Совершив шесть путешествий, Синдбад поклялся никогда более не покидать
пределов Багдада. Хватит с него морских бурь, кораблекрушений, джиннов и
пустынных островов. Много раз он оставался жив лишь чудом, и снова
испытывать судьбу было бы с его стороны жестокой неблагодарностью по
отношению к тем таинственным силам, которые хранили его и в конце концов
привели к мирной пристани родного дома. И Синдбад неизменно отвечал отказом
на заманчивые предложения знакомых купцов отправиться с ними в дальние
экспедиции, сулящие, по их словам, большие барыши. С него было довольно тех
богатств, которые достались ему во время последнего путешествия.
  Однажды он отправился на городской базар взглянуть на иноходцев, большую
партию которых пригнали из знойных Аравийских степей. Сопровождаемый
слугой, он неторопливо шел по запруженной народом базарной площади, всякий
раз останавливаясь, когда видел диковинные, привезенные издалека вещи, и
заговаривая с торговцами. Здесь, среди разноязыкого говора, смеха, шума,
ржания лошадей, выкриков водоносов и торговцев пирожками, среди гор
сверкающих апельсинов, душистых лимонов, персиков, гранатов, расстеленных
тканей и ковров, серебряных и медных блюд, кубков и кувшинов, в непрерывно
текущей людской реке Синдбад забывал о своей тяге к странствиям.
  Кого только не увидишь в торговых рядах! Индийцы, персы, франки, турки,
негры, даже приезжие из далекого Китая - все здесь, все расхваливают свой
товар. Недаром Багдад назывался Городом Мира! В толпе сновали носильщики,
купцы, женщины в чадрах и странствующие дервиши в запыленных лохмотьях; над
головами плыли круглые зонты богатых вельмож важно шествующих в
сопровождении рослых рабов; показывались и богатые носилки, в которых,
скрытые парчовыми занавесями, возлежали жены приближенных султана.
  Походив по рядам, где были выставлены горячие аравийские кони в
драгоценных уздечках, Синдбад направился к лавкам, в которых торговали
узорчатыми шелками, доставлявшимися в Багдад по Великому Шелковому Пути, а
также румийскою, затканной золотом парчою и дамасскими саблями, чьи лезвия
были тонки, как волос, и крепки, как зубы ифрита.
  Близился полдень. Изрядно вспотев и чувствуя усталость, Синдбад свернул в
одну из узких улочек, прилегающих к базару. Стиснутая высокими стенами, она
была в постоянной тени, и вдоль нее располагались маленькие уютные кофейни
и лавки, в которых торговали изделиями золотых дел мастеров. Торговцы
сидели у дверей, грызли фисташки и сухой миндаль и приветливо заговаривали
с прохожими. Тут на углу находилась баня, куда Синдбад неизменно
наведывался во время своих походов по базару. Зашел сюда он и на этот раз.
В бане его вымыли, распарили тело и размяли суставы, причем каждый сустав
громко щелкнул, подстригли и подравняли его черную шелковистую бороду,
обрили голову, надушили и напоили розовой водой, подслащенной сахаром и
охлажденной снегом. В новом, сверкающем белизной тюрбане, шелковом
полосатом халате и в высоких сафьяновых сапогах, подбитых серебряными
подковами, Синдбад продолжал путь.
  Возле кофейни он встретил знакомых купцов, с которыми ему некогда
доводилось плавать, и дружески разговорился с ними. Купцы повели Синдбада
смотреть товары, привезенные ими из Индии. По дороге они рассказывали о
диковинах и чудесах этой далекой страны, и Синдбад снова, в который раз,
пожалел о своей клятве. Слушая своих спутников, он тяжело вздыхал и
завидовал им.
  Расставшись с мореходами, проголодавшийся Синдбад свернул в духан. Омыв
руки и вознеся благодарственную молитву Аллаху, от отведал чудесных жареных
цыплят и рисового пилаву, которого нигде во всем Багдаде не готовили так
хорошо, как здесь.
  А когда он выходил из духана, его окликнула старая цыганка, сидевшая у
стены перед большим круглым блюдом, наполненным водой.
  - О Синдбад, не торопись проходить мимо своей судьбы,- сказала она,
протягивая к нему руки.- Я умею предсказывать будущее. Задержись возле
моего блюда, и тебе откроется то, что произойдет с тобой в самое ближайшее
время.
  Синдбад подал ей серебряный дирхем и присел рядом.
  - Ты и в самом деле умеешь предсказывать? - спросил он.- В таком случае,
скажи мне, когда прибудут мои корабли, которые я отправил с богатыми
товарами в страну Офир. Уже два года, как я не имею от них известий.
  Цыганка опустила в воду палочку и начала размешивать ею разноцветные
шарики, устилавшие дно блюда. Прошла минута, и Синдбад, следивший за ее
действиями, вскрикнул от изумления: узор из шариков неожиданно составился
в картинку изображавшую корабль. Синдбад его тотчас узнал. Это был один из
кораблей, отправленных им в Офир!
  Цыганка простерла руки над блюдом и пробормотала заклинание. Вода
забурлила, над ней стал подниматься пар. Цыганка ловила его ладонями,
впитывала его в кожу рук и говорила негромко, полузакрыв глаза:
  - О Синдбад, твои корабли сегодня на рассвете прибыли в Басру. Завтра ты
получишь известие об их возвращении. Торговля в заморских странах была
удачной, и трюмы твоих кораблей наполнены товарами, которые ты с выгодой
продашь в Багдаде.
  - Благодарю тебя, о цыганка! - воскликнул обрадованный Синдбад и протянул
ей золотой динар. - Ты получишь еще десять монет, если твое предсказание
исполнится!
  Цыганка снова перемешала узор цветных шариков, и Синдбад изумился пуще
прежнего: из воды на него глядело его собственное лицо! Невозможно было
понять, шарики ли это по воле колдовства сложились в подобный узор, или дно
блюда сделалось зеркальным. Вода продолжала бурлить и пар поднимался,
улавливаемый чуткими руками старой гадалки.
  - О пророчица, что еще открылось тебе? - охваченный любопытством, спросил
Синдбад.
  - На этот раз предсказание будет касаться тебя самого,- сказала старуха.
- Волшебная сила этого блюда говорит мне, что скоро тебе предстоит
отправиться в путешествие.
  - Это невозможно, о досточтимая гадалка. Я поклялся именем Всемогущего
Аллаха не пускаться в новое странствие, хватит с меня тех невзгод и
лишений, которых я натерпелся за долгие двадцать пять лет моих скитаний. Я
твердо намерен сдержать обет и никакая сила не вынудит меня по доброй воле
покинуть Багдад.
  Цыганка некоторое время молчала, почти касаясь ладонями поверхности воды.
  - О Синдбад, это странно и непостижимо, - сказала наконец она,- но
провидческий дух, заключенный в блюде, говорит мне, что тебе суждено
отправиться в такие отдаленные страны, которых ты не достигал за шесть
прежних своих путешествий, и что страшные и удивительные события произойдут
с тобой. И никто в Багдаде не заметит твоего отсутствия... Прорицатель
говорит мне, что ты останешься в городе...
  - Но возможно ли, - изумился Синдбад, - чтобы я отправился в путешествие
и в то же время остался в Багдаде?
  - Я передаю тебе то, что внушает мне дух-прорицатель,- сказала цыганка.-
Мне самой непонятно его пророчество. Как бы там ни было, о Синдбад, но
удивительные события ожидают тебя уже сегодня.
  Синдбад в задумчивости погладил бороду. Он не сводил глаз с иссохшихся
морщинистых пальцев старой цыганки, простершихся над бурлящей водой, и в
душе его нарастал страх.
  Протянув цыганке еще один золотой, он пробормотал:
  - Что еще, о цыганка, говорит тебе волшебная сила блюда?
  - Ничего,- молвила цыганка и отдернула руки от воды. Бурление в блюде
прекратилось и узор цветных шариков уже не составлял ничего.
  - Никто не заметит твоего отсутствия и никто, кроме тебя, о Синдбад, не
узнает о твоем путешествии, - повторила цыганка. - Так было сказано мне. Я
передаю пророчество духа.
  Поблагодарив цыганку, Синдбад направился вдоль улицы. Вспомнив о том, что
завтра утром он должен узнать о прибытии я Басру своих кораблей, он
удивился противоречивости предсказания: как же он узнает о них завтра,
когда он, по словам цыганки, уже сегодня отправится в путешествие?
  Он вернулся к духану, чтобы подробнее расспросить об этом старуху, но
там, где она сидела, стояли теперь бочки с оливковым маслом и одноглазый
торговец громко зазывал народ, приглашая всех попробовать свой товар.
  Страх и изумление овладели Синдбадом. Он двинулся по базару, не замечая
разложенных товаров и многолюдной толпы, думая только о странном
пророчестве, внутренне страшась предстоящего путешествия, удивляясь ему и
не веря.
  Но скоро суета большого пестрого базара отвлекла его мысли, развеяла
страхи и на душе у него стало спокойнее. Он уже сомневался не только в
словах старой цыганки но и в самом ее существовании. А не уснул ли он в
духане на мягком ковре, после сытного обеда, и не приснилась ли ему встреча
со старой прорицательницей? - думал он.
  Сам не заметив как, он вышел к набережной Тигра. На воде покачивалось
множество лодок и фелук; здесь, на берегу, тоже кипел оживленный торг.
Моряки, купцы и торговцы рыбой разложили товар прямо на набережной. Рыб
продавали на вес и на длину, разрубали их на куски и тут же, в больших
сковородах, жарили в масле, и находилось немало желающих отведать горячее
кушанье.
  У дальнего причала стояла большая толпа. Люди отталкивали друг друга
локтями, вытягивали головы и старались протиснуться поближе к середине.
Синдбад послал слугу узнать, что там такое.
  - О хозяин, продают диковинную рыбу,- сказал, вернувшись слуга. - Она
плоская и широкая, как камбала, на голове ее рог, а пасть усажена двойным
рядом острых зубов. В толпе стоят бывалые купцы и капитаны, и все
удивляются. Никто никогда не видел такой рыбы.
  Синдбад, заинтересовавшись, вошел в толпу. Узнав знаменитого
путешественника, моряки и купцы дали ему дорогу, и Синдбад, приблизившись,
оглядел удивительную рыбу. По словам торговца, которому она принадлежала,
ее привезли с берегов Африки в бочке, наполненной водой, и теперь,
показывая публике, ее непрерывно поливали, чтоб она не умерла.
  Присутствовавшие обратились к Синдбаду с расспросами, но путешественник
вынужден был признаться, что ион видит подобное создание Аллаха впервые в
жизни. Влажная кожа рыбы жемчужно переливалась на солнце; блестели белые
зубы; круглые и красные, как рубины, глаза бессмысленно пучились на людей.
  - Продаю ее за двадцать золотых динаров! - объявил торговец. - Это
дорого, но чудо-рыба стоит того. Ее мяса не пробовал сам султан!
  Услышав цену, многие в толпе закачали головами. Кое-кто сразу отошел в
сторону. Синдбад вскинул руку:
  - Я покупаю! Доставь ее сегодня же в мой дом и там ты получишь деньги
сполна. Ахмед покажет тебе дорогy,- и он кивнул на слугу.
  - Будет исполнено, о господин, - с низким поклоном ответил торговец и
немедленно распорядился опустить рыбу в бочку, а бочку погрузить на телегу,
запряженную двумя крепкими мулами.
  Синдбад не стал дожидаться, пока телега двинется в путь по узким и кривым
городским улицам. Он отправился домой, на ходу перебирая четки и шепча
благодарственные мопитвы Аллаху, который послал ему сегодня такую
диковинную рыбу.
  Солнце уже низко стояло над куполами и минаретами Багдада, когда Синдбад
вернулся в свой большой дом на Зеленой улице. Здесь его дожидались знакомые
купцы и капитаны и, как всегда за вечерней трапезой, начались разговоры о
путешествиях и заморских странах. Вначале гости рассказали о том, что сами
видели, а затем поведали Синдбаду слухи и легенды, услышанные ими с чужих
уст. Это были истории о морских джиннах, насылающих бурю, о городах в
океанской пучине, о людях с крокодильими головами, о реках, таких длинных,
что если плыть по ним, то можно добраться до небесной страны, о горных
долинах, где в земле разверзаются громадные трещины, поглощая целые
караваны, и будто трещины те не что иное, как глотки подземных великанов, и
о многом другом, вызывавшем удивленные возгласы и покачивание головами.
Удовлетворив любопытство хозяина, гости приготовились послушать и его
самого. Тот не заставил себя долго упрашивать.
  На крышы Багдада опустился синий звездный вечер, а Синдбад, увлекшись,
все говорил о летающих людях, об одноглазых великанах, долине алмазой и
гигантской птице Рухх. Время близилось к полуночи, когда гости поднялись с
ковра и начали прощаться с хозяином.
  В эту минуту в комнату вошел Ахмед и доложил, что диковинная рыба,
купленная сегодня на набережной Тигра, доставлена в дом. Синдбад тотчас
пригласил гостей пойти взглянуть на нее. Все гурьбой отправились вниз, и
после в просторном помещении кухни долго не умолкали восторженные возгласы.
Никто из гостей не мог припомнить, чтоб когда-нибудь видел что-либо
подобное.
  Лишь один старый капитан, сорок лет проплававший в южных морях, узнав,
что рыба поймана у берегов Африки, задумался и спросил у Синдбада:
  - Не о том ли побережье Африки идет речь, где обитает племя карликовых
негров?
  - О почтенный капитан, даже не знаю, что ответить тебе, - сказал Синдбад.
- Торговец, у которого я купил рыбу, сообщил только, что она доставлена с
берегов Африки. Но скажи, неужели ты слышал о подобных рыбах?
  - О Синдбад, - ответил капитан, - в годы моей молодости один купец,
который снаряжал экспедиций за бивнями морских слонов, ныне уже покойный,
как-то рассказывал мне, что возле берега карликовых негров проходит
течение, столь быстрое, что его не может преодолеть ни один корабль.
Откуда, из каких мест оно идет - никто не знает, но, видно, идет оно из
мест необыкновенных. На омываемом им берегу часто находят выброшенных на
песок рыб и животных, о существовании которых никто доселе не ведал.
Ручаюсь головой, что и эта рыба принесена тем течением. Немалый, должно
быть, путь она проделала, прежде чем оказаться у африканского берега!
  - Неисчерпаемы чудеса подлунного мира, - задумчиво сказал Синдбад, - и не
родился еще смертный, который познал бы их все. Да и возможно ли познать
их? Лишь одному Аллаху доступно это. Так будем же довольны, о друзья мои,
теми немногими знаниями, которые открыты для нас по его милости.
  Прощаясь, он пригласил гостей явиться к нему завтра утром, чтобы отведать
чудесной рыбы. И тут же приказал повару Касиму немедля приступить к ее
разделке.
  Гости разошлись, а Синдбад после вечернего омовения и молитвы
приготовился было отойти ко сну, как вдруг вбежала взволнованная служанка и
закричала, что на кухне подрались повар Касим и привратник Мустафа. Синдбад
в ночном халате спустился на кухню и тотчас понял, из-за чего повздорили
слуги. Возле вспоротой туши рыбы лежали извлеченные из нее внутренности, и
в этой груде кишок и объедков виднелось горлышко потемневшего от времени
сосуда.
  - Мой кувшин! - размахивая руками, кричал Мустафа. - Я первым увидел его!
  - Но разделывать рыбу поручили мне, - отвечал Касим, норовя треснуть его
кулаком по носу. - Я хозяин на кухне, и рыбьи внутренности принадлежат мне!
  - Ну и бери их, а кувшин отдай!
  - Ишь, чего захотел! Убирайся отсюда!
  - Без кувшина не уйду!
  - Ах вы, нерадивые слуги, - громовым голосом закричал Синдбад, хватая
подвернувшуюся ему под руку палку для раскатки теста. - Так-то вы преданы
мне! Так то вы заботитесь о благополучии и приумножении богатств моего дома!
Прочь отсюда, шакалы, и не показывайтесь мне на глаза, пока не остыл мой
гнев!..
  Говоря это, Синдбад принялся охаживать палкой их спины с таким усердием,
что те взвыли, и на четвереньках, не смея встать с колен, выбежали из
кухни.
  Синдбад поднял кувшин и осмотрел его. Он был тяжел и несомненно сделан из
золота, которое потемнело от продолжительного пребывания в морской воде;
узкое горлышко было запечатано печатью с оттиснутыми на ней непонятными
знаками.
  Дивясь, Синдбад вернулся с кувшином в комнату, поставил его на пол и
зажег светильник. В доме воцарилась тишина. Из больших распахнутых окон
струился серебристый свет звезд, соперничая с колеблющимся огоньком в
лампе. Синдбад, вооружившись ножом, аккуратно срезал печать.
  Не успел он это сделать, как пробка вылетела из горлышка сосуда и
пронеслась на расстоянии мизинца от головы Синдбада. Летела она с такой
скоростью, что, задень она голову, все бы на этом кончилось для знаменитого
путешественника. В страхе Синдбад выронил кувшин из рук. Из горлышка
повалил черный клубящийся дым и все явственнее тряслись поя и стены дома.
  На ослабевших ногах Синдбад отполз в угол и, дрожа, смотрел, как дым
черным столбом поднялся до потолка и начал сгущаться, принимая очертания
большого уродливого джинна. Голова джинна походила на череп, изо рта
высовывались страшные клыки, звериные глаза светились, как уголья, две
громадные длинные руки, похожие на клешни исполинского краба, шевелили
когтистыми пальцами и тянулись к Синдбаду.
  У несчастного купца отнялся язык, он лишь стонал от ужаса и вжимался в
стену...
  Джин захохотал, наслаждаясь испугом своего спасителя.
  - Я джинн Зумдада ибн Джалиджис,- сказало страшное существо, и голос его
походил на шипенье сотни змей. - Я обладаю свойством читать мысли не только
людей, но и колдунов, и ифритов, и пророков. Я могу превратиться во что
угодно, в любой предмет, в тварь или в человека. Когда-то благодаря своим
способностям я стал могущественнейшим из джиннов. Меня боялись, передо мной
трепетали. Сам великий царь всех духов Сулейман ибн Дауд опасался меня, и
не напрасно: замыслив возвыситься не только над людьми и джиннами, по и над
святейшими праведниками и пророками, я принял облик самого царя Сулеймана и
почти целую минуту восседал на его божественном троне! Целую минуту небеса,
воды и вся земля повиновались мне!
  Тут у джинна засверкали глаза, страшно затряслись руки и он разразился
рыданиями и проклятиями.
  - Но мое торжество продолжалось лишь одну краткую минуту... Царь Сулейман
и небесное воинство свергли меня с престола и в наказание за гордыню
заточили в сосуд, бросив его в океанскую бездну. Я был обречен вечно
томиться в этой постылой темнице. Но прошли века и тысячелетия. На небесах,
как видно, обо мне забыли, предоставив сосуду носиться по воле волн, как
ему заблагорассудится. И судьба сжалилась надо мной. Я свободен! Я могу
превратиться во что захочу, я стану тобою, о мой злосчастный спаситель, а
назавтра - правителем этого города и всей страны, и никто не заметит
подмены.. - и джинн захохотал.- А чтобы никто ни о чем не узнал, я убью
тебя. Я превращу тебя в таракана и раздавлю одним ударом пятки! А став
тобою, я проникну во дворец султана я облекусь в плоть вашего повелителя.
Затем соберу армию и двинусь покорять все четыре стороны света... Как жаль,
что ты этого не увидишь, несчастный купец. Ты будешь мертв...
  - О джинн,- подал, наконец, голос опомнившийся Синдбад. - Я не могу
прийти в себя от изумления... Я не верю своим глазам... Это невозможно...
  Джинн вперился в яего пылающим взглядом и сказал:
  - Я прочел твои мысли и знаю, что тебя удивило. Ты не можешь взять в
толк, как я, такой громадный, поместился в этом ничтожном сосуде.
  - Ты прав, о джинн. Именно об этом я и хотел у тебя спросить...
  - То, что недоступно для смертного, с легкостью сделает самый заурядный
ифрит, - сказал ибн Джалиджис.
  - И все же я не поверю, пока не увижу собственными глазами, как это
произошло, - сказал Синдбад.
  - Ха-ха-ха-ха! - расхохотался великан. - Да если я захочу, я помещусь не
то что в этой бутылке - в наперстке, в иголочном ухе, да в чем угодно!..
Ха-ха-ха-ха!
  - Нет! Нет! Не могу поверить!- восклицал Синдбад. - Я читал в древних
книгах, что этого не мог сделать даже сам Сулейман!
