Гарднер пробыл в холле отеля не более одиннадцати  секунд,  но  этого
вполне хватило, чтобы клерк увидел, что он разут. Клерк кивнул швейцару, и
тот, не обращая внимания на  протестующие  вопли  Гарда,  выволок  его  на
улицу.
     Они должны были пропустить меня, даже если  на  мне  нет  ботинок,  -
негодовал Гард. - Черт побери, я должен обуться!
     Увидев себя в зеркале двери, он остался крайне недоволен своим видом.
Он явно не вписывался в окружающий мир, где мужчины были джентльменами,  а
женщины - красавицами. Он же напоминал нищего.
     Гард спросил у прохожего, где здесь  ближайший  телефон-автомат.  Ему
указали на бензоколонку. Проклиная все на свете, он направился к ней, а  в
голове у него все стучали незатейливые рифмы. Вчера, сегодня и  всегда,  и
там они, и тут - лишь ты уснешь, как со двора в дом призраки придут.
     Он вспомнил, что  рассказывала  о  призраках  его  мать.  Он  не  мог
вспомнить точно ее слова, но у него с детства осталась  убежденность,  что
призраки огромного роста, приходят,  когда  всходит  луна,  и  прячутся  в
ночных тенях. А разве ему, долго не засыпавшему, в детстве  не  мерещились
эти призраки, вырастающие из ночных теней?
     Гарднер бессознательно поежился.
     Он подошел к колонке. Автомат стоял прямо перед ней. Гарднер вошел  в
кабину, снял трубку и набрал ноль. Голос робота попросил его назвать номер
кредитной  кар-точки  или  повторить  набор  нуля,   чтобы   связаться   с
оператором. Гарднер вновь набрал ноль.
     - Привет, с праздником, это Элейн, - прозвучал веселый голосок. - Чем
могу помочь?
     - Привет, Элейн!  Я  хотел  бы,  чтобы  вы  соединили  меня  с  одним
абонентом, сказав ему, что это звонит Джим Гарднер. Нет, погодите, не так.
Скажите ей просто, что звонит Гард.
     Он назвал номер и стал ждать. В небе сияло солнце. На горизонте плыли
облака.
     Я  собираюсь  разбудить  тебя,  Бобби...  -  думал  он.  -  Собираюсь
разбудить, но это только сегодня. Больше этого  не  повторится.  Я  обещаю
тебе это.
     - Ваш абонент не отвечает,  -  раздался  голос  оператора.  -  Может,
попытаемся еще раз позвонить попозже?
     - Да, возможно. Вы очень милы.
     - Спасибо, Гард.
     Он убрал трубку от уха. На мгновение ему  показалось,  что  ее  голос
похож на голос Бобби...
     Элейн. Элейн. Не Бобби. Но...
     Она назвала его Гард. На свете только Бобби называла...
     Но ты же сам попросил ее сказать, что это звонит Гард!
     Что ж. Вполне приемлемое объяснение.
     Бобби в беде.
     Почему ты так решил? Бобби сказала бы,  что  тебе  мерещится  невесть
что. Ее телефон не отвечает? Да она просто  могла  уехать  куда-нибудь  на
праздники, вот и все.
     Да. Конечно.  Она  вполне  могла  уехать,  например,  к  своей  милой
сестричке.
     Но ему никак не удавалось отогнать  от  себя  эту  назойливую  мысль:
Бобби в беде.
     Интуиция превратилась в уверенность. И чепуха это или нет, он  должен
убедиться сам.
     - Наверное, призраки утащили ее, - вслух сказал он и затем рассмеялся
- сухим, коротким смешком. Он сходит с ума - значит, все идет как надо.



                          7. ГАРДНЕР ПРИБЫВАЕТ

     Шшшшшшшшшшшш...
     Вот он наконец и добрался!
     Было семь часов утра, когда Гард наконец прибыл к домику Бобби - или,
как  называли  это  место  старожилы,  -  берлоге  старого   Гаррика.   Он
остановился перед калиткой, чтобы перевести дыхание. Без обуви, без  денег
- нелегко же было попасть сюда! Вот и почтовый ящик,  и  дверца  его,  как
всегда, приоткрыта. Бобби и Джо Паульсон, почтальон, всегда  оставляют  ее
приоткрытой, чтобы Питеру было удобнее открывать и  закрывать  его  лапой.
Вот асфальтированная стоянка. Пикап на месте, зачехленный на случай дождя.
А вот и сам дом. Сквозь шторы из  далекого  окна  пробивался  свет.  Здесь
Бобби любит читать, свернувшись калачиком в кресле.
     Кажется, все в порядке, кроме одной детали. Пять лет назад - даже три
года - Питер сразу учуял бы любого пришедшего  сюда  и  облаял.  Но  Питер
постарел. Да и не он один.
     Отсюда жилище Бобби напоминало пасторальную картинку из вестерна.  От
него веяло миром и спокойствием - тем, чего так  не  хватало  в  последние
годы самому Гарду. Дом человека, живущего в мире с самим собой. Дом умной,
достойной счастья женщины. Такой дом простоит века.
     И в то же время что-то было не так.
     Он стоял у калитки, как пришелец из темноты,
     (но я не пришелец, я - друг, ее друг, друг Бобби... разве не так?)
     и внезапно в нем  возникло  дикое,  необъяснимое  желание:  исчезнуть
отсюда. Просто удрать. Потому что он внезапно понял,  что  если  войдет  в
дом, то проблемы Бобби станут его проблемами.
     (Призраки, Гард, здесь призраки!)
     Он вздрогнул.
     (вчера, сегодня и всегда, и там они, и тут, лишь ты  заснешь  -  и  к
Бобби в дом все призраки придут, и я не знаю, как спасти)
     Хватит!
     (ее от этих лап, поскольку у меня запой и сам я глуп и слаб)
     Он облизнул губы, пытаясь убедить себя, что они пересохли.
     Беги отсюда, Гард! Здесь кровь даже на луне!
     Где-то глубоко в груди шевелился страх, но он должен убедиться, что с
Бобби, его единственным настоящим другом, все в порядке. Внешне все  здесь
выглядело мило и спокойно, но что-то, что пугает его... оно затаилось там,
внутри. Затаилось и ждет. Что-то опасное, страшное, демоническое...
     (призраки)
     Но что бы там ни пряталось, там была и Бобби.  Он  не  может,  пройдя
такой длинный и тяжелый путь,  струсить  и  убежать  в  последнюю  минуту.
Поэтому Гарднер, отбросив сомнения, открыл калитку и  ступил  на  дорожку,
ведущую к дому. Под ногами поскрипывал гравий.
     Внезапно входная дверь слегка  приоткрылась.  Его  сердце  замерло  в
груди, и он подумал: Это один из них, один  из  призраков,  он  собирается
выйти, схватить меня и съесть.
     При этой мысли у него едва не подкосились ноги.
     Силуэт в дверном проеме был тонким, слишком тонким для Бобби, которая
всегда имела крепкую округлую фигуру. Но голос...  здесь  было  невозможно
ошибиться: это говорила Бобби Андерсон, и Гард слегка расслабился,  потому
что в ее голосе было больше страха, чем только что в самом Гарде.
     - Кто это? Кто здесь?
     - Это Гард, Бобби.
     Наступила долгая пауза. Потом послышались осторожные шаги.
     - Это действительно ты, Гард? - в голосе звучало изумление.
     - Да. - И, идя к двери, он задал вопрос, который  намеревался  задать
после своего неудачного самоубийства:
     - Бобби, с тобой все в порядке?
     Узнав ее голос, Гард все еще не мог отчетливо рассмотреть ее:  солнце
било прямо в газа. Он удивился, почему не появляется Питер.
     - У меня все хорошо, - сказала Бобби, как будто она всегда  выглядела
такой болезненно истощенной, как будто в ее голове  всегда  звучал  страх,
когда кто-нибудь стучал к ней в дверь.
     Она медленно спускалась по ступенькам.  Только  теперь  Гарднер  смог
хорошо рассмотреть ее. И это зрелище до глубины души потрясло его.
     Бобби улыбалась ему, радуясь его приезду. Джинсы  болтались  на  ней,
как и рубашка; на лице были следы грязи; глаза запали; волосы  поседели  и
поредели; кожа пожелтела и  истончилась.  Вместо  аккуратной  прически  на
голове громоздилось  нечто  напоминающее  воронье  гнездо.  Змейка  на  ее
джинсах была полурасстегнута. От нее дурно пахло и... словом, это была она
и не она.
     Внезапно в памяти Гарднера всплыло фото  Карен  Карпентер,  сделанное
перед смертью от болезни, диагноз которой звучал как "нервная  анорексия".
На фотографии была изображена женщина  уже  мертвая,  но  все  еще  живая,
женщина с оскаленными в улыбке зубами и сверкающими  глазами.  Именно  так
выглядела сейчас Бобби.
     По-видимому, она потеряла не более двадцати  фунтов  -  если  бы  она
потеряла больше, то не смогла бы  просто  стоять  на  ногах,  -  но  Гарду
вначале показалось, что вес ее уменьшился фунтов на тридцать, не меньше.
     - Отлично! - восклицал  этот  грязный,  вонючий,  оборванный  скелет,
который, по-видимому, и был Бобби, во всяком случае, судя по голосу. - Как
я рада видеть тебя, дружище!
     - Бобби... Бобби... Боже, что...
     Бобби протягивала Гарду руку для  рукопожатия.  Рука  ее  дрожала,  и
Гарднер заметил, какая  она  худая,  хрупкая  и  беспомощная,  рука  Бобби
Андерсон.
     - О, я о многом расскажу... много работы было сделано,  -  проквакала
Бобби дрожащим голоском. - Многое сделано, еще больше нужно сделать  но  я
стараюсь, стараюсь, ты сам это увидишь...
     - Бобби, что...
     - Отлично, у  меня  все  отлично,  -  повторила  Бобби  и  качнулась,
наполовину бессознательно, упав Гарднеру в объятия. Она попыталась сказать
что-нибудь еще, но из ее  горла  вырвался  только  хрип,  и  она  потеряла
сознание.
     Подхватив ее на руки, Гарднер еще  раз  удивился,  какой  легкой  она
стала. Да, она явно похудела на тридцать фунтов.  Он  сознался  себе,  что
потрясен и унижен: Это была вовсе не Бобби. Это был он сам. Он  сам  после
запоя.
     С Бобби на руках он вошел в дом.



                               8. ПЕРЕМЕНЫ

     Он положил Бобби на кушетку и быстро направился к телефону. Ей срочно
нужен врач. Ее состояние напоминало помешательство,  хотя  Бобби  Андерсон
была последним человеком в мире, о ком можно  было  бы  подумать,  что  он
сойдет с ума.
     Бобби что-то прошептала с кушетки. Сперва Гарднер  не  разобрал,  что
именно: голос Бобби напоминал тихое бульканье.
     - Что, Бобби?
     - Не звони никому,  -  повторила  Бобби.  На  этот  раз  она  немного
повысила голос, хотя это, казалось, совсем  обессилило  ее.  Только  глаза
сверкали, как голубые бриллианты или сапфиры.
     - Не звони... Гард, никому!
     Она в изнеможении откинулась на кушетку.  Гарднер  повесил  трубку  и
подошел к ней, весьма встревоженный. Бобби нуждалась в докторе,  это  было
очевидно,  и  Гарднер  намеревался  пригласить  его...  но   слова   Бобби
показались ему сейчас более важными.
     - Я останусь с тобой, - дотронулся он до ее руки,  -  если  тебя  это
беспокоит. Но все же тебе нужно...
     Андерсон покачала головой в немом отказе:
     - Просто поспать... - прошептала она. - Спать... и утром  поесть.  Но
главное - спать. Дня три... или четыре...
     Гарднер,  глядя  на  нее,  вновь  испытал  потрясение.  Он  попытался
совместить то, что она сказала, с тем, как она выглядела.
     - Что же с тобой произошло? - Он  знал,  что  Бобби  любила  и  умела
готовить, и ее мечта о завтраке  -  нет,  это  никак  не  вязалось  с  его
прежними представлении о Бобби Андерсон.
     - Ничего, - сказала Бобби. - Ерунда.
     Глаза ее закрылись. Из уголка рта потянулась ниточка  слюны,  но  она
втянула ее назад. Гарднер посмотрел на выражение ее лица,  и  оно  ему  не
понравилось... даже немного испугало. Это было выражение  Анны.  Старое  и
нудное. Но когда Бобби вновь открыла глаза, это выражение  исчезло.  Перед
ним лежала Бобби Андерсон... и она нуждалась в помощи.
     - Я собираюсь позвонить твоему врачу, - вставая, сказал Гарднер. - Ты
выглядишь больной, Боб...
     Бобби протянула руку и тронула его за плечо в то самое  время,  когда
он попытался набрать номер. Она проделала это  с  необъяснимой  силой.  Он
оглянулся и увидел, что взгляд ее стал ясный и разумный, как всегда.
     - Если ты позвонишь  кому-нибудь,  -  отчетливо  сказала  она,  -  мы
перестанем быть друзьями,  Гард.  Любой  твой  звонок  оборвет  все  нити,
связывающие нас. Ты никогда не переступишь порог  моего  дома.  Его  двери
будут закрыты для тебя.
     Гарднер в безмолвном ужасе смотрел на нее. Теперь она уже не казалась
помешанной... все что угодно, только не это.
     - Бобби, ты...
     Не понимаешь, что говоришь? Она все отлично понимала, и  в  этом  был
весь трагизм положения. Если он вызовет врача, она разорвет их дружбу.  За
все эти годы он хорошо изучил ее. Кроме того, в глазах Бобби Андерсон было
кое-что еще: уверенность в том, что их дружба - это то последнее, что  он,
Гард, согласился бы потерять.
     Будет ли иметь для тебя значение, если я скажу, что ты похожа  сейчас
на свою сестру, Бобби?
     Нет. По ее лицу он увидел, что это не имело бы никакого значения.
     - ...не знаешь, как плохо выглядишь, - робко закончил он.
     - Конечно, нет, - с загадочной улыбкой согласилась с ним Бобби.  -  У
меня есть одна мысль по  этому  поводу.  Твое  лицо...  оно  лучше  любого
зеркала. Но, Гард, единственное, в чем я нуждаюсь, - это сон. Сон  и...  -
Ее глаза вновь закрылись, но она с видимым усилием открыла их, -  завтрак,
- закончила она. Сон и завтрак.
     - Бобби, тебе нужно не это.
     - Нет. - Бобби рукой все еще держалась за плечо Гарднера. - Мне нужен
ты. Я звала тебя. Мысленно. И ты услышал, ведь правда?
     - Да, - Гарднер зябко поежился. - Думаю, что да.
     - Гард... - Голос Бобби стих. Гард ждал, а мысль его бешено работала.
Бобби нужен врач...  но  то,  что  она  сказала  об  их  дружбе,  если  он
куда-нибудь позвонит...
     Она  подтянула  к  себе  его  руку  и  легонько  поцеловала  ее.  Он,
потрясенный, смотрел ей в глаза. Но ничего не мог там рассмотреть.
     - Подожди до завтра, - попросила Бобби. - Если завтра мне  не  станет
лучше... в тысячу раз лучше... Тогда я соглашусь. Хорошо?
     - Бобби...
     - Хорошо? - Она крепко стиснула его руку.
     - Ну... я думаю...
     - Обещай мне.
     - Обещаю.
     Возможно, - прибавил про себя Гард. - Если тебе действительно  станет
лучше. Если сегодня ночью к тебе не придет смерть.
     Глупо. Опасно, непонятно... но прежде всего - глупо.
     - Хорошо, - вслух сказал он. - Хорошо, договорились.
     Краска отхлынула от ее щек. Казалось, она получила все, что хотела.
     - Спи, Бобби. - Он сядет и будет наблюдать за переменами. Конечно, он
устал, но сейчас он выпьет кофе и будет сидеть возле нее всю ночь.  Бывали
ведь ночи, когда она просиживала возле него.
     - Теперь спи.
     Он тихонько снял ее руку со своего плеча.
     Ее глаза закрылись, потом медленно открылись - в последний  раз.  Она
улыбнулась светлой и безмятежной улыбкой, как будто вновь настала пора  их
любви. У нее была власть над ним.
     - Как... как в старые добрые времена, Гард.
     - Да, Бобби. Как в старые добрые времена.
     - Я... люблю тебя...
     - Я тоже люблю тебя. Спи.
     Ее дыхание стало ровнее. Гарднер сидел возле нее - три минуты, пять -
и смотрел на  улыбку  мадонны,  которая,  чем  глубже  она  засыпала,  тем
становилась менее отчетлива. Потом,  очень  медленно,  она  вновь  открыла
глаза.
     - Невероятно, - прошептала она.
     - Что? - Гарднер весь подался вперед. Он не был уверен, правильно  ли
расслышал.
     - Что это такое... что оно может сделать... что оно сделает...
     Она разговаривает во сне, -  понял  Гарднер  и  ощутил  беспокойство.
Нечто странное было в лице Бобби. Не на нем, а в нем, как будто странность
возникла под кожей.
     - Ты найдешь это... Думаю, это было для тебя, Гард...
     - Что было?
     - Осмотрись вокруг, - голос Бобби дрожал. - Ты увидишь.  Мы  закончим
раскопки вместе. Ты увидишь, что  это  решает...  все...  проблемы...  все
проблемы...
     Гарднер склонился над ней, чтобы не пропустить ни слова:
     - О чем ты, Бобби?
     - Осмотрись вокруг, - повторила Бобби и утихла.
     Она спала.


