Переход на главную | ||||||||||||
Жанр: ужасы, мистика
Страуб Питер - История с привидениями ПРОЛОГ. ПУТЬ НА ЮГ Переход на страницу: [1] [2] [3] [4] [5] [6] Страница: [6] - Есть еще одна лента, но, я думаю, вы поняли, зачем я пригласил вас сюда. Рики весь дрожал. - Она знала. Она знала, что мы соберемся здесь.., и будем ее слушать. Ее угрозы. - Но она говорила с Льюисом и Джоном, - заметил Сирс. - Значит, она знала не все. - Значит так. Она не предсказывает, а только хорошо организовывает. Она думала, что вы прослушаете это сразу же после смерти моего дяди. Что я тут же приеду. Когда этого не случилось, она в годовщину дядиной смерти убила Джона Джеффри. Тут я действительно приехал, как и предусматривалось ее планом. - И мы этому помогли, - сказал Рики. - Думаю, она и вызывала ваши сны. Она хотела, чтобы мы все собрались здесь, и она могла бы покончить с нами постепенно. А теперь послушайте последнюю ленту, - он поставил катушку. В колонках заговорил переливчатый южный голос: - Дон. Разве мы не хорошо проводили время? Разве мы не любили друг друга? Я очень не хотела покидать тебя - у меня разрывалось сердце, когда я уехала из Беркли. Помнишь запах горящих листьев, когда ты провожал меня домой, и как вдалеке лаяла собака? Это было так замечательно. Дон. И какой чудесный роман ты из этого сделал! Я гордилась тобой. Теперь ты снова близко ко мне, и я хочу тебя видеть. Я хочу, чтобы ты увидел все, что я хочу тебе показать, - не все эти истории про Тэкера Мартина и Х.Х.Х., а настоящую... Он выключил магнитофон. - Альма Моубли. Не думаю, что вам нужно слушать до конца. - Зачем она это делает? - спросил Питер. - Пытается убедить нас в своем всемогуществе. Чтобы мы боялись. Но эти пленки как раз доказывают, что она не всемогуща. Она может ошибаться. Значит, ее можно одолеть. - Ладно, пора домой, - сказал Рики. - Я имею в виду, домой к Рики. Пока прочие духи не захотели, чтобы мы и их послушали. Внезапно ему ответил Питер Берне: - Мистер Сирс, извините, но вы зря говорите с таким сарказмом. Вы бы не вели себя так, если бы сами видели их - видели, как они кого-то убивают. Дон ждал, что Сирс обрушится на юношу, но он молча допил виски и повернулся к Питеру. - Я видел их. Я знал Еву Галли и видел, как она ожила после смерти. И я знаю существо, убившее твою мать, и его младшего брата, который держал тебя. Очень давно, когда он был еще обычным школьником, я пытался спасти его от Грегори, как ты свою мать, и не смог. И, как ты, я слышал этот внутренний голос, который пытался меня заворожить. - Он встал и продолжал: - Я уже старик и говорю так, как я привык. Иногда я бываю груб. Но я надеюсь, ты проживешь с мое и сможешь понять причины этого, - он улыбнулся Питеру. - Сам будешь таким. "Если мне понадобится адвокат, - подумал Дон, - то только такой". Питер, казалось, понял и ответил улыбкой. - Не знаю, получится ли у меня. Оставшись один, Дон вернулся к магнитофону. Голос Альмы Моубли таился внутри, в катушке блестящей пленки. Он нажал кнопку. - ..Жизнь. Я покажу тебе все - у тебя ведь такая хорошая интуиция, лучше, чем у них всех. Даже Флоренс де Пейсер заинтересовалась тобой. Но что толку? Я, как и твоя Рэчел Варни, живу здесь с тех пор, когда этот континент освещали только жалкие костры, когда американцы ходили в шкурах и перьях, и даже тогда наши расы ненавидели друг друга. Вы, люди, внешне так горделивы и самоуверенны, а в глубине трусливы и скрываете все даже от самих себя. По правде говоря, мы ненавидим вас просто потому, что вы нам надоели. Мы могли переморить вас тысячи лет назад, но добровольно жили по глухим углам, довольствуясь мелкими омутами. Мы предпочитали обитать в вашем воображении, потому что только там вы интересны. Дон, боюсь, что ты недооцениваешь нас. Как можно бороться с облаком, со сном, с поэмой? Ты наделен богатым воображением и, когда ты видишь нас, ты всегда видишь что-то, извлеченное из его тайников. Но при всем при этом мы реальны, так же реальны, как ножи и пули - ведь и они могут быть орудием воображения, - и если мы пугаем, то пугаем до смерти. Вы все умрете, Дон. Сперва твой дядя, потом Льюис. Потом Сирс, потом Рики и, наконец, ты. Умрут все, кто захочет вам помочь. Фактически ты уже мертв. Тебе конец. И Милберну тоже, - теперь южный акцент пропал; исчезла даже женственность. Это был совершенно нечеловеческий голос - Я разрушу этот город, Дон. Мои друзья вырвут из него душу и разгрызут зубами его голые кости. Наступило шуршащее молчание. Дон выключил машину и снял катушку. Потом перенес все коробки в комнату и одну за другой кинул в камин, где они чернели и превращались в липкую черную смолу на поленьях. Одна за другой. Если бы Альма увидела его, она бы рассмеялась. "Ты уже мертв, Дональд". - Черта с два, - сказал он вслух. Альма десятки лет смеялась над ними, умело дирижируя их трагедиями, прячась под чужими личинами и выжидая момента, чтобы наброситься. "Тебе конец и Милберну тоже". - Если мы не покончим с тобой раньше, - сказал он в камин. - Если не застрелим рысь. III ПОСЛЕДНИЙ ИЗ КЛУБА ЧЕПУХИ Как можно бороться с облаком, со сном, с поэмой? Альма Моубли "А что такое невинность?" - спросил Нарцисс друга. "Это значит думать, что в твоей жизни могут быть тайны, - ответил тот. - Думать, что ты можешь что-то скрыть от зеркала". "Я понял, - сказал Нарцисс. - Это болезнь, а зеркало - лекарство от нее". Глава 1 Около семи утра Рики Готорн заворочался в постели и застонал. Его переполняла паника, чувство опасности, от которой нужно было немедленно бежать. - Рики? - тревожно позвала Стелла. - Ничего, ничего, - пробормотал он и сел. Окно казалось белым от падающего снега, хлопья были большими, как снежки. Сердце стучало: бум! бум! Кто-то в опасности, во сне он знал это, но теперь не мог вспомнить. Во всяком случае, он не мог оставаться в постели. - Что тебе опять приснилось, малыш? - прошептала Стелла. - Ничего. Все в порядке, Стелла, - он погладил ее по плечу и встал. Сунув ноги в тапочки, он надел халат и подошел к окну. - Дорогой, простудишься, иди в постель. - Не могу, - он протер глаза; дикое чувство не исчезало, продолжая биться в его груди, как раненая птица. Снег превратил задний двор дома в холмистую белую равнину. Этот снег напомнил ему снег в зеркале в доме Евы Галли и лицо Элмера Скэйлса, искаженное гневом, когда он стрелял во что-то маленькое, скорчившееся на снегу. Желудок Рики вдруг болезненно сжался. Он прижал руку к мягкой плоти внизу живота и снова застонал. Ферма Элмера Скэйлса - там и началась агония Клуба Чепухи. - Рики, что с тобой? - Я видел кое-что в зеркале, - сказал он, хотя для Стеллы это был явный нонсенс. - Что-то об Элмере. Мне нужно к нему на ферму. - Рики, сейчас семь утра. - Неважно. - Погоди. Сперва успокойся. - Да, - он уже выходил из спальни. - Постараюсь. Он рылся в вещах в своем шкафу (тревожное биение сердца не прекращалось, - бум! бум!), каждую минуту ожидая звонка. Потом поспешил вниз, цепляясь за перила. Сирс, уже одетый, в пальто с меховым воротником, вышел из кухни. Выражение холодного достоинства, присущее ему, исчезло, - теперь он выглядел таким же растерянным и испуганным, как сам Рики. - Ты здесь. Извини. - Я только что встал, - сказал Рики. - У меня странное чувство, и я хочу туда поехать. К Элмеру. - Да. Просто убедиться, что все в порядке. - Слушай, - давай сперва позвоним ему и поедем вместе. Сирс покачал головой. - Я сам. Так будет быстрее. - Погоди, - Рики взял Сирса за локоть и усадил на диван. - Нужно позвонить, и тогда решим, что делать. - Ерунда, - сказал Сирс, но остался сидеть, глядя, как Рики берет телефон. - Номер помнишь? - А как же, - Рики набрал номер. Звонок, еще один и еще. Десять звонков, потом двенадцать. Снова этот пугающий звук: бум! бум! - Бесполезно. Я поеду. - Сирс, еще очень рано. Может, они все спят. - В семь, - Сирс взглянул на часы. - В семь десять на Рождество? В доме, где пятеро детей? Не может быть. Что-то случилось, и, может быть, я еще успею предотвратить самое страшное. Я не могу ждать, пока ты соберешься. - Позвони хоть Хардести, чтобы он приехал. - Ты шутишь, Рики? Хардести? Ты же знаешь - Элмер на меня руки не поднимет. - Знаю. Но я боюсь, Сирс. Нельзя позволить ей разделить нас. Можно позвонить Дону и поехать всем вместе. Я тоже знаю, что случилось что-то ужасное, но если ты попытаешься остановить это один, будет еще хуже. Сирс поглядел на Рики сверху вниз. - Слушай, Стелла не простит мне, если я снова потащу тебя на холод. А Дон будет добираться до нас на машине не меньше получаса. Нельзя столько ждать. - Да, я вижу, тебя не переспорить. - Совершенно верно, - Сирс встал и начал застегивать пальто. - Что это вы расшумелись? - в дверях кухни стояла Стелла. - Стелла, уложи своего мужа в постель и согрей ему виски, пока я приеду, - сказал Сирс. - Не пускай его, Стелла. Он не должен ехать один. - Это срочно? - спросила она. - Очень срочно, - ответил Сирс, и Рики кивнул. - Тогда пусть едет. Только скорее. Сирс пошел к выходу, но на пороге обернулся и еще раз взглянул на Рики и Стеллу. - Я скоро вернусь. Не переживай, Рики. - Пойми, что, скорее всего, уже поздно. - Уже пятьдесят лет поздно, - сказал Сирс и вышел. Глава 2 Сирс надел шляпу и окунулся в самое холодное утро из всех, какие мог вспомнить. Уши и нос сразу защипало, чуть погодя онемел лоб, не защищенный шляпой. Он пошел к машине, заметив, что снега за ночь выпало не так много, и это значит, что у него есть шансы выехать на шоссе. Ключ застрял в замке; чертыхнувшись, Сирс начал отогревать его зажигалкой. Наконец оттаявший металл поддался и дверца открылась. Сирс втиснулся в машину и приступил к не менее трудному делу: стал заводить машину. Во сне он видел лицо Элмера Скэйлса, говорящего ему: "Не знаю, что я сделал, мистер Джеймс, но что-то не то, приезжайте, пожалуйста, очень вас прошу..." Мотор кашлял и чихал и наконец завелся. Сирс несколько раз дернул автомобиль взад-вперед, чтобы освободить его от снега, и выехал на улицу. - Лучше тебе этого не знать, Рики, - пробормотал он, думая о детских следах на снегу, которые он видел в окно по утрам. Первый раз, три дня назад, он задернул занавески, боясь, что Стелла будет пылесосить и заметит их; потом он понял, что Стелла не очень-то занимается хозяйством, ожидая, пока из Холлоу доберется приходящая прислуга. С каждым днем следы подходили все ближе, и сегодня утром, когда измученное лицо Элмера так бесцеремонно разбудило его, он обнаружил их на подоконнике. Когда Фенни доберется до лестницы дома Готорнов и начнет весело бегать по ней по ночам? Сегодня? Завтра? Если Сирс уведет его за собой, он может оттянуть этот момент. Перед ним опять появилось лицо Элмера, шепчущее: "Очень вас прошу, мистер Джеймс". Сирс отогнал видение и сосредоточился на дороге. "Линкольн" разрезал сугробы, как ледокол. Приятно было одно: в столь ранний час на улице не могло быть никого, кроме, разве что, Омара Норриса. Омар, похоже, работал всю ночь, поскольку центральные улицы были расчищены, и единственной опасностью там было поскользнуться и врезаться в засыпанную снегом машину. Сирс опять представил, как Фенни пробирается в дом, принюхивается, ищет живых, теплокровных... Но нет, окна в доме крепко закрыты. Может быть, ему нужно вернуться в дом Рики? Но он не мог этого сделать: голос Элмера звучал все громче, все более умоляюще: "О, Боже, я не могу понять, что я наделал?" Он повернул руль: впереди лежало шоссе, несколько миль опасного пути со снежными заносами и разбитыми машинами на обочине. "Господи, сколько крови... Похоже, они все-таки пришли, и теперь я боюсь, Сирс, ужасно боюсь..." Сирс прибавил скорость. Глава 3 На вершине холма он притормозил - дорога была еще хуже, чем он ожидал. Сквозь белую пелену он видел внизу на шоссе красные огни снегоочистителя Омара Норриса, едущего ужасно медленно. По бокам нависали девятифутовые сугробы - если он попытается объехать Омара, "Линкольн" наверняка завязнет. И тут же он испытал сильнейшее желание сделать это - на полной скорости скатиться с холма и, огибая снегоочиститель, врезаться в снег, как будто это нашептывал ему голос Элмера: "Скорее, мистер Джеймс. Вы мне очень нужны". Сирс нажал гудок, и Омар повернулся на своем высоком сиденье. Он, качаясь, выставил вверх палец, его лицо, покрытое замерзшим снегом, напоминало маску, и Сирс понял две вещи: Омар пьян и смертельно устал, и он хочет остановить его. Он понимал, что на скользком склоне "Линкольн" не сможет затормозить. Каркающий голос Элмера отвлек его внимание. Омар остановился, высунулся из кабины и наблюдал, как машина Сирса скользит вниз. Он махал рукой в сторону, как регулировщик. Сирс нажал на тормоза, уже понимая, что происходит, но машина продолжала катиться вниз. Ее словно подгоняло карканье Элмера. "Сирс.., нужны.., нужны". Потом он увидел бегущего к нему навстречу Льюиса Бенедикта в куртке хаки. "Сирс!" Сирс отпустил тормоз, нажал на газ, и машина, виляя из стороны в сторону, понеслась с холма. За бегущим Льюисом он видел застывшего в кабине Омара Норриса, который что-то кричал. "Линкольн" проехал сквозь фигуру Льюиса Бенедикта; Сирс закричал и изо всех сил вывернул руль влево. Машина развернулась и врезалась в снегоочиститель. Закрыв глаза, Сирс ощутил тяжелый удар и стукнулся головой о стекло; в следующую бесконечную секунду машина остановилась. Сирс открыл глаза и ничего не увидел. Голова болела; коснувшись лба, он почувствовал кровь. Потом он нашарил выключатель. Свет, включившийся в кабине, осветил разбитое лицо Омара Норриса, прижатое к ветровому стеклу. Пять футов снега держали автомобиль, как цемент. - Давай, братишка, - сказал звучный голос сзади. И маленькая рука с землей, набившейся под