- Я ни в чем не уверен. Не был уверен,  когда  это  началось,  и  еще
меньше сейчас.
   - Думаешь, у тебя есть шанс?
   - Нет, не думаю, - сердито ответил Гэррети. -  И  зачем  я  говорю  с
тобой? Это все равно, что говорить с ветром.
   Где-то далеко в ночи завыли полицейские сирены.
   - Кто-то впереди прорвался через ограждение, - сказал Стеббинс.
   Какие они тут неугомонные! Только подумай,  сколько  еще  людей  ждет
тебя впереди. - Тебя тоже.
   - Меня тоже, - согласился Стеббинс, и они долгое время молчали.
   - Удивительно, как сознание управляет телом, - сказал он наконец.
   Средняя  домохозяйка  за   день   проходит   шестнадцать   миль,   от
холодильника до утюга и обратно, и к концу дня ног под собой не чует.
   Коммивояжер может пройти двадцать, школьник, играющий в футбол, -  от
двадцати пяти до двадцати восьми... Это за весь день, с утра до вечера.
   И все они устают. Устают, но не выматываются.
   - Да.
   - Но представь, что домохозяйке говорят: сегодня до ужина  тебе  надо
пройти шестнадцать миль.
   Гэррети кивнул:
   - Вот тогда она вымотается.
   Стеббинс промолчал. Гэррети показалось, что он недоволен его ответом.
- Разве не так?
   - А ты не думаешь, что  она  пройдет  их  до  обеда,  а  потом  будет
валяться перед телевизором? Я именно так думаю. Гэррети, ты устал?
   - Да. Я устал.
   - А вымотался?
   - Не думаю.
   - Правильно. Вот он вымотался, - Стеббинс указал пальцем на Олсона.
   - Он почти уже готов. Гэррети посмотрел на Олсона, словно ожидая, что
тот от слов Стеббинса упадет.
   - Но что его держит?
   - Спроси своего  дружка  Бейкера.  Мул  не  любит  пахать,  но  любит
морковку. Вот ему и подвешивают морковку перед носом. Мул  без  морковки
выматывается быстрее. Понимаешь?
   - Не очень.
   Стеббинс улыбнулся.
   - Ладно, посмотри на Олсона. Он уже не любит морковку, хотя он  этого
еще не знает. Смотри на него и учись.
   Гэррети посмотрел на Стеббинса внимательней, не зная,  издевается  он
или говорит серьезно. Стеббинс рассмеялся - звонко  и  весело,  заставив
многих идущих удивленно обернуться.
   - Иди. Поговори с ним. А если он не захочет, просто посмотри.
   Учиться никогда не поздно.
   - Хочешь сказать, что это важный урок?
   Стеббинс перестал смеяться:
   - Это самый важный урок, какой может быть. Урок жизни и смерти.
   Реши это уравнение, и ты выживешь.
   Сказав это, Стеббинс, казалось, потерял к нему интерес и  снова  стал
смотреть вниз. Гэррети отошел от него и направился к Олсону.
   Он попытался разглядеть лицо Олсона и не мог. Кожа  его  пожелтела  и
высохла от обезвоживания. Глаза глубоко засели  в  глазницы.  Волосы  на
голове торчали во все стороны слипшимися прядями.
   Это был уже не человек, а робот. Тот Олсон,  что  сидел  когда-то  на
траве и рассказывал про парня,  которого  застрелили  прямо  на  старте,
исчез.
   Его больше не было.
   - Олсон? - прошептал он.
   Олсон шел. Это был ходячий дом с привидениями. От него так  и  разило
смертью.
   - Олсон, ты можешь говорить?
   Олсон шел. Его лицо смотрело в темноту, и  в  безумных  глазах  чтото
светилось, что-то там еще оставалось, но что?
   Они взбирались на очередной холм. В  легких  Гэррети  оставалось  все
меньше воздуха, и он тяжело дышал, как собака в жару.  Рядом  с  дорогой
текла река - серебряная змея в черноте ночи. Это Стилуотер, вспомнил он.
В Олдтауне течет Стилуотер. Впереди рассыпались  огоньки.  Олдтаун.  Они
дошли до Олдтауна.
   - Олсон! - позвал он. - Это Олдтаун! Мы дошли!
   Олсон не отвечал. Теперь  он  понял,  кого  Олсон  ему  напоминает  -
"Летучий Голландец", несущийся вперед без экипажа.
   Они быстро спустились с холма, свернули влево и перешли  через  мост.
На другой стороне моста был знак: "Подъем. Грузовикам снизить скорость".
Некоторые застонали.
   Подъем возвышался перед ними, как гора, хотя он был совсем невысоким.
   Но он был.
   Гэррети сделал первый шаг. "На вершине буду задыхаться, как астматик,
- подумал он, и следующей мыслью было, - если доберусь  до  вершины".  В
ногах - от бедер до ступней, - встала протестующая боль. Ноги  говорили,
что не могут больше всего этого выдержать.
   "Но вы выдержите, - сказал им Гэррети. - Выдержите или сдохнете".
   "Нам плевать, - ответили ноги. - Можешь подыхать".
   Мускулы, казалось, размякли, как мороженое на солнце. Они тряслись  и
прыгали, напоминая плохо управляемых марионеток.
   Спереди и сзади сыпались предупреждения, и Гэррети понял,  что  скоро
одно из них достанется и ему. Он уставился на Олсона, пытаясь попасть  в
такт его шагам. Они взойдут на этот проклятый холм вместе, а потом Олсон
откроет ему секрет, о котором говорил Стеббинс. Сколько еще? Сто футов?
   Пятьдесят?
   Прогремели первые выстрелы, следом - пронзительный крик,  заглушенный
новыми выстрелами. Гэррети ничего не  видел  в  темноте,  да  его  и  не
интересовало, кто это был. Осталась только боль, режущая боль в ногах  и
в легких.
   Холм спрямился и пошел под уклон. Этот склон был  более  покатым,  но
мускулы Гэррети не переставали дрожать. "Мои ноги сейчас откажут,  думал
он. - Они не доведут меня до Фрипорта. Даже до Олдтауна. Я умираю".
   Тут ночь разорвал рев множества глоток, дикий и ужастный, повторяющий
одно и то же слово:
   - Гэррети! Гэррети! Гэррети! Гэррети!
   Это Бог-отец. Бог лишил его ног за то, что он  хотел  узнать  секрет,
узнать секрет... Как гром:
   - Гэррети! Гэррети! Гэррети!
   Это  был  не  Бог.  Это  были  ученики  олдтаунской   высшей   школы,
выкрикивающие хором  его  имя.  Как  только  они  увидели  его  бледное,
измученное лицо, скандирование превратилось в бурю аплодисментов.  Парни
вопили и целовали своих девушек. Гэррети помахал им, улыбаясь,  и  опять
повернулся к Олсону.
   - Олсон, - прошептал он. - Олсон!
   Веки Олсона чуть-чуть дрогнули. Искра жизни,  как  последний  поворот
стартера в старом автомобиле.
   - Скажи мне, Олсон. Скажи мне,  что  делать.  Школьники  ("Неужели  я
когда-то ходил в школу?" - с удивлением подумал Гэррети) прыгали  теперь
вокруг них, оглушая их криками.
   Глаза  Олсона  с  трудом  поворачивались  в  глазницах,  словно   они
заржавели и требовали смазки. Его губы издали какой-то звук.
   - Ну, - прошептал Гэррети. - Ну, говори же! Говори, Олсон!
   - А-а, - сказал Олсон. - А-а.
   Гэррети подошел ближе и положил руку Олсону на  плечо,  вдыхая  смесь
пота, гноя и мочи.
   - Попытайся, Олсон!
   - Бу. Бо. Божий... Божий сад.
   - Божий сад? Что ты говоришь?
   - Он полон. Плодов. Я... Гэррети молчал.  Он  не  мог  говорить.  Они
поднимались на очередной холм, и он опять  задыхался.  Олсон,  казалось,
вообще не дышал.
   - Я не хочу. Умирать, - закончил Олсон. Гэррети с ужасом  смотрел  на
то, что было Одеоном.
   - А? - существо рывком повернуло голову. - Га. Га. Гэррети?
   - Да, это я.
   - Который час?
   Гэррети недавно, Бог знает зачем, завел свои часы.
   - Без четверти девять.
   - Нет. Не то.
   - Олсон? - он осторожно потряс Олсона, и все его  тело  содрогнулось,
как дерево на ветру. - Что с тобой, Олсон?
   - Гэррети, - прошептал Олсон.
   - Что?
   - Который час?
   - Черт! - Гэррети оглянулся на Стеббинса, но тот глядел в темноту.
   Если он и смеялся, то этого не было видно.
   - Гэррети.
   - Что?
   - Бо... Бог сохранит тебя.
   Голова Олсона упала. Он сошел с дороги и пошел прямо на вездеход.
   - Предупреждение! Предупреждение 70-му!
   Олсон не останавливался. Толпа застыла в  ожидании.  Олсон  уперся  в
броню и начал всем телом биться о вездеход.
   - Олсон! - крикнул Абрахам. - Эй, ребята, это же Хэнк Олсон!
   Солдаты наставили на Олсона ружья, и он схватил ближайшее из  них  за
ствол, вырвал и швырнул в толпу. Зрители с криком шарахнулись в стороны,
будто карабин мог начать стрелять сам по себе.
   Потом другой карабин выстрелил. Гэррети ясно видел вспышку и  красное
пятно на рубашке Олсона, куда попала пуля.
   Олсон потянулся и  ухватился  за  ствол  ружья,  которое  только  что
выстрелило в него.
   - Давай, Олсон! - крикнул спереди Макфрис. - Давай! Покажи  им  всем!
Пули из остальных двух карабинов отшвырнули Олсона от вездехода.
   Он распластался на земле, широко раскинув руки, как распятый. Из  его
живота был вырван огромный кусок. Еще три пули ударили в  него.  Солдат,
которого Олсон обезоружил, полез за новым карабином в люк.
   Олсон сел, прижав руки к животу и глядя на солдат. Они тоже  смотрели
на него и молчали.
   - Сволочи! - прорычал Макфрис. - Убийцы!
   Олсон попытался встать. Новые пули бросили его на землю.
   Сзади Гэррети услышал тихий звук. Он не оглянулся - он знал, что  это
смеется Стеббинс.
   Олсон снова сел. Солдаты прицелились  в  него,  но  не  стреляли.  Их
силуэты на броне, казалось, выражали любопытство.
   Медленно, рефлекторно Олсон прижал руки к животу. Сквозь  пальцы  его
медленно поползли синие змейки внутренностей.  Он  нагнулся,  как  будто
собираясь запихнуть их обратно ("Запихнуть  их",  -  подумал  Гэррети  с
ужасом   и   омерзением)   и   с   усилием   поднялся.   Потом    пошел,
медленномедленно, продолжая держаться за живот.
   - О Господи! - Абрахам зажал руками  рот.  В  его  выпученных  глазах
метался ужас. - О Господи, Рэй, что за гадость! - его вырвало.
   "Ну вот, старина Эйб  не  сберег  свое  печенье,  -  подумал  Гэррети
рассеянно. - Нарушил пункт 13".
   - Они не будут его достреливать,  -  сказал  сзади  Стеббинс.  -  Это
послужит уроком остальным.
   - Убирайся, - прошептал Гэррети. - Иначе я вышибу тебе мозги!
   Стеббинс быстро отошел.
   - Предупреждение! Предупреждение 88-му!
   Смех Стеббинса замер вдали.
   Олсон упал на колени. Раздался выстрел,  и  пуля  ударила  в  асфальт
рядом с ним. Он снова начал подниматься. "Они играют с  ним,  -  подумал
Гэррети.
   - Им, должно быть, скучно, вот они и решили поиграть с Одеоном.  Ведь
он такой смешной, правда, парни?"
   Гэррети плакал. Он подбежал к Олсону, опустился  на  колени  рядом  с
ним, прижал к груди его растрепанную голову. Он рыдал в сухие, пропахшие
потом и мочой волосы Олсона.
   - Предупреждение! Предупреждение 47-му!
   - Предупреждение! Предупреждение 61-му!
   Макфрис тянул его вверх.
   - Вставай, Рэй! Ты ему не поможешь! Вставай, ради Бога!
   - Это ужасно! - прорыдал Гэррети. - Ужасно!
   - Я знаю. Вставай скорее.
   Гэррети встал. Они с Макфрисом пошли задом, глядя на Олсона.
   Олсон поднялся на ноги и стоял прямо на белой линии, воздев обе  руки
к небу.
   Толпа ахнула.
   - Я делал не то! - крикнул Олсон дрожащим голосом и упал мертвым.
   Солдаты еще дважды выстрелили в него и потащили прочь.
   Они шли молча минут десять.  От  присутствия  Макфриса  Гэррети  было
чуточку легче.
   - Знаешь, - сказал он наконец, - во всем этом есть смысл.
   - Да?
   - Я говорил с ним. Он был жив, пока они его  не  застрелили.  Он  был
жив, Пит, - теперь это казалось ему самым важным. - Жив, понимаешь?
   - Ну и что? - Макфрис устало вздохнул. - Он был только номером.
   Номер 53. Мы стали чуть ближе к концу, вот и все.
   - Нет. Ты так не думаешь.
   - Не говори мне, что я думаю, а что нет! - бросил Макфрис. - И  давай
не будем об этом.
   - До Олдтауна осталось миль тринадцать.
   - Хорошо.
   - Не знаешь, где Скрамм?
   - Я не его доктор. Ищи сам, если хочешь.
   - Что ты бесишься?
   Макфрис дико расхохотался.
   -  Да,  чего  это  я  бешусь?  Очевидно  меня  волнует  новая  ставка
подоходного налога. И еще цены на зерно в Южной Дакоте. Олсон -  у  него
вывалились кишки, и он шел с вывалившимися кишками!  -  вот  от  чего  я
бешусь, Гэррети! - он  прервался,  подавляя  приступ  тошноты,  а  потом
сказал.
   - Со Скраммом плохо.
   - Да?
   - Колли Паркер щупал его лоб и сказал,  что  у  него  жар.  Он  несет
какуюто чушь - о своей жене, о хопи, о навахо... Трудно понять.
   - Долго он еще сможет идти?
   - Кто знает? Может, дольше нас всех. Он ведь здоровый, как буйвол.
   О Господи, как я устал.
   - А Баркович?
   - Он прячется. Знает, что многие будут рады увидеть, как  он  получит
пропуск. Он хочет пережить меня, вонючка. Но он очень плохо выглядит.  -
Как и все мы.
   - Ага. Говоришь, до Олдтауна тринадцать миль? - Где-то так.
   - Могу я сказать тебе кое-что, Гэррети?
   - Конечно. Я унесу это с собой в могилу.
   - Это точно, - кто-то в толпе пустил ракету, и  Гэррети  с  Макфрисом
подпрыгнули. Несколько женщин  завизжали,  кто-то  выругался  с  набитым
попкорном ртом.
   - Все это так ужасно, - сказал Макфрис, - из-за  того,  что  все  так
обычно.  И  Олсон  был  обычным,  хотя   и   удивительным.   Обычным   и
удивительным.
   Он умер, как жучок под микроскопом.
   - Ты говоришь, как Стеббинс, - заметил Гэррети.
   - Жаль, что Присцилла не убила меня. Тогда все было бы не так...
   - Обычно?
   - Да. Тогда бы...
   - Извини. Я подремлю немного, если получится.
   Макфрис пожал плечами и отошел. Гэррети в  первый  раз  пожалел,  что
обзавелся приятелями на Длинном пути. Оказывается от  этого  тоже  могло
быть тяжелее.
   Кишечник распирало. Скоро придется облегчиться. При мысли о том,  что
это придется делать на глазах у публики, которая будет смеяться и тыкать
в него пальцами, он мысленно скрипнул зубами. Потом они еще разберут его
дерьмо на сувениры. Казалось немыслимым, что люди способны  на  это,  но
так и было.
   Олсон с вываливающимися  внутренностями...  Макфрис  и  Присцилла  на
пижамной фабрике... Скрамм с  его  широким  лицом,  красным  от  жара...
Голова Гэррети склонилась на грудь. Он  задремал,  продолжая  идти.  Его
ноги мерно опускались на асфальт; отставшая подошва хлопала, как  ставня
заброшенного дома.
   Я мыслю, следовательно, существую. Первый урок латыни.
   Тарабарские фразы  на  мертвом  языке.  "Эне,  Бене,  Раба,  Квинтер,
Финтер, Жаба".
   Я  существую,  следовательно...   Взлетела   ракета,   сопровождаемая
приветственными криками.
   Мимо  прогромыхал  вездеход.  Гэррети  проснулся  от   металлического
голоса, объявляющего ему предупреждение, и заснул опять.
   "Отец, я не радовался,  когда  тебя  не  стало,  но  и  не  огорчился
понастоящему. Прости меня. Но я не поэтому  здесь.  Стеббинс  неправ.  Я
здесь потому..."
   Его разбудили выстрелы и знакомый стук упавшего тела. Толпа закричала
- не то от ужаса, не то от восторга.
   - Гэррети! - крикнула какая-то женщина. - Рэй Гэррети! Мы с тобой!
   Мы все с тобой, Рэй!
   Ее голос перекрыл остальные, и  сотни  голов  повернулись  в  сторону
земляка. Отдельные крики переросли в  общий  рев.  Гэррети  слушал  свою
фамилию, пока она не превратилась для него в набор бессмысленных звуков.
Он помахал кричащим и опять провалился в сон.

