ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТАРТ 

   "Вселенная для меня лишена и жизни, и воли, и целесообразности -  это
всего   лишь   громадная,   мертвая,   неизмеримая    паровая    машина,
раздавливающая меня сустав за суставом. О  гигантская  мрачная  Голгофа,
Мельница Смерти! Почему смертный обречен идти туда один, без  спутников?
Почему, если не по воле Дья вола - или Дьявол является Богом?"
   Томас Карлейль

   "Я призываю всех американцев как можно больше ходить пешком.  Это  не
только полезно для здоровья; это весело".
   Джон Ф.Кеннеди

   "Насос не работает - вандалы оторвали рукоятку".
   Боб Дилан

Глава 1

   "Отгадай слова, и выиграешь тысячу долларов! Джордж, так кто же  наши
первые участники? Джордж?.. Джордж, ты где?.."
   Гручо Маркес

   Старый голубой "форд", заехавший тем утром на охраняемую автостоянку,
был  похож  на  запыхавшуюся  от  быстрого  бега  собачонку.   Один   из
охранников, молодой  солдат  с  безучастным  выражением  лица,  попросил
показать удостоверение,  и  парень  на  заднем  сиденье  протянул  синюю
пластиковую карточку матери. Та передала  ее  охраннику,  который  сунул
карточку в компь ютер, выглядевший довольно странно в  этом  захолустье.
Компьютер заглотил карточку, и на его экране высветилось:
   ГЭРРЕТИ РЭЙМОНД ДЭВИС
   РД 1 ПАУНЭЛ МЭН
   ГРАФСТВО АНДРОСКОГГИН
   НОМЕР УДОСТОВЕРЕНИЯ 49-801-89
   ВЕРНО ВЕРНО ВЕРНО
   Охранник  нажал  кнопку,  и  все  исчезло.  Экран  засветился  ровным
зеленоватым светом. Он махнул рукой, чтобы они проезжали.
   - А они не отдадут карточку? - спросила миссис Гэррети.
   - Нет, ма, - терпеливо ответил Гэррети.
   - Мне это не нравится, - заметила она, выезжая  на  свободное  место.
Она говорила это с тех пор, как они встали  в  два  часа  ночи.  Вернее,
стонала. - Не беспокойся, - сказал он в который раз, сам себя не слыша.
   Он был слишком погружен в свои ощущения - смесь возбуждения и страха.
   С последним  астматическим  выдохом  мотора  он  выбрался  из  машины
высокий, стройный парень в поношенной армейской куртке.
   Его мать была тоже высокой, но чересчур  худой.  Грудь  у  нее  почти
отсутствовала. Глаза ее безучастно уставились куда-то в одну точку,  как
у тяжелобольной. Стального оттенка  волосы  косо  сбились  под  тяжестью
клипс, а платье висело, как на вешалке,  -  она  словно  разом  потеряла
солидную часть веса.
   - Рэй, - проговорила она  заговорщическим  шепотом,  от  которого  он
вздрогнул. - Рэй, послушай... Он мотнул  головой  и  стал  заправлять  в
штаны выбившуюся рубашку.
   Один из  охранников  ел  что-то  из  консервной  банки,  одновременно
разглядывая комикс. Гэррети смотрел на него и, наверно, в десятитысячный
раз думал:
   "Все это на самом деле".
   Теперь впервые эта мысль находила подтверждение.
   -  Еще  есть  время  изменить  решение...  И  возбуждение,  и   страх
подпрыгнули еще на одно деление.
   - Уже нет, - сказал он. - Отсчет начался со вчерашнего дня.
   Тем же заговорщическим шепотом, который он терпеть не мог:
   - Они поймут, я уверена. Майор...
   - Майор... - при этом слове, повторенном им, мать  вздрогнула.  -  Ты
знаешь, что сделает Майор.
   Еще одна машина завершила краткий ритуал у ворот и подъехала к ним.
   Из нее вышел парень  с  темными  волосами.  За  ним  последовали  его
родители, и на какое-то мгновение все трое  застыли  в  напряжении,  как
бейсбольные игроки на поле. У парня, как и у всех остальных, был с собой
легкий рюкзак.
   Гэррети подумал, найдется ли  идиот,  который  отправился  в  путь  с
чем-нибудь другим. - Так ты не хочешь?
   Он почувствовал вину. Рей Гэррети в свои шестнадцать уже знал  коечто
о чувстве вины. Но она, в свою очередь, знала,  что  он  слишком  устал,
слишком  напуган  или  слишком  далек  от  ее  взрослых  страхов,  чтобы
остановиться,  прежде  чем  заработает  громоздкая  безжалостная  махина
государства с ее охранниками в хаки и компьютерными терминалами.
   Он положил руку ей на плечо.
   - Это мое решение, мама. Я... - он оглянулся. Никто не обращал на них
никакого внимания. - Я люблю тебя, но мне придется это сделать, так  или
иначе.
   - Неправда, - всхлипнула она. - Рей, это неправда, если бы твой  отец
был здесь, он бы помешал...
   - Но его же нет? - он спешил остановить ее слезы даже таким  жестоким
способом... Что  если  они  оттащат  ее  прочь?  Он  слышал,  что  такое
случалось.
   От одной мысли об этом его пробрала дрожь. Уже мягче он сказал:
   - Пускай все  идет,  как  идет.  Ладно,  мама?  -  он  заставил  себя
улыбнуться. - Ладно, - ответил он за нее.
   Ее подбородок еще дрожал, но она кивнула.  Просто  было  уже  слишком
поздно, и она тоже это понимала.
   По кронам сосен прошелестел  легкий  ветерок.  Небо  было  безмятежно
голубым. Впереди лежала дорога, и  каменный  столбик  на  ней  обозначал
границу между Америкой и Канадой. Внезапно его  возбуждение  превозмогло
страх, и ему захотелось пойти, захотелось увидеть себя на этой дороге.
   - Вот, я испекла. Ты ведь можешь их взять?  Они  не  тяжелые,  -  она
протянула ему пакетик с печеньем.
   - Спасибо, - он взял пакет и неловко обнял ее, пытаясь этим  объятием
внушить ей то, что она хотела, - что все кончится хорошо... Хотя он  сам
в это не верил. Он поцеловал ее в щеку - ее кожа напоминала старый шелк.
Вдруг ему самому захотелось плакать. Потом он вспомнил усатое, смеющееся
лицо Майора и быстро шагнул назад, засовывая печенье в карман куртки.
   - Счастливо, мама.
   - Счастливого пути, Рэй. Будь хорошим мальчиком.
   Она постояла возле него еще  минуту  -  легкая,  почти  невесомая,  и
весенний ветерок, казалось, мог подхватить ее, как пух одуванчика. Потом
она села в машину и завела мотор. Гэррети остался стоять.  Она  помахала
ему, и теперь он ясно видел на ее глазах  слезы.  Он  помахал  в  ответ,
стараясь выглядеть бодро; но как только машина отъехала  и  скрылась  за
воротами, одиночество и страх снова навалились на него.
   Он повернулся к дороге. Темноволосый парень смотрел, как уезжают  его
родители. На щеке у него розовел шрам. Гэррети поздоровался.
   - Привет, - сказал парень.
   - Я Рэй Гэррети.
   - А я Питер Макфрис.
   - Готов?
   Макфрис пожал плечами:
   - Готов бежать. Это не очень-то хорошо.
   Гэррети со знающим видом кивнул.
   Они вдвоем пошли к пограничному столбу на  дороге.  Сзади  подъезжали
еще машины. Какая-то женщина внезапно начала  кричать.  Ни  Гэррети,  ни
Макфрис не обернулись. Инстинктивно они  сошлись  ближе,  а  перед  ними
лежала дорога, темная и широкая, как река.
   - Днем покрытие  будет  горячим,  -  сказал  Макфрис.  Гэррети  опять
кивнул.
   Макфрис задумчиво посмотрел на него.
   - Ты сколько весишь?
   - Сто шестьдесят.
   - А я сто шестьдесят семь. Говорят, те, кто тяжелее, быстрее  устают,
но я считаю, что я в хорошей форме.
   Гэррети тоже так показалось. Он хотел спросить, кто это  сказал,  что
те, кто тяжелее, устают быстрее, но раздумал. Путь давно оброс легендами
и апокрифами, автора которых было не отыскать.
   Макфрис присел в тени рядом с несколькими  парнями,  после  минутного
колебания  Гэррети  сел  рядом.   Макфрис,   казалось,   забыл   о   его
существовании.
   Гэррети  посмотрел  на  часы  -  пять  минут  девятого.  Старт  через
пятьдесят  пять  минут.  Нетерпение  и  тревога  нарастали,   и,   чтобы
сопротивляться им, он стал вглядываться в своих будущих попутчиков.  Все
они сидели, группами и поодиночке; один забрался на нижнюю ветку сосны и
ел что-то вроде сэндвича с яйцом,  глядя  на  дорогу.  Он  был  тощим  и
светловолосым, в  красных  штанах  и  зеленом  свитере,  протершемся  на
локтях.
   Гэррети подумал: интересно, тощим легче идти или они сдадут  первыми?
Там, где сидели они с Макфрисом, завязался разговор.
   - Я не  собираюсь  спешить,  -  сказал  один  парень.  -  Ну,  получу
предупреждение, что с того? Это только  для  порядка.  Порядок  здесь  -
ключевое слово, запомните это.
   Он оглянулся и заметил Гэррети и Макфриса.
   - О, еще ягнята на бойню! Привет, парни. Меня  зовут  Хэнк  Олсон,  и
ходить - мое хобби, - он сказал это без улыбки.
   Гэррети назвал себя; Макфрис пробормотал  свое  имя  еле  слышно,  не
отрывая глаз от дороги.
   - Я Арт Бейкер, - сказал еще один тихо, с легким южным акцентом.
   Они обменялись  рукопожатиями.  На  минуту  повисло  молчание,  потом
Макфрис сказал:
   - Страшно немного, правда?
   Все кивнули, кроме Хэнка Олсона, который пожал плечами и усмехнулся.
   Гэррети смотрел на парня в  красных  штанах,  который  доел  сэндвич,
скатал бумагу в  шарик  и  неловко  бросил  за  плечо.  "Этот  накроется
раньше", - подумал он, и от этой мысли ему почему-то стало легче.
   - Видите вон то место возле границы? - спросил Олсон.
   Они все взглянули. Ветер играл тенями в разросшейся траве, и  Гэррети
не мог увидеть ничего определенного.
   - Это осталось от прошлогоднего Пути,  -  с  мрачным  удовлетворением
пояснил Олсон. - Один так испугался, что  застыл  там  ровно  в  девять.
Гэррети представил это и похолодел.
   - Не мог двинуться, понимаете? Ему влепили три предупреждения и через
две минуты выписали пропуск. Прямо тут, у старта.
   А что, если его ноги не смогут сдвинуться с места? Гэррети такого  не
предполагал, но заранее не мог быть уверен. Эта мысль сводила с  ума,  и
зачем этот Хэнк рассказывает такие жуткие вещи?
   Внезапно Арт Бейкер резко привстал.
   - Вот он!
   Песочного цвета джип подъехал к пограничному столбу и остановился. За
ним ползла странная гусеничная машина, похожая  на  вездеход,  по  бокам
которого торчали тарелочки радаров. Наверху машины сидели двое солдат, и
Гэррети при виде их почувствовал холод в желудке. В  руках  они  держали
тяжелые армейские карабины.
   Некоторые вскочили, но Гэррети остался сидеть. Так же,  как  Олсон  и
Бейкер, а Макфрис вообще был так погружен в свои мысли,  что,  казалось,
ничего не замечал.
   Из  джипа  вылез  Майор  -  высокий,  загорелый  мужчина  с   военной
выправкой.
   Загар очень подходил к его выгоревшему защитному костюму. На поясе  у
него была кобура, а на лице -  темные  очки.  Ходили  слухи,  что  глаза
Майора не выносят яркого света, и он появляется на людях исключительно в
очках.
   - Сидите, ребята, - сказал он. - Помните пункт 13.
   Этот пункт гласил: "Сохраняй энергию по мере возможности".
   Те, кто успел встать, снова сели. Гэррети опять посмотрел на  часы  и
решил, что они немного спешат. Было 8.16, а Майор никогда не  опаздывал.
Он хотел перевести часы на минуту назад, а потом забыл.
   - Не буду произносить речей, - сказал Майор,  глядя  на  них  черными
пустыми линзами. - Просто поздравляю того из вас, кто победит, и выражаю
сожаление проигравшим.
   Он отвернулся к джипу. Все молчали. Гэррети  глубоко  вдохнул  свежий
весенний воздух. День будет теплым, для ходьбы в самый раз.
   Майор опять повернулся к ним. В руках он держал папку.
   - Когда я назову вашу фамилию, выйдите, пожалуйста, вперед и возьмите
ваш номер. Потом вернитесь на  место  и  стойте,  пока  я  не  дам  знак
начинать. - Вот мы и в армии, - с ухмылкой шепнул Олсон, но  Гэррети  не
обратил внимания. Майором нельзя было не восхищаться. Отец Гэррети, пока
его не забрали люди из Эскадрона,  часто  говорил,  что  Майор  -  самый
гнусный и опасный монстр, какого нация  когда-либо  производила.  Но  он
никогда не видел Майора так, лицом к лицу.
   - Ааронсон.
   Низкорослый  крепыш  деревенского  вида  с  обожженной  солнцем  шеей
неуклюже шагнул вперед, явно сконфуженный присутствием Майора,  и  взялa
большую пластиковую единицу. Он прикрепил ее  к  рубашке  и  получил  от
Майора поощрительный хлопок по спине.
   - Абрахам.
   Высокий рыжий парень  в  джинсах  и  ковбойке.  Куртка  у  него  была
пошкольному обвязана вокруг пояса и хлопала по ногам при каждом шаге.
   Олсон фыркнул.
   - Бейкер Артур.
   - Это я, - Бейкер встал с нарочитой  медлительностью,  что  заставило
Гэррети понервничать. "Тянет время, - подумал он. - Или строит  из  себя
смельчака".
   Бейкер вернулся, прицепляя на ходу номер три к рубашке.
   - Он что-нибудь тебе сказал? - спросил Гэррети.
   - Он спросил, не жарко ли у нас дома. Да... Майор так спросил.
   - Не так жарко, как будет здесь, - хихикнул Олсон.
   - Бейкер Джеймс, - продолжил Майор перекличку.
   Она продолжалась до 8.40 и прошла успешно. Никто не отказался.
   Позади, на стоянке, стали разъезжаться оставшиеся машины -  парни  из
списка запасных уезжали  домой,  чтобы  посмотреть  ДЛИННЫЙ  ПУТЬ  -  по
телевизору. "Началось, - подумал Гэррети, - в самом деле началось".
   Когда пришла его очередь, Майор  протянул  ему  номер  47  и  пожелал
удачи.
   Вблизи от Майора веяло чем-то очень мужским - силой, должно  быть,  и
властью. Гэррети вдруг захотелось потрогать  его  и  убедиться,  что  он
настоящий.
   Питер Макфрис получил номер 61, Хэнк Олсон - 70. Он пробыл  у  Майора
дольше остальных. Майор засмеялся чему-то, что сказал Олсон,  и  хлопнул
его по спине.
   - Я посоветовал ему приберечь побольше денег для  меня,  -  рассказал
он, вернувшись. - А он сказал мне:
   "Давай, попробуй их взять". Сказал, что любит таких остряков.
   "Возьми их, парень", - так он сказал.
   - Ну-ну, - сказал Макфрис, подмигнув Гэррети. Гэррети не мог  понять,
что он имел в виду. Смеялся над Олсоном?
   Тощий парень, который сидел на дереве, оказался Стеббинсом.  Он  взял
свой номер молча, потупив глаза,  и  тут  же  вернулся  на  свое  место.
Почемуто он заинтересовал Гэррети.
   Номер 100 дали здоровенному рыжему парню по фамилии Зак. После  этого
они все сели и стали ждать.
   Потом трое солдат из вездехода принесли им широкие ремни с карманами.
   В карманах лежали тюбики с  высококалорийными  концентратами.  Другие
солдаты раздали фляжки с водой. Все опоясались  ремнями.  Олсон  нацепил
свой на самые бедра, как ковбой, выудил плитку шоколада и захрустел ей.
   - Неплохо, - заметил он, ухмыляясь.
   Он запил шоколад водой из фляжки, и Гэррети спросил себя: то ли Олсон
просто храбрится, то ли он знает о жизни что-то такое, чего не знает он,
Гэррети.
   Майор оглядел их.  Часы  Гэррети  показывали  8.56  -  насколько  они
всетаки спешат? В животе неприятно урчало.
   - Ладно, парни, станьте по десяткам. Не надо строгого порядка.
