Потом я подбежал к  окну.  Алиса  позади  начала  всхлипывать.  Линда
лежала внизу, мертвая. Вокруг нее уже собрались постояльцы, вышедшие  из
столовой. Кое-кто из них подняли головы и увидели меня в разбитом  окне.
Одна женщина закричала.
   - Она подумала, что это ты ее толкнул, - сказал Отто.
   - Да. Она потом сильно напортила  мне  с  полицией.  Я  мог  провести
остаток жизни в испанской тюрьме.
   - А эти, миссис де Пейсер с  девочкой,  разве  не  объяснили,  в  чем
дело?
   - Они уехали. Они сняли номер до  следующей  недели,  но  когда  меня
вызвали в полицию, они собрали вещи и уехали.
   - А полиция их не искала?
   - Не знаю. Я их никогда больше не видел. И скажу тебе  одну  странную
вещь, Льюис. Миссис  де  Пейсер  расплачивалась  по  карточке  "Америкэн
экспресс", когда уезжала. Сказала клерку,  что  очень  сожалеет,  но  не
может оставаться после  такого  шока.  А  через  месяц  мы  узнали,  что
карточка недействительна. Настоящая миссис де Пейсер умерла, и  компания
вовсе не собиралась оплачивать ее долги. -  Льюис  засмеялся.  Бревно  в
костре затрещало, рассыпавшись искрами по снегу. - Ну и что ты  об  этом
думаешь?
   - Я думаю, что это чисто американская история.  Нужно  было  спросить
девочку, что случилось.
   - Я спросил! Я схватил ее за  руку  и  стал  трясти,  но  она  только
плакала. А потом я уже не мог с ней говорить. Отто, почему ты  говоришь,
что это чисто американская история?
   - Потому что в этой истории все ненастоящее. Даже кредитная карточка.
И это, мой друг, echt Amerikanisch.
   - Ну, не знаю. Отто, мне нужно немного прогуляться.  Всего  несколько
минут.
   - Ружье не возьмешь?
   - Нет. Я не собираюсь никого убивать.
   - Тогда возьми Флосси.
   - Ладно. Пошли Флосси.
   Собака вскочила, и Льюис, обуреваемый чувствами,  которые  больше  не
мог скрывать, направился вниз по склону, в лес.

Свидетель

Глава 7

   Питер Берне уронил вазу; его  чуть  не  стошнило  от  отвратительного
запаха. Он услышал мерзкое хихиканье и почувствовал, что  его  рука  уже
похолодела под невидимыми пальцами. Он  повернулся  и  увидел,  что  его
держит мальчик, сидевший на могильной плите у собора. Он улыбался той же
идиотской улыбкой, глаза его отливали золотом.
   Питер ударил его свободной рукой, ожидая, что он рассеется в воздухе,
как двойник Джима Харди, но вместо этого мальчик увернулся  и  пнул  его
под коленки. Питер рухнул на пол.
   - Подними ему голову, брат, - сказал человек.
   Мальчик нагнулся к Питеру, обхватил его голову ледяными ладонями и  с
силой поднял ее вверх. Зловоние усилилось.
   - Убирайся! - вскрикнул Питер,  но  руки  лишь  сильнее  сдавили  ему
голову. Его череп как будто вдавливался внутрь.
   Глаза его матери были закрыты. Она уже не двигалась.
   - Ты убил ее, подонок, - прохрипел Питер. - Нет, она еще жива. Просто
без сознания. Она нужна нам живой, правда, Фенни?
   - Ты ее задушил, - давление рук мальчика несколько ослабло,  но  было
по-прежнему крепким.
   - Но не до смерти, - сказал человек, делая упор на последнее слово. -
Я могу еще немного сдавить ее бедное маленькое горлышко. Правда,  у  нее
красивая шейка, Питер?
   Он поднял Кристину Берне одной рукой, как будто она весила не  больше
кошки. У нее на шее багровели громадные синяки.
   - Ты сделал ей больно!
   - Боюсь, что да. -Я хотел бы проделать то же  и  с  тобой,  мой  юный
любознательный друг.  Но  наша  благодетельница,  в  дом  которой  вы  с
приятелем так нагло вломились,  хочет  заняться  тобой  сама.  Однако  в
настоящее время она занята более важным  делом.  У  нее  какие-то  планы
насчет тебя и твоих старших товарищей, но тебе вовсе не обязательное них
знать, не так ли, мой дебильный брат?
   Мальчик хрюкнул и сильнее сдавил шею Питера.
   - Кто ты?
   - Я - это ты, Питер, - ответил человек. Одной рукой он все еще держал
его мать. - Правда, хороший ответ? Конечно, это не вся  правда.  Человек
по имени Гарольд Симе, знакомый твоих старших друзей, сказал бы,  что  я
Маниту. Дон Вандерли сказал бы, что меня зовут Грегори Бентон и что я из
Нового Орлеана. Я в самом деле провел там несколько  месяцев,  но  я  не
оттуда. Я родился под именем Грегори Бэйта и был  известен  под  ним  до
самой смерти в 3 году. К счастью я заключил соглашение с  очаровательной
женщиной, Флоренс де Пейсер, которая снабдила меня кое-какой защитой  от
смерти - я ведь вовсе не хотел умирать. А чего  ты  боишься,  Питер?  Ты
веришь в оборотней? Или в вампиров?
   Голос его проникал прямо в мозг Питера, усыпляя его, и  он  не  сразу
понял, что это вопрос.
   - Нет, - прошептал он.
   ("Врешь", - сказал голос у него в голове).
   Да, он врал, он знал, что человек, держащий за горло его мать,  -  не
человек, это сверхъестественное создание,  единственной  целью  которого
было убивать, сеять страх и разрушение; знал, что он  питается  болью  и
смертью, что в нем нет ничего человеческого, кроме обличья.  Он  знал  и
то, что за этим существом стоит кто-то еще, чья-то злая и  мощная  воля,
для которой оно не более чем сторожевой пес. Все это он понял в какую-то
долю секунды. В следующую секунду он понял и другое: все это зло несет в
себе окончательную гибель, мрак без просвета.
   - Я не... - пробормотал Питер, дрожа.
   - Веришь, - сказал оборотень, снимая темные очки. - Я  же  вижу.  Так
вот, я мог быть и вампиром. Это очень приятно. И, может  быть,  ближе  к
правде.
   - Кто ты? - снова спросил Питер.
   - Можешь звать меня доктор Заячья лапка, - сказало  существо.  -  Или
ночным сторожем.
   Питер всхлипнул.
   -  А  сейчас,  боюсь,  мы  должны  расстаться.  Наша  благодетельница
встретиться с тобой и твоими друзьями, когда  пожелает.  Но  прежде  нам
нужно утолить голод, - оно улыбнулось. Его зубы  сверкнули  белизной.  -
Подержи-ка его, - руки отвратительного мальчика сжали голову Питера.
   Существо, все еще  улыбаясь,  наклонилось  к  шее  Кристины  Берне  и
прильнуло ртом. Питер дернулся, но холодные руки держали крепко.
   Он закричал, и мальчик придвинулся к нему вплотную и закрыл  ему  рот
своими лохмотьями. Запах сделался невыносимым, и от тошноты, от страха и
от безысходности его сознание наконец померкло.
   Когда он очнулся, в комнате  никого  не  было.  Запах  гнили  еще  не
выветрился. Питер застонал и приподнялся. Ваза, выпавшая у него из  рук,
лежала рядом. Он поднес руки к лицу и увидел на них слизь, оставшуюся от
мертвого мальчика. Казалось, весь он пропитался этим зловонием и  заживо
разлагается.
   Питер выбежал из спальни и внизу, в холле, отыскал ванную. Он  открыл
горячую воду и снова и  снова  тер  руки  мылом,  всхлипывая.  Его  мать
умерла; она пришла к Льюису, и они убили ее. Они сделали с ней  то,  что
делали с животными; они мертвецы, питающиеся кровью вроде  вампиров.  Но
они не вампиры и не  оборотни;  они  только  заставляют  вас  видеть  их
такими, как они хотят. Он вспомнил зеленое свечение  под  дверью  и  его
едва не стошнило. Они продали себя ей. Они ночные твари, ночные сторожа.
Он тер руки и лицо мылом Льюиса, пытаясь оттереть запах Фенни.
   Питер вспомнил, как сидел с Джимом Харди в таверне  и  тот  спрашивал
его, не хочется ли ему увидеть Милберн охваченный пламенем. Он знал, что
с его родным городом случилось худшее. Ночные твари высосут его, сделают
городом мертвых, оставляя за собой только запах гнили.
   "Потому что они хотят именно  этого,  -  сказал  он  себе,  вспоминая
волчью усмешку Грегори. - Они хотят только разрушать и убивать".
   Он видел перед собой пьяное веселое  лицо  Джима  Харди,  лицо  Сонни
Венути с выпученными глазами, сердитое лицо матери, выходящей из  машины
и лицо той актрисы, глядящей на него без  всякого  выражения,  с  легкой
улыбкой..." Он уронил полотенце Льюиса на пол.
   Был только один человек, которому он мог все  это  рассказать.  Нужно
вернуться в город и найти писателя, который остановился в отеле.
   Тут он вспомнил, что у него больше нет матери. Слезы  горячей  волной
навернулись на глаза, но времени плакать не было. Он пошел к двери.
   - Мама, я остановлю их. Обещаю тебе. Я...
   Но слова ничего не значили. "Они  хотят,  чтобы  ты  так  думал".  Он
побежал к дороге, чувствуя, что они смотрят  вслед)  издеваясь  над  его
похвальбой. Его свобода была свободой собаки на поводке.  Каждую  минуту
его могут притянуть обратно.
   Он увидел это, когда добрался до дороги.  Там  стоял  автомобиль,  из
которого выглядывал подвезший его сюда  "свидетель  Иеговы".  Его  глаза
сверкали.
   - Садись, сынок, - пригласил он.
   Питер выбежал на шоссе.  Сзади  завизжала  тормозами  машина,  другая
резко вильнула в сторону. Загудела сирена. Он  слышал,  как  "свидетель"
зовет его:
   - Вернись! Так будет лучше!
   Питер пересек дорогу и скрылся в подлеске. Сквозь хаос гудков  позади
он слышал, как "свидетель" завел машину и поехал к городу.

Глава 8

   Через пять минут после того,  как  Льюис  ушел  от  костра  Отто,  он
почувствовал усталость. Спина его ныла от вчерашней уборки  снега,  ноги
подкашивались. Гончая трусила впереди, побуждая его  идти  вперед,  хотя
ему хотелось вернуться к машине. До нее  было  полчаса  пути.  Лучше  уж
походить тут с собакой и вернуться к огню.
   Флосси присела у подножия дерева, принюхалась и побежала дальше.
   Хуже всего в его истории было то,  что  он  пустил  Линду  в  комнату
девочки одну. Там, за столом де Пейсер, он ведь чувствовал, что во  всей
ситуации есть что-то фальшивое, что его заставили играть роль в  чьей-то
игре. Об этом он не сказал Отто: о чувстве странности своего поведения и
всего того обеда. Как за  отсутствием  у  еды  вкуса  скрывался  мерзкий
привкус отбросов, так и за преувеличенной любезностью Флоренс де  Пейсер
крылось что-то, что делало его марионеткой  в  искусных  руках.  Почему,
зная это, он остался сидеть там, почему он не взял Линду за  руку  и  не
увел оттуда?
   Дон тоже говорил что-то о том, что им играли.
   "Потому что они знали, что  ты  будешь  делать.  Они  знали,  что  ты
останешься".
   Ветер стал холоднее.  Гончая  повела  носом  в  направлении  ветра  и
побежала вперед.
   - Флосси! - крикнул он. Собака,  убежавшая  уже  ярдов  на  тридцать,
оглянулась на него, нагнула голову и зарычала. После этого она  умчалась
прочь.
   Вокруг он видел только заснеженный лес. Тропинки не было. Наконец  он
услышал лай Флосси и пошел на него.
   Когда он увидел собаку, она стояла у небольшой проталины  и  скулила.
Льюис смотрел на  нее  сверху,  со  скал,  окаймляющих  ложбину.  Собака
взглянула на него, заскулила опять и прижалась к одной из скал.
   - Иди сюда, Флосси, - позвал он. Собака легла, виляя хвостом.
   - Что там?
   Он спустился в ложбину  и  пошел  к  проталине  -  маленькому  кружку
влажной земли.
   Собака гавкнула.  Льюис  посмотрел  на  нее:  она  смотрела  на  ели,
растущие в дальнем конце ложбины. Потом пошла туда.
   - Флосси, стой!
   Но гончая дошла до первого из деревьев, поскулила еще раз и  скрылась
среди ветвей.
   Он звал ее. Собака не возвращалась.  Ни  звука  не  доносилось  из-за
густой хвои. В тревоге Льюис посмотрел на небо. Тяжелые  облака  неслись
на юг, двухдневная оттепель кончилась.
   - Флосси!
   Собака  не  появилась,  но  среди  ветвей   он   поразительное.   Там
вырисовывалась дверь вершенная оптическая иллюзия, какую он  видны  даже
петли. Иглы создавали полное подобие полированной древесине.
   Это была дверь в его спальню.

