Церковь заливало красное сияние, населенное стремительным
скольжением теней. Многие сиденья действительно были вырваны и
пошли на растопку для костров, а в углу стоял топор. На алтаре Кип
заметил горшки и странные бутыли, которые помнил по церемонии в
джунглях; на стенах висело три или четыре дешевых металлических
распятия, а по полу вокруг алтаря были рассыпаны зола и опилки. Кип
покачал головой и уставился на старика. На шее у Бонифация висел
стеклянный глаз, круглый зрачок горел красным огнем.
	Бонифаций задвинул засов на двери и повернулся к констеблю. По
его щеке скатилась и упала на пол капля пота.
	- Что вы делаете, старина? - спросил Кип. - Для чего костер?
	- Уходите! - повторил Бонифаций. - Как можно скорее!
	Не обратив на него внимания, Кип пошел к алтарю, разглядывая
разложенные там материалы, жидкости в бутылках, что-то темное в
черных горшках. Все это атрибуты вуду, припомнил он, нужные для
общения с миром духов. Под перевернутым горшком растеклась
неведомая маслянистая жидкость; брошенная в стену бутылка алыми
мазками расплескала свое содержимое по краске.
	- Возвращайтесь домой! - настаивал Бонифаций. - К жене, к
ребенку!
	- Для чего все это? - спросил Кип, указывая на странные предметы.
Он чувствовал, что медленно и неотвратимо холодеет.
	Бонифаций открыл рот и замялся. Глаза у него были испуганные и
полубезумные.
	- Чтобы... держать их... подальше от нас, - наконец очень тихо
проговорил он.
	- Перестаньте молоть чушь! - сказал Кип, стараясь подавить
злость.
	- Они... боятся огня. Я пытался уничтожить ее... но теперь это
слишком сложно, а я стар и слаб... и очень устал...
	- Уничтожить? ~Кого~, черт побери?
	Бонифаций хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему.
Кипу показалось, что старик у него на глазах съежился, стал меньше
ростом, словно жизнь вдруг покинула его и осталась лишь бренная
оболочка с усталыми испуганными глазами. Бонифаций оперся о
сломанную скамью, чтобы не упасть, сел, зарылся лицом в ладони и
сидел так добрую минуту. Когда он вновь поднял голову, лицо его было
изможденным, тревожным, как будто он услышал чье-то приближение.
Глаза старика, дико блеснувшие в красном свете, остановились на Кипе.
	- Помоги мне, - прошептал Бонифаций. - Неужели ты не можешь
мне помочь...
	- Помочь? В чем?
	- Поздно... - вымолвил Бонифаций, словно говорил сам с собой. -
Вот уж не думал, что они...
	- Послушайте, - Кип подошел и встал рядом с ~хунганом~. - Уже
погибло два человека... возможно, больше. Я хочу знать, с чем мы имеем
дело, и думаю, что вы можете мне это объяснить.
	- Лодка, - прошептал Бонифаций. - Исчадье ада. Корабль Ночи.
Теперь никто не сможет помочь. Они вырвались на свободу, я чувствую.
Они вырвались на свободу, все, и никому не дано загнать их обратно,
покуда они не исполнят свое предназначение.
	Кип нагнулся над скамьей, сверля старика взглядом:
	- Говорите. - От внутреннего холода у него ныли кости.
	Бонифаций с глубоким вздохом закрыл лицо рукой, и от его жеста
на противоположной стене промелькнула огромная тень. Он кивнул,
словно уступая чему-то.
	- La Sect Rouge - Красное братство. Вы знаете, что это?
	- Только понаслышке, - ответил Кип.
	- Это самое могущественное и засекреченное тайное общество на
островах. Порождения тьмы - покорные орудия в их руках. Ради власти
или за плату Красное братство нашлет мор и глад, убьет - хладнокровно
и умело. Я знаю. Я сам пять лет состоял в гаитянской La Sect Rouge и за
это время натворил немало зла. Я обучился искусству вылепливать
восковые подобия своих врагов или тех, кого подрядился убить;
медленно, один за другим вгонять гвозди в десны и под язык; туго
затягивать на шее удавку. Я в совершенстве постиг ~ванга~ - науку о
ядах - и узнал, как ничтожным их количеством отравить подушку
указанного человека или обмазать край стакана, чтобы смерть жертвы
была мучительной и растянулась на много недель. Я вызывал злобных
~лоа~ и вступал с ними в сговор, чтобы погубить души своих врагов.
Своими чарами я заставлял труп вопиять о мести, искажал время, рушил
преграды между жизнью и смертью, впускал в наш мир злобных тварей...
	Я покинул Гаити в тридцать седьмом, после убийства соперника-
~хунгана~ - он угрожал донести на меня в полицию, и приехал сюда,
чтобы скрыться от тех, кто хотел отомстить за его смерть. Тогда я был
молод... и силен. Сейчас я не могу сдерживать их... не могу, я очень
устал...
	- Что такое эти твари с лодки? - требовательно спросил Кип.
	Глаза Бонифация затопил страх, грозя выплеснуться через край.
	- Подумайте сами. Что самая ужасная кара? Медленная смерть,
когда тело и мозг изголодались по кислороду и каждая клетка корчится в
агонии, когда минуты растягиваются в часы, дни, годы, когда казнь
вечна и нет ей конца. Ссыхается на костях плоть, затвердевают
внутренности, сморщиваются мозг и кожа на голове, по нервам
растекается нестерпимая боль... Ни воздуха, ни солнца, ни спасения -
лишь страшные подруги, смертная мука и тьма. Но смерть не спешит
милосердно коснуться страдальцев своей рукой, она не освободит их,
покуда они сполна не расплатятся своей плотью. Их души обречены на
заточение в гниющем доме, и даже когда телесная оболочка начнет
распадаться на куски, им не обрести покоя. Нет, покуда тлен не пожрет
их целиком, или покуда не пронзят их черные злые сердца или не обратят
их в пепел. - Он поднял глаза: - Полулюди, живые мертвецы, безумные от
боли и ярости, алчущие жизненных соков в тщетной надежде угасить
свой пламень. Уж я-то знаю. Ведь это я сделал их такими...
	Кип замер. Его зазнобило.
	По стенам метались огромные чудовищные тени, они таяли,
уплощались, вновь рвались вверх.
	- Когда в тридцать седьмом я приехал на Кокину, - продолжал
Бонифаций, - здесь не было ни констебля, ни государственных
чиновников. В церкви царили разор и запустение - за несколько месяцев
до моего приезда здешний католический священник подхватил
лихорадку и умер. И я стал священником; лучшего способа приобрести
определенную власть над людьми и спрятаться от моих гаитянских
врагов не было. Священник ничего не смыслил в вуду, и мне оказалось
нетрудно найти последователей. Ко мне пошли за советом и помощью, я
стал их ~хунганом~ и одновременно законным защитником; я насаждал
суровые, пожалуй, даже чересчур суровые законы, и карал зло
единственным известным мне способом: око за око.
	Потом началась война. Англичане пригнали сюда своих людей и
корабли и назначили констебля приглядывать за островом. И хотя это
был хороший, честный и справедливый человек, такой, как ты,
настоящий закон на Кокине представлял я. Власть - а значит, и
ответственность - была моей. Когда это проклятое железное чудище
явилось из глубин, обрушило на остров шквал огня и перебило тех, кого
я любил, я понял, что должен вмешаться.
	Я видел растерзанные трупы, они преследовали меня в кошмарах,
убитые тянули руки из могил и звали меня, я слышал их шепот в мертвой
тишине, и я сломался. У меня была сила, я знал заклятия, которым
обучил меня ~зобоп~, верховный колдун, и с этой силой не могло
сравниться ни одно мирское оружие.
	Бонифаций помолчал, разглядывая свои морщинистые руки.
	- Я знал, что чудовище вернется, сквозь пот и боль в
наркотическом сне я увидел, как Корабль Ночи приближается к Кокине,
увидел горящий грузовой корабль и смерть, плывущую по морю.
Чудовище возвращалось, я знал, что должен ждать.
	В ту ночь, когда пламя рвалось в красное от зарниц небо, когда
над Бездной кипел бой, а корабли кружили над своей добычей, я развел
на берегу костер и принялся за дело. Я просил Дамбаллу заточить эту
лодку в море и Барона Субботу - лишить ее своей милости. Это было
нелегко... я трудился много часов, молясь про себя, чтобы лодка не
ускользнула раньше, чем я закончу.
	В трансе я увидел лодку, укрывшуюся в Бездне, среди бурлящих
черных потоков; я увидел, как ее засыпало песком. Они оказались в
ловушке и не могли вернуться, чтобы вновь причинять страдания моему
народу - никогда. Отныне им, позабытым смертью, предстояло вечно
сходить с ума от недостатка воздуха, вечно гнить заживо. Сквозь песок и
сталь, словно глаза у меня были повсюду, я видел их - сбившихся в кучу,
тяжело дышащих остатками мало-помалу убывающего воздуха.
Мысленно я увидел, как к ним протянулась узловатая черная рука; они
задрожали, точно их коснулся сам Дьявол. Я услышал голос - тихий,
мягкий как бархат, холодный и грозный как сталь, неведомо, мужской
или женский, - он шептал: ~началось~. Не знаю, когда я очнулся от
своего транса. Я сидел перед остывшими углями, а британские корабли
ушли. На колдовство я потратил два дня.
	Теперь эти твари существуют на границе между жизнью и
смертью, но я не могу ускорить их умирание, Кип, а кроме того, сейчас
за ними сила, которую я не предугадал. ~Ненависть~ - оттого, что они
страдают, оттого, что ~мы~ живые, а они... уже нет. Для них мы по-
прежнему враги, а на дворе все еще сорок второй год. Теперь ты
понимаешь, почему я хотел, чтобы ты утопил эту лодку...
	- Нет... - прошептал Кип. Он потряс головой. - Нет!
	- Я создал их, и теперь ничего нельзя сделать.
	- НЕЛЬЗЯ СИДЕТЬ СЛОЖА РУКИ! - рявкнул Кип, и его голос
эхом разнесся по церкви. - ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ!
	- Я уже не раз пытался ускорить их смерть, но заклятие слишком
сильно, и я не знаю, что...
	Кип схватил старика за грудки и притянул к себе:
	- ~Придется постараться!~ - хрипло проговорил он. - Боже
правый, кроме вас нам сейчас никто не поможет!
	- Я не могу... - устало ответил Бонифаций. - Но ты... ты, пожалуй,
сможешь кое-что сделать. Oui, oui, ты. Твой дядя был одним из
величайших хунганов на островах! - Бонифаций схватил констебля за
рукав. - Он обучал тебя искусству... ты был его юным учеником... и
сейчас ты можешь помочь мне!
	- ~Нет!~ - Кип замотал головой. - Я выбросил это из памяти. Я
забыл все, чему он пытался научить меня!
	- Но, может быть, ты и сам наделен силой, - не унимался
Бонифаций, - иначе он не выбрал бы тебя своим преемником! Она в тебе,
только позволь ей проявиться, позволь себе распорядиться ею!
	Кип отшатнулся и попятился. В его душе бушевали
противоречивые чувства. Он повернулся к алтарю, воззрился на
разложенные там культовые предметы и вдруг в приступе ярости
ринулся на них и пинками стал расшвыривать горшки и склянки.
	- Это все чушь, хлам! - отрывисто проговорил он. - Хлам, черт его
побери! - Он нагнулся, схватил с пола бутылку и разбил ее о дальнюю
стену, расплескав прозрачное содержимое, потом пнул какой-то горшок,
и тот с лязгом покатился по полу. Кип, злой как черт, остановился,
тяжело дыша, и прислушался к звуку собственного прерывистого
дыхания. - Это безумие, - наконец удалось ему сказать. - Чего им... от
нас... надо?
	- Мы лишили их лодки, - отозвался старик. - Они хотят вернуть ее.
	Кип посмотрел на него. Украденные со склада на верфи тросы,
канаты, машинное масло, солярка... "Боже мой, не может быть!" Доски,
сваленные на палубе подлодки, словно ими пытались укрепить
переборки... Констебль содрогнулся. Он представил себе, что внутри
лодки кипит работа - час за часом, без перекуров, без конца. Нет, нет, ее
аккумуляторы давно сели, их проела соль - и Кип тут же вспомнил
сетования Лэнгстри на то, что украли аккумуляторы. Если из них удастся
выжать довольно энергии, если дизели заработают хоть в одну сотую
своей мощности... Воображение у Кипа разыгралось, и он встревожился
не на шутку. Если подводной лодке удастся добраться до судоходных
путей между Кокиной и Ямайкой...
	- Они попытались для начала утолить свою жажду жизненных
соков, - сказал Бонифаций, - но не сумели, и теперь их ярость не
обуздать. Они постараются убить как можно больше народу.
	- Сегодня я видел одного из них - мертвого - в старом доме
примерно в миле от деревни.
	Бонифаций кивнул.
	- Свежий воздух делает свое дело, но очень медленно. Слишком
медленно, чтобы спасти нас. - Он сумрачно и отчужденно уставился на
констебля.
	- Мне не пережить эту ночь, - прошептал он. - Стоит мне закрыть
глаза - вот так - и я вижу: близится мой смертный час, и та, что спешит за
мной, обретает облик, хочет схватить меня... - Старик повернул голову,
вгляделся в щели жалюзи и вновь собрался с силами. - Костер догорает.
Они боятся огня, нужно снова раздуть его. - Он набрал деревянных
обломков, отворил дверь и вышел. Пламя было опасно низким.
	Оцепеневший Кип никак не мог собраться с мыслями. Майра,
Минди... Их нужно вывезти с острова туда, где безопасно. А как же
остальные, все те, кто видят в нем защитника? Как спасти жизнь им? Как
заслонить их от надвигающейся беды?
	Снаружи Бонифаций нагнулся и стал подкладывать деревяшки в
тлеющие оранжево-красные угли. "Давай же, - сказал он себе, - давай,
раздуй огонь, раздуй до неба, пусть он ревет в ночи, жаркий, живой!"
Снова показалось пламя, лизнуло огненными языками новую растопку.
	Бонифаций отступил от круга; глаз, висевший у него на шее,
налился кровавой киноварью, остыл, полиловел, потемнел, еще, и стал
угольно-черным.
	Старик почувствовал на себе древнюю неласковую руку Смерти;
она коснулась его шеи, очень легко, но по спине Бонифация пробежала
холодная дрожь: предостережение. Он обернулся, всмотрелся в джунгли
и, когда на него упала тень, понял - вот оно. И хотя он ясно увидел свою
судьбу, он не захотел им сдаться.
	- КИП! - крикнул он, срывая голос, и повернулся к открытым
дверям церкви, но не успел сделать и шага, как споткнулся о корень и
растянулся на земле, раздавив при падении стеклянный глаз. - КИП! -
завопил он, чувствуя, что призраки настигают его.
	Очки с Бонифация свалились; почти ослепший, он пополз прочь от
страшных тварей, тщетно пытаясь закричать, впиваясь пальцами в песок
и землю. И тогда один из них поставил на шею старику ногу в тяжелом
башмаке и надавил. Бонифаций попытался отбиться, но силы быстро
таяли; он захлебывался собственной кровью. Живые мертвецы,
освещенные огнем костра, с шипением столпились вокруг старика и, как
стая коршунов, набросились на него.
	Кип выскочил на порог и остановился как вкопанный от того, что
увидел. Твари повернули к нему головы, огненные провалы глаз искали
свежей крови.
	Кип увидел сатанинское воинство, тварей, которые водили свой
корабль по темным водам Преисподней. Их было пять, и из джунглей
подходили все новые. У того, что сломал шею его преподобию, пол-лица
покрывала желтая плесень, на голове развевались клочья седых волос,
провалившиеся истлевшие глаза смотрели на Кипа со жгучей
ненавистью. На правой руке блеснул перстень со свастикой.
	И тогда они, ощерясь, вытянув вперед когтистые лапы, пошли на
Кипа.
	Кип напружинился, подпустил тварей совсем близко, и тогда
взмахнул топором, который взял в церкви, обрушив его на
отвратительную костяную голову.
	Тварь завизжала высоким, тонким, дребезжащим из-за высохших,
как тростник, связок голосом и попятилась. Остальные продолжали
наступление, они двигались так быстро, что у Кипа не осталось времени
ни думать, ни ретироваться в здание и захлопнуть и запереть на засов
дверь, чтобы выиграть еще несколько минут. В нос ему ударил едкий
смрад смерти, и он стиснул зубы и энергично замахал топором, врубаясь
в самую гущу зомби, которые хватали его за руки, за ноги, за плечи,
раздирая сперва одежду, потом кожу. Те, что валились под ударами на
землю, упрямо приподнимались и вцеплялись Кипу в ноги; он лягался и
брыкался, шатаясь и едва не падая. Перед ним возникла страшная
заплесневелая физиономия, Кип услышал злобное шипение, рубанул
топором, и физиономия рассыпалась. Кто-то обхватил его колени, и он
чуть не упал ничком в самый центр толпы зомби. И понял: если упадет -
ему крышка.
	Он отчаянно закачался, стараясь удержать равновесие, слыша
злобные дребезжащие хрипы и тонкие пугающие стоны. Из скопления
тел выметнулась скрюченная кисть и потянулась к глазам Кипа; он
пригнул голову и заработал кулаками, ногами, локтями и коленями,
пинками отшвыривая тварей от себя, осыпая их ударами, круша черепа
блестящим лезвием. Один из зомби прыгнул вперед и схватил Кипа за
горло, другой вцепился констеблю в спину и, хищно ворча, стал рвать
обнажившееся в драке плечо. Сильные пальцы перехватили топор,
пытаясь вырвать его у Кипа. Зомби наступали со всех сторон, стремясь
вонзить ему в горло зубы или когти. Блеснул разводной ключ, он летел
прямо на Кипа, но тот сумел погасить удар, приняв его на топорище, а
потом вонзил топор в чье-то плечо.
	Кипа душила паника - их было слишком много. "СЛИШКОМ
МНОГО!" - закричал он. Разбитые лица и сломанные кости не
останавливали их, они еще не утратили надежду сожрать его. Он отбился
от твари, наседавшей со спины, но ее место заняла другая, присосалась к
кровавой рваной ране у Кипа на плече. "ДЖИП! - услышал Кип
собственный крик. - ~Джип! Давай в джип!~" Он тяжело оперся спиной о
крыло автомобиля, руками загораживая лицо от когтей, а потом
взмахнул топором - влево, вправо - и с боем прорвался на заднее сиденье.
Зомби хватали его за ноги, пытаясь утянуть в гущу своей обезумевшей
стаи, но Кип стал брыкаться и вырвался. Зомби взяли джип в кольцо,
чтобы не дать добыче сбежать, и Кип увидел их безумные, горящие
жуткой яростью глаза.
	Тварь с остатками рыжей бороды полезла за ним в машину, но
Кип с силой опустил на него топор и почти отделил голову зомби от
тела. Мумия опрокинулась на спину, в зияющей ране поблескивала
желтая кость. К констеблю снова потянулись когтистые лапы, мертвые
глаза смотрели хитро, с отчаянной решимостью.
	Кип отполз в глубь машины. Все мышцы у него дергало, он
обливался потом, с кончиков пальцев капала кровь.
	Вдруг он задел ногой канистру с бензином, которую прихватил с
собой.
	Он вскрыл ее топором, поднял над головой, расплескивая бензин
на тварей, и выбросил остатки в костер позади них.
	Взрыв швырнул его через переднее сиденье на ветровое стекло. В
небо с ревом поднялось пламя, закрутился смерч раскаленных углей.
Несколько зомби вспыхнули, прочих вид огня поверг в панику. Толкаясь
и пихаясь, они кинулись к зеленой стене джунглей, с каждым шагом
рассыпаясь в прах, они ползали по земле, испуская страшные вопли и
стоны от каждого обжигающего прикосновения пламени. Немногие
добрались до леса и с треском стали ломиться через листву; прочие
лежали там, где упали, и таяли, точно восковые фигуры.
	Кип кинулся за руль и с ревом помчался прочь от церкви, чувствуя,
что еще миг - и он окончательно сойдет с ума; его трясло, сердце тяжело
бухало в груди, из всех пор сочился холодный пот.
	Впереди лежала в ночи деревня - темная, тихая, ничего не
подозревающая.
	А до утра было еще далеко.



