Джонни улыбнулся, но улыбка тут же увяла. Теперь перед ним был гамак.
   - Черт!
   - Никак не увидите стол для пикника?
   - Дичь какая-то.  Я,  кажется...  не могу вообразить его.  То есть  я
знаю, что это такое, но я не могу себе его представить. Разве не дико?
   - Успокойтесь.  Попробуйте вот это: глобус, стоящий на капоте пикапа.
Это было просто.
   В девятнадцатый раз - гребная лодка у столба  с  дорожным  указателем
(кто изобретает эту несуразицу? - подумал Джонни) - опять не получилось.
Он был в отчаянии.  Он представил себе большой мяч,  лежащий рядом с мо-
гильной плитой.  Он напрягся и увидел дорожную развязку. Вейзак успокоил
его, и через несколько секунд датчики с головы и век были сняты.
   - Почему я не смог вообразить эти предметы? - спросил Джонни, перево-
дя взгляд с Вейзака на Брауна. - В чем дело?
   - Трудно сказать определенно,  - ответил Браун.  - Вероятно,  местная
амнезия.  А может, в результате аварии поврежден какойто маленький учас-
ток мозга - в сущности,  микроскопический.  Мы,  правда, не знаем, в чем
дело, но, очевидно, у вас появились провалы памяти. Два мы нащупали. На-
верное, обнаружатся еще.
   - У вас была травма головы в детстве, да? - отрывисто спросил Вейзак.
   Джонни задумчиво посмотрел на него.
   - Сохранился старый шрам, - сказал Вейзак. - Существует теория, Джон-
ни, подтвержденная статистическими исследованиями...
   - Которые далеко еще не закончены,  - сказал Браун почти  официальным
тоном.
   - Да,  правда. Теория эта предполагает, что люди выходят из долговре-
менной комы, если получили ранее какую-то мозговую травму... мозг как бы
адаптируется после первого ранения, что помогает перенести второе.
   - Это не доказано,  - сказал Браун.  Казалось,  он был недоволен тем,
что Вейзак заговорил на эту тему.
   - Остался шрам,  - сказал Вейзак.  - Вы можете вспомнить,  когда  это
случилось, Джонни? Вероятно, вы потеряли тогда сознание. Упали с лестни-
цы? Или с велосипеда? Судя по шраму, это произошло в детстве.
   Джонни напряг память, затем покачал головой.
   - Вы спрашивали у родителей?
   - Никто из них не мог вспомнить ничего такого...  а вы?  На мгновение
что-то всплыло - дым,  черный, жирный, пахнущий вроде бы резиной. Холод.
Затем видение  исчезло.  Джонни  отрицательно  покачал  головой.  Вейзак
вздохнул, пожал плечами.
   - Вы, должно быть, устали.
   - Да. Немножко. Браун присел на край стола.
   - Без четверти двенадцать. Сегодня вы хорошо поработали. Если хотите,
мы с доктором Вейзаком ответим на ваши вопросы,  а потом вас поднимут  в
палату, и вы вздремнете. Хорошо?
   - Хорошо, - сказал Джонни. - Эти снимки мозга...
   - КОТ,  - кивнул Вейзак.  - Компьютеризированная осевая томография. -
Он взял коробочку со жвачкой "Чиклетс" и вытряхнул три подушечки прямо в
рот.  - КОТ - это,  по сути дела,  серия рентгеноснимков мозга,  Джонни.
Компьютер обрабатывает снимки и...
   - Что он вам сказал? Сколько мне осталось?
   - Это что еще за чепуха - "сколько мне осталось"?  - спросил Браун. -
Похоже на фразу из допотопного фильма.
   - Я слышал, люди, вышедшие из длительной комы, долго не живут, - ска-
зал Джонни.  - Они снова отключаются.  Подобно лампочке,  которая, перед
тем как перегореть, ярко вспыхивает.
   Вейзак громко захохотал.  Его гулкий смех словно шел изнутри - удиви-
тельно, как он не подавился жвачкой.
   - О как мелодраматично!  - Он положил руку на грудь Джонни. - Вы что,
думаете, мы с Джимом дети в этой области?
   Как бы не так. Мы неврологи. Врачи, которых вы, американцы, цените на
вес золота.  А это значит,  что мы невежды не во всем, а лишь в том, что
касается деятельности человеческого мозга. Так что могу сказать: да, та-
кие случаи бывали.  Но с вами этого не произойдет. Думаю, мы не ошибаем-
ся, а, Джим?
   - Да, - сказал Браун. - Мы не обнаружили никаких серьезных нарушений,
Джонни. В Техасе один парень пролежал в коме девять лет. Сейчас он выда-
ет ссуды в банке вот уже шесть лет. А до того работал два года кассиром.
В Аризоне живет женщина,  которая пролежала без сознания двенадцать лет.
Что-то там случилось с наркозом, когда она рожала. Сейчас она передвига-
ется в инвалидной коляске,  но жива и в здравом уме. Она вышла из комы в
шестьдесят девятом, и ей показали ребенка, который появился на свет две-
надцать лет назад. Ребеночек был уже в седьмом классе и, кстати, велико-
лепно учился.
   - Мне грозит инвалидная коляска?  - спросил Джонни. - Я не могу вытя-
нуть ноги. С руками получше, а вот ноги... - Он устало замолчал, покачи-
вая головой.
   - Связки сокращаются, - сказал Вейзак. - Понятно? Вот почему коматоз-
ные больные как бы скрючиваются, принимая положение, которое мы называем
зародышевым. Ныне мы знаем о физических изменениях во время комы гораздо
больше и успешнее можем противостоять болезни.  Даже когда вы находились
без сознания,  с вами регулярно занимался физиотерапевт. К тому же боль-
ные по-разному реагируют на коматозное состояние. У вас, Джонни, ухудше-
ние  протекало  довольно медленно.  Как вы сами говорите,  руки у вас на
удивление чувствительны и жизнеспособны. И тем не менее какое-то ухудше-
ние произошло.  Лечение будет долгим и...  стоит ли лгать? Нет, пожалуй.
Оно будет долгим и болезненным.  Будут слезы.  Вы  можете  возненавидеть
врача.  И остаться навсегда прикованным к постели.  Предстоят операции -
одна,  если вам очень,  очень повезет,  но,  может быть, и все четыре, -
чтобы  вытянуть связки.  Такие операции еще в новинку.  Они удаются пол-
ностью или частично либо оказываются безрезультатными. И все же, с божь-
ей помощью,  я полагаю,  вы будете ходить.  Лыжи и прыжки через барьер -
едва ли, но бегать и, конечно, плавать вы сможете.
   - Спасибо,  - сказал Джонни. Внезапно он почувствовал прилив нежности
к этому говорившему с акцентом человеку,  у которого была такая странная
шевелюра. Джонни захотелось, в свою очередь, сделать что-нибудь приятное
для Вейзака - и с этим чувством пришло желание, почти необходимость при-
коснуться к нему. Неожиданно Джонни протянул руку и взял ладонь Вейзака.
   Ладонь врача была большая, морщинистая, теплая.
   - Да?  - спросил мягко Вейзак. - Что такое?
   Неожиданно  все  преобразилось. Непонятно  как. Только  вдруг  Вейзак
весь   ему    открылся.  Он  как  бы...  п р и б л и з и л с я, сделался
контрастным  в лучах мягкого, чистого   света. Каждая  точка, родинка  и
черточка   на лице Вейзака стала  рельефной.  И каждая рассказывала свою
историю. Джонни  н а ч и н а л  понимать.
   - Дайте ваш бумажник, - сказал он.
   - Бумажник?... - Вейзак и Браун удивленно переглянулись.
   - В бумажнике лежит фотография вашей матери,  мне нужно взглянуть  на
нее, - сказал Джонни. - ПОЖАЛУЙСТА.
   - Как вы узнали?
   - ПОЖАЛУЙСТА!
   Вейзак посмотрел на Джонни, затем медленно сунул руку под халат и вы-
тащил старый бумажник, пухлый и бесформенный.
   - Откуда вы узнали, что я ношу фотографию матери? Ее нет в живых, она
умерла, когда нацисты оккупировали Варшаву...
   Джонни выхватил бумажник. Вейзак и Браун застыли от изумления, Джонни
открыл бумажник и, не обращая внимания на прозрачные кармашки для фотог-
рафий, полез в глубину - его пальцы торопливо перебирали старые визитные
карточки,  оплаченные счета,  погашенный банковский чек, старый билет на
какое-то политическое собрание. Он вытащил маленькую любительскую фотог-
рафию,  вклеенную в прозрачный пластик. С нее смотрела молодая женщина с
простым  лицом - волосы убраны под платок,  улыбка излучает свет и моло-
дость. Она держит за руку мальчика. Рядом стоит мужчина в польской воен-
ной форме.
   Джонни зажал  фотографию между ладонями и закрыл глаза,  сначала было
темно,  но затем из темноты стремительно появился фургон... нет, не фур-
гон,  а катафалк.  Катафалк, запряженный лошадьми. С фонарями, покрытыми
черным крепом. Конечно же, это был катафалк, потому что они...
   (УМИРАЛИ СОТНЯМИ, НЕТ, ТЫСЯЧАМИ, НЕ В СИЛАХ ПРОТИВОСТОЯТЬ БРОНЕ, ВЕР-
МАХТУ,  КАВАЛЕРИЯ ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА ПРОТИВ ТАНКОВ И ПУЛЕМЕТОВ, ВЗРЫВЫ,
КРИКИ,  ПАДАЮЩИЕ СОЛДАТЫ, ЛОШАДЬ С РАЗВОРОЧЕННЫМИ ВНУТРЕННОСТЯМИ И ВЫКА-
ТИВШИМИСЯ БЕЛЫМИ ЯБЛОКАМИ ГЛАЗ,  РЯДОМ ПЕРЕВЕРНУТОЕ ОРУДИЕ, И ВСЕ ЖЕ ОНИ
ДВИЖУТСЯ, ДВИЖЕТСЯ ВЕЙЗАК, СТОЯ В СТРЕМЕНАХ, И САБЛЯ ЕГО ВЫСОКО В ВОЗДУ-
ХЕ ПОД ПРОЛИВНЫМ ДОЖДЕМ ОСЕНЬЮ 1939 ГОДА, ЗА НИМ, УВЯЗАЯ В ГРЯЗИ, СЛЕДУ-
ЮТ ЕГО СОЛДАТЫ,  ОРУДИЕ ФАШИСТСКОГО "ТИГРА" ИЩЕТ ЕГО, НАЩУПЫВАЕТ, ЦЕЛИТ-
СЯ,  СТРЕЛЯЕТ,  И НЕОЖИДАННО ТУЛОВИЩЕ ИСЧЕЗАЕТ, САБЛЯ ВЫЛЕТАЕТ ИЗ РУК; А
ДОРОГА ВЕДЕТ В ВАРШАВУ, И НАЦИСТСКИЙ ВОЛК РЫЩЕТ ПО ЕВРОПЕ.)
   - Пожалуй,  пора кончать с этим, - сказал Браун далеким и встревожен-
ным голосом.  - Вы слишком возбуждены, Джонни. Голоса доносились издале-
ка, из коридора времени.
   - Он в трансе, - сказал Вейзак.
   Здесь жарко.  Он обливается потом. Обливается потом, ведь...
   (ГОРОД В  ОГНЕ, ТЫСЯЧИ  БЕЖЕНЦЕВ, РЕВУЩИЙ  ГРУЗОВИК, ПЕТЛЯЯ, ДВИЖЕТСЯ
ПО МОЩЕННОЙ БУЛЫЖНИКОМ  УЛИЦЕ, В КУЗОВЕ  ТЕСНО СИДЯТ НЕМЕЦКИЕ  СОЛДАТЫ В
ШЛЕМАХ-КОТЕЛКАХ,  ОНИ   МАШУТ  РУКАМИ,   И  МОЛОДАЯ   ЖЕНЩИНА  УЖЕ    НЕ
УЛЫБАЕТСЯ,  ОНА  БЕЖИТ,  НАДО  БЕЖАТЬ,  РЕБЕНОК  ОТПРАВЛЕН  В БЕЗОПАСНОЕ
МЕСТО, И  ВОТ ГРУЗОВИК  ВЪЕЗЖАЕТ НА  ТРОТУАР, УДАРЯЕТ  ЕЕ КРЫЛОМ, ЛОМАЕТ
БЕДРО,  ОТБРАСЫВАЕТ  В  ВИТРИНУ  ЧАСОВОГО  МАГАЗИНА, И ВСЕ ЧАСЫ НАЧИНАЮТ
БИТЬ, БИТЬ, ПОТОМУ ЧТО ПОРА ПРОБИТЬ ВРЕМЯ.)
   - Шесть  часов,  - произнес Джонни хрипло.  Глаза его закатились так,
что стали видны выпуклые белки. - Второе сентября тысяча девятьсот трид-
цать девятого года, и отовсюду голоса кукушек.
   - О боже, что это? - прошептал Вейзак. Сестра отступила, прижавшись к
энцефалографу, она побледнела от испуга. Все напуганы, ибо смерть витает
рядом. Она всегда здесь витает, в этой...
   (БОЛЬНИЦЕ, ЗАПАХ ЭФИРА, КРИЧАТ В ЭТОЙ ОБИТЕЛИ СМЕРТИ, ПОЛЬША ПАЛА ПОД
МОЛНИЕНОСНЫМ УДАРОМ ВЕРМАХТА, СЛОМАННОЕ БЕДРО, МУЖЧИНА НА СОСЕДНЕЙ КОЙКЕ
ПРОСИТ ВОДЫ,  ПРОСИТ,  ПРОСИТ, ПРОСИТ, ОНА ВСПОМИНАЕТ: "МАЛЬЧИК СПАСЕН",
КАКОЙ МАЛЬЧИК? ОНА НЕ ЗНАЕТ, КАКОЙ МАЛЬЧИК? КАК ЕГО ЗОВУТ? ОНА НЕ ПОМНИТ
ТОЛЬКО ОДНО...)
   - Мальчик спасен, - прохрипел Джонни. - Так-так. Так-так.
   - С этим пора кончать, - повторил Браун.
   - Что вы предлагаете? - срывающимся голосом спросил Вейзак.
   - Это зашло слишком далеко, чтобы...
   Голоса затихают. Их обволакивает туман. Все в каком-то тумане. Европа
в тумане войны. Все в тумане, кроме вершин, горных вершин...
   (ШВЕЙЦАРИИ. ШВЕЙЦАРИЯ,  И ВДРУГ ЕЕ ИМЯ - БОРЕНЦ,  ЕЕ ИМЯ ИОГАННА  БО-
РЕНЦ, И МУЖ ЕЕ ИНЖЕНЕР ИЛИ АРХИТЕКТОР, СЛОВОМ, ТОТ, КТО СТРОИТ МОСТЫ, ОН
СТРОИТ В ШВЕЙЦАРИИ, А ТАМ КОЗЬЕ МОЛОКО, КОЗИЙ СЫР, РЕБЕНОК, ООООХ, КАКИЕ
РОДЫ!  ТЯЖЕЛЕЙШИЕ РОДЫ,  И ЕЙ НУЖНЫ НАРКОТИКИ,  МОРФИЙ, ЭТОЙ ИОГАННЕ БО-
РЕНЦ,  И ВСЕ ИЗ-ЗА БЕДРА, СЛОМАННОГО БЕДРА, ОНО ЗАЖИЛО, ОНО УСПОКОИЛОСЬ,
НО СЕЙЧАС ОНО ПРОСНУЛОСЬ И БОЛИТ ПОД НАЖИМОМ ТАЗОВЫХ КОСТЕЙ,  РАЗДВИГАЮ-
ЩИХСЯ,  ЧТОБЫ ПРОПУСТИТЬ РЕБЕНКА, ОДИН РЕБЕНОК, ДВА И ТРИ, И ЧЕТЫРЕ, ОНИ
ПОЯВЛЯЮТСЯ НЕ ВСЕ СРАЗУ - ЭТО УРОЖАЙ МНОГИХ ЛЕТ ОНИ...)
   - Детки мои...  - протянул Джонни вовсе не своим,  а каким-то женским
голосом... Потом он запел что-то непонятное...
   - Что это, боже правый... - начал было Браун.
   - Польский,  он же поет по-польски!  - закричал Вейзак.  Он вытаращил
глаза и побледнел.  - Это колыбельная, на польском, о господи, что ж это
в самом деле?
   Вейзак наклонился,  будто хотел вместе с Джонни перешагнуть через го-
ды, перепрыгнуть через них, будто...
   (МОСТ, КАКОЙ-ТО МОСТ, В ТУРЦИИ, ЗАТЕМ ДРУГОЙ МОСТ СРЕДИ ЖАРЫ ЮГО-ВОС-
ТОЧНОЙ АЗИИ,  НЕ В ЛАОСЕ ЛИ?  НЕ РАЗБЕРУ,  ПОТЕРЯЛИ ТАМ ЧЕЛОВЕКА, ГАНСА,
ЗАТЕМ МОСТ В ВИРГИНИИ,  МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ РАППАХАНОК И ЕЩЕ ОДИН В КАЛИФОР-
НИИ,  МЫ ХОТИМ ПОЛУЧИТЬ ГРАЖДАНСТВО И ЗАНИМАЕМСЯ ЯЗЫКОМ В МАЛЕНЬКОЙ ДУШ-
НОЙ КОМНАТЕ НА ПОЧТЕ,  ГДЕ ВСЕГДА ПАХНЕТ КЛЕЕМ, ИДЕТ 1963 ГОД, НОЯБРЬ, И
КОГДА МЫ УЗНАЕМ,  ЧТО В ДАЛЛАСЕ УБИТ КЕННЕДИ, МЫ ПЛАЧЕМ, А КОГДА МАЛЕНЬ-
КИЙ МАЛЬЧИК ОТДАЕТ САЛЮТ У ГРОБА СВОЕГО ОТЦА,  ОНА ДУМАЕТ: "МАЛЬЧИК СПА-
СЕН",  И ЭТО НАВЕВАЕТ ВОСПОМИНАНИЯ О КАКОМ-ТО ПОЖАРЕ,  КАКОМ-ТО  БОЛЬШОМ
ПОЖАРЕ И СКОРБИ, ЧТО ЗА МАЛЬЧИК? ОНА ГРЕЗИТ О НЕМ, ЭТО ВЫЗЫВАЕТ ГОЛОВНУЮ
БОЛЬ,  А ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ, ХЕЛЬМУТ БОРЕНЦ УМИРАЕТ, И ОНА С ДЕТЬМИ ЖИВЕТ В
КАРМЕЛЕ, ШТАТ КАЛИФОРНИЯ, В ДОМЕ НА... НА... НА... НЕ ВИЖУ ТАБЛИЧКИ, ОНА
В МЕРТВОЙ ЗОНЕ,  ТАК ЖЕ КАК ЛОДКА,  КАК СТОЛ ДЛЯ ПИКНИКА НА  ЛУЖАЙКЕ,  В
МЕРТВОЙ ЗОНЕ, КАК ВАРШАВА, ДЕТИ УХОДЯТ ОДИН ЗА ДРУГИМ, МАТЬ ПРИСУТСТВУЕТ
НА ШКОЛЬНЫХ ВЫПУСКАХ, А БЕДРО БОЛИТ, ОДИН ПОГИБ ВО ВЬЕТНАМЕ С ОСТАЛЬНЫМИ
ВСЕ В ПОРЯДКЕ,  ЕЩЕ ОДИН СТРОИТ МОСТЫ, ЕЕ ЗОВУТ ИОГАННА БОРЕНЦ, И НОЧАМИ
В ОДИНОЧЕСТВЕ ОНА ТО И ДЕЛО ДУМАЕТ В ПУЛЬСИРУЮЩЕЙ ТЕМНОТЕ: "МАЛЬЧИК СПА-
СЕН")
   Джонни поднял на них глаза. С головой творилось что-то странное. Оре-
ол над Вейзаком исчез.  Джонни снова был самим собой, только ощущал сла-
бость и легкую тошноту. Он мельком взглянул на фотографию и отдал ее.