   Становитесь со своими друзьями, если хотите.
   Гэррети встал, ощущая нереальность  происходящего.  Его  тело  словно
перешло к кому-то другому, и он наблюдал все это со стороны. - Вот мы  и
пошли, - сказал сбоку Макфрис. - Желаю удачи. - И тебе тоже,  -  ответил
удивленный Гэррети.
   Макфрис выглядел бледным и озабоченным. Он попытался улыбнуться и  не
смог. Шрам горел на его лице, как странный восклицательный знак.
   Стеббинс встал и подошел к последней десятке. Олсон, Бейкер,  Макфрис
и Гэррети оказались вместе в третьей. Рот у Гэррети пересох, но он решил
пока не пить. Никогда еще он так не беспокоился о своих ногах. Вдруг  он
застынет на месте и получит свой пропуск прямо на старте? Он  подумал  о
том, когда это  случится  со  Стеббинсом  -  Стеббинсом,  который  носил
красные штаны и ел сэндвич с яйцом.
   Получит ли он пропуск первым? И как это выглядит со стороны?
   На его часах было 8.59.
   Майор  держал  в  руке  сияющий  стальной  хронометр.  Сто   взглядов
внимательно  смотрели,  как  он   медленно   поднимает   руку.   Нависло
неописуемое молчание.
   Часы Гэррети показывали 9.00, но рука оставалась неподвижной.
   Ну, давай же! Почему он медлит?
   Гэррети едва не закричал.
   Потом он  вспомнил,  что  его  часы  на  минуту  спешат.  Нужно  было
перевести их, но он забыл.
   Рука Майора резко упала.
   - Удачи вам всем, - сказал он без выражения. Глаза  его  все  так  же
прятались за темными очками.
   Они пошли, стараясь не спешить.
   Гэррети пошел вместе со всеми. Он не застыл  на  месте,  и  никто  не
застыл. Ноги послушно пронесли его  мимо  пограничного  столба  рядом  с
Макфрисом и Олсоном. Звук шагов казался очень громким.
   Вот так, вот так, вот так.
   Внезапно его охватило острое  желание  остановиться.  Посмотреть,  не
шутка ли все это. Он быстро прогнал эту безумную мысль.
   Они вышли из тени на солнце, теплое весеннее  солнце.  Это  успокоило
Гэррети, и он сунул руки в карманы и  пристроился  к  Макфрису.  Десятки
начали рассыпаться - каждый подбирал собственный ритм и  скорость.  Мимо
протащился вездеход, поднимая пыль. Тарелки радаров деловито  вращались,
фиксируя  скорость  каждого  участка  на   компьютере.   Низший   предел
допустимой скорости был что-то около четырех миль в час.
   - Предупреждение! - Предупреждение 88-му! Гэррети оглянулся. 88-м был
Стеббинс. Конечно, он был уверен, что Стеббинсу  выпишут  пропуск  прямо
здесь, у старта.
   - Чудесно, - голос Олсона.
   - Что? - Гэррети пришлось совершить усилие, чтобы пошевелить  языком.
- Он получил предупреждение, когда еще не устал и может подумать о  том,
как себя вести. И он может легко избавиться от этого -  пройди  час  без
предупреждения, и с тебя снимут предыдущее. Ты знаешь.
   - Знаю, - сказал Гэррети. Это  было  в  правилах.  Ты  получаешь  три
предупреждения, а на четвертый раз,  когда  твоя  скорость  упадет  ниже
четырех миль в час, тебя... Ну, ты сходишь с дистанции. Но если ты после
трех предупреждений проходишь три часа, то можешь  считать  себя  заново
родившимся.
   - И он знает, - сказал Олсон. -  Так  что  ровно  в  10.20  он  будет
оправдан.
   Гэррети чувствовал себя прекрасно. Пограничный столб исчез  из  виду,
когда они перевалили холм и начали спуск  в  длинную,  поросшую  соснами
долину. Там и тут виднелись аккуратные поля со свежевскопанной землей.
   - Картошка, что ли? - спросил Макфрис.
   - Лучшая в мире, - автоматически ответил Гэррети.
   - Ты из Мэна? - поинтересовался Бейкер.
   - Да, только с побережья.
   Он посмотрел вперед. Несколько участников  оторвались  от  остальных,
делая около шести миль в час. На двоих были одинаковые кожаные куртки  с
чем-то вроде орла на спине. Гэррети захотелось догнать их, но он  твердо
по мнил: спешить не надо. "Сохраняй энергию по мере возможности" - пункт
13.
   - И дорога проходит рядом с твоим городом? - спросил Макфрис.
   - В семи милях. Я думаю, моя мать и подружка выйдут меня встретить, -
он прервался и добавил, - если, конечно, я еще буду идти.
   - Ну, к побережью где-то двадцать пять из нас уже  сойдут,  -  бросил
Олсон со своим обычным видом знатока.
   Наступило молчание. Все знали,  что  в  этом  Олсон  прав.  Еще  двое
участников получили предупреждение, и чтобы там ни говорил Олсон, сердце
Гэррети каждый раз екало. Он оглянулся на  Стеббинса  -  тот  попрежнему
плелся позади, доедая очередной сэндвич с  яйцом.  Это  был  уже  третий
сэндвич, извлеченный им из кармана зеленого свитера. Гэррети  подумал  о
том, кто их дал ему - должно быть, мать, - и вспомнил о печенье, которое
дала ему его мать, настойчиво, словно пытаясь  отпугнуть  от  него  злых
духов. - Почему они не пускают людей  посмотреть  на  старт?  -  спросил
Гэррети. - Чтобы не  отвлекать  внимания  участников,  -  сказал  чей-то
голос.
   Гэррети повернул голову. Это был невысокого роста темноволосый парень
с номером пять на куртке. Гэррети не помнил его фамилии.
   - Внимание?
   - Ну да. Майор говорил, что для участников Длинного пути очень  важно
сконцентрироваться с самого начала, - он почесал свой острый нос большим
пальцем. На носу багровел солидных размеров прыщ. - И я с ним  согласен.
Люди,  телевидение  -   все   это   очень   отвлекает.   А   нам   нужно
сосредоточиться, - он посмотрел на Гэррети маленькими карими глазками  и
повторил. - Сосредоточиться!
   - Все, на чем я сосредоточен -  это  поднимать  и  опускать  ноги,  -
заметил Олсон. Номер пять поморщился.
   - Так не пойдет. Нужно сосредоточиться на себе, на своем плане.
   Кстати, я Гэри Баркович из Вашингтона, округ Колумбия.
   - А я - Джон Картер из Барсума, Марс, - сказал Олсон.
   Баркович недовольно скривился и отстал.
   - Да, в любых часах сидит своя кукушка, - заметил Олсон,  но  Гэррети
этот Баркович показался не таким уж глупым - во всяком случае, пока один
из солдат не крикнул пять минут спустя: "Предупреждение!  Предупреждение
пятому!"
   - Мне попал камень в ботинок! - крикнул в ответ Баркович.
   Солдат не ответил. Он спрыгнул с вездехода и остановился  на  обочине
напротив Барковича, глядя на такой же стальной хронометр, как у Майора.
   Баркович совсем остановился, сдернул с ноги ботинок и потряс его. Его
смуглое лицо блестело от пота, и он не обратил  внимания,  когда  солдат
сделал ему второе предупреждение. Он заботливо подтягивал носок.
   - Ого, - сказал Олсон. Они все разом обернулись и  шли  теперь  задом
наперед, следя за развитием событий.
   Стеббинс прошел мимо Барковича, не взглянув на него. Теперь  Баркович
остался один посреди дороги. Он уже надевал ботинок.
   - Третье предупреждение пятому! Последнее предупреждение.
   Что-то зашевелилось в желудке Гэррети, как комок липкой слизи. Он  не
хотел  смотреть  и  знал,  что  ходьба  задом  наперед  не  способствует
сбережению энергии, но не мог ничего поделать. Он физически ощущал,  как
последние секунды Барковича падают куда-то в пустоту.
   - О Господи, - сказал  Олсон.  -  Сейчас  этот  болван  получит  свой
отпуск.
   Но тут Баркович пошел. Он  задержался  на  секунду,  чтобы  отряхнуть
грязь с коленей, и  скоро  догнал  впереди  идущих.  Обогнав  Стеббинса,
который попрежнему не глядел  на  него,  он  приблизился  к  Олсону.  Он
ухмыльнулся, карие глаза блестели.
   - Видел? Я сумел отдохнуть. Это входит в мой план.
   - Можешь так думать, - ответил Олсон чуть громче,  чем  обычно.  -  Я
вижу только то, что ты получил три предупреждения.  За  паршивую  минуту
тебе придется идти три гребаных часа. И зачем тебе отдых? Мы  же  только
начали.
   Баркович сверкнул глазами.
   - Еще посмотрим, кто раньше получит пропуск, ты или я,  -  огрызнулся
он. - Это тоже мой план.
   - Твой план что-то очень похож на то, что выходит из моей задницы,  -
заметил Олсон, и Бейкер прыснул. Баркович фыркнул и ушел вперед.
   - Смотри не споткнись, парень, - бросил ему вслед Олсон. - Больше они
не станут с тобой разговаривать.
   Баркович шел, не оглядываясь.
   В 9.13 по часам Гэррети (он так и не  перевел  их  на  минуту  назад)
сзади появился джип Майора. Подъехав к ним, Майор высунулся из машины  и
поднес ко рту громкоговоритель.
   - Рад сообщить ребята, что вы одолели первую  милю  пути.  Напоминаю,
что самой длинной дистанцией, которую  участники  когда-либо  одолели  в
полном составе, было семь и три четверти мили. Надеюсь, что вы  улучшите
этот результат.
   Джип уехал вперед. Олсон смотрел ему  вслед  неподвижным,  испуганным
взглядом. "Даже до восьми миль не дотянули", - подумал Гэррети. Он думал
раньше, что никто, даже Стеббинс, не получит пропуск по крайней мере  до
конца дня. Тот же Баркович - ему ведь нужно было  всего  лишь  идти  три
часа, не снижая скорости.
   - Рэй! - это был Арт Бейкер. Он снял  куртку  и  перекинул  ее  через
руку.
   - А почему ты решил участвовать в Длинном пути?
   Гэррети достал фляжку и отхлебнул глоток воды. Она  была  холодная  и
вкусная. На губах остались капли, и он слизнул их.
   - Сам не знаю, - честно признался он.
   - Я тоже, - Бейкер на миг задумался. - Может, тебя  обижали  в  школе
или еще где-нибудь?
   - Нет.
   - Меня тоже. Но сейчас это, наверное, не имеет значения.
   - Наверное, - согласился Гэррети.
   Разговор заглох сам собой. Они  миновали  деревеньку  с  магазином  и
бензоколонкой. У бензоколонки сидели на садовых стульях  два  старика  и
глядели на них стариковскими  ящеричьими  глазами.  Молодая  женщина  на
ступеньках магазина подняла своего маленького сына, чтобы он мог  видеть
их.
   Рядом стояли двое ребят постарше, кто-то заговорил  о  том,  с  какой
скоростью они идут. Один утверждал, что семь миль в час,  другой  -  что
десять. Кто-то авторитетно заметил, что парень впереди получил  уже  три
порции.
   Гэррети подумал, что будь это правдой, он бы уже не был впереди.
   Олсон доел плитку шоколада, начатую на старте, и запил ее водой.
   Другие тоже ели, но Гэррети решил подождать,  пока  не  проголодается
понастоящему. Он слышал,  что  эти  концентраты  хорошо  утоляют  голод,
когдато их ели космонавты.
   Вскоре после десяти они миновали указатель "Лайм-стоун 10 мл".
   Гэррети вспомнил единственный ДЛИННЫЙ ПУТЬ -, который он видел вместе
с отцом.  Тогда  они  поехали  во  Фрипорт  и  смотрели,  как  участники
проходили по улице - усталые, с пустыми глазами, не обращая внимания  на
приветствия и аплодисменты, которыми их награждала  толпа.  Отец  сказал
потом, что люди стояли вдоль дороги до самого Бангора. Выше дорога  была
окружена   кордоном   -   должно    быть,    чтобы    участники    могли
сконцентрироваться, как говорил Баркович. Но с тех пор, похоже,  интерес
к Длинному пути немного упал.
   К тому времени, когда участники достигли Фрипорта, они  находились  в
дороге уже 72 часа. Гэррети было десять лет, но он  хорошо  помнил  все.
Когда участники были еще в шести милях  от  города,  Майор  обратился  к
собравшимся с речью - начал с Духа Состязания, продолжил Патриотизмом  и
закончил  какимто  Валовым   Национальным   Продуктом.   Гэррети   тогда
рассмеялся - слово "валовый"  показалось  ему  чем-то  противным,  вроде
тараканов. Он съел шесть хотдогов и к моменту встречи участников намочил
штаны.
   Один из них кричал - это было самое яркое воспоминание.  Каждый  раз,
поднимая и опуская ноги, он кричал: "Не могу! Не могу!  Не  могу-у-у!!!"
Но он все равно шел,  и  все  они  шли,  и  скоро  скрылись  за  зданием
универмага.
   Гэррети был слегка разочарован тем, что никому  из  них  не  выписали
пропуск.
   Больше они не видели Длинного пути.  В  тот  же  вечер,  перед  сном,
Гэррети слышал, как его отец кричит  на  кого-то  по  телефону,  как  он
всегда делал, когда был пьян или говорил  о  политике,  а  мать  шепотом
уговаривала его замолчать и не  губить  себя,  пока  кто-нибудь  его  не
подслушал.
   Гэррети отпил еще воды. Они прошли  еще  дома,  возле  которых  целые
семьи махали им, улыбаясь и попивая кока-колу.
   - Гэррети, - позвал Макфрис. - Ты погляди!
   Симпатичная девушка лет шестнадцати в белой блузке и  красных  шортах
держала плакат: "Гэррети, номер 47,  давай  -  давай!  Ты  из  Мэна,  не
забывай!
   Мы любим тебя, Рэй!"
   Сердце Гэррети забилось сильнее. Внезапно он понял,  что  выиграет  -
незнакомая девушка обещала ему это.
   Олсон свистнул и принялся совать свой  потный  указательный  палец  в
кулак. "Грязная шутка", - подумал Гэррети.
   Черт с ним, с пунктом 13! Гэррети подбежал к обочине, девушка увидела
его номер, кинулась  к  нему  и  поцеловала  в  губы.  Внезапно  Гэррети
почувствовал возбуждение. Девушка впилась в  него,  осторожно  облизывая
его рот. С трудом сознавая, что делает, он обхватил ее круглую  попку  и
притянул к себе.
   - Предупреждение! Предупреждение 47-му!
   Гэррети шагнул назад и усмехнулся.
   - Спасибо.
   - О...О, извини! - она, расширив глаза, смотрела на  него.  Он  хотел
сказать  еще  что-нибудь,  но  солдат  уже  открывал  рот  для   второго
предупреждения.  Он  потрусил  на  свое  место,  чувствуя  себя  немного
виноватым перед пунктом 13.
   Олсон ухмыльнулся ему.
   - За такое не жалко получить и три предупреждения.
   Гэррети не ответил,  но  повернулся  и  помахал  девушке.  Когда  она
скрылась из виду,  он  пошел  вперед  решительно  и  твердо.  Через  час
предупреждение снимут, а новых он не получит. Он чувствовал в себе  силы
идти хоть до самой Флориды.
   - Рэй! - это был Макфрис. - Куда ты так спешишь? Да, правда. Пункт 6:
   "Не торопись".
   - Спасибо.
   - Не благодари. Победу  я  тебе  не  уступлю.  Гэррети  в  недоумении
посмотрел на него.
   - Я к тому,  что  нечего  разыгрывать  из  себя  мушкетеров.  Ты  мне
нравишься, и я рад, что к тебе липнут хорошенькие девчонки, но  если  ты
упадешь, поднимать я тебя не стану.
   - Да, - он улыбнулся в ответ, но улыбка вышла кривой.
   - И в то же время, - вмешался Бейкер. - Мы все в одинаковом положении
и можем хотя бы не портить друг другу настроение.
   - Верно, -  сказал  Макфрис,  улыбаясь.  Они  начали  подниматься  на
очередной холм. Гэррети снял  куртку  и  перекинул  ее  через  плечо.  У
обочины лежал старый свитер - кто-то решил позаботиться о  них.  Гэррети
авто матически поднимал и опускал  ноги.  Он  все  еще  чувствовал  себя
хорошо. Он чувствовал, себя сильным.

