ужасы, мистика - электронная библиотека
Переход на главную
Жанр: ужасы, мистика

Херберт Джеймс  -  Гробница


Переход на страницу: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7]

Страница:  [2]



                              8. ТЕЛОХРАНИТЕЛИ

     Снайф был недоволен.
     - Так вы говорите, "Магма" затевает всю эту канитель потому, что у их
человека - у того самого Клина - появилось какое-то там предчувствие? - он
сердито смотрел на Холлорана, словно тот в чем-либо провинился перед ним.
     Сам Холлоран, похоже, был  чем-то  сильно  озадачен.  Он  то  и  дело
проводил тыльной стороной руки по щеке.
     - Так оно и есть на самом деле, - ответил он.
     Снайф откинулся на спинку своего стула и забарабанил  пальцами  одной
руки по столу.
     - Нелепо, - буркнул он. - Смешно.
     - Только не для Корпорации, - сказал Матер, сидевший в мягком  кресле
напротив Холлорана,  вытянув  вперед  поврежденную  ногу  (присутствуя  на
инструктажах и участвуя в совещаниях по планированию операций, он время от
времени рассеянно поглаживал свое колено, словно хотел  облегчить  боль  в
ноющей старой ране). - Они почти слепо  верят  в  необычайные  способности
этого человека; думаю, что и нам не  помешает  серьезно  отнестись  к  его
предчувствию, чем бы оно в конце концов ни оказалось.
     Дитер  Штур,  сидевший  на  своем  обычном  месте  -  с  краю   стола
Управляющего, легонько  постукивал  тупым  концом  карандаша  по  толстому
мягкому блокноту, лежащему перед ним.
     - Лично я не вижу здесь ничего, о чем нам следовало бы  беспокоиться.
Если они в "Магме" во что-то там верят, - это их дело,  касающееся  только
Клина и президента с его  Советом  директоров.  Мы  можем  выполнять  свою
работу, как всегда, и не обращать внимания на все остальное.
     - Вы правы, вне всякого  сомнения,  -  согласился  Снайф,  -  но  мне
внушают подозрение эти странные дела. Это... - он покачал головой,  сбитый
с толку, озадаченный, - это нелогично.  Непоследовательно.  А  что  он  за
человек, Лайам?
     - Непостоянный, - последовал ответ. - Я хотел сказать, что он  крайне
неуравновешенный - невротик, скорее всего. С  ним  может  оказаться  очень
трудно работать; возникнут большие сложности.
     - Понимаю, - лицо Снайфа стало еще более мрачным. - Что ж, раньше нам
уже приходилось иметь дело с примадоннами.  А  его  телохранители?  Каковы
они, на ваш взгляд?
     - Я познакомился только с одним. Он был так себе.
     Никто из присутствующих в комнате не спросил у него, на  чем  основан
подобный вывод; все поверили ему на слово.
     Матер заглянул в свою записную книжку:
     - Я записал имена трех остальных. Одну минуту, я найду их -  да,  вот
они: Януш Палузинский, его личный шофер, затем Азиль Кайед  и  Юсиф  Даад.
Они записаны у меня здесь как "вспомогательный обслуживающий  персонал"  -
термин,  как  видите,  весьма  расплывчатый;  полагаю,  под   этим   может
подразумеваться многое - от слуг до личной охраны.
     - Великий Боже! - воскликнул Снайф. - Арабы?
     - Из Иордании.
     - А первый? Чех? Поляк?
     - Януш Палузинский - поляк.
     - А тот, с которым вы познакомились, Лайам, - кто он?
     - Монк. Не слишком разговорчивый парень.
     - Теодор Альберт Монк, - прибавил Матер, посмотрев  в  свою  записную
книжку. - Американец, судя по архивным записям "Магмы".
     - Смешанный состав, однако, - произнес Снайф.
     - Скорее всего, Феликс Клин случайно встречался с ними во время своих
поездок, а познакомившись поближе, брал их к себе. Все они работают с  ним
уже много лет.
     - Шоферу может понадобиться курс дополнительного обучения, -  добавил
Холлоран.
     - Об этом надо позаботиться, - сказал ему Снайф. -  Поверенный  агент
Клина, мисс... ах, да, мисс Редмайл... звонила мне  сегодня  утром,  чтобы
договориться... Дитер?..
     - Я записал его на завтра. Мы отправим  в  "Магму"  одного  из  наших
специалистов - он должен подготовить Палузинского и  проверить,  насколько
он  освоил  технику  вождения,  чтобы  использовать  ее  в   экстремальной
ситуации.  Личный  автомобиль  Клина   недостаточно   хорошо   оборудован:
пуленепробиваемые стекла и бронированный корпус -  вот  все,  на  что  они
полагаются. Я хочу, чтобы Палузинский провел на испытательной  трассе  как
минимум два дня - после этого краткого инструктажа он по крайней  мере  не
должен совершать необдуманных поступков, скажем, при  покушении  на  жизнь
"объекта". Похоже, все это время вам придется быть шофером Клина, Лайам.
     Холлоран кивнул.
     - Кроме того, мисс Редмайл подтвердила, что ее начальник согласился с
нашими предписаниями относительно тех действий,  которые  он  должен  или,
наоборот, не должен совершать в  течение  нескольких  недель,  пока  "Щит"
будет охранять его жизнь, - продолжил Снайф. - Как я понимаю,  вы  обедали
вместе с ней сегодня? - он смотрел прямо на Холлорана. - Если  не  считать
чисто служебных отношений, кто она для Клина? Любовница?
     Некоторое время Холлоран молчал, обдумывая ответ. Потом произнес:
     - Возможно.
     - Она - женщина того типа?
     - Какого типа?
     - Та, которая ложится в постель со своим боссом?
     - Я не знаю.
     - Но она красавица.
     Холлоран кивнул.
     - Тогда предположим, что это так.
     Матер заметил короткую, но яркую вспышку гнева в глазах Холлорана,  и
это озадачило Плановика: обычно Лайам держал  под  жестким  контролем  все
свои эмоции.
     - Я не уверен, что это имеет прямое отношение к нашей теме, - вставил
замечание  Матер.  -  В  конце  концов,  Клин  не  женат,   а   в   досье,
представленном нам "Магмой", не  содержится  упоминаний  ни  о  каких  его
подругах... или друзьях, уж коли на то пошло.
     - Она может оказаться уязвимым местом, даже провалить  всю  операцию.
"Объект" сам может подвергнуть себя риску,  если  узнает,  что  ей  грозит
опасность. Тому есть множество подобных примеров, но всего,  как  правило,
не предусмотришь... Ее уже проверяли?
     - У меня есть с собой все ее  документы,  -  сказал  Штур.  -  Чарльз
принес их сегодня утром из "Магмы", и я успел лишь  бегло  просмотреть  ее
досье.  Она  показалась  мне  достаточно  надежной.  Родилась  и  росла  в
Гемпшире; единственный ребенок в семье; отец был лектором в  университете,
мать - врачом в местной клинике; обоих уже нет в  живых.  До  восемнадцати
лет посещала частную школу; весьма способна - аттестат с семью хорошими  и
тремя отличными оценками - но в университет не поступала. Снимает квартиру
в Пимлико; имеет значительную сумму на банковском счету  -  то,  что  было
выручено от продажи дома, доставшегося ей в наследство от родителей,  плюс
ее собственные небольшие сбережения. "Магма" - ее  первая  и  единственная
работа,  если  не  считать  летних  сезонных  приработков,  которыми   она
занималась, будучи  еще  студенткой;  в  Корпорации  она  сделала  быструю
карьеру, пройдя весь путь от самой низшей к высшей  ступени...  Я  считаю,
это выглядит замечательно. - Штур вынул черно-белую фотографию из папки  с
досье и поднял повыше, чтобы остальные могли взглянуть на нее.
     Снайф даже не улыбнулся.
     -  Копайте  глубже,  Штур,  даю  вам  на  это  еще  несколько   дней.
Разузнайте, с кем она  общается;  раскройте  всех  приятелей,  любовников;
каковы ее политические и религиозные убеждения - ну,  вы  сами  знаете,  с
какого конца к этому подойти. Она тесно связана  с  "объектом",  а  мы  не
можем рисковать.
     Он немного  помолчал,  взъерошив  пальцами  свои  короткие  рыжеватые
волосы.
     -  Ну,  а  теперь,  -  сказал  он,  обводя  взглядом  свою  маленькую
аудиторию, - перейдем к нашему дорогому  господину  Клину.  Что,  в  конце
концов, мы знаем о нем?
     - Почти ничего,  -  ответил  Штур.  -  Мне  понадобится  едва  ли  не
полминуты, чтобы прочесть всю его биографию.
     - Гм, вот этого-то я и боялся... Проклятая секретность может  завести
нас ох как далеко...
     - Я думаю, "Магма" здесь ни при чем, - отозвался Матер. - После нашей
утренней беседы с ее президентом стало ясно,  что  даже  самой  Корпорации
фактически ничего не известно о прошлом Феликса Клина.  У  меня  сложилось
впечатление, что до  тех  пор  пока  он  делает  им  большие  деньги,  его
происхождение и  излишние  подробности  его  биографии  не  будут  слишком
интересовать его компанию.
     - Не будет ли кто-нибудь любезен объяснить мне, наконец,  что  же  он
все-таки "делает" в "Магме"? - недовольным тоном сказал Штур.
     - Прошу прощения, Дитер, - ответил ему Снайф, - но этого  вам  отнюдь
не нужно знать для выполнения задания. Так они все выражаются  в  "Магме".
Поэтому мне очень  жаль,  но  больше  я  ничем  вам  помочь  не  могу;  не
обессудьте. Что там написано в его досье?
     Штур фыркнул, но спорить не стал.
     - Как я уже сказал, - не слишком много. Родился в Израиле, приехал  в
Англию одиннадцать лет  тому  назад,  почти  сразу  же  после  этого  стал
работать на "Магму"...
     - Еврей с двумя компаньонами-арабами?! - перебил его Снайф.
     - Не всякий еврей -  злейший  враг  арабов,  -  ответил  Штур.  -  Он
переехал в свои апартаменты в здании штаб-квартиры "Магмы", как только они
были достроены, то есть  около  пяти  лет  тому  назад.  Кроме  того,  ему
принадлежит загородная усадьба в Суррей, рядом с озером,  вместе  с  двумя
тысячами акров пастбищ и лесов. Разумеется, вам не нужно объяснять, что он
обладает большим и лакомым куском земли - это же целое графство,  если  не
больше. Очевидно, он очень богатый человек. Не женат; машину не водит;  не
курит и почти не пьет; о наркотиках  здесь  нет  никаких  упоминаний  -  а
впрочем, тут их и не должно быть, - в азартные игры не играет. Все.
     - Как?! - спросил Снайф, не веря своим ушам. - Там должно  было  быть
гораздо больше.
     Штур потянулся к папке с документами, на которой лежало досье на Кору
Редмайл. Он открыл ее и показал один-единственный лист  бумаги,  сиротливо
лежавший в папке.
     - Я же говорил - тут мало что можно прочитать.
     - Но там должна стоять дата его рождения,  сведения  об  образовании,
род его занятий до того, как он поступил  на  службу  в  "Магму".  Неужели
ничего не сказано о его общественной деятельности, о политических взглядах
- нам очень важно иметь хотя бы самое общее представление  о  том,  каковы
они могут быть.
     - Судя по этому документу, у него их просто нет.
     - Чарльз?.. - обернулся к Матеру Снайф.
     Матер поднял руку.
     - Эта ситуация начинает тревожить меня. Даже разговор  с  президентом
не дал положительных результатов. Я пытался вытащить  из  него  информацию
всеми доступными способами, но  так  и  не  получил  ничего  по-настоящему
ценного. Как я уже сказал, похоже, они и сами очень  мало  знают  об  этом
человеке; мне кажется, что не последнюю роль здесь играют  желания  самого
Клина. Возможно,  часть  условий,  оговоренных  при  его  найме,  содержит
пункты, позволяющие ему сохранять тайну во всем, что касается  его  личной
жизни.  Если  он  доказал  директорату  "Магмы",  насколько   сильны   его
способности, я думаю, что их Совет мог закрыть глаза на некоторые  пробелы
в его личном деле.
     - Итак, у нас есть довольно скудные сведения, и еще  неизвестно,  что
нас ждет впереди; но давайте принимать вещи так, как  они  есть,  -  Снайф
повернулся к Штуру и спросил с надеждой: - Уж хотя бы размер его жалования
указан где-нибудь в этих бумагах?
     - О том нет ни малейшего упоминания, - усмехнулся Штур.
     - Мы можем узнать это из других источников.  Не  будем  терять  время
попусту. На самом деле, конечно, они должны были дать нам  намного  больше
информации, прежде чем мы взялись бы за их дело, но поверим им на слово  -
они обещали стать более откровенными, когда контракт  будет  подписан.  Мы
заключим наш договор сегодня, во второй половине дня -  здесь  мы  немного
забегаем вперед. Лайам, вы станете постоянным компаньоном Клина  с  восьми
часов завтрашнего утра. Дитер, я хочу, чтобы вы представили мне  подробный
отчет обо всех происшествиях с участием террористов и похитителей людей за
последний год, и, само собой разумеется, все  материалы  о  "Магме"  и  ее
дочерних компаниях, которые могут нас заинтересовать.
     Штур сделал пометку  в  блокноте.  После  совещания  ему  нужно  было
связаться  с  организацией,  располагающей  базой  оперативных  данных  об
активности и дислокации наиболее известных  террористических  группировок.
Используя специальный код, можно  было  включиться  в  компьютерную  сеть,
чтобы получить необходимую информацию.
     - Я проведу небольшую проверку дочерних компаний "Магмы",  -  добавил
немец. - Может быть, удастся обнаружить некоторые сферы  их  деятельности,
где конкуренция стала наиболее напряженной и жесткой.
     - Хорошо. Будем искать  врагов  -  как  в  бизнесе,  так  и  во  всех
остальных областях. Однако если Лайам прав, и Клин действительно невротик,
все наши усилия могут оказаться  бесполезной  тратой  времени  и  сил.  Не
исключено,  что  этот  человек   страдает   тяжелой   формой   параноидной
шизофрении. - Управляющий усмехнулся. - Впрочем, это  нас  не  касается  -
пусть волнуются в "Магме", если на то  пошло.  Дело  "Ахиллесова  Щита"  -
создать надежную защиту, раз уж нас для этого наняли. Что вы нам  скажете,
Чарльз?
     Матер перестал поглаживать свое колено.
     - Все очень просто, - сказал он. - На некоторое время  мы  сформируем
команду из четырех человек, которые будут  работать  вместе  с  Лайамом  -
нашим резидентом в "Магме", - две пары, сменяющие друг друга через  каждые
шесть часов. Еще нужно назначить дублера для Лайама на случай  тревоги.  У
вас есть какие-нибудь персональные пожелания, с кем бы вы хотели работать,
Лайам?
     Холлоран покачал головой.
     -  Хорошо,  -  продолжал  Плановик.  -  В   полном   соответствии   с
требованиями "Магмы", наши  люди  не  будут  контактировать  с  "мишенью",
находясь на значительном расстоянии от ее резиденции. Они постоянно  будут
патрулировать границы поместья в  Суррее;  разумеется,  мы  договоримся  с
местной полицией, чтобы она не тревожила их понапрасну.
     - Наши будут вооружены? - спросил Штур.
     Возникла пауза. Снайф предпочитал, чтобы его  агенты  были  "прилично
экипированы" на случай "тяжелого боя"; однако английские законы  запрещали
ношение оружия частным телохранителям и  сыщикам  (закон,  уже  много  лет
проклинаемый многими, особенно иностранцами, въезжающими  в  эту  страну).
Наконец, Управляющий принял решение:
     - Пусть Лайам возьмет с собой все "железо", какое сам сочтет  нужным.
Мне бы не хотелось давать санкции на  то,  что  могло  бы  испортить  наши
особые отношения с полицией и Министерством Внутренних  Дел,  поэтому  наш
патруль пока останется невооруженным. Если  они  заметят  хоть  что-нибудь
подозрительное, равно как и в случае определенных действий  против  нашего
клиента, мы пересмотрим этот вопрос. Хотя мы вынуждены целиком  полагаться
на Лайама и личных телохранителей Клина во всем, что касается  внутреннего
наблюдения, нам нужен подробный отчет о системе  безопасности  внутри  его
квартиры...
     Штур сделал очередную пометку.
     - ...и во  всем  здании  "Магмы".  Последнее  меня  особо  беспокоит.
Слишком много людей круглосуточно входят и выходят из здания. Конечно,  мы
можем поставить на дополнительные посты наших людей - например, разместить
их на первом и двенадцатом этажах.  Естественно,  заранее  предупредив  об
этом сотрудников службы безопасности  "Магмы".  Мы  можем  поставить  свою
охрану вокруг здания  для  дежурства  в  ночные  часы,  когда  Клин  будет
находиться в своей резиденции.
     - Мне тоже не внушает доверия  само  здание,  -  сказал  Холлоран,  и
взгляды всех присутствующих тотчас же устремились на него. - Это  крепость
из стекла и металла, но, к сожалению, она уязвима.
     - Будем надеяться, что никто не попытается добраться до "объекта"  до
тех пор, пока мы еще не приступили к выполнению задания, - заметил  Матер.
- Не то вот будет нам потеха!
     Снайф, однако, не увидел в этом ничего забавного. Совсем ничего.



