Изогнутая, ветвистая молния ударила прямо в озеро, и тотчас  же  вода
начала светиться, словно кто-то зажег в глубине серебристый  фонарь.  Удар
грома заставил содрогнуться стоящих на берегу  людей,  и  в  белом  сиянье
зарницы командир увидел, как лица двоих, стоящих в воде, застыли в гримасе
ужаса, словно обоих поразил шок.
     Они начали медленно погружаться в воду.
     Командир пятерки начал быстро спускаться с  холма,  крича  остальным,
чтобы они помогли своим  товарищам.  Когда  он  достиг  кромки  воды,  его
башмаки увязли в иле, а куртка была перепачкана грязью.
     Он  с  ужасом  глядел  на  озеро.   Там,   над   поверхностью   волн,
вырисовывались какие-то призрачные фигуры - мутно-белые, как пена морского
прибоя.  Их  неясные,  расплывчатые  очертания  нельзя  было  как  следует
разглядеть за плотной завесой дождя; тем не менее он знал,  что  они  там,
что они выходят из воды. Может быть, сами эти  создания  были  порождением
бури.
     Это было настолько необычно, что сперва  он  не  поверил  собственным
глазам. Проведя по мокрому лицу рукой, словно желая  отогнать  наваждение,
он снова посмотрел на волны - призраки не исчезли, наоборот,  они  заметно
увеличились в размерах, приближаясь к берегу.  Гигантские  аморфные  серые
тела чудовищ покачивались на гребнях волн.
     Что-то толкнуло его в спину; он вздрогнул и обернулся. Мак-Гаир - ему
"показалось", что это был Мак-Гаир: во мгле нельзя  было  разглядеть  лица
стоявшего на холме человека - тоже смотрел  на  воду;  его  рот  беззвучно
открывался и закрывался, словно он вдруг потерял дар речи.
     Раздался пронзительный вопль, и они увидели, что вода  дошла  уже  до
плеч двоих стоящих внизу людей.
     - Помогите же  им!  -  вскричал  Дэнни,  первым  кинувшись  вперед  и
поскользнувшись на илистом дне. Он увидел, как упал в  воду  "Армлайт",  и
выругался на своего охваченного ужасом подчиненного,  выпустившего  оружие
из рук. Еще один человек из его команды подошел ближе к воде  и  нагнулся,
протянув руку двоим товарищам, которых уже чуть  не  с  головой  накрывали
волны.
     Все как один замерли на месте, когда тучи снова озарились серебристой
вспышкой молнии, ударившей в озеро. Люди застыли, глядя в воду, пораженные
фантастическим зрелищем.
     Вода   кишела   странными   амебообразными   существами.    Туманные,
расплывчатые  формы  неясно  вырисовывались  в  освещенной  глубине,   они
двигались неровными толчками, быстро поднимаясь  на  поверхность,  спешили
навстречу  друг  другу,  соединялись,  собирались  в  кучу,   их   тонкие,
спиральные конечности извивались, сплетаясь в один  клубок.  Казалось,  за
считанные  мгновения  озеро  превратилось  в  сплошную  массу  водянистых,
полупрозрачных тел.
     Внезапно на двоих  мужчин,  барахтавшихся  в  вязком  иле  у  берега,
налетел водяной смерч. Поднявшийся среди пенистых волн, словно  гигантское
искривленное щупальце, он утащил отчаянно кричащих  людей  на  глубину,  и
вскоре их вопли затихли, только пена колыхалась у берега. Тем, кто смотрел
на эту ужасную сцену с  высокого  холма,  показалось,  что  тысячи  тонких
змееподобных конечностей вцепились в тела их тонущих товарищей, прежде чем
их головы исчезли под водой.
     Командир вздрогнул; он все еще не мог до конца поверить в  реальность
происходящего. Вдруг он  почувствовал,  как  что-то  обвилось  вокруг  его
лодыжки. Вскрикнув от испуга, он резко вытащил ногу  из  воды,  доходившей
ему до колен, и поглядел вниз: водянистая конечность  потянулась  из  воды
вслед за его стопой, но тут же с плеском упала обратно в  бурлящее  озеро.
Он решил, что привидевшееся ему среди пенистых волн аморфное щупальце было
плодом разыгравшегося воображения.
     Двое человек погибли, вне всякого сомнения. Ничто  уже  не  могло  их
спасти.
     Он начал медленно взбираться обратно на холм, цепляясь пальцами рук и
носками обуви за мокрую, оползающую землю, содрогаясь от ужаса при мысли о
том, что он может поскользнуться и упасть обратно  в  озеро,  и  его  тело
будет плавать в воде среди этих мерзких тварей, копошащихся  в  иле.  Двое
оставшихся в живых парней проворно карабкались вверх по  склону,  стремясь
отползти как можно дальше от озера, где колыхалась белая пена и  кружились
небольшие водовороты, издалека напоминающие огромных медуз.
     Волны обрушились на берег, словно желая  затянуть  на  глубину  троих
мужчин, но они упорно цеплялись за малейшие неровности глинистой  почвы  и
за выступающие корни деревьев, радуясь, когда им удавалось  хоть  на  дюйм
продвинуться вверх.
     Наконец они выбрались на самый верх прибрежного холма и повалились на
мокрую траву, обессилевшие и напуганные до полусмерти. Однако, несмотря на
усталость и страх, все трое тут же покатились  вниз,  под  защиту  густого
кустарника. Только оказавшись в лесу, под пологом шуршащей мокрой  листвы,
они перевели дух. Все трое тряслись, как в  лихорадке,  и  тяжело  дышали,
словно им только что пришлось пробежать добрый десяток  километров.  Дождь
слегка утих, а может быть, густая листва деревьев укрывала их от холодного
ливня.
     - "Ради Бога, уйдем скорее отсюда!"
     Дэнни узнал голос Мак-Гаира, прозвучавший непривычно глухо,  дрожащий
от пережитого ужаса.
     - Нет, - ответил  он  твердо  и  достаточно  громко,  чтобы  спутники
услыхали его сквозь шум грозы. - Что бы там ни осталось позади, оно теперь
не сможет причинить нам зла.
     Командир не меньше двух своих парней был напуган и ошеломлен тем, что
приключилось с его маленьким отрядом на озере. Больше всего  его  огорчала
потеря двух крепких, умелых людей. Но Дэнни Шей был решительным и  упрямым
человеком. Именно он пытал захваченного пленника, чтобы  напасть  на  след
намеченной жертвы.
     Он встал и поднял на ноги своих  измученных,  дрожащих  от  холода  и
страха людей, поочередно встряхивая их за плечи.
     - Не останавливаться! Не  отставать!  -  послышался  его  короткий  и
резкий приказ.  -  Дом  уже  совсем  близко.  А  тот  ублюдок  заслуживает
уготованной ему смерти.