  - Сулейман не мог, а я могу!- хвастливо молвил джинн.- Потому что я самый
ловкий, самый хитрый, изворотливый и могущественный из всех джиннов в
подлунном мире!
  - И самый хвастливый, - набравшись смелости, возразил Синдбад. - Того,
что не мог сделать сам Сулейман, джинну и подавно не совершить. Я человек
торговый и меня не проведешь. Я знаю, что почем в этом мире.
  - Ты обвиняешь меня во лжи? - заревел джинн, и от его громового голоса
затряслись стены. - Я, конечно, тебя убью, но в начале докажу правоту моих
слов. Перед смертью ты убедишься в моем могуществе, о Синдбад. Смотри же.
  И джинн, заклубившись в воздухе черным дымом, начал засасываться в
горлышко сосуда. Рука Синдбада потянулась к лежавшей неподалеку печати. Дым
наполовину ушел в сосуд и вновь превратился в джинна, но теперь перед
Синдбадом возвышалась лишь верхняя половина туловища; нижняя половина
находилась в сосуде.
  - Не верю,- твердил Синдбад.- Это невозможно. Такой большой джинн в таком
маленьком кувшине ни за что не поместится!
  Джинн в ярости потряс кулаками.
  - Не веришь, о несчастный? - крикнул он и, снова превратившись в дым,
продолжал затягиваться в горлышко.
  Сжимая в руке печать, Синдбад пополз к сосуду, в который затягивались
последние остатки дыма. Но эти остатки, однако, не затянулись окончательно.
Дым обрел очертания уродливой головы, насаженной на горлышко сосуда.
Клыкастая пасть раскрылась и проревела:
  - Теперь-то ты убедился?
  - Как-я могу убедиться, когда твоя голова больше самого кувшина? -
воскликнул Синдбад, всплеснув руками, и еще ближе подполз к сосуду.
  Глаза джинна сверкнули красным огнем и уставились прямо в глаза
приблизившемуся Синдбаду.
  - А-а-а-а!.. - вдруг заревел джинн страшным ревом, голова затряслась,
глаза налились кровью, а кувшин подпрыгнул в воздухе. - Я прочел твои
мысли, о коварный! В твоей руке печать Сулеймана, которой ты хотел вновь
замуровать меня в этом проклятом сосуде! Нет предела человеческому
злодейству и не зря я поклялся убить того, кто освободит меня...
  И дым со страшной силей повалил из горлышка, отшвырнув Синдбада к стене,
и через нескодько мгновений перед Синдбадом вновь стоял джинн. Лицо его
кривилось от ярости, вздымалась грудь, когтистые пальцы скрючивались и
тянулись к Синдбаду.
  - Превратить тебя в таракана и раздавить - это было бы величайшей
милостью по отношению к тебе!- дрожащим от злости голосом сказал ибн
Джалиджис. - Нет, ты не заслуживаешь такой смерти. Твоя смерть будет
мучительна и ужасна! Я превращу тебя в жабу и буду медленно поджаривать на
огне этого светильника. Ты будешь корчиться в жесточайших муках, и не будет
для меня слаще зрелища, чем вид твоих страданий, презренный обманщик.
  Тут Синдбад, переборов ужас, - вскричал в последней надежде:
  - Погоди, о джинн, ведь ты хотея превратиться в меня! Как же ты станешь
Синдбадом, когда меня не будет? Кто сможет оценить по-достоинству твое
превращение в меня, как не я сам? А я очень сомневаюсь, что ты будешь похож
на меня, ведь у тебя голос - как труба, а руки - как клешни. И потом, куда
же ты денешь клыки?
  Джинн, ни слова не ответив, закружился в воздухе дымным вихрем; минута -
и вихрь сузился до размеров человеческой фигуры и превратился в точную
копию Синдбада - в такой же белой чалме и в полосатом халате. Перед
Синдбадом стояло его зеркальное отражение. Даже лицо у двойника было такое
же побледневшее и испуганное.
  - Ха-ха-ха-ха! - лже-Синдбад расхохотался, и смех у него был точь-в-точь
как у настоящего Синдбада. - Теперь я - Синдбад! - крикнул джинн. - Мне
принадлежит твой дом, твоя жена, твои слуги, твои корабли и товары. А
завтра я превращусь в султана и мне будет принадлежать весь Багдад!
Ха-ха-ха-ха!..
  - В меня превратиться немудрено, когда я нахожусь тут, перед тобой,-
слабым голосом проговорил Синдбад. - Но как же ты превратишься в нашего
досточтимого султана?
  - В тот самый миг, когда увижу его - ответил джинн.
  - Значит, ты не можешь превратиться в то, что никогда не видел!-
воскликнул Синдбад.- А стало быть, ты не настолько могущественен, как
утверждаешь. Сможешь ли ты превратиться в то, чего сейчас в комнате нет?
  - Презренный червяк, - сказал джинн. - Ты говоришь смешные вещи. Смотри!
  Снова заклубился вихрь, и двойник Синдбада превратился в огромного
крокодила, разевающего страшную зубастую пасть.
  - Убедился? - проревел крокодил голосом джинна.
  Очертания крокодила расплылись и клубящийся дым обрел очертания
громадного тигра. Оглушительный рык заставил Синдбада вжаться в угол.
  - Ты сказал, что можешь читать мысли, - стуча зубами, выдавил Синдбад.
  - Да, это так! - прорычал ибн Джалиджис. - А этим свойством может
похвастаться не всякий чародей!
  - Значит, ты можешь превратиться и в то, что я сейчас мысленно представлю
себе?
  - Для меня это сущий пустяк. Я сделаю это, чтобы окончательно рассеять
твои сомнения и убить тебя со спокойной душой, лишний раз показав свое
могущество.
  И тут тигр, близко подойдя к затрепетавшему Синдбаду, вперил в него
красные глаза. Синдбад протянул ладонь и вообразил на ней маленького
комарика. Тигр вновь превратился в дым, заклубившийся с пронзительным
свистом. Затем дым стал стремительно сжиматься и вскоре его сгусток
сделался крохотным, свист уже походил на писк, мгновение - и на ладонь
Синдбада опустился комар.
  Глаза Синдбада загорелись от радости, он взмахнул другой ладонью и что
было силы треснул ею по комару. Но-о ужас! - разжав ладони, он убедился,
что коварному джинну ничего не сделалось, комар пищит, и этот писк очень
походит на смех... Синдбад облился холодным потом, закрыл глаза и,
застонав, без сил опустился на ковер.
  Чья-то нога, обутая в сафьяновую туфлю, грубо ударила его по голове.
Синдбад поднял глаза и увидел перед собой джинна Зумдада ибн Джалиджиса,
принявшего облик самого Синдбада. Глаза джинна налились кровью, он весь
трясся от гнева.
  - О коварнейший из смертных!- проревел, обретя дар речи, ибн Джалиджис.-
Даже та мучительная смерть, которую я приготовил для тебя, является слишком
легким наказанием за твою наглую выходку! Ты задумал погубить меня,
могущественнейшего из джиинов, словно я какая-то букашка, которую можно
просто так взять и прихлопнуть ладонью, оставив от нее мокрое пятно! Ты
будешь убит, но мучения твои будут долгими, очень долгими...
  И двойник Синдбада, задумчиво насупив брови и заложив назад руки, заходил
по комнате. Десятки самых разнообразных смертей приходили на ум
мстительному джинну, но он отвергал их одну за другой, считая их слишком
легкими для такого преступника, как Синдбад. Настоящий же хозяин дома лежал
у стены, совершенно оцепенев от ужаса. Мысли его смешались, пересохшие губы
не могли даже пошевелиться.
  - А! - завопил вдруг джинн, осененный неожиданно пришедшей мыслью. -
Стоило мне столько времени ломать голову, когда самая мучительная казнь для
тебя, Синдбад, лежит у меня под ногами.
  И с этими словами он поднял золотой сосуд, откуда его извлек Синдбад.
  - Вот здесь, в этой темнице, не видя солнечного света и света звезд, не
слыша людских голосов, в вечном мраке и безмолвии ты будешь томиться
неисчислимое количество лет.
  Он выкрикнул заклинание, вскинув в сторону Синдбада руку, и Синдбад начал
уменьшаться в размерах, пока не превратился в человечка ростом с палец.
  - Ты не будешь нуждаться в воздухе, в еде и питье, - продолжал творить
колдовство безжалостный джинн,- болезни не тронут тебя, и жить в этом
кувшине ты будешь вечно, вечно, вечно...
  - И Синдбад почувствовал, как его против воли влечет к горлышку золотого
сосуда, которое неожиданно стало таким большим, что он мог пролезть в него.
Вместе с сосудом многократно увеличилась комната, aero зловещий двойник
сделался настоящим великаном. Джинн хохотал, глядя, как коротышка Синдбад
вползает в горлышко.
  Миг - и сосуд оказался закупоренным пробкой. Еще один миг - и сосуд,
взлетев, упал в руки джинну. Он вышел с ним на балкон, под усыпанное
звездами ночное небо. Внизу раскинулась панорама спящего Багдада, его
сверкающие под звездами белые купола и тонкие, как иглы, минареты...
  Джинн поднял сосуд над головой, выкрикнул заклинание и сосуд вдруг
взвился в воздух и со скоростью пушечного ядра понесся над городом. Вслед
ему летели колдовские слова ибн Джалиджиса, и скорость летящего сосуда с
каждой минутой увеличивалась. Сотни городов, рек и гор пронеслись под ним.
Сосуд поднялся над необозримым океаном и рухнул в самую его середину,
камнем пойдя на дно.
  А лже-Синдбад затанцевал на балконе, засмеялся и захлопал в ладоши,
призывая слуг.
  - А ну-ка, несите сюда из кухни все, что там есть съестного,- приказал
он.- Ваш хозяин проголодался до того, что готов проглотить целого быка!
  Слуги забегали по лестницам, внося в комнату все, что осталось от
вечернего ужина и что было приготовлено назавтра. Джинн набросился на еду с
жадностью, и к ужасу и изумлению повара Касима за четверть часа умял
большого, зажаренного целиком барана со всеми его внутренностями и костями.
Блинчики, лепешки, фрукты, рис джинн поглощал стремительно, слуги едва
успевали ставить перед ним все новые и новые блюда.
  - О хозяин,- пролепетал вконец опешивший повар, - в доме не осталось
больше ничего съестного...
  Джинн подошел к окну и окинул недовольным взглядом двор.
  - А это что? - спросил он, показывая на привязанного у сарая бычка.-
Разве это не съестное?
  - Прикажете освежевать, хозяин? - с низким поклоном спросил повар.- Бычок
будет приготовлен к завтрашнему утру...
  Лже-Синдбад, не ответив, вынул из-за пояса нож и спустился во двор. Одним
взмахом он вспорол бычку живот и тут же отхватил громадный кус дымящегося
кровавого мяса. Удовлетворенно урча, он затолкал его себе в глотку. Туда же
последовали и другие куски, на которые он разрезал убитое животное. Хасим,
Ахмед и Мустафа присели в отдалении на корточки и с ужасом, раскрыв рты,
наблюдали за его трапезой.
  - Что вытаращились? - заорал джинн и запустил в них здоровенной костью. -
А ну, прочь отсюда, бездельники!
  Перепуганные слуги бросились вон со двора. А лжеСиндбад, поглаживая
раздувшийся живот и утирая сальные губы, направился по устланной красным
ковром лестнице в женскую половину дома. Там, за дверцей, скрытой бархатной
занавесью, ожидала мужа прекрасная жена Синдбада.
  А настоящий Синдбад был в эти минуты за тысячи, десятки тысяч километров
от родного дома... Так началось его новое путешествие.
  Синдбад не слышал ни свиста воздуха за стенками сосуда, ни плеска
сомнкувшихся над ним вод. Лишь стенки колебались, заставляя его кататься по
вогнутому полу, словно под ним была палуба корабля, терпящего бедствие в
жестокий шторм. Синдбад громко кричал, плакал и клял судьбу, посылая
молитвы Аллаху, но небеса оставались глухи к его мольбам. Пробка и не
думала откупориваться, выпуская его на свободу...
  И неведомо было ему, что его горячая молитва все же достигла престола
Всевышнего. По неизреченной милости Аллаха сосуд, в который коварный джинн
заточил Синдбада, был проглочен гигантским осьминогом, всплывшим с темного
и неведомого, кишащего ужасающими чудовищами морского дна. Этот осьминог
уже не раз всплывал на поверхность, и его жертвами становились не только
рыбацкие парусники, но и торговые корабли, плывущие к большому плодородному
острову, который лежал посреди океана.
  К тому времени, когда осьминог проглотил сосуд с Синдбадом, на упомянутый
остров уже давно не заходили корабли с материка. Опасаясь прожорливого
чудовища, капитаны избегали показываться в водах, омывающих остров. Причалы
портового города опустели, и его жители, всматриваясь в морской горизонт,
уже много месяцев не видели ни одного паруса. Зато часто, особенно перед
штормом, когда волны начинали набухать пеной и, как стадо разъяренных
тигров, набрасываться на каменные дамбы, из темных вод вдруг вырастали
страшные щупальцы осьминога-исполина, а затем показывалось и его круглое,
глянцево блестевшее при вспышках молний туловище, ставшее могилой для
'сотен отважных мореходов. И жители города в ужасе бежали прочь от берега,
опасаясь быть захваченными длинными змеящимися щупальцами.
  Осьминог, не имея достаточной добычи в море, осмелел настолько, что
подплывал к городским причалам и протягивал свои многометровые щупальцы в
улицы и двери домов, и то, что прилипало к его присоскам, уже не могло
оторваться и уносилось в море, где тотчас попадало в пасть к чудовищу.
  Лишенные подвоза многих необходимых товаров, жители острова испытывали
жестокую нужду. Угроза голода нависла над некогда благодатной и
процветавшей землей. Наконец царь острова призвал к себе магов и
звездочетов и приказал им пустить в ход все свое волшебное искусство и
избавить страну от нашествий кровожадной твари. Не один день думали и
советовались мудрецы. Три недели прошло в бесплодных поисках средства, и
вот старейший из мудрецов вспомнил о рукописи древних жрецов, хранившейся в
заброшенной башне. Свиток с подобающими церемониями был извлечен и
развернут, и в ночь, когда осьминог снова показался на горизонте, колдуны
острова поднялись на крутой обрыв над морем. В то время, как подплывала
ужасающая тварь, они, простирая руки и потрясая головами, выкрикивали
заклинания, начертанные на древнем пергаменте. А старый мудрец, упав на
колени и вонзив ногти в сухую землю, громко, в такт их крикам, начал
призывать птицу Рухх.
  Влекомая силой колдовства, гигантская птица стремглав одолела бескрайние
просторы, отделяющие ее жилище от уединенного острова посреди океана, и
вскоре в небе раздался грохот, подобный раскатам грома. Могучие крылья
закрыли половину неба, отчего на остров опустилась темнота. Подданные
островного царя, завидев еще одно, на этот раз небесное чудовище, в ужасе
бросились из своих домов в лес, надеясь спастись под широкими кронами
деревьев.
  Между тем исполинский осьминог подплывал к острову, нетерпеливо хлопая
пo воде щупальцами и поднимая волны. Он был голоден, за весь сегодняшний
день он проглотил несколько десятков крупных и мелких рыбин и золотой сосуд
с заключенным в него Синдбадом, а это было для него так мало, что он не
чувствовал никакого привеса в своем необъятном желудке. Он плыл к городу,
надеясь найти поживу в его домах и улицах.
  Маги, собравшиеся над обрывом, продолжали творить колдовство. Повинуясь
их воле, птица Рухх, тяжело взмахивая крыльями, закружила над островом и
вскоре заметила невдалеке от его берегов всплывшие щупальцы и глянцевое
тело чудовищной твари. Исступленно вскрикнул старый маг, указывая пальцем
на птицу Рухх, и она, разразившись громовым клекотом, от которого все
мудрецы попадали без чувств, сложила крылья и стремглав ринулась на
страшного осьминога.
  Увидев ее своими торчащими над водой круглыми глазами, осьминог заревел,
щупальцы его вздыбились и обрушили яростный удар на атаковавшую его птицу
Рухх. Однако она увернулась и вонзила когти в его чудовищное тело. Осьминог
заревел громче прежнего, испытывая боль, в то время как исполинская птица,
тяжело и быстро забив крыльями, начала вытягивать из воды его гигантскую
тушу. Щупальцы бессильно извивались в воздухе и норовили ударить или
оплести могучую птицу, но она, крепко держа осьминога в когтях, поднялась
над морем, на-лету раздирая осьминожье брюхо стальным клювом и отбиваясь от
его змеящихся конечностей.
  Но даже могучей птице Рухх оказалась не под силу такая ноша, как
гигантский осьминог. Пролетая над островом, она не смогла удержать его и
осьминог рухнул, накрыв своим туловищем целый город.
  Мудрецы без чувств лежали на скале и некому было читать заклинание, чтобы
вновь направить птицу Рухх на бой с гигантом. Освбодившаяся от навеянных на
нее чар, она громко вскрикнула и, расправив изрядно побитые в борьбе с
морским чудовищем крылья, унеслась прочь, тотчас забыв о своем противнике.
  Но главное она сделала. Поклеванный и израненный, осьминог уже не мог
добраться до моря и скрыться в его спасительной глубине. Он лежал,
распластавшись посреди острова, вздрагивая всем своим чудовищным телом, и
щупальцы его в предсмертной судороге извивались и крушили все, что им
подворачивалось. Два близлежащих города были полностью снесены его мощными
конечностями. Жители гибли под обломками зданий, в ужасе бежали в леса, а
иные прилипали к присоскам и, не в силах отлипнуть от них, погибали, когда
присоски бились об землю.
  Царь острова направил против издыхающего осьминога всю свою армию. Тучи
стрел засыпали чудовщце, затем к нему подтащили катапульты и баллисты,
стреляющие заостренными камнями и копьями, вытесанными из цельных кедровых
стволов, и три дня и три ночи беспрерывно метали их в кровожадную тварь.
Осьминог ревел и бился, пытался ползти, но упорство, с каким жители острова
осаждали его, принесло наконец плоды: щупальцы поникли, обессиленные.
Гигантская туша затихла и лишь поводила громадными, как купола мечетей,
выпученными глазами, время от времени испуская надсадный, полный
предсмертной муки рев.
  Тогда царь бросил в атаку конницу. Тысячи всадников ринулись на
полумертвое чудовище, пронзая мечами его щупальцы, взбираясь на его тушу и
вспарывая ее копьями. К раздутому брюху осьминога на огромной телеге,
запряженной пятьюдесятью мулами, подвезли громадный стальной тесак и,
раскачав его на крепких канатах, с размаху вонзили чудовищу в живот. И
тотчас черная кровь хлынула таким могучим, потоком, что почти вся армия
островного царя захлебнулась и погибла в этой страшной реке. Кровь,
изошедшая из осьминога, устремилась в низину, снесла по пути четыре города
и вырвала с корнями целый лес, пока не влилась в глубокий залив, на долгие
года сделав его воды черными и убив в них все живое.
  Когда осьминог окончательно издох и земля вокруг него подсохла, царские
слуги проникли в его распоротый живот. Тут среди множества останков морских
тварей гнили остовы торговых судов и рыбацких лодок, кости людей мешались с
обломками кораблей и заплесневелыми бочками; проникнув в трюмы, люди царя
нашли в них сундуки с золотом и драгоценностями, а в одеждах погибших
купцов - множество кошельков, набитых монетами и бриллиантами. Царь потирал
руки от удовольствия: доставшаяся ему добыча с лихвой окупила все
разрушения, которые осьминог нанес его стране.
  Желудок чудовища представлял собой громадную клоаку, наполненную
зловонием и скользкими, топкими останками, в которые при одном неверном
шаге можно было погрузиться, как в болотную трясину, и сгинуть навсегда.
Люди, направленные сюда искать сокровища, передвигались с большой
осторожностью, обвязавшись веревками, держа фонари и ощупывая дорогу
палками. Все что-нибудь ценное, попадавшееся им на пути, они складывали в
мешки.
  Царский конюх, шедший последним в связке, неожиданно поскользнулся и
наверняка потонул бы в отвратительной мешанине полупереваренных останков,
если бы не веревка, которой он был привязан к своим спутникам. Барахтаясь
впотьмах и стараясь за что-нибудь ухватиться, он неожиданно нащупал среди
тухнущих, проглоченных живьем рыб какой-то сосуд, быстро выдернул его и,
радуясь добыче, спрятал не в мешок, оттягивавший ему плечи, а себе за
пазуху. Подбежавшие люди помогли ему выбраться и отряд продолжал движение
по необъятному осьминожьему желудку.
