Из Евангелия
Блаженны нищие - их мзда на небесах.
Блаженны кроткие - они наследят землю.
Блаженны, милосердие в сердцах
Своих пронесшие, мирскому злу не внемля.
Блажен и тот, кто жаждал и алкал,
Кто истину искал в блужданьях бесконечных,
Кто в запертую дверь без отдыха стучал -
Ее отворит Бог всем ищущим, конечно!
Но всех блаженней тот, кто Истины одной
Святую власть признав, иной не покорился,
Кто был изгнанником из стороны родной,
Кто и во тьме тюрьмы пред силой не склонился.
Блажен, кто презрен был, гоним и оскорблен,
Кто прятался, как зверь в лесах, под тьмой ночною,
Кто тайно был в сырую ночь казнен
И в землю был зарыт безвестною рукою.
И смерти перейдя бестрепетно порог,
Всех выше награжден он будет между нами:
На тысячи веков его подКемлет Бог,
Как человечества прекраснейшее знамя!
Неведомому Богу.
В Элладе, говорят, средь многих алтарей
Был посвящен один "Неведомому Богу".
Легенда старая близка душе моей
И пробуждает в ней и чувств, и мыслей много.
Люблю я странствовать мечтою сквозь века,
И мне равно милы все заблужденья мира;
Не брошу я насмешки свысока
Наивной святости божественных кумиров.
Равно понятны мне Христос и Магомет,
И светлый Дионис и темный Гаутама;
Я - странник на земле и, может быть, поНт,
И красоты одной ищу я в сводах храма.
Я странник и поНт, и легкою мечтой,
И мыслью вольною бреду по всем дорогам,
Но глубоко в душе я сохраняю свой
Алтарь и храм "Неведомого Бога".
Как песня, что звучит издалека;
Как музыка стихов с забытыми словами;
Как отраженье звезд, что темная река
Дробит холодными и быстрыми струями
Так, в нить моей мечты вплетая иногда
Неясных дум тревожное стремленье,
Сквозь жизни гул, сквозь шумные года
Зов безымянного мне слышится виденья.
Он в тишине ночей со мною говорит
С листов старинных книг, их шепотом чудесным,
Он в свете разных правд дробится и сквозит
Сияньем Истины единой и безвестной.
Но если иногда, в скитаниях своих,
Я замедляю шаг у мраморных ступеней -
Не тот ли Нто храм, святейший из святых,
Где, наконец, и я склоню свои колени? -
- Он гонит вновь меня, он шепчет мне, как встарь,
"Не здесь",- он говорит, -"здесь только пыль и тленье"-
И вновь я в путь спешу, покинутый алтарь
С улыбкой подарив венком стихотворений.
1933 г.
Колыбельная.
Спи, мой мальчик, сладким сном,
Что тебе не спится?
Воет вьюга за окном,
Плачет и грозится.
Правит миром Черный Гном
Силой слова злого;
Ходят люди под окном
И глядят сурово.
Не под силу бедным спор
С одноглазым Лихом -
Ходят люди, прячут взор
Сумрачны и тихи.
Спи спокойно, птенчик мой,
Спи в кроватке тесной.
Мы уедем в край чужой,
Дикий и чудесный;
Где струятся воды рек
Широко и полно,
Где свободен человек,
Как речные волны.
Где Владыки Тьмы в ночах
Никому не снятся,
Где и птицам на ветвях
Некого бояться.
А пока под песнь мою
Спи, закрывши глазки;
Я вполголоса спою
Старенькую сказку,
Как давно, в лесу большом,
Жил бедняжка мальчик,
Бодрый духом и умом,
Ростом - только с пальчик.
Горсть он беленьких камней
Сыпал понемногу,
Чтобы к хижине своей
Вновь найти дорогу.
Белых камушков с собой
В путь мы брать не будем;
Мы дороженьку домой
Сами позабудем -
Пусть соседи вслед глядят,
Головой качают,
Пусть наш старый дом и сад
Вьюгой заметает!
1933 г.
Легенда о шейхе Абу Али.
I
В легендах мудрому - отрада,
В них повесть Матери-земли.
- Жил в славном городе Багдаде
Мудрец и шейх Абу Али.
За благочестие ценимый
И тайн науки искушен,
К познанью Истины единой
Цепь дней своих направил он.
Но зреет к Истине стремленье
Тревогой в ищущих сердцах,
И дар тяжелый - дар сомненья
Таким сердцам послал Аллах.
Не раз до первого азана
Он не смыкал своих очей;
Слова священного Корана
Звучали мерно, как ручей,
Скользили четки в лунном свете,
За мигом отмечая миг,
Но тщетно он искал ответа
В святых приданьях старых книг.
А время строго и безгласно
Часов песчинками текло;
И бился трепет мысли страстной,
Как птицы раненой крыло.
Движенье четок замедлялось,
Минуты стыли, как года,
И медленно на грудь склонялась
Его седая борода!
И он на кровлю ночью поздней
Бессонной ночью, шел опять,
Чтоб тайный символ знаков звездных
Умом пытливым разгадать;
Но над мечетями Багдада
Луна сияла, как всегда,
В низине дремлющего сада
Звенела свежестью вода,
Обычной, строгой чередою
Струилась звездная роса,
И в небо он глядел с мольбою-
И были пусты небеса.
II
Кто видел мысли зарожденье,
Ее стремительный полет,
Неповторяемость мгновенья
Кто угадает и поймет?
Быть может, солнце озарило
Его чело в тот ранний час,
Когда измученный, без силы,
Творил он утренний намаз.
И встал, сияя, в блеске новом
Зари стремительный разлив,
Старинной книги лист суровый
Теплом луча позолотив.
Иль птица, в воздухе качая
Лазурью сотканные сны,
Души коснулась, пролетая,
Напевом жизни и весны?
Кто знает тайну вдохновенья?
Кто слышал, как родится миг?
Но он, быть может, в то мгновенье
НеизКяснимое постиг.
И в первый раз, подняв ладони,
Вознес он в золоте лучей
Молитву птицы окрыленной
И ласки солнца горячей.
III
Ночь ветром с гор прохладно дышит,
Ночь всех уставших манит к снам,
Но шейх не спит, и пишет, пишет
Его отточенный калам.
"Мы рождены из мрака тайны,
"Мы исчезаем, точно сны,
"Мы возникаем лишь случайно,
"Как всплеск изменчивой волны,
"Мгновенной пеной опускаясь
"В морской лазоревый туман,-
"Но все течет, шумит, вздымаясь,
"Бессмертной жизни океан.
