот ограничил его прогулки, запер в кабинете, занавесил окно плотными шторами и при­ставил двух дюжих санитаров. Они должны были никого не пускать в кабинет: ни горожан, ни летаю­щих коз.

На Правлении мэрии Филин теперь сидел рядом с мэ­ром, прерывая все острые вопросы, дабы не рас­страивать его, затем стал осторожно давать свои советы, глубоко вникая во все дела, и вскоре в городе его за глаза стали называть «секретарем».

Секретарь Филимон стал наводить новый порядок от имени мэра. И вот однажды осенним вечером за художником Кристофером прибыл белый экипаж из Черной Лечебницы.

 

Потрясенный Тофер, выслушав взволнованный рассказ зеленщицы, воскликнул:

– Вот откуда этот запах карболки!

– Берегись его, мой мальчик! – предупредила бабушка Божена. – Он очень хитер и опасен, этот господин Филимон!

– Но разве он – не моя картина?! – удивился То­фер. – Неужели он сильнее меня?!

– Теперь у него – своя судьба! Ты дал ему жизнь, а уж как он по ней пойдет – не знает никто!.. Даже ты.

Скрипнула входная дверь, и в комнату, тяжело ковыляя, ввалилась Авис Беатитудо.

– Ты?!.. – удивился Тофер.

– Я, дорогой, я! – сладким с хрипотцой голосом сказала она. – Насилу нашла эту развалюху… Спаси­бо, Филин подсказал… – Она обвела всех значительным взглядом. – И вижу, что успела вовремя! Здесь уж как будто собрались праздновать победу?.. Но я не отдам тебя никому! Ты – мой, а я – твоя!

– Кто это? – спросила Тофера бабушка Божена. – Что-то не припомню у тебя такой картины.

– Я – Птица Счастья! – важно сказала она. – А по-латыни: Авиа Бейтитуда! Но тебе не по­нять, старуха!

– Как?!.. – бабушка Божена посмотрела на всех. – Еще одна?!

– Что значит, «еще одна»? – недовольно прохри­пела жирная курица. – Я и есть единственная и настоящая!

– Нисколько не похожа! – сказала зеленщица.

– А если ты – та, – добавила Коза, – тогда что же с тобой случилось?! Взгляни на себя!

– Что?!.. – испугалась Птица, ощупывая свои перья, – Что случилось, я спрашиваю?!!

– Твои перья лоснятся от жира, а крылья топор­щатся, как у старой мельницы! А ведь совсем недав­но, если помнишь, ты была прекрасной птицей и прилетала к нам на крышу. А когда-то мы жили рядом, рама к раме, и по ночам, когда все спали, ты звала меня в свое синее небо! И научила летать!

– Я?!.. – ужасно удивилась Авис Беатитудо. – Врешь, рогатая! Мое детство прошло в теплом курятнике, а не в этом сарае! А какие важные птицы жили со мной! Не чета тебе! Нацепила, дура, крылья – и небо ей подавай! – Брызгая слюной, она заорала: – Да в рамку вас всех! А лучше в зоопарк! И летать я никого не учила! Потому что крылья нужны не для полета, а для красоты!

– Ну, вот что, – нахмурилась бабушка Божена. – Пошумела, а теперь кыш отсюда!

– Еще чего! – возмутилась Авис Беатитудо. – Гнать?! Меня?! Птицу Счастья?!!! Смотри, старуха! Я научу вас бояться!

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялась Нелли. – Какая же ты после этого Птица Счастья? Ведь бояться сча­стья глупо.

– Ишь, умная выискалась! – сказала со злостью Курица. – Тогда почему счастливых наперечет, ког­да счастливчиками хотят быть все?! Да потому что боятся!

– Чего?! – удивилась Нелли.

– Не привык еще народ к счастью! Не знает, с чем его едят! Вот и боится его! То есть, меня! Ду­мать надо! Голова есть?

– Врешь, мерзкая! – строго сказала бабушка Божена. – Я и без тебя была счастлива в своей жизни! И он тоже! – Она кивнула на Тофера, который, как казалось, безучастно наблюдал эту сцену. – Да, знал он и холодную ночь, и голодное утро! Да, у него мерзли пальцы и краски! Но все равно он был счастлив!..

– Ой, не могу! – хрипло расхохоталась Курица. – Радоваться жизни на пустой желудок? Чушь! Убогое вранье! То есть, вранье убогих! Счастье – это золото и власть, ясно?

Бабушка Божена подошла к Тоферу и посмотрела ему в глаза:

– Ну-ка, скажи ей, что действительно был самым счастливым человеком на свете!

Тофер хотел, было, ответить, но Авис Беатитудо опередила его:

– Ни слова, Тофи!.. Я не дам тебя в обиду!

– Чего же ты молчишь?! – недоуменно обернулась к нему Нелли. – Ответь ей!..

Но Тофер не отвечал.

– Да ведь она околдовала его! – в отчаянии воск­ликнула Нелли. – Ее нужно посадить на цепь! В железную клетку! И держать под замком!..

– Ах, какие фантазии! – насмешливо ответила Курица. – Птицу Счастья – и на цепь!

– Самозванка! – сказала ей Коза. – Чудище в перьях!

– Ах, вот вы как?! – спрятала улыбку Авис Беатитудо. Ее глаза недобро глядели на всех. – Уж вас я заставлю пострадать!.. Уж вы у меня помучаетесь!.. Уж вы узнаете, что есть лихо!..

– Давай, ступай отсюда! – нахмурилась бабушка Божена. – Не мешай людям быть счастливыми! Кыш, кыш!

– Уйду-уйду, старуха! Больно много чести оста­ваться здесь. Ты лучше ответь: разве справедливо быть счастьем для каждого? Спасать голодающего, соединять несчастных влюбленных?.. – она грубо хихикнула. – Чем заплатит бедняк за мое добро? Добрым словом? – Она рассмеялась. – Так нужно оно мне, чтоб вы знали, как козе крылья!.. А счастливчик ничего не пожалеет! Привыкший к счастью, с неохотой с ним расстается. Так что я буду Птицей Удачи только для счастливчиков! Только им стану приносить славу и почет! Только для них множить богатство и покупать любовь! Птица Удачи – вот мое настоящее имя!

– Пошла вон! – прикрикнула на нее в третий раз бабушка Божена.

– Что, не нравится?! – радостно воскликнула Пти­ца и взяла Тофера за руку. – Пойдем, мой художник!

Нелли бросилась между ними:

– Он не пойдет с тобой!

– Это почему же? – с любопытством уставилась на нее Птица. Ее, казалось, начинало забавлять происхо­дящее.

