Гранд Михаил  -  Обратный Отсчет

Страница:  [1]

 

Строфа (1)

 

     Темнело, вокруг стояла тишина. Нет, не совсем тишина. Подул ветер, отовсюду послышался скрип сухих деревьев и веток. Где-то наверху начал протяжно каркать ворон. А ко всему этому добавился мерный гул приближающихся шагов. Стук каблуков тонул в шорохе листьев. За невнятным силуэтом послушно следовала человеческая тень, бесшумно скользя по мертвой траве. Это шла девушка, ее имя Габриэль. На мгновение она остановилась, задумалась, как скоротечно время, как быстро оно проносится мимо. Иногда кажется, что слишком быстро.

     “А когда все заканчивается… – подумала она и взглянула на три недавно вырытых ямы; молчаливые могилы терпеливо ждали, когда их наконец-то заполнят. – Смерть приводит всех к наименьшему общему знаменателю”, – закончила мысль Габриэль и подошла к могиле своего парня… теперь уже бывшего парня.

     Девушка положила на плиту два свинцово-серых цветка. Помедлив, зажгла спичку и аккуратно поднесла язычок пламени к свече в лампадке, дабы символически согреть и упокоить душу все еще любимого.

     Погода на кладбище в предвечернее время стояла тусклой и холодной. Под ногами клубился белый туман, от этого загадочного природного явления земля приобретала вид, будто по ней тянули свадебный саван. Выше по склону холма, куда белесая дымка не могла добраться или где уже понемногу рассеивалась, можно было увидеть, как ветер гонит шуршащие волны сухих листьев. Они утратили всю яркость красок; осталась лишь ржавчина ноября. Над головой нависало пасмурное небо. Собиралось на дождь, но воды могло хватить и на целый ливень.

     Габриэль глубоко вдохнула прохладный воздух и выдохнула мрачное облако пара. Вздохнула протяжно, с печальным звуком, словно ветер, ноющий в пустом склепе и призывающий свежего “жильца”. По бледному, как мел, лицу покатились блестящие слезы, оставив на щеках мокрые полоски. Соленые капли аккуратно собрались на подбородке и двумя точками упали на черное пальто, оставив на нем крупное пятно горя.

     Некоторые покойники даже после смерти не успокаиваются. Их кости взывают из земли! Но что же тогда говорить о живых? Сейчас у девушки горело только одно место: сердце, словно его разрезали, набили горячими углями и снова зашили.

     Надгробие любимого уже подавно обросло темно-зеленым мхом и лишайником, частично погребая под собой дату его рождения и смерти, а также черточку между ними, такую же краткую, как и человеческая жизнь. В больной памяти Габриэль этот день навсегда запечатлелся, как снимок фотоаппаратом. И стал так называемым клеймом, подобно ожогу на лице младенца.

     Фото… люди делают их на документы, стараются с их помощью увековечить радостные или просто важные для них моменты. Но никто, никогда не узнает, какому именно фото выпадет печальная участь “красоваться” на клепсидре или могильной плите. Вот так старый портрет Кенни, нарисованный ко дню его совершеннолетия, а сейчас дублированный и выскобленный на пласте дорогого мрамора, уставился на девушку непонимающими глазами, точно две дырки, прожженные в грязной бумаге.

     Изображение напомнило о последних мгновениях, проведенных парой вместе. Девушка вспоминала их, ее губы легко подрагивали, на сердце чувствовалась тяжесть, а выражение лица приобретало вид, как у далеко не счастливого, опечаленного тяжким горем человека…

 

* * *

     Возлюбленный Габриэль, ныне, к сожалению, покойный, был из тех ребят, которые начинают терять волосы на третьем десятке, а к сорока пяти годам сияют лысиной во всю голову. Но этой крайности он избежал, умерев в девятнадцать лет от рук маньяка-убийцы.

     В тот день, теплый летний день раннего июня 2007-го года им было вместе как никогда хорошо, и больше в этом мире их ничего не интересовало. Парочка возвращалась с вечерней прогулки. Кенни провожал Габриэль домой, никак не ожидая, что в последний раз. Их путь пролегал через темный парк, а также через мост, возвышающийся над железнодорожными путями.

     В воздухе висело слишком много напряжения. Казалось, что его можно было лепить, как глину. Но молодая пара не обращала внимания на кратковременные, неприятные ощущения подобного рода. Они просто и ясно объясняли их возникновение – все это из-за обычного страха, вызванного нелепыми предупреждениями родителей: “Будьте предельно осторожны. После заката страшный маньяк-убийца ходит по улицам и убивает всех своим молотом…” Настоящее имя ненормального преступника было неизвестным, но следователи подозревали, что он – некий Дуфингальд Бремор.