ногти, потянулась к горлу Сирса. *** Сирс сам удивился быстроте своей реакции; он отшатнулся, чувствуя боль в шее там, где ее коснулся Фенни. Машину заполнил запах мертвечины. Они сидели сзади, глядя на него горящими глазами, открыв рты. Его наполнили отвращение и гнев. Он не мог умереть покорно. Сирс дрался в первый раз за шестьдесят лет; его кулак врезался в скулу Грегори Байта и погрузился в мягкую, гниющую массу. Из разорванной щеки полилась сверкающая жидкость. - Так тебя можно ранить, - сказал Сирс. - Можно, клянусь Богом! Подвывая, они набросились на него. Полдень, Рождество Глава 4 Рики понял, что Хардести пьян, еще в начале разговора. К концу его он знал, что Милберн остался без шерифа. - Вы знаете, кто это сделал, - Хардести икнул. - Вы все знаете, Готорн. Скажите мне. - Я слушаю, Уолт. - Рики сидел на диване, глядя на Стеллу, уткнувшую лицо в ладони. Она потакала, потому что отпустила Сирса и даже не попрощалась, не обняла, не благословила. Дон Вандерли сидел на полу рядом с креслом Стеллы, обхватив руками колени. - Слушаете? Ну что ж, слушайте. Я был моряком, вы знаете это? В Корее. Три нашивки, черт возьми! - раздался треск - Хардести опрокинул стул или разбил лампу. - Три распроклятые нашивки. Можно сказать, герой. Но хрен с ним. Все, можно не ехать на эту чертову ферму. Сосед пришел в одиннадцать и нашел их всех. Элмер их всех убил. Перестрелял. А после этого улегся под своей елкой и отстрелил себе башку. Полиция штата увезла их на вертолете. А теперь скажите мне, Готорн, почему он это сделал. И скажите, как вы об этом узнали. - Потому что я однажды одолжил машину у его отца. Я знаю, что это звучит нелепо, Уолт. Дон оглянулся на Стеллу, но она не отнимала рук от лица. - Нелепо.., черт! Ладно, можете искать нового шерифа. Я смываюсь, как только расчистят дорогу. Поеду куда угодно отсюда. Впрочем, куда ехать? Это, что влезло в голову Скэйлсу, оно ведь может куда угодно придти, не так ли, мистер адвокат? Рики промолчал. - Вы можете называть это Анной Мостин или как-нибудь еще, мне плевать. Я хочу сказать, я всегда считал вас ослом, Готорн. Можете сами расхлебывать то, что вы заварили, вместе с вашими друзьями, если кто-нибудь из них еще остался. Я буду сидеть здесь, пока не расчистят дорогу, и пристрелю любого, кто подойдет близко. Вот и все. - А что с Сирсом? - спросил Рики, зная, что Хардести сам ничего не скажет. - Кто-нибудь видел Сирса? - А, Сирс Джеймс! Конечно полиция и его нашла. Он врезался в снегоочиститель у подножия холма, разворотил его. Можете его забрать, если не боитесь. Уфф, - он снова икнул. - Я нажрался, Готорн. И буду жрать еще. Пока не смоюсь отсюда. И идите все к чертовой матери, - он повесил трубку. Рики встал. - Хардести спятил, а Сирс мертв. Стелла начала плакать; скоро они втроем собрались в маленький кружок, обнимая и поддерживая друг друга. - Я один остался, - прошептал Рики, уткнувшись в плечо жены. - Боже мой, Стелла. Один. Вечером, уже в постелях, они все услышали музыку, громкую, ликующую - звон тарелок, трели саксофонов. Доктор Заячья лапка праздновал победу. Глава 5 После Рождества даже соседи почти не видели друг друга, и те немногие оптимисты, что планировали встречать Новый год, забыли свои планы. Все общественные здания, магазины, церкви и офисы стояли закрытыми; на Уит-роу сугробы доходили до вывесок. Даже бары закрылись, и толстый Хэмфри Стелледж сидел у себя дома с женой, слушая завывание ветра и думая, что когда дороги расчистят, он окупит вынужденный простой - ничто так не гонит людей в бары, как плохие времена. Казалось, если долго слушать этот вой ветра, в конце концов можно расслышать какие-то голоса, сообщающие какие-то ужасные секреты, способные навеки омрачить жизнь. Некоторые горожане просыпались по ночам и видели одного из детей Скэйлсов у своей кровати, окровавленного и ухмыляющегося. После этого уже было невозможно уснуть и забыть этого светящегося призрачным светом Дэйва или Митчелла. Город знал про Элмера, знал и про Сирса Джеймса и Омара Норриса, а теперь узнал и про шерифа Хардести. Двое братьев Пигрэм пробились к участку на снегоходе, чтобы проверить, правда ли шериф свихнулся. Когда они подошли, в окно высунулось испитое лицо. Хардести погрозил им пистолетом и крикнул, чтобы они убирались. Многие, проходя поблизости, слышали, как шериф дико кричит или беседует сам с собой; впрочем, они уже ни в чем не были уверены среди страшных снов и жизни, превратившейся в самый страшный сон. Многие слышали и музыку по ночам, разухабисто-веселую, но почему-то навевающую ужас, и утыкались лицом в подушку, говоря себе, что это радио или еще что-то. Питер Берне как-то услышал эту музыку и встал с постели, думая, что пришли за ним. Но за дверью никого не было, и он лег, зажав уши руками, однако дикая музыка не стихала, двигаясь вниз по улице. Она остановилась напротив одного из домов и стихла. Молчание было еще более зловещим, и Питер, не выдержав, опять встал и выглянул в окно. Внизу, где он обычно видел отца, идущего на работу, в ярком лунном свете стояла шеренга людей, мертвецов, глядящих на него пустыми глазами. Он не знал, видит ли он их только в воображении или Грегори Байт с его благодетельницей в самом деле создали их точные копии и послали сюда. Или камеры тюрьмы Хардести и десяток замерзших могил раскрылись, выпустив своих постояльцев на эту ночь. Он увидел Джима Харди, страхового агента Фредди Робинсона, старого доктора Джеффри, Льюиса Бенедикта и Харлана Баутца (он умер, расчищая снег). За дантистом стояли Омар Норрис и Сирс Джеймс. Сердце Питера подпрыгнуло, когда он увидел Сирса, - теперь он понял, почему музыка зазвучала громче. Из-за его спины выступила девушка, и Питер узнал Пенни Дрэгер - теперь ее красивое лицо было таким же пустым и мертвым, как и у остальных. За высоким человеком с ружьем стояла кучка детей, и Питер кивнул. Про Скэйлса он тоже не знал. Потом толпа расступилась, пропуская вперед его мать. Она была уже не так похожа на себя, как тогда на стоянке, но ее лицо было так же безжизненно. Казалось, ей трудно долго притворяться живой. Она с усилием подняла руки, протянула их и зашевелила губами. Он знал, что это не человеческие звуки: либо стон, либо плач. Они все смотрели на него, протягивали руки и просили выйти и помочь им. Питер заплакал. Ему было не страшно, а жалко их, кого не оставили в покое даже после смерти. Грегори и его благодетельница послали их, чтобы выманить его. Как их много! Питер отвернулся от окна. Лежа в кровати, он смотрел в потолок. Уйдут ли они или утром, выглянув в окно, он обнаружит их на прежнем месте, замерзших, как снежные статуи? Нет, музыка заиграла снова, быстрее и быстрее. Они уходили. Когда музыка стихла, Питер подошел к окну. Ушли. Даже не оставив следов на снегу. Он сошел вниз и увидел свет под дверью телевизионной комнаты. Значит, отец там. Питер тихо открыл дверь. В комнате пахло виски. Отец лежал в кресле с раскрытым ртом, хныкая во сне, как ребенок, его кожа была серой и дряблой. Перед ним на столе стояла почти пустая бутылка и недопитый стакан. В углу работал телевизор. Питер выключил его и осторожно потянул отца за руку. - Ммм, - отец открыл глаза. - Пит. Слышал музыку? - Нет. Тебе приснилось. - Сколько времени? - Час ночи. - Я думал о твоей матери. Ты похож на нее, Пит. Мои волосы, ее лицо. Хорошо, что ты пошел в нее, такой же красивый. - Я тоже думал о ней. Отец встал, протер глаза и взглянул на Питера с неожиданной ясностью. - А ты вырос, Пит, как странно. Я только что заметил - ты совсем взрослый. Питер молчал. - Я не хотел тебе говорить. Утром звонил Эд Венути. Знаешь Элмера Скэйлса, фермера? У него было пятеро детей. Эд сказал, он убил их всех. Застрелил детей и жену, а потом себя. Пит, этот город сошел с ума. - Папа, пойдем спать. Глава 6 Несколько дней Милберн провел в оцепенении. Горожане сидели у телевизоров, питались запасами из холодильников и молились, чтобы не оборвались линии электропередач. Друг друга они избегали. Если вы выходили утром и видели соседа, с остервенением разгребающего снег на своем дворе, вы знали, что подходить к нему опасно. Эта дикая ночная музыка коснулась его, и если он подойдет и заглянет в ваше окно, его глаза будут мало похожи на человеческие. А если старины Сэма (помощник менеджера в автосервисе и классный игрок в покер) или старины Эйса (бывший мастер на обувной фабрике, пославший сына в медицинское училище) не было по соседству и они не смотрели на вас затравленным взглядом, это было еще хуже. Тогда все вокруг просто казалось мертвым. Улицы покрывал слой снега в десять, а то и в двенадцать футов; небо было беспросветным, и с него неостановимо валились белые хлопья. Дома на Хэйвен-лэйн и Мелроз-авеню выглядели покинутыми, наглухо задернув занавески от внешнего мира. Милберн выглядел так, словно все его жители лежали под простынями в камерах тюрьмы Хардести. Так было днем. Между Рождеством и Новым годом горожане ложились спать все раньше - сначала в десять, потом в девять, - потому что им не хотелось думать о темноте за окном. Ночи были еще страшнее дня. Ветер рыскал по улицам, хлопал ставнями, бил о стены домов с такой силой, что мигал свет. Часто людям чудились в этих звуках голоса, а парни Пигрэм слышали как-то ночью стук в дверь, а утром обнаружили возле дома цепочку босых следов. Не один Уолтер Берне думал, что город сошел с ума. В последний день года мэр позвонил трем полицейским и велел им вытащить Хардести из участка и отправить в больницу. Он назначил Леона Черчилля исполняющим обязанности шерифа, но пообещал, что если тот не починит снегоочиститель Омара Норриса и не расчистит улицы, то быстро лишится этого почетного поста. Леон пошел в муниципальный гараж и обнаружил, что машина не так плоха. Автомобиль Сирса помял ее, но она была на ходу. Он вывел ее на улицу и через час проникся большим уважением к покойному Норрису, чем за всю предыдущую жизнь. Однако когда полицейские вошли в участок, они нашли только пустую комнату, пропахшую виски. Уолт Хардести исчез неведомо куда, оставив только шесть пустых бутылок из-под бурбона. Произошло это, когда однажды ночью он наливал себе виски и вдруг услышал из-за запертой двери звук, напоминающий резкий выдох мясника, когда он рубит мясо. Он не стал ждать продолжения, напялил куртку и выбежал на мороз. Хардести успел добежать до школы, где чья-то рука схватила его под локоть и незнакомый голос произнес: "О, шериф! Какая встреча!" Когда снегоочиститель Леона наткнулся на него, Уолт Хардести был похож на кусок слоновой кости: статуя девяностолетнего старика в полный рост. Глава 7 Хотя метеорологи предсказывали в первую неделю января новые снегопады, снег прекратился через два дня. Хэмфри Стэлледж снова открыл заведение, работая один - Анни и Энни еще не выбрались из завалов, - и дела его пошли неплохо. Когда жена кормила его обедом, он сказал: - Ну вот. Скоро дороги расчистят, и первым местом, куда все кинутся, будет наш бар. Как ты думаешь? - Тебе виднее. - Погода как раз для выпивки, - заметил Хэмфри. Для выпивки? Дон Вандерли, подъезжая вместе с Питером Бернсом к дому Готорнов, подумал, что, скорее, это похоже на погоду, возникающую всезнании пьяного - хмурую, безрадостную, вызывающую головную боль. Не было ни бликов на снегу, ни сверкающих на снежном фоне ярких пятен, ни дымков каминов - ничего, что раньше делало зимний Милберн таким милым и уютным. Все было не белым, а каким-то серым, словно затененным, притом, что собственно теней не было в отсутствии солнца. Он оглянулся на сверток на заднем сиденье. Его жалкое оружие - все, что удалось найти в доме Эдварда. Теперь у него был план, и они трое были готовы к сражению. С ним были семнадцатилетний мальчишка и семидесятилетний старик; на какой-то миг все показалось ему безнадежным. - Этот чистит хуже Омара, - заметил Питер. Он был прав: Леон Черчилль дергал ковш снегоочистителя сверху-вниз, оставляя за собой странные снежные террасы. Машина на них подпрыгивала, как трамвай. По сторонам улицы из снега торчали почтовые ящики - Черчилль сшиб их своим неуклюжим механизмом. - На этот раз мы должны хоть что-то сделать, сказал Питер. - Попытаемся, - Дон оглянулся. Питер был похож на молодого солдата, пережившего за неделю десяток боев, - глядя на него можно было почувствовать горький вкус адреналина. - Я готов, - сказал он. - Подожди. Ты понимаешь, что все это может кончиться очень плохо? - Я готов, - повторил Питер. - Что мы будем делать? - Вернемся в дом Анны Мостин. - Все равно я готов. Глава 8 - Это было на той ленте Альмы Моубли, - сказал Дон. Рики сидел на диване, глядя не на Дона, а на пачку "Клинекса" перед ним. Питер Берне сидел рядом, откинувшись на спинку дивана. Стелла скрылась наверху, успев окинуть их тревожным взглядом. - Это она говорила мне, и я не хотел, чтобы кто-нибудь еще это слышал. Особенно ты, Питер. Можете представить, что это было. - Психологическая атака, - сказал Рики. - Да. Но я думаю об одной вещи. Она сказала кое-что, что может помочь ее найти. Она сказала, что ее и всех их нужно искать в нашем воображении. В местах из наших снов. - В местах из снов, - повторил Рики. - Да, я понял. Она имела в виду Монтгомери-стрит. В первый раз мы не довели дело до конца. Признаюсь, мы не слишком верили тебе, - обратился он к юноше. - Теперь у нас еще больше причин бояться туда идти. Как ты думаешь? - Я пойду, - сказал Питер. - Да, она это и имела в виду. Нам всем снился этот дом почти каждую ночь. И когда мы с Сирсом и Доном пошли туда и нашли твою мать и Джима, она не нападала на нас физически, но атаковала наше воображение. Честно признаться, мне очень не хочется испытывать это снова. - Мне тоже, - кивнул Питер. Потом, словно