– Ему нужно начать все сначала, – ответила девушка.

– Ой, не могу! – завизжала Курица, топая от хохота ногами. – Чтобы опять голодать и ходить в протертых брюках?! – Она дернула Тофера за руку. – Скажи, мой мастер, ты хотел бы ходить в протертых брюках?!

– Да, хотел бы! – ответила за него Нелли.

– А ты хотела бы, чтобы его снова посадили в черную лечебницу из-за дурацких фантазий?! А?!

– Из-за прекрасных фантазий! – чуть не плакала Нелли.

Авис Беатитудо презрительно фыркнула:

– Может быть, ты имеешь в виду себя, пре­красная фантазия?! А ну, прочь с дороги, летающая дурочка! – И потянула Тофера к выходу.

Он послушно поплелся за ней, не сопротивляясь, лишь у самой двери, словно опомнившись, замедлил шаг и мучительно произнес, глядя в глаза Нелли:

– Я не хочу начинать все сначала… Я и сейчас крепко держу кисть в руке!

– Тогда отчего не ожила до сих пор ни одна твоя реклама, сынок? – спросила бабушка Божена.

– Глупый вопрос! – буркнула Птица.

– А я отвечу, – сказала зеленщица, не глядя на нее. – Твоя кисть позабыла Законы Волшебства.

– Тю-тю-тю!.. – захлопала крыльями Курица. – Какое ж это чудо: летающая коза?! Пририсуйте крылья самовару или табуретке – и что будет с миром?!..

Она подтолкнула художника к выходу:

– Довольно ему парить в небесах! Не мальчишка! Я вот, на что Птица, а понимаю, как это важно: твердо ходить по земле! Пойдем, Тофи! Нас ждет работа. К тому ж я проголодалась, – она алчно воз­зрилась на Козу. – У меня такой аппетит, что я готова сожрать эту летающую козлятину! – Она хрипло захохотала. – Пардон, шучу!

– Постой, Крис!.. – беспомощно позвала его Нелли.

– Поздно! – произнесла с торжеством Курица. – Твой Крис там, на картине!.. – И вышибла ногой дверь. – Честь имеем! Вперед, Тофер! За мной, творец!

Она обернулась, что есть силы, дунула – и задула все свечи, горевшие на столе.

 

8. ПТИЦА УДАЧИ

Королевскую комиссию ждали со дня на день.

Дворец Счастья имени мэра Клариссы был вы­строен на целых два часа раньше срока.

Правда, пришлось пожертвовать городским рын­ком, который занимал достойное Дворца место в центре города. Два бульдозера справились с рынком за один день. Конечно, вопросы с продовольствием резко обострились. Пришлось срочно переоборудовать под рынок парк с качелями. Кроме рынка снесли пол-­улицы старинных построек, чтобы Дворец стоял на просторе площади. Архитектор города пробовал, было, возразить администрации, говорил о редчайшей кра­соте древних зданий, и говорил настойчиво.

– Безумный романтик! – сказал о нем секретарь Филимон, и архитектора отправили подлечить нервы в лечебницу доктора Филина.

Днем и ночью не спали студенты университета и гвардейцы гарнизона. Занятия в университете были отменены на неопределенный срок, а воинская служба была продлена на целых полгода.

Уже начались отделочные работы – расписывались потолки, шелком затягивались стены, подвешивались люстры, укладывался узорчатый паркет. Тысячи мастеров работали без перерыва на обед и сон. Работа называлась сверхсрочной.

Больше всех было забот у секретаря Филимона­-Филина, притом ему приходилось исполнять свои обя­занности прилюдно. А Филимон же любил быть вторым и незаметным. Он держал в руках все ни­ти и тайны города. Даже Клариссе уже казалось: исчезни он сию же минуту навсегда – и тут же городу придет конец!.. Вот как!

Сколько раз в Королевской Канцелярии ему пред­лагали место мэра! Но он всегда любезно отказывался под разными предлогами, оставаясь все тем же вто­рым. Зато в донесениях все успехи в городе он от­носил только на свой счет, а все неудачи – на счет очередного мэра. И присылали нового. А он, Фили­мон-Филин, по-прежнему оставался вторым, по­лучая удовлетворение от незаметности и безнаказанности.

В черной лечебнице, куда он по привычке наве­дывался, бывшие коллеги находили его и сегодня добродушным и компанейским. Он был своим и для горожан: внезапно появлялся в лавках и магазинах без охраны, интересуясь ценами и новостями, и эта игра в «своего» – веселила Филина. При его появлении не смолкали острые споры, при нем рассказывали самые смешные истории про короля, и он хохотал вместе со всеми, но потом обязательно все записывал в толстую тетрадь, и рядом с каждым анекдотом всегда проставлял имя рассказчика, чтобы однажды как-нибудь увезти того в Черную Лечебницу.

Тем временем Авис Беатитудо жила уже не у Рэнка, а в новой мастерской Тофера, которую предоставил ему секретарь Филимон – как и обещал.

Мастерская занимала весь второй этаж двухэтажного просторного дома, была обставлена модной мебелью и статуями. Еще недавно здесь жил галантерейщик с семейством.

«Отвратительный характер – доложили о нем Фи­лимону. – Он упрямо не желает подчиняться властям: ему было предписано понятным языком навсегда по­кинуть свой дом, а пришлось применять силу. Дом казенный, куда его пришлось упечь, находится как раз напротив его прежнего дома – тут же, на городской площади, и теперь неразумный торговец страдает, глядя на свой бывший дом ежечасно из-за решетки». Куда подевалось семейство – не интересовало никого…

А Курица с каждым часом становилась все страш­нее и безобразней. Ее перья начали покрываться металлическим отливом и даже несколько бряцали при движении. У нее увеличился клюв, а на ногах выросли железные шпоры.

Она стала огромной, жирной, и считала теперь, что счастлив любой, кто лишь взглянет на нее. И этого – довольно! Это ли не счастье?!..

– И где эти столичные придурки? – все инте­ресовалась она у Тофера, скрежеща клювом.

Несколько раз посещала строительство Дворца, и все ей понравилось – и высокие лепные потолки, и хрустальные люстры, и резная мебель. Очень нравилась ее будущая кровать под вышитым петухами балдахином, но особенно – перина, от пуха и перьев которой шел запах родного курятника.

Она щурила маленькие глазки и философски размышляла о превратностях судьбы: к примеру, тот петух, который отверг ее любовь, наверняка уже попал в суп, думала она. А она вот будет жить долго, сколько сама захочет, и будет спать на перине из петушиного пуха, потому что она избрана Судьбой, она – избранница! Скорей бы завершилось строи­тельство! – мечтала она.  Кой у кого обсыпятся перья от зависти!..

