Разбрасывая колесами  гравий,  Дис выехал на дорогу.  Послеполуденное
солнце снова заиграло на хромированных деталях машины. Джонни вернулся в
кресло-качалку,  приложив  руку ко лбу и приготовился переждать головную
боль.
   - Что же вы решили сделать?  - спросил банкир.  Внизу,  за окном,  по
спокойной Главной улице Риджуэя, штат Нью-Гэмпшир, сновали машины. В ка-
бинете банкира на третьем этаже на стенах,  обшитых сосновыми  панелями,
висели литографии Фредерика Ремингтона и фотоснимки, запечатлевшие хозя-
ина кабинета на приемах, торжествах и разнообразных вечеринках. На столе
лежал прозрачный кубик с фотографиями его жены и сына.
   - Решил в будущем году выдвинуть свою кандидатуру в палату представи-
телей,  - повторил Грег Стилсон. На нем были брюки цвета хаки, синяя ру-
башка  с закатанными рукавами и черный галстук с синим рисунком.  Он ка-
зался здесь неуместным,  словно в любой момент мог вскочить и  приняться
крушить все вокруг - опрокинет стол,  стулья,  кресла, скинет на пол ре-
мингтоновские литографии в дорогих рамках, сорвет портьеры.
   Банкир Чарльз Гендрон,  по прозвищу Цыпа,  президент местного  "Клуба
львов",  рассмеялся - правда,  как-то неуверенно. Стилсон умел заставить
людей чувствовать себя неуверенно.  Вероятно,  Грег рос чахлым ребенком,
он  любил повторять,  что его "чуть не сдувало при сильном ветре",  но в
конце концов отцовские гены взяли свое,  и в кабинете Гендрона он выгля-
дел  совсем как чернорабочий с нефтяных промыслов Оклахомы,  где работал
отец.
   Стилсон нахмурился, услышав смешок Гендрона.
   - Я хочу сказать,  Грег,  что у Джорджа Харви могут быть на этот счет
свои соображения.  - Джордж Харви не только стоял за кулисами политичес-
кой жизни города,  но был еще и крестным отцом республиканской партии  в
третьем округе.
   - Джордж не скажет "нет", - спокойно произнес Грег. Волосы его слегка
тронула седина, но лицо вдруг стало таким же, как много лет назад, когда
он до смерти забил собаку на ферме в Айове. - Джордж в стороне, - терпе-
ливо продолжал Грег, - на моей стороне, улавливаете? Я не собираюсь нас-
тупать  на его любимую мозоль,  потому что стану независимым кандидатом.
Но я не собираюсь еще двадцать лет ходить в мальчишках  и  лизать  чужие
ботинки.
   Цыпа Гендрон сказал неуверенно:
   - Вы не шутите, Грег?
   Грег снова нахмурился, на этот раз предостерегающе.
   - Цыпа, я   никогда не  шучу. Люди... д у м а ю т, что я шучу. "Юнион
лидер" и  эти кретины  из "Дейли  демократ" думают,  что я  шучу. Но  вы
поговорите с Джорджем Харви. Спросите его,  шучу я или делаю дело. Да  и
вам следовало бы знать меня получше. Разве мы не вместе прятали концы  в
воду, а, Цыпа?
   На суровом лице Грега неожиданно появилась холодящая улыбка - холодя-
щая  для  Гендрона  потому,  что  тот  позволил  Стилсону втянуть себя в
кое-какие строительные махинации.  Они заработали хорошо,  действительно
хорошо,  ничего не скажешь.  Но в силу ряда обстоятельств застройка Сан-
нингдейлекой территории (да, честно говоря, и Лорелской тоже) не была на
сто процентов законной.  Например, дали взятку представителю АООС, и это
еще цветочки.
   С Лорелской территорией все уперлось в старика, который жил за Риджу-
эйским шоссе и не желал продавать свой участок;  для начала четырнадцать
его цыплят вдруг подохли от какой-то таинственной болезни;  потом сгорел
сарай, где он хранил картошку; затем как-то недавно в уик-энд, пока ста-
рик навещал сестру,  живущую в доме призрения в Кине, кто-то вымазал со-
бачьим  дерьмом его гостиную и столовую;  и тогда старик продалтаки свой
участок, и Лорелская территория попала наконец в нужные руки.
   И еще:  этот лихач мотоциклист Санни Эллиман снова сшивается  вокруг.
Они  с Грегом близкие приятели,  и если об этом пока не говорит весь го-
род, так только потому, что Грега привыкли видеть в компании длинноволо-
сых хиппи,  педиков и лихих мотоциклистов, которые проходили курс в соз-
данном им Консультационном наркологическом центре;  к тому же в  Риджуэе
применяли довольно необычные меры воздействия. Вместо того чтобы штрафо-
вать или сажать за решетку юных наркоманов, алкоголиков и дорожных нару-
шителей,  городские власти стали их использовать на разных работах.  Это
была идея Грега,  неплохая идея,  банкир первым признал ее ценность. От-
части благодаря ей Грег стал мэром.
   Но его  нынешняя  идея  была  чистым  сумасшествием.
   Грег сказал еще что-то. Гендрон не расслышал.
   - Простите, - проговорил он.
   - Я спросил,  не хотите ли вы быть организатором  моей  избирательной
кампании, - повторил Грег.
   - Грег... - Гендрон откашлялся. - Грег, вы, кажется, не понимаете си-
туации,  - продолжал он.  - От третьего округа в  палате  представителей
конгресса сидит Гаррисон Фишер.  Он - республиканец,  человек уважаемый,
и, по-моему, его не сдвинуть.
   - Сдвинуть можно любого, - сказал Грег.
   - Гаррисон свой в доску,  - ответил Гендрон.  - Спросите  Харви.  Они
вместе ходили в школу. Еще небось году в тысяча восьмисотом.
   Грег пропустил мимо ушей эту тонкую остроту.
   - Я  назову себя Сохатым или еще как-нибудь...  и все решат,  будто я
шут гороховый... а кончится тем, что под смех избирателей третьего окру-
га я въеду в Вашингтон.
   - Грег, вы сумасшедший.
   Улыбка Грега исчезла,  словно ее и не было. Лицо его исказилось. Зас-
тыло,  он вытаращил глаза.  Такие бывают у лошади, когда она почует, что
ей дали тухлую воду.
   - Не  вздумайте  повторить что-либо подобное,  Цыпа.  Не дай вам бог.
   Банкиру стало совсем худо.
   - Грег, извините. Я просто...
   - Так вот, не вздумайте повторить что-либо подобное, если не хотите в
один прекрасный день столкнуться нос к носу с Санни Эллиманом возле сво-
его вонючего "империала". Гендрон беззвучно шевелил губами.
   Грег снова улыбнулся, точно солнце внезапно пробилось сквозь обложные
тучи.
   - Ну ладно. Не будем ссориться, раз мы собираемся работать вместе.
   - Грег...
   - Вы  мне  нужны,  потому  что знаете каждого бизнесмена в этой части
Нью-Гэмпшира. Как только все закрутится, нам понадобятся большие деньги,
так что придется,  я думаю,  покачать насос. Пора уже мне развернуться в
масштабе всего штата,  а не только Риджуэя.  Полагаю,  пятидесяти  тысяч
долларов хватит, чтобы удобрить местную почву.
   Банкира, работавшего  во время последних четырех избирательных кампа-
ний на Гаррисона Фишера,  так потрясла политическая наивность Грега, что
поначалу он даже не знал, как продолжить разговор. Наконец он сказал:
   - Грег,  бизнесмены дают деньги на кампанию не по доброте душевной, а
потому,  что победитель должен им чем-то отплатить.  Если кандидаты идут
голова к голове,  деловые люди дадут деньги тому, кто имеет шансы на вы-
игрыш,  а проигравшего можно потом списать по графе неизбежных расходов.
Главное - иметь шансы на выигрыш. Так вот, Фишер...
   - Фаворит,  - подсказал Грег. Из заднего кармана брюк он вытащил кон-
верт. - Вот, взгляните.
   Гендрон недоверчиво посмотрел на конверт,  затем на Грега, Грег обод-
ряюще кивнул. Банкир открыл конверт, у него перехватило дыхание, в обши-
том сосновыми панелями кабинете надолго воцарилось молчание.  Оно не на-
рушалось  ничем,  если  не считать легкого жужжания электронных часов на
столе банкира да шипения спички,  которую Грег поднес к сигаре.  Со стен
кабинета  смотрели литографии Фредерика Ремингтона.  В прозрачном кубике
светились семейные снимки. А на стол легло фото банкира: его голова уто-
нула в ляжках молодой черноволосой женщины - впрочем, возможно, и рыжей,
поскольку по черно-белым, отпечатанным на мелкозернистой глянцевой бума-
ге  снимкам  нельзя было судить о цвете волос.  Но разглядеть ее лицо не
составляло труда.  Кое-кто в Риджуэе сразу сказал бы,  что это вовсе  не
жена банкира,  а официантка из придорожного кафе Бобби Стрэнга, располо-
женного в одном из близлежащих городков.
   Снимки банкира,  зарывшегося головой в прекрасные  формы  официантки,
особой опасности не представляли:  ее лицо было отчетливо видно, а его -
нет.  Но на других даже бабушка банкира узнала бы своего внука.  На этих
фото  были  изображены Гендрон и официантка,  осваивавшие целый комплекс
сексуальных забав,  - вряд ли там были представлены  все  позиции  "Кама
сутры", но некоторые из них наверняка не включались в главу "Сексуальные
отношения" из пособия по гигиене для риджуэйской средней школы.
   Гендрон поднял глаза,  лицо его покрылось испариной,  руки  тряслись.
Сердце стучало бешено. Банкир испугался, что оно сейчас разорвется.
   Грег отвернулся  от  него.  Он смотрел в окно на ярко-голубую полоску
октябрьского неба,  видневшегося между магазинами "Разные мелочи" и "Га-
лантерея".
   - Подул  ветер  перемен,  -  сказал Грег.  В его отрешенном лице было
что-то мистическое.  Он взглянул на Гендрона. - Знаете, что мне дал один
из этих наркоманов в Центре?
   Цыпа Гендрон  отупело  покачал головой.  Дрожащей рукой он массировал
левую сторону груди - на всякий случай.  Взгляд его возвращался к фотог-
рафии.  Чертовы фотографии. А если войдет секретарша? Он перестал масси-
ровать грудь и начал собирать снимки, засовывая их в конверт.
   - В красной книжечке председателя Мае,  - начал Грег.  Из его  мощной
грудной клетки вырвался смешок - когда-то она была такой же хилой, как и
все тело, и это вызывало у его кумира-отца почти отвращение. - В книжон-
ке Мао есть цитата...  не помню точно,  как она звучит, но что-то вроде:
"Человек,  который почувствовал ветер перемен,  должен строить не щит от
ветра, а ветряную мельницу". Во всяком случае, смысл такой. Он наклонил-
ся вперед.
   - Гаррисон Фишер не фаворит,  он уже бывший.  Форд тоже бывший. Маски
бывший.  Хэмфри бывший. Немало политиков по всей стране, начиная от мел-
коты и кончая китами,  проснутся на следующий день после выборов и обна-
ружат, что они вымерли, как птицы дронт.
   Грег Стилсон сверкнул глазами.
   - Хотите знать,  как будут развиваться события?  Посмотрите на Лонгли
из штата Мэн.  Республиканцы выдвинули Эрвина,  демократы - Митчелла,  а
когда подсчитали голоса,  оба сильно удивились, потому что народ взял да
и выбрал губернатором страхового агента из Льюистона, не желавшего иметь
дело  ни с одной из этих партий.  Теперь поговаривают о нем как о темной
лошадке, которая, чего доброго, выйдет вперед на президентских выборах.
   Гендрон все еще не мог произнести ни слова. Грег глубоко вздохнул.
   - Они-то все будут думать,  что я дурака валяю,  понимаете? Они и про
Лонгли так думали. Только я не шучу. Я строю ветряные мельницы. А вы бу-
дете поставлять строительный материал.
   Он остановился,  и в кабинете снова наступила тишина. Наконец Гендрон
прошептал:
   - Где вы достали эти снимки? Эллиман постарался?
   - Да ну их.  Не стоит об этом говорить.  Забудьте о снимках. Возьмите
их себе.
   - А у кого негативы?
   - Цыпа, - искренне сказал Грег, - вы не понимаете ситуацию. Я предла-
гаю вам Вашингтон.  А там развернемся, дружище! Я даже не прошу вас соб-
рать уйму денег.  Мне надо только ведро воды,  чтобы запустить насос.  А
когда мы его запустим,  доллары сами потекут.  Вы водитесь с ребятами, у
которых пухлые чековые книжки. Обедаете с ними. Играете в покер. Выдаете
им займы под проценты - какие они сами называют.  Так что вы знаете, как
защелкнуть на них наручники.
   - Грег, вы не понимаете, вы не... Грег встал.
   - Вроде того,  как я защелкнул на вас, - сказал он. Банкир смотрел на
него снизу вверх. Глаза его беспомощно бегали. Грег Стилсон подумал, что
Гендрон похож на овцу, которую ведут на убой.
   - Всего пятьдесят тысяч долларов, - сказал он. - Найдите их. Он вышел
и  осторожно  прикрыл за собой дверь.  Даже сквозь толстые стены Гендрон
слышал рокочущий голос Стилсона - Грег разговаривал с секретаршей.  Сек-
ретарша - плоскогрудая шестидесятилетняя курица - хихикала со Стилсоном,
как школьница. Он был шутом. Именно это качество в соединении с програм-
мой  по  борьбе с детской преступностью и сделало его мэром Риджуэя.  Но
народ не посылает шутов в Вашингтон. Не посылал, во всяком случае.
   Но это уже не проблема Гендрона.  Пятьдесят тысяч долларов на избира-
тельную  компанию - вот его проблема.  Мысли банкира кружили вокруг нее,
как дрессированная белая крыса вокруг тарелки с куском  сыра.  Возможно,
план Грега и удастся.  Да,  возможно, и удастся... но кончится ли все на
этом?
   Белый конверт еще лежал на столе.  Улыбающаяся жена смотрела на  него
из  прозрачного кубика.  Он сгреб конверт и сунул его во внутренний кар-
ман. Это дело рук Эллимана, можно не сомневаться.
   Но навел его на эту мысль не кто иной,  как Стилсон.  В конце концов,
может,  он не такой уж и шут. Его оценка политической ситуации семьдесят
пятого - семьдесят шестою годов совсем не глупа.  СТРОИТЬ ВЕТРЯНЫЕ МЕЛЬ-
НИЦЫ ВМЕСТО ЩИТОВ ОТ ВЕТРА... А ТАМ РАЗВЕРНЕМСЯ.
   Но это уже не проблема Гендрона.
   Пятьдесят тысяч долларов - вот его проблема.
   Цыпа  Гендрон,  президент  "Клуба  львов"  и  вообще веселый малый (в
прошлом году на  праздничном параде в  Риджуэе четвертого июля  он катил
на этаком  смешном мотоцикле),  вытащил из  верхнего ящика  стола желтый
блокнот  для  официальных  записей  и  начал  набрасывать  список  имен.
Дрессированная крыса за работой. А Грег Стилсон на Главной улице  поднял
лицо  навстречу  яркому  осеннему  солнцу  и  поздравил  себя  с  хорошо
проведенной операцией - во всяком случае, хорошо начатой.