***

   Льюис медленно пошел к двери. Скоро он уже мог коснуться  ее  гладкой
поверхности.
   Она призывала открыть себя.  Стоя  в  мокрых  ботинках  под  холодным
ветром, он знал, что к этому его вели все загадочные обстоятельства  его
жизни, начиная с 3 года, - к этой двери, за которой  крылось  неведомое.
Если он думал о истории с Линдой, как Дон о истории с Альмой  Моубли,  -
как о истории, не имеющей конца, то конец был здесь, за этой  дверью.  И
Льюис уже знал, что она ведет не в одну комнату, а во многие.
   Льюис не мог отказаться от вызова. Отто, ждущий  его  у  костра,  был
чем-то слишком далеким и тривиальным, чтобы помнить о нем. Да и все годы
в Милберне представлялись Льюису теперь, когда он принял решение, долгой
чередой бесполезного, унылого  существования,  из  которого  теперь  ему
показали выход.
   Он повернул медную ручку и шагнул в неизвестность. Перед ним была его
спальня, но не нынешняя, а та, которую они с Линдой  занимали  в  отеле,
согретая солнцем и заполненная пышными исполинскими цветами. Под  ногами
шуршал шелковый испанский ковер. Льюис обернулся, увидел закрытую  дверь
и улыбнулся. Солнце ярко светило через двойные окна. Поглядев  туда,  он
увидел зеленые газоны  и  ступени,  ведущие  к  морю,  которое  сверкало
вдалеке. Он  подошел  к  большой  кровати,  застланной  синим  бархатным
покрывалом.
   Тут дверь отворилась, и Льюис, все еще улыбаясь, повернулся  к  своей
жене. Он пошел к ней, протягивая руки, и остановился, лишь  увидев,  что
она плачет.
   - Дорогая, в чем дело? Что случилось?
   Она подняла  руки,  на  них  лежало  тело  маленькой  короткошерстной
собаки.
   - Один из постояльцев нашел ее в патио. Они все шли с ленча, и, когда
я подошла, все стояли и смотрели на нее. Это ужасно, Льюис.
   Льюис нагнулся над телом собаки и поцеловал Линду в щеку.
   - Ничего, Линда. Но как она там оказалась?
   - Они сказали, что кто-то выкинул ее в окно... О, Льюис, кто мог  это
сделать?
   - Я в этом разберусь. Бедная моя! Подожди минутку, - Он  взял  собаку
из рук жены. - Не волнуйся.
   - Но что ты хочешь с ней делать?
   - Закопать в розарии.
   - Правильно, дорогой.
   Он с собакой пошел к двери, потом остановился.
   - Как прошел ленч?
   - Нормально. Флоренс де Пейсер пригласила нас сегодня на обед. Как ты
себя чувствуешь после своего тенниса? Тебе ведь уже шестьдесят пять.
   - Нет, нет, - Льюис с изумлением посмотрел на нее. - Я женат на тебе,
а, значит, мне пятьдесят. Ты меня раньше времени состарила.
   - Извини, дорогой. Я что-то заговорилась.
   - Скоро вернусь, - и Льюис вышел.
   Вдруг мертвая собака выскользнула у него из рук,  и  все  изменилось.
Навстречу ему по холму шел его отец.
   - Льюис, я должен с тобой поговорить. Твоя мать тебя  избаловала.  Ты
ведешь себя в этом доме так, будто это отель. Шумишь по  ночам,  -  отец
опустился в кресло напротив Льюиса, потом  встал  и  подошел  к  камину,
продолжая говорить. - Выпиваешь. Я не ханжа,  но  не  собираюсь  с  этим
мириться. Я знаю, что тебе шестьдесят пять...
   - Семнадцать.
   - Ну семнадцать. Не перебивай. Ты считаешь себя достаточно  взрослым.
Но распивать спиртное в этом доме ты  не  будешь.  Лучше  проявляй  свою
молодость, помогая матери в уборке.  Отныне  эта  комната  на  тебе.  Ты
должен чистить и мыть ее раз в неделю. Тебе понятно?
   - Да, сэр.
   - Хорошо. Теперь второе. О твоих друзьях. Конечно,  мистер  Джеймс  и
мистер Готорн славные люди, но возраст и обстоятельства разделяют нас. Я
не могу назвать их друзьями. Кроме того, они принадлежат к епископальной
церкви, а от этого один шаг до поповщины. И они  богаты.  Мистер  Джеймс
один из богатейших людей штата. Ты понимаешь, что это значит в 8 году?
   - Да, сэр.
   - Это значит, что ты не можешь на равных общаться с его сыном. Как  и
с сыном мистера Готорна. Мы прожили  жизнь  достойно  и  честно,  но  мы
небогаты. Если ты  будешь  продолжать  общаться  с  Сирсом  и  Рики,  ты
научишься у них привычкам богачей. Осенью я собираюсь отправить  тебя  в
Корнелл, и ты будешь там одним  из  беднейших  студентов.  Эти  привычки
могут только погубить твою карьеру. Я всегда жалел, что  мать  из  своих
средств купила тебе машину.
   - Он обходил комнату уже по второму разу. - Люди  уже  сплетничают  о
вас троих и об этой итальянке с Монтгомери-стрит. Я  знаю,  что  сыновья
духовных  лиц  подвержены  греху,  но..,  у  всего  есть  предел,  -  он
остановился и серьезно посмотрел в глаза Льюису. - Ты меня понял?
   - Да, сэр. Это все?
   - Нет. Вот, смотри, - его отец держал в руках мертвую короткошерстную
собаку. - Она лежала во дворе церкви.  Что  если  прихожане  увидят  ее?
Нужно срочно от нее избавиться.
   - Я закопаю ее в розарии, - сказал Льюис.
   - Пожалуйста, поскорее.
   Льюис пошел с собакой к выходу и обернулся, чтобы спросить:
   - Ты уже подготовил воскресную проповедь, папа?
   Ответа не было. Он очутился в пустой спальне на верхнем этаже дома на
Монтгомери-стрит. Голые доски пола,  оборванные  обои.  Посреди  комнаты
стояла кровать. Машина Льюиса была на осмотре, и  Рики  с  Сирсом  взяли
старую развалюху Уоррена Скэйлса, пока  Уоррен  и  его  беременная  жена
ходили по магазинам. На кровати лежала женщина,  молчащая,  мертвая.  Ее
тело закрывала простыня.
   Льюис ходил взад-вперед по полу,  ожидая,  пока  друзья  вернуться  с
машиной фермера. Ему не хотелось  смотреть  на  тело  на  кровати  и  он
отвернулся к окну.  Сквозь  грязное  стекло  был  виден  только  тусклый
оранжевый свет. Он посмотрел на кровать.
   - Линда, - сказал он убитым голосом.
   Он был в комнате с серыми металлическими стенами. Под потолком горела
сиротливая лампочка. Его жена лежала на  металлическом  столе,  накрытая
простыней. Льюис наклонился над телом и всхлипнул.
   - Я не брошу тебя в болото, - сказал он. - Я похороню тебя в розарии.
   Он нашел под простыней холодные пальцы жены и почувствовал,  что  они
шевелятся. Отдернув руку, он с ужасом отшатнулся  и  увидел,  что  белые
руки Линды выбираются из-под простыни, комкая ее.  Она  села  и  открыла
глаза.
   Льюис прижался к стене. Когда его жена спустила  ноги  со  стола,  он
закричал. Она была обнажена, левая сторона ее лица разбита и  изувечена.
Он закрыл лицо руками.
   - Что ты сделал с бедной собачкой? -  спросила  Линда.  Она  откинула
простыню до конца, и там лежала короткошерстная гончая со  слипшейся  от
крови шерстью.
   Льюис в ужасе уставился на жену, но это уже была не она,  а  Стрингер
Дедэм в коричневой рубашке, рукава которой закрывали обрубки рук.
   - Что ты видел, Стрингер? - спросил он.
   Стрингер улыбнулся.
   - Я видел тебя. Потому и выпрыгнул из окна.
   - Меня?
   - Я сказал "тебя"? Извини. Конечно, я тебя не видел.  Это  твоя  жена
видела тебя. Я видел свою девушку в окно, когда  работал  на  молотилке.
Вот идиот.
   - Но что ты видел? О чем ты пытался рассказать сестрам?
   Стрингер, откинув голову, рассмеялся, и ручеек крови вылился  из  его
рта.
   -  Я  до  сих  пор  не  могу  в  это  поверить,  приятель.  Ты  видел
когда-нибудь змею с отрезанной головой? Как она извивается в пыли, а  ее
голова рядом еще высовывает язык? Бр-р, от таких вещей можно  и  вправду
свихнуться, - он заговорил громче, у его рта пузырилась кровавая пена. -
С тех пор у меня все смешалось в голове.  Помнишь,  в  0-м  меня  разбил
паралич и ты кормил меня детским питанием с ложечки? Какая же  это  была
гадость!
   - Это был не ты. Это был мой отец.
   - Ну а что я тебе говорю? Все смешалось, и я уже не знаю, чья на  мне
голова, - Стрингер улыбнулся окровавленным ртом. -  Слушай,  возьми  эту
бедную псину и брось в болото, ладно?
   - Да, сейчас они заедут за мной. Они взяли  машину  Уоррена  Скэйлса.
Его жена беременна.
   - Жена этого католика меня абсолютно не интересует, - сказал отец.  -
Речь о тебе, Льюис. Год в колледже тебя испортили. Весь наш век проклят,
Льюис, и перед нашими детьми темнота. А ведь когда-то  эта  страна  была
раем. Раем!
   Везде поля до самого горизонта, полные даров  Господа.  Когда  я  был
молод, Всевышний смотрел на меня отовсюду. Я видел  его  в  солнце  и  в
ненастье, и читал Писание в узорах паутины. А теперь мы сами, как пауки,
жалкие твари, танцующие в огне, - он посмотрел  на  воображаемый  огонь,
лижущий ему колени. - А  все  началось  с  железных  дорог,  Льюис.  Они
принесли деньги недостойным людям, которые честным трудом не  заработали
бы и двух долларов. А теперь на страну надвигается финансовый крах, - он
смотрел на Льюиса ясными глазами Сирса Джеймса.
   - Я закопаю ее в розарии, я обещаю. Как только они пригонят машину.
   - Машину, - выговорил отец с отвращением. - Ты  никогда  не  слушаешь
меня, Льюис. Ты меня ненавидишь.
   - Я слишком намучился с тобой во время твоего паралича.
   - На то Господня воля, сын.
   Отец повернулся к нему спиной.
   - До свидания, отец.
   Отец, не оборачиваясь, сказал:
   - Ты никогда меня не слушал. Но придет время, сын, и ты пожалеешь. Ты
думаешь, что красивое лицо - это все, что нужно для счастья?  Твой  дядя
Лео тоже был красавчик, но в двадцать пять лет он сунул руку  в  печь  и
держал ее там, пока она не превратилась в головешку.
   Льюис вышел в столовую. Там стояла  обнаженная  Линда,  улыбаясь  ему
кровавыми губами.
   - Твой дядя  Лео  был  просто  чокнутый,  -  сказала  она,  ее  глаза
сверкали. - Он читал Писание в узорах паутины, можешь себе представить?
   Она медленно пошла к нему, припадая на сломанную ногу.
   - Ты не собираешься бросить меня в болото, Льюис? Ты можешь прочитать
Писание в этом болоте?
   - Это все? - спросил Льюис. - Конец?
   - Да, - она подошла достаточно близко, чтобы он почуял  исходящий  от
нее запах смерти.
   Льюис прижался к стене.
   - Скажи, что ты видел в спальне той девочки?
   - Я видела тебя. Таким, каким ты должен быть. Таким, каким ты  сейчас
будешь.

Глава 9

   Пока Питер прятался в подлеске, он был в  безопасности.  Густая  хвоя
заслоняла его от дороги.
   С другой стороны поднималась стена деревьев, похожих на те, что росли
возле дома Льюиса. Питер стал  пробираться  к  ним,  чтобы  скрыться  от
"свидетеля Иеговы", машина которого по-прежнему стояла на  шоссе.  Питер
пробирался от одного дерева к другому, и машина медленно ехала  за  ним,
как акула за приманкой.
   Питер огляделся вокруг и увидел, что недалеко,  примерно  в  миле  от
дома Льюиса, лежит голое  доле,  перерытое  при  строительстве  дорог  и
бензоколонок - граница Милберна. Там человеку в машине ничего  не  стоит
увидеть его и догнать.
   "Вернись, сынок".
   "Свидетель" продолжал взывать к нему, надеясь  выманить  из  укрытия.
Питер старался отогнать от себя назойливый шепот, забираясь  поглубже  в
лес. Может, ему удастся уйти подальше и избавиться  от  этого  голоса  в
своем мозгу.
   "Вернись, сынок. Я отвезу тебя к ней".
   Питер бежал, петляя между деревьев, пока не наткнулся на  серебристую
проволочную ограду, за которой расстилалось пустое снежное поле.  Машину
"свидетеля" не было видно. Питер огляделся,  но  за  деревьями  не  смог
разглядеть дороги. Он знал, что в этом поле, если его заметят, он  будет
беспомощным. "Свидетель" схватит его  и  отвезет  к  тому  существу,  на
Монтгомери-стрит.
   "Она интересуется тобой, Питер".
   Еще один далекий, отчаянный призыв.
   "Она даст тебе все, что хочешь.
   Все, что ты хочешь.
   Все, что ты хочешь".
   Синий автомобиль опять появился в поле его зрения,  остановившись  на
краю дороги. Питер быстро отступил назад в лес. Человек вышел из  машины
и встал рядом в позе терпеливого ожидания, глядя в сторону Питера.
   "Вернись, мы отдадим тебе твою мать".
   Да. Отдадут. Она будет такой же, как Джим Харди и Фредди Робинсон, со
стеклянными пустыми глазами и чужим механическим голосом.
   Питер сел на землю, пытаясь  вспомнить,  есть  ли  поблизости  другие
дороги, идущие в Милберн. Он хорошо изучил округу  во  время  их  ночных
поездок с Джимом.
   Но вид терпеливого человека у машины не давал ему сосредоточиться. Он
не мог вспомнить, что находится за  лесом  -  ферма?  Нужная  информация
вытеснялась в его мозгу образами темных домов, где за  плотно  закрытыми
шторами таятся неведомые существа. Но что бы там ни было за лесом, нужно
было идти именно туда.
   Питер осторожно встал, отошел от  опушки  и  потом  пустился  бежать.
Скоро он вспомнил, куда направляется: к старой, давно заброшенной дороге
из Милберна в Бингемтон. Из разбросанных на ней мотелей  и  магазинчиков
остался только овощной магазин "Лавр",  где  его  мать  обычно  покупала
фрукты.
   Если он верно определил расстояние, то он  выйдет  к  магазину  через
двадцать минут. Оттуда до города уже рукой подать.
   За пятнадцать минут он промочил ноги и разорвал куртку  о  сучья,  но
подошел близко к старой дороге. Лес заметно поредел.
   Скоро он вышел к дороге, все  еще  не  уверенный,  находится  магазин
справа или слева от нее. Но он надеялся найти  его  по  обилию  людей  и
машин.
   "Теряешь время, Питер, Разве ты не хочешь увидеть свою мать?"
   Он застонал, чувствуя вторжение в свой мозг голоса "свидетеля". Синий
автомобиль стоял  на  дороге,  и  Питер  мог  разглядеть  внутри  силуэт
"свидетеля", ждущего, когда он покажется.
   Магазин стоял в четверти мили от него слева. Машина была повернута  в
другую сторону. Если Питер побежит, "свидетель" не  успеет  развернуться
на узкой дороге.
   Питер снова взглянул на магазин. Там стояло много машин.
   Наверняка попадутся знакомые. Нужно только добраться туда.

***

   На  какой-то  момент  Питер  почувствовал  себя  совсем  маленьким  и
беззащитным против чудовища, поджидающего его в машине. Все, что он  мог
сделать - побежать к магазину и посмотреть, что будет дальше. По крайней
мере, неожиданность даст ему хоть какое-то время.
   Он пробрался между  деревьев,  перелез  через  проволочную  ограду  и
побежал по полю. Четверть мили. Там его ждало спасение.
   Автомобиль развернулся и поехал за ним.
   "Смелый мальчик. Но ты же не будешь ловить  попутку,  правда?  Ты  же
смелый".
   Питер закрыл глаза и продолжал бежать - вернее, ковылять, спотыкаясь,
по мерзлому полю.
   "Смелый глупый мальчик".
   "Что он может сделать, чтобы меня остановить?"
   Ответ не заставил долго ждать.
   - Питер, мне надо с тобой поговорить. Открой глаза!
   Перед ним стоял Льюис Бенедикт в армейской куртке и тяжелых ботинках,
заляпанных грязью.
   - Вас здесь нет, - сказал Питер.
   - Что ты говоришь? - Льюис  пошел  к  нему.  -  Ты  же  меня  видишь?
Слышишь?
   Я здесь. Послушай, я хочу поговорить с тобой о твоей матери.
   - Она умерла, - Питер отступил,  чтобы  не  приближаться  к  двойнику
Льюиса.
   - Нет.
   - тот тоже остановился, как бы не  желая  пугать  Питера.  Машина  на
дороге тоже встала. - Нет ничего черного или  белого.  Она  же  не  была
мертва, когда ты видел ее в моем доме?
   - Была.
   - Ты не можешь быть в этом уверен, Пит. Она просто потеряла сознание.
   - Нет. Они.., они разорвали ей горло. Они убили ее. Как тех животных.
   - Пит, ты ошибаешься, и я тебе это докажу. Тот человек  в  машине  не
обидит тебя. Пойдем к нему.
   - Вы правда спали с моей матерью? - спросил Питер.
   - Люди моего возраста  иногда  ошибаются.  Делают  то,  о  чем  потом
жалеют. Но это ничего не значит, Пит. Ты сам  увидишь,  когда  вернешься
домой. Она будет там, такая же, как всегда, - Льюис улыбнулся с вежливым
сочувствием. - Не суди ее строго за  ее  ошибки,  -  он  снова  пошел  к
Питеру. - Поверь, я всегда хотел дружить с тобой.
   - Я тоже, но вы не можете дружить со мной, потому что вы  мертвый,  -
сказал Питер. Он нагнулся, зачерпнул снега и стал сминать его в руках.
   - Хочешь поиграть со мной в снежки?
   Довольно странно для такого взрослого парня.
   - Мне жаль вас, - Питер  бросил  снежок,  и  то,  что  было  Льюисом,
превратилось в столб света.
   В каком-то шоке он кинулся в то место, где перед этим стоял Льюис.  В
мозгу опять что-то зашептало, но он не  различал  слов.  На  него  опять
навалились гнев и боль, как тогда, в доме Льюиса, когда оборотень держал
за горло его мать.
   Он посмотрел на дорогу.  Синий  автомобиль  уезжал  прочь.  Нахлынула
волна облегчения. Сам не зная почему, он выиграл.
   Тяжело ступая, он пошел вперед. Ноги его были совсем холодными.  Шаг,
другой. Автостоянка была уже недалеко.
   И тут он испытал еще большее облегчение.  Навстречу  ему  от  стоянки
бежала его мать.
   - Пит! - кричала она, всхлипывая. - Слава Богу!
   Он застыл, глядя, как она приближается.  На  одной  щеке  у  нее  был
большой синяк, волосы растрепаны, как у цыганки.  Шею  закрывал  длинный
шарф.
   - Ты здесь, - сказал он, еще не веря.
   - Они увели меня  из  дома..,  тот  человек,  -  она  остановилась  в
нескольких ярдах от него. - Он укусил  меня..,  я  потеряла  сознание..,
боялась, что они тебя убьют.
   - Я думал, что ты умерла. Ох, мама.
   - Бедный! - она протянула к нему руки. - Поехали скорее  отсюда.  Так
будет лучше для нас обоих.
   Он закрыл глаза рукой.
   - Потом поплачешь, - сказала она. - Думаю, я буду плакать еще неделю.
Поехали.
   - Как ты вырвалась?  -  он  пошел  к  ней,  готовый  обнять,  но  она
отступила и пошла к стоянке.
   - По-моему, они решили, что я не  смогу  убежать.  Но  свежий  воздух
привел меня в чувство. Я ударила  этого  человека  сумкой  по  голове  и
убежала в лес. Они меня искали. Никогда я так не  боялась.  А  здесь  их
нет?
   - Нет. Был один, но он уехал.
   - Слава Богу. Теперь нам надо скорее уезжать.
   Он поглядел ей в глаза, и она потупилась.
   - Я знаю, Пит, мне придется тебе многое объяснить. Но не сейчас.  Мне
нужно добраться до дома и забинтовать шею.
   А там подумаем, что сказать отцу.
   - Ты не скажешь ему правду?
   - Пока нет, - она виновато взглянула на него. - Тебе скажу, но потом,
потом. Сейчас мы живы, и это главное.
   - Ладно. Мама, я так... - он смешался. Эмоции были  чересчур  сильны,
чтобы их можно было выразить. - Мне тоже нужно тебе  многое  рассказать.
Тот человек убил Джима Харди.
   - Я знаю, - сказала она.
   - Знаешь?
   - То есть, я так и подумала. Быстрее, Пит. У меня болит шея.  Я  хочу
домой.
   - Ты сказала "знаю".
   - Питер, не устраивай мне допрос.
   Питер  в  тревоге  оглядел  стоянку  и   увидел   синий   автомобиль,
притаившийся на самом ее краю.
   - Ох, мама. Они сделали это. Ты не...
   - Хватит, Пит. Я вижу, кто может нас подвезти.
   Синий автомобиль тронулся с места. Питер пошел к матери, глядя на нее
в упор.
   - Ладно, поехали.
   - Вот и хорошо, Питер, все будет хорошо, вот увидишь.
   Мы оба натерпелись, но горячая ванна и сон приведут нас в чувство.
   - Тебе придется накладывать на шею швы.
   Она улыбнулась.
   - Да нет, что ты. Достаточно забинтовать. Что ты делаешь, Питер?  Мне
больно!
   Автомобиль подъехал уже совсем близко.
   - Питер, не надо, мы сейчас поедем...
   Он  ткнул  ее  пальцем  в  щеку.  Все  вокруг  засверкало,   раздался
невыносимо громкий гудок, и он закрыл глаза.
   Когда он их открыл, матери не было, а синяя машина подъезжала к нему.
Он нырнул за стоящую рядом машину и побежал к магазину. Из него как  раз
выходила Ирменгард Дрэгер, мать Пенни, со  свертками.  Слезы  облегчения
покатились по его лицу.

