Ребекке Джереми и Джеррету посвящается




                           ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕРЕП 


                     Нет сомнения, что способность мозга делать  выводы  и
                предвидеть   последствия   в   ходе   эволюции    человека
                чрезвычайно  возрастает.  Она  ведет  его   к   величайшим
                открытиям о закономерностях в явлениях природы и  в  жизни
                самого человека. Привычка задавать вопросы является плодом
                древней потребности к  овладению  знаниями,  как  гарантии
                безопасности,  что  является  характерной  и,   временами,
                болезненной отличительной чертой человечества... Она ведет
                человека по меньшей мере к двум  величайшим  открытиям:  с
                одной стороны, к тому, что каждый индивидуум  умрет,  а  с
                другой - к тому, что было время, когда не существовало  ни
                одного человеческого существа. Подобное знание  продолжает
                поражать нас,  и  многих  повергает  в  такое  отчаяние  и
                неуверенность, что они начинают искать утешения в мистике,
                что человечество, должно быть, делает с тех самых пор, как
                начало говорить и мыслить.
                                   Дж.З.Янг "Введение в изучение человека"



                              СКОЛЬЗКАЯ ТРАВА

                Долина реки Литтл-Бигхорн, округ Монтана.
               Воскресенье, 25 июня 1876 г. 1:00 пополудни

     Стрела вонзилась ему в левый глаз, оперенное древко глубоко  вошло  в
голову, спина, дернувшись, выгнулась  назад,  руки  раскинулись  широко  в
стороны, а его конь встал на дыбы, сбросив солдата из седла на землю, так,
что  у  того  хрустнули  кости,  прямо  под  ноги  подполковнику   Джорджу
Армстронгу Кастеру.
     - Где, дьявол его побери, Рено? - заорал Кастер среди  усиливающегося
шума битвы, развернувшись и выпалив из своего  "Уэбли"  по  несущемуся  на
него шайену. Выстрел оказался удачным.
     Полковник  стоял  у  гребня  холма  севернее  Медсин-Тэйл-Куули,  его
желтоватые волосы коротко подстрижены, небритые  скулы  покрыты  въевшейся
пылью  после  трехдневной  езды  по  дикому  краю.  Пыль   покрывала   его
бакенбарды, бриджи,  заправленные  в  тупоносые  кавалерийские  сапоги,  и
красный, с пятнами пота платок, повязанный на шее. Его когда-то  белая,  с
загнутыми широкими полями шляпа, упавшая в пылу схватки,  теперь  валялась
растоптанная в шалфее у его ног.
     Тот,  кто  погибал  сегодня,   был   искусным,   хорошо   вышколенным
кавалеристом, приведшим Седьмой полк к победе в 1868 г., когда, вырвавшись
из бушующей бури, они уничтожили лагерь  Черного  Чайника,  раскинутый  на
берегу  реки  Уошито.  Оказавшийся  на  месте  человека,  ранее   имевшего
репутацию  лучшего  в  армии  США  усмирителя  индейцев,   был   уставшим,
неопрятным солдатом,  отчаянно  дерущимся  за  свою  жизнь,  выкрикивающим
команды молодому горнисту, стоящему рядом с ним.
     - Плотнее, черт вас побери, плотнее!
     - Во имя Господа, парни, не бежать! Что это? Поражение?
     - Пусть люди Келхауна спешатся и развернутся, как пехотинцы!
     Сержант Роберт Хьюджес из роты К держал боевое знамя Кастера.
     Развевающееся  знамя  с  красными  и  голубыми   полосами   и   двумя
скрещенными саблями своим присутствием указывало на то, что полковник  был
на поле брани. Когда  Кастер  переломил,  открывая,  свой  "Уэбли",  чтобы
зарядить его патронами 45-го  калибра  из  патронташа  на  поясе,  Хьюджес
закричал:
     - Иисусе милостивый! Том получил свое!
     Капитан  Том  Кастер,  брат  полковника,  получив  удар  между  глаз,
забрызгал кровью и мозгом всего перепуганного знаменосца.
     - Они приближаются сюда! - выкрикнул горнист. - Черные, как черти,  и
их полно, словно травы! О, Боже, мы погибнем!
     Вид, открывавшийся Кастеру на индейский поселок,  вытянувшийся  вдоль
реки, с высокого обрыва, позже известного как Гребень Битвы, ограничивался
зарослями  высокой  сухой  травы.  Глядя  сверху  на  невероятную   резню,
продолжающуюся внизу, он понял, что там было гораздо больше  жителей,  чем
он  ожидал.  Неизвестные  полковнику  сиу  и  шайены  располагались  семью
кольцами протяженностью четыре  мили,  образованными,  когда  три  союзных
племени - каждое ходившее по своей охотничьей тропе, как было ясно  по  их
размерам - соединились вместе незадолго до кавалерийской атаки.
     Кастер был заносчивым человеком непомерных амбиций.  Командиром,  для
которого атака и победа были синонимами. Отступление  с  поля  брани  было
просто не в его правилах. Три дня назад его  следопыты  обнаружили  свежую
охотничью тропу, и тогда он отдал приказ Седьмому полку следовать  по  ней
через опаленные солнцем Волчьи горы к  тому  месту,  где  индейцы  разбили
лагерь. Его план заключался в том, чтобы захватить их  врасплох  внезапной
кавалерийской атакой с двух сторон, и для  этого  он  разделил  своих  615
солдат на три батальона. Возглавив лично головной отряд, в  то  время  как
колонна Рено должна была напасть с фланга, полковник галопом направил свой
батальон на лагерь, где  оказались  не  только  те  индейцы,  которых  они
преследовали, но также и воины других союзных племен. Его люди оказались в
меньшинстве в пропорции один к  десяти.  "Удача  Кастера"  отвернулась  от
него.
     Словно пчелы, вылетающие из улья, сиу и шайены устремились в яростную
контратаку. Неистовые сиу, такие, как и Черный Месяц, Король Воронов и Гал
- Яростный Воин полуодетые  устремились  из  своих  типи  [вигвам,  жилище
североамериканских индейцев] на строй вооруженных длинными саблями солдат;
на некоторых из них были боевые головные уборы равнинных племен, у  других
были перья в волосах, собранных в пучок, что означало "перерезаю глотки  и
снимаю скальпы", или разделенных, что указывало на  то,  что  их  владелец
"перенес много ран". Шайенские храбрецы, вроде Тупого Ножа, Плоского Бедра
и  Ледяного  Медведя,  дико  вопили,  чтобы  заставить  врага   отступить,
некоторые - паля из "винчестеров", другие из более старых, заряжающихся  с
дула  ружей;  кое-кто  был  вооружен  луками  со  стрелами  или   длинными
украшенными  перьями  копьями,  а  остальные   размахивали   двусторонними
томагавками. Бешеные Лошади, сиу из  племени  огалалы  -  их  лошади  были
украшены  отрезанными  пальцами,  чтобы  похвастаться  количеством  убитых
врагов - галопом неслись за Кастером и его отброшенными  людьми,  разметая
белых по склону. Среди облаков дыма, пыли и какофонии битвы  Дождь-В-Лицо,
Пеммикан, Хэмп и Рожденный Лаской выкрикивали боевой клич "Хока  хэй!",  в
то время как другие улюлюкали или  пронзительно  свистели.  Сиу,  которого
звали Легкое, скакал в вышитой бисером куртке,  отороченной  человеческими
волосами. Санари - безлукие - дрались с бледнолицыми врукопашную, их  тела
были украшены талисманами, придающими силы: клювами сов,  подвешенными  на
ремешках, или  шкурами  койотов.  Продвигаясь  в  этой  мешанине  из  тел,
выстрелов, ржущих лошадей, носящихся по  полю  битвы  с  пустыми  седлами,
прибыли Скверная Похлебка, Приходящий Снова, Низкий Пес, Пятнистый Орел; в
бой вступили Оперенное Ухо, Голые Ребра, Реющий Ястреб  и  Железный  Гром;
появились      Голубое      Облако      и      Толстое      Брюхо,       и
Человек-Который-Гуляет-Со-Своей-Собакой...  бесконечная  череда  неистовых
всадников,  летящих  принять  участие  в  резне,  вырезающих  кавалеристов
поодиночке, раненных и умирающих, молящих  о  пощаде.  Битва  превратилась
теперь в беспорядочное  бегство  от  реки  вверх  по  склону...  Прямо  по
направлению к гребню, где стоял Кастер... дерущиеся и падающие, вертящиеся
и стреляющие во все стороны солдаты спасались бегством,  в  то  время  как
преследующие их по пятам сиу окружали их.
     - Играй построение! - выкрикнул Кастер.
     Когда горнист не подчинился, он влепил ему пощечину. Трубач  упал  на
колени, истерически зарыдав.
     - Какой, к черту, в этом толк, сэр?
     - Здесь я командир! - Кастер снова его ударил. - Дуй  в  этот  чертов
горн!
     Звук горна созвал уцелевших к гребню  холма.  Раненые  солдаты  брели
среди залитых кровью кустов, а мимо проносились индейские лошади, вслед за
чем на белых обрушивались томагавки.  Те,  кто  еще  оставался  в  седлах,
пристреливали своих  лошадей,  чтобы  укрыться  за  их  трупами.  Один  из
кавалеристов скорчил страшную гримасу, когда  копье  пронзило  его  грудь;
затем уздечка, подпруга, седло и попона сорвались с его лошади, бросив его
на землю под копыта лошадей шайенов.
     Пули впивались в шалфей, выбивая фонтанчики пыли. Воздух почернел  от
порохового дыма. Семьдесят пять  обреченных  на  гибель  людей  образовали
оборонительный круг, передние - став на одно колено,  чтобы  задние  могли
стрелять. Мэйзи,  Слэпер,  Фретт,  Джирард  и  Эдгерли  упали.  Лютер  Хар
закричал:
     - Черт, мое ружье заклинило!
     - И мое тоже,  -  выкрикнул  Эдвард  Годфри,  и  тут  индейская  пуля
разворотила ему лицо.
     Один  за  другим  карабины  "Спрингфилд"  Седьмого  полка  замолкали.
Раскалившиеся  выбрасыватели  заклинивало,  оставляя  стреляные  гильзы  в
затворе.
     - Револьверы! - заорал Кастер, когда круг разорвался. Те, кто услышал
его, выхватили свои "Кольты" 45-го калибра.
     На поле битвы стало теперь так дымно,  что  индейцы  и  белые  вполне
могли стрелять в своих собственных людей; и друзья,  и  враги  были  всего
лишь тенями в клубах дыма. Седьмой полк уменьшился до двадцати солдат, все
еще остающихся на ногах, когда несколько из них  попытались  прорваться  с
гребня. Остающиеся тут же повернули свои револьверы в сторону дезертиров.
     Один из попытавшихся бежать был гражданским -  Фрэнсис  Паркер.  Этот
нервный долговязый мужчина встретился с  воинской  колонной  незадолго  до
схватки. Во время безумного решения Кастера он остался  сзади  и  оказался
вовлеченным в битву только тогда, когда солдаты были отброшены назад.
     Другой, лейтенант Харрингтон, отобрал лошадь у раненного. Прорвавшись
сквозь сиу, он галопом поскакал в долину реки  Литтл-Бигхорн.  Индейцы  во
главе со Старым Медведем погнались за ним, но лошадь Харрингтона со страха
понесла, и, казалось, ему удастся  ускакать,  когда  неожиданно  лейтенант
поднял свой револьвер и выстрелил себе в голову. Он умер в соответствии  с
неписаным  воинским  кодексом:  "Когда  сражаешься  с  индейцами,   оставь
последний патрон для себя".
     Высоко над  обрывом  Кастер  и  Хьюджес  остались  только  вдвоем.  С
перчаткой на одной руке, с револьвером  во  второй,  полковник  стоял  над
лежащим в траве горнистом, шайенская стрела торчала в горле трубача.  Стоя
на одном колене, Хьюджес судорожно сжимал флаг, направляя свой разряженный
револьвер в сторону сиу. Когда томагавк раскроил ему череп, он  со  стоном
уронил знамя.
     Разозленный  видом  своего  славного  знамени,  втоптанного  в  пыль,
полковник закричал:
     - Будь оно  все  проклято,  если  я  должен  буду  погибнуть  от  рук
язычников-краснокожих!
     Подскакав  так  близко,  что  порох  из  ружья  обжег  кожу  Кастера,
Дождь-В-Лицо выстрелил ему в голову.
     Со смертью Кастера битва индейцев с Седьмым  полком  закончилась,  но
еще с полчаса они кружили по  полю,  гортанно  перекликаясь,  нашпиговывая
тела стрелами или стреляя  в  них  из  ружей,  крутясь  вокруг  "Последней
Стоянки", словно речная вода у камней на быстрине.
     За то время, что прошло от начала  битвы  до  ее  завершения,  солнце
сдвинулось всего лишь на ширину нескольких стрел.
     Последующее заняло больше времени.
     Широкоплечий и сильный, Легкое был главным  знахарем  тетонских  сиу.
Взбираясь на холм, он сбросил свою расшитую бисером куртку и теперь  стоял
обнаженный по пояс под жгучими лучами солнца. Окидывая взором поле  битвы,
он думал: Кровь в жилах моих людей кипела сегодня, но их сердца холодны.
     Болтающие скво раздевали трупы белых. Вокруг них были навалены  груды
военной добычи, приготовленной к перевозу: табак, часы, бумажники,  виски,
оружие, седла, флаги и фотографии. Более сильные женщины увечили  мертвых,
отрезая конечности и головы у тех, с кого уже сняли  скальпы  воины.  Трое
мужчин проехали мимо с трофеями, привязанными к их  копьям,  один  из  них
держал высоко над головой отрезанную щеку с бакенбардой армейского майора.
Последний уцелевший представитель Седьмого полка ковылял по полю: это  был
вороной жеребец по кличке Команч капитана Майлза Коха.  Раненый  конь  был
полумертв от потери крови.
     Из всех убитых, валяющихся на земле, тело капитана Тома Кастера  было
в наихудшем состоянии. Брат полковника лежал лицом вниз недалеко от гребня
холма, его череп был проломлен многочисленными ударами томагавков. Все, до
последней  пряди,  волосы  с  его  головы  были  срезаны  на  скальпы,  за
исключением пучка на затылке. Дождь-В-Лицо вырезал и съел сердце  капитана
- действие, которое,  как  считалось,  передает  победителю  мужество  его
врага.
     Труп  полковника  был  единственным,  который  не  должен  был   быть
оскальпирован. Вместо этого кто-то воткнул ему в уши  иглы,  чтобы  помочь
духу "Желтого Волоса" лучше слышать протесты индейцев. На теле  полковника
было две раны, от выстрела в череп и дыра в груди. Пока  Легкое  бормотал,
обращаясь к трупу, остекленевшие глаза Кастера неподвижно глядели на него.
     -  Иногда,  Фыркальщик,  сны  бывают  мудрее  пробуждения.  То,   что
случилось сегодня, было предсказано.
     Легкое отмахнулся от роя мух.
     - Черные горы - это для нас не тающий в руках снег. Они служат  домом
для Вакан-Танки, самого могучего из всех богов. Реки гор -  это  слезы  из
его глаз; земля и то, что в ней находится - вместилище его души.
     - Когда Луна стала круглой,  ты  сказал  Красному  Облаку,  что  горы
принадлежат нам до тех пор,  пока  растет  трава  и  текут  реки.  Большой
Военный Вождь обещал, что вы не ступите на наши  земли,  и  все  равно  вы
ходите  везде,  будто  горы  -  ваши.  Этот  желтый  металл,  которому  вы
поклоняетесь, эта земля, которая сводит вас с ума, стоит ли  все  это  той
цены, которую все мы должны платить? Ты все говорил, говорил, но, в  конце
концов, твои слова оказались подобны дующим ветрам.
     В вышине над полем закружился первый стервятник.
     - Вакан-Танка во сне сказал Сидящему Буйволу, что вы придете.  Теперь
же он посылает Буйволу видение множества длинных ножей,  едущих  отомстить
за  то,  что  вас  вырезали.  Буйвол  говорит,  что  мы  должны   пересечь
Медсин-Лайн, за каменными  холмами,  где  красные  куртки  охраняют  Землю
Великой Белой Матери.
     - Фыркальщик, человеческая мечта захлебнулась сегодня  твоей  кровью.
Ты выгнал нас с нашей земли. Но пройдет много лун, и мы, лакоты, вернемся.
В конце концов, земля - это единственное, что пребывает вовеки.
     Легкое был привлечен испуганным вскриком.  За  несколько  месяцев  до
этого дня битвы на  Скользкой  Траве  Сидящий  Буйвол  предложил  племенам
севернее  Медсин-Лайн  присоединиться  к  нему  в  борьбе  против   белых.
Черноногие отказались, но равнинные кри согласились, и один из них,  Белая
Сова, как раз снимал скальп.
     Среди солдат лежал мужчина,  одетый  в  штатскую  одежду.  Когда  кри
схватил его голову, чтобы срезать  волосы,  белый  издал  ужасающий  вопль
боли. Крик привлек нескольких находящихся рядом скво, поскольку  их  делом
было притащить  уцелевших  в  лагерь,  для  пыток.  Завывание  можно  было
услышать и за рекой, и вскоре еще один голос присоединился к хору.
     В то время как штатский молил о пощаде, кри сорвал с него одежду.  Из
одного из карманов, незамеченная, выпала записная книжка и осталась лежать
в кустах. Когда человек был раздет до нижнего белья, скво увели его, но не
раньше, чем Белая Сова получил свой скальп. Кри, швырнув  заплечную  сумку
на землю,  вывалил  наружу  ее  содержимое,  надеясь  на  трофеи.  Из  нее
вывалились книга и огромный желтый череп. У журнала Паркера  была  книжная
кожаная обложка.
     Череп был в два или три раза больше человеческого. На его макушке был
сагиттальный  гребень,  по  форме  напоминающий  клок  волос  на  скальпах
ирокезов. Ископаемое было завернуто в рыболовную сеть, чтобы удерживать на
месте челюсть. Зубы, напоминающие собачьи, выступали вперед, словно клыки.
     Издав гортанный звук удовлетворения, Белая  Сова  затолкал  журнал  и
одежду Паркера в сумку. Перебросив лямки через плечо, он вскочил  на  свою
лошадь. С черепом, болтающимся у него на ремне, он повернул лошадь к  реке
и покинул поле битвы.