                               9. ПРИМАНКА

     Ах, как хорошо, наконец-то он стал похож на мальчика...
     Мальчик чем-то взволнован, но держится вызывающе.  Он  очень  бледен,
этот  мальчик,  и,  кажется,  давно  не  мылся;  без  сомнения,  в   мятом
полиэтиленовом мешке, который он несет в руках, умещаются все его нехитрые
пожитки. На вид ему около шестнадцати лет. В  Англии  считается,  что  это
совсем еще юный возраст для того, чтобы остаться без  крыши  над  головой,
без семьи. Интересно, что бы сказали благоразумные  английские  обыватели,
узнай они о сиротах, поодиночке и целыми ватагами  кочующих  по  улицам  и
городским рынкам  Дамаска  в  поисках  дневного  пропитания,  промышляющих
воровством и попрошайничеством.  Часто  беспризорные  юнцы  связывались  с
отпетыми негодяями, преступниками и бандитами, потому  что  те  давали  им
огнестрельное оружие... Самоуверенные, самовлюбленные англичане ничего  не
знали об этих вещах.
     Мальчик улыбается неуверенной, нервной улыбкой. Может быть, он просто
потерялся на этом огромном вокзале,  где  толпы  незнакомых  ему  людей  с
пустыми, равнодушными глазами все спешат и спешат куда-то,  проходят  мимо
него, задевают, толкают... Так же, как потерялся бы и в самом городе, если
бы ушел отсюда, из вокзальной суеты и толкотни... А сейчас он думает,  что
наконец-то нашел себе товарища. Если только он понял... Ха, если только он
услышал...
     "Ajel", живее, Юсиф, не задерживайся на  открытом  месте,  где  сотни
проезжих и прохожих все движутся  и  движутся  сами  не  зная,  куда.  Вон
полицейский патруль - они ищут таких бродяг, как этот мальчишка.
     Сейчас он размышляет. Он колеблется. Может быть, оливковый цвет кожи,
на который подросток поглядывает с  опаской  и  недоверием,  играет  здесь
особую роль. Английское  воспитание,  как  же!  Нетерпимость,  привитая  с
раннего детства.
     Говори потише, поспокойнее, Юсиф, мой друг. Он  оглядывается,  делает
рассеянные  жесты,  бросает  беглый  взгляд  на  расписание  отходящих   и
прибывающих  поездов  -  табло,  висящее  высоко  на  стене,  на   котором
ежеминутно появляются новые названия... Всего лишь несколько  неосторожных
жестов, но Юсиф уже настороженно оглядывается: не заметил ли кто-нибудь их
с мальчиком? Нет-нет, не волнуйся, Юсиф, мой  друг,  я,  Азиль,  слежу  за
тобой. Я единственный, кто  провожает  взглядом  вас  обоих.  Кроме  того,
мужчина, разговаривающий с  заморышем,  -  не  такая  уж  редкая  сцена  в
вокзальной толчее. Окружающие не обращают  на  это  никакого  внимания.  У
каждого свои дела, своя личная жизнь.
     Успокаивающим жестом он кладет руку на плечо  маленького  бродяги,  и
мальчик не уклоняется от этого  прикосновения.  Возможно,  потому,  что  в
разговоре были упомянуты деньги. Ах, я вижу, как мальчуган кивает головой!
Должно быть, он сочетает в себе все качества глупца не от мира  сего  -  и
смелость, и наивность, и неопытность.
     Мой друг возвращается, мальчик идет следом за ним.  Они  идут  рядом,
почти бок о бок. Не слишком близко, не как любовники, - о нет,  -  но  как
соучастники общего греха. Я вижу блеск в твоих глазах - этот свет  исходит
из самых недр твоей темной души,  хотя  внешне  ты  абсолютно  спокоен.  И
развязную походку мальчишки; однако это всего  лишь  внешнее  притворство,
уловка, благодаря которой он старается выглядеть взрослее и нахальнее.
     Я должен быстро сесть в машину. Я должен приготовиться, притаившись в
темноте на заднем сидении. Мальчишка вряд ли  почувствует  укол  иглы;  он
должен обнаружить мое присутствие только тогда, когда  будет  уже  слишком
поздно.
     И потом он уснет глубоким, долгим сном.
     А когда он проснется - будет развлечение нам и пища для господина.
     Скорее, Юсиф, "ajel", поторапливайся. Мне кажется, что точно такой же
алчный блеск появился теперь и в моих глазах. Мое тело начинает ломить - я
уже давно жду, скорчившись, на заднем сиденье.



                             10. НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

     Монк удивился. Сегодня ночью никого не ждали. По  крайней  мере,  его
никто не предупреждал заранее.
     Однако подъемник продолжал негромко гудеть, поднимаясь вверх. Похоже,
кто-то из команды сэра Виктора, решил телохранитель. Иначе  никто  не  мог
воспользоваться лифтом Феликса: код, приводящий в движение единственный  в
здании лифт, который шел без пересадок с цокольного этажа  на  самый  верх
здания, был известен только ему и Клину. Даже  эта  цыпочка,  Кора,  ждала
внизу до тех пор, пока кто-нибудь не спускался за ней.
     Монк  почувствовал,  как  у  него   застучало   сердце:   моментально
представив себе Кору обнаженной, он смутился  и  постарался  изгнать  этот
образ из своих мыслей.
     Лифт  остановился.  Он  проехал  никак  не  более   четырех   этажей.
Несомненно, кто-то из кабинета сэра Виктора. Кто бы это мог быть?
     Монк услышал, как открылась дверь.
     Но из кабины никто не выходил.
     Телохранитель отложил в сторону свой  журнал  и  поднялся  со  своего
стула в самом конце коридора. Он расстегнул кобуру на своем  плече,  но  с
места не двинулся, ожидая дальнейшего развития событий.
     Не хотелось бы  поднимать  возню  к  ночи,  подумал  он,  да,  видно,
придется. Сегодня  и  так  выдался  плохой  день.  Утром  его  подставили,
проучили, как щенка, обозвали ленивой тушей,  и  он  отнюдь  не  собирался
продолжать играть эту роль нынешней ночью. Если какой-то сопляк  перепутал
кнопки лифта, поднимаясь на двадцать третий этаж, то пусть только  высунет
нос из кабины - ему сразу же пересчитают зубы.
     Холл оставался пустым, но двери лифта почему-то никак не закрывались.
     Монк бесшумно крался по коридору,  держась  одной  рукой  за  рукоять
пистолета. Этот большой, неуклюжий человек двигался на удивление  легко  и
тихо, незаметно подбираясь к лифту. Мягкий  ковер  на  полу  заглушал  его
шаги. В коридоре царили полный  мрак  и  тишина  -  в  точности  так,  как
нравилось Феликсу, - и только далеко впереди на полу лежало бледное  пятно
света, лившегося из бокового прохода.
     Он до сих пор не слышал  тихого  звука  закрывающихся  дверей  лифта,
словно кто-то находился внутри, нажимая на кнопку, останавливающую лифт.
     Монк вытащил свой "Смит и Вессон".
     Он остановился всего в двух шагах от  прохода.  Ровный  прямоугольник
света, падающего из прохода, лежал на полу; в нем не было видно  ни  одной
тени.
     Он собрался с силами, готовясь к мгновенному броску вперед и затем  в
сторону, подняв руку с зажатым в ней револьвером. Но потом решил  изменить
тактику, подумав, что его огромное, массивное тело станет слишком  хорошей
мишенью на те несколько секунд, которые понадобятся,  чтобы  добраться  до
кабины лифта. Монк отнюдь не был дураком, готовым подставить себя под пулю
или под удар ножа...
     Он опустился на колени, а затем встал на четвереньки и пополз вперед,
держа пистолет почти возле самого носа; его локти и колени утопали в ворсе
ковра. Вряд ли кому-то  придет  в  голову,  что  человеческое  лицо  может
появиться ниже уровня его колен, думал Монк.
     Он дополз уже до самого угла и осторожно высунул свою большую  голову
за блестящее металлическое  ребро,  заглядывая  в  кабину  и  одновременно
готовясь навести зажатый  в  выдвинутой  чуть  вперед  руке  револьвер  на
незваного гостя, нарушившего ночной покой.
     В кабине никого не оказалось. Он осмотрел каждый  ее  уголок.  Кабина
была пуста. Так он думал до тех пор, пока...
     ...Чьи-то сильные пальцы  не  схватили  его  длинные  волосы,  рывком
заставив Монка  упасть  вперед,  распластавшись  на  животе.  Его  руку  с
револьвером прижимал к  ковру  чей-то  башмак.  Стальные  пальцы  все  еще
держали его за волосы, да так, что чуть не вырывали  их  пряди  с  корнем.
Что-то тяжело ударило его сзади по шее,  и  мысли  Монка  стали  путаться,
прежде чем он погрузился в сон.


     Януш Палузинский сидел за стойкой бара на кухне, намазывая  масло  на
хлеб длинным широким ножом. Возле его тарелки  стоял  высокий  стакан,  до
половины наполненный водкой.
     Он поправил ремешок своих  наручных  часов  -  из-под  широкой  ленты
виднелись цифры нанесенной на кожу татуировки - и принялся резать на куски
ростбиф с кровью - сочное мясо было красным, недожаренным ровно настолько,
чтобы показаться чуть сырым на вкус. Разрезая его, Палузинский размышлял о
том, не будет ли Феликс - "мой пан", называл он мысленно  Клина,  придавая
легкий оттенок цинизма этому обращению, - не  будет  ли  снова  его  "пан"
кричать ночью во сне. Ужасный вопль, леденящий кровь в  жилах  у  каждого,
кому приходилось его слышать. Что могло сниться этому человеку, доводя его
до жуткого, душераздирающего воя, от которого он сам просыпался в холодном
поту? Какие страхи овладевали им в ночных грезах? Как далеко он  находился
от полного умопомешательства?
     Нет. О, нет. Януш оборвал себя на  этом.  Он  не  должен  даже  плохо
"думать" о своем хозяине. Феликс мог узнать. Феликс мог "почувствовать".
     "Феликс. Феликс. Феликс."
     Даже это имя могло вызвать тупую ноющую боль в голове Палузинского.
     Поляк провел тыльной стороной руки по лбу, и нож в его  руке  блеснул
под ярким светом лампы. Обычно все огни в  квартире  -  даже  на  кухне  -
должны  были  гореть  меньше  чем  вполнакала,  регулируемые  специальными
реостатами. Но сейчас Феликс спал, и  он  не  мог  об  этом  узнать.  Хотя
иногда... Иногда он узнавал о таких вещах, о которых  по  всем  нормальным
законам он не мог знать, о которых ему невозможно было  догадаться.  Тогда
он обвинял их, и они должны были пресмыкаться перед ним,  раболепствовать,
трепеща от страха, ведь Феликс - Господин, Хозяин  и  поработитель  -  мог
заставить их страдать; иногда это были  жестокие  муки,  а  иногда  только
неприятное ощущение, проходящее через несколько часов. Палузинский  всегда
чувствовал, что именно эта характерная черта их  рабства  доставляет  двум
арабам удовольствие, чуть ли не наслаждение. А Монк был слишком туп, чтобы
ощущать что-либо подобное; его неповоротливые  мозги  еле  шевелились  под
тяжелыми костями черепа.
     Но Януш был особенным, как он сам себе это представлял. Януш знал или
догадывался о некоторых вещах... Все  остальные  были  круглыми  дураками.
Нет, пожалуй, арабы не были дураками. Они верили...
     Палузинский сделал большой глоток  неразбавленной  водки,  отвинчивая
крышку банки с горчицей. Он засунул в  банку  конец  ножа;  затем,  окунув
лезвие в горчицу почти до половины, вытащил нож обратно и стал  намазывать
нарезанное мясо. Он положил дымящееся  мясо  между  двумя  ломтями  хлеба,
щедро намазанными маслом, и давил на верхний ломоть своей широкой  ладонью
до тех пор, пока густая вязкая жидкость не потекла с обоих краев.
     Двадцать минут тому назад  гориллу  нужно  было  сменить,  думал  он,
откусывая здоровенный кусок от своего бутерброда. Монк - вполне подходящее
имя для такой обезьяны, как  эта.  Долгие  часы  неподвижно  сидеть,  тупо
уставившись в пустоту коридора должно быть самым подходящим  занятием  для
подобного идиота. Но для Януша это  было  сущим  мучением.  Пыткой.  Новым
истязанием, выдуманным для него Феликсом. Даже терзающую тело боль было бы
легче перенести, чем такую смертельную скуку.
     Что же сделало Феликса таким нервным? Этот человек  был  сумасшедшим,
вне всякого сомнения. Но в то же время он был гениален!  И  помешанный,  и
гений?.. Свихнувшийся суперэкстрасенс?.. "Дерьмо!" Да, так оно  и  есть...
Но почему вы так испуганы сейчас, "мой шеф"? Вы, все время  живущий  среди
теней, не доверяющий яркому свету, если только он не нужен вам для  особых
целей? Какие новые страхи преследуют вас по ночам?
     Палузинский чавкал, жуя мясо и хлеб, его губы блестели от  масла.  Он
дал минутку передышки своим челюстям, еще раз хлебнув  водки  из  стакана,
приправив огненной жидкостью кашицу из мяса и хлеба во рту. Его  маленькие
глазки скрывались за стеклами очков в тонкой  металлической  оправе;  веки
были прикрыты, как полуопущенные шторы в  комнате  -  шторы,  за  которыми
таятся секреты... Он смотрел куда-то перед собой - возможно, на край банки
с горчицей или чуть ближе; но его мысли блуждали так  далеко,  что  он  не
видел предметов, стоящих на столе - возможно, он еще  был  погружен  в  те
скрытые ощущения, отблеск которых случайно мог бы отразиться в его глазах,
не будь они опущены вниз. Он сидел, механически пережевывая  пищу,  словно
завороженный, погрузившись в странное оцепенение.
     Что-то потревожило его, вырвав из состояния углубленного  размышления
бог знает о чем. Что это было?
     Звук!  Движение?..  Палузинский  насторожился.  Он  необычайно  тонко
ощущал присутствие посторонних, и практически всегда мог обнаружить чужака
в любом помещении. Годы суровой  жизни,  когда  ему  приходилось  спать  в
придорожных канавах, есть сырые  овощи,  которые  он  выкапывал  прямо  из
земли, все время пугливо озираясь по  сторонам  -  не  увидел  ли  кто?  -
постоянно  бояться,  что  его  обнаружат,  и  тогда...  что  тогда  с  ним
сделают?.. - все это настроило его напряженные нервы на то, чтобы замечать
малейшее движение, чуть заметное смещение, даже самый слабый ветерок.
     Его пальцы сжали рукоять ножа.  Кто-то  находился  в  комнате  позади
него.
     Монк? Он не мог ослушаться приказа  Феликса  наблюдать  за  коридором
нижнего этажа, до тех пор пока Палузинский не сменит его  на  этом  посту.
Никак не верится, чтобы Монк мог оставить свое место. Юсиф и Азиль? Но они
не  должны  были  возвращаться  этой  ночью   из   загородного   поместья,
подготавливая его к приезду их дорогого хозяина и господина... Кто же это?
     Палузинский плавно поднялся со  своего  сиденья  и  протянул  руку  к
внутреннему карману  куртки,  висевшей  на  спинке  стула.  Рука  нащупала
толстый, круглый металлический ломик длиной приблизительно  с  лезвие  его
ножа, зажатого в кулаке другой руки. Он подкрался к  выключателю  света  и
повернул его против часовой стрелки. Кухня сразу погрузилась в полумрак.
     Со  своей  позиции  поляк  мог  осмотреть  довольно  широкий  участок
гостиной. Он выругался про себя, проклиная сумрак,  царящий  в  просторной
комнате, откуда только что ему послышался слабый шорох. Тусклое освещение,
темный цвет обоев и мебели  играли  на  руку  предполагаемому  противнику;
Палузинский никак не мог различить чью-нибудь тень в этой полутьме, как ни
напрягал свое зрение. Ему нужно было подождать, пока затаившийся чужак  не
выдаст себя каким-нибудь неосторожным движением, или рискнуть  -  войти  в
гостиную и поискать  незваного  гостя,  чтобы  потом  разделаться  с  ним.
Терпения Палузинскому было не занимать -  те  долгие  месяцы,  которые  он
провел, скрываясь и прячась в полях Англии,  обучили  его  науке  упрямого
выжидания; но ведь  у  него  еще  были  определенные  обязательства  перед
Феликсом... Он должен был показать, на что  способен!  Во  что  бы  то  ни
стало!
     Затаив дыхание, Палузинский, вооруженный ломиком  и  ножом,  двинулся
вперед, к открытому проходу.
     Опасность -  если  только  она  действительно  существовала  -  могла
подстерегать поляка повсюду. Противник мог притаиться в таком  месте,  где
Палузинский не мог заметить  его,  глядя  из  кухни,  и  затем  неожиданно
напасть сбоку или даже со спины. Откуда ждать удара? Вот дилемма. С  какой
стороны  нападет  на  него  неизвестный  враг?..  Если,  конечно,  ему  не
почудился этот шорох; если кто-то "действительно" прятался в той  комнате,
- так тихо, спокойно и пусто было в ней...
     Он пригнулся и кинулся внутрь  прохода,  рассчитывая  на  быстроту  и
внезапность - с ломиком наперевес в одной руке,  сжимая  в  кулаке  другой
свой длинный нож, направленный острием вверх, готовясь пырнуть  противника
ножом или оглушить тяжелым железным прутом. Он круто повернулся, проскочив
дверной проем, и встал, широко расставив ноги, упираясь одной ногой в  пол
позади себя, стараясь удержать равновесие и  одновременно  занять  удобную
позицию как для того, чтобы отразить возможную  атаку,  так  и  для  того,
чтобы самому стремительно броситься на врага.
     В этом вовсе не было нужды. Никто не прятался ни за косяком двери, ни
в других темных углах гостиной.
     Однако кто-то был за длинной черной тахтой, совсем рядом с ничего  не
подозревавшим телохранителем. Если Палузинский и почувствовал  присутствие
чужого человека в комнате, как он думал сам,  то  на  этот  раз  даже  его
особое чутье не помогло ему заметить - или даже "ощутить" - тень, внезапно
возникшую подле него...
     Он мог почувствовать, как чьи-то пальцы впились ему в шею,  нажав  на
болевые точки, однако позже  он  так  и  не  мог  припомнить  подробностей
схватки  -  все  произошло  слишком  неожиданно.   Определенно,   движения
незнакомца должны были быть быстрыми как мысль, чтобы  упредить  возможную
реакцию телохранителя на шок, испытанный после того, как твердая,  сильная
рука нанесла ему рубящий удар ребром ладони. Палузинский почувствовал, как
внезапно слабеют его руки  и  ноги:  импульс,  бегущий  от  травмированных
нервов к мозгу, достиг своей цели.


