ужасы, мистика - электронная библиотека
Переход на главную
Жанр: ужасы, мистика

Мак-Камон Роберт  -  Грех бессмертия


Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]  [5] [6] [7]

Страница:  [3]



        Шагая на северо-восток по узкой дороге округа Сомерсет,  Мускат-
ный Джон глядел в лицо темноты и гадал,  где же он находится. За послед-
ние  три часа он видел только несколько машин,  направляющихся на юг,  и
вовсе не видел дорожных указателей.  Где-то в его рюкзаке была карта, но
ему не хотелось тратить время на ее поиски. Дорога разворачивалась перед
ним со своей собственной скоростью;  он знал это по опыту.  Над  головой
раскинулось  полотно  из  звезд,  одни были яркими,  другие отдаленными,
словно воспоминания. Луна лежала за его правым плечом, словно бы защища-
ла его, и он мог видеть неясные очертания своей лунной тени, шедшей впе-
реди него по бетону дороги.  По бокам лежало толстое черное одеяло леса,
и  Мускатный  Джон мог слышать десяток разнообразных шумов,  доносящихся
оттуда:  пронзительные птичьи крики,  стрекотание сверчка, шум маленьких
ночных животных,  пробирающихся по лесу сквозь заросли.  Его собственные
шаги были почти бесшумны,  и пока он шел,  он ощущал себя и в самом деле
частью ночного мира; возможно, проходящей мимо тенью; возможно, шелестом
ветра в листве;  возможно,  стрекотанием насекомых, прячущихся в высокой
придорожной траве.  Через час или два он отыщет место в лесу, чтобы пос-
пать,  и потом,  утром,  быть может, сможет найти какого-нибудь хорошего
попутчика,  который расстанется с пятьюдесятью центами или,  может быть,
укажет направление к ближайшей кухне, где варят бесплатный суп.

        Он сделал еще три шага и застыл на месте.  Его сердце подпрыгну-
ло, яростно колотясь, а глаза непроизвольно раскрылись.

        Ярдах в двадцати впереди на обочине дороги стояла фигура,  выри-
совывающаяся на фоне распростертых рук-ветвей деревьев.  Мускатный  Джон
стоял неподвижно,  прищурив глаза, чтобы лучше разглядеть видения в тем-
ноте. Фигура не шевельнулась.

        Он сделал пробный шаг в перед. Затем еще один.

        - Господи Иисусе,- пробормотал он в следующее мгновение.-  Прок-
лятые  глаза никуда не годятся.- Он потер их и снова посмотрел на дорож-
ный указатель.  На первый взгляд он казался высоким и тощим человеком, и
от  его  вида по спине Джона побежали мурашки.  Он мысленно выругал свою
глупость и приблизился к указателю.  Затем порылся в кармане  в  поисках
коробка спичек и зажег одну;  она погасла, и он зажег другую, чтобы про-
честь белые буквы:  КОЛВЕР - 2,  ЭЛЬМОРА - 7, ВИФАНИИН ГРЕХ - 9. Никогда
не был в Колвере,  подумал он;  он может оказаться дружелюбным маленьким
городком.  Надо посмотреть. Затем его взгляд упал на последнее название.
Вифаниин Грех.  Я где-то слышал о нем,  не так ли?  Да, где-то слышал. И
затем это пришло к нему,  словно прилив крови к лицу  после  трехдневной
пьянки. В лагере бродяг. Это сказал Дэн: "Место проглатывает ребят. Дер-
жись от него подальше.  Плохое место".  Он провел тыльной стороной  руки
поперек рта,  все еще уставившись на название. Спичка погасла. Он отбро-
сил ее на обочину и пошел, теперь немного побыстрее, не зная, почему, но
помня,  что  сказал  Дэн  и каким странным и мрачным казался его взгляд,
когда он говорил это.  Может быть,  пришло время располагаться на  ночь,
чтобы потом отправляться в путь вместе с птицами.

        Он прошел,  быть может, еще одну милю, а затем решил разбить ла-
герь.  Для этого он пролез в лабиринт зарослей деревьев и острых колючек
в  поисках  укромной лужайки.  Ни к чему,  чтобы дорожная полиция видела
костер,  на котором он варит кофе.  Пока он шел, он думал о Маке Такере.
Он надеялся,  что тот не погиб,  что они снова где-нибудь встретятся, но
если все-таки он мертв,  Джон желал ему всего хорошего в лучшем мире. Но
это  плохой способ отправляться туда;  голова расколота камнями,  из нее
вытекают мозги,  а товарняк тем временем выстукивает  свой  погребальный
плач на трупом.  Его сознание ушло от этой мысли. Ни один способ умереть
не был хорошим.

        Мускатный Джон поглядел назад. Дорога исчезла, спрятанная в гус-
той листве.  Он ощущал сладостный запах зеленого леса,  грубой древесной
коры, угольно-черного неба со сверкающими алмазами, рассеянными по нему.
Он  продолжал дальше углубляться в лес,  колючки и шипы приставали к его
рубашке и брюкам.

        Потом он остановился,  повернул голову в сторону, прислушиваясь.
Его глаза заблестели.

        Он услышал что-то странное. Что-то отдаленное. Эхо какого-то шу-
ма. Но он не понял, с какой стороны оно донеслось.

        Высокий, пронзительный крикЄ да,  точно,  ему  был  знаком  этот
звук. Орел. Охотится.

        Занятно, подумал Мускатный Джон,  потому что в этой части страны
орлы были редкостью. И они не охотятся в темноте.

        Он прислушался,  уши его горели,  но звук не повторялся. Он дви-
нулся дальше, смутно ощущая, что его ладони стали влажными.

        В следующие  несколько минут ему показалось,  что он услышал это
снова, но он не мог быть уверен, что это не игра воображения. Тогда звук
послышался несколько ближе, справа от него. Он повернул налево, отводя в
сторону заросли. По его руке царапнула колючка, оставляя за собой струй-
ку крови. "Дерьмо",- сказал он.

        Еще один крик орла.  Был ли он?  К черту все,  подумал Джон; я в
этом не уверен. Я слышу его, но не могу сказать, откуда он доносится. Он
посмотрел на луну; это белое око высвечивало его так, словно бы он изви-
вался в луче прожектора. Взглянул еще раз на него, он вдруг осознал, что
этой ночью пятна на луне напоминают скорее фигуру женщины, а не мужчины,
как обычно.  Плохая новость о Старине Маке, слишком плохая. Лес чересчур
густой. Может, мне лучше унести свою задницу обратно на дорогу? Что ска-
жешь,  старина?  Крик, принесенный порывом ночного ветра, теперь казался
ближе,  намного ближе.  Он пронесся над его головой и исчез. По коже по-
ползли мурашки, и он резко остановился и перестал продираться сквозь за-
росли.  Да.  Возвращайся обратно на дорогу, черт с ними, с дорожниками и
иди туда,  прямо сейчас.  Он повернулся, стараясь очистить свою майку от
колючек,  и стал пробираться обратно той же дорогой,  какой пришел;  ему
казалось,  он может чувствовать прикосновение луны, жаркое и горячее, на
шее сзади. Он попытался стряхнуть его с себя.

        К черту эти леса,  подумал он. Я попытаю счастья на дороге. Этот
парень,  Дэн,  вероятно,  сумасшедший. Вифаниин Грех. Что это за имя для
населенного пункта.  Что,  к дьяволу, было известно этому парню Дэну? Он
изогнул шею, высматривая знакомую ленту асфальта. Прямо перед ним стояла
группа деревьев, темная и бесформенная.

        Он шагнул вперед.

        И слишком поздно понял, что это было.

        Это была не листва, нет. Не листва, ноЄ

        В следующее  мгновение что-то проревело таким вызывающим криком,
от которого едва не лопнули его барабанные перепонки, и заставило отшат-
нуться  назад,  его  сердце  сжималось  от холодного абсолютного страха.
Тварь прыгнула вперед,  поднимаясь,  выпрямляясь на своих задних  ногах,
перевитых мускулами, как бечевками. Ее передние лапы колотили по небу, и
лунный свет высвечивал похожие на поршни  копыта,  отражаясь  в  красных
раздувшихся глазах,  расположенных по обе стороны от массивной треуголь-
ной головы.

        Нервы Мускатного Джона натянулись до предела.  Лошадь.  Ужасная,
как божество, огромная угольно-черная лошадь.

        И нечто еще более ужасное верхом на ней.

        Человеческая фигура,  одна рука которой погружена в коротко ост-
риженную гриву. Глаза, неподвижно уставившиеся на него с призрачного ли-
ца  и  горящие синим электрическим светом,  словно бы высвободили страх,
кипевший в горле Джона,  выдавили вопль,  который разрывал его голосовые
связки. Он крутился на месте, его кожу покалывало. Еще одна темная тень.
И еще одна.  И еще. Они окружали его. Их глаза теперь горели словно рас-
каленные печки,  излучая ультрафиолетовый свет, полный страшной, ужасаю-
щей ненависти.  Тончайшие одеяния облегали их тела, раскрашенные луной в
серебряный цвет, и в этот момент Джон осознал, что ступил туда, где вре-
мя остановилось, и если бы ему удалось каким-нибудь образом вырваться из
этого  кольца  и добежать до дороги,  то ее могло там не оказаться,  как
могло бы не оказаться на месте Колвера или  Эльморы.  На  этих  огромных
черных лошадях сидели верхом фигуры, казавшиеся человеческими, но они не
были людьми.  Нет, они больше не были людьми. Они были тварями из ночных
кошмаров с жуткими намерениями.

        Нога Джона зацепилась за древесный корень; он пошатнулся и упал,
окончательно придавленный тяжестью своего рюкзака. Пустые бутылки позвя-
кивали. Он вытянул вперед руки, прося милосердия, поднялся на колени, на
его лице выступили капельки пота. Все капельки до единой отражали лунный
свет,  скатываясь и поблескивая на его бороде. Сердце бешено колотилось.
Всадники вокруг него безмолвствовали, но лошади громыхали, словно грозо-
вой гром за сотни миль отсюда. Их немигающие глаза жгли его душу.

        Он попытался обрести голос и нашел его запрятанным в глубочайшей
пещере внутри себя.

        - Кто вы? - прошептал он.- Кто вы?

        Они ничего не ответили. Он слышал их дыхание.

        - Пожалуйста,- сказал он ломающимся тихим голосом.- Я всего лишь
старик.  Я неЄ не хочу никому вредить.- Его распростертые руки дрожали.-
Я не хочу никаких неприятностей,- сказал он.

        И именно тогда фигура, стоявшая за Мускатным Джоном, слегка нак-
лонилась вперед и протянула руку,  оставляя за собой яркий колючий синий
след необузданной первозданной силы.

        Джон ощутил горячий ожог боли, и дрожь заставила его тело покач-
нуться. Он заскрипел зубами, слезы закапали из его глаз. Он услышал, как
потекла вода.  Обоссался,  подумал он.  Засранец, обоссался. Но нет. Это
было не так. Это была кровь, стекающая из обрубка его правой руки. Боле-
вой шок еще не успел дойти до его мозга.

        Еще одна фигура подняла свой топор,  лунный свет  пылал  на  его
смертоносном лезвии,  которое обрушилось со свистящим металлическим зву-
ком.

        Рука Мускатного Джона отвалилась по локоть.  Он уставился на во-
локна мяса и призрачно-белый блеск кости. Его рука сжимала воздух в нес-
кольких футах от него.  И когда жар от боли  поджег  его  вены  и  нервы
вплоть до мозга костей,  когда его рот раскрылся,  а глаза выкатились из
глазниц, его вопль раздался в ночи, как вой раненого и умирающего живот-
ного.

        Топор упал.

        Из обрубка  его  правой  руки  хлынула  шустрая тускло блестящая
красная кровь.  Красный дождь забрызгал деревья.  Тело Мускатного  Джона
дергалось,  словно под током.  Увидев устремленные на него глаза, он по-
нял, что должен встать на ноги и бежать, бежать, бежать по направлению к
шоссе.  Крича от ужаса и боли,  он, шатаясь, поднялся на ноги и, качнув-
шись вперед, потерял равновесие и упал сбоку от одной из лошадей на кучу
шипов и колючек.  Твари повернулись к нему,  подняв топоры.  Он побежал,
спасая свою жизнь,  спотыкаясь, крича, ковыляя от дерева к дереву; звуки
их  шагов  замедлялись в густой листве,  но недостаточно.  Кровотечение.
Слишком сильное кровотечение.  О,  Господи! О, Господи Иисусе Всеблагий,
слишком сильное кровотечение,  засунь руку в эту впадину, придержи вену.
О,  Господи,  слишком сильное кровотечение, ГОСПОДИ, ПОМОГИ МНЕ, СЛИШКОМ
СИЛЬНОЕ КРОВОТЕЧЕНИЕ!..

        Хорошо ориентируясь,  они направляли своих лошадей мимо деревьев
и зарослей кустарника;  их лица были расщеплены между  лунным  светом  и
тенью, а пальцы, как тиски - вокруг рукояток своих блестящих топоров.

        Он опять споткнулся,  чуть не упал,  но удержался на ногах.  Его
ноги подкашивались,  в голове гудело,  и с каждым шагом тело все  больше
немело.  С одной стороны волочился рюкзак, потому что у него не было ру-
ки,  чтобы поддержать лямку. Горячий пот заливал его лицо. Он обернулся,
чтобы разглядеть их.

        И именно тогда тварь, как раз позади него, нагнулась и почти без
усилия одним ударом отсекла голову от окровавленного  тела  спасавшегося
бегством старика.

        Она отлетела в ночь,  переворачиваясь;  серебряная борода свети-
лась в лунном свете,  глаза уставились на мир и не видели  ничего.  Тело
зашаталось,  безумно дернувшись,  и в следующее мгновение рухнуло грудой
тряпок, покрытую запекшейся кровью.