                                 42. ГРОБНИЦА

     Словно в знакомом сне, приснившемся ему вчера, Холлоран увидел  перед
собой большие немигающие глаза, пристально глядящие  на  него.  Чудовищные
глаза. Каменные глаза.
     Холлоран задержал дыхание, когда наступил очередной  приступ  сильной
головной боли. Он поднял непослушную, налившуюся свинцовой тяжестью руку и
осторожно сжал пальцами лоб и ноющий висок.  Это  почти  не  принесло  ему
облегчения. Боль не утихала. Он крепко зажмурил глаза и снова  открыл  их,
оглядывая статуи. Их было не меньше тридцати. Они  застыли  в  неподвижных
монументальных позах всего в нескольких  шагах  от  него,  широко  раскрыв
неестественно огромные глаза. Несколько  скульптур  стояли  рядом,  словно
собравшаяся вместе семья - мужчина, женщина и ребенок. Здесь были каменные
изваяния самых разных размеров; некоторые достигали более  двух  метров  в
высоту. Куда ни кинь взгляд - отовсюду пристально  смотрели  эти  каменные
глаза; Холлорану казалось, что они настороженно наблюдают  за  каждым  его
движением.
     Среди статуй в старинном кресле с высокой спинкой сидел человек. Этот
был из плоти и крови, ибо  он  шевельнулся,  когда  Холлоран  приподнялся,
опираясь на локоть. Сидящий в кресле откинулся назад, и теперь его  фигура
стала нечеткой бесформенной тенью, прячущейся между высоких скульптур.
     Холлоран лежал на мокром полу -  грязная  вода  просачивалась  сквозь
трещины в каменных плитах. От этой застоявшейся воды в  воздух  поднимался
легкий  пар,  пахнущий  гнилью.  Этот  противный   запах   смешивался   со
сладковатым и душным  запахом  тающего  воска.  В  этом  помещении  горело
множество черных свечей. Чуть колышущиеся язычки пламени немного  оживляли
сумрачную комнату.
     - Поставь  его  на  колени,  -  произнес  чей-то  голос.  Он  мог  бы
принадлежать Клину, если бы не его хриплый, режущий ухо тембр, напомнивший
Холлорану голос старого сторожа-привратника.
     Холлорана грубо схватили и встряхнули. У него сильно болела голова, а
сознание все еще не прояснилось до  конца,  поэтому  он  даже  не  пытался
сопротивляться. Чьи-то руки помогли ему подняться на  колени,  и  Холлоран
почувствовал, как вокруг его шеи обвилась удавка. Тугой ошейник натянулся,
причиняя ему резкую боль, и Холлоран был вынужден вытянуть шею и застыть в
напряженной, неестественной позе. Он попытался повернуть  голову,  но  при
первой слабой  попытке  сопротивления  удавка  впилась  в  его  горло  еще
сильнее. Он ощупал руками то место, где его шея болела сильнее всего,  но,
к своему удивлению, не нашел ничего, за что можно было ухватиться.
     - Если  будешь  сопротивляться,  проволока  вопьется  еще  глубже,  -
предупредил его все тот же голос.
     Холлоран не видел того, кто стоял за его спиной, наклонившись над ним
и затягивая удавку на его  шее,  но  чувствовал  острый  запах  пряностей,
исходящий от его тела.
     - Юсиф настоящий маэстро гарроты, -  добавил  хриплый  голос;  теперь
Холлоран был уверен, что это говорит Клин, что это  его  клиент  сидит  на
старинном кресле в тени высоких каменных  идолов,  хотя  его  голос  очень
сильно  изменился  -  казалось,  он  принадлежал   пожилому,   утомленному
человеку.
     Холлоран опустил руки - они были в его собственной крови.
     - Дай ему оглядеться, Юсиф. Пусть посмотрит, где он теперь находится.
     Натяжение тонкой и гибкой удавки немного  ослабло,  и  Холлоран  смог
чуть-чуть повернуть голову, чтобы посмотреть по сторонам,  хотя  поле  его
зрения оставалось очень узким из-за натянутой проволоки. Он увидел высокий
потолок и глянцевитые стены, отражающие свет черных свеч, как будто сквозь
кирпичную кладку просачивалась вода. Наверх вела широкая прочная  лестница
- Холлоран разглядел  на  ее  верхней  площадке  проход,  ведущий  куда-то
дальше; дверей, однако, нигде не было. В двух стенах был проделан сквозной
сводчатый проход, но в  коридорах  -  а  может  быть,  просто  в  нишах  -
начинающихся за этими арками, царил непроглядный мрак. Возможно,  когда-то
здесь были винные погреба, подумал Холлоран.
     Кроме свеч, в комнате с высоким потолком горели масляные светильники,
придвинутые поближе к подножиям,  на  которых  стояли  каменные  статуи  и
блестящие металлические фигурки.  Одна  миниатюрная  статуэтка  изображала
козла, вставшего на задние ноги.  Передними  копытами  козел  опирался  на
ствол  золотого  деревца.  Фигурка  животного  была  искусно  вырезана  из
темно-синего  камня,  украшенного  белой  костью,  на   которой   рельефно
выступали мельчайшие завитки длинной шерсти. Однако  взгляд  Холлорана  не
задерживался на изящных безделушках, а скользил дальше по стенам  комнаты,
стремясь охватить как можно больше деталей.
     Возле одной из стен комнаты на полу лежала тяжелая плита  из  черного
камня, ее матовая поверхность не отражала свет. Пародия на алтарь. На  нем
неподвижно  лежало  огромное,  тучное  тело,  покрытое  густыми  курчавыми
волосами. Холлорану показалось, что Монк умер.
     Резкий, хриплый голос прервал затянувшееся молчание.
     - Выглядит впечатляюще, правда, Холлоран? Ваш удар парализовал его, и
теперь он не  может  пошевельнуть  пальцем.  Больше  он  не  встанет.  Как
телохранитель он теперь совершенно бесполезен, но  может  пригодиться  для
других целей...
     Издалека послышался приглушенный раскат грома.
     Сидящая в кресле фигура опять шевельнулась.
     - Да, бурная ночка сегодня,  -  сказал  Клин,  и  в  его  измененном,
старческом  голосе  опять   прозвучали   знакомые   нотки   возбужденного,
энергичного - "прежнего" - Клина. - Надеюсь, ваша  одежда  еще  не  успела
промокнуть насквозь, Холлоран, и вы не получите воспаления суставов,  стоя
на мокром полу на коленях. В поместье очень много подземных  ключей  -  вы
знаете, эти  холмы  вокруг  словно  специально  созданы  для  того,  чтобы
собирать грунтовые воды, - и когда озеро переполняется, они...
     - Клин, где мы находимся?
     Холлоран задал свой вопрос спокойным  тоном,  однако  его  собеседник
сразу примолк, оборвав свою речь на полуслове.
     Некоторое время Клин молча  разглядывал  оперативника,  поставленного
перед ним на колени, затем глубоко вздохнул; дыхание его было хриплым, как
во время приступа удушья.
     - Это потайное убежище, - наконец  произнес  он.  -  Гробница.  "Моя"
гробница, Холлоран. Комната, которую  никто  не  сможет  обнаружить,  если
только заранее не узнает, где она расположена. Впрочем, в это помещение не
так-то просто войти. О да, конечно, сейчас  мы  находимся  в  поместье,  в
Нифе. Мне не пришлось самому строить это подземелье - оно уже было  здесь,
когда  я  купил  дом.  Мне  оставалось  только   провести   незначительную
перестройку.  Отсюда  наверх  вел  длинный  коридор,  который  я  приказал
заложить кирпичом, чтобы никому и в голову не пришло, что  скрывается  под
домом, - Клин издал короткий, резкий смешок. - Оригинально, правда? Совсем
как  в  могильниках  древних  шумеров.  Невозможно  ни  войти  внутрь,  ни
выбраться наружу, если не знаешь, как это сделать. Я мог бы  оставить  вас
здесь, Холлоран, - ваше разлагающееся тело было  бы  надежно  погребено  в
этом каменном мешке.
     Холлоран попытался подняться на ноги, и тотчас же тонкая  струна  еще
туже обвилась вокруг его шеи.
     - Юсифу потребуется всего лишь две или, может быть, три  секунды  для
того, чтобы отправить вас на тот свет, Холлоран. Я  советую  вам  проявить
благоразумие.
     - Но, ради Бога, скажите, Клин, что это вам пришло в голову?  У  меня
нет другой цели, кроме охраны вашей жизни.
     Голос Холлорана звучал спокойно и тихо; казалось, попавшему в опасную
ситуацию оперативнику были чужды всякие эмоции.
     - Бог? - издевательски переспросил Клин. - Он не имеет  ни  малейшего
отношения ко всему, что здесь происходит. Конечно, если вы имеете  в  виду
"своего" бога, Холлоран. Тут царит мой бог.
     Снова послышалось тяжелое дыхание, и фигура, прячущаяся среди  теней,
пошевелилась на своем кресле. Затем хриплый голос произнес:
     - Ты убил моего Хранителя.
     - Привратника? Я нашел его, когда он уже умирал. Он  не  смог  больше
сдерживать собак... шакалов... и они разорвали его на клочки.  Но  как  вы
узнали, что он умер?..
     - Все еще сомневаетесь в моих  возможностях?  -  укоризненно  покачал
головой Клин. - Мы с ним были тесно связаны. Но не один только  ментальный
контакт объединял нас. Он  взвалил  на  себя  бремя  моих  болезней,  моих
слабостей, груз моих лет. Он служил  своеобразным  громоотводом  для  всех
неприятных вещей, составляющих долю смертных существ. Благодаря ему я  мог
жить, не испытывая немощи и практически не старея, мог  использовать  свои
способности в полной мере.
     - Старик сказал, что вы использовали его.
     - Мне был дан этот дар.
     - Какой дар?
     - Я был наделен способностью  вовремя  избавляться  от  тех  досадных
помех, которые приходят к нам с годами и которых мы все так  боимся  -  от
физического недомогания, от болезней и старения. Теперь  я  чувствую,  как
силы,  предназначенные   для   растраты   накопленного   моим   организмом
отрицательного заряда, постепенно ослабевают, так как исчез  тот,  с  чьей
помощью  я  избавлялся   от   этого   заряда.   Что-то   нарушило   связь,
установившуюся между нами, и прежнее  равновесие  уже  никогда  не  сможет
восстановиться. Ты убил моего Хранителя, ты разорвал эту связь.
     - Я уже сказал, что он был при смерти еще до того, как на него напали
шакалы. Странно, но мне  показалось,  что  он  обрадовался  приходу  своей
смерти.
     - Он был глуп.
     - Послушайте, Клин, я хочу, чтобы вы приказали своему  идиоту  убрать
эту дурацкую проволоку с моей шеи.
     - После того, что вы сделали с Монком?
     - Прикажите ему убрать руки прочь, иначе я покалечу его.
     - Вряд ли, Холлоран.  Я  сомневаюсь  в  том,  что  вы  "сможете"  это
сделать. Кроме того, ваше любопытство еще не удовлетворено, не так  ли?  У
вас появилось множество новых вопросов,  ответ  на  которые  вам  не  даст
никто, кроме меня. Так что потерпите. Нынче ночью я хочу  подразнить  вас,
чтобы еще больше возбудить ваш аппетит.
     - Клин...
     - "Ни с места!" - пальцы Клина вцепились  в  ручки  кресла.  По  телу
медиума  прошла  дрожь,  словно  даже  незначительное   повышение   голоса
причиняло ему физическую боль.  -  Ты  поплатишься  за  причиненный  тобой
ущерб. Ты должен помочь предотвратить то... что... угрожает мне.
     Он откинулся назад, ссутулившись в кресле; капюшон упал еще  ниже,  и
теперь его фигура  казалась  призрачным  черным  пятном  на  фоне  темного
дерева. Несколько минут Холлоран слышал хриплое дыхание;  ему  было  видно
лишь то, как тяжело поднимаются и опускаются в такт дыханию  узкие  плечи,
покрытые черным одеянием. Когда Клин заговорил вновь, он произносил  слова
так тихо, что их с трудом можно было разобрать. Казалось,  силы  оставляют
его. Теперь его хриплый шепот был похож на  голос  умирающего  старика  из
сторожки у ворот.
     - Потерпите немного, Холлоран. Успокойтесь и выслушайте, что я  скажу
вам, ибо  я  хочу,  чтобы  вы  поняли  меня.  В  конце  концов,  вы  этого
заслуживаете. Позвольте мне поведать вам о боге, который царил на земле за
три тысячи лет "до" Христа. Я уверен в том, что вы не набожный  человек  и
отнюдь не самый глубокий знаток Священного Писания, однако  готов  спорить
на что угодно - ваши католические священники крепко  вдолбили  вам  основы
Закона Божьего еще когда вы были  совсем  маленьким  мальчиком  и  жили  в
Ирландии. Мне  бы  хотелось  самому  рассказать  вам  кое-что  помимо  тех
слащавых сказочек, которые вы слушали в детстве.
     - А если я не соглашусь?
     - Что ж, ваше право. Юсиф может тотчас же убить вас.
     Холлоран ничего не ответил.
     Клин сухо рассмеялся:
     - Время становится поистине драгоценным, когда его  остается  слишком
мало, даже для тех, кто прожил долгую жизнь...
     Язычки пламени свеч колыхнулись, словно в  помещение  вдруг  ворвался
ветерок.
     - Этот богочеловек получил имя Мардук. Так называл его  избранный  им
народ - "шумеры", - начал Клин,  и  мысли  Холлорана  направились  в  иное
русло. Он стал размышлять о том, как долго сможет араб, стоящий у него  за
спиной, держать свою гарроту крепко натянутой. - Он просветил  шумеров,  -
продолжал тем временем Клин, - обучил их чтению и письму, открыл  для  них
мир звезд и их тайны, постепенно усовершенствовал их  общественный  строй,
дав людям закон и  порядок,  составляющий  основу  любого  цивилизованного
государства. От  него  этот  древний  народ  узнал,  как  должно  исцелять
некоторые болезни путем удаления больных органов. Он  научил  их  добывать
металлы из горных пород и ковать их,  чтобы  изготовлять  орудия  труда  и
разные тонкие инструменты, изобрел для них колесо  и  научил  использовать
его для перевозки тяжестей. Во всем этом не было зла. Да и откуда ему было
взяться? Это было знание, которое бог, принявший  облик  человека,  принес
людям. Но для правящей верхушки, для  этой  малой  горстки  смертных,  это
знание представляло большую угрозу, ибо оно подрывало  их  власть.  Именно
этого больше всего боялись цари и первосвященники шумеров. И,  послушайте,
не тот ли самый страх руководил вашим, христианским богом?
     Казалось,  вопрос  был  задан  почти  шутливым  тоном.  Тенор   Клина
постоянно менял свой тембр и  громкость.  Холлоран  уже  привык  к  частым
переменам настроения своего клиента, но никогда  еще  смена  интонаций  не
была столь резкой и внезапной. Было похоже, что Клин очень  взволнован,  и
ему стоит немалых усилий держать себя в руках.
     - Возможно, кроме этих чисто практических, полезных вещей людям  было
открыто и другое знание, которого представители власти шумеров боялись еще
сильнее, ибо само обладание им "давало"  власть.  Я  имею  в  виду  знание
магии, средства, которые использует алхимия,  познания  Каббалы,  а  также
искусство колдовства.
     - Почти целое тысячелетие пребывали шумеры под властью этого бога,  и
надо сказать, что они были довольны своим покровителем. В обмен на знание,
данное людям, бог-просветитель потребовал  от  своего  народа  преклонения
перед ним и исполнения обрядов  его  культа.  Ему  приносили  человеческие
жертвы; особенно нравились этому богу всесожжения,  когда  пламя  пожирало
мужчин, женщин и детей. Также ему угодны были осквернение  святынь  других
богов  и  поругание  их  храмов;  пытки  и  мучения,  которым   подвергали
девственниц и невинных отроков, доставляли ему наивысшее наслаждение - ему
нравился их страх, их трепет перед его всевластным могуществом, их  боязнь
расстаться со своим смертным телом, со своею жалкою  жизнью.  И  невинные,
чистые люди стали бояться этого бога не меньше, чем их  земные  правители.
Но цари, высшая светская знать и первосвященники,  служившие  иным  богам,
были бессильны перед ним. И так продолжалось до тех  пор,  пока  воцарился
новый правитель шумеров, Царь Хаммурапи, объединивший духовную и  светскую
знать  в  борьбе  против  Мардука.  Он  провозгласил,  что  бог,  которому
поклонялся  его  народ,  -  злой  бог,  и  отныне  он  будет   именоваться
_Б_е_л_-_М_а_р_д_у_к_.
     Холлоран встрепенулся,  отвлекшись  от  своих  мыслей,  и  глянул  на
лестницу - ему послышался шум наверху, у входа.
     - Этот царь объявил Бел-Мардука павшим богом, - продолжал Клин; в его
голосе послышались гневные нотки. - Много лет спустя  евреи  называли  его
Падшим Ангелом.
     Холлоран вздрогнул.
     - А, я вижу, вы начинаете понимать, - заметил Клин. - Я имею  в  виду
библейского Падшего Ангела, которого впоследствии прозвали Дьяволом.
     Холлоран тихо ответил ему:
     - Вы сумасшедший, Клин, - и  в  его  голосе  опять  прозвучал  мягкий
ирландский акцент.
     Наступила тишина.
     Затем послышался низкий, короткий смешок.
     - Один из нас и правда помешан - сказал Клин. -  Но  послушайте,  это
еще не все, что я собирался вам рассказать.
     Холлорану показалось, что каменные идолы  угрожающе  глядят  на  него
своими слепыми, широко  раскрытыми  глазами.  Он  попытался  прогнать  эту
нелепую мысль.
     - Бел-Мардук был сурово наказан за то,  что  он  проповедовал  разные
"извращения". Его четвертовали, то есть отсекли от тела все конечности,  и
вырвали изо рта его лукавый язык. С тех  пор  его  бессмертная  душа  была
вынуждена томиться в теле, которое годилось лишь для того, чтобы ползать в
пыли. Священники уподобили его пресмыкающимся тварям, и потому он  получил
новое прозвище Змий.
     Облаченная в длинную черную  одежду  фигура  наклонилась  вперед,  не
разжимая пальцев, охватывающих ручки кресла.
     - Вспомните, Холлоран, ведь когда-то вы уже слышали что-то  подобное,
- вновь  раздался  хриплый,  почти  шипящий  голос.  -  Ваши  католические
священники рассказывали вам о Люцифере, о Падшем Ангеле, которого постигла
кара за то, что он совратил невинных людей, за то, что  он  раскрыл  тайну
Древа Жизни недостойным? С тех пор Падший Ангел был  осужден  пресмыкаться
во  прахе  до  конца  дней  своих.  Теперь  вы  понимаете,   откуда   была
заимствована библейская легенда о дьяволе? Прошлой  ночью  я  уже  говорил
вам, что земли меж Тигром и Евфратом традиционно  отождествляли  с  Садами
Эдема.  Если  верить  письменам  ученых  людей   и   священников   древней
Месопотамии, сделанных на глиняных табличках, именно в  этой  стране,  где
обитало племя шумеров, позже  возникла  раса  евреев.  Это  от  халдейских
равнин, из Ура, увел свой народ Авраам дальше, на север, в Сирию, и  затем
через Ханаан в Египет. А с собою в  путь  они  взяли  древние  вавилонские
предания, которые позднее вошли в библейские легенды.  Всемирный  Потоп  и
младенец Моисей, который был найден в камышах  -  все  это  заимствованные
сказания!  Иудейская  концепция  сотворения  мира  и  Книга  Бытия   тесно
переплетаются с философским миропониманием и легендами древних шумеров. До
наших дней дожили только эти легенды - обрывочные, неточные сведения,  ибо
все записи, касающиеся древнейшей  истории,  были  уничтожены  по  приказу
шумерских царей - они хотели уничтожить саму память о жестоком и  кровавом
царствовании Бел-Мардука и о запретном знании, данном им людям. Однако они
не понимали того, что зло может передаваться от поколения к  поколению  не
только через письменность.
     На  верхних  ступенях  лестницы  появились  фигуры  людей,  но  Клин,
казалось, не замечал ничего вокруг себя.
     - К нам, евреям, знание  Каббалы  перешло  от  древних  вавилонян,  -
продолжал он. - Библейские легенды  гласят,  что  она  перешла  от  Ноя  к
Аврааму, а от Авраама к Моисею, который посвятил в ее  таинства  семьдесят
старцев во время  скитания  по  пустыне.  Древнее  учение  Бел-Мардука  не
пропало, оно проросло и дало новые семена, и таким  образом  осуществилась
его месть роду людскому. Даже новый богочеловек, Иисус Христос,  избравший
своим  народом  евреев,  не  смог  искоренить  этого  древнего   "зла"   и
воспрепятствовать  его  распространению.  Он  пришел  в  этот  мир,  чтобы
уничтожить деяния Змия, чтобы искупить первородный грех -  только  в  этом
заключалось спасение всего  человечества.  И  посмотрите,  что  произошло,
Холлоран.  Его  казнили,  как  и  его  предшественника,  Бел-Мардука!   Вы
спросите, какая связь меж нашим миром и древними преданиями,  и  стоит  ли
беспокоиться из-за прошлых дел. Оглянитесь  вокруг,  Холлоран.  Посмотрите
пристальнее на мир, который вас окружает. Вы увидите, что  борьба  до  сих
пор продолжается. И вы, и я - все мы вовлечены в нее.
     Клин еще раз шевельнулся  на  своем  кресле,  наклоняясь  еще  дальше
вперед.
     - Вопрос в том, - вкрадчиво произнес он, - на чьей стороне находитесь
"вы"?
     Слегка смущенный, удивленный таким  необычным  вопросом  Холлоран  не
смог дать ответа.
     Клин снова выпрямился, откинувшись на спинку кресла.
     - Сведите ее вниз! - крикнул он.
     Сверху донесся шум шагов, и  Холлоран,  подняв  глаза,  увидел  Кору.
Палузинский и второй араб сводили ее под руки с лестницы. На ней был белый
купальный халат, туго стянутый поясом  на  талии.  Она  шла,  пошатываясь,
словно после сильной дозы алкоголя или от чрезмерной  усталости.  Сойдя  с
последней  ступеньки,  она  медленно,  недоуменно  огляделась  вокруг.  Он
подумал, уж не ввели ли ей снова какой-нибудь наркотик.
     - Лайам... - только и успела произнести она, увидав Холлорана.
     - Боишься за своего любовника,  Кора,  душечка?  -  послышался  голос
Клина из теней, отбрасываемых статуями.
     Она взглянула туда, откуда раздавался  этот  голос.  Глаза  ее  сразу
стали огромными, испуганными.
     - Что вы собираетесь с ней сделать, Клин? - спросил  Холлоран;  голос
его звучал ровно и сильно, словно он вел допрос и требовал ответа.
     - Ничего особенного. Коре  не  причинят  ни  малейшего  вреда.  Я  не
предназначал ее для этого. Но мне нужен новый компаньон, способный  занять
место умершего  Хранителя,  -  человек,  с  которым  я  установлю  тесную,
неразрывную связь, человек, который будет сторожить меня.  Я  давно  знал,
что когда-нибудь мне понадобится новый Хранитель; я не предполагал только,
что этот день наступит так скоро.
     - Она не заменит вам "его". Вы не сможете заставить ее сделать это.
     - О, что касается моего могущества и умения, то  вы  напрасно  в  них
сомневаетесь. Она сидит по уши в грязи и разврате, куда я же  ее  заманил.
Теперь она - дрянь, дерьмо, дегенератка. Я хочу, чтобы вы, наконец, поняли
это. Она уже стала - точнее, "почти" стала - тем, чем я хотел ее  сделать.
Час ее окончательного падения очень близок.
     - Это вы сделали ее такой?
     - Конечно. Когда я впервые увидал  ее,  Кора  была  этакой  маленькой
свеженькой штучкой, совсем юной и неиспорченной. Слишком невинной и чистой
для таких мужчин, как вы и я. Настоящей Розой Англии, как вы  сказали  бы,
увидав ее в те годы. Мне пришлось повозиться с  ней,  прежде  чем  удалось
превратить ее  во  что-то  иное;  откровенно  говоря,  это  занятие  порой
развлекало меня и доставляло мне немалое удовольствие.
     - Вы давали ей наркотики?
     - В самом начале.  Она,  конечно,  ничего  не  подозревала.  Я  велел
добавлять какое-нибудь слабое снадобье понемножку, по капельке в  ее  пищу
или питье, только чтобы ослабить ее сопротивление всему, что запрещали  ей
с детства. Так постепенно, шаг за шагом она прошла весь путь к деградации,
с каждым днем опускаясь все ниже. В конце концов отпала даже необходимость
в наркотиках - я помог развиться некоторым  ее...  склонностям.  Однако  и
после этого нужно было много и упорно работать над  нею,  прежде  чем  она
стала совсем моей. Но теперь время слишком  дорого,  и  придется  ускорить
процесс, чтобы она смогла исполнить свою роль.
     Холлоран  вздрогнул,  затем  напряг  все  свои  мышцы  и  тотчас   же
почувствовал, как туго натянулась тонкая удавка вокруг его шеи.
     - Вы не  сможете  сделать  из  нее  что-то  похожее  на  "того"...  -
прохрипел он.
     - На моего Хранителя, вы хотите сказать? Почему же? Кто  будет  знать
об этом? Кого это волнует? Она оставит службу в "Магме", чтобы стать  моей
личной  помощницей,  только  и  всего.  Переход  от  службы  в   офисе   к
персональному  подчинению  одному  начальнику  отнюдь   не   нов;   он   с
незапамятных пор практикуется в мире бизнеса, разве вы не знали об этом?
     - Это чистейшее безумие.
     - Нет. Это ваша дурацкая логика  и  убеждения,  которых  вы  все  еще
продолжаете придерживаться, Холлоран. Вы не верите ни единому моему слову.
     Холлоран улыбнулся, несмотря на охвативший его гнев.
     - Вы ставите меня  в  тупик,  Холлоран.  Ваше  упорство  одновременно
забавляет и раздражает меня, - голос Клина был  усталым,  надтреснутым,  и
снова в нем появились нотки, которые делали его речь похожей на  медленную
речь старика. - Я думал, что вы пригодитесь мне,  что  вы  будете  служить
мне, как все остальные. Я объездил весь свет в поисках  таких  людей,  как
Палузинский, Монк, Кайед и Даад, высматривая жестокость и злобу, под какой
бы маской она ни скрывалась. Они у меня в  долгу,  эти  люди,  ибо  это  я
направил их зло в определенное русло - и оно десятикратно усилилось  после
того, как получило конкретную цель! Но эти четверо - лишь малая часть тех,
кого мне удалось  найти,  странствуя  по  свету,  и  кого  я  неоднократно
использовал в своих целях. Вы могли бы стать одним из  них,  ибо  вы  тоже
сродни им. Но я до сих пор не смог разгадать вас, и  это  заставляет  меня
колебаться. Вы спасли мне жизнь; кошмарные сны, тяжелые предчувствия - все
говорило о том, что мне угрожала смертельная опасность; тем не  менее,  до
сих пор какое-то внутреннее чувство ограничивает мое доверие вам.  Вы  для
меня загадка, Холлоран; возможно, именно эта ваша  черта  привлекает  меня
больше всего.  Однако  в  тревожные  времена,  когда  события  развиваются
слишком непредсказуемо, держать так близко к себе темную лошадку  было  бы
верхом неблагоразумия, и поэтому я собираюсь от вас отделаться.
     Араб  за  спиной  Холлорана  хихикнул,  и  петля  на  шее   Холлорана
постепенно начала затягиваться.
     - Но не забыли ли  вы  о  том...  -  с  трудом  проговорил  Холлоран.
Натяжение проволоки слегка ослабло, и  он  сделал  глотательное  движение,
чувствуя резкую боль в горле.
     - О чем же? Поведайте мне, я  с  нетерпением  жду  вашего  ответа,  -
раздался насмешливый голос.
     - В моей фирме знают, на кого я сейчас работаю и где я нахожусь. Я не
могу просто так исчезнуть с лица земли.
     - Та-та-та! - оборвал его Клин. - Каким же я был ослом, что  не  учел
такой важной детали!.. Так слушайте же, -  ироничный  тон  пропал  так  же
внезапно,  как  и  появился,  -  вы  отважно  боролись  с   преступниками,
проникшими в дом, отводя от меня  смертельную  угрозу.  Но  убийцы  успели
прикончить вас, прежде чем мои люди смогли прийти вам на помощь.  Их  было
много, вы - один. Мои телохранители, конечно, не чета вам,  профессионалу,
и в результате их неуклюжих действий вы попали в руки  бандитов.  В  конце
концов мои люди спугнули эту шайку, и они убрались прочь. Как вам нравится
такая версия? Правдоподобно? Кто сможет проверить,  так  ли  все  было  на
самом деле? Между прочим, Монк был их наводчиком,  предателем,  обманувшим
мое доверие. Именно он злодейски  убил  вас  и  скрылся  вместе  со  своей
бандой, когда по ним открыли огонь.
     Издевательский хохот Клина никак не подействовал на Холлорана.
     - Кора... - произнес он.
     - После этой ночи она  ни  слова  против  меня  не  скажет!  -  почти
закричал Клин, ударив кулаком по ручке кресла. -  Однако  время  не  ждет.
Надо торопиться. Все эти разговоры порядком  утомляют  меня.  Помоги  мне,
Азиль.
     Араб  бесшумно  проскользнул  за   спинами   Коры   и   Палузинского,
направляясь к своему господину, восседающему среди статуй.
     - Позволь Холлорану подняться, Юсиф, но гляди за  ним  в  оба,  и  не
снимай удавки.
     Тонкая проволока натянулась, впиваясь в шею, когда араб резко  дернул
гарроту, заставляя Холлорана встать. Он пошатнулся - его  голова  все  еще
кружилась после тяжелого удара, нанесенного Палузинским. Кора потянулась к
нему, но поляк грубо схватил ее за  локоть,  принуждая  отступить  на  шаг
назад. Она не издала ни звука, только  недоумевающе  посмотрела  на  него,
словно никак не могла понять, чьи пальцы вцепились в ее руку  чуть  пониже
плеча.
     Клин, поддерживаемый Кайедом, медленно поднялся со своего кресла.  Он
осторожно двинулся вперед, волоча ноги, словно дряхлый  старик;  араб  вел
его под руку. Клин был одет в длинную черную мантию, ее подол волочился за
ним по полу,  так  что  казалось,  что  тень,  из  которой  выходил  Клин,
протянулась к нему.
     Темная фигура,  которую  почтительно  поддерживал  араб,  ступила  на
освещенную масляными лампадами площадку.
     - Господи помилуй... - тихо прошептал Холлоран.