   Впоследствии Джонни считал, что если он и оказался все-таки в
объятиях Сары - почти через пять  лет со дня ярмарки, - то  не последнюю
роль   в   этом   сыграл   визит   Ричарда   Диса,   сотрудника  журнала
"Потусторонний взгляд". Джонни  в конце концов  сдался и позвонил  Саре,
пригласив  ее  заехать,  потому   что  им  овладело  страстное   желание
позвонить хорошему  человеку и  избавиться от  гадкого привкуса  во рту.
Так он, по крайней мере, убеждал себя.
   Он позвонил в Кеннебанк, ответила ее бывшая соседка по комнате, кото-
рая сказала,  что Сара сейчас подойдет.  Трубку положили, и во время ми-
нутной паузы он подумал (не очень всерьез), не отказаться ли ему от раз-
говора,  чтобы закрыть,  так сказать,  вопрос навсегда. Затем он услышал
голос Сары:
   - Джонни. Это ты?
   - Он самый.
   - Как поживаешь?
   - Хорошо. А ты?
   - Тоже, - сказала она. - Я рада, что ты позвонил. Я... честно говоря,
сомневалась.
   - Мальчик с тобой?
   - Конечно. Без него я никуда не езжу.
   - Почему  бы вам не прикатить сюда как-нибудь,  прежде чем ты возвра-
тишься к себе на север?
   - С удовольствием, Джонни. - Голос ее потеплел.
   - Папа работает в Уэстбруке, а я здесь и за повара, и за посудомойку.
Он  приезжает  примерно  в  половине пятого,  и в полшестого мы обедаем.
Приглашаю тебя на обед, но предупреждаю: основное единственное мое блюдо
- франко-американские спагетти. Она засмеялась:
   - Приглашение принимается. Когда мне лучше приехать?
   - Как насчет завтра или послезавтра?
   - Завтра  подходит,  - сказала она после едва заметного колебания.  -
Тогда до встречи.
   - Всего хорошего, Сара.
   - И тебе.
   Он в задумчивости повесил трубку,  испытывая одновременно возбуждение
и чувство вины - без всякой к тому причины. Но ведь мыслям не прикажешь.
А мысли его сейчас вертелись вокруг возможных последствий их встречи,  о
которых, вероятно, лучше не думать.
   НУ ВОТ,  ОНА ВСЕ ЗНАЕТ. ЗНАЕТ, КОГДА ОТЕЦ ПРИХОДИТ ДОМОЙ, - ЭТО САМОЕ
ВАЖНОЕ, подумал Джонни.
   И сам себя мысленно спросил: А ЧТО ТЫ БУДЕШЬ ДЕЛАТЬ, ЕСЛИ ОНА ПРИЕДЕТ
УТРОМ?
   НИЧЕГО, - ответил он,  хотя не очень-то в это верил. Стоило ему поду-
мать о Саре,  вспомнить изгиб ее губ, зеленые раскосые глаза, и им овла-
дела слабость, неуверенность в себе, даже отчаяние.
   Джонни отправился  на  кухню  и  начал не спеша готовить ужин - самый
простой,  на двоих,  на отца с сыном.  Жили они по-холостяцки. Не так уж
плохо.  Мало-помалу Джонни поправлялся. Они беседовали с отцом о тех че-
тырех с половиной годах,  которые прошли мимо Джонни,  о матери - к этой
теме они подбирались осторожно, но все ближе и ближе, словно по спирали.
Тут,  наверное,  важнее было не столько понять то,  что случилось с  ма-
терью,  а прийти к какому-то согласию.  Нет, дела не так уж плохи. Всему
как бы подводился итог.  Для них обоих. А с января он снова будет препо-
давать в Кливс Милс,  начнется новая жизнь.  Он получил от Дейва Пелсена
полугодовой контракт,  подписал его и отослал назад. Что тогда будет де-
лать отец? Жить дальше, полагал Джонни. У людей вырабатывается привычка,
живут себе - и все, разменивают день за днем без особых переживаний, без
большого шума.  Он будет навещать Герберта почаще,  каждый уик-энд, если
нужно. Многое так быстро изменилось, что Джонни оставалось лишь медленно
двигаться на ощупь, подобно слепцу в незнакомой комнате.
   Он поставил  жаркое в духовку,  пошел в гостиную,  включил телевизор,
затем выключил.  Сел и стал думать о Саре.  Ребенок,  размышлял он. ЕСЛИ
ОНА ПРИЕДЕТ РАНО, РЕБЕНОК ЗА НАМИ ПРИСМОТРИТ. Так что все в порядке. Ты-
лы прикрыты.
   Но от беспокойных мыслей отделаться не удавалось.
   На  следующий  день  она  появилась  в  четверть  первого  на  модном
маленьком  "пинто"  красного  цвета,  проехала  по  подъездной  дорожке,
припарковала и вышла из  машины - высокая, красивая,  мягкий октябрьский
ветерок шевелил ее светлые волосы.
   - Привет, Джонни! - крикнула она, подняв руку.
   - Сара!  - Он спустился вниз и пошел навстречу; она запрокинула лицо,
и Джонни осторожно коснулся губами ее щеки.
   - Дай-ка я сначала вытащу императора,  - сказала она, открывая заднюю
дверцу.
   - Тебе помочь?
   - Нет,  мы прекрасно управляемся сами, правда, Денни? Давай, малыш. -
Ловким  движением  она расстегнула ремни,  удерживавшие пухлого кроху на
сиденье,  и взяла его на руки.  Денни, несколько обалдевший, с серьезным
любопытством  оглядел двор,  затем его взгляд остановился на Джонни.  Он
заулыбался.
   - Угу! - сказал Денни и замахал ручонками.
   - Кажется,  он хочет к тебе на руки, - сказала Сара. - Очень странно.
Денни - истинный республиканец,  весь в отца, он довольно сдержан в про-
явлении чувств. Хочешь подержать его?
   - Конечно, - сказал Джонни с некоторой опаской.
   Сара улыбнулась.
   - Он не разобьется,  да ты и не уронишь его, - сказала она, передавая
Джонни малыша.  - А если уронишь,  он скорее всего подпрыгнет как мячик.
О т в р а т и т е л ь н о  толстый ребенок.
   - Угу!  - произнес Денни, доверчиво обвив рукой шею Джонни и довольно
глядя на мать.
   - Просто  поразительно,  -  сказала  Сара.  - Он никогда не идет к...
Джонни? Джонни?
   Едва ребенок обнял Джонни,  как на того нахлынули самые разные  чувс-
тва, будто его омыли ласковые потоки нежной воды. Джонни заглянул в душу
малыша.  Ничего темного, ничего тревожного. Все предельно просто. Ни на-
мека на его будущее. Ни беспокойства. Ни горьких воспоминаний. И никаких
слов, лишь ощущение тепла, чистоты и образы - матери, какого-то мужчины,
то есть самого Джонни.
   - Джонни? - Сара с тревогой смотрела на него.
   - А?
   - Все в порядке?
   Она спрашивает меня о сыне,  дошло до него. Все ли в порядке с Денни?
Есть ли причины для тревоги? Какие-нибудь неприятности?
   - Все отлично, - сказан Джонни. - Если хочешь, пошли в дом, но обычно
я торчу на веранде. Еще насидимся у плиты - впереди целый день.
   - Что может быть лучше веранды.  А Денни, похоже, хочет освоить двор.
Б о л ь ш о й  двор, говорит   он. Да,  малыш? - Она потрепала  сына  по
волосам, и Денни засмеялся.
   - А его можно оставить одного?
   - Можно, только вдруг он захочет съесть какую-нибудь щепку.
   - Они большие, я их заготовил для растопки, - сказал Джонни, осторож-
но опуская Денни на землю,  словно китайскую вазу династии Мин. - Заодно
и размялся.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - По-моему,  лучше некуда, - сказал Джонни, вспомнив, как он припеча-
тал Ричарда Диса несколько дней назад.
   - Вот и хорошо.  А то ты был слабоват, когда я последний раз тебя ви-
дела. Джонни кивнул:
   - Операции.
   - Джонни...
   Он взглянул на нее,  и снова все странно соединилось, какие-то догад-
ки,  чувство вины и затаенное ожидание чего-то.  Она смотрела на него  -
честно и открыто.
   - Что?
   - Помнишь... насчет обручального кольца? Он кивнул.
   - Оно было там. Там, где ты сказал. Я выбросила его.
   - Выбросила? - Он нисколько не удивился.
   - Я выбросила его и ни слова не сказала об этом Уолту. - Она тряхнула
головой. - Сама не знаю почему. С тех пор оно не дает мне покоя.
   - Не надо об этом думать.
   Они стояли на ступеньках,  лицом к лицу. Кровь прихлынула к ее щекам,
но глаз она не опустила.
   - Я хочу,  чтобы мы кое с чем покончили, - сказала она просто. - Пока
что нам такой случай не представлялся.
   - Сара...  - начал было он и умолк.  Он совершенно не знал, что гово-
рить  дальше.  Внизу Денни проковылял шесть шагов,  плюхнулся на землю и
радостно гукнул, не теряя присутствия духа.
   - Да,  - сказала она. - Не знаю, хорошо это или плохо. Я люблю Уолта.
Он порядочный,  любить его легко. Единственное, на что я, наверное, спо-
собна,  это отличить достойного человека от плохого. Дэн - тот парень, с
которым я встречалась в колледже, - был из плохих. Ты дал мне почувство-
вать совсем другое, Джонни. Без тебя я никогда не смогла бы оценить Уол-
та.
   - Сара, ты не должна...
   - Нет, д о л ж н а, - возразила  она. Голос   ее   стал    низким   и
напряженным. - Потому  что такое говорится  раз в жизни.  И человек либо
понимает тебя, либо нет, но в любом случае все сразу становится на  свои
места, потому что  снова затевать такой  разговор уже невмоготу.   - Она
смотрела на него умоляюще. - Ты понимаешь?
   - Да, кажется, понимаю.
   - Я люблю тебя,  Джонни, - сказала она. - И всегда любила. Я пыталась
убедить себя,  что мы разлучились по воле божьей.  Не знаю. Разве испор-
ченная сосиска - это тоже воля божья?  Или те двое,  мчащиеся среди ночи
по шоссе?  Единственное, чего я хочу... - Теперь она говорила с каким-то
странным  нажимом,  слова  ее  звенели в прохладном октябрьском воздухе,
словно золотая пластинка под молотком чеканщика:  - Единственное, чего я
хочу,  - это получить то, что было у нас отнято. - Голос ее дрогнул. Она
опустила глаза. - Хочу всей душой, Джонни. А ты?
   - Да, - сказал Джонни. Он протянул руки, но Сара отрицательно покача-
ла головой и отступила. Он смутился.
   - Только не при Денни, - сказала она. - Может, это и глупо, но только
я буду чувствовать себя так, будто изменяю мужу у него на глазах. Я хочу
испытать все,  Джонни. - На щеках ее вновь появился очаровательный румя-
нец, он подействовал на Джонни опьяняюще. - Я хочу, чтобы ты обнимал ме-
ня,  и целовал,  и любил,  - сказала она.  Голос ее снова дрогнул, почти
оборвался.  - Наверное,  это нехорошо, но я ничего не могу с собой поде-
лать. Пускай нехорошо, зато правильно. Справедливо.
   Он смахнул слезу, которая медленно сползала по ее щеке.
   - Один-единственный раз, да?
   Она кивнула.
   - Сейчас мы попробуем вернуть все, что потеряли за эти годы. Все, что
было бы,  не случись непоправимое. - Она подняла глаза, они были еще зе-
ленее, чем всегда, и полны слез. - Мы сможем вернуть все сразу, Джонни?
   - Нет,  - улыбаясь, сказал он. - Но можем попытаться.
   Она  с  нежностью  взглянула  на  Денни,  который безуспешно старался
влезть на чурбак.
   - Когда он уснет, - сказала она.
   Они сидели на веранде и смотрели,  как Денни играет во дворе под без-
донно голубым небом. Они не спешили, казались спокойными, хотя их посте-
пенно охватывало возбуждение - они оба это чувствовали. Сара расстегнула
пальто и села на качалку,  закинув ногу на ногу; она была в светло-голу-
бом шерстяном платье,  волосы в беспорядке раскинулись по плечам, их ше-
велил  ветер.  Румянец  не сходил с ее щек.  А высоко в небе с запада на
восток плыли белые облака.
   Сара с Джонни болтали о разных пустяках  -  торопиться  было  некуда.
Впервые после выхода из комы Джонни не считал, что время - его враг. От-
няв у них главное,  оно предоставило им эту маленькую отдушину, и теперь
они могут использовать ее - ровно столько,  сколько понадобится. Они го-
ворили о знакомых, которые поженились, о девушке из Кливс Милс, получив-
шей именную стипендию, о независимом губернаторе штата Мэн.
   - Посмотри на него,  - сказала Сара, кивая в сторону Денни. Малыш си-
дел на траве подле решеток для плюща,  поставленных Верой Смит; он засу-
нул в рот большой палец и сонно глядел на Сару и Джонни.
   Она достала с заднего сиденья "пинто" походную кроватку.
   - Можно его уложить на веранде?  - спросила она Джонни. - Ведь совсем
тепло. Пусть поспит на свежем воздухе.
   - На веранде ему будет хорошо, - сказал Джонни. Она поставила кроват-
ку в тени,  уложила в нее сына и закрыла его до подбородка двумя одеяль-
цами.
   - Спи, малыш, - сказала она. Он улыбнулся ей и тут же закрыл глаза.
   - Вот и все? - спросил Джонни.
   - Вот и все,  - согласилась Сара.  Она подошла к нему и обхватила его
шею руками. Он услышал, как под платьем зашуршала нижняя юбка. - Я хочу,
чтобы ты поцеловал меня,  - сказала счастливая Сара. - Я ждала пять лет,
Джонни, когда ты снова меня поцелуешь.
   Он обнял ее за талию и осторожно поцеловал. Ее губы раскрылись.
   - Ах, Джонни, - сказала она, уткнувшись ему в шею. - Я люблю тебя.
   - Я тоже люблю тебя, Сара.
   - Куда мы пойдем?  - спросила она, отстраняясь. Глаза ее стали ясными
и темными, как изумруды. - Куда?

   В сарае за перегородкой, на свежем сене, он расстелил застиранное ар-
мейское  одеяло.  Где-то наверху захлопали крыльями ласточки,  но затем,
объясняясь на своем загадочном наречии,  уселись на прежнее место. Запы-
ленное оконце было обращено к фасаду дома. Сара расчистила глазок и пос-
мотрела, как там Денни.
   - Все в порядке? - спросил Джонни.
   - Да.  Лучше здесь.  В доме я бы чувствовала себя так... - Она беспо-
мощно поткала плечами.
   - Будто отец на нас смотрит?
   - Да. Это касается тебя и меня.
   - Без посторонних.
   - Без посторонних, - согласилась она. Она легла ничком, согнув ноги в
коленях,  так что туфельки болтались в воздухе; щека уткнулась в выцвет-
шее одеяло.  Сбросила туфельки, сначала одну, потом другую. - Расстегни,
Джонни.
   Он опустился на колени и расстегнул "молнию". В тишине это прозвучало
особенно громко. Ее спина казалась смуглой по сравнению с белой полоской
бикини. Он поцеловал ее между лопаток, и она вся подобралась.
   - Сара. - Шепотом.
   - Что?
   - Я должен тебе кое-что сказать.
   - Ну?
   - Во время одной из операций хирург по ошибке отхватил мне...
   Она шлепнула его по плечу.
   - Ты все тот же,  Джонни.  Еще скажи,  что у тебя был  друг,  который
свернул себе шею на карусели.
   - Точно.
   - Что-то не похоже,  будто они тебя навек изуродовали.  - Она поймала
его взгляд, глаза у нее так и светились. - Совсем не похоже. Проверим?
   Пряно пахло сеном.  Время застыло.  Грубость армейского одеяла, глад-
кость ее кожи,  ее нагота...  Он вошел в нее, как входят в старый, не до
конца забытый сон.
   - Джонни... о боже... - В голосе нарастающее возбуждение. Ускоряющий-
ся танец бедер. Слова откуда-то издалека. Ее волосы обжигали ему плечо и
грудь. Он зарылся в них с головой, потерялся в этом полумраке.
   Время застыло. Запах сена. Одеяло грубой выделки. Старый сарай, слег-
ка поскрипывающий,  как оснастка корабля,  на осеннем ветру. Слабый свет
пробивается сквозь щели в потолке, расслаиваясь на десятки солнечных ни-
тей, в которых пляшут частички мякины. Пляшут, кружатся.
   Она выкрикнула.  В  какой-то миг она выкрикнула его имя,  еще раз,  и
еще, и еще - как будто заклинала. Ее ноготки вдруг вонзились в него. Вот
и откупорено старое вино, вино прекрасного урожая.
   Потом они сидели у окна,  смотрели во двор.  Сара набросила платье на
голое тело и ненадолго оставила его одного. Он сидел, ни о чем не думая,
достаточно было и того,  что он видит, как она появилась в другом оконце
и направилась через двор к крыльцу.  Она наклонилась над детской кроват-
кой, поправила одеяла. Когда она возвращалась, ветер развевал ее волосы,
ловил за подол платья.
   - Он поспит еще полчасика, - сказала она.
   - Правда? - улыбнулся Джонни. - Я, пожалуй, тоже посплю.
   Она провела босой ногой, одними пальцами, по его животу.
   - Только попробуй.
   И все повторилось, только на этот раз она сидела, почти в молитвенной
позе, - голова склоненная, волосы закрывают лицо... И вот все кончено.

   - Сара...
   - Нет, Джонни. Не говори ничего. Пора.
   - Я только хотел сказать, какая ты красивая.
   - Правда?
   - Правда, - ласково сказал он. - Милая Сара.
   - Мы все вернули? - спросила она.
   Джонни улыбнулся.
   - Мы сделали все, что могли.

   Вернувшись домой из Уэстбрука,  Герберт как будто не удивился, увидев
Сару. Он поздоровался с ней, повозился с ребенком и упрекнул Сару за то,
что не приезжала с сыном раньше.
   - У него ваши волосы и цвет лица,  - сказал Герберт.  - Думаю,  что и
глаза будут такие же, когда перестанут меняться.
   - Лишь бы умом пошел в отца,  - сказала Сара. Она надела передник по-
верх голубого шерстяного платья.  Солнце садилось. Еще минут двадцать, и
будет совсем темно.
   - Вообще-то стряпней у нас занимается Джонни, - сказал Герберт.
   - Разве ее остановишь? Пришлось уступить силе.
   - Может,  оно и лучше,  - сказал Герберт. - А то от тебя, кроме фран-
ко-американских спагетти, ничего не дождешься.
   Джонни швырнул в отца журналом,  и Денни залился высоким, пронзитель-
ным смехом, который отдавался во всех уголках дома.
   НЕУЖЕЛИ ОТЕЦ  ВСЕ ПОНЯЛ?  - спрашивал  себя Джонни.  У меня, наверно,
это на  лице написано.  Потом, когда  в чуланчике  отец искал коробку со
старыми игрушками Джонни, которые Герберт не позволил Вере  раздаривать,
Джонни решил: НАВЕРНОЕ, ОН ПОНИМАЕТ.
   Они ужинали.  Герберт спросил Сару,  что делает Уолт в Вашингтоне,  и
она ответила,  что муж отправился на конференцию по поводу земель, кото-
рые индейцы требуют обратно; на таких совещаниях, сказала она, республи-
канцы в основном выясняют, куда дует ветер.
   - Большинство политиков,  с которыми Уолт встречается,  уверены, что,
если в будущем году выдвинут Рейгана вместо Форда,  это  будет  означать
смерть партии,  - сказала Сара. - А если Великая старая партия умрет, то
Уолт не сможет баллотироваться на место Билла Коэна в семьдесят  восьмом
году, когда Коэн будет претендовать на место Билла Хатауэя в сенате.
   Герберт наблюдал,  как Денни старательно поглощает фасоль, один стру-
чок за другим, пуская в дело все свои шесть зубов.
   - Не думаю,  что у Коэна хватит терпения ждать до семьдесят  восьмого
года, чтобы попасть в сенат. Он выступит против Маски в будущем году.
   - Уолт говорит, что Коэн не такой уж болван, - сказала Сара. - Он по-
дождет. Уолт считает, что его собственный шанс не за горами, и я начинаю
ему верить.
   После ужина они сидели в гостиной,  и разговор ушел от политики.  Они
смотрели, как Денни играет со старыми деревянными машинками и грузовика-
ми,  которые молодой еще Герберт Смит смастерил для своего сына двадцать
пять с лишним лет назад.  Молодой еще Герберт Смит,  муж крепкой, добро-
душной женщины, выпивавшей иногда вечером бутылочку пива "Черная марка".
У него не было ни сединки в волосах,  он связывал с сыном большие надеж-
ды.
   ОН, КОНЕЧНО ЖЕ, ПОНИМАЕТ, думал Джонни, отпивая кофе. ЗНАЕТ ОН ИЛИ НЕ
ЗНАЕТ, ЧТО ПРОИЗОШЛО МЕЖДУ МНОЙ И САРОЙ СЕГОДНЯ ДНЕМ, ПОДОЗРЕВАЕТ ИЛИ НЕ
ПОДОЗРЕВАЕТ, ЧТО МОГЛО ПРОИЗОЙТИ, ОН ПОНИМАЕТ ГЛАВНОЕ: ЭТО БОЛЬШОЙ САМО-
ОБМАН.  НИ ИЗМЕНИТЬ,  НИ ИСПРАВИТЬ НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ,  МОЖНО ЛИШЬ ПОПЫТАТЬСЯ
ПРИМИРИТЬСЯ.  СЕГОДНЯ ДНЕМ МЫ С НЕЙ ЗАКЛЮЧИЛИ БРАЧНЫЙ СОЮЗ, КОТОРОГО НИ-
КОГДА НЕ БУДЕТ. И ВОТ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ОТЕЦ ИГРАЕТ СО СВОИМ ВНУКОМ.
   Джонни вспомнил о Колесе удачи - вот оно замедляется,  останавливает-
ся.
   ЗЕРО. ВСЕ ПРОИГРЫВАЮТ.
   Подкралось уныние,  гнетущее чувство безысходности, но он отогнал его
прочь. Еще не время грустить; во всяком случае, не сейчас.
   В половине девятого Денни стал капризничать, сердиться, и Сара сказа-
ла:
   - Пора  нам  ехать,  ребята.  По дороге в Кеннебанк он может пососать
свою бутылочку. Мы и трех миль не проедем, как он отключится. Спасибо за
прием. - Ее блестящие зеленые глаза на мгновение нашли глаза Джонни.
   - Это вам спасибо, - сказал Герберт, вставая. - Правда, Джонни?
   - Правда, - сказал тот. - Я помогу тебе отнести кроватку, Сара.
   В дверях  Герберт  поцеловал  Денни  в макушку (малыш захватил в свой
пухлый кулачок нос Герберта и стал его давить так,  что  у  отца  Джонни
глаза наполнились слезами), а Сару в щеку. Джонни отнес кроватку к крас-
ному "пинто",  и Сара дала ему ключи, чтобы он мог все сложить на заднее
сиденье.
   Когда он с этим покончил,  она стояла у передней дверцы и смотрела на
него.
   - Мы сделали все,  что смогли,  - сказала она и слегка улыбнулась. Но
по блеску ее глаз он понял, что она готова опять расплакаться.
   - Было совсем неплохо, - сказал Джонни.
   - Ну что, будем видеться?
   - Не знаю, Сара. А ты как думаешь?
   - Нет, пожалуй. Это было бы слишком просто, правда?
   - Да, довольно просто.
   Она подошла и потянулась,  чтобы поцеловать его в щеку. Он чувствовал
запах ее волос, чистых и душистых.
   - Будь здоров, - прошептала она. - Я буду думать о тебе.
   - Всего тебе,  Сара, - сказал он и провел пальцем по ее носу. Она по-
вернулась,  села за руль - эффектная молодая женщина, муж которой идет в
гору. Через год они будут ездить уже не на "пинто", подумал Джонни.
   Зажглись фары,  мотор застучал,  точно швейная машинка.  Сара махнула
Джонни рукой, и автомобиль тронулся с места. Джонни стоял рядом с чурба-
ком,  засунув руки в карманы, и смотрел ей вслед. В сердце словно что-то
закрылось.  Но  это казалось не таким уж важным.  Совсем не важным - вот
что было хуже всего.
   Он подождал,  пока не скрылись из виду задние фонари,  затем поднялся
по ступенькам веранды и вошел в дом. Отец сидел в высоком кресле-качалке
в гостиной. Телевизор был выключен. Он смотрел на игрушки, которые нашел
в чулане и которые теперь валялись на ковре.
   - Рад был повидать Сару, - сказал Герберт. - Вы с ней... - последова-
ло секундное, почти незаметное колебание. - Хорошо провели время?
   - Да, - сказал Джонни.
   - Она еще приедет?
   - Нет, не думаю.
   Они смотрели друг на друга.
   - Ну что ж, может, оно и к лучшему, - сказал наконец Герберт.
   - Да. Может и так.
   - Твои игрушки, - сказал Герберт, становясь на колени и собирая их. -
Я отдал целую кучу Лотте Гедроу, когда она родила двойню, но кое-что еще
осталось. Я их припрятал.
   Одну за другой он осматривал игрушки,  вертел в руках и  укладывал  в
коробку.  Гоночный автомобиль.  Бульдозер.  Полицейская машина. Пожарная
машинка,  с которой слезла почти вся краска в том месте,  где ее хватала
маленькая ручонка. Он отнес их в чулан и снова спрятал.
   Джонни расстался с Сарой Хэзлит на целых три года.

