x x x
Когда мы здесь, к концу дороги,
Закроем смертные глаза -
Блеснет нам где-то за порогом
Иного неба бирюза.
И все смятенье Нтой жизни
Предстанет нам минутным сном,
И мы проснемся в той отчизне
Другим и лучшим существом.
Но память Нто сновиденье
Не в силах будет удержать,
Затем, что прежнего мгновенья
Иным рассудком не понять;
Затем, что в Нтой жизни новой
Мы б новым сердцем не могли
Найти ни образа, ни слова
Для чувств и образов Земли.
И мы забудем все, что было -
Планеты прежней ложь и кровь,
Судьбу и милых и немилых,
Вражду, и горечь, и любовь.
Но будет краткое мгновенье,-
Быть-может, где-нибудь в тиши,-
Когда чужое нам волненье
Смутит безоблачность души.
И будь то отблеск мысли скрытой,
Или случайный луч иль звук,
Но он о чем-то позабытом,
Как дальний зов, напомнит вдруг.
И тихо встанет перед нами,
Как тень, как образы без слов,-
Дорога с дальними холмами,
Туманный вечер, звук шагов,
И огонек во тьме далекий,
И шум ветвей над головой,
И чьей-то песни одинокой
Напев печальный и простой,-
И забывая блеск лазурный,
Рожденный нашим новым днем,
Мы в мире светлом и безбурном
Припомним что-то - и вздохнем.
1953 г.
НеизКяснимым и чудесным
Пленен наш разум с давних пор.
Чей горизонта кругом тесным
Не тяготился жадный взор?
Числом вселенную измерив,
Твердит нам трепетная мысль,
Что есть таинственные двери
Из мира времени и числ.
Пророк, астролог и халдей
Бормочут нам от века к веку
О скрытой сущности вещей,
Двойной природе человека,
Рожденного с его душой
Частицей временного мира,
А в синей вечности Нфира -
Незатухающей волной.
Но темных пирий лепетанье
Уже не трогает умы.
Высокой горечи познанья
Вкусили слишком много мы.
Мы не умеем больше верить,
Теперь хотим мы только знать,
Неисчислимое - измерить,
Непостижимое - понять,
Всех тайн меж звездами и нами
Покров мистический сорвать
И неземное увидать
Земными смертными глазами.
Не для того ли сфер хрустальных
Уютный купол был разбит?
Наш путь трагический и дальний
Куда теперь еще лежит?
Найдем ли вновь простор чудесный
Мы там, за гранью новых сфер,
Иль мраком хлынет неизвестность
Для нас в распахнутую дверь,
И только хаос изначальный,
Круговорот стихийных сил,-
Расскажет о судьбе печальной
Живых созданий и светил,
И мысль - бесцельное движенье,
Случайности бродячий свет,-
Шепнет в последнем достиженьи
О безнадежности побед?
Ну, что же! В горький час прозренья,
Наш тяжкий и высокий час,
Души мятежной утешенье
Одно останется для нас:
Сказать неведомому:"Знаю",
Проститься с лживою мечтой,
И твердо, глаз не опуская,
Взглянуть в безликое Ничто.
IV-1953 г.
В лесу.
Ты входишь в лес - и вот над головой
Деревья чуткие сомкнулись легким сводом,
И кажется тебе, беседуют с тобой
О мире, тишине и солнечной свободе.
Как вольно вкруг тебя порхают птицы!
Как беззаботна их живая трель -
Простой напев бесхитростной синицы
И золотистой иволги свирель!
Ты думаешь:"Нет, в мире есть покой;
"Не все живет, враждуя и страдая;
"Тем, кто обКят зеленой тишиной,
"Не меркнет свет утраченного рая".
Но ты не верь, мой легковерный друг,
Покоя нет, не верь своим мечтам,
Не все светло и радостно вокруг,
И здесь, у них, все то же, что и там.
Приходит ночь, и беззащитна птица,
И каждый трепет листьев страшен ей,
В ночи ей снится филин и куница
И блеск зеленых глаз в тени ветвей.
Она дрожит, вытягивая шею,
Расширив свой невидящий зрачок,
И коготки сжимают, цепенея,
Холодный, скользкий липовый сучок.
И вдруг слетая в темноте ночной
Она об ствол шарахнется с размаха,
Гонимая слепым безумьем страха,
Окутанная ужасом и тьмой.
А в тот же час в стальном капкане бьется
Пушистый хищник - полуночный гость,
И зубу крепкому, скрипя, не поддается
Железо и своя живая кость.
Так жизнью всюду правят Страх и Боль,
С ней рядом смерть, как верная подруга;
Миллионы лет и миллиарды воль
Не разомкнут безрадостного круга.
За сладким запахом расцветшей анемоны,
За гармоничным шелестом ветвей -
Повсюду стон бесчисленных агоний
И хруст ломаемых костей.
И если б голос дан был всем незримым ликам,
Пчеле, жучку, травинке и листу -
То вся земля одним была бы криком,
Летящим в ледяную пустоту.
VII-1953 г.
Старая лошадь.
Старую лошадь вели на бойню,
Привязав к телеге, по дороге большой.
Тянула веревка, и лошадь невольно
Бежала усталой неровной рысцой.
Лошадь хромала сбитым копытом
(Незачем было подкову менять)
Припадала тяжко на асфальте разбитом
И, спотыкаясь, бежала опять.
Лошадь смотрела скорбно и кротко.
В глазах стоял безмолвный вопрос.
На мохнатой щеке, на шерсти короткой
Узко темнела дорожка слез.
Никто не глядел на старую лошадь,
Никто из идущих не поднял лица.
Своя на спине у каждого ноша,
Жестки дороги и жестки сердца.
О чем раздумывать? Кляча есть кляча.
Таков на свете порядок вещей
Ей Господом Богом удел предназначен -
Быть бессловесною вещью людей.
Но думала я - если б в Нто мгновенье
Мне просиял несказанный свет,
Нам озаривший огнем просветленья
И судьбы людей и судьбы планет -
И если бы в громе и блеске гуда
Сверху раздался Господень глас -
То все для меня перечеркнуто будет
Безмолвным вопросом плачущих глаз.