Глава 2

   "Теперь у вас есть деньги, Элен, можете взять их себе. Если, конечно,
не захотите отдать их за то, что спрятано за занавеской".
   Монти Холл

   - Я Гаркнесс, номер 49. А ты Гэррети, номер 47, правильно?
   Гэррети посмотрел на очкастого парня, стриженного под ежик.
   Лицо Гаркнесса было красным и блестело от пота.
   - Правильно.
   Гаркнесс достал блокнот и записал фамилию и номер Гэррети.
   Подчерк сильно прыгал,  поскольку  приходилось  писать  на  ходу.  Он
налетел на  парня  по  имени  Колли  Паркер,  который  посоветовал,  ему
глядеть, на какой хер он суется. Гэррети с трудом подавил улыбку.
   - Я всех записываю, - похвастался Гаркнесс. Утреннее солнце  блестело
на его очках, и Гэррети пришлось сощуриться, чтобы разглядеть его лицо.
   Было 10.30, до Лаймстоуна оставалось 8 миль, и  всего  через  полторы
мили они перекроют рекордную  дистанцию,  пройденную  всеми  участниками
Длинного пути. - Вам, наверное, интересно, зачем я это делаю? -  спросил
Гаркнесс.
   - Ты из Эскадрона, - бросил через плечо Олсон.
   - Нет. Я хочу написать книгу, когда все это закончится.
   Гэррети улыбнулся.
   - Если ты выживешь, хочешь сказать.
   Гаркнесс пожал плечами.
   - Ну да. Только подумайте:  книга  о  Длинном  пути,  написанная  его
участником! Она сразу сделает меня богачом.
   Макфрис засмеялся.
   - Если ты выиграешь, ты станешь богачом без всякой  книги,  разве  не
так?
   - Ну... Наверное. Но все равно это будет интересная книга.
   Они шли дальше, и Гаркнесс продолжал записывать имена и номера.
   Большинство охотно говорили ему и  расспрашивали  о  будущей  великой
книге.
   Они прошли уже шесть миль. Скоро рекорд будет побит. Гэррети  подумал
о том, почему им так хочется побить этот рекорд, и решил,  что  потом...
Тогда и начнется настоящее соревнование. Разнесся  слух,  что  ожидается
дождь, - похоже у кого-то был  транзистор.  Эта  новость  не  порадовала
Гэррети - дожди в начале мая не из теплых, во всяком случае в Мэне.
   Они шли.
   Макфрис ступал  твердо,  подняв  голову  и  стараясь  не  размахивать
руками.
   Если рюкзак  и  мешал  ему,  он  не  подавал  виду.  Глаза  его  были
устремлены вперед, а когда  им  встречались  люди,  он  улыбался  своими
тонкими губами и махал им. Он не  выказывал  признаков  усталости  и  не
получил пока ни одного предупреждения.
   Бейкер шел отдельно от других, скользящей походкой опытного ходока.
   Он  рассеянно  помахивал  курткой  и  иногда   начинал   насвистывать
какуюнибудь мелодию. Гэррети казалось, что  он  может  идти  так  вечно.
Олсон больше не болтал. Похоже,  он  с  трудом  сгибал  ногу  -  Гэррети
несколько раз слышал, как щелкала коленная чашечка. Олсон явно устал,  и
фляжка его почти опустела.
   Скоро ему нужно будет помочиться.
   Баркович то появлялся в авангарде, то вдруг оказывался сзади, рядом с
Стеббинсом. Он лишился одного из своих трех предупреждений,  но  получил
его  снова  через  пять  минут.  Гэррети   решил,   что   ему   нравится
балансировать на грани.
   Стеббинс продолжал плестись позади всех. Он ни с кем не  разговаривал
- то ли устал, то ли просто не хотел. Гэррети все еще казалось,  что  он
выйдет из игры первым. Стеббинс стянул свой зеленый свитер  и  дожевывал
еще один сэндвич с яйцом  -  по  всей  видимости,  последний.  Лицо  его
напоминало маску. Они шли.
   Дорогу  пересекала  еще  одна  дорога,  и   полицейские   перекрывали
движение, пока они проходили.  Каждому  участнику  полицейские  отдавали
честь, а Гэррети улыбался и кивал в ответ, и думал, что со  стороны  они
кажутся сумасшедшими.
   Машины загудели, и тут на дорогу выбежала женщина. Она  выскочила  из
машины, где, очевидно, поджидала своего сына.
   - Перси! Перси!
   Это был 31. Он залился краской, махнул ей, и пошел дальше - торопливо
опустив  голову.  Женщина  пыталась  подбежать  к  нему,  но   один   из
полицейских поймал ее за руку. Потом дорога  сделала  поворот,  и  сцена
пропала из виду. Они прошли по деревянному мосту через маленький, лениво
журчащий ручеек.  Гэррети  поглядел  вниз  и  успел  разглядеть  в  воде
искаженное отражение собственного лица.
   Он миновали указатель "Лаймстоун 7 мл." и развевающийся транспарант с
надписью  "Лаймстоун  рад  приветствовать  участников  Длинного   пути".
Гэррети подсчитал, что меньше чем через милю они  побьют  рекорд.  Потом
начались неприятности с парнем по фамилии Кэрли, номер 7.
   Он  натер  мозоли  и  уже  получил  первое  предупреждение.   Гэррети
поравнялся с Олсоном и Макфрисом.
   - Где он? - спросил он.
   Олсон ткнул пальцем в худого парнишку в джинсах. На его  узком  лице,
на  котором  он  безуспешно  пытался  отрастить  бакенбарды,  отражалось
ужасное напряжение, и он смотрел на свою правую ногу.
   - Предупреждение! Предупреждение 7-му!
   Кэрли поспешил вперед, пыхтя не то от страха, не то от удивления.
   Гэррети не замечал вокруг ничего - теперь он смотрел только на Кэрли,
на его борьбу со смертью. Он сознавал, что через час или через день  это
будет и его борьба.
   Он никогда не видел более  завораживающего  зрелища.  Кэрли  медленно
терял скорость, и другие получили  несколько  предупреждений  прежде,  о
том, что нужно спешить вперед. Это значило, что Кэрли  близок  к  своему
концу.
   - Предупреждение! Третье предупреждение 7-му!
   - У меня мозоли! - хрипло крикнул в ответ Кэрли.  -  Вы  бы  тоже  не
смогли идти, если бы натерли мозоль!
   Он был рядом с Гэррети. Гэррети видел, как его кадык двигался вверх и
вниз, когда он кричал.  Паника  исходила  от  него  волнами,  как  запах
свежеразрезанного лимона.
   Тем не менее он продолжал идти. Гэррети почувствовал разочарование.
   Конечно, это  нехорошо  и  неспортивно,  но  он  хотел  увидеть,  как
ктонибудь получит пропуск раньше него.
   На часах было пять минут двенадцатого. Гэррети предположил,  что  они
уже побили рекорд, если шли  со  скоростью  четыре  мили  в  час.  Скоро
Лаймстоун. Он видел, как Олсон растирает одно колено, потом  другое.  Он
пощупал собственное колено и удивился тому, насколько  оно  онемело,  но
ноги у него еще не болели.
   Они миновали грязный поселок, у  выезда  с  которого  стоял  молочный
фургон. Молочник, сидящий на капоте, жизнерадостно помахал им.
   - Давай, ребята!
   Гэррети внезапно  охватила  злость.  Ему  захотелось  крикнуть:  "Эй,
почему бы тебе не поднять свою жирную задницу и не пройтись с нами?"  Но
молочнику было больше восемнадцати; точнее, ему было за тридцать. Он был
старый. -  Эй,  держи  пять!  -  крикнул  Олсон,  проходя  мимо.  Кто-то
рассмеялся. Фургон скрылся из виду. Появились новые  проселки,  новые  и
новые полицейские и толпы людей.  Кто-то  разбрасывал  конфеты.  Гэррети
почувствовал прилив сил. Это приветствовали его - ведь он из Мэна!
   Внезапно Кэрли закричал. Гэррети оглянулся -  Кэрли  шел  согнувшись,
обхватив ногу руками. Он шел все медленнее.
   И все затем произошло так же медленно, будто примеряясь к его шагу.
   Солдаты  на  броне  вездехода  медленно   подняли   карабины.   Толпа
выдохнула, словно не знала, что сейчас произойдет, и участники  Длинного
пути тоже выдохнули, и Гэррети с ними, но, конечно, он знал, и  они  все
знали. Все просто - Кэрли предстояло получить пропуск.
   Щелкнули затворы. Все  отшатнулись,  и  Кэрли  остался  один  посреди
омытой солнцем дороги.
   - Это нечестно! - закричал он. - Нечестно!
   Идущие вошли в тень деревьев. Некоторые  из  них  оглянулись,  другие
продолжали смотреть вперед. Гэррети оглянулся. Он не  мог  не  смотреть.
Толпа зрителей хранила молчание, словно ее просто отключили.
   - Это не... Четыре карабина разом выстрелили. Звук был очень громкий.
Он долетел до окружающих холмов и отразился от них.
   Стриженная голова Кэрли исчезла в  вихре  крови,  мозгов  и  осколков
черепа. То, что от него осталось, шлепнулось на белую линию, как мешок с
мукой.
   "Еще 99, - подумал Гэррети, - 99 бутылок пива на полке, и если  одной
из них суждено упасть... О Господи, Господи..."
   Стеббинс прошел мимо трупа.  Одной  ногой  он  наступил  в  кровь,  и
следующий его шаг оставил кровавый след, как  фотография  в  детективном
журнале. Стеббинс даже не посмотрел на то, что осталось от Кэрли, и лицо
его не изменилось. "Стеббинс, ублюдок, - подумал Гэррети, -  это  должен
был быть ты, ты это знаешь?" Потом он отвернулся: он не хотел, чтобы его
вырвало.
   Женщина, стоявшая у автобуса "фольксваген", закрыла лицо руками;  она
всхлипывала, и Гэррети вдруг  обнаружил,  что  видит  сквозь  платье  ее
панталоны. Голубые. Как ни странно, он опять почувствовал возбуждение.
   Лысый толстяк испуганно смотрел на Кэрли и чесал бородавку  за  левым
ухом.
   Он все еще смотрел и чесал бородавку, когда Гэррети  потерял  его  из
виду. Они шли. Гэррети  опять  оказался  рядом  с  Олсоном,  Бейкером  и
Макфрисом.
   Все  они  теперь  глядели  прямо  перед  собой,  стараясь   сохранить
спокойное  выражение  лица.  Эхо  выстрелов,  казалось,  еще  висело   в
неподвижном воздухе.
   Гэррети  думал  о  кровавом  следе,  оставленном   теннисной   туфлей
Стеббинса. Он думал, оставлял ли Стеббинс еще такие следы, потом обругал
себя, но не мог удержаться от этих  мыслей.  Он  думал,  было  ли  Кэрли
больно. Думал, чувствовал Кэрли, как его тело распадается, или он просто
был в одну секунду жив, а в следующую уже мертв. Конечно, думать об этом
было страшно. Особенно было страшно сознавать, что без него, как  и  без
Кэрли, мир будет все также кружиться в пустоте, равнодушный и ничего  не
знающий.
   Разнесся слух, что к моменту гибели Кэрли они прошли уже девять миль,
и что Майор очень этим доволен. Но кто мог  знать,  чем  на  самом  деле
доволен Майор?
   Гэррети быстро оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на тело Кэрли,  но
они уже зашли за поворот.
   - Что у тебя в рюкзаке? - неожиданно спросил Бейкер  у  Макфриса.  Он
старался говорить обычно, но  голос  его  был  неестественно  высоким  и
какимто деревянным.
   - Чистая рубашка, - ответил Макфрис. - И сырой гамбургер.
   - Сырой гамбургер, - Олсон скривился.
   - В нем очень много энергии.
   - Ты с ума сошел. Ты же все выблюешь.
   Макфрис только улыбнулся.
   Гэррети самому захотелось сырого гамбургера. Это лучше, чем шоколад и
концентраты. Он вспомнил о своем печенье, но после Кэрли ему не  оченьто
хотелось есть. Как еще после этого он мог  думать  о  своем  гамбургере?
Зрители, похоже, знали уже, что  один  из  участников  получил  пропуск,
иначе с  чего  бы  они  стали  аплодировать  еще  сильнее?  Аплодисменты
трещали,  как  попкорн.  Гэррети  подумал  о  том,   каково   это   быть
застреленным перед целой толпой народа, - потом решил об этом не думать.
   Стрелки его часов застыли на полудне. Они прошли по ржавому железному
мосту через пересохший ручеек, и их встретил транспарант: "Вы входите  в
город Лаймстоун. Привет  участникам  Длинного  пути!"  Кое-кто  закричал
"Ура", но Гэррети берег дыхание.
   Дорога расширилась,  и  участники  привольно  расположились  на  ней,
поодиночке и группами. Кэрли остался уже  почти  в  трех  милях  позади.
Гэррети достал печенье и некоторое время смотрел на обертку из фольги.
   Внезапно ему захотелось домой,  потом  он  подавил  это  чувство.  Он
увидит мать и Джен во  Фрипорте.  Съев  печенье,  он  почувствовал  себя
лучше.
   - Знаешь, о чем я думаю? - спросил Макфрис. Гэррети покачал головой.
   Он отпил из фляжки и помахал  пожилой  паре,  стоявшей  у  обочины  с
плакатом "ГЭРРЕТИ".
   - Я не знаю, что будет, если я вдруг выиграю, - признался Макфрис.
   - Мне ничего особенно не нужно. Я имею в виду,  у  меня  нет  больной
матери или отца-инвалида.  Нет  даже  маленького  брата,  умирающего  от
лейкемии, - он засмеялся.
   - Но у тебя есть какая-то цель?
   - У меня цель выиграть. Но вся эта штука в целом - она бесцельна.
   - Ты сейчас не можешь так говорить. Если бы все уже кончилось...
   - Да, я знаю. Все еще продолжается, но...
   - Смотри! - крикнул идущий впереди парень по фамилии  Пирсон.  -  Что
делается!
   Они наконец вошли в город.  Вдоль  улиц  возвышались  нарядные  дома,
окруженные зелеными лужайками, и на этих лужайках собрались толпы людей.
   Почти все они сидели, как показалось Гэррети, на садовых стульях  или
прямо на траве, смеясь и маша руками. Его охватили зависть и гнев.
   "Поднимите свои задницы, сволочи!  Будь  я  проклят,  если  помашу  в
ответ!
   Пункт 13: сохраняй энергию".
   Но потом он решил не думать. Люди могут подумать, что он устал. Он же
все-таки из Мэна!  Он  решил  махать  всем,  кто  держит  плакат  с  его
фамилией, и всем хорошеньким девушкам.
   Улицы  и  перекрестки  медленно  проплывали  мимо.  Сикомор-стрит   и
Кларкавеню, Иксченч-стрит и Джунипер-лэйн. Они прошли магазин, в витрине
которого  были  выставлены  портреты   Майора   -   рядом   с   рекламой
"Наррагансет". Народу было много,  но  не  слишком.  Гэррети  знал,  что
настоящие толпы начнутся ближе к побережью, но был слегка разочарован. А
бедный старый Кэрли не увидел даже этого.
   Внезапно откуда-то вынырнул джип Майора.
   Разразилась буря аплодисментов. Майор, улыбаясь, кивал и махал  рукой
толпе и участникам. Потом он поднес к губам громкоговоритель:
   - Я горжусь вами, ребята!
   Кто-то за спиной Гэррети отчетливо произнес:
   - Чертово дерьмо.
   Гэррети оглянулся, но сзади него было лишь  четверо  парней,  во  все
глаза глядевших на Майора (один  вдруг  заметил,  что  отдает  честь,  и
быстро убрал руку), и Стеббинс. Стеббинс,  казалось,  вовсе  не  заметил
Майора.
   Джип рванулся вперед и  скрылся  из  виду.  Они  прошли  Лаймстоун  в
половина первого.
   Это оказался типичный провинциальный городишко:  "деловой  центр"  из
двух улиц,  "Макдональдс",  "Пицце-Хат"  и  "Бургер-Кинг".  Вот  и  весь
Лаймстоун.
   - Не очень-то он большой, - заметил Бейкер.
   - Зато здесь хорошо жить, - слегка обиженно отозвался Гэррети.
   - Упаси Бог от такой жизни, - сказал Макфрис, но с улыбкой.
   К часу Лаймстоун стал уже историей. Какой-то мальчик шел с ними почти
милю, потом сел и долго смотрел им вслед.
   Местность стала холмистой. Гэррети впервые с начала пути понастоящему
вспотел. Рубашка прилипла к спине. Где-то  впереди  собирались  грозовые
облака, но они были еще далеко.
   - А какой следующий город, Гэррети? - спросил Макфрис.
   - Карибу, я думаю, - на самом деле он думал о Стеббинсе.
   Стеббинс засел в его голове, как заноза. Часы показывали 13.30, и они
прошли уже восемнадцать миль.
   - И далеко это?
   Гэррети подумал, сколько  участники  когда-либо  проходили  только  с
одним выбывшим. Восемнадцать миль казались ему  достаточно  внушительной
цифрой.
   Этим можно было гордиться. "Я прошел восемнадцать миль".
   - Я спрашиваю...
   - Миль тридцать отсюда.
   - Тридцать, - повторил Пирсон. - О Боже!
   - Этот город больше, чем Лаймстоун, - сказал Гэррети.  Он  как  будто
оправдывался, неизвестно почему. Может, потому, что многие из них  умрут
здесь. Может, все.  Только  шесть  Длинных  путей  в  истории  пересекли
границу Нью-Хэмпшира, и лишь один добрался до  Массачусетса...  Эксперты
считали, что это рекорд из разряда невероятных, который никогда не будет
превзойден. Может, и он здесь умрет. Но для него это  родная  земля.  Он
представлял, как Майор скажет: "Он умер на родной земле".
   Он отпил из фляжки и обнаружил, что она пуста.
   - Фляжку! - крикнул он. - Фляжку 47-му!
   Один из солдат спрыгнул с  вездехода  и  дал  ему  фляжку.  Когда  он
повернулся, Гэррети дотронулся до карабина на его спине. Он  сделал  это
почти бессознательно, но Макфрис заметил.
   - Зачем ты это сделал?
   Гэррети сконфуженно улыбнулся.
   - Не знаю. Может, это - как постучать по дереву.
   - Ты прелесть, Рэй, - и Макфрис ускорил шаг, оставив Гэррети одного и
еще более сконфуженного.
   Номер 93 - Гэррети не знал его фамилии, - прошел мимо. Он смотрел под
ноги, и его губы беззвучно шевелились в такт шагам.
   - Привет, - сказал  Гэррети.  93-й  осклабился.  В  глазах  его  была
пустота, как у Кэрли. Он устал, и знал  это,  и  боялся.  Гэррети  вдруг
почувствовал, как у него сжался желудок. Их тени  удлинились.  Было  без
четверти два. С девяти, казалось, прошла целая вечность.
   Около двух Гэррети получил наглядный урок  психологии  слухов.  Ктото
обронил слово, и оно пошло гулять, обрастая подробностями. Скоро  пойдет
дождь. Парень с транзистором сказал, что скоро польет, как из  ведра.  И
так далее, причем чем хуже слух, тем  больше  шансов,  что  он  окажется
правдой. Так случилось и на этот раз. Прошел слух, что Эвинг,  номер  9,
натер  мозоли  и  получил  уже  два  предупреждения,   многие   получили
предупреждения, но для Эвинга это - по слухам - было плохо.  Он  передал
новость Бейкеру.
   - Это черный? - спросил Бейкер. - Такой черный, что аж синий?
   Гэррети не знал, черный Эвинг или нет.
   - Да, черный, - подтвердил Пирсон и  показал  им  Эвинга.  Гэррети  с
ужасом увидел на ногах Эвинга спортивные туфли.
   Правило три: никогда,  повторяем,  никогда  не  надевайте  спортивные
туфли на Длинном пути.
   - Он приехал с нами, - сказал Бейкер. - Он из Техаса.
   Бейкер подошел к Эвингу и некоторое время говорил  с  ним.  Потом  он
замедлил шаг, рискнув получить предупреждение.
   - Он натер мозоли еще две мили назад. А в Лаймстоуне они полопались.
   Сейчас его ноги все в гное.
   Они слушали молча. Гэррети опять подумал о Стеббинсе и его  теннисных
туфлях. Может, он тоже натер ноги?
   - Предупреждение! Последнее предупреждение 9-му!
   Солдаты теперь внимательно следили за Эвингом, участники тоже.
   Белая рубашка, особенно выделяющаяся на фоне его черной  кожи,  стала
на спине серой от пота. Гэррети видел, как перекатывались  мускулы.  Эти
мускулы и вся тренировка бессильны против мозолей.  О  чем  этот  болван
думал, когда надевал спортивные туфли?
   К ним подошел Баркович. Он тоже смотрел на Эвинга.
   - Мозоли? - он произнес это так,  будто  говорил,  что  Эвинг  -  сын
шлюхи.
   - Чего еще ожидать от тупого ниггера!
   - Заткнись, - тихо сказал Бейкер, - или сейчас получишь.
   - Это против правил, - хитро  усмехнулся  Баркович.  -  Запомни  это,
парень, - но он отошел, унося с собой облако яда.
   После двух наступила половина  третьего.  Они  поднялись  на  длинный
холм, и с него Гэррети разглядел вдали грузные  голубые  горы.  Тучи  на
западе сгустились, подул резкий ветер, от которого высох пот и  по  коже
побежали мурашки.
   Несколько мужчин, собравшихся на дороге вокруг старого пикапа, бешено
махали им. Все они были пьяны. Им махали в ответ - даже  Эвинг.  Гэррети
отвинтил колпачок  тюбика  с  концентратом  и  попробовал.  Чтото  вроде
ветчины. Он вспомнил о гамбургере  Макфриса.  Потом  подумал  о  большом
шоколадном торте с вишенкой наверху. Потом - об оладьях. И  ему  страшно
захотелось холодных оладьев с яблочным повидлом. Их всегда  давала  мать
им с отцом, когда они ездили в ноябре на охоту.
   Эвинг получил пропуск десять минут спустя.
   Он затесался перед этим в группу участников - должно быть, думал, что
они защитят его, когда он  в  последний  раз  сбавил  скорость.  Солдаты
сделали свое дело на совесть. Они оттащили Эвинга на обочину, и один  из
них в упор  застрелил  его.  Эвинг  упал,  одна  нога  его  конвульсивно
дергалась.
   - А кровь у него такого же цвета, - сказал  внезапно  Макфрис,  очень
громко в наступившей тишине. В горле у него что-то  перекатывалось.  Уже
второй. Интересно, что они делают с трупами?
   "Слишком много вопросов?" - закричал он на себя.
   И понял, что устал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВДОЛЬ ПО ДОРОГЕ  
Глава 3