   В тот  год  снег выпал рано.  К первому ноября он покрыл землю ковром
дюймов в шесть, так что перед прогулками к почтовому ящику Джонни прихо-
дилось  надевать  старые  зеленые  сапоги на каучуковой подошве и старую
штормовку.  Две недели назад Дейв Пелсен прислал ему тексты,  по которым
предстояло  работать  в январе,  и Джонни уже начал составлять примерные
планы уроков.  Он с нетерпением ждал возвращения в школу.  Дейв подыскал
ему и квартиру - на Хауленд-стрит в Кливс Милс. Хауленд-стрит, 24. Джон-
ни положил листок с адресом в бумажник, потому что улица и номер дома, к
большому его раздражению, то и дело вылетали из головы.
   День стоял пасмурный, по небу плыли низкие облака, столбик термометра
держался чуть ниже двадцати градусов по Фаренгейту.  Когда Джонни  вышел
на подъездную дорожку,  закружились первые снежинки. Рядом никого не бы-
ло, и Джонни без смущения высунул язык, чтобы поймать снежинку. Он почти
не хромал и чувствовал себя отлично. Последние две недели, а то и больше
его ни разу не мучили головные боли.
   Почта состояла из рекламного листка,  журнала "Ньюс-уик" и маленького
плотного конверта,  адресованного Джону Смиту, но без имени отправителя.
Джонни вскрыл его на обратном пути,  сунув  остальное  в  задний  карман
брюк.  Он вытащил листок газетной бумаги, увидел сверху название "Потус-
торонний взгляд" и остановился на полдороге.
   Это была третья страница журнала за прошлую неделю. Центральное место
занимала  "разоблачительная" история про симпатягу комика из телевизион-
ного детектива;  в свое время его дважды выгоняли из  школы  (двенадцать
лет  назад)  и  раз  арестовывали за хранение кокаина (шесть лет назад).
Свеженькая новость для американских домохозяек.  Еще там  была  зерновая
диета,  фотография вундеркинда и рассказ о девятилетней девочке, чудесно
исцеленной в Лурде от церебрального паралича (ВРАЧИ  ОЗАДАЧЕНЫ,  ликующе
возвещал  заголовок).  Внизу страницы помещалась отчеркнутая заметка без
подписи под названием "ЯСНОВИДЯЩИЙ" ИЗ МЭНА ПРИЗНАЕТСЯ В ОБМАНЕ.
   "ПОТУСТОРОННИЙ ВЗГЛЯД" ВСЕГДА СЧИТАЛ СВОЕЙ ГЛАВНОЙ ЗАДАЧЕЙ НЕ  ТОЛЬКО
ДАВАТЬ ЧИТАТЕЛЯМ ИСЧЕРПЫВАЮЩУЮ ИНФОРМАЦИЮ ОБ ЭКСТРАСЕНСАХ, КОТОРЫХ ИГНО-
РИРУЕТ ТАК НАЗЫВАЕМАЯ "БОЛЬШАЯ ПРЕССА",  НО И РАЗОБЛАЧАТЬ ЖУЛИКОВ И ШАР-
ЛАТАНОВ, ДО СИХ ПОР МЕШАЮЩИХ ОФИЦИАЛЬНОМУ ПРИЗНАНИЮ ПАРАНОРМАЛЬНЫХ ЯВЛЕ-
НИЙ.
   ОДИН ИЗ ТАКИХ ЖУЛИКОВ НЕДАВНО ПРИЗНАЛСЯ В ОБМАНЕ КОРРЕСПОНДЕНТУ НАШЕ-
ГО ЖУРНАЛА. ЭТОТ, С ПОЗВОЛЕНИЯ СКАЗАТЬ, "ЯСНОВИДЯЩИЙ", ДЖОН СМИТ ИЗ ПАУ-
НАЛА,  ШТАТ МЭН, СКАЗАЛ: "ВСЕ БЫЛО ПОДСТРОЕНО С ЦЕЛЬЮ ОПЛАТИТЬ МОИ БОЛЬ-
НИЧНЫЕ СЧЕТА. А ЕСЛИ МНЕ УДАСТСЯ СОСТРЯПАТЬ КНИЖОНКУ, Я ПОЛУЧУ ДОСТАТОЧ-
НО,  ЧТОБЫ РАЗДЕЛАТЬСЯ С ДОЛГАМИ И БЕЗБЕДНО ПРОЖИТЬ ЕЩЕ ПАРУ ЛЕТ.  НЫНЧЕ
ЛЮДИ ПОВЕРЯТ ЧЕМУ УГОДНО, ТАК ПОЧЕМУ БЫ МНЕ НЕ ПРИПРАВИТЬ СВОЮ ЕДУ ХОРО-
ШЕЙ ПОДЛИВКОЙ?" Тут Смит ухмыльнулся.
   БЛАГОДАРЯ "ПОТУСТОРОННЕМУ ВЗГЛЯДУ", КОТОРЫЙ ВСЕГДА ПРЕДУПРЕЖДАЛ ЧИТА-
ТЕЛЕЙ, ЧТО НА ОДНОГО НАСТОЯЩЕГО ЯСНОВИДЯЩЕГО ПРИХОДИТСЯ ПО ДВА САМОЗВАН-
ЦА,  ПОДЛИВКА ДЖОНУ СМИТУ НЕ ДОСТАЛАСЬ.  И МЫ ПОДТВЕРЖДАЕМ СВОЕ ОБЕЩАНИЕ
ВЫСЛАТЬ 1000 ДОЛЛАРОВ КАЖДОМУ, КТО УЛИЧИТ ЛЮБОГО ИЗ НАШИХ ЗНАМЕНИТЫХ ЯС-
НОВИДЯЩИХ В ОБМАНЕ.
   ОБМАНЩИКИ И ШАРЛАТАНЫ, БЕРЕГИТЕСЬ!
   Джонни перечитал заметку дважды;  снег уже повалил хлопьями.  Он  не-
вольно усмехнулся. Да, недремлющая пресса не любит, подумал Джонни, ког-
да какой-то Джон Смит спускает ее представителя с  лестницы.  Он  вложил
вырванную страницу в конверт и сунул его в задний карман, где лежала ос-
тальная почта.
   - Дис, - сказал он вслух, - надеюсь, твои синяки еще не прошли.
   Спустя около месяца все вроде бы забылось. Джонни отправился на сове-
щание учителей, приступавших к занятиям в середине года, с тем чтобы за-
одно и отвезти вещи на новую квартиру,  которая оказалась маленькой,  но
вполне пригодной для жилья.
   Он поехал в отцовской машине,  и когда уже готов был тронуться,  Гер-
берт спросил:
   - Ты не боишься?  Не боишься вести машину?  Джонни покачал головой. В
последнее  время  воспоминания  о  дорожном происшествии мало беспокоили
его.  Если что и должно случиться с ним,  все равно случится.  В глубине
души он был уверен, что молния не ударит второй раз в то же место, - ко-
нечно же, он не погибнет в автомобильной катастрофе.
   И в самом деле, долгая поездка прошла тихо и спокойно, а на самом со-
вещании  царила  совершенно домашняя атмосфера.  Все его старые коллеги,
еще продолжавшие преподавать в школе Кливс Милс,  подходили, чтобы поже-
лать ему здоровья и счастья.  Но он, конечно, заметил, что лишь немногие
обменялись с ним рукопожатиями,  и он ощущал  некоторую  сдержанность  и
настороженность во взглядах.  Наверное,  показалось,  убеждал он себя по
дороге домой.  А если нет,  ну и пусть... в этом даже есть что-то забав-
ное.  Жаль, что они не читают "Потусторонний взгляд", а то бы знали, что
он обманщик и нечего его бояться.
   После совещания ему пришлось вернуться в  Паунал  и  ждать  окончания
рождественских каникул.  Бандероли с вещами приходить перестали,  словно
кто-то поставил на их пути невидимый заслон,  - вот она,  сила печатного
слова, сказал Джонни отцу. Их сменил короткий поток рассерженных - в ос-
новном анонимных - писем и открыток от людей, которые сочли себя обману-
тыми.
   "Згарите в  А-Д-У!  за  свои грязные планы абжулить наши Американские
Штаты,  - гласило типичное послание. Оно было написано на измятом листке
почтовой бумаги отеля "Рамада" и отправлено из Йорка, штат Пенсильвания.
- Вы просто Жулик-Трюкач и грязное вонючее дерьмо.Спасибо журналу, кото-
рый раскусил вас. Вам должно быть стыдно за себя, Сэр. По Библии обычно-
го грешника бросят в Озеро ОГНЯ,  и он ищезнет там, а ЛЖЫВЫЙ ПРАРОК! бу-
дет  гореть  вечно и ВСЕГДА!  Это вы Лжывый Прарок,  который продал свою
Бессмертную Душу за несколько дешевых монет.  И это конец моего письма и
я  надеюсь  для  вашего же блага никогда не поймать вас на Улицах вашего
Родного Города. Остаюсь ДРУГОМ (Бога, а не вашим, Сэр)!"
   После появления заметки в "Потустороннем взгляде"  за  двадцать  дней
пришло десятка два писем такого же примерно содержания. Несколько прохо-
димцев пожелали стать партнерами Джонни. "Я был ассистентом фокусника, -
похвалялся  один из корреспондентов,  - и мог запросто вытряхнуть старую
шлюху из корсета.  Если вы репетируете какой-нибудь телепатический трюк,
я вам очень пригожусь!"
   А затем поток писем иссяк,  так же как ранее поток коробок и бандеро-
лей.  Однажды, в конце ноября Джонни открыл почтовый ящик и в третий раз
подряд  ничего  в  нем  не  нашел;  он повернул обратно и вдруг вспомнил
предсказание Энди Уорола:  для каждого американца наступает день,  когда
он может прославиться на пятнадцать минут. Судя по всему, его пятнадцать
минут пришли и ушли, и никто на свете не радовался этому больше, чем сам
Джонни.
   Но, как показали события, радоваться ему было рано.