     Гарднер  почти  решился  позвонить.  Но  что-то  в  последний  момент
удержало его. Вместо этого он уселся в кресло-качалку и попытался  понять,
что все это может значить.
     Он чувствовал нереальность всего происходящего.
     Невероятно... что это такое... что оно может сделать...
     Он немного посидит возле нее и подумает. Потом он сварит себе крепкий
кофе и выпьет шесть таблеток аспирина. Это поможет ему сохранить бодрость.
     ...что оно сделает...
     Гарднер прикрыл глаза и задремал. Это не страшно.  Он  может  немного
вздремнуть, он никогда не засыпал надолго в  положении  сидя.  И  потом  в
любой момент может появиться Питер; он увидит своего старого друга  Гарда,
запрыгает от радости и принесет свой мячик. Так  было  всегда.  Питер  был
лучшим будильником, если  вдруг  заснешь.  Да  и  потом,  ведь  он  только
вздремнет на пять минут, не более.
     Ты обнаружишь это. Я думаю, что это как раз для тебя, Гард...
     Он закрыл глаза, и им овладела дрема, которая быстро перешла  в  сон,
такой глубокий, что он напоминал кому.


     Шшшшшшшшшшшш...
     Он смотрит на свои лыжи, загипнотизированный их скоростью. Но  он  не
понимает,  что  находится  под  гипнозом,  пока  чей-то  голос  слева   не
произносит: "Одна вещь, которую вы, ублюдки, никак не можете усвоить - это
то, что в нашем ядерном развитии мы никогда не остановимся".
     На Теде были поношенные джинсы и теплый  свитер.  Он  ехал  на  лыжах
хорошо и быстро. Сам же Гарднер полностью вышел из-под контроля.
     - Сейчас ты врежешься, - прозвучал вдруг чей-то  голос.  Это  бармен.
Его губы растянулись в улыбке. Но в этой улыбке  -  яд,  которым  можно  и
отравиться...
     - Я умер, когда случилась авария на реакторе, - сообщает он.
     - Нет, - шепчет Гарднер. Это... это то, чего он всегда боялся.  Самое
страшное из всего возможного.
     - Да, -  насмешливо  говорит  мертвец,  а  они  все  мчатся  с  горы,
приближаясь к деревьям. - Я пригласил тебя в мой дом, поил и кормил  тебя,
а ты отплатил мне, убив меня пьяным аргументом.
     - Пожалуйста... я...
     - Что ты? Что ты? -  голос  слева.  Рисунок  на  свитере  Теда  начал
исчезать.  Вместо  него  вдруг  проявились  желтые  символы   радиационной
тревоги. - Ты - ничто, вот в  чем  дело!  С  чего  ты  взял,  что  в  один
прекрасный день произойдет этот выброс?
     - Ты убил меня, - вновь появился справа бармен, - но  ты  поплатишься
за это. Ты погибнешь, Гард.
     - Ты что думаешь, это произошло с нами по милости  волшебника  страны
Оз? - добавил Тед. Внезапно его губы  задрожали.  На  одном  глазу  начала
появляться  катаракта.  Гарднер  с  ужасом  увидел,  что  Тед   постепенно
превращается в человека больного радиационной болезнью в последней стадии.
     Символы радиационной тревоги на свитере Теда почернели.
     - Ты подохнешь, болван, - вопил бармен, - подохнешь!
     Гард дрожал от ужаса.
     Внезапно он почувствовал, что скользит на лыжах с обрыва.  Вслед  ему
неслись слова:
     - Тебе никогда не остановить нас! Никто не сможет нас остановить!  Вы
потеряли возможность контролировать нас! Потеряли еще в  тысяча  девятьсот
тридцать девятом году. А к тысяча  девятьсот  шестьдесят  пятому  году  мы
достаточно окрепли. Скоро произойдет взрыв!
     - Нет... нет...
     - Ты забрался слишком высоко, а те, кто оказывается  слишком  высоко,
падают  и  ударяются  больнее  других,  -  издевался  бармен.   -   Смерть
большинства приведет к гибели всех. Ты умрешь... умрешь... умрешь!
     Как это верно! Он попытался  свернуть  с  лыжни.  Впереди  показалась
большая старая ель. Тед и бармен исчезли, и он подумал: Бобби, может,  это
были призраки?
     Вокруг ели возник красноватый ореол... и вдруг он  начал  сверкать  и
загорелся.  Беспомощно  летя  прямо  на  дерево,  Гард  увидел,  что   оно
увеличивается в размерах и как бы направляется ему навстречу,  намереваясь
поглотить его, и он услышал завывание ветра и...


     ...ему показалось, что он проснулся, хотя на  самом  деле  он  крепко
спал. Просто один сон сменился другим. Вот и все.
     В этом новом сне ему снилось происшествие во время  лыжной  прогулки.
Проснувшись во сне, он обнаружил себя сидящим в кресле-качалке  в  комнате
Бобби. Он подумал: Я должен выпить кофе и принять аспирин. По-моему, я уже
собирался раньше это сделать.
     Он собрался вставать, и тут Бобби  открыла  глаза.  Теперь  он  точно
знал, что все это ему снится, потому  что  глаза  Бобби  сверкали  зеленым
светом. Гарднеру вспомнился выдуманный космический  дождь  из  комиксов  с
цветными иллюстрациями.  Но  свет  из  глаз  Бобби  был  каким-то  другим,
похожим, скорее, на огни святого Эльма в жаркую ночь.
     Бобби медленно села и оглянулась по сторонам...  перевела  взгляд  на
Гарднера. Он попытался сказать ей: нет... Пожалуйста,  не  направляй  этот
свет на меня.
     Но он не смог вымолвить ни слова и, когда встретился с  ее  взглядом,
увидел, что ее глаза горят - яркие, как бриллианты, как солнечные лучи. Он
попытался заслонить лицо руками, но руки  вдруг  стали  слишком  тяжелыми.
Жжет,  -  думал  он,  -  жжет...  Эти  ожоги  не  пройдут   никогда.   Это
радиоактивные ожоги. Они станут только хуже... и хуже...
     Он услышал голос бармена из предыдущего сна, и в нем звучал триумф: Я
знал, что ты умрешь, Гарднер!
     Свет коснулся его... омыл с ног до головы. Даже с  закрытыми  глазами
он видел, что свет ярко-зеленого цвета. Ярко-зеленый  цвет  не  бывает  ни
теплым, ни холодным. Он никакой. За исключением...
     Его горло.
     Его горло больше не болело.
     Он ясно и безошибочно чувствовал это.
     И еще он слышал: ...это больше не повторится! НИКОГДА!
     И тут зеленый свет исчез.
     Гарднер открыл глаза... сделал он это с опаской.
     Бобби с закрытыми глазами лежала на кушетке. Она глубоко  спала.  Что
же означает вся эта история со светом из глаз? Боже правый!
     Он вновь сел в  кресло-качалку.  Прошло.  Никакой  боли.  Страх  тоже
немного поутих.
     Кофе и аспирин, - подумал он. - Ты собирался встать и выпить  кофе  и
аспирин, помнишь?
     Конечно, - подумал он, устраиваясь  в  кресле  поудобнее  и  закрывая
глаза. - Но никто не пьет кофе и аспирин  во  сне.  Я  сделаю  это,  когда
проснусь.
     Гард, ты проснулся.
     Но этого, конечно же,  не  может  быть.  В  реальной  жизни  люди  не
излучают зеленый свет из глаз, свет, от которого болит горло  и  возникают
ожоги. Во сне - да, но в жизни - нет.
     Он ощупал руками лицо и шею. Дальше он - во сне или наяву - ничего не
помнил.


     Когда Гарднер проснулся, из западного окна струился яркий  свет.  Его
спина ужасно ныла, шея затекла от неудобного положения, в котором он спал.
Давно рассвело. Шел девятый час.
     Он посмотрел на  Бобби,  и  его  пронизал  страх:  на  мгновение  ему
показалось, что Бобби умерла. Потом он понял, что просто она очень  крепко
спит.  Любой  мог  бы  ошибиться.  Грудь  Бобби  медленно   вздымалась   и
опускалась, но паузы между  вдохом  и  выдохом  составляли,  как  прикинул
Гарднер, не менее десяти секунд. Шесть вдохов в минуту.
     И все же она выглядела лучше. Не намного, но все-таки лучше.
     Хотелось бы и мне выглядеть сегодня лучше, - подумал он и  направился
в ванную бриться.
     В зеркале он увидел, что ночью у него опять шла носом кровь,  и  смыл
ее следы горячей водой.
     Он включил воду в ванной,  помня,  как  трудно  приходилось  здесь  с
неисправной колонкой,  и  с  удивлением  отдернул  руку:  из  крана  лился
кипяток. Наверное, Бобби решилась наконец починить ее.
     В аптечке, висящей здесь же,  в  ванной,  он  нашел  начатый  пузырек
валиума, на этикетке  которого  было  написано  его  имя.  Наверное,  срок
годности уже вышел, - подумал он. Почти  полный.  А  чего  он,  собственно
говоря, ожидал? Бобби могла принимать все что угодно, только не валиум.
     Гарднер тоже, естественно, не собирался сейчас  его  пить.  Ему  было
нужно то, что находилось позади пузырька, если оно еще...
     Ура! Повезло!
     В дальнем уголке аптечки лежала  упаковка  бритвенных  лезвий.  Он  с
грустью посмотрел на  свою  давно  не  бритую  щетину  и  приступил  к  ее
уничтожению.
     После бритья он почувствовал себя лучше. Теперь он намеревался  пойти
в сарай и посмотреть, какую же колонку приобрела Бобби: слишком уж  хорошо
и быстро нагревалась вода для просто  отремонтированной.  Еще  нужно  было
посмотреть, как Бобби спит.
     Идя через кухню, он и в самом деле ощутил, что ему вполне хорошо. Шея
и спина после ночи тоже перестали болеть. А ведь ты никогда не спал раньше
сидя, парень, верно? В твоем стиле скорее спать на краю обрыва.
     Войдя в сарай и поискав ощупью выключатель,  он  зажег  свет  и  стал
изучать колонку. Та же самая. Рядом с ней он увидел крышку  и  открыл  ее.
Странно. Погреб. Раньше его здесь не было.
     По ступенькам он спустился в погреб. Здесь, на удивление,  совсем  не
пахло сыростью.
     Она выглядела вчера совершенно опустошенной. Она не могла  вспомнить,
когда в последний  раз  спала.  Не  удивительно.  Сколько  же  времени  ей
понадобилось, чтобы выкопать этот погреб? Да и не могла  она  сделать  это
сама.
     Но Гарднер был уверен, что это была работа Бобби и никого другого.
     В погребе было убрано, чисто и на  удивление  светло.  Это  место  не
походило на погреб в привычном понимании. Скорее уж оно напоминало рабочее
место женщины со странными склонностями к выбору рабочих мест.
     Здесь стоял стол - абсолютно новый стол!  -  на  котором  возвышалась
настольная лампа. На столе были разбросаны какие-то инструменты,  болтики,
гвозди - всякая всячина.
     О, да стол-то не один! От одного конца погреба  до  другого  вплотную
друг к другу стояли столы, составляя единый необыкновенно длинный стол.  И
на всех этих столах валялись инструменты, гвозди, кофейные  банки,  полные
шурупов... множество другого хлама.
     И потом здесь были батарейки.
     Под столом их стояла  целая  коробка:  одновольтовые,  двухвольтовые,
десятивольтовые, еще какие-то... Это стоит не меньше двух сотен  долларов,
- подумал Гарднер, - а может, и больше. Какого черта?..
     Он  обошел  столы  кругом.  Похоже,  из  всех  этих   деталей   Бобби
намеревалась собрать что-то цельное... но что?  На  дальнем  столе  стояла
коробочка  с  восемнадцатью  различными  кнопками  на   передней   панели.
Квадратная такая коробочка. Возле каждой кнопки была приклеена табличка  с
названием популярной песни: "Падают капли  дождя",  "Нью-Йорк"  и  другие.
Лежащая рядом инструкция гласила, что это  самый  лучший  в  мире  дверной
звонок (сделан в Тайване).
     Странно, зачем он мог понадобиться Бобби. Но это еще  не  все.  Бобби
явно пыталась модифицировать  звонок.  Из  него  торчали  провода:  четыре
совсем тонких, два потолще. Они соединяли звонок и радио.
     Помешательство.  Она   страдает   странной   формой   помешательства.
Психиатру это понравилось бы.
     Он увидел еще кое-что.  Кондиционер.  Бобби  уже  давно  намеревалась
приобрести его.
     И наконец приобрела.
     Она помешалась на домашних усовершенствованиях.
     Гарднер поискал глазами счетчик электроэнергии. Занимаясь всем  этим,
Бобби должна была расходовать ее в невероятных количествах. Найдя его,  он
прикоснулся к нему рукой. Он казался таким же, как  прежде,  но  на  самом
деле изменился. Он был горячим как дьявол. Гарднер  открыл  дверцу,  чтобы
посмотреть, что же там так раскалилось...
     И тут на самом деле почувствовал приближающийся конец света.


     Из счетчика торчали провода, но они никуда не  вели.  Они  замыкались
друг на друга.
     Гарднер нерешительно протянул руку, чтобы потрогать  эти  провода,  и
вдруг его рука наткнулась на  какой-то  невидимый  барьер,  который  мягко
отбросил ее.
     Но здесь ничего не было. Никаких барьеров.
     Он недоуменно рассматривал собственную руку. Пальцы дрожали.
     Причина,  наверное,   в   силовом   поле.   О   Боже,   я   попал   в
научно-фантастический рассказ времен тысяча девятьсот сорок седьмого года.
Кто же автор рассказа? Вирджил Финли? Ганс Бок?
     Его рука затряслась сильнее. Он быстро прикрыл дверцу  и  поторопился
вылезти из погреба, но все же успел заметить, что из-под дверцы заструился
ярко-белый свет, который потом стал ярко-зеленым.
     Гарднеру никогда так еще не хотелось выпить, как теперь.


