Батч Дуган кивнул.
     Они прислушались. Тишина. Ни  единого  звука.  Ни  птиц.  Ни  зверей.
Ничего. Это было неправильно. Неправильно и очень плохо.
     В голове Батча звучал какой-то приглушенный звук, напоминающий шепот.
Он оглянулся на Ива:
     - Что здесь произошло?
     - Нужно искать, - не поднимая глаз, ответил  Ив.  Он  заряжал  ружье.
Батч тоже достал из кармана свой "магнум" сорок пятого калибра.
     - Возможно, все это нам сегодня понадобится, - заметил  Ив,  разогнув
спину.
     - Что...
     - Будь осторожен.
     Внезапно солнце осветило место, где  они  стояли,  и  из-за  деревьев
выглянул - да нет, не выглянул, он был там все  время,  но  они  этого  не
замечали - металлический предмет.
     - Что за дьявольщина? - прошептал Дуган.
     Ив открыл дверцу и вышел из машины. Как  только  его  ноги  коснулись
земли, он ощутил весьма заметную  вибрацию.  В  следующую  секунду  в  его
голове зазвучала музыка, очень  громкая  и  неприятная.  Так  продолжалось
секунд тридцать, а потом пришла боль. Болели все мышцы,  каждая  клеточка.
Еще мгновение - и все прекратилось.
     Он поймал вопросительный взгляд Дугана и выдавил из себя:
     - Не беспокойся. Со мной все в порядке.
     - Да? У тебя носом идет кровь. Как у парня на ферме, мимо которого мы
проезжали.
     Ив ощупал нос и с  удивлением  принялся  разглядывать  испачканные  в
крови пальцы. Потом повернулся к Дугану:
     - Не забудь сразу же, как только станет плохо, надеть маску.
     - Не забуду.
     Ив вернулся к машине и принялся что-то разыскивать в сумке. Он достал
оттуда фотокамеру "Кодак" и нечто  напоминающее  одновременно  пистолет  и
пылесос.
     - Твой огнемет? - с улыбкой поинтересовался Дуган.
     - Да. Подыши в респиратор, Страшила. Ты опять побледнел.
     И двое мужчин направились  к  отражающему  солнечные  лучи  предмету.
Отойдя на пятьдесят футов от машины, Ив остановился. Предмет был не просто
большой. Он был гигантский, по размерам он превышал океанский лайнер.
     - Дай мне пожать твою руку, - внезапно сказал он Дугану.
     Тот  выполнил  его  просьбу,  но  поинтересовался,  зачем   Иву   это
понадобилось.
     -  От  страха,  -  признался  Ив.  Его  сведенные  артритом   суставы
нестерпимо болели, но он не  собирался  сворачивать  с  намеченного  пути.
Через секунду двое мужчин вновь двинулись вперед.


     Бобби и Джад уложили винтовки  в  багажник  "пикапа"  и  тронулись  с
места. За машиной тянулась длинная тень.
     Внезапно Бобби спросила:
     - Ты слышишь их?
     - Что-то слышу, - ответил Джад. - Это был твой друг, верно?
     Бобби кивнула:
     - Гард увидел их. Он зовет на помощь.
     - Сколько их?
     - Двое. В "джипе". Они направляются к кораблю.
     - Мерзавцы! Подлые мерзавцы! - Джад  в  сердцах  стукнул  кулаком  по
колену.
     - Мы поймаем их, - сказала Бобби. - Не беспокойся.
     Спустя  пятнадцать  минут  они  доехали  до  фермы.  Там  уже  стояли
"кадиллак" Арчинбурга и  "нова"  Аллисона.  Возле  машин  толпилась  кучка
людей.
     - Возьмите ружья, -  приказала  она.  -  Джад,  помоги.  Помните:  не
стрелять без необходимости и ни в коем случае не стрелять в полицейского.
     Она оглянулась в поисках Гарда и увидела, что он по-прежнему лежит  в
гамаке. Его рот был приоткрыт, и он равномерно  и  глубоко  дышал.  Взгляд
Бобби стал жестким. Здесь было достаточно людей готовых  на  все,  но  как
смеет он спать, когда происходит такое?! Не зря ее друзья  из  Хейвена  не
любят Гарда. Им достаточно уже того, что они не могут  читать  его  мысли.
Гард - ее крест. И она все еще любила его. Она еще  оставалась  человеком,
если была способна любить.
     И они должны знать, хотят они этого или не  хотят,  что  трезвый  или
пьяный Гард всегда приходит на помощь.
     Джад и Джо Саммерфильд вернулись с оружием. Здесь  были  всевозможные
калибры. Всего ружей было шесть, и Бобби  раздала  их  тем,  кого  считала
наиболее надежными.
     Занятые этим, они не заметили,  что  Гард  из-под  полуопущенных  век
наблюдает за ними. Никто из них не слышал его мысли: он  отлично  научился
скрывать их.
     - Пошли, - наконец сказала Бобби. - Запомните: мне нужен полицейский.
     И группа тронулась с места.


     Ив и Батч стояли у края того, что выступало сейчас из земли не  менее
чем на триста ярдов во все  стороны.  Неподалеку  валялись  бревна,  стоял
небольшой трактор. Под деревом были  составлены  цистерны  с  газолином  и
дизельное топливо. Ив подумал, что ему не случайно казалось, что звуки  из
леса не напоминают рубку деревьев. Скорее это было раскапывание.
     Это блюдо. Это ужасное блюдо сверкало на солнце.
     Гарднер и Бобби немного сровняли склон. Из земли теперь торчали вверх
девяносто футов серебристо-серого металла, а если бы они заглянули в  яму,
то увидели бы еще сорок футов.
     Ни никто из них не подошел так близко.
     - Боже правый! - сказал ошеломленный Дуган. -  Боже  правый,  это  же
космический корабль. Или наш, или русский, как ты думаешь? Боже правый, он
большой, как "Королева Мэри"; он не может быть русским, не  может  быть...
нет...
     Он вновь умолк. Головная боль возвращалась к нему.
     Ив навел резкость  и  сделал  восемь  снимков.  Потом  он  отошел  на
двадцать футов влево и сделал еще пять снимков, стоя на холмике.
     - Перейди вправо, - крикнул он Дугану.
     - Так?
     - Да. Я хочу, чтобы на трех последних снимках был и ты.
     - Брось это! - даже через  респиратор  Ив  услыхал  в  голосе  Дугана
истерические нотки.
     - Сделай всего четыре шага.
     Дуган сделал четыре крошечных шажка вправо. Ив вновь  навел  резкость
на камере - подарке Брайена и Мэри к Родительскому  дню  -  и  сделал  три
последних снимка. Дуган был очень большим мужчиной, но  рядом  с  кораблем
смотрелся пигмеем.
     - Хорошо, - сказал он наконец, и Дуган тут  же  вернулся  на  прежнее
место. Делая каждый шаг, он внимательно смотрел себе под ноги.
     Ив не был уверен, что снимки получатся. У него слишком дрожали  руки.
А корабль - он не сомневался, что это космический корабль - может излучать
радиацию, и тогда это повредит пленку.
     А даже если снимки получатся, кто поверит тебе? Кто  поверит  тебе  -
те, кто смотрит "Звездные войны"?
     - Я хочу уйти отсюда, - сказал Дуган.
     Ив все еще  смотрел  на  корабль,  думая,  там  ли  находится  Давид,
представляя,   как   ребенок   бежит   по   запутанным   коридорам   этого
негуманоидного корабля, натыкаясь в темноте на стены. Нет...  если  бы  он
был там, он уже давно бы задохнулся. Задохнулся или умер от жажды.
     Потом он спрятал маленькую камеру в карман, подошел в Дугану  и  взял
автомат.
     - Что же, я думаю...
     Он не договорил. Возле их машины выстроились в линию  трое  мужчин  и
одна женщина, и они были вооружены. Ив узнал их всех... и не узнал  никого
из них.


     Бобби медленно направилась к двоим мужчинам. Другие следовали за ней.
     - Привет, Ив, - достаточно доброжелательно поздоровалась она.
     Дуган достал свою "сорокапятку".
     - Стой, - сказал он. Ему не нравилось разговаривать через респиратор,
и он отшвырнул его на землю. - Все вы - стоять! Положить оружие на  землю!
Вы арестованы.
     - А ты безоружен, Батч! - сказал ему Ньют Беррингер.
     - Болван, - поддержал его Бич. Дик Аллисон покраснел за него.
     - Ты лучше подними респиратор, Батч, - с ленивой усмешкой посоветовал
Эдли Мак-Кин. - Как бы тебе не потерять его.
     Батч начинал задыхаться. Способность  принимать  их  мысли  оказалась
вредной для его могучего организма. Он поднял респиратор,  думая,  сколько
времени продержатся фильтры.
     - Положи его, - сказала Бобби. - А ты убери свой огнемет,  Ив.  Никто
не хочет убивать вас.
     - Где Давид? - резко спросил Ив. - Он нужен мне, сука.
     - Он на Альтаире-4 с роботом Робби и доктором Мебиусом, -  насмешливо
сказал Киль Арчинбург. - У них там небольшой пикничок.
     - Заткнись, - оборвала его Бобби. Ей внезапно стало стыдно и неуютно.
Сука? Почему он так назвал ее? Она поймала себя на желании  доказать  ему,
что она не сука. Сука - ее сестра Анна.
     Она на мгновение растерялась, и Ив Хиллмен  воспользовался  этим.  Он
быстро вскинул ружье и выстрелил. Если бы это сделал Дуган, они успели  бы
прочитать его мысли и остановить. Но старик - другое дело.
     Раздался выстрел, и Бич Джериган  выронил  автомат.  Его  глаза  дико
завращались,   затем   вылезли   из   орбит   и    засветились    странным
фосфоресцирующим светом. Его скулы задвигались. Он  начал  раздирать  себе
кожу на груди, пытаясь дать доступ воздуха к легким. Все это  произошло  в
доли секунды.
     Собравшиеся слышали все, что происходило в его голове. Они  понимали,
что он умирает. Стройный ряд  мужчин  распался.  Теперь  они  беспорядочно
метались по поляне.
     - Пошли! -  крикнул  Ив  Дугану,  и  они  бросились  к  машине.  Джад
Таркингтон сделал движение, чтобы их остановить, но Ив на бегу ударил  его
прикладом, и Джад упал.
     Бич, умирая, корчился на земле. Он стонал, с каждым разом все слабее,
и наконец совсем затих.
     Дуган почти догнал старика, который уже сидел за рулем машины.
     Бобби, наблюдающая перед этим за кончиной Бича, оглянулась,  и  в  ее
глазах промелькнул ужас.
     - Остановить их, болваны, нельзя дать им уйти!
     Мужчины вышли из шокового состояния,  но  Бобби  успела  первая.  Она
догнала Ива и вырвала из его  рук  автомат.  Ив  ударился  лицом  о  дверь
"джипа". Из его носа потекла кровь, и он со стоном упал на  колени.  Бобби
прицелилась в него, но  тут  Дуган,  подбежавший  к  автомобилю  с  другой
стороны, через стекло выстрелил в нее из пистолета.
     Бобби почувствовала резкую боль в плече. Ее правая  рука  безжизненно
повисла, и она уронила автомат. Затем покачнулась и плашмя упала на спину.
     Левой рукой она пыталась нащупать оружие, а из правой хлестала кровь.
Она увидела Дика Аллисона, его побелевшее лицо, выражавшее панику.
     Это неверно, Господи, надо убить его, пока он не поубивал  всех  нас,
убить его, УБИТЬ ЕГО!..
     - Не стрелять! - из последних сил закричала она. Кровь заливала  рот.
Из раны в плече виднелась верхушка правого легкого.
     Аллисон застонал. Дуган вторично поднял пистолет,  но  тут  сзади  на
него напали  Ньют  и  Джо  Саммерфильд  и  выбили  оружие  из  рук.  Дуган
огляделся. С четырех сторон на него были нацелены ружья.
     Они все равно убьют тебя. Все они сумасшедшие.
     - Нет, - сказала Бобби. Кровь изо рта  все  еще  текла.  Вся  рубашка
промокла. - Мы не сумасшедше. Мы не собираемся убивать тебя. Поверь мне.
     Дуган попытался проникнуть в мысли Бобби и увидел, что  она  имеет  в
виду... но это ловушка, в которую он не  может  попасться.  Эти  ребята  -
любители, и у него еще есть шанс на спасение. И если...
     Внезапно Эдли Мак-Кин сорвал с него респиратор.  Батч  тут  же  начал
задыхаться.
     - Так ты мне больше нравишься, - сказал Эдли. - Скоро ты  задохнешься
- вот будет славно!
     Батч почти терял сознание. Он с  надеждой  оглянулся  на  Бобби.  Мне
кажется, она умирает.
     Думай что хочешь.
     Удивленный,  он  на  мгновение  забыл  об  отсутствии  респиратора  и
пристально посмотрел на нее.
     - Как насчет старика? - осторожно спросил он.
     - Нет... - прошептала Бобби, теряя еще  больше  крови.  Киль  и  Ньют
остановились позади нее. Бобби жестом попросила их отойти. - Это  не  твое
дело. Мы с тобой сядем в "джип". Ты поведешь его. Сзади будут  сидеть  три
человека с ружьями на случай, если ты замыслишь что-нибудь не то.
     - Я хочу знать, что произойдет со стариком, - повторил Батч.
     Бобби с усилием подняла ружье. Левой  рукой  она  пригладила  волосы.
Жестом она предложила Батчу помочь ей подняться. В глазах ее  он  прочитал
непреклонность.
     - Я не хочу убивать тебя, - повторила она. - И ты это знаешь. Но если
ты произнесешь еще хоть слово, эти люди расстреляют тебя прямо здесь. И мы
похороним тебя рядом с Бичем.
     Беспомощность сковала Батча, и в голову к нему пришла мысль: Это сон.
Все это - сон.
     Бобби улыбнулась без тени юмора.
     - Можешь думать и так, если хочешь, - сказала она. - А теперь  пойдем
в машину.
     Батч  сел  за  руль.  Бобби  взобралась  на  переднее  сидение.   Она
продолжала истекать кровью. Двое мужчин помогли ей усесться.
     Неважно, что она думает. Я знаю, что она скоро умрет.
     Бобби повернула к нему голову и посмотрела на него.  Этот  отчетливый
голос
     (думай что хочешь)
     вновь прозвучал в его голове.
     Арчинбург, Саммерфильд и Мак-Кин уселись  на  заднее  сидение,  держа
пальцы на спусковых крючках.
     - Езжай, - приказала Бобби. - И помедленнее.
     Батч завел машину. Напоследок он еще раз  увидел  Иверетта  Хиллмена.
Старик стоял в лучах солнца,  отражавшегося  в  металлической  поверхности
корабля. Вокруг него стояли вооруженные люди,  а  на  земле  лежало  нечто
похожее на бревно.
     Ты  все  хорошо  сделал,  старина.  Ты  великий  борец...  и  ты   не
сумасшедший.
     Хиллмен оглянулся на него и поднял руку, как бы  говоря:  Что  ж,  мы
сделали попытку.
     - Я не уверен, что смогу вести, - обратился  Дуган  к  Бобби.  -  Эта
штука... из-за нее мне плохо.
     - Отдай ему респиратор, Эдли, -  попросила  Бобби.  И  прошептала:  -
Радуйся, пока можешь.


     - Пепел к пеплу... пылинка к пылинке. Мы предаем  тело  нашего  друга
Руфи Мак-Косленд земле, а ее душу вверяем Господу.
     Могильщики вырыли на краю склона большую яму и,  сгрудившись,  стояли
вокруг нее. Молча стояли хейвенцы и приезжие,  которые  были  до  этого  в
церкви. Лежали венки и букеты, ласковый ветерок  шевелил  головки  цветов.
Преподобный Гухрингер поднял голову и  увидел  ярко-желтую  розу,  которая
скатывалась вниз по поросшему травой холму. Из-за ограды кладбища ему была
видна башня с часами. Она отчетливо выделялась на фоне ясного неба. Что ж,
- подумал преподобный Гухрингер, - чертовски хорошая  получилась  иллюзия.
Эти дураки приезжие и не подозревают, что видят самый лучший в мире слайд,
созданный с помощью колдовства.
     Его взгляд встретился со взглядом стоящего поодаль Френка  Спруса,  и
он прочитал в глазах Френка сочувствие: Френк видел башню с часами так  же
отчетливо, как и он сам. Теперь все эти люди, приехавшие из разных  концов
штата на похороны Руфи Мак-Косленд, вернутся домой и расскажут  друзьям  и
знакомым о том, что видели. Ни никто из них не знает и никогда не  узнает,
что все они подверглись воздействию затерянного  космического  корабля,  а
начавшиеся с ними изменения необратимы.  Да  и  здесь  дела  скоро  пойдут
совсем худо. Пока ситуация под контролем, но Бобби Андерсон может умереть,
если ее не доставят вовремя в сарай, и тогда будет очень плохо.
     Но пока все идет свои  чередом.  "Превращение"  продолжается.  И  это
самой главное.
     Гухрингер держал  в  руке  открытую  Библию.  Ветер  перелистывал  ее
страницы.  Вторую  руку  он  поднял   вверх,   собираясь   подать   сигнал
могильщикам, стоявшим по краям могилы со склоненными головами.
     - Бог примет тебя и позаботится о тебе, он обратит к тебе лицо  свое,
и ты обретешь покой. Аминь.
     Могильщики подняли головы. Гухрингер улыбнулся:
     - Мы все будем помнить тебя, Руфь, и все, что ты для нас сделала.
     Закончилось действие II.