   - Смит? - спросил голос в телефонной трубке. - Джон Смит?
   - Да.  -  Голос  был  незнакомый,  но человек явно не ошибся номером.
Странно, ведь отец три месяца назад поменял номер телефона. Приближалось
рождество,  в углу гостиной стояла елка в старой крестовине, изготовлен-
ной Гербертом, когда Джонни был еще ребенком. За окном валил снег.
   - Моя фамилия Баннерман.  Шериф Джордж Баннерман из Касл-Рока.  -  Он
откашлялся. - У меня, как бы это сказать... предложение к вам.
   - Кто вам дал этот номер? Баннерман снова откашлялся.
   - Ну,  положим,  я мог бы узнать его,  все-таки я работаю в полиции и
расследую одно дело.  Но на самом деле мне его дал ваш друг.  Доктор  по
фамилии Вейзак.
   - Сэм Вейзак дал вам мой номер?
   - Так точно.
   Джонни, совершенно ошеломленный,  присел возле телефона. Теперь фами-
лия Баннерман начала ему о чем-то говорить.  Совсем недавно он  встретил
ее в статье, опубликованной в воскресном приложении. Баннерман был шери-
фом графства Касл, расположенного значительно западнее Паунала, в районе
озер.  КаслРок,  центр графства,  находился милях в тридцати от Норуэя и
двадцати от Бриджтона.
   - Ведете расследование? - спросил он.
   - Пожалуй, что так. Я подумал: не посидеть ли нам за чашечкой кофе...
   - Что-нибудь с Сэмом?
   - Нет.  Доктор Вейзак не имеет к этому отношения, - сказал Баннерман.
- Он позвонил мне и назвал ваше имя.  Было это...  э-э... месяц назад, а
то и больше. Честно говоря, я решил, что он спятил. А теперь мы сами го-
лову сломали.
   - Из-за чего? Мистер... шериф Баннерман, я не понимаю, о чем вы.
   - Нам,  правда, лучше бы встретиться за чашкой кофе, - сказал Баннер-
ман.  - Может,  сегодня вечером? На Главной улице Бриджтона есть славное
местечко  под  названием "У Джона".  Это как раз на полпути между нашими
городками.
   - Нет,  извините, - сказал Джонни. - Я должен знать, о чем идет речь.
И почему доктор Вейзак не позвонил сам?
   - Очевидно,  вы не читаете газет, - вздохнул Баннерман.
   Но он ошибался. С тех пор как Джонни пришел в сознание, он  заставлял
себя читать все газеты, стараясь наверстать упущенное. И совсем  недавно
он встречал  фамилию Баннермана.  Совершенно точно.   Баннерман попал  в
какой-то переплет из-за...
   Джонни отвел руку с телефонной трубкой и,  взглянув на нее,  внезапно
все понял. Он смотрел на нее так, как человек смотрит на змею, вдруг со-
образив, что она ядовитая.
   - Мистер Смит? - еле слышно прокричала трубка. - Алло? Мистер Смит?
   - Слушаю, - сказал Джонни, вновь приложив трубку к уху. Его распирала
глухая злость на Сэма Вейзака, Сэма, который только нынешним летом твер-
дил ему, чтобы он не высовывался, а сам за его спиной наговорил бог зна-
ет чего первому встречному.
   - Вы звоните по поводу задушенных, да?
   Баннерман долго колебался. Затем спросил:
   - Мы могли бы встретиться, мистер Смит?
   - Нет.  Совершенно  исключено.  -  Глухая злость внезапно переросла в
ярость. И не только в ярость. Джонни стало страшно.
   - Мистер Смит, это очень важно. Сегодня...
   - Нет.  Я хочу, чтобы меня оставили в покое. И потом, разве вы не чи-
таете этот дурацкий "Потусторонний взгляд"? Я же самозванец.
   - Доктор Вейзак сказал...
   - Он не имел права ничего говорить!  - закричал Джонни. Его трясло. -
Прощайте! - Он бросил трубку на рычаг и быстро отошел от телефона, будто
это могло помешать новому звонку. Он чувствовал, как в висках зарождает-
ся головная боль.  Глухие толчки. Не позвонить ли матери Сэма в Калифор-
нию,  подумал он. Сказать ей, что у нее есть сынок. И сообщить, как свя-
заться с ним. Око за око.
   Вместо этого он вытащил из ящика телефонный справочник, отыскал рабо-
чий  телефон  Сэма в Бангоре и набрал номер.  Едва на другом конце линии
раздался звонок,  как он, испугавшись, повесил трубку. Зачем Сэм устроил
ему это? Зачем, черт возьми?
   Он взглянул на рождественскую елку.
   Все те же старые  игрушки.  Два дня  назад они с отцом  принесли их с
чердака, вытащили  из мягких  бумажных оберток  и повесили  на елку. Вот
ведь как забавно  с этими елочными  игрушками. Когда человек  вырастает,
мало что остается из вещей, окружавших его в детстве. Все на свете  пре-
ходяще.  Немногое  может  служить  и  детям и взрослым. Одежда переходит
кому-то  по  наследству  или  передается  в  Армию  спасения; из часов с
утенком  Дональдом   на  циферблате   выскакивает  заводная    пружинка;
ковбойские  сапоги  изнашиваются.   Вместо  бумажника,  который  ты  сам
смастерил в летнем  лагере, появился другой,  из настоящей кожи,  а свою
красную  коляску  и  велосипед  ты   променял  на  взрослые  игрушки   -
автомобиль, теннисную  ракетку, модную  приставку для  игры в  хоккей по
телевизору. Мало что сохраняется от детства. Несколько книг,  счастливая
монетка, коллекция марок, которая уцелела и пополнилась.
   Да еще игрушки для рождественской елки в доме родителей.
   Из  года  в  год  все  те  же  облупившиеся  ангелы и та же звезда из
фольги,   которой   увенчивали   елку;   небольшой   жизнестойкий  взвод
стеклянных шаров, уцелевших из целого батальона (мы не забудем  геройски
павших,  подумал   он;  один   погиб,  сжатый   рукой  ребенка,   другой
выскользнул у отца, когда тот его  вешал, и хлопнулся об пол, а  третий,
красный,  с  Вифлеемской  звездой,  каким-то загадочным образом оказался
вдруг разбитым, когда  однажды мы достали  игрушки с чердака,  и я долго
горько  плакал),  а  вот  и  крестовина.   Но  иногда, размышлял Джонни,
рассеянно потирая  виски, было  бы, наверное,  лучше, милосерднее совсем
порвать  с  этими  последними  отголосками  прошлого.  Старые  книги уже
никогда не  взволнуют тебя  так, как  в детстве.  Счастливая монетка  не
уберегла  тебя  от  ударов,  издевок  и  обыденности.  Глядя  на елочные
игрушки,  вспоминаешь,  что  когда-то  здесь  хозяйничала мать; она всех
учила  наряжать   елку;  должно   быть,  ей   нравилось  изводить   тебя
указаниями: "немного выше", или "немного ниже", или "по-моему,  дорогой,
слишком много  мишуры слева",  - а  ты тихо  закипал. Глядя  на игрушки,
сознаешь,  что  на  сей  раз  мы  развешивали их вдвоем, потому что мать
сошла с ума и умерла,  а хрупкие шары по-прежнему здесь,  украшают новую
елку, срубленную  в небольшом  лесочке за  домом, и  разве ты не слышал,
что  на  рождество  приходится  больше  самоубийств,  чем в любое другое
время года? Стоит ли удивляться!
   КАКУЮ СИЛУ ДАЛ ТЕБЕ ГОСПОДЬ, ДЖОННИ.
   Ну да, конечно, господь бог неподражаем. Он вышиб меня через ветровое
стекло такси,  я сломал ноги и пролежал почти пять лет в  коме,  а  трое
других людей погибли на месте. Моя девушка вышла замуж. У нее сын, кото-
рый мог быть моим,  от юриста,  лезущего из кожи вон,  чтобы  попасть  в
конгресс  и там вместе со всей честной компанией кататься на большом иг-
рушечном электропоезде.  Стоит мне пробыть на ногах два часа  подряд,  и
уже  ощущение такое,  будто кто-то взял огромную спицу и Вогнал ее мне в
пятку до самого паха.  Господь бог - просто шутник.  Большой шутник,  он
создал не мир, а какую-то комическую оперу, в которой стеклянный шар жи-
вет дольше,  чем ты.  Славный мир и во главе поистине первоклассный бог.
Он, по-видимому, был на нашей стороне во время вьетнамской войны, потому
что так он правит от сотворения мира.
ОН ПОРУЧИЛ ТЕБЕ МИССИЮ, ДЖОННИ.
   Вытащить из дерьма  какого-то  провинциального  олуха,  полицейского,
чтобы его переизбрали в будущем году?
   НЕ БЕГИ ОТ НЕЕ, ДЖОННИ. НЕ ПРЯЧЬСЯ В ПЕЩЕРЕ.
   Он потер виски.  Ветер усиливался. Скоро отец пойдет домой с  работы.
В такую погоду надо быть поосторожнее.
   Джонни встал,  натянул толстый свитер и вышел. Изо рта повалил мороз-
ный пар.  Он направился в сарай.  Слева высилась поленница дров, которые
Джонни наколол совсем недавно, осенью; дрова были аккуратно распилены по
размеру печки.  Рядом стоял ящик со щепой,  а по соседству валялась кипа
старых газет.  Он присел и начал их перебирать.  Руки быстро онемели, но
он продолжал листать и нашел то,  что искал.  Воскресную газету  трехне-
дельной давности.
   Он принес ее в дом, разложил на кухонном столе и начал просматривать.
Нашел интересовавшую его статью и присел, чтобы перечитать ее.
   Статью сопровождало несколько фотографий:  на одной была видна стару-
ха, запирающая дверь; на другой - полицейская машина на безлюдной улице;
еще на двух - почти пустые магазины.  Заголовок гласил: ОХОТА ЗА ДУШИТЕ-
ЛЕМ ИЗ КАСЛРОКА ПРОДОЛЖАЕТСЯ... И ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
   Пять лет  назад,  говорилось в статье,  молодая женщина Альфа Фречет,
служившая в местном ресторане,  возвращаясь с работы домой, была изнаси-
лована  и  задушена.  Прокуратура штата и полиция Касл-Рока провели сов-
местное расследование. Результат - нулевой. На следующий год в маленькой
квартирке на третьем этаже дома по Карбайн-стрит в том же Касл-Роке была
найдена пожилая женщина - тоже изнасилованная и задушенная. Месяцем поз-
же убийца снова дал о себе знать: на сей раз жертвой стала ученица сред-
ней школы.
   Новое, более тщательное расследование с привлечением ФБР также не да-
ло  результатов.  На следующих выборах шерифа Карла М.  Келсо,  главного
стража порядка в графстве чуть ли не со времен гражданской войны, прока-
тили и на его место избрали Джорджа Баннермана,  он выплыл на гребне ак-
тивной кампании под лозунгом: "Поймать душителя из Касл-Рока".
   Прошло два года.  Преступника не поймали, но убийства прекратились. А
в январе двое мальчишек нашли тело семнадцатилетней Кэрол Данбаргер. Она
числилась пропавшей без вести с тех пор,  как родители заявили о ее  ис-
чезновении. В шкале с ней без конца что-то случалось - она опаздывала на
уроки,  пропускала занятия,  два раза была уличена в  мелких  магазинных
кражах,  а однажды убежала из дома и добралась до самого Бостона. И Бан-
нерман, и полиция штата полагали, что Кэрол голосовала на шоссе и убийца
взялся  ее подвезти.  В середине зимы наступила оттепель,  она и помогла
обнаружить тело девушки - его нашли  двое  мальчишек  близ  Стриммерской
протоки.  Главный патологоанатом штата сказал, что смерть наступила при-
мерно двумя месяцами ранее.
   Наконец, второго ноября произошло еще одно  убийство.  Жертвой  стала
Этта Рингголд,  учительница начальной школы Касл-Рока. В городе ее очень
любили. Всю жизнь она была прихожанкой местной методистской церкви, име-
ла ученую степень, пользовалась влиянием в благотворительных организаци-
ях и обожала Роберта Браунинга.  Ее тело нашли в трубе,  проложенной под
неасфальтированной, почти непроезжей дорогой. По всей северной части Но-
вой Англии пронеслась волна возмущения в связи с  убийством  мисс  Ринг-
голд.  Вспоминали Альберта де Сальво,  бостонского душителя,  однако эти
параллели никоим образом не могли утихомирить  разбушевавшиеся  страсти.
Масла в огонь подлила газета "Юнион лидер", издаваемая Уильямом Лейбом в
не таком уж далеком Манчестере,  штат Нью-Гэмпшир;  редакционная  статья
была озаглавлена: "БЕЗДЕЛЬНИКИ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ИЗ СОСЕДНЕГО ШТАТА".
   В старой, почти шестинедельной давности газете, впитавшей запах сарая
и дров,  приводились заявления двух местных психиатров, которые согласи-
лись прояснить ситуацию при условии, что их имена не будут названы. Один
из них упомянул особый вид сексуального извращения -  стремление  совер-
шать насильственное действие в момент оргазма.  Прелестно, подумал Джон-
ни,  поморщившись. Он душил свои жертвы, когда наступал оргазм.
   Головная боль давала себя знать все сильнее.
   Другой психиатр  обратил  внимание на тот факт,  что все пять убийств
были совершены в конце осени либо в начале зимы. И хотя маниакально-деп-
рессивная  личность  не  подпадает ни под какую твердую схему,  перепады
настроения у маньяка,  как правило,  связаны со сменой  времен  года.  У
преступника  мог быть "спад" агрессивности с середины апреля примерно до
конца августа,  а затем она начинала нарастать, достигая своего "пика" к
моменту совершения убийств.
   В период  маниакального,  или  "пикового",  состояния  этот  человек,
по-видимому, сексуально крайне возбудим, активен, склонен к риску и уве-
рен в своей безнаказанности.  "Он, вероятно, убежден, что полиция его не
поймает",  - заключил анонимный психиатр.  Статья заканчивалась словами:
"И пока убийца не ошибся в своих расчетах".
   Джонни положил газету и взглянул на часы. Отец вернется домой с мину-
ты на минуту,  если только не застрянет из-за снега.  Джонни  подошел  к
печке и сунул газету в огонь.
   НЕ МОЕ ДЕЛО. ВСЕ РАВНО, ЧЕРТ БЫ ПОБРАЛ СЭМА ВЕЙЗАКА.
   НЕ ПРЯЧЬСЯ В ПЕЩЕРЕ, ДЖОННИ.
   Он не прятался,  совсем нет.  Просто так уж случилось,  что с ним до-
вольно жестоко обошлись.  Потерять целый кусок жизни - разве это не дает
право самому стать жестким?
   АХ, ТАК ТЫ СЕБЯ ЖАЛЕЕШЬ?
   - К чертовой матери, - пробормотал Джонни. Он подошел к окну и выгля-
нул на улицу. За сплошной пеленой снега ничего не было видно. Джонни на-
деялся,  что с отцом будет все в порядке, а еще он надеялся, что Герберт
вскоре появится и положит конец этому бессмысленному самокопанию. Джонни
снова подошел к телефону и постоял в нерешительности.
   Жалел себя Джонни или нет, а все-таки он потерял немалую часть жизни.
Можно сказать, лучшую часть. Он многое сделал, чтобы снова обрести себя.
Разве он не заслужил самого обыкновенного уединения?  Разве он не  имеет
права  на  то,  о  чем  мечтал несколько минут назад,  - на обыкновенную
жизнь?
   ЕЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, МОЙ ДОРОГОЙ.
   Может, и так,  зато существует необыкновенная жизнь.  Перебирать вещи
людей и внезапно узнавать про их мелкие страхи,  ничтожные тайны, незна-
чительные победы - поистине необыкновенная жизнь.  Это уже не талант,  а
проклятие.
   Предположим, он  встретится с шерифом.  Но ведь нет никакой гарантии,
что он сможет ему помочь.  Даже, предположим, он сможет. Предположим, он
подаст ему убийцу на тарелочке с голубой каемочкой.  Повторится больнич-
ная пресс-конференция - тот же цирк,  только  возведенный  в  чудовищную
степень.
   Сквозь головную  боль  начала пробиваться навязчивая песенка,  скорее
какие-то ее звонкие обрывки.  Эту песенку пели в воскресной школе в ран-
нем детстве:  "Огонек в моей груди... ты свети, всегда свети... огонек в
моей груди... ты свети, всегда свети... ты свети, свети, свети..."
   Он поднял трубку и набрал служебный номер Вейзака.  Сейчас, после пя-
ти, это почти безопасно. Вейзак уже ушел с работы, а свой домашний номер
знаменитые неврологи в справочники не дают. После шести или семи длинных
гудков Джонни собирался уже положить трубку, но тут Сэм ответил:
   - Да? Алло?
   - Сэм?
   - Джон Смит?  - В голосе Сэма, несомненно, звучало удовольствие, но в
то же время и какое-то беспокойство.
   - Да, это я.
   - Как вам нравится эта погодка?  - спросил Вейзак,  пожалуй, чересчур
уж бодро. - У вас идет снег?
   - Да.
   - Здесь он начался всего час назад. Говорят... Джон? Вы звоните из-за
шерифа? Вы расстроены?
   - Да, я разговаривал с шерифом, - сказал Джонни, - и хочу знать, что,
собственно произошло.  Почему вы дали ему мой телефон? Почему не обрати-
лись ко мне и не сказали,  что вам нужно...  почему вообще не  связались
сначала со мной и не спросили моего согласия?
   Вейзак вздохнул.
   - Джонни, я бы мог вам соврать, но не буду. Я не обратился к вам, по-
тому что боялся,  что вы откажетесь. И не позвонил вам после разговора с
шерифом, потому что он поднял меня на смех. Если человек смеется над мо-
им предложением, я заключаю, что оно отвергнуто.
   Джонни потер свободной рукой висок и закрыл глаза.
   - Но почему, Сэм? Вы же знаете, как я к этому отношусь. Вы сами гово-
рили, чтобы я не высовывался, пока не утихнут слухи. Это ваши слова.
   - Все  дело  в  газетной заметке,  - признался Сэм.  - Я сказал себе:
Джонни живет в тех краях. И еще я сказал себе: пять убитых женщин. Пять.
- Вейзак был явно смущен, он говорил медленно, с остановками. И от этого
Джонни стало не по себе.  Он уже жалел, что позвонил ему. - Две девочки.
Молодая мать. Учительница младших классов, любившая Браунинга. Предельно
банальная история, правда? Настолько банальная, что из нее, пожалуй, да-
же нельзя состряпать фильма или передачи для телевидения. И тем не менее
все правда. Особенно мне жаль учительницу. Засунули в трубу, как мешок с
отходами...
   - Ваши фантазии по этому поводу и угрызения совести меня не интересу-
ют. Вы не имеете права, черт возьми... - прохрипел Джонни.
   - Вероятно, нет.
   - Никаких "вероятно"!
   - Джонни, как вы себя чувствуете? У вас такой голос...
   - Хорошо! - выкрикнул Джон.
   - Судя по голосу, не очень.
   - У меня жутко болит голова,  что тут удивительного. Ради Христа, ос-
тавьте меня в покое.  Когда я сказал вам о матери,  вы ведь не позвонили
ей. Вы сказали...
   - Я сказал,  что кое-что лучше потерять,  чем найти. Но это не всегда
так,  Джонни. У преступника, кто бы он ни был, чудовищно изломанная пси-
хика. Он способен покончить с собой. Вероятно, когда убийства на два го-
да  прекратились,  полиция  так и решила.  Но у маниакально-депрессивных
личностей иногда бывают длительные  периоды  затишья  -  так  называемое
"плато нормальности", - после чего снова возобновляются перепады настро-
ений.  Он мог покончить с собой после убийства учительницы в прошлом ме-
сяце.  Но если он жив,  что тогда? Он может убить еще женщину. Или двух.
Или четырех. Или...
   - Хватит.
   - Почему шериф Баннерман вам позвонил?  - спросил Сэм Вейзак.  -  Что
заставило его изменить решение?
   - Не знаю. Очевидно, его донимают избиратели.
   - Джонни,  я сожалею, что посоветовал ему обратиться к вам и причинил
вам столько боли.  А еще больше сожалею, что не позвонил сам и не сказал
о своем разговоре с Баннерманом. Я виноват. Видит бог, вы заслужили спо-
койную жизнь.
   Джонни не стало легче,  когда он услышал отзвук  собственных  мыслей.
Наоборот, он почувствовал себя еще более несчастным и виноватым.
   - Ладно, - проговорил он. - Все в порядке, Сэм.
   - Я больше никому ничего не скажу.  Это,  конечно, все равно что сме-
нить замок в конюшне после того,  как у тебя увели лошадь, но тем не ме-
нее. Я поступил глупо. Непозволительно глупо для врача.
   - Ладно,  - повторил Джонни. Он ощущал свою беспомощность, а от зами-
нок и смущения Сэма ему стало еще хуже.
   - Мы скоро увидимся?
   - Со следующего месяца я начну преподавать в Кливс Милс. Тогда и зае-
ду.
   - Хорошо! Еще раз простите, Джон.
   - Да хватит вам!
   Они попрощались,  и Джонни положил трубку, жалея, что вообще позвонил
Сэму.  Быть может, ему не хотелось, чтобы Вейзак так быстро признал, что
был не прав.  Быть может,  на самом деле Джонни ожидал,  что Сэм скажет:
КОНЕЧНО,  Я ПОЗВОНИЛ ЕМУ.  Я ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ВЫ ОТОРВАЛИ ЗАДНИЦУ ОТ СТУЛА И
СДЕЛАЛИ ЧТО-НИБУДЬ.
   Джонни медленно подошел к окну и посмотрел в темную заметь.  ЗАСУНУЛИ
В ТРУБУ, КАК МЕШОК С ОТХОДАМИ.
   Боже, как болит голова.