     Клин был внутри самого себя.
     Он плыл по кровеносным сосудам среди  клеток  самых  разных  оттенков
красного: от темно-вишневого до ярко-алого,  увлекаемый  быстрым  течением
сквозь узкие проходы и перешейки, ныряя в  круглые  пещеры,  открывающиеся
перед ним, приближаясь к источнику этого кипучего потока,  который  сейчас
был для него всего лишь далеким ритмичным эхом, раздающимся где-то  далеко
впереди, в лабиринте тесных тоннелей, заполненных хаотически  двигающимися
красными клетками.
     Вместе  с  ним  в  потоке  прозрачной  жидкости  мчались  и   другие,
чужеродные тела - уродливые черные формы, вызывающие болезни и разрушение.
В свою очередь этих паразитов  пожирали,  поглощали,  растворяли  в  своих
утробах шаровидные частицы - глобулы,  охранявшие  организм  от  вторжения
инородных клеток. Но глобулы-защитники почему-то решили, что и он сам тоже
является инородной клеткой, представляющей опасность  для  организма,  что
ему не место среди полезных частиц, что он посторонний,  а  следовательно,
вредный элемент. Это было его собственное тело, по  которому  он  мысленно
путешествовал, и, однако, его приняли здесь за врага.
     Он пронзительно закричал на гигантские глыбы, приближающиеся к  нему,
чтобы они убирались прочь, оставив его в покое, что он безвреден и  никому
не причинит зла.  Но  они  были  жестко  запрограммированы  на  то,  чтобы
сражаться со всем, чего не было предусмотрено в их системе, не на жизнь, а
на смерть. Лишенные сознания, в своих действиях они руководствовались лишь
заданной, четкой, отлаженной программой. Две клетки-защитницы  набросились
на него, как только стремительным  потоком  его  внесло  в  более  широкий
тоннель.  Он  почувствовал,   как   спину   и   руки   обжигает   кислота,
просачивающаяся сквозь кожу.
     Он уже был совсем близко, совсем  недалеко  от  своей  цели;  течение
стало еще более быстрым, вокруг становилось  все  теснее,  а  четкий  ритм
ударов раздавался все громче, все сильнее, постепенно перейдя  в  громовые
раскаты, звучавшие в ушах подобно канонаде. Сейчас у него было только одно
желание - чтобы громадное сердце поглотило его.
     Вместо этого его пожирали слепые, примитивные,  безмозглые  создания,
одноклеточные организмы, понятия не имевшие о разных вещах,  выходящих  за
пределы их функционального назначения. Тело Клина разлагалось на составные
части под действием химических веществ, извергаемых клетками-убийцами.
     Где-то там, где-то поблизости...
     Его собственный истерический хохот  доносился  до  него,  как  сквозь
глухую стену.
     Где-то совсем рядом...
     Рокочущий шум впереди -  тук-тук,  тук-тук  -  оглушил  его,  вначале
испугав, а затем вселив надежду...
     Где-то здесь...
     Он почти проник в этот источник.
     Он обязательно должен добраться до него, пока еще не поздно.
     Тук-тук, тук-тук.
     Здесь!..
     И, однако, совсем не внутри сердца.
     Уносимый назад, увлекаемый чем-то  снаружи,  едва  осознавая  причину
этого поспешного отступления, он понял, что стремительно движется  куда-то
вверх...
     И внезапно проснулся.
     Кроме него, в спальне находился кто-то еще. Клин собрался позвать  на
помощь, но что-то плотно зажало его  рот.  Сильная,  угрожающая  рука.  Он
почувствовал, как кровать прогибается под избыточным весом.  Кто-то  стоял
над ним, опираясь коленями  о  край  матраца.  Другая  рука  охватила  его
глотку, словно собираясь задушить.
     - Будь это кто-нибудь другой - вы уже сто раз успели  бы  умереть,  -
прошептал голос Холлорана возле самого его уха.