Еще одна история

Глава 10

   В отеле миссис Харди удивленно посмотрела на него, но показала  номер
писателя. Она долго смотрела ему вслед, пока он поднимался по  лестнице,
и он знал, что надо поговорить с ней, что-то объяснить, но у него просто
не было сил.
   Он отыскал дверь Дона Вандерли и постучал.
   - Мистер Вандерли!
   Дон не особенно удивился появлению на пороге своей комнаты  дрожащего
подростка. Время, когда опасность грозила только  членам  Клуба  Чепухи,
подошло к концу.
   - Входи, Питер. Я знал, что мы скоро встретимся.
   Парень вошел в комнату слепо, как зомби, и опустился на стул.
   - Простите, - начал он и прервался. - Я хочу...
   - Погоди, - Дон подошел  к  шкафу,  достал  бутыль  виски  и  плеснул
немного в стакан.  -  Вот,  выпей  и  постарайся  успокоиться.  А  потом
рассказывай все. Не бойся, что я тебе не  поверю.  Я  поверю.  И  мистер
Готорн с мистером Джеймсом тоже, когда я им скажу.
   - Мои старшие друзья, - выдавил Питер, глотнув виски.  -  Так  он  их
называл. Он еще сказал, что вы думали, что его зовут Грег Бентон.
   - Ты видел его?
   - Он убил мою мать, - сказал Питер просто. - Его  брат  держал  меня,
чтобы я смотрел. Я думаю, они выпили ее кровь.., как у тех  животных.  И
еще они убили Джима Харди. Я видел это, но успел убежать.
   - Продолжай, - сказал Дон.
   - И он говорил, что кто-то - не помню имени  -  мог  бы  назвать  его
Маниту. Вы знаете, кто это?
   - Слышал.
   Питер кивнул, будто удовлетворенный этим.
   - И он превращался в волка. Я сам видел, - Питер поставил  стакан  на
пол, потом снова взял и сделал еще глоток. Его руки так дрожали, что  он
расплескал виски. - Они воняют - как мертвые. Я оттирал это.., там,  где
Фенни меня коснулся.
   - Ты видел, как Бентон превращался в волка?
   - Да. Не совсем. Он снял очки, и у него были желтые глаза. В  них  не
было ничего, кроме смерти и ненависти. Ничего живого, как в луче лазера.
   - Понятно, - сказал Дон. - Я видел его. Но я никогда не видел его без
очков.
   - Когда он их снимает, он может делать всякие  вещи.  Может  говорить
внутри вашей головы. И они могут заставить  вас  видеть  мертвых  людей,
духов, но если дотронуться до них, они как будто взрываются. Но те - они
не взрываются. Они могут схватить вас и убить. Но они тоже мертвые.  Ими
кто-то управляет - их благодетельница, как они ее называют.  Они  делают
то, что она скажет.
   - Она?
   - Дон вспомнил симпатичную  женщину,  сидевшую  рядом  с  Питером  за
столом.
   - Анна Мостин. Но она была здесь и раньше.
   - Да. Как актриса.
   Питер поглядел на него с изумлением.
   - Я только недавно узнал эту историю,  Питер.  Всего  несколько  дней
назад.
   - Еще он говорил, что он - это я, - лицо Питера перекосилось. - Он  -
это я. Я хочу убить его.
   - Сделаем это вместе, - сказал Дон.
   - Они здесь из-за меня. Рики Готорн  сказал,  что,  когда  я  приехал
сюда, мы привлекли внимание этих существ. Может, если бы я  не  приехал,
все ограничилось бы мертвыми коровами. Но я не мог не  приехать,  и  они
это знали. А теперь они могут делать все, что им угодно.
   - Все, что ей угодно, - поправил Питер.
   - Правильно. Но мы не беспомощны. Мы еще можем с ними  побороться.  И
мы поборемся, это я тебе обещаю.
   - Они же все равно мертвые. Как мы убьем их? Я знаю, что они  мертвые
они так воняют...
   Он снова впадал в панику, и Дон крепко взял его за руку.
   - Я знаю это из истории. Эти твари очень древние.  Они  живут,  может
быть, сотни лет. Люди называли их вампирами или оборотнями и сочиняли  о
них истории с привидениями. И люди знали способы  заставить  их  умереть
окончательно. Кол в сердце, серебряная пуля,  -  помнишь?  Если  их  это
берет, мы их одолеем. Мы должны это сделать, должны отомстить им.
   - Но это они, - сказал Питер, глядя на Дона  в  упор.  -  А  что  нам
делать с ней?
   - Это труднее. Она - их генерал. Но история полна погибших генералов.
А теперь расскажи мне все подробно, Питер. С самого начала.  Чем  больше
ты вспомнишь, тем легче нам будет.
   - Почему ты не рассказал  это  раньше?  -  спросил  он,  когда  Питер
закончил.
   - Потому что я знал, что, кроме вас, мне никто не поверит. Вы слышали
музыку?
   Дон кивнул.
   - И никто правда не поверит. Они, как Элмер Скэйлс, думают,  что  это
марсиане.
   - Не все. Клуб Чепухи поверит.
   - Вы имеете в виду мистера Джеймса, и мистера Готорна, и...
   - Да, - они уже знали, что  Льюис  мертв.  -  Этого  достаточно.  Нас
четверо против нее.
   - Когда мы начнем?
   - Я вечером встречусь с остальными. А ты иди домой. Расскажи отцу.
   - Он  не  поверит.  Никто  не  поверит,  пока  сами...  -  его  голос
прервался.
   - Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
   Питер покачал головой.
   - Нет. Я не хочу ему говорить. Это бесполезно.
   - Может, так и лучше. Я потом схожу с тобой к  нему,  если  захочешь.
Питер, ты чертовски смелый. Большинство взрослых на  твоем  месте  сразу
подняли бы лапки кверху. Но теперь тебе понадобится еще больше смелости.
Тебе придется охранять не только себя, но и  твоего  отца.  Не  открывай
дверь никому. Никому!
   - Не открою. Но скажите, почему они здесь? Почему она здесь?
   - Я собираюсь узнать это сегодня вечером.
   Питер встал и пошел к выходу, но у порога остановился и сунул руку  в
карман.
   - Я забыл. Тот человек в машине дал мне вот это, когда высадил меня у
дома мистера Бенедикта.
   Дон открыл "Сторожевую башню". На первой странице красовалась  жирная
черная надпись: "Доктор Заячья лапка вводит нас в грех".
   Дон разорвал брошюру пополам.

Глава 11

   Гарольд Симе пробирался через лес,  все  еще  взбешенный.  Его  туфли
размокли, но это было далеко  не  самое  худшее.  Он  потерял  работу  и
лишился Стеллы, о которой думал все последнее время. Черт,  неужели  она
знала все это и играла с ним? Вот стерва!
   Она обманула его. Оскорбила. Она никогда - теперь он это понял  -  не
воспринимала его всерьез.
   В конце концов, кто она такая? Старая кошелка с  костями  без  всяких
моральных  принципов  и  с  весьма  средним  умом.   Взять   только   ее
представления о Калифорнии - трейлеры и такобургеры! Милберн как раз для
нее и для ее болвана-мужа.
   Поблизости кто-то кашлянул. Или застонал.
   -Да? Тишина.
   - Вам нужна помощь?
   Где вы?
   Никто не отвечал, и он пошел на звук.
   Симе остановился, когда увидел  лежащего  у  подножия  ели  человека.
Вернее, то, что от него осталось. Симса едва не стошнило, но он заставил
себя снова взглянуть вниз. Он  узнал  этого  человека.  Льюис  Бенедикт.
Рядом лежало тело собаки, которое Симе сперва принял  за  оторванный  от
Льюиса кусок.
   Весь дрожа, он оглянулся. Кто бы ни растерзал Льюиса, этот  зверь  не
мог далеко уйти. Что-то затрещало в  кустах.  Симе  застыл,  представляя
себе кого-то огромного, наподобие гризли.
   Но из кустов выбежал человек с лицом, похожим на  хэллуинскую  тыкву.
Он тяжело дышал и держал перед собой ружье, Нацеленное в живот Симсу.
   - А ну стой! - скомандовал он.
   Симе не двигался, уверенный, что сейчас это существо разорвет и его.
   - Я тебя сейчас пристрелил бы, подонок...
   - Прошу вас...
   - Но благодари небо. Я просто сдам тебя в полицию. Что  ты  сделал  с
Льюисом, убийца?
   Симе не мог ответить, но уяснил, что этот дикарь  не  собирается  его
убивать. Отто подошел ближе и ткнул ему в бок ружье.
   - Ну-ка, поиграем в солдат, scheisskopt. Марш вперед !

Старая история

Глава 12

   Дон ждал Сирса и Рики в машине возле дома Эдварда  Вандерли.  За  это
время он пережил все страхи Питера Бернса - но Питер за  несколько  дней
пережил и узнал больше, чем он и друзья его дяди за целый месяц.
   Дон как раз перед приходом Питера взял  в  городской  библиотеке  две
книги, которые могли приблизить его к разгадке.  Теперь  ему  предстояло
выслушать то, что окончательно прояснит дело. И если разгадка  покажется
безумной, это его уже не испугает. Он слишком близко  подошел  к  порогу
безумия, чтобы бояться его переступить. Если его рассудок повредился, то
треснула и сама земля, на которой  стоит  Милберн,  и  из  этой  трещины
выбрались Грегори с  Фенни  и  их  зловещая  благодетельница.  Их  нужно
уничтожить.
   Даже ценою жизни, потому что только мы можем это сделать.
   В пелене падающего снега показались огни машины.  "Бьюик"  свернул  к
обочине Хэйвен-лэйн и из него вышли Рики и Сирс. Дон тоже вышел из своей
машины и пошел к ним.
   - Теперь Льюис, - сказал Рики. - Вы слышали?
   - Нет. Но я подозревал.
   Сирс мрачно кивнул.
   - Подозревали. Рики, дай ему ключи. Надеюсь, вы откроете нам источник
своих подозрений.
   Дон открыл дверь,  и  они  вошли  в  темную  прихожую.  Сирс  нашарил
выключатель.
   - Сегодня ко мне пришел Питер Берне, - сказал Дон. -  Он  видел,  как
Грегори Бэйт убил его мать. И видел призрак Льюиса.
   - О Боже, - прошептал Рики. - Боже. Бедная Кристина.
   - Давайте побережем силы, -  сухо  сказал  Сирс.  -  Если  кто-нибудь
набросится на нас, они нам еще  понадобятся.  -  Они  прошли  по  нижним
комнатам, снимая с мебели пыльные тряпки. - Мне очень жаль Льюиса. Я его
часто ругал, но любил. Он вдохновлял нас, как ваш дядя. А  сейчас  он  в
морге графства, и, похоже, что его разорвал какой-то зверь. Друг  Льюиса
обвиняет в этом Гарольда Симса и при других обстоятельствах это было  бы
даже смешно. Давайте зайдем в кабинет вашего дяди и  попробуем  включить
отопление. Здесь чертовски холодно.
   Сирс с Доном отправились в кабинет, пока Рики включал главный бойлер.
Сирс включил свет, и их взорам предстали старый кожаный  диван,  стол  с
электрической пишущей машинкой, белые ящики с картотекой, ксерокс.
   - В ящиках его записи?
   - Похоже, что так.
   - И никто не входил сюда после того, как он умер?
   - Нет, - сказал Сирс, глядя на безупречный порядок, характеризовавший
Эдварда Вандерли лучше, чем любая фотография. Это впечатление  заставило
его сказать: - Стелла, должно быть, говорила вам, что мы боялись входить
сюда. Может, и так, но на самом деле нас не пускало сюда чувство вины.
   - И поэтому вы пригласили меня сюда?
   - Это одна из причин. Мы все, кроме Рики,  думали,  что  вы  каким-то
волшебным образом разрешите нашу вину. Особенно Джон Джеффри.
   - Из-за того, что это случилось в его доме?
   Сирс кивнул и повернулся к выходу.
   - Тут должны еще остаться дрова. Почему бы вам не разжечь камин?
   - Никогда не думал, что придется рассказывать кому-то эту историю,  -
сказал Рики десять минут спустя. На пыльном столике  перед  ними  стояла
бутылка "Олд Пэрр" и три бокала. - Хорошо, что вы  разожгли  огонь.  Это
помогает думать. Я не говорил, что все началось, когда я спросил  Джона,
что самое плохое он сделал  в  жизни.  Он  в  ответ  рассказал  страшную
историю. Не нужно было мне это спрашивать.  Я  ведь  это  знал.  Мы  все
знали.
   - Тогда зачем вы спросили?
   Рики чихнул, и Сирс ответил вместо него:
   - Это случилось в 9-м, в октябре. Очень давно. Когда Рики спросил  об
этом Джона, мы думали об Эдварде -  это  было  через  неделю  после  его
смерти. О Еве Галли мы почти забыли.
   - Ну вот, Рубикон перейден, - сказал Рики. -  Раз  мы  упомянули  это
имя, придется рассказывать все остальное. Но прошу меня  не  перебивать.
Когда вы сказали о Питере, я подумал, что то, что случилось с ним,  тоже
как-то связано с этим делом.
   - Рики не хотел рассказывать вам о Еве Галли, - перебил  Сирс.  -  Он
отговаривал меня писать вам.
   - Да, я боялся мутить воду. Я думал, что  все  проблемы  -  это  наша
старость, страх, плохие сны. Но потом я понял, когда эта девушка явилась
к нам искать работу. Прошлое настигло нас. И теперь вот Льюис...
   - А знаешь, мы так и не отдали Льюису запонки Джона, - сказал Сирс.
   - Забыли, - Рики отхлебнул из своего бокала. Они  с  Сирсом  уже  так
погрузились в свою историю, что Дон, сидящий рядом с  ними,  казался  им
невидимым.
   - Ну так что случилось с Евой Галли?
   Рики с Сирсом посмотрели друг на друга, и Сирс сказал:
   - Мы убили ее.
   - Вы двое? - спросил Дон в смятении. Он не ожидал подобного ответа.
   - Мы все. Клуб Чепухи. Твой дядя, Джон Джеффри, Льюис, Сирс  и  я.  В
октябре 9 года. Через три недели после Черного понедельника, когда  была
паника на бирже. Это  отразилось  даже  на  Милберне.  Отец  Лу  Прайса,
который тоже был брокером, застрелился в офисе. А мы  убили  девушку  по
имени Ева Галли. Ненамеренно, никто бы нас ни в чем не обвинил,  но  был
бы большой скандал.
   - Поэтому мы это скрыли, - сказал Сирс. - Нам было что терять.  Мы  с
Рики только начинали адвокатскую карьеру. Джон получил  диплом  доктора.
Льюис был сыном священника. Это могло нас погубить, если  не  сразу,  то
медленно. Конечно, будь нам тридцать три вместо двадцати трех, мы  пошли
бы в полицию и во всем сознались. Но мы были так молоды - Льюису еще  не
было двадцати. Поэтому мы и сделали  то,  что  мы  сделали.  И  в  конце
концов...
   - В конце концов, - сказал Рики, - мы превратились в персонажей одной
из наших историй. Или вашего  романа.  Это  сейчас  нам  легко  об  этом
говорить, легче, чем за все эти годы. Я даже  помню,  что  мы  говорили,
когда укладывали ее в машину Уоррена Скэйлса...
   - Начнем сначала, - сказал Сирс.
   - Да, начнем сначала.
   - Ну так вот, - сказал Рики. - Началось все со Стрингера  Дедэма.  Он
собирался на ней жениться. Ева Галли пробыла в городе только две недели,
когда он сделал ей предложение.  Он  был  старше  нас,  лет  тридцати  -
тридцати двух, и давно хотел жениться.  Он  много  работал,  отстроил  с
сестрами старую ферму полковника и снова стал разводить  лошадей.  Любая
местная девушка с радостью пошла  бы  за  него  -  он  ведь  был  еще  и
красавец. Моя жена говорит, что он бы самым красивым мужчиной,  которого
она знала. Все женщины бегали за ним. Но когда к нам приехала Ева  Галли
со своими деньгами и  столичными  манерами.  Стрингер  был  сражен.  Она
купила этот дом на Монтгомери-стрит...
   - Какой? - спросил Дон. - Где жил Фредди Робинсон?
   - Да. Напротив дома Джона. Там сейчас живет мисс Мостин.  Она  купила
этот дом, обставила его новой мебелью,  пианино  и  граммофоном.  И  она
коротко стриглась, курила и пила коктейли - этакая девушка Джонна Хелда.
   -  Ну  не  совсем,  -  сказал  Сирс.  -  Она  была  далеко  не  такой
попрытуньей. Много читала. Была хорошо образована. Да,  Ева  Галли  была
очаровательной женщиной. Как описать, на кого она была похожа, Рики?
   - На Клэр Блум в 20-е годы, - сказал Рики.
   - Типичный  Рики  Готорн.  Попроси  его  кого-нибудь  описать,  и  он
приведет в пример кинозвезду. Но в общем  это  верно.  Ева  Галли  имела
такой модерновый вид, во всяком случае для Милберна, и было еще что-то -
налет какой-то таинственности.
   - Верно, - сказал Рики. - И это всем нравилось.  Как  у  вашей  Альмы
Моубли. Никто о ней ничего не знал, кроме того, что она жила в Нью-Йорке
и иногда уезжала в Голливуд сниматься в кино. Она сыграла маленькую роль
в "Китайской жемчужине". Это фильм Ричарда Бартелмесса.
   Дон извлек из кармана клочок бумаги и записал название фильма.
   - И у нее,  безусловно,  были  итальянские  предки,  но  она  сказала
Стрингеру, что по матери она англичанка. Ее отец был довольно богат,  но
рано умер, и ее воспитывали родственники в Калифорнии. Вот и все, что мы
о ней знали.
   - Женщины пытались взять ее под крыло, - сказал Сирс. - Их  она  тоже
покорила. Такая богатая, умная,  повидавшая  Голливуд  -  все  наперебой
звали ее в гости. По-моему, они хотели ее приручить.
   - Да. Сделать как бы своей. Они ведь тоже чувствовали  в  ней  что-то
странное. Льюис, который всегда был романтиком, сказал как-то  мне,  что
она напоминает ему принцессу, удалившуюся  от  двора,  чтобы  умереть  в
глуши.
   - Да, она покорила нас, - сказал Сирс. - Мы идеализировали ее. Видели
ее время от времени...
   - Платили дань, - сказал Рики.
   - Именно. Платили дань. Приглашения дам она вежливо отклоняла, но  мы
были настойчивей и то и дело торчали у ее порога по  выходным.  Особенно
Эдвард - он был самым смелым из нас. Правда, в то  время  она  уже  была
обручена со Стрингером и находилась как бы под его покровительством.  Но
он ничего не имел против того, чтобы мы ей  иногда  звонили.  Он  жил  в
другом мире.
   - В мире взрослых, - сказал Рики. - Как и Ева. Хотя она была всего на
два-три года старше нас,  а  выглядела  еще  моложе.  Наши  визиты  были
совершенно невинны, хотя кое-кто о них сплетничал. Мы ходили туда всегда
вместе, боясь  отпускать  друг  друга  поодиночке,  -  мы  были  слишком
ревнивы, - и каждый раз были в восторге. Ничего особенного не делалось и
не говорилось, но эти несколько часов мы проводили в волшебном  царстве.
Она просто очаровала нас.
   - Тогда люди взрослели не так быстро, - сказал  Сирс.  -  Сейчас  это
может  показаться  смешным  -  чтобы  компания   двадцатилетних   парней
поклонялась молодой женщине  как  божеству.  Но  так  оно  и  было.  Она
принадлежала Стрингеру, и мы рассчитывали и впредь быть гостями у них  в
доме.
   Они на мгновение замолчали, глядя на огонь и отхлебывая виски. Дон не
торопил их, зная, что теперь они расскажут все до конца.
   - Мы жили в каком-то невинном раю, где ничего не  слышали  о  Фрейде.
Иногда мы даже танцевали с ней, но, даже держа ее в объятиях, мы никогда
не думали о сексе. Не смели думать. Этот рай умер в октябре 9-го, вскоре
посте Стрингера Дедэма.
   - Рай умер, - повторил Сирс, - и мы взглянули в лицо  дьявола.  -  Он
повернулся к окну.