   Через полчаса пришел домой Герберт и,  увидев побелевшее лицо Джонни,
спросил:
   - Голова болит?
   - Да.
   - Сильно?
   - Не очень.
   - Надо  бы  посмотреть новости,  - сказал Герберт.  - Хорошо,  что не
опоздал.  Сегодня днем в Касл-Роке крутились телевизионщики из Эн-би-си.
Там была и эта репортерша, которая тебе нравится. Кэсси Маккин.
   Встретив взгляд Джонни,  он зажмурился. На миг ему показалось, что на
него с выражением почти нечеловеческой боли смотрят десятки глаз.
   - Касл-Рок? Опять убийство?
   - Да.  Утром в городском парке нашли тело маленькой девочки.  Ужасная
история, просто в голове не укладывается. Пошла в библиотеку, но обратно
уже не вернулась... Джонни, что с тобой? На тебе лица нет.
   - Сколько ей было?
   - Только-только исполнилось девять,  - сказал Герберт. - Моя бы воля,
я бы того, кто это сделал, за... подвесил.
   - Девять лет,  - произнес Джонни и тяжело опустился на стул. - О гос-
поди.
   - Сынок, тебе что, плохо? Вон какой белый.
   - Все нормально. Включай телевизор.
   На экране появился Джон Чанселлор с дневным уловом  новостей:  борьба
за  власть (избирательная кампания Фреда Харриса идет вяловато),  прави-
тельственные постановления (американским городам,  по словам  президента
Форда, недостает реализма в решении бюджетных вопросов), сообщения из-за
рубежа (общенациональная забастовка во Франции), биржевые новости (игра-
ют на повышение) и, наконец, информация "для души" - о мальчике, который
при церебральном параличе сумел откормить корову весом в четыре  центне-
ра.
   - Может, решили не давать, - сказал Герберт. Но после рекламной пере-
бивки Чанселлор объявил:
   - Жители небольшого городка на западе штата Мэн проведут сегодня бес-
сонную ночь. Речь идет о Касл-Роке, где за последние пять лет совершенно
пять чудовищных убийств - изнасилованы и удушены лица  женского  пола  в
возрасте  от  четырнадцати лет до семидесяти одного года.  Сегодня здесь
произошло шестое убийство,  жертвой стала девятилетняя девочка.  Подроб-
ности из Касл-Рока сообщит Кэтрин Маккин.
   А вот  и она,  точно фея из сказки,  оказавшаяся на подмостках жизни.
Кэтрин стояла напротив здания городского управления.  Первые хлопья сне-
га, предвестники близкой метели, ложились ей на пальто и светлые волосы.
   - В этом небольшом фабричном городке Новой Англии царит атмосфера на-
растающей истерии, - начала она. - Население Касл-Рока уже давно живет в
тревоге из-за неизвестного, которого местная пресса окрестила "душителем
из Касл-Рока",  или иначе - "ноябрьским убийцей". Тревога сменилась нас-
тоящим  ужасом  -  это  слово никому здесь не кажется чересчур сильным -
после того, как сегодня днем в городском парке было обнаружено тело Мэри
Кэт  Хендрасен.  Это  произошло недалеко от эстрады,  где когда-то нашли
труп официантки Альмы Фречет, первой жертвы "ноябрьского убийцы".
   Последовала панорама городского парка,  который сквозь пелену  разыг-
равшейся метели казался мрачным и безжизненным.  Затем показали школьную
фотографию улыбающейся Мэри  Кэт  Хендрасен  с  широкими  металлическими
скобками на зубах. Красивые белокурые локоны. Платье цвета электрик. На-
верное, это ее самое лучшее платье, с горечью подумал Джонни. Мама наря-
дила дочку, чтобы она хорошо выглядела на школьной фотографии.
   Репортаж продолжался  - теперь телезрителям напоминали историю преды-
дущих убийств, - но Джонни уже набирал номер, Он с трудом крутил диск, в
голове у него шумело.
   Из гостиной вышел Герберт и с недоумением посмотрел на сына.
   - Кому это ты?
   Джонни остановил его жестом,  прислушиваясь к гудкам. На другом конце
провода сняли трубку:
   - Графство Касл, управление шерифа.
   - Будьте добры шерифа Баннермана.
   - Кто его спрашивает?
   - Джон Смит из Паунала.
   - Подождите, пожалуйста.
   Джонни повернулся к экрану и увидел Баннермана таким,  каким  он  был
сегодня  днем - в меховой куртке с капюшоном и шерифской нашивкой на ру-
каве. Ему было явно не по себе, хотя он довольно стойко отбивался от на-
седавших на него репортеров.  Баннерман оказался широкоплечим мужчиной с
высоким лбом и темными вьющимися волосами. Очки без оправы придавали ему
довольно странный вид.
   - Мы прорабатываем разные версии, - сказал Баннерман с экрана.
   - Алло.  Мистер  Смит?  -  раздался в трубке голос шерифа.
   Опять это странное чувство раздвоенности. Баннерман находился в  двух
местах сразу. В двух  в р е м е н а х, если на то пошло. На миг у Джонни
все  поплыло  перед  глазами.  Не  дай  бог пережить такое. Словно ты на
ярмарке  и  катаешься  на  подвесной  карусели  или  съезжаешь с русских
горок.
   - Мистер Смит? Вы меня слышите?
   - Да, слышу. - Джонни проглотил комок в горле. - Я передумал.
   - Молодчина! Чертовски раз это слышать.
   - Только не знаю, сумею ли я вам помочь.
   - Понятно. Что поделаешь, волков бояться - в лес не ходить. - Баннер-
ман откашлялся. - Меня с позором выставят из города, если узнают, до че-
го я докатился: обращаюсь за помощью к ясновидящему.
   Джонни слабо улыбнулся.
   - Добавьте: опозоренному.
   - Вы знаете заведение "У Джона" в Бриджтоне?
   - Найду.
   - Давайте встретимся там в восемь?
   - Что ж, можно.
   - Спасибо, мистер Смит.
   - Не за что.
   Джонни положил трубку. Герберт пристально смотрел на сына. В гостиной
светился экран, мелькали заголовки местных новостей.
   - Он что, звонил тебе?
   - Да. Сэм Вейзак сказал ему, что я, возможно, сумею помочь.
   - А сам ты как думаешь?
   - Не знаю, - ответил Джонни, но голова немного отпустила.

   Он опоздал на пятнадцать минут.  Ресторанчик "У Джонна" был,  похоже,
единственным  заведением  на  Главной улице в Бриджтоне,  которое еще не
закрылось. Снегоочистители не успевали убирать сугробы, на дороге в нес-
кольких местах образовались заносы.  Завывал ветер,  на перекрестке двух
автострад,  302-й и 117-й, раскачивался светофор-мигалка. У входа в рес-
торан стояла полицейская патрульная машина с золоченой надписью на двер-
це:  "Шериф графства Касл".  Джонни поставил свою машину рядом и вошел в
ресторан.
   Баннерман сидел за столиком,  перед ним была чашка кофе и порция "чи-
ли".  Телевизор ввел Джонни в заблуждение.  Баннерман оказался не просто
крупным мужчиной, а настоящим гигантом. Джонни подошел к нему и предста-
вился.
   Баннерман встал и пожал протянутую руку.  При виде бледного, измучен-
ного Джонни, утопавшего в просторной куртке, он подумал: ЭТОТ ПАРЕНЬ БО-
ЛЕН. ДОЛГО ОН НЕ ПРОТЯНЕТ. Только пронзительно голубые глаза Джонни были
удивительно живыми - они смотрели на Банермана в упор с острым,  нескры-
ваемым любопытством.  Когда Джонни  пожимал  руку  шерифа,  тот  испытал
странное ощущение; позднее он назовет его выкачиванием. Потом это ощуще-
ние прошло.
   - Рад, что вы приехали, - сказал Баннерман. - Кофе?
   - Спасибо.
   - Хотите "чили"?  У них тут потрясное "чили". Мне, конечно, не стоило
бы его есть из-за язвы, но не могу удержаться. - Он заметил удивление на
лице Джонни и улыбнулся.  - Я понимаю,  такой с виду здоровяк - и  вдруг
язва. Не вяжется, да?
   - От болезни никто не застрахован.
   - А вы, черт побери, молодец, - сказал Баннерман. - Почему вы все-та-
ки передумали?
   - Из-за сообщения в теленовостях.  О девочке. Вы уверены, что это тот
самый тип?
   - Он. Тот же почерк. И группа спермы.
   В ожидании официантки Баннерман разглядывал Джонни.
   - Вам кофе? - спросила официантка.
   - Чай, - сказал Джонни.
   - И порцию "чили",  - добавил Баннерман.  Когда официантка  ушла,  он
продолжал: - Доктор говорит, что, взяв в руки вещь, вы иногда можете оп-
ределить, откуда она, кто ее владелец и все такое прочее.
   - Бывает,  - улыбнулся Джонни, - например, я всего лишь пожал вам ру-
ку,  а уже знаю, что у вас есть ирландский сеттер по кличке Рыжий. Знаю,
что он стар,  начал слепнуть и вы подумываете, не усыпить ли его, только
не знаете, как объяснить это дочке.
   Баннерман уронил вилку в "чили" - шлеп! - и с разинутым ртом уставил-
ся на Джонни.
   - Ну и ну,  - сказал он.  - И вы это из меня сейчас вытянули?  Только
что?
   Джонни кивнул.
   Баннерман пробормотал, покачивая головой:
   - Одно  дело,  когда тебе рассказывают о чем-то таком,  и совсем дру-
гое... и вас это не выматывает?
   Джонни удивленно посмотрел на Баннермана. Никто прежде не задавал ему
такого вопроса.
   - Вы правы. Выматывает.
   - Да как же вы узнали? Ну дела!
   - Послушайте, шериф...
   - Джордж. Просто Джордж.
   - Ладно,  тогда и меня зовите Джонни, просто Джонни. Так вот, Джордж,
того, что я  н е  з н а ю  о вас, хватит на пять  томов.  Я   не   знаю,
откуда вы родом,  где окончили полицейскую  школу, кто ваши  друзья, где
вы живете. Я  знаю, что у  вас есть маленькая  дочка, ее зовут  вроде бы
Кэти, но  немного иначе.   Я не  знаю, ни  чем вы  занимались на прошлой
неделе,  ни  какое  пиво  предпочитаете,  ни  какую  телепередачу любите
большие всего.
   - Мою дочку зовут Катрина,  - тихо произнес Баннерман.  - Ей, кстати,
девять лет. Мэри Кэт была ее одноклассницей.
   - Я хочу сказать,  что мои...  мои способности в общем-то ограничены.
Из-за мертвой зоны.
   - Какой мертвой зоны?
   - Откуда как бы не доходят некоторые сигналы,  - пояснил Джонни.  - Я
совсем не улавливаю названия улиц и адреса.  С цифрами тоже сложно, хотя
иногда я могу их назвать.  - Официантка принесла Джонни чай и "чили". Он
попробовал "чили" и одобрительно кивнул Баннерману.  - Вы правы, вкусно.
Особенно в такой вечер.
   - Наваливайтесь,  - сказал Баннерман.  - Настоящее "чили" - моя  сла-
бость.  Но уже после первой ложки язва закатывает мне жуткую истерику. А
я ей говорю: иди ты знаешь куда... И давай наворачивать.
   Они замолчали.  Джонни принялся за "чили", а Баннерман с любопытством
разглядывал его.  Смит мог, конечно, узнать заранее, что у него есть пес
по кличке Рыжий.  Джонни мог также разузнать, что Рыжий стар и почти ос-
леп.  Пойдем дальше:  если ему было известно имя дочки,  он запросто мог
ввернуть эту фразочку:  "...ее зовут вроде бы Кэти,  но немного  иначе",
чтобы  изобразить некоторую неуверенность.  Но зачем?  И откуда возникло
это цепенящие, ни на что не похожее ощущение, когда Смит пожал ему руку?
Если тут и надувательство, то очень высокого класса.
   Ветер завыл  сильнее,  сотрясая легкое строеньице.  Снег залепил окна
кегельбана на противоположной стороне улицы.
   - Слышите,  что творится?  - сказал Баннерман.  - Теперь до  утра  не
утихнет. А еще говорят, зимы стали не такие суровые.
   - Вам удалось что-нибудь найти? - спросил Джонни. - Какие-нибудь вещи
этого типа?
   - Может быть,  и удастся, - сказал Баннерман и сам же с сомнением по-
качал головой. - Надежда слабая.
   - Но почему?
   Баннерман рассказал все по порядку. Начальную школу и библиотеку раз-
деляет городской парк.  Когда ученик идет  в  библиотеку,  учитель  дает
бланк, а библиотекарь делает в нем соответствующую отметку. Примерно по-
середине парка есть неглубокая ложбинка. На западной ее стороне располо-
жена эстрада. В самой ложбинке - десятка два скамеек, сюда приходят пос-
лушать джазовые концерты или поговорить о футбольных баталиях.
   - Мы предполагаем, что преступник сидел на скамейке и ждал, когда ка-
кая-нибудь девочка пройдет мимо одна. Со стороны входа и выхода из парка
видеть его не могли.  Дорожка тянется по северному склону,  недалеко  от
скамеек.  -  Баннерман со вздохом покачал головой.  - Как назло,  первая
женщина,  Фречет, была убита там же, только на эстраде. Представляю, ка-
кие на меня посыплются шишки на собрании избирателей в марте, если я во-
обще продержусь до марта.  Я, конечно, могут показать свою докладную за-
писку с просьбой выделить людей для патрулирования парка в период школь-
ных занятий.  Когда я писал ее,  скажу честно,  я меньше всего думал  об
этом убийстве. В самом страшном сне я не мог представить, что он вторич-
но придет на то же место.
   - И что же, вашу просьбу не поддержали?
   - Не нашлось средств,  - сказал Баннерман.  - Разумеется,  начальство
постарается переложить вину на городское управление,  там,  как водится,
свалят все на меня,  а трава на могиле Мэри Кэт  Хендрасен  будет  расти
и...  -  Тут он остановился и опустил голову - вероятно,  не в силах был
продолжать.  Джонни сочувственно смотрел на него.  - Правда,  не уверен,
что  это  помогло бы,  - заговорил Баннерман уже более сдержанно.  - Как
правило,  на патрулирование мы отряжаем женщин, а этому кобелине, за ко-
торым мы охотимся, похоже, наплевать, какого они возраста.
   - Итак, вы считаете, что он ждал на скамейке?
   Баннерман подтвердил.  Возле скамейки  нашли дюжину  свежих окурков и
еще четыре, вместе с пустой пачкой, за эстрадой. К сожалению, преступник
курил  "Мальборо"  -  вторую  или  третью  по  распространенности  марку
сигарет.   Целлофановую  обертку  послали  на  экспертизу, но отпечатков
пальцев не обнаружили.
   - Ни одного отпечатка? - удивился Джонни. - Странно!
   - Почему?
   - Ну убийца, само собой, был в перчатках, даже если и не думал о том,
чтобы не оставить следов, просто из-за холода... Но ведь продавец...
   - А вы неплохо соображаете в нашем деле, - усмехнулся Баннерман. - Но
сразу видно, что вы не курите.
   - Верно, - сказал Джонни. - Когда я работал в школе, выкуривал в день
несколько сигарет, но после катастрофы бросил.
   - Пачку держат в нагрудном кармане.  Достал,  вынул сигарету, положил
пачку обратно.  Если я в перчатках,  то новых следов на целлофане уже не
будет, а старые затрутся. Понимаете? И потом, Джонни, вы упустили из ви-
ду еще одно обстоятельство. Знаете, какое?
   Джонни подумал и сказал:
   - Возможно,  пачку просто вытряхнули из блока. А блоки заклеивает ма-
шина.
   - Вот именно, - сказал Баннерман. - Вы действительно хорошо сообража-
ете.
   - А чье торговое клеймо стояло на пачке?
   - Штата Мэн, - сказал Баннерман.
   - Значит,  если убийца и владелец сигарет - одно лицо... - в задумчи-
вости произнес Джонни.
   - Конечно,  теоретически возможен другой вариант.  - Баннерман  пожал
плечами.  -  Но я попробовал представить себе - кто еще стал бы холодным
зимним утром так долго сидеть на скамейке городского парка?  Ведь он ус-
пел выкурить двенадцать или шестнадцать сигарет.
   - И никто из детей его не видел? - Джонни отпил чаю.
   - Нет,  - сказал Баннерман. - Я говорил со всеми, кто ходил в библио-
теку сегодня утром.
   - Это еще более странно,  чем отсутствие отпечатков на пачке.  Вы  не
находите?
   - Не так странно, как страшно. Вообразите, он сидит и ждет, когда по-
явится ребенок...  девочка... Если ребенок не один, ему это слышно изда-
ли. И всякий раз он прячется за эстрадой.
   - А следы? - сказал Джонни.
   - Какие там следы!  Утром еще не было снега.  Земля промерзла.  И вот
этот псих,  которого надо бы кастрировать и накормить собственным  дерь-
мом,  скрывается  за эстрадой.  Около восьми пятидесяти появляются Питер
Харрингтон и Мелисса Логтинс.  Занятия в школе начались  минут  двадцать
назад. Когда дети скрываются из виду, он снова возвращается на свою ска-
мейку.  В девять пятнадцать он снова прячется за эстрадой.  На этот  раз
идут две девочки: Сьюзен Флархети и Катрина Баннерман.
   Рука Джонни  упала,  кружка стукнула об стол.  Баннерман,  сняв очки,
усердно тер стекла.
   - Ваша дочь тоже проходила мимо того места? О господи!
   Баннерман  снова  надел  очки.  Лицо  его  стало жестким и бледным от
гнева. И от  страха, подумал Джонни.  Но не перед  избирателями, которые
могут прокатить его  на выборах, и  не перед газетой  "Юнион лидер", где
могут еще раз  проехаться по адресу  туповатых полицейских штата  Мэн, а
из-за  того,  что  случись  его  дочке  пойти  сегодня  утром  одной   в
библиотеку...
   - И моя дочь тоже,  - тихо подтвердил Баннерман.  - Она, по-видимому,
прошла в каких-нибудь двадцати метрах от этого...  этого животного.  Те-
перь вы понимаете, каково мне?
   - Могу себе представить, - сказал Джонни.
   - Не уверен. У меня такое чувство, словно ступил ногой в пустую шахту
лифта. Или передал кому-то за столом грибы, а они оказались ядовитыми, и
человек умер. Меня будто вываляли в грязи. В дерьме. Не знаю, может, по-
этому я и решил позвонить вам.  Сейчас я готов на все,  только бы  взять
этого типа. На все.
   За окном  из снежной пелены,  словно какое-то чудовище из фильма ужа-
сов,  вдруг выползла гигантская оранжевая снегоочистительная машина. Ма-
шина остановилась,  на землю соскочили двое. Они пересекли дорогу, вошли
в ресторан и направились к стойке. Джонни допил чай. Аппетит у него сов-
сем пропал.
   - Так вот,  преступник опять садится на скамейку, - продолжал Баннер-
ман,  - но ненадолго.  Приблизительно в девять двадцать пять он  слышит,
как возвращаются из библиотеки Харрингтон и Логгинс. Он снова укрывается
за эстрадой. Приблизительно в девять двадцать пять, потому что пометку в
бланке библиотекарь сделал в девять восемнадцать.  В девять сорок пять в
библиотеку прошли мальчики из пятого класса.  Один из них вроде бы видел
какого-то типа за эстрадой.  Вот и весь портрет преступника,  которым мы
располагаем.  "Какой-то тип". Может, разослать это описание, как вы счи-
таете? "Обратите внимание на какого-то типа".
   Баннерман хмыкнул.
   - В девять пятьдесят пять моя дочь и ее подружка Сьюзен идут обратно.
И вот примерно в десять ноль пять появляется Мэри Кэт Хендрасен... одна.
Катрина и Сью столкнулись с ней на крыльце школы. Они поздоровались.
   - О господи, - пробормотал Джонни и нервно провел рукой по волосам.
   - И наконец десять тридцать. Трое пятиклассников возвращаются из биб-
лиотеки.  Один из них замечает что-то на эстраде.  Это Мэри Кэт. Ее ноги
оголены и залиты кровью, а лицо... лицо...
   - Успокойтесь, - Джонни положил руку ему на плечо.
   - Попробуй тут успокойся,  - сказал Баннерман. Он словно извинялся. -
Ничего подобного я не видел за все восемнадцать лет службы. Он изнасило-
вал девочку,  и уже одного этого хватило бы,  чтобы... убить ее... врач,
производивший экспертизу,  сказал,  что он так...  понимаете,  там такие
разрывы...  в общем,  это бы ее почти наверняка...  убило... но ему было
мало, и он задушил ее. Задушить девятилетнюю девочку и оставить... оста-
вить в таком виде...
   И тут по лицу Баннермана потекли слезы.  У стойки два парня из бридж-
тонской дорожной бригады говорили об играх  на  кубок.  Баннерман  опять
снял  очки и вытер лицо носовым платком.  Плечи у него тряслись.  Джонни
молча ковырял вилкой "чили".
   Наконец Баннерман спрятал носовой платок.  Глаза его стали  красными,
лицо без очков казалось каким-то беззащитным.
   - Вы уж меня простите, - сказал он. - Тяжелый день выдался.
   - Еще бы, - сказал Джонни.
   - Знал, что этим кончится, только вот думал: как-нибудь продержусь до
дому.
   - Слишком долго ждать.
   - У вас редкий дар понимать людей.  - Баннерман снова надел очки. - И
не только понимать.  В вас что-то есть.  Черт его знает,  что именно, но
что-то такое есть.
   - Какие у вас еще зацепки?
   - Да никаких. Верчусь как на сковородке, а полиция штата все раскачи-
вается. Вместе со специальным следователем генеральной прокуратуры и на-
шим любимчиком из ФБР.  Пока что экспертизой установлена группа  спермы,
но сейчас это нам ничего не дает.  Больше всего меня озадачивает отсутс-
твие волос или кожной ткани под ногтями жертв.  Он ни разу не обронил ни
пуговицы,  ни магазинного чека,  ровным счетом ничего. К нам тут приехал
спец по психам из Огасты - генеральный прокурор расстарался,  -  так  он
уверен,  что все эти типы рано или поздно выдают себя.  Чем не утешение.
Особенно если позже... если еще дюжина трупов прибавится.
   - Эта пачка из-под сигарет находится у вас?
   - Да.
   Джонни поднялся.
   - Ну так поехали.
   - В моей машине?
   Джонни прислушался к вою ветра и едва заметно улыбнулся.
   - В такой вечер,  - сказал он, - совсем не мешает проехаться в компа-
нии полицейского.