Глава 11

   "А ну вперед, жопы! Вы что, хотите жить вечно?"
   Неизвестный сержант
   Первой мировой войны

   Они прошли через Олдтаун около полуночи. Для Рэя Гэррети  путь  через
город был сплошным полусонным кошмаром. Толпа вопила, не  умолкая,  пока
крики  не  слились  в  единый  нечленораздельный  шум,   нарастающий   и
утихающий, подобно рокоту  прилива.  Юпитеры  превратили  ночь  в  день,
осветив все зловещим оранжевым светом, в котором даже самое  дружелюбное
лицо напоминало маску из фильма ужасов. Из окон летели конфетти, газеты,
длинные полоски туалетной бумаги.
   Как ни странно, в Олдтауне никто не погиб. Постепенно они  отдалились
от оранжевых огней и шума толпы к реке, где  их  встретил  резкий  запах
бумажной фабрики - химикаты, горелое дерево, рак  желудка.  Горы  опилок
под ымались выше городских зданий, а  рядом,  как  египетские  пирамиды,
громоздились штабеля дров. Гэррети почудилось, что он уже не на земле, а
в каком-то месте вечности, когда его вернул  к  действительности  толчок
под ребра. Это был Макфрис.
   - Что такое?
   - Выходим на магистраль. -  Макфрис  был  возбужден.  -  Похоже,  там
собралось целое войско. Нас встретят салютом из четырехсот стволов. -  Я
слышал уже достаточно салютов из  трех  стволов,  -  проворчал  Гэррети,
отчаянно протирая глаза. - Ну их. Дай поспать.
   - Погоди. Когда они закончат, мы устроим им свой салют.
   - Какой?
   - Из сорока шести задниц.
   Гэррети улыбнулся. Улыбка казалась чужой на его губах.
   - Да ты что?
   - Ну... Из сорока. Шестеро уже на пределе. Гэррети  вспомнил  Олсона,
Летучего Голландца.
   - Возьмите меня в долю, - сказал он.
   - Тогда подходи поближе.
   Они подошли к Бейкеру, Абрахаму,  Пирсону  и  Скрамму.  Двое  кожаных
парней по-прежнему маячили впереди.
   - А Баркович? - спросил Гэррети.
   - Согласен.  Сказал,  что  это  лучшая  в  мире  идея  после  платных
туалетов.  Они  шли  уже  по  шоссе.  Гэррети  видел  справа  уступчатую
набережную, а  впереди  -  призрачный  свет  фонарей,  на  этот  раз  не
оранжевых, а мертвеннобелых.
   - Кэти! - вскрикнул внезапно Скрамм. - Я еще не сдался,  Кэти!  -  он
окинул всех безумными глазами,  не  узнавая.  Его  губы  обметало,  лицо
пылало.
   - Совсем плох, - почему-то как будто извиняясь сказал  Бейкер.  -  Мы
все время даем ему воду, а она выходит с  потом.  Его  фляжка  пуста,  и
другую ему придется просить самому. Это правило.
   - Скрамм! - позвал Гэррети.
   - Кто это? - глаза Скрамма беспокойно метнулись.
   - Я, Гэррети.
   - А-а. Ты видел Кэти?
   - Нет. Я...
   - Вот и они, - сказал Макфрис. Крики толпы снова стали громче,  и  из
темноты выступил светящийся зеленым указатель: "Шоссе 95 Огаста Портленд
Портсмут юг".
   - Юг, - прошептал Абрахам. - Господи, помоги нам!
   Они вышли  на  шоссе.  Его  поверхность  под  ногами  казалась  более
гладкой, и Гэррети испытал знакомое волнение.
   У въезда, оттеснив толпу,  стояли  солдаты  цветной  гвардии,  подняв
ружья. По сравнению с их алыми мундирами запыленный камуфляж  солдат  на
вездеходе казался тряпьем.
   Шум толпы внезапно стих. Единственными звуками остались стук их шагов
и хриплое дыхание. Алые гвардейцы молчали.  Потом  из  темноты  раздался
четкий голос Майора:
   - Го-о-товсь!
   Ружья взметнулись к небу стальной аркой. Все инстинктивно сжались.  У
них, как у собак Павлова,  выработался  рефлекс  -  выстрелы  обозначают
смерть.
   - Пли!
   Четыреста ружей выпалили, раздирая барабанные перепонки.
   Гэррети сдержался, чтобы не заткнуть уши.
   - Пли!
   Снова грохот и резкий запах пороха. В какой книге  он  читал,  что  в
воду стреляют чтобы тело утопленника всплыло на поверхность?
   - Моя голова, - простонал Скрамм. - О Боже, моя голова.
   - Пли!
   Последний залп.
   Макфрис тут же повернулся и пошел задом. Покраснев от усилия,  он  во
всю мочь крикнул:
   - Готовсь!
   Сорок языков облизали пересохшие губы. Гэррети поглубже вдохнул  и...
- Пли!
   Это было жалко. Жалкий звук, потонувший  в  ночи.  Неудачная,  глупая
шутка. Каменные лица солдат не изменили выражения.
   - Черт! - Макфрис скривился и побрел дальше, опустив голову.
   Мимо  быстро  проехал  джип  Майора.  Они  успели  заметить   отблеск
холодного света на его черных очках, и толпа  опять  сомкнулась  вокруг.
Правда, теперь она была дальше: шоссе имело четыре полосы -  пять,  если
считать траву посередине.
   Гэррети  поспешил  на  середину  и  пошел  по  подстриженной   траве,
чувствуя, как роса через треснувшие  туфли  приятно  холодит  его  ноги.
Кто-то  получил  предупреждение.  Шоссе  тянулось  вперед,   гладкое   и
однообразное, омытое светом фонарей. Тени идущих  выделялись  на  бетоне
четко, как при летней луне.
   Гэррети отхлебнул  из  фляжки,  закрутил  ее  и  опять  погрузился  в
дремоту.
   До Огасты еще восемьдесят миль. Так приятно идти по  мокрой  траве...
Он споткнулся, едва не упал и резко пробудился. Какой идиот сажает сосны
на средней полосе? Конечно, это дерево штата, но почему бы  не  посадить
его где-нибудь подальше?
   Почему они не думают о тех, кто идет... Конечно, они не думают.
   Гэррети перешел на левую сторону, по которой шли остальные. На  шоссе
к ним присоединились еще два  вездехода,  чтобы  охватить  увеличившуюся
площадь,  на  которой  разместились  теперь  сорок   шесть   участников.
Постепенно Гэррети опять задремал. Его сознание начало блуждать отдельно
от тела, как  камера  с  заряженной  пленкой,  то  там,  то  тут  щелкая
затвором. Он думал об отце, стягивающем с ног зеленые резиновые  сапоги.
Он думал о Джимми Оуэнсе, которого он  ударил  стволом  ружья.  Да,  это
придумал Джимми - раздеться и трогать  друг  друга.  Ружье  мелькнуло  в
воздухе, брызнула кровь ("Извини, Джим, тьфу ты, тут нужен бинт")...  Он
повел Джимми в дом, и тот кричал... Кричал... Гэррети огляделся, весь  в
поту, несмотря на ночную прохладу. Ктото кричал. Ружья были нацелены  на
маленькую, сжавшуюся  в  ужасе  фигурку.  Похож  на  Барковича.  Грянули
выстрелы, и фигурка, стукнувшись о бетон, как  мешок  с  мокрым  бельем,
обратила к небу бледное лицо. Это был не Баркович, а ктото незнакомый.
   Он подумал о том, что может пережить их всех, и тут же устыдился этой
мысли. К тому же она казалась невероятной. Боль в ногах  могла  стать  в
два, в три раза сильнее, а она и сейчас  временами  была  невыносима.  И
хуже боли в ногах была сама смерть, запах разложения, засевший у него  в
ноздрях. Под эти мысли он снова задремал, и на этот раз ему  привиделась
Джен. Он на какое-то  время  совсем  забыл  о  ней  и  теперь  терпеливо
выстраивал в полусне ее образ. Ее маленькие ноги - толстоватые, но очень
привлекательные, с  тонкими  икрами  и  полными  крестьянскими  бедрами.
Стройная талия, круглые, гордо вздернутые груди. Мягкие черты  ее  лица.
Ее длинные светлые волосы.
   "Волосы шлюхи", -  подумал  он.  Как-то  он  сказал  ей  это,  просто
вырвалось, и он думал, что она рассердится, но она промолчала. Он думал,
что, может быть, ей это даже польстило...  На  этот  раз  его  разбудила
нарастающая тяжесть в  кишечнике.  На  часах  был  час  ночи.  Он  молча
взмолился, чтобы Бог позволил ему не делать этого на глазах у толпы.  "О
Господи, сжалься, я дам тебе половину всего, что имею, только даруй  мне
запор. О Го..."
   Кишечник  сдавило  опять,  на  этот  раз  сильнее.  Может  быть,  это
свидетельствовало о сохраняющемся здоровье его тела, но его это не очень
утешало. Он шел, пока не вышел на сравнительно малолюдный  участок;  там
он, спеша, расстегнул ремень, спустил штаны и  присел,  прикрывая  рукой
гениталии. Мускулы ног протестующе взвыли, и вместе с  болью  он  исторг
содержимое прямой кишки.
   - Предупреждение! Предупреждение 47-му!
   - Джон! Эй, Джонни, посмотри на этого беднягу!
   Он наполовину видел, наполовину воображал уставленные в него пальцы.
   Замигали вспышки, и Гэррети отвернулся.  Это  было  самым  худшим  из
всего, что с ним случилось. Самым худшим.
   - Я видела! - возбужденный девичий голос. - Я видела его штуку!
   Бейкер прошел мимо, не глядя на него.
   Потом, с кряхтением, он привстал и пошел, застегивая на  ходу  штаны,
оставив часть себя дымиться позади в темноте под вожделеющими  взглядами
толпы: "Возьми это! заверни в свой плащ! дерьмо человека, которого через
двадцать минут застрелили. Я говорил тебе,  Бесси,  что  нам  достанется
нечто особенное!"
   Он догнал Макфриса и пошел рядом с ним.
   - Хорошо? - спросил Макфрис.
   - Еще бы. Только вот я забыл кое-что дома.
   - Что?
   - Туалетную бумагу.
   Макфрис усмехнулся:
   - Моя бабка  в  таких  случаях  говорила:  "Шевели  задницей  -  само
высохнет".
   Гэррети взорвался смехом -  здоровым,  без  всякой  истерики.  Ему  и
правда было легче. Как бы там ни повернулись дела, через это пройти  ему
больше не придется.
   - Ну вот, у тебя получилось, - сказал Бейкер, сбавляя шаг. -  Да  что
это вас так удивляет? - Гэррети не мог сдержать изумления. - А  то,  что
это не так уж просто перед мордами у этих обезьян, - без  улыбки  сказал
Бейкер. - Знаешь, я тут слышал кое-что. Правда, не оченьто поверил.
   - Что?
   - Помнишь Джо и Майка? Ребят в кожаных куртках? Так  вот,  они  e./(,
индейцы. Скрамм пытался об этом сказать, но никто его не понял. Говорят,
что они братья.
   - Не может быть! - воскликнул Гэррети.
   - Я сходил вперед и посмотрел на них. И черт меня побери, если они не
выглядят, как братья!
   - Это запрещено, - сердито сказал Макфрис. - Их родные, должно  быть,
обили все пороги в Эскадроне.
   - Ты знал когда-нибудь индейцев? - спросил Бейкер.
   - Только деревянных, а что?
   - У нас возле города была резервация семинолов.  Это  странные  люди.
Они не думают, как мы, об "ответственности" и всяких  таких  вещах.  Они
очень гордые. И бедные. С хопи я не знаком, но,  думаю,  они  похожи  на
семинолов. И они знают, что такое смерть.
   - Теперь мы все это знаем, - заметил Макфрис.
   - Они из Нью-Мексико, - сказал Бейкер.
   - Ну и черт с ними, - подвел итог  Макфрис,  и  Гэррети  был  склонен
согласиться с ним.
   Разговоры скоро замерли из-за  поразительного  однообразия  пути.  На
шоссе уже не было резких подъемов и крутых спусков, и идущие дремали  на
ходу, забывая хоть на время  о  том  страшном,  что  ждало  их  впереди.
Маленькие группки разбивались на острова по одному, два, три человека.
   Толпа не знала усталости. Она кричала что-то единым хриплым криком  и
махала нечитаемыми плакатами. Имя Гэррети повторялось постоянно, изредка
всплывали имена Барковича, Пирсона, Уаймэна. Прочие упоминались редко  и
моментально уходили, как хлопья снега, проносящиеся  перед  телеэкраном.
Ракеты взлетали и рассыпались  искрами.  Их  свет  выхватывал  из  толпы
причудливые фрагменты. Женщина прижимала к  объемистой  груди  клетку  с
большой  нахохлившейся  вороной.  Ученики   колледжа   выстроили   живую
пирамиду.
   Беззубый, с впалыми  щеками  старик  в  костюме  дяди  Сэма  потрясал
плакатом:
   "Отберем Панамский канал у красных ниггеров!" Но в целом  толпа  была
такой же скучной и однообразной, как дорога.
   Гэррети опять задремал, и во сне низкий голос спрашивал его  снова  и
снова: "Ты понял? Ты понял? Ты понял?" Он  не  знал,  чей  это  голос  -
Стеббинса или Майора.

Глава 12

   "Шел я по дороге, на дороге грязь. Снял с ноги ботинок, а  в  ботинке
кровь. Кому водить?"
   Детская считалка