   - Джонни? - спросил Браун. - Как вы себя чувствуете?
   - Устал, - пробормотал он.
   - Можете объяснить,  что с вами произошло? Джонни посмотрел на Вейза-
ка.
   - Ваша мать жива, - произнес он.
   - Нет, Джонни. Она умерла много лет назад. Во время войны.
   - Ее сбил немецкий военный грузовик,  и она через витрину  влетела  в
часовой магазин,  - сказал Джонни.  - Она очнулась в больнице, но ничего
не помнила.  У нее не было удостоверения личности,  никаких  документов.
Взяла имя Иоганна. Я не разобрал фамилии, а когда война кончилась, уеха-
ла в Швейцарию и вышла замуж за швейцарского...  инженера,  что ли.  Его
специальность  - строительство мостов,  а звали его Хельмут Боренц.  Так
что ее фамилия по мужу была - и есть - Иоганна Боренц.
   Глаза сестры все более округлялись. Лицо доктора Брауна стало жестким
- то ли он считал,  что Джонни их всех дурачит,  а может,  просто ему не
понравилось нарушение четкой программы опытов.  Вейзак оставался  непод-
вижным и задумчивым.
   - У нее и у Хельмута Боренца родилось четверо детей. - Джонни говорил
тем же тихим,  слабым голосом. - Жизнь бросала его в разные концы света.
Какое-то время он был в Турции.  И где-то в Юго-Восточной Азии.  В Лаосе
или, может быть, в Камбодже. Затем приехал сюда. Сначала Виргиния, затем
другие места, какие - я не понял, и, наконец, Калифорния. Они с Иоганной
получили американское гражданство.  Хельмут Боренц умер.  Один из  детей
погиб.  Остальные живы и здоровы. Но время от времени она грезит вами. И
в такие минуты она говорит: "Мальчик спасен". Однако она не помнит ваше-
го имени. А может, считает, что все потеряно.
   - Калифорния? - произнес Вейзак задумчиво.
   - Сэм, - сказал доктор Браун, - ей-богу, не стоит это поощрять.
   - Где в Калифорнии, Джон?
   - В Кармеле. На побережье. Не могу только сказать, на какой улице. Не
разобрал названия.  Оно в мертвой зоне. Как стол для пикника и лодка. Но
она в Кармеле, в Калифорнии. Иоганна Боренц. Она еще не старая.
   - Нет, конечно, она не должна быть старой, - сказал Сэм Вейзак тем же
задумчивым,  отрешенным голосом.  - Ей было всего двадцать четыре, когда
немцы напали на Польшу.
   - Доктор Вейзак, я вынужден настаивать... - резко сказал Браун.
   Вейзак будто очнулся от глубокой задумчивости.  Он оглянулся,  словно
впервые увидел своего младшего коллегу.
   - Да-да, - сказал он. - Конечно. Джону уже хватит на сегодня вопросов
и ответов... хотя, полагаю, он рассказал нам больше, чем мы ему.
   - Чепуха,  - отрезал Браун,  а Джонни подумал: ОН НАПУГАН. НАПУГАН ДО
ЧЕРТИКОВ.
   Вейзак улыбнулся Брауну, затем сестре. Она смотрела на Джонни, как на
тигра в плохо запертой клетке.
   - Не рассказывайте об этом,  сестра. Ни вашему начальству, ни матери,
ни брату, ни любовнику, ни священнику. Понятно?
   - Да, доктор, - ответила она. ВСЕ РАВНО ОНА РАЗЗВОНИТ, подумал Джонни
и бросил взгляд на Вейзака. И ОН ЭТО ЗНАЕТ.
   Он проспал до четырех часов дня. Потом его повезли по коридору к лиф-
ту,  спустили в отделение неврологии и продолжали  исследования.  Джонни
плакал.  Он,  видимо, почти не мог контролировать себя, как все здоровые
люди.  На обратном пути он обмочился,  и ему,  словно ребенку,  поменяли
белье. На него накатила первая (но далеко не последняя) волна депрессии,
ему захотелось умереть.  Джонни стало жалко себя. Как все несправедливо,
думал он. С ним произошло то же, что и с Рипом ван Винклем. Ходить он не
может. Его девушка вышла замуж за другого, а мать - в религиозном экста-
зе. Стоит ли теперь жить?
   В палате сестра поинтересовалась, не нужно ли ему чего. Если бы дежу-
рила Мари, Джонни попросил бы воды со льдом. Но она ушла в три часа.
   - Нет, - сказал он и повернулся лицом к стене. И вскоре заснул.

   В тот вечер отец с матерью пришли на целый час, и Вера оставила пачку
брошюр.
   - Мы  собираемся пробыть тут до конца недели,  - сказал Герберт,  - и
если у тебя все пойдет на лад,  вернемся ненадолго в Паунал. Но мы будем
приезжать каждый уик-энд.
   - Я хочу остаться с моим мальчиком, - громко заявила Вера.
   - Лучше,  если ты тоже поедешь,  мам, - сказал Джонни. Депрессия нес-
колько уменьшилась,  но он не забыл, что с ним творилось несколько часов
назад.  Если бы в тот момент мать затеяла разговор о чудесном предназна-
чении, которое уготовил для него господь, Джонни вряд ли удержался бы от
взрыва истерического смеха.
   - Я нужна тебе, Джон. Я должна объяснить тебе...
   - Прежде всего мне нужно поправиться,  - сказал Джонни. - Ты все объ-
яснишь потом, когда я начну ходить. Хорошо?
   Вера не ответила.  На ее лице появилось до смешного упрямое выражение
-  хотя ничего смешного вокруг не было.  Совсем ничего.  ВСЕГО ЛИШЬ ИГРА
СУДЬБЫ.  ЕСЛИ БЫ ОН ПРОЕХАЛ ПЯТЬЮ МИНУТАМИ РАНЬШЕ ИЛИ ПОЗЖЕ ПО ТОЙ ДОРО-
ГЕ,  ВСЕ МОГЛО БЫТЬ ПО-ДРУГОМУ.  А ТЕПЕРЬ ПОСМОТРИТЕ - ВСЕХ НАС ТРЯХНУЛО
ПО ПЕРВОЕ ЧИСЛО.  И ОНА СЧИТАЕТ,  ЧТО ЭТО БОЖЬЯ ВОЛЯ. А ИНАЧЕ, НАВЕРНОЕ,
МОЖНО СВИХНУТЬСЯ.
   Чтобы прервать неловкое молчание, Джонни спросил:
   - Что, Никсона переизбрали, отец? Кто выступал против него?
   - Никсона переизбрали,  - сказал Герберт. - Его соперником был Макго-
верн.
   - Кто?
   - Макговерн. Джордж Макговерн, сенатор из Южной Дакоты.
   - Не Маски?
   - Нет. Но Никсон больше не президент. Он ушел в отставку.
   - Что?
   - Он был лжец, - мрачно изрекла Вера. - Его обуяла гордыня, и господь
отступился от него.
   - Никсон ушел в отставку? - Джонни был потрясен. - Никсон?
   - Ему нужно было уйти,  иначе б его убрали,  - сказал Герберт. - Дело
дошло до импичмента.
   Неожиданно Джонни понял,  что в американской политической жизни прои-
зошли  большие  и  серьезные перемены - почти наверняка итог вьетнамской
войны - и он о них ничего не знает.  Впервые он по-настоящему почувство-
вал себя Рипом ван Винклем.  Насколько все изменилось? Ему было даже бо-
язно спрашивать. Затем в голову пришла поистине леденящая душу мысль.
   - Агню... Агню стал президентом?
   - Форд, - ответила Вера. - Хороший, порядочный человек.
   - Генри Форд - президент Соединенных Штатов?
   - Не Генри, - сказала она, - Джерри.
   Он переводил взгляд с матери на отца,  почти уверенный в том, что все
это либо сон, либо чудовищная шутка.
   - Агню тоже ушел в отставку,  - объяснила Вера. Губы ее сжались в по-
лоску и побелели.  - Он был вор. Получил взятку прямо у себя в кабинете.
Так все говорят.
   - Агню убрали не из-за взятки,  - сказал Герберт,  - а из-за какой-то
грязной истории у него в Мэриленде. Похоже, он увяз в ней по горло. Ник-
сон назначил вице-президентом Джерри Форда.  А потом в прошлом августе и
Никсон ушел в отставку, а Форд занял его место. Форд на пост вице-прези-
дента назначил Нельсона Рокфеллера. Таковы у нас дела.
   - Разведенный,  -  сказала  сурово Вера.  - Господь не даст ему стать
президентом.
   - А что сделал Никсон?  - спросил Джонни.  - Боже праведный...  -  Он
взглянул на мать,  которая тут же насупилась.  - Ничего себе,  если дело
дошло до импичмента...
   - Не поминай всуе имя спасителя,  когда говоришь о  шайке  бесчестных
политиканов, - сказала Вера. - Виноват Уотергейт.
   - Уотергейт?  А что это,  операция во Вьетнаме?  Или чтонибудь в этом
роде?
   - Отель "Уотергейт" в Вашингтоне,  - сказал Герберт.  - Какие-то  ку-
бинские иммигранты залезли в находившуюся там штабквартиру демократичес-
кой партии, их поймали. Никсон все знал.
   Пытался замять дело.
   - Ты шутишь? - еле выдавил Джонни.
   - Остались магнитофонные записи,  - сказала Вера.  - И этот Джон Дин?
Просто крыса, бегущая с тонущего корабля. Обычная история.
   - Папа, ты можешь мне это объяснить?
   - Попытаюсь, - сказал Герберт, - но не думаю, что эта история раскры-
та до конца.  Я принесу тебе книги.  Об Уотергейте уже написали  миллион
книг, и пока разберутся, что и как там было, я думаю, выйдет еще столько
же. Ну слушай. Перед выборами летом 1972 года...

   Половина одиннадцатого,  родители уже ушли.  В палате  горел  ночник.
Джонни не спалось. Было тревожно. Голова у него шла кругом от полученной
информации.  За такое короткое время мир изменился гораздо  больше,  чем
Джонни мог предположить. Он отстал от века и новых веяний.
   Цены на бензин, как сказал отец, поднялись почти на сто процентов. До
аварии галлон бензина стоил тридцать - тридцать  два  цента.  Теперь  он
стоит пятьдесят четыре цента, и при этом у бензоколонок возникают очере-
ди.  По всей стране ограничили скорость - пятьдесят пять миль в  час,  и
шоферы дальних рейсов чуть не взбунтовались.
   Но это не самое главное.  Позади был Вьетнам. Война там окончилась. В
итоге страна пошла по коммунистическому пути.  Герберт сказал,  что  все
случилось как раз тогда, когда Джонни начал подавать признаки жизни.
   Президент Соединенных Штатов побывал в красном Китае. Не Форд, а Ник-
сон.  Он отправился туда до того, как вышел в отставку. НИКСОH, подумать
только.  Старый охотник за ведьмами.  Если б не отец сказал ему об этом,
Джонни ни в жизнь бы не поверил.
   Слишком много новостей, слишком много пугающего. Ему вдруг не захоте-
лось Ничего больше знать, а то окончательно можно рехнуться. Вот хотя бы
ручка доктора Брауна,  этот фломастер - сколько появилось  еще  новинок.
Сотни маленьких вещиц, напоминающих снова и снова: ты потерял часть сво-
ей жизни,  почти шесть процентов,  если верить статистике.  Ты отстал от
времени. Ты опоздал.
   - Джон?  - произнес чей-то мягкий голос.  - Вы спите, Джон? Он повер-
нулся. В двери вырисовывался нечеткий силуэт маленького сутулого челове-
ка, это был Вейзак.
   - Нет. Не сплю.
   - Я так и думал. Можно войти?
   - Да. Пожалуйста.
   Сегодня Вейзак выглядел старше. Он сел возле койки Джона.
   - Я позвонил по телефону, - сказал он. - Вызвал справочную в Кармеле,
в Калифорнии. Спросил о миссис Иоганне Боренц. Как, по-вашему, нашли они
ее номер?
   - Разве что он не зарегистрирован,  или у нее просто нет телефона,  -
сказал Джонни.
   - У нее есть телефон. Мне дали номер.
   - Ясно, - сказал Джонни. Вейзак ему нравился. Джонни слушал с интере-
сом,  но не более того. Он не сомневался в существовании Иоганны Боренц,
он знал,  что его сведения верны,  - точно так же,  как знал,  что он не
левша.
   - Я  долго думал,  - продолжал Вейзак.  - Я сказал вам,  что моя мать
умерла, но это было лишь предположение. Отца убили во время обороны Вар-
шавы.  А мать пропала без вести,  так?  Логично считать, что она погибла
при обстреле... во время немецкого наступления... понимаете? Она пропала
без вести,  и мое предположение было вполне логично. Амнезия... как нев-
ролог могу вам сказать,  что такая долговременная общая потеря памяти  -
явление очень,  очень редкое. Возможно, даже более редкое, чем настоящая
шизофрения.  Я никогда не слышал, чтобы кто-то зафиксировал случай амне-
зии, длившейся свыше тридцати пяти лет.
   - Она давно излечилась от амнезии, - сказал Джонни. - Наверное, прос-
то навсегда забыла свое прошлое. Когда к ней вернулась память, она вновь
вышла замуж и родила двоих...  или даже троих детей.  Воспоминания, быть
может,  стали бы вызывать у нее чувство вины. Но мысль о вас все же воз-
никает у нее. "Мальчик спасен". Вы позвонили ей?
   - Да,  - сказал Вейзак.  - Напрямую,  по автомату. Знаете, сейчас это
просто.  Очень удобно. Набираешь единицу, код, номер. Одиннадцать цифр -
и  можно  соединиться  с любой точкой страны.  Удивительная штука.  Даже
страшновато.  К телефону подошел мальчик...  нет, юноша. Я спросил, дома
ли миссис Боренц.  И услышал,  как он позвал:  "Мам, это тебя". Раздался
стук трубки,  положенной на стол... или на что-то твердое. Я находился в
Бангоре,  штат Мэн,  в каких-то сорока милях от Атлантического океана, и
слышал,  как молодой человек положил трубку в городе на побережье Тихого
океана.  Сердце у меня... оно стучало так, что я даже испугался. Сколько
я ждал, не помню. Потом она взяла трубку и сказала: "Слушаю... Алло?"
   - Ну а вы? Растерялись?
   - Я,  как вы выражаетесь,  растерялся, - ответил Вейзак и криво улыб-
нулся. - Я повесил трубку. Мне захотелось выпить чегонибудь покрепче, но
ничего не нашлось.
   - А вы уверены, что это была она?
   - Джон,  что за наивный вопрос!  В тридцать девятом году мне было де-
вять лет.  С тех пор я не слышал материнского голоса. Тогда она говорила
только по-польски.  Сейчас я говорю только по-английски... Я почти забыл
родной  язык,  как это ни стыдно.  Могу ли я после этого быть уверенным,
что это она?
   - И все же вы уверены? Вейзак медленно потер лоб.
   - Да, - сказал он. - Это была она. Моя мать.
   - И вы не смогли заговорить с ней?
   - А зачем? - почти сердито спросил Вейзак. - Ее жизнь - это ее жизнь,
правда? Мальчик спасен. Вы ведь так говорили. Стоит ли расстраивать жен-
щину,  которая только-только обретает покой?  Неужели я должен  навсегда
вывести ее из душевного равновесия?  Это чувство вины, о котором вы упо-
минали... стоит ли будить его? Идти на такой риск?
   - Не знаю,  - сказал Джонни.  Трудные были вопросы, и ответить на них
он не мог, но понимал, что, задавая их, Вейзак хочет что-то выяснить для
себя. Вопросы, на которые Джонни не знал ответа.
   - Мальчик спасен,  мать тоже спасена и живет в Кармеле. Но между нами
- целая страна,  и да будет так. А как быть с вами, Джон? Что нам с вами
делать?
   - Не понимаю, о чем вы?
   - Сейчас объясню, ладно? Доктор Браун злится. Злится на меня, на вас,
подозреваю,  и  на себя - ведь он чуть было не поверил в то,  что считал
полной чепухой всю свою жизнь.  Присутствовавшая при сем сестра молчать,
конечно же,  не будет. Сегодня в постели она расскажет мужу, и на том бы
все и кончилось, но муж может пересказать это своему боссу, так что, по-
жалуй, уже к завтрашнему вечеру про вас пронюхают газеты: "Больной выхо-
дит из комы со вторым зрением".
   - Второе зрение, - сказал Джонни. - Это так называется?
   - Не знаю, право, не знаю. Вы медиум? Провидец? Расхожие слова, кото-
рые ничего не объясняют,  абсолютно ничего.  Вы сказали одной из сестер,
что глазная операция у ее сына пройдет успешно...
   - Мари,  - пробормотал Джонни.  Он слегка улыбнулся.  Мари ему нрави-
лась.
   - ...и об этом уже знает вся больница.  Вы предсказываете будущее?  В
этом и состоит второе зрение?  Не знаю.  Вы подержали в руках фотографию
моей матери и смогли сказать,  где она сейчас живет.  Может,  вы знаете,
где находятся утерянные вещи и пропавшие люди? Не в этом ли состоит вто-
рое зрение?  Не знаю. Можете ли вы читать мысли? Воздействовать на пред-
меты материального мира? Исцелять возложением рук? Все это некоторые на-
зывают магией.  И все это связано с понятием второго зрения.  Над этим и
смеется доктор Браун. Смеется? Нет. Не смеется. Издевается.
   - А вы нет?
   - Я вспоминаю Эдгара Кейса.  И Питера Гуркоса.  Я пытался  рассказать
доктору Брауну о Гуркосе, но от отделался насмешкой. Он говорить об этом
не желает, знать ничего не хочет. Джонни промолчал.
   - Итак... что мы будем с вами делать?
   - А нужно обязательно что-то делать?
   - По-моему, да, - сказал Вейзак и поднялся. - Я сейчас уйду, а вы по-
думайте. В частности, вот о чем: многое в жизни лучше не замечать и луч-
ше потерять многое, нежели найти.
   Он пожелал Джонни доброй ночи и тихо вышел.  Джонни очень  устал,  но
сон еще долго не приходил к нему.

   Через десять дней после первой операции и за две недели до того,  как
была назначена следующая, Джонни, оторвав глаза от книги "Вся президент-
ская рать" Вудворда и Бернштейна, увидел Сару. Она стояла в дверях и не-
уверенно глядела на него.
   - Сара, - сказал он. - Это ты? Она тяжело вздохнула:
   - Да. Я, Джонни.
   Он положил книгу и окинул ее взглядом.  На ней было элегантное  свет-
ло-зеленое льняное платье,  перед собой, словно щит, она держала малень-
кую коричневую сумочку с защелкой.  Она сделала себе седую прядь в воло-
сах,  и это ей шло. Джонни почувствовал острый болезненный укол ревности
- это ее идея или мужчины, с которым она жила и спала? Она была хороша.
   - Заходи, - сказал он. - Заходи и садись. Она прошла через комнату, и
тут вдруг он увидел себя ее глазами - ужасно тощий, сидит, слегка скосо-
бочась на стуле у окна, вытянутые ноги покоятся на пуфе, казенная сороч-
ка и дешевый больничный халат.
   - Как видишь, я в смокинге, - сказал он.
   - Ты отлично выглядишь. - Она поцеловала его в щеку, и у него в голо-
ве пронеслась сотня ярких воспоминаний,  словно карты,  перетасованные в
колоде.  Она села на другой стул, положила ногу на ногу и одернула подол
платья.
   Они смотрели друг на Друга молча. Он видел, что она очень нервничает.
Если бы кто-то тронул ее за плечо, она, вероятно, вскочила бы.
   - Я не знала,  следует ли приходить, - сказала она, - но мне действи-
тельно хотелось.
   - Очень рад, что пришла.
   Словно незнакомые люди в автобусе, с ужасом подумал он. А должно было
бы быть теплее, верно?
