Мертвая зона - Кинг Стивен - Bookorbita.com - электронная библиотека

ПРОЛОГ КО ВРЕМЕНИ окончания колледжа Джон Смит начисто забыл о падении на лед в тот злополучный январский день 1953 года. Откровенно говоря, он забыл об этом еще в школе. А мать с отцом вообще ничего не знали. Дети катались на расчищенном пятачке Круглого пруда в Дареме. Маль- чишки повзрослей гоняли шайбу старыми клюшками, обмотанными клейкой лен- той, воротами служили старые корзины из-под картофеля. Малыши, как во- дится, вертелись тут же, коленки у них смешно вихляли. Все выпускали в двадцатиградусный морозный воздух клубочки пара. У кромки расчищенного льда горели, чадя, две автомобильные покрышки; неподалеку сидели кучкой родители, наблюдавшие за детьми. До эпохи снегомобилей было еще далеко, и люди зимой предпочитали размяться на свежем воздухе, а не возиться с бензиновым мотором. Джонни с коньками через плечо шел от своего дома, который стоял на другой стороне Паунал-стрит. Для шестилетнего мальчика он катался совсем неплохо. Не так хорошо, чтобы играть со старшими ребятами в хоккей, но все же мог выписывать вензеля вокруг других малышей, а те только и дела- ли, что размахивали руками для равновесия или плюхались мягким местом на лед. Он плавно заскользил по краю расчищенной площадки, мечтая прокатиться задом наперед, как Тимми Бенедикс, и прислушиваясь к таинственному пот- рескиванию и покряхтыванию льда под снегом, криками хоккеистов, тарахте- нию цементовоза, направлявшегося через мост к зданию фирмы "Ю. С. Джип- сум" в Лисбон-Фолс, обрывками разговоров взрослых. Здорово жилось на свете в тот холодный, ветреный зимний день. Все было хорошо, ничто не тревожило, ничего не хотелось... разве что суметь прокатиться задом наперед, как Тимми Бенедикс. Он проехал мимо костра и увидел, как трое взрослых передавали друг другу бутылку. - Дайте и мне! - прокричал он Чаку Спайеру, одетому в просторную ко- роткую куртку и зеленые фланелевые штаны. Чак ухмыльнулся: - А ну проваливай, малыш! Смотри, вон мамаша тебя зовет. Улыбаясь, шестилетний Джонни покатил дальше. С той стороны, где расчищенный пята- чок примыкал к дороге, он увидел спускавшихся с откоса Тимми Бенедикса с отцом, Тимми шел впереди. - Тимми! - крикнул Джонни. - Смотри! Он развернулся и неуклюже заскользил задом наперед. Джонни не заме- тил, что едет в гущу хоккеистов. - Эй, малыш! - крикнул кто-то. - С дороги! Джонни не слышал. Он добился своего. Он катил задом наперед! Он наконец уловил ритм движения. Просто надо научиться владеть своим телом. Джонни восхищенно посмотрел вниз, он хотел проследить, как двигаются ноги. И не заметил, что мимо него пролетела старая, побитая, с выщербленны- ми краями шайба. Один из взрослых ребят, не очень-то хорошо стоявший на коньках, стремительно летел за ней, ничего не видя перед собой. Чак Спайер понял, что столкновение неизбежно. Он вскочил и закричал: - Джонни! Берегись! Джон поднял голову - и в этот миг неуклюжий хоккеист со всей силой врезался в Джона Смита на полном ходу. Джонни взлетел на воздух, беспомощно раскинув руки. Через мгновение он ударился головой о лед и провалился в черноту. ЧЕРНОТА... ЧЕРНЫЙ ЛЕД... ЧЕРНОТА... ЧЕРНЫЙ ЛЕД... ЧЕРНОТА.. МРАК. Потом ему сказали, что он потерял сознание. Он помнил только эту странную навязчивую мысль и как, открыв глаза, увидел вокруг лица испу- ганных хоккеистов, обеспокоенных взрослых, любопытных малышей. Ухмылялся Тимми Бенедикс. Чак Спайер поддерживал Джонни. Черный лед. Черный. - Ну что? - спросил Чак. - Все в порядке, Джонни? Здорово он в тебя врезался. - Черный, - глухо произнес Джонни. - Черный лед. Больше не прыгай на нем, Чак. Чак испуганно обвел глазами столпившихся людей, затем перевел взгляд на Джонни. Потрогал большую шишку, которая вырастала на лбу мальчика. - Извини, - сказал неуклюжий игрок. - Я его даже не заметил. Малышам нечего делать там, где играют в хоккей. Это - закон, - он неуверенно ог- лянулся, ища поддержки. - Джонни! - позвал Чак. Ему не понравились глаза мальчика. Они были темные и отсутствующие, далекие и холодные. - Как ты себя чувствуешь? - Больше не прыгай на нем, - сказал Джонни, не понимая, что говорит, думая только про лед, черный лед. - Взрыв. Кислота. - Может, отвести его к врачу? - спросил Чак Билла Гендрона. - Он го- ворит невесть что. - Подождем минутку, - предложил Билл. Они подождали. В голове у Джон- ни в самом деле прояснилось. - Все в порядке, - пробормотал он. - Дайте подняться. Тимми Бенедикс все еще ухмылялся, вонючка. Джонни решил, что покажет еще Тимми. К концу недели он будет выписывать Вензеля вокруг него... как обычно и задом на- перед. - Давай-ка посиди немного у костра, - сказал Чак. - Здорово он в тебя врезался. Джонни подтащили к костру. Запах плавящейся резины был сильным и ед- ким, он вызывал легкую тошноту. Болела голова. Он чувствовал, что над левым глазом образовался странный нарост. Шишка, казалось, выпирала на целую милю. - Ты хоть помнишь, кто ты или вообще что-нибудь? - Спросил Билл. - Конечно. Конечно, помню. Все в порядке. - Кто твои папа и мама? - Герберт и Вера Смит. Билл и Чак переглянулись и пожали плечами. - Кажется, с ним все в порядке, - сказал Чак и затем вновь, в третий раз: - А он здорово в него врезался, правда? Бр-рр. - Ох уж эти малыши, - сказал Билл, любовно посмотрев на Своих восьми- летних девочек-близняшек, катавшихся рука об руку, и затем вновь на Джонни. - Такой удар мог бы убить и взрослого. - Только не негра, - сказал Чак, и они оба рассмеялись. Бутылка "Буш- милла" вновь пошла по кругу. Через десять минут Джонни был уже снова на льду, головная боль зати- хала, синяя шишка маячила над глазом, как причудливое клеймо. Джонни вернулся домой к обеду, он совсем забыл, что упал, затем потерял созна- ние, и радовался тому, что научился кататься задом наперед. - Боже милостивый! - воскликнула Вера, увидев его. - Как это тебя угораздило? - Упал, - ответил он и принялся уплетать консервированный суп. - Ты хорошо себя чувствуешь, Джон? - спросила мать, дотронувшись до его лба. - Конечно, мам. - Так оно и было, если не считать кошмарных снов и появлявшейся временами сонливости в те часы, когда раньше ему совсем не хотелось спать. Он чувствовал себя хорошо. Однажды утром в середине февраля Чак Спайер обнаружил, что сел акку- мулятор у его старенького "де сото" сорок восьмого года выпуска. Чак ре- шил подзарядить его от грузовичка. Когда он присоединял провод ко второй клемме аккумулятора, тот взорвался, брызнув осколками и кислотой прямо ему в лицо. Он потерял глаз. Слава богу, что не оба, сказала Вера. Джон- ни очень переживал, и спустя неделю они с отцом пошли навестить Чака в льюистонскую клинику. Вид Чака на больничной койке, где он казался ка- ким-то потерянным и маленьким, потряс Джонни - в ту ночь ему снилось, что это он, Джонни, лежит там. В последующие годы у него иногда появлялись предчувствия - он знал, например, какая пластинка зазвучит по радио еще до того, как диск-жокей проигрывал ее, - но он никогда не связывал их с падением на лед. К тому времени он совсем забыл о нем. Да и предчувствия не были столь уж необычными и не часто тревожили Джонни. До вечера на сельской ярмарке и истории с маской ничего особен- ного не произошло. А потом вдруг несчастный случай. Позднее Джонни часто думал об этом. Выигрыш на "Колесе удачи" выпал перед вторым несчастным случаем. Как тревожное предостережение из детства. Стояло лето 1955 года; под палящим солнцем по Небраске и Айове кружил коммивояжер. Он сидел за рулем "меркюри" выпуска тысяча девятьсот пять- десят третьего года, на спидометре было уже свыше семидесяти тысяч миль. Клапаны "мерка" начинали заметно стучать. Это был крупный молодой чело- век, эдакий рубаха-парень со Среднего Запада; летом 1955-го, через ка- кихнибудь четыре месяца после того, как Грег Стилсон прогорел на маляр- ном бизнесе, ему исполнилось только двадцать два года. Багажник и заднее сиденье машины были забиты картонными коробками с книгами. В основном библии. Разного формата и толщины. Самой ходовой бы- ла "Библия Американского Праведного Пути", по доллару шестьдесят девять центов за штуку, с переплетом на авиационном клее, снабженная шестнад- цатью цветными иллюстрациями и гарантией не рассыпаться по крайней мере десять месяцев; еще дешевле - шестьдесят пять центов - стоил "Новый За- вет Американского Праведного Пути", тоже карманное издание, но без цвет- ных иллюстраций, зато со словами Господа Нашего Иисуса Христа, набранны- ми красным шрифтом; а для толстосумов имелось "Слово Божие Американского Праведного Пути", роскошная книга за девятнадцать долларов девяносто пять центов, с обложкой под белую кожу - на ней было оставлено место для имени владельца, которое надлежало вывести золотом; книгу украшали двад- цать четыре цветных иллюстрации, а в середине располагались чистые лис- ты, куда можно было записывать дни рождений, даты свадеб и похорон. Это великолепное "Слово Божие" могло протянуть целых два года. Была там так- же коробка с книжками в мягких обложках под названием "Праведный Путь в Америке: коммунистическо-еврейский заговор против наших Соединенных Шта- тов". Эта книжка, напечатанная на дешевой макулатурной бумаге, шла у Грега лучше, чем другие библии, вместе взятые. Там рассказывалось в подробнос- тях о том, как Ротшильды, Рузвельты и Гринблатты прибирают к рукам аме- риканскую экономику и американское правительство. В Вашингтоне помнили времена Маккарти; на Среднем Западе звезда Джо Маккарти еще не закатилась, и Маргарет Чейз Смит из штата Мэн за ее на- шумевшую Декларацию совести называли не иначе как "эта стерва". Не счи- тая книг о коммунизме, сельские клиенты Грега Стилсона питали нездоровый интерес к литературе, в которой говорилось о том, что евреи правят ми- ром. Грег завернул на пыльную подъездную аллею, ведущую к фермерскому до- му, что стоял в двадцати милях к западу от Эймса, штат Айова. Дом казал- ся заброшенным и нежилым - шторы опущены, двери коровника на запоре, не поймешь, есть ли кто дома или нет, но с фермерами всегда так: сам не попробуешь - не узнаешь. Этот девиз хорошо служил Грегу Стилсону уже около двух лет, с тех пор как они с матушкой переехали из Оклахомы в Омаху. На окраске домов не разбогатеешь, но ему хоть ненадолго нужно было избавиться от привкуса Иисуса во рту, да простится это маленькое святотатство. Теперь же он снова занялся своим делом - только на сей раз не как проповедник или бо- рец за религиозные возрождение; он с облегчением оставил прежний чудот- ворный бизнес. Грег открыл дверцу машины и только ступил в пыль подъездной дорожки, как из-за коровника показался большой злющий пес с прижатыми ушами. Он остервенело залаял. - Привет, песик, - произнес Грег низким, приятным, но многозначитель- ным голосом - в свои двадцать два года он уже обладал опытом оратора и умел завораживать аудиторию. "Песик" не откликнулся на дружеское приветствие. Он приближался, большой и злющий, явно рассчитывая полакомиться на завтрак коммивояже- ром. Грег забрался обратно в машину, хлопнул дверцей и дважды просигна- лил. По его лицу бежал пот, на белом льняном пиджаке образовались под мышками темно-серые полукруглые пятна, на спине они растеклись ветвистым деревом. Грег просигналил снова, но никто не отозвался. Дуболомы навер- няка погрузились в свой "интернашнл харвестер" или "студебеккер" и ука- тили в город. Грег улыбнулся. Вместо того чтобы включить заднюю скорость и выехать из подъездной аллеи, он пошарил сзади рукой и достал опрыскиватель - только заряженный не дезинсектицидом, а аммиаком. Оттянув поршень, Грег довольно улыбнулся и вышел из машины. Пес, ко- торый было присел на задние лапы, тут же вскочил и стал, рыча, прибли- жаться. Грег все улыбался. - Ну-ну, песик, - произнес он тем же приятным, многозначительным го- лосом. - Давай иди-ка сюда. Иди-ка и получи свое. Он ненавидел этих мерзких фермерских псов, которые вели себя на кро- хотном пятачке у входа в дом подобно заносчивым самодержцам; к тому же по собаке можно судить и о хозяевах. - Чертова деревенщина, - произнес он еле слышно. Улыбка не сходила с его лица. - Ну иди-ка сюда, собачка. Пес приблизился. Задние лапы напряглись перед прыжком. В хлеву мычала корова, ветер нежно шелестел листьями кукурузы. Когда собака прыгнула, улыбка Грега сменилась жесткой и злобной ухмылкой. Он надавил на поршень и плеснул струйкой жгучего аммиака прямо псу в глаза. Злобный собачий лай сменился коротким, мучительным визгом, который перешел, по мере того как аммиак разъедал глаза, в истошный вой. Пес поджал хвост, из сторожевой собаки он превратился и поверженную дворняж- ку. Лицо Грега Стилсона потемнело. Глаза сузились до неприятных щелочек. Он подскочил и резко ударил собаку в бок ногой, обутой в ботинок с ды- рочками на носке. Пес визгливо, протяжно завыл и подписал себе приговор - от боли и страха он вступил в бой со своим мучителем, вместо того что- бы убраться к коровнику. С рычанием он слепо рванулся вперед, вцепился в брюки Грега и порвал правую штанину. - Сучье вымя! - Грег задохнулся от ярости и снова пнул пса, на сей раз так сильно, что тот покатился в пыль. Со злобным криком Грег опять подскочил к собаке, нанес удар, затем еще. И только сейчас, когда ребро было сломано, а другое вывихнуто, пес, у которого слезились глаза, почу- ял всю опасность, грозящую ему от этого идиота, но было уже поздно. Грег Стилсон, задыхаясь и крича, мокрый от пота, гнал пса через весь пыльный двор и бил до тех пор, пока тот не заскулил, едва волочась в пы- ли. Пес истекал кровью. Он умирал. - Нечего было кусаться, - шипел Грег. - Слышишь? Слышишь меня? Нечего было кусаться, дерьмо ползучее. Мне никто не смеет мешать. Слышишь? Ник- то. Он нанес еще один удар окровавленным носком ботинка, но обессилевшая собака лишь с бульканьем захрипела в ответ. Никакой радости Грег не чувствовал. Голова у него болела. Это все солнце. Гнаться за псом под палящим солнцем. Хорошо еще, что не потерял сознания. Грег тяжело дышал, он на секунду закрыл глаза, пот подобно слезам ка- тился по лицу, его капли жемчужинами блестели в ежике волос. Избитый пес умирал у его ног. Под опущенными веками Грега в темноте плыли пульсиро- вавшие вместе с ударами сердца цветные точечки света. Болела голова. Иногда Грег спрашивал себя, не рехнулся ли он. Как сейчас, например. Ведь он хотел лишь пустить в пса струю аммиака из опрыскивателя, загнать его в коровник и оставить свою визитку в щели входной двери. А теперь что? Противно смотреть на это месиво. Пожалуй, неразумно оставлять свою визитную карточку, не так ли? Он открыл глаза. Пес лежал у его ног, задыхаясь, из носа капала кровь. Грег Стилсон посмотрел на собаку, она униженно лизнула ему боти- нок, как бы признавая себя побежденной. - Нечего было рвать брюки, - сказал он псу. - Я отдал за них целых пять долларов, дерьмо ты собачье. Самое время убраться. Ничего хорошего не выйдет, когда Клем Кадидл- мужлан с женой и шестерыми детишками вернется из города на своем "студе- беккере", увидит умирающего пса и стоящего над ним разбойника-коммивоя- жера. Эдак он потеряет работу. "Компания Американского Праведного Пути" не держит агентов, которые убивают собак, принадлежащих христианам. С нервным смешком Грег вернулся к своему "меркюри", сел в машину и быстро, задним ходом, выехал из подъездной аллеи. Он свернул на просе- лочную дорогу, которая, подобно струне, протянулась через кукурузное по- ле, и вот уже мчал по ней со скоростью