ощущение страха придало ему мужества, приподнялся. - Что в этом свертке. Дон? Дон развернул сверток. - Две вещи, которые я нашел в доме. Может, придется их использовать, - все трое смотрели на топор с длинной рукояткой и охотничий нож. - Я все утро точил их. Топор был ржавый. - Эдвард колол им дрова для камина. Нож ему подарил один актер, который снимался в фильме по его сценарию. Хороший нож. Питер нагнулся и потрогал нож. - Острый. Восьмидюймовое лезвие с желобком посередине могло служить только для одной цели: для убийства. Но Дон вспомнил, что это реквизит, призванный хорошо выглядеть в кадре. Может, в деле он не так хорош. Топор грубее, но куда надежнее. - У Рики есть свой нож. Питер, возьмешь этот, а я захвачу топор. - Мы идем прямо сейчас? - А чего ждать? - Погодите, сказал Рики. - Я пойду скажу Стелле, что мы уходим. Предупрежу, что если через час мы не вернемся, пусть она позвонит в полицию и попросит их приехать к дому Робинсона. Он пошел наверх. Питер проводил его взглядом. - Это займет меньше часа. Глава 9 - Мы снова идем туда, - сказал Дон, когда они выехали. - Нужно быть как можно спокойнее. - Не беспокойтесь, - сказал Рики. Голос его был совсем старым и слабым. - Знаете, я видел кино, где снимали этот нож. Там была длинная сцена, как его ковали. Из куска астероида или метеорита. Кажется, он имел какие-то особые свойства, вроде волшебных. Все же металл из космоса. Он через силу улыбнулся. - Обычная киношная глупость. Питер достал нож из кармана пальто и какое-то время они Снова смотрели на него. - Космос работал на полковника Боуи, - сказал Рики. - Боуи... - начал Питер, вспоминая что-то из школьного курса истории, и тут же замолчал. Боуи погиб в Аламо. И потом в его честь назвали такие вот ножи - охотничьи, с костяной рукояткой и желобком для стока крови. Он покачал головой. Этому его научил Джим Харди: белая магия требует больших усилий, а черная приходит сама, из-за любого угла. - Пошли, - сказал Дон. Они кое-как разгребли проход к задней двери и вошли, стараясь двигаться как можно тише. Питеру дом показался почти таким же темным, как в день, когда они влезли сюда с Джимом. Когда они шли через кухню, он боялся, что не сможет ступить на лестницу, боялся закричать или упасть в обморок - темнота окружала его шорохами и шепотами. Все трое, достав свое оружие, подошли к двери подвала. Дон открыл дверь. И они молча начали спускаться по деревянным ступенькам. Питер знал, что это место может оказаться самым опасным, он быстро оглядел потолок, но там не было ничего, кроме паутины. Потом они с Доном медленно направились к сгрудившейся вдоль стены фурнитуре, а Рики пошел в другой конец подвала. Нож приятной тяжестью лежал в руке, и это было кстати, - он знал, что именно здесь Сирс нашел тела его матери и Джима Харди. Они вошли в темный угол за фурнитурой. Дон шел впереди, и Питер вдруг подумал, как было бы удобно всадить ему нож в спину, снизу вверх, - что-то из старых вестернов. Он видел, как Рики осторожно движется напротив. Дон опустил топор; они увидели длинную рабочую скамью, стоящую вдоль стены. Питер невольно вздрогнул, хотя здесь не было ничего, даже пятен крови. Дерево и серый цементный пол. - Теперь наверх, - прошептал Дон. Когда они дошли до коричневого пятна на лестнице, Питер судорожно сжал нож и оглянулся, чтобы убедиться, что внизу не стоит Грегори Бэйт в своем парике Гарпо Маркса и в темных очках. Но там был только Рики, кинувший на него ободряющий взгляд. Питер кивнул и продолжил путь. У двери спальни Рики остановился и подождал их. Питер крепче сжал нож. Это была комната, которую члены Клуба Чепухи видели во сне и где он встретил Фредди Робинсона. Дон встал рядом и решительно взялся за ручку. Рики кивнул, и Дон открыл дверь. Питер увидел, как по виску писателя стекает струйка пота, и похолодел. Дон шагнул в комнату, занеся топор вверх; Питера потянуло за ним, как на невидимой веревке. Спальня показалась ему серией моментальных фотоснимков: пустая кровать; голые стены; окно, в которое он выпрыгнул сто лет назад; Рики Готорн позади, с открытым ртом, выставивший вперед нож; маленькое зеркало на стене. И никого. Дон опустил топор, напряжение ушло с его лица. Рики стал ходить по комнате, всюду заглядывая, словно недовольный тем, что Анна Мостин и братья Бэйт обманули его ожидания. Питер заметил, что и он опустил нож. Комната безопасна, значит, и весь дом тоже. Он улыбнулся. Потом пошел по комнате, снова осматривая ее вслед за Рики. Под кроватью пусто. В шкафу ничего. Он подошел к стене, и тут же мускул на его щеке дрогнул, словно ему дали пощечину. Он потрогал стену: холодная и пыльная. Заглянул в зеркало. Рики позади испуганно крикнул: - Не смотри туда! Но было поздно. На него повеяло легким ветерком, и сейчас же его лицо в зеркале затуманилось и из этого тумана выплыло лицо женщины. Он не знал ее, но она была прекрасна: мягкие светло-коричневые волосы, сияющие глаза, нежная линия губ. В глазах ее была мечта, превосходящая его понимание и все, что могла дать ему жизнь. Он вдруг почувствовал, как далеко до этой женщины всем девушкам, которых он знал, с которыми целовался; почувствовал, что его отношения с женщинами никогда не были такими полными, как с этой. В этом вихре эмоций он еле расслышал ее слова. "О, Питер! - говорила она. - Ты можешь стать одним из нас. Ты уже с нами, - он не двигался, но кивнул - знал, что кивнул. - И твои друзья тоже. Ты можешь жить вечно и вечно, быть со мной и с ними. Только пусти в дело свой нож, и все, ты знаешь, о чем я говорю, смелее, подними нож, опусти, подними..." Он уже занес нож, когда зеркало разлетелось, продолжая говорить с ним, - он не слышал удара. - Это ее трюк, Питер, - сказал где-то рядом Рики. Питер, очнувшись, увидел над собой его галстук-бабочку. - Мне нужно было тебя предупредить. Просто трюк. Питер поднялся и посмотрел на осколки зеркала, потом коснулся рукой одного, самого большого. Дуновение ветра коснулось его пальцев и ласковый голос ("Ты можешь стать одним из нас") снова зашептал в голове. Он отдернул руку и наступил на осколок ногой, еще и еще, размалывая его в серебряную пыль. Глава 10 Через пятнадцать минут они медленно ехали к центру, петляя по расчищенным улицам. - Она хотела сделать нас такими, как Грегори и Фенни, - сказал Питер. - Вот что значит "жить вечно". Хотела превратить нас в этих. - Мы этого не допустим, - сказал Дон. - Не знаю, - Питер покачал головой. - Она сказала, что я уже с ними, и я знаю почему. Тогда, когда Грегори превращался.., вы знаете.., он сказал, что он.., он - это я. Это Джим. Никогда не останавливаться. Никогда не сомневаться. - И тебе это нравилось в Джиме, - сказал Дон. Питер кивнул. - Понимаю. Решимость всегда привлекает. - Но она знала мое слабое место, - Питер закрыл лицо ладонями. - Она пыталась использовать меня, и у нее едва не получилось. Она могла использовать меня против вас. - Разница между тобой - между нами всеми - и Грегори Бэйтом, - сказал Дон, - в том, что Грегори хотел, чтобы его использовали. Он сам выбрал это. - Но она едва не заставила меня. Господи, как я их ненавижу. - Они убили твою мать, большинство моих друзей и брата Дона, - сказал сзади Рики. - Мы все ненавидим их. Дон ехал вперед, повсюду замечая следы запустения и разрушения, причиненных погодой. Милберн был не просто отрезан от мира - он умирал. Еще один снегопад, и города не станет. - Остановите машину, - сказал вдруг Питер, нервно рассмеявшись. - Стойте. Я знаю, где они. В месте снов. Так она сказала? И в городе есть только одно место, которое осталось открытым? - Ты о чем? - Дон повернулся к нему. - Вот, - Питер указал куда-то пальцем. Напротив горели красные неоновые буквы: РИАЛЬТО И ниже, помельче - еще одна выдумка Анны Мостин: НОЧЬ ЖИВЫХ МЕРТВЕЦОВ Глава 11 Стелла в шестой раз посмотрела ни часы и встала, чтобы проверить время по настенным часам. Те спешили на три минуты, как обычно. Рики и остальные ушли примерно полчаса назад. Она вспомнила рождественское утро, когда Рики порывался уйти из дома, чувствуя, что случилось что-то ужасное. А теперь Стелла знала, что Рики в опасности и она должна поспешить в дом Робинсона. Он просил подождать час, но это слишком долго. В том доме скрывалось что-то ужасное, что-то, что погубило всех друзей ее мужа. Стелла никогда не считала себя феминисткой, но знала, как часто мужчины ошибаются, когда думают, что могут сделать все сами. Милли Шиэн, конечно, осталась бы дома и стала охать и вздыхать. Но она не из таких. Стелла взглянула на часы. Прошла еще минута. Она подошла к шкафу и надела пальто, потом остановилась. Может, она все жене в состоянии помочь им? - Чушь, - сказала она громко и вышла на улицу. Снег кончился, и Леон Черчилль, который заглядывался на нее с двенадцати лет, расчистил большую часть улиц. Другой ее поклонник, Лен Шоу с автостанции, очистил их подъезд - все же ее интрижки прошли не без пользы. Она легко завела "вольво" (Лен, помня Стеллу, чинил ее машину с чисто эротической нежностью) и выехала на улицу. Прямой проезд к Монтгомери-стрит был прегражден нерасчищенными улицами, и она поехала в объезд, вспоминая в уме расположение улиц. Машину трясло на оставленных Черчиллем ухабах, но Стелла выжимала из нее всю возможную скорость. На одном из поворотов машина въехала в сугроб. Подавшись назад, Стелла смяла почтовый ящик и уткнулась в металлическую ограду. - Черт! - она выскочила из машины. Попалась. Теперь без грузовика не обойтись. Но это потом. Сейчас нужно было спешить. Она пошла по Скул-роуд, не оглянувшись на машину. Дверь открыта, ключи в зажигании - ничего. Это может подождать. Стелла поняла, что ее могут подвезти, только когда рядом появился синий автомобиль, вынырнувший из белесого тумана. В первый раз в жизни она повернулась к нему и выставила вверх большой палец. Машина остановилась. В ней сидел грузный мужчина, радушно улыбающийся ей. Он открыл дверцу. - Это противоречит моим принципам, - сказал он, - но, похоже, Вам нужна помощь. Стелла залезла в салон, даже не подумав, откуда здесь взялась эта машина. Они поехали. - Пожалуйста, извините. Я попала в аварию и должна... - Прошу вас, миссис Готорн, - мужчина повернул к ней голову и улыбнулся. - Не тратьте времени. Я знаю, что Вы ехали на Монтгомери-стрит. Но это ошибка. - Вы меня знаете? Но откуда... Мужчина заставил ее замолчать, с боксерской реакцией схватив за волосы. - Тихо, - сказал он голосом, лишенным всякого выражения. Глава 12 Дон первым увидел тело Кларка Маллигена. Владелец "Риальто" лежал за прилавком со сластями, и братья Бэйт явно поработали над ним. - Да, Питер, ты прав. Они здесь. - Мистер Маллиген? - тихо спросил Питер. Рики заглянул за прилавок. - О, Господи, - он вытащил из кармана нож. - Мы ведь так и не знаем, что нам делать? Нам скорее нужны колья, или серебряные пули, или... - Нет, - твердо ответил Питер, стараясь не глядеть в сторону прилавка. - У нас есть все, что нам нужно. Вампиров убивали тем, во что верили, что оно их убивает. Правильно? - Правильно, - сказал Дон, думая, что такие теории хороши, когда от их правильности не зависит твоя жизнь. - Так поверим в это, - Питер достал свой нож и сжал его изо всех сил. - Я знаю, они внутри. Пойдем. Дон поднял топор и тихо двинулся к входу в зрительный зал. Остальные пошли за ним. Зал не был темным. На освещенном экране двигались гигантские тени. Братья Бэйт убили Кларка не так давно, когда он в очередной раз смотрел фильм в пустом кинотеатре, как делал все эти дни. Теперь они прятались где-то здесь. Дон оглядел зал, но там никого не было. Только пустые спинки кресел. Лезвие топора холодило ему грудь даже через куртку. Он подумал, что из всех спектаклей, разыгранных для него его врагами, это, должно быть, самый странный - фильм ужасов в пустом зале. Он оглянулся - Питер и Рики, смутные тени в полумраке зала, осматривали ряды, чтобы узнать, не прячутся ли там Грегори и Фенни. А если они найдут их? - подумал Дон. - Хватит ли у меня времени добежать до них? Рики шел вдоль рядов спокойно, словно разыскивая потерянный билет, он вел себя с таким же самообладанием, как и в доме Анны Мостин. Дон пошел им навстречу, вглядываясь в темноту под сиденьями. Конфетные обертки, бумажки, сломанные стулья - и темное пятно прохода в середине каждого ряда, будто притягивающее, всасывающее в себя. Над его головой шел фильм - мертвецы выбирались из могил, люди в ужасе разбегались, переворачивались машины... Семья забаррикадировалась в погребе и ждала. Может, с ними только так и можно бороться, закрыть глаза и ждать. Ждать, что они заберут твоего брата, друга, кого угодно, но не тебя. Дон оглядел ряды стульев и вдруг увидел, что они заполнены жертвами Грегори. Он потряс головой. Рики и Питер с тревогой глядели на него. Они были уже близко, и Дон снова пошел вперед. - Ничего, - сказал он. - Но они здесь, - прошептал Питер. - Должны быть здесь. - Есть еще операторская. Туалеты. И, наверное, у Маллигена был какой-то офис. - Может быть, балкон, - предположил Питер. - А что за экраном? Как туда попасть? На экране хлопнула дверь - резкий, лязгающий звук, и они вдруг поняли, что это не кино. Справа от экрана зиял черный туннель со светящейся надписью "Выход". - Они там, - прошептал Рики. Они прислушались и услышали в коридоре выхода звук, напоминающий хлопки ладоней. Это шлепали босые ноги. Из двери появился маленький мальчик в лохмотьях с опухшим лицом без тени мысли - бедняцкий ребенок 30-х годов. Он глядел на них, щурясь от света, с его губ стекала слюна. Потом он поднял руки и забарабанил по железной двери, идиотски улыбаясь. - Мой брат показывает вам, что дверь заперта, - сказал голос над ними. Они обернулись и увидели Грегори Байта, стоящего