Глава 13

   - Посмотрите на этот снег.
   Остальные двое вслед за Сирсом повернули головы и поглядели на  белые
хлопья, порхающие за окном.
   - Омару Норрису придется пахать до утра, если его, конечно, найдут.
   Рики отпил еще виски.
   - Было жарко, как в тропиках, - сказал он,  возвращаясь  из  снежного
настоящего в тот далекий октябрь. - Молотьба в том году началась поздно.
Все боялись потерять доходы.  Люди  говорили,  что  именно  это  сделало
Стрингера таким рассеянным. Но сестры Дедэм  утверждали,  что  он  видел
что-то утром в доме мисс Галли.
   - Стрингер сунул руки в молотилку, - сказал  Сирс,  -  и  его  сестры
обвинили  в  этом  Еву.  Он  что-то  говорил,  когда  умирал  на  столе,
завернутый в одеяла. Но никто не мог -понять,  что  он  говорит.  Что-то
вроде "заройте ее" или "отрежьте ее", как будто  он  вспоминал  о  своих
руках.
   - И еще, - добавил Рики. - Сестры Дедэм утверждали,  что  он  твердил
что-то похожее на "пчелы, пчелы". Но это длилось недолго. Он умер  через
несколько дней. Ева Галли не пришла на его похороны. Полгорода  было  на
Плэзант-Хилл, но не невеста покойного. Это вызвало у всех осуждение.
   - Женщины хором принялись поносить ее, - сказал Сирс. - Они говорили,
что она довели Стрингера до смерти. Конечно,  у  половины  из  них  были
дочери, которых они хотели бы выдать замуж за Стрингера. Они утверждали,
что он узнал что-то о ней - брошенный муж или  внебрачный  ребенок.  Они
сравнивали ее с Иезавелью.
   - Мы не знали, что делать, - сказал Рики. - Мы боялись  навещать  ее.
Утешать ее должны были наши родители, а не мы. Она  не  показывалась,  и
можно было подумать, что она вернулась  в  Нью-Йорк.  Но  нам  очень  не
хватало ее.
   - Только тогда мы поняли, что  потеряли,  -  сказал  Сирс.  -  Идеал,
романтическую дружбу, какой у нас никогда больше не было.
   -  Сирс  прав.  И  мы  стали  идеализировать  ее  еще   больше.   Она
представлялась нам эмблемой печали,  разбитого  сердца.  Мы  послали  ей
соболезнование и были готовы пройти  сквозь  огонь,  чтобы  увидеть  ее.
Сквозь огонь, но не сквозь железный занавес отчуждения, который  окружал
ее.
   - И тут она сама пришла к нам, - сказал Сирс. - Туда, где  тогда  жил
ваш дядя. Эдвард один имел свой дом, и мы  собирались  там  поболтать  и
выпить.
   - И поговорить о ней. Знаете эти  стихи  Эрнеста  Доусона:  "Я  верен
останусь тебе, Кинара!". Льюис где-то раскопал их и читал нам.  "Ушедшая
бледность лилий" и все такое. Это  пронзало  нас,  как  ножом.  "Сильней
музыки и пьяней вина". Что за  идиоты!  И  вот,  представьте,  она  сама
приходит к нам.
   - И какая, - вставил Сирс. - Она ворвалась,  как  тайфун.  Мы  просто
испугались.
   -  Она  сказала,  что  ей  одиноко.  Сказала,  что  устала  от  этого
проклятого города с его лицемерием. Ей хочется выпить и  потанцевать,  и
плевать она хотела на всех. И она  проклинает  этот  город,  и  если  мы
мужчины, а не сосунки, то мы тоже пошлем его к черту.
   - Мы не могли сказать ни слова, - сказал Сирс. -  Она,  наша  богиня,
ругалась, как матрос, и вела себя.., да, как шлюха.  "Сильней  музыки  и
пьяней вина".  Вот  это  мы  и  получили.  У  Эдварда  был  граммофон  и
пластинки, и она заставила нас поставить самый громкий джаз. Мы  никогда
не ожидали такого от нее - она крикнула  Джону:  "Потанцуй-ка  со  мной,
маленький лягушонок!"  -  и  он  так  испугался,  что  не  смел  до  нее
дотронуться. Ее глаза метали искры.
   - Я думаю, ее главным чувством тогда была ненависть, - сказал Рики. -
К нам, к городу, к Стрингеру. Настоящий циклон ненависти. Она поцеловала
Льюиса, когда они танцевали, и он прямо подпрыгнул, как  будто  она  его
обожгла. Он отскочил от нее, и тогда она  стала  танцевать  с  Эдвардом.
Эдвард всегда был смелее нас, но тогда и он потерялся - наш рай  рушился
буквально на глазах. Она была ужасна, как одержимая  демоном.  "Вы  что,
сосунки, боитесь выпить?" подзуживала она нас, и мы быстро напились.
   - Это невозможно описать, - сказал Сирс. - Я знаю, к  чему  она  вела
дело, а мы были слишком невинны, чтобы сопротивляться.  И  больше  всего
она пыталась обольстить Льюиса. Он был совсем  мальчиком.  Может,  он  и
целовался с кем-нибудь, но не более  того.  И  он,  конечно,  любил  Еву
больше всех нас - ведь именно он  нашел  это  стихотворение  Доусона.  И
именно поэтому ее ненависть в тот вечер больше всего шокировала его.
   - И она знала это. Она оттолкнула Эдварда и устремилась к  Льюису,  а
он просто оцепенел от страха. Как будто это делал его мать.
   - Мать? - переспросил Сирс. - Да, может быть. Во всяком  случае,  это
соответствует глубине его иллюзий в отношении нее, - наших иллюзий.  Ева
обняла его, просто обвила руками, и стала целовать. Было похоже, что она
поедает его лицо. Вообразите - вся эта ненависть  входит  в  ваш  рот  и
режет, как лезвие. Когда она откинула голову, лицо  Льюиса  было  все  в
помаде, похожей на кровь.
   Эдвард подошел к ней и сказал:  "Успокойтесь,,  мисс  Галли",  -  или
что-то вроде того. Она прямо зашипела на него. "Ты хочешь меня,  Эдвард?
- спросила она. - Потерпи, он первый. Ведь мой Льюис такой красавчик".
   - И потом она повернулась ко мне и сказала:  "И  ты,  Рики,  получишь
свое. И ты, Сирс. Вы все. Но сперва я хочу Льюиса. Хочу показать ему то,
что видел несчастный Стрингер Дедэм, когда заглянул в мое окно", - и она
стала расстегивать блузку.
   - Пожалуйста,  мисс  Галли,  -  сказал  Эдвард,  но  она  велела  ему
заткнуться и скинула блузку. Она не носила  лифчика,  и  ее  груди  были
маленькие  и  крепкие,  как  два  яблока.   Она   выглядела   необычайно
соблазнительно. "Ну бедный мой Льюис, что ты теперь будешь делать?" -  и
она снова принялась поедать его лицо.
   - Мы подумали, что знаем, что увидел Стрингер, заглянув к ней в окно,
- сказал Рики. - Что она занималась любовью  с  другим.  И  мы  испытали
ужасное разочарование, глядя на ее наготу и на  то,  что  она  делала  с
Льюисом. Наконец мы с Сирсом взяли ее за плечи  и  оторвали  от  Льюиса.
Тогда она стала в самом деле мерзко  ругаться:  "Вы  что,  подождать  не
можете, сопляки, так вас растак" и все такое прочее. Тут  она  принялась
расстегивать  юбку.  Эдвард  чуть  не  плакал.  "Ева,  -  сказал  он,  -
пожалуйста, не надо". Но она сняла юбку и сказала: "Что, трусы,  боитесь
увидеть меня настоящей?" - Она скинула исподнее,  -  сказал  Сирс,  -  и
потянулась к вашему дяде. Сказала ему: "Пожалуй, я откушу от тебя кусок,
малыш Эдвард", - и потянулась к нему, к его шее. И вот  тогда  Льюис  ее
ударил.
   - Сильно ударил, - сказал Рики, - и  она  в  ответ  ударила  его  еще
сильнее. Звук был, как выстрел из ружья. Я, Джон и Сирс ничего не  могли
сделать, мы просто окаменели.
   - А это могло бы остановить  Льюиса.  Но  мы  стояли,  как  оловянные
солдатики, и смотрели. А он пролетел через всю комнату, как аэроплан, из
глаз его текли слезы и он ударил ее ногой,  как  в  футболе.  Они  упали
вместе, и Ева так и не встала.
   - Она ударилась головой об угол камина, - сказал Рики. - Льюис  долго
не мог прийти в себя, но даже он заметил, что изо рта у нее течет кровь.
   - Вот так  это  и  случилось.  Она  умерла.  Лежала  там,  мертвая  и
обнаженная, а мы стояли вокруг, как зомби. Льюиса  стошнило  на  пол,  а
остальные были близки к этому. Мы не могли поверить в то, что случилось.
Мы долго молчали, и наконец Льюис сказал: "Нужно вызвать полицию".
   - "Нет, - возразил Эдвард. - Тогда нас всех посадят за убийство".
   Сирс и я пытались доказать, что это не умышленное убийство, но Эдвард
сказал, что это ничего не меняет. Джон пощупал ей  пульс,  но,  конечно,
она была мертва.
   Рики спросил, что нам делать, и Джон сказал: "Есть только  одно,  что
мы можем сделать - спрятать тело так, чтобы его не нашли".  Мы  смотрели
на ее тело и на  ее  окровавленное  лицо  и  чувствовали,  что  она  нас
одолела. Она своей ненавистью как будто провоцировала нас на убийство  и
добилась своей цели.
   - и куда вы дели ее тело? - спросил  Дон  -  В  шести-семи  милях  от
города было глубокое болото. Теперь его  нет,  на  его  месте  построили
магазин. Там было футов двадцать глубины.
   - Машина Льюиса была на ремонте, - сказал Сирс, - и мы завернули тело
в простыню и пошли к Уоррену Скэйлсу просить машину. Мы собирались потом
сказать, что разбили ее, и купить ему новую - у нас с  Рики  хватало  на
это денег.
   - Уоррен Скэйлс - это отец того фермера, который распускает слухи про
марсиан?
   - Элмер - четвертый ребенок Уоррена. Тогда его  еще  и  в  помине  не
было. Мы нашли Уоррена, взяли у него машину, вернулись и стали  выносить
ее по лестнице.
   - Мы никак не могли запихнуть ее в машину, - продолжал Рики. - Кто-то
посоветовал проталкивать ее вперед ногами, и мы  уложили  ее  на  заднее
сиденье. Простыня сползла с нее, и тут Джон закричал, что она двигается.
Эдвард обозвал его дураком и сказал, что он доктор и должен  знать,  что
она не может двигаться.
   - И вот мы наконец уселись. Рики и Джон сидели сзади, рядом с  телом.
Это была кошмарная поездка. Я сидел за рулем, но  совершенно  не  помню,
как мы доехали до болота. Кто-то, помнится, показал  нам  дорогу,  и  мы
свернули на узкую грязную тропинку, ведущую туда.
   - Все казалось необыкновенно четким, - сказал Рики.  -  Каждый  лист,
каждая травинка, - четким, как иллюстрация в книге. Мы вышли из  машины,
и все это навалилось на нас. Льюис сказал: "Неужели  мы  должны  сделать
это?" Он плакал.
   - Машина была ярдах в десяти от болота. Эдвард выключил  зажигание  и
выпрыгнул. Машина медленно поехала.
   Они оба сидели молча, глядя друг на друга.
   - А потом... - начал Рики, и Сирс кивнул. - Не знаю, как и сказать.
   - Мы увидели что-то. Или нам показалось.
   - Я знаю, - сказал Дон. - Вы увидели, что она снова жива.
   - Точно, - сказал Рики. - Мы увидели  в  окне  машины  ее  лицо.  Она
смотрела на нас и усмехалась. Мы чуть не умерли на  месте.  В  следующее
мгновение машина рухнула в воду и начала тонуть. Мы  подбежали  поближе,
пытаясь разглядеть ее. Я боялся, что она  по-прежнему  лежит  мертвая  у
Эдварда,  -  я  знал  это.  Джон  прыгнул  в  воду,  когда  машина   уже
погружалась. Он заглянул в окно и...
   - И никого там не увидел, - продолжил Сирс. - Он так сказал.
   - Машина так и осталась там. И теперь она  там,  под  тремя  тысячами
тонн грунта.
   - А что-нибудь еще случилось? - спросил Дон. - Попытайтесь вспомнить.
Это очень важно.
   - Случились две вещи, - сказал Рики. - Но мне нужно еще выпить, -  он
налил себе виски и залпом выпил. - Джон Джеффри увидел на другой стороне
болота рысь. Потом и мы все увидели. Она посмотрела на нас и  убежала  в
лес.
   - А что, пятьдесят лет назад здесь водились рыси?
   - Нет. Если только севернее. И еще -  загорелся  дом  Евы.  Когда  мы
вернулись, соседи стояли вокруг и  смотрели,  как  добровольцы  пытаются
потушить пожар.
   - Кто-нибудь видел, как это началось?
   Сирс покачал головой, и Рики продолжал:
   Похоже, загорелось само по себе. Но мы почувствовали себя  еще  хуже,
словно и это была наша вина.
   - Один из добровольцев сказал довольно странную вещь. Он видел, что у
нас измученный вид, и решил, что мы беспокоимся за соседние дома.  Тогда
он сказал, что пожар скоро погаснет. И еще сказал,  что,  похоже,  часть
дома взорвалась изнутри. И он видел там какие-то странные лучи.
   - И еще окна, - сказал Рики. - Они все разбились, но на земле не было
осколков - их  втянуло  внутрь.  Во  всяком  случае,  весь  второй  этаж
выгорел, но первого огонь даже не коснулся. Через год или два  этот  дом
купила другая семья, и постепенно про Еву Галли все забыли.
   - Кроме нас, - сказал Сирс. - Но и мы  не  говорили  об  этом.  Когда
начались работы на месте того болота, мы пережили неприятное  время,  но
машину так и не нашли. Ее так и закопали там с тем, что было внутри.
   - Внутри ничего не было, - сказал Дон. - Ева Галли опять  здесь.  Она
вернулась снова.
   - Снова? - переспросил Рики.
   - Да. Она вернулась как Анна Мостин. А до этого она  была  здесь  под
именем Анны-Вероники Мур, а я знал ее  в  Калифорнии  под  именем  Альмы
Моубли.
   - Мисс Мостин? - недоверчиво спросил Сирс.
   - Это она убила Эдварда? - спросил Рики.
   - Я уверен в этом. Может быть, он увидел то же, что и Стрингер.
   - Я не верю, что мисс Мостин имеет с этим что-то общее, - пробормотал
Сирс. - Это просто смешно.
   - Но что? - спросил Рики. - Что они могли увидеть?
   - Как она изменяет облик, - ответил Дон. - И  я  думаю,  она  нарочно
довела их до смерти. И еще, - он обвел их взглядом, - думаю, она  знает,
что мы собрались здесь. Потому что наше дело еще не закончено.