К приезду Королевской Комиссии приурочивалось торжественное новоселье во Дворце – с въездом Курицы на белом коне, торжественным обедом, боем петухов, ужином и фейерверком!

В мастерской Тофера Курице тоже было неплохо. Везде: на подоконнике, на полу, на столах и стел­лажах стояли корзины с крашеными яйцами и цвет­ными перьями, что очень напоминало ей курятник.

Строительство Дворца Счастья создало большую рекламу фирме. Тофер едва успевал красить яйца и разрисовывать перья. Кроме того, он писал портрет Авис Беатитудо, заказанный мэрией специально для открытия Дворца.

Правда, Рэнк, отказавшись, как он сказал, «дурить» народ, снова запил и ежедневно грозился открыть глаза горожанам. Но пьяницу никто никогда не принимал всерьез, и на него ни Филимон, ни То­фер не обращали внимания. Пусть, мол, болтает. И ежедневно присылали спиртное в подарок. Ну, любит, мол, человек выпить.

Железная Курица позировала Тоферу в кресле; через ее плечо наискосок висела голубая лента, бренчали боевые медали, одолженные у Рэнка.

– Это сколько ж вы на моем имени заграбастали? – поинтересовалась она как-то у Тофера.

– Не вертись! – сказал тот, накладывая последний мазок на холст.

– Если по справедливости, – продолжала она, – то пятьдесят процентов мои! А то и семьдесят пять!

– Все претензии к начальству! – сказал он.

– Начальство это я! – грохнула крылом по ручке кресла Авис Беатитудо. Ручка треснула. – И с этого дня всю выручку будете сдавать мне!..

Ее глаза налились кровью, а железные перья за­грохотали как железная кровля в бурю.

– Кое-кому перья пообрываю! – пригрозила она.

И вот столичные гости прибыли.

Гонец от специального поста на Большой Дороге прискакал на взмокшем коне:

– Едут!..

Едва успели расстелить перед крыльцом мэрии по тротуару ковровую дорожку, едва успели выставить на тротуаре развесистый рододендрон в кадке, как подъехал автомобиль заграничной марки.

Филимон степенно вышел навстречу. Кларисса ждала в кабинете.

Первым вышел из автомобиля и ступил на ковер Инспектор Тайной Канцелярии. Он был строг и подтянут, в темном костюме, мягкой шляпе, лишь черный зонт, странно болтавшийся на боку, словно сабля на портупее и армейская выправка – выдавали в нем человека военного.

Быстро оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, он кивнул головой Филимону и дал знак Главному Королевскому Зоологу, приглашая выйти из автомобиля. Зоолог, кряхтя, вышел. Это был старичок, похожий на журавля, в очках, с усами таракана. Вслед за ним выпорхнула из машины его Ассистентка – девица неопределенного возраста с тяжелым блокнотом.

– Прошу посетить мэрию! – поклонился им Фили­мон. – Надеюсь, ух-ух, что дальняя дорога разгуляла ваш аппетит.

– О, да! – энергично воскликнул Инспектор. – Я – голоден, как пес!

– А, может, вначале взглянем на замечательную птичку? – предложил Королевский Зоолог и обернулся к Ассистентке. – Дитя мое, подготовьте измерительную аппаратуру.

Девица достала из автомобиля складной метр.

– Птичка не улетит, – сказал Филимон. До начала торжества по поводу новоселья надо было чуть-чуть потянуть время. – Вас ждет мэр города – госпожа Кларисса. Женщина, так сказать…

– Безусловно! – согласился с ним Инспектор Тайной Канцелярии. – Мы не можем заставить ждать женщину.

Пока гости отдыхали с дороги, Кларисса рас­писывала успехи города. А к мастерской Тофера подошли войска местной гвардии и подвели разуб­ранного страусовыми перьями белого коня для Авис. Тофер должен был по сценарию вести коня под уздцы.

Филимон, извинившись перед гостями, бросился к мастерской Тофера.

Запыхавшись, он взбежал на второй этаж мастер­ской и рывком распахнул дверь.

– Приехали! – крикнул Филимон с порога.

– Кто? – спросила Курица.

– Королевская экспедиция!

– Наконец-то, – сказала она, пробуя встать, но каждый раз ее зад поднимался вместе с креслом. – Помогите же! – недовольно закряхтела она.

Филимон с трудом оторвал ее от сиденья.

– Ну и теснотища! – скривилась она. – Все перья помяла!

– Белый конь у порога! – сообщил Филимон.

– Что?!.. Верхом?!.. – возмутилась Авис. – Карету мне!

– Какую карету?! – удивился тот. – Нет у меня никакой кареты!.. Да и Дворец-то – напротив!..

– Ну, конечно! – хрипло усмехнулась Железная Курица. – Провинция! Того у них нет, этого не бывает!.. Вот и живи после этого в таком вонючем городишке! А ведь я Птица высокого полета! Мне карету к подъезду!.. Иначе ни шагу!..

– Да она, что, издевается?!.. – растерянно обер­нулся к Тоферу Филимон. – Или, ух-ух, чокнулась на радостях?

– Будет тебе карета, – пообещал ей Тофер: он уже понял, что спорить бесполезно. – Завтра же выпишем! – И не давая ей опомниться, снял холст с мольберта. – Ну, как? Похожа?..

С торжественного портрета глядела высокомерная и наглая морда Авис Беатитудо.

– Ух, ты! – в восторге пропела она. – До чего хороша! Царица! – И добавила с ноткой зависти: – Везет тебе, художник! Любой музей такой шедевр с руками оторвет! Молодец! Творчески растешь!

– Это как же? – не понял тот.

– А так, – ухмыльнулась Авис. – Ведь я – твое творчество! Расту я – растешь и ты…

– Ох, и дрянь же, – шепнул Филимон Тоферу.

– О чем шепчетесь при даме?.. – кокетливо спро­сила она.

– Исключительно о том, ваша милость, – с ноткой подобострастия сказал Филимон, – как нам разре­зать на открытии ленточку: вдоль или поперек… Прошу! – и он распахнул перед ней дверь.

– Портрет не забудь! – сурово напомнила она. – Пусть его несут впереди коня.

Все было готово к открытию Дворца: и тысячная толпа, и духовой оркестр, и корзины с яйцами и перьями из мастерской Тофера, и натянутая лента у дворцового подъезда. Из Дома Призрения были привезены все калеки и убогие, а из Дома Дитяти – матери с новорожденными – им по одному бесплатному перу счастья пообещала Кларисса.

