Глава 6. СМЕРТЬ В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ

     Доди Эберхарт была разъярена, а когда она  бывала  такой,  в  столице
Штатов появлялась столь стервозная баба, с которой бы  вы  ни  за  что  не
захотели иметь дело. Она карабкалась по лестнице  своего  многоквартирного
дома на Эл-стрит с флегматичностью (и почти с той  же  грацией)  носорога,
пересекающего открытую зеленую лужайку. Ее голубое платье скрипело и почти
разрывалось на груди,  которую  из-за  ее  необъятности  было  бы  слишком
скромно назвать крупногабаритной. Руки,  больше  смахивающие  на  окорока,
размахивали вперед и назад, как маятники.
     Много лет тому назад эта женщина была одной  из  самых  дорогостоящих
девушек по вызову. В те дни ее рост - шесть футов и три дюйма - как  и  ее
пышащий здоровьем облик делал ее более  привлекательной  для  мужчин,  чем
куда более красивых ее товарок. Она сама открыла, что ночь с ней  являлась
своего рода спортивным трофеем для многих  вашингтонских  джентльменов,  и
если бы кто-нибудь  внимательно  изучил  фотографии  участников  всяческих
вечеров н приемов в столице США во времена  второго  президентского  срока
Линдона Джонсона и первого  срока  пребывания  на  этом  посту  президента
Ричарда Никсона, он наверняка бы обнаружил на многих из этих снимков  Доди
Эберхарт. Как правило, рядом с ней красовался  один  из  тех  мужчин,  чьи
имена часто появлялись в политических статьях  или  экономических  обзорах
самых  авторитетных  изданий.  Один  ее  рост  делал  трудной,   если   не
невозможной, всякую попытку не обратить на нее внимания.
     Доди была потаскухой с сердцем скряги и с душой таракана.  Два  самых
постоянных   ее   клиента,   один    -    сенатор-демократ,    другой    -
конгрессмен-республиканец, с  немалым  чувством  отцовства  обеспечили  ее
достаточными деньгами, чтобы она могла с чистой совестью уйти  в  отставку
от  занятий  своей   древнейшей   профессией.   Они   связались   с   этой
благотворительностью не совсем, если быть точным, по своей воли. Доди была
уверена,  что  риск  подцепить  что-нибудь   не   обязательно   уменьшится
(высокопоставленные правительственные чиновники и  законодатели  столь  же
подвержены СПИДу и может быть чуть меньше - венерическим заболеваниям, как
и рядовые клиенты). Возраст у нее еще был самый что ни на есть цветущий. И
она не очень-то верила этим джентльменам, что они оставят ей что-нибудь по
завещаниям, как они оба не раз ей обещали. Извините, сказала она им, я уже
не верю в Санта-Клауса или еще во что-то в этом роде. Маленькой Доди нужны
наличные сейчас, а не потом.
     Маленькая Доди приобрела три многоквартирных дома. Годы шли.  Те  177
фунтов, которые заставляли здоровых мужиков ползать перед ней на  коленях,
когда она красовалась перед ними в костюме Евы, теперь превратились в 280.
Вложения в недвижимость которые давали хорошую  прибыль  в  середине  70-х
годов, стили быстро таять в 80-х. Она слишком поздно сообразила, что плохо
разбирается в биржевых делах, и ей надо было бы пораньше вспомнить  о  тех
двух превосходных брокерах, с которыми она провела немало  времени  совсем
незадолго до выхода из игры.
     Один ее дом был продан в 1984, второй - в  1986  году,  под  надзором
бесстрастного представителя налогового управления. Она держалась за третий
дом на Эл-стрит столь же упрямо, как проигрывающий все в рулетку игрок  за
последнюю свою фишку. Она надеялась, что где-то совсем рядом стоит  удача,
еще немного - и что-то Случится. Но ничего такого  не  Случилось  до  сего
времени, и она не думала уже, что может Случиться на следующий год  или  в
два последующих года... Если бы это произошло, она упаковала бы чемоданы и
отправилась в Аруба. А пока она должна просто держаться изо всех сил.
     Что она всегда делала и что собиралась делать и дальше.
     И спаси Бог того, кто попадется ей на дороге.
     Например, такой как Фредерик Клоусон, этот "мистер Большой кадр".
     Она долезла до площадки второго этажа. Из квартиры  Шульмана  неслись
завывания "Ганз-н-Роузес". "Заглуши свой... ПЛЕЕР!"  -  завизжала  она  на
самых  верхних  нотах...  а  когда  Доди   Эберхарт   подымала   крик   до
максимального децибельного  уровня,  начинали  трескаться  стекла,  глохли
малые дети и собаки падали замертво.
     Музыка сразу перешла с воплей на шепот. Доди могла  представить  себе
чету Шульманов, замерших друг против друга, как перепуганная пара котят во
время грозового  шквала,  и  надеющихся  от  всей  души,  что  это  не  их
собирается инспектировать самая страшная ведьма Эл-Стрит. Они боялись  ее.
Это было не столь уж неразумно. Шульман был юрисконсультом весьма солидной
фирмы, но ему не хватало еще двух заработанных язв, чтобы стать достаточно
независимым и иметь право утихомирить Доди. Если бы они  повстречались  на
более позднем этапе его жизни снова, ей бы выпало на долю выносить за  ним
помои, он знал это - и это его утешало.
     Доди повернула за угол и начала взбираться на третий этаж, где обитал
Фредерик "Мистер Большой кадр" Клоусон в своем изысканном великолепии. Она
шла все той же  равномерной  походкой  носорога,  пересекающего  вельд,  с
задранной вверх головой, и лестница подрагивала от мощи  и  значительности
всего здесь происходяшего.
     Она искала глазами нечто впереди себя.
     Клоусон  не  находился  даже  на   том   жалком   лестничном   уровне
юрисконсульта. Он вообще сейчас не имел какого-нибудь уровня.  Как  и  все
студенты, изучающие юриспруденцию, которых Доди  встречала  когда-либо  (в
основном, как арендаторов комнат или квартир,  поскольку  она  никогда  не
имела желания сходиться с ними даже, как она говорила, в  той  ее  "другой
жизни"), он отличался горячими желаниями и жалкими  доходами.  Доди  почти
никогда не смешивала эти два компонента. Если  у  тебя  нет  денег,  то  и
нечего переть по этой жизни подобно тупому быку, увидевшему  где-то  вдали
смазливую телку. Если ты  не  покончишь  с  таким  поведением,  то  вполне
возможно, тебя повесят за задницу за то, что ты не платишь в срок.
     Конечно, фигурально выражаясь.
     До сих пор Фредерику Клоусону как-то  удавалось  увертываться  от  ее
нападок и упреков. Он уже задолжал за четыре месяца,  и  она  терпела  это
потому, что он сумел ее убедить, что в его случае  даже  старое  священное
писание   свидетельствует   об   истине   его   утверждений   (или   может
засвидетельствовать):   он   действительно   должен    получить    деньги,
переведенные на его счет.
     Ему бы не удалось наобещать ей что-либо, если бы он перепутал  Сиднея
Шелдона  с  Робертом  Ладлэмом  или  Викторию  Хольт  с  Розмари  Роджерс,
поскольку она бы тогда не дала  этому  человеку  ломаного  гроша.  Но  она
увлекалась криминальными романами, и чем они были ближе к  документальным,
тем больше она их ценила. Она  предполагала,  что  в  мире  немало  людей,
которые побегут за книгой, только если  в  воскресном  выпуске  "Пост"  ее
авторы будут перечислены в списках бестселлеров по  разряду  романтических
саг или шпионских романов. Что же касается  ее,  то  она  прочитала  почти
всего Элмора Леонарда задолго  до  тех  лет,  когда  он  стал  возглавлять
книжные хиты, а также отлично знала книги таких парней, как Джим  Томпсон,
Дэвид Гудис, Хорас Маккой, Чарльз Уиллефорд, да и  других.  Если  говорить
коротко, то Доди Эберхарт особо любила романы, где мужчины грабили  банки,
стреляли друг  в  друга  и  демонстрировали  любовь  к  женщинам,  главным
образом, вышибая из них дерьмо.
     Джордж Старк, по ее мнению, был - или должен был быть - самым  лучшим
из всех писателей. Ей чрезвычайно нравились все его вещи от "Пути  Мэшина"
и "Оксфордских голубых" до "Дороги на Вавилон", которая была последним  из
его шедевров.
     "Большой кадр" был окружен записями и романами  Старка  во  время  ее
первого  визита  к  нему  по  поводу  задолженной  арендной  платы  (тогда
просрочка составляла всего три дня, но если им  дать  хотя  бы  дюйм,  они
возьмут и целую милю), и после проявленного ею  законного  беспокойства  о
своих доходах  и  его  обещаниях  выдать  ей  чек  завтра  пополудни,  она
поинтересовалась, являются ли все эти издания романов Старка  необходимыми
для его карьеры в юриспруденции.
     "Нет, - отвечал Клоусон с лучезарной и хищной улыбкой, - но они могут
как раз финансировать одну такую карьеру".
     Именно улыбка более всего прочего сразила  тогда  ее.  Это  заставило
Доди несколько поменять линию своего поведения в его случае, тогда как  со
всеми прочими должниками она оставалась столь же грубой и  жесткой,  какой
все привыкли ее видеть. Эту улыбку она много раз  видала  раньше  в  своем
зеркале. Она тогда верила, что такая улыбка не может  быть  притворной,  и
верила в это и поныне. Клоусон действительно имел виды на Тадеуша Бомонта;
его ошибка заключалась лишь в слишком большой вере в то, что Бомонт  будет
всегда шагать бок о бок с мистером "Большой кадр" типа Фредерика Клоусона.
А это было и ее ошибкой.
     Она прочла одну вещь Бомонта "Мгла  бездны",  пользуясь  объяснениями
Клоусона  о  том,  что  он  открыл  в  этом  романе,  и  решила,  что  это
исключительно глупая книга. Несмотря на все письма  и  фотокопии,  которые
мистер "Большой кадр" показал ей, она  считала  очень  трудной  или  почти
невозможной для себя мысль о том, что двумя этими писателями  был  один  и
тот же человек. За исключением... когда она одолела три четверти  писанины
Бомонта и собиралась уже забросить эту дерьмовую книжонку  в  угол,  чтобы
забыть о ней навсегда, ей  вдруг  попалась  на  глаза  сцена,  где  фермер
пристреливает лошадь. Лошадь сломала две ноги  и,  конечно,  ее  следовало
пристрелить. Но вся штука была в том, что фермер Джон наслаждался этим. Он
ведь спустил курок, лишь насладившись мучениями несчастной лошади.
     Это выглядело так, словно Бомонт вышел на  кухню  за  чашечкой  кофе,
дойдя до этого места... а Джордж Старк вошел и написал  эту  сцену,  ожив,
как сказочный Щелкунчик. Конечно, это единственный золотник  в  этой  куче
навоза.
     Ну, да ладно, теперь  все  это  не  играет  никакой  роли.  Это  лишь
доказывает, что никто не  может  всегда  устоять  перед  мужским  напором.
"Большой кадр" сумел подурить ей голову, но эта канитель, по крайней мере,
была весьма короткой. И с ней давно покончено.
     Доди Эберхарт достигла площадки третьего этажа, ее ладонь  сжалась  в
некое  подобие  кулака,  которым  она  собиралась  воспользоваться  вместо
дверного молотка - времена вежливых постукиваний давно закончились. И  тут
она заметила, что ее дверной молоток сейчас  не  понадобится.  Дверь  была
незаперта.
     - Иисус оплаканный, - пробормотала Доди, округлив губы. Здесь не было
поблизости гнезда наркоманов, но если им хотелось очистить какую-нибудь из
квартир, наркоманы охотнее всего пошли бы в  незапертую.  Парень  оказался
даже глупее, чем она предполагала.
     Она налегла на дверь, и та легко отворилась.
     - Клоусон! - проорала она тоном, обещающим гром и молнии.
     Ответа не было. Взглянув в короткий коридор,  она  увидела  опущенные
занавески в гостиной и включенный верхний свет. Тихо играло радио.
     - Клоусон, я хочу поговорить с тобой! Она прошла короткий  коридор...
и остановилась. Одна из подушек софы валялась на полу.
     Это было все. Нет никаких следов,  что  квартирку  обчистил  голодный
наркоман, но ее инстинкт был еще слишком силен, и весь ее  гнев  испарился
за одну секунду. Она чуяла что-то. Это что-то было очень слабым запахом, и
оно было здесь. Чуточку напоминает испорченную, но еще не прогнившую  еду.
Это был не тот в точности запах, но самый похожий из тех, что шли  на  ум.
Приходилось ли ей ощущать его раньше? Она подумала, что да.
     А кроме того, здесь пахло еще чем-то, хотя она не была  уверена,  что
это улавливает именно ее нос, а не что-то другое в ней.  Здесь  она  легко
согласилась  бы  с  патрульным   Хэмильтоном   из   Коннектикута   в   его
предположении, что это запах беды.
     Она стояла, все еще глядя на скомканную подушку и  слыша  радио.  То,
что не смогли вызвать три лестничных пролета, запросто вызвала  эта  самая
невинная подушка  -  ее  сердце  громко  колотилось  в  груди,  а  дыхание
сделалось трудным и прерывистым. Что-то здесь было не в  порядке.  И  даже
еще хуже. Вопросом оставалось, стоит ли ей вмешиваться в это или нет.
     Здравый смысл советовал ей уйти, уйти, пока еще есть  путь  назад,  н
этот здравый смысл всегда был очень силен в ней.  Любопытство  толкало  ее
оставаться здесь и поглядеть... и оно было еще сильнее.
     Она повертела головой у входа в гостиную и сперва посмотрела направо,
где стоял этот дурацкий камин и находились два окна, открывавшие обзор  на
Эл-стрит. Там не было больше ничего. Затем она  посмотрела  налево,  и  ее
голова внезапно застыла. Казалось, ее закрепили в  этом  положении.  Глаза
Доди вытаращились.
     Это оцепенение длилось  секунды  три,  не  более,  но  показалось  ей
намного дольше. И она увидела все, вплоть до мельчайших деталей;  ее  мозг
сделал собственную фотографию того, что увидели глаза, с той же ясностью и
четкостью, которую затем вскоре пытался обеспечить следственный фотограф.
     Она увидела две бутылки  пива  "Эмстел"  на  кофейном  столике,  одну
пустую, другую наполовину полную с кружочком пены, еще  оставшимся  на  ее
горлышке. Она увидела  поднос  с  надписью  "ЗЕМЛЯ  ЧИКАГО"  на  изогнутой
поверхности. Она  увидела  два  окурка  сигарет  без  фильтра,  вдавленных
посередине кристально белого подноса, хотя, как она знала, "Большой  кадр"
и не курил - по крайней мере сигареты. Она увидела  небольшую  пластиковую
коробку с  кнопками,  лежащую  между  бутылками  и  подносом.  Большинство
кнопок, которыми Клоусон прикреплял на доске в кухне всякие вырезки,  были
рассыпаны по стеклянной поверхности кофейного столика. Она также заметила,
что некоторые кнопки застряли в журнале  "Пипл",  том  самом  номере,  где
рассказывалась история о Таде Бомонте и Джордже Старке. Она могла  увидеть
мистера и миссис Бомонт, пожимающих на фотографии руки другу  другу  через
могилу Старка, хотя с ее места они казались стоящими где-то  ниже  могилы.
Эту историю, как говорил Фредерик Клоусон, не должны  никогда  напечатать.
Поэтому  он  и  надеялся  стать  сравнительно  богатым  человеком.  Но  он
ошибался. Вообще, как выяснялось, он ошибался во всем.
     Она могла видеть Фредерика Клоусона, сидящего в одном из двух  кресел
гостиной. Он был привязан. Он был раздет, и вся его одежда была  заброшена
комком под кофейный столик. Она увидела кровавую дыру в его паху.  Во  рту
мистера "Большой кадр" торчал его  же  член.  Убийца  также  вырезал  язык
Клоусона, прибив его на стену теми же самыми  кнопками.  Вся  эта  ужасная
картина молниеносно отпечаталась в мозгу Доди. Кровь растеклась  по  обоям
причудливыми волнами.
     Убийца использовал еще одну кнопку  с  ярко  зеленой  шляпкой,  чтобы
приколоть вторую  страницу  статьи  из  журнала  "Пипл"  к  груди  бывшего
"Большого кадра". Она не могла рассмотреть лицо  Лиз  Бомонт  -  оно  было
залито кровью Клоусона,  не  смогла  увидеть  женскую  руку,  высовывающую
парочку гномов для демонстрации их улыбающемуся Таду. Она  вспомнила,  что
это фото особенно раздражало Клоусона. - "Какая чушь! -  воскликнул  тогда
он. - Она ненавидит домашнее хозяйство - я помню, как она заявляла об этом
в интервью сразу после публикации первого романа Бомонта".
     На стене поверх прибитого  языка  были  написаны  кровью  при  помощи
пальца следующие слова:
     ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА
     - Иисус Христос, - подумалось вдруг ей. -  Ведь  это  же  совсем  как
роман Джорджа Старка... то, что обычно проделывает Алексис Мэшин.
     Сзади нее послышался мягкий звук, как от легкого удара.
     Доди Эберхарт вскрикнула и круто  обернулась.  Мэшин  шел  к  ней  со
своими ужасными ножницами, обагренными кровью Фредерика Клоусона. Его лицо
представляло собой  лишь  сетку  шрамов,  которыми  разукрасила  его  Нони
Гриффитс в самом конце романа "Путь Мэшина" и...
     Но на самом деле здесь никого не было. Просто захлопнулась  дверь,  и
все, а это нередко случается с дверьми.
     "Что же это? - снова спросили самые потаенные закоулки ее мозга,  все
более громким и испуганным голосом. - Надо было остаться там, на лестнице,
в стороне, не открывать эту проклятую дверь - и у тебя не было бы  никаких
проблем. Тебе же вполне хватило бы небольшой щели у двери,  чтобы  позвать
его, даже без крика".
     Теперь ее глаза снова  обратились  на  пивные  бутылки,  стоявшие  на
кофейном столике.  Одна  пустая.  Другая  полупустая,  с  еще  не  осевшим
колечком пены внутри горлышка.
     Убийца был за дверью, когда она вошла. Если бы она повернула  к  нему
голову, она бы тотчас увидела его... и, конечно, уже была бы на том свете,
как и Клоусон.
     И пока она стояла там, потрясенная столь красочным  зрелищем,  убийца
просто вышел из квартиры, закрыв дверь.
     Ноги не выдержали этого напряжения, она рухнула на колени  с  грацией
слонихи, и в такой позе очень напоминала девушку, принимающую причастие  в
церкви. Ее мозг исступленно прокручивал одну и ту же мысль, подобно белке,
бегущей в своем колесе: Ох, я не должна кричать, он ведь вернется,  ох,  я
не должна кричать, он ведь вернется, я не должна кричать...
     А потом она услышала его тяжелые шаги по  паркету  коридора.  Позднее
она убедилась, что эти придурочные Шульманы снова запустили свое стерео, и
она попросту приняла тяжелый звук бас-гитары за  шаги  убийцы,  но  в  тот
момент она готова  была  поклясться,  что  это  был  Алексис  Мэшин  и  он
вернулся... человек столь целеустремленный н убийственный, что даже смерть
не смогла бы остановить его.
     Впервые в жизни Доди Эберхарт упала в обморок.
     Она очнулась минуты через три, не ранее. Ноги по-прежнему не  держали
ее, и потому она поползла по коридору к  выходу,  а  волосы  закрывали  ее
лицо. Она подумала, стоит ли открывать дверь на лестничную площадку, чтобы
выглянуть туда, но не решилась сделать  это.  Вместо  этого,  она  закрыла
замок не все обороты,  вытащила  щеколду  и  вставила  дверную  цепочку  в
металлический паз. Проделав все это, она уселась против двери,  замерев  и
затаившись. Она ясно сознавала, что  забаррикадировалась  здесь  вместе  с
окровавленным трупом, но это было еще не так уж и  плохо.  Это  было  даже
совсем не плохо, если учесть все другие альтернативы.
     Мало-помалу ее силы восстанавливались, и она уже смогла твердо стоять
на ногах. Она проскользнула по коридору в самый его конец и  добралась  до
кухни, где стоял телефон. Она  старалась  не  смотреть  на  гостиную,  где
находилось то, что осталось от мистера  Большой  кадр,  хотя  это  и  было
ненужным занятием: она надолго запомнила до  мельчайших  подробностей  всю
эту жуткую картину. Она вызвала полицию и, когда она  прибыла,  никого  не
впустила  до  тех  пор,  пока  не  было  просунуто  под  дверь   служебное
удостоверение одного из полисменов.
     - Как зовут вашу жену? - спросила она копа, чье имя на ламинированном
картоне было обозначено  как  Чарльз  Ф.  Туми-младший.  Ее  голос  звучал
визгливо и трепетно, совсем не так, как обычно. Близкие  друзья  (если  бы
они имелись у нее) ни за что не узнали бы этот голос.
     -  Стефани,  мэм,  -  терпеливо  ответил  из-за  двери  допрашиваемый
полисмен.
     - Я могу позвонить н проверить это в вашем участке, вы это знаете!  -
почти истерически провизжала она.
     - Я знаю это, миссис Эберхарт, - согласился голос, - но не  будет  ли
вам чуточку спокойнее, если вы просто впустите нас, как вы полагаете?
     А поскольку она еще столь же легко узнавала  голос  копа,  как  легко
почуяла Запах Беды, она не колеблясь открыла дверь и позволила войти  Туми
с коллегой. Когда они присоединились к ней, Доди сделала то,  чего  с  ней
никогда ранее не случалось: она истерично разрыдалась.