VII-1953 г.
x x x
О нет, мой друг, не верь, что в старости - покой,
Что мудрый холодок скует твои желанья,
И светлой осенью над тихою рекой
Ты будешь слушать звон волны воспоминанья.
О нет, мой друг!-Опять весна придет,
И тронет сердце вкрадчивым дыханьем,
И снова даль тебя лукаво позовет,-
Но позовет уже без обещанья.
И ясным вечером ты, выйдя на крыльцо,
Вздохнешь о сказочном, несбывшемся, далеком,
И снова будешь ты безумцем и глупцом,-
Но только больше одиноким.
И зову прошлого внимая в тишине,
Бессонные глаза откроешь ночью лунной,
И вновь в загадочной ты будешь глубине
Перебирать глухие сердца струны,
И так же ты, тоскуя и скорбя,
Заломишь руки, как и прежде,-
И только ко всему, что мучило тебя,
Ты горькую добавишь безнадежность.
XI-1953 г.
x x x
Спросили вы: зачем поНты
Всегда грустят, из века в век?
У них не мудрого ль совета,
Не сил ли ищет человек?
И почему печальной песни
Однообразная свирель
Все ж сердцу ближе и прелестней
Чем звонких жаворонков трель?
- Когда Великий Зодчий мира
Впервые бросил звездный свет
В просторы темные Нфира -
Он первый в мире был поНт.
И волей, в нем самом рожденной,
Мелодий и созвучий полн,
ПоНму создал он Вселенной
Из ритма бесконечных волн.
Он четкой паузой пространства
Разбил спирали звездных строф,
И влил в их светлое убранство
Разнообразие миров.
Послушной рифмой тяготенья
Замкнулась каждая строка,
И повело свой счет векам
Планет покорное движенье.
И мы - великой грезы тени -
В неполном творчестве земном,
Как отраженье отражений
Его мечты передаем.
Но в каждом творческом стремленьи
Есть доля скорби для творца,
Затем, что каждое творенье
Не совершенно до конца,
И сам Создатель высшей силой
Вовеки обречен творить,
Не волен быть или не быть,
Иль уничтожить то, что было.
Он в вечном холоде Нфира
Всегда и всюду одинок,
И потому так много в мире
Печальных и жестоких строк.
И отраженного мечтою
Как на земле нам не вздохнуть,
Когда он сам грустит порою,
Облокотясь на Млечный путь.
II-1954 г.
"Я памятник себе..."
Нет, памятник себе я не воздвигла в мире,
И голос мой народу не звучал,
Не потрясая сердца воинственною лирой,
Неправедных не обличал.
Я лишь украдкою, в молчании глубоком,
Без лести цезарю, без спора с палачом,
Несла свой огонек дорогой одинокой,
От ветра буйных лет прикрыв его плащом.
Историк будущий торжественным движеньем
Не вынет томик мой из ряда пыльных книг,
И ровных строк забытого значенья
Не вызубрит усердный ученик.
И все же иногда задумчивой мечтою
Я верю, что дойдет без подписи строка
До тех, кто и теперь, невидимые мною,
Живут и будут жить в грядущие века.
Какая б их не повела дорога,
Какая б им не выпала судьба -
Мечта художника, мятежника тревога
Иль только горькое молчание раба,-
Но все ж они, не смешаны с толпою,
Прикрыв свое лицо и опуская взгляд,
Свой огонек несут своей тропою.
И не пойдут с другими в ряд.
Друзьям моим безвестным и далеким,
Непокоренности, тоске и страсти их,
Всем, кто идет дорогой одинокой
Я отдаю свой безымянный стих.
III-1954 г.
Потомку.
Ты будешь пролетать в Нфире
Сквозь сеть серебряных лучей,
Уйдя из маленького мира
Земных рассветов и ночей.
И, погружаясь в неизвестность,
Ты наше солнце за собой
Увидишь из кабинки тесной
Неяркой желтою звездой.
Но хоть в стремительном движеньи
Часы иначе потекут,
Все ж будешь ты считать теченье
Твоих загадочных минут,
И до созвездия Овна
Или до Альфы Козерога
Чрезмерно ровная дорога
Чуть-чуть покажется длинна.
Ведь звездному пилоту даже
Порой становятся скучны
Однообразье пейзажа
И слишком много тишины
И чтоб застывшему мгновенью
Вернуть текучесть бытия -
К минувших дней отображенью
Рука протянется твоя -
К старинной книге - дару друга,
С тобой простившегося "там",-
И час невольного досуга
Ты посвятишь ее листам.
И хоть из сумрака былого
До вас немногое дошло,
Хотя озвученное слово
Уже в преданье отошло,
Хотя иное выраженье
И слов, и образов, и числ,
И в чуждом прошлому значеньи
Себя высказывает мысль,-
Но дольше вашей жизни годы,
И больше мозг, и глубже ум,
И больше силы и свободы
Для многих чувств и разных дум.
И ты, различнейших вопросов
Коснувшийся за двести лет,
Ты будешь физик и философ,
Слегка историк и поНт.
И старой книги осторожно
Рукой перевернув листы,
До смысла прежнего, возможно,
Отчасти доберешься ты.
На миг прошедшее проснется,
С тобой невнятно говоря,
И мой потомок улыбнется
Наивной грусти дикаря.
Далекий сын мой! В вашем мире
Нет места робкой полумгле;
Ты вольно странствуешь в Нфире,
Ты вольно мыслишь на земле.
Струится кровь в тебе иначе,-
Когда в тебе осталась кровь,-
Твоя без зависти удача,
Твоя без ревности любовь;
Не лжешь с другими и собою,
Не ненавидишь и не льстишь,
И если ты грустишь порою,
То ты без горечи грустишь.
А мы - мы жили в вечном страхе,
Замкнув сердца, сковав умы,
Телами извиваясь в прахе,
Душою ползая средь тьмы.
Мы были грубы, жадны, дики,
Мы были жалкие рабы
Слепой жестокости владыки,
Слепой случайности судьбы!
Но дней грядущих достоянье,
Все, чем твоя душа горда,
Как отблеск дальнего сиянья
Немногим снился иногда.
И в нашей мысли бедной, пленной,
Где все так скудно и темно,
Сумей душою просветленной
Найти грядущего зерно.