     Выпивку он нашел на кухне.
     Бобби пила мало, но держала в доме  большой  запас  спиртного:  джин,
виски, бурбон, водку. Гарднер откупорил  бутылку  бурбона,  налил  себе  в
пластиковый стакан и выпил.
     Следи за каждым своим шагом, Гард. Иначе быть беде.
     Андерсон все  еще  спала.  Гарднер  решил  разбудить  ее  в  половине
одиннадцатого, если к этому часу она не проснется сама. Посмотрев на часы,
он удивился: было только двадцать минут десятого.  Ему  казалось,  что  он
провел в погребе гораздо больше времени.
     В голову опять лезли мысли о погребе и о том, что он там увидел. Гард
отогнал их. Но они не хотели уходить. Тогда Гард сердито приказал себе  не
думать об этом, до тех пор пока Бобби не проснется и не объяснит ему,  что
же происходит.
     Внезапно его прошиб пот.


     Слева от крыльца в саду стоял мини-трактор. Ничего необычного в  этом
не было. Бобби всегда оставляла его там, если  не  предвиделся  дождь.  Но
даже с расстоянии двадцати футов Гарднер увидел,  что  Андерсон  сотворила
что-то радикальное с мотором трактора.
     Нет. Хватит. Забудь об этом, иди домой, Гард.
     Этот голос, ясный, полный панического страха,  ничем  не  походил  на
привычные голоса, звучащие в голове Гарда.  Возможно,  Гарднер  подчинился
бы, но... Вчера мысль о Бобби удержала  его  от  самоубийства.  Теперь  он
просто обязан сделать что-нибудь, чтобы ей помочь. У  китайцев  есть  одна
верная поговорка: "Если вы сохранили жизнь, вы в ответе за нее". Но  какую
помощь он может оказать Бобби? Может  быть,  он  сможет  помочь  ей,  если
попытается понять, что же происходит вокруг?
     Он допил бурбон, поставил на крыльцо пустую бутылку  и  направился  к
трактору.
     Как и из звонка, из мотора торчало множество  различных  проводков...
может, Бобби хотела установить на него радар? Или  просто  посмеяться  над
ним, Гардом?
     С одной стороны мотора лежала майонезная банка. В ней была  жидкость,
окрашенная слишком ярко, чтобы быть соляркой. Трубочка, торчащая из банки,
была подведена к мотору. Гард попытался понять, куда ведут  многочисленные
провода,  и  не  смог:  они  опутывали  весь  мотор,   образуя   абсолютно
бессмысленные соединения... во всяком случае,  таких  соединений  Гарднеру
видеть еще не приходилось.
     Он взглянул на панель регулировки,  и  его  буквально  подбросило  на
месте, а  глаза  расширились  до  такой  степени,  что,  казалось,  сейчас
выскочат из орбит.
     Гарднер достаточно часто имел дело с этим трактором,  чтобы  помнить,
что прежде там всегда были следующие надписи:

                                   1 3
                                   н 4
                                   2 р

     Теперь здесь появилось кое-что новое, что было невозможно понять:

                                1 3 вверх
                                н 4
                                2 р

     В это невозможно поверить, верно?
     Не знаю.
     Подумай, Гард: летающие тракторы? Да ты что?!
     Заткнись!
     Ты веришь, что тракторы могут летать?
     Заткнись, говорю тебе!
     Он вновь стоял посреди кухни, глядя на шкафчик,  где,  как  он  знал,
лежала бутылка водки. Он боролся с собой, отводил от шкафчика глаза,  и  у
него получилось: он сумел удержать себя от намерения напиться.
     Опустошенный, он побрел в  гостиную.  Бобби  переменила  положение  и
теперь дышала несколько  более  быстро.  Первые  признаки  приближающегося
пробуждения. Гарднер взглянул на часы: почти десять. Он подошел к книжному
шкафу, стоящему  возле  письменного  стола,  в  надежде  найти  что-нибудь
почитать, пока она проснется окончательно.
     На столе возле старой пишущей машинки он увидел нечто,  что  поразило
его, пожалуй, больше всего. Поразило настолько, что все остальные перемены
- например, рулоны бумаги для компьютера на  стене,  под  столом  и  возле
пишущей машинки - он отметил почти механически.

                             СОЛДАТЫ-БУЙВОЛЫ
                         Рассказ Роберты Андерсон

     Ниже Гарднер увидел свое собственное имя -  или,  во  всяком  случае,
прозвище, которое знали только он и Бобби:
     Гарду, который всегда здесь, когда я нуждаюсь в нем.
     Он взял рукопись и начал читать.

     "В дни, когда Канзас еще  не  обагрился  кровью,  там  все  еще  были
буйволы - любимцы бедняков, индейцев и белокожих, потому что в их  шкурах,
как в гробах, хоронили людей.
     "Попробовав один раз вкус мяса буйвола, вы больше никогда не  сможете
есть говядину", - говаривали в  старые  времена,  и  этому  можно  верить,
потому что охотники на буйволов, "солдаты-буйволы", сохранили  память  обо
всем этом: о запахе буйволов и вкусе их мяса. Да и  сами  они  пахли,  как
буйволы, потому что многие носили  ремни  из  кожи  буйволов  и  такие  же
галстуки и перчатки, чтобы уберечь руки от жаркого солнца прерий. В ушах и
в носу они носили зубы буйволов,  ножны  их  кинжалов  делались  из  рогов
буйволов,  а  талисманом  их  был  пенис  буйвола  как  гарантия  удачи  и
неиссякаемой потенции.
     За стадами буйволов следовали духи, а стада эти покрывали прерии, как
тучи, застилающие небо в дождливую погоду; тучи остались, а большие  стада
исчезли... как и  охотники  на  них,  "солдаты-буйволы",  сумасшедшие,  не
знающие страха люди, приходящие неведомо откуда и уходящие неведомо  куда,
люди в мокасинах из кожи буйволов и носящие кости  буйволов  на  шее;  они
исчезли еще до того, как вся страна обагрилась кровью.
     Как-то двадцать четвертого августа тысяча  восемьсот  сорок  восьмого
года, в полдень, Роберт Ауэлл,  который  спустя  пятнадцать  лет  умрет  в
Геттисбурге,  сделал  привал  возле  маленького  ручейка  в  Небраске,   в
местности известной под названием Страна Горных Песков. Ручеек был мал, но
течение в нем было чрезвычайно сильным..."

     Гарднер успел прочитать около сорока страниц  рассказа,  когда  вдруг
услышал сонный голос Бобби:
     - Гард? Гард, ты здесь?
     - Я здесь, Бобби, - сказал он и встал, жалея, что не может дочитать и
узнать, чем окончится рассказ. Но он еще успеет сделать это... Поверить  в
то, что Бобби написала четырехсотстраничный рассказ, было  легче,  чем  во
все остальное, что он сегодня увидел. Но как она могла сделать это за  три
недели, с тех пор как он видел ее в последний раз? Рассказ, безусловно,  -
лучшее, что она когда-либо написала. Нет, это невозможно. Проще  поверить,
что сам он сошел с ума.
     Если бы он только мог!..



                     9. АНДЕРСОН РАССКАЗЫВАЕТ СКАЗКИ

     Бобби, кряхтя как старуха, медленно оторвалась от кушетки.
     - Бобби... - начал Гарднер.
     - Боже,  я  проспала  все  на  свете,  -  зевнула  Андерсон,  -  и  я
изменила... ну, неважно. Сколько же я проспала?
     Гарднер взглянул на часы.
     - Около четырнадцати часов. Бобби, твоя новая книга...
     - Не сейчас. Я вернусь, и ты мне скажешь о ней, - и с  этими  словами
она медленно направилась в ванную, на ходу расстегивая блузу. Гарднеру еще
раз со всей очевидностью бросилось в глаза, как сильно  Бобби  потеряла  в
весе.
     Она вдруг остановилась, как бы зная, что он смотрит  на  нее,  и,  не
оглядываясь, сказала:
     - Я все смогу тебе объяснить, будь уверен.
     - Сможешь? - тупо переспросил Гарднер.


     Андерсон была в ванной довольно долго, гораздо дольше, чем можно было
бы ожидать. Гард прислушался - вода  не  бежала.  Он  начал  беспокоиться.
Бобби выглядела немного лучше, когда проснулась, но лучше ли  ей  было  на
самом деле? Он тихо подошел к двери ванной, решив, что  только  послушает.
Если он услышит нормальные для умывающегося человека звуки,  то  пойдет  и
приготовит кофе и, возможно, сварит пару яиц. Если же не услышит ничего...
     Дверь ванной была неплотно прикрыта, и он увидел, что Бобби  стоит  у
зеркала, в котором не так давно сам Гарднер созерцал себя.  В  одной  руке
она держала зубную пасту, в другой щетку... но тюбик все еще  был  закрыт.
Она, как загипнотизированная, смотрела на себя в  зеркало.  Ее  губы  были
приоткрыты, словно она оскалилась.
     Заметив в зеркале какое-то движение, Бобби оглянулась:
     - Гард, как тебе кажется, с моими зубами все в порядке?
     Гарднер присмотрелся. Зубы выглядели как всегда, хотя он,  по  правде
говоря, не мог вспомнить, обращал  ли  когда-нибудь  на  них  внимание.  В
памяти опять всплыло ужасное фото Карен Карпентер.
     - Конечно. -  Он  старался  не  выдать  своим  видом,  как  неприятно
поразила его ее худоба. - Думаю, да. - Он улыбнулся. - Никаких проблем.
     Андерсон попыталась улыбнуться в ответ, но  результат  был  несколько
гротескного характера. Она надавила пальцем на один из зубов.
     - Он атаеха, кога я елаю ак?
     - Что?
     - Он шатается, когда я делаю так?
     - Нет. Во всяком случае, я этого не вижу. А в чем дело?
     - Просто мне как-то снился один сон, и там... - Она оглядела себя.  -
Выйди отсюда, Гард. Я не одета.
     Не переживай, Бобби. Я не собираюсь изнасиловать скелет.
     - Извини, - сказал вслух он. - Дверь была открыта. Я  думал,  ты  уже
вышла.
     Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
     Из-за двери раздался ее голос:
     - Я знаю, что тебя удивляет.
     Он ничего не сказал ей, молча стоял. Но у  него  появилось  ощущение,
что она знала - знала, - что он все еще здесь. Как будто она могла  видеть
сквозь дверь.
     - Тебе кажется, что я сошла с ума.
     - Нет, - запротестовал он, - нет, Бобби...
     - Я так же разумна, как и ты, - из-за двери  продолжила  Андерсон.  -
Просто я устала, как лошадь, и голодна, как собака, и очень похудела... но
я в здравом уме, Гард. Думаю,  ты  сегодня  уже  не  раз  задумывался,  не
сходишь ли ты сам с ума. Ответ один: и ты, и я - мы оба вполне нормальны.
     - Бобби, что здесь происходит? -  Вопрос  прозвучал  как  беспомощный
крик.
     - Погоди, вот я сейчас приму душ, а ты тем временем  приготовишь  нам
завтрак. И я все тебе расскажу.
     - Ты говоришь правду?
     - Да.
     - Ладно, Бобби.
     - Я рада, что ты здесь, Гард, - сказала она. - Раз  или  два  у  меня
было плохое предчувствие. Как будто бы у тебя что-то было не в порядке.
     Гарднер вытер тыльной стороной ладони  внезапно  выступивший  на  лбу
пот.
     - Я приготовлю завтрак, - пробормотал он.
     - Спасибо, Гард.
     И он, как слепой, почти ощупью побрел на кухню.


     Почти дойдя до кухни, он вернулся к двери ванной, потому  что  ему  в
голову пришла вдруг одна мысль:
     - Где Питер, Бобби?
     - Что? - спросила она, не расслышав вопроса из-за шума воды.
     - Я спросил, где Питер? - повторил он, повысив голос.
     - Умер, - после паузы ответила Бобби. - Я очень плакала, Гард. Но  он
был... ты знаешь...
     - Старым, -  прошептал  Гарднер,  и,  сообразив,  что  она  опять  не
услышит, повторил громко:
     - Он был очень старым, так?
     - Да, - отозвалась Андерсон сквозь шум воды.
     Гарднер еще мгновение постоял у двери. Странно, но он был  совершенно
уверен, что Бобби солгала насчет того, что Питер умер.


     Гард сварил восемь яиц и поджарил в гриле бекон. Он  заметил,  что  в
кухне  появилась  микроволновая  печь,  а  также  прибавилось   количество
дополнительных светильников: там, где готовят еду, над плитой и  обеденным
столом...
     Он сварил кофе, черный и крепкий, и уже почти все поставил  на  стол,
когда из ванной появилась Бобби, свежая и бодрая. Ее волосы были  замотаны
полотенцем.
     - А гренки? - спросила она.
     - Сама делай свои дурацкие гренки, - ворчливо  сказал  Гарднер.  -  Я
приехал сюда не для того, чтобы готовить тебе завтрак.
     Андерсон замерла:
     - Ты прибыл сюда... Вчера? Под дождем?
     - Да.
     - Да что же это происходит?! Мюриел сказала, что ты  освободишься  не
раньше тридцатого июня.
     - Ты звонила Мюриел? Когда?
     Андерсон махнула рукой, как будто это не имело никакого значения. Она
вновь спросила:
     - Что случилось?
     Гарднер хотел было рассказать ей,  но  что-то  сдержало  его.  Зачем,
собственно, это нужно Бобби? Чем она поможет? Нет, не сейчас...  возможно,
позднее...
     Возможно.
     - Потом, - сказал он. - Я хочу знать, что происходит здесь.
     - Сперва завтрак, - улыбнулась Андерсон, - потом остальное.


     Бобби ела так жадно, будто уже очень давно не видела ни  крошки.  Она
не проявляла ни малейших признаков депрессии. Доев, она обтерла  салфеткой
губы:
     - Отлично, Гард.
     - В Португалии лучшей похвалой повару считается отрыжка у клиента.
     - А что они там, в Португалии, делают после сытного завтрака? Ложатся
отдохнуть?
     Она откинулась на спинку стула. Полотенце сползло с ее волос, и  Гард
едва подавил в себе бешеное желание  схватить  ее  и  утащить  в  постель.
Слегка улыбнувшись, он сказал:
     - Очень рад, что ты довольна.
     Он бросил ей пачку "Кэмела". Она достала сигарету и вернула ему пачку
со словами, что вряд ли осилит ее.
     Когда она докуривала свою сигарету, он успел выкурить четыре.