        Со зловещими орлиными криками ненависти и мести твари пришпорили
своих лошадей, понукая их вперед. Копыта истоптали тело вместе с костями
в желе. Одно из них натолкнулось на голову, и она разлетелась вдребезги,
словно фарфоровая ваза, в которой содержалась пропитанная вином губка. В
течение почти десяти минут твари пронзительно кричали, их кони исполняли
танец смерти,  и когда они закончили,  ничего нельзя было узнать,  кроме
потрепанного, разорванного во многих местах армейского рюкзака. С однов-
ременным финальным леденящим криком они направили своих лошадей на север
и скользнули в лес,  словно призраки.  Долгое время после этого ни  одно
животное в лесу не осмеливалось шевельнуться,  и даже насекомые чувство-
вали мимолетное всепожирающее присутствие размахивающего топором Зла.

        Луна висела в небе словно немой свидетель.  Очень  медленно,  по
мере того как серый свет наползал на горизонт, она начала опускаться. По
дороге проехало несколько грузовиков, направлявшихся в отдаленные города
Севера,  расстояние до которых от леса,  окружавшего Вифаниин Грех, было
равно вечности.

        В лесу мухи собрались на пир.






11. Посторонний, сующий нос не в свои дела


        Из-за того,  что в окрестностях утром было так тихо, как в моги-
ле, Эван явственно расслышал звук косилки. Он работал над коротким расс-
казом в своем полуподвальном кабинете,  сейчас полностью  оборудованном.
Подвешенные  на  стене  книжные полки были заполнены старыми изданиями в
мягких обложках,  несколькими ценными экземплярами первых изданий Хэмин-
гуэя и Фолкнера и всякой рассортированной всячиной; окна он оставил отк-
рытыми, чтобы уловить дыхание утреннего ветра.

        Высокий звук косилки,  как он понял через  секунду,  внимательно
прислушавшись, доносился к нему через улицу.

        Из дома Китинга.

        Сегодняшний день,  последний день июня, завершал две недели, ко-
торые они прожили в доме на  Мак-Клейн-террас.  Работая  по  регулярному
расписанию,  он закончил один короткий рассказ и накануне отправил его в
"Харперз";  он уже получил два отказа от них и был готов к третьему. Не-
важно; он был уверен, что его материал хорош, это было лишь делом време-
ни. Теперь, когда семестр в колледже Джорджа Росса начался, Кэй казалась
вполне  счастливой.  Когда она чувствовала неуверенность по поводу своих
педагогических способностей,  Эван разговорами помогал ей  отвлечься  от
этих ощущений, и постепенно ее настроение улучшалось. Он был рад видеть,
что Лори очень легко привыкла к их новому дому;  она, казалось, с нетер-
пением ждала каждый день недели, когда ей предстояло отправиться в "сол-
нечную школу",  и по вечерам без умолку болтала об играх с другими деть-
ми.  Ему было приятно видеть такими счастливыми свою жену и дочь, потому
что им пришлось пройти длинный тяжелый путь и,  слава Богу,  эти тяжелые
времена ушли в прошлое. Они купили кое-какую новую мебель на сбережения,
которые Эван накопил за время работы в Ла-Грейндже,  и Кэй строила планы
перекрасить гостиную в мягкий персиковый цвет.

        Только тогда,  когда  он  оставался один и позволял своим мыслям
уноситься прочь, Эван ощущал знакомые цепкие паучьи прикосновения старых
сомнений.  Они  познакомились с немногими семьями в Вифаниином Грехе,  и
хотя уже три раза навещали Демарджонов, Эван начинал ощущать и опасаться
недостатка доброжелательности.  Он попытался высказать свои чувства Кэй,
но она посмеялась и сказала,  что на знакомство с новыми людьми в  любом
городе  требуется время.  Нет нужды торопить события или беспокоиться на
этот счет,  сказала она, все придет в свое время. Наконец он согласился,
что, вероятно, она права.

        Посторонний, думал  Эван;  всегда  посторонний,  сующий нос не в
свои дела. Это все воображение, старался он внушить себе. Только вообра-
жение,  и ничего больше.  Но, в отличие от других людей, иногда он видел
те вещи,  которые не дано было видеть им, и может быть, они это чувство-
вали в нем. Поэтому ему было трудно найти друзей и доверять людям. Из-за
чувств, которые он ощущал вокруг себя, Эван отложил свои исследования по
истории Вифаниина Греха;  миссис Демарджон была такой неискренней, когда
подбадривала его, что Эван боялся натолкнуться на неодобрение других жи-
телей деревни.  Боялся:  вот подходящее ключевое слово, главное чувство.
Он боялся множества вещей,  одни из которых сияли на свету,  другие таи-
лись в темноте.  Боялся неудачи,  ненависти,  насилия иЄ да, даже боялся
своего внутреннего зрения.

        С той первой ночи в Вифаниином Грехе он больше не видел снов, но
могучий  заряд  того сна все еще изводил его.  Мысленным взором он видел
буквы на дорожном указателе:  ВИФАНИИН ГРЕХ.  И что-то, приближающееся в
водовороте удушливой пыли.  Он не имел представления,  что это было,  но
свежее воспоминание об этом болезненно отдавалось в его нервах.  Он  пы-
тался забыться,  объясняя свое состояние беспокойством,  или утомлением,
или чем угодно,  но вместо того,  чтобы забыть,  он просто закопал  этот
кошмар  в  могилу  -  и часто возвращался к нему,  принося с собой запах
смерти и ослепительно темного страха.

        Но были и другие вещи, которые тоже беспокоили его, и не все они
были заключены в мире сновидений.  Однажды он вышел из дома и пошел пеш-
ком по улицам деревни,  просто из любопытства, любуясь цветами на Круге,
наблюдая  за  игроками  в  теннис на кортах недалеко от Диэр-Кросс-лэйн,
вслушиваясь в мягкий голос ветерка в верхушках деревьев.  Все больше уг-
лубляясь  в деревню,  он обнаружил,  что стоит на углу Каулингтон-стрит,
замерев на месте. Прямо перед ним по земле протянулась тень, остроуголь-
ная и густо-черная;  за забором из кованного железа с заостренными нако-
нечниками стоял тот дом из темного камня,  крышу  которого  он  видел  с
Мак-Клейн-террас. Окна пылали отраженным солнечным светом, словно добела
раскаленные глаза с оранжевыми зрачками. От улицы к двери вела асфальти-
рованная дорожка,  обрамленная по обе стороны аккуратно постриженной жи-
вой изгородью,  но вдоль окон первого этажа рос густой дикий  кустарник.
Окрестности дома были зелеными и слегка холмистыми,  равномерно посажен-
ные дубы отбрасывали мозаичные тени.  Ничто вокруг дома не двигалось,  и
Эван не смог ничего разглядеть за его окнами. Через несколько минут Эван
ощутил,  как неожиданно пробежал по позвоночнику холодок,  хотя он стоял
на  полностью  открытом солнечному свету месте.  Его пульс участился,  а
когда он поднес руку ко лбу, то обнаружил легкую испарину. Он быстро по-
вернулся и пошел обратно тем же путем, оставляя это место позади.

        Но он не знал, почему почувствовал неожиданный приступ страха.

        Были также и другие вещи: тень однорукой фигуры; очертания фигу-
ры,  быстро промелькнувшей мимо его спальни и дальше вниз по улице;  лай
собаки в тихие ночные часы. Преследующие его глаза Гарриса Демарджона.

        Воображение?

        Ничто не является реальным, кроме того, что ты ощущаешь, говорил
себе Эван,  прислушиваясь к гудению косилки.  Но является ли то,  что  я
ощущаю,  реальным? Эти мучительные сомнения возникли из старых страхов и
чувства неуверенности?  Или из чего-то совсем другого?  Кэй не будет его
слушать;  в любом случае, нет нужды отягощать ее вещами, кипящими внутри
его сознания.  Но независимо от того,  были ли эти демоны  воображаемыми
или реальными, они начинали кричать в его душе.

        А теперь они звучали голосом косилки для лужаек.

        Эван встал,  поднялся по лестнице из полуподвала и встал в двер-
ном проеме, глядя через улицу на дом Китинга.

        Китинг выглядел более молодым человеком,  чем  Эван  представлял
себе;  он был одет в потертые джинсы и промокшую от пота футболку.  Пока
Эван смотрел,  Китинг, стоя за своей красной косилкой, на мгновение сде-
лал передышку,  чтобы вытереть лицо белым носовым платком. На подъезде к
дому стоял потрепанный на вид и запачканный краской  грузовичок-пикап  с
опущенным задним бортом.  Не совсем подходящее средство передвижения для
этого человека.  Эван закрыл дверь, перешел через улицу и остановился на
тротуаре,  глядя, как он работает. На Китинге были очки, заклеенные лип-
кой лентой. Он посмотрел вверх, увидел Эвана и приветственно кивнул.

        - Жаркий день,  чтобы заниматься этим,- сквозь шум косилки обра-
тился к нему Эван.

        Человек взглянул на него,  сощурившись, и покачал головой, давая
понять что не слышит. Он нагнулся, выключил двигатель, и наступила тиши-
на.

        - Что вы сказали? - переспросил он.

        - Я сказал, жаркий день сегодня, чтобы подрезать траву.

        Китинг вытер лицо рукой.

        - Жарче, чем в аду,- отозвался он.- Однако в тени не так уж пло-
хо.

        Эван шагнул вперед.

        - Я Эван Рейд,- сказал он.- Я живу вон там,  через улицу.  А  вы
мистер Китинг?

        - Китинг?  -  человек замолчал на несколько секунд и поглядел на
почтовый ящик: КИТ, читалось на нем, остальные буквы исчезли.- О, нет, я
не Китинг. Мое имя Нили Эймс.

        - О,  да,  понимаю,- сказал Эван,  но на самом деле он ничего не
понимал.  Он посмотрел на привлекательный домик с  несколькими  этажами,
который был тих и, по-видимому, необитаем.- Думаю, что он еще не вернул-
ся из своего отпуска.

        - Думаю, нет,- ответил Нили. Он вытащил из заднего кармана пачку
сигарет и зажег одну при помощи видавшей виды зажигалки "Зиппо".

        - А вы родственник или кто-нибудь еще, раз ухаживаете за его до-
мом, пока он в отъезде?

        - Нет. Я работаю для деревни. Я делаю то, что мне говорят, и вот
поэтому я здесь.

        Эван улыбнулся.

        - Я заметил,  что трава здесь становится немного высоковатой, но
я не думал, что деревня направит кого-нибудь подрезать ее.

        - Вы будете удивлены,- сказал Нили,  дымя своей сигаретой.- Пос-
леднюю пару недель я делал самые разные дела.  Они хотят, чтобы я надор-
вал здесь свою задницу.

        Эван направился к дому,  подошел к входной двери  и,  пока  Нили
наблюдал за ним,  заглянул в окно.  Это была типично обставленная гости-
ная, со стульями, коричневым диваном, настольными лампами, кофейным сто-
ликом.  На столе лежали журналы: "Спортс Эфилд", "Тайм", "Ньюсуик". Эван
заметил двух мух, кружащихся под потолком, они сели на кофейный столик и
поползли по обложке "Спортс Эфилд".

        - Никого нет дома,- сказал Нили.

        - Да,  вижу. Слишком плохо,- Эван обернулся к нему, затем застыл
на месте.  Далеко в небе, близко к горизонту, поднимался сероватый столб
дыма.- Там что-то горит! - сказал Эван, показывая туда.

        Нили посмотрел и через несколько секунд покачал головой.

        - Это  оползень,  за  пару миль отсюда,  по другую сторону леса.
Большинство деревень в округе используют  его  как  свалку  для  мусора.
Кто-то просто сжигает мусор.

        - А огонь не распространится?

        - Сомневаюсь.  Оползень так же гол,  как лунная поверхность.  Но
если бы он распространился, я могу сказать, кто стал бы с ним сражаться.
Я, с садовым шлангом или голыми руками, потому что мне бы пришлось стать
здесь чертовым пожарным отделением.

        Эван посмотрел на него и улыбнулся.

        - До того паршиво, да?

        Собеседник энергично закивал головой.

        - Я все ожидал встретить человека,  который живет здесь,- сказал
Эван.

        - Я  получил  вроде бы представление о том,  что тот,  кто здесь
жил,  переехал отсюда.  Почему? Я обошел дом сзади, чтобы попить воды из
колонки, и увидел, что подвальная дверь распахнута. И широко распахнута.
Словно, как я вам скажу, никого нет дома.

        - Не следует ли сказать об этом шерифу?

        - Я вошел внутрь,- продолжал Нили,- вверх по коридору.  Там  был
телефон,  и  я позвонил шерифу,  потому что подумал,  что кто-то взломал
дверь,  и,  возможно, что-нибудь украл. Но так или иначе, он сказал мне,
чтобы я об этом не беспокоился,  сказал,  что он об этом позаботится. Но
он жутко рассердился на меня за то, что я зашел внутрь.

        Эван слегка прищурил глаза,  глядя через плечо на дом  Китинга.-
Это странно,- тихо сказал он.

        - Там, внутри, есть мебель,- сказал ему Нили,- но немного. Чула-
ны все открыты и пусты.  И еще одна вещь:  в коробке для предохранителей
нет предохранителей.

        Эван посмотрел на него.

        - Нет предохранителей,- сказал он, почти что сам для себя.

        Нили пожал плечами.

        - Я не знаю.  Может бытьЄ как его имя? КитингЄ Может быть Китинг
решил переехать и просто забрал их с собой.  Знаете, многие люди так де-
лают.

        - Но зачем ему это? - спросил Эван, оборачиваясь и глядя на дру-
гие дома улицы. Дым в небе, казалось, приблизился. Но не заданный вопрос
жег  его:  почему кто-то захотел уехать из превосходной деревни Вифаниин
Грех, самого совершенства?