  Вернувшись в тот день домой, конюх заперся в дальней комнате своего дома
и внимательно осмотрел находку. Сосуд был небольшим, но довольно увесистым,
и конюх решил, что он набит золотом. Дрожащими от нетерпения руками он
откупорил его, и каково же было его изумление, когда из горлышка вылез
маленький человечек с всклокоченной черной бородой, в полосатомлалате и
красных сафьяновых туфлях с загнутыми кверху носками.
  - Ты колдун? - в страхе спросил конюх и на всякий случай отошел от стола,
на котором лежал сосуд.
  Синдбад, ошеломленный неожиданным освобождением, с неменьшим страхом
смотрел на громадного великана, каким казался ему конюх. За долгие дни
своего заточения Синдбад свыкся со своим ростом, и в первые минуты после
освобождения ему и в голову не могло прийти, что великан, разглядывавший
его с изумлением и страхом, нисколько не выше его, прежнего.
  Синдбад опустился на колени и первым делом вознес благодарственную
молитву Аллаху. А поскольку он не понимал языка, на котором обратился к
нему конюх, то он попробовал заговорить с ним, помимо арабского, еще и на
персидском и на турецком. Но по лицу великана было видно, что он ни слова
не понимает.
  Конюх, видя, что опасность ему не грозит и человечек, говорящий на
каком-то непонятном языке, довольно безобиден, начал думать о том, как ему
поступить с такой неожиданной находкой. Оставить его в доме было опасно,
потому что слух о человечке наверняка дойдет до ушей царя и придется
признаться, что человечек находился в кувшине, который конюх обнаружил в
желудке осьминога и утаил от государя. Зная грозный нрав своего властелина,
конюх понимал, что в этом случае не сносить ему головы.
  "Нужно избавиться от человечка, - подумал конюх. - Утоплю-ка я его в море,
а золотой сосуд разрежу на кусочки и продам знакомому ювелиру, чтоб никто
ничего не заподозрил".
  И он сгреб Синдбада в кулак и отправился на обрывистый берег, который
находился неподалеку от его дома. Была ночь, на море было ветрено и большие
волны с тяжелым грохотом набегали на прибрежные скалы.
  "Надвигается буря, - сказал себе конюх, - человечку на за что не выжить в
волнах. Бог простит меня за прегрешение, но собственная голова дороже..."
  И он размахнулся и швырнул несчастного Синдбада далеко в морскую пучину.
Синдбад пришел в ужас и горько раскаялся в своем желании покинуть теплый и
уютный сосуд; он попал из огня да в полымя, теперь-то ему уж точно не уйти
от смерти.
  Он поплыл, борясь с волнами, которые казались маленькому Синдбаду
гигантскими. Он бы ни за что не доплыл до берега, если бы ему не
подвернулась какая-то щепка, которая показалась Синдбаду большой доской; он
вцепился в нее обеими руками, лег на нее, прижавшись всем телом, и, закрыв
глаза, отдал себя на милость Аллаха.
  Провидение жестоко испытывало его. Избавив от заточения в сосуде и
ниспослав ему луч надежды, судьба вновь грозила ему гибелью, словно дразня
его. Щепку, за которую хватался Синдбад, волны вынесли на берег, но едва
несчастный перевел дух, как на него набросилась свора бродячих собак,
бегавших по берегу в поисках выброшенной волнами рыбы. Синдбад закричал в
смертельном ужасе, увидев над собой громадную оскаленную пасть. Но не успел
голодный вожак стаи разорвать его своими клыками, как небольшая невзрачная
собачонка стремглав подхватила Синдбада и, держа его в зубах, пустилась
прочь. Вожак взревел, разгневанный тем, что верную добычу уйесли из-под
самого его носа, и ринулся вслед за собачонкой. Вместе с вожаком помчалась
вся его изголодавшаяся стая.
  Синдбад, зажатый острыми зубами, от ужаса не мог даже стонать. Ветер
свистел в его ушах, собачий лай казался ему раскатами грома.
  "О Аллах, - в отчаянии помыслил он. - На этот раз я погиб
окончательно..."
  Собачонка, улепетывая от стаи, несла его в зубах довольно осторожно,
Синдбад мог даже поворачиваться между ее зубами, но каждая его попытка
высвободиться приводила лишь к тому, что зубы собачонки сжимались еще
крепче. В конце концов, стиснутый зубами, Синдбад оставил попытки
вырваться, закрыл глаза и, творя молитвы, смиренно начал ждать смерти.
  Лай преследователей с каждой минутой приближался, вскоре псы настигли
беглянку, вожак вцепился зубами ей в шею, та вынуждена была выпустить из
пасти добычу и коротышка Синдбад кубарем покатился по земле. И тут вдруг
раздался громкий крик, брошенная суковатая палка угодила прямо в клубок
сцепившихся собак. Какой-то человек отогнал псов от собачонки, унесшей
Синдбада, подошел к ней и погладил ее по загривку. Голодные псы, огрызаясь,
ходили поодаль, но к человеку с палкой и его собаке приблизиться не смели.
Он поднял Синдбада с земли, положил себе на ладонь и с изумлением принялся
разглядывать его.
  Старик, подобравший Синдбада, когда-то был фокусником и акробатом, а
теперь бродил по городам и селениям островами зарабатывал на жизнь
попрошайничеством и игрой на дудке. Кормиться ему помогала ручная
собачонка, которую он обучил воровству. То здесь, то там она крала у людей
лепешки, рыбу или кости с остатками мяса и приносила добычу старику,
получая от него за это кусочек сахару, который она обожала. Стрый мошенник
тохчас смекнул, какой сказочный подарок послала ему судьба. Он показал
Синдбаду несколько фигур местного танца и сыграл на дудке; Синдбад повторил
танец. Старик удовлетворенно кивнул и кинул ему с полдюжины хлебных крошек.
  На следующий день, едва забрезжило солнце, старик уселся на базарной
площади и, поставив перед собой широкое блюдо с плоским дном, выпустил на
него Синдбада. Затем он заиграл на дудке, а Синдбад заплясал. Очень ркоро
вокруг них собралась толпа. Народ шумел, смеялся, десятки пальцев со всех
сторон показывали на маленького пляшущего человечка. Восхищенные зрители
насыпали старику полный подол медяков. В тот день старый фокусник впервые
за много лет наелся досыта. Он лег спать под развесистым древом на окраине
поселка, оставив присматриветь за Синдбадом свою собачонку. А уж та следила
за ним в оба! Синдбад несколько раз пытался бежать, скрыться в травяных
зарослях, но собачонка каждый раз с лаем вскакивала и ловила его, а
просыпавшийся фокусник награждал неудавшегося беглеца ударами маленькой,
под стать Синдбаду, плетки. На другой день старик отправился в соседнее
селение, и Синдбад вновь танцевал под звуки его дудки. К вечеру Синдбад
выбился из сил, но жадный до денег фокусник, тайком от публики, стегал его
плеткой и колол иглой, заставляя танцевать, кувыркаться и прыгать на потеху
толпе. Мучения продолжались до позднего вечера, и лишь ночью старик оставил
Синдбада в покое, поручив сторожить его своей собачонке.
  Так продолжалось много дней. Синдбад постепенно свыкся с незавидной
участью уличного фигляра и уже не делал попыток бежать, предоставив свою
судьбу на милость Аллаха. В самом деле: куда он пойдет, если ему удастся
скрыться от фокусника? У кого ему, жалкому лилипуту, искать защиты в чужой,
незнакомой стране, языка которой он не знает? У него еще слишком свежи были
в памяти клыкастые пасти громадных собак, чтоб он мог питать какие-то
надежды на благополучный исход своего бегства. Хоть старик и обращался с
ним, как с животным, ио все же давал защиту и кров.-И Синдбаду ничего не
оставалось, как, тая в душе обиду) продолжать собирать для него медяки от
простодушных зевак.
  Однажды, ближе к вечеру, когда старик сидел на рыночной площади какого-то
селения и играл на дудке, заставляя изможденного Синдбада плясать из
последних сил, к нему приблизились три человека с козлиными бородками,
стоящими торчком на их заостренных и бледных до синевы лицах. Старик, едва
взглянув на них, вскрикнул от страха и выронил дудку. Синдбад, увидев этих
диковинных зрителей, прекратил танец и попятился. Было отчего прийти в
ужас: у одного из незнакомцев был всего только один глаз - над переносицей,
а у другого-сразу три. И хотя третий был двуглазый, но он походил на своих
спутников лицом и повадкой и казался их родным братом.
  Старик оторопел и что-то жалобно забормотал. Странные незнакомцы, похоже,
не слушали его; взгляды их были устремлены на коротышку Синдбада. Один из
них - двуглазый - что-то резко и отрывисто проговорил каркающим голосом и
кинул старику золотую монету. Тот поймал ее на лету и стал униженно
кланяться. Незнакомцы удалились, а спустя минуту над стариком и Синдбадом
закружились три вороны, которые время от времени перекаркивались друг с
другом.
  Фокусник устроился на ночь под эбеновым деревом, и ни он, ни Сивдбад не
заметили, как в ветвях того же дерева затаились вороны. Когда сгустилась
ночь и старик заснул, три черные птицы, беззвучно взмахивая крыльями,
подлетели к Синдбаду, одна из них клювом схватил его за ворот халата и
подняла в воздух. Синдбад закричал в ужасе, громко залаяла собачонка;
старик вскочил, схватил палку и недоуменно заозирался: вокруг никого не
было, а человечка и след простыл! Собака бестолково металась и как будто
лаяла на луну. Три вороны с Синдбадом растворились в ночном мраке, и
старик, не найдя нигде своего пленника, со злости сильно отколотил
собачонку.
  Вороны отнесли Синдбада на уединенную лесную поляну и здесь вновь
обратились в трех колдунов - Одноглазого, Двуглазого и Трехглазого.
Некоторое время они тараторили между собой на каком-то непонятном Синдбаду
языке, потом Двуглазый выпрямился и, взмахнув руками, произнес заклинание.
Тотчас над ним в ночном воздухе соткались какие-то белые буквы. Показывая
на них пальцем, колдун принялся нараспев читать возникающие слова. Два
других колдуна чутко внимали ему и время от времени переводили взгляды с
букв на похищенного ими человечка.
  На последнем слове Двуглазый вскрикнул и перевел палец с букв на
Синдбада. Колдуны разом кивнули головами, а затем один из них сорвал с
пальмы широкий лист и посадил на него путешественника. Тут колдуны вновь
обратились в ворон, схватили клювами лист с Синдбадом и понесли над лесом.
Синдбад, замирая, держался за лист обеими руками и со страхом поглядывал
вниз, где в головокружительной бездне проплывали леса, реки и города.
  Вскоре остров остался позади и вороны полетели над океаном. Ветер свистел
в ушах Синдбада - с такой скоростью мчали его чудесные птицы! Ни одна
ворона не смогла бы лететь так стремительно, но Синдбад уже давно понял,
что эти вороны - волшебные, и что Аллах посылает ему новое, может быть
самое главное испытание.
  Перелетев океан, вороны помчались над лесами, горами, озерами и пустынями
и под вечер четвертого дня полета опустились у входа в большую пещеру,
которая служила им жилищем. Тут птицы обернулись в людей и усталый
Синдбад получил наконец возможность отдохнуть. Когда он проснулся,
Двуглазый прочел над ним заклинание, после чего обратился к нему на языке,
который не был ни арабским, ни персидским, ни турецким, но который Синдбад
понимал так же хорошо, как родной.
  - О Синдбад, пришелец из далекого города Багдада, - сказал колдун. - Мы,
три чародея, избавили тебя от рабства у злого факира, вынуждавшего тебя
целыми днями плясать на потеху толпе. Мы рады будем оказать тебе и другие
услуги, если ты, в свою очередь, поможешь и нам.
  - О колдуны,- сказал изумленный и испуганный Синдбад, - откуда вы знаете
мое имя и на каком языке говорите со мной? И чем я, такой маленький и
бессильный, заслужил внимание трех могущественных чародеев?
  Над ним наклонился Одноглазый и сказал:
  - Наш Двуглазый брат умеет читать в Великой Книге Небес, чьи строки
витают в воздухе и становятся видимыми только после произнесения особого
заклинания. Много лет мы искали способ получить волшебный Алмаз, которым
владеет Однорогий ифрит, и наш брат постоянно вопрошал об этом Небесную
Книгу, но лишь неделю назад она открыла нам имя того, кто сможет похитить
Алмаз у Однорогого. Имя этого человека - Синдбад, он родом из Багдада.
Открылось нам также, где искать его...
  - Я должен похитить Алмаз у ифрита? - вскричал ошеломленный Синдбад. - Не
ослышался ли я? Я, ничтожный, которого может с легкостью растерзать любая
шелудивая собачонка, смогу тягаться с ифритом?.. Мой разум отказывается в
это верить, о колдуны. Такой подвиг под силу лишь вам, великим чародеям!
  - О Синдбад, мы бессильны против Однорогого, - сказал Двуглазый. - Но
часто то, что не удается чародею, может сделать простой смертный. Книга
указана на тебя, и мы пустились в путь к далекому острову, чтобы вызволить
тебя из неволи и перенести сюда, в нашу страну, где тебя ожидает исполнение
всех твоих желаний и несметные богатства, если ты поможешь нам овладеть
Алмазом.
  - Ты видишь, о Синдбад, - вступил в разговор Трехглазый, - что благодаря
нашему колдовству ты получил способность понимать наш язык. Помимо него, ты
сможешь понимать языки всех народов, которые встретятся тебе во время твоих
странствий. Этот великий дарлишь малая часть того, чем мы
облагодетельствуем тебя, когда ты принесешь нам Алмаз.
  - Я лишь просил бы вас вернуть мне мой рост и доставить меня на родину, в
Багдад, - сказал Синдбад. - За это я сделаю для вас все, что вы от меня
попросите. Если Небеса указали вам на меня, то я всецело повинуюсь их волей
готов отправиться к ифриту. Только вы сначала научите меня, что я должен
делать.
  - О Синдбад,- сказал Одноглазый колдун,- тебе поможет твой маленький
рост, ибо Алмаз вправлен в серьгу, которую ифрит носит на левом ухе.
  - Ты украдешь Алмаз, когда ифрит заснет, - продолжал Двуглазый. - На теле
этого великана ты будешь не больше блохи, прикосновения которой он даже не
почувствует...
  Но где живет ифрит и как я могу к нему попасть?- спросил Синдбад. - И что
я буду делать, если ифрит неожиданно проснется и увидит меня?
  - Мы доставим тебя к его дворцу и поможем проникнуть в него,- ответил
Трехглазый.- Для нас троих дальше дворцовой стены хода не будет. Во дворец
сможешь проникнуть лишь ты, поскольку ты - простой смертный. Сделать это
будет нетрудно. Каждый вечер пастух загоняет в ворота стадо овец. Мы
привяжем тебя к брюху овцы и ты окажешься во дворце...
  - Но дальше, о Синдбад, ты должен полагаться лишь на свою хитрость и
отвагу,- продолжал Одноглазый колдун. - На территорию дворца наше
колдовство не распространяется; ты окажешься один на один с Однорогим
ифритом.
  - Ради того, чтобы снова увидеть минареты родного Багдада, я готов на
все, - сказал Синдбад.
  И тут он вспомнил о джинне, оставшимся в его багдадском доме. Оа вспомнил
и ужаснулся. А не сулит ли ему возвращение на родину погибель? Коварный
джинн, увидев, что он благополучно вернулся, может подвергнуть его новой,
еще более жестокой каре...
  Синдбад упал перед колдунами на колени и, плача, поведал им историю
своего заточения - в сосуд.
  - Принеси нам Алмаз, и мы расправимся с коварным джинном, - сказали
колдуны.
  - Я добуду вам Алмаз Однорогого ифрита, но и вы помните свое обещание, -
молвил Синдбад. - Нет тяжелее греха, чем клятвопреступление. Всевышний
покарает вас, если вы измените своему слову.
  - Мы сдержим обещание, клянемся Небесами! - подняв руки, вскричали
колдуны.
  И в туже минуту они обратились в ворон, одна из них клювом подхватила
Синдбада за ворот халата и все трое взлетели над лесом. Синдбад,
поддерживаемый вороной, промчался над необозримым дремучим лесом, а когда
лес кончился, то еще три часа колдуны несли его над скалами и горными
кручами. Наконец вдали, в вечерних сумерках, показался громадный мрачный
дворец. Его окружала чугунная стена, а у ворот сидел пастух - ужасного вида
демон, весь покрытый волосами, с глазами как медные блюда и со слоновьими
висящими ушами. Перед воротами паслись неисчислимые стада овец, оглашавшие
воздух звоном колокольчиков и заунывным блеяньем.
  Когда вороны, скрывшись от пастуха за уступом горы, вновь превратились в
людей, пастух заиграл на дудке, и, повинуясь ее звукам, овцы направились к
воротам. Два колдуна схватили овцу, пробегавшую поблизости от них. Она
упиралась, жалобно блеяла, но ее все-таки подтащили к скале, за которой
таился третий колдун с Синдбадом.
  - Вот овца, которая поможет тебе пробраться во дворец,- сказал
Трехглазый.-Дождись, когда ифрит заснет, .и помни: Алмаз вправлен в серьгу
на левом ухе?
  - А чтобы тебе сподручней было добраться до Алмаза, возьми это кольцо, -
сказал Одноглазый.- Надень его себе на палец, и когда тебе понадобится
преодолеть какую-то высоту, поверни его. Кольцо подбросит тебя в воздух, и
ты, если будешь достаточно ловок, достигнешь своей цели.
  Не мешкая ни минуты, колдуны привязали Синдбада к брюху овцы. Животное
жалобно блеяло и вырывалось, слыша манящий звук демоновой дудки. Когда его
отпустили, оно опрометью побежало к воротами юркнуло в них за мгновение до
того, как страшный пастух захлопнул обитые бронзой створки и задвинул
засов.
  В овчарне, куда пастух загнал овец, Синдбад развязался и, осторожно
двигаясь вдоль стены, направился в жилые покои ифритова дворца. Дворец был
громаден и запущен, ни одного человека не встретилось Синдбаду, когда он
крался пустынными комнатами с обшарпанными стенами и проломленными
потолками. Всюду висели клочья паутины, в полу зияли дыры крысиных нор. Не
раз и не два попадались Синдбаду эти зубастые твари, каждая из которых
могла бы проглотить маленького Синдбада живьем, и он замирал, прятался за
колоннами цли большими кусками кирпича, которые отвалились от стен.
  В центре дворца находился огромный зал, войдя в который, Синдбад задрожал
от ужаса. Посреди зала возлежал уродливый ифрит-великан, которому
прислуживал волосатый демон. Голова ифрита лишь отдаленно напоминала
человеческую; лицо его походило больше на носорожью морду, из носа которой
торчал громадный рог. В тот момент, когда в зал прокрался Синдбад, ифрит
заканчивал ужин. Несколько зажаренных коров и быков он целиком отправил в
свою прожорливую пасть и запил все это десятком бочек вина, таких больших,
что в них мог бы утонуть не то что коротышка Синдбад, но и обычный человек.
  Поужинав, ифрит начал зевать, чесаться и протирать глаза.
  - Славно я набил свой живот! - проревел он. - Теперь пора и соснуть. А ты
ступай, задай корма лошадям и овцам, - велел он демону, - да пересчитай
кур, которых принесли окрестные жители. Если недосчитаешься хоть одной, то
утром скажешь мне. Я наведаюсь в деревню и убью кого-нибудь из людишек,
чтоб впредь им неповадно было обсчитывать меня, своего повелителя...
  И он зевнул, глаза его закрылись, рот испустил громоподобный храп.
Прислуживавший ему демон покинул зал, и Синдбад осторожно направился к
заснувшему ифриту, И вдруг он остановился, остолбенев от изумления. Великан
во сне начал медленно подниматься в воздух? Он оторвался от ковра, на
котором лежал, и плавно, как большой тяжелый пузырь, застыл между полом и
потолком. Ифрит будто спал на невидимом воздушном ложе, и подобраться к
нему было невозможно.
  Едва ифрит уснул, как из многочисленных нор начали выползать крысы и с
жадностью пожирать объедки. Прожорливые животные вырыващи друг у друга
кости и требуху, то тут, то там между ними возникали ожесточенные схватки
из-за добычи, некоторых крыс раздирали в клочья их более сильные собратья и
эти клочья тоже пожирались. Вскоре крысы заметили Синдбада. Сразу две серые
хищницы, разинув зубастые пасти, ринулись на него, и Синдбад в ужасе было
побежал, как вдруг вспомнил о чудесном кольце, данном ему Одноглазым. Он
повернул его на пальце и, едва первая подбежавшая к нему крыса изготовилась
схватить его, он подпрыгнул, и его прыжок неожиданно оказался столь
высоким, что у него захватило дух.
