Телефон в ручке кресла Найлза тихо зажужжал. Он поднял трубку.
	-  Да?
	-  Мистер Найлз? -  спросила телефонистка. -  На линии Джек
Брэддок из Нэшвилла.
	-  Мистер Крипсин просил его не беспокоить. Скажите Брэддоку...
	-  Секундочку, -  прервал его Крипсин. -  Джек Брэддок? -  Он
несколько раз глубоко вздохнул, а затем отложил кислородную маску. -
Я поговорю с ним.
	Организация Крипсина прибрала к рукам "Эссекс Рекордс
Компани" Брэддока в Нэшвилле несколько лет назад. "Эссекс"
продолжал терять доходы, а два года назад разразился скандал по
поводу пиратского использования записей, из которого "Эссекс" едва
вывернулся. Крипсин начал жалеть, что оставил на посту такого
незадачливо менеджера как Брэддок, несмотря на то, что "Эссекс"
использовался главным образом для обмывания грязных денег.
	Найлз велел телефонистке переключить линию, и Крипсин
заговорил по телефону.
	-  Что вы хотите?
	За полторы тысячи миль раздался испуганный вздох.
	-  Э-э... извините за беспокойство, мистер Крипсин, но кое-что
произошло и мне необходимо...
	-  Почему бы вам не начать брать уроки красноречия, мистер
Брэддок? У вас там все говорят так, будто год хорошо не срали? Я
пришлю вам гомеопатические пилюли, чтобы справиться с этим.
	Брэддок нервно рассмеялся.
	-  Я надеюсь, что ваша линия зеленая, -  сказал Крипсин. Линии с
установленными на них прослушивающими устройствами он называл
"красными". После дела о пиратстве Крипсин подозревал, что телефоны
"Эссекса" прослушиваются ФБР.
	-  Я звоню из автомата.
	-  Хорошо. В чем дело?
	-  Так вот, вчера утром ко мне приходил адвокат по имени Генри
Брэгг. Он представляет "Крестовый поход Фальконера", и они хотят
начать выпускать записи. Они ищут для покупки независимую
компанию и...
	-  "Крестовый поход Фальконера"? Что это?
	-  Религиозная группа. У них есть печать, радио и другие вещи. Вы
случайно не смотрели по телевизору передачу "Час силы Уэйна
Фальконера"?
	-  Я не смотрю телевизор. Он излучает радиацию, а радиация
вызывает рак костей.
	-  О. Да, сэр. Ну так вот, этот мистер Брэгг имеет кучу денег. Они
хотят сделать "Эссексу" предложение.
	Некоторое время Крипсин молчал.
	-  "Эссекс" не продается, -  наконец ответил он. -  Никому. Мы
потратили совсем недавно слишком много сил на то, чтобы выкрутиться
из неприятностей с властями. Это и есть тот самый важный повод, по
которому вы позвонили мне?
	На другом конце линии раздалось покашливание. Крипсин знал,
что мужчина пристрастен к сигарам, и подумал: рак горла. Кровожадные
клетки, распространяющиеся по организму Брэддока. Зараза,
порождающая заразу.
	-  Есть еще одна вещь, которая, как мне показалось, должна вас
заинтересовать, -  продолжал Брэддок. -  Уэйн Фальконер. Он управляет
всем "Крестовым походом" из маленького городка в Алабаме. Ему всего
двадцать лет, но он чертовски хороший проповедник. И кроме того, он
целитель.
	Лицо Крипсина приняло сморщенный задумчивый вид.
	-  Целитель? -  спросил он. -  Или просто хороший актер?
	-  Огромное количество людей верит в него. И как я уже сказал,
этот Поход купается в деньгах.
	-  Да? -  Крипсин мягко хмыкнул, и его темные маленькие глаза
заблестели. -  Целитель? Мистер Брэддок, я немного поспешил. Я хочу,
чтобы вы связались с этими людьми. Покажите им "Эссекс". Поговорите.
Я вышлю мистера Найлза в качестве представителя корпорации. Вы и
будете работать вместе, и я хочу знать все об этом Фальконере. Понятно?
	-  Да сэр.
	-  Хорошо. И еще одно: я не хочу, чтобы мистер Найлз вернулся в
Пальм-Спрингс в пропахшем сигарном дыме костюме. А теперь
немедленно свяжитесь с этими людьми. -  Он повесил трубку и
повернулся к Найлзу. -  Ты едешь в Нэшвилл сегодня же. Я хочу, чтобы
нечто, известное как "Крестовый поход Фальконера", было скрупулезно
исследовано. Я хочу знать все о парне Уэйн Фальконер.
	-  Да сэр, -  ответил Найлз. -  Могу я спросить, зачем это вам?
	-  Потому что он либо изощренный шарлатан, либо выдающийся
целитель. И если верно последнее, то он нужен мне здесь. Мне. А теперь
время моего массажа.
	Найлз помог Крипсину встать с кресла. Массивное тело мужчины -
более четырехсот фунтов весом и пяти футов шести дюймов высотой -
оставило отпечаток на кожаной обивке кресла. Когда они подошли к
двери, электрический глаз включил механизм, который одновременно
открыл дверь и направил в коридор поток подогретого воздуха.
	Когда они ушли, в комнату вошла мексиканская девушка в
длинном белом комбинезоне и начала пылесосить ковер. На ней были
одеты безукоризненно белые перчатки, белые шелковые тапочки, а
нижнюю половину лица закрывала белая хирургическая маска.


45

	Сегодня в почтовом ящике было письмо от Доктора Чудо. Билли
прочитал его, идя домой ясным золотым позднеоктябрьским днем.
	Доктор Чудо писал, что положил глаз на один домик во Флориде.
Он спрашивал, прочитал ли Билли последние книги по спиритизму,
которые он ему прислал, и как продвигаются уроки игры на пианино. Он
также спрашивал, что Билли надумал по поводу визита в тот институт в
Чикаго.
	Билли засунул письмо обратно в конверт. С той странной осени
три года назад Доктор Чудо писал часто и часто присылал ему книги по
различным вопросам. Однажды, спустя три месяца после того, как Билли
вернулся домой и обнаружил, что его отец умер, Чудо приехал к ним
собственной персоной и привез старое пианино, настроенное и
починенное, которое стояло теперь в передней.
	Спустя шесть месяцев пришло письмо из Чикаго, помеченное
заказным и адресованное мистеру Билли Крикмору. Обратный адрес был
Чикаго, Креста-стрит, 1212, Институт Хиллберн. В хрустящем белом
конверте лежало машинописное письмо от доктора Мери Найвенс
Хиллберн, в котором говорилось, что она послала это письмо из-за
переписки, которую институт имел с мистером Реджинальдом Мерклем
из Мобиля. Меркль, писала доктор, утверждал, что Билли заинтересует
ее и штат института. Существуют ли другие доказательства "якобы
паранормальных способностей" Билли? Он дал прочитать его матери.
Больше из института ничего не приходило.
	Окна выкрашенного в белый цвет дома блестели на солнце. Из
каминной трубы змеился дымок. Деревья, росшие вокруг дома, были
окрашены в разные цвета, а в дыхании ветра чувствовалось приближение
зимы. Возле дома стоял старый коричневый грузовик, уродливая и
ненадежная штуковина, купленная на деньги, вырученные от продажи
хорошего урожая кукурузы год назад. Дом Крикморов оставался одним
из последних, не имеющих электричества, но Билли не обращал на это
внимания. Темнота его не пугала, а поздним вечером зажигались
керосиновые лампы, испускающие мягкий золотистый свет, который ему
нравился гораздо больше, чем резкое белое электрическое освещение.
	Менее чем через месяц Билли разменяет третий десяток, ему будет
двадцать один. За последние три года он вырос еще на два дюйма и
набрал двадцать фунтов сплошных мускулов, появившихся из-за
тяжелой полевой работы. Его лицо повзрослело и посуровело, глаза
сверкали проницательностью, а иногда и хорошим юмором. Он
поднялся на террасу и вошел в дом, пройдя мимо стоявшего справа
пианино. В течение двух последних лет он брал уроки у бывшего учителя
музыки за два доллара в неделю и за это время достиг определенного
прогресса, заключавшегося в переходе от адских звуков, извлекаемых из
пианино, к гаммам, истекающим из-под его пальцев, бегающих по
клавиатуре. Много вечеров Рамона сидела со своим рукоделием и в пол-
уха слушала аккорды, похожие, однако, на настоящую музыку.
	-  Почта есть? -  крикнула она из кухни.
	-  Одно письмо от мистера Чудо. Он шлет тебе привет. -  Билли сел
на стул возле камина перечитал письмо. Когда он закончил и поднял
глаза, то увидел, что его мать стоит рядом, вытирая руки о полотенце.
	-  Он снова упоминает про то место? -  тихо спросила она.
	Билли кивнул и передал ей письмо, но она не стала его читать.
	-  Чикаго. Интересно, что это за город?
	-  Грязный, наверно, -  ответил Билли. -  И с гангстерами.
	Рамона улыбнулась.
	-  Так было давным-давно. А сейчас гангстеры по-моему
встречаются повсеместно. -  Она потерла свои мозолистые и
малочувствительные пальцы. Глубоких морщин на ее лице
прибавилось. -  Интересно, на что похож этот институт? Ты не думал
когда-нибудь об этом?
	-  Нет.
	-  Мы можем позволить себе купить билет на автобус, если ты
захочешь поехать. Насколько я помню, они заинтересованы в том, чтобы
ты им ответил.
	-  Они, возможно, принимают меня за какого-нибудь чудака, -
проворчал Билли, глядя на тоненькие язычки пламени в камине.
	-  Ты боишься ехать?
	-  Я не хочу ехать.
	-  Я спросила не про это. -  Она еще несколько секунд постояла над
ним, а затем подошла к окну и выглянула наружу. Ветер шевелил
краснеющие листья. -  В ноябре тебе стукнет двадцать один. Я знаю...
что с тобой произошло, когда ты присоединился к этому "Призрак-
Шоу". Я знаю, что ты вернулся домой со шрамами в душе. Это
правильно. Только наученные опытом люди имеют шрамы. Может
быть, мне не следует совать нос не в свое дело, но... я считаю, что ты
должен поехать в этот институт, я думаю, ты должен узнать, что они
скажут.
	-  Я там не нужен...
	-  Нет, -  повернулась к нему Рамона. -  Ты не нужен здесь. Пока.
Земля и дом в прекрасном состоянии, и ты теперь целыми днями
пытаешься придумать себе работу. Что за жизнь для тебя в Готорне?
Ответь мне.
	-  Хорошая жизнь. Я буду много работать, много читать и
заниматься музыкой...
	-  ...и пройдет еще год, так? Мальчик, неужели ты позабыл все,
чему тебя учили твоя бабушка и я по поводу твоего Неисповедимого
Пути? Что ты должен стать достаточно сильным, чтобы следовать туда,
куда он ведет, и открывать новые земли? Я научила тебя всему, что знала
о церемонии, о том, как использовать джимсонвид и анашу и как
распознать и высушить грибы, порошок из которых нужно добавлять в
состав для курения. Я научила тебя всему, что знала о Меняющем Облик
и о том, как он может использовать в борьбе с тобой другие души; я
научила тебя гордиться своими предками, и я считала, что ты уже
научился видеть.
	-  Видеть? Видеть что?
	-  Свое будущее, -  ответила Рамона. -  Чокто не выбирают, кому
идти Неисповедимым Путем; этот выбор может сделать только
Дарующий Дыхание. О, многие до тебя потеряли свою веру или
храбрость, или их умы стирались злыми силами. Но если злу удастся
прервать цепочку Неисповедимого Пути, то все, что было сделано до
этого момента, пропадет зря. Весь накопленный опыт и перенесенная
боль исчезнут понапрасну. Я знаю, что то лето и осень оставили в тебе
шрам, но ты не должен дать ему победить. Церемония важна, но гораздо
важнее то, что находится за пределами этих стен, -  Рамона кивнула в
сторону окна. -  Мир.
	-  Это не мой мир, -  ответил Билли.
	-  Он может стать твоим. Ты боишься? Ты отступаешь?
	Билли молчал. Случай со "Спрутом" все еще лежал на его душе
раной, и частые кошмары сделали ее незаживающей. Иногда это была
выпрыгивающая из темноты кобра, а иногда он держал в руках пистолет
и не мог выстрелить в ползущее на него существо. Вскоре после его
возвращения домой той осенью он на автобусе направился в Бирмингем
в госпиталь, чтобы повидать Санту Талли. Медсестра сказала ему, что
Санта Талли выписалась вчера и уехала назад в Новый Орлеан. Он стоял
в пустой палате, где она лежала, и понимал, что больше никогда ее не
увидит. Он молча пожелал ей удачи.
	-  Я не боюсь, -  сказал он. -  Я просто не хочу, чтобы... со мной
обращались, как с чудаком.
	-  И ты думаешь, что в институте в Чикаго с тобой будут так
обращаться? Ты понимаешь, кто и что ты есть: что еще имеет значение?
Но если в институте работают с такими, как мы, то они смогут обучит
тебя... и научиться у тебя тоже. Я думаю, там в тебе есть необходимость.
	-  Нет.
	Рамона вздохнула и покачала головой.
	-  Тогда я ошиблась. Ты еще недостаточно силен. Твоя работа еще
не закончена -  она еще и не начиналась -  а ты уже требуешь себе отдых.
Ты пока его не заслужил.
	-  Проклятье! -  резко сказал Билли и неожиданно вскочил со
стула. -  Оставь меня одного! -  Он выхватил у нее из рук письмо Доктора
Чудо и зло порвал его в клочки и выбросил в камин. -  Ты не понимаешь,
что из себя представлял "Спрут"! Ты не слышала его! Ты не чувствовала
его! Оставь меня в покое! -  он кинулся мимо нее к входной двери.
	-  Билли, -  тихо позвала Рамона. Когда он повернулся, она
показала ему кусочек угля, лежащий у нее на ладони. -  Я нашла это на
твоем ночном столике утром. Зачем ты достал его из ящика?
	Он не помнил, доставал его или нет. Рамона кинула ему уголек.
Тот был теплым на ощупь и сверкал как черный, таинственный амулет.
	-  Твой дом здесь, -  сказала она. -  Он всегда будет здесь. Я смогу
сама позаботиться о саде, о доме и земле; я делала это раньше. Но ты
должен отправиться в другой мир и использовать свое умение, а также
больше узнать о себе. Если ты не сделаешь этого, то потратишь зря все,
что в тебе заложено.
	-  Мне нужно подумать, -  ответил Билли. -  Я не вполне понимаю,
что мне седует делать.
	-  Ты понимаешь. Ты просто тянешь время.
	Билли сжал кусочек угля в кулаке.
	-  Я должен поспать эту ночь в лесу. Я должен остаться наедине с
собой столько, сколько смогу.
	Рамона кивнула.
	-  Я соберу тебе еду, если ты...
	-  Нет. Я буду есть только то, что поймаю или раскопаю. Мне
нужен только спальный мешок.
	Она вышла, чтобы найти то, что ему нужно. Билли положил
кусочек угля в карман и вышел на террасу. Ему захотелось полежать под
южным ночным небом, посмотреть на звезды и ни о чем не думать. Это
правда, что институт Хиллберн в Чикаго тянул его. Ему было интересно,
что он из себя представлял и что еще могло быть в таком большом
городе. Чикаго казался ему таким же далеким, как и Китай, и таким же
чужим. Также было правдой и то, что он боялся.
	Он взглянул на горизонт, блистающий красками поздней осени.
Терпкий запах мертвого лета был похож на запах старого вина. Ему не
хотелось оставлять всю работу на плечах матери, но он знал, что она
права; Неисповедимый Путь тянул его вперед, и он должен идти им.
	~Готов или нет~, подумал он, вспоминая игры и прятки с Биллом
Букером, чей символ веры Билли лежал у него в кармане джинсов, ~иду
искать...~