                         Глава 7. ДЕЛО ПОЛИЦИИ

                                    1

     Тад сидел наверху в кабинете и писал, когда появилась полиция.
     Лиз читала книгу в гостиной, а Уильям  и  Уэнди  возились  в  детском
манеже, каждый на выбранной им стороне. Она подошла к двери и выглянула  в
одно из узких декоративных окон рядом с дверью, перед тем как открыть  ее.
Эта привычка  появилась  у  нее  после  того,  что  было  шутливо  названо
"дебютом" Тада в журнале "Пипл". Слишком много визитеров - любопытствующих
зевак, как из соседних  мест,  так  и  из  самого  этого  городка  и  даже
несколько человек  совсем  издалека  (это  были  ярые  поклонники  Старка)
требовали этой  меры  предосторожности,  чтобы  не  превратить  их  дом  в
проходной двор. Тад называл это "синдромом глазения на живых крокодилов" и
сказал, что синдром должен исчезнуть через неделю-другую.  Лиз  надеялась,
что он будет прав. Она все время опасалась, как бы  кто  из  визитеров  не
оказался сумасшедшим охотником на крокодилов, того  самого  сорта,  что  и
убийца Джона Леннона, а потому сперва рассматривала всех посетителей через
боковое  окошко.  Она  не  была   уверена,   что   распознает   настоящего
сумасшедшего, если увидит его, но она, по  крайней  мере,  обеспечит  Таду
покой в те два часа по утрам, когда  он  работал.  После  этого  утреннего
бдения он сам ходил открывать дверь, обычно глядя на  нее,  как  виноватый
мальчуган, и она не знала, как реагировать на этот взгляд.
     Три человека на крыльце этим субботним  утром  не  были  поклонниками
таланта ни Бомонта, ни Старка, она это сразу определила,  да  и  никак  не
смахивали на сумасшедших... скорее  это  были  патрульные  полицейские  из
полиции штата. Она открыла дверь, чувствуя  то  невольное  замешательство,
которое испытывают даже ни в  чем  не  повинные  люди,  когда  у  них  без
какого-либо приглашения появляется полиция. Она подумала, что если  бы  ее
дети были постарше и могли бы играть этим утром  где-то  снаружи,  она  бы
очень удивилась, узнав, что они ничего там не натворили.
     - Да?
     - Вы миссис Элизабет Бомонт? - спросил один из визитеров.
     - Да, я. Чем могу служить?
     - Ваш муж дома, миссис Бомонт? - задал вопрос  второй  полисмен.  Оба
эти человека были одеты в одинаковые  серые  дождевики  и  носили  фуражки
полиции штата.
     - Нет, вы слышите машинку привидения Эрнеста Хэмингуэя, -  собиралась
она ответить, но конечно же, не сделала этого. Сперва мелькнула мысль,  не
сделал ли кто-то из них чего-то незаконного, затем кто-то неизвестный  дал
ей  саркастический  совет  на  ухо  сказать  полицейским,  неважно  какими
словами: Подите прочь. Вас здесь не ждут. Мы ничего  плохого  не  сделали.
Идите и поищите настоящих преступников.
     - Могу ли я спросить, зачем он вам нужен?
     Третьим полицейским был Алан Пэнборн.  -  Это  дело  полиции,  миссис
Бомонт, - заявил он. - Так можно нам поговорить с ним?

     Тад Бомонт не вел постоянный дневник, но он  иногда  делал  записи  о
событиях в его жизни, которые оказались самыми интересными, забавными  или
опасными. Он вносил эти отчеты в  переплетенную  амбарную  книгу,  и  жена
никогда особо не интересовалась ими. На самом  деле  они  приводили  ее  в
содрогание, но она никогда не говорила Таду об этом.  Большинство  записей
были странно бесчувственны, словно какая-то  часть  его  самого  отошла  в
сторону и безучастно сообщала о жизни Тада, увиденной своими собственными,
всегда безразличными ко всему глазами. После визита полиции утром 4  июня,
он записал длинный отчет об этом  событии  с  сильным  и  очень  необычным
волнением, явно проступавшим в тексте.
     "Я понимаю "Процесс" Кафки и  "1984"  Оруэлла  теперь  немного  лучше
(писал Тад). Если расценивать их как политические романы и не более  того,
вы  сделаете  серьезную  ошибку.  Я  полагал,  что  нет  ничего   страшнее
депрессии, пережитой мной по окончании "Танцоров",  и  открытия,  что  мне
нечего ожидать после них, - исключая выкидыш у Лиз, поскольку это -  самое
тяжелое событие в нашей семейной жизни, - но то,  что  произошло  сегодня,
кажется мне еще хуже. Я пытаюсь доказать себе, что  это  из-за  того,  что
впечатления слишком свежи, но подозреваю, что здесь  есть  нечто,  намного
более опасное. Я считаю, что мрачный период моей  жизни  и  потеря  первых
близнецов в конце концов были исцелены временем, оставившим только шрамы в
моей душе, и эта новая рана будет также исцелена...  но  я  не  верю,  что
время полностью сотрет  все  это.  Конечно,  останется  след,  может  быть
короче, но и глубже, как от внезапного удара острым ножом.
     Я уверен, что полиция действует согласно  принимаемой  присяге  (если
только они как и раньше приносят ее, хотя я догадываюсь, что там  вряд  ли
что могло сильно измениться). По-прежнему меня преследует ощущение, что  я
в любой момент могу попасть в лапы бездушной  бюрократической  машины,  не
людей, а именно машины, которая методично сделает свое дело, разжевав меня
до мелких кусочков... поскольку именно  это  разжевывание  людей  является
главным занятием машины. И все  мои  вопли  и  мольбы  не  помешают  и  не
отсрочат эту машинную операцию.
     Я могу сказать, что Лиз была взволнована, когда поднялась  ко  мне  в
кабинет и сообщила, что полиция хочет видеть меня по какому-то делу, но не
пожелала говорить с  ней  по  этому  поводу.  Она  сказала,  что  один  из
пришедших - Алан Пэнборн, местный шериф. Я мог ранее встречать его раз или
два, но я узнал его лишь потому,  что  время  от  времени  его  физиономия
появляется в программе "Вызов" здешнего кабельного телевидения.
     Я был заинтересован всем случившимся и даже благодарен за  перерыв  в
машинописи, поскольку я совсем не хотел ею заниматься  всю  эту  неделю  и
делал это только по настоянию жены. Если я что и думал по поводу  полиции,
то  только  то,  что  визит,  видимо,  как-то  связан  либо  с  Фредериком
Клоусоном, или со статьей в журнале "Пипл".
     Я не уверен, что смогу  правильно  передать  тон  и  атмосферу  нашей
встречи. Я не помню даже некоторых вещей, о которых  шла  речь,  поскольку
именно тон был здесь намного важнее. Они  стояли  у  подножия  лестницы  в
холле, трое крупных мужчин (неудивительно, что народ зовет их  быками),  и
вода струйками стекала с них на паркет.
     - Вы Тадеуш Бомонт? - один из них (это был шериф Пэнборн)  задал  мне
вопрос, и с этого  момента  начались  те  самые  эмоциональные  изменения,
которые я хочу описать (или хотя  бы  как-то  обозначить).  С  несчастного
машинописца  очень  быстро  слетело  все  его  оживление,  сочетавшееся  с
любопытством и даже некоторым удовольствием от внимания к себе.  Сразу  же
возникло некое беспокойство. Называется  мое  полное  имя,  но  без  слова
"мистер". Подобно судье, обращающемуся к подсудимому,  которому  он  вынес
приговор.
     - Да, правильно, - сказал я, - а вы шериф Пэнборн. Я это знаю, потому
что у нас есть домик у озера Кастл. - Затем я протянул  ему  руку,  старым
автоматическим жестом хорошо воспитанного американца.
     Он только взглянул на нее, и на его лице появилось  такое  выражение,
словно он только что открыл дверцу холодильника и обнаружил, что купленная
им к ужину рыба вдруг протухла. - У меня нет желания пожимать вашу руку, -
ответил он, - поэтому лучше уберите ее и избавьте нас  обоих  от  ненужных
затруднений. - Это было чертовски странно слышать, слишком грубы были  эти
слова, но не столько они обескуражили меня, сколько тон, которым они  были
произнесены. Этот тон вполне соответствовал бы тому, что  он  считал  меня
свихнувшимся психопатом.
     И почувствовав  это,  я  ужаснулся.  Даже  сейчас  я  с  трудом  могу
поверить, как  быстро,  как  чертовски  быстро,  мои  чувства  перешли  от
обычного любопытства и некоторого  тщеславия  к  голому  страху  и  ничему
более. Я мгновенно осознал, что они не собираются разговаривать со мной  о
чем-то, они здесь лишь потому, что уверены  в  том,  что  я  действительно
что-то сделал, и в самую первую секунду охватившего меня  ужаса  -  "я  не
собираюсь пожимать вашу руку" - я был сам уверен, что я что-то сделал.
     - Это то, что я должен объяснить. - В ту секунду наступившей  мертвой
тишины  после  отказа  Пэнборна  пожать  мне  руку  я   осознал,   что   в
действительности я сделал уже  все...  и  будет  слишком  бессмысленно  не
признавать своей вины.

                                    3

     Тад медленно опустил руку. Уголком глаза он мог заметить Лиз, сжавшую
побелевшие  ладони  на  груди,  и  вдруг  ему  захотелось  разъяриться  на
полицейского, которого дружески пригласили в дом, а он в  ответ  отказался
пожимать руку хозяину. Этому копу платили жалованье, хотя и в очень  малой
степени, из налогов, вносимых Бомонтами за владение домиком в Кастл  Роке.
Этот коп напугал Лиз. Этот коп напугал его.
     - Очень хорошо, - ровным голосом произнес Тад. - Если вы  не  желаете
здороваться за руку, то, может, будете любезны объяснить  мне,  почему  вы
оказались в моем доме.
     В отличие от полисменов штата  Алан  Пэнборн  носил  не  дождевик,  а
водонепроницаемую накидку, которая доходила ему только до пояса. Он  полез
в задний карман, вынул карточку и начал читать по ней. В какой-то миг Таду
показалось, что он слышит фрагмент уже  прочитанного  им  когда-то  романа
сюрреалистического толка.
     - Как вы сказали, меня зовут Алан Пэнборн,  мистер  Бомонт.  Я  шериф
графства Кастл.  Я  здесь,  поскольку  должен  допросить  вас  в  связи  с
уголовным преступлением. Я буду задавать  вопросы  в  полицейской  казарме
штата в Ороно. Вы имеете право не отвечать...
     -  О  милостивый  Боже,  что  здесь  происходит?  -  спросила  Лиз  н
остановилась на полуслове, услышав  голос  Тада:  "Минутку,  обожди,  черт
побери, минутку". Он собирался прореветь это во весь голос,  но  даже  его
мозг не смог заставить язык и легкие набрать достаточно воздуха и  ярости,
и все, что он смог, было очень мягким возражением  жене,  которое  Пэнборн
даже и не заметил.
     - И вы имеете право на консультанта - защитника. Если вы  сами  не  в
состоянии нанять адвоката, он будет предоставлен в ваше распоряжение.
     Он убрал карточку обратно в задний карман.
     -  Тад?  -  Лиз  замерла  перед  ним  подобно   маленькому   ребенку,
испуганному громом. Ее глаза с ужасом смотрели на Пэнборна. До  этого  она
иногда  поглядывала  и  на  патрульных  полицейских,   которые   выглядели
достаточно  крупными,  чтобы  с  успехом  играть  на  месте  защитников  в
профессиональной футбольной  команде,  но  больше  всего  она  следила  за
Пэнборном.
     - Я не собираюсь ехать куда-либо с вами,  -  сказал  Тад.  Его  голос
дрожал, прыгая то вверх, то вниз,  меняя  тональность,  как  у  подростков
переходного возраста. Он все еще пытался разозлиться. - Я не думаю, что вы
сможете принудить меня сделать это.
     Один из патрульных прочистил глотку.
     - Другим вариантом,  -  сказал  он,  -  будет  наше  возвращение  для
оформления ордера на ваш арест, мистер Бомонт. Опираясь на ту  информацию,
которая у нас есть, это будет весьма легко сделать.
     Патрульный взглянул на шерифа Пэнборна.
     - Я думаю, можно сказать о том, что шериф с самого начала просил  нас
взять такой ордер. Он очень нас убеждал, и я думаю, что мы бы и  не  стали
спорить об этом, если бы вы не были... чем-то вроде общественной фигуры.
     Пэнборн. взглянул недовольно, возможно, потому что ему не понравилось
это определение, возможно, потому что  полисмен  доложил  о  нем  Таду,  а
скорее всего, по обеим этим причинам.
     Полисмен заметил этот взгляд, слегка потоптался на месте,  как  будто
обувь начала ему тереть ногу, но тем не менее продолжал. - В ситуации типа
этой я не вижу оснований скрывать что-либо  от  вас.  -  Он  вопросительно
взглянул на своего коллегу, и тот  согласно  кивнул.  Пэнборн  по-прежнему
выглядел не очень довольным. И даже сердитым. - Он выглядит так, - подумал
Тад, - словно жаждет разодрать меня пальцами и намотать мне  кишки  вокруг
головы.
     - Это звучит очень профессионально, - сказал Тад. Он  ощутил,  что  к
нему вернулась, по меньшей мере, часть самообладания, и его голос зазвучал
на более низких нотах. Он хотел бы разозлиться, поскольку злость  изгоняет
страх, но выглядел сильно смущенным и недоуменным. Он  чувствовал,  как  у
него сосет под ложечкой. - Не  учитывается,  что  я  по-прежнему  не  имею
никакого представления, в чем же суть этой идиотской ситуации.
     - Если бы мы верили в это утверждение, нас бы здесь не  было,  мистер
Бомонт, - сообщил Пэнборн. Выражение нескрываемого отвращения на его  лице
неожиданно сменилось испугом. Тад, наконец, разъярился.
     - Меня не волнует, что вы думаете! - проорал Тад.  -  Я  говорил  уже
вам, что знаю вас, шериф Пэнборн. Моя жена н  я  приобрели  летний  дом  в
Кастл Роке в 1973  году  -  задолго  до  того,  как  вы  услышали  даже  о
существовании такого места. Я не знаю, чем вы  занимаетесь  здесь,  в  160
милях с лишним от вашего  участка,  и  почему  вы  таращитесь  на  меня  с
выражением гадливости, словно я птичий помет на  новенькой  машине,  но  я
могу сказать вам, что не собираюсь отправляться с вами куда-либо, пока  не
выясню, в чем же дело. Если для ареста нужен ордер, вы достанете  его.  Но
мне хотелось бы, чтобы вы оказались по горло в кипящем дерьме, а я был  бы
тем внизу, кто разводит огонь. Потому что я ничего не сделал.  Это  просто
возмутительно. Просто... чертовски... возмутительно!
     Теперь его голос звучал во  всю  мощь,  и  оба  патрульных  выглядели
слегка ошарашенными. Пэнборн - нет. Он продолжал смотреть на Тада с тем же
гадливым выражением.
     В соседней комнате кто-то из близнецов начал плакать.
     - О Боже! - простонала Лиз, - что же это? Обьясни нам!
     - Пойди пригляди за детьми, крошка, - сказал Тад, не  отводя  взгляда
от шерифа.
     - Но...
     - Прошу, - сказал он, и оба ребенка уже начали плакать. - Все будет в
порядке.
     Она посмотрела на него прощальным взглядом, ее глаза  спрашивали  "Ты
обещаешь это?" и, наконец, ушла в детскую.
     - Мы хотим допросить вас в связи с убийством Хомера Гамаша, -  заявил
второй полисмен.
     Тад бросил тяжелый взгляд на Пэнборна н повернулся к  патрульному.  -
Кого?
     - Хомера Гамаша, - повторил Пэнборн.
     - Не собираетесь ли вы заявить, что это имя ничего не значит для вас,
мистер Бомонт?
     - Конечно же, нет, - ответил изумленный  Тад.  -  Хомер  отвозил  наш
мусор на свалку, когда мы уезжали отсюда в город. Делал мелкий  ремонт  на
участке вокруг дома. Он  потерял  руку  в  Корее.  Он  получил  Серебряную
звезду...
     - Бронзовую, - сурово сказал шериф.
     - Хомер мертв? Кто убил его?
     Патрульные взглянули друг на друга в большом изумлении. После  печали
удивление,  наверное,  то  человеческое  чувство,  которое  труднее  всего
скрывать.
     Первый полисмен ответил удивительно вежливым голосом:
     - У нас есть все основания полагать, что это были вы, мистер  Бомонт.
Поэтому мы и здесь.