   Метель разбушевалась вовсю,  и дорога в Касл-Рок на машине Баннермана
отняла полтора часа.  В двадцать минут одиннадцатого они вошли в  вести-
бюль городского управления, оббили с ботинок снег.
   В коридоре  находилось несколько газетчиков,  они сидели под отврати-
тельным портретом одного из  местных  отцов-основателей  и  рассказывали
друг другу о своих вчерашних ночных бдениях. Баннерман и Джонни не успе-
ли глазом, моргнуть, как оказались в кольце.
   - Шериф, это правда, что в деле наметился сдвиг?
   - Мне нечего пока сказать, - устало отозвался Баннерман.
   - Говорят, вы посадили под арест кого-то из Оксфорда. Это правда, ше-
риф?
   - Нет. Дайте-ка нам, ребята, пройти...
   Но они уже переключились на Джонни,  и у того упало сердце,  когда он
узнал двух журналистов, которые были на пресс-конференции в больнице.
   - Разрази меня гром!  - воскликнул один из них. - Вы случайно не Джон
Смит?
   - Да, - сказал Джонни. - Он самый.
   - Экстрасенс, что ли? - спросил другой.
   - Дайте же нам пройти!  - повысил голос Баннерман.  - Вам что, делать
нечего, кроме как...
   - Судя по тому, как пишет "Инсайд вью", вы шарлатан, - сказал молодой
человек в меховом пальто. - Это правда?
   - На  это я могу вам ответить только одно:  "Инсайд вью" печатает то,
что находит нужным, - сказал Джонни. - Слушайте, нам...
   - Значит, вы не согласны с тем, что они написали?
   - Да мне, правда, нечего больше сказать.
   Не  успели  они  закрыть  за  собой  двери  с  матовыми стеклами, как
газетчики ринулись  к двум  телефонам-автоматам, висевшим  на стене близ
дежурки.
   - Да-а,  вляпались мы,  ничего не скажешь,  - огорчился Баннерман.  -
Клянусь богом, мне в голову не могло прийти, что они будут торчать здесь
в такую ночь. Надо было провести вас через заднюю дверь.
   - Чего уж там,  - с горечью отозвался Джонни,  - разве вы не  знаете,
что мы обожаем рекламу? Ради саморекламы мы и подаемся в экстрасенсы.
   - Сомневаюсь,  - сказал Баннерман.  - Во всяком случае,  не вы. Н-да,
опростоволосились. Теперь ничего не поделаешь.
   А Джонни мысленно уже видел газетные заголовки - пикантную добавку  к
недавно  забурлившей  похлебке:  ШЕРИФ  ИЗ КАСЛ-РОКА ПРИВЛЕКАЕТ МЕСТНОГО
ЭКСТРАСЕНСА К ДЕЛУ ОБ УДУШЕНИИ.  ЯСНОВИДЯЩИЙ ИДЕТ ПО СЛЕДУ  "НОЯБРЬСКОГО
УБИЙЦЫ". МОЕ ПРИЗНАНИЕ В МОШЕННИЧЕСТВЕ - ФАЛЬШИВКА, - ЗАЯВЛЯЕТ СМИТ.
   Перед входом в кабинет сидели два помощника шерифа; один дремал, дру-
гой пил кофе и с мрачным видом просматривал донесения.
   - Его что,  жена из дому выставила?  - раздраженно сказал  Баннерман,
кивая в сторону спящего.
   - Только что вернулся из Огасты,  - ответил помощник.  Это был совсем
еще мальчишка,  с ввалившимися от усталости глазами. Он с интересом пос-
мотрел на Джонни.
   - Джонни Смит.  Фрэнк Додд.  А этого спящего красавца зовут Роско Фи-
шер. Джонни кивнул в знак приветствия.
   - Роско говорит,  что генеральный прокурор затребовал дело,  - сказал
Додд  Баннерману. Вид у полицейского был возмущенно-задиристый и в то же
время растерянный. - Хорошенький подарочек к рождеству, правда?
   Баннерман слегка потрепал Додда по загривку.
   - Не надо так переживать, Фрэнк. И вообще ты чересчур усердствуешь.
   - Должно же что-нибудь выплыть из этих донесений... - Додд пожал пле-
чами и постучал пальцем по стопке бумаг. - Ну хоть что-нибудь.
   - Иди домой, Фрэнк, отдохни малость. И забери с собой эту спящую кра-
савицу. Не хватало, чтобы кто-то из репортеров щелкнул его сейчас. А на-
утро в газетах заголовок: "РАССЛЕДОВАНИЕ В КАСЛ-РОКЕ ИДЕТ ПОЛНЫМ ХОДОМ",
- и нас всех отправляют мести улицы.
   Баннерман провел Джонни в свой кабинет. Стол завален исписанными лис-
тами бумаги. На подоконнике - три фотографии: Баннерман, его жена и дочь
Катрина.  На стене - диплом в аккуратной рамке, а рядом, тоже в рамке, -
первая  полоса местной газеты "Колл" с сообщением о победе Баннермана на
выборах.
   - Кофе? - спросил Баннерман, отпирая бюро.
   - Нет, спасибо. Лучше еще чаю.
   - Миссис Цукерман бережет чай как зеницу ока,  - сказал Баннерман.  -
Каждый день, к сожалению, уносит его домой. Могу предложить тоник, толь-
ко нам придется еще раз пройти сквозь строй,  чтобы добраться до автома-
та. Хоть бы они разошлись по домам.
   - Ничего, я обойдусь.
   Баннерман принес небольшой запечатанный конверт.
   - Вот, - сказал он и, помедлив, протянул его Джонни.
   Джонни взял конверт, но не спешил открывать.
   - Надеюсь, вы понимаете - никаких гарантий. Я не могу ничего обещать.
Иногда получается, иногда нет.
   Баннерман лишь устало передернул плечами и повторил:
   - Волков бояться - в лес не ходить.
   Джонни вскрыл конверт и вытряхнул на ладонь пустую пачку  "Мальборо".
Красно-белую пачку.  Он держал ее в левой руке и смотрел на стену. Серая
стена.  Обычная серая стена.  Красно-белая пачка.  Обычная  красно-белая
пачка. Он переложил пачку в другую руку, потом зажал ее в обеих ладонях.
Он ждал,  ждал хоть какого-нибудь видения. Ничего.  Он продолжал сжимать
пачку, надеясь на чудо, словно забыв, что если образы возникают, то воз-
никают тотчас же.
   Наконец Джонни возвратил пачку.
   - Увы, - сказал он.
   - Не вышло?
   - Нет.
   Раздался громкий стук в дверь,  и показалась голова Роско Фишера.  Он
выглядел сконфуженным.
   - Джордж,  мы с Фрэнком идем по домам.  Не знаю даже, как это я выру-
бился.
   - Надеюсь, в патрульной машине с тобой этого не случится, сказал Бан-
нерман. - Передай привет Дине.
   - Обязательно.
   Фишер бросил взгляд на Джонни и прикрыл дверь.
   - Ну что ж,  - сказал Баннерман.  - Во всяком случае,  попробовали. Я
отвезу вас...
   - Я бы хотел осмотреть парк, - перебил его Джонни.
   - Бессмысленно. Там снегу по колено.
   - Но вы сможете найти то место?
   - Еще бы. Но что это нам даст?
   - Не знаю. И все же давайте сходим.
   - За нами увяжутся газетчики. Как дважды два четыре.
   - Вы говорили, что есть задняя дверь.
   - Есть. Аварийный выход. Проникнуть через него в здание можно, но ес-
ли выбираться этим путем, сработает сигнализация. Джонни присвистнул.
   - Что же, пусть увязываются.
   Несколько секунд  Баннерман  испытующе смотрел на него и наконец кив-
нул.
   - Идемте.
   Как только они вышли из кабинета, репортеры вскочили с мест и окружи-
ли  их.  Джонни вдруг вспомнилась ветхая конура в Дареме,  где чудаковая
старуха держала своих колли. Если кто шел мимо с удочкой, собаки выбега-
ли навстречу и нагоняли страху.  Они даже и не кусались,  просто хватали
за ноги.
   - Вы знаете, Джонни, кто это?
   - Есть идеи?
   - Как насчет биотоков, мистер Смит?
   - Это вам, шериф, пришла мысль пригласить экстрасенса?
   - Шериф Баннерман,  об этом знают полиция штата и генеральный  проку-
рор?
   - Джонни, вы надеетесь раскрыть это дело?
   - Шериф,  вы  его  уже оформили своим помощником?
   На  ходу  застегивая  куртку,   Баннерман  медленно,  но   решительно
пробивал себе дорогу.
   - Мне нечего пока сказать. Нечего.
   Джонни отмалчивался.
   Пока репортеры толпились в вестибюле, Джонни с Баннерманом спустились
по заснеженным ступенькам.  Они обошли машину шерифа и начали переходить
улицу;  тут кто-то из репортеров сообразил,  что они направляются в  го-
родской  парк.  Несколько  человек бросились обратно за верхней одеждой.
Те,  кто был уже в пальто, гурьбой, галдя, как школьники, скатились вниз
по лестнице.

   В снежной  мгле  мелькали огни.  Ветер с воем швырял им в лицо хлопья
снега.
   - Ни черта вы здесь не разглядите,  - сказал Баннерман. - Вы... тьфу,
пропасть!  -  Репортер в толстой шубе и нелепом берете налетел на него и
едва не сшиб с ног.
   - Извините, шериф, - пробормотал он, - забыл галоши. А тут скользко.
   Впереди из темноты выплыла желтая нейлоновая веревка,  протянутая над
землей.  На веревке раскачивалась табличка с надписью: ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАСС-
ЛЕДОВАНИЕ.
   - Голову вы тоже забыли,  - сказал Баннерман.  - А ну-ка, осадите все
назад! Назад, кому говорю!
   - Парк - общественная собственность, шериф - крикнул кто-то из газет-
чиков.
   - Пусть так,  но здесь ведется расследование. Так что стойте лучше за
ограждением, не то вам придется провести ночь в кутузке.
   Он посветил  фонариком,  а затем приподнял веревку,  чтобы Джонни мог
пройти.  Они двинулись вниз по склону к заваленным снегом скамейкам. По-
зади  сгрудились  репортеры,  светя фонариками,  так что Джонни и Джордж
Баннерман шли как бы в полосе тусклого света.
   - Снег прямо в глаза, - сказал Баннерман.
   - Все равно пока не на что смотреть, - отозвался Джонни.
   - П о к а  не на что. Я   уже  говорил Фрэнку, чтобы он снял веревку.
Хорошо, у него до этого руки не дошли. Хотите подойти к эстраде?
   - Потом. Покажите, где валялись окурки.
   Они прошли еще немного, и Баннерман остановился.
   - Здесь, - сказал он и осветил выпиравшую снежным горбом скамейку.
   Джонни снял перчатки, сунул их в карманы пальто и, опустившись на ко-
лени, начал сметать снег с сиденья. Баннермана вновь поразило его лицо -
изможденное, бледное. Сейчас он напоминал истового богомольца.
   Руки у Джонни озябли,  почти онемели. Снег под ладонями таял. Наконец
он добрался до выщербленной, рассохшейся древесины. И все вдруг предста-
вилось ему отчетливо,  будто сквозь увеличительное стекло. Когда-то ска-
мейка была зеленого цвета,  но со временем краска облупилась и стерлась.
Два ржавых стальных болта скрепляли сиденье со спинкой.
   Он сжал сиденье обеими руками,  и тут на него нахлынуло что-то необъ-
яснимое - никогда прежде это не ощущалось столь остро,  и лишь еще раз с
ним случится подобное.  Изо всех сил он сжимал скамейку и, наморщив лоб,
неотрывно смотрел на нее. Это была...
   (ЛЕТНЯЯ СКАМЕЙКА)
   Сколько сотен  людей  сидело  на ней,  слушая "Боже,  храни Америку",
"Звезды и полосы" ("НЕ ОБИЖАЙ СВОИХ ДРУЗЕЙ С ПЕРЕПОНЧАТЫМИ ЛАПКАМИ...  У
ЭТОЙ  УТКИ  НАВЕРНЯКА ЕСТЬ ДЕ-ЕЕ-ТОЧКИ...") или боевой марш в исполнении
каслрокских "Пантер"?  Зеленая листва,  легкая осенняя дымка - она будит
воспоминания о летящей мякине,  о людях,  орудующих вилами в тусклых су-
мерках.  Буханье большого барабана.  Мягкое звучание  золоченых  труб  и
тромбонов.  Школьники-оркестранты в униформе...
   (У ЭТОЙ УТКИ... НАВЕРНЯКА... ЕСТЬ ДЕТОЧКИ...)
   Сидит беззаботная публика,  слушает, аплодирует, в руках у всех прог-
раммки, изготовленные в художественной мастерской местной школы.
   В то утро здесь сидел убийца. Джонни  о с я з а л  е г о.
   На  сером  небе,  предвещающем  снег,  вырисовываются  черные   ветви
деревьев, похожие на руки. Я (он) сижу здесь, дымлю сигаретой, жду,  мне
хорошо, как будто я (он) могу перемахнуть через высочайшую крышу мира  и
мягко приземлиться на  обе ноги. Мурлычу  песенку. Что-то из  репертуара
"Роллинг-стоунз". Не  могу понять,  но совершенно  ясно, что  все... что
все...?
   Отлично. ВСЕ ОТЛИЧНО, КРУГОМ ВСЕ СЕРОЕ, ВОТ-ВОТ ПОЙДЕТ СНЕГ, И Я...
   - Хитрый, - пробормотал Джонни. - Я очень хитрый.
   Баннерман наклонился к нему, силясь разобрать слова  сквозь завывания
ветра.
   - Хитрый, - повторил Джонни. Он поднял глаза на шерифа, и тот неволь-
но попятился.  Взгляд у Джонни был холодный и какой-то  жесткий.  Темные
волосы  взлетели,  открывая побелевшее лицо,  ветер со стоном уносился в
ночное небо. Руки Джонни, казалось, были приварены к скамейке.
   - Я ДЬЯВОЛЬСКИ ХИТРЫЙ,  - отчетливо сказал он. На губах его появилась
торжествующая улыбка.  Глаза смотрели сквозь Баннермана. И Баннерман по-
верил.  Такое нельзя сыграть или подстроить. Но самое страшное... Джонни
напоминал ему кого-то. Улыбка... интонации... Джонни Смит исчез, остался
один силуэт.  За ничего не выражающими чертами стояло совсем близко дру-
гое лицо. Лицо убийцы.
   Лицо человека, которого Баннерман  з н а л.
   - Ни за что не поймаете.  Всех перехитрю. - У Джонни вырвался смешок,
самодовольный,  издевательский. - Я всякий раз надеваю его, и как они ни
царапайся...  и ни кусайся... ничего не останется... а все потому, что я
очень хитрый!  - Его голос сорвался на торжествующий диковатый визг, ко-
торый мог поспорить с ветром,  и Баннерман отступил на шаг. По спине его
пробежал озноб.
   ХВАТИТ, говорил он про себя. ХВАТИТ, СЛЫШИШЬ?
   Джонни перегнулся через скамейку.
   (СНЕГ. ТИХИЙ, БЕЗОТВЕТНЫЙ СНЕГ...)
   (ОНА ЗАЩЕМИЛА МНЕ ЭТО МЕСТО ПРИЩЕПКОЙ,  ЧТОБЫ Я ЗНАЛ. ЗНАЛ, КАК БЫВА-
ЕТ,  КОГДА ЗАРАЗИШЬСЯ. ОТ КАКОЙ-НИБУДЬ ДЕВКИ. ПОТОМУ ЧТО ВСЕ ОНИ ГРЯЗНЫЕ
ПОТАСКУХИ,  И ИХ НАДО ОСТАНОВИТЬ,  СЛЫШИШЬ, ОСТАНОВИТЬ, СЛЫШИШЬ, ОСТАНО-
ВИТЬ, ОСТАНОВИ ИХ, ОСТАНОВИ, ОСТАНОВИ - О БОЖЕ, ЭТОТ СТОП-ЗНАК!..)
   Сейчас он ребенок.  Он идет в школу по тихому,  безответному снегу. И
вдруг из клубящейся белизны вырастает человек,  ужасный человек, ужасный
черный ухмыляющийся человек, с глазами, сверкающими как две монеты, одна
его рука в перчатке,  а в руке красный СТОП-ЗНАК...  Он!.. Это он!.. Это
он!
   (БОЖЕ, БОЖЕНЬКА...  СПАСИ МЕНЯ ОТ НЕГО... МАМОЧКА, СПАСИ-ИИ-И МЕНЯ ОТ
НЕГО...)
   Джонни вскрикнул  и рухнул рядом со скамейкой,  прижимая ладони к ще-
кам.  Перепуганный насмерть Баннерман присел возле него на корточки. Ре-
портеры за ограждением зашумели, задвигались.
   - Джонни! Довольно! Слышите, Джонни...
   - Хитрый,  - пробормотал Джонни. Он поднял на Баннермане глаза, в ко-
торых читались боль и страх.  Мысленно он еще видел эту черную фигуру  с
блестящими глазами-монетами, вырастающую из снежной круговерти. Он чувс-
твовал тупую боль в паху от прищепки, которой мать мучила убийцу в детс-
тве. Нет, тогда он еще не был ни убийцей, ни животным, не был ни соплей,
ни кучей дерьма, как однажды обозвал его Баннерман, он был просто обезу-
мевшим от страха мальчишкой с прищепкой на... на...
   - Помогите мне встать, - пробормотал Джонни.
   Баннерман помог ему подняться.
   - Теперь эстрада, - сказал Джонни.
   - Не стоит. Нам лучше вернуться.
   Джонни высвободился из его руки и как слепой  двинулся,  пошатываясь,
по  направлению  к эстраде - она огромной круглой тенью маячила впереди,
как склеп. Баннерман догнал Джонни.
   - Кто он? Вы знаете кто?
   - Под ногтями у жертв не обнаружено кожной ткани,  потому что на  нем
был плащ,  - сказал Джонни,  с трудом переводя дыхание. - Плащ с капюшо-
ном.  Скользкий прорезиненный плащ. Посмотрите донесения. Посмотрите до-
несения, и вы увидите. В те дни шел дождь или снег. Да, они царапали его
ногтями. И сопротивлялись. Еще как. Но пальцы у них соскальзывали.
   - Кто он, Джонни? Кто?
   - Не знаю. Но узнаю.
   Он споткнулся о ступеньку лестницы,  которая вела на эстраду, потерял
равновесие и наверняка упал бы,  не подхвати его Баннерман под руки. Они
стояли на помосте. Благодаря конической крыше снега здесь почти не было,
только слегка припорошило.  Баннерман посветил фонариком, а Джонни опус-
тился на четвереньки и медленно пополз вперед.  Руки  у  него  сделались
багровыми. Они казались Баннерману похожими на сырое мясо.
   Внезапно Джонни остановился и замер, точно собака, взявшая след.
   - Здесь, - пробормотал он. - Он сделал это здесь.
   И  вдруг  нахлынуло:  лица,  ощущения,  фактура  вещей.   Нарастающее
возбуждение,  вдвойне   острое  оттого,   что  могут   увидеть.  Девочка
извивается,  пытается  кричать.  Он  закрывает  ей рот рукой в перчатке.
Чудовищное возбуждение. ГДЕ ВАМ  ПОЙМАТЬ МЕНЯ - Я  ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА. НУ
КАК, МАМОЧКА, ЭТА ГРЯЗЬ СОЙДЕТ ДЛЯ ТЕБЯ?
   (Треск разрываемой одежды.  Что-то теплое,  мокрое.  Кровь?  Семенная
жидкость? Моча?)
   Джонни дрожал всем телом.  Волосы закрыли глаза.  ЕГО ЛИЦО. СВЕДЕННОЕ
СУДОРОГОЙ  ЛИЦО,  В ОБРАМЛЕНИИ КАПЮШОНА...  ЕГО (МОИ) РУКИ СОЕДИНЯЮТСЯ В
МОМЕНТ ОРГАЗМА НА ШЕЕ ЖЕРТВЫ И СЖИМАЮТ... СЖИМАЮТ... СЖИМАЮТ...
   Видение стало ослабевать,  и сила ушла из рук. Он упал ничком и расп-
ростерся на сцене, сотрясаясь от рыданий. Баннерман тронул его за плечо,
Джонни вскрикнул и рванулся в сторону с перекошенным от страха лицом. Но
мало-помалу напряжение спадало. Он ткнулся головой в низкую балюстраду и
закрыл глаза.  По телу пробегали судороги,  как это бывает у гончих.  На
пальто и брюки налип снег.
   - Я знаю, кто это сделал, - сказал он.