   Как-то они дошли до девяти утра.
   Рэй Гэррети запрокинул голову и полил себе на лицо водой из фляжки.
   Холодная вода немного отогнала сон.
   Он  вновь  оглядел  своих  спутников.  Макфрис  уже  порядочно  оброс
щетиной, черной, как его волосы. Колли Паркер осунулся, но выглядел  еще
крепким.
   Бейкер казался призраком. Скрамм кашлял глубоким, громыхающим кашлем,
знакомым Гэррети с детства - в пять лет он болел пневмонией.
   Ночь прошла в сонном мельтешений дорожных знаков. Бангор.
   Хэмпден.
   Уинтерпорт. Солдаты убили только двоих.
   Теперь день разгорался снова. Идущие шутили насчет своих бород...  Но
ни в коем случае насчет ног. Гэррети  натер  на  правой  ноге  несколько
маленьких мозолей,  но  толстый  носок  смягчал  боль.  Они  только  что
миновали знак: "Огаста 48 Портленд 777".
   -  Это  дальше,  чем  ты  говорил,  -  сообщил  Пирсон.  Его   волосы
безжизненно свисали на измученное лицо.
   - Я не дорожная карта, - сказал Гэррети.
   - Но... Ты же отсюда.
   - Плевать.
   - Да, - в усталом голосе Пирсона  сквозило  смирение.  -  Господи,  я
никогда больше не сделаю этого.
   - У тебя и не будет такой возможности.
   - Точно, -  голос  Пирсона  упал.  -  Я  придумал  кое-что.  Когда  я
почувствую, что не могу больше, я выбегу прямо в  толпу.  Тогда  они  не
посмеют стрелять.
   - Они выпихнут тебя обратно, - сказал Гэррети.  -  Чтобы  посмотреть,
как тебя кончают. Вспомни Перси.
   - Перси ни о чем не думал. Просто пытался убежать в лес. Рэй,  ты  не
устал?
   - Конечно, нет, - Гэррети гордо хлопнул  себя  по  груди.  -  Я  так,
прогуливаюсь перед завтраком.
   - А я плох, -  пожаловался  Пирсон,  облизнув  губы.  -  Даже  думать
тяжело.
   А в ноги будто всадили по гарпуну, так...
   - Скрамм умирает, - сообщил подошедший Макфрис.
   - Что? - в унисон спросили Гэррети и Пирсон.
   - У него пневмония.
   Гэррети кивнул:
   - Я этого и боялся.
   - За пять футов слышно,  как  хрипят  его  легкие.  Будто  через  них
пропускают Гольфстрим. Если  сегодня  будет  так  же  жарко,  он  просто
сгорит. - Бедняга, - сказал Пирсон,  но  в  его  голосе  ясно  слышалось
облегчение.
   - Он ведь женат. Что его жена будет делать?
   - А что она может сделать? - спросил Гэррети. Они шли совсем рядом  с
толпой, уже не замечая рук, тянущихся к ним, чтобы потрогать.  Маленький
мальчик хныкал, что хочет домой.
   - Обращаюсь ко всем, - сказал Макфрис. - Думаю,  тот,  кто  выиграет,
должен будет что-то сделать для нее.
   - А что?
   - Сам решит. А если этот урод забудет, мы все будем являться к нему и
душить по ночам.
   - Ладно, - сказал Пирсон. - Чего уж.
   - Рэй?
   - Конечно. А с Барковичем ты говорил?
   - Этот хер родную мать из воды не вытащит, если она будет тонуть?
   - Все равно я поговорю с ним, - сказал Гэррети.
   - Может, еще со Стеббинсом поговоришь? Ты ведь единственный, кому это
удавалось.
   - Я могу сказать, что он ответит.
   - Что?
   - Он спросит, почему он должен это делать. И я не буду знать, что ему
ответить.
   - Тогда пошли его к черту.
   - Не могу, - Гэррети пошел по направлению  к  маленькой,  согнувшейся
фигуре Барковича. - Он, единственный,  кто  еще  уверен,  что  выиграет.
Баркович был в забытьи. С полузакрытыми глазами  и  щетиной  на  смуглых
щеках он походил на потертого  игрушечного  медвежонка.  Свою  оранжевую
шапку он или потерял или выбросил.
   - Баркович!
   Баркович встрепенулся:
   - Что? Кто это? Гэррети?
   - Да. Скрамм умирает.
   - Кто? А, понял. Рад за него.
   - У него пневмония. Похоже, он не доживет до конца дня.
   Баркович внимательно оглядел Гэррети своими глазами пуговками. Да, он
был очень похож на старого, забытого детьми игрушечного медвежонка.
   - А тебе-то что, Гэррети?
   - Ну, он ведь женат и... Глаза Барковича расширились, пока  не  стало
казаться, что они вотвот выпадут.
   - Женат? Женат? Эта жопа с ушами...
   - Тише ты, ублюдок! Он может услышать!
   - Мне плевать! - Баркович повернулся к  Скрамму  и  заорал  изо  всех
оставшихся сил. - Что ты думал, идиот, когда впутался в  это?!  Что  это
игра в салочки?!
   Скрамм непонимающе посмотрел на Барковича и помахал ему - должно быть
решил, что это зритель. Абрахам, что шел рядом, показал Барковичу палец.
   Баркович снова повернулся к Гэррети. Он улыбался.
   - Гэррети, твоя рожа так и сияет добротой. Пустите шляпу по кругу для
жены умирающего, так?
   - Ладно, - сказал Гэррети зло. - Тебя исключаем.
   Он повернулся, чтобы уходить, но Баркович ухватил  его  за  рукав.  -
Подожди. Я же не сказал "нет". Разве я это сказал?
   - Нет.
   - Конечно, - на губах его снова появилась улыбка, но какая-то жалкая.
   - Слушай, я вовсе не хотел ссориться с вами, парни.  Со  мной  всегда
так не хочу ни с кем ссориться, а так получается. Дома тоже  всегда  так
было, то есть в школе. Я ведь не такой уж плохой, просто часто встаю  не
с той ноги, что ли.  А  мне  очень  нужны  друзья,  плохо  ведь  одному,
особенно в таком деле, правда? Гэррети, ты ведь знаешь. Тот  Ранк  -  он
сам виноват, он хотел побить меня. Почему-то все хотят  меня  побить.  В
школе мне даже приходилось носить с собой нож. А Ранка я не хотел...  Не
хотел, чтобы его... Вы увидели только конец и не  видели,  как  он...  -
Баркович запутался и замолчал.
   - Да, правда, - пробормотал  Гэррети,  чувствуя  себя  лицемером.  Он
слишком хорошо помнил инцидент с Ранком.
   - Ну и что ты собираешься делать? Войдешь в долю?
   - Конечно, - рука Барковича судорожно вцепилась в рукав  Гэррети.  -Я
могу кормить ее хоть  до  конца  жизни.  Я  просто  хотел  сказать...  У
человека должны быть друзья. Кому хочется умирать в злобе? Я не  хочу...
Не...
   - Да, да, - Гэррети начал отходить, ощущая неловкость. Он  попрежнему
ненавидел Барковича, но и немного жалел.
   - Спасибо. - Почему-то проблеск человечности в Барковиче напугал его.
   Он не мог сказать, почему.
   Он слишком сильно отстал,  получил  предупреждение  и,  ускорив  шаг,
оказался рядом со Стеббинсом.
   - О, Рэй Гэррети! - сказал Стеббинс. - С добрым утром.  В  чем  дело?
Гэррети вторично пустился в объяснения насчет Скрамма и его жены,  и  за
это время еще один  парень  получил  пропуск  (на  куртке  у  него  было
написано "Ангелы ада на колесах"). Закончив, он  терпеливо  ждал  ответа
Стеббинса.
   - Почему бы и нет? - спросил Стеббинс, дружелюбно улыбаясь Гэррети.
   Гэррети  с  каким-то  суеверным  ужасом  почувствовал,  что  отчаяние
добралось и до него.
   - Звучит так, будто тебе нечего терять, - заметил он.
   - Нам всем нечего терять, - улыбнулся Стеббинс. - Так легче уходить.
   Но пойми меня правильно, Гэррети, - я не могу  обещать.  Сейчас  этот
бедняга еще кажется вам важным. Я  даже  скажу  почему  -  вы  пытаетесь
зацепиться за будущее своим обещанием. Раньше, до Поворота, когда у  нас
были еще миллионеры, они основывали фонды и строили библиотеки. Они тоже
пытались зацепиться за будущее. Некоторые делают это детьми, но никто из
них, он широким жестом обвел участников, - не оставит ни одного ублюдка.
То, что я говорю, не шокирует тебя?
   - Нет, - пробормотал Гэррети.
   - Ты и твой друг Макфрис выбиваетесь из этого балагана. Я не понимаю,
почему вы здесь. Кстати, ты всерьез воспринял то,  что  я  говорил  тебе
вечером? Насчет Олсона?
   Гэррети кивнул.
   - Ну и зря, - Стеббинс рассмеялся. - Не было у него никаких секретов.
Я пошутил.
   Гэррети чуть улыбнулся:
   - Знаешь, я думаю, ты вечером сказал что-то лишнее и теперь  боишься.
- Думай, как знаешь, Гэррети.
   - Можешь скрывать это, но ты боишься, Стеббинс. Тебе нравится думать,
что все подстроено. Но вдруг это честная игра, тогда что?
   - Что ж, иди и думай, что это честная игра. Не все ли равно, с  какой
уверенностью подыхать?
   - Опять врешь, - сказал Гэррети, но Стеббинс лишь коротко  усмехнулся
и опять уставился на свои ноги.
   Гэррети побрел вперед, туда, где Макфрис, Пирсон,  Абрахам  и  Бейкер
собрались вокруг Скрамма, как встревоженные тренеры  вокруг  получившего
травму боксера.
   - Как он? - спросил Гэррети.
   - Почему ты их спрашиваешь? - удивился Скрамм. Он уже не  говорил,  а
шептал. Прежний болезненный румянец уступил место восковой бледности.
   - Ладно, спрошу тебя.
   - О, неплохо, - Скрамм закашлялся. Это  был  захлебывающийся,  глухой
кашель, будто  идущий  из-под  воды.  -  Неплохо.  Молодцы,  что  решили
позаботиться о Кэти. Я уже не думаю, что смогу это сделать сам.
   - Не говори много, - предупредил Пирсон, - ты выматываешься.
   - Какая разница? Раньше или позже,  -  Скрамм  печально  оглядел  их,
потом медленно покачал головой. - Почему  я  заболел?  Я  ведь  шел  так
хорошо. Даже когда устал. Почему Бог сотворил такое со мной?
   - Не знаю, - сказал Абрахам.
   Гэррети снова  почувствовал  страх  перед  великой  тайной  смерти  и
попытался его отогнать. Это  чувство  было  особенно  неприятным,  когда
умирал друг. - Который час? - спросил внезапно Скрамм, и  Гэррети  сразу
вспомнил Олсона.
   - Десять минут одиннадцатого, - ответил Бейкер.
   - Прошли около двухсот миль, - добавил Макфрис.
   - Ноги у меня не устали, - сказал Скрамм. - Это уже кое-что.
   Невдалеке восторженно закричал ребенок:
   - Эй, мама! Посмотри на вон того большого парня! Вот это лось! Гляди,
гляди!
   Гэррети вгляделся в толпу. Кричал  мальчишка  в  рубашке  с  коротким
рукавом, размахивающий недоеденным сэндвичем. Скрамм помахал ему.
   - - Дети милые, - сообщил он. - Надеюсь, у Кэти будет мальчик. Мы оба
хотели мальчика. Девочка тоже  неплохо,  но  парень...  Понимаете...  Он
продолжает фамилию. Хотя Скрамм - не такая  уж  знаменитая  фамилия,  он
усмехнулся, а Гэррети вспомнил слова Стеббинса о попытке  зацепиться  за
будущее.
   К ним подошел толстощекий Уокер в голубом свитере и сообщил  новость.
У Майка, брата кожаного Джо, начались желудочные колики.
   Скрамм потер лоб. Его грудь вздымалась и опадала в такт кашлю.
   - Я знаю этих парней, - сказал он. - Приехали  со  мной  вместе.  Они
хопи.
   - Ты нам говорил.
   - Разве? - удивился Скрамм. - Ну ладно. Похоже, они  хотят  составить
мне компанию. Интересно... Не договорив, он ускорил шаг и пошел  вперед.
Уходя, он обернулся, и лицо его было спокойным.
   - Не знаю, увидимся  ли  мы  еще,  -  сказал  он  также  спокойно.  -
Прощайте, ребята.
   Макфрис отозвался первым:
   - Прощай, - сказал он хрипло. - И желаю удачи.
   - Да, удачи тебе, - повторил Пирсон и отвернулся.
   Абрахам хотел что-то сказать и не мог. - Держись, - лицо Бейкера было
суровым.
   - Прощай, - прошептал Гэррети пересохшими губами. - Прощай, Скрамм, и
хорошего отдыха.
   - Отдыха? - Скрамм рассмеялся. -  Может,  настоящий  ДЛИННЫЙ  ПУТЬ  -
только начинается.
   Он шел, пока не поравнялся с Майком и Джо. Майк шел,  прижав  руки  к
животу, но не сгибался.
   Скрамм заговорил с ними.
   - Что они хотят делать? - испуганным шепотом спросил Пирсон.
   Никто ему не ответил. Совещание окончилось, и Скрамм  пошел  рядом  с
Майком и Джо. Даже на  таком  расстоянии  Гэррети  слышал  его  натужный
кашель.
   Солдаты внимательно разглядывали всех троих. Джо положил  руку  брату
на плечо, и они поглядели друг на  друга,  но  Гэррети  не  мог  уловить
никаких эмоций на их бронзовых лицах.
   Через момент Майк и  Скрамм  сошлись  и  двинулись  прямо  на  толпу,
которая, увидев обреченность их лиц,  с  криками  бросилась  врассыпную,
будто он были заразные.
   Они получили предупреждения и, дойдя до перил ограждения, повернулись
к вездеходу и выставили вперед средние пальцы.
   - Я ебал вашу мать, и мне это понравилось! - проорал Скрамм солдатам.
Майк крикнул что-то похожее на своем родном языке.
   Идущие разразились криками одобрения, и Гэррети почувствовал, как  на
глаза ему наворачиваются слезы. Толпа замерла. Они получили  во  второму
предупреждению и сели рядом на асфальт, тихо  говоря  друг  с  другом  -
каждый на своем языке.
   Гэррети не оглянулся. Никто из них не оглянулся, даже когда все  было
кончено.
   - Тому, кто выиграет, лучше сдержать слово, - сказал Макфрис. - Лучше
пусть не обманывает. Никто ему не ответил.