Глава 14

   - Изменяет облик, - повторил Рики.
   - Изменяет облик, - повторил и Сирс, но более недоверчиво. -  Так  вы
утверждаете, что Ева Галли, актриса Эдварда и наша секретарша -  одно  и
то же лицо?
   - Не лицо. То же существо. И рысь, которую вы видели у болота, скорее
всего, тоже она. Это не человек, Сирс. Когда  вы  видели  ненависть  Евы
Галли в тот день в квартире моего дяди, то, я думаю, вы видели ее  самую
подлинную суть. Она явилась,  чтобы  спровоцировать  вас  на  что-нибудь
разрушительное, чтобы лишить вас невинности. Но вы не поддались,  и  вот
теперь она вернулась отомстить вам. И мне. Она бросила меня  ради  моего
брата, но знала, что наступит и моя очередь. И тогда она  переловит  нас
всех одного за другим.
   - И что заставило вас  поверить  в  это?  -  по-прежнему  недоверчиво
спросил Сирс.
   - Во-первых, Питер Берне. Я думаю, вы бы ему  тоже  поверили.  А  еще
есть книга, которую я нашел в библиотеке. Но главное - Питер. Он  пришел
сегодня в дом Льюиса, как я уже говорил, - он  пересказал  им  все,  что
говорил Питер, - смерть Фредди Робинсона, смерть Джима Харди в доме Анны
Мостин и, наконец, ужасные события сегодняшнего утра.  -  Поэтому  я  не
сомневаюсь, что Анна Мостин и есть "благодетельница" Грегори Бэйта.  Она
оживила Грегори и Фенни - Питер правильно сказал, что они  -  ее  цепные
собаки и делают все, что она скажет. Вместе они  могут  уничтожить  весь
город, как доктор Заячья лапка в моем романе.
   - Они что, пытаются воплотить этот роман в жизнь? - спросил Рики.
   - Думаю, что да. Они еще называют себя Ночными  сторожами.  Это  тоже
игра, как и эти инициалы - Анна Мостин, Анна-Вероника Мур, Альма Моубли.
Она специально хотела, чтобы мы это заметили. Я уверен, что она  привела
сюда Грегори и Фенни только потому, что Сирс видел их  раньше.  Или  они
тогда попались ему из-за того, что она хотела использовать их сейчас.  И
я  не  случайно  видел  Грегори  в  Калифорнии,  когда  принял  его   за
человек-волка.
   - А кто он на самом деле? - спросил Сирс.
   - Видите ли, существа вроде Анны Мостин или Евы Галли стоят за  всеми
когда-либо рассказанными страшными историями. Не думаю, что эти  истории
передают  их  подлинную  суть,  но  они  ясно  говорят,  что  их   можно
уничтожить. Грегори Бэйт скорее похож на оборотня. Или  на  вампира.  Он
питается кровью и получил бессмертие, продав душу своей благодетельнице.
   Дон взял одну из принесенных книг.
   - Это справочник, "Словарь фольклора и мифологии". Тут  есть  большая
статья   "Оборотни",   написанная   профессором   Р.Д.Джеймсоном.    Вот
послушайте: "Хотя документальных подтверждений  существования  оборотней
не имеется, число известий о  них  из  разных  частей  света  измеряется
астрономической цифрой".  Они  встречаются  в  фольклоре  всех  народов.
Статья занимает три колонки, одна из самых длинных в книге.  Боюсь,  что
она нам мало поможет, потому что не  указывает  способов,  какими  можно
уничтожить оборотней. Но  послушайте,  как  она  кончается:  "Конкретные
примеры превращения в различных животных  скрывают  за  собой  подлинную
сущность оборотничества, которое, несомненно, связано с психологическими
патологиями. Пока это явление  не  изучено  со  всей  тщательностью,  мы
вынуждены заключить, что ничто не есть то, чем оно кажется".
   - Аминь, - сказал Рики.
   - Чудесно. "Ничто не есть то, чем оно кажется". Эти существа способны
убедить вас, что вы сошли с ума. Мы все видели и чувствовали то, что  не
согласовывалось со здравым смыслом, и отвергали это. Но это случалось на
самом деле. Вы видели, что Ева Галли выглядывала из машины, и через  миг
видели ее в образе рыси.
   - А если бы один из нас взял тогда ружье и застрелил рысь? -  спросил
Сирс. - Что бы случилось?
   - Думаю, вы бы увидели нечто удивительное, но  что  это,  сказать  не
могу. Может быть, она бы умерла. Может, превратилась бы во что-то другое
или, от боли, прошла бы целую серию превращений. А может, пули ее вообще
не берут.
   - Слишком много "может быть".
   - Это все, что мы имеем.
   - Если принять вашу теорию.
   - Если у вас есть лучшая,  изложите  ее.  Но  теперь  мы  знаем,  что
случилось с Фредди Робинсоном и Джимом Харди. И еще - я навел справки  о
Анне-Веронике Мур. Она явилась из ниоткуда. Никто не знал о  ней  ничего
до того дня, когда она поступила в актерский кружок. Она просто возникла
там, у двери, зная, что ею заинтересуется Эдвард Вандерли.
   - Если это так, то эти.., существа еще опаснее, - заметил Сирс. - Они
умны.
   - Да, они умны и не прочь пошутить. И любят,  как  индейский  Маниту,
выставлять себя напоказ. Вот вторая книга, которую я разыскал: "Я прошел
этот путь" Роберта Моубли. Это художник, которого Альма  называла  своим
отцом. Я жалею, что раньше  не  разыскал  его  автобиографию.  Теперь  я
думаю, что, назвав  себя  его  фамилией,  она  хотела  указать  на  свое
предыдущее появление. Четвертая глава называется "Тучи  сгустились",  и,
хотя книга не очень хорошо написана, я хочу зачитать вам пару отрывков.
   Дон открыл книгу на заложенной странице.
   - "Даже в такой  удачно  сложившейся  жизни,  как  моя,  были  темные
периоды, полные неизбывной печали. Таким был 8  год;  я  пережил  его  и
сохранил душевное здоровье только всецело отдавшись  моей  работе.  Зная
мои предыдущие светлые акварели и  формалистические  опыты,  люди  часто
спрашивали  меня,  что  так  изменило  мой  стиль   в   так   называемый
"сверхъестественный период".  Я  могу  лишь  сказать,  что  это  сделали
смятение эмоций и полная неустойчивость моего ума,  ставшие  результатом
нескольких печальных событий.
   Первым из них была смерть моей  матери,  Джессики  Остуд-Моубли,  чьи
мудрые советы..." - Здесь я перелистаю пару страниц, - предупредил Дон и
продолжал - "Второй, еще более страшной потерей,  было  самоубийство  на
восемнадцатом году жизни моего старшего сына Шелби.
   Я  опишу  здесь  лишь   те   обстоятельства   его   смерти,   которые
непосредственно повлияли  на  изменения  в  моем  творчестве,  и  должен
заметить, что Шелби был веселым, живым и очень чутким мальчиком, и  лишь
страшный шок, вызванный прикосновением какого-то невообразимого зла, мог
вызвать такой его конец.
   Вскоре после смерти матери дом рядом с нами купила богатая,  красивая
дама лет  сорока,  вся  семья  которой  состояла  из  четырнадцатилетней
племянницы, за которой она  ухаживала  после  смерти  родителей.  Миссис
Флоренс  де  Пейсер   была   очаровательной   женщиной   с   европейским
воспитанием, и мы быстро завели с  ней  знакомство.  Она  разбиралась  в
живописи и знала даже мои работы, хотя, конечно,  они  никак  не  шли  в
сравнение с висевшими у нее полотнами французских символистов. При  всей
привлекательности миссис де Пейсер украшением дома была  ее  племянница,
Ами Монктон - иногда мне кажется, что она была самой красивой  женщиной,
какую я видел в жизни. Каждое ее движение было наполнено  непередаваемой
спокойной грацией. Ами часто гостила у нас в доме, и оба моих сына  были
без ума от нее".
   - Вот оно,  -  сказал  Дон.  -  Четырнадцатилетняя  Альма  Моубли  на
воспитании у миссис де Пейсер. Бедный Моубли не знал, кого он  принимает
у себя в доме. Слушайте дальше: "Хотя Ами была одного  возраста  с  моим
младшим, Уитни, именно Шелби с его впечатлительностью стал ближе к  ней.
Тогда я думал, что он общается с ней просто из вежливости, и даже  когда
признаки его влюбленности стали заметны (бедный Шелби краснел, когда при
нем произносили имя девочки),  я  не  подозревал,  что  дело  зашло  так
далеко. На деле мне было приятно наблюдать  их  рядом,  и  я  не,  очень
удивился, когда Шелби под большим секретом сообщил мне, что,  когда  Ами
будет 18, а ему 22, они поженятся.
   Через несколько месяцев я заметил ухудшение здоровья и внешнего  вида
Шелби. Он забросил друзей и почти все время проводил с Ами и  миссис  де
Пейсер, а также с их слугой - зловещим типом, похожим на  итальянца,  по
имени Грегорио. Он был мне подозрителен, и я сказал об  этом  миссис  де
Пейсер, на что получил ответ, что она знает его и его семью много лет  и
что он прекрасный шофер.
   В  последние  две  недели  жизни  мой  сын  сильно  осунулся  и  стал
чрезвычайно скрытен. Я впервые в жизни проявил суровость и запретил  ему
ходить в дом де Пейсер. Я решил, что шофер Грегорио давал ему  пробовать
наркотики, быть может, марихуану, которая уже тогда была обычной в Новом
Орлеане. Может быть,  они  соединяли  это  с  креольским  мистицизмом  -
обычным спутником марихуаны.
   Результаты оказались трагическими. Шелби игнорировал мое запрещение и
продолжал бывать у  миссис  де  Пейсер;  в  последний  день  августа  он
вернулся домой, взял мой револьвер из спальни и выстрелил себе в  висок.
Я работал у себя в студии и первым услышал выстрел.
   Я был в шоке и,  вместо  того,  чтобы  вызвать  полицию  или  "скорую
помощь", перебежал дорогу и посмотрел на дом миссис де Пейсер. То, что я
увидел, заставило меня лишиться сознания.
   В верхнем окне дома стоял шофер Грегорио и улыбался мне с  выражением
сатанинской злобы на лице. Я пытался закричать и не мог. Внизу я  увидел
нечто худшее. Возле дома стояла Ами Монктон и тоже смотрела на меня,  но
спокойно, без всякого выражения. Ее ноги не касались  земли.  Она  будто
парила в воздухе. Я  закрыл  руками  лицо  и  впал  в  непродолжительное
забытье. Когда я очнулся, их уже не было.
   Миссис де Пейсер и Ами послали цветы на похороны  Шелби  и  сразу  же
уехали в Калифорнию. Хотя я уверен, что то, что я видел  в  день  смерти
Шелби, было галлюцинацией, я  сжег  эти  цветы.  После  этих  событий  и
появились мои картины "сверхъестественного периода", о которых я  сейчас
и пишу".
   Дон посмотрел на Рики и Сирса.
   - Я сам прочитал это только  сегодня.  Видите,  что  я  подразумевал,
когда я говорил, что они любят выставлять себя напоказ? Они хотят, чтобы
их жертвы знали или хотя бы подозревали, с кем имеют дело. Роберт Моубли
пережил шок и создал свои лучшие полотна; Альма  хотела,  чтобы  я  знал
это, и специально рассказывала мне про Новый Орлеан и Флоренс де Пейсер.
Она убила того мальчика, как моего брата.
   - А почему она до сих пор не убила нас? - спросил Сирс. - У нее  были
все возможности. Я даже сейчас не верю в то, что вы нам рассказали,  но,
если даже это так, почему она ждет? Почему мы трое еще живы?
   Рики откашлялся.
   - Актриса Эдварда сказала  Стелле,  что  я  хороший  враг.  Теперь  я
понимаю. Она хочет, чтобы мы наконец поняли, кто нам противостоит.
   - Мы поняли, - сказал Дон.
   - У вас есть план?
   - Нет, только кое-какие идеи. Я сейчас вернусь в отель, соберу вещи и
перееду  сюда.  Может  быть,  в  записях  моего  дяди   мне   встретится
необходимая информация. И еще я  хочу  проникнуть  в  дом  Анны  Мостин.
Надеюсь, вы пойдете со мной. Там мы можем что-нибудь  найти.  Не  думаю,
что они будут нас там ждать. Они знают, что  туда  мы  придем  в  первую
очередь.
   Дон посмотрел на Сирса и Рики.
   - И еще одно. Сирс спрашивал, что было  бы,  если  бы  вы  застрелили
рысь. Так вот, на этот раз мы сделаем это. Застрелим рысь, чего  бы  это
ни стоило.
   Сирс Джеймс проворчал что-то неразборчивое. Рики спросил:
   - Так вы думаете, мы трое с Питером  Бернсом  сможем  положить  этому
конец?
   - Вряд ли, - ответил за Дона Сирс. - Но в конце концов,  за  этим  мы
его и пригласили.
   - Может скажем кому-нибудь? -  спросил  Рики.  -  Попытаемся  убедить
Хардести?
   - Тогда мы кончим психушкой, - сказал Сирс.
   - Пускай думают, что это марсиане. Сирс прав.  Но  я  скажу  вам  еще
одно.
   - Что?
   - Держу пари, что ваша секретарша завтра не выйдет на работу.
   Когда старики ушли, Дон подбросил дров в камин и сел на  диван.  Пока
за окном падал снег и завывал ветер,  он  вспомнил  теплую  ночь,  запах
горящих листьев, чириканье воробьев и бледное любимое лицо, глядящее  на
него сияющими глазами. И обнаженную девушку, смотрящую в темное  окно  и
произносящую слова, которые он теперь  понял:  "Ты  дух".  Ты,  Дональд.
Именно ты. Это и случается во всех историях с привидениями.