     Ты осмотрелся, - начала Андерсон. -  Я  знаю,  ты  ходил  и  смотрел.
Теперь ты понимаешь, как я чувствовала себя, когда нашла в лесу эту штуку.
     - Какую штуку?
     - Если я скажу тебе это сразу, ты решишь, что я сошла с ума. Позже  я
покажу тебе ее, а сейчас нам лучше просто  поговорить.  Расскажи,  что  ты
увидел. Какие нашел перемены?
     Гарднер обдумывал, с чего же  начать  расспросы.  Бобби,  безусловно,
знала, что он успел увидеть многое в  ее  доме.  Неожиданно  для  себя  он
сказал:
     - Странно, что ты нашла время  для  новой  книги.  Большой  книги.  Я
прочел немного, пока ты спала. Это лучшее, что ты  когда-либо  написала...
хотя ты всегда писала неплохо.
     Андерсон кивнула, польщенная:
     - Спасибо. Я тоже так думаю.
     - Сколько же ты писала ее?
     - Не помню точно. Возможно, дня три.  Во  всяком  случае,  не  больше
недели. Большую часть - во сне.
     Гард улыбнулся.
     - Ты ведь знаешь, что я не шучу, - сказала Андерсон.
     Гарднер перестал улыбаться.
     - Бобби, это невозможно.
     - Если ты действительно так считаешь, ты недооцениваешь  мою  пишущую
машинку. Разве ты не видел рулоны бумаги, ящики с батарейками, а?
     - Бобби...
     - Просто я сделала одно  приспособление,  для  которого  скупила  все
батарейки в округе. Слава богу, во время раскопок у меня  было  достаточно
времени, чтобы придумывать всякую всячину.  Кстати,  колонка  работает  по
тому же принципу. Да и все остальное тоже.
     - Во время каких раскопок?  Той  штуки  в  лесу,  которую  ты  хочешь
показать мне?
     - Да. Но это потом. Да,  так  вот,  я  купила  множество  батареек  и
сделала одно приспособление, которое... Ну, проще показать тебе его. Иди в
комнату, сядь и смотри.
     - Хорошо, - обескураженный Гарднер встал. - А ты?
     - Я останусь здесь, - улыбнулась Бобби.
     Гард шел и думал, что все услышанное не подчиняется  никаким  законам
логики. Пишущие машинки не могут сами писать книги. Бобби  может  говорить
все что угодно, она может даже верить сама в то, что говорит,  но  так  не
бывает.
     - Ты готов, Гард? - послышался голос Бобби.
     Одновременно с ее  словами  рулон  с  бумагой  для  компьютера  начал
опускаться. Гард увидел,  что  к  машинке  присоединены  четыре  проводка:
красный, синий, желтый и зеленый.
     - Заряди, пожалуйста, лист, - крикнула Андерсон. - Ну, не дура ли  я?
Забыть о такой мелочи! Они не стали помогать мне в этом, и я чуть не сошла
с ума, пока не нашла решение. Мне подсказал эту мысль  рулончик  туалетной
бумаги... Гард, да заряжай же!
     Нет. Я должен бежать отсюда, и чем скорее, тем лучше. И потом  должен
напиться до чертиков, чтобы забыть все это. Меня даже не  интересует,  кто
эти "они".
     Но вместо того чтобы бежать, он зарядил лист в машинку, а сердце  его
билось все быстрее и быстрее.
     - Порядок, - крикнул он. - Мне нужно сделать еще что-нибудь?
     Правда, он не видел  никакого  выключателя,  да  и  не  очень-то  ему
хотелось бы что-нибудь здесь включать.
     - Не нужно! - крикнула в ответ она,  и  Гарднер  услышал  щелчок.  Из
машинки полились струи зеленого света. Свет  растекался  между  клавишами.
Внезапно клавиши начали сами собой опускаться и подыматься, как клавиатура
в механическом пианино. Каретка стронулась с места, и  на  листе  возникли
буквы:
     Мой папа лежит глубоко под землей
     Динь. Звяк.
     Каретка вернулась в исходное положение.
     Нет-нет, я ничего не видел. Невозможно поверить  в  то,  что  я  вижу
нечто подобное.
     Эти алмазы были когда-то его глазами.
     Свет, как туман, обволакивал клавиатуру.
     Динь! Звяк!
     Мое пиво - лучшее в стране пиво
     Машинка как будто набирала скорость. Теперь она трещала  без  умолку.
Все это, безусловно, какой-то  ловкий  трюк,  выдуманный  Бобби  во  время
одного из приступов безумия - созидательного безумия.
     Никаких трюков, Гард!
     Каретка замерла, как бы  наблюдая  за  его  реакцией,  и  затарахтела
вновь.
     Я делаю это из кухни. Моим приспособлением можно управлять с  помощью
мысли. Эта штука воспринимает мои мысли с расстояния до пяти миль. Если  я
отойду дальше, в ее работе начинаются перебои, а  свыше  десяти  миль  она
совсем перестает работать.
     Так что я не сидела за машинкой, когда писала свою книгу. Этот чертов
старый "ундервуд" два или три дня работал без остановки, Гард, а я все это
время была в лесу, работая в одном месте, или рыла погреб. Но, как  я  уже
сказала тебе, большую часть  времени  я  спала.  Это  забавно...  если  бы
кто-нибудь  рассказал  мне,  что  подобное  приспособление  существует,  я
никогда не смогла бы поверить, что оно будет  работать  на  меня.  Машинка
печатает буквы, потому что я ясно вижу напечатанные на бумаге  слова.  Это
не похоже на диктовку, Гард, это  скорее  управление  машинкой  с  помощью
подсознания; скорее сон, чем работа... но то, что получается в результате,
это не сон. Это машина мечты. Они сделали мне космически  щедрый  подарок.
Ты прав, "Солдаты-Буйволы" - моя лучшая книга. Представляешь каким был  бы
результат,  если  бы  этой  машинкой  владел  Ф.Скотт   Фицджеральд?   Или
Хемингуэй? Фолкнер? Сэлинджер?
     Машинка  замерла.  Гарднер  прочел  все  напечатанное.   Его   взгляд
задержался на первой строчке. И все же это какой-то трюк.
     Машинка заработала:
     Никаких трюков!
     Он внезапно подумал:
     Ты можешь читать мои мысли, Бобби?
     Да. Но только немного.
     Никогда  еще  в  нем  не  было  так  сильно   ощущение   нереальности
происходящего. Его глаза механически скользили  по  строчкам.  Наконец  он
нашел то, что искал: Это был с их стороны космически щедрый подарок...
     А раньше Бобби сказала: Они подсказали мне решение...
     Глядя, как  завороженный,  на  машинку,  которая  все  еще  светилась
ярко-зеленым светом, Гарднер подумал: Бобби, кто такие "они"?
     Клавиши вновь застучали, лист бумаги сдвинулся,  и  Гарднер  прочитал
хорошо знакомый ему детский куплет:

                        Вчера, сегодня и всегда
                        И там они, и тут -
                        Лишь ты уснешь как со двора
                        В дом призраки придут.

     Джим Гарднер пронзительно вскрикнул.


     Его руки наконец перестали трястись, и он смог  взять  чашку  кофе  и
сделать глоток. Бобби, перетащившая его на кухню, следила  за  каждым  его
движением, и глаза ее странно блестели.
     - Мне очень жаль,  что  все  произошло  именно  так,  -  сказала  она
наконец, - но я бы не смогла этого предотвратить. Я говорила тебе, что это
машинка мечты, но она же - и машинка подсознания. Ты все время  думаешь  о
том, что этот дом населен... ну, ты назвал бы  это  монстрами...  а  я  бы
сказала - образами. Простыми, как детские мечты, но  живыми.  -  И  она  с
нажимом повторила:
     - Живыми.
     Какое-то время в кухне царила тишина, и только за окном пели птицы.
     - Я могла бы предусмотреть твою реакцию и заранее  посвятить  тебя  в
некоторые детали, - продолжала она, - но не уверена, что  смогла  бы  ясно
объяснить тебе все это. Ты спросил меня,  кто  такие  "они",  и  из  моего
подсознания выскочили стишки  о  призраках.  А  печатная  машинка  тут  же
восприняла их.
     -  Допустим,  -  кивнул  Гарднер,  хотя  все  это  по-прежнему   было
непонятно, - но кто же они, кроме того, что их можно  назвать  призраками?
Тролли? Гоблины? Грем...
     - Я просила тебя осмотреться вокруг, чтобы ты  понял,  насколько  они
могущественны, - торжественно  сказала  Андерсон,  -  и  насколько  велики
перемены здесь.
     - Ну, это-то я понял, - сказал Гарднер, и в уголках его рта  заиграла
улыбка. - Еще несколько таких же "могущественных" перемен - и смирительная
рубашка будет на мне отлично смотреться.
     - Те, кого ты называешь призраками,  пришли  из  космоса,  -  сказала
Андерсон, - и, как мне кажется, сейчас ты в состоянии это осмыслить.
     Во рту у Гарда пересохло, и он нервно облизнул губы.
     - Они здесь, вокруг нас? - спросил он и услышал собственный голос как
бы издалека. Внезапно ему стало страшно - страшно  настолько,  что  он  не
смог бы заставить себя оглянуться. Он будто оказался в центральном эпизоде
сериала "Звездные войны".
     - Я думаю, что они - во всяком случае, в физическом понимании - давно
мертвы, - тихо сказала Андерсон. - Они  умерли  задолго  до  появления  на
Земле первого человека. Но это как... как Карузо: он давно умер,  а  голос
его, записанный на пластинки и пленки, будет жить вечно!
     - Бобби, - с чувством сказал Гарднер, - расскажи мне, что  произошло.
Я хочу услышать историю от начала до конца. Можешь это сделать?
     - Не уверена, - сказала она с улыбкой, - но постараюсь.


     Андерсон говорила долго. Когда она закончила  рассказ,  был  полдень.
Все это время Гарднер сидел за столом и  курил,  встав  только  один  раз,
чтобы сходить в ванную за аспирином.
     Андерсон начала с рассказа о прогулке в лесу и своей  находке  -  она
сразу  поняла,  что  нашла  нечто  исключительно  важное,  -  но  внезапно
перескочила назад и принялась рассказывать  о  Питере.  Она  намеренно  не
упомянула о мертвом птенце, об исчезнувшей катаракте  Питера.  Она  только
сказала, что, вернувшись после целого дня работы возле странного предмета,
обнаружила Питера на крыльце мертвым.
     - Это было похоже, как будто он спал, -  сказала  Андерсон,  и  в  ее
голосе прозвучала  фальшивая  нотка.  Гард,  хорошо  знавший  Бобби  и  ее
неумение лгать, внимательно посмотрел на нее... и тут же перевел взгляд на
свои руки. Андерсон тихо плакала.
     Через несколько минут Гарднер спросил:
     - Что было потом?
     - Потом ты пришел, когда я позвала тебя, - Андерсон уже улыбалась.
     - Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
     - Питер умер двадцать восьмого июня, - сказала Андерсон. Она  никогда
не имела возможности попрактиковаться во лжи,  но  у  нее  это  прозвучало
почти натурально. - Этот последний день я помню  совершенно  отчетливо,  -
она открыто и честно улыбнулась Гарднеру.
     Но это ее высказывание тоже было ложью: последний день,  который  она
помнила отчетливо, был накануне, двадцать седьмого июня. Именно тогда  она
начала копать. Это напоминало сказку, но она действительно  не  смогла  бы
последовательно вспомнить, что и когда делала потом. И еще  она  не  могла
сказать Гарду правду о Питере. Не сейчас. Они подсказывали ей это, но  она
и сама знала, что пока нельзя.
     Они также говорили ей, что  нужно  очень  внимательно  посмотреть  на
Джима Гарднера. Конечно, не слишком  долго:  он  скоро  станет  членом  их
команды. Да. И это будет отлично,  потому  что,  если  Андерсон  и  любила
кого-нибудь, то этим человеком был именно Джим Гарднер.
     Бобби, кто такие "они"?
     Призраки. Это словечко не хуже любого другого, верно?  Конечно.  Даже
лучше многих других.
     Ей не хотелось лгать Гарду, это было нелегко. Но  скоро  он  сам  все
узнает... все поймет... Гард... он... он...
     Когда он увидит корабль. Когда он почувствует корабль.
     - Неважно, верю я или не верю. Думаю, меня скоро заставят во все  это
поверить.
     - Чем скорее переступишь через понятие невозможного, тем будет лучше.
     - Интересно! Ситуация по меньшей мере странная.  Если  я  не  верю  в
очевидность увиденного и почувствованного, то я сумасшедший. Если же  верю
- то сумасшедший вдвойне.
     - Ты не сумасшедший, Гард, - мягко возразила Андерсон и положила свою
ладонь на его. Он  выдернул  свою  и  отодвинулся.  Теперь  он  был  готов
рассказать ей то, что собирался:
     - Вчера утром я намеревался убить себя, - медленно  сказал  он.  -  И
если бы я не почувствовал нечто, говорившее мне, что  ты  попала  в  беду,
сейчас я лежал бы на дне океана и кормил собой рыб.
     Андерсон пристально взглянула на него:
     - Ты это серьезно? О Боже!
     - Да. В тот момент это казалось  единственным  достойным  выходом  из
сложившейся ситуации.
     - Глупости.
     - Я говорю серьезно. Потом появилась эта мысль. Мысль, что ты  попала
в беду. Я никак не мог дозвониться тебе. Тебя здесь не было.
     - Наверное, я была в лесу, - задумчиво сказала Андерсон. - И тогда ты
примчался сюда. - Она поднесла его руку ко рту и нежно поцеловала. -  Если
это не означало чего-нибудь еще, то оно, во всяком случае, спасло тебя  от
смерти, болван.
     - Как всегда, я в восторге от твоих комплиментов.
     - Если ты когда-нибудь совершишь это, то я на твоем надгробном  камне
вырублю это слово - "болван", - и, будь уверен, его смогут  прочесть  даже
через столетие.
     - Что ж, благодарю, -  насмешливо  возразил  Гард,  -  но,  к  твоему
огорчению, некоторое время этого  не  случится.  Потому  что  оно  еще  не
прошло.
     - Что?
     - Чувство, что ты попала в беду.
     Она смотрела в сторону, пытаясь выдернуть руку из его руки.
     - Посмотри на меня, Бобби, черт побери!
     Через силу она взглянула на него, но он видел, насколько ей это  было
трудно.
     - Все, что я увидел здесь, безусловно, здорово, но почему же меня  не
покидает ощущение, что ты попала в беду?
     - Не знаю, - тихо ответила она и начала мыть посуду.


     - Конечно, я  работала,  пока  не  обессиливала  вконец,  -  говорила
Андерсон. Сейчас она стояла к нему спиной, и  ему  казалось,  что  ей  это
нравится. В горячей воде звенела посуда. - Понимаешь, Гард, мне было важно
понять, что же это такое.
     - Понимаю, - сказал он и подумал: Она не говорит мне правду  или,  во
всяком случае, говорит не всю правду,  хотя  я  не  думаю,  что  сама  она
осознает это. Остается только один вопрос: что нам сейчас делать?
     - Не знаю, - она оглянулась по сторонам. Увидев  удивленные  поднятые
брови Гарднера, поспешно добавила:
     - Ты что же думаешь, у меня есть готовый ответ? Ничего  подобного.  У
меня есть только несколько идей, вот и  все.  Возможно,  даже  не  слишком
удачных. Думаю, сперва нужно, чтобы ты взглянул на эту штуку,  и  потом...
ну...
     Гарднер долго смотрел на нее. Бобби больше  не  отводила  взгляд.  Но
что-то во всем этом было не то. Фальшь в голосе Бобби, когда она  говорила
о Питере. Может, слезы и были настоящими, но этот тон... в нем было что-то
неправильное, нечестное.
     - Ладно. Пойдем смотреть твой корабль в земле.
     - Но сперва неплохо было бы перекусить, - капризно сказала Андерсон.
     - Ты опять голодна?
     - Конечно. А ты нет?
     - О Боже, конечно, нет!
     - Тогда я перекушу за нас обоих, - сообщила Андерсон и  как  сказала,
так и сделала.



                          10. ГАРДНЕР РЕШАЕТСЯ

     - О Боже! - с таким возгласом Гарднер  рухнул  на  еще  сырую  землю,
ощутив тоскливую тяжесть в  желудке.  -  О  Боже!  -  повторил  он  слабым
голосом. Это было все, на что сейчас оказался способен.
     Они находились на краю вырытой Андерсон  ямы.  Бобби  постаралась  на
славу: сейчас яма была двести футов длиной и не менее  двадцати  глубиной.
Из нее, напоминая гигантское  стальное  блюдце,  выглядывал  металлический
корпус корабля.
     - О Боже! - в третий раз возгласил Гарднер. - Ты только  посмотри  на
эту штуку!
     - Я достаточно смотрела на нее, -  на  губах  Бобби  блуждала  слабая
улыбка. - Вот уже неделю я смотрю на нее. И это помогает решить  множество
проблем, Гард.
     Взгляд Андерсон нельзя было назвать просто  отсутствующим.  Глаза  ее
напоминали пустые окна.
     - Что ты имеешь в виду? - ошеломлено спросил Гард.
     - А? - Андерсон встрепенулась, будто проснувшись.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Тебя, Гард. И меня. Но я  думаю...  думаю,  что  в  основном  тебя.
Подойди поближе и посмотри сам.
     Андерсон быстро спустилась в яму, но вдруг обнаружила,  что  Гард  не
идет за нею. Она оглянулась и увидела Гарда, застывшего на краю ямы.
     - Эта штука не укусит тебя, - заметила Андерсон.
     - Да? А что же она со мной сделает, Бобби?
     - Ничего! Они мертвы! Когда-то твои призраки были  вполне  реальными,
но они давно умерли, а этот корабль находится здесь  не  менее  пятидесяти
миллионов лет. Он врос в землю! Он никогда не сможет сдвинуться  с  места!
Тебе нечего бояться.
     - Ты не пыталась проникнуть внутрь? - Гарднер не двигался с места.
     - Нет. Вход - я чувствую, что он здесь есть, - все еще находится  под
землей. Но это не имеет никакого значения. Они мертвы. Гард. Мертвы.
     - Они мертвы,  ты  не  пыталась  проникнуть  внутрь  корабля,  но  ты
изобретаешь всякую всячину не хуже Эдисона  и  при  этом  способна  читать
мысли. Поэтому я повторяю: что эта штука собирается сделать со мной?
     И тут она произнесла свою самую большую ложь. Она сказала:
     - Ничего, чего бы ты не хотел.
     После этого она направилась к кораблю, не обращая больше внимания  на
Гарднера.
     Помедлив немного, Гарднер последовал ее примеру.