   - Ну и как ты? - спросила она. Он улыбнулся:
   - Я  побывал на войне.  Хочешь посмотреть мои боевые раны?- Он поднял
халат выше колен, демонстрируя волнообразные разрезы, которые только на-
чали заживать. Они еще были красными и со следами швов.
   - О, боже мой, да что же они с тобой делают?
   - Пытаются заново склеить Хампти-Дампти, - сказал Джонни. - Все коро-
левские лошади, вся королевская рать, все врачи короля. И мне кажется...
- Тут он умолк, так как она заплакала.
   - Не говори так, Джонни, - сказала она. - Пожалуйста, не говори так.
   - Извини.  Просто... пытаюсь шутить. - Так ли было на самом деле? Пы-
тался ли он отшутиться или хотел сказать: "Спасибо, что пришла повидать-
ся, они разрезают меня на части"?
   - Как ты можешь?  Как ты можешь шутить над этим? - Она достала из су-
мочки бумажную салфетку и вытерла ею глаза.
   - Не так уж часто я шучу.  Думаю,  оттого, что я тебя снова увидел...
все мои защитные сооружения рухнули, Сара.
   - Они собираются тебя отпустить?
   - Когда-нибудь.  Это  похоже на прогон сквозь строй в былые времена -
ты когда-нибудь читала о таком?  Если я останусь жив после того, как все
индейцы племени прошлись по мне томагавком, то выйду отсюда.
   - Нынешним летом?
   - Нет... не думаю.
   - Мне очень жаль,  что так получилось,  - сказала она еле слышно. - Я
пытаюсь понять,  почему... или как можно было бы изменить ход вещей... и
не могу спать.  Если бы я не съела тогда испорченную сосиску...  если бы
ты остался и не поехал к себе... Она покачала головой и взглянула на не-
го,  глаза у нее были красные. - Иногда кажется, что выигрыша и не было.
Джонни улыбнулся:
   - Двойное зеро. Выигрыш хозяину. Ты помнишь? Я ведь одолел то Колесо,
Сара.
   - Да.  Ты выиграл свыше пятисот долларов. Он взглянул на нее, продол-
жая улыбаться, но улыбка выглядела неуверенной, почти страдальческой.
   - Хочешь,  расскажу что-то забавное?  Мои врачи считают, что я выжил,
возможно,  потому,  что в детстве у меня была какая-то травма головы. Но
ничего такого я вспомнить не мог,  мама с папой тоже  не  могли.  Однако
каждый  раз,  когда я об этом думаю,  у меня перед глазами встает Колесо
удачи... и пахнет горящей резиной.
   - Может,  ты был в автомобильной аварии... - не очень уверенно начала
она.
   - Нет, думаю, дело не в этом. Но Колесо как бы служило мне предупреж-
дением... а я не обратил внимания. Она переменила позу и неуверенно ска-
зала:
   - Не надо, Джонни. Он пожал плечами.
   - А может, все потому, что я в один вечер использовал удачу, отпущен-
ную на целых четыре года. Но взгляни сюда, Сара. - Осторожно, мучительно
он приподнял ногу с пуфа, согнул ее в колене, затем снова вытянул. - Мо-
жет,  они все-таки склеят Хампти. Когда я очнулся, у меня это не получа-
лось, да и вытянуть ноги, как сейчас, я не мог.
   - Но  ты   можешь  д у м а т ь, Джонни, - сказала   она. - Ты  можешь
г о в о р и т ь. Мы все считали, что... ну ты понимаешь.
   - Да, Джонни превратился в репу. - Между ними снова воцарилось молча-
ние,  неловкое и давящее. Джонни нарушил его, спросив с вымученной ожив-
ленностью: - А как ты?
   - Ну... Я замужем. Наверное, ты слышал.
   - Папа мне рассказал.
   - Он такой чудный человек,  - сказала Сара.  И вдруг ее прорвало: - Я
не могла ждать, Джонни. Я тоже об этом жалею. Врачи говорили, что ты ни-
когда не выйдешь из своего состояния и будешь  погружаться  в  него  все
глубже и глубже,  пока... пока не исчезнешь. И даже если бы я знала... -
Она взглянула на него - смущенно, пытаясь оправдаться - И даже если бы я
знала,  Джонни,  не думаю,  чтобы я смогла дождаться. Четыре с половиной
года - это очень долго.
   - Да,  верно,  - сказал он.  - Чертовски долго.  Хочешь, скажу что-то
мрачное?  Я попросил принести мне журналы за четыре года,  чтобы посмот-
реть,  кто умер. Трумэн. Джэнис Джоплин. Джими Хендрикс - боже, я вспом-
нил,  как он исполнял "Пурпурную дымку",  и едва мог поверить этому. Дэн
Блокер. Ты и я.
   Мы просто исчезли.
   - Мне так тяжело,  - сказала она почти шепотом. - Я чувствую себя та-
кой виноватой. Но я люблю его, Джонни. Очень люблю.
   - Хорошо, это главное.
   - Его зовут Уолт Хэзлит, и он...
   - Лучше  расскажи  о своем ребенке,  - сказал Джонни.  - Не обижайся,
ладно?
   - Он - персик,  - улыбнулась она.  - Ему сейчас семь  месяцев.  Зовут
Деннис,  но для нас он Денни. Мы дали ему имя в честь дедушки по отцовс-
кой линии.
   - Привези его как-нибудь. Хочется посмотреть.
   - Привезу,  - сказала Сара,  и они неискренне улыбнулись друг  другу,
зная, что никогда ничего подобного не произойдет. - Джонни, тебе что-ни-
будь нужно?
   ТОЛЬКО ТЫ, ДЕТКА. И ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЧЕТЫРЕ С ПОЛОВИНОЙ ГОДА НАЗАД.
   - Не-а, - сказал он. - Ты все еще преподаешь?
   - Пока преподаю, - кивнула она.
   - Все еще нюхаешь этот чертов кокаин?
   - Ох, Джонни, ты не изменился. По-прежнему шутишь.
   - Шучу по-прежнему,  - согласился он,  и между ними,  словно  дирижер
взмахнул палочкой, снова воцарилось молчание.
   - Можно я опять приеду тебя проведать?
   - Конечно,  - сказал он. - Это будет прекрасно, Сара, - Он заколебал-
ся,  не желая кончать разговор на такой неопределенной  ноте,  не  желая
причинять боль ей и себе.  Стремясь сказать что-то настоящее.  - Сара, -
произнес он, - ты поступила правильно.
   - Правда?  - сказала она. И улыбнулась, улыбка задрожала в уголках ее
рта.  - Не уверена. Все это выглядит так жестоко... и, хочешь не хочешь,
а неправильно. Я люблю мужа и ребенка, и когда Уолт говорит, что со вре-
менем мы будем жить в лучшем доме Бангора,  я ему верю.  Он говорит, что
со временем собирается баллотироваться на место  Билла  Коэна  в  палате
представителей,  и я этому тоже верю. Он говорит, что со временем прези-
дентом выберут кого-нибудь из Мэна,  и я почти верю этому.  А потом  вот
пришла я сюда и смотрю на твои бедные ноги...  - Она опять заплакала.  -
Их словно через мясорубку пропустили, и ты такой  х у д о й...
   - Нет, Сара, не надо.
   - Ты такой худой, и все выглядит так неправильно и жестоко, это нена-
вистно, ненавистно, потому что все совсем неправильно, все!
   - Иногда,  пожалуй,  ничего не получается правильно,  - сказал он.  -
Жестокий старый мир.  Иногда ты просто вынужден делать единственно  воз-
можное и мириться с этим.  Иди и будь счастлива,  Сара.  И если захочешь
меня повидать, давай приходи. Принеси только доску для криббиджа.
   - Принесу, - сказала она. - Извини, что я плачу. Не очень это весело,
а?
   - Ничего, - сказал он, улыбнувшись. - Ты ведь хочешь бросить свой ко-
каин, крошка. Смотри, нос отвалится. Она усмехнулась.
   - Все тот же Джонни, - сказала она. Потом вдруг наклонилась и поцело-
вала его губы. - Ох, Джонни, поскорее выздоравливай.
   Он задумчиво смотрел на нее, пока она выпрямлялась.
   - Джонни?
   - Ты его не потеряла, - сказал он. - Нет, ты его не потеряла.
   - Не потеряла что? - Она озадаченно нахмурилась.
   - Обручальное кольцо. Ты не потеряла его тогда, в Монреале.
   Он поднес руку ко лбу и потирал пальцами место над правым глазом. Ру-
ка его отбрасывала тень,  и с каким-то почти суеверным страхом Сара уви-
дела, что половина лица у него светлая, а половина - темная. Это напоми-
нало ей маску в День благодарения,  когда он так ее напугал.  Она и Уолт
действительно  провели  медовый  месяц в Монреале,  но откуда мог Джонни
знать об этом? Если только Герберт не рассказал ему. Да, почти наверняка
так и было. Но ведь только они с Уолтом знали, что она потеряла где-то в
номере отеля обручальное кольцо.  Никто этого больше не знал, потому что
Уолт  купил ей другое перед отлетом домой.  Ей было неловко рассказывать
об этом кому-либо, даже матери.
   - Как...
   Джонни нахмурился еще больше,  затем улыбнулся ей.  Он убрал руку  со
лба и обхватил ею другую руку, лежавшую на коленях.
   - Оно было не твоего размера, - сказал он. - Ты укладывала вещи, пом-
нишь,  Сара?  Он пошел что-то купить, а ты укладывала вещи. Он пошел ку-
пить... купить... не знаю что. Это - в мертвой зоне.
   - М е р т в о й  з о н е?
   - Он  пошел  в магазин сувениров и накупил целую кучу всяких дурацких
вещей.  Надувных подушек и всякой всячины.  Но, Джонни, откуда ты узнал,
что я потеряла к...
   - Ты укладывала вещи.  Кольцо было не твоего размера, оно было черес-
чур велико. Ты собиралась отдать его в переделку, когда вернешься домой.
А тем временем ты... ты... - Он опять нахмурился, но лицо его почти тот-
час разгладилось.  Он улыбнулся ей. - Ты засунула его вместе с туалетной
бумагой!
   Теперь страх уже точно владел ею. Он медленно расползался по ее живо-
ту, словно холодная вода. Рука ее поднялась к горлу, и она уставилась на
него,  почти как загипнотизированная. В ЕГО ГЛАЗАХ БЫЛО ТО ЖЕ ВЫРАЖЕНИЕ,
ТА ЖЕ ХОЛОДНАЯ ИЗДЕВКА,  КАК В ТОТ ВЕЧЕР,  КОГДА ОН СРАЖАЛСЯ С  КОЛЕСОМ.
ЧТО ПРОИЗОШЛО С ТОБОЙ,  ДЖОННИ?  ЧТО ТЫ ТАКОЕ? Глаза его потемнели, и из
голубых стали почти фиолетовыми, казалось, он находился далеко. Ей хоте-
лось бежать от него. Даже в самой комнате потемнело, как будто он разры-
вал ткань реальности, отъединяя прошлое от настоящего.
   - Оно соскользнуло с твоего пальца,  - сказал он. - Ты укладывала его
бритвенные принадлежности в один из боковых кармашков, и оно просто сос-
кочило. Ты не сразу заметила пропажу, а потом подумала, что оно где-то в
номере.  -  Он засмеялся,  это был высокий,  звенящий,  ломкий звук - не
обычный смех Джонни, а холодный... холодный. - Да уж, вы вдвоем выверну-
ли ту комнату наизнанку. А ты его упаковала. Оно до сих пор лежит в кар-
машке чемодана.  Все это время там пролежало. Поднимись на чердак и пос-
мотри, Сара. Увидишь.
   За дверью  в коридоре кто-то уронил стакан или что-то еще и удивленно
чертыхнулся. Джонни посмотрел на дверь, и глаза его посветлели. Затем он
перевел  взгляд  на  Сару,  увидел ее застывшее лицо с широко раскрытыми
глазами и озабоченно насупился.
   - Что? Сара, я сказал что-то не то?
   - Откуда ты узнал? - прошептала она. - Откуда ты узнал все это?
   - Не знаю, - сказал он. - Сара, извини, если я...
   - Мне надо идти, Джонни, у меня ведь Денни оставлен с чужой женщиной.
   - Хорошо. Извини, Сара, что я расстроил тебя.
   - Откуда ты узнал про мое кольцо, Джонни? Он лишь покачал головой.
   Она оставила Денни у миссис Лабелл,  так что в доме, когда она верну-
лась,  было  пусто и тихо.  По узкой лестнице она поднялась на чердак и,
повернув выключатель,  зажгла две свисавшие с потолка голые лампочки. Их
вещи  были сложены в углу,  на оранжевых чемоданах - туристские наклейки
из Монреаля.  Чемоданов было три. Она открыла первый, прощупала кармашки
на резинке и ничего не нашла. То же было со вторым. То же и с третьим.
   Она глубоко втянула воздух и выдохнула,  чувствуя себя как-то глупо и
слегка разочарованно,  но в основном облегченно. Необыкновенно облегчен-
но.  Никакого кольца.  Извини, Джонни. Но с другой стороны, нечего изви-
няться. Иначе все выглядело бы страшновато.
   Она начала укладывать чемоданы между высокой стопкой старых учебников
Уолта времен колледжа и напольной лампой, которую когда-то уронила соба-
ка и которую Сара не решалась выбросить.  И когда она уже отряхивала ру-
ки,  собираясь уйти,  где-то глубоко внутри еле слышно зашептал голосок:
"А искала-то ты поверхностно, так ведь? На самом деле ты вовсе не хотела
ничего найти, правда, Сара?"
   Да. Да, она действительно ничего не хотела найти. И если голосок счи-
тал,  что она снова откроет все эти чемоданы,  то ошибался. Она опоздала
уже на пятнадцать минут забрать Денни.  Уолт должен был привезти к ужину
одного из старших партнеров своей фирмы (очень важное дело),  к тому  же
она  собиралась ответить на письмо Бетти Хэкмен из Корпуса мира в Уганде
- не успев вернуться оттуда,  Бетти выскочила замуж за  сына  невероятно
богатого  коневода из Кентукки.  К тому же ей нужно еще убраться в обеих
ванных комнатах,  уложить волосы и выкупать Денни.  У нее  действительно
слишком много дел - где там копаться на этом душном, пыльном чердаке.
   И тем  не менее она вновь открыла все чемоданы и на сей раз тщательно
обыскала боковые кармашки и в самом углу третьего  чемодана  нашла  свое
обручальное кольцо.  Она поднесла его к одной из голых лампочек и прочи-
тала выгравированную на внутренней стороне надпись, такую же четкую, ка-
кой она была в тот день,  когда Уолт надел кольцо ей на палец:  УОЛТЕР И
САРА ХЭЗЛИТ - 9 ИЮЛЯ 1972.
   Сара долго смотрела на кольцо.
   Потом уложила обратно чемоданы,  выключила свет и спустилась по лест-
нице.  Сняла пропылившееся льняное платье, надела брюки и легкую кофточ-
ку.  Сходила к миссис Лабелл,  жившей в том же квартале, и забрала сына.
Когда  они вернулись домой,  Сара посадила сына в гостиную,  где он стал
ползать, а сама принялась готовить мясо и чистить картошку. Поставив мя-
со в духовку,  она зашла в гостиную и увидела, что Денни уснул на ковре.
Подняла его и отнесла в кроватку. Затем стала чистить туалеты. И несмот-
ря ни на что, несмотря на приближавшееся время ужина, не переставала ду-
мать о кольце.  Джонни знал.  Она даже могла определить момент, когда он
узнал: это произошло, когда она поцеловала его перед уходом.
   При самой  мысли  о  нем  ее  охватывала слабость и какое-то странное
чувство,  но она не могла бы сказать - какое.  Все как-то смешалось. Его
чуть кривая усмешка - такая же,  как прежде; его совершенно изменившееся
тело,  такое худое и истощенное; его волосы, безжизненно лежавшие на го-
лове,  - все так разительно отличалось от того, каким она его помнила. И
ей ведь  з а х о т е л о с ь  поцеловать его.
   "Перестань", - пробормотала она про себя.  В зеркале ванной собствен-
ное  лицо  показалось ей чужим.  Возбужденное и разгоряченное и,  скажем
честно, - сексуальное.
   Ее рука сжала кольцо в кармане брюк, и, почти не осознавая, что дела-
ет,  она  бросила  его в чистую,  голубоватую воду в унитазе,  настолько
сверкавшем чистотой,  что если мистер Тричес из фирмы "Бариболт; Тричес,
Мурхаус и Гендрон" захочет во время ужина сходить в туалет, его не поко-
робит неприглядная грязь на стенках унитаза,  а  кто  знает,  что  может
стать препятствием на пути молодого человека к тому, чтобы сделать адво-
катом могущественных людей,  верно? Кто вообще что-либо знает в этом ми-
ре?
   Раздался легкий всплеск,  и кольцо,  медленно переворачиваясь в проз-
рачной воде,  пошло на дно.  Ей показалось,  что она услышала,  как  оно
звякнуло,  ударившись о фаянс,  но,  возможно, ей это лишь почудилось. В
голове у нее стучало.  Там,  на чердаке,  было жарко, душно и пыльно. Но
каким сладким был поцелуй Джонни. Каким сладким.
   Не раздумывая  (и  таким  образом не давая рассудку взять верх),  она
протянула руку и спустила воду. Раздался шум и грохот воды. Возможно, он
показался ей громче, чем на самом деле, так как глаза ее были зажмурены.
Когда она их открыла,  кольцо исчезло.  Оно однажды потерялось и  теперь
потерялось вновь.
   Внезапно она почувствовала слабость в ногах и,  присев на край ванны,
закрыла лицо руками.  Свое разгоряченное лицо.  Она больше не  пойдет  к
Джонни.  Не следовало этого делать. Она только расстроилась. Уолт приво-
зит домой старшего партнера,  у нее есть бутылка  "Мондави"  и  серьезно
ударившее по семейному бюджету жаркое - вот о чем ей следует думать.  Ей
следует думать о том,  как она любит Уолта,  и о Денни,  спящем в  своей
кроватке. Ей следует думать о том, что, сделав выбор в этом безумном ми-
ре, ты вынуждена жить с этим выбором. Больше она не будет думать о Джон-
ни Смите и его кривой, такой обаятельной усмешке.
   Ужин в тот вечер прошел очень успешно.

   Когда Джонни, бледный, но сосредоточенный, появился в дверях вестибю-
ля западного крыла больницы,  репортеры вскочили и кинулись к  нему.  На
нем  была  белая рубашка с открытым воротом и джинсы,  которые явно были
ему велики.  На шее отчетливо выделялись рубцы - следы операций. Фотовс-
пышки выстреливали в него теплым огнем и заставляли щуриться. Посыпались
вопросы.
   - Стойте! Стойте! - закричал Вейзак. - Он еще не совсем оправился! Он
хочет  сделать  короткое заявление и ответить на несколько вопросов,  но
только если вы будете соблюдать порядок!  Отодвиньтесь,  а то трудно ды-
шать!
   Зажглись два телевизионных юпитера, залив вестибюль неестественно яр-
ким светом. В дверях толпились врачи и сестры. Джонни отшатнулся от юпи-
теров,  подумав: наверное, это и есть друммонов свет? У него было ощуще-
ние нереальности всего происходящего.
   - А вы кто? - рявкнул один из репортеров на Вейзака.
   - Я Сэмюэл Вейзак,  врач этого молодого  человека.  Атмосфера  слегка
разрядилась.
   - Джонни, как вы себя чувствуете? - спросил Вейзак. Был ранний вечер,
и загоревшаяся кухня Эйлин Мэгоун промелькнула сейчас далеким и незначи-
тельным видением, лишь тенью воспоминания.
   - Вполне прилично, - ответил он.
   - Так что вы хотите сказать? - крикнул один из репортеров.