Глава 13

   "Джон Гринблум, ну-ка спускайся!"
   Джонни Олсен

   Два часа дня.
   - Ты жульничаешь, скотина! - крикнул Абрахам.
   - Я не жульничаю, - спокойно сказал Бейкер. - С тебя доллар сорок.
   - Я жуликам не плачу, - Абрахам крепко сжал в  кулаке  десятицентовую
монетку.
   - А с теми, кто меня так называет, я не  играю.  Но  для  тебя,  Эйб,
сделаю исключение. Для хорошего человека ничего не жалко.
   - Ладно, заткнись и кидай.
   - Не говори со мной так, - Бейкер сделал круглые  глаза.  -  А  то  я
упаду в обморок прямо здесь.
   Гэррети хихикнул.
   Абрахам фыркнул, подбросил монету, поймал ее и зажал в кулаке. - Ну?
   - Бросай сперва свою.
   Бейкер подбросил монету и поймал ее.
   - Орел, - сказал он.
   - А я скажу: решка.
   - Открывай.
   Абрахам разжал  кулак.  На  ладони  у  него  лежала  река  Потомак  в
обрамлении лавровых листьев. - С тебя доллар  пятьдесят,  -  бесстрастно
заметил Бейкер.
   - Ты меня что, за дурака держишь? - взвыл Абрахам. -  Требую  удвоить
ставку или я больше не играю.
   - Гэррети, как ты считаешь, это справедливо?
   - Что? - Гэррети утерял нить беседы. У него опять болела левая  нога.
- Чтобы мы удвоили ставки.
   - Почему нет? Он все равно слишком глуп, чтобы у тебя выиграть.
   - А я думал, ты мне друг, - обиженно сказал Абрахам.
   - Ладно, удваиваем, - согласился Бейкер, и в  этот  момент  острейшая
боль молнией пронзила левую ногу Гэррети. Она  показалась  ему  сильнее,
чем вся боль предыдущих тридцати часов. - Моя нога! - заорал  он,  не  в
силах сдержаться.
   - О Господи, Гэррети, - успел сказать  Бейкер,  а  потом  они  прошли
мимо, а он остался стоять с  левой  ногой,  превратившейся  в  исходящий
болью камень.
   - Предупреждение! Предупреждение 47-му!
   Без паники. Хотя для паники у  него  были  все  причины.  Он  сел  на
асфальт, вытянув вперед ногу, и начал  массировать  ее.  На  ощупь  нога
была, как слоновая кость.
   - Гэррети! - это был Макфрис. Его голос казался испуганным.
   - Это судорога?
   - Похоже. Иди. Все будет нормально.
   Время. Время шло, хотя ужасно медленно. Макфрис повернулся,  медленно
поднял одну ногу, опустил, потом поднял вторую.  Пошел  прочь.  Медленно
прошел Баркович, чуть улыбаясь. Медленно по толпе стал  распространяться
шепот. "Второе предупреждение, сейчас я получу его. Иди,  чертова  нога,
давай же! Я не хочу умирать, проклятье!"
   - Предупреждение! Второе предупреждение 47-му!
   Ощущение смерти, бесспорной и точной, как фотография, проникло в него
и попыталось в нем  закрепиться,  парализовать  его.  Он  изо  всех  сил
сопротивлялся. Еще минута. Нет, пятьдесят секунд. Нет, сорок пять. Время
уходит.
   С отсутствующим выражением Гэррети мял пальцами непослушные  мышцы  и
мысленно говорил с ними. Пальцы начали болеть, но он не замечал этого.
   Мимо прошел Стеббинс, что-то пробормотав. Потом он  остался  один  на
дороге.
   Все ушли. Остался только он, Гэррети, среди смятых  бумажек  и  пачек
изпод сигарет. Нет, не только.  Невдалеке  стоял  молодой  светловолосый
солдат со стальным хронометром в одной руке и карабином в другой. На его
лице не было ни капли жалости.
   - Предупреждение! Третье предупреждение 47-му!
   Мускулы не отпускало. Ему предстоит умереть.
   Он отпустил ногу  и  спокойно  смотрел  на  солдата.  Интересно,  кто
выиграет? И переживет ли Макфрис Барковича?
   Он еще подумал - на что похоже ощущение пули в голове?
   Просто  ли  это  внезапная  темнота,  или  мысли  гаснут  постепенно,
уносятся прочь?
   Уходили последние секунды.
   Судорога прошла. Кровь вернулась в мышцы, наполняя их  уколами  сотен
крошечных  иголочек.  Солдат  убрал  хронометр,   его   губы   беззвучно
шевелились, когда он отсчитывал последние секунды.
   "Но я не встану, - подумал Гэррети. - Так хорошо  сидеть.  Сидеть,  и
пусть телефон звонит, черт с ним".
   Он опустил голову. Солдат медленно, ужасно медленно, поднял карабин и
прижал указательный палец к спуску. Левая  рука  его  так  же  медленно,
нежно, обняла ствол.
   "Вот оно, - подумал Гэррети. - Это смерть. Сейчас я умру".
   Он вдруг начал слышать все, даже  самые  тихие  звуки.  Или  ему  это
казалось?  Щелкнул  затвор,  как  сломанная  ветка.  Воздух  со  свистом
проходил между его зубов, как ветер в туннеле. Боевым барабаном  стучало
сердце. И где-то далеко раздавалось пение... Он конвульсивно вскочил  на
ноги и бросился бежать, не чуя под собою ног. Солдат растерянно поглядел
ему вслед, перевел взгляд на хронометр и снял палец с крючка.
   Гэррети перешел на шаг. Перед глазами у него плясали белые вспышки, и
ему на миг показалось, что сейчас он упадет в обморок. Ноги, разъяренные
тем, что их лишили заслуженного отдыха, с новой силой начали болеть,  но
он терпел. Главное, мышцы левой ноги работали.
   Он посмотрел на часы. 14.17. Еще целый  час  его  будут  отделять  от
смерти всего две секунды.
   - С возвращением в мир живых, - сказал Стеббинс.
   - Спасибо, - Гэррети едва мог шевелить губами. Внезапно его  охватило
раздражение. Его бы пристрелили, а они бы продолжали идти, как ни в  чем
не бывало. Только строчка в бюллетене: "Гэррети Рэймонд, № 61. Выбыл  на
218-й миле". Да заголовок в местной газете:
   "Гэррети мертв. Уроженец Мэна пал шестьдесят первым".  -  Надеюсь,  я
выиграю, - прошептал Гэррети.
   - Да?
   Гэррети вспомнил лицо солдата. На нем было не больше эмоций,  чем  на
блюде с картошкой.
   - Хотя у меня было уже три судороги. Обычно с таким долго не идут.
   - Посмотрим. - Стеббинс опять опустил голову. Гэррети прибавил шагу и
поравнялся с Макфрисом.
   - Я уж думал, с тобой все, - сказал тот, обернувшись.
   - Я тоже.
   - Что так близко?
   - Две секунды.
   Макфрис присвистнул.
   - Я бы не смог подняться. Как нога?
   - Получше. Послушай, я не могу говорить. Хочу пройти немного  вперед.
- Гаркнессу это не помогло.
   - Я просто хочу проверить, могу ли я идти.
   - Ладно. Компания тебе нужна?
   - Если тебе не жалко энергии.
   Макфрис рассмеялся:
   - Мне не жалко времени, мой милый, если тебе не жалко денег. -  Тогда
пошли.
   Они быстро прошли вперед и  заняли  место  между  вторым  из  идущих,
угрюмым, долговязым Хэролдом Квинсом, и Джо, пережившим своего брата.
   Вблизи лицо Джо казалось еще более бронзовым. Замки  на  его  кожаной
куртке звякали, как далекая музыка.
   - Привет, Джо, - сказал Макфрис.
   - Привет, - отозвался Джо. Лицо его оставалось безучастным.
   Они прошли мимо, и впереди теперь была только дорога, с обеих  сторон
окаймленная людской стеной.
   - Вперед, только вперед, - сказал Макфрис. - Христианские воины  идут
на врага.
   - Который час?
   - Два двадцать. Слушай, Рэй, если ты...
   -  Всего?  -  Гэррети  почувствовал,   как   паника   жаркой   волной
захлестывает  его  внутренности.  Он  не  сможет  пройти  час  на  такой
скорости.
   - ...если ты будешь думать о времени, ты спятишь, побежишь в толпу, (
.-( пристрелят тебя, как бешеную собаку. Забудь о Нем. - Не могу, -  все
вокруг него медленно  закружилось.  -  Олсон...  Скрамм...  Они  умерли.
Дэвидсон умер. Я тоже могу умереть, Пит. Теперь я в это верю.
   - Подумай о своей девушке, о Джен. Или о своей матери. Или ни  о  чем
не думай. Просто иди.
   Гэррети попытался восстановить контроль над собой, и ему это  немного
удалось. Но его ноги уже не слушались беспрекословно команд мозга.
   - Он долго не протянет -  отчетливо  выговорила  какая-то  женщина  в
переднем ряду.
   - Это твои сиськи долго не протянут! - крикнул ей  Гэррети,  и  толпа
захохотала.
   - Ублюдки, - прошептал Гэррети. - Ублюдки. Который час, Пит?
   - Что ты сделал, когда получил подтверждение? - тихо спросил Макфрис.
   - Когда узнал, что тебя возьмут?
   Гэррети вздохнул и потер лоб,  а  потом  отпустил  мысли  в  прошлое,
подальше от этого ужасного момента.
   - Я был дома один. Мать работала. Это было днем в пятницу.
   Письмо лежало в ящике,  и  на  нем  был  штемпель  Уилмингтона,  штат
Делавэр, так что я знал, что оно оттуда. Я перечитал его  два  раза.  Не
могу сказать, что я был очень рад, но доволен. И горд. Тогда ноги у меня
еще не болели, и мне не казалось, что с каждым шагом мне в спину вгоняют
ржавые грабли. Я был горд и ни хрена не понимал.
   На миг он замолчал, вспоминая тот день.
   - Отказываться было уже поздно -  слишком  много  людей  смотрело  на
меня, так же, как и сейчас. 15-го апреля для меня устроили торжественный
ужин в городском центре - там собрались все мои друзья,  и  после  ужина
все стали требовать: "Речь! Речь!" Я промямлил что-то  вроде  того,  что
сделаю все, что смогу, и они хлопали, как сумасшедшие. Я чувствовал себя
какимто Неизвестным солдатом. Понимаешь?
   - Понимаю, - Макфрис усмехнулся, но глаза его были серьезны.
   Сзади прогремели выстрелы. Гэррети конвульсивно  подскочил,  едва  не
оцепенев. На этот  раз  по  инерции  он  продолжал  идти.  А  кто  будет
следующий? - Черт возьми, - сказал Макфрис. - Это был Джо.
   - Который час? - спросил Гэррети и тут же вспомнил, что у  него  есть
свои часы. 14.38. О Господи!
   - И никто не пытался тебя отговорить?  -  спросил  Макфрис.  Они  шли
далеко впереди остальных, ярдов на сто от Хэролда Квинса.
   - Сперва нет. Мать, и Джен,  и  доктор  Паттерсон  -  это  друг  моей
матери, - сначала они  гордились,  потому  что  ведь  немногие  проходят
тесты, а ты  знаешь,  сколько  народу  подает  заявления.  И  все  равно
остаются тысячи, а потом они разыгрывают двести фамилий - сто участников
и сто запасных.
   - Ага, тянут их из этого дурацкого барабана, -  голос  Макфриса  чуть
дрогнул.
   - Точно. Майор вытаскивает двести фамилий, но ты до последней  минуты
не знаешь, участник ты или в запасе.
   - И не сообщают ничего, кроме даты отправления, - сказал Макфрис, как
будто с этой даты прошли годы, а не меньше четырех дней.
   Кто-то в толпе запустил флотилию воздушных  шаров,  и  они  взмыли  в
воздух - красные, голубые, желтые. Южный ветер подхватил их  и  медленно
понес прочь.
   - Мы смотрели ящик, когда Майор вытаскивал шарики, - сказал  Гэррети.
- Я был номером 73. Я так и упал со стула, не мог в это поверить.
   - Не мог поверить, что это ты. Такие вещи всегда случаются с другими.
   - Вот-вот. Тогда все и началось. Джен умоляла меня отказаться.
   Она просто взбесилась. Плакала, говорила, что я сошел  с  ума  и  все
такое.
   Я делал все, что она просила, но этого я сделать не  мог.  Я  сказал,
что буду чувствовать себя  трусом,  а  она  отвечала:  "Это  лучше,  чем
чувствовать себя мертвым". В конце концов она поняла и смирилась...  Ну,
так мне кажется.
   Тогда в дело вступил  доктор  Паттерсон.  Он  диагностик,  и  у  него
хорошая логика. Он сказал:
   "Послушай, Рэй.  Твой  шанс  выжить  -  пятьдесят  к  одному,  считая
запасных. Не убивай свою мать". Я долго сдерживался, но в  конце  концов
просто послал его. Сказал, что у него довольно велики шансы жениться  на
моей матери, но он их почему-то никак не использует.
   Гэррети взъерошил волосы рукой. Наконец-то  он  забыл  о  своих  двух
секундах.
   - Он здорово разозлился. Сказал, что  я  бесчувственный,  как...  Как
тиковое бревно, вот как он сказал.  Должно  быть,  у  них  это  семейная
поговорка. Тогда я заговорил с ним по своей логике.
   - И как это?
   - Сказал, что, если он не уйдет, я его ударю.
   - А твоя мать?
   - Она на эту тему почти не говорила. Думаю, ей могло казаться, что  я
выиграю. Этот приз - все, что ты хочешь до конца жизни, загипнотизировал
ее. У меня был брат, Джефф. Он умер от пневмонии, когда ему  было  шесть
лет.
   Похоже, она как-то надеялась, что  я  попрошу  вернуть  его,  если...
Невероятно, но мне так кажется. Кроме того, она боялась. Ты  же  знаешь,
тех, кто отговаривает участвовать в Длинном пути,  тоже  могут  забрать.
Потом мне позвонили, и так я стал участником.
   - А я нет.
   - Что?
   -  До  тридцать  первого  двенадцать  участников  отказались.  Я  был
запасным. Узнал, что иду, в одиннадцать вечера четыре дня назад.
   - О Господи! Тебя это не... Не огорчило?
   Макфрис только пожал плечами.
   Гэррети поглядел на  часы.  15.02.  Все  нормально.  Даже  тень  его,
удлинившаяся к вечеру, казалось, двигалась теперь более  уверенно.  Нога
была в порядке.
   - Ты все  еще  думаешь,  что  сможешь  просто  сесть?  -  спросил  он
Макфриса.
   - Смотри, мы уже пережили большинство. Шестьдесят одного.
   - Это не имеет значения. В один прекрасный миг мне просто надоест.
   Одно время я рисовал маслом. Очень  любил  это  дело.  А  как-то  раз
проснулся утром, и все. Как отрезало.
   - Выжить - это не то. Это не хобби.
   - Как сказать? Вспомни про альпинистов, подводников или хотя  бы  про
дебила-рабочего, для которого единственное удовольствие -  подраться  по
субботам. Для них всех выживание превращается в  хобби.  В  часть  игры.
Гэррети промолчал.
   - Лучше поднажми. Мы теряем скорость, - сказал Макфрис.  -  Мой  отец
грозил посадить меня в подвал и не кормить, пока я не откажусь  от  этой
затеи.
   - И почему он не сделал этого?
   - Не успел. Меньше чем через  час  после  того,  как  мне  позвонили,
раздался звонок в дверь, и  там  стояли  два  громадных  солдата,  таких
уродливых, что от их вида часы могли остановиться. Отец только  взглянул
на них и сказал мне: "Пит, иди наверх и собери свой  скаутский  рюкзак".
Вот этот, - он указал пальцем на рюкзачок за  спиной.  -  И  только  моя
сестренка Катрина - ей четыре года -  поняла.  Она  сказала:  "Пит  идет
искать приключений". А потом они собрались  и  улетели  всей  Семьей  на
остров Прескью. Они вернуться, только когда все кончится. Так или иначе.
   Гэррети взглянул на часы. 15.20.
   - Спасибо.
   - Что, опять спас тебе жизнь? - Макфрис улыбнулся.
   - Именно.
   - И ты думаешь, мне это приятно?
   - Не знаю. Время - странная штука. Даже если идешь  нормально  и  без
предупреждений, тебя отделяют от ограды кладбища всего две  минуты.  Это
очень мало.
   Словно  в   подтверждение   прогрохотали   ружья.   Уокер   закричал,
закудахтал,  как  внезапно  схваченная  фермером  курица.  Толпа  издала
низкий, продолжительный, вздох.
   - Да, это мало, -  согласился  Макфрис.  Они  шли.  Тени  становились
длиннее. Толпа мгновенно, как по волшебству, оделась в куртки и плащи.
   Откуда-то подымался дымок трубки, напомнивший  Гэррети  об  отце.  На
дорогу выбежала вырвавшаяся у кого-то болонка  и,  тявкая,  побежала  за
Пирсоном.
   Выстрел отбросил ее на  обочину,  и  она  лежала  там,  вздрагивая  и
жалобно визжа. Никто ее не подбирал. Из толпы выбился на дорогу плачущий
ребенок, и на один жуткий момент Гэррети показалось, что  сейчас  и  его
постигнет судьба болонки. Но солдат просто отвел ребенка за ограждение.
   В 18.00 солнце скатилось к кромке горизонта. Воздух похолодел.
   Зрители поднимали воротники и потирали руки.
   Колли Паркер, как обычно, ругал мэнскую погоду. "Без четверти  девять
будем в Огасте, - думал Гэррети. - А оттуда до Фрипорта  рукой  подать".
При этой мысли ему стало легче, хотя велика  ли  радость  -  две  минуты
видеть ее, если он вообще разглядит ее в этой толпе.
   Вдруг ему показалось, что их там вообще не будет. Только парни из его
класса да престарелые леди из Женского комитета - те самые, что два  дня
перед отправлением поили его чаем. Это было давным-давно.
   - Давай сбавим шаг, - предложил  Макфрис.  -  Подойдем  к  Бейкеру  и
войдем в Огасту, как три мушкетера. Что скажешь?
   - Ладно, -  Гэррети  эта  мысль  понравилась.  Они  отстали,  оставив
впереди угрюмого Хэролда Квинса. В полутьме они отыскали своих по голосу
Абрахама: - Неужели вы решили наконец навестить нас?
   - Го-осподи, это и правда он, - Макфрис вгляделся  в  лицо  Абрахама,
поросшее трехдневной щетиной. - Как похож!
   -  Давным-давно,  -  начал  Абрахам  чужим  голосом,  будто   в   его
семнадцатилетнее тело вселился дух, - наши предки основали здесь...  Ах,
черт, забыл, как дальше! Мы учили это в восьмом классе по истории.
   - Лицо  отца-основателя  и  интеллект  сифилитичного  осла,  печально
констатировал Макфрис. - Абрахам, как ты дошел до  жизни  такой?  Вместо
ответа ударили выстрелы. Знакомый  стук  тела  об  асфальт.  -  Это  был
Галлант, - сказал Бейкер. - Он весь день еле шел.
   - Помните тест на сочинение? - спросил вдруг Абрахам.
   Все кивнули. Сочинение на тему: "Почему я  решил  принять  участие  в
Длинном пути?" - было стандартной частью процесса отбора.
   Гэррети почувствовал, как по его щиколотке течет что-то  теплое.  Что
это - кровь, пот, гной или все вместе? Вроде  не  болело,  только  носок
промок.
   - Ну так вот, - продолжал Абрахам, - Я сдавал этот  тест  без  всякой
подготовки. Просто я шел в кино и проходил  мимо  здания,  где  проходил
отбор.
   Вы скажете, что с меня должны были потребовать карточку - это  верно,
как раз в тот день я случайно захватил ее с собой. Если бы ее у меня  не
оказалось, я бы пошел в кино и не подыхал сегодня здесь в такой  веселой
компании.
   С этим все молча согласились.
   - Я ответил на вопросы и  вижу  -  в  конце  три  чистых  страницы  и
надпись:
   "Ответьте,  пожалуйста,  на  этот  вопрос  как   можно   объективнее,
используя не более 1500 слов". Вот черт, подумал  я.  Остальные  вопросы
были легкие.
   -  Ага,  -  хмыкнул  Бейкер.  -  Часто  ли  у  вас  бывает  понос,  и
употребляете ли вы наркотики.
   - Вот-вот. Я сидел над этим чертовым сочинением почти до конца,  пока
не вышел какой-то хмырь  и  не  показал,  что  через  пять  минут  нужно
сдавать.
   Тогда я взял и написал:  "Я  хочу  принять  участие  в  Длинном  пути
потому, что я бесполезен для общества, и мир без меня  станет  лучше.  А
если я вдруг выиграю, то повешу в  каждой  комнате  своего  особняка  по
Ван-Гогу и заведу  шесть  десятков  первоклассных  шлюх".  Потом  я  еще
подумал и приписал:
   "Обязуюсь платить им пенсию по старости". Думаю,  это  их  и  добило.
Через месяц мне сообщили, что я принят.
   - И ты был доволен? - спросил Колли Паркер.
   - Трудно сказать. Все казалось, что это несерьезно. А потом было  уже
поздно. Одним прекрасным утром я проснулся Его Величеством Участником. Я
смеялся и всем говорил, что откручу Майору яйца. Я ведь не  знал  тогда,
что это он открутит мои, - Абрахам криво улыбнулся.
   Среди участников прошел шепот, и Гэррети осмотрелся.
   Светящийся указатель сообщал: "Огаста 10".
   - Ты и умрешь, смеясь? - спросил Колли Паркер. Абрахам долго  смотрел
на него.
   - Отцы-основатели не смеются, - ответил он наконец.