Подумай, правнук мой надменный
К минувшему склоняя слух,
С каким усильем во вселенной
Из тьмы веков родится дух.
И вы с неведением зверя
Еще бродили бы средь тьмы,
Когда бы в запертые двери
Напрасно не стучались мы.
Чтоб вы ловили в звездном свете
Лучи бесчисленных отчизн -
Тащили мы в ярме столетий
Свою мучительную жизнь.
III-1954 г.
Осенний вечер.
Тише, тише, слов не надо.
Только свет и тишина.
Эта ясная прохлада
На мгновенье нам дана.
Гаснет в отблеске заката
Золотой кленовый лист.
Лес прозрачен, поле сжато,
Воздух сух и серебрист.
Отгремели летом грозы,
Отзвенели соловьи.
Пожелтевшие березы
Клонят головы свои.
День минувший, день короткий,
В Нтот час тебя не жаль.
Смотрит с неба взором кротким
Звезд бессмертная печаль.
Д у б.
Лес обнажен и пуст, а дуб одет листвой,
Как будто медлит он еще расстаться с летом;
В нем золото и медь, и золотистым светом
Без солнца озарен весь уголок лесной.
В его кривых ветвях, как в мышцах великана,
Все та же бродит мощь сквозь чуткий полусон,
И споря до конца с осенним ураганом,
Кудрями рыжими взмахнет, проснувшись, он.
Мой рай.
Отступают, редеют леса,
Растворяются в дымке синей;
Все слабее птиц голоса,
Все назойливей рокот машины.
И коню копытом не мять
Путь, стальной оттиснутый массой,
И Буренка - подруга и мать -
Стала Фабрикой масла и мяса.
Может в Нтом грядущего дни,
Только в сердце крадется холод.
Не милы мне твои огни,
Суетливый и шумный Город!
Не люблю я безликость толпы
И асфальт бездушный и гладкий;
Мне милей тишина тропы
И зеленых сводов загадки.
Перерезан рельсами путь,
Путь поНта на нашей планете;
Может,лучше в рай заглянуть,
Помечтать о небесном свете?
Только все не о том и не те
Песнопенья звучат из храма;
Не хочу я порхать в пустоте,
Созерцая бесстрастье Брамы.
И в христианский рай не хочу,
Петь статисткой в ангельском хоре;
Мне скорей уж ад по-плечу,
Там по крайности можно поспорить.
Мне хотелось бы в рай такой,
Где поют и летают птицы;
Где леса шелестят листвой
И не знают конца и границы.
Где прозрачна речная волна
И никем не отравлено море,
Где простая радость дана
И не очень горькое горе.
Я хочу, чтоб в Эдеме том
Знали вкус и труда и хлеба;
И чтоб был там маленький дом
Под огромным, как вечность небом.
Чтобы пахло травой и росой
На закате в открытые двери,
И чтоб женщина звала домой
Добрым голосом доброго зверя.
Моим коровам.
В страну, где вечно пасмурные ели
Без шороха стоят,
Где бледные, как мрамор, асфодели,
Не шелохнувшись, спят;
В страну, где все бесстрастны и свободны,
И каждый - прав,
Где тени легкие героев благородных
Лежат в траве, не приминая трав;
Где темной Леты сладостные струи
Журчат, теряясь в серебристой мгле,
И где Ахилл желает стать, тоскуя,
Поденщиком на солнечной земле,-
Туда тропой нестройной и несмелой
Войдут мои смиренные друзья,
Вброд Стикса перейдя поток остервенелый
И Церберу рогами погрозя.
И направляясь робко к светлой цели-
Обилью Елисейских трав,
Свой темный глаз скосив на асфодели,
Пройдут, травы копытом не примяв.
И скажут строго благородных тени:
"Здесь мудрым дан покой от жизни и труда,
"Зачем же здесь рабы живущих поколений,
"Зачем же здесь стада?"
Но Ио кроткая, припомнив дни скитанья,
Удел царевны и рабы,
Протянет руку состраданья
К товарищам своей изменчивой судьбы.
Припомнит окрик грубый и суровый,
Кнут, обжигающий бока,
И овода, что гнал ее все снова, снова,
Как гонит нас тоска,-
И скажет ласково:"Вам ведома обида,
"И вы защиту здесь найдете у меня.
"Войдите же в луга прохладного Аида,
"Вы, сестры горького земного дня."
Был автобус битком,
Ехал понемножку,
Парень с розовым лицом
Вскинул вдруг гармошку.
Он не плохо играл.
Пел не слишком громко,
И кондуктор смолчал,
Посмотрел в сторонку.
И взвилась,всем близка,
Древняя, степная,
Азиатская тоска,
Удаль воровская.
И шофер молодой
Оживился сразу:
На шоссе, под горой,
Лихо поддал газу.
Не асфальт под тобой,
Не в резине шины,
Это тройкой ночной,
Стала вдруг машина.
Темь да глушь, палый лист,
Узкая дорога...
Полуночный жуткий свист
У лесного лога...
Эх ма, нам бы так,
Гикаем да свищем,
Вынимаем за пятак
Нож из голенища...
Все примолкли, чуть дыша,
Сердцем с песней слиты...
В каждом русская душа,
Все в душе - бандиты.
Кружит метель, и бьется снег
В замерзшее окно;
Секунды свой считают бег
И в комнате темно.
Но я зажгу сегодня свет
И приоткрою дверь -
Пусть те, которых больше нет,
Войдут ко мне теперь.
И вспомним мы свою весну
И юности полет,
И как бывало в старину
Мы встретим Новый Год.
И первый выпьем мы бокал
За тихий отчий дом,
За тень родных лесов и скал,
За ели под окном,
За звон волны, и на волне
Блеск лунного луча,
За книгу с песней о стране,
Где нету палача.
За старый дом, за милый дом,
Что грел когда-то нас,
Мы все к нему мечтой придем
В свой самый тяжкий час.
И добрым словом вспомним тех,
Кем жив был Нтот дом;
За смелый взгляд, за дерзкий смех
Нальем бокал вином!
За знамя старое отцов
С тобой мы выпьем, друг,
Упавшее среди снегов
Из ослабевших рук.