II

ГОРОД В ОСАДЕ

   Нарцисс плакал, глядя на свое отражение в воде.
   Друг спросил, почему он плачет, и Нарцисс ответил:
   "Я плачу оттого, что потерял невинность".
   Друг сказал:
   "Ты мог бы найти причину и получше".

Глава 1

   В Милберне декабрь, близится Рождество. У  города  долгая  память,  и
этот месяц всегда  связан  с  определенными  вещами  -  с  конфетами  из
кленового сахара, с катанием на коньках по замерзшей реке,  с  елками  в
витринах магазинов. В декабре, под несколькими  дюймами  снега,  Милберн
всегда выглядит празднично, немного сказочным. На площади всегда  ставят
большую  елку,  и  Элинор  Харди  украшает  фасад  отеля   разноцветными
огоньками. Дети  водят  хороводы  вокруг  Санта-Клауса  в  универсальном
магазине, и только взрослые замечают, что Санта-Клаус выглядит и пахнет,
как Омар Норрис (декабрь примирял Омара не только с женой, но и с  собой
- он прекращал пить до конца праздников). Hopберт Клайд, как и его отец,
выводил за город старые сани, чтобы все дети могли  узнать,  как  звенят
настоящие серебряные колокольчики, и испытать, каково мчаться за  -парой
добрых коней в искристом облаке снежной пыли. А Элмер  Скэйлс,  как  его
отец, открывал ворота и пускал детей и взрослых скатываться на санках  и
лыжах с холма, стоящего на границе его владений. Многие жарили  каштаны,
а милбернские хозяйки оживленно  обменивались  рецептами  рождественских
блюд. Мясников заваливали заказами на двадцатифунтовых индеек. Школьники
клеили на окна елочки и снежинки из цветной бумаги,  а  Хэмфри  Стэлледж
увешивал свой бар красными  и  зелеными  лампочками.  Старшие  забросили
уроки за игрой  в  хоккей  и  думами  о  пластинках,  которые  купят  на
праздничные презенты от дядь и теть. Кивани и Ротари-клуб  устраивали  в
бильярдной отеля Арчера собрания с барменами, специально привезенными из
Бингемтона, и со сбором денег на благотворительные цели.
   В этом году еще были и собрания, и  елки,  но  Милберн  стал  другим.
Люди, встречаясь в магазине, говорили не: "Как здорово, столько снега на
Рождество", - а: "Надеюсь, нас не засыплет совсем". Омар Норрис все  дни
проводил за уборкой снега и даже не  вынимал  свой  наряд  Санта-Клауса.
Хардести с помощниками водрузили на площади громадную  елку,  но  Элинор
Харди не стала украшать отель, и вообще у нее был такой вид, что  редкие
туристы  предпочитали  останавливаться  где-нибудь  в  другом  месте.  И
Норберт Клайд в первый раз не вывез из сарая свои сани: с тех  пор,  как
он увидел возле дома странное существо, он впал в  какую-то  апатию.  Он
сидел у Хэмфри и разглагольствовал, что властям лень оторвать задницы от
стульев и что будь люди поумней, они присмотрелись бы к Элмеру  Скэйлсу,
который не открывает ворот, а продолжает сидеть по ночам у окна с ружьем
на коленях. Его дети катались с холма одни, но  это  было  не  то.  Снег
падал днем и ночью.
   В середине месяца закрылись школы; в  высшей  школе  вышла  из  строя
система отопления, а инженер из Бингемтона не мог  пробраться  в  город.
Начальная школа просто  не  могла  собрать  учеников;  после  того,  как
школьный автобус дважды застревал в  снегу,  многие  родители  перестали
отпускать детей из дома. Люди возраста Рики или Сирса вспоминали суровые
зимы 6-го и 7-го, когда замерзал даже бензин в  бензобаках  и  некоторые
замерзли до смерти, в том числе и Виола  Фредериксон  с  ее  каштановыми
волосами и экзотическим лицом.
   Милберн в этом декабре походил уже не на  деревню  на  рождественской
открытке, а на город  в  осаде.  Лошади  сестер  Дедэм,  всеми  забытые,
околели от голода в своих стойлах. Люди же все больше сидели  по  домам.
Филипп Нейглер, один из недавних жителей города, зверски избил свою жену
после того, как сломалась его машина. Ронни  Байрем,  племянник  Харлана
Баутца, отставной моряк, сломал нос какому-то человеку в баре в ответ на
совершенно безобидную реплику. Двое юнцов, Билли Байрем (брат  Ронни)  и
Энтони Ортега, избили у кинотеатра мальчишку,  который  разговаривал  во
время фильма "Ночь живых  мертвецов".  Все  молодые  пары,  запершись  в
домах, ругались из-за детей, из-за денег, из-за  того,  какую  программу
смотреть по телевизору. Священник пресвитерианской церкви Святого  Духа,
где когда-то служил отец Льюиса, однажды  всю  ночь  просидел  в  храме,
плакал и молился, потому что ему показалось, что он теряет рассудок - он
видел в окно младенца Иисуса в лохмотьях, который взывал к нему и просил
выйти.
   А в магазине "Лавр" Рада Флэглер вцепилась в  волосы  Битси  Андервуд
из-за последних трех банок тыквенного пюре;  машины  не  могли  подвести
заказы и продукты поступали с перебоями.  В  Холлоу  безработный  бармен
Джим Блазек зарезал мулата-повара по  имени  Вашингтон  де  Соуза  из-за
того, что бритый парень, одетый, как моряк, сказал  ему,  что  де  Соуза
спал с его женой.
   За  шестьдесят  два  дня,  с  1  декабря  по  31  января,  в   городе
естественной  смертью  умерли  десять  человек:  Джордж  Флейшнер  (62),
сердечный приступ; Уйти Рудд (70), недоедание; Гэбриел Фиш (58),  разрыв
сердца; Омар Норрис (61), разрыв сердца; Мэрион Лесаж (73), удар;  Этель
Берт (76), болезнь Ходжкина; Дилан Гриф-фен (5 месяцев), переохлаждение;
Харлан Баутц (55), сердечный приступ;  Нетти  Дедэм  (81),  удар;  Пенни
Дрэгер (18), шок. Большинство из этих смертей пришлось на  период  самых
сильных снегопадов, и тела умерших складывали в камерах тюрьмы -  машина
из морга не могла пробиться в Милберн.
   Город замер, прекратилось даже катание  на  коньках.  Сперва  дети  и
подростки еще выходили на лед замерзшей  реки:  они,  конечно,  вряд  ли
заметили смерть семерых стариков и старух, но  другая  потеря  не  могла
пройти незамеченной. Раньше лучше всех на льду выглядели  Джим  Харди  и
Пенни Дрэгер. Питер Берне тоже был неплох,  но  в  этом  году  и  он  не
выходил кататься на коньках. Пенни тоже  не  было  видно,  и  остальные,
устав каждое утро очищать лед от выпавшего за ночь снега,  оставили  это
занятие. Джим Харди не возвращался, и все больше людей  думали,  что  он
совсем не в Нью-Йорке.
   Однажды утром Билл  Уэбб  достал  из  чулана  свою  старую  хоккейную
клюшку, вышел к реке и тупо уставился на двухфутовый слой снега.  Хоккей
в эту зиму тоже умер.
   Кларк  Маллиген  так  и  не  достал  из  коробки  новые   диснеевские
мультфильмы, а всю зиму крутил фильмы ужасов.
   По вечерам в "Риальто" ходили по два-три зрителя, а иногда он сидел и
смотрел "Ночь живых Мертвецов" в одиночку.  По  субботам  зрителей  было
больше - в основном, школьников, которые смотрели этот фильм  не  первый
раз. Скоро он начал пускать их бесплатно  и  нес  убытки,  но  это  было
лучше, чем сидеть дома. Как-то он вышел из своей будки  и  увидел  Пенни
Дрэгер рядом с высоким наголо выбритым  мужчиной  в  темных  очках.  Тот
улыбнулся Кларку волчьим оскалом, и он поспешно вернулся в операторскую,
смертельно испугавшись.
   Многие горожане впервые видели такую злую погоду - казалось, она  так
и ждет случая убить их.  Если  не  сбивать  снег  с  крыш,  они  грозили
обвалиться и превратить дом в  вымороженную  скорлупу,  непригодную  для
жилья; ветер завывал вокруг домов, забирался в машины, свистел  в  ушах,
пытаясь добраться до редких прохожих и повалить их  в  сугроб.  А  после
того как Уолт Хардести опознал тела Джима Харди и Кристины Берне  и  все
узнали, в каком состоянии их  нашли,  горожане  вообще  почти  перестали
выходить из домов, предпочитая смотреть телевизор и гадать, какой  зверь
задрал красавца Льюиса Бенедикта. Город закрылся,  заперся  и  не  желал
ничего знать. Только четверо его жителей  понимали,  что  имеют  дело  с
врагом, куда более опасным, чем плохая погода.

Сентиментальное путешествие

Глава 2

   - Судя по новостям, в Буффало еще хуже, -  сказал  Рики,  скорее  для
того, чтобы просто что-то сказать. Сирс вел машину  в  своем  стиле:  от
дома Эдварда, где они подобрали Дона, они ехали со скоростью  пятнадцать
миль в час. На каждом повороте он отчаянно гудел, хотя прохожих почти не
попадалось.
   - Хватит болтать, Рики, - сказал он, в очередной раз нажимая гудок  и
поворачивая на север от Уит-роу.
   - Что ты гудишь, все равно никого нет.
   - Когда кто-нибудь выскочит, будет уже поздно.
   Дон сидел сзади, моля о том, чтобы светофор на другом  конце  площади
зажег зеленый свет, когда Сирс подъедет к нему - иначе они потеряют  еще
немного времени. Зеленые огни вспыхнули у них  перед  носом,  и  длинная
машина, как галеон, всплыла на Мэйн-стрит.
   Даже с включенными фарами они видели только светофоры  и  праздничные
огни на елке. Все остальное тонуло в зыбкой белизне. Несколько встречных
машин, которые Сирс встречал оглушительным гудением, напоминали  больших
бесформенных животных.
   - И что мы там будем делать? - спросил Сирс.
   - Просто посмотрим. Это может оказаться полезным, - Рики посмотрел на
Дона, и тот кивнул. - Думаю, ее там нет.
   - Ты взял оружие?
   - У меня его нет. А ты?
   Рики показал кухонный нож.
   - Глупо, я знаю, но...
   Дон не думал, что это так уж глупо - он пожалел, что не взял с  собой
нож, раз уж нет огнемета с парочкой гранат.
   - Интересно, о чем вы сейчас думаете? - спросил Сирс.
   - Я? - встрепенулся Дон.
   - Да-да.
   - Я вспомнил окончание школы.  Когда  мы  выбирали  колледж,  учителя
много говорили нам о Востоке. Для школы считалось  престижным,  если  ее
выпускники уезжали учиться в Гарвард, или Принстон,  или  даже  Корнелл.
Эти названия произносили так, как мусульмане произносят "Мекка".  И  вот
мы здесь.
   - Так вы тоже уехали на Восток?
   - Нет. Я жил в Калифорнии, где верят  в  мистицизм.  Они  не  сжигают
ведьм, а приглашают их на телевидение.
   - Омар не проезжал по Монтгомери-стрит, - сказал Сирс; Дон повернулся
к окну и увидел, что они уже доехали до улицы,  где  жила  Анна  Мостин.
Сирс был прав. На Мэйпл, где они ехали,  снег  был  всего  в  два  дюйма
глубиной - белая река меж двух высоких берегов.  На  Монтгомери  сугробы
были глубиной не менее четырех футов.
   Сирс выключил зажигание.
   - Дальше мы не проедем.
   Они вышли на улицу. Сирс поднял свой меховой воротник и вздохнул.
   - Подумать только, я боялся лезть в снег глубиной три дюйма над полем
нашего Виргилия.
   - Как не хочется снова лезть в этот дом, - сказал Рики.
   Они могли видеть его за снежной завесой.
   - Никогда раньше не вламывался в дом, - сказал Сирс. - Как вы  хотите
туда проникнуть?
   - Питер сказал, что Джим Харди разбил стекло на  задней  двери.  Все,
что нужно - влезть туда и открыть дверь.
   - А если они нас там поджидают?
   - Тогда будет драчка похлеще, чем у сержанта Йорка, - сказал Рики.  -
Вы помните сержанта Йорка, Дон?
   - Я не помню даже Оди Мерфи.
   Пошли, - Дон шагнул в снег. Его лоб был таким холодным, будто к  нему
приложили кусок железа. Рики двинулся за ним; последним шел Сирс, пыхтя,
как кит.
   Снег доходил им до колен. Дон понял, что старики ждут, чтобы он начал
первым, и решительно направился к  Дому  Анны  Мостин.  Они  дошли  туда
только через двадцать минут.  Потом  стояли  у  фасада  и  смотрели,  не
решаясь войти.
   - Внутри по крайней мере теплее, - сказал Дон.
   - И все же не хочется туда входить, - очень тихо повторил Рики.
   - Ты уже говорил это, - проворчал Сирс. - Что, назад?
   - Да.
   Дон снова пошел вперед, слыша  сзади  пыхтение  Рики,  продирающегося
через снег, который здесь был еще глубже. Как Джим Харди и Питер  Берне,
они остановились, заглянули в  боковое  окно  и  увидели  пустую  темную
комнату.
   Сзади Дон быстро обнаружил разбитое стекло, влез в  него  при  помощи
Рики с Сирсом и открыл дверь кухни.
   - Пошли скорее, - тяжело дыша, потребовал Сирс. - Мне холодно.
   Это было  одно  из  самых  храбрых  заявлений,  которые  Дон  слышал.
Необходимо было проявить ответную храбрость. Он толкнул дверь.
   - Ну вот, мы снова здесь, -  сказал  Рики.  -  Через  пятьдесят  лет.
Давайте не расходиться.
   - Боишься, Рики? - осведомился Сирс,  стряхивая  снег  с  ботинок.  -
Лично я не поверю в здешних духов, пока не увижу сам.  Вы  можете  пойти
наверх, а я посмотрю внизу.
   - Ладно, - сказал Дон. - Я тоже удивлюсь,  если  мы  кого-нибудь  тут
найдем. Давайте начнем.
   Сирс на этот раз шел впереди.
   - Давайте, давайте. Чем раньше мы закончим и  выберемся  отсюда,  тем
лучше.
   Дон уже был на лестнице, но Рики повернулся и взглянул на Сирса:
   - Если что-нибудь увидишь, кричи.