"Бог - Нто жизнь, душа Вселенной,
"Его и воля,и закон,
"И в формах временных и тленных
"Он, растворяясь, отражен.
"О, счастлив тот, кто на мгновенье
"Сквозь бред земной, увидит вдруг
"Чудесной силой просветленья
"Твое лицо, Великий Друг!
"Кто, древних притчей символ прежний
"Откинув ищущей душой,
"Услышит волею мятежной
"Твой зов могучий и живой#
-"Бессмертным разумом не спите!
"Я - мысль, зажженная в тебе:
"Не в небе Истину ищите,
"Ищите Истину - в себе".
IV
И вот опять настало утро,
И солнце вышло, как всегда
В огне и блеске перламутра
Купая облаков стада.
На двор мечети, где прохлада,
И воркованье голубей,
Сбирались юноши Багдада
Послушать речь учителей,-
Послушать мудрых шейхов споры,
Преданья старины святой,
И вдруг замолкли разговоры,
Когда, спокойный и простой,
Походкой ровной, молчаливый,
К ним подошел Абу Али
И так сказал, неторопливо
Глаза поднявши от земли:
-"Ты -Истина, великий Боже!
"Твой вечный свет непобедим.
"Но ты и я - одно и то же,
"Как обКяснить мне Нто им?"
И все сердца застыли в страхе...
И шепот по рядам бежит:
"Он имя произнес Аллаха!
"Себя безумец Богом мнит!"
И вот две тени, мимо храма
Скользнули в улицы извив,
У двери старого имама
Свой лисий шаг остановив.
И вырвал бороду седую
Костлявый высохший старик,
И так воскликнул, негодуя:
-Казнить его - он еретик!...
V
Был полдень, зной, и над Багдадом
Сияло солнце с высоты;
В садах молили о прохладе
Жарой спаленные цветы.
На площадь, пьяную от света,
Шли шейхи, муллы и хаджи,
И острым блеском минареты
Сверкали в небе, как ножи.
Неторопливо и спокойно
Встав на разостланный ковер,
Шейх в неба синеве бездонной
Остановил прощальный взор.
Чиста, как в первый день творенья,
Была небесная Нмаль,
И в ней застывши на мгновенье,
Сверкнула поднятая сталь,-
И голова его седая
Сквозь крови брызнувшей фонтан
Вниз покатилась, развивая
Свой белый шелковый тюрбан.
Дрожь губ открытых замедляя,
В предсмертной прыгнувших тоске,
Она катилась, оставляя
Узоры крови на песке.
Был зной, и солнце озаряло
Над пестрой, шумною толпой -
Мечеть и кружево портала
С его причудливой резьбой,
И надпись над его порогом
В узорной вязи древних строк:
"Нет в мире Бога, кроме Бога,
"И Магомет его пророк!"
И в Нтот полдень мертвый, знойный,
Миражей, снов, видений час,
Под синью неба раскаленной
Вдруг увидали сотни глаз:
Где кровь, чернея, оросила
Измятый стоптанный песок,
Она, застынув, повторила
Рисунок четкий тех же строк.
И так гласил их почерк строгий
На серой уличной пыли:
-"Нет в мире Бога, кроме Бога,
"И им любим Абу Али!"
И неподвижны стали взгляды...
Людской умолкнул разговор...
Как будто ветренной прохладой
Вдруг потянуло с дальних гор -
И в Нтом веяньи незримом
В сознанье каждого лилось,
Что Истины, прошедшей мимо,
Над ним дыханье пронеслось,
Той, что поругана, казнима,
Толпой растоптана в крови,
Глядела в небо недвижимо
Глазами мертвой головы...
---
Люблю тебя, страна Востока,
Страна жестокой красоты,
Где сердце чувствует глубоко,
Где необузданны мечты,
Где, разрывая грань и меру
Неудержимым взлетом ввысь,
Безумьем становилась вера
И страстью становилась мысль.
О, передай в наш мир холодный,
В наш Запад трезвый и скупой,
Своей мечты полет свободный
С его причудливой игрой,
Влей нам в дряхлеющие жилы
Свою расплавленную кровь,
Чтоб с нею обрели мы силы
На ненависть и на любовь!
--- 1934 г.
Легенда о шахе и дервише.
---
Во имя Аллаха, владыки сил!
Слушай повесть прошедших лет.
Ее в назиданье для нас сохранил
Один позабытый поНт.
Жили два друга в минувшие дни -
Неважны их имена;
И только в том были сходны они
Что страсть их была одна:
Превыше всего, что мудрый пророк
Для услады нам разрешил,
Мысли извив и созвучье строк
Каждый из них любил.
И каждый из них, в положенный час,
Калам отточенный брал,
И для пользы людей, сотворивши намаз,
Толстую книгу писал.
Но в строках и речи их были всегда
Несогласны мысль и совет,
И один другому на каждое "да"
Говорил свое резкое "нет".
Весна за весной продолжала цвести
Чередою обычной своей,
И сплетались в мире людские пути,
Как следы караванных путей.
Единый Аллах - людей властелин,
Он играет судьбою людской,
И дервишем нищим стал один,
И стал падишахом другой.
И однажды старого друга к себе
Шах привести приказал,
И, к нищей его снисходя судьбе,
Ему с улыбкой сказал:
"Отныне душой,о дервиш, поверь,
Что ко мне благосклонен Аллах!
"Свет моей правды,замечу теперь,
"Во всех человечьих сердцах,
" И каждая книги моей строка
"Дойдет до морей и пустынь,
"Ибо правит страною моя рука
"И я над ней властелин".
И дервиш ему ничего не сказал,
Перед шахом склоняясь в прах.
Лишь отблеск улыбки незримо дрожал
На сомкнутых крепко губах.
И в плащ завернувшись дервишеский свой,
Он ушел, молчалив и строг,
И скрылся бесследно, как лист сухой,
В сплетеньи пыльных дорог...
Падают дни, словно персиков цвет,
За зарей отцветает заря;
И шах однажды на тайный совет
Зовет к себе визиря.
-"Правда ли Нто - дай мне ответ!
"Слышал я от людей,
"Что пустого безумца нелепый бред
"Продают рядом с книгой моей?
"И правда ль, что разум людей моих
"Отнял, должно быть,Аллах,
"Ибо Нта книга милее для них,
"Чем та, что писал их шах?"
И визирь отвечает, простершись ниц:
-"Твоя книга - святыня, о шах!"