        - Не могу знать,- выдохнул Нили, наблюдая за ним. Он снова затя-
нулся сигаретой и затем сказал:  - Что ж,  с вашего позволения,  я лучше
закончу с этой лужайкой.- Он два раза потянул за бечевку стартера, и ко-
силка, дернувшись, ожила. Направляя косилку к нескошенной части на даль-
нем конце лужайки,  он сосредоточился на мысли о том,  как приятно будет
выпить пива после работы.

        Эван постоял на месте еще несколько мгновений; краешком глаза он
мельком увидел ту высокую крышу, а затем листва деревьев снова скрыла ее
под порывом ветра. Музей.

        Он отвернулся, снова пересек улицу и скрылся в своем доме.

        После того как он ушел, Нили Эймс посмотрел в том направлении, в
котором он скрылся.  Как его имя?  Рейд? С ним, казалось, все в порядке,
во много раз лучше,  чем с теми людьми,  которых он встречал в последнее
время. По крайней мере, в его взгляде не было чего-либо близкого к през-
рению,  как у других.  Нили развернул косилку кругом,  оставляя за собой
гладкую полосу в высокой по колено траве.  Он не рассказал  Эвану  Рейду
обо всем, что нашел внутри, например, о том широком темном пятне на полу
подвала прямо под пустой коробкой для предохранителей.  Решил промолчать
об этом. Вытерев пот вокруг глаз, он повернулся спиной к косилке.



        День становился  прохладнее,  превращаясь  в вечер.  Шум косилки
прекратился,  мягкая синева наступающей ночи медленно затемнила  дальний
лес, наползая на Вифаниин Грех. Эван наблюдал за ее наступлением, стоя у
окна в кабинете.  В это время Кэй готовила обед на кухне,  а Лори  смея-
лась,  смотря по телевизору повторный показ "Супи Сэйлз".  Ему казалось,
что там, снаружи, собирается волна темноты, подобная приливу, сгущается,
сгущается, принимает чудовищную форму и набирает страшную силу, прокаты-
вается по лесу, поглощает в темноте землю, плывя все ближе, ближе и бли-
же. Он оторвался от окна и помог Кэй приготовить на кухне чай со льдом.

        - Єнекоторые  действительно  сообразительные  ребята,-  говорила
Кэй.- Они задают вопросы,  на которые иногда мне  трудно  ответить.  Но,
Господи,  это же хорошо. Когда тебе бросают подобный вызов, этоЄ да, по-
жалуй, это одна из наиболее многообещающих вещей в мире.

        - Рад этому,- сказал он, вытряхивая лед из формочек.- Это звучит
ужасно.

        - Да.  Знаешь,  было бы великолепно,  если бы ты как-нибудь смог
подъехать и позавтракать там вместе со мной.  Мне бы  хотелось  показать
там тебе все и представить тебя кое-кому из преподавателей.

        Он кивнул.

        - Я был бы рад этому. Может быть, в какой-нибудь день на следую-
щей неделе.

        - В четверг будет в самый раз,- сказала Кэй.  Она помешала  рис,
прислушиваясь  к его молчанию.  Он был очень тихим с тех пор,  как они с
Лори вернулись домой.  Сначала Кэй подумала,  что Эван получил по  почте
отказ из редакции, но все, что пришло, было только счетом из электричес-
кой компании и каталогом почтовых заказов "Пенниз".  Он часто бывал  ти-
хим,  когда  его работа шла туго,  когда он был не в ладах с действующим
лицом или ситуацией в своем рассказе. Но этот раз каким-то образом отли-
чался от других. Это было похожеЄ да, похоже на утро после одного из тех
снов, которые у него бывали. О, Господи, нет.

        - Ты хорошо себя чувствуешь?  - наконец спросила она, глядя ско-
рее на рис, чем на него.

        Он услышал дрожь в ее голосе.  Страх перед тем,  что могла услы-
шать. Он сказал:

        - Думаю, я немного устал.

        - У тебя неприятности с твоим рассказом?

        - Да.

        - Могу я чем-нибудь помочь?

        - Нет,- сказал он.- Думаю, что нет.

        Но, конечно же, она знала, что не это было причиной.

        - Я сегодня ходил через улицу,- сказал он.- К дому Китинга. Зна-
ешь,  того вдовца,  о котором нам рассказывала миссис Демарджон. Там был
парень,  который подрезал траву. Он сказал, что задняя дверь в доме была
распахнута, а замок взломан. Он предположил, что там больше никто не жи-
вет.

        - Кто он такой?

        - Кто-то,  нанятый деревенскими властями. Думаю, подсобный рабо-
чий.- Он взглянул на окно кухни,  увидел там черноту. Наползающую черно-
ту, облака, похожие на пауков.- Я заглянул в окно сам иЄ

        - Скажи, тебе нужно выплеснуть это наружу, Господи, или твоя ду-
ша закричит?

        - Мне не понравилось то, что я почувствовал.

        - Что ты увидел?

        Он пожал плечами.

        - Мебель, журналы. Мух.

        - Мух? - она вопросительно взглянула на него.

        - Две мухи,- пояснил Эван,- кружащие по гостиной. Не знаю, поче-
му, но это беспокоит меня.

        - Но послушай,- сказала Кэй, стараясь сохранять легкий непринуж-
денный тон.- Почему это должно тебя так расстраивать?

        Эван знал,  почему, но не хотел ей говорить. Потому что он видел
много,  много трупов во время войны.  И большинство из них  было  усеяно
жадно жрущими мухами.  Вокруг губ мертвых масок,  улыбающихся в смертном
окоченении, вокруг отверстий от пуль и разорванных артерий. С тех пор он
всегда связывал мух со смертью, так же, как пауков с отвратительным мед-
ленно ползущим злом.

        Они уселись обедать.  Эвану казалось, что он слышит дыхание тем-
ноты за оконными рамами.

        - Мы  смотрели  сегодня  мультики,-  сказала Лори.- Мы прекрасно
провели время. И миссис Омарсиан рассказывала нам кое-какие истории.

        - Омариан,- поправила Кэй.

        - Что за истории?  - спросил Эван в перерыве между двумя кусками
тушеного мяса.

        Девочка пожала плечами.

        - Забавные истории. О старых временах и делах.

        - О старых делах, да? Каких?

        Она на минуту замешкалась,  собираясь с мыслями.  Миссис Омариан
была такая приятная леди,  она никогда не повышала голос  и  никогда  не
сердилась,  что бы они ни делали - раскачивались слишком сильно на каче-
лях,  или очень громко смеялись, или бросались камнями. Единственный раз
она видела миссис Омариан расстроенной, когда Пэтти Фостер упала и серь-
езно поранила колена.- О старом месте,- сказала Лори отцу.- Это даже за-
бавнее, чем страна Оз.

        - Мне  надо  будет как-нибудь поговорить с этой миссис Омариан,-
сказал Эван, взглянув на Кэй.- Мне бы хотелось услышать эти истории.- Он
улыбнулся Лори и продолжал есть.

        Покончив с  обедом,  Кэй  и Эван вымыли посуду.  После этого она
устроилась в кабинетике с кипой математических текстов, которые захвати-
ла  домой  из библиотеки колледжа Джорджа Росса.  Эван поиграл с Лори за
кухонным столом в "безумные восьмерки",  но его мысли все время отвлека-
лись от карт. Он продолжал думать о темноте за стенами и о том, как сей-
час,  должно быть,  луна освещает окна в том странном доме  на  Каулинг-
тон-стрит.

        Когда Лори уснула,  Кэй и Эван погасили огни и неспешно занялись
любовью в своей спальне; их тела сплетались и расплетались и снова спле-
тались вместе.  Кэй мерно дышала рядом с ним, ухватившись за его упругую
спину и плечи, но даже в момент спадающего любовного пыла, когда на гра-
ни сна они теснее прижимались друг к другу, сознание Эвана отвлекалось и
закружилось в коридорах прошлого.

        Эрик. Звук ломающейся прогнившей ветки. Падающее тело, рухнувшее
на землю на золотом поле.  Вороны, взлетающие в небо, убегающие от смер-
ти.  И Эван,  юный Эван, видевший во сне, как его брат хватается за воз-
дух,  но не понявший,  что это предупреждение, стоял над ним и наблюдал,
как кровь сочится из уголков его рта и как маленькая грудь жадно пытает-
ся вздохнуть.

        Эрик сделал движение,  чтобы схватить его за руку, но Эван заго-
ворил:  "Я пойду и приведу папу,  я поспешу и приведу его, я поспешу!" И
он побежал,  спотыкаясь всю дорогу, к маленькому домику на холме, крича,
чтобы мать и отец помогли ему, потому что Эрик серьезно поранился суком,
упал и сейчас лежит,  весь покалеченный,  на земле,  словно некая карна-
вальная кукла.  Он показал им дорогу,  боясь, боясь, боясь, что ведет их
неправильной дорогой, боясь, что не сможет снова найти это место, боясьЄ

        И когда они добрались туда, глаза Эрика остекленели и неподвижно
уставились в жаркий солнечный диск,  и мухи уже пробовали на вкус  кровь
вокруг рта мальчика, как воду из красных фонтанов.

        Сознание Эвана пробиралось сквозь лабиринт воспоминаний.

        Лица выглядывают из-за перекладин бамбуковых клеток.  Эван, сла-
бый и оглушенный, сражается с двумя охранниками в черных одеждах со всей
силой,  оставшейся еще в его теле.  Он хватает нож и ударяет им, один из
них замахивается над его головой ружейным прикладом,  другой падает,  из
его яремной вены хлынула кровь.  Шум криков и стонов, из закамуфлирован-
ного под джунгли строения выбегают новые охранники,  тени приближаются к
бамбуковым  клеткам.  Эван  хватается за ствол ружья,  отталкивает его в
сторону, глубоко погружает нож в грудную клетку до легких. Он отбрасыва-
ет  в  стороны вьетконговца,  разворачивается к клеткам,  где бормочут и
захлебываются слюной обезумевшие люди. Автоматный огонь, пули вспахивают
землю между Эваном и клетками.  Пламя обжигает левое плечо, когда пуля с
завыванием проносится мимо.  Тогда он отворачивается от клеток и бежит в
джунгли,  охранники преследуют по пятам, стреляя в его тень; он ныряет в
густую листву и прячется там какое-то время, которое кажется ему часами.
Когда крики замирают вдали,  он пробирается туда, где, по его сведениям,
располагается его лагерь, на несколько миль к югу.

        Он доложил о захвате своего разведывательного отряда, и была ор-
ганизована  спасательная миссия.  Он провел людей обратно через джунгли,
положившись на свою память и интуицию, и на следующий день они обнаружи-
ли лагерь вьетконговцев.

        Но там остались только мертвецы.  Все были казнены в своих клет-
ках,  и над телами,  изрешеченными пулями,  витал запах смерти,  подобно
темному туману. И уже собирались мухи, огромными стаями - древняя, всег-
да побеждающая армия.

        И именно тогда Эван понял это.

        Да, было что-то подобное Руке Зла,  наползающей на землю, пауко-
образной, источающей яд. Выискивающей тела и души. Дважды Эван ощущал ее
присутствие,  и ему удавалось спастись, и дважды эта ужасная тварь заби-
рала  жизни других вместо его собственной.  Но это,  чем бы оно ни явля-
лось, ждало, наблюдало и дышало дыханием ночи.

        Потому что однажды оно снова придет за ним.

        Он открыл глаза,  притянул к себе Кэй,  поцеловал ее в лоб.  Она
сонно заулыбалась,  и тогда он позволил своему сознанию перевалиться че-
рез край.

        В страшное, хорошо знакомое место, где представление должно было
вот-вот начаться, и он не мог опоздать.

        Потому что у них было что ему показать.

        Дорожный указатель,  освещаемый  сзади  ярким  светом:  ВИФАНИИН
ГРЕХ. Образы деревни: ряды аккуратных домиков, раскинувшиеся вязы, Круг.
И тот самый дом:  музей на Каулингтон-стрит. Открывающаяся дверь; страх,
громом отдающийся в душе.  Неожиданный водоворот пыли,  помутивший свет;
холод, болью отдающийся в костях.

        И это движение в пыли,  фигура, задрапированная в тень, медленно
подходящая все ближе и ближе, беззвучно шагающая с ужасной, словно свер-
нутой в пружину силой.  Он хотел закричать,  но не смог.  Он хотел побе-
жать,  но не смог сделать и этого. И опять фигура, разводя в стороны пы-
левую завесу,  пытается сквозь нее дотянуться своей рукой,  подходит все
ближе и ближе, ее пальцы тянутся к его горлу.

        Сейчас Эван мог видеть только глаза на мрачном нависающем лице.

        Глаза цвета электрической синевы, мощной, искрящейся, угрожающей
разорвать его в клочья.  Немигающие.  Ниже глаз, губы разошлись в оскале
ненависти, обнажая блестящие зубы.

        Эван стонал,  почувствовал, что крик разрывает его горло, словно
коготь.  Он пытался вырваться оттуда,  Кэй рядом с ним теперь повторяла:
"Боже,  Боже милостивый,  пожалуйста,  не надо опятьЄ нет,  нет, не надо
опять, нет, ЭванннннннЄ"

        - Спокойно,-  наконец выдохнул он,  пытаясь обуздать свои нервы.
Он почувствовал на своем теле влажный холодный пот.  Он ощущал себя  за-
мершим и беззащитным.- Не волнуйся. Все в порядке. Правда. В порядке.

        - Господи милостивый на небесах,- сказала Кэй, и именно тогда он
осознал, что она отодвинулась от него.

        Он заглянул в ее глаза,  увидел,  что они расширились от испуга,
провел рукой по своему лицу и покачал головой. "Возвращайся ко сну".

        Она молча  смотрела на него,  как на смертельно больного,  с пе-
чалью и страхом.