на сцене перед красным занавесом сбоку экрана. - Но вы ведь и не собираетесь уходить, джентльмены? Вы не для этого пришли? Особенно вы, мистер Вандерли, - аж из самой Калифорнии. Жаль, что мы там с вами мало общались, - он прошел в центр сцены, и кадры фильма цветными пятнами заметались по его телу. - И вы решили, что сможете повредить нам такими средневековыми орудиями? Эх, джентльмены! - Он протянул к ним руки, его глаза искрились, и Дон увидел то же, что в свое время Питер, - за насмешливой манерой речи и мягкостью манер крылась колоссальная сосредоточенность и беспощадность механизма. Он стоял на сцене, усмехаясь. - Ну, - сказал он тоном конферансье, объявляющего номер. Джон отпрыгнул и увидел, как маленькое тело Фенни врезается в Питера Бернса. Он опомнился, только когда Фенни уже сидел верхом на упавшем Питере, прижимая его руки к полу и идиотски хихикая. Бесполезный нож валялся рядом. Дон поднял топор и почувствовал, как железная рука схватила его запястье ("Бессмертным, - прошептал голос у него в голове. - Ты не хочешь стать бессмертным?") - Ты не хочешь жить вечно? - спросил Грегори Бэйт у него над ухом, дыша гнилью. - Даже, если умрешь первым? Что ж, это по-христиански. Рука повернула его легко, как куклу, и Грегори другой рукой поднял ему подбородок, заставляя глядеть себе в глаза. Он помнил, как умер Джим Харди, но не смотреть было невозможно; его ноги будто поплыли по воздуху. В глубине золотых глаз сияла мудрость, но под ней крылись только холод и темнота - зимний ветер, продувающий голый лес. - Смотри сюда, ублюдок! - раздался вдруг крик Рики. Грегори повернулся к нему и все исчезло. Его ноги будто налились тяжестью. Голова оборотня пронеслась мимо него. - Видишь, тварь? - Дон, лежащий на своем топоре (зачем он теперь?), слабо приподнялся и увидел, что Рики всаживает нож в шею распростертого на полу Фенни. - Боже, - прошептал он, и уже не уверенный, что это не часть разыгрывающегося у них над головами фильма, увидел, как Грегори опрокинул старика на пол рядом с неподвижным телом Питера Бернса. Глава 13 - Вам не о чем беспокоиться, миссис Готорн. Вы меня слышите? - мужчина больно дернул ее за волосы. Стелла кивнула. - Слышите, что я говорю? Вам нечего делать на Монтгомери-стрит. Вашего мужа там нет. Он не нашел там того, что искал, и поехал в другое место. - Кто вы? - Друг его друга. Хорошего друга, - не выпуская ее волос, мужчина взялся за руль и медленно пустил машину вперед. - И мой друг будет очень рад видеть вас. - Отпустите меня. Он притянул ее к себе. - Хватит, миссис Готорн. И не вздумайте сопротивляться. Иначе я вас убью. Какая это была бы потеря! Поэтому сидите тихо. Мы просто съездим в Холлоу. Хорошо? - Да, - выдавила Стелла, боящаяся потерять солидный клок волос. - Вот и отлично, - он отпустил ее волосы и похлопал по щеке. - Вы так красивы, Стелла. Она брезгливо отстранилась. Машина медленно поехала к школе. Она оглянулась: других машин на дороге не было. - Вы убьете меня? - Нет, если вы меня не вынудите, миссис Готорн. В моей нынешней жизни я очень религиозен и терпеть не могу кого-то убивать. Мы ведь пацифисты. - Мы? Он иронически улыбнулся и указал на заднее сиденье, где громоздились кипы "Сторожевой башни". - Тогда ваши друзья убьют меня. Как Сирса и Льюиса. - Не совсем так, миссис Готорн. Ну, может, немного похоже на мистера Бенедикта. Только им она занималась сама. Но, уверяю вас, перед смертью он видел много необычных и интересных вещей, - они проезжали мимо школы, и Стелла услышала знакомый звук: невдалеке грохотал снегоочиститель. - Вообще-то можно сказать, - продолжал мужчина, - что вы свое отжили, миссис Готорн. И теперь вам представляется возможность заглянуть в тайну, которую ваша культура лелеяла столетиями. После этого можно и умереть. Особенно когда нет альтернативы. Снегоочиститель громыхал в конце квартала, и она удалялась от него, от надежды на спасение, к ужасной опасности, будучи в полной власти этого маньяка. - Но, миссис Готорн, вы ведете себя так примерно... Стелла пнула его из всех сил, чувствуя, как ее туфля впечаталась в его лодыжку. Мужчина завопил от боли и потянулся к ней. Она ухватилась за руль, повернувшись через "свидетеля Иеговы", который молотил ее по голове, и направила машину в сторону снегоочистителя. Только бы Леон посмотрел на них! Мужчина оторвал ее от руля и швырнул на сиденье. Стелла вцепилась ему в лицо, но он навалился на нее всей тяжестью. "Сиди смирно! - закричал голос у нее в голове, и она едва не потеряла сознание. - Дура!" Она открыла глаза и увидела прямо над собой его толстое, потное лицо - типичное лицо человека, который никогда не подвозит голосующих, потому что это против его принципов. Он стал бить ее по голове, при каждом ударе брызгая слюной. Дура! Кряхтя, он приподнялся и потянулся к ее горлу. "Дура, дура, дура..." И тут она вспомнила. Ее левая рука потянулась к отвороту пальто и нащупала головку булавки. Затем она вытянула ее, уже почти без сознания, и изо всех сил всадила в висок "свидетеля". Его глаза выкатились, и монотонный голос в ее мозгу рассыпался сотней изумленных возгласов: "Что.., она,., что.., эта.., женщина.., это.., сделала..." Он рухнул на сиденье. Только тогда она смогла закричать. Стелла открыла дверцу и вывалилась из машины, чувствуя на губах вкус крови и грязного снега. Она приподнялась, увидела его лысую голову на сиденье и, всхлипнув, попыталась встать. Шатаясь, она побрела к снегоочистителю. Леон Черчилль наконец увидел ее и соскочил со своего агрегата. Стелла даже не заметила, что он испуган не меньше ее. - Миссис Готорн, что с Вами, о Господи, Вы что, попали в аварию, миссис... - Я только что убила человека, - прошептала она. - Он подвозил меня и попытался напасть. Я проткнула ему голову булавкой. Я его убила. - Пытался напасть? Ох... - Он оглянулся на свою машину, потом опять на Стеллу. - Что ж, пошли посмотрим. Это где-то здесь? - он пошел к синей машине. По дороге она попыталась объяснить: - Я попала в аварию, он предложил меня подвезти, а потом напал. Чуть не задушил. А у меня была булавка, такая длинная... - Но вы его не убили, - Леон поглядел на нее как-то виновато. - Что? - Его нет в машине. Стелла заглянула внутрь. Пусто. - Наверное, Вы его просто ударили, и он убежал. Слушайте, давайте, я отвезу Вас домой. На Вас лица нет. - Его нет, - прошептала Стелла. Из-за сугроба у фасада соседнего дома выпрыгнула большая белая собака и побежала по дороге. - Да-да, Леон, отвези меня, пожалуйста. Леон посмотрел на школу. - Мне все равно надо дочистить до этого места. Подождете? Я мигом. Глава 14 - Ну мистер Вандерли, - сказал Грегори, - вернемся к нашей дискуссии? - Он шел к нему через зал, заполнившийся вздохами и шепотами: "Жить вечно жить вечно" Дон поднялся, глядя на лежащих перед сценой. Старик лежал лицом кверху на теле босоногого мальчика. Рядом скорчился Питер Берне. - Нам нужно было предпринять меры еще два года назад, - промурлыкал Грегори. - Можно было избежать стольких неприятностей. Помните то время? Дон помнил: "Его зовут Грег. Мы знакомы по Новому Орлеану". Он стоял у забегаловки "Последний риф" и в ужасе смотрел на эту компанию. - Стольких неприятностей, - повторял Грегори, подходя ближе. - Но от этого конец еще желанней, правда? Питер Берне, из щеки которого текла кровь, пошевелился. - Альма, - прошептал Дон. - Да. Ваша Альма. И вашего брата. Не забудьте о нем. Мы с ним повеселились. - Повеселились? - Да. Обожаем веселье. Хотя чаще всего мы убираем из него элемент неожиданности. А теперь взгляните на меня еще раз, Дональд, - он подошел совсем близко. Дон попятился. Питер застонал, пытаясь встать. Фенни рядом с ним тоже зашевелился, корчась от боли. - Они ранили Фенни, - сказал Дон, пока Грегори медленно приближался к нему. - Ранили. Он оглянулся, ища топор, который лежал где-то под сиденьями. Питер сел, глядя на агонию Фенни. - Вы не можете. - Что не можем? - спросил Грегори. - Жить вечно. - Мы живем куда дольше, чем ты, - вежливость исчезла из его речи, сменившись откровенной злобой. Дон продолжал отступать к Питеру. - Ты не проживешь и минуты, - Грегори сделал еще шаг. - Питер! - Дон оглянулся на юношу. Тот заносил нож над скорченным телом Фенни. - Давай! - крикнул Дон, и Питер вонзил нож в грудь маленького существа. Оттуда хлынул поток белой зловонной жидкости. Грегори Бэйт, отшвырнув Дона, кинулся к Питеру, нечленораздельно рыча. Рики Готорн сперва подумал, что он умирает - боль в спине была невыносимой. Потом он увидел ковер у себя перед глазами (ворсинки казались высотой в дюйм) и услышал крик Дона. Он пошевелил головой. Последнее, что он помнил, - это как он всаживал нож в шею маленького гаденыша. Потом все смешалось. Рядом с ним что-то зашевелилось. Подняв голову, он увидел распухшее тело Фенни, кишащее маленькими белыми червями. Рики едва не стошнило, и он осторожно сел, морщась от боли в спине. Грегори Бэйт поднял Питера, завывая так, будто в груди у него была пещера, и швырнул в экран. Раздался треск. Рики быстро протянул руку и вырвал нож из груди Фенни. Тот издал тонкий визг и дернулся, обдав запахом гнили. Рики поднялся и пошел к экрану, где Грегори собирался лезть через дырку за упавшим туда Питером. Рики схватил его за воротник; Грегори молниеносно напрягся, и Рики с ужасом понял, что он сейчас повернется и убьет его, если не сделать одну-единственную возможную вещь. Он замахнулся и воткнул нож ему в спину. Все звуки вдруг пропали. Ужасно медленно Грегори повернулся и предстал перед Рики в своем настоящем обличье: глаза, полные ледяного ветра, и раскрытый, как черная пещера, рот. - Ублюдок, - простонал Рики. Грегори кинулся на него. Дон выкарабкался из-за стульев, торопясь успеть, пока оборотень не разорвал Рики; потом он увидел, что мышцы Грегори обмякли, и он упал на колени. Из его рта что-то текло. - Отойдите, Рики, - сказал Дон, но адвокат застыл на месте. Грегори потянулся к нему и, когда Дон шагнул вперед, посмотрел ему прямо в глаза. "Жить вечно" Дон поднял топор и обрушил сверкающее лезвие на голову Байта. Питер Берне выбрался из-за экрана, морщась от боли и от лучей прожектора. Он рассчитывал подобрать нож и попытаться хотя бы спасти Дона; Рики убили первым же ударом, он знал это. Потом он увидел, что происходит. Обезглавленный Грегори извивался на полу, а Дон рубил его топором; невдалеке Фенни беспомощно дергался в луже белой жидкости. - Дайте мне, - крикнул он, и Рики с Доном повернули к нему совершенно белые лица. Он взял у Дона топор и ударил - сначала слабо, потом более уверенно, вкладывая в удары всю свою ненависть, забыв о боли. Он рубил снова и снова, потом перешел к Фенни. Когда от братьев остались только ошметки кожи и костей, над ними поднялся ветер, развевая останки в пыль. Питер нагнулся и поднял нож. - Боже, - прошептал Рики, падая на стул. Покидая кинотеатр, они услышали ветер. Он свистел даже в пустом фойе, разгоняя бумажки и конфетные обертки. Началась самая свирепая за эту зиму снежная буря. Глава 15 Дон и Питер кое-как дотащили Рики домой и сидели там, пока на улице бушевал буран. Питер позвонил домой: - Па, я помогал Дону Вандерли довести мистера Готорна до дома. Я останусь у них. Миссис Готорн тоже больна - она попала в аварию. - Сегодня вообще много аварий, - сказал отец. - И мы вызвали врача, а он сказал, что у мистера Готорна, возможно, пневмония, так что нам с Доном Вандерли придется о них позаботиться. - Скажи мне правду. Пит. Ты был с ними? - Да. - Лучше бы ты позвонил до того. Я так волновался. - Извини, папа. - Ладно, во всяком случае, ты с хорошими людьми. Возвращайся, когда сможешь, но пережди эту бурю. - Хорошо, па, - Питер повесил трубку, радуясь, что у отца трезвый голос и что он не стал задавать лишних вопросов. Они с Доном сварили суп для Рики и отнесли наверх, где старик лежал, пока его жена мирно спала в соседней спальне. - Не знаю, что со мной, - сказал Рики. - Я просто не могу двигаться. Будь я один, я бы так там и замерз. - Это случилось бы с любым из нас, будь он один, - сказал Дон. - Или даже с двумя, - добавил Питер. - Он бы легко убил нас. - Но не убил. Дон прав. И теперь мы сделали две трети задуманного. - Вы думаете, мы сможем ее найти? - спросил Питер. - Мы найдем, - ответил Дон. - Стелла нам расскажет, что она узнала. Думаю, тип в синей машине - это тот же, что гнался за тобой. Нужно этим же вечером поговорить с ней. - А стоит ли? Смотрите, какой снег. Мы не сможем никуда поехать, даже если миссис Готорн что-то скажет. - Пойдем пешком. - Да, - сказал Рики. - Если это что-то дает, мы пойдем. Знаете, а ведь теперь мы - Клуб Чепухи. Мы трое. Когда нашли Сирса, я подумал, что остался один. Сирс был мне как брат. И я буду жалеть о нем до самого конца. Но я знаю, что он дрался с ними изо всех сил. Много лет назад он не смог спасти Фенни, но теперь сделал все, что мог, чтобы спасти нас. Рики поставил пустую тарелку из-под супа на столик. - Но теперь Клуб Чепухи - это мы. Здесь нет виски и сигар, и мы не в вечерних костюмах, и, посмотрите, на мне даже нет бабочки! - он указал на свою пижаму и улыбнулся. - И я скажу еще кое-что. Больше у нас не будет никаких страшных историй и никаких кошмаров. - Я в этом уверен, - сказал Питер. Когда Питер ушел спать, Рики приподнялся с кровати и внимательно посмотрел на Дона сквозь очки. - Дон, когда вы приезжали сюда, вы мне не очень понравились. Вы, наверно, это заметили. Но я хочу сказать вам, что с тех пор многое изменилось. Слушайте, я трещу, как сорока! Что это доктор вколол мне? - Витамины. - Мне гораздо лучше. Все еще холодно, конечно, но к этому я за последнее время уже привык. Но слушайте, Дон. После всего, что случилось, я очень привязался к вам. Если Сирс