Балкон, на котором должна была появиться сама Птица, был украшен гирляндами из бумажных цветов, а всю площадь полили дорогими духами.

Все с нетерпеньем ожидали начала праздника. Главный Королевский Зоолог бормотал одно и то же:

– Открытие Дворца – это просто открытие! Двор­цовый переворот в зоологии! Я потрясен!

Ассистентка Зоолога с раскрытым блокнотом стояла рядом и фиксировала буквально каждое слово, вылетавшее из уст уважаемой и почитаемой личности. На словах «дворцовый переворот» Инспектор всякий раз грозно смотрел на Зоолога и зловеще шептал Ассистентке:

– Про это не надо!..

Филимон с трудом протиснулся сквозь толпу горожан и встал рядом с Инспектором, бросая иногда многообещающие взгляды на столичную девицу.

Наконец по толпе пробежал долгожданный ра­достный гул: оркестранты взяли в руки свои инстру­менты. Звонкой медью грохнули трубы, ударили тарелки, застучал барабан. Хор, стоящий под балконом, раскрыл свой коллективный рот:

 

– Нам счастье душу рвет на части,

а тело просится в полет!

Все оттого, что Птица Счастья

лишь в нашем городе живет!

Мы все – счастливцы!

Пришла пора!

И нашей Птице

кричим: «Ура!»

 

– Ура-а-а!.. – подхватили все горожане на площади.

На балконе появилась Авис Беатитудо.

– Ура-а-а! Ура-а! Ура!

– Чьи стихи? – поинтересовался Инспектор у Клариссы.

– Что?! Не слышу!.. – прокричала она в ответ.

Тарелки ударили еще звонче,  еще громче забухал барабан.

 

– Наступит время славной власти!

Придут признанье и почет.

Да будет так! Покуда Счастье

лишь в нашем городе живет!..

Что нам столица?! -

Дырой дыра!

Мы нашей Птице

кричим: «Ура!»

 

– Ура-а-а!.. – вновь подхватили горожане.

Птица посылала всем воздушные поцелуи.

– Я спрашиваю: чьи это стихи?! – сурово прокричал Инспектор Клариссе прямо в ухо.

– Господина Филимона! – прокричала она тоже на ухо Инспектору.

– Очень смелые! – недовольно крикнул он ей.

– Господин Филимон – смелый человек!

Королевский Зоолог с восхищеньем взирал на Птицу Счастья.

– Неужели говорящая?!.. – спросил он у Клариссы.

Она поняла его только по жестам и радостно закивала.

Зоолог поднял вверх большой палец! Ассистентка тут же вписала в блокнот эмоции профессора. А Филимон под руки повел его и Клариссу к ленте открытия.

Самая красивая школьница города подала на подносе две пары ножниц, Филимон протянул их Зоологу и Клариссе. Оркестр грянул туш, и шелковая лента перед Дворцом была разрезана.

Всем, кому обещали, стали раздавать по одному бесплатному перу в руки, причем двое калек трижды отстояли очередь, тут же продали свои шесть перьев по золотому за штуку и купили на все деньги ящик с вином. Остальным горожанам – не убогим, в этот торжественный день счастливые перья продавали. Но, конечно, со скидкой. В общем, было весело.

А столичные гости тем временем направились во Дворец, чтобы поближе познакомиться с Птицей Удачи. Горожан туда временно не пускали гвардейцы.

Филимон вел Королевскую экспедицию по ши­рокой лестнице, покрытой ковром с изображенными на нем цыплятами. Повсюду на стенах висели карти­ны лучших художников города, на которых были сплошь счастливые лица. Под каждой картиной ви­села табличка с почти одним и тем же названием: «Счастливое детство», «Счастливая юность», «Счастливое материнство», «Счастливая семья» и «Счастливая старость».

– Очень красиво! – восхищались гости.

Гостей ввели в Главный Зал.

Здесь по замыслу Клариссы должно было проходить самое торжественное мероприятие города: Посвящение в Удачливые и Безмерно Счастливые. Из всех углов зала золоченые крылья вентиляторов гнали в центр Ветер Удачи. Пахло курятником.

В центре Зала в Золотом Гнезде сидела сама Авис Беатитудо. Устав от торжеств, она спала, овеваемая счастьем, разукрашенная в пух и прах, разнаряженная лентами и позументами, и на редкость тихо похрапывала.

– Разбудите же ее! – яростно зашипела Филимону Кларисса. – Какой скандал!

Филимон направился, было, к Птице, но Коро­левский Зоолог его остановил:

– Не надо! Я хочу полюбоваться ею в сонном состоянии.

Он несколько раз обошел Золотое Гнездо, бор­моча в совершеннейшем восторге:

– Чудо! Просто чудо!..

– Не все же чудеса для столицы, – с кокетливым укором произнесла Кларисса, набивая трубку таба­ком. – Оставьте что-нибудь и провинции!

– Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Королевское Зоологическое Общество хорошо заплатит вашему городу за эту птицу.

– И не просите!.. – запротестовала Кларисса.

– Мы подарим вам взамен целый зоопарк самых редкостных экземпляров! – продолжал горячо угова­ривать ее ученый. – Подумайте хорошенько, госпожа Кларисса! За одну птицу – вся фауна Земли!..

– Меня продать?!.. – раскрыла вдруг глаза Авис Беатитудо. – Ах ты, ученая тетеря!

Инспектор вытаращил на нее изумленные глаза, у Ассистентки выпало из рук перо, а Зоолог, пропустив мимо ушей оскорбление, даже подпрыгнул от восторга:

– Она говорит!.. Уникально! Восхитительно! О, какой экземпляр! – и обратился к Ассистентке: – Инструмент!..

Та протянула ему складной метр, и профессор направился к Птице.

– Может, лучше чуть попозже… – шепнул ему Филимон, весь напрягшись от волнения. – Она сейчас очень раздражена.

– По лноте, господин секретарь! – беспечно махнул рукой ученый. – Я входил в клетку тигра и крокодила, и они были со мной, как шелковые!

– Я не шелковая, болван! – прохрипела с гневом Авис. – Я – Железная!.. – И громко захлопала метал­лическими крыльями.

Стекла на окнах затрещали.

– Осторожней! – крикнула в испуге Кларисса. – Берегитесь!

Птица поднялась во весь рост. За эти полчаса она стала еще огромнее, словно росла не по дням, не по часам, а по минутам. Ее куриная голова в железном панцире уже упиралась в потолок зала, глаза налились кровью, она выпустила когти, напоминающие лезвия ножей, и мерзкий скрежещущий клекот разнесся по всему Дворцу:

– Меня?!!.. Измерить?!!!..