     Да, теперь он отчетливо видел, что  это  корабль.  Летающая  тарелка.
Летающее блюдце. О, как много всякой ерунды  прочел  он  в  свое  время  о
летающих тарелках! В статьях, исследованиях и художественных произведениях
было все: от полного их отрицания до воспевания попыток контакта с другими
цивилизациями.
     И вот он видит чудо своими собственными глазами. Прошли века, но  для
предмета в земле они пролетели, как миг.
     Он повернулся к Андерсон.
     - Оно настоящее? - Во взгляде его читалась мольба.
     - Настоящее. Коснись его рукой. - Она постучала пальцем  по  корпусу.
Раздался глухой звук. Гарднер было протянул руку, но тут же отдернул ее.
     На лице Андерсон тенью мелькнуло раздражение.
     - Говорю тебе, Гард: никто тебя не укусит.
     - И никто не причинит мне никакого вреда?
     - Абсолютно.
     Он верил и не верил.
     Скажи, Бобби, а тебе хотелось работать до полного  изнеможения?  Тебе
хотелось похудеть настолько, чтобы напоминать дистрофика? Как ты  думаешь,
ты в состоянии принимать решения или чья-то рука направляет  тебя?  Почему
ты солгала насчет Питера? Почему в этом лесу не слышно пения птиц?
     - Давай же, - нетерпеливо прервала его размышления Бобби. -  Нам  еще
предстоит поговорить и подумать об этом, а сейчас коснись его...
     - Ты так настаиваешь, как будто это имеет для тебя огромное значение.
     Она сердито топнула ногой.
     - Хорошо, - сдался Гард. - Хорошо, Бобби.
     Он осторожно, как когда-то Бобби в первый раз, дотронулся до  гладкой
металлической поверхности. Бобби замерла в напряженном  ожидании:  что  же
произойдет?
     Произошло одновременно несколько событий.
     Во-первых, в руке Гарднера возникло ощущение вибрации  -  возникло  и
пропало. Как только оно пропало, в голове Гарднера зазвучала музыка, такая
громкая, что напоминала скорее крики, а не музыку. Как  будто  в  нем  был
стереоусилитель и кто-то включил его.
     Он открыл рот, чтобы сказать что-то... но тут все  исчезло.  Странно:
песню, которая только что звучала в его голове, Гард знал еще со  школьной
скамьи.  Итак,  вибрация...  музыка...  Все  это  продолжалось  не   более
двенадцати секунд. А потом из его носа хлынула кровь.
     Гарднер  боковым  зрением  заметил,  что  Андерсон  отступила  назад,
заломив руки в инстинктивно-оборонительном жесте. Теперь в глазах ее  были
только страх и боль.
     И наконец у него совершенно перестала болеть голова.
     Если бы только не хлеставшая из носа кровь!


     - Вот, возьми скорее! Боже, Гард, что с тобой?
     - Все будет хорошо, - он взял протянутый ею носовой платок, зажал  им
нос и запрокинул голову назад. Во рту ощущался соленый вкус крови.
     - Бывало и похуже...
     Правда, подумал он, обычно кровотечение у него заканчивалось скорее.
     - Гард, поверь, я не предполагала, что может случиться  что-нибудь  в
этом роде. Ты веришь мне?
     - Конечно. - Гард не знал, чего именно ожидала Бобби... но верил, что
явно не этого. - Ты слышала музыку?
     - Не очень отчетливо. Я слышала ее эхо из твоей головы.
     - Ты и это можешь?
     - Да, - смущенно улыбнулась Бобби. - Когда рядом есть люди, я могу...
     - Но это невозможно! - говоря это, Гарднер убрал  платок  от  лица  и
рассматривал его. Кровотечение почти прекратилось.
     - Это возможно и необходимо, - сердито возразила Андерсон. -  Если  я
не буду способна на это, то мне никогда не удастся  покинуть  этот  чертов
дом. И не спрашивай меня, я все равно не сумею всего тебе объяснить. Давай
лучше вернемся домой.
     В моей голове тарелка, Бобби. - Он почти  был  готов  произнести  это
вслух, но по некоторым соображениям не решился. - И эта тарелка удерживает
тебя. Я не знаю, откуда это мне известно, но это так, и я уверен в этом.
     - Да, уже можно. Я бы хотел
     (выпить)
     чашечку кофе.
     - И ты ее получишь. Пошли.


     Бобби ощущала странную раздвоенность. С одной стороны, она испытывала
к Гарду самые теплые чувства, ей  хотелось  заботиться  о  нем,  как  и  в
прежние времена. С другой  стороны,  она  очень  пристально  наблюдала  за
каждым его шагом. Испытующе. Вопросительно. За каждым.
     Конечно, ей хотелось, чтобы Гард был с нею. Ей казалось, что с ним ее
проблемы разрешатся быстрее. Гарднер присоединится к ее раскопкам, и ей не
придется больше заниматься этим одной. Он был прав насчет одного  момента:
если она и дальше будет делать это сама, то скоро упадет замертво. Но пока
он никак не помог ей. Возможно, причиной было это проклятое кровотечение.
     Он никогда не прикоснется к кораблю, если из-за этого  у  него  носом
опять пойдет кровь. Он не прикоснется к кораблю  и  тем  более  не  войдет
вовнутрь.
     Но, может быть, кровотечение - случайность? Кроме того, Питер никогда
не прикасался к металлу. Питер не хотел даже находиться рядом  с  ним,  но
его глаз... и внезапное омоложение...
     Это не одно и то же. Он - человек, а не престарелый бигль. И  заметь,
Бобби, что, кроме кровотечения из носа и музыки  в  ушах,  больше  никаких
перемен не произошло.
     Никаких очевидных перемен.
     Стальная тарелка в его черепе?
     Возможно... но какая разница?
     Бобби не знала. Зато она знала, что корабль, безусловно, представляет
собой  какую-то  силу,  сгусток  энергии,  ощутимый  даже  через   обшивку
корпуса... и она знала, что  радиус  его  действия  расширяется  с  каждым
выкопанным ею футом, с каждым дюймом. Вот и  на  Гарда  подействовало.  Но
потом оно... - что?
     Потом энергия исчезла.
     Так что же мне делать?
     Она не знала, но понимала, что это неважно.
     Они подскажут ей.
     Когда придет время, они обязательно подскажут ей.
     Если бы только она могла прочесть его целиком!
     Внутренний голос подсказывал: Дай ему выпить. Он опьянеет, и  ты  без
труда сможешь прочесть его. Тогда ты до конца поймешь его.


     Они подошли к трактору, который вовсе не летал, а ездил по земле, как
ему и было положено,  но  при  этом  мотор  его  работал  бесшумно,  а  за
штурвалом никого не было. Андерсон, как ни в чем не бывало, села за  руль,
пригласила Гарднера к ней присоединиться, и они поехали по  направлению  к
дому. В саду она поставила трактор на прежнее место.
     Гарднер взглянул на постепенно затягивающееся тучами небо.
     - Ты бы лучше поставила его в сарай, Бобби! - сказал он.
     - Все будет хорошо, - коротко ответила она, положила в карман ключ  и
направилась к дому. Гарднер оглянулся  на  сарай,  сделал  шаг  за  ней  и
внезапно оглянулся еще раз. У  двери  сарая  стояла  большая  платформа  с
дровами. Они как будто сами прибыли из леса.
     Еще одно изобретение.
     Как ты это делаешь, Бобби? И почему ты вдруг  стала  способна  делать
это?


     Когда он вошел в дом, Бобби как раз доставала из шкафчика пиво.
     - Ты серьезно говорил насчет кофе или тебе больше хочется этого?
     - С чего это ты так подобрела, а?
     - Пей, Гард! Я даже могу предложить оригинальный тост -  за  жизнь  в
других мирах и на других планетах! Давай!


     Они выпили, и Андерсон спросила: что же, по его мнению, им  делать  с
находкой.
     - Мы ничего не будем делать с ним. Это ты собираешься  что-то  с  ним
делать.
     - Я уже кое-что сделала, Гард, - мягко возразила она.
     - Конечно, сделала, - с нажимом заявил он, - но я говорю  о  каких-то
решительных действиях. Я могу посоветовать тебе все, что ты хочешь от меня
услышать, - знаешь, пьяные поэты мастера давать советы, - но на самом деле
ты ведь все давно решила сама. Потому что это твоя находка. Корабль  лежит
в земле, и он твой.
     Андерсон пытливо взглянула на него:
     - Ты что, считаешь, что такая  вещь  может  принадлежать  кому-нибудь
одному? Боже, Гард, корабль пробыл в земле столько тысячелетий,  и  теперь
он должен принадлежать человечеству!
     - Вероятно, ты права, - раздражено ответил Гард, - но закон  остается
законом. То, что ты нашла на  своей  земле,  принадлежит  тебе  по  праву.
Конечно, сперва могут возникнуть проблемы, но закон...
     Бобби Андерсон рассмеялась. Она  смеялась  громко  и  долго.  Гарднер
почувствовал себя неуютно. Она смеялась  так,  что  из  ее  глаз  брызнули
слезы.
     - Прости, - сумела, наконец, произнести она.  -  Просто  ты...  я  не
могла бы поверить, что услышу подобное от тебя.  Знаешь...  это...  -  она
вновь хихикнула, - как шок.
     - Не понимаю, что ты имеешь в виду.
     - Отлично понимаешь. Человек, который вышел на демонстрацию с оружием
в руках, человек, считающий, что наше правительство  будет  по  настоящему
счастливо только тогда, когда все мы будем во тьме светиться, как  фосфор,
советует мне пригласить сюда Военно-Воздушные  Силы,  чтобы  они  занялись
моей находкой!
     - Это твоя земля...
     - Заткнись, Гард! Для правительства Соединенных Штатов не будет иметь
никакого значения, чья это земля. Они воздвигнут здесь стену!
     - И поставят ядерный реактор.
     Бобби молча некоторое время смотрела на Гарднера.
     - Думай, что говоришь, - холодно сообщила она. - Через три дня, после
того как я позвоню кому-нибудь  и  расскажу  про  корабль,  ни  земля,  ни
корабль больше не будут мне  принадлежать.  Еще  через  шесть  дней  здесь
кругом понаставят посты. А через шесть недель, я думаю, более восьмидесяти
процентов населения Хейвена будет арестовано, убито... или просто исчезнет
бесследно. Они могут это сделать,  Гард.  Ты  знаешь,  что  могут.  Отсюда
следует только одно: мне не следует прислушиваться  к  твоему  совету.  Ты
ведь хочешь, чтобы я сняла трубку и позвонила в полицию?
     - Бобби...
     - Да. Именно так все и будет.  Поверь,  наш  уважаемый  Президент  не
позвонит мне из Белого дома и не поблагодарит за находку.
     Она вновь рассмеялась, на  этот  раз  визгливым,  истеричным  смехом.
Гарднер обдумывал сказанное. Конечно, она в  чем-то  права.  Землю  у  нее
отберут. Они могут применить к ним с Бобби насилие... могут  сделать  так,
что им станет на  этом  свете  очень  неуютно.  Они  и  глазом  не  успеют
моргнуть, как окажутся в местечке, устроенном на  манер  русского  ГУЛАГа.
Если попадешь в их лапы, выскользнуть, как правило, не удается.
     Кроме того, корабль  -  редкость,  артефакт,  вроде  этрусской  вазы.
Женщина, нашедшая его, получила невиданные  возможности  и  таланты...  он
теперь был готов поверить во все, что увидел, и даже в летающие трактора.
     Интересно, что заставляет эту штуку работать?  Бобби.  Нет,  вряд  ли
именно Бобби. Возможно, это  любой  человек,  который  близко  подойдет  к
кораблю. Такую штуку... ее вряд ли можно доверить простому человеку...
     - Как бы там ни было, - проворчал он, у  тебя  твоя  находка  вызвала
удивительный приступ гениальности.
     - Нет. Всего лишь научный идиотизм, - тихо возразила она.
     - Что?!
     - Научный идиотизм. Они подсказывают мне что делать. Все это, когда я
делаю, кажется ясным и логичным... Но потом... - Она пристально вгляделась
на Гарднера:
     - Ты ощутил это?
     Гарднер кивнул.
     - Это исходит от корабля и напоминает радиоволны. Сигналы поступают в
уши, но они выражены не словами, а импульсами. О,  правительство  было  бы
радо заполучить меня, запереть где-нибудь понадежнее, а потом разобрать на
множество мелких кусочков, чтобы увидеть, произошли ли во  мне  физические
изменения...
     - Ты уверена, что не читаешь мои мысли, Бобби?
     - Нет. Но воспользоваться  твоим  советом  -  значит  погубить  себя.
Позвонить в полицию Далласа - попасть в камеру предварительного заключения
полиции Далласа - погибнуть от руки полиции Далласа.
     Гард встревожено посмотрел на нее:
     - Успокойся.  Я  был  неправ.  Но  где  же  альтернатива?  Ты  должна
что-нибудь сделать. Боже, ведь эта штука убивает тебя!
     - Что?!
     - Ты похудела на тридцать фунтов. Неплохо для начала!
     - Три... - Андерсон с мольбой в глазах смотрела на него. - Нет, Гард,
ты ошибаешься. Не более пятнадцати, и я...
     - Пойди и взвесься, - посоветовал Гарднер. - Если ты весишь,  как  ты
утверждаешь, девяносто пять фунтов, я готов  съесть  весы.  Еще  несколько
фунтов - и ты сляжешь. В твоем теперешнем состоянии ты можешь за пару дней
умереть от аритмии.
     - Но мне нужно было немного похудеть! И я...
     - ...все это время была слишком занята, чтобы  есть,  это  ты  хочешь
сказать?
     - Ну, не совсем так...
     - Когда я вчера увидел тебя, ты напоминала труп из морга.  Ты  смогла
сообразить, кто я такой, но на большее тебя не хватило. Ты и сейчас еще не
пришла в себя.
     Бобби упорно  не  отводила  взгляд  от  стола,  но  Гард  мог  видеть
потерянное выражение ее лица.
     Он ласково дотронулся до ее руки:
     - Неважно, чем замечательна эта штука в лесу, но очень важно,  что  с
твоим телом и мозгом происходят ужасные вещи.
     Бобби резко отпрянула от него:
     - Если ты считаешь, что я сошла с ума...
     - Нет, я так не считаю. Но ты можешь сойти с ума, если не  прекратишь
своих раскопок.  Ты  ведь  не  станешь  отрицать,  что  у  тебя  случаются
помрачения сознания?
     Мгновение они смотрели друг другу в глаза, ошарашенные сказанным.
     Бобби опомнилась первая.
     - Помрачения - не совсем верное определение.  Не  пытайся  сравнивать
то, что происходит с тобой, когда ты напьешься, и  то,  что  произошло  со
мной. Это не одно и то же.
     - Я не собираюсь спорить с тобой, Бобби.  Эта  штука  опасна,  и  это
сейчас самое важное для нас.
     Андерсон  смотрела  на  него.  На  лице  ее   блуждала   недоуменная,
отсутствующая улыбка.
     - Теперь ты  сама  не  можешь  принимать  решения,  -  продолжал  тем
временем Гарднер. - Тобой управляют.
     - Управляют, - все то же отсутствующее выражение.
     Гарднер постучал пальцем по макушке:
     - Да, управляют. Как дурак управлял  бы  лошадью,  ведя  ее  прямо  в
пропасть... Этот корабль - как  тот  самый  дурак.  Он  опасен  для  Бобби
Андерсон. Если я еще не сумел доказать...
     - Что ты сказал?
     - Если бы не мой приезд, ты бы продолжала работать без сна и отдыха и
к ближайшим выходным, наверное, умерла.
     - Сомневаюсь, - отрезала Бобби, - но для твоего успокоения  соглашусь
с тобой. Правда, теперь со мной все в порядке.
     - С тобой не все в порядке.
     Ее взгляд сказал ему, что Бобби сейчас  его  не  слышит,  потому  что
просто не хочет слушать.
     - Очнись, Бобби! Слушай, насчет полиции ты была права.  Но  что  если
нам пригласить какого-нибудь эксперта?
     - Все эксперты состоят на службе у полиции. И потом, никто не  нужен.
Ты со мной - значит, все в порядке.
     - Пока - да. Но что если у меня тоже начнутся помрачения?
     Подумав, Андерсон ответила:
     - Я думаю, что риск минимален.
     - То есть ты уже все решила?
     - Ну, пока я знаю, что мне  хотелось  бы  сделать.  Мне  бы  хотелось
закончить раскопки. Раскопки необходимы. Еще сорок-пятьдесят футов, и я  -
и мы -  освободим  его.  Тогда  мы  сможем  найти  вход.  Если  мы  войдем
вовнутрь... - В ее глазах сиял фанатический огонь, и никто не в силах  был
его потушить.
     - Если мы войдем вовнутрь? - повторил Гарднер.
     - Если мы войдем вовнутрь,  то  сможем  все  держать  под  контролем.
Сможем  все  рассмотреть  и  понять.  И  тогда  я  заставлю  эту  летающую
сковородку взмыть в небо.
     - Думаешь, у тебя это получится?
     - Я знаю, что получится.
     - А потом?
     - Потом - не знаю, - устало сказала Бобби. И она опять лгала ему,  но
сейчас Гард уловил лживые нотки. - Случится что-нибудь еще.
     - Но перед этим ты предлагала мне самому решать...
     - Конечно, и сейчас подтверждаю это. Я не стану гоняться за  тобой  с
ружьем, если ты решишь пригласить сюда кого-нибудь. Но помни, что, кого бы
ты не позвал, так или иначе все упрется в полицию Далласа.  -  Она  слегка
усмехнулась. К счастью, меня заберут в участок не одну.
     - Не одну?
     - Конечно. Ведь тебя тоже заберут туда. А когда они  уничтожат  меня,
следующим на очереди опять же будешь ты. Добро  пожаловать  в  обезьянник,
дружок! Ты рад, что попал сюда?
     - О, весьма, рад, - серьезно ответил Гард, и  тут  они  вдруг  весело
расхохотались.