     Киль осторожно залез в карман куртки Бобби  и  нашел  там  ключи.  Из
целой связки он выбрал один, который подходил к замку на двери  сарая.  Он
вставил ключ в замок, но не поворачивал его.
     Эдли и Джо  Саммерфильд  охраняли  стоящего  позади  "джипа"  Дугана.
Фильтры в его респираторе забивались все сильнее, и Батч начал задыхаться.
     - Хорошо притворяется, - сказал Киль Джо Саммерфильду. - Кажется, что
вот-вот отдаст концы, но я ему не верю.
     Джо подошел к гамаку, в котором лежал Гарднер, и  заглянул  вовнутрь.
Гард спал. Рядом с ним валялась выпитая бутылка джина. Сомнений  не  было:
он был пьян.
     Двое других ждали, когда Джо вернется. Киль сказал:
     - Бобби может умереть. Если это случится, то первое, что я сделаю,  -
убью этого алкаша.
     Вернулся Джо.
     - Он спит, - сообщил он.
     Киль кивнул и повернул ключ в  замочной  скважине.  Дверь  наполовину
открылась, и из сарая выплеснулся ярко-зеленый  свет,  который,  казалось,
был ярче солнечного. Одновременно до их ушей донесся звук мотора.
     Киль с  выражением  священного  ужаса,  смешанного  с  благоговением,
сделал  шаг  внутрь.  Запах,  стоящий  там  и  имевший  явно  органическое
происхождение, мог бы сбить с ног любого. Киль понял, и  все  поняли,  что
два растущих двусердечных организма слились воедино.
     Шуршащие звуки, этот запах... и еще какой-то звук. Что-то похожее  на
захлебывающийся и срывающийся на визг лай испуганной собаки.
     Киль до этого дня побывал в сарае дважды, но помнил  очень  немногое.
Он, конечно, знал, что это очень важное место, хорошее место и  что  здесь
его "превращение" ускоряется. Но какая-то частица его все еще инстинктивно
боялась заходить туда.
     Он вернулся к Эдли и Джо.
     - Мы не можем ждать, пока приедут  остальные.  Мы  должны  немедленно
внести туда Бобби, если хотим сохранить хоть один  шанс  для  спасения  ее
жизни.
     Он увидел, что полицейский снимает с лица маску, а  затем  кладет  ее
позади себя на сидение. Это было хорошо. Как сказал в лесу  Эдли,  так  он
действительно выглядел лучше.
     - Нацель свое оружие на копа,  -  сказал  Киль.  -  Джо,  помоги  мне
поднять Бобби.
     - Помочь тебе внести ее в сарай?
     - Нет, помочь доставить ее в зоопарк, чтобы  там  она  посмотрела  на
льва в клетке! - раздраженно воскликнул Киль. - Конечно, в сарай!
     - Я не... Я не уверен, что смогу войти туда.  Сейчас  -  нет.  -  Джо
переводил взгляд с зеленого света на Киля, на лице  его  играла  смущенная
улыбка.
     - Я помогу тебе, - тихо сказал Эдли. - Бобби - отличный  друг.  Будет
стыдно, если она умрет до того, как мы полностью закончим все это.
     - Ладно, - сказал Киль. - Стереги  копа,  Джо.  И  если  он  улизнет,
клянусь небом, я убью тебя.
     - Не улизнет, Киль. - Джо не смог скрыть облегчения.  -  Я  не  упущу
его.
     - Смотри, что делаешь, - сказала вдруг Бобби.
     Это застало всех их врасплох.
     Киль взглянул на нее, потом на Эдли, потом на Джо. Джо  попытался  не
встречаться взглядом с Килем... и он не хотел смотреть на сарай,  на  этот
зеленый свет, не хотел слышать странные звуки, доносящиеся оттуда.
     - Пошли, Эдли, - позвал Киль. -  Давай  занесем  Бобби  туда.  Раньше
начнем - раньше закончим.
     Пятидесятилетний Эдли Мак-Кин на мгновение заколебался.
     - Там... - его губы дрожали. - Киль, там плохо? Там, в сарае...
     - Я точно не знаю, - начал уверять его Киль, - но  точно  помню,  как
прекрасно чувствовал себя, когда вышел  оттуда.  Как  будто  узнал  что-то
очень важное. Как будто могу сделать что-то важное.
     - Ох, - еле слышно простонал Эдли.
     - Ты станешь одним из  нас,  Эдли,  -  безжизненным  голосом  сказала
Бобби.
     Лицо Эдли немного прояснилось.
     - Ладно.
     - Постарайся не слишком трясти ее, - предупредил Киль.
     Они внесли Бобби в сарай. Джо Саммерфильд на  мгновение  отвлекся  от
порученного ему Дугана: ему показалось, что они исчезли в  лучах  зеленого
света. Казалось, они исчезли раньше, чем вошли вовнутрь.
     Он отвлекся только на мгновение, но Батчу Дугану  больше  и  не  было
нужно. Даже сейчас он увидел шанс, просто он не  мог  им  воспользоваться.
Ноги ослабели и не слушались его. Живот ныл и урчал. Болела голова.
     Я не хочу входить туда.
     Он ничем не мог помешать их намерениям. Он беспомощен, как младенец.
     Он плыл по течению.
     Спустя некоторое время он услышал голоса и поднял голову. Это  далось
нелегко, потому что его голова, казалось, была  забита  цементом,  который
кто-то засыпал в нее через уши. Подходила остальная компания. За собой они
тащили Ива Хиллмена, и ноги старика волочились по земле.  Один  из  них  -
Таркингтон - ударил его по ногам, и Батч прочитал в его  мыслях,  что  это
месть за смерть Бича.
     Хиллмена подтащили к "джипу". Затем  открылась  дверь  сарая.  Оттуда
вышли  Киль  Арчинбург  и  Эдли  Мак-Кин.  Мак-Кин  больше   не   выглядел
испуганным: его глаза сияли, а губы растянулись в радостной улыбке. Но это
было не все.
     Что-то еще...
     Потом Батч понял.
     За те несколько минут, что двое мужчин провели в сарае, большая часть
волос Эдли исчезла.
     - Теперь я пойду туда в любое время, Киль,  -  говорил  Эдли.  -  Нет
проблем.
     Батч вслушался в доносившиеся из сарая звуки, и зеленый свет  резанул
его по глазам.


     Действие III.
     Они сидели в  городской  библиотеке,  название  которой  теперь  было
Мемориальная Библиотека Руфи Мак-Косленд, сидели все вместе. Они пили кофе
и чай, некоторые - пиво. Никаких крепких алкогольных  напитков.  На  столе
стояли  тарелки  с  крошечными  сэндвичами  с  колбасой,  рыбой,  сыром  и
оливками. Они ели сэндвичи и салат из моркови.
     Они вполголоса разговаривали, в небольшом  помещении  царила  тишина.
Там были все те же лица, которые были в церкви и на кладбище. А Бобби была
в сарае.
     Они ели, пили, разговаривали. И никто не сказал ни слова о  том,  что
произошло в городе. Приезжие постепенно  разъезжались,  так  ничего  и  не
поняв. Говорили только мысли.
     (теперь все будет хорошо)
     (да, если они не поймут насчет Дугана)
     (вы уверены?)
     (да, если они не поймут, но они могут понять)
     Звук улетающего самолета.
     Ни единой птицы вокруг.
     А вдруг кому-то это покажется странным?
     Они ели и пили, и когда около половины второго  Дугана  эскортировали
из сарая Бобби, они знали. Тогда они поднялись со своих мест и заговорили,
заговорили вслух, все одновременно.  Улыбаясь  и  напевая,  они  вышли  из
здания и направились по домам.
     Действие III было закончено.


     Гарднер проснулся с чувством, что у него раскалывается голова  и  что
произошло что-то важное, чего он не помнит.
     Сны.  Боже,  ему  все  еще  снятся  сны.  Люди,  машины,   далласская
полиция...
     (полиция, далласская полиция была здесь сегодня утром, а  ты  напился
так, что ничего не увидел, болван).
     Сон. Кошмарный сон все это.
     - Мистер Гарднер, с вами все в порядке?
     - Ой! - вырвалось у него, а сердце учащенно забилось от испуга.
     Рядом стоял Бобби Тремейн, удивленно глядя на него... но нисколько не
раскаиваясь, что напугал Гарднера.
     - Гыыы, я не собирался пугать вас, мистер...
     Именно это ты и собирался, и мне это отлично известно.
     Парнишка Тремейн несколько раз моргнул. Он что-то  услышал,  -  понял
Гарднер и вспомнил, что забыл поставить защиту против подслушивания  своих
мыслей.
     - Где Бобби? - спросил он.
     - Я...
     - Я знаю, кто ты. Я знаю, где ты находишься, - прямо передо мной. Где
Бобби?
     - Ладно, я скажу вам, - нехотя произнес  Бобби.  Его  лицо  почему-то
приобрело очень гордое выражение, и Гарду вспомнились  времена,  когда  он
только начинал преподавать в университете. Он ходил тогда именно  с  таким
выражением лица.
     - Конечно,  расскажешь,  -  кивнул  Гарднер.  Через  плечо  он  видел
приоткрытый сарай. Окна были открыты.
     Он вспомнил, что в его сне тоже был сарай.
     Во сне? Или все это происходило на самом деле?
     Мальчик ошарашенно смотрел на циничное выражение лица Гарда.
     - Мисс Андерсон получила солнечный удар. Несколько человек  нашли  ее
возле корабля и отвезли в больницу. Вы спали.
     Гарднер торопливо спросил:
     - С ней все в порядке?
     - Не знаю. Они все еще с ней. Оттуда никто не звонил. Никто не звонил
с трех часов. А в три я отправился сюда.
     Гарднер обошел дом кругом. Он был уверен, что мальчик лжет и что лжет
он о причинах того, что случилось с Бобби. Но в его  словах  чувствовалась
также правда: Бобби была больна. Он начал  вспоминать,  что  ему  снилось.
Наверное, Бобби мысленно звала его. Звала...
     - Куда это вы собираетесь? - раздался внезапно голос Тремейна.
     - В Дерри, в больницу, - Гарднер мотнул головой  в  сторону  лужайки,
где был припаркован пикап Бобби. Рядом стоял  "додж"  паренька.  Потом  он
оглянулся  на  мальчика.  Солнце  отбрасывало  на  его  лицо  красно-белые
отблески, и Тремейн напоминал индейца. Гарднер вдруг понял, что уже никуда
не собирается. Этот мальчик прибыл сюда именно для  того,  чтобы  сообщить
Гарду плохие новости,  и  ему  нет  необходимости  ехать:  кто-нибудь  еще
сообщит и все остальное.
     - Я думаю, мисс Андерсон предпочла бы, чтобы вы  оставались  здесь  и
продолжали работу, - мягко сказал Тремейн.
     - Ты думаешь?
     - То есть, мы думаем. - Он гордо выпрямился. Бобби Тремейн, хейвенец.
Бобби Тремейн - Вся Америка. Они так думают. Вот они и теряют зубы, а Гард
- нет.
     Ладно, так для чего он здесь?
     Чтобы стеречь меня. Чтобы они были уверены, что я на  месте.  Неважно
зачем.
     - Что ж, ладно, - спокойно сказал он. - Если вы все так думаете.
     Тремейн немного расслабился:
     - Это действительно так.
     - Тогда пойдем выпьем по чашке кофе. Я как раз собирался это сделать.
У меня болит голова. А рано утром нужно вставать...  -  Он  остановился  и
глянул на Тремейна:
     - Ведь ты собираешься мне помочь, верно?
     - Да... сэр.
     Гарднер кивнул. Секунду он  смотрел  на  сарай,  освещенный  зелеными
лучами. Тремейн посмотрел в ту же сторону  и  с  трудом  отвел  в  сторону
глаза.
     В голове у Гарда зазвучала старая песня о зеленой двери.
     И еще был звук. Четкий... ритмичный... чем-то  знакомый...  и  чем-то
неприятный.
     - Ладно, - повторил Гард, - мне пригодится помощь. Бобби считает, что
мы должны через две недели полностью закончить работу... тогда  мы  сможем
попасть внутрь.
     - Да, я знаю, - безучастно кивнул Тремейн.
     - Но это будет только с нами двоими.
     - Да, но с вами всегда есть кто-то третий, - сказал Тремейн и открыто
улыбнулся. По спине Гарда пробежал холодок.
     - Что?
     - Да, именно так.
     - Что ж, будем работать, пока Бобби не вернется.
     - Пока не вернется, - согласился Тремейн.
     Только он думает, что Бобби уже не вернется сюда никогда.
     - Пойдем, - позвал он. - Кофе и пирожные.
     - Звучит очень заманчиво.
     Они вошли в дом, а сарай так и остался  полуоткрытым.  Когда  исчезло
солнце,  зеленый  свет  из  сарая  начал  становиться  все  ярче  и  ярче,
приобретая люминесцентный характер. Лучи этого света попали на пробегающую
мимо мышку, и зверушка умерла.



                 10. ДНЕВНИК СОБЫТИЙ. ГОРОД И ИТОГИ СОБЫТИЙ

     28 июля, четверг.
     Около трех часов дня Батч  Дуган  проснулся  в  Дерри  в  собственной
постели. Он сел на кровати и спустил  ноги  на  пол.  Он  чувствовал  себя
крайне невыспавшимся. Одежда, в которой он накануне ездил в Хейвен, лежала
на стуле. Из нагрудного кармана рубашки торчала авторучка. Ему была  нужна
эта авторучка. Это единственное, что он сейчас понимал.
     Он подошел к стулу, взял авторучку, уронив при этом рубашку  на  пол,
сел на стул и несколько минут невидящим взглядом смотрел в потолок.
     Батча затащили в сарай Бобби Андерсон, и только незначительная  часть
его вышла оттуда наружу. Он потерял память и частично рассудок. Он не  мог
бы сказать, как звучит его второе имя, и не помнил, как  доехал  домой  на
арендованном Хиллменом автомобиле. И еще  ему  в  голову  стали  приходить
разные идеи.
     Он подтянул к себе лист бумаги и начал писать:

     "Во вторник вечером я говорил  людям,  что  не  могу  поехать  на  ее
похороны, потому что болен.  Это  было  правдой.  Но  причина  болезни  не
желудок. Я хотел предложить ей выйти за меня замуж, но боялся, что она мне
откажет. Если бы я решился тогда,  она,  возможно,  была  бы  жива.  С  ее
смертью жизнь для меня теряет всякий смысл.
     Прошу простить меня за мою слабость."

     Он перечитал написанное и поставил подпись: "Энтони  Ф.Дуган."  Затем
он отложил ручку и записку и некоторое время сидел, глядя в окно.  К  нему
приходила идея.
     Его последняя идея.
     Он встал  и  направился  в  туалет.  Там  на  полочке  хранилось  его
табельное оружие - "магнум". Он взял его, вернулся к столу  и  снова  сел.
Подумав мгновение, он проверил, заряжен ли пистолет,  потом  взвел  курок,
приставил дуло к виску и выстрелил.


           Первая полоса, Бангор, "Дейли Ньюс", пятница, 29 июля.

               ВНЕЗАПНОЕ САМОУБИЙСТВО ПОЛИЦЕЙСКОГО В ДЕРРИ
                            автор Джон Леандро
     Офицер  Энтони  "Батч"  Дуган  из  полиции  Дерри  в  четверг   утром
застелился из служебного револьвера. Его смерть  потрясла  Дерри,  где  на
прошлой неделе уже исчезли двое полицейских...