Все прикрыли руками уши.

– Я тебе не крокодил, плюгавый старикашка!.. И не какая-то там зоопарковская кошка в полоску!.. Я – Авис Беатитудо!.. Единственная и неповторимая! Понял?!

Дело принимало скверный оборот. Филимон вы­скочил на балкон, чтобы кликнуть гвардейцев, но протяжный вопль Ассистентки Зоолога тут же вернул его в зал. То, что он увидел, заставило и похолодеть, и содрогнуться: на полу зала валялись только шляпа и башмак Инспектора Тайной Канцелярии, а в клюве у Железной Курицы барахтались исчезающие ноги Королевского Зоолога. Ассистентка вопила, запи­сывая:

– Если я погибну, – спасите блокнот!

Филимон схватил онемевшую от страха Клариссу за руку, и они бросились вон из зала. Лишь в дверях, на миг оглянувшись, чтобы крикнуть Ассистентке: «Беги, дура!» – он увидел, как и ее сгребла в горсть мерзкая железная лапа.

– За Тофером! – крикнула в истерике Кларисса Филимону. – Только он еще может что-либо сделать! Только он!

Статуи птиц, стоящие там и тут, вдруг дернулись и опрокинулись, разлетелись на десятки кусков; закачались из стороны в сторону полотна от «Счастливого детства» до «Счастливой старости». Это Авис топала ногами. Дворец содрогался и трещал под ее мощное кудахтанье.

 

9. ГОРОД В ОПАСНОСТИ

Еще полчаса назад Тофер твердо решил не ходить на открытие Дворца.

«Что я там забыл?..– думал он. – Железную Курицу, которую ненавижу? Клариссу, которую не уважаю? Или Филимона, которого боюсь столько лет?..».

Хотя он сам играл в их нечестную игру, при­нужден был принимать в ней участие, – веселиться вместе с ними ему было противно.

Он отказался вести под уздцы белого коня, со­славшись на то, что не достоин такой чести.

Проводив взглядом из окна Филимона и Авис Беатитудо с гвардией, он плотно закрыл окно и, отойдя вглубь мастерской, вдруг вспомнил слова зеленщицы, сказанные ему с грустью и сожалением:

– Ты хочешь знать, Крис, отчего не ожила ни одна реклама? Оттого, что твоя кисть забыла Законы Волшебства!

– Неправда! – сказал сам себе Тофер. – Я просто ужасно устал…

Он поставил на мольберт свежий холст, сел в кресло и стал думать о Нелли. Так и заснул в кресле. И приснился ему сон, что написал он портрет Нелли.

 

– Ну-ка, оживи! – сказал он портрету. – Отделись от холста!.. Здесь невысоко! Ну! Спрыгивай!..

И как будто ответил ему знакомый голос:

– Не буду!..

– Это сказала… ты?! – как будто спросил он ее.

– Я, – ответила вторая Нелли.

– Какое счастье! – выдохнул от радости Тофер во сне. – Выходит, я ничего не позабыл!.. Только зачем ты сказала: «Не буду»?

– Одна Нелли уже есть. Какой смысл жить другой? – ответил во сне портрет.

– Какой смысл? – во сне усмехнулся он. – А может, я хочу, чтобы не одна, а сто… тысяча Нелли жили в этом городе?!

– Но зачем? – недоуменно спросила приснившаяся девушка с портрета.

– Да потому, что хорошего должно быть больше, чем плохого! Если оживешь ты – Филину придется туго. А ведь его не закрасить и не сжечь! Он уже есть! Он живет!

– Глупый! – рассмеялся голос девушки. – Если бы все это было так просто!..

– Проще простого! – заверил ее Тофер. – Теперь я знаю, что делать! Каждый день будут сходить с моего холста хорошие люди! Я заселю ими весь город! И Филин улетит отсюда навсегда!..

– Вспомни, как он предлагал тебе то же самое. Он тоже хотел, чтобы ты оживил для города несколько вурдалаков, парочку стройных ведьм и дюжину кри­вых гномов, что жизнь, дескать, это борьба Доброго и Злого, поэтому все надо уравновесить…

– Но ведь я отказался! – поспешно ответил Тофер. – Хоть он и был прав: победят те, кого больше!..

– Дело не в количестве! Дело в тебе! – сказаоа Нелли с портрета. – Каков творец, таковы и дела его! Главное, не поддавайся печали! Не окунай мысли в злость! Будь светел, художник!..

И Тофер проснулся.

За окном на площади играл духовой оркестр. Наступил счастливый миг открытия Дворца. Тофер уставился на прямоугольник свежего холста.

На лестнице раздались шаги, и зазвучала знакомая «Охотничья песня»:

 

– Обойдусь без ружья

и в лесу, и в поле:

дерну ниточку я -

попадется кролик!

Или жирный фазан,

или куропатка.

В это утро у меня

будет все в порядке!..

Что поймаю я в лесу -

все на рынок отнесу!..

 

Дверь распахнулась, и в мастерскую без стука вошел Рэнк. Он только что отобедал в харчевне «Хорош Гусь!» и как всегда держался навеселе.

– Ччесть имею, господин… художник! – качнулся Рэнк и, подойдя к столу, налил из кувшина без спросу стакан вина. Выпив его с жадностью до дна, он плюхнулся в соседнее кресло: – Ага-а!.. И тебе противно смотреть на веселящихся дураков!

Тофер cмолчал.

– А мне противно!.. И на ту тварь, укравшую мои награды, и на горожан, физиономии которых слезливы и слюнявы от умиления и восторга!

– Чего ты хочешь? – спросил его Тофер.

– Ничего! Ни денег, ни славы! – Он приложил палец к губам: – Тсс!.. Только вернуть свое. Мою дочь!

– Она может и не вернуться, Рэнк.

– Что, никогда?!.. – спросил тот с испугом.

– Может, и никогда!

– Нет! – замахал руками чучельник. – Не сможет! И потом, ведь ты обещал!

– Я переоценил себя, старик! Девчонка поняла, что значит быть «бегущей по небу».

– К черту небо, прости, Господи! – взвился в крес­ле Рэнк. – Хотя… – он пьяно хихикнул, – может, ты и мне подрисуешь крылья?.. Валяй, Тофи! Должна же, наконец, восторжествовать справедливость: всю жизнь возиться с птицами – и не знать, что же такое полет!

– Такие, как ты, не летают! – угрюмо ответил ему Тофер.