                                 СНАЙПЕР

         Сан-Франциско. Вторник, 14 марта 1987 г., 8:12 пополудни

     "Вальтер-WA2000", стреляющий патронами  в  120  гран  от  "Винчестера
Магнума" 30 калибра, имеет начальную скорость вылета  пули  3000  футов  в
секунду и начальную энергию пули 3600  фунтов  на  фут.  Другими  словами,
"Вальтер" свалит даже медведя-гризли. Ствол является самой  важной  частью
любой винтовки, поэтому ствол, который держал снайпер, был подогнан к  его
руке и имел форму, наиболее отвечающую предъявляемым к  нему  требованиям.
По всей длине его проходили желобки для того, чтобы лучше рассеивать тепло
и противостоять гармоническому эффекту.  Затвор  и  шестизарядный  магазин
упирались в подбородок убийцы, скрытый под маской.  Рукоятка,  похожая  на
пистолетную, имела отверстия для пальцев, для большей точности стрельбы, а
сам  магазин  помещался  в  жестком  футляре,  так  что  приклад   являлся
естественным продолжением патронника.  Отдача  при  выстреле  направлялась
прямо в плечо снайпера, давая гарантию того, что выстрел попадет  точно  в
цель.  Оптический  прицел,  установленный  перед  его  глазом   и   дающий
двадцатипятикратное увеличение, был нацелен с крыши отеля круто  вниз.  Он
был направлен сквозь  стеклянную  крышу  музыкального  салона  пятнадцатью
этажами ниже, перекрестье смотрело  в  лоб  докладчика,  в  данную  минуту
находящегося  на  подиуме.  Указательный  палец  убийцы  плотнее  лег   на
спусковой крючок.
     Внутри музыкального салона отеля "Карлтон-Палас" происходило собрание
Американской Ассоциации Адвокатов. Гудение тысячи голосов эхом  отдавалось
в сводчатом помещении,  пока  юристы  и  законники  потягивали  напитки  в
ожидании того, когда обеденные приборы  будут  убраны.  Музыкальный  салон
начал свою историю с 1909 г., когда заменил танцевальный зал, пострадавший
в  землетрясении  1906  г.  Роскошный  салон  с   позолоченными   стенами,
бархатными портьерами, хрустальными светильниками - его потолок был сложен
из десяти тысяч листов стекла. В этот вечер комната,  уютно  раскинувшаяся
под звездным балдахином,  была  тускло  освещена,  если  не  принимать  во
внимание светильники подиума. Президент ААА обратился к собранию.
     - Леди и джентльмены, уважаемые судьи члены Ассоциации и гости.  Я  с
удовольствием представляю вам сегодняшнего докладчика, несомненно,  самого
передового юриста с времен Лорда Деннинга; будьте  любезны  приветствовать
мистера  судью  Хэттона  Мэрдока,  члена  Апелляционного  Суда  Британской
Колумбии.
     Пока  длились  аплодисменты,  он  предоставил   сцену   мужчине   лет
пятидесяти пяти,  одетому  в  смокинг.  Когда  суровое  умное  лицо  судьи
появилось в свете огней подиума, шум среди собравшихся  затих  до  шепота.
Его присутствие подействовало на собравшихся, словно появление Ф.Ли  Бэйли
или Эдварда Маршалла Холла.
     - Господин  президент,  коллеги,  члены  коллегии  адвокатов.  Канаде
действительно повезло, что она имеет в качестве соседа Соединенные  Штаты,
так как ваша Конституция на столетие старше. И, таким образом, у нас  есть
то преимущество, что мы можем учиться на ваших ошибках.
     Когда я говорю "ваших ошибках", я не имею в виду ничего обидного  для
вас, так как каждая нация выковывается на наковальне своей истории. У  нас
есть то преимущество, что мы можем ознакомиться с  вашими  экспериментами,
прежде чем составлять проекты  своих  собственных  законов:  преимущество,
недоступное тем, кто идет впереди. Сходство между  нашими  двумя  странами
является результатом конституционной концепции, заимствованной нами у вас,
в то время как различия отражают те аспекты, которые мы отвергли.
     Сперва о различиях.
     Америка является республикой, родившейся в революции. По этой причине
ваша Конституция гарантирует вам право на ношение оружия. Сегодня мы видим
результаты этой статьи закона, и,  хотя  население  Канады  в  десять  раз
меньше населения Штатов, в 1985 г. мы имели лишь пять  случаев  смерти  от
личного оружия по сравнению с вашими 8092. За последние пять  месяцев  135
единиц оружия были изъяты у американских туристов, пересекающих границу из
штата Вашингтон, поскольку наша Конституция  -  учитывая  ваш  опыт  -  не
гарантирует и никогда не будет гарантировать этого права.
     Когда Америка в  восемнадцатом  веке  разделила  политическую  власть
между Конгрессом и штатами, ваша Конституция предоставила штатам  контроль
за уголовным законодательством. Сегодня вызванная этим путаница приводит к
тому, что убийца, пересекающий границы штата,  должен  быть  выдан,  в  то
время как в зависимости от того, где он убил свою жертву,  он  может  либо
распроститься со своей жизнью, либо через день оказаться на свободе.
     Представьте, насколько в Америке было бы безопасней, если бы, подобно
нашей конной полиции, ваша  полиция  могла  беспрепятственно  преследовать
преступников от побережья до побережья? От океана до океана наши уголовные
законы одни и те же, поскольку мы - снова учитывая ваш опыт - предоставили
эту власть центральному правительству.
     Один из подвыпивших членов аудитории громко крикнул:
     - Ваши законы многих из  нас  оставили  бы  без  работы.  Кому  нужна
безопасность, если юристы окажутся безработными?
     Мэрдок проигнорировал его.
     - Америка завоевала свой Дикий  Запад,  открыв  ворота  авантюристам,
готовым  на  все.  Естественно,  вам  пришлось  побороться,  чтобы   взять
воцарившийся в результате хаос под контроль. Ваши легендарные герои Запада
- Вьятт Эрп, Джордж Кастер, Бэт Мастерсон - все  они  сами  по  себе  были
ренегатами, и поэтому то, как вы  завоевывали  свою  территорию,  породило
ситуацию, когда вы позже вынуждены были отвечать огнем на  огонь.  Уровень
преступности в  США  сегодня  показывает  уменьшение  уважения  к  закону,
поскольку ваша экспансия делала нормой этики пренебрежение к властям.
     Подвыпивший снова выкрикнул:
     - О чем болтает этот зануда?
     Мэрдок на мгновение умолк,  чтобы  глянуть  на  мужчину.  Собравшиеся
повернулись, чтобы взглянуть на того, кто прервал оратора:  развалившегося
в своем кресле, сбивающего  пальцем  на  пол  пепел  сигары,  со  стаканом
красного вина, закапавшего белую рубашку.  Прельщенный  пятнадцатиминутной
славой, обещанной ему Энди Уорхолом, пьяница слегка поклонился толпе.
     Судья снова обратился к своим пометкам.
     - В начале 1870-го года в наших прериях западнее Манитобы не было  ни
одного белого поселенца. Канада как государство сложилась  только  в  1867
году, и уже тогда правительство побоялось разрешить то, на  что  вы  могли
махнуть рукой на Западе: занимать наши незаселенные земли. К тому  моменту
американские торговцы виски уже окопались в Форте Вууп-ап, который  сейчас
называется Альбертой.
     После Рьельского восстания 1870 г. армия на исходе зимы послала  двух
британских офицеров - Уильяма Батлера и Вилфреда Блейка  -  через  прерии,
чтобы они доложили о тамошних условиях. Когда они посоветовали  образовать
Северо-западную конную полицию, то в 1873 г. ее личный состав был  набран.
В том же году она выступила Великим Маршем на Запад для уничтожения  Форта
Вууп-ап.
     Поскольку  конной   полиции   предстояло   двигаться   по   индейской
территории, люди были одеты в алые мундиры. Исторически кри и черноногие с
уважением относились к Красным мундирам королевы Виктории. Во время своего
продвижения к Скалистым горам конная полиция  организовывала  посты  вдоль
своего пути, и, таким образом, когда первые поселенцы  прибыли  позже  для
освоения Запада, они  обнаружили,  что  здесь  правит  закон.  От  вас  мы
научились не выпускать событий из-под контроля.
     Канада традиционно является страной  законопослушных  граждан.  Какая
еще нация известна прежде всего своей полицией? Все наши легендарные герои
Запада - Джеймс Уолш, Сэм Стил, Уилфред Блейк  -  все  он  были  офицерами
Северо-западной конной полиции...
     - Вы забыли еще одного.
     Пьянчужка снова был при деле.
     - Как насчет Кинга - пса Престона? Он тоже был вашим героем?
     Мэрдок сделал паузу, предложив вывести смутьяна вон.
     Толпа недовольно зашумела, так как  ничто  не  доставляет  законникам
большего  удовольствия,  чем  не  знающая  словесных  ограничений   устная
перепалка.
     Находящийся пятнадцатью этажами выше снайпер нажал на курок.
     Поскольку "Вальтер"  был  снабжен  глушителем,  единственным  звуком,
нарушившим тишину ночи помимо звука разбитого стекла,  был  ультразвуковой
свист высокоскоростной пули.
     Пуля пробила  крышу  музыкального  салона,  расположенного  внизу,  и
разнесла голову судьи, разбрызгав его мозг.
     Кровь и осколки костей забрызгали шокированных членов  ААА,  сидевших
за передним столиком.
     Некоторое время обезглавленное тело судьи стояло в свете огней сцены;
затем то, что осталось от канадца, исчезло из поля зрения.


     За час до того,  как  прозвучал  выстрел,  Чак  Фрэзер  был  удивлен,
наткнувшись на Мартина Квана. Их пути пересеклись в  коридоре  за  дверями
музыкального салона.
     - Эй, Мартин.
     - Привет, Чак.
     - Что ты здесь делаешь?
     - То же, что и ты. Обманываю налоговое управление.
     Фрэзер ухмыльнулся.
     - Только не я. Я  здесь  живу.  У  меня  не  предвидится  отпуска  до
следующего года.
     Мартин покачал головой, подняв бровь.
     - Чак, ты, похоже... помолодел. Я с трудом узнал тебя.
     - Чудеса современной науки, приятель. Просто тебе ровно столько  лет,
на сколько ты выглядишь. Если бы ты дал мне знать, что  приезжаешь,  я  бы
отложил некоторые дела.
     - Поездка решилась в один момент. Я не знал,  что  полечу,  до  конца
прошлой недели.
     - Ты здесь один?
     -  С  сестрой.  Она  недавно  эмигрировала  из  Гонконга  и  захотела
посмотреть Сан-Франциско.
     - Ты должен представить меня ей. Как ее зовут?
     - Лотос.
     - Очень красиво. Она тоже юрист?
     - У-гу. По деловому праву.
     - В какой отрасли она работает?
     - В фармакологии. Она сбежала от Фанквань Чжу.
     Чак Фрезер был поверенным, специализирующимся  на  транстихоокеанских
финансах и делах иммигрантов из Азии. Его офис в Сан-Франциско  -  у  него
была контора и в Японии  -  занимал  целый  этаж  одного  из  небоскребов,
вздымающихся высоко над Монтгомери-стрит. Помешанный на  витаминах  чудак,
каждый день играл в сквош, Фрэзер  держал  личного  повара-немого  и  пару
гейш.  Следуя  философскому  высказыванию  "если   не   можешь   победить,
присоединись", он был на встрече сегодня ночью,  чтобы  продемонстрировать
свое теперешнее подтянутое лицо и вживленные волосы.  Чак  испил  из  того
источника, который принимал в эти дни за Фонтан Молодости.
     Мартин Кван - с точки зрения Чака - был "молодым турком" в правлении,
представителем азиатского стиля. Ему было лет двадцать пять,  на  овальном
азиатском лице  светились  холодные,  хищные  глаза.  Его  черные  волосы,
тщательно подстриженные, были уложены на одну  сторону;  напоминающие  лук
Купидона губы и ямочки на щеках кривились в высокомерной усмешке. Кван был
одет в угольно-черный костюм от Честера Барри стоимостью по  меньшей  мере
две   тысячи   баксов,   гармонирующий   с   бледно-розовой   рубашкой   и
соответствующим  шелковым  галстуком.  Фрэзер  представил  себе   его   на
рассвете, обращенного спиной к желтовато-розовому небу, легко  взбегающего
по 108 ступенькам Тайского храма,  готовящегося  в  один  прекрасный  день
выпустить кишки североамериканской  промышленности.  Он  был  безжалостной
акулой, что Чака весьма устраивало.
     - Как твой дед будет узнавать  новости?  Я  хотел  бы  оказаться  ему
полезным.
     -  Он  послушался  твоего  совета.  Сейчас  у  нас  есть   и   другие
возможности.
     - Надеюсь, он понял, что дело не в  нашей  системе  квот.  США  могут
принимать за год только горсточку иммигрантов из Гонконга, и потому список
ожидающих забит на тринадцать лет вперед, но при хороших  связях  все  это
можно обойти. Если бы ваша компания не была связана с Ханоем,  я  смог  бы
помочь ему въехать в страну.
     - Не нужно оправдываться, Чак. Он все понимает.
     - Вечная проблема с  единоличными  владельцами  компаний.  Хозяин  не
имеет представления, чем занимается компания.
     - Мы знаем, что ты сделал все, что смог. Но есть номера  и  в  других
гостиницах.
     Фрэзер извиняясь пожал плечами.
     - Фанквань поставляла Северному Вьетнаму  до  тридцати  процентов  их
наркотиков,  включая  трипентал,  использовавшийся  при   допросах   наших
военнопленных. Подобного рода коммерцию американцы еще не готовы простить.
     Кван глянул на свои "Ролекс" в платиновом корпусе. Фрэзер  понял  это
как сигнал сменить тему.
     - Я слыхал, Фанквань творит поразительные вещи  с  трансплантируемыми
органами. Недостаток доноров у нас делает рынок безнадежным. Есть  у  меня
какой-нибудь шанс заработать  гонорар,  если  я  возьмусь  продвигать  ваш
бизнес в этом направлении?
     - Сколько?
     - Скажем, двадцать процентов от общей стоимости.
     - Хватит и десяти.
     - Пятнадцать.
     - По рукам.
     Кван снова глянул на "Ролекс". Потом на гостиничные часы.  Он  совсем
было собрался извиниться и уйти, когда Фрэзер сказал:
     - У меня есть клиент-японец, который - как и твой дед  -  не  слишком
желателен в Штатах. Подумай, ты не мог бы вместо  этого  протащить  его  в
Канаду?
     - У него есть деньги?
     - Конечно. Иначе он не был бы моим клиентом.
     - Он считается уголовным преступником в Японии?
     -  Кое-какие  проблемы  со  Штатами,  но  обвинений  ему  никогда  не
предъявляли.
     - Надеюсь, он не депортировался из Канады в прошлом?
     - Он ни разу и ногой не ступал из Японии.
     -  Тогда  не  должно  быть  никаких  проблем  с  его  въездом.   Наше
иммиграционное законодательство поощряет зарубежных  инвесторов.  Если  он
поместит 250.000 долларов в иностранный Канадский инвестиционный фонд  или
вложит такую же сумму в развитие  местного  бизнеса,  иммиграционная  виза
практически гарантирована ему и его семье. После  трех  лет  натурализации
они получат полноправное гражданство.
     - И это все? Никаких квот?
     -  Никаких,  если  у  твоего  клиента  есть  деньги.  Квоты  касаются
какой-нибудь Сьюзи с конвейера, а не финансовой  элиты.  Оттава  кланяется
каждому, у кого есть солидный счет.
     Фрэзер подмигнул.
     - Я вижу, ты уверен в себе. Но ведь это мечта любого юриста.
     - Двенадцать тысяч канадских паспортов будут высланы в Гонконг в этом
году. Денежный поток из-за рубежа составит  миллиарды  долларов  в  каждом
финансовом квартале. Лотос приехала на прошлой неделе из Гонконга как  раз
в связи с этим. Естественно, я поручился  за  нее  в  свете  программы  по
воссоединению семей.
     Фрэзеру показалось, что здесь что-то нечисто. Если Мартин,  гражданин
Канады, мог быть поручителем своей семьи, и если его дед легко мог  купить
себе право на въезд в Канаду, почему годом раньше Кваны обратились к нему,
чтобы он помог им получить разрешение на въезд в Штаты?
     Уже в третий раз Мартин глянул на свои часы.
     - Я должен идти, Чак. Лотос  исчезла.  Я  пытаюсь  разыскать  ее  уже
полчаса.
     - У меня та же проблема. Твой соотечественник Смоленски где-то здесь.
Он должен быть за передним столиком, когда будет выступать Мэрдок.
     Они присоединились к остальным за сорок пять минут до выстрела.