   Через пятнадцать минут Джонни сидел в кабинете Баннермана, раздевшись
до белья и вплотную придвинувшись к портативному  обогревателю.  Он  был
по-прежнему весь какой-то озябший и жалкий, но дрожь прекратилась.
   - Может, все-таки выпьете кофе?
   Джонни покачал головой.
   - Организм не принимает.
   - Послушайте, - Баннерман сел на стул, - вы в самом деле что-то узна-
ли.
   - Я знаю,  кто их убил.  Все равно рано или поздно  поймали  бы  его.
Просто он ближе,  чем вы ищете.  Вы даже видели его в этом плаще,  таком
блестящем, наглухо застегнутом. Он по утрам пропускает детей через доро-
гу. Он поднимает стоп-знак, чтобы дети могли перейти улицу.
   Баннерман смотрел на него как громом пораженный.
   - Вы имеете в виду Фрэнка? Фрэнка Додда? Вы с ума сошли!
   - Да, это Фрэнк Додд, - подтвердил Джонни. - Он убил их всех.
   У Баннермана было такое лицо,  будто он не знал,  рассмеяться ему или
огреть Джонни чем-нибудь.
   - Чушь собачья,  - произнес он наконец. - Фрэнк Додд - отличный поли-
цейский. И отличный парень. В ноябре будущего года он вполне может стать
кандидатом в начальники городской полиции, и он займет этот пост с моего
благословения.  - На лице Баннермана появилась улыбка, усталая и презри-
тельная.  - Фрэнку двадцать пять лет.  По-вашему выходит, он начал зани-
маться этим скотством в девятнадцать.  У него больная мать - гипертония,
щитовидка,  начальная стадия диабета. Они ведут очень тихий образ жизни.
Словом, Джонни, вы попали пальцем в небо. Фрэнк Додд не может быть убий-
цей. Даю голову на отсечение.
   - Между убийствами был перерыв в три года,  - сказал  Джонни.  -  Где
тогда находился Фрэнк Додд? Он был в городе?
   - Ну вот что, хватит! Вы были недалеки от истины, когда говорили, что
не очень-то многое можете. Ваше имя, считайте, уже в газетах, но это еще
не значит,  что я должен выслушивать,  как вы поносите должностное лицо,
достойного человека, которого я...
   - Человека,  которого вы считаете своим сыном, - невозмутимо закончил
Джонни.
   Баннерман стиснул зубы, кровь отхлынула от его раскрасневшихся на хо-
лоде щек. Его словно ударили ниже пояса. Затем он взял себя в руки, лицо
его превратилось в маску.
   - Убирайтесь  отсюда,  - сказал он.  - Попросите кого-нибудь из ваших
дружков-газетчиков  отвезти  вас  домой.  По  дороге   можете   устроить
пресс-конференцию.  Но  клянусь богом,  господом богом клянусь,  если вы
упомянете имя Фрэнка Додда, я отыщу вас и переломаю кости. Понятно?
   - Ну да, мои дружки-газетчики! - заорал вдруг Джонни. - Еще бы! Вы же
видели, как я спешил удовлетворить их любопытство? Как я позировал перед
объективами в расчете на выигрышный снимок?  Как я по буквам диктовал им
свое имя во избежание ошибки?
   Баннерман несколько оторопел, но потом его лицо вновь стало жестким.
   - Сбавьте-ка тон.
   - Сбавить?  Черта с два!  - продолжал Джонни еще громче и пронзитель-
нее.  - Вы кажется, забыли, кто кому позвонил! Так я вам напомню. Это вы
позвонили мне. А то видели бы вы меня здесь!
   - Это еще не значит...
   Джонни приблизился к Баннерману, нацелив в него, как пистолет, указа-
тельный палец;  он был гораздо ниже и намного легче  Баннермана,  однако
тот попятился - точно так же, как там, в парке.
   Щеки у Джонни побагровели. Зубы оскалились.
   - Вы правы. То, что вы позвонили мне, ровным счетом ничего не значит,
- сказал он.  - Просто вы не хотите,  чтобы им оказался Додд.  Пусть это
будет кто-то другой,  тогда мы,  возможно, почешемся, лишь бы не старина
Фрэнк Додд.  Еще бы,  Фрэнк - перспективный парень,  Фрэнк -  заботливый
сын,  Фрэнк смотрит в рот старому доброму шерифу Джорджу Баннерману. Ах,
да чем наш Фрэнк не мученик, снятый с креста! Правда, иногда он насилует
и душит пожилых женщин и девочек,  и, между прочим, Баннерман, среди них
могла быть ваша дочь.  Неужели вы не понимаете,  что среди них могла  бы
быть ваша...
   Баннерман ударил его. В последний миг он придержал руку, но все равно
удар вышел достаточно сильным;  Джонни отлетел и,  зацепившись за  ножку
стула,  растянулся на полу.  Печатка выпускника высшей полицейской школы
до крови расцарапала ему щеку.
   - Сам напросился, - сказал Баннерман, но это прозвучало не очень убе-
дительно.  До него дошло, что первый раз в жизни он поднял руку на чело-
века неполноценного или почти неполноценного.
   В голове у Джонни поплыло и зазвенело. Голос казался чужим, как будто
за него говорил доктор или актер во второразрядном фильме:
   - На  вашем месте я стал бы на колени и возблагодарил господа бога за
то,  что убийца не оставил никаких следов.  Иначе при вашем отношении  к
Додду  вы бы закрыли на все глаза.  И до конца жизни чувствовали бы свою
вину за смерть Мэри Кэт Хендрасен, будучи пособником убийцы.
   - Это гнусная ложь,  - произнес Баннерман, тщательно выговаривая каж-
дое  слово.  - Я арестовал бы родного брата,  окажись он этим человеком.
Поднимайтесь.  И простите,  что я вас ударил.  Он помог Джонни встать на
ноги и осмотрел царапину на щеке.
   - Сейчас я возьму аптечку и смажу йодом.
   - Бог с ней, с царапиной, - сказал Джонни. Голос его звучал спокойно.
- Не надо было выводить вас из себя. Сам виноват. Меня тоже занесло.
   - Поверьте,  это не может быть Фрэнк.  Насчет того,  что вы  любитель
рекламы,  я погорячился.  Только ваши биоволны, или выходы в астрал, или
как они там называются, на этот раз сбили вас с толку.
   - А вы проверьте, - сказал Джонни. Он смотрел Баннерману прямо в гла-
за, не давая ему отвести взгляд. - Проверьте, докажите, что я не прав. -
Он сглотнул слюну.  - Сравните время и даты убийств с  его  дежурствами.
Это можно сделать?
   - Все графики дежурств за последние четырнадцать - пятнадцать лет на-
ходятся в том шкафу, - сказал Баннерман через силу. - Да, это можно сде-
лать.
   - Так сделайте.
   - Мистер... - Баннерман остановился. - Джонни, если бы вы знали Фрэн-
ка,  вы бы посмеялись над своими подозрениями.  Честное слово. Не верите
мне, спросите у кого угодно...
   - Если я не прав, я с радостью признаю свою ошибку.
   - Это невозможно, - буркнул Баннерман, однако направился к шкафу, где
хранились старые графики, и отпер дверцу.

   Прошло два часа. Было около часа ночи. Джонни позвонил отцу и сказал,
что  переночует  где-нибудь  в  Касл-Роке;  метель уже завывала на одной
пронзительной ноте, и ехать назад было небезопасно.
   - Что нового? - спросил Герберт. - Можешь сказать?
   - Пожалуй, это не телефонный разговор.
   - Ладно, Джонни. Ты там не слишком переутомляйся.
   - Постараюсь.
   Но он уже переутомился.  Он устал больше,  чем уставал,  проходя курс
физиотерапии под наблюдением Эйлин Мэноун.  Симпатичная женщина, подумал
он ни с того ни с сего. Симпатичная и душевная. Такой, во всяком случае,
она  была,  пока я не сказал ей,  что у нее дома пожар.  После этого она
стала отчужденной и настороженной.  Да, она была благодарна, но... разве
она еще хоть раз прикоснулась ко мне?  А в самом деле, прикоснулась? Ка-
кое там... И с Баннерманом произойдет то же самое, когда все будет поза-
ди.  Печально. Он ведь тоже неплохой человек. Просто людям становится не
по себе рядом с человеком, которому достаточно потрогать вещь, чтобы все
узнать о ее владельце.
   - Это еще ничего не доказывает, - послышался голос Баннермана. Он го-
ворил с вызовом,  как разобиженный мальчик,  и у Джонни возникло сильное
желание сграбастать его и тряхнуть так, чтобы зубы лязгнули. Но на это у
него не было сил.
   Они изучали таблицу, которую Джонни набросал на обратной стороне акта
о списании устаревшей аппаратуры для радиоперехвата. Возле стола Баннер-
мана были в беспорядке свалены семь или восемь картонных коробок со ста-
рыми карточками, а в ящике для входящих и исходящих бумаг стояли карточ-
ки с графиками дежурств Фрэнка Додда за все время его службы в  полиции.
Таблица выглядела следующим образом:

   УБИЙСТВА                         ФРЭНК ДОДД

   Альма Фречет (официантка)        Дежурство на Главной улице.
   15.00 12.11.70                   Пост в гавани

   Полина Тусейкер 10.00 17.11.71   Свободен от службы

   Черил Моуди (школьница)          Свободен от службы
   14.00 16.12.71

   Кэрол Данбаргер (студентка)      Двухнедельный отпуск
   ? 11.74

   Этта Рингголд (учительница)      Патрулирование
   29 (?) 10.75

   Мэри Кэт Хендрасен               Свободен от службы
   10.10 17.12.75

   ВРЕМЯ СМЕРТИ УКАЗАНО ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО,  НА ОСНОВАНИИ ЗАКЛЮЧЕНИЯ  ЭКС-
ПЕРТИЗЫ.
   - Вы правы, это еще ничего не доказывает, - согласился Джонни. - Но и
не снимает с него подозрения.
   Баннерман ткнул пальцем в таблицу.
   - Когда была убита мисс Рингголд, он нес службу.
   - Положим, что так. Если только она действительно была убита двадцать
девятого октября. Хотя это могло случится и двадцать восьмого и двадцать
седьмого.  А что, если он даже нес службу? Кому придет в голову подозре-
вать полицейского?
   Баннерман пристально изучал таблицу.
   - Ну а как обстоит дело с интервалом?  - спросил Джонни. - С интерва-
лом в три года?
   - В семьдесят третьем - семьдесят  четвертом  годах  Фрэнк  находился
здесь при исполнении служебных обязанностей, - сказал Баннерман, переби-
рая карточки. - Вы же видите.
   - Как знать, может быть, в ту зиму у него не было вспышки активности.
Такое бывает, насколько нам известно.
   - Насколько нам известно,  нам ничего не известно,  - отрезал Баннер-
ман.
   - А как насчет семьдесят второго?  Конца семьдесят второго  -  начала
семьдесят третьего? В картотеке ничего нет по этому периоду. Он что, был
в отпуске?
   - Нет,  - сказал Баннерман.  - Фрэнк и еще один парень по  имени  Том
Харрисон  слушали  курс  "О местном судопроизводстве" на отделении Коло-
радского университета в Пуэбло.  Курс рассчитан на два месяца.  Фрэнк  с
Томом пробыл там с пятнадцатого октября и почти до рождества. Фрэнк чуть
было не отказался ехать, боясь оставить мать дома одну. Честно говоря, я
думаю, это она убеждала его остаться. Но я уговорил Фрэнка. Он рассчиты-
вал сделать карьеру по нашему ведомству, а при этом совсем неплохо иметь
в активе университетский курс.  Помнится, когда они вернулись в декабре,
Фрэнк выглядел ужасно - перенес вирусное заболевание.  Похудел на  двад-
цать фунтов.  Он сказал,  что никто в тех молочных краях не готовит так,
как его мамочка.
   Баннерман умолк. Видимо, что-то в этом рассказе смутило его самого.
   - Он взял недельный отпуск по болезни на  время  школьных  каникул  и
только после этого немного отошел, - закончил Баннерман, словно оправды-
ваясь.  На службу вышел не позднее пятнадцатого января. Можете проверить
по картотеке.
   - Нет необходимости.  Так же, как нет необходимости говорить вам, ка-
ким будет ваш следующий шаг.
   - Вы правы,  - сказал Баннерман,  опуская глаза.  - Я говорил, что вы
неплохо соображаете в нашем деле. Вероятно, я и сам не понимал, насколь-
ко был прав. Или не хотел понимать.
   Он снял телефонную трубку и извлек из  нижнего  ящика  стола  толстый
справочник в простом синем переплете. Листая справочник, он бросил:
   - Здесь  есть телефон любого шерифа в любом графстве Соединенных Шта-
тов.
   Баннерман нашел нужный номер и набрал его.
   Джонни поерзал на стуле.
   - Алло,  - сказал Баннерман.  - Управление шерифа в Пуэбло?... С вами
говорит  Джордж  Баннерман,  шериф графства Касл в западном Мэне...  Да,
именно так,  штат Мэн.  Простите, с кем я говорю?.. Так вот, полицейский
Тейлор,  ситуация следующая. У нас тут произошла серия убийств - изнаси-
лования с удушением,  шесть случаев за последние пять лет. Все они имели
место в конце осени или в самом начале зимы. Мы... - Он поднял на Джонни
страдальческий,  беспомощный взгляд, затем снова опустил глаза. - Мы по-
дозреваем  человека,  который  находился в Пуэбло с пятнадцатого октября
по...  гм...  семнадцатое декабря семьдесят второго года, если не ошиба-
юсь.  Я хотел бы знать,  числится ли в ваших журналах за этот период не-
раскрытое убийство - жертва женского пола,  любого возраста, изнасилова-
на,  причина смерти - удушение.  Далее, если такое преступление было со-
вершенно и вы взяли пробу спермы, я хотел бы знать ее группу. Что?.. Хо-
рошо. Благодарю... Я буду ждать. До свидания.
   Он повесил трубку.
   - Сейчас он проверит,  кто я такой,  затем пройдется по журналу и пе-
резвонит мне. Хотите чашечку... ах да, вы же не пьете.
   - Нет,  - сказал Джонни. - Я выпью воды.
   Он наполнил бумажный стаканчик. Буран выл и барабанил в стекла.
   За его спиной раздался виноватый голос Баннермана:
   - Ладно,  чего там. Вы правы. Я бы не отказался от такого сына. Когда
моя жена рожала Катрину,  пришлось делать  кесарево.  Ей  больше  нельзя
иметь детей, врач сказал, что это убьет ее. Тогда ей перевязали трубы, а
я сделал вазектомию. Для страховки.
   Джонни подошел к окну и долго стоял со стаканчиком в руке,  вглядыва-
ясь в темноту.  Кроме снега, смотреть было не на что, но он не мог обер-
нуться,  иначе Баннерман сломался бы окончательно. Не нужно быть экстра-
сенсом, чтобы почувствовать это.
   - Отец  Фрэнка работал на железнодорожной ветке Бостон - Мэн.  Погиб,
когда мальчику было лет пять.  Пьяный полез сцеплять вагоны, и его буфе-
рами... в лепешку. Фрэнк остался единственным мужчиной в доме. Роско ут-
верждает, что у него в школе была девочка, но миссис Додд быстро это де-
ло поломала.
   НИЧЕГО УДИВИТЕЛЬНОГО,  подумал Джонни. ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ МОГЛА... ПРИ-
ЩЕПКОЙ...  СОБСТВЕННОГО СЫНА...  ТАКАЯ НИ ПЕРЕД ЧЕМ НЕ ОСТАНОВИТСЯ. ТОЖЕ
ХОРОШАЯ ПСИХОПАТКА.
   В шестнадцать лет он пришел ко мне и спросил, не возьмут ли его поли-
цейским на полставки.  Сказал, что с детства ни о чем другом не мечтает.
Мне он сразу понравился.  Я оставил его при себе и платил из своего кар-
мана. Платил, сами понимаете, сколько мог, но он не жаловался. Готов был
вкалывать  задаром.  За месяц до окончания школы подал рапорт с просьбой
перевести его на полную ставку, однако в тот момент у нас не было вакан-
сий.  Тогда он устроился где-то на временную работу,  а по вечерам ездил
на лекции для полицейских в Горемский университет.  Похоже,  что Додд  и
тут  пыталась все поломать - не хотела оставаться дома одна,  но на этот
раз Фрэнк уперся...  не без моей поддержки.  Мы взяли его к себе в  июле
семьдесят первого года,  и с тех пор он у нас... Вот вы мне говорите та-
кое, а я как вспомню, что Катрина была там вчера утром, что она прошла в
двух шагах от того человека... для меня это все равно что кровосмешение.
Фрэнк бывал у нас в доме,  ел с нами за одним столом, раза два мы остав-
ляли на него маленькую Кэти...  а вы говорите...
   Джонни повернулся. Баннерман снял очки и вытирал глаза.
   - Если вам и вправду дано все это видеть,  мне жаль вас.  Бог  создал
вас уродцем вроде коровы с двумя головами - показывали такую на ярмарке.
Простите. Зря я вас так.
   - В Библии сказано, что бог равно любит все свои создания, - отозвал-
ся Джонни. Голос у него слегка дрожал.
   - Ну-ну,  - кивнул Баннерман, потирая переносицу. - Оригинально же он
решил продемонстрировать это, вы не находите?
   Спустя  минут  двадцать  зазвонил  телефон,  и  Баннерман быстро снял
трубку. Сказал два-три слова. Потом  долго слушал. И старел у  Джонни на
глазах. Положив трубку, он молча смотрел на Джонни.
   - Двенадцатого ноября семьдесят второго года, - выдавил он наконец. -
Студентка.  Ее нашли в поле у шоссе. Анна Саймонс. Изнасилована и удуше-
на.  Двадцать три года.  Группа спермы не установлена. И все же, Джонни,
это еще ничего не доказывает.
   - Не думаю,  что вам действительно нужны дополнительные доказательст-
ва,  - сказал Джонни. - Поставьте его перед фактами, и он во всем созна-
ется.
   - А если нет?
   Джонни припомнил свое видение у скамейки.  Оно налетело на него с бе-
шеной скоростью,  словно смертоносный бумеранг. Ощущение рвущейся ткани.
И сладкая,  ноющая боль,  воскресившая в памяти боль от прищепки.  Боль,
которая искупала все.
   - Заставите его спустить штаны, - сказал Джонни.