Глава 3

   Дон и Рики поднимались по лестнице.
   - Здесь все не то, - сказал Рики. - Тогда все было просто  прекрасно.
Внизу и наверху, где была ее комната.
   - У Альмы тоже было очень красиво, - сказал Дон.  Они  слышали  внизу
шаги Сирса. Рики вдруг изменился в лице.
   - Что с вами?
   - Ничего.
   - Скажите. У вас все лицо перекосилось.
   - Я вспомнил. Этот дом снился  нам  в  страшных  снах.  Голые  стены,
пустые комнаты и кто-то ходит внизу.  Как  сейчас  Сирс.  А  мы  были  в
спальне наверху, - он указал на потолок. - Надо  пойти  туда.  Я  должен
увидеть эту комнату. Может, это остановит кошмары.
   - Я с вами.
   Когда они дошли до площадки, Рики опять остановился.
   - А Питер не говорил, где... - он показал на темное пятно на стене.
   -  Где  Бэйт  убил  Джима  Харди?  -  докончил  Дон.  -  Давайте   не
задерживаться, прошу вас.
   - Слушайте, давайте, я пойду наверх, а вы осмотрите комнаты  на  этом
этаже? Так будет быстрее. Я тоже хочу поскорее выбраться отсюда. Если  я
что-то найду, я вас позову.
   Дон кивнул и направился к старой спальне Евы Галли.
   Там было пусто и темно; потом послышался шум невидимой толпы,  шепот,
шелест бумаг. Дон нерешительно шагнул вглубь комнаты, и дверь за  ним  с
треском захлопнулась.
   - Рики? - он знал, что его голос не громче, чем  этот  шепот  вокруг.
Стало светлее, стены исчезли, и Дон  увидел,  что  находится  в  гораздо
большей  комнате.  Холодные  губы  коснулись  его  уха  и  чей-то  голос
произнес: "Добро пожаловать". Он молниеносно развернулся  туда  и  нанес
удар. Кулак просвистел в воздухе.
   В ответ кто-то пнул его, и он  упал  на  четвереньки.  Руки  нащупали
ковер, а глаза увидели его цвет - темно-синий. Стало совсем светло.  Дон
поднял голову и увидел седого человека в пуловере под  цвет  ковра  и  в
черных блестящих тапочках. Человек благодушно улыбнулся и  протянул  ему
руку; сзади передвигались еще какие-то люди. Дон понял, кто это.
   - Упал, Дон? Вставай. Рад тебя видеть. Мы все тебя ждем.
   - Я знаю вас. Вы Роберт Моубли.
   - Конечно. Ты читал мои мемуары. Хотя я не согласен с твоими оценками
моего стиля, но ничего. Можешь не извиняться.
   Дон осмотрел комнату: большой зал с натертым паркетным полом, в конце
которого  возвышалась  небольшая  сцена.  Бледно-розовые  стены  уходили
высоко,  как  в  церкви.  Дверей  не  было  видно.  В   зале   собралось
пятьдесят-шестьдесят  человек,  похоже,  на  вечеринку,  -   в   глубине
размещался маленький бар. Дон увидел Льюиса Бенедикта в куртке хаки и  с
бутылкой пива.  Он  говорил  с  пожилым  мужчиной  в  сером  костюме,  с
трагическим выражением глаз - должно быть, доктором Джеффри.
   - Здесь должен быть ваш сын, - сказал Дон.
   - Джеффри?
   Конечно. Вон он, - он указал на мальчика в  толпе,  который  в  ответ
улыбнулся им. - Мы собрались здесь по важному поводу.
   - И ждете меня?
   - О, Дональд, без тебя вообще ничего бы не состоялось.
   - Я сейчас уйду.
   - Ну что ты! Ты просто обязан посмотреть это шоу. И не  бойся,  никто
здесь не причинит тебе вреда. Это же чистое развлечение.
   - Идите к черту. Это все она нагородила.
   - Кто? Ами Монктон?
   Бросьте, она всего-навсего ребенок. Ты даже...
   Но Дон уже шел к стене.
   - Зря ты это, мой мальчик, - крикнул вслед ему Моубли. - Ты все равно
останешься с нами до конца.
   Дон ощупывал руками стену, пока все находящиеся в  зале  смотрели  на
него. Стена была покрыта чем-то вроде материи, но под ней  чувствовалась
твердая и холодная поверхность, похожая на железо. Он  провел  по  стене
рукой - никаких углублений, никаких скрытых дверей.
   Невидимые огни померкли.  Двое  мужчин  подхватили  его  за  локти  и
потащили на сцену, освещенную единственным лучом света. Там стояла доска
с наклеенными плакатами. Один из них гласят:
   ПРЕЗЕНТАЦИЯ  ФИРМЫ  "ЗАЯЧЬЯ  ЛАПКА  И  ДЕ  ПЕЙСЕР"   Невидимая   рука
перевернула плакат.
   КРАТКОЕ  ВСТУПИТЕЛЬНОЕ  СЛОВО  НАШЕГО  СПОНСОРА  Занавес  отдернулся,
открыв  экран  телевизора,   на   котором   стали   появляться   цветные
изображения.  Потом  картинка  вдруг  вышла  из  экрана,  и  он   увидел
Монтгомери-стрит как бы сверху, с  крыши  дома  Анны  Мостин.  По  улице
пробирались он, Сирс Джеймс и Рики Готорн. Потом их лица крупным планом:
обледенелые брови,  красные  щеки.  Они  походили  на  солдат  неведомой
арктической войны. Было видно, что Рики сильно замерз - там, у дома. Дон
этого не заметил.
   Потом он лез через разбитое стекло. Потом они втроем ходили по  дому.
Потом Дон и Рики поднимались по лестнице,  и  Рики  указал  на  кровавое
пятно, его лицо  исказилось  болью.  Потом  они  разделились,  и  камера
показала Дона, открывающего дверь в спальню.
   Дон смотрел, как Рики поднимается по ступенькам, проходит по  коврику
и входит в первую дверь.
   Вот он внутри - камера разглядывает его, как  затаившийся  зверь.  Он
раскрывает рот, и глаза его расширяются -  это  комната  кошмара.  Потом
камера или то, что на ней, прыгает. Две руки хватают Рики за  горло,  он
борется, но руки душат его, и  Рики  умирает,  не  по-телевизионному,  а
по-настоящему, некрасиво: его спина выгибается,  из  носа  и  рта  течет
жидкость, лицо начинает чернеть.
   "Питер Берне говорил, что они могут заставить вас видеть всякие вещи,
- подумал Дон, - что они сейчас и делают..."
   Рики Готорн умер на его глазах, на цветном телеэкране.

Глава 4

   Рики заставил себя открыть дверь в первую спальню наверху.  Лучше  бы
он сидел дома со Стеллой - она потрясена смертью Льюиса, но еще не знала
об истории Питера Бернса.
   "Может, сейчас все кончится", - подумал он и переступил порог.
   Он застыл на месте, даже дыхание замерло у него на  губах.  Это  была
комната из его сна,  и  каждый  атом  в  ней  был  наполнен  страхами  и
мучениями членов Клуба Чепухи. Здесь они потели и холодели от ужаса,  на
этой постели каждый из них бился, не в силах двинуться с места.  Комната
ждала их смерти, она была эмблемой смерти и ее символом.
   Он вспомнил, что Сирс спускается в подвал. Но сейчас  из  подвала  не
лезло никакое страшилище и на кровати не лежал  потный  испуганный  Рики
Готорн. Он медленно повернулся.
   Опять никого. Только маленькое зеркальце на стене.
   ("Свет мой, зеркальце, скажи.., кто на свете  всех  страшнее?")  Рики
подошел к зеркалу. Повешенное напротив окна, оно отражало  кусок  серого
неба, с которого сыпались хлопья снега.
   Когда он приблизился, его лица  коснулся  легкий  ветерок.  Потом  он
почувствовал на щеке что-то мокрое. Снег.
   Но это было не просто окно на улицу, и он сейчас же в этом убедился.
   Перед ним возникло знакомое лицо. Это был Элмер Скэйлс, прыгающий  по
сугробам с ружьем в руках. Он был весь в  крови,  лицо  с  оттопыренными
ушами исхудало до состояния черепа, но что-то  в  его  глазах  заставило
Рики подумать: "Ну вот, он увидел что-то  прекрасное,  он  всегда  этого
хотел". Элмер дико закричал что-то, поднял ружье  и  выпалил  во  что-то
маленькое, застывшее на окровавленном снегу...
   Потом Элмер и его жертва исчезли и он увидел спину Льюиса. Перед  ним
стояла нагая женщина, одними  губами  выговаривая  слова:  "Писание,  ты
видишь Писание в этом болоте, Льюис?" Женщина была незнакомой,  но  Рики
видел желание на ее мертвом лице  и  понял,  что  это  жена  Льюиса.  Он
попытался отвернуться, но не смог.
   Потом женщина потянулась к Льюису и все исчезло. Рики  увидел  Питера
Бернса в каком-то здании, которое  он  не  мог  узнать.  Над  ним  навис
человеко-волк, улыбаясь своими ужасными зубами. На этот раз  видение  не
расплывалось, и Рики ясно  видел,  как  чудовище  схватило  оцепеневшего
Питера, перегрызло ему горло и начало пировать.

Глава 5

   Сирс Джеймс изучил нижние комнаты и ничего не нашел; он подумал,  что
и в остальной части дома ничего нет. Только в одной комнате стоял пустой
чемодан. Он вернулся в холл, услышал, как Дон бесцельно бродит  наверху,
и заглянул на кухню. По полу тянулись их собственные  мокрые  следы.  На
столе стоял стакан с водой. Сирс оглядел пустые полки и вышел в холл.
   Теперь Дон наверху шарил по стенкам. Ищет тайник, -  подумал  Сирс  и
покачал головой. Они все еще живы, и это доказывает, что Ева  исчезла  и
ничего не оставила после себя.
   Он открыл дверь в подвал. Деревянные ступени  вели  в  темноту.  Сирс
повернул выключатель и внизу вспыхнула  лампочка.  Она  освещала  только
верх лестницы, и Сирс решил, что подвал не использовался.
   Он спустился вниз и заглянул в темноту. Похоже на обычный милбернский
подвал, футов семи высотой, выложенный  бетонными  плитами.  Вдоль  стен
стояли старый бак для горячей воды, ржавые умывальники и что-то еще.
   Сверху послышался шум и сердце Сирса замерло:  ой  нервничал  гораздо
больше, чем хотел показать. Он прислушался, но ничего не услышал.
   "Иди сюда, Сирс, и мы поиграем".
   Сирс сделал шаг и увидел, как его гигантская тень  на  стене  шагнула
следом.
   "Иди сюда, Сирс".
   Он не слышал этих слов, но подчинялся команде, давящей на его мозг.
   "Посмотри, какие игрушки, я для тебя приготовила".
   Он шагнул на бетонный пол и почувствовал легкую дрожь удовольствия  -
не своего.
   Сирс осмотрелся, боясь нападения из темноты. Подвал был  пуст.  Нужно
было осмотреть углы и выйти для этого из спасительного круга света.
   Он пошел вперед, жалея, что не взял с собой нож. Потом остановился.
   - О, Боже, - сказал он.
   Навстречу ему, близоруко щурясь, выступил Джон Джеффри.
   - Сирс, дружище, - проговорил он голосом, лишенным всякого выражения.
- Хорошо, что ты здесь. Они сказали, что ты придешь, но не знал...
   - Не подходи ко мне.
   - Я видел Милли, - сказал Джон. - И знаешь, она  не  пустила  меня  в
дом. Но я предупредил ее. В смысле, я  просил  ее  предупредить  тебя  и
других. О чем-то. Не помню...
   Он поднял голову и улыбнулся.
   - Я вышел. Это ведь говорил тебе Фенни в твоей истории? Да, я  вышел,
а Милли.., не пустила меня.., ох, - он поднес руку ко лбу. -  Ох,  Сирс.
Это так ужасно. Ты не можешь мне помочь?
   Сирс отступал от него, не в силах ничего сказать.
   - Пожалуйста. Это так глупо - снова здесь. Они заставили  меня  ждать
тебя тут. Прошу тебя, Сирс, помоги мне. Слава Богу, что ты пришел.
   Джеффри вышел на свет, и Сирс увидел его босые  ноги  и  серую  пыль,
покрывшую его лицо и протянутые к нему руки. Глаза его тоже были покрыты
слоем пыли и засохших слез, и Сирс, вспомнив  рассказ  Питера  Бернса  о
Льюисе, почувствовал скорее жалость, чем страх.
   - Да, Джон, -  сказал  он,  и  Джеффри,  ничего  не  видя  при  свете
лампочки, повернулся на его голос.
   Сирс пошел к нему, в последнюю секунду  зажмурив  глаза.  Его  пальцы
закололо, послышался странный звон, и,  когда  он  открыл  глаза,  Джона
перед ним не было.
   Он споткнулся о ступеньки и упал, больно ударившись. Так вот они,  ее
игрушки! Он встал, заслоняясь рукой от внезапного  нападения.  Скоро  он
понял, почему Джеффри говорил "мы". В углу лежала груда тряпья,  странно
похожая на тело одной из овец Элмера Скэйлса. Подойдя ближе,  он  увидел
торчащую руку, прядь светлых волос, а потом узнал пальто Кристины Берне.
   Тут он наконец закричал, потом, овладев собой, бросился к лестнице  и
начал громко, уже не стесняясь, звать Дона и Рики.

Глава 6

   - Значит, вы их нашли, - сказал Хардести. - Вид у вас не из лучших.
   Сирс и Рики сидели на диване в доме Джона Джеффри, Дон расположился в
кресле напротив. Шериф в неизменной ковбойской шляпе ходил  взад-вперед,
пытаясь не показывать своего раздражения.  Его  мокрые  следы  на  ковре
вызывали гневные взгляды Милли Шизн, пока  Хардести  не  отослал  ее  из
комнаты.
   - Вы же знаете, - сказал Сирс.
   - Знаю. Никогда не видел таких трупов. Даже Фредди Робинсон  выглядел
лучше. Вы видели когда-нибудь такие, Сирс Джеймс?
   Сирс покачал головой.
   - Правильно. И никто не видел. А ведь мне придется держать их у  себя
в тюрьме, пока труповозка их не заберет, и мне, бедному  сукиному  сыну,
придется писать акт опознания. Вам бы это понравилось?
   - Это ваша работа, Уолт.
   - Черт. Моя работа! Моя работа - найти, кто такое с ними  сделал,  не
так ли? Вы ведь нашли их совершенно случайно?  Просто  влезли  в  первый
попавшийся дом и немного там порылись? Черт, мне надо  бы  запереть  вас
троих в одной камере с ними. Да еще с  разорванным  на  кусочки  Льюисом
Бенедиктом, с ниггером де Соуза и с малышом  Гриффенов  который  замерз,
из-за того, что его родители-хиппи не наскребли денег на отопление.  Вот
что мне надо сделать, - Хардести, уже не в силах сдерживаться, плюнул  в
камин.
   - Господи, я же живу в этой чертовой тюрьме, почему бы и вам  там  не
пожить?
   - Уолт, остыньте, - сказал Сирс.
   - Да-да. Если бы не ваши годы, я бы сделал это, будьте уверены.
   - Я говорю, Уолт, - терпеливо сказал Сирс, - что если  вы  на  минуту
перестанете нас оскорблять, мы скажем, кто убил  Джима  Харди  и  миссис
Берне. И Льюиса.
   - Так говорите, черт возьми!
   Воцарилось молчание.
   - Ну что же вы?
   - Это женщина, называющая себя Анна Мостин.
   - Ага. Чудесно. Анна Мостин. Это ее дом, значит,  это  она.  Молодцы.
Значит, это она высосала их, как  сырые  яйца?  Чудесно.  И  кто  же  их
держал, пока она это делала?
   - Ей помогал человек, называющий себя  Грегори  Бэйт  или  Бентон.  А
теперь держите себя в руках, Уолт, потому что мы собираемся сказать  вам
кое-что необычное. Бэйт умер пятьдесят лет назад. А Анна Мостин...
   Он прервался. Хардести зажмурил глаза.
   Продолжил Рики:
   - Шериф, вы были правы.
   Помните овец Элмера  Скэйлса?  Вы  еще  говорили  о  других  подобных
случаях.
   Налитые кровью глаза Хардести дрогнули и открылись.
   - Это то же самое. Вернее, мы  так  думаем.  Но  теперь  они  убивают
людей.
   - Так кто  она,  эта  Анна  Мостин?  -  спросил  Хардести  деревянным
голосом. - Призрак? Вампир?
   - Что-то вроде этого, - ответил Сирс. - Оборотень.  "  -  И  где  она
сейчас?
   - Вот почему мы и пошли в ее дом. Пытались ее найти.
   - И все?
   - Все.
   - Да, никто не может так врать, как  столетний  адвокат,  -  Хардести
снова плюнул в камин. - Знаете, все, что я могу -  это  объявить  розыск
этой Анны Мостин. Вы трое можете  охотиться  на  вампиров  сколько  душе
угодно. И если  я  найду  настоящего  убийцу,  который  жрет  где-нибудь
гамбургеры с пивом, я вызову вас и рассмеюсь вам в лицо.  И  все  другие
тоже будут над вами смеяться. Вы это понимаете?
   - Понимаем, Уолт, - сказал Сирс. - И понимаем еще одно.
   - Что еще?
   - Что вы боитесь, шериф. Но вы не одиноки.

Разговор с Г

Глава 7

   - Так ты правда моряк, Г?
   - У мм.
   - И видел много всяких мест?
   - Ага.
   - А чего же ты так долго торчишь в Милберне? Где твой корабль?
   - Ушел в море.
   - А почему ты не хочешь заняться чем-нибудь, а только ходишь в кино?
   - Незачем.
   - Знаешь, а ты мне нравишься.
   - Умм. - Но  почему  ты  никогда  не  снимаешь  очки?  -  Незачем.  -
Когда-нибудь я их с тебя сама сниму. - Потом. - Обещаешь? - Обещаю.

Разговор со Стеллой

Глава 8

   - Рики, что с нами случилось? Что с Милберном?
   - Кое-что нехорошее. Я не хочу тебе сейчас говорить.  Подождем,  пока
все закончится.
   - Ты боишься.
   - Я боюсь.
   - Но и я боюсь оттого, что ты  боишься.  Ты  ведь  знаешь,  кто  убил
Льюиса?
   -Да.
   - Не говори мне, пожалуйста. Никогда не думала, что я такая  трусиха.
Я буду спрашивать, но, прошу тебя, не говори. Я только хочу знать, когда
это кончится.
   - Мы с Сирсом и с молодым Вандерли покончим с этим.
   - Только бы этот ужасный снег кончился.
   - Да. Но он не кончается.
   - Рики, я когда-нибудь делала тебе  больно?  -  Стелла  поднялась  на
локте и заглянула мужу в глаза.
   - Чаще, чем большинство жен. Но я  никогда  не  хотел  никого,  кроме
тебя.
   - Прости меня, Рики. Я не заботилась ни об одном мужчине так,  как  о
тебе. Ты знаешь, я со всем этим покончила.
   - Догадываюсь.
   - Он был жалкий тип. Только связавшись с ним, я поняла, как много  ты
для меня значишь. И я его прогнала. Он так кричал! Обзывал меня стервой.
   - Иногда ты ей действительно была.
   - Иногда. Но знаешь, он ведь сразу  после  этого  наткнулся  на  тело
Льюиса.
   - А-а. Я еще удивился, что он там делал.
   Они замолчали. Рики обнял жену за плечи, любуясь  ее  безукоризненным
профилем. Интересно, не будь она такой красивой, смог бы он жить  с  ней
так долго? Но к чему думать об этом - тогда она не была бы Стеллой,  вот
и все. .
   - Скажи, дорогой, какую женщину ты мог бы еще так любить?
   Рики засмеялся, и они смеялись еще довольно долго.