     Когда смех утих, Гард почувствовал, что атмосфера разрядилась.
     Андерсон спросила:
     - Как ты думаешь, что случится с кораблем,  если  до  него  доберется
полиция Далласа?
     - Ты когда-нибудь слышала об ангаре N_18?
     - Нет.
     - В соответствии  с  легендой,  ангар  N_18  находится  на  одной  из
военно-воздушных баз на Дейтоне. Или где то еще.  Словом,  в  США.  Именно
там, по слухам, хранятся в строжайшей тайне тела пятерых малюток с рыбьими
головами и жабрами вместо легких. Может, с  этим  местом  случится  то  же
самое. В любом случае, это означает конец.


     Они проговорили до полудня, иногда соглашаясь друг с  другом,  но  по
большей  части  азартно  споря.  Андерсон  за  это  время  несколько   раз
перекусила; Гарднер от еды отказался, но после долгих уговоров выпил рюмку
виски, за ней - вторую.
     После обеда Бобби захотелось вздремнуть. Гард вышел  в  сад,  сел  на
скамейку и стал размышлять.
     Настало время принимать решения.
     Корабль в земле - это важный факт, и от него нельзя  отмахнуться.  Он
не может способствовать благоденствию одной Бобби или  только  Хейвена.  С
учетом характера его воздействия на Бобби, корабль должен принадлежать  не
правительственным службам. Он  должен  принадлежать  народу.  Гарднер  был
достаточно  активным  гражданином  своей  страны.  Он  входил  во   многие
комитеты, участвовал в маршах мира и протеста.  Он  выступал  за  закрытие
атомных электростанций, против войны во Вьетнаме, он входил в "Гринпис"  -
то есть беспокоился о благоденствии общества. Сейчас...
     Прежде чем что-то решить, спроси себя, дружок, кому нужно менять этот
мир?  Жестокий,  бесчеловечный,  равнодушный  мир.  Родителям  африканских
детишек,  умирающих  с   голоду?   Неграм   Южной   Африки?   Людям   типа
Теда-Энергетика?  Да  никому!  Ни  Теду,   ни   русскому   Политбюро,   ни
израильскому кнессету, ни Президенту Соединенных Штатов, ни  Ксероксу,  ни
Барри Манилову.
     Вспомни, как обошлись с тобой в полицейском  участке,  дружок,  когда
тебя арестовали на демонстрации и обнаружили пистолет в кармане. А ведь ты
даже не помнил, как пистолет оказался там! Этот корабль - тот же пистолет,
только большого калибра. Неужели история ничему не научила тебя?
     Бобби лежала на кушетке, но не спала. Она улавливала  обрывки  мыслей
Гарда. По этим обрывкам было ясно, что он хочет принять решение... а когда
он примет его, Андерсон узнает о нем.
     Если решение будет неправильным, она  намеревалась  оглушить  его,  а
потом отрубить голову и закопать тело в саду. Ей не хотелось этого делать,
но это была бы суровая необходимость.
     Андерсон ждала.
     И ждать ей оставалось недолго.


     Он вернулся в  дом,  и  Бобби  удачно  имитировала,  что  только  что
проснулась. Без всякой подготовки Гард задал ей мучивший его вопрос:
     - Тебе не кажется, что от твоего корабля исходит какое-то отравляющее
вещество, например ядовитый газ?
     - Ядовитый газ? - задумчиво повторила Бобби. - Нет, не ядовитый  газ.
Если хочешь как-то это назвать, воспользуйся словом флюиды. Это даже и  не
флюиды, хотя и похоже на них. Думаю,  никакие  приборы  не  смогли  бы  их
уловить. В физическом смысле слова их не существует.
     - И ты считаешь это возможным? - тихо спросил Гарднер.
     - Да. Не спрашивай, откуда мне это известно, потому что я и  сама  не
знаю, но я уверена, что получила ударную дозу облучения этими... флюидами.
Какую-то дозу получили и жители Хейвена, хотя, конечно,  гораздо  меньшую,
да и ты, Гард, тоже...
     Разговор сам собой прервался, и больше до вечера оба они не проронили
ни слова.


     Ночью Гарднеру приснился сон... очень простой сон. Будто он  стоит  в
темноте возле сарая. Слева в саду припаркован  трактор.  Гард  подходит  к
окну сарая и заглядывает внутрь.  И  что  же  он  видит?  Ну  конечно  же,
призраки. Но он не боится. Вместо страха его охватывает какое-то радостное
чувство.  Потому  что  призраки  нисколько  не  похожи  на  монстров   или
каннибалов. Они скорее напоминают эльфов из сказки. Он  заворожено  следит
через окно за ними и видит, что они  сидят  за  длинным  столом,  собирают
какой-то усилитель, какие-то телевизоры и антигравитационные устройства...
Они смеются, глядя на экраны этих телевизоров, потому что  там  показывают
не обычные фильмы, а фильмы, созданные подсознанием.
     Он хочет войти в сарай, и внезапно все вокруг освещается тем странным
зеленым светом, который он видел, когда Бобби демонстрировала ему действие
пишущей машинки, только этот свет не мягкий, а ужасный,  ярко-зеленый.  Он
струится из всех щелей из дверей и  окон  и  зажигает  на  земле  какие-то
точки, горящие, как глаза дьявольской кошки. Теперь Гарду страшно,  потому
что этот свет дышит враждебностью; если раковая опухоль может иметь  цвет,
то это именно вот такой ужасный зеленый цвет.
     Но он все же подходит ближе, потому что во сне не всегда  принимаются
правильные решения. Он входит в облако света,  и  внезапно  в  его  голове
опять начинает звучать дикая музыкальная какофония, парализующая  мозг.  И
страх, страх! Страх перед призраками в сарае Бобби. Он  слышит  их,  почти
физически  ощущая  их  присутствие  по  странному  электрическому  запаху,
напоминающему смесь крови и озона.
     И... О, эти щелкающие, шипящие звуки! Они даже заглушают музыку в его
голове. Так жужжит старая стиральная машина, но звуки - это не  шум  воды;
это плохой, плохой, плохой звук!
     И вот он приподнимается на цыпочки, чтобы заглянуть в  сарай,  а  его
лицо, залитое этим ужасным зеленым светом... И тут он просыпается!
     Очнувшись от сна на старой кровати в спальне Бобби,  весь  мокрый  от
пота, Гарднер долго не мог унять дрожь в руках. Он лежал  и  думал:  Боже!
Чтобы отделаться от этого кошмара, нужно будет утром  заглянуть  в  сарай!
Расслабиться и постараться уснуть!
     Он ждал сна, а сон все не шел.
     На следующий день он присоединился к раскопкам Бобби.




                               КНИГА ВТОРАЯ  

                                        А потом он бежал в город и,
                                        не переставая, кричал:
                                        "Оно упало с неба!"
                                             "Оно упало с неба". "Криденс"


                                 1. ГОРОД

     До того как стать Хейвеном, город сменил четыре разных названия.
     Он возник в 1816 году и был зафиксирован  в  различных  муниципальных
документах как Плантация Монтвилль. Им владел тогда человек по имени Хьюго
Крейн, который участвовал в Гражданской войне и носил чин лейтенанта.
     Владения  Хьюго  составляли  двадцать  две  тысячи  акров.  Плантация
Монтвилль  стала  сто  девяносто   третьим   городом   провинции   Мэн   в
Массачусетсе, всего в двадцати милях  от  городка  протекала  река  Дерри,
впадающая в море, и земли здесь хорошо плодоносили.
     Покупка обошлась Хьюго в тысячу восемьсот фунтов.
     Хотя в те дни фунт, конечно же, стоил гораздо дороже.


     Хьюго Крейн умер в 1826 году. На Плантации тогда жили сто три жителя.
Большая часть жителей,  кроме  стариков,  работала  лесорубами.  Стариками
считались мужчины после двадцати пяти лет.
     В 1826 году городок, который потом будет известен как Хейвен Виллидж,
начал разрастаться по обе стороны дороги, ведущей в  Дерри,  куда  местные
лесорубы два раза в месяц отправлялись пропить и проиграть  в  карты  свою
зарплату.  Серьезные  покупки  они  делали  в  большом  городе,  а  мелочь
просаживали в какой-нибудь таверне. В 1828 году в  городке  открылись  два
первых магазина. Их владельцами были братья Хирам и Джорж Кудер.
     Так в 1831 году Монтвилль стал Кудерсвиллем.
     И это никого не удивило.
     Кудерсвиллем город назывался до 1864 года, когда его  название  опять
переменилось. Теперь он назывался Монтгомери, в  честь  местного  мальчика
Эллиса Монтгомери,  поступившего  учиться  в  Геттисбургский  университет.
Смена названия была кстати, потому что последний оставшийся к тому времени
в городе Кудер вконец разорился и за два года до описываемого нами момента
покончил жизнь самоубийством.
     После Гражданской войны город потряс кризис,  в  результате  которого
появилось новое название.  Тогда  было  модно  давать  маленьким  городкам
классические названия - Спарта, Афины и, конечно же,  Троя.  В  1878  году
Монтгомери стал Элладой. По этому поводу миссис  Монтгомери,  мать  героя,
которой  только  что  исполнилось  семьдесят   лет,   весьма   скептически
высказалась  на  церковном  собрании.  Так   или   иначе,   переименование
состоялось.
     Монтгомери стал Элладой.
     Прошло двадцать два года.


     Однажды проповедник по имени Кольсон по неизвестным причинам проезжал
Элладу. Кстати,  местный  историк  Миртл  Дюплесси  почему-то  решил,  что
настоящее имя Кольсона было Кудер и что он  был  незаконнорожденным  сыном
Альбиона Кудера, последнего из Кудеров.
     Кем бы он ни был, он  завоевал  сердца  большинства  христиан  города
собственной версией веры в то, что зерно готово к посеву, к неудовольствию
мистера Хартли,  главы  методистской  церкви  Эллады  и  Трои,  и  мистера
Кроувелла, пастыря местных баптистов. Но их голоса не  возымели  действия.
Учение преподобного Кольсона поразило  городок  подобно  эпидемии  холеры.
Тогда-то и произошла следующая, на сей раз окончательная, смена названия.
     В  жаркий  августовский   вечер   Кольсон   выступил   перед   своими
прихожанами.
     Шел 1900 год.
     Проповедник   произнес   блистательную   речь.   Он   назвал    город
"благословленным местом", на котором  лежит  печать  Господня.  "Обладание
Господом", - он несколько раз повторил это [игра  слов:  haven  (англ.)  -
обладание]. Уже на следующий  день  жители  Эллады  стали  поговаривать  о
переименовании города в  Хейвен.  Преподобные  мистер  Кроувелл  и  мистер
Хартли категорически возражали против этого. Муниципалитет отнесся к  идее
равнодушно. Единственное, что смутило чиновников, - необходимость изыскать
сорок долларов, чтобы переделать въездной знак.
     Процедура переименования  состоялась  двадцать  седьмого  марта  1901
года.  Общественный  комитет  устроил  пышный   праздник   с   танцами   и
фейерверком. Кольсон стал героем дня.
     И только  преподобный  Хартли  переживал  переименование  как  личную
драму. Зачем они сделали это? Зачем? - вопрошал он  себя,  стоя  островком
отчаяния и одиночества в океане человеческого веселья.
     Внезапно на его плечо легла чья-то сильная теплая рука.  Оглянувшись,
он увидел своего  старинного  друга  Фреда  Перри.  Лицо  Фреда  настолько
вытянулось от удивления, что Хартли помимо собственной воли улыбнулся.
     - Харт, с тобой все в порядке? - встревожено спросил Фред Перри.
     - Да. Просто на минутку закружилась голова.
     - Пошли со всеми, Харт. Сейчас начнется фейерверк.
     - Иди. А я еще побуду здесь и поразмышляю о  сложностях  человеческой
природы. - Он сделал паузу и с нажимом  спросил:  -  Ты  понимаешь,  Фред?
Понимаешь, зачем они это сделали? Ты, который почти на десять  лет  старше
меня? Понимаешь?
     И Фред Перри покачал головой: нет. Он не  понимает.  Он  поддерживает
преподобного мистера Хартли. Он солидарен с преподобным мистером Хартли. А
этот пройдоха Кольсон...
     Нет, Фред Перри не понимал человеческую природу. Совсем не понимал.