   "У вас тридцать секунд, и помните, пожалуйста, что ваш  ответ  должен
быть в форме вопроса".
   Арт Флеминг

   В три часа первые капли дождя, большие и темные, упали на дорогу.
   Небо вверху потемнело, стало чужим и завораживающим. Где-то хлопнул в
ладоши гром. Потом впереди врезалась в землю голубая вилка молнии.
   Гэррети надел куртку вскоре после того, как Эвингу выписали  пропуск,
а теперь он застегнул ее и поднял воротник. Гаркнесс, будущий  писатель,
заботливо  спрятал  блокнот.  Баркович  нацепил   желтую   непромокаемую
шапочку.
   Он выглядывал из-под нее, как старый злой смотритель маяка.
   Ударил сильнейший раскат грома.
   - Вот оно! - крикнул Олсон.
   Пошел дождь. Временами он был таким сильным, что  Гэррети  ничего  не
видел за водяной завесой. Он моментально промок насквозь,  но  продолжал
идти, подняв лицо навстречу дождю и улыбался.  Интересно,  видят  ли  их
солдаты? И что они думают?
   Пока он размышлял об этом, дождь немного стих, и он снова мог видеть.
   Прежде всего он посмотрел назад -  Стеббинс  шел  согнувшись,  прижав
руку к животу. Гэррети сперва подумал, что у него  спазмы,  и  испугался
гораздо сильнее, чем когда видел Кэрли и Эвинга. Ему  уже  не  хотелось,
чтобы Стеббинс накрылся первым.
   Потом он разглядел, что Стеббинс закрывает от дождя остатки  сэндвича
с яйцом, и он отвернулся с облегчением. Ну и дура мать  этого  Стеббинса
не догадалась завернуть сэндвичи в фольгу, хотя бы на случай дождя.
   Опять грянул  гром.  Гэррети  чувствовал  возбуждение,  и  усталость,
казалось, смыло с его тела вместе с потом.  Дождь  лил  то  сильнее,  то
слабее,  пока  не  превратился  в  унылую  морось.  Тучи  вверху   стали
рассеиваться. Рядом с ним шел Пирсон, подтягивая штаны. Джинсы были  ему
велики, и он уже не в первый раз их подтягивал. Он носил толстые очки  в
роговой оправе, и теперь он снял их и начал вытирать о  рубашку.  Вид  у
него при этом был растерянный и беззащитный, как у всех людей  с  плохим
зрением, когда они снимают очки.
   - Ну как душ, Гэррети?
   Гэррети только кивнул. Впереди Макфрис мочился. Он повернулся спиной,
пока это делал, и еще отгородился от других плечом.
   Гэррети взглянул на  солдат.  Они  тоже,  конечно,  промокли,  но  не
показывали виду. Лица у них были совершенно деревянными. Интересно,  что
они чувствуют после того, как застрелят кого-нибудь? Наверное, это  дает
им ощущение силы. Он вспомнил девушку с плакатом,  ее  губы,  ее  мягкую
попку.
   Ему это придавало силу.
   - Этот сзади не  очень-то  разговорчив,  -  Бейкер  ткнул  в  сторону
Стеббинса. Красные штаны того были теперь черными от дождя.
   - Точно.
   Макфрис получил предупреждение за то, что слишком замедлил  скорость,
застегивая ширинку. Он нагнал их, и Бейкер повторил то, что  сказал  про
Стеббинса.
   - Он одиночка, - Макфрис пожал плечами.
   - Эй, - окликнул их Олсон. Он заговорил впервые за  долгое  время,  и
голос его звучал жалко. - У меня что-то с ногами.
   Гэррети взглянул на Олсона и увидел панику в его глазах. Вся  бравада
исчезла.
   - А что такое?
   - Мускулы как-то отмякли.
   - Ничего, - сказал Макфрис. - У меня такое было пару часов назад.  -В
глазах Олсона мелькнуло облегчение.
   - Правда?
   - Конечно, правда.
   Олсон ничего не сказал, только губы его  двигались.  Гэррети  подумал
сперва, что он молится, но потом понял, что он просто считает шаги.
   Внезапно грянули два выстрела. Следом крик, и еще один выстрел.
   Они оглянулись и увидели парня в  свитере  и  грязных  белых  брюках,
лежащего лицом вниз в большой  луже.  Одна  из  его  туфель  слетела,  и
Гэррети увидел белый спортивный носок - рекомендовано пунктом 12.
   Гэррети  отвернулся.  Прошел  слух,  что  этот  парень  шел   слишком
медленно.
   Никаких мозолей - просто часто замедлял скорость и  получил  пропуск.
Гэррети не знал ни его фамилии, ни номера. Может быть,  и  никто  их  не
знал. Может, он был одиночка, как Стеббинс.
   Теперь они прошли  уже  25  миль.  Вокруг  них  тянулись,  чередуясь,
мозаики лесов и полей с вкраплениями домиков и  дорог,  где  собравшиеся
люди весело махали им,  несмотря  на  дождь.  Одна  старуха  под  черным
зонтиком стояла и смотрела на них глазами-буравчиками, не двигаясь и  не
улыбаясь. На  пальце  у  нее  блестело  кольцо  с  красным  камНем.  Они
пересекли заброшенную железную дорогу,  ржавые  перила  которой  поросли
травой. Кто-то  споткнулся,  упал,  получил  предупреждение  и  поспешил
дальше с разбитой коленкой.
   До Карибу оставалось всего 19 миль, но стемнеть должно было раньше.
   "Нет отдыха для проклятых", - подумал Гэррети и отчего-то рассмеялся.
   - Устал? - спросил Макфрис.
   - Нет. Я устаю постепенно, а ты?
   - О, я готов танцевать так вечно, и никогда не устану. Мы еще повесим
наши ботинки на звезды, так и знай.
   Он послал Гэррети воздушный поцелуй и отошел.
   Без четверти четыре небо прояснилось, и на западе,  там,  где  солнце
золотило  тучи,  показалась  радуга.  Лучи,  идущего  к  закату  солнца,
высвечивали каждую деталь пейзажа.
   Звук вездехода был тихим, почти убаюкивающим. Гэррети  позволил  себе
немного вздремнуть на ходу. Где-то впереди был Фрипорт. Еще не скоро.  А
у него еще так много вопросов. Весь ДЛИННЫЙ ПУТЬ - - один  большой  знак
вопроса.
   И ответ на этот вопрос может многое прояснить. Ведь если... Он ступил
в лужу, промочил ногу и проснулся. Пирсон  с  любопытством  поглядел  на
него и поправил очки:
   - Помнишь того парня, что разбил коленку на дороге?
   - Да. Это Зак?
   - Точно. Говорят, у него все еще идет кровь.
   - Эй, Маньяк, далеко  до  Карибу?  -  спросил  кто-то.  Это  оказался
Баркович, который уже снял свою шапочку-маяк и сунул ее в карман.
   - Откуда я знаю?
   - Ты ведь здесь живешь.
   - Миль семнадцать, - сказал Макфрис. - А теперь чеши  отсюда,  малый.
Баркович злобно посмотрел на него и отошел.
   - Вот сволочь, - заметил Гэррети.
   - Не позволяй ему влезть под кожу, - посоветовал Макфрис. -  Думай  о
дороге.
   - Ладно.
   Макфрис похлопал Гэррети по плечу.
   - Похоже, что мы будем идти так вечно, правда?
   - Правда.
   Гэррети облизал губы, не зная, как сказать то, о чем он думает.
   - Ты слышал когда-нибудь о том, что перед глазами тонущего проплывает
вся его жизнь?
   - Что-то читал. Или видел в кино, не помню.
   - А как ты думаешь, с нами тут может такое случиться?
   - Господи, я ни о чем таком не думал.
   Гэррети помолчал немного и сказал:
   - Как ты думаешь... Хотя ладно. Ну его к черту.
   - Давай-давай. О чем ты?
   - Как ты думаешь, увидим ли мы остаток нашей жизни  на  этой  дороге?
То, что было бы, если бы мы не... Понимаешь?
   Макфрис порылся в кармане и вытащил пачку сигарет.
   - Куришь?
   - Нет.
   - Я тоже, - он сунул сигарету в рот, зажег ее и затянулся.
   Гэррети вспомнил пункт 10: береги дыхание. Если ты обычно куришь,  не
кури на Длинном пути.
   - Но я научусь, - сказал Макфрис, выпуская дым и кашляя.
   К четырем радуга исчезла. К ним подошел Дэвидсон, номер 8, - красивый
парень, если не считать созвездия прыщей на лбу.
   - Этому Заку все хуже и хуже, - сообщил он. Когда Гэррети в последний
раз видел Дэвидсона, у него был рюкзак, но он уже его выкинул.
   - Что, у него все идет кровь?
   - Как у зарезанной свиньи, - Дэвидсон покачал головой. - Странно.
   Упал, простая царапина и вот... Ему нужна перевязка, - он показал  на
дорогу. - Вот, смотрите.
   Гэррети пригляделся и увидел темные пятна на мокром асфальте.
   - Кровь?
   - Да уж не варенье, - мрачно сказал Дэвидсон.
   - Он испугался? - спросил Олсон.
   - Он говорит,  что  ему  плевать,  но  я  боюсь,  -  его  глаза  были
застывшими и серыми. - Боюсь за нас всех.
   Они продолжали идти. Бейкер заметил еще один плакат с именем  Гэррети
и сказал ему.
   - Черт с ним, - буркнул Гэррети. Он следил за пятнами крови Зака, как
Дэниел Бун за следами раненого индейца. Цепочка  пятен  виляла  тудасюда
вдоль белой линии.
   - Макфрис, - позвал Олсон. Его голос стал еще тише. Гэррети  нравился
Олсон, несмотря на его напускную грубость, и ему не хотелось видеть  его
испуганным. А он был испуган.
   - Что?
   - Оно не проходит. Эта дряблость, о которой я говорил.  Не  проходит.
Макфрис ничего не сказал. Шрам на его лице казался совсем белым в  лучах
заходящего солнца.
   - Я чувствую, что мои ноги вот-вот развалятся. Как плохой фундамент.
   Но этого ведь не может быть, правда?
   Макфрис снова ничего не сказал.
   - Можно мне взять сигарету? - спросил Олсон еще тише.
   - Бери. Хоть пачку.
   Олсон зажег сигарету, затянулся и погрозил кулаком солдату, следящему
за ним с вездехода.
   - Они с меня глаз не сводят уже больше часа.  У  них  на  счет  этого
шестое чувство, - он  повысил  голос.  -  Вам  это  нравится?  Нравится,
сволочи?!
   Кое-кто посмотрел на него и быстро  отвернулся.  Гэррети  тоже  хотел
отвернуться. В голосе Олсона слышалась  истерика.  Солдаты  смотрели  на
него бесстрастно.
   К 16.30 они прошли тридцать миль. Солнце почти село и алело  кровавым
пятном на  горизонте.  Тучи  ушли  на  восток,  и  небо  над  ними  было
темноголубым. Гэррети опять подумал о воображаемом утопающем, впрочем не
таком уж утопающем. Идущая ночь скоро накроет их, как вода.
   Паника росла. Внезапно он испытал уверенность,  что  видит  последний
закат в своей жизни. Он хотел продлить его, хотел,  чтобы  закат  длился
часы.
   - Предупреждение! Третье предупреждение 100-му!
   Последнее предупреждение!
   Зак непонимающе осмотрелся. Его правая штанина ссохлась от запекшейся
крови, потом внезапно он побежал, виляя  между  идущих,  как  футбольный
нападающий с мячом. На лице его застыло то  же  непонимающее  выражение.
Вездеход увеличил скорость. Зак услышал это и побежал быстрее.  Кровь  у
него опять пошла, Гэррети видел, как ее  капли  падают  на  дорогу.  Зак
взбежал на подъем и на.
   Миг четко вырисовывался  на  фоне  багряного  неба  черным  застывшим
силуэтом. Потом он исчез. И вездеход уехал за ним.  Двое  соскочивших  с
него солдат шли рядом с участниками все с теми же каменными лицами.
   Никто не сказал ни слова. Все слушали. Долго, очень долго до  них  не
доносилось ничего. Только птичьи голоса, ранние майские сверчки да гдето
вдалеке гудение самолета. Потом - резкий окрик, пауза и еще один.
   - Готов, - сказал кто-то.
   Когда они взошли на холм, они увидели стоящий у обочины вездеход.
   Зака нигде не было.
   - Где Майор? - заорал кто-то  паническим  голосом.  Это  был  Гриббл,
номер 48. - Я хочу видеть Майора! Где он?
   Солдаты, идущие рядом, молчали. Все молчали.
   - Может, он скажет нам еще речь?  -  продолжал  кричать  Гриббл.  -Он
убийца! Я... Скажу ему это! Скажу прямо  в  лицо!  -  в  возбуждении  он
замедлил шаг, почти остановился и солдаты впервые заинтересовались им.
   - Предупреждение! Предупреждение 48-му!
   Гриббл на  мгновение  замер,  потом  быстро,  опустив  голову,  пошел
вперед.
   Скоро они дошли до вездехода, и он, не торопясь, пополз за ними.
   В 16.45 Гэррети поужинал - протертое мясо тунца из тюбика,  несколько
крекеров с сыром и вода.  Он  заставил  себя  остановиться.  Воды  можно
попросить всегда, но концентраты раздадут только в девять утра. А  ночью
ему тоже может понадобиться еда. Обязательно понадобиться.
   - Пускай это вопрос жизни и смерти, - заметил Бейкер, - но я не  могу
ограничивать аппетит.
   - Знаешь, мне не очень хочется упасть утром в обморок  от  голода,  -
сказал Гэррети.
   Хотя это была не такая уж неприятная идея: ничего не  видишь,  ничего
не чувствуешь, очнулся - и ты уже в вечности.
   - Думаешь о чем-то? - тихо спросил  Бейкер.  Его  лицо  в  меркнувшем
свете дня было очень молодым и красивым.
   - Да. О многом.
   - Например?
   - Например, о нем, - Гэррети  махнул  головой  в  сторону  Стеббинса,
который шел точно так же, как в начале пути. Штаны его высохли.  В  руке
он все еще держал сэндвич.
   - А что с ним такое?
   - Ну, почему он здесь и почему он ни с кем не говорит. И умрет ли он.
- Гэррети, мы все умрем. Кроме одного.
   - Может, хоть не этой ночью, - сказал Гэррети. Он сказал  это  легко,
но внезапно его охватила дрожь. Он не знал, заметил ли это Бейкер.
   Он повернулся задом, расстегнул молнию и помочился.
   - А что ты думаешь о призе? - спросил Бейкер.
   - Не вижу смысла думать об этом, - Гэррети застегнулся  и  повернулся
опять,  слегка  удивленный,  что  выполнил  всю  операцию,  не   получив
предупреждения.
   - А я думал. Не о самом призе, а о деньгах.
   - Богачи  не  войдут  в  Царствие  небесное,  -  сказал  Гэррети.  Он
обгладывал свои ноги - то единственно, что могло  ему  помешать  узнать,