                          11. ОПАСНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ

     Холлоран посмотрел в зеркальце заднего обзора.
     Голубой "Пежо" все еще был там, держась далеко позади; от  сделанного
по индивидуальному заказу "Мерседеса", который вел Холлоран, его  отделяло
по крайней мере четыре или пять автомобилей. Дублер Холлорана в  "Гранаде"
ехал прямо за "Мерседесом".
     Он потянулся к радиотелефону, укрепленному под щитком "Мерседеса",  и
нажал на кнопку переговорного устройства.
     - Гектор-один, - тихо сказал он в микрофон.
     - Гектор-два, мы вас слышим, - прозвучал ответ из приемника. -  Видим
"хвост".
     Клин привстал с заднего сиденья, наклонившись вперед - его лицо  было
совсем рядом с  плечом  Холлорана.  В  его  расширенных  глазах  светилось
предвкушение чего-то необычного.
     - Быстро отрываемся, - решил Холлоран. - Пока держитесь поближе. Все,
- он положил микрофон обратно в гнездо.
     - За нами следят? - спросил Клин с тревогой и ожиданием в голосе.
     Кора, пристроившаяся рядом с Феликсом на заднем сиденье, выпрямилась,
ее мышцы заметно напряглись,  а  Монк,  занимавший  переднее  пассажирское
кресло в салоне автомобиля, - верхом на  дробовике,  как  он  сам  не  без
удовольствия мысленно подшучивал  над  собой  -  повернул  свой  массивный
корпус, чтобы взглянуть на своего  "хозяина",  а  потом  -  в  затемненное
заднее стекло автомобиля.  Пальцы  телохранителя  автоматически  легли  на
рукоять револьвера, висевшего у него на поясе.
     - Не нужно этого  делать,  -  предостерег  Холлоран.  -  Если  хотите
увидеть их, лучше смотрите в боковое зеркало.
     - Все равно этого никто не увидит, - заупрямился Монк; тот факт,  что
всего лишь день назад Холлоран дважды заставил  его  выглядеть  не  лучшим
образом, не давал ему покоя.
     - Они могут видеть наши тени сквозь заднее окно. Повернитесь лицом  к
лобовому стеклу и уберите руку с оружия.
     - Живо выполняй, что сказано, - приказал Клин.  И  тут  же  прибавил,
обращаясь к Холлорану: - Где их машина?
     - Голубой "Пежо". Сзади, через несколько машин. Похоже, он следует за
нами с тех пор, как мы выехали из Лондона. Мне кажется,  что  это  уже  не
первый наш "хвост" - он сменил другую машину, которая  пошла  сзади  нашей
еще в Сити, вероятно, заметив нас где-то около здания "Магмы". -  В  самом
деле, с самого раннего утра, когда  они  покинули  штаб-квартиру  "Магмы",
чтобы отвезти Клина в его загородное  поместье  на  уикэнд,  Холлорана  не
покидало смутное ощущение тревоги - может быть, опасности,  подстерегавшей
их где-то поблизости. Но он так и не смог обнаружить  слежки  до  тех  пор
пока они не выехали на окраину города.
     - Вы уверены? - спросила Кора с ноткой сомнения в голосе, однако в то
же время еле сдерживая свое желание оглянуться и посмотреть через плечо на
оживленный  поток  автомашин,  двигающихся  по  шоссе.  -  Эта  дорога   -
единственное шоссе, ведущее на юг, и  здесь  всегда  оживленное  движение.
Наверняка многие из этих машин проедут вместе с нами еще не  один  десяток
километров.
     - Кора, - сказал ей Клин, - если он говорит,  что  кто-то  следит  за
нами, значит, так оно и есть - я ему верю.
     Поразительная легкость, с которой Холлоран  прошлой  ночью  проник  в
здание, произвела сильное впечатление на Феликса. Одетый в светлую блузу и
темные брюки, очень похожие на фирменную  униформу  "Магмы",  Холлоран  не
спеша прогуливался возле ее здания, незаметно проскользнув  на  территорию
автопарка. Там он  отсиживался  до  тех  пор,  пока  большинство  дневного
обслуживающего персонала не закончит работу, уступая место вечерней смене.
В это самое время, пользуясь общей суетой, когда люди непрерывно  выходили
из здания, он разведал, как пробраться на верхние этажи. Все было  сделано
практически у всех на виду -  никто  не  заподозрил  ничего  опасного  или
подозрительного  в  одиноком,  медленно  идущем  против  общего   движения
человеке. Затем - какая-нибудь пустая комната, чулан или туалет - Холлоран
не вдавался в подробности, когда разговаривал с Клином -  где  можно  было
подождать до наступления  ночи,  а  там  -  прямой  путь  до  апартаментов
президента. Запертые двери лишь на несколько минут задерживали его, но  не
могли служить серьезной преградой. Телекамеры, следящие за коридорами? Это
совсем не проблема. Лишь некоторые  холлы  и  коридоры  просматривались  в
столь поздний час; к тому же в назначенное время "Ахиллесов Щит"  произвел
тщательно продуманную диверсию. Всего лишь почтовый курьер  на  мотоцикле,
постучавшийся в стеклянную главную  дверь  здания  -  маневр,  позволивший
отвлечь внимание двоих охранников, следящих за экранами мониторов. В  руке
у мотоциклиста был пакет, и один из дежурных пошел к двери - выяснять, что
там происходит,  а  его  коллега  остался  следить  за  ним  через  камеру
наружного обзора,  готовый  в  любую  секунду  нажать  на  кнопку  сигнала
тревоги, по которому  тут  же  на  подмогу  явятся  еще  двое  охранников,
патрулирующих здание, а заодно и местная полиция получит сигнал о том, что
возле здания "Магмы" неспокойно. В те несколько  минут,  которые  ушли  на
разборку с маленьким ночным  происшествием,  дежурный  возле  монитора  не
спускал глаз со входной двери, возле которой стояли двое - его напарник  и
курьер. Последний долго спорил со  служащим  "Магмы",  настаивая  на  том,
чтобы охранник расписался  на  бланке,  подтверждающем  получение  срочной
почты, еще до того, как он  передаст  ему  пакет.  Все  это  время  экраны
мониторов оставались  без  присмотра.  С  помощью  такой  нехитрой  уловки
Холлорану удалось незаметно пробраться через участки, за  которыми  велось
наиболее интенсивное наблюдение. Конечно, он подвергал себя  определенному
риску, но естественная реакция людей в здании на вторжение  извне  помогла
уменьшить этот риск. Остальное было уже просто (конечно, не для каждого, а
для Холлорана или для человека,  ни  в  чем  не  уступавшего  оперативнику
"Ахиллесова Щита"): воспользоваться секретным лифтом, "усмирить"  Монка  и
Палузинского, войти в спальню Клина. Никакой возни  (а  в  "Магме"  наутро
поснимали головы с сотрудников, когда  специалисты  из  "Ахиллесова  Щита"
устроили их системе безопасности проверку действием).
     "Будь это кто-нибудь другой - вы уже сто раз успели бы умереть". Клин
запомнил слова Холлорана. Не так уж он прост, этот Холлоран,  думал  Клин.
Не так уж покладист.
     Он улыбнулся, и Кора удивилась, отчего  так  внезапно  вспыхнули  его
глаза.
     "Мерседес" сбавил  скорость,  замигал  левый  индикатор  поворота,  и
машина свернула с шоссе, а затем снова  стала  плавно  набирать  скорость.
Пейзаж за окном изменился - теперь они ехали  по  проселку  мимо  полей  и
живых изгородей; изредка в зелени показывались небольшие сельские домики.
     Кора отметила про себя, что Холлоран то и дело поглядывал  в  зеркало
заднего обзора, однако его задумчивый, сосредоточенный взгляд  не  выдавал
никакого волнения,  никакой  тревоги  -  ровным  счетом  ничего.  Холлоран
предупредил Монка, чтобы тот не оборачивался назад, и она точно  выполняла
эту инструкцию. Машина двигалась с  постоянной  скоростью,  и  по  манерам
Холлорана Кора так и не смогла догадаться, следует ли за ними этот голубой
"Пежо", или Холлоран ошибался насчет слежки.
     Через несколько минут Холлоран вновь включил радиопередатчик.
     - Гектор-один.
     - Гектор-два. Прием.
     - "Хвост" все еще за нами, держится на значительном расстоянии.
     - Так. Мы засекли троих в кабине. Хотите, чтобы мы их задержали?
     - Нет. Никаких выступлений до тех пор, пока мы окончательно не  будем
уверены в слежке. Впереди деревня. Притормозите  где-нибудь  по  дороге  -
пусть они потеряют время. Держитесь подальше, но тут же подъезжайте,  если
они сделают первый ход.
     - Ладно. Все.
     Дома быстро промелькнули за окном,  когда  они  проезжали  через  эту
деревушку - всего несколько домиков по  обеим  сторонам  дороги.  Холлоран
заметил автозаправочную станцию - теперь он точно  знал,  где  притормозит
его дублер. Он глянул в зеркальце и увидел, как "Гранада" замедляет ход  и
заворачивает на площадку станции. Вскоре  в  зеркальце  показался  голубой
"Пежо", и Холлоран слегка нажал ногой на педаль акселератора, давая  своим
противникам прекрасную возможность посостязаться в скорости, а может быть,
и в искусстве вождения автомобиля.
     Он выбрал более длинную дорогу до поместья, но сейчас  им  оставалось
не более пятидесяти минут езды. Если эти люди были враждебно настроены, он
хотел заставить их разыграть  свою  карту,  пока  они  еще  находились  на
порядочном расстоянии от дома - Холлоран принадлежал к тому  сорту  людей,
которые предпочитают оставлять беду за порогом.
     Он слегка ослабил нажим  педали  акселератора,  заставляя  возможного
преследователя приблизиться.  "Пежо"  увеличил  скорость,  быстро  догоняя
"Мерседес"; теперь его отражение занимало почти  всю  поверхность  зеркала
заднего обзора.
     Холлоран верил, что "укрепленный"  автомобиль,  который  он  вел,  не
подведет  их  в  случае  опасности.  Двери,  багажник,  крыша  и  моторное
отделение были покрыты плитками  из  кевлара  -  керамического  сплава  на
основе окиси алюминия, материала более легкого и никак не менее  прочного,
чем старомодные листы из пуленепробиваемой стали, которые лишь увеличивали
вес автомобиля,  делая  его  громоздким  и  неуклюжим  и  ограничивая  его
возможности. Стекла машины, сделанные из толстого,  слоистого  стекла,  не
пробивали ни пули, ни  даже  взрыв  ручной  гранаты.  Ячеистые  шины  этой
маленькой  бронированной  крепости  не  спускали  воздух,  даже  если   их
прокалывало в нескольких местах - машина не сбавляла  скорость  и  мчалась
дальше, а самозаклеивающаяся ячейка накачивалась сжатым воздухом на полном
ходу. Даже баки  и  запасные  баллоны  с  горючим  состояли  из  полностью
изолированных,  герметичных  ячеек  -  на  тот  случай,  чтобы  пламя   не
перекинулось на соседние отсеки, если бак случайно будет пробит.
     Французский автомобиль был уже возле них - едва ли не в полуметре  от
их крепкого бампера.
     -  Откиньтесь  назад,  -  негромко  сказал  Холлоран  Клину,  который
по-прежнему  чуть  не  тыкался  носом  в  плечо  Холлорана.  -  И   слегка
пригнитесь, ногами можете упереться в спинку переднего сиденья, как  будто
вы отдыхаете. Кора, они будут приближаться с вашей стороны -  не  бойтесь,
сохраняйте полное спокойствие. Чтобы поцарапать эту старую  калошу,  нужно
выстрелить из базуки или из противотанкового ружья.
     - Прибавьте скорость! - взволнованно твердил Клин. - Не позволяйте им
идти бок о бок с нами!
     - Сидите смирно, - хладнокровно ответил ему Холлоран. - Не исключено,
что они нам ничем не угрожают.
     - Зачем рисковать? Мне это не нравится, Холлоран!
     - Положитесь на меня.
     Кора отнюдь не была уверена в  том,  что  в  тоне,  которым  Холлоран
произнес эту фразу, не звучала легкая насмешка.
     В это время Монк опять  вытащил  свой  револьвер.  Холлоран  даже  не
поглядел в его сторону, но сказал:
     - Спрячьте-ка подальше свою опасную штучку и выкиньте всякие глупости
из головы. Не вздумайте пользоваться ею до тех пор, пока я не скажу вам.
     Они плавно проезжали крутой поворот. Голубой "Пежо" вышел на середину
дороги, почти догнав их "Мерседес".
     Холлоран невозмутимо продолжал инструктировать телохранителя.
     - Положите локоть на подоконник ветрового стекла и  держите  на  виду
левую руку.  Вам  приходилось  видеть,  как  актеры  в  театре  изображают
беспечность?
     Американец что-то буркнул себе под нос.
     - Хорошо, - продолжал тем временем  Холлоран.  -  Вот  они  и  здесь.
Видите вон ту церковную колокольню далеко впереди? Я хочу, чтобы вы глаз с
нее не сводили. Нашим друзьям не на что будет посмотреть,  даже  если  они
будут подглядывать за нами.
     За поворотом дорога сделалась прямой, как стрела; ровный  путь  лежал
прямо перед ними, протянувшись по крайней мере на целый  километр.  "Пежо"
чуть отставал, держась вровень  с  задним  колесом  "Мерседеса".  Холлоран
неторопливо оглянулся назад и плавно нажал на  тормоз,  вежливо  пропуская
вперед голубой автомобиль. Руки Холлорана крепко  сжали  руль  автомашины,
когда "Пежо" медленно проплывал мимо его машины. Он всей кожей  ощущал  на
себе взгляд чужого водителя; его чувства  обострились  до  такой  степени,
что, казалось, он чуял запах молодой травы, смешанный  с  парами  бензина,
хотя все окна машины были  плотно  закрыты,  слышал  глухое  шуршание  шин
своего автомобиля по  твердой,  неровной  поверхности,  чувствовал  каждое
движение  механизмов  под  капотом  "Мерседеса".  На  несколько  мгновений
ощущение нависшей над ними опасности полностью овладело его сознанием.
     Холлоран широко улыбнулся водителю  голубого  "Пежо",  кивком  головы
указывая на дорогу впереди - жест означал, что путь свободен.
     "Пежо" неожиданно дал газ, вырвавшись  вперед  -  сейчас  он  набирал
скорость даже быстрее, чем когда догонял  их  у  автозаправочной  станции.
"Хвост" вскоре превратился в голубую машину, удаляющуюся прочь от  них  по
проселочной дороге.
     - Дерьмо собачье, - пробурчал Монк.
     - Вы зря пугали нас, Холлоран, -  жалобным,  капризным  тоном  заявил
Клин. - Скотина, ты напугал...
     - Сидите тихо, не вставайте, - предупредил Холлоран.
     Впереди показался еще один поворот; за ним скрывалась голубая машина.
     Клин прикусил язык. Он шлепнулся обратно на свое сиденье и сказал:
     - Ваша правда. Они там.
     "Пежо" стоял, развернувшись поперек дороги, полностью  преграждая  им
путь. Вдоль одной стороны проселка тянулась изгородь, вдоль другой  стояли
деревья - не проедешь. В кабине голубого автомобиля никого не было  -  вся
команда, сидевшая в нем, теперь пряталась за его кузовом.
     Пронзительно завизжали тормоза  "Мерседеса",  и  на  бетонной  дороге
остались две широкие черные полосы -  следы  от  резиновых  шин.  Холлоран
тотчас дал  обратный  ход,  до  упора  выжимая  педаль  акселератора.  Его
пассажиров резко бросило вперед, а потом откинуло назад на мягких, удобных
сидениях.
     Револьвер выскользнул у Монка из рук и упал  на  пол.  Монк  согнулся
пополам, шаря коротенькими толстыми пальцами по полу,  пытаясь  дотянуться
до своего оружия - пристегнутый ремень безопасности  мешал  ему  нагнуться
пониже. Кора почувствовала, как сила  инерции  при  обратном  ходе  машины
толкает ее вперед. Клин привстал со своего  места;  его  голова  появилась
где-то между передним и задним рядами кресел.
     Холлоран увеличил скорость, глядя через плечо в заднее  окно;  пальцы
обеих рук вцепились в руль. Автомобиль мчался к первому повороту на полном
ходу. Чуть  притормозив,  Холлоран  резко  повернул  руль,  и  "Мерседес",
накренившись на одну сторону, так что пассажиры на заднем сидении чуть  не
попадали друг на друга, описал дугу;  голубой  "Пежо"  остался  стоять  на
дороге, скрывшись из вида. Холлоран еще раз повернул руль - теперь  машина
ехала по прямой, плавно ускоряя ход.
     Внезапно Холлоран нажал на тормоз, делая крутой разворот.  "Мерседес"
великолепно  слушался  руля;  совершив  поворот  на   180   градусов,   он
остановился как вкопанный.
     Холлоран дал полный газ. Снова резкий рывок - и вот уже их автомобиль
с бешеной скоростью мчится прочь от подстерегавшей за поворотом засады.
     Через несколько минут им навстречу  вылетела  "Гранада",  и  Холлоран
свернул с середины дороги на ее левый край.  Обе  машины,  повстречавшись,
остановились  бок  о  бок  друг  с  другом.   Холлоран   начал   оживленно
переговариваться со своим дублером  задолго  до  того,  как  боковое  окно
"Мерседеса" полностью открылось.
     - Противники остались  за  поворотом.  Остановите  их,  когда  начнут
гнаться за нами.
     - Вы хотите, чтобы мы занялись ими?  -  прокричал  в  ответ  водитель
"Гранады".
     - Нет, здесь  вы  ничего  не  сможете  сделать  -  я  заметил  у  них
пистолеты. Я поеду домой другим путем.
     Обе машины одновременно тронулись с места - весь  разговор  занял  не
более нескольких секунд.
     - Теперь я в безопасности? - раздался капризный, взволнованный  голос
Клина.
     - Пока еще не совсем, - ответил Холлоран,  глядя  в  зеркало  заднего
обзора, наблюдая за тем, как "Гранада" исчезает  за  поворотом.  Затем  он
сконцентрировал свое внимание на  широком  участке  дороги,  открывавшемся
впереди. Не пользовались ли их преследователи дополнительной подмогой?  Не
ждали ли их впереди еще худшие неприятности? К ним приближался фургон,  за
которым было еще два автомобиля. Холлоран нажал на кнопку,  закрывая  окно
кабины "Мерседеса", и приготовился показывать очередные мастерские  номера
в вождении машины - резко тормозить или, наоборот, набирать скорость  -  в
зависимости от того, чего потребуют от него обстоятельства. Колонна  машин
спокойно прошла мимо, но Холлоран на всякий  случай  еще  раз  заглянул  в
зеркало заднего обзора. Никто не пытался догонять их сзади  -  по  крайней
мере, "хвоста" не было видно -  а  фургон  и  легковые  машины  продолжали
плавно  удаляться  от   "Мерседеса".   Холлоран   почувствовал   некоторое
облегчение - нервное напряжение, казалось, начинало спадать.
     Лицо Клина снова появилось возле самого плеча Холлорана.
     - Почему вы не приказали своим ребятам перестрелять этих ублюдков?  -
возмущенно спросил Феликс.
     - Мы в графстве Суррей, а  не  на  Ближнем  Востоке,  -  ответил  ему
Холлоран. - На перестрелки  здесь  смотрят  крайне  неодобрительно.  Кроме
того, сейчас наши люди не вооружены. Хотя в  будущем,  я  полагаю,  оружие
может им пригодиться.
     - Послушайте, Холлоран... -  начал  Клин,  но  включившийся  приемник
радиотелефона перебил его фразу:
     - Гектор-два.
     Холлоран протянул руку к микрофону:
     - Гектор-один. Какие новости?
     - Они удрали еще до того, как мы завернули за поворот.  Мы  погнались
за ними, но впереди  оказалась  развилка  -  они  могли  поехать  в  любую
сторону. Думаю, они засекли нас еще раньше, и поэтому не  стали  держаться
где-то поблизости или  пытаться  преследовать  вас  после  того,  как  вам
удалось оторваться.
     - Вы заметили номер?
     - Конечно, еще когда они проезжали мимо гаража.
     Так же как и сам Холлоран,  разумеется;  но  повторять  номер  машины
вслух они  не  стали  -  они  были  достаточно  опытными  агентами,  чтобы
совершать такие промахи.
     - Позвоните на базу, - сказал Холлоран своему дублеру,  -  пусть  они
там используют свои каналы, чтобы провести проверку.
     - Сделаем. Автомобиль вполне мог оказаться  краденым,  поскольку  это
был "Пежо", а не какая-нибудь другая машина. Сомневаюсь, что они взяли его
в прокате автомобилей.
     - Согласен. Проверьте  все-таки  на  всякий  случай.  Прощупайте  все
окрестности на милю вокруг, а затем возвращайтесь домой. Все.
     - До встречи. Все.
     Холлоран вел  машину  аккуратно,  не  превышая  предельной  скорости;
везде, где это было возможно, он выезжал на середину дороги, чтобы следить
за встречной полосой и одновременно не упускать из виду то, что происходит
у него за спиной. Всякий раз, когда дорога в очередной раз  делала  крутой
поворот, он настороженно оглядывался по  сторонам,  хотя  ни  впереди,  ни
сзади им, кажется, ничто не угрожало. Инстинкт,  этот  могучий  противовес
рассудку, говорил ему, что опасность еще не миновала.
     - Кто были эти люди, Феликс? - взволнованно спросила Кора.
     - Откуда мне знать? - последовал ответ. - Убийцы, бандиты!
     - Не волнуйтесь, - успокоил его Холлоран, - не думайте  об  этом.  Мы
уже скоро доберемся домой.
     Клин прилип к боковому окну.
     - Правда?.. Скорее бы. Однако же мы едем совсем не той дорогой!..
     - И тем не менее она приведет нас прямо домой.  Я  наметил  несколько
разных маршрутов сегодня утром, еще до того как заехал за вами. Мои ребята
поехали другим путем; мы встретимся с ними уже в  самом  конце.  Монк,  вы
можете спрятать свой пистолет, он вам больше не понадобится.
     Телохранитель неохотно подчинился.
     - Я говорил вам, Кора, -  сказал  Клин,  глотая  слова  от  волнения;
дыхание его стало учащенным и прерывистым, - я вам всем говорил,  что  мне
грозит опасность. Я вам всем говорил! - Сейчас  он  опять  был  тем  самым
Феликсом Клином, которого  Холлоран  впервые  увидал  в  белой  комнате  -
заносчивым, нервным, взвинченным, болтливым.  -  Я  чувствовал  опасность.
Черт побери! Разве не  так?  Ублюдки!..  Холлоран,  я  хочу,  чтобы  ваших
охранников стало больше. Меня могли ранить! Мне грозила опасность!
     - Разве не вы сами просили нас ограничиться малыми силами?
     - Да-а, да, вы правы. Вы блестяще справляетесь с делами.  Вы  сегодня
выручили нас. Вряд ли  необходимо  усиливать  охрану.  Верно...  Я  что-то
неважно себя чувствую.
     Кора мгновенно повернулась к нему.
     - Оставьте меня в покое! -  огрызнулся  Клин,  откидываясь  назад  на
мягком сиденье. - Я устал, мне нужно отдохнуть. Всем вам вечно чего-то  от
меня нужно, все  вы  хотите  слишком  многого  от  меня...  ждете  чего-то
невозможного. Дайте мне отдохнуть, понятно?
     Холлоран услышал, как  хлопнула  крышка  коробочки  с  пилюлями,  как
таблетки застучали о ее борта, перекатываясь в ней.
     - Феликс, - заботливо сказала Кора, - примите их, они успокоят вас.
     - Вы думаете, мне хочется пить наркотики в "такое" время?  Вы  хотите
вконец меня обессилить?
     Звонкий шлепок - и таблетки рассыпались по полу.
     - Я собрался с силами, слышишь, ты, сука? Может,  эти  ублюдки  хотят
убить меня, а ты подсовываешь мне свои дурацкие наркотики!
     - Это всего лишь "Валиум", Феликс, очень слабое лекарство. Вам  нужно
успокоиться.
     Кресло Монка вздрогнуло - это  Клин  ударил  по  нему  ногой.  Однако
телохранитель продолжал глядеть в окно как ни в чем ни бывало.
     Голос Клина стал высоким и резким, почти визгливым.
     - Ты знаешь, что я с тобой сейчас сделаю, Кора? Ты знаешь?.. Я сейчас
выкину тебя вон, прямо на дорогу, вон из машины! И оставлю, где  придется!
Ты этого дождешься, Кора, ты у  меня  дождешься...  Что  ты  тогда  будешь
делать, а?! На кой ты мне нужна, такая...
     - Не надо, Феликс... - тихий голос девушки был полон страдания.  -  У
тебя опять был ночной кошмар, ты не соображаешь, что ты сейчас говоришь.
     - Я не соображаю? Я?.. Ты думаешь, я еще стану церемониться  с  такой
падалью, как ты?..
     Холлоран услышал резкий, короткий звук, как будто хлопнули в  ладоши,
а  затем  -  слабый  вскрик  испуганной  женщины.  Он   плавно   остановил
"Мерседес", свернув на обочину дороги, и обернулся лицом к Клину, небрежно
облокотившись о спинку водительского кресла. Кора сидела, прижавшись  лбом
к оконному стеклу; слезы ручьями бежали из ее глаз, а  на  щеке  отчетливо
был виден красный след.
     - Клин, - спокойным, твердым тоном сказал Холлоран,  -  вы  начинаете
заводиться. Я не могу спокойно выполнять свои обязанности при таком  шуме.
Я прошу вас сидеть  тихо,  не  мешая  мне  сосредоточиться  и  следить  за
обстановкой, если, конечно, вам хочется, чтобы вас довезли до дому живым и
невредимым. Если к концу нашей поездки вы захотите избавиться  и  от  меня
тоже, вам достаточно будет просто позвонить  в  нашу  организацию  -  меня
тотчас же сменят. Во всяком случае, я возражать не стану. Баба  с  возу  -
кобыле легче, вы поняли, что я имею в виду? Ну как, договорились?
     Клин уставился на  него,  открыв  рот,  и  на  какой-то  краткий  миг
Холлорану показалось,  что  в  его  глазах,  столь  быстро  менявших  свое
выражение, промелькнула  какая-то  мысль  или  просто  слабый  отзвук  тех
чувств,  которые  сейчас  испытывал  этот  неуравновешенный,  переменчивый
человек.  Холлоран  не  мог  подобрать  подходящего  названия  для   этого
странного, отчужденного взгляда. Ему не раз  приходилось  стоять  лицом  к
лицу с убийцами и фанатиками;  он  имел  дело  с  вооруженными  бандитами,
вымогателями, грабителями и даже с детоубийцами. Он  научился  безошибочно
распознавать их по особенному блеску в их  глазах  -  этот  блеск  выдавал
людей с ненормальной психикой, резко выделяя их лица из сотен других  лиц.
Но такого странного, завораживающего мерцания,  какое  лилось  из  глубины
огромных черных глаз Клина,  ему  прежде  никогда  не  доводилось  видеть.
Взгляд Феликса был почти гипнотическим.
     Клин глядел на него раскрыв рот до тех пор, пока что-то не вывело его
из того странного состояния, в котором он находился  -  по  крайней  мере,
блеск в его глазах исчез и лицо приняло нормальное выражение - может быть,
Феликс просто испугался, как бы кто-нибудь случайно не прочел  его  мысли.
Опомнившись, он вздрогнул  и  состроил  вежливую  мину.  Затем  рассмеялся
неожиданно звучно и громко - этот смех  ничем  не  напоминал  его  обычное
нервное хихиканье.
     - Как скажете, Холлоран, - ответил Клин вежливым, приятным голосом, в
котором прозвучало желание угодить Холлорану. - Да, как вы сами скажете.
     Холлоран повернулся  обратно  и  взялся  за  руль.  "Мерседес"  резко
тронулся с места и помчался дальше по извилистому проселку. И  все  время,
пока они добирались до своей цели, Холлоран поглядывал в  зеркало  заднего
обзора, но теперь его взгляд останавливался не на  ровной  полосе  дороги,
оставшейся у них за спиной, а на низкорослом  человеке,  который  отдыхал,
откинувшись на спинку своего сиденья, закрыв глаза.
     А  Монк  краем  глаза  следил  за  Холлораном  со  своего   переднего
пассажирского кресла.