                           2. БЕККИ ПАУЛЬСОН

     Ребекка Б.Паульсон была замужем за  Джо  Паульсоном,  одним  из  трех
хейвенских почтальонов. Джо обманывал свою жену. Бекки Паульсон знала это.
Она узнала это три дня назад. Иисус сказал ей это.  В  последние  три  дня
Иисус рассказал ей  множество  ужасных  вещей,  из-за  чего  она  потеряла
аппетит и совсем перестала спать... но  как  это  было  захватывающе!  Она
просто не могла наслушаться Его, насмотреться на Него...
     Иисус стоял на телевизоре в доме Паульсонов.  Он  находился  там  уже
шесть лет. Изображение  Его  подарила  сестра  Бекки,  Карина,  живущая  в
Портсмуте. Джо  попытался  что-то  сострить  по  поводу  такого  странного
подарка, но Бекки быстро заставила его заткнуться.
     Джо  не  раз  пытался  переставить  картинку,  но   Иисус   неизменно
оказывался на прежнем месте. Джо пытался мотивировать  свое  желание  тем,
что его партнеры  по  покеру,  приходящие  к  нему  играть  по  четвергам,
недовольны: никому не нравится, если кто-то, пусть даже сам Иисус Христос,
подсматривает в твои карты.
     - Карты - дьявольская утеха, вот поэтому им  и  неуютно,  -  отрезала
Бекки.
     Джо, прекрасный игрок в покер, счел разумным  оставить  без  внимания
этот выпад, просто на время прихода друзей  в  дом  он  стал  отворачивать
Иисуса лицом к стене, а потом вновь поворачивать обратно.
     Но сейчас Бекки точно знала, почему он так не любит Его  изображение.
Он не может не чувствовать, что картинка обладает магическими  свойствами.
Иными словами, она чудотворная. Если  бы  не  картинка,  Бекки  еще  долго
пребывала бы в неведении...
     О, ей казалось, что она  всегда  знала,  что  что-то  происходит.  Он
перестал спать с ней в одной  постели,  перестал  настаивать  на  занятиях
сексом.  Бекки  к  этому  была  совершенно  равнодушна,  но  считала  секс
неотъемлемой частью любого супружества. Его воротничок частенько попахивал
духами. Но она могла бы не заметить  очевидного,  если  бы  седьмого  июля
изображение Иисуса на телевизоре не начало говорить.  В  противном  случае
она не заметила бы даже такой важный фактор, как то, что коллегой  Джо  по
работе была некая Нэнси Восс, приехавшая  в  Хейвен  из  Августины.  Бекки
казалось, что эта Восс (про себя наша героиня называла ее просто "Гусыня")
лет на пять старше Джо и ее самой, то есть ей  около  пятидесяти.  Но  для
своих лет она была в хорошей форме. Гусыня, судя по ее собственным словам,
была предрасположена к  сексу  от  природы  и  даже  принимала  участие  в
каком-то съезде таких же, как и она, поклонников постельных  утех.  И  все
равно Бекки могла бы ничего не заметить, если  бы  изображение  Иисуса  не
заговорило.
     В первый раз это произошло днем в четверг. Бекки с коктейлем в  руках
вошла из кухни в гостиную.  Она  намеревалась  включить  телевизор  и  уже
протянула руку к выключателю, как Иисус вдруг сказал:
     - Бекки, Джо и Гусыня каждый день мнут друг другу бока под одеялом во
время обеда. И это еще не все. - Иисус на картинке вдруг сдвинулся с места
и начал прохаживаться на фоне изображенного  там  пейзажа.  Он  с  улыбкой
смотрел на нее. - В Хейвене вообще творится много интересного. Ты даже  не
поверишь, когда узнаешь.
     Бекки ойкнула и рухнула на колени.
     - О мой Бог! - восклицала она. - О мой Бог! О мой Бог!
     Испуганный странным поведением хозяйки, кот Оззи  умчался  на  кухню,
где и пробыл до вечера, пожирая мясо, которое Бекки забыла спрятать.
     - Что ж, никто из  Паульсонов  многого  не  заслуживает,  -  вздохнул
Иисус. - Дедушка Джо, как тебе, Бекки, должно быть известно, был  убийцей.
Убил свою жену, своего сына, а напоследок - и себя  самого.  А  когда  его
душа попала на небо, то знаешь, что Мы сказали ей? Тебе нет здесь места, -
сказали Мы. Убирайся, - сказали Мы. И  никогда  не  смей  возвращаться,  -
сказали Мы. - Иисус вдруг подмигнул Бекки... и это переполнило чашу: Бекки
с дикими воплями бросилась прочь из дома.


     Она остановилась на заднем дворе,  тяжело  дыша.  Волосы  свисали  на
лицо, а сердце,  казалось,  так  и  хотело  выскочить  из  груди.  Спасибо
Господу, ее крики не привлекли ничьего внимания: они с Джо  жили  довольно
далеко от дороги, а их ближайшие соседи Бродские жили  в  миле  от  них  в
старом вагончике. Это было хорошо. Любой, кто услышал бы эти крики,  решил
бы, что она сошла с ума.
     А разве нет? Если у тебя  картинка  начала  разговаривать,  то  ты  и
впрямь сумасшедшая. Перекрестись и запомни: картинки не разговаривают.
     Другой внутренний голос перебил первый: Бекки, я не  знаю,  как  тебе
это удается... откуда ты это умеешь... но это случилось.  Ты  сама,  своей
волей заставила изображение Иисуса разговаривать с тобой.
     Эта мысль еще больше испугала ее, чем возможность говорящей картинки.
Она, наверное, все-таки сходит с ума. Кажется,  сумасшедшие  часто  слышит
разные голоса.
     - Нет, - прошептала Бекки, отгоняя от  себя  кошмар,  -  я  не  слышу
никаких голосов.
     Она стояла на заднем дворе  собственного  дома,  глядя  на  темнеющий
вдалеке лес. Менее чем в четверти мили отсюда, там, в лесу, Бобби Андерсон
и Джим Гарднер подобно кротам терпеливо выкапывали гигантский  корабль  из
земли.
     Идиотка, - раздался в ее голосе незабываемый голос покойного  папаши.
- Кретинка. Да и что с тебя взять? Ты всегда была такой.
     - Я не слышу никаких голосов, - простонала Бекки. - Эта  картинка  на
самом деле разговаривала со мной. Я это ясно слышала!
     Пусть лучше картинка. Если картинки разговаривают, то это  называется
мираж. Миражи скорее от бога, чем от дьявола. Но мираж  еще  не  означает,
что человек начинает сходить с ума. А вот голоса в голове или уверенность,
что ты можешь читать чьи-то мысли...
     Бекки оглядела себя. По колену струилась кровь. Она бросилась в  дом,
чтобы позвонить доктору, медсестре, кому-нибудь, кому угодно...  Влетев  в
гостиную, она бросилась к телефону, и тут Иисус с картины произнес:
     - Ты порезалась осколком от стакана, когда падала на колени.
     Телефонная трубка глухо ударилась о крышку стола. Бекки уставилась на
телевизор. Иисус на картине сидел на камне. Удивительно, но он здорово был
похож на ее отца... только отец был готов в любой момент разозлиться, а Он
смотрел на нее спокойно и дружелюбно.
     - Рассмотри порез, и ты убедишься, что я прав.
     Она осторожно прикоснулась к колену, но ничего не нащупала. Тогда она
провела рукой по полу. О, да вот и осколок!
     - Кстати, - продолжал Иисус, - ты что-то там придумала насчет голосов
в голове и сумасшествия. Это не  голоса.  Это  Я.  Иногда  мне  хочется  с
кем-нибудь поговорить.
     - Мой Господь! - прошептала восхищенно Бекки.


     На следующий день, в воскресенье, Джо Паульсон спал днем в гамаке  на
заднем дворе. На животе у него  дремал  Оззи.  Бекки  из  гостиной  сквозь
занавеску смотрела на мужа, спящего в гамаке. Ему, наверное, снится сейчас
его Гусыня, которую сегодня ему не удалось навестить.
     Бекки придерживала занавеску левой рукой, потому что в кулаке  правой
зажимала несколько девятивольтовых батареек. Батарейки она взяла на кухне,
где только что что-то мастерила.  Ее  научил  этому  Иисус.  Она,  правда,
говорила ему, что у нее никогда не поучались  никакие  поделки,  сделанные
руками, но Иисус велел ей не глупить, если  она  точно  выполнит  все  его
указания, то все получится.  Она  с  удивлением  обнаружила,  что  Он  был
абсолютно прав. Все оказалось  до  смешного  просто.  И  забавно.  Гораздо
приятнее, чем готовить. Она начала мастерить эту маленькую  штучку  вчера.
Ей понадобились всякие вещи - топор, мотор от старого  пылесоса,  а  также
множество деталей из дополнительного радиоприемника. Она  решила,  что  до
пробуждения Джо успеет  еще  немало.  Он  собирался  проснуться  в  два  и
посмотреть по телевизору бейсбольный матч.
     Бекки взяла  факел  и  спичкой  зажгла  его.  Если  бы  неделю  назад
кто-нибудь сказал ей, что она будет возиться с факелом, она бы рассмеялась
говорящему в лицо. Но это было просто. Еще ей  было  нужно  подвести,  как
посоветовал Иисус, провода от старого приемника к электронной панели.
     Последние три дня Иисус говорил ей не только об этом. Он  рассказывал
ей ужасные вещи, и она слушала  его,  затаив  дыхание.  Она  узнала  много
интересного о хорошо знакомых ей жителях Хейвена.
     В 1973 году Мосс Харлинген, один из партнеров  Джо  по  покеру,  убил
своего отца. Произошло это во время охоты, и случай мог бы быть истолкован
как случайная трагедия, но в убийстве  Абеля  Харлингена  не  было  ничего
случайного. Сам Мосс считал,  что  убил  отца  из-за  денег.  Отец  как-то
отказал ему в денежной помощи, когда Мосс в ней очень нуждался.  На  самом
же деле мотивы были совершенно иными. Когда-то  давно,  когда  Моссу  было
десять, а его младшему братишке Эмору семь лет, жена  Абеля  на  всю  зиму
уехала на Роуд Айленд, потому что ее  брат  внезапно  умер  и  нужно  было
поддержать  его  вдову.  За  время  ее  отсутствия   произошло   несколько
инцидентов, которые прекратились с ее возвращением  и  никогда  больше  не
повторялись. Дело в том, что отец, напившись, сдирал одного из мальчиков с
кровати и начинал зверски избивать. Конечно, дети легко забывают,  и  Мосс
почти все забыл, но затаенная ненависть к отцу осталась, вот и нашелся для
нее выход.
     Элис Кимбэлл, местная учительница младших классов,  была  лесбиянкой.
Иисус рассказал это Бекки  в  пятницу,  когда  дама  собственной  персоной
прибыла поинтересоваться, нет ли для нее писем.
     Дарли Гейнс, прелестная семнадцатилетняя девушка, купившая воскресную
газету, была настоящей  проституткой  и  большую  часть  дня  проводила  в
постели. Она с парнями курила  марихуану,  а  потом  ее  сразу  же  тянуло
"занять горизонтальное положение", как они это называли.  Это  происходило
почти каждый день, потому что родители Дарли работали на обувной фабрике и
возвращались домой не раньше пяти.
     Хэнк  Бак,  еще  один  карточный  партнер  Джо,  работал  в   большом
супермаркете в Бангоре. Он настолько ненавидел своего босса,  что  однажды
подложил ему в стол бомбу. Она взорвалась, но  босс,  слава  Богу,  в  это
время обедал. Тем не менее, Хэнк, вспоминая об этом случае, всегда  весело
смеялся.
     Бекки все это казалось  странной  игрой  воображения.  И  еще:  Иисус
рассказывал ей что-нибудь плохое о каждом, с кем она общалась.
     Она не могла жить с такой тяжестью на душе.
     Но без этих новых знаний она тоже не могла жить.
     Одно было ясно: она должна что-то делать со всем этим.
     Иисус был с ней согласен. Он все больше напоминал отца.


     Джо проснулся в без четверти два, потянулся, стряхнул кошачью  шерсть
с рубашки и направился в  дом.  "Янки"  и  "Красные  орлы".  Замечательно.
Сейчас он включит телевизор...
     Он подумал о Нэнси Восс. Завтра понедельник, и они смогут...
     Ему всегда это нравилось, еще с восемнадцати лет, да и ей  тоже.  Тем
более, что у него для нее есть подарок. На прошлой  неделе  он  выиграл  у
одного растяпы почти пятьсот баксов, о которых Бекки ничего не знает.  Они
с Нэнси прокутят их в свое удовольствие. Ох уж эта Нэнси!  Если  его  жена
фригидна, как  лягушка,  то  Нэнси  -  просто  сгусток  страсти.  А  какая
выдумщица!
     Нет, жизнь положительно прекрасна, и глуп тот, кто этого не замечает!


     Когда Джо вошел в гостиную, Бекки сидела в кресле со свежей газетой в
руках.  За  десять  минут   до   прихода   мужа   она   закончила   делать
приспособление,  которое  Иисус  велел  ей  прикрепить  к  задней   стенке
телевизора. Она даже не поинтересовалась, что именно он научил ее  сделать
и как оно должно действовать.
     Телевизор был выключен, и Джо нетерпеливо сказал:
     - Ну, включай же его поскорей, не тяни!
     - Думаю, ты еще не разучился  делать  это  сам,  -  холодно  ответила
Бекки.
     Джо удивленно взглянул на не, но ругаться  ему  сейчас  не  хотелось.
Поэтому он просто ответил:
     - Думаю, что нет, - и это было последнее, что он смог  сказать  своей
жене.
     Он нажал кнопку выключателя, и его внезапно  пронизал  ток  силой  не
менее двух тысяч вольт. В комнате запахло паленым.
     - Ааааааааа, - закричала она. Его лицо  почернело  и  обуглилось.  От
волос и ушей поднимался сизый дым.  Его  палец  все  еще  прижимал  кнопку
выключателя.
     Экран засветился, и перед глазами изумленной Бекки возникла картинка:
ее муж гладит бедро Нэнси Восс, а она увлекает его на пол. Их сменил  Мосс
Харлинген, который держал в руке ружье и кричал:
     - Ненавижу! Ненавижу!
     Затем появились мужчина и женщина, что-то выкапывающие в лесу.  Перед
ними на земле лежал странный предмет. Он напоминал тарелку,  но  почему-то
сверкал металлическим блеском в лучах солнца.
     Одежду Джо Паульсона охватило пламя.
     Гостиную заполнили запахи электричества и пива. Изображение Иисуса на
картинке внезапно исчезло.
     Бекки вдруг поняла, что, нравится ей это или нет, это  ее  вина:  она
убила собственного мужа.
     Она подошла к нему, схватила за руку - и тут же вспыхнула сама.
     Боже, спаси его, спаси меня, спаси нас обоих, - думала она, когда  по
ее телу пробежал ток. Последнее, что  она  слышала,  был  голос  ее  отца,
звучавший в мозгу: Ну, разве не дура? Дуру учить - зря время тратить!
     Телевизор загорелся синим пламенем. Бекки упала на  пол,  увлекая  за
собой Джо, который был уже мертв.
     Когда в комнате загорелись обои, Бекки Паульсон тоже была мертва.



                             3. ХИЛЛИ БРАУН

     Карьера Хиллмена Брауна как самодеятельного фокусника достигла своего
апогея 17 июля, в воскресенье, ровно за неделю до того, как городской  зал
Хейвена взлетел на воздух. Успех  необычайно  поразил  и  самого  Хиллмена
Брауна. Ну, да ему ведь было только десять лет.
     Его имя выбрала  мать,  Хиллмен  была  ее  девичья  фамилия.  Муж  не
возражал против этого выбора. Уже через неделю после рождения все называли
малыша Хилли.
     Хилли рос нервным, впечатлительным ребенком. Его нужно было постоянно
укачивать в коляске, пока он был младенцем, да и  потом,  позже,  взрослых
неизменно поражала его любовь к комфорту.
     Впрочем, много других странностей встречалось в его поведении.
     Когда ему исполнилось восемь лет - спустя  два  года  после  рождения
брата Давида - он принес из школы домой  записку,  приглашавшую  родителей
посетить родительское собрание. Брауны шли на собрание не без  внутреннего
трепета, зная, что незадолго до этого у  школьников  выявляли  коэффициент
интеллектуальности - Ай Кью, и они боялись, что у сына он ниже нормы.
     Каково же было их изумление, когда учительница, отозвав их в сторону,
сообщила, что уровень интеллекта Хилли приближается к  гениальности  и  им
следовало бы повезти мальчика  в  научный  институт,  чтобы  выяснить  его
реальные способности.
     Мэри и Брайен Браун обсудили это предложение... и решили пока  ничего
не предпринимать. Им не хотелось  знать  наверняка,  какими  способностями
обладает их старший сын... Достаточно и того, что они сами  знали  о  нем:
да, он странный, необычный ребенок.
     Хилли  отличался  одной  особенностью:  он  искренне  любил  младшего
братишку.
     Все это продолжалось до семнадцатого июля, пока Хилли не показал свой
главный фокус.