существует Царствие небесное или нет.
   -  Аллилуйя,  -  сказал  Олсон.  -  После  проповеди   будут   поданы
прохладительные напитки.
   - Ты верующий? - спросил Бейкер у Гэррети.
   - Не особенно. Просто я не жадный до денег. -  Ты  был  бы,  если  бы
вырос на картофельном супе и капусте. Мясо только по праздникам.
   - Может быть, - согласился Гэррети, думая, что бы  еще  сказать.  -Но
это, наверное, не самое важное.
   - Да, с собой деньги все равно не  заберешь,  -  сказал  Макфрис.  Он
опять улыбался своей кривой улыбкой. - Так ведь? Мы ничего  не  приносим
сюда и, конечно, ничего не уносим.
   - Да, но промежуток лучше прожить в комфорте, - сказал Бейкер.
   - Комфорт! - сказал Гэррети.  -  Если  один  из  этих  болванов  тебя
пристрелит, тебе уже будет все равно.
   - Но сейчас-то мне не все равно, - не унимался Бейкер.
   - А если ты выигрываешь? Представь себе, ты  месяц  думаешь,  как  ты
распорядишься деньгами, а потом выходишь из дома и -  бац!  -  попадаешь
под такси!
   С ними поравнялся Гаркнесс.
   - Со мной это не пройдет, - сообщил он. - Как только я получу деньги,
я куплю целый парк машин. Никогда не буду ходить пешком.
   - Вы не поняли, - Гэррети эта тема почему-то взволновала.
   - Картофельный суп или черепаховый, особняк или хижина, -  все  равно
потом тебя положат в ящик, как Зака или  Эвинга,  и  все.  Нужно  просто
принимать все, как есть, вот что я хочу сказать.
   - Какое красноречие! - иронически сказал Макфрис.
   - А ты? - повернулся к нему Гэррети. - Что ты планируешь?
   - Сейчас лично я планирую почесать яйца.
   - Так вот, - продолжил Гэррети мрачно. - Вся разница в  том,  что  мы
можем умереть прямо сейчас.
   Наступило молчание. Гаркнесс опять принялся протирать очки. Олсон еще
больше побледнел. Гэррети начал жалеть, что сказал это.
   Тут кто-то сзади позвал:
   - Слушайте! Эй!
   Гэррети оглянулся, уверенный, что это Стеббинс, хотя  он  никогда  не
слышал его голоса. Но Стеббинс шел, все так же смотря вниз.
   - Что-то я отключился, - сказал  Гэррети,  зная,  что  отключился  на
самом деле не он, а Зак. - Хотите печенья?
   Он раздал  печенье,  и  наступили  пять  часов.  Солнце  повисло  над
горизонтом. Земля будто перестала вращаться. Те трое  или  четверо,  кто
еще шел впереди, замедлили шаг и смешались с остальными.
   Гэррети чуть не споткнулся о брошенный пояс. С удивлением  он  поднял
глаза. Олсон держался за талию.
   - Я... Уронил. Хотел съесть что-нибудь  и  уронил,  -  он  засмеялся,
чтобы показать, как это глупо, но резко оборвал смех. - Я голоден.
   Никто ему не ответил. Все уже ушли  вперед,  и  подобрать  пояс  было
некому. Он лежал на белой линии, как свернувшаяся змея.
   - Я голоден, - повторил Олсон.
   "Майор сказал, что любит остряков", - сказал Олсон  когда-то.  Теперь
он уже не выглядел остряком. Гэррети осмотрел свой пояс. У него осталось
три тюбика концентратов, крекеры и сыр - довольно плохой.
   - Держи, - он протянул сыр Олсону. Олсон взял его, ничего не  сказав.
- Мушкетер, - сказал Макфрис с той же кривой улыбкой.
   К половине  шестого  стало  темнеть.  В  воздухе  закружились  первые
светляки.  В  низинах  клубился  молочно-белый  туман.  Кто-то   впереди
спросил, что будет, если туман заволокет дорогу.
   Ответил голос Барковича:
   - А ты как думаешь, балда?
   "Четыре выбыли, - думал Гэррети. - Восемь с половиной часов в пути, и
выбыли только четверо. Но всех я все равно не переживу. Хотя почему бы и
нет? Ведь кто-то..."
   Разговор замолк, и воцарилась тяжелая тишина. Их окружала темнота,  в
которой таинственно плавали островки тумана.  Гэррети  вдруг  до  смерти
захотелось прижаться к матери, или к Джен, или к любой другой женщине, и
он удивился, зачем он здесь и что он здесь делает. Впрочем,  он  был  не
один - рядом блуждали в темноте еще девяносто пять таких же болванов.  В
горле у него опять застрял слизистый шар, мешая глотать.
   Впереди кто-то тихо всхлипывал, потом все опять затихло.
   До Карибу оставалось десять миль. Эта мысль немного  успокаивала.  Он
жив, и незачем думать о том, чего пока еще нет.
   Без четверти шесть донесся слух об одном  из  предыдущих  лидеров  по
имени Трэвин. Теперь он медленно, но верно отставал,  и  кто-то  сказал,
что у него диаррея. Гэррети не мог в это поверить,  но,  увидев  Трэвина
своими  глазами,  понял,  что  это  правда.  Бедный  парень  все   время
подтягивал штаны и каждый раз получал предупреждения. Гэррети  удивился,
почему он вообще не снимет штаны. Лучше идти с голым задом, чем валяться
мертвым.
   Трэвин согнулся, как Стеббинс с его сэндвичем, и каждый раз, когда он
вздрагивал, становилось ясно, что у него снова схватило желудок. Гэррети
сам почувствовал тошноту. В этом не было никакой тайны, никакого ужаса -
просто  парень,  которого  прохватывал  понос.  Ужасными   были   только
последствия.
   Солдаты внимательно следили за Трэвином. Они ждали.  Наконец  бедняга
присел, не смог встать, и они пристрелили его со спущенными штанами.  Он
перекатился  на  спину,  устремив  оскалившееся  лицо  к  небу.  Кого-то
стошнило, и ему влепили предупреждение.
   - Вот и следующий, - сказал Гаркнесс.
   - Заткнись! - прошептал Гэррети. - Просто заткнись.
   Все молчали. Гаркнесс с пристыженным видом снова стал протирать очки.
   Того, кого тошнило, не застрелили.
   Они миновали компанию веселящихся тинэйджеров, попивающих коку.
   Юнцы узнали Гэррети и наградили его овацией. У одной из девушек  были
потрясающие груди, и ее приятель жадно смотрел, как они трясутся,  когда
она прыгала.
   Гэррети решил, что из него вырастет настоящий маньяк.
   - Глянь, какие у них сиськи! - сказал Пирсон. - Ух ты!
   Гэррети подумал о том, девушка ли она.
   Потом они прошли мимо большого круглого  пруда,  затянутого  туманом.
Среди тумана виднелись таинственные заросли водных растений,  в  которых
хрипло квакала лягушка. Гэррети подумал, что этот пруд - одна  из  самых
красивых вещей, какие он когда-либо видел.
   - Какой большой штат, - заметил Баркович откуда-то спереди.
   - Как он меня достал, - ни к кому не обращаясь, сказал Макфрис. - Так
хочется его пережить!
   Олсон шептал молитву. Гэррети с тревогой посмотрел на него.
   - Сколько у него предупреждений? - спросил Пирсон.
   - Ни одного.
   - Но вид у него не очень-то добрый.
   - Как у нас у всех, - сказал Макфрис. Опять тишина.  Гэррети  впервые
принял, что у него заболели ноги. Не только бедра и колени, но и  ступни
- наступая на них, он чувствовал боль.  Он  застегнул  куртку  и  поднял
воротник.
   - Эй, глядите! - крикнул Макфрис.
   Они  все  посмотрели  налево.  Так  раскинулось  маленькое   сельское
кладбище, обнесенное каменной оградой. Ангел со сломанным крылом смотрел
на них пустыми глазами.
   - Наше первое кладбище, - весело сказал Макфрис. - На твоей  стороне,
Рэй. Ты теряешь все накопления. Помнишь эту игру?
   - Слишком много болтаешь, - неожиданно сказал Олсон.
   - А что такого, старина? Дивное место, последний  приют,  как  сказал
поэт. Уютная гробница...
   - Заткнись!
   - Тебе что, не по вкусу мысль о смерти, Олсон? - осведомился Макфрис.
   - Как сказал другой поэт, пугает не смерть, а то,  что  придется  так
долго лежать под землей. Ты этого боишься,  Чарли?  Ничего,  не  дрейфь!
Придет и наш...
   - Оставь его в покое, - сказал Бейкер.
   - С чего это? Он тут храбрился и уверял, что всех нас с говном съест.
   Так  что,  если  он  теперь  ляжет  и  помрет,  я  не  собираюсь  его
отговаривать.
   - Если он не помрет, помрешь ты, - сказал Гэррети.
   - Да, я помню, - Макфрис  опять  улыбался,  но  на  этот  раз  совсем
невесело, сейчас Гэррети почти боялся его. - Это он забыл.
   - Я больше не буду так делать, - хрипло сказал Олсон.
   - Остряк, - Макфрис повернулся к нему. - Так ты себя называл?  Что  ж
ты теперь не остришь? Можешь лечь и сдохнуть здесь, это сойдет за шутку!
   - Оставь его, - сказал Гэррети.
   - Слушай, Рэй...
   - Нет, это ты послушай. Хватит с нас одного  Барковича.  Незачем  ему
подражать.
   - Ладно. Будь по-твоему.
   Олсон молчал. Он только  поднимал  и  опускал  ноги.  Полная  темнота
наступила в половине седьмого. Карибу, теперь уже в шести  милях,  слабо
мерцал на горизонте. Людей у дороги было мало - все ушли домой ужинать.
   Туман призрачными лентами развевался по холмам. Над головой замерцали
звезды. Гэррети  всегда  хорошо  разбирался  в  созвездиях.  Он  показал
Пирсону Кассиопею, но тот только хмыкнул.
   Он подумал о Джен и испытал укол вины, вспомнив  о  девушке,  которую
поцеловал утром. Он уже не помнил, как выглядела та девушка,  но  помнил
свое возбуждение. Если прикосновение к ее заду так его возбудило, то что
было бы, просунь он ей руку  между  ног?  Он  почувствовал  спазм  внизу
живота и поморщился.
   Джен было шестнадцать. Волосы у нее спускались почти до талии.  Грудь
у нее была не такая большая, как у  той  девушки.  Ее  грудь  он  хорошо
изучил; это занятие сводило его с ума. Он хотел заняться с ней  любовью,
и она хотела, но он не знал, как ей об этом сказать. Были парни, которые
могли добиться этого от девушек, но ему  никогда  не  хватало  воли.  Он
подумал о том, сколько среди них девственников. Гриббл,  который  назвал
Майора убий цей, - девственник ли он? Наверное, да.
   Они вошли в город  Карибу.  Там  собралась  большая  толпа,  приехала
машина с журналистами. Прожекторы осветили дорогу  ярким  белым  светом,
сделав из нее теплую солнечную лагуну в море тьмы.
   Толстый журналист в тройке бегал вдоль  дороги,  подсовывая  микрофон
под нос участникам. За ним двое запыхавшихся техников перетаскивали шнур
от микрофона.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Отлично. Да, отлично.
   - Устали?
   - Да, конечно. Но пока чувствую себя отлично.
   - Что вы думаете о ваших шансах?
   - Ну... Не знаю. У меня еще достаточно сил.
   Он спросил быкообразного детину по фамилии Скрамм, что  он  думает  о
Длинном пути. Скрамм, ухмыляясь, сказал, что это  самая  большая  херня,
какую он когда-нибудь видел. Репортер торопливо кивнул техникам, и  один
из них тут же метнулся куда-то назад.
   Толпа бесновалась, взволнованная присутствием телевидения не  меньше,
чем  самой  встречей.  Там  и  сям  размахивали  портретами  Майора   на
свежевытесанных кольях, с которых еще капала смола. Когда мимо проезжали
камеры, люди прыгали еще активней, чтобы их увидели тетя  Бетти  и  дядя
Фред.
   Они прошли магазинчик, владелец которого выставил на дорогу автомат с
прохладительными напитками, украсив его транспарантом:
   "Участникам Длинного пути - от Эва!" Рядом стояла полицейская машина,
и блюстители порядка терпеливо объясняли Эву - как, без сомнения, делали
это каждый год, - что населению запрещено  оказывать  какую-либо  помощь
участникам.
   - Он тебя спрашивал? - спросил кто-то Гэррети. Это, конечно  же,  был
Баркович. Гэррети почувствовал, что его усталость растет.
   - Кто и что?
   - Репортер, балда. Спрашивал, как ты себя чувствуешь?
   - Нет, - он молился, чтобы Баркович куда-нибудь исчез вместе с  болью
в ногах, становящейся нестерпимой.
   - А меня спросили, - похвастался Баркович. - Знаешь, что я им сказал?
- Нет.
   - Сказал, что чувствую себя превосходно, - агрессивно  сказал  он.  -
Что могу идти хоть целый год. И знаешь, что еще?
   - Заткнись, а? - устало попросил Пирсон.
   - А тебя кто спрашивает, уродина? - окрысился Баркович.
   -  Уйди,  -  сказал  и  Макфрис.  -  У  меня  от  тебя  башка  болит.
Оскорбленный Баркович чуть отошел и пристал к Колли Паркеру:
   - Хочешь знать, что я им...
   - Пошел вон, пока я не оторвал тебе  нос  и  не  заставил  съесть,  -
рявкнул тот. Баркович ретировался.
   - На стенку хочется лезть от этого типа, - пожаловался Пирсон.
   - Он бы порадовался, услышав это,  -  сказал  Макфрис.  -  Он  сказал
репортеру, что станцует на могилах нас всех. Это и дает ему силы идти.
   - В следующий раз, когда он подойдет, я ему врежу, -  слабым  голосом
сказал Олсон.
   - Ага, - сказал Макфрис. - Пункт  8  запрещает  вступать  в  ссоры  с
товарищами по состязанию.
   - Плевал я на пункт 8, - отозвался Олсон с кривой улыбкой.
   - О, я вижу, ты понемногу оживаешь, - сказал Макфрис.
   К семи они снова пошли быстрее: так можно было немного согреться.
   Мимо проплыл магазин на перекрестке. Покупатели изнутри махали  им  и
чтото беззвучно кричали, похожие на рыб в аквариуме.
   - Мы выйдем где-нибудь на шоссе? - спросил Бейкер.
   - В Олдтауне, - ответил Гэррети. - 120 миль отсюда.
   Гаркнесс тихо присвистнул.
   Скоро Карибу кончился. Они прошли уже сорок четыре мили.