Ты помнишь, друг, ты помнишь, брат,
Людей, которых нет?
Как прям был их правдивый взгляд,
Какой в нем ясный свет!
Ну, так пускай скользнет слеза
В последний мой бокал#
Я пью за ясные глаза
Того, кто честно пал,
За одинокие глаза,
Глядевшие во тьме,
За непокорные глаза,
Угасшие в тюрьме,
За то, чтоб не смолкало "нет"
Мятежных Нтих глаз!
За то, чтоб их бессмертный свет
Над миром не угас!
...Когда-нибудь - пройдет метель,
Настанет тишина,
И в чью-то детскую постель
Свой бросит луч луна;
И кто-то, может быть, во сне,
Под серебром луча,
Припомнит песню о стране,
Где нету палача.
Ну, а пока пусть снег летит,
Наш заметая след.
Нам в жизни не было пути,
Нас больше в мире нет.
Тишина.
Неподвижны паутинки.
Вечер тих и золотист.
С бледнорозовой осинки
Чуть шурша, спадает лист.
Отгремели летом грозы,
Отзвенели соловьи.
Пожелтевшие березы
Клонят головы свои.
День прошедший, день короткий,
Догорай, тебя не жаль.
Смотрит с неба взором кротким
Звезд бессмертная печаль.
Песенка о березе.
Вдалеке от ровных молодых аллей,
Посреди огромных вспаханных полей,
Где равнин широких не оглянешь край,
Выросла березка как-то невзначай.
Выросла без плана, прямо на пути,
На тропе, которой все спешат пройти,
Загляделась кротко на широкий свет,
Никакой заботы у березки нет.
Тянется все выше от весны к весне,
Заструились листья в синей вышине.
Так она легко по ветру шелестит,
Каждый, кто проходит, кверху поглядит,
Каждый, кто проходит, шаг замедлит вдруг,
Словно поровнялся с ним любимый друг,
Словно он улыбку встретил на пути,
От которой дальше веселей идти.
Белая береза в зелени полей,
Маленькая радость занятых людей,
Маленькая радость каждому нужна -
Не руби березу, пусть растет она!
Яблоко познания или разговор с чертом.
Он черным пуделем не побежал за мной,
Из-под земли не вырос исполином,
И не склонился тенью неземной -
Он просто в дверь вошел приличным гражданином.
- Позвольте - он сказал - вам нанести визит.
Забыли вы старинного соседа.
Какой же вы поНт, прошу меня простить,
Когда вы с чертом не вели беседы.-
И я сказала: Нет, ошиблись вы, мой друг,
Мне кажется, давно уж мы знакомы.
Войдите, я прошу, разделим наш досуг,
И чувствуйте себя как дома.
Вы Нто знаете, а я не утаю,
Что черт и женщина всегда дружили;
Еще моей прабабушке в раю
Вы фрукты редкие дарили.
Был также и поНт союзом с чертом горд,
Вас чествуя стихами неизменно
С тех пор, когда один хромой английский лорд
В вас отыскал немало качеств ценных.
Его наследника к вам муза привела
На берег Терека изгнанником отчизны,
И вы изломом черного крыла
Тень бросили на дни его короткой жизни.
И хоть смешно отчасти в наши дни
Бред воскрешать прошедшего столетья,
А все мне кажется, что несколько сродни
Мне Нти двое в нашем свете.-
- Ага, - сказал мой гость,-я,право, очень рад
Узнать в вас самомненье Евы.
Я был им восхищен еще века назад-
Вы знаете - под Нтим самым древом.
Подлунные края на-днях я обошел,
Но что-то скучно стало в нашем мире,
Где я поНта даже не нашел,
Способного хотя бы на сатиру.
Святых отшельников давно в помине нет,,
Ничьей уж я молитвы не нарушу,
И каждый рад бы мне продать весь Божий свет,
Не только собственную душу.
Что ж, позабавимся пока игрою слов,
Вам тоже скучно, без сомненья.
Быть может, по традиции веков,
Могу я оказать вам одолженье?-
-Спасибо, - я сказала сатане,-
Я вижу, вы попрежнему любезны:
Хоть кажется, мой друг, что лично мне
Уже и черт не может быть полезным.
Но, между тем, сегодня разговор
Я необычным вам начну упреком:
Вы помните тот день, там, у Эдемских гор,
В саду прекрасном и далеком?
Не в том беда, что за опасный плод
Простились мы с младенчеством беспечным-
Охотно человек блаженство отдает
За гордость знания, конечно,-
Но как же вы,- припомните, мой друг,-
Как не заметили, как вы не доглядели,
Что отнял яблоко у женщины супруг,
И Нто было зла началом в самом деле?
Мы любим создавать, мы племя матерей,
Мы с разрушителем Адамом в вечном споре;
Он выдумал врага и каменный топорик,
А мы зажгли огонь, чтоб согревать детей.
И если б нам достался Нтот плод,
Мы каждое зерно собрали б, сохранили,
И силою труда, терпенья и забот
Мы новый рай давно бы насадили.
Мы примирили бы земные племена,
Творенье каждое своей согрели б лаской,
Мы бросили б свои живые семена
Лететь за Млечный Путь осуществленной сказкой-
Но совершилось зло, взял яблоко Адам,
И перешло оно в наследство к Каинитам,
И много тысяч лет, как то известно вам,
Его от нас держали скрытым.
Вы улыбаетесь? Ну, что же, старый друг,
Конечно, вы - мужчина тоже.
Адам отчасти был созданьем ваших рук,
И вы его с собой желали сделать схожим.
Вы придали ему, в числе своих идей,
И полного все ж не добившись сходства,
Частицу смелости и дерзости своей,
Но вы ему не дали благородства.
Соавтор ваш, бесстрастен как Нфир,
На землю обращал вниманья мало;
И если бы без вас создался Нтот мир,
Ему бы многого не доставало.
Творец статистику вводил в свой обиход,
Легко миллионам находя замену,
А вы, как гуманист, вели отдельный счет,
Одной душе вы знали цену.