   Репортеры еще толпились в вестибюле. Едва ли они ожидали развязки или
по крайней мере неожиданного поворота в деле.  Просто дороги из-за снега
стали непроезжими.
   - Вы уверены, что приняли наилучшее решение? - Ветер отшвыривал слова
Джонни куда-то в сторону. Разболелись ноги.
   - Нет,  - ответил Баннерман просто. - Но думаю, что вам надо быть при
этом.  Думаю, Джонни, будет лучше, если он посмотрит вам в глаза. Пошли,
Додды живут всего в двух кварталах отсюда.
   Они шагнули в снежный буран - две тени в  капюшонах.  Под  курткой  у
Баннермана был пистолет. Наручники он пристегнул к ремню. Они и квартала
не прошли по глубокому снегу,  а Джонни уже начал  сильно  прихрамывать,
хотя и не сказал ни слова.
   Но Баннерман заметил. Они остановились в дверях касл-рокского транса-
гентства.
   - Что с вами, дружище?
   - Ничего, - сказал Джонни. Ну вот, теперь и голова заболела.
   - Что значит "ничего"? Глядя на вас, можно подумать, что у вас слома-
ны обе ноги.
   - Когда я вышел из комы, врачам пришлось их прооперировать. Атрофиро-
вались мышцы.  Начали таять, как выразился доктор Браун. И суставы стали
ни к черту. Все, что можно, заменили синтетикой...
   - Это как тому типу, которого отремонтировали за шесть миллионов?
   Джонни подумал об аккуратной стопке больничных счетов в верхнем ящике
бюро у них дома.
   - Что-то в этом роде.  Когда я долго на ногах, они у меня деревенеют.
Вот и все.
   - Хотите, вернемся?
   - ЕЩЕ БЫ НЕ ХОТЕТЬ, - ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ И НАЧИСТО ЗАБЫТЬ ОБ ЭТОМ КОШМА-
РЕ.  И ЗАЧЕМ ПРИЕХАЛ?  РАСХЛЕБЫВАЕШЬ ЗА НЕГО ВСЕ ЭТО, И ТЕБЯ ЖЕ НАЗЫВАЮТ
КОРОВОЙ С ДВУМЯ ГОЛОВАМИ.
   - Нет, мне уже лучше, - сказал Джонни.
   Они  вышли  из  дверей,  ветер  подхватил  их  и попытался метнуть по
желобу пустынной  улицы. Они  с трудом  продвигались, в  лицо им светили
облепленные снегом фонари, гнувшиеся  под напором ветра. Они  свернули в
боковую  улочку  и  миновали  пять  домов;  перед аккуратной двухэтажной
коробкой  Баннерман  остановился.  Подобно  соседним,  она  была наглухо
закрыта и погружена в темноту.
   - Вот этот дом,  - сказал Баннерман каким-то бесцветным голосом.  Они
перебрались  через наметенные перед крыльцом сугробы и поднялись по сту-
пенькам.

   Пока Баннерман барабанил в дверь,  Джонни, превозмогая боль, пересту-
пал с ноги на ногу и думал о том,  что эта ночь никогда не кончится. Она
будет тянуться и тянуться и наметет сугробы,  которые,  рухнув, погребут
всех под собой. Минут через пять дверь отворилась.
   Генриетта Додд оказалась женщиной необъятных размеров - настоящая го-
ра плоти.  Джонни впервые видел человека столь отталкивающей и болезнен-
ной внешности. Желтовато-серая кожа. Ящероподобные ручки в сыпи, похожей
на экзему.  Узкие щелочки глаз, поблескивавших из-под набрякших век. Та-
кой взгляд, с горечью подумал Джонни, бывал у матери, когда она погружа-
лась в свой религиозный транс.
   - Что вам нужно среди ночи, Джордж Баннерман? - подозрительно спроси-
ла миссис Додд дребезжащим голосом, похожим на жужжание пчелы или мухи в
бутылке, - такой голос бывает у толстух.
   - Мне надо поговорить с Фрэнком, Генриетта.
   - Утром поговорите, - сказала Генриетта Додд и хотела закрыть дверь у
них перед носом.
   Баннерман придержал дверь рукой.
   - Извините, Генриетта. Дело срочное.
   - Будить его? Вот еще! - взвизгнула она, стоя в дверях. - Он спит как
убитый! Иногда у меня среди ночи разыгрывается тахикардия, я звоню, зво-
ню в колокольчик, и что же, думаете, он приходит? Как бы не так, спит, и
хоть бы хны.  Ничего, когда-нибудь он проснется и найдет в  постели  мой
труп. Вот умру от сердечного приступа - кто тогда подаст ему это чертово
яйцо в мешочек! А все потому, что вы совсем его загоняли.
   Она улыбнулась довольно гаденькой улыбочкой - так улыбаются,  поверяя
под большим секретом грязную историю, - вот, мол, полюбуйтесь.
   - Каждую  ночь  дежурство,  гоняется на машине за всякой пьянью,  а у
них, может, пистолет под сиденьем. Мотается по забегаловкам да притонам,
где  всякий сброд,  а вам начхать.  Знаю я,  что там творится,  шлюха за
кружку пива в два счета может наградить  моего  невинного  мальчика  ка-
кой-нибудь дурной болезнью.
   Ее дребезжащий  голос  отзывался в висках у Джонни пульсирующй болью.
Хоть бы она уже замолчала!  Умом Джонни понимал:  это галлюцинация,  ре-
зультат  усталости и напряжения,  но ему все больше казалось,  что перед
ним стоит его мать,  вот-вот она переведет взгляд с Баннермана на него и
начнет свою волынку о редкостном даре, которым господь наградил Джонни.
   - Миссис Додд... Генриетта... - только и успел сказать Баннерман при-
мирительным тоном,  но тут она действительно перевела взгляд на Джонни и
уставилась  на него своими остренькими и в то же время глуповатыми поро-
сячьими глазками.
   - А это кто такой?
   - Помощник по особым делам, - не моргнув глазом, ответил Баннерман. -
Генриетта, я должен разбудить Фрэнка. Всю ответственность беру на себя.
   - Ах,  о т в е т с т в е н н о с т ь! - прогудела   она  с  каким-то
жутковатым сарказмом, и лишь теперь до Джонни дошло, что она боится. От
нее исходили удушливые волны страха - вот отчего у него так заболели
виски! Неужели  Баннерман  не   чувствует?  - О т в е е т - с т в е н -
н о с т ь! Ах  ты,   боже  мой, какие мы  в а - а а - ж н ы е! Так вот,
Джордж Баннерман,  я не  позволю будить  моего мальчика  среди ночи. Так
что  вы  и  ваш  помощник  по  особым  делам  можете  убираться  к своим
занюханным бумажонкам!
   Она опять  попыталась  закрыть дверь,  но на этот раз Баннерман силой
распахнул ее.
   - Отойдите, Генриетта, я не шучу. - Чувствовалось, что он уже на пре-
деле и с трудом сдерживает гнев.
   - Вы не имеет права! - завопила она. - У нас не полицейское государс-
тво! Вас вышвырнут со службы! Предъявите ордер!
   - Тише, ордер тут ни при чем, просто я должен поговорить с Фрэнком, -
сказал Баннерман и, отстранив ее, прошел в дом.
   Джонни  как   в  тумане   шагнул  следом.   Миссис  Додд   попыталась
перехватить его. Он придержал ее за руку - и в тот же миг страшная  боль
пронзила мозг, заглушив  тупую ломоту в  висках. И ОНА  ПОЧУВСТВОВАЛА...
Они смотрели  друг на  друга лишь  мгновение, но  казалось, ему не будет
конца: немыслимое, абсолютное всепонимание.   Они словно срослись в  это
мгновение.  Потом  миссис  Додд  отшатнулась,  хватаясь  за  исполинскую
грудь.
   - Сердце...  сердце... - Миссис Додд судорожно порылась в кармане ха-
лата и достала лекарство. Лицо у нее приобрело оттенок сырого теста. Она
открыла трубочку,  вытряхнула горошинку на ладонь, просыпав остальные на
пол и сунула ее под язык.  Джонни смотрел на старуху с немым ужасом. Го-
лова  была сейчас как пузырь,  который вот-вот лопнет от распирающей его
горячей крови.
   - В ы  з н а л и? - прошептал он.
   Ее мясистый,  обвисший рот беззвучно открывался и закрывался,  откры-
вался и закрывался, точно у выброшенной на берег рыбы.
   - Все это время  з н а л и?
   - Дьявол!  - завизжала она. - Чудовище... дьявол... ох, сердце... ох,
я умираю...  умираю...  врача...  ДЖОРДЖ БАННЕРМАН, ТОЛЬКО ПОСМЕЙТЕ ПОД-
НЯТЬСЯ НАВЕРХ РАЗБУДИТЬ МОЕГО МАЛЬЧИКА!
   Джонни отпустил  ее руку и,  машинально вытирая ладонь о пальто,  как
будто выпачкал ее,  стал неуверенно взбираться по лестнице вслед за Бан-
нерманом.  Снаружи ветер всхлипывал под карнизами, как заблудившийся ре-
бенок.  Дойдя до середины лестницы, Джонни обернулся. Генриетта Додд си-
дела  на плетеном стуле - осевшая гора мяса - и,  придерживая руками ог-
ромную грудь,  хватала ртом воздух. Голова у Дочини по-прежнему раздува-
лась, и он  подумал, как во  сне: КОНЧИТСЯ ТЕМ,  ЧТО ОНА ПРОСТО-НАПРОСТО
ЛОПНЕТ. И СЛАВА БОГУ.
   Старый, потертый коврик на полу в узеньком коридоре. Обои в разводах.
Баннерман колотил в запертую дверь. Здесь наверху было холоднее по мень-
шей мере градусов на десять.
   - Фрэнк!  Это я,  Джордж Баннерман! Фрэнк, проснись!
   Никакого ответа.  Баннерман повернул  ручку и  толкнул дверь  плечом.
Пальцы соскользнули  на рукоять  пистолета, но  Баннерман не  вынул его,
хотя  это  могло  стоить  шерифу  жизни  - впрочем, комната Фрэнка Додда
оказалась пустой.
   Они стояли на пороге,  осматриваясь.  Это была детская. Обои - тоже в
разводах - с танцующими клоунами и деревянными  лошадками.  Сидевшая  на
детском  стульчике тряпичная кукла таращила на них блестящие пустые гла-
за.  В одном углу - ящик с игрушками.  В другом - узкая деревянная  кро-
вать.  Перекинутый  через спинку кровати ремень с кобурой выглядел здесь
как-то неуместно.
   - Бог ты мой, - тихо сказал Баннерман. - Что все это значит?
   - Помогите, - донесся снизу голос миссис Додд. - Помогите же...
   - Она знала, - сказал Джонни. - Знала с самого начала, с первой жерт-
вы. Он ей рассказывал. И она его покрывала.
   Баннерман медленно вышел из комнаты и отворил соседнюю дверь.  Взгляд
его выражал растерянность и боль. Комната для гостей тоже была пуста. Он
открыл дверь в чулан,  но увидел там только плошку с крысиным ядом. Сле-
дующая дверь. Здесь, в еще не отделанной спальне, был такой холод, что у
Баннермана пошел парок изо рта. Он огляделся. Ступеньки вели еще к одной
двери. Туда он и направился. Джонни следовал за ним. Заперто.
   - Фрэнк!  Ты здесь?  - Он подергал ручку.  - Фрэнк, открой! Ответа не
было.  Баннерман  примерился и ударил ногой в стык,  чуть пониже дверной
ручки.  Раздался треск,  и в голове у Джонни зазвенело,  словно железная
тарелка упала на кафельный пол.
   - О господи, - выдохнул Баннерман и осекся.
   Джонни все видел поверх его плеча;  видел более чем достаточно. Фрэнк
Додд сидел на крышке унитаза - голый, если не считать блестящего черного
дождевика,  накинутого  на плечи;  капюшон (КАПЮШОН ПАЛАЧА,  мелькнуло у
Джонни) свисал на водосливной бачок гигантским увядшим черным  стручком.
Фрэнк Додд умудрился перерезать себе горло,  что показалось Джонни неве-
роятным.  На краю раковины лежала пачка "уилкинсоновских" лезвий. Одино-
кое  лезвие с запекшимися алыми капельками жутковато поблескивало у ног.
Все вокруг забрызгано кровью из вскрытой сонной артерии.  Кровь  была  в
складках плаща.  И на клеенчатой занавеске,  по которой в лодочках плыли
утки под зонтиками. И на потолке.
   На шее у Фрэнка Додда висела табличка с  надписью,  сделанной  губной
помадой: Я ПРИЗНАЮСЬ!

   Голова болела невыносимо. Джонни нашарил рукой дверную ручку.

   ОН ПОНЯЛ,  ШЕВЕЛЬНУЛОСЬ В МОЗГУ. КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ ПОНЯЛ, УВИДЕВ МЕНЯ.
ПОНЯЛ, ЧТО ЕГО ПЕСЕНКА СПЕТА. ПРИШЕЛ ДОМОЙ. И ВОТ КОНЕЦ.

   Перед глазами, разбегаясь зловещей рябью, поплыли черные круги.

   ДЖОННИ, ГОСПОДЬ НАГРАДИЛ ТЕБЯ РЕДКОСТНЫМ ДАРОМ.
   (Я ПРИЗНАЮСЬ!)
   - Джонни!
   Откуда-то издалека.
   - Джонни...
   Расплывается. Все расплывается.  Вот и прекрасно.  А еще лучше,  если
бы  я  тогда  не  вышел  из  комы.  Всем  было  бы  лучше.  Да, повезло,
называется.
   - Джонни...
   Фрэнк Додд поднялся сюда и перерезал себе горло,  что называется,  от
уха до уха,  а в это время ветер снаружи завывал так,  словно все темные
силы вырвались из недр земных.  Ничего себе фонтанчик,  как сказал  отец
однажды  зимой,  лет двенадцать назад,  когда лопнули трубы в котельной.
Ничего себе фонтанчик. Уж это точно. До самого потолка.
   Джонни казалось,  что он тогда закричал,  но он и сам не был  уверен.
Возможно,  то был внутренний крик. Но как же ему хотелось крикнуть, вло-
жить в этот крик весь ужас, и жалость, и боль, разрывавшие ему сердце.
   Но тут Джонни стал падать ничком в черный провал, радуясь этому паде-
нию. Он потерял сознание.

   "Нью-Йорк таймc", 19 декабря 1975 года:
   ЭКСТРАСЕНС ИЗ МЭНА ПРИВОДИТ ШЕРИФА
   К ДОМУ ЕГО ПОМОЩНИКА - УБИЙЦЫ
   ПОСЛЕ ОСМОТРА МЕСТА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

   (Специально для "Таймс") Возможно,  Джон Смит из Паунала  никакой  не
экстрасенс, но не так-то просто будет убедить в этом шерифа Джорджа Бан-
нермана из графства Касл,  штат Мэн. Придя в отчаяние после шестого слу-
чая изнасилования и убийства в маленьком городе Касл-Рок на западе штата
Мэн, шериф Баннерман позвонил Смиту и попросил помочь расследованию. Имя
Смита  вызвало  широкий  общественный резонанс в начале года после того,
как он, проведя четыре с половиной года в бессознательном состоянии, вы-
шел из глубокой комы.  Еженедельник "Инсайд вью" объявил его шарлатаном,
однако шериф Баннерман на вчерашней пресс-конференции был лаконичен:  "У
нас в Мэне не очень-то верят всяким нью-йоркским газетчикам".
   По словам шерифа Баннермана, Смит облазил на четвереньках место в го-
родском парке Касл-Рока,  где было совершенно шестое по счету  убийство.
Дело  кончилось  тем,  что он слегка обморозился,  но установил личность
убийцы - им оказался Франклин Додд,  помощник шерифа,  прослуживший пять
лет в полиции графства Касл.
   Ранее в этом году Смиту было видение, будто загорелся дом его лечащей
сестры.  Так оно и оказалось.  Эта история вызвала разноречивые толки  в
его родном штате. На проведенной вскоре пресс-конференции один из репор-
теров потребовал, чтобы Смит...

   "Ньюсуик", 24 декабря 1975 года, страница 41:
                 НОВЫЙ ГУРКОС
   Кажется, в нашей стране объявился первый настоящий экстрасенс со вре-
мен ясновидящего Питера Гуркоса,  выходца из Германии, который мог расс-
казать подробности частной жизни любого человека,  коснувшись его  руки,
или кольца, или содержимого сумочки.
   Джон Смит, застенчивый и скромный молодой человек, живет в Паунале на
юге штата Мэн.  В этом году он пришел в сознание после четырех с  лишним
лет  глубокой комы - следствие автомобильной катастрофы (см.  фото).  По
мнению невролога Сэмюэла Вейзака,  лечащего врача,  выздоровление  Смита
"представляется из ряда вон выходящим".


 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5]

Страница:  [3]