Глава 4

   "Абсолютным шоу было бы такое, где проигравшего участника убивают".
   Чак Беррис

   Карибу все были разочарованы.
   Он оказался точь-в-точь похожим на Лаймстоун.
   Людей было побольше, но в остальном то  же  самое  -  деловой  центр,
бензоколонка, "Макдональдс" и парк с памятником героям  войны.  Школьный
оркестр неподражаемо плохо исполнил национальный гимн, попурри из маршей
Соузы и под конец, совсем уж фальшиво, "Янки-дудл".
   Снова появилась та женщина, которую они видели на дороге. Она все еще
искала своего Перси. На этот раз ей удалось в суматохе прорваться  через
полицейских, и она стала бегать вдоль дороги, высматривая Перси. Солдаты
насторожились, и было  уже  похоже,  что  мамаше  Перси  сейчас  выпишут
внеочередной пропуск. Потом полицейские схватили ее и стали запихивать в
машину. Маленький мальчик с  хотдогом  в  руке  задумчиво  наблюдал  это
зрелище.
   Больше в Карибу ничего примечательного не случилось.
   - А что после Олдтауна, Рэй? - спросил Макфрис.
   - Я не дорожная карта, - ответил Гэррети сердито. - По-моему, Бангор.
   Потом Огаста. Потом Киттери и граница  штата,  в  330  милях  отсюда.
Доволен? Кто-то ахнул:
   - Три сотни миль?
   -  И  еще  тридцать,  -  мрачно  добавил   Гаркнесс.   -   Невозможно
представить.
   - Это все невозможно представить, - сказал Макфрис. - Интересно,  где
сейчас Майор?
   - Укатил в Огасту, - предположил Олсон. - Греть жопу.
   Все улыбнулись, а Гэррети подумал, что Майор для них прошел  эволюцию
от Бога до Маммоны за какие-нибудь десять часов. Их  осталось  девяносто
пять. Но это еще не самое худшее. Хуже всего -  представить,  когда  это
случится с Макфрисом. Или с Бейкером.  Или  с  писателем  Гарнессом.  Он
попытался отогнать эти мысли.
   За Карибу дорога стала  пустынной.  На  перекрестках  одиноко  горели
фонари, в свете которых  проходящие  участники  отбрасывали  причудливые
черные тени. Где-то далеко пропыхтел  поезд.  Взошедшая  луна  пронизала
туман нежным опаловым мерцанием.
   Гэррети отхлебнул воды.
   - Предупреждение! Предупреждение 12-му! Это ваше, это ваше, 12-й!
   Двенадцатым был парень в яркой ковбойке по фамилии Фентер.
   Похоже, одна нога плохо его слушалась. Когда через десять  минут  его
застрелили, Гэррети едва обратил на  это  внимание.  Он  слишком  устал.
Когда он обходил труп Фентера, в руке у того что-то  блеснуло.  Медальон
Святого Христофора. - Если  я  отсюда  выберусь,  -  сказал  Макфрис,  -
знаешь, что я сделаю? - Что?
   - Буду трахаться, пока член не посинеет. Никогда мне так не хотелось,
как сейчас, без четверти восемь первого мая.
   - Ну ты даешь!
   - Точно! Знаешь, Рэй, меня бы даже  ты  устроил,  не  будь  ты  такой
небритый.
   Гэррети засмеялся.
   - Чувствую себя принцем, - Макфрис потер свой шрам. - Мне  бы  теперь
Спящую Красавицу. Уж я бы так поцеловал ее, что сумел  бы  разбудить.  А
потом мы с ней поехали бы на поиски приключений. Во  всяком  случае,  до
ближайшей гостиницы.
   - Пошли, - еле слышно поправил Олсон.
   - Что?
   - Пошли на поиски приключений.
   - А-а. Ну пошли. В любом случае, это настоящая любовь.  Ты  веришь  в
настоящую любовь, Хэнк?
   - Я верю в хороший трах, - сказал Олсон, и Арт Бейкер рассмеялся.
   - А я верю в любовь, - сказал  Гэррети  и  тут  же  пожалел.  Слишком
наивно это прозвучало.
   - Хочешь знать, почему я  не  верю?  -  Олсон  улыбнулся  болезненной
ухмылкой. - Спроси Зака. Или Фентера. Они знают.
   - Мертвых никто не любит, - сказал  из  темноты  откуда-то  взявшийся
Пирсон. Он прихрамывал - еле заметно, но прихрамывал.
   - Эдгар Аллан По любил, - возразил Бейкер. - Я делал сообщение о  нем
в школе и вычитал, что он тяготел к некро...
   - Некрофилии, - сказал Гэррети.
   - Точно.
   - А что это? - спросил Пирсон.
   - Это значит, что ему хотелось спать с мертвой  женщиной,  -  ответил
Бейкер.
   - Слушайте, зачем мы об этом говорим? - возмутился Олсон. -  Спать  с
мертвецами! Дрянь какая!
   - Ну почему же? - спросил чей-то низкий голос. Это был Абрахам, номер
2, высокий парень, всю дорогу идущий какой-то разболтанной походкой.  -Я
думаю, нам всем стоит поразмыслить о том, как обстоит дело с  сексом  на
том свете.
   - Я выбираю Мэрилин Монро, - сказал Макфрис. - А ты можешь взять себе
Элеонору Рузвельт, Эйб.
   Абрахам показал ему фигу. Впереди кому-то пролаяли предупреждение.
   - Вы все спятили тут, - медленно выговорил Олсон. - Все.
   - Лекция о любви, - сказал Макфрис. -  Читает  знаменитый  философ  и
легкоатлет Генри Олсон, автор "Что есть  женщина  без  дырки"  и  других
трудов о...
   - Стой! - голос Олсона звенел, как разбитое стекло.  -  Подожди  одну
секунду! Это ведь все ерунда! Ничто! Разве ты не понимаешь?
   Никто  не  ответил.  Гэррети  посмотрел  вперед,  где   бурые   холмы
соединялись с усыпанной звездами чернотой неба.  Ему  вдруг  показалось,
что левую ногу начинает сводить судорога. "Мне хочется сесть, -  подумал
он. -О Господи, мне хочется сесть".
   - Дерьмо эта ваша любовь! - не унимался Олсон. - В  мире  есть  всего
три настоящих вещи: хороший трах, хорошая жрачка и  хорошая  выпивка!  И
все!
   Когда вы ляжете тут, как Фентер и Зак...
   - Заткнись, - сказал чей-то скучный голос, и Гэррети  знал,  что  это
был Стеббинс. Но когда он повернулся, Стеббинс все так же  молча  глядел
вниз. Вверху  пролетел  самолет,  достаточно  низко,  чтобы  можно  было
разглядеть  его  желто-зеленые  бортовые  огни.  Бейкер   снова   что-то
засвистел. Гэррети закрыл глаза и попытался отключиться.
   Мысли его лениво переползали с одного на  другое.  Он  вспомнил,  как
мать в детстве пела ему ирландскую  колыбельную...  Что-то  о  рыбках  и
ракушках.
   Вспомнил ее большое прекрасное лицо, как у актрисы на экране,  и  как
ему хотелось любить ее всегда-всегда а когда вырастет - жениться на ней.
Потом перед ним встало добродушное польское  лицо  Джен,  ее  каштановые
волосы, спускающиеся до талии. Он вспомнил  ее  в  купальнике  на  пляже
Рейдбич, куда они ездили вдвоем.
   Потом лицо Джен превратилось  в  лицо  Джимми  Оуэнса,  мальчишки  из
соседнего квартала. Им было по пять лет, и они  играли  в  песочнице  за
домом Джимми и показывали друг другу член. Мать Джимми  застукала  их  и
пожалова лась его матери, и его мать пригрозила выставить его  на  улицу
голым.
   Это было очень стыдно, и он плакал и умолял ее не выгонять его  голым
на улицу.
   И не говорить отцу.
   Потом он вспомнил себя  в  семь  лет  -  как  они  с  Джимми  Оуэнсом
заглядывали через окно в офис  фабрики  Бэрра,  где  висел  календарь  с
голыми женщинами. Особенно долго они разглядывали одну блондинку с синей
тряпицей на бедрах, чувствуя непонятное,  но  сладкое  возбуждение.  Они
спорили, что у нее под тряпицей, и Джимми сказал, что  он  видел  это  у
своей матери -  там  волосы  и  как  будто  разрезано.  Он  не  поверил,
настолько это было отвратительно.
   Но он тоже знал, что у женщин там  все  устроено  по-другому,  и  они
долго спорили об этом, отгоняя  москитов  и  урывками  смотря  за  ходом
бейсбольного матча на соседней площадке. Он до  сих  пор  помнил  жар  и
возбуждение их тогдашних споров. На следующий  год  он  нечаянно  двинул
Джимми в подбородок стволом духового ружья,  и  Джимми  наложили  четыре
шва. Это было случайно, и так же случайно  он  увидел  собственную  мать
голой и узнал, что Джимми был прав - там действительно волосы и какой-то
разрез. А потом они переехали. "Тссс, дорогой, это не тигр,  это  только
твой плюшевый мишка... Мамочка тебя любит... Тссс... Рыбки  с  ракушками
плавают в море, а-а-а... Спи..." - Предупреждение! Предупреждение 47-му!
   Кто-то грубо толкнул его локтем под ребра.
   - Эй, это тебе. Проснись и пой, - Макфрис ухмыльнулся.
   - Который час? - тупо спросил Гэррети.
   - Восемь тридцать пять.
   - Но мне показалось...
   - ... Что ты спишь часа два. Знакомое чувство.
   Гэррети ничего не сказал. Он подумал, что память - это  как  линия  в
песке. Чем дальше, тем труднее ее разобрать. Память  похожа  на  дорогу.
Тут она реальная, твердая, но та дорога, что была в  девять  часов,  уже
неощутима.
   Они прошли уже почти пятьдесят миль. Распространился слух, что  когда
они в самом деле их пройдут, приедет Майор на своем джипе и скажет речь.
   Гэррети не очень-то в это верил.
   Они одолели длинный ступенчатый подъем, и Гэррети уже подумывал снова
снять куртку. Но он только расстегнул ее и немного прошел задом наперед.
   Сзади мерцали огоньки Карибу, и он  вспомнил  жену  Лота  -  как  она
оглянулась и превратилась в соляной столб.
   - Предупреждение! Второе предупреждение 47-му!
   Гэррети не сразу понял, что это относится  к  нему,  а  когда  понял,
испугался.  Второе  предупреждение  за  десять  минут.  Он   подумал   о
безымянном парне, который умер лишь потому, что часто замедлял скорость.
   Он осмотрелся. Олсон, Макфрис, Бейкер - все смотрели на него.
   Особенно внимательным был взгляд Олсона. Он пережил  уже  шестерых  и
хотел, чтобы Гэррети стал счастливым седьмым. Он  хотел,  чтобы  Гэррети
умер.
   - Я что, зеленый? - недовольно осведомился Гэррети.
   - Нет, - Олсон отвел глаза. - Что ты!
   Гэррети пошел быстрее, энергично двигая  ногами.  Было  без  двадцати
девять.  Без  двадцати  одиннадцать  он   опять   будет   свободен.   Он
почувствовал истерическое желание доказать, что он  может  сделать  это,
что он не получит пропуск... Пока еще.
   Туман тонкими полосками наползал на дорогу. Силуэты идущих проплывали
в нем, как темные острова. Они миновали темный  гараж,  запертый  ржавым
засовом, - призрачный силуэт в море тумана.
   Майора не было. Никого не было.
   Дорога сделала поворот, открывая светящийся дорожный знак:
   "Подъем.
   Грузовикам  снизить  скорость".  Раздались  стоны.  Впереди  Баркович
весело крикнул:
   - Давай, ребята! Спорим, не обгоните!
   - Заткнись, ублюдок! - тихо сказал кто-то.
   -  Ну,  иди  сюда!  -  взвизгнул  Баркович.  -  Иди  и  заставь  меня
заткнуться!
   - Он спятил, - сказал Бейкер.