   - Ну, - сказал Джонни, - в общем, так. Мой физиотерапевт - женщина по
имени Эйлин Мэгоун.  Очень милая женщина,  она помогла мне  восстановить
силы.  Видите ли,  я попал в аварию... и... - Одна из телекамер надвину-
лась,  вперившись прямо в него,  и на какое-то мгновение он замялся. - И
здорово ослаб. Мускулы как бы отказали. Сегодня утром мы были в физиоте-
рапевтическом кабинете,  процедуры уже заканчивались, и тут я почувство-
вал, что ее дом горит. То есть, если быть более точным... БОЖЕ, ТЫ ГОВО-
РИШЬ КАК КРЕТИН!  - Я почувствовал, что она забыла выключить плиту и что
занавески  в кухне вот-вот загорятся.  Тогда мы пошли и вызвали пожарную
команду, вот и все.
   На какое-то мгновение воцарилась тишина,  пока репортеры переваривали
сказанное.  Я ЧТО-ТО ПОЧУВСТВОВАЛ,  ВОТ И ВСЕ, - а затем вновь посыпался
град вопросов, и в шуме голосов уже ничего нельзя было разобрать. Джонни
беспомощно оглянулся, он ощущал себя одиноким и очень уязвимым.
   - Давайте по очереди! - закричал Вейзак. - Поднимайте руки!
   Вы что,  в школе никогда не учились?  Поднялись руки, и Джонни указал
на Дэвида Брайта.
   - Можете ли вы назвать это экстрасенсорным явлением,
   Джонни?
   - Я бы назвал это предчувствием, - ответил Джонни. - Я как раз кончил
делать приседания. Мисс Мэгоун подала мне руку, чтобы помочь встать, а я
уже все знал. Он указал на следующего.
   - Мел Аллен, портлендская "Санди телеграм", мистер Смит. Это было по-
хоже на картинку? Мысленное изображение?
   - Нет,   совсем нет,   - сказал Джонни,   хотя уже не  мог вспомнить,
к а к  все было на самом деле.
   - С вами такое случалось прежде, Джонни? - спросила молодая женщина в
брючном костюме.
   - Да, несколько раз.
   - Можете рассказать нам о других случаях?
   - Нет, пожалуй, нет.
   Один из телерепортеров поднял руку, и Джонни кивнул ему.
   - Бывали ли у вас подобные прозрения до несчастного случая и последо-
вавшей за ним комой, мистер Смит? Джонни заколебался.
   Все вокруг замерло.  Телевизионные юпитеры жарко светили ему в  лицо,
подобно тропическому солнцу.
   - Нет, - сказал он.
   Снова посыпался град вопросов,  и Джонни беспомощно посмотрел на Вей-
зака.
   - Хватит!  Хватит!  - закричал тот.  Когда шум утих,  он взглянул  на
Джонни. - Вы устали, Джонни?
   - Я отвечу еще на два вопроса, - сказал Джонни. - А затем...
   На самом деле...  у меня был трудный день... да, мадам? Он показал на
полную женщину, которая протиснулась между двумя молодыми репортерами.
   - Мистер Смит,  - спросила она громким,  зычным голосом, будто идущим
из трубы,  - кто будет выдвинут в президенты от демократов в будущем го-
ду?
   - Этого я вам сказать не могу,  - ответил Джонни, искренне удивленный
таким вопросом.  - Откуда мне знать? Снова поднялись руки. Джонни указал
на высокого мужчину в темном костюме с лицом трезвенника. Тот сделал шаг
вперед. В его облике было что-то чопорное и змеиное.
   - Мистер Смит,  я Роджер Дюссо из льюистонской "Сан",  и мне бы хоте-
лось знать,  представляете ли вы себе,  почему именно у вас  открывается
такой исключительный дар... если конечно, конечно, он у вас действитель-
но открылся. Почему у вас, мистер Смит?
   Джонни откашлялся, прочищая горло.
   - Если я правильно понял...  вы просите,  чтобы я обосновал нечто та-
кое, чего не понимаю сам. Я не могу этого сделать.
   - Не обосновать, мистер Смит. Просто объяснить.
   ОН ДУМАЕТ, ЧТО Я ИХ ДУРАЧУ. ИЛИ ПЫТАЮСЬ ДУРАЧИТЬ.
   Вейзак подошел к Джонни.
   - Быть может,  я отвечу на ваш вопрос,  - сказал он. - Или по крайней
мере объясню, почему на него нельзя ответить.
   - А вы что - тоже ясновидящий? - холодно спросил Дюссо.
   - Да,  как все неврологи. Нам без этого нельзя, - сказал Вейзак. Раз-
дался взрыв смеха, и Дюссо покраснел.
   - Леди и джентльмены, представители прессы. Этот человек провел четы-
ре с половиной года в коматозном состоянии.  Мы,  изучающие человеческий
мозг,  не имеем ни малейшего представления о том, почему Джон оказался в
этом состоянии или почему из него вышел,  и все по одной причине:  мы не
понимаем сути такого явления,  как не понимаем и что такое сон или прос-
той акт пробуждения. Леди и джентльмены, мы почти ничего не знаем даже о
мозге лягушки или муравья. Можете меня цитировать... видите, я ничего не
боюсь... так?
   Снова смех. Вейзак им нравился. Но Дюссо не смеялся.
   - Вы можете также меня цитировать,  когда я говорю,  что этот человек
стал обладать совершенно новой или  очень  старой  человеческой  способ-
ностью.  Почему? Если я и мои коллеги почти ничего не знаем даже о мозге
муравья,  как я отвечу почему?  Могу,  однако, обратить ваше внимание на
некоторые  интересные моменты,  которые,  впрочем,  необязательно должны
иметь какое-то значение. Один участок мозга у Джона Смита, правда, очень
маленький,  полностью поврежден...  но для мозга все участки важны. Джон
называет его "мертвой зоной",  а там,  по всей видимости,  находится ряд
элементов памяти.  Все уничтоженные воспоминания,  очевидно, были частью
определенной "подгруппы" - туда входили названия улиц,  проездов, дорож-
ные знаки.  Эта подгруппа составляет часть группы понятий,  определяющих
расположение предметов на местности.  Небольшая,  но полная афазия, судя
по  всему,  затронула  как языковые,  так и зрительные способности Джона
Смита.
   В порядке компенсации другой крошечный участок его мозга,  по-видимо-
му, проснулся. Он расположен в районе темени. Это один из наиболее слож-
ных участков "передового",  или "думающего", мозга. Посылаемые им элект-
рические импульсы совсем не такие, какими должны быть, правильно? И еще.
Теменной участок имеет какое-то отношение к осязанию - в какой  степени,
сказать  трудно - и расположен весьма близко к той части мозга,  которая
определяет и отождествляет различные формы и структуры. Так вот, по моим
наблюдениям,  "озарения"  у Джона всегда вызываются предварительным кон-
тактом.
   Тишина. Репортеры судорожно записывают. Телевизионные камеры, которые
было придвинулись, чтобы показать крупным планом Вейзака, сейчас отъеха-
ли, чтобы в кадр вошел и Джонни.
   - Так, Джонни? - снова спросил Вейзак.
   - Мне кажется...
   Внезапно сквозь толпу репортеров протиснулся Дюссо.  Джонни  подумал,
что  он собирается сделать какое-то опровержение.  Затем он увидел,  как
Дюссо стаскивает что-то с шеи.
   - Пускай продемонстрирует нам свои способности,  - сказал  Дюссо.  Он
держал медальку на тонкой золотой цепочке.  - Посмотрим, что вы сделаете
с этим.
   - Ничего вы не посмотрите, - сказал Вейзак. Его седоватые густые бро-
ви грозно сдвинулись,  и он воззрился на Дюссо, как пророк Моисей. - Это
человек не цирковой факир, сэр!
   - А что, если вы меня дурачите? - спросил Дюссо. - Либо он может, ли-
бо нет,  верно?  Пока вы нам тут рассказывали обо всем,  я и сам подумал
кое о чем.  Например,  о том,  что такие парни ничего не могут  сделать,
когда их просят, а значит, им грош цена.
   Джонни окинул взглядом репортеров. Они смотрели на него во все глаза,
нетерпеливо ожидая ответа.  Исключение составлял Брайт,  у которого  был
несколько  смущенный  вид.  Джонни вдруг почувствовал себя христианином,
брошенным в яму ко львам.  Они все равно будут в выигрыше,  подумал  он.
Если я смогу сказать ему что нибудь интересное,  они получат материал на
первую полосу. Если не смогу или откажусь, состряпают фельетон.
   - Ну что? - спросил Дюссо. Медаль раскачивалась на цепочке, зажатой в
кулаке.
   Джонни взглянул на Вейзака, но тот с отвращением отвернулся.
   - Дайте-ка ее сюда, - сказал Джонни.
   Дюссо передал медаль.  Джонни положил ее на ладонь. Это оказалась ме-
даль с изображением святого Христофора.  Джонни выпустил тонкую  цепочку
и,  когда она с сухим шуршанием выросла желтой горкой на ладони, прикрыл
ее рукой.
   Наступила мертвая тишина. У двери стояла группа врачей и медсестер; к
ним  присоединились  несколько больных - они уже выписались,  собирались
уходить и были поэтому в верхней одежде.  В конце коридора,  ведущего  в
комнату  отдыха с телевизором и настольными играми,  сгрудились больные.
Из главного вестибюля подошли посетители. Воздух был наэлектризован, как
будто где-то рядом проходила линия высокого напряжения.
   Джонни, бледный и худой,  в белой рубашке и мешковатых джинсах, стоял
молча.  Он так сжал медаль в правой руке,  что при  свете  телевизионных
юпитеров  были  ясно  видны вздувшиеся вены.  Перед ним в темном костюме
стоял Дюссо,  спокойный, непогрешимый и суровый, как судья. Время словно
остановилось. Ни кашля, ни шепота.
   - О-о, - тихо сказал Джонни... и затем: - Вот как?
   Пальцы его медленно разжались. Он взглянул на Дюссо.
   - Ну?  - спросил Дюссо,  но уже совсем другим голосом: вся его агрес-
сивность вдруг исчезла. Исчез и усталый, нервный молодой человек, только
что отвечавший на вопросы репортеров. На губах Джонни играла полуулыбка,
но ничего теплого в ней не было. Голубые глаза потемнели, взгляд их стал
холодным и отсутствующим.  У Вейзака мороз пробежал по  коже.  Потом  он
рассказывал,  что увидел лицо человека, наблюдающего в сильный микроскоп
интересную разновидность инфузории туфельки.
   - Это медаль вашей сестры,  - сказал Джонни,  обращаясь к Дюссо. - Ее
имя было Анна, но все звали ее Терри. Это ваша старшая сестра. Вы любили
ее. Боготворили землю, по которой она ходила.
   Внезапно голос Джонни Смита неузнаваемо и жутко изменился. Теперь это
был высокий, срывающийся и неуверенный голос мальчишки-подростка.
   - Это тебе,  Терри, на случай, если будешь переходить Лисбон-стрит на
красный свет или пойдешь гулять с каким-нибудь парнем из...  Не  забудь,
Терри... не забудь...
   Толстуха, спрашивавшая  у  Джонни,  кого демократы выдвинут в будущем
году кандидатом на пост президента, испуганно охнула. Один из телеопера-
торов хрипло пробормотал: "Боже правый!"
   - Хватит,  - прошептал Дюссо.  Лицо его посерело, глаза выкатились, а
на нижней губе заблестела слюна. Руки бессильно потянулись к медали, зо-
лотая цепочка была теперь обмотана вокруг пальцев Джонни. Медаль покачи-
валась, отбрасывая гипнотические лучи света.
   - Не забывай меня, Терри, - умолял мальчишеский голос. - И... не при-
касайся, пожалуйста... ради бога, Терри, не прикасайся...
   - Х в а т и т! Х в а т и т, с у к и н  с ы н!
   Джонни вновь заговорил своим голосом:
   - Она  не  могла без наркотиков.  Потом перешла на чистый спирт,  а в
двадцать семь лет умерла от разрыва сердца.  Но она носила  ваш  подарок
десять лет, Родж. Она помнила о вас. Никогда не забывала. Никогда не за-
бывала... Никогда... никогда... никогда...
   Медаль выскользнула из пальцев Джонни и упала на пол с тонким,  мело-
дичным звоном.  Джонни спокойно,  холодно и отрешенно смотрел в пустоту.
Дюссо,  сдавленно рыдая, ползал у его ног в поисках медали, а вокруг ца-
рило полное оцепенение.
   Сверкнула фотовспышка,  лицо  Джонни  просветлело и стало прежним его
лицом.  На нем появилось выражение ужаса,  а затем жалости.  Он неуклюже
присел рядом с Дюссо.
   - Извините, - сказал он. - Извините, я не хотел...
   - Дешевка, ловчила! - завопил Дюссо. - Это ложь! Ложь! Все ложь! - Он
неловко ударил Джонни ладонью по шее, и тот свалился, сильно стукнувшись
головой об пол. Из глаз посыпались искры. Поднялся шум.
   Джонни как  в  тумане увидел Дюссо - тот яростно пробивался к выходу.
Вокруг Джонни толпились люди, их ноги казались ему внезапно выросшим ле-
сом. Рядом очутился Вейзак и помог ему сесть.
   - Джон, как вы? Сильно он вас?
   - Не так сильно,  как я его.  Все нормально.  - Джонни попытался под-
няться. Чьи-то руки помогли ему. Его покачивало и подташнивало; еще нем-
ного - и вывернет наизнанку. Произошла ошибка, ужасная ошибка.
   Полная женщина,  спрашивавшая насчет демократов, пронзительно вскрик-
нула. Дюссо грохнулся на колени, хватаясь за рукав ее цветастой блузы, а
затем устало вытянулся на кафеле около двери,  к которой так рвался. Ме-
даль с изображением святого Христофора была по-прежнему у него в руке.
   - Потерял сознание, - сказал кто-то. - Глубокий обморок.
   - Я виноват,  - сказал Джонни Сэму Вейзаку.  Ему сдавили, сжали горло
слезы раскаяния. - Это я во всем виноват.
   - Нет, - сказал Сэм. - Нет, Джон.
   Джонни высвободился  из  рук  Вейзака и направился к лежавшему Дюссо,
который начал приходить в себя и моргал,  тупо глядя в потолок.  К  нему
подошли двое врачей.
   - Что с ним?  - спросил Джонни.  Он повернулся к репортерше в брючном
костюме, но та в страхе метнулась от него.
   Джонни повернулся в другую сторону,  к телерепортеру, который спраши-
вал,  были ли у него прозрения до аварии. Джонни вдруг почувствовал, что
непременно должен кому-нибудь все объяснить.
   - Я совсем не хотел причинить ему боль, - сказал он. - Честное слово,
не хотел. Я не знал...
   Телерепортер попятился к лестнице.
   - Конечно,  - сказал он.  - Конечно, не знали. Он сам напросился, все
это видели. Только... не трогайте меня, ладно?
   У Джонни дрожали губы, он тупо уставился на репортера. Он был все еще
в шоке,  но начинал уже кое-что Понимать.  Да. Начинал понимать. Телере-
портер попробовал изобразить улыбку, но у него лишь отвисла челюсть, как
у мертвеца.
   - Только не трогайте меня, Джонни. Пожалуйста.
   - Все  совсем не так,  - сказал Джонни или попытался сказать.  Он уже
потом не решился бы утверждать, что вообще издал какой-либо звук.
   - Не трогайте меня, Джонни, ладно?
   Репортер отступил к своему оператору,  который упаковывал аппаратуру.
Джонни смотрел на репортера, застыв на месте. Его начало трясти.

   - Вам же будет лучше,  Джон, - сказал Вейзак. За ним стояла медсестра
- белый призрак,  подручная волшебника, колдуя над тележкой с лекарства-
ми, этим раем наркомана, миром сладких грез.
   - Нет,  - сказал Джонни. Его еще трясло, а вдобавок прошибло холодным
потом. - Никаких уколов. Я по горло сыт уколами.
   - Тогда таблетку.
   - И никаких таблеток.
   - Поможет вам заснуть.
   - А  о н  сможет заснуть? Этот Дюссо?
   - Он сам напросился,  -  пробормотала  сестра  и  вздрогнула,  поймав
взгляд Вейзака. Но тот лишь ухмыльнулся.
   - А она ведь права,  - сказал он.  - Сам напросился.  Решил,  что вы,
Джон,  торгуете пустыми бутылками. Вам надо хорошо выспаться, и все ста-
нет на свои места.
   - Я сам засну.
   - Джонни, пожалуйста.
   Было четверть  двенадцатого.  Телевизор  в другом конце палаты только
что выключили.  Джонни и Сэм вместе просмотрели снятый на пленку  репор-
таж,  следовавший сразу за рассказом о том, как Форд наложил вето на ряд
законопроектов. Моя история будет поинтереснее, подумал Джонни с горькой
радостью.  Лысый республиканец, вещающий банальности о национальном бюд-
жете,  не шел ни в какое сравнение с тем, что снял здесь несколько часов
назад оператор УАБИ. В конце репортажа Дюссо бежал через вестибюль с за-
жатой в руке медалью и падал в обморок,  хватаясь за репортершу,  словно
утопающий за соломинку.
   Когда ведущий начал рассказывать про полицейскую собаку, нашедшую че-
тыреста фунтов марихуаны, Вейзак ненадолго вышел и, вернувшись, сообщил,
что  еще до окончания репортажа больничные телефоны разрывались от звон-
ков людей,  желавших поговорить с Джоном  Смитом.  Несколькими  минутами
позже появилась сестра с лекарствами,  и Джонни убедился,  что Сэм спус-
кался к медсестрам не только затем, чтобы разузнать о реакции телезрите-
лей.
   В это мгновение зазвонил телефон. Вейзак едва слышно выругался.
   - Я же им сказал, чтобы не соединяли. Не отвечайте, Джон. Я...
   Но Джонни уже взял трубку. Послушал немного, затем кивнул.
   - Да,  совершенно верно.  - Он прикрыл рукой микрофон.  - Это отец, -
сказал Джон и открыл микрофон. - Привет, папа. Ты, конечно... - Он вслу-
шался.  Легкая улыбка слетела с губ и сменилась выражением ужаса. Джонни
беззвучно зашевелил губами.
   - Джон, что случилось? - резко спросил Вейзак.
   - Хорошо, папа, - сказал Джон почти шепотом. - Да. Камберлендская те-
рапевтическая.  Я знаю,  где это.  Возле Иерусалимского пустыря. Хорошо.
Да. Папа...
   Голос его сорвался. В глазах слез не было, но они блестели.
   - Я знаю, папа. Я тоже люблю тебя. Да, ужасно. Послушал.
   - Да.  Да, это было, - сказал Джонни. - До скорого, папа. Да. До сви-
дания.
   Он повесил трубку, закрыл глаза ладонями.
   - Джонни?  - Сэм нагнулся и осторожно отвел одну его руку.  - Что-ни-
будь с вашей матерью?
   - Да. Мать.
   - Инфаркт?
   - Инсульт,  - сказал Джонни, и Сэм Вейзак сочувственно присвистнул. -
Они  смотрели новости...  никто из них не ожидал...  и вдруг увидели ме-
ня... тут ее хватил удар. Боже. Она в больнице. Теперь, если что случит-
ся  с отцом,  он будет третьей жертвой,  - Джонни истерически засмеялся,
переводя диковатый взгляд с Сэма на сестру и обратно.  - Вот  это  удар!
Всем бы такой. - Снова смешок, похожий на вскрик.
   - Как она?
   - Он не знает.  - Джонни спустил босые ноги на пол. Он был в больнич-
ном халате.
   - Вы соображаете, что делаете? - спросил отрывисто Сэм.
   - А что такое?
   Джонни встал,  и сначала казалось, что сейчас Сэм толкнет его назад в
кровать. Но он только наблюдал, как Джонни ковыляет к гардеробу.
   - Не смешите меня.  Вам еще нельзя,  Джон. Не стесняясь сестры - один
бог знает, сколько раз они видели его голый зад, - Джонни сбросил халат.
Под коленками начинались толстые, крученые швы, исчезающие в слабо обоз-
наченных икрах. Он порылся в шкафу и вытащил белую рубашку и джинсы - те
самые, что были на нем во время прессконференции.