– Это почему же? – возмутился Рэнк. – Воробью, выходит, можно? И комару можно? И платяной моли?! Обидно… Господи! Зачем ты позволил мне поймать Птицу Счастья? Ты же знаешь, что я азартен, но не зол! Я – птицелов, Господи! Я всегда боялся одиночества! Хоть кто-нибудь да рядом: птица или собака! В какую историю влез!

– Ты дикий человек, тебе простительно, – сказал Тофер. – Мне не простится.

Тут за окном раздался страшный грохот и дикое кудахтанье.

– Что это?! – в испуге произнес Рэнк.

Со звоном распахнулось окно.

Тофер выглянул на площадь.

– Не может быть! – обомлел он.

– Что там?! Что?! – подбежал к окну Рэнк.

– Там… рухнул Дворец, – не веря своим глазам, сказал художник.

– Какой ужас!.. – прошептал вмиг протрезвевший чучельник.

Над городом, огромная, словно туча, металась Авис Беатитудо. Она то взмывала вверх, то со сви­репым клекотом падала вниз, вырывая с корнями деревья и срывая с домов крыши.

Дверь мастерской рывком распахнулась. На пороге стоял напуганный Филимон. Его костюм был разор­ван и в грязи.

– Она взбесилась! – тяжело дышал он. – Она, ух-ух, сожрала всю королевскую экспедицию… Снесла железное яйцо! Разнесла Дворец! Украла дворцовые вентиляторы! Ее носит по небу Ветер Удачи в четыре мотора! Город в опасности!

– На площадь! – поднялся во весь рост Рэнк. – Старый гвардеец не может сидеть в окопах! За мной, господа!

– Погибнем! – вдруг заныл Филимон. – Чую, ух-ух,  что погибнем!.. – Он привалился к дверному косяку, трясущийся и бледный, и выпученные глаза его, каза­лось, вот-вот выкатятся из глазниц.

– Смелее, господин секретарь! – приободрил его Рэнк.

– Что мы сможем?.. – лепетал Филимон. – Я видел ее острые, как ножи, когти, ее шпоры, ее железные перья, о них сплющиваются пули!..

– Вперед! – хмуро подтолкнул его Тофер.

– Нет-нет! – дрожащим голосом повторял Фи­лимон, вцепившись в дверную ручку своими пухлыми ручками.

Тофер и Рэнк выбежали на площадь, которую уже с трудом можно было узнать. Словно смерч огромной силы налетел на город, смял, разорвал, перевернул, сокрушил все, что было на его пути – столбы, киоски, крыши домов!

А в небесах грохотала железными крыльями непо­бедимая Курица.

 

10. СРАЖЕНИЕ

Когда Нелли осталась жить в лесу, травница сразу начала учить ее готовить целительные отвары из  кореньев, толочь грибы и орехи для порошков, нахо­дить лечебные травы и цветы.

– Это пустырник, – говорила она. – Он от нер­вов. А это девясил – от кашля. А если что заболит, сваришь мяту. Жмет сердце – не забудь про по­лынь. А весной сорви ландыш… А вот специально для твоего отца: баранец называется… Меньше Рэнк по харчевням шататься будет… И еще запомни: сушить траву нужно не на солнце, а только в тени!.. – Так ежедневно раскрывались Нелли все новые секреты и тайны.

Однажды со стороны города донеслись грохот и выстрелы.

– Не пойму я, – сказала бабушка Божена, – то ли идет гроза, то ли какое-то сражение.

– Сейчас посмотрю! – сорвалась с места Нелли и поднялась над лесом.

– Ну, чего там?!.. – задрала голову зеленщица.

– Гвардейцы стреляют по какому-то летающему страшилищу! – кружа над соснами, крикнула ей Нелли.

– Бежим в город! – махнула рукой бабушка Божена.

На площади было пусто, как, впрочем, и во всем городе.

– Ни одного гвардейца! – возмущался Рэнк. – Вот так защитники города!.. Испугаться какой-то курицы!

– Странно, что опустел город, – ответил Тофер.

– Да ничего он не опустел! Сидят по домам и дро­жат от страха.

– Именно это и странно… – с горечью сказал художник.

Рэнк вдруг принюхался: до его ноздрей долетел запах табачного дыма.

Из-за кучи камней поднялась странная фигура. Мужчина это или женщина – невозможно было опре­делить. Странное существо было в разорванной одеж­де и с белым лицом, как у клоуна в цирке. В руках оно держало уцелевший блокнот столичной Ассис­тентки, а в зубах курительную трубку.

– Привет! – сказало существо голосом Клариссы.

– Ваша светлость! – изумился Рэнк. – Боже ж ты мой! Что это с вами?!..

– Со мной все в порядке, – бодро ответила Кларисса. – А вот что со всеми нами – это просто ужас!.. Вот, полюбуйтесь: эта птеродактилиха сожрала всю Королевскую Комиссию!..

– О, Господи! – перекрестился Рэнк.

– Конец карьере! – вздохнула Кларисса.

– О какой карьере вы говорите?! – возмутился Рэнк. – Это конец всему городу!

Внезапно огромная черная тень надвинулась на площадь.

– Она летит сюда! – схватилась за сердце Кларисса.

Железная птица застыла в небе, словно примеря­лась, на кого же ей пасть.

Кларисса пошатнулась и, присев на кучу камней, закрыла глаза руками.

– Ваше превосходительство! – раздался неподалеку чей-то пронзительный голос. – Мадам! Сударыня!

Бледная Кларисса обернулась.

Из окна мастерской Тофера махал белым платком Филин. Но махал не ей – законному мэру – а Желез­ной Курице:

– Мадам! – кричал он. – С вашей крылатой силой и моими крылатыми идеями мы живо наведем порядок в городе!.. Мадам! По всей стране! Вы меня слышите?! В целом мире!

– Он свихнулся! – воскликнул Тофер.

– Предатель! – сплюнул Рэнк. – Чтоб не сказать хуже!

А Филимон орал все громче:

– О вас должна узнать вся страна! Чтобы через триста, ух-ух, нет! через пятьсот лет благодарные потомки помнили «Время Авис Беатитудо», при которой все были, ух-ух, как счастливы! Мы добьемся всеобщего блага и справедливости! Слава Авис Беатитудо!.. Эй, куда же вы?!.. Мадам! Возьмите меня с собой!..

Курица с шипящим свистом исчезла за гори­зонтом.

– Э-эй!.. Ваше величество! И я с вами!.. – Фили­мон вскарабкался на подоконник, замахал руками, желая взлететь, и – шагнул в пустоту!..

Он упал на булыжную мостовую и уже не шеве­лился.

– Убился… – прошептала Кларисса.