46

	Сине-серебристый "Челленджер" авиакомпании "Кэнад Эйр"
находился в воздухе меньше часа и летел теперь над центральным
Арканзасом на высоте двадцати трех тысяч футов. Позднеоктябрьское
небо было ослепительно белым, в то время как под самолетом грозовые
тучи закрыли Литтл-Рок.
	Уэйн Фальконер, сидящий в "тихом кармане", -  помещении,
находящимся сразу за кабиной пилотов -  был поражен и восхищен. По
сравнению с этим бесшумным орлом его "Бичкрафт" выглядел
неуклюжим мотыльком. Вылет из аэропорта Файета был одним из
наиболее грандиозных ощущений, испытанных им. А здесь, в небе, было
так ясно и сине, что ему казалось, будто он оставил свои земные
обязанности далеко позади. Он хотел такой же реактивный самолет, он
сделает все, чтобы его заиметь, и точка.
	Интерьер делового самолета был выполнен в сине-черных тонах с
кучей хромированных и полированного дерева частей. Кресла с
вращением и автоматизированным наклоном были покрыты черными
чехлами, а рядом с баром фруктово-овощных соков стояла
комфортабельно выглядевшая софа. Столики из датского тика были на
случай болтанки прикручены к покрытому коврами полу; на одном из
столиков лежали экземпляры красочного крестовопоходовского
журнала. Все в длинном просторном салоне сияло чистотой, как будто
кто-то отполировал каждую мельчайшую деталь. Джордж Ходжес
заметил, что на овальных плексигласовых иллюминаторах не было ни
единого отпечатка пальцев. Он решил, что этот Август Крипсин должен
быть привередливым человеком, хотя в демонстрации журналов Похода
его что-то настораживало; это было, пожалуй, чересчур умно, и
попыткой завоевать Уэйна чересчур быстро. Помощник Крипсина,
мистер Найлз, тоже настораживал Ходжеса. Он был вежливым,
интеллигентным и хорошо информированным о деловых начинаниях
Похода, но в его глазах было что-то, что беспокоило Ходжеса; они были
слишком бездушными и слишком часто задерживались на Уэйне.
	Ходжес сидел на несколько кресел позади Уэйна, ближе к
высокому визгу спаренных реактивных двигателей, расположенных в
задней части фюзеляжа. Найлз, как заметил Ходжес, поспешил занять
место через проход от Уэйна. Генри Брэгг листал "Поле и ручей" в паре
рядов от него. Брэг был рад побыть некоторое время вдали от жены и
трех детишек мал-мала-меньше; он цедил через соломинку имбирный эль
и смотрел, как далеко внизу бегут облака. На его лице была
мечтательная улыбка.
	Бет, их привлекательная стюардесса, прошла по проходу с
бокалом апельсинового сока для Уэйна. Салон был более восьми футов в
высоту, так что она могла свободно добраться до юноши.
	-  Вот, пожалуйста, -  сказала она с ослепительной улыбкой. -
Могу я предложить вам журнал?
	-  Нет, благодарю вас. Какова сейчас скорость самолета, мэм?
	-  Меня зовут Бет. О, я думаю, что мы летим со скоростью около
пятисот миль в час. А вы пилот?
	-  Да, мэм, то есть, простите, Бет. Я летал на "Бичкрафте Бонанза",
но здесь все другое. Я всегда любил самолеты и любил летать. Когда я
летаю, то... В воздухе я всегда чувствую себя свободным.
	-  Вы когда-нибудь были в Калифорнии?
	Он покачал головой, отхлебнул из бокала и поставил его на свой
откидной столик.
	-  Солнце и развлечения! -  сказал Бет. -  Это тамошний стиль
жизни.
	Уэйн натянуто улыбнулся. По какой-то причине Бет напоминала
ему полузабытый кошмар. Темноволосую девушку, поскальзывающуюся
на скользкой платформе, ужасный звук ударяющейся об край головы,
вздох боли и воду, сомкнувшуюся над ней словно черный занавес. За
последние три года он поправился, а его рыжие волосы стали плотными
и жесткими. Его глубоко посаженные глаза были почти одного цвета с
небом за бортом самолета. Но это были неспокойные глаза, хранящие в
себе секреты, и в них просматривались пурпурные пустоты. Он был
очень бледен, за исключением нескольких колоний угрей, поздно
расцветших на его щеках.
	-  Бет, -  спросил он. -  Вы ходите в церковь?
	Перед вылетом из Пальм-Спрингс мистер Найлз дал ей полные
инструкции по поводу Уэйна Фальконера.
	-  Да, -  ответила она все еще улыбаясь. -  По правде говоря, мой
отец был священником, как и ваш.
	В кресле через проход Найлз закрыл глаза и еле заметно
улыбнулся. Бет весьма находчивая персона, которая может найти ответ с
лету.
	-  Евангелист, -  поправил ее Уэйн. -  Мой папа был величайшим из
всех евангелистов.
	-  Я никогда не видела вас по телевизору, но думаю, что это
хорошее шоу.
	-  Я надеюсь, что оно хорошо для людей. Это то, что я пытаюсь
делать.
	Он бледно улыбнулся ей и был обрадован, когда она вернула ему
ослепительную улыбку. Она ушла, предоставив его своим мыслям и
апельсиновому соку. Билли только что закончил трехдневный сеанс
целительства в Атланте. По грубым прикидкам, он прикоснулся к пяти
тысячам человек. А также прочитал три зажигательные проповеди
насчет адского огня и краеугольного камня. Он чертовски устал, а на
следующие две недели у "Крестового похода Фальконера" был по
расписанию Хьюстон, для очередной проповеди. Если бы он только смог
найти запись шума реактивных двигателей в полете, думал Уэйн, то,
может быть, он смог бы спать лучше; этот звук успокаивал его, унося
далеко от Похода, неся по усыпанному звездами небу.
	Эту студию звукозаписи подсказал ему купить его папа. Он должен
слушаться этого мистера Крипсина и доверять всему, что тот скажет,
говорил ему папа. Это все для блага дела.
	-  Уэйн? -  рядом с ним улыбаясь стоял мистер Найлз. -  Хочешь
пойти со мной в кабину пилотов?
	Найлз пошел вперед и отодвинул зеленую портьеру. При виде
кокпита с его великолепной панелью управления, с мерцающими
рычагами, циферблатами и шкалами у Уэйна перехватило дыхание.
Пилот, рослый мужчина с широким загорелым лицом, усмехнулся из-под
своих дымчатых солнцезащитных очков и сказал:
	-  Привет, Уэйн. Садись в кресло второго пилота.
	Уэйн скользнул в мягкую перчаточную кожу. Отсюда шум
двигателей был едва слышен, и единственным более-менее громким
звуком здесь было шипение воздуха вокруг носа "Челленджера". Лобовое
стекло давало широкий, не урезанный вид ярко-голубого неба с
крапинками перистых облаков. Уэйн заметил движение расположенного
напротив него штурвала и понял, что самолет летит под управлением
автопилота. Инструменты на панели -  альтиметр, измеритель скорости
ветра, горизонт, указатель крена и другие, ему не известные -  были
расположены буквой "Т", точно так же, как и на панели "Бичкрафта", но,
конечно, их было гораздо больше. Между пилотом и вторым пилотом
была расположена консоль с дросселями двигателей, пультом
управления радаром, ручкой экстренного снижения скорости и другими,
не известными Уэйну приспособлениями. Он с восхищением уставился
на панель.
	-  Здесь все просто, -  заметил пилот, -  если знаешь, куда смотреть.
Меня зовут Джим Кумбс. Рад видеть тебя на борту. -  Он пожал Уэйну
руку коротким, твердым рукопожатием. -  Мистер Найлз говорил мне,
что ты летчик. Это правда?
	-  Да, сэр
  -  Хватай руль, и посмотрим, как он будет тебя слушаться.
	У Уэйна вспотели ладони, когда он вцепился в штурвал и поставил
ноги на покрытые жесткой резиной педали управления.
	-  Следи за приборами, -  подсказал Кумбс.

  Самолет начало слегка разворачивать вправо, и Кумбс позволил
Уэйну поработать штурвалом и педалями до тех пор, пока самолет снова
не уравновесился. Управление "Челленджером" осуществлялось
несильными, но уверенными движениями, по сравнению с которыми
полет Уэйна на "Бичкрафте" казался борьбой с самолетом. Он
усмехнулся и спросил слегка дрожащим голосом:
	-  Ну как?
	Кумбс рассмеялся.
	-  Прекрасно. Конечно, мы миль на сто отклонились от курса, но
для новичка ты справляешься вполне сносно. Хочешь быть моим вторым
пилотом до Пальм-Спрингса?
	Уэйн просиял.
	Менее чем через два часа "Челленджер" приземлился в
Муниципальном аэропорту Пальм-Спрингса. С места второго пилота
Уэйн внимательно наблюдал за действиями Кумбса при посадке.
	"Челленджер" поджидали два лимузина "Линкольн
Континенталь". Найлз посадил Уэйна в первый, а Ходжес и Брэгг сели
во второй. Однако через десять минут после того, как оба лимузина
отъехали от аэропорта, водитель-мексиканец второго сказал, что "что-то
не так" и съехал на обочину. Он вышел из машины, осмотрел ее и
сообщил, что спустило левое заднее колесо. Ходжес посмотрел, как
лимузин Найлза и Уэйна скрылся из глаз и коротко сказал шоферу:
	-  Чините!
	Водитель уже достал похожее на альпеншток приспособление и
открыл багажник, чтобы достать запаску.
	Уэйн ехал по краю большого поля для гольфа. Вдали змеились
розовые очертания гор. По всему полю зеленая трава увлажнялась водой
из разбрызгивателей и яркими зелеными веерами росли пальмы.
Лимузин свернул в фешенебельные кварталы, где из-за высоких
ограждающих стен виднелись только крыши домов да верхушки пальм.
Привратник в ливрее помахал им и открыл двухстворчатые широкие
железные ворота. Лимузин поехал теперь по длинному проезду,
обсаженному по обочинам яркими цветами, аккуратно постриженными
кустами и несколькими видами крупных кактусов. Везде работали
садовники, что-то подрезая и опыляя. Уэйн заметил красную шиферную
крышу с башенками, и в следующий момент перед ним оказалось
огромное строение, которое было, вероятно, самым странным из
виденных им домов.
	Оно было построено из светло-коричневого камня и представлял
собой нагромождение углов и выступов, высоких башен, мансард, крыш,
фронтонов, готических арок и скульптур, геометрических фигур и чего-
то, похожего на статуи. Дом походил на работу десятка ненормальных
архитекторов, которые решили воздвигнуть свои творения на одном и
том же месте и соединить их арками, парапетами и закрытыми
переходами. Как заметил Уэйн, строительство все еще продолжалось: на
строительных лесах строители поднимали наверх камни. Нельзя было
сказать, сколько этажей имел этот дом из-за того, что в одном месте
строение вроде как заканчивалось, в то время как в другом возвышалось
еще выше. Но удивительнее всего было то, что окна имелись только на
первом этаже.
	Лимузин въехал под навес, и мистер Найлз подвел Уэйна к
массивной входной двери. Дворецкий -  мексиканец с коричневым
морщинистым лицом, одетый в белый костюм, -  открыл ее и сказал:
	-  Мистер Крипсин ждет вас, мистер Фальконер. Вы можете
подняться сейчас же.
	-  Сюда, -  показал Найлз. Он провел Уэйна по блестящему
паркетному полу к лифту. Когда двери лифта открылись, то на них
обрушился поток холодного сырого воздуха. Пока они поднимались,
Уэйн услышал тихий звук работающего оборудования, который
усиливался по мере подъема.
	-  Может, нам стоило подождать остальных? -  спросил он.
	-  Они скоро будут. -  Двери лифта распахнулись.
	Они стояли в пустой белой комнате, напротив них были
стеклянные двери, за которыми виднелся тускло освещенный коридор. За
стенами стучало и шумело какое-то оборудование, и Уэйн почувствовал
в воздухе отчетливый запах дезинфицирующего средства.
	-  Не будешь ли ты так любезен, -  обратился к нему Найлз, -  снять
туфли? Ты можешь одеть вот это. -  Он подошел к столу с
хромированной столешницей и вынул из него несколько пар
хлопчатобумажных тапочек. На столе также стояла коробка с
хирургическими перчатками. -  Также, если у тебя в карманах есть
деньги, то будь добр, сложи их в этот пластиковый пакет. Мелочь тоже.
	Уэйн снял ботинки и скользнул в тряпочные тапочки.
	-  К чему все это?
	Найлз сделал то же самое, вынув из кармана деньги и положив их в
пластиковый пакет.
	-  Ботинки и деньги переносят бактерии. Пожалуйста, одень эти
перчатки. Готов? Тогда следуй за мной.
	Он нажал кнопку на стене, и двери быстро раздвинулись, словно в
супермаркете. Когда Уэйн последовал за Найлзом в атмосферу, которая
была холоднее и суше, чем в остальном доме, двери за ним резко
захлопнулись словно медвежий капкан. Коридор, освещаемый скрытыми
лампами, был совершенно голым и неотделанным; толстые каменные
стены излучали холод, и где-то за ними тихо свистела воздухоочистная
система.
	Уэйн дошел почти до конца коридора, до больших дубовых
дверей. Найлз нажал на вделанный в стену звонок, и через несколько
секунд Уэйн услышал звук автоматически открывающейся двери.
	-  Иди вперед, -  пригласил его Найлз. Уэйн, у которого нервно
сжался живот и опять началась головная боль, шагнул в двери.
	В комнате были скелеты. Скелеты рыб, птиц и даже один
человеческий, с костями, соединенными проволочками, стоящий в углу.
Мелкие скелеты ящериц и грызунов находились в застекленных
стеллажах. Двери за Уэйном автоматически закрылись, тихо щелкнул
замок.
	-  Добро пожаловать.
	Уэйн оглянулся на голос. Перед закрытыми книжными шкафами
стоял стол из тикового дерева, с зеленым пресс-папье на столешнице. В
черном кожаном кресле с высокой спинкой сидел мужчина. От его белой
лысой головы отражался свет ламп. Комната была отделана деревом, а
на полу лежал темно-синий персидский ковер с золотыми фигурами.
Уэйн подошел поближе и увидел, что голова венчает гору одетой в
кафтан плоти; его лицо представляло собой складку, лежащую на
складке с маленькими блестящими глазами. Он улыбнулся, показав
маленькие белые зубы.
	-  Я так рад, что ты приехал, -  сказал мужчина. -  Можно я буду
называть тебя Уэйн?
	Уэйн опасливо глянул на громоздящиеся вокруг скелеты. Одним из
них был целый скелет лошади, застывшей в прыжке.
	Август Крипсин подождал, пока Уэйн дошел до самого стола, а
затем протянул руку. Только после того, как Уэйн пожал ее, он понял,
что Крипсин тоже носил свежие хирургические перчатки.
	-  Садись, пожалуйста, -  Крипсин указал на стул. -  Могу я тебе
что-нибудь предложить? Фруктовый сок? Витамины, чтобы взбодриться?
	-  Нет, спасибо, -  Уэйн сел. -  Я съел сэндвич в самолете.
	-  А, в "Челленджере"! Как он тебе понравился?
	-  Он... Чудесен. Мистер Кумбс хороший пилот. Я... не знаю, что
произошло с остальными. Они ехали за нами...
	-  Они скоро приедут, я уверен. Я вижу, ты заинтригован моей
коллекцией, да?
	-  Ну я... я никогда не видел ничего подобного.
	Крипсин усмехнулся.
	-  Кости. Сам каркас тела. Жесткий, прочный, стойкий к болезням
и, вместе с тем... к сожалению, очень часто самая первая вещь, которая
ослабевает в организме. Я восхищаюсь тайнами человеческого тела,
Уэйн; его трещинами и ошибками, также, как и сильными сторонами. -
Он указал на человеческий скелет. -  Что за величественная конструкция,
не так ли? Однако... обреченная на рассыпание в пыль. Если, конечно, вы
не обработаете его, не отлакируете, не скрепите проволокой так, чтобы
он не смог развалиться за сотни лет.
	Уэйн кивнул, сцепив руки на коленях.
	-  Ты симпатичный молодой человек, -  сказал Крипсин, -
Двадцать один в следующем месяце, я прав? Жил в Файете всю свою
жизнь? Ты знаешь, в южном акценте есть что-то очень земное, что ли. Ты
мне начинаешь здорово нравиться, Уэйн. Я попросил мистера Найлза
достать несколько видеозаписей твоих шоу, когда он ездил в Нэшвилл, и
просмотрел их все по несколько раз. В тебе достаточно властности для
такого молодого человека.
	-  Спасибо.
	Голова Крипсина наклонилась в знак принятия благодарности.
	-  Как я понимаю, ты проделал большой путь. Теперь у тебя есть
влиятельное телевизионное шоу, радиостанция, приносящая по меньшей
мере сто тысяч годового дохода, и издательская компания, которая
начнет приносить доход лишь лет через пять. Ты ежегодно выступаешь
примерно перед полумиллионом слушателей, а твой фонд планирует
строительство Христианского университета с четырехлетним обучением.
	-  Вы проверяли мои дела, -  заметил Уэйн.
	-  Точно так же, как мистер Ходжес наводил справки о "Тен-Хае
Корпорейшн". Это нормально для любого бизнеса. -  Он пожал
массивными плечами. -  Я уверен, что ты знаешь все, что тебе
необходимо: я владею "Тен-Хае". "Тен-Хае" владеет контрольным
пакетом "Эссекс Рекордс", оцененном в полтора миллиона, и поэтому ты
сидишь в моем кабинете.
	Уэйн кивнул и спокойно спросил:
	-  "Эссекс" стоит так дорого?
	Крипсин ответил тихим смехом.
	-  Ха! Мой мальчик, это твое предложение. Она стоит для тебе так
дорого?
	-  "Эссекс" только за последний год потерял двести тысяч, -
ответил Уэйн. -  Интерес к кантри-музыке пропал, а "Эссекс" был не в
состоянии соблазнить хитовых артистов. Я собираюсь закачать в нее
новые деньги и начать все с начала под евангелистским ярлыком.
	-  Я так и понял, -  тихо сказал Крипсин. -  Ты очень умный юноша,
Уэйн. У тебя... дар провидения наряду с очень особыми способностями.
Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, и я обещаю, что твой ответ не
выйдет за пределы этой комнаты; я раз за разом пересматривал твои
телевизионные шоу. Я видел выражения лиц тех, кто прошел -  как вы
это называете -  процедуру Исцеления. -  Его сердце застучало, челюсти и
грудь напряглись. -  Ты на самом деле целитель? Или... это просто трюк?
	Уэйн молчал. Ему хотелось подняться и уйти из этой комнаты, из
этого странного дома и от этого мужчины с черными глазами. Но он
помнил, что папа велел доверять ему мистеру Крипсину, и знал, что папа
не станет его обманывать.
	-  Я целитель, -  ответил он.
	-  И ты можешь вылечить любое недомогание? Любой вид...
болезни?
	Разрезая пространство и время, в его ушах послышался голос:
"Знаешь ли ты, что делаешь, сынок?" Он отмахнулся от годами
накапливаемых сомнений, которые терзали его по ночам.
	-  Да.
	Крипсин вздохнул и кивнул.
	-  Да. Ты можешь, правда? Я вижу по твоему лицу; я видел это по
лицам тех, кого ты исцелил. Ты побеждаешь распадающуюся плоть и
ломающиеся кости. Ты побеждаешь грязь болезни и отгоняешь
микробов Смерти. Ты... несешь в себе саму силу жизни, так?
	-  Не я. Через меня работает Бог.
	-  Бог? -  замигал Крипсин, а затем снова начал улыбаться. -
Конечно. У тебя будет "Эссекс Рекордс" в качестве моего подарка
"Крестовому походу". Однако я бы предпочел остаться в качестве
консультанта. Мне нравится идея евангелизации. На этом можно
заработать приличные деньги.
	Уэйн нахмурился. На мгновение ему показалось, что он видит что-
то темное и огромное, стоящее за спиной Крипсина -  что-то
звероподобное. Но это ощущение быстро пропало.
	-  Ты несомненно устал от перелета, -  сказал Крипсин. -  Ты и я
достигнем больших успехов, Уэйн. Мы еще поговорим об этом позже.
Мистер Найлз ждет тебя в конце коридора. Он отведет тебя на ленч. Я
предлагаю прекрасное утреннее купание, а затем сиесту. Мы снова
поговорим вечером, хорошо?
	Уэйн поднялся с неуверенной улыбкой на лице. Крипсин
наблюдал, как он выходит из комнаты в стерильных тряпичных
тапочках. Он снял хирургические перчатки и бросил их в корзину для
мусора.
	-  Поговорим позже, -  тихо сказал он.