   - Джон,  я категорически запрещаю.  Как ваш врач и друг.  Говорю вам,
это безумие.
   - Запрещайте сколько угодно, но я еду, - сказал Джонни. Он начал оде-
ваться. На лице появилось то выражение отрешенной озабоченности, которое
Сэм связывал с его трансами. Сестра ахнула.
   - Сестра,  вы можете вернуться к себе, - сказал Сэм. Она попятилась к
двери, постояла там какое-то мгновение и скрылась. Неохотно.
   - Джонни. - Сэм поднялся, подошел к нему, положил руку на плечо. - Вы
тут ни при чем. Джонни стряхнул его руку.
   - Еще как при чем,  - сказал он.  - Она смотрела на меня,  когда  это
случилось. - Он начал застегивать рубашку.
   - Вы просили ее принимать лекарства, а она прекратила. Джонни посмот-
рел было на Вейзака, но затем продолжал застегивать рубашку.
   - Если бы не сегодня,  это произошло бы завтра,  через неделю,  через
месяц...
   - А то и через годы. Или через десять лет.
   - Нет. Ни через десять лет, ни даже через год. И вы это знаете. Поче-
му вы так спешите взвалить вину на себя? Из-за того фанфарона-репортера?
А может быть,  это извращенное чувство жалости к самому себе? Стремление
увериться в том, что на вас лежит проклятие? Лицо Джонни передернулось.
   - Она    смотрела  н а  м е н я, когда это  случилось. Разве  вы   не
понимаете? Вы что, такой безмозглый?
   - Она собиралась в трудный путь, до Калифорнии и обратно, вы сами мне
говорили.  На какой-то симпозиум. Что-то очень волнующее, судя по вашему
рассказу.  Так?  Так. Почти наверняка это случилось бы там. Ведь инсульт
не сваливается с ясного неба, Джонни.
   Джонни застегнул джинсы и устало присел на кровать.  Он был  все  еще
босой.
   - Да, - сказал он. - Да, может, вы и правы.
   - Дошло! До него дошло! Слава богу!
   - И все же я должен поехать, Сэм. Вейзак вскинул руки.
   - И что дальше? Она на попечении врачей и создателя. Такова ситуация.
Вы должны понимать это лучше, чем кто-либо другой.
   - Я нужен отцу, - мягко сказал Джонни. - Это я тоже понимаю.
   - Как вы доберетесь? Ведь почти полночь.
   - Автобусом.  Или схвачу такси до "Подсвечника Питера". Автобусы ведь
еще останавливаются там?
   - Все это ни к чему, - сказал Сэм.
   Джонни шарил  под  стулом  в поисках ботинок и никак не мог их найти.
Сэм вытащил ботинки из-под кровати и протянул ему.
   - Я отвезу вас. Джонни взглянул на него.
   - Отвезете?
   - Да, только если вы примете легкое успокоительное.
   - А ваша жена... - Он смутился, сообразив, что о личной жизни Вейзака
ему достоверно известно только одно: его мать живет в Калифорнии.
   - Я разведен,  - сказал Вейзак.  - Врач редко бывает дома по ночам...
если он не педиатр или не дерматолог.  Моей жене супружеская постель ка-
залось скорее полупустой,  чем полуполной.  Поэтому она заполняла ее кем
придется.
   - Извините, - смутился Джонни.
   - Вы тратите чересчур много времени на извинения, Джон, - Лицо у Сэма
было мягким, а глаза жесткими. - Надевайте ботинки.

   ИЗ БОЛЬНИЦЫ В БОЛЬНИЦУ,  в полудреме думал Джонни, как бы паря в воз-
духе под действием маленькой голубой таблетки - он принял ее перед  тем,
как они с Сэмом вышли из "Медикэл сентр" и уселись в "эльдорадо" выпуска
1975 года.  ИЗ БОЛЬНИЦЫ В БОЛЬНИЦУ,  ОТ ЧЕЛОВЕКА К ЧЕЛОВЕКУ,  ИЗ  ОДНОГО
МЕСТА В ДРУГОЕ.
   Странное дело, в глубине души он наслаждался этой поездкой -  впервые
за пять  лет он  покинул больницу.   Ночь была  ясная, по  небу световой
спиралью распластался Млечный Путь;  они мчались к югу  через Пальмайру,
Ньюпор, Питсфилд, Бентон, Клинтон, а за ними над темными деревьями  плыл
месяц. С легким  шуршанием машина летела  среди всеобщего безмолвия.  Из
четырех динамиков магнитофона звучала тихая музыка - Гайдн.
   В ОДНУ БОЛЬНИЦУ ПОПАЛ В КАРЕТЕ "СКОРОЙ ПОМОЩИ" ИЗ КЛАВЕ МИЛС,  В ДРУ-
ГУЮ ЕДУ НА "КАДИЛЛАКЕ",  думал он.  Но его это не тревожило. Хорошо было
просто ехать, плыть по течению и на время забыть о матери, о своих новых
способностях,  о любителях лезть в чужую  душу.  (ОН  САМ  НАПРОСИЛСЯ...
ТОЛЬКО НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ,  ЛАДНО?) Вейзак молчал. Иногда он что-то мурлы-
кал себе под нос.
   Джонни смотрел на звезды.  Смотрел на шоссе,  почти пустынное в  этот
поздний час.  Оно безостановочно раскручивалось перед ними. Они миновали
дорожный пост,  где Вейзак получил билетик-квитанцию.  И снова вперед  -
Гарднер, Сабаттис, Льюистон.
   ПОЧТИ ПЯТЬ ЛЕТ,  ДОЛЬШЕ,  ЧЕМ ИНЫЕ, ОСУЖДЕННЫЕ ЗА УБИЙСТВО ПРОВОДЯТ В
ТЮРЬМЕ.
   Он заснул.
   Ему приснился сон.
   - Джонни,  - говорила во сне мать.  - Джонни,  помоги, исцели меня. -
Мать была в нищенских отрепьях.  Она ползла к нему по булыжной мостовой.
Лицо у нее было бледное. Колени окровавлены. В редких волосах шевелились
белые вши. Она протягивала к нему дрожащие руки. - Ты наделен божествен-
ной силой,  - говорила она. - Это большая ответственность, Джонни. Боль-
шое доверие. Ты должен быть достоин его. Он взял ее руки, накрыл их сво-
ими и сказал:
   - Злые духи, оставьте эту женщину.
   Она встала с колен.
   - Исцелилась!  - закричала она голосом, исполненным какогото странно-
го, зловещего торжества. - ИСЦЕЛИЛАСЬ! МОЙ СЫН ИСЦЕЛИЛ МЕНЯ! ДА СЛАВЯТСЯ
ЕГО ЗЕМНЫЕ ДЕЯНИЯ!
   Он попытался протестовать,  сказать ей,  что совсем не хочет  вершить
славные деяния, или вещать на нескольких языках, или предсказывать буду-
щее, или находить утерянные вещи. Он пытался сказать ей все это, но язык
не слушался.  Затем мать оказалась позади него,  она уходила по булыжной
мостовой,  подобострастно сгорбившись, но в то же время в ее облике было
что-то вызывающее; голос матери звучал подобно колоколу:
   - СПАСЕНА!  СПАСИТЕЛЬ! СПАСЕНА! СПАСИТЕЛЬ!
   И тут, к своему ужасу, он увидел, что позади нее тысячи, может  быть,
даже миллионы других  людей, изувеченных, искалеченных,  запуганных. Там
была и  толстая репортерша,  желавшая знать,  кого демократы  выдвинут в
президенты в  1976 году;  и до  смерти перепуганный  фермер в фартуке, с
фотографией   улыбающегося   сына   -   молодого   человека   в    форме
военно-воздушных сил, пропавшего  без вести во  время налета на  Ханой в
1972  году;  и  похожая  на   Сару  заплаканная  молодая  женщина,   она
протягивала ему  младенца с  огромной головой,  на которой  голубые вены
сплетались  в  таинственные  письмена,  предвещавшие  скорую  смерть;  и
старик  со  скрюченными   артритом  пальцами,  и   многие  другие.   Они
вытянулись  на  мили,  они  терпеливо  ждут,  они  доконают  его  своими
пугающими немыми мольбами.
   - СПАСЕНА!  - доносился настойчивый голос матери. - СПАСИТЕЛЬ! СПАСЕ-
НА! СПАСЕНА!
   Он пытался объяснить им,  что не способен ни исцелять, ни спасать, но
едва он открыл рот, как близстоящие вцепились в него и начали трясти.
   Джонни действительно трясли.  Это была рука Вейзака.  Машину заполнял
яркий оранжевый свет - жуткий свет, превращавший доброе лицо Сэма в лицо
страшилища.  Я еще сплю,  подумал было Джонни, но тут же увидел, что это
свет от фонаря на автомобильной стоянке.  Фонари тоже поменяли,  пока он
находился в коме.  Теперь вместо холодного белого света  струился  неес-
тественный оранжевый, ложившийся на кожу, как краска.
   - Где мы? - спросил он хрипло.
   - У больницы, - сказал Сэм, - Камберлендской терапевтической.
   - А-а. Хорошо.
   Он выпрямился, стряхивая остатки сна.
   - Вы готовы?
   - Да, - сказал Джонни.
   Они пересекли стоянку под мягкое стрекотание сверчков;  темноте носи-
лись светлячки.  Мысли его были заняты матерью,  но все же он не мог  не
чувствовать прелести мягкого,  благоухающего запаха ночи и легкого дуно-
вения ветерка на щеке. Он наслаждался здоровым воздухом и чувствовал се-
бя вполне окрепшим.  Но Джонни вспомнил,  зачем приехал сюда,  и это ра-
достное ощущение показалось ему почти кощунственным - но только почти. И
отделаться от него не удавалось.

   Навстречу им по коридору шел Герберт;  он был в старых брюках, ботин-
ках на босу ногу и пижамной куртке.  Джонни понял,  насколько неожиданно
все произошло. Вид отца говорил больше, чем Джонни хотел бы знать.
   - Сынок, - вымолвил Герберт. Он весь как-то усох.
   Хотел сказать  что-то еще,  но не смог.  Джонни обнял его,  и Герберт
разрыдался, уткнувшись в рубашку Джонни.
   - Пап,  - сказал он. - Все хорошо, пап, все хорошо. Отец рыдал, поло-
жив руки на плечи Джонни. Вейзак отвернулся и стал рассматривать картин-
ки на стене - невзрачные акварели местных художников. Герберт провел ру-
кой по глазам и сказал:
   - Посмотри, так в пижаме и приехал. У меня же было время переодеться,
пока ждал "скорую".  Просто в голову, наверно, не пришло. Старческий ма-
разм.
   - Ничего подобного.
   - Ладно.  - Герберт встряхнулся. - Тебя привез твой друг, врач? Очень
любезно с вашей стороны, доктор Вейзак.
   - Чепуха, не стоит благодарности, - пожал плечами Сэм. Джонни с отцом
прошли в небольшую приемную и сели.
   - Пап, она...
   - Угасает, - сказал Герберт. Он вроде бы успокоился. - В сознании, но
угасает.  Она спрашивала о тебе,  Джонни.  Наверное, только из-за тебя и
держится.
   - Это я виноват,  - сказал Джонни.  - Все это моя...  Он вздрогнул от
боли и с удивлением уставился на отца - тот схватил его за ухо и  больно
вывернул.  А  ведь только что плакал у него на плече.  Этот старый прием
применялся им как наказание за самые тяжкие  проступки.  Последний  раз,
если Джонни не изменяла память, его драли за уши лет в тринадцать, когда
он напроказил со старым "рэмблером".  Он  неосторожно  нажал  на  педаль
сцепления,  машина  бесшумно  покатилась под горку и врезалась в садовый
сарай.
   - Чтоб никогда этого не говорил, - сказал Герберт.
   - Пап, ты что!
   Герберт отпустил его и усмехнулся.
   - Забыл небось, как тебя таскали за уши? Или думал, что я забыл? Нет,
Джонни, не надейся.
   Джонни все так же ошарашено смотрел на отца.
   - Н и к о г д а  не смей винить себя.
   - Но она же смотрела эти чертовы...
   - Новости, да. Так разволновалась, дрожит... вдруг вижу - она по полу
и хватает воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. - Герберт придви-
нулся  к  сыну.  - Доктору не до объяснений,  но он спрашивал меня о ка-
ких-то "героических усилиях". Я ему ничего не стал говорить. Она по-сво-
ему согрешила, Джонни. Считала, что ей ведомы помыслы создателя. Поэтому
никогда не вини себя за ее ошибку. - Слезы вновь навернулись на его гла-
за. Голос стал тверже: - Видит бог, я любил ее всю жизнь, но в последнее
время все здорово осложнилось. Так что, наверное, это и к лучшему.
   - А к ней можно?
   - Да,  она в конце коридора,  тридцать пятая палата. Врачи знают, что
ты можешь прийти, и она тоже. И вот еще что, Джонни. Что бы она ни гово-
рила, соглашайся, не дай ей... умереть с мыслью, что все было напрасно.
   - Конечно. - Он помолчал. - Ты со мной?
   - Не сейчас. Попозже.
   Джонни кивнул и пошел по коридору.  Свет на ночь был притушен. Сейчас
то короткое мгновение в мягкой теплой ночи казалось ему невообразимо да-
леким, зато кошмарный сон в машине, наоборот, приблизился.
   Палата 35.  Вера Элен Смит - сообщала маленькая  карточка  на  двери.
Знал ли он,  что ее второе имя - Элен? Должен был бы, но знал ли? Он уже
не мог вспомнить.  Зато в памяти всплывало другое: как однажды в солнеч-
ный день на пляже Оулд Орчард она,  улыбающаяся и веселая,  принесла ему
брикет мороженого,  завернутый в носовой платок.  Вспомнилось также, как
они с матерью и отцом играли в карты на спички - позже,  обуреваемая ре-
лигиозными чувствами,  она запретила карты в доме, даже криббидж. Джонни
вспомнил и день, когда его ужалила пчела, и он, истошно вопя, прибежал к
ней, а она поцеловала распухшее место, вытащила жало пинцетом и наложила
на ранку тряпочку, смоченную в питьевой соде.
   Он толкнул дверь и вошел. Мать бесформенной грудой лежала на кровати,
и Джонни подумал: ВОТ ТАК И Я ЛЕЖАЛ. Сестра считала пульс; услышав скрип
двери,  она повернулась,  и тусклый коридорный свет скользнул по стеклам
ее очков.
   - Вы - сын миссис Смит?
   - Да.
   - Джонни?  - Голос был сухой и бесстрастный,  в нем шелестела смерть,
как шелестят камешки в пустой тыкве.  От этого голоса - господи, спаси и
помилуй!  - у Джонни побежали мурашки по телу.  Он подошел ближе.  Левая
половина лица матери превратилась в страшную маску.  Рука на одеяле была
похожа на клешню.  ИНСУЛЬТ, подумал он. ТО, ЧТО СТАРИКИ НАЗЫВАЮТ УДАРОМ.
ДА. ИМЕННО ТАКОЕ У НЕЕ ЛИЦО. БУДТО ЕЕ ХВАТИЛ ТЯЖЕЛЫЙ УДАР.
   - Это ты, Джон?
   - Я, мам.
   - Джонни? В самом деле ты?
   - Да, мам. Я до сих пор виню себя за его ошибку. - Слезы вновь навер-
нулись на его глаза. Голявую клешню.
   - Мне нужен мой Джонни,  - жалобно произнесла она.  Сестра кинула  на
него сочувственный взгляд, а ему захотелось врезать ей кулаком по очкам.
   - Вы не оставите нас одних? - попросил он.
   - Я, знаете, не должна, пока...
   - Послушайте,  это моя мать,  и я хочу побыть с ней наедине, - сказал
Джонни. - Понимаете?
   - Я...
   - Принеси мне соку, папочка, - охрипшим голосом выкрикнула мать. - Я,
кажется, выпью целый литр!
   - Уйдете вы наконец или нет?  - не выдержал Джонни. Его охватила глу-
хая тоска, которая мешала ему сосредоточиться. Его словно увлекал в тем-
ноту какой-то водоворот. Сестра вышла.
   - Мам,  - сказал он,  садясь возле кровати. Его не оставляло странное
ощущение двойственности,  обратного хода времени.  Сколько раз мать  вот
так сидела возле него,  наверное, тоже держала его исхудалую руку и раз-
говаривала с ним? Джонни подумал о том, казалось бы, остановившемся вре-
мени,  когда лежал в палате,  которая словно надвинулась на него,  и над
ним склонилось лицо матери - он видел его сквозь тонкую пленку плаценты,
с ее губ медленно слетали бессмысленные слова.
   - Мам, - снова сказал он и поцеловал ее скрюченную руку.
   - Дайте мне гвозди, я это сделаю, - сказала она. Ее левый глаз непод-
вижно застыл,  правый дико вращался,  точно у пришпоренной лошади. - Мне
нужен Джонни.
   - Я здесь, мам.
   - ДЖОН-НИ! ДЖОН-НИ! ДЖОН-НИ!
   - Мам, - сказал он, боясь, что сестра вернется.
   - Ты...  -  Она  осеклась и слегка повернула к нему голову." - Накло-
нись...  вот так,  чтобы я тебя видела, - прошептала она. Он наклонился,
как она просила.
   - Ты пришел,  - сказала она.  - Спасибо. Спасибо тебе. - Из здорового
глаза потекли слезы.  Другой,  тот,  что находился на пораженной  ударом
стороне лица, безучастно смотрел вверх.
   - Конечно, пришел.
   - Я  видела тебя,  - прошептала она.  - Что за силу дал тебе господь,
Джонни! Разве я тебе не говорила? Разве я не говорила, что так будет?
   - Да, говорила.
   - Он уготовил тебе миссию,  - сказала она.  - Не беги от нее, Джонни.
Не прячься в пещере, как Илия, и не заставляй его посылать большую рыбу,
чтобы она проглотила тебя. Не делай этого, Джон.
   - Нет. Не буду. - Он держал ее птичью руку. В голове стучало.
   - Ты не гончар, а гончарная глина, Джон. Запомни.
   - Хорошо.
   - Запомни это!  - сказала она резко, и он подумал: ОПЯТЬ ОНА НАЧИНАЕТ
МОЛОТЬ ВЗДОР. Впрочем, вздора тут было не больше, чем в том, что она го-
ворила, когда он вышел из комы.
   - Слушай внимательно тихий голос, когда он раздастся, - сказала она.
   - Да, мам, обязательно.
   Она слегка повернула голову на подушке и... неужели улыбнулась?
   - Ты,  верно, думаешь, я сумасшедшая. - Она еще немного повернула го-
лову и смотрела теперь прямо ему в глаза.  - Но это неважно.  Ты узнаешь
голос,  когда он раздастся.  Он скажет тебе,  что надо делать. Он сказал
Иеремии, и Даниилу, и Амосу, и Аврааму. Дойдет очередь и до тебя. Он те-
бе скажет. И когда он скажет, Джонни... и с п о л н и  с в о й  д о л г.
   - Хорошо, мам.
   - Какая сила,  - пробормотала она.  Голос ее становился все  глуше  и
невнятнее. - Какую силу дал тебе господь... Я знала... Я всегда знала...
- Ее голос затих.  Здоровый глаз закрылся. Другой невидяще смотрел перед
собой.
   Джонни посидел  с  ней еще минут пять,  затем поднялся.  Он взялся за
дверную ручку и уже приоткрыл дверь,  но,  услышав ее сухой, дребезжащий
голос, в котором звучал приказ, застыл на месте.
   - В ы п о л н и  с в о й  д о л г, Д ж о н.
   - Да, мам.
   Больше ему не пришлось с нею разговаривать.  Она умерла утром двадца-
того августа в пять минут девятого. В это же время в городе, расположен-
ном  севернее  ее  больницы,  Уолт и Сара Хэзлиты спорили из-за Джонни и
чуть не поругались,  а где-то южнее Грег Стилсон доказывал одному парню,
что тот - первостатейное дерьмо.