Все на площади потрясенно молчали. А тело Филимона стало вдруг быстро уменьшаться и у всех на глазах превращаться в живую растрепанную ночную птицу. Протяжно ухая, филин полетел в сторону леса.

– Туда тебе и дорога, – сказал Рэнк, перекрес­тившись.

– Нужен герой! – пришла в себя Кларисса. – Именно героя нам не хватает!.. Надо немедленно объ­явить конкурс! За крупное вознаграждение герой дол­жен явиться!

– Пока дождемся героя – пропадем совсем, – пока­чал головой Рэнк, и вдруг, резко развернувшись, сор­вался с места.

– Куда ты?!.. – крикнул ему Тофер.

– За оружием! Как-никак, я был награжден тремя медалями за отвагу!

И, высоко держа голову, он заспешил домой.

– Славный старик! – умилилась Кларисса.

Бабушка Божена и Нелли обошли полгорода и, наконец, вышли к руинам Дворца. Под державшейся на одном гвозде вывеской:

 

ДВОРЕЦ СЧАСТЬЯ

имени

КЛАРИССЫ,

 

сидела в крайней растерянности сама госпожа Кларисса и попыхивала трубкой.

Рядом с ней стоял Тофер, молчаливо уставившись в небо.

– Вот где ты! – обрадовалась зеленщица.

Тофер вздрогнул и обернулся:

– Крис, мой мальчик! Победи Птицу! Кто же, кроме тебя?!..

– Держи! – крикнул подоспевший Рэнк и протя­нул Тоферу старинный тяжелый меч.

– Вперед, господин художник! – ободряюще произ­несла Кларисса.

– Крис, – повторила бабушка Божена. – Ты спасешь город!

– Нет… – с сомненьем ответил Тофер. – Вы  сами сказали, что я позабыл Законы Волшебства.

– А вдруг?.. – с надеждой улыбнулась она. – Я верю в тебя!

– А я назначаю вас Главным Героем! – торжест­венно изрекла Кларисса.

Черная тень вновь накрыла площадь.

– Эй вы, глупые людишки! – раздался хриплый клекот. – Да разве можно меня победить?! Я всех вас загоню обратно в рамки! Чтобы знали свое место!

– Ты, мерзкая тварь! – взбешенно крикнул ей То­фер и сжал меч в руке.

– Что, мальчишка? Ну, скажи, не бойся! – насме­шливо ответила она.

– Я вступаю с тобой в бой!..

– Милости прошу! – расхохоталась Птица.

Она опустилась ниже и, когтистой лапой подобрав Тофера, резко взмыла с ним в небо.

Все застыли внизу в отчаянном ожидании. До зем­ли доносился хохот Курицы:

– Так меня! Так! Ну-ка, ударь еще разок! По­сильнее, художник! Это тебе не кистью махать! Коли меня! Руби меня! – веселилась Птица. – Что, не получается?! То-то, мальчишка! Ну, все, довольно! – пере­стала смеяться она. – Меня ждут дела поважней! – И ткнув его железным клювом прямо в сердце, швыр­нула окровавленное тело Тофера на землю.

Нелли вскрикнула и уткнулась в плечо Рэнку.

– Эй, людишки! – доносился сверху хриплый птичий клекот. – Кто еще сразится со мной?!..

– Какая глупость!.. – промолвила, наконец, Кларисса. – Какое мальчишество – лезть на рожон!.. Ка­кое безрассудство: так вот взять – и умереть!

– Ну, чего же вы?!.. – надрывалась Авис. – Кто следующий?!

– Я! – раздался вдруг рядом знакомый голос.

И тут донесся колокольный звон.

– Донн-донн!.. Динь-донн!.. – это ударил большой колокол церкви Воздвижения.

– Динь-динь!.. Динь-донн-динь!.. – зазвонили в церкви над рекой.

Колокольный звон разносился отовсюду, казалось, все колокола земли, большие и маленькие, отозвались на голос, крикнувший:

– Я!

И все обернулись на этот голос.

– Крис! – воскликнула бабушка Божена.

– Это он! – обрадовалась Нелли.

Это был Крис, безбородый и безоружный – только кисть и палитра в руках. На его плече сидела Синяя Птица Счастья, а рядом гордо шла крупно-клетчатая Коза.

Крис поднял кисть, как меч, и вступил в бой с Железной Курицей.

– Остановите его! – крикнула Кларисса. – Еще один сумасшедший! Разве вы не видите, что драться с ней бесполезно?! Разве кисть заменит меч, а палит­ра – щит?!

Но смельчак уже напал на Птицу. С каждым прикосновеньем волшебной кисти к ее железному телу, с каждым мазком волшебной краски – на землю летели жестяные перья.

– Вот это – герой! – восхищенно прошептала Кларисса. – Есть все основания назначить этого юношу Главным Героем Города!  Эх, ему бы еще кого в помощь!.. – и нервно задымила трубкой.

Не говоря ни слова, Нелли сорвалась с места.

– Куда?!.. – только и успел крикнуть Рэнк.

А по камням уже бежала следом бабушка Божена.

– А ты-то чего?! – удивился он.

– Эта драка без меня не обойдется! – бойко от­ветила она, и в тот же миг взмыла над площадью.

– Гляди-ка, – восхищенно проговорил чучельник. – Взлетела!

А колокола продолжали звонить:

– Донн! Донн! Динь! Донн!..

Бой продолжался. Теперь уже Птица была в панике: Нелли, что есть силы, дергала ее за хвост, а бабушка Божена ощипывала крылья – перо за пером и приговаривала:

– Это – на дверь… Это – на баню: крыша проху­дилась… Это – на сарай…

А внизу в нетерпении пританцовывал Рэнк, следя за сражением:

– Так ее!.. Так!.. Залетай слева!.. Поберегись!.. Стукни хорошенько!.. Ну, я постараюсь, ну, я сделаю чучело на славу!.. Ну, это будет шедевр!.. Во всем мире не будет ничего подобного!.. Это будет чучело чучел! Всем чучелам царица! Царь-Чучело! Ну, я расстараюсь!..

– Отец! – крикнула ему Нелли. – Лети к нам!

– Что значит – «лети»?!.. – растерялся он. – Поди, не воробей!.. Слышали, госпожа Кларисса? – « лети» ! Легко сказать!..

Кларисса, выпустив дым изо рта, едко пошутила:

– А вы помашите ручонками – авось выйдет.

– Это легко! – донесся с небес голос Криса.

– Давай, Рэнк! – крикнула бабушка Божена. – Нужно только захотеть!

– Я хочу! – в неистовстве прокричал им чучельник. – Я очень хочу!!!

И, перепрыгивая через камни, он внезапно взлетел над землей.