                                    4

     Тад  взглянул  на  него  в  полном  изумлении,  а   через   мгновение
рассмеялся. - Иисус Христос. Это сумасшествие.
     - Вы хотите взять плащ, мистер Бомонт? - спросил другой  полисмен.  -
Там здорово моросит.
     - Я не собираюсь идти с вами куда-либо, - ответил Тад с отсутствующим
видом, полностью  игнорируя  появившееся  у  Пэнборна  выражение  крайнего
нетерпения на лице. Тад напряженно думал.
     - Я боюсь, что вы все же были здесь так или иначе замешаны, -  сказал
шериф.
     - Но должен быть другой, - сказал Тад и  наконец  вышел  из  себя.  -
Когда это случилось?
     - Мистер Бомонт, - сказал  Пэнборн,  говоря  необычайно  медленным  и
очень заботливым голосом, как будто он говорил  с  четырехлетним  малышом,
страстно желая внушить ему что-то. - Мы здесь совсем не  для  того,  чтобы
давать вам информацию.
     Лиз появилась в дверях с обоими детьми. Лицо ее  страшно  побледнело,
ее лоб горел как раскаленная лампа. - Это безумие, - сказала она, глядя то
на шерифа, то на патрульных, то снова на шерифа. - Безумие.  Разве  вы  не
понимаете этого?
     - Слушайте, - заявил Тад, подойдя к Лиз и обняв ее одной рукой.  -  Я
не убивал Хомера, шериф Пэнборн,  но  я  понимаю  теперь,  почему  вы  так
разъярены. Поднимитесь со мной в кабинет. Давайте сядем  и  посмотрим,  не
сможем ли мы все это выяснить здесь...
     - Мне бы хотелось, чтобы вы взяли свой плащ, - сказал на  это  шериф.
Он посмотрел на Лиз. - Извините меня  за  эту  накидку,  но  мне  пришлось
промотаться сегодня все утро  под  этим  проливным  дождем.  Мы  наследили
здесь.
     Тад взглянул на старшего из полисменов.
     - Вы не смогли бы немного вразумить этого  человека?  Объясните  ему,
что он избежит многих неприятностей и беспокойств, просто  рассказав  мне,
когда был убит Хомер. - И затем добавил после  некоторого  раздумья:  -  И
где. Если это было здесь, в Роке, я не представляю, что мог бы тут  делать
Хомер... и, да, я не выезжал  из  Ладлоу,  кроме  как  в  университет,  за
последние два с половиной месяца. - Он посмотрел на Лиз, и она кивнула.
     Полисмен обдумал эти слова и затем заявил: -  Позвольте  нам  недолго
посоветоваться.
     Все трое спустились вниз, причем полисмены  почти  вели  шерифа.  Они
вышли за  дверь  на  улицу.  Как  только  дверь  закрылась  за  ними,  Лиз
разразилась  градом  вопросов.  Тад  слишком   хорошо   знал   ее,   чтобы
предполагать возможность проявления ее  ужаса  в  нарастающем  озлоблении,
даже ярости - хотя бы на полисменов, если  уж  не  на  известие  о  смерти
Хомера Гамаша. На самом деле, она готова была разрыдаться.
     - Все идет нормально, - сказал  он  и  поцеловал  ее  в  щеку.  После
раздумья он решил поцеловать Уильяма и Уэнди, которые выглядели все  более
обеспокоенными.
     - Я думаю, что патрульные уже поняли, что я говорю правду. Пэнборн...
ну он же знал Хомера. Ты тоже. Он просто дьявольски разъярился. К тому же,
судя по его виду и  тону,  у  него  должны  быть  какие-то  неопровержимые
доказательства моего участия  в  этом  убийстве,  -  подумал  Тад,  но  не
высказал эту мысль.
     Он подошел к двери прихожей и выглянул в боковое  узкое  окошко,  как
это делала Лиз. Если бы  не  сложившаяся  ситуация,  то,  что  он  увидел,
показалось бы ему очень забавным. Все  трое  стояли  на  одной  ступеньке,
почти защищенные от дождя навесом, но все же не целиком, и  проводили  там
своего рода конференцию. Тад мог уловить звуки их  голосов,  но  не  смысл
сказанного. Он подумал, что они  напоминают  членов  бейсбольной  команды,
обсуждающих тактику игры  во  время  решающего  розыгрыша.  Оба  полисмена
что-то внушали Пэнборну, который качал головой и горячо возражал.
     Тад вернулся в прихожую.
     - Что они там делают? - спросила Лиз.
     - Я не знаю, - сказал Тад, - но  думаю,  что  патрульные  из  полиции
штата пытаются убедить шерифа рассказать мне, почему он  так  уверен,  что
именно я убил Хомера Гамаша. Или хотя бы что-нибудь из той информации, что
он имеет по этому делу.
     - Бедный Хомер, - прошептала она. - Это напоминает кошмарный сон.
     Тад забрал у нее Уильяма и еще раз попросил ее не волноваться.

                                    5

     Полисмены вернулись  через  две  минуты.  Лицо  Пэнборна  было  очень
мрачно. Тад предположил, что полисмены объяснили шерифу  то,  что  Пэнборн
уже и сам знал, но никак не хотел принять во внимание: писатель не проявил
в своем поведении никаких признаков совершенного преступления.
     - Хорошо, - сказал шериф. "Он пытается избежать скандала,  -  подумал
Тад, - н хорошо делает. Он играет роль не совсем последовательно,  но  тем
не менее очень хорошо, с большим чувством, особенно если учесть,  что  она
исполняется перед лицом подозреваемого номер один в  совершенном  убийстве
однорукого старика". - Эти господа просили меня задать вам здесь  хотя  бы
один вопрос, мистер Бомонт, и я сделаю это. Можете ли вы дать  нам  отчет,
чем и где вы занимались в период с одиннадцати вечера 31  мая  до  четырех
утра 1 июня?
     Бомонты переглянулись. Тад почувствовал, что сердце  его  похолодело.
Оно не выскочило из его груди, нет, но он почувствовал  себя  так,  словно
все канаты, поддерживающие сердце, вдруг оказались обрубленными. И  сейчас
его сердце готово обрушиться вниз.
     - Ты помнишь? - обратился он к жене.  Он  подумал,  что  тоже  хорошо
помнит, но это было бы слишком большой удачей, чтобы быть правдой.
     - Я уверена, что  помню,  -  откликнулась  Лиз.  -  Тридцать  первое,
говорите вы? - Она смотрела на Пэнборна со все крепнущей надеждой.
     Шериф обернулся, глядя подозрительно. - Да,  мэм.  Но  я  боюсь,  что
вашего необдуманного слова будет достаточно...
     Она не обращала уже на него внимания, ведя обратный  отсчет  дней  на
пальцах. Вдруг она вскрикнула,  как  школьница.  -  Вторник!  Вторник  был
тридцать первое! - восклицала она, обращаясь к мужу. -  Это  был  вторник.
Слава Богу!
     Пэнборн смотрел на  них  с  еще  большим  изумлением  и  подозрением.
Патрульные переглянулись, а затем посмотрели на Лиз. - Вы позволите и  нам
быть в курсе дела, миссис Бомонт? - спросил один из полисменов.
     - У нас была вечеринка в тот вечер во  вторник  тридцать  первого,  -
ответила она и подарила Пэнборну торжествующий нелюбезный взгляд.  -  Было
полным-полно народу! Ведь так, Тад?
     - Я уверен, что так.
     - В случае типа этого хорошее алиби само по себе вызывает подозрение,
- сказал шериф, но выглядел он неловко.
     - Ох, вы глупый и самонадеянный человек!  -  взорвалась  Лиз.  На  ее
щеках  теперь  заиграл  румянец.  Страх  прошел,  злость  нарастала.   Она
посмотрела на патрульных. - Если мой муж не имеет алиби по  делу  об  этом
убийстве, к которому, как вы заявляете, он причастен, вы забираете  его  в
полицейский участок! Если же алиби есть, этот человек заявляет,  что  это,
скорее всего, означает, что Тад все равно как-то сделал это!  Что  же,  вы
побаиваетесь немного честно поработать? Почему вы здесь?
     - Теперь успокойся, Лиз, - спокойно проговорил  Тад.  -  У  них  были
веские основания  находиться  здесь.  Если  бы  шериф  Пэнборн  отправился
охотиться на диких гусей или гоняться за зайцами, я уверен, что  он  пошел
бы один.
     Пэнборн взглянул весьма мрачно на Тада и испустил короткий вздох.
     - Расскажите нам об этой вечеринке, мистер Бомонт.
     - Она была организована в честь Тома Кэрролла, - ответил Тад.  -  Том
провел на факультете английского языка девятнадцать лет, и последние  пять
был у нас  деканом.  Он  ушел  в  отставку  27  мая,  когда  заканчивается
официально учебный год. Он всегда был любимцем на  факультете  и  все  мы,
старые его товарищи, звали его Гонзо Том, потому что он  сильно  увлекался
рассказами  Хантера  Томпсона.  Поэтому  мы  и  решили  организовать   эту
вечеринку для него и его жены.
     - В котором часу окончилась эта встреча?
     Тад усмехнулся. - Ну, было немного  меньше  четырех  утра,  но  скажу
точно, что вечер затянулся допоздна. Когда вы собираете  преподавателей  с
английского факультета с  почти  неограниченной  выпивкой,  вы  можете  не
заметить, как пролетит весь уик-энд. Гости начали приезжать  что-то  около
восьми... кто был последним, детка?
     - Роули Делессепс и эта беспардонная женщина с факультета истории. Из
тех, которые с ходу представляются: "Зовите меня просто Билли, как все мои
знакомые", - ответила Лиз.
     - Верно, -  сказал  Тад.  Теперь  он  улыбался.  -  Великая  Колдунья
Востока.
     Глаза Пэнборна ясно говорили "вы-лжете-и-мы-оба-это-знаем".
     - А в какое время ушли все эти друзья?
     Тад пожал плечами.
     - Друзья? Роули, да. Та женщина - очевидно, совсем нет.
     - В два часа, - сказала Лиз.
     Тад кивнул.
     - Мы  увидели  их  уходящими,  когда было, по меньшей мере, два часа.
После этого мы уехали  из этого клуба поклонников Вильгельмины Беркс,  и я
думаю, что было много позже двух. Никого в это время, ночью со вторника на
среду,  на дороге мы не встретили к сожалению - но это так. Исключая, быть
может,  нескольких  оленей на лужайках.  -  Он закрыл рот весьма резко.  В
своей надежде оправдаться он почти перешел на болтовню.
     На мгновение воцарилась тишина. Оба  полисмена  теперь  рассматривали
пол. На лице Пэнборна появилось выражение, которое Тад не мог прочитать  -
он даже не верил, что встречал его раньше когда-либо. Не то  чтобы  чистая
досада, хотя и досада была здесь одной из составных частей.
     Что за бардак здесь происходит?
     - Так, это очень удобно, мистер Бомонт, - наконец произнес  шериф,  -
но и очень далеко от твердой почвы доказательств. Мы выслушали ваши  слова
и слова вашей жены относительно  того  времени,  когда  увидели  последнюю
пару, уходящую с вечеринки. Если все они были так сильно на взводе, как вы
утверждаете, то они вряд ли смогут поддержать  ваши  утверждения.  А  если
этот Делессепс действительно ваш друг, он  может  сказать...  Ну  кто  его
знает?
     И все же Алан Пэнборн терял свои позиции. Тад видел это и надеялся  -
нет, знал, что патрульные тоже видят это. И все же шериф не собирался  еще
отступать. Тот страх, который Тад испытал в самом  начале  встречи,  и  та
злость,  которая  пришла  на  смену  страху,  теперь  сменились   у   него
серьезностью и любопытством. Он подумал, что никогда не встречал, даже  на
войне во Вьетнаме, столь  равномерно  представленные  в  одном  и  том  же
человеке недоумение и уверенность. Факт проведения вечеринки - а это явный
факт, который слишком легко и просто проверить  любому,  -  потряс  доводы
шерифа, но не убедил его. И патрульные, как он заметил, не были  полностью
убеждены. Единственным различием было то, что полисмены  не  столь  горячо
переживали все это дело. Они не знали Хомера Гамаша лично и поэтому  никак
не могли проявить особую ревностность и заинтересованность.  Алан  Пэнборн
знал и проявлял.
     Я знал его тоже, - подумал Тад. - Поэтому, может быть, я тоже в  этом
участвую. Помимо своей воли.
     - Послушайте, - терпеливо  сказал  он,  не  сводя  глаз  с  шерифа  и
стараясь не отвечать на враждебность враждебностью, - давайте спустимся на
землю, как любят говорить мои студенты. Вы спрашиваете,  не  можем  ли  мы
эффективно доказать все эти наши "где-то что-то"...
     - Ваши "где-то что-то", мистер Бомонт, - поправил его Пэнборн.
     - О'кей, мои. Пять чертовски трудных часов. Часов, когда  большинство
людей уже в постели. По чистой и счастливой случайности, мы - я, то  есть,
раз вы предпочитаете такую формулировку, могу отчитаться за  три  часа  из
этих пяти. Может быть, Роули и его одиозная леди уехали  в  два,  а  может
быть, в час тридцать или в два пятнадцать. Как бы то  ни  было,  было  уже
поздно. Они подтвердят это, и вряд ли  эта  женщина,  Билли  Бернс,  будет
сочинять мне алиби, даже если бы Роули стал это делать из дружбы ко мне.
     Лиз посмотрела на Тада со страшной беглой  улыбкой,  забирая  у  него
Уильяма, который начал почему-то корчиться на руках у отца. Сперва  он  не
понял этой улыбки, и только потом до  него  дошел  ее  смысл.  Эта  фраза,
конечно - сочинять мне алиби.  Эту  фразу  Алексис  Мэшин,  архизлодей  из
романов Джорджа Старка, произносил нередко. Это было странно,  между  тем,
Тад не мог вспомнить, чтобы ранее он когда-либо  использовал  старкизмы  в
своей речи. С другой стороны, его никогда ранее не обвиняли в убийстве,  а
убийство было излюбленной ситуацией для Джорджа Старка.
     - Даже предположив, что мы ушли в час, и все гости  к  этому  времени
уже разошлись, - продолжил Тад, - и предположив далее,  что  я  вскочил  в
машину за минуту - нет, секунду - когда они  все  скрылись  за  холмом,  и
понесся как сумасшедший недоносок в Кастл Рок, я бы попал  туда  никак  на
ранее четырех тридцати или пяти часов утра. На  запад  не  ведет  ни  одна
магистраль, вы же знаете.
     Один из полисменов начал: - А эта женщина Арсено утверждает, что было
около четверти первого, когда она увидела...
     - Нам не надо сейчас это обсуждать, - быстро перебил его шериф.
     Лиз  издала  не  очень  вежливый,  предостерегающий  звук,  и   Уэнди
воззрилась на мать с комическим недоумением. На  другой  руке  Лиз  Уильям
прекратил свои извивающиеся упражнения и замер в восхищении от собственных
пальцев на руке. Она сказала Таду: - Там было  полно  еще  народу  в  час.
Полно.
     Затем она накинулась на  шерифа  Алана  Пэнборна  -  действительно  и
всерьез взялась за него.
     - Что здесь не так, шериф? Почему вы с  бычьей  настойчивой  тупостью
пытаетесь повесить все это на моего мужа? Разве вы  настолько  глупы?  Или
ленивы? Или вы настолько плохой человек? Вы никогда не были раньше  похожи
на  таких  людей,  но  нынешнее  ваше  поведение  заставляет  меня  сильно
удивляться. Очень и очень сильно. Может быть, вы играли в лотерею. Не  так
ли? И вы вытащили номер с его именем из... шляпы?
     Алан возразил не очень уверенно и в явном смущении  от  ее  напора  -
Миссис Бомонт...
     - Боюсь, что у меня здесь есть преимущество, шериф, - сказал  Тад.  -
Вы думаете, что я убил Хомера Гамаша.
     - Мистер Бомонт, вас не обвиняют в этом...
     - Нет. Но вы так думаете, ведь так?
     Щеки Пэнборна покраснели, и лицо его налилось кровью,  однако  он  не
обнаруживал ни тени замешательства или  неуверенности,  заметил  про  себя
Тад.
     - Да, сэр, - сказал шериф. - Я так действительно думаю.  Несмотря  на
все то, что сказали вы и ваша жена.
     Этот ответ озадачил Тада. Что же, во имя Бога, могло произойти с этим
человеком (который, как сказала уже Лиз, никак не был  безнадежно  тупым),
чтобы быть столь уверенным в своем предположении? Так чертовски уверенным?
     Тад ощутил  холодок,  бегущий  по  его  спине...  и  затем  случилась
странная вещь. Призрачный звук заполнил его мозг -  не  голову,  а  именно
мозг - на какую-то секунду. Это был тот самый звук, который почти свел его
с ума около тридцати лет тому назад, и с тех пор он  не  слышал  его.  Это
было пищание сотен, может быть, тысяч мелких птиц.
     Он положил руку на голову, коснулся маленького шрама на лбу, и  дрожь
снова охватила его, на этот раз сильнее, заставляя его  нервы  вибрировать
как проволоку. Сочини мне алиби,  Джордж,  -  подумал  он.  -  Меня  здесь
затягивают все туже, поэтому сочини мне алиби.
     - Тад? - спросила Лиз. - Ты в порядке?
     - Хмм? - он огляделся кругом и посмотрел на нее.
     - Ты бледен.
     - Все нормально, - ответил он,  и  сказал  правду.  Звук  ушел.  Если
вообще он был здесь.
     Он повернулся к Пэнборну.
     - Как я уже заметил, шериф, у меня есть некоторое преимущество в этом
деле. Вы думаете, это я убил Хомера. Я, однако, знаю, что это  был  не  я.
Кроме как в книгах, я никогда никого не убивал.
     - Мистер Бомонт...
     - Я понимаю ваше рвение. Он был  симпатичным  стариком  с  заботливой
женой, хорошим чувством юмора и с одной только  рукой.  Я  также  потрясен
этим. Я сделаю все, чтобы помочь вам, но вам пора бросить эти  полицейские
тайны и сказать мне, почему вы находитесь именно здесь, что  же,  в  конце
концов, привело вас ко мне, а не куда-нибудь еще. Я просто недоумеваю.
     Алан смотрел на Тада очень долго и, наконец, сказал:
     - Все во мне говорит, что я слышу правду.
     - Слава Богу, - сказала Лиз. - Наконец-то, этот человек нам поверил.
     - Если все это так, - продолжал Алан, глядя только на Тада, - я лично
отыщу в A.S.R. и I. этого человека,  который  выкрутил  это  удостоверение
личности из металлической пластины и содрал с него всю оболочку.
     - А что такое "A.S." и как там дальше? - спросила Лиз.
     "Записи и идентификация преступлений с оружием", -  пояснил  один  из
полисменов. - В Вашингтоне.
     - Я  никогда  не  слыхивал,  чтобы  кто-то  выкручивал  удостоверение
личности, - продолжал Алан тем же медленным голосом.
     - Они тоже говорят, что впервые с этим сталкиваются, но... если  ваша
вечеринка  подтверждается,  то  я  действительно  оказываюсь  в  чертовски
неловком положении.
     - Не смогли бы вы сказать нам, что же все-таки случилось?  -  спросил
Тад.
     Алан вздохнул.
     - Мы и так далеко зашли, почему бы и нет? По правде говоря, не  столь
уж важно, когда точно ушли последние гости с этой вечеринки. Если  вы  там
находились в полночь и есть свидетели, подтверждающие этот факт...
     - Их будет, по крайней мере, двадцать пять, - сказала Лиз.
     - ...Тогда вы  вне  подозрений.  Соединив  показания  дамы  с  фермы,
которые  она  уже  дала  нашему  патрульному,  и  медицинское   заключение
экспертов, мы почти можем быть уверены, что Хомера  убили  между  часом  и
тремя в ночь на первое июня. Его забили насмерть его же протезом.
     - Святой Боже, - прошептала Лиз. - И вы думали, что Тад...
     - Пикап Хомера был найден через двое  суток  на  парковочной  стоянке
около закусочной на участке I-95 в Коннектикуте, совсем близко от  границы
штата Нью-Йорк.
     Алан сделал паузу. - Там было полным-полно отпечатком пальцев, мистер
Бомонт. Большинство относились к Хомеру, но были и отпечатки  преступника.
Некоторые просто отличные для идентификации личности.  А  один  прямо-таки
как слепок с пальца поскольку  этот  негодяй  вытащил  жвачку  изо  рта  и
придавил ее к приборной доске автомобиля. Она там  и  присохла.  Но  самый
лучший отпечаток был на зеркальце заднего обзора. Он смотрелся  прямо  как
цветной оттиск в картотеке уголовного розыска. Только вместо краски  здесь
была кровь.
     - Тогда почему же все-таки Тад? - Требование  объясниться  звучало  в
голосе Лиз все более настойчиво. - Была ли эта вечеринка или нет,  как  вы
могли подумать, что Тад...
     Шериф посмотрел на нее и сказал:
     - Когда служащие A.S.R. и I. ввели эти  отпечатки  в  их  компьютеры,
машины выдали информацию о  вашем  муже.  Если  быть  точным,  они  выдали
отпечатки пальцев вашего мужа.
     Какой-то момент Тад и Лиз могли только молча смотреть друг на  друга,
оцепенев от неожиданности. Затем Лиз сказала:
     - Это была ошибка. Несомненно, люди, работающие с этими вещами, могут
совершать ошибки, время от времени.
     - Да, но они редко ошибаются столь  сильно.  Конечно  же,  есть  свои
трудности и неточности в сфере идентификации людей по отпечаткам  пальцев.
согласен. Любитель детективов, выросший на чтении и просмотре фильмов типа
"Барнаби Джонс" думает, что дактилоскопия - это точная наука,  но  это  не
так.  Однако  компьютеризация  позволяет  восстанавливать  и  сопоставлять
огромные массивы информации при сопоставлении отпечатков, и в этом  случае
мы имели чрезвычайно четкие оттиски пальцев. Когда я говорю, что это  были
следы пальцев вашего мужа, я отвечаю за свои  слова.  Я  видел  оттиски  с
компьютера и эти отпечатки. Эта пара не просто очень схожа.
     Он повернулся к Таду и пристально посмотрел на него  своими  голубыми
холодными глазами.
     - Эта пара абсолютно идентична.
     Лиз застыла с открытым ртом, а сидящий на руках матери  Уильям  начал
плакать, и вскоре к нему присоединилась Уэнди.