Среди рабов вседневного труда,
Средь поколений равнодушных
По всей земле искали вы всегда
Величием отмеченную душу,
Тревожили ее обманчивой мечтой,
Сомненьем, бунтом, отрицаньем,
То обольщали красотой,
То закаляли в испытаньях;
Горька наука, и прием не нов,
И все-таки сознаться надо,
Что стал из фермера мыслителем Иов,
Что Фауст на заре не выпил яда.
Конечно, вы шутили иногда,-
Ведь были мы отчасти дети,
И в те невинные года
Казались злыми шутки Нти:
Философа вы сталкивали в грязь,
Пустынника виденьем соблазняли,
И праведной души мистический Нкстаз
Черт знает чем, внезапно подменили,
Но Нто пустяки - не вредно иногда
Немного щелкнуть самомненье наше,
Чтоб восхожденье нам далось не без труда,
Чтобы осадок выплеснуть из чаши,
Чтоб мысль ленивую толкать из века в век,
Не дать заснуть в мистической постели,
Чтоб чувствовал порою человек,
Как он еще далек от цели.
И мы расли, и в дерзости своей
Мы стали мнить себя полубогами,
Но Боже мой, иль черт возьми скорей,
Что же теперь случилось с нами?
Зачем двадцатый вы забыли век?
В каких пространствах вы носились,
Пока здесь дел таких наделал человек,
Какие дьяволу во сне не снились?
Вы отошли от нас. Вернитесь в наши дни!
Взгляните с высоты на правнуков Адама!
Какой ужасный плод взрастили здесь они
Из зерен яблочка, подаренного вами.
Прошу вас - вот окно - взгляните же сейчас-
(Ведь отовсюду вам видна вся ширь земная)
Вот Фауст ваш сидит, не поднимая глаз,
Распад материи бесстрастно изучая.
Он делом занят, не мечтой,
И помешать ему сам Сатана не сможет -
Он занят формулой такой,
Которой шар земной возможно уничтожить.
А между тем, он тоже человек,
И жизнь его с землею слита,
И так же, как в минувший век,
Он иногда в саду гуляет с Маргаритой.
Но не шепчите им о звездах, о цветах,-
Они вас назовут с усмешкой дон-Кихотом;
Не то, мой друг, теперь у них в сердцах,
Не та у дьявола работа.
Он говорит, ее касаясь плеч,
Как отравить мы можем все творенья,
Как пять миллионов душ в одно мгновенье сжечь,
И слушает она с улыбкой восхищенья.
...Зачем к судьбе пришли мы столь печальной?
Кто тут виною: черт иль Бог?
Иль Нто вашей шутки колоссальной
Сарказма полный Нпилог?
Иль прав был тот, создавший твердь,
Сказавший нам тогда так ясно:
Не трогайте плодов, в них смерть,-
И может быть, мы взяли их напрасно?..
.....................................
Секунды падали и улетали прочь,
И тишина ждала ответа.
Тысячеглазая, в окно глядела ночь
Мерцающих зрачков настороженным светом.
-Вы кончили? Я долго слушал вас,-
Промолвил, наконец, мой гость неторопливо.
-Но я с поНтами знаком, и целый час
Монологу внимал я терпеливо.
Позвольте ж мне ответ вам дать такой:
Припомните, старинная подруга,
Слова, когда-то сказанные мной
В Эдеме нашем в час досуга,
Что Нта яблонька зеленая была
Не просто деревом познанья,
Не для познания добра и зла
Она вела свое произрастанье.
И также, если вспоминать,
Касаясь Нтой старой были,
То вы, я должен вам сказать,
Еще одну подробность позабыли:
Когда вы откусили невзначай
Душистый плод, немного недозрелый,
То лучший, солнцем позлащенный край,
Я помню хорошо, вы сами сКели.
И вашей жизни высший смысл,
В борьбе добра из зла, был понят вами,
А сок зеленый логики и числ
Достался Вашему Адаму.
И сколько бы с тех пор не проливалась кровь,
В сердцах у женщин оставалась
И материнская любовь,
И ко всему живому жалость.
А между тем, в Эдеме каждый день
Встречал я, помню, вашего Адама;
Всегда и всюду, точно тень,
Он молча следовал за вами.
И свой закон могли б вы миру дать,-
Ведь Ев не меньше, чем Адамов,-
Но черным черное назвать
Вы никогда не смели прямо.
Изгнав из рода навсегда,
Вы Каина хотя и осудили,
Но вы, должно быть, в те далекие года
Моложе и смелее были.-
-Прервите,- я сказала, - ваш рассказ.
Нет нужды нам друг с другом лицемерить.
Слова такие мы слыхали много раз,
И с каждым разом им труднее верить.
Вот в том-то и беда, мой друг,
Что путь к добру так и не понят нами;
Всегда вступаем мы в один и тот же круг,
Все безысходней он с веками.
Не так уж много тех, кто зло творит для зла,
Такая откровенность непристойна,
Мы в самые кровавые дела
Влагаем смысл весьма достойный.
И тот, кто бит, и тот, кто бьет,
Всегда кричит и уверяет
Что миру он добро несет
И лишь другой ему мешает.
Один судья - вы помните - изрек
(И честен был в своем он роде):
Пускай умрет один невинный человек,
Для блага целого народа.
И так как люди не могли
На кровь и смерть установить границу,
Но с каждым веком новые нули
Мы пишем в Нтой единице.
Чем уже круг, тем шире взгляд,
Сильней оружье и отвага,
И вот уже людей миллионами крошат
Для их же собственного блага.
И смысл земли - отдельный человек-
Тысячекратно распинаем,
Растет число из века в век,
И где предел его - не знаем.
А был ведь среди нас великий фантазер,
Оружием не разрешавший спора,
Меч даже другу ставивший в укор
И зло назвавший злом без оговорок.
Он был той цифрой, что, в пример другим,
Вожди отечества, перечеркнув, забыли,
Да помните - ведь вы и сами с ним
В пустыне Галилейской говорили.-
-А, помню, - черт сказал - быль мальчик очень мил
И мне был крайне симпатичен, право.
Мне кажется, ему я даже предложил
Все царства мира и их славу.-
-Хитрец,- сказала я, - но не был прост и он,
Его ответ вы знали, без сомненья.
Один из всех, он слишком был умен,
Чтобы принять такое предложенье.