47

	-  Приехали, -  сказал водитель такси и свернул к тротуару. -  Ты
уверен, что тебе нужно выходить здесь?
	-  Да, сэр, -  ответил ему Билли; по крайней мере, он считал, что
это то самое место. Кривая табличка гласила "Креста-стрит", а на
маленьком доме из коричневого кирпича висел номер "1212". На другой
стороне улицы был унылого вида маленький парк с ржавыми качелями и
несколькими деревцами. Вокруг парка располагались другие строения и
жилые дома, по большей части выглядевшие пустыми. Вдали
возвышались, просвечиваясь сквозь серый туман, огромные дома
центральной части Чикаго.
	Билли заплатил водителю -  "четыре пятьдесят за проезд в
автомобиле?" -  поразился он -  и остановился, держа свой потрепанный
чемоданчик, напротив железных ворот и изгороди, которая отделяла
дом 1212 от других строений. Он не знал точно, чего ему следовало
ожидать, но это здание было далеко от того, что он воображал. Он
толкнул ворота, и они, скрипнув, отворились. Билли направился по
дорожке к входной двери. Он нажал кнопку звонка и услышал тихий
звон колокольчика.
	В двери находился маленький глазок, и в какой-то момент Билли
показалось, что за ним наблюдают. Затем замок начал открываться -
раз, два и три. У Билли вдруг возникло страшное желание бегом
пробежать все расстояния до остановки "Грейхаунда", но он сдержался и
остался стоять перед дверью.
	Дверь открылась и на пороге показалась молодая девушка лет
шестнадцати или семнадцати. У нее были длинные темные волосы,
падающие почти до пояса, и Билли показалось, что она испанка. У нее
были красивые настороженные глаза, в которых были видны следы
печали. Она посмотрела на его чемодан.
	-  Да?
	-  Э-э... может быть, я не туда попал. Я думал, что это институт
Хиллберн.
	Она утвердительно кивнула головой.
	-  Ну... мое имя Билли Крикмор и мне нужно видеть доктора
Хиллберн.
	Он порылся в кармане в поисках конверта и отдал его девушке.
	-  Входите, -  сказала девушка и заперла за ним дверь.
	Внутренняя отделка дома была для Билли приятным сюрпризом.
Темное дерево блестело олифой и полировкой. На блестящем паркетном
полу лежали коврики для обуви, а изобилие зеленых растений дополняло
приветливый интерьер. В воздухе висел соблазнительный аромат
хорошей еды. На второй этаж вела лестница, а сразу слева от двери в
гостиной полдюжины как молодых, так и пожилых людей смотрели
телевизор, читали или играли в шашки. Приход Билли на время оторвал
их от занятий.
	-  Меня зовут Анита, -  представилась девушка. -  Вы можете
оставить здесь свой чемодан, если хотите. Мистер Пирлмен, -
обратилась она к одному из мужчин, сидящих в гостиной, -  сегодня ваша
очередь помогать на кухне.
	-  О. Конечно. -  Мужчина отложил "Ридерс Дайджест" и вышел в
коридор.
	-  Следуйте за мной, пожалуйста. -  Они поднялись наверх, а затем
прошли мимо похожих на общие спальни хорошо прибранных комнат.
На дверях имелись надписи: "Испытательная лаборатория номер 1",
"Аудиовизуальная", "Конференц-зал", "Исследовательская лаборатория
номер 1". В здании с полами, покрытыми зеленым линолеумом, и
кафельным потолком было очень тихо. Билли попалось навстречу
несколько человек, некоторые из которых были одеты в белые
лабораторные халаты. Из дверей испытательной лаборатории вышла
молодая девушка одного возраста с Билли. Когда их глаза встретились, в
ней промелькнула искорка интереса. Она была одета в джинсы и голубой
свитер, и Билли заметил, что глаза у нее были разные: один бледно-
голубой, а другой странного темно-зеленого цвета. Девушка отвернулась
первой.
	Анита повернула за угол, и они оказались у двери с табличкой:
"Доктор философии Хиллберн, директор". Билли услышал
приглушенный голос, раздающийся изнутри. Девушка постучала и стала
ждать. Прошло несколько секунд, а затем женский голос с нотками
недовольства крикнул:
	-  Войдите.
	Доктор Хиллберн сидела за обшарпанным столом в маленьком
кабинете, заваленном книгами и бумагами. Бежевые стены были
украшены грамотами в рамках и медными досками, а окно выходило в
парк. На столе горела лампа под зеленым колпаком и находились пресс-
папье, металлический стакан с набором ручек и карандашей и несколько
фотографий. Билли решил, что это были ее муж и дети. Ее рука держала
телефонную трубку.
	-  Нет, -  твердо произнесла она, -  я не могу этого принять.
Кредитование было обещано нам в прошлом году, и я буду бороться за
него в самой столице, если понадобится. Меня не волнует, что все фонды
исчерпаны, да я и не верю в это! Я что, должна прекратить и пойти на
улицу? Мы и так уже почти что там! -  Она подняла голову и жестом
попросила Аниту закрыть дверь. -  Скажите уважаемому сенатору, что
мне были обещаны соответствующие фонды, доллар в доллар. Нет! Мы
и так уже урезали свой штат до полутора землекопов! Эд, скажите ему,
что я больше не потерплю надувательств. Я жду вашего звонка завтра
днем. До свидания. -  Она положила трубку и покачала головой. -  Около
Спрингфилда так глубоко, что нужны болотные сапоги, чтобы перейти
на другую сторону! Знаешь, что стоит в повестке дня при рассмотрении
бюджета впереди нас, Анита? Выделение ассигнований на исследование
образцов мусора на северном побережье! Я просила у них пятнадцать
тысяч долларов на поддержание программы на будущий год, и... -  Ее
ясные серые глаза сузились. -  Вы кто, молодой человек?
	-  Меня зовут Билли Крикмор. Ваши люди послали мне это
письмо.
	Он подошел к столу и протянул женщине конверт.
	-  Алабама? -  с неподдельным удивлением спросила доктор
Хиллберн. -  Вы проделали большой путь, не так ли?
	Это была хрупко выглядящая женщина в белом лабораторном
халате и с глубоко посаженными настороженными и очень умными
глазами. Билли решил, что ей либо около пятидесяти, либо чуть-чуть
больше. Ее темно-коричневые с проседью волосы были коротко
пострижены и зачесаны назад, открывая широкий морщинистый лоб.
Несмотря на то, что она выглядела мягкой женщиной, ее голос, каким
она разговаривала по телефону, заставил Билли думать, что когда она
злится, то грызет ногти.
	После прочтения письма доктор Хиллберн некоторое время молча
рассматривала его.
	-  Да, мы послали вам это когда-то. Мне кажется, я припоминаю
сообщение, полученное от нашего друга мистера Меркля. Анита, будь
добра, попроси Макса посмотреть в папке на букву "М" и принести
письма от мистера Реджинальда Меркля. -  Едва она произнесла имя, как
Анита удалилась. -  Так. Что я могу для вас сделать, мистер Крикмор?
	-  Я... приехал, потому что так написано в вашем письме.
	-  Я ожидала ответа на письмо, а не приезда. И кроме того, это
было давно. Вы здесь в Чикаго с семьей?
	-  Нет, мэм. Я здесь один.
	-  О? А где вы остановились?
	Билли сделал паузу, предчувствуя крах.
	-  Остановился? Ну, я... оставил свой чемодан внизу. Я думал, что
смогу остановиться здесь.
	Доктор Хиллберн замолчала; она кивнула и протянула руку к
пресс-папье.
	-  Молодой человек, здесь не отель. Это мастерские и
исследовательский центр. Те люди, которых вы возможно видели внизу и
в лабораториях, приглашены сюда после долгих консультаций. Я ничего
не знаю о вас и, откровенно говоря, я даже не могу припомнить, почему
мы вам написали. Мы пишем сотням людей, которые нам не отвечают.
Наши лаборатории, конечно, не так хорошо оборудованы, как, скажем, в
Дюкском университете или в Беркли, но мы существуем на те крохи,
которые нам выделяет Чикагский университет, и на маленькие
ассигнования. Этих средств едва хватает на тестирования и исследования
тех, кого мы выбрали; и, конечно же, здесь нет места для кого-нибудь с
улицы.
	-  Я не с улицы! -  запротестовал Билли. -  Я проделал долгий путь!
	-  Я не спорю, юноша. Но я говорю, что...
	Она взглянула на мужчину средних лет в роговых очках и
лабораторном халате, принесшего папку с письмами.
	-  Спасибо, Макс, -  сказала Хиллберн мужчине, и когда он вышел,
достала очки для чтения и вынула из папки несколько писем. Билли
узнал заостренный почерк Доктора Чудо.
	-  Что это за место? -  спросил Билли. -  Чем здесь занимаются?
	-  Простите? А вы не знаете? -  Она взглянула на него. -  Институт
Хиллберн -  клиника по изучению жизни после смерти, частично
оплачиваемая Чикагским университетом. Но как я уже говорила, мы... -
Она умолкла, погрузившись в чтение.
	-  А что делают те люди, внизу?
	-  Они... они экспериментируют с проявлениями управления
духами. -  Доктор Хиллберн оторвалась от писем и сдвинула очки на
лоб. -  Юноша, -  тихо сказала она, -  вы несомненно произвели на нашего
друга мистера Меркля глубокое впечатление. События, описываемые им
здесь... достаточно интересны. -  Она помолчала, убрала письма обратно
в папку и сказала: -  Садитесь.
	Билли сел на стул, стоявший перед столом. Доктор Хиллберн
повернула свой стул так, чтобы посмотреть из окна в парк, и ее лицо
осветилось бледно-серым светом. Она сняла очки и убрала их в карман
жакета.
	-  Юноша, -  спросила она. -  Как вам нравится наш город?
	-  Ну, очень шумный, -  ответил Билли. -  И все куда-то бегут.
	Он не сказал ей, что дважды видел черную ауру -  один раз она
окружала старого негра в автобусе, а второй -  молодую девушку
неподалеку от автобусной станции.
	-  Вы когда-нибудь еще бывали так далеко от дома?
	-  Нет, мэм.
	-  Тогда вы должны чувствовать, что способность, которой вы
обладаете -  неважно, в чем она заключается, -  нечто особенное.
Настолько особенное, что вы покидаете Алабаму и проделываете весь
ваш путь? Почему вы приехали сюда, мистер Крикмор? Я не говорю о
письме. Почему?
	Она повернулась к Билли и взглянула на него острым,
внимательным взглядом.
	-  Потому что... мой друг, Доктор Чудо, сказал, чтобы я поехал. И
потому что так хотела моя мать. И... может быть, потому что я не знаю,
куда мне еще ехать. Я хочу узнать больше о том, почему я такой, как
есть. Я хочу узнать, почему я вижу то, что другие не видят. Например,
черную ауру, или сущности, имеющие вид голубого тумана и несущие в
себе столько боли, или Меняющего Облик. Моя мама может видеть то
же самое, и ее мама в свое время... и похоже, что мой сын или дочь будут
способны делать то же самое. Я хочу узнать о себе как можно больше.
Если я ошибся адресом, скажите мне, и я сейчас же уйду.
	Доктор Хиллберн внимательно слушала и наблюдала за ним. Она
была опытным психиатром, а также парапсихологом с двумя изданными
книгами о жизни после смерти, и искала знаки эмоциональной
нестабильности: жесты и улыбки не к месту, нервные тики, общую
нервозность или меланхолию. Она уловила в Билли Крикморе только
огромную тягу к самопознанию.
	-  Вы думаете, юноша, что стоит вам появиться, как мы тут же
дадим вам ответы на все ваши вопросы? Нет. Я боюсь, что это не тот
случай. Как я уже говорила, это работа; чертовски трудная работа, надо
сказать. Если надо будет чему-то научиться, мы научимся этому вместе.
Но в основном все исследуется посредством экстенсивных проверок и
исследований. Мы не имеем дела с шарлатанами, а я их на своем веку
повидала великое множество. Некоторые из них сидели там, где сейчас
сидите вы. Но рано или поздно их обман раскрывался.
	Я не знаю о вас ничего, кроме того, что написано в письмах.
Насколько я знаю, вы не имеете ни малейшего понятия о исследованиях
жизни после смерти. Вы, можете быть, имеете пси-способности -  я ни в
коем случае не убеждена, что это так, -  но это с такой же вероятностью
может быть и плодом вашего воображения. Вас могут публично
преследовать. Вы можете даже попытаться уничтожить ту работу,
которую мы проводим, хотя у нас и без того хватает взрывов. Юноша, вы
сами верите, что вы можете общаться с мертвыми?
	-  Да.
	-  Остается это доказать. Я родилась скептиком, мистер Крикмор.
Если вы говорите, что огонь светофора красный, я скажу, что он
пурпурный просто ради интересного спора. -  Ее глаза заблестели. -  Если
я решу, что вы нам подходите, вы, может быть, проклянете тот день,
когда ступили за порог этого дома. Я применю к вам любой тест,
который только смогу придумать. Я разберу ваш мозг на части, а затем
соберу его снова, чтобы получилось более-менее похоже. В течение двух
или трех дней вы возненавидите меня, но я привыкла к этому. Ваша
спальня будет размером с клозет, и вы должны будете делать по дому то
же, что и остальные. Бездельников у нас нет. Ну что, похоже на
развлечение?
	-  Нет.
	-  Тогда так! -  Она осторожно улыбнулась. -  Завтра утром, в
восемь часов, вы должны сидеть здесь, рассказывая мне о своей жизни. Я
хочу услышать о вашей матери, о черных аурах, о сущностях, о... как там
его? Меняющий Облик? Ну да. Обед через пятнадцать минут, и я
надеюсь, что вам понравятся польские колбаски. Почему бы вам не
сходить за вашим чемоданом?
	Билли поднялся со стула, смущенный происшедшим. В глубине
души он все еще хотел уехать отсюда. Денег на обратный билет у него
хватало. Но он проделал такой огромный путь, что теперь ему стоило
потратить хотя бы три дня, чтобы выяснить, что здесь для него
припасено. Он не знал, благодарить ли ему женщину или ругать ее.
Поэтому он встал и молча вышел.
	Доктор Хиллберн взглянула на часы. Она уже опаздывала домой,
муж, должно быть, ее заждался. Однако она решила пожертвовать еще
несколькими минутами, чтобы перечитать письма Меркля. Внутри нее
нарастало возбуждение. Неужели этот мальчик из Алабамы тот, кто нам
нужен? -  задавала она себе тот самый вопрос, который вставал перед ней
при появлении каждого нового испытуемого.
	Является ли Билли Крикмор тем самым, кто даст нам
доказательства жизни после смерти? Она не могла этого знать, но она
надеялась. После секундного размышления она встала и сняла с вешалки
плащ.