   - Ты  не понимаешь,  - тоном,  полным безграничного терпения,  сказал
Грег Стилсон парню,  сидевшему в задней комнате полицейского  участка  в
Риджуэле. Парень был без рубашки; он откинулся на складном стуле и потя-
гивал из бутылки пепси-колу.  Он снисходительно улыбался Грегу Стилсону,
не понимая, что Грег больше двух раз ничего не повторяет; парню было яс-
но, что один из присутствующих - первостатейное дерьмо, о том, кто имен-
но,  он  пока  что имел весьма превратное представление,  которое сейчас
надлежало уточнить. Если потребуется, то и силой.
   Стояло теплое солнечное августовское утро.  На деревьях пели птицы. И
Грег чувствовал,  что его судьба решится скорее,  чем он предполагал.  И
значит, нужно быть поосторожнее с этим дерьмом. Это тебе не какой-нибудь
патлатый  кривоногий мотоциклист,  от которого разит потом.  Он учится в
колледже,  волосы у него умеренно длинные, вымыты до блеска, и к тому же
он племянник Джорджа Харви.  Джордж не то чтобы очень пекся о нем (в со-
рок пятом он с боями прошел Германию,  и для этих длинноволосых хмырей у
него в запасе было три слова,  уж конечно,  не "с днем рождения"), но...
как-никак родная кровь.  А в городском совете с Джорджем все  считались.
ВОЗЬМИ-КА ПАРНЯ В ОБОРОТ,  сказал Джордж Грегу, узнав, что начальник по-
лиции Уиггинс арестовал его племянника. Но глаза говорили: ТОЛЬКО ПОЛЕГ-
ЧЕ. КАК-НИКАК РОДНАЯ КРОВЬ.
   Парень смотрел на Грега с ленивым презрением.
   - Я все понимаю,  - сказал он.  - У меня отобрали футболку,  и я хочу
получить ее назад. А вот вам не мешает кое-что понять. Если не отдадите,
я напущу на вас Американский союз защиты гражданских свобод.
   Грег поднялся,  подошел к серо-стальному сейфу для бумаг напротив ав-
томата  с содовой водой,  вытащил связку ключей,  выбрал нужный и открыл
сейф.  Поверх кипы бланков для регистрации  дорожно-транспортных  проис-
шествий лежала красная футболка.  Он расправил ее так,  чтобы видна была
надпись: "ПЕРЕСПИМ, КРОШКА?"
   - Ты ходил в ней по улице, - сказал Грег тем же мягким голосом.
   Парень качнулся на задних ножках стула и глотнул  еще  пепси.  Легкая
снисходительная улыбка, почти ухмылка, не сходила с его губ.
   - Точно,  - сказал он.  - И хочу получить ее назад. Это моя собствен-
ность.
   У Грега разболелась голова.  Этот стервец не понимает, как все просто
делается.  Комната звукоизолирована,  и из нее не вырываются крики. Нет,
он не сознает. Он не понимает.
   ТОЛЬКО ДЕРЖИ СЕБЯ В РУКАХ. НЕ ПЕРЕБОРЩИ. НЕ ПЕРЕГНИ ПАЛКУ.
   Легко  рассуждать.  Обычно  и  делать  легко. Но его вспыльчивость...
иногда он терял над собой контроль.
   Грег полез в карман и достал зажигалку.
   - И  скажите своему гестаповцу Уиггинсу и моему фашисту дядюшке,  что
первая поправка к конституции...  - Парень остановился,  глаза его  чуть
расширились. - Вы что?.. С ума сошли? Эй! Эй!
   Не обращая на него внимания и внешне спокойно,  Грег щелкнул зажигал-
кой.  Пламя взметнулось вверх,  и Грег поджег футболку.  Она сразу заня-
лась.
   Передние ножки  стула  с треском ударились об пол,  парень рванулся к
Грегу с бутылкой пепси в руке.  Самодовольная ухмылка  исчезла,  уступив
место  оторопи и нескрываемому удивлению - и еще гневу избалованного ша-
лопая, которому слишком долго все позволяли.
   СО МНОЙ ЕЩЕ НИКОГДА ТАК НЕ РАЗГОВАРИВАЛИ,  подумал Грег,  и  головная
боль сразу дала о себе знать. О, он должен держать себя в руках.
   - Отдай! - крикнул парень. Грег держал футболку двумя пальцами за во-
ротник на вытянутой руке,  готовый бросить ее, когда станет чересчур го-
рячо. - Отдай ее, ты, дерьмо! Она моя! Она...
   Грег положил  руку  на  голую грудь парня и толкнул что было силы - а
силы было порядочно.  Парень полетел в другой конец комнаты,  и тут гнев
его сменился страхом - этого Грег и добивался.
   Грег бросил  тлеющую футболку на кафельный пол и вылил на нее остатки
пепси из бутылки. Она противно зашипела.
   Парень медленно поднимался,  прижимаясь спиной к стене. Грег перехва-
тил его взгляд. Глаза у парня были карие и широко-широко открытые.
   - Мы должны договориться,  - произнес Грег; собственные слова доноси-
лись до него словно издалека, приглушенные болезненным шумом в голове. -
Мы сейчас проведем маленький семинар и выясним, кто здесь дерьмо. Ты ме-
ня понял?  Мы разберем конкретный пример и сделаем кое-какие выводы. Как
у вас в колледже. Вы ведь там любите разбирать примеры и делать выводы?
   Парень прерывисто втянул воздух. Облизнул губы, будто собираясь заго-
ворить, и вдруг закричал:
   - Помогите!
   - Да,  тебе нужно помочь, это точно, - сказал Грег. - И я тебе, пожа-
луй, помогу.
   - Вы  псих,  - сказал племянник Джорджа Харви и заорал снова,  но уже
громче: - Помогите!
   - Очень может быть,  - сказал Грег.  - Вполне возможно.  Но нам нужно
выяснить, сынок, кто же здесь дерьмо. Понимаешь, о чем я?
   Он взглянул на бутылку пепси в руке и вдруг яростно двинул ею об угол
стального сейфа. Она разлетелась вдребезги, и когда парень увидел оскол-
ки  стекла  на полу и направленные на него острые зазубрины бутылки,  он
завопил.  Его джинсы, до белизны вытертые между ног, внезапно потемнели.
Лицо стало цвета старого пергамента.  А когда Грег двинулся к нему, давя
стекло тяжелыми ботинками,  которые он носил зимой и  летом,  парень  от
страха вжался в стену.
   - Когда я выхожу на улицу,  я надеваю белую сорочку,  - сказал Грег и
оскалился, показывая белые зубы. - Иногда с галстуком. Когда же ты выхо-
дишь на улицу, то на тебе какое-то тряпье с грязными словами. Так кто из
нас дерьмо, детка?
   Племянник Джорджа Харви что-то проскулил.  Он не спускал вытаращенных
глаз с острого зазубренного стекла.
   - Вот я стою, сухой и опрятный, - сказал Грег, надвигаясь, - а у тебя
течет по ногам. Так кто же дерьмо?
   Он стал тыкать острым стеклом  в  потную  грудь  парня,  и  племянник
Джорджа  Харви заплакал.  Вот из-за таких страна разваливается,  подумал
Грег.  Сгусток ярости клокотал и звенел у него в голове.  Из-за  вонючих
желторотых  сопляков вроде этого.
ТОЛЬКО НЕ ПОКАЛЕЧЬ ЕГО... НЕ ПЕРЕГНИ ПАЛКУ.
   - Я говорю как человек,  - сказал Грег,  - а ты,  детка, визжишь, как
свинья в грязной канаве. Так кто же дерьмо?
   Он снова  ткнул разбитой бутылкой;  одна из острых зазубрин царапнула
кожу парня под правым соском, и там выступила капелька крови. Парень ис-
тошно завопил.
   - Я с тобой разговариваю, - сказал Грег. - И лучше отвечай, как отве-
чал бы своему учителю. Так кто же дерьмо?
Парень что-то прохныкал, но ничего нельзя было разобрать.
   - Отвечай,  если хочешь сдать экзамен, - сказал Грег. - Я ведь выпущу
тебе кишки, детка. - Сейчас он был близок к этому. Он не мог смотреть на
набухшую каплю крови;  если бы посмотрел, то совсем обезумел бы, и тогда
уж было бы все равно,  кто перед ним - племянник Джорджа Харви  или  ка-
кой-нибудь другой тип. - Так кто дерьмо?
   - Я,  - выдавил парень, всхлипывая, как маленький ребенок.
   Грег улыбнулся. Боль глухо стучала в висках.
   - Ну вот,  уже хорошо.  Для начала.  Но этого мало.  Я хочу, чтобы ты
сказал: "Я дерьмо".
   - Я дерьмо,  - сказал парень,  все еще рыдая.  Из носа у него потекли
сопли, да так и повисли. Он вытер их тыльной стороной ладони...
   - Нет, я хочу, чтобы ты сказал: "Я первостатейное дерьмо".
   - Я... первостатейное дерьмо.
   - А теперь еще одно, и, пожалуй, на этом закончим. Скажи:
   "Спасибо, что сожгли эту поганую футболку, мэр Стилсон".
   Парень уже был готов на все. Перед ним забрезжила свобода.
   - Спасибо,  что  сожгли эту поганую футболку.  Одной из зазубрин Грег
чиркнул справа налево по мягкому животу парня; показалась полоска крови.
Он едва царапнул по коже, но парень взвыл так, словно за ним гнались все
черти ада.
   - Ты забыл сказать "мэр Стилсон", - сказал Грег, и вдруг его отпусти-
ло.  Головная  боль еще разок дала себя знать сильным толчком и затихла.
Он тупо смотрел на бутылочное стекло в руке и с трудом соображал, откуда
оно взялось.  Чертовски глупо. Чуть было не наломал дров из-за этого по-
донка.
   - Мэр Стилсон!  - выкрикнул парень.  Он вконец обезумел от страха.  -
Мэр Стилсон! Мэр Стилсон! Мэр Стил...
   - Ну вот и хорошо, - сказал Грег.
   - ...сон!  Мэр Стилсон! Мэр Стилсон! Мэр... Грег сильно смазал его по
лицу.  Парень стукнулся головой о стену и замолчал, бессмысленно вытара-
щив глаза.
   Грег подошел к нему вплотную.  Протянул руки. Сжал голову парня ладо-
нями и притянул его к себе. Они смотрели друг на друга почти в упор.
   - Так вот,  твой дядя в этом городе сила,  - мягко сказал  он,  держа
парня за уши,  как за ручки. Глаза у парня были огромные, карие и слези-
лись.  - Я тоже - сила...  или скоро буду...  хоть я и не ровня  Джорджу
Харви.  Он здесь родился, вырос и все такое. И если ты расскажешь своему
дядюшке о том,  что тут произошло, он еще, чего доброго, вздумает убрать
меня из Риджуэя.
   Губы парня дрожали в почти беззвучном реве.  Грег медленно потряс его
за уши.
   - Наверное,  не вздумает...  Он чертовски разозлился из-за этой твоей
футболки.  Но может. Кровные узы - крепкие узы. Так что поразмысли хоро-
шенько,  сынок.  Если ты расскажешь дядюшке,  что здесь произошло и дядя
выпрет меня отсюда, я скорее всего прикончу тебя. Ты мне веришь?
   - Да, - прошептал парень. Щеки у него были мокрые, блестящие.
   - Да, сэр, мэр Стилсон. Грег отпустил его уши.
   - Да,  - сказал он.  - Я убью тебя, но сначала я расскажу всем желаю-
щим, как ты обмочился тут, ревел и распустил сопли.
   Он отвернулся,  быстро отошел,  словно от парня дурно пахло, и напра-
вился снова к сейфу. Он достал с полки коробку с пластырем и кинул через
комнату парню, который отшатнулся и не поймал ее. Но затем поспешно под-
нял коробку, опасаясь, что Стилсон снова набросится на него.
   - Ванная вон там,  - показал рукой Грег.  - Приведи себя в порядок. Я
дам тебе другую футболку.  Ты пришлешь ее мне  назад,  выстиранную,  без
единого пятнышка. Понятно?
   - Да, - прошептал парень.
   - Сэр!  - закричал Стилсон. - Сэр! Сэр! Сэр! Ты что, не можешь запом-
нить?
   - Сэр, - простонал парень. - Да, сэр. Да, сэр.
   - Ничему-то вас не учат, - сказал Грег. - Никакому уважению.
   Головная боль снова дала о себе знать.  Он сделал несколько  глубоких
вдохов и подавил ее, но в животе творилось черт знает что.
   - Ладно, покончим с этим. Хочу только дать тебе полезный совет. Когда
вернешься осенью в свой чертов колледж или куда там еще,  не начни нена-
роком думать, будто здесь произошло что-нибудь не то. И не строй иллюзий
насчет Грега Стилсона. Лучше тебе, мне и Джорджу выкинуть все из головы.
Если  тебе  вдруг покажется,  что ты можешь отыграться,  это будет самая
ужасная ошибка в твоей жизни. Наверное, последняя.
   С этими словами Грег вышел,  бросив последний презрительный взгляд на
парня; тот стоял, вытаращив глаза, губы его дрожали, грудь и живот пест-
рели запекшимися пятнышками крови.  Он походил на десятилетнего мальчиш-
ку-переростка, которого выставили из школьной бейсбольной команды.
   Мысленно Грег поспорил с самим собой,  что никогда больше не увидит и
не услышит этого парня,  - и выиграл.  Через несколько дней Джордж Харви
остановился у парикмахерской, где брился Грег, и поблагодарил его за то,
что он "вразумил" его племянника.
   - Вы умеете с ними обращаться,  Грег, - сказал он. Не знаю... они по-
чему-то уважают вас.
   - Не стоит об этом говорить, - ответил Грег.

   Когда Грег Стилсон сжигал футболку с неприличной надписью в Нью-Гэмп-
шире, Уолт и Сара Хэзлиты завтракали в Бангоре, штат Мэн. Уолт читал га-
зету.
   Он со стуком поставил чашку кофе на стол и сказал:
   - Сара,  твой старый дружок попал в газету.
   Сара кормила Денни.   Она была в  халате, волосы не  расчесаны, глаза
едва  открыты.  На  восемьдесят  процентов  она  еще  была  сонная после
вчерашней вечеринки.  Почетным гостем  был Гаррисон  Фишер - конгрессмен
от третьего округа Нью-Гэмпшира с незапамятных времен и верный  кандидат
на  переизбрание  в  будущем  году.  Вечеринка  была для нее и для Уолта
вопросом   политическим. П о л и т и ч е с к и й.  Это  словцо   Уолт  в
последнее время употреблял частенько.  Вчера он выпил куда  больше Сары,
но сегодня уже с  утра был одет и  свеж как огурчик, а  она будто помоев
нахлебалась.  Где справедливость?
   - Бяка, - подал голос Денни и выплюнул всю фруктовую смесь.
   - Как некрасиво, - сказала Сара. И затем Уолту: - Ты говоришь о Джон-
ни Смите?
   - О ком же еще?
   Она встала и, обогнув стол, подошла к Уолту.
   - С ним ничего не случилось?
   - Судя по всему,  здоров и процветает, - сухо сказал Уолт. Размер за-
головка потряс ее: "ОЧНУВШИСЬ ОТ КОМЫ БОЛЬНОЙ ДЕМОНСТРИРУЕТ ПАРАНОРМАЛЬ-
НЫЕ СПОСОБНОСТИ НА СКАНДАЛЬНОЙ ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИИ". Репортаж был подписан
Дэвидом Брайтом.  На помещенном рядом снимке она увидела Джонни, худого,
жалкого и растерянного;  он стоял над распростертым  телом  человека  по
имени Роджер Дюссо,  репортера льюистонской газеты.  Подпись под снимком
гласила: "РЕПОРТЕР ТЕРЯЕТ СОЗНАНИЕ ПОСЛЕ ОТКРОВЕНИЯ".
   Сара села рядом с Уолтом и начала читать репортаж. Это не понравилось
Денни, который забарабанил по своему стульчику, требуя утреннее яйцо.
   - Кажется, он тебя зовет, - сказал Уолт.
   - Ты не покормишь его,  милый?  У тебя он все равно ест лучше. - ПРО-
ДОЛЖЕНИЕ СМ.  НА СТР. 9, КОЛОН. 3. Она открыла газету на девятой страни-
це.
   - Лестью добьешься чего хочешь,  - миролюбиво сказал Уолт.  Он скинул
спортивную куртку и надел ее фартук.  - Даю,  даю,  парень, - проговорил
Уолт и начал кормить Денни яйцом.
   Сара прочла репортаж дважды. Глаза ее снова и снова притягивал снимок
- растерянное, охваченное ужасом лицо Джонни. Люди, обступившие распрос-
тертого Дюссо,  смотрели на Джонни почти со страхом. Она понимала, поче-
му.  Сара вспомнила,  как навестила Джонни,  когда он вышел из комы. Она
поцеловала его,  и тут на его лице появилось странное, озабоченное выра-
жение.  А когда он сказал, где она найдет потерянное обручальное кольцо,
она тоже испугалась.
   НО ПОСЛУШАЙ, САРА, ТВОЙ ТОГДАШНИЙ ИСПУГ - ЭТО ВЕДЬ СОВСЕМ ДРУГОЕ.
   - Еще немножко,  ты же большой мальчик, - долетели до нее будто изда-
лека слова Уолта.  Сара взглянула на мужа и сына - они  сидели  рядом  в
пронизанном пылинками луче солнечного света,  ее фартук свисал между ко-
лен Уолта, и ей вдруг снова стало страшно. Она ясно увидела, как кольцо,
переворачиваясь,  опускается на дно унитаза. Услышала негромкий стук при
его ударе о фаянс.  Вспомнила про маску Джонни накануне Дня всех святых,
про мальчишку, говорившего: ПРИЯТНО ПОСМОТРЕТЬ, КАК ВЗДРЮЧАТ ЭТОГО ТИПА.
Она думала об обещаниях,  которые даются и никогда не выполняются,  и ее
взгляд возвращался к худому лицу на газетной полосе,  изможденному и из-
мученному лицу, смотревшему на нее с таким удивлением.
   - ...Выдумка, в любом случае выдумка, - сказал Уолт, вешая фартук. Он
таки заставил Денни съесть яйцо,  и теперь их сын и наследник удовлетво-
ренно потягивал сок из бутылочки.
   - Что? - Сара подняла взгляд.
   - Я сказал,  что для человека, которому предстоит оплатить больничные
счета на добрых полмиллиона долларов, это чертовски удачная выдумка.
   - О чем ты говоришь?! Какая еще выдумка?!
   - Конечно,  - сказал Уолт, явно не замечая ее возмущения. - Он мог бы
заработать семь, а то и десять тысяч, написав книгу о той аварии и своем
пребывании в коме.  А уж если он вышел из комы ясновидящим, то тут можно
грести деньги лопатой.
   - ТЫ ЧТО,  СЕРЬЕЗНО?  - Голос Сары дрожал от ярости.  Сначала на лице
Уолта выразилось удивление, затем оно сменилось пониманием. Этот понима-
ющий взгляд взбесил ее еще больше.  Если бы она откладывала по пять цен-
тов каждый раз,  когда Уолт Хэзлит считал, что понимает ее, они могли бы
уже слетать на Ямайку первым классом.
   - Извини, что я затеял этот разговор, - сказал он.
   - Если хочешь знать, Джонни такой же обманщик, как папа римский...
   Он громко захохотал,  и Сара чуть было не швырнула  в  него  кофейной
чашкой. Но сдержалась, сложила под столом ладони и сжала их. Денни уста-
вился на отца, а затем тоже разразился смехом.
   - Малышка,  - сказал Уолт, - я ничего не имею ни против него, ни про-
тив его действий. Я даже его уважаю. Если этот заплесневелый толстый му-
хомор Фишер за пятнадцать лет в палате представителей сумел из  разорив-
шегося юриста подняться в миллионера, то любой человек имеет полное пра-
во заработать сколько может, разыгрывая из себя ясновидящего...
   - Джонни не обманщик... - монотонно повторила она.