                     Глава 8. ПЭНБОРН НАНОСИТ ВИЗИТ

                                    1

     Когда дверной колокольчик зазвонил  в  четверть  восьмого  в  тот  же
вечер, дверь снова пошла открывать Лиз. Она уже успела уложить  Уильяма  в
постель, а Тад все еще занимался этой тяжелой работой с Уэнди.  Все  книги
утверждают, что родительское искусство не имеет  какой-то  зависимости  от
пола родителя, но Лиз сильно сомневалась в  истинности  этих  утверждений.
Тад очень старался, делая  все  тщательно  и  ревностно,  но  был  слишком
медлителен. Когда он ухаживал за ней и даже в церкви во время их свадебной
церемонии, Тад не производил такого впечатления,  но  когда  пришло  время
ежедневного укладывания близнецов в постель...
     Уильям был вымыт, переодет во все чистое, упакован в зеленый спальный
мешок и восседал в кровати. Тад тем временем  пытался  завернуть  Уэнди  в
пеленки (и Лиз заметила, что ему не удалось смыть все мыло с волос  Уэнди,
но после недолгих сомнений она решила, что день уже кончается, и  она  это
сможет лучше сделать завтра, ничего не говоря мужу).
     Лиз прошла через гостиную к наружной  двери  и  выглянула  в  боковое
окошко. Она увидела шерифа Пэнборна. На этот раз он был один, но это  мало
ее успокоило.
     Она повернула голову назад и позвала мужа: -  Он  вернулся!  -  В  ее
голосе ясно слышались ноты тревоги.
     Последовала долгая пауза, и наконец Тад появился у  двери  проема  из
дальнего конца дома. Он был босиком, в джинсах и в белой тенниске.
     - Кто? - спросил он странно тихим голосом.
     - Пэнборн, - сказала она. - Тад, ты в порядке?  -  На  руках  у  него
сидела Уэнди, закутанная в пеленку, но ее руки были свободны,  и  девчушка
водила ими по лицу Тада... За то  короткое  время,  когда  Лиз  оглядывала
мужа, она вдруг ощутила, что далеко не все у него в порядке.
     - Я о'кей. Впустим его. Я  сейчас  одену  ее.  -  И  прежде  чем  Лиз
ответила, он быстро вышел с ребенком на руках.
     Между  тем  шериф  Алан  Пэнборн  по-прежнему  терпеливо   стоял   на
ступеньках снаружи дома. Он заметил, как выглядывала Лиз из  окошка  и  не
стал больше звонить. У него был вид человека, любящего  носить  шляпу  для
того, чтобы можно было ее подержать в руках и даже иногда помять немного.
     Медленно и совсем без приветственной улыбки она сняла дверную цепочку
и впустила шерифа в дом.
     Уэнди   была   возбуждена   и   полна   веселья,   что   делало    ее
трудноуправляемой. Таду удалось, наконец,  засунуть  ее  ноги  в  спальный
мешок, после чего  он  перешел  к  рукам.  Она  старательно  отбивалась  и
ухитрилась схватить его за нос, весьма больно и очень крепко. Он взвыл  от
боли  вместо  обычного  смеха,  что  вызвало  огромное  изумление   Уэнди,
вытаращившейся на отца со столика для пеленания. Он  взялся,  наконец,  за
молнию, шедшую с низа левой ноги до  самой  горловины  спального  костюма,
затем вдруг остановился и вытянул свои руки. Они дрожали. Это было  мелкое
подрагивание, но оно было.
     На что ты уставился? Или ты опять ощущаешь вину?
     Нет, не вину. Он почти желал бы ее чувствовать. Дело было  в  другом,
он получил еще один удар сегодня, в день, когда этих ударов  было  слишком
много для него.
     Первый нанесла полиция со своим странным предположением н  еще  более
странной уверенностью. Затем этот странный пронзительный  свистящий  звук.
Он не знал, что это такое, но был уверен,  что  уже  был  знаком  с  этими
звуками ранее.
     После ужина это снова повторилось.
     Он поднялся в тот вечер в кабинет проверить  свои  записи  для  новой
книги "Золотая собака". И вдруг, когда он склонился над  листом  рукописи,
чтобы внести небольшие исправления, звук заполнил его голову. Тысячи птиц,
пищащие и чирикающие одновременно, и у него возникло четкое  представление
о тех, кто именно этим занимается.
     Воробьи.
     Тысячи и тысячи воробьев, облепившие крыши и телефонные провода,  как
это делают  полевые  воробьи  ранней  весной,  в  марте,  пока  еще  лежит
последний снег на земле в грязных маленьких желобках и канавках.
     - Ох, снова пришла эта  проклятая  головная  боль,  -  подумал  он  в
отчаянии,и  тот  голос,  которым  была  произнесена   эта   мысль,   голос
испуганного до смерти мальчика, был тем отпечатком, который давно хранился
в памяти Тада. Ужас сдавил его горло  и,  казалось,  медленно  сжимал  его
виски ледяными руками.
     -  Это  опухоль?  Она  снова  появилась?  Вдруг  она  на   этот   раз
злокачественная?
     Призрачные звуки - голоса птиц - вдруг стали затихать, почти  угасли.
К ним примешивались тонкие звуки взмахов крыльев. Теперь он  смог  увидеть
их взлетающими, всех сразу. Тысячи мелких птиц, закрывающих белое весеннее
небо.
     - "Хотят лететь назад на север", - услышал  он  свои  же  собственные
слова, произнесенные медленным, гортанным голосом, голосом, совсем ему  не
принадлежащим.
     И вдруг, совсем неожиданно, видение и звуки этих  птиц  ушли  из  его
головы. Был снова 1988, а не 1960 год, и он находился в кабинете.  Он  был
взрослым мужчиной, с женой, двумя детьми и пишущей машинкой "Ремингтон".
     Он глубоко вздохнул. Не было этой страшной головной боли.  Ни  тогда,
ни сейчас. Он чувствовал себя превосходно. Исключая...
     Исключая лишь то, что взглянув на лист рукописи  снова,  он  заметил,
что успел написать там кое-что. Оно было  выведено  поперек  машинописного
текста крупными прописными буквами.
     "ВОРОБЬИ ЛЕТАЮТ СНОВА", - написал он.
     Это было написано не его  рукой  "Скрипто",  а  одним  из  карандашей
"Бэрол блэк бьюти", хотя он не помнил, как и когда он мог заменить им свою
обычную ручку. Он ведь никогда сам  не  пользовался  карандашами.  "Бэрол"
принадлежали ушедшему времени... темному  времени.  Он  поставил  карандаш
обратно в кувшин, связал затем все эти карандаши вместе и убрал эту связку
в выдвижной ящик стола. Руки Тада при этом не были абсолютно твердыми.
     Затем Лиз позвала его помочь уложить детей в постель, и он  спустился
к ней. Он хотел рассказать о том, что произошло, но  обнаружил,  что  этот
ужас - ужас, навсегда отпечатавшийся в его душе с  детских  лет,  ужас  от
воспоминаний об опухоли, которая на этот раз может быть злокачественной  -
сковывает его губы. Возможно, он чуть позднее сказал бы ей и об этом... но
как раз зазвонил дверной колокольчик. Лиз пошла выяснять, в  чем  дело,  и
она сказала как раз ту опасную фразу  и  тем  опасным  тоном,  которых  он
больше всего сейчас не хотел бы слышать.
     Он вернулся! Лиз прокричала это в абсолютном недоумении и отчаянии, и
ужас пронзил его насквозь, заставив  похолодеть,  как  при  резком  порыве
зимнего ветра. Ужас и одно только слово: Старк. В какой-то миг, пока он не
осознал всего происходящего, он был уверен, что именно он был тот человек,
которого она так испугалась. Воробьи снова летали, а Старк возвращался. Но
он был мертв,  мертв  и  публично  похоронен,  правда,  он  никогда  н  не
существовал в действительности, дело даже не в том, реальный или  нет,  но
он вернулся, все такой же.
     - Успокойся, - приказал Тад самому себе. - Ты же не неврастеник, и не
надо сходить с ума из-за этой дурацкой выдумки. Услышанный  тобой  звук  -
писк  птиц  -  простое  психологическое  явление,  называемое  "остаточной
памятью". Оно вызвано  стрессом  и  всеми  этими  неприятностями.  Поэтому
просто возьми себя в руки.
     Но какая-то часть ужаса никак не уходила из его души.  Писк  птиц  не
только вызвал воспоминания о кошмарном прошлом, но  и  свидетельствовал  о
каких-то предвидениях.
     Предвидение: ощущение воспоминания о чем-то, что еще не произошло, но
несомненно произойдет. Не предсказание,  конечно,  а  именно  перемещенная
память.
     Перемещенное во времени дерьмо, вот что это означает.
     Он вытянул руки и внимательно посмотрел на  них.  Дрожание  понемногу
затихало, а затем совсем прекратилось. Когда он удостоверился в  этом,  он
упаковал Уэнди в ее спальный костюм, тщательно застегнул молнию и  положил
девочку в постель рядом с ее братом. После этого Тад вышел в прихожую, где
еще стояли Лиз с Аланом Пэнборном.
     Если бы шериф на этот раз не был один, можно было  бы  подумать,  что
утренняя сцена повторяется снова.
     Сейчас здесь как раз для меня законное время и место,  чтобы  немного
поразвлечься,  -  подумал  Тад,  но  не  было  ничего  смешного  во   всем
происходящем. То странное ощущение было по-прежнему еще очень сильно в его
душе... и звук воробьев. - Чем могу  служить,  шериф?  -  спросил  он  без
улыбки.
     Ах! Еще что-то, чего раньше не  было.  Пэнборн  держал  шестибаночную
пивную упаковку в одной руке. - Мне, кажется, мы  могли  бы  распить  это,
пока пиво холодное, - сказал он, - а заодно и обсудить кое-что.

                                    3

     Лиз и Алан Пэнборн пили пиво, Тад предпочитал пепси из  холодильника.
Пока они разговаривали, они также могли наблюдать и за близнецами  в  этой
же комнате.
     - У меня нет поводов находиться здесь по службе, - заявил шериф. -  Я
теперь ищу человека, подозреваемого в совершении уже  не  одного,  а  двух
убийств.
     - Двух, - воскликнула Лиз.
     - Я разберусь в этом. Я разберусь во всем. Я надеюсь  расколоть  этот
орешек. Кстати, я абсолютно уверен, что ваш муж имеет и  второе  алиби  на
этот случай. Полисмены штата также  в  этом  не  сомневаются.  Они  просто
бегают по одному и тому же кругу.
     - Кто убит? - спросил Тад.
     - Молодой человек по имени  Фредерик  Клоусон,  в  Вашингтоне,  округ
Колумбия. - Он заметил, что Лиз вздрогнула в кресле и пролила немного пива
на тыльную сторону ладони. - Я вижу, вам знакомо это имя, миссис Бомонт, -
произнес шериф без особой иронии.
     - Что происходит? - спросила она безжизненным шепотом.
     - У меня нет на этот счет ни малейшего представления. Я почти схожу с
ума, пытаясь что-то понять в этом. Я здесь не для того,  чтобы  арестовать
или как-то досадить вам, мистер Бомонт, хотя будь  я  проклят,  если  могу
понять, кто еще, кроме  вас,  мог  совершить  эти  преступления.  Я  здесь
потому, что хочу от вас получить помощь.
     - Почему вы не называете меня Тадом?
     Алан почувствовал себя не очень уютно в кресле. - Я думаю, в нынешней
ситуации мне будет более удобно называть вас "мистер Бомонт".
     Тад кивнул: - Как вам больше нравится. Итак,  Клоусон  мертв.  -  Тад
задумчиво помолчал некоторое время, затем обратился к шерифу.  -  И  опять
повсюду были отпечатки моих пальцев, ведь верно?
     -  Да,  даже  на  самых  неожиданных  предметах  и   при   непонятных
обстоятельствах. Журнал "Пипл" писал о вас  недавно,  не  так  ли,  мистер
Бомонт?
     - Две недели тому назад, - согласился Тад.
     - Статья была найдена в квартире Клоусона.  Одна  страница,  судя  по
всему, послужила своего рода  символом  этого  преступного  дела,  которое
более всего смахивает на ритуальное убийство.
     - Христос, - проговорила Лиз. Голос ее был усталым и пропитан ужасом.
     - Вы не хотите сказать мне, кем он был для вас? - спросил Алан.
     Тад кивнул. -  Нет  никаких  оснований  что-то  здесь  утаивать.  Вам
приходилось читать эту статью, шериф?
     - Жена принесла журнал из супермаркета, - ответил Алан, - но, сказать
по правде, я только посмотрел картинки. Я как раз собираюсь, когда вернусь
домой, прочитать этот текст, как можно скорее.
     - Вы не очень много  потеряли,  но  Фредерик  Клоусон  был  причиной,
почему вообще эта статья появилась на свет. Видите ли...
     Алан поднял руку. -  Мы  еще  вернемся  к  нему,  но  давайте  сперва
поговорим о Хомере Гамаше. Мы еще раз все проверили с  отпечатками  в  его
пикапе. Они, как и те, что в квартире Клоусона, поразительно  идентичны  с
вашими. Значит, если это проделали не вы, то мы имеем дело с двумя людьми,
имеющими одни и те же  отпечатки,  и  это  должно  быть  внесено  в  книгу
рекордов Гиннесса.
     Он взглянул на Уильяма и Уэнди. Они, казалось,  больше  всего  любили
таращиться друг на друга, ожидая, кто  же  первым  мигнет  глазом.  -  Они
близнецы? - спросил шериф.
     - Нет, - ответила Лиз. -  Они  действительно  очень  похожи  друг  на
друга, но это брат и сестра. А  разнополые  двойняшки  никогда  не  бывают
близнецами.
     Алан кивнул. - Даже двойняшки-близнецы не имеют одинаковых отпечатков
пальцев, - сказал шериф. Он подождал немного, а затем самым обычным  тоном
задал еще один вопрос, который, как был абсолютно уверен  Тад,  был  давно
продуман: - Вам не случалось иметь брата-близнеца, мистер Бомонт?
     Тад медленно покачал головой. - Нет, - сказал он. - У меня вообще нет
родственников, все они умерли. Уильям и  Уэнди  мои  единственные  кровные
родные. - Он  улыбнулся,  взглянув  на  детей,  затем  снова  обратился  к
Пэнборну. - У Лиз был выкидыш в 1974 году. Те... те первые двое - они тоже
были двойняшками, и мне трудно сказать, были бы они  близнецами  или  нет,
поскольку несчастье произошло на третьем месяце беременности. Да и кому, в
сущности, до этого сейчас дело?
     Алан пожал плечами, выглядя немного смущенным.
     - Лиз делала покупки в "Филене". В Бостоне. Кто-то  толкнул  ее.  Она
пролетела вниз почти по всему эскалатору, поранила сильно руку, и если  бы
не человек из службы безопасности, который вовремя оказался на месте,  все
могло бы кончиться еще хуже, чем потерей двойняшек.
     - Это напечатано в статье в "Пипл"? - задал вопрос Пэнборн.
     Лиз улыбнулась печально и покачала головой. - Мы обусловили для  себя
право  редактировать  наши  жизнеописания,  когда  заключали  договор   на
публикации этой статьи, шериф. Мы не говорили об этом  Майку  Дональдсону,
человеку, интервьюировавшему нас, но мы, конечно,  проверили  и  исправили
все то, что хотели о нас напечатать.
     - Был ли тот толчок умышленным?
     - Вряд ли стоит сейчас об этом говорить, -  ответила  Лиз.  Ее  глаза
остановились на детях... затем погрустнели. - Если это было  случайно,  то
это был чертовски сильный толчок в спину. Я пролетела половину  эскалатора
даже ничего не касаясь н лишь затем  очень  сильно  ударилась.  Все  же  я
всегда стараюсь убедить себя, что это было не нарочно. Так  намного  легче
жить. Мысль, что кто-то сталкивает женщину вниз по эскалатору  просто  для
того,  чтобы  посмотреть,  чем  все  это  закончится...  эта  мысль  почти
наверняка сделает ваши ночи бессонными.
     Алан кивнул.
     - Доктора, наблюдавшие Лиз, говорили, что, возможно,  у  нее  никогда
больше не будет детей, - произнес  Тад.  -  Когда  она  забеременела,  они
говорили, что Лиз вряд ли сумеет выносить Уильяма н Уэнди  до  положенного
срока. Но она все сумела. И, после  перерыва,  длившегося  десять  лет,  я
наконец стал работать над новой книгой под своим собственным  именем.  Это
будет мой третий роман. Итак, вы сами понимаете, пока все складывается для
нас хорошо.
     - Другим именем, под которым вы печатались, было Джордж Старк?
     Тад кивнул. - Но с ним покончено. Я решил прекратить это,  когда  Лиз
была на восьмом месяце, и все шло как надо. Я решил, что раз я буду отцом,
то я должен снова стать самим собой.