был мне как брат, то вы теперь для меня, как сын. Ближе сына. Мой сын, Роберт, не так близок мне, как вы. С ним я не мог бы говорить так откровенно. - Горжусь этим, - Дон пожал старику руку. - Вы уверены, что это были только витамины? - Конечно. - Что ж, теперь я понимаю, как Джон пристрастился к уколам, - он лег и закрыл глаза. - Когда все кончится и мы заживем спокойно, давайте не терять связи. Я поеду со Стеллой в Европу и буду вам писать. - Конечно, - сказал Дон и продолжал говорить, когда Рики уже уснул. Около десяти Питер и Дон поднялись к Рики с подносом - отбивная, салат и бутылка бургонского. Еще одна отбивная предназначалась Стелле. Они постучали и вошли, поддерживая тяжелый поднос. Стелла Готорн в халате сидела рядом с мужем. - Я проснулась час назад. Мне стало одиноко, и я пришла сюда. Вы принесли поесть? Молодцы, - она улыбнулась Питеру и он потупился. - Пока вы были внизу, я поговорил со Стеллой, - сказал Рики, забирая с подноса свою тарелку. - Как приятно! Стелла, давно нужно было завести горничную. - Я думала, я ее заменяю, - шок сильно повлиял на Стеллу; она уже не выглядела на сорок, и, быть может, никогда не сможет уже так выглядеть, но держалась бодро. Рики разрезал отбивную и налил вина себе и Стелле. - Нет сомнения, что это тот же человек, который гнался за Питером. Он даже сказал Стелле, что он "свидетель Иеговы". - Но он был мертв! - лицо Стеллы на миг исказилось при воспоминании. - Я его убила. - Я знаю, - Рики повернулся к остальным. - Но когда она вернулась, тело исчезло. - Можете вы сказать мне, что все это значит? - спросила Стелла, чуть не плача. - Не сейчас, - сказал Рики. - Дело еще не закончено. Я объясню тебе все летом. Когда мы уедем. - Уедем? - Я решил съездить с тобой во Францию. В Антиб, в Сен-Тропез или еще куда-нибудь. Куда-нибудь, где тепло. Но сперва ты должна помочь нам. - Вы видели что-нибудь возле машины, когда вернулись туда с Черчиллем? - Спросил Дон. - Никого. - Я не имею в виду людей. Какое-нибудь животное. - Не помню. Я была почти без чувств. - Попытайтесь вспомнить. Машина, открытая дверца, снег... - О! - воскликнула она, и Рики не донес вилку до рта, застыв в ожидании. - Там была собака. А почему это важно? Она выпрыгнула из-за сугроба и побежала по улице. Белая собака. - Это она, - сказал Дон. Питер, открыв рот, смотрел на них. - Хочешь вина, Питер? А вы, Дон? Дон покачал головой, а Питер молча кивнул, и Рики налил ему стакан. - А что тот человек говорил? - О, это было так ужасно... Я думала, он спятил. И по-моему, он знал меня - он назвал мое имя и сказал, что мне не нужно ехать на Монтгомери-стрит, потому что вас там нет... А кстати, где вы были? - Позже расскажу. Как-нибудь летом, за рюмкой перно. Проснувшись утром, Дон с Питером обнаружили Рики на кухне, где он жарил яичницу. - Доброе утро. Хотите вместе со мной подумать о Холлоу? - Вам нужно лежать, - сказал Дон. - Какого черта! Вы что, не чувствуете, как мы близко? - Я чувствую запах яичницы. Питер, достань-ка из шкафа тарелки. - Сколько в Холлоу домов? Пятьдесят? Не больше, я думаю. И она в одном из них. - Да. И ждет нас. За ночь нападало два фута снега. Буря кончилась, но может начаться в любую минуту. А даже если мы и доедем, что, будем стучаться во все дома и спрашивать, нет ли у них оборотня? - Нет. Надо подумать, - Рики снял сковородку с плиты и разложил яичницу по тарелкам. - Поджарьте, пожалуйста, хлеб. Когда хлеб, кофе и апельсиновый сок уже стояли на столе, они сели завтракать. Рики был задумчив: наверное, все еще думал о Холлоу и Анне Мостин. Наконец он сказал: - Эту часть города мы плохо знаем. Потому-то она и укрылась там. Она знает, что ее помощники мертвы, и ей нужно подкрепление. А еще одного такого Стелла заколола булавкой. - Откуда вы знаете, что он был один? - спросил Питер. - Иначе другие были бы с ним. Они некоторое время молча жевали. - Поэтому я думаю, что она ждет их где-нибудь в пустом доме. Она не ожидает, что мы сможем добраться до нее по такому снегу. - И она хочет отомстить, - сказал Дон. - Но она и боится. - Почему? - Питер вскинул голову. - Потому что один раз мы уже убили ее. И вот еще что. Если мы сейчас ее не найдем, все наши усилия пропадут даром. Мы трое и Стелла дали городу передышку, но как только она наберется сил... Все будет еще хуже, помните это. Поэтому нужно сейчас же ехать в Холлоу. . - Это ведь место, где жила прислуга? - спросил Питер. - Ну раньше, когда люди держали слуг. - Да, но не только. Она говорила "В местах ваших снов". Мы нашли одно, но могут быть и другие. Но я не могу... - Вы знаете кого-нибудь, кто там живет? - спросил Дон. - Конечно. Но я не... - А каким Холлоу был раньше? - спросил Питер. - Раньше? Ты имеешь ввиду, когда я был молодым? О, куда приятнее. Гораздо чище. Тогда это был район богемы. Там жил один художник с замечательной седой бородой и в кепи - он выглядел так, как, мы думали, должны выглядеть художники. Мы проводили там много времени. Там был барс джазовым оркестром, и Льюис часто ходил туда на танцы. Как у Хэмфри, только меньше и лучше. - С оркестром? - спросил Питер, и Дон поднял голову. - Да, - Рики не заметил их оживления. - Маленький такой оркестр, на шесть-семь инструментов, - он собрал тарелки и отнес в раковину. - О, Милберн тогда был куда лучше. Мы ходили в Холлоу пешком послушать музыку, выпить пива... О Боже! Я знаю, - все еще держа в руках мокрую тарелку, он повернулся к ним. - Это же Эдвард! Мы ходили в Холлоу к Эдварду! Он там жил, и этот дом до сих пор цел. Его решили снести в прошлом году, но он еще стоит. Я знаю, это то самое место. Место наших снов. - Потому что... - начал Дон, уже зная, что старик прав. - Там умерла Ева Галли и начались наши кошмары. Клянусь Богом, мы нашли ее. Глава 16 Они надели все теплые вещи, какие нашлись у Рики, - белье, по две рубашки и сверху свитера. Дон умудрился влезть в старые ботинки Рики. Рики захватил с собой шерстяные платки. - Может, понадобится закутать лица. Отсюда до Холлоу около мили. Хорошо еще, что город такой маленький. Когда нам было по двадцать, мы проходили этот путь пешком два-три раза в день. - Так вы уверены, что это то место? - спросил Питер. - Уверен. Ну, посмотрим на себя, - они были похожи на снежных людей. - Ах да, еще шапки. Он дал Питеру меховую шапку, себе взял красную охотничью, которой на вид было лет пятьдесят, а Дону предложил зеленую твидовую. - Я надевал ее, когда ездил на рыбалку с Джоном Джеффри, - он высморкался в платок, извлеченный из кармана, пальто. - Хотя я всегда предпочитал охоту. По дороге они прошли мимо нескольких людей, расчищающих лопатами свои подъезды. Возле дров играли дети в ярких куртках. Было еще ниже нуля, но мороз начал отступать. Несмотря на это дорога была нелегкой. Сначала замерзли ноги, уставшие от ходьбы по глубокому снегу. Они почти не говорили - это отнимало слишком много энергии. На лицах у них намерзли сосульки. Температура быстро падала и снова пошел снег. Дон подумал, что они похожи на полярных исследователей, упрямо пробивающихся к полюсу с обмороженными лицами и почерневшими от цинги губами. На полпути к Холлоу, возле площади, они немного передохнули. Небо опять стало серым и тусклым. Из сугробов кое-где торчали крыши машин, а рождественская елка представляла из себя большую кучу снега. Воздух наполнился падающими хлопьями. - Рики? - Уже недалеко. Держитесь. - Как ты, Питер? Юноша посмотрел на них из-под замерзшего мехового козырька. - Вы слышали? Уже недалеко. Снег пошел сильнее, налетая на них волнами и обжигая им лица. Рики споткнулся и провалился в снег по грудь, торча из него, как кукла. Питер нагнулся, чтобы порочь ему. Дон повернулся к ним. - Рики? - Ничего. Сейчас встану. Он тяжело дышал, и Дон знал как ему холодно и как он устал. - Еще два-три квартала. Черт бы побрал мои ноги. - А если ее там нет? - Она там, - Рики ухватился за руку Питера и встал. - Там. Пошли. Скоро на них налетел настоящий снежный ураган, отрезавший их друг от друга. Хотя из-за снега Дон мало что различал вокруг, он понял, что они вошли в Холлоу - по обшарпанным домам, по тусклому свету в окнах, по обилию заброшенных домов. Он вспомнил, что писал в дневнике: "Если беда придет в Милберн, то не из Холлоу". Беда пришла, и началась она именно здесь, с середины октября, пятьдесят лет назад. Они вышли на слабый свет уличного фонаря. Рики осмотрелся вокруг, на три одинаковых кирпичных дома, расположенных вдоль улицы. - Здесь. - Который из них? - Не знаю, - Рики покачал головой, отчего с его шапки осыпался снег. Он присмотрелся сперва к левому зданию, потом к среднему и указал рукой, в которой держал нож, на окна третьего этажа. На них не было занавесок, одно приоткрыто. - Там квартира Эдварда. Фонарь над ними погас и стало почти темно. Дон смотрел на окна, будто ожидая увидеть в одном из них усмехающееся лицо; страх снова подкрался к нему. - Ну вот. Буря наконец-то оборвала провода, - сказал Рики. - Вы боитесь темноты? Они боялись того, что в темноте. Глава 17 Дон толкнул входную дверь, и они вошли в вестибюль. Там они стряхнули снег с шапок и пальто, тяжело дыша и молча. Рики прислонился к стене: похоже, он не мог подниматься. - Пальто, - прошептал Дон, боявшийся, что замерзшая верхняя одежда будет стеснять их движения. Он расстегнул пальто, снял его, размотал шарф, пахнущий мокрой шерстью. Питер тоже разделся и помог Рики. Дон посмотрел на их белые лица, думая, смогут ли они отыграть этот последний акт. У них было оружие, покончившее с братьями Бэйт, но они очень ослабли. - Рики. - Минутку, - Рики тяжело вдохнул и выдохнул. Его рука дрожала, когда он вытирал лицо. - Идите вперед, а я уж поплетусь сзади. Дон взял топор; Питер, идущий следом, протер рукавом лезвие ножа. Они начали подниматься. Дон оглянулся - Рики по-прежнему стоял у стены, закрыв глаза. - Мистер Готорн, может, вы останетесь здесь? - прошептал Питер. - Ни за что на свете. Они преодолели первый пролет. Когда-то по этим ступенькам поднимались и спускались пятеро молодых людей, ровесников века. И по этим ступенькам поднималась женщина, ставшая для них роковой, как для него, Дона, Альма Моубли. Он дошел до последнего пролета и взглянул наверх. Он ожидал увидеть пустую темную комнату, может быть, засыпанную снегом... То, что он увидел вместо этого, заставило его отпрянуть. Питер посмотрел туда же и кивнул. Вскоре к ним подоспел и Рики. Из-под закрытой двери лился зеленый фосфоресцирующий свет. Они молча поднялись наверх. - На счете "три", - прошептал Дон, поднимая топор. Питер и Рики кивнули. - Раз. Два. Три! Они вместе навалились на дверь, и она рухнула. Все трое услышали одно и то же слово, но для всех оно звучало по-разному. Это слово было: "Привет!" Глава 18 Дон Вандерли очнулся, услышав голос брата. Его окружали мягкий свет и знакомые звуки большого города. Ему было очень холодно, хотя стояло лето. Нью-йоркское лето. Он сразу узнал, где находится. На восточных Пятидесятых, недалеко от кафе, где они всегда встречались с Дэвидом, когда он прилетал в Нью-Йорк. Это была не галлюцинация. Он действительно был в Нью-Йорке, и стояло лето. Он почувствовал в руке что-то тяжелое. Топор. Но зачем? Он опустил топор на землю. - Дон, очнись! - позвал его брат. Да, у него был топор.., они видели зеленый свет.., дверь открылась... - Дон! Он поглядел вперед и увидел знакомое кафе. За одним из столиков на веранде сидел Дэвид, выглядевший здоровым и загорелым. Он был в легком синем костюме и темных очках. - Эй, очнись! Дон протер лицо замерзшей рукой. Нужно не показаться Дэвиду смущенным - он пригласил его на ленч, он хочет ему что-то сказать. Нью-Йорк? Да, это Нью-Йорк и его брат Дэвид, радующийся встрече с ним. Дон оглянулся на тротуар. Топор куда-то исчез. Он пробежал между машин и обнял брата, чувствуя запах сигар и хорошего шампуня. Он был здесь, живой. - Что с тобой? - спросил Дэвид. - Меня здесь нет, а ты мертв, - вырвалось у него. Дэвид, казалось, сконфузился, но быстро скрыл это улыбкой. - Лучше садись, братишка. И не говори так больше. Дэвид взял его за локоть и усадил на стул под большим зонтом от солнца. - Я не... - начал Дон. Он чувствовал сиденье стула, вокруг шумел Нью-Йорк, на другой стороне улицы горела золотом вывеска французского ресторана. Даже его холодные ноги подтверждали, что тротуар раскален. - Я заказал тебе отбивную, - сказал Дэвид. - Не думаю, что ты захочешь каких-нибудь изысков, - он взглянул на него через столик. Очки скрывали его глаза, но все его лицо излучало доброжелательность. - Костюм тебе нравится? Теперь ты выписался и сможешь сам купить себе, что захочешь. Этот я нашел у тебя в шкафу. - Дон посмотрел на свой костюм: оттенка загара, с галстуком в коричневую и зеленую полоску и светло-коричневыми туфлями. На фоне элегантности Дэвида он выглядел немного неряшливо. - Ну что, скажешь, я мертв? - спросил Дэвид. - Нет. - Ну слава Богу! Ты заставил меня поволноваться. Помнишь хоть, что случилось? - Нет. Я был в больнице? - У тебя случился нервный срыв. Еще немного - и пришлось бы покупать тебе билет в один конец. Это случилось, как только ты закончил свою книгу. - "Ночной сторож"? - А какую же еще? Ты начал нести что-то насчет того, что я мертв, а Альма - это что-то ужасное и таинственное. Странно, что ты ничего из этого не помнишь. Ну теперь все это позади. Я говорил с профессором Либерманом, и он обещал взять тебя осенью на работу - ты ему понравился. - Либерман? Не он ведь сказал, что я... - Это было до того, как он узнал о твоей болезни. Во всяком случае, я забрал тебя из Мексики и поместил в частный госпиталь в Ривердейле. Оплачивал все счета, пока ты там был. Отбивная сейчас будет, а пока выпей мартини. Дон послушно отпил из стакана: знакомый