                                    МОНК

                           ПУТЕШЕСТВИЯ ПИЛИГРИМА

     Как ни верти, это было паршивое имя. Но никто из детей, с которыми он
вместе играл, не  додумался  добавить  две  буквы  в  самом  конце,  чтобы
получилось еще забавнее. Они звали его Гориллой. До тех пор  пока  ему  не
исполнилось четырнадцать лет. В четырнадцать "горилла" вырвалась из  своей
клетки.
     Тео (или Теодор Альберт, как звала его  мама:  "Теодор  Альберт  тебя
нарекли при крещении; значит,  Теодор  Альберт  тебя  следует  звать,  мой
голубчик", - приговаривала она всякий раз, разделяя на пробор его волосы и
приглаживая их мягкой ладонью, прежде  чем  проводить  его  от  дверей  до
пикапа, в котором уже ждал старый добрый дядюшка Морт, чтобы отвезти его в
школу.) - Тео совсем не был буйным, непослушным шалопаем.
     "Ты шикарно выглядел бы,  мальчуган,  -  непременно  выговаривал  ему
дядюшка Морт, - если бы ты не  был  таким  толстым".  А  в  Костевилльском
колледже изо дня в день повторялось одно и то же: мальчишки всех возрастов
неуклюже переваливались перед ним на полусогнутых ногах, согнувшись в  три
погибели и свесив руки вниз, так что пальцы чуть не волочились  по  земле,
подражая обезьяньей походке, и передразнивая его хрипловатый высокий голос
(еще одно непоправимое несчастье). В конце концов он не удержался и "задал
им перцу" - нет, все это неправда: он всегда плакал, когда его обижали, он
всегда ревел, потому что был сопливым маменькиным сынком,  -  он  знал  об
этом, и его мучители тоже об этом  знали;  он  никогда  не  поднимал  свои
пухлые кулачки на дразнивших его шалунов, а  мальчишки  говорили,  что  он
накладывал в штаны от испуга всякий раз, когда собирался дать сдачи, но...
Но в те годы, когда он учился в колледже Западного Честера, -  да,  именно
после того, как Тео устроил знаменитый пожар в своей школе, -  он  уже  не
был трусом и сопляком! В то утро все говнюки как один собрались в  актовом
зале на церемонию вручения премий (ему-то  никогда  ни  одной  награды  не
доставалось); и вот в один  роковой  миг  перешептывания  между  соседними
рядами, подталкивание друзей локтями  и  приглушенное  хихиканье  девчонок
сменилось общим многоголосым воплем, когда огонь  перекинулся  на  верхний
этаж и обезумевшая толпа хлынула к дверям, где уже бушевало пламя. В общей
суматохе каждый пытался  поскорее  выбраться  с  этой  раскаленной  адской
сковородки; люди давили друг друга, пробираясь туда, где, как им казалось,
у них был хоть какой-то шанс на спасение. Однако серьезные ожоги  получили
только трое человек; еще пятнадцать погибли  или  были  изувечены,  когда,
сбитые с ног мятущейся толпой, они попали под обрушивающиеся балки  здания
(любопытно, что среди пострадавших не  было  учителей  -  факт,  вызвавший
наибольшее негодование родителей).
     Этот день стал поворотным пунктом в судьбе  Теодора  Альберта  Монка,
тем самым знаменательным "днем, когда он вырвался", когда он понял, что  у
каждого человека в этом мире есть воля и сила, и каждый из нас в  какой-то
степени наделен властью над  всеми  остальными  -  надо  только  дождаться
своего момента, "Времени Ч",  часа  расплаты.  Совсем  необязательно  быть
Альбертом Эйнштейном или Чарльзом Атласом (или даже этим  проклятым  Чарли
Брауном), чтобы  решиться  на  Поступок,  предрешающий  участь  остальных.
Вытягиваешь вперед указательный палец, а большой поднимаешь вверх,  словно
взведенный курок пистолета, вот и все.  Бинго.  Лото.  Это  произойдет  не
сразу и не здесь, конечно; но час  возмездия  все  равно  настанет.  После
этого могут пройти многие дни, недели, а может  быть,  даже  и  месяцы,  -
случай  обязательно  представится,  он  не  уйдет  от  тебя.  Нужно   лишь
застигнуть их врасплох, чтобы избежать подозрений. Чтобы самому остаться в
безопасности.
     Сперва он пробовал свою силу на разных мелких  тварях  -  лягушках  и
мышах (лови их, дави их),  затем  наступила  очередь  старого  косоглазого
кота, бабушкиного любимца (подсыпать гербициды в блюдечко с молоком -  это
так просто и так незаметно!), потом - бродячей собачонки  (он  заманил  ее
половинкой бутерброда с колбасой в старый  холодильник,  брошенный  кем-то
ржаветь на помойке, и плотно захлопнул дверцу; когда через две  недели  он
вновь пришел на то же место и открыл  камеру,  тяжелый  смрад,  исходивший
оттуда, вызвал у него приступ рвоты). Дальше - больше. Пришло время и  для
уголовщины.
     Четверых он пришил (ему нравилось  само  звучание  блатного  словечка
"пришил") - двух парней и двух цыпочек. И никто ничего не узнал.
     Когда он смотался в Филадельфию, к этому списку добавились еще  двое,
а если  считать  желтомордого,  то  трое.  В  Лос-Анджелесе  чуть-чуть  не
добавилась еще одна (под  влиянием  момента  чертова  девка  дралась,  как
разъяренная дикая кошка - может быть, именно это еще больше возбуждало его
- и ее острые каблучки-шпильки, которыми она топтала его, чуть  не  выбили
ему левый глаз, нанеся ему  столько  мелких  ран  и  ушибов,  что  он  был
вынужден спешно ретироваться, прося пощады и скуля, как побитый пес; но  в
то же время про себя он думал, что вряд ли кто-нибудь еще  мог  испытывать
столь сильное сексуальное возбуждение с таким множеством ссадин и  синяков
на теле).
     После этого наступила полоса неприятных  событий.  У  легавых  теперь
были его приметы - они знали, кого искать. Девка видела его несколько раз,
вволю "оттягивающегося" в компании Шпенглера Стеклянного Глаза,  незадолго
до  того,  как  между  ними  вспыхнула  ссора  (если  бы  "шпилька"   этой
проститутки  проехалась  по  его  лицу  чуть  левее,  то,  верно,   кличку
Стеклянный Глаз получил бы и он сам). Старина  Шпенглер  знал  имя  своего
собутыльника, знал и то, из каких краев он родом.  То,  что  он  был  "под
газом",  конечно,  было  отнюдь  не  самой  важной  из  всех  причин   его
необъяснимых преступлений; хотя возбуждающие  средства,  конечно,  сыграли
определенную роль, все же основной мотив следовало искать не  здесь.  Нет,
даже не двое парней и двое цыпочек - одного утопил, двоих  сжег  в  машине
(воткнул зажженный трут в канистру с бензином, лежавшую под мягким  задним
сиденьем, где обычно обнималась  влюбленная  парочка),  а  "на  десерт"  -
изнасилование и удушение своей жертвы (а может, это  было  сделано  еще  в
самом начале - сейчас он никак не мог  припомнить  последовательности  тех
происшествий) -  совсем  не  эти  четверо  убитых  были  главной  причиной
возвращения молодого  преступника  в  [Coasteville].  Однажды  при  весьма
загадочных обстоятельствах его мать, старого дядюшку Морта и  сестренку  с
братишкой обнаружили в одной постели, кишащей клопами, где  гнили  остатки
пищи недельной  давности,  в  которых  уже  копошились  личинки  мух.  Все
считали, что Рози Монк, которому только что исполнилось  шестнадцать  лет,
этот полудегенерат (потому что он  был  неразговорчив  и  неуклюж,  словно
орангутан, - это случилось еще "до" господина  Смита),  шатавшийся  где-то
поблизости и столь неожиданно  пропавший,  был  главным  виновником  всего
этого бедлама. В их тупые головы никак не укладывалось, что такую здоровую
дылду (Теодор Альберт, Горилла, успел изрядно поднакачать свои мускулы  за
последние два года, когда пришло Время "Ч") могли похитить.
     Итак, легавые снова висели у него на хвосте, взяв  след  через  много
лет после самого происшествия. Может быть, те "фараоны" почуяли, что между
этим неуклюжим увальнем-гигантом и теми нераскрытыми убийствами существует
какая-то связь? В самом деле, почему бы не взяться за него, почему  бы  не
"накрыть" убийцу матери, человека, жестоко избившего своего дядюшку, и  не
прощупать,  нет  ли  за  ним  каких-либо  прошлых  "заслуг".   Они   могли
припомнить, что толстяка всюду недолюбливали.
     Побег.  В  Вегас.  Несколько   пустячных   приключений   по   дороге;
большинство из них сейчас уже забыто. В этом городе великолепия он сошелся
с двумя отчаянными парнями, Слаймболом и Райвесом,  в:  набитые  кошельки,
шумные попойки и продажные девки по ночам, кражи со взломом днем - так они
"трудились" до тех пор, пока не нарвались  на  наемных  убийц  -  "шакалы"
навалились  на  них  целой  стаей,  разозленные  тем,  что  трое   заезжих
молодчиков из, не знающие блатных правил, резко сокращают  их  собственную
"прибыль". Эта самая "наука вежливости" была преподана Монку как-то  ночью
здоровенным баском, у которого между пальцев  одной  руки  были  приклеены
лезвия бритвы, так что при ударе тыльной стороной руки или ладонью  острые
края, высовывающиеся наружу, впивались  в  кожу  -  тонкие  красные  линии
прочертили  крест-накрест  щеки   Теодора   Альберта,   в   конце   концов
превратившись в одну зияющую рану. В это  время  пятеро  остальных  громил
вершили свою расправу над Слаймболом и Райвесом, переламывая им пальцы рук
и ног, отрезая уши  и  всячески  измываясь  над  ними.  Самого  Монка  они
пощадили, очевидно, решив использовать его для каких-то своих дел,  потому
что он оказался на редкость  крепким  парнем,  и  к  тому  же  он  здорово
поживился два месяца тому назад, разорив одну девицу - вряд  ли  за  такой
короткий срок он мог успеть пропить все эти "бабки".
     Но  здоровенный  баск,  который  "проучил"  Монка,   никак   не   мог
рассчитывать на то, что вскоре его стальные лезвия повернутся против  него
самого. Когда настало "Время "Ч", Монк сделал одну простую  вещь,  которой
его успели научить - он харкнул мокротой  прямо  в  глаза  этому  идиотски
ухмыляющемуся парню (старый добрый дядя Морт,  когда  был  в  ударе,  учил
своего "маленького мальчика" плевать  в  собак  на  улице  прямо  из  окон
пикапа). Пока негр приходил в себя от первого шока, колено  Монка  угодило
ему промеж ног, заставив согнуться  пополам.  Остальное  было  уже  совсем
простым делом: вооруженные острыми лезвиями  пальцы  баска  пошли  в  ход,
чтобы перерезать вену на его собственной шее.
     Вне всякого сомнения, после такой неудачи у пятерых громил из  банды,
пустившей кровь троим приятелям, уже изрядно  спустившей  пары  по  поводу
крупной суммы, уплывающей из их рук, резко переменились планы относительно
обезьяноподобного  "рокового  мэна"   (так   живо   описывала   Монка   их
девка-наводчица). Этот тип требовал к себе самого серьезного отношения.
     Они пошли на него с длинными ножами и топориками, которыми в то время
были вооружены сержанты британской армии, и не используй  Монк  тело  того
черномазого, еще хлюпающего кровью, как  прикрытие,  быть  бы  ему  сейчас
большим филе из гориллы.
     Да, повезло и на этот раз - он выиграл в "орлянку" со  смертью,  хотя
не все прошло так уж благополучно:  его  сильно  поранили  (но  тем  двоим
покойникам, которых он оставил на месте потасовки, наверняка повезло  куда
меньше). Нож, вогнанный под  лопатку  почти  по  самую  рукоять,  вряд  ли
помогает бежать по улице, особенно когда нужно оставлять как можно  меньше
следов. К счастью, ему помог один пустоголовый придурок, с которым его  не
связывало ничего, кроме нескольких взаимных услуг и до которого он в конце
концов добрался, пробежав несколько кварталов. Не обошлось без причитаний,
когда, то ли визгливо хихикая, то ли всхлипывая,  его  приятель  дрожащими
руками взялся за рукоять  ножа,  чтобы  вытащить  его  из  раны.  Дрожь  и
тоненькое, визгливое квохтанье... Этот наркоман платил  за  недолгие  часы
полученного удовольствия спазмами в  дыхательном  горле,  так  что  вместо
нормальной человеческой речи у него  получались  весьма  комичные  высокие
звуки.
     Итак, Монк остался в живых, но теперь по его следам шли и  "фараоны",
и блатные. Он обчистил аптеку, чтобы иметь  наличные  на  дорогу,  оставив
перепуганного аптекаря, что-то тихо бормотавшего себе под нос, посреди его
пилюль и снадобий.
     Старый облупленный "Додж", который он увел, довез его лишь до окраины
города; потом мотор стал "кашлять" и окончательно заглох.
     Плечо  горело,  словно  его  прижигали  раскаленным   железом;   раны
загноились, и порезанные щеки Монка, истекающие дурно пахнущей  жидкостью,
были облеплены мухами. Монк поплелся дальше по шоссе номер  95  (возможно,
он направлялся к Боулдеру - мысли путались у  него  в  голове  от  жара  и
терзающей плечо боли). Большой палец оттопырен, а  остальные  сжимались  в
кулак всякий раз, когда он слышал шум мотора за своей спиной  (пальцы  рук
складывались  совсем  не  как  во  Время  "Ч"  -  словно  обнимая  рукоять
пистолета, - а просто рефлекторно отвечая на возможную  угрозу).  Но  кому
нужен бродяга с темным пятном на спине и щеками,  перепачканными  томатной
пастой? Скорее всего, это просто какой-то пьяница  идет,  пошатываясь,  по
обочине. Конечно, ни один нормальный человек не остановит свой  автомобиль
ради такого попутчика.
     И все-таки одна машина притормозила у обочины.
     Черная машина с затемненными стеклами плавно остановилась позади него
-  бесшумно,  мягко,  словно  гигантский  стервятник,  приземляющийся   на
лошадиный труп.
     Монк медленно повернулся лицом к машине -  измученный  терзающей  его
болью и смертельно уставший, он двигался  тяжело  и  неуклюже  (отказавший
"Додж" остался на дороге примерно в восьми километрах позади). Его волосы,
связанные на затылке в "конский хвост", были пыльными и грязными,  а  щеки
покрыты  алыми  пятнами,  напоминающими  размазанный  томатный   сок.   Он
обернулся, и на его лице появилась кислая гримаса. Сперва ему  показалось,
что в машине сидят Крупные Шишки, которые стоят над шишками помельче (если
хочешь держать в руках всю округу, изволь сам позаботиться  об  этом).  Он
весь сжался, ожидая, что вот сейчас приоткроется  окно  автомобиля,  и  из
него покажется тупорылый ствол револьвера,  как  голова  гадюки,  неспешно
выползающей из своей норы.
     Окна машины оставались  закрытыми.  Ее  задняя  дверца  вдруг  широко
распахнулась, но оттуда ему не угрожало никакое оружие.
     Он скосил глаза, чтобы заглянуть внутрь машины, но не смог разглядеть
в этом полумраке ничего, кроме неясных, призрачных очертаний  человеческой
фигуры на заднем пассажирском сидении.
     Ему послышалось, что чей-то голос поблизости произнес:
     - Тебя подвезти, Тео?
     (Это был первый и единственный раз, когда Клин назвал его по имени.)



                                  12. НИФ

     -  Вот  здесь,  Лайам,  -  сказала  Кора,   наклонившись   вперед   и
приподнявшись с заднего пассажирского сиденья. - Посмотрите вперед и  чуть
влево - видите ворота?
     Клин, откинувшийся на спинку мягкого кресла, и, кажется, задремавший,
тотчас же проснулся, и на несколько секунд,  никак  не  более,  встретился
взглядом с Холлораном через зеркало заднего обзора  "Мерседеса".  Холлоран
первым отвел глаза, удивляясь неожиданному усилию,  которое  ему  пришлось
совершить для этого.
     Высокие деревья и густой кустарник росли по обеим сторонам дороги,  а
далеко впереди виднелась  широкая  зеленая  полоса  с  редкими  небольшими
просветами,  теряющимися  среди  зелени;  это  был  поистине   вековечный,
сумрачный, нескончаемый лес. Высокая старая каменная  стена,  показавшаяся
из-за деревьев слева,  поражала  непривычный  взгляд:  казалось,  что  она
выросла прямо из-под земли, как эти живые стволы вокруг нее, что ее грубых
потрескавшихся камней не касались человеческие руки,  а  сама  стена  была
лишь частью  единого  организма  огромного  леса.  Над  ее  верхом  неясно
вырисовывалось кружево  сплетенных  ветвей  деревьев,  стоящих  по  другую
сторону  стены;  некоторые  ветки  свешивались  вниз,   тянулись,   словно
извивающиеся щупальца, готовые схватить неосторожного прохожего.
     Холлоран заметил проход неподалеку слева - лес расступался,  открывая
взгляду небольшое окно. Холлоран убавил скорость, сворачивая на подъездную
аллею; дорога стала неровной,  и  "Мерседес"  чуть  покачивался  на  ходу.
Ржавые решетчатые железные ворота,  к  которым  подъезжал  их  автомобиль,
выглядели  хмуро  и  неприступно,  как  и  окружающий  их  лес.   Надпись,
выдавленная в мягкой стали, гласила:



                                   НИФ

     - Подождите немного, - распорядился Клин.
     Холлоран остановил автомобиль и стал ждать, поглядывая по сторонам.
     Два высоких столба, изрядно пострадавших от ветра, дождя  и  времени,
поддерживали дверцы ворот; на их  верхушках  застыли  каменные  скульптуры
каких-то диковинных зверей (может, то были грифоны? сложно сказать...); их
пустые глазницы свирепо уставились на машину; их  пасти,  позеленевшие  от
лишайника, растущего на камне, раскрылись в  беззвучном  сердитом  оскале.
Через эти ворота, заметил про себя Холлоран, ничего не стоит  перебраться.
Так же как и через стену, между прочим. Ни колючей проволоки наверху,  ни,
насколько он мог об этом  судить,  электронной  системы  сигнализации.  И,
конечно, самое великолепное укрытие на всем пути от дороги к стене,  какое
только мог бы пожелать противник, собравшийся проникнуть в дом - эти кусты
и деревья. Охрана жизни клиента обещала быть весьма сложной задачей.
     Он взглянул дальше, за ворота.
     Там стояло двухэтажное каменное здание - что-то  вроде  сторожки  или
охотничьего домика; его стенам, несомненно, сильно досталось от  дождей  и
ветров. Окна были черны, как душа дьявола.
     Холлоран нахмурился, когда это неожиданное  сравнение  пришло  ему  в
голову:
     ..."черны, как душа дьявола".
     Эта фраза запомнилась ему с  детских  лет,  проведенных  в  Ирландии,
только тогда она прозвучала несколько иначе:  "душа,  преданная  дьяволу".
Произнес  эти  слова  его  Отец  О'Коннелл,  задавая  мальчику  трепку  за
отвратительную проделку, которую Лайам совершил вместе  с  двумя  братьями
Скалли (младший из двух братьев-сорванцов, горько раскаиваясь, сознался  в
своем  грехе,  напуганный  смертельной  опасностью,  грозящей  его   душе,
попавшей  под  влияние  Холлорана).  Лайама  пороли   за   кощунство,   за
осквернение собора св. Жозефа: под его руководством приятели,  пробравшись
ночью в храм, оставили дохлую кошку, которую  они  нашли  раздавленной  на
обочине дороги, в церковной дарохранительнице.  Когда  на  следующее  утро
Отец О'Коннелл пришел за священным сосудом, он  увидел,  что  внутренности
несчастного животного вытекли на мягкий белый  шелк,  которым  были  обиты
стенки чаши, а мертвые,  тусклые  кошачьи  глаза  слабо  поблескивают  под
лучами солнца.
     Безвозвратно пропала  душа  Лайама,  говорил  священник,  сопровождая
каждую фразу несколькими взмахами своей огромной руки, держащей  розгу,  и
нет ей надежды на спасение. Душа его столь же  безобразна  и  "черна,  как
душа, преданная дьяволу". Исчадие самого Ада, негодяй, который  непременно
окончит свой неправедный путь в...
     Холлоран моргнул, и греза, во власти которой он только что находился,
бесследно развеялось. Почему его вдруг  так  растревожило  воспоминание  о
детской шалости? За ним водились грехи куда похуже этого.
     - Ворота заперты? -  ирландский  акцент  еще  раз  прозвучал  в  речи
Холлорана, когда он задавал Клину вопрос; по  его  задумчивому  тону  было
видно, что мысли его сейчас заняты прошлым.
     - В некотором смысле да, - ответил Клин.
     Холлоран обернулся и глянул на улыбающегося медиума через плечо.
     - Подождите, - повторил Клин.
     Холлоран выпрямился на своем сидении и стал  смотреть  вперед  сквозь
металлические прутья решетки. Домик  показался  ему  абсолютно  мертвым  и
пустым, в нем не было  заметно  никакого  движения;  никто  не  подошел  к
воротам по  дорожке,  посыпанной  гравием.  Прищурившись,  он  различил  -
вернее, ему "показалось", что он различил - движение какой-то неясной тени
в темном окне верхнего этажа. Тень шевельнулась - и  замерла;  больше  его
обостренному зрению не удалось подметить ничего.
     - Открой, Монк, - приказал Клин своему телохранителю.
     Ворча, словно рассерженный  пес,  верзила-американец  открыл  боковую
дверцу автомобиля и боком, пригнувшись, вылез наружу. Проворно  подойдя  к
воротам, он лениво поднял  руку,  чтобы  толкнуть  одну  створку,  тут  же
опустив  руку  обратно.  Низ  дверцы  со  скрипом  проехался  по  неровной
поверхности дороги. Столь же  плавным,  небрежным  движением  Монк  открыл
другую створку и встал сбоку от ворот, словно часовой на посту, в то время
как Холлоран медленно  въезжал  в  приусадебный  парк.  "Мерседес"  плавно
остановился, и Монк опять затворил ворота.
     Холлорана рассердила эта глупая сцена,  разыгранная  лишь  для  того,
чтобы открыть ворота. Несколько мгновений спустя он подумал,  что,  верно,
кто-то находящийся в доме открыл электронный затвор ворот, пока они стояли
снаружи. Однако, проезжая ворота, он не заметил ничего похожего  на  такой
механизм.
     - Я так понимаю,  что  в  доме  есть  кто-то,  кто  может  остановить
непрошеных гостей, если это потребуется? - спросил Холлоран, но Клин  лишь
неопределенно улыбнулся в ответ.
     Холлоран, уже порядочно раздраженный этими выходками,  собрался  было
повторить свой вопрос, как вдруг позади за воротами раздался  резкий  визг
тормозов машины. Быстро обернувшись, он увидел  машину  своего  напарника,
возвращавшуюся обратно к просвету в густой зелени и вскоре  свернувшую  на
аллею.
     - Скажите Монку, чтобы он снова открыл ворота, - сказал Холлоран.
     - Никак невозможно, - покачал головой Клин. - Вы сами знаете правила,
Холлоран.
     В  голосе  медиума  послышались   веселые   нотки,   словно   нервное
напряжение, не оставлявшее его всю дорогу, бесследно исчезло  -  очевидно,
он чувствовал себя уже совсем дома.
     - Это ваше личное дело! - выбравшись из "Мерседеса",  Холлоран  пошел
обратно к воротам, и Монк нехотя  приоткрыл  одну  створку,  выпуская  его
наружу. Двое агентов "Щита" ждали возле "Гранады".
     - Едва не проскочили этот дом, - сказал один из них,  когда  Холлоран
подошел поближе.
     Холлоран кивнул:
     - Не сразу заметишь. Как там "Пежо", Эдди?
     - Скрылся. Никаких следов.
     Холлоран ничуть не удивился.
     - Вы получили ответ с Базы?
     - Как мы и думали, машину угнали. С  платной  автостоянки  в  Хитроу,
прошлой ночью. Обычная история - владелец машины оставил свой  пропуск  на
выезд в салоне автомобиля.
     - Сообщим куда следует? - спросил второй агент, во время разговора не
спускавший глаз с дороги.
     - Это пусть Снайф решает. Лично я думаю, что наш  клиент  не  слишком
обрадуется, если мы сейчас втянем в  это  дело  полицию.  Посмотрим.  Если
произойдет что-то серьезное, тогда, может, мы и сами будем  настаивать  на
их вмешательстве.
     Оба оперативника усмехнулись, очевидно, представив  себе  в  деталях,
насколько  "серьезной"  должна  быть  та  ситуация,  которую  подразумевал
Холлоран.
     - Не прочесать ли  нам  эту  рощицу?  -  спросил  Эдди,  указывая  на
приусадебный парк впереди за стеной.
     Холлоран покачал головой.
     - "Запретная зона" для вас обоих. Охраняйте дороги вокруг и  особенно
следите за тем "Пежо". Почем  знать,  может  быть,  они  рискнут  испытать
судьбу еще раз. Я все время буду носить с  собой  радиотелефон,  чтобы  вы
могли  предупредить  меня   в   любой   момент,   если   заметите   что-то
подозрительное. Пока все, что я здесь видел, не слишком утешает: это место
довольно рискованное, поэтому будьте начеку. Через три часа  возвращайтесь
сюда, к главным воротам, чтобы вас могла сменить следующая бригада.
     - К тому же персональная охрана не слишком многочисленна, не так  ли?
- добавил помощник Эдди, ни  на  секунду  не  отрывая  своего  взгляда  от
дороги. - Кстати, теперь мы уже точно знаем, что договор подписан.
     - У нас нет выбора, - ответил Холлоран. - Так захотел  наш  "объект".
Может быть, Снайфу  и  Матеру  удастся  переубедить  его  через  страховых
агентов; но пока все должно  идти  в  строгом  соответствии  с  условиями,
оговоренными в контракте. Я подойду сюда к тому  времени,  когда  прибудет
новая смена, и мы обменяемся впечатлениями.
     Он  повернулся  и  зашагал  к   воротам,   а   два   агента   "Щита",
переглянувшись,  пожали  плечами.   Холлоран   сообщил   им   не   слишком
утешительные подробности, но  они  полностью  полагались  на  его  здравый
смысл. Если он хочет, чтобы операция шла именно так, а не иначе, то они не
станут с ним спорить. Они сели в машину и поехали обратно по аллее.
     Холлоран вошел внутрь  и  услышал,  как  скрипнула,  а  затем  тяжело
стукнула створка ворот за его спиной. Эти звуки почему-то вызвали  у  него
нелепое ощущение, что поместье теперь закрыто,  и  закрыто  надолго.  Монк
сердито, с затаенной обидой смотрел на него, когда  он  проходил  мимо,  и
Холлоран подумал о том, что отношения между ними скорее всего будут  очень
натянутыми. Это  было  совсем  некстати;  если  волею  случая  в  операцию
вовлекались люди со стороны,  не  имеющие  никакого  отношения  к  "Щиту",
Холлоран обычно выдвигал  требование,  чтобы  они  по  крайней  мере  были
надежными помощниками. Не обращая никакого внимания на верзилу, он подошел
к "Мерседесу" и снова уселся за руль, сразу  включив  мотор.  Монк  сменил
свою неторопливую, величественную поступь  на  более  быстрый  шаг,  когда
сообразил, что может остаться за бортом машины.
     - Какая часть периметра поместья огорожена стеной? - спросил Холлоран
у телохранителя, неуклюже возившегося на своем сиденье рядом с ним.
     Вместо Монка ответила Кора:
     -  Почти  вся  северная  граница.  Все  остальные  стороны   обнесены
проволочной оградой и живой изгородью.
     Это уж точно никуда не годится, подумал Холлоран, но вслух ничего  не
сказал. Прежде чем тронуться с места, он еще  раз  оглянулся  на  домик  у
ворот, надеясь мельком увидеть, кто  же  наблюдал  из  окна  за  въездными
воротами. Но окна дома оставались все такими же темными и  непроницаемыми.
Ни слабого проблеска света, никаких признаков жизни.
     Машина тронулась с места, мелкие  камешки  заскрипели  под  колесами.
"Мерседес" медленно  ехал  по  петляющей  лесной  дороге,  ведущей  вглубь
поместья. Несколько плавных поворотов - и вот  уже  сторожка  скрылась  из
виду за деревьями и кустами. Только теперь Холлоран перестал поглядывать в
стекло заднего обзора  на  это  загадочное  двухэтажное  каменное  здание,
целиком сосредоточив свое  внимание  на  серой  ленте  лежащей  перед  ним
дороги.
     Он нажал на кнопку, и стекло бокового окна рядом с его креслом плавно
опустилось вниз. В салон автомобиля ворвался легкий ветерок, неся с  собой
свежие запахи весеннего леса. Он вздохнул полной грудью, наслаждаясь  этой
приятной прохладой, только сейчас ощутив, насколько душным и  спертым  был
воздух в  машине.  Ему  показалось,  что  недавнее  нервное  напряжение  и
пережитый страх оставили в машине свой едва уловимый неприятный запах.
     Лес в поместье был смешанным - в основном здесь росли дуб, ива, бук и
ель; деревья каждого вида росли в мирном соседстве с  другими,  но  трудно
было сказать, какой из видов преобладал над остальными.  Кроны,  венчавшие
высокие стволы, нависали над дорогой, создавая прохладную тень; воздух был
сырым и прохладным. По обеим  сторонам  дороги  качались  молодые  зеленые
побеги папоротника, потревоженные движением машины.
     Внезапный промельк яркого цветного пятна впереди  заставил  напрячься
успокоенные лесной тишиной нервы Холлорана. Он так и не успел  разглядеть,
что это было - машина петляла  между  деревьями,  и  поэтому  угол  обзора
постоянно  менялся.  Вот  опять  на  какое-то  мгновение  между  деревьев,
подернутых зеленой  дымкой,  показалось  что-то  красное.  Дорога  описала
плавный полукруг и пошла под  уклон,  прямо  к  широкому  лугу,  а  вскоре
показался и дом; за ним раскинулось  голубое  озеро.  Необозримый  зеленый
травяной ковер, на краю которого стоял дом,  со  всех  сторон  огораживали
поросшие лесом холмы. Оглядывая их, Холлоран решил, что по  этим  лесистым
склонам неприятелю будет очень легко пробраться почти к самому дому.
     Затем он внимательно посмотрел на само здание - издалека оно казалось
беспорядочным  скоплением  неправильных  фигур.  Предположительно  времена
Тюдор, подумал Холлоран; некоторые пристройки доделывались чуть позже, без
оглядки на законы симметрии. Скаты крыш располагались под разными углами и
на неодинаковой высоте; изогнутые дымоходы нелепо торчали  на  кровлях,  и
даже  самый  искушенный  взор  не  мог  бы  заметить   хоть   какой-нибудь
последовательности в их расположении. Башенки самых разных форм и размеров
окружали это странное сооружение, а с  другой  стороны  к  дому  примыкало
крыло, верхние этажи и крыша которого  возвышались  над  всеми  остальными
пристройками и даже над самим главным корпусом здания.
     Общее впечатление, которое оставлял этот дом, было не из  приятных  -
во многом благодаря слишком яркому, почти кричащему цвету кирпича.  Старые
стены издалека казались испещренными ярко-красными пятнами;  эта  краснота
временами показывалась даже на крытой черепицей крыше.  Коньки  крыш  были
обшиты  деревом,  и  верхушки  многих  башенок  тоже  окаймляла  сероватая
деревянная резьба, сочетающаяся с красноватым цветом стен дома.
     Несмотря  на  массивное,  безвкусное  главное  здание  усадьбы,  само
поместье производило приятное впечатление - тишина  и  одиночество  лугов,
раскинувшихся между невысокими холмами, синева чистых вод озера  придавали
ему  своеобразную  чарующую   прелесть.   Холлоран   начал   переоценивать
"стоимость" своего клиента с точки зрения принадлежащих ему богатств.
     Они снова ехали по ровной земле; справа раскинулось озеро, слева  был
виден парадный подъезд - он все увеличивался в размерах по мере  того  как
они приближались к дому; по ту сторону озера возвышались  тихие  невысокие
холмы графства Суррей. Холлоран остановил машину снаружи крытой подъездной
галереи - чуть позади белого "Ровера", припаркованного возле крыльца. Сама
галерея заметно выдавалась вперед; булыжная мостовая под ее  кровлей  вела
прямо ко входной  двери  дома.  Обе  ее  створки  сейчас  были  распахнуты
настежь; две фигуры, облаченные в странные широкие  одеяния,  одновременно
возникли в дверном проеме, склонив  головы  в  покорном  полупоклоне.  Они
кинулись к задней дверце "Мерседеса"; один  из  них  с  явным  нетерпением
распахнул ее перед Клином.
     Как только Клин вышел из машины, спины двоих арабов согнулись  в  еще
более глубоком поклоне. "Махаба, Мауаллем", - прозвучало их приветствие на
непонятном языке.
     Холлоран услышал, как один из слуг-телохранителей Клина что-то тихо и
так же непонятно пробормотал, когда сам он, приподнявшись с  водительского
сиденья, выбирался из автомобиля. Он увидел, что Клин улыбнулся в ответ; в
черных глазах медиума промелькнула вспышка какого-то дикого  удовольствия,
без малейшей доли сердечности и теплоты.
     "Юсиф миних", - тихо ответил он, певуче растягивая гласные  в  каждом
слоге.
     Холлоран открыл другую заднюю дверцу, помогая выйти Коре, в то  время
как Монк пошел к  багажнику  машины.  Телохранитель  ловко  поймал  ключи,
брошенные ему Холлораном, и полез в багажник за  вещами.  Кора,  казалось,
едва держалась на ногах, и Холлоран подхватил ее под руку.
     - С вами все в порядке? - негромко спросил он.  Ему  показалось,  что
девушка как-то странно, то ли испуганно, то ли изучающе глядит вперед,  на
дом, к которому они подъехали; однако он решил, что это может  быть  всего
лишь запоздалая нервная реакция на то, что ей пришлось испытать в дороге.
     - Что?.. Ах, да, я прекрасно себя чувствую, - она выпрямилась,  снова
принимая вид стройной, уверенной в себе молодой женщины. -  Разрешите  мне
поблагодарить вас за то, что вы сделали там,  на  дороге.  Вы  действовали
очень быстро и ловко.
     - Поговорим об этом  позже,  когда  войдем  в  дом.  Похоже,  вам  не
помешало бы выпить чего-нибудь крепкого.
     - Это вполне естественно, - сказал Клин,  глядя  на  них  через  верх
крыши машины. - Готов поспорить на что  угодно,  вы  тоже  согласитесь  на
глоток чего-нибудь освежающего после  той  встряски,  которую  вам  задало
дорожное приключение, - он радостно улыбался и выглядел как будто бодрее и
моложе; от его дорожной паники не осталось и следа.
     -  Давайте  скорее  войдем  в  помещение,   -   предложил   Холлоран,
настороженно оглядывая дорогу, по которой они только что подъехали к дому,
и всю окрестность.
     - Не о чем  беспокоиться,  -  беззаботно  заявил  Клин,  -  Здесь,  в
поместье, мне нечего бояться.
     - К сожалению, я в  этом  не  уверен,  -  ответил  ему  Холлоран,  не
ослабляя своей бдительности.
     - Зато я вполне уверен! Ничто не грозит мне, пока я здесь.
     - Тем не менее окажите мне любезность, послушайте меня.  Пройдемте  в
дом.
     Арабы и Монк пошли  за  ними  следом,  нагруженные  вещами;  Холлоран
забрал у них свою черную сумку. Они прошли по булыжной мостовой галереи  и
перешагнули порог. Холлоран очутился в просторном зале.  По  коже  у  него
пробежали мурашки, словно от внезапного испуга или неожиданно  налетевшего
порыва холодного ветра. На другом конце  холла,  напротив  входной  двери,
оказалась галерея  верхнего  этажа;  прочные  дубовые  балки,  укрепляющие
стены, поднимались  до  высоких  сводов  потолка.  Широкая  лестница  вела
наверх; на ее  первой  площадке  ромбовидные  окна  бросали  вниз  слабый,
тусклый свет.
     - Еду и напитки - в гостиную, Азиль, - отрывисто бросил Клин на ходу,
и каменные своды откликнулись гулким эхом. - Не для меня, разумеется.  Мне
нужно заняться своими делами. Кора, позаботьтесь о нашем  госте,  покажите
ему всю округу.
     - Нам нужно поговорить, - быстро вставил Холлоран, обращаясь к Клину.
     - Позже. Позже мы поговорим с вами обо всем, о чем только  пожелаете,
- Клин легко и быстро взбежал по лестнице, расположенной справа от  входа;
остановившись  на  первой  ее  площадке,  он   перегнулся   через   перила
балюстрады.
     - Вы чувствуете, как Ниф приветствует  вас,  Холлоран?  -  неожиданно
спросил он. - Дом приглядывается к вам, он следит  за  вами,  вы  ощущаете
это? Сейчас он немного смущен. Он не знает, враг ли или друг. Да и сами вы
пока еще этого точно не знаете, не так ли,  Холлоран?  -  Он  хихикнул.  -
Время покажет это, Холлоран. Очень скоро вас выведут на чистую воду.
     Он  повернулся  и  стал  подниматься  выше.  Холлоран  стоял   внизу,
задумчиво глядя ему вслед.