                              43. ОТКРЫТЫЕ ВОРОТА

     Струи дождя хлестали по  ветровому  стеклу,  и  стеклоочистители  еле
справлялись с работой. Чарльз  Матер  глядел  на  дорогу  поверх  рулевого
колеса; все его тело было напряжено, тупая боль  в  колене  усиливалась  с
каждой минутой.
     Он был уверен, что почти добрался - въезд в Ниф  должен  быть  где-то
рядом. К несчастью, из-за сильного дождя невозможно было разглядеть дорогу
дальше, чем на несколько метров вперед. Он мысленно  выругался,  проклиная
беспокойную  ночь,  чувствуя,   что   начинает   сердиться   на   неудачно
складывающиеся обстоятельства. Гроза, начавшаяся около  часа  тому  назад,
бушевала с прежней силой. Тяжелые, черные тучи наползали одна  на  другую,
словно желая раздавить нижние облака своей массой; меж ними не было  видно
ни одного просвета. От раскатов грома, казалось, дрожали самые кости.
     Молния  осветила  дорогу;  в   ее   призрачном   серебристом   сиянье
обыкновенный  пейзаж  за   окном   автомобиля   показался   фантастическим
ландшафтом. Всего секунду спустя раздался  оглушительный  удар  грома,  от
которого вздрогнула земля, словно грозя развалиться на части.
     Было гораздо безопаснее - да и благоразумнее - притормозить у обочины
и подождать, пока утихнет гроза, но Матер даже не сбавил скорости,  увидев
зигзаг  молнии,  блеснувшей  где-то  поблизости,  и  почувствовав   тяжкое
движенье земли, последовавшее за громовым ударом. Он  слишком  беспокоился
за Лайама Холлорана. Дело не заладилось с самого  начала,  как  только  он
впервые  приехал  в  это  загородное   поместье.   Откровенное   признание
президента "Магмы", сделанное нынче вечером, усилило тревогу  Матера.  Сам
Снайф согласился отозвать своего агента, хотя  лично  он  не  считал,  что
Холлорану  угрожает  какая-либо  опасность.  Управляющего   больше   всего
озадачило и рассердило поведение верхушки  "Магмы".  Ненадежные  сведения,
предоставленные корпорацией, могли поставить под угрозу  всю  операцию.  В
"Ахиллесовом Щите" существовал специальный термин для  подобных  ситуаций:
"негативный фактор". Это означало,  что  тщательно  продуманный  план  мог
провалиться из-за заведомой дезинформации. К  сожалению,  такое  случалось
нередко, поэтому в каждом договоре, заключенном "Щитом" со своим клиентом,
был  предусмотрен  особый   пункт,   предоставляющий   право   расторжения
контракта, если клиент не выполнял своих  обязательств  по  предоставлению
"Ахиллесову  Щиту"  полной,  своевременной   и   достоверной   информации.
Поскольку "Магма" с самого начала пыталась скрыть  от  партнера  важнейшие
сведения, она потеряла репутацию заслуживающего доверия клиента.
     Матер был полностью согласен со своим коллегой,  но  туманные  намеки
Сэра Виктора Пенлока встревожили его больше, чем любая угроза.
     Феликс Клин  не  являлся  служащим  "Магмы".  Отнюдь.  Он  "сам"  был
"Магмой". Много лет назад он прибрал к рукам эту фирму, тогда еще не столь
широко  известную,  но  перспективную  и   быстро   развивающуюся.   Фирма
занималась научными исследованиями в энергетической и сырьевой областях, а
также поисками  и  разработкой  месторождений  полезных  ископаемых.  Клин
приобрел пятьдесят два процента всех акций компании через разные компании,
раскинувшие сеть своих контор по всему  свету.  Принадлежность  корпорации
"Магма" частному лицу держалась в строгом секрете, ибо  доверие  к  фирме,
владелец которой - так называемый "мистик", в крупнейших финансовых  домах
Сити было бы сразу подорвано, и ни один серьезный  финансовый  консультант
не порекомендовал бы вложить в это предприятие  ни  пенни:  в  те  времена
деловые люди не отличались широтой взглядов и развитым чувством юмора.
     Если бы руководство "Щита" с самого начала получило точную информацию
о роли, которую играл Клин  в  корпорации  "Магма",  то,  несомненно,  оно
предприняло бы гораздо более серьезные меры для  обеспечения  безопасности
своего клиента; вряд ли  дело  ограничилось  бы  лишь  усовершенствованием
технических средств охраны и увеличением штата  личной  охраны.  Благодаря
глупому, ненужному обману "Ахиллесов Щит" оказался в незавидном  положении
играющего вслепую с весьма серьезным противником.
     Но  более  всего  Чарльза   Матера   встревожил   весьма   прозрачный
полунамек-полудогадка Сэра Виктора о том,  что  Клин  мог  иметь  какое-то
отношение к внезапной смерти вице-президента "Магмы".  Квинн-Риц  умер  от
сердечного приступа, вне всякого сомнения. Однако это был  уже  не  первый
случай  внезапной,  необъяснимой  смерти  от  остановки  сердца  в   кругу
сотрудников компании "Магма" и  близких  к  ней  лиц.  Несколько  человек,
вступавшие  в  спор   с   медиумом   или   чем-то   не   угодившие   этому
непредсказуемому, самовлюбленному эгоисту, погибли  при  весьма  странных,
можно даже сказать настораживающих, обстоятельствах. Если быть точным,  то
вице-президент стал четвертой жертвой острой сердечной недостаточности. До
него  столь  же  неожиданная  смерть  унесла  одного  важного   сотрудника
корпорации, члена Совета директоров, который постоянно протестовал  против
проектов дальнейшего развития корпорации, выдвигаемых (хоть и не прямо,  а
через других лиц) самим Клином. Вторым в списке скоропостижно скончавшихся
стал служащий конкурирующей с "Магмой" компании, чьи дотошные поиски почти
привели к разгадке истинной роли Клина в корпорации.  Третьим  был  магнат
средств  связи,  начавший  кампанию  по  сбиванию  биржевого  курса  акций
корпорации, очевидно, затем, чтобы вступить во  владение  этой  компанией.
Этот  человек  давно  страдал  какой-то  болезнью  сердца,  но  когда  его
обнаружили утром в постели умершим от обширного коронарного  тромбоза,  на
лице  уже  успевшего  остыть  трупа  застыла  гримаса  ужаса.  Медицинская
экспертиза предположила, что ночной кошмар поразил его, доведя и без  того
слабое сердце до критической  точки,  за  которой  последовала  смерть.  А
теперь и Сэр Виктор, и сам Матер видели искаженные страхом черты  мертвого
лица Квинн-Рица,  словно  перед  смертью  этого  человека  мучили  ужасные
бредовые галлюцинации.
     За последние три года были и  другие  случаи  скоропостижной  смерти;
однако президент "Магмы" признался Матеру, что  сам  он  начал  испытывать
необъяснимый, безотчетный страх перед  таинственной  силой  Клина,  страх,
растущий с каждым месяцем. Хотя неопровержимых доказательств и явных  улик
у него не было, Сэр Виктор считал, что  за  это  время  произошло  слишком
много таких "несчастных случаев",  чтобы  можно  было  считать  их  чистой
случайностью.
     Почему же все-таки именно Квинн-Риц, спросил у  Сэра  Виктора  Матер.
Какие счеты сводил Клин с вице-президентом своей компании?
     Президент  корпорации  ответил  ему,  что   Клин   давно   подозревал
Квинн-Рица в предательстве. По мнению медиума,  именно  он  выдавал  вновь
открытые, но еще толком не исследованные месторождения полезных ископаемых
конкурирующей фирме. Президент вспомнил, что Клин неоднократно  заводил  с
ним разговор на  эту  тему,  считая  Квинн-Рица  виновником  всех  неудач,
постигших "Магму" за последнее время; однако в  конце  концов  он  обвинил
своего личного секретаря, Кору Редмайл - заявление было  сделано  в  узком
кругу  главнейших  лиц  корпорации.  Однако  Сэр  Виктор  давно  привык  к
необъяснимым колебаниям,  к  парадоксальным  противоречиям  в  настроениях
Клина; он знал, что настоящий глава "Магмы"  очень  скрытен,  осторожен  и
коварен. Клин вполне мог сделать это  ложное  признание  для  того,  чтобы
усыпить всякие подозрения в  душе  намеченной  жертвы,  а  также  в  кругу
приближенных к нему лиц. Во всяком случае, смерть  Квинн-Рица  последовала
слишком быстро за последним закрытым совещанием, где Клин указал  на  Кору
Редмайл как на главную и исключительную  преступницу,  и  было  бы  наивно
считать ее трагической случайностью. Тем не  менее,  за  отсутствием  улик
проверить догадки Сэра Виктора не представлялось  никакой  возможности.  В
распоряжении президента "Магмы" и сотрудника "Ахиллесова Щита" были только
туманные, неподтвержденные гипотезы и смутные  предчувствия  надвигающейся
беды.
     Но и этого оказалось вполне достаточно для Чарльза Матера.  С  самого
начала операции его не покидало ощущение, что события развиваются  слишком
стремительно и непредсказуемо, и что они дальше будут  развиваться  совсем
не так, как этого ожидают. Зверское убийство Дитера Штура добавило  к  его
тревожным раздумьям изрядную долю горечи, так как  пытки,  даже  с  явными
признаками садистского извращения, обыкновенно означали, что палачи хотели
любыми средствами вытянуть из жертвы важные сведения. Какую же  информацию
хотели получить убийцы Штура?  Очевидно,  ту,  которая  касалась  договора
"Щита" и "Магмы" об охране жизни Феликса  Клина.  Действия  бандитов  были
чересчур уж наглыми, однако там, где дело касается очень большой  денежной
суммы, похитители людей нередко идут напролом. Однако  у  Матера  не  было
полной уверенности в том, что его агентам придется  столкнуться  именно  с
похитителями. Не исключена  возможность  того,  что  до  сих  пор  еще  не
выявленная преступная  шайка  хотела  убить  Феликса  Клина.  Одному  Богу
известно, какие враги могут быть у этого странного человека.
     Из здания "Магмы" Матер  отправился  прямо  к  Джеральду  Снайфу.  Он
рекомендовал Управляющему  немедленно  расторгнуть  контракт  с  "Магмой".
После разговора со  Снайфом  прошло  уже  несколько  часов,  однако  Матер
чувствовал, что его нервное напряжение никак не проходит, скорее наоборот,
тревога все возрастает.
     Матер включил вентиляцию в кабине, чтобы очистить  сильно  запотевшее
от его дыхания ветровое стекло. Несколько минут ему пришлось вести  машину
почти вслепую - сквозь пелену хлынувшего с  новой  силой  дождя  и  мутное
стекло он едва мог разглядеть дорогу. Сбавив скорость  до  самого  нижнего
предела, он нажал на другую  кнопку,  и  стекло  у  водительского  сиденья
опустилось; в окно ворвался влажный ветер, пахнущий грозовой свежестью. Он
высунул голову, оглядываясь кругом; струйки дождя стекали по  его  лицу  и
волосам. Чуть впереди, с левой стороны, стояла  стена,  полускрытая  густо
разросшимся кустарником; справа от дороги тянулся темный лес. Матер быстро
спрятался обратно в кабину, вытирая мокрое лицо носовым платком.
     Блеснувший позади свет отразился в зеркале заднего обзора. Затем огни
стали медленно приближаться.  Фары  автомобиля!  Матер  заметил,  что  они
мигнули раз, другой... Он с облегчением вздохнул, когда огни погасли  -  и
через секунду вспыхнули в третий раз.
     Он дважды нажал  на  тормоза,  таким  образом  давая  понять  другому
водителю, что сигнал принят. Затем свернул на обочину и остановил  машину,
поджидая, когда его нагонит другой  автомобиль.  Из  патрульной  "Гранады"
вылез человек и быстро зашагал к машине Матера.
     - Мы не ждали вас,  сэр,  -  негромко  произнес  агент,  когда  Матер
опустил стекло, наклонившись к прикрытому от дождя щитком окну. Его  голос
лишь чуть перекрывал шум ливня. - И очень удивились, когда разглядели  ваш
номер.
     - Я несколько раз пытался связаться с вами по радио, - ответил Матер.
     -  Связь  прервалась  из-за  грозы.  Никогда  еще  не  видел   ничего
подобного! Нам пришлось поддерживать контакт с второй  патрульной  машиной
только  визуальным  путем,  после  очередного  объезда  вокруг   поместья.
Назначали определенное время и место встречи, ждали друг друга. Но что  же
все-таки случилось, господин Матер? Что привело вас сюда?
     - Мы убираемся отсюда. В самое ближайшее время.
     - Черт, да вы шутите!
     - Боюсь, что нет. А у вас ничего особенного не происходило?
     - Нет. Разве что эта проклятая гроза. Видимость в  пределах  двадцати
метров.
     - Где въезд в поместье?
     - Ворота как раз впереди, совсем рядом. Вы почти добрались до них.
     - Поезжайте за мной. Я хочу, чтобы вы свернули с дороги.
     Оперативник пожал плечами, повернулся и побежал  к  "Гранаде".  Матер
завел мотор и медленно двинулся вперед,  вглядываясь  во  мглу  за  окном,
чтобы  случайно  не  проехать  мимо  ворот.  Наконец  в  густых   зарослях
кустарника показался просвет, и  он  свернул  туда,  направляясь  прямо  к
железным воротам. Неподалеку от них должен быть... Да, действительно,  вот
и он - громоздкий темный силуэт, возвышающийся  над  неровными  верхушками
кустов и деревьев, очевидно, был домиком сторожа. В  окнах  не  горело  ни
огонька. Погоди, лежебока, скоро тебе придется вылезти из постели -  если,
конечно, ты сидишь дома.
     Матер включил фары своей  машины  на  полную  мощность,  одновременно
нажимая на кнопку гудка.
     Молния ярко сверкнула, залив неровным,  дрожащим  светом  сторожку  у
ворот. Матер прищурил глаза. Что за темные фигуры  шевелились  у  крыльца?
Может быть, они просто почудились ему?
     Патрульная "Гранада" остановилась позади машины  Матера,  и  Плановик
потянулся за своей тростью, открыв  дверцу.  Двое  мужчин  догнали  его  у
ворот.
     - Есть там кто-нибудь? - спросил Матер,  указывая  концом  трости  на
темное двухэтажное здание.
     - Там должен быть  привратник,  -  ответил  один  из  агентов,  -  он
отворяет и запирает ворота. Хотя мы ни разу никого не видали ни в доме, ни
у ворот.
     Матер легонько толкнул одну створку - она со скрипом приоткрылась.
     Трое мужчин переглянулись.
     - Что-то здесь не так, - сказал Матер.
     - Может, сторож оплошал?
     Матер покачал головой.
     -  Я  пойду  взгляну.  А  вы  разыщите  вторую  машину,  предупредите
остальных и немедленно возвращайтесь сюда.
     - Но нам не дозволено пересекать...
     - Забудьте об этом.  Вы  отправитесь  следом,  как  только  вернетесь
обратно. Фил, вы нужны мне, пересядете в мою машину.
     - Хорошо, сэр.
     - Не лучше ли сперва дождаться другой патрульной машины? - озабоченно
спросил второй агент.
     Матер помедлил с ответом, прислушиваясь к своим ощущениям.
     - Так поезжайте и привезите их сюда! - отрывисто приказал он. -  Фил,
откройте ворота.
     Прихрамывая, он пошел к своему автомобилю; один из агентов остался  у
ворот, распахивая настежь обе створки, а другой сел за руль  "Гранады"  и,
дав задний ход, выехал обратно на проселок.
     Матер неуклюже забрался в кабину, тяжело  опустился  на  водительское
кресло. Одежда его промокла насквозь. Он старался не думать о той  ужасной
боли в раненной ноге, которая будет мучить его завтра. Он въехал в  ворота
и притормозил, подождав,  пока  его  подчиненный  не  усядется  на  заднее
кресло.
     - Боже, что там творится возле дома?
     Матер посмотрел вперед, куда указывал его  товарищ.  Неясные  фигурки
скользили сквозь туман, двигаясь бесшумно под дождем.
     - Собаки, - сказал оперативник. - Должно быть,  это  сторожевые  псы.
Странно, они до сих пор не попадались мне на глаза.
     - Вы можете сосчитать их?
     - Вряд ли. Очень сильный дождь. Я едва  вижу  собравшуюся  стаю.  Ах,
черт возьми, вон еще звери - они лежат на земле.
     Матер не стал более терять ни  секунды.  Он  резко  нажал  на  педаль
акселератора, и машина рванулась  вперед.  Очень  скоро  она  нырнула  под
сомкнувшиеся ветви деревьев, нависшие над дорогой.