Глава 14

   "И помните - если вы воспользуетесь руками или  любой  другой  частью
тела или произнесете хотя бы слово, вы потеряете  шанс  выиграть  десять
тысяч долларов Желаю удачи".
   Дик Кларк

   Огаста оказалась совсем не похожей на Олдтаун.  Это  был  современный
город безумного веселья, город, полный  наркоманов,  маньяков  и  просто
сумасшедших.
   Они услышали Огасту задолго до того, как достигли ее. Гэррети снова и
снова вспомнил про океанский прибой. Шум толпы был слышен за пять миль.
   Иллюминация окрасила небо апокалиптическим пастельным цветом.
   Могло показаться, что город горит.
   Они сбились ближе друг к другу, как коровы в грозу.  Этот  рев  Толпы
таил для них угрозу - Гэррети так и видел этого  алчущего  бога  Великой
Толпы, раскинувшего вокруг Огасты свои багровые щупальца и грозящего  по
жрать их всех живьем.
   Сам город был растерзан и пережеван этим всемогущим божеством.
   Огасты не было. Не было тучных теток,  красивых  девушек,  пухлощеких
детей  с  облаками  сладкой  ваты.   Не   было   маленьких   итальянцев,
разбрасывающих ломти арбуза. Только Толпа -  без  лица,  без  тела,  без
мысли. Только Голос Толпы и Глаза Толпы. Толпа была одновременно Богом и
Маммоной. Она требовала страха и поклонения. Требовала жертв. Они шли по
щиколотку в конфетти. Они теряли  и  находили  друг  друга  в  отблесках
репортерских вспышек. Гэррети поймал какой-то листок - и  увидел  самого
себя глядящего с обложки  пособия  по  боди-билдингу.  Поймал  другой  и
увидел Джона Траволту.
   Наконец, на вершине холма, откуда в обе  стороны  открывался  вид  на
беснующуюся толпу, их встретил Майор, похожий на  галлюцинацию  в  своем
джипе, в  свете  ослепительных  красно-белых  прожекторов.  И  участники
показали, что струны их эмоций не  порваны,  а  только  расстроены,  как
гитара в руках неумелого игрока. Они - все тридцать семь  оставшихся,  -
хрипло кричали, не слыша собственных голосов. Они кричали и  кричали,  и
толпа, не услышав, а скорее, угадав их намерения, забилась от  восторга,
принимая это их жертвоприношение. Гэррети  почувствовал  острую  боль  в
груди и все равно не мог замолчать, хотя и  понимал,  что  он  на  грани
помешательства.
   Спас их всех участник по фамилии Миллиген, который  упал  на  колени,
зажав уши. Потом он начал тереться носом об асфальт, как мягким мелом  о
классную доску. Гэррети подумал, что парень сотрет себе весь нос, но его
милосердно пристрелили. После этого они перестали кричать.
   - Ну что, твоя девушка уже близко? - спросил Паркер. Он не выбился из
сил, но как-то  смягчился  и  теперь  казался  Гэррети  вполне  неплохим
парнем. - Миль пятьдесят. Или чуть больше.
   - Счастливый ты, Гэррети.
   - Я? - он был удивлен. Или Паркер над ним смеется?
   - Ты увидишь свою девушку и свою мать. А  мы  -  никого,  кроме  этих
свиней, - он указал на толпу, которая приняла этот жест за приветствие и
разразилась рукоплесканиями. - Я скучаю по дому. И мне страшно.
   Эй, свиньи! - внезапно закричал он толпе, которая зааплодировала  еще
громче. - И я боюсь. Мы все далеко от дома. Что с того, что я их  увижу?
Я ведь даже не смогу до них дотронуться.
   - Правило...
   - Я знаю правила. Разрешен телесный контакт в пределах дороги. Но это
не то.
   - Тебе легко говорить. Ты их хотя бы увидишь.
   - Может, от этого будет только хуже, - вставил Макфрис,  идущий  чуть
позади. Они проходили мимо большого желтого  светофора,  и  Гэррети,  не
отрываясь, смотрел в его испуганно мигающий глаз.
   - Вы спятили, - сказал Паркер и, уменьшив скорость, отстал от них.
   - Он, похоже, думает, что мы с тобой влюбились, - сказал Макфрис.
   - Что?
   - Неплохой парень, - Макфрис задумчиво посмотрел на Гэррети. - Может,
он и не совсем неправ. Может, поэтому я и спасаю тебя.
   - С моей-то рожей? Я думал, извращенцам нравятся нежные  мальчики,  -
он испытывал неловкость. Внезапно Макфрис спросил:
   - А ты позволишь мне тебе подрочить?
   - Что за... - начал Гэррети, но Макфрис перебил:
   - Ладно брось. Ты ведь даже не знаешь, шучу я или нет.
   У Гэррети пересохло в горле. Конечно, в сравнении со смертью все  это
было пустяком. Но он не хотел, чтобы Макфрис касался его - так.
   - Ну, раз ты спас мне жизнь...
   - Это значит "да"?
   -  Делай,  что  хочешь!  -  рявкнул  Гэррети,  и  задремавший  Пирсон
испуганно вскинул голову. - Что хочешь! Макфрис рассмеялся:
   - Молодец, Рэй! Так  держать!  -  и  отошел,  оставив  его  в  полном
недоумении.
   - Ему все мало, - сказал Пирсон.
   - Что?
   - Почти двести пятьдесят миль.  Мои  ноги  будто  налиты  отравленным
свинцом. А этому чертову Макфрису все мало. Он, как голодающий,  который
еще пьет слабительное.
   - Думаешь, он хочет боли?
   - А ты как думаешь? Он мог бы повесить на шею  табличку  "Сделай  мне
больно".
   - Не знаю, - Гэррети хотел еще  что-нибудь  сказать,  но  Пирсон  уже
отключился. Гэррети вдруг заметил, что он потерял туфли - его спортивные
носки белели в темноте.
   Они прошли указатель "Льюистон 32"  и,  через  милю  светящийся  щит,
возвещавший "Гэррети 47".
   Гэррети хотел подремать, но не смог. По спине  его  будто  пропускали
ток высокого напряжения. Тупая боль в ногах давно сменилась острой, и  с
каждой минутой она становилась  острее.  Он  не  чувствовал  голода,  но
заставил себя поесть. Некоторые из идущих  напоминали  ходячие  скелеты.
Гэррети не хотел быть таким... Хотя, конечно,  он  тоже  таким  был.  Он
провел рукой по ксилофону своих ребер.
   - Что-то я давно не видел  Барковича,  -  сказал  он,  чтобы  вывести
Пирсона из оцепенения, которое слишком напоминало ему Олсона.
   - Говорят, в Огасте у него онемела нога.  Гэррети  обернулся  и  стал
высматривать Барковича в темноте. Тот плелся в хвосте, уставив  глаза  в
одну точку, и монотонно беседовал сам с собой.
   - Привет, - Гэррети сбавил шаг и подошел к нему. Баркович  споткнулся
и получил предупреждение... Уже третье.
   - Вот! - крикнул он злобно. - Видел? Теперь ты и твои вонючие  дружки
довольны?
   - Вид у тебя не очень, - заметил Гэррети.
   - Это все входит в план, понятно? Помнишь, что я тебе говорил? Вы мне
не верили. Олсон не верил. И Дэвидсон тоже, -  его  голос  понизился  до
слюнявого шепота. - Гэррети, я сплясал на их могилах!
   - Нога болит? - тихо спросил Гэррети.
   - Осталось всего тридцать пять. Они  все  подохнут  этой  ночью,  вот
увидишь. Утром на дороге не будет и десятка, Гэррети.  И  они  тоже  все
подохнут.
   Гэррети вдруг понял, что Барковичу конец. Он почувствовал себя  очень
сильным, ему захотелось побежать к  Макфрису,  не  обращая  внимания  на
режущую боль в ногах, и сказать ему, что он победил.
   - Что ты попросишь? - спросил он. - Когда выиграешь?
   Баркович самодовольно усмехнулся, как будто ждал этого вопроса.
   Его лицо в колеблющемся свете казалось перекошенным и измятым.
   - Пластиковые ноги, - прошептал он. - Пла-а-асти-ковые  ноги.  А  эти
отрежу, суну в стиральную машину и буду крутить и крутить и...
   - Я думал, ты попросишь себе  друзей,  -  Гэррети  охватило  безумное
чувство триумфа.
   - Друзей?
   - У тебя ведь их нет. Все будут рады, когда ты умрешь, Гэри. Никто не
пожалеет о тебе. Может быть, я подойду и плюну на твои мозги, когда  они
растекутся по дороге... Может, мы все так сделаем, - безумие переполняло
его. Он будто снова бил Джимми стволом ружья...  Текла  кровь...  Джимми
кричал... Его переполняло дикое, животное чувство справедливости.
   - Почему ты ненавидишь меня? Я не хочу умирать. Тебе нужно,  чтобы  я
извинился? Я извинюсь!.. Я извинюсь... Я...
   - Мы плюнем на твои мозги! - упрямо повторил Гэррети.
   Баркович уставился на него невидящими глазами.
   - Извини, - пробормотал Гэррети  и  поспешил  прочь.  Сзади  ударили,
упали два тела, и одним из них наверняка был Баркович. Теперь  это  была
его вина, он стал убийцей.
   Потом он услышал смех Барковича, высокий и безумный.
   - Гэррети! Гэээрретиии! Я спляшу на твоей могиле! Я спляшууу...
   - Заткнись! - крикнул Абрахам. Баркович замолчал, потом начал рыдать.
- Нехороший мальчик Эйб, - сказал Колли Паркер. - Заставил нашего крошку
плакать. Он пожалуется мамочке.
   Баркович не умолкал. От его рыданий у Гэррети мороз прошел по коже.
   - Наш  ябеда  пожалуется  мамочке?  -  оглянулся  Квинс.  -  Ай-яйяй,
Баркович, как не стыдно!
   "Оставьте его в покое! - прокричал про себя Гэррети, - Вы не  знаете,
как ему больно!" Но он лицемерил - он хотел, чтобы Баркович умер.
   Предвкушал эту смерть.
   А Стеббинс там, сзади, должно быть, смеялся над ними всеми.
   Он поспешил к Макфрису, который шел, задумчиво глядя на толпу.
   - Поможешь мне решить задачу? - спросил Макфрис.
   - Какую?
   - Кто из нас в клетке - мы или они?
   - Все мы в клетке у Майора, - Гэррети засмеялся.
   - Говорят, Баркович доходит?
   - Думаю, да.
   - Я не хочу больше его видеть. Обидно - так ожидать  чего-то,  а  под
конец разочаровываться. Может, это и есть настоящая правда жизни?
   - Не знаю.
   - Это все равно, что всю жизнь тренироваться в прыжках  с  шестом,  а
потом попасть на олимпиаду и подумать: "А чего это  я  приперся  сюда  с
этой дурацкой палкой?"
   - Ага, - Гэррети  что-то  беспокоило.  Он  задумался.  Потом  спросил
Макфриса и подошедшего к ним Бейкера. - Вы видели Олсона перед тем,  как
он получил пропуск? Его волосы? - А что с ними такое?
   - Они поседели.
   - Да нет, не может быть, - голос Макфриса  звучал  испуганно.  -  Это
была пыль.
   - Поседели, - настаивал Гэррети. - Будто он провел на этой дороге всю
жизнь. И знаете, когда я это увидел, я  подумал...  Может,  это  и  есть
бессмертие? -  он  замолчал,  ощущая,  как  легкий  ветерок  из  темноты
обдувает его лицо.
   - Я иду, я шел, я буду идти, - прогнусавил Макфрис. -  Переведите  на
латынь.
   Они  шли.  В  толпе  мелькали  огоньки  сигарет,  фонарики,   вспышки
фотоаппаратов - земные созвездия, тянущиеся вдоль дороги в вечность.
   - Фу ты, - Гэррети вздрогнул. - С ума можно сойти.
   - Это точно, - Пирсон нервно засмеялся. Они  поднимались  на  длинный
пологий холм. Дорога будто стала тверже,  и  Гэррети  казалось,  что  он
чувствует под  подошвами  каждый  камешек.  Ветер  ворошил  на  их  пути
бумажный мусор, и иногда им приходилось пробираться через кучи конфетных
оберток, пакетиков из-под попкорна и сигаретных пачек.
   -  Что  там  впереди?  -  спросил  Макфрис.  Гэррети  закрыл   глаза,
припоминая:
   - Маленькие городки, я не помню. Будет  еще  Льюистон,  второй  город
штата, больше Огасты. Мы пройдем прямо по главной  улице  -  раньше  она
называлась   Лисбон-стрит,   а   теперь   Коттер-авеню.   Реджи   Коттер
единственным из Мэна выиграл ДЛИННЫЙ ПУТЬ -.
   - Он умер? - спросил Бейкер.
   - Да. У него  было  кровоизлияние  в  глаз,  и  он  пришел  к  финишу
полуслепым. Он умер через неделю или около того, - словно  оправдываясь,
Гэррети закончил. - Это было уже давно.
   Все молчали. Конфетные обертки потрескивали у  них  под  ногами,  как
отзвук далекого лесного пожара. Из  толпы  вылетела  ракета  и  унеслась
кудато в сторону Льюистона, в край Обюшонов и Лавескью, в край надписей:
"Здесь еще говорят по-французски".
   - А за Льюистоном?
   - Мы свернем с шоссе 196 на 121-е,  к  Фрипорту,  где  я  увижу  свою
девушку и маму. Потом мы выйдем на  дорогу  №  1,  и  на  ней-то  все  и
кончится. Они услышали выстрел.
   - Это Баркович или Квинс, - сказал Пирсон. - Не знаю... Один  из  них
еще идет... Баркович рассмеялся в темноте все тем же безумным смехом:
   - Нет еще, сволочи! Я еще здесь! Я здеееее... Он кричал все громче  и
пронзительней. Потом его руки внезапно взметнулись  вверх,  и  он  начал
раздирать собственное горло.
   - О Боже, - простонал Пирсон, и его стошнило.
   Они бежали от него, а  он  продолжал  идти,  осыпая  их  проклятиями,
задрав к небу лицо, утратившее всякое человеческое подобие.
   Потом крики смолкли. Баркович упал,  и  его  застрелили,  живого  или
мертвого.
   Гэррети повернулся и пошел вперед. На лицах тех, кто шел вокруг него,
он видел отражение собственного ужаса. В судьбе  Барковича  все  увидели
прообраз того, что случится с ними всеми  на  этой  пыльной  и  кровавой
дороге.
   - Мне плохо, - ровным голосом сказал Пирсон. - Плохо. Не надо.
   Мне плохо. О Боже!
   Макфрис глядел прямо вперед.
   - Хотел бы я сойти с ума, - сказал  он  сквозь  зубы.  Только  Бейкер
молчал. И это было странно, потому что Гэррети вдруг почуял  благоухание
луизианской жимолости, услышал кваканье лягушек и тяжелое гудение цикад.
И еще он видел, как тетка Бейкера качается взад-вперед в  своем  кресле,
улыбаясь и  слушая  лягушек,  цикад  и  далекие  голоса  из  старенького
приемника.
   Качается и качается, улыбающаяся  и  довольная,  как  кот,  почуявший
сметану.