   - Это же приманка для старушек,  которые подсинивают кудряшки, читают
бульварные  еженедельники  и состоят членами "Всемирного клуба любителей
книг",  - сказал он бодро. - Хотя должен признать, что немного ясновиде-
ния не помешало бы при отборе присяжных для суда над Тиммонсом.
   - Джонни  Смит не обманщик,  - повторила она и услышала слова Джонни:
ОНО СОСКОЧИЛО С ТВОЕГО ПАЛЬЦА. ТЫ УБИРАЛА БРИТВЕННЫЕ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ УОЛ-
ТА,  И ОНО ПРОСТО СОСКОЧИЛО...  ПОДНИМИСЬ НАВЕРХ,  САРА,  И ПОСМОТРИ. ТЫ
НАЙДЕШЬ ЕГО ТАМ. Но она не могла сказать этого мужу. Он не знал, что она
ездила повидать Джонни.
   НИЧЕГО НЕТ ПЛОХОГО В ТОМ, ЧТО Я НАВЕСТИЛА ДЖОННИ, убеждала она себя.
   Допустим, но как Уолт отнесется к тому,  что она выбросила свое обру-
чальное кольцо в туалет?  Он может не понять внезапного приступа страха,
заставившего  ее так поступить,  - страха,  который сейчас она видела на
лицах других людей,  попавших в газету, да и на лице самого Джонни. Нет,
этого Уолт может совсем не понять.  Как-никак есть что-то неприятно сим-
воличное в том, что ты бросаешь кольцо в туалет и затем спускаешь воду.
   - Ну,  хорошо,  - произнес Уолт, - он не обманщик. Но я просто не ве-
рю...
   Сара тихо сказала:
   - Посмотри на людей, которые стоят за ним, Уолт. Посмотри на их лица.
О н и  верят.
   Уолт бегло взглянул.
   - Конечно, так же, как ребенок верит фокуснику на сцене.
   - Ты что же,  думаешь, Дюссо был, как ты это называешь, подставным? В
отчете сказано, что они никогда раньше не встречались.
   - Только так фокусы и срабатывают,  Сара,  - терпеливо сказал Уолт. -
Никакой иллюзионист не станет вытаскивать кролика из клетки - только  из
шляпы. Либо Джонни Смит что-то знал, либо чертовски удачно угадал, осно-
вываясь на поведении Дюссо.
   Сейчас она его ненавидела,  испытывала отвращение к этому добряку, за
которого вышла замуж. Собственно говоря, ничего особенного за ним не за-
мечалось,  он был порядочный, уравновешенный, добродушный человек, обла-
давший чувством юмора, - просто он свято верил, что все рвутся к выигры-
шу и каждый использует при этом свои маленькие хитрости.  Сегодня  утром
он назвал Гаррисона Фишера заплесневелым толстым мухомором,  а вчера ве-
чером умирал со смеху от рассказов Фишера о Греге Стилсоне,  чудаковатом
мэре из какого-то заштатного городка,  - не иначе свихнулся малый,  если
собирается выставить как независимый свою кандидатуру в палату  предста-
вителей на выборах будущего года.
   Нет, в мире Уолта Хэзлита не было ни экстрасенсов,  ни героев,  здесь
существовала одна доктрина:  МЫ ДОЛЖНЫ ИЗМЕНИТЬ СИСТЕМУ ИЗНУТРИ.  Он был
порядочный,  уравновешенный человек, любил ее и Денни, но ее вдруг потя-
нуло к Джонни,  и ей стало жаль те пять лет,  что у них украли. Или даже
целую жизнь. И ребенка, у которого волосы были бы темнее.
   - Ты лучше иди,  дорогой, - сказала она тихо. - Они там съедят твоего
Тиммонса со всеми потрохами.
   - Пожалуй,  - улыбнулся он ей.  Выводы сделаны, заседание окончено. -
Мир?
   - Мир.  - НО ВЕДЬ ОН ЗНАЛ,  ГДЕ БЫЛО КОЛЬЦО.  Он знал. Уолт поцеловал
Сару, слегка коснувшись правой рукой до затылка. Он всегда на завтрак ел
одно и то же, всегда одинаково целовал жену, когда-нибудь они переедут в
Вашингтон, и никаких экстрасенсов нет.
   Через пять минут он вывел задним ходом их маленький  красный  "пинто"
на Понд-стрит,  как обычно, коротко погудел на прощание и уехал. Она ос-
талась одна с Денни, который с риском для жизни пытался слезть со своего
высокого стульчика.
   - Все-то  ты  делаешь не так,  недотепа!  - Сара прошла через кухню и
подхватила сына.
   - Бяка! - недовольно сказал Денни.
   В кухню, крадучись, точно малолетний преступник, неторопливо вошел их
забавный кот Рыжик,  и Денни схватил его на руки,  сопя от удовольствия.
Рыжик прижал уши и смирился со своей участью.
   Сара убирала со стола и улыбалась по  инерции.  Тело,  находящееся  в
состоянии покоя, склонно пребывать в нем, а ей было покойно. Бог с ними,
с недостатками Уолта;  у Сары своих хватает.  Она пошлет Джонни рождест-
венскую открытку,  и этим дело кончится.  Так оно будет лучше,  безопас-
нее...  потому что движущееся тело склонно  продолжать  движение.  А  ей
здесь хорошо. Она пережила трагедию, связанную с Джонни, который был так
несправедливо отнят у нее (но ведь в этом мире столько несправедливого),
прошла через собственные водовороты на пути к тихой заводи,  и здесь она
останется.  Эта залитая солнцем кухня - неплохое место. Лучше забыть яр-
марку, Колесо удачи и лицо Джонни Смита.
   Наливая в раковину воду для мытья посуды,  она включила радио и услы-
шала начало новостей.  Первое же сообщение заставило ее застыть с только
что вымытой тарелкой в руке; в тревожном раздумье она смотрела на их ма-
ленький дворик. С матерью Джонни случился удар, когда она смотрела теле-
визионную передачу о встрече сына с репортерами. Сегодня утром она умер-
ла, около часа назад.
   Сара вытерла руки,  выключила радио и вызволила Рыжика из рук  Денни.
Она отнесла мальчика в гостиную и посадила в манеж. Денни оскорблено за-
ревел, на что она не обратила никакого внимания. Сара подошла к телефону
и набрала номер "Медикэл сентр". Телефонистка, которая, очевидно, устала
повторять одно и то же,  сообщила,  что Джон Смит выписался из  больницы
вчера вечером, незадолго до полуночи.
   Сара положила трубку и села на стул.  Денни продолжал плакать в мане-
же. Из раковины перебегала вода. Немного погодя Сара поднялась, пошла на
кухню и завернула кран.

   Репортер из журнала "Потусторонний взгляд" явился 16 октября,  вскоре
после того, как Джонни сходил за почтой.
   Отцовский дом был удален от дороги;  усыпанная гравием подъездная до-
рожка длиной почти в четверть мили пролегала вдоль стоявших плотной сте-
ной елей и сосен.  Джонни ходил по ней каждый день.  Поначалу он возвра-
щался к веранде,  дрожа от изнеможения, хромая и едва держась на ногах -
их словно жгло огнем.  Теперь,  через полтора месяца после приезда домой
(сначала он преодолевал полмили за час), эта ежедневная прогулка достав-
ляла ему удовольствие,  и он ожидал ее с нетерпением. Именно прогулку, а
не почту.
   Джонни стал  колоть  дрова к предстоящей зиме,  Герберт собирался для
этого нанять людей,  поскольку сам подрядился делать внутренний ремонт в
домах Либертивилла.
   - Когда старость заглядывает через плечо, Джон, это всякий чувствует,
- сказал он как-то с улыбкой.  - Стоит подкрасться осени - и  работа  на
открытом воздухе становится не по силам.
   Джонни поднялся на веранду и с легким вздохом облегчения сел в плете-
ное кресло.  Он закинул правую ногу на перила веранды, потом, морщась от
боли,  обеими руками поднял левую и положил ее сверху.  Затем просмотрел
полученную почту.
   В последнее время она пошла на убыль.  В первую неделю его пребывания
в Паунале приходило в день до двадцати писем и восемь-десять бандеролей;
в основном они пересылались из "Медикэл сентр",  но некоторые были адре-
сованы прямо в Паунал,  на конвертах писали:  Паунэлл, или Поунал, а од-
нажды даже Пунатс, до востребования.
   Среди авторов писем большинство составляли люди  одинокие,  мечтающие
найти в жизни хоть какой-либо смысл. Были письма от детей, просивших ав-
тограф;  от женщин,  желавших переспать с ним; от безнадежно влюбленных,
которые  спрашивали  у Джонни совета.  Иногда ему присылали талисманы на
счастье. Иногда гороскопы. Многие письма были проникнуты религиозным ду-
хом;  когда он читал эти послания, написанные с орфографическими ошибка-
ми, крупными, старательно выведенными буквами, немногим отличавшимися от
каракулей смышленого первоклассника, ему мерещился призрак матери.
   Джонни уверяли, что он пророк, призванный вывести усталый и разочаро-
ванный американский народ из пустыни.  Предвестник близкого конца света.
К сегодняшнему дню - шестнадцатого октября - он получил восемь экземпля-
ров книги "Бывшая великая планета Земля" Хода Линдсея -  мать  наверняка
одобрила бы это сочинение. Джонни призывали объявить о божественном про-
исхождении Христа и положить конец распущенности молодежи.
   Шел и поток враждебных писем,  как правило анонимных, их было меньше,
но  они  дышали страстностью,  как и корреспонденция почитателей Джонни.
Один нацарапал карандашом на желтом бланке, что Джонни антихрист и хоро-
шо  бы ему покончить с собой.  Четверо или пятеро интересовались,  какое
испытываешь чувство,  убив собственную мать. Очень многие обвиняли его в
надувательстве.  Один умник написал:  "Предвидение, телепатия - чушь со-
бачья!  Дерьмо ты,  а не экстрасенс!"
   А кроме того, ему присылали в е щ и. Это   было  хуже   всего. Каждый
день  по  дороге  с  работы  домой  Герберт  заходил  на почту и забирал
бандероли,  которые  из-за  своих  габаритов  не  могли  поместиться   в
почтовом ящике.  Сопроводительные  записки были в основном  одинаковые -
исступленный крик: СКАЖИТЕ МНЕ, СКАЖИТЕ МНЕ, СКАЖИТЕ МНЕ!
   Это шарф моего брата,  пропавшего без вести во время рыбной ловли  на
Аллагаше в 1969 году. Я уверена, что он еще жив. Скажите мне, где он.
   Это губная помада с туалетного столика моей жены.  Мне кажется, у нее
с кем-то роман, но я не уверен. Скажите мне, справедливы ли мои подозре-
ния.
   Это браслет  с  именем моего сына.  Он перестал приходить домой после
школы, пропадает где-то до позднего вечера, я просто с ума схожу. Скажи-
те мне, чем он занимается.
   Женщина из  Северной Каролины - откуда только она узнала о нем,  ведь
августовская пресс-конференция на всю страну не транслировалась -  прис-
лала обожженный кусок дерева.  Ее дом сгорел, писала она, в огне погибли
муж и двое из пятерых детей. Пожарная служба города Шарлотт заявила, что
всему виной неисправная электропроводка,  но она с такой версией не сог-
ласна.  Дом наверняка подожгли. Она хотела, чтобы Джонни потрогал почер-
невший кусок дерева и определил,  кто совершил поджог, и пусть это чудо-
вище остаток своей жизни гниет в тюрьме.
   Джонни не ответил ни на одно письмо и вернул все предметы (даже обуг-
лившийся кусок  дерева) за  свой счет  без каких-либо  объяснений. Но он
таки  п о т р о г а л  некоторые. Большинство   из   них, в   том  числе
обуглившийся кусок стенной панели,  присланный убитой горем женщиной  из
Шарлотт, абсолютно ничего  ему не говорили.  Но иногда контакт  порождал
тревожные образы вроде тех, от  которых просыпаешься ночью.  Чаще  всего
было почти не за что зацепиться:  картина появлялась и тут же  исчезала,
оставив лишь смутное ощущение. Но один раз...
   Женщина прислала ему шарф в надежде выяснить, что случилось с ее бра-
том.  Шарф был белый, вязаный, ничем не отличающийся от миллиона других.
Но  стоило ему взять его в руки,  как отцовский дом внезапно куда-то ис-
чез,  а звук телевизора в соседней комнате стал нарастать и убывать, на-
растать и убывать, пока не превратился в монотонный гул летних насекомых
и далекие всплески воды.
   В нос ударили лесные запахи.  Сквозь кроны высоченных старых деревьев
пробивались зеленоватые солнечные лучи.  Он шел уже три часа,  почва под
ногами стала вязкой, хлюпающей, почти болотистой. Он был напуган, здоро-
во напуган,  но старался не поддаваться страху.  Если потеряешься в без-
людных северных краях и запаникуешь,  можно заказывать надгробную плиту.
Он продолжал двигаться на юг.  Прошло два дня,  как он расстался со Сти-
вом, Рокки и Логаном. Они раскинули палатки около...
   (название не приходило,  оно было в "мертвой зоне")
   какой-то ручей, ловля форели, сам виноват: не надо было так напива-
ться.

   Он видел свой рюкзак,  прислоненный к стволу старого,  покрытого мхом
упавшего дерева,  белые омертвевшие сучья,  подобно костям, проглядывали
тут и там сквозь зелень, да, он видел свой рюкзак, но не мог до него до-
тянуться,  потому что отошел в сторону помочиться и угодил в самую топь,
его сапоги почти до верха погружались в грязную жижу,  он попытался вер-
нуться назад и найти местечко посуше,  чтобы сделать свое  дело,  но  не
мог.  Он  не  мог выбраться,  потому что это была не грязь.  Это было...
что-то другое.
   Он стоял,  оглядываясь кругом в тщетной надежде ухватиться за что-ни-
будь,  чуть ли не смеясь над своим идиотским положением:  отлил водичку,
нечего сказать.
   Он стоял, поначалу уверенный, что это всего-навсего мелкий заболочен-
ный  участок,  в худшем случае зачерпнет в сапоги - и ладно,  зато будет
что порассказать, когда его разыщут.
   Он стоял,  еще не поддаваясь панике,  пока жижа не  начала  неумолимо
подниматься выше колен. Тогда он принялся барахтаться, позабыв, что если
уж угодил по дурости в болотную топь,  то лучше не шевелись. Не успел он
оглянуться,  как погрузился до пояса, теперь жижа была уже по грудь, за-
тягивала его словно большими коричневыми губами,  затрудняла дыхание; он
крикнул,  потом еще и еще раз,  но никто не откликался, ничего не появи-
лось;  только пушистенькая коричневая белка пробралась по  мшистой  коре
упавшего  дерева,  уселась  на его рюкзаке и смотрела на него блестящими
черными глазками.
   И вот жижа дошла до шеи, густые коричневые испарения били в нос, топь
неумолимо сжимала ему грудь,  и вскрики его становились все тише и судо-
рожнее. Порхали, пищали, ссорились птицы, лучи солнечного света с прозе-
ленью,  словно патина на меди,  пробивалась сквозь листву, а жижа подня-
лась уже выше подбородка.  Один,  он умрет один,  он открыл  рот,  чтобы
крикнуть  в  последний раз,  но не смог,  потому что жижа потекла в рот,
просочилась тонкими струйками между зубов,  протекла по  языку,  он  уже
глотал эту жижу и крикнуть не мог...
   Джонни очнулся в холодном поту,  его бил озноб, в руках был зажат тую
свернутый шарф, дышал он учащенно и с трудом. Он бросил шарф на пол, где
тот  свернулся  белой змеей.  Больше Джонни к нему не притронулся.  Отец
вложил его в пакет и отослал назад.
   Но наконец-то писем и бандеролей,  слава богу, стало меньше. Чокнутые
нашли  новый  объект  для публичного и тайного поклонения.  Газетчики не
просили больше дать интервью, отчасти потому, что номер телефона был из-
менен и не значился в справочнике, отчасти потому, что все это уже стало
историей.
   Роджер Дюссо напечатал длинную и злую статью в своей газете,  где  он
был  редактором отдела очерков.  Он объявил случившееся жестоким и безв-
кусным розыгрышем.  Дескать,  Джонни наверняка изучил прошлое  некоторых
репортеров,  которые могли прийти на пресс-конференцию, - так, на всякий
случай.  Да, признал он, прозвище его сестры Анны было Терри. Она умерла
сравнительно молодой,  и,  возможно, амфетамины сыграли тут не последнюю
роль.  Но эта информация была доступна любому, кто только хотел копнуть.
В статье все выглядело вполне логично. Правда, в ней не объяснялось, как
Джонни,  не выходя из больницы, мог получить эту "доступную информацию",
однако на это обстоятельство большинство читателей,  похоже, не обратили
внимания.  Джонни все это было безразлично.  Инцидент исчерпан,  и он не
имел никакого желания создавать новые. Стоит ли писать женщине, прислав-
шей шарф,  что ее брат утонул,  истошно крича,  в болотной жиже, так как
пошел помочиться куда не следовало? Разве это успокоило бы ее или облег-
чило ей жизнь?
   Сегодня пришло всего шесть писем.  Счет за электричество. Открытка от
кузины Герберта из Оклахомы.  Письмо от дамы,  которая до этого прислала
распятие со словами "Сделано на Тайване",  выбитыми крошечными  золотыми
буковками на ступнях Христа.  Коротенькая записка от Сэма Вейзака. И ма-
ленький конверт - с обратным адресом,  который заставил его заморгать  и
выпрямиться: С. ХЭЗЛИТ, ПОНДСТРИТ, 12, БАНГОР.
   Сара. Он вскрыл конверт.
   Через два дня после похорон матери он получил от нее открытку с собо-
лезнованием. На обороте ровным, с наклоном влево почерком было написано:
"Джонни,  я очень сожалею о случившемся.  Я услышала по радио,  что твоя
мама умерла.  В определенном смысле самое прискорбное во всем  этом  то,
что твое личное горе сделали достоянием общественности. Ты, возможно, не
помнишь,  но мы говорили о твоей маме в тот вечер,  когда произошла ава-
рия.  Я спросила тебя, как она поступит, если ты приведешь в дом грешную
католичку,  а ты ответил, что она примет меня и всучит мне несколько ре-
лигиозных брошюр. По тому, как ты улыбнулся, я поняла, что ты ее любишь.
От твоего отца я знаю, что она изменилась, но скорее всего это произошло
от любви к тебе и от ее нежелания примириться с горем. Насколько я пони-
маю,  ее вера была вознаграждена. Прими, пожалуйста, мое искреннее собо-
лезнование, и если я могу что-нибудь сделать сейчас или в будущем, расс-
читывай на своего друга Сару".
   Это было единственное послание,  на которое от ответил,  поблагодарив
Сару за открытку и за память. Он тщательно взвешивал каждое слово, боясь
выдать себя.  Теперь она замужняя женщина,  и изменить что-либо не в его
силах.  Но он помнил их разговор о матери - и многое другое. Ее открытка
вызвала в памяти весь тот вечер,  и он ответил ей с горечью и нежностью,
хотя горечи было больше.  Он по-прежнему любил Сару Брэкнелл, и ему пос-
тоянно приходилось напоминать себе, что Сары нет, а есть другая женщина,
пятью годами старше, мать двухлетнего малыша.
   Он вытащил  из конверта листок почтовой бумаги и быстро пробежал его.
Сара с мальчиком собиралась на неделю в Кеннебанк к подруге,  с  которой
жила в одной комнате,  когда училась на первом и втором курсах, ее фами-
лия сейчас Константин,  а тогда она была Стефани Карслей.  Сара  писала,
что Джонни,  возможно,  помнит ее,  но Джонни не помнил.  Короче говоря,
Уолт застрял в Вашингтоне по делам своей фирмы,  и по партийным тоже,  и
Сара подумала, что могла бы на денек приехать в Паунал повидать Джонни и
Герберта, если это никому не помешает.