"Мед мудрости каплет с ее страниц,
"Свет правды в ее словах!.
"Но разум людей тревожит всегда,
"Что Нтот безумный поНт
"На твое, о великий, каждое "да"
"Говорит свое дерзкое "нет".
И шах спешит приказ передать
По стране из конца в конец:
Чтоб дерзкую книгу не смел писать
Ни один отныне писец!
А шахскую книгу искусной рукой
Пусть тысяча пишут писцов,
Золотом чистым строка за строкой,
Оттеняя золото слов.
Сыплются дни, как в пустыне песок,
Зарю сменяет заря,
И снова проходит недолгий срок -
Шах зовет визиря.
-"О шах! Я правдивый ответ даю:
"Эту книгу не пишут писцы;
"Но как редкость, на золота вес продают
"Ее в своих лавках купцы.
"А книга твоя, о премудрый шах -
"Людьми не оцененный дар;
"Разве только купец иногда впопыхах
"В ее лист завернет товар.
"Пыль и грязь, и рисунки детей
"На ее священных листах,
"И страшно промолвить, что с книгой твоей
"Творят, о великий шах!"
И разгневанный шах торопливо встает
Срочный приказ написать;
Визирь золоченый калам подает
И несет большую печать.
И глашатай сзывает на площадь людей
И кричит им:-"Велик Аллах!
"Слушайте, что в заботе своей
"Повелел нам наш мудрый шах!
"Кто в дерзкую книгу заглянет вновь -
"Вырвать глаза, чтобы он
"Злобным видом проклятых слов
"Отныне не был смущен!
"И кто прочитать дерзнет вслух
"Хоть пару кощунственных строк -
"Отрезать язык, чтоб ничей он слух
"Оскорблять кощунством не мог!
"И кто ее лист рукой повернет -
"Отрублена будет рука!
"Мудр наш шах, и исполнен забот,
"И душа у него мягка!"
Дни текут, как казненного кровь,
Заря за зарей спешит,
И шах визиря призывает вновь -
И визирь от страха дрожит.
И дрожащий визирь, потупив взгляд,
Говорит:"О любимец весны.
"О книге, навлекшей твой гнев, говорят
"На всех перекрестках страны!
"Дервиша имя - у всех на устах,
"К нему на поклон идут,
"И враги твои - да сразит их Аллах!
"Его, как святыню, чтут"
Несется гонец из дворца опять
На коне измученном вскачь:
Дервиша казни позорной предать
Немедля должен палач!
А проклятую книгу велит падишах
На костре среди площади сжечь-
Да сгубит врагов властелина Аллах,
Да будет остер его меч!
В шахском дворце - тишина и покой.
Все спит в его крепких стенах.
И только не спит порою ночной
Сам повелитель - шах.
Чем же дух его властный смущен?
Что его будит от сна?
Враги уничтожены, дервиш казнен
И книга его сожжена!
Но душу властителя ужас гнетет:
Слышит он в тишине ночей -
По всей стране, разрастаясь, ползет
Эхо проклятых речей.
Их шепчут в тени за дворцовой стеной,
Их в глухих деревнях поют -
Призраком грозным над шахской страной
Сожженные строчки встают.
-"Так что же грозит мне! Пепел,прах,
Да груда желтых костей!
"Но разве я не великий шах
"И страж не в руке моей?"
И видится шаху в грезах ночных:
Рушатся стены дворца,
И новые строки пишет на них,
Пишет рука мертвеца:
"Гонимая мысль возникает вновь!
"Она опасней меча,
"Ее закаляет пламя костров,
"Точит рука палача!..."
И слышится шаху во мраке ночей:
Дрожит его мощный трон,
И мечется в страхе властитель людей,
И бежит от лица его сон...
---
Во имя Аллаха! Я вам рассказал
Эту повесть прошедших лет,
Как ее в назиданье нам передал
Один позабытый поНт;
Рассказал, чтобы факелом мог светить
Нам отблеск минувших дней,
Чтоб на нашем скорбном и темном пути
Мы во мраке глядели смелей...
1935 г.
На охоте.
Следя по ветру сладкий запах птицы,
В рябой тени обмерзнувших берез
Шла ярким снегом темная лисица,
Вверх поднимая острый черный нос.
И вдруг застыла - дергались в волненьи
Лишь вдоль спины седые волоски:
Пахнул ей льдистый ветер на мгновенье
Струею смутной страха и тоски.
Был гулок выстрел в воздухе морозном,
Когда,дымясь, сверкнул граненый ствол.
Но Нтот звук в его значеньи грозном
В ее сознанье не дошел.
Лишь, морщась, поднялась от боли острой
Губа, оскалив белый ряд зубов,
И стыла на снегу узором пестрым,
Как кисть рябины багровея, кровь.
Морозным паром, инеем огнистым
Дымилась белая земля,
И сыпал ветер пылью серебристой,
Хвостом пушистым шевеля.
Контрабандист
Над трепещущей чинарой
Воздух серебрист.
За плечом моим - гитара
Я - контрабандист.
Все заставы и границы
Знают песнь мою,
Я вольнее горной птицы,
Целый день пою.
Черноокая красотка,
Полюби меня!
Привезу из яшмы четки,
Серьги - ярче дня.
Для тебя мне, без обмана,
Ничего не жаль,
Привезу из Хорасана
Шелковую шаль.
День угаснет, пламенея;
Будет вечер мглист.
Ветер скажет:"Будь смелее,
"Ты - контрабандист."
Над седой рекой подкова
Звякнет о гранит,
Пограничника лихого
Пуля прозвенит,
И, боря рукой усталой
Бешеный поток,
Разрисую кровью алой
Шелковый платок.
Черноокая красотка
Слов я не сдержал:
Не привез тебе я четки,
Серьги растерял;
Но, пропитанную кровью,
Шаль тебе даю -
Подари своей любовью
За любовь мою!...
---
Настанет когда-нибудь миг такой:
Будут шаги измерены;
Будут счета моей жизни земной
Уплачены и проверены.
И там, где под сводом вечерних небес
Звонок торопит мгновенье,
Подадут металлически-темный Нкспресс,
Отходящий в Четвертое Измерение.
Длинный кондуктор,лыс и костляв,
-"Пожалуйте!"- скажет с важностью
Ветер, крылья штор приподняв,
Пахнет простором и влажностью.
И вам, вам, остающимся ждать,
Грязной платформы пленникам,
Вам, пришедшим меня провожать
С помятым цветочным веником -
Я, может быть, рукой из окна
Махну с улыбкой довольною,
Ветер вечерний вдохнув сполна
Грудью, отныне вольною.