шестьдесят пять миль, оставляя за собой шлейф пыли длиной мили в две. Это уж точно - работу он терять не хотел. Пока во всяком случае. За- рабатывал он неплохо - помимо уловок, известных "Компании Американского Праведного Пути", Грег использовал несколько изобретенных им самим ухищ- рений, о которых ей было неведомо. Да, сейчас он неплохо зарабатывал. Кроме того, разъезжая, он встречал людей... девочек. Жизнь была прекрас- на, однако... Однако этого ему было мало. Он продолжал путь. Голова раскалывалась. Да, этого ему было мало. Он чувствовал, что его ожидает нечто большее, чем мотание по Среднему Запа- ду, торговля библиями и подделка счетов ради двух лишних долларов в день. Он чувствовал, что его ожидает. Величие. Да, именно так, определенно так. Несколько недель назад он уволок ка- кую-то девицу на сеновал, ее родители уехали в Давенпорт, набив машину цыплятами для продажи, она сначала спросила, не хочет ли он лимонада, а там пошло-поехало, и после того, как это произошло, она сказала, что в любви он похож на зануду проповедника, и тут он непонятно почему дал ей пощечину. Нет, не совсем так. На самом деле он ударил ее раза три или четыре. Пока она не заплакала и не стала звать на помощь, тут он остановился и с трудом - пришлось пустить в ход все свои чары - утихомирил ее. Тогда у него тоже разболе- лась голова, пульсирующие яркие точки мчались и сталкивались перед гла- зами, он пытался убедить себя, что всему виной жара, убийственная жара на сеновале, однако не только она одна вызывала головную боль. В нем поднялась та же самая смутная злоба, что и во дворе перед домом, когда собака разорвала ему брюки, - какая-то темная и безумная. - Я не псих, - громко произнес Грег. Он быстро опустил боковое стек- ло, в машину ворвался летний зной вместе с запахом пыли, кукурузы и на- воза. Он включил радио и поймал песню в исполнении Пэтти Пейдж. Головная боль немного отпустила. Главное - держать себя в руках и не подмочить репутацию. Если следо- вать этому, ты неуязвим. И в том и в другом он начинал преуспевать. Те- перь во сне ему все реже являлся отец, который стоял над ним в шляпе, сдвинутой на затылок, и орал: "Ты же дерьмо, сопляк! Ты же сущее дерь- мо!" Этот сон снился ему реже и реже, потому что все изменилось. Он уже не тот низкорослый сопляк. Конечно, в детстве он много болел, был тщедуш- ным, но быстро выправился и теперь заботился о матери. Правда, отца уже не было. Он не мог этого знать. Но и Грег не мог за- толкнуть слова отца обратно ему в глотку, потому что отец погиб при взрыве на нефтяной платформе; он был мертв, и Грег хотел бы разок, ну хотя бы разок выкопать папашу из могилы и крикнуть в разложившееся лицо: "Ты ошибся, папаша, ты ошибся насчет меня!" - и затем дать ему хорошего пинка, такого же, как тот... Как тот, что дал псу. Головная боль возобновилась, но уже с меньшей силой. - Я не псих, - произнес он снова, теперь музыка перекрывала его го- лос. Мать часто говорила Грегу, что его ждет нечто большое, нечто вели- кое, и он верил этому. Главное - не срываться и не допускать таких про- махов, как пощечины, которые он влепил девчонке, или убийство собаки, и оставаться чистеньким. Какое бы величие ни ожидало Грега, он узнает о его приходе. В этом он был совершенно уверен. Грег вновь подумал о собаке, на этот раз при воспоминании о ней улыб- ка едва коснулась его губ, холодная, равнодушная. Грега ожидало величие. Оно, правда, могло наступить еще не скоро - Грег был молод, ну что ж, ничего плохого, если тебе не так много лет, если ты понимаешь, что не все сразу получается. Но когда веришь, желае- мое в конце концов сбывается. А он верил. И да поможет бог и сынок его Иисус тому, кто посмеет стать на пути Грега. Стилсон высунул загорелый локоть из окна машины и начал насвистывать мелодию песни, звучавшей по радио. Он нажал на акселератор, разогнал старый "меркюри" до семидесяти миль в час и покатил по прямой дороге среди ферм штата Айова навстречу будущему, какое бы оно ни было. Часть первая КОЛЕСО УДАЧИ ОТ ТОГО вечера у Сары осталось два воспоминания везение Джонни у Ко- леса удачи и маска. Но шли годы, и в памяти, когда она заставляла себя думать о том ужасном вечере, всплывала лишь маска Он жил в многоквартирном доме в Кливс Милс. Без четверти восемь, ос- тавив машину за углом, Сара позвонила в парадную дверь. Сегодня они пое- дут на ее машине, Джонни отвез свою в гараж Тиббетса в Хемпдене - в ко- лесе заел подшипник или что-то в этом роде. "Работы на 10 долларов", сказал Джонни по телефону и засмеялся таким знакомым смехом. Сара была бы уже в слезах, если бы дело касалось ее машины - ее кошелька. Она пришла через вестибюль к лестнице, миновала доску объявлений. Обычно доска была утыкана записками с предложениями купить мотоциклы, стереосистемы, воспользоваться услугами машинисток, а также присоеди- ниться к уезжающим в Канзас, Калифорнию или Флориду, чтобы попеременно вести машину и платить за часть бензина. Но сегодня почти всю доску объ- явлений занимал большой плакат, изображавший сжатый кулак на тревож- но-красном фоне, который напоминал пламя. На плакат крупными буквами бы- ло написано: "ЗАБАСТОВКА!" Стоял конец октября 1970 года. Джонни жил на втором этаже, в квартире с окнами на улицу - мой пент- хаус, говорил он. Там он мог стоять в смокинге, как Рамон Новарро, с пу- затым бокалом в руке, полным сока или воды, и лицезреть большое бьющееся сердце Кливс Милс: его толпу, которая валила из кинотеатра, снующие так- си, неоновые вывески. По существу, Кливс Милс состоял из главной улицы со светофором на пе- рекрестке (после шести часов вечера он превращался в мигалку), двух де- сятков магазинов и небольшой фабрики по производству мокасин. Как и большинство городков, окружавших Ороно, где находился университет штата Мэн, Кливс Милс жил в основном за счет студентов, обеспечивая их всем необходимым - пивом, вином, бензином, рок-н-роллом, полуфабрикатами, наркотиками, бакалейными товарами, жильем, фильмами. Кинотеатр назывался "Тень". Когда шли занятия, в нем показывали некоммерческие фильмы и нос- тальгические боевики 40-х годов. В летнее время беспрерывно крутили "вестерны" с Клинтом Иствудом в главной роли. Джонни и Сара год назад окончили университет, и оба преподавали в средней школе в Кливс Милс, которая в числе немногих еще не вошла в ок- ружную общеобразовательную систему. Университетская профессура и адми- нистрация, а также студенты снимали в Кливсе жилье, так что деньги в го- родской казне не переводились. Средняя школа была оборудована по послед- нему слову техники. Обыватели могли зудеть по поводу университетской публики с ее заумными разговорами и антивоенными маршами, не говоря уже о ее вмешательстве в городские дела, но они не имели ничего против дол- ларов, которые капали в их карманы 9 виде налогов на элегантные профес- сорские особняки и многоквартирные дома, - они располагались в районе, который студенты окрестили Никчемной Землей, или Дурацкой Аллеей. Сара постучала, и Джонни каким-то странно приглушенным голосом крик- нул: - Открыто, Сара! Слегка нахмурившись, она толкнула дверь. В квартире Джонни было со- вершенно темно, если не считать мелькающего желтого света от мигалки с улицы. Вместо мебели горбились темные тени. - Джонни?.. Решив, что перегорели пробки, она неуверенно шагнула вперед - и тут на нее из темноты надвинулось лицо, ужасное лицо, какое можно было уви- деть только в кошмарном сне. Оно светилось неземным, могильным зеленым светом. Один глаз был широко раскрыт и смотрел на нее как-то затравлен- но. Другой злобно уставился сквозь щелочку век. Левая половина лица - та, что с открытым глазом, была нормальная. Зато правая, казалось, при- надлежала чудовищу: нечеловечески перекошенная - толстые губы растянуты, кривые зубы оскалены и блестят в темноте. Сара приглушенно вскрикнула и отшатнулась. Вдруг зажегся свет, и вместо какого-то темного подвала она вновь оказалась в комнате Джонни: на стене - фотомонтаж - Никсон торгует подержанными автомобилями, на по- лу - плетеный ковер, сделанный матерью Джонни, повсюду винные бутылки вместо подсвечников. Лицо перестало светиться, и она поняла, что это бы- ла всего лишь маска, которую продают в дешевых магазинах ко Дню всех святых. Голубой глаз Джонни моргал в пустой глазнице. Джонни сорвал маску, и вот он перед ней - в выцветших джинсах и ко- ричневом свитере, с неотразимой улыбкой на лице. - С праздником, Сара, - сказал он. Сердце ее продолжало стучать. Он действительно напугал ее. - Очень забавно, - сказала она и повернулась, собираясь уйти. Ей сов- сем не нравилось, когда ее так пугали. Он перехватил Сару уже в дверях: - Эй... Я свалял дурака. - Еще бы. - Она смотрела на него холодно, по крайней мере пыталась так смотреть. Гнев уже проходил. На Джонни просто нельзя было долго сер- диться. Любила она его или нет - на этот вопрос у нее еще не было отве- та, - но долго дуться на него или таить обиду она была не в состоянии. Разве можно злиться на Джонни, подумала Сара, и эта мысль показалась та- кой нелепой, что она невольно улыбнулась. - Ну вот, так-то лучше. А я уж думал, что ты, парень, хочешь меня бросить. - Я не парень. Он окинул ее взглядом: - Это я заметил. На ней была мохнатая меховая шуба - искусственный енот или что-то столь же недорогое, - бесхитростность, с какой он выдал свое желание, снова вызвала у нее улыбку: - В этой шкуре и не различишь. - Я-то различу, - сказал Джонни. Он обнял ее и поцеловал. Она не хо- тела отвечать на его поцелуй, но, конечно же, ответила. - Прости, что напугал тебя, - сказал он и потерся носом о ее нос, по- том разомкнул объятья. Он поднял маску вверх. - А я думал, она тебе пон- равится. Хочу ее надеть в пятницу на уроке. - Но, Джонни, это же сорвет дисциплину. - Как-нибудь обойдется, - сказал он с усмешкой. И, черт возьми, у не- го наверняка бы обошлось. Сара приходила в школу каждый день в больших очках, словно сельская учительница, волосы стянуты в пучок такой тугой, что, казалось, она вот-вот закричит от боли. Сара носила юбки чуть выше колен, хотя у боль- шинства девчонок они едва прикрывали трусики (а ноги у меня все равно лучше, со злорадством думала Сара). Она рассаживала учеников в алфавит- ном порядке, что, по закону средних чисел, должно было вроде удерживать шалунов на расстоянии друг от друга, и решительно отсылала провинившихся к заместителю директора, руководствуясь при этом соображением, что тот - в отличие от нее - получает дополнительные пятьсот долларов в год за вы- полняемую им роль экзекутора. И все равно школа была для нее постоянной борьбой с дьяволом, преследующим всякого начинающего учителя, - с Беспо- рядком. Особенно раздражало Сару постоянное присутствие своего рода нег- ласного суда присяжных - общественного мнения учеников, - который оцени- вал каждого нового учителя, и вынесенный вердикт был не в ее пользу. Джонни, по крайней мере внешне, вовсе не соответствовал представлению о том, каким должен быть хороший учитель. Он слонялся из класса в класс, витая в каких-то сладких грезах, и частенько опаздывал на урок, забол- тавшись с кем-нибудь на переменке. Он разрешал детям сидеть там, где им захочется, и они каждый день меняли места, причем классные драчуны неиз- бежно оказывались в задних рядах. При таком условии Сара не смогла бы запомнить их имен до марта, а Джонни уже знал всех учеников как свои пять пальцев. Он был высокого роста и немного сутулился, за что дети прозвали его Франкенштейном. Правда, Джонни был скорее этим доволен, чем раздосадо- ван. У него на уроках царили тишина и спокойствие, прогульщиков было ма- ло (у Сары ученики постоянно сбегали), и тот же суд присяжных относился к нему благосклонно. Он был из тех учителей, которым через пятьдесят лет посвящают школьные ежегодники. У Сары так не получалось. И она часто вы- ходила из себя, не понимая почему. - Хочешь пива на дорогу? Или стакан вина? - Нет. Надеюсь, ты при деньгах, - сказала она, беря его под руку и решив больше не сердиться. - Я ведь меньше трех сосисок не съедаю. Осо- бенно на последней ярмарке в году. Они собирались в Эсти, расположенный в двадцати милях к северу от Кливс Милс; единственной претензией этого городка на сомнительную славу было проведение САМОЙ ПОСЛЕДНЕЙ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЙ ЯРМАРКИ В НОВОЙ АНГЛИИ. Ярмарка закрывалась в пятницу вечером, в канун Дня всех святых. - Если учесть, что ярмарка у нас в пятницу, с деньгами неплохо. У ме- ня восемь долларов. - Мать честная! - Сара закатила глаза. - Я всегда знала, что, если буду ангелом, небо пошлет мне в один прекрасный день папулю-толстосума. - Мы, сутенеры, делаем ба-а-а-льшие деньги, крошка. Сейчас возьму пальто, и едем. Сера смотрела на него с отчаянной нежностью, и внутренний голос, ко- торый звучал все чаще и чаще - когда она стояла под душем, читала, гото- вилась к урокам или стряпала одинокий ужин, - заговорил вновь, словно и одной из полуминутных рекламой по телевизору: он очень и очень приятный человек, с ним легко, он внятный, никогда не наставит тебя плакать. Но разве это любовь? То есть достаточно ли всего этого для любви? Даже ког- да ты училась кататься на двухколесном велосипеде, ты не раз падала и сбивала себе коленки. Даром ничего не дается. А тут тем более. - Я в туалет, - сказал он. - Давай. - Она слегка улыбнулась. Джонни был из тех, кто почему-то неизменно ставит всех в известность о своих естественных надобностях. Она подошла к окну и выглянула на Главную улицу. На площадку для сто- янки автомашин, рядом с пиццерией О'Майка, высыпали ребятишки. Неожидан- но ей захотелось побегать с ними, превратиться в маленькую девочку, ос- тавить асе свои заботы позади или - перебросить в будущее. Она отвернулась от окна и подошла к софе, на которую Джонни положил маску. - С праздником, - фыркнула она. - Что? - откликнулся Джонни. - Если ты сейчас не выйдешь, я еду без тебя. - Выхожу. - Отлично! Она провела пальцем по маске с лицом Джекиля и Хайда, Левая сторона от доброго доктора Джекиля, правая, звероподобная, - от Хайда. "Что с нами будет ко Дню благодарения? - подумала она. - А к рождеству?" От этой мысли по телу пробежал нервный озноб. Он ей нравился. Он был совершенно нормальный, приятный мужчина. Она вновь взглянула на маску: мерзкий Хайд, подобно раковой опухоли, вырастал из лица Джекиля. Маска была покрыта люминесцентной краской, по- этому она и светилась в темноте. А что такое нормальный? Никто. Ничто. Пожалуй, нет. Будь он нормаль- ный, разве ему пришло бы в голову надеть нечто подобное в классе и ду- мать при этом, что дисциплина не пострадает? И как могли дети называть его Франкенштейном и все-таки любить и ува- жать? И это нормально? Сквозь занавес из бус, отделявший туалет и спальню от гостиной, прос- кользнул Джонни. ЕСЛИ ОН ЗАХОЧЕТ, ЧТОБЫ Я ОСТАЛАСЬ У НЕГО НА НОЧЬ, Я, ПОЖАЛУЙ, НЕ БУДУ ПРОТИВ. От этой мысли стало тепло, как бывает, когда возвращаешься домой пос- ле долгого отсутствия. - Ты что улыбаешься? - Да так, - сказала она, бросая маску. - Ну а все-таки. Что-нибудь приятное? Вспомнила, как нюхала кокаин, дружище? - Джонни, - сказала она, положив руку ему на грудь и вставая на цы- почки, чтобы поцеловать его, - не обо всем надо говорить вслух. Пошли. Они задержались в вестибюле, пока он застегивал свою джинсовую курт- ку, и взгляд ее опять невольно остановился на плакате "ЗАБАСТОВКА!" - со сжатым кулаком на пылающем фоне. - В этом году будет новая студенческая