48

	Крик Уэйна Фальконера расколол тишину, окутывавшую
владения Крипсина.
	Было два часа ночи. Когда Джордж Ходжес подошел к комнате
Уэйна -  одной из немногих в этом доме, имевшей окна, -  он обнаружил,
что Найлз уже там. Он прикладывал ко лбу Уэйна холодное полотенце.
Уэйн свернулся на постели с полными ужаса глазами. Найлз был одет
так, будто только вернулся с деловой встречи.
	-  Кошмар, -  объяснил Найлз. -  Я шел по коридору, когда
услышал его. Он собирался рассказать мне, что это было, да, Уэйн?
	Протирая глаза, вошел Генри Брэгг.
	-  Кто кричал? Какого черта...
	-  С Уэйном все в порядке, -  сказал Найлз. -  Расскажи мне твой
сон, а потом я принесу что-нибудь от головной боли.
	Ходжесу не понравилось это заявление. Неужели Уэйн снова сядет
на свой "Перкодан" и кодеиновые капсулы?
	Прерывающимся голосом Уэйн рассказал о том, что ему
приснилось. Это был ужасный призрак Джимми Джеда, скелета в
желтом костюме, позеленевшем и измазанным могильной землей,
кричавший о том, что ведьма из Готорна послала его в Ад, где ему
предстоит вечно гореть, если Уэйн не спасет его. Когда Уэйн закончил,
из его горла раздался ужасный стон, а в глазах показались слезы.
	-  Она знает, где я! -  прошептал он. -  По ночам она бродит
снаружи и не дает моему папе прийти ко мне!
	Брэгг посерел. Ходжес понял, что навязчивая идея о мертвом отце
завладела Уэйном еще сильнее. Последние четыре ночи Уэйн просыпался
из-за кошмаров о Джимми Джеде и Крикморах. Прошлой ночью он даже
клялся, что видел за окном смеющееся над ним бледное лицо сына
Крикмора. Уэйн рассыпается на куски, думал Ходжес, прямо здесь, на
солнечном побережье.
	-  Я не могу спать, -  Уэйн схватил гладкую белую руку Найлза. -
Пожалуйста... мой папа сгнил, и я... не могу теперь восстановить его...
	-  Все будет хорошо, -  мягко успокоил его Найлз. -  Нет нужды
бояться, пока ты находишься в доме мистера Крипсина. Это самое
безопасное место на земле. Одень халат и тапочки. Я отведу тебя к
мистеру Крипсину. Он даст тебе что-нибудь успокоительное...
	-  Одну секундочку! -  раздраженно вмешался Ходжес. -  Мне не
нравятся все эти ночные "визиты" Уэйна к Крипсину! Что происходит?
Мы прибыли сюда по делу, а все, чем мы занимаемся, это слоняемся по
этому сумасшедшему дому! У Уэйна есть и другие обязанности. И я не
хочу, чтобы он принимал пилюли!
	-  Гомеопатия. -  Найлз подал Уэйну халат. -  Мистер Крипсин
верит в оздоровительную силу Природы. И я думаю, что Уэйн
подтвердит, что вы можете уехать, когда захотите.
	-  Что? И оставить его с вами? Уэйн, послушайте меня! Мы должны
вернуться обратно в Файет! Все это дело темно, как обратная сторона
Луны!
	Уэйн завязал халат и посмотрел на Ходжеса.
	-  Мой папа сказал, что я должен доверять мистеру Крипсину. Я
хочу остаться здесь еще ненадолго. Если вы хотите уехать, то вы
свободны.
	Ходжес увидел, что глаза юноши затуманены. Он понял, что
мальчику отказывает чувство реальности... и что за пилюли дадут
Уэйну?
	-  Я умоляю тебя, -  попросил Джордж. -  Поехали домой.
	-  Джим Кумбс возьмет меня завтра с собой на "Челленджер", -
ответил Уэйн. -  Он говорит, что я могу научиться летать на нем, это
совершенно безопасно.
	-  Но как же Поход?
	Уэйн покачал головой.
	-  Я устал, Джордж. У меня боль внутри. Я сам Поход, и куда еду я,
туда едет и Поход. Разве это не так? -  Он взглянул на Генри Брэгга.
	Улыбка адвоката была вымученной и натянутой.
	-  Конечно. Как скажешь, Уэйн. Я за тебя на все сто.
	-  Вам не стоило беспокоиться, джентльмены, -  сказал Найлз, беря
Уэйна за локоть и направляясь в сторону двери. -  Я послежу за сном
Уэйна.
	Неожиданно лицо Джорджа Ходжеса покраснело от ярости, он
пересек комнату и положил руку на плечо мужчине.
	-  Послушайте, вы...
	Найлз молниеносно развернулся, и в горло Ходжеса уперлись два
жестких пальца. Ходжес почувствовал короткую ослепляющую боль, от
которой подогнулись его колени. Через сотую долю секунды рука
Найлза снова спокойно висела вдоль его тела. В его бледно-серых глазах
мелькнул тусклый огонек. Ходжес закашлялся и отошел в сторону.
	-  Извините, -  сказал Найлз, -  но вы никогда не должны касаться
меня таким образом.
	-  Вы... вы пытались меня убить! -  прохрипел Ходжес. -  У меня
есть свидетели! Клянусь Богом, я привлеку вас за все, что вы натворили!
Я уезжаю отсюда сейчас же! -  Он, шатаясь, прошел мимо них к выходу
из комнаты, прижимая руку к горлу.
	Найлз оглянулся на Брэгга.
	-  Урезоньте вашего друга, мистер Брэгг. Ему не выйти из дома до
утра, потому что двери и окна заперты гидравлически. Я поступил
грубо, и я извиняюсь.
	-  О... конечно. Все в порядке. Я имею в виду, что... Джордж
немного расстроен...
	-  Точно. Я уверен, что вам удастся его успокоить. Поговорим
утром.
	-  Хорошо, -  согласился Брэгг и соорудил слабую улыбку.
	Август Крипсин ждал в своей спальне этажом выше в другом конце
дома. Когда Уэйн впервые увидел ее, она напомнила ему больничную
палату: стены были белыми, а потолок был разрисован под голубое небо
с белыми облаками. Жилая часть состояла из софы, кофейного столика и
нескольких кожаных кресел. Пол покрывали персидские ковры мягких
тонов, а торшеры излучали золотистый свет. Большая кровать,
укомплектованная пультом управления освещением, влажностью и
температурой и содержащая несколько маленьких телевизионных
экранов, была со всех сторон окружена пластиковой занавеской,
наподобие кислородной камеры. Рядом с кроватью был установлен
кислородный баллон с маской.
	Шахматная доска все еще стояла на длинном кофейном столике
тикового дерева, где была оставлена прошлой ночью. Крипсин, одетый в
длинный белый халат, сидел рядом с ней. Когда Найлз привел Уэйна, его
глаза оценивали варианты продолжения партии. На Крипсине были
надеты тапочки и хирургические перчатки. Его тело покоилось в
специальном управляемом кресле.
	-  Опять кошмар? -  спросил он у Уэйна, когда Найлз вышел.
	-  Да, сэр.
	-  Присаживайся. Давай продолжим игру с того места, на котором
прервались.
	Уэйн пододвинул себе кресло. Крипсин учил его основам игры;
Уэйн безнадежно проигрывал, однако кони, пешки, ладьи и все прочее
отвлекало его от плохих снов.
	-  Они были настолько реальны, да? -  спросил Крипсин. -  Я
думаю, что кошмары более... реальны, чем обычные сны. -  Он указал на
две пилюли, белую и красную, и на чашку травяного чая, которая стояла
напротив Уэйна.
	Уэйн без колебаний проглотил пилюли и запил их чаем. Они
помогали ему расслабиться, помогали уменьшить мучительную
головную боль, и после того, как он к утру засыпал, он знал, что ему
будут сниться только прекрасные сны о том, как он был маленьким и
играл с Тоби. В этих навеянных лекарствами снах все было безмятежным
и счастливым, и Зло не могло найти дорогу к нему.
	-  Маленький человек боится малопонятных вещей, и только
человек с большим характером чувствует настоящий ужас. Я
наслаждаюсь нашими беседами, Уэйн. А ты?
	Уэйн кивнул. Он уже начал чувствовать себя лучше. Сознание
прояснилось, затхлые сети страха растаяли, и он почувствовал себя как
на свежем летнем ветерке. Еще немного, и он засмеется как маленький
мальчик, все страхи и ответственность исчезнут как плохие сны.
	-  Всегда можно судить о человеке, -  сказал Крипсин, -  по тому,
чего он боится. И страх может быть также орудием; большой рукояткой,
с помощью которой можно заставить вращаться мир в любом
направлении. Ты лучше всех людей должен знать силу страха.
	-  Я? -  Уэйн оторвал взгляд от шахматной доски. -  Почему?
	-  Потому что в этом мире есть два величайших ужаса: Болезнь и
Смерть. Ты знаешь, сколько миллионов бактерий населяет человеческий
организм? Сколько из них может внезапно стать смертельно опасными и
начать сосать соки из человеческих тканей? Ты знаешь, как хрупок
человеческий организм, Уэйн.
	-  Да, сэр.
	-  Твой ход.
	Уэйн начал изучать лежащую перед ним доску из слоновой кости.
Он пошел слоном, не имея в голове других идей, кроме как съесть одну
из черных ладей Крипсина.
	-  Ты уже забыл то, что я говорил тебе, -  заметил Крипсин. -  Ты
должен научиться смотреть через плечо.
	Он протянул руку на другую сторону доски и съел второй своей
ладьей последнего слона Уэйна. Лицо его при этом напоминало
раздутую белую луну.
	-  Почему вы живете так? -  спросил Уэйн. -  Почему не выходите
наружу?
	-  Почему же, иногда выхожу. Когда у меня намечена какая-то
поездка. Сорок девять секунд от двери до лимузина. Сорок шесть от
лимузина до самолета. Неужели ты не понимаешь, что плавает в воздухе?
Каждая эпидемия чумы, которая свирепствовала в городах и странах,
кося сотни и тысячи, начиналась с маленького микроорганизма.
Паразита, который выделился при чихании или прицепился к мухе,
когда та залезала в крысиную нору. -  Он наклонился к Уэйну, его глаза
расширились. -  Желтая лихорадка. Тиф. Холера. Малярия. Черная чума.
Сифилис. Кровяные нематоды и черви могут инфицировать вас и убить
вашу силу, оставив в результате пустую оболочку. Бациллы бубонной
чумы могут быть дремлющими и безвредными на протяжении
поколений, а затем неожиданно истребить полмира. -  На черепе
Крипсина засверкали маленькие капли пота. -  Болезнь, -  прошептал
он. -  Она повсюду вокруг нас. Она прямо за этими стенами, Уэйн,
прижалась к ним и пытается проникнуть внутрь.
	-  Но... люди теперь иммунны ко всем этим вещам, -  возразил
Уэйн.
	-  Никакого иммунитета не существует! -  Крипсин почти кричал.
Его губы несколько секунд беззвучно шевелились. -  Степень
сопротивляемости росла и падала; болезни менялись, вирусы
мутировали и размножались. В 1898 году бубонная чума убила в Бомбее
шесть миллионов; 1900 году она появилась в Сан-Франциско;
аналогичные чумным бактерии были найдены у земляной белки. Ты
понимаешь? Они ждали. Каждый год в Соединенных Штатах
регистрируются случаи заболевания проказой. В 1948 в Штатах чуть не
разразилась эпидемия оспы. Болезнь все еще здесь! Кроме того,
появились новые бактерии, новые паразиты, которые эволюционировали
все это время!
	-  Если болезни поставить под контроль, то и смерть окажется под
контролем, -  сказал Крипсин. -  Какую силу должен иметь человек,
чтобы... не бояться. Эта сила сделает его подобным Богу!
	-  Я не знаю. Я... никогда не думал об этом с такой точки зрения.
	Уэйн взглянул в обрюзгшее лицо Крипсина. Глаза мужчины были
бездонным черными омутами, а поры на коже напоминали размером
блюдца. Его лицо, казалось, заполнило всю комнату. По телу Уэйна
разлилось тепло и ощущение безопасности. Он знал, что в этом доме он
был в безопасности, и несмотря на то, что иногда он видит кошмары,
посылаемые ему этой женщиной-колдуньей, она не сможет до него
добраться. Ничто не сможет добраться до него; ни обязанности, ни
страхи, ни какие-либо болезни окружающего мира.
	Крипсин поднялся с кресла с ворчанием гиппопотама,
выныривающего из черной воды. Он неуклюже пересек комнату,
подошел к кровати, отодвинул окружающую ее пластиковую занавеску и
нажал пару кнопок на пульте управления. В тот же миг на трех
видеоэкранах возникло изображение. Уэйн искоса взглянул на них и
хмыкнул. Это были видеозаписи его телевизионного шоу, и на всех трех
экранах он касался людей, стоящих в Очереди Исцеления.
	-  Я смотрю это снова и снова, -  сказал огромный мужчина, -  и
надеюсь, что вижу правду. Если это так, то ты единственный человек на
земле, который может сделать для меня то, что я хочу. -  Он повернулся к
Уэйну. -  Мой бизнес -  комплексный, требующий много внимания. Я
владею компаниями от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка плюс еще
многими в других странах. Для распоряжений я пользуюсь телефоном.
Люди делают все, чтобы стать ближе ко мне. Однако мне пятьдесят пять
лет, мне везде мерещатся болезни, и я чувствую, что дела ускользают у
меня из рук. Я не хочу, чтобы это произошло, Уэйн. Я перенесусь в Рай -
или в Ад -  оставив дела такими, как они есть. -  Его черные глаза
загорелись. -  Я хочу отвести от себя смерть.
	Уэйн смотрел на свои руки, сцепленные на коленях. Голос
Крипсина эхом отдавался в его голове, будто он сидел в огромном
кафедральном соборе. Он вспомнил, что его папа говорил ему, чтобы он
хорошо прислушивался к тому, что говорит мистер Крипсин, потому что
он мудрый и справедливый человек.
	Крипсин положил руку на плечо Уэйна.
	-  Я рассказал тебе о своем страхе. Теперь расскажи мне о своем.
	Уэйн, поначалу нерешительно, стал рассказывать. Потом он
разговорился, пытаясь высказать все, что было внутри него, и зная, что
мистер Крипсин поймет. Он рассказал ему о Рамоне Крикмор и ее сыне,
о том, как она прокляла их с отцом и пожелала отцу смерти, о смерти и
воскрешении своего отца, о том, как она стала насылать на него
кошмары и как он не может выгнать из головы ее лицо или лицо
мальчика-демона.
	-  Из-за нее... у меня болит голова, -  объяснил Уэйн. -  А этот
парень... иногда я вижу его глаза, смотрящие на меня, как... как будто он
думает, что лучше меня...
	Крипсин кивнул.
	-  Ты доверяешь мне сделать для тебя хорошее дело, Уэйн?
	-  Да, сэр, доверяю.
	-  Ты чувствуешь себя удобно и комфортабельно здесь? Я помогал
тебе заснуть и все забыть?
	-  Да, сэр. Я чувствую... что вы верите мне. Вы слушали меня и вы
поняли. Другие... они смеялись надо мной, как тогда под Тауэром...
	-  Тауэр? -  спросил Крипсин. Уэйн тер лоб, но не отвечал. -  Я хочу
показать тебе, сынок, как я могу быть искренен. Я хочу, чтобы ты
доверял мне. Я положу конец твоим страхам. Это будет сделать просто.
Но... если я сделаю это для тебя, то я попрошу тебя сделать кое-что для
меня взамен, чтобы я мог знать, насколько искренен ты. Понимаешь?
	Пилюли заработали. Комната начала медленно вращаться, цвета
перемешались в длинную радугу.
	-  Да, сэр, -  прошептал Уэйн. -  Они должны гореть в Адовом
пламени навечно. Навечно.
	-  Я могу для тебя послать их в Ад, -  Крипсин наклонился над
Уэйном сжав его плечо. -  Я попрошу мистера Найлза позаботиться об
этом. Он религиозный человек.
	-  Мистер Найлз мой друг, -  сказал Уэйн. -  Он приходит по ночам
и разговаривает со мной, и он приносит мне перед сном бокал
апельсинового сока... -  Уэйн заморгал и попытался сосредоточить
взгляд на лице Крипсина. -  Мне... нужно немного волос колдуньи. Я
хочу подержать их в руках, потому что я знаю...
	Огромное лицо улыбнулось.
	-  Это просто, -  прошептало оно.