                             13. БЕСЕДА С КОРОЙ

     С такой высоты Ниф напоминает монастырь,  подумал  Холлоран.  Хоть  в
этих местах вроде бы нет никаких святынь. День  выдался  хмурый,  тяжелые,
низкие тучи ползли на озеро и лес с холмов Суррея.  В  его  неярком  свете
красные кирпичные стены дома уже не  казались  такими  ярко-багровыми,  их
цвет сейчас напоминал... - пришедшее на ум  сравнение  неприятно  поразило
его - да, он  напоминал  свернувшуюся,  запекшуюся  кровь.  Дом  "казался"
молчаливым, вымершим - как-то не верилось, что  в  нем  могут  раздаваться
человеческие голоса и звуки шагов, что в  этих  стенах  есть  хоть  кто-то
живой.
     Они с Корой стояли на склоне одного из холмов,  осматривая  обиталище
Клина. Во время этой недолгой  прогулки  опасения  Холлорана  относительно
возможных  трудностей  охраны  загородного  поместья  "объекта"  полностью
подтвердились. Две тысячи акров земли были  огорожены  в  расчете  на  то,
чтобы праздношатающийся гуляка или заблудившийся прохожий не смогли пройти
на территорию поместья,  но  вряд  ли  проволочная  сетка  и  кусты  живой
изгороди могли послужить надежной защитой от  человека,  пробирающегося  к
дому с более серьезными намерениями. Полная уверенность Клина в  том,  что
ему  якобы  ничто  не  угрожает  в  его  вотчине,  была,   мягко   говоря,
удивительна.
     Как раз под ними было то, что, очевидно, когда-то называлось садом  с
деревьями, подстриженными в виде различных фигур. Теперь кусты и небольшие
деревца потеряли прежний  вид  живых  скульптур,  приданный  им  ножницами
садовника, а живая изгородь разрослась и  одичала;  уже  почти  невозможно
было различить в этих беспорядочно свисавших, густо  переплетенных  ветвях
былые очертания разных зверей и геометрически-правильные формы  гигантских
шаров, конусов и пирамид. Эти растения производили  странное  впечатление,
они казались искалеченными или больными, одинаково чуждыми  как  природной
гармоничной  естественности,  так  и  созданию  человеческих   рук.   Этот
запущенный сад теперь мог служить только добавочным  укрытием  на  пути  к
дому для предполагаемого неприятеля, решившего забраться в покои Клина.
     - Давайте присядем на несколько минут.
     Холлоран повернулся лицом к Коре, и опять его поразило  то  тревожное
выражение  ее  глаз,  которое  она  тщательно  старалась  скрыть,  пытаясь
казаться любезной и веселой. Она  переоделась  для  прогулки  по  усадьбе;
теперь на ней были джинсы, мягкий свитер  и  куртка.  Это  превращение  из
чопорной  городской  леди  в  молоденькую   сельскую   девушку   доставило
удовольствие Холлорану - перемена сделала ее проще, естественней, от  чего
женщина в ее возрасте  могла  только  выиграть.  Однако  красивой  молодой
девушке так не идут озабоченный, полный тревоги взгляд и темные круги  под
глазами!
     - Мы прошли уже порядочное расстояние и шли так быстро! -  сказал  ей
Холлоран. - Даже я немного устал.
     - Ах, нет, совсем не поэтому... Здесь,  наверху,  так...  мирно,  так
спокойно...
     Он подметил какое-то странное смущение в ее голосе и  жестах,  словно
она была чем-то смущена. Когда Кора  отвечала  на  его  фразу,  ее  взгляд
невольно  обратился  к  дому,  стоящему  внизу,  у  подножья  холма.   Она
опустилась на  колени,  и  он  расположился  рядом,  опираясь  на  локоть,
внимательно оглядывая равнину,  раскинувшуюся  внизу.  Озеро  из  голубого
превратилось в свинцово-серое, солнечные зайчики теперь не плясали на  его
поверхности.
     - Расскажите мне о нем, Кора.
     Она чуть вздрогнула, словно испугавшись чего-то, и, казалось,  слегка
удивилась.
     - О Феликсе?
     Он кивнул.
     - Действительно ли он столь непостижимый и  непредсказуемый  человек,
каким он хочет  казаться?  Или  это  только  способ  произвести  эффектное
впечатление? И всегда ли он так груб? Я  допускаю,  что  он  действительно
творит все  эти  прекрасные  чудеса  для  "Магмы"  -  иначе  зачем  бы  им
понадобилось страховать его жизнь на столь большую сумму? - но  что  же  в
действительности представляет из себя эта  самая  его  загадочная  "сила",
каково ее происхождение?
     Она ответила ему, рассмеявшись каким-то странным, натянутым, сразу же
оборвавшимся смешком:
     - Я думаю, на этот вопрос даже он сам не знает точного ответа.
     - Почему вы его так боитесь?
     Ее взгляд сразу же стал колючим и  резким,  почти  сердитым.  Тем  не
менее она ответила на вопрос:
     - Феликс внушает уважение.
     - Страх и почтительность - совсем не одно и  то  же.  Вы  не  обязаны
отвечать на мой вопрос, если он покажется вам нескромным, но, может  быть,
между вами есть что-то большее, чем обычные отношения между начальником  и
его подчиненной?
     - Как вы сами сказали, я не обязана отвечать на ваш вопрос.
     На склоне дальнего холма между деревьев что-то шевельнулось. Холлоран
молча приглядывался к кустам у дальнего конца дома, не тревожа девушку.
     Она неправильно истолковала его молчание.
     - Извините меня, - сказала она. - Я понимаю, что такова ваша  работа.
Я понимаю, как важно, чтобы вы  знали  как  можно  больше  обо  всем,  что
касается Феликса.
     Небольшая фигурка за домом метнулась обратно под прикрытие  деревьев.
Слишком маленькая и низкая для оленя. Слишком большая и темная  для  того,
чтобы быть лисой. Ему ничего не  говорили  о  том,  что  в  поместье  есть
собака. Может, это какой-то приблудный пес?..
     - Это не так уж важно, Кора, -  сказал  он.  -  Я  задал  вам  вопрос
потому, что мне хотелось побольше узнать лично о вас, а не о Клине.
     Когда он произнес эти слова, зрачки девушки расширились; она  сделала
почти неуловимое движение, которое не ускользнуло от внимательного взгляда
Холлорана. Значит, в ней пробудились какие-то чувства, подумал он.  Черные
кружки  ее  зрачков  внутри  карего  ободка  снова  пришли  в   нормальное
состояние.
     - Я думаю, это тоже часть вашего ремесла. Очевидно, вы не  исключаете
возможности, что я могу подвергнуть Феликса опасности.
     - Отчасти так, но лишь отчасти. Я  спросил  вас  об  этом  совсем  по
другой причине.
     Она встряхнула головой, смутившись.
     - Тогда по какой же?..
     Он пожал плечами:
     - Это касается и меня тоже. Скажем так: мне кажется, что мы не  чужие
друг другу.
     Кора глядела на него, широко раскрыв  глаза.  Она  не  улыбалась,  но
веселые огоньки  юмора  светились  на  самом  дне  ее  глаз.  Сначала  она
подумала, что Холлоран подшучивает над нею, но он улыбался  такой  теплой,
такой дружеской улыбкой... Эти теплый свет, льющийся из его глаз,  как  ей
казалось, пронизывал ее, проникал в  ее  тело,  согревая,  изгоняя  оттуда
холод, растапливая весь лед... И в то же время она  содрогалась,  думая  о
том, как много ему могло быть известно. Что будет, если он  узнает  правду
обо всем - о ней, о Клине, о его поместье?.. Кора постаралась взять себя в
руки, боясь потерять контроль над своими чувствами.  Она  сразу  заметила,
насколько очарован Клин своим  новым  защитником  -  и  это  заставило  ее
насторожиться: за минуты беспечности или откровенности все они потом могли
заплатить поздним раскаянием.  Холлоран  был  очень  восприимчивым,  очень
проницательным, и это одновременно пугало и влекло  к  нему.  Может  быть,
причина его очарования скрывалась как  раз  в  том  двойственном  чувстве,
которое он вызывал.
     - Мне... мне кажется, нам лучше вернуться домой, - сказала она первую
фразу, которая пришла ей в голову, не слишком сознавая в ту минуту, что за
слова срываются с ее губ.
     Он бережно охватил ее запястье,  когда  она  собиралась  подняться  с
земли, очевидно, желая помочь ей, и это прикосновение почему-то  заставило
ее вздрогнуть.
     - Я нахожусь здесь затем, чтобы никто не смог причинить вам вреда,  -
негромко произнес он.
     - Вы хотите сказать, чтобы Феликсу ничто не угрожало, - ответила она,
оставаясь сидеть, лишь чуть привстав со своего места.  Выпустив  ее  руку,
Холлоран ответил:
     - Вы причастны к этому. Ваша безопасность столь же важна, как и его.
     - Вряд ли "Магма" разделяет  вашу  тревогу  обо  мне,  -  она  скрыла
усмешку.
     - Вы причастны к этому, - повторил он, и Кора усомнилась в  том,  что
она правильно его поняла.
     - Вы так и не ответили на некоторые  мои  вопросы,  -  настойчивым  и
твердым тоном продолжал Холлоран.
     - Я не совсем уверена в том, что я могу на них ответить. Я не уверена
в том, что знаю...
     Она смутилась, и Холлоран решил, что зашел чересчур далеко.  Кора  не
могла так быстро освоиться с его манерами, ей надо дать еще  время,  чтобы
привыкнуть к нему.  Однако  инстинкт  нашептывал  ему,  что  она  обладает
какими-то секретами, которые определенным образом связывают ее с Клином.
     - Хорошо, - сказал он, - пока хватит.
     Он выпрямился во весь рост, потом нагнулся и легко поднял ее с земли,
охватив руками чуть ниже колен.
     В первый момент Коре показалось, что  он  чем-то  рассержен  -  таким
резким было его движение. Но он прижал ее к груди и  держал  чуть  дольше,
чем нужно, глядя прямо ей в лицо; его взгляд был спокойным,  но  в  то  же
время проницательным. Она почувствовала, что  не  может  отвести  глаз  от
склонившегося к ней лица Холлорана.
     - Лайам... - только и смогла выговорить Кора, но он уже опустил ее на
землю и, повернувшись, зашагал к дому. Несколько  мгновений  она  смотрела
ему вслед, не двигаясь с места, а потом пошла за ним нетвердым  шагом,  не
глядя под ноги, рискуя поскользнуться на траве. Наконец она догнала его, и
Холлоран, сразу же заметив ее неуклюжую походку, мягко взял ее  под  руку,
вложив в это ровно столько сил, сколько было необходимо  для  того,  чтобы
поддержать ее, если она споткнется. Дыхание Коры было частым и неглубоким,
нервным, она была сильно взволнована. Он чувствовал, как напряглось все ее
тело; к концу приходят совсем не  ее  силы,  решил  он,  и  совсем  не  ее
твердость - Феликс Клин сломил их уже давно - но, возможно, она боится его
самого.
     - Кто же ты, наконец? - прошептала она.
     - Лишь тот, кого вы видите перед собой, - ответил он. -  И  не  более
того.
     Но она-то чувствовала, что это не совсем так.



                           14. КОМНАТЫ И КОРИДОРЫ

     Это были самые темные места в Нифе: углы, ниши, на которые никогда не
падал ни один солнечный луч. Комнаты, в которых царила полутьма, казалось,
вечно пребывали в этом сумрачном покое,  сравнимом  разве  что  с  тишиной
склепа. В коридорах лежала вековая пыль. В холлах эхо гулко откликалось на
легчайшие шаги.
     Но в то же время  в  доме  были  небольшие  островки,  залитые  ярким
светом: солнце пробивалось сквозь освинцованные окна; свет становился  как
будто еще  сильнее  от  толстого  стекла.  Это  были  теплые  оазисы,  где
промозглый холод, стоявший  в  доме,  отступал  перед  лучами  всемогущего
солнца, и, попадая на  эти  освещенные  пятачки,  можно  было  на  минутку
задержаться, подставляя лицо ласковому теплому прикосновению лучей.
     Холлоран прошелся по темным, холодным  коридорам  и  обнаружил  много
запертых дверей.
     Коридоры  были  украшены  гобеленами.  По  стенам  комнат   и   вдоль
лестничных пролетов висели искусно выполненные портреты. Кто был изображен
на них? О том знали лишь прямые потомки  этих  изящных  дам  и  кавалеров.
Гнутые ножки позолоченной мебели кокетливо  выставлялись  напоказ;  однако
эти старинные вещи казались тяжеловесными и неудобными. Резные орнаменты и
скульптуры, расставленные наподобие музейных экспонатов, украшали дом. Вся
эта утварь расставлена здесь напоказ,  подумал  Холлоран,  хотя  тот,  кто
собирал эти вещи здесь, возможно, любовался ими  восхищенным,  исполненным
немого  восторга  взглядом.  Роскошная  витрина,  в  которую   превратился
загородный дом,  представляла  немалый  интерес  для  любителя  редкостей.
Однако, несмотря на живых свидетелей давних времен - старинные вещи -  Ниф
был лишен самого главного, что отличает жилой дом от казенного  помещения,
- души. (Здесь могла проявиться лишенная живой эстетики часть натуры Клина
- это могло быть следствием как полного  безразличия  ко  всем  прекрасным
произведениям  искусства,  собранным  в  его  домашней  коллекции,  так  и
претенциозной манеры выставлять вещи напоказ.) Каждый предмет - скульптура
или картина - существовал как бы отдельно от всех остальных; мебель хоть и
сочеталась друг с дружкой, но была расставлена не для того, чтобы  создать
уют и комфорт, а просто стояла у стен и в углах, словно в ломбарде или  на
выставке. Каждая картина  выделялась  лишь  потому,  что  не  имела  ровно
никакой связи с остальной обстановкой; полотна висели так,  словно  больше
нечем было занять пустое пространство на стенах  -  яркие  цветовые  пятна
среди других таких же пятен.
     Среди всех изящных безделушек, украшавших - а точнее,  загромождавших
- дом, выделялось несколько диковинок, явно принадлежавших  другой,  более
древней, цивилизации: тяжелое кованое ожерелье - тонкие золотые  пластинки
в  форме  листьев  ивы  и  дуба  соединялись  звеньями  цепочки;  каменные
статуэтки длиннобородого мужчины и женщины, застывших в напряженных позах,
сложив руки, словно в страстной мольбе, обращенной к давно забытым  богам,
или  при  исполнении  неведомого  религиозного  обряда  -  их  глаза  были
неестественно расширены, что придавало лицам выражение восторга,  а  может
быть, испуга; древняя настольная игра - ее доска была отделана черепаховым
рогом и еще каким-то материалом, напоминавшим слоновую кость,  фишки  двух
цветов лежали вперемешку на краю игрового поля; еще -  серебряная  чаша  с
чеканкой, изображавшей облаченную в длинные  широкие  одежды  фигуру.  Эти
вещи помогут найти нить, ведущую к самому Клину, подумалось Холлорану. Они
могли раскрыть некоторые секреты, показав, чем же на самом деле увлекается
клиент "Ахиллесова Щита". Может быть, его интересы были как-то  связаны  с
историей и культурой этой древней цивилизации?
     Комната, отведенная Холлорану, размещалась в главной части здания; ее
окна глядели на озеро и луг. Обстановка была скорее скромной, чем приятной
для глаз: гардероб, комод с  выдвижными  ящиками,  пустой  буфет;  широкая
дубовая кровать, покрытая пестрым стеганым одеялом - в ногах и у изголовья
из-под него чуть высовывалось постельное белье.
     Холлоран распаковал чемодан, прежде чем идти осматривать дом изнутри.
Он положил на полку гардероба небольшой  черный  кейс,  который  привез  с
собой и нес от самой машины, не выпуская из рук.
     Он обошел  все  закоулки  дома,  внимательно  осматривая  коридоры  и
запоминая расположение комнат, но многие двери были заперты, и он мог лишь
догадываться, что находилось за ними. Он забирался в башенки,  примыкавшие
к дому, и смотрел из их окон на холмы и поля Нифа. По  мере  того  как  он
обследовал дом, в нем нарастало  чувство  тревоги.  Открытое  пространство
было лишь перед передним  фасадом,  там,  где  разбиты  газоны  и  блестит
зеркало озера. Обе боковые и задняя часть здания могли преподнести  охране
неприятные сюрпризы - там не  было  ни  одного  окна,  из  которого  можно
наблюдать за окрестностями  хотя  бы  на  несколько  сотен  метров  вокруг
здания. Кусты и деревья скрывали вьющиеся между  ними  тропинки,  создавая
идеальные  условия  для  маскировки.  Но  всего  хуже,  конечно,  то,  что
загородный дом Клина не оснащен  охранной  сигнализацией.  Сложно  понять,
почему человек, очевидно, очень впечатлительный и осторожный,  к  тому  же
сильно дрожащий за свою поистине драгоценную шкуру, не оборудовал свой дом
простейшими средствами защиты против неожиданного вторжения  нежелательных
"гостей". Это было тем более странно,  если  вспомнить,  какая  сложная  и
мощная (хотя и давшая слабину перед разыгранным "покушением") охрана  была
выставлена вокруг его апартаментов в штаб-квартире "Магмы". Он прошелся по
всему  дому,  пробуя  задвижки  окон  и  замки  дверей  на  прочность,   и
почувствовал некоторое облегчение оттого, что хотя бы запоры  на  окнах  и
дверях достаточно крепкие - нежданному  пришельцу  придется  повозиться  с
ними, прежде чем он сможет проникнуть в дом.
     Еще одним сюрпризом для него явился внутренний  дворик  с  пересохшим
фонтаном в самом его  центре;  вокруг  возвышались  стены  самого  здания.
Каменную ограду и полуразрушенные фигуры в центре фонтана покрывал  густой
слой лишайника.
     Холлоран обошел этот дворик кругом по коридору второго  этажа,  затем
спустился на первый этаж и без труда нашел дверь, ведущую наружу.  В  доме
было очень тихо, и он подумал, что в ближайший час вряд ли увидит Кору или
еще кого-нибудь из окружения Клина. Холлоран  вышел  во  внутренний  двор;
каменные плиты,  которыми  была  устлана  земля  вокруг  фонтана,  укрытые
стенами здания от малейшего ветерка, нагрелись на солнце  и  были  приятно
теплы на ощупь. Коричневые  лужицы  грязной,  мутной  воды  испещряли  дно
безжизненного фонтана; истрескавшиеся каменные сооружения покрылись  слоем
плесени и грязи;  они  казались  настолько  заброшенными  и  неухоженными,
словно с тех пор, как был построен этот дом, их не  касались  человеческие
руки. Подойдя поближе, Холлоран заметил, что  плиты,  устилавшие  площадку
перед фонтаном и сам фонтан, были сильно разрушены - эти  разрушения  были
вызваны  не  столько  временем,  сколько  чем-то  совершенно   непонятным,
появившимся из-под плит, - каким-то исполинским существом или  механизмом,
медленно пролагавшим свой извилистый,  змееобразный  путь  через  каменную
площадку. Он вышел на самый центр дворика, обогнув  сломанный  фонтан,  не
задерживая более свой взгляд на его покрытых  плесенью  старых  камнях,  и
оглядел внутренние окна верхних этажей дома.
     Он почувствовал чей-то взгляд. Это было  инстинктивное  ощущение,  на
которое он полагался так же, как на зрение или  слух.  Из  какого  окна?..
Сейчас он не чувствовал никакого определенного направления, откуда смотрел
на него невидимый наблюдатель. Все окна были  пустыми  и  темными,  словно
тот, кто выглянул из окна во двор, отступил назад, чтобы его не заметили.
     Холлоран перевел взгляд с верхних этажей дома на нижние. В  дом  вели
еще две двери, кроме той, из которой он недавно вышел во дворик; вероятнее
всего, открыта была только одна из них. Он осмотрелся повнимательней: вряд
ли отсюда дому могла угрожать какая-нибудь опасность, если только в нем не
было сквозного прохода с улицы во внутренний двор.
     Он прошел через дворик к одной из этих дверей  и  толкнул  ее.  Дверь
открылась неожиданно легко. За нею оказалась кухня, куда он  уже  заходил,
когда осматривал дом изнутри,  -  большое,  выложенное  кафельной  плиткой
помещение.  Прикрыв  эту  дверь,  он  направился  к  следующей,  по   пути
заглядывая в окна первого этажа, мимо которых проходил. Дом был  абсолютно
пуст, если судить  по  тем  комнатам,  в  которые  он  заглядывал.  Вторая
открытая им дверь вела в коридор. Вообще Ниф казался запутанным лабиринтом
длинных,  мрачных  коридоров.  Лестница,  расположенная  чуть   левее   по
коридору, вела наверх; однако он не заметил никаких лестниц, обходя кругом
коридор второго этажа. Может  быть,  она  вела  в  одно  из  тех  запертых
помещений, куда он не смог войти? Он решил осмотреть этот  путь  наверх  и
проверить свою догадку чуть позже, разглядев в другом конце  коридора  еще
одну дверь.
     Подходя к ней, он отметил про себя, что эта дверь выглядит куда более
внушительно, чем остальные двери в доме. Ее замок был  сделан  из  прочной
стали, и в нем не торчало ключа. Холлоран уже дотронулся до ручки...
     И тотчас же обернулся, услышав, как скрипнула лестница за его спиной.
     Один из арабов Клина стоял на ступеньках,  широко  улыбаясь  ему.  Но
буквально за секунду до того, как одетый в длинную широкую одежду  человек
показал всю ослепительную белизну своих зубов, Холлоран  успел  разглядеть
совсем иное выражение на его смуглом лице.
     Оно было злым и мрачным. И слегка испуганным.