     30 июля, суббота.
     Гарднер сидел в лесу на пеньке, с жадностью поедая сэндвич. На другом
бревне сидел Джон Эндерс, учитель местной начальной школы. Эндерс  был  не
приспособлен к тяжелой работе, поэтому, хотя был еще  только  полдень,  он
выглядел взмыленным и уставшим, почти обессилевшим.
     Эндерса прислали на смену Бобби Тремейну. Никто из жителей Хейвена не
мог долго находиться возле корабля. Вот и у Тремейна через два дня  выпали
оставшиеся зубы, а сам он начал напоминать ходячий скелет.
     Тем не менее работа двигалась. Корабль был выкопан настолько,  что  в
тени его мог спрятаться весь дом Бобби.
     Несколько недель назад они  с  Бобби  дошли  до  места,  где  корабль
вклинился в скалистый участок. Выкопать скалу не удалось, и Гарду пришел в
голову план взорвать почву. Сейчас он как раз собирался привести этот план
в действие.
     Доев, он вытер рукавом губы и медленно направился к скале. Он обвязал
ее бикфордовым шнуром, а у подножья сложил горкой динамит. К  концу  шнура
он прикрепил радиоприемник, и, конечно, батарейки.
     В душу его понемногу закрадывался страх. Но в нем также жила надежда,
которая помогала ему действовать, дышать, жить.
     В карман  рубашки  он  положил  радиопередатчик  и  жестом  предложил
Эндерсу следовать за ним.
     Конечно, они давно поняли, что без  него,  Гарда,  у  них  ничего  не
получится. Тремейн был сильным, здоровым парнем, но продержался всего  два
дня. Эндерс здесь сегодня последний  день,  и  на  смену  ему  обязательно
пришлют кого-нибудь еще. Чтобы помогал и одновременно следил за Гардом.
     С Бобби все в порядке.
     Черт знает, где она находится, но если бы она умерла, его тоже  давно
убили бы.
     Внезапно ему в голову пришла одна мысль: Бобби ходила в сарай  вместе
с остальными. Тремейн и Эндерс никогда там не были... и во всяком  случае,
ты этого не видел. Возможно, в этом их отличие.
     Интересно, что же  там  такое?  Десять  тысяч  ангелов,  пляшущих  на
булавочной головке? Тень отца Гамлета? Оле-Лукойе? Что?
     Он не знал.
     Тем временем они с Эндерсом подошли к краю выкопанной ямы;  Гард  дал
Эндерсу в руки один конец веревки, а другим обвязался вокруг талии и начал
осторожно спускаться вниз.
     Его ноги коснулись дна ямы.
     - Я уже внизу, - крикнул он.
     На краю ямы показалось маленькое сморщенное лицо Эндерса. Еще Гарднер
видел  краешек  голубого  неба.  Как  бы  с   ним   не   начался   приступ
клаустрофобии, - подумал он. В ушах тихонечко звучала музыка.
     Под ногами что-то хлюпало. Вода.
     - Спускай шланг!
     - ...что? - раздалось сверху.
     Ни одна из ваших прекрасных идей не стоит и половины того, что  знаю,
умею и могу предложить я. Почему все эти болваны думают о пришельцах,  как
только немного научились читать мысли?
     - Шланг! - заорал он. - Опускай шланг, болван!
     - ...лад...но...
     Гарднер ждал, пока опустится шланг, а сам  рассматривал  корабль.  О,
если бы все это, включая корабль, могло оказаться сном!
     Где Бобби, Гард? Она умерла?
     Нет, он так не думал. Он понимал, что она  сильно,  тяжело,  возможно
безнадежно больна. В среду с ней  что-то  случилось.  Она  была  ранена...
больна... что-то в этом роде.
     Но они не говорят об этом.
     Бобби Тремейн: Бобби? С  ней  не  случилось  ничего  плохого,  мистер
Гарднер. Она вернется в свое время. Ей нужен отдых. Вы знаете  это  лучше,
чем кто-либо другой.
     Звучит  это  просто  здорово.  Так  здорово,  что  парнишка  Тремейн,
кажется, и сам поверил в то, что говорит.
     Он вспомнил свой визит к тем, кого в уме называл Людьми из  Сарая,  к
которым он пришел, чтобы понять, что случилось с Бобби.
     Ньют Беррингер: Скажу тебе попросту: не твоего ума это дело,  парень.
Ты еще скажи, что мы - это далласская полиция.
     И все они после его слов рассмеялись Гарду в лицо. Они  -  далласская
полиция. Ха-ха-ха!
     Наконец спустился шланг, взятый  в  пожарном  управлении,  длиной  не
менее семидесяти футов. Он на самом деле был предназначен подавать воду, а
не откачивать ее, но  его  функция  была  изменена  с  помощью  вакуумного
насоса.
     Эндерс опускал его слишком торопливо. Конец  болтался  из  стороны  в
сторону,  периодически  цепляясь  за  корабль.  Гарднеру  это  совсем   не
нравилось.
     Боже, лучше бы я не просил его делать это.
     Почему он не может делать это нормально?
     А ведь я мог бы поступить иначе.  Тогда  в  Аркадия-Бич  я  ведь  мог
прыгнуть в океан! Разве нет?
     Мог. Ты и сейчас можешь убить себя и доставишь этим огромную  радость
хейвенским проходимцам. Думаешь, ты им здесь нужен? Если бы не Бобби, тебя
бы давно здесь не было... Если бы она не стояла между тобой и ими...
     Наконец шланг достиг уровня земли. Гард ухватился  за  него,  опустил
конец в воду и крикнул:
     - Включай насос!
     - ...что?..
     Боже правый, - подумал Гард.
     - Начинай откачивать воду! - что есть сил крикнул он и в этот  момент
почувствовал, что голова его как бы раскалывается на две части. Он  закрыл
глаза.
     - ...ла...дно...
     Когда он открыл глаза, Эндерс исчез.
     Гарднер дернул за конец шланга. Вода медленно, почти незаметно  стала
втягиваться в него. Вода. Много воды. Какое-то  подземное  озеро.  Уровень
воды постепенно  понижался.  Наконец  в  шланге  прозвучал  звук,  который
бывает, когда в стакане воды размешиваешь соду. Пусто. Шланг  откачал  всю
воду.
     - Выключай!
     Эндерс выглянул сверху и снова исчез. Через  несколько  секунд  шланг
прекратил вибрировать и стал подниматься вверх.
     Теперь пришла очередь скалы. Гард достал из кармана радио и аккуратно
положил его на дно ямы. Он был  уверен,  что  взрыв  не  повредит  обшивку
корабля. С чертовым кораблем ничего не случится.
     Он встал на ноги, дернул за веревку и крикнул:
     - Поднимай меня!
     Никакой реакции.
     - ПОДНИМАЙ МЕНЯ, ДЖОННИ! - заорал он.
     Опять никакой реакции.
     Вот он, способ избавиться от тебя, Гард.
     - ЭНДЕРС! ЭЙ, ДЖОННИ!
     Никого.
     Гард взглянул на часы. Прошло три минуты.
     Вот так. Все ушли. Остались только ты и корабль. Ты и призрак.
     - ...еще не собрался?
     Он так быстро запрокинул голову, что чуть не вывихнул шею:
     - Я собрался еще пять минут назад, болван! Вытаскивай меня, пока  все
здесь не взлетело на воздух!
     Губы Эндерса комично вытянулись в трубочку, он вновь  исчез,  и  Гард
почувствовал, что веревка, привязанная к его поясу, натянулась.  Тогда  он
принялся карабкаться наверх.
     Добравшись до края ямы,  он  подтянулся  на  руках  и  быстрым  шагом
подошел к Эндерсу.
     - Прости, - смущенно улыбнулся Эндерс. - Я почему-то решил,  что  без
твоей команды...
     Гарднер ударил его. Эндерс отлетел в сторону и упал на землю. И  хотя
Гарднер не умел читать мысли, он почувствовал, что каждый  житель  Хейвена
сейчас прислушивается к происходящему возле корабля.
     - Ты собирался оставить меня внизу, мерзавец, - сказал он. - Если  ты
или кто-нибудь другой в этом городишке еще  раз  повторит  это,  то  лучше
никогда больше не пытайтесь приблизиться к этому месту. Все слышат меня?
     Эндерс нашарил рукой слетевшие очки, нацепил их на переносицу и встал
на ноги.
     - Мне кажется, ты не знаешь, о чем говоришь, - сказал он.
     - Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь. Слушай, Джонни. И ты, и  все
остальные, которые сейчас слушают нас, а я думаю, что так оно  и  есть.  Я
намерен первым попасть туда. У меня есть  некоторые  соображения  на  этот
счет. Пальма первенства будет принадлежать  мне  хотя  бы  потому,  что  я
единственный в этом городе, кто еще не свихнулся окончательно. У меня есть
свои соображения. Вы меня хорошо поняли?
     Эндерс смотрел на него, но Гард знал, что он сейчас прислушивается  к
тому, что говорят другие голоса. Гард ждал их решения. Но он  был  слишком
зол, чтобы нервничать.
     - Хорошо, - сказал наконец Эндерс. - Возможно, ты прав.  Мы  считаем,
что ты имеешь право попасть туда первым и что у тебя  могут  быть  свои...
как это ты назвал?..
     - Это называется "соображения". Постарайся запомнить это слово. -  Он
сделал шаг назад. - Соображения, Джонни. Запомни. Все вы - запомните. Если
не из-за меня, то хотя бы ради Бобби.
     Они стояли друг против друга, глядя друг другу в глаза.
     Если Бобби умрет, то никакие  твои  соображения  не  будут  стоить  и
выеденного яйца.
     - Пойдем, Джонни, - сказал  он.  -  Пора  заняться  делом,  или,  как
сказано в писании, пришло время разбрасывать камни.  Если  даже  Сталин  и
Рузвельт сумели объединиться, чтобы победить Гитлера, то мы  уж  наверняка
сумеем все вместе выкопать эту штуку из земли. Что ты сказал?
     Эндерс не сказал ничего, но, помедлив секунду, он взял руку  Гарднера
и пожал ее.
     Они отбежали на достаточно большое расстояние,  откуда  их  не  могло
задеть  взрывной  волной,  и  Гарднер,  взглянув  на  Эндерса,   еще   раз
внушительно повторил:
     - Помни, Джонни. Соображения. Сегодня это - ключевое слово.
     Не говоря ничего, Джон Эндерс кивнул.


     Воскресенье, 31 июля.
     Генри Бак, известный свои друзьям под прозвищем Хэнк, присоединился к
завершающей фазе всеобщего сумасшествия в Хейвене в четверть  двенадцатого
утра в воскресенье.
     Люди в Хейвене стали не просто безмозглыми  -  скорее  они  могли  бы
называться сумасшедшими.
     Живя по законам "превращения", весь  город  стал  напоминать  газовую
камеру, ждущую, чтобы кто-нибудь поднес  к  ней  зажженную  спичку.  Такой
спичкой и стал Хэнк Бак.
     Хэнк был на протяжении многих лет карточным партнером Джо  Паульсона.
Он и Питс Барфильд каждый четверг собирались у Джо дома. Это их визиты так
не любила Бекки Паульсон.
     Хэнк давно затаил злобу на Питса и, чем больше он думал об этом,  тем
яростнее желал возмездия. Дело в том, что Барфильду все годы  поразительно
везло. Если бы они не были так давно знакомы, можно было подумать, что тут
не обошлось без шулерства.
     А может быть, он все же подтасовывал карты? Чем  больше  Хэнк  думал,
тем больше склонялся к тому, что по-другому и быть не могло. А с  тех  пор
как в городе начались массовые "превращения", мысль о  шулерстве  партнера
переросла в навязчивую идею.
     В воскресенье Хэнк достиг пиковой точки. Утром люди увидели,  что  он
направляется к дому Питса,  и,  прочитав  его  мысли,  обнаружили,  что  в
кармане у него лежит пистолет.
     Он застал Питса врасплох. Тот  как  раз  выпил  кофе  и  приготовился
почитать газеты. От неожиданности он слетел со стула:
     - Эй, Хэнк! Что...
     Хэнк прицелился в него из пистолета. Это  был  сувенир  на  память  о
службе в армии, когда он служил в Корее.
     - Я собираюсь пристрелить тебя, болван. Как тебе это понравится?
     И он уже почти нажал на курок, когда вдруг  его  осенила  "идея".  Он
сунул  руку  в  карман  и  достал  пару  маленьких  наушников.  Подойдя  к
радиоприемнику,  он  что-то  сделал  внутри  него  и  присоединил  к  нему
наушники. Питс испуганно озирался по сторонам. Как на грех, рядом не  было
никого, кого можно было бы позвать на помощь.
     Хэнк протянул наушники Питу:
     - Надевай! Считаю до пяти!
     - Хэнк, я не...
     - Раз... два... три...
     - Хорошо! Хорошо! Я делаю это! Я надеваю!
     Он надел наушники. Все еще целясь в него, Хэнк  начал  крутить  ручку
настройки, включив при этом громкость на полную мощность.
     Питс  начал  стонать.  Его  губы   задрожали,   лицо   побелело.   Он
почувствовал, что сходит с ума. Казалось, звуки сотрясают  все  его  тело.
Потом он  почувствовал,  что  перед  ним  открывается  какой-то  воздушный
туннель, из которого доносится слабый детский голосок. Несмотря на боль  в
голове, он поднял изумленный взгляд на Хэнка.
     Голосок прозвучал вновь:
     - ...хилли...
     Хэнк замер. Он тоже услышал. Голос был чем-то знаком ему. Что-то...
     - ...до сих пор? Я хочу домо-о-ой!..
     В душе Хэнка волной поднялось какое-то странное чувство, как будто он
нашел...
     - ...пожалуйста, здесь тяжело дышать...
     Черт бы тебя побрал, - подумал Хэнк.
     - Хилли-и-и-и-и-и-и...
     Хэнк  нащупал  кнопку  "Стоп".  Внезапно  все  прекратилось.   Только
почему-то расколовшийся надвое стул, на котором  перед  этим  сидел  Питс,
лежал на асфальте. Точнее, лежала только  его  половина.  А  вторая...  Ее
нигде не было видно. Где-то неподалеку звякнуло разбитое окно...
     Так заканчивался в Хейвене июль.


     Понедельник, 1 августа.
     Джон Леандро из газеты "Дейли Ньюс"  разговаривал  со  свои  коллегой
Давидом Брайтом.
     Если бы хейвенский внутренний круг - те, кто  предпринимал  походы  в
сарай Бобби Андерсон, - могли слышать, что  сейчас  говорит  Леандро,  его
дни, а возможно и часы, были бы сочтены.
     - Я собираюсь исследовать Хейвен, - говорил он. - Все интересное, что
происходит в последнее время, начинается там. В Хейвене исчезает  ребенок,
в Хейвене погибает женщина; Роудс и Габбонс не  возвращаются  из  Хейвена.
Дуган кончает жизнь самоубийством. Почему? Потому что он любил женщину  по
имени Мак-Косленд, которая жила в Хейвене.
     - Не забудь также старика, который рассказывал тебе про  исчезновение
внука. Кажется, теперь я начинаю ему верить...
     - Так  что  же  это  такое?  -  драматично  спросил  Леандро.  -  Что
происходит в Хейвене?
     - Есть один интересный доктор, - лениво  потягиваясь,  сказал  Брайт,
думая в это время о старом Иве, - доктор Фу Манчу. Что-то я помню о нем  с
детства. О нем и о зеленых человечках из космоса... Может быть, в  Хейвене
заключен альянс доктора и человечков?! Ладно, шучу, - добавил  он,  увидев
вытянутое лицо собеседника. - Что-то плоховато у  тебя  стало  с  чувством
юмора.
     Леандро встал:
     - В пятницу у меня начинается отпуск, и  я  собираюсь  прокатиться  в
Хейвен. Если хочешь, присоединяйся.
     - Посмотрим. Но ты, если поедешь  сам,  не  забудь  надеть  эти  твои
специальные часы.
     - Какие часы? - сердито спросил Леандро.
     - О, ты отлично знаешь. Те, которые посылают  ультразвуковой  сигнал,
который   может   зафиксировать   здесь   один    человечек,    -    Брайт
продемонстрировал при этом  свои  собственные  часы.  -  Они  делают  так:
зиииииииии.
     - Это глупая шутка. А ты - величайший циник в мире, - и Джон  Леандро
поднял бокал:
     - Давай лучше выпьем  за  цинизм  -  самую  конструктивную  жизненную
позицию.