  Затем он стремительно полетел вниз. Падая, он выбрал место на полу,
свободное от крыс, но те вновь бросились, и он опять высоко подпрыгнул. Эта
игра в прыжки, во время которой он ускользал от бросавшихся на него крыс,
начала даже забавлять его, но тут он вспомнил о волшебном Алмазе. Он
прыжками приблизился к центру зала, над которым в воздухе неподвижно висело
громадное туловище великана, и, изловчишвись, подпрыгнул так высоко, что
уцепился за свешивавшуюся полу великаньего халата.
  Быстро перебирая руками и ногами, он вскарабкался на колено ифрита. Оно
показалось Синдбаду, похожим на холм; ифрит продолжал как ни в чем не
бывало сопеть носом. По бедру и далее по необъятному, похожему на гору
выпяченному животу ифрита Синдбад добрался до его груди. Здесь ему пришлось
продираться сквозь настоящую волосяную чащу, в которой бегали блохи такой
величины, что каждая из них была Синдбаду по пояс. Натыкаясь на этих
отвратительных созданий, Синдбад хватался за меч, готовый вступить с ними в
бой, но блохи при его приближении отпрыгивали в сторону.
  Короткая и толстая шея ифрита почти сразу переходила в голову. Синдбад,
цепляясь за торчащие жесткие волосы, все ближе подбирался к левому уху.
Наконец он разглядел золотую серьгу, в центре которой переливался и сверкал
Голубой Алмаз. Ифрит заворчал спросонья и заворочался, когда Синдбад,
держась за щетину на его щеках, приближался к мочке его уха. Синдбад почти
висел на щетине, поминутно рискуя сорваться и полететь вниз, на пол,
кишевший прожорливыми крысами.
  Великан спросонья мотнул головой и провел рукой по щеке, думая, что по
ней ползает блоха. Синдбад едва удержался, изо всех сил вцепившись в
щетину, и на некоторое время замер, чтоб лишний раз не раздражать великана.
Затем он осторожно продолжал движение. Казалось, Алмаз разгорался все ярче
по мере того, как приближался к нему Синдбад. Он был уже на расстоянии
вытянутой руки, как вдруг пук жестких волос, росших над ухом ифрита,
превратился в клубок змей, которые разом вытянули свои шипящие головы в
направлении Синдбада.
  Синдбад до того испугался, что едва не рухнул вниз, но Алмаз сверкал ярко
и словно вливал силы в его онемевшую грудь. Выхватив меч, Синдбад с размаху
отсек у дотянувшейся до него змеи ее зубастую голову, затем еще раз
размахнулся - и сразу две змеиные головы полетели вниз. Сражаться Синдбаду
было неудобно: одной рукой ему все время приходилось держаться за щетину на
щеке ифрита, к тому же ифрит ворочался во сне, тревожно мычал и встряхивал
головой. Дважды Синдбад, сражаясь со змеями, срывался, и лишь чудом, а
может - по воле высших сил, которые незримо хранили его, - в самый
последний миг все же хватался за какой-нибудь подвернувшийся ифритов волос
и избегая падения, повиснув на нем. Затем он снова подбирался к алмазу и
тут вновь вступал в схватку со змеями.
  Метким ударом меча обезглавив последнюю змею, он прыгнул и, уцепившись за
серьгу, повис на ней. Мечом он отогнул золотые скрепы, державшие Алмаз. И
тут ифрит проснулся. Из горла его исторгся громоподобный рев, рука
потянулась к уху... Но прежде, чем его схватили громадные пальцы, Синдбад,
зажав Алмаз обеими руками, рухнул вниз, на лету пытаясь повернуть кольцо.
Но сделать это и подпрыгнуть вновь, спасаясь от крыс, он не успел. Внизу за
его падением, разинув пасть, следила большая толстая крыса. Синдбад вместе
с Алмазом угодил прямо ей в рот, между ее зубов пройдя в ее горло; сила
падения бала так велика, что горло закупорилось упавшим Синдбадом, и крыса,
захрипев, забилась в агонии.
  Обнаружив, что Алмаз исчез, ифрит испустил рев еще громче первого. В ту
же минуту он опустился на пол и, встав на ноги, принялся в бешенстве
озираться, ища Алмаз или его похитителя. Но вокруг, сколько бы он ни
оглядывался, бегали одни только крысы и дрались друг с другом из-за
остатков его ужина. Одна из них, с раздувшейся шеей, корчилась на полу, но
ифрит не обратил на нее внимание. Дико вопя, он опустился на четвереньки и
принялся шарить по углам, решив, что Алмаз мог случайно выпасть и
закатиться туда, но не находил ничего, кроме все тех же крыс. В ярости и
злобе он принялся бить их своими громадными кулачищами; крысы пища,
бросились врассыпную. Толстую крысу, в горло которой угодил Синдбад с
алмазом, две ее подружки схватили зубами за хвост и за лапы и поволокли в
нору. Они успели вовремя, потому что ифрит в ярости начал крушить стены.
Огромная каменная колонна рухнула от одного его удара; за ней рассыпалась
другая. Ифрит, обезумев от отчаяния, головой бросился на стену и пробил в
ней дыру. Он ругался, вопил, ревея и не переставал искать исчезнувший
Алмаз. Он рвал паутину, которой были густо завешены углы, сбивал птичьи
гнезда, забрался даже в башню к летучим мышам, всполошив и подняв в воздух
целую их стаю, но чудесного камня не было и там. Ифрит побагровел, его била
дрожь, маленькие, налитые кровью глазки выкатились из орбит. Под горячую
руку попался слуга-демон, и ифрит с ревом пропорол его своим рогом
насквозь.
  Все это время Синдбад, скорчившись, сидел в холодном и узком крысином
горле. Он обеими руками прижимал к груди Алмаз, который ему, коротышке,
казался неимоверно большим, хотя на самом деле был не крупнее желудя. У
Синдбада сперло дыхание, от ужаса он бледнел и обливался холодным потом,
прислушиваясь к бешеному рычанию ифрита и грохоту падающих стен.
  Между тем проглотившую его крысу начали рвать и терзать ее подруги.
Вскоре они добрались до Синдбада. Сердце его сжалось и разум словно окутала
пелена. Схватив меч, он в безрассудном отчаянии сделал стремительный выпад,
угодив острием прямо в глаз одной из крыс. Та взвилась от неожиданности и,
разъяренная, широко разинув пасть, ринулась на смельчака. Синдбад увернулся
от ее молниеносного броска, метнул меч в разинутую пасть второй твари,
всадив его прямо ей в глотку, и повернул на пальце кольцо.
  Два больших прыжка, которые он тут же сделал, совершенно сбили с толку
бросившихся на него крыс. Они не успевали следить за ним, мечущимся в их
норе, как маленькая молния. Нора была достаточно просторной, но все же ее
своды не позволяли Синдбаду скакать в полную силу, взлетая сразу на
несколько десятков метров. Он все время ударялся спиной и боками о стенки
норы. Но, получая ушибы, он мчался вперед стремительно, делая
акробатические прыжки под самым носом у крыс, выбегавших ему навстречу, и
заботился только о том, как бы не выпустить из рук драгоценный алмаз.
  Нора кончилась в какой-то полуосыпавшейся канаве у дальней стены,
опоясывавшей владения ифрита. Синдбад нескаэанно обрадовался, очутившись
под усыпанным звездами небом; здесь он уже ничего не боялся. Он подпрыгнул
так высоко, как только мог, и в прыжке заглянул в окно, в котором виден был
ифрит. Однорогий в ярости бился об стены, ревел и стонал, посылая проклятия
на голову неведомого похитителя Алмаза. Синдбад повернулся и собрался было
перескочить через стену, как вдруг вопль Однорогого заставил его
остановиться и прислушаться.
  - О горе мне! - схватившись за голову, вопил ифрит,- Исчез Алмаз, с
которым я связан узами волшебства! Пока он был со мной, я чувствовал себя
свободным и вольным. Но теперь, если он достанется чернокнижникам или
колдунам, знающим его секрет, то я попаду в вечное рабство... Я стану
слугой, ничтожным рабом обладателя Алмаза, за пределами дворцовой стены я
пальцем не посмею тронуть презренного вора, напротив - я должен буду
служить и всячески угождать ему... Счастье, если Алмаз просто выпал из
серьги и куда-нибудь закатился. Но слишком мало надежды на это. Алмаз
похитили! Чутье мне говорит, что его похитили! ..О горе мне!..
  Услышав эти крики, Синдбад в задумчивости пробормотал:
  - Алмаз обладает властью над ифритом, недаром колдуны стремятся
заполучить его. А почему бы мне не оставить Алмаз у себя и самому не
сделаться повелителем ифрита? Колдуны говорили, что ифрит-могущественный
волшебник; значит, я могу просить у него все, что захочу. Он вернет мне мой
рост, доставит в Багдад и избавит мой дом от джинна из бутылки, который
отправил меня в это ужасное странствие...
  Он повернул кольцо, подпрыгнул высоко в воздух, потом еще раз и еще, и с
третьего прыжка одолел стену. Опустившись на землю, он отдышался, но едва
лишь задумался над тем, каким способом он может заставить Однорогого
служить себе, как у него над головой захлопали крылья, острый клюв
трехглазой вороны подхватил его и понес к уединенной лесной пещере. Справа
и слева летели одноглазая и двуглазая вороны.
  Синдбад замирал при мысли, что колдуны с помощью своей волшебной силы
проникли в его тайные намерения. Его измена освобождала колдунов от их
обещаний, а это значило, что они могли отобрать у Синдбада Алмаз и ничего
ему не дать взамен, выкинуть его вон, а то и убить.
  Вороны опустились на поляне у входа в пещеру. Со всех сторон ее окружали
могучие деревья; свет звезд едва просачивался сквозь ветви. Костер почти
совсем потух, лишь головешки слабо тлели в нем. Вороны превратились в трех
колдунов, и Одноглазый тотчас вырвал у Синдбада Алмаз.
  - Подкинь дровишек, Двуглазый брат, - крикнул он, потрясая сверкающим
камнем.- Сейчас мы вызовем ифрита, и он к утру выстроит нам дворец из
чистого золота!
  - Однако прежде давайте перекусим,- с усмешкой сказал Двуглазый.
  Он отправился в пещеру и вынес оттуда жареного мяса, лепешек и кувшин с
вином.
  - О колдуны! - взмолился Синдбад, выходя на освещенное место у костра и с
мольбой протягивая к ним руки. - Не забудьте о своем обещании помочь
несчастному, претерпевшему столько волнений и ужасов, чтобы добыть для вас
эту драгоценность!
  - Поможем ему?- со смехом спросил у колдунов Одноглазый и подмигнул им.
  - Поможем!- закатились те зловещим хохотом, и Синдбад, обливаясь слезами
от ужаса и бессилия, упал на землю.
  Худшие его опасения подтвердились: эти коварные создания обманули его, он
не дождется от них помощи!..
  Трехглазый шагнул к нему и, проревев угрозу, занес над ним руку. И в этот
миг Синдбад вспомнил о чудесном кольце, повернул его и, как кузнечик,
отпрыгнул в сторону.
  - А-а-а! - заревел Одноглазый. - Я забыл отобрать у него свое кольцо!
Держи его, держи!..
  Он помчался за Синдбадом по темным лесным зарослям. Синдбад уносился от
него громадными прыжками, перелетая с коряги на ветку, с ветки на кочку.
Вскоре колдун потерял его из виду. Синдбад услышал, как он бормочет,
схватившись за нож:

  - А не дурак ли я, бегая по лесу за проклятым коротышкой? Обладая
волшебным Алмазом, я могу повелевать ифритом, который исполнит любое мое
желание, а уж разыскать Синдбада и отобрать у него мое кольцо для ифрита
пустяк...Вернусь-ка я к своим напарникам,а то как бы они не удрали от меня
с Алмазом.
  С этими словами он повернулся и зашагал к пещере. Синдбад, прячась,
бесшумными прыжками последовал за ним. Подкравшись к поляне, он увидел
залитого кровью Трехглазого с зияющими ранами на горле и на груди. Поодаль,
с кривой саблей в руке, затаился Двуглазый.
  В эту минуту на поляне появился Одноглазый. Взглянув на своего
корчащегося в судорогах товарища, он сразу все понял.
  - Это ты его убил! - воскликнул он и его единственный глаз страшно
засверкал. - Ты хочешь один завладеть Алмазом!
  - Ты угадал, братец, - осклабившись, отозвался Двуглазый. Зачем делить с
кем-то колдовское могущество Алмаза, когда оно может достаться мне одному?
  - Что ж, этой подлости вполне можно было от тебя ожидать. Но не думай,
что со мной тебе удастся расправиться так же легко! ..
  Сказав это, Одноглазый превратился в ворону и с громким карканьем налетел
на Двуглазого. Но и тот обернулся вороной, и две большие черные птицы с
громким карканьем схлестнулись в воздухе, нанося друг другу удары клювами и
когтями. Вскоре клубок дерущихся ворон упал и, разбрасывая во все стороны
перья, покатился по земле. Тут оба колдуна вновь обернулись людьми и,
борясь, начали кататься возле костра и ожесточенно душить друг друга.
Человеческие тела их после битвы в вороньем обличье были страшно
исцарапаны, исколоты и избиты, многочисленные раны сочились кровью. Видно
было, что колдуны дерутся из последних сил. Ни один не желал уступать
другому.
  Они подкатились к костру и тут Одноглазый налег на своего Двуглазого
противника и, хрипя, отплевываясь кровью, заговорил:
  - Признавайся, собака, где Алмаз?
  При этом он толкнул голову Двуглазого прямо на горящие головни. Тот
корчась от боли, задергался, заизвивался, вдруг вновь превратился в ворону,
но она была настолько обгорелой и избитой, что уже не могла взлететь.
Одноглазый ее тут же поймал и она вновь обратилась в человека.
  - Скажу... - прохрипел Двуглазый. - Только отпусти... Не убивай меня...
  Одноглазый, сам истекая кровью, подобрал саблю и, приставив ее к горлу
Двуглазого, с трудом проговорил:
  - Где... Алмаз?..
  Жизнь едва теплилась в теле Двуглазого; лицо его помертвело, из горла
струилась кровь. Он обратил затуманенные глаза на труп Трехглазого колдуна
и его запекшиеся губы что-то прошептали, но он был настолько слаб, что
понять его было невозможно.
  - Что? - переспросил Одноглазый. - Что ты хочешь сказать?..
  Палец Двуглазого приподнялся и показал на труп.
  - Я... спрятал Алмаз... ему... в... горло...
  - А! - торжествующе взревел Одноглазый и обернулся, оперевшись о саблю.
  Он попытался встать, но был до того слаб, что несколько минут не мог
приподняться. И тут Двуглазый, который, казалось, находился на последнем
издыхании, дотянулся до кинжала и, вскинув руку, с размаху всадил его
Одноглазому в спину. Вскрикнув, тот рухнул навзничь. Лицо его исказила
гримаса предсмертной агонии. Но и Двуглазый, все силы которого ушли на
этот последний удар, тоже агонизировал, хрипя и стеная.
  Синдбад в изумлении смотрел на разыгравшуюся перед ним сцену. Колдуны
ради обладания волшебным Алмазом перебили друг друга!
  Изумление его возросло, когда бездыханный труп Трехглазого вдруг
зашевелился и его посиневшая голова с выпученными остекленевшими глазами
приподнялась. Труп с многочисленными ранами на груди и на горле встал на
ноги!
  Воскресший мертвец привел Синдбада в такой ужас, что он закрыл руками
лицо и, шепча молитвы, рухнул на колени.
  Мертвец заговорил, обращаясь к своим сотоварищам:
  - Вас погубило ваше коварство и алчность, о презренные колдуны. Вы
прочитали в Великой Книге Небес имя похитителя Алмаза, но не удосужились
вопросить у той же Книги, чем закончится ваша затея. А там сказано, что вы
погибнете, едва Алмаз окажется в ваших руках...
  Одноглазый и Двуглазый вскрикнули, их сотрясла предсмертная дрожь и в ту
же минуту они испустили дух. Синдбад продолжал стоять на коленях, скрытый
густыми зарослями травы, и от страха не смел пошевелиться. И тут, к его
ужасу, говорящий мертвец повернулся и сделал шаг ему навстречу.
  - О Синдбад, встань и выслушай меня, - проговорил мертвец, и голос его,
бархатистый и приятный, совершенно не походил на голос Трехглазого.
  Синдбад, пересиливая страх, поднялся, однако попрежнему не смел взглянуть
на ужасное существо.
  - С тобой говорит не Трехглазый колдун, а принц Абу-Мансур, превращенный
ужасным ифритом в Алмаз, - продолжал мертвец. - Знай, что если бриллиант, в
который я превращен, положить в горло спящему или мертвому, то я получаю
возможность пользоваться его руками и ногами, его головой и органами речи.
Трехглазый колдун мертв. Его убил Двуглазый, напав на него внезапно и
предательски. А чтобы понадежнее спрятать Алмаз от Одноглазого, он, недолго
думая, засунул его в горло бездыханного трупа. Так что я получил
возможность, пока Алмаз находится в горле Трехглазого, управлять его телом
и говорить, используя его рот и язык. Это я, принц Абу-Мансур, превращенный
в Алмаз, говорю с тобой. Теперь ты - хозяин Алмаза и тебе не следует
бояться меня.
  - Колдуны говорили, что в этом камне заключено небывалое могущество... -
с дрожью в голосе сказал Синдбад.
  - Это так, - раздалось из горла мертвеца. - Владелец Алмаза становится
хозяином Однорогого ифрита, который за ночь может построить дворец и
разрушить город, натаскать гору золота и осушить море...
  - О принц, сможет ли он перенести меня в Багдад? - спросил Синдбад.
  - Для него это легче легкого.
  - А может ли он вернуть мне человеческий рост?
  - Только прикажи.
  - О, в таком случае, ты действительно бесценное сокровище, о принц,
превращенный в Алмаз! Когда мы окажемся в Багдаде, я буду хранить тебя и
лелеять. Никто из смертных, кроме меня, даже султан Багдада, не посмеет
прикоснуться к твоим сверкающим граням!
  Абу-Мансур на это ничего не сказал, лишь заставил мертвеца низко
поклониться Синдбаду.
  - Скажи же скорей, как вызвать ифрита! - воскликнул Синдбад.
  - Нет ничего проще, - прозвучало из горла мертвеца. - Положи Алмаз в
огонь. Ифрит тут же явится и исполнит твое повеление.
  - Благодарю тебя, о принц. Позволь же мне взять Алмаз.
  - Алмаз полностью в твоей власти.
  С этими словами мертвец упал на землю и замер.
  Синдбад осторожно выбрался из кустов и, замирая от страха, приблизился к
нему. Для маленького Синдбада колдун был настоящим великаном. Синдбаду
пришлось взобраться ему на шею, оттуда перелезть ему на подбородок и здесь
покрепче ухватиться за зубы Трехглазого, чтобы не провалиться ему в глотку.
Он вынул оттуда Алмаз, от граней которого исходило слабое голубое сияние,
поднес его к костру и положил на горящие угли.
  Камень вдруг ярко вспыхнул, и тут же затряслась земля, зашумели деревья,
обступавшие поляну. Синдбад в трепете вжал голову в плечи, прислушиваясь к
нараставшему шуму. Прошло несколько мгновений, и перед ним вырос
великан-ифрит с носорожьей головой.
  - Так это ты выкрал у меня Алмаз? - сказал он, и голос его прозвучал как
раскат грома. Ифрит тяжело, явно нехотя опустился перед Синдбадом на
колени. - Приказывай, о повелитель, - пророкотал он. - Я могу построить для
тебя дворец, осыпать драгоценностями, какие не снились ни одному царю,
уничтожить неприятельское войско, доставить прекрасных невольниц. Проси, я
все исполню.
  - Верни мне мой рост! - сложив руки рупором, крикнул Синдбад.
  Ифрит ему казался огромной горой, доходящей до неба; он старался кричать
как можно громче, потому что гора могла и не расслышать его, такого
ничтожного по сравнению с ней.
  - Нет ничего проще, о повелитель, - сказал ифрит и, воздев руки,
выкрикнул заклинание.
  И в тот же миг Синдбад почувствовал, как он словно бы летит вверх.