     Тогда Габриэль размышляла: “Неужели такое может случиться и с нами?” – ответ на ее наивный вопрос был таков: “Конечно же, может! И вероятней всего обязательно произойдет!”

     Когда они подошли к основанию моста, к девушке снова вернулось какое-то тяжелое предчувствие, но не успело оно окрепнуть, как она услышала странные звуки, доносящиеся с самой верхушки моста. Это не своим голосом, глотая слезы, орала маленькая девочка. На вид ей было около десяти лет от роду. Возле нее возвышался коротко стриженый мужчина с большими залысинами надо лбом в желто-коричневых пятнах. Он был высокий и сутулился, совсем как Квазимодо в пьесе, которую недавно показывали в театре. Не исключено, что это и был тот самый актер. И сейчас, со своей малолетней ассистенткой, он проводил репетицию новой сцены к завтрашней премьере.

     Под мешковатой курткой виднелась спецовка строителя, которая выглядела изрядно поношенной и сидела на нем так, как может сидеть только очень привычная одежда. Ноги были обуты в стоптанные рабочие ботинки из резины и шерсти, словно на зиму валенки в калошах. Левой рукой он крепко держал зареванную девушку за шею, буквально целиком обхватив ее, а правой наносил неумолимые удары молотом по спине беззащитного ребенка. Просто удивительно, как она еще могла так хорошо держаться? Откуда находила силы кричать о помощи?

     Габриэль почувствовала, как по ее коже пробежали мурашки, как тяжесть внизу живота не дает ей пошевелиться.

     “Холодная рука в моей руке…” – пронеслась мысль в ее напуганном уме.

     Внезапно державшиеся вместе руки парня и девушки разомкнулись… разомкнулись навсегда. И Кенни, не совсем даже понимая, что делает и зачем, рванул к месту происшествия, образно выражаясь, в объятия смерти.

     – Остановись! – приказала ему девушка. – Кенни, стой!

     Но он слышал только душераздирающий крик боли и отчаяния, потерявшего надежду на спасение ребенка.

     “Однозначно, лучше живой трус, чем мертвый герой!” – логично подумала она и еще раз попыталась его остановить:

     – Кенни, стой! Стой, тебе говорят… – последние слова вырвались, будто плевок, и Габриэль, спотыкаясь, начала бежать за ним.

     Мужчина услышал крик Габриэль и вынужден был прервать свое не слишком-то благородное занятие. Его голова высунулась из высокого ворота старого коричневого свитера, словно голова любопытной черепахи. И устремила взгляд на двоих бегущих подростков, осмелившихся помешать, сорвать столь экзотическую, но уже ставшую привычной в здешних краях “репетицию”.

     Глаза психопата были водянистыми и сощуренными. Габриэль на мгновение остановилась, глубоко пораженная жесткостью, которую почувствовала в них – как осколок стекла в мармеладе, а потом дальше продолжила бежать. Уголки его рта дергались. Он издал звук, чем-то похожий на смех. Девушке этот смех показался таким же естественным, как деревянная нога. Потом Дуфингальд Бремор угрожающе занес над головой молот и нанес последний удар по ребенку, угодив в верхнюю часть хребта. Отчетливо послышался хруст ломающихся костей, и бедная девочка замертво упала на мостовую.

     Почти в тот же миг к нему подбежал парень Габриэль, и намертво вцепился в рыхлое лицо убийцы обеими руками. Психопат крепко зажмурил глаза, но это не помешало колючему ногтю большого пальца Кенни. Он без особых усилий вспорол веко левого глаза противника и выдавил глазное яблоко с омерзительным треском, которое тут же выплеснулось кроваво-желтым сгустком на асфальт. Но горбатый громила, словно ничего и не почувствовал. Он лишь недоумевая, оттолкнул малолетнего героя и саданул его молотом прямиком в лоб, а потом мощным ударом ноги под живот столкнул через ограждение моста.

     Девушка остановилась, как вкопанная. Она смотрела, как Кенни падает с высоты трехэтажного здания и кричит. Его голос сжимался, спадал, будто воздушный шарик, который надули и пустили летать по комнате. Когда он упал на рельсы, крик сделался невыносимо ужасным и громким, заглушив хруст ломающихся ног, а через мгновение полностью утих. Кажется, парень всего лишь потерял сознание и все еще оставался жив.