     Вторник, 2 августа.
     Их было шестеро, тех,  кто  собрался  в  полдень  в  конторе  Ньютона
Беррингера. Было уже около четырех,  но  часы  на  башне  -  часы,  сквозь
которые легко могла пролететь птица, если бы в Хейвене осталась хоть  одна
птица,  -  упорно  показывали  пять  минут  третьего.  Вся   шестерка   на
определенном этапе побывала у Бобби в сарае: Эдли  Мак-Кин,  Дик  Аллисон,
Киль, Хейзел и Френк Спрус.
     Они безмолвно обсуждали несколько важных событий.
     Она все еще жива, - телепатировал Ньют,  -  но  никто  ничего,  кроме
этого, не знает. Она не выходила из  сарая.  В  любом  случае,  когда  это
случится, мы об этом узнаем.
     Особенно серьезно они обсудили то, что произошло с Хэнком Баком и что
он и Питс услышали из другого мира.  Все  они  прекрасно  могли  прочитать
самые затаенные мысли Хэнка, и они знали мотивы, по которым он хотел убить
Питса. Но  он  был,  в  сущности,  безвреден,  и  поэтому  у  него  только
конфисковали модернизированное им радио, запретив  когда-либо  делать  еще
что-нибудь в этом роде... а также забыть, чей голос он  слышал.  С  Питсом
было проще: после сеанса он окончательно сошел с ума и не  мог  бы  связно
рассказать, что же случилось.
     Голос.
     Он, безусловно, принадлежал Давиду Брауну, - сказал Френк Спрус. -  У
кого-нибудь есть другое мнение?
     Другого мнения не было ни у кого.
     Давид Браун был на Альтаире-4.
     Никто точно не мог бы сказать, где находится Альтаир-4 или что  такое
Альтаир-4, но это не имело значения. Скорее  всего,  Альтаир-4  был  неким
местом в космосе,  где  хранились  самые  разные  вещи.  Туда-то  и  сумел
каким-то образом отправить Хилли Браун своего брата Давида.
     Хейзел поинтересовалась, можно ли извлечь Давида оттуда.
     Долгое задумчивое молчание.
     (да, возможно, да)
     Эта последняя мысль не принадлежала кому-нибудь одному, это был  плод
деятельности коллективного разума.
     (но зачем? зачем?)
     Не выражая никаких эмоций, они смотрели друг на друга.  Но  они  были
еще способны внутренне ощущать эмоции.
     Давайте вернем его, - безразлично  сказала  Хейзел.  -  Это  доставит
удовольствие Брайену и Мэри. И Руфи. Она этого очень хотела.  А  ведь  все
мы, как вы знаете, любили ее.
     Нет, - возразил Эдли, и все посмотрели на него. Он впервые вступил  в
спор. Он выглядел смущенным, но тем не менее продолжал свою мысль.  Каждая
газета, каждая радиостанция не преминет рассказать  историю  "космического
возвращения". Они считают, что он  наверняка  умер,  умер  не  менее  двух
недель назад. Стоит  ли  привлекать  такое  повышенное  внимание  к  этому
событию?
     Все присутствующие согласно закивали.
     И потом, как предусмотреть, что он станет рассказывать?
     Мы можем стереть его память, - сказала Хейзел. - С этим  нет  никаких
проблем, а окружающие  нормально  воспримут  его  амнезию.  Для  нее  есть
причины.
     (да, но дело не в этом)
     Вновь зазвучали голоса,  перебивая  друг  друга.  Это  была  странная
комбинация слов и чувств. Конечно, меньше всего хейвенцы хотели  видеть  в
городе репортеров  с  кинокамерами.  Да  и  башенные  часы  не  стоило  бы
показывать  лишний  раз.  Тогда  многие  поймут,  что  это  не  более  чем
галлюцинация. Нет, пусть уж Давид Браун останется там, где он  есть.  Ведь
известно пока,  что  с  ним  все  в  порядке.  Они  знали  очень  мало  об
Альтаире-4, но они знали, что время там идет с другой скоростью и что  год
на земле - для Альтаира-4 только миг. Получается,  что  Давид  только  что
попал туда. Конечно, он может умереть, его  организм  может  быть  поражен
какими-нибудь неизвестными микробами, а возможна и просто смерть от  шока.
Но скорее всего этого не случится, а если и  случится,  то  это,  в  конце
концов, не очень важно.
     Я  чувствую,  что,  если  мы  заберем  его  оттуда,  он  может  стать
детонатором, - сказал Киль.
     (как?)
     (что ты имеешь в виду?)
     Киль и сам не знал точно, что имеет в виду. Он только чувствовал, что
не стоит возвращать Давида Брауна в Хейвен. Лучше было бы извлечь  его  из
Альтаира-4 и отправить еще куда-нибудь.  Тогда  они  выиграли  бы  немного
времени. Время - это всегда проблема. Время для "превращения".
     (не нужно, чтобы Мэри знала: она еще не зашла в  своем  "превращении"
достаточно далеко, и не стоит ее расстраивать.)
     Шестерка огляделась вокруг, глаза  всех  присутствующих  округлились.
Этот голос, слабый, но ясный, не принадлежал никому из них. Он принадлежал
Бобби Андерсон.
     - Бобби! - воскликнул Хэйзел. - Бобби, с тобой все в порядке? Как  ты
там?
     Никакого ответа.
     Бобби исчезла, в воздухе не осталось даже тени  ее  присутствия.  Они
растерянно смотрели друг на  друга,  изучая  реакцию  каждого  из  них  на
случившееся. Если бы они были сейчас не вместе, а поодиночке,  можно  было
подумать, что голос Бобби - галлюцинация.
     Ну, и как же мы скроем это от  Мэри?  -  спросил  Дик  Аллисон  почти
сердито. - Мы не можем скрыть ничего ни от кого.
     Ты не прав, - вмешался Ньют. - Можем. Не очень хорошо,  наверное,  но
все же можем. Можем скрыть свои мысли, потому что
     (потому что мы были)
     (были там)
     (были в сарае)
     (в сарае Бобби)
     (там мы научились слышать мысли)
     (и начали "превращаться")
     И понимание возникло между ними.
     Мы должны вернуться немного назад, - сказал Эдли Мак-Кин. - Вернуться
немного в прошлое.
     - Да, - ответил Киль. - Мы так и сделаем.
     Это были первые сказанные  вслух  слова,  и  они  положили  конец  их
беседе.


     Среда, 3 августа.
     В этот день Энди Бозмен сменил у корабля Эндерса. Воистину ни один из
хейвенцев не мог проработать там больше двух дней. Другое дело -  Гарднер.
Его ни разу не  потребовалось  сменить.  Казалось,  он  обладает  каким-то
повышенным иммунитетом к воздействию, оказываемому кораблем. Он мог делать
что захочет и когда захочет, и никто не мог его остановить по той  простой
причине, что никто не мог узнать о его планах.
     Бозмен почти желал смерти  Бобби,  потому  что  тогда  они  могли  бы
избавиться от Гарднера. Это, конечно, оттянуло бы для хейвенцев  окончание
работы, но они бы освобождено вздохнули.
     И этот тип еще постоянно подчеркивает разницу  между  собой  и  всеми
остальными!
     - Смотри, Боззи, - сказал он сегодня, хотя  Бозмен  уже  предупреждал
его, что не любит, когда его зовут Боззи, - в чем  отличие  между  мной  и
тобой: я не отмораживаюсь так, как ты. И я не боюсь...
     - Какая разница, боюсь я или не боюсь, если мы копаем вместе с тобой?
И заметь, я не требую за свою работу никакой награды.  И  прошу  тебя,  не
называй меня Боззи!
     Гарднер с иронией посмотрел на него:
     - Да, я знаю, что тебе это не нравится.
     Они как раз обходили корабль кругом. Горы земли возвышались по  краям
выкопанной ямы, образуя крутые склоны.
     - Что ж, давай... - начал Бозмен.
     Гарднер дернул его за руку:
     - Шшшшшшш...
     - Что такое?
     - Разве ты не слышишь?
     - Что я...
     И тут он услышал. Свистящий звук,  как  будто  где-то  рядом  закипел
чайник со свистком. Бозмена обуял ужас.
     - Это они, - прошептал он и повернулся к Гарду. Его губы  дрожали.  -
Они не умерли, мы их разбудили... они выходят наружу!
     - Явление Христа народу, - некстати пошутил Гарднер.
     Свист усиливался, постепенно перерастая в гром. Силы оставляли  Энди,
и он упал на колени.
     - Это они, это они, это они, - бормотал он.
     Гарднер рывком поднял его на ноги.
     - Это не призраки, - сказал он. - Это вода.
     - Что? - Бозмен непонимающе смотрел на него.
     - Вода! - повторил Гарднер.
     И тут из ямы фонтаном брызнули струи воды,  размывая  свежевыкопанную
землю.
     - Вода, - слабым голосом повторил Энди. Он не мог этого осмыслить.
     Гарднер ничего не ответил. Вода устремилась к небу, и  в  ее  брызгах
заиграла радуга. И еще он увидел в струях воды какие-то светящиеся полосы.
     Это она, - подумал Гарднер, - это радиация. Она исходит от корабля. И
я ее вижу! О Боже...
     Внезапно земля под его  ногами  покачнулась.  Вода  заканчивала  свою
разрушительную  работу,  размывая  остатки  скалистой  почвы.   Напор   ее
становился все слабее, затем она и  вовсе  прекратила  поступать  из  ямы.
Радуга погасла.
     Гарднер  увидел,  что  теперь  корабль   полностью   освободился   от
удерживающей его скалы. И он начал двигаться. Он  двигался  так  медленно,
что это можно было считать игрой воображения, но все  это  происходило  на
самом деле. Двигался корабль, двигалась тень, отбрасываемая им; гигантское
судно бесшумно устремлялось к небу, наконец освобожденное...
     И он хотел этого. Боже! Хорошо это или плохо, но он хотел этого!
     Гарднер почесал в затылке, как бы обдумывая происходящее.
     - Пойдем, - позвал он. - Пойдем, посмотрим!
     И, не оглядываясь, он начал взбираться на холм.
     Через секунду к нему присоединился Энди  Бозмен.  На  его  лице  было
написано разочарование.
     - Все напрасно! - стонал он.
     - Почему же, Боззи? Разве тебе не нравится...
     - Заткнись! - заорал на него Энди. - Заткнись! Я ненавижу тебя!
     Гарднер был близок к истерике. Он взобрался наверх  и  сел  прямо  на
землю.  Он  думал  о  том,  как  эта  штука  столько  столетий  простояла,
удерживаемая столь легко  преодолимой  преградой.  Потом  он  вдруг  начал
смеяться. И даже когда  Энди  Бозмен  вскарабкался  наверх  и  ударил  его
кулаком в лицо, отчего Гард упал на землю, он не мог остановить этот смех.


     Четверг, 4 августа.
     Наступило утро, но до сих пор  никто  из  хейвенцев  не  показывался.
Приложив носовой платок к разбитому лицу,  Гард  решительно  направился  к
стоящему во дворе Бобби грузовичку.
     Ночью они опять приезжали, на этот раз на "кадиллаке"  Арчинбурга,  и
заседали в сарае. Он видел, как они приехали и заходили туда. Когда кто-то
из них  закрыл  дверь,  Гард  заметил  сияющий  зеленый  свет,  струящийся
изнутри. Они зашли, забыв прикрыть за собой двери. Сейчас они были  самыми
сияющими людьми во всем штате Мэн, хотя и не могли видеть себя со стороны.
     Интересно, - думал Гард, - может быть, когда они входят  внутрь,  они
подвергаются какому-то воздействию, вызывающему экзальтацию?
     Что с того, что я видел, как они входят туда? Ведь я так и  не  знаю,
чем они там занимаются.
     Он услышал шум подъезжающего грузовичка. Мотор заглох,  и  из  кабины
вылез человек. Он был незнаком Гарднеру. Тремейн, Эндерс, Бозмен... теперь
еще вот этот.
     - Мосс Фримен, - представился человек. - Приехал помочь тебе.
     - Да, мне нужна твоя помощь, - медленно протянул Гарднер. И,  отвечая
на его вопросительный взгляд, пояснил:
     - Я хочу, чтобы кто-нибудь наконец поцеловал меня в зад.


     Пятница, 5 августа.
     С 1960 года над  Хейвеном  не  проходило  ни  одной  линии  самолетов
гражданской авиации. Именно тогда был закрыт аэропорт  в  Бангоре.  Только
редкие военные самолеты  пролетали  иногда  над  городком.  Потом  все  же
правительство решило, что не использовать готовый  аэродром  в  Бангоре  -
непозволительная роскошь, и там был создан испытательный полигон.
     Участок над Хейвеном назывался  квадратом  Ж-3,  и  пролетающие  мимо
пилоты регулярно запрашивали сводку о  состоянии  неба  в  этом  квадрате.
Впрочем, то же самое  предпринималось  по  отношению  ко  всему  Альбиону,
району Больших Озер и Бермудскому треугольнику. Так было заведено - и  все
тут.
     В 1973 году здесь пропал самолет отряда "Дельта", совершивший перелет
Лондон - Чикаго.
     В 1974 году как раз над Хейвеном у  большого  самолета,  совершавшего
чартерный рейс Бангор - Лас-Вегас, отказал один мотор, и пилот  с  большим
трудом дотянул лайнер до ближайшего аэропорта.
     Еще один самолет пропал в 1975 году.
     С 1979 года ни один коммерческий самолет не залетал в район  Хейвена.
Квадрат Ж-3 стал пользоваться дурной репутацией.
     С 1982 года одна  частная  авиакомпания  стала  проводить  регулярные
исследования в месте, где случилось  так  много  происшествий,  но  долгое
время ничего странного не было обнаружено.
     Пока 5 августа в небе над Хейвеном не оказался пилот Питер Бейли.
     Бейли был пилотом, налетавшим около двухсот часов. Он больше всего на
свете любил деньги и поэтому легко  согласился,  когда  та  самая  частная
авиакомпания предложила ему высокооплачиваемую  исследовательскую  работу.
Опасности его волновали мало. Он целиком полагался на свою  удачу  и  свой
опыт. И действительно, по мастерству с ним мало кто мог потягаться.
     У Бейли было немало друзей среди летчиков. С некоторыми он летал,  за
другими наблюдал. Иногда он  даже  хвалил  кого-нибудь.  Но  во  всех  его
похвалах прослеживалась одна мысль: он, Бейли, - самый  великий  пилот  на
свете, с которым пока никто не может сравниться.
     Он любил играть в гольф. Его партнерами частенько бывали адвокаты,  а
эти типы, по общему  представлению,  знали  толк  в  игре.  И  все  же  он
выигрывал у всех!
     В тот день он совершал перелет из Питерборо, что возле  Нью-Йорка,  в
Бангор. В Бангоре он  должен  был  посетить  госпиталь,  в  котором  лежал
маленький Хиллмен Браун. Он прочитал о нем в  газетах,  а  поскольку  имел
незаконченное  медицинское  образование  и  большую   любовь   ко   всяким
интересным  случаям,  решил  проведать  мальчика  и  немного  поболтать  с
врачами.
     Целый день стояла хорошая погода, воздух был  совершенно  прозрачным.
Бейли предвкушал приятную воздушную прогулку. Однако на подлете к  Хейвену
самолет, все время державшийся на высоте одиннадцати тысяч футов, внезапно
поднялся на пятнадцать, а потом опустился до шести тысяч футов.
     - Что за черто... - попытался выругаться Бейли.
     Он посмотрел вниз и увидел какой-то сгусток яркого света. Он понимал,
что лучше было бы улететь отсюда как  можно  скорее,  но  интерес  одержал
верх. Он развернул самолет.
     - Где же...
     Новая вспышка чуть не ослепила его. Лучи  света  побежали  по  кабине
пилота.
     - Бож-же!
     Прямо под ним на фоне густого  леса  находился  огромный  серебристый
объект. Бейли не мог пока сказать,  что  это  такое,  потому  что  самолет
внезапно начало сносить ветром.
     Он выровнял курс. Внезапно у него  разболелась  голова.  Что  же  это
такое?  Водонапорная  башня?  Никто  и  никогда  не  строит  посреди  леса
водонапорные башни.
     Артефакт, - подумал он, слабея от восторга. -  Артефакт,  космический
корабль инопланетян... а может быть,  какая-нибудь  штучка,  принадлежащая
правительству? Но если этот объект принадлежит правительству, то почему он
никак не замаскирован? Он отчетливо видел вокруг предмета  свежевскопанную
землю. Сердце его  учащенно  забилось.  Внезапно  стрелка  компаса  начала
описывать  круги  против  часовой  стрелки,  все   индикаторные   лампочки
одновременно засветились красным светом. Затем  самолет  резко  бросило  в
небо. Высотомер показал двадцать две тысячи футов... А потом стрелка разом
упала на отметку "ноль".
     Мотор чихнул раз, другой  и  заглох.  Сердце  Бейли  тоже,  казалось,
остановилось. В глазах мелькали  искры  -  зеленые  и  красные.  Сейчас  я
разобьюсь, - промелькнуло в голове у пилота. Краешком глаза он увидел, что
шкала термометра, показывающего температуру за бортом, сперва подскочила с
отметки сорок семь до пятидесяти восьми, а затем резко упала до пяти и, на
мгновение замерев, взлетела до девятисот девяноста девяти.  Там  термометр
зашкалил и вышел из строя.
     - Господи, да что же это такое происходит! - простонал Бейли,  и  тут
один из его передних зубов вдруг выскочил изо рта,  ударился  о  приборный
щиток и упал на пол.
     Мотор вновь зарычал.
     -  Черт,  -  прошептал  он,  трясясь   от   страха.   Из   отверстия,
образованного на месте выпавшего зуба, лилась кровь,  струйкой  стекая  на
рубашку.
     Он вновь оказался над странным объектом в лесу.
     Мотор пару раз чихнул и умолк. Самолет терял  высоту.  Четыре  тысячи
футов... три с половиной тысячи... три тысячи... две с  половиной.  Дорога
была настолько близка, что Бейли мог рассмотреть на ней  буквально  каждую
травинку.
     - Мамочка! - прошептал он. - Сейчас я умру!..
     Он с силой надавил на газ. Мотор опять заработал - и тут же заглох.
     - Нет! - простонал Бейли. - Чертов самолет, не смей!
     Но он был бессилен. Самолет с силой  врезался  в  землю,  и  раздался
взрыв. То, что было раньше Питером Бейли, разлетелось на мелкие кусочки...