21

	Дэвид Мур откинул волглую от пота простыню и выпрыгнул из
постели; едва его ноги коснулись пола, он проснулся. Он стоял в душной
темноте и пытался определить, что же наполнило его невыносимой
тревогой, а в голове роились кошмарные картины.
	Мур открыл дверь на балкон, вышел, взялся за перила. На
горизонте сверкнула молния, послышалось пока далекое, глухое
ворчание грома. В океане ходили высокие волны с белыми гребнями -
где-то собиралась гроза. Мур еще мгновение стоял, прислушиваясь и
гадая, не гром ли его разбудил, потом вернулся в комнату, включил свет
и торопливо натянул джинсы и легкую рубашку.
	В дверь настойчиво постучали.
	- Кто там? - спросил он.
	- Яна. Откройте, пожалуйста.
	Он открыл дверь. Вошла Яна. Она не переоделась, вокруг
покрасневших глаз легли темные круги.
	- Я что-то слышала, - сказала она. - Я знаю, я что-то слышала. -
Спала она урывками, ей снились кошмары - какие-то твари следили за
ней из густой тени, облизываясь распухшими языками.
	- Гром, - поспешно сказал Мур. - Меня он тоже разбудил...
	- Нет! - Яна помотала головой, прошла мимо него на балкон и
вгляделась в темноту. - Мне показалось, я слышала женский крик.
	Блеснула молния. Яна поморщилась. Мур встал рядом с ней:
	- Все в порядке?
	- Да вроде бы. Не знаю. Говорю вам, я слышала женский крик! -
Она растирала руки, словно они затекли. - А этот человек, который был
здесь... когда мы пришли - кто он?
	- Некто Шиллер. Был на нашей лодке, когда она затонула.
	- Но тогда... он знает? Про то, что случилось?
	Мур покачал головой.
	- Нет. Я не стал ему рассказывать.
	В темноте послышался далекий резкий звон бьющегося стекла.
Мур ухватился за перила, напрягая глаза. Следующая вспышка молнии
отбросила на деревенские улицы странные длинные тени. Нигде не горел
свет, не было никакого движения.
	- Что это? - Яна рядом с ним вся напряглась и говорила тревожным
шепотом.
	- Не знаю...
	Над морем прогремел гром, но Муру показалось, что сквозь него
он вдруг расслышал треск ломающейся доски. Почти у самой околицы
деревни загорелся свет, и кто-то - голос был мужской - закричал, тонко,
отчаянно. Над крышами разнеслось эхо звука, похожего на пистолетный
выстрел, вновь зазвенело стекло; появился еще один квадрат желтого
света, теперь ближе к ним, и Мур заметил, как у окна промелькнула
какая-то тень. Он подумал, что в голубом зареве молнии как будто бы
видит на улицах какие-то фигуры, но тут землю вновь востребовала
тьма. Внутри Мура словно взводилась невидимая пружина,
передававшая напряжение мышцам. Он развернулся, вошел в комнату,
открыл ящик комода и достал пистолет.
	- Что вы собираетесь делать? - спросила Яна с балкона, из темного
прямоугольника двери. На ее лице медленно проступал испуг.
	- Спущусь вниз, проверю окна и двери. - Мур поставил пистолет на
предохранитель и сунул за ремень. - Сидите у себя и обязательно
закройте на засов балконную дверь.
	- Они идут, да? - Это было скорее утверждение, нежели вопрос, к
тому же высказанное весьма холодно.
	- Идите.
	- Нет. Я останусь с вами.
	- Наверху вы будете в большей безопасности.
	- Нет, - повторила она, упрямо глядя ему в глаза.
	Мур пожал плечами - спорить было недосуг. Они с Яной вышли в
коридор и собирались спуститься по лестнице, но тут Мур увидел под
дверью у немца тонкую полоску света.
	Он постучался, подождал, уловил внутри движение, постучал
снова. Дверь открылась. На пороге стоял Шиллер с затуманенными
глазами, в развязанном галстуке. Верхние пуговки на сорочке были
расстегнуты. Перед открытой балконной дверью стоял стул, постель
была не смята. Шиллер потер глаза и зевнул.
	- Задремал, - сознался он. - Слушал гром, и вот... - Он заметил за
поясом у Мура пистолет и мигом очнулся. - Что происходит?.. - Он
вопросительно заглянул им в лица.
	Мур заспешил мимо немца к балконной двери; он уже закрывал ее,
когда небо вновь расколола молния, и ей откликнулся гром. Он заметил
свет еще в нескольких окнах - словно по Кокине разлетелась горстка
светляков.
	- Оружие? - говорил у него за спиной немец. - Зачем? - Он сделал
шаг вслед Муру. - Не понимаю.
	Прежде чем Мур успел ответить, в районе Фронт-стрит, где
теснились лачуги рыбаков, послышалось ~крак!~ Что это, выстрел или
треск выбитого стекла, разобрать было нельзя, но следом раздался
жуткий прерывистый вопль, вой, полный ужаса и отчаяния. У Мура
пересохло во рту, мысли помчались с бешеной скоростью. Снова
сверкнула молния, и во время этой короткой вспышки он заметил внизу
на улицах какие-то фигуры... твари! Вопль вдруг оборвался, послышался
мужской голос, что-то кричавший, и женский - пронзительный,
истеричный. Мур задвинул засов на двери, повернулся и увидел лицо
Шиллера: напряженное, бледное, похожее на маску.
	- Что это был за крик? - спросил немец. Он посерел, на виске
быстро билась синяя жилка.
	Мур протиснулся мимо Шиллера и Яны в коридор и, прыгая через
три ступеньки, сбежал по темной лестнице. Вдалеке он услышал новый
голос, кричавший что-то неразборчивое, потом все потонуло в раскатах
грома. Мура обуял безымянный ужас, он замедлил шаг. "Проверь окна и
двери. Запри ставни - их не все починили после урагана". Его охватило
то же чувство, какое он испытал на подводной лодке - ноги не слушались
и переступали безумно медленно, как будто Мур переселился в чужое
тело.
	Вот и входная дверь. Он подергал круглую ручку, проверяя замок.
Все в порядке. Одно из окон, выходящих на крыльцо, было закрыто
неплотно; Мур назвал себя нехорошим словом, в два шага оказался у
окна и взялся за фрамугу, чтобы поставить ее на место и запереть.
	Сверкнула молния - тонкая белая нить - и высветила на крыльце
темные фигуры, тянувшиеся к двери.
	Мур затаил дыхание, рванул раму вниз и запер окно.
	В глубине "Индиго инн" вдруг послышался ударивший по нервам
звон разлетающегося стекла.
	Мур услышал, как открылась дверь-ширма, как затрещало дерево,
словно сорванное с петелю дюжиной рук. В деревне опять кто-то
закричал, другой голос воззвал к Господу. Окна на другой стороне отеля
вылетали одно за другим; кто-то заколотил в двери черного хода,
пытаясь проникнуть внутрь. Мур круто развернулся, захлопнул и запер
дверь, соединявшую кухню с отелем как таковым, и подтащил к ней стол,
одновременно вытаскивая пистолет и снимая его с предохранителя.
	Потом воцарилась тишина, нарушаемая лишь его, Мура, частым
дыханием и звуками погрома в деревне: выстрелами, истошными
воплями и криками боли.
	Кто-то спускался по лестнице: Шиллер и Яна, ощупью
пробирающиеся в темноте.
	- ШИЛЛЕР! - заорал Мур. - ПРИГЛЯДИТЕ ЗА ЗАДНЕЙ
ДВЕРЬЮ!..
	Парадную дверь вдруг сотряс тяжелый удар - бум! бум! бум! Били с
чудовищной силой. "Молоток, - подумал Мур, леденея. - У них
молоток".
	Он услышал, как высадили дверь черного хода; с кухни донеслись
оглушительные грохот и звон посуды.
	Окно на фасаде разлетелось, в комнату полетели осколки стекла и
обломки старых жалюзи. Яна вскрикнула, и Мур увидел черный силуэт,
замахнувшийся мощной рукой, чтобы выломать то, что осталось от
рамы. На дверь сыпались все новые удары, слышался резкий треск.
	Мур поднял пистолет, прицелился прямо в тварь, раздиравшую
жалюзи, и выстрелил.
	Пистолет плюнул огнем. Мур на мгновение оглох от грохота.
Темную фигуру отбросило назад, из сломанной рамы со звоном
посыпалось стекло.
	- Вы убили его... - сказал Шиллер. Его лицо блестело от пота.
	- Погодите, - Мур не двигался с места. - Ради Бога, приглядите за
черным ходом.
	Сильный удар потряс дверь, преграждавшую вход из кухни. Стекла
с обеих ее сторон треснули. Мур круто обернулся и выстрелил сквозь
филенку. Полетели щепки, в воздухе повис кислый запах пороха. В ту же
минуту по парадной двери вновь грохнули молотком, и Яна увидела, что
она медленно подается внутрь; девушка схватила стул и заклинила им
дверную ручку. Затрещал ставень на другом окне, в комнату
протискивались скрюченные пальцы. Мур выстрелил с руки, твари
метнулись в стороны от окна.
	Шиллер заметил, что по центру двери черного хода побежала
трещина; он попятился, в ужасе глядя, как ломается дерево, и не в силах
отвести глаз.
	Окно в глубине комнаты взорвалось, на пол дождем посыпалось
битое стекло и деревянные планки жалюзи. Одна из тварей с разгона
наполовину всунулась в образовавшийся проем и теперь, цепляясь за
оконную раму, старалась протиснуться в помещение. Яна нашарила
сбоку от себя графинчик с ромом и запустила в нее, но промахнулась, и
графин разбился над самой головой зомби. Мур шагнул вперед, стреляя
наобум.
	Вспышки выстрелов осветили лицо, изъеденное гнилью и
плесенью, разинутый безгубый рот, ненавидящие дыры-глаза. Мур все
стрелял и стрелял, видя, как это лицо рассыпается осколками кости и
клочками иссохшей плоти. Тварь зашипела и вывалилась из окна
наружу.
	Теперь прогибалась и задняя дверь. Шиллер заставил себя
сдвинуться с места и обеими руками уперся в нее, сдерживая натиск
зомби. Он чувствовал, каким невероятно сильным было то, что
находилось за дверью.
	Разлетелось окно, другое, еще два. В комнату вдвинулись
костлявые плечи, бурая кожа на отвратительной голове искрилась
стеклянной пылью. Яна подхватила плетеный стул и ударила
непрошеного гостя, но опоздала - тот уже протиснул в окно руки.
	В пистолете Мура оставалось три пули. Теперь зомби лезли во все
окна, а двери грозили уступить в считанные секунды. Мур почувствовал
укол дикого, панического страха, отогнал его и почувствовал, как тот
мстительно вернулся. Сбегать наверх за патронами они не успеют, но,
может быть, есть еще шанс выскочить на веранду и спрыгнуть с крыльца?
	Он обернулся и выстрелил в зомби, наседавшего на Яну. Тварь
взвизгнула, рухнула на разбитое окно и вывалилась наружу.
	Задняя дверь раскололась. Шиллер отступил перед просунувшейся
в щель корявой рукой со скрюченными пальцами. Но следом подступали
другие, и через несколько секунд они неизбежно должны были оказаться
внутри.
	Раздался страшный треск, и во входной двери образовалась брешь.
В пролом с рваными краями полезли жуткие фигуры, та, что во главе,
размахивала молотком, прочие несли кто ломики, кто разводные ключи.
Мур выстрелил в самую гущу стаи и понял, что в кого-то попал, но,
готовясь истратить последний патрон, он вдруг услышал, как Шиллер
кричит, что выбили дверь черного хода. В нос ему ударил
отвратительный запах гнили, и невесть откуда взявшаяся тень обрушила
на правое плечо Мура какой-то тяжелый тупой предмет. Мур вскрикнул
от боли, пистолет выскользнул из отнявшихся вдруг пальцев.
	Тогда они набросились на него, кусаясь, царапаясь, глумливо
скаля страшные зубы; мелькнула чья-то рука с дубинкой, удар пришелся
по лбу, и Мур, стиснув зубы, ударил в ответ, не желая сдаваться без боя.
Его отшвырнули назад, он споткнулся о стул и навзничь распростерся на
полу. В углу зомби сгрудились над Яной, орудуя когтями и клыками.
Мур пополз к ней, но кто-то схватил его за горло и резким
выкручивающим движением отвел ему голову вбок, собираясь оторвать
ее от туловища.
	- Боже, смилуйся! - пронзительно крикнул Шиллер по-немецки,
пятясь к стене от надвигающихся тварей. - СМИЛУЙСЯ НАДО МНОЙ,
ГОСПОДИ!
	Чей-то голос, холодный, как дыхание могилы, прошипел:
	- С-с-с-стойте...
	Тварь, душившая Мура, разжала пальцы и поднялась. Мур
надсадно закашлялся, мотая головой. Перед глазами еще колыхалась
черная пелена. Зомби отпустили Яну; она мешком повалилась на пол.
	Шиллер, всхлипывая, застыл у стены.
	Зомби замерли в ожидании. Им не терпелось напиться крови.
	По полу простучали башмаки. Блеснувшая молния на миг озарила
разрушенное тленом лицо, лицо, узнавшее из зеркала, как оно ужасно.
Медленно поднялась рука в рваном коричневом рукаве, к Шиллеру
протянулся палец. Шиллер в ужасе отпрянул, и палец замер у самого его
подбородка. Тварь склонила голову набок и осмотрела Шиллера
горящими глазами.
	Мур подполз к Яне. Девушка была в полубессознательном
состоянии, лицо исцарапано, одежда порвана в клочья. Он устроился
рядом с ней и стал смотреть.
	- Nein... - прошептал Шиллер. - Nein...
	Тварь перед ним тяжело дышала, пронзая его взглядом. Потом, с
огромным усилием, серые губы шевельнулись:
	- Шшшиллеррр?..
	Немец отпрянул, вжимаясь лопатками в стену.
	- Mein Gott <*Боже мой, нем. Прим. перев.>, - прошептал зомби
сиплым скрипучим голосом, при звуке которого по телу Мура побежали
мурашки.
	Шиллер моргнул. В голове у него звучало эхо безумных воплей. Он
не верил, не мог, не хотел верить в это, но как будто бы узнал своего
давнишнего знакомца... или то, что когда-то было его знакомцем много
лет назад. В другой жизни.
	- Nein, - прохрипел он, мотая головой. - Вы... нет! Вы должны быть
мертвы... все вы ДОЛЖНЫ БЫТЬ МЕРТВЫ!
	Коррин еще мгновение смотрел Шиллеру в глаза, потом медленно
переместил взгляд на Мура и Яну. Он вновь поднял руку - с голой кости
лохмотьями свисала плоть - и показал на них.
	- Feindlich Teufel <*проклятый враг, прим. ред.>... - прошептал он.
	- Nein, - выдохнул Шиллер. - Nein, nein...
	Коррин повернулся к Шиллеру спиной и двинулся к молодым
людям; Мур потянул Яну к себе за спину, стараясь загородить девушку
своим телом. Живой мертвец навис над ними, и Мур ощутил гнилой
запах у него изо рта.
	- ВЫ ВСЕ МЕРТВЫ! - взвизгнул Шиллер; его голос сорвался и
перешел в рыдание.
	В глазах Коррина распускались огненные цветы разрушения. Их
пламя прожгло плоть Мура, добралось до костей, опалило мозг. К нему
протянулась рука, пальцы с длинными грязными ногтями целили в
горло. Мур сделал слабую попытку загородиться, но не нашел в себе сил
стряхнуть оцепенение.
	И вдруг Шиллер коршуном кинулся на револьвер, лежавший на
полу, и выстрелил, не целясь; оранжевое пламя пронзило тьму.
	Мур увидел, как голова Коррина мотнулась в сторону, увидел, как
нижняя челюсть на миг повисла на волокнах иссохших тканей и тотчас
оборвалась, оставив неровный мясистый край. Коррин шатаясь
попятился, чуть не упал, но в последний момент удержался, закрыл лицо
руками - и рев, вырвавшийся из его раздробленного рта, отбросил
Шиллера на грань безумия. Продолжая вопить, Коррин двинулся вперед,
вскинув скрюченные руки; Шиллер вновь нажал на курок, целясь между
глаз, но боек ударил по пустому патроннику: обойма кончилась.
	Экипаж U-198 как по команде бросился на Шиллера. Кто-то
ударил немца поперек груди "гусиной лапой", и в следующее мгновение
среди зомби началась драка - каждому хотелось заполучить глаза.
Коррин очутился рядом с поверженным Шиллером и склонился над
незащищенным горлом.
	- БЕГИТЕ! - отчаянно закричал Шиллер, блестя глазами, и исчез
внизу страшной кучи-малы. - БЕГИТЕ!
	Мур медлил. Шиллер спас их, но сейчас ему уже ничем нельзя
было помочь, а стоит тварям покончить с ним, как они немедля
возжаждут новой крови. Он поднял Яну с пола, встряхнул, чтобы
заставить ее двигаться, и потащил через разбитую заднюю дверь в
сторону кухни. За проломом, зиявшим на месте двери черного хода,
темнели джунгли.
	Мур обернулся. ~Они~ обгладывали тело Шиллера.
	Тогда он потянул Яну за собой в густой колючий кустарник. Она
еще не пришла в себя и то и дело спотыкалась о лианы. Не обращая
внимания на короткую, острую боль в поврежденном плече, Мур
подхватил девушку на руки и пошел напролом сквозь стену листвы,
чувствуя, как шипы цепляются за брюки и царапают руку.
	Думать было некогда, некогда было чувствовать боль - следовало
уйти от гостиницы как можно дальше. Ужас еще пульсировал в нем, как
второе сердце. Он все дальше уходил во тьму, не выбирая дороги и думая
только о том, что нужно отыскать безопасное место. Его нога
погрузилась в рыхлую землю, поскользнулась в какой-то луже, Мур
упрямо шагнул вперед - и рухнул наземь с Яной на руках, вскрикнув от
боли: удар пришелся по поврежденному плечу. Яна оторопело помотала
головой; на ее лице отчетливо выделялись сине-багровые царапины. Она
попыталась уползти, но Мур дотянулся и поймал ее.
	И услышал страшные звуки, которых ждал все это время: твари
гнались за ними, он слышал, как хрустят под башмаками ветки. ~Ближе.
Ближе~.
	Он рывком поднял Яну на ноги и кинулся вперед - как нырнул в
глубокую пропасть, откуда нет спасения. Он лихорадочно обрывал
лианы, преграждавшие им путь. Какая-то дикая птица с криком
вспорхнула у них из-под ног. Твари приближались; подспорьем им
служила тропа, проложенная Муром. Оглянувшись через плечо, он
смутно различил дюжину, а то и больше приближающихся силуэтов,
теней в море тени. Джунгли кишели ими, они шумно ломились сквозь
листву, тянули к беглецам пальцы, похожие на паучьи лапы. Мура
охватила паника, и он ринулся дальше, волоча за собой девушку.
Мышцы поврежденной руки онемели, стали бесполезны. Бежать было
некуда, некуда деться, негде спрятаться, негде найти надежный кров.
	Твари почти догнали Мура и Яну и быстро сокращали
разделявшее их расстояние в несколько ярдов. ~Не останавливаться! Не
слабеть! НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ!~ Мур поскользнулся, зашатался,
упал на колени, поднялся и яростно стиснул запястье девушки, тяжело
дыша. Колючие ветви хлестнули его по лицу, и сквозь дикий гвалт,
поднятый перепуганными птицами, он расслышал до жути знакомое
хриплое отрывистое дыхание. По телу Мура поползли мурашки, словно
он уже ощутил, как кривые ногти впиваются ему в затылок.
	А потом страшные тени поднялись перед ним.
	Мур закричал, но его крик потонул в оглушительном грохоте
ружейного выстрела.
	Из дула дробовика вырвалось пламя и опалило зомби, тянувших
лапы к Муру и Яне. Послышались крики боли, плотный строй тварей
рассыпался, и они бросились наутек той же дорогой, что пришли.
Стрелявший вновь вскинул дробовик и упер приклад в голое плечо;
снова грянул выстрел, но темные силуэты уже исчезли во
всепожирающей тьме.
	Мур - боль терзала все его тело - упал на колени, и его вырвало в
кусты. Когда он снова поднял голову, он увидел человек шесть или семь
мужчин. У некоторых были факелы. Твердая рука взяла Мура за запястье
и заставила подняться.
	Человек, стоявший над ним, держал на сгибе руки дымящееся
ружье. Он был совершенно лыс, но с пышной седой бородой и усами. В
свете факелов поблескивала маленькая золотая серьга в мочке уха, с
толстой шеи свисал золотой амулет. Лицо его одновременно
притягивало и отталкивало; сказать правду, Муру оно показалось
отвратительным - крючковатый нос, черные, глубоко посаженные
блестящие глаза, под высоким лбом. Пол-лица сплошной коркой
покрывали шрамы, розоватые на смуглой коже; они спускались на шею,
а на плече виднелась зажившая рваная рана. Одет этот человек был в
футболку и темные брюки, изорванные о колючки. Он молча сделал знак
остальным, и те двинулись за удирающими зомби. У всех были ружья
или страшные длинные ножи.
	- За мной, - скомандовал главарь Муру и Яне, наконец обратив на
них внимание, и, не дожидаясь их, отправился в джунгли - по своему
следу, туда, откуда пришел.