забастовка, - проследив за ее взглядом, сказал он. - Против войны? - На сей раз не только. Вьетнам, призыв резервистов и волнения в Кентском университете взбудоражили студентов. Думаю, что никогда еще в аудиториях не сидело так мало хрюкал. - Это ты о ком? - Да об отличниках, которым наплевать на наше общество, лишь бы оно обеспечило им потом оклад в десять тысяч долларов. Хрюкале наплевать на все, кроме своей шкуры. Но теперь другие времена. Большинство из них проснулись. Грядут большие перемены. - И это для тебя важно? Даже когда университет уже позади? Он подоб- рался: - Мадам, я же из Мэнского университета. Смит, выпуск семидесятого! Мы высоко держим марку старого доброго Мэна. Она улыбнулась: - Ладно, поехали. Я хочу прокатиться на карусели, пока ее не закрыли. - Прекрасно, - сказал он, беря ее за руку. - За углом моего дома слу- чайно оказалась твоя машина. - И есть восемь долларов. Нас ждет блестящий вечер. Вечер был облач- ный, но не дождливый, для позднего октября достаточно теплый. Наверху серп луны пытался пробиться сквозь завесу облаков. Джонни обхватил ее рукой, она прижалась к нему. - Знаешь, Сара, я о тебе все время думаю, - сказал он почти небрежно, но только почти. Сердце у нее слегка замерло, а затем бешено застучало. - Правда? Они обогнули угол, и Джонни открыл ей дверцу. Обойдя машину, он сел за руль. - Тебе холодно? - Нет, - ответила она. - Вечер очень теплый. - Да, - согласился он, отъезжая. Она вновь мысленно вернулась к неле- пой маске. Половина доктора Джекиля с голубым глазом Джонни в пустой глазнице, расширенной от удивления, - СЛУШАЙТЕ, Я ВЧЕРА ИЗОБРЕЛ НОВЫЙ КОКТЕЙЛЬ, НО ЕДВА ЛИ ЕГО БУДУТ ПОДАВАТЬ В БАРАХ, - с этой половиной лица было все в порядке, потому что за ней проглядывала частица самого Джон- ни. Ее испугала другая половина - Хайда. За ней мог скрываться кто угод- но, потому что тот глаз превратился в щелку. Но когда они приехали на ярмарку в Эсти, где в темноте на центральной аллее мигали голые лампочки, а длинные неоновые спицы чертова колеса мелькали вверх-вниз, она уже забыла о маске. Он был рядом, их ждал при- ятный вечер. Они пошли по центральной аллее, держась за руки, почти не разговари- вая, и Сара поймала себя на том, что вспоминает ярмарки своего детства. Она было родом из Саут-Париса, городка, производившего целлюлозу, в за- падной части штата Мэн, а большая ярмарка обычно проходила во Фрайберге. Джонни, выросший в Паунале, наверное, посещал ярмарку в Топсеме. По су- ти, все ярмарки в таких городках походили одна на другую и с годами поч- ти не менялись. Паркуешь машину на грязной стоянке, платишь при входе два доллара, и едва оказываешься на ярмарке, как чувствуешь запах горя- чих сосисок, жареного перца и лука, бекона, леденцов, опилок и сладкова- тый аромат конского навоза. Слышишь лязг русской горки для малышей, ко- торую называют "полевая мышь". Слышишь хлопанье ружей в тире, металли- ческий рев репродукторов, которые выкликают номера для игроков в бинго; репродукторы развешаны вокруг большого тента, заполненного длинными сто- лами и складными стульями из местного похоронного бюро. Рок-н-ролл по громкости спорит с ревом органа. Доносится нескончаемый крик зазывал - два выстрела за два десятицентовика, и ты получаешь набитую опилками со- бачку для своего ребеночка. Эй-эй-как-вас-там, стреляйте, пока не выиг- раете. Ничего не изменилось. Ты снова ребенок, жаждущий, чтобы тебя об- лапошили. - Смотри! - остановила она его. - Карусель! Карусель! - Конечно, - успокоил ее Джонни. Он протянул женщине в кассовой будке долларовую бумажку, та сунула ему два красных билета и две десятиценто- вые монетки, не поднимая глаз от журнала "Фотоплей". - Что значит "конечно"? Почему ты так со мной разговариваешь? Он пожал плечами. Лицо его выражало полную невинность. - Речь не о том, что ты, Джон Смит, сказал. Важно, как ты это сказал. Карусель остановилась. Люди слезали и проходили мимо - в основном подростки в голубых армейских рубашках из плотной хлопчатобумажной ткани или расстегнутых куртках. Джонни провел ее по деревянному помосту и по- дал билеты служителю, у которого был вид самого скучающего создания во вселенной. - Эко диво, - сказал Джонни, когда тот усадил их в маленькие круглые скорлупки и закрепил страхующую перекладину. - Просто эти кабинки враща- ются по замкнутому кольцу, так? - Так. - А эти замкнутые кольца уложены на большой круглой тарелке, которая сама вращается, так? - Так. - И когда карусель разгоняется, кабина, где мы сидим, вертится по своей маленькой орбите и может развить такую скорость, которая ненамного меньше, чем у космонавтов при взлете с мыса Кеннеди. Я знал одного пар- ня... - Джонни с серьезным видом наклонился к ней. - Ну да, очередная твоя сказка, - неуверенно сказала Сара. - Когда этому парнишке было пять лет, он упал со ступенек и заработал маленькую, с волосок, трещинку в шейном позвонке. А десять лет спустя он разогнался на карусели в Топсеме на ярмарке... и... - Он передернул пле- чами и похлопал ее сочувственно по руке... - Но с тобой, очевидно, будет все в порядке, Сара. - Ой... Я хочу с о й т и... А карусель несла их все быстрее, превращая ярмарку и центральную ал- лею в наклонное смазанное пятно из огней и лиц. Сара вскрикивала, смея- лась, затем начала колотить его. - Трещинка с волосок! - кричала она ему. - Я покажу тебе трещинку, когда мы слезем, врун несчастный! - Как, уже чувствуешь что-нибудь в шейном позвонке? - вкрадчиво спро- сил он. - Врун! Они кружились все быстрей и быстрей, и когда пролетали мимо служителя - в десятый? пятнадцатый раз? - Джонни наклонился и поцеловал ее, а ка- бинка со свистом вращалась по своей орбите, их губы сливались во что-то горячее, волнующее и родное. Затем круг замедлил движение, кабина как бы нехотя сделала еще один оборот и, наконец, покачиваясь и подергиваясь, остановилась. Они вылезли, и Сара обхватила его шею. - Трещинка с волосок, балда ты! - прошептала она. Мимо них проходила тучная дама в голубых брюках и дешевых кожаных туфлях, похожих на тапоч- ки. Джонни обратился к ней, показывая большим пальцем на Сару: - Эта девочка пристает ко мне, мадам. Если увидите полицейского, ска- жите ему. - Вы, молодые люди, считаете себя слишком умными, - презрительно ска- зала тучная дама. Она заковыляла по направлению к тенту для игры в бин- го, еще крепче зажав под мышкой сумочку. Сара прыснула. - Ты невозможен. - Я плохо кончу, - согласился Джон. - Моя мама всегда говорила. Они снова пошли бок о бок по центральной аллее в ожидании, когда мир перестанет качаться у них перед глазами и под ногами. - Она очень религиозна, твоя мама? - спросила Сара. - Она баптистка до мозга костей, - ответил Джонни. - Но она ничего. Ее не заносит. Когда я дома, она не может удержаться и вечно подсовывает мне брошюрки, но тут уж ничего не попишешь. Мы с отцом смирились. Я пы- тался было затевать с ней разговоры - скажем, спрашивал, с кем, черт по- дери, мог Каин сожительствовать в земле Нод, если его папаша и мамаша были первыми людьми на Земле, ну и всякое такое, но потом решил, что это, в общем-то, гадко, и бросил. Два года назад мне казалось - Юджин Маккарти спасет мир... что до баптистов, то они по крайней мере не выс- тавляют Иисуса кандидатом в президенты. - А отец твой не религиозен? Джонни рассмеялся. - Не знаю. Во всяком случае, не баптист. - На мгновение задумаются и добавил: - Он плотник, - будто это все объясняло. Сара улыбнулась. - Что подумала бы твоя мать, если бы узнала, что ты встречаешься с пропащей католичкой? - Попросись ко мне в помощники, отпарировал Джонни, - чтобы она могла всучить тебе несколько брошюр. Сара остановилась, продолжая держать его под руку. - Ты хочешь пригласить меня к себе домой? - спросила она, глядя ему в глаза. Добродушное лицо Джонни посерьезнело. - Да, - сказал он. - Я хочу, чтобы ты познакомилась с ними... и нао- борот. - Почему? - А ты не знаешь? - мягко произнес он, и вдруг у нее перехватило гор- ло и застучало в висках, и слезы уже готовы были навернуться на глаза. Она сильно сжала его руку. - Джонни, ты мне нравишься, ты знаешь это? - Ты мне нравишься еще больше, - серьезно сказал он. - Покатай меня на чертовом колесе, - вдруг потребовала она с улыбкой. Больше никаких разговоров на эту тему. Сначала надо все обдумать, попы- таться заглянуть в будущее. - Я хочу взлететь наверх, откуда мы все уви- дим. - Можно тебя поцеловать наверху? - Дважды, если успеешь. Она привела его к билетной кассе, где он оставил еще одну долларовую бумажку. Покупая билеты, он рассказывал: - Когда я учился в школе, я знал парня, служившего на подобной ярмар- ке, так он рассказывал, что работяги, собирающие эти колеса, обычно в стельку пьяные и забывают завинтить... - Иди к черту, - беззаботно сказала она. - Никто не живет вечно. - Но все стремятся к этому, ты разве не замечала? - сказал он, усажи- ваясь следом за ней в качающуюся гондолу. Наверху он поцеловал ее несколько раз, октябрьский ветер ерошил воло- сы, и ярмарочные аллеи раскидывались внизу, подобно светящемуся в темно- те циферблату. После чертова колеса они покатались на детской карусели, хотя он честно сознался, что чувствует себя паршиво. Ноги у него были такие длинные, что ему пришлось широко их расставить, садясь на гипсового ко- ня. Она нарочно рассказала ему, что знала в школе девочку, у которой бы- ло больное сердце, но никто об этом не догадывался, и вот однажды она пошла кататься на карусели с приятелем, и... - Когда-нибудь ты пожалеешь, - со спокойной убежденностью произнес он, - Нельзя, Сара, строить отношения на обмане. Она показала ему язык. Потом был зеркальный лабиринт, действительно хороший, Саре вспомнился роман Брэдбери "Кто-то страшный к нам идет" - в нем изображаются такой же лабиринт, и маленькая старая учительница чуть не потерялась там окон- чательно. Сара видела, как Джонни неуклюже топчется среди зеркал и машет ей рукой. Десятки Джонни, десятки Сар. Они проходили мимо друг друга, мелькали за неевклидовыми углами и как бы исчезали. Она поворачивала го- лову налево, направо, утыкалась носом в прозрачное стекло и беспомощно хихикала, скорей всего из страха, что оказалась в замкнутом пространс- тве. Одно зеркало превратило ее в приземистого карлика из книг Толкиена. В другом она выглядела длиннющей долговязой девчонкой с ногами в чет- верть мили. Наконец они выбрались из лабиринта, он купил пару сосисок и здоровый бумажный стакан жаренных в масле картофельных ломтиков, которые были сейчас такие же вкусные, какими они бывают, когда тебе еще нет пятнадца- ти. Они миновали веселое заведение. Перед входом стояли четыре девицы в юбках с блестками и в бюстгальтерах. Они пританцовывали под старый мо- тивчик Джерри Ли Льюиса, а зазывала расхваливал в микрофон их достоинс- тва. "Обними меня, милый, покрепче, - ревел Джерри Ли Льюис, его рояль выплескивал буги-вуги на присыпанные опилками аллеи. - Обними меня, ми- лый, покрепче... ухвати-ка быка за рога... надоели мне сладкие речи... ну давай не валяй дурака..." - Клуб "Плейбой", - восхитился Джонни и рассмеялся. - Раньше такое заведение было в Гаррисон Бич. Зазывала там божился, что девицы с завя- занными за спиной руками могут снять очки прямо с вашего носа. - Любопытный способ подцепить модную болезнь, - сказала Сара, и Джон- ни покатился со смеху. По мере их удаления голос зазывалы, усиленный динамиком, звучал все глуше под звуки рояля Джерри Ли, этой знойной музыки, долетавшей, как некое будоражащее напоминание из отживших и смолкших пятидесятых: "Да- вайте, ребята, заходите, не стесняйтесь, а наши девочки и вовсе не стес- нительные! Главное происходит за стенами... ваше образование будет не- полным, пока вы не увидите представление в клубе "Плейбой". - Не хочешь ли вернуться и закончить свое образование? - спросила она. Он улыбнулся. - Я уже завершил курсовую на эту тему. А с диссертацией, пожалуй, можно подождать. Она взглянула на часы: - Гляди-ка, уже поздно. А завтра опять в школу. - Да. Хорошо еще, что сегодня пятница. Она вздохнула, вспомнив свой пятый и седьмой классы, где завтра у нее современная литература. В обоих - невозможные хулиганы. Они протолкались назад, к середине главной аллеи. Толпа редела. Кару- сель уже закрылась. Двое рабочих с сигаретами в углах рта задергивали брезент на "полевой мыши". Хозяин аттракциона "ставь-пока-не-выиграешь" тушил свет. - Ты занята в субботу? - спросил он, вдруг оробев. - Конечно, до суб- боты времени осталось немного, но... - Есть кое-какие планы, - ответила она. - Ясно. Она не могла вынести удрученного вида Джонни, было бы подло дразнить его дальше. - Я занята с тобой. - Да?.. Правда? Слушай, это же прекрасно. - Он улыбнулся ей, она - в ответ. Внутренний голос, который иногда, казалось, принадлежал другому человеку, внезапно заговорил: "ТЕБЕ СНОВА ХОРОШО, САРА. ТЫ СЧАСТЛИВА. РАЗВЕ ЭТО НЕ ЗДОРОВО?" - Да, здорово, - сказала она. Она привстала на цыпочки и быстро его поцеловала. Она заставила себя говорить, пока не передумала: - Знаешь, иногда в Визи бывает так одиноко... Пожалуй, я могла бы... провести с тобой ночь. Он взглянул на нее с теплотой, с такой задумчивостью, что у нее внут- ри все затрепетало. - А ты этого хочешь, Сара? Она кивнула. - Да, очень. - Прекрасно, - сказал он и обнял ее. - Ты уверен? - спросила Сара немного застенчиво. - Я только боюсь, что ты передумаешь. - Не передумаю, Джонни. Он еще крепче притянул ее к себе. - Это будет моя самая счастливая ночь. Они проходили мимо колеса удачи - единственного открытого павильона в той части центральной аллеи, вспоминала позже Сара. Хозяин только что смел мусор в кучку - искал скатившиеся с игральной доски десятицентови- ки. Наверно, он скоро закроет свое заведение, подумала Сара. За хозяином виднелось большое колесо со спицами, по его окружности светились малень- кие электрические лампочки. Должно быть, он услышал последние слова Джонни, потому что почти автоматически занял свое рабочее место, глазами продолжая искать на грязном полу белые пятнышки серебра. - Э-э-эй, мистер, крутаните на счастье Колесо удачи, превратите центы в доллары. Все зависит от этого Колеса, попытайте счастья, один малень- кий десятицентовик, и Колесо закрутится. Джонни повернулся на звук его голоса. - Джонни? - Я бы попытал счастья, как он выразился. - Он улыбнулся ей. - Ты не против? - Нет, пожалуйста. Только недолго. Он снова взглянул на нее с таким задумчивым выражением, от которого ее охватила странная слабость, одновременно промелькнула мысль: как-то у нас все получится? В животе у Сары что-то перевернулось, к горлу подсту- пила тошнота, и ее неожиданно повлекло к нему. - Я не задержусь. - Он посмотрел на хозяина заведения. Аллея перед павильоном почти совсем опустела; стало прохладнее, так Как нависавшие облака рассеялись. Все трое выдыхали струйки пара. - Попытаете счастья, молодой человек? - Да. Когда они приехали на ярмарку, Джонни переложил все деньги в малень- кий нагрудный кармашек; теперь он вытащил из него то, что осталось от восьми долларов. Один доллар и восемьдесят пять центов. Игральная доска представляла собой полосу желтого пластика, на кото- рой в квадратах были нарисованы цифры и комбинации. Она выглядела как поле в рулетке, но Джонни тут же заметил, что в Лас-Вегасе такие комби- нации привели бы игроков в уныние. Ставка на серию цифр при выигрыше лишь удваивалась. Две цифры - зеро и двойное зеро - давали выигрыш хозя- ину. Джонни сказал об этом, но хозяин только пожал