     Суббота, 6 августа.
     Ньют и Дик сидели в кафе. На столике между  ними  лежала  газета.  На
передней полосе крупными буквами был набран заголовок:
     УЖАСНАЯ ТРАГЕДИЯ: КРУШЕНИЕ САМОЛЕТА.
     Там же была помещена фотография с места происшествия. В том,  что  на
ней было изображено, было довольно трудно узнать  самолет,  которым  Питер
Бейли так гордился.
     Рядом с газетой стоял завтрак. Но мужчины не притрагивались к нему.
     Около двадцати  любопытных  шастают  вокруг  города,  обследуя  место
аварии, - мысленно сказал Ньют.
     Все из города? - спросил Дик.
     Да.
     У нас могут начаться проблемы?
     Нет, не думаю. Какое отношение имеем мы к случившемуся?
     Дик покачал головой: Никакого. Ты готов?
     Да.
     Они вышли  из  кафе,  не  расплатившись.  В  последнее  время  деньги
перестали играть в Хейвене какую-нибудь роль. Хейвен вообще приближался  к
тому состоянию, которое некоторые называют коммунизмом.
     Они направлялись к  городскому  залу.  Воображаемая  башня  с  часами
претерпела изменения. То она была на месте, крепкая и устойчивая, как сама
земля, то вдруг исчезала, и на ее месте появлялось синее ясное небо. Потом
все повторялось снова. Только тень, отбрасываемая  башней,  оставалась  на
прежнем месте, независимо от того, была при этом башня  или  нет.  Но  это
никого не беспокоило.
     Из Дерри приехали Томми Джеклин и Эстер Бруклин, -  сказал  Дик.  Они
намерены поставить здесь не менее  пяти  станций  техобслуживания.  И  они
привезли много батареек на продажу. В Дерри считают, что Хейвен помешан на
батарейках.
     Томми Джеклин и Эстер Бруклин? - переспросил Ньют. -  Боже,  но  ведь
они еще совсем дети! А разве у Томми вообще есть водительские права?
     Нет, - раздраженно сказал Дик. - Но ему уже исполнилось пятнадцать, и
скоро он их получит. Кроме того, он большой мальчик и выглядит старше, чем
есть на самом деле. Так что с ними все в порядке.
     Да, всем им нужны батарейки, а достать  их  становится  все  сложнее,
потому что жителям Хейвена все труднее покидать Хейвен. Некоторые,  выехав
за городскую черту, вообще могут умереть. Это  под  силу  только  молодым,
например, Ньюту и Дику. В Хейвене никого не удивляло, что Хилли Брауна  не
могут вывести из коматозного  состояния.  Причина  наверняка  в  том,  что
старый Хиллмен увез его из города.
     Что ж, - сказал задумчиво Ньют.
     Да, ничего не попишешь, - ответил Дик. - Мы  не  может  оставить  эту
штуку без нее и мы не выживем.
     Без нее и без батареек, - мог бы сказать он. Ведь Хейвен сейчас,  как
детская игрушка, работал на батарейках. И их нужно все больше, как  только
можно больше.
     Ньют Беррингер был встревожен. Нужно  проследить,  чтобы  с  Томми  и
Эстер все было в порядке.
     И он знал, что будет  переживать  все  время,  пока  не  узнает,  что
детвора (так он называл в уме Томми и  Эстер)  благополучно  сделала  свои
дела.


     Воскресенье, 7 августа.
     Гарднер  стоял  возле  корабля,  глядя  на  него   и   вспоминая   об
авиакатастрофе, случившейся здесь на днях. Не нужно  заканчивать  колледж,
чтобы уловить связь между происшествием и кораблем.
     Сегодня Фримен Мосс,  его  самый  последний  помощник,  не  появился.
Очевидно, ему стало так же плохо, как и всем предыдущим. Впервые с момента
исчезновения Бобби Гард был один.
     Перед ним стояла проблема выбора, и Гард видел три разных ее решения.
     Решение первое: работать, как обычно.
     Решение второе: бежать отсюда как  можно  дальше.  Он  уже  пришел  к
выводу, что в случае смерти Бобби ему нужно будет исчезнуть из этих  мест,
если он хочет спасти  свою  шкуру.  Чтобы  реализовать  это  решение,  ему
хватило бы получаса. Если он решит бежать, они об этом никогда  не  смогут
узнать.
     Бежать. Но куда? Дерри,  Бангор,  даже  Августа...  все  это  слишком
близко. Может быть, Портленд? Может быть. Бежать, бросить все,  бросить...
Бросить Бобби? Своего старого доброго друга, все еще любимую им  Бобби,  о
которой вот уже две недели нет никаких вестей?!
     Решение третье: избавиться от этой штуки. Взорвать ее. Разрушить ее.
     При всей своей нелюбви ко  всем  видам  оружия  (а  то,  что  корабль
представлял  собой  мощное  оружие,   Гард   понял,   анализируя   причины
авиакатастрофы), он не мог не понимать,  что  разрушение  корабля  чревато
новым Чернобылем, еще более ужасным по силе. Никто не может знать, сколько
разных штучек хранится внутри его. Но  из-за  этого  чертова  корабля  все
время погибают люди! Сколько смертей  случилось  за  последнее  время?!  А
сколько их еще будет!
     Гарднер был уверен: авиакатастрофа -  не  последнее  событие  в  этом
печальном списке.
     Затерянный корабль создавался как грозное оружие,  и  создателем  его
были не гуманоиды - в этом Гарднер  был  уверен.  Не  обладая  их  образом
мышления, как можно разгадать, что таится  внутри  корабля?  И  что  можно
сделать?
     Такие варианты решения стояли перед Гардом, и третий вариант вовсе не
был никаким решением... и внезапно его  руки  поняли  то,  что  не  смогла
понять голова. Они потянулись к бутылке,  спрятанной  под  деревом.  Самое
правильное решение - напиться, несмотря на то, что часы показывали  только
полдевятого утра.
     Что-то будто кольнуло его в висок.
     Он оглянулся.
     За спиной стояла Бобби.
     Рот Гарднера от неожиданности приоткрылся. Он помахал  перед  глазами
рукой, как бы отгоняя видение.  Но  Бобби  не  исчезла.  Она  была  вполне
реальной, хотя и потеряла большую часть волос на голове, а скулы  ее  были
плотно обтянуты кожей; она напоминала человека, случайно выздоровевшего от
неизлечимой болезни. Ее правая рука была перевязана. И...
     ...и на ее лицо был нанесен грим. Грим, до неузнаваемости меняющий ее
облик. Но это она... это Бобби... это не сон...
     Его глаза внезапно наполнились слезами. Только сейчас он  понял,  как
одинок был без нее.
     - Бобби? - спросил он. - Это действительно ты?
     Бобби улыбнулась той самой хорошо знакомой ему  улыбкой,  которую  он
так любил. Это была она, Бобби. Бобби, его любимая.
     Он подошел к ней, обнял, положив голову ей на плечо.  Ему  уже  давно
хотелось это сделать.
     - Привет, Гард, - сказала она и заплакала.
     Он заплакал тоже. Он поцеловал ее. Поцеловал ее. Поцеловал.
     Она обняла его здоровой рукой.
     - Но Бобби, - говорил он, целуя ее, - ты не должна...
     - Тсс. Я должна. Это мой последний шанс, Гард. Наш последний шанс.
     Они целовались, и ее блузка как бы случайно расстегнулась, и под  ней
показалось тело, белое и худое, с отвисшей грудью и  торчащими  ключицами,
но он любил ее и целовал ее, и слезы текли по их лицам.
     Гард, мой дорогой, любимый, всегда мой
     тссс
     О как я люблю тебя
     Бобби, я люблю
     люблю
     поцелуй меня
     поцелуй
     да
     Под ними хрустели еловые иголки. Счастье. Ее слезы.  Его  слезы.  Они
целовались, целовались, целовались без остановки. Встретив ее, Гард  понял
одновременно две вещи: как ему ее не хватало и  что  в  лесу  не  поет  ни
единая птичка. Лес мертв.
     Но они продолжали целоваться.


     Воспользовавшись своей рубашкой вместо тряпки, Гард  стер  со  своего
лица ее грим. Неужели она намерена прямо сейчас заняться  с  ним  любовью?
Что ж, если она хочет...
     Они оба сейчас представляли лакомый кусочек для комаров  и  москитов,
но Гарднер не получил ни одного укуса и был также уверен, что и  Бобби  не
укусил никто. Это не только грозное оружие, - думал он, глядя на  корабль,
- но еще и отличный репеллент: отпугивает всех насекомых.
     Он вновь натянул рубашку и коснулся лица Бобби, пробежал пальцами  по
щеке, стирая грим. Большая часть его, правда, уже была смыта слезами.
     - Я ненавижу тебя, - прошептал он.
     Ты любишь меня, - ответила она.
     - Что?
     Ты все услышал, Гард. Я знаю, что услышал.
     - Ты сердишься?  -  спросил  он,  уверенный,  что  между  ними  вновь
воздвигнется барьер, уверенный,  что  все  закончится,  потому  что  самые
лучшие  вещи  когда-нибудь  кончаются.  И  ему  было   грустно   от   этой
уверенности.
     - Именно поэтому ты не хочешь разговаривать со мной? - Он помолчал. -
Я не упрекаю тебя. Ты имеешь право так вести себя, женщина.
     - Но я говорила с тобой, - сказала она, и, хотя ему  было  стыдно  за
то, что он солгал ей, он был рад слышать  в  ее  голосе  разочарование.  -
Говорила мысленно.
     - Я не слышал.
     - А раньше слышал. Ты слышал... и ты отвечал. Мы говорили, Гард.
     - Тогда мы находились ближе к...  к  этому,  -  он  указал  рукой  на
корабль.
     Она слегка усмехнулась и прижалась щекой к его плечу. Грим все больше
стирался, обнажая бледную, полупрозрачную кожу.
     - Разве я могу ненавидеть тебя?
     - Нет. Да. Немного, - она улыбнулась и  в  этот  миг  стала  давно  и
хорошо знакомой ему Бобби Андерсон. И все-таки по ее щекам бежали слезы. -
И все же это хорошо, Гард. Мы сохранили самое лучшее в себе напоследок.
     Он очень нежно поцеловал ее, но теперь ее  губы  были  другими.  Губы
Новой и Усовершенствованной Бобби Андерсон.
     - И все же ни мне, ни тебе не хочется сейчас заниматься любовью.
     - Я знаю, что выгляжу усталой, - сказала Бобби,  -  и  потеряла  свою
прежнюю привлекательность, как ты, наверное, успел заметить. Ты прав:  мне
не хочется сейчас делать никаких физических усилий.
     Черт бы тебя побрал, -  выругался  про  себя  Гарднер,  отгородившись
мысленно от Бобби, чтобы она не могла услышать его мысли.
     - Лечение было... радикальным. После него остались некоторые проблемы
с  кожей  и  количеством  волос  на  голове.   Но   все   это   постепенно
восстанавливается.
     - Ох, - выдохнул Гарднер, думая при этом: Ты  все  еще  не  научилась
правдоподобно лгать, Бобби. - Что ж, я рад, что с тобой все в порядке.  Но
тебе понадобится еще немало дней, прежде чем ты окончательно  встанешь  на
ноги...
     - Нет, - спокойно ответила  Бобби.  -  Пришло  время  для  финального
рывка, Гард. Мы уже почти у цели. Мы начали это с тобой - ты и я...
     - Ты начала это, Бобби. Ты нашла  этот  корабль.  Вместе  с  Питером,
помнишь?
     При напоминании о Питере на лицо  Бобби  набежала  тень,  но  тут  же
исчезла.
     - Ты появился почти сразу же. Ты спас мне жизнь. Без тебя я сейчас не
была бы здесь. Так давай же  закончим  это  вместе,  Гард.  Я  думаю,  нам
осталось выкопать не более двадцати пяти футов.
     Гарднер понимал, что она права, но внутренне  он  не  принимал  такую
постановку вопроса. У него внезапно заныло сердце.
     - Если ты так считаешь...
     - Что ты говоришь, Гард? Осталось всего чуть-чуть. И мы вместе. Ты  и
я.
     Он задумчиво посмотрел на Бобби, а вокруг не было слышно  ни  единого
птичьего голоса.
     Какое  же  нужно  принять  решение?  Как  сделать  правильный  выбор?
Убежать? Вызвать полицию? Как? Какие еще идеи, Гард?
     И внезапно к нему пришла идея... или, во всяком случае, ее отблеск.
     Но даже отблеск - это лучше, чем ничего.
     Он похлопал Бобби по руке:
     - Ладно. Я согласен.
     Бобби улыбнулась шире... и вдруг  на  лице  ее  появилось  удивленное
выражение:
     - Интересно, сколько же он еще оставил тебе времени?
     - Кто он?
     - Волшебник-Зубодер, - пояснила Бобби. - Наконец и  ты  потерял  зуб.
Вот здесь, прямо по центру.
     Изумленный и немного испуганный, Гард поднес руку ко рту,  уверенный,
что еще вчера зуб был на месте.
     Вот это и случилось. Через месяц работы возле этой чертовой штуки его
иммунитет  наконец  перестал  срабатывать.  Теперь  и  он  стоит  на  пути
"превращения" во что-то Новое и Усовершенствованное.
     Он начинает "превращаться".
     Гарднер с трудом выдавил из себя ответную улыбку:
     - Я не заметил.
     - А еще что-нибудь ты чувствуешь?
     - Нет. Пока нет. Так ты  говорила,  что  хочешь  выполнить  кое-какую
работу?
     - Да, если смогу, - вздохнула Бобби. - С такой рукой...
     - Попроси меня. Я помогу тебе.
     Бобби улыбнулась и вновь стала той Бобби, какую он  знал  много  лет,
его любимой женщиной.
     Потом ему в глаза бросилось, как все-таки она худа и слаба, и у  него
заныло сердце.
     - Думаю, ты действительно поможешь, - тихо сказала она. - Мне было бы
одиноко без тебя.
     Они стояли рядом, улыбаясь друг другу, и все было  почти  по-старому,
кроме леса, в котором теперь не пели птицы.
     Прошла любовь, - думал он, - и никогда не  вернется.  И  кто  бы  мог
подумать, что виной всему призраки! Даже Герберту Уэллсу не  пришел  бы  в
голову такой сюжет!
     - Мне бы хотелось заглянуть в яму, - сказала Бобби.
     - Ладно. Тебе должно понравиться то, что я успел сделать.
     И они вместе направились к кораблю.