---
"Кукушкины слезки".
Плакала кукушка в темном бору.
Сумрачные ели качались на ветру,
Зноен и пахуч был июньский день,
Пряталась под елями дремучая тень.
Плакала кукушка на березовом суку,
Ветром разносило кукушкину тоску.
Считала кукушка в смолистой глуши
Горе да печали бездомной души,
Считала кукушка, не могла сосчитать,
Снова и снова принималась куковать.
Вырос под березой строен и высок,
"Кукушкины слезки" - печальный цветок.
В нежных лепестках аромата нет,
Красив их змеиный причудливый цвет.
Глушь вековая, ельник да овраг,
Папоротник зыбкий, зеленый полумрак...
Клонит ветер стебель одинокому цветку,
Прячет безлюбовную кукушкину тоску.
---
На Севере.
Дни юности подобны солнцу лета:
В час полдня или полночи равно
Живым огнем немеркнущего света
Свой блеск незаходящий льет оно.
А наша осень - пышные закаты,
В качаньи волн - дрожанье янтаря,
Как отблеск страсти, светившей когда-то,
Последних снов печальная заря,
Когда до полночи кровавого сиянья
Не умирают грустные цветы,
И волны бледные обманутых желаний
Колеблют луч несбывшейся мечты.
А дальше - дальше долгими ночами
Нам панихиду запоет метель,
И будет месяц тусклыми очами
Глядеть в сугробов белую постель,
И только луч полярного сиянья
Не озаряя вечной темноты,
Блеснет порой, как луч воспоминанья,
Обманчивою вспышкой красоты.
---
Ночью (отрывок)
Из черного рупора льются негромко
Рапсодии Листа далекие звуки.
Ночь входит, и дня прожитого обломки
Закрыли ее милосердные руки.
Все чувства, что, вспугнуты шумом полудня,
В подпольи души притаились, как мыши,
Из пыли вседневья, из мусора будней
Встают невредимо в полночном затишьи.
Сквозь тонкое облачко сизого дыма
Ночных собеседников вижу я лица.
Ночь многое тайное делает зримым,
Меж снами и явью стирая границу.
И пусть прозвучат для них ясно и смело
Слова, что весь день приглушенно молчали.
Мы вместе откроем иные пределы,
Мы вместе заглянем в иные печали.
Пусть бред Нтой краткой и радостной встречи
Мечтателем нищим взлелеян безумно -
Я к ним обращаюсь с приветственной речью,
Я им поверяю заветные думы...
Весной.
Сегодня в тающем сверканьи
И синей свежести теней
Я слышу легкое дыханье
Далекой юности моей.
Как будто их и не бывало,
Лет, промелькнувших в пустоте,
Как будто сердце не устало
Вверяться страсти и мечте,
И с зовом дали и отваги,
Закинув облачный берет,
Шлет ветер - ласковый бродяга -
Свой легкомысленный привет.
1936 г.
Завет.
Будь молчалив. Скрывай свои желанья
Бездумною улыбкой паяца.
Ни в час тоски, ни в миг очарованья
Ты маски не снимай с лица.
Будь равнодушен. Жалости иль гневу
Души своей осилить не давай.
Слагай созвучья строк, но тайного напева
Ни другу, ни врагу не открывай.
Как золото скупец, ревниво и тревожно
Скрывай богатство дум, и грусти, и надежд.
Будь пошляком среди толпы ничтожной,
Невеждою - среди невежд.
Они простят и встретят снисхожденьем
И лжи, и клеветы им всем знакомый яд,
Позор предательства и низость преступленья,-
Но превосходства не простят.
1937 г.
Арабская легенда.
Давно - до Адама то было, святые преданья не лгут.
Два ангела были у Бога, их звали Харут и Марут.
Их плоть была - тонкое пламя, их души - как чистый алмаз,
И Бога великое Имя хвалил неумолчно их глас.
Но создал Адама Всемудрый, за веком исполнился век,
И слуги небес возроптали, что Богом любим человек.
"В крови и разврате" - сказали - "погряз человеческий род;
"Зачем их щадит Вседержатель и с лика земли не сотрет?"
И так повелел Милосердный - а нам то поведал пророк:
Он дал им обличье людское и в плоть их земную облек.
И слово промолвив:"Да будет их путь до конца завершен!
Послал он их в город великий, столицу столиц - Вавилон.
И вот, в Нтом городе шумном, они на вечерней заре
Увидели темные очи и лик лучезарный ЗухрН.
Уста ее - пламень палящий и косы, как ночи любви,
И вспыхнуло алое пламя у ангелов Божьих в крови.
И вспыхнуло жгучее пламя, и мысль в них осталась одна,
И день их бил зноем палящим, и ночь не давала им сна.
И раз им ЗухрН прошептала - в ночной прошептала тиши:
"Кто любит, покорен любимой, и тот не жалеет души.
"Кто любит - единым законом навек ему станет любовь;
"Идите и, грех совершая, пролейте горячую кровь".
И встали они, и убили, и руки омыли в крови,
И много грехов совершили, покорны веленью любви.
И вновь им ЗухрН прошептала - двоим прошептала одно:
"Вам Высшее Имя открыто, и тайное знанье дано.
"Откройте мне Высшее Имя, в нем страшная сила и власть,
"И я вам подругою буду, и страстью отвечу на страсть".
Любовь их вином опьяняла, и были безумьем их дни,
И предали Высшее Имя земному созданью они.
И предали тайное Имя, и им засмеялась ЗухрН,
И в небо туманом поднялась, растаяв на бледной заре,
Чтоб властью отныне ей данной, тревожить греховные сны,
Колдуя и тенью качаясь на роге покорной луны.
И ангелы пали на землю и в небо воззвали:"Творец!"
И вздохи их были, как пламень спаленных тоскою сердец.
-"Не там, Милосердный, где время исчезло пред ликом Творца,
"Но здесь нам пошли искупленье, в пределах земного конца".
На холмах пустынных, о брат мой, где город великий стоял,
Там есть позабытый колодец, но дна в нем никто не видал.
Там сорок веков в заточеньи томятся Харут и Марут,
И мира конца ожидают, и воду отчаянья пьют.
Но если есть в мире безумец, который мечтою пленен,
И если душою и раем согласен пожертвовать он,
И если, как алое пламя, земные томят его сны, -
То пусть он найдет тот колодец в лучах предрассветной луны.