плечами. - Поезжайте в Вегас, если хотите. Вольному воля. Но у Джонни в этот вечер было слишком хорошее настроение. Все началось довольно неудачно из-за маски, но затем пошло прекрасно. По правде говоря, это был его лучший вечер за много лет и, может быть, лучший в жизни. Он взглянул на Сару. Она была возбуждена, глаза блестели. - Что скажешь, Сара? Та тряхнула головой. - Для меня эта игра все равно что греческий. Что нужно делать? - Поставить на номер. Либо на красное-черное. Либо на чет-нечет. Либо на серию из десяти цифр. Выигрыши разные. - Он взглянул на хозяина, ко- торый ответил ему отсутствующим взглядом. - По крайней мере должны быть разные. - Ставь на черное, - сказала она. - Как-то более волнующе, правда? - Черное, - сказал Джонни и бросил десятицентовик на черный квадрат. Хозяин уставился на монету, одиноко лежавшую на игральной доске, вздохнул: - Круто взял, ничего не скажешь, - и повернулся к Колесу. Джонни рас- сеянно поднял руку ко лбу. - Стойте, - быстро сказал он и кинул один из трех четвертаков на квадрат с цифрами 11 20. - Уверены? - Уверен, - сказал Джонни. Хозяин крутанул Колесо, и оно завертелось в кольце из лампочек, чер- ный и красный цвета слились в одно. Джонни рассеянно потирал лоб. Колесо стало останавливаться, и теперь было слышно, как с размеренностью метро- нома пощелкивает маленькая деревянная трещотка, скользя мимо шпилек, разделявших номера. Она дошла до 8, затем до 9, остановилась было на 10, но проскочила на 11 и, щелкнув напоследок, окончательно успокоилась. - Дама проигрывает, джентльмен выигрывает, - сказал хозяин. - Джонни, ты выиграл? - Похоже, что так, - сказал Джонни, в то время как хозяин доложил два своих четвертака к его монете. Сара издала легкий вскрик, едва успев за- метить, как хозяин смахнул десятицентовик со стола. - Я же сказал, это мой счастливый вечер, - проговорил Джонни. - Один раз - везение, два раза - счастье, - заметил крупье. - Эй-эй-эй! - Давай, Джонни, - сказала Сара. - Хорошо. Мне на тот же номер. - Запускать? - Да. Хозяин снова крутанул Колесо, и пока оно вертелось, Сара тихонько прошептала: - А они не жульничают с этими колесами? - Было дело. А теперь власти их проверяют, так что приходится пола- гаться исключительно на везение. Колесо замедлило вращение и щелкнуло напоследок. Стрелка проскочила 10 и вошла в поле Джонни, замедляя бег. - Давай, давай! - закричала Сара. Двое подростков, шедших к выходу, остановились посмотреть на игру. Деревянная трещотка очень медленно миновала 16, затем 17 и останови- лась на 18. - Джентльмен снова выиграл. - Хозяин добавил еще шесть четвертаков к кучке Джонни. - Ты богач! - воскликнула Сара и поцеловала его в щеку. - Тебе везет, парень, - с готовностью согласился хозяин. - Никто не бросает такую везуху. Эй-эй-эй! - Ставить опять? - спросил Джонни Сару. - А почему бы нет! - Давайте, давайте, - сказал один из подростков. На куртке у него был значок с Джими Хендриксом. - Этот тип ободрал меня сегодня на четыре доллара. Хотел бы я посмотреть, как его вздрючат. - Тогда ты тоже, - сказал Джонни Саре. Он дал ей одну из девяти мо- нет, лежавших столбиком. После короткого колебания она положила ее на 21. Отдельные цифры при выигрыше оплачиваются десять к одному - явство- вало из правил. - Продолжаешь, парень? Джонни глянул на восемь четвертаков, лежавших столбиком на доске, и стал потирать лоб, будто чувствовал приближение головной боли. Внезапно он смел с доски четвертаки и потряс ими в сжатых ладонях. - Нет, крутите для дамы. Я посмотрю. Она удивленно посмотрела на не- го: - Ты что, Джонни? Он пожал плечами. - Так, предчувствие. Крупье закатил глаза, как бы говоря: "Боже-дай-мне-силывынес- ти-этих-дураков", - и вновь запустил свое Колесо. Оно повертелось, за- медлило ход и остановилось. На двойном зеро. - Мой номер, мой, - пропел хозяин, и четвертак Сары исчез в его пе- реднике. - Это честно, Джонни? - Сара была задета. - Зеро и двойной зеро дают выигрыш хозяину. - Ты хитро сделал, сняв свои деньги с доски. - Пожалуй. - Ну что, крутить дальше или я пошел пить кофе? - спросил хозяин. - Крутите, - сказал Джонни и выложил свои четвертаки двумя стопками по четыре на третий сектор. Пока Колесо жужжало в кругу своей клетки из лампочек, Сара, не подни- мая глаз от вращающегося поля, спросила Джонни: - Сколько в этом заведении можно заработать за вечер? Между тем к подросткам присоединилось четверо пожилых людей - двое мужчин и две жен- щины. Массивный мужчина, с виду рабочий стройки, сказал: - От пятисот до семисот долларов. Хозяин снова закатил глаза. - Вашими бы устами... - проговорил он. - Ладно, не прибедняйся, - сказал мужчина, похожий на строителя. - Лет двадцать назад я работал в такой лавочке. От пяти до семи сотен за вечер, две косых по субботам. Запросто. И это без всякого жульничанья. Джонни следил за Колесом, которое сейчас вращалось достаточно медлен- но, так что можно было различить отдельные цифры, когда оно пробегало мимо. Промелькнуло одно зеро, другое, затем, медленнее, первый сектор, еще медленнее второй. - Хорошего понемножку, - сказал один из подростков. - Подожди, - произнес Джонни как-то странно. Сара взглянула на него; в его добродушном лице вдруг появилась жесткость, голубые глаза потемне- ли, стали чужими и далекими. Стрелка остановилась на 30 и замерла. - Игра продолжается, игра продолжается, - тоскливо пропел хозяин, а небольшая толпа позади Джонни и Сары издала радостный крик. Мужчина, по- хожий на строителя, хлопнул Джонни по спине, да так, что тот покачнулся. Хозяин полез под прилавок, достал из сигарной коробки четыре монеты и бросил их рядом с восемью четвертаками Джонни. - Может, хватит? - спросила Сара. - Еще разок, - сказал Джонни. - Если выиграю, этот парень оплатит нам ярмарку и твой бензин. Если проиграю, мы потеряем всего полдоллара или около того. - Эй-эй-эй, - пропел хозяин. Он приободрился и вновь затараторил: - Ставьте где хотите. Приходи, не стесняйся. Этот спор не для зевак. Кру- тится-вертится колесо, где остановится, не знает никто. Мужчина, похожий на строителя, который назвался Стивом Бернхардтом, положил доллар на чет. - А ты что, парень? - спросил хозяин у Джонни. - Оставляешь на том же месте? - Да, - ответил Джонни. - Ох, дядя, - сказал один из подростков, - с судьбой играете. - Наверное, - сказал Джонни, и Сара улыбнулась ему. Бернхардт оцени- вающе посмотрел на Джонни и вдруг переставил свой доллар на третий сек- тор. - Чем черт не шутит, - вздохнул подросток, сказавший Джонни, что тот играет с судьбой. Он переложил пятьдесят центов, которые они наскребли с приятелем, на тот же сектор. - Все яички в одной корзине, - пропел хозяин. - Не передумаете? Игроки стойко молчали. Двое чернорабочих подошли посмотреть игру, один из них с подружкой; теперь перед Колесом удачи уже собралась до- вольно большая компания. Хозяин сильно крутанул Колесо. За его вращением наблюдали двенадцать пар глаз. Сара поймала себя на том, что смотрит на Джонни - какое чужое у него лицо в ярком и в то же время загадочном све- те. Она вновь вспомнила о маске - Джекиль и Хайд, чет и нечет. У нее опять забурчало в животе, она почувствовала легкую слабость. Колесо за- медлило бег и начало щелкать. Подростки стали кричать, как бы подталки- вая его. - Еще немного, крошка, - уговаривал Стив Бернхардт. - Еще немножко, дорогое. Колесо дощелкало до третьего сектора и остановилось на 24. Толпа сно- ва издала радостный возглас. - Джонни, ты выиграл, ты выиграл! - закричала Сара. Хозяин неприяз- ненно присвистнул сквозь зубы и выплатил выигрыш. Доллар подросткам, два - Бернхардту и двенадцать долларов Джонни. Теперь перед Джонни лежали на столе восемнадцать долларов. - Игра продолжается, игра продолжается, эй-эй-эй! Еще раз, дружище? Сегодня колесо с тобой на пару. Джонни взглянул на Сару. - Как хочешь, Джонни. - Ей вдруг стало не по себе. - Давай, дядя, - подзадоривал подросток со значком Джими Хендрикса. - Одно удовольствие поглядеть, как отделывают этого типа. - Ладно, - сказал Джонни. - Последний раз. - Ставьте на что хотите. Все взоры были обращены на Джонни, который стоял, задумчиво потирая лоб. Его обычно добродушное лицо застыло, стало серьезным и сосредото- ченным. Он смотрел на Колесо в кольце огней, поглаживая пальцами гладкую кожу над правой бровью. - Оставляю, сказал он наконец. По толпе простился вопросительный ше- пот. - Ох, дядя, это уже чересчур. - Разошелся, - сказал Бернхардт неуверенно. Он оглянулся на жену, но та пожала плечами, давая понять, что для нее это полная загадка. - Эх, была не была, я с вами. Подросток со значком взглянул на дружка, тот пожал плечами и утверди- тельно кивнул. - Хорошо, - сказал он, поворачиваясь к хозяину. - Мы тоже оставляем. Колесо завертелось Сара слышала, как сзади один из чернорабочих пос- порил на пять долларов, утверждая, что третий сектор больше не выиграет. В животе у нее опять зажурчало, но на этот раз боль не отпустила, а пош- ла кругами, снова и снова, и тут она поняла, что ей становится плохо. На лице выступил холодный пот. Колесо начало останавливаться у первого сектора, и один из подростков вскинул руки от досады. Но не ушел. Колесо просчитало 11, 12, 13. Нако- нец-то хозяин выглядел довольным. Тиктак-тик. 14, 15, 16. - Проскакивает, - сказал Бернхардт. В его голосе слышалось восхище- ние. Хозяин смотрел на свое Колесо с таким видом, что казалось, будь его воля, он протянул бы руку и остановил его. Оно прощелкало 20, 21 и оста- новилось на цифре 22. В толпе, которая выросла уже человек до двадцати, снова раздался по- бедный крик. Наверно, здесь собрались все запоздалые посетители ярмарки. Сара неясно слышала, как чернорабочий, проигравший пари, ворчал что-то о "дьявольском везении", отдавая деньги. В голове у нее шумело. Внезапно она почувствовала ужасную слабость в ногах, ее бил озноб, тело не слуша- лось. Она заморгала, и тут закружилась голова, к горлу подступила тошно- та. Мир покачнулся и накренился, словно они только что разогнались на карусели и вот теперь медленно останавливаются. Мне попалась несвежая сосиска, подумала она с тоской. Вот чем, Сара, оборачивается счастье на деревенской ярмарке. - Эй-эй-эй, - произнес хозяин без особого энтузиазма и раздал деньги. Два доллара подросткам, четыре - Стиву Бернхардту и целую кучу Джонни - три десятки, пятерку и один доллар. Хозяин не то чтобы лучился радостью, но был тем не менее оживлен. Если долговязый с хорошенькой блондинкой вздумает опять поставить на третий сектор, хозяин почти наверняка вернет свое. Пока этот парень не забрал со стола деньги, еще не все потеряно. А если он уйдет? Ну что ж, хозяин сегодня отхватил тысчонку на Колесе и может себе позволить поделиться с ближними. Быстро разнесется слух, что на Колесе Сола Драммора был крупный выигрыш, и завтра сюда повалят игро- ки, как никогда раньше. Выигрыш - хорошая реклама. - Ставьте куда хотите, - пропел он. Несколько человек из толпы подод- винулись к столу и начали ставить десятицентовики и четвертаки. Однако хозяин смотрел только на одного игрока. - Что скажешь, дружище? Играем по-крупному? Джонни взглянул на Сару. - Что ты... эй, что с тобой. Ты похожа на призрак. - Что-то с желудком, - сказала она, выдавливая улыбку. - Я думаю, это сосиска: Может, поедем домой? - Конечно. Пошли. - Он собирал кучку помятых денег со стола, и тут его взгляд снова упал па Колесо. Глаза перестали светиться теплом и за- ботой. Казалось, они опять потемнели, стали холодными, задумчивыми. ОH СМОТРИТ НА ЭТО КОЛЕСО, КАК МАЛЕНЬКИЙ МАЛЬЧИК НА МУРАВЕЙНИК, подумала Са- ра. - Минутку, - сказал он. - Хорошо, - ответила Сара. Хотя чувствовала какую-то пустоту в голове и боль в желудке. К тому же в животе бурлило, что ей совсем не нрави- лось. БОЖЕ, ТОЛЬКО БЫ ВСЕ ОБОШЛОСЬ. ПОЖАЛУЙСТА. Она подумала: ОН НЕ УСПОКОИТСЯ, ПОКА ВСЕ НЕ ПРОИГРАЕТ. И затем со странной уверенностью: НО ОН НЕ ПРОИГРАЕТ. - Ну что, приятель? - спросил хозяин. - Ставишь, нет? Играешь, нет? - Слиняешь, нет? - передразнил один из чернорабочих; раздался нервный смешок. Перед глазами Сары все плыло. Джонни вдруг сдвинул купюры и чет- вертаки на угол доски. - Ты что делаешь? - искренне удивившись, спросил хозяин. - Всю кучу на 19, - ответил Джонни. Саре хотелось застонать, но она сдержалась. По толпе прошел шепот. - Не искушай судьбу, - сказал Стив Бернхардт на ухо Джонни. Джонни не ответил. Он уставился на колесо с каким-то безразличием. Глаза его каза- лись почти фиолетовыми. Внезапно раздался звенящий звук, который Сара поначалу приняла за звон в ушах. Затем она увидела, как другие, уже поставившие деньги на кон, забирают их со стола, оставляя Джонни играть одного. - НЕТ! - хотелось ей закричать. - НЕ ТАК, НЕ В ОДИНОЧКУ, ЭТО НЕЧЕСТ- НО... Сара закусила губу. Она боялась, что ее стошнит, если она откроет рот. С животом стало совсем худо. Кучка денег, которую выиграл Джонни, одиноко лежала под ярким светом. Пятьдесят четыре доллара, а выигрыш на отдельной цифре был десять к одному. Хозяин облизнул губы. - Мистер, по закону я не должен разрешать ставить на отдельные цифры больше двух долларов. - Ты что брось, - прорычал Бернхардт, - ты не должен был разрешать ставить свыше десяти на цифру, а ты только что дал ему поставить восем- надцать. Что, в штаны наложил? - Нет, но... - Давайте, - обрезал Джонни. - Или я ухожу. Моя девушка не совсем здорова. Хозяин взглянул на толпу. Та смотрела на него враждебно. Глупцы. Не понимают, что парень выбрасывает деньги на ветер, а он пытается образу- мить его. Черт с ними. Все равно им не угодишь. Пускай хоть на голову становится и проигрывает вчистую. По крайней мере можно будет закрыть павильон на ночь. - Ну что ж, - сказал он, - если среди вас нет государственного инс- пектора... - Он повернулся к Колесу. - Крутится-вертится колесо, где ос- тановится, не знает никто. Он крутанул, и цифры немедленно превратились в одно сплошное пятно. Какое-то время, показавшееся вечностью, не слышалось ничего, кроме жуж- жания Колеса удачи, вечерний ветерок где-то трепал полу тента, и в голо- ве у Сары болезненно стучало. Она мысленно просила Джонни обнять ее, но он стоял неподвижно - руки на столе, глаза прикованы к Колесу, которое словно решило крутиться вечно. Наконец вращение замедлилось настолько, что она могла прочесть цифры: 19 - 1 и 9, выведенные красным на черном фоне. Они то появлялись,то про- падали. Плавное жужжание Колеса перешло в мерное постукивание, громкое в этой тишине. Цифры скользили мимо стрелки все медленнее и медленнее. Один из чернорабочих с удивлением воскликнул: - Черт возьми, еще, глядишь, выиграет! Джонни стоял спокойно, глядя на Колесо, и теперь Саре казалось (мо- жет, из-за плохого самочувствия - живот то и дело схватывало), что глаза у него почти черные. Джекиль и Хайд, подумала она и внезапно ощутила бе- зотчетный страх перед ним. ТИКИ-ТАКИ-ТИКИ-ТАКИ. Колесо щелкало, оно прошло второй сектор, миновало 15 и 16, щелкнуло на 17 и после секундного колебания на 18. Последний щелчок - и стрелка уткнулась в гнездо под номером 19. Толпа затаила дыхание. Колесо еще слегка качнулось вперед, и указатель уставился в шпильку между 19 и 20. Долю секунды казалось, что шпилька не удержит указатель на 19, что в последний миг он перескочит на 20. Однако силы Колеса иссякли, оно вер- нулось назад и замерло. Какое-то время в толпе не раздавалось ни звука. Ни единого звука. Затем один из подростков произнес благоговейным шепотом: - Эй, дядя, вы только что выиграли пятьсот сорок долларов. А