Глава 9

   Тянулись неподвижные  дни;  Милберн  застыл  под  слоем  снега.  Омар
Норрис, с бутылкой в  глубоком  кармане  куртки,  работал  втрое  больше
обычного, проходя иногда одну и ту же улицу по два-три  раза;  порой,  в
конце работы, он был так пьян, что засыпал прямо на сиденье,  в  гараже.
Номера "Горожанина" стопками громоздились в  редакции  -  почтальоны  не
могли доставить их по адресам. Наконец Нед Роулс закрыл газету на неделю
и распустил сотрудников домой. "В такую погоду -  заявил  он  им,  -  не
может случиться ничего, кроме самой погоды, так что желаю  вам  веселого
Рождества дома".
   Но кое-что случалось. Дюжины машин стали по дороге и были  похоронены
под снегом. Уолтер Берне заперся у себя, опорожняя бутылку за бутылкой и
смотря бесконечное шоу с выключенным звуком. Питер готовил ему  еду.  "Я
многое понимаю, - сказал он как-то сыну, - но этого я понять не могу". И
вернулся к своей бутылке. Как-то вечером Кларк Маллиген снял с  аппарата
ленту "Ночь живых мертвецов",  выключил  свет,  вышел  из  кинотеатра  и
наткнулся на занесенный снегом труп Пенни Дрэгер. Он потер ей  щеки,  но
это не могло вдохнуть в нее жизнь или изменить выражение  ее  лица  -  Г
наконец снял свои темные очки.
   А Элмер Скэйлс встретил своих марсиан.

Глава 10

   Это случилось накануне Рождества.  Для  Элмера  эта  дата  ничего  не
значила. Он, как и все предыдущие недели, продолжал сидеть с винтовкой у
окна, игнорируя праздничные хлопоты жены  и  отгоняя  детей,  когда  они
пытались его поздравить. В сочельник миссис Скэйлс и  дети  легли  спать
рано, оставив отца семейства в привычной позе - с ружьем на коленях и  с
тетрадкой на столе. При потушенном свете Элмер видел далеко,  до  самого
сарая. Снег доходил  до  талии,  застрянет  любой,  кто  придет  за  его
животными. Он научился писать в темноте:
   Летом старые деревья отражаются в  пруду,  или  Боже,  Боже,  что  за
работа быть фермером или Кто-то скачет по деревьям, но не белка, нет.
   Он знал, что это не стихи, что это вообще ничего не  значит,  но  все
равно  записывал  в  тетрадку.  Иногда  он  писал  туда   и   другое   -
воспоминания, разговоры с отцом: "Уоррен, можно, мы возьмем вашу машину?
Мы ее скоро вернем. К вечеру. Есть одно дело".
   Иногда ему казалось, что отец стоит рядом  и  что-то  ему  объясняет,
что-то насчет машины.
   "Посмотри на этих парней, сынок, разбили мою  машину,  загнали  ее  в
болото и теперь суют мне деньги, но где им понять, что для меня  значила
эта машина, они ведь не копили на нее пять лет", - старый,  надтреснутый
голос, который он слышал удивительно  четко.  Элмер  записал  эти  слова
рядом со стихами, которые небыли стихами.
   И тут он увидел что-то большое, идущее к нему  по  снегу,  сверкающее
глазами. Элмер уронил карандаш, вскинул ружье и уже готов был выстрелить
прямо в окно, когда понял, что неведомое существо  не  убегает,  а  идет
прямо к нему.
   Он вскочил, опрокинув стул  и  прицелился,  выжидая,  когда  существо
подойдет  поближе.  Оно  шло,  пробираясь  между  сугробов,  и  Элмер  с
удивлением заметил, что оно много меньше, чем ему вначале показалось.
   Оно подошло вплотную, прижалось лицом к стеклу, и Элмер  увидел,  что
это ребенок.
   Он опустил ружье, онемев от изумления. Застрелить ребенка он не  мог.
Лицо в окне глядело на него  с  выражением  испуга  и  страдания  -  оно
взывало к жалости. Своими желтыми глазами оно молило его выйти и помочь.
   Элмер подошел к двери, слыша позади голос отца, помедлил и решительно
повернул ручку.
   В лицо ему ударил холодный воздух со снежной пылью. Ребенок  стоял  у
окна, глядя на него.
   - Спасибо, мистер Скэйлс, - сказал кто-то.
   Элмер посмотрел назад и увидел высокого мужчину, стоявшего на  снегу,
не приминая его. Мужчина улыбался, лицо его было цвета слоновой кости, а
глаза сияли золотом.
   Он был самым прекрасным человеком из всех, виденных Элмером, и  Элмер
знал, что не застрелит его ни за что на свете, стой он тут с ружьем хоть
целую вечность.
   - Вы.., что...
   - Рад вам, мистер Скэйлс, - человек шагнул к нему.
   В его глазах сверкала великая мудрость.
   - Вы не марсианин, - сказал Элмер. Он уже не чувствовал холода.
   - Нет, конечно. Я часть тебя, Элмер. Ты же знаешь это?
   Элмер кивнул.
   Человек положил руку ему на плечо.
   - Я пришел поговорить с тобой о твоей семье. Ты ведь хочешь  пойти  с
нами, правда, Элмер?
   Элмер опять кивнул.
   - Но сперва нужно кое-что сделать. Боюсь, что ты плохо представляешь,
как вредят тебе все эти люди. Но я расскажу тебе.
   - Расскажите.
   - С удовольствием. Ты узнаешь, что нужно делать.
   Элмер кивнул еще раз.

Глава 11

   Чуть позже Уолт Хардести, проснувшись у себя в  офисе,  обнаружил  на
своем "стетсоне" новое пятно - заснув за столом, он опрокинул  недопитый
стакан и бурбон пролился в шляпу.
   - Черти, - пробурчал он, имея в виду помощников, потом вспомнил,  что
они ушли домой на Рождество и не вернутся еще два дня. Он поднял  стакан
и осмотрелся. Свет в комнате был странного бледно-розового оттенка - как
утром где-нибудь в прерии. Хардести  протер  глаза,  чувствуя  себя  тем
олухом из старой истории, который как-то заснул и проснулся  весь  седой
лет через сто.
   - Рип ван Сринкль, - пробормотал он, пытаясь оттереть шляпу  рукавом,
но пятно не желало  исчезать.  Во  рту  чувствовался  мерзкий  вкус.  Он
подошел к раковине, прополоскал рот и нагнулся к зеркалу.
   Действительно, Рип ван Сринкль - гнусное зрелище.  Он  уже  собирался
отойти, когда увидел в зеркале, что дверь в камеры открыта.
   Это было невозможно. Он отпирал эту  дверь,  только  когда  помощники
привозили очередной труп, ждущий отправки в морг графства. Последний раз
это была Пенни Дрэгер со смерзшимися  черными  волосами,  перепачканными
снегом и грязью. С тех пор прошло два дня, и дверь никто не открывал. Но
сейчас она была открыта,  как  будто  кто-то  из  покойников  высунулся,
увидел его за столом и спрятался обратно. Он  быстро  подошел  к  своему
столу, зачем-то выдвинул и задвинул ящик  и  направился  к  камерам.  За
первой дверью была другая, металлическая, и она тоже стояла открытой.
   - Иисусе, - сказал Хардести. Если у помощников были ключи  от  первой
двери, то эту мог открыть только он сам. Он схватился за  ключ,  который
по-прежнему висел у него на поясе, и некоторое время  смотрел  на  него,
словно пытаясь определить, мог ли он  открыть  дверь  сам.  Вдруг  дверь
захлопнулась, раздался тяжелый лязг металла.
   Он начал открывать ее, стараясь не оглядываться на камеры. Как назло,
вспомнилась история, которую ему рассказали  эти  полоумные  адвокаты  -
что-то из фильмов ужаса Кларка Маллигена.  Они  явно  что-то  знают,  но
скрывают за этой чепухой. Если бы они были помоложе, он бы...
   Из камер послышался шум.
   Хардести бросил  дверь  и  прошел  в  узкий  бетонный  коридор  между
камерами, тоже освещенный  странным  розовым  светом.  Тела  лежали  под
простынями, как мумии в музее. Никакого шума здесь быть  не  могло,  ему
просто почудилось.
   Он вдруг понял, что боится. Он не мог узнать всех, так много их было,
но кто находится в первой камере, он знал. Джим Харди  и  миссис  Берне.
Вряд ли они когда-нибудь еще смогут шуметь.
   Он заглянул в камеру через решетку. Тела лежали на полу  вдоль  стен,
накрытые простынями. Ничего особенного. "Подожди-ка", - сказал он  себе,
пытаясь вспомнить, когда их туда привезли. Он  же  положил  тело  миссис
Берне на койку, разве не  так?  "Постой  еще  минутку".  Даже  здесь,  в
холодном полуподвале, он вспотел. На койке лежал маленький белый сверток
- без сомнения, малыш Гриффенов.
   Но этого не могло быть. Он лежал в другой камере, с де Соузой.
   - А ну постой, - сказал он вслух. - Что за ерунда?
   Ему хотелось  запереть  двери,  вернуться  в  офис  и  открыть  новую
бутылку, но он толкнул дверь камеры и шагнул внутрь. Могло  быть  только
одно объяснение - кто-то из помощников зашел  сюда  и  зачем-то  поменял
тела местами... Но нет, они никогда не ходили сюда без него... Он увидел
прядь светлых волос Кристины Берне, выбившуюся из-под  простыни.  Только
что простыня была тщательно обернута вокруг ее головы.
   Он отшатнулся к двери, уже не в силах находиться здесь, и  только  на
пороге оглянулся. Все тела как-то неуловимо изменили положение, пока  он
стоял к ним спиной.  Он  попятился,  и  тут  из-под  простыни  на  койке
показалась безволосая головка младенца - гротескная пародия на рождение.
   Хардести выпрыгнул в темный коридор. Хотя он ничего толком не  видел,
у него было дикое чувство, что все тела в камере двигались,  как  только
он поворачивался спиной,  и  если  он  пробудет  там  еще  немного,  они
потянутся к нему, как магниты.
   Из крайней камеры, где никого не было, послышался сухой звук, похожий
на хихиканье. Хардести трясущимися руками схватил ключ,  кое-как  открыл
металлическую дверь и вывалился наружу, захлопнув дверь за собой.

Записи Эдварда

Глава 12

   Дон подошел к окну и в тревоге оглядел заснеженную Хэйвен-лэйн -  они
должны были прийти уже пятнадцать минут назад. Если  Сирс  повез  их  на
машине, они могли и опоздать, продираясь сквозь сугробы, но  по  крайней
мере были  в  безопасности.  Если  же  они  пошли  пешком,  Грегори  мог
обернуться кем-нибудь и приблизиться к ним.
   Дон отвернулся от окна.
   - Хочешь кофе? - спросил он Питера Бернса.
   - Нет, я в порядке. Они еще не идут?
   - Нет. Но они придут.
   - Ужасная ночь. Еще хуже, чем раньше.
   - Д уверен, они скоро явятся. Отец ничего не сказал, когда ты ушел из
дома под Рождество?
   - Нет, - у Питера был очень несчастный вид. - Он.., по-моему, он даже
не заметил, что я ушел. Дон вернулся к окну и всмотрелся в снежную даль.
- Кто-то едет.
   Питер подошел и встал рядом.
   - Да. Это они. Остановились.
   - Мистер Джеймс что, живет у мистера Готорна?
   - Они так решили. Так безопаснее, - они смотрели,  как  Сирс  и  Рики
вышли из машины и направились к дому.
   - Я хочу вам кое-что сказать, - сказал  Питер,  и  Дон  повернулся  к
нему. - Хорошо, что вы приехали.
   - Питер, если мы успели что-то предпринять, то только благодаря тебе.
   - Спасибо, - тихо сказал парень, и Дон понял, что если им  и  суждено
что-то сделать, то только вместе.
   - Входите, - сказал он двум  старикам.  -  Питер  уже  здесь.  Вы  не
замерзли, Рики?
   Рики покачал головой.
   - Более или менее, Дон. Что вы хотели нам сказать?
   - Я хотел, чтобы вы послушали записи моего дяди. Давайте  помогу  вам
снять пальто.
   Через минуту он уже вел их по коридору.
   - Я  немало  поработал,  прежде  чем  нашел  нужные  ленты.  Дядя  не
подписывал коробки, - он открыл дверь в  кабинет.  -  Вот  почему  здесь
такой беспорядок.
   Коробки с лентами и катушки загромождали пол  и  стопками  лежали  на
столе. Сирс снял со стула  коробки  и  сел.  Рики  и  Питер  уселись  на
складные стулья у стены.
   Дон подошел к столу.
   - Я думаю, у дяди Эдварда была какая-то картотека,  но  я  ничего  не
нашел. Пришлось перерыть все, пока я нашел ленты Мур. Если  я  еще  буду
писать, мне не придется изобретать сюжеты. Дядя  наворотил  тут  больше,
чем Вудворд и Бернстейн.
   - Во всяком случае вы их нашли, - Сирс вытянул ноги,  сбив  еще  одну
пирамиду коробок.
   - Давайте послушаем.
   - Напитки на столе. Они вам  понадобятся.  Выпейте,  -  пока  Рики  с
Сирсом наливали себе виски, а Питер открывал коку, Дон налаживал  дядины
магнитофоны.
   - Он просто включал аппарат и записывал все, что говорит человек.  Не
только во время специальных бесед, но и во  время  обеда  или  просмотра
телевизора - ему были важны любые реплики. А иногда человека, которым он
занимался, оставляли  наедине  с  включенным  магнитофоном.  Я  дам  вам
прослушать эту запись.
   Дон нажал на  кнопку  и  комнату  заполнил  голос  Эдварда  Вандерли,
исходящий из больших колонок над столом.
   - Так он бил вас из-за денег, которые вы тратили на уроки?
   Ответил голос девушки:
   - Нет. Он просто меня бил.
   - Что вы сейчас об этом думаете?
   Молчание. Потом другой голос сказал:
   - Может, нальете мне чего-нибудь? Мне трудно говорить об этом.
   - Конечно, я понимаю. Кампари с содой?
   - Вы помните. Как мило.
   - Я сейчас.
   Шум отодвигаемого стула, шаги. Хлопнула дверь.  За  время  паузы  Дон
поглядел на Рики и Сирса.
   Они напряженно вслушивались в шуршание ленты.
   - Мои старые друзья, вы слышите меня? - это был другой голос, старше,
суше. - Я приветствую вас.
   - Это Ева, - сказал Сирс. - Ева Галли.
   Его лицо выражало не страх, а гнев. Рики Готорн  съежился,  будто  от
холода.
   - Мы расстались так внезапно, что я хочу напомнить вам, что не забыла
вас. Тебя, дорогой Рики, и тебя Сирс - каким ты  стал  важным!  И  тебя,
красавчик Льюис. Как хорошо, что ты меня  слышишь!  Ты  ведь  так  и  не
узнаешь, что ты увидел бы в комнате той девочки, если бы не послал  туда
жену, а зашел туда сам. И старина Джон -  заранее  спасибо  за  чудесный
вечер. Я очень на нем повеселюсь и оставлю вам небольшой подарок в залог
будущих встреч.
   Дон снял катушку.
   - Не говорите пока ничего. Только слушайте.
   Он поставил другую катушку и нажал кнопку.
   Голос Эдварда Вандерли:
   - Не хотите ли передохнуть? Я могу сделать ленч.
   - Пожалуйста. Я посижу тут и посмотрю на ваши книги.
   Когда Эдвард вышел, в колонках вновь зазвучал голос Евы Галли.
   - Привет, мои старые друзья! О, с вами мой молодой друг?
   - Это я, - сказал Дон.
   - С вами Дон Вандерли? Дон, я рада буду снова тебя увидеть. Я  навещу
вас всех и лично поблагодарю за все хорошее, что вы для меня сделали.  Я
приготовила для вас кое-что необычное, - после этого она стала  говорить
медленно, отдельными фразами.
   - Я покажу вам места, где вы никогда не были.
   Я увижу, как жизнь уходит из вас, капля за каплей.
   Я посмотрю, как вы будете подыхать. Как клопы.
   Дон нажал "стоп".


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5] [6]

Страница:  [5]