                             8:21 пополудни

     Арни Смоленски был очень счастливым человеком. Именно так.
     Арни, юрист, специалист по Филиппинским островам и защитник кутил  из
Уэлли, Британская  Колумбия,  был  полным  мужчиной  сорока  шести  лет  с
мясистым носом, проницательными глазами и блестящей  лысиной,  обрамленной
остатками редеющих волос. Дома его ожидали толстая жена, содержавшая салон
по уходу за собаками, трое сопливых детей,  которые  считали  своего  отца
большим докой,  и  процветающая,  хотя  и  скучная  адвокатская  практика,
ограничивающаяся   гражданскими   делами.   Поскольку   канадские   юристы
сотрудничали с ААА, один или два раза в год он посещал собрания  адвокатов
США, где у него вошло в  привычку  действительно  "срываться  с  привязи".
Срываться с привязи для Смоленски означало набираться в гостиничном  баре,
где частенько он объединялся с другими адвокатами, охотящимися за "кисками
на  каблучках",  образуя  группу  из  трех-четырех  "славных  мушкетеров",
которые шлялись  по  всему  городу,  в  котором  происходила  встреча,  по
бесчисленным,  следующим  друг  за  другом  кабакам,  приставая  ко   всем
водителям, чтобы они нашли им "самое горяченькое место в городе",  до  тех
пор, пока в обязательном порядке не "слетали с  катушек"  в  пять  утра  в
каком-нибудь ночном китайском кабаке.
     Так бывало всегда, но не на этот раз.
     Вчера, после составления плана того, как выдержать пытку в суде, Арни
вел себя вполне благопристойно и спокойно спал до полудня. Проснувшись, он
быстро оделся для обеда, даваемого  членам  ААА  в  музыкальном  салоне  -
черный костюм, белая рубашка, красный в горошек галстук - и  только  потом
наведался в гостиничный  бар  за  порцией  скотча.  Всего  одно  мгновение
потребовалось глазам Арни,  чтобы  привыкнуть  к  задымленному  полумраку,
затем он заметил китайскую "куколку" и чуть не спустил в штаны.
     Какова лисонька! - подумал он.
     На его взгляд китайская "куколка" была самым лакомым кусочком из тех,
что ему когда-либо доводилось пожирать глазами. Она сидела в одиночестве у
края стойки, потягивая  сингапурский  коктейль.  Одета  "куколка"  была  в
красное шелковое платье восточного покроя с высокими разрезами на  бедрах,
ее длинные ноги были соблазнительно скрещены, так, что одна алая  туфелька
покачивалась взад-вперед. Темные глаза были широко посажены на  золотистом
лице, а за ярко-красными губами виднелись, напоминающие  жемчуг,  зубы,  в
свободно распущенных черных волосах была заколота белая  гардения  -  Арни
решил, что это ожило видение из его "мокрых снов".
     Со своим "большим мальчиком",  сделавшим  в  его  штанах  стойку,  он
направился к стойке бара.
     Двумя часами позже они находились в  номере  Арни  на  верхнем  этаже
отеля. Восторженный законник раскинулся на королевских  размеров  кровати,
его "большой  мальчик"  "выдав  свою  смазку"  был  расслабленным,  словно
спагетти.  Прислушиваясь  с  эротическим  предвкушением  к  шуму  душа  за
закрытой дверью ванной, Смоленски думал: Да, господа, желтые кошечки лучше
всех. Он до сих пор  удивлялся,  что  ему  удалось  уговорить  Лотос  Кван
забраться между простынями.
     Сегодняшняя ночь ознаменовала собой первый раз, когда  Арни  "отведал
восточного окорока". Если не считать черной шлюхи,  назвавшейся  Полночью,
которая выпотрошила его  во  время  последней  апрельской  конференции  на
Каймановых островах,  сексуальный  опыт  Смоленски  ограничивался  "уютной
задницей" его жены. А также его книжонками и журналами.
     Дома, в нижнем ящике его  рабочего  стола,  запертом  от  Банни,  его
секретаря, Арни держал "помощь страждущему",  которую  он  закупал  каждый
месяц.  Не  "Плейбой"  и  "Пентхауз",  этот  никому  не  нужный  мусор,  а
высококлассные издания вроде "Хастлера", "Клуба" и "Гента",  журналов,  по
которым можно изучить девушек - действительно досконально изучить  их,  не
отвлекаясь ни на что, кроме того, что помещалось между их  ног.  Арни  был
истым почитателем порноиндустрии, приносящей миллиарды долларов  ежегодно.
Он считал себя "знатоком".
     Иногда, когда его жена уезжала из города, а дети  были  в  школе,  он
любил одеваться в "исподнее" Венди, чтобы посмотреть, как он выглядит. Его
жена носила вязаные панталоны, вздувавшиеся на талии,  и  плотный  лифчик,
предназначенный для  того,  чтобы  поддерживать,  а  не  для  того,  чтобы
показывать.  В  своем  воображении  Арни  видел  себя  в  прозрачных   или
коротеньких кокетливых мини-трусиках, держащемся на  тоненьких  бретельках
кружевном  бюстгальтере,  открывающем   соски,   с   бедрами,   ласкаемыми
чувственно-красным или порочно-черным поясом. Сетчатые чулки облегали  его
ноги - погружая Арни в низменный и грязный мир фантазии.
     Лотос Кван явилась такой фантазией, внезапно воплотившийся в жизнь.
     Все произошло так, словно  азиатка  поджидала  его  в  баре,  заранее
готовая к соблазнению. Могла ли их встреча быть предопределена, подстроена
Эросом, явиться ожившей "мечтой сладострастника"?  Все,  что  бы  Арни  ни
попросил Лотос сделать, китайская куколка выполняла с готовностью.  Словно
Кван так  же  нравилось  "выставлять  напоказ  свои  прелести",  как  Арни
смотреть на них.
     Когда дверь ванной комнаты открылась, Смоленски повернул голову.  При
виде обнаженной Лотос у него захватило дух. Кван демонстрировала себя  так
долго, что он  начал  опасаться,  что  это  было  игрой  его  воображения,
сексуальным видением, пока он  задремал.  Стараясь,  чтобы  его  голос  не
сорвался, словно у юнца, он смог прохрипеть:
     - Хочешь сделать это снова?
     - Сделать что?
     - Ты знаешь. Как раньше.
     - Скажи мне, Арни. Мне нравится слышать слова.
     -  Покорми  меня,  -  произнес  он,  подвигав  языком.  Лотос  плавно
опустилась на колени, ее  ноги  раздвинулись  над  его  лицом.  -  Горячая
чертовка, - прошептал Арни, когда "мисс Киска" прильнула к нему. Давно,  в
начале сороковых, когда Арни пошел в школу, один из старших парней  сказал
ему, что китаянки отличаются тем, что "щель у них проходит  с  востока  на
запад,  а  не  с  севера  на  юг".  Арни  как  раз  находился  в  процессе
опровержения надуманной теории (на самом деле он  сделал  это  значительно
раньше, но какая разница, верно?), в глубине души желая того, чтобы, "имея
козочку вроде этой", сменить свою практику адвоката на работу,  к  которой
он всегда стремился - фотографировать "муфты" для своих любимых журналов -
когда дверь пожарного выхода, соединяющая его номер с общей галереей -  та
самая пожарная дверь, которую он забыл  запереть  после  попойки  минувшей
ночи - распахнулась, и Макс Кавэндиш, член ААА из Канзас-Сити, всунул свою
голову, чтобы возвестить:
     - Арни, Мэрдока застрелили!



                               ГЛАЗ СЫЩИКА

                              8:41 пополудни

     Когда-то были времена, когда все сыщики, гоняющиеся за убийцами, были
крупными, сильными людьми, когда нельзя было  стать  копом  из  отдела  по
расследованию убийств, если ты не выглядел настоящим  деревенским  сукиным
сыном. Какое-нибудь ничтожество сидело бы в комнате во Дворце  Правосудия,
холодной, словно лед зимним днем, зная, что его люди носятся как угорелые,
обеспечивая  ему  прыжок  отсюда,  как  только  подстроенная  им   ловушка
захлопнется; аплодируя тому факту,  что  девяносто  процентов  констеблей,
участвующих в засадах, должны буквально повеситься от зависти,  если  свет
за дверью внезапно исчезнет. Умник выглянул бы  в  коридор  за  дверью,  и
единственное, что он увидел бы, была темнота.  Затем  постепенно  до  него
дошло бы, что это из-за того, что пижон в дверях загораживает  собой  весь
проход. Сыщик сказал бы вежливо и мягко: "Я хочу с тобой потолковать", - и
секундой позже умник валялся бы в ногах у Мужчины, готовый вздернуть  себя
из-за своего собственного бойкого языка.
     Когда позже дело попало бы в суд,  адвокат  ничтожества  спросил  бы:
"Инспектор, вы не считаете, что угрожали физической расправой?" -  На  что
сыщик из отдела по расследованию убийств, забавляясь,  ответил  бы:  "Ваша
честь, я ничего не могу поделать со своим ростом. Но я могу вас  заверить,
что я не дотрагивался до вашего клиента". - Правда состояла в том,  что  в
те дни - в противоположность тому, что утверждают  легенды  -  сыщикам  не
нужно было извлекать резиновые дубинки. Правда состояла  в  том,  что  вид
Мужчины в сочетании с ростом громилы действовал не хуже резиновой дубинки.
     Потом  настали  шестидесятые,  и  все  изменилось.   Профессиональное
образование затронуло США. Вскоре каждый смог получать одинаковую зарплату
на любой работе, поэтому сыщик тех дней  мог  быть  четырех  футов  роста,
съедать  за  обедом  конфетку   вместо   мяса   и   пить   "калифорнийский
прохладительный" вместо неразбавленного виски.  Вот  черт,  даже  балетный
танцор мог бы быть ищейкой этих дней.
     Двое  мужчин  в  "Седане"  без  номера  напоминали  о  добрых  старых
временах. Инспектора  из  отдела  по  расследованию  убийств  департамента
полиции  Сан-Франциско,  они  приняли  вызов  на  четвертом  этаже  Дворца
Правосудия  и  теперь  находились  менее,  чем   в   квартале   от   отеля
"Карлтон-Палас". Впереди десяток патрульных  машин  перегородил  проспект,
пока патрульные с ручными фонарями обследовали  крыши.  Радио  в  "Седане"
захлебывалось от оживленных переговоров в эфире.
     - Крист, надеюсь, это займет не больше часа, - сказал Макгвайр.
     - Имеем работенку, - согласился Макилрой.
     - Помнишь, в прошлом году? Старую калошу на верфи? Чуть  не  пришлось
праздновать там День Всех Святых.
     - Какое дельце! Одно из твоих лучших.
     - Только такого новичка, каким был ты, могло вывернуть на собственную
рубашку.
     - Заткнись. Пошли к остальным.
     Подведя "Форд" к  бровке,  Макгвайр  заблокировал  колеса  и  затянул
ручной тормоз. Если повезет, когда они  вернутся,  машина  будет  все  еще
здесь, а не на расстоянии мили, взгрустнув на  берегу  у  подножья  холма.
Когда оба гиганта выбрались наружу, ночная прохлада коснулась их щек.
     Макгвайр, ростом шесть футов четыре дюйма и  весом  260  фунтов,  был
американским ирландцем, родом из Нью-Йорка. Блондин с голубыми глазами, он
приехал  в  Калифорнию,  когда  "пляжные  мальчики"   упивались   солнцем,
серфингом и развлечениями, удовольствиями и разгулом. Когда Дни св.Патрика
быстро миновали, его голова была занята  ежегодными  заботами.  "Отдел  по
расследованию убийств" хорошо звучит  только  для  какого-нибудь  набитого
придурка на следующий день после попойки у Мака.  Сыщики,  болтающиеся  по
улицам, все были настоящими висельниками.
     - Попробовал "Квелладу"?
     - А?
     - Ты все время чешешь промежность.
     - Думаю, что "Кремниевая Джуди" принесла мне неудачу.
     - Тебе и твоим надеждам на офицерство, - сказал Макилрой.
     - Вот у одного моего друга однажды случилась неудача. Он был  полевым
геологом. Нарвался на  нее  в  тот  день,  когда  заблудился  в  джунглях.
Самолету пришлось искать его целый месяц. Ему пришлось брить мошонку ножом
и лить керосин себе на яйца.
     Рост шесть футов три дюйма, вес 240 фунтов,  напарнику  известен  как
"Козявка". Давно, в 64-м, когда работал в паре со Стенфордом, за  решеткой
был известен как "Штука". Имя Макилроя на  гэльском  диалекте  ирландского
означало "сын рыжеволосого парня", весьма подходящая кличка,  так  как  он
был рыжий, словно морковка. Когда сыщики подошли к отелю, он вздрогнул при
мысли о Маке, бреющем себе мошонку после одного из своих вечеров.
     Красный-синий-красный-синий - сигнальные фонари на крышах автомобилей
высветили их лица.
     "ЗОЛОТОЙ ВО ВРЕМЯ МИРА, ЖЕЛЕЗНЫЙ ВО ВРЕМЯ  ВОЙНЫ",  гласил  испанский
девиз на значках, приколотых к их курткам.
     Когда коп, охранявший вход в отель, посторонился, чтобы пропустить их
внутрь, один из газетных фоторепортеров встрепенулся и сфотографировал их.
     Вспышка блеснула как раз в тот момент, когда Макгвайр скреб у себя  в
паху.
     Вестибюль  внутри  был   экстравагантным,   с   позолотой,   высоким,
украшенный фресками, лепным потолком  и  мраморной  лестницей.  В  фонтане
возле конторки портье херувим писал в бассейн обращаемой по  кругу  водой.
Сразу за вестибюлем располагалось фойе с гардеробом,  а  рядом  с  ними  -
бильярдная  под  названием  "Пузырьки  шампанского".  Толпа   напоминающих
муравьев  служителей  закона  роилась  в  танцзале,  пока   инспектора   и
полицейские пытались определить, кто есть кто, кто что видел и кто где был
в тот момент.
     Помощник окружного прокурора встретил сыщиков  у  дверей,  ведущих  к
месту убийства. Его  одежда  и  загорелое  лицо  были  забрызганы  кровью.
Расположенная рядом комната была пуста, если не считать Мэрдока и тех, кто
расследовал его смерть. Медик из службы коронера  стоял,  склонившись  над
останками.
     - Мак, Мак, - сказал окружной прокурор, узнав обоих копов.
     - Добрый вечер, Стэн, - сказал Макгвайр, разворачивая брикетик жвачки
"Ригли'з".
     Макилрой кивнул.
     - Ну, так что здесь произошло?
     Расстроенный прокурор ослабил узел своего галстука.
     - Жертва - канадский судья, выступавший сегодня вечером. Он  выступал
перед нами в тот момент, когда был застрелен. Пуля прошла сквозь  потолок;
стреляли, должно быть, с крыши. Я  был  за  передним  столиком,  рядом  со
сценой. Когда толпа запаниковала и бросилась к дверям, я позвонил в  мэрию
по прямому телефону  и  вызвал  службу  безопасности.  Отель  был  оцеплен
раньше, чем кто-либо смог из него выбраться.
     Макгвайр выдул пузырь.
     Макилрой произнес:
     - Хорошая работа. Толпа на улице была бы похожа на пойманную  рыбу  в
садке.
     - Не разделяю  твоего  веселья,  -  сказал  окружной  прокурор.  Тема
конференции  -  "Как  сделать   улицы   Америки   безопасными".   Основным
докладчиком прошлым вечером был сам помощник губернатора.
     Трое мужчин пересекли музыкальный салон и  подошли  к  телу  Мэрдока.
Вместе  с  ними  подошли  несколько  санитаров  из   патологоанатомической
лаборатории.
     - Ну и месиво, - сказал Макгвайр. - Где верхняя часть его головы?
     - Вы на ней стоите, - сказал медик. - Смотрите не  поскользнитесь  на
крови.
     Макилрой согнулся над телом.
     - Глаз ищейки, - сказал Макгвайр, прикрывая веко и показывая на  свой
глаз.
     Медик воспринял это как черный юмор,  обычно  распространенный  среди
копов. Как своего рода двойную мораль отдела убийств.  В  действительности
же Макгвайр говорил: "Не упусти  ничего".  Оба  Мака  так  давно  работали
вместе, что у них выработался свой собственный язык.
     Макилрой показал на отверстие в полу. Эксперт сфотографировал находку
под всеми возможными ракурсами, затем один из баллистиков извлек пулю.
     - Крепкая пуля, - сказал он. - Ни одной вмятины.  А  должны  были  бы
появиться при пробивании стекла.
     Помощники коронера приступили к работе со своими носилками  и  мешком
для тела. После того, как останки Мэрдока оказались на пути в морг, тот же
техник воспользовался лазерным ружьем, чтобы проследить линию от отверстия
в полу до отверстия в потолке.  Мак  и  Мак  последовали  за  большинством
членов бригады на крышу отеля, ступая в облаке  пыли,  когда  дверь  лифта
открылась.
     - Черт побери! - воскликнул один из экспертов по волосам и  волокнам,
проклиная ветер, который завывал над головой. Любой след,  который  убийца
мог бы оставить, был стерт ветром.
     Лазерный луч снизу падал на край крыши, отслеживая траекторию пули до
того  места,  с  которого  стрелял   убийца.   Плотной   группой   техники
приблизились к лучу. Портативный купол был развернут  так,  чтобы  накрыть
выступ, затем спецы по волосам  и  волокнам  откачали  воздух  при  помощи
роторного насоса. Мешок размерами сто на  один  фут  не  поместился  бы  в
лаборатории.
     Следующими вступили в  дело  эксперты-дактилоскописты  и  трассологи,
которые засыпали выступ порошком. Им нужно  было  подождать,  пока  работа
насоса не приведет к тому, что порошок проявит любые  возможные  следы.  И
наконец баллисты определили место выстрела.
     - "Винчестер Магнум-30", - заявил баллист.
     Оба  Мака  повернулись.  Оба  уставились   на   расположенный   внизу
музыкальный салон. Сквозь стекло им было видно сцену,  на  которой  Мэрдок
произносил свою речь.
     - Сложная задача, -  произнес  техник,  держа  гильзу,  помещенную  в
пластиковый пакет. - Только один выстрел. Стрелок что надо.
     Сыщики по убийствам оставили бригаду, занятую на крыше,  делать  свое
дело. Пока они ждали лифт, Макгвайр сказал:
     - Посмотри-ка вокруг,  Мак.  Куда  стрелок  пошел?  Ему  некуда  было
деваться, разве что сигануть на улицу.
     - Должно быть, ускользнул в отель или спустился по пожарной лестнице.
     - Если в отель, то он затаился внутри.
     - А если по пожарной лестнице, то он давно сбежал.
     - Что ты скажешь на то, чтобы проверить аллею? - спросил Макгвайр.
     В дверях, ведущих на аллею, они наткнулись на Джоан Пассалья  -  шефа
экспертов по пороху. Это была похожая на матрону дама с  очками,  висящими
на цепочке, которая  напоминала  Макгвайру  его  тетушку  Би  в  Поукипси.
Пассалья держала детали винтовки, завернутые в прозрачный кулек.
     - Эй, Джоан. Что это вы раздобыли?
     Макилрой сморщил лицо.
     - Фу. Воняет, будто кто-то разбил тухлое яйцо.
     -  "Вальтер-WA2000",  -  сказала  Пассалья.   -   Настоящий   образец
искусства, и стрелок оставляет его на месте преступления? Я нашла  это  на
аллее, в сломанном состоянии. Снайпер после выстрела сбросил его с  крыши.
Ствол и затвор упали в бак для мусора, выставленный  позади  здания.  Там,
куда выходит служебный выход ресторана "Восхитительные морские кушанья".
     Снаружи работала другая бригада экспертов.
     - Леди и дж'мены, - сказал Макгвайр, здороваясь  с  ними.  Оба  конца
аллеи были перекрыты полицией. Пожарная лестница была справа от них.
     Как только они оказались вне пределов досягаемости  для  чужих  ушей,
Макилрой произнес:
     - Не нравится мне все это, Мак. Профессиональный убийца  приканчивает
судью-иностранца  прямо  перед  зданием  тюрьмы.  А  предшествующей  ночью
помощник губернатора говорит: "Давайте очистим улицы". Что-то подсказывает
мне, что этот приятель собирается заварить горяченькую кашу.
     - Похоже на то, - согласился Макгвайр.
     -  Внутри,  должно  быть,  находится  с  тысячу  законников,  которых
предстоит допросить.
     - Если это не кошмар копа, то тогда я уж не знаю, что им может быть.
     - Давай-ка выбросим это из  головы,  -  сказал  Макилрой,  когда  они
приблизились к пожарному выходу. -  Нужно  быть  совсем  уж  пустоголовым,
чтобы надеяться воспользоваться этим случаем для карьеры.
     Макгвайр выплюнул жвачку в ближайшую урну и  в  этот  момент  заметил
пьянчугу,  поскользнувшегося  на  лестнице.  Не  видя  ничего  кругом,  он
выкрикивал ругательства во все стороны.
     - Самое время заглянуть в закон, -  сказал  Макилрой.  -  Если  мотив
находится в Канаде, то не выходит ли это за пределы компетенции штата?
     Глаза Макгвайра скользнули по пожарному выходу, от пьянчуги до  самой
крыши.
     - Раз уж мы впутались в это, - сказал Макилрой, - давай-ка  привлечем
сюда  и  конную  полицию.  Кому-нибудь  из  них  придется  приехать  сюда.
Неизвестный их заинтересует.