22

	Крепчающий штормовой ветер вихрил дым над крышами деревни.
В одной из лачуг возле верфи опрокинулась керосиновая лампа, сухое
прогнившее дерево вспыхнуло, как трут, и рыжие щупальца огня жадно
поглотили крышу. Пляшущие искры рассыпались, разнеслись,
подхваченные ветром, и пламя запрыгало с крыши на крышу, быстро
пожирая жилища, обрушивая пылающие доски на лежащие в домах тела.
	Огонь разгорался, раздуваемый ветром, и вскоре перекинулся на
полукруг теснившихся по берегу гавани хибарок. Красноватый отсвет в
небе, зеркально отраженный морем, набирал силу. На деревню пала
тишина, слышался лишь треск дерева, сдающегося под натиском огня, и
грохот океана у Кисс-Боттома. Но эхо хаоса, криков, совсем недавно
звучавших на улицах, стонов, плача, рвавшегося из окон и дверей, по-
прежнему витало над Кокиной.
	Кип гнал ревущий джип сквозь дым. Он был весь в золе,
воспаленные глаза смотрели дико, рубашка на груди свисала
лохмотьями, щеки и шею покрывали рваные царапины, а обожженная
кожа на месте спаленных бровей вспухла. Вцепившись в руль, резко
бросая джип из стороны в сторону, чтобы не наезжать на трупы,
усеявшие Хай-стрит, констебль мчался к бухте. В распахнутых дверях
лежала мертвая женщина, ее лицо было так изуродовано, что
невозможно было узнать, кто это; рядом в луже крови вытянулся другой
труп, мужчина. На самой дороге у Кипа распростерся ком истерзанной
плоти - его констебль знал как Джеймса Дэвиса; Кип выкрутил руль в
сторону и проскочил мимо. Снова трупы, снова кровавые лужи. Ребенок
- руки и ноги раскинуты, глаза заведены к небу; человек по фамилии
Янгблад - голова почти оторвана от тела. Над "Лэндфоллом" не
осталось ни одного целого окна, и Кип увидел тело толстухи-
официантки, ее мертвые, незрячие глаза, скрюченный гниющий труп
одной из тварей с подлодки, избитую и истерзанную молоденькую
девушку (та высокая мулатка, что собиралась на Тринидад!), чью
красоту безжалостно загубили. Он содрогнулся, отвел взгляд, но тут же
был вынужден вновь посмотреть на дорогу, чтобы не переехать труп.
	Он успел в деревню как раз перед их главным ударом. Он стрелял в
них из карабина, сбил одного джипом, кричал до хрипоты, чтобы
разбудить спящих островитян. Но он знал: поздно. Он услышал первые
крики, увидел, как зомби ломятся в окна и двери. Их было слишком
много... ~слишком много... слишком много...~ на улицы выползла
смерть. Они бросились на него, стараясь вытащить из джипа, но он
отбился - и ринулся спасать своих родных.
	...Его дом был разрушен, окна выбиты, двери выломаны. Слезы
обожгли Кипу глаза, и он кинулся внутрь. Ни жены, ни дочери не было;
на стене алело кровавое пятно, в двери темнело пулевое отверстие,
второе - в оконной раме. От шока Кип окаменел, потом, всхлипывая,
кое-как выбрался наружу, не ведая, живы Майра и Минди или зверски
убиты.
	Подъезжая к гавани, Кип заметил в пелене дыма какие-то фигуры.
Он напрягся, ударил по тормозам и нащупал на соседнем сиденье
карабин. Силуэты вынырнули из темноты, и оказалось, что это насмерть
перепуганные островитяне. Они пробежали мимо Кипа в сторону
джунглей. Кип увидел их безумные остекленелые глаза и понял, что
ничего не может сделать.
	Кроме одного.
	Он до упора отжал педаль газа, просигналил, чтобы не сбить
человека, нетвердой походкой выбравшегося из дверей на улицу, и джип
с ревом помчался по берегу бухты сквозь раскаленный воздух. Уже
сколотили пожарную команду, люди в дымящейся одежде медленно,
заторможенно передавали по цепочке ведра с водой. Пронзительно
шипело мокрое дерево, и Кипу казалось, что он слышит вой снаряда,
летящего с моря, с палубы немецкой подводной лодки.
	- ГДЕ ВЫ? - закричал он. В горле у него запершило. - ГДЕ ВЫ? -
Перед ним клубился дым, щипал глаза, проникал в рот. Но он знал, где
они.
	Это была война. Война - такая же, как в сорок втором. Для
экипажа подводной лодки время остановилось, а теперь оно
остановилось и для жителей деревни. Нет, какая же это война? Это
бойня, страшная и нечеловеческая кровавая баня для невинных. Но разве
в войну происходит нечто иное? Сначала всегда гибнут ни в чем не
повинные - а истинные убийцы ускользают в тень и там, умышляя, ждут
своего часа. Клянусь всем святым, присягнул Кип, если понадобится, я
пойду на них с голыми руками и убью, сколько смогу. И, обливаясь
потом и слезами, с учащенно бьющимся в предвиденье грядущих
событий сердцем он покинул горящую деревню.
	Он с треском и грохотом въехал на верфь через разбитые ворота и
повел джип между кучами мусора, одной рукой вертя баранку, другой
сжимая ружье. Впереди встал док, на миг озаренный вспышкой молнии.
Дверь была открыта. Он остановил джип, выпрыгнул из него и побежал
к доку, сжимая в руках ружье.
	Он был еще на полпути к цели, когда послышался глухой рокот, от
которого задрожала земля.
	Кип застыл на месте и прислушался, вновь покрывшись
испариной. Шум повторился, более резкий, грубый, и стены дока
задрожали. Далекий гром - да, гром.
	- Неееееееет, - прошипел Кип сквозь стиснутые зубы. Голова у него
шла кругом. - НЕТ! - И шагнул вперед.
	Шум затих, вернулся, неудержимо нарастая, так, что дрожала
земля. Пронзительно заскрипел металл, и огромная подвижная
переборка смялась.
	Кип заставил себя сдвинуться с места - медленно, шаг за шагом.
	- Врешь, не уйдешь! - крикнул он, задыхаясь от бьющего в лицо
колючего ветра, и его слова разлетелись во все стороны. - НЕ УЙДЕШЬ,
ЧЕРТОВА...
	Переборка выпятилась металлическим волдырем и под треск
рвущегося железа рухнула в воду.
	А из дока очень медленно выдвинулся нос подводной лодки.
	Изношенные винты взбивали маслянистую воду. Показалась
носовая палуба лодки, за ней - боевая рубка. Кип увидел на
неосвещенном мостике бесформенные тени, поднял ружье, выстрелил и
услышал, как пуля отрикошетила от железа. Лодка выползала из дока,
как рептилия из норы, сотрясаясь всем корпусом от напряженной работы
мощных дизелей. Она вышла из дока на свободу и чрезвычайно
медленно, под протестующий скрип металла стала поворачивать
отороченный полосами пены нос к проходу через риф.
	Лодка подмяла под себя ялик, задела бортом небольшой траулер,
стоявший на якоре, и отшвырнула его прочь. Разбитую палубу траулера
мгновенно затопило. Небо прошила молния, и Кип увидел, как железный
монстр, лавируя между отмелями, пересекает бухту. Наконец лодка
добралась до прохода и лениво, сонно двинулась наперерез бурунам с
белыми гребнями. Вскидывая на бегу ружье, Кип кинулся с берега в воду
и стрелял, не целясь, покуда не кончились патроны. Лодка была уже за
пределами бухты, волны с грохотом разбивались о ее корпус, и когда
вновь сверкнула молния, U-198 в поле зрения Кипа не оказалось - она
ускользнула в ночь, ушла в свой последний страшный поход.
	Волны плескались у колен Кипа, едва не сбивая с ног. Ветер
подталкивал его в спину, выл в опустевшем доке. "Корабль Ночи",
сказал Бонифаций. "Корабль Ночи", самая грозная из тварей морской
пучины.
	- Нееет, - прошептал он. - От меня ты не уйдешь...
	В вышине сверкнула молния. Гулкие раскаты грома показались
Кипу смехом бога войны, свирепого, торжествующего победу.
	Пошел дождь; первые редкие тяжелые капли сменились сплошной
водной пеленой, покрывшей рябью поверхность океана. Кип стоял под
проливным дождем, неподвижно всматриваясь в беспредельную черноту.
Потом очень медленно пошел к берегу и, добравшись до суши, рухнул на
колени в песок, сбитый с ног бурей.