терпкий вкус. - А почему мне так холодно? - Остаточный эффект. Они сказали, что это продлится день или два - холод и плохая ориентация. Официантка принесла их заказ. Дон позволил ей забрать его бокал с мартини. - Да, тебя пришлось лечить основательно, - продолжал его брат. - Ты решил, что моя жена монстр и убила меня в Амстердаме. Доктор сказал, что ты не мог смириться с тем, что потерял ее, и поэтому так и не приехал сюда, когда я тебя звал. Ты вообразил, что описанное тобой в романе - реальность. Когда ты отослал книгу своему агенту, то засел в гостинице, не ел, не мылся, даже в сортир не выходил. Пришлось мне ехать за тобой в Мехико-Сити. - А что я делал час назад? - Тебе сделали укол успокоительного и отправили на такси сюда. Я подумал, что тебе будет приятно снова увидеть это место. - Сколько я пробыл в больнице? - Почти два года. Но ты прогрессировал только в последние месяцы. - А почему же я ничего не помню? - Очень просто. Потому что не хочешь. В каком-то смысле ты родился пять минут назад. Но постепенно все вернется. Ты можешь пока пожить у нас на Айленде - море, солнце, женщины. Как тебе это? Дон оглянулся по сторонам. По тротуару мимо них шла высокая загорелая женщина в солнечных очках, сдвинутых на волосы, с огромной овчаркой на поводке. Она показалась ему эмблемой реальности, символом того, что он здоров и все, что он видит, - правда. Она была незнакомой, ничего не значащей, но если слова Дэвида правдивы, она олицетворяла реальную жизнь. - Ты увидишь еще много женщин, - сказал Дэвид, поймав его взгляд. - Не смотри так на первую попавшуюся. - Так ты женился на Альме. - Конечно. Она очень хочет тебя видеть. И знаешь, - Дэвид поднял вилку с кусочком мяса, - твоя книга ее вдохновила. Она решила посвятить себя литературе. И вот еще что, - он придвинул стул ближе. - Если бы такие существа, каких ты описал, в самом деле существовали... - Они существуют. Я знаю. - Ладно. Ну так вот, ты не думаешь, что мы казались бы им смешными и глупыми? Мы живем каких-то жалких шестьдесят-семьдесят лет, а они столетия. Могут превращаться во все, во что захотят. Наши жизни формируются случаем, совпадением, слепой комбинацией генов - они создают себя сами. Они могут презирать нас. И они правы. - Нет, - запротестовал Дон. - Все не так. Они жестоки и безжалостны, они живут убийством. Ты не можешь так говорить. - Дело в том, что ты все еще держишься за сюжет своего романа. Он засел в тебе, и ты на самом деле жил в нем. Доктор рассказывал мне, что ты гулял по коридору и разговаривал с какими-то несуществующими людьми. А потом сам отвечал за них. Ты говорил с каким-то Сирсом и еще с Рики, - Дэвид улыбнулся и покачал головой. - А что случилось в конце этой истории? - Что? - Что случилось в конце? - Дон отложил вилку и сел прямо, глядя в спокойное лицо брата. - Они не пустили тебя туда. Они боялись - судя по твоим репликам, - что их там убьют. Вот в чем дело - ты выдумал всех этих фантастических героев и вписал себя в их историю. Доктор сказал, что самый интересный случай безумия у творческой личности. Но они вытащили тебя из твоей истории. Тебе повезло. Дона словно овеяло холодным ветром. - Привет! - сказал Сирс. - Мы все иногда видим сны, но ты первый, кто видел их на нашем заседании. - Что? - Рики схватился за голову, видя вокруг себя знакомую обстановку библиотеки Сирса: застекленные книжные шкафы, кожаные кресла, темные окна. Сирс, сидящий напротив, глядел на него с легкой укоризной. Льюис и Джон с бокалами виски в руках казались скорее смущенными. - Сны? - Рики потряс головой. Он тоже, как и они, был в вечернем костюме; по тысячи знакомых деятелей он понял, что заседание Клуба Чепухи подходит к концу. - Ты задремал, - сказал Джон. - Как только закончил рассказывать историю. - Историю? - А потом, - добавил Сирс, - ты поглядел прямо на меня и сказал: "Ты мертв". - Ох, какой кошмар! Да-да. Слушайте, неужели это был сон? Мне так холодно! - В нашем возрасте у всех плохое кровообращение, - сказал Джон. - Какое сегодня число? - Да, ты действительно отключился, - Сирс поднял брови. - Девятое октября. - А Дон здесь? Где Дон? - Рики в панике оглядел библиотеку, словно племянник Эдварда притаился где-нибудь за креслом. - Рики, Рики! Мы только что решили написать ему, было бы удивительно, если бы он приехал так скоро. - Мы расскажем ему о Еве Галли? Джон осторожно улыбнулся, а Льюис, подавшись вперед, посмотрел на Рики, как на сумасшедшего. - Да, у тебя сегодня ценные идеи, - сказал Сирс. - Джентльмены, нашему другу явно надо отдохнуть, поэтому собрание прекращается. - Сирс, - Рики вспомнил еще об одном. - Да, Рики? - Когда мы встретимся в следующий раз у Джона, пожалуйста, не рассказывай историю, которую ты хочешь рассказать. Это может иметь страшные последствия. - Подожди-ка, Рики, - Сирс поманил двух других к выходу. Он вернулся с зажженной сигарой и с бутылкой. - Тебе явно нужно выпить. А потом как следует выспаться. - Я долго дремал? - внизу, на улице, Льюис начал заводить свой "моргай". - Минут десять. Так что там насчет моей истории? Рики открыл рот, чтобы сказать то, что еще недавно казалось ему таким важным, и понял, что выглядит очень глупо. - Не помню. Что-то насчет Евы Галли. - Обещаю, что не буду говорить об этом. Да и с чего бы? Никто из нас не хочет это ворошить. - Нет. Мы должны... - Рики понял, что собирается еще раз упомянуть Дона Вандерли, и покраснел. - Должно быть, это тоже часть моего сна. Сирс, окна закрыты? Я правда замерз. И чувствую себя очень усталым. Не знаю... - Возраст. Мы ведь немало пожили, Рики. Скоро конец. Джон уже умирает, ты видишь? - Да, вижу, - Рики вспомнил начало заседания и то, каким старым выглядел Джон - все это, казалось, было годы назад. - Смерть. Вот что мы видим, мой друг. Ты упомянул Еву Галли, так послушай, что я тебе скажу. Эдвард умер не от естественной причины. Он увидел видение такой неземной, ужасающей красоты, что его сердце не выдержало. С тех пор мы в своих историях скользим по краю этой красоты. - Нет, не красоты, - запротестовал Рики. - Это было что-то ужасное.., отвратительное. - Слушай! Быть может, существует другая раса - прекрасная, могущественная, всезнающая? Если они есть, они могут презирать нас. Мы по сравнению с ними скоты. Они живут столетия, и мы с тобой кажемся им детьми. Они создают себя сами, не доверяясь случаю, совпадению или слепому сочетанию генов. Они вправе нас презирать, - Сирс встал и начал расхаживать по комнате. - Ева Галли. Быть может, тогда мы потеряли свой шанс. Рики, мы могли увидеть то, что не видели за всю нашу убогую жизнь. - Они еще более убоги, чем мы, - сказал Рики и вспомнил: Байт. - Не рассказывай про Бэйтов, вот о чем я хотел попросить. - О, все это кончилось. Все. Для всех нас. Рики чувствовал себя больным, ужасно замерзшим. Холод давил на его легкие и сковывал руки и ноги. Сирс нагнулся над ним. - Рики, похоже, ты простудился. Не хватало тебе только пневмонии. Дай-ка пощупаю твои гланды. Массивная рука Сирса обхватила его горло. Рики отчаянно чихнул. - Слышишь, что я говорю? - сказал Дэвид. - Ты поставил себя в положение, из которого единственным логичным выходом может быть смерть. Твоя смерть. Ты изобразил эти существа, как зло, но втайне знал, что они просто высшая раса. Ты думал, что они хотят убить тебя, и таким образом чуть не принес себя в жертву. Опасная игра, братишка. Дон покачал головой. Дэвид отложил нож и вилку. - Давай поставим опыт. Я докажу тебе, что ты хочешь жить. - Я знаю, что я хочу жить, - он снова посмотрел на неподражаемо реальную улицу, где неподражаемо реальная женщина снова вела на поводке неподражаемо реальную овчарку. Но они ведь проходили тут раньше? Или это и есть потеря ориентации? - Я докажу. Я сейчас возьму тебя за горло и начну сжимать. Когда ты захочешь меня остановить, ты скажешь. - Это смешно. Дэвид быстро встал и сдавил его горло. - Стоп, - сказал Дон, но Дэвид не ослабил хватку. Рядом за столиками люди продолжали неподражаемо реально есть и пить, ничего не замечая. - Стоп, - попытался сказать Дон еще раз, но уже не смог. Лицо Дэвида склонилось над ним; потом это был уже не Дэвид, а гигантский олень, или сова, или что-то среднее между ними. Поблизости кто-то громко чихнул. *** - Привет, Питер. Так ты решил зайти? Кларк Маллиген вышел из своей будки. - Спасибо, что привели его, миссис Берне. Ко мне сейчас мало кто ходит. Да что с тобой, Питер? Питер открыл рот и закрыл его опять. - Скажи ему спасибо, Питер, - сухо сказала мать. - Это, должно быть, фильм так подействовал. Я его сто раз смотрел, и все равно забирает. Вот и все, Пит. Это фильм. - Фильм? Нет.., мы шли по лестнице, - он поднял руку и увидел в ней нож. - Именно. Твоя мама сказала, что ты захотел посмотреть, как это выглядит отсюда. Но поскольку вы единственные зрители, ничего плохого в этом нет. - Питер, где ты взял этот нож? - спросила мать. - Брось его немедленно! - Нет. Мне нужно.., ох. Мне нужно... - Питер отступил от матери и оглядел маленькую операторскую будку. Пальто на крюке; календарь; пустая бутылка. Здесь было так холодно, как будто Маллиген показывал кино на улице. - Успокойся, Пит. Смотри, вот так ставится катушка, и когда краешек показывается вот здесь, я нажимаю вот на эту кнопку... - Что было в конце? - хрипло спросил Питер. - Я не могу вспомнить... - О, они все умерли. Так ведь все кончается, правда? Когда они сражаются, это выглядит героически, но они все равно обычные маленькие люди. И все они умрут, вот увидишь. Если хочешь, можешь посмотреть конец у меня. Как вы, миссис Берне? - Ему лучше, - сказала Кристина. - У него случился какой-то припадок. Питер, отдай мне нож. Питер спрятал нож за спину. - О, скоро он увидит, миссис Берне, - сказал Маллиген, включая второй проектор. - Что увижу? Почему у вас так холодно? - Отопление испортилась. Что увидишь? Ну сперва убьют двоих, а потом.., смотри сам. Питер заглянул в отверстие и увидел экран, светящийся над пустым залом... Рядом громко чихнул невидимый Рики Готорн, и стены операторской будто закачались. Он увидел что-то расплывчатое, с уродливой головой какого-то животного. Потом это снова был Кларк Маллиген. - Пленка сбилась, извини. Теперь все будет нормально, - сказал он, но его голос дрожал. - Отдай мне нож, Питер, - потребовала мать. - Это все фокусы. Грязные фокусы. - Питер, не груби! Кларк Маллиген склонился над ним с выражением жалости на лице, и Питер, вспомнив вестерны, всадил нож в его выпяченный живот. Мать закричала, уже начиная распадаться, как все вокруг. Питер ухватил нож обеими руками и рванул вверх, плача от ужаса и отвращения; Маллиген повалился на проекторы, сбивая их со штативов. Глава 19 - Ох, Сирс, - выдохнул Рики. Его горло болело. - Ох, мои бедные друзья... Они только что были живы и их хрупкий мир, казалось, снова был цел; горечь новой и уже безвозвратной потери пронизала все его существо и слезы обожгли ему глаза. - Смотрите, Рики, - это был голос Дона. Рики с трудом повернул голову и быстро встал, увидев то, что лежало рядом с ним на полу. - Это сделал Питер. Юноша стоял в шести футах от них, глядя на лежащее перед ним тело женщины. Дон сидел на полу, потирая шею. Рики посмотрел ему в глаза, увидел в них страх и боль, и потом оба они взглянули на тело Анны Мостин. Какое-то время она все еще выглядела той миловидной молодой женщиной с черными волосами и лисьим личиком, какой они увидели ее в первый раз на Уит-роу. Ее рука сжимала костяную рукоятку ножа, торчащего у нее из груди; из раны, пульсируя, выливалась темная кровь. Из окна на распростертое тело падали редкие хлопья снега. Глаза Анны Мостин открылись, и Рики подался вперед, думая, что она хочет что-то сказать, но она, очевидно, уже их не узнавала. Из раны хлынул поток крови, забрызгав троих мужчин. И тут они увидели, как за угасающей жизнью Анны продолжает жить другая, нечеловеческая жизнь - не олень, не сова, но нечто, не имеющее привычных форм. Только на миг за раскрытым ртом Анны им почудился другой рот, за ее бьющимся в судорогах телом - другое тело. Потом все исчезло, и на полу осталась только мертвая женщина. В следующую секунду ее лицо мертвенно побелело, кожа сморщилась - вся она как бы вдавливалась внутрь, как клочок бумаги на огне. На их глазах она сжалась до половины своего размера, потом до четверти - в ней уже не оставалось ничего человеческого, это был просто кусок изувеченной плоти, гонимый неведомым ветром. Сама комната, казалось, тяжело, по-человечески, вздохнула. Зеленый цвет погас, и остаток тела Анны Мостин испарился. Рики, стоящий возле этого места на коленях, увидел, что падающие хлопья снега тоже втягиваются в невидимую воронку. В тринадцати кварталах от них взорвался дом на Монтгомери-стрит. Милли Шиэн услышала треск и, высунувшись в окно, увидела, что фасад дома Евы Галли сминается, как картон, и, распадаясь на кирпичи, втягивается внутрь и исчезает в огне, уже бушующем в сердце здания. - Рысь, - выдохнул Рики. Дон оторвал глаза от того места на полу, где исчезла Анна Мостин, и увидел на подоконнике воробья. Птица наклонила голову и посмотрела на них. Дон и Рики двинулись к ней, и она вылетела в окно. - Это все? - спросил Питер, все еще глядя на пол. - Все кончилось. Мы это сделали. - Да, Питер, - ответил Рики. - Все кончилось. Дон стоял у окна, вглядываясь в темноту, где бушевала метель. Потом подошел к двум остальным и обнял их. Глава 20 - Как вы себя чувствуете? - спросил Дон. - Он спрашивает! - Рики приподнялся на подушках в своей палате в Бингемтонской больнице. - Пневмония - это вам не шутка. Советую поберечься. - Попытаюсь. Вы чуть не умерли. Хорошо, что как раз расчистили шоссе, и "скорая" смогла проехать. Еще немного, и мне пришлось бы