И пусть он промолвит заклятье, склоняясь в бездонную тьму, -
И страшного Имени тайну, быть может, прошепчут ему.
1939 г.
Самой себе.
Двадцать лет назад неопытной рукою
Я слагала строки про березы цвет.
В Нтот день, шумевший свежею листвою,
Отсчитали весны мне шестнадцать лет.
В строках рифмовались с грезами березы,
Грезы были юны, как весной трава,
Голубые в поле расцветали розы,
Голубые плыли в море острова.
Двадцать долгих лет с тех пор ложились пылью
На берез весенних золотистый цвет.
Двадцать долгих зим мечте вязали крылья,
Заносили вьюгой детской сказки след.
Не проехал он, с неомраченным взором,
На коне и в шлеме белый Парсифаль.
Между синих гор в серебрянном просторе
Предо мной призывно не раскрылась даль,
И венец лавровый славою крылатой
Не был мне протянут в медном звоне труб -
Только жизнь тянулась полосою сжатой,
Только век гремел, безжалостен и груб.
Но сегодня снова, медленно качая
Золотые серьги в синей вышине,
Белые березы, в день прозрачный мая,
Как когда-то прежде, улыбнулись мне.
Словно под весенним ветром облетает
Незаметной тенью пыль прожитых лет,
Словно, как и прежде, сердце опьяняет
Голубая роза - и березы цвет.
И шепнул мне ветер, тихо, по секрету,
Чуть коснувшись вздохом моего лица:
"Два великих дара посланы поНту:
"Греза - без свершенья, юность - без конца".
10/05.1940 г.
x x x
Ни дома, ни отечества, ни друга.
В чужих снегах мой затерялся путь.
Одна метель - безумная подруга -
Зовет, смеясь, прилечь и отдохнуть.
Промчатся тучи. Ветер пронесется.
Потушит снегом человечий вздох.
И там, над звездами высоко, улыбнется
Безжалостный и непонятный Бог.
1942 г.
x x x
Пронизан солнцем, ветром и лазурью,
Осенний воздух, как прощанье, чист.
В прохладном золоте лежит земля, и бурей
Не сорван с дерева еще последний лист.
О, погоди, вечернее мгновенье!
Твой свет недолгий жадно я ловлю.
Еще земное длится сновиденье,
Я что-то в мире все еще люблю.
И хоть порой, как зов иного края,
Мне смутно снится луч других планет -
Земля моя, жестокая, родная!
И там, вдали, твой не угаснет свет.
Пусть прошлое светлее улыбнется
В ненастные, осенние года:
И нежностью сильнее сердце бьется
К любимым, отошедшим навсегда.
Да, сердце бьется чаще и больнее,
Короткий свой отсчитывая срок,
День догорел, и тени все длиннее,
Все дальше протянулись на восток.
О, погоди! Сияй, еще чудесней,
Вечерний луч, над позднею тропой.
Последняя еще не спета песня,
Последний путь еще не пройден мой.
1942 г.
Тост на Новый Год.
(Моим товарищам)
Итак, друзья, мы с вами провожаем
Недоброй памяти прошедший черный год.
Пусть он для нас и для родного края
В далекое минувшее уйдет.
Он встретил нас изгнаньем и бедою,
Заботами и горькой нищетой.
Мы долго шли заснеженной тропою,
Все лучшее оставив за собой.
Ведь наши руки некогда держали
Бумагу, книгу, кисть или перо,-
Теперь они грубели, замерзали,
Работали пилой иль топором,
И если голод - тощая старуха -
Глядит на нас из темного угла,
То замирают все вопросы духа
И разумом овладевает мгла.
И все-таки - в том гордости и силы
Есть для меня источник до конца-
Тепло и человечность сохранили
Больные и усталые сердца.
Вот я смотрю на зелень нашей елки,
Ее простой, бесхитростный наряд:
В наивных блестках темные иголки
Частицу древней мудрости хранят.
Она древней, чем свадьба или тризна,
Ее начало где-то там - в веках:
В ней символ победительницы - жизни,
Не умирающей в снегах.
Поздней она - легендою одета:
Звон колокольный, праздничен и чист,
Твердил, бывало, что когда-то где-то
Явился в мир Великий Оптимист.
Его судьба безрадостна, конечно,
Повсюду лучших проливалась кровь;
Всегда на крест вздымали человечность
И вечно воскрешали вновь.
Пускай погиб он, не достигнув цели,
Как многие, гоним и одинок,
И все-таки в ветвях старинной ели
Рождественский сияет огонек...
Невольное простите отступленье.
ПоНты любят праздные слова.
Не лучше ли без долгих размышлений
В печь подложить смолистые дрова-
И выпьем вместе под чужую вьюгу
За все, что сердце радует теплом:
За красоту, за музыку, за друга,
За наш далекий, наш чудесный дом.
За всех, как мы, тропою одинокой
Бредущих вдаль в просторах снеговых;
За всех своих любимых и далеких,
Потерянных, погибших и живых;
За встречу после горя и разлуки,
За верность в годы мрака и труда,
За радостно протянутые руки,
Нашедшие друг друга навсегда,-
Друзья мои! Под канонаду века,
Под топот смерти, пляшущей в крови,
Я с вами пью - за сердце человека,
Хранящее бессмертие любви!
31/12-1942 г. Кама.
x x x
Вот все, что сердцем в Нти дни
Я здесь люблю на свете:
Давно погасшие огни
Прошедшего столетья;
В остывших навсегда сердцах
Когда-то живший трепет;
Саг без начала и конца
Невнятный, древний лепет.
Люблю бегущую к холмам
Пустынную дорогу;
Неведомый для чувства храм
Ненайденному Богу;
Люблю мечты бродячий свет
В бесцельности скитаний.
Люблю страну, которой нет
Среди земных названий.
Люблю полет и крики птиц
В полях уединенных,
Призыв улыбок, взглядов, лиц,
Здесь в мире нерожденных.
И тех еще, кто в Нти дни
Беспомощны, как дети,
Кому еще горят огни
Прошедшего столетья.
1944 г.
x x x
Где-то струятся кровавые реки.
Где-то горят города.
Как беззащитна ты, жизнь человека,
В страшные Нти года.
Кто-то томится в неволе голодной.
Кто-то не в силах идти.
-Вспомним, друзья, о равнинах холодных,
О безотрадном пути.
Вспомним того, кто под грохот обломков,
В вихрь огневого дождя
Нес свою жизнь, чтоб купить для потомков
Славу страны и вождя.