Он знал, как знали с вами мы,-
Власть получив, идея умирает;
Как часто лучшие умы
И до сих пор о том не знают.
Он вам не отдал ничего,
Своей мечты не погасил значенья,
Но Нтот фокус вы с наследием его
Проделали блестяще, без сомненья.
-А - черт пожал плечами,- пустяки.
Наследники не стоят разговора.
Да кроме прочего, нам с вами те близки,
Кто спорит, а не те, кто не выносит спора.
Пророков я люблю мятежный род,
Пытливы их умы, различны их дороги,-
Один все сущее приписывает Богу,
Другой материю, как догмат, вознесет,
Но вот на те бездумные стада,
Что повторяют их слова, как Нхо,
И в ваши дни, как в древние года,
Я, право, не могу глядеть без смеха.
Ну, не смешны ли вы, мой друг поНт,
Ну, не забавны ль в вашей детской вере,
Что всей вселенной бесконечный свет
Вмещается в один полузвериный череп?
-Все Нто так - я отвечала, - но
Еще с момента нашей встречи
Живет во мне сомнение одно,
Мешает мне одно противоречье.
Добро и зло, и бесконечный свет,-
Но разговор об Нтом не напрасен?
Ведь Бога нет и черта нет
Простите мне, но Нто ясно.
Я знаю то, что существую я,
И для меня в том нет сомненья,
А вы - вы лишь мечта моя,
Моей же мысли отраженье.
И если есть какой-то там Нфир,
Дух мировой, способный на творенье,-
Не слишком добрым создал он наш мир,
Где существует жизнь своим уничтоженьем.
Тогда какие ж силы придают
Добру и злу значенье, смысл и меру,
Где, черт возьми, тот самый Абсолют,
Которому должны мы верить?
Мы неизвестное искать
Должны в великом уравненьи,
Для Нтого нам нужно дать
Какое-то исходное значенье,
А если Нтих данных нет,
То и ответа нет, конечно.
Равны тогда и мрак и свет,
Равны и нуль и бесконечность.-
-Ну,- Сатана сказал,- не я тому виной,
Что так иссякло в вас воображенье.
Ваш предок, ясный и простой,
Ответ искал не в уравненьях.
Ведь слышит тот, кто сам душой поНт,
Вселенной ритм неуловимый.
Есть для него и мрак и свет,
И каждое понятье - зримо:
И нимфа стройная глядит из-за ветвей,
И флейта Пана в роще раздается,
И Бог с ним говорит в игре лучей,
И Сатана в тени смеется.
Ваш предок верил образу и сну,
Вы верите лишь формулам и числам;
В замене Нтой,
Большого я не вижу смысла.
Меняя мысли и слова,
Вы замкнуты в себе - сказать примерно:
Движенье атома, строенье вещества
Ничуть не больше достоверно.
Всегда, везде и надо всем
Лишь вашей мысли вечная работа;
Что значит свет, не видимый никем?
Что значит время, если нет отсчета?
И если не для вас, то холоден ли лед,
Тверда ли сталь, горяч ли пламень?
Лишь для того, кто видит, назовет,
Есть и звезда, и дерево, и камень.-
-Ах,- я сказала,- вы все тот же старый змей,
Увертливый, скользящий, гибкий.
Задашь вопрос о сущности вещей-
Ответите софизмом и улыбкой.
Но как бы в споре о вещах
Не изменяли мы названья-
Все ж достоверны боль и страх,
Реальны радость и страданье.
Быть может, то, что он, они и я
Зовем добром, не понимая,
И есть реальность бытия,
Всего живого связь живая?
И в том, быть может, смысл вещей,
И в том искомая граница,
Что сколько б ни было нулей
Но все значенье в единице?
И может быть, наш мир поймет,
И всем когда-то станет ясно:
Тот путь к добру не приведет,
Где хоть один убит напрасно?
Что ж вы молчите, мой лукавый друг?
Зачем вы снова улыбнулись?
Какие, кажется мне, вдруг
Воспоминанья в вас проснулись?-
-Слыхал, слыхал, - промолвил Сатана,-
Еще, быть может, в древнем Вавилоне...
А впрочем, вряд ли вам нужна
Такая лекция в научном тоне.
Короче: я вам плод заветный дал
Чтобы в добре и зле вы разбирались сами;
И если Нтот мир отнюдь не идеал,
То для чего ж я сделал вас творцами?
И если пуст над вами небосвод,
И вера предков оскудела,
То кто же вам мешает, в свой черед,
Занять Олимп осиротелый?
Для мира вашего раздел добра и зла
Вы продиктуете тогда веленьем строгим,
И верь мне, Евы дочь, змея не солгала,
Сказав, что будете, как боги.
И чем же может стать тогда вчерашний раб,
Каких достигнет он пределов -
А впрочем, я молчу. Я в утвержденьи слаб.
Лишь отрицать - мое прямое дело.
Из всех возможных слов люблю я слово "нет",
Ведь Нто слово - колесо движенья!
А я всегда спешу, спешу без промедленья,
Как движется в пространстве вашем свет.-
Он указал в окно - там яркая звезда
На темных небесах дрожала и горела;
При взгляде на нее казалось иногда,
Как будто к нам она стремительно летела.
От синей глубины кружилась голова,
Но, оторвав свой взгляд от переливов звездных,
Сказала я:-Мой друг, все Нто лишь слова,
А мы стоим над краем бездны.
Что мастер вы красиво говорить,
Об Нтом знали мы еще в Эдеме,
И все ж позвольте вас просить
Вернуться снова к первой теме.
Побудьте же правдивым пять минут,
Скажите мне, откройте прямо -
Что, если только гибель принесут
Себе и миру правнуки Адама?
Что, если Нтот плод прелестный, золотой,
Что, если Нтот шарик малый
Взметнется взрывом небывалым
И уничтожит шар земной? -
-Что ж, - Сатана качнул небрежно головой,-
Для вас открыты разные дороги.
Средь вариантов очень многих
Всегда возможен и такой.
Короткой вспышкою огня
Вы, так сказать, отправитесь обратно.
Для вас, конечно, неприятно,
Но, между тем, неважно для меня.
Во всех просторах бытия
Я буду в вечности движенья.
Где есть сомненье, там и я,
А мысль не зреет без сомненья.