	Цепляясь друг за друга, Мур с Яной брели сквозь завесу дождя за
своими спасителями. Мур уже догадался, что это индейцы-карибы, но
никого из них он не узнал. Они шли через заросшую высокой травой
поляну в неизвестную ему часть Кокины. Вдалеке мерцали огни. За
дождем проступили очертания скученных лачуг, и он смутно разглядел
грязную улицу, уходившую под гору к северной бухте. Карибвиль. Один
из индейцев сошел с тропы в заросли и присел на корточки, положив на
колени ружье, лицом в ту сторону, откуда они пришли. Через несколько
ярдов то же сделал второй индеец.
	Улицы были пусты. Тяжелые капли щелкали по жестяным крышам
громко и резко, как выстрелы. Человек с дробовиком что-то тихо сказал
остальным, и те разошлись в разных направлениях; кивком приказав
Муру и Яне следовать за ним, он повел их в лачугу, где на закрытом
жалюзи окне горела керосиновая лампа. Он открыл дверь и нетерпеливо
махнул рукой - заходите.
	Внутри их встретили тусклый свет керосиновых ламп с
прикрученными фитилями и слабый запах дегтя, табака и пищи. В
качалке перед чугунной печкой сидела костлявая старуха в лоскутном
халате. Ее волосы были заколоты узлом на затылке, загрубевшая кожа
туго обтягивала выпирающие кости лица. Еще одна женщина, лет
тридцати пяти-сорока, отступила от двери, когда они вошли.
	Они оказались в большой комнате; в глубине ее Мур заметил
проход в другую. Обстановка была скромная - несколько стульев,
выгоревший на солнце деревянный стол с керосиновой лампой в центре,
тростниковые занавески на окнах, затейливо сплетенный из водорослей
коврик на полу. По всей комнате были развешаны на гвоздях
вставленные в рамки пейзажи, явно вырезанные ножницами из
туристических каталогов. У одной стены была ружейная стойка, сейчас
пустая, рядом, поблескивая натертой маслом поверхностью, -
великолепно вырезанная и отполированная деревянная ритуальная
маска: оскаленные треугольные зубы, свирепый, воинственный взгляд.
	Когда индеец закрыл и запер за ними дверь, Мур обнял Яну за
плечи, чтобы защитить и поддержать. Девушка откинула с лица мокрые
волосы, и Мур увидел на ее щеке воспаленный красный рубец.
	Индеец по-собачьи тряхнул головой, рассыпая брызги с бороды и
плеч, и повесил ружье на место. Молодая женщина мигом оказалась
подле него и о чем-то заговорила на местном языке. Он не ответил и
жестом отправил ее на место. В глубине комнаты качалась в кресле-
качалке старуха, уронив на колени стиснутые руки и сверля Мура
взглядом. Она что-то пробормотала и вдруг рассмеялась.
	Индеец взял своей ручищей керосиновую лампу и подошел к
Муру. Свет упал прямо на них, и Мур увидел страшно изуродованное
лицо этого человека. Тот смотрел холодно и твердо, словно вместо глаз у
него были осколки гранита.
	- Кто вы? - спросил Мур.
	Индеец не ответил и заговорил с молодой женщиной. Та поспешно
вышла из комнаты. Мгновение спустя она вернулась с коричневым
одеялом и протянула его Муру, но в ее взгляде не было ни тени
доброжелательности. Мур взял одеяло и завернул в него Яну.
	Кариб не убирал лампу. Ее свет окрашивал его кожу в цвет
полированного красного дерева. Он выдержал взгляд Мура и повел
лампой в сторону окна.
	- Дождь - к ветру, - проговорил он по-английски. Голос его
напоминал рокот дизеля. - Будет буря.
	- Вы спасли нам жизнь, - сказал Мур. - Если б не вы...
	- Сейчас многих уже не спасти, - перебил индеец. В его речи
мешались английские и вест-индские интонации. Похоже было, что этот
человек получил вполне приличное образование. - Вы - Дэвид Мур. Это
вы купили гостиницу, верно? - Он стоял неподвижно, точно массивное
дерево, вросшее корнями в пол.
	- Верно.
	- Что с вашим плечом?
	- Не помню. Наверное, один из них чем-то меня ударил.
	- Перелом?
	Мур отрицательно покачал головой.
	Индеец хмыкнул и посветил в лицо Яне. Позади него бормотала
старуха, то громче, то тише.
	- Где мы? - спросила Яна.
	- В моей деревне. В моем доме. - Он посмотрел на нее, потом на
Мура. - Я - Чейн, Вождь-Отец карибов.
	Тут Мура осенило: этот человек напоминал ему статую на
Площади. Чейн, далекий потомок того вождя, который дал отпор
пиратам?
	- Эти твари... - негромко сказала Яна. Она сковырнула запекшуюся
кровь с нижней губы и подняла глаза на Мура: - Что с Шиллером?
	- Шиллер мертв, - ответил он, отгоняя от себя образ Шиллера,
пригвожденного к полу. Плечо вдруг вспыхнуло болью, и Мур
зашатался. Чейн что-то сказал женщине, и та вновь покинула комнату.
Он твердыми пальцами взял Мура за руку повыше локтя и усадил в
кресло. Яне Чейн знаком велел сесть на циновку рядом с Муром, и она
повиновалась, подтянув колени к подбородку и поплотнее завернувшись
в одеяло. Потом Чейн вынул из-за пояса блестящий нож с зазубренными
кромками. Взяв со стола черный точильный камень, он начал медленно
водить по нему лезвием, потом подошел к окну и остановился,
выглядывая наружу. Мур сидел молча и неподвижно, закрывая лицо
руками.
	- Констеблю не следовало приводить эту лодку в бухту, - вдруг
сказал Чейн. - Много лет назад она принесла сюда зло и смерть. И вот
опять. Она не механизм, она живая, и у нее душа ~Эуе~-змея...
	Мур поднял голову.
	- Вы и ваши люди должны вернуться и помочь им!
	Кариб продолжал точить нож, поворачивая его в руке.
	- Несколько человек ушли на помощь тем, кому, возможно,
удалось добраться до джунглей, - сказал он чуть погодя. - Мы услышали
выстрелы и собрались здесь. Многие молокососы рвались в деревню, в
бой. Но я не позволил. Никто из моих людей не пойдет в Кокину.
	- Господи! - вырвалось у Мура. Он тряхнул головой. - Вы так
ненавидите деревенских, что можете сложа руки смотреть, как их
убивают?
	- Они не моей крови, - сказал Чейн. - Но дело в другом: хороший
боец не продержится и минуты против этих созданий. Нет. Если и когда
они доберутся до Карибвиля, нам придется защищать своих женщин и
детей.
	- Сейчас не время считать по головам, черт побери! Ради Бога,
помогите им!
	- ~Ва!~ - Чейн повернулся от окна и язвительно уставился на
Мура. - При чем здесь Бог? Все мы умираем, Мур, мирно ли или в муках.
	Молодая женщина вернулась с горшком сильно, остро пахнущей
жидкости. Она опустилась на колени перед Яной, обмакнула в горшок
тряпочку и начала не слишком деликатно промокать царапины. Яна
сморщилась и отпрянула; женщина ухватила ее за шиворот и закончила
работу.
	Шум дождя немного притих; Мур услышал, как вода журчит в
желобах. Он встал, чувствуя тяжесть в плече.
	- Тогда возвращаюсь я. Дайте мне ружье.
	Чейн молча точил нож. Вдалеке загремел гром.
	- Я сказал, что возвращаюсь, черт вас дери!
	Чейн отложил точильный камень и нож на стол, взял ружье,
открыл затвор и вынул из заднего кармана два патрона. Он зарядил
ружье и перебросил его Муру.
	- Идите, - спокойно сказал он. Он уперся ладонями в стол и
подался вперед. - Но вы не вернетесь. И не сможете никому помочь,
потому что не успеете вы дойти до деревни, как эти твари учуют вас и
найдут. Они выпьют вашу кровь - всю, до капли, - обгложут труп, а
кости бросят ящерицам. Идите.
	- ~Лалуэни~, - сказала старуха. Скрипела качалка. - Он уже мертв.
- Она уставилась на Мура бездонными глазами.
	Яна вырвалась от карибки, не обращая внимания на ее сердитый
лепет.
	- Не надо, - попросила она. - Пожалуйста, не ходи туда!
	Мур ответил:
	- Нужно найти Кипа. Приду за тобой, когда смогу. - Он помолчал,
глядя на индейца в надежде, что тот все-таки пойдет с ним, но Чейн
сердито глянул на него и не тронулся с места. Мур знал, просить без
толку. Придется рисковать в джунглях одному.
	В дверь громко постучали. Мур напрягся и круто обернулся. Чейн,
сжав в руке нож, как пантера метнулся вперед. Он выглянул в окно и
отодвинул засов.
	В дверях стояли два промокших до нитки индейца с ружьями.
Чейн знаком пригласил их в дом, и тот, что зашел первым, высокий,
костлявый, с черными рысьими глазами, возбужденно заговорил,
жестикулируя крупными руками и то и дело показывая в сторону моря.
Чейн целую минуту слушал, не перебивая, потом что-то спросил, и
индеец ответил.
	Мур наблюдал за лицом Чейна. Он увидел, как вверх от
подбородка поползло ледяное спокойствие: сперва напряглись челюсти,
потом сжались в узкую полоску губы, раздулись толстые ноздри, и
наконец глаза превратились в прихваченную морозом сталь. Но в самой
глубине этих глаз, разглядел он, промелькнуло нечто знакомое, то, что
он видел раньше, в глазах своего отражения в зеркале: сильнейший страх,
от которого щемит сердце. Потом это прошло, и лицо Чейна вновь
превратилось в суровую маску. Казалось, он дает своим людям какие-то
указания. Индейцы внимательно слушали.
	Когда Чейн умолк, индейцы снова исчезли в ночи. Чейн постоял
на пороге, глядя им вслед, потом задвинул засов на двери.
	- ~Ва!~ - дико крикнула старуха. - НЕТ! - Она отчаянно мотала
головой, и молодая индианка оставила Яну, чтобы успокоить ее. В
глубине дома заплакал младенец.
	- Что это? - спросил Мур.
	Чейн взял ружье у него из рук.
	- Оно вам не понадобится. Они ушли.
	- Как?
	- Забрали свою лодку, - пояснил Чейн, - и ушли с Кокины.
	Яна мигом оказалась на ногах.
	- Не может быть!
	- Мои люди сказали, что видели, как лодка обогнула мыс и исчезла
на северо-западе.
	Мур тряхнул головой. Плечо горело, в голове клубились страшные
впечатления этой ночи.
	- Не может быть! - убежденно повторила Яна и беспомощно, почти
по-детски посмотрела на Мура.
	Мур медленно опустился на стул. Он чувствовал, что индеец
наблюдает за ним.
	- Мы помогли им, - слабым голосом проговорил он. - Господи
помилуй, мы помогли им починить лодку! Мы отбуксировали ее на
верфь, дали им доступ к смазке, горючему, инструментам. И все это
время, пока мы спали, они собирали по частям свою жуткую машину... а
нам было невдомек. О Господи... а нам было невдомек...
	- А теперь послушайте меня! - вдруг встрепенулась Яна. - Даже
если они повозились с дизелями и заменили достаточно аккумуляторных
батарей, им не выжать из старых двигателей и сотой доли прежней
мощности! Неважно, чем они пользовались, отремонтировать ~все~
системы они не могли! Маневренность у них должна быть как у сонной
мухи, скорость черепашья, а о погружении они смело могут забыть!
	- Ты сама говорила, что системы дублируются, - напомнил Мур. -
Одна автоматическая, другая управляется вручную...
	- Нет! - Она переводила взгляд с Мура на Чейна. - Пусть они
смогли заставить двигаться свои скелеты и, может быть, думать - кусочек
мозга, но их кровеносная и нервная системы мертвы!
	- Ты уверена? А как насчет торпед, как насчет палубного орудия? А
сама эта треклятая лодка - нос как лезвие, запросто продырявит
груженный досками теплоход!
	Яна молчала, пытаясь вникнуть в то, что он говорил.
	- Нет. То, о чем ты думаешь... это бред. Сейчас не сорок второй
год... не вторая мировая война...
	- Для нас - нет, а для них - да, - ответил Мур. - Раз они двигаются
на северо-запад, они, наверное, идут к Ямайке. А между Кокиной и
Ямайкой лежат судоходные пути. Они рыскали там еще сорок лет назад.
Им наверняка знакомы и лоции, и как добраться отсюда туда...
	- Боже! - прошептала Яна. - Что же... удерживает в них жизнь после
сорока лет под водой? ~Кем~ они стали?
	Ребенок заплакал громче; карибка вышла из комнаты и вернулась
с черноволосым малышом на руках. Ребенок искал грудь; она
расстегнула блузку и сунула ему в рот сосок, не сводя глаз с Чейна,
стоявшего у окна.
	- Теперь можете возвращаться в деревню, - после долгого
молчания сказал Чейн. - Там безопасно.
	- Возможно, им по-прежнему нужна ваша помощь, - ответил Мур.
	- Нет. У меня нет лишнего времени, чтобы тратить его на них. - Он
отвернулся и заговорил с молодой женщиной. Та слушала с
напрягшимся от дурных предчувствий лицом, потом попыталась встать.
Руки у нее дрожали от усилия. Чейн пересек комнату, подошел к ней и
что-то ласково зашептал, поглаживая по голове. Женщина что-то
умоляюще бормотала, вцепившись ему в руку и крепко прижимая к себе
ребенка. Чейн посмотрел Муру в лицо. - Говорю вам, идите к своим.
	Мур поднялся и сделал один-единственный шаг к индейцу. В лице
Чейна была лютая ярость, превращавшая его в живую копию
вырезанной вручную ритуальной маски. При свете керосиновой лампы
шрамы казались ранами, оставленными на внешней оболочке тем, что
искалечило душу.
	- Что вы намерены делать?
	- Не ваша забота. Уходите, оба!
	По лицу старухи потекли слезы.
	Мур не сдавался:
	- Что вы намерены делать?
	Чейн продолжал гладить жену по голове. Когда он вновь взглянул
на белого, подбородок у него закаменел, а глаза походили на ружейные
стволы.
	- Я отправляюсь за ~Эуе~, - ответил он. - И уничтожу его.