везти вашу жену во Францию. - Не говори об этом Стелле. Она так хочет во Францию, что готова ехать даже с таким юнцом, как ты. - Сколько вас еще здесь продержат? - Две недели. Стелла так запугала всех сестер, что они заботятся обо мне по первому классу. Спасибо за цветы. - Мне вас не хватает, - сказал Дон. - И Питеру тоже. - Да, - просто ответил Рики. - Как странно. Я чувствую близость к вам с Питером больше, чем к кому бы то ни было со бремени Альмы Моубли. - Я уже говорил тебе об этом. Клуб Чепухи умер - да здравствует Клуб Чепухи! Сирс однажды сказал, что хотел бы быть не таким старым. Сейчас я его понимаю. Я хотел бы видеть, как вырастет Питер, хотел бы помогать ему. Но я перепоручу это тебе. - Мы сделает все, что сможем. - Знаешь, я в той комнате совсем раскис. - Я тоже. - Слава Богу, что Питер не растерялся. - Да. Но рысь все еще нужно застрелить. - Обязательно, иначе она вернется опять. Мстить нашим детям. Мне не хочется так говорить, но боюсь, что это ваша работа. - Похоже, что так. Ведь именно вы в конечном счете прикончили Грегори и Фенни. А Питер убил их благодетельницу. Надо же и мне что-то сделать. - Незавидная работенка. Кстати, нож у тебя? - Я подобрал его с пола. - Это хорошо. Знаешь, в той ужасной комнате я понял, почему твой дядя покончил с собой. Мы с Сирсом долго ломали над этим голову. - Да. Я тоже это понял. - Бедный Эдвард. Он вошел в спальню, ожидая в худшем случае застать свою актрису в постели с Фредди Робинсоном. А вместо этого она - как это сказать? - Сбросила маску. Рики выглядел усталым, и Дон встал, чтобы уйти. Он положил на столик перед кроватью пакет с апельсинами и несколько детективов. - Дон. - Что? - Не надо нянчить меня. Лучше застрели рысь. Глава 21 Через три недели, когда Рики наконец выписали из больницы, снегопад прекратился, и Милберн начал понемногу возвращаться к жизни. Магазины заполнились покупателями; в одном из них Рода Флэглер подошла к Битси Андервуд, покраснев, как ребенок, и принялась извиняться. "Ах, эти жуткие дни, - вздохнула Битси. - Я бы могла тебя убить, если бы ты первой ухватила эту тыкву". Открылись школы; бизнесмены и банкиры вернулись к работе, разбирая бумажный хаос, накопившийся на их столах; на улицах снова появились пешеходы. Анни и Энни, официантки Хэмфри, погоревали о Льюисе и вышли замуж за тех, с кем они жили. Если у них родились мальчики, они наверняка назвали их Льюисами. Некоторые все же разорились - ведь налоги с вас берут даже когда ваш бизнес похоронен под снегом. Леота Маллиген пыталась вести дело сама, но в итоге продала кинотеатр и вышла замуж за брата Кларка, который был не таким мечтателем, но зато любил ее кухню. Рики Готорн закрыл свою контору, но один молодой юрист купил у него помещение и название, взял обратно Флоренс Куэст, и контора Рики и Сирса превратилась в контору "Готорн-Джеймс-Уиттэкер". "Жаль, что его фамилия не По", - сказал Рики, но Стелла не поняла этой шутки. Дон все это время ждал. С Рики и Стеллой они говорили о Европе, с Питером - о Корнелле, о прочитанных книгах, об отце юноши, который понемногу привыкал к жизни без Кристины. Пару раз Дон и Рики ходили на кладбище и клали цветы на множество новых могил, появившихся там после похорон Джона Джеффри. В одном ряду лежали Льюис, Сирс, Кларк Маллиген, Фредди Робинсон, Харлан Баутц, Пенни Дрэгер, Джим Харди. Кристина Берне была похоронена в другом месте, рядом с отцом. Семью Элмера Скэйлса похоронили на их участке, купленном еще дедом Элмера, где их охранял каменный ангел. - Рыси еще не видно, - сказал как-то Рики на обратном пути. Но они знали, что это будет не рысь, и что она может появиться через месяцы или даже годы. Дон читал, смотрел телевизор, ходил в гости к Рики и Стелле, обнаружил, что не может больше писать, и ждал, ждал. Однажды он проснулся среди ночи и обнаружил, что плачет. В середине марта почтовый грузовик доставил в город заказ из компании кинопроката в Нью-Йорке. Это была копия "Китайской жемчужины". Дон наладил дядин проектор, включил его и увидел, что руки его так дрожат, что он не может зажечь сигарету. Он боялся, что у Евы Галли в ее единственном фильме будет лицо Анны Моубли. Он прослушал запись: фильм был включен в серию "Классика немого экрана" и сопровождался комментарием. - Одной из величайших звезд немого кино был Ричард Бартелмесс, - сказал скучный голос комментатора, и на экране появился герой, идущий по улицам Сингапура. Его окружали голливудские японцы, одетые по-малайски и призванные изображать китайцев. Комментатор тем временем описал карьеру Бартелмесса и кратко изложил сюжет фильма - похищенная жемчужина, завещание, таинственное убийство. Бартелмесс приехал в Сингапур, чтобы разыскать подлинного убийцу и защитить своего друга от ложного обвинения. Дон выключил звук и стал смотреть; он боялся, что Еву Галли могли вырезать. На экране появился бар с проститутками; Ева Галли могла играть любую из них. Качество пленки оставляло желать лучшего, и он думал, что вообще не узнает ее. Но тут он похолодел. Из двери бара появилась невысокая большеглазая девушка, спокойно смотрящая в камеру. Он поспешно включил звук. - Самая роковая женщина Сингапура. Посмотрим, одолеет ли она нашего героя? - она подошла к Бартелмессу и потрепала его по щеке. Потом уселась к нему на колени, но Бартелмесс скинул ее на пол. - Нет, он ей не по зубам! Дон остановил фильм и прокрутил его назад до появления Евы Галли. Она вовсе не была красавицей и совсем не походила на Альму Моубли. Он заметил, что ей нравилось играть, нравилось привлекать к себе внимание. Она играла хорошо - ее красивое спокойное лицо могло изобразить тысячу характеров. Но она сделала ошибку, представ перед камерой, - бесстрастный стеклянный взгляд обнажил то, что не было заметно людям с их пристрастностью к красоте - ее пустоту, ее бесчеловечность. Дон подумал, что теперь распознает ее в любом обличье, мужском или женском. Ей не удастся укрыться в мире людей. Глава 22 В начале апреля к нему пришел Питер Берне. - Извините, что я вам мешаю. Если вы заняты, я сейчас уйду. - Прекрати, - сказал Дон. - Можешь приходить в любое время. Я всегда буду тебе рад. - Я так и думал, что вы это скажете. Рики уезжает, слышали? - Да. Я приду провожать их в аэропорт. Они очень рады этой поездке. Но если ты хочешь видеть его, я позвоню и он придет. - Нет, прошу вас, не надо. Хватит и того, что я беспокою вас. - Питер, ради Бога! В чем дело? - Я видел мою мать, - сказал Питер. - Она мне все время снится. Как будто я снова в доме Льюиса и вижу, как Грегори Бэйт душит ее, и вспоминаю, каким он был потом - на полу в "Риальто". Как его куски шевелились.., не хотели умирать. - Ты говорил об этом с отцом? - Пытался. Но он не хочет слушать. Он смотрит на меня так, будто мне пять лет и я рассказываю какую-то детскую ерунду. - Не вини его, Питер. Никто, кроме нас, не поверит в это. Хорошо, что он хотя бы не считает тебя сумасшедшим. Может, он еще поверит тебе. Дело в другом. Мать любила тебя, и теперь, когда она умерла такой ужасной смертью, ее любовь осталась с тобой. Ты должен пронести ее через всю жизнь. Питер кивнул. - Я знал когда-то девушку, которая целыми днями сидела в библиотеке и говорила, что это предохраняет ее от человеческой подлости. Не знаю, как сложилась ее судьба, но знаю, что никто не может предохранить от подлости. Или от боли. Все, что нам остается - это идти вперед, пока мы не пройдем через это. - Я знаю, - сказал Питер, - но это так тяжело. - Это необходимо. И Корнелл - первый шаг к этому. У тебя будет столько дел, что ты забудешь обо всем, что здесь случилось. - Мы с вами еще увидимся? - Когда ты захочешь. А если я уеду из Милберна, я буду тебе писать. - Договорились, - сказал Питер. Глава 23 Рики присылал ему открытки из Франции; Питер продолжал приходить, и Дон видел, что потихоньку Анна Мостин и братья Бэйт выветриваются из его памяти. Питер завел новую подружку, которая тоже собиралась в Корнелл, и казался веселым. Но это был обманчивый мир. Дон продолжал ждать. Он наблюдал за всеми, кто приезжал в Милберн, но среди них никто не напоминал ему о Еве Галли. Несколько раз он набирал номер Флоренс де Пейсер и говорил: "Это Дон Вандерли. Анна Мостин мертва". В первый раз трубку просто положили; во второй женский голос спросил: "Это опять мистер Уильяме из банка? Сколько раз вам говорила, набирайте правильно номер". В третий раз оператор сообщил, что номер снят с пользования. Его деньги таяли. На счету в банке оставалось не больше трехсот долларов, и теперь, когда он снова много пил, этого могло хватить только на пару месяцев. После этого он будет вынужден устроиться на работу, а это помешает ему высматривать ту, кого он ищет. Два-три часа в день он сидел на скамейке в городском парке. Ты не знаешь ее шкалы времени, твердил он себе, не знаешь, в каком возрасте она появится. Ева Галли ждала пятьдесят лет. Это вполне может быть ребенок или кто-нибудь знакомый всем, горожанам - что ей стоит принять любое обличье? На этот раз Ночной сторож будет осторожнее. Но она должна появиться не позже, чем Рики умрет естественной смертью. В ближайшие десять лет. Сколько лет ей может быть сейчас? Восемь или девять. Самое большее, десять... Глава 24 Так он и нашел ее. Сперва он сомневался, глядя на девочку, которую как-то утром увидел на детской площадке. Она не была красивой и даже привлекательной - смуглая, нахмуренная, в ношенных вещах. Другие дети избегали ее, но это часто бывает: и, может быть, то, как она в одиночестве бродила по площадке или качалась на пустых качелях, было естественной реакцией. Но, может быть, дети просто почувствовали ее отличие от них? Он знал, что нужно спешить: его счет сократился до ста с небольшим долларов. Но если он увезет девочку и ошибется, то из него сделают маньяка. Во всякое случае, теперь он ходил на площадку с ножом, привязанным под рубашкой. Даже если он прав и эта девочка - та самая рысь Рики, то что ему делать? Она может позволить ему себя увезти и по дороге преспокойно сдать его в полицию. Но он не думал, что она это сделает - Ночной сторож явно намеревался расправиться с ним раз и навсегда, без вмешательства закона. Она не обращала на него внимания, но начала являться ему в снах - сидела рядом и смотрела на него, и он чувствовал на себе этот ее взгляд, даже когда она качалась на качелях. Он только подозревал, что она не обычный ребенок, и цеплялся за это подозрение с фанатичным отчаянием. Он начал бродить в парке - нестриженый, редко бреющийся человек с блуждающим взором. Его не гнали только потому, что узнавали, - весной Нед Роулс напечатал в "Горожанине" очерк о нем. Он был гражданином Милберна и, должно быть, обдумывал будущий роман. Людям нравится, когда в их городе заводится свой чудак, к тому же, все знали, что он дружит с Готорнами. Дон закрыл счет и снял с него оставшиеся деньги; он не мог спать, даже напившись, и знал, что возвращается к состоянию, испытанному им после смерти Дэвида. Каждое утро он привязывал нож к своему телу и шел в парк. Он зал, что если он чего-нибудь не сделает, то однажды утром не сможет встать с постели: нерешительность просто парализует его. И в этот раз он не сможет выйти из этого состояния, описав его. На другой день он подозвал к себе одного из играющих детей - застенчивого маленького мальчика. - Как зовут ту девочку? - спросил он. Мальчик помигал, переминаясь на месте, и ответил: - Анджи. - Анджи что? - Не знаю. - А почему никто с ней не играет? Мальчик сощурился на него, потом, видимо, решив, что ему можно доверять, приложил ладошку ко рту и шепотом сообщил: - Потому что она плохая. Он отошел, а девочка в это время качалась на качелях: вверх-вниз, вверх-вниз. Анджи. Под жарким полуденным солнцем он внезапно похолодел. Той ночью Дон свалился с кровати, держась за голову, которая, казалось, раскалывалась на тысячу кусков, как разбитое блюдо. Он пошел в кухню выпить воды и увидел там - ему показалось, что увидел, - Сирса Джеймса, раскладывающего за столом пасьянс. Галлюцинация недовольно посмотрела на него, сказала: "Пора тебе убираться отсюда", - и вернулась к своему занятию. Он вернулся в спальню и начал запихивать в чемодан вещи, уложив на дно завернутый в рубашку дядин нож. В семь утра, не в силах оставаться дома, он пошел в парк, сел на скамейку и стал ждать. Девочка появилась в девять. На ней было то же розовое платье, которое он много раз видел, и она шла тихо, как всегда одна. В первый раз они встретились один на один. Он кашлянул, и она повернулась к нему. Он понял наконец, что пока он неделями высиживал здесь, боясь за свой рассудок, она терпеливо играла с ним. Даже сомнение (а оно до сих пор не покидайте его) было частью этой игры. Она ослабляла его, мучила его, как когда-то мучила Джона Джеффри, пока тот не прыгнул с моста в замерзшую реку. - Эй, - позвал он. Девочка села на качели и посмотрела на него. - Эй. - Чего тебе? - Поди сюда. Она встала и пошла к нему. Он боялся, ничего не мог с собой поделать. Девочка остановилась в двух шагах от него. - Как тебя зовут? - Анджи. - Анджи что? - Анджи Мессина. - Где ты живешь? - Тут. В городе. - Где? Она неопределенно указала куда-то на восток, в направлении Лощины. - Ты живешь с родителями? - Мои родители умерли. - Тогда с кем? - С людьми. - Ты слышала когда-нибудь о женщине по имени Флоренс де Пейсер? Она покачала головой: может, да, а может, и нет. Он посмотрел вверх, на солнце, не в силах говорить дальше. - Чего ты хочешь? - спросила девочка. - Хочу, чтобы ты поехала со мной. - Куда? - Так, Прокатиться. - Ладно. Дрожа, он встал со скамейки. Вот и все. Так просто. Так просто. Никто их не заметил. Что самое плохое ты сделал в жизни? Украл одинокую девочку и гнал