Глава 15

   "Мне нет дела, выигрываете вы или проигрываете - до тех пор, пока  вы
выигрываете"
   Вине Ломбарды

   День возвращался, крадучись сквозь густую белую завесу тумана.
   Гэррети шел один. Он не считал, сколько  погибло  этой  ночью.  Может
быть, пятеро. Его ноги страдали мигренью, которая усиливалась  с  каждым
новым шагом. По спине разливался жидкий огонь.
   И все же в нем не гасло воодушевление: до Фрипорта  оставалось  всего
тринадцать миль. Сейчас они были в Портервилле, и толпа едва  видела  их
сквозь туман, но продолжала ритмично скандировать их имена, как  было  с
самого Льюистона.
   - Гэррети? - это был Макфрис, череп,  покрытый  волосами.  Его  глаза
лихорадочно мерцали. - Доброе утро. Еще один день.
   - Да. Много выбыло ночью.
   - Шестеро после Барковича, - Макфрис достал из пояса тюбик с ветчиной
и начал выдавливать ее в рот трясущимися пальцами. - В том числе Пирсон.
- Да?
   - Нас осталось мало, Гэррети. Всего двадцать шесть.
   - Не так уж мало.
   - Нас мало. Мушкетеров.  Ты,  я,  Бейкер,  Абрахам,  Колли  Паркер  и
Стеббинс, если ты его считаешь. Почему бы не посчитать Стеббинса?  Итак,
шестеро мушкетеров и двадцать оруженосцев.  -  Ты  еще  думаешь,  что  я
выиграю?
   - Почему это весной тут такой туман?
   - Слышишь?
   - Нет, не думаю. Выиграет Стеббинс. Он несокрушим, как алмаз.
   Говорят, в Вегасе на него ставят девять к одному -  с  тех  пор,  как
выбыл Скрамм. Он ведь почти не изменился с начала пути.
   Гэррети кивнул. Он достал тюбик с мясной пастой и начал есть, пока не
появился долго хранимый сырой гамбургер Макфриса.
   - А тебе не кажется странным? -  спросил  Макфрис,  рыгнув.  -  Снова
появиться дома после всего этого?
   Гэррети снова почувствовал воодушевление.
   - Нет, - сказал он. - Мне это кажется совершенно естественным.
   Они спускались с длинного холма, и Макфрис вгляделся в  белое  облако
внизу.
   - Черт, там туман еще гуще!
   - Это уже не туман. Это дождь.
   Дождь падал медленно, явно не собираясь прекращаться.
   - А где Бейкер?
   - Где-то сзади, - сказал Макфрис.
   Гэррети, не говоря ни слова - слова теперь были роскошью, - отстал. В
тумане он не нашел Бейкера и вновь оказался рядом со Стеббинсом. Макфрис
назвал его алмазом, но и в этом  алмазе  появились  маленькие  трещинки.
Сейчас они шли вдоль полноводного течения реки Андроскоггин.  На  другом
берегу  возвышались  в  тумане  постройки   Портервиллской   текстильной
фабрики, похожие на башни средневекового замка.
   Стеббинс не  поднял  глаз,  но  Гэррети  знал,  что  он  заметил  его
присутствие. Оставалось ждать, когда он пожелает вступить в разговор.
   Дорога изогнулась, и они перешли реку по мосту. Внизу  бурлила  вода,
одетая хлопьями желтой пены.
   - Ну?
   - Побереги дыхание, - сказал Гэррети. - Тебе оно еще пригодится.
   Они прошли мост, и толпа опять сомкнулась вокруг них.  Река  осталась
слева, а справа возвышался почти отвесный холм.  Зрители  забирались  на
деревья, на кусты, друг на друга и хором  выкрикивали  имя  Гэррети.  Он
вдруг увидел девушку из Брикьярд-Хилл по имени Кэролайн.  Она  уже  была
замужем, имела ребенка. Она могла бы в свое время дать ему,  но  он  был
мал и глуп. Впереди Паркер еле слышно выругался. Они опять взбирались на
холм, но это был последний холм перед Фрипортом. Все  как-то  сгрудились
на вершине  (у  Кэролайн  была  отличная  грудь,  и  она  всегда  носила
облегающие свитера), потом начали спускаться.
   - Ну? - повторил Стеббинс,  отдышавшись.  Выстрелы.  Упал  парень  по
имени Чарли Филд.
   - Ничего, - сказал Гэррети. - Я просто искал  Бейкера,  а  набрел  на
тебя. Макфрис думает, что ты выиграешь.
   - Твой Макфрис - идиот, - сказал Стеббинс. - Ты правда  думаешь,  что
разглядишь свою девушку в такой толпе?
   - Она будет впереди. У нее есть пропуск.
   - Полицейские слишком заняты, чтобы следить, у кого есть пропуск, а у
кого нет.
   - Это неправда, - Гэррети сердился, потому что  Стеббинс  вторил  его
собственным опасениям. - Зачем ты так говоришь?
   - Ты действительно хочешь видеть свою мать?
   - Что?
   - Ты не хотел в детстве жениться на ней, когда вырастешь? Многие дети
хотят этого.
   - Ты что, спятил?
   - Почему ты думал, что можешь выиграть, Гэррети? У тебя  второсортный
интеллект, второсортная физическая подготовка и  наверняка  второсортное
либидо. Я уверен, что ты не спал со своей девушкой.
   - Заткни свой поганый рот!
   - Так ты девственник? Может, ты тяготеешь к  мужчинам?  Не  бойся  ты
говоришь с Папой Стеббинсом.
   - Я переживу тебя, даже если придется идти до  Вирджинии!  -  крикнул
Гэррети в гневе. Он не помнил, чтобы так злился на кого-нибудь  за  свою
жизнь.
   - Ладно, ладно, - успокаивающе сказал Стеббинс. - Понимаю.
   - Мать твою!
   - О, интересное слово! Почему это ты его вспомнил?
   Гэррети на миг показалось, что сейчас он бросится  на  Стеббинса  или
упадет в обморок от гнева, но он не сделал ни того, ни другого.
   - Даже если придется идти до Вирджинии, - повторил он, стиснув  зубы.
Стеббинс сонно улыбнулся:
   - Я чувствую, что могу идти хоть до самой Флориды, Гэррети.
   Гэррети отшатнулся от него и пошел искать  Бейкера.  Гнев  попрежнему
кипел в нем, смешиваясь с бессильным чувство  стыда.  Стеббинс,  похоже,
хотел вывести его из себя, и ему это удалось.
   Бейкер шел рядом с парнем, которого Гэррети не знал. Голова его  была
опущена, губы беззвучно шевелились.
   - Бейкер!
   Бейкер поднял голову, мелко трясясь, как собачонка:
   - А, Гэррети.
   - Да.
   - Мне снился сон. Ужасно реальный. Который час?
   - Без двадцати семь.
   - Дождь, похоже, будет идти весь день?
   -  По...аай!  -  Гэррети  качнулся,  на  миг  потеряв  равновесие.  -
Проклятая подметка отлетает.
   - Оторви их к черту, - посоветовал Бейкер. - Ногти врастут в  них,  и
будет еще хуже.
   Гэррети скинул один туфель и пнул его в  направлении  толпы.  К  нему
сразу же потянулись жаждущие руки; завязалась потасовка.  Другой  туфель
не хотел слезать - нога в нем распухла. Гэррети нагнулся, получил предуп
реждение, но все же стащил туфель с ноги. Он хотел  тоже  кинуть  его  в
толпу, но пожалел силы и оставил просто лежать на дороге. Вдруг на  него
нахлынула волна отчаяния. Он шел и тупо думал: "Я остался без  обуви.  Я
остался без обуви".
   Дорога под ногами была холодной. Сквозь остатки носков Гэррети ощущал
каждый камешек. Он подошел к Бейкеру, который тоже шел без обуви.
   - Я почти готов, - сказал спокойно Бейкер.
   - Я тоже.
   - Знаешь, я вспоминаю все хорошее, что  со  мной  было.  Один  раз  я
впервые пригласил девушку на танец, и какой-то пьяный хер попытался ее у
меня увести. Я вывел его наружу и набил морду - смог потому, что он  был
такой пьяный. И та девушка на меня так смотрела, что я  был  на  седьмом
небе от счастья. Вспоминаю мой первый велосипед.  И  как  в  первый  раз
читал "Женщину  в  белом"  Уилки  Коллинза...  Это  моя  любимая  книга.
Вспоминаю, как сидел с удочкой над  прудом,  и  как  лежал  во  дворе  с
книжкой комиксов. Гэррети, я думаю об этом, как будто я уже старик.
   На них брызнул серебристый утренний дождик. Толпа  приутихла,  но  не
уменьшилась -  шеренгами  вдоль  дороги  тянулись  выжидающие  лица  под
плащами и зонтиками. Бесконечный ряд серых лиц, похожих, как близнецы.
   - Надеюсь, уже не будет темно, - сказал Бейкер.  -  Ненавижу  идти  в
темноте, не зная, кто я и что я здесь делаю. Надеюсь,  все  кончится  до
темноты.
   Гэррети начал говорить, но его прервали выстрелы. Бейкер скривился: -
Вот чего я боюсь. Этого звука. Зачем мы  делаем  это,  Гэррети?  Мы  все
сошли с ума.
   - Не знаю. Не знаю.
   - Мы все в ловушке.
   Длинный путь продолжался. Они  проходили  знакомые  Гэррети  места  -
заброшенные  фермерские  дома,  птичники,  засеянные  поля.  Он  помнил,
казалось, каждый дом. Ноги словно наполнились новой силой. Ему  хотелось
лететь. Но, может быть, Стеббинс прав - их там не будет? К  этому  лучше
подготовиться. Пронесся слух, что у одного из участников аппендицит.
   Гэррети не обратил на это внимание - он думал только о Фрипорте  и  о
Джен. Стрелки на его часах жили какой-то своей дьявольской  жизнью.  Они
не хотели двигаться. Но в любом случае до Фрипорта оставалось не  больше
пяти миль.
   Небо немного прояснилось, но оставалось облачным. Дорога  под  дождем
превратилась в черное зеркало, и Гэррети почти видел  в  ней  искаженное
отражение собственного лица. Он прижал руку ко лбу - лоб пылал. Джен,  о
Джен... Знала бы ты... Парень с болью в боку, Клингерман, начал кричать.
Гэррети вспомнил тот Длинный  путь,  который  он  видел  -  как  раз  во
Фрипорте, - и участника, который монотонно твердил: "не могу,  не  могу,
не могу". "Клингерман, заткнись!" - взмолился он про себя.
   Но Клингерман все шел, продолжая стонать и вскрикивать, прижав руки к
боку, а часы Гэррети продолжали идти. 8.15. "Где ты,  Джен?  Я  не  знаю
уже, что ты для меня, но я еще жив и хочу,  чтобы  ты  была  там.  Очень
хочу". 8.30.
   - Мы уже близко к этому чертову городу? - спросил Паркер.
   - А тебе-то что? - спросил Макфрис. - Нас-то там никто не ждет.
   - Меня ждут девушки повсюду, - сказал Паркер. - Только посмотрят, так
и сразу писают в штанишки, - его лицо осунулось и вытянулось, оставив от
прежнего Паркера только тень.
   8.45.
   - Помедленнее, приятель, - сказал Макфрис. - Оставь силы до вечера. -
Не могу, - отозвался Гэррети. - Стеббинс сказал, что ее там не будет,  я
должен убедиться, что она там. Я должен...
   - Не бери в голову.  Стеббинс,  чтобы  выиграть,  напоит  собственную
мамашу лизолом. Она будет там.
   - Но...
   - Никаких "но", Рэй. Успокойся и жди.
   - Иди ты со своими погаными утешениями! - выкрикнул Гэррети  и  потер
горящий лоб ладонью - Извини... Это так вырвалось. Стеббинс еще  сказал,
что на самом деле я хочу увидеть только свою мать.
   - А ты не хочешь?
   - Черт, конечно, хочу! Что ты думаешь... Не знаю. Когда-то у меня был
друг, и мы с ним... Сняли одежду... И тогда она...
   - Гэррети - Макфрис положил руку ему на плечо. Клингерман все стонал,
и какой-то толстяк из толпы спросил, не  нужен  ли  ему  "Алка-Зельцер".
Шутка вызвала общий смех. - Ты теряешь контроль. Успокойся. Ты...
   - Не тронь мою спину! - заорал Гэррети и, сунув в рот кулак,  больно,
до крови, укусил его. Потом добавил. - И вообще не тронь меня.
   - Ладно, - Макфрис отошел.
   Было девять часов - уже  в  четвертый  раз.  Их  оставалось  двадцать
четыре, и они входили во Фрипорт. Впереди был кинотеатр, где они с  Джен
часто бывали. Свернув направо, они оказались на дороге № 1  -  последней
своей дороге. Дождь не переставал, но толпа все так  же  стояла  вокруг.
Ктото включил пожарную сирену, и ее вой сливался со стонами Клингермана.
Волнение наполнило вены Гэррети. Он слышал, как гулко бухает его сердце.
Снова кричали его имя (Рэй - Рэй - иди скорей!}, но знакомых лиц пока не
было видно.
   К нему тянулись руки, и одна из них, тощая и коричневая, чуть  задела
его. Он отскочил, будто его затягивало в  молотилку.  Никаких  признаков
матери и Джен. Стеббинс был прав... А если они и здесь, как он разглядит
их в этой людской массе?
   Стон вырвался из его груди. Он споткнулся и едва  не  упал.  Стеббинс
был прав. Ему хотелось упасть прямо здесь, не идти дальше. Зачем  теперь
идти? Сирена выла, толпа вопила, Клингерман стонал,  а  его  собственная
измученная душа колотилась о стенки черепа в поисках выхода.
   Я не могу идти. Не могу, не могу, не могу.
   Где я? Джен? Джен?.. ДЖЕН!
   Он увидел ее. Она махала голубым шарфом, что он подарил  ей  на  день
рождения, и дождь блестел на ее волосах, как жемчуг.  Рядом  стояла  его
мать  в  своем  черном  пальто.  Толпа  сдавила  их,  и  они  беспомощно
покачивались  взад-вперед.   Над   плечом   Джен   идиотски   стрекотала
телекамера.
   Чья-то рука потянула его назад. Макфрис.  Солдат  бесцветным  голосом
вынес им обоим предупреждение.
   - Не ходи туда! - кричал Макфрис прямо  в  ухо.  Острый  ланцет  боли
вонзился в голову Гэррети.
   - Пусти!
   - Не допущу, чтобы ты убил себя, Рэй!
   - Пустиииии!
   - Ты хочешь умереть у нее на руках?
   Джен плакала. Он видел слезы на ее щеках. Он вырвался от  Макфриса  и
опять пошел к ней. Он плакал. Он любил ее.
   Рэй, я тебя люблю.
   Он видел эти слова на ее губах.
   Макфрис снова поймал его за руку. Краем глаза он  увидел  свой  класс
под школьным знаменем  и  среди  них  самого  себя,  кусок  прошлогодней
фотографии, и он улыбался и махал самому себе.
   Второе предупреждение.
   Джен!
   Она потянулась к нему. Их руки встретились.
   В одной руке он сжимал холодную руку Джен, в другой руку  матери.  Он
дошел до них. Дошел.
   И тут рука Макфриса рванула его назад. О жестокий Макфрис!
   - Пусти! Пусти!
   - Идиот, ты ненавидишь ее? Ты что, хочешь, чтобы  тебя  застрелили  у
нее на глазах? Чтобы она запачкалась твоей кровью? Пошли скорее!
   Он сопротивлялся, но Макфрис был сильнее.  В  глазах  Джен  появилась
тревога, и ее губы беззвучно шептали:
   "Иди! Иди же!"
   "Конечно, надо идти, - подумал от тупо. - Я же их  гордость".  В  эту
минуту он и правда ненавидел ее.
   Третье предупреждение. Теперь на лицах матери и Джен была паника.
   Рука  матери  закрыла  лицо,  и  он  вспомнил,  как  руки   Барковича
протянулись к горлу и начали его раздирать.
   - Если ты собрался сделать это, то сделай за углом, идиот паршивый! -
крикнул Макфрис. Макфрис ударил его, ударил сильно.
   - Ладно, - Гэррети пошел. - Ладно, все, видишь, я иду, пусти меня,  -
он плакал.
   Макфрис шел следом, готовый опять поймать его.
   У поворота Гэррети оглянулся, но  они  уже  потерялись  в  толпе.  Он
подумал, что никогда не забудет этого выражения паники на их лицах. Все,
что ему удалось увидеть, - мелькнувший над головами голубой шарф.
   Он повернулся и пошел прочь.

Глава 16

   "Пролилась   кровь!   Листон   спотыкается!   Клэй   изматывает   его
комбинациями! Клэй его убивает! Клэй его убивает!  Леди  и  джентльмены,
Листон падает! Сонни Листон упал! Клэй прыгает... Кричит...  О,  леди  и
джентльмены, я просто не знаю, как описать эту  сцену!"  Комментатор  на
втором поединке Клэя и Листона