                                  44. ЖЕРТВА

     Холлорана ошеломила происшедшая с его клиентом перемена.
     Из  теней,  отбрасываемых  каменными  статуями,  выходил   скрюченный
старик,  старик  с  сухой,  потрескавшейся,  чешуйчатой  кожей;  неровные,
морщинистые складки мертвой ткани свисали вниз,  маленькие  хлопьеобразные
чешуйки  отпадали  в  такт  его  шаркающей  медлительной  походке.  Поверх
воспаленных язв, где в глубоких трещинах кожи  показывалась  темно-красная
плоть, блестела какая-то мазь. Волосы низко спадали на  лоб;  меж  черными
прядями просвечивала мутновато-белая кожа. Руки Клина показались Холлорану
сплошной раной - кожа с них почти полностью  сошла.  Клин  хрипло,  тяжело
дышал, словно те несколько шагов, которые он сделал,  дались  ему  немалым
трудом.
     Он остановился перед Холлораном, пошатываясь; кривая усмешка  на  его
обезображенном лице была похожа на мертвый оскал гниющего черепа.
     - Жутко, да? - спросил он все тем  же  высокомерным,  чуть  ироничным
тоном. - Однако в конце концов это поправимо.  Еще  не  поздно,  Холлоран.
Может быть, мне будет гораздо хуже, чем обычно, но  теперь  я  по  крайней
мере знаю, в чем причина моего недомогания.
     Отвратительное, ужасное лицо приблизилось к лицу Холлорана, и  теперь
он мог рассмотреть мельчайшие детали;  налитые  кровью  глаза,  не  мигая,
глядели из-под воспаленных век. Даад крепко натягивал  свою  гарроту,  так
что Холлоран не мог  отшатнуться  прочь  от  этого  мерзкого  и  страшного
чудовища, что стояло напротив него и обдавало его  нестерпимым  смрадом  -
тот же самый запах исходил  от  старика,  которого  Холлоран  обнаружил  в
сторожке.
     - Ты отнял у меня моего заместителя, моего двойника, - прошипел Клин,
-  ты  разорвал  связь  и  нарушил   равновесие.   Я   меняю   кожу   лишь
один-единственный раз в году - это одно из условий договора, такой ценой я
расплачиваюсь  за  свое  бессмертие.  Как  змея,  ты   видишь,   Холлоран.
Бел-Мардук сделал меня похожим на змия.
     Он  хрипло,  протяжно  вздохнул  -  и  задержал  дыхание,   очевидно,
почувствовав боль где-то внутри своего тела. Из глубокой  трещины  на  его
уродливом  лице  начала  медленно  сочиться  темная  кровь,  смешанная   с
маслянистым гелем.
     - Это может пройти, - наконец, выдавил из себя Клин. - Еще не  поздно
остановить распад. Вы сами увидите, Холлоран. Вы примете участие в обряде.
     Он отвернулся и заковылял по мокрому, грязному полу, опираясь на руку
Кайеда; Кора и Палузинский пропустили вперед шаркающую фигуру  -  Холлоран
заметил, что Палузинский отступил на шаг, когда Клин проходил  мимо  него,
словно медиум был прокаженным. Кора застыла на месте, словно зачарованная.
Умащенная кожа Клина поблескивала в лучах свеч.
     Наконец он добрался до черной  каменной  плиты,  лежащей  на  полу  в
другом  конце  комнаты,  и,  ухватившись  за  ее  край,  сделал  несколько
последних шагов без помощи  своего  слуги-араба.  Обойдя  вокруг  каменной
плиты, Клин повернулся лицом ко всем остальным и махнул  им  рукой,  чтобы
они подошли ближе.
     Палузинский повел Кору вперед. Одного движения пальцев Даада,  слегка
натянувшего удавку, было достаточно, чтобы Холлоран  послушно  двинулся  к
черному камню, похожему на алтарь. Под конвоем араба он прошел мимо арок -
по-видимому, здесь был сквозной проход в боковые коридоры -  и  его  глаза
забегали по сторонам в поисках какого-нибудь орудия, с помощью которого он
смог бы освободиться от гарроты, сжимающей его горло. Но под арками  царил
непроглядный мрак, в котором ему удалось разглядеть лишь  каменные  плиты,
испещренные клинописью и непонятными значками, которые он раньше замечал в
росписи стен и убранстве некоторых комнат Нифа.
     Наконец его взгляд упал  на  тучное  тело,  распростертое  на  черной
каменной плите - они остановились в нескольких шагах от  этой  пародии  на
храмовый алтарь. Маленькие, глубоко посаженные глазки Монка глядели  прямо
на Холлорана, а его толстые  пальцы  судорожно  подергивались,  словно  он
хотел встать со своего каменного ложа. Глаза бывшего  телохранителя  Клина
сверкали от гнева, но в них не было заметно страдания и боли.
     Холлоран удивился тому, что американец до  сих  пор  еще  не  лишился
чувств. Он взглянул на Кору - девушка сдвинула брови; ее взгляд стал более
осмысленным.
     - Ты видишь его, Монк? - хрипота придавала  гортанному  голосу  Клина
еще более зловещие интонации.  -  Это  сделал  он,  он  превратил  тебя  в
бесполезную, неподвижную груду костей и мяса. Как же должно тебе  хотеться
убить его! К сожалению, мой друг, ты не можешь этого сделать. Ты не можешь
даже пальцем шевельнуть. Однако ты еще понадобишься мне.
     Монк метнул в сторону Клина быстрый взгляд из-под нахмуренных бровей,
и его лицо исказилось от страха.
     - Еще одно впрыскивание, Азиль, - приказал Клин своему слуге. - Я  не
хочу, чтобы он умер от боли. Он должен погибнуть от ножа.
     Араб бесшумно выскользнул из комнаты.
     - Необходимо точно рассчитать дозу, -  произнес  Клин,  касаясь  тела
Монка своими изъязвленными руками -  с  них  сошла  уже  почти  вся  кожа,
местами обнажив живую плоть. - Чтобы он  не  почувствовал  шока  от  удара
ножом, но в то же время не покинул  нас  раньше  времени,  погрузившись  в
слишком глубокий сон. К счастью, Азиль неплохо разбирается в этих вещах.
     Холлоран почувствовал, как его охватывает гнев.
     - Вы сделали Кору наркоманкой, - сказал он.
     - Ах, нет, все совсем не так, - ответил ему  Клин.  -  Она  стала  бы
совершенно бесполезной для меня, если бы пристрастилась  к  наркотикам.  Я
уже сказал вам - Азиль эксперт в делах подобного  рода.  Кора  зависит  от
"меня", а не от наркотиков.
     Когда араб вернулся, вновь заняв свое место  по  правую  руку  Клина,
пальцы его сжимали шприц. Склонившись над неподвижным телом, он  пригладил
волосы на руке Монка и ввел иглу  в  вену,  впрыснув  американцу  половину
содержимого шприца - желтоватой поблескивающей жидкости.
     Через  несколько  секунд   остекленевшие   глаза   Монка   неподвижно
уставились в потолок, а рот чуть приоткрылся.
     - Что вы собираетесь делать с ним? - сердито спросил Холлоран.
     Клин глубоко вздохнул и схватился за край каменной  плиты,  чтобы  не
потерять равновесие. Он снова попытался усмехнуться в лицо Холлорану;  его
кроваво-красные,   потрескавшиеся   губы   разжались,   обнажив    желтые,
испорченные зубы.
     - Я собираюсь его поглотить, - ответил он.
     Даже после  всего,  что  он  увидел  в  эту  ужасную  ночь,  Холлоран
почувствовал отвращение и страх.
     Явно наслаждаясь эффектом, который произвели его слова, Клин медленно
покачал головой:
     - Нет. Не его плоть - ею позже  полакомится  Палузинский.  Мне  нужно
нечто более важное, Холлоран,  -  но  не  материальное,  не  вещественное.
Бесплотное. То, что освободится в момент его смерти, -  в  глубине  темных
глаз Клина блеснул странный, жутковатый свет. -  Та  незримая  энергия,  в
которой заключена основа его существования. Его душа, Холлоран. Теперь  вы
поняли это?
     Холлоран опять почувствовал,  как  ослабло  натяжение  тончайшей,  но
прочной петли на его горле. Очевидно, внимание Даада  сейчас  было  чем-то
отвлечено.
     - Если бы я это понял и принял,  я  превратился  бы  в  сумасшедшего,
подобно вам, - сказал он Клину.
     Клин  выпрямился  и  уставился  на  оперативника  своими   огромными,
неподвижными, немигающими глазами. Монк, распростертый на черном камне меж
ними, тихо, невнятно стонал - то ли от удовольствия, то ли от страха.
     - Я до сих пор не смог разгадать вас, - медленно  произнес  Клин,  не
сводя  глаз  с  Холлорана.  -  Мои  духовные  силы  ослабевают,  когда  вы
находитесь рядом со мной. В чем же тут дело,  Холлоран?  Что  вы  из  себя
представляете...
     - Я всего лишь наемный телохранитель, не более того.
     Клин продолжал буравить Холлорана взором.
     - Но вы представляете опасность для меня.
     - Нет. Я здесь лишь для того, чтобы отвести от вас  любую  опасность,
которая будет вам угрожать, -  Холлоран  напряг  мышцы  рук,  собираясь  с
силами для борьбы, которой, похоже, было не миновать. - Скажите мне, Клин,
объясните мне, наконец, что здесь происходит? Что все это значит?
     - Я уже объяснял вам, и не один раз.
     - Я хочу узнать гораздо больше.  Каким  образом  вы  можете...  -  он
запнулся, не в силах подобрать слова  -  до  того  нелепым,  бредовым  ему
представлялось все, что он слышал и видел.
     - Овладеть чьей-либо душой? - закончил за него Клин. - Впитать в себя
ее живительную силу? - он рассмеялся, и смех  его  был  похож  на  приступ
кашля. - Этот секрет достался мне, и я берегу его.
     Глаза Клина закрылись - сомкнулись воспаленные, покрасневшие веки,  и
на лице медиума появилась блаженная улыбка.
     - Я почерпнул это знание  из  старинных  записей,  оставленных  самим
Господином. Они были надежно спрятаны от людей и покоились там же,  где  и
Его тело. Целая груда испещренных клинописью таблиц лежало над  останками,
очевидно, чтобы поддерживать Его в долгом, мучительном ожидании. Он привел
меня туда, в эту потаенную гробницу, много лет тому назад. В те времена  я
был еще зеленым невеждой, пустой раковиной, ждущей, когда  внутри  нее  не
появится прекрасная жемчужина. Я обнаружил эти древние таблицы в одиночной
комнате, в склепе, расположенном глубоко  под  самым  нижним  слоем  могил
Королевской Усыпальницы в Уре. С  величайшей  осторожностью  я  вынес  все
записи и постепенно, строку за строкой, расшифровал их. Я -  единственный,
кто прочитал все, что там было  написано.  Как  только  я  сложил  таблицы
вместе, мне показалось, что знаках,  их  покрывающих,  заключена  какая-то
древняя, таинственная и могучая сила.  Они  повествовали  об  удивительной
мощи человеческого разума, о том, как некоторые  естественные  способности
могут развиваться, если их направить в определенное русло, о  колоссальном
потенциале, заложенном в человеке, о возможности "творить"!
     Он  пошатнулся;  его  глаза  все  еще  оставались  закрытыми.   Кайед
нерешительно протянул руку, чтобы поддержать  своего  господина,  но  было
видно, что араб боится прикоснуться к Клину.
     Клин снова заговорил; теперь его голос стал более низким и звучным:
     - Они учили порочным наслаждениям, учили искать и  видеть  величие  в
извращении  и  разложении.  Как  вы,  наверное,  уже  догадались,  я  стал
способным учеником; я впитывал в себя знания с той  жадностью,  с  которой
раскаленные пески пустыни поглощают влагу. Они  научили  меня  жестокости,
открыв ту власть, которую  имеет  страх  над  сердцами  людей,  и  обучили
искусству распознавать зло повсюду,  под  любой  личиной,  чтобы  в  конце
концов использовать  это  зло  в  своих  собственных  целях.  Из  этих  же
источников я узнал, каким образом я могу избегнуть перерождения, в  то  же
время сохраняя телесные и  душевные  силы,  и  как  можно  перенести  свои
собственные болезни и немощи  на  другой  человеческий  организм.  Древние
письмена повествовали о таинственной связи меж мозгом человека и  скрытыми
в земной коре источниками энергии. Я наслаждался этой  древней  мудростью,
как самыми изысканными яствами!
     Глаза Клина  вдруг  широко  раскрылись;  теперь  они  казались  двумя
темными маслинами, поблескивающими в глазницах.
     - Цена, которую нужно платить  за  все  это,  не  слишком  высока,  -
прошептал он. - Вражда и раздоры повсюду, где только они смогут вспыхнуть.
Жестокость - там, где ее поощряют. И семена зла - везде,  где  только  они
смогут прорасти; а  научить  людей  злу  -  несложная  задача,  тут  сразу
найдется много талантливых учеников. Я научился сеять эти семена  повсюду,
чтобы они в свою очередь принесли плоды. Ибо это - "Его" путь, а я - "Его"
апостол!
     Клин поднял руки на уровень груди, ладонями вверх;  пальцы  его  были
скрючены наподобие когтей хищной птицы. Он дрожал всем телом -  это  могло
быть признаком приближающегося коллапса. Однако у него хватило  сил  гордо
выпрямиться и оглядеть своих молчаливых слушателей; рот Клина  приоткрылся
в усмешке, а глаза возбужденно блестели.
     - Но есть и другая сторона  в  соглашении,  заключенном  меж  мной  и
Бел-Мардуком, - Клин ссутулился, и взгляд его потух, словно  он  полностью
ушел в себя. -  Я  обречен  быть  вечным  хранителем  Бел-Мардука,  обязан
поддерживать жизнь в его телесной оболочке.
     Холлоран содрогнулся. Та тварь, в которую сейчас превратился Клин, не
имела  ничего  общего  с  клиентом,  которого  он  был  обязан   охранять.
Неузнаваемо изменились голос, лицо и все тело Клина - если, конечно, перед
ним действительно был Клин. Холлоран почувствовал, что слабеет.
     - Вы увидите, - произнесла та тварь,  что  стояла  перед  ним.  -  Вы
узнаете, каким образом мы дышим в одно дыхание.
     Клин повернулся и, пошатываясь, побрел прочь; казалось, силы  вот-вот
оставят его, но Кайед не торопился протягивать ему руку, чтобы  поддержать
его. Клин неуклюже доковылял  до  алькова  позади  алтаря.  Все  оцепенело
наблюдали за его действиями.
     Клин шагнул вперед, и тень поглотила его.
     Холлоран услышал звук открываемой дверцы.
     Клин появился из алькова, обеими руками  прижимая  к  груди  какую-то
ношу. Пламя свечей осветило его фигуру...



                              45. РАЗВЕРЗШИЙСЯ АД

     Они бежали прочь  от  бурлящего  озера,  тяжело  дыша,  жадно  хватая
холодный, сырой воздух пересохшими ртами. Они  потеряли  двоих  в  ужасной
котловине, куда били зигзагообразные молнии. Оставшиеся в живых  постоянно
думали об этом, и тревожные, яркие воспоминания о страшной сцене  у  озера
гнали  вперед  уставших,  перепуганных  людей  -  им  отнюдь  не  хотелось
разделить печальную участь погибших товарищей. Шатаясь,  оскальзываясь  на
мокрой траве, они уходили прочь  от  озера;  страх,  казалось,  придал  им
свежие силы.
     Пересилив себя, Дэнни Шей оглянулся  на  бегу,  чтобы  посмотреть  на
озеро, - и тут же громко вскрикнул, пораженный тем, что увидел, споткнулся
и полетел вниз, сбив с ног того, кто карабкался за ним  следом.  Два  тела
покатились вниз по мокрой траве, кувыркаясь  друг  через  друга,  невольно
нанося друг другу болезненные удары.
     Шей приподнялся; струи дождя стекали в его открытый рот. В это  время
сбитый им с ног  человек,  Флинн,  катался  по  земле  от  боли.  Мак-Гаир
остановился, заметив, что его товарищи отстали, и оглянулся назад.
     - Боже мой... - простонал он, посмотрев на озеро.
     Шей с трудом встал на колени, и Флинн ухватился за его плечо.
     - "Я вывихнул лодыжку, Дэнни!" - крикнул он, заглушая  шум  дождя.  -
"Помогите подняться!"
     Но Шей, казалось, не расслышал его слов.  Он  застыл,  как  изваяние,
глядя куда-то вдаль сквозь плотную завесу дождя. Проследив за направлением
взгляда своего командира, Флинн вскрикнул - и снова повалился на траву.
     Неспокойная поверхность озера  светилась  зеленоватым  опалесцирующим
сиянием, словно кто-то включил в его глубине мощный  подводный  прожектор.
Над озером клубился туман - так в холодную погоду пар от воды  поднимается
в воздух. Над  волнами  то  здесь,  то  там  поднимались  вверх  невысокие
фонтанчики, разбрызгивающие далеко вокруг себя пенящуюся, бурлящую воду. А
на  самой  середине  озера  из  глубины  медленно   поднималась   какая-то
громоздкая  фигура,  словно  гигантский  утопленник   всплывал,   влекомый
вертикальным потоком, вызванным бурей.
     Однако, этот странный предмет  не  имел  ничего  общего  с  творением
человеческих рук. Это мог быть скрытый под  водой  продолговатый  островок
или отмель; в бурную  погоду  волны  разбивались  о  плотную  преграду,  и
вершина островка показывалась  над  водой.  Но,  приглядевшись,  все  трое
поняли,  что  это  отнюдь  не  мертвая  земля,  а  живые  существа,  масса
трепещущих и извивающихся живых тел. Она разбухала на глазах,  превращаясь
в скопление студенистых тварей, копошащихся в тине и грязи - тех, что  они
недавно  заметили  под  прозрачной  поверхностью  озера,  когда   пытались
выручить из беды двух упавших в воду  товарищей.  Эти  существа  собрались
вместе в один огромный темный сгусток. По мере того, как живая гора  росла
в размерах,  поднимаясь  со  дна  озера,  отдельные  организмы  по  одному
отпадали от нее, образуя небольшие водовороты и пуская вверх струйки  воды
- они падали обратно в озеро вместе с каплями  дождя.  Сквозь  дымку  были
заметны огромные чудовища, плавающие среди бурлящей, вязкой  массы;  более
мелкие тела скапливались вокруг них,  присасываясь  к  существам-гигантам,
словно паразиты.
     Пока трое мужчин, застыв от страха и удивления,  смотрели  на  озеро,
молния ударила прямо в дрожащую гущу слипшихся  тел,  испепелив  ее  верх,
поднявшийся над волнами озера. Над озером заклубился густой пар, а  темная
масса студенистых существ вдруг резко съежилась, отпрянув вглубь озера,  и
затем снова показалась  над  поверхностью  вод.  Всем  троим,  стоящим  на
поросшем густой травой холме, показалось, что сквозь громовой  раскат  они
расслышали резкий, пронзительный вопль.
     - "Что это!" - прокричал Флинн прямо в ухо Дэнни, и Шей почувствовал,
как пальцы товарища еще крепче вцепились в его плечо.
     Шей, казалось, был настолько ошеломлен, что  не  смог  произнести  ни
слова, и только покачал головой в ответ.
     - "Уйдем из этого жуткого места, Дэнни! Ничего хорошего нас здесь  не
ждет!"
     Командир поднялся с колен, увлекая за собой своего  товарища.  Он  не
сводил глаз с того, что успел рассмотреть сквозь туманный полог дождя -  с
чудовищ, поднимающихся со дна озера. К ним подошел Мак-Гаир  -  он  боялся
отстать от товарищей; его приводила в ужас одна только мысль о том, что он
может остаться один в темноте, под дождем, в густом тумане, который таил в
себе неведомые опасности. Он крепко ухватился за руку своего командира.
     - "Назад дороги нет!" - прокричал Дэнни. -  "Какие  бы  это  ни  были
дьявольские проделки, нам до них никакого дела нет! Это нас ни за  что  не
остановит!"
     - "Нет! Плохи наши дела,  Дэнни!  Похоже,  мы  влипли!"  -  попытался
протестовать Мак-Гаир.
     Шей грубо пихнул его кулаком:
     - "Делай, что тебе приказывают! Дом совсем рядом, и "он" там!  Мы  не
уйдем отсюда, пока не разделаемся с ним!"
     Он повернулся и, подталкивая своих парней в спины, погнал их прочь от
озера, где туман создавал такие странные обманы зрения - ибо то,  что  они
увидели, не могло быть ничем иным, кроме миража. Хотя... Хотя не видел  ли
он своими глазами, как двух его людей утащило в эти ужасные глубины?..
     Шей побежал, отгоняя от себя тревожные мысли, собираясь  с  силами  и
подчиняя всю свою волю единой цели, и криками подгоняя Мак-Гаира, неохотно
последовавшими за ним. Они подчинились ему;  хотя  оба  были  напуганы  до
смерти, им и в голову не приходило ослушаться.
     Они не поддались искушению еще раз  посмотреть  на  этот  загадочный,
поднимающийся из бурлящей воды остров  -  казалось,  они  слышат  в  самой
глубине своей души  тихие  нашептывания,  подстрекающие  их  обернуться  к
озеру.  Они  не  обращали  никакого  внимания  на  хлюпанье  и  бульканье,
раздававшееся у них за спиной. Они не сводили глаз с особняка  -  до  него
было рукой  подать;  ползущий  с  озера  туман,  застилающий  все  вокруг,
придавал старинному дому сходство с крепостью.
     Почти  во  всех  окнах  особняка  горели  огни,  и   от   этого   они
почувствовали странное облегчение, несмотря на все опасности, которые  еще
грозили им впереди - ведь они приступали к выполнению самой сложной  части
своего плана. Они шли к этим  огонькам  сквозь  тьму,  словно  к  далекому
маяку, указывающему верный путь в бурную ночь.
     Они пересекли лужайку и  ощутили  более  твердую  почву  под  ногами.
Заскрипел гравий. Все  трое  рванулись  вперед,  не  слишком  заботясь  об
укрытии на тот случай,  если  из  дома  за  ними  кто-то  следит.  Впереди
показалось парадное крыльцо; двери под навесом казались  темным  входом  в
таинственную пещеру. Флинн изо всех сил старался поспеть за  двумя  своими
товарищами. Боль в вывихнутой лодыжке очень мешала ему; он засунул руку  в
карман своей куртки, нащупывая пальцами пистолет - прикосновение к  оружию
немного облегчала  его  страдания.  Внезапно  он  застыл  на  месте,  чуть
повернувшись в сторону.
     Он заметил свет фар. Огни приближались к ним!
     По дороге мчалась машина. Три мужские фигуры застыли, выхваченные  из
темноты ослепительными лучами прожекторов.  Послышался  визг  тормозов,  и
машину резко занесло на влажной дороге, прежде чем она остановилась  шагах
в двадцати от них. Дверцы открылись. Кто-то закричал.