     Понедельник, 8 августа.
     Жара не спадала.
     Температура воздуха за окном кухни Ньюта  Беррингера  была  семьдесят
девять градусов. Боже, сейчас только четверть восьмого, а ведь впереди еще
все утро! Правда, Ньют  не  смотрел  на  градусник.  Он  стоял  в  ванной,
облаченный в пижаму, и старательно растирал взятый у жены  грим  по  лицу.
Ему всегда казалось, что грим - никому не нужное женское ухищрение  и  что
женское лицо без грима выглядит гораздо привлекательнее, но теперь,  когда
сам в нем нуждался, Ньют был вынужден признать, что грим - вещь полезная.
     Он пытался скрыть тот факт, что в последнюю неделю кожа на его лице и
затылке начала в буквальном смысле слова увядать. Он, конечно,  знал,  что
со всеми, кто побывал в сарае Бобби, происходят определенные перемены,  но
сперва ему казалось, что эти перемены благотворны: все три раза он выходил
оттуда  помолодевшим,  ставшим  будто   бы   выше   ростом   и   способным
удовлетворить в постели и свою жену, и всех ее подруг.
     Но с прошлой пятницы он уже не  мог  себя  обманывать.  Он  отчетливо
видел  вены,  артерии  и  капилляры  на  щеках,  и  в  связи  с  этим  ему
вспоминалась картинка из медицинского атласа, где изображалась кровеносная
система человека. Когда он нажимал  пальцами  на  щеки,  они  прогибались,
будто сделанные из эластика. Как если бы они... они... истончались.
     Я не могу выйти в таком виде, - подумал он.
     В  субботу,  когда  он  совершенно  отчетливо  увидел,  что   с   ним
происходит, он сразу же бросился к Дику Аллисону.
     Дик открыл ему дверь и сперва не понял, что так беспокоит Ньюта.  Но,
приглядевшись повнимательнее, посочувствовал и предложил:
     - Пожалуй, тебе нельзя появляться  на  улицах  в  таком  виде.  Давай
позовем Хейзел.
     (Телефон, конечно, им для этого не  был  нужен,  но  старые  привычки
умирают тяжело.)
     У Дика в кухне было достаточно светло, и Ньют увидел, что на  лице  у
Аллисона тщательно нанесен грим. Дик сказал, что его научила этому Хейзел.
Да, это происходило со всеми, за исключением Эдли, который впервые попал в
сарай около двух недель назад.
     Где же конец всему этому, Дик?  -  грустно  спросил  Ньют.  Его,  как
магнит, привлекало  к  себе  зеркало,  висящее  на  стене  в  кухне,  хотя
собственное отражение в нем делало Ньюта совершенно больным.
     Не знаю, - ответил Дик. Одновременно он разговаривал  по  телефону  с
Хейзел. - Но это не  имеет  никакого  значения.  Это  должно  произойти  с
каждым. Как и все остальное. Ты знаешь, что я имею в виду.
     Конечно, он знал. Но первые перемены, - думал Ньют, украдкой глядя на
себя в зеркало, - всегда наиболее болезненные, потому что они... интимного
свойства.
     Сейчас, стоя у зеркала и пытаясь на практике применять советы, данные
ему Хейзел, Ньют почувствовал,  что,  очевидно,  грядет  перемена  погоды,
потому что все  его  сведенные  ревматизмом  суставы  вдруг  по-настоящему
заныли.
     А, собственно, какая разница? Теперь ему должно быть все равно, какая
на дворе стоит погода.
     И, не испытывая никакой радости от своего "превращения", он продолжил
практические занятия по гримировке собственного исчезающего лица.


     Вторник, 9 августа.
     Старый доктор Варвик, закончив прослушивать  сердце  Томми  Джеклина,
устало  выпрямился,  зацепив  при  этом  кончик  носа  Томми.  Еще  совсем
мальчишка, Томми унаследовал от  отца  их  фамильную  гордость  -  большой
длинный нос.
     Его отец, - тоскливо подумала Бобби. - Кто-то должен  рассказать  его
отцу о случившемся. А как  решить,  кто  это  сделает?  Ее-то  не  слишком
тревожили подобные вещи, потому что она знала: случайности,  вроде  смерти
этого паренька Джеклина, случайности, которые она старательно скрывала  от
Гарда, все еще случаются.
     Но скоро, -  подумала  она,  -  ничего  подобного  просто  не  сможет
произойти.
     Еще несколько походов в сарай - и все образуется.
     На соседней кровати хрипела и задыхалась Эстер Бруклин.
     Киль: Он на самом деле умер?
     - Нет, это у меня такие  странные  шутки,  -  сердито  сказал  доктор
Варвик. - Заткнись, парень! Я знал о том, что он умрет, еще в четыре часа.
Поэтому я и позвал вас сюда. Вы, как-никак, все-таки отец города.
     На мгновение его глаза остановились на Хейзел и Бобби.
     - Прошу прощения. И две матери города.
     Бобби без тени юмора улыбнулась. Скоро в Хейвене  исчезнут  последние
половые различия. Не будет ни отцов, ни  матерей.  Будет  новая  генерация
людей - "Превращенные".
     Она посмотрела на остальных  и  увидела,  что  они  потрясены.  Хвала
Господу, она не одна! Томми и Эстер прибыли сюда три часа назад, и  оба  в
то время были живы. Почувствовав себя плохо, Томми гнал машину с отчаянной
скоростью.
     Чертов парень и впрямь оказался героем, - подумала Бобби. -  Хотя,  к
сожалению, единственное, чем мы можем отплатить ему - это сделать ему гроб
попросторнее.
     Она оглянулась на лежащую без  сознания  Эстер.  Бледная  как  стена,
тяжело дышит. Они уже возвращались, когда у  обоих  почему-то  разболелась
голова. Затем у Томми хлынула носом кровь, а  у  Эстер  внезапно  началась
сильнейшая менструация. Томми становилось все  хуже.  Вскоре  он  попросил
Эстер сесть за руль, потому что ему  начало  мерещиться  черт  знает  что.
Словом, начались галлюцинации. Эстер и самой казалось, что глаза  затянула
черная пелена, но она нашла в себе силы доехать до города  и  постучать  в
дверь к доку Варвику. Она еще помнила, как он открыл дверь и распростер ей
навстречу объятия, но после этого сразу же потеряла сознание и до сих  пор
в него не приходила.
     Хейзел спросила:
     - А как девушка?
     - Кровотечение нам удалось остановить, - сказал Варвик. - Она молода,
и я надеюсь, что организм справится. - Он строго посмотрел поверх очков на
собравшихся: - Я знаю ее родителей, и мне  не  хотелось  бы  причинять  им
горе.
     Но, думаю, до конца она так никогда и не оправится.
     Воцарилась растерянная тишина. Бобби прервала молчание:
     - Это не так.
     Доктор Варвик повернулся, чтобы взглянуть на нее.
     - Она придет в себя, - сказала Бобби. - Она придет в себя,  когда  ее
"превращение" полностью закончится.
     - Возможно, - пробормотал про себя Варвик. - И все же пока  положение
остается критическим.
     Бобби согласно кивнула головой: Да, плохо. Для Томми - еще хуже.  Его
родителей очень огорчит это известие. Я пойду и сообщу им о случившемся. И
мне хотелось бы, чтобы все составили мне компанию.
     Первым отозвался Эдли Мак-Кин: Если хочешь, я пойду с тобой, Бобби.
     - Спасибо, Эд, - обратила к нему Бобби  усталый  взгляд.  Спасибо  во
второй раз.
     Они вышли. Остальные проводили их  взглядом  и  вновь  повернулись  к
кушетке, на которой без  сознания  лежала  Эстер  Бруклин,  пожертвовавшая
своей жизнью во имя...
     ...да что там, во имя нескольких десятков батареек.


     Среда, 10 августа.
     С того дня как Бобби вернулась к нему, Гард много думал и все  больше
приходил к выводу, что так дальше продолжаться  не  может.  Слишком  много
кровоточащих носов, слишком много больных голов.  И  в  этом,  безусловно,
сказывалось воздействие корабля. Он никогда не  забудет  тот  день,  когда
впервые коснулся гладкой металлической обшивки и,  ощутив  вибрацию,  едва
сумел  остановить  носовое  кровотечение.  Вспоминать  это  его  заставлял
инстинкт самосохранения. Конечно, то, что он все время много пил, каким-то
образом предохраняло его, но все же не раз и не два из его  носа  хлестала
кровь. А теперь еще выпавший зуб!
     Он хотел знать о происходящем больше, чем считала нужным говорить ему
Бобби.
     Поэтому сейчас, когда она спала, тихонько  похрапывая  при  этом,  он
решил предпринять кое-какие шаги.
     Звук ее храпа, так хорошо знакомый  ему,  разбудил  воспоминания,  но
тут, подобно разорвавшемуся снаряду, ему в голову пришла одна мысль.
     Он прошел на кухню, открыл шифоньер и принялся рассматривать  платье,
которое на ней было надето вчера. Слава Богу, Бобби не заподозрит об  этой
инспекции, думал он. Она спит и храпит во сне.
     В предыдущий вечер Бобби без всяких  объяснений  вдруг  исчезла,  еще
днем она была раздражена и нервничала, и хотя они  оба  проработали  почти
целый день, Бобби почти  не  прикоснулась  к  ужину.  Потом,  когда  зашло
солнце, она приняла душ, переоделась и  уехала  в  жаркую,  пыльную  ночь.
Гарднер слышал, что вернулась она в полночь и  сразу  же  пошла  в  сарай.
Когда она  выходила  оттуда,  ее  осветила  вспышка  зеленого  света.  Ему
показалось, что и сама Бобби вспыхнула этим светом, но он не был уверен.
     Весь сегодняшний день она была замкнута, говорила только тогда, когда
он обращался к ней, да и то исключительно  односложными  фразами.  Попытки
Гарднера развеселить ее успеха не имели. От ужина она отказалась, хотя  он
очень настойчиво предлагал ей всякие деликатесы.
     Ее глаза на фоне густо загримированного  лица  казались  запавшими  и
сухими. К вечеру она попросила Гарда принести ей плед.
     - Холодное лето, как мне кажется. Я  немного  озябла.  Извини,  но  я
хотела бы прилечь.
     - Конечно, - торопливо согласился Гарднер.
     Что-то - он не мог понять пока что - глодало  его,  когда  он  стоял,
держа в руках ее платье из светлого хлопка. Когда-то давно она, сняв его с
себя, обязательно сразу же постирала бы его, развесила сушить, после ужина
прогладила и повесила на место, в шифоньер. Но это  было  когда-то  давно,
теперь же настали Новые и Усовершенствованные  дни,  и  все  стирали  свою
одежду только тогда, когда в этом была безусловная необходимость,  ведь  у
них были дела и поважней. Во всяком случае, так считала Бобби.
     Как бы протестуя, Бобби заворочалась во сне.
     - Нет, - прошептал Гард. - Пожалуйста. - Он быстро повесил платье  на
место, боясь еще раз прикоснуться к нему. Он затаил  дыхание,  боясь,  что
она проснется.
     Она брала грузовик. Ездила и делала что-то, чего ей вовсе не хотелось
делать.  Что-то,  что  вывело  ее  из  равновесия.  Что-то,  для  чего  ей
понадобилось приодеться. Она вернулась поздно и сразу же пошла в сарай. Не
зашла в дом переодеться, не стала снимать с себя то, в чем  была.  Почему?
Ответ, который напрашивался после осмотра ее платья, казался невероятным.
     Комфорт.
     А  когда  живущей  достаточно  замкнуто  и  одиноко  Бобби  требуется
комфорт, то кто может обеспечить ей его? Гард? Помилуйте, да за ним  самим
нужно ухаживать, как за младенцем. Он не может  предоставить  ей  комфорт,
потому что сам нуждается в нем.
     Ему хотелось напиться. Напиться сильнее, чем он напивался за  все  то
время, что провел здесь.
     Забудь это. И  он  решительно  вышел  из  кухни,  где  Бобби  хранила
выпивку. Внезапно что-то скатилось с его рубашки и с легким  стуком  упало
на пол.
     Он нагнулся и поднял упавший предмет. Конечно,  это  был  зуб.  Номер
Второй. Гарднер сунул в рот палец, обнаружил новую дырку и задумчиво  стал
рассматривать следы крови на ногте. Стоя в дверном проеме, он прислушался.
Бобби спала, и из спальни доносился ее храп. Наверное, у нее  аденоиды,  -
подумал Гард.
     Холодное лето, - сказала она. - Может быть, и это.  Может  быть,  так
оно и есть.
     И ему вспомнился вдруг Питер, который в любую погоду любил взбираться
к Бобби на колени, настойчиво преодолевая ее попытки сбросить пса, если ей
было жарко или тяжело. Однажды она сказала: Похоже, что он знает. Да, Пит?
И тебе, конечно, приятно, чтобы я чихала, когда  твоя  шерсть  попадает  в
нос? Ты все же предпочитаешь компанию, да? И Пит,  казалось,  смеялся  над
ней таким образом.
     Гарднер вспомнил, что, когда Бобби вчера  вернулась  домой,  издалека
доносились глухие раскаты грома.
     Вспомнил он и то, что иногда Пит повышено нуждался в комфорте.
     Особенно когда гремел гром.  Питер  смертельно  боялся  этого  звука.
Звука грома.
     Боже, неужели она держит Питера в сарае? А если да, то ПОЧЕМУ?
     На платье Бобби он обнаружил несколько странных зеленых пылинок.
     И шерсть.
     Очень знакомую бело-коричневую шерсть. Питер в сарае, и был  там  все
время. Бобби солгала, что Питер умер. Бог знает, сколько  всякого  разного
она солгала... но почему это?
     Почему?
     Гарднер не знал.
     Он передумал, подошел к буфету  и  достал  новую,  неначатую  бутылку
виски. Затем торопливо откупорил  пробку.  Подержав  в  руке  бутылку,  он
прошептал:
     - Вот что на самом деле лучший друг человека.
     Потом отхлебнул глоток, другой, третий...
     Питер. Что ты сделала с Питером, Бобби?
     Он собирался напиться.
     Здорово напиться.
     И поскорее.




                               КНИГА ТРЕТЬЯ 

                                 Встречайте нового хозяина.
                                 Встречайте так же, как встречали старого.
                                         "Не будьте дураками снова". "Кто"

                                 Над горами гремит
                                 Гром, магический знак,
                                 Он несет людям истину,
                                 Наполняя землю дымом.
                                 Беги через джунгли...
                                 Беги и не оглядывайся назад.
                                           "Беги через джунгли". "Криденс"

                     Я спал, и мне снился сон. Мне некуда было скрыться. Я
                был одновременно и мужчиной, и  женщиной,  а  мой  спутник
                Саул - одновременно моим братом и сестрой, и мы  танцевали
                где-то на открытом пространстве,  между  странными  белыми
                домами, в которых происходило разрушение  странных  черных
                механизмов. И мы во сне, он и я, или она и я, были  едины,
                мы были  вместе.  И  еще  была  ностальгия,  ужасная,  как
                смерть. Мы были вместе, и целовались, и любили друг друга.
                Это было ужасно, и даже во сне я понимал это. Потому что в
                этом сне, и во  всех  остальных  снах  я  знал,  насколько
                разрушительно слияние двух получеловеческих созданий.
                                          Дорис Лессинг. "Золотой дневник"


                                 1. СИССИ

     - Надеюсь,  вам  понравился  полет,  -  вежливо  сказала  стюардесса,
поддерживая под локоть сорокалетнюю женщину, в компании  двухсот  тридцати
других пассажиров прилетевшую в Бангор.
     Сестра Бобби Андерсон Анна, которой  недавно  исполнилось  сорок,  но
которая думала как  пятидесятилетняя  и  соответственно  выглядела  (Бобби
сказала бы, что сестра Анна думала как пятидесятилетняя женщина с тех пор,
как ей исполнилось тринадцать лет), резко выдернула локоть.
     - Что ж, детка, я скажу тебе, как мне понравился полет, -  язвительно
заявила она. - Мне было жарко. Меня стошнило, потому что самолет болтало в
воздухе. Я облилась апельсиновым соком. Мои чулки воняют,  а  этот  чертов
городишко похож на общипанного петуха. Еще вопросы есть?
     - Нет, - прошептала стюардесса. Ее  глаза  увлажнились,  и  она  была
готова разрыдаться. Таков  был  эффект,  производимый  Анной  Андерсон  на
людей.
     - Отлично, милочка, - и Анна гордо сошла по трапу. На  ее  лице  было
написано, что она никогда не  бывает  всем  довольна.  Она  шла,  выпрямив
спину, как будто проглотила кол. Она направлялась в здание аэропорта.


     Клерк в конторе сообщил Анне, что она  не  может  арендовать  машину,
потому что она не прислала предварительной заявки, что ей не повезло и что
он приносит ей свои извинения. В Мэне царило лето, и большая  часть  машин
была в разгоне.
     Это явилось большой ошибкой со стороны клерка. Очень большой ошибкой.
     Анна ехидно улыбнулась и  принялась  за  дело.  Ситуации  вроде  этой
составляли смысл жизни сестры Бобби. К тому же в последнее  время  она  не
имела возможности часто ругаться с людьми, потому что ухаживала за  тяжело
больным отцом, скончавшимся первого августа, восемь дней назад.
     Анна была весьма волевой особой. Ее мать  предпочла  покориться  воле
дочери, когда той исполнилось восемнадцать лет, позже то же самое сделал и
покойный отец. Поэтому у клерка  не  оставалось  шансов.  Ей  понадобилось
всего десять минут, чтобы выйти из конторы с ключами  от  машины,  которую
случайно - ну очень случайно - держали в резерве. Еще через двадцать минут
Анна мчалась по шоссе Бангор - Катласс, а клерк с облегчением потирал шею.
     Подобный эффект Анна Андерсон производила на многих людей.


     Пришло время обеда, но Анна не думала о  еде.  Она  ехала  в  Хейвен,
намереваясь как можно скорее встретиться с сестрой Робертой.