машину без сна, без отдыха.., и прижимал нож к ее груди? Что самое плохое? Не поступок, но помышление: фильм ужасов, безостановочно крутящийся у него в голове. ЭПИЛОГ ЛОВУШКА ДЛЯ МОТЫЛЬКА - Положи нож, - раздался голос его брата. - Ты слышишь меня, Дон? Положи нож. Иначе это добром не кончится. Дон открыл глаза и увидел, что сидит в открытом ресторане, выходящем на улицу. Дэвид сидел напротив, все еще красивый и излучающий уверенность, но вместо костюма на нем был какой-то полотняный мешок: лацканы серые от пыли, в швах проросли бледные побеги. Мох густо покрывал рукава. Перед ним стояли отбивная и бокал вина; в одной руке он держал вилку, а в другой - дядин нож с костяной рукояткой. Дон расстегнул пуговицу на его рубашке и направил туда лезвие ножа. - Я устал от твоих шуток. Ты не мой брат и я не в Нью-Йорке. Я в комнате мотеля во Флориде. - И ты не выспался, - сказал брат. - Ты выглядишь ужасно, - Дэвид облокотился на стол и сдвинул большие солнечные очки на лоб. - Но, возможно, ты и прав. Тебя ведь это не удивляет, не так ли? Дон покачал головой. Глаза брата были ее глазами, хотя она и скопировала их удивительно точно. - Я знаю, что я прав. - Насчет девочки в парке? Конечно. Конечно, ты был прав. Ты ведь долго искал ее, так? -Да. - Но ведь через несколько часов бедная сиротка Анджи опять будет в парке. Лет в десять-двенадцать она будет как раз для Питера Бернса, как тебе кажется? Ну, правда, бедный Рики покончит с собой гораздо раньше. - Покончит с собой? - Это ведь так легко устроить, дорогой брат. - Не зови меня братом, - сказал Дон. - О, но мы же братья, - Дэвид улыбнулся. В комнате мотеля с постели встал неряшливо одетый негр, снимая с шеи саксофон. - А теперь послушай меня. Узнал? - Доктор Заячья лапка. - Собственной персоной. Лицо его было тяжелым, властным, и на нем был не клоунский наряд, как воображал Дон, а поношенный коричневый костюм со светлыми, почти розовыми заплатами. Его костюм тоже походил на пыльный мешок - от долгой жизни в дороге. И глаза его были пусты, как у девочки, - только белки их пожелтели, как клавиши старого рояля. - Я о тебе не думал. - Какая разница? Там есть много такого, о чем ты и подумать не можешь, - доверительный голос музыканта вторил тембру саксофона. - Пара легких побед не означают, что ты выиграл войну. Я много видел таких людей. Ты привез меня сюда, Дон, но куда ты денешь себя? Куда ты денешься от того, что не можешь даже вообразить? - Я могу стоять с тобой лицом к лицу, - сказал Дон. - Слышишь, старый шут? Доктор Заячья лапка рассмеялся - глухо и мерно, как камешек, прыгающий по волнам, и Дон вдруг очутился в апартаментах Альмы Моубли среди знакомых ему вещей, и перед ним на кушетке сидела сама Альма. - Ну в этом нет ничего нового, - проговорила она, все еще смеясь. - Мы с тобой много раз были лицом к лицу. И в долгих позициях тоже. - Убирайся, - сказал он. Превращения начали действовать на него: в желудке горело, в голове отдавались глухие удары. - Я думала, ты привык, - сказала она своим переливчатым голосом. - Ты ведь знаешь о нас больше, чем любой другой на этой планете. Если тебе не нравятся наши характеры, то уважай хотя бы наши таланты. - Я уважаю их не больше, чем трюки фокусника из ночного клуба. - Тогда я научу тебя уважать их, - она склонилась вперед, и теперь это был уже Дэвид с разбитым черепом, залитым кровью, с вывороченной, переломанной челюстью. - Дон? Ради Бога, Дон.., помоги мне, - Дэвид сполз на бухарский ковер, пачкая его кровью. - Сделай же что-нибудь. Дон.., ради Бога. Дон не мог этого выдержать. Он знал, что, если он нагнется к телу брата, они убьют его и с криком "Нет!" бросился к двери. Дверь распахнулась в темную комнату, полную людей, что-то наподобие ночного клуба ("Я сказал "ночной клуб", и она ухватилась за это", - подумал он), где белые и черные люди сидели за столиками лицом к эстраде. На краю эстрады сидел доктор Заячья лапка и кивал ему. Саксофон опять висел у него на груди и он перебирал пальцами кнопки, пока говорил. - Видишь, малыш, тебе придется уважать нас. Мы можем взять твой мозг и превратить его в кукурузную кашу, - он спрыгнул с эстрады и пошел к Дону. - Скоро, - из его широкого рта теперь исходил нежный голос Альмы, - скоро ты уже не будешь знать, где ты и что ты делаешь, все внутри тебя смешается, и ты не сможешь уже отличать правду от лжи, - он поднял саксофон и опять заговорил голосом доктора. - Видишь эту трубу? В нее я моту говорить девчонкам, что я люблю их, и это, быть может, ложь. Еще я могу говорить в нее, что я голоден, и это, быть может, правда. Но я моту сказать еще что-нибудь замечательное, и кто знает, правда это или ложь? Остается догадываться. Сложное дело. - Здесь слишком жарко, - сказал Дон. Ноги его дрожали, в голове продолжали отдаваться удары. Другие музыканты на эстраде готовились к выступлению; он боялся, что если они заиграют, музыка разорвет его в клочья. - Может, пойдем? - Как хочешь, - сказал доктор Заячья лапка, и его желтые белки заблестели. Тут ударил барабан, потом вступили литавры, звон меди наполнил воздух, и оркестр разом грянул что-то, поразившее его, как удар... И он шел по пляжу с Дэвидом, оба босые, и он не хотел смотреть на Дэвида в его жутком могильном костюме, поэтому он смотрел на море, и на чаек, и на пятна нефти на воде, блестевшие под лучами солнца. - Они просто ждут, - сказал Дэвид, - они могут ждать сколько угодно, пока мы не свалимся, понимаешь? Поэтому мы и не можем их победить. Можно выиграть несколько поединков, как ты в Милберне, но поверь мне - теперь они не оставят тебя в покое. И правильно сделают. Это не так уж плохо. - Нет, - прошептал Дон. И увидел на берегу, за ужасной головой Дэвида, коттедж, где они с Альмой жили когда-то, тысячу лет назад. - Так было и со мной. Я хотел все тут перевернуть. Но эти старые лисы - Сирс и Рики - знали столько всяких трюков, что в два счета затянули меня за поле. И тогда я решил, что смогу одолеть их только одним способом. - Сирс и Рики? - Конечно. Готорн, Джеймс и Вандерли. Разве не так? - Так и было, - сказал Дон, глядя на багровое солнце. - Да. И тебе лучше сделать то же, Дон. Видишь ли, они ведь живут вечно и видят нас насквозь, и когда ты думаешь, что прижал их, они выскальзывают и оказываются совсем в другом месте - совсем как те старые судейские крючки. Я сделал это, и теперь все это мое, - Дэвид обвел широким жестом дом, океан, солнце. - И мое, - рядом шла Альма в белом платье. - Как сказал тот музыкант, это сложное дело. Пятна нефти под ногами потемнели, радужные блики стали завиваться вокруг его щиколоток. - Что тебе нужно, малыш, - сказал доктор Заячья лапка, - так это выход. У тебя гудит голова и крутит живот, и ты устал, как негр на плантации. Тебе нужно отыскать дверь. - Дверь, - повторил Дон и тут же увидел перед собой высокую деревянную дверь, стоящую прямо на песке. На ней белело бумажное объявление, и он прочитал: Мотель "Вид на залив". 1. Администрация просит гостей выезжать днем или оплачивать следующую ночь. 2. Мы уважаем вашу собственность - пожалуйста, уважайте нашу. 3. Запрещается готовить в комнатах. 4. Администрация желает вам хорошего отдыха и счастливого пути. - Видишь? - сказал Дэвид. - Счастливого пути. Сделай то, что желает администрация. Открой дверь. Дон открыл дверь и шагнул за порог, на горячий асфальт автостоянки. Перед ним стояла Анджи, держащая открытой дверцу машины. Старик в очках с золотой оправой, похожий на Адольфа Эйхмана, равнодушно посмотрел ему вслед. Дон сел в машину. - Теперь поехали, - доктор Заячья лапка тяжело опустился на сиденье рядом с ним. - Ты теперь всегда найдешь эту дверь, так ведь? Ты теперь с нами. Дон вырулил со стоянки. - Куда теперь? - Куда, малыш? - негр усмехнулся. - По нашему пути. Это все, что у тебя осталось. Можем поехать куда-нибудь в деревню. Видишь? Конечно, он видел: глядя на дорогу, ведущую от Панама-Сити, он видел широкое поле, поросшее травой, и ветряную мельницу, медленно вращающую крыльями на легком ветерке. - Нет, - прошептал он. - Не надо. - Езжай, сынок. Просто езжай. Дон глотнул воздуха. Он знал, что смертельно устал, что обязательно уснет за рулем. - фу, парень, от тебя несет, как от козла. Не мешало бы тебе помыться. Как только голос музыканта замолк, о ветровое стекло ударили струи дождя. Дон включил дворники и увидел, что дождь стеной льет с внезапно потемневшего неба. Он закричал и, не соображая уже, что делает, нажал на газ. Автомобиль рванулся вперед и вылетел с дороги на открытый пляж. Его голова стукнулась о руль, и он лишь с трудом сообразил, что машина, застревая в песке, продолжает ехать по направлению к морю. На краю дороги стояла Альма Моубли в белом платье, протягивая к нему руки, словно хотела его удержать. - Чертов болван! - закричал доктор Заячья лапка, хватая его эа плечо. Дон почувствовал боль под рубашкой, сунул туда руку и вытянул нож. Он прокричал что-то нечленораздельное и ударил ножом туда, где сидел музыкант. - Чертов.., болван, - прохрипел доктор, хватая Дона за руки. Но он не отталкивал лезвие, а наоборот, направлял его к себе в сердце. За окном появилось лицо Альмы, кричащее, искаженное, как у ведьмы. Голова Дона уткнулась в шею доктора Заячья лапка, кровь заливала его. Машина уже не ехала, а летела над песком, подхваченная ветром, отшвырнувшим Дона к дверце, - смертельным ветром Ночного сторожа, швырнувшим машину прямо в залив. Машина погрузилась в воду, и тело музыканта съежилось и усохло, как когда-то тело Анны Мостин. Он почувствовал тепло и увидел, что дождь моментально прекратился и на небе появилось жаркое солнце Флориды. Вода пробивалась под дверцу и ее брызги сливались с предсмертным танцем доктора Заячья лапка. Его окружили тысячи вопящих голосов. - Ну ублюдок, - прошептал он, выжидая превращения. Зеленый свет залил внутренности машины. "Болван", - прошипел в последний раз голос ниоткуда, и машина затряслась, разбрасывая блики света, словно она была призмой, отражающей солнечные лучи. Дон уловил, как шипение перешло в сердитое жужжание и быстро схватил ладонями самое плотное световое пятно. Тело внутри было таким маленьким, что сперва он решил, что потерял его. Потом то, что было у него в руках, ужалило его. ПУСТИ МЕНЯ! Оно ужалило снова. Ему показалось, что рука раздулась, как футбольный мяч. Он сложил ладони вместе и стал сдавливать то, что было внутри. ВЫПУСТИ МЕНЯ! Он продолжал давить, несмотря на укусы, пока крик у него в голове не превратился в пронзительный визг. Плача - частью от боли, частью от дикого ощущения триумфа, от которого ему казалось, что он сияет, как солнце, источая свет из каждой поры, - он потянулся правой рукой к ножу на сиденье. Потом он распахнул дверцу прямо в залив. Голос в его мозгу превратился в рев. Оса - или что это было? - еще дважды ужалила его в руку. Он, плача, вылез из машины и по пояс погрузился в воду. "Пора посмотреть, что будет, если застрелить рысь". Он увидел у берега глядящих на него людей. Толстяк в форме сторожа бежал к берегу. "Пора посмотреть, что будет. Пора посмотреть". Он правой рукой махнул сторожу, чтобы тот уходил, а левую опустил в воду. Пускай оса охладится. Сторож увидел нож в его руке и потянулся рукой к кобуре. - С вами все в порядке? - крикнул он. - Убирайся! - Слушай, парень... ВЫПУСТИ МЕНЯ! Сторож опустил руку и попятился: удивление на его лице смешивалось с тревогой. - Я сделаю это, - сказал Дон, выбираясь на песок, и стал на колени. - Пора застрелить рысь. Он поднял нож над распухшей левой рукой и чуть раздвинул пальцы. Когда часть бешено извивающегося насекомого показалась наружу, он вонзил в него нож. НЕТ! ТЫ НЕ СМЕЕШЬ! Он отбросил отрезанную часть осы на песок, потом разрезал пополам оставшееся. НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ!.. - Эй, мистер... - сторож уже топал к нему. - Вы себе всю руку порезали. - И правда, - сказал Дон и бросил нож туда же, где валялись куски осы. Голос в его голове стих, рассыпавшись вдребезги. Краснолицый сторож взглянул на осу и наступил на нее, вдавив в песок. - Оса, - сообщил он. - Должно быть, укусила вас? А как это случилось? Неужели вас сдул этот ветер? Я такого никогда не видел.., да... Дон обмотал раненую руку рубашкой и опять опустил ее в воду, чтобы унять боль. - Вы что, хотели отомстить этой твари? - Я.., да. Я это сделал, - Дон улыбнулся, глядя в непонимающие глаза сторожа. - И правильно, - они оба глядели на торчащие из песка неподвижные ножки осы. - Больше не оживет. - Не похоже, - Дон придавил песок ботинком, окончательно хороня то, что там было. - Прибой ее унесет, - сказал сторож и пошел к набережной, где столпились любопытные. - Вам не нужна помощь? Можно подогнать грузовик и вытащить вашу машину. - Может быть. Спасибо. - Вы куда-то спешите? - Нет, уже нет, - сказал Дон, уже зная, что он теперь сделает. - Просто в Сан-Франциско есть женщина, с которой мне надо встретиться. Они пошли к набережной. Дон оглянулся, но не увидел ничего, кроме песка. Не увидел даже места, где похоронил ее. - Прибой утащит эту сволочь на самую Кубу. Не волнуйтесь, приятель. На корм рыбам. Дон закинул нож за пояс и вдруг испытал прилив любви ко всему живому, ко всему, что рождается и умирает, и живет свой краткий век под солнцем, как эти вот люди. Он знал, что это всего-навсего приток адреналина, но все равно ощущал это могучее, почти мистическое чувство. Дорогой Сирс. Дорогой Льюис. Дорогой Дэвид. Дорогой Джон, с которым он так и не познакомился. Дорогие Рики и Стелла, и дорогой Питер. Дорогие мои братья и сестры по человечеству. - Для парня, чья машина пошла на дно, вы выглядите чертовски счастливым, - заметил сторож. - Да, - сказал Дон. - Это так. Только не спрашивайте, почему.
|
|