Стив Бернхардт добавил: - Никогда еще такого не видел. Н и к о г д а. Затем толпа взорвалась. Джонни хлопали по спине, толкали. Люди протискивались мимо Сары, чтобы дотронуться до него, и на мгновение, когда ее оттеснили, она почувствовала себя вконец несчастной, ее охватил панический страх. Сару пихали, обессиленную, туда-сюда, в животе у нее все переворачивалось. Перед глазами черными кругами ходило Колесо. Через мгновение Джонни был уже с ней, и с затаенной радостью она уви- дела, что это был ее Джонни, а не тот, собранный, похожий на манекен, что смотрел, как Колесо совершает свой последний круг. Он выглядел сму- щенным и озабоченным. - Прости, малыш, - сказал он, и ее захлестнуло чувство любви к нему. - Все в порядке, - откликнулась она, совсем не будучи уверенной, что это так. Хозяин откашлялся. - Колесо закрыто, - сказал он. - Колесо закрыто. Толпа понимающе зашумела. Хозяин взглянул на Джонни. - Я вынужден дать вам чек, молодой человек. Я не держу здесь таких денег. - Пожалуйста, как вам угодно, - сказал Джонни. - Только поскорее. Де- вушке действительно нехорошо. - Ну да, чек, - сказал Стив Бернхардт с безграничным презрением. - Этот тип выпишет вам чек, который вернется неоплаченным, а сам зимой бу- дет уже во Флориде. - Послушайте, сэр, - начал хозяин. - Уверяю вас... - Иди уверяй свою мамашу, может, она тебе поверит, - сказал Берн- хардт. Внезапно он перегнулся через доску и пошарил под прилавком. - Эй! - завопил крупье. - Это же разбой! На толпу это заявление не произвело никакого впечатления. - Пожалуйста, - пробормотала Сара. Голова у нее шла кругом. - Наплевать на деньги, - сказал вдруг Джонни. - Пропустите нас, пожа- луйста. Девушке плохо. - Во дает, - сказал подросток со значком Джими Хендрикса, однако вместе с дружками нехотя отодвинулся в сторону. - Нет, Джонни, - сказала Сара, напрягая всю свою волю, чтобы сдержать тошноту. - Возьми деньги. - Пятьсот долларов - это трехнедельная зарпла- та, Джонни. - Давай плати, дешевка, - прогремел Бернхардт. Он вытащил из-под при- лавка сигарную коробку и отставил ее, не заглянув даже внутрь, затем по- шарил снова и извлек на сей раз стальной ящичексейф, окрашенный в се- ро-стальной цвет. Он бухнул его на стол. - Если тут нет пятисот сорока долларов, я сожру свою рубашку у всех на глазах. - Мощной, тяжелой рукой он хлопнул Джонни по плечу. - Обожди минутку, сынок. У тебя будет сегод- ня получка или я не Стив Бернхардт. - Правда, сэр, у меня нет столько... - Или ты платишь, - сказал Стив Бернхардт, наклонившись над хозяином, - или я позабочусь, чтобы твою лавочку прикрыли. Я не шучу. Говорю впол- не серьезно. Хозяин вздохнул и полез за пазуху. Он вытащил ключ на тонкой цепочке. Толпа выдохнула. Саре стало совсем невмоготу. Живот у нее вздулся и вдруг словно омертвел. Что-то бешено рвалось из нее наружу. Спотыкаясь, она отошла от Джонни и протиснулась сквозь толпу. - Ты здорова ли, милочка? - спросила какая-то женщина. Сара только мотнула головой. - Сара! - позвал Джонни. От Джекиля и Хайда... не спрятаться, мелькнуло у нее в голове. Когда она пробегала мимо карусели, перед ее глазами в темноте центральной ал- леи словно замаячила светящаяся маска. Она ударилась плечом о фонарь, пошатнулась, обхватила его, и тут ее вырвало. Казалось, ее вывернуло всю, начиная от пяток. Желудок судорожно сжимался, точно нервные пальцы. - О, боже, - сказала она ослабевшим голосом и, чтобы не упасть, креп- че ухватилась за столб. Где-то позади ее звал Джонни, но сейчас она не могла отвечать, да и не имела желания. Желудок понемногу успокаивался, и в эту минуту ей хотелось одного: стоять в темноте и радоваться тому, что еще дышит, что пережила этот вечер. - Сара? Сара! Она дважды сплюнула, чтобы очистить рот. - Я здесь, Джонни. Он вышел из-за карусели, где застыли в прыжке гипсовые лошадки. Она заметила, что он рассеянно сжимает в руке толстую пачку купюр. - Пришла в себя? - Нет, но уже лучше. Меня стошнило. - О, господи. Поедем домой. - Он нежно взял ее за руку. - Получил свои деньги... Он глянул на пачку денег и рассеянно сунул их в карман брюк. - Да. То ли часть, то ли все, не знаю. Считал этот здоровяк. Сара вытащила из сумочки платок и вытерла губы. Глоток бы воды, поду- мала она. Душу продала бы за глоток воды. - Будь осторожен, - сказала она. - Это же куча денег. - Шальные деньги приносят несчастье, - сказал он мрачно. - Одна из поговорок моей матушки. У нее их миллион. И она терпеть не может азарт- ные игры. - Баптистка до мозга костей, - сказала Сара и судорожно передерну- лась. - Ты что? - обеспокоено спросил он. - Знобит, - сказала она. - Когда мы сядем в машину, включи подогрев на полную катушку и... О боже, кажется, опять... Она отвернулась и со стоном выбросила все, что еще оставалось в же- лудке. Ее зашатало. Он осторожно, но твердо поддерживал ее. - Ты можешь дойти до машины? - Да. Сейчас уже хорошо. - Но голова у нее трещала, во рту стоял мерзкий привкус, и все кости так ломило, будто они выскочили из суста- вов. Они медленно двинулись по центральной аллее, взметая ногами опилки, прошли мимо палаток, которые были уже закрыты и прибраны. За ними плыла какая-то тень, и Джонни быстро оглянулся, осознав, по-видимому, какая сумма у него в кармане. То был один из подростков - лет около пятнадцати. Он застенчиво улыб- нулся им. - Надеюсь, вам получше, - обратился он к Саре. - Это, наверное, со- сиски. Запросто можно съесть испорченную. - Ой, и не говори, - сказала Сара. - Вам помочь довести ее до машины? - спросил он Джонни. - Нет, спасибо. Мы управимся. - Ладно. Тогда отрываюсь. - Но он задержался еще на мгновение, его застенчивую улыбку сменила широкая ухмылка. - Приятно было посмотреть, как вздрючили этого типа. И он убежал в темноту. На стоянке белел одинокий "универсал" Сары; он сжался под неоновым светом фонаря, подобно несчастному, забытому щенку. Джонни открыл дверцу для Сары, и она осторожно села. Он проскользнул за руль и завел мотор. - Придется подождать, пока обогреватель наберет силу, - сказал он. - Не беспокойся. Мне уже тепло. Он взглянул на Сару и увидел на ее лице капельки пота. - Может, отвезти тебя в больницу? - спросил он. - Если это ботулизм, то дело серьезное. - Нет, все в порядке. Мне бы только добраться до дома и лечь в пос- тель. Завтра утром, если что, позвоню в школу и снова завалюсь спать. - Не волнуйся, спи себе. Я позвоню за тебя. Она благодарно взглянула на него. - Позвонишь? - Конечно. Они уже выезжали на главную магистраль. - Извини, что не могу поехать к тебе, - сказала Сара. - Мне очень жаль. Правда. - Ты ни при чем. - А кто же? Я съела испорченную сосиску. Бедняжка Сара. - Я люблю тебя, Сара, - сказал Джонни. Итак, слово было произнесено, его нельзя было взять обратно, оно повисло между ними в ожидании како- го-то продолжения. - Спасибо, Джонни, - только и могла ответить Сара. Они продолжали путь в приятном молчании. Была уже почти полночь, ког- да Джонни завернул машину к ее подъезду. Сара дремала. - Эй, - сказал он, выключив мотор и легонько теребя ее. - Приехали. - Ох... хорошо. - Она села прямо и плотнее запахнулась в шубу. - Чу как ты? - Лучше. Ноет желудок, и спина болит, но лучше. Джонни, езжай на ма- шине в Кливс. - Не стоит, - сказал он. - Еще кто-нибудь увидит ее утром перед до- мом. Ни к чему нам эти разговоры. - Но я же собиралась поехать с тобой... Джонни улыбнулся: - Вот тогда стоило бы рискнуть, даже если бы пришлось пройти пешком три квартала. Кроме того, я хочу, чтобы машина была у тебя под рукой на тот случай, если ты передумаешь насчет больницы. - Не передумаю. - А вдруг. Можно я зайду и вызову такси? - Конечно. Они вошли в дом, и едва Сара зажгла свет, как у нее начался новый приступ дрожи. - Телефон в гостиной. Пойду-ка я лягу и укроюсь пледом. Гостиная была маленькая и без всяких излишеств; от сходства с казармой ее избавляли лишь броские занавески, изрисованные цветами немыслимых форм и оттенков, да несколько плакатов на стене: Дилан в Форест-Хиллс, Баэз в Карне- ги-холл, "Джефферс'н'эйрплейн" в Беркли, "Бэрдс" в Кливленде. Сара легла на кушетку и до подбородка натянула плед. Джонни озабочен- но смотрел на нее. Лицо Сары было белое, как бумага, лишь под глазами темные круги. Она выглядела действительно больной. - Может, мне остаться на ночь, - сказал он. - Вдруг чтонибудь случит- ся... - Например, маленькая, с волосок, трещинка в шейном позвонке? - Она взглянула на него с печальной улыбкой. - Ну... Мало ли что. Зловещее урчание в животе решило дело. Она искренне собиралась закон- чить ночь в постели с Джоном Смитом. Правда, из этого ничего не вышло. Не хватало теперь еще прибегнуть к его помощи, когда ее станет тошнить и она побежит в туалет глотать "Пепто-Бесмол". - Все будет в порядке, - сказала она. - Это испорченная сосиска, Джонни. Ты запросто мог съесть ее с таким же успехом. Позвони мне завт- ра, когда у тебя будет перерыв. - Ты уверена? - Да. - Ладно, парнишка. - Решив больше не спорить, он поднял трубку и выз- вал такси. Она закрыла глаза, убаюканная и успокоенная его голосом. Ей особенно нравилась в Джонни его способность делать всегда то, что нужно, что от него хотят, не думая о том, как он при этом выглядит. Прекрасная черта. Она слишком устала и чувствовала себя слишком паршиво, чтобы еще играть сейчас в светские игры. - Готово, - сказал он, вешая трубку. - Они пришлют такси через пять минут. - По крайней мере у тебя теперь есть чем заплатить, - сказала она, улыбаясь. - Чаевых не пожалеем, - отозвался он, подражая известному комику Филдсу. Он подошел к кушетке, сел, взял ее за руку. - Джонни, как ты это сделал? - Ты о чем? - Колесо. Как это тебе удалось? - Какое-то озарение, вот и все, - сказал он без особой охоты. - У каждого бывают озарения. На лошадиных бегах или при игре в очко, даже в железку. - Нет, - сказала она. - Что - нет? - Не думаю, что у к а ж д о г о бывают озарения. То было что-то сверхъестественное. Меня... это даже напугало немного. - Правда? - Да. Джонни вздохнул. - Время от времени у меня появляются какие-то предчувствия, вот и все. Сколько я себя помню, с самого раннего детства. Мне всегда удава- лось находить потерянные вещи. Как этой маленькой Лизе Шуман в нашей школе. Ты ее знаешь? - Маленькая, грустная, тихая Лиза? - Она улыбнулась. - Знаю. На моих уроках практической грамматики она витает в облаках. - Она потеряла кольцо с монограммой школы, - сказал Джонни, - и приш- ла ко мне в слезах. Я спросил ее, смотрела ли она в уголках верхней пол- ки своего шкафчика для одежды. Всего-навсего догадка. Но оно оказалось там. - И ты всегда мог это делать? Он засмеялся и покачал головой. - Едва ли. - Улыбка слегка угасла. - Но сегодня чувство было особенно сильным, Сара. Это Колесо... - Он слегка сжал пальцы и разглядывал их насупившись. - Оно было вот здесь. И вызывало чертовски странные ассоци- ации. - Какие? - С резиной, - произнес он медленно. - Горящей резиной. И холодом. И льдом. Черным льдом. Все это было где-то в глубинах моей памяти. Бог знает почему. И какое-то неприятное чувство. Как будто предостережение. Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала. Его лицо постепенно прояснилось. - Но что бы это ни было, сейчас все прошло. Может, так показалось. - Во всяком случае, подвалило на пятьсот долларов, - сказала она. Джонни засмеялся и кивнул. Больше он не разговаривал, и она задремала, довольная, что он рядом. Когда она очнулась, по стене разлился свет фар, проникший в окно. Его такси. - Я позвоню, - сказал он и нежно поцеловал Сару. - Ты точно не хо- чешь, чтобы я побыл здесь? Внезапно ей этого захотелось, но она отрицательно покачала головой. - Позвони, - сказала она. - На третьей переменке, - пообещал он и направился к двери. - Джонни? Он повернулся. - Джонни, я люблю тебя, - сказала она, и его лицо засветилось, словно вспыхнула электрическая лампочка. Он послал воздушный поцелуй. - Будешь чувствовать себя лучше, - сказал он, - тогда поговорим. Она кивнула, но прошло четыре с половиной года, прежде чем она смогла поговорить с Джонни Смитом. - Вы не возражаете, если я сяду впереди? - спросил Джонни таксиста. - Нет. Только не заденьте коленями счетчик. Еще разобьете. С некото- рым усилием Джонни просунул ноги под счетчик и захлопнул дверь. Таксист, бритоголовый мужчина средних лет, с брюшком, опустил флажок, и машина двинулась по Флэггстрит. - Куда? - Кливс Милс, - сказал Джонни. - Главная улица. Я покажу. - Придется взять с вас в полтора раза больше, - сказал таксист. - Мне ведь, сами понимаете, пустым оттуда возвращаться. Рука Джонни машинально накрыла пачку купюр в брючном кармане. Он пы- тался вспомнить, держал ли когда-нибудь при себе столько денег сразу. Только однажды. Когда купил подержанный "шевроле" за тысячу двести дол- ларов. По наитию он попросил в банке выдать ему наличными - хотелось своими глазами увидеть такую кучу денег. Оказалось, ничего особенного. Зато какое было лицо у торговца машинами, когда Джонни вывалил ему в ру- ку двенадцать стодолларовых бумажек! На это стоило посмотреть. Правда, сегодня пачка денег в кармане его нисколько не радовала, скорее наобо- рот, вызывала какое-то беспокойство, и ему вспоминалось выражение мате- ри: шальные деньги приносят несчастье. - Хорошо, пусть будет в полтора раза больше, - сказал он таксисту. - Ну вот и договорились. - Таксист стал более разговорчивым. - Я так быстро приехал, потому что у меня был вызов на Риверсайд, а там никого не оказалось. - Правда? - равнодушно спросил Джонни. Мимо проносились темные дома. Он выиграл пятьсот долларов, ничего подобного с ним еще не случалось. Его не оставлял призрачный запах горящей резины... словно он вновь пере- живает что-то, случившееся с ним в раннем детстве... ощущение грядущего несчастья отравляло радость удачи. - Да, эти пьянчуги сначала звонят, а потом передумывают, - сказал таксист. - Ненавижу поганых пьянчуг. Позвонят, а потом решают - какого черта, глотну-ка еще пивка. А то пропьют все деньги, пока ждут машину, а начнешь кричать: "Кто вызывал такси?" - молчат. - Да, - сказал Джонни. Слева текла река Пенобскот, темная и маслянис- тая. А тут еще заболевшая Сара и это признание в любви. Возможно, оно было проявлением слабости, но, бог мой, а вдруг это правда! Он влюбился в нее прямо с первого свидания. Вот что было настоящей удачей, а не вы- игрыш на Колесе. Однако мысленно он возвращался именно к Колесу, оно вы- зывало тревогу. В темноте он все еще видел, как оно вращается, слышал, словно в дурном сне, замедляющееся пощелкивание указателя, который заде- вал за шпильку. Шальные деньги приносят несчастье. Таксист повернул на автостраду N 6, теперь он увлеченно беседовал с самим собой: - Вот я и говорю: "Чтоб я этого больше не слышал". Больно умный стал. Такого дерьма я ни от кого не потерплю, даже от собственного сына. Я во- жу такси двадцать шесть лет. Меня грабили шесть раз. А сколько раз я "целовался", не сосчитать, хотя ни разу в крупную аварию не попал, спа- сибо деве Марии, святому Христофору и отцу вседержателю, правильно? И каждую неделю, какой бы неудачной она ни была, я откладывал пять долла- ров ему на колледж. Еще когда он был молокососом. И чего ради? Чтобы в один прекрасный день он пришел домой и заявил, что президент Соединенных Штатов свинья. Вот паразит! Парень небось думает, что я свинья, хотя знает, скажи он такое, я мигом пересчитаю ему зубы. Вот вам и нынешняя молодежь. Я и говорю: "Чтоб я этого больше не слышал". - Да, - сказал