49

	Бабье лето сильно затянулось. Синий вечерний свет догорал,
желтые листья шелестели на деревьях и, падая, шебуршали по крыше
дома Крикморов.
	По мере сгущения темноты Рамона все больше и больше
выкручивала фитили ламп, стоящих в передней. В камине горел слабый
огонек, и она придвинула свой стул поближе, чтобы он мог ее греть; она
следовала традиции чокто, заключающейся в том, чтобы разводить
маленький огонь и садиться к нему поближе, в отличие от белых людей,
которые разводят огромный костер и становятся подальше от огня. На
столе рядом с ней горела керосиновая лампа с металлическим
отражателем, дающая достаточно света для того, чтобы она могла в
третий раз перечитать письмо, полученное сегодня от сына. Оно было
написано на листочке в линейку, вырванном из тетради, но на конверте,
в левом нижнем углу, красивыми черными буквами было напечатано
название института Хиллберн и его адрес. Билли находился в Чикаго уже
почти три недели, и это было вторым присланным им письмом. Он
описывал, что он видел в городе, и поведал ей все об институте
Хиллберн. Он писал, что он много разговаривал с доктором Мэри
Хиллберн и другими докторами, работавшими с добровольцами.
	Билли написал, что познакомился с другими испытуемыми, но
большинство из них оказались неразговорчивыми и замкнутыми.
Мистер Перлмен, миссис Бреннон, пуэрториканка Анита, заросший
хиппи Брайан -  все они экспериментировали с тем, что доктор Хиллберн
называла "тета-агентами" или "бестелесными существами". Билли также
упомянул о девушке по имени Бонни Хейли; он писал, что она очень
симпатичная, но держится в стороне от остальных, и он видит ее очень
редко.
	Он проходит тесты. Много тестов. Его искололи иголками,
прикрепляли к голове электроды и изучали зигзаги на длинных
бумажных лентах, выползавших из машины, к которой он был
подключен. Его спрашивали, какие изображения отпечатаны на том, что
называется картами Зенера, и попросили вести дневник сновидений.
Доктор Хиллберн очень интересуется его встречами с Меняющим
Облик, и о чем бы они ни говорили, она всегда записывала разговор на
магнитофон. Похоже, что она более требовательна к нему, чем к
остальным, и она сказала, что хочет вскоре увидеться с Рамоной. На
следующей неделе настанет очередь сеансов гипноза и испытание
бессонницей, чего он вовсе не хочет.
	Билли писал, что любит ее и что вскоре напишет снова.
	Рамона отложила его письмо и прислушалась к ветру. Огонь в
камине трещал, давая тусклый оранжевый свет. Она написала ответ на
письмо Билли и отправит его завтра.
	~Сынок, ты был прав уехав из Готорна. Я не знаю, как все
обернется, но я верю в тебя. Твой Неисповедимый Путь вывел тебя в
мир, и он не кончается в Чикаго. Нет, он будет продолжаться и
продолжаться до конца твоих дней. Каждый находится на своем
собственном Неисповедимом Пути, идя по следу дней и выбирая лучшее
из того, что бросает на него жизнь. Иногда невероятно трудно
распознать что хорошо, а что плохо в этом суматошном мире. Что
выглядит черным, на самом деле может оказаться белым, а то, что
похоже на мел, оказывается на деле черным деревом.
	Я много думала о Уэйне. Однажды я ездила туда, но свет в его
доме не горел. Я боюсь за него. Его притягивает к тебе так же, как и тебя
к нему, но он испуган и слаб. Его Неисповедимый Путь мог бы привести
его к тому, что он стал бы обучать других исцелению своего организма,
но сейчас он занавешен корыстью, и я не думаю, что он ясно видит его.
Ты можешь не хотеть принимать это сейчас, но если хотя бы раз в жизни
у тебя будет возможность помочь ему, ты поможешь. Вы связаны
кровью, и несмотря на то, что ваши Пути ведут в разных направлениях,
вы остаетесь частью друг друга. Ненавидеть просто. Любить гораздо
труднее.
	Ты знаешь, что есть более великая тайна, чем смерть? Жизнь -  то,
как она крутится подобно карнавальной карусели.
	Кстати, когда я читала о девушке Бонни, я почувствовала
некоторую петушиность. Видимо она для тебя не просто девушка, раз ты
так о ней пишешь.
	Я очень горжусь тобой и знаю, что буду гордиться еще больше.
	Я люблю тебя~.
	Рамона взяла лампу и вышла в спальню, чтобы взять рукоделие.
	Уловив свое отражение в зеркале, она остановилась оглядеть себя.
Она увидела больше седых волос, чем темных, и много морщин на лице.
Но глубоко в глазах она еще оставалась той неуклюжей девушкой,
которая увидела Джона Крикмора, стоявшего у противоположной стены
амбара рядом с мотыгами, девушкой, которая хотела, чтобы этот парень
обнял ее так, чтобы затрещали ее ребра, девушкой, которая хотела
летать над холмами и полями на парусах мечты. Она гордилась тем, что
не потеряла эту часть себя.
	Ее Неисповедимый Путь был практически закончен, поняла она с
оттенком грусти. Но, думала она, посмотри, сколько сделано! Она
любила хорошего человека и была любима им, вырастила сына, всегда
вставала на защиту себя и делала мучительную работу, которую
требовало от нее ее предназначение. Она научилась принимать радости и
печали, видеть Дарующего Дыхание в упавшей росе и сухом листе. Одно
только мучило ее -  рыжеволосый мальчик -  копия своего отца -
которого Дж. Дж. Фальконер назвал Уэйном.
	Неутомимый ветер шумел вокруг дома. Рамона одела свитер, взяла
рукоделие и направилась обратно к камину, где просидела и
внимательно проработала около часу. В задней части шеи возникло
ощущение покалывания, но она знала, что долго это не продлится.
	Что-то шло сквозь ночь. Она знала, что оно шло за ней. Она не
представляла себе, как оно выглядит, но она хотела посмотреть ему в
лицо и дать понять, что не боится.
	Когда она смотрелась в зеркале, она видела в нем свою черную
ауру.
	Рамона закрыла глаза и позволила себе задремать. Она снова была
ребенком, бегающим по зеленым лугам под жарким летним солнцем.
Она легла на траву и стала наблюдать, как облака меняют форму. Вон
там дворец с пушистыми башнями и флагами, а...
	-  Рамона! -  услышала она. -  Рамона! -  Это была мама, зовущая ее
издалека. -  Рамона, маленькая чертовка! Немедленно домой, слышишь?
	Ее щеки коснулась ладонь, и она проснулась. Огонь в камине и
лампа почти погасли. Рамона узнала прикосновение, и ей стало тепло.
	Раздался стук в дверь.
	Рамона еще несколько секунд покачалась в кресле. Затем она
подняла подбородок, встала и пошла к двери. Несколько секунд ее рука
лежала на задвижке, затем она вздохнула и отодвинула ее.
	Высокий мужчина в соломенной ковбойской шляпе, джинсовой
куртке и потрепанных джинсах стоял на террасе. У него была серая с
проседью бородка и темные, глубоко посаженные глаза. За его спиной
стоял глянцево-черный грузовик-пикап. Жуя зубочистку, он протяжно
произнес:
	-  Как поживаете, мэм? Похоже, я не там свернул с шоссе. Вы не
будете так любезны принести мне стакан воды, а то, знаете ли, в горле...
	-  Я знаю, кто вы такой, -  сказала Рамона и увидела в глазах
мужчины легкий шок и нерешительность. Он не был настоящим
ковбоем, подумала Рамона, у него слишком гладкие руки. -  Я знаю,
зачем вы здесь. Заходите.
	Он заколебался, улыбка исчезла с его лица. Он увидел, что она
действительно знала это. Какая-то часть его уверенности испарилась, а
под ее твердым взглядом стал ощущать себя словно бы жуком, только
что вскарабкавшимся на камень. Он почти решил бросить эту затею раз
и навсегда, но вовремя вспомнил, что не сможет забрать свои деньги и
бежать; рано или поздно они все равно найдут его. Кроме того, он все-
таки профессионал.
	-  Так вы зайдете? -  спросила Рамона и открыла дверь пошире.
	Он вынул изо рта зубочистку, промямлил "спасибо" и вошел в дом.
Он не смотрел в ее лицо, потому что знал, что ей все известно, она не
боится, и это делало его задачу невыносимой.
	Она ждала.
	Мужчина решил сделать это как можно более быстро и
безболезненно. И это будет в последний раз, да поможет ему Господь!
	Рамона закрыла дверь, чтобы не было сквозняка, и вызывающе
повернулась к гостю.


11. ПРОВЕРКА 

50

	Из горла Билли вырвался приглушенный крик, и он сел на кровати
в темноте среди сбившихся простыней. Его мысли путались от ужаса. Он
включил лампу и обернулся одеялом. За окном стучал дождь.
	Он не помнил деталей кошмара, но тот имел отношение к его
матери. И к дому. Искры, улетающие в ночное небо. Отвратительная
морда Меняющего Облик, ярко-красная в свете пламени.
	Билли встал с кровати и с трудом вышел в коридор. По пути в
мужской туалет он увидел свет, горящий внизу, в гостиной. Он спустился
по лестнице, надеясь найти кого-нибудь, с кем можно поговорить.
	В гостиной горела только одна лампа. Телевизор был включен и
тихо показывал настроечную таблицу. На софе, свернувшись калачиком
и накрывшись коричневым дождевиком с заплатанными локтями,
лежала девушка с разноцветными глазами. Правда, сейчас ее глаза были
закрыты и она спала. Билли немного постоял над ней, восхищаясь ее
каштановыми волосами и красотой лица. Пока он смотрел, она
вздрогнула во сне. Она была даже симпатичнее Мелиссы Петтус,
подумал Билли, но казалось беспокойной личностью. От мистера
Перлмена он узнал, что ей девятнадцать и ее родственники живут в
Техасе. Больше никто ничего о ней не знал.
	Неожиданно, будто почувствовав его присутствие, ее брови
затрепетали. Она вскочила так резко, что Билли испугался и отступил на
шаг. Она посмотрела на него с сосредоточенностью загнанного
животного, но ее глаза оставались затуманенными и мертвыми.
	-  Они должны сгореть, -  прошептала она едва слышно. -  Так
сказала Кеппи, а Кеппи никогда не ошибается...
	Тут Билли увидел, что ее взгляд проясняется, и он понял, что
девушка говорила во сне. Она неуверенно посмотрела на него, и на ее
щеках вспыхнул румянец.
	-  Что это? Что тебе нужно?
	-  Ничего. Я увидел свет. -  Билли улыбнулся, стараясь уменьшить
ее, видимое невооруженным глазом, напряжение. -  Не беспокойся, я не
кусаюсь.
	В ответ она только плотнее закуталась в плащ. Билли заметил, что
на ней были одеты все те же джинсы и свитер, и он подумал, что либо
она не раздевается, когда ложится в кровать, либо совсем не ложится
спать.
	-  Не похоже, что по телевизору интересная программа, -  сказал он
и выключил его. -  Ты давно здесь?
	-  Некоторое время, -  ответила она, по-техасски растягивая слова.
	-  Кто такая Кеппи?
	Она дернулась, словно ее ударили.
	-  Оставь меня, -  резко сказала она. -  Я никого не беспокою и не
хочу, чтобы кто-то беспокоил меня.
	-  Я не хотел тебя обидеть. Извини.
	Он повернулся к ней спиной. Она, конечно, симпатичная девушка,
но весьма невоспитанная. Он почти дошел до лестницы, когда услышал
ее голос.
	-  Что делает тебя особенным?
	-  Что?
	-  Доктор Хиллберн думает, что ты особенный. Почему?
	Билли пожал плечами.
	-  Не знаю.
	-  Я и не сказала, что знаешь. Я сказала, что так думает доктор
Хиллберн. Она проводит с тобой много времени. Можно подумать, что
ты важная особа.
	Билли остановился на середине лестницы, прислушиваясь к шуму
дождя за стеной. Бонни сидела, подтянув ноги к груди и накинув на
плечи плащ. В ее глазах был страх, и Билли понял, что она по-своему
ищет компании. Он снова спустился в гостиную.
	-  Я не знаю, почему. На самом деле.
	Пауза затянулась. Бонни не глядела на него, а смотрела в окно на
ледяную бурю.
	-  Сегодня будет сильный дождь, -  сказал Билли. -  Миссис
Бреннон сказала, что она думает, что скоро пойдет снег.
	Бонни долго не отвечала, а затем тихо произнесла:
	-  Я надеюсь, что он будет долгим. Я надеюсь, что дождь будет
идти и идти неделями. Ведь когда идет дождь, ничего не может
загореться, да?
	Она трогательно посмотрела на Билли, и он поразился ее простой,
природной красоте. На ней не было косметики, и она выглядела свежей и
здоровой за исключением темных мешков под глазами. Мало спит,
подумал он.
	Он не понял ее комментарий, поэтому промолчал.
	-  Почему ты всегда носишь это? -  спросила девушка.
	Только в этот момент Билли осознал, что сжимает в левой руке
кусочек угля. Наверное, он захватил его, выходя из комнаты. Он редко
был без него, и ему пришлось объяснить его значение доктору Хиллберн,
когда она поинтересовалась.
	-  Это что-то вроде талисмана или чего-либо подобного?
	-  Думаю, да. Я просто ношу его, вот и все.
	-  А.
	Билли перенес свой вес с одной ноги на другую. На нем была
пижама и халат с тапочками, которые ему выдали в институте. Несмотря
на то, что уже было за два ночи, он не спешил вернуться в постель.
	-  А ты откуда из Техаса?
	-  Ламеза. Это посередине между Лаббоком и Биг-Спринг. А ты
откуда из Алабамы?
	-  Из Готорна. А откуда ты знаешь, что я из Алабамы?
	Она пожала плечами.
	-  А ты откуда знаешь, что я из Техаса?
	-  Наверное, спросил кого-нибудь. -  Он сделал паузу, изучая ее
лицо. -  Как получилось, что у тебя один глаз голубой, а один зеленый?
	-  А как получилось, что у тебя кудрявые волосы, хотя ты индеец?
	-  Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос? -  улыбнулся Билли.
	-  А ты?
	-  Нет. Я только частично индеец. Чокто. Не беспокойся, я не буду
снимать с тебя скальп.
	-  Я и не беспокоюсь. Я происхожу из длинной линии охотников за
индейцами.
	Билли рассмеялся и по искоркам в глазах девушки понял, что она
готова рассмеяться вместе с ним, но вместо этого она отвернулась к окну
и стала смотреть за дождем.
	-  Что ты делаешь так далеко от Техаса?
	-  Что ты делаешь так далеко от Алабамы?
	Он решил попробовать подойти с другой стороны.
	-  На самом деле мне кажется, что твои глаза красивы.
	-  Нет. На самом деле они просто разные, и все.
	-  Иногда хорошо быть разными.
	-  Конечно.
	-  Нет, в самом деле. Ты должна гордиться тем, как выглядишь.
Это ставит тебя особняком.
	-  Это уж точно.
	-  Я имел в виду, что это ставит тебя особняком в хорошем смысле.
Это делает тебя особенной. И кто знает? Может быть, ты видишь вещи
лучше, чем остальные люди.
	-  Может быть, -  тихо, с тревожными нотками, сказала она. -  Это
означает то, что я вижу много того, что не хотела бы видеть. -  Девушка
взглянула на Билли. -  Ты разговаривал обо мне с доктором Хиллберн?
	-  Нет.
	-  Тогда откуда ты знаешь о Кеппи? Только доктор Хиллберн знает
об этом.
	Билли рассказал ей, что она говорила перед тем, как пробудилась
ото сна, и стало ясно, что это вызвало у нее раздражение.
	-  Ты не должен был шляться здесь, -  сказала Бонни. -  Ты испугал
меня, вот и все. Зачем ты сюда подкрался?
	-  Я не подкрадывался. Мне приснился кошмар, который меня
разбудил.
	-  Кошмары, -  прошептала она. -  Да, я много о них знаю.
	-  Ты будешь сейчас спать?
	-  Нет. -  Она замолчала и нахмурилась. Ее щеки и нос были
обсыпаны веснушками, и Билли представил себе ее, скачущую на лошади
под солнцем Техаса. Она была немного худая, но Билли решил, что она
всегда сможет позаботиться о себе сама. -  Я не люблю спать. Поэтому я
и здесь, внизу. Я хотела посмотреть телевизор, а затем почитать столько,
сколько смогу выдержать.
	-  Почему?
	-  Ну... это потому, что я... иногда вижу сны. Кошмары. Нечто...
действительно ужасное. Если я не сплю, то не могу их видеть. Я... даже
уходила вечером гулять, пока не начался сильный дождь. Я надеюсь, что
он полил надолго. Как ты думаешь?
	-  Я не знаю. Почему это для тебя так важно?
	-  Потому что, -  сказала она и пристально посмотрела на Билли. -
Тогда то, что показала мне Кеппи, будет неправдой. Ничто не сможет
гореть так, как она мне показала.
	Тон ее голоса приблизился к безнадежному. Билли сел в кресло,
приготовясь слушать то, что она, может быть, расскажет.
	Она рассказала, и Билли слушал не отрываясь. Начала она рассказ
неохотно: когда Бонни Хейли было одиннадцать лет, в голой техасской
степи ее ударила молния. У нее сгорели все волосы, а ногти почернели, и
она лежала при смерти почти месяц. Она помнила темноту, голоса, и
желание уйти; но каждый раз, когда у нее возникало желание умереть,
она слышала ясный высокий детский голос, говорящий ей "нет, уход из
жизни -  это не ответ". Голос призывал и призывал ее
сконцентрироваться, бороться с болью. Она так и поступила, медленно,
но верно выздоравливая.
	У нее была нянечка, миссис Шелтон, и каждый раз, когда она
входила в палату, в ушах у Бонни возникал тихий звенящий звук. Она
начала видеть странный повторяющийся сон: головной убор нянечки,
катящийся по движущейся лестнице. Неделей позже Бонни узнала, что
миссис Шелтон оступилась на эскалаторе в универсальном магазине в
Лаббоке и сломала себе шею. С этого все и началось.
	Бонни назвала странный, высокий голос в своей голове Кеппи, в
честь невидимой подруги, которая была у нее, когда ей было шесть лет.
У нее было одинокое детство, большую часть которого она провела на
ранчо своего приемного отца неподалеку от Ламезы. Визиты Кеппи
стали более частыми, а с ней и более частыми стали сны. Раз она увидела
чемоданы, падающие и падающие с ясного голубого неба, на одном из
них она даже смогла прочитать бирку и номер рейса. Кеппи попросила
ее быстро кому-нибудь рассказать об этом, но мама Бонни решила, что
все это просто дурачество. Менее чем через две недели возле Далласа
столкнулись в воздухе два самолета, и багаж разбросало по степи на
много миль. Было еще много различных снов и предсказаний, которые
Бонни назвала Колоколами Смерти, пока отчим наконец не позвонил в
"Нейшнл стар" и оттуда не приехали взять у нее интервью. Ее мать была
испугана последовавшим за этим вниманием и потоком ненормальных
писем и непристойных телефонных звонков. Ее отчим хотел, чтобы она
написала книгу -  о, ты только сделай это! -  говорил он ей -  и стала
ездить с лекциями о Колоколах Смерти.
	Родители Бонни разошлись, и для нее стало ясно, что мать боится
ее и считает ее причиной развода. Пришли сны, и вместе с ними голос
Кеппи, настаивающий на действиях. Примерно в это время "Нейшнл
Стар" окрестил ее Ангелом Смерти Техаса.
	-  Со мной захотели поговорить психиатры из Техасского
университета, -  рассказывала Бонни тихим, напряженным голосом. -
Мама не хотела, чтобы я ехала, но я знала, что должна. Кеппи так
хотела. Во всяком случае, доктор Каллаген работал раньше с доктором
Хиллберн, поэтому он позвонил ей и устроил так, чтобы я сюда
приехала. Доктор Хиллберн говорит, что у меня дар предвидения, что
может быть молния что-то переключила у меня в голове, открыв меня
сигналам тех, кого она зовет "вестниками". Она верит, что в нашем мире
остаются сущности тех, чьи тела умерли...
	-  Бестелесные, -  подсказал Билли. -  Дискарнаты.
	-  Правильно. Они остались здесь и остаются помочь остальным,
но не каждый может понять, что они стараются сказать.
	-  А ты можешь.
	Она покачала головой.
	-  Не всегда. Иногда сны недостаточно ясны. Иногда я едва
понимаю голос Кеппи. С другой стороны... может быть, я просто не хочу
слышать, что она говорит. Я не люблю спать, потому что я не хочу
видеть то, что она мне показывает.
	-  И ты совсем недавно опять видела сон?
	-  Да, -  сказала она. -  Несколько ночей. Я... я еще не говорила
доктору Хиллберн. Она снова захочет прицепить меня у одной из этих
машин, а мне от проверок становится плохо. Кеппи... показала мне
здание в огне. Старое здание в плохой части города. Огонь
распространяется очень быстро, и... и я чувствую на лице сильный жар.
Я слышу звук подъезжающих пожарных машин. Тут обрушивается
крыша, и я вижу, как люди выпрыгивают из окон. Это должно случиться,
Билли, я знаю это.
	-  А ты знаешь, где находится это здание?
	-  Нет, но я думаю, что здесь, в Чикаго. Все прошлые сны
сбывались в радиусе ста километров от того места, где я находилась.
Доктор Хиллберн думает, что я что-то... вроде радара. Моя дальность
действия ограничена, -  сказала она с легкой пугающей улыбкой. -  Кеппи
сказала, что они умрут, если я не смогу им помочь. Она сказала, что это
начнется в проводке и быстро распространится. Она еще сказала что-то
вроде "колючки", но я не понимаю, что это значит.
	-  Тебе нужно рассказать доктору Хиллберн, -  сказал Билли
девушке. -  Завтра утром. Может быть, она сможет помочь тебе.
	Она едва заметно кивнула.
	-  Может быть. Но я так не думаю. Я так устала от
ответственности, Билли. Почему это произошло именно со мной?
Почему?
	Когда она взглянула на него, в ее глазах блестели слезы.
	-  Я не знаю, -  сказал Билли и под продолжавший стучать в окно
дождь, взял ее за руку. Они долго сидели вместе, слушая бурю, а когда
дождь прекратился, Бонни издала тихий вздох безнадежности.