        - Я же сказал,  спи,- повторил Эван, и его взгляд словно пронзил
ее череп вплоть до мозга.

        Она внутренне содрогнулась от этого выражения в его глазах.  Она
видела что-то похожее раньше,  когда он проснулся и  сказал,  что  будет
несчастный случай и они могут покалечиться. У красного грузовика трейле-
ра с надписью "АЛЛЕН ЛАЙНЗ" откажут тормоза,  и его вынесет на  середину
дороги по направлению к ним. Но нет, этот взгляд был еще хуже, и поэтому
напугал ее до самой глубины души.  Он казался пустым и затравленным, ос-
вещенным внутренним огнем,  казалось,  он пытается заглушить тот ужасный
озноб, который пронизывал его кости.

        - Спи,- шепнул Эван.

        Она начала говорить, но передумала и положила голову на подушку.
В окно светила луна,  и ей показалось в это мгновение, что лунаЄ ухмыля-
ется.

        - Боже мой,- тихо сказал Эван.- Ох,  Боже мой.- Он снова улегся,
его сердце колотилось в груди, как кувалда. Нечего было ждать сна; в эту
ночь он прошел мимо него,  отбросив,  как треснувший бесполезный контей-
нер. Он откинул в сторону простыни, пытаясь охладить пот, выступивший на
лбу;  Кэй рядом с ним пошевельнулась, но не дотронулась до него и не ос-
мелилась заговорить.

        Эти глаза жгли его мозг; прикрыв веки, он снова увидел их огнен-
ные сферы где-то в районе лба.

        Теперь, после своего второго сна,  он все  понял.  И  устрашился
ужасного знания.

        Что-то в мирной деревеньке Вифаниин Грех подкрадывалось к нему.

        Поступало все ближе.

        И пока они лежали,  как незнакомцы,  полные страха, июнь превра-
тился в июль.







 ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИЮЛЬ 



 12. Ночь на улице Кингз-Бридж-роуд


        - Мы  закрываемся,  уважаемый,-  сказала женщина с пучком волос,
крашенных в белый цвет.

        Нили Эймс уставился на нее из-за своих стаканов и кивнул,  и она
отвернулась,  возвращаясь назад от его столика к бару. Свет отражался на
янтарном стекле четырех пустых пивных бутылок, беспорядочно нагроможден-
ных перед ним,  еще одна,  наполовину осушенная, стояла на полу, рядом с
его стулом.  Он смотрел, как женщина - как она сказала, ее зовут? Джинд-
жер? - возвращается за стойку и начинает считать деньги в кассовом аппа-
рате.  Он пробренчал несколько аккордов на лежащей у него на коленях об-
ветшавшей двенадцатиструнной гиббсоновской гитаре. Джинджер, подняв гла-
за, одарила его мимолетным подобием улыбки и затем продолжила прерванные
подсчеты.  Вик,  буфетчик, здоровенный детина с рыжеватой бородой, держа
на фут перед собой шланг,  мыл пивные кружки и подносы и слушал игру мо-
лодого человека.

        Это были старые песни,  но ни Джинджер, ни Вик, конечно, никогда
их раньше не слыхали,  потому что их написал сам Нили.  Некоторые из них
были лирическими,  одни были завершенными,  другие только отрывками,  но
каждая из них имела свои особенности, тесно связанные с определенным со-
бытием или чувством в его жизни.  Они зарождались внутри него,  в печен-
ках,  и наконец вырвались наружу с большой болью и даже смущением  через
кончики пальцев,  голос и эту гитару. Он хорошо играл; несколько лет на-
зад он оставил дом в Небраске,  присоединившись к группе музыкантов  под
именем  "Миднайт Рэмблерс",  "Полночные гуляки",  но вместе у них ничего
толкового не получилось и,  в конце концов,  их пути разошлись. Какое-то
время он зарабатывал неплохие деньги, играя в клубах и придорожных заве-
дениях вроде этого, но он плохо знал новые популярные песни, и люди явно
предпочитали пить,  а не слушать. В основном он наигрывал пару своих ме-
лодий для владельцев клубов, а они пожимали плечами и смущенно говорили,
что такая музыка не пользуется особым спросом. Это, конечно, так и было,
но он давно решил,  что будет играть либо свое,  либо ничего,  и за этот
несколько рискованный обет расплачивался случайными заработками,  подоб-
ными тому, чем он занимался в Вифаниином Грехе. Однако они приносили ему
деньги, так что жаловаться не было причин.

        Время от времени,  сидя в темном баре и глядя перед собой на пе-
пельницу,  заполненную окурками,  и пустые бутылки,  выстроившиеся перед
ним, как друзья, которые приходят и уходят,- Нили мысленно возвращался в
прошлое.  Голоса,  образы, вкусы и запахи заставляли его сознание сколь-
зить назад.  Назад,  через годы, через прожитые дни. Он вспоминал своего
отца,  рослого компанейского мужчину, который предпочитал носить красные
ковбойские рубашки, игравшего на гитаре в джазовом оркестре под названи-
ем "Тритоны" на деревенских карнавалах.  От него Нили и узнал о музыке и
страданиях. Отец был алкоголиком, он пил по ночам и выл на луну, как ра-
неный пес;  его мать, изящная и интеллигентная женщина, дочь священника,
стала почти что пьяницей и,  одновременно, бродячей религиозной фанатич-
кой, распространяющей брошюры о спасительной милости Христа. Нили помнил
ее  молящейся рядом с мужем,  свесившим голову в лужу рвоты,  вонявшей в
лунном сиянии.  Но и мать тоже отступалась,  отказываясь от почти невоз-
можной  задачи подсадить его в машину,  ползущую наудачу через борозды в
его сторону. Они по-настоящему любили друг друга.

        И теперь Нили иногда казалось, что пьянство помогало пробудить к
жизни его творческие соки.  Он не был алкоголиком,  он не был привязан к
этому, но, Боже правый, пьянство облегчало ему некоторые скверные воспо-
минания,  помогало коротать одинокие ночи и,  главное,  позволяло забыть
тот день, когда его тетя и дядя приехали за ним и забрали мать с отцом в
один из этих госпиталей с белыми стенами,  где глаза у всех выглядят как
дырки, просверленные в черепе прямо до мозга. Он рано повзрослел; подтя-
нутый и сообразительный, он выучил уроки, которые ни одна школа не смог-
ла бы ему преподать. Иногда, когда он пил неразбавленный виски, что слу-
чалось не часто, ему казалось, что он видит то же, что, должно быть, ви-
дел его отец: настоящая жизнь начнется завтра, дальше по дороге, за сле-
дующим поворотом. Настоящая жизнь ждет впереди.

        Еще через несколько минут Нили взял свою гитару за деку и встал.
Пивные бутылки дрожали,  и отблеск  света  от  них  вытанцовывал  джигу.
Джинджер опять улыбнулась ему, и Нили попытался представить, что бы слу-
чилось, если бы он попросил ее пойти домой вместе с ним. Она была, веро-
ятно,  лет на десять постарше его,  но какого черта?  Нет, нет. Не стоит
делать этого.  Может быть, она жена буфетчика; он видел пару раз за этот
вечер, как Вик обнимал ее за талию. Он еще примерно мгновение смотрел на
нее, затем двинулся к двери.

        - Эй,- позвал Вик,- с тобой все в порядке?

        Он кивнул.

        - Да.

        - Тебе далеко ехать?

        - Вифаниин Грех,- сказал Нили.- Я там работаю.- Его язык казался
чуть распухшим, но за исключением этого он чувствовал себя прекрасно.

        - Что ж,- сказал Вик,- будь поосторожнее по дороге домой.

        - Спасибо, буду.

        - Доброй ночи,- сказала Джинджер.- Мне нравится,  как вы играете
на гитаре.

        Нили улыбнулся ей и прошел через дверь, освещенную снаружи крас-
ной  неоновой  вывеской с надписью "Крик Петуха",  над которой светились
контуры петушка,  кукарекающего в небо.  На чуть подсвечиваемой  красным
неоновым  светом  и  выложенной гравием автостоянке оставался только его
грузовичок и микроавтобус "Шевроле".  Он скользнул в  грузовик,  положил
свою гитару на сиденье рядом,  завел двигатель и повернул по направлению
к Вифанииному Греху.  В пути он взглянул на свои наручные часы:  до двух
часов оставалось лишь несколько минут. Вдыхая ночной воздух, врывавшийся
в открытые окна грузовичка, он почувствовал в голове приятную легкость и
свободу от всяких мыслей; ему не хотелось ни о чем думать до шести часов
утра, когда Вайсингер, вероятно поручит ему сделать какую-нибудь работу.
Кингз-Бридж-роуд  протянулась  перед его фарами гладкой лентой асфальта.
Это была одна из наиболее ухоженных дорог в окрестностях деревни,  кото-
рая  вела  его мимо затемненной Вестбери-Молл и пересекалась с шоссе 219
за несколько миль до Вифаниина Греха. В эти ранние часы на шоссе не было
других машин, и ночь расступалась перед фарами грузовичка.

        Неожиданно он обнаружил, что думает о том дворе, где сегодня ко-
сил траву.  Кто бы там ни жил, но сейчас, без сомнения, его там не было.
Вся одежда исчезла из кладовых,  ничего не осталось,  кроме мебели.  Это
беспокоило его:  зачем скашивать лужайку перед покинутым домом?  За пос-
ледние две недели он видел два других дома,  таких же, как этот: один на
улице Блэр-стрит,  другой на Эшавэй.  Конечно, было лето, время отпусков
для тех,  кто мог себе это позволить. В конце концов, на почтовых ящиках
все еще оставались имена.  Местные жители были фанатиками  в  стремлении
придать своей деревне безукоризненный вид, и, конечно же, в этом не было
ничего плохого,  но Нили задавался вопросом, не было ли это продиктовано
желаниемЄ произвести впечатление на тех, кто случайно проезжал через де-
ревню. А может быть, привлечь новые семьи в Вифаниин Грех. Что бы там ни
было, но в любом случае это не его забота.

        Его уши заполнили песни насекомых из леса.  Прямо впереди на до-
роге был поворот,  за которым следовал подъем,  и Нили сбавил скорость -
нет нужды скатываться в овраг и иметь неприятности с патрульными машина-
ми.  Они,  будьте уверены, черт, почуют запах пива, идущий от него, пос-
кольку он сам его чувствует.  К дьяволу,  я в порядке, сказал он себе. Я
чертовски прекрасно справляюсь.

        И словно бы желая подчеркнуть это,  он слегка надавил на акселе-
ратор, вписываясь в окруженный лесом поворот.

        Слишком поздно он осознал, что на дороге что-то было.

        Свет фар высвечивал что-то темное и движущееся. Несколько фигур.
Что-то черное.  Животные.  Он услышал приглушенное ржание и только тогда
понял, что это лошади. Они рассеялись перед грузовиком, мелькнув копыта-
ми, и в следующее мгновение он миновал их и делал уже следующий поворот.
Он быстро заглянул в зеркальце заднего обзора, нажимая на тормоза. Лоша-
ди?  Что, к дьяволу, делают здесь лошади посреди ночи? Он не смог хорошо
разглядеть  всадников,  потому что быстро пронесся мимо них,  но на долю
секунды получил впечатление о туловищах и медленно  поворачивающейся  по
направлению  к нему головах.  Фары резко высветили глаза,  расширенные и
немигающие, иЄ да, ей-Богу, такие синие, как неукрощенное электричество,
проходящее по силовым кабелям.  Он неожиданно вздрогнул, уставясь в зер-
кальце, грузовик замедлял, замедлял и замедлял ход.

        Остановился.

        Ночные птицы с  криком  унеслись  налево.  Сверчки  пронзительно
прострекотали  своими похожими на шум пилы голосами,  и затем замолчали.
За пределами зоны видимости его фар дорога была такой темной, что словно
бы и не существовала. Он посмотрел в зеркальце заднего обзора на красный
свет от задних фар грузовика.

        И именно тогда он увидел, как они приближаются.

        Тени, приближающиеся в красном свете.  Бока этих огромных муску-
листых лошадей блестели потом.  Всадники чуть наклонились вперед, разре-
зая встречный ветер. Что-то заблестело в отраженном лунном свете. Что-то
металлическое.

        Его руки непроизвольно стиснули руль.  Он надавил ногой на аксе-
лератор.

        Грузовик кашлянул,  затарахтел и начал набирать скорость. Сейчас
он не мог видеть,  что они его преследуют, но он это чувствовал. Хотя он
не знал,  сколько их или кто они, единственной его мыслью было добраться
до  Вифаниина Греха.  Старенький двигатель грузовичка дребезжал и стонал
как ревматический старик; ветер ревел в открытых окнах, взлохмачивая во-
лосы.  В следующее мгновение ему показалось, что он слышит бешеное хрип-
лое дыхание лошадей,  несущихся следом.  Он взглянул в зеркальце заднего
обзора и ничего не увидел. Но они были там, он знал это: становились все
ближе и ближе.  Двигатель тарахтел, Нили скрежетал зубами и мысленно по-
нукал его. Держа одну руку на руле, он наклонился к дальнему окну и зак-
рыл его.  Затем окно рядом.  Он ощущал запах собственного  пота.  Что-то
пронзительно  вскрикнуло  прямо  позади него.  Дикий оглушительный вопль
заставил его сердце бешено колотиться от страха,  и в эту секунду он по-
нял:  что-то  на  этой темной дороге дышало жизнью и ужасной вибрирующей
ненавистью.  Он чувствовал,  как щупальца этого существа тянутся к  нему
множеством черных пальцев и хватают его за горло.  Мимо него по обе сто-
роны дороги проносились очертания лесных зарослей:  мрак на фоне  мрака.
Стрелка спидометра дрожала между сорока пятью и пятьюдесятью.  Очередной
жуткий вопль,  где-то совсем близко за головой заставил Нили вздрогнуть.
Казалось, этот звук пронзил его, словно ледяная сталь. В его желудке об-
разовался комок,  и он почувствовал, что его вот-вот затошнит. Ему хоте-
лось кричать и смеяться в одно и тоже время,  смеяться дико и истерично,
до потери голоса.  Он объяснял это белой горячкой,  или перевозбуждением
от  выпитого  пива,  или чем-нибудь в этом роде,  только не реальностью,
нет,  это не могло происходить на самом деле. Он вспугнул группу оленей,
переходивших дорогу.  Взглянул в зеркальце.  Там, сзади, ничего нет. Все
темно.  Ничего.  Олени. Исчезнувшие к настоящему моменту, все перепуган-
ные, как и он. Ты пьян, ей Богу.