                               46. ШАГ К ГИБЕЛИ

     Язычки пламени свеч дрогнули и потускнели; над ними поднялись  легкие
струйки дыма.  Клин  подошел  ближе;  его  руки,  сжимавшие  черную  чашу,
казались синевато-багровыми на фоне черного одеяния. Чаша, которую он нес,
была покрыта сверху темной материей, ниспадавшей широкими складками.
     Глаза  всех  присутствующих  в  комнате  были  устремлены  на  Клина,
вышедшего из алькова, расположенного за  алтарем;  стояла  жуткая  тишина,
нарушаемая  лишь  звуками   капающей   воды,   шарканьем   ног   Клина   и
потрескиванием горящего воска. Инстинкт подсказывал Холлорану, что  сейчас
самое время освободиться от стягивающей  горло  петли,  вырваться  из  рук
араба, стоящего за его спиной; однако на него нашло странное оцепенение, и
он почувствовал, что не может шевельнуться.
     Клин пошатнулся,  словно  ноша  была  непосильной  тяжестью  для  его
ослабевших рук; однако он удержался на ногах и, издав  протяжный,  хриплый
полувздох-полустон, еще медленнее заковылял вперед.
     Издалека донесся глухой раскат грома -  казалось,  он  исходит  не  с
небес, а откуда-то из мрачных глубин подземелья.
     В  конце  концов  Клин  -  или  то  уродливое  создание,  в   которое
превратился Клин - добрался до широкой каменной плиты, на  которой  лежало
неподвижное тело. Опираясь о ее край одной рукой, он попытался  улыбнуться
- возможно, то была улыбка торжества - но непослушные губы дрогнули,  лишь
чуть-чуть обнажив желтоватые зубы.  Руки  его  сильно  дрожали,  когда  он
ставил чашу на алтарь. Сдернув с нее покрывало, он отбросил  легкую  ткань
на пол. Затем Клин погрузил в чашу обе руки, очевидно, чтобы вынуть из нее
скрытый от глаз безмолвных наблюдателей предмет. Затем протянул  руки  над
густо поросшим волосами животом своего телохранителя, бережно сжимая в них
свою драгоценную ношу.
     - Его верные ученики, его преданные  последователи  и  священники,  -
раздался хриплый шепот, - сберегли его  искалеченное  тело.  Они  спрятали
Бел-Мардука так глубоко, что ни одна живая душа не могла догадаться о том,
где оно находится. А вместе с заживо погребенным  телом  они  схоронили  и
тайное знание, открытое Бел-Мардуком людям. В этой темнице могучий дух был
заточен несколько тысяч лет, ожидая, пока в нее  не  проникнет  человек...
этим человеком стал я...
     Он осторожно положил то, что держал в руках, на каменную плиту  рядом
с неподвижным телом, так, чтобы все окружающие могли видеть этот  странный
предмет.
     Он был темным, почти черным, блестящим,  и,  как  сначала  показалось
оцепеневшим зрителям, не сводившим с него глаз, заключен в тонкую  твердую
скорлупу. Наверняка та частица живой плоти, что  лежала  на  краю  черного
алтаря,  давно  уже  омертвела;  сбоку  из  нее  торчали  какие-то   грубо
перерезанные трубки - возможно, то были кровеносные сосуды.
     Пока они молча разглядывали эту странную вещь, старое сердце, лежащее
перед ними, трепыхнулось, сокращаясь.
     И еще...


     Матер нажал на ручной тормоз и распахнул дверцу машины еще  до  того,
как она полностью остановилась.
     - "Стоять на месте!" - прокричал он, но шум дождя, очевидно, заглушил
его крик - трое стоящих на дороге не обратили внимания на его команду.
     - Достаньте оружие, Фил, - сказал Матер своему компаньону. -  Кем  бы
они ни были, мне не хотелось бы подпускать их близко к дому.
     Используя дверцы машины как  прикрытие,  оба  сотрудника  "Ахиллесова
Щита" наблюдали  за  движениями  троих  людей,  вторгшихся  на  территорию
поместья. Фил сжимал "Браунинг" обеими руками, опираясь на раму у открытой
- дверцы пассажирского сиденья.
     - "Держитесь!" - предупредил он Матера, и тут же один из этой тройки,
прихрамывающий мужчина в куртке с низко  надвинутым  на  глаза  капюшоном,
повернулся к машине, вытаскивая из  кармана  какой-то  предмет.  Сверкнула
короткая, ослепительная вспышка.
     - Обезвредить! - резко бросил своему оперативнику Матер.  Пуля  сбила
прожектора, установленные на  крыше  машины.  Агент  "Щита"  выжидал  того
момента,  когда  вооруженный  преступник  повернется,   чтобы   выстрелить
наверняка - отступающего человека легче ранить.  Он  прицелился  в  правое
плечо противника, но, к сожалению, тот качнулся, готовясь отходить к  дому
вслед  за  двумя  своими  товарищами.  Оперативник  видел,  как  судорожно
вздрогнуло его тело, и как тяжело оно повалилось на  мокрый  гравий.  Пуля
попала в шею, раздробив позвонки. Агент  "Щита"  невольно  нарушил  приказ
Матера.
     Оперативник выругался сквозь зубы, но  времени  на  оправдания  перед
своим старшим начальником у него не было - оставшиеся в живых бандиты  уже
взошли на крыльцо.
     Он бросился следом за  ними,  проскользнув  меж  стоящих  возле  дома
автомобилей, и прижался спиной к внешней стене крытой галереи,  ведущей  в
дом, ничем не выдавая своего присутствия и поджидая удобного  момента  для
следующего решительного броска. Решив, что Матер отстал где-то по дороге к
дому, он оглянулся назад, на их машину. Плановик застыл на месте, глядя на
озеро.
     Они успели заметить странное свечение в той стороне  всего  несколько
минут тому назад, когда их машина, выбравшись из темного  живого  тоннеля,
образованного тесно переплетенными кронами деревьев, начала  спускаться  в
долину, но густой туман и почти  непрозрачная  завеса  дождя  помешали  им
разглядеть, что это было. Даже теперь, когда они находились совсем рядом с
озером, было практически невозможно различить ни одной детали.  Над  водой
клубился плотный туман, который не в силах был  разогнать  даже  проливной
дождь; сквозь его матовую завесу пробивался необычный белый свет. Матер  с
трудом оторвался от этой картины  и  поспешил  следом  за  своим  агентом,
прихрамывая и глубоко вонзая свою трость в землю.
     - Что там такое? - спросил оперативник старого Плановика,  когда  тот
подошел поближе.
     - Не знаю, - ответил тот еле слышно, - озеро бурлит -  вот  все,  что
мне удалось разглядеть. Давайте-ка займемся своим делом.
     - А вот и наш патруль, - агент качнул головой в  сторону  холма,  где
показались огни фар.
     - Нет времени ждать. Проверьте-ка, что там, внутри.
     Низко пригнувшись, оперативник  на  секунду  высунулся  из-за  своего
прикрытия и тотчас же спрятался назад.
     - Черт, - произнес он. - Двери открыты. Они уже в доме.


     "Это был сон. Это мог быть только кошмарный сон."
     Однако Кора  знала,  что  не  спит.  Кошмар,  творящийся  здесь,  был
абсолютно реален. Она  попыталась  собраться  с  мыслями,  отчаявшись,  не
понимая, что происходит, почему Монк - этот толстый  гигант  -  неподвижно
лежит  на  плите  из  черного  камня  совсем  голый,  и...  и  еще...  Шок
окончательно привел ее в себя.
     Ссутулившаяся фигура, стоящая по другую сторону алтаря, закутанная  в
длинную черную мантию, была так уродлива, что внушала  не  столько  страх,
сколько отвращение. Только по глазам можно было узнать,  кем  было  раньше
это гадкое существо.
     - Феликс?... - ей казалось, что она произнесла его имя громко, однако
с губ ее слетел лишь невнятный полушепот.
     Она закрыла руками лицо - не только потому, что зрелище потрясло  ее,
но и для того, чтобы мысли прояснились...


     Слабость прошла, и мысли Холлорана  вновь  обрели  былую  четкость  и
остроту. Он смотрел на темный предмет, лежащий на черном  камне,  не  веря
своим глазам.
     - Не может быть, - прошептал он.
     - И тем не менее, это так. Перед вами единственная живая  часть  тела
Бел-Мардука, которая сохранилась в гробнице. Его сердце.
     - Это невозможно.
     - Как видите.
     - Клин, прекратите этот абсурд. Позвольте мне уйти  отсюда  вместе  с
Корой...
     Вместо ответа Клин страшно, без слов закричал -  этот  бешеный  вопль
мог быть вызван внезапным  приступом  боли.  Тонкая  петля  сдавила  горло
Холлорана еще сильнее - Даад грубо потащил его назад, прочь от алтаря.  От
неожиданного рывка он потерял  равновесие  и  упал  на  мокрый  пол.  Араб
наклонился над ним, не выпуская из пальцев удавки.
     Кора шагнула к нему, но, внезапно ослабев, рухнула на твердый камень.
     - "Это еще не все, Холлоран!"  -  послышался  хриплый,  резкий  голос
Клина. - Сделано немало, но предстоит сделать еще больше. Особенно сейчас,
в нашу грозную эпоху, когда  у  нас  достаточно  оружия  для  того,  чтобы
устроить геноцид. "Неужели вы не понимаете,  что  заставляет  человечество
идти этим путем!" Это займет лишь несколько  десятилетий.  Ничтожно  малый
срок по сравнению с продолжительностью жизни Земли. И затем  на  несколько
лет воцарятся разруха, голод, болезни,  вражда  и  раздоры  между  мелкими
группировками, войны и насилие. Зло будет  править  миром,  когда  мировое
равновесие меж ним и добром будет нарушено,  и  чаша  весов  склонится  на
"Его" сторону, на сторону Бел-Мардука!  Я  показал  вам  озеро,  Холлоран,
позволил заглянуть в его глубины. Это наследие наших пороков,  наших  зол,
их  воплощение  в  живых  существах.  "Вы  видели  их  -  отражения  вашей
собственной низости и ваших грехов!" Меж мной и вами не такая  уж  большая
разница, Холлоран. Я только прошел дальше по этому пути.
     Клин низко нагнулся, опираясь руками на тело Монка, хрипло дыша;  его
силы явно были подорваны длинной речью.
     - Я мог бы сделать вас одним из моих людей, Холлоран. Это было бы  не
так трудно, как вы сами воображаете - простое потворство вашим собственным
наклонностям, и ничего более. Но я не могу окончательно поверить вам. А  у
меня слишком  мало  времени,  -  теперь  он  говорил  медленно  и  плавно;
очевидно, его возбуждение прошло или же он слишком  ослаб  после  недавней
вспышки и еще не успел вновь собраться с духом. - Она вступит в наш  союз,
станет третьей там, где нас осталось только двое - Бел-Мардук  и  я.  Кора
поможет нам.
     Клин выпрямился, подняв руки:
     - Азиль...
     Араб шагнул вперед, достав из складок своей  широкой  одежды  длинный
острый нож; один его край  был  специально  утолщен,  что  придавало  ножу
сходство с мачете. Гладкий металл ярко блеснул в лучах свеч.
     Он поднял острие над грудью Монка, и руки  американца  вздрогнули.  С
губ сорвался слабый стон.
     Одним коротким, точным движением, без видимого усилия,  Кайед  вонзил
нож в грудь  американца.  Ему  нужно  было  лишь  вскрыть  грудную  клетку
парализованного, обнажить его сердце.
     Монк дрожал всем  телом.  Теперь  не  только  руки,  но  и  ноги  его
судорожно подергивались; а остро заточенное лезвие спускалось все ниже,  к
его животу.
     Ужасное вскрытие остановили приглушенные звуки выстрелов,  донесшиеся
откуда-то сверху.



                          47. ЧЕРЕЗ ВНУТРЕННИЙ ДВОР

     - Задержи их, Мак-Гаир! Чтобы ни один не проник в дом!
     Мак-Гаир подозрительно поглядел на своего командира:
     - Черт возьми! А ты где в это время будешь?
     - Поищу этого ублюдка. Он должен быть где-то здесь.
     - Ты что, спятил? Лучшее, что мы можем сделать сейчас, - это убраться
отсюда восвояси, пока нас не пристукнули.
     - Ты будешь делать то, что я тебе скажу, иначе  тебе  придется  иметь
дело кое с кем похуже меня.
     - А что, если он не тут?
     - О, этот ублюдок тут, рядом, я могу на что угодно поспорить.
     - Я даю тебе пять минут, Дэнни, не больше!
     Шей решил, что спорить бесполезно.  Мак-Гаир  всегда  был  порядочным
трусом; он убивал только тогда, когда они шли втроем на одного противника,
и кто-то надежно прикрывал отступление. Тем не менее, Шей считал, что пяти
минут ему будет вполне достаточно, а потом пусть Мак-Гаир катится ко  всем
чертям. Он быстро обернулся,  оглядывая  громадный  холл  у  входа  -  его
размеры, однако, не произвели на Дэнни особого впечатления.  Одна  створка
входных дверей была открыта. В доме было очень холодно -  ему  показалось,
что внутри даже холоднее, чем снаружи. И уж, конечно, нечего  ждать  добра
от этих старых стен.
     Шей перебежал выстланную каменными плитами площадку перед входом; все
его чувства предельно обострились, он ждал,  что  из  какой-нибудь  двери,
ведущей в холл, выбежит вооруженная охрана. Глаза его бегали по  сторонам,
то и дело обращаясь к широкой лестнице и балюстраде второго этажа  -  ведь
не могло же случиться так, чтобы  никто  в  доме  не  услышал  того  шума,
который они подняли во дворе.
     Он бросился в коридор, держа револьвер в вытянутой вперед руке. Затем
остановился и прислушался. Выстрелы в холле. Очевидно, Мак-Гаир  сдерживал
тех, кто пытался ворваться в дом. Наверняка они сцапали Флинна,  размышлял
он. Дела шли из рук вон плохо. Хуже, пожалуй некуда.
     На его лице промелькнуло странное выражение - могло  показаться,  что
он улыбается.
     В самом конце коридора была распахнутая  дверь  -  дождь  хлестал  на
порог, и пол у входа был залит водой. Куда ведет эта дверь? Она  никак  не
может быть черным ходом на  задний  двор  -  этот  громадный  особняк  был
гораздо шире. Добежав до двери, он выглянул наружу, и тут ему сразу  стала
ясна вся планировка дома.  Внутренний  двор,  затопленный  водой.  Но  что
это?..
     Из-за приоткрытой двери, расположенной как раз напротив той,  где  он
стоял, лился свет. Кто-то выглядывал из-за угла, точь-в-точь как он сам.
     Шей не колебался ни минуты. Он кинулся вперед, к  стоящей  на  пороге
противоположной двери фигуре. Пробегая через двор, он успел заметить,  как
что-то клокотало и булькало за каменной оградой. Он не обратил внимания на
полуразрушенный  фонтан,  переполнившийся  из-за  сильного  ливня  -  вода
переливалась через край бассейна.
     Он сделал еще один  рывок  вперед,  к  двери.  Стоящий  в  освещенном
квадрате человек заметил его и шагнул  назад.  Но  этот  дурак  глядел  на
фонтан перед собой, не замечая, что делается рядом с ним.  Тень,  бесшумно
выскользнувшая из тумана, упала на него. Дэнни повезло: молния ни разу  не
сверкнула, пока он бежал через внутренний дворик.
     Он ворвался в дверь. Мужчина, выглянувший из-за косяка, бросился было
бежать, но было поздно. Шей сгреб его, одной рукой  зажимая  ему  рот.  Он
ткнул дулом оружия чуть  пониже  лба  своего  пленника  -  очки  в  тонкой
металлической оправе слетели у того с носа и упали на  пол.  Жесткое  дуло
револьвера уперлось в закрытое веко пожилого мужчины.