                                    4

     Затем в разговоре наступил довольно продолжительный перерыв.  Наконец
Тад сказал:
     - Признайтесь, шериф Пэнборн.
     Алан удивленно вскинул глаза.
     - Извините?
     Улыбка тронула уголки рта Тада. - Я не хочу сказать, что вы продумали
сценарий всех ваших действий от начала и до  конца,  но  вы,  конечно  же,
наметили свои узловые и  главные  цели  и  задачи.  Если  бы  у  меня  был
абсолютно схожий со мной брат-близнец,  может  быть,  это  он  посещал  ту
вечеринку. Таким образом, я смог бы оказаться в Кастл Роке,  убить  Хомера
Гамаша и отпечатать свои пальцы повсюду в его машине. Но ведь  ему  самому
где-то надо было находиться, правильно? Мой двойник спит с  моей  женой  и
живет в моем доме, пока я еду в пикапе Хомера до стоянки  в  Коннектикуте,
краду там другой автомобиль и отправляюсь в Нью-Йорк, спускаю эту машину в
какой-нибудь  овраг,  а  затем  на  поезде  или  самолете   добираюсь   до
Вашингтона. Попав туда, я кончаю с  Клоусоном  и  спешу  назад  в  Ладлоу,
меняюсь местами со своим двойником, и мы оба опять  возвращаемся  к  нашей
обычной, повседневной жизни. Или даже все мы трое, если вы  предполагаете,
что Лиз также была нашей соучастницей.
     Лиз  изумленно  помолчала  секунду,  а  затем  начала  хохотать.  Она
смеялась не так уж и долго, но от всей души. В этом смехе не  было  ничего
деланного  -  это  был  просто  смех  женщины,  изумленной  до   крайности
услышанной забавной шуткой.
     Алан смотрел на Тада с очевидным и большим удивлением.
     - Тад, это просто ужасно, - сказала Лиз, наконец успокоившись.
     - Может быть и так, - ответил он. - Если да, то прошу меня извинить.
     - Это... здорово завязано, - заметил шериф.
     Тад усмехнулся ему. - Вы не  поклонник  творчества  позднего  Джорджа
Старка, как я вижу.
     - Честно говоря, нет. Но мой помощник, Норрис  Риджуик,  очень  любит
его читать. Он  должен  будет  разъяснить  мне  всякие  там  сюжеты  этого
романиста.
     - Ну, Старк кормится вместе с другими пишущими в  жанре  мистического
детективного романа. Ничего похожего на сценарии Агаты Кристи я здесь  вам
не предложил,  но  это  вовсе  не  значит,  что  мой  вариант  в  принципе
невозможно осуществить, ведь так? Продолжим, шериф, не приходила ли и  вам
в голову та же идея? Если нет, я действительно обязан  принести  извинения
своей жене.
     Алан помолчал, неуверенно улыбнулся, и было видно, что он  напряженно
думает. Наконец он ответил: - Может быть, я  обдумывал  эти  варианты.  Не
очень серьезно и не совсем так, как представляете это вы,  но  у  вас  нет
повода извиняться перед нашей  доброй  хозяйкой.  С  сегодняшнего  утра  я
оказался склонным рассматривать даже еще более невероятные возможности.
     - В данной ситуации.
     - В данной ситуации, да, именно так.
     Улыбаясь самому себе, Тад заметил: - Я родился  в  Бергенфилде,  штат
Нью-Джерси, шериф. У Вас нет оснований верить мне на слово, а  потому  нам
будет легче всего проверить  сведения  о  моих  близнецах,  уже  имея  эту
информацию.
     Алан покачал головой и выпил еще пива. - Это была слишком дикая идея,
и я чувствовал, что этот путь поиска вовсе не столь уж абсолютно новый.  Я
в этом удостоверился,  когда  вы  оглушили  нас  своей  вечеринкой.  Между
прочим, мы уже сверили имена. Все подтвердилось.
     - Конечно, так и должно было быть, -  заявила  удовлетворенным  тоном
Лиз.
     - И поскольку у вас нет брата-двойника, это очень здорово сужает поле
нашей фантазии.
     - Предположим на секунду, - сказал Тад, - просто для большей ясности,
что это действительно произошло именно таким путем, как я  обрисовал.  Это
будет вершиной фантастических небылиц... из-за одного пункта.
     - Что это за пункт? - спросил шериф.
     - Отпечатки  пальцев.  Почему  же  я  иду  на  все  эти  сложности  с
обеспечением алиби здесь с  этим  парнем,  выглядящим  точь-в-точь  как  я
сам...   а   затем   всюду   оставляю  эти  чертовы  отпечатки  на  местах
преступления?
     Лиз сказала: - Мне все же  кажется,  что  вы  будете  проверять  наши
метрики, ведь так, шериф?
     Пэнборн ответил весьма флегматично: - Основой  полицейской  процедуры
служит проверка всех и всего. Но я уже знаю, что я  найду,  когда  займусь
этим. - Он поколебался, а затем  продолжил:  -  Меня  убедила  не  столько
вечеринка. Вы вели себя как человек, говорящий правду,  мистер  Бомонт.  У
меня есть в этой области некоторый опыт, чтобы ощущать  разницу.  Когда  я
еще служил в дорожной полиции,  мне  очень  редко  попадались  талантливые
лжецы. Они иногда встречаются еще в тех мистических романах, о которых  вы
говорили, но в жизни они чрезвычайно редки.
     - И все же почему всюду эти отпечатки?  -  спросил  Тад.  -  Вот  что
интересует меня. Может быть, это просто  любитель-непрофессионал  трудился
над моими отпечатками? Я сомневаюсь в его квалификации.  Не  приходило  ли
вам  в  голову,  что  именно  само  качество  отпечатков  нужно  проверить
тщательнее всего? Он не говорил ни о каких  серых  участках.  Я  чуть-чуть
тоже в этом разбираюсь, поскольку мне пришлось в это вникать  для  романов
Старка, но не уверен, что там все столь просто и понятно, как  то,  что  я
привираю о дактилоскопии, сидя за  машинкой.  Было  ли  у  них  достаточно
участков для сопоставления при идентификации этих отпечатков?
     - У нас их шесть, - ответил Пэнборн. - Шесть превосходных снимков для
сопоставления н идентификации.
     -  Но  разве  не  правда,  что  в  подавляющем  большинстве   случаев
отпечатывается не вся поверхность пальца, а только ее половинка, или  даже
четверть, или вообще ничтожная полоска,  всего  с  несколькими  линиями  и
кольцами в них?
     - Да. В реальной жизни преступника очень трудно засадить в тюрьму  на
основе только идентификации отпечатков его пальцев.
     - Но вы здесь упомянули зеркало заднего обзора, которое было снабжено
просто  образцово  четким   оттиском   пальца,   словно   те   выполненные
типографским способом оттиски  после  ретуши  и  всяких  доводок,  которые
рассылаются по полицейским участкам для поимки  преступника.  И  еще  один
оттиск, вдавленный пальцем в  жевательную  резинку.  Кто-то  действительно
всячески хочет достать меня. Как будто он нарочно оставляет вам следы  для
того, чтобы вы отыскали именно меня.
     - Именно это постоянно н приходит нам в голову.  На  самом  деле,  мы
столкнулись с еще более странными вещами. И  самый  сложный  аспект  всего
этого преступления связан с убийством Клоусона. Там все  проделано  как  в
классических боевиках ужасов: вырезан язык, половой член  во  рту  жертвы,
море крови, море боли и все же никто в здании ничего не  слышал.  Но  если
это работал профессионал,  почему  он  всюду  оставлял  отпечатки  пальцев
Бомонта. Может ли что-нибудь, столь похожее на скелет, не  быть  скелетом?
Не иначе, как кто-то орудует с заново выжженной  пятерней.  А  между  тем,
старая максима по-прежнему учит Алана Пэнборна: если это ходит, как  утка,
крякает, как утка, и плавает, как утка, то это, скорее всего, и есть утка.
     - Можно ли имитировать отпечатки пальцев? - спросил Тад.
     - Вы читаете в головах столь же  хорошо,  как  пишете  книги,  мистер
Бомонт.
     - Читаю мысли, пишу книги, но я не делаю вдов.
     Рот Алана был полон пива, и смех был слишком неожиданным  испытанием,
шериф чуть было не забрызгал пивом паркет. Он, тем не менее, удержался  от
этого, хотя часть пива попала не в то горло, и Пэнборн начал кашлять.  Лиз
встала и несколько раз похлопала шерифа  по  спине.  Это  было,  возможно,
чуть-чуть странно, но не для нее: жизнь с  двумя  младенцами  приучила  ее
смотреть на многие вещи проще, чем раньше.
     По этой ли причине, но Алан стал смеяться еще громче.
     Тад присоединился к нему. И продолжавшая постукивать по спине  шерифа
Лиз также искренне рассмеялась.
     - Я о'кей, - заявил наконец Алан, все еще откашливаясь и смеясь. -  В
самом деле.
     Лиз наградила его еще одним шлепком  напоследок.  В  это  время  пиво
поднялось до самого горлышка почти  полной  и  открытой  уже  давно  банки
шерифа, после чего с шипением,  как  у  гейзера,  вылилось  через  край  и
расплескалось по брюкам Пэнборна.
     - Вот так шерифское о'кей, - сказал Тад. - У нас есть пеленки.
     Они все снова расхохотались, и за время между началом кашля  Пэнборна
и окончанием его  смеха,  все  трое  стали,  по  крайней  мере,  временно,
настоящими друзьями.

                                    5

     - Насколько я знаю или сумел выяснить, отпечатки  пальцев  невозможно
имитировать, - сказал Алан, возобновляя разговор,  прерванный  эпизодом  с
пивом. Теперь они уже вступили во второй раунд, и  расплывшееся  пятно  на
брюках начало подсыхать. Близнецы давно уснули в своем манеже, а Лиз  ушла
в ванную. - Конечно, мы все еще проверяем и  перепроверяем,  поскольку  до
сегодняшнего утра у нас не было оснований даже  предполагать,  что  кто-то
будет делать такие трюки с отпечатками пальцев. Я знаю, что вообще это уже
пытались проделывать; много  лет  тому  назад  один  похититель-вымогатель
присвоил себе отпечатки пальцев своего бывшего  сокамерника,  тайком  убив
его и сняв кожу с подушек его пальцев, которую он - я  думаю,  что  вы  об
этом слышали - вставил в очень  тонкий  пластик.  Эти  тонкие  пластиковые
пленки он  надел  на  подушки  своих  собственных  пальцев  и  стал  смело
оставлять дактилоскопические автографы с тем, чтобы убедить  полицию,  что
тот парень все еще жив и орудует на свободе.
     - И это срабатывало?
     -  Полицейские  получили  несколько   любопытных   дактилоскопических
отпечатков, - сказал Алан. - Настоящего преступника.  Натуральные  жировые
выделения  на  его  пальцах  слегка  пропитывали  камуфляжную  пленку,   а
поскольку пластик был очень тонким  и  чувствительным  к  самым  небольшим
шероховатостям, он и передал отпечатки собственных пальцев преступника.
     - Может быть, другой материал...
     - Конечно, возможно. Это происходило  в  середине  50-х  годов,  и  я
понимаю, сколько сотен новых полимеров были изобретены с тех пор. Мы знаем
на сегодня, что никто из экспертов и следователей ничего не слышал о таких
попытках, и я думаю, что здесь пока нужно поставить точку.
     Лиз вернулась в комнату и села, поджав  под  себя  ноги,  как  кошка,
укрывшись юбкой. Таду понравился  этот  поступок,  который  показался  ему
каким-то вневременным и очень грациозным.
     - Между тем, есть и другие предположения, Тад.
     Тад и Лиз обменялись быстрым взглядом при первом  упоминании  шерифом
имени, а не фамилии Бомонта, но Алан не обратил на это  особого  внимания.
Он извлек глухую записную книжку из своего верхнего кармана и рассматривал
одну из ее страниц.
     - Вы курите? - спросил он.
     - Нет.
     - Он бросил еще семь лет тому назад, - сказала Лиз. - Это было  очень
трудно, но он завязал с курением.
     - Некоторые критики считают, что мир станет лучше,  если  я  поскорее
загнусь, но я предпочитаю, чтобы раньше меня на тот свет  отправились  они
сами - сказал Тад. - Но почему вы спрашиваете?
     - Вы все же курили.
     - Да.
     - "Пэлл-Мэлл"?
     Тад собирался выпить стаканчик содовой. Он задержал его всего в шести
дюймах ото рта: - Как вы это узнали?
     - Ваша кровь типа А, резус отрицательный?
     - Я начинаю понимать, почему вы шли прямиком сюда,  чтобы  арестовать
меня утром, - произнес Тад. - Если бы не столь надежное алиби,  я  бы  уже
сидел в тюрьме, верно?
     - Точно угадано.
     -  Вы  могли  выяснить  сведения  о  крови  из  записей   в   архивах
Национальной системы вневойсковой подготовки офицеров резерва,  -  сказала
Лиз. - Думаю, что и отпечатки пальцев Тада там тоже снял в первый  раз  за
всю его жизнь.
     - Но они не могли знать, что я курил сигареты "Пэлл-Мэлл"  в  течение
пятнадцати лет, - заявил Тад. - Насколько мне известно,  армия  не  хранит
подобного рода информацию.
     - Ее дал нам материал, обнаруженный  сегодня  утром,  -  объяснил  им
Алан. - Пепельница в  кабине  пикапа  Гамаша  была  полным  полна  окурков
сигарет "Пэлл-Мэлл". Старик курил только трубку,  да  и  то  очень  редко.
Также пара окурков "Пэлл-Мэлл" была  обнаружена  и  в  квартире  Фредерика
Клоусона, в пепельнице на столике. А он дома совсем не курил, может  быть,
лишь изредка за компанию. Так говорит его домовладелица. Мы определили там
кровь преступника по анализу слюны на  окурках.  Отчет  серологиста  также
дает много информации. Лучшей, чем отпечатки пальцев.
     Тад более не улыбался. - Я ничего не понимаю в этом. Я совсем  ничего
не могу понять.
     - Есть одна вещь, которая никак не соответствует вам, - сказал шериф.
- Светлые волосы. Мы обнаружили примерно дюжину волосков в машине  Хомера,
а также нашли аналогичные волосы на спинке кресла, на котором сидел убийца
в комнате Клоусона. Ваши волосы черные. Я почему-то не верю, что вы носите
парик.
     - Нет, Тад не носит, но, может  быть,  это  делает  убийца,  -  слабо
возразила Лиз.
     - Может быть, - согласился  шериф.  -  Если  так,  то  он  сделан  из
человеческих  волос.  И  спрашивается,  зачем  же  нужен  парик,  если  вы
стремитесь оставить свои отпечатки и  окурки  где  только  возможно?  Либо
малый необычайно туп, либо он желает выдать себя за вас. Светлые волосы  в
любом случае никак не подходят.
     - Может быть, он просто не хочет  быть  узнанным  -  сказала  Лиз.  -
Помните, материал о Таде оказался напечатанным в журнале "Пипл" две недели
тому назад. А журнал распространяют от побережья  до  побережья,  по  всей
Америке.
     - Да, это вполне возможно. Хотя если это  парень  выглядит,  как  ваш
муж, миссис Бомонт...
     - Лиз.
     - О'кей, Лиз. Если он смахивает на вашего мужа,  он  будет  похож  на
Тада Бомонта со светлыми волосами, ведь так?
     Лиз внимательно осмотрела Тада и затем начала смеяться.
     - Что же здесь столь забавного? - спросила Тад.
     - Я пытаюсь представить тебя  блондином,  -  ответила  она,  все  еще
смеясь. - Я думаю, ты бы выглядел, как очень развращенный Дэвид Боун.
     - Разве это смешно? - спросил Тад  Алана.  -  Я  не  думаю,  что  это
смешно.
     - Ну... - ответил, улыбаясь, Алан.
     - Ладно. Парень мог носить солнцезащитные очки, накладные усы,  а  не
только светлый парик, о котором мы делаем предположение.
     - Нет, если убийца - тот самый парень, которого видела миссис  Арсено
забирающимся в пикап Хомера в четверть первого ночью  на  первое  июня,  -
заявил шериф.
     Тад подался вперед. - Он действительно выглядел как я? - спросил он.
     - Она не смогла рассказать нам что-нибудь  определенное  кроме  того,
что он носит костюм. Но  что  важно,  я  велел  своему  помощнику  Норрису
Риджуику показать ей сегодня ваше фото. Она заявил, что не думает, что тот
парень был похож на вас, хотя и не уверена полностью. Она сказала, что тот
человек был крупнее ростом. Он сухо продолжал:  -  Эта  та  леди,  которая
верит в необходимость, прежде всего, предосторожности во всем.
     - Она смогла определить разницу в росте по  картинке?  -  в  сомнении
спросила Лиз.
     - Она видала летом Тада за городом, - ответил Алан. - И она  говорит,
что не может быть уверена полностью в этом своем показании.
     Лиз согласно кивнула. - Конечно, она знает Тада.  Она  встречала  нас
обоих, и не раз. Мы часто покупали продукты в их овощной лавке.  Я  просто
сглупила. Извините.
     - Не за что извиняться, - сказал  шериф.  Он  закончил  пить  пиво  и
проверил, как смотрятся его брюки. Сухие. Отлично. Правда, небольшое пятно
осталось,  но  его  сможет  обязательно  заметить  только  жена  Алана,  а
остальные - вряд ли. - Как бы то ни было, мне пора  перейти  к  последнему
вопрос у... или аспекту... или как только вам,  черт  возьми,  это  угодно
будет называть. Я сомневаюсь, имеет ли это вообще какое-либо  отношение  к
данному делу, но тем не менее  всегда  лучше  все  проверять  досконально.
Какой у вас размер обуви, мистер Бомонт?
     Тад посмотрел на Лиз, а та пожала плечами. - У меня  довольно  мелкие
лапы для парня ростом б футов 1  дюйм,  так  я  полагаю.  Размер  обуви  -
десять, но иногда лучше подходит десять с половиной...
     - Нам сообщили об отпечатках подошв с явно большим размером обуви,  -
заявил Алан. - Я, вообще-то, не думаю, что это следы преступника,  а  если
бы и так, то их можно легко подделать, надев чужую обувь. Подложите газету
в обувь на два-три размера больше вашей - и все в порядке.
     - Как выглядели эти отпечатки ног? - заинтересовался Тад.
     - Какая разница, - ответил Алан, покачав головой. - Мы даже не  стали
их фотографировать. Я думаю, мы получили все  улики  со  столика  убитого,
Тад. Ваши отпечатки пальцев, тип крови, марку сигарет...
     - Но он не... - начала было Лиз.
     Алан  протянул  успокаивающую  руку.  -  Бывшую  марку   сигарет.   Я
подозревал, что мог сильно сглупить, посвятив вас во все эти  подробности,
что-то внутри меня протестует против этой болтливости, но, тем  не  менее,
мы уже зашли слишком далеко, а потому нет смысла не замечать леса, пока мы
рассматриваем несколько деревьев. Вы завязаны также и в другом. Кастл  Рок
- ваше официальное местожительство, как и  Ладлоу,  поскольку  вы  платите
налоги в обоих этих местах. Хомер Гамаш был ведь не просто вашим знакомым,
он был... ведь он хорошо справлялся с работой здесь?
     - Да, - ответила Лиз. - Он, правда, уже перестал работать сторожем на
полную смену в тот год, когда мы купили этот дом -  Дейв  Филипс  и  Чарли
Фортин стали его преемниками - но он любил поработать по уборке  мусора  и
вообще по хозяйству.
     - Если  мы  предположим,  что  тот  голосовавший  на  дороге  парень,
которого видела миссис Арсено, убил Хомера - а это предположение,  видимо,
реально -  возникает  вопрос.  Убили  ли  Хомера  просто  потому,  что  он
подвернулся первым под руку и был достаточно  глуп  -  или  пьян  -  чтобы
пускать к себе в кабину ночью незнакомца, или его убили  потому,  что  это
был Хомер Гамаш, знакомый Тада Бомонта?
     - Но как он мог знать, что Хомер должен был ехать там в такое  время?
- спросила Лиз.
     - Потому что это был вечер игры в боулинг, а игра в шары есть -  была
- заядлая привычка Хомера. Он был,  как  старая  лошадь,  Лиз:  он  всегда
возвращался в конюшню тем же путем, что и многие годы ранее.
     - Ваше первое допущение, - заметил Тад, - было  связано  с  тем,  что
Хомер остановился вовсе не потому, что был пьян, а из-за того,  что  узнал
просящего его подвезти. Незнакомец, который хотел убить  Хомера,  вряд  ли
вообще попытался бы останавливать его машину или сделал бы это в  качестве
самого последнего средства. Ведь ему ничего не  стоило  застрелить  Хомера
издалека, было бы желание.
     - Да.
     - Тад, - сказала Лиз  голосом,  который  прерывался  от  волнения.  -
Полиция считает, что он остановился, узнав тебя... ведь так?
     - Да, - ответил Тад. Он пересек комнату и взял  ее  за  руку.  -  Они
полагают, что только некто, похожий на меня, некто,  знавший  и  его,  мог
действовать  именно  таким  образом.  Я  даже  согласен  со  всеми   этими
предположениями насчет костюма. Как еще  мог  быть  одет  планирующий  или
совершающий убийство в час ночи преуспевающий писатель? В хороший твидовый
костюм... с замшевыми нашивками на рукавах  пиджака.  Во  всех  британских
детективных романах это является абсолютно необходимым атрибутом.
     Он взглянул на шерифа.
     - Все это чертовски странно, ведь так? Все это дело.
     Алан кивнул. - Странно необычайно. Миссис  Арсено  полагает,  что  он
начал переходить дорогу или, по меньшей мере, собирался это сделать, когда
Хомер появился на  своем  пикапе.  Но  случай  с  Клоусоном  в  Вашингтоне
подтверждает предположение, что Хомера, очевидно, убили вовсе не случайно,
из-за того, что он был пьян, а именно  потому,  что  его  выбрали  жертвой
заранее. Поэтому давайте поговорим о Фредерике Клоусоне,  Тад.  Расскажите
мне о нем.
     Тад и Лиз переглянулись.
     - Я думаю, что моя жена, -  сказал  Тад,  -  сделает  это  быстрее  и
точнее, чем я. Она, кстати, будет  произносить  и  меньше  ругательств  по
сравнению со мной.
     - Ты действительно так считаешь? - задала Лиз вопрос мужу.
     Тад кивнул. Лиз  начала  рассказывать,  сперва  медленно,  потом  все
быстрее. Тад прерывал ее в начале, один или два раза,  а  затем  уселся  и
внимательно слушал. За следующие полчаса он не проронил  почти  ни  слова.
Алан Пэнборн вытащил свою записную книжку и что-то  черкал  в  ней.  После
первых нескольких вопросов шериф также  прекратил  попытки  вмешиваться  в
рассказ Лиз.