     Хилли Браун частенько чувствовал, что существует в воображаемом  мире
чудес. Мир прекрасен  и  удивителен,  как  хрустальный  шар,  который  его
родители каждый год вешают под потолок на Рождество. Мир занимателен,  как
кубик  Рубика,  который  ему  подарили  на  девятилетие  (кубик   изучался
мальчиком две недели, после чего  он  мог  моментально  собрать  его).  Он
мечтал показывать фокусы. Фокусы были как бы придуманы для Хилли Брауна. К
несчастью, Хилли Браун не был создан для фокусов.
     Выбирая подарок сыну к десятилетнему юбилею  -  первой  в  его  жизни
"круглой"  дате,  -  отец  принес  из  магазина   большой   набор   всяких
принадлежностей для фокусов, упакованный  в  красивую  коробку.  "Тридцать
новых фокусов!" - гласила надпись  на  коробке.  "Для  8-12  лет"  -  было
написано ниже. Более удачного подарка, по собственному мнению,  Брайен  не
смог бы придумать.
     Хилли  тут  же  занялся  изучением  содержимого  коробки.  Давид,  не
обладавший и малой частью  способностей  брата,  как  завороженный,  молча
смотрел на то, что делает Хилли, забыв о прогулках и играх.
     Хилли готовился к своему дню рождения.  Он  удивит  всех  гостей!  Он
покажет им все возможные фокусы, и они скажут:
     - Да, Хилли будет великим фокусником, может быть, равным Гудини!
     Триумф состоялся. Гости были в восторге, родители тоже. Недоволен был
только Хилли Браун. С какого-то момента он начал  понимать,  что  показать
фокус, пользуясь инструкцией и приготовленным  кем-то  набором  атрибутов,
может  каждый.  Он  хотел  создавать  свои  собственные  фокусы   и   свои
собственные атрибуты, но чувствовал, что  для  этого  у  него  не  хватает
способностей и сообразительности.
     О, если бы взрослые подходили к себе с такими  же  строгими  мерками,
как десятилетний Хилли Браун!


     Дело было четвертого июля. Давид вошел в комнату Хилли и увидел,  что
тот опять занят набором для фокусов. Он  разложил  перед  собой  множество
различных атрибутов и кое-что еще... кажется, батарейки.  Ну  конечно  же,
батарейки. Батарейки из большого папиного приемника, - подумал Давид.
     - Что ты делаешь, Хилли?
     Лицо брата потемнело. Он вскочил на ноги и вытолкал Давида из комнаты
с такой силой, что малыш упал на ковер. Это было настолько  необычно,  что
Давид заплакал.
     - Вон! - кричал Хилли. - Не смей подсматривать!  В  семействе  Медичи
людей  убивали,  если  они  подсматривали  за  подготовкой   фокусника   к
выступлению!
     С этими словами Хилли захлопнул дверь перед самым носом Давида. Давид
поплакал еще  немного,  но  безрезультатно.  Поведение  брата  было  очень
странным. Давид спустился вниз, включил телевизор и плакал, пока не  уснул
прямо на полу гостиной.


     Интерес Хилли к фокусам проснулся почти тогда же,  когда  изображение
Иисуса Христа заговорило с Бекки Паульсон.
     Теперь  мальчик  решил,  что  займется  механическими  фокусами.  Это
интереснее, чем манипулировать платочками, шляпами и шариками.
     Вскоре он почувствовал, что способен что-то изобретать.
     И у него появились различные идеи.
     Методы создания новых фокусов стали ясными, как стекло.
     Великие фокусы, - думал он, пробуя по-разному комбинировать различные
предметы. Но кое-чего ему явно не хватало, и  он  попросил  мать,  которая
собиралась поехать в большой магазин в  Августу,  купить  ему  кое-что  из
радиодеталей.  Он  дал  ей  список  и  собственные  сэкономленные   восемь
долларов. Мари выполнила его просьбу, немного удивленная таким странным, с
ее точки зрения, поручением.
     Она даже попыталась выяснить у Давида, известно  ли  ему,  чем  занят
сейчас его старший брат.
     - Он готовит много новых фокусов, - глядя под ноги, сказал Давид.
     - И как тебе кажется, они будут хорошими?
     - Не знаю.
     Давид вспомнил, как грубо  выгнал  его  из  комнаты  Хилли,  и  решил
воздержаться от комментариев.
     Он выглянул в окно и увидел Джастина Харда, распахивающего свое  поле
на  тракторе.  Распахивать   в   середине   июля?   На   мгновение   мысли
сорокадвухлетнего Джастина Харда стали открытой книгой для  четырехлетнего
Давида Брауна, и Давид понял, что Джастин собирается  вскопать  весь  сад,
разбить его на квадраты и посадить горох. Джастин Хард считал, что  сейчас
май. Май 1951 года. Джастин Хард сошел с ума.
     - Не думаю, что эти фокусы будут хороши, - подытожил Давид.


     На показе новых фокусов присутствовали  семь  человек:  мать  и  отец
Хилли, дедушка по материнской линии, Давид,  Барни  Аппельгейт  (которому,
как и Хилли, было десять лет), миссис Креншоу из деревни (приятельница его
матери) и сам Хилли.
     Аудитория разговаривала о чем-то постороннем.  Аудитория  смеялась  и
перешептывалась. Аудитория не ждала ничего выдающегося.
     Погода начала меняться. Небо потемнело, и  на  нем  зловеще  сверкало
почти скрытое за тучами  солнце.  Мисс  Креншоу  с  тревогой  посматривала
вверх, опасаясь града.  Этот  мальчик  на  сцене...  в  черном  костюме...
готовящийся к выступлению... Миссис Креншоу на мгновение захотелось  убить
его.
     Хилли показывал фокусы. Он показывал их лучше, чем в прошлый раз,  но
зрителей, казалось, это совсем не трогало. Его отец сидел с видом человека
готового уйти в любую минуту. Это огорчило  Хилли,  который  больше  всего
мечтал поразить отца.
     Чего им нужно? - раздраженно думал он. - Я все делаю прекрасно,  даже
лучше, чем Гудини, но они  не  смеются,  не  поражаются,  не  восхищаются.
Почему? Что же я сделал не так?
     В центре импровизированной сцены стоял небольшой помост, под  которым
Хилли спрятал свое изобретение, работающее на батарейках. Это  изобретение
делало так, что вещи исчезали, а потом опять появлялись.
     Хилли находил это чрезвычайно интересным. Зрители тоже стали смотреть
на него с все усиливающимся вниманием, когда он начал проделывать штучки с
исчезновением предметов.
     -  Первый  фокус  -  Исчезновение  Помидора!  -  провозглашал  Хилли,
показывал зрителям помидор, прятал его  в  коробочку,  предварительно  дав
всем  удостовериться,  что  коробочка  пуста,   затем   взмахивал   рукой,
произносил  какое-то  заклинание  вроде  "Престо-маджесто!"  и  потихоньку
нажимал на старую велосипедную педаль. Помидор исчезал. Он  демонстрировал
зрителям коробочку - та было пуста.  В  этом  месте  должны  были  звучать
бурные овации.
     Вежливые хлопки, не более того.
     Хилли разозлился еще больше. Он успел  уловить,  что  миссис  Креншоу
думает о том, как бы поскорее улизнуть в дом и не видеть "этих  глупостей"
с помидором.
     - Второй фокус - Возвращение Помидора!
     Вновь взмах рукой, заклинание, осторожное надавливание на педаль -  и
помидор вновь лежит в коробочке.
     Более громкие хлопки.
     Барни Аппельгейт зевнул.
     Хилли захотелось хорошенько стукнуть его.
     Вообще-то фокус с помидором он планировал на финал: ему казалось, что
представление  необходимо  эффектно  закончить.   Он   сам   считал   свое
изобретение достаточно значительным (его даже  можно  было  бы  предложить
Пентагону или еще кому-нибудь, и тогда вся страна  узнала  бы,  кто  самый
великий фокусник!).
     За исчезающим помидором последовал радиоприемник, затем табуретка...
     Вежливые аплодисменты.
     Ты должен сделать что-то из ряда вон выходящее, - подумал Хилли.
     Он колебался между исчезновением книги, мотоцикла (для этого мотоцикл
нужно было просто поставить на помост), швейной машинки...
     Нет, не годится. Он должен сделать Грандиозный Финал.
     - Исчезновение Младшего Брата!
     - Хилли, извини, но... - начал отец.
     - Мой последний фокус, -  быстро  перебил  его  Хилли.  -  Должен  же
фокусник чем-то поразить зрителей!
     Давид вышел на сцену; на лице  его  был  написан  страх  смешанный  с
удовлетворением. Дело в  том,  что  он-то  отлично  знал,  чем  закончится
финальный фокус.
     - Я не хочу, - сказал он Хилли.
     - Ты должен, - сердито отрезал Хилли.
     - Хилли, я боюсь. Что если я не вернусь назад?
     - Вернешься, - воскликнул Хилли. - Ведь все остальное вернулось!
     - Да, но ты не заставлял исчезать ничего, что было бы живым! - сказал
Давид, и по его щекам побежали слезы.
     Глядя на плачущего брата,  которого  Хилли  всегда  так  любил,  юный
фокусник  почувствовал  некоторые  угрызения  и  сомнения.  Ты   ведь   не
собираешься делать этого, верно? Ты ведь даже не знаешь, что происходит  с
теми предметами, которые попадают туда?
     Потом он взглянул на остальных зрителей, которые откровенно  скучали,
и раздражение опять поднялось в нем  волной.  Он  перестал  замечать,  что
Давид плачет.
     - Полезай на помост! - приказал он.
     Давид, все еще плача, неуклюже забрался на сцену и стал  в  указанном
месте.
     - И улыбайся, черт тебя побери, - прошипел Хилли.
     Давид попытался выдавить из себя улыбку. Зрители так ничего странного
и не заметили.
     -  А  сейчас!  -  Хилли  торжествующе  обратился  к  собравшимся.   -
Величайший  секрет  восточной  магии!  Исчезновение   Человека!   Смотрите
внимательно!
     Он тихонько нажал педаль. Раздался жалобный возглас Давида:
     - Хилли, пожалуйста, пожалуйста... я боюсь...
     Хилли заколебался. И  внезапно  подумал:  Наверное,  этому  фокусу  я
научился у призраков!
     Это было почти перед тем, как он окончательно лишился рассудка.
     Давид исчез. Хилли выдержал паузу и с торжествующим видом вновь нажал
на педаль.
     Ничего.
     Давид исчез.


     Когда охватившее всех оцепенение спало, все  поражено  уставились  на
Хилли.
     Ах, - подумал с восторгом Хилли. - Успех!
     Но триумф продолжался недолго. Зрители опять явно скучали,  и  только
дедушка смотрел на Хилли.
     - Хватит шутить, Хилли, - сказал он наконец. - Где Давид?
     Не знаю, - подумал  Хилли,  и  перед  глазами  его  возник  братишка,
улыбающийся сквозь слезы.
     - Он, он здесь, с нами, - вслух сказал Хилли. Он сел  на  корточки  и
уткнулся лицом в колени. - Он здесь... Все могут разгадать мои фокусы,  но
они никому не нравятся... Я ненавижу фокусы...
     - Хилли... - дедушка всем телом подался к нему. - Что случилось?
     - Уходите отсюда! - заорал Хилли. - Все! Убирайтесь! Я ненавижу  всех
вас! НЕНАВИЖУ!
     И зрители, как по команде, поднялись и, переговариваясь,  отправились
по своим делам. Дедушка еще некоторое время  смотрел  на  внука  но  потом
решил, что благоразумнее оставить его в таком состоянии одного, чтобы  тот
успокоился. Лучше пойти поискать, куда же запропастился Давид.


     Дождавшись, пока все уйдут, Хилли подошел к помосту. Он поставил ногу
на педаль и сильно нажал ее.
     Хмммммммммммммммммммммммммм.
     Он ждал. Вот сейчас появится Давид, и он скажет ему:  Привет,  малыш!
Вот видишь, ничего не случилось! Он  даже  щелкнет  братишку  по  носу  за
трусость...
     Ничего не произошло.
     Страх комком встал в горле Хилли. Встал... или был там все время? Все
время, - подумал он. Только сейчас страх выполз наружу.
     - Давид? - прошептал он вновь и нажал посильнее педаль.
     Хммммммммммммммммммм...
     Все еще ничего не произошло.
     Он  исчез!  Навсегда!  Но  почему?  Ведь   все   остальные   предметы
возвращались!
     - Хилли! Мойте с Давидом руки и идите обедать! - раздался  голос  его
матери.
     - Сейчас, мама!
     И подумал: Боже, пожалуйста, пусть он вернется! Верни его! Я виноват,
Господи! Я искуплю свою вину. ТОЛЬКО ВЕРНИ ЕГО, ГОСПОДИ!
     Он вновь нажал на педаль.
     Хммммммммммммммммммммм.
     Только ветер в саду шумел листвой деревьев.
     Две мысли заметались у Хилли в мозгу.
     Первая: Я никогда не заставлял исчезать ничего, что  было  бы  живым.
Даже помидор, сорванный помидор, нельзя считать живым.
     И вторая: Что если там, где находится Давид, он не может дышать? Что,
если он не может ДЫШАТЬ?
     Он на секунду задумался о том, где же оказываются предметы, когда они
исчезают...
     Внезапно в  его  мозгу  возникла  картинка,  парализовавшая  все  его
конечности. Он увидел Давида, лежащего на фоне какого-то жуткого, неживого
пейзажа. Земля казалась холодной  и  мокрой.  Над  Давидом  чернело  небо,
усыпанное звездами, миллионами звезд, сияющих ярче,  чем  те,  которые  он
видел каждый вечер. Место, где лежал Давид,  казалось  полностью  лишенным
воздушного пространства.
     Давид сжимал рукой горло, пытаясь вдохнуть то, что заменяло воздух  в
этом страшном месте, удаленном от дома на триллион световых лет, никак  не
меньше. Лицо его покраснело от напряжения.  Пальцы  рук  и  ног  коченели.
Он...
     Хилли бросился к своему изобретению. Он  вновь  и  вновь  нажимал  на
педаль и что-то выкрикивал. В таком состоянии и застала его  мать.  Сквозь
шум она сумела разобрать слова:
     - Вернись, Давид! Вернись, Давид! Вернись!
     - Боже, что он имеет в виду? - в отчаянии закричала она.
     Привлеченный шумом отец взял Хилли за плечи и развернул к себе лицом:
     - Где Давид? Куда он ушел?
     Но сознание оставило Хилли и уже не вернулось к нему.
     Пройдет не слишком много времени - и сотня  мужчин  и  женщин,  среди
которых будут Бобби и  Гард,  будут  вырубать  кустарник  вдоль  дороги  в
поисках Давида, брата Хилли.
     Если бы Хилли можно было о чем-нибудь спросить, он сказал бы им, что,
по его мнению, они занимаются этим слишком близко от дома.
     Ведь далекое одновременно может быть и близким.


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5]

Страница:  [2]