                            48. КРОВАВЫЙ РИТУАЛ

     Араб  что-то  невнятно  бормотал  -  кажется,  это   был   монотонный
речитатив, который он повторял за своим господином.  Холлоран  чувствовал,
как руки Даада, сжимающие петлю на его шее, дрожат от возбуждения. Даад не
сводил глаз с фигур людей, стоящих у алтаря; ему  очень  хотелось  подойти
поближе и встать в их круг, но надзор за пленником не позволял ему сделать
ни шага ближе, и  он  утешался  тем,  что  бубнил  себе  под  нос  древние
заклинания, разученные по древним рукописям из гробницы в Уре.
     В подземную комнату ворвался легкий ветерок, прилетевший из  верхнего
коридора. От его свежего дыхания вздрогнули и  затрепетали  огоньки  свеч;
тени качнулись и заплясали в причудливом танце, словно они тоже  принимали
участие в таинственном обряде.
     Клин, подошедший ближе всех к черной каменной плите, зная,  что  силы
его уходят с каждой минутой, что воля его  слабеет,  поторапливал  Кайеда.
Омертвелая кожа опадала с его головы целыми кусками, и желтоватые  чешуйки
хлопьями ложились на его черную мантию, на тучное обнаженное тело, лежащее
внизу на алтаре. Он чувствовал, как его  изъязвленное,  кровоточащее  тело
покрывается новыми ранами, как лопается сухая, сморщившаяся кожа, как  его
одежда пропитывается гноем, текущим из глубоких трещин  в  гниющей  заживо
плоти. Он чувствовал адскую боль - никогда  в  жизни  ему  не  приходилось
испытывать подобных мук; ему казалось, что его члены  горят  на  медленном
огне. Кожа сморщивалась, обтягивая кости черепа, лопалась, и  из  надрывов
начинала медленно сочиться красноватая жидкость. Это был  плохой  признак,
означавший приближение того, чего  Клин  боялся  больше  всего  на  свете.
Ночные кошмары, сменявшие друг  друга  уже  много  недель  подряд,  страх,
мучивший его все это время,  мрачные,  не  совсем  ясные,  но  исполненные
темного  и  жуткого  смысла  предчувствия,  -  все  это   были   ощущения,
напоминавшие ему давно пережитый ужас, который  он  испытывал  в  потайной
гробнице в Уре. "Зачем теперь, о Господи? В чем я провинился перед  тобой?
Неужели ты покидаешь меня, Бел-Мардук?" Он обращался  с  немой  мольбой  к
своему владыке, бормоча заклинания, ибо  эти  древние  слова  были  частью
обряда, в их интонациях и в ритме плавной, напевной речи заключалась некая
тайная сила, способная связать живую душу со сферой духов.
     Окровавленными руками Кайед  развел  края  рассеченных  ребер  Монка,
чтобы обнажились  его  внутренности.  Веки  американца  дрогнули  -  жизнь
покидала его изувеченное тело. Араб погрузил  пальцы  в  глубокий  разрез,
надавливая  на  грудину,  чтобы  все   скользкие,   окровавленные   органы
опустились вниз, и, нащупав сердце, вытащил его наружу, растягивая крупные
артерии и разрывая вены. Еще трепещущий алый комок  лежал  в  его  ладони.
Движения Кайеда были точными и быстрыми - весь ритуал был хорошо отработан
за много лет.
     Клин поднял другое сердце - старое,  темно-красное,  сморщенное,  оно
ничем не напоминало живой  орган,  однако  в  нем  заключалась  вся  жизнь
божества, которому служил Клин. Осторожно держа одной рукой свой  странный
фетиш, другой Клин цепко схватил запястье Коры. Девушка, казалось,  совсем
оцепенела и не сопротивлялась ужасному существу, завладевшему ее рукой. Ее
глаза были мутными; она бессмысленно глядела в пространство перед собой.
     Сплетя свои пальцы с пальцами Коры, Клин погрузил обе руки в  зияющую
рану;  обескровленное,  иссохшее  сердце  лежало  меж  их  ладонями.  Кора
вздрогнула и жалобно застонала. И когда  Клин  поместил  свою  драгоценную
ношу рядом с живым, истекающим кровью сердцем Монка, девушка  пронзительно
закричала.
     Кора чувствовала, как все ее существо погружается в широкую  кровавую
рану; ее рука утопала в крови, погружаясь в вязкую слизь. И всего  ужасней
было то, что древнее, едва живое сердце всасывало ее в себя, поглощало ее.
     Клин  погрузился  в  бредовые  ощущения.  Он  испытывал   блаженство,
перерождаясь снова, но не чувствуя боли. Энергия, текущая сквозь его  тело
во внешнее пространство, начинала биться в нем ровными, сильными  ударами.
Однако его эйфория длилась недолго. Призрачный мир рухнул,  разлетелся  на
осколки, опять появились боль и страх, когда девушка резко выдернула  свою
кисть из его пальцев, сжимая в  дрожащей  руке  его  драгоценный  фетиш  -
древнее сердце.
     Несколько мгновений Кора  смотрела  на  свой  окровавленный  кулачок,
сжимающий странный, скользкий, трепещущий, но холодный и жесткий на  ощупь
предмет. Затем она резко повернулась в сторону и  с  силой  отшвырнула  от
себя окровавленный комок. Клин и его слуга-араб не успели  помешать  ей  -
движения ее были настолько быстрыми и  судорожными,  что  невозможно  было
предугадать их.
     Нежный предмет, покрытый темной коркой, покатился по полу  и  упал  в
неглубокую лужу черной, гнилой воды.
     Эхо от резкого, протяжного  крика  долго  перекликалось  под  арками,
ведущими в коридор - это кричал Клин.
     Холлоран не стал терять время и  попытался  использовать  данный  ему
судьбой шанс.
     Даад глядел на темный комок, лежащий  на  мокром  полу  в  нескольких
шагах от него. Араб  был  настолько  потрясен  происшедшим,  что  железный
захват его пальцев на  деревянных  ручках  гарроты  ослаб  настолько,  что
Холлоран, стоящий перед ним на коленях, сумел нанести сильный удар  локтем
ему в пах. Даад зашипел и выпустил из пальцев одну ручку удавки,  хватаясь
за ушибленное место; петля врезалась в шею Холлорана. Оперативник  схватил
араба за лодыжку и дернул ее вперед, чтобы повалить противника на спину.
     Превозмогая боль, Даад ударил Холлорана ногой; оперативник,  начавший
подниматься с пола, снова упал.
     Они вскочили почти одновременно, но глаза  араба  застилали  слезы  -
боль в ушибленной мошонке была  слишком  сильной.  Используя  выпрямленные
пальцы на развернутой ладони как штык, Холлоран сделал резкий выпад  -  от
удара  хрустнули  суставы;  жесткие,  как  железо,  пальцы   вонзились   в
щитовидный хрящ на шее араба. Если бы он вложил в свой  удар  чуть  больше
сил, Даад мог бы умереть на месте; однако, не ощущая  под  ногами  твердой
опоры, Холлоран не смог замахнуться как следует, и араб  упал  на  колени,
задыхаясь и хрипя. Чуть пригнувшись, Холлоран обернулся к товарищам араба,
готовясь броситься на того, кто нападет первым.
     Кора медленно сползала на пол, прислонившись спиной к черному алтарю;
струйка крови лилась через край каменной плиты, алым пятном расплываясь на
плече ее белого купального халата. Клин, спотыкаясь, как  слепой,  обходил
вокруг алтаря, опираясь на него одной рукой  -  другую,  с  растопыренными
пальцами, он вытянул вперед, словно желая  дотянуться  до  своего  фетиша,
лежащего в грязи всего в нескольких шагах от черной плиты с  распростертым
на ней безжизненным телом. Кайед  не  сводил  глаз  со  своего  любовника,
корчащегося от  боли  на  полу.  Когда,  наконец,  он  перевел  взгляд  на
Холлорана, гнев затопил его рассудок. Кайед поднял нож, которым он  только
что вскрывал тело Монка - отраженный свет тускло блеснул на  окровавленном
лезвии.
     Но тут в комнату вошли еще двое.
     Януш Палузинский,  которого  Клин  послал  наверх  -  узнать,  откуда
доносятся револьверные выстрелы, - вернулся обратно. За его  спиной  стоял
человек в промокшей куртке с  капюшоном;  одной  рукой  он  грубо  схватил
воротник пожилого поляка, в  другой  был  зажат  револьвер,  приставленный
дулом к голове пленника.



                       49. ВОЗВРАЩЕНИЕ В БАРАК СМЕРТИ

     - Нельзя тратить столько времени на пустяки, - проворчал Матер.
     -  Поискать  другой  вход?  -  спросил  агент,  взглянув  на   своего
начальника снизу вверх - он все еще стоял  на  коленях  у  стены  галереи,
ведущей в дом.
     - Не стоит, - ответил Матер, подавая знак двоим людям "Щита", бегущим
к крыльцу. Он повернулся и пошел им навстречу, ловко избегая тех  открытых
мест, которые должны были находиться под  прицелом  вооруженного  бандита,
засевшего в холле. Выйдя из-под  навеса,  Матер  поднял  воротник  пальто,
чтобы хоть как-то укрыться от сильного дождя.
     - Как насчет того, чтобы немного поупражняться в стрельбе, Джордж?  -
спросил он.
     - К вашим услугам, сэр, - послышался  ответ;  все  трое  собрались  в
тесный кружок, чтобы шум дождя не мешал им разговаривать. - Что случилось?
     - Похоже, обычаи гостеприимства не распространяются  на  этот  чудной
дом.  Во  всяком  случае,  нас  здесь  встретят  неласково.  Видишь   этот
"Мерседес",  что  стоит  у  крыльца?  С  заднего  сиденья  должны   хорошо
просматриваться двери,  ведущие  в  дом  -  если,  конечно,  удастся  хоть
что-нибудь разглядеть в такой темноте. Эти славные ребята очень экономны -
они уже погасили те огни, которые показались им лишними.  Автомобиль  наш;
если дверцы заперты, ты можешь открыть их запасным ключом.
     - Что надо сделать?
     - Снять стрелка возле двери.
     Матер повернулся и,  прихрамывая,  пошел  назад;  второй  оперативник
отправился за ним, пригнувшись и перебежав под прикрытием  "Мерседеса"  на
другую сторону галереи, просматривающейся из дверей, ведущих в  дом.  Тот,
кого Матер назвал Джорджем, медленно двинулся к  машине,  пригнувшись  еще
ниже, чем его напарник; подойдя к передней дверце, он взялся  за  ручку  и
легонько повернул ее.  Холлоран,  должно  быть,  выскочил  из  машины  так
поспешно, словно за ним гнались все демоны ада, подумал он, обнаружив, что
машина не заперта. Ключи от зажигания болтались на приборном щитке. Джордж
повернул ключ и забрался на заднее сидение,  нажав  на  кнопку  механизма,
опускающего стекло пассажирского окна. Он поднял свой "браунинг" вровень с
открывшейся щелью, следя за тем, чтобы оружие не  намокло  под  дождем,  и
стал ждать.
     Он увидел, как  оперативник,  отправившийся  вместе  с  Матером,  лег
плашмя на каменный пол галереи и пополз вперед, к входным дверям,  держась
поближе к стене, чтобы все время оставаться в  тени.  В  это  время  Матер
протянул руку и постучал своей  тростью  по  полу  внутри  галереи,  чтобы
привлечь внимание противника.
     Прием  сработал  безотказно.  Джордж  нажал  на   спусковой   рычажок
револьвера, как  только  в  нескольких  метрах  впереди  него,  в  дверях,
блеснула ослепительная вспышка. Два выстрела прогремели как  один  -  Фил,
стоявший на крыльце, выстрелил,  целясь  чуть  левее  того  места,  откуда
раздался выстрел врага. Все  замерли  на  несколько  секунд;  когда  вновь
сверкнула молния и грянул гром,  Джордж  увидел,  как  Матер  бросился  по
темной галерее, ведущей к  дверям,  а  спустя  мгновение  за  ним  побежал
поднявшийся с колен Фил. Он выскочил из машины, заняв позицию у стены  как
раз напротив своего напарника, готовясь  прикрыть  огнем  Матера  и  Фила,
рискнувших штурмовать вход.
     Матер распахнул вторую створку дверей и точным ударом трости отбросил
"Армлайт" в сторону от неподвижной фигуры, лежащей у  порога.  В  огромном
холле царил полумрак - слабый свет падал из-за приоткрытой двери  как  раз
напротив парадного  входа  и  с  верхней  лестничной  площадки.  У  Матера
вырвался вздох облегчения,  когда  он  удостоверился,  что  дверь  охранял
только один человек. Предпринятый штурм двери был довольно смелым планом -
ведь приходилось действовать  почти  вслепую,  не  будучи  уверенным,  что
противник,  стерегущий  дверь,  тяжело   ранен   и   не   сможет   оказать
сопротивление. Только  счастливая  случайность  спасла  жизнь  ему  и  его
молодому коллеге; однако быстрота атаки и  очевидный  выигрыш  во  времени
оправдывали риск, на который им пришлось пойти.
     Матер указал своей тростью на тело, скорчившееся у порога:
     - Осмотрите его. Пошлите одного  человека  за  мной.  Вам  я  поручаю
проверить лестницу.
     Последнее  распоряжение  он  отдал  уже  на   ходу,   направляясь   к
полуоткрытой двери, из-за которой лился свет.
     Он скрылся в коридоре и быстро пошел вперед, заглядывая  по  пути  во
все открытые двери. Сквозняк дунул ему в лицо сыростью  -  видимо,  где-то
поблизости была дверь, ведущая на улицу. Он почти побежал вперед,  заметив
проход в конце коридора. На полу разлилась огромная лужа.
     Ему показалось, что он слышит шаркающие звуки шагов - они раздавались
впереди, в конце коридора.


     Палузинский выскользнул за дверь, ведущую во внутренний двор, и дождь
сразу обрушился на него; холодные струи  хлестали  по  лицу,  линзы  очков
намокли и уродливо перекашивали формы окружающих предметов. Блеснула яркая
молния, на несколько секунд превратившая крупные капли  на  стеклах  очков
поляка в крупные серебристые жемчужины;  свет  был  настолько  ярким,  что
Палузинский зажмурился. Быстрым, привычным жестом сняв очки, он  засеменил
через выложенный каменными плитами внутренний двор. Раздался оглушительный
удар грома. Палузинский стремился как  можно  скорее  выбраться  из  этого
жуткого, проклятого дома, и поэтому он не пошел через личные покои  Клина,
откуда надо было долго пробираться до  парадного  входа  по  коридорам,  а
выбрал самый короткий путь, ведущий  к  центральному  холлу.  Безошибочный
инстинкт человека, весьма искушенного в науке выживания, подсказывал  ему,
что для Клина бьет роковой час, и  ему  отнюдь  не  хотелось  в  этот  час
оказаться где-нибудь поблизости,  чтобы  -  не  дай  Бог  -  не  разделить
жестокую участь "своего пана".
     Когда он добрался до центра двора, где стоял разрушенный фонтан,  ему
в лицо брызнуло какой-то жгучей жидкостью.
     Он остановился, чтобы протереть больное место рукой,  и  почувствовал
на щеке что-то липкое и влажное, въедающееся в кожу. Близоруко вглядываясь
во тьму, он заметил, как из переполненного бассейна разрушенного  фонтана,
извиваясь, выползают какие-то ужасные твари,  как  эти  странные  существа
извиваются среди каменных фигур.
     Палузинский  коротко,  приглушенно  вскрикнул  и   попятился   назад.
"Дрянь!" Этого не может быть! Сломанный, заросший лишайником фонтан  давно
пересох, его не прочищали уже бог знает  сколько  лет!  Тем  не  менее  он
отчетливо видел,  как  плещется  вода  в  потрескавшейся  каменной  ограде
бассейна, и в ней пляшут веселые искорки - это были  отражения  освещенных
окон особняка, выходящих во внутренний двор. Вода тонкими струйками  текла
по каменным желобам, и  их  попорченные  временем  резные  каменные  узоры
напоминали  сказочных  зверей,  высунувших  головы   из   темных   ручьев.
Непонятные, жуткие существа  в  бассейне  "двигались",  свивались  вместе,
словно хотели построить живой мостик,  чтобы  перебраться  через  каменную
ограду; их  становилось  все  больше  и  больше  -  казалось,  сами  камни
порождают этих чудовищ. Твари, копошащиеся в  мутной  воде,  извергали  из
себя едкую жидкость, разбрызгивающуюся на много метров вокруг.
     Палузинский кинулся бежать, но поскользнулся и упал в отвратительную,
дурно пахнущую слизь на каменных плитах,  устилавших  дворик.  Он  выронил
очки, и от удара о камень одно стекло покрылось  сетью  тонких  извилистых
трещин.
     Подгоняемый страхом, поляк проворно пополз на  четвереньках  к  двери
напротив, из-за которой падал мягкий свет. Он был слишком  напуган,  чтобы
тратить драгоценные секунды на поиски разбившихся очков  или  оглядываться
на бурлящий фонтан.  Он  приглушенно  всхлипнул,  когда  вокруг  его  ноги
обвилось что-то мягкое, почти бесплотное. Хотя прикосновение было легким и
нежным, Палузинский почувствовал, как его кожу начинает жечь. Он  рванулся
вперед, не останавливаясь ни  на  миг,  ощупью  пробираясь  в  холодной  и
скользкой слизи ко входу в дом, до которого оставалось не  более  полутора
десятков шагов.
     Он вытер мокрое от слез и дождя лицо,  вглядываясь  в  дальний  конец
коридора.  Заметив  прихрамывающего  человека,  идущего   ему   навстречу,
Палузинский  отпрянул  к  стене   и   вытащил   из-под   пиджака   тяжелый
металлический ломик - свое любимое оружие, с которым он не расставался  ни
на минуту. Не раздумывая над тем, кто этот незнакомец, и что он  делает  в
доме в столь поздний час, поляк  бросился  на  высокую  худощавую  фигуру,
занося  ломик  для  смертельного  удара.  Им  руководил  слепой   инстинкт
самосохранения.
     Матер успел заметить, каким диким безумием  горят  глаза  бегущего  к
нему человека. Металлический ломик тускло сверкнул в неярком  свете  ламп,
освещающих коридор. Плановик остановился и поднял свою трость, направив ее
конец прямо в грудь лысого мужчины.
     Палузинский усмехнулся, глядя на оружие, которым собирался защищаться
этот  худощавый  пожилой  человек.  Он  подумал,  что  легко  справится  с
противником, вооруженным хрупкой деревянной тростью. Самое худшее осталось
позади, во дворе, у фонтана, и в подземелье, где горели черные  свечи.  Он
ухватился за конец трости и рванул ее на себя,  одновременно  занося  свой
короткий тяжелый лом над головой незнакомца. Рука  его  дрожала.  Раздался
еле слышный щелчок.
     Матер нажал маленькую кнопку на ручке своей трости, и  длинная  полая
деревянная палка осталась в руке у Палузинского.  Из-под  чехла  показался
острый клинок. Безобидная деревянная трость превратилась в шпагу. У Матера
не оставалось ни секунды на раздумья, ибо этот сумасшедший, стоящий  перед
ним, хотел только одного - убивать.
     Плановик  сделал  выпад.  Лезвие  шпаги   глубоко   вошло   в   грудь
Палузинского, задев сердце и выйдя с другой стороны тела.
     Палузинский удивленно поглядел на высокого  мужчину,  стоящего  перед
ним. Он почувствовал боль только  когда  его  противник  резким  движением
выдернул тонкий клинок из раны.
     Он  медленно  опустился  на  пол.   Его   движения   были   плавными,
естественными - со стороны могло показаться, что он внезапно  почувствовал
сильную усталость и присел отдохнуть возле стены. Затем он неуклюже лег, и
взгляд его помутился.
     Перед смертью его посетило странное видение.  Ему  казалось,  что  он
лежит среди сотен тощих тел, вытянувшихся на холодном полу - не в коридоре
особняка, а в тесном, слабо освещенном бараке, за много  сотен  километров
отсюда.
     Эти живые скелеты  начали  шевелиться,  приподнимаясь  на  полу.  Они
поворачивали к нему головы и улыбались  жуткой  усмешкой  -  растягивались
иссохшие губы, в лунных лучах поблескивали  глубоко  запавшие  глаза.  Они
ждали здесь много лет, ждали, когда он вернется. Один из них подполз ближе
и  дотронулся  до  лица  молодого  Януша  Палузинского  своими  холодными,
костлявыми пальцами. Он лежал  неподвижно,  не  в  силах  шевельнуться,  и
чувствовал, как невидимые руки  приподымают  край  его  грубой  одежды.  И
удивился тому, что совсем не почувствовал боли, когда зубы впились  в  его
обнаженный живот.
     Боли не было. Совсем.
     И он  знал,  что  этот  кошмар,  уже  не  раз  снившийся  ему,  будет
продолжаться дальше...