                    Глава 9. ВТОРЖЕНИЕ ПРЕСМЫКАЮЩЕГОСЯ

                                    1

     - Я называла его "пресмыкающимся", - начала Лиз. - Мне жаль,  что  он
мертв... Но то, чем он был, трудно  назвать  другим  словом.  Я  не  знаю,
становятся или рождаются люди подобными  пресмыкаюшимися,  но  они  как-то
достигают этого состояния, поэтому не будем долго  рассуждать  по  данному
вопросу. Фредерик Клоусон оказался в Вашингтоне. Он прибыл  в  этот  самый
большой в мире змеюшник изучать юриспруденцию.
     - Тад, дети шевелятся - ты не дашь им ночное питание? А мне еще пива,
пожалуйста.
     Он передал ей банку пива и отправился на кухню  разогреть  бутылки  с
детской смесью. Он оставил дверь  на  кухню  открытой,  чтобы  было  лучше
слышно... и ударился об нее коленом. Это было то, что происходило с  Тадом
столь часто, что он едва ли обращал внимание на такие происшествия.
     - "Воробьи летают снова", - подумал он и  потер  шрам  на  лбу  одной
рукой, в то время как другой он наполнил кастрюлю теплой водой и  поставил
ее на электропечь. - Если бы я понимал, что означает эта дребедень.
     - Мы в конце концов выудили большую часть этой информации  из  самого
Клоусона,  -  продолжала  Лиз,  -  но  у  него  перспектива  была  немного
перекошена, что вполне естественно (Тад не зря любит повторять, что все мы
- герои своих жизней), и как считал сам  Клоусон,  он  был  куда  ближе  к
Босуэллу*, чем к пресмыкающемуся...
     *Джеймс  Босуэлл  (1740-1795  -  писатель   и   биограф   знаменитого
английского писателя и лингвиста  Сэмуэля  Джонсона  (1709-1784).  Мемуары
Босуэлла  считаются  непревзойденными   по   мастерству   в   англоязычной
литературе (Прим. перев.). Но мы смогли получить о нем  более  объективное
представление,  добавив  информацию  от  людей  из  "Дарвин  пресс",   где
печатались романы Тада под именем Старка, а также  те  сведения,  которыми
располагал Рик Коули.
     - Кто такой Рик Коули? - спросил шериф.
     -  Литературный  агент,  который  занимался  издательскими  делами  с
романами Тада под обоими его именами.
     - А что хотел Клоусон - ваш пресмыкающийся?
     - Денег, - сухо ответила Лиз.
     На  кухне  Тад  взял  две  бутылки  со  смесью   (только   наполовину
заполненные и хранящиеся в холодильнике на непредвиденные ночные  трапезы)
н поставил их на водяную баню. То, что сказала Лиз, было  правильно...  но
также было и неправдой. Клоусон хотел намного больше, чем просто денег.
     Лиз, видимо, прочитала его мысли.
     - Он хотел не только денег. Я даже не уверена, что они  были  главной
его целью. Он также хотел быть  человеком,  который  прославился,  впервые
установив подлинную личность Джорджа Старка.
     - Это что-то наподобие тех героев в  комиксах,  которые  стремятся  в
конце концов разоблачить неуловимого человека-паука?
     - Совершенно верно.
     Тад опустил палец в  кастрюлю,  чтобы  определить  температуру  воды,
затем прислонился к плите, скрестив руки и слушая. Он заметил,  что  хочет
закурить сигарету - впервые за очень долгие годы.
     Тад вздрогнул.

                                    2

     - Клоусон оказывался в слишком  многих  нужных  местах  и  в  слишком
подходящие   моменты,   -   продолжала   Лиз.   -   Он   был   не   только
студентом-юристом, он еще работал в книжном магазине на  неполной  ставке.
Он был не просто книготорговцем, а ярым фанатиком романов Джорджа  Старка.
И, возможно, это был единственный поклонник Старка во всей  нашей  стране,
который также прочитал два романа Тада Бомонта.
     Тад усмехнулся в кухне - не без некоторой горечи - и снова попробовал
воду в кастрюле.
     - Я думаю, он собирался создать нечто вроде  пьесы  на  основе  своих
подозрений,  -  произнесла  Лиз.  -  Он  переходил  постепенно  от   мысли
позабавиться к мысли возвыситься над  всеми  прочими  двуногими.  Однажды,
когда он решил, что Старк - это Бомонт, и  наоборот,  Клоусон  позвонил  в
"Дарвин пресс".
     - Издательство романов Старка?
     - Именно так. Он вышел на Элли Голден, редактора романов  Старка.  Он
задал ей вопрос прямо  в  лоб  -  пожалуйста,  скажите  мне,  является  ли
Джорджем Старком на самом деле писатель Тад Бомонт. Элли ответила, что это
нелепая идея. Клоусон тогда спросил насчет фотографии автора, напечатанной
на задней стороне обложки романов Старка. Он заявил,  что  хочет  получить
адрес человека на картинке. Элли ответила, что не  имеет  права  раздавать
адреса авторов ее издательской фирмы.
     Клоусон сказал, что ему не нужен  адрес  Старка,  он  хочет  получить
адрес человека на фотографии. Тот человек позировал  вместо  Старка.  Элли
заявила, что это нелепое заблуждение, что человек на  фотографии  -  автор
романов, и это - Джордж Старк.
     - До всего описанного издатель никогда и нигде не раскрывал тот факт,
что имя Старка -  всего  лишь  выдумка?  -  спросил  Алан.  Он  был  очень
заинтересован. - Они поддерживали мнение, что это реальный живой человек?
     - О, да. Тад настаивал на этом.
     "Да, - подумал Тад, вытаскивая бутылки из бани в кастрюле и пробуя их
температуру своим запястьем. - Тад настаивал. Если оглянуться  в  прошлое,
Тад даже и не знает, почему он так настаивал, не только не знает, но и  не
имеет ни малейшего представления об этом, но Тад действительно настаивал".
     Он взял бутылки в гостиную, счастливо избежав по пути столкновения  с
кухонным столиком. Он вручил по бутылке каждому из  малышей.  Они  приняли
их, будучи весьма сонными,  но  начали  сосать  без  уговоров.  Тад  снова
присел. Он слушал Лиз и сказал самому себе,  что  мысль  о  сигарете  была
весьма неожиданной, пришедшей из глубин его мозга.
     - Как бы то ни было, - продолжала Лиз, - Клоусону  хотелось  задавать
все больше вопросов - у него их был целый вагон, я  думаю  -  но  Элли  не
хотелось  принимать  участия  в  этой  игре.  Она  посоветовала   Клоусону
позвонить Рику Коули и переговорить с ним по всем  интересующим  вопросам.
Клоусон позвонил и попал на Мириам. Это бывшая  жена  Рика.  И  также  его
партнер в делах агентства.  Такое  сочетание  несколько  странно,  но  они
уживались совсем неплохо.
     Клоусон начал ее спрашивать о том  же  -  является  ли  Джордж  Старк
придуманный писателем Тадом Бомонтом. По словам Мириам, она  ответила  ему
утвердительно на этот вопрос. А также, что ее зовут Долли Мэдисон,  и  что
она только что развелась с Джеймсом. Тад должен развестись с Лиз, и  тогда
они с Тадом поженятся весной. После этого Мириам  повесила  трубку.  Затем
отправилась в кабинет Рика и сообщила о странном желании какого-то  малого
из Вашингтона раскрыть все литературные секреты Тада Бомонта. После  этого
все звонки Клоусона в  агентство  Коули  заканчивались  там  лишь  снятием
телефонной трубки и отбоем.
     Лиз отпила изрядный глоток пива.
     - Но он не сдавался. Я думаю, что настоящее пресмыкающееся так бы  не
вело себя. Он понял, что "спасибо-пожалуйста" здесь не будет срабатывать.
     - А он не позвонил Таду? - спросил Алан.
     - Нет, ни разу.
     - Ваш номер, наверное, не был включен в телефонные справочники  из-за
известности Тада Бомонта.
     Тад сделал один из своих  небольших  вкладов  в  эту  беседу:  -  Мы,
действительно, не были включены в указатель телефонных номеров для широкой
публики, Алан. Но здешний телефонный номер в Ладлоу указан  в  справочнике
телефонов  преподавателей  факультета.  Этого  нельзя  было  избежать.   Я
преподаватель и должен давать советы.
     - Но парень так и не подошел прямо  к  лошадиной  морде,  -  удивился
шериф.
     - Он вошел с нами в контакт позднее... письмом, - сообщила Лиз. -  Но
это будет забеганием вперед. Мне можно продолжить?
     - Да, пожалуйста,  -  сказал  Пэнборн.  -  Это  в  своем  роде  очень
захватывающая история.
     - Итак, - продолжала Лиз, - у нашего пресмыкающегося ушло около  трех
недель и, вероятно,  чуть  менее  пяти  сотен  долларов  для  того,  чтобы
окончательно убедиться в правоте своих предположений  о  том,  что  Тад  и
Джордж Старк - одно и то же лицо.
     - Он начал с просмотра справочника Литерэри  маркет  плейс",  который
все издатели называют просто "ЛМП". Это сокращенный перечень имен, адресов
и служебных телефонов всех людей, которые участвуют в  книжном  бизнесе  -
писателей, редакторов, издателей, литературных агентов. Используя "ЛМП", а
также колонку "Люди" в журнале "Паблишерс  уикли",  ему  достаточно  легко
удалось выявить примерно с полдюжины бывших  сотрудников  "Дарвин  пресс",
которые ушли из издательства между летом 1986 и летом 1987 года.
     Один из них был в курсе дела и был готов поделиться информацией. Элли
Голден почти абсолютно уверена, что виновником здесь оказалась  секретарша
главного бухгалтера издательства, проработавшая восемь месяцев в 1985-1986
годах. Элли называла ее сукой из Вассара с гнусавыми манерами.
     Алан засмеялся.
     - Тад также полагает, что это была именно она, -  продолжала  Лиз,  -
поскольку в  подтверждение  угрозы  шантажа  были  представлены  фотостаты
поступлений роялти* для Джорджа Старка.  Они  пришли  из  конторы  Роланда
Барретса.
     *  Роялти  -  гонорар,  перечисляемый  издательством  автору  в  виде
фиксированного  процента  от  стоимости   проданных   книг.   Обычно   эти
перечисления сводятся воедино раз в квартал (Прим. перев.).
     - Это главный бухгалтер издательства, - пояснил Тад. Он  наблюдал  за
детьми, продолжая слушать  Лиз.  Они  теперь  лежали  на  спинах,  ноги  в
спальных костюмах  тесно  прижались  друг  к  другу,  а  горлышки  бутылок
направлены к потолку. Их глаза были бездумны и очень далеки от всего здесь
происходящего. Скоро, он знал, они уснут вместе... "Они все делают вместе,
- подумал Тад. - Дети спят, а воробьи летают".
     Он снова потер шрам.
     -  Имя  Тада  не  фигурировало  на  фотостатах,  -  сказала  Лиз.   -
Перечисления роялти иногда переходят в  чековую  форму,  но  сами  они  не
являются чеками, а потому имя Тада не должно было фигурировать в  них.  Вы
понимаете меня, надеюсь?
     Алан согласно кивнул.
     - Но адрес сказал ему все, что он так  жаждал  выяснить.  Он  гласил:
мистер Джордж Старк, почтовое  отделение,  ящик  1642,  Бревер,  штат  Мэн
04412. Это далеко от Миссисипи, где Старк должен был бы  находиться.  Если
взглянуть на карту штата Мэн, то увидишь, что  сразу  почти  за  Бревером,
чуть южнее, находится Ладлоу, а он знал, что там живет всеми уважаемый, но
не столь уж известный писатель. Тадеуш Бомонт.  Такое  совпадение  слишком
очевидно.
     - Ни Тад, ни я никогда лично с ним не сталкивались, но он видел Тада.
Он знал, когда "Дарвин пресс" рассылает свои сводные  чеки  по  роялти  за
квартал из тех фотостатов, которые он уже получил. Большинство таких чеков
сперва идет к литературному агенту писателя. Агент  сводит  их  воедино  и
высылает писателю один чек, в котором минусует из общей суммы роялти  свои
комиссионные. Но в случае со Старком главный бухгалтер  посылал  эти  чеки
сразу в почтовое отделение Бревера.
     - А как же насчет комиссионных агенту? - задал вопрос шериф.
     - Они подсчитывались в "Дарвин пресс"  и  высылались  Рику  отдельным
чеком, - ответила Лиз. - Это  послужило  еще  одним  ясным  подтверждением
Клоусону правильности его догадок насчет Джорджа Старка... и  после  этого
Клоусону уже более не хотелось получать косвенных свидетельств.  Он  хотел
теперь только прямых доказательств. И придумал, как это сделать.
     - Когда настал срок оформления чека по роялти, Клоусон приполз  сюда.
Ночи он проводил в  палаточном  лагере  "Холидей  инн",  а  днем  дежурил,
подпирая стены почтового отделения в Бревере. То, как Клоусон вложил  свое
послание в письмо на имя Тада, очень смахивало на  кинофильм.  Он  провел,
однако, очень кропотливое расследование. Если бы "Старк" не  показался  на
почте на четвертый день дежурства там Клоусона, наш сыщик  должен  был  бы
свернуть свою палатку и уползти восвояси. Но  я  не  думаю,  что  все  это
вообще могло так закончиться. Когда природный пресмыкающийся вонзает в вас
свои зубы, он вряд ли уползет добровольно, если только не  будет  отброшен
сильным пинком.
     - Или если вы вышибете ему зубы, - подтвердил Тад.  Он  заметил,  как
шериф  повернул  к  нему  голову,  подняв  брови,  и   поморщился.   Плохо
подобранные слова. Кто-то ведь только что уже на самом деле проделал это с
тем пресмыкающимся субъектом, о котором идет сейчас речь... и  что-то  еще
намного худшее.
     - В любом случае, мы можем только гадать,  как  бы  Клоусон  поступил
дальше, - подытожила Лиз, и шериф снова повернулся к ней. - У него ушло не
столь уж много времени на  ожидание  Тада.  На  третий  день  ожидания  на
скамейке в парке  напротив  почты  пресмыкающийся  узрел  "Субурбан"  Тада
Бомонта, въезжающий на одно из мест в парковочной зоне около почты.
     Лиз отхлебнула еще пива и стряхнула пену с верхней губы. Убрав  руку,
она улыбнулась.
     - Теперь  перейдем  к  самой  забавной  части  рассказа.  Это  просто
п-п-прелестно, как говаривал один  голубой  в  "Повторном  визите  к  отцу
невесты". У Клоусона была фотокамера. Портативная, такого размера, что  вы
легко спрячете ее, сжав в кулаке. Когда вам нужен снимок, вы просто слегка
раздвигаете пальцы, чтобы открыть объектив, и готово! Все в порядке.
     Она усмехнулась, покачав головой от нахлынувших воспоминаний.
     - Он заявил в своем письме  к  Таду,  что  раздобыл  ее  по  каталогу
шпионского оборудования - телефонных жучков для подслушивания,  химических
реактивов  для  превращения  конвертов  с  корреспонденцией  в  прозрачное
состояние на десять-пятнадцать минут, саморазрушающихся  портфелей  и  так
далее. Секретный агент Х-9 Клоусон, одним словом. Я думаю, он бы  раздобыл
себе и зуб, заполненный цианистым калием, если бы была разрешена легальная
продажа этого деликатеса. Он был целиком в образе, созданном  его  гнусным
воображением.
     Как бы то ни было, он сделал полдюжины вполне четких и неопровержимых
фотографий. Не очень искусная работа, но вы сами понимаете, кем  был  этот
субъект и чем он занимался. У Клоусона были фотографии Тада, подходящего к
почтовым ящикам внутри зала, Тада, вставляющего ключ в свой ящик  1б42,  и
еще одна, запечатлевшая Тада, вынимающего конверт.
     - Он послал вам копии этих фотографий? - спросил Пэнборн. Он  помнил,
что Лиз говорила о желании Клоусона раздобыть  денег,  а  вся  история  не
только попахивала шантажом, но прямо-таки была насквозь им пропитана.
     - О, да. И кое-что  поважнее.  Вы  могли  прочитать  часть  обратного
адреса - буквы "ДАРВ", что ясно говорило о названии - "Дарвин пресс".
     - Х-9 снова ударил изо всех сил, - согласился Алан.
     - Да. Он ударил. Он заполучил фотографии и уполз назад  в  Вашингтон.
Мы получили его письмо с вложенными фотографиями только несколькими  днями
позже. Письмо было просто восхитительным.  Он  ползал  по  самому  краешку
угрозы, но не переходил границы.
     - Он был студент юриспруденции, - сказал Тад.
     - Да, - согласилась Лиз. - Он точно знал, насколько далеко  он  может
заходить. Тад может дать вам это послание, но я могу пересказать  его.  Он
начал с того, как он восхищается обеими половинами "разделенного сознания"
- это его слова - Тада Бомонта. Он отчитался нам  в  том,  что  именно  он
выяснил и  каким  конкретно  образом.  Затем  перешел  к  делу.  Он  очень
старательно пытался скрыть от нас крючок,  но  крючок  тем  не  менее  был
приготовлен. Он заявил, что сам является возвышенным писателем, но у  него
нет времени для этого занятия -  почти  все  оно  уходит  на  студенческие
занятия юридическими дисциплинами. Но проблема не только в этом. Настоящая
его беда в том, что он вынужден служить  в  книжном  магазине,  иначе  ему
нечем платить за обучение и по  прочим  счетам.  Он  заявил,  что  ему  бы
хотелось показать Таду некоторые свои творения и, если Тад  посчитает  его
таланты  достойными  внимания,  то,  может   быть,   перешлет   вместе   с
литературными советами и небольшую пачку банкнот для поддержки одинокого и
нищего гения Клоусона.
     - Пачку банкнот для поддержки, - повторил смущенный Алан.  -  Так  эт
о... теперь называют грамотные шантажисты?
     Тад откинул голову и расхохотался.
     - Так называл это Клоусон, во  всяком  случае.  Я  думаю,  что  смогу
повторить последний пассаж из письма наизусть: "Я знаю, что это должно при
первом чтении показаться вам очень самонадеянной просьбой, написал он,  но
я уверен, что если вы  изучите  мои  сочинения,  вы  быстро  поймете,  что
подобное решение может иметь выгоду для нас обоих".
     Тад и я неистовствовали по этому поводу, затем смеялись, а  потом,  я
думаю, мы еще долго негодовали.
     - Да, - подтвердил Тад. - Я не помню смеха, но  мы  негодовали  очень
сильно.
     - Наконец мы решили обсудить все это спокойно. Мы  проговорили  почти
до середины ночи.  Мы  оба  сразу  раскусили  смысл  письма  и  фотографий
Клоусона, и хотя Тад очень разозлился...
     - Я до сих пор не очень разозлен, - перебил Тад, - а парень мертв.
     - Хорошо, раз крик и визг по поводу Старка  уже  поднялись,  Тад  был
почти воскрешен. Он и сам хотел выбросить  Старка  за  борт,  хотя  бы  на
время, поскольку Тад уже  работал  над  длинной  и  серьезной  собственной
книгой. Чем он и теперь занимается. Она  называется  "Золотая  собака".  Я
читала первые две сотни страниц, и они  великолепны.  Намного  лучше  пары
вещей, написанных им под именем Джорджа Старка. Поэтому Тад решил...
     - Мы решили, - сказал Тад.
     - О'кей, мы решили, что Клоусона следует лишь благословить за то, что
он ускорил события, которые начались и  происходили  и  без  его  участия.
Единственным опасением Тада было то, что  Рику  Коули  не  понравится  эта
идея, потому что Джордж Старк зарабатывал  для  агентства  намного  больше
денег, чем это до сих пор удавалось Таду. Но Коули даже обрадовался этому.
На самом деле, мы сможем  обеспечить  отличную  рекламу  этим  шагом,  что
поможет в ряде сфер: портфель изданий Старка, портфель изданий Тада...
     - Всего пока две книги, - вставил Тад с улыбкой.
     - ...и новая книга, когда она будет окончена.
     - Извините меня, но что такое "портфель изданий?" - спросил Алан.
     Усмехнувшись, Тад объяснил:
     - Это те старые книги, которые уже не  выкладывают  на  самых  бойких
местах в торговой сети.
     - Итак, вы вышли на публику.
     - Да, - сказала Лиз. - Сперва в "Ассошиэйтид пресс" здесь в Мэне и  в
журнале  "Паблишерс  уикли".  Затем  эта  история   попала   в   программу
национального радиовещании - Старк был автором бестселлеров, как-никак,  и
тот факт, что он никогда реально не  существовал  в  этом  мире,  позволял
заполнять особо интересной  информацией  последние  стороны  переплетов  н
обложек его изданий. И, наконец, с нами вошел в контакт журнал "Пипл".
     - Мы получили еще одно скуляще-злобное письмо от Фредерика  Клоусона,
которое объясняло нам, сколь низко  н  неблагородно  наше  поведение.  Он,
видимо, считал, что у нас нет права обходиться без  его  участия  в  наших
делах, поскольку он проделал гигантскую работу, а  все,  что  сделал  Тад,
было писание нескольких книжонок. После этого он замолчал.
     - И слава Богу, что он замолчал, - сказал Тад.
     - Нет, - возразил шериф. - Кто-то заставил его замолчать... и в  этом
есть большое отличие.
     И снова воцарилось молчание. Оно длилось недолго...  но  было  очень,
очень ТЯЖЕЛЫМ.