Уменьшился костер с сверкающим в пламени Алмазом, и трупы колдунов, лежащие
невдалеке, уже не казались ему такими громадными и страшными, как раньше.
Но, хотя Синдбад и обрел свой прежний рост, Однорогий ифрит как будто
нисколько не уменьшился в размерах. Даже стоя перед Синдбадом на коленях,
он намного превосходил самые высокие деревья и по-прежнему казался горой.
  Тут Синдбад почувствовал сильный голод. Пребывая в виде крохотного
человечка, он не нуждался в пище, теперь же истощившийся желудок властно
требовал свое.
  - О ифрит, принеси мне еды! - сказал он. Великан вновь воздел руки и
проговорил заклинание.
  Перед Синдбадом развернулся ковер, уставленный блюдами с жареными
цыплятами, бараниной, рисом, блинчиками, плодами и орехами, стояли кувшины
с апельсиновыми и гранатовыми напитками, золотился мед в прозрачной чаше.
  Насытившись, Синдбад поднялся на ноги и сказал:
  - О ифрит, немедленно перенеси меня в Багдад, в мой дом.
  - Повинуюсь, о повелитель, - не вставая с колен, ответил ифрит и
пододвинул к Синдбаду свою ладонь, на которой могло уместиться человек сто.
  - Влезай, не бойся, - пророкОтал великан. - Я перенесу тебя в Багдад за
считанные минуты. Только не позабудь Алмаз, лежащий в костре. Не следует
оставлять его здесь, где его может найти какой-нибудь случайный прохожий и
овладеть его волшебной силой. Сам же я теперь и пальцем не могу
прикоснуться к нему.
  Синдбад, который уже взобрался было на ладонь, спустился и опасливо
приблизился к костру, где лежал ослепительно сверкавший Алмаз.
  - Не бойся обжечься, о Синдбад, - сказал ифрит, - бери его смело.
  Синдбад протянул руку и взял из костра сияющий камень. Алмаз был
по-прежнему холоден, только ярко светился. Держа его в ладони, он вернулся
к исполинской ладони ифрита, и тут. вдруг вспомнил о джинне, который
остался в Багдаде, приняв его облик.
  Он остановился в раздумье, затем обратился к ифриту со следующими
словами:
  - О ифрит, прежде чем мы перенесемся в Багдад, я хочу просить тебя еще об
одной услуге.
  - Приказывай, - проревел великан.
  - В Багдаде остался джинн Зумдада ибн Джалиджис, которого я освободил из
заточения в золотом сосуде. В награду за мое благодеяние этот коварный и
жестокий демон сделал меня ростом с палец и вверг меня в заточение в тот
самый кувшин, из которого я его так опрометчиво извлек. Скажи мне, о ифрит,
сможешь ли ты уничтожить моего врага?
  Ифрит опустил голову до самой земли и пророкотал:
  - О мой повелитель, если бы твоим врагом был смертный, пусть бы он даже
владел неисчислимыми армиями и ему подчинялось бы полмира - я бы уничтожил
его во мгновение ока. Но с джинном, тем более таким могущественным, как
Зумдада ибн Джалиджис, я бороться не в силах. Прикажи выстроить дворец или
разрушить город, и я исполню тотчас, но не требуй от меня невозможного.
  - Значит, если мы перенесемся в Багдад, я снова окажусь во власти моего
заклятого врага?
  - Увы, мой повелитель, - сказал великан. - И мало того, что ты окажешься
в его власти. Он беспрепятственно отберет у тебя волшебный Алмаз и станет
управлять мною, как своим рабом.
  - О Ифрит, что же мне делать? - вскричал огорченный Синдбад. - Как мне
бороться с коварным джинном? Скажи, дай мне совет!
  - Укротить джинна может только повелитель всех духов и демонов царь
Альтамус, потомок славного Сулеймана. Кроме него никто не в силах совладать
с ибн Джалиджисом.
  - Как ты думаешь, о ифрит, согласится ли царь Альтамус помочь мне?
  - Если ты доберешься до его дворца и предстанешь перед его сияющим
взором, то можешь считать, что твой противник повержен.
  - Неужели царь Альтамус настолько добр, что снизойдет к просьбе простого
смертного?- удивился Синдбад.
  - Можешь не сомневаться,- сказал ифрит.- Он справедлив и великодушен, и
он поможет тебе.
  - О ифрит, доставь же меня скорее в его дворец!
  - О мой господин, ты даешь мне повеления, которые ставят меня в тупик, -
сказал ифрит, снова низко опустив голову. - Лучше бы ты повелел мне
выстроить дворец или разрушить город! Я не могу выполнить и этот твой
приказ. Дворец царя Альтамуса и его страна закрыты не только для смертных,
но и для духов...
  - И неужели никому нет входа туда? - в отчаянии воскликнул Синдбад. -
Неужели я так никогда и не вернусь в Багдад, и злодейский джинн останется
хозяйничать в моем доме? О горе мне!
  Синдбад закрыл лицо руками и разразился рыданиями. Ифрит поднял голову и
его клыкастую пасть скривила усмешка.
  - Тебе ли отчаиваться, о мой повелитель, - сказал он,- когда в твоих
руках чудодейственный Голубой Алмаз?
  - Что ты хочешь этим сказать? - воскликнул Синдбад, вновь загораясь
надеждой. - Уж не то ли, что Алмаз поможет мне предстать перед всемогущим
Альтамусом?
  - Именно это, о Синдбад. Обладателю Алмаза всегда открыт доступ в страну
Альтамуса и в его дворец.
  - Неси в таком случае меня к границе его страны, о ифрит! У меня нет
другого выхода, как просить помощи у этого великого чародея!
  Ифрит снова подвинул к нему ладонь. Синдбад, держа в руке сверкающий
Алмаз, взобрался на нее и удобно устроился между пальцами. Тут ифрит с
гулом поднялся в воздух и, оказавшись среди облаков, помчался вперед с
такой скоростью, что у оторопевшего Синдбада взвыло в ушах. Сжимая Алмаз в
кулаке, он прильнул к гигантским пальцам и время от времени взглядывал в
щель между ними. Далеко внизу виднелась земля, там проносились моря и леса,
пустыни и горы. Всю ночь и весь день летел ифрит, и вот наконец он
опустился в пустынной местности, где протекал неглубокий ручей с водой
свинцового цвета.
  Ифрит поднес ладонь с сидящим в ней Синдбадом к земле и разжал пальцы.
Синдбад, ступив на землю и оглядевшись, с удивлением обнаружил, что на этой
стороне ручья, где стоял ифрит, был день, над верхушками леса золотилось
солнце, в то время как за ручьем царили сумерки, небо там синело по-ночному
и на нем мерцали звезды.
  Недоумевающий Синдбад обратился с расспросами к ифриту.
  - За ручьем начинается страна Альтамуса, - сказал ифрит. - Солнце и
звезды там подчинены воле этого могущественного владыки и ходят не так, как
в нашем мире. В стране Альтамуса много чудес, и дорога к его дворцу
неблизкая и опасная...
  - Опасная? Скажи же скорей, какие опасности мне угрожают и возможно ли
избежать их?
  - О господин мой, Алмаз поможет тебе перейти через этот ручей и, я думаю,
он поможет тебе добраться до дворца владыки, - загадочно ответил ифрит.
  Синдбад некоторое время медлил, задумчиво расхаживая вдоль ручья и
поглядывая на Алмаз, сверкавший на его ладони голубым блеском.
  - О Синдбад, решайся, - сказал ифрит, и пасть его снова оскалилась в
ухмылке, - иначе тебе никогда не увидеть Багдада.
  - Аллах да поможет мне! - громко воскдикиул путешественник и, подняв
Алмаз над головой, вошел в тягучие свинцовые воды.
  Ноги его почти не чувствовали струй, словно "это был не ручей, а клубы
низко стелющегося тумана. Посреди ручья Синдбада вдруг прошибла сильная
дрожь и в глазах его потемнело. И в тот же миг алмаз в его руке вспыхнул
так ярко, словно это была молния. Сам не помня как, Синдбад вышел из ручья
на противоположный берег. Алмаз тотчас потух, снова превратившись в обычный
с виду драгоценный камень, каким Синдбад выдернул его из серьги ифрита,
Ифрит же на другом берегу уже не ухмылялся, а хохотал во все горло.
  - Ты попался, Синдбад! - ревел он, держась за бока от хохота. - Попался,
попался навсегда! Тебе никогда не выбраться оттуда!
  Синдбад похолодел от ужаса.
  - Проклятый ифрит, ты обманул меня, своего повелителя! Ты должен был
служить верой и правдой владельцу Алмаза!- закричал Синдбад и снова вошел в
воды ручья, пытаясь вернуться на тот берег, где остался ифрит.
  Но, едва войдя в туманные струи, он грудью напоролся на невидимую стену,
внезапно выросшую перед ним. Он бился об нее кулаками и головой, пытался
обойти ее, перепрыгнуть, повернув на пальце волшебное кольцо Одноглазого
колдуна, но все его попытки вырваться из сумеречной страны были тщетны.
  Ифрит надрывался от смеха, наблюдая за ним.
  - Проклятый лжец! - рыдая, кричал Синдбад. - Ты будешь наказан за это!..
  - Вот уж нет, о Синдбад, - сказал ифрит. - Я верой и правдой служил
повелителю волшебного Алмаза, ибо таково было заклятие, наложенное на меня.
Я не солгал тебе ни в одном слове, иначе меня за мое ослушание постигла бы
неминуемая гибель. Это истинная правда, что помочь тебе может один лишь
Альтамус. Я не скрыл от тебя и того, что мне, Однорогому ифриту, входа в
его страну нет. И разве не ты сам потребовал перенести тебя к пределам
страны Альтамуса и не по своей ли воле ты перешел ее границу? Я служил
тебе, пока мы находились в обычном мире. Теперь же, о Синдбад, ты утратил
власть надо мной. Я свободен. Свободен!..
  И ифрит, разразившись громоподобным хохотом, вдруг взмахнул руками,
изогнулся всем телом и стремительно взвился ввысь. Вскоре он превратился в
точку, чернеющую в небесной голубизне, и, спустя мгновение, совершенно
скрылся из глаз.
  А Синдбад остался один в стране сумерек, держа в руке погасший камень.
  "Как этот Алмаз может помочь мне в моем путешествии ко дворцу Альтамуса?"
- подумал он и сказал вслух, обращаясь к Алмазу, - О Абу-Мансур, принц,
превращенный в Алмаз! Слышишь ли ты меня? Куда мне идти? В какой стороне
дворец царя Альтамуса?
  Но волшебный бриллиант безмолвствовал. И Синдбад, горестно вздыхая,
засунул его за пояс и побрел куда глаза глядят.
  За ручьем начинался густой лес. Войдя в него, Синдбад много дней и ночей
шел наугад, питаясь одними плодами и ягодами. И все это время в стране
Альтамуса не подымалось солнце, лишь луна и звезды освещали поляны и
звериные тропы, по которым пробирался путник...
  Наконец лес кончился и Синдбад зашагал по пустынной и необозримой
равнине. Вскоре ему попалась лежащая на земле гранитная плита с непонятными
письменами. Похоже было, что это надгробие, некогда положенное здесь над
чьим-то прахом. Синдбад сотворил молитву и двинулся дальше, но через
несколько шагов ему попалась еще одна плита. А в отдалении виднелись еще
две. Синдбад шагал не останавливаясь, торопясь миновать зловещее кладбище,
но скоро вся равнина вокруг него оказалась усеянной надгробиями.
  Страх и тревога закрались в сердце путника. Неожиданно одна из плит
шевельнулась. Синдбад отпрянул, похолодел от ужаса. Плиты, мимо которых он
шел, шевелились все явственйее, под ногами у него колебалась земля и как
будто стоны доносились из разверзавшихся ям...
  Вдруг из-под одной приподнявшейся плиты высунулась уродливая, состоящая
из костей рука и, клацнув пальцами, попыталась схватить Синдбада. Он едва
успел увернуться. Но тут такая же точно рука высунулась из другой
раскрывшейся щели. Закричав от страха, Синдбад метнулся в сторону, но в
этот миг возле него сразу несколько иссохшихся костлявых рук пробило землю.
Они схватили Синдбада крепкими, как клещи, пальцами и повлекли к яме под
накренившейся плитой. Когда упиравшегося Синдбада втаскивали туда,
надгробная плита приподнялась и завалилась набок, расширив проход. В лицо
Синдбаду пахнуло могильной сыростью. Страшные руки тянули Синдбада во мрак,
он сопротивлялся, кричал, но вырваться был не в силах. Поддерживаемый
костлявыми конечностями, он полетел в пропасть.
  В ушах у него свистел ветер, руки исчадий мрака не на минуту не отпускали
его. Сколько бы ни вглядывался Синдбад в темноту, он ничего не мог
разглядеть, кроме каких-то далеких огней. Наконец державшие его руки
отцепились и он упал на холодный каменный пол.
  Некоторое время он лежал без движения, каждую минуту ожидая неминуемой
смерти и мысленно моля Аллаха избавить его от этой новой беды. Темнота
рассеялась внезапно, словно с его глаз сняли повязку. Синдбад поднял голову
и огляделся со страхом и любопытством.
  Он лежал в необъятных размеров пещере, тускло освещенной огнями множества
факелов и сполохами подземных огней, выбивавшихся из широких расщелин. Свет
почти не достигал каменных сводов, зато хорошо видны были выбитые на стенах
огромные барельефы, с поразительным правдоподобием изображавшие чудовищного
вида драконов; в глаза их были вставлены факелы, создавая впечатление,
будто эти твари живые и вотвот сойдут со стен. А под драконами, держа
дымные факелы, толпились тысячи ужасающих существ - обитателей той мрачной
страны, куда попал Синдбад.
  Это были высохшие человеческие скелеты, состоящие из костей и черепа. Они
располагались вокруг Синдбада по уступам, как в амфитеатре, и двигались,
переговаривались друг с другом, переходили с места на место, отчего в
пещере стоял неумолкающий гул от бряцания множества костей. Тысячи рук
показывали на Синдбада, и он холодел от ужаса, озираясь на них, не имея сил
даже помолиться.
  Возле Синдбада стоял рослый скелет, держа в одной руке изъеденный
ржавчиной щит, а в другой - такую же ржавую кривую саблю. Увидев, что
пленник очнулся, он грозно потряс саблей и прошипел:
  - О несчастный, пади ниц перед царем Страны Мертвецов!
  Тут Синдбад взглянул прямо перед собой и увидел трон, возвышающийся на
груде черепов, а на нем - фигуру, закованную с головы до ног в черные
доспехи. На нагрудном панцыре была выбита змея, раскрывшая пасть, в узких
глазницах шлема зияла чернота.
  - Кто ты и откуда пришел в Долину Надгробий, лежащую над моей страной? -
долетел до Синдбада далекий завывающий голос, словно в глубине черных
доспехов прокатилось горное эхо.
  - О царь, мое имя - Синдбад, я родом из Багдада и иду ко дворцу
могущественного повелителя духов Альтамуса, чтобы искать у него защиты от
коварного джинна Зумдада ибн Джалиджиса. Этот недостойный чародей принял
мой облик и остался хозяйничать в моем доме. О царь, прошу тебя, выпусти
меня из своей страны и дай возможность продолжать путь. Небеса да воздадут
тебе за твое благодеяние.
  Царь Мертвецов поднялся, лязгнув доспехами. Голос его вдруг зазвучал
раскатисто, как труба.
  - Ты сказал - Синдбад? - спросил он.
  - Ты не ослышался, о царь, - не вставая с колен, ответил Синдбад.
  Черные доспехи спустились с трона и приблизились к простертому на полу
путнику.
  - Человек по имени Синдбад, - сказал царь, - знай, что я жду тебя много
лет. Твое появление было предсказано тысячу лет назад одним из моих
подданных, кости которого истлели и обратились в прах. Следуй за мной.
  Замирая от страха, Синдбад поднялся с колен и зашагал за царем. Они
переходили из одного подземного зала в другой, и всюду ужасающего вида
скелеты вставали из гробов и низкими поклонами приветствовали своего
владыку. Залы освещались гудящим подземным пламенем, которое выбивалось из
многочисленных расщелин. Синдбад обратил внимание на то, что среди
скелетов, обитающих в Стране Мертвецов, немало было звериных. Это были
скелеты громадных зубастых животных, похожих на поднявшихся на дыбы ящериц
- страшных, свирепых и проворных, о существовании которых Синдбад и слыхом
не слыхивал. Они, как видно, давно были приручены людскими скелетами,
которые ловко сидели на их выпирающих ребрах и правили этими исполинами,
направляя их бег в нужную сторону. А под сводами пещер реяли скелеты
гигантских тварей, похожих на летучих мышей. На их спинах тоже сидели
человеческие скелеты...
  Пройдя множество залов, царь Мертвецов и Синдбад вошли в огромный и
пустынный зал. Сопровождавший их скелет с кривой саблей остался на страже
за его дверями. Царь приблизился к стоявшему посреди зала ложу, похожему на
гроб. Подойдя, Синдбад увидел, что на ложе лежит девушка поразительной
красоты. Это было единственное существо из плоти и крови, которое он видел
в Стране Мертвецов. Ресницы девушки были опущены, грудь вздымалась ровно и
спокойно. Она спала. Синдбад остановился, пораженный ее красотой и не смея
вздохнуть, чтобы не потревожить ее безмятежный сон.
  - Она спит уже много лет,- провыло из глубины черных доспехов.- Ни один
из магов, обитающих в моей стране, не в силах ее пробудить. Пророчество
гласит, что сделать это может лишь пришелец из Верхнего Мира по имени
Синдбад.
  - Я?- изумился Синдбад. - Но как мне это удастся?
  - Не знаю, - сказал царь. - Но прорицатель не мог ошибиться. Разбуди ее,
иначе ты навсегда останешься в моей стране.
  Синдбад не сводил с девушки очарованных глаз.
  - Повинуюсь, о царь, - сказал он, - но я не уверен, что мне удастся
выполнить твой приказ.
  - Ты должен ее разбудить, - сказал царь. - В прорицании сказано, что
после того, как рассеется покров колдовского сна, чудесное изменение
произойдет и со мной...
  - С тобой, о царь? - спросил Синдбад, покрывшись холодным потом от ужаса.
- Какие же изменения могут произойти с тобой, о всесильный владыка?
  - Я спрашивал об этом, но прорицатель не смог ответить, - сказал царь. -
Я думаю, что после пробуждения прекрасной принцессы я снова стану существом
из плоти и крови, мое тело, как когда-то тысячи лет назад, будет молодым и
сильным, я покину эти пещеры и поднимусь во Внешний Мир, обрету былое
колдовское могущество и сделаюсь повелителем всех стран от восхода до
заката. А принцесса станет моей женой. Но вначале она должна пробудиться, и
помочь ей в этом должен ты, странник по имени Синдбад!
  Синдбад, дрожа, поклонился царю, и тот вышел из зала, оставив его наедине
со спящей.
  Тщетно Синдбад старался разбудить ее, тряся и толкая ее руки и прекрасную
голову - принцесса продолжала спать. Видя бесполезность своих усилий,
Синдбад упал духом и, опустившись на пол возле ложа, разразился рыданиями и
громкими жалобами на свою горькую участь. Тут его, видимо, услышал Аллах,
потому что Синдбад вдруг вспомнил о волшебном Алмазе, спрятанном в складках
его широкого пояса. В мыслях его мелькнул мертвый Трехглазый колдун,
который поднялся и заговорил, точно живой.
  - Абу-Мансур! - вскричал обрадованный Синдбад, торопливо доставая Алмаз.
- Вот кто мне поможет!
  Он взял камень, разжал зубы девушки и положил его ей в рот. И произошло
то же, что и с Трехглазым. Девушка шевельнулась, ее ресницы дрогнули и
раскрылись. Минуту спустя она привстала на ложе и обратила лицо с широко
распахнутыми карими глазами на Синдбада.
  - О Синдбад, рад снова приветствовать тебя, - раздался голос из ее
полуоткрытого рта.- Это говорю я, Абу-Мансур, твой верный спутник в
путешествии ко дворцу великого Альтамуса.
  Синдбад слышал голос девушки, высокий и звонкий, но не она говорила с
ним: ее языком и гортанью воспользовался принц, превращенный в Алмаз;
девушка же продолжала спать.
  - Ты вовремя догадался дать мне голос и тело, о Синдбад, - продолжал
Абу-Мансур, - ибо сейчас сюда вернется царь Мертвецов. Увидев, что ты не
исполнил его повеление, он прикажет заточить тебя в самую мрачную из своих
темниц, откуда ты уже никогда не выйдешь.