                                  СУНДУК

                  Западный Ванкувер, Британская Колумбия.
                 Вторник, 14 марта 1987 г. 10:50 пополудни

     Днем раньше у де Клерка  раздался  неожиданный  звонок.  Было  восемь
часов вечера, и он сидел, задрав ноги, в оранжерее своего дома в  Западном
Ванкувере, "Лунная соната" Бетховена  сопровождалась  тихим  постукиванием
дождя по наклонному стеклу крыши, его  мысли  были  целиком  заняты  пятой
главой "Завоевания Галлии" Цезаря, когда размышления были прерваны звонком
телефона.
     - Де Клерк, - сказал он,  повернувшись  к  микрофону,  расположенному
возле его кресла.
     - Роберт, это Джек Макдугал.
     - Джек, мы давненько не виделись.
     - Да уж, четыре года, не меньше. Я тебе помешал?
     - Только в чтении книги.
     - Уделишь мне пару минут? Это очень важно.
     - Запросто.
     - Я в Дундараве. Через десять минут я смогу быть у тебя.
     - Кофе или чай?
     - Кофе, пожалуйста.
     Джек  Макдугал,  вспомнил  де  Клерк,  был  человеком  деревенским  и
западным. В доме был только один альбом, который соответствовал его вкусу,
кассета, которую брат Дженни прислал ей шесть лет назад. Сварив  кофе,  де
Клерк поставил в стереомагнитофон "Идя туда, куда уходят  одинокие"  Мерля
Хаггарда.
     Джек Макдугал, который постучал в дверь, явно недавно  несколько  раз
поскользнулся. Обычно он тщательно одевался в стиле времен короля  Георга,
но сегодня ночью его синий блейзер и серые фланелевые брюки  были  измяты,
словно пижама. Значок канадской королевской конной полиции,  приколотый  к
нагрудному карману блейзера  -  голова  буйвола  под  короной,  окруженной
кленовыми листьями - был в желтых подтеках от пролитого виски.  Бессонница
сделала его лицо опухшим, одутловатым и отвисшим.
     - Знаю, я выгляжу, как  пропойца,  -  сказал  он,  проходя  вслед  за
Робертом через холл в гостиную и из нее в оранжерею.
     Кроме "Ла-Зи-Бой" возле лампы для чтения  де  Клерка,  все  кресла  в
оранжерее были плетеными. Макдугал занял  место  возле  немецкой  овчарки,
спящей на персидском ковре. Де Клерк тем временем наполнил две чашечки  на
кофейном столике.
     - Ну, а теперь рассказывай,  -  сказал  Роберт,  пододвигая  одну  из
чашечек к Джеку.
     - Член депутатской комиссии хочет вытурить меня из Сил.
     - Почему?
     Макдугал немного поколебался.
     - Потому что я предпочитаю мужчин. -  Тень  неловкости  пробежала  по
лицу де Клерка, что Джек ошибочно связал со своим признанием. Служа фоном,
Мерль исполнял "Магазин одежды", вскоре должна была последовать "Половинка
мужчины" Вилли Нельсона. Неудачный выбор, подумал де Клерк.
     - Как он узнал об этом?
     - Петер  рассказал  ему.  Петер  Брент.  Мой  любовник  до  недавнего
времени.
     - Мотив?
     - Злоба и кокаин. Это длинная грустная история.
     Не нужно  было  объяснять  реакцию  окружного  судьи.  КККП  являлись
гражданской  полицией,  подчиняющейся  военным   порядкам,   их   традиции
нисходили  к  армии  Британской  империи,  откуда  были   набраны   первые
добровольцы. Гомосексуалистам не  разрешалось  вступать  в  Силы,  а  член
депутатской комиссии был твердым приверженцем традиций.
     - Петер - гимнаст, который не смог принять участие в Олимпиаде-84. Он
начал применять стероиды, готовясь к 88-му, попался, и  его  исключили  из
гимнастической команды, после чего он начал нюхать кокаин. Когда  я  узнал
об этом, мы поссорились, и тогда, что называется, угодили  из  огня  да  в
полымя. Он обвинил меня во всех своих проблемах, в том, что я разрушил его
мечту, потому что, боясь неприятностей, старался  держать  нашу  любовь  в
тайне. Прежде чем убраться, он заявил, что намерен заставить меня уйти  из
полиции, смешав с дерьмом. Он позвонил депутату, и теперь я вынужден  уйти
из Сил.
     Макдугал  наклонился,  чтобы  почесать  Наполеона  за  ухом.  С  моря
раздался гудок противотуманной сирены. Луч маяка Пойнт-Аткинсон  скользнул
по его лицу, на мгновение осветив усы. Чайка села  на  крышу  и  принялась
прохаживаться взад-вперед.
     - Это скверное положение дел, - сказал де  Клерк,  -  которое  должно
быть изменено.
     - Что мне делать, Роберт? Мне нужен твой совет. Если я хочу сохранить
свою пенсию, депутат настаивает, чтобы я согласился уйти  в  отставку.  Не
поднимая никакого шума, никакого скандала.  Чинно  и  благородно.  Если  я
заупрямлюсь, он клянется, что вышвырнет меня, и тридцать лет службы пойдут
коту под хвост.
     - Ты можешь подать на него в суд.
     - И облить грязью Силы? Это перечеркнуло бы все, что я делал  до  сих
пор. Кроме того, я не могу обойти тот факт, что солгал при  поступлении  в
полицию.
     - Жизнь стала бы непростой для тебя, если бы ты остался. Чиновники не
любят проявлять снисходительность к нашему прошлому. К  примеру,  женщина,
участвовавшая в Музыкальном  марше.  Порочащая  фотография  была  сделана,
когда она  спала.  Другая  нашла  пластиковые  груди,  при  помощи  ее  же
собственного  значка  с  номером  приколотые  к  столу.  А  они  обе  были
безупречны.
     - Я не боюсь предрассудков. Но я лишусь своей пенсии - вот что,  черт
побери, меня пугает. Я слишком стар  и  мало  подготовлен,  чтобы  сделать
карьеру где-нибудь еще. В глубине души я не прочь подраться, но,  полагаю,
согласие - это единственный реальный выход.
     Де Клерк был в долгу перед Макдугалом после дела Охотника За Головами
[см. роман Майкла Слэйда "Охотник За Головами"]. Он был героем в отставке:
человек, который справился с тем ужасающим  психопатом.  Только  несколько
человек знали о том, как он напился, наглотался пилюль  и  засунул  в  рот
ствол револьвера. Джек навел наряд полиции на след,  когда  он  отвалил  в
сторону. Теперь, приглядываясь к этому потерявшему сон копу,  он  вспомнил
мудрый совет Сэмюэля Джонсона: Мужчина, сэр, должен держать свою дружбу  в
постоянной готовности.
     - Отправляйся домой и поспи немного, Джек, а проблемы предоставь мне.
Позвони мне завтра около полудня, и я, быть может, к тому времени придумаю
выход.
     После того, как  Макдугал  ушел,  де  Клерк  снова  поставил  "Лунную
сонату". Он разжег в гостиной потрескивающий огонь, затем стал перед  ним,
греясь  и  глядя  на  камин.  Над  ним  в  серебряных  рамках  висели  три
фотографии. На одной была Кэйт,  его  первая  жена,  играющая  Ребекку  на
Бродвее в ибсеновском "Росмерсхольме". Снимок запечатлел центральную сцену
той ночи, когда они встретились. На втором фото была Джейн,  должно  быть,
года в четыре, сидящая в ворохе осенних листьев, с  солнечными  бликами  в
кудряшках. Фотограф подкараулил мгновение,  когда  она  слегка  улыбалась,
повернув голову назад. Последний портрет изображал Женевьеву, вторую  жену
де Клерка, на побережье Западного Самоа во время их  медового  месяца.  Ее
загорелое тело контрастировало с белым бикини, в который она  была  одета.
Дженни прижимала к уху огромную океанскую раковину. Пламя освещало  фигуру
Роберта, отражавшуюся от стекла в рамках.
     Он критически  оглядывал  свое  отражение.  Волнистые  волосы  быстро
поседели, тонкий нос стал несколько более  костистым,  чем  раньше,  худые
щеки отвисли там, где челюсти переходили в шею:  время  определенно  брало
свою дань. И все же, несмотря ни на что, он  был  доволен  собой  -  такое
трудно было себе представить пять лет назад.