...К жизни готовился долгие годы
Чьей-то заботой храним.
Книги любил, и мечты, и природу,
Кем-то был страстно любим.
Мыслью, быть может, стремился надменной
В тайну светил или числ;
Думал, что в жизнь его, волей вселенной,
Вложен космический смысл.
Жизнь! Ей не будет в веках повторенья.
Жизнь! Это нужно решить:
В чем ее дело и в чем назначенье?
Как ее нужно прожить?
Полно, товарищ, не думай, не надо:
Краткий кончается сон.
Вспышкой огня и разрывом снаряда
Будет вопрос разрешен.
Вот он проходит по снежной дороге,
Справа и слева - штыки.
Дуло винтовки недвижно и строго
Стынет у правой руки.
Кто-то командует властно и скоро.
Кто-то бормочет: герой.
Гул самолета, гуденье мотора,
Смерти пронзительный вой...
Кем-то ты признан для смерти пригодным
В длинном подсчете голов.
Жизнью своей ты оплатишь сегодня
Много значительных слов.
Родина, слава, величье народа,...
Есть для чего умирать!
...Жалость? Когда-то, в далекие годы,
Знала далекая мать...
Может быть, нить Нтой жизни короткой
Можно иначе сплести?
Может быть - поле...Вагон и решетка...
Поезд на дальнем пути...
Кто-то сказал о величии века
Кто-то шепнул: Нто враг.
Что тут особого? -Жизнь человека?
Что она стоит? Пустяк.
Вот он уходит в безвестные дали.
Справа и слева - штыки.
Лагери, тюрьмы, засовы из стали,
Долгие годы тоски...
Кем-то ты признан для жизни негодным
В длинном подсчете голов.
Жизнью своей ты оплатишь сегодня
Много значительных слов.
Ненависть, власть, справедливость народа.
Есть для чего убивать!
...Жалость? Когда-то, в далекие годы,
Знала далекая мать...
Где-то струятся кровавые реки.
Где-то горят города.
Вспомним про жалкую жизнь человека
В наши большие года.
Кто-то замучен в неволе голодной.
Кто-то не в силах идти.
-Вспомним, друзья, о равнинах холодных,
О безнадежном пути.
1944 г.
x x x
Мой предок был, конечно, славный воин.
Широкоплечий, хмуро глядя вниз,
Ни замка, ни герба он не был удостоен,
Но "стойкость" был его девиз.
Платя свой долг, надменный и суровый,
Он меч и жизнь бездумно продавал,
Но сюзерену, другу или слову
Он никогда не изменял.
И вижу я: среди одетых славой
И в сталь закованных фигур,
Родился иногда смиренный и лукавый
И слабый сердцем трубадур.
В бесцельности путей без доблести блуждая,
Мечтою он любил неясный идеал,
И изменяя всем, горя и остывая,
Ему душой не изменял.
И в лад сердцам их, бившимся когда-то,
В сердцах потомков спорит без конца
С тяжелой верностью наемного солдата
Изменчивость бродячего певца.
Он шепчет мне:"В дали и без названья
"Они горят, прекрасного огни.
"Гляди на них в минуту колебанья
"И им одним душой не измени."
1944 г.
Она неповторима. (Неоконченные стихи)
Я говорю не о кровавых реках,
Не о снежинках вьюги мировой,
Но об отдельной жизни человека,
Всегда одной - везде одной.
И не числом средь цифр неисчислимых
Ей быть должно, не пешкой для игры-
С ней умирает мир, для нас незримый,
С ней угасают звездные миры.
Бесчисленны в грядущем поколенья,
Бесчисленны грядущие года,
Но нет для Нтой жизни повторенья,
Но Нтих глаз не будет никогда.
Ты, убивающий спокойно и бесстрастно,
Что можешь знать об Нтой жизни ты?
Быть может, в ней был замысел прекрасный,
Созданье творческой мечты.
Не тронь ее - она неповторима!
Быть может, в ней бессмертной мысли свет,
Миллионы лет мучительно творимой
На сотне неудавшихся планет...
Орлиное гнездо. (Из истории Востока)
Когда, противник власти и Аллаха,
Безбожный и кощунственный Хасан
Злодейский нож поднял на падишахов
И властелинов городов и стран -
То шах Санджар собрал свою дружину
В поход на тех, кто был причиной смут,
Чтоб разорить разбойничью твердыню,
Гнездо Орла - мятежный Аламут.
Дорогой долгой, тяжкою и длинной
Шло войско через горы и снега,
И, наконец, извилистой долиной
Шах подошел к убежищу врага,
Где, путь замкнув, скалы угрюмой склоны
Гор окружили снежные венцы,
И словно гребень спящего дракона,
Чернели крепости угрюмые зубцы.
"Вот - думал шах,- гнездо тех змей упрямых,
"Чей тайный яд смущает род людской
"Клинком Хасана, рифмою Хайяма
"И Авиценны дерзкою строкой".
День угасал. В торжественном затишьи
Хранили горы вечный свой покой,
И тень от гор ползла все выше, выше,
Сливая крепость с черною скалой.
- На утро - приступ,- шах промолвил кратко,-
При свете дня найдем мы верный путь.-
И сам ушел в походную палатку,
Чтоб перед боем за ночь отдохнуть.
Уснули горы в звездной полуночи.
Тройною цепью стражи окружен,
Усталые сомкнув спокойно очи,
Шах в безмятежный погрузился сон.
А утром он взглянул - и вдруг в смятеньи
Вскочил, как будто увидал змею,
Иль вставшее из гроба привиденье,
Или ехидну, или смерть свою:
Где свет зари лучистою игрою
У изголовья трепетно дрожал,
Там, в землю всаженный неведомой рукою,
Сверкал отточенный кинжал.
Клинок был в землю воткнут не напрасно:
Держал он белый узенький листок.
И в руки взяв его, шах взглядом ясным
Схватил значенье двух коротких строк:
"Судьбу и сердце властелина века
"Я в Нтот час в своих руках держал,
"Но жалость к дням недолгим человека
"Остановила руку и кинжал."
В огне зари вершины пламенели,
Вползал в палатку розовый туман,
И на земле таинственно белела
Записка с четкой подписью: Хасан.
И долго шах, застыв как бы в печали,
В тиши палатки неподвижен был,
И смуглым пальцем по холодной стали
Задумчиво и медленно водил.
...А позже - был в долине конский топот,
И резкий скрип нагруженных возов,
И пестрый гам людской, и громкий ропот
Недоуменья полных голосов.