51

	В тот момент, когда в институте Хиллберн Билли разговаривал с
Бонни, в доме Ходжеса в Файете зазвонил телефон. Джордж Ходжес
зашевелился, чувствуя спину жены, прижавшуюся к его спине, и нащупал
телефон.
	Это был Альберт Вэнс, адвокат, с которым он познакомился в
прошлом году на деловой встрече в Форт-Лаудердейле, звонящий из
Нью-Йорка. Ходжес попросил его подождать, растолкал Ронду и
попросил ее повесить трубку, когда он спустится вниз, к другому
аппарату. Он спустился в кабинет, стряхивая по дороге с глаз сон, и
поднял трубку.
	-  Вешай! -  крикнул он, и телефон наверху звякнул.
	Он не хотел, чтобы Ронда слышала разговор. Пока он слушал, что
ему говорил Вэнс, его сердцебиение все учащалось и учащалось.
	-  Вы не поверите, как глубоко я влез во всю эту канцелярщину, -
начал Вэнс с режущим ухо Ходжеса акцентом северянина. -  "Тен-Хае"
владеет несколькими компаниями в Нью-Йорке, и внешне они чисты,
как полированное стеклышко. Ни неприятностей с налоговой
инспекцией, ни проблем с профсоюзами, ни банкротств. Настоящие
бойскауты.
	-  Тогда в чем же дело?
	-  Дело в том, что я копнул на пять тысяч долларов глубже, и
теперь заметаю следы. Поэтому я и звоню так поздно. Я не хочу, чтобы
кто-нибудь в офисе знал, что я раскопал о "Тен-Хае"... на всякий случай.
	-  Я не понимаю.
	-  Поймете. "Тен-Хае" может быть связана, а может быть нет.
	-  Связана? С чем?
	-  С серьезными парнями. Уловили? Я сказал, может да, а может
нет. Они чертовски хорошо изолировали себя. Но из того, что я слышал,
следует, что "Тен-Хае" погрузила свои когти в порнобизнес Западного
побережья, торговлю наркотиками, ей принадлежит ощутимый кусок
лас-вегасского пирога и она контролирует большую часть контрабанды
и нелегальных переходов на границе с Мексикой. "Тен-Хае" сильна,
процветающа и смертельно опасна.
	-  О... Боже... -  рука Ходжеса изо всех сил сжала телефонную
трубку. Уэйн и Генри Брэгг все еще там! Уэйн пропустил запись на
телевидении, миновал день его проповеди в Хьюстоне, а Уэйн так и не
высказал намерения возвратиться в Файет! Один Бог знает, что сделал с
ним Крипсин! Он слабо ответил:
	-  Я... Эл, что мне делать?
	-  Вы просите совета? Я даю вам пятидесятидолларовый совет
задаром: держите вашу задницу подальше от этих людей! Что бы не
случилось между ними и вашим клиентом, это не повод превращаться в
корм для собак. Правильно?
	У Ходжеса онемели губы.
	-  Да, -  прошептал он.
	-  Тогда все в порядке. Пришлите мне деньги в дипломате мелкими
купюрами. Ну а если серьезно: вы никогда не просили меня проверить
"Тен-Хае". Я никогда раньше не слышал о "Тен-Хае". Усекли? У этих
ребят очень длинные руки. Хорошо?
	-  Эл, я ценю вашу помощь. Спасибо.
	-  Хорошего сна, -  ответил Вэнс, и телефон в Нью-Йорке загудел.
	Джордж Ходжес медленно положил трубку на рычаги. Он был
потрясен и не мог найти силы подняться из-за стола.
	Фактически "Крестовый поход Фальконера" -  фонд,
стипендиальный фонд, все! -  был в лапах Августа Крипсина,
председателя совета директоров корпорации "Тен-Хае". Генри Брэгг
должен был видеть, что происходит. Должен ли?
	Ходжес снова потянулся к телефону и набрал ноль. Когда
телефонист отозвался, он сказал:
	-  Я хочу заказать международный разговор. С Бирмингемом, с
Федеральным Бюро... -  Тут он почувствовал во рту нехороший привкус.
Что он им скажет? Что он может рассказать? Уэйн хотел уехать отсюда.
Уэйн чувствует себя в безопасности в этой каменной гробнице,
спрятавшись от своих обязанностей.
	"У этих ребят очень длинные руки", -  сказал Эл Вэнс.
	-  Слушаю, сэр, -  напомнил о себе телефонист.
	Ходжес подумал о Ронде и Ларри. Длинные руки. Он вспомнил
глаза Найлза: глаза убийцы. У него свело внутренности, и он повесил
трубку.
	Все начало трещать по швам сразу после смерти Джи-Джи. Теперь
все развалилось окончательно. Ходжес испугался того, что может
оказаться в самом центре этого развала.
	Но у него есть семья, счет в банке и акции. Его дом и деньги. Он
живой.
	Ходжес утомленно встал из-за стола. Когда он пересекал комнату,
то ему показалось, что сквозь разрисованное окно он увидел в небе
зарево, когда ветер зашевелил ветви стоящих рядом с домом деревьев.
Огонь? -  удивился он. Это в стороне Готорна. Что там может гореть?
	Так или иначе, это не мог быть большой пожар. Кроме того, до
него несколько миль. Он погаснет. Утром нужно узнать, что произошло.
	-  Да поможет мне Бог, -  тихо сказал Ходжес с надеждой быть
услышанным. Потом он выключил свет и поднялся по лестнице. Он
чувствовал себя так, словно его душа обуглилась.


52

	-  Буду с тобой предельно откровенна, Билли, -  сказала Мэри
Хиллберн. Она одела свои очки для чтения и открыла папку, лежавшую
перед ней на столе. -  Здесь собраны все результаты твоего тестирования,
все, от карт Зенера до обратной биосвязи. Между прочим, у тебя
отличное физическое состояние.
	-  Рад слышать.
	Этот разговор проходил через несколько дней после того, как
Билли имел беседу с Бонни Хейли, и не далее как за день до него он
закончил последний из запланированных для него доктором Хиллберн
тестов. Это был долгий сеанс гипноза, проводимый доктором
Ленсингом, во время которого Билли чувствовал себя плавающим в
темной луже, в то время как врач пытался проникнуть на разные уровни
его подсознания. По разочарованному лицу Ленсинга Билли понял, что
произошла гнетущая неудача.
	То же разочарование он видел и в глазах доктора Хиллберн.
	-  Твои психологические тесты, -  сказала она, -  также позитивны.
Тесты с картами Зенера на среднем уровне, что не показывает у тебя
экстрасенсорных способностей. Ты хорошо вел себя под гипнозом, но
доктор Ленсинг не сообщил о необычных или требующих к себе
внимания реакциях. Твой дневник снов не показывает их связности.
Самые высокие результаты у тебя в обратной биосвязи, что может
означать наличие у тебя более высокой, чем у нормальных людей
способности сосредоточиваться. -  Она взглянула на него поверх очков. -
Я боюсь, что ни один из тестов не показал, что ты нечто более, чем
ординарный, здоровый юноша с высокой способностью
сосредоточиваться.
	-  О, -  только и смог произнести Билли. Вся работа ни к чему? -
подумал он. -  Тогда... вы не думаете, что я могу то, о чем я рассказывал,
да?
	-  Снимать боль с мертвых? Я на самом деле не знаю. Как я
сказала, тесты...
	-  Это неправильные тесты, -  прервал ее Билли.
	Она некоторое время размышляла над сказанным Билли.
	-  Возможно, ты прав. Но тогда что представляет собой
правильный тест, юноша? Ты можешь предложить хоть один? Видишь
ли, парапсихология -  и изучение жизни после смерти в особенности -
очень, очень хитрое предприятие. Это неоперившаяся наука,
своеобразная новая граница познания; мы применяем тесты, но даже они
сами нуждаются в проверке. Мы изо дня в день пытаемся доказать, что
мы серьезные ученые, но большинство этих "серьезных ученых" не хочет
слышать о наших находках. -  Она закрыла папку. -  К сожалению, мы
ничего не доказали. Никаких доказательств существования после смерти,
никаких доказательств загробной жизни... ничего. Но люди все приходят
и приходят к нам со вздохами о дискарнатах. Они приходят с вещими
снами, с неожиданно обретенной способностью говорить на
иностранных языках либо играть на различных музыкальных
инструментах, которые они видят в первый раз в жизни. Я видела людей,
которые, впав в похожее на транс состояние, начинали писать
совершенно другим почерком. Я слышала о маленькой девочке, которая,
также в трансе, говорила голосом мужчины. Что это значит? Просто то,
что мы достигли края новой неизвестности и не можем понять, что
лежит перед нами.
	Доктор Хиллберн сняла очки и потерла глаза. Внезапно она
почувствовала себя очень уставшей. Ведь она так надеялась, что этот
парень из Алабамы станет тем, кого она искала.
	-  Прости меня, -  сказала она. -  Я не разуверилась в том, что ты
рассказал о себе и своей семье. Твой друг мистер Меркль в этом просто
уверен. Но... как мы можем проверить эту черную ауру, которую ты
видишь? Как мы можем проверить того, кто чувствует, что умирает? До
тех пор, пока мы не придумаем новые, поддающиеся проверке
эксперименты, мы этого не сможем. Поэтому я собираюсь отослать твою
папку другим парапсихологам. Между тем... извини, но у меня большой
список людей, ожидающих своей очереди. Я собираюсь просить тебя
освободить комнату.
	-  Вы... хотите, чтобы я уехал?
	-  Нет, не хочу; но боюсь, что тебе придется. Я могу продержать
тебя до конца недели и отправить тебя домой на автобусе. Я надеюсь,
что кто-нибудь их парапсихологов, который прочитает твою папку...
	Лицо Билли запылало. Он резко встал, думая о деньгах, которые
он истратил на поездку сюда.
	-  Я уеду завтра, -  сказал он. -  И больше никто меня не увидит. Я
думал, что вы поможете мне!
	-  Я говорила, что мы проведем ряд тестов. Мы сделали это. Я
двигаюсь на ощупь во тьме, также как и ты, и мне очень бы хотелось
иметь место для всех, обладающих пси-способностями, но у меня нет
такой возможности. Я не говорю, что не верю в твои возможности, но на
сегодняшний день помимо твоих собственных слов им нет никаких
доказательств.
	-  Понятно, -  смущенно и зло ответил Билли. Все это время
потрачено впустую! -  Мне не нужно было приезжать сюда. Я ошибся,
теперь я знаю это. Вы не можете понять или помочь мне, потому что на
все смотрите посредством машин. Откуда машине знать, что у меня в
голове или в душе? Моей маме и матери моей мамы не нужно было для
их работы никаких машин -  и мне не нужно, тоже.
	Он сверкнул на Хиллберн глазами и вышел из кабинета.
	Доктор Хиллберн не обвиняла его. Она развернула свое кресло и
поглядела на освещенный серыми полуденными солнечными лучами
парк. Она всей душой не хотела отпускать Билли Крикмора, потому что
что-то в нем чувствовала, нечто важное, что не могла точно понять. Но
ей нужно было занимаемое им помещение, и с этим ничего нельзя было
поделать. Она глубоко вздохнула и углубилась в дневник снов Бонни
Хейли. Бонни все еще снилось горящее здание, а ее вестник все еще
пытался внушить ей слово. Что-то, звучащее как "колючка". Она
перечитала последние сны Бонни -  все одинаковые за исключением
мелких деталей -  и достала с книжной полки карту Чикаго.