                 Вторник, 28 декабря 1982 г. 2:00 пополудни

     Дождь лил со свинцово-серого неба сильными струями, которые бились  в
землю и собирались в сплошные лужи. Струи отскакивали от  черных  зонтиков
молчаливых участников траурной церемонии, затем обвивались вокруг  ботинок
де Клерка, прежде чем стечь в глубокую яму, вырытую в сырой земле.  Конный
полицейский неподвижно стоял рядом с вырытой могилой, всей душой  стремясь
туда, где он  ляжет  однажды,  и  наблюдая  за  тем,  как  гроб  его  жены
опускается в яму.
     - Благослови эту могилу, - произнес священник, в то  время  как  тучи
проносились со стороны моря, а небо заливало гроб сплошными потоками воды,
- ...и пошли Своих ангелов следить и охранять покой нашей сестры... - в то
время, как сердце Роберта де Клерка разрывалось на части и  изливало  свой
собственный черный дождь.
     - Мы можем гордиться.
     Комиссар  Франсуа  Шатран  стоял  по  другую   сторону   от   могилы,
озабоченный тем, что де Клерк был единственным, кто не склонил голову. Это
был уже второй раз, когда он присутствовал при том, как его  друг  хоронил
свою жену, впервые это произошло в Квебеке  двенадцать  лет  назад,  когда
Кэйт и его дочь Джейн были убиты террористами.
     Комиссар живо помнил то яркое осеннее утро: солнечные лучи на кленах,
уже окрашенных  осенью,  запах  дыма,  доносящийся  в  утренней  свежести,
прозрачный воздух; каким маленьким казался гроб Джейн рядом  с  гробом  ее
матери. Было бы настоящей удачей, если бы де Клерк когда-нибудь  оправился
от этого; учитывая  теперешние  последствия  дела  Охотника  За  Головами,
Шатран опасался, что его друг может отправиться домой и пустить себе  пулю
в рот.
     - Аминь, - сказал священник.
     - Аминь, - эхом откликнулись участники похорон.
     По очереди они ступали вперед, чтобы бросить горсть земли  на  крышку
полированного гроба.
     Пока  священник  заканчивал  торжественную  католическую  молитву,  -
"Обрати на нее свой вечный свет, Господи, дозволь ее  душе  и  душам  всех
верующих из милосердия Твоего почить  в  мире",  -  де  Клерк  нагнулся  и
положил красную розу на длинном стебле на крышку гроба над  остановившимся
сердцем Женевьевы.
     Когда служба окончилась,  участники  похорон  начали  объединяться  в
маленькие группки. У подножия  холма  пожилая  женщина  в  черной  накидке
опиралась  на  руку  мужчины  значительно  моложе  ее.  Стоя   на   склоне
Холибэрн-Маунтин, кладбищенский капеллан окинул  взглядом  город.  Силуэты
матери и сына проступали в немного поредевшей пелене дождя, который сек по
водам Английской бухты и по  деревьям  в  парке  Стенли.  Когда  де  Клерк
подошел к ним, женщина потупила глаза.
     - Voulez-vous venir avec moi? [Не желаете ли поехать со мной?  (фр.)]
- спросил он.
     Мать Женевьевы покачала головой.
     - Mon fis a une auto. On pr йf иre кtre seuls. [Мой  сын  на  машине.
Лучше мне поехать с ним. (фр.)]
     Шатран  задержался,  приотстав,  остальные  участники  церемонии  тем
временем расходились. По двое, по  трое  они  подходили  к  вдовцу,  чтобы
выразить ему свои соболезнования, прежде чем направиться к стоянке. Только
когда де Клерк остался один у могилы Женевьевы, Шатран подошел к  нему.  -
Viens avec moi, Robert. Il faut qu'on se parle. [Поедем со  мной,  Роберт.
Послушай меня. (фр.)]
     - Она ненавидит меня. Так же было и с матерью Кэйт.
     - Ты не виноват ни в чьей смерти,  -  ответил  Шатран,  автоматически
переходя с французского на английский.
     - Где они? Те, кто послал к ним убийц?
     Полицейские в молчании прошли к машине комиссара.  Лимузин  выехал  с
кладбища по Хэдден-драйв и свернул на Тэйлор-вэй, чтобы спуститься с  горы
к грохочущему океану. Сидя сзади с де Клерком, Шатран курил одну  сигарету
за другой, его мысли вертелись вокруг предложения,  которое  он  собирался
сделать. Тусклый послеполуденный свет преображал струи дождя, стекающие по
стеклам, в клубок змей, подкарауливающих  мужчин.  Как  только  "Кадиллак"
свернул на Марин-драйв, взгляд де Клерка скользнул по Эммблсайд-Бич позади
зданий на набережной. В довершение ко всему, за машиной с  лаем  погналась
собака, и не оказалась под колесами только благодаря  тому,  что  водитель
резко нажал на педаль тормоза.
     Когда они добрались  до  ворот  де  Клерка,  Шатран  попросил  шофера
подождать.
     Здесь,  рядом  с  Тихим  океаном,  шторм  производил  более   сильное
впечатление. Гигантские волны обрушивались на ступеньки помоста,  ведущего
к дому, который бешено раскачивался на  ветру,  в  то  время  как  фонари,
освещающие переднюю дверь, отбрасывали мечущиеся  тени  на  участок  леса.
Гудронное покрытие у них под ногами превратилось в бурную  реку,  а  почти
горизонтальные струи дождя вывернули зонтик Шатрана  наружу.  Оба  мужчины
промокли насквозь за то время, что де Клерк отпирал дверь.
     - Виски?
     - Да, пожалуйста.
     - С водой?
     - Нет, только со льдом.
     - Через минуту я присоединюсь к тебе.
     Де Клерк вышел из холла в кухню.
     Шатран прошел прямо в гостиную, расположенную  со  стороны  океана  и
обращенную  к  Английской  бухте.  Справа,  в  сторону  берега   выступала
оранжерея. Внутри были видны  кусты  роз,  выведенные  самим  Робертом,  а
теперь увядшие из-за недостатка внимания.  Рождественская  елка,  стоявшая
возле дверей оранжереи, рассыпавшаяся наполовину, засыпала сухими иголками
деревянный пол. Напольные  часы  возле  камина  остановились  на  четверти
десятого.
     Шатран стоял в комнате с  тем  же  ощущением,  что  и  прежде:  место
убийства, где смерть остановила время. Единственным отличием было то,  что
тут еще оставался кто-то  живой,  кто  мог  двигаться.  Глазами  отыскивая
признаки угрозы, он  подмечал  мельчайшие  детали.  Стереозаписи  были  не
классикой, которую  предпочитал  Роберт,  а  альбомом,  отвечающим  вкусам
кого-нибудь лет на двадцать моложе.  Бетховен,  Брамс  и  Моцарт  уступили
место "Астрал Викс"  и  Соломону  Бэрку.  Камин  был  освобожден  от  всех
предметов, за исключением трех фотографий - Кэйт, Джейн и Женевьевы. Цветы
из оранжереи лежали возле каждой из рамок, а на столе перед камином  стоял
пустой аквариум.
     - Я нашел это в ее туалетной комнате, - сказал де Клерк из  холла,  -
когда искал, во что ее одеть.  Там  была  еще  инструкция,  как  содержать
рыбок. Это, должно быть, был рождественский подарок Женни для меня.
     Шатран  сделал  глоток  из  стакана,  протянутого  ему  Робертом.  Он
почувствовал облегчение, увидев, что де Клерк налил себе имбирного пива.
     - Что тебе нужно, так это тропики. Яркое солнце, игра красок.
     - Может быть, скоро я так и сделаю.
     Де Клерк распалил камин, затем подбросил в  него  ольховых  поленьев.
Пока он разжигал огонь, Шатран сказал:
     - На прошлой неделе  мне  позвонил  этот  голливудский  продюсер.  Он
собирается воскресить "Сержанта Престона с Юкона" для ТВ. У него  родилась
блестящая идея сделать новые серии. Престон,  которому  теперь  пятьдесят,
будет пересекать арктическую тундру на собачьей упряжке, а его  племянник,
состоящий на службе в полиции Аляски, будет использовать компьютер,  чтобы
помочь дяде проехать по излучинам рек.
     - Один из  тех,  кто  думает,  что  снега  начинаются,  стоит  только
пересечь границу, да? - произнес де Клерк.
     - Парень был поражен, когда я сказал ему, что мы смогли бы разместить
всю компьютерную систему Аляски в одном углу нашего здания Управления.  Он
рассердился,  когда  услышал,  что  мы  получили   новейшее   оборудование
Пентагона годом раньше американских копов. Я не сказал ему, что мы едва не
утратили этого преимущества.
     - У нас есть проблемы, Роберт. Эта путаница со  Службой  Безопасности
не  должна  больше  продолжаться.  КП   решила   отделить   Силы   от   их
контрразведки. Мы пронизаны насквозь  шпионажем,  и  ты  знаешь,  что  это
означает.
     Шатрану не нужно было пояснять более подробно. В своей  книге  "Люди,
одетые в туники" де Клерк описал преимущества, которые КККП  извлекала  из
своей двойственной роли. В США и Британии гражданская полиция  и  разведка
были разделены. У  американцев  были  ФБР  и  ЦРУ;  у  британцев  -  Новый
Скотланд-Ярд, и МИ-5 и МИ-6.
     В Канаде обе функции объединялись в КККП, что не только делало конную
полицию причастной к иностранной разведке, но также предоставляло  ей  для
расследований последние достижения техники.
     - Так всегда бывает, -  сказал  Шатран,  отодвигая  стул.  -  Внешняя
безопасность всегда первой получает лучшее оборудование.  И  только  через
несколько лет внутренняя полиция получает то, что не нужно разведке.
     - Тебя беспокоит, что утрата наших шпионских функций приведет Силы  к
упадку?
     - Так оно и будет, Роберт, если внезапно  в  нашей  сети  обнаружится
брешь. Если  мы  будем  вынуждены  вымаливать  любое  новое  оборудование,
подобно всем остальным.  И  закончим,  подобно  британцам  и  янки,  тратя
половину нашего времени в ближнем бою с новыми шпионами  премьер-министра.
Я  войду  в  историю  как  комиссар,   ослабивший   Силы;   как   человек,
командовавший в то время, когда цыплята  моего  предшественника  вернулись
домой, чтобы стать петушками.
     В течение 1970 г. в своем рвении разоблачить "подрывные  элементы"  в
Квебеке служба безопасности  КККП  прибегла  к  "грязным  трюкам".  Конная
полиция похитила динамит,  свалив  это  на  подозреваемых  террористов,  и
сфабриковала фальшивое коммюнике, призывающее к вооруженному сопротивлению
правительству. Был взорван какой-то  амбар,  чтобы  предотвратить  встречу
между радикальным крылом "Фронта освобождения  Квебека"  и  "Американскими
Черными Пантерами", затем совершен налет на офис "Партии  Квебека",  чтобы
похитить список ее членов. Потеря службы безопасности  должна  была  стать
расплатой за все это.
     Что я собираюсь сделать, - сказал Шатран, - так это прибрать наиболее
ценных людей до того, как  они  перейдут  в  другие  руки.  Теперь  каждый
десятый работает  в  службе  безопасности.  Каждый  из  них  прослужил  по
несколько лет,  прежде  чем  стать  шпионом.  Я  собираюсь  создать  новое
подразделение, способное вести расследование за  пределами  наших  границ.
Это  будет  спецотдел  "Х"  -  специальная  внешняя   секция   КККП.   Его
сотрудникам, имеющим связи с лучшими умами за  рубежом,  будут  поручаться
самые сложные задания. У них  будет  выбор:  или  остаться  в  Силах,  или
присоединиться к списку шпионов премьер-министра.  Мы  сохраним  все  свои
внешние контакты, а Оттава получит полную свободу начинать  все  с  самого
начала.
     Роберт, я хочу, чтобы ты возглавил спецотдел "Х".
     Снаружи ветер завывал и свистел в  ивах.  Дождь  барабанил  по  крыше
оранжереи, словно военный барабан. Когда  пламя  в  камине  разошлось,  де
Клерк сказал:
     - Ты можешь не беспокоиться, Франсуа. Я не покончу с собой.
     Комиссар моргнул.
     - А разве я сказал, что ты мог бы это сделать?
     - Нет, но таков скрытый смысл твоей терапии при помощи работы.
     Шатран осушил свое виски и поставил стакан. -  "Спецотдел  Х"  -  это
вовсе не предлог для твоего  спасения.  Ты  наиболее  подходишь  для  этой
работы.
     - Я восхищен тем, что ты делаешь, но дело в том, что я покидаю Силы.
     - Ты был в уединении более трех месяцев!
     - И я по-прежнему остаюсь в нем.
     - И что же ты собираешься делать? Сидеть в одиночестве  и  пить  весь
день до тех пор, пока у тебя будет хватать средств?
     - Нет. Я буду писать.
     - Ты коп, а не писатель. Ты уже говорил так,  когда  взялся  за  дело
Охотника За Головами.
     - Я ошибся, и посмотри, к чему это привело.
     Де Клерк снял с камина фотографии Кэйт и Джейн. Затем поставил их  на
стол рядом с аквариумом.
     - Я не покончил с собой, когда они умерли,  -  сказал  он.  -  Вместо
этого, вот эти фотографии стали на мой стол, за которым я пишу. Я  слишком
верил в трудотерапию - в зависимость от работы. День за днем коп наблюдает
самые мрачные стороны жизни.  И  вскоре  работа  зароняет  свои  семена  в
закоулки его разума. Я сунул пистолет себе в рот из-за  дела  Охотника  За
Головами потому, что оставленное уединение воскресило мою вину в том,  что
произошло в Квебеке.
     Де Клерк достал с камина портрет Женевьевы.
     - Когда я встретил Женни, я не мог поверить  своему  счастью.  Только
немногим мужчинам удается хоть однажды встретить любовь в своей  жизни,  я
же нашел ее дважды. Она собрала вместе разбитые куски и снова склеила  их.
Теперь эта работа стоила мне ее.
     "Люди, которые носят туники" достали меня через  Кэйт  и  Джейн.  Чем
глубже я погружался в историю, тем больше я забывал прошлое.  Франсуа,  ты
был хорошим другом, поэтому постарайся, пожалуйста, понять. Все,  что  мне
нужно - это время и место, чтобы я смог  зализать  раны.  Взятие  на  себя
спецотдела "Х" прикончит меня.
     Де Клерк вышел в кухню, чтобы наполнить стакан Шатрана. Он вернулся с
экземпляром книги в другой руке. Раскрыв ее на отрывке,  отмеченном  синим
цветом, он повернул ее так, чтобы его друг смог прочесть:



                    ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ИСЧЕЗНУВШИЙ ПАТРУЛЬ

     Вилфред Блейк был лучшим детективом в Северо-западной конной полиции.
Он был лучшим следопытом среди всех "Всадников равнин".  Офицер  отличался
честностью,  дисциплинированностью,  преданностью  и   самопожертвованием;
инспектор  воплощал  в  себе  то  сочетание  патриотизма  с  "воинствующим
христианством", которое создало Британскую империю. Он был бойцом Сил  как
раз такого сорта, который требовался для установления закона на  Канадском
Западе.
     То, как Блейк поступил со сбежавшими сиу, которые  пересекли  границу
Канады, преследуемые за "Последнюю стоянку Кастера", родило  миф:  "конные
всегда получают своих людей".
     Легенда о Блейке дошла до наших дней в значительной степени из-за его
таинственного исчезновения. В мифологии  Сил  этот  случай  известен,  как
"Исчезнувший патруль".
     Спустя двадцать лет после того  как  отряд  Кастера  был  вырезан  на
Литтл-Бигхорн, конная полиция  сломила  последнее  сопротивление  индейцев
белым поселенцам на Западе.
     Всемогущий Голос, индеец-кри, был арестован в 1895 году  за  убийство
вола. Той же ночью он сбежал из караульной комнаты Сил  на  Утином  озере,
Саскачеван, и сержант  Колин  Колбрук  поскакал  за  ним,  чтобы  привести
обратно.  Несколькими  днями  позже,  когда  Колбрук  нашел  беглеца,  тот
прострелил ему горло из двуствольного карабина. На последующие два года он
исчез из виду.
     В конце концов, весной 1897 года он был замечен  в  резервации  вождя
Одна Стрела возле Утиного озера.
     Вместе с тремя молодыми спутниками  Всемогущий  Голос  был  загнан  к
обрыву и окружен. Когда  их  попытались  взять  штурмом,  после  того  как
прибыло подкрепление,  двое  полицейских  и  гражданский  доброволец  были
убиты. Уцелевшие индейцы окопались, чтобы дать отпор.
     Весть о перестрелке достигла Риджайны во время  бала,  даваемого  для
смотра  контингента  Сил,  направляемого  в  Лондон  на  юбилей   королевы
Виктории.
     Движимый  страхом  перед  равнинными  кри  (двадцать  лет  тому   они
присоединились к сиу и шайенам в битве против Кастера),  комиссар  Херчмер
выделил двадцать пять офицеров и два орудия.
     Прибыв  на  место  той  же  ночью,  29  мая,  пятьдесят  два   конных
полицейских, тридцать четыре волонтера принца  Альберта  и  дюжина  других
белых окружили четырех кри, укрывшихся у обрыва. Двадцатифунтовые пулеметы
"Максим" были нацелены на восток. Бронзовые  семифунтовые  "Марк-II"  были
направлены на юг.
     По команде оба орудия открыли огонь по обрыву и осыпали его шрапнелью
до 7 часов утра. Затем орудия были поставлены в ряд, и заросли подверглись
бомбардировке разрывными снарядами.
     Позже, когда полицейские штурмом  взяли  заросли,  были  найдены  три
тела: Всемогущего Голоса, Молотобойца и Стоящего-Под-Небом.
     Четвертый кри,  Железное  Дитя,  каким-то  образом  спасся,  уполз  в
течение ночи невредимым. Херчмер  послал  Вилфреда  Блейка  притащить  его
обратно.
     В течение шести месяцев инспектор преследовал молодого кри по прериям
и Скалистым горам.
     Расположенное высоко в  Скалистых  горах  озеро  Медсин  находится  в
центре области, известной теперь под названием Национальный парк Джаспера.
Полицейские, посланные  на  поиски  Блейка,  весной  98-го  нашли  останки
Железного Дитяти - включая его ружье и куртку из бизоньей  шкуры  -  возле
берега озера. Поскольку молодой кри скорее  умер  бы,  чем  выставил  себя
напоказ без своей куртки, мы можем сделать вывод, что именно в этом  месте
Блейк наткнулся на него. Этот вывод подкрепляется тем,  где  было  найдено
обнаженное  тело  Железного  Дитяти,  наполовину   засыпанное   снегом   в
нескольких милях восточнее озера Медсин.
     Кри был  застрелен  между  глаз  пулей  47,6  калибра  из  револьвера
"Энфилд", служебного оружия Сил с 1883 до 1905 гг. Его  правая  нога  была
сломана, а вторая пуля задела голову. Возле тела были  разбросано  кое-что
из снаряжения Блейка, которое тот побросал, чтобы облегчить себе бег вверх
по склону. Инспектор и его упряжка так и не были найдены.
     В тридцати милях к западу от озера  Медсин  тянется  Великий  хребет,
который  отмечает  границу  между  Британской  Колумбией  и  Альбертой,  и
вздымается самой неприступной вершиной в Скалистых горах  Виндиго-Маунтин.
В декабре 1897 года  мощное  землетрясение  раскололо  ее  массив  надвое,
образовав  ужасающую  пропасть,  которая  теперь  разделяет  ее   вершины.
Вообразите себе гигантскую остроконечную вершину  скалы,  вздымающуюся  на
двенадцать  тысяч  футов,  отделенную  от  расположенного   ниже   массива
расселиной глубиной четыре тысячи футов.  Аэродинамические  потоки  вокруг
пика настолько коварны, насколько это только возможно;  нисходящие  потоки
воздуха создают разрежение, которое затягивает летательные аппараты. Вечно
покрытая льдом и снегом, Виндиго-Маунтин таит  в  себе  лавины,  только  и
поджидающие случая для схода. С 1898 года пик был  официально  закрыт  для
всех.
     Весной того года, через пять месяцев  после  землетрясения,  один  из
изыскателей обнаружил револьвер Блейка на дне пропасти на Виндиго-Маунтин.
Если посмотреть на приведенную выше  карту,  то  обнаружится  только  одно
объяснение случившемуся. Блейк застрелил Железное Дитя недалеко  от  озера
Медсин. Затем он перевез тело восточнее, к отрогам Скалистых гор,  где  по
какой-то причине остановился, выбросил тело и  свое  снаряжение  и  погнал
свою собачью упряжку на запад. Не на запад к озера Медсин, как если бы  он
что-либо забыл там, а к Великому хребту, находящемуся в тридцати милях  от
озера. Поскольку зимний климат в Скалистых горах - один из  самых  тяжелых
на  Земле,  то  что  могло  заставить  его  совершить  это   изнурительное
путешествие? Такова неразрешенная загадка Пропавшего Патрульного.