   Таббинс сошел с ума.
   Таббинс был коротышка в очках и с  лицом,  усыпанным  веснушками.  Он
постоянно подтягивал джинсы и мало говорил,  на,  в  общем,  был  вполне
терпим, пока не спятил.
   - Блудница! - орал он дождю, запрокинув лицо вверх,  и  струйки  воды
текли ему в рот и глаза. - Блудница Вавилонская пришла к нам! Она  легла
на улицах и раскинула ноги свои на камнях  мостовых!  Скверна!  Скверна!
Бегите от нее! На устах ее мед, но в сердце ее гниль и нечистота!
   - Господи, хоть бы он заткнулся, - устало сказал  Колли  Паркер.  -Он
хуже Клингермана.
   - Бегите от блудницы! Скверна! Нечистота!
   - Черт! - пробормотал  Паркер,  трясущимися  руками  поднося  ко  рту
фляжку. - Я сейчас убью его! - из глаз его покатились бессильные  слезы.
Было три часа дня. Позади остался Портленд. Совсем недавно они  миновали
указатель, извещавший, что до границы  Нью-Хэмпшира  осталось  всего  44
мили.
   Всего. Всего - что за идиотское слово!
   Гэррети шел рядом с Макфрисом, но тот с самого  Фрипорта  молчал.  Да
Гэррети и не решался говорить с ним. Он опять был  в  долгу  и  стыдился
этого потому, что знал - он  сам  не  сможет  спасти  Макфриса.  Джен  с
матерью исчезли, исчезли навсегда. Если только он не выиграет. А  сейчас
он очень хотел выиграть.
   Странно, он в первый раз хотел  выиграть.  Даже  на  старте,  который
теперь казался эпохой динозавров, он вряд ли всерьез хотел этого.  Тогда
все еще казалось игрой, но ружья стреляли не пистонами, и все  это  было
реально.
   И он хотел выиграть.
   Ноги болели вдвое сильнее, и при  глубоком  вдохе  появлялась  острая
боль в груди. Не утихал и жар - может быть, он заразился от Скрамма.
   Он хотел выиграть, но не верил в это. На финише  ведь  не  будет  уже
Макфриса, чтобы его спасти. Он просто не сможет сделать последний шаг. С
Фрипорта  они  потеряли  только  троих.  Одним  из  них  был  несчастный
Клингерман. Осталось двадцать.
   Они  перешли  по  мосту  тихий  ручеек.   Грянули   выстрелы,   толпа
вскрикнула, и в сердце у Гэррети опять зашевелилась робкая надежда.
   - Видел свою девушку?
   Это был Абрахам, напоминающий участника Батаанского  марша.  Почемуто
он снял куртку и рубашку, обнажив костлявую грудь.
   - Да, - сказал Гэррети. - И я собираюсь вернуться к ней.
   Абрахам улыбнулся:
   - Что! Ах да, есть такое слово: вернуться. Это был Таббинс?
   Гэррети прислушался, но ничего не услышал, кроме гула толпы.
   - Я говорю себе, - сказал Абрахам, - что нужно ни о  чем  не  думать,
только подымать и опускать ноги.
   - Правильно.
   - Но тут такое дело... Даже не знаю, как тебе сказать.
   Гэррети пожал плечами:
   - Просто скажи.
   - Ладно. Мы должны пообещать друг другу.
   - Что?
   - Не помогать никому. Просто идти и все.
   Гэррети смотрел на свои ноги, босые и грязные, с  сильно  вздувшимися
венами. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз, и боялся упасть в
обморок от голода. Абрахам, обутый  в  тяжелые  оксфордские  ботинки,  с
суеверным ужасом смотрел на голые ноги Гэррети.
   - Это звучит безжалостно, - заметил Гэррети.
   - Что делать.
   - А с остальными ты говорил?
   - Нет еще. Только с тобой.
   - Да, тебе, должно быть, это нелегко.
   - Ничего легкого уже не будет.
   Гэррети открыл было  рот,  потом  закрыл.  Он  посмотрел  вперед,  на
Бейкера, идущего с трудом, приволакивая левую ногу.
   - Зачем ты снял рубашку? - спросил он Абрахама.
   - Она колется. Должно быть синтетика. У меня аллергия на синтетику.
   Так что ты скажешь?
   - Ты похож на религиозного фанатика.
   - Да или нет?
   - Ладно. Я согласен.
   "Теперь ты животное, Гэррети. Грязное, измученное животное. Ты продал
их".
   -  Если  ты  попытаешься  помочь  кому-нибудь,  мы  не   будем   тебя
удерживать.
   Это против правил. Но после этого никто не будет с тобой говорить.
   - Ладно.
   - Пойми, Рэй. Никто ничего не имеет против тебя, но так нужно.
   Закон джунглей.
   - Ладно. Мне это не по вкусу, скажу честно, но я согласен. И  говорю:
я хочу увидеть, как тебе выпишут пропуск, Абрахам. Очень хочу.
   Абрахам облизал губы.
   - Да.
   - У тебя хорошие туфли.
   - Только ужасно тяжелые.
   - Ну, тебе же не блюз в них танцевать.
   Абрахам хрипло засмеялся. Гэррети посмотрел на Макфриса.
   Невозможно было понять, о чем он думает и  думает  ли  вообще.  Дождь
пошел сильнее, холоднее.  Кожа  у  Абрахама  приобрела  оттенок  рыбьего
брюха. Гэррети подумал, что теперь никто не  скажет  Абрахаму,  что  без
рубашки он не доживет до утра.
   "Макфрис, где ты? Ты слышишь нас? Я продал тебя, Макфрис,  мушкетеров
больше нет".
   - Ох, как не хочется так вот умирать, - Абрахам плакал. - На глазах у
всех этих болванов. Это так глупо. Так глупо.
   Гэррети дал обещание в 15.15. Но к шести часам пропуск выписали  лишь
одному. Все шли молча. Группы полностью распались. Все они согласились с
предложением Абрахама. Стеббинс рассмеялся и предложил  скрепить  клятву
кровью.
   Становилось очень холодно. Гэррети начал думать,  что  солнце  -  это
сон.
   Даже Джен теперь казалась ему сном - сном в никогда не бывшую  летнюю
ночь. Он вспомнил отца с его широкими плечами грузчика, с копной волос.
   Вспомнил, как отец таскал его на спине.
   Он с досадой подумал, что во Фрипорте почти не смотрел  на  мать,  но
она была там - в своем старом черном пальто,  с  исхудавшим,  измученным
лицом.
   Он, должно быть, обидел ее своим  невниманием.  Но  теперь  это  было
неважно. "Погружаюсь глубже", - подумал он. На этой глубине все казалось
проще.
   Он поговорил с Макфрисом, и тот впервые  признался,  что  спасал  его
чисто инстинктивно. Во Фрипорте он увидел молодую беременную  женщину  и
вспомнил о жене Скрамма. Он совсем о ней забыл.
   Длинный путь продолжался.  Города  проходили  мимо  них.  Он  впал  в
забытье, из которого его вывели выстрелы и вопли толпы. Вскинув  голову,
он увидел Колли Паркера, стоящего  на  броне  вездехода  с  карабином  в
руках.  Один  из  солдат  упал  и  лежал  теперь  на  земле  с  пустыми,
бессмысленными глазами, уставленными в  небо.  Во  лбу  у  него  чернела
аккуратная дырочка.
   - Ублюдки! - закричал Паркер. Другие солдаты отпрыгнули от вездехода.
   - Парни, бегите! Бегите!  Вы...  Участники  глядели  на  Паркера,  не
понимая, в то время как один  из  солдат  высунулся  из-за  вездехода  и
всадил ему пулю в спину.
   - Паркер! - крикнул  Макфрис,  будто  он  единственный  осознал,  что
произошло. - Нет! Паркер!
   Паркер застонал. Пуля  была  разрывной,  и  на  его  защитного  цвета
рубашке расплылось красное пятно.
   - Черт, - изумленно сказал он.
   Он еще дважды нажал на курок карабина. Кто-то в  толпе  вскрикнул  от
боли. Потом ружье выпало у него из рук, и он рухнул вниз  и  лежал  там,
тяжело дыша, как собака, сбитая автомобилем.  Изо  рта  у  него  хлынула
кровь..
   - Вы. У... Блю... Ублю... -- и он умер.
   - Что с ним? - спросил Гэррети. - Что с ним случилось?
   - Он напал на них, - ответил Макфрис. - Должно быть, понял, что он на
пределе, и решил умереть так. Он ведь думал, что  мы  все...  И  знаешь,
Гэррети - мы бы могли.
   - О чем ты? - Гэррети вдруг охватил страх.
   - А ты не знаешь?
   - Могли... С ним... - Ладно. Забудь.  Макфрис  отошел.  Гэррети  била
дрожь. Он не хотел знать, о чем говорил Макфрис. Не хотел об  этом  даже
думать.
   ДЛИННЫЙ ПУТЬ - продолжался.
   К девяти часам еще никто не выбыл, только Абрахам начал стонать.
   Было очень холодно, но никто не предложил ему никакой одежды. Гэррети
опять подумал о первобытной справедливости, но это лишь вызвало  у  него
тошноту.
   Есть совершенно не хотелось, и его пояс с едой был еще  почти  полон.
Бейкер, Абрахам и Макфрис - вот и все друзья, которые остались.
   И Стеббинс, если его можно считать чьим-то другом.
   В темноте он едва не  налетел  на  Бейкера.  В  руках  у  того  чтото
звякало.
   - Что ты делаешь?
   - Считаю мелочь.
   - Ну, и сколько? Бейкер улыбнулся:
   - Доллар двадцать два.
   - И что ты собираешься с ними делать?
   Бейкер смотрел в темноту.
   - Купи мне большой, - сказал  он.  Его  легкий  южный  акцент  теперь
усилился. - Самый большой, с розовым атласом внутри и белой подушкой.  И
крепкий, чтобы крысы не забрались туда до самого Судного дня.
   - Бейкер? Ты что, спятил?
   - Я хочу умереть. Пора. Разве ты не хочешь?
   - Заткнись! - Гэррети опять била дрожь.
   Дорога пошла в гору, прервав их разговор. Гэррети шел вверх, чувствуя
боль во всем теле, в каждой его клеточке, и думал об идее-фикс  Бейкера,
о гробе. Интересно, не последняя ли  это  вещь,  о  которой  он  думает?
Периодически на них сыпались  предупреждения.  Вездеход  ехал  за  ними;
солдата, убитого Паркером, тут же заменили. Толпа монотонно кричала.
   Гэррети пытался  представить,  каково  это:  лежать  в  торжественном
полумраке, с руками, сложенными на  груди.  Не  думать  о  боли,  любви,
ненависти, о деньгах. Ни о чем.  Абсолютный  ноль.  Спасение  от  агонии
движения, от горького кошмара этой дороги.
   Как это может быть?
   Вдруг все - агонизирующая боль в мускулах, пот, струящийся  по  лицу,
распухшие ноги -  показалось  очень  реальным,  очень  дорогим.  Гэррети
доковылял до вершины холма и быстро пошел вниз.
   В 23.40 Марти Уаймэн получил пропуск. Гэррети совсем забыл  о  нем  -
последние сутки Уаймэн не подавал никаких признаков  жизни.  Он  и  умер
беззвучно. Просто лег и был  застрелен.  А  кто-то  прошептал,  что  это
Уаймэн.
   Вот и все.
   К полуночи они были в восьми милях от границы Нью-Хэмпшира.
   Дождь поливал, не переставая, и Абрахам начал кашлять тем же  мокрым,
захлебывающимся кашлем, что и Скрамм.
   В  четверть  второго  Бобби  Следж  попытался  под  покровом  темноты
затесаться в толпу. Его поймали быстро. Гэррети  подумал  -  не  тот  ли
светловолосый солдат, что едва не застрелил его, вытащил бедного  Следжа
из толпы и всадил в него пулю? Светловолосый был  здесь,  Гэррети  видел
его на вездеходе.
   Без двадцати два Бейкер упал и начал биться головой об асфальт.
   Гэррети, не раздумывая, устремился к нему,  но  на  плечо  ему  легла
рука.
   Конечно же, это опять был Макфрис.
   - Нет. Хватит мушкетерства, Рэй.
   Они пошли вперед, не оглядываясь.
   Бейкер получил три предупреждения, потом как-то  встал  и  пошел.  Он
прошел мимо них с Макфрисом, не глядя  в  их  сторону.  На  лбу  у  него
багровела уродливая ссадина.
   Около двух они вошли  в  Нью-Хэмпшир  под  аккомпанемент  рева  самой
большой толпы, какую Гэррети до сих пор видел,  духовых  инструментов  и
разрывов петард. В свете фейерверков поблескивали  черные  очки  Майора.
Рядом с ним стоял губернатор Нью-Хэмпшира, потерявший  ногу  при  штурме
ядерного склада в Сантьяго.
   Гэррети опять задремал. Ему мерещился улыбающийся  Урод  д'Алессио  в
гробу. Рядом с гробом в качалке сидела тетка Бейкера и  тоже  улыбалась,
как Чеширский кот. Они  смотрели,  как  черный  автомобиль  без  номеров
увозит отца Гэррети. Отец в одном белье стоял между двух  солдат,  одним
из которых  был  светловолосый,  а  другим  -  Стеббинс.  Тетка  Бейкера
исчезла, только ее  улыбка  висела  в  воздухе,  раскачиваясь  вместе  с
креслом... Снова выстрелы. О Боже, они стреляют в него, это конец...  Он
сделал несколько скачущих, панических шагов, пронизывающих его  болью  с
головы до пят, прежде чем понял,  что  стреляли  в  кого-то  другого.  -
Привет, - рядом с ним появился Стеббинс, ухмыляясь, как тетка во сне.
   - Явился, ученая задница, - прошептал Макфрис.
   - Моя задница не ученее твоей, -  парировал  Стеббинс.  -  Разве  что
немного.
   - Ладно, заткнись, - Макфрис махнул трясущейся рукой и  пошел  прочь.
Около трех застрелили еще кого-то. Абрахам,  пылающий  гнева,  казалось,
светился в темноте, как падающий метеорит. Он продолжал тяжело, надсадно
кашлять.
   Бейкер шел с угрюмой решимостью, пытаясь  избавиться  от  своих  трех
предупреждений. Макфрис все сильнее сгибался, как больной старик. Только
Стеббинса, казалось, ничего не брало.
   Остальные в большинстве своем уже вышли, казалось, за пределы боли  и
страха, как Олсон. Они брели сквозь дождь  и  темноту,  подобно  ожившим
мертвецам. Гэррети избегал смотреть на них.
   Перед самым рассветом почти одновременно застрелили троих.
   Толпа рокотала, с вожделением глядя на  распластанные  тела.  Гэррети
это показалось началом жуткой цепной реакции, которая  покончит  с  ними
всеми. Но последним оказался Абрахам. Он вдруг  упал  на  колени,  глядя
невидящими глазами в сторону вездехода. Потом рухнул  на  асфальт  лицом
вниз. Его оксфордские ботинки дернулись еще пару раз и замерли.
   Наступал рассвет. Последний день Длинного пути был пасмурным.
   Ветер скулил на почти опустевшей  дороге,  как  пес,  потерявшийся  в
незнакомом и опасном месте.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КРОЛИК 
Глава 17

   "Мама! Мама! Мама! Мама!"
   Преподобный Джим Джонс в момент своего отступничества