Джонни. Теперь мимо пробегали перелески. Слева было Карсоново болото. Они находились примерно в семи милях от Кливс Милс. Счетчик накинул еще десять центов. ОДНА ТОНКАЯ МОНЕТКА, ОДНА ДЕСЯТАЯ ДОЛЛАРА, ЭЙ-ЭЙ-ЭЙ. - Можно спросить, чем промышляете? - Работаю учителем в Кливсе. - Да? Значит, вы понимаете, о чем я говорю. И все-таки что за чертов- щина происходит с этими детьми? Просто они съели тухлую сосиску под названием Вьетнам и отравились. Ее продал им парень по имени Линдон Джонсон. Тогда они, знаете, пришли к другому парню и говорят: "Ради всего святого, мистер, нам чертовски скверно". А этот другой парень, Никсон, и отвечает: "Я знаю, как вам по- мочь. Съешьте еще несколько сосисок". Вот что произошло с американской молодежью. - Не знаю, - ответил Джонни. - Всю жизнь строишь планы, делаешь как лучше, - сказал таксист, и в голосе его на сей раз ощущалось какое-то замешательство, оно продлится не очень долго, ибо ему осталось жить какую-нибудь минуту. А Джонни, не зная этого, испытывал к нему жалость, сочувствовал его непонятливости. ОБНИМИ МЕНЯ, МИЛЫЙ, ПОКРЕПЧЕ... НУ ДАВАЙ НЕ ВАЛЯЙ ДУРАКА. - И всегда ведь хочешь самого хорошего, а парень приходит домой с во- лосами до задницы и заявляет, что президент Соединенных Штатов свинья! Свинья! Ну не дрянь, я... - БЕРЕГИСЬ! - закричал Джонни. Таксист повернулся к нему лицом - это было пухлое лицо члена Амери- канского легиона, серьезное, сердитое и несчастное в отблесках приборной доски и внезапном свете приближающихся фар. Он быстро глянул вперед, но было уже поздно. - ИИИИСУСЕ! Впереди были две машины по обе стороны белой разделительной линии. "Мустанг" и "додж чарджер" перевалили через гребень холма. Джонни даже слышал завывание форсируемых двигателей. "Чарджер" надвигался прямо на них. Он даже не пытался свернуть, и таксист застыл за рулем. - ИИИИИИИ... Джонни едва заметил, что слева промелькнул "мустанг". И тут же такси и "чарджер" столкнулись лоб в лоб, и Джонни почувствовал, как его подни- мает вверх и отбрасывает в сторону. Боли не было, хотя он смутно созна- вал, что зацепил ногами счетчик, да так, что сорвал его с кронштейна. Звон бьющегося стекла. Громадный огненный язык полыхнул в ночи. Джон- ни пробил головой ветровое стекло. Все начало проваливаться в какую-то дыру. Он ощущал только боль, смутную, приглушенную в плечах и руках, а тело его устремилось вслед за головой сквозь дыру в стекле. Он летел. Летел в октябрьскую тьму. Промелькнула мысль: УМИРАЮ? НЕУЖЕЛИ КОНЕЦ? Внутренний голос ответил: ДА, ВЕРОЯТНО. Он летел. Все смешалось. Октябрьские звезды, разбросанные в ночи. Грохот взрывающегося бензина. Оранжевый свет. Затем темнота. Его полет закончился глухим ударом и всплеском. Он почувствовал влаж- ный холод, когда очутился в Карсоновом болоте, в двадцати пяти футах от того места, где "чарджер" и такси, сцепившись воедино, выплеснули в небо столб огня. Темнота. Сознание угасло. И наконец, осталось лишь гигантское красно-черное колесо, вращающееся в пустоте, в которой, возможно, плавают звезды, попытайте свое счастье, не повезет сейчас - повезет потом, эй-эйэй. Колесо вращалось красно-чер- ное, вверх-вниз, указатель щелкал по шпилькам, а он все пытался разгля- деть, остановится ли стрелка на двойном зеро - цифре, приносящей выигрыш хозяину, одному лишь хозяину. Он пытался разглядеть, но колесо уже ис- чезло. Остались лишь мрак и эта всеобъемлющая пустота... Забвение. Джонни Смит оставался в нем долго, очень долго. Миновал 1971 год. Отшумели негритянские волнения на побережье Нью-Гэмпшира, и с ростом банковских счетов смолк ропот местных предпри- нимателей. До смешного рано выдвинул свою кандидатуру в президенты нико- му не известный тип по имени Джордж Макговерн. Любой мало-мальски разби- рающийся в политике понимал, что кандидатом от демократии в 1972 году станет Эдмунд Маски, и кое-кто даже считал, что ему ничего не стоит сбить с ног тролля из Сан-Клементе и положить его на обе лопатки. В начале июня, перед самым роспуском школьников на летние каникулы, Сара в очередной раз встретила знакомого студентаюриста. В хозяйственном магазине Дэя она покупала тостер, а он искал подарок к годовщине свадьбы родителей. Он спросил, не пойдет ли она с ним в кино, - в городе показы- вали новый фильм с Клинтом Иствудом "Грязный Гарри". Сара согласилась. И оба остались довольны. Уолтер Хэзлит отрастил бороду и уже не казался ей очень похожим на Джонни. По правде говоря, она уже почти забыла, каким был Джонни. Сара ясно видела его лицо лишь во сне: он стоял у Колеса удачи, хладнокровно наблюдая за вращением, будто оно слепо повиновалось ему, при этом глаза у него, казалось, приобрели необычный и немного пу- гающий темно-фиолетовый цвет. Они с Уолтом стали часто встречаться. С ним было легко. Он ни на чем не настаивал - а если такое и случайтесь, то его требования возрастали столь постепенно, что это было почти незаметно. В октябре он предложил купить ей кольцо с бриллиантиком. Сара попросила два выходных на размыш- ление. В субботу она поехала в "Ист-Мэн медикэл сентр", получила в ре- гистратуре специальный пропуск с красной каймой и прошла в отделение ин- тенсивной терапии. Она сидела у кровати Джонни около часа. Осенний ветер завывал в темноте за окном, предвещая холод, снег и пору умирания. Про- шел почти год - без шестнадцати дней - со времени ярмарки, Колеса и ло- бового столкновения у болота. Она сидела, слушала завывание ветра и смотрела на Джонни. Повязки бы- ли сняты. На его лбу в полутора дюймах над правой бровью начинался шрам, зигзагом уходивший под волосы. В этом месте их тронула проседь, как у Коттона Хоуса - детектива восемьдесят седьмого полицейского участка. Са- ра не обнаружила в Джонни никаких перемен, если не считать, что он силь- но похудел. Перед ней крепко спал молодой человек, почти чужой. Она наклонилась и слегка коснулась его губ, словно надеясь переина- чить старую сказку, и вот сейчас ее поцелуй разбудит Джонни. Но он не просыпался. Сара ушла, вернулась в свою квартирку в Визи, легла на кровать и зап- лакала, а за окном по темному миру бродил ветер, швыряя перед собой охапки желто-красных листьев. В понедельник она сказала Уолту, что, если он и вправду хочет купить ьй колечко с бриллиантом - самым что ни на есть маленьким, - она будет счастлива и с гордостью его наденет. Таким был 1971 год для Сары Брэкнелл. В начале 1972 Эдмунд Маски расплакался во время страстной речи перед резиденцией человека, которого Санни Эллиман называл не иначе как "этот лысый холуй". Джордж Макговерн спутал все карты на предварительных выбо- рах, и Лойб в своей газете радостно объявил, что жители Нью-Гэмпшира не любят плакс. В июле Макговерн был избран кандидатом в президенты. В том же месяце Сара Брэкнелл стала Сарой Хэзлит. Они с Уолтом обвенчались в первой методистской церкви в Бангоре. Менее чем в двух милях оттуда продолжал спать Джонни. Когда Уолт по- целовал Сару на глазах у всех родных и друзей, собравшихся на обряд бра- косочетания, она вдруг с ужасом вспомнила о нем - Джонни, подумала она и увидела его таким, каким он был, когда зажегся свет, - наполовину Дже- киль, наполовину злобный Хайд. На мгновение она застыла в руках Уолта, а затем все прошло. Было ли это воспоминание или видение - оно улетучи- лось. После долгих размышлений и разговоров с Уолтом она пригласила родите- лей Джонни на свадьбу. Приехал один Герберт. На банкете она спросила, хорошо ли себя чувствует Вера. Он оглянулся, увидел, что на какое-то время они остались одни, и до- пил остатки виски с содовой. За последние полтора года он постарел лет на пять, подумала Сара. Волосы поредели. Морщины стали глубже. Очки он носил осторожно и застенчиво, как всякий, для кого они в новинку, из-за слабых оптических стекол настороженно смотрели страдающие глаза. - Нет... не совсем, Сара. По правде говоря, она в Вермонте. На ферме. Ждет конца света. - ЧЕГО? Герберт рассказал ей, что полгода назад Вера начала переписываться с группой, состоящей примерно из десяти человек, - они называют себя Аме- риканским обществом последних дней. Заправляют там мистер и миссис Стои- керс из Расина, штат Висконсин. Стонкерсы утверждают, что, когда они от- дыхали, их захватила летающая тарелка. Стонкерсов доставили на небеса, но не на созвездие Орион, а на похожую на Землю планету, которая враща- ется вокруг Арктура. Там они попали в общество ангелов и лицезрели рай. Стонкерсам сообщили, что последние дни уже наступают. Их сделали телепа- тами и вернули на Землю, чтобы они собрали немногих верующих - для пер- вого, так сказать, челночного рейса на небо. И вот съехались десять че- ловек, они купили ферму к северу от Сент-Джонсбери и сидят там уже около семи недель в ожидании тарелки, которая прилетит и заберет их. - Но это похоже... - начала Сара и тут же закрыла рот. - Я знаю, на что это похоже, - сказал Герберт. - Похоже на сумасшест- вие. Местечко стоило им девять тысяч долларов. А там и нет-то ничего, кроме развалившегося фермерского дома да двух акров никудышной земли. Вклад Веры составил семьсот долларов - это все, что она могла собрать. Остановить ее не было никакой возможности... Разве только посадить под замок. - Он помолчал, затем улыбнулся. - Не стоит об этом говорить на вашей свадьбе, Сара. У вас должно быть все отлично. Я знаю, что так бу- дет. Сара постаралась тоже улыбнуться: - Спасибо, Герберт. А вы... Вы думаете, что она... - Вернется? О да. Если к зиме не наступит конец света, я думаю, вер- нется. - Ну, желаю вам самого наилучшего, - сказала Сара и обняла его. На ферме в Вермонте не было отопления, и в конце октября, когда та- релка так и не прилетела, Вера вернулась домой. Тарелка не прибыла, ска- зала она, потому что они еще не готовы к встрече с ней - они еще не от- ринули всего несущественного и грешного в своей жизни. Но она была в приподнятом настроении и воодушевлена. Во сне она получила знак. Ей, возможно, и не придется улететь в рай на летающей тарелке. Но у Веры все больше крепло убеждение: ее призвание состоит в том, чтобы руководить сыном, направлять его на путь истинный, когда он очнется от забытья. Герберт встретил ее, приласкал - и жизнь продолжалась. Джонни нахо- дился в коматозном состоянии уже два года. Это был сон, мелькнула у него догадка. Он находился в темном, угрюмом месте - в каком-то проходе. Потолок - такой высокий, что его не было видно, - терялся где-то во мраке. Стены были из темной хромированной стали. Они расширялись кверху. Он был один, но до него, как будто изда- лека, доносился голос. Он знал этот голос, слышал эти слова... где-то, когда-то. Голос испугал его. Он стонал и обрывался, эхо билось о хроми- рованные стальные стены, подобно оказавшейся в ловушке птице, которую он видел в детстве. Птица залетела в сарай 1" отцовскими инструментами и не знала, как оттуда выбраться. В панике она металась, отчаянно и тревожно пища, билась о стены до тех пор, пока не погибла. В голосе слышалась та же обреченность, что и в птичьем писке. Ему не суждено было выбраться отсюда. - Всю жизнь строишь планы, делаешь как лучше, - стонал призрачный го- лос. - И всегда ведь хочешь самого хорошего, а парень приходит домой с волосами до задницы и заявляет, что президент Соединенных Штатов свинья. Свинья! Ну не дрянь, я... БЕРЕГИСЬ, хотел сказать Джонни. Ему хотелось предостеречь голос, но Джонни был нем. Берегись чего? Он не знал. Он даже не знал с уверен- ностью, кто он, хотя смутно помнил, что когда-то был то ли преподавате- лем, то ли проповедником. ИИИСУСУ! - вскрикнул далекий голос. Голос потерянный, обреченный, то- нущий. - ИИИИИИИ... Потом тишина. Вдали затихает эхо. Когда-нибудь голос снова заговорит. И вот это "когда-нибудь" наступило - он не знал, сколько пришлось ждать, ибо время здесь не имело значения или смысла, - и он начал ощупью выбираться из прохода, откликаясь на зов (возможно, только мысленно), в надежде - как знать, что он вместе с обладателем голоса найдет выход, а может, просто желая утешить и получить такое же утешение в ответ. Но голос удалялся и удалялся, становился все глуше и слабее, пока не превратился в отзвук эха. И совсем исчез. Теперь он остался один, двига- ясь по мрачному и пустынному залу теней. Ему уже чудилось, что это не видение, не мираж и не сон - но все равно нечто необычное. Наверное, он попал в чистилище, в этот таинственный переход между миром живых и оби- телью мертвых. Но куда он шел? К нему стали возвращаться образы. Тревожные образы. Они следовали вместе с ним, подобно духам, оказывались то сбоку, то впереди, то сзади, потом окружали его странным хороводом - оплетали тройным кольцом, каса- лись его век колдовскими перстами... но было ли все это на самом деле? Он почти что видел их. Слышал приглушенные голоса чистилища. Там оказа- лось и колесо, беспрерывно вращавшееся в ночи, Колесо удачи, красное и черное, жизнь и смерть, замедляющее свой ход. На что же он поставил? Он не мог вспомнить, а надо бы: ведь от этого зависело само его существова- ние. Туда или оттуда? Пан или пропал? Его девушке нехорошо. Ее нужно увезти домой. Спустя какое-то время проход стал светлеть. Поначалу он подумал, что это игра его воображения, своего рода сон во сне, если такое возможно, однако прошло еще сколько-то времени, и просвет стал чересчур очевидным, чтобы его можно было приписать воображению. Все пережитое им в проходе стало меньше походить на сон. Стены раздвинулись, и он едва мог видеть их, а тусклая темнота сменилась мягкой туманно-серой мутью, цветом суме- рек в теплый и облачный мартовский день. И стало казаться, что он уже совсем не в проходе, а в комнате - почти в комнате, ибо пока отделен от нее тончайшей пленкой, чем-то вроде плаценты, он походил на ребенка, ожидавшего рождения. Теперь он слышал другие голоса; не эхообразные, а монотонные и глухие, будто голоса безымянных богов, говорящих на неведо- мых языках. Понемногу голоса становились отчетливее, он уже почти пони- мал их разговор. Время от времени Джонни открывал глаза (или ему казалось, что откры- вал), и наконец он увидел обладателей этих голосов - яркие, светящиеся, призрачные пятна, не имевшие поначалу лиц, иногда они двигались по ком- нате, иногда склонялись над ним. Он не подумал, что можно заговорить с ними, во всяком случае вначале. Он предположил, что это, может быть, ка- кие-то существа иного мира, а светлые пятна - ангелы. Со временем и лица, подобно голосам, становились все отчетливее. Од- нажды он увидел мать, она наклонилась над ним и, попав в поле его зре- ния, медленно и грозно произнесла что-то бессмысленное. В другой раз по- явился отец. Дейв Пелсен из школы. Медицинская сестра, которую он узнал: кажется, ее звали Мэри или, быть может. Мари. Лица, голоса - все прибли- жалось, сливалось в нечто единое. И пришло что-то еще: ощущение того, что он изменился. Это ощущение не нравилось Джонни. Он не доверял ему. Джонни считал, что любое изменение ни к чему хорошему не приводит. Оно предвещает, думал он, лишь печаль и плохие времена. Джонни вступил в темноту, обладая всем, теперь же он чувствовал, что выходит из нее, не имея абсолютно ничего, - разве только в нем появилось что-то странное, незнакомое. Сон кончался. Что бы это ни было, оно кончалось. Комната была теперь вполне реальна, почти осязаема. Голоса, лица... Он собирался войти в комнату. И вдруг ему показалось, что он хочет только одного - повернуться и бежать, скрыться в этом темном проходе навсегда. Ничего хорошего его там не ожидало, но