53

	Они пришли за Генри Брэггом в самый тихий час, около трех
ночи, и включили весь свет в его зеркальной комнате.
	Пока Брэгг одевал очки, Найлз стоял возле его кровати.
	-  Вас хочет видеть мистер Крипсин, -  сказал он. -  Вам не нужно
одеваться. Халата и шлепанец будет достаточно.
	-  Что случилось? Который час?
	-  Рано. Уэйн собирается оказать услугу мистеру Крипсину.
Необходимо, чтобы при этом присутствовали вы.
	Найлз и крепкий светловолосый телохранитель по имени Дорн
сопроводили Брэгга в восточное крыло здания, в личные апартаменты
Крипсина. За неделю, прошедшую с тех пор, как уехал Джордж Ходжес,
Брэгг изнежился словно принц. Он приобрел отличный загар и
пристрастился к пина-кохладас. Когда вокруг него порхали
представленные ему Найлзом молодые девушки, он начисто забывал о
своей жене, детях, доме и практике. На шее он стал носить цепочку со
знаком зодиака. Он делал свою работу: находился поблизости от Уэйна.
Если вместе с этим он получал кое-какие удовольствия, то разве это его
вина?
	Найлз нажал кнопку звонка у двери кабинета Крипсина. Двери
открылись, и Брэгг вошел в комнату. Свет торшеров был направлен на
него, а с перекладин на стенах свешивались темные скелеты. Крипсин
сидел за своим столом сложив руки перед собой. Его голова была
освещена светом лампы.
	Брэгг прикрыл глаза руками, поскольку яркий свет вызвал почти
болезненное ощущение.
	-  Мистер Крипсин? Вы хотели меня видеть, сэр?
	-  Да, подойдите ближе.
	Брэгг подошел. Ощущение персидского ковра под ногами исчезло.
Он посмотрел вниз и увидел, что стоит на большом куске тонкого
пластика, положенного поверх ковра.
	-  Прекрасно, -  сказал Крипсин. -  Стойте, пожалуйста, там.
	-  Что случилось? -  усмехнулся Брэгг.
	-  Уэйн? -  Крипсин взглянул налево, на фигуру, сидящую на стуле с
высокой спинкой. -  Ты готов?
	Брэггу понадобилось несколько минут, чтобы узнать Уэйна. Лицо
юноши было бледно, и он походил на привидение. Прошло несколько
дней с тех пор, как Брэгг видел Уэйна последний раз, и теперь мальчик
выглядел как незнакомец. Уэйн держал на коленях маленькую коробочку
и что-то тер между пальцев.
	-  Это... волосы? -  удивился Брэгг.
	-  Что я тебе говорил раньше, сынок? Либо ты готов к проверке,
либо нет.
	-  Эй, -  вмешался Брэгг, -  кто-нибудь объяснит мне, что
происходит?
	Дорн накрыл некоторые из стоящих поблизости от Брэгга скелетов
клеенками и отодвинул кофейный столик и кресло в дальний угол
комнаты. Уэйн сидел, глядя на волосы, которые он держал в руках;
большая их часть была седыми, и они блестели как звезды. Держа их, он
ощущал странное чувство. В его сознании всплыло лицо Крикмора-
младшего, и оно теперь не казалось таким злым, как раньше. Но он
вспомнил, что отец ему говорил, что деяния Дьявола не всегда выглядят
черными, как грех.
	-  Я готов, -  сказал он и убрал волосы Рамоны Крикмор в
коробочку. Он сможет вызвать это из глубины души, он знал, что
сможет. Уэйн поднялся на ноги сжимая и разжимая кулаки.
	-  Приступим, -  сказал Крипсин.
	Прежде, чем Брэгг успел повернуться, Дорн схватил его за запястья
и заломил руки за спину. Брэгг вскрикнул от боли, когда Дорн сжал его
так, что он едва смог дышать.
	-  Мистер Найлз? -  тихо сказал Крипсин.
	Найлз достал из черного кожаного мешочка что-то, похожее на
медные костяшки пальцев. Он надел это оружие на правую руку, и Брэгг
заскулил от страха, когда увидел, что его поверхность усыпана кривыми
обломками бритвенных лезвий.
	-  Уэйн! -  закричал Брэгг и его очки соскочили с одного уха. -  Во
имя Господа, не дай им убить меня!
	Он попытался лягнуть Найлза, но тот спокойно увернулся. Найлз
схватил Брэгга за волосы и оттянул голову назад, в то время как Дорн
усилил давление своего замка.
	В следующий момент рука Найлза описала дугу вдоль
обнаженного горла Брэгга. В воздух брызнули фонтаны ярко-красной
крови, растекаясь по клеенкам. Найлз отскочил в сторону, но
недостаточно быстро, и его серый костюм покрылся кровавыми
пятнами. Лицо Брэгга стало мраморно-белым.
	-  Отпусти его, -  приказал Крипсин. Брэгг упал на колени, прижав
руки к горлу. Между его пальцев струилась кровь. В тот момент, когда
Брэггу перерезали горло, Крипсин включил секундомер и следил за
отсчетом времени. Он наклонился к Уэйну.
	-  Теперь излечи его, -  сказал он. -  До того, как он истечет кровью,
у тебя есть три минуты.
	-  Пожалуйста, -  прошептал Брэгг и протянул к нему
окровавленные руки. -  О Иисус, о Иисус, не дай мне умереть...
	-  Быстрее, Уэйн, -  поторопил Крипсин.
	Схватив скользкую руку Брэгга, Уэйн опустился на колени рядом с
ним. Пластик покрылся рябью красных волн. Уэйн зажал свободной
рукой страшную рваную рану.
	-  Излечись, -  произнес он трясущимся голосом. -  Я... приказываю
тебе, излечись! -  Он попробовал представить себе, как сращиваются
порванные вены и артерии, но знал, что это не сработает.
	-  Пожалуйста, -  прошептал он. -  Пожалуйста, излечись!
	Брэгг хрипло застонал и упал на бок.
	Секундомер на столе Крипсина продолжал тикать.
	Уэйн почувствовал себя словно заржавевшим. Он чувствовал
целительный огонь, когда прикасался к Тоби; он чувствовал его, когда
исцелял маленькую девочку с парализованными ногами; он чувствовал
его сотню раз в те, старые дни, когда он еще не был выжат как лимон,
делая это изо дня в день. Но он не может притворяться, глядя как
умирает Генри. Он должен снова отыскать этот голубой огонь, и
отыскать его быстро. Когда он умоляюще взглянул на Крипсина, то
лицо того было неподвижно, словно высеченное из камня. Крипсин одел
хирургическую маску.
	-  Уэйн... -  прошептал Брэгг.
	Он прижал к ране обе руки.
	-  Излечись, излечись, Боже Всемогущий излечи этого мужчину,
излечи его.
	Он крепко зажмурил глаза. Этого не должно произойти! Где же
голубой огонь? Где сила?
	-  Запеки ее! -  крикнул он.
	Снова ничего. Он вспомнил о ведьме-крикморихе, корчащейся в
Аду. Он подумал о Крикморе-младшем, все еще поганящем землю. С
одной покончили, настала очередь другого.
	-  ЗАПЕКИ ЕЕ! -  закричал он, мысленно оборотившись к мести за
смерть своего отца.
	Легкая вибрация затрясла его руки, словно холостая попытка
стартера. Он был весь в крови и поту. Концентрируясь, он запрокинул
голову и закричал, призывая отца помочь ему исцелись Генри Брэгга.
	Стартер взревел. Еще. Еще.
	-  Да, я приказываю тебе излечиться! Я приказываю тебе
излечиться...
	Ужасная боль пронзила его голову. Ему показалось, что его голова
вот-вот взорвется.
	-  ИЗЛЕЧИСЬ! -  закричал Уэйн, и из его носа потекла кровь, а
глаза вылезли из орбит.
	Тело Брэгга дернулось, а рот открылся в стоне.
	Крипсин, тяжело дыша, начал подниматься из своего кресла.
	Боль захлестывала голову Уэйна дикими волнами. Его
скрюченные руки сжали горло Брэгга. Из его души поднимался огонь,
шипя в плоти, мускулах, коже. Вместе с этим пришла страшнейшая боль,
заставившая Уэйна откинуть голову и закричать.
	Крипсину показалось, что он чувствует запах горелого мяса.
	Уэйн ужасно затрясся, его глаза закатились, а руки продолжали
конвульсивно сжимать горло Брэгга. Тело мужчины тоже затряслось, а
рот издавал низкие задыхающиеся звуки.
	Затем Уэйн упал на спину, словно отброшенный какой-то силой.
Он свернулся в клубок на окровавленном пластике. Его трясло в агонии
словно басовую струну.
	-  О Боже, помоги мне... -  застонал Брэгг, -  пожалуйста, помоги
мне... эта боль...
	Крипсин со свистом перевел дыхание. Стрелка секундомера
перевалила за три минуты.
	-  Проверьте его, -  прохрипел Крипсин.
	Найлз наклонился над Брэггом.
	-  Пульс прерывистый. Кровотечение почти прекратилось. Я... я
думаю, что рана закрылась, мистер Крипсин.
	-  Болит, -  прошептал Брэгг.
	Череп Крипсина перегнулся через стол.
	-  Этот человек должен был уже умереть, -  сказал он. -  Он должен
был быть мертвым.
	Дыша словно паровая машина, он вышел из-за стола и подошел к
пластиковому листу, обходя кровавые лужи.
	-  Отойди, отойди, -  сказал он Найлзу, который быстро отошел в
сторону. Очень медленно Крипсин наклонился и коснулся одним
пальцем корки засохшей крови, которая прочно запечатала рану Брэгга.
В следующую секунду он отдернул его, словно обжегшись.
	-  Он будет жить, -  прошептал Крипсин. А затем крикнул, сотрясая
комнату: -  Он будет жить!
	Уэйн сел, невидяще глядя перед собой. Из его носа продолжала
течь кровь, а голова была полна черной пульсирующей боли.
	-  Он целитель, -  выдохнул Крипсин, в изумлении широко раскрыв
глаза. -  Он целитель, он целитель, он чертов целитель! Я нашел
целителя! -  Он повернулся к Уэйну, наступив одной ногой в лужу
крови. -  Ты всегда знал, что можешь делать это, да? Ты никогда не
сомневался в этом! О, как долго я искал такого человека, как ты! Ты
можешь лечить все, да? Раки, лихорадки, чуму, все!
	Сын Сатаны, сквозь пелену боли думал Уэйн, выпущенный в мир.
Дразнящий меня. Я всегда знал, что могу делать это. Смерть
заслуживает смерть. Послать демона в Ад к ведьме. Я всегда знал, что
смогу пробудить это!
	-  Боже мой, Уэйн! -  говорил Крипсин. -  Что за дар ты имеешь! Я
дам тебе все, что ты не пожелаешь! Ты хочешь остаться здесь со мной,
да? Здесь, где безопасно, где никто не нападет на тебя? Что ты хочешь,
Уэйн? Я дам тебе...
	-  Мальчишку-демона, -  прошептал Уэйн. -  Я... хочу, чтобы он
умер. Он выпущен в мир и распространяет смерть как чуму. Смерть
заслуживает смерть.
	-  Крикмор-младший? Все, что ты пожелаешь, будет сделано. Все,
что угодно. Мы знаем, что он в Чикаго в... -  Он не смог вспомнить и
пощелкал пальцами призывая Найлза.
	-  Институте Хиллберн, -  подсказал Найлз. Курьер прибыл сегодня
утром, привезя сверток с прядями волос и письмо, которое Тревис
Бикстон нашел в доме Крикморов. На конверте был адрес института, а
внутри находилось письмо от Крикмора-младшего.
	-  Точно, -  сказал Крипсин. -  Но этот парень не может повредить
тебе, Уэйн. Ты же боялся его матери, не так ли? И теперь, когда она...
	-  Мертв, -  сказал Уэйн, переведя невидящий взгляд на мужчину. -
Мертв, мертв, я хочу, чтобы этот демон был мертв.
	Крипсин быстро обменялся взглядом с Найлзом, а затем снова
посмотрел на Уэйна.
	-  Теперь я хочу, чтобы ты пошел в свою комнату. Мистер Дорн
даст тебе кое-что, чтобы ты расслабился. Завтра ты сможешь полетать с
Кумбсом на "Челленджере". Целый день, если хочешь. Как ты на это
смотришь?
	-  Да, сэр.
	Дорн помог Уэйну подняться на ноги. Брэгг пошевелился и
прошептал:
	-  Уэйн, не оставляй меня.
	-  Генри все еще плох, -  изумленно проговорил Уэйн. -  Что с ним
будет?
	-  Мы позаботимся о мистере Брэгге. Иди. И еще, Уэйн... ты
великолепно прошел испытание.
	Когда Уэйн ушел, Найлз наклонился к Брэггу и, пока Крипсин
восторгался по поводу способностей Уэйна, обследовал рану на горле.
Найлз был изумлен тем, как быстро засохла кровь; он никогда не видел
ничего подобного. Налитые кровью глаза Брэгга неотступно следили за
ним. После недолгого периода наблюдения, как знал Найлз, Брэгг
пойдет в мусоросжигательную печь.
	-  Что насчет мальчишки в институте, мистер Крипсин? -  спросил
он.
	-  У Уэллса не будет с этим проблем, а?
	-  Нет, сэр. -  Он встал и отошел от тела. -  Никаких проблем. Но
вас не удивляет этот Крикмор-младший? Он имеет на Уэйна
несомненное влияние. Может, нам стоит проверить, с чем это связано?
	Крипсин вспомнил, что ему сказал Уэйн в одной из первых бесед:
"Крикморы служат Дьяволу и знают все секреты смерти". Он
прищурился и некоторое время оценивающе смотрел на Найлза.
	-  Что-то, связанное с этой женщиной и ее сыном, давно засело в
мозгах Уэйна, -  тихо сказал Найлз. -  Что это может быть? И можно ли
это использовать для того, чтобы крепче привязать Уэйна к вам?
	-  Он никогда меня не покинет, -  ответил Крипсин. -  Сколько
может прожить человек, мистер Найлз, если он ни разу не заболеет? Сто
лет? Больше? -  Он помолчал и произнес тихим мечтательным голосом: -
Не умирать, и знать при этом секреты смерти. Это... сделает человека
подобным Богу.
	-  Крикмор-младший, -  сказал Найлз, -  может знать об Уэйне что-
нибудь полезное. Возможно, наши действия в отношении поводу
женщины тоже были чересчур поспешными.
	-  Каково твое предложение?
	Найлз начал ему рассказывать, а Крипсин слушал очень
внимательно.