   Концентраты раздали  в  пятый  и  последний  раз.  Теперь  для  этого
потребовался только один солдат. Осталось ведь всего девять  участников.
Некоторые из них тупо поглядели на пояса, словно в первый раз видели,  и
выпустили их из рук, как толстых, разъевшихся змей. Гэррети  показалось,
что привычный ритуал застегивания пояса занял  у  него  часы.  От  одной
мысли о еде его тошнило.
   Стеббинс теперь шел рядом с ним. "Мой ангел-хранитель",  отсутствующе
подумал Гэррети. Стеббинс улыбался и с шумом грыз крекеры  с  арахисовым
маслом, Гэррети едва не вырвало.
   - В чем дело? - спросил Стеббинс с набитым ртом. - Тебе плохо?
   - А тебе-то что?
   - Так. Если ты сейчас упадешь, я не очень огорчусь.
   - Похоже, мы скоро войдем в Массачусетс, - вмешался Макфрис.
   Стеббинс кивнул:
   - За семнадцать лет мы первые,  кто  зашел  так  далеко.  Они  с  ума
сойдут.
   - Откуда ты столько знаешь о Длинном пути? - спросил Гэррети.
   Стеббинс пожал плечами.
   - Это же все опубликовано. Чего им скрывать?
   - Стеббинс, а что ты сделаешь, если  выиграешь?  -  спросил  Макфрис.
Стеббинс засмеялся. В струях дождя  его  тощее,  поросшее  щетиной  лицо
напоминало морду изголодавшегося льва.
   - А ты что думаешь? Куплю большой желтый  "кадиллак"  и  поставлю  по
цветному телевизору в каждую комнату?
   - Я думаю, - сказал Макфрис,  -  что  ты  пожертвуешь  две-три  сотни
Обществу защиты животных.
   - Абрахам стал похож на овцу,  -  оборвал  их  Гэррети.  -  На  овцу,
запутавшуюся в проволоке. Вот что я думаю.
   Они прошли под транспарантом, извещающим, что до границы Массачусетса
осталось всего пятнадцать миль - Нью-Хэмпшира оказалось не так уж много,
лишь узкий перешеек, разделяющий штаты Мэн и Массачусетс.
   - Гэррети, - дружелюбно спросил Стеббинс, - ты смог бы трахнуть  свою
мать?
   - Брось, дружок, - Гэррети отыскал в поясе плитку шоколада и  целиком
запихнул ее в рот. Желудок скрутило, но он все равно проглотил шоколад.
   После короткой борьбы с собственными  внутренностями  он  победил.  -
Знаешь,  я  думаю,  что  готов  пройти  еще  день.  Еще  два  дня,  если
понадобится. Так  что  оставь  эти  штучки,  Стеббинс.  Жри  лучше  свои
крекеры.
   Губы Стеббинса чуть сжались - едва заметно,  но  он  заметил,  и  это
подняло ему настроение.
   - Слушай, Стеббинс, - сказал он. - А почему ты сам здесь?  Скажи  нам
троим, все равно скоро все кончится, а мы знаем уже, что ты не Супермен.
Стеббинс открыл рот и внезапно  изверг  из  себя  крекеры  с  арахисовым
маслом, которые только что  съел,  почти  целые,  нетронутые  желудочным
соком.
   Он замешкался и получил предупреждение - всего второе с начала  пути.
Кровь застучала в висках у Гэррети.
   - Ну давай, Стеббинс. Пускай тебя вытошнит еще и этим. Расскажи  нам.
Лицо Стеббинса приобрело оттенок  старого  сыра,  но  самообладание  уже
вернулось к нему.
   - Почему я здесь или почему я иду? Что ты хочешь знать?
   - Я хочу знать все, - сказал Гэррети.
   - Я кролик, - начал Стеббинс. Дождь лил по их лбам, носам, затекал  в
уши. Впереди них босой парень с красными  отметинами  лопнувших  вен  на
ногах упал на колени, прополз немного вперед, бешено  мотая  головой,  и
затих.
   Гэррети с удивлением увидел, что это был Пастор.
   - Я кролик, - повторил  Стеббинс.  -  Ты  видел  таких.  Механические
кролики, за которыми пускают собак на бегах. Как  бы  быстро  собаки  ни
бежали, им никогда не догнать кролика. Потому что кролик не из  плоти  и
крови, как они. Раньше в Англии использовали живого кролика,  но  собаки
часто догоняли его. Так гораздо удобнее. Понимаешь,  он  одурачил  меня.
Голубые глаза Стеббинса глядели на падающий дождь.
   - Скорее даже заколдовал. Превратил меня в кролика. Помнишь "Алису  в
Стране Чудес"? Но ты прав, Гэррети. Пора  перестать  быть  кроликами,  и
свиньями, и овцами. Лучше стать людьми... Даже сутенерами и  гомиками  с
42й улицы. Так лучше, - глаза  Стеббинса  расширились  и  горели,  и  он
смотрел на Гэррети и Макфриса в упор. Они опустили глаза. Стеббинс сошел
с ума, в этом не было сомнения.
   Его голос вырос в захлебывающийся крик:
   - Откуда я столько знаю о Длинном пути? Я все знаю! Мне положено!
   Майор - мой отец!
   Толпа  разразилась  воплями,  словно  приветствуя  то,   что   сказал
Стеббинс.
   Но причина была другой.  Это  сверкнули  выстрелы,  добивая  упавшего
Пастора.
   Вот чему они радовались.
   - О Боже, - Макфрис облизал растрескавшиеся губы. - Это правда?
   - Правда. Я - его ублюдок. Он ведь бабник, этот Майор. Думаю, у  него
десятки таких ублюдков повсюду. Но он не знал, что я его сын. И я хотел,
чтобы он принял это. Поэтому первое, о чем я попрошу,  когда  выиграю  -
это чтобы он взял меня к себе. В свой дом.
   - Но теперь он знает? - прошептал Макфрис.
   - Он сделал из  меня  кролика.  Маленького  серого  кролика,  который
заставляет собак бежать быстрее... И дальше. Видишь, это сработало.
   Добежали до самого Массачусетса.
   - И что теперь? - спросил Гэррети. Стеббинс пожал плечами.
   - Кролик стал живым. Видите, я хожу, я говорю. И, если это  скоро  не
кончится, поползу на брюхе, как змея.
   Они прошли под линией электропередач. Несколько человек в  монтерских
кошках висели на столбах над толпой, как гротескные богомолы.
   - Сколько времени? - спросил Стеббинс. Его лицо, казалось, расплылось
в струях дождя. Это было лицо Олсона, потом лицо Барковича,  Абрахама...
Потом собственное лицо Гэррети, иссохшее,  с  мертвыми  впадинами  глаз,
лицо сгнившего пугала на бескрайнем поле.
   - Без двадцати десять, - Макфрис  усмехнулся  жалким  подобием  своей
прежней циничной усмешки. - Хороший будет денек.
   Стеббинс кивнул:
   - Дождь продлится весь день, Гэррети?
   - Думаю, да. Обычно здесь так бывает.
   - Пошли, - сказал Макфрис. - Может, уйдем от этого чертового дождя. И
они пошли, стараясь держаться прямо, хотя каждого из них гнула и  ломала
изнутри тупая, немыслимая боль.
   Когда они вошли в Массачусетс, их оставалось семеро: Гэррети, Бейкер,
Макфрис, спотыкающийся скелет по имени Джордж Филдер, Билл Хафф, высокий
парень  по  фамилии  Миллиген,  который  выглядел  здоровее  прочих,   и
Стеббинс. Пограничная суматоха и приветствия  медленно  проплывали  мимо
них.
   Дождь продолжался, нескончаемый и монотонный. Буйный  весенний  ветер
срывал с встречающих шапки и закручивал их в бледном небе  замысловатыми
петлями. Незадолго до  этого,  после  того,  как  Стеббинс  сделал  свое
признание, Гэррети испытал странное чувство подъема. Ноги его, казалось,
вспомнили, какими они были раньше. Он словно забрался на вершину горы  и
взглянул  в  холодном  горном  сиянии  вниз  на  купающийся  в   облаках
величественный пик, зная, что с него нет другой дороги, кроме как вниз.
   Вездеход ехал невдалеке от них. Гэррети смотрел  на  рыжего  солдата,
сидящего на броне с большим зонтиком и карабином через плечо. Он пытался
передать  этому  солдату  свою  боль  и  усталость,  но  рыжий   смотрел
индифферентно.
   Гэррети перевел взгляд на Бейкера, лицо которого  было  все  измазано
кровью, текущей из носа.
   - Он умирает? - спросил Стеббинс.
   - Конечно, - ответил Макфрис. - Все умрут, разве ты не знаешь?  Порыв
ветра  залепил  им  глаза   дождем,   Макфрис   споткнулся   и   получил
предупреждение. Толпа взволновано загудела. Сегодня хоть ракет не было -
дождь помешал.
   Дорога свернула, и сердце Гэррети подпрыгнуло в груди.  "Господи!"  -
прошептал сзади Миллиген.
   Дорога пролегала меж двух округлых холмов, как ложбинка между грудей.
   Холмы почернели от людей - они возвышались вокруг них и над ними, как
живые стены.
   Джордж  Филдер  внезапно  ожил.  Его  черепообразное  лицо   медленно
поворачивалось в стороны.
   - Они сожрут нас, - прошептал он. - Сейчас набросятся и сожрут.
   - Думаю, нет, - сказал Стеббинс. - Они...
   - Сожрут! Сожрут! -  Джордж  Филдер  завертелся  в  странной  пляске,
размахивая во все стороны руками. В глазах его метался ужас.
   - Сожрутсожрутсожрутсо... Он кричал изо всех сил, но Гэррети его  еле
слышал. Крики толпы, отраженные от холмов, обрушились на них, как  удары
молота. Гэррети не услышал и выстрелов; все заглушил вопль тысяч глоток.
Тело Филдера исполнило еще несколько  па  посреди  улицы,  потом,  будто
устав, рухнуло, раскинув ноги, навзничь. Так он и умер, обиженно  задрав
подбородок к исходящему дождем серому небу.
   - Гэррети, - прошептал Бейкер. - У меня идет кровь.
   Холмы остались позади, и теперь Гэррети слышал его.
   - Да, - ему пришлось сделать усилие, чтобы выговорить это слово.
   Из Бейкера бил фонтан  крови.  Лицо  превратилось  в  красную  маску,
воротник рубашки промок насквозь.
   - Это ведь не страшно? - Бейкер плакал от страха. Он  знал,  что  это
страшно.
   - Нет, не очень.
   - Дождь такой теплый. Это ведь только дождь, правда, Гэррети?
   - Правда.
   - Хорошо бы немного льда, - сказал Бейкер и, шатаясь, отошел.
   Гэррети проводил его взглядом.
   Билл Хафф получил пропуск в 11.30, а Миллиген в  11.39,  сразу  после
того, как над ними пронеслись шесть сияющих голубым огнем F-111. Гэррети
ожидал, что Бейкер последует за ними. Но он  продолжал  идти,  хотя  уже
весь перед его рубашки пропитался кровью.
   В голове у Гэррети играл джаз. Дэйв Брубек, Телониус Монк, Кэннонболл
Эддерли  -  вся  бригада,  которых  выпускают,  когда  пьяной   компании
требуется побольше шума.
   Ему казалось, что он любим и был любимым. Но  теперь  остался  только
джаз. Мать была всего лишь чучелом в  потертом  пальто,  Джен  маленькой
глупой шлюшкой. Все это кончилось.  Даже  если  он  выиграет,  переживет
Макфриса, Стеббинса и Бейкера, все кончилось.  Он  никогда  не  вернется
домой.
   Он заплакал. Ноги не слушались его, и он упал. Мостовая была холодной
и с невероятной силой притягивала к себе. Он получил два  предупреждения
прежде, чем сумел подняться, неловко, по-крабьи, ковыляя. Встал.  Пошел.
Он догнал остальных, и они молча освободили ему  место.  Бейкер  пьяными
зигзагами мерил дорогу. Макфрис и Стеббинс шли рядом, прижимаясь друг  к
другу. Внезапно Гэррети  показалось,  что  сейчас  они  убьют  его,  как
когдато Баркович убил кого-то - номер без лица по фамилии Ранк.  Они  не
говорили об этом, но он все знал. Уж не думают  ли  они,  что  он  такой
болван?
   И все равно ему хотелось идти с ними... Умереть с ними.
   Они прошли указатель, показавшийся Гэррети верхом безумия,  вобравший
в себя весь идиотский вселенский хохот, все визжащее безумие  сфер:  "До
Бостона 49 миль! Смелей, ребята, вы можете их пройти!" Он бы захлебнулся
от смеха, если бы мог. Бостон!  Само  это  слово  казалось  невероятным,
мифическим.
   Бейкер снова оказался рядом.
   - Гэррети.
   - Что?
   - Мы там?
   - Где?
   - Гэррети, пожалуйста, Мы там?
   Бейкер говорил механически, как истекающая кровью машина.
   - Да, Арт. Мы там, Мы там, -  он  понятия  не  имел,  о  чем  говорит
Бейкер.
   - Я умираю, Гэррети.
   - Да.
   - Если ты победишь, сделаешь кое-что для  меня?  Я  не  хочу  просить
когонибудь еще, - он широким жестом обвел дорогу, словно на ней все  еще
было полно народу.
   На  один  кошмарный  миг  Гэррети  будто  увидел  их  всех  -  идущих
призраков, которых видел теперь Бейкер в своем угасающем сознании.
   - Проси.
   Бейкер положил руку ему на плечо, и Гэррети заплакал.  Он  ничего  не
мог с собой поделать. Ему казалось, что сердце сейчас выскочит у него из
груди.
   - Пройди еще немного, Арт, - сказал он сквозь слезы. - Еще немного. -
Не могу.
   - Ладно.
   - Может увидимся, дружище, - сказал Бейкер, стирая кровь с лица.
   Гэррети плакал.
   - Не смотри, как они сделают это. Обещай мне.
   Гэррети кивнул, не в силах говорить.
   - Спасибо. Ты настоящий друг, - Бейкер попытался улыбнуться.
   - Когда-нибудь. Где-нибудь, - сказал он. Гэррети закрыл лицо руками и
пошел. Рыдания сотрясали его, причиняя сильную боль, чем все предыдущее.
Но выстрелы он все-таки услышал.

Глава 18

   "Объявляю Длинный путь этого года законченным.  Леди  и  джентльмены,
граждане, приветствуйте победителя!" Майор

   Они были в сорока милях от Бостона.
   - Расскажи нам что-нибудь, Гэррети, - попросил Стеббинс. - Чтонибудь,
что отвлекло бы нас от всего этого. - Он невероятно состарился; Стеббинс
был стариком.
   - Да, - сказал  Макфрис,  который  выглядел  не  лучше.  -  Расскажи,
Гэррети.
   Гэррети тупо переводил взгляд с одного на другого и не мог понять,  о
чем  они  просят.  Он  уже  спустился  со  своего  пика:   все   старые,
выматывающие боли вернулись и стали еще сильней.
   Он закрыл глаза. Когда он открыл их снова, мир  двоился  и  не  хотел
возвращаться в фокус.
   - Ладно, - сказал он.
   Макфрис рассеянно хлопнул в ладоши. Он шел с тремя  предупреждениями;
у Гэррети оставалось одно, у Стеббинса ноль.
   - Давным-давно...
   - Дети, кто хочет послушать сказочку? - протянул Стеббинс.
   Макфрис хихикнул.
   - Будете слушать? - обиженно спросил  Гэррети.  Стеббинс  налетел  на
Гэррети, и они оба получили предупреждение.
   - Ну, лучше уж сказка, чем вообще ничего.
   - Это не сказка. Не все, чего не было, можно назвать сказкой,  потому
что...
   - Ты будешь рассказывать или нет? - спросил Макфрис.
   - Давным-давно...Жил Белый Рыцарь, и пошел он в волшебный лес...
   - Рыцари ездили, - поправил Стеббинс.
   - Поехал в волшебный лес. И там с ним случилась куча приключений.
   Он победил троллей, и гоблинов, и всех волков. И наконец он набрел на
королевский  замок  и  попросил  у  короля  руки  принцессы   Гвендолин,
знаменитой красотки.
   Макфрис отчего-то хихикнул.
   - А король отказался, потому что считал его недостойным, но  красотка
полюбила Белого Рыцаря и угрожала убежать в лес, если... Если, - на него
накатилась волна забытья. Рокот толпы то наступал, то отходил прочь, как
звук прибоя. Потом он медленно пришел в себя.
   Макфрис, опустив голову, слепо шел на толпу, уснув на ходу.
   - Пит! - позвал Гэррети. - Эй, Пит!
   - Оставь его, - сказал Стеббинс. - Ничего строить из себя героя.
   - Иди в задницу, - Гэррети устремился к Макфрису и встряхнул  его  за
плечи. Макфрис сонно улыбнулся ему:
   - Нет, Рэй. Пора отдохнуть.
   Ужас сковал Гэррети.
   - Нет! Не надо!
   Макфрис опять улыбнулся  и  покачал  головой.  Он  сел  на  мостовую,
скрестив ноги, как йог. Шрам на его  щеке  выделялся  в  сумерках  белым
мазком.
   - Нет! - закричал Гэррети.
   Он попытался поднять Макфриса, но тот был слишком  тяжелым,  несмотря
на худобу. Тут двое солдат  оторвали  Макфриса  от  земли  и  отвели  на
обочину.
   Один поднял карабин.
   - Нет! - снова закричал Гэррети. - Меня! Убейте меня!
   Но вместо этого он только получил третье предупреждение.
   Макфрис открыл глаза и вновь  улыбнулся.  В  следующий  миг  раздался
выстрел.
   Ноги сами понесли Гэррети.
   - Нет... Нет...
   - Тогда пошли, - Стеббинс улыбнулся. - Ему ты уже не поможешь.
   Гэррети посмотрел на него, не видя, и сказал:
   - Я еще увижу, как ты сдохнешь.
   "Ох, Пит", - подумал он. У него не осталось слез, чтобы плакать.
   - Посмотрим, - пожал плечами Стеббинс.
   В восемь вечера они прошли Денвер, и Гэррети понял. Все кончено.
   Стеббинса ему не одолеть.
   Он слишком много думал об этом. Макфрис, Бейкер,  Абрахам  -  они  не
думали, они шли, и все. Будто это нормально. А в самом деле, что в жизни
нормальнее, чем смерть?
   Он  шел  вперед,  с  выпученными   глазами   и   отвисшей   челюстью,
проталкиваясь сквозь струи дождя. На миг ему показалось,  что  он  видит
впереди кого-то знакомого, но в темноте он не мог  разобрать  черты  его
лица.
   Ах да, это Стеббинс. Гэррети заставил себя идти быстрее и тронул  его
за плечо. Он очень устал, но больше не боялся. Он был спокоен.
   - Стеббинс!
   Стеббинс обернулся, и на Гэррети  уставились  его  огромные  незрячие
глаза. Потом он узнал и вцепился Гэррети в  рубашку.  Толпа  взревела  в
негодовании, но только Гэррети видел ужас в  глазах  Стеббинса,  ужас  и
пустоту, и только Гэррети знал, что эта  хватка  -  последняя  отчаянная
попытка спастись.
   - О, Гэррети, - прохрипел он и упал. Рев толпы стал апокалиптическим,
превратился в грохот рушащихся гор. Это рев убил бы Гэррети, если бы  он
его слышал. Но он не слышал ничего, кроме собственного голоса.
   - Стеббинс! - позвал он и попытался поднять его. Стеббинс  попрежнему
смотрел на него, но страх исчез из его взгляда. Голова  его  безжизненно
откинулась на шее. Он был мертв. Гэррети  утратил  к  нему  интерес.  Он
встал и пошел. Крики  заполнили  землю,  а  взлетающие  ракеты  -  небо.
Впереди загудел джип. "Идиот, тут же запрещено ездить! Уезжай скорее, не
то тебя пристрелят".
   В джипе стоял Майор. Рука его была поднята; он  был  готов  выслушать
первое желание - любое желание. Приз.
   Позади него застрелили уже мертвого Стеббинса, и  теперь  он  остался
один на дороге. Майор шел  к  нему  в  своих  темных  очках,  скрывающих
выражение его глаз.
   Гэррети все шел. Но он был не один. Темная  фигура  по-прежнему  была
впереди, и по-прежнему он не мог разглядеть лица. Но это явно был  ктото
знакомый. Баркович? Колли Паркер? Перси - как-там-его? Кто это?
   - Гэррети! - вопила толпа в экстазе. - Гэр-ре-ти! Гэр-ре-ти!  Скрамм?
Гриббл? Дэвидсон?
   Кто-то положил руку ему на плечо, но Гэррети стряхнул ее.
   Темная фигура впереди звала его за собой, звала продолжить путь. Ведь
идти еще так далеко!
   Руки тянулись к нему, словно прося милостыни. Гэррети шел  за  темной
фигурой.
   И когда рука снова легла на его плечо, он невероятным образом нашел в
себе силы побежать.


Перевод с английского В.Вадимова.

 


<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: ужасы, мистика

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу:  [1] [2] [3]

Страница:  [3]