все же лучше уйти на- вечно, чем проникнуть в комнату и испытывать это новое ощущение печали и грядущей утраты. Он обернулся и посмотрел назад - да, так и есть: в том месте, где стены комнаты становились цвета темного хрома, позади стула, незаметно для входящих и выходящих светлых фигур, комната превращалась в проход, уводивший, как он подозревал, в вечность. Там исчез тот, другой голос, голос... ТАКСИСТА. Да. Теперь он все вспомнил. Поездку на такси, водителя, поносившего сына за длинные волосы, за то, что тот считал Никсона свиньей. Затем свет четырех фар, двигавшихся по склону, - две пары фар по обе стороны белой линии. Столкновение. Никакой боли, лишь мысль о том, что ноги за- дели счетчик, да так сильно, что он сорвался с кронштейна. Затем холод- ная сырость, темный проход, а теперь это странное ощущение. ВЫБИРАЙ, ШЕПТАЛ ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС. ВЫБИРАЙ, НЕ ТО ОНИ ВЫБЕРУТ ЗА ТЕБЯ, ОНИ ВЫРВУТ ТЕБЯ ИЗ ЭТОГО НЕПОНЯТНОГО МЕСТА, КАК ВРАЧИ ВЫНИМАЮТ РЕБЕНКА ИЗ УТРОБЫ МАТЕРИ ПОСРЕДСТВОМ КЕСАРЕВА СЕЧЕНИЯ. А затем к нему приблизилось лицо Сары - она находилась где-то рядом, однако ее лицо было не таким ярким, как другие склоненные над ним лица. Она должна была быть где-то здесь, встревоженная и испуганная. Теперь она почти принадлежала ему. Он это чувствовал. Он собирался предложить ей выйти за него замуж. Вернулось чувство беспокойства, более сильное, чем когда-либо, и те- перь оно было связано с Сарой. Но еще сильнее было желание обладать ею, и Джонни принял решение. Он повернулся спиной к темноте, а когда позже оглянулся, темнота исчезла; рядом со стулом - ничего, кроме гладкой бе- лой стены комнаты, в которой он лежал. Вскоре он начал понимать, где на- ходится, - конечно же, в больничной палате. Темный проход почти не ос- тался в памяти, хотя и не забылся окончательно. Но более важным, более насущным было другое: он - Джон Смит, у него есть девушка по имени Сара Брэкнелл, и он попал в страшную автомобильную катастрофу. Наверное, ему повезло, раз он жив, и хорошо бы еще не остаться калекой. Возможно, его привезли в городскую больницу Кливс Милс, но скорее всего это "Ист-Мэн медикэл сентр". Он чувствовал, что пролежал здесь долго - может, он на- ходился без сознания целую неделю или дней десять. Пора возвращаться к жизни. ПОРА ВОЗВРАЩАТЬСЯ К ЖИЗНИ. Именно об этом думал Джонни, когда все стало на свои места и он открыл глаза. Было 17 мая 1975 года. Его соседа по палате, мистера Старрета, давно уже выписали с наказом совершать прогулку в две мили ежедневно и следить за едой, чтоб уменьшить содержание холестерина. В другом конце палаты лежал старик, проводивший изнурительный пятнадцатый раунд схватки с чем- пионом в тяжелом весе - раковой опухолью. Он спал, усыпленный морфием. Больше в палате никого не было. 3.15 пополудни. Экран телевизора светил- ся зеленоватым светом. - Вот и я, - просипел Джонни, ни к кому не обращаясь. Его поразила слабость собственного голоса. В палате не было календаря, и он не мог знать, что отсутствовал четыре с половиной года. Минут через сорок вошла сестра. Приблизилась к старику, сменила ка- пельницу, заглянула в туалет и вышла оттуда с голубым пластмассовым кув- шином. Полила цветы старика. Возле его кровати было с полдюжины букетов и много открыток с пожеланиями выздоровления, стоявших для обозрения на столике и на подоконнике. Джонни наблюдал, как она ухаживала за стари- ком, но не испытывал никакого желания еще раз заговорить. Сестра отнесла кувшин на место и подошла к койке Джонни. СОБИРАЕТСЯ ПЕРЕВЕРНУТЬ ПОДУШКИ, подумал он. На какое-то мгновение их взгляды встре- тились, но в ее глазах ничто не дрогнуло. ОНА НЕ ЗНАЕТ, ЧТО Я ПРОСНУЛСЯ. ГЛАЗА У МЕНЯ БЫЛИ ОТКРЫТЫ И РАНЬШЕ. ДЛЯ НЕЕ ЭТО НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ. Она подложила руку ему под шею. Рука была прохладная и успокаивающая, и в этот миг Джонни узнал, что у нее трое детей и что у младшего почти ослеп один глаз год назад, в День независимости. Несчастный случай во время фейерверка. Мальчика зовут Марк. Она приподняла ему голову, перевернула подушку и уложила его вновь. Сестра уже стала отворачиваться, одернув нейлоновый халат, но затем, озадаченная, оглянулась. Очевидно, до нее дошло, что в глазах больного появилось нечто новое. Что-то такое, чего раньше не было. Она задумчиво посмотрела на Джонни, уж было отвернулась, когда он сказал: - Привет, Мари. Она застыла, внезапно зубы ее резко клацнули. Она прижала руку к гру- ди, чуть ниже горла. Там висело маленькое золотое распятие. - О боже, - сказала она. - Вы не спите. То-то я подумала, что вы се- годня иначе выглядите. А как вы узнали мое имя? - Должно быть, слышал его. - Говорить было тяжело, ужасно тяжело. Пе- ресохший язык едва ворочался. Она кивнула. - Вы уже давно приходите в себя. Я, пожалуй, спущусь в дежурку и по- зову доктора Брауна или доктора Вейзака. Они обрадуются, что вы просну- лись... - На какое-то мгновение сестра задержалась, глядя на него с та- ким откровенным любопытством, что ему стало не по себе. - Что, у меня третий глаз вырос? - спросил он. Она нервно хихикнула: - Нет... конечно, нет. Извините. Его взгляд остановился на ближайшем подоконнике и придвинутом к нему столике. На подоконнике - большая фиалка и изображение Иисуса Христа - подобного рода картинки с Христом любила его мать, на них Христос выгля- дел так, будто готов сражаться за команду "Нью-йоркские янки" или участ- вовать в каком-нибудь легкоатлетическом соревновании. Но картинка бы- ла... пожелтевшей. ПОЖЕЛТЕВШАЯ, И УГОЛКИ ЗАГИБАЮТСЯ. Внезапно им овладел удушающий страх, будто на него накинули одеяло. - Сестра! - позвал он. - Сестра! Она обернулась уже в дверях. - А где мои открытки с пожеланиями выздоровления? - Ему вдруг стало трудно дышать. - У соседа вон есть... неужели никто не присылал мне отк- рыток? Она улыбнулась, но улыбка была деланной. Как у человека, который что-то скрывает. Джонни вдруг захотелось, чтобы она подошла к койке. Тогда он протянет руку и дотронется до нее. А если дотронется, то узнает все, что она скрывает. - Я позову доктора, - проговорила сестра и вышла, прежде чем он успел что-то сказать. Он испуганно и растерянно взглянул на фиалку, на выцвет- шую картинку с Иисусом. И вскоре снова погрузился в сон. - Он не спал, - сказала Мари Мишо. - И говорил связно. - Хорошо, - ответил доктор Браун. - Я вам верю. Если раз проснулся, проснется опять. Скорее всего. Зависит от... Джонни застонал. Открыл глаза. Незрячие, наполовину закатившиеся. Но вот он вроде бы увидел Мари, и затем его взгляд сосредоточился. Он слег- ка улыбнулся. Но лицо оставалось угасшим, будто проснулись лишь глаза, а все остальное в нем спало. Ей вдруг показалось, что он смотрит не на нее, а в нее. - Думаю, с ним все будет в порядке, - сказал Джонни. - Как только они очистят поврежденную роговицу, глаз станет как новый. Должен стать. Мари от неожиданности открыла рот, Браун посмотрел на нее вопроси- тельно: - О чем он? - Он говорит о моем сыне, - прошептала она. - О Марке. - Нет, - сказал Браун. - Он разговаривает во сне, вот и все. Не де- лайте из мухи слона, сестра. - Да. Хорошо. Но ведь он сейчас не спит, правда? - Мари? - позвал Джонни. Он попробовал улыбнуться. Я, кажется, вздремнул? - Да, - сказал Браун. - Вы разговаривали во сне. Заставили Мари побе- гать. Вы что-нибудь видели во сне? - Н-нет... что-то не помню. Что я говорил? Кто вы? - Меня зовут доктор Джеймс Браун. Как негритянского певца. Только я невропатолог. Вы сказали: "Думаю, с ним будет все в порядке, как только они очистят поврежденную роговую оболочку". Кажется так, сестра? - Моему сыну собираются делать такую операцию, - сказала Мари. - Мое- му мальчику, Марку. - Я ничего не помню, - сказал Джонни. - Должно быть, я спал. - Он посмотрел на Брауна. Глаза его стали ясные и испуганные. - Я не могу поднять руки. Я парализован? - Нет. Попробуйте пошевелить пальцами. Джонни попробовал. Пальцы дви- гались. Он улыбнулся. - Прекрасно, - сказал Браун. - Скажите ваше имя. - Джон Смит. - А ваше второе имя? - У меня его нет. - Вот и чудесно, да и кому оно нужно? Сестра, спуститесь в дежурную и узнайте, кто завтра работает в отделении неврологии. Я бы хотел провести ряд обследований мистера Смита. - Хорошо, доктор. - И позвоните-ка Сэму Вейзаку. Он дома или играет в гольф. - Хорошо, доктор. - И, пожалуйста, никаких репортеров... бога ради! - Браун улыбался, но голос его звучал серьезно. - Нет, конечно, нет. - Она ушла, слегка поскрипывая белыми туфелька- ми. С ее мальчиком будет все в порядке, подумал Джонни. Нужно обязатель- но ей сказать. - Доктор Браун, - сказал он, - где мои открытки с пожеланиями выздо- ровления? Неужели никто не присылал? - Еще несколько вопросов, - сказал мягко доктор Браун. - Вы помните имя матери? - Конечно, помню. Вера. - А ее девичья фамилия? - Нейсон. - Имя вашего отца? - Герберт. А почему вы сказали ей насчет репортеров? - Ваш почтовый адрес? - РФД 1, Паунал, - быстро сказал Джонни и остановился. По его лицу скользнула улыбка, растерянная и какая-то смешная, - то есть... сейчас я, конечно, живу в Кливс Милс, Норт, Главная улица, 110. Какого черта я назвал вам адрес родителей? Я не живу там с восемнадцати лет. - А сколько вам сейчас? - Посмотрите в моих правах, - сказал Джонни. - Я хочу знать, почему у меня нет открыток. И вообще, сколько я пробыл в больнице? И какая это больница? - Это "Ист-Мэн медикэл сентр". Что касается ваших вопросов, то дайте мне только... Браун сидел возле постели на стуле, который он взял в углу - в том самом углу, где Джонни видел однажды уходящий вдаль проход. Врач делал пометки в тетради ручкой, какой Джонни никогда не видел. Толстый пласт- массовый корпус голубого цвета и волокнистый наконечник. И была похожа на нечто среднее между автоматической и шариковой ручкой. При взгляде на нее к Джонни вернулось смутное ощущение ужаса, и он бессознательно схватил вдруг рукой левую ладонь доктора Брауна. Рука Джонни повиновалась с трудом, будто к ней были привязаны шестидесятифун- товые гири - ниже и выше локтя. Слабыми пальцами он обхватил ладонь док- тора и потянул к себе. Странная ручка прочертила толстую голубую линию через весь лист. Браун взглянул на него с любопытством. Затем лицо его побледнело. Из глаз исчез жгучий интерес, теперь их затуманил страх. Он отдернул руку - у Джонни не было сил удержать ее, - и по его лицу пробежала тень отвра- щения, как если бы он прикоснулся к прокаженному. Затем это чувство прошло, остались лишь удивление и замешательство. - Зачем вы так сделали, мистер Смит?.. Голос его дрогнул. Застывшее лицо Джонни выражало понимание. На док- тора смотрели глаза человека, который увидел за неясно мелькающими теня- ми что-то страшное, настолько страшное, что невозможно ни описать, ни назвать. Но оно было. И нуждалось в определении. - ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ? - хрипло спросил Джонни. - ЧУТЬ НЕ ПЯТЬ ЛЕТ? О господи. Это невозможно. - Мистер Смит, - в полном смятении сказал Браун. - Пожалуйста, вам нельзя волноваться... Джонни немного приподнялся и рухнул без сил, лицо его блестело от по- та. Взгляд беспомощно блуждал. - Мне двадцать семь? - бормотал он. - Двадцать семь. О господи. Браун шумно проглотил слюну. Когда Смит схватил его за руку ему стало не по себе; ощущение было сильное, как когда-то в детстве; на память пришла отвратительная сцена. Брауну вспомнился пикник за городом, ему было лет семь или восемь; он присел и сунул руку во что-то теплое и скользкое. Присмотревшись, он увидел, что это червивые остатки сурка, который пролежал под лавровым кустом весь жаркий август. Он закричал тогда и готов был закричать сейчас, однако это воспоминание исчезло, улетучилось, а на смену ему пришел вопрос: ОТКУДА ОН УЗНАЛ? ОН ПРИКОС- НУЛСЯ КО МНЕ И СРАЗУ ЖЕ УЗНАЛ. Но двадцать лет научной работы дали себя знать, и Браун выкинул эту чепуху из головы. Известно немало случаев с коматозными больными, кото- рые, проснувшись, знают многое из того, что происходило вокруг них, пока они спали. Как и многое другое, при коме это зависит от степени заболе- вания. Джонни Смит никогда не был "пропащим" пациентом, его электроэнце- фалограмма никогда не показывала безнадежную прямую, в противном случае Браун не разговаривал бы с ним сейчас. Иногда вид коматозных больных об- манчив. Со стороны кажется, что они полностью отключились, однако их ор- ганы чувств продолжают функционировать, только и более слабом, замедлен- ном режиме. И конечно же, здесь был именно такой случай. Вернулась Мари Мишо. - С неврологией я договорилась, доктор Вейзак уже едет. - Мне кажется, Сэму придется отложить встречу с мистером Смитом до завтра, - сказал Браун. - Я хотел бы дать ему пять миллиграммов валиума. - Мне не нужно успокоительное, - сказал Джонни. - Я хочу выбраться отсюда. Я хочу знать, что случилось! - Всему свое время, - сказал Браун. - А сейчас важно, чтобы вы отдох- нули. - Я уже отдыхаю четыре с половиной года! - Значит, еще двенадцать часов не имеют особого значения, - безапел- ляционно заявил Браун. Через несколько секунд сестра протерла ему предплечье спиртом и сде- лала укол. Джонни почти сразу стал засыпать. Браун и сестра выросли до пятиметровой высоты. - Скажите мне по крайней мере одно, - сказал Джонни. Его голос, каза- лось, доносился из далекого далека. Внезапно он подумал, что это ему просто необходимо знать. - Ваша ручка. Как она называется? - Эта? - Браун опустил ее вниз с головокружительной высоты. Голубой пластмассовый корпус, волокнистый кончик. - Она называется фломастер. А теперь спите, мистер Смит. Что Джонни и сделал; однако это слово преследовало его во сне, подоб- но какому-то таинственному заклинанию, исполненному дурацкого смысла: ФЛОМАСТЕР... ФЛОМАСТЕР... ФЛОМАСТЕР... Герберт положил телефонную трубку и долго не отрывал от нее глаз. В соседней комнате гремел телевизор, включенный почти на полную мощность. Орэл Роберте говорил о футболе и исцеляющей любви Иисуса между футболом и господом была, наверное, какая-то связь, но Герберт ее не уловил. Из-за телефонного звонка. Голос Орэла гулко гремел. Передача вот-вот за- кончится, и Орэл напоследок заверит зрителей, что с ними должно случить- ся что-то хорошее. Очевидно, Орэл прав. МОЙ МАЛЬЧИК, думал Герберт. Если Вера молила о чуде, Герберт молился о том, чтобы сын умер. Но услышана была молитва Веры. Что это значит и как быть теперь? И как новость повлияет на нее? Он вошел в гостиную. Вера сидела на кушетке. Ее ноги, в мягких розо- вых шлепанцах, покоились на подушечке. На Вере был старый серый халат. Она ела кукурузный початок. Со времени происшествия с Джонни она попол- нела почти на сорок фунтов, и давление у нее сильно подскочило. Врач прописывал ей лекарства, но Вера не хотела их принимать, - если господь посылает высокое давление, говорила она, пусть так оно и будет. Герберт однажды заметил, что господь не мешает ей принимать бафферин, когда бо- лит голова. Она ответила своей сладчайшей, страдальческой улыбкой, ис- пользовав свое самое сильное оружие: молчание. - Кто звонил? - спросила она, не отрываясь от телевизора. Орэл обни- мал известного полузащитника футбольной команды. Он говорил с притихшей миллионной аудиторией. Полузащитник застенчиво улыбался. - ...и все вы слышали сегодня рассказ этого прекрасного спортсмена о том, как он попирал свое тело, свой божий храм. И вы слышали... Герберт выключил телевизор. - ГЕРБЕРТ СМИТ! - Она выпрямилась и чуть не выплюнула всю кукурузу. Я смотрю! Это же... - Джонни очнулся. - ...