     Шатран закрыл книгу и сделал глоток "Джонни Уокера".
     - Это то, о чем ты собираешься писать? Об исчезновении Блейка?
     - Эта тайна не дает мне покоя уже в течение года.
     - Что  еще  усугубилось,  без  сомнения,  недавней  находкой  сундука
Блейка.
     - Ты знаешь, что он у меня?
     -  Конечно.   Поскольку   я   являюсь   председателем   Комитета   по
наследованию, ни одно разрешение такого рода не дается без моего ведома.
     - Хочешь посмотреть на него? Он в соседней комнате.
     Корабельный сундук был того типа, что  были  популярны  у  британских
солдат в девятнадцатом веке. Четырех футов в длину, двух футов в ширину  и
двух футов в высоту;  его  побитые  стенки  были  укреплены  потускневшими
медными уголками. Надписи мелом  на  дощечке,  привинченной  под  крышкой,
являлись иммиграционными отметками на нескольких языках.  Имя  "Блейк"  на
дощечке было выгравировано.
     - Его доставили в тот день, когда была застрелена Дженни,  поэтому  я
еще не рассматривал его. У одной из стенок внизу стопкой сложены несколько
дневников,  хранившихся  Блейком.  Тот,  который  я  просмотрел,  является
записками о его приключениях в британской армии до того, как он вступил  в
Силы. Дневники могут содержать ключ к разгадке того, почему он пропал.
     - А если нет?
     Роберт пожал плечами.
     - Тогда я буду писать о чем-нибудь еще. Батлер, Кок, Слей, Александер
и Бонникасл опубликовали записи о своих подвигах.  И  благодаря  этому  мы
знаем о жизни этих королевских солдат. Блейк исчез раньше, чем его мемуары
увидели свет. Используя эти дневники, я заполню пробел.
     Шатран поднял крышку сундука, чтобы заглянуть внутрь. Он увидел книги
в  кожаных  переплетах  среди  пыльной  красной  формы.  В  сером   свете,
проникающем  сквозь  забрызганное  дождем  окно,   выходящее   на   берег,
показалось, будто из сундука дохнуло самой историей.
     - У моего деда был похожий сундук, - сказал Шатран. - Я нашел его  на
чердаке в его доме. - Он пнул основание сундука Блейка ботинком. -  В  нем
было фальшивое дно, наполненное фривольными фотографиями.
     Несколькими минутами позже де Клерк  проводил  комиссара  до  дверей.
Остановившись под козырьком от дождя у дверей, Франсуа похлопал  рукой  по
плечу Роберта.
     - В любом случае напиши свою книгу, дружище,  если  это  то,  что  ты
должен сделать. Если тебе понадобится кто-нибудь, чтобы поговорить,  то  я
всегда у телефона. Предложение возглавить спецотдел "Х" будет оставаться в
силе. Запомни мои слова, ты еще вернешься. Силы у тебя в крови.
     Через некоторое время после того, как Шатран уехал,  снаружи  донесся
звук автомобильного сигнала. Де Клерк открыл дверь и взглянул  на  дорогу.
Сквозь струи дождя он увидел, как удаляется свет фар  лимузина,  затем  он
услышал настойчивый лай у своих ног.
     - Ну ты и лиса, Шатран, - пробормотал он, глядя вниз.
     На крыльце в проволочной клетке прыгал щенок, тявкая, словно  говоря:
"Давай, приятель, выпусти  меня  отсюда".  Когда  де  Клерк  потянулся  за
запиской, засунутой между прутьями клетки, немецкая  овчарка  лизнула  его
руку.

     "Роберт...
     Я не  хочу  говорить  "Счастливого  Нового  Года",  а  только  "Жизнь
продолжается".
     Его зовут Наполеон.
     Он присмотрит за тобой."


                  Вторник, 14 марта 1987 г. 11:02 пополудни

     Прошло пять лет  после  похорон  Женевьевы.  Де  Клерк  действительно
написал книгу - "Волынки, кровь и слава" должны  были  быть  напечатаны  в
"воскресном приложении" - и время, как говорится в поговорке, залечило его
рану. Роберт был, наконец, готов принять предложение  Шатрана,  и  поэтому
утром, на десятый день после визита Макдугала, он позвонил в Оттаву.
     - Алло.
     - Франсуа? Это Роберт де Клерк.
     - Чтоб я так жил.
     - Твой голос звучит ужасно.
     - У меня был грипп. Пришлось бросить курить. Теперь я  чувствую  себя
еще хуже.
     Мысленно де Клерк  увидел  перед  собой  Шатрана  на  фоне  окна  его
кабинета на верхнем этаже небоскреба, с видом на проступающее  под  ним  в
тумане реки Оттава здание Парламента. Судя по фотографиям  в  газетах,  он
чертовски  располнел,  и  его  по-военному  коротко  подстриженные  волосы
поседели. Франсуа трудно было себе представить без "Галуаза".
     - При двух пачках в день ты будешь на ногах до конца недели.
     - Не могу, - прохрипел комиссар. - Я заключил договор с Господом.
     - Такой закоренелый грешник, как ты?
     - Это был вопрос жизни и смерти. Мой грипп заигрывал с пневмонией  до
тех пор, пока в один прекрасный  день  я  не  почувствовал,  что  не  могу
дышать. Хоть я и скверный католик, все же я действительно упал на колени и
молил милосердного Господа  даровать  мне  возможность  дышать,  пока  моя
физиономия не посинела, и черт меня  подери,  если  мое  обещание  бросить
курить не прочистило мои легкие. Боюсь, если я нарушу его, гнев  Господень
достанет меня и сквозь крышу дома.
     Де Клерк фыркнул.
     - Ну, так почему ты звонишь?
     - Поинтересоваться,  остается  ли  в  силе  твое  предложение  насчет
спецотдела "Х"?
     - Ха! Так я и знал! Силы - у тебя в крови.
     - Раньше, чем ты начнешь ликовать, есть кое-какие условия.
     - Например?
     - Я хочу работать здесь. Не в Оттаве.
     - Не стану осуждать тебя за  это.  Ужасное  место.  Парень  по  имени
Голдвин Смит  описывал  его  как  арктический  поселок,  превратившийся  в
политический кокпит [арена для проведения петушиных боев]. Я  не  смог  бы
сказать лучше.
     - Следующее, я хочу, чтобы у меня в команде были Авакомович и Чан.
     - Ого, ты пытаешься раздеть меня до трусов, или как?
     - Всего лишь слегка, Франсуа. Немного живой крови.
     - Чан - лучший программист из когда-либо имевшихся у нас. И Джо  тоже
великолепный спец, ты ведь знаешь.
     - Я хочу получить свою долю.
     - Очень на тебя похоже. Что-нибудь еще?
     - Я хочу, чтобы моим заместителем был Джек Макдугал.
     Шатран прочистил горло.
     - Это создает проблему.
     - Да, я слышал. И все же я настаиваю.
     - Я в одной упряжке с членом депутатской комиссии.  Он  поручился  за
меня, когда Оттава давала мне эту работу.  Мне  не  хочется  отменять  его
распоряжение, которое он отдал, следуя проводимой политике.
     - Это обязательное условие. Нет Джека - нет меня.
     - Ты выдвигаешь тяжкое условие.
     - Ну так пошли меня подальше.
     - Черт побери, - произнес Шатран. - Мне нужно закурить.


     Специальный "Х" - его специальный "Х" - потихоньку  формировался.  На
прошлой неделе Шатран прислал досье из Оттавы, и сегодня  ночью  де  Клерк
завершал свой  список  расстановки  сотрудников.  Этим  вечером  по  крыше
оранжереи снова стучал дождь, и снова  раздавались  противотуманные  гудки
судов в заливе. Досье, которое больше всего интриговало его, было досье  с
данными Цинка Чандлера, инспектора спецотдела "Х"  в  Британии.  Де  Клерк
читал между строк - стараясь представить  себе,  что  произошло  в  логове
Вурдалака [см. роман Майкла Слэйда "Вурдалак"] - когда Наполеон  напомнил,
что пришло время для прогулки. Натянув  макинтош,  старший  суперинтендант
последовал за собакой к океану.
     Около получаса немецкая овчарка носилась вдоль  берега.  Владения  де
Клерка простирались до укрепленного бревнами берега. На верхушке холма  на
берегу океана стояли древние солнечные часы и  принесенный  волнами  стул.
Когда Роберт сел на стул над бурлящим приливом, его пальцы пробежались  по
отметкам на циферблате солнечных часов.
     В доме, не слышимый Робертом, звонил телефон.
     Де Клерк думал: Мне нужен повод, чтобы отказаться от спец-"Х".
     Деления солнечных часов говорили: Время гораздо более позднее, чем ты
думаешь.



                             ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ

               Долина реки Литтл-Бигхорн, округ Монтана.
                         Вторник, 27 июня 1876 г.

     Лагерь бригадного генерала Альфреда Терри был  охвачен  волнением.  В
отличие от предыдущего дня, индейцев не было видно, и только несколько сот
индюшек кружили над ближайшими холмами. В семь часов  войско  выступило  в
боевом порядке, выслав разведчиков по флангам гораздо дальше, чем  обычно.
Среди эскадронов гуляли слухи, что полковник Кастер вступил в  решительную
схватку с краснокожими, пока, наконец, в миле  вниз  по  реке  солдаты  не
наткнулись на опустевший индейский лагерь.
     Все, что осталось от семи колец, атакованных  Кастером,  это  мрачные
покинутые типи и раскиданный  вокруг  хлам:  одежда  из  бизоньих  шкур  и
гниющие остатки еды; накидки и кухонная  утварь;  стрелы,  ружья,  роговые
ложки, разбитая глиняная посуда. Кольцо мертвых лошадей окружало  палатки,
а рыскающие по лагерю,  похожие  на  волков  одичавшие  собаки  рычали  на
приближающихся белых.
     Трое любопытных солдат покинули  строй  и  легким  галопом  поскакали
вперед. Среди останков один из них  нашел  пару  залитых  кровью  стремян,
подписанных "Старгис - 7-ой Кав.". Пока он верхом  скакал  обратно,  чтобы
доставить находку Терри, другой высунул пепельно-бледное лицо из одной  из
палаток. Внутри он обнаружил тела пяти обезглавленных  белых,  подвешенных
обнаженными к палаточным шестам.
     К пересечению шестов были привязаны пять черных  шаров.  Отогнав  рой
мух, он увидел, что это были отрезанные головы.  Связанные  вместе  черепа
явно не одну милю тащили за лошадью по земле.
     - Обыскать холмы, - в ярости распорядился Терри. - Найти  виновных  в
этом дикарей и вздернуть их.
     Капитан   Джерико   Шарп   получил   задание    осмотреть    все    и
закартографировать  лагерь.  Подверженный   нервному   тику,   возбудимый,
получивший библейское воспитание Шарп был мужчиной с женоподобной фигурой,
в неопрятной форме. Заостренный нос и синеватые губы доминировали  на  его
лисьем лице, левый глаз которого выстукивал азбуку Морзе.
     Шарп провел  около  часа  в  палатке,  где  висели  тела  замученных,
наталкивая мысль на картины Ада из Ветхого Завета. Имя  "Паркер",  вышитое
на шортах, свисавших с ног одного из мужчин,  удивило  его,  поскольку  ни
одного Паркера среди эскадронов Кастера не было.
     Около полудня, пригнувшись к луке седла, по  мостику,  переброшенному
через реку, галопом прискакал один из разведчиков. Он не бросил поводьев и
не спешился до тех пор, пока не нашел Терри, разговаривающего с  генералом
Гидеоном Праттом.
     - Господин генерал! -  прервал  их  разведчик,  отдавая  честь  обоим
мужчинам. - Лейтенант Брэдли послал меня от обрыва за рекой.  Он  насчитал
на гребне до двух сотен трупов.
     - Краснокожие? - спросил Терри, глянув на Пратта.
     Разведчик покачал головой.
     - Белые, господин генерал!
     - Милосердный Боже! - воскликнул Пратт. - Но не из Седьмого полка?
     Шарп  наблюдал  из-за  полога   палатки,   как   колонна   двинулась,
переправляясь через реку, чтобы подняться на крутой гребень.
     Солнечный жар обрушивался на долину, искажая отдаленное  изображение,
словно мираж в пустыне. Вскоре последовало распоряжение  Шарпу  явиться  к
обрыву. Уложив свои приспособления, он взобрался на гребень вместе с одним
из разведчиков, Арикарой, на краю  поля  убийств  натянув  поводья,  чтобы
остановить лошадь.
     - Все мертвы. Боже правый, какими белыми они кажутся.  Какими  совсем
белыми, - сказал он.
     Место побоища являло собой картину чистейшей резни.  Там,  где  резня
была самой кровопролитной, на вершине  холма,  баррикада  из  застреленных
лошадей, ноги которых  торчали  словно  частокол,  окружала  разлагающиеся
трупы. Сухая песчаная земля впитала в себя  всю  пролившуюся  кровь,  пока
налетающие стервятники отъедались на иссушенных останках. Заглушающее  все
жужжание мух напомнило Шарпу о том,  как  он  еще  мальчиком  охотился  на
опоссумов, шатаясь за своим отцом, армейским священником, по болотам штата
Теннесси. Машинально он нащупал свою Библию.
     Новый пост Шарпа был в центре  поля.  Здесь  он  разложил  карту,  на
которую  наносил  окружающую  обстановку.   Позже   другие   воспользуются
собранным материалом для того, чтобы расследовать,  что  же  случилось  на
Последней стоянке Кастера. Двенадцать солдат работали на поле, доставляя к
нему свои находки.
     В полдень на гребень въехал репортер "Хелена Таймс".  Шарп  сидел  на
пне, дополняя свою  карту,  когда  солдаты  сделали  перерыв,  сгрудившись
толпой вокруг репортера.
     - Будьте уверены, это произносится с "е", - услышал он чьи-то слова.
     Шарп нагнулся, чтобы хлопнуть себя по икре над кавалерийским сапогом.
Овод только что ужалил его в ногу. И в этот момент  он  заметил  в  кустах
записную книжку, скрытую там, где  она  упала,  когда  с  Паркера  сорвали
одежду. Подняв ее, Шарп пролистал страницы:


                            "Путевые заметки"
                               ___________

     записать в журнал/25 июня

     Собственность Фрэнсиса  Паркера,  Йельский  университет,  Нью-Хэйвен,
Коннектикут.
     В  случае  смерти  вернуть  профессору  О.С.Маршу  по  вышеуказанному
адресу: "Мистер Чарльз Дарвин. Даун-Хауз. Даун. Кент, Англия"

     21  июня  1876  г.  -  "ЭВРИКА!!!"  Наконец-то!  Недостающее   звено!
Северо-западный берег, "Развилка Сумасшедшей Женщины" реки Павдер, у  горы
Бигхорн.
     Округ Монтана 43 град. 54 мин. сев. шир. 106 град. 45 мин. зап. долг.

     Черновик письма:
     "Дорогой сэр, - не стоит наверное  и  упоминать,  как  Вы,  вероятно,
удивлены, так скоро получив от меня известия; однако надеюсь, что  у  меня
есть новости, которые покончат с  критикой  в  Ваш  адрес.  Гершель  может
говорить, что Ваша книга - "в полном порядке", но мне кажется, так же, как
без сомнения и Вам, что в данном случае весьма подходят слова м-ра Хаксли:
     "Значительный промежуток времени, более чем десятилетие, отделяет нас
от момента публикации Происхождения видов, и  что  бы  ни  думали  или  ни
говорили  о  доктринах  м-ра  Дарвина  или  о  манере,  в  которой  он  их
проповедует,  главное  заключается  в   том,   что   за   двенадцать   лет
Происхождение видов сыграло роль  совершенно  революционного  в  биологии,
как, в свое время, Принципы...  -  в  астрономии.  Теперь,  по  прошествии
времени, критикам Дарвина представился удобный случай. Смесь пренебрежения
и высокомерия, которая на первых порах характеризовала значительное  число
нападок, с которыми он сталкивался, больше не является  досадным  отличием
антидарвинистского критицизма".
     Сэр, у меня имеется оружие, с помощью которого  Вы  сможете  отразить
все нападки! Как Вы можете  видеть  из  заключения,  следующего  из  этого
письма, я обнаружил череп (первый в Америке, как  мне  думается),  который
при внимательном изучении оказывается черепом самой ранней формы человека;
останками более ранними, чем череп,  найденный  в  долине  Неандер  вблизи
Дюссельдорфа  в  1856  году,  и   не   являющиеся   останками   столь   же
сомнительными. Нельзя сказать ни того, что этот череп  является  останками
деформированного человека, ни того, что он  принадлежал  одному  из  видов
обезьян, поскольку форма этого черепа  соединяет  в  себе  признаки  обоих
видов, и человека, и обезьяны. К тому же, это очень большой череп.
     Два года назад, когда профессор  Марш  находился  здесь,  в  Западном
Бэдлэнде, в поисках динозавров, он обнаружил, что  местные  индейцы  очень
обеспокоены.   По   отношению   ко   мне   они   проявили   совершеннейшую
недоброжелательность,  и  я  опасался  за  свою  безопасность  более,  чем
однажды, когда разговор  с  индейцами  вызвал  у  них  подозрительность  и
недоброжелательность, поскольку они решили, что я ищу золото!
     Назавтра я намерен прибегнуть к благам  цивилизации,  чтобы  отослать
Вам это письмо. Я узнал от местных торговцев (довольно скверная  компания,
конечно), что вскоре  ожидаются  силы  кавалерии,  которые  нарушат  покой
дикарей. Возможно, мне посчастливится встретиться с ними.
     С уважением и преданностью..."


     Предоставим Господу быть правым, а всем людям - заблуждаться, подумал
Шарп.
     Он знал о Чарльзе Дарвине и о его ереси.
     Не была ли эта книга внушена Антихристом?
     Капитан, обрадованный тем, что остальные находились  спиной  к  нему,
хвастаясь своими подвигами  репортеру,  сунул  "Путевые  заметки"  в  свою
седельную сумку.
     Той же ночью эта книжка оказалась в руках генерала Гидеона Пратта.