     Гостиница была переполнена.
     Но это не беспокоило сестру Анну.
     Она поймала  в  коридоре  администратора  и  после  непродолжительной
беседы уже распаковывала вещи, поправляла макияж и чистила зубы. Потом она
спустилась в ресторан.
     - Принесите мне пучок овощей. Свежих овощей.
     - Мадам желает сал...
     - Мадам желает пучок свежих овощей. И меня не интересует, как вы  это
назовете. Только не  забудьте  сперва  вымыть  их.  И  еще  принесите  мне
сомбреро.
     -  Да,  мадам,  -  растерянный  официант  хлопал  глазами.   На   них
оглядывались. Некоторые улыбались... но улыбка  тут  же  пропадала,  когда
улыбавшийся встречался со взглядом  Анны  Андерсон.  Официант  отошел,  но
властный голос странной клиентки остановил его:
     - Сомбреро, - сказал она, - подают  с  кремом.  Если  вам  вздумается
принести мне сомбреро с молоком,  будьте  уверены,  я  вылью  его  вам  на
голову.
     Ее лицо было совершенно серьезно.
     Анна Андерсон не любила шутить.


     В половине восьмого она вернулась в свой номер. Она разделась, надела
халат и уселась возле окна. Отель находился достаточно  далеко  от  центра
города. Поэтому Анна ничего особенного не видела, за исключением, пожалуй,
маленькой автомобильной стоянки. Но это было как раз то  зрелище,  которое
ей нравилось.
     В сумочке у нее лежали несколько капсул амфетамина,  и  Анна  приняла
одну из них. Она начала принимать их вскоре после первого инфаркта отца...
     Она взглянула на телефон и  отвела  взгляд  в  сторону.  Один  только
взгляд на него напомнил о Бобби, о том, что Анне уже давно  не  удается  с
ней связаться. В течение последних двадцати четырех часов Анна звонила  ей
дважды, но оба раза телефон не отвечал.
     Она попыталась позвонить первый раз сразу после смерти отца. Это было
в час дня 2 августа. Трубку снял какой-то алкоголик.
     - Позовите, пожалуйста, Роберту Андерсон, -  сказала  Анна,  стоявшая
босиком в коридоре воинского  госпиталя  в  Юте.  Рядом  сидела  ее  мать,
окруженная своими братьями и сестрами. - И, если можно, поскорее.
     - Бобби? - переспросил пьяный голос на другом конце  провода.  -  Вам
нужен старый хозяин или же Новый и Усовершенствованный Хозяин?
     - Не болтайте чепухи, Гарднер. Ее отец...
     - Вы не сможете говорить с Бобби сейчас, - конечно, это был  Гарднер.
Она узнала его голос. - Она в сарае с далласской полицией. Они сейчас  там
становятся все более Новыми и Усовершенствованными.
     - Передайте ей, что ее сестра Анна...
     Дзинь!
     Короткие гудки. Она подержала трубку возле уха и в сердцах  отбросила
ее, будто в руке оказался таракан.
     Больше всего на свете она ненавидела людей,  у  которых  были  плохие
манеры по телефону.


     Она повернулась к матери.
     - Ты говорила с ней, Сисси? - спросила мать.
     - Да.
     - Что она сказала? Она приедет на похороны? - Глаза матери с надеждой
смотрели на старшую дочь.
     - Я так и не поняла. - Все  своей  раздражение  Анна  вложила  в  эти
слова. И дальше, будто на  нее  снизошло  вдохновение,  на  одном  дыхании
выпалила:
     - Она сказала, что она рада, что  старый  мерзавец  умер.  Потом  она
рассмеялась. Потом она бросила трубку.
     На мгновение воцарилась тишина. Затем Паола  Андерсон  зажала  руками
уши и зарыдала.


     Сперва Анна все же не сомневалась, что  Бобби  приедет  на  похороны.
Анна считала, что она должна приехать, - значит, так и должно  было  быть.
Анна обычно добивалась всего,  чего  хотела,  и  так  было  всегда.  Когда
Роберта приедет, ей довольно сложно  будет  доказать,  что  Анна  солгала.
Поверят, безусловно, Анне, а не ей.
     Это хорошо. Просто отлично. Но этого мало. Пришло время - пришло  уже
давно, - когда Роберта должна была вернуться домой. Не только на похороны.
Навсегда.
     И она останется. Останется, потому что этого хочет Сисси.


     Этой ночью к Анне все  не  шел  сон.  Она  прислушивалась  к  шорохам
вокруг. Где-то за стенкой громко  работал  телевизор.  Безобразие:  мешают
людям спать. Завтра она напишет жалобу.
     Она лежала без сна, и, против ее воли, к ней  стали  опять  приходить
воспоминания...
     Через час, после того как она солгала матери  про  ответ  Бобби,  она
вновь пришла к телефону, чтобы на этот раз позвонить Бобби без свидетелей.
Она вызвала оператора и сообщила, что подозревает, что линия оборвана.
     - Прошу вас проверить, права ли я. Мне необходимо  как  можно  скорее
связаться с сестрой.
     - Да, мадам. Если вы сообщите мне номер, по которому звоните...
     - Нет,  милочка.  Сейчас  я  отправляюсь  в  похоронное  бюро,  чтобы
заказать гроб для моего  папаши,  а  потом  намереваюсь  поспать.  Я  сама
перезвоню вам утром. Можете быть уверены, уж я-то не забуду, дорогая.
     Она повесила трубку и направилась в похоронное бюро.


     На следующее утро телефон у Бобби  работал,  но  к  трубке  никто  не
подходил. Так продолжалось весь день. Постепенно в Анне вскипела ярость. К
вечеру она позвонила в справочное бюро и потребовала телефон  полицейского
участка Хейвена.
     - Ну... там,  собственно,  нет  полицейского  участка,  но  если  вас
устроит телефон констебля...
     - Вполне. Дайте мне его.
     Анна позвонила по этому телефону. Длинные гудки...  Практически  того
же тона, как когда она звонила своей чертовой сестрице. Как будто это  был
один и тот же аппарат...
     Она отбросила эту безумную мысль и разозлилась еще больше.  Наверное,
повреждение на линии, а телефонная компания еще не успела его устранить.
     - Ты нашла ее? - спросила вошедшая в комнату Паола.
     - Нет. Она не отвечает, городской констебль  не  отвечает.  Наверное,
этот паршивый городишко попал в какой-то Бермудский треугольник.
     - А если позвонить ее друзьям?..
     - Каким друзьям? Таким же ненормальным, как она?
     - Сисси! Ты не знаешь...
     - Я знаю, кто ответил по ее номеру, когда я звонила первый раз. После
жизни в нашей семье легко могу определить  по  голосу  мужчины,  когда  он
пьян.
     Мать ничего не ответила, она просто  поднесла  руки  к  шее,  как  бы
стараясь сделать тугой воротничок попросторнее.
     - Он брал трубку, и они оба отлично знают, зачем я ее  разыскиваю,  -
продолжала Анна. - И они пожалеют, что посмеялись надо мной!
     - Сисси! Я бы не хотела...
     - Заткнись! - заорала Анна, и мать, конечно же, сразу замолчала.
     Анна  звонила  вновь  и  вновь.  Она  узнавала  еще  какие-то  номера
телефонов в Хейвене. Ни  один  из  них  не  отвечал.  Наконец  ей  удалось
пробиться к мэру города, Беррингеру.
     - Ньют Беррингер слушает.
     - Слава Богу.  Меня  зовут  Анна  Андерсон.  Я  звоню  из  Юты,  штат
Нью-Йорк. Я пыталась дозвониться к  вашему  констеблю,  но  он,  очевидно,
отправился на рыбалку.
     - Не он, а она, мисс Андерсон. В  прошлом  месяце  она  скоропостижно
скончалась. Должность  в  настоящее  время  вакантна,  поэтому  телефон  в
конторе не отвечает.
     Эта информация смогла только на мгновение остановить Анну. Она всегда
умела прийти к цели, никуда не сворачивая.
     - Мисс Андерсон? А откуда вам, мистер Беррингер, известно, что  я  не
миссис, а мисс?
     Без всякой паузы Беррингер ответил:
     - А разве вы не сестра Бобби? Если вы  ее  сестра  и  если  при  этом
замужем, вы бы не носили эту фамилию.
     - То есть вы знакомы с Бобби?
     - Каждый в  Хейвене  знаком  с  Бобби,  мисс  Андерсон.  Она  -  наша
гордость.
     Эта фраза прозвучала для Анны подобно звуку  разорвавшегося  снаряда.
Наша гордость. Боже правый!
     - Что ж, отлично. Тогда вы,  несомненно,  поможете  мне  связаться  с
вашей гордостью. Я уже несколько дней мечтаю сообщить ей, что ее отец умер
и что завтра его будут хоронить.
     Она ожидала хотя бы формального выражения соболезнования, но в  ответ
просто прозвучало:
     - У нее есть определенные проблемы с телефоном.
     Разговор явно принимал не тот оборот, которого ожидала Анна.  Реакция
Беррингера была по меньшей мере странной,  слишком  равнодушной  даже  для
янки. Она попыталась представить себе  своего  собеседника  и  не  смогла.
Что-то непонятное звучало в его голосе.
     - Могли бы вы  передать  ей,  чтобы  она  перезвонила  мне?  Ее  мать
выплакала все глаза, она находится в  полуобморочном  состоянии,  и,  если
Роберта не появится, я не знаю, что будет с матерью.
     - А как я могу заставить ее позвонить вам?  Она  взрослая  женщина  и
сама решает, что ей делать, - медленно, с нажимом ответил Беррингер. -  Но
я передам ей ваши слова.
     - Может быть, я дам вам номер моего телефона? - сквозь зубы процедила
Анна. - Она так редко звонит нам, что могла и забыть его...
     - В этом нет необходимости, - оборвал ее Беррингер. - Если она  и  не
помнит его, то всегда сможет позвонить в справочное бюро. Ведь именно  так
вы получили этот телефон.
     Анна всегда ненавидела телефоны, но сейчас эта ненависть вспыхнула  в
ней с особой силой.
     - Послушайте! - крикнула она. - Вы, наверное, не поняли...
     - Я все отлично понял, - Беррингер вторично перебил ее  за  последние
три минуты. - Я все передам ей. Спасибо, что позвонили, мисс Андерсон.
     - Послушайте...
     Она не успела закончить фразу, как он сделал то, что  она  ненавидела
больше всего.
     Он повесил трубку.
     Анна яростно стиснула зубы: он еще пожалеет об этом!


     В тот день Бобби так и  не  перезвонила.  Не  перезвонила  она  и  на
следующий. Ни через день...
     Ну, ты еще вернешься, - думала Анна. - И когда это случится...
     Похороны прошли без Бобби. Все родственники плакали на  кладбище,  но
только не Анна. Хвала Господу, она умеет держать себя в руках!
     О, если бы она могла отложить похороны и заставить Бобби  приехать...
Но нет, этот раунд Бобби выиграла. Выиграла раунд,  но  не  все  сражение.
Анна намеревалась взять реванш. Поэтому наутро после похорон она  заказала
себе авиабилет в Бангор. Один туда... и два обратно.


     Проведя в гостинице ночь (черт знает что за гадость эти гостиницы,  в
них никогда не удается выспаться), в восемь утра Анна уже сидела за  рулем
взятого напрокат автомобиля, направляясь в Хейвен.
     Она не могла не нервничать. Ее напряжение особенно  усилилось,  когда
она пересекла черту города. Что-то происходит с Бобби: она полностью вышла
из-под контроля. И хотя Анна надеялась, что ей удастся повлиять на сестру,
ее мучили некоторые сомнения.
     Она  ехала  по  улицам  Хейвена  и   чувствовала,   почти   физически
чувствовала,  что  прохожие  смотрят  ей  вслед.  Смотрят   ей   вслед   и
многозначительно переглядываются.
     Из леса слышался звук мотора: там проводились какие-то  работы.  Звук
доносился издалека, но был неприятен для слуха Анны.
     Внезапно она почувствовала, что  у  нее  кровоточат  десны.  Капельки
крови выступили в уголке рта.
     Дорога была  достаточно  просторной  и  пустынной.  Казалось,  Хейвен
дремлет, убаюканный  ласковым  утренним  солнышком.  Отсутствие  машин  на
дороге радовало Анну, не любившую пробки и толчею.
     Ее увидел молодой  Эшли  Рувелл,  и  тут  же  в  его  мозгу  возникла
информация, которую уловил Джастин Хард: она подъезжает.
     (дама, в машине дама, и я не слышу, о чем она думает)
     Сотня голосов одновременно ответили ему.
     (мы знаем, Эшли, все в порядке... тссс... тссс...)
     И Эшли улыбнулся, обнажив в улыбке беззубый рот.


     У нее урчало в животе.
     Ее тошнило.
     Ей хотелось выйти из машины и лечь прямо на землю у обочины дороги.
     Может быть, это потому, что она забыла позавтракать?  А  может  быть,
виноват вчерашний ужин? Так и есть, мерзавец официант решил отравить ее!
     Я могу умереть... о Боже, наверное, я уже умираю. Но если я не  умру,
то подам в суд на этого  мерзавца!  Я  устрою  ему  такую  жизнь,  что  он
пожалеет, что родился на свет!
     Эта мысль придала  Анне  силы.  Она  подъезжала  к  усадьбе,  где  на
почтовом ящике было начертано: АНДЕРСОН. Внезапно ей  в  голову  закралась
ужасная мысль. Предположим, Бобби написала  свое  имя  на  чужом  почтовом
ящике, надеясь, что она, Анна, поверит и попадет в дом к чужим людям...
     Но нет, там было написано: Р.АНДЕРСОН. И потом, именно этот двор  был
изображен на фотографиях, которые  присылала  как-то  матери  Бобби.  Анна
узнала его. Усадьба покойного дяди Френка. Ферма старого Гаррика. У  ворот
припаркован голубой грузовичок. Место было тем самым, но  каким-то  другим
было освещение. Это немного смутило ее, и она с  удивлением  обнаружила  в
себе нечто напоминающее страх.
     Освещение.
     Странное освещение.
     Ее прошиб пот, и на светлом платье образовались темные влажные пятна.
     Странное освещение.
     Как будто бы светит солнце...
     Да нет, это, несомненно, был солнечный свет. Просто в его  лучах  дом
представился почему-то более ярким, чем был на самом деле. А  может  быть,
виной всему усталость после дороги. Или...
     Почему по пути ей не встретилась ни одна машина? Почему  трасса  была
такой пустынной? Хейвен, конечно, небольшой городишко, но...
     Что же происходит в этом городишке?
     Страх. Незнакомый ей страх. К черту страх!
     Она въехала во двор.


     Анне приходилось раньше дважды встречаться с Джимом Гарднером. Она бы
никогда не забыла его лица. Но сейчас она с трудом узнала Великого  Поэта,
хотя была уверена, что  по  одному  запаху  почует  его  за  сорок  ярдов.
Человек, который сидел на краю гамака с бутылкой виски в кармане, никак не
напоминал того Гарднера, которого она видела прежде. Он был давно  небрит,
на нем болталась совершенно грязная рубашка. Его  глаза  налились  кровью.
Хотя Анна и не могла этого знать, Гард находился сейчас в том состоянии, в
котором пребывал все последние дни после того,  как  обнаружил  на  платье
Бобби собачью шерсть.
     Он увидел въезжающий во двор автомобиль, но не выразил  ни  малейшего
удивления. Он бросил взгляд на вылезающую из машины женщину и отвернулся.
     Ох, - думал  он.  -  Птица,  самолет,  теперь  эта  Суперсука.  Семья
воссоединяется!
     Анна захлопнула за собой дверцу. Она на мгновение  задержалась  возле
машины, и Гард успел оценить ее сходство с Бобби. И еще она напоминала ему
почему-то Рона Каммингса, и Гард попытался представить, как Рон  вразвалку
идет через комнату.
     Анна пересекла двор и подошла к крыльцу. Гард  прочитал  на  ее  лице
раздражение, улыбнулся, отхлебнул немного виски и сказал:
     - Привет, Сисси. Добро пожаловать в Хейвен. Советую  тебе  как  можно
скорее бежать отсюда без оглядки.


     Она сделал два шага и, споткнувшись, упала на  одно  колено.  Гарднер
протянул ей руку, но она сделала вид, что не заметила этого.
     - Где Бобби?
     - Ты не слишком хорошо выглядишь, - отозвался Гард. - В последние дни
Хейвен плохо влияет на людей.
     - Я в порядке, - отрезала она. - Где она?
     Гарднер мотнул головой по направлению к дому. Из окна  доносился  шум
воды.
     - Душ. Мы весь день работаем в лесу, и сейчас  Бобби  принимает  душ.
Ей, понимаешь ли, хочется смыть с себя грязь.  -  Он  вновь  приложился  к
горлышку. - А  вот  я  верю  в  простейшие  методы  дезинфекции.  Проще  и
приятнее.
     - От тебя смердит, как от свиньи, - процедила Анна и сделала  шаг  по
направлению к дому.
     - Когда ты пробудешь здесь несколько дней, дорогая, ты будешь пахнуть
не лучше.
     Не стоит обращать на него внимания, - подумала Анна. - Он  совершенно
пьян. Был бы он трезв, никогда не посмел  бы  разговаривать  с  ней  таким
тоном.
     Она услышала, как выключился душ.
     - Я приехала, чтобы увезти Бобби домой.
     Тишина.
     Ни шороха.
     - Хочу дать тебе совет, сестрица Анна...
     - Избавь меня, пожалуйста, от твоих советов! Я не  желаю  выслушивать
советы алкоголиков.
     - И все же послушай меня. Уезжай. Прямо сейчас. Это не  самое  лучшее
место на земле в последнее время.
     В  его  глазах  было  что-то  такое,  что  смутило  ее.  Ей  внезапно
захотелось сесть в машину и...
     Но это не соответствовало натуре Анны. Если она что-нибудь решила, то
должна была обязательно добиться желаемого. Такова она была,  и  ничто  не
могло ее изменить.
     - Что ж, - сказала она. - Ты дал мне совет, и  я  тоже  позволю  дать
тебе совет. Тебе было бы лучше проветриться и не мешать мне  разговаривать
с Бобби. Это наше семейное дело, и я не хочу,  чтобы  в  него  вмешивались
посторонние.
     - Анна... Сисси... Поверь, Бобби уже  не  та,  какой  ты  ее  знаешь.
Она...
     - Пойди и прогуляйся, - повторила Анна и вошла в дом.