        Еще один поворот на дороге,  очень коварный. Он поставил ногу на
тормоза и услышал, как шины начали взвизгивать. Стрелка спидометра упала
до тридцати пяти.

        Движение рядом с ним заставило его нервы тревожно вскрикнуть. Он
повернул голову в сторону. От того, что он увидел, его рот открылся нас-
тежь, чтобы издать хриплый гортанный вопль ужаса.

        Один из всадников поравнялся с его окном.  Его черные, цвета во-
рона,  волосы,  как и грива огромной истекающей пеной лошади, на которой
он скакал,  развевались на ветру. Чуть наклонившись вперед, одной рукой,
лежащей у основания массивной мускулистой шеи лошади, он понукал ее ска-
кать все быстрее и быстрее.  Не было ни седла, ни уздечки. Лицо всадника
повернулось и уставилось на Нили.  Губы его изогнулись в  ужасном  крике
ненависти,  обнажив зубы, блестевшие в лунном свете. Его глаза - глазные
яблоки,  неистово светящиеся синим светом - излучали такую силу,  что та
буквально  почти откинула голову Нили назад,  так что его шея хрустнула.
Холодный ужас затопил его тело,  он отчаянно пытался сохранить  контроль
над рулем.  В течение доли секунды другая рука всадника вырвалась вперед
вместе с каким-то металлическим предметом,  и это выдавило из него новый
крик и заставило заслонить рукой лицо.

        Что и спасло его глаза.  Потому что в следующее мгновение лезвие
топора разрубило оконное стекло,  заполнив кабину грузовика роем жалящих
ос.  Рука поднялась и снова упала с ослепляющей ужасной силой;  он услы-
шал,  как лезвие врубается в боковую дверь и затем выскальзывает оттуда.
Нили  повернул  руль,  нащупав ногой акселератор,  но он зачем-то вместо
этого ударил по тормозам.  Грузовик начал заворачивать в сторону,  затем
вылетел прочь с дороги,  ломая кустарник и дикие заросли. Удар о неболь-
шой тополек встряхнул Нили,  словно игральную кость в чаше, которую дер-
жал какой-то древний хохочущий бог.  Он снова нажал на акселератор и по-
чувствовал потрясший его до мозга костей грохот, когда грузовик врезался
в невысокие заросли колючек;  он услышал,  как ломается стекло,  одна из
фар погасла,  оставляя его в сумрачной полутьме.  Нили расслышал дыхание
лошадей и мог различить фигуры,  со всех сторон окружившие его.  Сколько
их было?  Десять? Двенадцать? Двадцать? Он обхватил себя руками и отвер-
нулся; грузовик застонал, продираясь сквозь кустарник как сошедший с ума
от страха циклоп и снова выбрался на дорогу. Еще одно лезвие топора уда-
рило по двери и соскользнуло вниз. Он опустил ноги на пол; его очки сле-
тели и лежали где-то на полу.  Когда шины хлопали  по  асфальту,  гитара
соскользнула вниз,  издав стонущий звук. Стрелка спидометра достигла пя-
тидесяти и бешено вибрировала.

        Примерно в полумиле впереди горел мерцающий светофор, отмечавший
поворот на Эшавэй. Он свернул туда, не снижая скорости, взвизгнув шинами
так громко,  что,  казалось, шум разнесся эхом по Вифанииному Греху, как
вопль баньши. Он гнал грузовик по темным улицам деревни, мимо молчаливых
домов, через Круг, по направлению к двухэтажному деревянному зданию гос-
тиницы, где женщина средних лет по имени Грейс Бартлетт сдавала ему ком-
нату за двадцать пять долларов в неделю. Когда он остановил грузовик пе-
ред гостиницей, от шума шин завибрировали окна.

        Он испуганно взглянул через плечо,  хрипло и тяжело дыша,  пульс
вышел из-под контроля.

        Никто его уже не преследовал.

        Дрожа всем телом,  он провел рукой по лицу. Тошнота подступила к
нему  до того,  как он успел открыть дверь и перегнуться наружу.  Стекло
позвякивало на сиденье и в дверце. Господи Иисусе, сказал он себе, пыта-
ясь успокоить свои нервы; Иисус Христос, что же я там видел? Кислая вонь
от пива ударила ему в лицо, и он отвернулся.

        Казалось, что над  ним  собираются  шумы  и  колышутся  тяжелыми
складками  подобно пыли:  голоса насекомых на деревьях;  одинокий призыв
птицы где-то там, по направлению к Кругу; мягкий шорох веток от неулови-
мого теплого ветерка; повторяющийся лай собаки на расстоянии. Нили нашел
свои очки, надел их и в течение нескольких мгновений вглядывался в ночь,
затем взял гитару и выскользнул из грузовика,  его голова все еще кружи-
лась,  а ноги и руки казались свинцовыми. Рукой, словно лишенной нервных
окончаний,  он  провел  по зарубкам на двери машины:  сквозь слои краски
просвечивал металл, выбоины свидетельствовали о мощности ударов. Если бы
не  эти следы топора и не разбитое стекло,  Нили сумел бы убедить себя в
том,  что он видел на дороге какой-то кошмарный сон, что он провалился в
сон, вызванный пивом, где бушевало что-то злобное и ужасное.

        Но нет.

        Окно было разбито вдребезги, и крохотные кусочки стекла усеивали
тыльную сторону руки,  которой он закрылся в целях самозащиты.  Он снова
посмотрел в темноту,  почувствовал,  как мурашки ползут по позвоночнику,
затем услышал свой внутренний  голос,  выкрикивающий:  "БЫСТРЕЕ  ВНУТРЬ,
БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ, БЫСТРЕЕ!" Нили отвернулся от грузовика и почти побежал
к дому. Взобравшись по лестнице в холле, он нашарил свой ключ и повернул
его в замке двери. Затем включил верхний свет в комнате, оклеенной обоя-
ми с темно-коричневым бамбуковым узором.  Поставив гитару в угол, он пе-
ресек комнату и распахнул окно, выходящее на улицу. И там он стоял в те-
чение,  быть может, пятнадцати минут, наблюдая и прислушиваясь - к чему,
он не знал.

        Но там, внизу, все было неподвижно.

        Он провел  рукой по лицу;  в его ладони было стекло.  Вайсингеру
следует узнать об этом, наконец решил он. Кто-то пытался убить меня, и я
увидел его лицо; я видел его глаза, и я знаю, что это было.

        Что-то ужасное, дышащее ненавистью. Что-то в форме женщины.

        НоЄ нет, это не человек. Это на самом деле не человек.

        Через некоторое время он закрыл окно,  выдернул стекло из ладони
при помощи пинцета,  и наконец постарался заснуть. Сон его был беспокой-
ный, с криком, несущий с собой блестящий в лунном свете боевой топор.

        Перед самым рассветом тень взобралась по лестнице и остановилась
перед комнатой Нили.  Тихо потрогала ручку двери.  Затем исчезла той  же
дорогой, что и пришла.






13. Что же видел Нили?


        Шериф Вайсингер чуть наклонился вперед,  сфокусировав свой неис-
товый взгляд на сигаретном окурке во рту.  За  его  столом  располагался
смазанный  маслом  ящик орехового цвета для оружия и полка с блестевшими
футбольными трофеями.  С некоторых из них начала  отваливаться  золотыми
хлопьями краска, выставляя наружу некрасивый и ничего не стоящий металл.
Он вытащил сигарету изо рта и положил ее на краешек красной  пластмассо-
вой пепельницы.  "Эймс,- тихо сказал он,- слишком раннее утро для такого
рода историй, тебе не кажется?"

        - Историй какого рода? - спросил его Нили, стоя по другую сторо-
ну письменного стола, положив руки на бедра.

        - Баек, сказочек,- Вайсингер снова затянулся сигаретой, выдохнул
дым из ноздрей драконовской струей и затем загасил сигарету в  пепельни-
це.  Крохотные красные угольки вспыхнули,  засверкали, а затем погасли.-
Что за дерьмо ты пытаешься мне всучить?

        - Эй,- сказал Нили,  приподняв свою руку так,  чтобы шериф  смог
разглядеть  небольшие порезы.- И посмотрите вот на это!  - он показал на
две небольшие царапины, которые обнаружил сегодня утром у себя на подбо-
родке.- Хотите выйти и взглянуть на мой проклятый грузовик?  - Он стоял,
ожидая,  когда шериф шевельнется; верхний свет отражался на розовой коже
лысины Вайсингера.

        Шериф молча сидел в течение нескольких секунд.  Наконец он през-
рительно пожал плечами и приподнял свою  тушу  из  вращающегося  кресла.
Снаружи конторы утро светилось жемчужным светом, и тонкая дымка влажного
тумана все еще заполняла обочины.  Нили подошел к своему  грузовичку,  и
Вайсингер, не торопясь, последовал за ним.

        - Здесь,- сказал Нили,  показывая на зарубки и на разбитое окно;
в утреннем свете следы от удара топора были хорошо заметны.

        Вайсингер прошел мимо него, провел рукой по одной из зарубок.

        - Как ты мне сказал, что ты делал прошлой ночью? - спросил он.

        - Я сидел в "Крике Петуха",  пока они не закрылись,- еще раз по-
яснил Нили.- На обратном пути в деревню я проехал через группу всадников
на лошадях, которые пересекали дорогу, мне кажется, я притормозил, чтобы
разглядеть их, и они погнались за мной. Можете сами видеть, что они сде-
лали.

        - Да, вижу. Когда, ты говоришь, это случилось?

        - Около двух.

        - Около двух,- Вайсингер выругался.- Чертовски поздно для  людей
сельской местности ездить на лошадях по дороге. Сколько их там было?

        - Не знаю. Господи, я просто пытался унести оттуда ноги.

        - Угу.- Он подошел к окну,  осмотрел зазубренный край.- Чем,  ты
сказал, они пользовались? Молотками?

        - Нет. Топорами. По крайней мере один из них.

        - Топорами?  - Вайсингер отвернулся от окна и посмотрел  Нили  в
лицо.- Ты знаешь, это звучит пострашнее адской бездны, парень, да?

        Нили сделал шаг к нему, угрюмо стиснув зубы.

        - Послушайте меня, вы,- сказал он, не взирая более на положение,
занимаемое Вайсингером в деревне,  не заботясь о той  проклятой  работе,
которая у него была,  и не думая более ни о чем,  кроме как о том, чтобы
заставить этого похожего на быка человека поверить ему,- я знаю, что ви-
дел  прошлой ночью.  Всадники гнались за мной.  И один из них разбил мое
окно топором! Хотели, дерьмо собачье, загнать меня на этой дороге!

        - Выбирай выражения,- тихо сказал Вайсингер,  увидев проезжавшую
мимо машину.

        - Они пытались убить меня!  - сказал Нили громче,  чем хотел бы,
слыша,  как его голос эхом отдается от бортов грузовика.- Я еще не вижу,
что вы поняли это!

        - Я понимаю это. Я только не знаю, кто они такие и зачем они пы-
тались повредить тебе. Ты что, поранил одну из их лошадей? Ведь твоя фа-
ра сломана, а вся решетка разбита и погнута, к черту?

        - Нет,- сказал Нили,  покачав головой.- Я никого из них не пора-
нил. Это случилось, когда я съехал с дороги.

        Вайсингер слегка улыбнулся, ощутив, что наконец завел Нили туда,
куда и хотел.

        - Ну что ж,- сказал он, наблюдая за ним.- Может быть, все случи-
лось,  когда ты съехал с дороги? А? Может, ты чуть выпил лишнего прошлой
ночью,  опрокинул свою колымагу в овраг, разбил вот это окно и исцарапал
дверь со стороны водителя?  А чтобы я не обнаружил, что ты спьяну повре-
дил машину, этим утром ты сочинил во сне эту небылицу и побежал сюдаЄ

        - Нет,- сказал Нили голосом твердым и холодным,  как сталь,  его
взгляд по твердости не уступал взгляду Вайсингера.- Все это было не так.

        - Так ты цепляешься за эту чушь о лошадях посреди дороги? Госпо-
ди! - фыркнул Вайсингер. Он отвернулся от Нили и направился к двери. Его
легкие болели от второй сигареты, выкуренной за утро.

        - Подождите минутку!  Подождите!  - Нили шагнул вперед,  положил
свою  руку  на плечо Вайсингера и крутанул его к себе.  Глаза Вайсингера
коротко вспыхнули,  и Нили отдернул руку.- Я еще не все рассказал вам. Я
видел одного из тех, кто скакал на этих лошадях. Я заглянул в ее лицоЄ

        - Ее? Что, к дьяволу, ты имеешь в виду, говоря "ее"?

        - Это была женщина. Но яЄ я никогда раньше не видел женщину, ко-
торая бы выглядела подобным образом. Это было словноЄ словно заглянуть в
разверстую доменную печь.  Или в кратер вулкана. Я чувствовал жар, исхо-
дящий из этих глаз, словно бы они выжигали во мне дыры. Я никогда в жиз-
ни не видел ничего подобного этому,  и Господи Иисусе,  надеюсь, что ни-
когда больше не увижу.

        Вайсингер помолчал одно мгновение, зондируя взглядом Нили. Когда
он заговорил, его голос был суровый, ровный и лишенный эмоций.