   "Звонить мне по номеру Стефани 814-6219 в любое время между семнадца-
тым  и  двадцать  третьим  октября.  Если же мой визит будет почему-либо
некстати,  то позвони и скажи - сюда или в Кеннебанк. Я пойму. Люблю вас
обоих.  С а р а".
   Держа письмо  в руке,  Джонни посмотрел через двор на лесок,  ставший
красновато-коричневым и золотым буквально  за  последнюю  неделю.  Скоро
листья начнут опадать, придет зима.
   ЛЮБЛЮ ВАС ОБОИХ,  САРА. Он задумчиво водил пальцем по словам. Было бы
лучше, думал он, не звонить, не писать, вообще ничего не делать. Она все
поймет. Что хорошего может принести ей его письмо, так же как той женщи-
не,  которая прислала шарф? Зачем будить спящую собаку? Сара могла упот-
ребить это слово "люблю", особенно не задумываясь, но он так не мог. Для
него прошлое еще не отболело,  а время оказалось грубо сжатым,  сплюсну-
тым, исковерканным. По его внутренним часам всего полгода назад она была
его девушкой.  Разумом он примирился и с комой, и с такой потерей време-
ни,  но сердце противилось этому. Отвечать на ее открытку с соболезнова-
нием было нелегко,  но письмо ведь можно просто скомкать  и  переписать,
если получится не то,  что надо, если наметится выход за рамки дружеских
отношений,  а только такие отношения они теперь и могли себе  позволить.
Если же они встретятся, он, чего доброго, сделает или сморозит какую-ни-
будь глупость. Лучше не звонить. Пусть все заглохнет.
   Но я позвоню, подумал он. Позвоню и приглашу ее.
   Растревоженный, он сунул письмо обратно в конверт.
   В  глаза   ему  ударил   луч  солнца,   отразившийся  от    блестящей
хромированной поверхности.  Гравий на  подъездной дорожке  захрустел под
колесами "форда". Джонни прищурился и попытался определить, знакомая  ли
это машина. Сюда редко кто приезжал в гости. Почты хватало, но  навещали
Джонни всего раза три или четыре. Паунал был маленькой точкой на карте -
поди найди.  Если машина  принадлежит какому-нибудь  охотнику до истины,
Джонни  быстро  отошьет  его  или  ее  -  вежливо, но твердо. Именно так
советовал Вейзак при расставании. Хороший совет, подумал Джонни.
   - Не давайте никому втянуть себя в роль учителя-консультанта.  Не по-
ощряйте их, и они вас забудут. Поначалу это покажется вам бессердечным -
ведь большинство из них заблуждается, у них масса проблем и самые добрые
намерения,  но это вопрос вашей жизни,  вашей личной  свободы.  Так  что
будьте тверды, Джон.
   И он был тверд.
   "Форд" въехал  на площадку между садовым сараем и поленницей дров,  и
пока он поворачивал, Джонни заметил на ветровом стекле маленькую наклей-
ку прокатной фирмы "Херц". Из машины вылез очень высокий мужчина в нове-
хоньких джинсах и красной клетчатой рубашке,  выглядевшей так,  будто ее
только что извлекли из коробки, и огляделся. У него был вид человека, не
привыкшего к провинции, человека, который знает, что в Новой Англии вол-
ков  и пум больше нет,  но все равно лучше в этом самому удостовериться.
Городской житель.  Он взглянул на веранду, увидел Джонни и приветственно
поднял руку.
   - Добрый день,  - сказал незнакомец. Голос у него был тоже городской,
глуховатый (с бруклинским акцентом,  определил Джонни) и  звучал  словно
из-под подушки.
   - Привет, - сказал Джонни. - Заблудились?
   - Надеюсь,  что нет.  - Незнакомец подошел к ступенькам веранды. - Вы
либо Джон Смит, либо его брат-близнец. Джонни усмехнулся.
   - У меня нет брата,  так что,  думаю, вы не ошиблись дверью. Чем могу
быть полезен?
   - Ну,  может,  мы будем полезны друг другу.  - Незнакомец поднялся по
ступенькам и протянул руку.  Джонни пожал ее - Меня  зовут  Ричард  Дис.
Журнал "Потусторонний взгляд".
   Волосы его,  почти совсем седые, по-модному не закрывали уши. Искусс-
твенная седина,  изумился Джонни. Что можно подумать о человеке, который
говорит как сквозь подушку и красит волосы под седину?
   - Вы, наверное, видели наш журнал.
   - Да,  видел.  Он продается у касс в любом супермаркете. Я не даю ин-
тервью.  Сожалею, но вы зря проделали такой путь. - Журнал действительно
продается в супермаркете.  Дешевая бумага,  заголовки чуть не прыгают со
страниц, пытаясь вас задушить. Ребенок убит пришельцами из космоса, кри-
чит в отчаянии мать. Продукты, которые отравляют ваших детей. Двенадцать
ясновидящих предсказывают землетрясение в Калифорнии в 1978 году.
   - Ну,  интервью - это не совсем то,  на что мы рассчитываем, - сказал
Дис. - Можно сесть?
   - Понимаете, я...
   - Мистер  Смит,  я прилетел из Нью-Йорка,  потом в Бостоне пересел на
игрушечный самолетик,  в котором меня не покидала мысль о том, что будет
с моей женой, если я умру, не оставив завещания.
   - Авиакомпания "Портленд-Бангор"? - спросил Джонни с улыбкой.
   - Она самая, - подтвердил Дис.
   - Хорошо,  -  сказал  Джонни.  - Я потрясен вашим мужеством и предан-
ностью делу. Я выслушаю вас, но в нашем распоряжении не более пятнадцати
минут. Мне предписан ежедневный послеобеденный сон.
   - Пятнадцать минут вполне достаточно.  - Дис придвинулся. - Я выскажу
всего лишь предположение, мистер Смит, но мне кажется, что ваш долг сос-
тавляет  что-то около двухсот тысяч долларов.  А это уже пахнет жареным,
ведь так? Улыбка Джонни угасла.
   - Что и кому я должен, - сказал он, - мое дело.
   - Само собой, факт. Простите, если я вас обидел, мистер Смит. "Потус-
торонний взгляд" хотел бы предложить вам работу. Довольно выгодную.
   - Нет. Решительно нет.
   - Разрешите мне только изложить вам...
   - Я не практикующий экстрасенс, - сказал Джонни. - Не Джин Диксон, не
Эдгар Кейс и не Алекс Тапноус. Кончим с этим. Не стоит ворошить прошлое.
   - Можно я задержу вас еще на несколько минут?
   - Мистер Дис, вы по-видимому, не понимаете, что я...
   - Несколько минут. - Дис обезоруживающе улыбнулся.
   - А как вы, собственно, меня нашли?
   - У нас есть внештатный корреспондент из газеты "Кеннебек джорнэл"  в
глубинке штата Мэн. Он сказал, что хотя вы исчезли с горизонта, но, оче-
видно, находитесь у своего отца.
   - Так, значит, это я его должен благодарить, да?
   - Конечно,  - с готовностью сказал Дис. - Моту поспорить, вы действи-
тельно будете благодарны,  когда дослушаете наше предложение до конца. Я
начну?
   - Хорошо,  - сказал Джонни.  - Но я не собираюсь менять свое  решение
только  потому,  что  вы  примчались сюда на самолете,  нагнавшем на вас
страху.
   - Дело ваше.  У нас свободная страна, не так ли? Еще бы. Как вы, мис-
тер Смит,  вероятно,  знаете, "Потусторонний взгляд" специализируется на
парапсихологии.  Откровенно говоря,  читатель млеет от наших материалов.
Еженедельный  тираж три миллиона.  Три миллиона читателей каждую неделю,
мистер Смит, ничего себе разгончик, а? Как мы этого достигаем? Придержи-
ваемся возвышенного, духовного...
   - "Близнецы съедены медведем-людоедом", - пробормотал Джонни.
   Дис пожал плечами.
   - Что поделаешь,  мы живем в суровом мире. Людям нужно рассказывать о
таких вещах. Они имеют право знать. Но на каждую статью о предметах низ-
менных у нас приходится три других о том, как безболезненно скинуть вес,
как достичь сексуального удовлетворения и совместимости, как приблизить-
ся к богу...
   - А вы верите в бога, мистер Дис?
   - По правде говоря, нет, - сказал Дис и улыбнулся своей обезоруживаю-
щей улыбкой.  - Но мы живем в демократической,  величайшей стране  мира,
так? Каждый человек - сам себе пастырь. Все  дело  в том, что наши ч и -
т а т е л и  верят в бога. Они верят в ангелов и чудеса...
   - И в изгнание нечистой силы, дьяволов и черные мессы.
   - Да, да, да.  Вы уловили.
У нас  с п и р и т у а л и с т и ч е с к а я  аудитория. Люди   верят во
всю  эту  потустороннюю  чепуху.  У  нас  подписаны  контракты с десятью
экстрасенсами,  включая  Кэтлин  Нолан,  самую  знаменитую ясновидящую в
Америке. Мы хотели бы предложить и вам контракт, мистер Смит.
   - Неужели?
   - Именно.  Что это будет значить для вас? Ваш портрет и небольшая ко-
лонка будут появляться приблизительно раз в месяц в номерах, посвященных
исключительно паранормальным явлениям.  Придумаем подзаголовок:  "Десять
известных  экстрасенсов  из журнала "Потусторонний взгляд" предсказывают
второе президентство Форда" или что-нибудь в этом роде. Мы готовим ново-
годние выпуски,  а также специальные номера ко Дню независимости - о пу-
тях Америки в грядущем году;  обычно они насыщены информацией,  стреляем
вхолостую по внешней и экономической политике, даем всякую смесь.
   - Мне  кажется,  вы не понимаете,  - сказал Джонни.  Он говорил очень
медленно, как будто перед ним сидел ребенок: - У меня раза два случались
озарения - пожалуй,  можно считать, что я "видел будущее", но это не за-
висело от меня.  Я с таким же успехом способен предсказать второе прези-
дентство Форда, как и подоить быка.
   - Кто сказал, будто вам придется что-нибудь делать? - удивился Дис. -
Все колонки пишут наши штатные сотрудники.
   - Штатные?... - Джонни, вконец потрясенный, уставился на журналиста.
   - Конечно,  - сказал Дис,  теряя терпение.  - Например, один из наших
самых преуспевающих ребят в последние годы -
   Фрэнк Росс,  он специализируется на стихийных бедствиях. Отличный па-
рень, но, бог мой, он же девяти классов не кончил. Прослужил два срока в
армии, а когда мы нашли его, он вылизывал автобусы на городском автовок-
зале в Нью-Йорке.  По-вашему, мы могли доверить ему колонку? Да он слово
"корова" не напишет без ошибок.
   - Но предсказания...
   - Свобода слова, полная свобода слова. Вы бы поразились, с каким удо-
вольствием проглатывает читатель самую дикую ложь.
   - Ложь,  - повторил ошеломленный Джонни.  Он даже удивился тому,  что
начинает злиться.  Его мать покупала "Потусторонний взгляд" с незапамят-
ных времен,  когда там еще печатались снимки разбитых и  залитых  кровью
автомашин, отрубленных голов, тайно сделанные фотографии казней. Она ве-
рила каждому слову.  Очевидно, как и почти все остальные 2 999 999 чита-
телей.  А тут перед ним сидит этот тип с крашенными под седину волосами,
в ботинках за сорок долларов и рубашке, только что вынутой из магазинной
коробки, так что видны складки, и толкует о журнальных утках.
   - Все отработано, - продолжал Дис. - Если вы наткнетесь на что-нибудь
интересное, нужно лишь позвонить в журнал за наш счет, мы отдаем это де-
ло в профессиональные руки,  и материальчик готов.  Мы имеем право вклю-
чать ваши колонки в ежегодную антологию "Потусторонний взгляд на  гряду-
щее".  Вы,  однако,  вольны подписать любой контракт с издательством. Мы
можем только запретить печататься в другом журнале,  но  вообщето  редко
этим пользуемся.  А платим мы шикарно.  Даже больше, чем указано в конт-
ракте.  Так сказать, хорошая подливка к картофельному пюре. - Дис хохот-
нул.
   - И сколько же это может составить? - спросил Джонни, растягивая сло-
ва. Он сжимал подлокотники качалки. В правом виске ритмично пульсировала
вена.
   - Первые два года - по тридцать тысяч, - сказал Дис. - А если вы ока-
жетесь популярным, эта сумма будет пересмотрена. И еще. Все наши экстра-
сенсы имеют специализацию.  Насколько я понимаю, у вас хорошо получается
контакт с предметами. - Дис мечтательно прикрыл глаза. - Я уже вижу вашу
колонку  в журнале,  дважды в месяц - зачем закапывать клад?  "Джон Смит
приглашает читателей "Потустороннего взгляда" присылать личные вещи  для
парапсихологического  исследования..." Что-нибудь в этом роде.  Конечно,
мы оговорим,  что следует присылать вещички подешевле, потому что они не
будут возвращаться.  Но сейчас я вас удивлю. Знали бы вы, какие встреча-
ются психи,  прости их, господи. Чего они только не присылают! Бриллиан-
ты,  золотые монеты, обручальные кольца... мы можем оговорить в контрак-
те, что все присланное становится вашей собственностью.
   Перед глазами у Джонни заплясали матово-красные пятна.
   - Люди пришлют свои вещи, а я оставлю их себе. Я вас правильно понял?
   - Точно.  Все будет в наилучшем виде.  Главное,  предусмотреть это  в
контракте. Еще немного подливки к вашему картофельному пюре.
   - Предположим,  - сказал Джонни, стараясь говорить ровным и спокойным
голосом, - предположим, я позвоню и скажу, что тридцать первого сентября
семьдесят шестого года президент Форд будет убит...
   - Вообще-то в сентябре тридцать дней,  - сказал Дис. - А в остальном,
по-моему,  вы попали в яблочко. У вас, Джонни, все получится само собой.
Вы мыслите масштабно. Это хорошо. Вы бы удивились, узнав, как мелко пла-
вают все эти ребята. Боятся, понимаете, рот раскрыть там, где пахнет хо-
рошими денежками.  Вот, скажем, Тим Кларк из Айдахо две недели назад на-
писал нам, что у него-де было видение: якобы в будущем году Эрл Батц уй-
дет в отставку.  Я, конечно, прошу прощения за свой французский прононс,
но на хрена это кому нужно?  Кто такой Эрл Батц для американской домохо-
зяйки?  А у вас,  Джонни,  биотоки что надо. Вы прямо рождены для нашего
дела.
   - Биотоки, - пробормотал Джонни. Дис посмотрел на него испытующе.
   - Как вы себя чувствуете, Джонни? Вы что-то побледнели...
   - С вашего разрешения, я подобью итоги, - сказал Джонни. - Вы платите
мне тридцать тысяч долларов в год за мое имя...
   - И ваш портрет, не забудьте.
   - За мой портрет и несколько статей, написанных за меня. Плюс матери-
алы,  где я отвечаю на вопросы владельцев посылаемых предметов.  Как до-
полнительная приправа к моему картофельному пюре идут вещички, которые я
могу оставлять...
   - Если юристы это оговорят...
   - ...в личную собственность. Такова суть сделки?
   - Это,  Джонни,  только  с к е л е т  сделки.  Поразительно,  как   в
жизни одно тянет за собой другое. Через полгода ваше имя будет на  устах
у  всех,  и  тогда  вы  развернетесь  вовсю.  Телевизионное шоу Карсона.
Встречи.  Лекционные  турне.  И,  само  собой,  книга,  можете  выбирать
издательство  по  вкусу  -  на  экстрасенсов  они денег не жалеют.  Кэти
Нолан начала  с такого  же контракта,  а теперь  зашибает больше двухсот
тысяч в год. Кроме того,  она основала собственную церковь, и  налоговые
инспекторы не могут тронуть  ни цента из ее  денег. Наша Кэти своего  не
упустит.  - Дис ухмыльнулся. - Я же говорю вам: вовсю развернетесь.
   - Еще бы!
   - Ну? Что вы об этом думаете?
   Джонни ухватился одной рукой за манжет новенькой рубашки Диса, а дру-
гой - за воротник.
   - Эй! Какого черта вы...
   Джонни обеими руками притянул к себе журналиста.  За пять месяцев ре-
гулярных физических упражнений он здорово накачал мышцы.
   - Ты спрашиваешь,  что я думаю,  - сказал Джонни. В висках застучало,
заломило. - Я скажу тебе. Ты вампир - вот что. Ты пожираешь человеческие
надежды.  Тебе бы работать на кладбище.  Я думаю, твоей матери следовало
умереть  от  рака на следующий же день после того,  как она тебя зачала.
Если есть ад, надеюсь, ты в нем сгоришь.
   - Не смей так со мной разговаривать!  - завизжал Дис,  как торговка в
рыбном ряду.  - Совсем рехнулся! Забудь! Забудь обо всем, что я тебе го-
ворил,  олух,  неотесанный болван!  Тебе давали такой шанс! И не вздумай
потом приползти...
   - Ты говоришь, словно из-под подушки, - сказал Джонни, вставая. Заод-
но он поднял и Диса.  Рубашка у того вылезла из новых джинсов,  под  ней
оказалась сетчатая майка. Джонни начал размеренно трясти Диса. Тот забыл
о своем гневе и заорал благим матом.
   Джонни подтащил его к ступенькам веранды,  поднял ногу и со всей силы
припечатал сзади новенькие "ливайсы". Дис, не переставая орать, пересчи-
тал ступеньки. Он упал на землю и растянулся во весь рост. Потом он под-
нялся, встал и повернулся к Джонни, его аккуратненькая одежда была в пы-
ли.  Теперь у нее вид более натуральный,  подумал Джонни, но вряд ли Дис
это оценит.
   - Надо бы напустить на тебя полицейских, - прохрипел Дис.
   - Я, может, так и сделаю.
   - Как хочешь,  - сказал Джонни.  - Только здешняя полиция не очень-то
церемонится с теми, кто сует свой нос туда, куда их не просят.
   На дергающемся лице Диса отразилось все сразу:  страх, ярость и изум-
ление.
   - Если сунешься к нам, уповай на бога, - сказал он.
   Голова у Джонни раскалывалась, но он старался говорить спокойно.
   - Вот и хорошо, - ответил он. - Золотые слова.
   - Ты еще пожалеешь,  вот увидишь.  Три миллиона читателей. А это тоже
кое-что значит. Когда мы разделаемся с тобой, никто уже тебе не поверит,
даже если ты предскажешь весну в апреле.  Не поверят, даже если ты подт-
вердишь,  что  очередной чемпионат мира начнется в октябре.  Не поверит,
даже если... если... - Дис захлебнулся от ярости.
   - Проваливай-ка ты отсюда, мозгляк, - сказал Джонни.
   - Плакала твоя книжка!  - визгливо закричал Дис, очевидно не придумав
более страшной угрозы. С дергающимся лицом и в покрытой пылью рубашке он
походил на мальчишку,  бьющегося в истерике.  Его бруклинский акцент  до
того  усилился,  что стал совсем провинциальным:  - Тебя оборжут во всех
издательствах Нью-Йорка! Редакторы бульварных листков не подпустят тако-
го  дурака и близко,  когда я тебя разложу!  Есть много способов уделать
подобных умников, и мы тебя, дерьмо собачье, уделаем! Мы...
   - Пожалуй,  возьму-ка я свой "ремми" и пристрелю тебя, чтобы не ходил
по чужой земле, - уронил Джонни.
   Дис отступил к своей взятой напрокат машине,  продолжая извергать уг-
розы и ругань.  Джонни наблюдал за ним с веранды;  в  голове  невыносимо
стучало.  Дис  сел в машину,  истошно взревел мотор,  взвизгнули колеса,
поднимая тучи пыли. Выезжая, он так вильнул, что сбил чурбак, на котором
Джонни колол дрова. Несмотря на головную боль, Джонни чуть-чуть улыбнул-
ся. Поставить чурбак на место гораздо проще, чем Дису объяснить в компа-
нии "Херц" большую вмятину на крыле "форда".


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5]

Страница:  [2]