  - Но ведь девушка продолжает спать! - в отчаянии воскликнул Синдбад. - Я
так и не смог разбудить ее!
  - Спящая встала со своего ложа и разговаривает, - возразил Абу-Мансур. -
Увидев ее, царь Мертвецов тотчас решит, что ты ее разбудил.
  - Но со временем он обязательно догадается, что это не так, и меня ждет
кара.
  - О Синдбад, выслушай меня, и сделай так, как я тебя научу, - сказал
Абу-Мансур. - Когда царь Мертвецов увидит вставшую со своего ложа
принцессу, он тотчас потребует от тебя, чтобы ты и над ним сотворил чудо,
превратив его из давно скончавшегося мертвеца в живого человека из плоти и
крови. Притворись, будто ты сможешь это сделать. Вели царю встать перед
тобой на колени и снять шлем. Под шлемом ты обнаружишь пустоту, пустотой
будут зиять и его доспехи. Смейо засунь в них руку, и ты найдешь горсточку
пепла - все, что осталось от некогда могущественного колдуна, от одного
имени которого тысячи лет назад содрогались все живущие в подлунном мире.
Достань оттуда этот пепел, и душа царя Мертвецов навсегда покинет свое
железное обиталище и растворится в эфире. Прорицание сбудется, но не так,
как думает этот негодный властитель...
  В этот момент скрипнули высокие створчатые ворота и в зал вошел царь в
черных доспехах. Он остановился на минуту, видимо испытывая сильное
изумление при виде девушки, стоявшей рядом с Синдбадом, затем продолжал
движение.
  - О Синдбад, теперь я убедился, что ты великий чародей! - послышался
гулкий голос из глубины доспехов. - Повелеваю тебе вернуть мне мое тело и
былую силу. Ты можешь это сделать, я знаю. Начинай немедленно. Я жду.
  Черные доспехи замерли перед Синдбадом. Синдбад в замешательстве
оглянулся на девушку. Абу-Мансур заставил ее хорошенькую головку ободряюще
кивнуть.
  - Встань на колени, о могущественный владыка,- сказал Синдбад, обращаясь
к царю Мертвецов,- и сними шлем. Сейчас я сотворю колдовство.
  - Ты получишь сокровища, какие не снились смертному, если вернешь мне мою
человеческую плоть, - сказал царь, опускаясь перед Синдбадом на колени. -
Сбылось предсказание! Настал мой заветный час!..
  Две закованные в металл руки медленно поднялись и сняли с плеч уродливый
шлем. Синдбада передернуло от ужаса: под шлемом ничего не было, а в
отверстии между стальными надплечниками зияла чернота! У Синдбада
затряслись руки; он боялся прикоснуться к страшному созданию, но за его
спиной прозвучал спокойный голос Абу-Мансура:
  - О Синдбад, будь тверд и делай, как я тебе велел. Лишь в этом твое
спасение.
  И Синдбад, замирая от страха, просунул дрожащую руку в черное отверстие
доспеха. Внутри панцыря было так же пусто, как и в шлеме. Просунув руку
глубже, Синдбад нащупал маленькую горсточку какого-то порошка. Едва он
коснулся ее, как из глубины доспехов раздался ужасающей силы вопль; Синдбад
на мгновение онемел от ужаса, затем, не помня сам, что делает, он сжал в
кулак эту горсть и быЬтрй выдернул руку из отверстия в панцыре. Вопль
тотчас прервался. Пустой доспех царя Мертвецов рухнул с грохотом на пол.
Синдбад разжал ладонь и увидел, что порошок, который он извлек из
внутренностей панцыря - это пепел. Это было все, что осталось от давно
истлевших костей, находившихся в черных доспехах...
  Он поднял недоумевающий взгляд на девушку.
  - О Синдбад, нам нужно как можно скорее покинуть эти мрачные пещеры, -
едва шевеля губами, произнесла она. - Сохрани этот пепел, он еще поможет
нам. А теперь идем. Я знаю, где находится ход, ведущий в Верхний Мир.
  И с этими словами спящая направилась в дальний конец зала, где виднелась
небольшая, обитая бронзой дверь. Синдбад последовал за ней. Девушка
показала на кольцо, висевшее на двери, и Синдбад несколько раз гулко ударил
им. Дверь открылась, они вошли и соседний зал и дверь тотчас затворилась за
ними.
  В зале, где они очутились, находилось множество человеческих скелетов и
скелетов гигантских чудовищ. Все они гремели костями, скалились на беглецов
и издавали ужасающий рык.
  - Иди неторопясь, - сказал Синдбаду Абу-Мансур. - Если ты побежишь, то
эти твари кинутся за тобой и растерзают. Не подавай виду, что ты их
боишься. А если какое-нибудь чудовище подойдет слишком близко - погрози ему
кулаком.
  Так Синдбад и поступил, идя вслед за спящей девушкой весь бледный от
ужаса, однако с виду сохраняя спокойствие.
  Следующий зал, куда они вошли, был весь опутан паутиной. Ее нити были
толщиной с человеческую руку, и в их гуще таились громадные черные пауки. В
сумерках сверкали их красные глаза. Глаза приближались, подкрадывались к
путникам. Все отчетливее раздавалось шипение чудовищных созданий.
  - О Синдбад,- сказал Абу-Маисур.- Достань скорее Алмаз из горла спящей
девушки и возьми его в свою руку. Блеск колдовского камня отпугнет пауков и
ты благополучно перейдешь этот зал. Но в другой руке тебе придется нести
тело спящей. Молю, не бросай ее здесь! Когда ты достигнешь дверей, положи
Алмаз ей в рот и я снова получу возможность говорить с тобой.
  Синдбад немедля последовал его совету. Один из пауков приближался
стремительно, съезжая с высоты по длинной упругой нити. Он был уже в
нескольких метрах от дрожащего путника, когда тот извлек Алмаз и высоко
поднял над собой. Алмаз вспыхнул ослепительным голубым пламенем и паук,
растопырив свои громадные лапы, повис над Синдбадом, окаменев. Другие пауки
в испуге отпрянули.
  Синдбад двинулся по узкой извилистой тропе, с трудом перебираясь через
нагромождения паучьих нитей. Алмаз, горевший, как маленькая молния, освещал
ему путь. Шел Синдбад медленно; ему приходилось нести на спине спящую
девушку и одновременно раздвигать свисавшую перед ним паутину. Паучий зал
казался ему необъятным, он выбился из сил, когда наконец достиг
противоположных дверей. Тут он снова вложил Алмаз в рот спящей, и глаза ее
раскрылись.
  - О Абу-Мансур, я смертельно устал, - сказал Синдбад. - Еще несколько
шагов, и я упаду без сил...
  - Потерпи еще немного, - сказал принц. - Нам нужно скорее покинуть этот
зал.
  Миновав дверь, они оказались в полутемном гроте, где протекал подземный
ручей. Здесь, на его берегу, Синдбад лег и проспал мертвым сном несколько
часов. Проснулся он оттого, что спящая трясла его за плечо.
  - Просыпайся, Синдбад, - сказал Абу-Мансур. - Мертвецы хватились своего
царя и снарядили за нами погоню. Нам нужно поторопиться.
  Оии двинулись вдоль ручья и вскоре оказались перед большими створчатыми
воротами, возле которых стояли два скелета исполинского роста, вооруженные
громадными кривыми саблями: При виде путников они ощерили зубастые рты и
подняли свои страшные сабли.
  - Брось на них немного пепла царя Мертвецов, - сказал Абу-Мансур, и когда
Синдбад исполнил требуемое, скелетов охватило зеленое пламя; их кости
мгновенно почернели, съежились и исполины рухнули перед Синдбадом двумя
горстями догорающих обугленных костяшек.
  Войдя в ворота, Синдбад и спящая девушка оказались в необъятных размеров
зале, освещенном подземным пламенем. Здесь было полным полно человеческих
скелетов и скелетов гигантских чудовищ. Скелеты двигались, вертели голыми
черепами с зияющими дырами глазниц, клацали зубами и взмахивали костяшками
рук. В зале находилось немало примитивного вида зданий, сложенных из
каменных глыб; из их окон и дверей высовывались звериные черепа.
  Синдбад и девушка затаились за скалистым выступом у стены.
  - Пока нас не заметили, нам нужно добраться до скелета летающего
чудовища, - сказал Абу-Мансур, рукою девушки показывая на одно из зданий.
  Там, в широком дверном проеме, стояла исполинская крылатая тварь,
состоящая сплошь из костей.
  - О Абу-Мансур, - взмолился Синдбад, который от ужаса едва держался на
ногах. - Эти страшные создания растерзают нас! Лучше бежим отсюда, поищем
где-нибудь убежище...
  - О Синдбад, зная, что в этой стране мы нигде не найдем спасения,- сказал
Абу-Мансур.- Путь у нас только один - наверх, во Внешний Мир. Пещера,
которая выведет нас туда, берет начало в этом зале. Следуй за мной. Тебе,
владеющему волшебным Алмазом и чудодейственным пеплом царя Мертвецов, не
следует бояться этих ходящих груд костей.
  С этими словами спящая повернулась и решительно направилась к зданию, где
находилось крылатое чудовище. К этому времени оно выбралось из широких
дверей и потягивалось, расправляя свои хрящи, которые остались от давно
истлевших крыльев. Спящая приблизилась к чудовищу со стороны хвоста и
взобралась в его грудную клетку. За ее спиной устроился Синдбад.
  Девушка захлопала в ладоши, издала резкий гортанный крик и чудовище,
шумно захлопав костями крыльев, плавно поднялось в воздух.
  Мертвецы уже заметили беглецов. Сотни их бежали к зданию, откуда на
крылатом скелете взлетели Синдбад и девушка, и вскоре громадная стая
летающих чудовищ поднялась вслед за ними к куполу подземного зала. На
каждой крылатой твари сидело по нескольку скелетов, вооруженных луками и
копьями. Они пронзительно вопили, трубили в раковины и выкрикивали
проклятия и угрозы.
  - Видишь то зияющее отверстие на каменном своде? - сказал Абу-Мансур. -
Там начинается выход во Внешний Мир.
  - Но мы никогда не доберемся до него, - в страхе сказал Синдбад.-
Сатанинские твари неминуемо настигнут нас!
  Крылатый скелет, на котором летели беглецы, не проявлял и признаков
усталости; он мерно взмахивал крыльями, приближаясь к своду подземного
зала. Ему наперерез мчались сотни таких же летающих скелетов, и вскоре
стало ясно, что преследователи настигнут беглецов скорее, чем они доберутся
до спасительной пещеры. Стая визжащих, ревущих и шипящих тварей окружила
скелет, на котором летели Синдбад и девушка; загремели, сталкиваясь,
крылья; копья и стрелы засвистели в воздухе.
  - О принц, превращенный в Алмаз! - в ужасе закричал Синдбад. - Мы
погибли, нам никогда не выбраться из этой страшной страны!
  - Возьми пепел царя Мертвецов и брось его в сторону наших
преследователей, - сказал Абу-Мансур.
  Синдбад повиновался. Рассыпанная в воздухе горсть пепла внезапно
превратилась в светящееся зеленоватое облако, которое стало стремительно
увеличиваться, поглощая преследователей. Облако разбухало, клубилось и
разгоралось, в нем вспыхивали черные искры, и скелеты, которые оказывались
в ней, обугливались и рассыпались в прах. В одну минуту вся преследовавшая
Синдбада стая сгинула в чудесном облаке, а крылатая тварь, на которой
летели беглецы, благополучно достигла основания пещеры.
  Карабкаясь по ее каменистому, круто идущему под уклон днищу, Синдбад со
спящей девушкой быстро поднимались вверх. Пещера постепенно сужалась, и
вскоре впереди забрезжил неяркий вечерний свет. Далеко над выходным
отверстием показалась небесная звезда.
  Синдбад и спящая выбрались из расщелины, располагавшейся под одной из
могильных плит. Синдбад узнал эту местность. Это была Долина Надгробий,
откуда Мертвецы утащили его в свою страну.
  - Мы будем в безопасности только когда покинем эти гиблые места, - словно
откликнувшись на его мысли, сказал Абу-Мансур. - Теперь самое время
воспользоваться волшебным кольцом, данном тебе Одноглазым колдуном.
  И тут Синдбад заметил, как из-под соседнего надгробья высунулась
костлявая рука и потянулась к нему... Такая же рука, взрыхлив землю,
показалась из-под другого надгробья. Не мешкая ни секунды, Синдбад вскинул
девушку себе на плечи и повернул кольцо. В этот миг рука скелета метнулась
к нему, но он подпрыгнул и опустился на надгробье в добром десятке метров
от того мес-та, где выбрался на поверхность. Но и здесь из-под закачавшейся
плиты показалась костлявая рука, и Синдбад снова подпрыгнул.
  Он несся по могильным плитам, большими прыжками, поддерживая спящую
девушку. Ветер свистел в его ушах, в груди замирало, полы его распахнутого
халата взвивались над ним, как крылья. Руки Мертвецов тянулись к
нему,из-под всех плит, но Синдбад, опускаясь на надгробья, тут же
уворачивался от этих страшных конечностей, и скелетам никак не удавалось
его схватить. Много часов длилась эта неистовая скачка. Наконец надгробья
стали попадаться все реже и реже, страшная Долина осталась позади, и
Синдбад, перепрыгнув через небольшой ручей, добрался до опушки леса.
  Здесь он снял девушку с плеч и уложил под могучим платаном. Вокруг росло
множество деревьев, увешанных спелыми плодами, но Синдбад, несмотря на
мучивший его голод, не сделал и шагу, чтобы подойти и сорвать их -
настолько сильна бьыа одолевавшая его усталость. Он лег и крепко заснул.
  Синдбад спал много часов, а проснувшись, утолил голод плодами, в изобилии
произраставших на апельсиновых, персиковых, грушевых и гранатовых деревьях.
  Был день, но в стране Альтамуса солнце не всходило, лишь месяц совершал
свой ежедневный круг по темносинему небосводу.
  - Какая печальная страна! - сказал Синдбад Абу Мансуру. - Неужели эти
благодатные поля и леса ни разу не ласкал солнечный луч?
  - О Синдбад, - сказал заколдованный принц, - когда-то эти деревья
освещало солнце, день сменялся ночью и все было так, как в том мире, откуда
прибыл ты. Но вот уже много лет, как эта страна окуталась вечными
сумерками.
  - Отчего это случилось? - спросил Синдбад.
  - Боюсь, что я не смогу ответить на твой вопрос, - сказал Абу-Мансур. -
На все воля повелителя этих мест, великого Альтамуса.
  - О принц, скажи мне, долго ли нам добираться до его дворца?
  - Путь не близок, но если ты хочешь вернуться в Багдад и мирно зажить в
нем, то ты одолеешь дорогу. Идем же!
  И с этими словами спящая девушка направилась прямо к лесу. Синдбад
поспешил за ней, и они шли много дней и ночей.
  Однажды Синдбад сказал Абу-Мансуру:
  - О мой добрый вожатый. Я часто смотрю на прекрасный лик девушки, которую
мы вывели из Страны Мертвецов, и сердце мое сжимается от печали. Она спит,
и я не в силах разбудить ее. Скажи, есть ли способ избавить ее от
колдовского сна? Неужели она обречена вечно пребывать в забытьи?
  - О Синдбад, не печалься о ней, - сказал Абу-Мансур. - Великий Альтамус
разбудит ее.
  - А ты, о Абу-Мансур, не мечтаешь ли ты о возвращении в человеческий
облик? - продолжал спрашивать Синдбад. - Или Голубой Алмаз стал твоим
вечным обиталищем?
  - Я не меньше тебя стремлюсь предстать перед благосклонным взором
Альтамуса, - сказал Абу-Мансур. - Меня не оставляет надежда, что
могущественный повелитель духов снизойдет к моей смиренной мольбе и
расколдует меня.
  - Как я рад услышать это, о мой добрый друг! - воскликнул Синдбад. -
Клянусь, я сделаю все, чтоб и ты вместе со мной предстал перед Альтамусом.
Мы товарищи по несчастью и ведет нас одна звезда. Одиннадцать дней и ночей
шли Синдбад и спящая девушка дремучим лесом. На двенадцатый день лес стал
редеть, и вскоре они вышли к берегу широкой и бурной реки. В этом месте
когда-то был мост, от которого сохранился лишь замшелый, занесенный илом
остов.
  - Дворец Альтамуса лежит за рекой, - с грустью в голосе сказал
Абу-Мансур.-Нам надо переправиться через нее, а других мостов на этой реке
я не знаю.
  - О Абу-Мансур, не печалься, - сказал Синдбад. - Мне во время моих
путешествий приходилось переправляться через реки пошире этой!
  Путники остановились на берегу, и за несколько дней Синдбад сплел плот из
ветвей и лиан. Он посадил на плот девушку, затем вскочил на него сам и
оттолкнулся от берега длинным шестом.
  Но едва плот выплыл на середину реки, как неожиданно прямо перед ним вода
забурлила, вспучилась, и поднялся гигантский столб воды, окутанный пеной и
водяными парами, вершиной достигнув облаков. Словно вся вода, что была в
реке, вобралась в этот столб, и река сразу обмелела.
  Синдбад в ужасе выронил шест. Исполинский столб превратился в уродливого
и страшного водяного джинна. Раздался его голос, похожий на грохот
водопада:
  - Кто тут смеет без моего ведома переплывать мою реку?
  - Это я, Синдбад, купец из Багдада! - ответил перепуганный путник. - По
воле злого джинна Зумдада ибн Джалиджиса я оказался вдали от родины и
теперь иду к могущественному царю Альтамусу просить вернуть меня домой.
  Услышав это, водяной джинн расхохотался.
  - Ты, ничтожный смертный, надеешься дойти до дворца Альтамуса, куда даже
не всякий джинн может добраться?.. - закричал он и захохотал пуще прежнего.
  Оторопь пробрала путника, но тут спящая девушка коснулась его руки.
  - Я слышал об этом джинне, - негромко сказал АбуМансур. - Это злое и
глупое существо, но оно может погубить тебя, если ты не откупишься от него.
За переправу через реку водяной потребует от тебя девушку. Делать нечего,
придется расстаться с ней, - добавил заколдованный принц с глубоким
вздохом. - Но перед тем, как отдать ее, возьми из ее рта Алмаз. Он еще
пригодится тебе в твоем пути ко дворцу Альтамуса.
  Джинн, нахохотавшись всласть, нагнулся, растопырил гигантские пальцы и
занес их над путниками.
  - Плати за перевоз, Синдбад, - проревел он. - Всякий, кто переплывает мою
реку, должен заплатить мне дань.
  - О джинн, у меня ничего нет, - взмолился Синдбад. - Отпусти меня, и я
попрошу у Альтамуса, чтобы он вознаградил тебя за твою доброту.
  - Несчастный, долго ты будешь насмехаться надо мной? - джинн злобно
оскалился. - Неужели ты думаешь, что я поверю в то, что ты доберешься до
дворца Альтамуса? Смертный, ты сошел с ума, выброси свою дерзновенную мысль
из головы! Никогда тебе не дойти до дворца Альтамуса! Ты бы уже здесь, на
этой реке, кончил свои дни, если б я не сжалился над тобой и не взял в
качестве дани эту прекрасную девушку. Я забираю ее, а ты можешь свободно
переправиться на другой берег и продолжать свой гибельный путь.
  - О джинн! - закричал Синдбад, видя, что гигантская рука приближается к
девушке, - позволь мне напоследок поцеловать мою бедную спутницу!
  - Хорошо, - рука замерла в воздухе. - Простись с ней и благодари меня за
мою доброту.
  Синдбад наклонился к спящей и-приник губами к ее полуоткрытому рту. Его
пальцы, обхватив ее лицо, надавили на щеки, благодаря чему Алмаз изо рта
девушки перешел в рот Синдбада. Ресницы спящей тотчас сомкнулись и она
опустилась к ногам путника.
  Синдбад, как бы скорбя о ней, закрыл ладонями свое лицо и незаметно от
джинна вынул изо рта Алмаз. Пряча его в ладонях, он печально склонился над
девушкой.
  - О джинн, - сказал он, - безмерно мое горе. Моя прекрасная спутница
лишилась чувств, узнав об уготованной ей участи.
  - Ничего, - рявкнул джинн, - я подожду, когда она придет в себя, и унесу
ее в свой подводный гарем. А ты, Синдбад, можешь продолжать путь.
  С этими словами он осторожно поднял девушку своими огромными пальцами,
положил ее себе на ладонь, повернулся и зашагал по обмелевшему руслу реки.