                                15. ПРОХОЖИЙ

     Он шел по тротуару  с  озабоченным  выражением  лица,  глядя  куда-то
вдаль, в другой конец  пустынной  улицы  -  обыкновенный,  скромно  одетый
человек. Его волосы изрядно поредели на макушке; несколько  выбившихся  из
общей массы длинных  боковых  прядей  подпрыгивали  в  такт  его  шагам  и
шевелились на ветру. Одну руку он засунул в карман брюк, в  другой  держал
газету, свернутую в трубочку.
     Он случайно заглянул в  дверной  проем,  попавшийся  ему  на  пути  -
видимо, просто для того, чтобы затем нечаянно не натолкнуться на того, кто
мог выходить в это время  наружу.  Ни  на  секунду  не  замедлив  шаг,  он
продолжал все так же неторопливо идти по тротуару -  возможно,  он  просто
возвращался с работы, из какой-нибудь конторы, и решил прогуляться пешком,
поскольку жил в одном из старых домов, расположенных  поблизости,  еще  не
павших жертвами грандиозной перестройки, проводимой на набережной.
     Проходя мимо одной двери, он  небрежно  переложил  газету  под  мышку
левой руки, все так же неторопливо  продолжая  свой  двигаться  вперед  по
пустому тротуару.
     Он прошел мимо. Двое человек, сидящих в машине, припаркованной  возле
тротуара в нескольких метрах позади этой двери, переглянулись между собой,
и один из них чуть заметно кивнул другому. Немного погодя  водитель  завел
мотор, и автомобиль плавно отъехал от края тротуара, остановившись всего в
нескольких сотнях метров от того места, где он только что стоял.
     Двое мужчин откинулись назад в своих креслах, чтобы смотреть и  ждать
дальше.



                             16. НЕОБЫЧНЫЙ КЛИН

     Очевидно, в этот вечерний час мысли Клина меньше  всего  были  заняты
обедом. "Объект" показался Холлорану вялым и апатичным; цвет его лица  был
явно нездоровым, желтоватая кожа обтягивала скулы, щеки ввалились,  черные
глаза потеряли почти весь свой блеск. Он почти не шутил за столом, а  если
подтрунивал над кем-нибудь, то его юмор был не столь острым, как обычно, -
похоже, что он погрузился то ли в грезы, то ли в размышления об одному ему
ведомых предметах.  Его  молодость  каким-то  волшебным  образом  исчезла,
словно грим, который сняли с лица (или это только почудилось Холлорану?) -
человек, сидевший сейчас рядом с ним, был по крайней мере  на  десять  лет
старше, чем  тот,  которого  он  в  первый  раз  увидел  в  белой  комнате
центрального офиса "Магмы".
     Может быть, это дневное дорожное происшествие так повлияло  на  него,
размышлял Холлоран, разглядывая  своего  клиента.  Ему  не  так  уж  редко
приходилось сталкиваться с запоздалой  реакцией  "объектов":  человек  еще
раз, независимо от того, хотелось ли ему этого или нет, переживал минувшие
события; отрывки воспоминаний навязчиво  вертелись  у  него  в  голове,  а
недремлющий рассудок тем временем  оценивал,  что  могло  бы  произойти  в
такой-то опасный момент, если бы... Сильное нервное  возбуждение  в  конце
концов  неминуемо  сменялось  апатией.  Да,  его   клиент   был   поистине
непредсказуем, но такая резкая перемена могла поразить кого угодно.
     Обедали втроем - Клин, Кора и сам Холлоран. Двое арабов  прислуживали
им. Монк был где-то в другом месте - присматривал  за  тем,  что  творится
вокруг дома, или, что более  вероятно,  листал  свои  комиксы.  Клин  едва
притронулся к пище, лежавшей на его тарелке - это были самые обычные блюда
домашней английской кухни, а совсем  не  экзотические  восточные  кушанья,
которые наполовину в шутку,  наполовину  всерьез  ждал  от  арабов-поваров
Холлоран. (Кайед и Даад  несли  караул  в  доме,  не  отлучаясь  от  Клина
практически ни на минуту, в то время как Монк и Палузинский,  подменяя  их
на время отдыха или домашних дел, в  основном  следили  за  окрестностями.
Насколько мог судить об этом Холлоран, больше в поместье не было ни души.)
     За длинным, широким дубовым обеденным столом, где хватило бы места на
две дюжины человек, напротив Холлорана сидела Кора. Девушка уже  несколько
раз пыталась вовлечь Клина и Холлорана в общую беседу, но  ее  попытки  до
сих пор оказывались безуспешными. И всякий раз, когда Холлоран обращался к
ней, она отводила свой взгляд.  Он  мог  только  удивляться  ее  странному
поведению, так же как и другим, не менее необычным и  загадочным  деталям,
не укладывавшимся в общие рамки.
     - Вы так и не ответили на мой вопрос,  почему  в  доме  нет  охранной
сигнализации, - обратился он к Клину, прервав свои размышления  по  поводу
робкого и смущенного вида Коры. -  Я  очень  удивился,  когда  узнал,  что
вокруг усадебного парка пока не поставлена такая система, а тем более -  в
самом доме.
     Клин пригубил свой бокал с вином и ответил равнодушно и вяло:
     - На дверях есть замки. У меня есть телохранители. Зачем  мне  что-то
еще?
     И снова - эта особая, непривычная  интонация  и  старческие  нотки  в
голосе Клина. Хотя сама речь  стала  более  свободной,  а  фразы  -  более
связными:
     - Я полагаю, все необходимые требования, которым должна удовлетворять
охрана, должны быть оговорены в контракте.
     На смену апатии постепенно стало приходить раздражение:
     - Контракт уже утвержден и подписан.  Вы  можете  положиться  на  мое
слово, что здесь я в полной безопасности. Никто и ничто не  угрожает  мне,
покуда я нахожусь в этих стенах. Никто и ничто.
     - Это едва ли разумно.
     - В таком случае считайте меня глупцом. Но не забывайте о том, кто  в
доме хозяин.
     Холлоран упрямо встряхнул головой:
     - "Щит" предусматривает разные варианты, когда  предлагает  вам  свои
услуги. Вас, конечно, неоднократно предупреждали об этом. Я хочу, чтобы вы
поняли одну  вещь:  это  место  в  смысле  безопасности  оставляет  желать
лучшего. Здесь вы практически остались без всякой защиты.
     Клин рассмеялся сухим, холодным смешком:
     - Я был и остаюсь вашим  клиентом,  Холлоран.  Если  вы  не  измените
своего отношения к Нифу до конца уик-энда - что ж,  я  соглашусь  обсудить
все ваши планы и предложения, какие только пожелаете.  Может  быть,  тогда
вам удастся меня переубедить.
     Холлоран  сильно  сомневался  в  том,  что  Клина  смогут  поколебать
разумные доводы и логические аргументы. Он глянул на Кору, ожидая  от  нее
поддержки, но девушка опять опустила глаза и принялась  за  пищу,  усердно
подцепляя вилкой овощи на тарелке. Можно было подумать, что остывший  обед
интересует ее больше всего на свете.
     - Думаю, нам понадобится усилить патруль вокруг границы  поместья,  -
только и смог предложить Холлоран.
     - Это не мое дело, - ответил Клин. - Если только ваша охрана случайно
не перейдет границы. В  этом  случае  у  нее  могут  возникнуть  серьезные
неприятности.
     - Почему вы не предупредили меня о том, что в поместье есть собаки?
     Кора и Клин растерянно посмотрели на Холлорана.
     - Я увидел одну сегодня несколько часов тому назад, -  продолжал  тем
временем Холлоран. - Сколько их бегает по парку?
     - Вполне достаточно, чтобы  выпроводить  незваных  гостей,  -  сказал
Клин. Улыбка исчезла с его лица.
     - Надеюсь, что вы не  ошибаетесь.  Поговорим  о  тех  людях,  которые
пытались остановить наш автомобиль сегодня: у вас  должны  быть  некоторые
соображения по поводу того, кто они и каковы их намерения.
     - Я уже изложил вам все  свои  мысли.  Кто?  Конкуренты  "Магмы"  или
хулиганы, решившие похитить меня в расчете на большой выкуп.
     - Вы заранее знали,  что  вам  грозит  опасность,  и  только  поэтому
"Магма" связалась с нашей компанией, выложив значительную сумму за услуги.
Из этого следует, что вы осведомлены о том, откуда исходит угроза.
     Клин устало покачал головой.
     - Если  бы  это  было  так!  Я  ощущаю  угрозу,  только  и  всего.  Я
предчувствую много разных вещей, Холлоран, но это "чувство"  -  совсем  не
то, что "знание".
     -  Однако  вы  можете  быть   довольно   точны,   когда   определяете
месторождения руд и минералов.
     - Это совершенно иное дело. Неодушевленные  предметы  не  идут  ни  в
какое сравнение с уникальной сложностью сознания.
     - Однако вы не исключаете возможности, что некоторые  обрывки  мыслей
может перехватить у вас... скажем, человек, обладающий  примерно  теми  же
способностями, что и вы?
     -  Их  было  бы  трудно  расшифровать.  Возьмите  для  примера   свои
собственные ощущения - что я могу вытянуть из них? - Кажется,  впервые  за
этот вечер Клин проявил интерес к теме разговора.  Он  наклонился  вперед,
едва не касаясь грудью стола; в его глазах появился живой блеск.
     Холлоран допил свое вино. Один из  прислуживающих  арабов  тотчас  же
подошел к нему и снова наполнил бокал.
     - Вот я смотрю на Кору, - сказал Клин, по-прежнему не  сводя  глаз  с
Холлорана, - и чувствую все ее эмоции. Она испугана.
     Девушка издала сдавленный звук - должно быть,  это  был  своеобразный
протест.
     - Испугана? - переспросил Холлоран.
     - Да. Она боится. Меня. И вас.
     - Но я же ничем ей не угрожаю. Ей незачем меня бояться.
     - Вам виднее.
     - Но почему она боится вас?
     - Потому что я... ее начальник.
     - И это все?
     - Спросите у нее.
     - Это смешно, Феликс, - произнесла холодным тоном Кора.
     Клин откинулся на спинку стула, упираясь  вытянутыми  руками  в  край
стола.
     - Вы абсолютно правы, - сказал он. - Это действительно очень смешно.
     И он улыбнулся Коре. В его улыбке чувствовался какой-то подвох.
     Холлорану удалось заметить, как  черты  Клина  на  считанные  секунды
исказились, придав его лицу жестокое, почти хищное  выражение.  Как  дикий
зверь выглядывает иногда из  своей  норы,  чтобы  мгновенье  спустя  вновь
метнуться в свое логово, так и истинная натура  Клина  на  миг  проглянула
из-под надетой маски холодной вежливости, чтобы потом вернуться  назад,  в
тайные глубины его души.
     Это мимолетное впечатление оставило неприятное, тревожное  чувство  у
Холлорана. Посмотрев на Кору, он увидел,  что  пальцы  девушки,  сжимающие
ножку бокала с вином, мелко дрожат.
     Клин махнул рукой в сторону  двух  прислужников-арабов,  застывших  в
неподвижных позах друг напротив друга по разные стороны стола:
     - Я чувствую преданность Юсифа и Азиля, - сказал  он,  и  его  улыбка
стала гораздо более искренней и дружелюбной. - Я чувствую верность Монка и
Палузинского. И уж вне всякого сомнения мне известно, насколько  алчный  и
ненасытный сэр Виктор нуждается во мне... в моих способностях, вернее.  Но
вы, Холлоран!.. О вас мне до сих пор ничего не  известно.  Я  не  чувствую
никаких эмоций, исходящих от вас. Хотя это не  совсем  так  -  я  чувствую
холод... да-да, именно холод -  это  гораздо  хуже,  чем  ничего...  Хотя,
возможно, именно это ваше качество - можно назвать его  так?  -  так  вот,
именно  оно  спасет  мне  жизнь,  когда  наступит  решающий  момент.  Ваша
мгновенная реакция сегодня показала, что вы - мастер своего  дела,  и  мне
хотелось бы думать, что вы столь же безжалостны, сколь ловки. -  Он  то  и
дело трогал пальцем  нижнюю  губу,  пока  разглядывал  агента  "Ахиллесова
Щита".
     Холлоран перевел глаза на Клина:
     - Надеюсь, что в этом не возникнет никакой необходимости.
     Темные  глаза  Клина  вдруг   сделались   странно   пустыми,   словно
остекленевшими. Его дыхание стало частым и неглубоким, и  Холлоран  понял,
что человек, сидящий рядом с ним, чего-то смертельно испугался.
     - К сожалению, это  все-таки  случится,  -  едва  слышно  пробормотал
"объект".


 

<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7]

Страница:  [2]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557