Бойцы седые хмурились с досадой,
У молодых горел насмешкой взгляд.
Не начиная боя иль осады,
Шах вел свои войска назад.
И только раз взглянул Санджар обратно,
Где полз по склонам клочьями туман,
Где позади незримый, непонятный
И вездесущий прятался Хасан;
Где, башнями за тучи задевая,
Над хаосом скалистых темных груд
Чернела молча крепость роковая,
Гнездо Орла - угрюмый Аламут.
---
Ты, позабытый, тенью исполина
Прошедшего смутивший тяжкий сон;
Ты, кто в веках названьем ассасина
И тысячью проклятий заклеймен;
Ты не искал короны, власти, славы,
И не бессильный пред тобой дрожал -
О, как ты прав, мятежник величавый!
Как нужен миру твой святой кинжал!
--- 1945 г.
x x x
Не хочу человеческой речи,
Не хочу человеческих лиц.
Я хочу своей жизни вечер
Провести средь зверей и птиц.
Чтоб ко мне в минуту досуга
Проскользнул в открытую дверь
Не предатель с улыбкой друга,
А веселый и добрый зверь.
Чтоб, храня в себе отблеск солнца,
Чист и радостен, как алмаз,
Заглянул мне порой в оконце
Птичий умный и светлый глаз.
У меня были тоже крылья,
Мой крылатый, мой легкий друг.
И они для меня без усилья
Размыкали вседневный круг.
Для меня открывались дали
Невозможных, иных миров,
И свирели заката играли
Из симфонии облаков.
И дорогой тонкой и зыбкой
От звезды пробежавшей к звезде
Я могла подниматься с улыбкой
В недоступное взору Нигде,
Чтобы краем мысли крылатой
Разрывая времени путь,
Над пространством, числами сжатым,
В Бесконечное заглянуть,
Чтобы, взгляд к земле опуская,
Мне потом увидать подчас
Млечный путь и мерцанье рая
В глубине человеческих глаз.
Легкий друг мой на тонкой ветке,
Где мои два воздушных крыла?
Может быть, обессилели в клетке,
Поломались в ярме вола?
Или кровью слишком глубоко
Пропиталась земля навсегда,
Или слишком летит одиноко
В пустоте ледяной звезда?
Знаю я: на бессильные плечи
Чей-то вечно наточен нож.
И мертвы глава человечьи,
И слова человечьи - ложь.
Знаю: всюду злобно и тупо,
Как с кровавым оскалом вампир,
Бродит труп - пожиратель трупов,
Оскверняя прекрасный мир.
И людской мне не нужно речи.
И людских мне не нужно лиц.
Я хочу провести свой вечер
Среди мудрых зверей и птиц,
Чтоб деревьев зеленые руки
Мне чертили узоры стихов
Из невнятных для слуха звуков
И никем не рожденных слов.
--- 1945 г.
Далекий Друг.
Надо мной звезда горит
Синим и зеленым.
Ночью сердце говорит
С Миром отдаленным.
Там цветет лазурный луч
В золотистом свете.
Там живет Далекий Друг -
На другой планете.
На его высоком лбу
Есть морщинка мысли.
Но не нам его судьбу
Взвесить и исчислить.
Через радужный хрусталь -
Нет у нас такого -
Смотрит он в чужую даль
Неба золотого.
Сквозь пространств туманный свет,
В звездное оконце,
Видит он семью планет
Маленького солнца.
Если б можно было встать
На зеленый лучик,
Если б можно было стать
Легче легких тучек,
Чтоб с собой навек унесть
Всю печаль земного -
Все, что было, все, что есть,
Знает он без слова.
Чтобы встретить светлый взгляд,
Улыбнуться ясно,
И взглянуть туда, назад,
Кротко и бесстрастно.
Помоги мне, звездный круг,
От земли умчаться.
Помоги мне, Дальний Друг,
До тебя подняться.
--- 1951 г.
x x x
Преданье есть: той ночью одинокой,
Когда останусь я в земле среди могил,
Слетит ко мне посол небес далеких,
Чтоб душу отнести к престолу Вечных Сил.
И ангел сядет на краю могилы
И спросит о пути прожитых лет...
Бог милосерд: вопросы Азраила
Просты, чтоб каждый мог найти ответ.
И ангел скажет кротко:"В вечной жизни
"Кто верил свято, тот не одинок.
"Скажи мне только, где твоя отчизна,
"В чем был твой труд и кто был твой пророк".
И я отвечу:-Сын небес, я в жизни
Святого не встречала ничего.
Был пуст мой путь, и не было отчизны
Здесь на земле для сердца моего.-
И ангел скажет:"Судит Бог сурово,
"Но светит свет и в самой черной мгле.
"Лишь назови заветнейшее слово,
"Которым сердце билось на земле."
И я скажу:-Живя и умирая,
Мы холодны на жизненном пути,
И Нто слово, сын прекрасный Рая,
Искала я и не могла найти.-
И ангел, скорбно прикрывая очи,
Взмахнет крылами, скрывшись навсегда;
И медленно скатится в сумрак ночи
Зеленая падучая звезда.
--- 1951 г.
Бронтозавр.
Однажды где-то там, в веках далеких,
Где хвощ разросся в буйные леса,
Шел бронтозавр холодный и жестокий,
В спинном хребте свой тяжкий мозг неся.
А рядом прыгал слабенький и малый
Без панцыря и чешуи зверек,
И ловкой лапой пятипалой
То свежий побег рвал, то гибкий стебелек.
И кто-то молвил:" Это - царь природы.
"Вглядись в его невзрачные черты.
"Он покорит все земли и все воды,
"И будешь им здесь уничтожен ты".
И говорят, такой прелестной шутке
Был очень рад скучающий дракон,
И от еды отвлекшись на минутку,
От хохота хвостом захлопал он.
В наш темный век, когда убийцы в лаврах
К себе на помощь мозг и мысль зовут,
И танк ползет, страшнее бронтозавра,
Лес подминая, как траву,-
Я в даль смотрю несчетных поколений,
Я разглядеть хочу огонь в туманной мгле,
Гадая: где то скромное творенье,
Которое нас сменит на земле?
И снится мне, что, радостно слетая
С миллионолетий медленных страниц,
Над новою землей кружится стая
Веселых, любящих, трудолюбивых птиц.
Я вижу, как свободен и бесстрашен,
Растет, играя, их пернатый род,
Как кружево воздушных пестрых башен
Над зеленью кудрявых рощ встает.