23

	Под властным взглядом вождя Мур притих. В небе загремело,
словно разорвался снаряд, и оно окрасилось багрянцем.
	- Как? - спросила Яна. - Застрелите? Зарежете? Вы не знаете, с чем
имеете дело! Если вы задумали потопить эту лодку, раздобудьте
бронебойный снаряд и тяжелую артиллерию, или бомбу, или магнитную
мину!..
	Чейн перенес внимание на нее; он прошел мимо старухи, подошел
к девушке и нахмурился.
	- Если понадобится - да, я пойду на нее с ножом. Я сорву с нее
обшивку голыми руками. За мной должок... - мозолистые пальцы
коснулись страшной корки шрамов, - вот... и вот. - Чейн положил руку
на сердце и покосился на Мура. - Что может помешать им вернуться
сюда? Они знают, что найдут здесь горючее - и еду. Что помешает им
вторгнуться в судоходную зону и залить океан кровью отсюда до
Кингстона?
	- Надо подумать, - вдруг сказала Яна, шагая по комнате. - Сейчас
горючего у них запасено слишком мало для долгого похода, и идти
очень быстро они не могут, по крайней мере, в штормовом море.
	- Ближайший к Кокине морской путь соединяет Биг-Дэнни-Ки и
Джейкобс-Тис. И если догнать их вовремя, можно будет загнать лодку на
рифы, вспороть ей обшивку, - сказал Чейн.
	- Нет. Мы можем дать радиограмму береговой охране, - не
согласилась Яна, - и они остановят ее прежде чем...
	- Ну, теперь ~вы~ говорите ерунду. Вы думаете, вас там станут
слушать? А тем временем эта гадина пройдет пролив, и я ее упущу. Нет!
Она моя, будь она проклята! Я долго ждал, когда же встречусь с ней в
открытом море, где у меня будет шанс дать бой, и клянусь всем святым,
что есть на этой земле, я намерен последовать за ней!
	- Я видела местные траулеры в бухте, - сказала Яна. - Вы что,
хотите гнаться за ней на одном из них? Вы с ума сошли! Эта лодка
разнесет такой кораблик в мелкие щепки...
	- Хватит, - жестко оборвал Чейн. - Уходите отсюда. Идите в
Кокину нянчиться со своими мертвецами, оба. Я не хочу, чтобы вы
околачивались в Карибвиле; до рассвета еще час, а у меня много дел.
	На несколько секунд их взгляды скрестились, потом Чейн вдруг
отвернулся от Яны и опять подошел к старухе; он опустился рядом с ней
на колени, заглянул ей в глаза и поцеловал в щеку. Она погладила
морщинистой рукой ту половину его лица, где не было шрамов. Когда
Чейн снова поднялся, старуха обхватила его ноги, но он высвободился,
отошел и остановился рядом с женой и ребенком. Он взял малыша на
руки и прижал к себе.
	- Мой сын, - негромко сказал он, обращаясь к Муру. - После моей
смерти он станет следующим Отцом-Вождем и будет править честно и
справедливо, он будет сильным и никогда не узнает страха, который
пожирает нутро человека, так что тот делается слабым и плачет по
ночам. Нет. Кет будет свободным, бесстрашным, он вырастет стройным
и прямым, не обезображенным шрамами. - Чейн вернул малыша матери,
что-то прошептал ей на ухо и чмокнул в щеку. Когда он отстранился,
Яна увидела, что по лицу женщины ползет одинокая слеза, но смотрела
индианка по-прежнему твердо, холодно и храбро. Больше не взглянув на
нее, Чейн взял ружье, прихватил керосиновую лампу и решительным
шагом вышел за дверь.
	Жена выбежала за ним. Старуха с трудом выбралась из качалки и,
с трудом удерживаясь на ногах, остановилась в дверях, похожая на
хрупкую соломенную куклу. Она повернула голову к Муру - в глазах у
нее стояли слезы - и прошептала: "Помоги ему".
	Мур поднялся и вышел за дверь. Дождь еще шел, но уже не такой
сильный. Индианка стояла и смотрела, как ее муж исчезает в
направлении бухты. Мур разглядел в той стороне десятки фонарей и
фонариков, десятки желтых точек, двигавшихся за пеленой дождя. Он
смахнул капли с глаз.
	Через секунду к нему присоединилась Яна; к жене вождя подошла
промокшая насквозь старуха, обняла ее за талию, потянула в дом.
"Вдовы от моря, - подумал Мур, наблюдая за ними. - Вдовы? Нет-нет.
Еще нет". Женщины пошли по грязи к дому.
	- Почему? - спросил Мур старуху, когда они проходили мимо него,
и прирос к месту, такая твердая уверенность, возможно, даже
умудренность, проступила на морщинистом лице.
	- Судьба, - ответила старуха, и они с женой Чейна ушли.
	~Судьба. Судьба. Судьба~. Это слово вошло в его мозг и
взорвалось там тысячью стальных осколков. Мур вспомнил надпись на
транце разбитой морем яхты: "Баловень судьбы". Он ничего не мог
сделать - быстрые потаенные течения судьбы несли его, ничего не
понимающего, не постигающего причин и смысла происходящего, несли,
как бы отчаянно он ни боролся с ними. Он не мог победить в этой
борьбе, ибо жизнь подобна морю, и ее могучая сила увлекает человека в
таинственную пучину Бездны его будущего.
	Возможно, возвращение Корабля Ночи было лишь вопросом
времени; возможно, Мур лишь ускорил неизбежное. Сейчас, оглядываясь
на цепь смертей и разрушения, он видел в ней лишь звено той цепи
событий, которая заставила его объехать весь мир и очутиться здесь, не
где-нибудь, а именно здесь под хлестким тропическим ливнем. Чейн
прав, дошло до него, ничто не помешает этим тварям вернуться за
новыми припасами, за новыми жизнями. Много лет назад, в другой
бурный штормовой день, когда земля сомкнулась над ним, в нем, Муре,
что-то сломалось. Тогда какая-то часть его умерла, и он стал подобен
истерзанным тварям с борта подводной лодки - бесприютный,
неприкаянный, попавший в тиски судьбы, которая лишь сейчас
обнаружила себя. Только последние несколько дней позволили ему
явственно увидеть страшное будущее.
	К добру ли, к худу ли, но Мур любил этот остров и островитян. Он
любил их как свою утраченную семью. И, с Божьей помощью или без
нее, не должен был, не мог, не желал терять их из-за внезапного
мрачного каприза своей судьбы.
	- Я помогу ему, - услышал он свой голос.
	Яна вцепилась ему в руку, стараясь остановить, удержать. Она
вытерла залитые дождем глаза и замотала головой:
	- Дэвид, он сумасшедший! Если он найдет лодку, она разрежет его
траулер пополам! Он не вернется, он знает, что не вернется!
	В мышцах Мура зажглось раскаленное белое пламя. ~Мы
рождаемся в одиночку и смерть должны встречать в одиночку~. Кто это
сказал? Преподаватель философии, тысячу лет назад, в учебном классе, в
другой жизни. "Всем нам придется умереть, мирно или в муках", - сказал
Чейн. Мур понимал, что шансы расстаться с жизнью очень велики, и
принимал это. Он рискнет, схватит удачу за хвост, бросит вызов злобным
богам, потому что в краткий, мимолетный миг прозрения видел финал
своего путешествия. Видел замерший в ожидании нос Корабля Ночи,
острый, как нож.
	Он высвободился от Яны и пошел по раскисшей извилистой
дороге вниз, к бухте, где еще двигались светляки фонарей.
	Старенький, видавший виды траулер Чейна терся бортом об
обшитый старыми покрышками причал. Это было самое большое судно
в индейской флотилии, пожалуй, чуть-чуть больше пятидесяти футов от
носа до кормы, широкое, с продолговатым корпусом. Почти вся краска с
бортов облупилась, кое-где виднелись заплаты, но все они находились
выше заметной темной полосы ватерлинии. Посреди палубы, чуть
сдвинутая к корме, была широкая приземистая кабина, выкрашенная в
бордовый цвет, с несколькими металлическими иллюминаторами. В
дождливое небо смотрели голые мачты с туго свернутыми парусами, со
снастей капало. На корме стояли лебедки, лежали сети, какие-то
железные бочки. Судно казалось солидным, надежным - продолговатый
притупленный нос, надстройка, чистый четкий контур.
	Приблизившись, Мур различил на плоской корме выцветшие,
когда-то красные буквы: "Гордость". Сильная зыбь качала траулер, терла
бортом о покрышки; скрипели и стонали доски, глухо плескала у носа
вода.
	На юте возилось несколько голых по пояс карибов - убирали сети и
тросы. Работали помпы; из шлангов на корму выплескивалась вода.
Один из индейцев пронес объемистый сверток из прозрачного пластика,
но Муру не было видно, что это. Он подождал. Индеец открыл дверь
каюты и исчез внутри.
	- Где Чейн? - крикнул Мур тому, кто был к нему ближе всех.
	Кариб поднял голову и угрюмо посмотрел на него, потом
повернулся к Муру спиной и покатил тяжелую железную бочку дальше.
	- Эй! - Мур ухватился за тянувшуюся вдоль причала ограду,
перегнулся и крикнул другому индейцу, дальше на палубе: - Эй!
Позовите Чейна!
	Но тут дверь каюты вновь открылась, и из нее появился человек,
который занес внутрь сверток, а за ним - Чейн, что-то отрывисто, резко,
приказным тоном говоривший ему. Чейн заметил Мура и подошел к
планширу.
	- Что вы здесь делаете? - спросил он угрожающе. - Я же велел вам
проваливать!
	- Я хочу пойти с вами, - объяснил Мур.
	Несколько мгновений Чейн молчал. Потом он сказал:
	- Уходи домой, белый. Эта охота не для тебя.
	И отошел от борта.
	Мур отчаянно замахал руками:
	- Постойте! Погодите! Прошу вас! Вы вряд ли поймете, но для
меня это очень важно. Я не буду обузой, я сам плавал, я могу подменить
любого из команды. За мной не придется присматривать!
	- Зачем вам это? - спросил индеец.
	- Я... хочу быть там, - сказал Мур. - Лично удостовериться, что
лодка не вернется. Позвольте мне пойти с вами.
	- Вы сошли с ума, - сказал Чейн.
	- Нет. ~Я~ нашел эту сволочь, из-за меня она всплыла. Если бы не
я, по Кокине этой ночью не гуляла бы смерть. Как вы не понимаете? Я
должен быть там, обязательно, у меня есть право помочь вам остановить
эту тварь... может статься, у меня даже больше прав на это, чем у вас.
	Чейн хмыкнул.
	- Нет, не больше.
	- Ну так как? - настаивал Мур, отмахнувшись от этого замечания.
	Чейн внимательно присмотрелся к нему. Он вдруг протянул руку,
крепко взял Мура за запястье и потянул к себе, пока траулер не поднялся
на гребне очередной волны.
	- Ладно, - сказал он. - Но старайтесь не мешать мне.
	"Гордость" снова качнулась, разбив крутым боком бурлящую пену,
и затихла. Тогда с причала на палубу кто-то спрыгнул. Чейн круто
обернулся, а рыбаки разинули рты.
	Яна откинула волосы с лица, и мокрые пряди рассыпались по ее
плечам.
	- Я с вами, - объявила она мужчинам.
	Не успел Чейн и рта раскрыть, как девушка подступила к нему.
Индеец попятился.
	- Выслушайте меня. Прежде всего хочу довести до вашего
сведения, что то, что вы задумали, - безумие. Я сама дура набитая, что
пришла сюда, но если вы намерены догнать подводную лодку, а тем
более заметно замедлить ее продвижение, без меня вам не обойтись. Я
знаю эти лодки вдоль и поперек, я знаю, где слабые места в их броне,
знаю, где ее можно протаранить, чтобы лишить маневренности. И еще я
знаю, что траулер против подводной лодки, даже такой старой и
медленной, это самоубийство. И не заводите старую песню о том, что-де
женщина на борту приносит несчастье - меня этим не проймешь, только
зря потратите время.
	Приоткрыв рот, Чейн, как зачарованный, смотрел на нее. Дождь
заливал испещренную шрамами половину его лица.
	- Если кто-нибудь из вас начнет лезть не в свое дело, окажетесь за
бортом, понятно? Если уж вам так приспичило, помогите ребятам
перетащить бочки с соляркой. Давайте! - Он наградил Яну
уничтожающим взглядом и вернулся в рубку.
	Трюмный люк был распахнут; Мур помог какому-то индейцу
протащить тяжеленную бочку по палубе и спустить ее в трюм, а Яна
убирала у них с дороги тросы. Кошмар, думал Мур, кативший по палубе
четвертую бочку, что если мы ошиблись и лодка идет вовсе не к Ямайке,
а к Тринидаду и Южной Америке? Нет, нет; он был уверен, что некогда
служившее в военном флоте чудовище, снедаемое яростью и жаждой
крови, отправит субмарину охотиться на грузовые суда в районе морских
сообщений. Что если мы опоздали, что если лодка ускользнула, что если
страшную команду уже не остановить?
	Примерно за сорок минут траулер был приведен в полную
готовность. С нижней палубы донесся гортанный рокот, закурился
белый дымок выхлопов, задраили люк. Несколько индейцев спрыгнули
на причал и стали убирать швартовы. Под ногу Муру подвернулся
пустой деревянный ящик с полустертой, сделанной по трафарету
надписью "НЕ КАНТОВАТЬ", и он пинком отшвырнул его в сторону.
Команда собралась на юте. Они покинули траулер и стояли под дождем,
глядя, как "Гордость", отдав швартовы, отходит от причала. Кто-то
помахал на прощанье рукой.
	- Чейн их оставил! - сказал Мур Яне и пошел в рубку.
	Внутри просторной каюты с покрытыми темным лаком дощатыми
переборками стоял штурманский стол; в глубине рубки горела
укрепленная на стене керосиновая лампа. Подволок был из толстых,
некрашеных деревянных брусьев. Чейн, который почти касался его
головой, стоял за полированным штурвалом с восемью спицами, перед
тускло освещенными приборами. На уровне его плеча на полке
примостилась рация. Мур громко сказал, перекрикивая шум двух
дизелей:
	- А что же остальные?
	Чейн, не отрывая глаз от моря за широким стеклом в деревянной
раме, переложил штурвал на несколько градусов влево, и стекло
забрызгала пена.
	- Остались на берегу со своими семьями. И вы, и женщина сами
напросились сюда, Мур. Если вы передумали, плывите обратно, я не
против.
	- Но вам же понадобятся люди!
	- Я ни с кого не требую больше, чем он сам хочет дать, - сказал
Чейн. - Их место в Карибвиле, с близкими. Они помогли мне
подготовиться, а большего я у них просить не вправе.
	- Но вы ничего не сможете в одиночку, - возразил Мур.
	- Я не один.
	Вошедшая в рубку Яна вопросительно посмотрела на Мура. На
стекло обрушился дождь пополам с морской водой; нос траулера высоко
задрался и резко опустился. Яна ухватилась за деревянный брус
подволока, чтобы не упасть.
	- Если вы передумали... - повторил Чейн.
	- Нет, - ответил Мур и повернулся к Яне: - Вам не следовало бы
быть здесь.
	- За меня не волнуйтесь, не маленькая.
	Чейн сердито засопел.
	- Либо сию секунду убирайтесь с моего корабля, либо идите на бак
и смотрите за морем.
	Из рубки Муру видно было бурлящее море. Небо из черного
становилось серым - быстро светало. Сильный ветер гнал низкие тучи,
рвал облачную пелену, и в прорехи пробивался промозглый желтоватый
свет. Мур вышел на палубу, на резкий колючий ветер, и увидел, что в
небо поднимается черный столб дыма. Он висел точно над деревней, и
сердце Мура мгновенно подкатило к горлу.
	- Чейн, - позвал он, показывая на дым. Индеец выглянул, не
выпуская штурвала из сильных рук. "Деревня горит", - сказал он,
задыхаясь от ярости. В горле застрял комок. Чейн развернул траулер,
очень медленно, чтобы волны не перехлестывали через левый борт,
перевел рычаг управления двигателями на "малый вперед", и шум
дизелей стал тише. Холодные угрюмые глаза Чейна смотрели в одну
точку.
	Через несколько минут Мур различил разгромленные рыбачьи
хижины. Траулер Чейна прошел между обросшими зеленой слизью
бакенами в более спокойные воды гавани. Запах дыма здесь был густым
и едким, и Мур почувствовал, как ярость закипает в нем с новой силой.
Когда траулер подходил к грузовой пристани, Мур увидел кучку
оборванных островитян, закричал им и бросил швартов. Не дожидаясь,
пока Чейн отключит двигатели, он спрыгнул на причал и стал
пробираться сквозь толпу к лачугам.
	Чейн вышел на палубу.
	- Мур! - рявкнул он. - Не до того!..
	Но Мур уже исчез. Ярость бушевала в нем, ноги вязли в сыром
песке. Над бухтой висел тошнотворный запах гари. На мостовой лежали
вынесенные из развалин обугленные трупы; во многих из них не осталось
ничего человеческого - трудно было представить, что когда-то они
ходили, жили, дышали как все люди. Мур стиснул зубы, высматривая
знакомые лица, но не мог никого узнать. Впереди, там, где работала еще
одна группа спасателей-добровольцев, кто-то крикнул: "Вот он!" - и
какая-то женщина зарыдала.
	Потрясенный Мур уходил все дальше. Вокруг мелькали лица -
изможденные, осунувшиеся, грязные, знакомые и незнакомые, но все -
застывшие от боли и ужаса. Женщина укачивала на руках мертвого
ребенка, муж стоял над ней, дико озираясь, - он понимал, что должен
что-то сделать, но думать не мог. "Баю-бай, баю-бай, - шептала женщина
сквозь слезы, - спи, мой милый, засыпай..." Предрассветные сумерки
разорвал пронзительный рыдающий вопль. Мур увидел обугленные, еще
дымящиеся развалины на месте пивных. Дождь почти перестал, и пожар
разгорался с новой силой, перекидываясь на другие здания; он заметил
лихорадочно работавшие пожарные бригады. Вдали, на вершине холма,
стояла не тронутая огнем и все равно пустая и мертвая "Индиго инн".
	Бойня потрясла его до глубины души. Он услышал, как Чейн
кричит из гавани: "Мур! Будь ты проклят!.."
	На Фронт-стрит рядами лежали трупы, закрытые простынями.
Мур мельком заметил доктора Максвелла - он вместе с одной из
медсестер перевязывал раненых. Еще шаг, и он чуть не споткнулся о
скорчившееся на дороге тело; заставив себя посмотреть под ноги, Мур
увидел, что это тот самый старик, который так почтительно говорил о
джамби. Теперь череп у него был проломлен, а остекленелые глаза
глубоко ушли в орбиты.
	Он помотал головой, с силой выдохнув сквозь стиснутые зубы.
Боже, нет... нет... нет... "История повторяется, - подумал он, - пришли
нацисты, морские волки, завоеватели, хитрые и безжалостные. Ужас
громоздится на ужас, смерть на смерть". А в океане Корабль Ночи
движется к морским трассам, чтобы выполнить свою миссию
разрушения, над которой не властно время.
	Потом Мур увидел Рейнарда. На лбу мэра зиял глубокий порез,
одежда была перемазана золой. Одна рука была сильно обожжена и
покрыта желтыми волдырями. Рейнард шагнул вперед, издав горлом
булькающий звук, и схватил Мура за грудки.
	- Это ваша работа... - прохрипел он. - Поглядите, что вы наделали.
ГЛЯДИТЕ ЖЕ, ГЛЯДИТЕ, ЧЕРТ ВАС ПОБЕРИ!
	Мур заморгал, не в силах ни сдвинуться с места, ни оттолкнуть от
себя Рейнарда.
	На них смотрели.
	- Ты притащил сюда эту чертову лодку, - прошипел мэр. - Ты
поднял ее из Бездны!
	- Нет, - запротестовал Мур, - я же не знал...
	- Открой глаза и посмотри на мертвых! - взвизгнул Рейнард,
заливаясь слезами. - ТЫ ПРИНЕС ЭТО НА ОСТРОВ!
	- Это все белый! - громко подхватил тощий негр с дикими глазами.
- Он убил мою жену и деток, он спалил мой дом! Он поднял эту лодку со
дна, он!
	Мур почувствовал, что атмосфера накаляется; он вырвался от
Рейнарда, и тот ничком растянулся на песке. Но вперед вышел другой,
его ненависть была почти осязаемой:
	- ТЫ, ГРЯЗНАЯ ТВАРЬ, БРАТ ЭТИХ ТВАРЕЙ! - пронзительно
крикнул он. - ТЫ УБИЛ ЕЕ!
	Перед Муром возникла рука с чем-то тонким, острым,
серебристым. Кто-то гикнул, люди обступили Мура плотной стеной,
отрезав все пути к отступлению. Жаркое дыхание, засохшая кровь на
лицах, безумные от ярости глаза...
	- Кровь ему пустить! - выкрикнул женский голос. Мужчины
подступили ближе, кто-то нагнулся, разбил о камень пивную бутылку и
выпрямился с поблескивающим оружием в руке. Мур попятился,
споткнулся об обугленные доски и упал на больное плечо. От боли он
вскрикнул, и тогда толпа бросилась на него. Кричал сорванным голосом
Рейнард. К Муру протянулось множество нетерпеливых рук, его подняли
с земли и поволокли куда-то сквозь тучи золы и пепла. Он вырывался, но
силы были слишком неравны.
	К нему стал пробираться негр с ножом - Мур мельком увидел
яростные глаза, блеск металла. Рукоять ножа прочертила в воздухе
короткую грозную дугу, на миг замерла и устремилась к цели - грудной
клетке Мура.
	В толпе возникло молниеносное движение, послышался внезапный
крик боли. На голову человеку с ножом обрушилась сломанная доска; он
испустил мучительный стон, пошатнулся и рухнул лицом в землю,
выронив нож.
	Доска вновь взлетела в воздух, угодила еще одному островитянину
в грудь, и у того подломились колени. Тяжело дыша, толпа отступила от
Мура.
	Неровно обломанную доску держал Чейн, готовый ударить снова.
Он обежал взглядом злые лица и негромко велел Муру:
	- Отойди от них.
	Мур, держась за пульсирующее болью плечо, подвинулся к нему.
Вокруг заблестели ножи.
	- Ну валяйте, - с вызовом буркнул Чейн. - Чего рассусоливать...
	От толпы отделился мужчина повыше и покрепче прочих; в
толстой как окорок руке была зажата "розочка". За ним к Муру с Чейном
двинулся другой. Но резкий щелчок заставил обоих замереть на месте.
	- Клянусь Богом, я пристрелю первого же, кто хоть пальцем тронет
этих двоих, - предупредил Кип, целясь из ружья в самую гущу толпы.
Глаза у него ввалились, он сонно моргал, сражаясь с усталостью. За
спиной у него стояла Майра, грязная, с забинтованной рукой; она
прижимала к себе Минди с остановившимися, стеклянными от шока
глазами. - Что, кто-нибудь из вас думает таким способом вернуть жену,
ребенка, мужа?.. Если мы начнем убивать друг друга, то закончим
начатое этими тварями!..
	Люди смотрели на Кипа, и на их лицах по-прежнему читалась
готовность мстить.
	- Вы ничего не можете сделать, - сказал он им. - Их больше нет...
	- А ТЫ ЧТО СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ? - Потный Рейнард
пробрался в первые ряды. - Ты у нас представитель закона, значит, что-
то, как-то ты можешь сделать...
	- Когда распогодится, мы сможем вызвать по рации помощь, -
хладнокровно ответил Кип. - А до тех пор - ничего.
	Рейнард покачал головой.
	- Этого мало! Посмотри на этих людей, приятель! Посмотри,
сколько трупов на земле! Что мы будем делать, если те твари вернутся?
Как нам бороться?
	- Вот твои друзья, - сказал Чейн Муру. - Полюбуйся. - Он повысил
голос: - Я скажу тебе, как нам бороться, старина! Я выйду в море за этой
лодкой и попытаюсь заманить ее на Джейкобс-Тис. - Он покосился на
Мура и с оттенком уважения в голосе прибавил: - Он идет со мной.
	Кип посмотрел через плечо на вождя, потом на Мура:
	- На Джейкобс-Тис? Значит, вы считаете, что они идут к Ямайке?
	- Возможно, - ответил Чейн. - Это самый короткий путь к морским
трассам. Если мы ошиблись или если мы опоздаем, другой возможности
отыскать лодку у нас не будет.
	- Ты не догонишь ее, Чейн, - сказал Кип. - Тебе никак не...
	- А что нам остается? - Индеец сердито сверкнул на него глазами. -
Позволить этой проклятой посудине ускользнуть или пуще того -
вернуться сюда и все повторить? Теперь они знают, что мы слабы, знают,
где найти топливо для своих дизелей. Они доберутся до морских трасс, и
тогда... нет. Я не приму такой грех на душу. В этот раз они не тронули
Карибвиль, но я помню, как давным-давно над моей деревней свистели
снаряды и горящие индейцы ползали в золе. Нет! Я не дам им уйти! Не
дам! Никогда! - Он взглянул на Мура. - Я ждал долго. Хватит! Если ты
сейчас же не пойдешь со мной, я оставлю тебя на берегу. - Он
развернулся и зашагал к бухте.
	Мгновение Мур медлил, глядя Кипу в лицо.
	- Я должен ему помочь, - сказал он. - По-другому нельзя.
	- Идете только вы двое?
	- И Яна Торнтон.
	Кип уставился на него, качнул головой и снова посмотрел на
островитян. Страх и дурнота вернулись к ним и погасили безудержную
жажду насилия. Рейнард, пошатываясь, повернул обратно в толпу, что-
то испуганно бормоча.
	- Я... больше не способен думать, - напряженно проговорил он. - Я
не знаю, что делать. - Он на мгновение остановился, ссутулился, провел
рукой по лицу и уставился в землю, словно мог найти ответ в золе.
	Глаза Кипа блеснули. Он заозирался и наконец заметил знакомое
лицо.
	- Дж. Р., до нашего возвращения ты остаешься за главного. Вот
ключи от моей конторы. Если понадобится, там есть оружие. Убери из
гавани как можно больше народу, отправь их в больницу. Дэвид, можно
нам занять твою гостиницу под убежище?
	Мур кивнул.
	- Значит, решено. - Кип снова повернулся к Дж. Р. - Переправь туда
как можно больше людей. Судя по небу, буря уже недалеко. Уведи их от
ветра, вот и все. - Кип повернулся к жене и сжал ее руку. - Иди. Все будет
хорошо. Поторопись.
	Она медлила, судорожно прижимаясь к нему; Кип окликнул по
имени какую-то женщину, и та подошла, чтобы увести Майру от мужа. -
Помни, - сказал Кип Дж. Р., прежде чем отдать ему ружье, - сделай все,
чтобы у этих людей был хоть какой-то кров.
	Кип с Муром молча шли по Фронт-стрит; они слышали грохот
дизелей и голос Чейна - тот кричал каким-то мальчишкам, чтобы они
бросили ему швартовы.
	- Последние два часа я занимался тем, что пытался вызвать кого-
нибудь по рации, - объяснил Кип. - Но ловил только обрывки
корабельной связи. Где-то жуткая гроза!
	- Тебе не обязательно идти с нами. Ты отвечаешь за Кокину, этим
все сказано.
	Кип покачал головой.
	- Я знаю, что эта лодка все еще там, Дэвид. И не смогу жить в мире
с собой, если не попытаюсь - хотя бы не попытаюсь - остановить ее, пока
она не натворила бед где-нибудь еще. Будут новые смерти, снова
погибнут ни в чем не повинные люди. Умыть сейчас руки значило бы
отречься от всего, во что я верил.
	Они подошли к траулеру. Чейн с Яной уже выбирали швартовы.
Индеец несколько секунд внимательно смотрел на Кипа, но ничего не
сказал.
	Мур перебрался на борт и взялся помогать Чейну и Яне; тогда
Чейн скрылся в рубке, и траулер, грохоча дизелями, двинулся в сторону
кисс-боттомского пролива.
	Океан вокруг траулера превратился в подвижную черно-белую
равнину. Волны поднимали судно и сбрасывали в водяные ямы, тускло
мерцавшие, как тысячи глаз. Белые гребни разбивались о нос траулера, и
пена текла по палубе и исчезала в шпигатах. Мур - он стоял на баке и
следил за морем - посмотрел на небо и увидел отвратительную
однообразную серо-желтую массу. Траулер лег на северо-восточный
курс, и вдалеке, закрыв горизонт и превратив его в необъятный пустой
дверной проем, возникли густые черные тучи.
	Мур обернулся, чтобы поглядеть на Кокину - зеленое пятно на
сером. Потом обзор ему закрыла высокая волна с гребнем в прядях
водорослей. Они прошли пролив и двигались через пучину Бездны, и
море било снизу по обшивке.
	Мура пронизала холодная дрожь: он понял, чем был горизонт.
	Широко распахнутой дверью.
	Дверью в царство мертвых.
	Держась за планшир, он прошел мимо Кипа в рубку.