А Синдбад, торопливо засунув Алмаз за пояс, спрыгнул с плота и побежал к
противоположному берегу, благо река обмелела настолько, что в самом
глубоком месте была ему по колена.
  Едва он успел выбраться на берег, как вода начала стремительно прибывать:
это джинн снова превратился в водяную гору, которая тут же обрушилась,
возвратив реке ее воду. Синдбад удалился от реки на десяток шагов, а она
уже по-прежнему была полноводна и бурлива. Водяного джинна и след простыл.
  Пройдя еще немного, Синдбад вступил под широколиственные своды густого
леса, как вдруг далеко позади него раздался оглушительный рев. Он затаился
за большим камнем и отсюда взглянул на реку, голубой извилистой полосой
протянувшуюся вдали. Водяной джинн снова возник на ней. Он ревел во все
горло, размахивал руками, поднимая тучи брызг, и в его реве Синдбад
различил слова:
  - Меня обманули! Она заколдована, спит, и я не в силах ее разбудить! О
коварный путник! Попадись ты мне, я скручу тебя и выжму всю кровь, а потом
буду хлестать твоим дряблым телом по прибрежным скалам, пока оно не
истреплется, как старое мочало!.. Я обманут, обманут!..
  И тут Синдбад увидел, как джинн, держа в ладони спящую девушку, помчался
по реке и, достигнув одинокой скалы на ее середине, уложил несчастную на
самой верхушке, которая поднималась над водой на добрую сотню метров.
Затем, не переставая выть, он превратился в водяную гору и опал, закружился
по реке пенными водоворотами.
  Скорбя о девушке, Синдбад углубился в лесную чащу и шел три дня и три
ночи, останавливаясь на короткое время, чтобы утолить голод плодами и
отдаться недолгому сну. Все эти дни он искал какое-нибудь мертвое тело,
которое можно было бы использовать для связи с Абу Мансуром. На четвертый
день ему попалась лань, умершая, как видно, совсем недавно: животное
угодило копытом в расщелину между корней и так и не смогло высвободиться из
лее. Синдбад положил в горло лани Алмаз, желая поговорить с заколдованным
принцем, но лань, открыв глаза и посмотрев на Синдбада, издала лишь
короткое мучительное блеянье. Синдбаду стало ясно, что Абу-Мансур не может
использовать горло животного для разговора на человеческом языке. Тогда он
взял Алмаз и двинулся дальше, грустя о том, что лишился и девушки, и своего
таинственного попутчика. Совет Абу-Мансура пришелся бы сейчас очень кстати:
Синдбад чувствовал, что заблудился в этом бесконечном лесу.
  Много дней и ночей продолжались блуждания Синдбада, а лес все не
кончался, и дворец Альтамуса не показывался. Однажды Синдбад увидел вдали
огонек. Он двинулся в том направлении и вскоре его взору предстала лесная
поляна, на которой трещал большой костер, а у костра сидели два ужасного
вида джинна. Головы у них были львиные, тело покрывала густая шерсть, ноги
и руки походили на паучьи лапы, а за спинами были сложены громадные крылья
летучей мыши. Один из них поворачивал вертел с насаженным на него громадным
медведем, а другой подкидывал в костер хворост.
  Синдбад затрясся от страха при виде таких страшилищ и уже собрался было
бесшумно уйти, как вдруг джинны заговорили, и Синдбад, к своему удивлению,
почувствовал, что понимает их язык. Вот когда пригодилось чудесное
свойство, данное ему Трехглазым колдуном: понимать все человеческие языки,
в том числе и язык джиннов! Пересиливая страх, он затаился за деревом и
прислушался.
  - Так ты, брат, говоришь, что направляешься в страну Огнедышащих Гурий? -
спросил один джинн у другого. - Я никогда не был в той стране, но знаю, что
она страшно далеко отсюда.
  - Ты прав, брат, - сказал второй джинн. - Она еще дальше, чем дворец
Альтамуса.
  - Я однажды летал ко дворцу этого могущественного чародея со своим давно
умершим отцом, - сказал первый джинн. - Мы летели так быстро, что ветер
едва не вырвал крылья из наших спин, и все равно полет продолжался шесть
дней и шесть ночей. Не позавидую я тому, кто осмелится проделать этот путь
по земле. Дороги к дворцу Альтамуса нет, его со всех сторон на многие
месяцы пешего пути окружает густой лес, населенный страшными чудовищами,
джиннами и оборотнями. Тот лес изобилует пропастями и трясинами, племена
кровожадных людоедов воюют там друг с другом...
  Услышав эти слова, Синдбад едва не лишился чувств: теперь он понял,
почему водяной джинн хохотал, услышав, что Синдбад идет по дворец
Альтамуса! Несчастный путешественник полагал, что еще день или два пути по
лесу- и впереди покажутся купола и башни царского дворца. А оказалось, путь
туда так далек и так тяжек!
  Между тем джинны сняли зажарившегося медведя с вертела, разодрали его и
принялись жадно пожирать горячее мясо. Насытившись, они улеглись под
деревом и продолжали разговор.
  - Однажды я угодил в лапы к людоедам, кочующим в двух часах полета
отсюда, - зевнув, сказал первый джинн. - Их было много тысяч, они
набросились на меня, связали и попытались убить. Я смеялся над их
попытками! Откуда им было знать, что убить меня может только волшебная вода
озера Кергириб. Кончилось тем, что я, смеясь, порвал их жалкие веревки,
вырвал с корнями увесистую пальму и перебил половину племени. Славно я
повеселился!
  - Со мной произошел случай еще забавнее, - сказал второй джинн.- Однажды
я заснул на берегу лесного озера и не заметил, как ко мне подкрался змей
величиной с башню. Проснувшись, я обнаружил себя в его брюхе. Я тогда чуть
не лопнул от хохота, ведь убить меня может лишь тот, кто воткнет копье в
мое левое ухо, и не ве всякое время, а лишь в час, когда багряная звезда
Акрагур стоит в самом зените! Видел бы ты, брат, как бесновалась, корчилась
и выла в невыносимых муках эта гигантская тварь, когда я когтями и зубами
прогрызал себе путь в ее внутренностях!
  Джинны, сытые и довольные, захрапели, а Синдбад задумался. Устремив
взгляд на небо, он увидел блестевшую прямо над своей головой большую
багряную звезду. "Уж не Акрагур ли это?" - подумал Синдбад, и тут ему
пришла в голову мысль, которая заставила его вздрогнуть и поспешно вскочить
на ноги.
  Он срезал ножом прямую и длинную ветвь, очистил ее от листьев и заострил
с одного конца. Получилось крепкое и прочное копье, с которым он подкрался
к спящему джинну. Приблизившись к его звериной голове, Синдбад взглянул на
багряную звезду, вознес молитву Аллаху, а затем размахнулся и с силой
погрузил копье в самое ухо спящего. Копье почти целиком вошло в голову
джинна. Тот вздрогнул, рот его открылся, готовый изергнуть предсмертный
хрип, но хрип этот так и застрял в горле? джинн умер беззвучно и почти
мгновенно.
  Второй джинн ничего не услышал и продолжал храпеть как ни в чем не
бывало. Синдбад вытащил из уха убитого копье, отбросил в сторону и достал
из-за пояса Алмаз. Взобравшись на мохнатую грудь мертвого чудовища, он
подполз к запрокинутой голове. Пасть была приоткрыта, и Синдбад осторожно
вложил в нее волшебный камень.
  В этот момент второго джинна укусила змея, он заворочался, засопел,
отмахнулся от досадливой гадины. Укус ядовитой змеи значил для него не
больше, чем щипок комара, однако он разбудил его. Джинн открыл глаза,
поднял голову и огляделся. Увидев Синдбада, сидевшего на груди своего
товарища, он пришел в неописуемую ярость. Разразившись громовым ревом, он
протянул свою уродливую лапу, чтобы схватить смельчака, но Синдбад вовремя
скатился с груди мертвеца и когтистые пальцы поймали воздух. Это еще больше
разъярило чудовищное создание. Не переставая рычать, он вскочил на ноги и
метнулся к Синдбаду. Не миновать тому оказаться в лапах страшилища, как
вдруг мертвец, до той минуты лежавший неподвижно, протянул руку и схватил
джинна за пятку, отчего тот потерял равновесие и, изрыгая проклятия,
кубарем полетел на землю.
  Мертвец поднялся. Тусклыми глазами глядя на своего недавнего товарища, он
оскалил клыкастую пасть и прыгнул на него. Не ожидавший нападения, тот упал
и мгновенно оказался прижатым к земле. Джинн, телом которого управлял
Абу-Мансур, наносил ему один удар за другим. Могучие кулаки ожившего
мертвеца так и мелькали в воздухе.
  Синдбад выглянул из-за деревьев и окликнул его:
  - Абу-Мансур, это ты?
  - Я, Синдбад, и я очень рад твоей находчивости. Поистине небеса
благоволят к тебе. Ты не только получил возможность общаться со мной, но и
могучие крылья летающего джинна!
  - О Абу-Мансур,- вскричал обрадованный Синдбад, - теперь я окончательно
уверовал в то, что мы доберемся до дворца Альтамуса!
  Услышав этот разговор и не понимая, что произошло с его товарищем, второй
джинн прекратил сопротивление и в испуге вобрал голову в плечи.
  - О человек, - обратился он к Синдбаду, - ты, видно, великий колдун, коли
заставил служить себе моего старшего брата. Смилуйся, прикажи ему отпустить
меня, ведь все равно он не сможет меня убить.
  - О Синдбад, он говорит правду, - сказал Абу-Мансур, подымаясь и отпуская
дрожащего от страха джинна.
  - Ступай подобру-поздорову и благодари небеса, что я оказался милостив к
тебе, - сказал джинну Синдбад.
  Тот попятился, униженно кланяясь, потом расправил крылья, взвился над
поляной и в ту же минуту скрылся из виду.
  Мертвый джинн склонился перед Синдбадом и проговорил:
  - О Синдбад, садись ко мне на плечи и крепче держись за шерсть на моем
загривке. Мы летим ко дворцу великого Альтамуса.
  Синдбад взобрался на него и тотчас над его головой взвились и зашумели
могучие крылья. Мертвец поднялся в воздух, поляна с догорающим костром
осталась далеко внизу и скрылась за деревьями. Крылатый джинн поднялся еще
выше, и вскоре необъятный простор, озаренный солнцем и луной, раскинулся
перед ошеломленным Синдбадом. Земля внизу была покрыта густым лесом,
который напомнил мореходу безбрежный океан. Джинн поднялся до облаков и
полетел в их густом тумане. Иногда облака редели и внизу показывался все
тот же . бесконечный лес. Синдбад, взглядывая на него, замирал и еще крепче
прижимался к загривку джинна.
  На седьмой день полета джинн стремительно, как падающий коршун, ринулся
вниз, и Синдбад не успел опомниться, как они очутились на земле.
  Прямо перед ними возвышалась стена из чистого золота, а за ней сверкали
бриллиантовые купола прекраснейшего из дворцов, которых когда-либо видел
Синдбад.
  Синдбад и мертвый джинн направились вдоль золотой стены в поисках
ворот, но их нигде не было.
  - Кажется, я понимаю, в чем дело,- сказал Синдбад. - Ворота Альтамусу ни
к чему, потому что по земле к дворцу подойти невозможно. Сюда можно попасть
лишь по воздуху, как это мы сейчас сделали, о Абу-Матсур. Поэтому, я думаю,
с моей стороны не будет проявлением неучтивости, если я попросту перепрыгну
через эту стену.
  Стена была высотой в два человеческих роста и казалась Синдбаду,
владевшему чудесным кольцом Одногла зого колдуна, пустяковым препятствием.
  - О благородный Абу-Мансур,- сказал он,- расправь крылья мертвого джинна
и перелети во дворец вслед за мной.
  С этими словами он повернул кольцо и легонько подпрыгнул, надеясь сразу
перескочить через стену. Но когда он подскочил, сена неожиданно вытянулась
в высоту. Синдбад ударился об нее и упал на землю, туда, где только что
стоял. А чудесная стена тут же уменьшилась до своей обычной величины.
  Раздосадованный Синдбад подскочил еще раз и прыгнул вдвое выше прежнего,
но стена вытянулась на ту же самую высоту, на которую подпрыгнул Синдбад,
он снова ударился об нее и с громким криком свалился в траву.
  - Попробую подпрыгнуть еще выше,- сказал он и принялся прыгать на одном
месте, с каждым прыжком увеличивая высоту, и когда его прыжки достигли
поистине великаньих высот, он прыгнул еще раз и взвился под самые облака,
надеясь на этот раз уж наверняка оказаться в царском саду за стеной. Но и
стена вдруг стремительно взвилась ввысь, и Синдбад, чувствительно
ударившись об нее, вновь рухнул вниз.
  - О Абу-Мансур,- заливаясь слезами, воскликнул он. - Мне никогда не
попасть во дворец Альтамуса. Попробуй сделать это ты, и если тебе удастся,
пойди к владыке и замолви ему слово и за меня, смиренно дожидающегося его
милостей за дворцовой стеной.
  - О Синдбад, - Абу-Мансур заставил мертвого джинна отвесить Синдбаду
низкий поклон, - говорю тебе, что мертвецу никогда не попасть во дворец
Альтамуса. Джинна, убитого тобой, не пропустит волшебная стена, а значит, и
меня вместе с ним.
  - Но как же туда попасть? О Абу-Мансур, скажи, тебе ведь известно все!
  - Доступ к Альтамусу открыт для добрых чародеев и прекрасных пери, -
ответил Абу-Мансур.
  - Значит, путешествие наше оказалось напрасным и я никогда не смогу
вернуться в Багдад!.. - пуще прежнего залился слезами Синдбад. - Горе мне,
горе!..
  - О Синдбад, погоди отчаиваться, - сказал Абу-Мансур. - Ты владеешь
Голубым алмазом, чудодейственным камнем, делающим простого смертного
волшебником, а Чародея - колдуном еще более могущественным. До конца ли ты
познал его магические свойства? А вдруг он поможет тебе войти во дворец?
  - Ты, пожалуй, прав, о Абу-Мансур, - сказал Синдбад, поднимаясь-с земли.
  Джинн распластался перед ним, и Синдбад, подойдя к его звериной голове,
вынул из пасти чудесный камень. Держа его в руке, он подошел к стене, и
вдруг Алмаз вспыхнул ярким пламенем и стена перед Синдбадом ушла под землю.
Голубой свет сверкающего камня, как маленькое солнце, озарил удивительный
сад, округлые купола, арки и колонны, сделанные из золота и драгоценных
камней. Сияние Алмаза дробилось в гранях бесчисленных бриллиантов и
заставляло их играть и переливаться всеми цветами радуги. Никогда еще
Синдбад не видел такого великолепия.
  Едва он вошел в сад, золотая стена вновь поднялась за его спиной и Алмаз
потух, сделавшись прежним голубым камнем. Синдбад спрятал его аз пояс и
поспешил во дворец.
  Ни охраны, ни слуг не встретил Синдбад у высоких створчатых дверей. Он
немало удивился этому, но потом подумал, что такому могущественному
волшебнику, как царь Адьтамус, не нужны ни слуги, ни охрана.
  Внутренние покои дворца поражали роскошью убранства. На стенах и потолках
висели сотни хрустальных шаров с горящими в них свечами; свет дробился в
гранях светильников и переливчатыми узорами ложился на множество
удивительных предметов, которыми были наполнены залы. Здесь высились
яблони, гранатовые, персиковые и лимонные деревья, агавы и пальмы, но
стволы; и ветви всех этих деревьев были сделаны из чистого золота,
золотые листья были усыпаны изумрудами, а плоды искусно выточены из
небывало крупных самоцветов. Приблизившись к гранатовому дереву,
изумленный. Синдбад оглядел плоды, украшавшие его золотые ветвях. Он
дотронулся до одного граната и громадный рубин закачался, засверкал в
блеске хрустальных лампионов.
  Синдбад переходил из зала в зал, изумляясь все больше. На золотых
деревьях с драгоценными плодами сидели пестрогрудые птицы И приветствовали
Синдбада отличными трелями; павлины, распушив узорчатые хвосты, важно
расхаживали по пушистым коврам. Неожиданно Синдбад заметил невдалеке за
колоннами стайки прекрасных девушек, краше которых он в жизни не видел. В
легких полупрозрачных одеждах, подчерчивающих контуры их стройных тел, они
танцевали под изумительную музыку, раздававшуюся в зале. Как завороженный,
Синдбад смотрел на них, забыв обо всем на свете.
  Вскоре, однако, он вспомнил о цели своего прихода и заторопился в
следующие залы.
  - Я пришел сюда не для того, чтобы заглядываться на прелестных пери, -
бормотал он про себя. - Мне надо найти Альтамуса.
  Но в следующих залах было то же самое: среди колонн высились золотые
деревья со сверкающими плодами, полы устилали драгоценные ковры и под
чарующую музыку флейт порхали прекрасные девушки. Идя, Синдбад видел
великое множество драгоценных предметов: искусной работы золотые кубки,
подносы, чаши, кувшины; на стенах висело оружие, усыпанное бриллиантами; в
парчовых футлярах хранились пергаментные листы с цветными миниатюрами;
прямо на полу были рассыпаны перстни, браслеты, драгоценные безделушки,
поражавшие фантазией и тончайшей работой изготовивших их ювелиров. Поистине
это был дворец, наполненный изумительными сокровищами!
  "Но где же Альтамус?" - недоумевал Синдбад. Переходя из зала в зал, он
ожидал, что сейчас перед ним появится седовласый царь в белоснежных
одеяниях, в высоком тюрбане и с золотым посохом, перед которым он тотчас
упадет ниц. Но кроме девушек и птиц, других живых существ в залах не было,
и удивление Синдбада с каждым часом возрастало.
  Оно увеличилось еще больше, когда он увидел, что одна из девушек вдруг
превратилась в яшмовый бокал. Синдбад вскрикнул от изумления. Он взял бокал
в руки и повертел его, не веря своим глазам. Бокал был тончайшей работы, с
золотой инкрустацией и эмалью, и Синдбад готов был поклясться, что минуту
назад, когда он смотрел на то место, где теперь стоял бокал, там ничего не
было... Сомнений быть не могло: именно в этот бокал превратилась
пробегавшая девушка!
  Он направился дальше, и теперь уже внимательнее приглядывался к
очаровательным созданиям, плясавшим между золотыми деревьями. Его смутные
предположения вскоре подтвердились: любая из девушек, устав плясать и
носиться по залам, могла превратиться в какую-нибудь драгоценную вещь,
каких было множество во Дворце: в кубок, миниатюру, ковер, павлина,
янтарный апельсин или рубиновый гранат, в перстень, статуэтку, золотую
маску с прорезями для глаз и рта; и наоборот, безжизненная и неподвижная
вещь вдруг на глазах Синдбада превращалась в стройное, пленительное
создание, которое с серебристым смехом уносилось в хоровод подруг. Любая
вещь здесь могла изменить свои формы и превратиться в другую, не менее
прекрасную и восхитительную.
  Пораженный, Синдбад поднимался по устланным коврами ступеням, проходил
залами, где в бассейнах, , под ветвями золотых пальм, плескались
переливающиеся рыбы.
  - Альтамуса нигде нет,- бормотал Синдбад, утомленный долгим путешествием
по бесконечной веренице залов. - Может быть, он знает омоем появлении и по
какой-то, ведомой лишь ему одному причине скрывается от меня?
  Он подошел к девушкам, сидевшим под золотой яблоней и игравшим жемчужными
бусами.
  - О прекрасные пери, скажите мне, где хозяин этого дворца, великий царь
Альтамус? - спросил он.
  - О чужестранец, мы уже много лет не видели его, - ответили девушки.
  - Государя нет здесь? - пораженный, вскричал Синдбад.- Значит, я напрасно
проделал долгое и опасное путешествие? О я несчастный!..
  Он упал на колени и на глазах его выступили слезы.
  - Что мне теперь делать? - причитал убитый горем Синдбад. - Где мне
искать Альтамуса? Как я попаду в Багдад? Долго ли мне еще скитаться? О
Аллах милосердный, помоги!
  Тут к Синдбаду обратилась одна из девушек:
  - О чужестранец, не нужно так убиваться, - сказала она. - Царь Альтамус,
наш добрый муж и повелитель может пребывать в обличье любой из этих вещей,
что окружают тебя во дворце. Надо только найти ее.
  - О пери, ты предлагаешь мне искать ее? Но не будет ли это величайшей
дерзостью с моей стороны?
  - Ничуть, - сказала пери и добавила. - Царь Альтамус никогда не явится
перед тобой, пока ты сам не вернешь ему его истинный облик.