   - Нет, - ответил Макфрис. - Просто издевается. Такие, как  он,  очень
любят издеваться.
   Голос Олсона был леденяще спокойным:
   - Я не поднимусь на этот холм. Не на такой скорости.
   Холм возвышался перед ними. Его вершина пряталась в тумане.
   Казалось, что они все не поднимутся на него.
   Но когда подъем начался,  Гэррети  обнаружил,  что  идти  не  так  уж
трудно, если немного нагнуться  вперед.  Тогда  кажется,  что  идешь  по
ровной дороге.
   Конечно, дыхание этим не обмануть.
   Тут же поползли слухи - что этот холм длиной четверть  мили,  что  он
длиной две мили, что в прошлом году тут троим выписали пропуск.
   - Не могу, - монотонно твердил Олсон. - Больше не могу.
   Он дышал хрипло, как больная собака, но  шел.  Все  они  шли,  тяжело
дыша, сопя и шаркая ногами. Все молчали, слышалось только нытье Олсона и
рокот вездехода сбоку.
   Гэррети почувствовал, как страх вновь сдавливает его  желудок.  Он  и
вправду мог умереть здесь. Ведь у него уже  два  предупреждения.  Теперь
стоит ему замедлить темп, и он получит третье. А потом...
   - Предупреждение! Предупреждение 70-му!
   - Это по твою душу, Олсон, - сказал Макфрис. - Давай, шевели  ногами.
Я хочу видеть, как ты станцуешь на этом холме чечетку.
   - Тебе-то что? - злобно спросил Олсон. Макфрис промолчал. Олсон пошел
быстрее, но было видно, что это его последние силы.  Гэррети  подумал  о
Стеббинсе, который, как всегда, тащился сзади. Интересно, устал  ли  он.
Впереди парень по фамилии Ларсон, номер 60, неожиданно сел на дорогу.
   Тут же он получил предупреждение.
   Другие поспешно отошли от него, как Красное море от сынов Израиля.
   - Я только отдохну немного! - крикнул Ларсон с идиотской  улыбкой.  -
Отдохну и пойду,  ладно?  -  он  продолжал  улыбаться  солдату,  который
спрыгнул с брони и подошел к нему с хронометром и карабином наизготовку.
   - Второе предупреждение 60-му, - сказал солдат.
   - Послушайте, - продолжал Ларсон. - Я не могу идти все время. Это  же
невозможно,  правда,  парень?  -  Олсон,  проходящий  мимо,  застонал  и
увернулся, когда Ларсон попытался дернуть его за штаны.
   У Гэррети застучало в висках. Ларсон получил третье предупреждение...
Вот сейчас он встанет и пойдет.
   И Ларсон наконец понял.
   - Эй! - встревоженно крикнул он. - Эй, подождите, не надо! Я встаю!
   Не надо! Не... Выстрел.
   - Девяносто три бутылки на полке, - тихо сказал Макфрис.
   Гэррети промолчал. Он  сосредоточился  на  том,  чтобы  добраться  до
вершины без третьего предупреждения. Он ведь не  будет  тянуться  вечно,
этот чертов холм.
   Впереди кто-то хрипло закричал. Потом залпом выстрелили.
   - Это Баркович, - сказал Бейкер. - Я уверен, что это был Баркович.
   - Хрен тебе, краснокожий! - завопил из темноты Баркович. - Ошибся  на
все сто!
   Они так и  не  узнали,  кого  застрелили  после  Ларсона.  Он  шел  в
авангарде, и его быстро оттащили. Гэррети  посмотрел  вперед  и  тут  же
пожалел. Теперь вершина холма была видна. Казалось, до нее еще сто миль.
   Все молчали, замкнутые в своей боли и надежде.
   У самой вершины от дороги отходил грязный проселок, на котором  стоял
фермер со своей семьей. Они смотрели на проходящих  -  старик  с  низким
морщинистым лбом,  женщина  в  сером  мешковатом  пальто  и  трое  детей
дебильного вида.
   - Эй, папаша! - окрикнул кто-то.
   Ни фермер, ни его домочадцы ничего не ответили. Они не улыбались,  не
делали никаких знаков. Просто смотрели. Гэррети это напомнило  вестерны,
которые он смотрел  в  детстве  каждую  субботу,  где  герой  умирает  в
пустыне, а вокруг собираются грифы  и  ждут.  Он  представил,  что  этот
фермер и его детидебилы приходят сюда каждый год.  Сколько  смертей  они
видели?
   Десять?
   Двадцать? Чтобы отвлечься от этих мыслей, Гэррети  отхлебнул  воды  и
прополоскал рот.
   Холм все поднимался. Впереди Тоулэнд упал в обморок и  был  застрелен
после того, как солдат трижды предупредил его бесчувственное тело.
   Гэррети казалось, что подъем длится чуть не месяц. Да, месяц,  потому
что всего они идут уже не меньше трех лет. Он усмехнулся  этой  мысли  и
отхлебнул еще воды.
   Только никаких судорог. Судорога сейчас - это  смерть.  А  она  может
случиться, потому что в туфли ему словно залили свинец.
   Девяти уже нет, а из оставшихся треть погибнет прямо здесь,  на  этом
холме. И среди них... Внезапно Гэррети показалось, что он вот-вот упадет
в обморок.
   Он поднял руку и ударил себя по лицу.
   - Что с тобой? - спросил Макфрис.
   - Теряю сознание.
   - Полей, - прерывистое дыхание, - из фляжки на голову.
   Гэррети так и сделал. "Крещу  тебя,  Рэймонд  Дэвис  Гэррети  во  имя
Господа". Вода была  очень  холодной,  часть  ее  ручейком  затекла  под
рубашку. - Фляжку 47-му! - крикнул он, истощив этим криком все силы.
   Солдат принес ему новую фляжку. Гэррети ощутил  на  себе  взгляд  его
мраморных, лишенных выражения глаз.
   - Пошел вон, - сказал он грубо. - Тебе платят,  чтобы  ты  стрелял  в
меня, а не пялился.
   Солдат молча отошел. Гэррети заставил себя пойти чуточку быстрее.
   Наконец они добрались до вершины. Было девять часов, и они находились
в дороге уже двенадцать часов, но это ничего не значило.  Значили  чтото
только холодный  ветерок,  дующий  с  вершины,  пение  птицы  да  мокрая
рубашка, липнущая к коже. И еще воспоминания, которые Гэррети так  и  не
смог отогнать.
   - Пит?
   - Что?
   - Хорошо, что мы живы.
   Макфрис не отвечал. Они шли теперь вниз. Это было легче.
   - Я постараюсь выжить, - добавил Гэррети почти извиняющимся тоном.
   Дорога  слегка  извивалась.  До  Олдтауна,  где  начиналась  равнина,
оставалось еще 115 миль.
   Еще долго никто ничего не говорил. Бейкер шагал ровно, засунув руки в
карманы, кивая головой в  такт  шагам.  Он  еще  не  получил  ни  одного
предупреждения. Олсон опять молился; его лицо выделялось в темноте белым
пятном. Гаркнесс что-то ел.
   - Гэррети? - позвал Макфрис.
   - Я тут.
   - Ты видел когда-нибудь конец Длинного пути?
   - Нет. А ты?
   - Нет. Я просто подумал - ты тут живешь и...
   - Мой отец этого терпеть не мог. Однажды он показал  мне,  но  только
один раз.
   - Я видел.
   От звука этого  голоса  Гэррети  подпрыгнул.  Это  был  Стеббинс.  Он
подошел к ним, так же нагнув голову. Его светлые волосы топорщились  над
головой, как корона.
   - Ну, и как это было? - спросил тревожно Макфрис.
   - Тебе не понравится.
   - Я спросил.
   Стеббинс молчал. Гэррети еще больше заинтересовался им.  Он  шел  без
жалоб и не получил ни одного предупреждения с момента старта.
   - Так как это было? - спросил он.
   - Я видел это четыре года назад, - сказал Стеббинс. - Мне тогда  было
тринадцать. Тогда все кончилось в 16 милях от границы Нью-Хэмпшира. Rуда
стянули национальную гвардию и Эскадрон в помощь полиции. Люди стояли на
пятьдесят миль вдоль дороги.  Больше  двадцати  человек  было  задавлено
насмерть. Все  потому,  что  люди  пытались  протолкнуться  к  дороге  и
увидеть, чем все кончится. Я был в первом ряду с отцом.
   - А кто твой отец? - спросил Гэррети.
   - Он... В Эскадроне. И он точно рассчитал. ДЛИННЫЙ  ПУТЬ  -  кончился
прямо напротив меня.
   - И что? - тихо спросил Олсон.
   - Я слышал, как они идут, задолго до того, как они появились.
   Звуковая волна, все ближе и ближе. И только через час появились  они.
Они ничего не видели и не слышали, и смотрели они только на  дорогу.  Их
было двое, и шли они очень странно. Будто их сняли с креста и  заставили
идти, не вынув из них гвозди.
   Теперь все слушали Стеббинса. Полное ужаса молчание накрыло их ватным
одеялом.
   - Толпа кричала. Одни выкрикивали  фамилию  одного  парня,  другие  -
другого, но слышно было только "давай! давай!" Один  из  них  блондин  в
расстегнутой рубашке. Одна туфля у него расстегнулась или развалилась  и
все время хлопала. Другой был вообще без туфель, в  высоких  носках,  но
они доходили только до лодыжек... Понимаете, он долго так шел. Ниже  его
ноги были красные, и все видели, как из них лилась кровь. Но он, похоже,
ничего не чувствовал.
   - Прекрати. Ради Бога, прекрати, - взмолился Макфрис.
   - Ты хотел знать, - возразил Стеббинс. - Так ведь?
   Все молчали. Только пыхтел невдалеке вездеход, и кто-то  еще  получил
предупреждение.
   - Первым сдался блондин. Я это хорошо видел. Он вскинул  руки  вверх,
будто собирался улететь,  но  вместо  этого  упал  лицом  вниз  и  через
тридцать секунд получил пропуск - он шел с тремя. А потом  толпа  начала
кричать. Они кричали, пока не увидели, что  победитель  пытается  что-то
сказать. Тогда они замолчали.  Он  встал  на  колени,  как  будто  хотел
помолиться, и из глаз его полились слезы.
   Потом он подполз к тому, другому, и уткнулся лицом в его рубашку.  Он
что-то говорил, но мы не слышали, - он все говорил в рубашку тому парню.
   Беседовал с ним. Потом солдаты подняли его и сказали, что он  выиграл
приз, и спросили, что он хочет.
   - И что он сказал? - спросил Гэррети. Ему  вдруг  показалось,  что  в
ответе на этот вопрос для него заключена вся жизнь.
   - Он ничего им не ответил. Он продолжал говорить с мертвецом,  но  мы
ничего не слышали.
   - А потом? - спросил Пирсон.
   - Не помню, - равнодушно ответил Стеббинс.
   Все по-прежнему молчали. Гэррети сдавило горло, будто его засунули  в
тесную яму. Впереди  кто-то,  получив  третье  предупреждение,  отчаянно
каркнул, как умирающий ворон. "О Боже, не дай им убить его прямо сейчас,
-  подумал  Гэррети.  -  Я  сойду  с  ума,  если  услышу  это.  О  Боже,
пожалуйста".  Карабины  взорвали  ночь  своей  музыкой.   Это   оказался
низенький парень в красных брюках и белой футболке. Гэррети  уже  решил,
что матери Перси больше не о ком беспокоиться,  но  это  был  не  Перси.
Сказали, что его фамилия Квинси или Квентин - что-то вроде этого.
   Гэррети не сошел с  ума.  Он  повернулся,  чтобы  что-то  спросить  у
Стеббинса, но тот уже отступил на привычное место в  хвосте,  и  Гэррети
снова остался один.
   Девяносто продолжали путь.