                       Глава 10. ПОЗЖЕ ТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ

                                    1

     Они отнесли спящих близнецов в  кровати  наверху  и  начали  готовить
постели себе. Тад разделся до шортов и майки  с  рукавами  -  своего  рода
пижамы для него - и отправился в ванную. Он чистил  там  зубы,  когда  ему
вдруг стало очень нехорошо. Он кинул зубную щетку, выплюнул белую  пену  и
бросился в туалет на ногах, которые он ощущал скорее деревянными ходулями,
чем живыми ногами.
     Он кашлянул - жалкий сухой звук - но ничего не появилось. Его желудок
начал успокаиваться... по крайней мере, на какой-то испытательный срок.
     Когда он вернулся, Лиз стояла в черном проеме  в  голубой  нейлоновой
ночной рубашке, не  доходившей  на  несколько  дюймов  до  ее  колен.  Она
пристально посмотрела на Тада.
     - Ты что-то скрываешь, Тад. Это нехорошо. И никогда  ранее  такого  у
нас не было.
     Он прерывисто вздохнул и вытянул вперед руки со сплетенными пальцами.
Они все еще дрожали. - Давно ли ты узнала об этом?
     - Что-то в тебе  было  неладно,  еще  когда  вернулся  шериф  сегодня
вечером. А когда он задал свой последний вопрос... насчет надписи на стене
у Клоусона... ты горел, как будто у тебя светился неоновый знак на лбу.
     - Пэнборн не заметил никакого неона.
     - Шериф не может знать тебя столь же хорошо, как я... но если  ты  не
заметил его сомнений в самом конце, то ты просто не смотрел на него.  Даже
он увидел что-то неладное. Именно так он взглянул на тебя.
     Ее рот слегка дрогнул. Это подчеркнуло морщинки на ее лице, морщинки,
которые он впервые увидел после несчастного случая в Бостоне и выкидыша, и
которые затем появлялись и углублялись, когда она наблюдала его все  более
и более тяжелые и безуспешные попытки зачерпнуть воду из колодца, который,
казалось, уже давно высох.
     Именно в это время его пьянство начало выходить из-под контроля.  Все
это - несчастный случай с Лиз, выкидыш, критические  отзывы  и  финансовый
неуспех "Мглы бездны" вслед за диким успехом  "Пути  Мэшина",  неожиданное
запойное пьянство - в сочетании оказывало глубокое подавляющее влияние  на
его психику. Он чувствовал это той  самосохраняющей  и  повернутой  внутрь
себя частью своего сознания, но это мало помогало. В конце концов он запил
полную пригоршню снотворных  таблеток  полбутылкой  "Джек  Даниэлс".  Это,
конечно, была далеко не самая  удачная  попытка...  но  все  же  это  была
попытка самоубийства. Все это происходило в течение  трех  лет.  Но  тогда
время, казалось, тянулось намного дольше, чем обычно. Иногда оно  казалось
вечным.
     И, конечно, очень мало или совсем ничего о нем не было рассказано  на
страницах журнала "Пипл".
     Теперь он увидел именно тот взгляд Лиз, каким она смотрела на него  в
то проклятое время. Он ненавидел этот взгляд. Беспокойство  -  это  плохо;
недоверие - намного хуже. Он  подумал,  что  ему  легче  было  бы  вынести
выражение неприкрытой ненависти, чем этот странный, осторожный взгляд.
     - Я ненавижу, когда ты лжешь мне, - просто сказала она.
     - Я не лгал, Лиз! Упаси Господи!
     - Иногда люди лгут, чтобы только остаться в спокойствии.
     - Я собирался все тебе рассказать, - сказал он. -  Я  только  пытаюсь
найти, как это лучше сделать.
     Но было ли это правдой? Так ли? Он не знал. Это было какое-то дерьмо,
сумасшествие, но не это служило причиной, по которой он пытался  молчаливо
лгать.  Он   чувствовал   потребность   в   молчании   подобно   человеку,
обнаружившему кровь в своем стуле или опухоль в  паху.  Молчание  в  таких
случаях иррационально... но страх тоже иррационален.
     А было и еще кое-что другое: он  был  писателем,  воображателем.  Ему
никогда не случалось встречать кого-нибудь еще,  кроме  себя  самого,  кто
имел бы более чем неясную идею, почему он или она  делают  что-нибудь.  Он
иногда верил, что желание писать беллетристическую книгу было не более чем
защитой от смятения, может быть, даже безумия. Это была отчаянная  попытка
человека, способного понять, что точность  и  порядок  могут  существовать
только в сознании людей... но никогда в их сердцах.
     Некий голос внутри него шептал в первое время: "Кто ты  такой,  когда
пишешь, Тад? Кто ты тогда?"
     И он не находил ответа на данный вопрос.
     - Ну? - спросила Лиз. Ее голос  был  резким,  балансирующим  на  краю
обозленности.
     Он очнулся от собственных невеселых дум. - Извини?
     - Ты нашел свой способ объясниться? Что же это могло быть?
     - Погоди, - сказал он, - я не понимаю, почему ты так визжишь, Лиз!
     - Потому что я перепугана! - сердито выкрикнула она...  н  он  увидел
слезы в ее глазах. - Потому что ты морочил голову  шерифу,  н  я  все  еще
удивляюсь, почему ты теперь морочишь голову  мне!  Если  бы  я  не  видела
выражения твоего лица...
     - Да? - Теперь и он разозлился. - И что же это было за выражение?  На
что оно оказалось так похоже?
     - Ты выглядел виновным, - сказала она резко. - Ты выглядел так, будто
ты, как это было уже раньше, заверяешь людей, что ты бросил  пить,  но  не
сделал этого на самом деле. Когда... - она вдруг остановилась. Он не знал,
что она вдруг рассмотрела на его лице -  да  и  не  был  уверен,  что  ему
хочется знать, но это что-то вдруг впитало всю  ее  озлобленность.  Вместо
нее  на  лице  у  Лиз  появилось  виноватое  выражение.  -   Извини.   Это
несправедливо.
     - Почему же? - сказал он глухо. - Это правда. На данное время.
     Он вернулся в ванную и взялся за полоскательницу, чтобы смыть остатки
зубной пасты. В полоскательнице был безалкогольный состав. Типа  лекарства
от кашля. И ванильного концентрата в кухонном буфете. Он не пил  спиртного
с того дня, как закончил последний роман Старка.
     Ее рука легко коснулась плеча Тада. - Тад, мы оба  рассердились.  Это
лишь вредит нам обоим и никак не сможет ничему помочь. Ты сказал, что  там
мог оказаться человек-психопат, который представляет себе, что он  и  есть
Джордж Старк. Он умертвил двух людей, мы  помним  об  этом.  Один  из  них
частично виновен в раскрытии псевдонима Старка. Тогда ты сам должен был бы
оказаться в самом верху списка заклятых врагов этого фанатика. Но несмотря
на это, ты что-то утаиваешь. Что означала эта фраза?
     - Воробьи летают снова, - сказал Тад. Он взглянул на свое отражение в
зеркале, освещенном белым отсветом флюоресцентной лампы в  ванной.  То  же
самое знакомое лицо. Небольшие тени под глазами, может быть, но  лицо  все
то же самое. Он был счастлив. Конечно, это не лицо кинозвезды, но это его,
любимое лицо.
     - Да. Это что-то значило для тебя. Что же именно?
     Он выключил свет в ванной и положил руки ей на плечи. Они  подошли  к
постели и улеглись спать.
     - Когда мне было одиннадцать, - объяснил он, - мне сделали  операцию.
Удалили небольшую опухоль в мозгу на участке верхней части лба.  -  Я  так
думаю. Ты уже знала об этом и раньше.
     - Да? - она смотрела на него, озадаченная.
     - Я уже говорил тебе, что у меня были ужасные приступы головной  боли
до того, как обнаружили опухоль, верно ведь?
     - Верно.
     Он начал машинально постукивать по ее бедру. У нее  были  удивительно
длинные и красивые ноги, а ночная рубашка была весьма короткой.
     - Помнишь насчет звуков?
     - Звуков? - удивленно повторила Лиз.
     - Я не думал... и, видишь ли,  это  никогда  не  казалось  мне  очень
важным. Все это происходило так много лет тому назад. У людей с  подобными
заболеваниями часто случаются  приступы  головной  боли,  иногда  какие-то
миражи, а иногда - и то  и  другое  вместе.  Очень  часто  на  приближение
подобных  симптомов  указывают  свои  собственные  признаки.  Их  называют
сенсорными предвестниками. Чаще всего  это  запахи:  карандашные  стружки,
свежесрезанные луковицы, заплесневелые фрукты. Мой  сенсорный  предвестник
был звуковым. Это были птицы.
     Он посмотрел ей прямо в глаза, их носы почти касались друг друга. Тад
почувствовал щекотание ее волос, касающихся его лба.
     - Воробьи, если говорить более точно.
     Он встал, не желая видеть выражение ужаса, появившееся на  лице  Лиз.
Тад взял ее руку.
     - Пойдем.
     - Куда... Тад?
     - В кабинет, - ответил он. - Я хочу тебе кое-что показать.