                            50. ТЕНИ И ВИДЕНИЯ

     Холлоран даже не шевельнулся, ни один мускул не дрогнул на его  лице.
Он по-прежнему глядел вверх, в лицо умирающему гангстеру.
     Ослабевшая рука дрогнула,  и  дуло  револьвера  дернулось.  Умирающий
снова попытался прицелиться в свою жертву, но было уже  слишком  поздно  -
силы оставляли  его.  Дэнни  Шей  начал  опускаться  на  ступеньки,  делая
последнее отчаянное усилие удержать  дуло  револьвера  на  одной  линии  с
головой Холлорана, но не смог - раненному в  живот,  ему  оставалось  жить
всего несколько секунд. Еще несколько  секунд  его  рука  сжимала  оружие,
затем пальцы разжались. Глаза Дэнни закрылись; он почувствовал, что уже не
сможет поднять отяжелевшие веки.
     - Господи всемогущий... -  тихо  проговорил  он,  но  тут  голос  его
дрогнул, и молитва прервалась.
     Его тело скатилось с крутых ступенек на мокрый пол - Шей был мертв.
     Свежий ветер, ворвавшийся в подземелье сверху, со внутреннего  двора,
взъерошил волосы Холлорана. Язычки пламени заметались под  ветром;  многие
свечи  потухли,  и  черные  тени  от  альковов  протянулись   в   комнату,
придвинулись ближе, почти к самым ногам Холлорана.  Древние  изваяния  все
так же бесстрастно глядели из углов. Однако Холлорана тревожил  взгляд  не
этих огромных каменных глаз, а других, непонятных существ, скрывающихся во
мраке под высокими арками. Эти следящие за ним твари не имели ни  тел,  ни
формы - вероятно, они были всего лишь  плодом  его  воображения.  Холлоран
чувствовал на себе их цепкие, пристальные взгляды.
     Он повернулся к алтарю, на котором лежало огромное  тело,  истекающее
кровью. Кора поднялась с пола; на белой ткани ее халата  резко  выделялись
красные пятна. Глаза ее были устремлены на Холлорана,  казалось,  она  без
слов молила его увести ее скорее из этого проклятого, страшного места. Но,
встретившись  с  его  холодным  взглядом,  она   отвернулась   и   приняла
безразличный вид.
     Холлоран ничем не выдал своих чувств; он не мог позволить себе такого
проявления слабости в этот миг. Смущенный, растерянный, он не был до конца
уверен в своих чувствах к Коре. О  да,  ей  удалось  причинить  ему  боль,
глубоко ранить его сердце. Он расплатился за все. Он пытался убедить  себя
в том, что девушка стала невинной жертвой человека, использовавшего  ее  в
своих целях. Но в то же время... он  хотел  прогнать  эту  мысль,  но  она
упорно возвращалась, причиняя ему наихудшие  страдания...  очевидно,  сама
Кора оказалась восприимчивой ко злу - ведь она поддалась его влиянию.
     - Не тебе судить меня, Лайам, - сказала Кора; она не повышала голоса,
но тон ее был вызывающим. - Не тебе и не таким, как ты.
     Холлоран понял, что она имела в виду.
     От  удара  грома  дрогнули  стены  подземелья;  эхо  прокатилось  под
каменными сводами, и с потолка на мокрый пол посыпалась темная пыль.
     В одной из грязных лужиц  лежал  темный  комок  размером  с  кулак  -
сохранившееся с древнейших времен сердце почитаемого Клином божества.
     Из темных ниш в стенах начали появляться невиданные, кошмарные твари,
чьи жадные глаза уже давно следили за Холлораном.
     Холлоран чувствовал их приближение; сперва ему казалось, что он видит
их. Эти призрачные создания были похожи на подводные чудовища, появившиеся
из глубин озера во время его катания  с  Клином  на  лодке.  Они  медленно
продвигались вперед, окружая его со всех  сторон.  Это  было  материальное
воплощение его внутренних пороков, темной стороны его "я" - кажется,  Клин
достаточно ясно объяснил ему их происхождение.
     Холлоран почувствовал, что силы покидают его. Он  пошатнулся,  словно
от сильного удара, и обернулся кругом, оглядывая просторное подземелье.
     Боковым зрением он заметил, как тела  неизвестных  созданий  мелькают
меж каменных идолов, прячась в тени, -  они  подходили  все  ближе,  чтобы
напасть на него. Но стоило ему перевести  свой  взгляд  в  ту  точку,  где
только что извивалась чудовищная тварь, как четкие контуры  фантастической
фигуры расплывались, и она превращалась в чуть заметное туманное облачко.
     Он почувствовал странную тяжесть в голове,  словно  его  виски  тесно
сжал стальной обруч. Ему показалось, что тысячи  тонких  змеистых  щупалец
проникают в его мозг, парализуя волю, связывая мысли.
     Он сжал руками ноющие виски и встряхнул головой, желая избавиться  от
неприятных ощущений. И тотчас же ссутулился, как будто его собственный вес
стал для него непосильной тяжестью. Кора шагнула к нему, но невидимые руки
удержали ее, ухватившись за легкую одежду  -  халат  распахнулся,  обнажив
плечи и грудь, залитые кровью. Она закричала, пытаясь вырваться из  цепких
объятий, но Холлоран не слышал ее крика.
     Собрав остаток сил, он шагнул вперед -  сейчас  ему  хотелось  только
одного:  помочь  девушке;  он  совершенно  забыл   о   своих   собственных
страданиях, когда смотрел на бьющуюся в руках невидимого  врага  Кору.  Но
невидимые щупальца, парализующие его мозг, зашевелились  и  заставили  его
опуститься на мокрый пол.
     Он не слышал стонов  девушки.  Но  хриплый  смех  Клина  терзал  его,
врезаясь в мозг, словно тупой бурав.
     Этот дребезжащий звук вызвал у Холлорана  новый  приступ  бессильного
гнева -  казалось,  Клин  дразнил  его,  издевался  над  ним,  мучил  его,
освобождая из самых темных глубин его души кошмарные образы - чудовищные и
устрашающие, порожденные слепой  злобой;  отвратительные  и  непристойные,
словно живые слепки его худших пороков. Все самые низкие чувства  вдруг  с
новой силой воскресли в нем, подчиняясь воле того,  кто  обладал  древней,
могучей силой - тайным искусством Каббалы, - Феликса Клина...
     Но где же он? "Где" Клин?!
     - "Где же еще ему быть, как не "в тебе самом", -  ответил  беззвучный
шепот, раздавшийся прямо в его мозгу.
     - Не может быть! - воскликнул Холлоран, сжав  голову  обеими  руками,
чтобы больше не слышать этот тихий, вкрадчивый голос.
     - "Тем не менее это так!"
     Послышался знакомый торжествующий смешок.
     -  "Я  могу  быть   везде,   где   только   пожелаю.   Разве   я   не
продемонстрировал себе свои возможности во время нашей первой встречи?"
     - Я могу помешать тебе!
     - "Можешь? Что ж, попробуй", - отозвался Клин, не скрывая насмешки.
     Холлоран почувствовал невыносимую боль - казалось, его глазные яблоки
изнутри кто-то жжет добела раскаленным  железом.  Он  склонился  к  земле,
колени его согнулись сами собой.
     - "Ну, как? Больно? Я могу сделать еще  больнее.  Ты  заслужил  более
тяжкие муки."
     Холлоран поднял глаза - Клин стоял совсем рядом, повернувшись к  нему
лицом; глаза медиума были закрыты, обагренные кровью руки прижаты к груди.
Его голова, торчащая из тесного ворота черной мантии,  представляла  собой
жуткое зрелище  -  кожа  почти  сошла,  и  лицо  превратилось  в  сплошную
кровоточащую рану. Он стоял, шатаясь, и  тени,  протянувшиеся  к  нему  из
темных ниш - нет, нечто "большее", чем тени -  извивались  вокруг  него  в
причудливом танце. Клин широко раскрыл рот в беззвучном крике, а его черты
были искажены гримасой боли.
     - Слишком поздно! - крикнул ему Холлоран. -  Ты  слишком  слаб.  Твои
силы уже не те, что прежде.
     Произнося эти  слова,  Холлоран  почувствовал,  как  утихает  боль  и
разжимается стальной обруч,  стиснувший  его  виски.  Но  через  несколько
мгновений боль нахлынула с новой силой.
     - "Ты ошибаешься, Холлоран", - прошептал  внутренний  голос.  -  "Вся
проблема заключается в том, что я еще не решил, сразу ли я прикончу  тебя,
или помучаю некоторое время, чтобы вполне насладиться твоим страхом, твоей
предсмертной агонией."
     Раздался хриплый вздох  -  Холлоран  уловил  его  внутренним  слухом,
подобно тому, как он слышал беззвучный шепот Клина. Клин, едва  держащийся
на ногах, сделал шаг к нему. Он провел по лицу руками,  оставляя  глубокие
царапины там, где пальцы касались обнаженной плоти.
     - "Холлоран!"
     Этот резкий крик сорвался с потрескавшихся губ Клина.
     Медиум открыл глаза - огромные  черные  зрачки  резко  выделялись  на
синевато-багровом лице.
     - Я могу причинить тебе боль, - прохрипел Клин. - Я могу сделать так,
чтобы твое сердце разорвалось от ужасов, которые я тебе покажу.
     Глаза низкорослого человека закрылись, и снова беззвучно  рассмеялся.
Холлоран "почувствовал" этот смех, и им овладел новый приступ гнева.
     Галлюцинации обрели резкие, отчетливые формы.  Холлоран  видел  перед
собой фантастических чудовищ, созданных его воображением - отвратительных,
ужасных тварей. Но, порожденные его  собственным  воображением,  они  были
чересчур вещественными и осязаемыми для обыкновенных кошмарных видений. Их
острые когти резали тело, словно  острые  ножи.  Он  чувствовал  зловоние,
исходившее от них  -  их  влажное  дыхание  наполняло  воздух  нестерпимым
смрадом. Они присасывались к его коже своими  жадными  ртами  (он  не  был
уверен в том, что это рты - лишенные губ черные отверстия  раскрывались  в
их безобразных телах), впиваясь в лицо и шею.
     Он чувствовал тупую боль в  руках.  Грудь  сжало,  словно  в  тисках.
Темный страх начал подниматься  из  глубины  его  сознания,  вытесняя  все
остальные чувства. Нет! Это всего лишь плод его воображения -  и  внушения
Клина. Они не могут причинить ему никакого вреда!
     Однако вред они причинить могли.
     Как только жадные  рты  впились  в  тело  Холлорана,  жизненные  силы
понемногу начали оставлять его. Он "знал", что враждебные живые  организмы
проникают  сквозь  кожу  и  попадают  в  вены,  закупоривая  их,   нарушая
циркуляцию крови. Они росли и набухали, впитывая в себя соки, пока наконец
не достигали таких размеров, что кровеносные сосуды лопались и рвались, не
выдержав растущего давления изнутри. Обессилев, он сел на пол.  Теперь  он
знал, что методом внушения Клин постепенно доводит мозг  своей  жертвы  до
такого  состояния,  что  собственное  сознание  неизбежно  убивает  ее.  У
Холлорана не было сил сопротивляться; бредовые видения, вызванные  Клином,
были слишком  сильными,  яркими  и  "реальными"!  Лоб  Холлорана  коснулся
холодной, мокрой каменной плиты пола.
     На этот раз оглушительный грохот был не громовым раскатом.
     Резкий звук привел Холлорана  в  сознание,  вывел  из  оцепенения,  в
которое он впал, поддавшись колдовским чарам.  Водоворот  чувств  и  вихрь
безумных мыслей опьянил его,  одурманил  его  мозг.  Он  громко  застонал.
Постепенно его сознание стало проясняться, и он почувствовал острую боль в
бедре - там, где его зацепила пуля, пробившая  тело  араба.  На  порванной
куртке расплывалось кровавое пятно. Однако Холлоран не испугался, а  почти
обрадовался виду своей собственной крови и боли: резкой и пульсирующей - в
раненном боку, тупой - в горле, пострадавшем от тугой  удавки  Даада.  Эта
боль возвращала его к подлинной реальности.
     Холлоран открыл глаза и огляделся кругом. Чудовища  куда-то  исчезли.
Черные тени в нишах вернулись на свое  место,  снова  стали  обыкновенными
тенями.
     Клин ничком лежал на полу. Неподвижно, словно мертвый.
     Холлоран  медленно  поднялся  с  пола.  Некоторое  время  он   стоял,
наклонившись вперед и опираясь руками о колени, чтобы окончательно  прийти
в себя и собраться с силами. Он  обвел  глазами  мрачное  подземелье,  ища
Кору.
     Она присела на ступеньки возле тела гангстера. Ее халат был разорван,
лохмотья  свисали  до  пояса.  На  ее  бледной  коже  отчетливо  выступали
багрово-красные рубцы от плети и пятна крови.  Ее  дрожащая  рука  сжимала
револьвер; голубой дымок еще вился у самого дула.  Она  глядела  на  Клина
неподвижными, широко раскрытыми глазами; лицо ее застыло, стало похоже  на
лица каменных изваяний, стоящих в углах комнаты.
     - Кора... - негромко окликнул ее Холлоран и, шатаясь, побрел  к  ней.
Встав  на  одно  колено,  он  вытащил  пистолет  из  ее  пальцев,  отложив
смертоносное оружие в сторону.
     - Мне кажется, это была его последняя  пуля,  -  сказал  он,  бережно
оправляя ее разорванный халат, спустившийся  с  плеч.  Она  повернулась  к
нему,  и  слабый  огонек  сознания  затеплился  в  ее  огромных  глазах  с
расширенными зрачками - девушка  узнала  его.  Она  невнятно  пробормотала
несколько слов - Холлорану так и не удалось разобрать их; впрочем, это уже
не имело значения. Он крепко обнял ее, прижимая расслабленное,  податливое
тело к своей груди, целуя ее посеребренные влагой - влагой ли? - волосы...
     - Все позади, Кора, - сказал он тихо, словно убаюкивая ребенка  после
ночного кошмара. - Я увезу тебя отсюда. Далеко-далеко.
     Она прижалась  лицом  к  его  груди.  Слезы  насквозь  промочили  его
рубашку. Он поднял руку, лаская шею под ее растрепавшимися волосами.
     И вдруг почувствовал, как девушка напряглась всем телом.
     За его спиной раздался шорох.
     Холлоран оглянулся.
     Феликс Клин полз на животе по скользкому полу - через грязь и лужи, -
оставляя за собой длинный кровавый след и куски сошедшей кожи. Морщинистое
лицо и руки медиума были изрезаны  глубокими  трещинами  -  в  их  глубине
поблескивала красная кровь. Лицевые мускулы и сухожилия обнажились, на лбу
и  висках  вздулись  синеватые  вены.  Он  тяжело  дышал,  пядь  за  пядью
продвигаясь к грязной луже, в которой лежал  темный,  сморщенный  комок  -
древнее сердце.
     До места, где лежала вожделенная реликвия, оставалось всего несколько
шагов. Дрожащей рукой Клин потянулся к  своему  фетишу,  когда-то  бывшему
частицей живой плоти; дыхание его стало еще более хриплым и  неровным,  из
раскрытого рта вытекла тонкая струйка слюны.
     Три шага до цели.
     "Рывок."
     Два шага. У Клина вырвался тихий, жалобный стон, когда он тащил  свое
истерзанное тело по шероховатым камням. На глазах показались слезы -  боль
стала нестерпимой.
     "Рывок."
     Через грязь.
     Холлоран встал, мягко отводя руку Коры, цепляющейся за его рукав.
     "Еще рывок."
     Теперь уже осталось совсем немного.
     В темных глазах Клина промелькнуло отчаяние.
     Еще несколько сантиметров.
     "Рывок."
     Почти рядом.
     Растопыренные пальцы Клина окунулись в грязную воду.  Они  уже  почти
коснулись драгоценного предмета...
     Сзади упала черная тень, целиком накрывшая и Клина,  и  темный  комок
иссохшей плоти, лежащий в луже.
     Когда Холлоран наступил ногой на сердце  божества,  втаптывая  его  в
каменный пол, из груди Клина вырвалось короткое, приглушенное рыдание.