     Дуфингальд Бремор, удовлетворенный набранным за сегодня счетом и маленькой перспективой впереди, начал медленно надвигаться на беззащитную Габриэль, то и дело, зловеще вымахивая из стороны в сторону своим ужасным молотом, описывая не сулящие ничего хорошего дуги. Но вдруг, разрезая ночную тишину, прогремел выстрел. Пальцы маньяка ослабели, разжались, и он выронил оружие. Девушка даже не заметила, как на середину моста въехал микроавтобус с эмблемой спецподразделения на каждом боку. Понятное дело, в итоге убийце помешали осуществить еще одно так называемое “пополнение счета”.

     Что было дальше в эту ночь, Габриэль помнила очень смутно, так как после того, когда она увидела спецназовцев, ее взгляд намертво приковал к себе Кенни. Пока отряд специального назначения щедро раздавал пинки горбатому мужчине, а потом его обмякшее, но пока живое тело запихивали в кузов новоприбывшего грузовика с клеткой – Габриэль молча стояла у перил, на том же месте, где остановилась. И продолжала смотреть на своего полумертвого возлюбленного, лежавшего поперек железной дороги.

     Спустя неопределенный промежуток времени к ней подошел полковник спецназа.

     – Послушайте, девушка, – обратился к ней высокий мужчина в форме. – Вы должны быть счастливы, что после такой стычки остались в живых.

     Обнадежив ее, он помедлил, а потом тихо добавил:

     – Чего никак не скажешь о вашей подруге – она полностью мертва.

     Но Габриэль не ответила. Казалось, она попросту ничего не слышит. На ее лице застыло отсутствующее безучастное выражение, как будто ей было уже все равно, что с ней дальше произойдет. Девушка продолжала все также неподвижно стоять и молчать. К сожалению, после услышанных слов облегчения или душевного спокойствия она не испытывала. Наоборот, в ее глазах появились капельки слез. Тогда мужчина почувствовал во взгляде пострадавшей что-то неладное. Он осмотрелся, и наконец-то ему удалось заметить Кенни. Тело парня сотрясали судороги, а кровь яростно хлестала из открытых ран на ногах. Кажется, он все еще оставался с ними.

     – Внизу пострадавший! – заорал полковник командирским басом и указал пальцем на нескольких ребят в масках. – Ей вы, быстро туда! – приказал он.

     Но не успели спецназовцы сориентироваться, по какому поводу новая тревога, как внезапно тьму разрезал пронзительный и резкий гудок. Со стороны леса, в направлении города, двигался зловеще широкий и длинный состав локомотивов товарного поезда, доверху заполненных тяжело добытым черным углем. Вдруг парень Габриэль пришел в себя, и появилась крошечная искорка надежды. Но он не мог подняться, да что там – он даже не мог пошевелиться. Похоже, что при падении он не только поломал себе обе ноги, но еще и серьезно повредил позвоночник.

     “Ту-у-у-у-ууу!” – товарняк еще раз подал сигнал, прося освободить железнодорожные пути и начал резко тормозить.

     Очередной гудок поезда и гул тормозов окончательно вывели всех из оцепенения – но было уже поздно. Вагоны неслись слишком быстро. Вот девушка и полковник смотрят на еле подвижное тело, а вот оно уже сокрылось под тяжелой железной гусеницей с множеством круглых ножек из закаленной стали. Колеса разделали тело на несколько крупных частей, словно небрежный, неумелый Казахстанский мясник Рафик. После увиденного Габриэль закачалась, как почти спиленное дерево, и упала на асфальт…

 

* * *

     С тех пор прошло уже немало времени – целых четыре с лишним года. Но Габриэль почему-то до сих пор четко помнила фрагмент протокола, насмешливо гласивший: “Оторванную голову Кенни с открытым ртом и пятном вороньего помета, залепившим глаз, нашли в грязной канаве в пяти метрах от места столкновения”. А также ей запомнились последние слова этого жуткого человека. Когда его садили в клетку, он видел и отметил Габриэль точно так же, как загибают край книжной страницы, чтобы потом вернуться к ней. Тогда он сказал: “Обещаю, я до тебя еще доберусь!” Вполне возможно, что это была всего лишь слуховая галлюцинация, иллюзия, вызванная на почве полнейшего шока. Но быть в этом точно уверенной девушка не могла.

     На постамент из мрамора, под которым глубоко-глубоко в сырой земле лежал молодой парень, пусть упокоится его душа, приземлился огромных размеров ворон.

     – Каррр! – протяжно подсказала птица, взмахивая черными крыльями.

     К этому моменту щеки у Габриэль почти полиловели, по лбу пошли жуткие красные пятна, будто клейма, а прямо между глаз быстро пульсировала вздувшаяся вена. На мгновение ее дыхание перехватило, словно невидимым ошейником, а с нижнего века скатилась слеза, незаметно сползая вниз по гладкой щеке.