                                    2

     В кабинете  Тада  главное  место  занимал  стол,  где  господствовала
огромная дубовая доска. Она была не антикварной редкостью, но и  не  очень
современной. Этот стол был просто  чрезвычайно  большим  и  очень  удобным
изделием из древесины. Стол стоял  как  динозавр  под  тремя  подвешенными
светильниками; их общее освещение рабочей поверхности можно было посчитать
почти  свирепым.  Сейчас,  однако,  можно  было  рассмотреть  лишь   очень
небольшую часть поверхности письменного стола. Тад включил свет. Рукописи,
стопки корреспонденции, книги и присланные ему  из  редакции  гранки  были
сложены где попало. На белой стене  позади  стола  висел  плакат  с  самым
любимым  для  Тада  сооружением  во  всем  мире  -  "Флатирон  билдинг"  в
Нью-Йорке.  Его  четкая  клиновидная  форма  не  переставала  радовать   и
восхищать Тада.
     Позади пишущей машинки лежала рукопись его нового романа  -  "Золотая
собака". А поверх машинки была оставлена  дневная  выработка  Тада.  Шесть
страниц. Это была обычная его норма...  если  писал  он  сам.  Если  писал
Старк, то он обычно выдавал за день восемь, а то и десять страниц.
     - Вот то, что меня огорошило еще до появления Пэнборна, - сказал Тад,
взяв маленькую стопку листов с  машинки  и  протягивая  их  Лиз.  -  Тогда
появился этот звук, звук воробьев. Второй раз за сегодня, только  на  этот
раз намного громче. Ты видишь, что написано поперек верхнего листа?
     Она смотрела очень долго, и он мог видеть только ее волосы и макушку.
Когда она обернулась к Таду, ее лицо  было  смертельно  бледным.  Ее  губы
сжались в узкую скорбную щель.
     - Это все то же, - прошептала Лиз. - Это все то же  самое.  Ох,  Тад,
что же это? Что...
     Она пошатнулась, и  он  наклонился  вперед,  опасаясь  ее  возможного
обморока. Он подхватил ее за плечи,  ноги  его  зацепились  за  Х-образные
ножки кресла в кабинете, что почти привело к  падению  обоих  супругов  на
стол.
     - Все нормально с тобой?
     - Нет, - ответила она тонким голоском. - А как ты?
     - Не совсем, - сказал он. - Извини. Все тот же  неуклюжий  Бомонт.  Я
вызываю здесь большие разрушения и беспорядки, словно рыцарь в  сверкающих
доспехах.
     - Ты написал это даже до того, как Пэнборн появился у нас, -  сказала
она. Она, казалось, никак не могла поверить  в  этот  факт.  -  Перед  его
появлением.
     - Это так.
     - Что  же  это  означает?  -  она  смотрела  на  него  с  напряженным
ожиданием, зрачки ее глаз  были  большими  и  темными  несмотря  на  яркое
освещение.
     - Я не знаю. Я думал, что у тебя есть  какие-то  догадки,  -  ответил
Тад.
     Она  покачала  головой  и  положила  листы  обратно  на  стол.  Затем
отдернула руку от  бедра  около  края  ночной  сорочки,  словно  коснулась
чего-то неприятного. Тад не был уверен, что она полностью  сознает  сейчас
свои поступки, но ничего не сказал ей насчет этих сомнений.
     -  Теперь  ты  понимаешь,  почему   я   не   стал   обо   всем   этом
распространяться? - спросил он.
     - Да... Я думаю, что понимаю.
     - Что бы он мог сказать? Наш практичный шериф  из  самого  маленького
графства штата Мэн, который черпает свои сведения из компьютеров армейских
служб и свидетельских показаний?  Наш  шериф,  который  скорее  поверит  в
версию, что я мог бы скрывать своего брата-двойника, чем в то, что  кто-то
нашел способ дублировать дактилоскопические отпечатки? Что он  сказал  бы,
услышав об этом?
     -  Я...  я  не  знаю.  -  Она  отчаянно   боролась   за   возвращение
самообладания, за то, чтобы выплыть из захлестнувшей ее шоковой волны. Тад
это не раз наблюдал и раньше, и ее мужество всегда восхищало его. -  Я  не
знаю, что он заявил бы насчет этого, Тад.
     - И я тоже. Я думаю, что в худшем случае он предположил бы  некоторое
предвидение преступления. А более вероятно, он решил бы, что на самом деле
я поднялся сюда в кабинет и написал эти слова уже после его ухода  сегодня
вечером.
     - Но почему ты так думаешь? Почему?
     -  Я  думаю,  что  первым   предположением   шерифа   было   бы   мое
помешательство, - сухо ответил Тад. - Я думаю,  что  у  любого  копа  типа
Пэнборна всегда существует склонность  объяснять  любые  происшествия,  не
поддающиеся его разумению, просто ненормальными проявлениями  человеческой
психики. Но если ты считаешь, что я здесь ошибаюсь, скажи прямо  об  этом.
Мы можем позвонить в  офис  шерифа  в  Кастл  Роке  и  передать  все,  что
требуется по этому поводу.
     Она покачала головой. - Я не  знаю.  Я  слышала  -  когда  передавали
какую-то беседу по телевидению, по-моему - насчет психических связей...
     - Ты веришь в это?
     - У меня  не  возникало  необходимости  обдумывать  эту  гипотезу,  -
ответила она. - Теперь я, видимо, верю. - Она поднялась к  столу  и  снова
взяла лист с надписью. -  Ты  написал  это  одним  из  карандашей  Джорджа
Старка, - сказала Лиз.
     - Он оказался ближе всего к руке, я так полагаю, в этом вся и  штука,
- сказал он уверенным тоном. Он  вдруг  вспомнил  о  ручке  "Скрипто",  но
быстро выкинул это из головы. - И это  не  карандаши  Джорджа.  И  никогда
таковыми не были. Они - мои. Я чертовски устал от  мыслей  о  нем  как  об
отдельном человеке. Теперь уже в этом нет никакой необходимости, если  она
когда-то и существовала.
     - Но все же именно сегодня ты применил одну из его фраз  -  "сочините
мне алиби". Ты никогда сам не говорил ничего подобного, только  в  книгах.
Это тоже просто совпадение?
     Он начал было объяснять ей, что, конечно, да, именно  так,  но  вдруг
остановился. Возможно, он и прав, но в свете того, что он написал на листе
рукописи, как он мог быть во всем столь уверен?
     - Я не знаю.
     - Ты был в трансе, Тад? Ты, наверное, был в трансе, когда написал эти
слова?
     Медленно и неохотно он подтвердил: - Да. Думаю, что так.
     - Это все, что тогда случилось? Или еще что-нибудь?
     - Я не могу вспомнить, - сказал он и добавил еще более неохотно. -  Я
думаю, что я, может быть, что-то сказал, но я, действительно, не помню.
     Она долго смотрела на мужа и наконец произнесла: - Идем спать.
     - Ты думаешь, мы заснем, Лиз?
     Она рассмеялась - безнадежно.

                                    3

     Но двадцатью минутами позже он уже  почти  погрузился  в  сон,  когда
голос Лиз вернул его в действительность.
     - Тебе надо обратиться к доктору, - сказала она. - В понедельник.
     - Но у меня же нет на этот раз головных болей, - запротестовал он.  -
Только птичьи звуки. И эта  идиотская  фраза,  которую  я  написал.  -  Он
подождал немного и продолжил с надеждой в голосе: - Ты не думаешь, что это
могло быть просто совпадением?
     - Я не знаю, что это, -  ответила  Лиз,  -  но  мне  уже  приходилось
говорить тебе, Тад, совпадения очень мало стоят в моей жизни.
     По какой-то причине это их очень развеселило, и они лежали в постели,
зажимая рты, чтобы не смеяться слишком громко  и  не  разбудить  детей,  и
успокаивая друг друга нежными словами. Между ними все было снова в  полном
порядке, во всяком случае Тад чувствовал, что сейчас для  него  существует
только одна эта самая важная вещь на свете, в чем он должен быть уверен до
конца. И все было в порядке. Буря прошла.  Печальные  старые  воспоминания
были снова похоронены, по крайней мере, на нынешнее время.
     - Я запишу тебя на прием, - сказала она, когда смех ушел от них.
     - Нет, - возразил он. - Лучше я сам.
     - А ты не позабудешь в творческом порыве об этой вещи?
     - Нет. Я займусь этим  в  первую  же  очередь  утром  в  понедельник.
Честно.
     - Ладно, тогда все в порядке. - Она вздохнула.  -  Это  будет  просто
чудо, если я засну.
     Но пятью минутами позже она уже ровно дышала, а еще позже, далеко  не
через пять минут, уснул н Тад.


                                    4

     И снова увидел сон.
     Он был почти  прежним  (или  казался  таковым),  словно  продолжающим
предыдущий, прямо от начала и до конца: Старк вел его через брошенный дом,
оставаясь все время позади и уверяя, что он ошибается, когда  Тад  пытался
дрожащим и непослушным голосом утверждать, что это его собственный дом. Ты
абсолютно неправ, - сказал ему Старк из-за правого плеча (а,  может  быть,
левого, но в этом ли дело?). Хозяин этого дома, - втолковывал он  Таду,  -
мертв.  Хозяин  этого  дома  находится  в  том  единственном  месте,   где
оканчиваются  все  железнодорожные  линии,  в  том  месте,  которое   все,
находящиеся под землей (где бы то ни было), называют  Эндсвилл.  Все  было
тем же, что и в первом сне. До той  сцены,  когда  они  пришли  к  черному
входу, где Лиз уже  находилась  не  одна.  К  ней  присоединился  Фредерик
Клоусон. Он был нагим, но в каком-то абсурдном кожаном пальто.  И  он  был
так же мертв, как и Лиз.
     Из-за плеча Тада Старк произнес значительным голосом:  -  Отправление
под землю, вот что происходит с  визгливыми  болтунами.  Их  превращают  в
дурацкую начинку. Сейчас о нем позаботились. Я хочу позаботиться обо  всех
них, одним за другим. Но будь  спокоен,  я  не  буду  заботиться  о  тебе.
Воробьи летают.
     А затем, снаружи дома, Тад услыхал их: не тысячи, а миллионы, а может
быть, миллиарды, и день превратился в ночь,  когда  гигантские  тучи  птиц
закрыли солнце.
     - Я ничего не вижу,. - простонал он, а из-за плеча Тада Джордж  Старк
продолжал шептать: - Они снова летают, старина. Не забывай. И не попадайся
на моем пути.
     Тад проснулся, дрожа и похолодев всем телом, и  долго  не  мог  снова
заснуть. Он лежал в темноте, думая, как абсурдно все это, и  как  абсурдна
сама идея этого кошмарного сна, которая была такой же, что и в первом сне,
но намного более ясной для понимания. Как все это  абсурдно.  Фактом  было
то, что он всегда представлял в своем воображении Старка и Алексиса Мэшина
очень схожими (а почему бы и нет, поскольку фактически они оба родились  в
одно и то же время с появлением  романа  "Путь  Мэшина"),  оба  высокие  и
широкоплечие, как будто люди не  выросшие  из  детства,  а  слепленные  из
каких-то крепких блочных материалов, и оба блондины... этот факт не меняет
всю абсурдность ситуации. Литературные герои не могут  оживать  и  убивать
людей. Он расскажет об этом Лиз за завтраком, и они посмеются над  этим...
ну,  возможно,  и  не   будут   действительно   смеяться,   учитывая   все
обстоятельства, но уж, конечно, не удержатся от улыбок.
     - Я должен  позвонить  в  медицинский  комплекс  Уильяма  Уилсона,  -
подумал он, наконец погружаясь в сон. Но когда настало утро, сон показался
ему не столь уж стоящим обсуждения - во всяком случае, не с самого  начала
дня. Поэтому он и промолчал... но по мере ухода этого дня  из  его  жизни,
Тад замечал, что его мозг снова и снова возвращается к приснившемуся  сну,
испытывая его таинственное влияние,  какое  оказывает  темный  драгоценный
камень.



                           Глава 11. ЭНДСВИЛЛ

                                    1

     Ранним утром в понедельник, еще до того,  как  Лиз  напомнила  бы  об
обещании Тада, он посетил доктора Хьюма. Удаление опухоли в 1960 году было
внесено в медицинскую карту Тада. Он рассказал врачу о  том,  что  недавно
дважды ощутил в своем сознании возвращение звуков птиц, что предшествовало
его  ужасным  приступам  головной  боли  во  время   долгих   месяцев   до
установления диагноза и удаления этого образования.  Доктор  Хьюм  пожелал
выяснить, не возвратились ли и головные боли. Тад сказал, что нет.
     Он не рассказал о своем состоянии транса,  о  том,  что  он  написал,
будучи в таком состоянии, о том, что было выведено  на  стене  квартиры  в
Вашингтоне, где убийца прикончил жертву. Это уже казалось слишком  далеким
от вчерашнего сна. Он находил самого себя  весьма  смешным  во  всей  этой
истории.
     Однако доктор Хьюм отнесся ко всему серьезно. Он велел Таду в тот  же
день отправиться в Медицинский  центр  Восточного  Мэна.  Он  хотел  иметь
рентгеновские снимки черепа Тада и компьютеризированную  осевую  томографи
ю... так называемую "КОТ-развертку".
     Тад поехал. Он сделал нужные снимки,  а  затем  положил  свою  голову
внутрь машины, выглядевшей очень похоже на промышленный  сушитель  одежды.
Она вздрагивала и трещала в течение  добрых  пятнадцати  минут,  а  затем,
наконец, его вызволили из плена... хотя бы на нынешнее время. Он  позвонил
Лиз, сообщил ей, что результаты будут готовы  не  раньше  конца  недели  и
сказал, что собирается ненадолго поехать в университет.
     - Ты не подумываешь о звонке шерифу Пэнборну? - спросила она.
     - Давай подождем результатов обследования, - ответил Тад. - Узнав их,
мы сможем лучше решить, что нам делать дальше.

                                    2

     Он был в своей университетской рабочей комнате, очищая  свой  стол  и
полки от накопившейся за целый семестр всякой  макулатуры  н  пыли,  когда
птицы снова начали пищать  в  его  голове.  Сперва  прочирикало  несколько
запевал, к ним стали присоединяться другие, и  очень  скоро  птичье  пение
превратилось в мощный оглушающий хор.
     Белое небо - он увидал  белое  небо,  испещренное  кое-где  силуэтами
домов и телефонными столбами. И повсюду там сидели воробьи.  Они  облепили
каждую крышу, усеяли каждый столб, ожидая  только  команды,  исходящей  из
группового птичьего сознания. Тогда  они  взорвут  тишину  неба  писком  и
шелестом как бы тысяч листов бумаги, колышащихся  в  воздухе  при  сильных
порывах ветра.
     Тад, почти ничего не видя, двинулся к письменному столу, ища  кресло,
нашел и забрался в него, сжавшись в комок.
     Воробьи.
     Воробьи и белое небо поздней весной.
     Звук заполнял его голову, дикая какофония, и, когда он вытянул к себе
лист бумаги и начал на нем писать, он был не в  состоянии  сознавать,  чем
именно он занимается. Его голова запрокинулась назад,  глаза  бессмысленно
уставились в потолок. Ручка двигалась вперед и назад, вверх и вниз,  делая
все это по какой-то собственной программе.
     В голове Тада родилось видение  того,  как  все  птицы  взлетели  при
порыве ветра и образовали темное облако,  которое  закрыло  белое  небо  в
марте, в районе Риджуэй города Бергенфилд, штат Нью-Джерси.

                                    3

     Он пришел в себя менее чем через  пять  минут  после  начала  пищания
одиночных солистов из племени пернатых в его мозгу. Он тяжело дышал, левое
запястье усиленно пульсировало, но головной боли  не  было.  Он  посмотрел
вниз и увидел бумагу на столе - это был оборот формы заказа одобренных при
экспертизе учебников американской литературы - и тупо уставился на то, что
он написал на ней.

   СЕСТРЕНКА      ДУРАКИ ЛЕТАЮТ ОПЯТЬ
          КОШКИ
     СЕСТРЕНКА МИР ТЕПЕРЬ СЕСТРЕНКА СЕСТРЕНКА ЭНДСВИЛЛ СЕСТРЕНКА
     ОКАНЧИВАЕТСЯ КОШКИ ЗВОНИТЬ СЕСТРЕНКА
    НИЖЕ
   ПОРЕЗЫ БРИТВА    СЕСТРЕНКА СЕСТРЕНКА
    ВОРОБЬИ МИР СЕСТРЕНКА БРИТВА
   И НАВСЕГДА
   СЕСТРЕНКА    ТЕПЕРЬ И НАВСЕГДА
   МИР КОШКИ   НАЧИНКА СЕСТРЕНКА ВОРОБЕЙ

     - Это ничего  не  означает,  -  прошептал  Тад.  Он  тер  свои  виски
кончиками  пальцев.  Он  ожидал,  что  начнется  головная  боль,  или  что
написанные каракулями слова на бумаге соединятся и приобретут какой-нибудь
смысл.
     Он желал, чтобы ни то, ни другое не  произошло  с  ним...  и  ничего,
действительно, не  случилось.  Слова  были  просто  словами,  повторенными
многократно. Некоторые были явно вызваны его сном о  Старке,  другие  были
совсем невразумительным бредом.
     И его голове стало намного лучше.
     - На этот раз я ничего не собираюсь рассказывать Лиз, - подумал он. -
Будь я проклят, если я скажу. И не потому,  что  я  боюсь  или...  Хотя  я
действительно боюсь. Это же очень просто  -  не  все  секреты  обязательно
плохие. Некоторые бывают хорошими. Некоторые бывают необходимыми. А мой  -
это оба последних секрета.
     Он не знал, правда это или нет, но он открыл нечто, что сняло груз  с
его плеч и освободило от переживаний: ему было все равно. Он  очень  устал
от бесконечных раздумий и по-прежнему полного незнания. Он также устал  от
постоянного испуга подобно человеку, вошедшему  в  пещеру  ради  шутки,  и
потом вдруг начавшего подозревать, что он потерял дорогу назад.
     Прекрати думать об этом, наконец. Это и есть выход.
     Он предполагал, что именно здесь была истина. Он не знал,  сможет  ли
сделать это или нет... Но  собирался  выкинуть  всю  эту  дрянь  в  старый
мусоросборник университета. Очень медленно он встал, взял бланк  заказа  в
обе руки и начал  в  клочья  его  рвать.  Полоски  написанных  слов  стали
исчезать. Он взял ленты, получившиеся из обрывков бумаги и  порвал  их  на
мелкие кусочки, которые кинул в корзинку для мусора, где они усыпали  дно,
как конфетти. Он сидел,  уставившись  на  них  добрые  две  минуты,  почти
ожидая, что они взлетят вверх, чтобы прирасти друг к другу  и  снова  лечь
целым  листом  на  его  столе,  подобно  прокручиваемым  назад  кадрам  из
кинофильма.
     Наконец он поднял корзинку и понес ее вниз в холл к вмонтированному в
стене рядом с лифтом панельному агрегату  из  нержавеющей  стали.  Надпись
внизу гласила "Мусоросжигатель".
     Он открыл панель и вышвырнул мусор в почерневший желоб.
     - Туда, - произнес он в странной летней тишине здания  английского  и
математического факультетов. - Все туда.
     Там, внизу, это называют дурацкой начинкой.
     - А здесь наверху мы называем это конскими каштанами,  -  пробормотал
Тад и отправился назад в свою комнату, держа пустую корзинку.
     Все ушло. По желобу в забвение. И до тех  пор,  пока  результаты  его
обследования не вернутся из госпиталя - или до следующего затемнения,  или
транса, или птичьей фуги, или еще черт знает какой штуки - он не собирался
больше ничего рассказывать. Совсем ничего. Более чем вероятно, что  слова,
которые он написал на том листе  бумаги,  целиком  и  полностью  оказались
плодом его сознания, подобно сну о Старке и пустом доме, и потому не имеют
никакого отношения к убийствам Хомера Гамаша или Фредерика Клоусона.
     Там, в Эндсвилле, где оканчиваются все железнодорожные пути.
     - Это вообще ничего не значит,  -  сказал  Тад  вялым  и  безучастным
голосом... Но когда он  уходил  в  тот  день  из  университета,  то  почти
спасался бегством.


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу: [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7]

Страница:  [2]