        - Ты  хочешь,  чтобы я проехался вверх по двести девятнадцатой и
посмотрел? Я сделаю это. Но скажу тебе одну вещь. Ты мне не нравишься. Я
не люблю дерьмовых бродячих летунов,  протягивающих руки за деньгами.  И
более всего я не люблю летунов,  которые напиваются посреди ночи и затем
лгут  без запинки,  чтобы выйти сухими из воды.  Я ни на грош не верю ни
одному слову из того дерьма,  что ты тут наговорил,  и никто другой тоже
не поверит.  Если бы я мог доказать,  что ты тащился вчера по двести де-
вятнадцатой с полным желудком пива, я бы либо упек тебя в каталажку, ли-
бо вообще вышвырнул твою задницу из этого места!  - Его глаза прикрылись
мясистыми веками.- А сейчас убирайся в сарай с  инструментами  и  возьми
косилку. Все кладбище заросло травой.- Не дожидаясь, пока Нили снова за-
говорит,  Вайсингер повернулся спиной,  направился к двери и  скрылся  в
своей конторе.

        - Ублюдок! - проворчал Нили сквозь зубы. Но еще до того, как вы-
шел от миссис Бартлетт,  он знал, что его рассказ кажется странным и не-
вероятным и что Вайсингер, скорее всего, рассмеется ему в лицо. За завт-
раком в покрашенной желтой краской кухне  миссис  Бартлетт  эта  полная,
вполне по-матерински выглядящая женщина с заботой оглядела его и спроси-
ла, когда накануне ночью он лег в постель. "Не стоит все время оставать-
ся на улице,- сказала она, передвигаясь по кухне в своем халате персико-
вого цвета.- Когда мой Вилли был жив, он рано ложился спать и рано вста-
вал.  Он много работал и был хорошим мужем.  Я вижу по твоим глазам, что
ты плохо спал этой ночью,  а сон как раз то,  что больше всего нужно для
тела. Ты хорошо себя чувствуешь, не так ли, а?"

        Он сказал ей, что чувствует себя превосходно, но едва притронул-
ся к своему завтраку.  Он ничего не рассказал ей о том, что случилось на
дороге.

        Ну, а сейчас Нили с отвращением покачал головой и, обойдя конто-
ру шерифа, подошел к ней с другой стороны, там, где запор из цепочек ок-
ружал металлический сарай. Ключ от двери сарая был только у него; внутри
содержались различные инструменты,  канистры с бензином, мастерки, и мо-
тыги,  и красная сенокосилка, которая стала так знакома Нили. Он нащупал
поворотную ручку и выкатил косилку из сарая, заперев за собой дверь, по-
тому  что отвечал за все инструменты,  и,  случись с ними что-либо,  ему
пришлось бы чертовски много платить. Загрузив косилку в кузов грузовика,
он почувствовал в мышцах рук усталость. Он бросил вперед поворотную руч-
ку и отъехал по направлению к Шейди-Гроув-хилл. Постепенно им овладевало
мрачное отчаяние.  Он чувствовал себя одиноким. Полностью одиноким. Поэ-
тому для его настроения было весьма подходящим провести на кладбище  са-
мую жаркую часть дня.



        Когда Нили уехал,  Орен Вайсингер снова закрыл окно шторами.  Он
повернул замок в двери, зашел за свой стол и взял ключ со средней полки.
Затем прошел к шкафу с документами, стоявшему с другой стороны кабинета,
и встал на колени, чтобы отпереть самую нижнюю полку. У ее задней стенки
под чистыми листами машинописной бумаги хранилась темно-коричневая книга
размером примерно с фотоальбом.  Вайсингер вытащил книгу,  положил ее на
стол,  включил  настольную  лампу  на гибкой гусиной шее.  Усаживаясь за
стол,  он затянулся сигаретой и,  медленно выпуская дым с одной  стороны
своего рта, открыл книгу.

        На первой  странице липкой лентой была приклеена пожелтевшая га-
зетная вырезка с заголовков: "УБИЙСТВО СЕМЬИ КОУНМАУ". Там была фотогра-
фия дома Флетчеров.  Он перевернул страницу.  Еще одна газетная вырезка:
"УБИЙСТВО ЖИТЕЛЯ СПЭНГЛЕРА".  Любительский снимок мужчины средних лет  в
галстуке,  под снимком имя: Рональд Биггс. На следующей странице две за-
метки поменьше:  "УБИЙСТВО ВДОВЦА" и "УБИЙСТВО ЖИТЕЛЯ БЭРНСБОРО".  Книга
была  заполнена  мрачными напоминаниями об убийствах:  фотографии домов,
где были обнаружены тела,  машин,  которые были обнаружены  на  обочинах
проселочных дорог,  одеял,  прикрывающих то, что могло быть только чудо-
вищно обезображенными трупами. Подобными трупам Флетчеров. Собранные до-
кументы  охватывали десятилетний период.  Самая последняя заметка предс-
тавляла собой несколько абзацев о том,  как жительница Бэрнсборо обнару-
жила  обезображенное  тело  преподавателя математики из колледжа Джорджа
Росса по имени Джеральд Мэчем.  Это было немногим менее трех месяцев на-
зад.

        Вайсингер курил в молчании в течение нескольких минут,  глядя на
следующую пустую страницу.  Почувствовав неожиданный жар на своих  паль-
цах, он затушил сигарету. Внутри него нарастало мрачное тяжелое чувство,
словно бы его телесные соки собрались в озеро,  которое каждый день ста-
новилось  все более стоячим,  быстро загрязняясь какими-то зловещими не-
чистотами.  Он знал ту нить, которая проходила через эти убийства. Боль-
шинство  из жертв - одинокие мужчины.  Все убиты мощными ударами острого
тяжелого предмета.  Все убиты ночью,  между полуночью и рассветом. Через
три года после того,  как мэр Вифаниина Греха назначил его шерифом, Вай-
сингер уселся вместе с бутылкой "Джим Бима" над  картой  округа.  Долгое
время перед этим он вырезал из маленьких местных общинных газеток статьи
и заметки об убийствах,  вероятно потому,  что ничто в жизни его так  не
шокировало и не мучило, как вид Флетчеров, разорванных на куски. Возмож-
но,  причиной этого было  любопытство  по  поводу  обстоятельств  других
убийств,  или странное чувство уверенности, что все они каким-то образом
связаны, или чувство ужасного неотвратимого рока. Он вырезал эти статьи,
сохранял и изучал годами, в то время как полиция в других деревнях обви-
няла во всем маньяков или бродяг, вооруженных дубинками. Той ночью, ког-
да  ноги  не держали его от чрезмерных доз "Джим Бима",  шериф Вайсингер
чертил кружочки вокруг городков на карте,  где были найдены тела,  или в
некоторых случаях только пустые машины на обочине дороги или в лесу. За-
тем соединял эти кружочки линиями.

        И именно тогда он увидел,  что Вифаниин Грех находится в центре,
словно паук, висящий в середине паутины.

        Теперь он  дотронулся  до следующей пустой страницы в коричневой
книге.  В его пальцах было ощущение загрязнения,  они казались опухшими,
больными. Часто он просыпался по ночам, один в своем доме, вслушиваясь в
темноту.  Болезнь овладела им до мозга костей и не уходила;  иногда  эти
язвы вскипали,  и ему хотелось закричать.  Но он никогда не делал этого,
потому что слишком боялся.

        Если бы грузовик Нили Эймса разбился бы в придорожных  зарослях,
в его книге появилось бы новое сообщение. Дорожный патруль нашел бы труп
мужчины,  обезображенный до неузнаваемости. Если бы он вообще нашел его.
Господи! - подумал он. Слишком близко к Вифанииному Греху. Слишком, чер-
товски близко.  Идут расследования,  кругом рыщет дорожная полиция, люди
задают  вопросы.  Слишком  чертовски близко.  Он закрыл книгу,  выключил
свет, но не шевельнулся за своим столом. Он боялся того, что должно было
последовать: разговора с мэром. И даже зная из своих приблизительных вы-
числений, что луна начинает уменьшаться, он все равно был смертельно ис-
пуган.



        В три  часа  тишина  является инструктором в классных комнатах и
преподает урок о скоротечности времени,  думала Кэй.  Она сидела в своем
маленьком кабинетике. Перед ней в ожидании проверки были разложены конт-
рольные работы, написанные утром. Занятия в колледже Джорджа Росса в ос-
новном  проводились  рано утром или днем,  и к этому времени суток боль-
шинство студентов и преподавателей уже ушли.  Примерно пятнадцать  минут
назад она прошла по коридору в комнату отдыха учителей, к этому непредс-
казуемому автомату безалкогольных напитков, на котором всегда были прик-
леены  негодующие записки.  В холлах было темно и пусто,  двери закрыты,
люминесцентный свет выключен. Она принесла свою "колу" обратно в кабинет
и продолжала работать, потому что для нее было немного странно и слегкаЄ
да,  страшновато в этом большом здании, когда шум стих, а все люди ушли.
Глупо, сказала она себе. Это глупо. В тишине я могу лучше работать. Про-
верив эти контрольные до конца, я заберу Лори из "Солнечной школы" и по-
еду  домой,  к Эвану.  Она была рада,  что Пирс рано ушел.  Этот человек
раздражал ее.

        Кэй начала проверять следующую контрольную  работу.  Работу  Роя
Садерсона.  Красивый,  способный молодой человек. Он хорошо справлялся с
внеплановыми контрольными,  которые Кэй им иногда предлагала. Она прове-
рила  первые несколько задач,  обнаружила ошибку в четвертой и обвела ее
красной ручкой;  затем потянулась через стол направо за своей наполовину
выпитой банкой с "колой".

        Сначала Кэй  увидела  это  только  краешком глаза и не разобрала
толком,  что это. Когда обернулась, чтобы посмотреть, то задрожала и за-
дохнулась от удивления.

        По другую  сторону стеклянной,  под хрусталь,  двери ее кабинета
стояла человеческая фигура.  Она стояла неподвижно,  и Кэй не знала, как
долго это длилось.  Она ожидала, что ручка повернется и дверь откроется.
В течение нескольких словно бы замерших секунд она чувствовала,  что  за
ней наблюдает пара глаз.

        - Кто там?  - спросила Кэй, осознав, что ее голос прозвучал нап-
ряженно.

        За долю секунды фигура исчезла.

        Кэй положила ручку,  открыла дверь и выглянула  наружу.  Коридор
был пуст.  Ей показалось,  что справа,  там,  где ответвляется под углом
другой коридор,  она слышит удаляющиеся шаги.  "Кто там?"- снова позвала
она. Звук шагов стих. Когда Кэй, стуча каблуками, двинулась вперед, что-
бы заглянуть за угол,  она услышала что шаги  незнакомца  возобновились.
Кэй завернула за угол,  в коридор, который был бы полностью темным, если
бы солнечный свет не проникал через  филенки  опущенной  оконной  шторы.
Впереди  она увидела,  как закрывается дверь.  Кэй остановилась,  ощущая
тепло солнечных лучей как некие горячие  пальцы,  и  уставилась  на  эту
дверь. Кто там? - недоумевала она, чуть прищурив глаза. Один из препода-
вателей?  А может быть,  студент?  Она двинулась вперед, затем останови-
лась. По телу пробежал внезапный холодок. Возвращайся обратно в свой ка-
бинет, сказала она себе. У тебя еще куча работы. Возвращайся. Возвращай-
ся. Ты ведешь себя чертовски нелепо, услышала она свой внутренний голос.
Ты что,  боишься теней какЄ Эван?  Нет. Не боюсь. Она двинулась вперед и
тихо толкнула дверь.

        Дверь в другой коридор.

        Тусклый свет люминесцентных ламп. Закрытые двери с номерами. Ти-
шина.  Нет, не тишина, поняла Кэй в следующий момент. Она слышала слабый
звук постукивания по металлу,  затем ритмический шлепающий звук. Влажный
звук. Кэй отпустила дверь, и она захлопнулась за ней. Стараясь двигаться
как можно быстрее,  она пошла на эти звуки. Зашторенные окна. Ряд дверей
с матовым стеклом,  как и в ее кабинете,  с табличками,  на которых были
написаны имена: ДОКТОР КЛИФФОРД, ДОКТОР ХИЭРН, ДОКТОР ПЕРРИ и так далее.
Кэй задумалась на секунду.  Они ведь были профессорами истории,  не  так
ли?  Да,  это было крыло истории в здании Искусств и Наук. Она двинулась
вперед,  прислушиваясь, чувствуя внутри себя опять растущий холодок, же-
лая повернуть назад,  но все же любопытствуя,  кто же это стоял,  словно
статуя,  перед дверью ее кабинета.  Эти металлические звуки  раздавались
прямо впереди,  ритмический звук эхом отражался от стенки к стенке.  Кэй
поняла, что они доносились из конца коридора, прямо из-за следующего уг-
ла, где послеполуденные тени залегли в ожидании вечера.

        Возвращайся назад, сказала она себе.

        Но в следующее мгновение она преодолела страх: "Нет, я не такая,
как Эван. Я не боюсь теней".

        Она завернула за угол и слишком поздно поняла,  что  там  кто-то
был,  согнувшийся  в три погибели.  На нее смотрело чье-то лицо,  широко
раскрыв глаза и рот от страха.

        - Господи!  - пронзительно выкрикнула женщина,  отступая назад и
одновременно  роняя  на пол свою швабру.  Ручка швабры глухо ударилась о
пол.  Женщина почти потеряла равновесие,  задев за металлическое ведро с
мыльной  водой,  стоявшее у ее ног.- Господи!  - снова сказала уборщица,
стараясь прийти в себя.- Ой,  вы же до смерти меня перепугали,  подкрав-
шись подобным образом из ниоткуда! Ох, как колотится мое сердце!