24

	- Впереди полоса шторма, - угрюмо сказал Чейн. На руках,
державших штурвал, от усилий вздувались мышцы. По всей длине
траулера поскрипывали доски, вода плескала в стекло рубки с таким
звуком, словно кто-то хлопал в ладоши. Ветер улегся, но море было
неспокойным - дурной знак.
	Впереди, ближе к Ямайке, море бурлило и ходило ходуном. Они
шли недостаточно быстро, хотя Чейн понимал, что волна задержит и
подводную лодку.
	Чейн вел "Гордость" по просветам между волнами, успевая
выискать спокойную воду раньше, чем пена обрушится с гребня и
закроет лазейку; сильное встречное течение так и норовило завладеть
рулем и развернуть корабль бортом к волне. Чейн лелеял "Гордость",
словно сильную, чуткую женщину. Он построил ее своими руками из
материалов, украденных с верфи Лэнгстри, и списанных частей
двигателей и плавал на траулере уже семь лет - ловил рыбу с командой,
набранной из местных индейцев. "Гордость" была славным суденышком,
быстроходным и остойчивым. Сейчас Чейн не отрываясь смотрел
вперед, время от времени поглядывая на компас и латунный барометр,
установленные на панели перед ним. Стрелка барометра стояла низко и
продолжала падать.
	- Как бы эту лодку ни болтало, - сказала Яна, - она будет плыть и
плыть - такая конструкция, низкая осадка. Не переворачивается.
	- Все эти годы, - сказал Кип Муру, - эти твари старались снова
вывести лодку в море... может быть, даже лежа на дне они как могли
поддерживали рабочее состояние двигателей. Все это время у них была
одна-единственная цель. Страстное желание нанести ответный удар,
жгучая ненависть, иссушающая жажда. - Он повторял все то, что говорил
ему Бонифаций.
	- Экипажи немецких подводных лодок были специально обучены
импровизировать, - рассказывала Яна. - Они пользовались тем, что было
под рукой - проволокой, тросами, обломками досок, даже металлом
переборок. Есть документально зафиксированные случаи, когда
субмарины, пролежав на дне несколько дней, всплывали - в последний
момент, когда воздух был практически на исходе, - исключительно
благодаря мужеству и смекалке команды. Мне кажется, в некоторых
отношениях храбрее их не было.
	- Корабль Ночи, - прошептал себе под нос Кип, который стоял в
глубине рубки, обхватив рукой деревянную балку. Он очень устал и
чувствовал себя совершенно разбитым. Ему не давал покоя вопрос, как
бы он поступил, если бы его опасения сбылись, если бы Майра и Минди
погибли. Когда он увидел кровь на стене своего дома, его мир начал
рушиться. Майра рассказала: два монстра вломились в дом, и один из
них полоснул Минди когтями, но Майра стала стрелять и прогнала их, а
потом подхватила Минди на руки и побежала в деревню. Там тоже были
эти твари, много, и они убили бы ее прямо на улице, если бы из дыма не
появились люди и не отогнали их. Лэнгстри, вспоминала Майра, бил
чудовищ железным прутом, но они завалили его толпой. Майра и еще
несколько мужчин и женщин спрятались в подвале бакалейной лавки.
Твари чуть было не сорвали крышку с люка, который вел в подпол, но
бакалея вдруг запылала, и, испугавшись огня, они удрали. Сама Майра
вместе с остальными едва успела выбраться из магазина до того, как
рухнула горящая крыша.
	- Боже, - сказал Кип, стряхивая страшное воспоминание. - Что если
они прошли другим проливом и двигаются теперь к Тринидаду, Гаити
или даже к Штатам? Чейн, ты сказал, что если сумеешь догнать лодку, то
загонишь ее на Джейкобс-Тис. Я хочу знать как.
	Чейн не повернул головы. Он смотрел, как собирается буря.
	- В свое время узнаете, - сказал он. - Найти-то я ее найду, не
сомневайтесь. За мной должок, да и за ней тоже.
	- Но как же так? - спросил Мур, подходя к Чейну и хватаясь за
панель управления, чтобы не упасть. - Я заметил в вас ненависть и страх.
Откуда они?
	- Я думаю, - ответил Чейн, и свет блеснул на его золотом амулете, -
вы слишком много видите, Мур. - Он на миг умолк, словно что-то решая,
потом кивнул и заговорил: - У меня бывают кошмары, Мур. Это один и
тот же сон. Он никак не оставит меня в покое, а я не могу освободиться
от него. Я в комнате, лежу на голой кровати без матраца. Я совсем еще
маленький и ничего не знаю ни об ужасе, ни о зле, таящемся в
человеческой душе, потому что мой мир - внутри огромного собора неба
и моря. Я лежу в темной комнате и слушаю ночных птиц. Но вдруг они
замолкают, и возникает другой звук. Тонкий высокий вой, он
приближается, но я не могу убежать. И вот этот звук обрушивается на
меня со всех сторон, проглатывает меня, накаленный и пронзительный, и
выбраться из комнаты нельзя.
	Я вижу, как по потолку бежит ломаная трещина, вижу, как
потолок осыпается, сквозь него льется дождь огня и горячего металла.
Что-то зазубренное ударяет меня по голове, и я хочу закричать, но у меня
пропал голос. В горстях у меня моя собственная кровь, она кипит и
пузырится. А потом боль. Жгучая. Невыносимая. Боже, какая боль... -
На лбу у Чейна выступили бисеринки пота.
	- В своем кошмаре я чувствую запах горелого мяса - это я горю, но
никто не может мне помочь, потому что им не пробиться ко мне сквозь
завал из пылающих досок. Потом темнота, долгая жуткая темнота.
Наконец я вижу каких-то людей в белом, они велят мне отдыхать. Я лежу
в комнате с зелеными стенами без зеркал. Но приходит день, когда мне с
великим трудом удается подняться и я краем глаза замечаю чье-то
отражение в оконном стекле. Страшное лицо в желтых бинтах,
сморщенное, обезображенное, смотрит оттуда на меня, испуганно
округлив заплывшие глаза. От страха я бью по стеклу, я хочу
уничтожить это существо, потому что знаю: однажды это видение
уничтожит меня. Это лицо больше не человеческое, это лицо ~анакри~,
демона, а за ним - не храбрость, а песья трусость.
	Чейн - его напряженное лицо было покрыто испариной - поглядел
на Мура.
	- Когда нацисты обстреляли Карибвиль со своей лодки, первое
попадание было в мой дом. Моя мать с тех пор находится на грани
безумия - вы видели ее. Отец и еще несколько смельчаков вооружились
ружьями и гарпунами и на маленьком рыбачьем баркасе отправились
искать чудовище. Больше я его не видел. Твари с этого плавучего
исчадья ада отняли у меня жизнь, Мур. Отняли что-то доброе и хорошее
и взамен вложили частицу себя. Они и по сей день тянутся ко мне -
каждый час моего бодрствования, каждый миг моего сна. Они все время
возвращаются, чтобы по частям вырывать из меня душу, и не уймутся,
пока целиком не завладеют мной. Я боюсь их так, как никто никогда
ничего не боялся на этом свете, Мур. Даже сейчас я дрожу и обливаюсь
потом - и презираю себя за это. Я сам себе отвратителен: для кариба
смелость - это жизнь, и если я умру трусом, моя душа никогда не обретет
покой.
	Он умолк и облизнул губы, меряя взглядом ширину морских
коридоров.
	- Я на десять лет покинул Карибвиль; я отправился в Южную
Америку и работал сперва на кофейной плантации в Бразилии, потом в
колумбийских каменоломнях. Там я научился взрывать камень
динамитом. Все сторонились меня и проклинали - считалось, что я,
человек с двумя лицами, обычным и обезображенным, приношу
несчастье. Моим единственным другом была англичанка, вдова
погибшего в крушении капитана грузового судна, лет на двадцать
старше меня - она жила рядом с каменоломнями и стряпала для рабочих.
Она жалела меня, научила читать и писать.
	Когда я вернулся на Кокину, чтобы стать Вождем-Отцом, я
понимал, что не гожусь для этой роли. Но кто-то должен был этим
заниматься, а в моих жилах текла благородная кровь. Много лет я как
мог управлял племенем. Я пытался употребить все свое влияние и
изменить старые обычаи настолько, чтобы мы могли жить в мире с
белыми. Но однажды я увидел с мыса, как из Бездны поднимается
огромная лодка - та самая. Дрожа, я смотрел, как она всплывает. На
меня вновь нахлынули ярость, страх, слабость. Я заставил себя пойти на
верфь. Я долго стоял перед доком, но не мог принудить себя переступить
порог. В руках я держал ящик с динамитом: я задумал взорвать ее. Но
вместо того убежал оттуда, дрожа, как побитый пес. Если бы я
уничтожил ее в ту ночь, если бы я установил взрыватели и поджег
шнуры, на Кокине и сейчас царили бы мир и покой. Теперь на моей
совести тяжелый груз. Но у меня есть последний шанс. Последняя
возможность найти их и уничтожить, прежде чем они сумеют
ускользнуть. Не знаю, удастся ли мне это. Но, клянусь Богом... клянусь
Богом, я должен рискнуть.
	Они долго молчали. Потом Кип спросил:
	- А где вы взяли ящик динамита?
	- Когда здесь строили отель с эспланадой, - сказал Чейн, - мы
стащили несколько ящиков и спрятали в джунглях, в шалаше. Почти все
уже сгнило, но кое-что еще можно пустить в дело.
	Впереди в небе клубились густые тучи, желтоватые, с черными
вспухшими подбрюшьями. Волны грохотали в борта, разбивались о нос,
и весь траулер содрогался. Чейн показал на рацию:
	- Мур, попробуйте, может, поймаете что-нибудь...
	Мур включил приемник и повел риску по шкале. Ничего, кроме
громкого треска и воя помех. Зазвучал и исчез чей-то слабый голос.
Траулер валило с борта на борт, как будто по килю гулко лупил
огромный кулак. Мур отвернулся от рации и посмотрел на Яну:
	- Вам надо было остаться на Кокине.
	- Ничего мне не сделается, - возразила она. - Почти всю свою
жизнь я занималась исследованием затонувших кораблей, подводных
лодок и не только. И увидеть теперь, как такая лодка ожила и идет по
штормовому морю, пусть даже она может уничтожить нас, не спорю...
нет, я должна это увидеть.
	Мур покачал головой.
	- Вы либо самая глупая, либо самая смелая женщина из всех, что я
встречал в жизни. - Что-то в ее глазах заставило его ограничиться этими
словами, хотя он понятия не имел, что это было. Между ними словно
стояла тонкая стена тумана, колышущаяся лениво, как глубокие
карибские приливы. Ему хотелось пробиться сквозь эту стену,
притронуться к щеке Яны, почувствовать, как тепло ее тела польется в
него. Он был рад, что они вместе, но очень боялся за нее. Яна была
красивой женщиной, полной жизни и надежд, он даже не пытался
поднять руку, чтобы потянуться к ней. Он знал, это невозможно. Что там
было насчет существования в двух мирах, темном и светлом? Яна не
была частью его, Мура, будущего.
	- Впереди рифы, - спокойно объявил Чейн.
	Мур повернулся и посмотрел, Кип тоже.
	Впереди был бурлящий черный водоворот. Когда море на миг
расступилось, под самой поверхностью Муру стали видны зеленые и
бурые острые верхушки рифов. Чейн крутанул штурвал вправо, и тотчас
в правый борт ударила волна, сильно встряхнув судно. Индеец быстро
вернул штурвал в исходное положение, и траулер зигзагом пошел по
волнам, которые теперь поднимались со всех сторон, затопляя бак и
стекая в шпигаты. Что-то шумно царапнуло правый борт чуть ниже
ватерлинии. Чейн шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы.
	- Мы в самом пекле, - сказал он. - Мне нужен вахтенный на носу. -
Он отжал рычаг управления двигателями, сбавляя ход.
	Мур оглянулся.
	- Я пойду, - сказал он.
	- Позади вас на полу лежит веревка. Крепко обвяжите ее вокруг
пояса. Кип, вы возьмете другой ее конец и сделаете то же самое. Когда
Мур выйдет из рубки, хорошенько ухватитесь за балку и помаленьку -
помаленьку! - отпускайте веревку. Она все время должна быть туго
натянута.
	Кип помог Муру закрепить веревку, потом пропустил другой ее
конец у себя под мышками и завязал узлом на груди.
	- Дэвид, будь осторожен, - повысил он голос, чтобы перекричать
рев океана.
	Мур кивнул и вышел из рубки в ненастье. Его тут же окатило
брызгами и едва не сбило с ног, но он сжал зубы и, цепляясь за планшир,
медленно, дюйм за дюймом, двинулся вдоль правого борта на нос. Кип,
одной рукой ухватившись за балку у себя над головой, уперся ногами в
дверную раму и начал стравливать линек. На "Гордость" наискось
обрушилась грохочущая волна; она ударила в Мура, и он уцепился за
кабестан, чтобы не упасть. Палуба уходила из-под ног.
	Он высматривал предательские коралловые глыбы. Слева по борту
лежало целое плато; Мур махнул рукой вправо, "Гордость"
повиновалась. Море всколыхнулось, впереди из-под воды показались
новые верхушки рифа. Мур отчаянно замахал рукой. Вдруг послышался
протяжный скрежет - днище траулера задело одну из них, но Чейну
удалось пройти опасно мелкое место, и после этого Мур, как ни
напрягал глаза, не мог разглядеть ни единого каменного клыка, ни
единой гряды. Он остался на носу траулера. Руки ныли, грудь тяжело
вздымалась, отцеживая воздух от мельчайших горько-соленых брызг.
Внезапно зеленая волна приподняла траулер, и Мур упал на колени.
Веревка больно врезалась в тело. С пронзительным стоном, не похожим
ни на что, слышанное им раньше, море расступилось. "Гордость"
стремительно понеслась вниз, в черную расселину, и тут же волна
подхватила ее и вновь швырнула наверх.
	Мур держался. Внезапно на нем очутился желтый дождевик;
вокруг грохотала и ревела вода, пронзительно выл ветер. Он лежал на
корме, пытаясь справиться с рулем, и уповал на чудо - что ему все-таки
удастся успеть в бухту и внезапно налетевшая буря не поглотит яхту. В
нем поднималась паника. "Держи руль, - кричал он себе. - Ради Бога,
держи руль!"
	- ДЭВИД! - послышался от сходного трапа отчаянный крик его
жены. Они стояли там, оба, и смотрели на него - белые как мел лица,
застывшие взгляды.
	- УХОДИТЕ! ИДИТЕ ВНУТРЬ! - заорал он. Ветер подхватывал
слова, кружил их у него над головой.
	- ПОЖАЛУЙСТА!.. - беспомощно прокричала она.
	Кровь застыла у Мура в жилах: он увидел у жены за спиной
огромную черную волну, закрывшую небо, стену бурлящей воды,
грозившую обрушиться на них. Он открыл рот, чтобы закричать, потому
что знал - она ничего не видит, но из горла не вылетело ни звука. "Держи
руль! - беззвучно закричал он. - Пусть волна разобьется о нос, пусть, черт
с ней, главное, держи руль! Она высоко поднимет яхту и кувырком
сбросит в громадную пропасть, но ты НИ ЗА ЧТО НЕ БРОСАЙ
РУМПЕЛЬ!"
	Он смотрел, как волна приближается, не в силах заговорить, не в
силах дышать, не в силах думать. Они не сводили с него глаз.
	За долю секунды до того, как ударила волна, он, повинуясь
инстинкту самосохранения, выпустил румпель, с отчаянным криком
закрыл лицо рукой и в тот же миг понял, что совершил роковую,
бессмысленную ошибку. Яхту завертело, черная волна обрушилась через
борт и накрыла "Баловня судьбы", но одинокий крик успел пронзить
Муру сердце: "ДЭВИД!.."
	Вновь потянувшись к румпелю, он обнаружил, что румпеля нет; он
был замурован в водяной могиле, волны вертели его, швыряли, бросали.
Захлебываясь, он ушел под воду, хватаясь то за окружавшую его пустоту,
то за обломки, в которые превратился "Баловень судьбы". Он на один-
единственный миг потерял управление яхтой, и этого хватило, чтобы их
навсегда унесло от него. Он подвел их, подвел, когда они доверили ему
свои жизни.
	На ныряющем носу "Гордости" Мур усилием воли вернулся из
путешествия по волнам ярости и горечи, из темных пещер своей души.
Он ноющими от боли руками вцепился в кабестан, не обращая внимания
на то, что за веревку, обвязанную вокруг его пояса, резко дергают. Он
боялся пошевелиться. Штормовое небо и море, разгулявшийся ветер,
который теперь бил ему в лицо, бешеная пляска волн перед самым носом
траулера - все это объединилось, чтобы преследовать его обрывочными,
страшными картинами прошлого. Вода обрушивалась на него, потоками
струилась по палубе, грозила оторвать его от кабестана.
	~Да-да. Почему бы и нет? Почему бы не позволить морю забрать
тебя? Пришло долгожданное время: вот подходящая минута, секунда,
место. Когда следующая волна накроет тебя, разожми руки... разожми.
Боль? Всего мгновение, пока море затопит твои легкие и задушит мозг.
Миг - и все будет кончено~. Мур замотал головой. Нет. ~Да. Нет.
НЕТ!~ Он объехал полмира не ради самоубийства; нет, эта мысль была
ему отвратительна. Он следовал зову своей судьбы и еще не собирался
умирать.
	И тогда из черноты моря, из нависшей над траулером новой
волны, в пене и брызгах возник огромный и страшный силуэт. Море
захлестывало палубы, мокрый корпус блестел как стекло - корабль-
призрак с облепленными водорослями леерами. Под ним открывались
водные бездны, железный нос стремительно надвигался на Мура.
	- Чейн! - крикнул Мур, поворачивая голову в сторону рубки.
	Он увидел сквозь стекло лицо индейца - перекошенное, с
разинутым ртом и выпученными от ужаса глазами. Руки кариба
судорожно вцепились в штурвал и застыли. Траулер шел на
столкновение. За спиной у Чейна показался Кип и потянулся вперед.
	- Чейн! - снова закричал Мур, не в состоянии пошевелиться.
	В стекло рубки плеснула вода. Когда оно очистилось, Мур увидел,
что глаза индейца горят как угли, а зубы оскалены. Чейн навалился
плечом на штурвал и завертел его вправо; "Гордость" немедленно
откликнулась, и огромная волна накрыла Мура с головой.
	Корабль Ночи прошел слева по борту всего в футе от них; Мур
расслышал хриплый рокот двигателей - насмешливый рев
глубоководной твари. Траулер завалился на правый борт, и Мур, не
удержавшись, отлетел от кабестана и с грохотом врезался в планшир. Он
услышал, как стальная плоть Корабля Ночи скрежещет по дереву. "О
Боже..." - просипел Мур. Соленая вода щипала глаза. Он утерся, увидел,
как лодка, оставляя зеленый светящийся след, исчезает в высокой волне.
Веревка туго натянулась, едва не разрезав его пополам; он оттолкнулся
от планшира, и его втащили в рубку.
	Чейн изо всех сил старался совладать с рулем наперекор желанию
"Гордости" вырваться на волю и свободно бежать по волнам.
	- Нельзя их упустить! - пыхтел он. - Клянусь Богом, нельзя!
	Траулер содрогнулся и высоко задрал нос, но начал слушаться
руля. Чейн - спина у него болела от напряжения - боролся со штурвалом.
Кип подскочил к нему, и вдвоем им удалось выровнять курс.
	Мур привалился к переборке, пытаясь отдышаться, кашляя и
дрожа. Неожиданно над ним склонилась Яна.
	- Она выскочила из темноты, - выговорил он в перерывах между
приступами кашля. - У меня не было времени...
	- Ничего страшного, - сказала Яна. - Они уже уплыли.
	- Нет, не уплыли, - сказал Чейн. - Они вернулись, чтобы
протаранить нас снизу; они знают, что мы здесь, что мы преследуем их.
Может статься, теперь они идут за нами и попросту забавляются,
выбирая благоприятный момент для последнего удара. - Он погрозил
темному морю кулаком: - Будь ты проклята, где ты? Я тебя и в аду
достану, сука!
	Еще несколько минут Мур ждал, собираясь с силами, потом
неуверенно поднялся на ноги и подошел к Чейну. Включив приемник, он
стал шарить в эфире. Снова только помехи. Небо впереди было
беспросветно черным, по всему горизонту плясали белые ветвистые
стрелы молний - дюжина, а то и больше. Теперь трудно было точно
определить, где находится подводная лодка. Она могла идти
параллельным курсом, могла повернуть, чтобы протаранить их сзади, а
могла дожидаться столкновения плоти и железа впереди.
	Черная дверь была распахнута настежь. "Гордость" на всех парах
ринулась в нее.