     – Нет! – прохрипела она. – Это я до тебя доберусь.

     В лунном свете безжалостно блеснуло острое лезвие кинжала, который она вытащила из кожаного чехла, и сейчас крепко держала в левой руке. Подул пронзительный ветер, навевая новые воспоминания о далеком прошлом. Некоторые воспоминания как смоляное чучело – к ним прилипаешь. Пальцы Габриэль еще сильнее стиснули костяную рукоятку кинжала, и она повторила вышесказанное, но уже на тон выше и более уверенно:

     – Это я до тебя доберусь!

     В заплаканных глазах девушки появился нездоровый блеск. Почти такой же, как и на ее оружии “Долга”. Люди правду говорят: “Месть – это блюдо, которое принято подавать холодным” И это чистая правда – вкусней всего оно делается лишь только тогда, когда хорошенько остынет. Девушка уверенно кивнула. Этот жест имел непосредственное отношение к делу. Для нее наступило то самое долгожданное время мести… время кровавой мести!

     Почуяв приближение Габриэль, кладбищенские собаки подали голос. Но их хозяйка – бабушка Христина, казалось, ничего и не услышала; ни проходящей поодаль девушки, ни даже своих псов. Что-то ей сегодня было грустно. Монотонная работа целиком поглотила ее. Плавные движения метлой издавали шуршащие звуки. Опавшие листья собирались в кучу. Потом она сожжет их и уйдет домой, но это будет потом. Сейчас бабушка Христина нашептывала себе слова песни:

На ветвях возле могилы,

Все также пусто и уныло.

Сквозь лапник выйду в бор густой,

Где виделась в последний раз с тобой.

Укутал вечер бархатным платком,

Путь мой извилистый в краю лесном.

И черный лес стоит в затишье…

Больно мне, больно!

…и пения птиц не слышно.

Без тебя сама я не своя. Без тебя…

Все наедине с собой, вне себя.

Без тебя часы считаю, а с тобой,

Все секунды замирают. И покой…

     Большая луна, напоминавшая серебреную монету, плыла между грудами облаков. Ветер гнал их по темной воздушной реке, будто позолоченные шлюпки. Лунный свет отражался в окнах зданий, делая их похожими на потухшие неприятные глаза. Вдали над городской площадью куранты начали вызванивать десять часов вечера.

     Как только девушка миновала “Куры гриль”, или же, кому больше нравится – “Куры гниль”, раздался оглушительный раскат грома. Во рту у нее пересохло, глаза походили на горячие мраморные шарики. Вдоль позвоночника пробежал холодок, и казалось, угнездился в животе, вызывая легкий озноб. Она поежилась от холода, вытащила пачку сигарет, надеясь, что эти гробовые гвозди, эта коробочка, наполненная раковыми палочками, сумеет ее согреть.

     “Если можно было бы вернуть былое время вспять…” – размышляла Габриэль, затягиваясь во все легкие табачным дымом и выпуская серые облака угарного газа.

     Но желания – это на одной чаше весов, а говно – на другой! И не всегда первой удается перевесить вторую.

     Старый пес ненормальной соседки бабки Клавы лаял и, наверное, по-прежнему мог укусить за ногу подошедшего к нему маленького ребенка. Он лаял и лаял, словно ставя крест на этой и на всех человеческих надеждах. Перед домом девушка в последний раз затянулась, глубоко затянулась и, еле заметно кашлянув, выбросила сигарету. Окурок упал на бетонную дорожку и рассыпался искрами.

     Раскачивая ключ на цепочке, Габриэль глядела, как тот описывает круг за кругом, прям как когда-то этот ужасный молот. Спустя несколько мгновений девушка прервалась и сунула ключ в замок. Тот скользнул свободно, без запинки, будто все время хотел туда попасть. Когда она вошла в квартиру, под ее ногой что-то хрустнуло, как будто она наступила на лужу, покрытую тонкой корочкой льда. Девушка замерла, сделала еще один шаг – в ответ послышался скрип. Оказалась, что это всего лишь высохшая половица.

     Она аккуратно зашагала дальше, за дубовым шкафом попыталась на ощупь найти рубильник, включающий и выключающий свет. Но как только на него нажала – лампочка зажглась и сразу потухла. В то же мгновение желтые огоньки потухли и в соседних домах. Должно быть, у электросети наметилась очередная экономия, а может это взорвалась трансформаторная будка на углу улицы, и во всем районе в очередной раз сгорела вся проводка.