        - ЯЄ Я сожалею,- сказала Кэй,  покраснев.- Я не хотела вас напу-
гать. Я ужасно сожалею. С вами все в порядке?

        - О, Господи, мне надо перевести дух.- Она прислонилась плечом к
стене и сделала несколько глубоких вдохов.  Это была приземистая женщина
с седыми волосами и резко очерченным лицом.-  Обычно  в  это  время  дня
здесь никого не бывает,- сказала она.- Не ожидала, что кто-то подкрадет-
ся ко мне, как один из тех призраков в последнем телешоу.

        - Ну,  пожалуйста,- сказала Кэй, чувствуя себя неловко и глупо.-
Я не собиралась вас пугать или что-то вроде этого.  Я простоЄ просто ос-
матривалась здесь.

        - Я давно здесь работаю,- сказала уборщица,- и еще никто никогда
подобным образом не пугал меня до смерти! Почему вы шли так тихо?

        - Я не знала этого.

        - Конечно же, вы знали! О, Господи, сжалься надо мной! - Она не-
ожиданно заглянула Кэй прямо в лицо своими темными глазами.- Вы студент-
ка? Все учителя уже ушли домой.

        - Нет,  я не студентка. Меня зовут Кэй Рейд, я преподаватель ма-
тематики.

        Женщина кивнула.

        - Ага.  Математическое крыло убирает Мирна Якобсен.  Я не помню,
чтобы когда-либо видела вас раньше. Да мне это и не нужно.- Она еще нем-
ного постояла, покачала головой и наклонилась за своей шваброй.- Да, моя
спина уже не та, что прежде. Думаю, что и мои нервы тоже истерзаны. Зна-
ете, здесь так тихо после обеда. Естественно, я думала, что никого нет.

        - Понимаю,- сказала Кэй.- Я и впрямь сожалею.

        - Все в порядке, все в порядке,- сказала женщина, еще раз глубо-
ко вздохнула и снова принялась протирать пол.

        Кэй собралась уходить, но затем остановилась.

        - Вы случайно не заходили в математическое крыло, а?

        - Я? Нет, не заходила.- Она посмотрела на Кэй с настороженностью
и страхом.- Там работает Мирна,  как я и сказала. Ничего не пропало там,
а?

        Кэй покачала головой.

        Уборщица с облегчением вздохнула.

        - Приятно слышать. Мирна - великолепная женщина и хороший работ-
ник.- Она возобновила мерные цикличные движения швабры;  влажные волокна
половой тряпки шлепали по кафелю.

        - Там  кто-то  был  несколько минут назад,- настаивала Кэй.- Мне
просто любопытно.

        - Вы,  должно быть, имеете в виду доктора Драго,- сказала женщи-
на.

        - ДокторЄ простите, как?

        - Драго.-  Женщина сделала движение рукой.- Она здесь прошла ми-
нуту назад.  Только она шла быстро, так что я могла слышать. Ее классная
комната вон там, дальше, номер один-ноль-два.

        - А кто она такая?

        - Я не знаю,  чем она занимается. Думаю, просто преподает. Исто-
рию.- Снова половая тряпка зашлепала по полу.

        Кэй не было знакомо это имя,  но она вообще еще никого не  знала
из  персонала исторического крыла.  Она разглядела прямо впереди дверь с
табличкой "102".

        - А эта доктор Драго сейчас у себя в классной комнате?

        Женщина пожала плечами, занятая своей работой.

        - Не знаю. Правда, я видела, как она туда вошла.

        Кэй прошла мимо нее. Женщина крикнула ей вслед:

        - Поосторожнее на мокром полу!

        Кэй переступила через мокрые пятна и  распахнула  дверь  комнаты
102.  То,  что она увидела,  на мгновение лишило ее дара речи.  Это была
большая аудитория типа амфитеатра с сиденьями,  расположенными по полук-
ругу  вокруг  кафедры.  Продолговатые  окна были закрыты занавесками,  а
стеклянные сферы,  свисающие с потолка, горели тусклым белым светом. Кэй
немного  постояла,  оглядываясь,  на вершине амфитеатра,  затем медленно
спустилась к кафедре по покрытым ковром ступенькам. Эта классная комната
заставила ее собственную выглядеть незначительной, и соблазн постоять за
этой кафедрой,  глядя на ряды сидений, был чересчур сильным. Она ступила
на  помост  для докладчика и провела рукой по деревянной поверхности ка-
федры. Затем встала, как и положено преподавателю, ухватившись руками за
края кафедры,  глядя на пустой амфитеатр. Сколько студентов может помес-
титься в этой аудитории?  Конечно же, более сотни. Она оглядела комнату.
В  ней  никого не было;  если доктор Драго и заходила в комнату,  то она
вышла до того,  как Кэй туда вошла. С другой стороны помоста, на котором
стояла  Кэй,  была еще одна дверь,  и над ней горел зеленый знак выхода,
вероятно, ведущий на автостоянку.

        И Кэй уже собиралась сойти с помоста,  когда холодный неторопли-
вый голос сказал:

        - Нет. Оставайтесь там. Вы смотритесь очень естественно.

        Голова Кэй резко дернулась вверх, но она не могла разглядеть то-
го,  кто говорил. Тем не менее, она не двинулась с того места, где стоя-
ла.

        - ЯЄ я не вижу вас,- сказала Кэй.

        В течение нескольких секунд стояла тишина. Затем прозвучало:

        - Я здесь.

        Кэй посмотрела направо.  С верхушки амфитеатра спускалась женщи-
на;  Кэй поняла,  что не видела ее,  потому что ее загораживала одна  из
стеклянных сфер, и сейчас ее подавляло понимание того, что за ней наблю-
дали, в то время как она ничего не подозревала об этом.

        Женщина приблизилась к Кэй.

        - Вы очень неплохо здесь смотритесь.  Стоя за кафедрой, вы чувс-
твуете себя как дома.- У нее был хорошо поставленный повелительный голос
с легким,  почти незаметным иностранным акцентом,  который Кэй не смогла
идентифицировать.

        - Мне было простоЄ любопытно,- сказала Кэй, наблюдая за ней, по-
ка она подходила ближе.- Я хотела узнать, каково за ней стоять.

        - Да. Я тоже начинала с этого. Интересно, не правда ли? А теперь
представьте себе сто двадцать студентов, которые наблюдают и слушают. Не
задевает ли это что-нибудь внутри вас? Думаю, что да.- Она подходила все
ближе, на чертах ее лица начинал играть свет.

        Кэй кивнула,  попыталась улыбнуться и обнаружила, что это нелег-
ко.

        - Я не хотела специальноЄ забрести сюда. Я кое-кого искала.

        - О? И кого же?

        - Доктора Драго,- сказала Кэй.

        Женщина стояла прямо перед ней,  чуть пониже, у основания помос-
та.

        - Тогда думаю, что вы нашли меня,- тихо сказала она.

        И Кэй обнаружила, что смотрит прямо ей в глаза.

        Доктору Драго было, как думала Кэй, чуть больше сорока; она была
высокой женщиной крупного телосложения,  но двигалась с плавной  грацией
атлета,  легко и мощно.  Грива черных как смоль волос, откинутая с лица,
обнажала довольно квадратные скулы, а седые пряди закручивались с висков
по направлению к затылку.  На загорелом, оливкового цвета лице с гладкой
кожей было лишь несколько небольших морщинок вокруг глаз и рта;  Кэй по-
казалось,  что она много времени, должно быть, проводит на открытом воз-
духе,  но знаки преждевременного старения от продолжительного пребывания
на солнце отсутствовали. Лицо этой женщины отражало целеустремленность и
силу воли,  которую Кэй ощущала почти физически.  Но глаза доктора Драго
странным образом и тревожили и зачаровывали ее; глубоко посаженные и яс-
ные, цвета аквамарина, они чем-то напоминали глубины отдаленных океанов.
Казалось,  взгляд Кэй примагнитился к взгляду этой женщины, и она ощути-
ла,  как ее пульс неожиданно участился.  Хотя доктор Драго и была  одета
просто  в выглаженные рабочие брюки и синюю блузу,  она носила украшения
для богатых:  на обеих руках блестели золотые браслеты, на правой руке -
ослепительное кольцо с сапфиром, а на шее висели две золотые цепочки. Но
обручального кольца не было.

        - Катрин Драго,- представилась женщина.  Она улыбнулась и протя-
нула руку. Браслеты звякнули.- Пожалуйста, зовите меня Катрин.- Кэй взя-
ла руку женщины, почувствовала, что она холодная и с загрубевшей кожей.

        - Мое имяЄ

        - Кэй Рейд,- сказала женщина.- Вы живете в Вифаниином Грехе,  не
так ли?

        - Да, верно. На Мак-Клейн-террас. А как вы узнали?

        - Я тоже живу там. И всегда интересуюсь вновь приезжающими в на-
шу деревню. Вы замужем, не так ли? А вашего мужа зовутЄ- она ждала отве-
та.

        - Эван,- Кэй подхватила реплику, пытаясь отвести глаза от взгля-
да доктора Драго и чувствуя, что это невозможно.

        - Эван,- повторила женщина,  смакуя это имя  у  себя  на  языке,
словно это было некое лакомство.- Красивое имя. У вас есть дети?

        - Маленькая девочка,- ответила ей Кэй.- Лори. Ей показалось, что
глаза доктора Драго чуть приоткрылись,  но она не могла быть в этом уве-
ренной.- Мы прожили в деревне только около месяца.- Эти глаза приковыва-
ли ее к себе,  она не могла моргнуть и почувствовала,  как пересыхают ее
собственные глаза.

        - Да? Ну и как же вы находите жизнь в деревне?

        - Тихо. Спокойно. Очень хорошо.

        Доктор Драго кивнула.

        - Хорошо. Это приятно слышать. Многие семьи приезжают в Вифаниин
Грех и снова скучают по городам. Этого я никогда не могла понять.

        - Нет,- сказала Кэй.- Я этого тоже не  понимаю.  Вифаниин  Греха
кажетсяЄ совершенством.- Что же было в этой женщине такого, что застави-
ло ее сердце так сильно заколотиться в груди?  Что же это такое сгустило
ее кровь и сделало ее такой вялой? Она стала спускаться с помоста.

        - Пожалуйста,- сказала женщина,- оставайтесь там,  хорошо? Вооб-
разите,  что вы стоите здесь,  а все сиденья заполнены.  Вообразите, что
все они ждут,  когда вы заговорите.  Вообразите,  что они хотят получить
часть ваших знаний.

        Кэй прищурилась.  Доктор Драго чуть улыбалась дружеской улыбкой,
но глаза на ее лице былиЄ странными и холодными.  Прожигающими насквозь.
Странно.  Очень странно.  Нет, я не такая, как Эван. Нет, не такая. Я не
боюсь теней. Кто эта женщина? Почему онаЄ так на меня смотрит?

        - Это  моя аудитория,- сказала как бы между делом доктор Драго.-
Я руководитель здешнего исторического отделения.

        Кэй кивнула, это произвело на нее впечатление.

        - Это, должно быть, большая ответственность.- Горящие глаза. Что
же это такое?

        - Да,  конечно. Но в немалой степени и награда. Я нахожу большое
удовольствие в исследованиях тайн прошлого.  И в передаче этих тайн моим
студентам.

        Сердце Кэй бешено колотилось, она ощущала жар в лице.

        - Разве здесь нет кондиционера?- спросила она или подумала,  что
спросила, потому что доктор Драго ничего не ответила, а только продолжа-
ла улыбаться, глядя на нее.

        - В  какой области вы работаете?  - спросила она Кэй в следующий
момент.

        - Математика,- сказала Кэй или подумала,  что сказала.  Она под-
несла руку к щеке.  Ее кожа была не горячей,  как она ожидала,  а холод-
ной.- Я преподаю алгебру.

        - Понимаю.  Для вас это не должно быть слишком  трудным.  Летний
семестр очень тихий.

        ЄОчень тихий, очень тихий, очень тихийЄ Слова, казалось, отдава-
лись звоном в голове Кэй.  "К черту!" - внезапно подумала она. Я, кажет-
ся,  чем-то заболеваю.  Простудой? Глаза доктора Драго светились, словно
два бакена.

        - Я живу за пределами деревни,- сказала женщина.-  Это  один  из
первых домов, который вы проезжаете по пути в деревню.

        - Какой дом?

        - Вы можете видеть его с дороги. Там рядом пастбище сЄ

        - Лошадьми,- сказала Кэй.- Да.  Я вижу его каждый день. Он очень
красивый; не думаю, что когда-нибудь раньше видела дом, похожий на этот.

        - Спасибо,- женщина замолчала на несколько  секунд,  разглядывая
Кэй. Она снова коснулась руки Кэй.- Вы хорошо себя чувствуете?

        - Прекрасно,-  солгала Кэй.  Она ощущала жар и холод в одно и то
же время и все еще не могла отвернуться от женщины, которая стояла перед
ней.  Ее сердце билось быстро, как у пойманной птички.- У меня чуть-чуть
кружится голова, вот и все.

        Женщина по-дружески похлопала Кэй по руке.

        - Уверена,  что не о чем беспокоиться,- сказала она.  Затем  она
моргнула, и связь между ними прервалась. Кэй казалось в этот момент, что
с ее плеч свалилась тяжесть, однако она чувствовала себя измученной и ей
все еще было странно холодно. Она быстро отвела взгляд от лица женщины и
сошла с помоста для лектора.

        - С вами все в порядке? - мягко спросила доктор Драго.

        - Да.  Но у меня в кабинете остались контрольные,  которые  надо
проверить.  Я лучше пойду.  Было очень приятно с вами познакомиться, и я
надеюсь, что еще увижу вас.- Ей хотелось скорее уйти отсюда, уйти из ис-
торического  крыла как можно скорее,  она не собиралась больше проверять
контрольные работы.  Она хотела добраться до  машины,  поехать  домой  и
лечь.  Ее кровь,  казалось,  словно бы похолодела,  и у основания шейных
позвонков было какое-то странное зудящее ощущение озноба,  словно бы там
ее  массировали грубые пальцы доктора Драго.  Кэй пошла по направлению к
лестнице, и женщина последовала за ней.