54

	Это было последнее утро Билли в институте Хиллберн, и он уже
упаковывал свой чемодан, когда услышал на первом этаже крик. Он
почти инстинктивно понял, что это был голос Бонни.
	Он нашел ее в гостиной с залитым слезами лицом вцепившейся в
мистера Перлмана. Еще несколько человек смотрели что-то по
телевизору. Билли оцепенело уставился на экран.
	На фоне ночи стояло охваченное огнем здание. Под
иллюминацией вздымающихся в небо потоков искр пожарные, одетые в
кислородные маски, тянули лестницы к верхним этажам. Камера
выхватила выпрыгивающих из окна на верную гибель людей.
	-  ...произошел в два часа ночи в отеле "Алькотт" в Южном
Чикаго, -  говорил женский голос диктора, -  где, вероятно,
непотушенная сигарета стала причиной самого большого пожара в
отелях за последнее десятилетие. Официальные лица склоняются к
мнению, что около полуночи вспыхнул тлевший матрас, и огонь быстро
распространился по зданию, которое с 1968 года использовалось в
качестве временного места жительства для эмигрантов. Двое пожарных
задохнулось в дыму, а что касается жителей отеля, то по
предварительным данным погибло более сорока человек. Расчистка
остатков здания потребует нескольких дней, и весьма вероятно, что во
время нее обнаружатся и другие погибшие.
	Ночь сменил угрюмый рассвет. Здание лежало в дымящихся
руинах, и в его обломках копошились пожарные.
	-  Программа "Око чикагских новостей" снова выйдет в эфир в
пять часов. Будьте снова с нами.
	Затем станция вернулась к показу "Волшебника страны Оз".
	-  Это была не сигарета, -  сказала Бонни, глядя на Билли. -  Это
была проводка. Это произошло точно так, как я и ожидала, и я не смогла
это предотвратить, не смогла ничего сделать...
	-  Ты бы и не смогла это сделать, -  сказала доктор Хиллберн. Она
стояла около лестницы, ведущей на второй этаж, и тоже видела выпуск
новостей. Этим утром она прочитала в газетах о разрушении огнем отеля
"Алькотт" на Южной Колючей улице, и знала, что вестник Бонни опять
был прав.
	-  Нет, могла. Я должна была рассказать кому-нибудь. Я должна
была...
	-  Ты рассказала мне, -  заметила доктор Хиллберн. Она взглянула
на Билли, обвела взглядом других и снова посмотрела на Бонни. -  Я
нашла улицу Колючая на карте Чикаго. Это был плохой район Саус-
Сайд, полный ночлежек для бродяг. Два дня назад я позвонила в
полицейский участок и в бюро по предотвращению пожаров. Я
объяснила кто я такая, и разговаривала, соответственно, с дежурным
сержантом и секретаршей. Мне сказали, что на Колючей улице дюжины
отелей для эмигрантов, и проверка их всех -  задача невыполнимая. Ты
сделала все, что в твоих силах, Бонни, и я тоже.
	Погибло сорок человек, думал Билли. Может быть, больше, с
учетом тех, чьи тела еще оставались под обломками. Отель "Алькотт",
Южная Колючая улица. Погибло сорок человек.
	Он представил себе, как они просыпались среди ночи от шума
огня, ревущего в коридорах. У них не оставалось ни времени, ни шансов
на спасение. Это, должно быть, очень страшная смерть. Сорок человек.
	Бонни с распухшим заплаканным лицом вынула из шкафа свой
плащ и вышла на холод. С повешенной головой она отправилась в парк.
	-  Она выдюжит, -  сказала доктор Хиллберн. -  Она боец и знает,
что я права. Билли, в котором часу уезжает твой автобус?
	-  В четыре.
	-  Когда ты будешь готов, я отвезу тебя на автобусную станцию.
	Доктор Хиллберн еще некоторое время смотрела вслед Бонни, а
затем поднялась на второй этаж.
	Билли продолжал думать от отеле "Алькотт". Неясный образ
людей, прыгающих из окон, вновь и вновь вставал у него перед глазами.
Что бы ему посоветовала мать? Он знал ответ, но не знал другого: хватит
ли у него сил для такого количества. До отправления его автобуса
оставалось еще два часа. Нет, ему надо забыть об "Алькотте", сказал он
себе. Он собрал домой, туда, где находится его судьба.
	Доктор Хиллберн собирался войти в свой кабинет, когда у нее за
спиной раздался тихий голос Билли.
	-  Мне нужно поговорить с вами, можно?
	-  Да.
	-  Этот пожар в отеле. И люди, погибшие в нем. Я... думаю, что
должен поехать туда.
	-  Почему? Ты считаешь, что только потому, что там имела место
быстрая мучительная смерть, там присутствуют дискарнаты? Я не
думаю, что это основание...
	-  Меня не интересует, что вы думаете, -  твердо сказал Билли. -  Я
знаю, что некоторым душам необходима помощь, чтобы они могли
перенестись, особенно тем, к которым смерть пришла так быстро, что
они не успели подготовиться. Некоторые из них -  большинство, я думаю
-  возможно еще там и продолжают гореть. Они не знают, как от этого
избавиться.
	-  Что же ты предлагаешь?
	-  Я хочу поехать туда. Я хочу осмотреть все сам. -  Он нахмурился,
потому что Хиллберн не отвечала. -  То, чему учила меня моя мать,
основано на сострадании, на чувствах. Не на мозговых волнах и
машинах. Им нужна моя помощь. Я поеду туда, доктор Хиллберн.
	-  Нет, -  ответила она. -  Это не подлежит обсуждению. Ты
действуешь на основе эмоционального предположения. И я уверена, что
останки "Алькотта" ужасно опасны. Пока ты в этом городе, я отвечаю за
тебя, и я не хочу, чтобы ты бродил по сгоревшему зданию. Извини. Нет.
	Она вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.
	Лицо Билли помрачнело. Он пошел в свою комнату, одел самый
толстый свитер и положил остатки денег в карман джинсов. Он знал, что
автобусная остановка находится в двух кварталах к северу. Ему придется
найти отель самому. Анита видела, как он уходил, но никому не сказала.
На улице жесткий ветер кружил мелкие снежинки, падающие с мрачного
неба. Билли увидел выходящую из парка Бонни и почти уже подошел к
ней, чтобы утешить, но остановился, решив, что ей необходимо побыть
одной, а если он задержится с ней, то вдобавок может потерять
решимость, толкающую его к "Алькотту". Он направился на север и не
услышал, когда Бонни, оглянувшись, окликнула его по имени.


55

	Двери автобуса с шипением отворились, и Билли ступил на
тротуар, под холодную смесь дождя и снега. На углу висел ржавый
уличный знак, свидетельствующий о том, что данная улица называется
Колючей. Когда автобус отъехал, Билли засунул руки в карманы и,
начиная стучать зубами, направился против ветра.
	В последние полтора часа он занимался пересадками с автобуса на
автобус, перемещаясь все глубже в мрачный, серый чикагский район
Саус-Сайд. Он оказался почти на окраине города, доехав до конечной
остановки автобуса. Его окружали ряды квадратных, выглядевших
сурово домов. На горизонте трубы завода выбрасывали в небо клубы
коричневого дыма. Окна ближайшего магазина были заделаны
металлическими щитами, и вокруг стоял скверный запах гниения.
	Билл, дрожа от холода, направился на юг. В отдалении он слышал
звуки сирен полицейских автомобилей, их завывание то усиливалось, то
ослабевало. Улица была совершенно пустынна. Вокруг него шипели
снежинки, как будто попадавшие на провода высокого напряжения.
Иногда из окна появлялось чье-нибудь напряженное лицо и смотрело
ему вслед.
	Пройдя еще квартал, он почувствовал, как у него волосы встали
дыбом.
	Дымка становилась все плотнее, превращаясь в грязный туман, от
которого у идущего в нем Билл защипало глаза.
	Посреди этого тумана находился конечный пункт маршрута
Билли, выгоревшее пятиэтажное здание с сохранившимися красными
буквами "ОТЕ.... АЛЬ..ТТ", находящимися под самой крышей,
рухнувшей во время пожара. Все сохранившиеся стекла были черными, а
частично обвалившаяся стена обнажила комнаты и коридоры отеля.
Дымящиеся кирпичи были разбросаны по всей улице. Вокруг здания
было сооружено ограждение и установлены козлы с оранжевыми
мигающими огнями, за которыми стояло пятнадцать или двадцать зевак.
Неподалеку были припаркованы две полицейские машины. Пожарные в
длинных брезентовых робах копались в обломках. Группа мужчин в
грязной одежде стояла вокруг бочки из-под масла, в которой ярко горел
огонь; они передавали по кругу бутылку. На другой стороне улицы
стояла пожарная машина, и ее шланги содрогались от напора воды.
	Двое пожарных что-то вытаскивали из развалин. Третий спешил
им на помощь. Почерневшая форма, которую они держали, развалилась
у них в руках, и один из пожарных, зашатавшись, оперся лопаткой о
стену, на что группа пьяных отреагировала криками и свистом.
	Сердце Билли громко застучало, а от хора сирен по коже побежали
мурашки. Он заметил в развалинах пару полисменов. Внутри здания что-
то треснуло, и сверху посыпались кирпичи, заставив офицеров отскочить
в сторону.
	Вдруг Билли понял, что то, что он слышит, вовсе не сирены.
	Это были высокие, диссонирующие, ужасные крики, идущие
изнутри "Алькотта".
	И он знал, что слышит их только один он.
	-  Еще одного нашел! -  закричал один из пожарных. -  Дайте мне
мешок для трупов, он в плохом состоянии!
	Билли смотрел из-за заграждения на почерневшие остатки
вестибюля. Вся мебель превратилась в головешки. Из оплавленных труб
сочилась грязная вода, стекавшая по закопченной стене. Крики
вонзались в его мозг подобно пикам, и он понял, что их слишком много.
Ему не под силу управиться со всеми, они убьют его. Он никогда не
пробовал управиться с таким количеством, во всяком случае сразу!
	-  Отойдите назад, -  приказал ему полицейский, и Билли
повиновался.
	Тем не менее, он знал, что если он не попытается, не сделает то,
что в его силах, то будет слышать этот ужасный крик весь остаток своей
жизни. Он остановился в ожидании возможности пролезть за
ограждения. Я сильный, говорил он себе, я смогу это сделать. Однако он
продолжал трепетать, и никогда в жизни он еще не был так неуверен.
	Пьяные стали что-то кричать пожарнику, застегивающему черный
мешок для трупов, и полицейский с покрасневшим от гнева лицом
поспешил в их сторону.
	Билли в тот же момент перелез через ограждения и оказался в
разрушенном вестибюле отеля "Алькотт".
	Он как можно быстрее взбежал вверх по ступеням, низко наклонив
голову, чтобы не удариться о торчащие трубы и головешки. Ступени
стонали под его весом, а вокруг колыхалась серая пелена дыма. Звук
призрачных голосов перекрывался свистом ветра в верхних этажах отеля.
Как только Билли достиг затопленного второго этажа, все звуки
внешнего мира исчезли. Он слышал только пульс агонии в сердце отеля
"Алькотт".
	Вдруг его нога провалилась, он упал на колени в угли, и вся
лестница содрогнулась. Он поспешно высвободил ногу и заставил себя
направится дальше вверх. Его лицо покрылось холодным потом и сажей.
Хор голосов привел его на третий этаж; теперь он начал различать
отдельные голоса -  низкий стон, обрывки криков, вопли ужаса -
которые заставили вибрировать его кости. Коридор третьего этажа был
залит водой и усыпан обугленными обломками. Билли нашел разбитое
окно и высунулся из него, чтобы глотнуть свежего воздуха. Внизу на
улице стоял фургон с надписью "ОКО ЧИКАГО". Трое человек,
женщина и двое мужчин, у одного из которых через плечо висела камера,
горячо спорили с полицейским под аккомпанемент криков и свиста
пьяных.
	Голоса мертвых подстегнули Билли. Он продолжил свой путь по
коридору, чувствуя, как что-то, словно холодная рука, исследует его
черты лица на манер слепого. Пол застонал под его весом, и с потолка,
словно черный снег, посыпалась сажа. Его ботинки погрузились в кучу
обломков.
	Справа от него находилась сломанная пожарными дверь. За ней
виднелся плотный мрак черных углей. Билли почувствовал ужасный
холод, сочившийся из комнаты в коридор. Это был холод ужаса, и Билли
поежился от его прикосновения.
	Он понял, что за этой дверью находится то, ради чего он здесь.
	Билли собрался силами и с громко стучавшим сердцем вошел
внутрь.
	Голоса прекратились.
	Вокруг Билли плыл саван из черной сажи и дыма. Это была
большая комната; Билли огляделся и увидел, что большая часть ее
потолка обрушилась и превратилась в месиво из обгоревших бревен.
Вода все еще текла откуда-то сверху, образовав лужу в полдюйма
глубиной вокруг того, что лежало на полу: обгоревших грудных клеток,
костей рук и ног, неузнаваемых очертаний того, что прежде было
человеческими существами. Вокруг них, словно колючая проволока,
нависала металлическая сетка, сплавившаяся от ужасной температуры.
Кровати, понял Билли. Металлические сеточные кровати. Они спали,
когда на них обрушился потолок.
	Вокруг стояла тишина ожидания.
	Билли чувствовал их повсюду вокруг себя. Они были в дыму, в
углях, в обгоревших костях, в бесформенных очертаниях. Они были в
воздухе и в стенах.
	Здесь было слишком много страдания; оно тяжело висело в
воздухе, а страх потрескивал как электричество. Но Билли знал, что
бежать было уже поздно. Он должен сделать то, что собирался.
	Но в комнате находилось также и еще что-то. У Билли встали
дыбом волосы, а по телу побежали мурашки. Комната помимо всего
излучала еще и ненависть. Что-то в ней бурлило. Что-то хотело
разорвать его тело на мелкие кусочки.
	В дальнем углу зашевелилась тень и поднялась из углей, приняв
отвратительную форму. Она имела семь футов высоты, а ее узкие глаза
горели как красные бусинки. Похожее на морду вепря лицо Меняющего
Облик усмехнулось.
	-  Я знал, что ты придешь, -  прошептал он голосом ни мужским ни
женским, ни старым и ни молодым. -  Я ждал тебя.
	Билли отступил назад в лужу воды.
	-  О, ты не боишься меня, да? -  Меняющий Облик словно клуб
дыма выплыл из угла комнаты. Его звериный взгляд сконцентрировался
на Билли. -  Не ты, нет. Никогда не боишься. Ты сильный, да?
	-  Да, -  ответил Билли. -  Я сильный.
	И увидел промелькнувшее во взгляде Меняющего Облик
колебание. Он не знал пределов силы Меняющего Облик -  если таковой
вообще существовал -  но было похоже на то, что чем сильнее становился
Билли, тем неувереннее оказывался Меняющий Облик. Возможно, думал
Билли, зверь не может повредить ему в этом своем демоническом облике,
но может воздействовать на его сознание, например, заставив его
нанести вред самому себе. Если Меняющий Облик когда-нибудь найдет
способ атаковать его физически, то Билли вряд ли сможет устоять перед
такой страшной силой.
	Очертания существа изменились, как отражение на покрытой
рябью поверхности застоявшегося пруда, и внезапно он принял облик Ли
Сейера.
	-  Ты надоедливый человек, -  сказало оно голосом Сейера. -  Твоя
семья полна надоедливых людей. Некоторые из них не смогли устоять
против меня. Ты думаешь, что ты сможешь?
	Билли не ответил, но остался стоять неподвижно.
	Лицо Ли Сейера ухмыльнулось.
	-  Прекрасно! Тогда только ты и я, и комната душ в качестве
ставки. Думай быстро, парень!
	Пол затрещал и качнулся под ногами Билли, бросив его на колени
в лужу. Это уловка! -  подумал он, когда пол начал опасно качаться.
Иллюзия, наведенная зверем!
	Вокруг Билли закружилась метель зажженных спичек, обжигая его
лицо и руки, искрясь в волосах и на свитере. Он закричал и попробовал
защитить лицо руками. Уловка! Я не горю в действительности, я не
горю!.. Он знал, что если он будет достаточно сильным, то преодолеет
уловки Меняющего Облик. Он посмотрел на спички, которые обжигали
его щеки и лоб, и попытался увидеть Меняющего Облик не в виде Ли
Сейера, а в его истинном обличьи. Метель из спичек угасла, и перед
Билли снова стояло вепреобразное существо.
	-  Уловки, -  произнес Билли и увидел в темноте Мелиссу Петтус.
	Внезапно потолок пробил огненный шар и похоронил его под
пылающими обломками. Он почувствовал, что горит -  почувствовал
запах Майской Ночи -  и закричал, стараясь выбраться из-под обломков.
Он в панике побежал, его одежда загорелась.
	Не добежав до двери, Билли наступил на скрытую обломками
дыру в полу.
	Проваливаясь, он успел ухватиться за зазубренный искореженный
кусок металлической кровати, который глубоко врезался в его руку. Его
тело наполовину провалилось в дыру, а ноги болтались в двадцати футах
от груды обломков, усыпанных почерневшими гвоздями. Его одежда все
еще горела, и Билли почувствовал, как начала тлеть его кожа.
	-  Иди ко мне, Билли, -  шептала Мелисса. -  Это больно, правда?
Гореть -  это больно.
	-  Нет! -  крикнул Билли. Если он отпустит железку, то упадет и
разобьется насмерть. Меняющий Облик хотел, чтобы он свалился в эту
дыру. Паника, ужас, иллюзии и безумие -  вот что было самым страшным
оружием Меняющего Облик. -  Твоя мать мертва, -  сказало симпатичное
личико Мелиссы. -  Пришел ковбой и перерезал ей горло. Твой
маленький домик -  теперь куча углей. Билли, у тебя из руки течет
кровь...
	-  Эй, есть там кто-нибудь? -  раздался голос снизу.
	-  Отпусти же руку, иначе ты истечешь кровью! -  поторопил Билли
Меняющий Облик в образе Мелиссы.
	Билли сконцентрировался на боли в руке. Его тело перестало
гореть. Он перевел все свое внимание на то, чтобы выбраться из дыры.
Его одежда не горела, не была даже опалена. Он устоял, сказал он себе,
он может сопротивляться оружию Меняющего Облик. Образ Мелиссы
начал таять, и на его месте снова появился вепрь. Билли выкарабкался из
дыры и встал на четвереньках в луже. Что это существо говорило про его
мать? Ложь, все ложь! Ему надо торопиться, подумал он, пока его не
нашли пожарные.


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7]

Страница:  [6]