  - Но как же я сделаю это? - спросил Синдбад.
  - Очень просто,- вмешалась в разговор другая девушка. - Посреди дворца
находится большой зал, в центре которого стоит трон Альтамуса. На трон
падает луч света. Едва ты внесешь в этот луч предмет, в который воплощен
Альтамус, как царь тут же примет человеческий облик и исполнит любое твое
желание.
  - О пери, но ведь вначале я должен найти этот предмет... - растерянно
оглядываясь, сказал Синдбад. - Как я найду его среди тысяч и тысяч
прекрасных изделий?
  - Если бы мы это знали, то мы бы уже давно сами вернули нашему мужу
человеческий облик,- сказали девушки и, заслышав звук флейты из соседнего
зала, вскочили и легким вихрем удались к танцующей стайке своих подруг.
  А Синдбад в задумчивости направился по анфиладе просторных комнат и
вскоре вошел в необъятных размеров зал с хрустальным купольным потолком.
Посреди зала возвышался сверкающий трон Альтамуса. Но трон был пуст. Лишь
едва заметный серебристый луч падал на него, пробиваясь из центра
купольного потолка. Синдбад, приближаясь к трону, стал хватать первое, что
попадалось ему под руки - золотые кувшины, перстни, статуэтки, бокалы;
нагруженный драгоценными предметами, он поднялся к сиденью трона и начал
один за другим вносить их в серебристый луч. Но ни один из них не
превратился в Альтамуса. Тогда Синдбад, набравшись терпения, начал ходить
по залу, собирать в подол своего халата ювелирные изделия, посуду и
драгоценные камни, которыми был полон зал, и относить их к трону. Некоторые
из вещей превращались в девушек, которые со смехом убегали к своим
подругам, но большинство оставались самими собой. Альтамуса не было ни в
годном из предметов, поднятых Синдбадом.
  Шесть месяцев минуло с того дня, как Синдбад появился во дворце. Все это
время он неустанно занимался поисками предмета, обличье которого мог
принять Альтамус, лишь изредка прерываясь для короткого сна и для того,
чтобы утолить голод плодами из сада, окружавшего дворец. Тысячи предметов
внес он в луч, но ни один не явил ему Альтамуса. И еще тысячи предметов
оставались нетронутыми им в большом зале, а ведь помимо большого зала во
дворце были еще сотни других помещений, в которых находилось неисчислимое
множество изумительной красоты вещей, в каждую из которых мог быть воплощен
таинственный хозяин дворца.
  Отчаяние овладело Синдбадом. Он столько вещей переносил к трону, что уже
начал путаться в них и забывать, какие он ставил под луч, а какие нет. И
настала минута, когда кубки, броши и ожерелья выпали из его ослабевших рук,
он опустился перед троном на колени и, заливаясь слезами, опустил голову на
его сиденье.
  "Придется мне покинуть дворец, так и не увидев Альтамуса, - сказал он сам
себе. - За дворцовой стеной лежит тело мертвого джинна; я вложу в его горло
алмаз и попрошу Абу-Мансур отнести меня в мир людей, туда, где города и
базары, где купцы сидят в своих лавочках среди выставленного товара... Как
мила моему сердцу их суетливая будничная жизнь! Пускай я никогда не попаду
в Багдад, но я почту за счастье осесть в каком-нибудь другом городе и
открыть свою торговлю. Прощая, прекрасный дворец Альтамуса! С грустью и
тяжелым сердцем я покидаю тебя!"
  Он достал из-за пояса Голубой Алмаз и добавил, орошая его слезами:
  - О мой добрый друг Абу-Мансур, слышишь ли ты меня? Я всего лишь простой
смертный и не в моих слабых силах найти великого волшебника в этом огромном
дворце. Должно быть, я недостоин предстать перед его светлым взором. Я не
смог помочь самому себе, но еще больше скорбит мое сердце о том, что и
тебе, о Абу-Мансур, придется навсегда остаться голубым камнем...
  Он приподнял ладони с лежащим на них Алмаз вдруг его граней коснулся край
серебристого луча. же миг Алмаз ослепительно вспыхнул, по залу прокатился
гулкий раскат, подобный громовому, и Синдбад, закрыв руками лицо, в ужасе
отпрянул от трона.
  А когда он опомнился и отвел руки от глаз, то увидел, что сквозь
хрустальный потолок в зал потоками льется яркий солнечный свет, а на троне
сидит красивый темнобородый мужчина в расшитом золотыми и серебряными
звездами халате, с рубиновым ожерельем на плечах и "л высоком тюрбане,
украшенном сверкающей звездой ] полумесяцем. От лица и всей фигуры сидящего
исходи чудесный свет. Синдбад в изумлении отступил на не сколько шагов и
упал ниц перед владыкой.
  - О Синдбад, не пугайся, - прозвучал ласковый го лос. - Я и есть царь
Альтамус, повелитель джиннов и духов, встречи с которым ты искал все эти
месяцы. Подойди, не бойся.
  - О владыка, разве в Голубой Алмаз был превраще ты, а не Абу-Мансур? -
спросил изумленный Синдбад.
  - Да, Голубым Алмазом был я, - сказал царь, - но я не мог открыть своего
настоящего имени, ибо заклятие, наложенное на меня, было таково, что в этом
случае я никогда не смог бы вырваться из обличья бриллианта и принять свой
истинный облик. Я вынужден был скрывать свое имя и обстоятельства
превращения в Алмаз даже от тебя, о Синдбад, которого я по праву считаю
своим спасителем. А теперь выслушай мою историю.
  Среди многих удивительных вещей в моем дворце есть волшебное зеркало. Оно
показывает самую красивую девушку из тех, что живут за пределами моего
дворца в том необъятном мире, из которого вам, арабам, известна лишь малая
часть. Прекрасные девушки появляются далеко не часто, и потому бывает так,
что многие месяцы, а то и годы волшебное зеркало не показывает ничего,
кроме туманной пелены; но если изображение девушки появляется в нем, то ее
красота поистине божественна и сравнима разве что с красотой тех пери,
которых ты видел в моем дворце.
  Однажды, лет двадцать тому назад, зеркало показало мне изумительное
создание, юную дочь могущественного царя Абуль-Дубана. Ее прелести и
красота сразу покорили мое сердце, и я загорелся желанием взять ее себе в
жены и доставить в свой дворец. Перенесясь за тысячи километров отсюда, в
столицу страны, которой правил Абуль-Дубан, я отправил ему сотни красивых
невольниц и сильных молодых рабов, нагруженных богатыми дарами, сопроводив
их просьбой выдать за меня его дочь. Увидев дары, жадный Абуль-Дубан хотел
было согласиться, но его коварный визирь, который замышлял убить
Абуль-Дубана и завладеть его дочерью и царством, посоветовал ему не
торопиться. Он убедил царя, что с такого богатого жениха, как я, можно
взять гораздо больше. И алчный Абуль-Дубан потребовал, чтобы я за одну ночь
выстроил ему три дворца: алмазный, рубиновый к жемчужный. Я исполнил его
повеление, но тогда он, по совету визиря, пожелал сделаться царем всех
джиннов и духов, которые обитают в подлунном мире, и чтобы даже я,
Альтамус, повиновался ему. И я согласился на его условия.
  О Синдбад, я должен сказать тебе, что красоту я ценю больше всего на
свете, даже больше собственной свободы, и за обладание прекрасной дочерью
Абуль-Дубана я охотно отдал ему свою власть над джиннами и духами и
поклялся повиноваться ему, скрепив клятву священным именем Сулеймана ибн
Дауда. Завладев моей волшебной силой, Абуль-Дубан созвал джиннов и велел им
выстроить для себя тысячу бриллиантовых дворцов и набить их кладовые
золотом. Тем временем визирь, завидуя возросшему могуществу Абуль-Дубана и
не оставляя надежд свергнуть его, нашептал царю, что, пока я жив, все его
богатства и власть в один прекрасный день могут быть у него отобраны. Он
убедил царя, что я злоумышляю против него, что моя колдовская сила осталась
при мне, и что я лишь делаю вид, будто подчиняюсь ему. Абуль-Дубан
согласился с наветами визиря и решил тайно убить меня. Но визирь был умнее
своего царя, он понимал, что убить меня невозможно; и по его совету царь
произнес заклинание, превратив меня в Голубой Алмаз. И едва он сделал
это, как тотчас лишился волшебной силы, которую я передал ему.
  О Синдбад, тут я снова должен сделать отступление от своего рассказа и
поведать тебе, что моя волшебная мощь основывалась на великодушии и
доброте; за многие века, что я существую в подлунном мире, я никому не
причинил зла, ибо в этом случае моя волшебная сила сразу иссякла бы.
Передавая ее Абуль-Дубану, я честно предупредил его об этом, но он в своей
гордыне и алчности не внял моему предостережению. И стоило ему сотвортнть
зло, как он тотчас потерял свое волшебство. На него налетели джинны и
демоны, повелителем которых он был за минуту до этого. Создания преисподни
мстительны. Раздраженные тем, что царь Абуль-Дубан, управляя ими, заставлял
их строить бесчисленные дворцы и добывать сокровища, они решили жестоко
покарать его. Они превратили его в уродливого великана - Однорогого ифрита,
а визиря и придворных - в крыс. Прекрасную дочь царя они тронуть не посмели,
но погрузили ее в вечный сон и отнесли в Страну Мертвецов, откуда ее не в
силах вызволить ни один колдун на свете, даже самый могущественный.
  Чтобы еще больше досадить Однорогому, они наложили на него заклятье: быть
в вечном рабстве у того, кому попадет Голубой Алмаз. Вот почему Однорогий
так боялся его потерять. Он вправил Алмаз в серьгу и всегда держал его при
себе. Но это, как ты знаешь, ему не помогло. Об Алмазе узнали три
всеведущих колдуна. Они вычитали в Великой Книге Небес имя того, кому
судьбою определено выкрасть чудодейственный бриллиант из серьги Однорогого.
Подчинив себе с помощью Алмаза могущественного ифрита, они намеревались
сделаться владыками мира, и они бы стали ими, если бы их не погубили злоба,
подозрительность и жадность. Тебе известно, о Синдбад, как они истребили
друг друга, желая единолично владеть Алмазом.
  После их гибели власть над Однорогим получил ты. С помощью ифрита ты мог
бы сделаться царем, выстроить себе дворец и наполнить его несметными
богатствами, но ты пожелал вернуться в родной Багдад и зажить мирной жизнью
свободного торговца. Ты отправился в далекий путь к моему дворцу и,
преодолев множество препятствий, пережив ужасы и лишения, оказался в этих
чертогах. И тут по милости Аллаха свершилось таинство. Ничто, кроме луча,
сияющего над моим троном, не могло вернуть мне мой облик. Ты, о Синдбад,
направляемый высшей волей, дал упасть колдовскому свету на грани Алмаза. И
луч вернул мне не только мой истинный вид, но и мою волшебную силу. Духи
подлунного мира вновь подвластны мне.
  Альтамус умолк, с улыбкой глядя на Синдбада. Тот безмолвствовало минуту,
раздумывая над услышанным, а потом сказал:
  - О сиятельный владыка, неужели та спящая девушка, которой мы помогли
выбраться из страшных пещер Мертвецов, - дочь Абуль-Дубана?
  - Это так, о Синдбад, - сказал Альтамус.- Если бы она оставалась там
сейчас, то даже я, повелитель джиннов, со всем своим колдовским могуществом
не смог бы освободить ее. На Страну Мертвецов не распространяется моя
власть. Только простому смертному неисповедимым промыслом Небес надо было
вывести ее оттуда, и ты еделал это, о доблестный Синдбад.
  - О сиятельный Альтамус, без тебя, даже и пребывавшего в облике Алмаза, я
вряд ли сумел бы совершить такой подвиг. Все произошло благодаря
милосердной воле Аллаха и чудесным свойствам камня, в который тебя
превратил недостойный Абуль-Дубан.- Сказав это, Синдбад вздохнул.- Мне
остается лишь сожалеть об участи прекрасной девушки, которую я не уберег во
время многотрудного пути к твоему дворцу, о царь. Похищенная водяным
джинном, она осталась на острове посреди реки...
  - О Синдбад, эта река течет не в Стране Мертвецов, а в подлунном мире,
где нет преград моему волшебству, - сказал Альтамус.- И мне нет
необходимости отправляться к реке для спасения моей любимой жены. Смотри!
  Альтамус щелкнул пальцами, произнес заклинание и в тот же миг изумленный
Синдбад увидел, как возле его трона появилась девушка, которую он вывел из
Страны Мертвецов. Колдовской сон оставил ее; она удивленно оглядывалась, не
понимая, где она, а увидев Альтамуса, покорно опустилась перед ним на -
колени.
  - О муж мой, - воскликнула она. - Я уснула вчера во дворце моего отца, и,
кажется, спала целую вечность. Ты перенес меня в свою страну? О, какой
прекрасный зал, какими красивыми вещами он наполнен! А кто те девушки, что
танцуют под золотыми деревьями?
  Альтамус ни слова не ответил ей, он лишь коснулся рукой ее белого лба, и
глаза девушки блеснули: она все поняла! Рассмеявшись счастливым смехом, она
вскочила и в стремительном танце смешалась с хороводом других жен
Альтамуса.
  Синдбад проследил за ней взглядом, и вдруг увидел, что она и еще трое
девушек превратились в драгоценные предметы, наполнявшие дворец: одна - в
павлина, усыпанного драгоценными камнями, другая - в золотую чашу, третья -
в жемчужное ожерелье, четвертая, растянувшись на полу, обратилась в богатый
ковер с затейливым узором.
  - О Синдбад, все, что ты видел в залах моего дворца - это мои жены, -
сказал Альтамус. - Они бессмертны, как я, и вечно прекрасны. Но скучно
всегда пребывать в человеческом облике, и я для своих милых подруг придумал
забаву: они по своей воле могут превращаться в разные предметы - в
сверкающие драгоценные камни, браслеты, золотые деревья, кубки, ковры,
пергаментные свитки с миниатюрами и во многие другие прекрасные и
восхитительные вещи, которые ласкают мой взгляд так же, как и их стройные
тела. Мои жены, о Синдбад, не только те девушки, что порхают по залам и
танцуют под звуки флейт, но и все эти изумительной красоты вещи, которыми
полон дворец. Дочь царя Абуль-Дубана стала одной из них и пополнила мой
гарем, хотя это и стоило мне таких ужасных волнений. Но я ничуть не жалею о
случившемся, ибо ради истинной красоты - воплощенной ли в изделии ювелира,
в узоре ли на ткани или в чертах женского лица - я готов претерпеть любые
муки. А теперь, о Синдбад, в благодарность за мое чудесное возвращение на
престол ты можешь просить у меня все, что пожелаешь. Я могу вернуть тебя в
Багдад, могу сделать царем любой из стран подлунного мира, могу подарить
тебе дворец, наполненный сокровищами, а могу, как Абуль-Дубану, дать власть
над джиннами и духами. Но в этом случае, ты не должен будешь употреблять
свою волшебную силу во зло, иначе тебя ожидает участь Ауль-Дубана.
  - О сиятельный владыка, - опускаясь на колени, сказал Синдбад.- Я всего
лишь смертный, и, как все смертные, подвержен соблазну греха. Боюсь, что
управляя джиннами, я не смогу удержаться от необдуманного и несправедливого
поступка. Поэтому прошу тебя лишь об одном: вернуть меня в Багдад и
избавить мой город от злодея Зумдада ибн Джалиджиса. Он принял мой облик и
остался хозяйничать в моем доме. Меня пробирает дрожь при мысли о том, что
он успел натворить за эти месяцы. О мой дом, о моя любимая жена, о мои
верные слуги!- воскликнул Синдбад и разразился горестными рыданиями.
  Альтамус поднял руку, успокаивая Синдбада, и сказал:
  - О друг мой, пусть это не беспокоит тебя. Мне подвластны не только духи,
но и стихии. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на окна моего
дворца. Все эти годы, что я отсутствовал, моя страна была погружена в
сумерки бесконечно длящейся ночи. Но в ту минуту, как я вернулся, на
небосводе появилось солнце. Отныне ночь и день положенной им чередой будут
сменять друг друга. Помимо ветров, морей, звезд и солнца, мне подвластно и
само время. Я сделаю так, что все эти месяцы, в течение которых ты
странствовал, обернутся для тебя несколькими минутами, и ни твоя жена, ни
твои слуги и друзья не заметят твоего отсутствия. А зловредный джинн снова
окажется в сосуде и на этот раз он будет погребен на дне самого глубокого и
темного моря, откуда он уже не вырвется никогда.
  - Благодарю тебя, о могущественный царь, - Синдбад склонился в низком
поклоне.
  Альтамус прошептал заклинание, и Синдбад, подняв на него глаза, увидел
перед собой лишь сияющую дымку.
  Уже не было ни трона, ни прекрасного зала; Синдбад словно плыл в лучах, и
ему казалось, что он парит над бездной.
  Сияющая мгла неожиданно рассеялась и он обнаружил себя в своем доме в
Багдаде, в тот самый вечер, когда откупорил сосуд с жестоким джинном
Зумдада ибн Джалиджисом.
  Взору Синдбада предстало его зеркальное отражение, которое поднималось по
крытым ковром ступеням к двери, ведущей в комнату его жены. Это и был джинн
Зумдада ибн Джалиджис, принявший облик Синдбада. Едва зловещий двойник
взялся за дверную ручку, как вдруг какая-то сила отбросила его назад, он
скатился по ступеням и упал к ногам настоящего Синдбада, который смотрел на
него с возрастающим изумлением..
  Внезапно к коварному джинну вернулся его истинный звероподобный облик,
лицо его исказилось, он захрипел, глаза его выпучились. Он упал и забился в
судорогах нестерпимой боли, и при этом начал быстро уменьшаться в размерах.
Вскоре он съежился до размеров пальца и его хрип перешел в надсадный писк.
Откуда-то появилась бутылка, подкатилась к нему, и уродливого коротышку,
несмотря на его отчаянное сопротивление, втянуло в горлыщке. Бутылку
заткнула пробка, а на пробке появилась колдовская печать.
  Все это в мгновение ока произошло на глазах пораженного Синдбада. Бутылка
подскочила, перевернулась и со скоростью пушечного ядра вылетела в
распахнутое окно. Синдбад попытался проводить ее взглядом, но она умчалась
так быстро, что он тотчас потерял ее из виду.
  За окнами разливались соловьи и дышала ароматом садов безмятежная южная
ночь, полная звезд, с двурогим месяцем, неподвижно зависшим над куполами
султанского дворца. Сомнений не было: Синдбад вернулся в свой мирный город,
который больше не покинет никогда!
  Наутро к Синдбаду пришли его друзья-купцы и сообщили радостную весть: в
порт Басры пришли торговые корабли, отправленные Синдбадом год назад в
далекие страны. Трюмы кораблей ломятся от редкостных и дорогих товаров,
которые можно с выгодой продать в Багдаде. Тут в комнату, где сидели
Синдбад и его друзья, вошли слуги и повар Касим. Они внесли большое блюдо с
зажаренной рыбой, купленной вчера Синдбадом на набережной Тигра. Кушанье
все нашли восхитительным; гости в один голос заявили, что по вкусу рыба
напоминает осетра, но гораздо нежнее. В конце концов все сошлись на том,
что изысканнее блюда им пробовать не приходилось. Затем, как повелось,
начались рассказы о путешествиях и чудесах заморских стран. Синдбад
безмолвствовал, слушая разговоры своих друзей, и думал: а не приснилось ли
ему его путешествие? Он ощупал палец, на котором носил кольцо Одноглазого,
и обнаружил, что кольца нет. Должно быть, Альтамус пожелал оставить кольцо
у себя.
  Потом он призвал повара и спросил: находил ли он вчера что-нибудь в брюхе
этой рыбы? На лице Касима изобразился испуг, он поежился, словно спину его
еще саднило от ударов синдбадовской палки.
  - Да, господин, - сказал он. - Там был сосуд, который ты взял себе.
  Синдбад кивком головы отпустил его и продолжал задумчиво слушать рассказы
гостей. А когда те приступили с расспросами к нему самому, Синдбад поведал
им о происшествиях, случившихся с ним во время его предыдущих странствий. И
ни слова не сказал о джинне Зумдада ибн Джалиджисе, Однорогом ифрите.
Стране Мертвецов и великом царе Альтамусе, иначе бы его высмеяли как
обманщика и лжеца.
  Так исполнилось предсказание цыганки об удивительном седьмом путешествии
Синдбада, о котором будет знать только он один.



 


КОНЕЦ...
Другие книги жанра: сказки

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]