        - Надеюсь,  что деревня вам будет нравиться и  дальше,-  сказала
она, когда они поднялись наверх.- Откуда вы приехали сюда?

        - Из  Ла-Грейнджа,-  ответила  ей Кэй,- это промышленный город.-
Они вместе вышли в холл. Доктор Драго словно нависала над ней, теперь ее
лицо было частично скрыто тенями, собравшимися вокруг глаз и во впадинах
щек.

        - Я слышала о нем,- ответила женщина и снова улыбнулась.- Горшок
с копотью, не правда ли?

        - Точное описание,- Кэй снова почти встретилась со взглядом этих
глаз и инстинктивно отвернулась. Я не боюсь. Что-то со мной неладно? Она
думала,  что  у нее опять начинает болеть голова,  но это было все то же
покалывание в области шеи.  А сейчас оно спадает. Спадает. Слава Богу; я
думала, что отключусь.- Мне надо сейчас возвратиться к работе.

        - Конечно,-  сказала  доктор  Драго.  Кэй повернулась и пошла по
направлению к главному крылу, но неожиданно женщина сказала:

        - Миссис Рейд? Кэй? Мне бы хотелось вас кое о чем попросить.

        Кэй повернулась;  на лице женщины собрались  тени,  заслоняя  ее
глаза. Странно. Очень странно.- Да?

        - Я подумалаЄ знаете, в субботу вечером у меня соберутся некото-
рые сотрудники факультета.  Если вы сможете,  я бы очень  хотела,  чтобы
пришли и вы с вашим мужем.

        - Вечеринка? Не знаюЄ

        - Нет,  не  настоящая  вечеринка.  Просто небольшое неформальное
сборище.  Беседа за чашкой кофе.- Она умолкла на несколько секунд.-  Это
дало бы вам шанс познакомиться с кем-нибудь еще.

        - Это звучит здорово,  но мне нужно сначала поговорить об этом с
Эваном. Я потом сообщу вам.

        - Мой номер телефона есть в книге. Мне бы хотелось, чтобы вы оба
пришли.

        Кэй колебалась.  Сейчас она чувствовала себя хорошо, покалывание
и холод отступали.  Пульс замедлился до нормального. Ты просто нервнича-
ла, внушала она себе. Ужасно перенервничала.

        - Спасибо,- наконец сказала она.- Я вам позвоню.

        - Пожалуйста,  позвоните,- сказала доктор Драго.  Одно мгновение
она стояла неподвижно.  За завесой тени эти страшные аквамариновые глаза
продолжали блестеть.  И не говоря больше ни слова, доктор Драго поверну-
лась и исчезла в противоположном конце коридора.

        Долгое время Кэй не шевелилась. Она неотрывно вглядывалась в том
направлении,  в  котором  скрылась женщина.  Я хочу пойти на этот вечер,
сказала она себе.  Я хочу встретиться с другими.  Она была уверена,  что
Эван составит ей компанию, но даже если нет, она все равно пойдет туда,-
одна, если придется.

        Потому что за последние несколько минут Катрин  Драго  заставила
Кэй почувствовать, что она принадлежит Вифанииному Греху, и, может, нам-
ного больше, чем чему-либо другому. Навсегда.






14. Истории, рассказываемые шепотом


        - Вифаниин Грех?  - Джесс прижмурил,  задумавшись, свои голубые,
блестящие глаза и пробормотал:  - Нет,  по настоящему я никогда серьезно
не задумывался об этом. Для меня это просто имя.

        - Конечно,- сказал Эван и чуть наклонился в  своем  кресле.-  Но
что скрывается за этим именем? Что оно означает?

        Джесс минуту молчал,  вытаскивая сигарету из портсигара. Они си-
дели вместе в конторе станции обслуживания "Галф" во Фредонии,  распивая
кока-колу из автомата.  Сын Джесса возился в гараже с красным "Фольксва-
геном",  через каждые несколько секунд обходя его кругом, словно бы сос-
тавляя мнение о противнике,  перед тем как снова атаковать его своим га-
ечным ключом.  Пока Джесс и Эван разговаривали,  только несколько  машин
заехали сюда. Одна семья пыталась разузнать дорогу, и Эван увидел в гла-
зах у жены водителя то же выражение,  которое он видел в  глазах  Кэй  в
первый день,  когда они проезжали через деревню.  Конечно же, Эван знал,
почему: это было красивое место, и его красота естественным образом про-
изводит впечатление на женщин.

        Сегодня утром  Эван получил кое-какую важную почту.  Журнал бел-
летристики "Фикшн" принял к опубликованию  его  рассказ  о  двух  бывших
влюбленных,  случайно встретившихся в поезде в пожилом возрасте.  И пока
они разговаривали,  воскрешая старые воспоминания,  поезд останавливался
на станциях, расположенных все дальше и дальше во времени. Когда наконец
они поняли, что их любовь все еще была сильной, поезд остановился на пе-
реезде  Нивен-Кроссинг,  в их родном городке,  где они впервые влюбились
друг в друга под летними звездами на берегу озера Боумэн.

        Другая корреспонденция Эвана не была  столь  удачной.  Отказ  из
"Эсквайра".  Туда  он  посылал  рассказ о ветеране Вьетнама,  чьи жена и
друзья начали воспринимать внешность людей,  которых он  убил  во  время
войны, был пугающим для самого Эвана, потому что он зондировал те откры-
тые незажившие раны,  где нервные окончания вины и страха  располагались
так  близко  к поверхности.  Он решил,  что ему нужна дистанция времени,
чтобы суметь сказать что-нибудь отчетливое и членораздельное о Вьетнаме.
Все,  что он до сих пор написал, напоминало беспорядочные и бесформенные
крики боли.

        Может быть, он всегда будет нести в себе этот крик. Это была его
ноша  со времени войны;  его память о молодых людях,  скошенных,  словно
пшеница,  серпом черного властелина;  память о телах без лиц или без рук
или ног; память о шокированных артиллерийским обстрелом солдатах, крича-
щих без голоса;  память о самом себе,  прикрученном к койке и ощущающем,
как  паук  ползет по его коже,  или о себе много позже,  стоящем посреди
мортирного огня в ожидании,  куда Господь нанесет свой  следующий  удар.
Ему было очень трудно снова приспособится к этому миру после возвращения
домой,  потому что ему все казалось таким нереальным. Никто не метался в
поисках укрытия от артиллерийских атак; никто не звал медиков, чтобы они
помогли ему удержать на месте выпадающие внутренности;  никто не  считал
звезды на небе и не загадывал,  будут ли они еще живы на следующую ночь,
чтобы повторить это упражнение. Казалось, никто на самом деле и не знал,
что  происходило тогда,  да и не дал бы ломаного гроша за то,  чтобы уз-
нать. И это одновременно и бесило Эвана, и подавляло, ведь так много лю-
дей умерли, как маленькие патриотические Иисусы, в то время как Иуды до-
ма подсчитывали свои монеты. Вот каким он запомнил Харлина, своего изда-
теля в "Айрон Мэн": дерьмовый Иуда самого худшего сорта. Харлин, большой
неуклюжий человек с командной жилкой и длинной нижней челюстью, с самого
начала превратил его работу в ад.  "Вы воевали во Вьетнаме,  да?  Видели
много военных действий?" Эван ответил: да.- "Я принимал участие в борьбе
с нацистами во Второй Мировой Войне.  Сражался во Франции.  Поражал этих
проклятых нацистов пулями. Проклятье, но это были хорошие времена". Эван
продолжал молчать.  "Да,  сэр,  вы можете говорить все,  что хотите. Но,
ей-Богу,  нет ничего лучше, чем сражаться за свою страну". Спустя долгое
время Харлин стал расспрашивать его, желая узнать, сколько вьетконговцев
убил Эван,  приходилось ли ему когда-нибудь использовать напалм  на  ка-
ких-нибудь  хижинах,  не  убил ли он кого-нибудь из деревенских жителей,
потому что, ей-Богу, они все так чертовски похожи др

руга, не так ли?  Эван подчеркнуто игнорировал эти вопросы, и постепенно
Харлин стал угрюмым,  а затем сердитым, спрашивая его, уверен ли он, что
действительно сражался, почему никогда не хочет говорить об этом и поче-
му, по крайней мере, он не привез жене даже чертовой мочки уха.

        И через эту завесу дикости Эван начал видеть в своих снах мерца-
ние правды:  Харлин стоял перед ним с бледным, как мел, лицом консистен-
ции  глины.  Очень медленно лицо Харлина начало расплываться,  словно бы
пузырясь в обширном центре вулканической ненависти,  таящейся внутри не-
го;  сырые участки сырой плоти отвалились, отдельные части лица расщепи-
лись и упали на пол:  скрюченный нос,  нижняя  губа,  челюсть.  Остались
только два отвратительных пристально глядящих глаза, блестящих из черепа
со все еще прикрепленным к нему скальпом.  И эта тварь,  что была Харли-
ном, источая темные отвратительные соки, стала приближаться к спящей Кэй
в спальне дома, который они арендовали в Ла-Грейндже. Тварь-Харлин расс-
тегнула свои брюки,  и из них вывалился напряженный, стоящий торчком пе-
нис,  дрожащий в предвкушении плоти Кэй.  И как раз в тот момент,  когда
Харлин  собирался откинуть простыни с Кэй,  Эван проснулся,  лихорадочно
глотая воздух.

        На рождественском вечере для сотрудников "Айрон Мэн"  и  их  жен
ужас, растущий внутри Эвана, достиг апогея, как вода достигает точки ки-
пения.  Харлин начал изводить его расспросами  о  войне,  желая  узнать,
сколько на ней погибло его товарищей, и затем, прикончив полбутылки вис-
ки,  сколько "маленьких обезьянок" ему удалось положить.  Эван оттолкнул
его  прочь,  и  испорченные  эмоции  Харлина быстро выплеснулись наружу,
словно змея,  выползающая из своей темной норы. Ты гнусный лжец! - угро-
жающе сказал Харлин, а люди перестали пить и разговаривать и повернулись
к ним.  Ты кем себя считаешь,  героем войны или кем-нибудь в этом  роде?
Ей-Богу,  я сделал больше, чем ты, и знаешь, что мне за это дали? Шлепок
по спине и пинок в зад.  И, ей-Богу, мой сын Джерри, благослови его Гос-
подь,  был воспитан правильно,  воспитан сражаться за свою страну, как и
положено мужчине,  и он отправился добровольцем во Вьетнам, он не хотел,
чтобы его призвали, к черту, нет, он отправился добровольцем, потому что
его старик сказал,  что это правильно.  Я видел его перед поездом,  и мы
пожали руки, как мужчины, потому что когда мальчику восемнадцать, он уже
мужчина.  А знаешь,  где он сейчас? - Глаза Харлина блеснули на секунду,
всего  лишь на секунду,  затем снова зажгли воспаленный мозг Эвана новым
огнем.  Военный госпиталь в Филадельфии.  Ему снесло половину головы. Он
просто сидит там, не говорит ни слова, не может самостоятельно есть, де-
лает в штаны, как малый ребенок. А когда я последний раз зашел навестить
его,  он  просто  сидел  у окна и не смотрел на меня,  словно бы он меня
проклинал и ненавидел. Ненавидел меня! И посмотри на себя. Ей Богу, сто-
ишь здесь с этим чертовым яичным коктейлем в руке,  в твидовом пиджаке и
при галстуке, и воображаешь себя военным героем, говнюк, а? - В этот мо-
мент окружающие попытались успокоить его,  а Эван взял Кэй за руку соби-
раясь уйти,  но Харлин не унимался.  Ты не мужчина! - хрипел он. Если бы
ты был мужчиной,  ты бы гордился тем, что убивал этих проклятых обезьян,
которые подстрелили моего Джерри! Ты не мужчина, в тебе и

о-то ничего нет,  ублюдок. Эй! - Он перевел свой взгляд на Кэй.- Эй! Мо-
жет быть, я как-нибудь покажу вам, как выглядит настоящий петушок?

        И в этот момент образ из сна ворвался в мозг Эвана, и он двинул-
ся вперед с неумолимой пугающей скоростью: мимо Кэй, и она даже не успе-
ла остановить его,  мимо еще двух других человек. Его лицо все более ис-
кажалось, по мере того как им начинало овладевать что-то ужасное. Молни-
еносным движением руки,  почти неуловимым для глаза,  он схватил Харлина
за горло,  рванул назад и встал на колени, чтобы было удобнее переломить
ему позвоночник.  Он смутно припомнил чей-то крик и понял,  что этот бе-
зумный крик был его собственным.  И Кэй закричала:  "Не-еееее-еет!" -  в
тот самый момент, когда Эван собрался с силами, чтобы убить Харлина, так
же как когда-то он убил молодого вьетконговца,  которому было, наверное,
не больше девятнадцати лет. Эвана с трудом оттащили от Харлина, и только
тогда Кэй безудержно расплакалась горькими,  выматывающими душу слезами.
Некоторое время спустя Эван потерял свое место, будучи уволенным "за не-
аккуратность и пренебрежение служебными обязанностями",  и они уехала из
Ла-Грейнджа.

        Боже мой,  подумал Эван, возвращаясь в настоящее, на станцию те-
хобслуживания, с тех пор, кажется, пролетела целая вечность. Но он знал,
что инстинкт убийцы, который в нем проявился, никогда и никуда не денет-
ся,  он слишком глубоко въелся. Эта была та темная часть его души, кото-
рую он держал в тайне под строгим замком.


 

<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]  [5] [6] [7]

Страница:  [3]

Рейтинг@Mail.ru














Реклама

a635a557