25

	Мур пристально вглядывался в темноту за стеклом рубки,
выискивая лодку. Он знал, она непременно должна быть где-то там -
может быть, опасно близко, а может быть, за дюжину миль от них.
Молнии с треском ударяли в море, за стенами рубки, то затихая, то
поднимаясь с новой силой, свистел ветер.
	Мур не знал, сколько времени они охотятся на подводную лодку
(или теперь это подводная лодка охотилась на них?) - упав на палубу, он
разбил часы. Он был уверен, что прошло несколько часов, однако здесь,
на борту "Гордости", время казалось чем-то ускользающим,
неуловимым, чуждым. Тело Мура налилось свинцовой усталостью, глаза
болели от того, что приходилось постоянно вглядываться в горизонт.
Однако ни суши, ни других кораблей не было видно, а один раз, когда
Кип вышел на палубу, в рубку ворвался такой густой и горячий воздух,
словно солнце стояло в зените.
	- Поворачивайте к Кокине, Чейн, - сказала Яна, сидевшая в
глубине рубки. - Такую волну ваш траулер долго не выдержит. Лодка
ушла. Ушла, и больше вам ее не найти.
	Чейн промолчал, словно девушки здесь не было.
	Она встала и пробралась вперед.
	- Черт возьми! - сказала она, гневно сверкая серыми глазами. -
Послушайте! Вы не можете прочесать все Карибское море! А если даже
вы найдете эту лодку, как вы полагаете заманить ее на рифы? Она этот
траулер в щепки разнесет!
	Чейн покосился на нее, потом посмотрел на Кипа с Муром.
	- Я вернулся на исходный курс. Мы пойдем через проход между
Биг-Дэнни-Ки и Джейкобс-Тис к судоходной зоне. Я знаю, куда они
навострились. На то, чтобы вернуться и стереть нас в порошок, нужно
время; если нет, мы теряем их наверняка. - Он уставился на Яну. - Я вас с
собой не звал. Никого. Сами захотели. Я не обязан был объяснять вам, с
чем вы здесь столкнетесь. - Он окинул взглядом горизонт. - Между Биг-
Дэнни и Джейкобс-Тис течения сливаются, не успеешь оглянуться, тебя
уж на другую сторону вынесло. Там-то эти сволочи и попытаются выйти
к судоходной зоне - до нее оттуда рукой подать. Нет. Теперь я уже не
поверну назад.
	- Вам их не остановить, - сказала Яна. - Если вы думаете иначе, вы
ненормальный!
	- Может, и так, - признал Чейн. - Но если я не смогу загнать эту
лодку на рифы, тогда... А насчет артиллерии и всяких там бомб... Мур,
возьмите фонарь и спуститесь в каюту. Пускай дамочка кое на что
поглядит.
	Мур подкрутил фитиль и, осторожно ступая, спустился в узкий
люк.
	- Идите гляньте, - велел Чейн Яне.
	Свет озарил маленький камбуз, две подвесные койки с голыми
тюфяками, бухты троса и какие-то деревянные ящики. Мур бочком
двинулся вперед, выбирая, куда ступать, Яна за ним. Ближе к носу, где
борта сходились, ящики были сложены штабелем и надежно перевязаны
толстой веревкой. На некоторых Мур разглядел полустертые буквы:
"ОСТОРОЖНО ВЗРЫВЧАТКА". Он вспомнил ящик, подвернувшийся
ему под ноги на палубе. Динамит. Из щелей между досками торчали
запальные шнуры, свитые в один толстый шнур, присоединенный к
небольшой катушке. К доскам обшивки крепились объемистые свертки в
прозрачном пластике, соединенные бикфордовыми шнурами. Он поднял
фонарь повыше и увидел длинные, тонкие, круглые коричневые бруски.
Здесь было четыре ящика и два пластиковых свертка с динамитом.
Достаточно, чтобы устроить взрыв чудовищной силы.
	Они молча вернулись в рубку.
	- Поставьте фонарь на полку, - велел Чейн. Он заметил впереди
просвет и резко повернул штурвал; "Гордость" задрожала. Яна, бледная
как смерть, уставилась на него. - Этот динамит мы стащили у тех
строителей, - пояснил индеец. - Видите, я подготовился.
	- Все судно?.. - негромко спросила Яна.
	- В носу сложен динамит, в трюме - бочки с горючим. Когда будет
размотан главный шнур, пламя доберется до первого ящика за три
минуты. Взрыв разрушит носовую часть и превратит эту прочную
обшивку в щепки. Потом разнесет трюм, и бочки с горючим взорвутся,
как...
	- ...глубинные бомбы, - закончил за него Мур.
	Чейн быстро взглянул на него. Лицо у индейца блестело от пота,
массивные плечи взмокли - справляться с рулем было нелегко. Потом его
пристальный взгляд вновь обратился на море.
	- Три минуты, чтобы успеть убраться отсюда до взрыва...
	- Убраться? Куда? - Яна взмахнула рукой: - В такое море?!
	- Если это случится... если мне придется запалить главный шнур, -
сказал ей Чейн, - вы будете рады, что можно прыгнуть в воду, пусть бы и
в шторм. А теперь хватит болтать и марш отсюда. - Он увидел
открывающиеся впереди просветы и повернул "Гордость" к ближайшему;
волна хлынула через левый бимс и тотчас откатилась обратно, словно
"Гордость" повела плечами и стряхнула с себя океан.
	Чейн держал штурвал под четким контролем. Он увидел, что
барометр продолжает падать; внизу на шее забилась жилка. Индеец
поглядел на компас и медленно выправил курс на два градуса. Пот капал
с его подбородка на приборную панель. Он вслушивался в громкое
бормотание дизелей, стремясь уловить посторонний шум - позвякиванье
буев у юго-восточной оконечности Джейкобс-Тис. В такую погоду, когда
море крутило их и вертело, они должны были греметь как колокола.
Чейн напряженно всматривался в море по левому борту, градусах в
девяноста от курса "Гордости", когда тьму вновь прошили молнии и
чутье человека, избороздившего эти воды с промысловыми судами
индейцев вдоль и поперек, подсказало ему, что Биг-Дэнни должен быть
неподалеку, всего в нескольких милях от них. Значит, впереди - коварная
полоса рифов добрых сто ярдов каждый.
	Но молнии высветили лишь бурное море. Что-то было не так.
Может, вышел из строя компас, задумался Чейн, или чутье подвело его
из-за шторма? Он слегка подался вперед из-за штурвала, вглядываясь в
море. "Черт побери, это неправильно! - сказал он себе, и взгляд его стал
твердым как кремень. - Все не так!" Сейчас он уже должен был бы
слышать стук буев и даже видеть прибой у первых зеленых от
водорослей, скругленных коралловых глыб, которые при движении в
глубь рифа превращаются в острые ножи.
	- Включите приемник, - сказал он Муру.
	Мур принялся крутить ручку настройки, но приемник молчал. Он
прибавил громкость. Ни треска атмосферного электричества, ни помех.
	Тишина.
	- Занятно, - протянул Мур. - С ним что-то...
	- Нет, - перебил Чейн. - Приемник в порядке. Я не знаю, в чем
дело. И не знаю, где мы.
	Ветер свистел за стенами рубки, что-то шептал в щели.
	- В чем дело? - напряженным голосом спросил Кип.
	Чейн вертел головой в поисках рифа. Рифа не было. Он переложил
руль на несколько градусов влево. Ветер, просачивавшийся сквозь
потолок, принес запах тлена, чего-то, что гниет, и все же отказывается
умирать.
	Перед ними расстилалось море - огромное, пустынное, вселенная
воды. Ни Биг-Дэнни-Ки, ни буев. Чейн сбавил обороты двигателей. По
спине у него поползли мурашки. ~Лодка... где лодка?..~
	- Я не потерял ее! - процедил он сквозь стиснутые зубы. - Не
потерял! Нет! Она где-то здесь. Ждет меня...
	- Где мы? - спросила Яна, поглядев сперва на Мура, потом на
кариба.
	В борт тяжело ударила волна, и "Гордость" закачалась. Ветер
пытался распахнуть окно рубки.
	Потом вдруг наступила оглушительная тишина.
	Через нос "Гордости" с грохотом перекатывались волны; Чейн
провел траулер прямо сквозь поднимающуюся волну, но, оказавшись по
другую сторону водяного вала, вцепился в штурвал, вытаращив глаза.
	Океан здесь разгладился и превратился в черную бескрайнюю
равнину. Ни ветра, ни плеска волны в борт - странный, пугающий штиль.
	- Где ты, сволочь? - прошептал Чейн. - Ну же, давай покончим с
этим!
	Он сбавил обороты двигателей настолько, что "Гордость" почти
замерла на воде. Впереди сверкнула молния. Мур, стоявший рядом с
Чейном, ухватился за приборную панель, чтобы не упасть.
	- Слушайте!.. - сказал Кип.
	Ветер. Где-то вдалеке поднялся ветер. Он визжал, крутился,
метался, как взбесившийся зверь.
	Небо пронизали желтые прожилки, превратив море в черно-
желтую мозаику. От молний вода замерцала. Мур затаил дыхание. В
тусклом свете он увидел, как горизонт забурлил от края до края. На них
стремительно надвигался ураган, чудовищный, гаргантюанский шторм.
	В тот же миг равнина океана словно бы всколыхнулась, и
"Гордость" швырнуло вперед так быстро, что Яна и Кип отлетели к
переборке. Чейн, изо всех сил стараясь удержать руль, громко звал Мура
на помощь. На траулер с воем налетел ветер, и, когда на "Гордость" с
ревом обрушилась новая волна, что-то хрустнуло - сломалась мачта.
	Голова Мура запрокинулась, и он чуть не прокусил себе язык.
Чейн беззвучно ахнул и, боясь, как бы не сломался руль, навалился на
вибрирующий штурвал. "Гордость" взмыла ввысь, едва касаясь воды, и
сразу же заскользила вниз по черной стене, а море с такой яростью
бросалось на траулер, что Муру казалось, стекло рубки вот-вот
разлетится вдребезги. Вдруг "Гордость" вздрогнула от удара, внизу
послышался скрежет. Чейн чертыхнулся и с новой силой налег на руль.
	Море было усеяно кусками обшивки, обломками судов. В одном
месте зарницы высветили огромное дерево с голыми ветвями, потом
мимо правого борта "Гордости", крутясь, промелькнула помятая
жестяная крыша. Вокруг плыли ящики, обломки разрушенного ураганом
причала, нос ялика. Траулер обдавало тучами брызг, в вое ветра людям
слышались крики отчаяния. На глазах у Мура, упиравшегося плечом в
штурвал, что-то темное перелетело через нос корабля и понеслось прямо
на рубку - облепленный водорослями древесный ствол. Он угодил в
переднее стекло; оно треснуло, в лицо Муру впились мелкие осколки.
Вышибая остатки стекла, в рубку хлынула вода. Ствол развернуло,
отнесло прочь и смыло за борт. Чувствуя, что еще немного, и спина у
него не выдержит, обливаясь потом от боли, Чейн налег на штурвал,
стараясь повернуть его. Руль не слушался!
	Вдруг впереди из темноты, словно принесенная ураганом,
возникла страшная, грозная военная машина.
	Корабль Ночи.
	Чейн зло посмотрел на железное чудище. "НАВАЛИСЬ!" -
закричал он прерывающимся голосом. Поскальзываясь в воде, Кип
кинулся на подмогу.
	Руль слушался вяло, еле-еле, море зажало его мертвой хваткой.
"Гордость" начала разворачиваться бортом к волне, беспомощная перед
приближающимся монстром. Сейчас он ударит ее в левый борт, сомнет
рубку... Мур хотел закричать - и не смог.
	Стальной нос вздыбился, выше, навис над ними. Внизу ревела
пена, предрекая неминуемую гибель.
	Но вдруг из бури явилось еще одно видение - зеленый светящийся
призрак, какой может привидеться в кошмаре.
	Грузовой транспорт. Казалось, он объят пламенем - искореженный
корпус, накаленный светящийся металл. Пылающие фигуры на палубе.
Страшные крики и стоны, заставившие мура вскрикнуть и зажать уши.
	С невероятной быстротой транспорт вклинился между траулером
и Кораблем Ночи. Мур смутно различал субмарину сквозь зеленоватый
огнистый туман: подводная лодка резко свернула, загремела о
надстройку вода. Лодка пронеслась мимо траулера, и мрачный призрак
грузового судна исчез в волнах.
	Чейн, стиснув зубы, удерживал штурвал. Послышался громкий
треск, который и Кип, и Мур ошибочно приняли за треск ломающегося
дерева. Чейн вскрикнул от боли, из его левого локтя торчала кость. Он
выпустил штурвал, и тот бешено закрутился. Индеец упал на колени и
крикнул:
	- ВСТАНЬТЕ К ШТУРВАЛУ!
	И Мур в полном смятении вдруг обнаружил, что вцепился в
штурвал, рискуя сломать себе запястья. Он выпустил рулевое колесо,
дождался, пока оно замедлит вращение, и тогда вновь вступил в
единоборство со стихией, чувствуя, как чудовищная сила океана
выворачивает корабельный руль.
	- НЕ ОТПУСКАЙ! - рявкнул Чейн, пытаясь подняться. Его
сломанная рука беспомощно висела вдоль тела. - НЕ ДАВАЙ ЕМУ
ВЫСКОЛЬЗНУТЬ!
	Муру казалось, что ему вот-вот оторвет руки, но он не сдавался.
Через разбитое стекло в лицо летели соленые брызги.
	- ДЕРЖИ! - крикнул индеец.
	Дверь рубки вдруг сорвало с петель; в ослепительно-белом блеске
молнии Яна увидела, как огромный неясный силуэт обретает четкие
очертания, как стремительно несется на правый борт "Гордости",
вспенивая носом волны.
	- Они возвращаются! - вскрикнула она, хватаясь за притолоку. -
Возвращаются!
	Бросаясь к Яне по уходящему из-под ног полу, Кип выкрутил шею,
увидел приближающуюся подлодку и представил, как твари на ее борту
ухмыляются при виде легкой добычи.
	Лодка неслась вперед, рассекая волны. Рубку заполнили грохот
дизелей и вонь разогретого масла. Лодка высоко поднялась из моря, и
Яна увидела торпедные люки, с которых текла вода. В этот миг ей
показалось, что она сходит с ума.
	Ветер на миг донес издалека скрежет металла по металлу, лязг и
звон. Буи у Джейкобс-Тис!
	Когда субмарина была уже совсем рядом, Мур почувствовал, что
руль слушается его, и повернул штурвал вправо. Корабль Ночи пронесся
мимо всего в футе от борта "Гордости".
	Во время поворота Кип и Яна отлетели друг от друга. Между ними
встал Чейн; сломанная рука висела, глаза пылали. Он ненадолго
задержался на пороге рубки, потом, пошатываясь, двинулся по встающей
на дыбы палубе на нос. Споткнулся, упал, поднялся. Звон
сталкивающихся буев раздавался теперь ближе, был слышен отчетливее.
Корабль Ночи содрогнулся, ударил "Гордость" в бок, и его отнесло