                             51. ГРОЗА ПРОХОДИТ

     Матер выглянул во внутренний двор.
     Слава Богу, гроза проходит, подумал он. Вспышки молний стали  уже  не
столь ослепительно яркими,  и  гром  рокотал  все  глуше  и  реже.  Ливень
кончился; мелкие капли дождя легонько барабанили по крыше и стенам старого
особняка. Матер разглядывал старинный фонтан, расположенный в самом центре
двора. Камень не смог противостоять  разрушительному  действию  времени  -
обросшие лишайником полуразрушенные фигуры смутно вырисовывались  в  тени.
Гладкие плиты бассейна,  намокшие  под  дождем,  блестели,  отражая  свет,
льющийся из окон, но сам фонтан не работал.
     Мысли Матера вновь  вернулись  к  убитому  им  человеку,  лежащему  в
коридоре  за   его   спиной.   Очевидно,   произошло   какое-то   досадное
недоразумение. Теперь Матер знал, что убил Януша Палузинского,  одного  из
телохранителей Клина. Плановик уже встречался с Палузинским и запомнил его
лицо; однако обезумевший от страха или от ярости  человек,  с  которым  он
столкнулся в  коридоре,  не  имел  ничего  общего  со  сдержанным  пожилым
поляком. За короткий срок Палузинский изменился  до  неузнаваемости,  и  к
тому же потерял свои очки в металлической оправе,  по  которым  его  можно
было бы сразу опознать. Ни во внешности,  ни  в  повадках  несчастного  не
осталось  ничего  от  прежнего  благоразумного  пожилого  мужчины;  Матер,
глядевший в лицо телохранителю Клина  в  течение  нескольких  секунд,  мог
поручиться, что перед ним стоял безумец,  доведенный  до  острого  психоза
страхом или какой-то другой непонятной причиной. Зловещие признаки  сильно
встревожили Матера.
     Какого черта этот сумасшедший напал на  него?  Уж  он-то  должен  был
знать, кто стоит перед  ним!  Маловероятно,  что  Палузинский  был  как-то
связан  с  предателем,  действовавшим  внутри  "Магмы",  или  причастен  к
вооруженному налету гангстеров  на  поместье.  Однако  в  его  агрессивных
намерениях сомневаться не  приходилось  -  Матер  был  слишком  искушен  в
подобных вещах. Если бы он не предупредил  удар  Палузинского,  то  сейчас
лежал бы мертвым в коридоре Нифа. Ладно, очень  скоро  выяснится,  что  за
непонятные вещи здесь происходят.
     Его внимание привлекли звуки, донесшиеся со двора. Напротив него была
приоткрытая  дверь,  из-за  которой  падал   неяркий,   рассеянный   свет.
Послышались голоса, шевельнулись тени. Кто-то выходил во внутренний дворик
с противоположной стороны дома.
     Пальцы Матера крепко сжали рукоять трости с вкладной шпагой. Заслышав
быстрые шаги у себя за спиной, он повернулся и вошел  обратно  в  коридор.
Один из его агентов спешил к нему на подмогу. Матер сделал предупреждающий
жест и приложил палец к губам - тотчас  же  шаги  за  его  спиной  стихли:
теперь оперативник "Щита" бесшумно  крался  вдоль  стены.  Увидев  лежащее
поперек коридора тело, он наклонился, чтобы осмотреть  его.  Из  небольшой
раны в груди Палузинского сочилась темная кровь.
     Матер  сосредоточил  все  свое  внимание  на  фигурах   двух   людей,
появившихся из двери на противоположной стороне двора; один из  этих  двух
бережно поддерживал другого.
     - Подожди здесь, -  негромко  приказал  Матер  своему  агенту,  узнав
двоих, ковыляющих под мелким моросящим дождем. Он вышел навстречу  им;  по
прихрамывающей походка и  сухопарой  фигуре  Плановика  можно  было  легко
узнать даже без его привычной трости в руках. Негромко окликнув Холлорана,
он стал ждать ответа.
     - О, Господи... - вырвалось у него, как только  он  увидел,  в  каком
ужасном состоянии была представшая перед ним пара.
     Холлоран, казалось, совсем не удивился тому, что Матер явился в  Ниф.
Свет из окна особняка падал на его лицо - в тусклом  освещении  оно  могло
показаться бесстрастным, холодным лицом каменного изваяния.
     - Уведите ее отсюда, - сказал он, передавая еле стоящую на ногах Кору
в руки Матера.
     Возникла недолгая пауза.
     Холлоран не прибавил ни слова к своей короткой реплике.
     - Что случилось, Лайам? - настойчиво спросил Матер.  -  Мне  пришлось
убить одного из телохранителей Клина - поляка.
     На бесстрастном лице Холлорана промелькнула легкая тень улыбки.
     - Поверьте мне так, как еще никогда не верили, - только и ответил он.
- Все уже кончено, но я хочу, чтобы вы увели Кору подальше от этого  дома.
Ждите меня у главных ворот.
     - Лайам, но...
     - Пожалуйста, сделайте это.
     Матер подумал секунду:
     - А ты?
     - Мне нужно сделать еще одну вещь.
     С этими словами он повернулся и, прихрамывая,  пошел  обратно,  в  ту
дверь, из которой он только что вывел Кору, находящуюся на грани обморока.



                             52. БИТВА КОНЧАЕТСЯ

     Холлоран прикрыл за собой двойные двери особняка и вышел на  крыльцо.
Ночной воздух был свеж и прохладен. Тучи рассеялись, и яркая луна  светила
в небе. Трава полегла под дождем, и земля была насквозь пропитана  влагой;
ветер, разогнавший тучи, потерял свою  неистовую  силу.  Он  посмотрел  на
озеро - над спокойной поверхностью воды клубился легкий туман.
     Устало опустившись в водительское кресло "Мерседеса", он в  последний
раз оглянулся на старинный особняк, затем плавно повернул за угол  дома  и
выехал на дорогу, ведущую через лес к центральным воротам поместья.
     Он вел машину через лес, думая о Феликсе Клине, о его удивительных  и
страшных способностях. Он вспоминал историю,  рассказанную  ему  Клином  в
гостиной зале у очага - о древнем народе, некогда жившем в долине Тигра  и
Евфрата, "шумерах", об их  жестоком  божестве  Бел-Мардуке  -  Антихристе,
"предшественнике" Христа. Он размышлял о том, насколько правдиво то,  чему
он стал свидетелем и во что вмешался.
     И еще он думал о себе самом.
     Может быть, он наконец поверил и понял смысл всего происходящего.


     Небольшая группа людей ждала его у тяжелых железных ворот  -  четверо
оперативников, взволнованных неожиданным поворотом дел и  удивленных  тем,
что до сих пор их начальник не предпринял никаких решительных действий,  и
Чарльз Матер, ни на шаг не  отходящий  от  Коры.  На  плечи  девушки  была
накинута куртка одного из агентов "Щита". Она стояла  босиком  на  мокрой,
холодной земле,  напряженно  вглядываясь  в  темноту  леса,  в  сотый  раз
пробегая глазами открытый  участок  дороги,  ведущий  к  особняку.  Совсем
продрогшая на холодном ветру, в мокрой одежде, она упорно  не  соглашалась
сесть в кабину одной из машин, чтобы укрыться от влажного ветра.  Несмотря
на все расспросы Матера, она так и не проронила ни слова с тех пор, как он
увез ее из особняка, и Матер гадал,  уж  не  Холлоран  ли  посоветовал  ей
молчать.
     Кора вздрогнула, вздохнула, и Матер, переведя свой взгляд  на  темную
аллею, заметил, как мелькают фары машины среди  деревьев.  Гладкий  корпус
"Мерседеса" тускло поблескивал в  лунном  свете.  Машина  приближалась  на
малой скорости - значит, всякая опасность миновала.
     Шестеро  человек,  стоявшие  у  ворот,  повернулись  и   глядели   на
"Мерседес", плавно покачивающийся на небольших  неровностях  дороги.  Фары
ярко освещали прямой путь перед ним.
     Но вдруг автомобиль остановился. Возле двухэтажного домика-сторожки.
     Они увидели, как Холлоран опустил боковое стекло и бросил  что-то  на
землю как раз  перед  одним  из  этих  странных  сторожевых  псов  -  двое
уцелевших зверей кружили возле тел погибшей своры.
     Пес осторожно подкрался к машине и начал жадно пожирать подачку.


     Он смотрел, как потемневший кусок мяса исчезает в  пасти  шакала.  Он
подождал еще немного, пока шакал не проглотил старое сердце - чем  бы  оно
ни было на самом деле.
     Только после этого Холлоран снова  нажал  на  педаль  акселератора  и
подъехал прямо к воротам.
     Он вылез из кабины. Кора сделала один неуверенный  шаг  к  нему  -  и
остановилась, словно ожидая его реакции.
     Он протянул руки - и она кинулась  к  нему.  Холлоран  крепко  прижал
молодую женщину к своей груди.
     Матер был ошеломлен. В первый раз  его  лучший  агент  позволил  себе
такое проявление чувств на людях.
     - Лайам, - сказал он твердым тоном.
     Холлоран кивнул ему:
     - Я понял.
     Да, плановик хотел услышать ответы на многие вопросы, но "что" он мог
сказать ему?
     - Его  собственные  телохранители  выступили  против  него,  -  начал
Холлоран; его голос звучал неестественно ровно и невыразительно.  -  Монк,
Палузинский, двое иорданцев - он очень плохо с ними обращался.  Он  крайне
несдержанный человек, почти душевнобольной,  вы  же  знаете.  Очевидно,  в
конце концов они решили, что  достаточно  натерпелись  от  него.  Конечно,
многое еще неясно, но мне кажется, что они  связались  с  ИРА,  подготовив
план его похищения. Думаю,  им  не  хотелось  прожить  всю  свою  жизнь  в
прислужниках у помешанного человека, а проценты с выплаченного выкупа -  а
может, даже иудина плата от самих похитителей -  могли  бы  обеспечить  им
свободную жизнь на много лет вперед. Конечно, они  тотчас  же  смылись  со
своей добычей. Все, за исключением Палузинского  и  тех  двух  гангстеров,
которых вам удалось уложить у входа в дом. Мы  можем  оповестить  полицию,
сказать, чтобы они держали под контролем все аэро- и морские порты.
     - Подожди. ИРА...
     - Они убили Дитера Штура. Думаю, их целью было навести нас на  ложный
след - чтобы  никто  не  заподозрил  предательства  среди  телохранителей,
нанятых "Магмой". Они замучили одного из наших людей  и  свалили  на  него
утечку информации по деятельности "Щита". Между прочим,  привратник  Клина
был растерзан сворой собак. Его останки находятся в сторожке.
     Матер слушал, не перебивая, но смотрел недоверчиво. Холлоран выдержал
проницательный взгляд Плановика.
     - Они захватили Клина, - так же спокойно закончил он.  -  Но  он  был
ранен. Боюсь, что он уже скончался от своих ран.
     - Узнаем об этом, когда получим запрос от страховой  компании.  Будем
настаивать на том, что у нас имеются все основания считать его живым.
     - Мне как-то не верится в это.
     - Теперь я могу позвонить в полицию, сэр? - вмешался  в  их  разговор
один из оперативников, стоящих возле машины.
     - Ах, да, конечно, - ответил Матер. - Мне кажется, сейчас самое время
это сделать. Ты согласен, Лайам? Бог знает,  как  они  воспримут  всю  эту
пальбу, но нам уже не раз приходилось бывать в подобных  переделках.  Жаль
только, что все наши усилия оказались напрасными.
     Ни на минуту он не сводил глаз с Холлорана.
     - Давайте подождем приезда полиции в машине,  -  предложил  Матер.  -
Мисс Редмайл вся дрожит. И может быть,  ты,  Холлоран,  посвятишь  меня  в
подробности этого дела. Ты можешь рассказать мне обо всем.
     Холлоран растянул  губы  в  холодной  усмешке,  немного  напоминающей
хищный оскал. Он обернулся и посмотрел на заброшенное двухэтажное  здание.
Затем перевел свой взгляд на дорогу, петляющую по темному лесу  -  дорогу,
ведущую в особняк. В Ниф.
     - Я не уверен в том, что вы все поймете, - наконец ответил он.
     Взяв Кору под руку, он помог ей сесть в машину.



                                   ЗМИЙ

     "Как много огней кругом! Неярких, мерцающих огоньков.
     Тени. Колышущиеся тени, извивающиеся в причудливом танце.
     Ах, какое блаженство лежать здесь! Прекрасное место  -  этот  алтарь.
Спокойное. И боль ушла. Ее нет.
     Так ли было с тобой, о Господи? Твои жрецы применяли лекарства, чтобы
унять боль? Или твое тело,  земная  оболочка,  погибла,  прежде  чем  тебя
погребли? И твой бессмертный дух томился  в  подземелье  многие  столетия?
Сердце твое осталось живым, я знаю.
     Как тяжело... Какая усталость... Сон был бы сейчас желанным гостем. О
да, даже вечный сон.
     В подземелье холодно. И сыро. Но почему я не дрожу? Почему я не  могу
пошевелиться?..
     Ах, я знаю, почему.
     И все-таки в конце концов он поверил. Холлоран понял, что это правда.
Победа. Еще одна победа, не правда ли?
     И как я не понял, что именно он призван, чтобы погубить меня. Почему,
несмотря на мой провидческий дар, я не смог распознать, что  сам  Холлоран
несет в себе угрозу? Неужели это та слабость, что сопутствует предвидению,
о  Господи?  Ахиллесова  пята,  роковая  невозможность   избегнуть   своей
собственной судьбы? Неужели это твой ответ мне? Жестокая шутка, и теперь я
могу понять ее смысл.
     Смешно. Будет еще смешнее, если окажется, что за  этой  шуткой  скрыт
куда более глубокий смысл. Не может быть, Господи, чтобы он явился лишь по
моему собственному велению. Конечно, нет. Это было бы  абсурдно,  выходило
бы за все разумные пределы. Но мы любим  такие  вещи,  как  упрямый  вызов
рассудку, своенравие и  порок,  не  правда  ли?  Не  так  ли,  о  Господи?
Постоянство - скучная и тяжелая вещь, даже если это постоянство во зле. Ты
согласен со мною? Я устал. Услышь меня, узнай, как я устал, служа тебе  по
мере своих сил. Мой век был долг, Бел-Мардук. Ты ведь можешь  оценить  мои
усилия по достоинству? Но это не значит,  что  я  отвращу  свой  разум  от
грядущей смерти, не так ли?
     Ответь мне. Не так ли?
     НЕ ТАК ЛИ?
     Нет. Я был счастлив тем, что выполнял твои веления. Зло ради зла.  Во
имя твое! Лишь ради Тебя!
     Теперь мне не больно. Раны,  нанесенные  мне  Холлораном,  не  болят.
Пока. Но то, что он сделал со мной, свидетельствует о  его  вере.  Вере  в
Тебя! Я думаю, он дал мне наркотик не столько из  милосердия,  сколько  из
желания показать свою доброту, убедить самого себя в том, что он не  столь
жесток. Не так зол, как я сам. Похоже, он усвоил мою идею. Я говорил  ему:
нет ничего абсолютного; никто, ни один человек - даже я  сам  -  не  может
быть абсолютно злым или добрым. Он запомнил мои слова. Может быть,  именно
поэтому он облегчил мои страдания наркотиками.
     (И не явилось ли мое собственное несовершенство причиной моей гибели,
о Господи? Быть может, я умираю оттого, что так и не смог достичь  полноты
в своем зле? Но я старался, Господи, как я старался!)
     Так должно быть. Он  явился  как  посланник  своего  Господа,  Твоего
извечного врага. Он был достаточно жесток и справился со  своей  ролью  до
конца. Он нашел путь к спасению - о, черт, как я ненавижу это слово!
     А я указал ему этот путь. Должен ли я смеяться, о Бел-Мардук? Неужели
ты разочаровался во мне, и я буду наказан? Ты жертвуешь мной?  Или  же  мы
вместе будем до бесконечности смеяться над этой шуткой?
     Ах! Первый приступ боли! Но слабый, очень слабый. Интересно, от  чего
я умру - истеку  ли  кровью,  или  не  вынесу  ужасного  страдания,  когда
кончится действие наркотика?
     По крайней мере, я не один в своей подземной гробнице. Меня  окружают
мои слуги - так же, как твои верные священники, погребенные вместе с тобой
в тайном склепе: они добровольно пошли на смерть, чтобы войти  с  тобой  в
вечность. Но мои слуги были не столь преданными. Они расстались  с  жизнью
не по своей воле. Все же их упрямые души теперь со мной. Ты  слышишь,  как
они оплакивают свою утрату.
     Ты пробыл в своей  гробнице  несколько  тысячелетий,  о  Князь  Тьмы,
прежде чем нашли твое тело. Неужели я тоже  должен  буду  ждать  столь  же
долго? Мой последний приют столь же хорошо спрятан  от  посторонних  глаз,
как и твоя усыпальница. А у меня нет  сил,  чтобы  позвать  на  помощь.  Я
совсем обессилел,  и  к  тому  же  Холлоран  наверняка  надежно  закрыл  и
замаскировал вход в  подземелье.  Никто  не  услышит  меня,  даже  если  я
закричу.
     А-а-а-а! Больно!
     Темнеет. Это свечи догорают? И лежать мне на  этом  алтаре  в  полной
тьме - слепому, прикованному к своему ложу...
     Избавь меня от этой боли, о Господи, прошу тебя. Возьми меня  прежде,
чем кончится действие опиума. Прости меня за все мои ошибки. Пощади.
     Стоит повернуть голову -  и  я  вижу  нож,  которым  он  отрезал  мои
конечности. Лезвие испачкано моей кровью. Если  бы  я  мог  дотянуться  до
ножа, я прервал бы свои мучения, приблизил бы смерть. Но что это? Не  одна
ли из моих рук лежит в той темной луже на полу? Вторая должна быть  где-то
рядом. А мои ноги...  Интересно,  где  они?  Впрочем,  это  уже  не  имеет
никакого значения.
     Будет ли мне отпущен иной срок, о Господи?
     Нет. Конечно, нет.
     Какой прок тебе от моего обезображенного тела,  от  души,  осужденной
вечно томиться в живой гробнице - жалком обрубке того,  что  некогда  было
человеком? Прости меня.
     Стало еще темнее. И туман застилает глаза. Но  я  еще  вижу  огромные
немигающие глаза, глядящие на меня из тени. Они  будут  смотреть  на  меня
целую вечность.
     Даже когда подземелье погрузится в беспросветный мрак, они все  равно
будут здесь.
     Созерцая..."


 


<< НАЗАД  ¨¨ КОНЕЦ...
Другие книги жанра: ужасы, мистика

Оставить комментарий по этой книге

Переход на страницу:  [1] [2] [3] [4] [5] [6] [7]

Страница:  [7]