                               РАСЧЛЕНЕНИЕ

                     Ванкувер, Британская Колумбия.
                 Воскресенье, 15 марта 1987 г. 2:00 ночи

     Пендер-стрит между Главной и Клином являлась самой утробой Китайского
квартала. Торгующие творожными палочками с бобами, и дынными пирожными,  и
тысячелетними  яйцами,  торгующие  устрицами  и  сладостями,  ирисками   и
домашним миндальным печеньем; торгующие водяными орехами  и  экзотическими
грибами, и засушенными анчоусами по сотне в корзине, все эти лавчонки были
настоящим земным раем для местных эпикурейцев. Гомонящим роем  сновали  по
этой  улице  армии  азиатских  торговцев,  таскающих  огромные  корзины  и
расталкивающих друг друга;  в  старании  что-нибудь  продать,  они  тыкали
тонкими пальцами в выпуклые  плоды  на  витрине:  фейхоа,  мокко,  корешки
лотоса и плоды манго. В бархатных куртках и  мешковатых  куцых  штанах,  с
пепельными волосами, заплетенными в косичку на затылке,  с  ожерельями  из
раковин женщины в  домашних  тапочках  шаркали  по  улице  среди  рыбаков,
торгующих в розницу прямо из сетей или  с  корзинами  шевелящихся  крабов,
поднятыми над головой, чтобы привлечь толпу. Только к ужину  улицу  словно
выдувало.
     Было два часа ночи, и Пендер-стрит была пустой.
     Полупустая мясная лавка была заперта на ночь. За  целиком  зажаренной
тушей свиньи и утками на вертелах, оставшимися висеть  в  окне,  виднелись
пустые и вычищенные прилавки. Находящаяся  на  уровне  улицы  зарешеченная
отдушина открывалась в подвал,  где  свет  мерцающих  флюоресцентных  ламп
переходил в черные тени. Связки китайских колбас  и  расплющенной,  словно
морской скат, домашней птицы были развешаны в коптильных шкафах, стоящих у
стен.  Ряды  полок,  уставленных  банками  с  консервированной  говядиной,
тянулись от отдушины до задней части подвала. За ними  большая  деревянная
дверь закрывала вход в морозильник.  К  ней  была  прибита  свиная  шкура,
натянутая на округлую раму, вместо глаз животного были вставлены  мигающие
лампочки. Перед дверью над гудящей пилой стоял мясник.
     Вокруг мужчины стояли ящики, заполненные оленьими рогами.
     Груз прибыл тогда, когда он занимался уборкой.
     Оставив грязную работу ради этой,  более  прибыльной,  он  распиливал
оленьи рога на тонкие пластины.
     Стоящий рядом  столик  был  уставлен  тарелками  с  говяжьим  жарким,
печеными яблоками и пивом из Циньтао.
     Закончив  распиливать  рог,  он  каждый  раз  вытирал  руки  о   свой
забрызганный кровью передник и делал паузу, чтобы немного перекусить.
     Он как раз был занят едой, когда мясницкий секач вонзился ему в рот.
     В  мерцающем  свете  убийство   казалось   похожим   на   дергающийся
черно-белый  фильм.   По   сторонам   и   позади   мужчины   стояло   трое
панков-азиатов. Все они были одеты в черные джинсы, белые,  подчеркивающие
мышцы, рубахи и черные кожаные куртки.  У  всех  трех  в  левом  ухе  были
серьги, а на руках - татуировки. Шум их проникновения внутрь, должно быть,
заглушила гудящая пила.
     Секач рассек мясника по горизонтали. Его лезвие выбило верхние  зубы,
рассекло щеки и язык  и  затем  вонзилось  в  позвоночник.  Под  волосами,
торчащими на манер Вуди Вудпекера, его глаза закатились так, что  остались
видны только белки. Тщетным движением он попытался схватить клинок.  Когда
панк рывком выдернул лезвие, кровь ударила из лица мужчины двумя фонтанами
- секач перерезал обе сонные артерии.  Мясник  рухнул  на  пол,  его  ноги
судорожно дергались, а рассеченный язык подрагивал, как у змеи.
     Панкам потребовалось пятнадцать минут, чтобы расчленить тело.
     Пока один остался, чтобы вымыть пол, остальные двое затолкали останки
мясника в подарочные сумки и отвезли  куски  на  ричмондский  строительный
участок.
     Там, возле лесопилки, был запаркован цементовоз, его барабан вращался
в свете бесстрастной луны.
     Одна за другой сумки были  пропущены  через  лесопилку,  превратившую
кровавые останки в кашу.
     Затем цементовоз опрокинул на них слой раствора.



                          ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

           Даун, Англия. Пятница, 27 октября 1876 г. 11:02 дня

     Экипаж   из   Даун-Хауза   ожидал   возле   станции.   От   ближайшей
железнодорожной станции в Кройдоне, в десяти милях отсюда,  генерал  армии
США Гидеон Пратт наслаждался поездкой среди  холмов  графства  Кент.  Этим
солнечным осенним утром за окнами  кареты  проплывали  живописные  заросли
пурпурного вереска и густые дубравы. Держа в руках Библию, Гидеон в дороге
читал Книгу Бытия.
     Даун-Хауз находился в узкой долине Вестерхем-роуд в четверти мили  от
Дауна. Население поселка, насчитывающее  несколько  сот  человек,  жило  в
коттеджах,  рядами   сгрудившихся   возле   небольшой   сельской   церкви.
Построенный в стиле времен короля Георга трехэтажный дом с арочными окнами
был увит плющом и обсажен вязами. Когда карета въехала  во  двор  и  Пратт
вышел наружу, пожилая женщина открыла парадную дверь.
     - Добро пожаловать в Даун-Хауз, генерал. - Ее голос звучал осторожно.
     - К вашим услугам, мадам. - Пратт снял шляпу.
     - Мой муж в своем кабинете. Входите.
     Будучи в свои пятьдесят  с  небольшим  лет  убежденным  евангелистом,
Пратт  выказывал  высокомерие  человека,  лично  избранного  для  служения
Господу. Сегодня генерал  надел  свою  лучшую  парадную  форму,  выказывая
больше блеска, чем обычно, поскольку  это  были  Британские  острова.  Его
стройное тело вегетарианца хорошо переносило  любую  погоду.  Его  длинные
седые волосы сливались с черной с сединой бородой. Он не  курил;  не  пил;
зато вставал каждое утро до рассвета, чтобы приветствовать рождение нового
дня. Шрам на его щеке был памятью о Битве с Бегущим Буйволом.
     - Умоляю вас не провоцировать моего мужа, - сказала  женщина,  бросив
взгляд на Библию в руке генерала. - Он  не  очень  хорошо  чувствует  себя
после публикации его последней работы. Если бы только критики  знали,  как
сильно их шпильки задевают его.
     Не  двигаясь  с  места,  Пратт  отвесил  джентльменский  поклон.   Он
последовал за ней до дверей кабинета. Открыв ее,  Эмма  Дарвин  пригласила
его войти.
     Богохульник сидел за стоявшей у  окна  конторкой,  на  которой  царил
беспорядок, и глядел в сад. Годы борьбы оставили на  нем  свой  след.  Его
брови сошлись от глубоких раздумий, плечи ссутулились под  грузом  злобной
критики. Серебристо-белая борода и косматые  брови  словно  компенсировали
облысевший череп. Его окружали книжные шкафы,  возвышавшиеся  от  пола  до
потолка,  а  каждый  клочок  свободного  пространства  стен  был  испещрен
пометками. Оранжевый отсвет угля, горевшего в камине,  падал  на  восковой
глобус позади него, делая  его  похожим  на  луну.  Когда  генерал  вошел,
натуралист встал, положив мензурку и пробирку, бывшие у него в руках.
     - Вы оказываете мне честь, сэр, - сказал Дарвин, протягивая  руку.  -
Как удачно, что вы пожелали повидаться со мной так же, как  и  я  с  вами.
Разрешите выразить вам мою сердечную признательность за ваш приезд в Даун.
     После рукопожатия генерал раскрыл свою Библию.
     - И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию  Нашему,
- прочел он. - Вам знакома эта цитата, сэр?
     - Конечно, - ответил Дарвин. - Книга Бытия.
     - И сотворил Бог человека по образу Своему. Означает ли это, что  Бог
является обезьяной?
     - Позвольте мне ответить вам вопросом на вопрос, генерал. Если читать
Библию буквально, то к кому относится местоимение "нашему"? Не является ли
в этом случае Бог всего лишь одним из многих, как думали греки и римляне?
     - Я предпочитаю знать с самого начала, каких взглядов  придерживается
мой собеседник. Вы продолжаете настаивать на том, что Бога нет и что нашим
Адамом является обезьяна?
     - Я агностик, генерал. У меня нет никакой теории о Боге. Равно как не
стремлюсь я и повлиять  на  взгляды  других.  Если  "Происхождение  видов"
оскорбило вас, то это было сделано не намеренно.
     Англичанин предложил американцу нюхательного табаку. Как человек,  не
подверженный порокам, Пратт отклонил это предложение.
     - Не единожды я использую в своей книге слово "эволюция".  Я  избегал
обсуждать вопрос о человеке, так как этот объект окружен предубеждением.
     Генерал фыркнул, поднимая Священное Писание.
     - Возможно, но теперь вы опубликовали "Происхождение человека".
     - Неужели признание изменчивости  видов  равносильно  причастности  к
убийству?
     - Сэр, ваша еретическая теория должна быть задушена в зародыше.
     - Почему? - Дарвин усмехнулся. - Не  потому  ли,  что  она  объясняет
слишком многое?
     Глаза Пратта сузились, сверля натуралиста.
     - Далее, я полагаю, королева Виктория произведет вас в рыцари за вашу
работу?
     - Сомневаюсь в этом, - заметил Дарвин. - Ей не нравится моя теория.
     - Так же, как и конгрегации баптистов-спасителей Теннесси.
     Дарвин пересек комнату по направлению к камину, чтобы взять коробку с
табаком и прогулочную трость. Затолкав понюшку в нос, он громко чихнул.  С
увлажнившимися глазами он обратился к Пратту:
     - Каждый  день  перед  обедом  я  совершаю  прогулку.  Составите  мне
компанию, генерал?
     Приверженец учения о создании человека Богом кивнул.
     Даун-Хауз был окружен восемнадцатью акрами прилегающих земель.  Сразу
за ним простирались холмистые поля и  живые  изгороди,  отделяющие  их  от
фруктовых садов. На ближнем конце поля натуралист расчистил полоску  земли
длиной около трехсот  ярдов.  Он  обсадил  ее  дубами  и  вязами,  липами,
каштанами и цветочными кустами. Вокруг этой своеобразной беседки,  которую
осень окрасила багрянцем,  шла  посыпанная  гравием  дорожка,  которую  он
называл "Песчаная тропа". Пока они в  молчании  прогуливались,  деревья  и
кусты вокруг них были наполнены естественной жизнью.
     Идущие рядом мужчины являли собой  совершеннейший  контраст.  Прямой,
подтянутый Пратт шел  четким,  целеустремленным  шагом,  заложив  руки  за
спину, его глаза и  уши  полностью  игнорировали  окружающее.  Изредка  он
останавливался, чтобы натуралист мог догнать  его.  Внимательный  ко  всем
деталям, Дарвин  вникал  во  все  вокруг.  Его  прогулочная  трость  имела
железный наконечник, который издавал  ритмичное  постукивание  при  каждом
ударе о землю. На повороте дорожки была навалена груда камней. Каждый раз,
проходя мимо, Дарвин отбрасывал один из них.
     - Имя Фрэнсиса Паркера говорит вам о чем-нибудь, генерал?
     Пратт глянул на Дарвина.
     - Нет, насколько я припоминаю.
     - А как на счет профессора О. С. Марша из Йеля?
     - Чудака, которому нравится рыться в костях в Западном Бэдлэнде?
     - Два года назад Марш исследовал  Блэк-Хиллз  в  Дакоте.  Он  услышал
рассказы о доисторических чудовищах, захороненных  там.  Марш  вернулся  с
двумя тоннами останков динозавров.
     - Горы считаются священными у сиу. Ему повезло, что они  не  сняли  с
него скальп.
     - Паркер был преуспевающим студентом, обучавшимся у Марша. В  прошлом
году он написал мне письмо из Йеля. Паркер, прочтя  мои  книги,  пришел  к
заключению, что подтверждение теории эволюции может  быть  найдено  вблизи
раскопок Марша. Наступающей весной он собирался отправиться в  Блэк-Хиллз.
Мне говорили, что он отправился в дорогу - но назад он не вернулся.
     - Какое отношение, - спросил Пратт, - это имеет ко мне?
     - Мы, англичане, любим читать  о  колониальных  войнах.  Наши  газеты
напечатали подробности, касающиеся вас - вашего настоящего прибытия.  Если
верить "Таймс", то вы прибыли в  Лондон  за  поддержкой  правительства  ее
величества?
     - Мы уверены, что ренегаты, истребившие Седьмой  Кавалерийский  полк,
попытаются укрыться в Канаде. Поскольку правительство избегает вмешиваться
в международные дела доминиона, то это должно касаться  и  нашего  желания
вернуть бежавших обратно.
     - Не были ли вы с колонной, обнаружившей место резни?
     - Мои эскадроны присоединились к эскадронам Терри накануне.
     - Говорили, что  ваши  войска  обнаружили  тело,  которое  не  смогли
опознать.
     - Такое тело действительно было найдено, но не на поле сражения.  Оно
было подвешено в палатке за рекой.
     - Почему тело не было опознано?
     - Оно было изуродовано до неузнаваемости.
     - Это правда, что на человеке было штатское белье?
     - Да, но метки с именем были срезаны.
     - Вы видели его кальсоны?
     - Нет,  я  говорил  с  капитаном  Шарпом,  который  описывал  лагерь.
Язычники часто так делают.
     - Если этот человек был штатским, то кем бы он мог быть?
     - Скорее всего, репортером, ехавшим с людьми Кастера. Полковник,  как
вы, может, слышали, любил рекламу.
     - Говорили, что  корреспондент  действительно  был  убит,  и  позднее
опознан. Но он был с батальоном Рено и не участвовал в побоище.
     Пратт натянуто улыбнулся Дарвину. Он потер нос.
     - Что заставляет вас думать, что тело принадлежало Фрэнсису Паркеру?
     - Ученый привыкает работать головой, генерал. Паркер был  штатским  в
Блэк-Хиллз. Он  исчез  в  то  же  время.  Что,  если  он  присоединился  к
эскадронам Кастера, опасаясь за свою жизнь? А может,  он  присоединился  к
ним вовсе не из соображений безопасности? И если "Последняя стоянка" имела
место вскоре после этого,  то  не  объясняет  ли  это  присутствие  вашего
загадочного штатского?
     Пратт расхохотался.
     - Вы отчаянный человек. Критикам, наступающим вам на пятки,  придется
попортить себе немало крови. Никого не удивит, что  ваши  теории  являются
полу-сырыми, если это вы называете логикой.
     Дарвин остановился и бросил взгляд на Пратта. Поскольку тот  был  его
гостем, он придержал язык.
     - Теперь вы знаете, сэр, почему я просил вас приехать сюда. Теперь, в
свою очередь, скажите, почему вы согласились.
     Сторонник божественного творения пристально посмотрел на  натуралиста
уничтожающим взглядом. Затем он поднял над головой Библию.
     - Если ваша ересь одержит победу, Человек  будет  обречен  на  полную
деградацию. Без Священного Писания, направляющего его, деньги  станут  его
божеством. Вскоре он уверует в то, что собственное благо  является  высшим
смыслом жизни. Прежние древние  этические  и  моральные  законы  не  будут
стоить и пенса. Жадность станет его новым повелителем, Дарвин, и все это -
по вашей вине. Я приехал, чтобы лично познакомиться с новым змеем в Раю!
     Ученый кивнул.
     - Вы не читали моих книг.
     - Напротив, сэр, я прочел их все.
     - Тогда  ответьте  мне,  почему  Бог,  создавая  каждый  вид,  сделал
некоторые из них такими похожими? Например, льва, тигра, леопарда,  ягуара
и обыкновенную домашнюю кошку? Конечно же, ответ может быть  только  один:
потому, что они произошли от  одного  истока.  Только  естественный  отбор
объясняет, почему живые организмы имеют строение, полезное для них. Или вы
полагаете, что Бог создал бессмысленные органы ради праздного удовольствия
сделать это?
     - Кто вы такой, чтобы спрашивать о побудительных мотивах Господа?
     - Пратт, вы  кажетесь  мне  здравомыслящим  человеком.  Разве  вы  не
видите, что индивидуум с преимуществами перед другими имеет  лучшие  шансы
на выживание и продление своего рода? Жираф с более длинной  шеей  достает
больше плодов  на  деревьях.  Грызун,  имеющий  окраску  под  цвет  земли,
скрывается от  совы.  Если  "приноровившийся"  передаст  это  преимущество
следующим поколениям, то те, которые  унаследуют  эту  характерную  черту,
явятся более вероятными представителями  каждого  вида,  чем  те,  которые
этого не сделают. Таким образом,  естественный  отбор  сохранит  тех,  кто
наиболее приспособлен к  условиям  своего  существования,  и  со  временем
объединит  характерные  для  выживания  черты  в   новый   вид.   Рептилии
превращаются в птиц. А обезьяны превращаются в людей.
     Пратт схватил Дарвина за руку  и  тряхнул  его.  -  Перестань  ходить
вокруг да около, Антихрист.
     - Уберите руки, сэр.
     - Вы говорите, что человек сам по себе прошел  путь  от  обезьяны  до
человека? Где, скажите тогда, все эти промежуточные формы сегодня?
     - Вымерли, - сказал Дарвин, когда Пратт отпустил его руку.
     - И каким же образом?
     Ученый отступил назад, держа трость, словно шпагу.
     - Жизнь - это борьба за пищу и пространство. Поскольку  они  питаются
одной и той же пищей и обитают в одном и  том  же  месте,  то  конкуренция
сильна между представителями  одних  и  тех  же  видов.  Приспособившиеся,
вероятно, убивают соперников, не обладающих новыми чертами. Так и  человек
поступил со своими промежуточными формами.
     - Вы не поняли мой вопрос, - сказал Пратт. - Где их кости?
     Англичанин оперся на свою трость, пораженный в свою ахиллесову пяту.
     - Я признаю, что это слабое место моей теории.
     - Слабое место! - Пратт выругался. - Да должны быть миллионы  костей.
Вы же написали "Происхождение человека" без  единого  экземпляра  останков
этих обезьянолюдей. Отстаивать подобную ересь без  доказательств  -  более
чем не научно. Это просто безрассудно и безответственно. Вы самый страшный
человек на Земле, и вы будете гореть в Аду за то, что пытаетесь сделать.
     - Но есть ведь неандерталец.
     - Ах, да, - сказал Пратт. - Кости  из  долины  Неандер.  -  Когда  он
знакомился с теориями, с которыми был не согласен,  его  высокомерие  было
нестерпимым. - Может, это  был  идиот,  страдавший  рахитом  или  водянкой
мозга? Или казак, погибший при отступлении Наполеона из Москвы? Или старый
датчанин с остаточными признаками кельтской расы? Курьезы, подобные этому,
можно увидеть на любой ярмарке.
     - Да, это можно оспаривать, - уступил Дарвин.
     - Не думаю, что Паркер  писал,  чтобы  сказать,  что  он  нашел  ваше
"недостающее звено"?
     - Нет, он только сообщал о своих планах.
     - Он переписывался с кем-нибудь еще?
     - Похоже, что нет.
     - Следовательно, вы весьма надеетесь, что он  обнаружил  останки  при
своих раскопках и что на "Последней стоянке Кастера" образцы были при нем?
     - Признаю, - сказал Дарвин, - подобное приходило  мне  в  голову.  Вы
ведь не станете отрицать, что останки, которые  мы  находим,  представляют
только немногие из видов, когда-либо обитавших на Земле?  Только  случайно
любое   существо    оставляет    долговременное    свидетельство    своего
существования. Подавляющее же большинство  умирает,  не  оставив  никакого
следа. Но с каждым годом мы открываем их все больше.
     Самодовольное выражение удовлетворения пробежало по лицу Пратта.
     - Человеческие мысли - ничто, сэр. А вот откровение Божье - это все.
     - Одна кость, генерал, и ваша теория будет сокрушена.
     - Не моя теория, Дарвин. Божья теория, вы имеете в виду.
     Пратт отклонил  приглашение  Эммы  остаться  на  ленч.  Когда  карета
отправилась из Даун-Хауза обратно на  станцию  в  Кройдоне,  он  сидел  на
заднем сиденье и  сам  себе  улыбался.  Итак,  письмо  Паркера  к  Дарвину
осталось в черновике. Оно не было отправлено ни с  одним  из  торговцев  в
Блэк-Хиллз.
     Единственными людьми, которые знали  о  "Путевых  заметках"  Паркера,
были капитан Джерико Шарп и он сам. Они оба посетили воскресную  службу  в
собрании баптистов Теннесси, когда  армейский  проповедник  проклял  ересь
Дарвина. Оба они знали, как подействовало бы подобное  "свидетельство"  на
умы не-христиан.
     О, как бы обрадовались неверующие "Желтому черепу", прижимая к  груди
плод фантазии Паркера как доказательство эволюции.
     Не вызывает сомнения, что его смерть возвела бы его в ранг святого  в
их глазах,  превратила  бы  утраченное  "недостающее  звено"  в  их  новый
нечестивый грааль.
     "Записать в журнал/25 июня", написанное Паркером  в  его  "Заметках",
приведет слуг Сатаны на Проклятую Землю.
     - Найти "Журнал", - завопили бы они.
     - Найти "Желтый череп".
     Нечестивый хор настаивает на том, чтобы забыть слово Господа.
     За стенками экипажа протекало чудо божественного создания.
     Дивясь ему, Пратт подумал: "Чтоб тебе гореть в Аду, Паркер".