волной. Он повторил маневр, по обшивке траулера со скрежетом
прошлось железо, и доски разлетелись.
	Чейн наконец оказался на носу; он схватил какой-то толстый канат
и стал тянуть. К другому концу каната был прикреплен грубый якорь с
двумя лапами, предназначенный для швартовки на рифах. Толстый
грубый канат лежал на палубе кольцами и быстро разматывался. Прямо
по курсу лязгали буи. Если бы Чейну удалось поднять якорь, сбросить за
борт, зацепить за палубное ограждение подводной лодки, у него
появился бы шанс протащить ее по рифу и вспороть этот стальной
корпус. Индеец с усилием поднял якорь здоровой рукой, и мышцы свела
судорога; бросить его не хватало сил. Корабль Ночи опять с грохотом
ударил в планшир правого борта. Нужно было спешить. Лодка в любой
момент могла развернуться и уйти от Джейкобс-Тис.
	Чейн вместе с якорем прыгнул за борт.
	Он ударился о надстройку - от боли у него перехватило дыхание - и
поехал по железу вниз, отчаянно заскреб по нему ногами, нащупывая
вмятины в обшивке. Здоровой рукой он искал, куда бы вонзить якорь,
как острогу, но зацепить кошку было не за что. Море осыпало его
ударами. Чейн заскользил вниз и вдруг почувствовал, что лапы якоря за
что-то зацепились. За оторванную, болтающуюся секцию ограждения.
	Веревка перед самым его лицом туго натянулась, и Чейн вцепился
в нее. Его волокло по воде, совсем рядом дрожало стальное чудовище.
"Держать! - приказал он болтам, крепившим якорную лебедку к палубе
траулера. - Держать!"
	- ПОПАЛАСЬ! - захлебываясь водой, закричал он.
	Вдруг Корабль Ночи вильнул в сторону "Гордости", и Чейн
оказался между ними, но, судорожно хватая ртом воздух, он продолжал
туго натягивать веревку, не давая якорю отцепиться от леера.
	Суда столкнулись; планшир вдоль правого борта "Гордости"
разлетелся в щепки. Когда субмарина отошла назад, вновь натягивая
канат, Мур поискал глазами Чейна, но того не было.
	Рубку заполнил звенящий лязг сигнальных буев, и Мур увидел, как
один из этих больших, красных жестяных поплавков проплыл с левого
борта. Они вошли в опасную зону. Он резко передвинул рукоять
управления скоростью вперед, и дизели "Гордости" взвыли. Впереди
виднелись причудливые коралловые выросты; он повернул прямо к ним.
Единственная надежда была на то, что дряхлым двигателям подводной
лодки не справиться с мощными двигателями траулера. Содрогаясь от
непосильной нагрузки, "Гордость" тащила Корабль Ночи вперед.
	Послышался пронзительный треск, хруст кораллов; Мур услышал
стук, услышал, как заскрипело железо - Корабль Ночи тащило по рифу.
Кип заметил на боевой рубке лодки фигуры, страшные твари следили за
траулером пылающими жадными глазами. Вспышка молнии выхватила
из темноты угрюмое лицо без челюстей.
	Мур упрямо вел траулер в глубь рифа, чувствуя, как острые
кораллы царапают и дырявят обшивку "Гордости". Хлынувшая в рубку
вода чуть не оторвала его от штурвала, но он напряг все силы и устоял,
удерживая курс прямо на коварные коралловые заросли. Кип и Яна,
цеплявшиеся за раму двери, увидели, как подводная лодка напоролась на
острый камень. Сминаясь в гармошку, пронзительно заскрипело железо.
	А потом Джейкобс-Тис прочно вцепился своими зубами в еще
грохотавшую дизелями "Гордость". Корабль Ночи остановился всего в
футе от нее; брюхо лодки было проткнуто острым коралловым копьем,
из баков текла солярка. Суда замерли бок о бок, оба - обреченные. Вода
кружила водоворотами вокруг них, стараясь снять с камней.
	Мур обернулся от штурвала, всматриваясь в полумрак.
Керосиновая лампа перевернулась и лежала на боку; там, где стекло
лопнуло, трепетал единственный слабый язычок пламени.
	- Бери Яну и уходите, - сказал он Кипу. - Возьмите дверь вместо
плота. Быстро!
	Кип недоуменно воззрился на него и замотал головой:
	- Нет, Дэвид. НЕТ!
	Мур нырнул через люк в кубрик и мгновением позже появился
снова, пятясь, разматывая с катушки запальный шнур.
	- Уходите, я сказал! - крикнул он.
	- Брось, мы все успеем уйти, - сказал Кип. Он повернул голову,
уловив краем глаза какое-то движение. Зомби спускались с рубки на
палубу и шли к "Гордости".
	- Бери Яну! - закричал Мур. - Уходите, ну!
	Кип схватил его за плечо.
	- Ты пойдешь с нами!
	- Вы можете выплыть, если не будете бороться с морем. Мне это
однажды удалось... давно. Двоих эта дверь выдержит. Троих - нет. - Он
размотал шнур до конца, отбросил катушку в сторону; зомби проворно
спускались по трапу с мостика. Один из них попытался отцепить якорь.
	Мур нагнулся и поднес фитиль к умирающему огоньку. Шнур
зашипел, забрызгал искрами; красная тлеющая дорожка побежала мимо
Мура по доскам пола к носовой каюте.
	- ДЭВИД! - Яна потянула его за руку. - Прошу тебя!
	- Я не могу тебя бросить, - сказал Кип.
	- Ты нужен на Кокине, - торопливо ответил ему Мур. - Смотри,
они уже лезут к нам на борт. Если они найдут фитиль и потушат его, им,
пожалуй, удастся снять свою лодку с мели, а уж где ее отремонтировать,
они найдут - может быть, на другой Кокине... Ну! Уходите отсюда!
	Кип медлил. Во взгляде Мура была холодная решимость, он видел
что-то, чего не видел и не мог увидеть Кип. Больше сказать было нечего.
Кип крепко стиснул здоровое плечо друга, схватил Яну за руку и, не
обращая внимания на протестующие крики девушки, поволок ее из
рубки. Подтащив старую, но целую дверь к левому борту, за которым
кипела вокруг кораллов черная вода, он сказал Яне: - Послушайте меня! -
Он взял девушку за плечи и сильно встряхнул: - Я СКАЗАЛ,
ПОСЛУШАЙТЕ! Держитесь за мою спину. Нас здорово шарахнет о
воду, но вы не разжимайте руки, держитесь!
	Яна прильнула к его спине, и, держа дверь перед собой, как щит,
он прыгнул за борт. Они словно ударились о твердую стену; вода
захлестнула их, швырнула вверх, потом вниз. Кип оттолкнулся от
коралловой глыбы, разорвав ладонь, и отчаянно заработал ногами.
Позади Яна вскрикнула от боли: острые иглы Джейкобс-Тис прошлись
по ее ноге. Толстая дверь удерживала беглецов на плаву и неплохо
оберегала от кораллов. Кип цеплялся за нее что было сил.
	Мур в рубке "Гордости" круто обернулся: в дверном проеме
появились два зомби. Выставив скрюченные пальцы, они очень
медленно, крадучись двинулись вперед. Мур попятился, отсчитывая
секунды. Один из зомби кинулся на него, Мур отшатнулся, второй зомби
схватил его за руку, и Мур потерял равновесие. Он упал в люк и очутился
в кубрике. В глаза ему впились чьи-то пальцы; Мур пинками отогнал
зомби и с трудом поднялся. За его спиной светился глазок фитиля. Вниз,
скаля желтые клыки, лезли все новые зомби - им не терпелось впиться
когтями Муру в горло. Мур пятился, заманивая их в нос траулера. "Ну
когда же? - кричало все его существо. По телу ползли мурашки. -
КОГДА?"
	Он на ходу оглянулся. Главный шнур сильно искрил - занялись
четыре фитиля, тянувшиеся к ящикам. Над самым ухом Мура
послышалось хриплое вонючее дыхание, и на него прыгнула похожая на
паука тварь с пустыми глазницами. Она придавила его к полу, полезла
скрюченными пальцами к горлу, чтобы разорвать его, но Мур сбросил ее
с себя, пнул и пополз прочь. Ему попалась какая-то странная деревяшка,
и он поднялся, размахивая ею, как дубинкой. Кубрик провонял гнилью и
дымом, вокруг плавали клубы дыма от горящих фитилей. Одна из тварей
с изъеденным серой плесенью лицом и выпученными красными глазами
потянулась к Муру, и он огрел ее по подбородку. Зомби повалился назад,
на остальных.
	- НУ, ДАВАЙТЕ! - подначил Мур, делая дубинкой приглашающие
жесты. - ИДИТЕ КО МНЕ!
	Зомби вдруг остановились, внимательно наблюдая за ним; потом
их взгляды скользнули дальше, в полумрак, - и они увидели. В
следующий миг они ринулись вперед, отчаянно размахивая руками,
пытаясь добраться до динамита и вырвать стремительно сгорающие
запальные шнуры. Мур в бешенстве взмахнул дубинкой и почувствовал,
что дерево обломилось у самой его руки, а его самого швырнула назад
чудовищная, нечеловеческая сила. ~Теперь осталось всего несколько
секунд, секунд, рассыпающихся на доли. Считанные секунды. Скорее.
Скорее. Скорее~.
	Мур стоял насмерть, не уступая ни дюйма. Из рассеченного лба
текла кровь, но он голыми руками остервенело дрался с наседавшими на
него страшными существами, расшвыривая их в стороны, круша
кулаками хрупкие кости.
	Сквозь толпу живых мертвецов пробралась уже знакомая Муру
фигура - высокая, с набрякшими кровью глазами: Вильгельм Коррин.
Тусклое свечение запальных шнуров озарило лицо без подбородка.
Коррин медленно, словно его терзала ужасная боль, выступил вперед,
поднял руку и вытянул палец, указывая на Мура. Потом кисть
скрючилась, превратилась в лапу, жадно потянулась к нему. Остальные
неподвижно следили за своим командиром.
	Но вдруг рука остановилась в нескольких дюймах от горла Мура.
Коррин, замерев, смотрел на горящий фитиль. Он едва заметно откинул
назад голову и прикрыл глаза, спрятав за веками дьявольский
пронизывающий взгляд, словно в ожидании смерти, которая милостиво
положит конец его мучениям.
	За миг до того, как жар опалил Мура, у молодого человека на
долю секунды возникло такое чувство, будто его коснулась чья-то
прохладная, добрая рука, возникшая из стены тумана. Он крепко сжал
эту руку. В последний миг ему показалось, что он смотрит в морскую
даль и видит вдалеке красивую яхту, он должен плыть к этой яхте,
должен, потому что прочел на плоской срезанной корме знакомое имя,
потому что они ждали его.
	Грянул взрыв, и море расступилось. Кип и Яна, отчаянно стараясь
удержаться на бурлящих волнах, оглянулись. Желтое зарево было таким
ярким, что стало больно глазам; в небо, оставляя огненные следы,
взлетели зазубренные обломки. Нос траулера смело, и великанский кулак
обрушился на Корабль Ночи, с чудовищной силой вминая металл у
ватерлинии. Под пронзительный скрип железа обрушилась носовая
палуба, рубку почти оторвало от надстройки. В воздух, к черному небу,
крутясь, летели стальные пластины обшивки. Части леерного
ограждения разбросало во все стороны. Вновь взревело пламя, в нем
исчезла рубка "Гордости"; второй взрыв оглушил их. Бочки с горючим
высоко подбросило; падая, они взрывались над самой водой, накрывая
субмарину ливнем огня. На глазах у Кипа подводную лодку сбросило с
рифа, покореженный дымящийся корпус развернулся в их с Яной
сторону и, увлекаемый бурлящими потоками, набирая скорость,
двинулся на них.
	А потом палуба провалилась, боевая рубка рухнула, отломились
перископы. Кип почувствовал, что их тащит назад, и неистово заработал
ногами. Возник водоворот; Корабль Ночи закружило по краю огромной
черной воронки, лодка задрала нос и с шумом, похожим на вопль
умирающего зверя, начала погружаться в пучину. Грохот океана
заглушил предсмертные крики.
	Лодка сложилась пополам, железо обшивки вминалось внутрь,
превращая ее в огромный бесформенный ком. Кип вдруг понял, что
происходит именно то, чего старался добиться Бонифаций, когда смял в
комок отлитую из воска лодку и швырнул ее в огонь.
	Корабль Ночи высоко задрал объятую пламенем корму, и лодка
исчезла в водовороте. Море с громким шипением омыло горячий
металл. Блеснули, отразив огонь, заклепки на вздыбленной корме.
	На плот обрушилась вода, загоняя его вглубь; Кип вцепился в
дверь и, работая ногами, вынырнул на поверхность.
	И, вынырнув, увидел, что лодки нет.
	Равнина моря пестрела островками огня, но водоворот постепенно
исчезал. На поверхность вырвалась целая туча пузырей, и водоворот
исчез. Море сомкнулось над лодкой, похоронив ее в своей пучине.
	Кип и Яна, прерывисто дыша, из последних сил цеплялись за свой
деревянный плот. Кип тряхнул головой, чтобы прийти в себя. Полетели
брызги. Яна лежала как неживая, но одной рукой по-прежнему крепко
держалась за его плечо. Кип слышал, как сильно бьется у нее сердце.
	На горизонте, на фоне оранжевой полоски неба, темнел широкий
плоский берег. Кип неуверенно заморгал. Что это? До берега было около
двух миль, но течение уже несло их к нему. "Биг-Дэнни-Ки", - хрипло
сказал Кип. Яна рядом с ним пошевелилась и подняла голову.
	Они заработали ногами и медленно, потому что море еще было
неспокойным, поплыли в сторону суши. Кип оглянулся через плечо,
пытаясь найти то место, где затонула подводная лодка, но пламя уже
догорало, ориентиры пропали. Чудовище погибло, и незачем было
оглядываться. Теперь все его мысли были о будущем - ведь он
представлял закон на Кокине, там ждали люди, за которых он отвечал,
люди, видевшие в нем ту силу, которая - он знал это - непременно
найдется в самой глубине его естества.
	Кип окинул взглядом море, и вдруг ему показалось, что он заметил
что-то на теплеющем горизонте - маленькую яхту под всеми парусами,
бегущую навстречу солнцу, в распахнутый перед ней бескрайний
небесный простор.
	Глаза ему застлали слезы, и он отвел взгляд, понимая, что вскоре
яхта исчезнет вдали.

--------------

	Интересно заметить, что о подобных подводных лодках и их
командиры, и матросы отзывались одинаково - "железный гроб".
Совершенно справедливо: на дне океана по сей день покоится 736
экипажей немецких субмарин.
	Р.Р.М.


 


<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: ужасы, мистика

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4]

Страница:  [4]