Орэл Роберте и... Слова застряли у нее в горле. Она съежилась, будто над ней занесли руку для удара. Герберт отвернулся, не в силах больше вымолвить ни сло- ва, он хотел бы радоваться, но боялся. Очень боялся. - Джонни... - Она остановилась, сглотнула и начала снова: - Джонни... н а ш Джонни? - Да. Он разговаривал с доктором Брауном почти пятнадцать минут. Это явно не то, о чем они сначала думали... не ложное пробуждение... Он го- ворит вполне связно. Может двигаться. - ДЖОННИ ОЧНУЛСЯ? Она поднесла руки ко рту. Наполовину объеденный кукурузный початок медленно выскользнул из пальцев и шлепнулся на ковер, зерна разлетелись в разные стороны. Она закрыла руками нижнюю половину лица. Глаза расши- рялись все больше и больше, и наступил жуткий миг, когда Герберт испу- гался, что они сейчас выскочат из орбит и повиснут как на ниточках. По- том они закрылись. Вера что-то промяукала зажатым ладонями ртом. - Вера? Что с тобой? - О боже, благодарю тебя, да исполнится воля твоя! Мой Джонни! Ты вернул мне сына, я знала, ты не останешься глух к моим мольбам... Мой Джонни, о боже милостивый, я буду благодарить тебя все дни моей жизни за Джонни... Джонни... ДЖОННИ. Ее голос превратился в истерический, торжествующий крик. Герберт по- дошел, схватил жену за отвороты халата и встряхнул. Время вдруг словно пошло вспять, вывернувшись, подобно какой-то странной ткани, наизнанку, они как бы вновь переживали тот вечер, когда им сообщили об автомобиль- ной катастрофе - по тому же телефону, в том же месте. В ТОМ ЖЕ МЕСТЕ С НАМИ ВМЕСТЕ, пронеслось у Герберта в голове нечто несуразное. - О боже милосердный, мой Иисус, о мой Джонни... чудо, я же говорила: ЧУДО... - ВЕРА, ПРЕКРАТИ! Взгляд ее потемнел, затуманился, стал диковатым. - Ты недоволен, что он очнулся? После всех этих многолетних насмешек надо мной? После всех этих рассказов, что я сумасшедшая? - Вера, я никому не говорил, что ты сумасшедшая. - ТЫ ГОВОРИЛ ИМ ГЛАЗАМИ! - прокричала она. - Но мой бог не был пос- рамлен. Разве был, Герберт? РАЗВЕ БЫЛ? - Нет, - сказал он. - Пожалуй, нет. - Я говорила тебе. Я говорила тебе, что господь предначертал путь мо- ему Джонни. Теперь ты видишь, как воля божья начинает свершаться. - Она поднялась. - Я должна поехать к нему. Я должна рассказать ему. - Она направилась к вешалке, где висело ее пальто, по-видимому забыв, что на ней халат и ночная рубашка. Лицо ее застыло в экстазе. Герберт вспомнил, как она выглядела в день их свадьбы, и это было чудно и почти кощунс- твенно. Она втоптала кукурузные зерна в ковер своими розовыми шлепанца- ми. - Вера. - Я должна сказать ему, что предначертание господа... - Вера. Она повернулась к нему, но глаза ее казались далекимидалекими, она была вместе с Джонни. Герберт подошел и положил руки на плечи жены. - Ты скажешь, что любишь его... что ты молилась... ждала... У кого есть большее право на это? Ты мать. Ты так переживала за сына. Разве я не видел, как ты исстрадалась за последние пять лет? Я не сожалею, что он снова с нами, ты не права, не говори так. Я вряд ли буду думать так же, как ты, но совсем не сожалею. Я тоже страдал. - Страдал? - Ее взгляд выражал жестокость, гордость и недоверие. - Да. И еще я хочу сказать тебе, Вера. Прошу тебя, перекрой обильный фонтан твоих рассуждений о боге, чудесах и великих предначертаниях, пока Джонни не встанет на ноги и полностью не... - Я буду говорить то, что считаю нужным! - ...придет в себя. Я хочу сказать, что ты должна предоставить сыну возможность стать самим собой, а не наваливаться на него со своими идея- ми. - Ты не имеешь права так говорить со мной! Не имеешь! - Имею, потому что я отец Джонни, - сказал он сурово. - Быть может, я прошу тебя последний раз в жизни. Не становись на дороге сына, Вера. По- няла? Ни ты, ни бог, ни страдающий святой Иисус. Понимаешь? Она отчужденно смотрела на него и не отвечала. - Ему и без того будет трудно примириться с мыслью, что он, точно лампочка, был выключен на четыре с половиной года. Мы не знаем, сможет ли он снова ходить, несмотря на помощь врачей. Мы лишь знаем, что предс- тоит операция на связках, если еще он захочет; об этом сказал Вейзак. И, наверно, не одна операция. И снова терапия, и все это грозит ему адовой болью. Так что завтра ты будешь просто его матерью. - Не смей так со мной разговаривать! Не смей! - Если ты начнешь свои проповеди, Вера, я вытащу тебя за волосы из палаты. Она вперила в него взгляд, бледная и дрожащая. В ее глазах боролись радость и ярость. - Одевайся-ка, - сказал Герберт. - Нам нужно ехать. Весь долгий путь в Бангор они молчали. Они не испытывали счастья, которое должны были бы оба испытывать; Веру переполняла горячая, воинственная радость. Она си- дела выпрямившись, с Библией в руках, раскрытой на двадцать третьем псалме. На следующее утро в четверть десятого Мари вошла в палату к Джонни и сказала: - Пришли ваши родители. Вы хотите их видеть? - Да, хочу. - В это утро он чувствовал себя значительно лучше и был более собранным. Но его немало пугала мысль, что он сейчас их увидит. Если полагаться на воспоминания, последний раз он встречался с родителя- ми около пяти месяцев назад. Отец закладывал фундамент дома, который те- перь, вероятно, стоит уже года три или того больше. Мама подавала ему фасоль, приготовленную ею, яблочный пирог на десерт и кудахтала по пово- ду того, что он похудел. Слабыми пальцами он поймал руку Мари, когда та собиралась уйти. - Как они выглядят? Я имею в виду... - Выглядят прекрасно. - Что ж. Хорошо. - Вам можно побыть с ними лишь полчаса. И немного еще вечером, если не очень устанете после исследований в неврологии. - Распоряжение доктора Брауна? - И доктора Вейзака. - Хорошо. По крайней мере пока. Не уверен, что я позволю им долго ме- ня щупать и колоть. Мари колебалась. - Что-нибудь еще? - спросил Джонни. - Нет... не сейчас. Вам, должно быть, не терпится увидеть ваших. Я пришлю их. Он ждал и нервничал. Вторая койка была пуста; ракового больного убра- ли, когда Джонни спал после укола. Открылась дверь. Вошли мать с отцом. Джонни пережил шок и тут же по- чувствовал облегчение: шок, потому что они д е й с т в и т е л ь н о постарели; облегчение, потому что ненамного. А если они не так уж изменились, вероятно, то же самое можно сказать и о нем. Но что-то все-таки в нем изменилось, изменилось бесповоротно - и эта перемена могла быть роковой. Едва он успел так подумать, как его обвили руки матери, запах ее фи- алковых духов ударил в нос, она шептала: - Слава богу, Джонни, слава богу, что ты очнулся, слава богу. Он тоже крепко обнял ее, но в руках еще не было силы, они тут же упали - и вдруг за несколько секунд он понял, что она чувствует, что думает и что с ней случится. Потом это ощущение исчезло, растворилось, подобно темному ко- ридору, который ему привиделся. Когда же Вера разомкнула объятия, чтобы взглянуть на Джонни, безудержная радость в ее глазах сменилась глубокой озабоченностью. Он непроизвольно произнес: - Мам, ты принимай то лекарство. Так будет лучше. Глаза матери округ- лились, она облизнула губы - Герберт был уже около нее, он еле сдерживал слезы. Отец похудел - не настолько, насколько поправилась Вера, но все же заметно. Волосы у него поредели, однако лицо осталось таким же - до- машним, простым, дорогим. Он вытащил из заднего кармана большой цветной платок и вытер глаза. Затем протянул руку. - Привет, сынок, - сказал он. - Я рад, что ты опять с нами. Джонни пожал ее как можно крепче; его бледные и безжизненные пальцы утонули в широкой руке отца. Джонни смотрел по очереди на родных - сначала на мать, одетую в просторный темно-синий брючный костюм, потом на отца, приехавшего в поистине отвратительном клетчатом пиджаке, который подошел бы скорее продавцу пылесосов в Канзасе, - и залился слезами. - Извините, - сказал он. - Извините, это просто... - Поплачь, - сказала Вера, садясь на кровать рядом с ним. Лицо ее ды- шало спокойствием, сияло чистотой. Сейчас в нем было больше материнско- го, чем безумного. - Поплачь, иногда это лучше всего. И Джонни плакал. Герберт сообщил, что тетушка Жермена умерла. Вера рассказала, что на- конец-то есть деньги на молельный дом в Паунале и месяц назад, как толь- ко оттаяла земля, началось строительство. Герберт добавил, что предложил было свои услуги, но понял - честная работа заказчикам не по карману. - Просто ты неудачник, - сказала Вера. Они помолчали, потом Вера за- говорила вновь: - Надеюсь, ты понимаешь, Джонни, что твое выздоровление - божье чудо. Доктора отчаялись. У Матфея в главе девятой сказано... - Вера, - предостерегающе произнес Герберт. - Конечно, то было чудо, мама. Я знаю. - Ты... ты знаешь? - Да. И хотел бы поговорить с тобой об этом... послушать твои сообра- жения на сей счет... только дай мне встать на ноги. Она уставилась на него с открытым ртом. Джонни посмотрел мимо нее на отца, и на какое-то мгновение их взгляды встретились. Джонни прочитал в глазах отца облегчение. Герберт едва заметно кивнул. - Обратился! - громко воскликнула Вера. - Мой мальчик обратился! О, хвала господу! - Вера, тише, - сказал Герберт. - Хвали господа потише, пока ты в больнице. - Не понимаю, мама, неужели найдутся люди, которые не увидят тут чу- да. Мы с тобой еще вдоволь поговорим об этом. Вот только выздоровлю. - Ты вернешься домой, - сказала она. - В дом, где вырос. Я поставлю тебя на ноги, и мы будем молиться о том, чтобы на всех снизошла благо- дать. Он улыбался ей, но уже через силу. - Ясное дело. Мам, ты не сходишь в дежурку к сестрам? Попроси Мари - пусть принесет какого-нибудь сока. Или имбирного пива. Кажется, я отвык говорить, и горло у меня... - Конечно, схожу. - Она поцеловала его в щеку и встала. - Боже, как ты похудел. Я позабочусь о том, чтобы ты поправился, когда возьму тебя домой. - Она вышла из комнаты, напоследок бросив победоносный взгляд на Герберта. Они услышали удаляющийся стук ее туфель. - И давно это с ней? - тихо спросил Джонни. Герберт покачал головой. - После твоей катастрофы ей все хуже и хуже. Но началось значительно раньше. Ты же знаешь. Сам помнишь. - А она... - Не думаю. На Юге есть люди, которые укрощают змей. Их я назвал бы сумасшедшими. Она до такого еще не дошла. А как ты, Джонни? По правде? - Не знаю, - сказал Джонни. - Папа, где Сара? Герберт наклонился и зажал ладони между колен. - Мне не хотелось бы говорить тебе об этом, Джон, но... - Она замужем? Она вышла замуж? Герберт молчал. Не глядя на Джонни, он кивнул головой. - О боже, - произнес Джонни глухо. - Этого-то я и боялся. - Вот уже три года, как она миссис Уолтер Хэзлит. Он юрист. У них мальчик.. Джон... никто ведь не верил, что ты очнешься. За исключением, конечно, твоей матери. Ни у кого из нас не было о с н о в а н и й верить, что ты придешь в себя. - Его голос виновато дрожал. - Доктора говорили... да наплевать, что они говорили. Даже я сдался. Мне чертовски стыдно приз- наться, но это правда. Единственная моя просьба - постарайся понять меня и... Сару. Джонни пытался было сказать, что понимает, но вместо слов у него выр- вался какой-то слабый сиплый стон. Он вдруг стал немощным, старым, и внезапно на него нахлынуло чувство невозвратимой потери. Упущенное время придавило его, подобно груде камней, - он даже физически ощутил тяжесть. - Джонни, не расстраивайся. Столько всего кругом. Хорошего. - К этому... надо еще привыкнуть, - выдавил он. - Да. Я знаю. - Ты ее видишь? - Время от времени переписываемся. Мы познакомились после катастрофы. Она хорошая девушка, действительно хорошая. По-прежнему преподает в Кли- все, но, насколько я понимаю, хочет оставить работу в июне. Она счастли- ва, Джон. - Прекрасно, - с трудом произнес он. - Рад, что хоть кто-то счастлив. - Сынок... - Надеюсь, вы тут не секретничаете, - весело произнесла Вера Смит, входя в палату. В руках у нее был запотевший кувшин, - Они сказали, что фруктовый сок тебе давать еще рано, Джонни, так что я принесла имбирное пиво. - Отлично, мам. Она переводила взгляд с Герберта на Джонни и снова на Герберта. - Вы секретничали? Почему у вас такие вытянутые физиономии? - Я просто говорил Джонни, что ему предстоит потрудиться, если он хо- чет скорее выйти отсюда, - сказал Герберт. - Хорошо подлечиться. - А зачем говорить об этом? - Она налила пиво в стакан. - Теперь и так будет все в порядке. Вот увидишь. Она сунула соломинку в стакан и протянула его Джонни. - Выпей все, - сказала она, улыбаясь. - Тебе полезно. Джонни выпил до дна. Пиво отдавало горечью. - Закройте глаза, - сказал доктор Вейзак. Это был небольшого роста толстячок с невероятно ухоженной шевелюрой и пышными бакенбардами. Его волосы раздражали Джонни. Если бы пять лет на- зад человек с прической Вейзака появился в любом баре восточного Мэна, тут же собралась бы толпа зевак и его, учитывая почтенный возраст, сочли бы вполне созревшим для сумасшедшего дома. - Ну и копна! Джонни закрыл глаза. Его голову облепили электрическими датчиками. Провода тянулись от контактов к укрепленному на стене электроэнцефалог- рафу. Доктор Браун и сестра стояли у аппарата, из него, тихо жужжа, вы- ползала широкая лента с графическими кривыми. Джонни предпочел бы, чтобы сегодня дежурила Мари Мишо. Ему было страшновато. Доктор Вейзак дотронулся до его век и Джонни дернулся. - Ну-ну... не шевелитесь, Джонни. Еще четного, у все. Вот... тут. - Готово, доктор, - сказала сестра. Тихое жужжание. - Хорошо, Джонни. Вам удобно? - Ощущение такое, будто у тебя монеты на веках. - Да? Вы быстро привыкнете. Сейчас я все объясню. Попрошу вас предс- тавить себе различные предметы. На каждый образ я дам секунд десять, а всего вам нужно подумать о двадцати предметах. Понятно? - Да. - Очень хорошо. Начинаем. Доктор Браун? - Все готово. - Прекрасно. Джонни, я попрошу нас представьте себе стол. На столе лежит апельсин. Джонни представил. Он видел маленький карточный столик со складными металлическими ножками. На нем чуть в стороне от центра лежал большой апельсин, на пупырчатой кожуре была наклейка с названием фирмы САНКИСТ. - Хорошо, - сказал Вейзак. - Что, этот аппарат показывает мой апельсин? - Н-нет... то есть да. Символически. Аппарат регистрирует токи мозга. Мы ищем блокированные участки, Джонни. Участки каких-либо нарушений. Возможные указания на нарушенное внутричерепное давление. А теперь поп- рошу не задавать вопросов. - Хорошо. - Сейчас представьте себе телевизор. Он включен, но передачи нет. Джонни увидел телевизор в своей квартире - в своей бывшей квартире. Экран подернут светло-серой изморосью. Кончики складной антенны, торча- щие подобно заячьим ушам, обернуты фольгой для лучшего приема передач. - Хорошо. Опыт продолжался. На одиннадцатый раз Вейзак сказал: - А сейчас попрошу вас представить стол для пикника на левой стороне зеленой лужайки. Джонни задумался и увидел шезлонг. Он нахмурился. - Что-нибудь не так? - спросил Вейзак. - Все нормально, - сказал Джонни. Он напряженно думал. Пикники. Вино, жаровня... дальше, черт возьми, дальше. Неужели так трудно мысленно уви- деть стол для пикника, в своей жизни ты их видел тысячу раз; вообрази же его. Пластмассовые ложки и вилки, бумажные тарелки, отец держит в руке длинную вилку, он в поварском колпаке, на нем фартук, на котором наис- кось написано: ПОВАР ХОЧЕТ ВЫПИТЬ; буквы прыгают, словно живые. Отец жа- рит котлеты, потом они сядут за... Наконец-то!

ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу: [1] [2] [3] [4] [5]

Страница: [1]