     Дарвин вошел в столовую, куря сигарету. Это была привычка, которую он
приобрел среди гаучо Южной Америки во время плавания на "Бигле".
     Одетая в строгое  черное  платье,  со  своими  широко  расставленными
глазами и с локонами, падающими  на  шарф,  повязанный  вокруг  шеи,  Эмма
Дарвин готовила мясо и фасолевый пирог.
     - Чарльз, я слышала спор. О чем он был?
     - Ни о чем, Эмма. Просто генерал оправдывает свой образ жизни. Людям,
которые сделали войну своей профессией, требуется верить, что  Бог  на  их
стороне.



                                ЖАР И ХОЛОД

        Бэнф, Альберта. Воскресенье, 15 марта 1987 г. 3:57 пополудни

     Возраст, подумал Цинк Чандлер, выплескивая ковш воды на камни  сауны.
Пар обдал его, словно муссон, обжигая кожу.
     День, один из тех хрустально ясных дней в  Скалистых  горах,  которые
заставляли даже неверующих поверить в Бога, Цинк провел, катаясь на  лыжах
на самых сложных склонах Бэнфа, безграничное  небо  было  ясным,  если  не
считать легких облачков растворенных  в  его  голубизне,  голубой  бездне;
южное солнце палило ему в  лицо,  пока  он  мчался  вниз  по  напоминающей
стиральную доску трассе, виляя между высоко вздымающимися горными  соснами
и елями, паря над буграми, словно ястреб на крыльях, проносясь по  снежной
целине, по которой никто еще не ездил, наклоняясь, изгибаясь и скользя под
тихий шелест лыж, ощущая ту абсолютную свободу, которая появляется  только
при высокой скорости и от пребывания наедине с природой.
     А затем он упал.
     Цинк  несся  вниз  к  Адским  Воротам   на   головоломной   скорости,
устремляясь в сужение, которое вело на лицевой склон горы, когда  появился
лыжник, растянувшийся у него на пути. Неожиданная опасность вызвала в  нем
прилив адреналина; это был случай наконец  проверить,  кто  управляет  его
судьбой,  поэтому  все  его  рефлексы  сработали  на  то,  чтобы  объехать
препятствие. Чандлер весь сжался, выкрикнул "Давай!" и прыгнул.
     В заячьем прыжке его лыжи оторвались  от  снега,  их  концы  миновали
растянувшуюся фигуру в каком-то дюйме или двух,  мышцы  ног  расслабились,
чтобы смягчить удар при приземлении.
     Вх-у-у-мп! Шв-у-у-у-ш!
     - Есть! - воскликнул он, коснувшись снега... затем в коленном суставе
у него щелкнуло, нога начала дрожать, и  на  Бог-знает-какой  скорости  он
слетел с трассы.
     Внезапно  Чандлер  оказался  оторванным  от  земли,  не  в  состоянии
что-либо сделать, жизнь преподносила  один  из  тех  уроков,  которые  она
приберегает для смельчаков и глупцов; его тело  с  раскинутыми  в  стороны
руками и ногами, с одной лыжей сверху, с другой внизу, танцевало на  снегу
до тех пор, пока - "ба-м-м-м!", "О-о-о-х!", "Иисусе!" - он не  проскользил
еще пятьдесят футов. Он шмякнулся вниз лицом и растянулся  полу-мертвый  в
снегу.
     Голубая сойка насмешливо наблюдала за ним с сосны над головой.
     Образованный им снежный ком начал принимать сидячее положение.
     - Пытался убить меня, псих? - прорычал спускающийся  лыжник,  скользя
мимо.
     - Что произошло? - спросил Цинк у любопытной птицы.
     Сидя в сугробе и проверяя, нет ли у него сломанных костей,  отряхивая
куртку и карабкаясь вверх по склону к арендованной кабинке, в  которой  он
хранил  свое  снаряжение,  запуская  обогреватель,  стаскивая   одежду   и
втискивая свое разбитое тело в сауну, Чандлер хорошо себе представлял, что
произошло. Он попал в поле зрения Большого 4-0, это было ясно.
     - Возраст, - пробормотал Цинк. - Какое это дерьмо.
     Звук бранного слова, сорвавшегося у него с языка, заставил его память
вернуться в далекое прошлое.
     - Возраст, я презираю тебя. Шекспир, сын.
     - С возрастом не поспоришь. Фрэнсис Бэкон.
     Ворчливый возраст, думал Цинк. Папа, ты наставлял меня правильно.
     Он снова стоял в доме своего детства на  ферме  отца,  ему  было  лет
десять, может, одиннадцать; он и его брат, Том, оба одетые для того, чтобы
ложиться в  постель.  Отец  сидел  за  столом  со  своими  собутыльниками,
разливая по кругу "Канадский клуб" из зажатой в  руке  бутылки.  Вперив  в
Цинка осоловевшие глаза, он невнятно бормотал:

                   Таково вот время, отбирающее у нас
                   Нашу молодость, наше веселье,
                   Все, что только у нас может быть,
                   И расплачивающееся возрастом и тленом.

     - Живо, подумай, сын. Назови поэта.
     - Сэр Уолтер Рэли, - ответил он.
     Его мать вздохнула, отвлекшись от своих потаенных  мыслей,  от  своих
забот, далеких от всего, в то время, как ее муж содержал хозяйство.
     - Бегите, мальчики. И не забудьте помолиться.
     - Ставлю один против тебя, Чандлер, - сказал старый Маккиннон. Он был
владельцем соседней фермы.
     - Один бакс?
     - Два.
     - Три.
     - Четыре, - двое мужчин бьются об заклад.
     - Дурак и его деньги... ты, старый скряга, - пробормотал его отец.
     Эд Маккиннон потянулся за толстым  томом  антологии,  который  служил
арбитром в их игре. Моргая, чтобы сфокусировать свои налитые кровью  глаза
на поэме он прочел:

                   Что может быть еще хуже,
                   Чем в старости ждущие беды?
                   Что меж бровей углубляет морщины?
                   Видеть, как покидают жизни страницы
                   Все, кто так тебе дорог,
                   И быть на земле одиноким, как ныне
                   Приходится мне.

     - Лорд Байрон! "Чайлд Гарольд!" - с торжеством восклицает папа.
     - Мимо, - ворчит Маккиннон. - Два из трех?
     Часами он слушал, как они пьянствуют  за  стенкой  спальни,  заключая
пари,  кто  сможет  узнать  самые  неизвестные  поэмы.  В   конце   концов
почитателей поэзии так развозило, что они едва могли говорить, после  чего
отец начинал жаловаться на жизнь. Его речь была стандартной. Он не раз уже
слышал это раньше.
     Сперва его папа читал строфу из "Фонтана" Водсворта:

                   Мудрого разум
                   Меньше скорбит о том,
                   Что возраст уносит с собой,
                   Чем о том,
                   Что он позади оставляет.

     Затем он пускался в яростную тираду по поводу тирании времени: о том,
что жизнь такая безрадостная  потому,  что  мы  находимся  на  пике  своих
возможностей в  двадцать  один  год,  когда  понятия  не  имеем  обо  всех
прелестях, упуская лучшие годы своей жизни, блюдя чистоту  своего  тела  и
соскальзывая под уклон, сперва медленно, а затем все  быстрее,  вступив  в
средний возраст.
     - Какой в этом  толк?  -  обычно  восклицал  папа.  -  Ради  чего  мы
барахтаемся? - Затем он обращал всю свою желчь на мать Цинка.
     О, как он ненавидел папу за это. Лежа на кушетке, которую он делил  с
Томом, он слушал, как старик ругает свою жену.
     - Поверите ли вы, парни? Посмотрите на нее. Самая хорошенькая девушка
в Саскачеване в тот  день,  когда  мы  обвенчались.  Видите,  что  сделало
безжалостное время? Оставило меня с морщинистой седой ведьмой.
     Пока Цинк дрожал в темноте, сердце  обливалось  кровью.  Почему  мать
взвалила на себя такую обузу?  Ради  своих  детей?  Потому,  что  боялась?
Приказывая себе спать, он давал себе слово однажды заступиться за нее.
     На следующее утро Цинк знал, чего можно ждать.
     Обозленный и не  выспавшийся,  папа  заставит  его  вновь  вспоминать
бардов, ударяя его одной строфой за другой,  чтобы  поставить  на  колени,
вызверяясь на мать, если она попытается вмешаться.
     - Уйди, женщина, - прорычит папа. - Я не хочу вырастить  неграмотного
деревенщину.

                   Брюзгливая старость и юность
                   Не могут жить вместе в согласье:
                   Юность полна удовольствий,
                   А старость заботы полна.

     - Ну-ка, живо, сынок. Назови поэта.
     - Шекспир, папа.
     В один из дней он взбунтуется против  старика,  скажет  ему  прямо  в
лицо, что он не заслужил такой жены, как она; жены, которая  ухаживает  за
ним  несмотря  на  засуху,  голод,  почти  разорение  и  его  нескончаемые
брюзгливые упреки; которая не только создает для него домашний уют,  но  и
защищает его от сплетен независимо от того, каким ослом он бывает.
     Говоря все это старику в глаза,  он  был  обмочившимся  теленком,  но
порка, которую он получил за это, была столь жестокой, что  заставила  его
мать вскрикивать, так что он  никогда  больше  не  отваживался  произнести
что-нибудь подобное, чтобы уберечь ее от страданий.
     Чтобы досадить старику, он стал копом.
     Папа ненавидел полицию со времен депрессии, когда был избит дубинками
до бесчувствия во время бунта в Риджайне.
     Тик-так, подумал Цинк. Время идет.
     Обильно исходя потом, он выплеснул еще  один  ковш  на  камни  сауны.
Когда пар обжег его, он растянулся на кедровых досках, держа  ковш  словно
импровизированное зеркало. С его блестящего донышка на него уставилось его
отражение.

                   Возраст, подходя украдкой,
                   в своих тисках меня сжимает,

     подумал он.
     Суровый, с резкими чертами, он  выглядел  неплохо.  Его  естественные
серовато-стальные волосы были такими от рождения, из-за их  металлического
оттенка он и получил свое  имя.  Со  временем  цвет  волос  стал  скрывать
красноречивую примету возраста, но  ничто  не  могло  скрыть  сети  морщин
вокруг его серых глаз. При росте шесть футов и два дюйма и весе 195 фунтов
его фигура была мускулистой от работы на родительской ферме в подростковом
возрасте. Цинк делал сто пятьдесят приседаний  и  поднимал  штангу  каждый
день, но обнаженным он напоминал жнеца, порезавшегося своей косой.  Там  и
сям его кожа теряла свою  эластичность,  в  то  время  как  грубые  волосы
начинали виться там, где никогда не росли  раньше.  Двухдюймовый  заживший
шрам тянулся через скулу.
     Проходящие годы произвели изменения и на ферме Чандлера.  Девять  лет
назад папа скончался. Ферма принадлежала их семье более столетия; она была
основана после Рьельского восстания 1870 года. Отец Цинка воспитывал обоих
мальчиков, полагая, что они унаследуют  землю,  и  он  так  и  не  простил
старшему сыну того, что тот оставил ее ради поступления в Силы.  Последние
папины слова на смертном одре были: "По крайней мере,  хоть  один  из  них
стал человеком".
     Теперь, через двадцать лет после облачения в красное сукно, Цинк стал
задаваться вопросом, почему он стал копом.
     Было ли это ради того, чтобы "утверждать Закон" -  это  было  девизом
Сил - или для того, чтобы "пнуть старика по шарам"?
     В эти дни он почувствовал, что Том сделал лучший выбор.
     Младший брат Цинка модернизировал  ферму.  Со  всеми  двумя  тысячами
акров непрерывно приносящей урожай земли, у него была крупнейшая в  округе
коровья ферма. Поскольку  Том  вел  дело,  постоянно  используя  последние
достижения  технологии  (самоходный  "Джон  Дир   Титан-II"   с   бортовым
компьютером  и  гидростатическим  управлением;  пневмосеялка  с   радарным
контролем глубины посева с точностью до 0,1 дюйма), он работал только семь
месяцев в году. Офисом Тому служил  трехсотсильный,  с  четырьмя  ведущими
колесами  трактор  "Кэйз"  с   плавающими   сиденьями   и   кондиционером,
дооборудованный убирающейся крышей и съемными бортами. С приходом  хорошей
погоды во  время  сельскохозяйственного  сезона  он  мог  открыть  кабину,
стянуть рубаху и загорать  под  лучами  солнца.  Стереоустановка  трактора
могла  создавать  ужасающий  рев:  средневолновый  приемник  "Альпина"   с
усилителями, дающими до четырехсот  ватт,  и  десятидюймовыми  динамиками,
перекрывающими диапазон от 80 Гц до 160  кГц.  Под  Спрингстина  или  "Лэд
Зеп", орущих так, что едва  не  лопались  барабанные  перепонки,  Том  мог
курить классную сигару и вспахивать свои поля.
     После окончания жатвы наступало время для отдыха.  Пока  Цинк  тратил
свою жизнь на возню с психами вроде Вурдалака  (отпуск  у  него  составлял
несколько недель в году), Том  проводил  пять  месяцев,  жаря  свою  спину
где-нибудь на юге, у Тихого океана, или ныряя в Карибском море. С весенней
оттепелью он возвращался, рассчитывался с наемными помощниками  и  начинал
весь цикл снова.
     Если вступаешь в дерьмо,  подумал  Цинк,  то  часть  его  обязательно
пристает к трости.
     Он задумался, не вступает ли он в кризис середины жизни?
     Воодушевляться - чем?
     Арифметикой?
     40 х 2 = 80 годам, при том, что мужчины в среднем живут 72 года?
     Или это было вызвано посещением матери на прошлой неделе?
     У Тома были две немецкие овчарки: Барк  и  Байт.  Барк  получил  свою
кличку [Барк (Bark) - лаять, лай (англ.)] потому, что его  лай  был  более
грозным, чем у Байта. Собаки сопровождали его от самых ворот,  от  нанятой
им машины, затем по лестнице переднего крыльца и до  дверей  фермы.  После
того, как он  постучал,  его  матери  потребовалось  долгое  время,  чтобы
отворить.


 


ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5] [6]

Страница:  [1]