Они возьмут, от нас подслушав, слово,
И слово образ в символ перельет,
И слово даст начало мысли снова,-
И снова в песню перейдет.
Я слышу хор на розовом закате,
Над тихой заводью спокойных светлых рек;
То будет новый, легкий и крылатый,
Поющий, музыкальный век.
И только как забытое сказанье,
Прошепчут возрожденные леса.
О древней кровожадной обезьяне,
С бескрылою тоской глядевшей в небеса.
--- 1952 г.
Метеорит.
Вот он лежит, кусочек мира,
Давно распавшегося в пыль.
Он нам принес из бездн Нфира
Еще не понятую быль.
Ты, безымянная планета,
Сестра погибшая Земли,
Скажи, лучи того же света
Что на тебе создать могли?
Еще, быть может, пламя тлело,
И с камнем камень не был слит,
И жизнь, быть может не одела
Твой остывающий гранит?
А может быть, минули сроки,
И жизнь свой свиток развила,
В телах кипела красным соком,
Сражалась, пела и цвела,
И кто-то встал ногою твердой
И оглядел твои края,
И чей-то так же разум гордый
Сказал планете: ты моя.
И своему, быть может, царству
Конца не видел никогда,
И создавались государства,
И разрушались города...
И кто бесстрастно и сурово
Твой протрубил последний час?
Полет ли случая слепого?
Закон, неведомый для нас?
Иль хаос, в атом заключенный
Начала творческой мечтой,
Рванулся вдруг, освобожденный
Неосторожною рукой?
Кто, от огня всемирной тризны
Не в силах отвернуть лица,
Терял свой разум прежде жизни
В предельном ужасе конца?
...И вот на нашем небосклоне
Твоя слегка скользнула тень.
Но,может быть, в моей ладони
И наш лежит грядущий день?
И все, над чем трудился гений,
И все, что разрушал злодей,
И все безумье поколений,
И все терпенье матерей,-
Все только темным камнем ляжет
В руке, неведомой для нас;
И чей-то голос что-то скажет
Про первый, про последний час,
И чей-то спросит взор пытливый
Про судьбы мира моего,-
Но камни неба молчаливы
И не расскажут ничего.
--- 1952 г.
x x x
Нет у меня родного в мире края,
И нет такого"милого предела",
Где часто просит смертный, умирая,
Свое навеки успокоить тело.
Так пусть меня покрыли бы землею
Под старою, мохнатой, строгой елью;
Пускай она склонится надо мною,
Как над моей когда-то колыбелью.
Пуская она вершиною качает,
С ночным тревожным ветром буйно споря,
Пусть звоном птиц и шелестом встречает
Вечерние и утренние зори.
И пусть бормочет мерно и невнятно
Шумит-шумит таинственно, как вечность,
О самом важном в мире непонятном,
О самом лучшем в жизни быстротечной,
О том, что знают травы и деревья,
И знают птицы в радостном полете,
И облака в бездумном их кочевьи,
Скользя в лазурных солнечных высотах;
О том, что в небе, полночью раскрытом,
Ей сверху шепчут звезды и планеты,
И что порой, как сон полузабытый,
Припоминают дети и поНты.
--- 1952 г.
x x x
Порой бывает ранним летом:
Закат так чист и так хорош,
Так полон золотистым светом,
Что с утренней зарею схож.
И на ветвях косматой ели,
Вдруг встрепенувшись в полусне,
Зальется птичка робкой трелью
В янтарной светлой тишине.
Но не найдя в тиши ответа,
Внезапно смолкнет и поймет,
Что день погас, что песня спета,
И сумрак ночи настает.
--- 1952 г.
x x x
Ее за маленькой деревней
Нашли в слежавшемся песке -
Табличку клинописи древней
На мертвом ныне языке.
Над ней раздумывал ученый,
И знаки странные прочли -
Они до нас из Вавилона
В тысячелетиях дошли.
Мы в них прочли о мирозданьи,
Начале времени и числ,
И стал далекого преданья
Нам снова близок тайный смысл.
...Был хаос темный и туманный
Никем не создан, не рожден.
И стал он волей безымянной
На два начала разделен.
Бог Эа, гений легкокрылый,
Был духом света и тепла,
Но Тиамат, слепая сила,
Обратно к Хаосу вела.
Когда впервые жизни милой
Росток таинственно возник,
Она в живом отобразила
Свой злобный и бездушный лик.
В морях, не знающих предела,
Чешуйчатый свивался змей;
Червь грел свое слепое тело
На отмели среди камней.
Сквозь лес болотистый и темный
Шагал чудовищный дракон,
Покрытый панцирем, огромный,
Свирепой силой наделен
Холодной крови не смущали
Еще не робость, ни слеза,
И ничего не выражали
Его недвижные глаза.
Но Эа, гений созиданья,
Дохнул с небесной высоты,
И в царстве мрака и молчанья
Качнулись первые цветы.
Червяк медлительный, мохнатый,
В тени свернувшийся клубком,
Вознесся радугой крылатой,
Воздушным легким мотыльком.
И в берега вступило море
И в жилах стала теплой кровь.
И в первом материнском взоре
Сверкнула искрою любовь.
И, наконец, из тьмы пещеры,
У края первобытных рек,
Взгляд от земли, скупой и серой,
Приподнял к небу Человек.
Но дальше нить повествованья
Теперь сплетается для нас,
Как будто старое преданье
Свой не закончило рассказ.
...В неслышном шаге поколений
Тысячелетья протекли.
И разум, бога отраженье,
Стал повелителем земли.
Росли колонны Парфенона.
Вздымались арки и мосты.
Сияла в мраморе Юнона
Улыбкой строгой чистоты.
Сквозь все моря, снега и горы
Прошел, не дрогнув, человек.
И к самым звездам думал скоро
Стремительный направить бег.
- Но кто там, панцырем сверкая,
Встает, как тень былых времен?
Все на пути уничтожая,
Ползет чудовищный дракон.
Его сквозь чащу без дороги
Ведет незримая рука.
Его несут стальные ноги,
Как два огромных червяка.
И что там в небе строем длинным
Закрыло солнце над землей?
Иль птеродактилей старинных
Летит, гудя,зубастый рой?
Они летят, они ликуют,
И в землю сеют смерть и ад,
И снова, снова торжествует
Проматерь тварей - Тиамат!
----- 1952 г.
ДАЛЕЕ >>
Переход на страницу: [1] [2]
Страница: [1]