– Лечу-у! – восторженно завопил Рэнк. – Лечу на помощь!..

– И этот взлетел!.. – не поверила своим глазам, Кларисса. – Не город, а птичий остров!..

Ей вдруг стало жаль себя: еще бы! – все там, а она – одна-одинешенькая на руинах Дворца своего имени. Смешно и нелепо Кларисса подпрыгнула разок-другой, но осталась на месте, взмахнула руками, но они не подняли ее.

– Безобразие! – с обидой сказала она. – Я тоже хочу летать! Эй, возьмите и меня с собой!.. Или нельзя?

А в городе отпирались засовы, откидывались цепочки, горожане заполняли улицы своего несчаст­ного города. Кто со страхом, кто с удивленьем, а большинство с восторгом следили за небесным боем.

Над ними громыхала жесть, сверкали пропеллеры вентиляторов, а перед всеми вместо Птицы Удачи уже кудахтала над городом просто большущая жирная курица.

А колокола не умолкали.

– Я еще покажу вам! – хрипела курица из послед­них сил. – Вы у меня еще наплачетесь!..

И тут из ее клюва выпорхнула Ассистентка Королевского Зоолога.

– Держите меня! – завизжала она, и Нелли с бабушкой Боженой подхватили ее за руки с двух сторон и опустили на площадь.

– Блокнот! – сказала девица, как только встала на ноги.

Вслед за девицей, кряхтя, не соображая, куда это он лезет, вылез сам Зоолог, и Рэнк сразу же посадил его себе на спину, они тоже благополучно призем­лились.

Последним из клюва появился Инспектор Тайной Канцелярии.

Не теряя самообладания, он хотел было раскрыть над собой зонт и спуститься, как на парашюте, но зонт, к всеобщему ужасу, не раскрывался: видимо, испортился от пребывания в желудке Птицы. Инс­пектор падал и мог бы разбиться насмерть, но тут, откуда ни возьмись, к нему на большой скорости подлетела Коза. Она подхватила его на спину: Инс­пектор оказался на Козе верхом.

– Однако!.. – промолвил он, слезая с Козы после того, как крупно-клетчатая сделала вираж над пло­щадью и приземлилась прямо перед Клариссой.

– Принесите Инспектору башмак и шляпу! – распорядилась Кларисса, поскольку тот неловко пере­минался в одном башмаке – второй он обронил во Дворце, когда Птица его заглатывала.

А курица стала стремительно уменьшаться в раз­мерах, превращаться на глазах у всех в совершенно обычную курицу-хохлатку, пеструшку, курочку рябу.

– Кудах-так-тах!.. Кудах-так-тах!.. – наконец заво­пила она, вываливаясь из постромок, на которых были прикреплены вентиляторы, и, шлепнувшись о землю, бросилась искать свой курятник.

– Вот вам и необыкновенное чучело! – захохотал старый Рэнк. – Эх, не сбылась моя мечта!.. Всё, с чучельным делом покончено! – заявил он. – Разве это красиво: чучела?

Вентиляторы упали за лесом и взорвались.

Раздались четыре взрыва.

Первый – бухнул,

второй – ухнул,

третий – охнул,

а четвертый, – словно грохнул духовой оркестр!

– Городу не нужны летающие пожарники? – спросил Рэнк у Клариссы.

– Что?! – ответила Кларисса.

 

Бой был закончен. Умолкли колокола. Вот и Крис спустился с небес. Кларисса шла к нему навстречу с распростертыми объятьями. Горожане отовсюду сбегались на площадь, радостно приветствуя победителей. Вечерело.

Внезапно все услышали странный, настойчивый, негромкий стук. Все насторожились, как будто что-то вспомнили. Смех и разговоры смолкли. Стук тоже смолк. Но всем почему-то стало тревожно.

В наступившей тишине ждали его повторения.

И он повторился: тук-тук-тук! Тук-тук-тук!

– Яйцо! – сказала Кларисса.

Среди обломков Дворца лежало, наполовину засы­панное обвалившейся штукатуркой, железное сверхяйцо.

– Как сто страусиных! – сказал старый Рэнк.

– Как тысяча куриных! – сказала бабушка Божена.

– Как миллион голубиных! – сказала Нелли.

– Нас ждет сюрприз, – сказал Крис.

– Мучения не кончились! – сказала Кларисса.

Наши герои, затаив дыхание, приблизились и увидели невиданное: на бронированной скорлупе от­четливо была видна татуировка пиратского содержания: кости крест-накрест и череп над костями, скре­щенные пистоли и скрещенные бандитские кривые ножи, и кинжал, по самую рукоятку обвитый змеей.

– Бр-р-р! – сказал Рэнк.

– Мать Пресвятая Богородица! – сказала бабушка Божена.

– Ужас! – сказала Кларисса.

– Тук-тук-тук! – ответили из яйца.

– Здесь опасно, – сказала Кларисса. – Я остаюсь одна, а всех прошу отойти подальше. Надо вызвать артиллерию из столицы.

– Страшное яйцо! – с опаской сказал Рэнк. – Мы вас одну не оставим.

– Тук-тук-тук!.. Тук-тук-тук!..

– Здесь надпись!.. – прошептала Нелли. Она сдула со скорлупы пыль и прочитала:

«НЕ ЗАБУДУ МАТЬ РОДНУЮ!..»

 

– Кошмар! – простонала Кларисса. – Мы погибли!.. Эта – не забудет.

– Тук-тук-тук! – отозвалось яйцо.

Тогда старый Рэнк изо всей силы сжал рукоять старого меча, размахнулся, все отпрянули в стороны, он ударил.

Скорлупа раскололась со страшным звоном!

– Какой хорошенький! – в восторге воскликнула Нелли.

Из яйца выпорхнул, и взлетел на край скорлупы, и встряхнулся желтый веселый обыкновенный цыпленок.

– Как одуванчик! – воскликнула бабушка Божена.

– Как солнышко! – пролепетала Кларисса. – Надо дать ему хорошее воспитание!

– Ку-ка-ле-ку-у-у!.. – по-детски прокукарекал старый Рэнк.

 

Кукареку! Кукареку!

Рассвет восславим новый.

Пусть спят в дупле и на суку –

и филины, и совы.

Хвала отважным чудакам!

Хвала мечтам и грезам!

Хвала, летящим в облаках,

вольнолюбивым козам!

Хвала безумным храбрецам!

И синекрылым птицам!

Хвала творцам и мудрецам!

И – сказочным страницам!..

И Художнику хвала,

что волшебной кистью

целый город спас от Зла,

Зависти, Корысти!