     Окна были открыты, но шторы задернуты. И запах. Анна шмыгнула  носом:
пахло, как в обезьяньем  питомнике.  От  Великого  Поэта  еще  можно  было
ожидать этого, но от ее сестры...
     Свинарник. Настоящий свинарник.
     - Привет, Сисси.
     Она оглянулась. В первое  мгновение  ей  показалось,  что  перед  ней
возникла тень Бобби. Анна всмотрелась и...
     Она увидела грязный распахнутый халат, брызги на полу и  поняла,  что
Бобби только что вышла из душа.  Что-то  было  неправильное  в  стоящей  в
дверном проеме сестре.
     Это место в последнее время стало не слишком хорошим.
     - Папа умер, - сообщила она, стараясь держаться прямо.
     - Я знаю. Ньют Беррингер сообщил мне об этом.
     Что случилось с ее голосом? В нем звучали странные нотки. И она  явно
не боится ее, Анну. Впервые в жизни Бобби не боится ее.
     - Мы похоронили его без тебя. Твоя мать умрет, если ты  не  вернешься
домой, Бобби.
     Она подождала, пока Бобби что-нибудь ответит. Сестра молчала.
     Во имя Господа... она... она действительно изменилась...
     - Мама упала с лестницы четыре дня назад и сломала ключицу.
     - Да что ты? - безразлично спросила Бобби.
     - Ты вернешься домой вместе со мной, Бобби, - с нажимом сказала Анна.
     - Посмотри, а ведь у тебя выпал зуб,  -  улыбнулась  вдруг  Бобби.  -
Конечно! Я не сомневалась, что так и будет.
     - Бобби, выйди на свет. Я хочу посмотреть на тебя.
     - Хочешь? - В ее голосе опять звучали странные, насмешливые нотки.  -
Я не уверена, что это так уж необходимо.
     - Перестань дразнить меня, Бобби! - Она повысила голос.
     - Послушай, Анна! - сказала Бобби. -  За  многие  годы  мне  надоело,
когда ты разговариваешь со мной в таком тоне. Оставь свою манеру кричать.
     Внезапно Анне  захотелось  убежать  отсюда  как  можно  дальше  и  не
оглядываться. Но было слишком  поздно.  Она  увидела  взмах  руки  младшей
сестры, которая отдергивала штору.
     Душ смыл остатки грима. Голова и шея, все тело Бобби  были  абсолютно
прозрачными. Сквозь кожу просматривались все внутренние  органы.  В  венах
пульсировала кровь. Анна видела, как бьется сердце Бобби, как  наполняются
воздухом легкие. И все  ее  внутренние  органы  имели  почему-то  странный
ярко-зеленый цвет.
     В голове у Бобби просвечивался мозг.
     Бобби беззубо улыбнулась:
     - Добро пожаловать в Хейвен, Анна!
     Анна, будто во сне, сделала шаг назад. Она хотела кричать, но  у  нее
перехватило дыхание.
     Бобби  направилась  в  ее   сторону.   Анна   попыталась   отскочить,
споткнулась и упала.
     - Нет, - шептала она, - нет... Бобби... нет...
     - Я рада, что ты здесь, - все еще улыбаясь, сказала  Бобби.  -  Я  не
рассчитывала, что ты приедешь... вовсе не рассчитывала... но я думаю,  что
для тебя здесь найдется дело... Вакансии, как говорится, еще остались.
     - Бобби...  -  Изо  рта  Анны  вырвался  хрип;  тело  ее  забилось  в
судорогах. Рука Бобби коснулась ее руки, и Анна потеряла сознание.



                    2. ГАРДНЕР ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ПРОГУЛКУ

     Воспользовавшись   советом   Анны,   Гарднер    решил    прогуляться.
Естественно, конечной целью прогулки должен  был  стать  корабль.  Ему  не
очень хотелось идти туда одному, и он боялся, как ребенок, оставшийся один
в темном доме. А если там привидения? Если там прячутся Призраки Прошлого?
И они ожили, и хотят выйти наружу? И какие они на самом деле?
     Он присел на землю неподалеку от корабля и  стал  рассматривать  его.
Вскоре взошла луна, матовым светом вспыхнув на  серебристой  обшивке.  Это
необычное и очень красивое зрелище.
     Что же происходит вокруг?
     Я не хочу этого знать.
     Происходящее пока не ясно...
     Я не хочу этого знать.
     Эй, а что это за звуки доносятся изнутри?..
     Он допил бутылку и отбросил ее дрожащей  рукой  в  сторону.  А  потом
заснул неожиданно  для  себя,  в  лесу,  в  непосредственной  близости  от
корабля.
     И проспал всю ночь.
     Утром возле него на земле лежали два зуба.
     Это потому, что я спал слишком  близко  от  корабля,  -  подумал  он.
Правда, был при этом и приятный момент: у него совсем  не  болела  голова,
хотя вчера он  явно  перебрал.  Возможно,  корабль  способствует  каким-то
изменениям в атмосфере, например, перепадам давления.
     Ему не хотелось оставлять свои зубы валяющимися на  земле.  Повинуясь
внутреннему зову, он закопал из в землю и, сделав это, подумал: Ты  ничего
не добьешься, разыгрывая Гамлета, Гард. Если ты не примешь решения, причем
не позже завтрашнего дня, то вскоре ничем не будешь отличаться от  здешней
братии.
     Он оглянулся на корабль и подумал:
     Мы все привязаны к нему, как куры к своему курятнику. Что же делать?
     Как бы сам отвечая на свой вопрос, он направился в сторону дома.


     Машина, на которой приехала Сисси, исчезла.
     - Где ты был прошлой ночью? - спросила Гарднера Бобби.
     - Спал в лесу.
     - Ты что, и в самом деле так напился? - удивленно спросила Бобби.  На
ее лицо был густо нанесен грим. И на ней красовалась  все  та  же  грязная
рубашка, которую она носила последние дни. Из ворота выглядывала тоненькая
шейка.
     - Не совсем так. Просто вдруг захотелось поспать на земле. Тем  более
что в последнее время комары совсем не донимают.  Они  улетели.  Вместе  с
птицами. Вместе с пчелами.  Все  насекомые  разлетелись,  остались  только
такие дураки, как мы.
     - Что произошло с тобой, Гард?
     - Ты уже спрашивала меня об этом.
     Бобби промолчала.
     - Ты слушала по радио вчерашние  новости?  -  Спрашивая,  он  отлично
знал, что не слушала. Бобби не смотрела, не слушала и не думала ни о  чем,
кроме корабля. - Массовые убийства в Ливии. Война в  Ливане.  Американское
движение за мир. Русские все чаще заговаривают о химическом оружии. Все мы
до сих пор сидим на бомбе. С 1945 года мало что изменилось. Ты же изобрела
эту штуку, которую прячешь в сарае, а теперь интересуешься, не изменил  ли
я своего мнения по поводу того, как ею пользоваться.
     - А ты изменил?
     - Нет. - Гарднер и сам не знал наверняка, ложь это или правда, но был
рад, что Бобби не может прочитать его мысли.
     Боже, думал  в  ужасе  он,  неужели  так  бывает  всегда,  когда  сам
становишься  призраком?  Неужели  ты  начинаешь  при  этом   походить   на
уменьшенную копию атомной бомбы?
     Бобби, держащая в руках какие-то инструменты,  быстро  оглянулась  на
Гарднера:
     - Что?!
     Я сказал, что пора заняться  делом,  лентяйка,  -  отчетливо  подумал
Гарднер, и выражение изумления на ее лице сменилось улыбкой.
     - Ладно. Помоги мне.
     Конечно, они не  стали  сразу  же  "людьми-невидимками".  Они  теряли
волосы и зубы, их  кожа  истончалась  и  становилась  прозрачной.  Словом,
происходило физическое "превращение".
     Он вновь подумал: Встречайте нового хозяина. Встречайте так  же,  как
встречали старого.
     Бобби вновь вопросительно взглянула на него.
     - Что ты сказал, Гард?
     - Я сказал: "Пошли, хозяйка".
     Мгновение помолчав, Бобби кивнула:
     - Да, - сказала она. - Не будем терять время.


     Они ехали на тракторе к месту раскопок.
     - Твоя сестра уехала? - поинтересовался Гарднер.
     - Верно, - ответила Бобби. - Она уехала.
     Ты все еще не умеешь правдоподобно  лгать,  Бобби.  И  я  думаю  -  я
действительно думаю, - что я слышал ее стон. Перед тем как я ушел вчера  в
лес, я наверняка слышал ее стон. Что же  нужно  сделать,  чтобы  заставить
такую железную кобылу, как Сисси, застонать? Насколько же плохо нужно было
поступить по отношению к ней?
     Мог быть только один ответ. Очень плохо.
     - Она приехала, чтобы забрать меня домой, - задумчиво сказала  Бобби.
- И раньше ей это удалось бы. Но теперь у нее не было никаких шансов.
     Гарднер похолодел. Существует множество трактовок  подобной  реплики.
Какая же из них верна?
     - Я удивляюсь, как тебе удалось спровадить ее в первый  же  вечер,  -
сказал он. - Я считал, что Патриция Мак-Кадл ужасна,  но  по  сравнению  с
твоей сестрой она - ангел во плоти.
     - Я просто вышла к ней без грима. Когда она это увидела, то  умчалась
отсюда, как будто реактивный самолет. Это было весьма забавно.
     Она рассказывала так образно, что история казалась похожей на правду.
С учетом того, что это было совершенной неправдой.
     Нет, - думал Гарднер. - Она никуда не уезжала. Интересно  другое:  ты
убила ее, или она заперта сейчас в сарае вместе с Питером.
     - Сколько должны продолжаться физические перемены, Бобби?  -  спросил
он.
     - Не очень долго, - ответила она, и Гарднер вновь подумал, что из нее
получился неважный лжец. - Вот мы и приехали. Тормози.


     На следующий вечер они рано закончили работу. Стояла жара, и никто не
смог работать долго. Они вернулись в дом, без аппетита  поели,  размазывая
большую часть еды по  тарелкам,  и,  когда  посуда  была  вымыта,  Гарднер
сказал, что хотел бы прогуляться.
     - Да? - Бобби посмотрела на него  одним  из  тех  странных  взглядов,
которые он замечал у нее в последнее время. - Холодает. И, мне кажется,  у
тебя есть чем заняться.
     - Солнце садится, - легкомысленно сказал Гарднер. - И... - Он открыто
взглянул на Бобби. - Если я останусь дома,  я  откупорю  бутылку.  Если  я
откупорю бутылку, я опять напьюсь. А вот если я пойду пройдусь, то  устану
и сразу же засну.
     Все это было  достаточно  правдоподобно...  но  под  видимой  правдой
скрывалась другая правда, как внутри большой матрешки - меньшая.
     Гарднер посмотрел на Бобби, ожидая, обнаружит ли она второй смысл его
слов.
     Она ничего не обнаружила.
     - Ладно, - заявила она,  -  хотя  ты  отлично  знаешь,  что  меня  не
беспокоит твое пьянство. Я твой друг, а не жена.
     Да, тебя действительно не беспокоит то, что я  пью,  ты  с  легкостью
предлагаешь  мне  выпить,  если  мне  этого  хочется.   Потому   что   это
нейтрализует меня.
     Он дошел почти до дома Джастина Харда и вдруг свернул налево и  почти
вприпрыжку быстрым шагом направился по боковой улочке. К его  ногам  будто
приделали крылья.
     Стояла тишина. Ни одна собака не облаяла его. Окна  во  многих  домах
были темными. А в тех,  где  был  слабый  свет,  он  ни  разу  не  заметил
включенного телевизора.
     Вскоре он дошел до тупика. Совсем стемнело, но на небе взошла луна  -
и стало достаточно светло. За  асфальтом  начиналась  гравийная  тропинка.
Освещенный луной гравий казался совсем  белым.  Тишина  начинала  угнетать
Гарднера.
     Зачем  он  идет  сюда?  Что  влечет  его?  Не  его   ли   собственное
"превращение"? Наверное, потому что сила, влекущая его, сильнее,  чем  его
воля.
     Гарднер шел, а его ноги  утопали  в  толстом  слое  гравия.  Внезапно
что-то под ногами привлекло его внимание. Он нагнулся и начал  раскапывать
гравий. Отбросил пару камешков - ничего, еще несколько - опять ничего...
     Ой, минуточку!..
     Пальцы его наткнулись на что-то слишком гладкое, чтобы  быть  камнем.
Он пошарил рукой, сердце его учащенно забилось. Ничего! И тут он увидел...
     Он увидел автомобильную фару.
     Гарднер изумленно рассматривал находку. ВОТ ЧТО значит найти в  земле
нечто, - думал он. - Найти странный предмет, артефакт. Но как я узнал, где
искать?
     Он вновь принялся раскапывать гравий, не обращая внимания, что острые
камешки ранят его руки и пальцы начинают кровоточить.
     Он чувствовал, что автомобиль Анны где-то здесь, близко. Бобби  и  ее
друзья прекрасно выполнили задачу. Они добросовестно похоронили машину. От
напряжения у Гарднера пересохло во рту. Он копал, сам не зная, чего  хотел
больше: найти что-нибудь или ничего не найти.
     Он не позволял себе задуматься, не стоит ли ему сейчас повернуться  и
бежать отсюда. Он копал.
     Ничего.
     Автомобиль Анны Андерсон был пуст.
     Они могли спрятать ее тело в багажник. Не увидев,  ни  в  чем  нельзя
быть уверенным.
     Логика подсказала ему, что тела Анны в багажнике нет. Нет потому, что
любой, нашедший в гравии автомобиль, сразу же заглянул бы в багажник...  и
вызвал полицию.
     Никто из жителей Хейвена не стал бы выкапывать  спрятанный  кем-то  в
земле автомобиль. А найдя, не стал бы обращаться в полицию, потому что это
было бы последним в  его  жизни  поступком.  Автомобиль  спрятан  от  глаз
кого-нибудь чужого, приезжего, а этим летом в Хейвене не слишком привечают
приезжих.
     Так что Анны не было и не могло быть в багажнике. Простая логика.
     Возможно те, кто  это  сделал,  не  рассчитывают  на  твою  дружбу  с
логикой, Гард.
     Черт побери! Если он видит предмет на глубине трех футов, то вся  эта
компания должна видеть по крайней мере на глубине двадцати трех.
     Гарднер встал на ноги, потирая  колени.  Нужно  будет,  придя  домой,
принять аспирин.
     Анны в машине нет. Где же она? Конечно, в сарае. Гарднер вдруг понял,
зачем пришел сюда: не для того чтобы немного отдохнуть от Бобби, а потому,
что хотел убедиться в своих предположениях  относительно  сарая.  Ему  это
было необходимо. Потому что он должен был принять  решение  и  потому  что
хотел  все-таки  выкопать  корабль  до  конца,  выкопать  и  научиться  им
пользоваться.
     Но перед тем как он примет решение, он должен увидеть воочию, что  же
происходит в сарае.


     На полпути он остановился, задумавшись над ответом  на  один  вопрос:
зачем же все-таки они зарыли автомобиль? Потому что кто-нибудь, заметивший
его пропажу, может обратиться в полицию? Нет. А если  и  так,  то  полиции
понадобится не меньше двух недель, чтобы  найти  связь  между  пропажей  и
семьей Анны. Хейвенцев это волновать не могло.
     Так от кого же спрятан автомобиль?
     От тебя, Гард. Они спрятали его от тебя. Они все еще не хотят,  чтобы
ты знал, на что они способны, защищая себя. Поэтому они  закопали  его,  а
Бобби сказала тебе, что Анна уехала.
     И он пошел домой, унося с собой открывшуюся тайну.



 


<< НАЗАД  ¨¨ ДАЛЕЕ >>

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5]

Страница:  [4]