     Ветер швырял в стекла третьего этажа капли дождя. В необжитой квартире было холодно, слишком холодно, почти как в морге. Или, как рука Кенни перед его смертью.

     “Холодная рука в моей руке”, – подумала девушка и зажгла спичку.

     Она открыла шкаф, но ничего полезного в нем обнаружить не смогла, кроме паутины и пластмассовой ноги от одной из старых кукол; эта оторванная конечность забилась в дальний угол, напоминая единственного уцелевшего щенка, который знает, что его братьев и сестер уже отловили и утопили в ведре. Нога терпеливо валялась здесь, бог знает сколько времени, в ожидании того, пока ее кто-то не найдет. Здесь только не хватало головы манекена с пустыми глазами, которые обычно заставляют детей тут же отвести взгляд. Тогда получилось бы идеальное зрелище для людей, страдающих гленофобией.

     – Твою мать! – выругалась Габриэль и ударила по двери ладонью, тем самым захлопнув ее.

     На верху дубового гроба для человеческих вещей девушка нашла нужный для нее предмет – бабушкин светильник. Зажгла в нем две свечи и уселась за письменный столик, расположенный возле ее старой кровати. Чиркнула спичкой, что аж раздался треск. Закурила сигарету. Посмотрела на огонь свеч сквозь дым, сощурив глаза. Этот металлический аксессуар, поддерживающий две восковые палочки, навеял новые воспоминания…

     После похорон Кенни, в свои 18 лет, девушка перестала учиться. Вернее, перевелась на заочную форму обучения в университете. По требовательным наставлениям психолога, дабы еще больше не усложнить сложившуюся ситуацию, отвлеклась от будничной жизни. За счет родителей уехала в горы и на неопределенный термин поселилась в пансионате со странным названием “Заколоть” с ударением на первый слог, чтобы пройти там эффективный и длительный курс реабилитации.

     Прошел год, два, три, начал идти четвертый. Ее легкая надломленная психика помаленьку оправлялась, затвердевала и приходила в порядок после тяжелой травмы. Занимательные прогулки по горным тропам и наблюдения за красивыми пейзажами сосновых лесов помогали отвлечься. Свежий воздух улучшал дыхательные процессы, она становилась все более спокойной, сдержанной. Вкусная, полезная еда поддерживала хороший уровень ее физического здоровья. А так необходимые удобства и приятный контингент только способствовали улучшениям больной психики.

     Все шло практически хорошо, если только не брать во внимание то, что девушка всегда закрывала свой номер на все замки, плотно запирала окна и занавески, чтобы не видеть того, кто мог за ними оказаться. Хотя, кто за ними мог оказаться? Ведь номер Габриэль находился на втором этаже. А еще она прислушивалась к шагам по коридору, нервно осматривалась в столовой и библиотеке. Постоянно проверяла, не прячется ли кто в шкафу, под диваном или в душевой кабинке. В пяти словах: почти все время была начеку.

     Осторожность – это не плохая вещь, но лишь до тех пределов, пока она не превращается в навязчивую идею, и ты не начинаешь сходить с ума. Получалось так, что одно излечивалось, другое же – калечилось. Психическое расстройство превращалось в устойчивую паранойю. Кроме всего прочего ее мучили кошмары, напоминающие о смерти любимого человека. Они не покидали ее сны ни на одну ночь. А израненную душу по-прежнему, как и четыре года тому назад тревожило странное чувство, что этой ужасной истории еще нет конца. И неизвестно, будет ли?

     Вот так Габриэль тяжко переживала утрату Кенни, но еще больше она боялась! Боялась, что Дуфингальд Бремор найдет ее здесь, и тогда… но длилось это лишь до того дня, пока она не встретила Азулу.

     – Эх… – вздохнула она и перевела взгляд на лезвие кинжала “Долга” в левой руке. – Сколько же я здесь не была? Мне кажется, после похорон Кенни ни разу…

     Непонятного рода шум вывел ее из далеких воспоминаний. Это настенные часы упали на пол и остановились навсегда. Но нечего тут огорчаться – даже остановившиеся часы два раза в день показывают точное время. Спустя полчаса Габриэль легла спать. Лунный свет падал на ее грудь, разделенную начетверо тенью оконной рамы. Под дыханием ветерка занавеска колебалась туда-сюда, туда-сюда, словно мрачное знамя. А в пепельнице дотлевала очередная сигарета. Теперь от нее оставался только малюсенький окурок и горка серого пепла.

 

Конец фрагмента.

 

 

          Михаил Гранд.

          04 Августа 2011 года.

Другие книги жанра: Ужасы, мистика

Оставить комментарий по этой книге

Страница:  [1]