Глава 5

   "Не говорите правду, и тогда вы не будете отвечать за последствия".
   Боб Баркер

   Без двадцати  десять  этого  бесконечного  дня  первого  мая  Гэррети
избавился от одного из двух  своих  предупреждений.  Еще  двое  получили
пропуск после парня в футболке - Гэррети едва  это  заметил.  Он  изучал
себя. Голова - немного кружится, но в целом в порядке. Два  глаза.  Шея.
Руки. Туловище - с  ним  все  нормально,  только  бурчит  в  животе,  не
удовлетворенном концентратами. И две чертовски уставших ноги. Он подумал
- как далеко ноги могут унести  его  сами  по  себе,  прежде  чем  мозг,
опомнившись, начнет командовать ими, приводить их в чувство, спасаясь от
пуль, грозящих разнести его костяное вместилище? Как скоро  после  этого
ноги начнут протестовать и в конце концов остановятся?
   Ноги устали, но не так сильно, как могли бы.  Ведь  он  был  довольно
тяжелым, и ногам  приходилось  выносить  сто  шестьдесят  фунтов.  Левая
ступня протерла носок (он вспомнил историю, рассказанную  Стеббинсом,  и
испытал укол ужаса) и начала раздражающе тереться о подошву. Но ноги еще
шли, он не натер мозолей и был в хорошей форме. Двенадцать уже выбыли из
игры,  и  столько  же,  если  не  вдвое  больше,  готовы  были   к   ним
присоединиться, но он в порядке. В полном  порядке.  Он  жив.  Разговор,
прекратившийся после рассказа Стеббинса, завязался снова.
   Янник, номер 98, обсуждал с Уаймэном, номер 97, происхождение  солдат
на вездеходе. Оба  согласились,  что  они  ублюдки  с  большой  примесью
цветной крови.
   - Тебе ставили когда-нибудь клизму? - неожиданно спросил Пирсон.
   - Клизму? - Гэррети задумался. - Нет, по-моему.
   - А вам? - спросил Пирсон остальных. - Признавайтесь.
   - Мне ставили, - смущенно признался Гаркнесс. - Один раз на  Хэллуин,
когда я сожрал целую коробку конфет.
   - И тебе понравилось?
   - Черт, нет! Кому понравится, когда  в  тебя  вливают  кварту  теплой
воды?
   - Моему брату, - грустно сказал Пирсон. - Я спросил этого  маленького
засранца, жалеет ли он, что  я  иду,  а  он  сказал,  что  мама  обещала
поставить ему клизму, если он не будет плакать. Он их обожает.
   - Какая гадость, - поморщился Гаркнесс.
   - Вот и я так думаю, - так же грустно согласился Пирсон.
   Через несколько минут к ним присоединился Дэвидсон и  рассказал,  как
он однажды напился на пикнике, ввалился в палатку и наблевал чуть не  на
голову какой-то толстой тетке, на которой не было ничего, кроме  трусов.
Она, по его словам, не  рассердилась  и  даже  позволила  ему  "за  себя
подержаться", как он выразился.
   Потом Бейкер рассказал, как они в детстве "пускали  ракеты",  и  один
парень по имени Дэви Попхэм спалил себе все волосы на  заднице.  "Вонял,
как свинья", - сказал Бейкер. Гаркнесс так  смеялся,  услышав  это,  что
получил предупреждение.
   После этого начался подъем. Истории передавались по  цепочке  идущих,
пока Бейкер (не тот - Джеймс) не получил  пропуск.  После  этого  всякое
желание шутить пропало. Некоторые заговорили о своих подружках.  Гэррети
ничего не сказал о Джен, но сейчас, в  этом  угольном  мешке  ночи,  она
казалась ему лучшим в мире из всего, что он когда-либо видел и знал.
   Они прошли  через  спящий  городок,  вдоль  шеренги  мертвеннобледных
фонарей, продолжая  переговариваться  шепотом.  У  одного  из  домов  на
скамейке сидела молодая пара, прижавшись друг к другу. Девушке  было  не
больше четырнадцати. Их тени,  сливаясь,  падали  на  дорогу,  и  идущие
перешагивали через них в наступившей вдруг тишине.
   Гэррети обернулся, уверенный, что рычание вездехода разбудит  их.  Но
они все так же сидели, безразличные ко всему на свете. Он  доел  остаток
концентратов  и  почувствовал  себя  немного  лучше.  Олсону  ничего  не
осталось.
   Странный этот Олсон - Гэррети еще шесть часов назад был  уверен,  что
он мертв. Но он все еще шел и больше не получал предупреждений.  Человек
на многое способен, когда на кону оказывается его жизнь. Они прошли  уже
54 мили.
   За безымянным городком разговор умолк. Они прошли  в  молчании  около
часа, и к Гэррети снова начал подкрадываться сон. Он доел печенье матери
и зашвырнул фольгу в кусты на обочине.
   Макфрис извлек из своего рюкзака зубную щетку и  чистил  зубы  -  без
пасты. "Распорядок  дня,  -  подумал  Гэррети.  -  Ужин,  чистка  зубов,
здоровый сон. Люди машут тебе, и ты им машешь - так  принято.  Никто  не
ссорится (кроме Барковича) - тоже потому, что так принято".
   Или нет? Он  вспомнил,  как  Макфрис  крикнул  Стеббинсу,  чтобы  тот
заткнулся. И как Олсон жадно, не поблагодарив, схватил сыр,  который  он
дал ему. Эти фрагменты выглядели ярче, острее на тусклом распорядке дня.
   В одиннадцать вечера одновременно произошло несколько событий.
   Прошел слух, что мост впереди смыло во время грозы, и ДЛИННЫЙ ПУТЬ  -
будет временно приостановлен. По рядам идущих прошла волна оживления,  и
Олсон спекшимися губами пробормотал: "Слава Богу".
   Тут же Баркович начал кричать что-то идущему рядом парню  с  дурацкой
фамилией Ранк. Тот попытался ударить его, что было строжайше  запрещено,
и тут же получил предупреждение.  Баркович  легко  увернулся  от  удара,
продолжая кричать:
   - Ну, сукин сын, давай! Я еще спляшу на твоей могиле!  Давай,  балда,
шевели ногами! Все равно сдохнешь здесь!
   Ранк ударил еще раз. Баркович отскочил и налетел  на  парня,  идущего
сзади, и они оба получили предупреждения. Теперь солдаты смотрели на них
внимательно, хотя и спокойно, - как люди на муравьев,  волокущих  крошку
хлеба.
   Ранк пошел быстрее, не глядя на Барковича. Тот, взбешенный полученным
предупреждением (он налетел на Гриббла, того самого, что  хотел  сказать
Майору, что он убийца), заорал:
   - Эй, Ранк, твоя мать брала в рот на 42-й улице! Тут Ранк  повернулся
и вцепился в Барковича. Раздались  крики  "Эй,  хватит!"  и  "Брось  это
дерьмо!", но Ранк  как  будто  не  слышал.  Он  побежал  за  Барковичем,
которому удалось вырваться, споткнулся и упал на асфальт, раскинув ноги.
Он получил третье предупреждение.
   - Давай, балда! - вопил Баркович. - Шевели жопой!
   Ранк попытался встать и упал назад.
   Третьим, что случилось в  одиннадцать,  была  смерть  Ранка.  Qначала
щелкнули затворы, и в повисшем молчании прозвучал голос Бейкера:
   - Ну вот, Баркович. Теперь ты убийца.
   Грянул залп. Тело  Ранка  подпрыгнуло  и  безжизненно  вытянулось  на
дороге.
   - Он сам виноват! - взвизгнул Баркович. - Ты видел, он ударил меня!
   Пункт восьмой!
   Все молчали.
   - Хрен вам! Вам всем!
   - Вернись и  спляши  на  нем,  Баркович,  -  посоветовал  Макфрис.  -
Повесели нас. Тебе же хочется, я знаю.
   - Твоя мамаша тоже брала в рот, меченый! - хрипло прошипел  Баркович.
- Не терпится увидеть, как твои мозги разлетятся по дороге,  -  спокойно
сказал Макфрис. Он дотронулся до шрама и  тер  его,  тер.  -  С  большим
удовольствием погляжу на это, ублюдок.
   Баркович бормотал еще что-то, но все отвернулись от него и продолжали
идти, нагнув головы.
   Они прошли уже 60 миль, а никакого моста так и не было. Гэррети начал
думать, что его и нет, когда они перевалили небольшой холм и окунулись в
озеро электрического света - фары  нескольких  грузовиков,  сгрудившихся
перед остатками деревянного моста.
   - Как я люблю этот мост, - прошептал Олсон, закуривая одну из сигарет
Макфриса.
   Но когда они подошли  ближе,  Олсон  выругался  и  отбросил  сигарету
прочь.
   Часть моста уцелела,  и  люди  из  Эскадрона  быстро  восстанавливали
остальное.
   Времени не хватало, поэтому  рядом  с  мостом  они  навели  понтонную
переправу из тяжелых армейских грузовиков, связанных проводом.
   - Мост короля Людовика Святого, - мрачно заметил  Абрахам.  -  Может,
если кто впереди топнет, он опять обвалится.
   - Мало надежды, - сказал Пирсон. - А, черт!
   Трое идущих впереди ступили на мост и,  не  оглядываясь,  перешли  на
другую сторону. Их ботинки гулко стучали по доскам. Солдаты спрыгнули  с
вездехода и пошли вперед вместе с участниками. Двое дорожных  рабочих  в
комбинезонах и зеленых резиновых сапогах стояли у  обочины  и  смотрели,
как они идут. Один из них вдруг хлопнул товарища по плечу и сказал:
   - Вот он, Гэррети.
   - Давай, парень! - крикнул  другой.  -  Я  поставил  на  тебя  десять
баксов!
   Двадцать к одному.
   Гэррети помахал им и ступил на мост.  Доски  жалобно  заскрипели  под
ногами, и он оказался на другой стороне. Скоро дорога сделала поворот, и
свет грузовиков померк позади.
   - А ДЛИННЫЙ ПУТЬ - когда-нибудь останавливали? - спросил Гаркнесс.
   - Не думаю, - ответил Гэррети. - Что, материал для книги?
   - Нет, - Гаркнесс выглядел уставшим. - Просто так.
   - Его останавливают каждый год, - сказал сзади Стеббинс. - Но  только
раз.
   Никто ничего не сказал.
   Через полчаса к Гэррети подошел Макфрис и некоторое время шел молча.
   Потом очень тихо спросил:
   - Ты надеешься выиграть, Рэй? Гэррети долго думал.
   - Нет, - сказал он наконец.
   Осознание этого напугало его. Он снова подумал  о  том,  как  получит
пропуск, - нет, получит пулю. О последних секундах беспощадной  ясности,
о черных дулах карабинов, смотрящих  в  лицо.  Ноги  на  миг  окоченели.
Кровь, казалось, застыла в жилах, обволакивая  мозг,  сердце,  гениталии
липкой красной коркой.
   - А ты?
   - Тоже нет, - ответил Макфрис. - Я перестал в это верить где-то около
девяти. Видишь ли, я, - он откашлялся, - мне трудно говорить об этом, но
я не думал, что это будет так тяжело. Похоже, все они, - он махнул рукой
в  сторону  идущих,  -  думали,  что,  когда  станет  невмоготу,  в  них
прицелятся, крикнут "пах! пах!", - и все пойдут по домам.  Понимаешь,  о
чем я? Гэррети вспомнил свой собственный шок, когда кровь и мозги  Кэрли
брызнули на дорогу.
   - Да, - сказал он. - Понимаю.
   - Я сам не сразу в  это  вник,  но  теперь  знаю.  Это  не  гонки  на
выживание, как я сперва думал. Здесь победит не тот, кто сильнее - тогда
у меня был бы шанс, - а тот, кто сможет идти, несмотря ни на что. Ни  на
кого.
   Это не в ногах, а в мозгу.
   Вдалеке закричал козодой.
   - Были парни, которые продолжали идти вопреки всем законам физики.  В
прошлом году один шел с судорогой обеих ног, помнишь? Посмотри на Олсона
- он вымотан до предела, но идет.  Этот  сучонок  Баркович  держится  на
ненависти, и она дает ему силы. А я так не могу. Я  еще  не  устал,  как
следует, но устану, - шрам резко выделялся на его осунувшемся лице. -  И
я думаю... Когда я устану... Я просто сяду и останусь сидеть.
   Гэррети промолчал, но ему было плохо. Очень плохо.
   - Впрочем, Барковича я переживу, - добавил Макфрис. - Клянусь  Богом.
Гэррети посмотрел на  часы  -  было  11.30.  Они  прошли  перекресток  с
дремлющей на нем полицейской машиной. Движение на дороге  отсутствовало,
и констебль, видимо, спокойно спал. Они миновали круг  света  от  фар  и
снова окунулись в темноту.
   - Мы можем убежать в лес, и они нас никогда не  найдут,  -  задумчиво
сказал Гэррети.
   - Как же! - хмыкнул Олсон. - У них сверхчувствительное оборудование.
   Они слышат все, что мы говорим, слышат удары наших сердец.  И  видят,
как дНем. Словно в подтверждение его слов кто-то впереди получил  второе
предупреждение.
   Макфрис  куда-то  отошел.  Темнота  разъединила  их,  и   в   Гэррети
зашевелился страх одиночества. В лесу кто-то пыхтел и трещал сучьями.
   Гэррети внезапно понял, что путь ночью через мэнский лес - это  вовсе
не пикник для таких городских парней, как он. Где-то таинственно заухала
сова.
   С другой стороны завозилось что-то тяжелое, и кто-то нервно  крикнул:
"Что это?"
   Наверху стайками проносились легкие весенние тучи, обещая дождь.
   Гэррети поднял воротник, вслушиваясь в звук собственных шагов.  Утром
он их не слышал, они терялись в стуке еще девяноста девяти пар  ног.  Но
теперь он отчетливо различал их особый звук и  ритм,  и  то,  как  левый
туфель чутьчуть шаркал при каждом шаге. Ему  казалось,  что  звук  шагов
звучит так же громко, как удары сердца. Биение жизни - и смерти.
   Глаза его закрывались. Казалось, их энергия втягивается внутрь  тела,
в какую-то таинственную воронку.
   Предупреждения раздавались с усыпляющей монотонностью,  но  выстрелов
не было. Баркович заткнулся. Стеббинс опять потерялся сзади, еле видимый
в тумане.


 


ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3]

Страница:  [1]