С Творцом мой вековечный спор
Продолжу я в иных планетных сферах,
И даже Нтот разговор
Я вновь начну на Марсе, иль Венере.
Я только посмотрю, как синяя звезда
Огнем падучих искр промчится мимо,
Лишь капля малая исчезнет без следа,
А во Вселенной жизнь неисчислима.-
Он снова указал куда-то в вышину,
Где луч мерцал звезды далекой,
И я невольно подошла к окну,
Промолвив тихо:-Вы жестоки.
А за окном, меж тем, уж брезжил робкий свет.
В кустах, чуть видных, просыпались птицы.
Кольцом тумана проводил рассвет
Меж днем и ночью смутную границу.
Заря чуть-чуть, как будто невзначай,
Каймою горизонт позолотила;
Наш мир свой поднимал покатый край
Навстречу древнему светилу.
Он показался мне так мал и мил,
В нем были свет и тень и щебет птичий,
Он, может быть, и не из лучших был,
Но в чем-то был от всех миров отличен.
Хотя бы знать, что есть такой, как он,
Похожий мир, лазурный и зеленый,
Хотя бы только Нтот тонкий клен
Был где-то в бесконечности Вселенной.
Мой гость, наверно, мог бы дать ответ,
И я к нему с вопросом обратилась,
Но тень в углу исчезла, растворилась,
И в комнате пустой был бледный полусвет.
Свой синий плащ, расшитый серебром,
Ночь увлекала к западному краю,
И лишь одна звезда на фоне золотом
Прозрачной каплею дрожала, угасая.
---------------------------------------------------------------------------
На прогулке у опушки
Мне сказала Аня:
"Книгу мне дала подружка,
Вот она - в кармане.
В ней всего рассказа три,
Просто - книжка детская,
А написано, смотри:
Перевод с немецкого.
Могут дети прочитать
Сказки всех народов;
Не могли б мы вовсе знать
Их без переводов.
Много книжек интересных
Шведских и французских;
Только кто б нам птичьи песни
Рассказал по-русски,
Чтобы знали дети
Обо всем на свете:
Как в лесу, по виду прост
Разговаривает дрозд,
И о чем поет синица,
И зачем юле не спится,
И о чем же, наконец,
Целый день свистит скворец."
Мы бродили с Аней лесом
Тропками-дорожками,
Чтоб значенье птичьих песен
Разгадать немножко.
В марте шли на лыжах,
В мае - просто так,
Подбирались к птицам ближе,
Прятались в кустах.
Говорили возле дома
Со своим скворцом;
Даже стали птиц знакомых
Узнавать в лицо.
И у речки, возле брода,
На тропинке узкой,
Мы сложили переводы:
С птичьего на русский.
Синица
Скоро лето!
Сколько света!
Тает лед!
Тает лед!
Ничего, что мошек нету:
Кто поищет - тот найдет.
Ветер злится,
Снег кружится.
Не беда!
Не беда!
Мерзнут ножки.
Нет ни крошки.
Скрылась даже лебеда.
Я подсолнушки, бывало,
Опускала в Нту щель.
Щель пуста. Еда пропала.
Кто же сКел?
Кто же сКел?
Снова ясно.
Вот прекрасно!
Тает лед!
Тает лед!
Сестры, братья!
Все за дятлом:
Что-нибудь перепадет.
Снегирь.
Где ты?
Где ты?
Не пойму.
Не летай далеко
Очень скучно одному
Очень одиноко.
Вот хорошие кусты,
Сядем вместе, я и ты.
Аленькие перышки,
Беленький снежок.
Зернышко за зернышком,
Очень хорошо.
Иней да морозец - благодать!
Почему синицы мерзнут - не могу понять.
Много ли нам надо,
Мы и не спешим.
Сядь со мною рядом,
Вместе поскрипим.
Голосок не звонкий, да перья хороши.
Песенка нехитрая, да от всей души.
Жаворонок.
Выше, выше, выше, выше,
Звонче, звонче, звонче, звонче,
Над деревьями, над крышей,
Никогда полет не кончить,
Никогда не кончить песни,
Всюду песенка со мною,
В мир лазурный, мир чудесный
Увлекает за собою.
Подо мной летают птицы,
Небо сине, сине, сине,
Нет предела, нет границы
Этой солнечной пустыне.
Подниматься, подниматься,
Выше, выше, смело, смело,
Почему бы не добраться
Вот до Нтой тучки белой?
Громче голос, крепче крылья,
Опускаться не хочу!
Вот еще, еще усилье -
Долечу!
Зяблик.
Я лучше всех пою,
Я песенку свою
И с соловьиным не сравняю свистом.
Гляди, как я хорош,
Красивей не найдешь,
Я всех пестрей, смелей и голосистей.
Пускай поет скворец
На новый образец -
Бедняга петь по-своему не может;
Сто раз я пропою
Мелодию свою -
Ведь лучшей, все равно, никто не сложит.
Не стану замечать -
Ведь гордость мне под стать -
Какой-нибудь малюсенькой пичужки;
Но ты, сородич мой,
Смотри, подальше пой,-
Здесь все мое: мой клен, моя подружка.
Д р о з д.
Зажглась вечерняя звезда,
Деревья потемнели;
И я о том пою всегда
Здесь на верхушке ели.
Я для моей пою звезды
Лучистой и прекрасной,-
Но вот соседние дрозды
Мешают мне ужасно.
Побыть не могут в тишине
Ну, никакого срока,
Визжат, как сойки на сосне,
Стрекочут, как сороки.
Попробуй-ка серьезно петь
В такой крикливой стае!
Вот-стихли, кончили шуметь.
Спокойно! Продолжаю.
Горит вечерняя звезда,
Горит так ясно, чисто,
Чуть-чуть дрожит вода пруда
Струею серебристой,
И все в задумчивой воде
Отражено, как в песне,
И леса моего нигде
На свете нет чудесней.
-Уйди, сосед! Не то я дам
Такого нагоняя!
Чего кричишь? Не видишь сам-
Я песню сочиняю.
Скворец.
Только прибыл я - и встретил
Холод, снег, колючий ветер!
Льдом покрылись ветки лип
Даже голос мой охрип.
Жизнь весною нелегка,
Не найдешь и червяка.
Я, конечно, поспешил,
Торопился, что есть сил,-
Так хотелось видеть снова
Все, что в мире есть родного:
Этот двор, Нтот дом
И скворешню под окном.
Не страшны теперь метели-
Долетели, долетели!
Эй, хозяин, будь счастлив!
Слушай новенький мотив.
Это так, на самом деле,
Птицы в Африке свистели.
Как я рад, что все, как прежде,
Что сбылись мои надежды-
Тот же дом, тот же двор,
Тот же серенький забор.
Даже рад, что все живет
Этот мерзкий старый кот.
Мяу-мяу! Ты на крыше?
Поднимись еще повыше!
Вот и солнце! Скоро с юга
Прилетит моя подруга.
Надо гнездышко сложить,
Надо домик сторожить,
Не пускать нахальной птицы-
Воробья или синицы;
Незнакомого скворца
Тоже выброшу с крыльца.
Незаметно минет лето,
Будут песни перепеты,
Станут серые птенцы
Молодцами, как отцы!
И однажды, в день дождливый
Серой осени тоскливой,
Я вернусь в свой уголок,
Тихо сяду на порог,
Посижу перед отлетом,
Вспомню радости, заботы,
И вполголоса спою
Снова песенку свою,-
Чтобы память сохранить,
Ничего не позабыть,
Чтоб и в солнечном краю
Помнить родину мою,
Помнить двор, помнить дом
И скворешню под окном.
Ночь отлета.
Эту маленькую тайну
Поздним летом, в час ночной,
Подсмотрела я случайно
Под серебряной луной,
Как молоденькие птицы
Улетали в путь большой
Через страны и границы
Над огромною землей.
Звоном тихим, серебристым,
Их звучали голоса.
От луны легла на листья
Голубая полоса.
Колокольчик чуть звенит-
Птичка птичке говорит:
"Слышишь? Слышишь?"
"Тише!""ТИше!
"Нынче ночью, при луне,
"Что-то вдруг приснилось мне.
"Кто позвал меня - не знаю,
"Снилось мне, что я лечу
"К неизвестному мне краю,
"Прямо к лунному лучу"-
"Тише! Тише!
"Слышу, слышу:
"Кто-то нас с тобой зовет.
"Не могу сидеть на ветке,
"Крылья просятся в полет".-
Шевельнулись в лунной сетке,
Шейки тянутся вперед.
Шарик матовой росы
В свете лунной полосы
Синей звездочкой скатился,
Вспыхнул алым и угас.
Тонкий лучик отразился
В черноте бессонных глаз.
Шелест крыльев. Ветвь пуста.
Тень качается листа.
И казалось мне, что где-то
Потянуло холодком.
Теплой ночью, поздним летом
Вдруг повеяло снежком,
Словно тихо и без гнева
Пролагая первый след,
Ледяная королева
Шлет свой вкрадчивый привет.
А вокруг со всех сторон
Тихий, тихий, тонкий звон-
Или Нто листьев лепет
Под холодною луной?
Или легкий крыльев трепет
Высоко над головой?
И как будто зная что-то
И лукавя тишиной,
Ночь прощанья, ночь отлета
Ворожила над землей.
Этой ночью, при луне,
Не спалось спокойно мне.
Все мне снились дали, дали,
Темносиний океан,
Голосами птиц звучали
Голоса далеких стран,
Снился зов тысячелетий,
Шелест крыльев и полет,
И всю ночь был лунно светел
НеобКятный небосвод.
С о л о в е й.
Качнув листы в бесшумном взлете,
Он сел на веточку. Потом
В молчанье ночи две-три ноты
Упали чистым серебром.
И все притихло в ожиданьи.
Насторожилась тишина.
Свой путь замедлила луна
И затаила ночь дыханье.
Лишь у оврага, под горой,
Где перепутались тропинки,
Сверкнув серебряной листвой,
Прозрачно дрогнули осинки,
И трель хрустальной чистоты
Вдруг пролилась над миром сонным,
Будя поНтов и влюбленных,
Рождая песни и мечты.
Казалось, что-то изменилось:
Блеснули чашечки купав,
Луна на влажных листьях трав
В несчетных искрах раздробилась.
Как будто тот, кто Нту ночь
Создал в порыве вдохновенья,
Не мог усталость превозмочь,
Не завершил свое творенье,
И задремал,- уснул, затих,
Но трелью Нтой был разбужен,-
И бросил тот последний штрих,
Который был творенью нужен.
И вся звеня, блестя росой,
Не в силах с песнею расстаться,
Залюбовалась ночь собой
И не могла налюбоваться.
А он, невидимый певец,
Недвижный, маленький и строгий,
Над лунной голубой дорогой
О чем же пел он, наконец?
Он пел, сквозь бури и туман
Прорвавшись с солнечного юга;
Он видел небо дальних стран,
И потерял в пути подругу;
Он мерз весною иногда,
Он голодал в пути далеком,
У разоренного гнезда
Метался с криком одиноким,
И сердца крошечного боль
Была ему, как мир, огромной,
А жизнь и днем и ночью темной
Грозила сотней злобных воль.
И все же песня ликовала,
И все-таки он пел сейчас,
В десятый раз, в двадцатый раз
Готовый все начать сначала.
Он тонким горлышком дрожал,
Он опускал бессильно крылья,-
Всей птичьей волей, всем усильем
Он сердце в песне отражал.
В ночное небо он смотрел,
К земле не опуская взгляда;
Не для того он ночью пел,
Чтоб нам, бескрылым, быть отрадой;
Его звенящие мечты
Не знали цели и значенья;
Творя красу, для красоты
Он не искал определенья.
Не выражала трель певца
Ни торжества, ни укоризны,-
Он пел, покорный до конца
Непобедимой силе жизни,
Той силе, что на утре дней
Нам предназначила когда-то:
Труд и терпенье для людей,
Полет и песня - для крылатых.
И я тихонько, стороной,
Прошла с почтительным приветом,
Как стихотворец рядовой
При встрече с истинным понтом.
<< НАЗАД ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: стихи, поэзия
Оставить комментарий по этой книге
Переход на страницу: [1] [2]
Страница: [2]
